«Навсегда»

Уже который день подряд крутые весенние облака мчались в чистом небе все в одну сторону — на север, точно и они тоже, как перелетные птицы, перезимовали где-то на далеком юге и спешили теперь домой, к берегам родного Балтийского моря.

Скользящие тени облаков неустанно взбегали на зеленые холмы литовской земли, ныряли в низины, проносились над крышами городов, и в каждом лесном озере и в каждой запорошенной мучной пылью лужице на базарной площади одинаково отражалась все та же сияющая синева неба и снежная белизна клубящихся на лету облаков…

Теплый ветер с просторов заболоченных лугов и пахотных полей, окружающих уездный городок Ланкай, буйно налетал на площадь, винтом закручивая пыль, срывая с людей шляпы, трепля и путая связки разноцветных тесемок в галантерейных ларьках, ероша и дыбом вздымая гривку шершавого глазастого жеребенка, который впервые попал с тихого хутора в город и, решительно ничего не понимая, бродил, раздувая ноздри, среди возов в пестрой базарной толпе.

Гремели по булыжной мостовой телеги, за которыми, недовольно мыча, ступали привязанные коровы, и, заглушенный шумом толпы, жестяным голосом пел и щелкал граммофон в палатке торговца старыми пластинками.

Немного в стороне от рыночной толчеи, прижавшись боком к каменной стене амбара, напротив изгрызенной коновязи, стояла деревянная будка с одним окошком и дверью, над которой была прибита вывеска: «РЕМОНТ».

На внутренней стороне двухстворчатой, раскрытой настежь двери в виде пояснения к вывеске была нарисована с одного бока керосинка, пылавшая багровым пламенем, а с другого — очень маленький велосипедист в полосатом картузике у подножия громадной швейной машинки.

Внутри будки, за обитым железом прилавком, сидел, сильно ссутулившись, хозяин и единственный рабочий мастерской Жукаускас — «старый мастер», как его звали в городе.