«Второе рождение Клоса (сборник)»

Они с Пьером договорились, что совершат побег во время возвращения в лагерь. Это была единственная возможность бежать. На обратном пути охранники всегда утомлены и не так бдительны. Толпа людей, измученных изнурительной двенадцатичасовой работой, медленно тащится по пыльной дороге в колонне по три, едва переставляя ноги. Каждый из идущих думает о том, как побыстрее добраться до дома, если только можно назвать домом огражденный колючей проволокой четырехугольник бараков, в которых размещается несколько сот иностранных рабочих, занятых ремонтом кораблей на судоверфи в Кенигсберге.

Сташек и Пьер надеялись, что никто из изможденных людей, бредущих по дороге, не заметит их побега, а если все же кто-нибудь и увидит, то подумает, что этих двоих, выживших из ума и обреченных на гибель, ожидает то же самое, что и тех, кто до них уже пытался бежать. Через два-три дня, самое большее — через неделю беглецов схватят, вернут в лагерь и после экзекуции, как это бывает в таких случаях, начальник лагеря Артз скажет: «Им надоела спокойная жизнь в этом тихом, безопасном месте, и они пожелали оказаться в настоящем немецком концлагере».

Этим «тихим, безопасным местом» был небольшой трудовой лагерь, расположенный на возвышенности невдалеке от Кенигсберга. С крыши лагерного барака была видна конечная остановка трамвайной линии, тянувшейся к городу. В лагере соблюдался строгий режим, но он был более сносным, чем в настоящем немецком концлагере.

Сташек подумал, что после того, как он был арестован в Косчежине, судьба его могла сложиться гораздо хуже, чем сложилась. Уже тогда гитлеровцы создавали концлагеря строгого режима, и это наводило страх на поморских поляков. Однако ему повезло. Запломбированный товарный вагон, предназначенный для перевозки скота, с полусотней людей проследовал через Гданьск в восточном направлении. На одной из станций их выгрузили. Так Станислав Мочульский оказался в этом небольшом немецком трудовом лагере, где с заключенными особо не церемонились, но бурачного супа с обрезками гнилого мяса хватало всем, а хлеба также давали достаточно — полкилограмма в день на каждого.