«Война. Легендарный Т-34 и его танкисты»

330

Описание

Неизвестная война. Бессмертный Т-34 и его героические танкисты. Почему мы проигрывали танковые сражения? Прежде всего вам надобно выбросить из головы сложившиеся стереотипы. В этом повествовании описано, как выживал в бою танк Т-34. Да-да, вы не ослышались, именно выживал. Прочтите и тогда поймёте. Подвиг и обречённость-два сапога пара.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Война. Легендарный Т-34 и его танкисты (fb2) - Война. Легендарный Т-34 и его танкисты [calibre 2.69.0, publisher: SelfPub.ru] 676K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Иванович Щербаков

Мой дядя Краснопёров Михаил Алексеевич (03.11.23-01.02.13), родной брат моей мамы, полковник запаса прошёл всю Великую Отечественную войну и участвовал в разгроме японской Квантунской армии.

В то время очень многие хотели летать, но не всех брали в лётные училища по состоянию здоровья. А у молодого Михаила самочувствие было отменным, друзьям на зависть. Поэтому, когда он в 1940 году поступил в аэроклуб, что в городе Сарапуле, все деревенские земляки из Афонино-Бобровки просто обзавидовались. Однако его мама (моя бабушка), Ефимья Гавриловна Краснопёрова (Кирьянова) категорически возражала

– Если с трактором что случится, то тракторист по родной земле дорогу всегда до дому найдёт. А если у самолёта поломка в небе произойдёт, опереться на родную земельку уже не получится.

Друзья, как один, были категоричны

– Дурак, Мишка. Девки любят лётчиков! В то же время земли, города новые увидишь!

Но Михаил очень любил свою маму и беспрекословно выполнял её советы.

Однако, грянула война. В 1942 году по весне в Сарапул приехал «хозяин» из танковой части. Местный военный Комиссариат начал набор 18-ти летних юношей в бронетанковые войска. Михаил, вместе с призывниками прямым ходом отправился в Челябинск, на тракторный завод. Уже здесь, сформированные в экипажи, они самостоятельно получили новенькие Т-34. Далее всё разворачивалось стремительно. На фронте танкистов, без всякого длительного обучения, сразу бросили в бой, в самое пекло войны.

…«Сражение был ожесточённым. Возможности оглядеть местность и выбрать правильную позицию, просто не было. Танки, что справа или слева горели чёрными факелами. Мой водитель резко взял на взгорок и наш танк заглох. А навстречу нашей машине неспешно выкатывался фашистский Т-6, «Тигр». Подумалось, что это последнее моё видение. «Хана» дело, гибель верная! Но тут, я вспомнил о дымовой шашке, прихваченной накануне боя. Быстро приоткрыв люк, забросил её на вентиляционную решётку своего моторного отсека.

Немецкий монстр, посчитав нас уничтоженными, дал заднюю скорость.

…Меня тошнило, когда приходилось выковыривать из гусеничных траков фрагменты человеческих тел. Не определить, немецкое это мясо и кости или русского красноармейца. Никак не мог привыкнуть. Но, члены экипажа уважали своего командира. Поэтому от этой крайне неприятной процедуры я был командой освобождён».

Мой дядя Миша немного рассказывал о войне. На эту тему он был крайне немногословен. Только изредка от него можно было кое-что услышать…

А папин друг Андрей Павлович Бызгин работал в Кечёвской восьмилетней школе учителем. Жил в пятом доме с краю в деревне Среднее Кечёво. Как раз на улице вдоль дороги со стороны Ягана, что вела к мосту через речку Кечёвку. В дожди полотно идущее от моста напитывалась влагой, и глиняная размазня не позволяла технике и обозам подняться по крутющему Среднекечёвскому взгорку. Зато по снегу с него одно удовольствие было на лыжах кататься.

В зимнюю стужу, деревянная восьмилетка обогревалась печным отоплением. Но мы, ученики, во время уроков всё равно здорово мёрзли. Андрей Павлович одевался практично и тепло. В вязаном тёплом свитере и овчиной душегрейке. На всю жизнь я запомнил его до умопомрачения красивые белые чёсанные валенки (чёсанки). Для прочности, пятки у них были подшиты кожаными запятниками коричневого цвета. Он тоже гордился ими. А по холодам в весеннюю распутицу надевал на них чёрные лакированные калоши. Красота была неописуемая! Андрей Павлович был единственным на всю округу обладателем белых чёсанок с лакированными калошами. Мы, это школьные сорванцы, точно приметили.

Андрей Павлович слыл замечательным человеком. Он преподавал историю и был строгим учителем. В класс он заходил стремительно. Невысокий, сухопарый по-фронтовому подтянутый. В левой руке у него были учебник и тетради, а правой руке, как правило, находилась указка с заострённым верхом. Ею он тыкал в карту и показывал территории подлежащие дальнейшему коммунистическому освоению. Идеям партии мы все привыкли беспрекословно верить. Никто не возражал, даже пикнуть не смели. Мы побаивались учителя Бызгина. Любимчиков у него не было и «спуску» ждать не приходилось.

Но, я-то знал, какой жизнерадостный был в быту Андрей Павлович. Заядлый курильщик и балагур был интересным собеседником и заразительно, громко хохотал на всю округу. Когда у папы заболел зуб, он смеялся над ним и говорил, что в Малой Пурге ещё те врачи-живодёры практикуют. То ли дело у них на фронте. И зубного порошка не полагалось, и зубы крепкими были. При этом он улыбался и показывал два ряда замечательных крепких зубов. А моему папе приходилось ехать на лечение поездом через Агрыз (ТАССР) в ближайший зубной кабинет, который располагался за тридевять земель в райцентре, в Малой Пурге.

Его жена Полина Ивановна урождённая казачка, мамина подруга была школьным библиотекарем. Её и мою маму Полину Алексеевну звали «две Полины неразлучницы».

Иногда папа уходил в гости к Андрею Павловичу. Однажды, он пришёл весёлый, улыбчивый и очень добрый. Угостив меня ирисками «Золотой ключик» улёгся отдохнуть на диван, что возле окон. В то лето стояла жара и от мух, спасу никакого не было. Папа на них не обращал никакого внимания. Он всегда говорил, что любая свободная минутка на фронте была дана им для отдыха. И ничто не могло помешать солдату, выспаться. Этому принципу он следовал и в мирной жизни.

Вот и сейчас папа прикрыл лицо сестринской Таниной распахнутой газеткой «Пионерская правда» и захрапел. На газету тотчас устроилась стайка мух.

Я подкрадывался очень медленно, лишь бы не разбудить папу. Надо было всего лишь тихонечко отогнать мух. Ну, а я, видимо, перестарался.

Взмахнув кухонным сырым вафельным полотенцем, со всего маху ударил по зловредным насекомым.

Папа вскочил, как ошпаренный и закричал

– Рота-а-а, к бою!– и тут же рванул к дверям.

Через пару шагов до него стало доходить, где он и что произошло.

А куда же, всё-таки подевался его пострелёнок, виновник «тревоги»?

Но я тихо сидел под кроватью с панцирной сеткой, что располагалась за печкой и не смел шевельнуться.

…Постепенно мы оба заснули. Каждый на своём месте.

Сквозь сон я слышал, что пришла мама и они вместе стали искать меня. В конце-концов нашли. Папа вытащил из-под кровати, ласково взял на руки и уложил в мягкую кровать с периной, что находилась за сервантом. А мама тихо ругала папу за то, что он опять «гостевал» у Андрея Павловича. Опять же за то, что по приходу своим видом напугал сына, что тот аж спрятался под кроватью.

Эх… Знала бы мама о моём баловстве…

Бывало, оба фронтовика собирались у нас на кухне. Так назывался закуток между печкой, ситцевой занавеской и углом избы. Они тихо вели беседу, слегка громыхали посудой, стеклом. Курили по очереди, выпуская дым в приоткрытую печную дверцу. Места там было мало и им приходилось по очереди, сидя на корточках наклоняться и пускать струю дыма прямо в печную пасть.

Когда я наблюдал за ними, это волшебство завораживало.

Моя кровать находилась прямо за занавеской, и я частенько был в курсе их разговоров. Особенно впечатлила меня история, где Андрей Павлович вытаскивал из подбитого танка заживо сгоревших друзей, тела которых месяц находились на ничейной территории.

А что было делать, если штрафников поблизости не было. Да и танкисты сами в смертниках постоянно ходили.

Под знойным, палящим солнцем, одетые в броню танка трупы разбухли и, чтобы достать их пришлось распиливать ножовкой по частям. Руки, отдельно отрезанные ноги, головы, тела распиленные на куски вытягивали гужевыми вожжами. Смрадную человеческую требуху заталкивали в вёдра с солярой, чтобы меньше воняло и тоже тащили туда, наверх в командирский люк.

В общем, сами понимаете, как это было тяжело вспоминать взрослым мужикам. А мне в то время было ничего, совсем даже не страшно. Я даже представить себе не мог, как это так человека и по частям. Короче, всё это ерунда какая-то и не могло быть в реальной жизни.

– Не дай бог такое увидеть и так закончить, брошенным и всеми забытым – говорил Андрей Павлович,– помянем фронтовых товарищей!

Полина Ивановна о боевых заслугах своего мужа не догадывалась. Я тоже, спустя годы, спросил свою маму о том, что хотел бы знать, где воевал мой отец? К моему великому удивлению, разочарованию и расстройству она даже не знала, что папа воевал на подступах к Ленинграду. Тонул, гнил, и, будучи раненным, валялся окровавленным в Новгородских болотах. Эх, эти женщины… В послевоенные годы не до ласк и разговоров им было.

У меня сложилось устойчивое мнение, что реально воевавшие фронтовики все, сплошь и рядом старались не беспокоить своими воспоминаниями мирных людей. Слишком всё было страшно. Зато было не остановить в рассказах обозников, тыловиков и всякую остальную литерную «рассаду».

А, между прочим, фронтовая биография Андрея Павловича Бызгина тесно переплеталась с бронетанковыми войсками легендарного генерала Батова и битвой на Сталинградском направлении.

Когда папа и Андрей Павлович встречались, их разговоры и воспоминания были долгими, тягучими и нескончаемыми.

Кое-какие сведения мне довелось уловить и получить воочию.

Почему мы проигрывали танковые сражения?

Прежде всего, вам надобно выбросить из головы сложившиеся стереотипы. Объясню, как выживал в бою танк Т-34.

Да-да, вы не ослышались, именно выживал. Сейчас расскажу, тогда и поймёте.

Гидравлики у Т-34 не было. Вся механика производилась за счёт рычагов. Даже при стоячем танке было очень сложно передвинуть кулису коробки передач (ККП). Поэтому передачу втыкали вдвоём, в четыре руки вместе со стрелком, располагавшегося справа от водителя.

На ходу переключить скорость ККП было не возможно.

Понижающего редуктора не было. Отсюда трудные препятствия преодолевали задним ходом, вследствие самого низкого передаточного числа.

На шоссе танк трогался сразу с четвёртой передачи, а по пыльнику двигался на третьей. Для боя существовала «универсальная» вторая, если без ограничителя, то «разгонялись» до 25-30 км/час.

Но при любой скорости воздушных фильтров хватало лишь на 50 километров. В любом случае после «полтинника хода» обслуживание требовалось для того, чтобы прочистить масляные фильтры и дозаправиться.

Плавный ход отсутствовал. Для наведения орудия и выстрела танку полагалось качнуться на тормозах и замереть, после чего его долго болтало.

Ствол прыгал вверх-вниз и никак не мог успокоиться.

Возможность тщательного прицеливания и точного выстрела была исключена. Орудийного стабилизатора у него никогда не было.

Поэтому, как только танк останавливался для выстрела, а ему это сделать было крайне необходимо, его тут же поджигал противник. 3-5 выстрелов немецкими подкалиберными снарядиками 37 мм вполне хватало, чтобы полностью обездвижить бронированную машину. Снаряды легко пробивали броню и кувыркались внутри коробки танка, высекая из советской брони страшно ранящие осколки.

Обычно всё заканчивалось смрадным факелом. В худшем случае взрывом внутри, которым вырывало с "мясом" башню и в клочья разрывало и сжигало пламенем всё, что могло гореть, плавиться, начиная с двигателя, комплекта боеприпасов, топливных и масляных путепроводов, заканчивая телефонными проводами и легкосплавными системами наведения. Человеческий материал для мартеновского огня здесь был несущественным, вторичным ресурсом.

Выхлопные газы уводились позади самого корпуса в землю. Поэтому по пыльным полевым дорогам, либо по снежникам в колоннах двигаться было совершенно не возможно. Идущим следом танкам облако пыли или снега забивались в открытые лобовые люки. Видимость была нулевой, а всё движение происходило скорее на инстинктах, нежели в соответствии с технологией перемещения и учётом дистанции.

Ад кромешный!

В связи с этим, хроникёры очень не любили снимать «кино» про движущиеся на марше колонны танков Т-34.

Профессионалы считали, что Т-34 был самым разболтанным, демаскированным и грохочущим танком Второй мировой войны.

– На поле танки грохотали.., – и это всё о нём, о самом массовом танке Второй мировой войны. А другой, аналогичной альтернативной системы у РККА не было.

При выстреле из казённика и стреляной гильзы выделялся токсичный и ядовитый газ. Тряпочный гильзоуловитель, почти сразу же прогорал и гильзы падали на дно. От ядовитой вони, через 3-5 выстрелов можно было потерять сознание, что и происходило периодически с экипажем.

Поэтому заряжающий подавал снаряды из боекомплекта расположенного на дне, а после выстрела голыми руками (перчатки были не положены) выбрасывал раскалённую стреляную гильзу мимо командира (если получится) прямо в открытый башенный люк. Если промахивался, гильза рикошетила обратно и прилетала прямо в голову заряжающему. Хорошо, если горячий кусок металла башку ему не сносил.

Каким же ловким, сильным и жизнелюбивым оптимистом должен был быть заряжающий в танке!

Стоя на боевых снарядах, он одновременно отпинывал дымящиеся невыброшенные гильзы, следил за тем чтобы не зажевало башней фуфайку и чтобы голову свою любимую не расплющило при повороте верхней части брони.

При вылете гильзы из казённика пушки следовало быть особенно вёртким, чтобы в лобешник не схлопотать, иначе мозги вылетят из черепушки, а саму кумекалку запросто оторвало бы.

Неоспоримый факт. Т-34 был самым тесным танком мировой войны. Танкисты буквально сидели друг на друге и обслуживали боевую машину локоть в локоть, упираясь коленями и мешая выполнению профессиональных обязанностей соседа.

А вы в документальных фильмах видели, чтобы Т-34 стрелял на ходу. Я лично нет. Потому что он по определению не мог этого сделать прицельно. Если за горизонт, то пожалуйста.

Т-34, как и КВ-1 были хороши только при стрельбе из засады, башней выше земляного бруствера. Но это обстоятельство командиры практически не учитывали. Танк был создан для продвижения вперёд. Значит, о тактике войны из засад не могло быть и речи.

Основа основ боевой тактики русского танка, это движение. Поэтому, приказ был только вперёд!

У стрелка курсовой пулемёт калибра 7,62 мм имел очень небольшой угол обстрела и был крайне неэффективным (впоследствии ликвидирован). Его «яблоко» легко вышибалось немецким противотанковым снарядиком 37 мм. Считалось, что стрелок просто катался в танке «пассажиром». Его главенствющей задачей было при остановке помочь механику переключить рычаг скоростей.

Правда стрелок в большинстве случаев и погибал первым. Он был зажат у брони справа от водителя и ему не хватало секунды-другой, чтобы вытащить своё тело в передний люк после механика, либо в верхний вслед за командиром и заряжающим.

Смертником был стрелок, однако.

Основным пулемётом был башенный, спаренный с орудием, из него стрелял командир.

А в специальную дырочку в броне танковый начальник мог вволю пулять из своего нагана.

Да, да, мы не ошиблись. В специальную маленькую ды-роч-ку в броне и бах-бах-бах из табельного офицерского нагана!

Раций в танках никогда не было. Иногда только, да и то в редких частях конца войны между командиром роты и взводными (только на приём). Обычным делом становилось ручное управление боем. Было принято, что в грохоте и шуме боя командир показывал колонне танков ладошкой направление движения (мы это видели в кино). И всё. А дальше бронированные монстры двигались вперёд, куда глаза глядят и видит механик-водитель. Главное вперёд и как можно быстрее.

При любом раскладе танковым переговорным устройством (ТПУ) не пользовались, уж очень он был плох и не надёжен. Поэтому, когда командир пинал механика в левое плечо, значит, езжай налево. В правое, то гони направо. Если удар каблуком сапога приходился в спину, мчись вперёд, очертя голову. Но, ежели удар приходился в голову, то стой, не мешкая, экстренно.

Если команда заряжающему поступала пятернёй, готовь осколочный фугас. А ежели кулаком, валяй бронебойный.

Командир и механик-водитель должны были пользоваться перископическими приборами наблюдения. Однако через них было ничего не видно, только размытые крупные объекты.

Вне сомнений, у Т-34 была худшая танковая оптика на этой войне. В результате, механик двигался можно сказать вслепую, а командир мог видеть только в прицел. Поэтому передний лобовой люк чуть-чуть, на ширину ладошки открывали. Но это была верная смерть водителю при залёте осколка или пули. А немецкая пушечка 37 мм при прямом попадании в закрытый люк всё равно его выламывала, практически вбивала прямо в лоб механику.

Прицел ТОД-6 был отвратительным. Механику надо было крутить ручку тремя пальчиками (в бою пальчиками!), а стрелять прицельно только при углах возвышения 4-4,5 и 9-12 градусов!

Вращение башни по горизонту производилось вслепую, так как необходимо было отклонить голову от налобника прибора углов местности ПТ-6.

И ещё надо было до крови изодрать ладони о рукоятку, чтобы довернуть башню при горизонтальной наводке.

Герметичной переборки между двигателем и снарядной загрузкой на днище не было. Масло, соляра, а то и бензин из несовершенного тракторного двигателя подтекали прямо под снаряды. В течение всего боя вся эта гремучая смесь смазывала сапоги заряжающему. Малейшей искры, раскалённой гильзы хватало, чтобы танку воспламениться от горючей взвеси и её паров.

«Несгораемый» дизельный Т-34 загорался в 2,5 раза быстрее, нежели бензиновые довоенные танки.

Но, когда отсутствовали дизельные двигатели, на штатное место ставили авиационные бензиновые моторы М-17, которые стояли на лёгких танках БТ.

В открытые люки хлестал дождь, забортная стужа продирала насквозь, маломальской печки, или отопителя не было. А преодоление лужи более 40 см становилось критическим. Попадавшая вовнутрь вода заливала размещённую на дне снарядную загрузку, а сам заряжающий бродил в маслянисто-слякотном водостое по щиколотку.

Механику очки были не положены. Перчаток и рукавиц тоже. Зимой у водителя систематическими были обморожения. А летом внутри танка жара от дизеля стояла за сорок. Плюсом в кромешном аду были ядовитые газы. Повезёт, если не откинешься в таких условиях.

Немцы тогда шлёмов не использовали. У них в танке всё обшивалось негорючими мягкими прокладками. У нас же броня была с заусенцами, сколами. Сварка не качественная, трещала по швам, обнажая острые, как бритвы края. Если ударишься головой без защиты, вынесут вперёд ногами.

От скошенной лобовой брони немецкий снарядик 37 мм залетал встык башни и корпуса, при этом гарантированно заклинивал саму башню.

Этот махонький немецкий подкалиберный снаряд попадая в ведущее колесо, каток, ленивец, трак надолго обездвиживал танк. От рикошета подвески он пробивал подкрылок и воспламенял топливный бак.

Борт пробивался им же с расстояния более 1500 метров, а люк механика вминался в голову водителя с 1000 метров, лобовая броня пробивалась с 400 м.

Проще говоря, Т-34 могла без проблем поразить любая противотанковая пушка противника, даже самая маленькая 37 мм!

Детонация снарядов, с фейерверком и отрывом башни случалась только у советских танков. Потому что у немцев, как и у наших союзников, был иной состав взрывчатых средств в танковых снарядах.

Одно слово, Т-34 был зажигалкой на гусеницах. Никто и не оспаривал сей факт. Заживо сгоревших танкистов тут же заменяло новое пополнение. Ротация их состава была сродни лётчикам.

У союзного «Шермана» всё было сделано для удобства танкистов. Даже был внутренний туалет!

Представьте ожидание перед боем. Проходит час, два, три… По сигналу ракеты танк обязан сразу же рвануть вперёд. За минуту это уже полкилометра хода. Задержишься, потом разбор «полётов». Запросто могут «пришить» паникёрство и, даже, дезертирство! В таком случае прощай, мама и верный расстрел.

Но, каково, если «приспичит», и выскочишь за кустик. Попробуй-ка натянуть штаны и вскочить в командирский люк за 5-10 секунд. Попросту невозможно. Поэтому, под страхом смерти все давились, но были на местах.

А если сослуживца разорвёт подкалиберным, куда куски человечьего мяса выбросить?

Или при ранении от боли моча попрёт не в голову, а в положенное отходное место? Или того хуже, перед смертью дристалище одолеет? Сами понимаете, вариантов никаких, кроме как в штаны пропердониться.

А куски мяса, кишки, что там ещё оставалось от члена экипажа при разрыве брони, куда девать было? Естественно, всё это отбрасывалось под снарядную загрузку на днище. Заряжающий за время боя всё приминал, утрясывал, утаптывал. Так что легче было соскребать с днища брони человеческую лепёшку, бывшего сотоварища. Если сам в живых оставался. («Человеколюбию» наших отцов-командиров можно позавидовать! Даже в наше время у Т-90 нет ни отопителя, ни компактного кондиционера, ни биотуалета!)

В пылу сражения о тактике, танковых засадах, групповых манёврах не могло быть и речи. Основа основ танкового сражения РККА, стремительное выдвижение вперёд! 25-27 тонн малоприспособленного для защиты экипажа, легко сгораемого металла для боя жертвенно и обречённо рвались к своему плачевному финалу. Не правда ли, что танкисты были настоящими смертниками? Впрочем, как и лётчики, миномётчики, истребители тех же немецких танков на прямой наводке. Война…

Фабула танкового боя такова, что тот кто первым увидел противника, прицелился и выстрелил, у того было больше шансов остаться в живых. Но, раз уж экипаж Т-34 не мог хорошо видеть, метко прицеливаться, стрелять сходу, а в бою двигался только на 2-й передаче и ломался каждые 50 километров, при этом страшно рычал, как сумасшедший его стали использовать в качестве штурмовой затычки.

Суть была в следующем. Согласно устава, в обороне противника пробивалась брешь и в неё устремлялись все танки атакующего подразделения, не давя противнику очухаться и прийти в себя. Одни машины уже горели, другие вертелись на разорванных гусеницах, у третьих от внутреннего взрыва напрочь сносило башню. Но из-за "спин" первой линии бронированной атаки вырывались следующие и следующие боевые единицы, а после них ещё и ещё желающие «хотимчики» за смертью. Вернее будет сказать, толкаемые вперёд начальством.

Почему?

Да всё потому, что по технологии боя расстояние в цепи между танками должно быть не менее 100 метров. Уменьшение до 50 метров влечёт за собой увеличение боевых потерь в 3 раза.

Но где вы видели степи, поля и равнины при устройстве обороны противником? Любой форпост сопряжён с активным использованием складок местности и естественных преград. Какие там 100 метров?

Вся, какая только была броня неслась на противника сплошной массой. Бок о бок. Затылок в затылок. В лучшем случае в шахматном порядке, но это тоже нельзя было делать категорически, ни в коем случае.

Кому-то и нельзя, а для наших чудо-богатырей танкистов технологии танковых атак, возможно, были не известны. А у командиров от вышестоящих был приказ, как всегда "любой ценой".

Вот и представьте себе, какие мы несли закономерные потери. Массовые.

Но всё равно и естественно, что по пути хода броневого клина внутри обороны противника, в конце-концов, расширялся свой отвоёванный плацдарм, который была обязана осваивать уже пехота. Правда достигалось это преимущество путём несоизмеримых боевых потерь.

При необходимости быстрого передвижения красноармейцы взбиралась на броню, либо садились на металлические жестяные листы, прицепленные за проволоку позади танка.

И то и другое было смертельно опасно для простых солдат. Пыль, грязь, снег коромыслом. Дизельный выхлоп прямо в лицо. Видимости совершенно никакой. Страховки, специальных ручек, скоб для удержания бойцов на броне не предусматривалось. А лист железа, упавшему под него человеку, мог запросто оторвать голову, ногу, да чего хотите.

Учтите, что «гонки» производились по пересечённой местности.

Но всё равно: «Ур-ра-а-а! Вперёд, товарищи! За Родину! За Сталина! Ур-ра-а-а!»

Образ танкиста у нас всегда перед глазами.

Невысокого роста, очень сильный, выносливый, вечно в грязном и засаленном чёрном комбинезоне, чтобы не цепляться внутри за стальные заусенцы.

Шлемофон, как обычно бывало, был небрежно закинут на макушку.

Этакий былинный герой. Правда, в стоптанных сапогах. Но, зато с сильными, мозолистыми, пропитанными маслом руками.

И непременно грязный, чумазый, с оторванными по недосмотру лоскутами комбинезона.

Немного глуховатый.

Особо отличало танкиста амбрэ, идущее от него. После боя он был пропитан кислым, удушающим запахом от пушечных выстрелов. Но это не мешало ему постоянно вонять смесью солярки, масла и солидола.

Но при всех своих недостатках танк Т-34 был самый простой, подвижный, технологичный и ремонтно пригодный танк. Всего было изготовлено 80 000 машин.

Но одно бесспорно. Танк Т-34 задумывался и был самым массовым по своей сути в течение всей войны.

Он, по определению, не мог быть хорошим, удобным, безопасным, надёжным и долговечным. Смею лишь заметить, что во всех армиях мира массовому изделию технологами заранее определяется незавидная судьба.

Поэтому, танк Т-34 был просто одноразового применения. А срок его жизни в бою исчислялся 10-20 минутами. Чего же вы хотели при использовании одноразового оружия? Здесь, как уж повезёт.

Конструктором Т-34 принято считать Кошкина. Он в гражданской жизни был кондитером-пекарем и политработником. Но, партия ему поручила, а он в свою очередь сконструировал самый простой танк, слизнув всё передовое у зарубежных обрацов и аналогов.

Но, как мог знать булочник, что при рикошете от расположенной под углом лобовой брони подкалиберная болванка на 100% будеть клинить башню? Он же был всего лишь хлебопёком-тестомесом.

Переняв всё лучшее в танкостроении, мы стали активно пропагандировать свой танк. Ведь, для уровня нашей промышленности и экономики той поры получилось изделие, превосходящее по некоторым своим характеристикам зарубежные аналоги.

Лучше мы сделать всё равно не могли, в принципе. Настоящие специалисты и конструктора, технологи были отправлены в лагеря ГУЛАГа, как враги народа.

А что до выживаемости в бою экипажей, удобства в эксплуатации, надёжности, то это не к создателю и разработчику, а к заказчику. Но у кукловода была своя шкала ценностей загубленных душ, сами знаете какая.

Тем не менее танк Т-34 принял участие во всех крупных танковых сражениях 20-го века.

В сражении на Витебщине при Сенно в 1941 году участвовало более 2000 машин с обеих сторон. Тимошенко потерял там 1414 боевые машины.

Лично Жуковым было проиграно крупнейшее в мировой истории танковое сражение в районе Луцка, Дубно, Ровно. Именно там было загублено 2648 советских танков против 260 немецких, большую часть которых после ремонта вывели на передовую. Ко всему прочему наш Генерал армии в том бою бросил поле боя и сбежал в Москву на самолёте, его армия разбежалась, а корпусной комиссар, Член военного совета фронта Вашугин застрелился.

В битве под Прохоровкой в 1943 году друг другу противостояло более 1500 танков. Выжившие в бою советские экипажи в авральном порядке меняли по 4-5 боевых машин. Поэтому статистика того сражения была просто удручающая. У немцев безвозвратно утеряно 5 единиц, 43 танка и 12 САУ было повреждено. Мы потеряли безвозвратно 354 танка, а общее количество подбитых машин составляло 900 единиц.

Причём пропорция убитых душераздирающая. На 3330 убитых фашистов пришлось 73892 советских воина.

Под Берлином и в самом городе сгорело до 2500 советских танков.

В Египте в Суэцкой битве в 1973 году сражались примерно 1100 танков.

Во всех перечисленных масштабных сражениях 20-го столетия танк Т-34 не одержал сколько-нибудь внушительных побед. Можно даже сказать, что вообще никаких.

В «танковом» смысле, это были высокожертвенные проигранные битвы столетия. Но именно самому массовому танку Второй мировой войны выпала завидная участь быть назначенным партией символом Победы.

Как говорится: «Т-34 хромой, кривой, косой, но зато родной».

…Судьба к моему дяде Мише была благосклонна. С осколками в голове он прожил в Перми долгую и счастливую жизнь. Отдав своё существо бронетанковым войскам, он честно и преданно служил своей Родине. Почёт, слава и уважение полковника запаса сопровождали всю его жизнь. Он был уважаемым фронтовиком и замечательным человеком.

Бывший танкист, мой дядя Краснопёров Михаил Алексеевич ушёл из жизни, едва не дожив до 91 года.

Трагически закончил своё бытиё на земле Андрей Павлович Бызгин. Всеми забытый и брошенный влачил он в одиночестве своё старческое существование. Может быть, и полагалось ему, что-либо от Родины, как ветерану, только он об этом не ведал. А самому что-либо выпрашивать было против его фронтовой сущности.

Когда соседка обратила внимание на приоткрытые двери покосившейся избы, было уже поздно.

Я приехал на похороны Андрея Павловича в знойный летний день 1974 года. В его неухоженной холостяцкой избе густо пахло трупным смрадом. Чтобы как-то пригасить смердящий запах, деревенские бабы развесили по стенам банные веники. Но это не помогало. Дышать всё равно было не чем. На улицу же, под солнцепёк тело всё равно не вынесешь, расползётся и лопнет.

В гробу лежало нечто, даже отдалённо не напоминающее человека, а тем более друга моего отца. Оно ничем не смахивало на существо героя-фронтовика. Пролежавшее в одиночестве на жаре незнамо сколько времени оно было раздутым и серо-бурого цвета. По гигантской голове из-под лохмотьев кожи стекал плавящийся от зноя человеческий жир. Через разложившиеся губы все присутствующие могли наблюдать прекрасно сохранившиеся зубы.

Лишь по одежде, да стоящим в углу под образами белым чёсанкам, обутым в чёрные лакированные галоши можно было признать папиного друга.

Мне вспомнились воспоминания из детства о том, как Андрей Павлович вытаскивал из раскалённого на солнце подбитого танка своих сгоревших брошенных всеми друзей и говорил, что не дай бог в жизни так же быть брошенным и забытым.

Однако, у него самого получилось почти то же самое. Только ещё гораздо драматичнее, хуже и циничнее, чем у его боевых товарищей на войне.

Там хоть были солдатские жалость и сострадание, обязательства перед уставом, страх перед командирами за невыполнение приказа.

А здесь, уже в мирной жизни в полной мере проявились по отношению к ветерану безразличие со стороны властей, равнодушие соседей и отстранённость, граничащая со старческой брезгливостью от родни.

Ветеран фронтовик ушёл от нас брошенным, одиноким и всеми забытым уже в мирной жизни и среди людей, чей покой, благоденствие и счастье он защищал.

Бросив в могилку Андрея Павловича прощальную горсть сырой земли, я от безысходности плакал.

Следом за моим отцом, бывшим командиром миномётной роты теперь и его друг, бывший танкист ушёл из мирной земной жизни.

Совершенно неожиданно для окружающих обывателей они оба выпустили живительную составляющую естества из своих рук. Полностью потеряли прерогативу на жизнь, хотя льготу и право иметь её они заслужили сполна и до скончания веков.

Верьте совести. Право слово, жизнь должна была принадлежать им вечно! Но…

Так и покоятся они неподалёку друг от друга на Кечёвском погосте.

Два друга, два воина фронтовика Андрей Павлович Бызгин и мой отец, Иван Петрович Щербаков.

Земля им будет пухом.

Ижевск, ноябрь 2016

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Комментарии к книге «Война. Легендарный Т-34 и его танкисты», Александр Иванович Щербаков

Всего 0 комментариев

Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!