«Подруги»

Из снегового

          слепящего лоска.

Из перепутанных

          сучьев

          и хвои

Встает

          внезапно

Домами Свердловска

Новый город:

          работник

и воин.

Гудок был протяжным и резким. Кира вскочила и, шаря во тьме, стала искать у изголовья свои пожарные рукавицы. Яркий луч света упал на ее подушку. Она недоуменно подняла глаза и сразу же крепко зажмурилась — луч был ярок и зол.

— Почему свет? — вслух спросила она, тряхнув головой. Но луч исчез, скользнув по стене. Кира прижалась щекой к пахнущему пылью стеклу. Несколько секунд она пристально вглядывалась в испещренную разноцветными огнями темь, потом откинулась на диван и тихо рассмеялась.

Сосед по купе — плотный, седой человек — тоже проснулся. Заметив его удивленный взгляд, Кира сказала:

— Слышу гудок, ну, и вскочила по привычке. Я в пожарном звене, так мы во время налетов дежурим на крыше, — пояснила она. — А это, оказывается, маневровый паровоз со стрелочником разговаривает…

Она снова прильнула к окну. Вздрагивая на стыках, нетерпеливо лязгая буферами, поезд спешил к приветно светящемуся окнами станционному зданию.

…Сотни километров бежали эти вагоны во мраке прифронтовой полосы. Их стекла были завешены тогда плотной материей; паровоз мчал их в суровом молчании. Они подъезжали к безмолвным, укутанным тьмою станциям, и во тьме железнодорожники выстукивали колеса, отцепляли и прицепляли паровоз, проверяли тормоза, переводили стрелки…

Кира не поверила бы раньше, что вид самого обыкновенного освещенного окна может доставить человеку столько радости.

Поезд остановился. Сосед, натянув сапоги, вышел из вагона.

Задумавшись, с противогазной сумкой в руке, стояла Кира у окна. Тыл… Как далеки теперь ночи, наполненные грохотом зенитных разрывов, гулом вражьих самолетов… Ночи, когда ощупью точно слепой, шагаешь по черным лабиринтам улиц, с неизменным противогазом через плечо. Все это стало таким привычным за месяцы войны. Странно было видеть теперь и светлые окна, и нарядные светофоры, и пестрые бусинки путевых огоньков, слышать забавные паровозные разговоры. Странно и радостно.

Фронт и тыл. Так назывался очерк, который Кира написала недавно перед отъездом из Москвы.