«Нэпса»

Зинаида Михайловна Канониди Нэпса

I

У молодого грузчика Косты есть дочка. Зовут её Элени или ласково -Эленица. Но чаще кличут просто: «Нэпса!» Так в Греции обращаются к девочкам. А мальчиков кличут: «Нэпэ». Но у Косты нет сына - только дочка - маленькая проворная Эленица.

На рассвете Коста уходит на работу и осторожно прикрывает скрипучую дверь. За калиткой его ждёт дед Лазар, Лазар скрючен ревматизмом, как старое оливковое дерево. Ему давно пора на покой, но он ещё работает, носит тяжести. А как же иначе? Были у него сыновья - все погибли. Кто - в войну, кто - в тюрьме; а кто - в море. И остался Лазар один.

Старик завидует Косте:

- Бедовая дочка у тебя растёт, сосед… И хорошо, дочка. В солдаты не возьмут, в тюрьму не посадят…

- Как знать…- говорит Коста. - В наше время всё бывает…

II

Эленица проснулась, когда встало солнце. Разбудил её какой-то стук. Стучали за окном:

- Ток-ток-ток! Ток-ток-ток!

Эленице давно хотелось узнать, кто это стучит по утрам, но сон не пускал с постели. А сегодня она прогнала сон и побежала босиком на крыльцо.

Во дворе мать развешивала бельё. Ветер надувал наволочки парусом.

Ветер дул с моря, а море было совсем близко, внизу, под горой. Из трубы парохода валил дым - такой густой, что сквозь него можно было глядеть на солнце.

Эленица подивилась: солнце маленькое - меньше вчерашней луны.

- Одевайся скорее, нэпса! - сказала мать.

- А кто стучал? - спросила Эленица.

В это время заревел пароход:

- Гуа-гуа-гуа…

Не успел гудок смолкнуть, как гора откликнулась эхом: «Гау-у-у!..»

И только тогда, когда всё стихло, Эленица опять услышала стук: «ток-ток-ток…»

Она подбежала к калитке и выглянула на улицу.

По мостовой шли ослики - целая вереница ослов. Ну, конечно, это они стучали копытцами! Все они были навьючены корзинами с зеленью, и только на последнем, самом маленьком, сидел верхом турок Мустафа. Длинные ноги Мустафы волочились по дороге. Стоптанные чувяки с загнутыми вверх носками бороздили пыль, и она облачком вилась над ним, оседая на красную феску. Чёрная кисточка фески стала от пыли серой. И осёл был серый, мышастый. Только ноги его ниже колен были белые, будто в носках, а вокруг глаз - чёрные кольца.

- Ослик в очках! - засмеялась Эленица. - Новый ослик!

День начинался хорошо: солнце, ветер и новый ослик у Мустафы. Зеленщик всегда привозит что-нибудь вкусное: яблоки, деревенский сыр - брынзу, завёрнутую в мокрую тряпку, или свежую фасоль в зелёных стручках.

III

В полдень отец не пришёл обедать.

- Нэпса! - позвала мать.- Сбегай-ка в порт, отнеси отцу поесть.

Эленица сполоснула тёплой водой котелок, и мать налила туда густого фасолевого супу. Суп только что кипел, от него валил пар с вкусным запахом лука, поджаренного на оливковом масле.

Прихватив узелок с краюхой хлеба и ложками, Эленица со всех ног бросилась вниз по улице. Хорошо, что котелок был плотно закрыт крышкой!

- Тише, нэпса, тише! - крикнула мать, но дочки уже и след простыл.- Беда с ней!..

Ноги сами принесли Эленицу к старым воротам порта. Она незаметно прошмыгнула мимо сторожа и пошла туда, где высилась гора белого мрамора.

Отец с мраморной крошкой в волосах спускался по сходням. На спине его лежала большая глыба с острыми краями. Она давила и гнула Косту к земле.

- Папа! - крикнула Эленица.

Старый Лазар погрозил ей пальцем:

- Молчи, нэпса, а то отец поскользнётся. Не кричи ему под руку!

Коста бережно положил мраморную глыбу и только тогда обернулся:

- А, вот и ты, нэпса! Обед принесла? А мы тут задержались с Лазаром. Всех выгнали, а нас оставили - хозяин баржи уж очень просил охрану нас не выгонять - ему срочно надо мрамор отправить.

Ноги у отца дрожали, глаза покраснели. Он развязал узелок, разломил краюху пополам и кивнул деду Лазару:

- Садись, отведай, что Эленица принесла нам на обед!

Эленица не могла спокойно ждать, пока они опорожнят котелок. Она вьюном вертелась вокруг отца и Лазара и досаждала им вопросами:

- Откуда мрамор? Вам ещё много разгружать? А чья это баржа?

- Иди-ка, нэпса, погуляй! Дай отцу кусок проглотить,- сказал, наконец, старый Лазар.

Эленица надула губы, а сама была рада-радёшенька, что есть время побегать по причалам, по длинному молу.

За молом и вода другая - не такая как здесь, в гавани. Волны тут мелкие, суетливые, все в радужных пятнах мазута и бензина. На них качаются арбузные корки, окурки и всякий мусор. А там, за молом,- чистая морская волна с белыми гребешками, прозрачная, насквозь просвеченная солнцем. Волны там катятся с тихим шипением, одна за другой разбиваются о серые камни мола и обдают Эленицу свежими брызгами.

Девочка долго смотрела с мола в открытое море, потом оглянулась на гавань, на порт.

В порту тихо - будто вымерли все! Ни грузчика, ни капитана, ни лоцмана, ни матроса… Только кое-где чернели одинокие фигурки, прямые, как оловянные солдатики. «Жандармы! - догадалась Эленица.- Забастовка опять, что ли?»

Она побежала назад и в это самое время услышала у себя за спиной, в открытом море, рокот моторки. Оставляя белый пенистый след, небольшой быстроходный катер влетел в ворота мола. Не сбавляя скорости, он на всех парах шёл к тому причалу, где виднелась белоснежная гора мрамора и качалась баржа.

Эленица бросилась туда.

- Папа,- кричала она на бегу,- папа, а где люди? Забастовали, да?

Отец вышел ей навстречу. Он потряхивал пустым котелком. В котелке бренчали ложки.

- Если б забастовали, я бы тоже не работал, нэпса. Выставили всех, а почему - никто не знает. Приказали и нам к трём часам убраться, да Лазар совсем расклеился… Пришлось мне самому ворочать.

В это время катер подлетел к причалу. С него сбросили трап, и доска шаркнула по настилу пристани: шрр-шр… Из каютки вышел жандарм и ступил на доску трапа. Трап согнулся под его тяжестью.

Увидя жандарма, Коста сделал шаг назад, за угол склада, и потянул за собой дочку.

- Нэпса, сюда… Что им тут надо?

Волны сильно подбросили катер. Трап едва не свалился в воду.

- Анафема! - выругался жандарм, придерживая трап ногой.

Эленица не утерпела, высунулась из-за угла и увидела, как с катера на пристань спрыгнул второй жандарм. У него через плечо был перекинут… человек. Руки, голова, ноги человека безжизненно висели. Он был как мёртвый.

«Наверное, его укачало»,- подумала Эленица. Она только собралась спросить отца, может ли так сильно укачать в море, как подошёл Лазар.

- Что делают, мерзавцы! - прошептал он.

- Это Манолис? - спросил отец у Лазара.- Гляди хорошенько, старик, ты ведь дальнозоркий.

Лазар присмотрелся.

- Так и есть! Манолис… В кандалах!

Отец стиснул руку Эленице и закричал так, что у него вздулись жилы на шее:

- Позор вам, собаки! Снимите наручники!

- Коста! С ума спятил! - всполошился дед Лазар.

Он быстро втолкнул Эленицу в приоткрытую дверь склада.

- Спрячься, нэпса!

Съёжившись в тёмном углу, Эленица притаилась. Она услышала тяжёлый топот и свист - наверное, это бежали отец и старый Лазар. За ними гнались, свистя в полицейский свисток. Вдруг раздался выстрел. Эленица забилась ещё дальше в угол, боясь дышать.

IV

Сколько она так просидела, Эленица не знала. Когда девочка, наконец, решилась выглянуть наружу, солнце спряталось в облаках, а море стало серым, холодным.

Алюминиевый котелок, сплющенный и покарёженный, валялся у самой двери склада, а крышка лежала на краю причала. Море наплескало в неё воды. Маленькая медуза, прозрачная, как стекло, плавала в крышке. Эленица выплеснула воду в море вместе с медузой и попыталась прикрыть котелок, но он был так изуродован, что из этого ничего не вышло. Наверное, на него наступили ногой.

Держа котелок за оторванную дужку, Эленица побрела домой. «В чём я теперь буду носить папе обед? - думала Эленица.- А вдруг его схватили? А вдруг…» - Она вспомнила звук выстрела и, задыхаясь, стала взбираться вверх по крутой улице. Вот и калитка. Но почему она открыта и хлопает на ветру?

Ночью Эленица не может уснуть.

- Послушай, мама,- шепчет она,- а нашего папу отпустят? Где он сейчас? Он вместе с Манолисом?

- Не знаю, доченька… Ничего я не знаю…

Мать не смыкает глаз всю ночь. Всю ночь она вяжет, быстро-быстро перебирая спицами. Говорят, работа успокаивает… Клубок белой шерсти шевелится у неё в подоле, как живой, и Эленица не сводит с него глаз. Она думает об отце и о том человеке, которого нёс на спцне жандарм. Того человека знает вся Греция. Это Манолис Глезос. Имя его редко произносят вслух, но все его знают и все его любят. Это он сорвал фашистский флаг с Акрополя. Тогда Глезос был совсем молодым, студентом. А теперь он больной и седой. Сколько раз его сажали в тюрьму! А дома у него есть сынишка, маленький Нико. Видел ли Нико своего отца? Знает ли, что его привезли с острова Корфу? Говорят, в тюрьме людей мучают голодом… Не дают воды…

- Мама,- шепчет Эленица,- хорошо, что я папе отнесла обед. Он так любит фасолевый суп. Когда ему теперь дадут такой?

- Спи, нэпса, спи,- успокаивает Эленицу мать.

- А ты?

- Я посижу ещё немного.

Под утро Эленица засыпает. И снится ей, что они с отцом поднимаются по широким каменным ступеням всё выше и выше в гору. Эленица крепко держит котелок за

сломанную дужку, и он бренчит: «ток-ток-ток». А отец идёт рядом. Руки у него за спиной. Эленица не видит их, но знает, что они в стальных наручниках. Наручники надоедливо звенят.

- Папа, сними их!-просит Эленица.- Сними!..- И просыпается. Глаза у неё мокрые.

Оказывается, уже светло.

Ток-ток-ток! Ток-ток-ток! - стучат копытца осликов. Это зеленщик Мустафа спешит на базар. Но Эленица не выбегает ему навстречу. Она лежит и слушает, о чём говорят мама и дед Лазар.

А дед Лазар рассказывает:

- Понимаешь, Софи, мы ничего не можем поделать. Сила в их руках.

При этом он вертит котелок, стараясь приделать дужку. Руки у старика корявые, пальцы заскорузлые, но сильные, крепкие. Они гнут алюминий, расправляют стенки котелка. Эленица смотрит на его пальцы и думает - о ком говорит дед Лазар? И ему ли жаловаться, что в его руках нет силы?

- Понимаешь, Софи? - допытывается старик.

- Понимаю,- вздыхает мать и отворачивается.

- Ты не сердись на меня,- просит дед.- Я не виноват, что арестовали Косту… Его схватили, а меня - нет… Только пинка дали такого, что я грохнулся наземь. Они сильные, черти!..

«Да, сильные,- думает Эленица. И вспоминает того жандарма, который нёс Манолиса.- Наверное, он мог бы взять и деда Лазара, перекинуть через другое плечо и нести обоих. Куда бы он понёс их? Наверное, в чёрную машину. В ту, в которую сажают арестованных».

Дед Лазар ставит на стол котелок. Бока у котелка помяты, но дужка на месте, и крышка, хотя с трудом, но закрывается.

- Скажи, Софи, что тебе ещё сделать? Чем помочь? Может, по хозяйству что надо? - говорит дед виноватым голосом.- Ты не стесняйся. Руки мои тоскуют без дела. Да, чуть не забыл! Башка старая, дырявая… Ребята вот собрали тебе немножко деньжат, на первое время… А там посмотрим. Может, его выпустят…

Дед Лазар достаёт из кармана обвисших штанов пачку смятых драхм и подаёт матери. Она молча берёт деньги и прячет их под клеёнку на столе. Потом оглядывается на Эленицу.

- Нэпса, пора вставать… Сбегай-ка купи хлеба… Больше ничего не покупай!

Эленицу просить не надо. В одну минуту она натягивает платьишко и мчится вниз по улице.

VI

Возвращается она с пустыми руками.

- Мама-аа-а!- ещё издали кричит Эленица.

- Потеряла деньги? - спрашивает мать.

Эленица молча разжимает ладонь. В ладони - вспотевшие монетки.

Отдышавшись, Эленица рассказывает:

- Мама!.. Дедушка Лазар!.. Там такое творится!.. Пекарня закрыта. Народу тьма-тьмущая! Все кричат! Собираются идти к центру. На стене бакалейной лавки написали: «Свободу Манолису!»

Старик вскакивает, как молодой.

- Ну, я пошёл, Софи.

- Сидел бы уж… Без тебя там не обойдутся?

- Как знать, как знать… - на ходу бормочет Лазар и хлопает калиткой.

- Мама, можно и я пойду? - просит Эленица.

- Не смей! - кричит мать.- Только тебя там и не хватало!

Эленица пускается на хитрость.

- Тогда я наведаюсь к соседям, спрошу, где они брали хлеб.

- Ну иди, - разрешает мать. - И скорее назад!

Эленица для виду поднимается вверх по улице, потом, пригнувшись, прошмыгивает мимо своей калитки и летит вниз огромными прыжками.

- Нэпса, куда ты? Вернись сейчас же! - кричит мать вдогонку.

Но Эленины уж и след простыл.

VII

У старых ворот в порт собралась огромная толпа. Это грузчики, матросы, женщины из пригорода. Толпа не Стоит и не идёт. Она колышется, как морская волна. Эленица с трудом пробирается в тесноте. На каменной стене, где только что чернели буквы: «Свободу Манолису!» - огромное белое пятно. Это бакалейщик замазал их извёсткой. Но чем больше сохнет извёстка, тем ярче сквозь неё проступают буквы. Уже легко можно прочесть: «Свободу…» Эленице очень хочется написать рядом с этим словом ещё два слова: «Моему папе». Но чем написать? Если бы у неё был уголь… Один кусочек древесного угля! Но где его взять?

В толпе тесно, жарко. Эленица взбирается на каменную изгородь сада бакалейщика и бежит по щербатым замшелым камням.

- Нэпса, упадёшь! - кричат ей снизу, но она видит: если и оступится и упадёт,- её подхватят десятки рук.

Внизу начинается кутерьма. Сверху Эленице видно, что всю улицу загородили полицейские машины и мотоциклы. Она хотела было спрыгнуть в сад бакалейщика, но там на цепи огромный пёс. Он уже не лает, а хрипит. Изгородь кончилась, перед Эленицей глухая стена отеля. Она прыгает прямо в толпу. Её подхватывают и передают с рук на руки.

- Осторожно!

- Сюда, нэпса, скорее!

Толпу стискивают всё больше и больше. Люди задыхаются, прижатые к стене, к домам. Рокот машин и мотоциклов нарастает. Наверное, они движутся на толпу, сдавливают её. Где-то кого-то бьют. Слышатся выкрики, удары, стоны.

- Скорее, скорее, нэпса!- торопят Эленицу незнакомые люди. На четвереньках она пробирается по чьим-то головам и плечам. Её бережно пoддерживают руки, такие же крепкие и сильные, как руки отца. Вот и дощатый забор рынка. Поблизости щель. Эленица с трудом протискивается в неё и попадает в торговый ряд. Но тут тоже полицейские. Они сгоняют продавцов-крестьян и орут:

- Базар закрыт! Базар закрыт!..

К счастью, Эленица замечает мышастого ослика Мустафы. Зеленщик спешно навьючивает его корзинами.

- Дяденька! - молит Эленица.- Отвези меня домой, пожалуйста!

- Тебя? - удивляется Мустафа.- Может, тебе ещё и карету подать? Иди ногами!

- Там не пройдёшь! - Эленица чуть не плачет.- А дома меня мама ждёт. Она всю ночь не спала. Папу арестовали…

Мустафа оглядывается по сторонам, наклоняет большую корзину с круглым дном, в которой привёз виноград, и командует:

- Ну-ка, полезай сюда!

Эленица осторожно усаживается в корзине на остро пахнущих листьях табака. Мустафа поднимает корзину, приторачивает её к седлу и звучно шлёпает ослика по крупу.

Корзинка качается, скрипит. Эленица сидит съёжившись.

Сначала было трудно пробиться в толпе, но потом ослики свернули на тихую улочку и стали осторожно спускаться с горы.

- Ток-ток-ток! - знакомо стучали маленькие крепкие копытца.

Мустафа шёл рядом и поддерживал корзину.

Когда стали спускаться с горы, зеленщик спросил негромко :

- Куда прикажешь везти тебя, маленькая джан? Во дворец короля или ещё куда?

- Домой!-попросила Эленица.

- А где ты живёшь?

- У старых портовых ворот.

- Уж не дочка ли ты грузчика Косты?

- Дочка.

Больше Мустафа ни о чём не спрашивал.

Наконец караван осликов остановился. Мустафа постучал в калитку.

- Э, хозяйка, не надо ли луку-чесноку? Не надо ли брынзы? Дёшево отдам, покупай скорее!

- Нет, спасибо, спасибо, ничего нам не надо! - отозвался голос матери.

Но Мустафа бесцеремонно вошёл во двор, ведя в поводу ослика, отвязал корзинку и потащил её в дом.

- Куда? Пожалуйста, не надо! - взмолилась мать.

- Ничего, хозяйка, я дорого не возьму! А могу и в долг дать…

Мустафа поставил корзину посреди комнаты, повертел над ней рукой и сказал тихим голосом, как фокусник на базаре:

- О, аллах, аллах, аллах! Сотвори чудо! Пусть из корзинки выйдет тот, кого ты ждёшь!

Эленица вылезла из корзины. Волосы её были взъерошены.

- Господи! - воскликнула мать.- Откуда ты взялась, нэпса?

- Хорош лучок? - смеялся Мустафа. Потом стал серьёзным.- А где хозяин? Не выпустили его?

- Нет…

Эленица подбежала к матери, прижалась к её коленям.

- Мама, его отпустят! Знаешь, сколько народу собралось в порту? Стоят - голова к голове. Как булыжник на мостовой.

- Ой, джан, скажешь тоже! - усмехнулся зеленщик.- Булыжник - камень. Человек - живой. Человек не может терпеть то, что терпит камень.

Хлопнула калитка, и на крыльцо ступил дед Лазар. От глаза до бороды у него синел кровоподтёк.

- Не взяли! - сказал он с порога, даже не кивнув своему приятелю Мустафе.

- Куда не взяли? - спросила мать Эленицы.

- В каталажку, Софи. Пришёл я к комиссару и говорю: так и так. Отпустите Косту Спанидиса, а меня посадите. Вместо него. У Косты семья - жена, дочка… А я один. Один на всём белом свете. Кроме Косты, кто возьмёт меня, старика, в пару - баржи разгружать? Никто. Кто даст мне ложку, хлеб, скажет: «Садись, Лазар, обедать!» Никто…

- Дедушка, а кто тебе синяк посадил? - спросила Эленица.

- На такие дела охотников много, нэпса!

Мать сварила кофе, разлила его в маленькие чашечки, подала старикам.

- Прошу вас…

Мустафа и Лазар бережно взяли чашки.

Эленица выбежала во двор присмотреть за ослами. Она гладила серого, очкастого, а сама поглядывала, не покажется ли знакомая фигура отца. Но улица была пустынна, даже собаки попрятались в тень.

Эленица пошла в дом. С порога она опять обернулась. Отец тяжело поднимался в гору. Через забор была видна его кудрявая голова. Голова была забинтована.

- Папа! - бросилась к нему Эленица.- Тебя отпустили?

- Да… На поруки товарищи взяли.

Он подхватил дочку и вошёл с нею в комнату.

- Коста! - крикнула Софи и заплакала.

Дед Лазар сказал невозмутимо:

- А, вот и ты, сосед!

Мустафа поднялся навстречу.

- Хозяину привет… А как Манолис?

- Говорят, жив… Говорят, на суд привезли. Судить будут на Крите.

Все замолчали и задумались.

Тогда Эленица сказала:

- Его тоже должны отпустить. Тебя отпустили и его тоже!..

- Что я? - пожал отец плечами.- Я простой грузчик, а он…

- Но ведь все люди хотят, чтобы его отпустили! Даже на стене написали: «Свободу Манолису!»

- Э, дочка-джан! - усмехнулся Мустафа.- Как ты складно сказала: написали - отпустили… В жизни не всё так просто. Вот если бы ты была дочкой короля, тогда бы написала, и Манолиса, может, отпустили бы. А ты всего-навсего дочка грузчика.

- А мой папа сильнее короля! - обиделась Эленица.

Дед Лазар хлопнул шапкой по столу.

- Убей меня бог, если это не золотые слова! Ясно, грузчик сильнее короля. Так должно быть! И так будет! Вот увидишь, нэпса!

В порту загудел пароход:

- Гау-гау-гууу!!!

Эхо передразнило его насмешливо:

- У-у-у…

Пароходы могли гудеть сколько им вздумается: все грузчики в большом порту объявили забастовку.

Оглавление