««Взрослый» вечер»

Анатолий Георгиевич Алексин «ВЗРОСЛЫЙ» ВЕЧЕР

Мне кажется, человека можно считать взрослым тогда, когда его вместо утренников начинают приглашать на вечера.

Однажды папа пригласил меня на праздничный вечер в больницу. То есть к себе на работу… Я согласился — и сразу почувствовал себя как-то уверенней и взрослее.

Прощаясь и внимательно оглядывая нас напоследок, мама и бабушка очень просили меня не говорить в больнице никаких глупостей и все время помнить о том, что я уже в шестом классе. Но если бы даже я и хотел об этом забыть, мне бы в тот вечер это не удалось, потому что каждый из папиных сослуживцев обязательно говорил:

— Ну, а в каком же мы классе?

— В шестом, — отвечал я.

— Не может быть! — Потом каждый обязательно обращался к папе и восклицал: — У вас уже такой большой сын?! Трудно поверить… Хотя очень на вас похож. Очень!

Маме тоже всегда говорили, что я на нее очень похож.

Поэтому я никак не мог составить о своей внешности какого-либо определенного мнения.

Мама была красивая, а о папе бабушка как-то сказала:

— Красавцем его, конечно, трудно назвать…

— И не называй, если тебе трудно! — ответил я. — Пожалуйста… Но его все равно любят!

— Я с этим не спорю, — сказала бабушка. — Что ты разволновался? Внешность для мужчин вообще не имеет большого значения.

«Действительно, не имеет», — думал я, видя, как все женщины, которые были в зале, по очереди подходили к папе и, стараясь сделать ему приятное, говорили, что я очень на него похож.

На меня в тот вечер тоже все обращали внимание. И не только потому, что я пришел с папой… Учительница литературы часто просит, чтобы мы все, ее ученики, были по возможности «яркими индивидуальностями». В том зале, украшенном плакатами и цветами, мне первый раз в жизни удалось быть таким, каким хотела меня видеть наша учительница: ни одного шестиклассника, кроме меня, в зале не было. И поэтому я почувствовал себя вполне яркой индивидуальностью.

Наконец все расселись… Я услышал свою фамилию и чуть было не вскочил, как на уроке. Но оказалось, что это папу избрали в президиум.

— Правильно! — сказала старушка, которая сидела рядом со мной. Лицо у нее было сердитое, глаза придирчивые.

От таких людей особенно приятно бывает услышать какой-нибудь комплимент.

Другие, услышав нашу с папой фамилию, вслух ничего не высказали, но громко захлопали — и я понял, что они со старушкой вполне согласны.

«Как жаль, что мама и бабушка не видят всего этого! — думал я. — Конечно, я расскажу им… Но, во-первых, папа обязательно будет мешать. И даже если я буду что-то преуменьшать, он скажет, что я сильно преувеличиваю. А, во-вторых, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Это давно известно!»

Я первый раз в жизни слушал доклад! Он был коротким…

— Молодец! — с мрачным видом сказала старушка, сидевшая рядом. И кивнула в сторону трибуны, которую покидал докладчик. — Быстро управился.

А я бы мог слушать еще!

— Сейчас мы поговорим о лучших людях нашей больницы! — сказал председатель.

Все в зале притихли и слегка напряглись. Я тоже заволновался. Не за себя, конечно… За папу.

— Мы пригласили сюда наших бывших больных, — продолжал председатель. — Пусть они скажут…

Я пристально огляделся, но не смог отличить бывших больных от просто здоровых.

— А кто тут… болел? — тихо спросил я у сердитой старушки.

— Ты что — не поймешь?

— Не пойму…

— То-то и оно! — сказала она. Помолчала… А потом губы ее немного разжались: так она, наверно, улыбалась.

К трибуне зашагал огромный мужчина. Мне показалось, что здоровее его в зале не было ни одного человека.

— Это Андрюша, — сказала старушка. И опять по-своему улыбнулась.

В разных концах зала тоже зашептали:

— Андрюша… Андрюша…

— Его тут все знают? — спросил я старушку.

— А как же! Он был совсем слабый. Совсем…

Я тоже знал об этом бывшем папином пациенте.

«Если бы удалось поставить его на ноги!» — говорил папа.

Ему удалось… Бывший больной стоял на ногах!

Трибуна была Андрюше по пояс. Он схватил ее обеими руками, словно хотел поднять и подбросить вверх.

— Я работаю! — заявил с трибуны Андрюша. — Я играю в хоккей! А потому, что есть на свете такие люди… Есть такой человек…

Я посмотрел в президиум и понял, о ком идет речь: папы не было видно. Он и раньше-то сидел там, на сцене, в самом последнем ряду, а теперь уж совсем пригнулся и скрылся за чьей-то спиной.

И еще двое бывших больных сказали, что с помощью папы они «второй раз родились». Я понимал, что им бы не хотелось больше рождаться с папиной помощью… Но все они смотрели на папу так, будто с ним были связаны какие-то очень хорошие, радостные воспоминания. А ведь он, между прочим, их оперировал…

Я сидел и делал разные фантастические предположения:

«Вот если бы я учился на одни только пятерки (чего на самом деле никогда в жизни не будет!) и меня бы стали вдруг хвалить на школьном собрании, многим ребятам это бы не понравилось. Я уверен… А тут все врачи, медсестры и нянечки так улыбались, словно их самих за что-то благодарили. Почему? — думал я. — Наверно, потому, что они любят папу… И правильно делают. Разве можно его не любить?»

А потом был концерт. А потом были танцы… И снова к папе подходили женщины: они приглашали его танцевать. И я опять ужасно страдал оттого, что мама и бабушка не видят всего этого.

— Я не умею танцевать… — извинялся папа. — Пригласите лучше Андрюшу!

— К нему не пробьешься! — ответила папе молодая женщина в белом халате, которая в тот вечер, наверно, дежурила и забежала в зал на минутку.

К Андрюше, и правда, было трудно пробиться. Он больше всех танцевал, громче всех смеялся и разговаривал. Словно хотел доказать самому себе, что может все это…

Папа не стал унижать меня: он ни разу не взглянул на часы, не сказал, что уже пора домой, потому что мне надо спать или делать уроки. Мы пошли в гардероб вместе со всеми.

Когда мы спустились вниз и папа уже протянул номерок, к нему вдруг подбежал запыхавшийся мужчина в белом халате и что-то шепнул на ухо.

— Проводите, пожалуйста, моего сына… — попросил папа не то Андрюшу, не то сердитую старушку, не то кого-то еще. Все согласились меня проводить.

— Я останусь здесь… ненадолго, — проговорил папа. И побежал вслед за мужчиной в белом халате.

— Зачем он… остался? — спросил я.

— Для своего дела, — ответила старушка с придирчивыми глазами.

— Для какого дела?

— Спасать кого-нибудь будет…

Я шел по улицам, которые были совсем уже готовы к празднику, хотя до него оставалось еще целых три дня.

Бывший папин больной Андрюша шел рядом. Он так радовался разноцветным огням, словно было время, когда он уже не надеялся их увидеть.

Подходя к нашему дому, Андрюша тоже не удержался и сказал:

— А ты похож на отца! Честное слово… Похож!

Сказал так, будто наградил меня.

А я в ту минуту подумал, что, наверно, похож на папу только с виду. Или, как говорится, внешне… «А чтобы быть на него похожим по-настоящему, — думал я, — мне еще надо… Ведь это не так легко — делать других счастливыми!»

1972