Владимир Аринин Вологодский клад
Имя человека, о котором пойдет мой рассказ, сегодня забыто, но в прошлом он был знаменит как путешественник и художник. Голландец по национальности, он объехал много стран. Побывал и в России, в том числе в наших северных местах — в Вологде и Архангельске. Все увиденное он описывал в своем дневнике. Этот дневник сохранился и частично переведен на русский язык. Записи в нем о действительных событиях и фактах чередуются с легендами и сказаниями. И можно представить, что увидел и узнал этот человек у нас на Севере.
1
27 марта 1707 года в два часа пополудни в Вологду въехала группа иностранцев. Среди приезжих выделялся своим мужественным видом высокий человек в оранжевом плаще. Приезжие были купцами, а человек в оранжевом плаще — художником и путешественником. Звали его Корнилий де Бруин. Он уже вторично посещал Вологду и потому знал город.
Отделившись от своих спутников, Бруин направил коня к реке — туда, где на берегу среди амбаров и других хозяйственных построек возвышался приветливый каменный дом под зеленой жестяной крышей. Здесь кончалась московская грунтовая дорога. За домом виднелись мачты небольших судов у причала.
Бруин соскочил с коня. На крыльцо выбежал хозяин, он радостно приветствовал гостя и повел его в дом.
Засуетились слуги. Из амбаров понесли мясо, рыбу, птицу, разные сладости, вино — все необходимое для праздничного ужина. В доме богатого голландского купца Иоганна Гутмана принимали Корнилия де Бруина как почетного гостя.
Сначала гость немного отдохнул с дороги. Потом после обильного и вкусного ужина состоялась приятная беседа.
Изразцовая круглая печь, на которой были нарисованы плывущие корабли, девы-сирены с прекрасными лицами и рыбьими хвостами, гигантские морские змеи и другие подводные чудовища, дышала жаром. Около нее в резных креслах, попивая кофий из фарфоровых чашечек, уютно расположились хозяин дома Иоганн Гутман, его юная дочь Анна, золотоволосая и румяная, как алый тюльпан, сосед и соотечественник Гутмана — купец Генрих Клюк, скупавший в Вологде зерно и сало и продававший здесь голландское сукно, и Корнилий де Бруин.
Сначала разговор шел об их родине, которую каждый расхваливал.
Ах, сколько воды в Голландии! Здесь нередко вместо улиц — каналы, и корабли плывут мимо домов. Протяни только руку — и можно достать мачту из окна.
Ах, сколько в Голландии ветряных мельниц! А сколько цветов, особенно тюльпанов… Прекрасна Голландия — страна мореходов, мастеров и художников.
— А какого вы мнения о городе Вологде, господин Бруин? — спросил Иоганн Гутман у гостя.
— Мне нравится Вологда, — ответил Бруин. — Я уже бывал здесь и вот какую запись сделал в своем дневнике. Позвольте мне прочитать ее.
И он начал читать: «Город, как известно, составляет украшение страны. Длина города составляет добрый час, ширина около четверти часа. Его некоторые постройки производят прекрасное впечатление. Здесь есть многие лавки и торжища, наполненные всякими товарами».
Все присутствующие согласились с Корнилием де Бруином. А Иоганн Гутман добавил, что ему нравятся порядки, которые устанавливает в стране царь Петр Первый.
Бруин на это заметил, что он встречался с Петром Первым и у государя — большие планы на будущее.
Но тут в разговор вмешалась дочь Гутмана Анна.
— Ах, неужели в такой вечер нельзя оставить деловые разговоры, — заявила она. — Я знаю, господин Бруин объехал полсвета. И я умираю от желания послушать его рассказы о путешествиях в далекие страны.
Бруин сказал, что он рад служить прекрасной Анне и готов рассказывать о своих путешествиях до скончания века, если она будет его слушать. Только вот о какой из стран ему рассказать? Ведь во время путешествий он проехал Германию, Италию, Грецию, Турцию, Сирию, Палестину, Персию, Индию, побывал на островах Цейлон и Ява. Завтра в Вологду прибудет целый возок с его рисунками и картинами.
— О чем вы хотели бы послушать? — обратился Бруин к Анне.
— А вы рассказывайте обо всем по порядку, — сказала Анна. — Каждый вечер. И я буду слушать хоть всю жизнь.
Бруин улыбнулся и начал свой рассказ, который затянулся до глубокой ночи.
А на другой день он нанял полдома недалеко от пристани и теперь уже каждый вечер приходил к Гутманам. И каждый раз он рассказывал что-нибудь новое о своих путешествиях. И его рассказы были необыкновенными.
Он говорил о разных странах, о бесчисленных народах и их обычаях, о громадных городах, дворцах и храмах. Говорил о гигантских горах, многоводных реках, жарких морях, вечнозеленых лесах и об их обитателях — слонах, крокодилах, обезьянах, змеях.
Анна была в восторге. А вот Генрих Клюк, который тоже приходил каждый вечер к Гутманам, явно скучал. Ему более интересны были разговоры о ценах, покупках и продажах. И он все больше и больше мрачнел, видя, как увлечена рассказами Бруина золотоволосая Анна.
В один из вечеров Клюк удивил всех, сказав Бруину:
— Конечно, ваши рассказы, господин Бруин, очень занимательны. Но я осмелюсь вам заметить, зачем ездить за чудесами так далеко, если они есть рядом? Стоит ли стремиться на край света, если не видишь того, что поблизости от тебя?
— Что вы имеете в виду? — спросил Бруин. — Объяснитесь!
— И объяснюсь. Я слышал — и эти сведения верны, — сказал Клюк, — что в Вологде зарыт клад, спрятаны ценнейшие сокровища. Но никто, ни один человек, не может этот клад найти.
— Ах, как вы интересно сегодня говорите, господин Клюк, — воскликнула Анна. — Но неужели никто не в силах отыскать этот клад?
— Вот именно — никто, — подтвердил Клюк.
Бруин пристально посмотрел на Анну и произнес:
— Если такой клад существует, даю слово — я найду его.
2
В те времена вдоль речки Золотухи тянулась мощная каменная стена толщиной в четыре метра. Стена включала в себя девять высоких башен, построенных в древности. Правда, все это уже несколько обветшало, но тем не менее Вологодский кремль имел еще грозный вид.
За каменной стеной среди прочих строений, прилепившись к одной из башен, стоял невзрачный, покосившийся домишко.
В нем размещалась харчевня и всегда имелись в продаже горячая еда и вино.
Ненастным апрельским вечером в харчевне было мало посетителей — всего двое, и потому толстый хозяин слегка скучал от безделья. Он подсел к русоволосому парню в одежде, измазанной землей, и положил перед ним на пустое блюдо копченую рыбину.
— Вот тебе, Ивашка, окунь белозерский, — сказал хозяин. — Знаю, нет у тебя больше ни гроша. Даром угощаю. А ты мне за это расскажи что-нибудь занятное. Ты ведь у нас парень-выдумщик. Только ты не выдумывай, а скажи по правде, что ныне в народе слышно, а?
Ивашка-землекоп допил вино из глиняной кружки, с удовольствием понюхал окуня, разломил его на две части и не спеша начал есть.
— Спасибо за угощение, хозяин, — поблагодарил он. — А в народе говорят вот что: царь-то наш, его императорское величество Петр Первый, повелел построить у моря новую столицу — славный город Санкт-Петербург. Распрекрасный это должен быть город — всему свету на удивление! А как такой построишь? И задумал царь собрать из многих русских городов для такого дела наилучших в разных ремеслах мастеров. И из Вологды нашей решил государь Петр Первый самых искусных мастеров забрать в Санкт-Петербург: и каменщиков, и плотников, и резчиков, и живописцев, и многих прочих.
— Ой, ой, ой! — заойкал хозяин. — Что и будет? Что теперь и будет?
— А вот что будет… — разъяснил Ивашка. — Обезлюдеет изрядно наша Вологда, лучших мастеров лишится. И в стороне от торговых путей останется. Торговля-то с иноземцами пойдет теперь через новую столицу, через Санкт-Петербург.
— Ой, ой, ой! — засокрушался снова хозяин. — Как жить-то будем?
— Проживешь! — сказал ему Ивашка. — Вон у тебя какое брюхо круглое да толстое. И Вологда не зачахнет, потому что хранит одну тайну. Слушай меня, хозяин, и верь: зарыт в нашей Вологде богатый клад. Спрятаны у нас в земле несметные сокровища.
Ни Ивашка, ни хозяин не заметили, как при этих словах за соседним столом вздрогнул посетитель, все время кутавшийся в оранжевый плащ. А Ивашка продолжал:
— Знаю я эту тайну, хозяин. Только не открою ее тебе.
— Да мне-то тайны и не надо, — испугался чего-то хозяин. — Зачем мне она? А ты вот что, Ивашка, не болтай-ка лишнего. Да и иди-ка домой — пора тебе!
Ивашка усмехнулся, доел окуня, сказал «до свиданьица» и шагнул за порог. И сразу человек в оранжевом плаще тоже встал со своего места, бросил хозяину крупную монету и, ничего не сказав, покинул харчевню.
Ночь была темная, ветер, грязь… Шагает по грязи Ивашка и чувствует: кто-то его догоняет. И слышит он резкий голос:
— Стой на месте!
Испугался Ивашка. Прижался к каменной стене как раз под висящим тусклым фонарем и видит: надвигается на него высокий незнакомец. По виду — иноземец, в плаще и шляпе, рука — на рукоятке шпаги.
— Открой мне, Ивашка, тайну, — говорит иноземец по-нашему, но по-иностранному русские слова выговаривая. — Скажи, где зарыты вологодские сокровища?
— Не могу я тебе этого сказать, господин иноземец, — отвечает Ивашка. — Никак не могу. Ведь сокровища-то — они нашенские, вологодские.
— Не скажешь? Тогда я убью тебя! — выхватывает шпагу и направляет ее в Ивашкину грудь Корнилий де Бруин.
— Уж коли так… то придется говорить, — соглашается Ивашка. — Только не лишай меня жизни. Жизнь-то дороже тайны.
— Говори! — приказывает Бруин.
— Но сперва, — просит Ивашка, — ты, господин иноземец, клинок свой убери и в меня им не тыкай. Я этого никак не люблю.
Бруин опустил шпагу. Ивашка вздохнул облегченно и начал рассказывать:
— Я ведь, господин иноземец, по ремеслу своему — землекоп. А дело было так: как-то копали мы, землекопы, канаву около Софийского собора на Соборной горке — есть такая горка, в Вологде ее каждый знает. Ну так вот, значит, копали… и наткнулись на подземный ход. Сыростью да гнилью пахнуло на нас. Товарищи мои испугались. «Давайте, — говорят, — робята, закидаем этот ход землей. Как бы чего не вышло». А мне любопытно стало. «Погодите, робята, — говорю я им, — любопытно все же взглянуть». Спустился я в подземный ход и пошел по нему. Иду согнувшись. Темно. Сыро. Страшно. Вдруг чувствую на ощупь — передо мной железная дверь. А из-под двери — тоненькая полосочка света. Да и не свет это, а сияние какое-то. Стало мне совсем жутко. Такой страх напал, что побежал я назад. Выскочил наружу и дальше бегом. Сотоварищи мои, землекопы, за мной бегут. «Что? Что?» — спрашивают. «Погодите, братцы, — говорю. — Дайте отдышаться». «Да что же там все-таки такое?» — наступают они на меня. «Не знаю точно, — я им отвечаю. — Но вроде бы клад. Сияют там из-под двери чудные сокровища». Вернулись мы назад. И что ты думаешь — нет больше подземного хода, закрылся ход, и не видно даже, где он был. Тогда мы и поняли: клад этот заколдованный. И просто его не возьмешь.
— Что же делать надо? — спросил Бруин.
— Есть такие средства, чтобы расколдовать, — ответил Ивашка. — Советовался я со стариками, они посоветовали кое-что верное. Хотел было я сам искать, только вот одному боязно.
— Я не испугаюсь, — сказал Бруин. — Давай искать вместе.
— Давай, — согласился Ивашка. — Но только ты сперва ответь, для чего тебе нужны сокровища? Для корысти? Разбогатеть хочешь?
— Нет, — твердо произнес Бруин. — К богачеству я не стремлюсь. А нужны мне эти сокровища, чтобы подарить их девушке, которая красивее всех на свете…
— Неужто всех красивей? Не ошибаешься ли? — усмехнулся Ивашка. — Ну ладно, дело это доброе. Значит, клад искать можно. Приходи ко мне завтра — живу я в землянке у Ленивой площади — и начнем.
— И начнем, — отозвался Бруин и вложил в Ивашкину руку серебряную монету.
Затем они разошлись в разные стороны, довольные друг другом.
3
Вологда просыпалась рано и сразу принималась за дела.
Открывался гостиный двор, где продавали заморские и русские товары: сукна, шелка, оружие, посуду, хлеб, пушнину, лен, сало… Открывались торговые ряды у каменной стены вдоль реки Золотухи: мясной и рыбный, соляной и свечной, сапожный и серебряных дел… Купцы нахваливали свои товары.
В кузницах кузнецы брались за молоты — только звон стоял. В Вологде много было кузниц.
Каменщики шли возводить новый каменный храм.
Канатчики вязали канаты.
В центре города, близ Софийского собора, открывались каменные палаты. Скрипели перьями писцы, переписывая разные бумаги. Дьяк, их начальник, отдавал им приказания.
Вдоль собора стрельцы с ружьями в руках шли в дозор. Палач на площади пробовал новый кнут: хлестал им воздух, чтобы вечером достойно наказать пойманного воришку — не воруй больше.
Воевода, городской начальник, еще спал, а слуги в его доме вовсю трудились: готовили еду на кухне, перебирали всякое добро в амбарах, холили коней на конюшне, ловили карасей в специальном домашнем пруду… У каждого было свое дело.
А Бруин и Ивашка шли вместе по городу. И Ивашка объяснял Бруину:
— Сперва надо сделать заказы у Семена-деревяшника, у сестер-кружевниц Натальи да Марфы, да у Агея-живописца. Все они — мастера преотличные. А живут худо. Заказов давно не имеют. Надо бы помочь добрым людям.
— Но ведь мы должны не людям помогать, — говорит Бруин, — а клад отыскивать.
Смутился Ивашка, но сразу нашелся…
— А эти мастера, — говорит он, — нам такие изделия изготовят, которые клад сразу расколдуют. Только много ли у тебя денег, господин Бруин?
— Денег хватит, — отвечает Бруин. — Я в Москве портрет вашего царя Петра Первого рисовал, а также портреты царицы и приближенных. И царь меня щедро наградил.
— Тогда оплачивай хорошенько, не скупись, — говорит Ивашка. — Быстрее клад расколдуем. Да и мне бы деньжат — ох как надо!
— Зачем же тебе деньги? — спрашивает Бруин. — На вино, что ли?
— Нет, не на вино, — отвечает Ивашка. — Хотел бы я жениться. Нравится мне одна девушка Олена, что из села Устье. Да подневольная она — принадлежит барину-помещику… Хотел бы я ее, Олену, из неволи выкупить.
— Достойное желание, — говорит Бруин. — Будет тебе хорошая оплата, если мне поможешь.
— Помогу, помогу, — обещает Ивашка. — Только ты меня во всем слушайся.
Бруин пообещал слушаться. И они пошли сначала к Семену-деревяшнику, потом к сестрам-кружевницам Наталье да Марфе, а после к Агею-живописцу. И везде сделали заказы, и Бруин везде деньги вперед давал и платил щедро… Мастера обещали быстро заказы исполнить.
А вечером, попивая кофий у разрисованной печки, Генрих Клюк спросил с ехидцей у Корнелия де Бруина:
— Ну как, господин Бруин, не напали ли вы на след вологодских сокровищ? Помнится, вы дали слово…
— Не сразу, не сразу, господин Клюк, — ответил Бруин. — Но, признаться, кое-что уже сделано…
И прекрасная Анна подняла свои большие глаза на Бруина и улыбнулась ему.
4
Первым оказался готов заказ у Семена-деревяшника. Вырезал Семен из дерева фигурку воина на коне. В золоченых латах воин, в красной накидке, в руках копье, а вздыбленный конь под ним голубой. Залюбовался Бруин изделием — искусно вырезано.
— Но почему, — спрашивает у мастера, — конь голубой? Разве такие бывают?
— Были такие кони в старину, — объясняет Семен-деревяшник. — Знали таких наши деды и прадеды. Голубые кони в старину очень ценились.
Поблагодарил Бруин мастера за фигуру всадника. И еще ему плату добавил. Но только когда они с Ивашкой вышли на улицу, Бруин говорит:
— Работа очень хороша. Но никак не пойму, чем этот деревянный всадник нам поможет. Зачем он нам?
— Это всадник, — поясняет Ивашка, — не простой. Это воин-змееборец. А зачем он нам, я пока тебе не скажу. Подожди до завтра…
Принес Бруин деревянного всадника к себе домой, прислонил его к стене и сам лег спать — было уже под вечер. Спал Бруин тяжело. Чудилось ему во сне, что рядом какая-то опасность. Встать бы, схватить верную шпагу, но никак не мог он проснуться до утра…
А утром пришел к нему Ивашка, и Бруин, у которого после ночных кошмаров голова болела, с некоторым раздражением спросил:
— Так зачем же нужен этот деревянный всадник? Ты обещал сказать…
Ивашка помялся, помялся, а потом объяснил:
— Видишь, господин Бруин, у всадника конец копья в пепле измазан. А откуда пепел? Не знаешь? А я знаю… Было это сегодняшней ночью…
И начал Ивашка рассказывать, как сегодня в полночь летал над городом огненный змей — чудище поганое, крылатое, из пасти пламя. Почувствовал змей, что заколдованный клад кто-то хочет расколдовать. Не по нраву ему такое, и прилетел он, чтобы помешать. Кружит, кружит над крышами, все ниже опускается. Люди спят. Никто змея не видит.
Но не спит почему-то молодая девица Анна, дочь голландского купца Гутмана. Сидит она у окна, смотрит на месяц ясный — то ли мечтает, то ли грустит о чем…
Увидел ее огненный змей — и сразу про клад забыл, потому что красная девица для него прелестнее любого клада, желаннее всего на свете. Так вот увидел змей Анну в окне — влетел в трубу, обернулся красавцем королевичем и предстал перед ней. Испугалась Анна. А он говорит:
— Не бойся меня, красавица, а полюби. Видишь, как я красив. Пусть я буду тебе милее светлых звезд, милее зеленых трав, милее солнца красного, милее текущих и стоячих вод, милее отца родного, милее всего света вольного. — И произносит еще такое заклятие: — С этой поры думай только обо мне — при солнце и при утренней заре, при младом месяце и на ветре-холоде, на прибылых и на убылых днях. Думай об одном мне, а остальных забудь — отныне и до века!
Заколдовал змей Анну. Хочет она крикнуть и не может. Хочет бежать — ноги не двигаются. И уже очей своих оторвать от змея не в силах. Быть бы беде, да ожил в то время деревянный всадник-змееборец. Помчался он как вихрь по улицам на голубом коне и стал большим и могучим.
Повернул голубой конь к дому купца Гутмана. Услыхал змей деревянный скок — испугался. Взвился в трубу, хотел улететь. Да не тут-то было! Метнул всадник копье и поразил змея на лету. Завопил змей, рухнул наземь, вспыхнул синим огнем и сгорел дотла.
— А воин-змееборец, — закончил свой рассказ Ивашка, — возвратился в твой дом, господин Бруин, уменьшился до малого размера, к стене прислонился и опять застыл. Только на копье его немного пепла-золы осталось…
— А что же Анна? — спросил Бруин.
— Анна заколдована была, ни о чем ночном не помнит, — заверил Ивашка. — Но вреда ей не было. Спас ее всадник.
— Придумал ты все это, наверное, Иван, — задумался Бруин. — Но если и придумал, то складно. Так что за воина на голубом коне спасибо! А теперь пошли за следующим заказом.
С той поры Бруин проникся уважением к своему вологодскому знакомому и стал называть его уже не Ивашкой, а Иваном.
5
Между тем сестры-кружевницы Наталья да Марфа тоже исполнили заказ: сплели кружевное покрывало. На том покрывале день с ночью встречаются: с одной стороны солнце, с другой месяц, а посередине чудо-дерево узорчатое.
— Таких кружев я еще не видел, — признался Бруин. Добавил он плату кружевницам, забрал покрывало и вышли они с Иваном на улицу. Тут Бруин опять говорит: — Красивы вологодские кружева. Только зачем они нам?
Не успел Иван ответить, как внезапно налетел сильный ветер-вихрь, какого в Вологде никогда и не бывало. Застонали-зашумели деревья, вздыбились волны на реке, хлынули на берег. Закачались заборы и ворота, полетели наземь. Сорвал вихрь несколько крыш, закружил их в воздухе. Где уж тут человеку устоять! Выронил Бруин покрывало, но Иван его подхватил и развернул навстречу ветру. Вдруг словно что случилось — стал ветер-вихрь стихать, слабеть и вот уже стих совсем.
— Откуда взялась такая буря? — удивился Бруин. — Непонятно даже.
— Все понятно, — говорит Иван. — Могу пояснить, что и как.
— Поясни, — попросил Бруин.
И Иван растолковал ему, что, мол, послана буря была нечистой силой. А что такое нечистая сила? А это — все страшное, тайное. Нечисти на свете много. В домах, в подвалах и на чердаках прячутся буки, анчутки беспятые, мороки. В реках и озерах скрываются под волнами русалки водяные. По лесам бродят лешие, кикиморы, змиевны, лесовки, шишиги-ведьмы. Некоторые из них безвредные, но многие злые, и ненавидят они все живое, человеческое. Эти и людям стараются вредить, и посевы портят. Для них и цветы, и травы, и деревья ненавистны. Только все живое сильнее их, потому что где-то далеко в гуще лесов растет дивное дерево — дерево жизни. Глубоко ушли его корни, высоко шумят его ветви. Это дерево помогает расти хлебам, ягодам, травам, деревьям. Охраняет его все живое… Боится нечистая сила чудесного дерева.
— Вот и нынче, — сказал Иван, — наслала нечисть на нас невиданный ветер-вихрь. Худо бы нам пришлось! Да развернул я кружевное покрывало, а на покрывале кружевницы дерево жизни вышили. И запутался ветер-вихрь в его кружевных ветвях.
— Опять ты, наверное, Иван, придумал, — заметил Бруин. — Разве может кружево от бури защитить?
— Напрасно не веришь, — обиделся Иван, — вологодское кружево — ох, не простое, а с умыслом…
— Кружево на самом деле чудесное, — согласился Бруин.
А вечером в своем дневнике он записал, что в Вологде была сильная буря, быстро налетевшая, но так же быстро стихшая. И такую запись может в старинных книгах прочитать каждый, кто хочет убедиться, что это не выдумка.
6
Тем временем Агей-живописец тоже исполнял свой заказ. Взял он широкую еловую дощечку, ровно и гладко ее обтесал. Покрыл дощечку в несколько слоев левкасом — смесью толченого мела с клеем. Пригладил все маленькой деревянной лопаточкой, а потом поверхность особым камнем-пемзой обработал. Высушил готовую доску, протер ее… Теперь готово. Надо браться за краски.
Достал Агей из мешочка разноцветные камешки. Они были собраны им у далекого Бородавского озера — красные, зеленые, белые, фиолетовые, голубые, оранжевые. Растер их мастер в специальных деревянных плошках-горшочках и развел порошок на яичном желтке. В одной плошке получилась красная краска, в другой — зеленая, в третьей — оранжевая и много других. Готовы краски. Можно рисовать.
Сначала художник сделал на доске чуть заметный рисунок и на нем слегка наметил краски. Потом по всему рисунку прошелся темной краской, подправляя и улучшая его. И вот настало главное дело: художник начал накладывать краски…
Много труда живописец затратил. Но к условленному сроку исполнил заказ.
Видит Бруин: на доске в верхней части изображен небесный белоснежный многоглавый город и прекрасный сад, а внизу — земля с зелеными лесами и лугами, голубыми реками и озерами, звери мохнатые, рыбы чешуйчатые, птицы пернатые, а также города и селения и множество людей…
— Признаться, я ведь сам — художник, — говорит Бруин. — К тому же много видел картин и рисунков других художников. Но то, что я сейчас вижу, для меня любопытно очень. Где ты, мастер, научился такой живописи?
— А у меня и отец, и дед, и прадед — все были живописцами, — отвечает Агей. — Наше дело от отца к сыну переходило.
— А много ли еще в Вологде художников? — спрашивает Бруин. — Или более нет никого?
Агей рассказал, что в древности в Вологде много было живописцев, целые роды: Дементьевы, Поповы, Сергеевы, Автономовы. Лет сорок-пятьдесят тому назад около ста живописцев в городе работало. Всю улицу занимали — Иконной она называлась.
— А сейчас живописцев стало менее, — посетовал Агей. — Вот и я не знаю, учить ли живописи сына. Приходит в упадок наше дело. И заказов стало мало. И оплата небольшая.
— Живописец ты отличный, — похвалил его Бруин. — Вот тебе еще оплата, дополнительная.
Вышли Бруин и Иван от Агея, а навстречу им Генрих Клюк идет. Поздоровался он с Бруином, а на Ивана и внимания не обратил, считая ниже своего достоинства здороваться с простым человеком.
— Скоро, ли вы, господин Бруин, отыщете обещанные сокровища? — спросил он с кривой улыбочкой. — Анна Гутман, по-моему, начинает терять терпение…
— Дело двигается, господин Клюк, — ответил Бруин. — А пока не хотите ли взглянуть, что мы с Иваном приобрели?
— Извольте, сочту за удовольствие взглянуть.
И Иван приподнял на руках доску с живописью и показал ее Клюку. Тот смотрел, смотрел и говорит:
— Не понимаю я таких художеств. Вверху-то понятно — небесный город. А скажи мне, — обратился он к Ивану, — что это за дома да башни внизу?
— Внизу, — показал Иван, — великий город Царь-град. Подальше — Москва, а в углу доски — наша Вологда.
— Так, так… — усмехнулся Клюк. — А что на этой доске за твари между деревьями и люди между домами и башнями?
— Как я понимаю, — пояснил Бруин, — это все живущее на земле.
— Такого не бывает! — возмутился Клюк. — Не может Царьград очутиться рядом с Москвой и Вологдой. Не могут собраться вместе все земные твари и все люди.
— Видите ли, господин Клюк, — в этом-то и есть секрет живописца. Для него все едино: и твари, и цветы, и леса, и воды, и птицы, и рыбы, и звери, и люди, — возразил ему Бруин. — А слышите, господин Клюк, как краски звучат?
— Краски звучать не могут. Не морочьте мне голову! — еще более рассердился Клюк.
— Взгляните и прислушайтесь… — сказал Бруин. — Вот холодный голубой цвет, он звучит спокойно и возвышенно. Рядом зеленый — он теплее, звучнее. А огненно-красный цвет — яркий, громкий. Оранжевый говорит о чем-то непривычном, неслыханном. Золотой цвет как будто все объединяет, согласует.
— Я не слеп и не глух, господин Бруин, — заявил Клюк. — И ничего подобного я не вижу и не слышу. И мне в лавку пора.
Сухо попрощавшись, Клюк пошел в сторону.
— Что ты на это скажешь? — спросил Бруин у Ивана.
— Господин Бруин, — ответил Иван, — ты теперь все видишь, слышишь и понимаешь. Тебе теперь нашими сокровищами владеть можно.
7
Генрих Клюк, оказывается, пошел не в лавку, а в дом вологодского палача.
Рыжеволосый палач сидел в это время дома в мрачном настроении и от нечего делать подсчитывал в полуоткрытую дверь, сколько прохожих пройдет мимо его дома. «Одна голова, — считал он прохожих по головам, — вторая голова, третья, четвертая, пятая… Ох, сколько еще голов сидит на своих плечах!»
И тут к нему пожаловал Генрих Клюк. Он уважительно приветствовал палача:
— Мое почтение, господин палач!
— Мое почтение, господин купец!
— Почему грустен, господин палач? Почему тоскуешь?
— Как не тосковать, господин купец… Работы нет. А без работы человеку нельзя — душа болит.
— Правильно говоришь, — поддакнул Клюк. — Не ценят тебя здесь, в Вологде, не понимают.
— Где им, лапотникам, меня понять! Разве в Вологде приличную работу найдешь? Вот выпорол на той неделе воришку-карманщика — и все. Да разве это настоящее дело для мастера? Тьфу! — плюнул от досады палач.
— В столицу тебе надо уезжать, — посоветовал Клюк. — Там ты смог бы показать себя и свои способности развил.
— И уеду, — заявил палач. — Они еще меня в Вологде вспомнят, они еще пожалеют! Не буду хвастать, но прямо скажу — свое дело я знаю. Я ведь не простой палач, а заплечных дел мастер.
— Есть серьезное дело, — сказал Клюк. — Надо бы прирезать одного человечишку. Конечно, за хорошую, за очень хорошую плату, — и начал что-то шептать палачу на ухо. Шептал, шептал, а потом спрашивает: — Что ж… принимаешь заказ?
— Принимаю, — отвечает палач. — Только цена будет двойная.
— Отчего же? — изумляется Клюк.
— Оттого что — иностранец. Как-никак, а все же заграничная голова!
— Для меня-то он не иностранец вовсе, — говорит Клюк. — Но не будем спорить. По рукам! Только выполняй заказ скорее.
Вот ведь еще какие бывают на свете заказы…
8
На следующее утро Иван привел Бруина к Софийскому собору, отсчитал от собора тридцать шагов к реке и, оказавшись на Соборной горке, топнул ногой.
— Здесь копай, господин Бруин, коли хочешь… Но только сначала ты должен подарить своей Анне и воина-змееборца, и покрывало кружевное, и живопись Агея-художника — такое условие. А я свое дело сделал.
Поблагодарил Бруин Ивана и подал ему кошель с монетами.
— Осчастливил ты меня, — обрадовался Иван. — Да я сейчас прямо, не мешкая, в село Устье поеду, как на крыльях полечу, выкуплю из неволи Олену-девицу. А тебя, господин Бруин, век благодарить буду.
Распрощались они по-дружески. Иван побежал в дорогу собираться. А Бруин зашел домой, взял изделия, исполненные вологодскими мастерами, и направился в дом Гутманов.
Но не застал он Анну дома. Служанка ее сказала, что, мол, барышня гулять с господином Клюком ушла… Не понравилось это Бруину, но вида он не подал.
— Передай эти подарки госпоже Анне, — наказал он служанке. — А еще скажи: я завтра у нее буду.
И Бруин вернулся домой. Ночью ему предстояло важное дело: клад искать.
А надо сказать, что с момента приезда Бруина в Вологду прошло уже немало времени. Настал июнь, месяц белых ночей. А белой ночью — это всем известно — темноты почти не бывает, так что искать клад вполне подходяще. Все видно.
И вот уже белая ночь спустилась на город. Бруин завернулся в оранжевый плащ, взял лопату и пошел на Соборную горку. Отыскал здесь заветное место. Что ж… можно начинать. От волнения сердце сжалось. Что-то сейчас будет?
Бруин нажал на лопату. Копнул раз, другой, третий… И вдруг — ух! — провалился в какую-то яму. Упал, но быстро вскочил на ноги и схватился за рукоять шпаги. Только видит — это обыкновенная яма, не глубокая даже. Никакой опасности. И подземного хода не видно.
Но вот что-то есть под ногами. Бруин нагнулся и поднял со дна ямы небольшую старую шкатулку. Она очень легко раскрылась. Бруин думал, что увидит драгоценности, но в шкатулке ничего, кроме записки, не оказалось. А в записке были написаны такие слова:
«Не ищи сокровища в земле, они уже в твоих руках».
И все.
Задрожал от ярости Корнилий де Бруин. «Обманут! Обманут! Обманул меня Иван», — решил он. В гневе выхватил шпагу, повернулся и закричал грозным голосом:
— Клянусь! Я убью тебя!
Это и спасло ему жизнь. Как раз в этот миг к Бруину подкрадывался сзади какой-то человек в черной одежде и с ножом в руке. Но, увидев, что Бруин вооружен, и услышав его угрозу, в ужасе бежал прочь. Это был палач, наемный убийца.
Но Бруин даже не преследовал его. Он был слишком взволнован и расстроен.
9
Нет, не хотелось на следующее утро Корнилию де Бруину идти в дом Гутманов, не хотелось признаваться, что клад не найден.
Бруин медлил. Тянул время. Но в полдень решился — все равно идти надо…
Когда подходил к дому Гутманов, с удивлением услышал, как из открытого окна далеко разносится веселый смех Анны. Потом Анна запела что-то веселое…
В передней Бруина встретила служанка и очень радушно приветствовала его.
— У госпожи Анны хорошее настроение? — спросил Бруин.
— Преотличное настроение, — ответила служанка.
— И по какому поводу?
— У нее для этого два повода.
— Какие же, если не секрет.
— Во-первых, у нас утром был господин Генрих Клюк. Он просил госпожу Анну выйти за него замуж.
— И она? — похолодел Бруин.
— Она ему отказала.
Бруин даже не пытался скрыть своей радости, но ему явно не терпелось узнать и второй повод.
— А во-вторых, — сообщила служанка, — ей очень понравились ваши подарки. Да идите же вы к ней! — заторопила она гостя.
У золотоволосой Анны Гутман были счастливые глаза. Они смотрели на Корнилия де Бруина любовно и благодарно.
— Господин Корнилий де Бруин, — сказала Анна, — спасибо вам! Это такие превосходные подарки: и деревянная скульптура, и живопись. А какие кружева… Все модницы Амстердама и Гааги лопнут от зависти, когда их увидят. А самое главное — я поняла: это и есть вологодские сокровища. Вот он, оказывается, какой — вологодский клад!
Тут и Бруин начал кое-что понимать. «Значит, не обманул меня Иван», — подумал он, учтиво кланяясь Анне и целуя ее руку.
А что было далее, описывать подробно не стоит — и так все ясно. Добавлю только, что 17 июня 1707 года Корнилий де Бруин и Анна Гутман на небольшом судне, называемом баркой, отплыли из Вологды, чтобы по рекам Вологде, Сухоне и Северной Двине добраться до Архангельска, а оттуда на большом корабле по морю плыть до своей родины — Голландии. Там они поженились и жили счастливо.
* * *
Легенда о том, что в Вологде зарыт клад и спрятаны сокровища, долгие годы жила среди вологжан. Двести и даже сто лет назад многие в это верили. Находились люди, которые начинали копать землю на Соборной горке, тратили время и силы впустую.
А вологодские сокровища никто в землю не зарывал и не прятал. Это — дошедшие до нас из давних времен изделия вологодских мастеров из дерева, серебра, камня, старинные кружева, древняя живопись и многое другое.
Но это надо уметь — их увидеть!
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Вологодский клад», Владимир Иванович Аринин
Всего 0 комментариев