Нина Грёнтведт Привет, это я! Первый поцелуй
Маме и папе
Новая весна, новый старт, новые возможности (Я просто ОБОЖАЮ жизнь!!!!)
Привет, это снова я!
Дорогой дневник,
Да, вот я — Ода Андреа Стокхейм, — и у меня новый дневник! В котором я как раз сейчас пишу! И здесь я буду писать ВСЕ. ВСЕ-ВСЕ-ВСЕ обо мне и других и о том, что происходит в моей жизни. Например, я буду много писать об одном человеке, он живет тут рядом на нашей улице. Он жутко крутой и классный, а еще суперски рисует и играет на гитаре, и имя у него самое крутое на свете, но здесь я его не назову.
Зато я скажу, что «С» — самая классная-преклассная буква на свете. А потом еще «Т», и еще «И», и «А», и потом «Н». Серьезно. Суперклассные буквы. (Это так, к слову.)
Новый дневник у меня синий с золотистыми краями и золотистым замочком, а к нему есть два золотистых ключика (если я потеряю один, у меня останется запасной). Вот, я спрятала один ключик в сверхпотайное место, о котором никто больше на свете не знает. Он лежит с краешку под моим столом, за ящиком, и туда можно добраться, только если открыть ящик и заползти под стол. Там лежит ключик от моего дневника (и другие сокровища). Это просто ГЕНИАЛЬНЫЙ тайник. Точнее, ДВА тайника, потому что они одинаковые за обоими ящиками. Все равно люди, которые придумали мой стол, — очень классные взрослые, они додумались сделать такие вот тайные невидимые места, и обнаружить их могут только такие, как мы, умные любители приключений и открытий. (СПАСИБО тем, кто сделал мой стол.)
Р. S. Надо найти еще одно такое же гениальное потайное место для второго ключа, чтобы Эрленд —
«НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!!!» — слышу я вдруг вой Эрленда откуда-то снизу.
Я захлопываю дневник и запираю его на ключ. «Что такое?!» — кричу я и бегу вниз по лестнице. Эрленд стоит посреди гостиной в полном ужасе.
— Что такое?!! — спрашиваю я снова.
— Папа нам врал! — говорит Эрленд, глядя на меня огромными круглыми глазами и раскрыв рот. — Он врал нам всю жизнь! — добавляет она.
Р. S. Читай внизу страницы СЕЙЧАС, там где цифра «1» в носке[1].
Ладно. Прочитал внизу, теперь можно читать дальше как обычно. Вот ТАК ВОТ читают сноски. (Короче, Эрленд в ужасе и только что сказала, что папа врал нам всю жизнь.)
— Чё? — спрашиваю я.
— Папа знает не ВСЕ! — говорит Эрленд.
— Да ну? — говорю я. (Рано или поздно она должна это понять. Вообще, просто невероятно, как она не поняла этого раньше.)
— Да, потому что я спросила, почему нельзя посолить воду у рыбок, в море же рыбы живут в соленой воде. Как в мультике про Немо, их ловят и сажают в аквариум, а потом Немо сбегает обратно в море! А в море вода соленая. Но в аквариуме у рыбок вода из-под крана, и она не соленая. И папа НЕ ЗНАЛ почему!!! — говорит Эрленд разочарованно, и вид у нее такой же.
Р. S. Теперь можешь прочесть сноску № 2 внизу страницы, если хочешь, а потом снова читать здесь[2].
Потому что она (Эрленд) рассуждала очень здраво. И дело вовсе не в Немо, просто она НИКОГДА в жизни не сталкивалась с тем, что папа, «суперпапа», оказывается, чего-то НЕ ЗНАЕТ или не может!
— Что ты там делаешь у себя в комнате? — спрашивает Эрленд.
— Ничего, не ходи за мной, — отвечаю я и снова поднимаюсь по лестнице.
— А можно с тобой? — просит Эрленд и все равно тащится за мной.
— Нет, — отвечаю я.
— Ну мо-о-ожно? — говорит Эрленд.
— НЕТ! — я разворачиваюсь и кричу на нее, и захлопываю дверь в свою комнату, которая находится внутри комнаты Эрленда.
(Моя дверь ведет в ее комнату, а ее дверь — в коридор у лестницы на первый этаж.)
Я не разозлилась на самом деле. Просто я знаю, что мне нравится, а что — нет. (х. Мне НРАВИТСЯ хлопать дверью в комнату, и 2: мне НЕ НРАВИТСЯ, когда меня достает младшая сестра и вовремя, и не вовремя.)
Дорогой дневник,
Эрленд сделала новое открытие: папа знает не ВСЕ. (Читай дальше.)
Немного обо мне (и о других)
Я все еще живу на улице Крокклейва, дом 5, моя лучшая подруга по-прежнему Хелле Хенриксен (она живет прямо напротив, на Крокклейве, 2), и у меня все еще имеется немного тупая младшая сестра, которую зовут Эрле Беате Стокхейм, 1 штука. Или просто Эрленд. А у Хелле все еще есть старший брат, которого зовут Стиан, раньше он был тупой, но теперь — нет а еще у них мама Лисбет и три ОГРОМНЫЕ собаки, которых зовут Эгир, До Мажор и Начальник. (И классный папа, он живет в Бергене и зовут его Басте.)
У нас с Эрлендом все еще есть мама и папа и моя рыбка Эстейн, она еще не умерла.
Мне нравится, когда интересно, и еще индийское блюдо корма из курицы, а еще один мальчик, имя у которого на С. Мне НЕ НРАВИТСЯ математика и Эрленд, когда она меня ДОСТАЕТ. Больше всего я люблю ЛЕТНИЕ КАНИКУЛЫ и день рождения. Самое мерзкое — это сладкое в нормальной еде, например, ананас в пицце и изюм в тушеном мясе (БР-Р-Р!!!). Самое крутое — я сама, конечно, и Хелле, а больше всего меня бесит мама. Когда бесячая (а она в последнее время часто И еще Эрленд, ну да, конечно, только это никакая не НОВОСТЬ, что она меня достает.
Здоровые увлечения
Мама купила мне сегодня дневник в городе после работы. (Поэтому она опоздала к обеду и ела холодное ризотто одна на кухне.) А у меня еще даже не день рождения! До него еще несколько месяцев. И все равно мне подарили дневник. А я только немного понудела. Только иногда за завтраком, обедом и ужином и немного в другое время, пока они смотрели новости или читали, или решали судоку, или говори ли друг с другом, или собирались в туалет, или еще что-нибудь. Я говорила, что мой дневник СОВСЕМ кончился и что мне очень-очень-ОЧЕНЬ хочется новый! То есть они же радоваться должны, что я так много пишу и рисую. Что у меня такие здоровые увлечения, хотя я уже почти подросток! (И что я, например, не еду в город и не болтаюсь там и не курю, например.)
Мой новый дневник просто суперкрут. Он очень толстый. Тут КУЧА места для рисунков и текста! Моя хорошая, хорошая, хорошая, хорошая, ХОРОШАЯ мама!!! Она сказала, что они с папой считают, это прекрасно, что я так увлеченно веду дневник, и что у меня отличное увлечение. (Ку-ку! Я говорила им это раз тысячу уже!)
— СПАСИБО, мама! — сказала я и улыбнулась (даже обняла!), а потом побежала в комнату писать.
Обновления
Дорогой дневник
тут — небольшие обновления, все, что произошло в последнее время в моей жизни:
Мы с Хелле перестали дружить зимой, потому что я подралась со Стианом. Но в конце концов мы со Стианом помирились и подружились.
(Да, ПОДРУЖИЛИСЬ, да, не больше, нет, если хочешь знать! ЧЕСТНОЕ-ПРЕЛЕСТНОЕ слово! П) И мы с Хелле снова стали ЛУЧШИМИ ПОДРУГАМИ. (По счастью.) Эрленд оказалась немного лучше, чем я думала, поэтому мы теперь часто разрешаем ей быть с нами. (Но не всегда.) Вообще, мы в последнее время часто бываем вместе все вчетвером, то есть все дети с Крокклейвы: я, Хелле, Стиан и Эрленд. (Хотя мы со Стианом уже больше ПОДРОСТКИ. Он ходит уже в восьмой класс, а я пойду в восьмой осенью.)
В Зеленый дом пока НЕ въехало никаких новых соседей с тех пор, как оттуда выехали Андреас и Туне (ака Маргиналы[3]) со своей собачкой Дизелем, так что нам пока не за кем шпионить с Платформы. Но у нас есть чем заняться, потому что мы с Хелле скоро пойдем заниматься парусным спортом!
А еще — уже ПОЧТИ весна! А здесь, на Крокклейве, весна означает только одно:
У Хелле и Стиана есть лучшая В МИРЕ тарзанка, она висит на огромадном дереве у них в саду перед домом. Только самые крутые не боятся с нее прыгать, потому что она ужасно высоко висит. К тому же там еще и подъем, поэтому до земли выходит еще дальше. Снег уже тает, и мы стали приставать к папе, чтобы он проверил канат. Поскольку Басте переехал в Берген, весной канат теперь проверяет папа. Это обязательно нужно делать после зимы перед тем, как прыгать, потому что иначе может обломиться ветка, или канат разорваться, или узел может развязаться, и тогда можно свалиться и погибнуть.
Короче ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА!!! Кроме ОДНОЙ мелочи (нет, на самом деле совсем не мелочи): дело в том, что мне надо идти мыть ванную. Потому что сегодня четверг, а каждый четверг мы с Эрлендом по очереди моем ванную, чтобы получить деньги на неделю. И сегодня моя очередь заняться ванной…
А Эрленд будет пылесосить. ВЕСЬ дом. (Я слышу, она уже начала внизу.) Можно подумать, что пылесосить сложнее, но я КЛЯНУСЬ, мыть ванную в ТЫСЯЧУ раз противнее, чем пылесосить. И потом, это нечестно, потому что папа Эрленду помогает, а мне — нет.
Потому что она намного младше. Ха. Нечестно. Она не ТАК сильно младше, и ей ВСЕГДА разрешают то же, что и мне, а МНЕ в ее возрасте не разрешали, и надо было ждать, когда я подрасту, а ей разрешают вместе со мной! (Если ты понимаешь, о чем я.) Но мне пора, потому что, когда я закончу уборку, я забегу к Хелле.
Моей лучшей подружке.
И еще я хочу удивить маму сверкающей ванной, когда она придет домой!
Дорогой дневник,
Надо кое-что записать, пока я не ушла к Хелле.
Когда я мыла ванную, кое-что случилось…
КОРОЧЕ.
В ванной стоит мамин фарфоровый котик.
Он — САМОЕ-САМОЕ ее красивое и САМОЕ старое украшение, и он ВСЕГДА стоял на полочке в ванной. Прямо у горшка. Он ужасно красивый, поэтому я всегда очень аккуратно мыла эту полочку. И все равно, сегодня случилась неприятность. И я даже сочинила об этом стишок. Он просто пришел мне в голову сам собой. (И я этим страшно довольна, честно сказать, потому что мечтаю вообще-то стать писательницей.)
Стишок такой:
Я скребла и терла ванну. Я старалась неустанно Доказать, что я большая И ни в чем не оплошаю! Вдруг засмеялась сестра напоказ, Аж надрывает животик! Это скользнул и упал в унитаз Мамин фарфоровый котик. «Вот неумеха!» — скажет мне мама, и я сгорю от стыда… Если долго смотришь в бездну, бездна смотрит на тебя. И щипцами для сосисок из вонючей глубины Я достала эту киску, содрогаясь от вины… Когда мама вернулась, ванна сияла, И мама, сияя, меня обняла. «Какая ты взрослая», — мама сказала, Заулыбалась, ля-ля-тополя. «Пойдем же обедать, — сказала мне позже, Сегодня любимое блюдо твое!» Как все это выдержать, Боже… Я ела сосиску в тесте, и мне, бедняжке, Не давала покоя мысль о какашке.Конечно, тут многое неправда, потому что мама еще не вернулась и не знает, что я уже помыла ванную, хотя еще только четыре часа. И сосиска в тесте вообще-то не самое мое любимое блюдо, я написала просто, чтобы было в рифму, и с щипцами для сосисок — это хорошо.
А фарфоровый котик — он, ПО СЧАСТЬЮ, совершенно целый!
Тест
Я стучусь в дверь к Хелле на террасе, скидываю обувь и с криком «Приве-е-е-ет!» забегаю в гостиную.
— Привет, Ода, Хелле у себя в комнате, — слышу я голос Лисбет из ее кабинета рядом с гостиной.
— О’кей! — кричу я в ответ и бегу дальше в комнату к Хелле.
Она сидит за столом.
— Привет, — говорит она, не отрываясь от учебника по математике.
— Ты что, еще уроки не доделала? — спрашиваю я.
— Матику забыла, — отвечает Хелле.
Я валюсь на кровать.
— А я сделала все уроки и помыла ванную, — говорю я. (Не чтобы похвастаться, а просто сообщить.)
— А-а… — говорит Хелле, и, кажется, это ее не сильно впечатлило, но я продолжаю:
— Ты бы видела, что случилось! Знаешь этого фарфорового котика, маминого? Который…
Тут Хелле перебивает меня посреди предложения (!):
— Можешь немного помолчать? — говорит она.
Мне становится немного обидно. Моя самая лучшая подружка считает МАТИКУ важнее маминого фарфорового котика, которого я уронила в туалет и вытащила щипцами для сосисок (потому что не решилась залезать рукой в унитаз). И что можно… Я лежу на Хеллиной кровати и глазею в потолок. Да, я МОГУ немного помолчать, представь себе! — думаю я. И еще немного думаю, и надеюсь, что мы ни за что на свете НЕ БУДЕМ есть сосиски на обед. То есть я, конечно, помыла щипцы с МОРЕМ жидкости для мытья посуды, но все равно… И вот, я лежу и глазею в потолок, тихо, как мышка. Даже тише мышки, потому что мышка пищит, а я — нет. Тихо-тихо-тихо…
Мне скучно.
— Ты скоро закончишь? — спрашиваю я.
— Скоро, — отвечает Хелле.
— Странно, что ты ВСЕ ЕЩЕ не доделала уроки… — говорю я.
— Я забыла про матику, я же сказала, — отвечает Хелле. — Ты можешь немного… а-а, тс-с-с!
(Кажется, она немного злится.)
— Хм, — говорю я, беру какой-то журнал с тумбочки и принимаюсь его листать.
— Скоро закончу, — говорит Хелле и уже явно меньше злится.
— КАКОЙ ТИП ПАРНЯ ТЕБЕ БОЛЬШЕ ПОДХОДИТ? — читаю я вслух. — Хочешь тест пройти?
— Нет, — отвечает Хелле.
— Вопрос номер один, — продолжаю я. — Сколько у тебя было парней?
Хелле оборачивается и смотрит на меня как-то обреченно.
Я смотрю на нее в ответ, потом она разворачивается обратно и продолжает делать свою математику. А я продолжаю читать вслух журнал:
— А: два или три, мне все равно, Б…
— Ода, я делаю уроки, — перебивает меня Хелле (снова), не отрываясь от тетрадки, но я все равно продолжаю читать журнал вслух.
— Б: ни одного, я жду свою большую любовь, или В: больше…
— О-да! — говорит Хелле уже очень раздраженно.
— Ну просто ответь, а! — говорю я таким же раздраженным голосом.
— А-а-а-а-а, ни одного! — отвечает Хелле.
— Я еще не дочитала, — говорю я, — или В: больше, чем я могу сосчитать.
— НИ ОДНОГО! — отвечает Хелле снова, очень громко и очень обиженно.
— Б: ни одного, я жду БО-О-О-О-О-ОЛЬШОЙ любви, — читаю я громко и четко и ставлю крестик на ответе «Б».
И дальше: — Вопрос номер два. Кто из этих крутых парней КРУЧЕ ВСЕХ? А: Тэйлор Лотнер, Б: Роб…
— Чё? Кто это? — спрашивает Хелле.
— Ты что, НЕ ЗНАЕШЬ? — удивляюсь я.
— Нет, — отвечает Хелле, и я говорю:
— Ну, это тот… ну, тот, что… э-э-э, подожди секунду…
— Ода! Я делаю уроки! И я НЕ СОБИРАЮСЬ проходить этот твой ИДИОТСКИЙ тест! — говорит Хелле на полном СЕРЬЕЗЕ.
— Ладно-ладно, не надо обижаться, пожалуйста, — говорю я и чувствую, что сама очень обиделась.
— Я не обижаюсь, — отвечает Хелле.
— Ну-ну, — говорю я и бормочу уже очень тихо, переворачиваясь на живот: — И вообще, тест не мой. Это же твой журнал.
Но, кажется, Хелле не услышала меня, по крайней мере, она ничего не отвечает. И я думаю: Зачем ТЕБЕ этот журнал, если он такой идиотский?!! А потом я уже про себя дочитываю тест.
Результат
«Тебе нужен рокер» — такой вышел результат у меня. (Хелле не знает, что я прошла тест, потому что я читала про себя.) «У него мало друзей, зато они очень хорошие и близкие, и ты ИДЕАЛЬНО ему подходишь, потому что ты крутая, открытая, ты быстро заводишь друзей, ты всегда популярна, легко начинаешь разговор с парнями и еще ты очень интересуешься музыкой». ЧЕГО?… — думаю я и читаю дальше: «Он может по началу быть тихим, и с ним может быть непросто, но ключ к отношениям — ваш общий интерес к музыке. Постарайся поймать его на этот крючок, и ты станешь для него самой главной». ЧЕГО-ЧЕГО? — думаю я снова и перечитываю результат теста. А как мне его поймать на «крючок»? — вот о чем я размышляю.
— Кстати, а Стиан дома? — спрашиваю я Хелле, так, невзначай.
— Нет, — отвечает Хелле.
— А-а, — говорю я, — а где он?
— Понятия не имею, — отвечает Хелле.
— А когда он будет? — спрашиваю.
— Без понятия, — снова отвечает Хелле.
— Но хоть примерно? — спрашиваю я и сажусь на кровати.
— Не знаю, — отвечает Хелле. — А что?
— Просто интересно, — говорю я и снова утыкаюсь в журнал.
«Рокер…», «Ваш общий интерес к музыке…».
Вдруг я чувствую, как краснею внутри себя, прямо тут, на месте. Я наврала немного в ответах. Я отвечала так, чтобы подошел… Стиан. Рокер ли Стиан? И что такое РОКЕР? Я думаю о мальчишках в классе, есть ли среди них рокеры. Нет. Они больше хулиганы, детсадовцы, тупицы, футболисты… А Стиан, он…
— Доделала! — говорит Хелле, кладет в сторону карандаш и разворачивается на своем офисном кресле. — Чем займемся?
Я типа выбираюсь из своих мыслей, откладываю в сторону журнал и смотрю на нее.
— Что это с тобой? — спрашивает Хелле, внимательно меня разглядывая. — Чего это ты такая красная?
— Здесь жарко! — говорю я. — Давай выберемся отсюда.
— Что это ты покраснела, Ода? — спрашивает Хелле, семеня за мной вниз по лестнице.
— Я не покраснела! — отвечаю я строго, чтобы Хелле больше не приставала с расспросами.
— Девочки, прогуляетесь с собаками? — кричит Лисбет, когда мы проходим через гостиную.
Нет, я НЕ ХОЧУ! — кричу я про себя.
— Хорошо! — кричит Хелле в ответ маме.
Так что мы берем собак и идем в лес почти на самую Вершину, а потом обратно вниз. По дороге мы не так много говорим. Точнее, Хелле говорит, а я не очень-то ее слушаю, потому что думаю только о тесте. И еще думаю, где Стиан. И когда он придет домой. И что, по-моему, мы слишком много гуляем с собаками в последнее время.
Рокер на крючке
Когда мы вернулись домой к Хелле, мы запустили собак на участок за домом, а потом, как всегда, пошли болтать на Платформу.
— Эй! Ты вообще здесь? — говорит Хелле и стучит мне по лбу указательным пальцем, как по двери.
— Хм? — отзываюсь я.
— О чем ты думаешь? — спрашивает Хелле.
— Как по-твоему, я популярна? — говорю я.
— Чего? Популярна? — переспрашивает она. — Ты о чем вообще?
— Не знаю, — отвечаю, — проехали!
И вот мы сидим молчим. Я чувствую, что Хелле смотрит на меня вроде как. А я все думаю об этом тесте, но Хелле ничего не говорю, потому что она считает, что он идиотский.
— Давай следить за Зеленым домом! — говорит Хелле.
— Как зацепить рокера на крючок? — спрашиваю я.
— А? — говорит Хелле. — Рокера на крючок? Ты о чем?
Кто такой рокер? Какой крючок?
— А-а-а, ну знаешь, рокер. Это такой парень, который… нет, все, проехали, — отвечаю я.
Хелле смотрит еще недолго на меня, а потом достает бинокль, разглядывает в него Зеленый дом и тут говорит:
— Смотри! Там кто-то появился!
Я смотрю на Зеленый дом. Там только Георг. Он живет в квартире справа, он уже несколько месяцев проработал на Станции и НИКОГДА ничего интересного не делает[4]. Мы уже раньше пытались шпионить за Георгом, но это смертельно скучно. Он сам до смерти скучный.
— А-а, это всего лишь Георг, — говорю я. — Он жуть какой скучный.
Хелле вздыхает и кладет бинокль обратно в деревянный ящик.
— Как ты думаешь, Стиан уже вернулся? — спрашиваю я.
— Понятия не имею, Ода, какое тебе дело, вообще? — спрашивает Хелле в ответ. И кажется, она совсем чуть-чуть, но обиделась.
— Господи, я всего лишь спросила, — говорю я.
— Мне пора домой обедать, — говорит Хелле.
— Да, и мне тоже, — соглашаюсь я.
Тогда Хелле встает, и я встаю. Хелле идет к лестнице, и я иду к лестнице. Хелле слезает вниз, и я слезаю за ней. Хелле уже побежала домой через Лесок, а я еще стою. Смотрю, как она бежит. Смотрю на ее спину, которая все удаляется.
— До завтра! — кричит она вдруг и оборачивается, будто балерина в пируэте, и машет мне на бегу. И улыбается.
— До завтра! — кричу я в ответ, улыбаюсь и машу, а потом бегу через Лесок домой.
Тишина
Вечером в кровати я лежала и немного думала. О себе и Хелле. Что вообще происходит?.. Почему сегодня между нами было что-то странное? Мы ВСЕГДА сидим на Платформе и болтаем обо всем на свете, и никогда нам не бывает неловко, и нам всегда есть о чем поговорить. И мы можем болтать обо ВСЕМ, потому что мы — ЛУЧШИЕ ПОДРУЖКИ! И у нас одинаковые интересы, и мы похожи почти во ВСЕМ. Я лежала и все думала о разговорах, каких-то странных, и дома у Хелле, и на Платформе; и я не понимала, почему и как это. Почему-то возникала какая-то тишина, и я чувствовала, что мы не можем сказать друг другу всего, что хотели… Нет, не знаю…
И совсем перед тем, как заснуть, я думала, что ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ, как зацепить рокера на крючок. Просто на самом деле понятия не имею…
Новый день
На следующее утро мы обменялись эсэмэсками с Хелле. Договорились надеть в школу кеды вместо зимней обуви. Мы пока ходим в зимних куртках (и шапках и варежках по утрам), потому что в тени еще страшно холодно. Но на солнце ЖАРКО!
Мы завтракаем с мамой, папой и Эрлендом, и мы с мамой и Эрлендом делаем себе бутерброды. Я намазываю два бутерброда печеночным паштетом[5]. Папе не нужно делать себе бутерброды, потому что он не работает. Точнее, работает, на полторы ставки домохозяина, как он говорит, и шутит, что мама должна выплачивать ему зарплату. И еще надо доплачивать ему сверхурочные за стирку, готовку и уборку, говорит он, а мама смеется, треплет его по щеке и напоминает, что уборкой занимаемся мы, девочки, а папа всегда делает вид типа «ой, забыл» и подмигивает нам с Эрлендом, а Эрленд подмигивает папе в ответ, а мне кажется, папа дурит, а папа говорит, что быть домохозяином, оставаться дома и заниматься своими дочками — это просто СУПЕР. (Я только не ПОНИМАЮ маминого и папиного поведения. Они какие-то странные!)
Мама встает из-за стола и мчится чистить зубы.
Потом опять спускается, целует папу в губы, КРЕПКО обнимает Эрленда и КРЕПКО целует ее в щеку, а потом идет обнимать меня, но я не хочу, чтобы меня обнимали! И уж точно не целовали!!! Так что я уворачиваюсь и говорю: «О-о-о, не-е-е-е-е-е-е-е-ет!», когда мама пытается меня обнять и поцеловать.
— Удачи сегодня в школе, Одадоченькамоя, — говорит мама и ерошит мне волосы.
— А-а-а, ты меня разлохматила! — говорю я в ответ.
Мама смеется, забирает свои бутерброды и идет в прихожую. Там, я слышу, она надевает пальто и выходит. По дороге к машине она стучит в кухонное окно и машет нам, как обычно. Эрленд встает со стула, открывает окно и кричит: «По-о-о-о-о-ка-а-а-а-а-а-а, ма-а-а-а-а-а-амочка-а-а-а-а-а!», улыбается и машет, как последняя тупица.
— Что это с тобой? — спрашиваю я Эрленда. — По-моему, обычно по утрам ты ужасно сердитая.
— Нет, — коротко отвечает Эрленд, закрывает окно и садится обратно.
— Доедайте свои бутерброды, девочки, — говорит папа.
— Это ты сердитая, Ода-сердючка, — говорит Эрленд и показывает мне язык, а потом запихивает в себя последний бутерброд, говорит крошкоразбрызгивающее «Фпафибо!» папе и бежит в ванную.
— Тупица! — бормочу я, продолжая жевать бутерброд. Папа смотрит на меня поверх газеты и поднимает одну бровь.
— По-о-ока-а-а, па-а-а-апочка-а-а-а! — кричит Эрленд, когда мы идем к автобусу.
— Пока! — кричит папа в ответ из окна на кухне.
Мы с Эрлендом бежим вверх по улице и, когда почти добегаем до дома Хелле и Стиана, я вижу, как из дома выходит только Хелле…
— А где Стиан? — спрашиваю я.
— И тебе тоже привет! — отвечает Хелле.
— Привет! — говорю я.
— Привет! — говорит Эрленд, и мы вместе идем к автобусу. Тут я вдруг вспоминаю, что по пятницам Стиан никогда не едет с нами в школу, потому что они начинают только со второго урока. Так что больше я Хелле о нем не спрашиваю.
В автобусе Эрленд садится с Карианной. Мы с Хелле усаживаемся в самый конец, как обычно. Там уже сидит Ханс Отто из «Б»-класса с учебником норвежского на коленках. Он отрывает взгляд, и мы говорим «привет» и садимся.
— Ты что, не сделал уроки, Ханс? — спрашиваю я.
— Неа, хе-хе, — отвечает Ханс Отто.
Он старается делать вид, будто ему все равно — сделал он домашку или нет, но на самом деле ему не все равно. Он сидит тут в автобусе и учится как ненормальный.
Это — типичное зрелище. Ханс Отто почти ВСЕГДА делает домашку в автобусе по дороге в школу, пока мы болтаем, смеемся, валяем дурака и делаем все что угодно, кроме домашки (или все, что можно делать в автобусе). Именно этим мы с Хелле сейчас и занимаемся. Мы болтаем и смеемся и договариваемся встретиться на Поле после уроков, и все кажется замечательно, прямо как обычно, как оно всегда бывает.
Поле
Поле — это огромный газон с футбольными воротами по краям. На Поле в футбол играть гораздо лучше, чем на школьном стадионе, потому что на Поле растет трава. Но пока мы в школе, нам не разрешают туда ходить без учителя. (Потому что на самом деле оно уже за школьной территорией.) Но мы часто встречаемся на Поле после уроков и играем немного в футбол, треплемся и болтаемся там просто так.
Кто живет рядом со школой и ездит на велосипеде, берут с собой велики и устраивают гонки на Поле. Мы с Хелле и Эрлендом ездим в школу на автобусе, поэтому великов у нас никогда с собой не бывает… У Стиана тоже не бывает велика, потому что он тоже ездит на автобусе, как правило, но едет до своей школы. (В нее я тоже пойду с осени.)
Новичок
У нас в классе будет новичок! Каллестад (наш учитель) только что сказал об этом на уроке. Мальчик по имени Альфредо Стефано. Немного странное имя вообще-то. Никогда раньше не слышала, чтобы у кого-то имя заканчивалось на «о». Каллестад сказал, что Альфредо и Стефано — это итальянские имена. Это все равно что по-норвежски Альфред Стефан. Мальчики страшно обрадовалось, потому что теперь мальчиков будет больше, чем девочек, а нас всегда было поровну или даже девочек больше. И мальчишки сразу принялись обсуждать, как они его будут звать. Альфа, Альф Стеффен, Альфред С., Альфо Стеффо, Два «о», предложений было полно. Довольно глупых. Мальчишки в классе ОБОЖАЮТ придумывать друг другу прозвища. Совсем не из вредности: им кажется, прозвище — это круто, и почти у всех мальчишек оно есть[6]. Девочкам немного обидно, что появится мальчик, мы бы хотели еще девочку, потому что мальчишки в классе такие ДЕТИ!
ДЕТИ! — думаю я, и тут раздается звонок, я выбегаю и встречаюсь с Хелле. Она уже на улице, прыгает на резиночке с толпой из пятого и шестого класса. Я тоже начинаю прыгать с ними.
На переменах мы всегда вместе, все «верхние». Многие прыгают на резинке и играют в «Рыбака и рыбку», еще мы играем в лапту и в футбол, а некоторые торчат на тренажерах. И так ЗДОРОВО выбегать на переменах на улицу, когда снег уже сошел, и солнышко светит, и земля голая, и столько находится всяких весенних занятий!
Верхние и нижние (и серединка)
Наша школа построена на склоне и изначально состояла из двух зданий: Верхнего и Нижнего. В Верхнем, которое было наверху склона, были пятые, шестые и седьмые классы. Или основная школа, как правильно говорить. Мы с Хелле ходим сюда. В Нижнем, внизу склона, находится началка: с первого по четвертый класс, и туда ходит Эрленд.
Несколько лет назад учеников стало так много, что места в Верхнем и Нижнем здании стало не хватать. Тогда построили еще здание посерединке, и его назвали Серединкой. Там теперь продленка и кружки, например.
Еще до звонка с последнего урока, Каллестад задает нам домашнее задание — написать стихотворение. Ха! ЛЕГКОТНЯ для меня, потому что я очень хорошо сочиняю стихи и истории.
— Можно написать о чем угодно, — говорит Каллестад.
— О чем угодно? — спрашивает Себастиан.
— Да, — отвечает Каллестад и начинает собирать учебники по всему столу.
— О чем угодно в целом мире? — спрашивает Сондре.
— Вообще о чем угодно в целом мире, — отвечает Каллестад.
— Вообще-вообще совсем о чем угодно во всей ВСЕЛЕННОЙ? — спрашивает Оливер.
— Вот именно, — отвечает Каллестад.
Какие ДЕТИ эти МАЛЬЧИШКИ! — думаю я.
— Тогда я напишу про ФУТБОЛ! — говорит Сондре.
— И я! — кричит Оддвар, застегивая молнию на рюкзаке.
— Я так и думал, что будет много стихов о футболе, — говорит Каллестад.
Я смотрю на букву «С» у себя в блокноте — она вся в завитках и с большим сердечком посередине — потом закрываю блокнот и пихаю его в рюкзак.
— Хороших выходных! — говорит Каллестад с улыбкой.
— Хороших выходных! — отвечаем мы хором, и тут раздается звонок, все хватают рюкзаки и выбегают из класса. (Все, кроме Анны и Йоргена, они дежурные и должны еще вытереть доску и прибраться.)
Грете София и Махмуна
У Хелле сегодня было на один урок меньше, и она ждала на Поле, потому что домой мы едем на одном автобусе. Когда я пришла на Поле, я как-то удивилась, потому что Хелле была вместе с Грете Софией и Махмуной из своего класса. И вот они стоят болтают, и дурачатся, и кидают друг другу мячик. Вообще-то не знаю даже, почему я удивилась. Наверно, просто потому, что думала, Хелле сидит там весь урок одна, и скучает, и ждет меня. А тут она смеется и веселится и кидает мяч, и я даже не уверена, заметила ли она меня. Не то чтобы я хотела, чтобы Хелле скучала, дело не в этом, я просто думала, что… нет, не знаю, что я себе думала.
— Привет! — говорю я.
— Привет! — говорит Хелле.
— Салют, — говорит Махмуна.
Грете София оборачивается и смотрит на меня.
— А, привет, Ода, — говорит она, улыбается и слегка машет рукой, и тут в нее со свистом летит мяч, она подпрыгивает и успевает его поймать, и они ужасно смеются, все трое. (Оттого что Грете София не очень уверенно приземляется и чуть не падает, когда ловит мяч?.. А может, она скорчила рожу остальным, а я не видела, потому что она стоит ко мне спиной?.. Понятия не имею. Во всяком случае, я НЕ нахожу ничего смешного.)
— Ну ты идешь? — спрашиваю я Хелле.
— Да, подожди секунду, — отвечает она, и, кажется, мячик привлекает ее больше, чем я.
И она кидает мяч Махмуне и Грете Софии еще примерно раз пять и только потом останавливается! А я стою такая, как идиотка, и смотрю. Я могла бы, конечно, попроситься в игру, и меня бы пустили, но было как-то проще стоять, выясняя, насколько мое появление важно для Хелле. Вывод: очевидно, не очень важно.
— До завтра! — говорит Хелле девчонкам и бросает мячик Махмуне, а потом направляется ко мне.
— До завтра! — кричат Грете София и Махмуна в ответ Хелле, пока мы с ней уходим с Поля.
— Уотс ап? — говорит Хелле.
— «Уотс ап?» — переспрашиваю я.
— Да, уотс ап, — говорит Хелле, — ты не понимаешь что ли?
— Понимаю, — отвечаю я.
— Это значит типа «Ты чего?». — говорит Хелле.
— Да знаю я! — отвечаю я[7].
Проболтавшись какое-то время с Хелле на Поле, я сообразила, что забыла ей рассказать про новичка в классе! Так что я рассказала. Хотя рассказывать было особо не о чем, потому что я знаю только, что его зовут Альфредо Стефано, он мальчик, который приехал, скорее всего, из Италии, раз его зовут Альфредо Стефано.
А потом мы идем на продленку забрать Эрленда. И потом на автобус домой.
Стиан (А-а-а-а-а-а, будь мои-и-м-м-м-м-и-и-им!!!!!!!!!!!)
На платформе
Дома, на Крокклейве, мы с Хелле отправляемся прямо на Платформу. Стало так тепло, что мы можем там сидеть и делать уроки! (Да, сегодня пятница, но мы делаем их, как только приходим домой из школы, тогда не надо сидеть с уроками в воскресенье вечером и можно ГУЛЯТЬ все выходные! Мы уже довольно давно выяснили, что это вообще-то здорово.) У Хелле теперь еще больше матики, а у меня — это стихотворение. Я решаю написать стихотворение о весне. Достаю из рюкзака блокнот и пишу:
Через трещины в асфальте одуванчика Пробиваются несмелые ростки, И струятся и сочатся ручейки (из талого снега), И девчонки, словно блошки, Скачут на одной на ножке Через длинные резиночки, А мальчишки просятся в компанию (и им разрешают, только у них так хорошо не выходит, хи-хи). Солнце, улыбаясь, согревает Ребятню, что во дворе болтает (наконец-то куртки все снимают)[8].— Кто такой С? — спрашивает вдруг Хелле.
— Чего? Никто. А что? — говорю я и краснею!
— Ты написала «С» в сердечке в своем блокноте, — говорит Хелле и показывает на букву «С».
— Это не «С» — это змея! — говорю я.
— Да? — удивляется Хелле.
— Да, так и есть, — говорю я.
— Ода, ты покраснела, — замечает Хелле.
— Да нет, это просто от солнца! — отвечаю я и быстро перелистываю страничку блокнота, и таращусь на пустую страницу, пока не замечаю, что Хелле больше на меня не смотрит. Тогда я продолжаю стихотворение:
Дует тепленький весенний ветерок И касается разгоряченных щек. Игры, смех на солнцепеке Обрывает только на урок звонок. THE ENDЯ могла бы написать стихотворение куда длиннее, но вдруг у меня кончилось вдохновение. И так длинное получилось. Стихи не должны быть слишком длинными. Есть очень короткие стихи. «Любовь-морковь», например, можно считать маленьким стихотворением, потому что это — в рифму.
Закончив уроки, мы какое-то время смотрим в бинокль на Зеленый дом (скучно!), записываем и рисуем немного (я принесла свой дневник, а у Хелле есть блокнот специально для Платформы) и еще болтаем. Просто так, о всяком.
(И Хелле больше не спрашивает про «С».) Например, мы болтаем о Зеленом доме. Нам ОЧЕНЬ интересно, не въедет ли туда кто-нибудь новый. Нам кажется, что уже пора, потому что никого нет любопытного, за кем можно пошпионить! (Это Хелле сказала про «пошпионить» — мне кажется, это уже детский сад.)
Мы, кстати, очень много говорим о Зеленом доме, с тех пор как оттуда выехали Маргиналы. Короче: я вообще-то ни о чем не жалею в жизни, потому что ЖАЛЕТЬ о чем-то весь день напролет довольно-таки глупо. От такого сожаления ужасно устаешь. (Это мы вместе с Хелле выяснили, потому что мы такие взрослые и старше своих лет.) Мы, например, очень сожалеем о том дне, когда сильно поссорились зимой, и это было самое ужасное чувство в нашей жизни.
— Может, все-таки немножко глупо все время шпионить и кидать снежки в Зеленый дом? — говорю я Хелле. — И отказываться знакомиться с новыми жильцами? Они МОГУТ оказаться и очень даже ничего.
Хелле согласна. И хотя с Нового года прошло уже много времени, мы заключаем договор, вроде новогоднего обещания. Записываем его в блокнот прямо на Платформе в виде правила. А потом подписываемся под этим правилом, обе.
Правило:
В следующий раз, когда в Зеленый дом въедут новые жильцы, мы будем с ними РАЗГОВАРИВАТЬ И ПОДРУЖИМСЯ с ними.
Клянемся навеки!
Ода А. Стокхейм и Хелле Хенриксен
Признаки любви
Вдруг внизу на дороге мы видим папу. Он несет стремянку, идет мимо Зеленого дома по Крокклейве.
— ПАПА-А-А! Ты куда? — кричу я. — Проверять тарзанку?!!
— Ага, решил, что пора, — отвечает папа, насвистывая веселую песенку.
— ДА-А-А-А-А! — кричим мы с Хелле хором и скорее собираем вещи по Платформе, спускаемся по лестнице и несемся за ним.
— Скажи, пожалуйста, вы на эту Платформу насовсем переехали? — спрашивает папа, когда мы его догоняем, а мы смеемся и говорим, что нет, не насовсем.
А потом помогаем папе нести стремянку оставшуюся часть пути к дому Хелле.
Ура, ура, ура, ура, УРА-А-А-А!!! НАКОНЕЦ-ТО!
На склоне за домом Хелле было темно всю зиму. А теперь на нас прямо лупит солнце, так что в носу щекочет. Интересно, куда подевались мои темные о-о-о-о-ПЧХИ!!!
— Будь здорова, — говорит Хелле и сбрасывает куртку на крыльцо.
— Спасибо, — отвечаю я, вытирая нос рукавом.
Дорогой дневник,
Я чихаю от всего на свете.
Вот список, от чего я чихаю:
1) солнце
2) если смотреть прямо на лампу
3) икра
4) леденцы от кашля
5) соленая лакрица
6) жвачка с сильным вкусом мяты
7) мятные леденцы
8) рыбные котлеты в соусе карри (да, кстати!)
9) страшно острый куриный суп с чили-перцем
10) и наверняка масса всего, что я еще не обнаружила.
Наш врач говорит, что у меня «чувствительная слизистая» и с этим ничего не поделать. Так что приходится с этим мириться, пока я, может быть, не перерасту. А то придется чихать от всего на свете всю оставшуюся жизнь, до самой смерти. Хотя это и не так уж страшно.
Первый раз в году
Хелле подходит с тарзанкой и подбрасывает ее высоко в воздух, к террасе. И, как всегда, забрасывает ее за перила. (Она здорово метко бросает.)
— Ты первая? — спрашивает Хелле.
— Давай лучше ты, — говорю я и стараюсь подольше расстегивать молнию на куртке. — Это же твоя тарзанка, — добавляю я.
На улице так тепло, что мы весь день носим шапки в карманах. Вообще-то мне не разрешают еще ходить без шапки, но я все равно ее снимаю и бросаю на Хеллину. В одном только свитере чувствуешь, что ветер еще очень холодный. Наверное, папа был прав. Может, все-таки надеть куртку?
Но тут, конечно, на самом верху появляется голова Эрленда. Она тяжело дышит, и щеки у нее раскраснелись.
— Привет! — говорит она и расплывается в огромной улыбке, почти от уха до уха, стягивая с себя шапку и варежки. Она все еще не может отдышаться, спускаясь по лестнице. Наверно, она бежала всю дорогу от нашего дома. И наверняка встретила папу, когда он возвращался со стремянкой, и поняла, что он проверял тарзанку. А теперь она, конечно, хочет участвовать в ПЕРВОМ В ЭТОМ ГОДУ ПРЫЖКЕ С ТАРЗАНКИ.
— Можно я с вами? — спрашивает Эрленд с надеждой.
Я могла бы ответить «да» сразу же, но почему-то медлю.
— Ну, это не я решаю, это же не моя тарзанка, — говорю я. (Немного слишком противным голосом, типа, по старой привычке.) — Да-а-а, можно с нами, — продолжаю я, стараясь быть дружелюбнее.
— Тебе нельзя снимать куртку, Ода! — кричит вдруг Эрленд.
— Заткнись, — отвечаю я. (На самом деле я очень мерзну, но не буду же я надевать куртку прямо сейчас!)
— Конечно, можно с нами, — говорит Хелле с веранды и улыбается нам. — Вы как? Готовы?
Мы с Эрлендом смотрим наверх. Нам приходится щуриться и отгораживаться от яркого солнца руками. (А я чихаю еще три раза подряд.) На самом верху, на террасе, мы видим Хелле, она старается удержать равновесие, стоя на перилах с зажатой между ног тарзанкой (той доской, на которую садятся). Она готова. Она стоит страшно высоко. Если бы она сейчас свалилась, она бы наверняка переломала себе кучу костей. Может, даже все кости в теле. Я рада, что не прыгаю первой. (Но об этом я никому не говорю.)
Крик Тарзана
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-я-я-я-я-я-я-я-я! — вопит Хелле, точно как Тарзан, когда она спрыгивает с перил, пролетает мимо нас и снова взлетает ужасно высоко над крутым склоном в нижней части сада.
А потом со свистом возвращается. У меня сводит живот от одного только ее вида. Хелле смеется и кричит что-то с тарзанки. Эрленд подпрыгивает на месте, смеется и хлопает в ладоши, как павиан, переевший банановой пасты[9].
— КЛАСС! — кричит Хелле. — Радуйтесь!!!
Она раскачивается взад-вперед, взад-вперед… И путь ее с каждым разом все короче и короче, и наконец она ставит ноги на землю и останавливается.
— Вау! Мегакруто! — говорит Хелле и смеется. — Кто следующий?
— Я, я хочу! Сейчас моя очередь? — вопит Эрленд.
— Я перед тобой, — говорю я опять так, немного строго. (Вообще-то я бы с огромным удовольствием пропустила ее вперед. Потому что мне немного жутко. Это так высоко!
И первый раз всегда страшно. Но я не могу сказать этого Эрленду. Потому что я типа старшая. И смелая.)
Хелле перебрасывает тарзанку через перила террасы, и теперь они с Эрлендом смотрят на меня.
Они ждут.
Я сглатываю.
Потом я бегу вверх на террасу, перешагивая через три ступеньки, и я наверху.
Я смотрю вниз. На склоне еще много снега. Только он лежит какими-то грязными кучами, а кое-где блестит лед, и уже видны большие пятна мягкой, придавленной к земле бурой травы. Там, где снег растаял, земля такая липко-мягкая, когда на нее наступаешь, как навоз.
И солнце! Оно светит вовсю, щиплет щеки и колет глаза, и ты невольно улыбаешься. (И чихаешь…)
Ой…
— Ну давай! — кричат они обе снизу.
Я забираюсь на перила и стараюсь удержаться. До земли очень далеко. Тарзанка зажата у меня между ногами, и все готово. Теперь моя очередь прыгать. Надо только спрыгнуть.
Я стою и тереблю веревку. Пытаюсь досчитать до трех, но все время начинаю счет сначала, потому что забываю спрыгнуть на счет «три»! Или у меня просто не получается.
Потом я слышу чьи-то шаги за домом, они приближаются ко мне. Я слегка поворачиваю голову, не теряя равновесия, чтобы посмотреть, кто это. Это Стиан! (Вдруг ноги мои превращаются в желе, прямо на перилах.)
— Круто! — говорит Стиан и улыбается мне!
(О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!!!!)
Я улыбаюсь в ответ.
— Можно с вами? — спрашивает он.
— Конечно! — отвечаю я. (И в животе у меня щекочет, я не совсем понимаю от чего — то ли из-за Стиана, то ли из-за страха высоты. И я думаю, что сейчас я ДОЛЖНА спрыгнуть. Я должна показать Стиану, что я не трусиха.)
И вот я смотрю на Хелле и Эрленда. Они стоят далеко-далеко внизу и все еще ждут. Ждут, что я спрыгну.
Я отпускаю одну руку с веревки и машу им. Они улыбаются и машут в ответ. Стиан стоит совсем рядом на террасе, и я чувствую, что он смотрит на меня. Он тоже ждет. Тогда я хватаю тарзанку крепко обеими руками, закрываю глаза, глубоко вдыхаю, кричу:
«С дороги! Я-Я-Я-Я-Я-Я-Я-Я-Я-Я-Я-Я-Я лечу!!!» — и прыгаю.
Я ♥ прыгать с тарзанки!!!
Дорогой дневник,
я ОБОЖАЮ раскачиваться на тарзанке!!! После первого прыжка уже больше не страшно, только СУПЕРМЕГАВЕСЕЛО. Потому что так приятно сводит живот Это просто не описать.
Мы прыгали сегодня до самого вечера, все вчетвером (то есть Стиан, я, Хелле и Эрленд), пока нас не позвали ужинать. А потом мы снова вышли, чтобы еще попрыгать. Это была ЛУЧШАЯ ПЯТНИЦА НА СВЕТЕ. И выходные будут КЛАССНЫМИ! Завтра суббота, и жизнь просто ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ!!!!
Суббота и хорошая погода
— Эрле, пойдешь с нами на Вершину? — кричу я наверх.
— А? — раздается удивленный голос сверху, и голова Эрленда появляется над перилами лестницы.
— Я хотела сказать «Эрленд»! — говорю я, когда до меня доходит, как я ее только что назвала. — Так ты идешь? Мы отправляемся прямо сейчас. Хелле пошла за собаками и Стианом, а папа приготовил нам какао!
— О’кей! — кричит Эрленд радостно и сбегает вниз по лестнице. (Ей прямо не терпится уже пойти, когда она надевает куртку.)
— Только Начальник потащит меня, — говорю я, чтобы она не подумала, что я вдруг стала такой доброй.
— Хорошо, только не наступи на Камень Троллей, — говорит Эрленд и старается посмотреть на меня, как мама.
(На самом деле она выглядит по-дурацки.)
— Ну да, ну да, — говорю я, будто меня это совсем не волнует. (Но конечно же, я наступлю на Камень Троллей.)
На дороге уже стоят Хелле и Стиан и еще Эгир, До Мажор и Начальник и ждут нас.
— Привет! — говорят Стиан и Хелле хором и улыбаются нам с Эрлендом.
— Привет! — говорю я и не понимаю толком, на кого из них смотреть.
— Привет! Папа нам приготовил какао! — говорит Эрленд и гордо демонстрирует рюкзачок на спине.
И вот мы идем по Крокклейве вверх к Большому лесу все вчетвером (или всемером, считая собак).
Мне разрешают вести Начальника, пока мы не спускаем собак с поводков в лесу. Эрленд прыгает и скачет прямо за Хелле и болтает с ней понятия не имею о чем. Потому что я думаю только о том, что иду рядом со Стианом.
— Эй, — говорю я и бросаю на него короткий взгляд.
— Хэ-хэй, — отвечает Стиан и смотрит на меня в ответ.
А потом мы идем и ничего не говорим. Я пытаюсь придумать что-нибудь интересное, о чем можно поговорить, но в голову ничего не приходит. И вот я иду рядом со Стианом и не могу сказать НИЧЕГОШЕНЬКИ, СОВСЕМ НИЧЕГО, и голова моя совершенно пуста. Я должна придумать что-то!
— Прекрасная погода сегодня, — говорю я.
Стиан смотрит на меня и слегка улыбается, так, одним уголком рта.
— Да, — только и говорит он.
Прекрасная погода сегодня? ПРЕКРАСНАЯ ПОГОДА СЕГОДНЯ?!!! И это самое гениальное, что мне пришло в голову? Так ведь никто не говорит! Только ДРЕВНИЕ СТАРИКИ! Я чувствую, как краснею. Ну как можно было сморозить ТАКУЮ чушь?!!
Вдруг за нами на тропинке появляется Хелле и втискивается между мной и Стианом и начинает болтать со мной. Стиан прибавляет шаг и уходит вперед. Я смотрю ему вслед. Я и рада, и бешусь, что Хелле пришла и влезла. Рада, потому что Хелле спасла меня, когда я краснела (и Стиан этого не заметил), а бешусь, потому что я больше не иду рядом со Стианом.
А «Дум Дум Бойз» уже выпустили новый альбом? Вот что мне надо было сказать. Это звучит круто. Выпустили ли «Дум Дум Бойз» новый альбом? Тогда бы было понятно, что я отлично, разбираюсь в музыке. Они же так говорят, ну, те, кто круто шарит в музыке. Они называют диски «альбомами». И песни они называют «хитами». Ты слышал этот хит с последнего альбома «Дум Дум Бойз»? Так, например, они могут сказать. А я не сказала…
— Эй! Земля вызывает Оду! — кричит вдруг Хелле прямо мне в ухо.
— Э! Прекрати орать мне в ухо! — говорю я и даже немного обижаюсь.
— Что с тобой? А? — спрашивает Хелле.
— Ничего, а что? — спрашиваю я в ответ.
— Ты все время какая-то странная, — говорит Хелле.
— Сама ты странная, — отвечаю я и в шутку толкаю ее в бок.
— Да ну! — говорит Хелле, улыбается и толкает меня в ответ.
— Да ну! — говорю я, и так мы толкаемся и обе смеемся даже не знаю от чего, пока я не замечаю, что Стиан больше не идет перед нами по тропинке.
— Куда делся Стиан? — спрашиваю я.
— Они с Эрлендом побежали на Вершину наперегонки, — отвечает Хелле.
— А! — говорю я и понимаю, что хочу тоже побежать на Вершину, но продолжаю идти рядом с Хелле.
— Надеюсь, они не выпьют все какао, — говорит она вдруг и пускается бегом с криком: — Побежали!
И вот мы несемся по тропинке, кричим и смеемся.
Хелле прибегает первой, но у нее было преимущество. На Вершине сидят Стиан и Эрленд и пьют какао.
— Я выиграла у Стиана! Я выиграла у Стиана! — кричит Эрленд, завидев нас, а возле рта у нее усы от какао.
Стиан хитро улыбается нам, и мы с Хелле понимаем, что он дал Эрленд выиграть. И какао они еще не всё выпили. Нам с Хелле еще много осталось. А по дороге вниз Эрленд следит, чтобы ВСЕ наступили на Камень Троллей. Мы делаем вид, что относимся к этому страшно серьезно, и Эрленд довольна.
— Покачаемся, когда вернемся, или как? — спрашиваю я громко, как будто бы обращаюсь ко всем, не только к Хелле. (То есть и к Стиану тоже.)
— Не могу, — отвечает Хелле.
— Почему? — спрашиваю я.
— Мы с Грете Софией собираемся к Махмуне, — говорит Хелле.
— Что? — говорю я.
— Будем у нее ночевать, — говорит Хелле.
— Что? — переспрашиваю я.
И потом я иду молча, я очень обижена, даже не понимаю на что. Я же знаю, что у Хелле кроме меня есть подружки, мы с Хелле не одни в целом мире, я просто… просто немного… удивлена. Я тут иду и воображаю, будто у меня лучшие выходные на свете, а Хелле, моя ЛУЧШАЯ подруга, договаривается за моей спиной о походе с Грете Софией в гости к Махмуне с ночевкой?!! Не говоря ничегошеньки мне. Вообще-то это наглость. Потому что — что же делать мне? Оставаться с Эрлендом???
Самые фиговые выходные на свете
Я молча спускаюсь по тропинке, тупо смотрю вперед. Я чувствую, что Хелле смотрит на меня, и чувствую, как начинаю закипать внутри от злости.
Но тут Стиан вдруг говорит:
— Пойдем покачаемся.
И тут все, что кипело и бурлило внутри меня, мгновенно исчезает!
— О’кей! — говорю я, улыбаюсь и радостно раскачиваю руками.
И чувствую, что Хелле все еще смотрит на меня. Я смотрю на нее, она меня внимательно разглядывает.
— Что такое? — спрашиваю я обычным тоном.
Глаза у Хелле сужаются в две такие щелочки.
— Ничего, — отвечает она.
— Да-а-а! Я тоже покачаюсь! — кричит Эрленд, прыгает и семенит рядом с нами вниз по тропинке.
Самые лучшие выходные на свете все равно!!! (Или смесь хороших и чуть-чуть НЕхороших)
Внизу на Крокклейве мы запускаем собак во двор, а потом со Стианом и Эрлендом бежим к тарзанке и начинаем качаться. Это ВОЛШЕБНО!!! Хелле идет в дом и собирает вещи для ночевки у Махмуны, но я совсем не обращаю на нее внимания. (Что она идет и собирается.) И я не слышу, как она кричит через открытое окно кухни: «Мама-а-а-а! Где мой спа-а-а-а-альник?!!» Точнее, нет, я слышу, но это меня не волнует. Точнее, нет, волнует немного, потому что я надеюсь, она не найдет спальник. Точнее, найдет. Или не найдет. Или… я не знаю.
Тут появляется Грете София со своим старшим бра том, которому уже восемнадцать лет, и он сдал на права. Сдав на права, он все время возит повсюду Грете Софию и ее друзей… Грете София выходит из машины и поднимается на террасу к Хелле.
— Привет, Ода! — говорит она, заметив меня, потому что ей приходится пройти мимо.
— Привет, — говорю я, и Грете София останавливается прямо передо мной.
Но мы не успеваем сказать друг другу еще что-нибудь, потому что с террасы выходит Хелле, и Грете София бежит к ней. У Хелле с собой огромный рюкзак, а в руках — спальник. Я стою у лестницы и не смотрю на них на самом деле, но на них не так-то просто не смотреть, потому что они стоят ровно у меня перед глазами. Не понимаю, зачем Хелле такой набитый рюкзак, она же только на одну ночь.
— Привет! Кевин нас отвезет, — говорит Грете София и забирает спальник у Хелле.
— Круто! — говорит Хелле, и они бегут в мою сторону, а точнее, в сторону лестницы.
Не понимаю, что такого крутого в том, что их везет Кевин. Это не круче, чем… чем…
— Пока, Ода! — говорят Хелле и Грете София хором, пробегая мимо меня.
— Пока, — отвечаю я, но они меня наверняка уже не слышат, потому что они уже спустились с лестницы и уже почти добежали до машины, где их ждет Кевин.
— Будешь прыгать, Ода? — спрашивает Стиан прямо за моей спиной, и я вздрагиваю.
— Да! — отвечаю я, улыбаюсь Стиану и бегу к перилам, куда Стиан уже забросил тарзанку.
И я прыгаю, и это просто ФАНТАСТИКА (!), и я кричу и смеюсь, со свистом рассекая воздух. А потом прыгает Эрленд, а потом Стиан, потом я, потом Эрленд, потом Стиан, потом я, и так мы продолжаем. Сегодня просто лучшая НА СВЕТЕ суббота.
Анекдот
— Рассказать анекдот? — говорит Эрленд, когда мы втроем (то есть я, Стиан и Эрленд) оказываемся наконец внизу.
Мы со Стианом смотрим на Эрленда и говорим «да».
— В галстуке кот! — выкрикивает Эрленд и смеется.
Я не смеюсь, потому что анекдот дурацкий. Эрленд знает только ДУРАЦКИЕ анекдоты. Но я смотрю на Стиана, который улыбается и немного смеется, и тоже улыбаюсь. И смеюсь. Чуть больше, чем Стиан, кажется. А потом я хватаюсь за живот и типа цепляюсь за Стиана, чтобы не упасть, как обычно люди делают, когда сильно смеются.
А Стиан смотрит на меня и не одергивает руку. (ЛУЧШАЯ суббота на свете!!!)
— Рассказать остальное? — говорит Стиан.
— ДА! — отвечает Эрленд нетерпеливо.
— У попа под рясой тако-о-ое! — говорит Стиан, и мы с Эрлендом ОЧЕНЬ ГРОМКО смеемся.
ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!!!
Это я смеюсь. Я типа ржу. Пока не замечаю, что Стиан и Эрленд смотрят на меня. Стиан смотрит на меня немного удивленно, а Эрленд — изучающе.
— Почему ты так громко смеешься, Ода? — спрашивает Эрленд.
— Что? Смешной анекдот, — говорю я.
— Я тебе его рассказывала уже сто раз, Ода, и ты никогда над ним не смеялась, — говорит Эрленд.
— Смея-ха-ха-лась, — отвечаю я, отпускаю руку Стиана и бегу вверх по лестнице.
— Не-хе-хе-т, — говорит Эрленд вслед за мной. — Почему ты так странно себя ведешь?
— Вовсе не странно, — говорю я уже сверху. — Вы тарзанку мне подкинете?
Стиан подбрасывает веревку, и я ее ловлю. (Повезло!)
— Ты все-таки странно себя ведешь, Ода, — говорит Эрленд, но я не могу ей ответить.
Палец на ноге
Воскресенье. Хелле еще не вернулась от Махмуны, насколько я знаю. Я сижу в комнате и пишу дневник.
Дорогой дневник,
Стиан такой крутой и классный, и суперский, когда качается на тарзанке и кричит, как самый настоящий Тарзан! Он просто профи в этом крике. Вчера было СУПЕРКРУТО!!! (Р. S. Выло бы ЕЩЕ круче, если бы там не было Эрленда.) Но О-О-О-О!!!!! СТИАН!!! Вот список десяти хороших сторон Стиана.
10 ХОРОШИХ сторон Стиана:
1. Он классный.
2. Он очень красивый.
3. Он круто прыгает с тарзанки.
4. Он суперски рисует.
5. У него самое красивое на свете имя.
6. Он…
Вдруг в комнату заходит Хелле.
— Что это ты пишешь? — спрашивает она.
— Ничего! — говорю я и быстро закрываю дневник.
— У тебя что, секреты? — спрашивает Хелле и смотрит на мой закрытый дневник, который я прижимаю к себе обеими руками.
— Нет, — отвечаю я, — просто пишу скучные вещи… что мама бесит… и… (Я ВРУ своей лучшей подруге!!!)
Мы с Хелле смотрим друг на друга. Я не спрашиваю, было ли весело у Махмуны.
— Прогуляешься со мной и собаками? — спрашивает Хелле.
— А надо? — спрашиваю я.
— Мне надо, — отвечает Хелле.
— Вряд ли я смогу, — говорю я, — то есть я не могу… у меня болит палец на ноге…
— Какой палец? — спрашивает Хелле.
— Э-э, мизинец, — отвечаю я, потупив взгляд.
— Почему это у тебя мизинец болит? — спрашивает Хелле.
— Э-э-э, я споткнулась обо что-то на физкультуре, — отвечаю я.
— Обо что? — спрашивает Хелле.
— А? — говорю я.
— Обо что ты споткнулась? — спрашивает Хелле.
— Не помню, — отвечаю я, — но было очень больно.
Я ставлю ногу на стул, трогаю мизинец на ноге и делаю вид, что мне очень больно. Хелле разглядывает меня внимательно. (Она вообще последнее время меня часто внимательно разглядывает, если задуматься.)
— Подумаешь! — говорит она, выходит из комнаты и спускается вниз.
— И потом, у меня очень важное дело! — кричу я ей вслед.
— Это точно! — кричит Хелле из прихожей, а потом добавляет: — У тебя была физра в прошлую СРЕДУ, Ода!
И вдруг заболел мизинец на ноге сейчас?
Это звучит не как вопрос, а скорее как обвинение.
— Ты куда? — кричу я из комнаты.
— Гулять с собаками! — кричит она в ответ, а потом я слышу, как захлопывается входная дверь.
Я снова открываю дневник и пишу:
6. Он хорошо играет на гитаре.
7. У него хороший музыкальный вкус.
8. Он рокер (?) (так я думаю).
9. Он скоро перейдет в старшие классы.
10. Мы с ним друг другу НРАВИМСЯ.
Какой ПРОСТОЙ список.
СТИАН + Ода =
Но потом я сижу за своим столом и думаю. Я плохо поступила? С Хелле? Я обо что-то споткнулась на физкультуре в прошлую среду, честное слово! Я не врала! Просто не замечала раньше, что мне больно. И потом, я не хотела идти с ее собаками, потому что у меня было важное дело! Имею я на это право? Ведь не всегда мы ВСЁ должны делать вместе?
Но тут мне становится как-то нехорошо, и я решаю догнать Хелле. Она наверняка еще далеко не ушла.
В лесу
Я бегу через Лесок, смотрю направо, и налево, и снова направо, перебегая дорогу, а потом бегу дальше в Большой лес на другой стороне. Через какое-то время я устаю бежать, и я пробую прием, которому нас научили на физкультуре, он называется интервал. Пять секунд я иду, потом пять секунд бегу, потом пять секунд иду, потом бегу, потом иду, и так я продолжаю весь путь вверх по тропинке, и чуть не спотыкаюсь о Камень Троллей, и я так занята тропинкой и подсчетом секунд, что больше ничего в лесу не замечаю, и тут внезапно спотыкаюсь о Хелле и падаю на нее.
Но это не Хелле.
— Ой! — говорю я и смотрю прямо в лицо Стиану, который лежит на тропинке.
— Привет, — говорит Стиан, улыбается и кажется немного смущенным. (Наши лица так близко друг к другу.)
Тут подбегают собаки, носятся вокруг нас и хотят поиграть.
— Привет, — говорю я и стараюсь поскорее подняться. — Сорри…
— Все в порядке, — отвечает Стиан и тоже встает, и мы долго отряхиваем с себя ветки и землю.
— А где Хелле? — спрашиваю я.
— Дома, — отвечает Стиан.
— А, — говорю я, — я думала, она собиралась пойти с собаками…
— Собиралась, но потом вдруг вернулась домой и отказалась. Поэтому пришлось мне идти, — объясняет Стиан.
— А, — отвечаю я, — мне, наверное, надо…
Я стою и смотрю на тропинку, по которой я поднималась, а потом смотрю на Стиана. А Стиан смотрит на меня. Я думаю, что мне надо опять бежать вниз, к Хелле, и поговорить с ней.
— Пойдем? — спрашивает Стиан.
— Куда? — спрашиваю я.
— На Вершину, — отвечает он.
— О’кей, — соглашаюсь я.
Искусство ходьбы (рядом с мальчиком)
Потом мы идем вместе вверх по тропинке, он немного впереди, а я немного сзади, и я смотрю на его затылок, на уши, на его походку, он такой КРАСИ-И-ИВЫЙ! Потом Стиан замедляет шаг и пропускает меня вперед, теперь я иду впереди, а он — сзади, и, кажется, он смотрит на меня, и я краснею и молю, чтобы он не заметил, какими красными наверняка стали мои уши. И еще я не могу идти нормально. Я чувствую всем телом, что я сто процентов иду очень странно. Я чувствую, что каждое движение, каждый шаг стал очень странным, будто бы я забыла, как ходить. (Разве такое возможно?) Я размахиваю руками взад-вперед и взад-вперед вдоль тела, потому что так все делают при ходьбе. Разве нет?! Потом я просто опускаю руки по бокам. Но это неправильно, и…
— Твои глаза серые, как пасмурный день, — говорит вдруг Стиан.
— Что? — переспрашиваю я и собираюсь повернуться, но не могу, потому что чувствую, что снова краснею.
— Да, твои глаза, — говорит Стиан, и я не знаю, шутит он или что, потому что не могу обернуться и посмотреть на него, иначе он увидит, как сильно я покраснела.
— Э-э-э-э, спасибо? — говорю я и не знаю, как это звучит, нормально или странно.
— Сравнение, — говорит Стиан.
— Чего? — спрашиваю я и на этот раз оборачиваюсь и смотрю на него.
— Мы на уроках норвежского говорим о языковых образах, — говорит он и будто бы пожимает плечами и улыбается. Какая она обалденная, эта его легкая улыбка.
— А-а, — говорю я и улыбаюсь в ответ и думаю — это похоже на улыбку или это больше похоже на гримасу, потому что мне кажется, что вышла гримаса.
Так мы идем, рядом, по тропинке. Молча. Просто идем.
Вместе.
Только Стиан и я.
Тропинка такая узкая, что нам приходится идти вплотную друг к другу. Я специально задеваю Стиана чуть больше. И кажется, Стиан тоже задевает меня специально в ответ, а потом мы начинаем толкаться, так, в шутку, и я хихикаю, а он смеется, и я смеюсь, и я кричу:
— Кто первым на Вершину? — И рву с места вверх про тропинке.
— Так нечестно! — кричит Стиан и смеется, и я слышу, как он бежит за мной, я кричу и смеюсь и бегу изо всех сил.
Собаки, которые все время вились вокруг нас без поводков, теперь совсем разыгрались и несутся сначала за нами, а потом, провернувшись вокруг себя пару раз, скачут около нас, а потом решают бежать с нами наперегонки и со свистом летят вверх по тропинке.
Самая лучшая прогулка на Вершину! (на все времена!)
Конечно, собаки выигрывают. Они стоят наверху и лают, скачут и ждут нас, когда мы, спотыкаясь, вбегаем на Вершину.
Стиан ПРЯМО за мной. Тут вдруг Стиан хватает меня за рукав куртки, потому что он чуть не падает, и тогда я тоже чуть не падаю, но мы держимся крепко за куртки друг друга и умудряемся устоять на ногах. Мы смеемся, мы оба очень запыхались.
Я сажусь на большой камень с видом на фьорд, а Стиан садится рядом со мной. (Он садится прямо рядом со мной!)
— Ты выиграла, — говорит он.
— Ясное дело, тормоз, — отвечаю я и смеюсь.
И мы сидим. Долго. И смотрим на пейзаж и болтаем.
Я очень стараюсь быть крутой и открытой (как сказал по меня тот тест в журнале). И я говорю очень много о музыке, чтобы Стиан понял, что я очень интересуюсь музыкой, чтобы показать ему, что у на с ужасно много общего.
— Так тот альбом, то есть… вышел ли новый хит «Дум Дум Бойз»… я имею в виду альбом… то есть… выпустили ли «Дум Дум Бойз» новый альбом… — спрашиваю я, но мне приходится остановиться, потому что все это бред. (Так это ХОРОШО звучало в моей голове, когда я думала об этом вчера!!!)
Стиан смотрит на меня и улыбается. И рассказывает, что все еще слушает «Дум Дум Бойз» и что научился играть несколько их песен на гитаре.
— Вау! — говорю я.
И еще я спрашиваю Стиана, что он слушает сейчас (хотя он только что сказал, что слушает «Дум Дум Бойз»), и нравится ли ему эта музыка, и нравится ли ему играть на гитаре (что, конечно же, ему нравится, иначе бы он не играл!), и нравится ли ему играть рок. Стиан пару раз смотрит на меня очень странно, и тогда я немного успокаиваюсь со всеми своими вопросами и крутостью (однажды начав, очень легко перестараться). Но все равно так здоровски сидеть рядом со Стианом. Только я и он, совсем одни, на Вершине.
Дорогой дневник,
Я ЛЮБЛЮ Стиана Хенриксена!!!!!!
Дорога вниз
Постепенно настало время спускаться вниз, и мы бежим, дурачимся и смеемся, и это ну просто обалденно, прямо как в фильме, в котором я — героиня, а Стиан — герой, и мы не сводим друг с друга глаз, как говорится[10]. Смеясь, мы возвращаемся на Крокклейву и заходим вместе к ним во двор, отводим собак на место, и я говорю:
— Стиан, смотри! — И корчу смешную рожицу, и мы оба смеемся, а потом вдруг слышим голос над головой:
— Где это вы были?
Мы оба смотрим наверх, там стоит Хелле, смотрит на нас в открытое окно, и я говорю:
— Ходили с собаками в…
— А! — перебивает Хелле. (Кажется, она не очень добрая сейчас.)
Я стою, смотрю на Хелле и не знаю, что ответить. Хелле УСТАВИЛАСЬ на меня. Стиан переводит взгляд с Хелле на меня и с меня обратно на Хелле.
— Пойду покормлю собак, — говорит он и заходит в дом. И берет с собой собак. (Я рада, что он зашел, потому что дело касается только нас с Хелле.)
Я стою и смотрю на Хелле, рая смотрит на меня из окна.
— Ты сказала, что не можешь идти гулять с собаками! — говорит она злобно.
— Да, но потом… — начинаю я, но Хелле меня перебивает:
— Ты сказала, что у тебя болит палец! И что ты занимаешься чем-то страшно ВАЖНЫМ!
Хелле почти кричит, голос у нее злой, и выглядит она очень обиженной.
— Я не это имела в виду, — говорю я, — я не виновата, я…
— Да, ты никогда не виновата, Ода, — говорит Хелле, а я продолжаю:
— Да, но я собиралась догнать тебя, а там вдруг оказался Стиан, и я забыла про тебя, и…
— А-а-а-а! — снова кричит Хелле и захлопывает окно.
Дорогой дневник,
почему все всегда не так? Почему никогда ничего не идет по плану? Я совсем не хотела, чтобы с Хелле сегодня так вышло! Я ведь побежала искать ее! Но встретила Стиана и СОВСЕМ забыла про Хелле. И да, наверное, я НЕМНОГО приврала про палец. Потому что он не так и сильно болит. (Он совсем не болит.) Но почему меня всегда НАКАЗЫВАЮТ за слова и поступки? Я СТАРАЮСЬ быть хорошей, но иногда… И часто я ПРАВДА не виновата. Потому что оно само так ПОЛУЧАЕТСЯ! ЧЕСТНОЕ СЛОВО! Если совсем честно, я даже РАДА, что встретила сегодня СТИАНА. И он сказал, что у меня глаза, как пасмурный день! А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!!!!
(Как романтично! Никогда ни один мальчик не говорил со мной так. Кажется, мы все-таки будем вместе.)
Р. S. А с Хелле я снова помирюсь. Она меня простит, только надо как следует ей все объяснить.
Новости, новости, новости, новости, новости… (Хорошо ли, когда так много новостей?)
Новые соседи! (Снова!)
Несколько дней Хелле на меня обижалась, но я все объяснила и сказала «извини». И ходила с ней и с собаками гулять каждый день. И все уже почти прошло, и Хелле сказала, что все в порядке (хотя, кажется, это было не совсем так), и мы снова стали более или менее друзьями.
P. S. Не совсем понимаю, почему ее ТАК разозлила эта история, это же было просто недоразумение. Но так уж получается, мы в последнее время настроены на немножко разные волны.
Но в четверг пришло спасение, оно было в виде СМС от Хелле:
Платформа КТТС![11] Новые соседи в Зеленом доме!!! ☺:-D
Я помчалась на Платформу, где Хелле уже сидела с биноклем. И она была права! Перед Зеленым домом стоял фургон, и мне стало жутко интересно, кто же на этот раз туда въедет. Было всего два грузчика, они носили вещи в квартиру слева на первом этаже.
И мы с Хелле начали новую страничку с расследованием в нашем блокноте. Мне это показалось каким-то детским садом, но Хелле было не переубедить. Скорее всего, мы не увидим тех, кто переезжает, только грузчиков, так что новым жильцам пока не дать кодовых имен. Но мы все равно составили список всего, что вносили грузчики. Вот он.
Все, что грузчики внесли в Зеленый дом:
• куча коробок
• мягкая мебель
• лампы
• лошадка-качалка
• большой игрушечный трактор с прицепом
• куча других игрушек
• куча досок
• матрасы
• столовый стол и стулья
• два письменных стола
• серое офисное кресло и оранжевое офисное кресло
• куча черных мешков для мусора, кажется набитых мягкими вещами (грузчики кидали мешки друг другу из машины и дальше, во входную дверь)
• пианино
• два больших кресла-мешка и одно маленькое (А-а-а-а-а, СЧАСТЛИВЧИКИ!!! Я коплю деньги на желто-фиолетовое кресло-мешок и хочу его больше всего на свете!!!)
• детский стульчик
• еще коробки
• еще лампы
• огромный деревянный сундук с крышкой и ручками
• куча вещей для спорта
• куча комнатных цветов, садовая мебель и разные вещи для сада (их грузчики поставили вдоль одной стены)
• куча других вещей, которых мы не понимаем. Например, круглая грязная штука (ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ, что это такое!)
ВЫВОДЫ из наблюдаемого в бинокль с Платформы:
В дом переезжает маленький ребенок с прикольными молодыми мамой и папой. Мы знаем, что их трое, потому что у них три кресла-мешка, а родители ПРИКОЛЬНЫЕ, потому что у них есть кресла-мешки для малыша и для себя! Мы с Хелле ВСЕГДА мечтали о таких. Но у нас их до сих пор нет… Мы знаем, что ребенок маленький из-за лошадки и игрушечного трактора, но мы не знаем, мальчик это или девочка. (Эрленд — девочка, но она обожает тракторы больше всего на свете, так что трактор не показатель.) И еще мы думаем, что родители будут работать дома из-за двух письменных столов. Может, они ученые и изучают рыб, как мама Хелле, а может, бухгалтеры, как моя мама? И ЧТО такое эта круглая большая штука, которую внесли грузчики? Что они с ней делают? Очень странно, как нам кажется.
Английский (English)
— Come along, girls, — кричит мама и садится в машину, она повезет нас с Хелле на занятия парусным спортом.
(К этому у меня есть два комментария: 1. ДА! Мы с Хелле начинаем сегодня заниматься в яхт-клубе!!! 2. По-моему, ты даже представить себе не можешь, как меня бесит, когда мама говорит «come along»! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!)
Мама с папой раньше жили в Англии, когда им было двадцать. Они учились там в одном университете. И в этом университете они встретились и влюбились друг в друга. Но мама влюбилась там не только в папу. Нет, она влюбилась во всю АНГЛИЮ (в страну то есть). Мама все время рассказывает, как она жила в Англии. Она просто ОБОЖАЕТ Англию и все английское. Чай с молоком и сахаром («Телтей», например. Мне кажется, он жутко невкусный. Хорошо, есть обычный норвежский чай. «Эрл Грей», например, или фруктовый). А еще мама обожает английский пирог пай (ненавижу его корочки, они такие сухие и противные!) и эти маленькие сосиски, мягкие и сырые внутри, пока их не поджаришь.
(Какой в них смысл? Наши сосиски намного лучше, их удобно есть в булочке и можно есть сырыми, не варя и не жаря!) А еще рыба с жареной картошкой (это, кстати, довольно вкусно). И еще чипсы, такие острые от соли и уксуса, что во рту горит. (Хотя к этому постепенно привыкаешь, это даже вкусно. Или и вкусно и противно одновременно.) И еще язык. Английский.
Мне кажется, мама хотела бы быть англичанкой. Ей вдруг вздумалось помочь нам с Эрлендом учить английский, будто бы это наш второй родной язык (хотя это не так!), и она начала говорить с нами по-английски все время. (И еще папу на это подговорила.) И это меня чудовищно бесит! Мама, например, хочет, чтобы мы говорили по-английски за столом. Но я отказываюсь. Это просто ТУПО! Так что она, и папа, и Эрленд могут без меня обойтись. «Pass the potatoes», — говорит Эрленд с идиотским, преувеличенным акцентом, который совсем не похож на английский, мама смотрит на нее, и Эрленд говорит «пли-и-и-и-и-из», и тут мама начинает со своими правилами, как важно говорить «please» и «thank you» в Англии. Они там такие вежливые, говорит мама. Куда вежливее нас в Норвегии, конечно же. Так переезжай в Англию, если там так здорово! — думаю я.
Оптимист
— Мы научимся обалденно плавать на яхте! — говорю я Хелле.
Мы стоим на парковке после первого занятия и ждем папу, он должен нас забрать.
— Да, — говорит Хелле. — Просто суперски!
— А этот Кристиан, — говорю я.
— Да, восторг, — говорит Хелле.
— Просто знайка-всезнайка, — говорю я.
— Да, — говорит Хелле, — он все время лезет во ВСЕ!
— И даже руки не поднимает, — добавляю я, — точнее, поднимает, но отвечает, не дождавшись, когда его спросят!
— Это жутко бесит, — говорит Хелле.
— И вообще, он наглый, — добавляю я.
Не удивительно, что мы с Хелле — лучшие подружки. Потому что нам нравятся одни и те же вещи. И мы всегда во всем сходимся. Например, в том что нам нравится парусный спорт и что Кристиан нас бесит.
Тут подъезжает папа, разворачивается и останавливается прямо рядом с нами, и мы запрыгиваем на заднее сиденье.
— Интересно было? — спрашивает папа.
— Да! — отвечаем мы хором и рассказываем папе, чему мы научились, перебивая друг друга.
Мы уже суперкруты, а мы еще даже никуда не выплывали!
— Заедем к твоим, расскажем все Лисбет и Стиану? — спрашиваю я Хелле.
— Да! — отвечает Хелле, и, как только папа паркуется у нашего дома, мы выпрыгиваем из машины и бежим по Крокклейве к Хелле.
— Ужин через пять минут, Ода! — кричит папа мне вслед.
— О’ке-е-е-ей! — кричу я в ответ.
— Мама-а-а-а-а-а-а! Стиа-а-а-ан! — зовет Хелле, как только мы входим.
Лисбет выходит, улыбаясь, из кабинета, спрашивает, понравилось ли нам, и хочет послушать про занятия.
— Для начала, они называются не просто яхты, — говорит Хелле.
— Нет, они называются «ял „Оптимист“», — говорю я.
— Или просто «Оптимист», — говорит Хелле.
— Хотя раньше говорили просто «ял», — добавляю я.
— Но это неправильно, — говорит Хелле.
(Одна из нас начинает предложение, а вторая — заканчивает. Это получается само собой. Потому что мы — лучшие подружки.)
— Да, и во-вторых, — говорю я, — в «Оптимисте» могут находиться максимум двое.
А Хелле продолжает:
— Но вообще-то они рассчитаны на одного.
— Ага, — говорит Лисбет и улыбается заинтересованно. — Так вы уже плавали?
— Нет, — отвечаем мы с Хелле хором, и Хелле говорит: — Мы еще не плавали, сегодня была только теория. И еще будет несколько занятий.
Тут в гостиную входит Стиан, как раз когда я говорю:
— Это значит, мы будем на суше, будем изучать технику, и кучу правил, и разные узлы, и как устроена яхта, как ею управлять, только в теории. (И я очень довольна собой, потому что, по-моему, это звучит очень умно.)
Стиан смотрит на нас.
— Хорошие занятия? — спрашивает он.
— Да, обалденные! — отвечаю я. — Занятия будут идти всю весну, а потом и осенью даже. Мы будем суперскими яхтсменами! И еще там был бесячий парень Кристиан, который отвечал на все вопросы, хотя мы тоже знали ответы, и…
Я несу какую-то чушь? Не знаю. Меня это не волнует, потому что Стиан слушает, и улыбается мне, и говорит: «Круто» — и идет на кухню.
И пять минут наверняка уже прошли, мне надо домой ужинать.
— Завтра будем вместе? — спрашиваю я Хелле.
— Конечно, — отвечает она, и мы говорим «пока», и я лечу домой.
Дорогой дневник,
я большой ОПТИМИСТ, что касается Стиана. Он улыбался мне сегодня после занятий и считает, что это КРУТО, что я учусь управлять яхтой. Я тоже так считаю. Это значит, что мы друг другу отлично подходим, раз у нас одинаковые интересы.
Вот наши со Стианом общие интересы:
А) Мы оба УЖАСНО любим музыку.
Б) Мы оба хорошо рисуем.
(Стиан ОБАЛДЕННО рисует!)
В) Стиану нравится играть на гитаре, а мне нравится слушать, как Стиан играет.
(Я обычно слушаю из Хеллиной комнаты.)
Г) Мы обожаем качаться на тарзанке.
Д) Мы оба считаем, что парусный спорт — это круто.
Р. S. Не знаю, почему мы с Хелле такие страшно возбужденные после занятий сегодня, у нас же была только теория, мы даже еще не плавали. Но это было круто. Я имею в виду, круто, что нам было весело. Жду не дождусь следующего занятия и когда мы наконец-то по-настоящему поплывем!
Сладкие-румяные пекла мне пироги
Ах, как КРУТО, что папа дома! Честно. Потому что теперь он начал печь! И печет так МНОГО! То есть чем-то же ему надо заняться, если он сидит дома и болтается целый день. А мама очень довольна и гордится мужем.
— Папа что-то печет? — спросила Эрленд, когда это случилось в первый раз, с таким же удивленным и восторженным видом, как мама.
— Но ты же никогда раньше ничего не пек! — сказала я с легким недоверием.
— Почему? Пек, — ответила мама, — папа однажды испек бисквит. Правда, Одд Арильд?
Мама посмотрела на папу, улыбнулась и подмигнула ему.
— Бисквит? — переспросила Эрленд.
— Да, торт, — ответила мама.
— Правда? — спросила я. — Когда?
— А, много лет назад, — ответила мама и как-то мечтательно посмотрела на папу.
А папа был немного растерян и горд одновременно (если так можно говорить про своего отца). И мама продолжила:
— Бисквит у папы так удался, что мы его даже сфотографировали. А больше он ничего не пек.
И мама засмеялась. Папа улыбнулся, пожал плечами и сказал:
— Иногда правильно остановиться на самой вершине.
— А у тебя есть фотка папы с тортом? — спросила я.
— Конечно! — ответил папа.
— А-а-а-а-а-а, можно посмотреть? — попросила Эрленд.
Но папа был занят тестом, так что в гостиную пошла мама и принесла старый фотоальбом с полки, и мы увидели фотку папы, прямо светящегося от гордости, с тортом на столе. Папа, кстати, выглядит очень и очень странно на этой фотке. Он, конечно, похож на папу, только куда страннее. Мама тоже странная на всех фотках в альбоме, кстати. Они выглядят как-то старше, чем сейчас, хотя были В ДВА раза моложе! Не понимаю.
Мама, я и Эрленд сидели за столом на кухне и смотрели фотографии, и мы с сестрой смеялись над мамой и папой до нашего рождения, а папа тем временем закончил делать тесто. А нам с Эрлендом дали облизать миску — тесто было жутко вкусное.
А теперь папа уже много раз выпекал то же самое. И всегда получалось одинаково вкусно! И это не бисквит. Папа все время печет банановый хлеб тетушки Маргреты. Он так доволен, что у него хорошо получается, что печет только банановый хлеб ВСЕ время. И совсем не хочет пробовать ничего другого. Но мне и так хорошо. Потому что банановый хлеб тетушки Маргреты УЖАСНО ВКУСНЫЙ!!! Тетушка Маргрета — это сестра папиной бабушки, кажется, и папа говорит, что рецепт сохраняли в семье из поколения в поколение. «Никто не пек банановый хлеб лучше тетушки Маргреты, — говорит папа. И добавляет: — До меня, наверно».
Каждый раз, когда папа печет, в доме так вкусно пахнет, это даже не представить себе как. И мне кажется, хлеб ненормально долго стоит в духовке.
Кстати, он совсем не похож на хлеб. Я спросила папу, могу ли я есть его на завтрак и взять с ним бутерброды в школу, раз это банановый хлеб, но мне не разрешили.
«Он только называется „хлеб“, но на самом деле это пирог», — сказал тогда папа.
Но нам иногда дают его после ужина и по субботам. Мы с Эрленд придумали ужасно вкусную штуку — мазать банановый хлеб банановой пастой. Получается такая банановая бомба!!! Мы ее ОБОЖАЕМ, но мама с папой считают, что это чересчур.
Они едят банановый хлеб без ничего.
Дорогой дневник,
папин рецепт бананового записан от руки на листочке. Так что он уникальный, а не из книги или еще откуда. Это наш тайный семейный рецепт, который переходит по наследству. Я взяла его с собой в комнату, чтобы переписать в дневник, на всякий случай, вдруг папа потеряет свой листочек. Чтобы рецепт не пропал со временем. Вот он:
125 г масла (г = граммов)
1,5 стакана сахара (демерара[12] (Конечно, зависит от размера стакана, но папа говорит, это примерно 175 г)
2 яйца
2,5 стакана муки (папа говорит, примерно 250 г)
1 ч. л. разрыхлителя теста (ч. л. = чайная ложка)
0,5 стакана молока / H2O (H2O = вода)
(Но чтобы не мешать молоко с водой, папа использует просто обезжиренное молоко.)
3 банана
0,5 ч. л. соды
Смажьте маслом форму для выпечки. (Папа использует такую силиконовую форму, тогда легко вытащить из нее готовый хлеб!)
Взбейте масло и сахар в воздушную массу. Вбейте в массу яйца по одному. Соедините муку и разрыхлитель и смешайте с масляно-яичной массой. Постепенно добавьте 0,5 стакана смеси молока с водой. (То есть это значит, что надо влить молоко с водой тоненькой струйкой в тесто и при этом помешивать само тесто. Папа смешивает все таким ручным миксером.)
Раздавите бананы в пюре и добавьте соду. Положите все в общую смесь. Вылейте смесь в форму.
Выпекайте в духовке 45 минут — 1 час при 180 °C (градусов Цельсия). Через 20 минут накройте банановый хлеб бумагой для выпечки, чтоб он не сгорел сверху.
30 г масла — слегка смешать с 80 г творожного сыра, пока не станет легким и воздушным.
1,5 стакана сахарной пудры — взбейте или аккуратно вмешайте. (Да, так и написано в оригинальном рецепте тетушки Маргреты!)
P. S. Этот рецепт глазури я не совсем понимаю. И кажется, папа тоже, потому что он ни разу не пробовал ее приготовить. То есть как можно ВМЕШАТЬ сахарную пудру? Типа?..
Шок
— Смотри! Стиан привел кого-то домой, — говорю я Хелле, и она тоже подбегает к окну.
К сведению: я у Хелле дома. Мы в ее комнате. Я услышала, что кто-то идет по улице, потому что у нас открыто окно, и пошла посмотреть, кто это. И увидела Стиана, который ведет кого-то домой из школы! Стиан так редко кого-то приводит в гости, то есть почти никогда, поэтому неудивительно, что мы с Хелле стоим и разглядываем их из окна. Это мальчик, чуть ниже Стиана, с короткими темными волосами и такой немного длинной челкой, в широких джинсах и большой коричневой толстовке. Рюкзак переброшен через одно плечо.
— Кто это? — спрашиваю я у Хелле.
— Понятия не имею, — говорит Хелле.
— Ты его раньше видела? — спрашиваю я.
— Кажется, нет, — отвечает Хелле.
Стиан и его приятель исчезают за углом, и мы их больше не видим. Но мы слышим, как они входят в дом. Нам очень интересно, кто же этот загадочный тип, но мы не можем просто спуститься и таращиться на них. Поэтому мы ждем в комнате у Хелле, с открытой дверью, чтобы увидеть их, когда они поднимутся и пройдут мимо нас в комнату к Стиану. Но они не поднимаются.
Поэтому мы крадемся вниз по лестнице, как можно тише. Куда они подевались? В прихожей стоят ботинки Стиана и пара зеленых поношенных кедов, которых мы никогда раньше не видели. Мы слушаем. И слышим, что они на кухне.
— Что будем делать? — шепчу я Хелле.
— Не знаю, — шепчет Хелле в ответ.
— Прокрадемся на кухню? — предлагаю я.
Хелле кивает, и мы крадемся через гостиную. Но, как всегда, получается все как всегда: когда пытаешься красться как можно тише, просто невозможно быть совсем бесшумным! Конечно же, я спотыкаюсь о диван, и раздается громкий стук. И тут Хелле прыскает от смеха.
— Ш-ш-ш-ш-ш-ш, — шепчу я, но теперь я тоже начинаю хихикать.
И вот мы сидим за диваном, хихикаем и ждем, чтобы успокоиться, встать и пойти дальше на кухню. Мы никак не можем перестать хихикать.
Наконец-то мы встаем. Но тут, прямо перед нами, посреди гостиной стоят Стиан и ДЕВОЧКА! (Каждый со своей тарелкой, и во всей комнате пахнет сырниками[13].)
— Что это вы тут делаете? — спрашивает Стиан.
Мы с Хелле стоим и таращимся на девчонку. Не знаю, как себя чувствует Хелле, но я ужасно смущена.
Стиан привел в гости не мальчика, а девочку!
С короткой стрижкой!
— Ничего, — наконец отвечает Хелле, — мы просто…
А я все стою и таращусь. На девчонку.
— Привет, — говорит она вдруг и улыбается нам.
— Привет, — говорит Хелле.
Я не могу выдавить из себя ни слова.
— Пойдем, — говорит Стиан девчонке, и они выходят из гостиной.
— Пока! — кричит Хелле им вслед.
Я стою в шоке и ничего не говорю.
Потом мы слышим, как они поднимаются по лестнице в комнату к Стиану.
Когда мы с Хелле немного оправились от шока и поднялись к себе, дверь в комнату Стиана уже была закрыта. Мы стоим в коридоре перед его комнатой и прислушиваемся.
Они слушают музыку, и я слышу, как Стиан что-то говорит, но я не могу расслышать, что именно, а девочка смеется, и Стиан смеется. Потом я слышу, как Стиан подыгрывает музыке на гитаре, а девчонка что-то говорит, но я тоже не могу расслышать, что именно. Потому что музыка играет очень громко. Вдруг у меня сводит живот. Я чувствую себя плохо. И думаю вдруг, что хотела бы сама сидеть там внутри вместе со Стианом, болтать, смеяться, играть на гитаре и слушать музыку. С закрытой дверью. Но Хелле я об этом ничего не говорю. А говорю только: «Пойдем. — И тащу ее за собой по коридору. — Мы выходим».
И мы выходим.
Дорогой дневник,
Стиан привел в гости из школы ДЕВОЧКУ. КРАСИВУЮ девочку.
Они сидели в его комнате.
С закрытой дверью.
Ничего не понимаю.
После шока
На улице я не знаю, чем заняться. И Хелле тоже не может ничего придумать.
— Поиграем в «На стол — в горшок!», — говорю я. — Ты первая.
«На стол — в горшок» — игра, которой я научилась у моей двоюродной сестры Ханны. В нее играют, когда больше нечем заняться. Надо по очереди предлагать другим что-то, а другие отвечают: «На стол», если хотят выполнить предложенное задание, или: «В горшок», если не хотят. То есть игра длится, пока кто-то не скажет: «На стол». Тогда приходится выполнять предложенное. (Если в игре участвует больше двух человек, то надо решать большинством голосов.)
— Ладно, э-э-э-э-э-э-э-э, мы може-е-е-ем… Пошпионить! — говорит Хелле.
— За кем? — спрашиваю я.
— За Зеленым домом, — отвечает Хелле.
— В горшок, — отвечаю я.
— Мы може-е-е-е-ем… нет, я не знаю, придумай что-нибудь сама, — говорю я.
— Мы може-е-е-е-е-е-ем… залезть на Обезьянье дерево! — говорит Хелле.
— В горшок, — отвечаю я.
— Прогуляться с собаками? — предлагает Хелле.
— В горшок, — отвечаю я.
И пока мы так играем, я сижу и все думаю и думаю о Стиане и девочке, которая сидит у него в комнате.
— Пойдем покачаемся! — говорит Хелле.
— На стол! — отвечаю я.
Конечно, я хочу покачаться! Так что один раунд «На стол — в горшок» закончен. Мы бежим вокруг дома, я сбегаю по лестнице, чтобы закинуть тарзанку, а Хелле остается на веранде ее принимать. И пока мы качаемся, я, в общем-то, уже совсем не думаю о Стиане и девчонке в коричневой толстовке и зеленых кедах.
Крутые объемные буквы дугой
— Можете прогуляться за меня с собаками, девочки? — просит вдруг Лисбет из кухонного окна.
Мы успели только по одному разику прокатиться каждая.
— А-а-а-а-а, — говорит Хелле, — обяза-а-а-ательно?
Она спрыгивает на террасу, перекидывает веревку через перила и смотрит на маму. Я поднимаюсь по лестнице.
— Сейчас очередь Стиана, — говорит Хелле.
— Ну пожалуйста, Хелле, — просит Лисбет, — у Стиана гости, а я сижу по уши в работе, готовлюсь к конференции…
— У меня тоже гости, — говорит Хелле.
Лисбет смотрит на Хелле. Так, долго. А Хелле — на маму.
— Ладно, хорошо, — говорит Хелле наконец, — но мы пойдем только вниз к Берегу! Мы НЕ идем на Вершину!
За Станцией есть каменистый пляж, который мы называем просто Берег. Там мы часто выгуливаем собак без поводка, потому что оттуда им никак не сбежать. С одной стороны там — каменная стена, сзади большой красный лодочный сарай стоит вдоль всего пляжика, и остается только узкое отверстие между Берегом и Станцией. И как раз у этого отверстия стоит лодочный сарай поменьше (или кладовка, или еще что-то) на маленьком цементном возвышении, и от этого сарая прямо к воде спускается длинная цементная горка (чтобы спускать на воду или вынимать из воды лодки). (!! на этой вот цементной горке мы обычно и сидим, когда выгуливаем собак на Берегу, потому что, если они вздумают сбежать, их очень легко поймать.
— Кто она такая? — спрашиваю я и тяну с земли какие-то засохшие водоросли.
— Кто? — спрашивает Хелле и бросает в воду ракушку. Удивительно, почему Хелле спрашивает кто, это же очевидно, о ком я говорю!
— Эта девчонка в комнате у Стиана! — отвечаю я.
— Не знаю, — говорит Хелле, — никогда ее раньше не видела.
— Хм, — говорю я.
— Но может быть, это и есть Нинни, — говорит Хелле.
— Что? — спрашиваю я. — Нинни?
— Да, — отвечает Хелле, — девчонка из его класса. Я нашла в его комнате рисунок девочки с очень короткими темными волосами, и там было написано НИННИ дугой над головой, такими крутыми объемными буквами, и вокруг завитки.
— Что? — спрашиваю я. — Он ее нарисовал? И ты ничего не сказала?
— О чем? — говорит Хелле. — Стиан все время рисует, мне что, рассказывать тебе о каждом его рисунке?
Хелле смотрит на меня. Я смотрю под ноги, теребя сухой кусочек водорослей. Пытаюсь сделать пузыри, но ничего не выходит, водоросли слишком жесткие, они не лопаются, а только трескаются, и на пальцах у меня остаются крошки. Я выбрасываю остаток водорослей в воду, но они такие легкие, что только проворачиваются в воздухе и приземляются прямо передо мной, на мой кроссовок. Я отбрасываю их.
— Нет… — говорю я.
— И все-таки, — продолжает Хелле, — девочка на рисунке выглядела точно как эта…
— Нинни, — говорю я и бреду к воде.
Солнце уже вечернее, очень низкое и резкое, и светит прямо в глаза. «Надо было надеть темные очки», — думаю я.
— Не понимаю, как у него так здорово получаются эти объемные буквы… — говорит Хелле.
— Что за странное имя… — говорю я.
И чихаю.
Нинни
Дорогой дневник,
все, что я писала недавно о Стиане, все теперь неправда. Я НЕ влюблена в Стиана! Потому что у Стиана появилась девушка. (Она же ЕГО девушка!?! Потому что они ВСЕ время вместе.) Ее зовут Нинни. НИННИ. Что за идиотское имя! Никогда никого не зовут НИННИ! Только собак и кошек.
И крыс. Но не девочек. Нинни — это кличка. КРЫСИНАЯ [СПИЧКА А не человеческое имя.
Стиан ее нарисовал. И написал НИННИ дугой над рисунком такими объемными буквами, как сказала Хелле.
Он не написал мое имя дугой, когда рисовал меня. По-моему, Нинни — просто ТУПЕЙШЕЕ имя.
Проблема
После школы на следующий день мы с Хелле отправляемся прямиком к тарзанке. Но когда мы туда приходим, там уже Стиан и эта девчонка! Хелле хочет качаться с ними, а я нет, и мы уходим и садимся на Платформу. Мы сидим там очень долго и болтаем, а потом снова возвращаемся к Хелле проверить, не освободилась ли тарзанка. Надеюсь, эта Нинни уже ушла. Но нет. (Ей что, больше негде торчать?)
Не знаю, могу ли я жить с этой новостью. Что Нинни всегда будет тут. Это ведь дом моей лучшей подружки и ее брата! Мы всегда тут были одни. И очень фигово, что Стиан вдруг стал все время таскать ее домой. И теперь тут стало очень странно. У меня как-то не получается быть самой собой! Я не могу делать, что хочу, не думая о ней… Теперь все время приходится думать, что говоришь и что делаешь, как-то так. И это ужасно утомительно вообще-то. Поэтому я довольно скоро ухожу к себе.
Тупое имя
В гостиной сидит мама со своим судоку, как всегда.
— Мама-а-а-а, — говорю я.
— Да, малышка, — отвечает мама, не поднимая головы.
— Правда же нельзя зваться Нинни? Правда, это тупое имя? — спрашиваю я.
Мама смотрит на меня.
— Ты это о чем? — говорит она и смотрит на меня с таким вопросом во взгляде.
— А-а-а-а-а-а-а-а! Нинни! — говорю я снова. — Правда же, нельзя жить с таким именем?!
— Почему же нельзя? Конечно, можно, — отвечает мама.
— А-а, — говорю я с обидой.
— Да, — продолжает мама, — Нинни — прекрасное имя! У тебя новая подружка в школе?
— ЧЕРТ! НЕТ! — я почти кричу.
— Ну Ода, — говорит мама и смотрит на меня.
Меня страшно бесит, что она так смотрит. И еще бесит, что ей кажется, будто Нинни — прекрасное имя. Поэтому я назло громко топаю на кухню, открываю холодильник и вливаю в себя много лимонада прямо из бутылки. (Но не проливаю, кстати.)
Потом я громко топаю по лестнице мимо комнаты Эрленда к себе и захлопываю дверь.
В комнате я сажусь за стол. Не знаю, почему мама меня так взбесила. И почему я громко топаю по полу и захлопываю дверь. Но это так приятно на самом деле. Я даже улыбаюсь. Мне ХОРОШО. Тут я сужаю глаза до двух таких узких щелочек. Мне кажется, я выгляжу ужасно круто, и хитро, и умно, когда сужаю глаза. Надо проверить в зеркале в ванной, но сейчас я туда не пойду.
Вместо этого я открываю дневник на новой чистой странице.
пишу я СТРАШНО НЕКРАСИВЫМИ буквами. И я страшно довольна этим предложением и тем, какими УРОДЛИВЫМИ буквами я его написала. Я уже почти смеюсь.
«Нинни», — говорю я вслух, сузив глаза, и чувствую, что злюсь, но мне при этом ХОРОШО, потому что я произношу имя медленно и задумчиво и думаю, какое же оно некрасивое.
Вдруг я начинаю громко смеяться. Сначала неестественно, но потом заражаюсь сама от своего как бы смеха и начинаю смеяться по-настоящему. Что вообще со мной происходит? — думаю я, смеясь. Сначала я радуюсь, потом злюсь, а теперь смеюсь, и так вверх-вниз ВСЕ ВРЕМЯ! И очень быстро все меняется! Как это фигово.
Подросток
Подумать только, осенью я пойду в новую школу! Туда, куда ходят Стиан и Нинни! Это будет здорово. Тогда мы со Стианом будем вместе ездить в школу и выходить на одной остановке. Мне кажется, давно пора мне переходить из младшей школы, ведь я же уже подросток.
Папа говорит, что я еще НЕ подросток.
— Да-а-а-а-а-а! — отвечаю я ему.
— Не-е-е-е-е-е-ет, — говорит папа (подражая моей манере разговаривать), — тебе еще не тринадцать, только в тринадцать становишься тинэйджером, то есть подростком.
— Я что, сказала, что я тинэйджер? — возражаю я. — Я сказала «подросток»!
— Это одно и то же, — отвечает папа.
— Не-е-т! — говорю я. — Каллестад называет нас «ну что, подростки». Так что мы все-таки подростки!
— Нет. Не подростки, — отвечает папа.
— Да-а-а-а-а-а, подростки! Я подросток, папа! — говорю я.
— Ну ладно, ладно, Щепка, — говорит папа и вздыхает. Он сдается, потому что он умный и не хочет, чтобы спор продолжался, как он говорит. (Потому что он знает, что я НИКОГДА не сдамся.)
Еще теория, пока мы ждем
Нинни снова в гостях у Стиана.
А мы с Хелле снова собираемся на занятия парусным спортом. Лисбет нас везет.
Сегодня опять только теория, и этот проклятый Всезнайка Кристиан все так же ДОСТАЕТ. Вообще, есть ли закон, по которому другие тоже могут отвечать на вопросы? Мы же тоже знаем ответы! Мы с Хелле обе считаем, что он тупица. Мы тоже вообще-то знаем, что штирборт справа, а бакборт слева, например. То есть это знают все! (Нам это говорили раз сто на прошлом занятии!) Так что этому Кристиану хватит уже так выпендриваться. И еще вся эта теория становится немного скучной, как мне кажется. Я хочу учиться плавать на яхте! Я хочу в море!
Дома, когда мы возвращаемся с занятий, Нинни все еще в гостях у Стиана.
— Ей что, не пора домой? — спрашиваю я, но Хелле ничего не отвечает.
Впрочем, я не очень громко спросила, может, она меня и не расслышала.
— Ей не пора еще домой? — спрашиваю я снова, чуть громче.
Но Хелле и в этот раз не отвечает, как будто она делает вид, что меня не слышит. Это странно.
— Эй! — говорю я раздраженно и щиплю ее за руку.
— Хватит уже так волноваться насчет Стиана и Нинни! — говорит Хелле так же раздраженно, как я, но только это очень неожиданно.
Я прямо вздрагиваю, как она нагло со мной себя ведет! Я волнуюсь?! Больше я ничего не говорю. Только смотрю на нее. И я знаю, что Хелле меня бесит.
— Они готовят школьный проект, это групповая работа, — говорит она и уже не кажется такой раздраженной.
— Что еще за групповая работа? — говорю я. — Их же только двое.
И еще мне кажется, они тратят слишком много времени на эту свою типа групповую работу. Потому что они тратят время на всякую прочую ерунду типа: делать сырники, раскачиваться на тарзанке, гулять с собаками и просто сидеть в комнате у Стиана за закрытыми дверьми, болтать, слушать музыку и играть на гитаре. Кажется, Стиан пытается научить Нинни играть, потому что иногда я слышу ужасно ПЛОХУЮ игру из его комнаты. По-моему, они заняты чем-то страшно скучным, и я от всей души рада, что мне не надо быть с ними, потому что они делают все время одно и то же.
— Интересно, когда же они въедут, — говорит Хелле.
— А? Кто должен въехать? Нинни ВЪЕДЕТ? — спрашиваю я в ужасе.
— Не-е-е-ет! Новые соседи! В Зеленый дом! — отвечает Хелле, и мы снова смотрим друг на друга с раздражением.
Хелле вообще не волнует присутствие Нинни в доме. Она думает только о Зеленом доме и о всякой детской ерунде. Хотя все вещи уже перевезли несколько дней назад, мы еще до сих пор не видели новых жильцов. Куда же они подевались? Особенно Хелле это интересно. Я больше думаю о другом — например, что я заканчиваю младшую школу и начну получать оценки.
— Интересно, какие они? — говорит Хелле.
— Угу, — отвечаю я, но на самом деле не слушаю.
Я иду и открываю дверь в коридор. Стою и слушаю, но не слышу Стиана и Нинни, только музыку, которую они слушают. Кажется, это рок. Интересно, Нинни знает, как зацепить парня-рокера?
— Интересно, мы сможем как-нибудь посидеть в этих креслах-мешках?.. — говорит Хелле.
— Каких еще креслах-мешках? — говорю я.
— Ну тех, которые грузчики занесли в Зеленый дом! — говорит Хелле, будто бы я непременно должна была их запомнить.
— Угу, — говорю я снова.
Но меня мало беспокоит, о чем она там болтает.
Дорогой дневник,
я тут немного подумала, очень странная штука выходит. Кажется, наши с Хелле отношения в последнее время скачут вверх-вниз. Иногда нам ужасно весело вместе, и вдруг становится не очень весело. Потому что мы думаем о СОВСЕМ разном. Не то что раньше, когда мы ВСЕГДА думали об одном и том же.
Самый обычный день…
Мы идем домой к Хелле после школы, и здесь никого нет. (Нинни здесь нет! Ур-ра-а!!!) Мы совсем одни во всем доме! Какое чудесное разнообразие. Мы можем расслабиться и делать все что вздумается, все, что мы обычно делаем в обычный Один-и-Хеллин день. Мы так много всего успеваем за один только день! Мы качаемся на тарзанке, выгуливаем собак, снова качаемся, идем в дом и делаем по огромному стакану какао, кормим собак и делаем уроки на кухне. Хелле везет гораздо больше, когда мы вместе делаем уроки, потому что все ее уроки я уже сделала в прошлом году, поэтому я примерно во всем могу ей помочь. А вот она мне, наоборот, совсем помочь не может. (Хотя она очень здорово шарит в матике, это надо признать.)
Когда мы заканчиваем с уроками, то включаем музыку в гостиной ужасно громко, поем во всю глотку, прыгаем и танцуем, пока не падаем без сил. Тогда мы идем на кухню, ставим пачку рыбных палочек в духовку (разложив палочки по противню, конечно), заводим таймер и выходим еще покачаться. Когда таймер звенит, мы возвращаемся, и Хелле разводит пюре, а я накрываю на стол. И достаю кетчуп из холодильника. (Это кетчуп Стиана. Он кладет много кетчупа на ВСЕ.)
…пока…
Мы слышим, как открывается и закрывается входная дверь, и, когда Лисбет проходит через гостиную на кухню, мы как раз вынимаем палочки из духовки, и Хелле кричит:
— Привет, мама! Мы приготовили обед!
Но на кухню входит вовсе не Лисбет, а Стиан. И Нинни!
— Привет, — говорит нам Стиан.
— Привет, — отвечаю я Стиану.
Стиан смотрит на нас с Хелле и улыбается. У него такая совершенно обычная улыбка.
Потом он поворачивается к Нинни и улыбается ей совершенно по-другому! Он улыбается как-то больше. Примерно так же, как мне, когда мы были в Большом лесу одни с собаками.
Или, может, не совсем так же. Я никогда не видела, чтобы Стиан так улыбался, как сейчас Нинни. Мне так кажется. Я просто не понимаю, что тут происходит.
— Привет! — говорит Хелле Нинни и улыбается ей. Я не говорю «привет», только смотрю на нее.
— Привет! — отвечает Нинни и смотрит на нас с идеальной улыбкой.
Я смотрю на ее идеальную улыбку и думаю, как Нинни это удается. Надо тренироваться, чтобы получилась такая идеальная улыбка, или надо с ней родиться? Тут я замечаю, что Стиан тоже смотрит на Нинни и ее улыбку, и ее улыбка становится вдруг хитрой, а он в ответ посылает ей свою странную улыбку, как будто у них есть какой-то секрет, не знаю какой. В любом случае они улыбаются СТРАННО. И еще мне кажется, они слишком долго друг на друга смотрят. Это ненормально. И улыбаться так много тоже ненормально. И даже нагло, потому что мы с Хелле тоже тут стоим! А они нас не замечают! Мне хочется что-то им сказать, но я молчу.
Стиан смотрит на стол. Он явно считает тарелки, потому что он слегка кивает на каждую тарелку, а потом смотрит на меня и спрашивает:
— Ты у нас обедаешь? (Я не могу понять, он доволен этим или нет.)
Но я киваю и снова смотрю на Нинни (будто мой взгляд все время притягивается к ней, я не хочу на нее смотреть, просто так получается!), а потом отвожу взгляд. Я смотрю в пол, оглядываю комнату, только не смотрю на Стиана или Нинни. Но я вижу боковым зрением, что Стиан накрывает еще на одного.
Тут хлопает входная дверь и наконец появляется Лисбет.
— Вот это да, как здорово, дети, — говорит Лисбет, зайдя на кухню и увидев обед на столе.
— Это мы с Одой приготовили! — говорит Хелле.
— Молодцы! — отвечает Лисбет. — А собак вы тоже покормили?
— Да! — отвечает Хелле и гордо улыбается маме.
Дорогой дневник,
я просто вымоталась от всех этих взглядов и улыбок. Раньше посмотришь на кого-нибудь и все. Или улыбнешься кому-то, и тоже этого достаточно. И улыбка у тебя совершенно обычная. А теперь вдруг появилось столько разных способов смотреть и улыбаться. Это вообще-то ужасно достает. Неужели ТАК и бывает с подростками?
…все не портится…
И вот все портится с первой же секунды за обедом. Потому что, садясь за стол, я оказываюсь прямо напротив Нинни. И она смотрит на меня и улыбается, а когда она передает мне пюре, на ее лице появляется та самая ее улыбочка, и я краснею!!! Не понимаю почему. Но это полная катастрофа. И я, естественно, смущаюсь еще больше, потому что не хочу, чтобы кто-нибудь заметил. Поэтому я просто таращусь в кастрюлю с пюре, и, хотя я все время посматриваю на тарелку, пока накладываю себе пюре, я умудряюсь насвинячить и положить мимо тарелки!
(Ни Лисбет, ни Хелле, ни Стиану нет никакого до этого дела, я уже сто тысяч раз так свинячила, но пачкать стол на глазах у Нинни!)
Вообще, сегодня очень СТРАННО, потому что обычно я много болтаю за обедом у Хелле. И за столом всегда отличное настроение. А тут мне вдруг совсем нечего сказать. Я пытаюсь сказать что-то смешное, но ничего не выходит, только глупость какая-то. Обычно мы тут бываем вчетвером — Хелле, Стиан, Лисбет и я. (Иногда еще и Эрленд.)
А теперь Лисбет болтает с Нинни и Стианом и Хелле болтает и шутит с ними, и они ведут себя, будто всё как всегда. Типа самый обычный день за обеденным столом.
Я же не просто сижу, я еще пытаюсь не глазеть на Нинни, когда она что-то говорит. Не глазеть на Нинни ужасно трудно. Она не так много говорит, и голос у нее высокий, девчачий, но все, что она говорит, звучит ну просто очень хорошо. Она говорит смешно, прикольно, круто. Отчего и Стиан, и Лисбет, и Хелле улыбаются и смеются. Я не могу объяснить, что же именно говорит Нинни и почему это так смешно и хорошо. Надо вроде как быть там, чтобы понять. Она говорит вроде очень к месту. Каждый раз. Знаешь, как герои и героини фильмов. Это они так говорят. Они всегда говорят правильные вещи и в нужном месте. И вовсе не странно, что я сижу и молчу, потому что все, что я говорю, просто… лажа.
И конечно же, когда Стиан выдавливает кетчуп на свои рыбные палочки, раздается тот самый пукающий звук, и мы с Хелле смотрим друг на друга, Хелле прыскает от смеха, и я вслед за ней, и мы уже не можем больше остановиться и смеемся! Я сижу и таращусь в свое пюре весь обед, глупо смеюсь, и каждый раз, когда мы с Хелле смотрим друг на друга, мы смеемся ЕЩЕ сильнее. И никак не можем остановиться.
Все это просто ужасно глупо.
Дорогой дневник,
кажется, я никогда в жизни так не хихикала, как сегодня за обедом у Хелле. Когда нам почти удавалось перестать, мы смотрели друг на друга и смех снова вырывался наружу. Было просто МЕГАГЛУПО! Потому что это такой детский сад сидеть и хихикать с Хелле, которая даже меня младше. А Стиан и Нинни вообще уже подростки.
О любви
Поскольку мы с Хелле приготовили обед, Стиан и Нинни убирали со стола и мыли посуду. Я стала им помогать, но тогда Хелле меня остановила и сказала, что это не наше дело. И пришлось идти с ней в комнату.
— Как тебе Нинни вообще? — спросила я Хелле уже в комнате.
— Отлично, — ответила Хелле.
— Да, кажется, — сказала я.
— Она о-о-очень часто у нас в гостях, — сказала Хелле.
— Ага, примерно каждый день или как? — спросила я.
— Не каждый, — ответила Хелле, — но почти. Несколько раз в неделю.
— Хм, — отозвалась я.
Потом мы сидели, читали журналы и рисовали.
— Им еще не пора заканчивать свою групповую работу? — спросила я вдруг.
— Кому? — удивилась Хелле.
— Стиану и… Нинни, — ответила я.
— Не знаю, — сказала Хелле, — Наверняка. Но они не только проектом занимаются. Кажется, они еще много рисуют, например.
— Они друг другу не надоели еще? — спросила я.
— Не похоже, — ответила Хелле.
— Думаешь, он считает ее… хорошей? — спросила я.
— То есть? — спросила Хелле и посмотрела на меня, оторвавшись от блокнота.
— Не знаю, красивой… или… крутой типа, — сказала я и засмущалась.
— Она и есть красивая и крутая, — ответила Хелле и стала рисовать дальше.
— Да, — ответила я.
И какое-то время мы сидели молча. Хелле рисовала, а я читала журнал. Или… делала вид, что читаю, потому что на самом деле у меня не получалось сосредоточиться на чтении. Я просто сидела и думала. А потом сказала:
— Думаешь, она его девушка?
— Чего? — только и ответила Хелле.
— Да, девушка типа? — повторила я.
— Понятия не имею, — ответила Хелле.
— А-а, — сказала я.
— А что это ты спрашиваешь? — сказала Хелле и пристально на меня посмотрела.
— Просто так, просто интересно, — сказала я.
— Черт! Ты что, ВЛЮБИЛАСЬ в Стиана?!! — спросила Хелле с некоторым любопытством.
— Нет-нет! — ответила я, а Хелле меня внимательно изучала, действительно ли меня это ничуть не трогает.
А потом мы снова молчали какое-то время, занимаясь нашими делами.
— Э-э-э-э… а ты в кого-нибудь влюбилась? — спросила я Хелле.
— Черт! НЕТ! — ответила Хелле. — А ты?
— Что? — спросила я.
— Влюбилась в кого-нибудь?!! — спросила Хелле. (И кажется, ей было ужасно противно произносить слово «влюбилась».)
— Нет, — ответила я.
И мы снова долго молчали, и тут вдруг Хелле спросила:
— Ты бы больше хотела быть со Стианом, а не со мной?
— НЕТ! — чуть не крикнула я. — Я хочу быть с тобой! Честно!
— Может, пойдем к тебе? — спросила Хелле.
— Да, — ответила я.
И мы пошли ко мне.
Тайна
Дорогой дневник,
у меня небольшая проблема насчет Стиана. Потому что моя лучшая подруга — это ХЕЛЛЕ, поэтому, когда я у них в гостях, я всегда вместе с ней (кроме тех случаев, когда мы все вместе). И мне не хочется, чтобы Хелле думала, что я не ТАК хочу быть с НЕЙ! Поэтому мне вроде как нельзя говорить с Хелле о С. Кроме того, Хелле думает, что любовь и все такое — тупо. В конце концов, она НА ГОД младше меня.
Но с другой стороны, теперь это не проблема, потому что Стиан ВСЕ ВРЕМЯ с Нинни… и НИКОГДА не бывает с нами…
ПЛЮС: я больше не влюблена в Стиана! Совсем вообще-то. Кстати, мне кажется, мой одноклассник Бен очень милый. Может, я в него влюбилась? Не знаю еще, но может быть.
Ну вот теперь всё совсем запуталось… (…и происходит одна УЖАСНАЯ вещь)
Привет, соседи!
Я сижу у себя и читаю. Папа повез с утра маму на работу, а после работы она поехала прямо в аэропорт: она собирается на выходных в гости к подруге, Рагне. Папа съездил в магазин за едой и сладостями для нас.
«ПРИВЕТ, СОСЕДИ!» — слышу я вдруг крик Эрленда с кухни.
Привет, соседи?.. СОСЕДИ! Новые соседи приехали! Я посылаю сообщение Хелле и бегу вниз на кухню. Там на табуретке стоит Эрленд и высовывается из открытого окна. Я подхожу к ней и выглядываю. У двери в Зеленый дом стоит женщина, рядом припаркована машина, и огромный мужчина вносит какие-то сумки. А в песочнице (которая зимой пряталась под снегом) прямо у качелей сидит маленький мальчик и копается в песке! Мы с Хелле были правы! Сюда ДЕЙСТВИТЕЛЬНО переехали мама, папа и малыш. (Вау, мы просто супердетективы.)
Я иду в прихожую, надеваю куртку и шлю новое сообщение Хелле, что мы были правы. А потом слышу, как Эрленд разговаривает с кем-то из новых соседей через окно. Я слышу только Эрленда, но она, очевидно, говорит с ними (или ведет разговор с каким-то невидимым другом), потому что говорит она следующее:
«Привет!» — «Эрле». — «Да, а тебя?» — «А-а». — «М-м. А это кто?» — «А-а». — «А как его зовут?» — «Ага». — «А что вы делаете?» — «Ничего». — «В магазине». — «Да. А у тебя малыш в животе?» — «Да, я видела». — «М-м. Ода». — «А это что?» — «А можно мне тоже?» — «Ладно, подожди!»
Я слышу, как Эрленд закрывает окно, спрыгивает с табуретки, заталкивает ее под стол и тоже выходит в прихожую.
— Зачем ты сказала мое имя? — спрашиваю я ее с подозрением.
— Что? — переспрашивает Эрленд и ищет куртку.
— Ты сказала моя имя! Зачем ты сказала им, как меня зовут? — повторяю я немного строго.
— Она спросила, есть ли у меня брат или сестра! — отвечает Эрленд.
И мы одновременно выходим из дома.
— Ты куда? — спрашиваю я.
— Помочь им занести вещи, — отвечает Эрленд. — А ты?
— Увидеться с Хелле, — отвечаю я.
Эрленд идет к женщине на крыльце Зеленого дома, а я иду на Платформу дожидаться Хелле. По дороге пикает сообщение:
Ой! Круто!
:-)
:-о
:-D
Но я у папы. Увидимся, когда вернусь!
:-):-):-)
Я совсем забыла! Хелле и Стиан на выходных у своего папы в Бергене. Они вернутся только в воскресенье.
Я смотрю в бинокль на Зеленый дом. Эрленд вовсю болтает с женщиной. Они стоят у машины, и женщина вынимает большую картонную коробку из багажника. Кажется, ей немного тяжело, ей мешает большой беременный живот. Эрленд пытается помочь ей нести коробку. Тут подходит мужчина из Зеленого дома и кричит что-то очень строго, кажется (мне не удается разобрать, что он говорит), а потом он подбегает к женщине, забирает у нее коробку и еще что-то говорит, что я тоже не могу разобрать, и женщина что-то отвечает, но я не слышу, что именно… (Хм. Они говорят на совсем другом языке или мне нужен слуховой аппарат?) Мужчина страшно высокий по сравнению с женщиной.
И выглядит страшно сильным. Немного похожим на Халка. Даже как-то пугающе сильным. И кажется, он злой, когда говорит. Он берет коробку под мышку, а второй рукой берет коробку еще больше и входит в дом. Эрленд стоит и глазеет на мужчину.
«Он не хочет, чтобы я поднимала тяжелые вещи», — слышу я, как женщина объясняет Эрленду и гладит себя по большому животу. (P. S. Я вдруг слышу, что она говорит.)
«Ой, он очень сильный!» — говорит Эрленд в восхищении.
Я разглядываю беременную женщину в бинокль. Она худая, точнее, не худая, а нормальная, и у нее огромный живот, особенно сбоку заметно. Но когда она стоит ко мне спиной, по ней совсем не заметно, что она беременна! Она улыбается Эрленду и отвечает на все ее дурацкие вопросы, а потом смеется и шутит. Черт подери. Я откладываю бинокль. Не могу сидеть тут и шпионить за Зеленым домом в одиночку. Это ужасно ТУПО. Но у меня не хватает смелости спустился и заговорить с ними БЕЗ Хелле! Надо ее дождаться. Лучше пойти вместе. Но Хелле в Бергене и приедет только послезавтра! Что, придется сидеть здесь все это время?..
Я снова смотрю на Зеленый дом. Эрленд болтает вовсю с мужчиной и женщиной, пока они все втроем носят вещи из машины в квартиру на первом этаже слева. И женщина смеется вместе с Эрленд. И еще она все время вынимает вещи из машины, и тут подбегает Халк, и забирает их у нее, и заносит их сам. А потом подходит малыш из песочницы и ходит взад-вперед за Эрлендом в дом и из дома.
Новые соседи
Новые соседи на самом деле просто отличные. (Кроме Халка, который кажется очень страшным.) Я решаю не ждать воскресенья и все-таки с ними поговорить.
Я слезаю с Платформы, иду через Лесок к Зеленому дому.
— Привет, — говорю я, когда беременная женщина выходит из Зеленого дома.
Я смотрю на ее живот. Он просто огромный! Еще больше, чем казалось с Платформы! Никогда в жизни я еще не видела такой беременной.
— Привет, — отвечает женщина. — Ты, наверное, Ода?
Она говорит по-норвежски немножко по-другому, как я слышу теперь.
— Да, — отвечаю я. И улыбаюсь.
— Мы уже познакомились с Эрле, — говорит женщина, — она молодец, так нам помогла. Меня зовут Бильяна!
Она протягивает руку, я — свою, и мы знакомимся.
— Меня зовут Ода Андреа, — говорю я и чувствую себя очень взрослой.
— Мальчики, познакомьтесь с Одой Андреа! — кричит Бильяна в открытую дверь. (Но никто не выходит.)
— Мальчики? — говорю я немного удивленно и оглядываюсь.
Был же только один мальчик. Тот, в песочнице. Потом я смотрю на живот Бильяны, и она видит, куда я смотрю, гладит себя рукой по животу и говорит: «Да, это тоже будет мальчик, так доктор сказал». И я отвечаю: «Ну да» — и все еще улыбаюсь, потому что Бильяна кажется такой КЛАССНОЙ! Так мы и стоим на крыльце перед Зеленым домом. Я и Бильяна, у которой в животе еще один мальчик.
— А! Познакомься… — говорит Бильяна, но потом посреди предложения ее прерывает голос изнутри Зеленого дома:
— Мама-а-а-а-а-а-а! Убери Филиппа!
Он все время мне загораживает! — кричит голос (вроде мальчишеский).
— Скажи ему, чтобы он подвинулся, — кричит Бильяна в ответ.
Тут выходит Халк. И он просто гигантский. Он останавливается и смотрит на меня. Я смотрю вверх. Интересно, сколько в нем метров в высоту. И сколько метров в ширину. Наверно, много. И он смотрит на меня строго. Мне даже немного страшно. Не знаю, улыбаться ему или нет. Халк УЖАСНО СИЛЬНО (!) пожимает мне руку, но я не говорю «ой», только улыбаюсь и называю свое имя, и еще надеюсь, что он скоро отпустит мою руку, потому что, похоже, он скоро сломает мне все кости. «Златан», — говорит Халк, его так зовут. Что за странное имя, думаю я. И норвежский у него очень странный. Еще более странный, чем у Бильяны.
Халк нависает надо мной, а я только смотрю на него вверх, потому что он гигантский. Тут он, по счастью, отпускает мою руку и идет к машине занести вещи.
— Сссла-а-атан, — говорю я очень тихо, чтобы Халк меня не услышал, просто чтобы еще раз прислушаться к этому имени.
— Златан, через «З», — говорит Бильяна, она стоит рядом. — Да, это славянское имя.
Я смотрю на нее. Она улыбается. И улыбка у нее такая добрая и хорошая. Она вообще добрая.
— А-а-а, — отвечаю я, будто понимаю, что она имеет в виду. (Но я вообще не понимаю. Славянское имя? Что значит «славянское»? Я не смею спросить, потому что это, кажется, глупо не знать, о чем она говорит.)
Мы с Бильяной стоим на крыльце и улыбаемся друг другу, и мне кажется, мне очень и очень понравятся новые соседи. И вообще, очень круто, когда у тебя сосед — сам Халк!
— Да, мы… — начинает Бильяна, но тут вдруг подъезжает папа. Он выходит из машины, говорит: «Привет» — и машет Бильяне и Халку. Они отвечают: «Привет» — и машут в ответ. Папа спрашивает, не надо ли им помочь, но Халк говорит:
— Нет, спасибо, все отлично, это уже последние.
— Ладно, — говорит папа, открывает свой багажник и заносит в дом еду. Халк заносит последние вещи из своей машины.
— Ма-а-а-ама-а-а-а-а-а!!! Забери Филиппа-а-а-а-а!!! — кричит тот же самый голос из Зеленого дома, и Бильяна смотрит на меня, улыбается, немного извиняясь, отворачивается и кричит: «Иду!» в прихожую, потом снова оборачивается ко мне и говорит: «Увидимся» — и спешит в дом.
— Увидимся, — отвечаю я, стою на крыльце и не знаю, чем мне теперь заняться.
Тут я вижу, что папа идет забрать еще пакеты из машины, и я понимаю, что точно не хочу помогать ему заносить пакеты и готовить обед. Просто не хочу. И тогда я решаю пойти к лесу по Крокклейве.
— Ты куда, Щепка? — говорит папа мне вслед.
По-моему, ДИКО тупо называть меня Щепкой здесь, на улице: Бильяна и Халк могут услышать.
— В БОЛЬШОЙ ЛЕС! — кричу я в ответ и оборачиваюсь.
— Обед через час! — кричит папа.
— ХОРОШО! — кричу я в ответ и на этот раз даже не оборачиваюсь.
Эх, была бы Хелле дома! Но ее нет. Но я и одна в Большом лесу прекрасно погуляю. Я уже была там одна сто тысяч раз.
Не целовалась
В Большом лесу я иду по тропинке на Вершину. Дойдя до Камня Троллей, я на него наступаю. Стою на нем и раскачиваюсь из стороны в сторону. А потом сворачиваю направо сразу от камня в лес, вместо того чтобы продолжать путь вверх по тропинке. Я думаю.
О Стиане в том числе. И есть еще одно, о чем я в последнее время часто думаю. Особенно часто, когда думаю о Стиане. Короче. Осенью я перехожу из младшей в среднюю школу, и я еще ни разу, совершенно, абсолютно на двести процентов не целовалась!!! Это вообще как, нормально? А Стиан с кем-нибудь целовался? Он целовался с Нинни?!! Надеюсь, он с Нинни не целовался. По счастью, Стиан сейчас в Бергене и без нее. Чтобы она не заставила ОБМАНОМ ее поцеловать, пока я этого не сделала.
С одной стороны, по-моему, целоваться — это мерзко. Но с другой стороны, нет. Или да, все-таки мерзко. Или… нет. Или… не знаю. И еще я не знаю, как это делается!!!
Ну да, я видела в фильмах. Тысячу раз. И еще я целовалась с Атрейо из «Бесконечной истории». Через экран телевизора, так что это вообще не считается. И еще я целовалась с крутыми кинозвездами и певцами. То есть я целовалась с ними на плакатах. В моей комнате. Но это тоже совсем не взаправду. Это же — целоваться с бумагой!
А вдруг у меня не получится? По-настоящему, я имею в виду… когда дело дойдет до дела? А что, если все будет испорчено, потому что я НИКОГДА ни с кем не целовалась и не умею, когда мы со Стианом будем целоваться в первый раз?!!
Нет, так не пойдет. Надо потренироваться. Но на ком? Я в лесу совсем одна. Я оглядываюсь. Потом подхожу к огромному дереву. Дерево могло бы быть человеком, в каком-то смысле. Парнем. И я представляю, что ствол дерева — это Стиан. Все это немного глупо. Я прислушиваюсь. Никого. Я слышу только пение птиц. Я смотрю на дерево. Дерево-Стиан.
Поцелуй
— Привет, — говорю я дереву-Стиану.
— Привет, милая, — говорю я чуть более низким голосом, будто это Стиан. — Ты гораздо круче этой Нинни, — продолжает дерево-Стиан, и еще оно говорит, что имя у нее ужасно тупое.
— Спасибо, — отвечаю я своим обычным голосом. — А еще я мечтал тебя поцеловать с тех пор, как… всегда! — говорит дерево-Стиан вдруг и «берет меня штурмом»[14].
— Правда? — спрашиваю я. Я немного удивлена и счастлива.
— Да, потому что ты ужасно классная и у тебя все так круто получается. Наверняка и целуешься ты круто, — говорит дерево-Стиан, и мне кажется, я вот-вот упаду в обморок.
— Ах, Стиан! — говорю я.
— Ах, Ода! — говорит дерево-Стиан, и я обнимаю его.
— Kiss me! — говорю я (и мой английский звучит совсем даже не странно: «Kiss me» — это как в фильмах. И звучит это очень естественно, стильно и как в кино).
— Oh, yes! — говорит дерево-Стиан, и я прислоняюсь к нему вплотную, и мы целуемся!
Оно такое немного холодное и шершавое.
— Ты не пользуешься гигиенической помадой? — спрашиваю я и смеюсь, отслоняясь от него.
И вдруг кто-то смеется прямо у меня за спиной. А?!! Подожди. КТО-ТО СМЕЕТСЯ ПРЯМО У МЕНЯ ЗА СПИНОЙ!!! Все мое тело застывает, пока я обнимаюсь с ДЕРЕВОМ. Я сглатываю, медленно оборачиваюсь и смотрю ПРЯМО В ЛИЦО КАКОМУ-ТО ПАРНЮ!!! Не знаю, что мне думать и думаю ли я вообще, потому что, кроме свиста в ушах, я ничего не слышу, и я не знаю, откуда этот свист, это только я его слышу или парень тоже его слышит? Я быстро оглядываюсь. Вокруг нет никого. Только я и этот мальчишка. Я стою и таращусь на него. Кто это? Откуда он взялся? Как давно он тут стоит?
— А мне тоже можно? — слышу я его голос сквозь свист в голове, и он ржет. Он РЖЕТ!!!
Я совершенно каменею, не могу говорить, думать, ничего! Я даже не могу понять, краснею я или нет. И не могу думать, смутилась я или нет, я просто… В ШОКЕ!
Парень просто улыбается, стоя прямо передо мной, мы смотрим друг другу в лицо. И он улыбается еще сильнее, а потом в глазах у него появляется такой взгляд, такой хитрый, странный и улыбающийся, и он говорит:
— А я пользуюсь гигиенической помадой. Хочешь на мне потренироваться?
А потом ПОДМИГИВАЕТ мне и складывает ГУБЫ ТРУБОЧКОЙ!!! И тянется ко мне!!!
И тут я будто оживаю, как бы отхожу от шока, отталкиваю мальчишку и бегу вниз через Большой лес со всех ног. И слышу его смех и крик «Эй, подожди!» мне вслед.
Но я не жду, я все бегу и бегу, и, по счастью, я уже сто тысяч раз была в лесу и знаю его наизусть, потому что даже не спотыкаюсь, и я добегаю до дороги, смотрю по обеим сторонам, перебегаю ее и бегу к Леску. Добежав до Обезьяньего дерева, я чуть не врезаюсь в Эрленда и еще кого-то, они висят и раскачиваются на ветках.
— Привет, Ода! — кричит Эрленд. — Смотри! Это Петер Снизу! Мы — обезьяны!
Эрленд смеется, и мальчик, висящий рядом с ней на Обезьяньем дереве, тоже смеется.
Я даже не останавливаюсь, говорю только: «Привет, Петер Снизу» прямо на ходу и бегу дальше до самого дома.
После…
И когда я потом сижу в комнате и все думаю и думаю о том, что случилось, я вспоминаю ВСЁ, что мы с деревом-Стианом сказали друг другу. Или, точнее, что Я сказала ДЕРЕВУ и что дерево КАК БЫ сказало мне. Хотя это тоже я говорила. Я была там одна, в лесу, и разговаривала с ДЕРЕВОМ! И еще целовалась с ним и… ТЕПЕРЬ я чувствую, что краснею. Кажется, что все лицо ГОРИТ до самой шеи и ушей и уши РАСКАЛЯЮТСЯ. И сердце стучит так сильно, будто меня всю трясет. Откуда вообще взялся этот мальчик? И как долго он там стоял? И как много он видел и слышал? Не знаю. И тут я чувствую, как мне ужасно, УЖАСНО стыдно. Мне одновременно и жарко, и холодно, и тошнит, и сердце бьется ЗВЕРСКИ, кажется, будто у меня температура. По-моему, я совершенно больна.
Я достаю дневник и вижу, как дрожат руки, когда я его открываю. Блин, это все, что я в состоянии подумать. И я пишу:
Дорогой дневник!
Блин. Бли-и-и-и-и-ин-н-н!!!!
И я вдруг совсем не знаю, что мне написать. Что писать о том, что только что случилось? Как писать об этом?.. Я сижу за столом и тупо смотрю в пустоту. И снова и снова думаю о том, что случилось в Большом лесу.
И чем больше я об этом думаю, тем больше мне становится стыдно. Как такое возможной Я стояла — и целовалась с ДЕРЕВОМ! И сказала дереву «Kiss те»! А тут оказался незнакомый парень, который наверняка ВСЕ слышал!!! БЛИН. Теперь никогда в жизни я не смогу больше ходить в Большой лес.
— Ода! Обед! — кричит папа с первого этажа, я закрываю дневник, запираю его, прячу ключик и спускаюсь обедать.
За обедом я ничего не говорю, только думаю о лесном происшествии. Я даже есть не могу, потому что меня на самом деле тошнит, хотя папа приготовил мой любимый обед: кусочки говядины в воке и овощи в соусе сатай![15]
— Ода? — спрашивает папа и смотрит на меня через стол. — Что-то случилось?
— Нет! — говорю я быстро. — Ничего. Не случилось чего… то есть ничего.
— Уверена? — спрашивает папа. — Ты как-то нездорово выглядишь…
Эрленд сидит жует огромный кусок мяса и тоже начинает ко мне присматриваться.
Если ты еще не знаешь, сатай — это страшно вкусным соус из арахиса и еще чего-то. Папа делает соус из арахисового масла, вместо того чтобы делать его из целых орехов.
— Да… нет, наверное, не очень хорошо себя чувствую, — говорю я.
— Ты что, заболела, Ода? — спрашивает Эрленд, смотрит на меня и передразнивает папино озабоченное выражение лица.
— Не-е-ет, меня просто немного тошнит, — отвечаю я слабым голосом, и тут кажется, я вот-вот разревусь, не знаю почему.
— Эй, Щепка, — говорит папа, наполовину приподнимается из-за стола и прикладывает руку мне ко лбу. — У тебя нет температуры?
— Не знаю, — шепчу я и чувствую, что в горле у меня застрял огромный комок.
Папа все еще трогает мой лоб, а Эрленд таращится на меня огромными глазами.
— У Оды что, температура? — спрашивает она. — Она что, заболела, папа?
— Кажется, немного теплый лоб, Щепка, — говорит папа. — Может, полежишь немного на диване в гостиной?
— Да, — шепчу я.
Я встаю из-за стола с такой сгорбленной спиной и согнувшись иду в гостиную. Папа идет за мной, идет рядом, и обнимает меня, и говорит: «Ну-у-у Щепочка…», и Эрленд тоже подходит и идет рядом с другой стороны, тоже обнимает меня и говорит: «Мы будем о тебе заботиться, Ода, правда, папа?» — и папа говорит, что конечно. И все так странно, потому что теперь я действительно чувствую себя больной, по-настоящему! Я ложусь на диван, папа кладет мне под голову две подушки, а Эрленд расправляет на мне плед. Папа гладит меня по лбу и улыбается, как может улыбаться только папа. И Эрленд тоже подходит и гладит меня по лбу. А я пытаюсь улыбнуться им в ответ, но у меня не очень получается.
— Просто полежи немного, — говорит папа. — Может, поешь потом десерт? У нас будет мороженое с арахисом и цветными конфетками.
— Да-а-а-а! Мороженое с арахисом и цветными конфетками, Ода! — кричит Эрленд.
— Не знаю, — шепчу я слабо и чувствую, что действительно не знаю, смогу ли я есть мороженое с арахисом и цветными конфетками попозже… Наверное, я на самом деле, НА САМОМ деле заболела…
Папа стоит у дивана, смотрит на меня какое-то время, и взгляд у него добрый и обеспокоенный. «Бедненькая», — говорит он, а потом они с Эрлендом возвращаются к обеду. А я чувствую себя по-настоящему бедненькой. И мне очень-очень себя жалко.
Мысли после
Я лежу на диване под пледом и слышу, как болтают папа с Эрлендом, обедая на кухне. Эрленд говорит с набитым ртом о «Петере Снизу», и что он так классно играет в обезьян на дереве, и т. д., и т. п., а папа говорит «ну да», «вот как» и «как интересно».
Я вдруг вспоминаю, что Бильяна сказала «мальчики», а не «мальчик», когда разговаривала со мной перед Зеленым домом. И что детский голос кричал: «Убери Филиппа!» изнутри дома. Наверное, этот Филипп — малыш из песочницы, а Петер Снизу (как Эрленд называет мальчика с Обезьяньего дерева) и был тот, кто кричал: «Убери Филиппа!» То есть в Зеленый дом въехало ДВА мальчика. Петер и Филипп. Скоро их будет трое, считая малыша в животе Бильяны. Я лежу на диване и чувствую, что улыбаюсь. Я довольна своей прекрасной детективной работой. (Не напрасно мы с Хелле годами играли в шпионов и детективов на Платформе!)
Но тут я снова вспоминаю парня в лесу. Кто он? И откуда? И почему он так вдруг оказался в лесу? Эх, была бы Хелле дома, я бы ей все рассказала. Я достаю мобильник из кармана и пишу сообщение: «ВНИМАНИЕ! Встретила СТРАННОГО парня в лесу, он…» — но удаляю сообщение и убираю мобильник обратно. Ведь что я могу рассказать Хелле? Что была одна в лесу и представляла, что дерево — это Стиан, ее брат, и говорила с «деревом-Стианом» и ЦЕЛОВАЛАСЬ С НИМ?! Нет. Этого просто НЕЛЬЗЯ рассказывать. Никому. Даже Хелле, моей самой лучшей подруге. Потому что это слишком стыдно. (Я чувствую, как снова краснею от одной мысли.) Я никогда раньше не видела этого парня в Большом лесу. Никогда в жизни. И вдруг я думаю: что, если это было такое разовое происшествие и я его больше никогда не увижу! Так же может быть! Может, он просто заблудился в лесу, а потом снова нашел дорогу домой. А дом у него на другой стороне склона, может, даже на другой стороне фьорда, ДАЛЕКО-ДАЛЕКО отсюда.
— Как дела, Ода-Щепка, чуть получше? — говорит папа, и я поднимаю взгляд.
Передо мной стоят папа и Эрленд, вид у них добрый и вопрошающий.
— Да, — говорю я, потому что чувствую себя немного лучше.
Папа ставит поднос с мороженым, блюдца, ложки, чашки и чайник на столик в гостиной передо мной. Эрленд держит в одной руке плошку, полную цветных конфеток, и плошку с арахисом в другой.
— Хватит тебя на мороженое? — спрашивает папа.
— Да, наверно, — отвечаю я и сажусь на диване, чтобы им тоже хватило места, но я все еще кутаюсь в плед, чтобы они понимали, что я еще НЕ СОВСЕМ поправилась.
Папа и Эрленд включают телевизор, папа кладет мороженое во все блюдца, а Эрленд сыплет МАССУ конфет себе в мороженое.
— Хватит, Эрле, — говорит папа, забирает у нее плошку с конфетами и протягивает мне.
Потом он наливает чай мне и себе в чашки. В чашке у Эрленда уже налит сок. (Она не любит чай, но любит все равно пить сок из чашки, как будто тоже пьет чай.) И по телевизору начинается фильм.
— Да-а-а-а-а-а-а! Пиваты Кавибского мовя! — кричит Эрленд с набитым ртом и сильно дрыгает ногами — как всегда, когда она страшно рада.
И у нас получается отличный вечер пятницы, мы вместе — папа, Эрле и я, у нас мороженое и чай и «Пираты Карибского моря». И весь остаток вечера у меня получается не думать о том, что случилось в лесу.
Пока не звонит мама, когда я собираюсь ложиться. Сначала она говорит с папой, потом со мной. Папа протягивает мне телефон.
— Привет, Одадоченькамоя, — говорит мама, и тут я начинаю реветь!
Понятия не имею, почему я — реву, и я не реву в голос, только немного, только слезы текут… потому что я вдруг замечаю, что очень, очень, очень скучаю по маме.
— Привет, — говорю я в трубку и всхлипываю.
— Ну-у-у-у-у, малы-ы-ышка, — говорит мама самым лучшим на свете маминым голосом. — Ты не совсем здорова?
— Да, — говорю я таким слабым голосом и снова чувствую себя очень больной.
— Но тебе же хорошо с папой и Эрле? — спрашивает мама.
— Да, — отвечаю я, потому что это правда.
А мама рассказывает, что она делает у Рагны, что им очень хорошо и они болтают без остановки с тех пор, как Рагна встретила маму в аэропорту.
— Ты когда вернешься? — спрашиваю я маму, хотя я знаю, что она вернется в воскресенье вечером.
И мама говорит, что вернется в воскресенье вечером. Потом мы говорим друг другу «спокойной ночи» и «пока», а потом мама говорит с Эрлендом и снова с папой.
Я уже лежу в кровати, но мне не заснуть. Я просто лежу всю ночь и всё думаю и думаю о событии в лесу, или просто о Событии, как я его теперь называю.
Болею
Когда папа входит и будит меня утром в субботу и говорит, что завтрак ждет, я лежу в кровати, проспав едва ли минуту за всю ночь. Из-за События. Поэтому совершенно неудивительно, что я чудовищно не выспалась и не могу встать. Хотя уже больше половины девятого. Меня все еще тошнит, я чувствую слабость и жар, и даже голова у меня немного болит, и живот. Папа говорит, что мне стоит остаться сегодня в кровати. Может, у меня небольшая температура. А я согласна. Тут звонит мама, хочет поговорить со мной и узнать, как дела, она спрашивает, носила ли я куртку и шапку.
— Да, — говорю я.
— Весенний воздух опасен, знаешь ли, — говорит мама. — Нам кажется, что тепло, потому что светит солнце, но воздух весной обманчив.
— Я знаю, мама, — говорю я, потому что я уже тысячу раз слышала это ее правило.
Но мама продолжает выговаривать свое правило об опасном воздухе, что он холоднее, чем кажется, и — бах — ты уже простудился, получил воспаление легких, ушей, температуру и еще что-нибудь похуже.
Я не могу встать. Я лежу в кровати, поэтому папа с Эрлендом завтракают вдвоем. Потом Эрленд идет поиграть с этим Петером Снизу, новым соседским мальчиком. Папа несколько раз заходит в мою комнату с едой и питьем, бутербродами с печеночным паштетом, печеньем с коричневым сыром, чаем и какао. Вообще-то очень здорово болеть. Поэтому я лежу в кровати под теплым толстым одеялом весь день, читаю журналы, рисую, слушаю музыку, а еще аудиокнигу. Папа загрузил ее для меня и записал на mp3-плеер. «12 вещей, которые нужно сделать до конца света» — называется аудиокнига. Я еще не так много слушала, но уже жутко интересно.
Но время от времени или даже довольно часто я вспоминаю о Событии. Я думаю о мальчике в лесу, который вдруг оказался за моей спиной и сложил ГУБЫ ТРУБОЧКОЙ для меня. И который видел и слышал ВСЁ… Я чувствую, что меня снова тошнит…
Днем, когда я уже много, МНОГО раз вспомнила Событие, меня больше не тошнит. Меня все меньше тошнит каждый раз, когда я об этом думаю. На нем была кепка, и из-под нее торчали темно-коричневые (кажется) волосы. Он был чуть младше меня? По-моему, я немного выше. А волосы, они были немного длинные, чуть вьющиеся или волнистые? А глаза?
Они были голубыми? Или карими? Или зелеными? Не помню. Не знаю. Все случилось так быстро. Но да, он был небольшого роста. И очень нахальным. Подкрадываться так к людям! Это же вообще наглость!
Вечером я чувствую себя гораздо лучше. И папа так же говорит, когда заходит в комнату, чтобы меня проведать. Он говорит, что я уже намного лучше выгляжу и что завтра я точно буду совершенно здорова. «Может быть», — отвечаю я на это.
Вот, кстати, некоторые рисунки, которые я сделала сегодня в кровати. (Не суди меня, иногда так трудно придумать, что рисовать!)
Когда Эрленд идет ложиться, она останавливается в дверях между нашими комнатами и таращится на меня. И я разрешаю ей на меня глазеть. И хотя я пролежала в кровати весь день, я засыпаю даже не заметив.
Утро воскресенья
В воскресенье утром я просыпаюсь оттого, что папа стоит у моей кровати.
— Доброе утро, Щепка, — говорит он.
— М-м, — говорю я, поворачиваюсь к стене и хочу еще поспать.
— Уже полдевятого, спустишься к завтраку с нами? — спрашивает папа.
— М-м-м-м, — отвечаю я.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает папа. — Можно пощупать твой лоб?
И он щупает лоб.
— Ты сегодня лучше, — говорит он. — Спустишься позавтракать с нами?
— А-а-а-а, сегодня воскресенье, — бормочу я с подушки, — я хочу еще спа-а-а-ать…
— Ах ты подросточек, — говорит папа весело.
Я слышу, как он выходит из комнаты (и оставляет дверь открытой) и спускается по лестнице.
Свежие булочки! Я слышу запах даже здесь. И тут я понимаю, как я зверски проголодалась. В животе бурчит.
Я встаю. Натягиваю на себя одежду и бегу вниз по лестнице на кухню.
— Надо же, смотрите, Щепка! — говорит папа и улыбается. — Привет-привет!
Папа, кстати, ОЧЕНЬ вредный. Не помню, кажется, я раньше не писала, но он называет меня Щепкой. ЩЕПКОЙ!!! Будто я маленькая щепка от доски. Он всегда так меня называл. Понятия не имею почему. Кроме того времени, когда я была совсем крошечной, когда была маленькой. (Но ведь ВСЕ такими были?!!) А Эрленд он называет Мини-Щепкой, поскольку она еще меньше меня. Вообще-то ничего, что он нас так называет. Так было всю нашу жизнь, и это трудно изменить. Я сама знаю, как трудно начать называть Эрленда Эрле Я пытаюсь все время — честное слово! (Точнее, я постараюсь с сегодняшнего дня.)
— Привет! — говорю я. Я иду к столу и сажусь, беру булочку.
— Где Эрленд? — спрашиваю я.
Папа смотрит на меня, подняв одну бровь, как обычно.
— То есть Эрле, — поправляюсь я.
— Эрле на улице играет с соседским мальчиком, — говорит папа.
— С этим Петером Снизу, как она его называет? С которым она вчера играла? — спрашиваю я и мажу паштет на обе половинки булочки.
— Да, — отвечает папа.
— А почему, кстати, она называет его Петер Снизу? Зеленый дом же не снизу, он сбоку от нашего?
— Кажется, было что-то о том, что лучший друг Петера там, где они раньше жили, жил над ними и они называли друг друга Кто-то Там Сверху и Петер Снизу. А теперь Эрле и Петер стали лучшими друзьями и называют друг друга Эрле Сверху и Петер Снизу, — говорит папа с улыбкой.
— Что? Они уже лучшие друзья? — спрашиваю я в шоке.
— Они так говорят, да, — отвечает папа.
— Они же только вчера познакомились! — говорю я и откусываю большой кусок от булочки.
Мы сидим едим, и вдруг мне в голову приходит мысль.
— Папа, — говорю я.
— Да? — отзывается папа.
— А какая у Петера фамилия? — спрашиваю я.
— Понятия не имею, — отвечает папа.
— А вдруг у него фамилия Дэн? Петер Пэн? — говорю я.
— Да, забавно, — отвечает папа.
После завтрака я не знаю, чем заняться. Хелле все еще в Бергене, в лес я НЕ ХОЧУ, это взрывоопасно. Думаю, не выйти ли на улицу посмотреть, что делает Эрленд и ее лучший друг; выглядываю в окно на кухне. Сначала я их не вижу, я потом замечаю среди деревьев в Леске. Они снова раскачиваются на ветках Обезьяньего дерева, а малыш, которого точно зовут Филипп, сидит на земле под ними и играет с веточками. Не хочу идти к ним. Вместо этого я иду наверх, беру блокнот и дневник и ложусь на пол в гостиной, чтобы порисовать и пописать.
Самый скучный и долгий день во Вселенной
Дорогой дневник,
на улице дождь, и МНЕ СКУЧНО. Делать НЕЧЕГО! Эрленд под дождем на улице, играет с Петером и Филиппом. Когда же Хелле и Стиан вернутся?!!!! Кажется, сегодня будет самое долгое воскресенье на свете…
Папе приходит в голову мысль
— Девочки, я кое-что придумал, — говорит папа, когда мы перекусываем.
— Что? — спрашиваю я.
— Я подумал, может, нам завести кур?! — говорит папа.
— Что? Кур? — говорю я, смотрю на папу, не шутит ли он. Кур???
— Да-а-а-а-а-а! — кричит Эрленд радостно, и тут папа, тоже радостно, говорит:
— Да, если мы заведем пару куриц, у нас каждый день будут свежие яйца! Когда я был маленьким, у нас была куча кур.
— Да, папа! Да, папа! Я хочу куриц! — кричит Эрленд.
— Но ты жил на ферме, папа, — говорю я.
— Мы можем построить маленький курятник в саду, — говорит папа. — Можем огородить им загончик, построить курятник, а вы мне поможете, если захотите.
— Да-а-а-а! — кричит Эрленд. — У нас будут курицы! У нас будут курицы!
— Надо еще маму спросить, когда она вернется, — говорит папа, чтобы Эрленд немного успокоилась и не дрыгала ногами под столом.
И мне тоже становится очень интересно, потому что мы с папой принимаемся обсуждать курятник. Подумать только, крошечный домик в саду, в котором будут жить куры! Папа говорит, я могу помочь ему спроектировать курятник, если захочу, и еще помочь с постройкой. И конечно, я хочу!
— Он может выглядеть как настоящий дом! — говорю я. — С окнами, дверями, и занавесками, и… маленькой верандой!
И почтовым ящиком!
Папа смеется и говорит, что не уверен, что курам нужны занавески. Но я уже представляю себе их дом. Настоящий маленький домик с подоконниками, может, мы его покрасим в желтый, с белыми рамами и трубой. Только там будут жить куры, а не люди. После еды, когда Эрленд уходит играть с Петером, я иду в гостиную, сажусь с блокнотом на пол. Я сижу и рисую курятники.
Много часов. У меня куча разных идей, и, когда я показываю их папе, ему очень нравится. И тут стучат в дверь веранды, она открывается и на пороге стоит Хелле!
Наконец-то!
— Хелле! — чуть не кричу я, улыбаюсь, встаю из-за стола и бегу к ней.
— Привет! — говорит Хелле с улыбкой и заходит.
Я ее КРЕПКО и долго обнимаю. Хелле смотрит на меня немного удивленно, когда я отхожу, потому что мы обычно так не обнимаемся, но она тоже рада. Это просто ВОЛШЕБНО снова увидеть Хелле! Ее не было всего лишь с пятницы, но почему-то кажется, что прошла вечность!
— Кажется, тебя сто лет не было! — говорю я, пока мы поднимаемся в мою комнату.
Хелле смеется и говорит:
— Меня не было всего-то два дня.
— Да, но они тянулись, как сто лет, — говорю я, а она улыбается.
Времени — шесть часов вечера, мы с Хелле сидим в моей комнате и болтаем. Я рассказываю о папиной затее с курятником и показываю ей свои проекты. Она в восторге. И еще рассказывает, как она съездила в Берген и что они со Стианом так и не испытали новые дождевики, потому что дождя не было совсем, и это просто удивительно, ведь в Бергене всегда должен идти дождь.
— А здесь шел! — говорю я. — Весь день вчера лило.
Хелле рассказывает, что они познакомились с Берит, которую Басте, их папа, представил как «хорошую приятельницу».
— У твоего папы появилась возлюбленная?!! — спрашиваю я.
— Нет! — решительно отвечает Хелле.
— Ты думаешь, Берит не его возлюбленная? — спрашиваю я снова.
— Нет, не думаю! — говорит Хелле.
И тут же переводит разговор на другую тему, отчего я понимаю, что она на самом деле не хочет об этом говорить. Она спрашивает, познакомилась ли я с новыми соседями, и я рассказываю, что познакомилась еще в пятницу. С Бильяной, и ее огромным животом, и ее мрачным мужем, и мальчиками. Я рассказываю Хелле о Халке и о том, какой он мрачный, и как крепко он сжал мою руку, когда мы знакомились. Хелле вздрагивает, представляя себе Халка, а я пытаюсь сжать ее руку так же крепко, как Халк, но у меня не получается.
— Было неописуемо крепко, — говорю я, и Хелле поражена, как я смогла пожимать руку самому Халку с Крокклейвы не вскрикнув. (И еще она думает, что Халк — суперпрозвище.)
— А как его на самом деле зовут? — спрашивает Хелле.
— Точно не помню, что-то на «З», — говорю я. — Славянское имя, — добавляю я так, совершенно обычно, будто бы знаю, о чем говорю, хотя на самом деле не знаю, но, по счастью, Хелле отвечает только:
— Вау, я не знаю имен на «З».
— И я тоже, — отвечаю я.
Проговорилась
Потом я рассказываю о Петере Снизу, новом друге Эрленда, с которым она играла все выходные, и о малыше Филиппе. И Хелле тоже очень хочет познакомиться с новыми соседями из Зеленого дома.
Я немного рада, что первая познакомилась с ними, потому что Хелле и Стиан в прошлый раз первыми познакомились с предыдущими соседями. Мы договариваемся пойти завтра после школы к соседям и познакомиться всем вместе. Хелле спрашивает, играла ли я тоже с новыми мальчиками, а я отвечаю, что нет, я болела всю субботу из-за События в Большом лесу и…
— События в Большом лесу? — спрашивает Хелле. — Что еще за событие?
Она смотрит на меня с любопытством, и я чувствую, что краснею.
— А, это… — начинаю я, — короче, я была в Большом лесу. В пятницу. И тут, тут… вдруг рядом оказался очень странный парень, а я его оттолкнула и побежала домой, и…
— Толкнула его? — спрашивает Хелле. — Зачем?
— Э-э, — говорю я, — потому что он стоял и смотрел…
Я опускаю взгляд. Хелле смотрит на меня и ждет. Но я вдруг не знаю, что сказать. Я же не могу рассказать ей о дереве-Стиане! Просто НЕ МОГУ!!! И я чувствую, как горит все мое лицо.
— Он стоял и смотрел… — повторяет Хелле, и я чувствую, как она смотрит на меня, и понимаю, что она догадывается, что я чего-то не говорю.
— И смотрел… нет, не знаю, — говорю я. — Он просто был ужасно странный. Такой противный. Он стоял и глазел на меня, совершенно внезапно там оказавшись, а я не хотела, чтобы на меня глазели, и побежала домой.
— Толкнув его, — говорит Хелле.
— Да, — отвечаю я.
— Но зачем же ты его толкнула? — спрашивает она снова. — Почему он был странный? Кто он вообще?
— А-а, я не знаю, я же сказала, — говорю я. — Понятия не имею, кто он, он был просто странный. И я его несильно толкнула, просто чтобы пройти.
— Ладно, ладно, — говорит Хелле и больше не спрашивает.
Может, она понимает, что я не хочу об этом рассказывать, так же, как я поняла, что она не хочет говорить о своем отце и этой Берит из Бергена.
Тайный знак
Потом мы сидим слушаем музыку и я рассказываю про аудиокнигу, которую папа дал мне вчера послушать, и говорю, что она просто ОБЯЗАНА ее послушать и может одолжить у меня, когда я закончу. И Хелле не возражает.
— Вот, кстати, — говорит она вдруг и снимает что-то с руки, протягивая мне.
— Что это? — спрашиваю я.
Я смотрю на эту вещь. Это браслет. Он вязаный, с кучей пластиковых сердечек разных пастельных цветов[16].
— Это тебе, — говорит Хелле. — Я сплела их у папы Она показывает свое запястье, там такой же браслет.
— Ой, спасибо! — говорю я. — Он суперский!
И Хелле улыбается от гордости. И мы решаем, что мы ВСЕГДА будем их носить, как тайный знак нашей дружбы. О, как здорово, что Хелле снова дома!!! Время пролетает так быстро: мы сидим и болтаем, и вдруг уже Хелле пора домой. Завтра в школу. И я понимаю, что, пока мы тут болтали, я вообще-то ни разу не вспомнила про Стиана или Нинни.
Но перед самым уходом Хелле я не могу сдержаться:
— А Нинни сейчас у Стиана? — спрашиваю я, когда Хелле уже стоит в дверях веранды.
— Нет, — говорит она, словно отвечает на очень дурацкий вопрос.
— Вот как, — говорю я в ответ.
Потом мы говорим «пока» и «до завтра», и Хелле бежит домой.
Может, это и был дурацкий вопрос, думаю я позже. Стиану и Нинни завтра же тоже в школу, а сейчас вечер воскресенья. Нинни вряд ли так уж не терпится.
Или все-таки не терпится? Не знаю…
Мама!
Мама приехала домой, когда мы с Эрлендом уже легли, но она заходит сказать нам спокойной ночи. Эрленд уже спит, но я — нет.
— Мама! — шепчу я, когда мама появляется в дверях.
Мама улыбается, входит и садится на мою кровать, и мы долго обнимаемся.
— Привет, Одадоченькамоя, — говорит мама мне в волосы, и я понимаю, как сильно по ней соскучилась.
Мы сидим и болтаем шепотом, чтобы не разбудить Эрленда, и я уверяю маму, что уже здорова и что она может не волноваться. И еще я спрашиваю, рассказал ли ей папа про курятник, и она говорит, что рассказал и она думает, это очень здорово. Тогда я достаю свой блокнот и показываю все нарисованные мной курятники. Мама считает, что они просто отличные, конечно же!
— Эрле будет рада, когда узнает, что нам можно завести курочек! — шепчу я маме напоследок. Потом она выходит из комнаты, оборачивается ко мне с лучшей на свете маминой улыбкой и закрывает дверь.
Понедельник
Утром в понедельник мы завтракаем все вместе, всей семьей, и Эрленд (как я и думала) ДО СМЕРТИ РАДА, когда мы сообщаем ей, что мама тоже хочет завести кур, так что мы можем всерьез заняться нашими планами. Мы смеемся и шутим, завтрак просто суперский, еще мы говорим о курицах и о том, как мы их назовем. Эрленд хочет назвать одну курицу Петером, но мы ей возражаем, что это не годится, потому что все курицы — девочки и у них должны быть девчачьи имена! Папа говорит, что мы, может быть, заведем четыре или пять куриц, но мама считает, что двух будет достаточно. Все равно завтрак у нас очень веселый.
Мама едет на работу, а мы с Эрлендом встречаем Хелле и Стиана по дороге к автобусу. Эрленд болтает всю дорогу о Петере Снизу, о том, какой он классный, и что они уже стали ЛУЧШИМИ ДРУЗЬЯМИ, а еще о курятнике, который мы построим вместе с папой. Я не очень-то ее слушаю, а больше болтаю с Хелле и думаю, как заговорить со Стианом, чтобы Хелле не обиделась. Думаю, не послать ли мне ему сообщение после уроков, написать, что мне надо делать презентацию в школе о рокерах и не может ли он мне помочь ее написать, как поступила девочка в аудиокниге. Нет. Это глупо. И Хелле обидится, я просто уверена, и, конечно, она прознает, что я все наврала про презентацию. Да и Стиан все еще занят этой своей бесконечной «групповой работой» вместе с Нинни. (Не понимаю, как они ее еще не закончили.)
В автобусе Эрленд садится с Карианной, а Стиан встречает каких-то своих друзей и садится с ними. Мы с Хелле идем в самый конец. А там сидит Ханс Отто со своей домашкой, как всегда. Мы с Хелле переглядываемся: Ханс Отто ВСЕГДА делает домашку в последнюю минуту.
Когда мы выходим из автобуса, Эрленд и Карианна бегут в свои младшие классы. И тут кто-то кричит «Хелле-е-е-е!», мы с Хелле обе оборачиваемся, чтобы узнать, кто кричит. Оказывается, это Махмуна и Грете София подъезжают к школе на велосипедах.
Велосипедные девчонки (я их вовсе не хвалю, нет!)
— Привет! — кричит Хелле и машет Махмуне и Грете Софии.
А потом она шагает им навстречу, но останавливается, смотрит на меня и говорит:
— Мы договорились пойти в класс вместе…
Хелле, кажется, немного извиняется. Интересно, когда она успела с ними договориться, но говорю:
— Мне все равно, пока!
Тогда Хелле говорит: «Пока!» — и бежит к Махмуне и Грете Софии. Когда она их догоняет, они уже соскочили со своих велосипедов и все втроем обнимаются и такие: «Приве-е-е-ет!» — «Приве-е-е-ет!» — «Приве-е-е-ет!» — «Как оно у папы?» — «Отлично!» — «Интересный был фильм вчера?» — «Да, суперский!» — «Гюнн Элин тоже ходила». — «Знаю». — «Эта твоя ссылка на видео на Ютубе была смешная!» — «Гюнн Элин проколола уши». — «Да, Грете София отправила мне СМС». — «Мы встречаемся с Туром и Алексом на Поле после уроков». — «Круто!» — ля-ля-ля-ля-ля-ля-я-я-я-я-я-я-я-я-я. Я стою одна на остановке и мне страшно обидно на самом деле. Не знаю даже, обидно, или досадно, или просто я огорчена.
Я смотрю им вслед.
Хелле заходит в школьный двор вместе с Грете Софией и Махмуной, а не со мной. Я смотрю на свой браслет, который она дала мне вчера, и в горле у меня появляется комок. Этот браслет ничего не значит, что ли? Грете София, Хелле и Махмуна болтают и смеются, и Грете София с Махмуной катят свои велики по обеим сторонам от Хелле. Я понимаю из разговора, что Хелле обменивалась с ними эсэмэсками на выходных, а может быть, даже созванивалась. Когда была в гостях у Басте, своего отца. А мне она не эсэмэсила. И не звонила. (Я тоже ей не слала эсэмэсок и не звонила, но все равно. Я же болела) А она переписывалась или созванивалась (или и то и другое!) с Грете Софией и Махмуной.
Вдруг я вижу, как Хелле садится на багажник Махмуниного велика (в школьном дворе не разрешают кататься на велосипеде!), и они раскачиваясь едут по дорожке. Грете София едет перед ними и все время оборачивается на них посмотреть, и все втроем смеются. Жутко громко. (И когда они доезжают до конца дорожки, они спрыгивают с велосипедов и снова катят их.)
Когда это у Хелле вдруг появилась другая жизнь, о которой я ничего не знаю? Когда это она так подружилась с Грете Софией и Махмуной? И с каких это пор она стала обниматься с подружками?
— Привет, Ода, уже звонок прозвенел! — говорит одноклассник Сондре, проносясь мимо, и я вздрагиваю.
Я оглядываюсь и вижу, что осталась одна на остановке. Я смотрю в спину Сондре, он бежит к школе. Рюкзак подпрыгивает у него на спине, и он подбрасывает футбольный мяч и снова ловит его на бегу. Сондре часто вбегает в класс сразу после звонка, хотя ему ближе всех до школы. Правда, он живет прямо через дорогу. Удивительно, что именно он всегда прибегает последним. Тут Сондре оборачивается метрах в десяти передо мной, немного подкидывает мяч и кричит:
— Так ты идешь?
И тогда я бегу за ним, он все подкидывает мяч, пока я его не нагоняю, и мы мчимся в класс вместе.
— Ты не забыл стихотворение, которое нам задали? — спрашиваю я у Сондре, пока мы бежим по лестнице на второй этаж.
— Нет, — отвечает Сондре.
— Небось про футбол написал? — спрашиваю я.
— Точно, — отвечает Сондре.
Первый урок
Когда мы оба запыхавшись вбегаем в класс, все уже сидят за партами.
— О, поздравляю, Сондре. Сегодня почти вовремя, — говорит Каллестад с кафедры и смотрит на часы.
— Привет, Калдис! — отвечает Сондре. — Сорри. Мама проспала. Все будильники во всем доме остановились, потому что ночью отключили электричество. Правда!
Кто-то в классе хихикает. Остальные сидят тихо, как мышки. Все смотрят на Каллестада, или на Сондре, или сначала на Сондре, потом на Каллестада, потом опять на Сондре и так далее. Каллестад смотрит на Сондре поверх очков и говорит: «Вот как». Потом разворачивается и пишет «С», «Т» и «И» большими буквами на доске. Я тихо иду к парте, снимая с себя рюкзак, осторожно отодвигаю стул и сажусь.
— А какое будет ваше объяснение, фрёкен Стокхейм? — говорит мне Каллестад, не оборачиваясь и выводя большую «X» на доске.
— Э-э-э, — начинаю я, чувствую, что краснею, и слышу, как кто-то опять хихикает.
— Это я виноват, Калдис, — говорит Сондре внезапно. — У меня улетел мяч, а Ода побежала за ним. Правда!
Я чувствую, что снова краснею. Сондре совсем не умеет врать!!! Хотя делает это постоянно!
Каждый раз, когда он говорит: «Правда!» — все понимают, что это неправда! Я смотрю на Сондре и улыбаюсь ему, типа: «Спасибо, что спас меня». Сондре такой, он часто кого-нибудь спасает. Берет на себя чужую вину. И Каллестад ничего не говорит, но мне кажется, он понимает, что Сондре не всегда виноват. Сондре улыбается мне в ответ и подмигивает. Я смотрю на Каллестада. Он смотрит на Сондре и только вздыхает, говорит: «Вот как» еще раз, потом снова разворачивается к доске и чертит линию под словом, написанном на доске. СТИХИ.
— Не хочешь ли прочитать свое стихотворение классу, Сондре? — спрашивает Каллестад.
— Конечно, хочу! — говорит Сондре, типа он хочет покрасоваться.
Потом достает блокнот из рюкзака, подходит к доске, встает так преувеличенно ровно и читает:
«Я ОБОЖАЮ футбол, футбол ОБОЖАЕТ меня, мы лучше всех, футбол и я, ни одного возражения, вы знаете продолжение, я хочу все время играть, а не сидеть — штаны протирать. Спасибо!» (Он, естественно, говорит «спасибо», прочитав стихотворение до конца.)
Потом Сондре кланяется и садится за парту под всеобщий смех в классе. Потому что Сондре прочитал стихотворение здорово, с выражением. Он ОБОЖАЕТ футбол, это очевидно.
— Хорошо, Сондре, — говорит Каллестад, и тут в дверь стучат.
Новый мальчик (который, вообще-то, не совсем новый…)
Альфредо Стефано
Весь класс поворачивается к двери. В нее не то чтобы часто стучат посреди урока. Дверь открывается, и в класс входит директриса вместе с мальчиком. И тут в ушах у меня начинает свистеть. Будто у меня пробки в ушах, как бывает, когда ныряешь под воду. В ушах свистит и свистит, и меня вдруг начинает тошнить, и бросает в жар, а потом в холод и… МАЛЬЧИК ИЗ БОЛЬШОГО ЛЕСА!!! НИЧЕГО не понимаю. Что ОН здесь делает?!!
Все таращатся на Мальчика Из Большого Леса, а Мальчик Из Большого Леса смотрит на класс. Директриса откашливается и говорит:
— Это Альфредо Стефано, и…
— Альфи, — перебивает ее Мальчик Из Большого Леса.
— Альфи, — говорит директриса поправляясь. — Альфи с сегодняшнего дня будет учиться с вами в одном классе. Надеюсь, вы его хорошо примете.
Потом директриса уходит, а Мальчик Из Большого Леса, или Альфи, как он себя называет, остается один смотреть на нас. Под мышкой он держит скейтборд.
— Добро пожаловать, Альфи, — говорит Каллестад.
— Спасибо, — отвечает мальчик.
У меня кружится голова… или… я не знаю, что со мной. Альфредо Стефано — Альфи, новичок в классе — и есть Мальчик Из Большого Леса! Я… я…
— Привет! — говорит он вдруг и смотрит прямо на меня.
Бывает ли хуже…?
Весь класс оборачивается и тоже смотрит на меня. И КОНЕЧНО, я чувствую, как все лицо загорается. Я точно стала краснее кетчупа, если такое вообще возможно. Так что я просто сижу и больше ничего, только таращусь на Мальчика Из Леса. В голове гудит, и я думаю о Событии с деревом-Стианом и… и… что он… он сейчас стоит посреди моего класса, смотрит на меня… он все видел!.. по-моему, я легко могла бы умереть прямо сейчас. Или потерять сознание. (Но конечно, ничего не происходит. Так только в фильмах бывает.)
Вляпаться еще больше просто невозможно. Но тут я думаю, что, хотя я сижу тут и не умираю, не падаю в обморок, все равно это как в фильме. Только это — не фильм, это по-настоящему, прямо вот сейчас. (Вообще, удивительно, что я еще в состоянии думать, посреди всего этого.) Короче. Тебя застукал в лесу безумный незнакомый парень, пока ты тискалась с деревом. И ты надеешься и веришь, что никогда, никогда в жизни больше не встретишь этого парня.
А тут он приходит учиться в твой класс. Так просто не бывает. Это просто безумие какое-то.
— Вы с Одой уже знакомы? — спрашивает Каллестад.
— Да, — отвечает Альфи.
— Куда это поставить? — раздается вдруг из дверей, и все снова поворачиваются ко входу.
Там стоит Роберт. Завхоз. Он стоит с партой и стулом в руках.
— Поставьте рядом с Одой, вон там, — говорит Каллестад и показывает на меня. — Они с Альфи уже знакомы.
Это уже чересчур. Просто не знаю, что мне думать. Роберт проходит ко мне через класс, неся парту и стул над головами одноклассников. Он ставит парту рядом с моей, потом стул и уходит.
— Спасибо, Роберт, — говорит Каллестад, а Роберт только слегка машет рукой не оборачиваясь и исчезает в дверях.
Искусство быть уверенной в себе
Все поворачиваются от двери к новому мальчику, и Каллестад говорит:
— Может, ты хочешь выйти и рассказать немного о себе классу?
Блин! Думаю я. Неужели надо рассказывать о себе перед всем классом, когда приходишь в новую школу?! Перед совсем чужими людьми?!! Я НИКОГДА не пойду в новую школу. Никогда в жизни. И мне жалко нового мальчика, потому что Каллестад такой жестокий. Но мальчик говорит:
— Конечно!
И он идет к доске, ставит рюкзак, который был у него через одно плечо, и скейт на пол и смотрит на нас. Потом откашливается, расплывается в самой широкой в мире улыбке (при этом совсем (!) не выглядит взволнованным или не в своей тарелке), и говорит:
— Привет! Меня зовут Альфи, и я рокер… — Тут мое сердце вдруг бьется очень сильно. Рокер? Парень-рокер?
И Альфи продолжает:
— …Вообще-то я восемь раз выигрывал олимпиаду по воздушной гитаре.
Все в классе таращатся на него в полной тишине.
Никто не издает ни звука.
Потом Альфи делает у доски так, будто играет на гитаре в воздухе, и тут кто-то в классе начинает смеяться. А потом еще кто-то, и еще, и вот уже смеется весь класс. И Альфи. И я. И Каллестад не может сдержать смех. Не сказать чтобы было так смешно — было и глупо и смешно одновременно, не знаю. И я даже не знаю, правду он сказал или нет.
— Есть вопросы? — спрашивает Альфи, стоя у доски, будто для него это совершенно обычное дело — стоять перед целым классом. Кристоффер поднимает руку, и Альфи ему кивает в знак того, что разрешает спросить.
— Ты шутишь, — спрашивает Крис, — насчет олимпиады по воздушной гитаре?
— Да, — говорит Альфи, и весь класс снова смеется.
(И это очень странно, потому что мы смеемся, не совсем понимая над чем, на самом деле ведь ничего особо смешного не происходит.)
— Ты итальянец? — спрашивает Сондре.
— Не-а. Норвежец, — отвечает Альфи. — Мои родители из Болгарии, но я родился и вырос в Норвегии.
— А мои бабушка с дедушкой из Индии, — говорит Анита.
— А мои родители из Финляндии, — говорит Нора.
— У меня мама — шведка, — говорит Микаэль.
— А мои родители из Трондхейма, — говорит Сондре, и все смеются. (Сондре тоже[17]).
— А где это, Болгария? — спрашивает Бен.
— Ты должен это знать, Беньямин, — говорит Каллестад и смотрит на Бена поверх очков. — Мы три недели назад проходили страны и столицы Европы.
— Я уже забыл, — говорит Бен и, извиняясь, пожимает плечами.
Альфи отворачивается и начинает дергать за веревочки карты, которые висят, скрученные, над доской. Наконец он находит карту Европы, вытягивает ее и показывает нам.
— Болгария вот здесь, — говорит он, — на юго-востоке Европы у Черного моря. Она граничит с Румынией, Грецией, Турцией, Сербией и Македонией.
— Республикой Македония, — поправляет Каллестад улыбаясь, он очень впечатлен.
— Да, Республикой Македония, — говорит Альфи, будто это и имел в виду.
— А почему тебя зовут Альфред-о Стефан-о, а не Альфред Стефан, если ты не итальянец? Калдис говорил, это итальянское имя, — говорит Сондре.
— Меня назвали в честь одного футболиста, — отвечает Альфи.
— Круто! — говорит Сондре.
— Спасибо за прекрасную презентацию, Альфи! — говорит Каллестад. — Теперь можешь сесть рядом с Одой.
Альфи кивает Каллестаду, как Сондре, и класс снова смеется. Потом он подбирает рюкзак и скейт с пола и смотрит в мою сторону. И когда Альфи идет ко мне, я чувствую, как ОПЯТЬ краснею. А когда Альфи садится за парту рядом со мной, я не знаю, куда смотреть и что делать. Так что я сижу и просто таращусь в стол или на доску. Я замечаю боковым зрением, что Альфи смотрит на меня, и не один раз, но я не смею на него взглянуть. Точнее, один раз слегка кошусь на него, и в этот момент он поворачивается ко мне и говорит: «Привет!» Я вздрагиваю, быстро отворачиваюсь и гляжу прямо перед собой и уже не смотрю на него совсем до конца урока.
Кризис
Единственное, о чем я могу думать: что появление Альфи в моем классе — это КАТАСТРОФА. Потому что если он проговорится хоть одной живой душе о Большом лесе, со мной будет кончено. Я серьезно. Я УМРУ.
— Ода? — говорит Каллестад, и, обернувшись, я вижу, что весь класс на меня смотрит, будто чего-то ждет.
— Что? — спрашиваю я и не понимаю, почему на меня так смотрят.
— Я спросил: не выйдешь ли ты прочитать свое стихотворение? — говорит Каллестад.
Нет, нет, нет, нет, НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!! — думаю я.
— Э-э-э, — говорю я и поднимаюсь со стула, как мне кажется, покачиваясь.
Я беру блокнот и замечаю, как трясутся руки, пока я медленно иду к доске. Я поворачиваюсь к классу. Смотрю на Альфи. Он сидит за партой и улыбается. Мое сердце бьется смертельно быстро, и вдруг начинает кружиться голова, а все тело превращается в желе. Я читала перед всем классом тысячу раз, но никогда перед Альфи. А он сидит и смотрит на меня, и мы оба знаем, что он меня застукал в лесу, когда я целовалась с деревом… Я выпрямляюсь. Сглатываю. Начинаю читать, очень тихо, дрожащим голосом:
«Весна на школьном дворе».
И тут раздается звонок.
Я смотрю на Каллестада.
— Нет, нет, к сожалению, не получилось у тебя сегодня нам почитать, Ода, — говорит он.
— Да, — говорю я. Никогда в жизни я так не радовалась школьному звонку.
Перемена
Сразу со звонком весь класс сбивается вокруг Альфи. И мальчики и девочки. И все расспрашивают его обо всем на свете. Нравится ли ему футбол (Сондре), где он жил раньше (Анникен) и почему он переехал сюда (Тоффа), какая музыка ему нравится (Анита), хорошо ли он катается на скейте (снова Сондре) и еще куча всего; я не всё могу разобрать, потому что все говорят хором и Альфи трудно отвечать. Я возвращаюсь к парте с блокнотом и пытаюсь затаиться, чтобы Альфи забыл о моем существовании.
— Бегите на улицу! — говорит Каллестад. Кто-то спрашивает, пойдет ли Альфи играть в футбол, он соглашается. Все выбегают толпой вокруг Альфи. Я тоже выхожу, но не иду на Поле. Во дворе я ищу Хелле. Вижу ее на большой веревочной паутине. Она сидит на самом верху вместе с Махмуной и Грете Софией. Не хочу идти к ним. Не знаю, чем заняться. Так что я крадусь на учительскую парковку, хотя ученикам вход туда воспрещен, и сижу там, пока не звенит звонок на урок.
Очень странно: Альфи пробыл в нашем классе всего один день, а уже кажется, он подружился со ВСЕМИ. То есть не только с ребятами из класса, но со всеми Верхними. Потому что на переменах все пятые и шестые классы толпятся вокруг него, будто он какой-то магнит или звезда. А Альфи все время смеется и улыбается, болтает и шутит со всеми. И все вдруг говорят о нем. Я слышу его имя повсюду. Альфи, Альфи, Альфи, Альфи — только и говорят они. (От этого можно просто рехнуться.) Я сижу за партой и не смотрю на него весь остаток дня, а на переменах я сажусь на учительскую парковку у стены Нижней школы, где никто меня не видит. Каждый раз, когда звенит звонок, я захожу обратно в класс с парковки, старясь не смотреть на людей, потому что все время жду, что надо мной начнут издеваться, тыкать в меня пальцем и все вдруг всё про меня узнают. В точности как я видела в куче фильмов, когда над одним героем все вдруг начинают издеваться, и это просто чудовищно. Я не могу сосредоточиться на уроках. И сердце все время бьется очень сильно. Ужасно.
На поле
После уроков все отправляются на Поле. И Альфи тоже. Я не хочу на Поле, но приходится, потому что мне надо встретиться с Хелле, мы должны забрать Эрленда с продленки и вместе ехать на автобусе домой, как обычно. Придя на Поле, я сразу же замечаю Хелле. Она с Грете Софией и Махмуной и еще какими-то мальчиками и девочками из своего класса. Они катаются по Полю на великах, Хелле опять сидит на багажнике у Махмуны.
Я стою немного в стороне и жду, что они подъедут. Когда они действительно подъезжают ко мне, Махмуна и Грете София останавливаются, и Хелле спрыгивает.
— Правда, что Альфи в твоем классе? — спрашивает Грете София.
Я смотрю на огромную толпу народа посреди Поля и знаю, что Альфи стоит в центре. Я киваю.
— Круто! — говорит Махмуна. — Он, по-моему, отличный!
— И крутой! — говорит Грете София, и они с Махмуной обе хихикают.
— ТЬФУ! — говорит Хелле.
Тут подъезжают на великах Тур и Алекс и кричат:
— Пока-а-а-а, Хелле!
Хелле кричит «пока» в ответ, улыбается и машет им, Махмуна и Грете София тоже торопятся сказать «пока» Хелле (и мне) и укатывают за мальчишками.
— Они поедут домой вместе, — говорит Хелле.
— Понятно, — говорю я.
— Кажется, он прикольный, этот Альфи, — говорит Хелле.
— Наверняка, — отвечаю я.
— Ты что, обиделась? — спрашивает Хелле.
— Нет, — отвечаю я.
Я ухожу, и Хелле приходится идти за мной. На продленке Эрленд гуляет вместе с Петером Снизу. Он пошел с ней в один класс! И его мама, Бильяна, наверняка договорилась, чтобы он поехал вместе с Эрлендом и с нами домой на автобусе. Эрленд забегает в школу забрать рюкзак, а выбежав на крыльцо, вдруг кричит:
— Вон Альфи!
Я оборачиваюсь и вижу Альфи и Ханса Отто, они идут к Нижней школе, прямо к нам!
— Пойдем, — говорю я и тяну Хелле и Эрленда за рукав в сторону автобуса.
— Привет, Альфи! — кричит Петер и бежит рядом с Эрлендом (Петер бежит, а не Альфи).
Как так МОЖЕТ БЫТЬ?! — думаю я. — Они что, об Альфи уже и в Нижней слышали?!! Это просто безумие какое-то, вся школа прознала про него за ноль секунд!!!
Автобус домой
Автобус уже стоит, когда мы подходим к остановке, я забегаю внутрь и сажусь как можно дальше (в самом конце уже все занято), и Хелле подходит и садится рядом. Эрленд и Петер находят два свободных места спереди. Я вздыхаю с некоторым облегчением: в автобусе спокойно, школьный день кончился, я дожила до его конца, а Альфи еще не распустил обо мне сплетен все-таки. Теперь можно об этом пока не думать, до завтра.
— Ну и ну, это он! — говорит Хелле, смотря в начало автобуса.
— Кто? — спрашиваю я, глядя туда же.
Там АЛЬФИ, он входит в автобус с Хансом Отто!!!
И я слышу, как Эрленд с Петером говорят: «Привет, Альфи!» — и Альфи отвечает им: «Привет!», конечно, он говорит со ВСЕМИ. Хелле поднимает руку, чтобы ПОМАХАТЬ Альфи и Хансу Отто! Я спешно отодвигаю ее руку и опускаюсь на сиденье как можно ниже, чтобы меня не было видно над спинками. И тяну Хелле за рукав, чтобы она тоже спряталась. Она смотрит на меня удивленно и говорит:
— Зачем нам прятаться?
— Тс! — шепчу я в ответ, а Хелле опять говорит:
— Но зачем?
— Затем! Тс! Скажу позже! — шепчу я ей.
Хелле смотрит на меня с немым вопросом на лице.
А я пытаюсь выдумать ответ. Потом я вспоминаю, что в кино герои всегда говорят: «Доверься мне» (или «Trust те» по-английски), и все доверяются герою и не задают никаких вопросов. И я поступаю, как киногерои. Я смотрю на Хелле и говорю:
— Доверься мне.
Но звучит это как-то странно, совсем не так, как в кино, по-моему, и Хелле говорит:
— Чего? — и смотрит на меня, будто я какая-то гадость.
— Просто… я не могу сказать сейчас! — шепчу я, нервничая, и тогда Хелле тоже прячется без лишних вопросов. (Поэтому мы такие хорошие друзья типа. Мы можем доверять друг другу, не спрашивая все время зачем.)
Шок из шоков
Когда мы наконец-то доезжаем до нашей остановки, я иду быстро, стараясь нагнуть голову, к заднему выходу. Хелле идет за мной. На улице я вижу, как Эрленд и Петер выходят спереди. А прямо следом за ними выходит АЛЬФИ! Из автобуса!!! ЗДЕСЬ!!! Это невозможно. Он что, меня преследует?
— Пойдем! — говорю я Хелле и бегу к Леску не оборачиваясь.
Хелле бежит за мной. Не знаю, успел ли Альфи нас заметить или нет. Я просто бегу не останавливаясь до самой Платформы. Забираюсь наверх, и Хелле — прямо за мной.
— Почему мы убежали? — спрашивает Хелле запыхавшись.
— Почему он вышел здесь? — говорю я.
— Кто? Альфи? — спрашивает Хелле.
Я смотрю на Лесок и прислушиваюсь.
— Эй, Ода! — говорит мне Хелле. — Почему мы от них убежали?
— Но почему он вышел здесь? — опять спрашиваю я.
— Ваш новенький? Альфи? — переспрашивает Хелле.
— Да! — отвечаю я.
— Тс! — перебиваю я ее и снова прислушиваюсь.
И теперь я слышу: Эрленд, Петер и Альфи разговаривают и идут по Крокклейве. Все втроем, ВМЕСТЕ. И я не могу поверить, что… Альфи же не… Нет, это невозможно. Я отказываюсь в это верить! И мы с Хелле видим их сквозь деревья в Леске. Они проходят Хеллин дом и идут дальше по улице, к нашему дому. Перед Зеленым домом они останавливаются. Эрленд и Петер сбрасывают рюкзаки у песочницы, бегут к качелям и тут же принимаются качаться. А Альфи ОТКРЫВАЕТ ДВЕРЬ В ЗЕЛЕНЫЙ ДОМ И КРИЧИТ:
— Мама!
А ИЗ ДВЕРЕЙ ВЫХОДИТ БИЛЬЯНА И ГОВОРИТ:
— Привет, сынок!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Бильяна — мама Альфи!!! Он же в классе СКАЗАЛ, что его родители из Болгарии, а Бильяна и Халк из другой страны, как мне кажется, но мне в самой дикой фантазии не могло привидеться, что Альфи…
— Эй, Альфи — наш новый сосед! — говорит Хелле и смеется. — Ты что, не знала, Ода? Разве они еще не в пятницу приехали?
А я стою такая вся в шоке. Мальчик Из Большого Леса — новенький в классе — Альфи — это ОН переехал в ЗЕЛЕНЫЙ ДОМ! Я просто НЕ ПОНИМАЮ. Я не понимаю, как за ЦЕЛЫЕ выходные я этого не поняла?!! Что МАЛЬЧИК ИЗ ЛЕСА живет в соседнем доме!!!
Договор
— Идем! — говорит Хелле. — Идем, поболтаем с ним!
Хелле идет к лестнице, но я хватаю ее за рукав и говорю:
— Нет!
— Чего? — говорит Хелле.
— Нет, — отвечаю я опять. — Мы не можем…
— Не можем чего? — спрашивает Хелле, совершенно ничего не понимая. — Он твой новый одноклассник и наш новый сосед, идем, поболтаем!
— По-моему, не стоит, — говорю я.
— Почему нет, Ода? — спрашивает Хелле, кажется уже раздраженно.
— Потому, — отвечаю я, опустив взгляд.
— Просто потому? — передразнивает Хелле. — Это не ответ!
Хелле смотрит на меня, а я не нахожу сразу что ответить. Просто стою, уставившись в Платформу. Потом говорю:
— По-моему, нам лучше с ним не общаться.
— Мы же договаривались, что познакомимся с новыми соседями в Зеленом доме! — говорит Хелле очень громко. — Мы же записали правило в блокнот!
— Тс! — говорю я, глядя на Зеленый дом, чтобы проверить, не видит или не слышит ли нас Альфи.
Но теперь перед входной дверью никого нет. Хелле смотрит на меня, очень долго, а потом громко вздыхает и слезает по лестнице.
— Ты куда? — спрашиваю я.
— Вниз, познакомиться с новым соседом, — отвечает Хелле. И еще говорит: «Пойдем!» — а я отвечаю:
— НЕТ!
И она просто уходит. А я остаюсь, как идиотка, одна на Платформе и смотрю, как моя САМАЯ ЛУЧШАЯ ПОДРУГА предает меня глазом не моргнув. Она спускается к Зеленому дому, поднимается на крыльцо и звонит в дверь. Через некоторое время дверь открывается, на пороге стоит Бильяна со своим огромным животом. Я вижу и слышу, как Хелле и Бильяна знакомятся и говорят про живот Бильяны. И вижу, что Хелле трогает его через свитер. Потом я слышу, как Хелле говорит что-то Альфи, а Бильяна что-то отвечает, и улыбается, и кричит: «АЛЬФРЕДО!» вглубь Зеленого дома. Потом Бильяна заходит внутрь, а через какое-то время на крыльцо выходит Альфи. Я немного вздрагиваю, когда вижу его, даже с самого верха. Я вижу только спину Хелле, но Альфи ей улыбается и говорит: «Привет!» — и я слышу, что Хелле тоже говорит: «Привет!» очень радостно. Потом она говорит что-то, что я не могу разобрать, но могу поклясться, она называет мое имя, а потом оборачивается и смотрит в мою сторону, и Альфи тоже смотрит в мою сторону. Я отпрыгиваю назад и не придумываю ничего лучше, как бросится на Платформу плашмя. Я слышу, как они говорят, но не слышу что и не вижу их. Потом слышу, как Хелле кричит: «ОДА!» — но я лежу на холодных досках и не издаю ни звука. Потом я слышу, как дверь закрывается. Я лежу еще немного, потом подползаю к перилам и смотрю через них на Зеленый дом.
Там никого, и дверь закрыта. Куда они подевались?
Я достаю бинокль из ящика. Смотрю в него, в окно квартиры слева, откуда видно и кухню и гостиную. Сначала я никого не вижу. Потом я вижу Бильяну, она проходит мимо окна и тянется к шкафу или полке на кухне, а потом вижу, как Альфи и Хелле заходят на кухню из прихожей, потом следуют через гостиную и исчезают за стенкой.
Я откладываю бинокль. В горле у меня комок, и болит живот. Я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы, кажется, я в любой момент могу разреветься. Поэтому я сглатываю, и сглатываю, и сглатываю.
Блин.
Хелле — настоящая предательница.
Предательство
Дорогой дневник,
теперь я знаю, каково быть ПРЕДАННОЙ САМОЙ ЛУЧШЕЙ ПОДРУГ ОЙ. И все, что я могу сказать об этом, — что чувствуешь себя очень, очень ОТВРАТНО. Вдоль и поперек.
«Мама Оды»
Через какое-то время я слезаю с Платформы и иду домой. Но как раз перед тем, как мне зайти, из ного дома выходят Бильяна и Филипп. Филипп бежит к песочнице и принимается играть с совочком и экскаватором.
— Привет, Ода! — говорит Бильяна, заметив меня.
— Привет! — отвечаю я.
Потом я иду к ней. Мы садимся на качели.
— Так вы с Альфредо ходите в один класс? — спрашивает Бильяна.
— Да, — отвечаю я.
— Как здорово! — говорит Бильяна и улыбается.
— Да, — отвечаю я. (Больше я ничего сказать не могу.)
— Я только что познакомилась с Хелле, — говорит Бильяна.
— А-а… — говорю я.
— Она тоже с вами в один класс ходит? — спрашивает Бильяна.
— Нет, на класс младше, — отвечаю я.
— Они в доме, — говорит Бильяна.
— А-а… — говорю я (и делаю вид, будто не знала).
— Можешь зайти к ним, если хочешь, — говорит Бильяна.
— М-м-м… — говорю я и думаю, что еще сказать. — А когда будет малыш? — спрашиваю я.
— Еще через пару месяцев, — отвечает Бильяна и гладит себя по животу.
— Как его будут звать? — спрашиваю я и смотрю на Бильянин живот.
— Мы еще не решили, — отвечает она, — но думаем, может, Адриан.
— О-о! — говорю я.
Тут подъезжает мама с работы, и мы с Бильяной смотрим на паркующуюся машину и на маму выходящую из нее. Мама замечает нас, кричит: «Привет!» — и идет к качелям. Бильяна встает — кажется, ей немного трудно из-за огромного живота. Я тоже встаю. Мама становится прямо за мной и, КОНЕЧНО, говорит:
— Привет! Я Гури! Я мама Оды. — И кладет руки мне на плечи!!!
А-а-а-а-а-а-а-а-а!! ПОЧЕМУ она так БЕСИТ?!! И так понятно, что она моя мама! Какой смысл об этом говорить и так присваивать меня типа? И я больше не могу там находиться. Я выворачиваюсь из маминых рук и ухожу.
— Ты куда, доченька? — кричит мама мне вслед.
— В дом! — отвечаю я и захожу внутрь. (К нам то есть, не в Зеленый дом.)
Внимание! Исправление!
Дорогой дневник,
надо внести небольшое исправление: я все-таки не влюблена в Бена из нашего класса. Он хороший, но я в него НЕ влюблена. Хотела сказать только это. Я НИ В КОГО не влюблена.
А-а-а-а-а-а!
Я лежу в кровати, пытаюсь читать, но не получается, потому что я все время отвлекаюсь на другие мысли. Интересно, что делают Альфи и Хелле? Как там внутри Зеленого дома? Интересно, где они? В комнате у Альфи? Слушают ли они музыку? Или рисуют друг друга и пишут имена дугой над рисунком крутыми объемными буквами?
Я спускаюсь.
— Где Эрленд? — спрашиваю я громко, распахивая кухонную дверь, когда прохожу через гостиную.
— У Петера, — отвечает мама.
А! Эрленд тоже в Зеленом доме?! С каких это пор ВСЕ хотят быть в Зеленом доме? Я только думаю об этом, вслух не говорю. А говорю только:
— Да?
— Папа только что пошел за ней, — говорит мама. — Будь ангелом, поставь картошку и морковку вариться! Я сейчас приду.
— А-А-А-А-А-А-А-А-А!!! — говорю я в гостиную, топаю к шкафу, достаю кастрюлю и заполняю ее водой.
— Кажется, у нас в доме завелся маленький подросток, — говорит мама, заходя на кухню, кладет руки мне на плечи и сильно прижимает меня.
— А-а-а-а-а-а-а, — говорю я снова, ненадолго замираю, а потом вырываюсь из ее рук.
Потом мы с мамой готовим вместе обед, а мама все говорит о новых соседях, о Бильяне и Халке (она называет его Златаном), о том, как приятно, что на нашей улице появились дети, что будет весело с ними познакомиться и ля-ля-ля… Я почти ничего не говорю, только «да» и «угу».
После предательства
На следующий день после того, как Хелле меня предала и пошла к Альфи, мне пришлось идти в школу, как обычно. Но день был не как обычно, совсем. Все было совсем не обычно, еще когда мы садились в автобус все вместе (то есть Хелле и Альфи, Стиан и Эрленд, Петер и я). Как отвратно было сегодня утром идти по Крокклейве. Когда мы с Эрлендом вышли из дома, из Зеленого дома вышли Петер и Альфи. У Альфи под мышкой сегодня тоже был скейтборд. Эрленд подбежала к Петеру, и они вместе пошли к автобусу.
Альфи увидел меня и сказал: «Привет!» — и улыбнулся, но я потупила взгляд и стала ужасно ковыряться с молнией на куртке. Я не ответила, только поспешила пройти мимо него к Хелле. Тогда Альфи подбежал и догнал меня и шел рядом все время. Я заметила, но не повернулась. Когда вышли Хелле со Стианом, то Хелле и Альфи сказали друг другу: «Привет!» так весело, будто они были БЕЗУМНО РАДЫ видеть друг друга, будто они ТАКИ-И-И-И-И-Е хорошие друзья. Со вчерашнего дня. (То есть они всего часа четыре как знают друг друга, не больше.) И еще Хелле сказала: «Стиан, это Альфи!» — и Стиан и Альфи поздоровались и заговорили друг с другом, двигаясь в сторону остановки. Хелле подошла ко мне.
— Привет, — сказала она.
— Привет, — ответила я.
— Бильяна отличная! — сказала она.
— Ага, — ответила я.
— Знаешь, что тогда была за круглая штуковина, которую заносили грузчики? — спросила она.
— Откуда мне знать? — ответила я.
— Это печь для керамики! Бильяна — керамист! — сказала Хелле.
— Да? — переспросила я. — Керамист?
— Да, — продолжала Хелле, — она делает керамику: блюдца, вазы, скульптуру. У нее здорово получается! У них куча вещей, которые она сама сделала!
— Вот как, — сказала я и немного огорчилась, потому что Хелле разузнала так много всего первая и познакомилась с новыми соседями первая, снова — точно так же, как с предыдущими.
— И да, Халк мрачный! — прошептала она с хитрой улыбкой.
— У-гу, — отозвалась я.
— А маленький Филипп, он тако-о-о-ой милый! — сказала Хелле.
— Наверняка, — сказала я не очень-то заинтересованно, но Хелле все равно продолжала:
— Ты бы видела его вчера, он зашел в комнату к Альфи и говорил: «Привет! Привет! Привет!» все время, и…
— Вот как, — только и сказала я, прерывая ее посреди болтовни.
— Ты видела Филиппа? — спросила Хелле.
— Да-а-а-а, — ответила я.
— Что с тобой? — спросила Хелле, посмотрев на меня.
— Со мной ничего, — ответила я. — Я просто сказала «да».
Хелле немного помолчала, а потом сказала:
— Почему ты не пошла со мной вчера?
— Не могла, — ответила я.
— Альфи прикольный! — сказала Хелле.
— Уверена, — сказала я.
— И смешной, — сказала Хелле.
— Рада за него, — ответила я.
— И я очень рада, — сказала Хелле.
— Я это и говорю, — сказала я.
Снова наступила пауза, а потом Хелле сказала:
— Сегодня многие собираются на Поле после уроков. Альфи тоже пойдет, и Грете София, и Махмуна, и остальные… Ты пойдешь?
— Нет, — сказала я.
— Почему? — спросила Хелле.
— Некогда, — ответила я.
— Что у тебя за дела? — спросила Хелле.
— Кое-что. Ничего важного, — ответила я.
— Так что? — спросила Хелле.
— Откуда столько любопытства? Тебе прямо НАДО знать ВСЕ, чем я занимаюсь, что ли? — сказала я очень раздраженно.
И дальше к автобусу мы шли молча. По правде, я никуда после школы не собиралась. Я просто не хотела идти на Поле с Хелле и Альфи. Потому что Альфи может обо мне всем все растрепать в любой момент. Теперь, когда Хелле и Альфи вдруг подружились и Хелле была у него в комнате (!), теперь я не знаю, когда все всплывет. Я живу типа в долг, как говорится. Надеюсь, Хелле и Альфи было вчера хорошо вместе.
Типа такая жизнь теперь и будет?!!
В автобусе мы с Хелле сидели вместе, как обычно, но я знаю, что она хотела бы сидеть впереди вместе с Альфи и Стианом и остальными. Они там болтали и смеялись всю дорогу. А мы с Хелле сидели в конце и вообще не разговаривали. И я видела, как Хелле все время смотрит на Альфи, каждый раз, когда они смеялись, например.
И в школе лучше не было, можешь мне поверить. Вообще-то очень трудно избегать кого-то, с кем ты сидишь в классе по соседству и кто еще при этом все время пытается с тобой заговорить. Почему бы ему просто не оставить меня в покое?!
Альфи
ВСЕМ нравится Альфи, по-моему. Даже учителям. «Хорошо, Альфи!» — говорят они и улыбаются, довольные, каждый раз, когда он совершенно правильно отвечает на очень сложный вопрос. Обычно таких всезнаек не очень любят остальные ученики, но это не случай Альфи. Это просто отвратительно!
Дорогой дневник,
Альфи выглядит так:
• Он среднего роста, примерно как я, наверное. (Может, чуть пониже, но я не уверена, мы же не мерялись.)
• У него зеленые глаза и темно-коричневые, немного длинные волосы, почти до плеч, еще они волнистые
и вьются. (Больше НИ У КОГО из мальчиков в классе нет таких длинных волос!)
• Он часто ходит в серо-синей кепке.
• Он носит большие приспущенные скейтерские штаны, которые низко свисают на попе.
• У него толстовка свисает поверх штанов (прикрывая попу). Но иногда, когда он наклоняется, видна резинка на его трусах, вылезающая из-за пояса. И еще он носит такую толстовку с длинным рукавом, а поверх нее футболку.
• Он очень похож на настоящего скейтера. Что неудивительно, потому что он и есть скейтер, по-моему. Он повсюду ходит со своим скейтом. Но на нем можно кататься только до и после школы за школьной территорией, в школьном дворе не разрешают. Кажется, он уже очень давно занимается скейтом. Он очень здорово катается.
А когда он рассказывал про себя перед всем классом, он сказал, что он РОКЕР!!! Конечно, он шутил, но все равно это вроде как знак. Неужели Альфи — парень-рокер? Как в тесте в том журнале?
Новые времена на Крокклейве (Не только на Крокклейве, но ПОВСЮДУ вообще-то…)
Новые времена
После школы очень многие отправились на Поле, как Хелле и говорила. И Хелле и Альфи тоже. Я НЕ пошла с ними.
Я отправилась прямо домой. Точнее, я по старой привычке сначала зашла на продленку за Эрлендом, но ее там не было. Потому что она перестала туда ходить (на продленку, не в школу). Папа все равно дома, и Эрленду и Петеру разрешили вместе ездить домой на автобусе, вдвоем, сразу после уроков. И Бильяна тоже дома, со своим гигантским беременным животом и Филиппом. Так что я поехала домой совсем одна. Приехав домой, я увидела в саду кучу досок. Огромную кучу. Я оглянулась. Никого в саду не было. Я стояла и думала, что же здесь происходит, когда появился папа и сказал:
— Привет, Ода-Щепка!
— Что вообще происходит? — спросила я у папы.
— Это материалы для курятника, — ответил он, страшно довольный собой.
— Ой, ты уже начинаешь строительство? — спросила я.
И папа сказал, что да, и рассказал, что был на Станции и забрал несколько старых деревянных поддонов, которые там валяются. Они наверняка больше никому уже не нужны, и на Станции были рады от них избавиться. И еще у нас осталось много досок с прошлого года от террасы.
— Поможешь? — спросил папа. — Можем прямо завтра начать.
— Да! — ответила я. — Который из моих проектов мы будем строить?
— М-м. Надо посмотреть, — сказал папа, — и что у нас получится из того, что есть.
И мы пошли в дом смотреть на мои проекты. И пока папа чертил уже технический чертеж с размерами, по которым нам надо будет плотничать, я делала уроки. Мы оба сидели за кухонным столом. Я — у окна и очень часто проверяла, не вернулись ли Хелле и Альфи домой. Когда я закончила делать ВСЕ уроки, Хелле с Альфи ЕЩЕ не вернулись. По крайней мере, я их не видела. (Может, они пошли домой сразу к Хелле, и тогда бы я их не увидела из кухни.) ПОТОМ папа закончил свои рабочие чертежи, и я на них посмотрела.
— Знаешь, это не очень похоже на мои дома, папа, — сказала я.
— Ты нарисовала очень сложные дома, Ода, — сказал папа. — Давай начнем с этого чертежа, а потом посмотрим, что у нас постепенно будет получаться. Пойдет?
— Пойдет, — согласилась я, но мне все равно мои рисунки казались более стильными, чем папин чертеж.
Папа встал и занялся обедом. Я сидела и думала, не проведать ли Хелле, но, как только я встала со стула, я увидела, как она бежит к нашему дому, прямо к кухонному окну.
— Ты выйдешь? — спросила Хелле, и я жутко обрадовалась, но не успела я сказать «да», как она продолжила: — Мы качаемся на тарзанке!
— Кто «мы»? — спросила я.
— Я, Альфи, Стиан, Нинни, Эрле и Петер, — вывалила Хелле.
— Э-э… Я не могу, — ответила я. — Надо делать уроки.
— Но ты только что сделала уроки, Ода, — отозвался папа от плиты.
— У меня есть еще, — возразила я.
— Пойдем, Ода, — сказала Хелле.
— Может, попозже, — ответила я.
Я стояла и смотрела на Хелле. Заметила, что браслет все еще на ней. Тайный браслет дружбы.
Мой тоже был на мне.
— Ладно, — сказала Хелле, развернулась и убежала.
— Выходи и ты, Щепка, — сказал папа.
— У меня уроки, я же сказала! — ответила я обиженно, упаковала свои вещи и пошла к себе.
Так я в этот день и не вышла.
Курятник
Мы с папой строим курятник! Папа занят весь день, пока я в школе, а потом мы строим вместе, когда я прихожу домой. Мы уже кучу всего сделали. Построили пол и брусья под крышу, к ним мы прикрепим стены. Папа даже купил настоящую крышу. Он говорит, что та выглядит, как настоящая крыша для курятника. И я не могу возражать, потому что у него был настоящий курятник в детстве.
— Подержишь тут немного? — просит папа, и я держу, чтобы он мог ввинтить шурупы нашей электродрелью.
Мы отличная команда. Мы строим курятник сбоку от нашего дома, очень близко к стене, так что курятник стоит вроде как на краю Леска. Мы выяснили, что это очень подходящее место для курятника, потому что там на земле лежит несколько бревен, которые мы потом используем для ограждения.
Вдруг я слышу какие-то звуки из Леска. Я поднимаю взгляд: Хелле, Альфи, Стиан и Нинни забираются на Платформу! Хелле подходит к самым перилам, смотрит на наш дом, и мы видим друг друга.
— Привет, Ода! — кричит она.
— Привет! — кричу я в ответ.
— Поднимешься? — кричит Хелле.
— Не могу, помогаю папе! — кричу я.
— Иди на Платформу, Ода, — говорит папа. — Я сам справлюсь.
Я снова смотрю на Платформу. Хелле все еще там, смотрит на меня и папу, но не думаю, что она слышала папины слова. Тут к краю подходит Альфи и тоже смотрит вниз. Он улыбается и машет мне.
— Нет, я должна тебе помочь, папа! — говорю я тихо.
— Приходи! — кричит Хелле еще раз.
— Нет, не могу! — кричу я в ответ и отворачиваюсь от них.
Пока мы с папой плотничаем и прикручиваем стенные доски к курятнику, я слышу голоса Хелле, Альфи, Нинни и Стиана на Платформе. Они болтают и очень много смеются. Я стараюсь все время оставаться к ним спиной, чтобы не смотреть на них.
Мы с папой занимаемся строительством до самого обеда.
— Теперь иди к остальным, Щепка, — говорит папа, когда мы складываем все инструменты в ящик.
— Я помогу тебе с обедом, — говорю я.
И мы с папой идем готовить обед. Пока я чищу картошку и морковку, а папа обваливает рыбное филе в смеси муки, соли и перца, Эрленд открывает дверь на кухню.
— Папа, можно Петер Снизу у нас пообедает? — спрашивает она.
— Конечно, если его родители не против, — отвечает папа.
— ЙЕС-С-С! — говорит Эрленд и выбегает обратно на улицу.
За обеденным столом
Тут домой возвращается мама, как раз к обеду.
На обед у нас «специальное папино блюдо»: рыба, жаренная в кляре, с луком и сметаной и отварные овощи. (Точнее, это одно из специальных папиных блюд, у него на самом деле их целая куча.)
Я думаю, что Нинни на самом деле ужасно красивая.
У нее очень короткая мальчишеская стрижка, она не красится, хотя и ходит уже в среднюю, а не в начальную школу. И еще она носит очень мальчишескую одежду, но все равно выглядит девочкой. И вообще, она очень прикольная. Такая уверенная в себе как бы! При этом она совсем не бесит и не смотрит свысока. Я, кстати, прекрасно понимаю, что Стиан в нее влюбился. И Нинни, кстати, отличное имя…
— Мы ловили рыбу на причале, папа! — говорит Эрленд.
— Вы были на причале и рыбачили? — спрашивает мама.
— Да, с мамой и Филиппом, — отвечает Петер.
— Бильяна ее убила, — говорит Эрленд.
— А потом мы вырезали у рыбы глаз, — говорит Петер.
— А внутри глаза было сплошное желе! — добавляет Эрленд.
— Фу-у-у-у-у-у, — говорит Петер, и они оба смеются.
— Как ты уже далеко продвинулся с курятником, Одд Арильд! — говорит мама.
— Да, Ода мне очень помогла, — отвечает папа и подмигивает мне.
— Но нам еще очень много осталось, — говорю я.
— Нам с Петером Снизу нравится читать и придумывать всякие странности, — говорит Эрленд.
— Потому что, когда мы читаем, мы умнеем, а мы хотим быть умными, — говорит Петер.
— Подснежник ядовитый, а лепестки одуванчика можно есть, — говорит Эрленд.
Я сижу жую свою еду и думаю, что Эрленд с Петером очень противные. Говорят что вздумается, просто так.
Плавучая древесина
Я внизу, на Берегу, с нашей тачкой. Папа послал меня подобрать плавучую древесину. Она нам нужна для курятника. Пока я сегодня была в школе, папа почти совсем достроил курятник! С одной стороны он сделал окошко, большое окно сзади и дверь спереди. У дверцы есть шнурок, за который можно потянуть, и дверь открывается или закрывается, как в гараже! Просто гениально! Папа сам придумал. И еще он обработал весь курятник коричневой морилкой. Мне бы, конечно, хотелось цвет поярче, но у нас была только такая морилка, оставшаяся с прошлого года от террасы. А теперь нам нужна плавучая древесина для всякого разного. Например, для ручек на окошках и для ступенек от дверцы к загончику на улице. Эрленд и Петер пошли со мной на Берег. Они бегают кругом, но больше дурачатся, чем собирают. По-моему, они совсем несерьезные.
— Что тебе здесь больше всего нравится? — слышу я, как Эрленд спрашивает Петера.
— Э-э, что я живу так рядом с тобой! — отвечает Петер.
— Согласна! — говорит Эрленд, и они вдвоем бегут к Станции.
Так что я теперь хожу тут одна и собираю деревяшки.
Кажется, я немного скучаю по Хелле.
Хелле и Альфи
Дорогой дневник,
Хелле и Альфи очень подружились И он ей даже дал покататься на скейте!!!! Я видела их сегодня из окна, например. Они смеялись и дурачились, а Хелле стояла на Альфином скейте, очень неуверенно, очень плохо, и Альфи держал ее за руку, чтобы она не свалилась.
А потом показывал ей фокусы.
А еще они часто качаются у Хелле на тарзанке, и Альфи ходит с ней выгуливать собак, и еще они бывают вместе со Стианом и Нинни. И Альфи уже много раз был на Платформе. И внизу, на Берегу. Кажется, Хелле решила показать ему ВСЕ вокруг. Все НАШИ места. Сначала Хелле все время звала меня с ними, но я всегда говорила «нет», и она постепенно перестала меня приглашать Она и так знала ответ. А Альфи все время пытался поговорить со мной в школе, но я его просто не замечала, и теперь он даже не очень пытается.
Интересно, они друг другу нравятся? Может, они даже будут парочкой? Или УЖЕ? Но тогда я НИЧЕГО не понимаю, потому что Хелле совсем не интересуется мальчиками, любовью и всей это «фигней», как она считает. И еще она считала, что этот тест в журнале ИДИОТСКИЙ. А теперь она с Альфи ЦЕЛЫМИ ДНЯМИ.
Но даже если бы я ХОТЕЛА поговорить с Альфи, я просто НЕ МОГУ! Он же знает о Событии!!!!!!!!! И он все время так странно на меня смотрит, с такой улыбочкой вроде как. А вдруг он все-таки пустит обо мне слухи в округе и в школе!!!
Эрленд и Петер
Еще двое ВСЕ время вместе — это Эрленд и Петер. Когда я сегодня вернулась из школы, они строили город из лего в нашей гостиной. И по всему полу было раскидано лего. А еще у них эти идиотские разговоры. Я была на кухне, делала бутерброд и услышала из гостиной:
— У тебя что хорошо получается?
— Играть в футбол… гандбол… лазать по деревьям… и пианино.
— У меня тоже, только без пианино, но я могу научиться. А еще я хорошо катаюсь на велосипеде и шпионю.
— И я тоже! А еще я хорошо прыгаю.
— А я — подпрыгиваю.
— А я — хожу.
— А я — сплю.
— А я — моргаю.
— А я — зеваю.
— А я — рыгаю.
(И оба смеются.)
— У меня все хорошо получается.
— И у меня тоже. А чему ты ХОЧЕШЬ научиться?
— Быть сердцеедом.
— Ха-ха! Это что значит?
— Ну, чтобы нравиться женщинам, точнее, девочкам.
— Я тоже.
— Но ты же сама девочка!
— Да, но я тоже хочу нравиться девочкам и женщинам!
— Правда?
— Что?
— Ты это серьезно?
— Да, я же не хочу им НЕ нравиться!
— Эй, я имею в виду нравиться-нравиться. Ну, когда в тебя влюблены.
— А-а! Нравиться-нравиться! А я про просто нравиться.
— А-а.
— Пойдем погоняем на великах?
— Да!
Вот такие вот у них разговоры типа.
Пока я сидела на кухне и ела свой бутерброд с паштетом, из магазина вернулся папа. И, распаковывая еду, достал пакет с булочками.
— Ой, а можно мне булочку? — спросила я.
— Когда доешь бутерброд, — ответил папа.
— Ну да, — сказала я.
В доли секунды Эрленд уже оказалась в дверях.
А следом за ней — Петер.
— Ты купил булочки, папа? — спросила Эрленд очень радостно.
Тут она их увидела на столе и закричала:
— Да-а-а! Обезьянья еда!
И тогда Петер тоже закричал: «Обезьянья еда!»
И тут я поняла, что Эрленд научила Петера нашей «Обезьяньей песенке».
Папа дал Эрленду и Петеру по булочке, а потом им надо было прибрать все лего перед уходом. Они накидали конструктор обратно в коробки, а все, что построили, запихали под диван. А потом схватили свои булочки и помчались к Обезьяньему дереву.
Обезьянье дерево
Обезьянье дерево в Леске — идеальное дерево для лазанья. Мы всегда на него залезали и раскачивались на ветках, как обезьяны. (Мы с Хелле раньше так часто делали, но теперь перестали. Потому что выросли.) Мы даже придумали собственную обезьянью песню, которую распевали, поедая обезьянью еду. «Обезьянья песня» была на мотив песни «Эдельвейс» из старого фильма «Звуки музыки» и звучала так:
«Обезья-я-нья еда, обезья-я-я-нья еда, ла-а-ла-ла, ла-а-а-ла-а…»
А потом песня переходила на такой крутой рэп, который мы совсем сами придумали:
«Обезьяна для банана — банан для обезьяны!»
(Мне это больше не кажется таким крутым. Это для малышей. Для таких, как Эрленд и Петер.) Но бананы нашей обезьяньей едой никогда не были, если вы об этом подумали. Вот рецепт любимой обезьяньей еды:
Булочка-на-нёбе
Время приготовления:
5 минут
Ингредиенты:
Булочка (без изюма) — 1 шт. для каждой голодной обезьяны
Способ приготовления:
1) Сдери корку со всей булочки.
2) Сдави булочку в огромный комок.
3) Покатай комок теста в ладонях, пока он не превратится в шарик.
Сервировка:
Прижми шарик к нёбу и спой «Обезьянью песню».
Альтернативный рецепт булочки-на-нёбе
Если тебе доступны только замороженные булочки:
1) Вынь из морозилки по булочке Эля каждой обезьяны.
2) Подержи булочку в руке, натянув на нее рукава свитера, чтобы пальцы не замерзли.
3) Поскреби замороженную булочку передними зубами, чтобы тесто прилипло к нёбу.
4) Спой «Обезьянью песню», как обычно.
Дрянные занятия парусным спортом
Мы с Хелле опять должны ехать на занятия парусным спортом. Но я не хочу.
— Давай, Ода, — говорит папа в дверях моей комнаты.
— Но я не хочу! — отвечаю я.
— Это не имеет значения, — говорит папа. — Пойдем. Мама с Хелле тебя уже ждут.
— Я НЕ ХОЧУ-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У!!! — кричу я ему.
— Ода Андреа! — говорит папа (строгим голосом). — Ты отправляешься на занятия, и всё тут. И мы в доме так не кричим.
— Из-ви-ни, — говорю я, но слежу, чтобы это не прозвучало слишком искренне.
И мне приходится ехать. Я топаю мимо папы вниз по лестнице, надеваю ботинки и куртку и выхожу. Мама стоит перед Зеленым домом и разговаривает с Бильяной, а Хелле стоит чуть поодаль с Альфи. Типично. Я смотрю на них, не говоря ни слова. И меня все отвратительно бесит.
— А, вот и ты, Одадоченькамоя, — говорит мама, заметив меня, отчего я бешусь ЕЩЕ сильнее. Потому что она сказала «Одадоченькамоя» так, что Альфи слышал!!! И тут происходит нечто еще пострашней — мама кричит:
— Come along, then, girls! — мне и Хелле, когда та подходит к машине.
Я хочу просто уйти и сесть за куст — и там и остаться. Навсегда. Теперь АЛЬФИ слышал, как мама сказала: «СОМЕ ALONG»!!! Бывают ли родители ТУПЕЕ?! По-моему, они все делают, чтобы мне было хуже и гаже. Всегда. Как будто они нарочно стараются быть кретинами. ОСОБЕННО мама.
Я сажусь в машину, тут же подбегает Хелле. Мама везет нас на занятия, но я еду туда НЕ добровольно, я НЕ улыбаюсь, мне совсем НЕ весело. И, честно говоря, я ничего не усваиваю. Зато Кристиан, как всегда, тупица-всезнайка, и у нас опять теория, и мне смертельно скучно. И еще с Хелле мы почти не разговариваем, потому что ей кажется, я злюсь, а мне кажется, что она злится.
И когда занятия заканчиваются, приезжает Лисбет нас забрать, и Хелле спрашивает, хочу ли я к Альфи, ну уж этого я точно НЕ ХОЧУ! Поэтому она отправляется к нему одна, а я иду домой. И больше мне об этом нечего рассказать.
Слухи
Я в последнее время много думаю о переходе в среднюю школу. Не знаю, хочется ли мне этого. Каллестад говорил, что минимум один в каждом классе начинает курить. (Уж точно не я!!!) И еще он говорил, что будет больше уроков, и экзаменов, и сочинений и вообще сложнее, потому что появятся оценки. И еще до нас доходили слухи, что десятиклассники обижают восьмиклассников. Ходят слухи о стягивании трусов и о чем-то на «Т». Не знаю, что это такое на «Т» и зачем стягивать трусы, и знать не хочу.
Мы с Альфи пойдем в среднюю школу после летних каникул, а Хелле — нет, потому что она на класс младше.
Дорогой дневник,
кажется, Альфи никому не проболтался о Событии. Но я все равно не чувствую себя в безопасности. Это может случиться КОГДА УГОДНО. И все так ГЛУПО, потому что я больше не влюблена в Стиана!!!! Поэтому все как-то БЕССМЫСЛЕННО.
Что Альфи все это видел.
И я все еще на 200 % ни разу не целовалась. Это дерево-Стиан не в счет.
И, кстати, я и не хочу ни с кем целоваться. Это все равно противно.
Р. S. Мне очень-очень-очень-очень-ОЧЕНЬ интересно, стали ли Хелле и Альфи уже настоящей парочкой?
Вдруг здесь, на Крокклейве, вышел такой расклад:
• Хелле и Альфи.
• Эрленд и Петер.
• Стиан и Нинни.
• Я и НИКТО.
Ура![18]
Перемены
И вдруг в школе становится очень СТРАННО. Не то чтобы я была очень непопулярна раньше, но я и не была популярна, как Иселин, например. Я всегда была обычной, как остальные в классе. (Это немного сложно объяснить.) И вдруг все девчонки в классе стали со мной общаться. Даже Иселин! Они хотят быть со мной на переменах. Это приятно, потому что они прикольные, и я вдруг стала немного популярной. Но это бывает довольно мучительно, если на самом деле ты ни с кем общаться не хочешь. Если хочешь быть только с лучшей подругой, но она все время со своими новым подружками Грете Софией и Махмуной или с Альфи, например. Теперь я понимаю, каково Иселин, когда все хотят с тобой все время общаться. Отлично понимаю, что она от этого устает.
А вот Анникен ведет себя совершенно по-идиотски. Она ВСЕ ВРЕМЯ хихикает — так, очень по-девчачьи, — и ходит и говорит всем, абсолютно откровенно, что ВЛЮБЛЕНА в Альфи! Ха! Что за мегаидиотизм!
Кто-то из девочек спрашивает, что я делаю после уроков и нельзя ли ко мне в гости. И тогда одна из них говорит: «Ты же соседка Альфи, так?» И тут ВСЕ девчонки принимаются хихикать. (Фактически они хихикают каждый раз, когда произносится имя «Альфи», вдруг замечаю я.) И я отвечаю, что да, я его соседка, но нет, в гости ко мне, к сожалению, нельзя. И Анникен особенно огорчается и обижается, по-моему.
Дорогой дневник,
вдруг оказалось, что ВСЕ девчонки в классе влюблены в Альфи. Я знала, что не со мной они хотят дружить, что они просто хотят в гости, чтобы увидеться с НИМ. Но я НЕ ХОЧУ приглашать их к себе, чтобы они с ним встречались. Если они приходят в такое отчаяние, пусть договариваются с НИМ самим и идут в гости прямо к НЕМУ.
Курятник
В последнее время мы с папой ОЧЕНЬ много занимались строительством курятника. На все ушло около пары недель, но теперь он совсем готов! И он просто СУПЕРСКИЙ! (Конечно, было бы лучше, если бы папа построил его по одному из моих проектов, а не по своему, но у пап тоже есть ограничения. Папа старался изо всех сил, и мы довольны результатом.)
Папа распилил бензопилой большие бревна, валявшиеся на земле, и положил их как забор для куриного загончика. Халк помог папе таскать чурки, потому что они очень тяжелые и большие. Я держалась на небольшом расстоянии, когда Халк был у нас. На всякий пожарный. Пошла, села на камушек в Леске и смотрела, как папа напряженно пыхтит, а Халк носит чурки, как перышки. Я думала о чем-то своем и не слушала их разговора, но услышала, как Халк сказал: «Что-то там мало места», а папа о чем-то спросил (я не расслышала, потому что он немного бормочет, по-моему), а Халк ответил: «Может переехать». Потом папа сказал: «Спасибо за помощь» и Халк отправился к себе в Зеленый дом.
Тогда я опять смогла вернуться к папе. Мы поставили жерди, а те, что потоньше, положили сверху как перила и ко всему приколотили сетку, чтобы куры не выбежали. Еще мы сделали калитку, чтобы входить и выходить из загончика, и еще небольшую кормушку с крышей. С этой крыши свисают пластиковые поилки и кормушки. И все так здорово!!! А внутри, в самом курятнике, мы прибили насест, такие палочки для кур, чтобы они сидели, когда несут яйца. (И эти жердочки мы сделали из деревяшек, которые я нашла на Берегу.)
Бильяна и Халк
Не понимаю я в любви. Так странно, что Бильяна замужем за Халком!!! (То есть Златаном, отцом Альфи, Петера и Филиппа. И Адриана, который еще не родился.) Потому что они СОВЕРШЕННО разные! Бильяна добрая, веселая и прикольная, и она замужем за Халком.
Я видела его, когда он возвращался домой с работы, или когда он выбрасывал мусор, или играл в футбол в саду с Филиппом, Эрлендом и Петером, или когда он помогал папе с тяжелыми чурками. Я просто не понимаю.
10 причин думать, как СТРАННО что Бильяна замужем за Халком:
1. Он очень мрачный.
2. Он выглядит все время злым и строгим.
3. Он огромный (и высокий, и широкий, не толстый, но ГИГАНТСКИЙ).
4. Он ОЧЕНЬ сильный (намного сильнее папы).
5. Он пытается сломать тебе руку, когда здоровается, просто потому, что ему так нравится.
6. У него страшный низкий голос, когда он говорит (а говорит он редко).
7. Поскольку говорит он редко, от этого он ЕЩЕ мрачнее, потому что никогда не знаешь, что он задумывает, а задумывает он наверняка что-то ЗЛОЕ.
8. Я не всегда понимаю, что он говорит, даже когда он говорит по-норвежски.
9. Мне не нравится, когда он говорит по-болгарски, потому что он может говорить что-то плохое обо МНЕ, а я даже не подозреваю об этом.
10. «Златан» ассоциируется со словом «Сатана».
Кстати, я рассказала, что в последнее время много общаюсь с Бильяной? Мы стали вроде подружек. Когда я прихожу из школы, она часто гуляет с Филиппом, тогда я иду к ним и разговариваю. Бильяна такая КЛАССНАЯ!!! И очень забавная. Она шутит, и смеется, и говорит все время очень смешно. Не помню точно, что она говорит, но это правда смешно. И подумать только, они переехали в Норвегию, потому что она должна была профессионально играть в гандбол, в норвежской гандбольной команде! Круто! Она больше не играет профессионально в гандбол, но там, где они раньше жили, она была тренером юношеской команды. А когда у нее родится Адриан, она, может быть, станет тренером здесь! Может, я тогда начну заниматься гандболом?
А сейчас Бильяна работает дома, она керамист. Делает разные штуки из глины и потом обжигает их в специальной печи, чтобы они затвердели. А кем работает Халк, я не очень помню. Бильяна говорила, но я забыла.
Страх и одиночество
Дорогой дневник,
может, Бильяна и Халк поженились, чтобы не оставаться в одиночестве? А может, они на самом деле друг друга любят. Так, как любят в кино. Надеюсь, так и есть.
Р. S. По-моему, я не знаю, как любят на самом деле.
Я, кстати, в последнее время много думаю о страхе.
О том, как бывает страшно.
Потому что мне немного страшно вообще-то. Я боюсь, что жизнь здесь уже никогда не будет прежней. Я боюсь, что мы с Хелле больше не будем такими друзьями, как раньше. Я боюсь, что у нас с Хелле не все одинаковое.
Что мы будем очень разными как бы. И еще я боюсь, что, может быть, чуть-чуть влюбилась в Альфи…
Раньше я думала, что знаю, что такое одиночество. Но я не знала. И не знала, что можно быть очень одиноким, когда вокруг люди.
Это я нарисовала, когда слушала очень старую песню, которая называется «Alone» («Одна»), ее поет группа Heart из маминого детства (кажется). По-моему, эта песня очень подходит моей теперешней жизни.
Р. S. Я знаю, женщина поет о том, что лежит в совершенно темной комнате, но это я не могла нарисовать, тогда бы пришлось просто закрасить весь лист черным.
Время спать
Вечер, я у себя и не могу перестать думать о том, что Халк сказал папе про «мало места» и «может переехать». Они что, уже собрались переезжать?!! Вообще, не удивительно, потому что в Зеленый дом люди приезжают, а потом выезжают все время, но… И их пять человек (а скоро будет шесть). Не понимаю, как им всем там хватает места.
Мама заходит к Эрленду, вместе с самой Эрленд, которой пора ложиться. Я уже лежу с дневником в кровати. В доме так тихо, что я слышу все, о чем они говорят, к тому же дверь слегка приоткрыта.
— У тебя был хороший день, доченька? — спрашивает мама.
— Да, я играла с Петером Снизу, — отвечает Эрленд.
— Кажется, Петер — хороший мальчик, — говорит мама.
— Да, хороший, — отвечает Эрленд. — Он хороший весь насквозь. Никогда не слышала, чтобы он сказал о ком-нибудь плохо. И он никого не обижает! Он немного стесняется в школе, но дома — нет. Он такой совсем обычный.
Вау, — думаю я и понимаю, как рада, что младшая сестра так говорит. — Когда это Эрле стала так говорить? Когда это она вдруг повзрослела? Я улыбаюсь, лежа одна в кровати и не знаю отчего у меня вдруг появляется комок в горле.
— Как славно, Эрледоченькамоя, — говорит мама, и я слышу, они обнимаются.
А может, и не слышу, но знаю. И еще знаю, что мама в любой момент может зайти ко мне.
— Он очень хороший, — говорит Эрле, и теперь я услышала, что они в этот момент обнимались, потому что голос ее звучит немного сдавленно.
— Спокойной ночи, малышка! — говорит мама.
— Спокойной ночи, мамулечка, — отвечает Эрле.
Боль в сердце
А потом мама осторожно открывает дверь ко мне. Я улыбаюсь ей, а она — мне, она подходит и садится на мою кровать. Она спрашивает, был ли у меня тоже хороший день, и я говорю, что у нас с папой было все СУПЕРОТЛИЧНО и мы закончили строить курятник.
Мама смотрит на меня и долго меня обнимает. И пока она меня обнимает, она говорит:
— Ты же знаешь, что можешь поговорить со мной или с папой о чем угодно.
Это звучит как вопрос.
— Да, — отвечаю я.
И голос мой сдавлен, как только что был у Эрле. И я чувствую, как больно от комка в горле. Кажется, я вот-вот разревусь.
— Ну-у-у-у, доченька, — говорит мама и укачивает меня, крепко обнимая.
И тут я принимаюсь плакать.
— Ну что ты, Одадоченькамоя?.. — говорит мама тихо и мягко.
— Не знаю, — всхлипываю я.
— Хочешь что-то рассказать? — спрашивает мама.
— Нет, — отвечаю я.
И мы сидим и обнимаемся. Долго. И мама гладит меня по спине. Я всхлипываю. И чувствую, как болит сердце.
— Обещаешь, что если захочешь поговорить со мной или папой, то не будешь стесняться? — говорит мама и смотрит мне в глаза.
— Да, — говорю я.
— В школе все хорошо? — спрашивает мама.
— Да, — отвечаю я.
— Вы с Хелле поссорились? — спрашивает мама.
— Нет, по-моему, нет. Или… нет, не поссорились, — говорю я.
— Я тебя очень люблю, доченька, — говорит мама и гладит меня по щеке.
— И я тебя, — говорю я маме.
И всхлипываю еще раз, и улыбаюсь ей. Лучшей маме на свете.
— Спокойной ночи, Одадоченькамоя, — говорит она.
— Спокойной ночи, мама, — отвечаю я.
И она уходит.
Мысли
Дорогой дневник,
не знаю, что думать, если Альфи снова переедет. Они же только что приехали сюда… и Эрленд… то есть Эрле и Петер так подружились. Вообще, очень здорово, что у Эрле появился лучший друг. Хотя они и странные оба, но они очень милые. Они, например, для всего создают клубы. И потом, я же не раздружилась с Хелле. Она все время меня зовет, но я отказываюсь. Может, все-таки сказать завтра «да»?.
Все налаживается (Или нет?..)
Лапта
Сегодня я отправилась на Поле после уроков. ВСЕ теперь там и играют в лапту. И хотя я избегала Альфи изо всех сил, я подумала, что нельзя все время сидеть одной дома и гнить. И потом, Альфи так никому и не наболтал о Событии, насколько я знаю. Поэтому, когда Анита, Эмма и Сондре предложили пойти с ними, я согласилась.
Альфи тоже играл. И Хелле, Грете София и Махмуна, и многие другие из Верхней (их так много, что я не буду всех перечислять). И когда настала моя очередь отбивать мяч, подавал его Альфи! Меня вдруг закачало, я страшно разнервничалась, понятия не имею почему. Я же играла в лапту сто тысяч раз в жизни. Альфи подал мяч, а я промазала! Было смертельно стыдно. И я мазала каждый раз всю оставшуюся игру! Не понимаю. Почему я сегодня так плохо играла?!! Альфи, конечно, отлично играет, хотя видно, что у него не такой уж большой опыт.
Когда многие отправились по домам, получилось, что я, Хелле и Альфи пошли к автобусу одновременно, рядом. Альфи и Хелле шли и болтали всю дорогу, а я не знала, что сказать. Они уже подружились, а я вообще-то с Альфи толком не познакомилась.
— Пойдете со мной гулять с собаками в Большой лес? — спросила Хелле.
И тут Альфи посмотрел на меня и подмигнул!!! И я, конечно, покраснела. Блин!
— Пойдем, Ода, — сказал Альфи.
— Э-э-э, — ответила я.
— Ода, — произнесла Хелле.
— Ладно, — сказала я.
Начать заново?
Дорогой дневник,
сегодня было как-то очень странно гулять с Хелле и Альфи. Потому что они всю дорогу болтали, а я не знала, что говорить, поэтому говорила мало. По-моему, я почти уверена, что ВЛЮБИЛАСЬ в Альфи…
Когда мы вернулись из Большого леса, нам с Хелле надо было торопиться, потому что у нас снова были занятия парусным спортом, а мы совсем об этом забыли!
Лисбет ждала у машины, мы запустили собак в их загончик, и Лисбет нас повезла.
Альфи сказал нам с Хелле: «Пока!» — и помахал, когда мы садились в машину, а я помахала ему в ответ!!!
(И, по-моему, сердце у меня очень сильно билось.)
А занятия были в бассейне! Было весело! Мы учились плавать в одежде и сапогах чтобы понять, как это тяжело. Потому что, если мы выпадем из ялика в море, у нас не будет времени раздеться. И еще мы учились экстренной помощи. Тогда один прыгал в воду, а другой тоже должен был прыгнуть и помочь первому выбраться. И мне пришлось тащить КРИСТИАНА из ВОДЫ! Фу-у-у-у-у-у-у!!! Совсем НЕ ВЕСЕЛО, попросту говоря. (А Хелле УЖАСНО смеялась и дразнила меня по дороге домой . По счастью, мне удалось не тренировать дыхание «рот в рот» на Кристиане!!!!! Это была бы просто СМЕРТЬ.
А еще в бассейн выставили ял «Оптимист»! Мы должны были сидеть там по очереди, и ялик ПЕРЕВОРАЧИВАЛСЯ! И мы оказывались в воде. Это называется опрокидывание, когда ялик ныряет в воду и выныривает из воды, оттого что ветер слишком сильно дует в паруса. Тогда тренер объяснил, что, когда ялик ныряет, воздух попадает ПОД дно и нам надо было проплыть под яликом, чтобы убедиться, что там действительно ЕСТЬ воздух. Кому-то было страшно проплывать под яликом (не мне), но тренер проплыл первым и ждал нас там, и потом мы поплыли, и там действительно БЫЛ воздух. (Так что мы теперь не будем бояться, если опрокинемся и окажемся ПОД водой.) Мы там под яликом немного поговорили, а потом выплыли обратно. Потом была очередь других. (И пока народ заплывал под ялик, остальные занимались чем-то другим.)
Потом мы научились ставить ялик обратно. Догадайся, кто хотел первым перевернуть ялик обратно? Да, Кристиан.
И под самый конец, нам разрешили немного поплавать в бассейне. Напоследок мы могли раздеться. (Нам не нужно было плавать в куртках и сапогах.) Мы с Хелле постарались отплыть как можно дальше от Кристиана.
А-А-А-А-А-А-А-А-А! Сегодня на занятиях было УЖАСНО ВЕСЕЛО!!!!!!!
Куры появляются
Все окна в курятнике были открыты весь день вчера и сегодня, чтобы выветрился запах морилки перед появлением кур. Догадайся, когда они вселятся? ПОСЛЕЗАВТРА!
Мы с папой заказали трех кур и послезавтра поедем их забирать. А-а, подумать только, у нас НАКОНЕЦ-ТО появятся настоящие питомцы, а не одни только рыбки! Все готово. Мы ждем кур.
Мастера делает практика
— Мастера делает практика, — говорит папа и сегодня опять печет свой банановый хлеб. И он будет, как всегда, вкусным. Я беру с собой несколько кусочков и иду проверить, дома ли Хелле.
Ее нет.
— Она сегодня у Махмуны, — говорит Лисбет.
— А-а, — говорю я. — А Стиан?
— Он у Нинни, — отвечает Лисбет.
Тогда я отдаю один кусочек бананового хлеба Лисбет, и, разумеется, он ей очень нравится.
Я иду и сажусь на Платформу. Сижу с двумя кусочками бананового хлеба, завернутыми в полиэтиленовую пленку. Сижу, смотрю на эти кусочки у меня в руках. А потом смотрю на Зеленый дом. Но не смею спуститься и позвонить в дверь.
Кроме того, их машины все равно не видно. Их нет дома? Я очень долго смотрю на Зеленый дом, поедая оба кусочка бананового хлеба. Достаю бинокль и смотрю в их кухонное окно. Но там никого нет. Все кажется тихим и пустым. И свет не горит. И кстати, где Эрле?
Я иду домой и встречаю папу.
— Где Эрле? — спрашиваю я.
— Златан и Бильяна взяли ее с мальчиками в бассейн, — отвечает папа.
— А-а, — говорю я, — и Альфи тоже поехал?
— Да, они поехали все вместе, — отвечает папа.
— Вот как, — говорю я.
Я совсем одна на Крокклейве. Точнее, нет, еще папа здесь.
— Слушай, я забыл купить корм для кур! — вдруг говорит папа. — Хочешь со мной?
— Не-е-е-ет, — говорю я.
И папа уезжает. А мама все еще на работе. А Лисбет сидит дома в своем кабинете, так что она не считается.
ТЕПЕРЬ (!) я совсем, одна на Крокклейве.
Камень
Я выхожу. Не знаю, чем мне заняться, когда на Крокклейве вдруг никого не оказалось. Могу делать все что угодно, но мне абсолютно ни черта ни приходит в голову. Я подбираю большой очень круглый камушек с земли. (Величиной с мячик для настольного тенниса вроде. Точнее, нет, чуть поменьше. В два раза меньше.) Потом я хожу вокруг нашего дома, подбрасываю камень в воздух и ловлю его. У меня получается очень высоко его подкинуть и опять поймать. Вообще-то я очень ловко подбрасываю и ловлю. Я подхожу к нашей террасе, подбрасывая камень все выше и выше.
У террасы лежит мешок с футбольным мячом Эрле. (Она брала его вчера с собой в школу.) Я подбираю мешок и размахиваю — им туда-сюда, он начинает раскручиваться и описывает большой круг.
Потом я вспоминаю Поле после уроков в тот день, когда я играла в лапту и все время мазала. Теперь Альфи наверняка уверен, что я отвратительно играю. А это не так! Я решаю потренироваться, чтобы играть лучше в следующий раз, и всем им покажу. Покажу Альфи.
Я стою посреди двора, подбрасываю камушек в воздух, потом размахиваюсь мешком с футбольным мячом и пытаюсь отбить камень мячом в мешке.
Но промахиваюсь. Камень падает прямо на гравий. Потом я его поднимаю и пытаюсь снова. Точно как в игре в лапту. Конечно, мяч в мешке использовать не так удобно, как настоящую деревянную биту. Но с четвертой попытки я отбиваю камушек, и он летит в сторону!
Йес-с-с!!! — думаю я.
А потом я бегу туда, где он приземлился, подбираю его и пытаюсь снова. И опять получается! Как только поймаешь правильную технику, сразу все идет легко! Я ношусь по двору, подбираю камни, подкидываю их в воздух, размахиваю мешком и отлично отбиваю камень футбольным мячом. И вот я замечательно отбила, камень свистит в воздухе… и попадает в кухонное окно квартиры в Зеленом доме!!!!!!!
Сначала я замираю на месте, застывает все тело, а потом я чувствую, что я хочу убежать и спрятаться. Вся, целиком. Я оглядываюсь. На улице никого. Дома у нас тоже никого нет, и у Альфи тоже никого. А Лисбет никак не могла заметить меня из кабинета. Я смотрю на остальные окна Зеленого дома. Никого. Никто меня не видел.
Но я ведь не слышала звук бьющегося стекла?.. Я медленно подхожу к кухонному окну Альфи. Кухонному окну Бильяны. Халка. И да, там трещина!!! Она небольшая, но она есть! Ах ты ж блин. Я бегу. Бегу на Берег и сажусь за стеной маленького сарая. И сижу там, долго.
Сердце бьется.
Меня тошнит.
Я разбила окно Бильяны и Халка! Я разбила окно!!! Нет, не разбила, оно только треснуло. Но это одно и то же! Потому что вдруг трещина разойдется по всему окну? Внезапно, в любой момент из-за этой трещины? Такое вполне возможно.
Но ведь никто не видел, что это я. Я могу выкрутиться, никто не может подтвердить, что это моих рук дело.
У меня болит живот.
Бесконечность…………
Я просидела на Берегу почти целый час. Кажется, бесконечно. Что же мне делать? Понятия не имею. Я достаю телефон и звоню маме.
— Привет, доченька, — говорит мама.
— Привет, — говорю я и молчу.
— Что-то случилось? — спрашивает мама.
— Когда ты вернешься? — спрашиваю я.
— Как обычно, — отвечает мама. — К обеду. Что такое?
— Ничего, — говорю я.
— Ода, что случилось? — спрашивает мама, будто читает мысли.
— Нет, ничего! — говорю я. — Пока!
— Пока, доченька, до скорого, — говорит мама, и мы кладем трубки.
Живот все так же болит. Может, стало еще хуже.
Я встаю и иду за Станцию, за Хеллин дом, оттуда в Лесок, забираясь как можно дальше от Зеленого дома. Потом крадусь на Платформу. Они вернулись! Я бросаюсь плашмя на Платформу. У дома стоит машина Бильяны и Халка! Меня просто ужасно тошнит. Через некоторое время я осмеливаюсь достать бинокль из ящика. Я ползу по-пластунски к краю и смотрю на Зеленый дом, на кухонное окно. Там стоят Бильяна и Халк, прямо перед окном! Сердце страшно сильно бьется.
Но Бильяна с Халком готовят еду на кухне, будто ничего не случилось. Кажется, они не обнаружили трещину.
Я кладу бинокль обратно в ящик, быстро слезаю с Платформы и бегу домой. Сажусь в своей комнате. Пытаюсь делать домашку, но ничего не получается. Пытаюсь почитать книжку, но не понимаю, что в ней написано. И теперь живот болит по-настоящему!!! Я иду к столу и открываю один из ящиков.
Вдруг дверь открывается, и я бросаюсь прикрыть то, что достала.
— Не входи! — говорю я.
— Привет, Щепка, что это ты делаешь? — спрашивает папа из дверей.
— Ничего, выйди! — говорю я в ответ.
Тогда папа закрывает дверь и уходит. (Ничего не говоря.)
— Обед через двадцать минут! — кричит он с лестницы.
Я сижу в комнате очень долго. Блин. В Зеленом доме Бильяна с Халком счастливые и довольные. И не подозревают об опасности; а я разбила их окно. (Или почти разбила.) И сбежала. Наверняка будет очень дорого купить новое стекло, если нынешнее разобьется из-за трещины. Вдруг дверь в мою комнату опять открывается, и папа входит. Я спешу затолкнуть все обратно в ящик и закрыть его.
Живот болит
— Эй, — говорит папа и садится на мою кровать.
— Эй, — отзываюсь я, иду и сажусь рядом с ним, потому что он похлопывает рукой по кровати рядом с собой.
— У тебя все хорошо, Ода? — спрашивает папа.
— Да, — отвечаю я.
— Ты в последнее время какая-то сама не своя, особенно сегодня, — говорит папа.
— Нет, со мной все в порядке, — отвечаю я, но мы оба слышим, что голос мой звучит не очень-то правдиво.
Папа смотрит на меня. А потом обнимает.
— Все хорошо, — говорю я, но это неправда, потому что у меня ЧУДОВИЩНО болит живот!
— Ты знаешь, что со мной можно поговорить о чем угодно? — спрашивает папа, в точности как мама недавно.
— Да, — говорю я и пытаюсь улыбнуться.
— Эй, — говорит папа и смотрит на меня так, по-доброму, как только папа умеет.
Я немного выпрямляю спину и говорю:
— Я сама разберусь, папа.
— Ты ведь не собираешься делать никаких глупостей? — спрашивает папа.
— Нет, — вру я и пытаюсь представить себе, как должен выглядеть человек, который знает, что делает.
Мы с папой сидим рядом, потом папа встает.
— Надо вынуть еду из духовки, — говорит он, — обед через пять минут.
— Хорошо, — отвечаю я.
И как только папа выходит из комнаты, я снова бегу открывать ящик стола. Теперь, когда я слышу, что папа на кухне, я крадусь вниз по лестнице, обуваюсь в прихожей и тихонько выбираюсь на улицу.
Я иду быстро и решительно к Зеленому дому, поднимаюсь на крыльцо и звоню. Сразу, чтобы потом не жалеть и не сомневаться. Стою на крыльце и молюсь, чтобы открыла Бильяна. Или Альфи, или Петер, или Филипп, только не…
Дверь открывается, и, конечно, на пороге стоит Халк и глазеет на меня. Кажется, у меня свело все тело. Халк заполняет собой весь проем.
Я вынимаю что-то из кармана, протягиваю Халку и говорю:
— Вот…
Халк смотрит на меня, как обычно, угрожающе и берет то, что я ему протянула.
Тогда я сбегаю с крыльца и мчусь домой.
Я даже ни разу не оглядываюсь, но, кажется, Халк все стоит и смотрит мне вслед. Я забегаю через дверь террасы в гостиную.
— Ода? — спрашивает папа с кухни. — Ты здесь…
Приходи обедать.
Мне остается только пойти на кухню и сесть.
Мама, Эрле и папа уже за столом. Папа смотрит на меня немного удивленно и внимательно, и мама тоже, но они ничего не говорят. Мы едим. У меня немного кружится голова.
Тут в дверь звонят.
Я перестаю жевать.
Кажется, меня сейчас вырвет.
Папа встает и идет в прихожую.
Меня не рвет.
Но я не могу прожевать еду во рту, кажется, куски разрастаются и не влезают в горло. Да, я знаю, есть такое клише, что кусок в горло не лезет, но именно так оно и есть!!![19] Я не двигаюсь и пытаюсь прислушаться. Но слышу только бормотание. Папин голос и низкий, страшный голос Халка.
— Ода! — слышу я, как папа зовет меня вдруг из прихожей.
Я медленно встаю из-за стола, мама и Эрле смотрят на меня. Мама приподнимается, но я машу ей рукой и говорю:
— Все в порядке, мама, я сама разберусь.
И тут я проглатываю еду и выхожу в прихожую.
Письмо
В прихожей стоит папа. И Халк. Оба смотрят на меня. Я смотрю в пол.
— Что это, Ода? — спрашивает папа и протягивает письмо. Мне даже не надо смотреть на него, чтобы понять: это — мое письмо.
— Это письмо, — говорю я тихо.
— Можно прочитать? — спрашивает папа.
— Да, — шепчу я.
Я все время смотрю в пол, не смея взглянуть на папу и Халка!
Я точно знаю, ЧТО папа сейчас читает, потому что только что написала письмо в своей комнате. На конверте написано:
Бильяне и Златану От Оды Андреа
Я слышу, как папа открывает конверт и вынимает письмо. Листок сложен вдвое, и я знаю, что на первой странице написано:
«Читайте внутри» — и еще я нарисовала стрелку к углу листка, а там написано: «Ода Андреа» — это чтобы они были уверены, что это я написала.
Тут я слышу, как папа разворачивает листок, слышу, что Халк откашливается, я закрываю глаза и знаю, что папа читает:
Мне очень стыдно за трещину в вашем кухонном окне, но я обещаю это исправить. Поэтому даю вам 1743 кроны за причиненный ущерб.
Ода Андреа СтокхеймВ глазах у меня темнеет. Я стою тихо, зная, что папа дочитал. Тут папа тоже откашливается. Будь у меня только один шанс в жизни провалиться сквозь землю, я бы воспользовалась им сейчас. Я слышу, как папа заглядывает в конверт и видит деньги. Я слышу, как он вынимает купюры и как позвякивают монеты.
— Что это, Ода? — спрашивает папа.
— Деньги, — отвечаю я.
— Но откуда они? — спрашивает папа.
— Я их скопила, — отвечаю я.
— Это ВСЕ твои накопленные деньги? — спрашивает папа.
— Да, — отвечаю я.
— Тысяча семьсот сорок три кроны? — спрашивает папа.
— Да, — отвечаю я.
— Из копилки? — спрашивает папа.
— Да, — отвечаю я.
И тут наступает полная тишина.
— Ты же вроде копишь на кресло-мешок? — спрашивает папа.
— Да, но ничего, я обойдусь, — отвечаю я[20].
— Ода, — говорит вдруг Халк, то есть Златан.
— Простите! — говорю я и смотрю на Златана, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Слезы текут по щекам, я не могу остановить их. Мне так стыдно!
— Можно я сохраню это письмо? — спрашивает Златан.
— Оно и так ваше… — говорю я.
— Я хочу сказать, — говорит Златан, — что письмо — это уже оплата.
— Что? — говорю я.
— Я не хочу брать денег. Письма мне достаточно, — говорит Златан.
— Да, но, — говорю я, — заменить стекло ведь будет стоить денег, и…
— Можно я расскажу тебе одну историю? — спрашивает Златан.
— Да, — отвечаю я, не совсем понимая, что происходит и что он собирается рассказать.
— Когда я был маленьким, в Болгарии, я играл в футбол в школьном дворе и попал мячом прямо в окно, разбив самое большое окно во всей школе, — говорит Златан.
— Ой, — говорю я и смотрю на него. — Самое-самое большое окно?
— Самое-самое большое окно, — отвечает Златан.
— Ой, — повторяю я и всхлипываю[21].
— Но я развернулся и убежал, — говорит Златан.
— Правда? — спрашиваю я, в шоке от его рассказа.
— Да, но потом я остановился и повернул обратно, пошел в школу и рассказал, что разбил окно, — говорит Златан.
— Правда? — спрашиваю я опять и смотрю на него.
— Да, так что мы с тобой немного похожи, — говорит Златан и подмигивает мне!
Я вздрагиваю слегка, потому что Халк мне подмигивает, смотрю на папу, а папа улыбается. Я стараюсь расшифровать его улыбку, и мне кажется, он гордится мной. Я опять всхлипываю, вытираю слезы и улыбаюсь Златану.
Трещина
— Идем, — говорю я, глядя на папу и Златана.
Я выхожу вместе с ними и иду впереди к Зеленому дому, к окну с трещиной. Я хочу им показать, чтобы они не думали, что я лучше, чем на самом деле, и не сказали бы что-нибудь, о чем потом пожалеют. По-моему, Златану стоит взять мои деньги. Я показываю на трещину.
— Где? — спрашивает Златан и наклоняется ближе к окну. (Папа тоже наклоняется.)
— Вот, — говорю я и показываю.
— Где? — снова спрашивает Златан, а папа щурится, чтобы лучше разглядеть.
— Вот же! — говорю я еще раз и не понимаю, почему они не видят трещины.
— Тут только царапина, — говорит Златан. — Ничего страшного.
Я вижу, что папа согласен со Златаном, но мне кажется, это трещина, а не царапина.
Златан выпрямляется, встает во весь огромный рост и смотрит на меня.
А я — на него. Он протягивает руку, и, хотя я с ужасом вспоминаю его прошлое рукопожатие, я протягиваю руку в ответ. Это самое меньшее, что я могу, раз он не хочет принять моих денег. Я набираю воздуха, и он сжимает мою руку. Крепко. (Мне немножко больно.)
— Спасибо, Ода, ты честная и смелая, — говорит Златан, и я очень удивляюсь этим словам.
— Э-э, спасибо за… «спасибо», — говорю я, не находя слов получше.
— Наш секрет? — спрашивает Златан.
— Ладно, — говорю я, и мы улыбаемся друг другу и оба смотрим на папу, а он делает вид, что застегивает рот на молнию, закрывает его на ключ, а ключ выбрасывает, и Златан все еще жмет мне руку ЖУТЬ как сильно, но я не говорю «ой».
Потом Златан отпускает мою руку, вынимает все деньги из конверта и отдает их мне, а письмо в конверте кладет в карман рубашки и уходит в дом.
Я стою одна на крыльце с руками, полными денег. Смотрю на папу. Он улыбается, подходит и крепко меня обнимает. Потом кладет мне руки на плечи и смотрит прямо в глаза:
— Я очень горжусь тобой, дочка. Ты крутая.
— Не-е-е-е, — отвечаю я, на самом деле очень довольная собой.
— Папин подросток, — говорит папа гордо, и мы возвращаемся домой.
Дома Эрле с мамой все еще сидят за столом. Мы с папой садимся. Я сунула деньги в карман моей кенгурушки. Мама с Эрле смотрят на нас.
— Вы где были? — спрашивает Эрле.
— Прогулялись, — отвечает папа, — немного поболтали с соседом.
И папа подмигивает мне, а я подмигиваю ему в ответ, и больше мы об этом не говорим. А мама с Эрле тоже не спрашивают, потому что понятия не имеют, что на самом деле есть о чем расспросить.
А потом мы чудесно обедаем всей семьей.
Как назвать кур?
За едой папа рассказывает, что купил корм для кур и еще целый огромный мешок кукурузных зерен в качестве лакомства.
— А как мы назовем кур, папа? — спрашивает Эрле.
Мы принимаемся обсуждать имена для кур. Мама считает, их надо называть Берта, Моника и Ниси, это ее знакомые из Англии, когда она там жила (она, кстати, с ними до сих пор поддерживает знакомство). Папа хочет называть их Сатай, Чоп Суэй и Тикка Массала, и мама страшно смеется. Но я настроена к его предложению скептически, потому что папа не просто так предложил. Все это — названия разных блюд из курицы!
— Папа, нельзя ЕСТЬ кур!!! — говорю я в ужасе.
Папа улыбается, подмигивает мне хитро и говорит:
— Нет, нет, Щепка, мы не будем есть кур. Я хочу только яйца, тогда я смогу приготовить кучу бананового хлеба.
Я кошусь на папу. Стараюсь выглядеть строгой, чтобы папа даже не пытался выкинуть что-нибудь такое.
Эрле хочет, чтобы их звали Курочка-Тим, Курочка-Пауль и Курочка-Франк. (Какая она ГЛУПАЯ!!!) А я хочу их назвать Ангелика, Аврора и Элла. Это имена девочек, которые мне нравятся больше всего. Спящую красавицу, например, на самом деле звали Принцесса Аврора, а Аврора Бореалис — это северное сияние! Элла — так звали девочку, с которой я однажды познакомилась на каникулах в Дании, прикольная такая! Ангелика — это как «Ангел» и еще название продуктового магазина «ИКА». АНГЕЛИКА.
Мы долго обсуждаем, но никак не можем договориться. Вдруг папа решает, что нельзя называть кур в честь людей, которых мы знаем или о которых слышали, потому что каково будет, когда куры умрут, а маме придется сказать, например: «К сожалению, Берта умерла», а ведь она знает женщину по имени Берта. Это неприятно.
И мы все соглашаемся с этим разумным правилом. Тогда мы вычеркиваем Берту, Монику, Ниси и Эллу. Я хочу еще ввести правило, чтобы не называть кур в честь разных блюд, но мама с папой не соглашаются. А еще мама говорит, что куры — девочки, точнее, дамы, поэтому мальчиковые имена им не годятся, правда? (Она смотрит на Эрле.) Но Эрле не согласна.
— Ода всю жизнь называет меня Эрлендом! — говорит она. — И ничего со мной от этого не случилось!
Ей НРАВИТСЯ, когда ее называют Эрлендом, говорит она. Ей все равно, Эрленд она или Эрле. И тогда мама сдается. Хм, — думаю я. — С каких это пор сестричка стала такой умной?..
В конце концов мы договариваемся, что мы с Эрле придумываем по одному имени для двух кур, а мама с папой вместе называют третью.
Вот как будут звать кур Стокхейм:
1) Курочка-Паула (Эрле хочет назвать курицу в честь своей любимой игрушечной уточки. Мама с папой соглашаются)
2) Ангелика (мой выбор)
3) Чоп Суэй (и папа, как говорят, поклялся честью, что он не приготовит настоящий чоп суэй из нее и из двух других тоже)
А-А-А-А-А-А-А! Как я рада, мы скоро заберем наших курочек!!!!
Подрезанные крылья
— Что?!! Мы будем ПОДРЕЗАТЬ крылья?! — в ужасе спрашиваю я.
— Да, если их еще не подрезали, — отвечает папа. — Это чтобы они не вылетели из курятника.
Мы едем забирать наших курочек. Мы с папой на передних сиденьях. Я помогаю папе разобраться в карте, мама с Эрле сидят сзади. Сегодня совершенно ненормально теплый весенний день, а кондиционер в машине сломался. У нас с папой открыты окна, и на маму с Эрле просто жуть как дует.
— А… это не больно? — спрашиваю я у папы.
— Что? — говорит папа.
— Подрезать крылья курицам! — отвечаю я.
Папа смотрит на меня и улыбается.
— Да, наверное, больно.
— А наркоз нужен? — спрашиваю я.
— Нет, это делается очень быстро, и наркоз не нужен, — отвечает папа.
— Не нужен?!! — переспрашиваю я.
Я в полном шоке: мы собираемся подрезать одно крыло у кур, чтобы они не могли нормально летать. И я не понимаю, как это мы будем без наркоза! А как же кости — они же сломаются, нет? По-моему, папа бесчувственный и жестокий, раз думает, что это нормально.
— Ой, не тут ли нам сворачивать? — спрашивает папа, когда мы проезжаем поворот.
Я смотрю в карту.
— Нет, еще не здесь, но нам скоро налево, — говорю я. И стараюсь изо всех сил следить за картой, поэтому мы запросто находим дорогу до фермы, где живут наши курочки.
Фермер выходит нам навстречу, когда мы поворачиваем к его дому, и ведет нас к курам. Мы с Эрле бежим к загородке.
— А-а-а-а, ты только посмотри на курочек, папа! — кричит Эрле в восторге.
У фермера страшно много кур. Наверно, сотня, не меньше. Эрле считает, что их скорее тысяча, но это неправда. И трех из них мы купили. Нам с Эрле разрешают выбрать наших курочек. Но они все такие одинаковые!
Все коричневые. Ходят, кудахчут и что-то все время клюют.
Тут я вижу такую чуть более светло-коричневую и очень большую курицу. По-моему, она немного отличается от всех остальных, потому что сидит на насесте, вот так, запросто, и ведет себя не так, как остальные.
— Эта! — говорю я папе и показываю на нее.
— Вот эта? — переспрашивает фермер, подходя к курице на насесте.
— Да, — отвечаю я.
— Отличный выбор, — говорит фермер.
Потом он нам рассказывает, что ее большой красивый красный гребешок означает, что она скоро будет готова нестись.
— Когда? — спрашиваю я.
— Через пару недель, — отвечает фермер. (По-моему, еще так долго ждать!)
— Давай ее будут звать Курочка-Паула! — кричит Эрле, и мы соглашаемся.
Папа спрашивает, подрезано ли у нее крыло. Оказывается, нет.
— Хотите сами? — спрашивает фермер и смотрит на папу, а папа говорит: «ДА» (!), идет к курам и берет из рук фермера Курочку-Паулу.
У мамы с собой две картонные коробки, в которых мы собираемся везти кур домой; фермер ставит коробки друг на друга, и получается маленький столик. Папа ставит Курочку-Паулу на столик и держит ее там. И тут фермер протягивает папе ножницы!!! Я глазам своим не верю.
— Отвернитесь, девочки, если не выносите вида крови, — говорит папа с усмешкой, и фермер смотрит на папу как-то странно.
По-моему, ситуация просто бредовая, не понимаю, как мама так спокойно на все это смотрит? Как же ее материнский инстинкт? Разве мамы не спасают маленьких беззащитных животных? И еще, по-моему, очень странно, что папа смеется и ему так забавно. Кажется, он меня дурачит — может быть, но я не понимаю как.
— Нет, я буду смотреть, — говорю я.
— Я так и думал, Щепка, — говорит папа и хитро мне улыбается. (Или кровожадно, или как там это называется.)
Потом он расправляет одно крыло Курочки-Паулы и берет ножницы.
— Что? Кровь, папа? Что ты собираешься делать с Курочкой-Паулой?!! — говорит Эрле. (Наверно, она не слышала нашего разговора в машине.)
Я смотрю во все глаза на папу, Курочку-Паулу и ножницы. Бедная, БЕДНАЯ Курочка-Паула! — думаю я, но не закрываю лицо руками, а только смотрю на ужас, который вот-вот произойдет у меня прямо на глазах.
Тогда папа срезает верхние перья на одном крыле.
— Ну вот! — говорит он и подносит курочку к лицу. — Все прошло безболезненно? — говорит он ей.
Курочка-Паула кудахчет в ответ и машет крыльями, а потом фермер помогает папе усадить ее в одну из коробок и закрыть крышку.
— Ты что, срезал перья? — спрашивает Эрле.
— А-а-а, ты меня обманул! — чуть не кричу я.
Папа смеется. Он не резали ни кожу, ни кости, только перья.
— У тебя богатая фантазия, Ода, — говорит он усмехаясь.
Я вообще-то немного обижена, хотя все вышло довольно смешно. И я смеюсь. У нас с папой, кстати, похожий юмор.
Потом мы с Эрле выбираем еще двух кур. Одна чуть поменьше и похудее, а вторая — посерединке, у нее чуть больше белых пятнышек на крыльях. И папа им тоже подрезает одно крыло и кладет их в коробки. Я решаю, что среднюю, пятнистую курочку будут звать Авророй (Ангелика, по-моему, ей не очень подходит), а самую маленькую мы называем Чоп Суэй, бедняжку. Курочка-Паула и Чоп Суэй сидят в одной коробке, а Аврора — в другой. И внутри этих своих коробок они думают, что наступила ночь.
Фермер говорит немного с мамой и папой о курах (спрашивает, всё ли у нас есть) и говорит, что первые недели куры будут драться и клевать друг друга, чтобы решить, кто из них главная. По-моему, это НЕ очень-то приятно. Но нам не надо вмешиваться, говорит фермер, и останавливать их, даже если они доклюют друг друга до крови! (Я вмешаюсь заранее и не позволю им, я обещаю.) Мы говорим: «Спасибо за помощь», относим коробки в машину, ставим их в багажник. И уезжаем.
Приезд
Эрле бегает между мной и папой, мы несем коробки в курятник. Я несу коробку с Авророй. Она такая легкая!!! (Куры гораздо легче, чем кажется.) Мы заходим в загончик с коробками в руках и выпускаем кур.
Подумать только, у нас теперь живут КУРЫ!!! Вдруг из-за угла появляется Хелле.
— Ой, круто! — говорит она, когда ей разрешают Зайти в курятник.
Чуть позже появляется Альфи (!), Петер и Филипп, и мы все вместе гладим кур.
Эрле рассказывает, как кого зовут, и все соглашаются, что имена у кур просто отличные. Я говорю мало, потому что смущаюсь, оттого что Хелле и Альфи пришли вместе и я не знаю, что сказать. По счастью, у нас есть куры, и можно говорить про них и гладить их. Папа говорит, если куры начинают зевать, значит, они немного испуганы или нервничают. Курочка-Паула зевает. Потому что Эрле, Петер и Филипп все время ее преследуют.
— Не пугайте ее! — говорю я.
Тогда Эрле, Петер и Филипп немного успокаиваются.
И Курочка-Паула перестает зевать. Ура!
Дорогой дневник!
А-а-а-а-а-а-а, так прикольно, что у нас теперь куры!!! Ми у кого из знакомых больше нет кур. Это просто ЛУЧШИЕ на свете питомцы. (Куда лучше рыбок.)
У них такие мягкие и гладкие перья и красивые желтые глаза. Они смотрят на нас, кудахчут, все время наклоняя голову в разные стороны. Это так смешно! Мы сегодня все очень долго были в курятнике!!! Я, Альфи, Хелле и малыши. Сначала Курочка-Паула, Аврора и Чоп Суэй побежали в один конец загончика, где были довольно долго. Ничего удивительного: они только что переехали в совершенно новый дом и нас они еще не знают.
Но постепенно они стали осваиваться во всем загончике, и Аврора даже попыталась взлететь! ((конечно, у нее не очень получилось, но она ПОПЫТАЛАСЬ. Очень смело так и круто).
Наверно, я постараюсь и завтра быть вместе с Хелле и Альфи. Потому что я смелая и крутая, как сказали папа и Халк.
Надеюсь, курочкам у нас понравится.
Чем все кончится? (По правде, очень интересно…)
Попытка
Дорогой дневник,
сегодня в автобусе по дороге в школу я думала быть совсем обычной и болтать с Хелле, но тут я заметила кое-что. На Хелле не было ее браслета дружбы!!!!!! Я просто растерялась. Не понимаю. ПОЧЕМУ она его сняла?!! Мы что, больше не лучшие подружки??! Похоже, нет, потому что, когда мы вышли из автобуса, Махмуна и Грете София уже ждали ее, как обычно, и она, как обычно, пошла с ними. Не знаю, что об этом еще написать, потому что не знаю даже, что и думать.
И все равно, когда Хелле ушла с М и ГС, мы с Альфи вдруг остались одни на остановке (там было, конечно, полно другого народу). Мы с Альфи шли в один класс, и было бы странно не пойти туда вместе. Поэтому мы и пошли. Я старалась быть нормальной, найти обычную тему для разговора, но было как-то странно. Я же его не замечала и избегала так долго. Мы могли бы поговорить про кур (но я не знала, что сказать про них). Или вообще болтать о чем угодно. Было как-то странно и стыдно, потому что я шла молча. И ВСЕ время краснела, потому что, кажется, влюблена в него. Только он на меня ПОСМОТРИТ, я сразу краснею. Жуть какая-то просто.
А-а-а-а-а-а-а, ну ЗАЧЕМ я влюбилась в Альфи, было бы так ЛЕГКО с ним говорить!!!!!
И весь оставшийся день было как-то странно.
Я ПОНЯТИЯ не имела, о чем говорить. С Альфи, я имею в виду. А на перемене я искала Хелле, но она была где-то в другом месте со своими новыми ЛУЧШИМИ ПОДРУГАМИ. Поэтому я тоже сняла браслет дружбы и сунула его в карман. Что за зараза эта Хелле вообще-то. Тут подошли Анита с Эммой и позвали на футбольное поле, и я пошла И было даже весело, хотя день получился совсем не таким, как я думала.
Десять причин НЕ иметь лучших подруг:
1. Они легко могут тебя предать.
2. Они снимают браслет дружбы, который мы договорились носить во все времена!!!!
3. Они крадут мальчика, в которого ты влюблена, прямо у тебя под носом.
4. Вдруг у них оказывается не так много общих с тобой интересов.
5. Вообще-то очень ТУПО иметь лучшую подругу, когда эта подруга сняла с себя браслет…
6. Это что? Мы больше не лучшие подруги???
7. Интересно, она сейчас, наверно, с Махмуной и Грете Софией и им та-а-а-а-а-а-а-а-а-ак замеча-а-а-а-а-ательно вместе.
8. Надеюсь, им смертельно скучно.
9. Стали ли Махмуна и Грете София лучшими подругами Хелле?
10. Что-то список получился очень мрачным, но это ничего.
Не знаю, почему ничего. Просто НИЧЕГО. Точка.
Десять причин НЕ влюбляться:
1. Это очень неприятно, потому что не всегда понимаешь, что ВЛЮБИЛАСЬ.
2. Ты сама не выбираешь, в кого влюбиться, это просто так происходит. Хочешь или нет.
3. Очень часто тот, в кого ты влюбилась, в тебя не влюблен.
4. Очень мучительно думать целыми днями об одном человека и не знать, что ему сказать, — тогда ты выглядишь тупицей, а сделать с этим ничего не можешь.
5. Когда люди влюбляются в кино, они НИЧЕГО не могут делать!!! Только и думают о том, в кого влюблены, не могут ни спать, ни есть, ни писать, ни рисовать, ни читать, ни думать, ни… короче, НИЧЕГО. Интересно, так ли у меня с Альфи, хоть чуть-чуть. Хотя я чуть-чуть голодная. И еще я пишу. Прямо сейчас. Хм.
6. Когда влюбляются, то все время чувствуют себя какими-то БОЛЬНЫМИ. Я не очень больна, и меня не очень даже тошнит, но я ВСЕ ВРЕМЯ краснею перед Альфи, и это ужасно. Все равно, разве кого-то может ТОШНИТЬ все время? Не меня, уж точно.
7. Когда влюбляются, обычно забывают всех своих друзей, даже лучших друзей, потому что все время думают только о том, в кого влюблены. В таком случае, даже неплохо, что у меня больше нет лучшей подруги. Тогда я смогу постоянно думать об Альфи, никого при этом не мучая. Хотя нет. СЕБЯ я мучаю.
8. Альфи!!!I LOVE YOU (по-моему).
9. Это список чего?..
10. Интересно, чем там куры занимаются. Нет, это не имеет НИКАКОГО отношения к влюбленности.
Пасха
Наступили пасхальные каникулы, и мы НЕ едем к Бабушке! Хотя должны были! Сначала, когда я узнала об этом, я сильно огорчилась. Мы же ВСЕГДА ездим к Бабушке на Пасху!!!
«А-а-а-а-а-а-ах, ты… ты думка-передумка!» — сказала я маме, когда она сообщила, что мы остаемся. (Знаю, это звучит идиотски, но мне на ходу не пришло в голову ничего получше.)
И потом я громко затопала к себе в комнату и захлопнула дверь. И мне, конечно, стало легче. Топанье и хлопанье помогают. Но у нас только что появились куры, и папа с мамой решили от них не уезжать. И еще у мамы куча работы, ей надо работать, когда все будут отдыхать! Бедненькая. Эрле обрадовалась, потому что Петер Снизу и его семья тоже остаются, поэтому они смогут играть и создавать эти свои клубы целые дни напролет, все пасхальные каникулы.
Хелле и Стиан снова уехали к отцу в Берген. Я отправилась к ним, чтобы попрощаться с Хелле, и на ней по-прежнему не было браслета. Я ничего не сказала, но заметила, что его нет. Мне было правда жутко странно, и я не могла быть такой жизнерадостной, когда говорила «счастливого пути» и «повеселись там». Хелле, кажется, тоже не очень была веселой.
Мне даже как будто легче стало, когда они уехали. Альфи, кстати, дома нет. Я бы, конечно, все равно не пошла звонить к нему в дверь. Это я так, для информации пишу.
Вот некоторые факты:
А. На Халле нет ее браслета дружбы.
Б. Поэтому я свой тоже не надеваю.
В. Так что у меня больше нет лучшей подруги.
Г. Пасха обещает быть ФИГОВОЙ.
Правда о собаках и курах
Я сажусь на деревянный поддон, который папа положил на землю в курятнике. Вокруг ходят куры и клюют что-то в траве. Они жутко много наскребли земли в правом углу загончика, будто планируют побег. Неужели роют тоннель? В любом случае, это занятие довольно надолго. Вдруг Аврора идет в угол, садится и принимается разбрасывать землю вокруг себя, да еще и катается по ней. Она нарочно пачкается, а потом к ней подходит Чоп Суэй, подбирает и ест ее перья. Они очень странно себя ведут. Курочка-Паула тоже вдруг подходит к ним и прямо налетает на Аврору Топает прямо на нее. Как будто больше некуда пойти. Хотя у них тут полно места. Может, Эрле научила ее этому: «Мы шагаем дружно в ногу, уступите нам дорогу!» (Кажется, такой был стишок?)
Хелле иногда сидит у себя и болтает с собаками. Она говорит, что они внимательно слушают и что она может рассказывать им о своих обидах, а они ее утешают и понимают, и вообще они ее хорошие друзья. (Я, например, пару раз встречала ее у собак, когда она возвращалась из Бергена и рассказывала им об этой «хорошей знакомой» Басте. О той тетеньке, о которой она не хочет говорить.) Я пыталась так же разговаривать с Эстейном, моей аквариумной рыбкой, но, кажется, ему было не очень интересно. Может, хоть куры меня выслушают, утешат и поймут?
— Эй, Аврора, Чоп Суэй и Курочка-Паула, — говорю я. — Э-э… моя подружка, Хелле, которую вы видели в тот день, когда она была без своего браслета дружбы, так вот она и сегодня была без него.
Куры смотрят на меня, наклонив головы набок.
— Нет, вы только подумайте!!! — говорю я. — И я тоже сняла браслет.
Аврора подбирает что-то с земли и снова начинает кататься и пачкаться. Чоп Суэй и Курочка-Паула наклоняют головы так, туда-сюда, туда-сюда, и кудахчут.
— Вы понимаете, о чем я? — говорю я им. — Глупо, да?
Чоп Суэй и Курочка-Паула смотрят на меня, наклоняют головы и еще немного кудахчут: — Кудах-тах-тах, — говорят они.
Но потом отворачиваются, их куда больше интересует Аврора.
Понятия не имею, догадываются ли они, о чем я говорю, и вообще, беспокоит ли их это. И потом, по-моему ужасно глупо сидеть тут и говорить об очень личном с компанией КУР…
Может, куры не умеет так хорошо слушать, как собаки. Не знаю.
У них хотя бы есть компания. Везуки.
Кажется, они хорошие подружки. Еще ни разу не видела, чтобы они друг на друга нападали или клевали до крови. Может, и не будут уже. Может, они сразу подружились и им не нужна главная. Надеюсь. Кстати, я проголодалась, схожу на кухню за бутербродом.
Дорогой дневник,
МНЕ СКУЧНО, и пасхальные каникулы ОТВРАТНЫЕ!!!
Р. S. Папа зовет, напишу позже.
Мечта сбылась
Дорогой дневник,
А-А-А-А-А-А-А! Я купила кресло-мешок, желтое с фиолетовым!!!! Сижу в нем сейчас, оно просто ВОЛШЕБНОЕ!!!!!!!!!! Когда папа меня сегодня позвал, он сказал, чтобы я взяла свои накопленные деньги и ехала с ним, и мы отправились в магазин, где было кресло-мешок мой мечты, которое я жуть как давно уже хочу, и я СМОГЛА ЕГО КУПИТЬ!!! Потому что у меня теперь накопилось достаточно денег! А еще папа купил нам с ним по ГИГАНТСКОМУ мороженому, и мы условились не говорить про мороженое маме и Эрле, когда приедем домой.
Эрле даже не раззавидовалась (что у меня теперь есть кресло-мешок, а у нее нет), потому что она может сидеть в таком же кресле у Петера Снизу, сколько захочет.
Теперь я буду сидеть в своем кресле ДО КОНЦА КАНИКУЛ и есть ШОКОЛАДНЫЕ ЯЙЦА!!! Папа принес их сегодня и ЕЩЕ опять испек банановый хлеб, и нам разрешили есть банановый хлеб и шоколадные пасхальные яйца посреди недели!
Р. S. Что-то меня тошнит уже от сладкого…
Р. S. 2 Лучше папы НЕТ НА СВЕТЕ!
Р. S. 3 ЛЮБЛЮ ПАСХУ!!!!!
P. S. 4 ОБОЖАЮ МОЕ НОВОЕ КРЕСЛО!!!!!!
Р. S. 5 Кстати, уже поздно. Эрле уже давно легла, и я ВООБЩЕ-ТО тоже. Спокойной ночи.
Р. S. 6 Отли-и-и-и-и-ичный день.
Р. S. 7 Спокойной ночи. Теперь на самом деле.
Р. S. 8 Нет, я пошутила. СПОКО-О-О-ОЙНОЙ НОЧИ.
Посреди ночи
Я просыпаюсь от звонка в дверь. В комнате темно, но тут в окне появляется свет, который освещает комнату вот так: темно-светло-темно-светло-темно-светло… И кто-то все звонит и звонит в дверь. Тут я слышу, как встает папа, бежит к дверям и открывает. Из прихожей доносятся голоса, какие-то очень взволнованные.
Я включаю ночник и смотрю на часы.
Времени 01:47.
Глубокая ночь!!!
Что происходит?!!
Потом я слышу, как спускается мама, потом снова голоса, и входная дверь захлопывается. Тут я слышу за окном шум отъезжающей машины. Я встаю, тихонько прохожу через комнату Эрленда (она сопит в своей кровати) и замираю в холле над лестницей. Стою, не зная, что делать. Спуститься или нет?.. Я ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ, что происходит!!! Жуть просто. Мне здорово страшно.
— Папа? — зову я тихо с лестницы. — Папа?.. Мама?
Но папа с мамой не отвечают, хотя я слышу, что они в прихожей.
— Папа? — кричу я опять уже громче. (И слышу, какой испуганный у меня голос.)
Вдруг на лестнице появляется мама в халате с Филиппом на руках! А за ней идет Петер! Оба в пижамах! Ничего не понимаю.
— Ода, — говорит мама улыбаясь. — Ты проснулась, что ли? Спустишься в гостиную? К папе?
— Ладно, — говорю я и вижу, как мама, Филипп и Петер исчезают в дверях в комнате у Эрленда.
И хотя мне до смерти страшно, я спускаюсь вниз, в гостиную.
Там стоит папа в одних трусах. И Альфи! В пижаме!
Все серьезно
— Ой, привет, — говорю я.
Они смотрят на меня, оба, а Альфи — он выглядит… не знаю… испуганным, что ли?
— Привет, Ода, — говорит папа.
— Что происходит? — спрашиваю я.
— Бильяну увезли на скорой, — отвечает папа.
— Что?!! — спрашиваю я и смотрю на Альфи и теперь вижу, что он ПРАВДА напуган и в глазах у него слезы.
— Да, у нее вдруг начались роды, — говорит папа, стараясь, чтобы это звучало спокойно и по-доброму, но я слышу, что он тоже не совсем спокоен.
— СЕЙЧАС?!! — говорю я. — Но…
— Да, она не должна еще рожать, — говорит папа, положив руку Альфи на плечо. — Но ее везут в больницу, а Альфи и малыши переночуют сегодня у нас.
Но Бильяна должна была родить только через месяц или больше!!!
Я смотрю на Альфи. Кажется, он вот-вот разревется. Рот его дрожит. Бедный Альфи! Бедная Бильяна! И Златан! И…
— А как же малыш? — говорю я. — Адриан! С ним все в порядке?
Папа смотрит на нас, не отвечая, но потом говорит:
— Будем надеяться, с ними обоими все будет хорошо.
Потом он сжимает Альфи за плечи, и Альфи как заплачет! Тогда папа обнимает Альфи, как обычно меня или Эрле, когда мы грустим. И я тут в пижаме смотрю на них. И чувствую, что тоже вот-вот разревусь, но папа говорит:
— Поспишь сегодня в гостиной с Альфи, Ода? За компанию? А Петер и Филипп можно поспят в твоей кровати?
— Да, — отвечаю я.
— Можете не засыпать, если не хотите, ничего страшного. Посмотрите телик, или поиграйте во что-нибудь, или поболтайте, если хотите. Может, какао сделать? Мы с мамой сейчас вам тут постелим.
Исключительный случай
Просто невероятно. Папа все говорит и говорит посреди глубокой ночи (как он сам обычно называет время, когда нам давно пора спать, как он считает), а тут он вдруг предлагает приготовить какао, и мы даже можем посмотреть телик! Это пугает.
Мы с Альфи стоим посреди комнаты, глядя друг на друга. Я не знаю, что ему сказать, а он такой грустный. Мама приносит мои одеяло с подушкой и Альфи дает спальник и подушку, а папа достает огромный гостевой матрас, раскладывает его посреди комнаты и накачивает электронасосом. А потом идет и делает какао. Я смотрю на часы на стене. Времени уже больше двух, а мы стоим тут с Альфи, мама стелит Альфи на матрасе, а мне на диване, и папа приносит две чашки какао со сливками, и он все еще в трусах. Наверное, именно это и называется «исключительным случаем». Мы с Альфи берем чашки и молча садимся на диван.
— Включить телевизор? — спрашивает папа, включая его и протягивая мне пульт еще до того, как мы ответили.
— Все будет хорошо, Альфи, — по-доброму говорит мама, и Альфи кивает, но, кажется, он в этом очень уверен.
— Что-нибудь еще хотите? — спрашивает папа.
Я не знала, что рожать до срока так опасно, но, судя по тому, как все себя ведут — мама, папа и Альфи, — это все-таки опасно. Альфи боится за маму, которая в больнице и рожает задолго до срока, а я даже подумать не смею, чего они так боятся.
И еще происходит одна очень странная штука: когда я вижу, как испуган Альфи, я сама успокаиваюсь, и когда он так грустит, мне хочется его утешить или хотя бы сделать что-то, чтобы он меньше боялся и грустил!
— Хочешь смешной фильм, Альфи? — говорю я. — У нас масса фильмов на полке, и много смешных, выбери сам, что хочешь!
Я стараюсь говорить повеселей. А потом я тащу Альфи за руку к полке и предлагаю массу фильмов. Комедий. Альфи ничего не говорит, только всхлипывает и кивает, когда я предлагаю очень старый фильм «Тупой и еще тупее» и говорю, что он ужасно глупый и смешной. Он его не смотрел, так что я его и ставлю, и мы садимся опять на диван. Мама с папой все еще в гостиной, мама подходит и расправляет на нас пледы.
— Что-нибудь еще нужно, Альфи? — говорит мама.
Он качает головой и отвечает:
— Нет, спасибо.
— Ну, с вами все в порядке? — спрашивает папа.
— Да, — отвечаю я, а Альфи кивает.
— Ничего, если мы пойдем и ляжем? — спрашивает мама.
— Да, идите, — отвечаю я.
— Будите нас, если что, ладно? — говорит мама, и я отвечаю:
— Ладно.
Они еще стоят немного, смотрят на нас, грустные или испуганные, а потом уходят.
И тогда мы с Альфи остаемся одни в нашей гостиной, смотрим «Тупой и еще тупее» и пьем какао. Посреди ночи.
Фильм такой дурацкий, что мы смеемся, конечно же. Альфи тоже смеется. Он не ржет во весь голос, никто из нас не ржет, но мы улыбаемся и смеемся.
И тут фильм кончается.
Ночь без сна
— Хочешь спать? — спрашиваю я.
— Нет, — говорит Альфи и снова грустит.
Не знаю, что ему сказать.
— Думаю, все будет хорошо, — говорю я, хотя не знаю, правда ли это.
Альфи смотрит на меня молча.
— Рассказать одну историю? — спрашиваю я.
— Давай, — отвечает Альфи.
— Видишь шрам? — спрашиваю я и показываю на шрам у себя над глазом.
Альфи смотрит и говорит: «Да», а я продолжаю:
— Однажды, давным-давным-предавным-давно, когда я еще ходила в садик, я решила скатиться с горки головой вперед и порезалась, и была масса кровищи, и остался шрам. А еще в тот день меня забирал папа, и тогда же у меня родилась сестричка, Эрленд. То есть Эрле.
Альфи смотрит на меня, будто ждет продолжения.
— Это все… — говорю я. — Ха-ха!
Альфи улыбается.
— Ты странная, — говорит он.
— Э-э, спасибо?.. — отвечаю я и тоже улыбаюсь.
И вдруг Альфи смеется. Много. И тогда я тоже начинаю смеяться, и мы всё смеемся и смеемся.
Понятия не имею, отчего мы смеемся, может, мы просто слишком устали и голова кружится от бессонной ночи. Но это так здорово!
И тут у Альфи звонит мобильный…
Ой-ой-ой (Ни за что бы не подумала.)
Адриана?
Дорогой дневник,
сорри, сорри, сорри, СОРРИ, что ТАК давно не писала!!! У меня вообще-то просто не было времени! ПОТОМУ ЧТО: МЫ С АЛЬФИ БЫЛИ ВМЕСТЕ ВСЕ ПАСХАЛЬНЫЕ КАНИКУЛЫ!!!!! (Не так, совсем-совсем вместе. Мы не стали ПАРОЧКОЙ, если вы об этом подумали, но мы просто вместе ПРОВОДИЛИ ВРЕМЯ. Были дома у меня и у него, и на Берегу, и в Большом лесу, и на Платформе, и в курятнике, и… то есть мы гуляли ПОВСЮДУ. Мы болтали, играли в футбол и настольные игры, читали комиксы, катались на великах, и я покаталась на его скейтборде!!! И Пасха вышла САМОЙ ВЕСЕЛОЙ, ЛУЧШЕЙ ПАСХОЙ НА СВЕТЕ!!! НА ВСЕ ВРЕМЕНА!!!!! И знаешь что?!!! У Альфи родилась СЕСТРИЧКА!!!!!
В ту ночь, когда мы не спали у нас в гостиной, Златан позвонил Альфи и сообщил новость. Он позвонил, хотя была глубокая ночь (или очень раннее утро), потому что знал, что Альфи волнуется.
И с Бильяной и малышкой все хорошо, ей сделали экстренное кесарево сечение, и оказалось, что родился не мальчик, а вовсе даже ДЕВОЧКА!!! Ха-ха! Все — и очень долго — думали, что будет мальчик, и его хотели назвать Адрианом.
И тогда ночью мы с Альфи решили, что его сестричку назовут Адрианой, но вышло по-другому. Ее зовут Клара. И она такая МИ-И-И-И-И-ИЛАЯ!!! Она ростом с термос, потому что родилась на шесть недель раньше, и почти все время спит. Клара с Бильяной были несколько дней в больнице, на всякий случай, а теперь им разрешили вернуться домой.
ТО ЕСТЬ тут случилось такая КУЧА всего в последнее время!!! Надо было записывать в дневник все события, тогда бы я ничего не упустила.
Но я не записывала. Потому что были дела поинтереснее. А теперь я вроде как не все уже помню. Я помню, что, когда у Альфи родилась сестричка, нам обоим стало легче, и мы были счастливы — кажется, так — и мы очень-очень долго еще не спали. По-моему, в конце концов мы заснули посреди разговора, посреди предложения, потому что я не помню, чтобы мы закончили разговор. И о чем мы говорили, я тоже уже не помню, потому что мы говорили обо всем на свете. И еще смеялись и шутили…
1. Он УЖАСНО веселый!
2. Он такой КЛАССНЫЙ!!!
3. Он все время скачет, шутит и улыбается, и у него масса энергии. Он вообще-то такой очень радостный человек.
4. Он очень круто танцует брейк! Он может стоять на голове, задрав ноги вверх каким-нибудь странным кренделем. Он просто настоящий профи! И еще он умеет стоять на одной руке. Он ужасно крутой, когда танцует брейк!
5. Мы друзья!!!
Он… нет, мне некогда больше писать мы с ним сейчас…. встречаемся!!!!!
Р. S. Сегодня поздно вечером приезжает еще и Хелле!!!!!
Счастье
Сегодня первый школьный день после Пасхи. Мы едем все вместе на автобусе: Альфи, я, Хелле, Стиан, Эрле и Петер. С Хелле я увиделась только сейчас, потому что они вернулись очень поздно, а поскольку сегодня уже надо в школу, нам пришлось лечь «вовремя», как говорят мама с папой, и вчера это «вовремя» наступило С ДО приезда Хелле и Стиана из Бергена. Но всем вместе ехать на автобусе — это так ЗДОРОВО! И так естественно, как будто ВСЕГДА так было.
А сзади сидит Ханс Отто и НЕ ДЕЛАЕТ ДОМАШКУ В АВТОБУСЕ! Вау!
— Ты что, сделал всю домашку, Хансик? — спрашиваю я его.
— Ха-ха, у нас не было домашки на Пасху… — отвечает Ханс Отто улыбаясь.
— Нет, конечно! — говорю я и смеюсь.
И вот мы сидим все сзади в автобусе — я, Хелле, Альфи и Ханс Отто, — болтаем, смеемся и шутим всю дорогу до школы. До самой остановки. И тут я смотрю на запястье Хелле, когда она нажимает кнопку «стоп». Тайный браслет дружбы отсутствует на Хеллином запястье. И на другом тоже. И тут Хелле замечает, куда я смотрю, а я замечаю, что она смотрит на мои запястья, и у меня тоже нет браслета. И я понимаю, что мы обе обижаемся немного или злимся даже, но ничего не говорим. Такое наступает странное настроение.
Но по счастью, мы уже у школы. Мы выходим из автобуса, а там уже стоят Махмуна и Грете София, ждут Хелле. Она бежит к ним, едва обернувшись ко мне, чтобы сказать «пока».
А мы с Альфи и Хансом Отто идем в класс. Сондре бежит со своим футбольным мячом и догоняет нас.
Так что сегодня Сондре НЕ ОПОЗДАЕТ! И Каллестад будет просто вне себя от счастья. Взрослые радуются иногда таким СТРАННЫМ вещам, по-моему.
1. Наконец-то обзавестись собственным креслом-мешком, на которое я копила целый ГОД!
2. Быть с Альфи соседями!
3. Быть с Альфи друзьями!!!
4. Иметь папу, который печет банановый хлеб, и к тому же суперски это умеет.
5. Когда ХАЛК говорит, что я ЧЕСТНАЯ и СМЕЛАЯ Тогда чувствуешь себя отлично. (И это просто ОТЛИЧНО чувствовать себя отлично.)
6. Что все прошло хорошо у Клары и Бильяны, когда Клара родилась!
7. Что Альфи сказал мне: «Ты странная» в ту ночь у нас в гостиной! Это, наверное, лучший и самый романтический комплимент мне от парня!!!
8. Чувство во всем теле, когда я качаюсь на тарзанке!
9. Что мы все в Верхней уже договорились пойти на Поле после уроков и играть в лапту!
10…
— Ты открыла учебник на восемьдесят третьей странице, Ода? — спрашивает Каллестад, так что я не успеваю дописать список.
Я достаю учебник из рюкзака и смотрю на Альфи, он улыбается мне, а я ему в ответ. И даже не краснею!
10. НЕ краснеть, когда мы с Альфи друг другу улыбаемся.
11. Просто УЛЫБАТЬСЯ Альфи, так, буднично, а Альфи улыбается мне в ответ!
— О чем задумалась, Ода? — спрашивает Каллестад, я поднимаю взгляд, он смотрит на меня поверх очков и ждет ответа.
Это он назло. Каллестад всегда спрашивает того, кто отвлекается, вместо того чтобы спрашивать тех, кто тянет руку и хочет ответить. Почему-то все учителя так поступают. Это для них большая радость. Они ЗАСТУКИВАЮТ тех, кто отвлекается на уроке, прямо на глазах у остальных.
— Что? — спрашиваю я. (И краснею…)
И Каллестад повторяет вопрос, который я не расслышала, еще раз. Но сейчас нет смысла рассказывать, знала я ответ или нет, потому что к делу это не относится.
После уроков
Весь остальной день пролетает мгновенно, и после уроков почти ВСЕ из Верхней отправляются на Поле играть в лапту! Это ЖУТЬ КАК ВЕСЕЛО. И у меня ПРОСТО СУПЕРСКИ получается!!! Та тренировка с футбольным мячом и камнем и наш с Халком секрет сыграли свою роль. Потому что я просто невероятно хорошо отбиваю мяч каждый раз, и еще я очень классно умею быстро бегать, поэтому лапта мне идеально подходит. Хелле, Махмуна и Грете София тоже, кстати, играют. У них не так хорошо получается, но они и на целый год младше. И Альфи, конечно, играет. И я жутко довольна, что он наконец-то видит, как хорошо я на самом деле играю в лапту.
12. Когда Сондре, Эмма и Анита подбегают, хлопают тебя по плечу и говорят: «Вау! Это было СУПЕРКРУТО, Ода!» — после того, как ты отбиваешь мяч очень далеко и бегаешь по полю, выручая всю команду.
13. И крик победы от всей команды, когда ты ее вытянула.
Я ОБОЖАЮ ЛАПТУ!!!
Аврора: суперкурица!
— Папа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — слышу я крик Эрле и бегу посмотреть, что происходит.
— Что случилось, Мини-Щепка? — спрашивает папа, выходя из постирочной.
— АВРОРА СБЕЖАЛА!!! — кричит Эрле.
— СБЕЖАЛА?!! — переспрашиваю я, и мы все бежим к курятнику.
— Она перелетела через забор, папа! — говорит Эрле по дороге с участка.
И там в траве у песочницы и качелей ходит Аврора, что-то поклевывая.
Папа медленно подходит к ней, и, как только он собирается ее взять, она уворачивается. И тут начинается Большая Охота На Курицу. Эрле с Петером бегут собрать всех, кто мог бы помочь. Альфи, Бильяну, Хелле, меня, Стиана, Нинни, папу и самих себя, Эрле и Петера. (Мама, Халк и Лисбет на работе, а Клара не очень-то может помогать, потому что она еще крошка.)
Но хотя нас ТАК много, мы бегаем за Авророй почти ДВА ЧАСА, пока наконец-то ее не ловим!!! (Да, не вру!)
В конце концов ее ловит Нинни, а папа забирает у нее Аврору и несет ее обратно в курятник.
Мы садимся прямо на землю, все вместе, страшно запыхавшись, и смеемся. А папа заходит в дом и выносит свежеиспеченный банановый хлеб, кофе, чай и сок, а Бильяна выносит огромный плед для пикника, и мы, все вместе, устраиваем пикник прямо на газоне. Мы болтаем, смеемся и едим. Бильяна выносит Клару, и все говорят, какая она милая, и все хотят ее подержать, пока она не начинает плакать. Тогда ее забирает Бильяна.
Дорогой дневник,
Аврора — просто Суперкурица!!! Подумать только, она вылетела прямо из курятника, хотя у нее подрезано крыло! Вот это — отличная работа. Она крутая, потому что она — личность. Она сама решает, что делать, и делает. По-моему, ей нравится в курятнике с Чоп Суэй и Курочкой-Паулой. Просто она хотела посмотреть, что там снаружи. И теперь она знает.
Наконец-то!!!
Мы с Хелле все еще ходим на занятия парусным спортом. И сегодня мы будем по-настоящему плавать на яле! НАКОНЕЦ-ТО! Мне жутко интересно, когда мы надеваем спасательные жилеты и идем садиться в ялики. Мы выйдем во фьорд и будем там плавать. После всей теории мы ДОЛЖНЫ справиться на отлично!!!
— Можно я буду с тобой? — спрашивает вдруг Хелле.
— А? Ты не хочешь сама? — говорю я с некоторым ужасом.
— Не-ет, хочу с тобой, — говорит Хелле.
Я смотрю на нее и не понимаю, почему она не хочет плавать в собственном яле. Хелле смотрит в землю и, кажется, волнуется. Наконец я говорю:
— Ладно, давай.
И тогда Хелле спрашивает у тренера, можно ли нам вместе, и нам разрешают.
Во фьорде
Мы отчаливаем, и это жутко весело! У меня круто получается! Я управляю яхтой, а Хелле сидит и ничего не делает. Вообще-то меня это немного бесит. Так что я спрашиваю, не хочет ли она помочь, и она тянет за канаты, которые управляют парусом, и говорит: «Сейчас туда, а теперь сюда» — и как-то все это очень беспорядочно. Она мне совсем не помогает. А мне надо следить за всем остальным, за всем управлением.
— Может, хватит, а? — говорю я.
— Хватит что? — спрашивает Хелле.
— Можешь помочь мне нормально, если уж помогаешь? — говорю я.
— Разве я не помогаю? — спрашивает Хелле.
— Фух, — говорю я. — Это я за всем слежу и управляю яликом!
— Да, тогда давай к берегу! — говорит Хелле.
— Ладно, — отвечаю я и начинаю разворачивать яхту.
— Ладно! — говорит Хелле.
— Так отпусти канаты! — говорю я и опять замечаю, что у нее ВСЕ ЕЩЕ нет браслета на руке, и тогда я добавляю: — И СПАСИБО за браслеты, которые мы вроде как должны были всегда носить.
— Что?!! — спрашивает Хелле очень обиженно или испуганно и смотрит на меня.
— Да, ты же его не носишь, — говорю я, кажется, очень язвительно. (Но мне кажется, я вот-вот заплачу.)
— Ты тоже, — кричит Хелле, и я слышу, как дрожит ее голос.
— Я его сняла, потому что ты сняла! — кричу я и теперь чувствую, что слезы уже потекли.
— Но я его сняла, потому что ты сняла! — кричит Хелле в ответ, и по ее лицу тоже текут слезы.
— Нет, ТЫ первая сняла, Хелле! — кричу я, а она кричит:
— Да, может быть, в ОДИН день я случайно забыла, но…
— А-А-А-А-А! Ты ЗАБЫЛА! — кричу я, а Хелле кричит:
— А-а-а-а-а! Да, но…
И вдруг она делает самую глупость, какую только можно сделать в маленьком ялике: ОНА ВСТАЕТ!!!
SOS!!!!!!
Хелле встает во весь рост в ялике, который, конечно же, начинает раскачиваться из стороны в сторону.
— Садись! — кричу я ей.
Но Хелле стоит и раскачивается, я снова кричу: «Садись!»
Нельзя же вот так стоять в лодке! Она опрокинется, и тогда… я даже не смею подумать, что с нами случится!!! Здесь, в очень глубоком фьорде! Сердце у меня бьется страшно сильно, а ялик все раскачивается и раскачивается, все больше и больше. Я пытаюсь ухватить Хелле за руку не вставая, но она размахивает руками, чтобы удержать равновесие, и мне ее не поймать. Я жутко нервничаю и кричу:
— Хелле, нельзя…
Но уже слишком поздно. Хелле теряет равновесие и падает прямо в море!!!
— Помоги-и-ите! — кричит она, вскидывая руки и ноги, она до смерти напугана. То есть она действительно, действительно, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО до смерти напугана! И кажется такой маленькой и потерянной, плескаясь и барахтаясь в воде. Я не могу даже вздохнуть. Кажется, будто что-то стянуло мне сердце или даже все тело и мне никак не набрать воздух в легкие. Будто дыхание остановилось где-то в горле и начинает кружиться голова.
— Хелле, — пытаюсь я крикнуть, но не уверена, что издаю какой-либо звук.
— Хелле! — пытаюсь я крикнуть опять, но сама себя не слышу. Все, что я слышу, — это Хеллин до смерти испуганный вой и крик о помощи вперемешку с водой, которую она, кашляя, сплевывает.
Моя САМАЯ ЛУЧШАЯ НА ВСЕМ СВЕТЕ ПОДРУГА упала в море!!! Она в воде и тонет прямо у меня на глазах!!! Я не могу ее потерять! Просто НЕ МОГУ!!!
И вдруг то, что меня сдавливало, отпускает, я снова дышу полными легкими и кричу изо всех сил: «ХЕЛЛЕ!»
И тут происходит нечто, во что я бы никогда не поверила: вместо того чтобы вдариться в панику, я вдруг чувствую себя совершенно спокойно! У меня совершенно ясная голова! И я ничего не боюсь! Мысль только одна — спасти Хелле. Я знаю, что должна, и должна СЕЙЧАС! (Все это проносится в моей голове за пару секунд, не больше, но время как будто бы замедляется.) Я должна спасти лучшую подругу из моря, пока не поздно! И, даже не задумываясь, я тоже встаю и прыгаю в воду.
Плыть в одежде очень тяжело, но мне удается добраться до барахтающейся и вопящей Хелле. Доплыв до нее, я делаю, как нас учили в бассейне, когда мы проходили первую помощь. Я подплываю к Хелле, беру ее за голову, слежу, чтобы она была над водой, чтобы она могла дышать, не наглоталась воды и не утонула. (На нас, правда, спасательные жилеты, но тем не менее…)
— Я тебя держу, Хелле, держу! — кричу я, потому что Хелле не перестает брыкаться и вопить.
Я вижу, что она напугана до смерти. Может, у нее шок, кто знает. И я думаю, как нам забраться обратно в ялик. Я пытаюсь немного проплыть к лодке, держа Хелле, но она брыкается так сильно, что это просто невозможно.
— Давай, Хелле, плывем к ялику! — кричу я.
— Помоги-и-и-ите! — кричит Хелле, кашляет, сплевывает воду и не слышит меня совсем.
И тогда я тоже вдруг пугаюсь.
Но не так сильно, чтобы отпустить Хелле и дать течению ее унести.
— Помоги-и-и-и-и-ите! Помоги-и-и-ите! — кричит Хелле, прижимаясь ко мне так, что я ныряю под воду и снова всплываю, но не отпускаю подругу. И вместо того чтобы заставить ее плыть к лодке (она все равно меня не слушается), я начинаю звать на помощь вместе с ней.
— Помоги-и-и-ите! Помоги-и-и-ите! Помоги-и-и-и-и-те!!! — кричим мы хором, глотая соленую воду, и крепче прижимаемся друг к другу, а я думаю: Неужели все кончится ВОТ ТАК?
Спасение
— ОПУСТИТЕ НОГИ, ДЕВОЧКИ! — слышим мы вдруг, как кто-то кричит сквозь наши вопли.
Этот кто-то — взрослый в спасательной шлюпке рядом с нами.
— Опустите ноги! — кричит инструктор еще раз.
Что? Но…
Я опускаю первая.
Перестаю барахтаться и опускаю ноги прямо в воду.
И достаю до дна! Я стою, и вода достает мне до горла, но я стою!
Я смотрю на Хелле, которая все еще цепляется за меня, барахтается и вопит. Она бледная, как полотно, почти синяя.
Теперь и она перестала вопить и барахтаться и смотрит на меня. И я вижу, как лицо ее меняется от испуганного до… до… смущенного?., удивленного? Нет, не могу даже описать это выражение.
И тогда Хелле тоже встает.
И мы стоим в воде.
Мы на дне!
Мы смотрим друг на друга.
И тут мы начинаем смеяться. Нас просто разрывает от смеха, мы все смеемся и смеемся, пока живот не начинает болеть, так что смеяться становится БОЛЬНО, но мы смотрим друг на друга и смеемся еще больше, хотя это жутко больно.
Нас забирает спасательная лодка и оттаскивает на берег. Вода во фьорде ледяная, и мы обе трясемся и дрожим, и зубы у нас стучат. На причале нас заворачивают в огромные, толстые шерстяные пледы. И мы садимся на причал.
Удивление
Мы сидим рядышком на краю причала, пока все остальные еще плавают. (У Кристиана, конечно же, очень здорово получается.)
Мы с Хелле смотрим друг на друга.
— Ты прыгнула за мной, — говорит она удивленно, как мне кажется.
— Естественно, — отвечаю я. — Ты же моя лучшая подруга!
Хелле улыбается.
— Ты же не знала, как там мелко, мы могли погибнуть! — говорит она. — И все равно прыгнула!
Я улыбаюсь Хелле, не зная, что ответить.
А потом достаю что-то из кармана штанов.
— Смотри, — говорю я.
Я держу браслет дружбы, который она мне подарила.
— А! — говорит Хелле.
— Я его все время носила в кармане, — говорю я.
— А! — опять говорит Хелле: потом, порывшись под своим пледом, протягивает руку и говорит: — Смотри!
Это браслет дружбы! Она его тоже носила с собой!
— Он был у тебя в кармане? — спрашиваю я и чувствую, как меня переполняет счастье.
— Ну конечно! — говорит Хелле. — Ты же моя лучшая подруга!
— А! — говорю я, и мы КРЕПКО обнимаемся.
А потом обе надеваем свои браслеты.
После неслучившейся катастрофы
Когда мама приезжает нас забрать, мы все еще сидим на краю причала, завернутые в пледы, и болтаем, как давно не болтали. И в машине, сидя сзади, мы тоже болтаем всю дорогу домой. Мы рассказываем маме все о нашем смертельно опасном приключении.
— Мы могли утонуть, мама! — говорю я.
— Да, и Ода меня спасла! — говорит Хелле, и я горжусь собой.
— Но на вас же были спасательные жилеты? — спрашивает мама.
— Конечно, — отвечаем мы хором.
— И там, куда вы упали, было мелко? — спрашивает мама.
— Да, ПО СЧАСТЬЮ! — говорит Хелле. — Только Ода не падала, она ВЫПРЫГНУЛА! Чтобы спасти меня! — добавляет она.
Она никак не может успокоиться. И я тоже вообще-то. Я ужасно горжусь собой, тем, как отреагировала, и что не растерялась.
Мама смотрит на нас в зеркало на лобовом стекле, и я по глазам вижу, что она улыбается.
И когда мы приезжаем на Крокклейву, Хелле идет в гости ко мне.
Дорогой дневник,
мы с Хелле ВСЕ РАВНО лучшие подруги! И были ими все время! Потому что мы носили наши браслеты с собой, обе!
И это СЧИТАЕТСЯ, потому что они были с нами все время, и это все равно как если бы мы их носили на руке. И мы их сняли, потому что Хелле решила, что я его сняла, а я решила, что Хелле его сняла, но это было просто недоразумение. И мы никогда не поймем, кто же НА САМОМ деле первой снял браслет. Но это не играет никакой роли.
И еще мне кажется, Хелле очень боялась там, во фьорде. Надеюсь, у нее хватит смелости сесть в собственный ялик в следующий раз. Тогда у нее получится не хуже, чем у меня. Но если она захочет сесть со мной, я не буду возражать.
Радость и благолепие[22] (и молочные фонтаны)
Дорогой дневник, и вдруг наступили только радость и благолепие и в школе, и дома на Крокклейве! Я, Альфи и Хелле очень много бываем вместе, а иногда к нам присоединяются Стиан и Нинни. Хелле часто бывает с Махмуной и Грете Софией и с другими своими одноклассниками, но это не страшно, нам же не надо ВСЕ ВРЕМЯ быть только вдвоем. Можно и с другими друзьями общаться. Мы с Альфи, например, в последнее время много общаемся с Эммой, Сондре и Анитой из нашего класса (и Хансом Отто из «Б»), Они прикольные. Они даже были у нас в гостях после уроков.
(И Петер с Эрле, они всё заняты своими клубами. То есть, что бы они ни делали, они называют это «клубом».)
Я выхожу встретиться с Хелле и Альфи перед Зеленым домом. Мы с Хелле на великах, а Альфи на своем скейтборде. И тут выходит Бильяна с Кларой в коляске и предлагает ее немножко покатать, пока она не заснет. И мы ее катаем. Когда Клара засыпает, мы откатываем коляску обратно к Зеленому дому и ставим в саду перед кухонным окном, чтобы Бильяна услышала, когда малышка проснется. А потом мы все втроем идем в комнату к Альфи и делаем уроки. Закончив с уроками, мы рисуем и читаем комиксы. Альфи хорошо рисует, но все-таки не так хорошо, как Стиан. Потом Хелле пора домой обедать, и мне вообще-то тоже, мы складываем все в рюкзаки и идем домой. По дороге в прихожую мы проходим через гостиную, а там — Петер, Эрле, Бильяна и Клара. Бильяна сидит на диване и кормит Клару грудным молоком, а Эрле таращится на нее выпучив глаза.
— Пойдем, Эрле, нам пора обедать, — говорю я.
— Сейчас, — отвечает Эрле и не может оторваться от Бильяны и Клары.
— Немедленно, Эрленд, — говорю я, и она встает.
По дороге домой Эрле говорит:
— Удивительно, как малыши пьют молоко из мамы…
— Да? — спрашиваю я.
— Да, — говорит Эрле, — что грудь вдруг становится таким молочным фонтаном, из которого все время течет молоко.
— Оно не все время течет, — говорю я.
Мы заходим через террасу.
— А, вот и вы, девочки, — говорит папа, и мы садимся за стол.
— Нет, потому что коричневый кружок останавливает молоко, чтобы оно не проливалось! — говорит Эрле.
— О чем это вы? — спрашивает мама.
— Так, о грудном молоке, — говорю я и закатываю глаза. Эрле продолжает:
— Так вот, молоко получается прямо за коричневой перегородкой. Там живут такие маленькие роботы, которые помогают делать молоко.
— Чего?! — говорю я, потому что теперь понятия не имею, о чем там она болтает. — Роботы?
— Ну, там как будто две трубочки, и в них делается молоко, которое потом выходит, — говорит Эрле и пытается двумя указательными пальцами, приложив их к груди, показать.
Мы с мамой и папой смотрим друг на друга и улыбаемся.
— Вы заходили к Бильяне и Кларе? — спрашивает мама.
— Да, — говорю я.
— Очень странно вообще-то, — говорит Эрле, — что они пьют такое особенное молоко, а не обычное, как мы.
— Да, очень странно, — говорит папа и смеется.
Дорогой дневник,
Эрле, моя сестра, вообще-то ОЧЕНЬ забавная и милая.
И Альфи милый. И кстати, Хелле и Альфи вовсе НЕ парочка. Она все еще думает, что все это фигня. К счастью для меня. Но как же УЗНАТЬ, что ты в кого-то влюбилась, так, по-настоящему, если тебе просто кто-то ужасно нравится? ПОНЯТИЯ не имею. И кстати, Альфи все-таки не рокер. Не такой, как в том тесте в журнале, по крайней мере. Но ведь и тест был дурацким.
Фургон для переезда
Много дней здесь, на Крокклейве, была просто ИДИЛЛИЯ. (Не считая мамы, которая иногда просто бесит, но это не новость…) И еще я выяснила, что больше не боюсь переходить в новую школу. Я же МНОГО кого там знаю! Стиана и Нинни, например, и Альфи перейдет вместе со мной! И еще Сондре, и Эмма, и Анита, и Ханс Отто, и все остальные одноклассники. И будет жуть как весело! Я сижу в курятнике и все это обдумываю. Сегодня самый обычный, ПРЕКРАСНЫЙ день. Солнце светит, и все такое. Я ненадолго заглянула поздороваться с курами и проверить, нет ли еще яиц. (Пока нет.) И тут я что-то заметила…
Перед Зеленым домом стоит фургон для перевозки вещей!!!
Сначала я НИЧЕГО не понимаю. А потом вспоминаю, что сказал Халк, когда помогал папе таскать бревна: что им тесно и что-то про переезд!!! Вдруг сердце начинает биться страшно сильно. Альфи переезжает!!!
Я встаю и БЕГУ к Зеленому дому, звоню в дверь и забегаю в дом, не дожидаясь, когда мне откроют. В гостиной сидят Халк и Филипп.
— Привет, Златан, а где Альфи? — спрашиваю я у Халка.
— У себя в комнате, — отвечает Златан.
Тогда я бегу дальше, прямо в комнату Альфи, и говорю:
— Альфи! Не переезжай!
Альфи смотрит на меня с удивлением со своего кресла-мешка.
— То есть? — спрашивает он.
— Ты не должен переезжать, потому что… потому что ты такой прикольный и… — говорю я.
— Ода, я… — говорит Альфи, но я продолжаю, потому что мне надо высказать все, что мне хочется сказать, пока я не одумалась и не замолкла.
— …и мы подружились, и вот… и… спасибо, что ты… что ты никому не рассказал про Большой лес и…
Альфи встает, подходит ко мне и говорит:
— Но Ода, мы…
— Потому что ты мне НРАВИШЬСЯ! — говорю я вдруг честно и краснею, конечно, и добавляю: — И… да. Не переезжай!
Альфи стоит прямо передо мной. И тут я делаю нечто, что никогда бы не посмела, как мне казалось:
Я ЦЕЛУЮ ЕГО В ЩЕКУ!!!
Альфи ужасно удивлен, но улыбается…
— Ода, мы не переезжаем, — говорит он.
— Что? — говорю я. — А как же фургон…
— Это Георг переезжает, — отвечает Альфи.
— ГЕОРГ? — удивляюсь я.
— Да, из соседней квартиры, — говорит Альфи.
— Я знаю, кто такой Георг, — говорю я. — Но… значит… ты не переедешь?
— Нет, — отвечает Альфи, а я говорю:
— Но вас же так много, с Кларой и всеми, и…
— Мы выкупили весь первый этаж! — говорит Альфи. — И эту квартиру, и квартиру Георга. И теперь у нас масса места!
— ПРАВДА?!! — спрашиваю я, ужасно смущенная.
— Да, — отвечает Альфи с улыбкой.
Мы смотрим друг на друга. И вдруг у Альфи в глазах появляется этот странный огонек, и он так хитро мне улыбается.
— Значит, я тебе НРАВЛЮСЬ? — говорит он, поддразнивая меня, толкает в плечо и подмигивает.
— Заткнись! — говорю я, но улыбаюсь тоже, потому что он такой прикольный.
— А можно еще поцелуй, а? — спрашивает Альфи и складывает ГУБЫ ТРУБОЧКОЙ!!!
— Черт! НЕТ!!! — кричу я и толкаю его. (В шутку, конечно.)
— Ты меня ЛЮБИШЬ, что ли? — спрашивает Альфи как бы дразнясь и ухмыляясь.
— ЧЕ-Е-ЕРТ! ЗАТКНИСЬ ТЫ, АЛЬФИ! — кричу я, но я не могу сдержать улыбку, потому что Альфи такой… такой…
И мы оба смеемся.
— Пойдем к Хелле, может, можно покачаться? — спрашиваю я.
— О’кей, — отвечает Альфи, и мы выбегаем из комнаты.
В гостиной Халк все еще играет с Филиппом на полу.
— Привет и пока, Златан! — говорю я и улыбаюсь ему, а Златан улыбается в ответ.
План?
Все этой весной вообще-то пошло не по плану. Или… что значит ПЛАН? У меня разве был план?.. Не знаю.
Нет, был, мы с Хелле должны были научиться плавать на яхте, и мы научились. А еще мы со Стианом должны были быть вместе — так я думала, но не вышло.
По счастью.
Целовалась!!!
Дорогой дневник,
это самая-самая последняя страничка в дневнике…
Но здорово, что я могу закончить, написав:
Я ПОЦЕЛОВАЛА ПЕРВОГО В ЖИЗНИ МАЛЬЧИКА!!!!!!!! ПО-НАСТОЯЩЕМУ!!!! И это Я ЕГО поцеловала!!! Прямо в щеку!!!!!
Я просто ужасно СЧАСТЛИВА. И кто бы мог подумать, что это окажется вовсе не Стиан, а АЛЬФИ!!!
И хотя все вышло по-другому, ВЕСНА БЫЛА ЛУЧШЕЙ НА СВЕТЕ! Целиком и полностью.
С приветом, Ода Андреа Стокхейм.
Примечания
1
Теперь можно читать здесь: я называю младшую сестру Эрленд, как мальчишку. Вообще-то ее зовут Эрле. Я могла бы уже перестать называть ее Эрлендом, но я так давно ее так называю, что очень трудно привыкнуть к имени Эрле.
То, что ты только что прочитал, называется сноска. Мы учились делать такие в школе. Их используют, чтобы объяснить вещи, которых ВООБЩЕ-ТО не должно быть в тексте, но их можно прочитать. Эти сноски читать НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО, если не хочешь. Это дело добровольное. А теперь продолжай читать сразу после маленькой цифры «1» наверху страницы.
(обратно)2
«Потеряться за горшком» — это я слышала от мамы. Если ты потерялся за горшком, значит, ты не очень умный. А если ты НЕ потерялся за горшком, значит, ты УМНЫЙ. Или сообразительный, или вообще молодей. Мама часто говорит, что не потерялась за горшком. (А мне иногда кажется, что ПОТЕРЯЛАСЬ.)
(обратно)3
«Ака» — это обычное английское сокращение, его пишут вместо «also known as», что означает «также известен как».
(обратно)4
Станция находится совсем рядом, у Берега. И там Лисбет (мама Хелле и Стиана) исследует рыб.
(обратно)5
Я всегда подолгу ем бутерброды с чем-то одним, пока мне это страшно не надоест. И тогда я зависаю на чем-то другом. Сейчас я подсела на печеночный паштет.
(обратно)6
Например, Крис (Кристоффер), Туффа (Турфинн), Олли (Оливер), Одди (Оддвар), Себ (Себастиан), Гэ-мэн (Гейр Туре), Бен (Беньямин) и так далее.
(обратно)7
Просто для информации: пишут WHAT’S UP или WHAT IS UP, и это вообще-то буквально переводится как ЧТО НАВЕРХУ. Но по-английски это выражение используют, чтобы спросить: «КАК ДЕЛА?», или «ЧТО С ТОБОЙ?», или «ТЫ ЧЁ?».
(обратно)8
Не все в моем стихотворении правда, потому что мы всё еще ходим в куртках, довольно теплых, и большинство ходит. Иногда я что-то пишу просто для рифмы.
(обратно)9
Если не знаешь, из бананов можно сделать лучшую в мире пасту для бутербродов. Она желтая, и ее удобно мазать на хлеб.
(обратно)10
Я не знаю, кто так говорит, но «не сводить друг с друга глаз» означает, что люди сильно влюблены, и видят только друг друга, и больше ничего на свете им не интересно — вот что это значит. И именно так, кажется, и было в Большом лесу со Стианом.
(обратно)11
КТТС — это сокращение, означает КАК ТОЛЬКО, ТАК СРАЗУ.
(обратно)12
В рецепте так и написано: «демерара», и, поскольку я уже много раз видела, как папа печет этот хлеб, я знаю, что это означает такой светло-коричневый и очень крупный сахар. Намного крупнее обычного белого. И если грызть такой сахар, он очень громко хрустит.
(обратно)13
Мы называем сырниками бутерброды с сыром, пожаренные в тостере. Но ни у нас, ни у Хелле нет настоящего тостера для бутербродов, так что мы жарим бутерброд с сыром в вафельнице. Получается просто отлично. Сырник выглядит как вафля, но на самом деле это сырник!
(обратно)14
Короче: «брать кого-то штурмом» говорят в фильмах и книгах. Я не уверена точно, что это значит.
(обратно)15
Если ты еще не знаешь, сатай — это страшно вкусный соус из арахиса и еще чего-то. Папа делает соус из арахисового масла, вместо того чтобы делать его из целых орехов.
(обратно)16
ПАСТЕЛЬНЫЕ цвета — это такие светлые цвета Сердечки на браслете, который мне дала Хелле, светло-желтые, светло-розовые, светло-зеленые и светло-оранжевые.
(обратно)17
Короче, все смеются, потому что у Сондре юмор глупый иногда. Трондхейм — это же город в Норвегии, а не в какой-то другой стране.
(обратно)18
Это «ура», конечно, ироническое. И если ты не очень понимаешь, что означает «ирония», я объясню. (Мне все равно сейчас нечем заняться.) Ирония — это когда говоришь что-то, чего на самом деле не имеешь в виду. Имеешь в виду что-то СОВСЕМ другое, например ПРОТИВОПОЛОЖНОЕ тому, что говоришь. Иногда иронию бывает трудно распознать, потому что не всегда понятно, человек говорит всерьез или иронически.
(обратно)19
Клише — это выражение, которое повторили ото тысяч раз до тебя. (Ну не ровно сто тысяч раз, но очень много.)
(обратно)20
Я уже УЖАСНО ДАВНО коплю на кресло-мешок. Почти целый год я экономила на моих карманных деньгах и скопила деньги со дня рождения и те, что бабушка подарила на Рождество. Я ВСЕ скопила. Я не покупала сладостей и одежды, вообще ничего, потому что я копила деньги на особенное кресло-мешок, которое я СТРАШНО хочу. Оно желтое с фиолетовым и стоит 1799 крон, очень дорого. Мне оставалось собрать только 56 крон, и я смогла бы его уже купить. Но пришлось платить за трещину в окне Бильяны и Златана, а это намного, НАМНОГО важнее. Я правда так считаю. А на кресло-мешок я снова накоплю.
(обратно)21
Самое большое окно в нашей школе просто ГИГАНТСКОЕ.
(обратно)22
Не совсем понимаю, что вообще-то значит «БЛАГОЛЕПИЕ», но так и говорят: «РАДОСТЬ И БЛАГОЛЕПИЕ».
(обратно)
Комментарии к книге «Первый поцелуй», Нина Элизабет Грёнтведт
Всего 0 комментариев