Леонид Савельев ШТУРМ ЗИМНЕГО
Письма Ленина
В июле 1917 года Временное правительство отдало приказ об аресте Ленина. Большевикам было ясно: если Ленина арестуют, с ним тут же расправятся на месте. Большевистская партия и трудящиеся всего мира лишатся своего великого вождя.
Во что бы то ни стало нужно спасти жизнь Ленина!
Партия решила: Ленин должен немедленно уехать из Петрограда.
Вечером одиннадцатого июля к Ленину пришел Сталин. Обсудили, что делать. Владимир Ильич присел к столу перед маленьким зеркальцем, быстро сбрил себе бороду, наголо постригся. Теперь его трудно было узнать. Затем вместе со Сталиным пошел он на вокзал.
Вокзальные часы показывали полночь, когда Ленин сел в поезд, в последний вагон. Паровоз загудел, поезд тронулся. Владимир Ильич вышел на площадку вагона, окинул глазами вокзал: Сталин все еще стоял на перроне. Молча, одним только взглядом, простились они друг с другом.
Быстрее и быстрее стучали колеса, унося поезд в темноту. Прошла минута — и последний вагон исчез из виду…
Около трех месяцев скрывался Ленин. Все это время Ленин и Сталин не могли видеться. Их разделяли теперь десятки километров — леса и поля, озера и болота. И все же они были как бы вместе: Ленин писал письма, они доставлялись тайком в Петроград, в Центральный комитет большевистской партии, Сталину.
О чем писал Ленин, о чем советовался он со Сталиным?
Ленин писал о вооруженном восстании. Ленин обсуждал со Сталиным план восстания рабочих и крестьян против буржуазии, против контрреволюционного Временного правительства.
Владимир Ильич в подполье на станции Разлив.
Осенью 1917 года
«За нами верная победа, — писал Ленин, — ибо народ совсем уже близок к отчаянию, а мы даем всему народу верный выход…»
Да, народ был действительно близок к отчаянию: уже полгода прошло с тех пор, как народ сверг царскую власть, — а намного ли лучше стала его жизнь за это время?
В феврале 1917 года, после свержения царской власти, в Петрограде, Москве, по всей стране были созданы Советы рабочих и солдатских депутатов. Это была народная власть, и она должна была повести народ к окончательной победе над буржуазией.
Но получилось так, что вначале большинство мест в Советах заняли враги революции — меньшевики и эсеры.
Капиталистам, с помощью меньшевиков и эсеров, удалось тогда обмануть народ: они захватили власть в свои руки, поставили на место царского правительства буржуазное Временное правительство.
Что же дало это правительство народу?
Рабочие требовали от правительства, чтобы оно обуздало фабрикантов, установило на заводах и фабриках рабочий контроль. Но Временное правительство на это не шло: оно защищало интересы фабрикантов.
Крестьянам не хватало земли; они требовали, чтобы им отдали помещичьи земли. Но Временное правительство не соглашалось и на это: оно стояло за помещиков.
С 1914 года шла кровопролитная мировая война; солдаты не хотели больше участвовать в грабительской войне, они требовали мира. Временное правительство не шло и на это: буржуазии выгодна была такая война, и поэтому правительство затягивало ее.
А чем дальше затягивалась война, тем труднее, тяжелее жилось рабочим и крестьянам, тем сильнее становились разруха и голод.
Народ начинал понимать: от Временного правительства и от меньшевиков и эсеров, которые поддерживают его, ничего хорошего ждать нельзя. Это правительство ведет страну к гибели…
Многому научился народ за это время. Полгода назад ему казалось, что самое главное — избавиться от царской власти, остальное придет само собой. А теперь он видел на деле, что правы оказались Ленин и большевики: главные бои были впереди, самое важное — освободиться от власти капиталистов.
Осенью 1917 года рабочие, крестьяне, солдаты стали тысячами вступать в большевистскую партию. И если прежде в Советах сидели главным образом меньшевики и эсеры, то теперь народ стал выбирать в Советы большевиков, потому что верил теперь только им.
Осенью 1917 года крестьяне начали силой захватывать помещичьи земли. Рабочие бросали работу на фабриках и заводах, объявляли забастовки. Солдаты отказывались выполнять приказания офицеров и уходили с фронта…
Все это видели Ленин и Сталин. И они понимали: теперь медлить нельзя. Нужно начинать восстание.
Но чтобы восстание было удачным, чтобы оно принесло народу победу, нужно было к нему тщательно подготовиться.
Клад
Безлунной сентябрьской ночью, когда все в городе уже спали, на Выборгской стороне встретились в глухом месте два человека. Один из них был слесарь завода Эриксон, старый большевик. Другой служил кочегаром на этом же заводе. Молча, не перекинувшись ни словом друг с другом, пошли они рядом по пустой улице.
Время от времени путники останавливались и прислушивались: не идет ли кто за ними? Но все было спокойно, ничьи шаги не нарушали тишины ночи. Тогда, убедившись, что их никто не выслеживает, они снова пускались в путь.
Вот они свернули с дороги, перелезли через какой-то забор. Перед ними чернело теперь железнодорожное полотно. Тускло горели на далеком расстоянии друг от друга фонари стрелок, где-то вдали маячил красный огонек семафора, ровно и мрачно гудели телеграфные провода.
Они пересекли рельсы. И сразу же стало еще темнее: они попали в березовую рощу. Причудливыми очертаниями выступали из темноты белесые искривленные стволы деревьев.
— Найдем ли? — сказал вдруг кочегар, совсем еще молодой парень, почти мальчик на вид. Он тронул своего спутника за рукав. Видно, ему стало жутко в темноте.
— С закрытыми глазами найду, — уверенно ответил старик. — Да я и бумажку на всякий случай захватил, на ней все отмечено.
Он остановился у пня.
— А ну, Федя, покажи свое искусство, — сказал он вдруг.
Кочегар приложил руку ко рту и прокричал три раза, подражая гудку паровоза. Прошло несколько секунд. Откуда-то издалека донесся ответный троекратный гудок. Вскоре послышались в темноте скрип колес, тяжелое дыхание лошади. У самого пня остановилась подвода. Несколько человек с лопатами и веревками спрыгнули с нее.
— Все в порядке? — спросил один из них. — Не нашли еще клада?
— Клад! — усмехнулся в ответ старик. — А что же, чем не клад? Еще получше!
Он развернул бумажку, прикинул что-то в уме и уверенно повел всех по узкой, едва приметной тропе.
— А вот и знак! — сказал он вдруг, направив луч карманного фонаря на дерево. И все увидели ясно высеченный на коре косой крест. — Отсюда ровно двадцать шагов будет.
Они прошли еще двадцать шагов.
— Стоп! — сказал старик. — Копать тут!
И лопаты разом вонзились в землю.
Комки глины так и летели во все стороны.
Под ногами зияла уже глубокая яма.
— Не видно что-то, — вздохнул кочегар. — Может, не там роем.
Как раз в эту минуту раздался стук: лопаты уперлись во что-то твердое.
— Он, он самый! — закричали радостно рабочие.
Они стали поднимать из ямы огромный ящик. Одна из его досок отстала, в щель высунулось дуло винтовки.
— Живее, товарищи, живее, — торопил старик-слесарь. — До свету надо управиться. Еще два ящика осталось откопать.
Одни продолжали рыть землю, другие волокли ящик к телеге.
— Ну, и тяжелый же! — восхищался кочегар, помогая тащить ящик. — Не поздоровится теперь буржуям!..
Так безлунной сентябрьской ночью рабочие-эриксоновцы выкопали из земли давно припрятанное ими оружие. Они добыли его еще в феврале, когда свергли царскую власть. Потом, когда Временное правительство стало отнимать у рабочих оружие, они решили схоронить его на всякий случай в земле. И там оно пролежало целых три месяца.
Теперь рабочие готовились под руководством большевиков к новому, решительному бою. И теперь им снова нужно было оружие…
По указанию Сталина, большевики начали устраивать военные сборы рабочих-красногвардейцев. Эти сборы, эти военные ученья проводились по вечерам на пустырях или в глухих закоулках. А для командиров Красной гвардии созданы были особые курсы, где они обучались стрельбе и военной тактике.
Но не только рабочих, — и солдат и матросов тоже нужно было подготовить к восстанию. Среди них, особенно среди солдат, много было таких, которые плохо разбирались в событиях, им нужно было объяснить, почему народ должен восстать против Временного правительства. Очень важно было, чтобы солдаты пошли, когда начнется восстание, вместе с рабочими, а не против них.
Большевики требовали от рабочих каждого завода, чтобы они тесно связались с каким-либо полком, находившимся в Петрограде. Большевики вели пропаганду среди солдат, издавали для них особые газеты. Большевики старались через Советы рабочих и солдатских депутатов спаять рабочих и солдат воедино.
К началу октября почти все уже было готово к восстанию.
7 октября 1917 года в Петроград вернулся Ленин.
Ночное заседание
Поезд только что прибыл в Петроград. Пассажиры торопливо покидали вагоны. Внезапно их окружили юнкера[1] и стали проверять документы: юнкера искали Ленина.
В это самое время паровоз поезда отцепился от вагонов и быстро покатил назад. Потом он вдруг остановился. Со ступеньки паровоза соскочил невысокий седой человек в очках. Надвинув на лоб свою широкополую черную шляпу, быстро пошел он через рельсы.
Это был Ленин.
Для него уже приготовлена была партией секретная квартира — в доме № 4 по Сампсоньевскому проспекту. Владимиру Ильичу была отведена комната с балконом. Около балкона проходила водосточная труба. Это было удобно: в случае внезапной опасности можно было спуститься по трубе вниз, во двор. А в заборе, которым огорожен был двор, нарочно выломали одну из досок: получился как бы запасный ход. Все было предусмотрено заранее.
В этой квартире и поселился Ленин 7 октября 1917 года.
На другой день Ленин увиделся со Сталиным. Четыре часа продолжалось это свидание. Сталин рассказывал Владимиру Ильичу о том, как идет подготовка к восстанию.
А 10 октября вечером Ленин, впервые после трехмесячного перерыва, пришел на заседание Центрального комитета партии.
В тот вечер была ненастная погода. Шел холодный косой дождь. Порывами налетал ветер, гнул голые деревья к земле, бился в окна домов. Было сыро, холодно и темно. Так темно, что в нескольких шагах нельзя было различить человека.
Никому из редких прохожих, шедших в тот вечер по набережной реки Карповки, не могло притти в голову, что здесь, в доме № 32, собрались большевики, что они принимают сейчас решение, которое изменит весь ход истории человечества.
Ленин сидел в углу комнаты за маленьким столиком, у печки. Как и во все эти дни, он был в седом парике. Рядом с Лениным сидели Сталин и Свердлов.
Вот Ленин взял слово и начал свою речь. Это была удивительная речь.
Точно полководец накануне решительного сражения, Ленин подсчитывал силы, на которые могут опереться большевики. Он учил, как нужно распределить эти народные силы, куда двинуть их, чтобы добиться победы.
Это была речь революционера, полководца, ученого. Ленин говорил — и всем казалось, что они слышат голос не одного человека, а голос всего многомиллионного народа, видят биение его сердца, узнают его самые глубокие желания, его несокрушимую волю…
Центральный комитет был согласен с Лениным: восстание пора начинать. Но нашлись двое, кто выступил против Ленина, против его плана восстания. Это были Зиновьев и Каменев — трусы и предатели. Эти люди только прикидывались революционерами: на самом деле они были тайными пособниками капиталистов.
— Не надо поднимать восстания, — твердили Зиновьев и Каменев.
Ленин и Сталин дали отпор изменникам, разгромили их. Центральный комитет принял предложение Ленина.
Была уже ночь, когда после речей Ленина, Сталина и других товарищей заседание закрылось и члены Центрального комитета начали поодиночке расходиться.
На улице все еще шел косой дождь, было так же холодно и темно, как и прежде. Совсем безлюдно было кругом, ни в одном окне не горел свет, все уже спали.
Никто в городе, никто во всем мире не знал, что этой ночью большевики, приняв решение о восстании, начали самое смелое, самое великое за всю человеческую историю дело!
На следующем заседании Центрального комитета — 16 октября — большевики договорились о сроке восстания.
Был выбран Партийный центр по руководству восстанием во главе с товарищем Сталиным. В него вошли также Свердлов, Дзержинский и Урицкий.
Партийный центр являлся руководящим ядром Военно-революционного комитета Петроградского совета.
Военно-революционный комитет должен был осуществить план восстания, принятый большевиками, он должен был руководить восстанием.
Владимир Ильич беседует с товарищем Сталиным.
План восстания
Кто составил план восстания? И в чем состоял этот план?
Ленин заранее, вместе со Сталиным, наметил этот план. Изложил его Ленин в своих письмах в Центральный комитет партии.
Вот что писал Ленин в одном из писем:
«Комбинировать наши три главные силы: флот, рабочих и войсковые части — так, чтобы непременно были заняты и ценой каких угодно потерь были удержаны: а) телефон, б) телеграф, в) железнодорожные станции, г) мосты — в первую голову».
Стоит хорошенько вдуматься в эти краткие слова: в них действительно заключен целый план.
Почему Ленин считал нужным в первую голову захватить мосты?
Потому, что все главные учреждения, в том числе Зимний дворец, в котором находилось Временное правительство, расположены были в центре Петрограда; рабочие же жили на окраинах города. Если восставшие не захватят сразу же мосты, враг успеет их развести, и тогда рабочим не удастся проникнуть в центр города.
Почему Ленин считал необходимым захват железнодорожных станций, вокзалов?
Потому, что по железным дорогам неприятель мог подвозить в Петроград войска для подавления восстания. Если же железные дороги будут в руках восставших, враг не получит подкрепления, у него будет меньше сил.
Почему Ленин настаивал на том, чтобы восставшие заняли непременно телефонную станцию и главный телеграф?
Потому, что по телефонным и телеграфным проводам неприятель может передавать свои приказания всему городу, всей стране. Если же телефонной станцией и телеграфом завладеют восставшие, они не позволят врагу пользоваться проводами. Временное правительство не будет знать, что делается кругом, оно будет отрезано от мира, оно окажется как бы запертым в Зимнем дворце.
Чтобы выполнить все это, надо хорошо вооружить народ. Ленин указывал: нужно непременно захватить как можно скорее Петропавловскую крепость: в арсенале крепости хранятся сто тысяч винтовок, которые необходимы восставшим рабочим.
Захватить мосты и крепость; устремить разом в центр города со всех сторон восставших рабочих, матросов и солдат; завладеть телефонной станцией, телеграфом и вокзалами; окружить кольцом Зимний дворец; взять его штурмом и арестовать Временное правительство— так представлял себе Ленин ход восстания.
Таков был ленинский план восстания, единственно правильный план, обещавший победу.
Это был очень смелый план, и выполнить его было нелегко.
В самом деле, каждому ясно: в начале восстания все преимущества на стороне неприятеля. Ведь в это время и мосты, и железные дороги, и телефонная станция, и телеграф еще находятся в его распоряжении. У него хорошо обученная армия, огромные запасы оружия.
Восставшим придется надеяться только на самих себя, на свою смелость и напористость. Малейшее промедление, минутное колебание грозит им гибелью.
Если они будут стоять на месте и ждать, пока враг, собравшись с силами, нападет на них, они непременно проиграют. Им нужно, наоборот, самим сразу же напасть на неприятеля: напрячь все свои силы и непременно двигаться вперед, наступать.
«Раз восстание начато, — указывал Ленин, — надо действовать с величайшей решительностью и непременно, безусловно переходить в наступление».
Ленинский план восстания требовал от большевиков железной дисциплины, организованности, решительности и бесстрашия!
Измена
По мысли Ленина, восстание должно было начаться внезапно, так, чтобы застать врага врасплох. Все меры были к этому приняты.
И, однако, это не удалось.
Зиновьев и Каменев выдали буржуазии партийную тайну, разгласили накануне восстания его срок.
Эти люди, издавна боровшиеся против Ленина, пытались сбить большевистскую партию с правильного пути, отколоть ее от Ленина. Всеми силами старались они сорвать восстание. И когда они увидели, что из их усилий ничего не выходит, что партия все же идет за Лениным и готовится к восстанию, тогда они решились на последнее средство— на измену.
18 октября в меньшевистской газете Зиновьев и Каменев напечатали заявление, в котором раскрыли перед врагами решение Центрального комитета о восстании.
Возмущение, негодование, ярость охватили рабочих, когда они узнали об этом подлом поступке. Действительно, что может быть подлее: рабочие идут, рискуя своей жизнью, на бой, под пули, а в это время изменники готовят им тайно ловушку, выдают их с головой врагу!
«Я говорю прямо, — писал Владимир Ильич, — что товарищами их обоих больше не считаю и всеми силами и перед ЦК и перед съездом буду бороться за исключение обоих из партии».
Помогал врагам народа и Троцкий: он стремился оттянуть восстание и тем самым обречь его на неудачу. А в одной из своих речей он выболтал срок восстания, назвал день, к которому большевики приурочили начало восстания.
Вред от всего этого был очень большой: предатели помогли капиталистам, дали им время подготовиться к отпору.
Состоялось под председательством Керенского секретное заседание Временного правительства в Зимнем дворце. За длинным столом сидели шестнадцать министров и обсуждали, что нужно им предпринять, чтобы подавить восстание в самом же начале и разгромить руководящий штаб революции — партию большевиков.
Вот что они решили:
Закрыть все большевистские газеты.
Развести мосты, соединяющие центр города с его окраинами.
Вызвать на Дворцовую площадь[2] отряды юнкеров, броневые части, пулеметчиков и поручить им охрану Зимнего дворца.
Во всех важных учреждениях поставить усиленные воинские караулы.
Вызвать в Петроград войска из Петергофа, Царского Села и других окрестностей.
Двинуть войска к Смольному, занять его и арестовать большевистских вождей.
Разгром типографии
Сырой и туманный вставал над городом день 24 октября. Уже вышли из парка, загромыхали по улицам первые трамваи. Уже заревели пронзительно фабричные гудки, тысячи людей двинулись на работу. Уже у дверей лавок начали выстраиваться под моросящим дождем длинные очереди.
Все шло, как обычно. Никому не приходило в голову, что этот день будет первым днем великой борьбы.
Только на Кавалергардской улице, видно, что-то случилось: здесь около одного из домов собралась толпа.
В этом доме помещалась большевистская типография. Сюда рано утром приходили газетчики за свежими газетами.
Но сегодня газетчики стояли с пустыми сумками: большевистские газеты не вышли. Дверь типографии была заперта. Пожилой рабочий, наборщик типографии, стоял на панели — в пальто, но без шапки. Капли дождя падали ему на голову. Но он этого не замечал.
Взволнованно рассказывал он о том, как в типографию на рассвете ворвались юнкера, как они помешали рабочим печатать газету, а часть отпечатанных уже экземпляров газеты сожгли…
— А вы что же глядели? — заговорили в толпе. — Схватили бы юнкеров за загривок да так их трахнули…
— С голыми руками не пойдешь против юнкеров, — перебил наборщик. — Мы не давали, так они нас отгоняли штыками.
— А что там было, в газете? — спросил кто-то из толпы.
— Там было… — начал наборщик и запнулся. — Там были статьи Ленина и Сталина.
Все замолчали. Наборщик растерянным взглядом обвел толпу. В глазах у него стояли слезы.
— Юнкера ушли или еще здесь? — спросил вдруг молодой рабочий-красногвардеец, стоявший в толпе и внимательно слушавший рассказ наборщика.
— Юнкера? — переспросил наборщик. — Там они, — и он показал на запертую дверь. — У них во дворе караул стоит. А что?
Красногвардеец ничего не ответил. Быстро пошел он по улице, завернул за угол, вошел в аптеку.
— Мне нужно позвонить в больницу, — сказал он, направляясь прямо к телефону.
Но позвонил он не в больницу, а в районный комитет большевистской партии.
Оттуда тотчас же дали знать о случившемся Сталину.
Сталин находился в это время в Смольном. Он сразу понял всю важность происшедших событий. На выручку типографии он послал отряд революционных солдат.
И сейчас же, не теряя времени, он созвал на совещание членов Центрального комитета партии.
Военно-революционный комитет
Итак, день битвы настал! Теперь действительно каждая минута дорога: во что бы то ни стало нужно опередить неприятеля, вырвать из его рук инициативу, сразу же перейти в наступление.
Ведь через несколько часов задуманные Временным правительством меры будут уже осуществлены, и тогда бороться с ним станет гораздо тяжелее.
И все это случилось из-за того, что несколько предателей выдали партийную тайну. Неужели вред, нанесенный ими, непоправим, врага уже не удастся опередить?
Нет, большевики все же перейдут в наступление, сразу же начнут бои!
Тут-то и стало совершенно ясно, как предусмотрительны были большевики, когда они заранее, еще до восстания, создали Военно-революционный комитет. Этот комитет, руководимый Сталиным, проделал за последние дни огромную работу и успел подготовить народ к бою.
Еще 20 октября комитет провел по всему Петрограду многолюдные митинги; на этих митингах рабочие и солдаты поклялись: как только Военно-революционный комитет их призовет, они сейчас же выйдут с оружием в руках на улицу.
На другой день, 21 октября, комитет назначил во все петроградские воинские части и на военные корабли своих комиссаров. Комиссары сразу же принялись за работу: подбирали революционных солдат и составляли из них боевые отряды, брали на учет все оружие, следили за действиями офицеров и тех из них, кто шел против Советов, отстраняли от руководства солдатами.
На следующий день, 22 октября, комитет вызвал в Смольный представителей всех полков, стоявших в Петрограде, и договорился с ними: солдаты не будут больше выполнять распоряжений Временного правительства, они будут подчиняться только Военно-революционному комитету.
И, наконец, 23 октября комитет поставил на всех заводах и фабриках свои караулы, привел в боевую готовность Красную гвардию, установил круглосуточные дежурства красногвардейцев у заводских телефонов.
Так, действуя планомерно и решительно, выхватывали большевики власть из рук Временного правительства, из рук буржуазии.
Огромные массы людей были приведены в движение, и никакая сила уже не могла их остановить: они ждали только последнего приказа, чтобы ринуться в бой…
Все это и дало возможность большевикам утром 24 октября сразу же перейти в наступление.
Итти до конца!
Заседание, созванное Сталиным, было недолгим: все знали, что нужно делать. Нужно было выполнить ленинский план. А для этого необходимо было прежде всего мобилизовать все силы революции, призвать к бою рабочих, матросов и солдат.
Центральный комитет вынес необходимые, предложенные Сталиным решения, а Военно-революционный комитет немедленно же стал проводить их в жизнь.
Прежде всего во все районы Петрограда послали связистов с приказом: приготовиться к выступлению. Связистов послали и в штабы Красной гвардии и во все воинские части.
В это же самое время снеслись с комиссаром Петропавловской крепости. Комиссар сообщил, что гарнизон крепости стоит за большевиков. Комиссару приказали подготовить крепость к бою, выставить на стенах крепости пулеметы, не впускать в нее никого, кроме тех, кто предъявит пропуск Военно-революционного комитета. Кроме того, комиссару предписали сейчас же начать выдачу рабочим оружия из крепостных складов.
Затем было намечено, какие именно отряды должны направиться к каким мостам, для того чтобы их захватить.
И еще — были вызваны вооруженные силы для охраны Смольного.
Не прошло и часу, как к Смольному начали подъезжать один за другим грузовики с красногвардейцами и солдатами. Командиры отрядов спрыгивали с машин и спешили за инструкциями в одну из комнат Смольного, туда, где помещался Военно-революционный комитет.
Штаб восстания — Смольный.
В нижнем этаже раздался тяжелый топот ног и грохот металла: солдаты втаскивали наверх пулеметы. На дворе сваливали дрова, строили из них баррикады. Под деревьями тарахтели броневики. Тут же выдавали оружие и патроны. У всех входов уже были выставлены часовые, проверявшие пропуска.
Члены Центрального комитета решили не расходиться из Смольного, не покидать его, как бы опасно тут ни стало. И если даже неприятелю удастся взять Смольный, все равно борьба будет продолжаться: они перейдут тогда в Петропавловскую крепость и оттуда станут руководить боем.
Они твердо помнили указание Ленина: «Никогда не играть с восстанием, а, начиная его, знать твердо, что надо итти до конца».
Большевики понимали, что теперь их ждет либо победа, либо смерть. И они готовы были итти до конца.
Радио «Авроры»
Большевики, конечно, не знали о ночном заседании Временного правительства, не знали, какие решения были на этом заседании приняты. Но в этом-то и состоит искусство полководца, чтобы по разным мелким признакам суметь догадаться о замыслах врага и вовремя пресечь их.
Большевики, руководившие восстанием, — Ленин, Сталин, Свердлов, Дзержинский и Урицкий, — сумели разгадать планы неприятеля.
Они не сомневались в том, что Временное правительство вызвало уже на подмогу полки из окрестностей Петрограда, что оно ждет с часу на час прибытия подкреплений.
Большевики решили во что бы то ни стало остановить эти полки в пути, не подпустить их к Петрограду.
Но для этого надо было непременно связаться с этими полками, объяснить солдатам, что им незачем поддерживать буржуазное правительство, заставить их повернуть назад.
Как же это сделать?
Воспользоваться для этого телефоном? Но телефонная станция находилась еще в руках врага. Так что по телефону этого сделать было нельзя.
Воспользоваться телеграфом? Но и телеграф еще в руках неприятеля. Так что и этого сделать нельзя.
Отправить в окрестности Петрограда представителей Военно-революционного комитета?
Но, пока они доберутся до места, уйдет много времени, полки уже подойдут к Петрограду. Нет, и это не годится.
Казалось, выхода нет. И все же большевики нашли выход.
Большевики знали, что в устье Невы стоит на якоре военный корабль, крейсер «Аврора». На крейсере имеется своя радиостанция. А команда крейсера подчиняется комиссару Военно-революционного комитета.
Большевики решили воспользоваться корабельной радиостанцией.
И вот днем 24 октября «Аврора» передала по радио распоряжение Военно-революционного комитета всем Советам ближайших к Петрограду городов:
«…Не допускать в Петроград ни одной войсковой части, о которой не было бы известно, какое положение приняла она по отношению к нынешним событиям. Навстречу каждой части надо выслать несколько десятков агитаторов, которые должны выяснить им, направляющимся в Петроград, что их желают натравить на народ…
Надо действовать строго и осторожно и, где окажется нужным, применить силу.
О всех передвижениях войск немедленно сообщать в Смольный институт в Петрограде, Военно-революционному комитету…»
Военно-революционный комитет знал, что на местах найдутся большевики, которые выполнят его распоряжение.
В Кронштадт
По ленинскому плану, в восстании должны были принять участие рабочие, солдаты, матросы. Но матросов в Петрограде почти не было: матросы жили в Кронштадте.
Как известить кронштадтских матросов о том, что восстание началось, как вызвать их в Петроград?
В этом случае радио уже не могло пригодиться. Радиограмме нельзя доверять военных секретов: ее легко может перехватить неприятель. А приказ о вызове матросов в Петроград был военным секретом, его нужно было непременно сохранить в строжайшей тайне.
Тут надо было придумать что-то другое…
Едва только над городом спустились сумерки, как из Смольного вышли два человека в морской форме. Быстро пошли они по направлению к Неве. Там их ждал уже небольшой буксирный катер. Они сейчас же отчалили. Тот, который был постарше, взял на себя работу штурмана. Младший стоял у руля.
Это были два большевика, два матроса. Военно-революционный комитет поручил им пробраться в Кронштадт. Они везли с собой обращение Военно-революционного комитета к кронштадтским матросам, приказ немедленно выступать…
Катер шел по Неве, не зажигая огней, без единого гудка. Он несся вперед, темный и беззвучный. Штурман стоял рядом с рулевым и напряженно вглядывался в даль.
Вот они благополучно миновали Литейный мост. Вот и Троицкий остался позади. Еще два моста впереди: Дворцовый и Николаевский. Неужели им не удастся пройти, неужели катер все-таки задержат?
Дворцовый мост счастливо пройден. Остается последний — Николаевский.
Все так же напряженно вглядывался штурман в темноту. Неясно виднеется вдали, сквозь туман и снег, Николаевский мост; черной дугой вознесся он над Невой.
И вот штурман замечает: мост разведен.
Это зловещий признак: мост могли развести только юнкера. И, значит, тут стоят они настороже, тут их застава.
— Слушай, — говорит штурман и кладет руку на плечо рулевому: — что бы ни случилось, не останавливаться. Если меня убьют, бумагу передашь ты.
И он вытаскивает из-за пазухи сложенную вчетверо бумагу — приказ Военно-революционного комитета.
Рулевой кивает головой.
Катер несется вперед, темный, молчаливый. Ровно и глухо стучит его машина. Мост все ближе и ближе.
И вдруг сверху, с моста, доносится окрик:
— Стой! Кто идет?
— Свои! — отвечает громко и спокойно штурман.
Он, конечно, знает, что ему не поверят на слово. Но он и не надеется на это. Все, что ему нужно, — это выгадать время, хоть пару секунд. Успеть бы хоть немного, хоть чуточку отойти от моста.
Катер несется стрелой вперед.
— Стой! — кричат сверху. — Пароль!
Вместо ответа штурман наклоняется к трубе и командует: полный ход!
Весь вздрогнув, рванулся катер вперед.
И сейчас же затрещали выстрелы. Юнкера стреляли по уходящему катеру из винтовок и пулемета. Пули так и сыпались в воду, царапали корму и борт.
А катер несется по реке, точно птица. Быстро-быстро, изо всех сил стучит его машина. Темнота смыкается за ним…
Постепенно выстрелы стали звучать реже. Юнкера, очевидно, не могли уже различить в темноте катер и стреляли теперь просто так, наугад. Наконец стихли и эти запоздалые выстрелы.
Штурман вынул платок и вытер поте лица.
— Проскочили! — сказал он и радостно улыбнулся.
Ночью катер пришел в Кронштадт. Приказ Военно-революционного комитета сейчас же был передан Кронштадтскому совету.
Кронштадтские матросы стали готовить корабли к отплытию в Петроград…
В то же самое время петроградские большевики отправили телеграмму в Гельсингфорс: в Гельсингфорсе стоял в это время Балтийский флот, там находилось много матросов.
Телеграмма была очень короткая, всего из двух слов:
«Высылай устав».
О восстании в телеграмме ничего не говорилось, в ней как будто не было ничего подозрительного. Поэтому ее и приняли на петроградском телеграфе.
Но когда в Гельсингфорсе получили эту телеграмму, там сейчас же пробили тревогу на всех кораблях и стали готовиться к отплытию: матросы-большевики хорошо помнили, что в свой последний приезд в Петроград они договорились с Военно-революционным комитетом об этой условной телеграмме, о том, что она будет означать.
«Высылай устав» — это значило: «Высылай миноносцы и пять тысяч матросов на помощь рабочим Петрограда. Восстание началось…»
Юнкера ищут Ленина
В то самое время, когда застава юнкеров пыталась задержать у моста катер, другой отряд юнкеров двигался по темным, плохо освещенным улицам Выборгской стороны. Отряду этому поручено было захватить Ленина.
Начальник отряда не знал, где именно скрывается Ленин. Всего вернее, думал он, Ленин находится в редакции большевистской газеты. Поэтому он и повел свой отряд к большому дому на Финляндском проспекте: тут, в одной из комнат, помещалась редакция «Правды».
Заодно решили разгромить редакцию, захватить все находящиеся в ней рукописи.
Юнкера подошли к дому и оцепили его.
Большевики, работавшие в редакции, заметили из окна юнкеров.
Сейчас же из редакции позвонили по телефону в ближайший штаб Красной гвардии. Оттуда обещали срочно прислать отряд красногвардейцев. Отряд должен был притти минут через десять. Надо было как-нибудь продержаться своими силами десять минут, задержать на это время юнкеров.
Тогда большевики прибегли к такой хитрости: они спешно сняли номера над комнатами и развесили их в новом, ином порядке. Комната редакции оказалась, таким образом, под другим номером, чем прежде.
Дом был большой, в нем было много лестниц, комнат, коридоров. Юнкера в этом доме прежде никогда не бывали. Им был известен только номер, под каким нужно искать редакцию. Но, когда они подошли к этой комнате, к их удивлению и досаде, редакции тут не оказалось. Они стали бродить по коридорам в поисках исчезнувшей комнаты. А в это время как раз подоспели красногвардейцы. Они окружили юнкеров и забрали их в плен.
Ленин идет в Смольный
Вечером 24 октября Ленин послал одного товарища, большевика-рабочего, в Смольный, чтобы узнать, как там идет дело, все ли готово к восстанию. Сам он остался совсем один в квартире. Вдруг он услышал дальние, заглушенные выстрелы: восстание началось!
Владимир Ильич задумался.
Потом он вынул из стола спрятанный там седой парик, надел его на голову. Повязал лицо платком, как будто у него болят зубы. Надел очки. Взял пальто и надвинул поглубже, на самые глаза, кепку.
Владимир Ильич решил итти в Смольный.
В это время вернулся рабочий. Напрасно стал он просить Ленина не выходить на улицу, говорил о смертельной опасности, которая грозит ему. Ленин был непоколебим.
Тогда рабочий решил проводить Владимира Ильича до Смольного. На всякий случаи он захватил с собой револьвер. Если что-нибудь случится в пути, надо будет отвлечь юнкеров выстрелами, отдать свою жизнь, лишь бы спасти жизнь Ленина.
Вместе вышли они на улицу и вскочили в первый попавшийся трамваи. Владимир Ильич решил заговорить с кондукторшей, чтобы узнать, как широко успела уже распространиться весть о восстании.
— Куда едем? — спросил Ленин.
— В парк, — ответила кондукторша.
— Почему так рано в парк?
— А ты кто такой? — спросила в свою очередь кондукторша.
— Рабочий, — ответил Ленин.
— Тоже рабочий! — сказала с возмущением кондукторша. — Почему да куда — не знает сам, что делается. Буржуев бить будем! Вот куда едем…
Владимир Ильич был рад: он узнал то, что ему было нужно.
Трамвай повернул в парк. Ленин и сопровождавший его рабочий двинулись пешком по длинной Шпалерной улице…
И тут чуть было не случилось несчастье: из-за угла выехал конный неприятельский патруль.
— Куда идете? Предъявите пропуска! — крикнул начальник патруля.
— Идите вперед, товарищ Ленин, — шепнул рабочий. — А я попробую занять их разговором.
Пошатываясь, точно пьяный, вышел он на середину улицы и стал переругиваться с патрулем. А сам держал в это время руку в кармане, где был спрятан револьвер.
Патрульным некогда было связываться с пьяным. Начальник махнул рукой, и патруль поскакал дальше…
Через полчаса Ленин был уже в Смольном.
— Мне нужно сейчас же видеть Сталина! — сказал он первому повстречавшемуся в коридоре красногвардейцу.
На заводах
Неприятель воспользовался тем, что телефонная станция находилась в его руках: он выключил все телефоны Смольного. Казалось, теперь связь между Военно-революционным комитетом и восставшим народом прервется, рабочие и солдаты останутся без руководства, не будут знать, что им делать.
Но большевики предвидели заранее этот выпад врага и успели принять свои меры.
Поздно вечером из ворот Смольного выехал многочисленный отряд мотоциклистов. На площади они сейчас же разъехались в разные стороны, каждый направился по своему маршруту.
Это ехали гонцы Военно-революционного комитета, вестники восстания. Они устремились на заводы и в казармы. Все они везли с собой один и тот же приказ: пора выступать!
Пора выступать! Пора пробиваться в центр города! Пора окружить Зимний!..
Была уже ночь, когда один из мотоциклистов остановился у Путиловского завода. Он поручил свою машину часовому-красногвардейцу, а сам направился в штаб Красной гвардии. Тут он передал начальнику приказ о выступлении и инструкцию, в которой было указано, куда именно нужно итти путиловцам, какие боевые задачи на них возложены.
Сразу завыла тревожно и громко заводская сирена, призывая рабочих всех трех смен. Тысячи людей, заполняя улицы, стали стекаться к заводу.
В одном из обширных заводских помещений уже выдавали оружие, гранаты, патроны; рабочие выходили отсюда опоясанные пулеметными лентами, с винтовками в руках. На дворе при свете костров происходила торопливая перекличка. Затем отряды выстраивались и молча, быстрым шагом выходили из ворот.
Работницы повязывали рукав лентой с красным крестом и несли с собой ящики с бинтами и лекарствами; они тоже шли в бой — помогать своим братьям и мужьям.
Такие же тревожные гудки раздавались в это время и на других заводах. Оттуда тоже в строгом порядке выходили из ворот красногвардейские отряды и скрывались в ночной темноте.
Далеко от Петрограда, в Гельсингфорсе, шагая в ногу, двигались бесконечными рядами по пустым ночным улицам матросы. Они шли к вокзалу. Оттуда с короткими перерывами, один за другим, отходили переполненные матросами поезда — в Петроград.
А из гельсингфорской гавани тихо, с притушенными огнями, выходили в море военные корабли — миноносцы. На них развевались красные флаги с надписью: «Вся власть Советам!»
Миноносцы шли в Петроград.
В Смольном
Была полночь. Город тонул в густом мраке. Только в Смольном горели огни, весь он сиял своими бесчисленными ярко освещенными окнами. Сквозь осенний холодный туман здание его казалось необычайно величественным.
К подъезду Смольного прибывали всё новые и новые автомобили, повозки, грузовики, шли со всех сторон вереницы людей. Стоял не прерывающийся ни на минуту слитный гул тысяч голосов, звон железа и рев машин.
Смольный в ту ночь походил на огромную узловую станцию. Как к станции подходят все время прибывающие издалека поезда, чтобы отсюда, после короткой передышки, пуститься снова в путь, разойтись в разные стороны, каждый по своему маршруту, — так сюда, к Смольному, спешили отовсюду, изо всех районов города, вооруженные отряды и, получив здесь боевое задание, отправлялись вновь в путь, шагая в ночной темноте, каждый по указанному ему маршруту.
В одной из комнат Смольного находился Военно-революционный комитет. Здесь было сосредоточено руководство восстанием. Здесь подписывали ордера на выдачу оружия, намечали, куда двинуть какие отряды, учитывали время их движения и наносили на карту Петрограда их маршруты.
Отсюда воля Ленина и Сталина, воплощающая в себе волю народа, распространялась по всему городу, по всей стране, вносила порядок в движение тысяч и тысяч людей, вела их в бой.
Ленинский план восстания осуществился на деле.
Петропавловская крепость находилась в руках восставших.
Уже захвачены были все мосты, кроме Дворцового и Николаевского.
Уже получены были известия: большевики Петергофа, Царского Села, Выборга сумели выполнить свой долг: остановить полки, вызванные Временным правительством. Эти полки не пройдут теперь в Петроград. Утренняя радиограмма «Авроры» сделала свое дело!
Ленин в Смольном дает распоряжения по телефону.
Павловское военное училище
Поздно вечером в казарму Гренадерского полка на Петроградской стороне вбежал, запыхавшись, весь забрызганный грязью, незнакомый солдат. Он потребовал, чтобы его сейчас же провели к комиссару полка.
Вот что он рассказал комиссару.
Он — один из солдат обслуживающей команды Павловского военного училища на Петроградской стороне. В этом училище учатся юнкера, а обслуживают их и убирают помещение солдаты. И вот солдаты узнали: юнкера получили приказ Временного правительства немедленно прибыть к Зимнему дворцу. Солдаты понимают, что юнкеров надо непременно задержать. Но как это сделать?
Пока прибывший рассказывал все это комиссару полка, в Павловском училище происходили такие события.
Солдаты обслуживающей команды нашли в училище пулемет и потихоньку вытащили его на улицу. Они направили пулемет на двери здания. И когда двери распахнулись и в них показались юнкера, солдаты закричали им:
— Ни шагу дальше, будем стрелять!
Юнкера остановились; но скоро они рассчитали: солдат совсем мало, а их, юнкеров, много. И тогда они стали готовиться к бою.
Солдаты тоже видели, что силы неравные. Все же они решили не отступать.
— Умрем тут, а не пустим вас к Зимнему! — кричали они юнкерам.
Плохо пришлось бы солдатам, если бы в эту минуту не выехал из-за угла автомобиль. Из автомобиля выскочил комиссар Гренадерского полка. Он подбежал к юнкерам и сказал им: весь Гренадерский полк выйдет против них, если они сейчас же не вернутся назад.
Итти против целого полка юнкера не решались. Посовещавшись между собой, они вернулись в училище. Так они и не выполнили приказа правительства — не явились к Зимнему…
И в других районах города было задержано несколько юнкерских отрядов. Так что к Зимнему пришло меньше юнкеров, чем рассчитывало Временное правительство. А из казачьих частей, которые тоже получили приказ правительства, к Зимнему не пришла ни одна.
Между тем Военно-революционный комитет уже двинул свои силы в центр города.
Ленин и Сталин беседуют с красногвардейцами в Смольном.
Захват телефонной станции
Это была удивительная борьба: почти бесшумная и невидимая, перекидывающаяся из одного места в другое. Это была борьба за то, кому владеть городом и всей страной: капиталистам или рабочим и крестьянам.
То тут, то там появлялись внезапно красногвардейские отряды, вылетали вдруг из темноты грузовики с вооруженными рабочими и солдатами. Восставшие быстро окружали намеченное здание, устремлялись по лестницам наверх, обезоруживали его охрану.
Большевики наносили неприятелю неожиданные, молниеносные удары.
В пять часов вечера они одержали первую победу: овладели зданием Главного телеграфа. Неприятель очень скоро почувствовал свою потерю: телеграфный провод, тянувшийся от Зимнего к Главному телеграфу, тот самый провод, который связывал Временное правительство со всей страной, перестал вдруг работать.
В час ночи восставшие захватили телефонную станцию. В половине второго ночи в руки восставших перешел Главный почтамт. В два часа ночи — электростанция и вокзалы. Еще через несколько часов — Государственный банк.
На рассвете восставшие овладели тюрьмой «Кресты», в которой были заключены арестованные Временным правительством большевики. Они томились здесь уже четвертый месяц. И вот теперь двери камер распахнулись, узников выпустили на свободу. Они выходили бледные, похудевшие, целовались с освободившими их товарищами. И сейчас же требовали себе винтовки и шли на улицы вместе с остальными — в бой.
В Военно-революционный комитет приходили известия о новых и новых успехах. Но эти успехи и победы давались нелегко. Каждая из них требовала смелости, находчивости, решительности.
Большевики действовали в каждом случае по-разному. Когда против них выступали обманутые Временным правительством солдаты, большевики старались убедить их, привлечь на свою сторону. Против упорных защитников буржуазии, против юнкеров, большевики применяли силу, а иногда прибегали и к хитрости.
Вот, например, как была взята телефонная станция.
Когда восставшие ворвались в ворота телефонной станции, они увидали во дворе большой отряд юнкеров. Юнкера бежали им навстречу, готовясь стрелять. Они бежали рассыпным строем, а восставшим некуда было податься, они сгрудились толпой: проход во двор был узок. Было ясно: восставшие попали как бы в ловушку, их сейчас всех перебьют.
Спасения, казалось, не было. И все же большевики не повернули назад, не побежали. В этот опасный момент они не растерялись.
— Юнкера! — крикнул один из них громко, четко и отрывисто, так, как обычно отдавали команду офицеры, — Юнкера, стой! Вынь патроны!
Юнкера остановились в удивлении. В пылу атаки, на бегу они не разобрали, откуда донесся этот уверенный, властный голос. Некоторые стали нерешительно разряжать винтовки. Другие искали глазами своего начальника: он ли это отдал такое странное приказание?
Всего несколько секунд продолжалось замешательство. Но эти-то секунды и решили судьбу боя. Восставшие успели выбежать из узкого прохода во двор и окружить юнкеров. Через несколько минут они уже обезоружили их.
Так была взята телефонная станция. И сразу же телефоны Смольного были вновь включены в сеть, а все телефоны Зимнего были выключены.
Враг был теперь лишен всех видов связи.
«Аврора» идет к Николаевскому мосту
Центр города был уже в руках восставших. Теперь нужно было выполнить последнее указание Ленина: захватить Зимний дворец и арестовать Временное правительство во главе с Керенским.
Военно-революционный комитет решил прежде всего перерезать главный путь, ведущий к Дворцовой площади: Невский проспект. Сюда были посланы сильные революционные отряды. Здесь, у Казанского собора, были выставлены ночью патрули, они никого дальше не пропускали.
Ночью же революционные солдаты перерезали другой путь к Зимнему — Миллионную улицу. Они устроили тут заставу и стали задерживать все автомобили, ехавшие к Зимнему или из Зимнего. Так им удалось, например, захватить грузовик, который вез к Зимнему гранаты.
Постепенно прибывали все новые и новые революционные отряды. Они располагались по набережным Мойки и Зимней Канавки. Вокруг Зимнего вырастало живое кольцо революционных войск. Но, чтобы оцепить Зимний со всех сторон, нужно было непременно овладеть Николаевским и Дворцовым мостами. Мосты эти были еще в руках неприятеля: там стояли сильные юнкерские отряды; выбить их оттуда было очень трудно.
Военно-революционный комитет отдал такой приказ: крейсеру «Аврора» подойти к самому Николаевскому мосту, навести на юнкеров свои пушки и, высадив на берег десант, прогнать юнкеров и свести мост.
Но командир крейсера отказался вести корабль к мосту.
— Крейсер сидит глубоко в воде, — сказал он комиссару Военно-революционного комитета, — а на пути мели. Мы только поломаем винты. К мосту нам никак не пройти.
Комиссар задумчиво прошелся по палубе. Затем он остановился и приказал вызвать к себе матроса-сигнальщика.
Комиссар сказал сигнальщику всего несколько слов.
— Так точно, — отвечал сигнальщик, — будет исполнено.
И он побежал вниз.
— Помни, — крикнул ему вслед комиссар, — если попадетесь на глаза юнкерам, они вас перестреляют…
Через несколько минут с крейсера спустили на воду шлюпку. В нее сели восемь матросов и сигнальщик. Послышался взмах весел, и лодка ушла в темноту…
Была глубокая ночь. Совсем темно было вокруг лодки, темно и тихо, только слышно было, как плещет под веслами вода. Легкий туман стелился над Невой, так что прибрежные огни были еле видны. Матросы молча гребли, а сигнальщик измерял в это время лотом глубину реки.
Он все ждал, когда же он нащупает лотом мель. Но ее все еще не было.
И вдруг он увидел: совсем уже недалеко впереди — Николаевский мост. А около моста на берегу — юнкера.
Юнкера ясно видны с лодки: они были на свету. Лодка же, к счастью, не видна: она сливалась с темнотой.
Но вот мелькнул где-то невдалеке прожектор, чуть не задел лодку своим лучом. Терять времени было нельзя, надо было поскорее возвращаться назад.
На обратном пути измерять глубину было уже не нужно. Матросы гребли изо всех сил. Лодка мчалась в темноте, как ночная птица, — вниз по течению легко грести. Только видно, как весла, точно крылья, взлетают в воздух, только слышно, как всплескивает вода…
Когда лодка причалила к крейсеру, сигнальщик первый взобрался на палубу и доложил: мели нет, корабль может итти к мосту!
Раздался отрывистый звонок корабельного телеграфа, загрохотали тяжелые якорные цепи— крейсер двинулся.
В половине четвертого утра матросы завладели Николаевским мостом. В семь часов утра совместными усилиями моряков и красногвардейцев захвачен был последний мост — Дворцовый.
И по обоим мостам хлынули с Васильевского острова рабочие-красногвардейцы к Зимнему.
В Зимнем
В ту ночь в Зимнем никто не спал, там тоже шли приготовления к бою.
Под покровом темноты сюда успели в начале ночи подойти несколько отрядов юнкеров. Юнкера располагались в самом дворце, в его широких коридорах и на мраморных лестницах. Затем, оставив винтовки в помещении, прислонив их к перилам лестницы, юнкера выходили на площадь. И тут они принимались за работу. Они выносили со двора длинные тяжелые бревна и складывали их рядами на площади, шагах в двадцати от дворца. Бревно наваливалось на бревно, перед Зимним вырастала толстая деревянная стена. Она опоясывала Зимний, прикрывала все входы во дворец.
В разных местах бревенчатой стены оставлены были маленькие окошки — дыры. Из дыр торчали дула пулеметов. Окошечки были расположены так, что из них можно было обстреливать и площадь и прилегающие к дворцу улицы.
Юнкера спешили превратить Зимний в неприступную крепость.
Пока юнкера возводили укрепления, во дворце шло непрерывное заседание министров под председательством Керенского.
Говорил сам Керенский, говорил без передышки. Чего только не было в его речи: и угрозы большевикам, и хвастливые уверения, и рассуждения о том, что он будет делать после подавления восстания. Длинная бестолковая речь человека, который растерялся перед опасностью, но ни за что не хочет в этом сознаться!
Наконец Керенский замолчал. Он встал, оперся спиной о колонну и, скрестив руки на груди, гордо огляделся вокруг.
И тогда заговорил заместитель Керенского — министр промышленности Коновалов, фабрикант тканей, один из самых богатых людей в России.
Этот человек не тратил лишних слов. Он знал, чего хотел. Он хотел, чтобы фабриканты сохранили свои фабрики и заводы, помещики — свои земли. Он требовал, чтобы большевиков перестреляли всех до единого, чтобы рабочим устроили такую кровавую баню, которую они запомнили бы навеки.
Но для всего этого нужно было войско, много войска. А войска, — он видел это, — у Временного правительства почти не было. И вот, с трудом скрывая свое бешенство, Коновалов спрашивал Керенского напрямик: на какие вооруженные силы может опереться Временное правительство, какие полки придут ему на помощь?
Тот же вопрос задал и сахарозаводчик Терещенко, министр иностранных дел во Временном правительстве. Керенский не мог дать на это ясного ответа.
Заседание продолжалось. А Керенский пошел в свои комнаты. Комнаты эти помещались тут же, в Зимнем дворце, в них прежде жил царь. Окна их выходили на Неву.
Керенский стал у окна. Было семь часов утра, светало. И при смутном свете Керенский вдруг увидел: Дворцовый мост, который недавно еще был разведен, теперь уже сведен. По мосту двигаются к Зимнему красногвардейские и матросские отряды.
Этого Керенский не ожидал. Ему все казалось, что восставшие далеко, что у него еще есть время обдумать, что делать. А они, оказывается, совсем уже близко, рядом с дворцом…
Страх напал на него. Теперь ему придется ответить за все, что он сделал в последние месяцы, за все свои преступления перед народом. Надо сейчас же бежать. Но куда бежать, как спастись? Ведь дворец уже, наверное, окружен со всех сторон, восставшие узнают и не выпустят.
Тут ему пришло в голову, что можно воспользоваться чужим флагом, например американским. Он заметался по дворцу, засуетился, раздобыл автомобиль из американского посольства. И так, в закрытом автомобиле под чужим флагом, скрылся он из дворца.
Последнее прибежище
Настал день 25 октября.
Почти весь город был в руках восставших, только Зимним дворцом и площадью перед ним владел неприятель.
Во дворце, в последнем своем прибежище, спряталось Временное правительство вместе со всеми своими войсками, со всеми своими вооруженными силами.
Во что бы то ни стало нужно было его выбить отсюда, захватить Зимний дворец.
Но взять Зимний было необычайно трудно.
С севера дворец окружен водой: Невой и Зимней Канавкой. Отсюда на него нельзя было напасть. Оставалась, значит, южная сторона. Но тут перед дворцом — огромная площадь. Восставшим негде укрыться, спрятаться от пуль. А из дворца обстреливать площадь было очень удобно.
К тому же, юнкера успели возвести бревенчатые укрепления перед дворцом. Стоило восставшим двинуться в атаку, как они сразу попали бы под пулеметный огонь. А юнкера оставались бы в это время за прикрытием, почти в безопасности.
К этому присоединилось еще одно преимущество неприятеля: пользуясь переходами внутри дворца, враг мог быстро и незаметно сосредотачивать силы то в одном, то в другом месте, делать неожиданные вылазки.
Все это знало Временное правительство. И поэтому оно считало: в Зимнем можно продержаться до прибытия подкреплений — не только несколько дней, а, если понадобится, даже несколько недель; ведь патронов у юнкеров вполне достаточно.
В Зимнем одних только лестниц — сто семнадцать, а комнат и зал — больше тысячи. Тут хватало места и для размещения войск, и для складов оружия, и для запасов продовольствия. Стены Зимнего толсты и прочны, они могли выдержать долговременную осаду.
Да, Зимний был почти неприступен!
И все же большевики решили взять Зимний в тот же день, 25 октября: вечером или, в крайнем случае, к ночи.
Перед штурмом
В продолжение всего дня Военно-революционный комитет посылал к Зимнему всё новые отряды революционных солдат и рабочих.
В середине дня на помощь красногвардейцам и солдатам прибыли матросы.
Тысячи матросов с винтовками за плечами, с пулеметными лентами, перекрещивающими грудь, высадились с пароходов на берег и стали тут строиться в колонны…
В это же время шли последние приготовления к бою в Петропавловской крепости.
Комиссар крепости вместе со своим помощником пошли в крепостной арсенал. В огромном полутемном зале стояли пушки — всего около двухсот. Комиссар шел между рядами пушек и тщательно осматривал их. Но все пушки, как назло, оказались негодными. Точно кто-то заранее постарался испортить орудия, сделать их непригодными к бою.
Так оно и было на самом деле: еще две недели назад Временное правительство, опасаясь восстания, распорядилось о том, чтобы снять с пушек необходимые для стрельбы приспособления и тайком вывезти из крепости.
И вот теперь комиссар и его помощник тщетно искали хоть одну пригодную пушку среди этого кладбища артиллерийских орудий.
Наконец выбрали несколько полевых трехдюймовых орудий, как будто исправных на вид. Комиссар распорядился вынести из арсенала эти пушки, поставить их на отмели перед крепостной стеной и направить на Зимний.
Революционные моряки прибыли в Петроград.
Ультиматум
Настал вечер. Зимний дворец был окружен со всех сторон! От Адмиралтейства до Марсова поля все улицы были заняты восставшими.
Темнота сгущалась. Становилось все холоднее. То тут, то там в темноте стали вспыхивать огненные точки: восставшие разводили костры.
Вскоре все Марсово поле осветилось неровным светом костров. Солдаты и рабочие располагались тесными кучками у костров, грели руки, сушили отсыревшие от дождя и мокрого снега шинели. Некоторые прохаживались быстрым шагом, чтобы не застыть на холодном ветру. Другие, опершись о винтовки, смотрели задумчиво в огонь. Они знали, что скоро начнется бой и для некоторых из них этот час окажется последним в жизни.
Ветер налетал порывами, то вздымая пламя вверх, то пригибая его к самой земле. И от этого тени людей меняли свои очертания: то сжимались, то вдруг, вытягиваясь по земле, страшно вырастали.
— Товарищи! — звонким голосом говорил у одного из костров молодой солдат. — Знаете ли вы, чего мы хотим, на что мы сегодня идем?
— Знаем! — отвечали ему из темноты голоса солдат.
— А если знаете, — продолжал солдат, — то вам всем понятно, что этой ночью решается наша судьба: или жить свободными гражданами, или умереть. Да здравствует Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов! Да здравствует Ленин! Ура!
— Ура! — закричали в ответ солдаты и, схватив винтовки, двинулись уже было по направлению к Зимнему дворцу.
Но начальник отряда удержал их.
— Ждать распоряжения Военно-революционного комитета, — сказал он.
И солдаты вернулись на свои прежние места.
Такие же разговоры происходили по всему огромному пространству от Летнего сада до Адмиралтейства. Всюду красногвардейцы, матросы, солдаты, устав ждать, стремились поскорее начать бои. И всюду они продолжали терпеливо ждать приказа Военно-революционного комитета.
А Военно-революционный комитет еще не давал сигнала к бою. Военно-революционный комитет послал в Зимний свой ультиматум: последнее решительное требование — предложение сдаться без боя.
Военно-революционный комитет дал противнику двадцать минут на размышление. Пока эти двадцать минут не истекли, боя начинать было нельзя.
Но вот наконец прошло двадцать минут. И в последнюю, двадцатую минуту пришел ответ противника. Что же он решил?
Оказывается, он еще ничего не решил. Он просит еще десять минут на обдумывание ответа.
Военно-революционный комитет дает еще десять минут. Медленно тянутся минуты одна за другой. Но вот и они прошли. Что же ответит теперь враг?
Он ничего не отвечает, он молчит.
Становится ясно, что враг все это время хитрил. Временное правительство обманывает восставших: оно просто затягивает дело, старается выиграть время. Оно все еще надеется, что с часу на час должны притти на помощь ему войска с фронта.
Тогда Военно-революционный комитет решает начать штурм.
Сигнал к началу боя известен всем начальникам революционных отрядов: над Петропавловской крепостью загорится красный фонарик; после этого крепость начнет стрелять по дворцу из пушек.
Вот высоко на шпиле Петропавловской крепости вспыхивает красный фонарик. Вот, увидев этот сигнал, дает холостой выстрел крейсер «Аврора».
Теперь Петропавловская крепость должна начать стрельбу боевыми снарядами.
Уже в Зимнем погасили разом во всех окнах огни. Площадь перед дворцом и прилегающие улицы стали темными, черными. Уже рабочие, солдаты, матросы подняли свои винтовки. Уже за бревенчатым укрытием юнкера прильнули к пулеметам.
Но пушки Петропавловской крепости почему-то не стреляют. Мерцает красный фонарик высоко над крепостью, но сама крепость молчит, оттуда не доносится ни звука.
Никто не знает, отчего гарнизон крепости не сдержал своего обещания. Наверное, там произошло что-то неожиданное. В такой решительный момент пушки Петропавловской крепости не помогают восставшим…
Несмотря на это, красногвардейцы, матросы и солдаты начинают бой.
Бой у Зимнего
Бой начался одновременно в трех разных концах площади: у Морской, у Александровского сада и у Миллионной.
Крики людей перемешивались с пулеметным треском и тонким свистом пуль. Воздух над площадью, казалось, мерцал от вспышек непрерывных выстрелов. Красногвардейцы то залегали, стараясь укрыться за выступами домов, то вскакивали и бежали вперед, чтобы спустя несколько мгновений снова прижаться к земле.
Так, короткими перебежками, понемногу продвигались они вперед.
В это время неприятель послал к Морской улице свой броневой автомобиль.
Броневик не спеша двинулся навстречу восставшим. Толстая стальная броня покрывала его со всех сторон, защищала сидевших в нем юнкеров. Напрасно стреляли в него восставшие: пули не могли пробить броню.
Медленно вращая свою башню, броневик направлял свои пулеметы то влево, то вправо, осыпая пулями красногвардейцев. Казалось, нет спасения от этой тяжеловесной, спокойно и беспощадно работающей машины.
Тогда на помощь красногвардейцам бросились матросы. Они знали, что на войне по броневикам стреляют обычно из пушек. Но если пушек нет, остается еще другой способ борьбы — способ, правда, очень опасный, требующий необычайной ловкости и полного хладнокровия: надо связать вместе несколько ручных гранат и, подобравшись как можно ближе к броневику, бросить всю связку ему под колеса — тут самое уязвимое место броневика.
Скинув шинели, стали матросы подкрадываться к броневику с разных сторон.
Это напоминало охоту на огромного страшно опасного зверя. Броневик полз, поворачивая во все стороны свою круглую башню, точно стальную голову. Некоторые матросы падали раненные, остальные продолжали подкрадываться к нему. Вот одному из матросов удалось подойти к броневику довольно близко. Размахнувшись, изо всей силы метнул он связку гранат и попал прямо под колеса. Раздался взрыв. Броневик замер на месте, поврежденный, искалеченный, неспособный больше к бою…
Между тем у Миллионной и у Александровского сада шла упорная борьба. Революционные отряды решились напрячь разам все свои силы, перебежать находящуюся под обстрелом площадь и проникнуть во дворец.
Но так силен был обстрел, что только немногим удалось пересечь площадь, прорваться через укрепления, возведенные юнкерами, и ворваться в ворота дворца.
Всего пятьдесят красногвардейцев и солдат, пятьдесят героев, проникли в ворота.
Оглянувшись, они увидели, что остальные не поспели за ними, остались по ту сторону бревен. Они поняли, что сейчас юнкера сомкнутся и они — прорвавшиеся — окажутся отрезанными от своих.
И все же эти пятьдесят не побежали назад, не попытались спастись. Они продолжали двигаться вперед и, отогнав от дверей юнкеров, попали в Темный подвал. Они бросились наверх по лестнице, надеясь прорваться в ту комнату, где спряталось Временное правительство.
Но тут их ждала засада. Неожиданно спереди и сзади выскочили юнкера и окружили их со всех сторон. Сопротивляться было невозможно: они попали в ловушку.
Ни один из этих пятидесяти не вырвался из подвала, не вернулся к своим…
Так кончилась неудачей первая атака.
Бой продолжался, но выстрелы теперь звучали реже. Юнкерам не удалось отогнать восставших от площади, но и восставшим не удалось захватить дворец.
В это время в Зимнем дворце…
В этот вечер министры Временного правительства заседали в огромном, пышно отделанном Малахитовом зале Зимнего дворца. Когда раздались первые выстрелы, все они бросились прочь из зала: окна выходили на улицу, и министры боялись, что пули могут пробить стекло и залететь в зал.
Придерживая руками свои портфели, они пошли искать безопасного места.
Наконец они нашли такое место: одну из внутренних комнат дворца, с окнами во двор.
Тут они расположились за длинным столом и стали продолжать заседание.
Время от времени заседание прерывалось. В комнату входили представители юнкеров и спрашивали: скоро ли прибудут войска с фронта?
Министры и сами этого не знали: уже прошло много времени, а войска до сих пор не пришли; наверное, они совсем не придут.
Но сказать это юнкерам министры не решались. Они обнадеживали юнкеров, уверяя их, что войска уже двинулись к Петрограду, их надо ждать совсем скоро, с часу на час.
Представители юнкеров шли назад, на площадь. Через полчаса или час они снова возвращались в комнату и спрашивали опять: ну, что же, скоро ли придут войска?
Все нетерпеливее становились юнкера. Наконец один из юнкерских отрядов заявил, что он не хочет больше ждать. В полном составе отряд покинул поле боя, ушел с площади назад, в свое училище.
Заседание продолжалось.
Потом оно снова прервалось на минуту: неожиданно зазвонил так долго молчавший телефон.
Министры переглянулись друг с другом, и один из них подошел к телефону.
— Откуда говорят? Зимний? — раздался голос в трубке.
— Да, да! — закивал головой министр. — В чем дело?
— Опрашивают из Литовского полка, — продолжал неизвестный голос. — Что, товарищ, Зимний уже взят, буржуазные министры уже арестованы?
— Нет, — хмуро отвечал министр, — мы еще не арестованы.
— Еще нет? — удивился тот, кто говорил из казарм Литовского полка. — А мы-то думали… Ну, ладно, все равно вас скоро арестуют. Прощайте!
Больше телефон не звонил. Очевидно, на телефонной станции сразу же заметили ошибку и поспешили выключить Зимний из сети.
В это время в Смольном…
В тот вечер в Смольном собрался II Всероссийский Съезд советов.
Большой, весь белый зал Смольного был переполнен народом. Съехавшиеся со всей страны делегаты — рабочие, крестьяне, солдаты, матросы — сидели на скамьях, на стульях, на подоконниках, стояли между колоннами. Зал был нетоплен. Делегаты не снимали с себя шинелей, овчин, кожаных тужурок.
Всего приехало на съезд шестьсот пятьдесят делегатов. Из них большевиков было почти четыреста. Меньшевиков и эсеров было всего около полутораста. Но довольно много было таких делегатов, которые хотя и сочувствовали большевикам, но не решались итти за ними, считали, что у рабочих и крестьян вряд ли хватит сил и умения захватить власть и сохранить ее за собой.
На этих-то делегатов и рассчитывали меньшевики и эсеры. Они старались запугать колеблющихся, перетянуть их на свою сторону, на сторону буржуазии.
Съезд открылся в 10 часов 45 минут, в то самое время, когда на площади перед Зимним дворцом шел бой.
Первым взял слово меньшевик — офицер с козлиной бородкой.
Тряся бородкой и напрягая изо всех сил голос, он стал грозить большевикам.
— От имени армейских комитетов Второй, Третьей, Четвертой, Пятой, Шестой, Седьмой, Восьмой, Девятой, Десятой, Одиннадцатой, Двенадцатой, Особой и Кавказской армии, — кричал он, все повышая голос, так что лицо его наконец побагровело, — от имени их я говорю вам: мы, армия, придем сюда и будем с вами бороться уже не словами, а оружием!
В зале на минуту настала тишина. И в это время какой-то солдат в длинной, забрызганной грязью шинели крикнул:
— Товарищи, не верьте ему! Я сам только что с фронта: армия ждет только сигнала, чтобы двинуться на помощь революции, на бой с буржуазией! Жители окопов требуют свержения Временного правительства и с нетерпением ждут передачи власти Советам!
Тогда снова выступил представитель меньшевиков. Он заявил, что восстание все равно, не сейчас, так позднее, будет подавлено. И чтобы все знали, что меньшевики стояли в стороне и не принимали в нем никакого участия, они, меньшевики, решили сейчас же уйти с заседания съезда.
Стрелка часов перешла уже за одиннадцать, когда кучка меньшевиков и эсеров стала пробираться через зал.
Путаясь между рядами скамей, спешили они к выходу.
А весь зал кругом грохотал, свистел, топал, кричал.
— Дезертиры! Предатели! — неслось из одного угла.
— Скатертью дорога! — неслось из другого.
— Торопитесь, торопитесь, а то мы сами вас выгоним!
Но скоро меньшевики и эсеры вернулись, чтобы прокричать новые угрозы. После этого они ушли во второй раз.
И только успели они уйти вновь, как вдруг послышались глубокие, низкие звуки, точно подземные удары. Задрожали стекла в окнах, зазвенела тяжелая хрустальная люстра под потолком. Все поняли: это стреляли пушки.
И все разом повернулись к большим темным, покрытым изморозью окнам, стали смотреть туда, где находился невидимый за домами Зимний; где шел сейчас бой.
И в эту минуту в зал снова вошли меньшевики и эсеры. С искаженными от злобы и ужаса лицами они вопили:
— Прекратить стрельбу! Распорядитесь, чтобы сейчас же перестали стрелять!
Увидев, что никто им не отвечает, они опять, в третий раз, пошли к выходу.
Остановившись перед дверью, они сказали торжественно:
— Знайте: мы уходим!
Никто не топал, не свистел на этот раз — все смеялись.
— Сколько раз вы еще будете уходить? — крикнул кто-то вдогонку, — Уходили бы уж разом!
Теперь в зале остались только большевики и сочувствующие им. Равномерно, один за другим доносились всё новые гулкие выстрелы пушек.
Съезд советов продолжал свою работу.
В это время в Петропавловской крепости…
Почему же Петропавловская крепость не поддержала своими пушками восставших, когда те двинулись в бой? И что это за пушки начали стрелять потом, уже в двенадцатом часу ночи?
В то самое время, когда красногвардейцы, матросы и солдаты, окружавшие Дворцовую площадь, готовились к бою, а спрятавшиеся в Зимнем министры обсуждали присланный им ультиматум, комиссар Петропавловской крепости отдал приказ: зарядить пушки.
До истечения срока ультиматума и, значит, до начала боя оставалось всего восемь минут. И вдруг дверь в комнату комиссара распахнулась, туда вошел солдат:
— Товарищ комиссар, артиллеристы отказываются стрелять!
Комиссар вскочил и отправился сам на отмель к артиллеристам — узнать, в чем дело.
Шел мелкий дождь. Держа в руке фонарь, комиссар пробирался по отмели между наваленными там мусорными кучами. Издалека, с того берега Невы, доносились первые ружейные выстрелы: у Зимнего дворца уже начался бой. Шлепая по лужам, проваливаясь по колено в какие-то ямы, комиссар спешил к пушкам.
Навстречу ему вышел командир роты, офицер.
— Орудия изъедены ржавчиной, — сказал он. — При первом же выстреле их разорвет вдребезги, и тогда всех нас, находящихся тут, убьет.
Комиссар, нащупывая рукой револьвер, смотрел офицеру прямо в лицо.
— Даю вам честное слово офицера, — продолжал тот хриплым, сдавленным голосом, — что это так. Любой артиллерист подтвердит, что стрелять из этих орудий невозможно… — он запнулся, — очень опасно.
Комиссар круто повернулся и сказал сопровождавшему его солдату:
— Вызвать немедленно с морского полигона матросов-артиллеристов.
Было уже около одиннадцати часов ночи, когда прибыли с полигона моряки-артиллеристы, а вместе с ними и несколько красногвардейцев.
Комиссар повел их на отмель, к орудиям. Тут бушевал ветер, раскачивая фонари, по реке метались их отражения, и волны то подкатывали почти к самым пушкам, то откатывали назад.
Один из матросов склонился над орудиями и стал их осматривать. Остальные столпились кругом и молчали.
— Предохранителей нет, — донесся сквозь ветер голос матроса. — И выбрасывателей тоже нет. Затворы испорчены. Ржавчина… Резьба в канале сорвана…
Все это было плохо, очень плохо. Но всё же матросы и красногвардейцы отвечали: стрелять можно.
— В компрессорах совсем нет масла, — сказал вдруг матрос, осматривавший орудия, и выпрямился.
Это было самое страшное. И на этот раз никто ему ничего не ответил, все молчали. Молчание прервал комиссар.
— Выдержат или разорвутся? — опросил он.
— Наверное сказать нельзя, — отвечал матрос. — Может быть, выдержат, а может быть, разорвутся.
— Так как же, — спросил комиссар: — будете стрелять или нет? Вы же сами знаете…
— Знаем, — прервал матрос, — что тут говорить: раз нужно, так нужно. Стрелять будем.
Через несколько минут пушки были заряжены и готовы к выстрелу. Матросы и красногвардейцы на всякий случаи простились друг с другом.
Комиссар стоял тут же, подле одной из пушек: если пушка не выдержит, его убьет вместе с матросами.
Грянул выстрел…
Пушки выдержали, не разорвались. Снаряды полетели прямо через Неву, в Зимний.
Матросы торопливо готовили пушки уже к новому выстрелу.
Штурм
Как только Петропавловская крепость начала обстреливать Зимний, сейчас же красногвардейцы, матросы, солдаты на площади стали продвигаться вперед, и бой разгорелся с новой силой.
Это был невидимый бой: все тонуло во мраке, все сливалось, нельзя было различить ни зданий, ни людей. Вслепую стреляли юнкера, целясь наугад в темноту, в ту сторону, откуда наступали революционные отряды. И так же наугад отвечали им выстрелами красногвардейцы, матросы и солдаты.
Только отдельные части Зимнего выступали внезапно из тьмы и начинали светиться бледным светом, когда на них попадали лучи прожекторов: «Аврора» направляла с Невы свои прожектор на дворец, скользила по его стенам и по крыше голубоватым лучом, выхватывая из темноты то один кусок дворца, то другой.
Площадь тонула в темноте. И эта тревожная темнота была полна звуков. Непрерывный шум, напоминающий гул моря, стоял над площадью. Все тут сливалось воедино: бесчисленные голоса людей, треск ружейных и пулеметных выстрелов, пение пуль, грохот пушечных снарядов.
Среди мрака и шума революционные отряды завоевывали площадь шаг за шагом, продвигались вперед.
В это время несколько десятков революционных солдат решились на отчаянно смелую попытку: они попробовали проникнуть в Зимний через лазарет.
Лазарет, в котором лежали раненые бойцы, прибывшие с фронта, расположен был в той части дворца, которая выходила к Адмиралтейству. Солдатам легко было сговориться с ранеными. Те приоткрыли дверь, ведущую в лазарет, и солдаты потихоньку поодиночке стали проникать сюда. А отсюда они проскальзывали во внутренние помещения дворца, смешивались тут с неприятельскими войсками.
Солдаты рассчитывали на то, что по одежде их нельзя будет отличить от тех, кто сражается на стороне Временного правительства: ведь они носили ту же форму, те же шинели серого, защитного цвета.
Так в самый разгар боя появилось во дворце несколько десятков «красных агитаторов».
Рискуя своей жизнью, повели они тут свою опасную работу: заводили разговоры с юнкерами, убеждали их прекратить сопротивление, сеяли в войсках противника неуверенность, смуту и страх.
А революционные отряды не прекращали наступления, подходили все ближе к дворцу.
Было уже заполночь, когда они бросились снова в атаку.
Вдруг смолкли ружейные и пушечные выстрелы. Утих гул голосов. Все точно замерло. И в тишине с трех сторон — с Морской, с Миллионной и от Александровского сада — через площадь ринулись к дворцу революционные отряды.
В это время заговорили снова неприятельские пулеметы. Со страшной быстротой пускали они навстречу свои пули. Рассекая воздух, полетели ручные гранаты.
А цепи красногвардейцев, матросов, солдат стремительно неслись вперед, бежали прямо на неприятеля, к дворцу.
На секунду луч прожектора, метнувшись, осветил неприятельские укрепления, напряженные лица юнкеров, их застывшие от ужаса глаза.
Затем все слилось в один темный клубок. Еще мгновение — и торжествующий, победный крик раздался уже по ту сторону наваленных бревен.
Юнкера были смяты, опрокинуты, оттеснены.
Красногвардейцы разбрасывали бревна, выламывали двери, наваливались на ворота, карабкались по ним вверх.
И вот огромные железные ворота дрогнули, обе их половины стали медленно и плавно расходиться.
Точно лавина, устремились во дворец революционные отряды.
Перед ними открылась сияющая белизной широкая лестница, просторный коридор, уставленный мраморными статуями, увешанный картинами.
Юнкера стреляли сверху, прячась за перилами лестницы. Они притаились за колоннами и статуями и оттуда разили наступавших.
Враг был везде и нигде: он укрылся, стал незаметным, как в дремучем лесу. Он давал о себе знать внезапными выстрелами со всех сторон.
Приходилось продвигаться вперед осторожно, тщательно очищая от юнкеров одно помещение за другим.
Около полутора часов длилась эта битва во дворце.
Наконец революционные отряды достигли той комнаты, где заседали министры. У дверей стоял отряд юнкеров с ружьями наизготовку. Красногвардейцы вырвали у них из рук винтовки и вошли в комнату.
В два часа ночи министры были арестованы. Временное правительство перестало существовать.
Штурм Зимнего дворца.
Речь Ленина
26 октября II Съезд советов собрался на свое второе заседание.
Снова зал был переполнен рабочими, крестьянами, солдатами, матросами. Снова сияла огромная люстра, окруженная как бы легким туманом: зал был нетоплен, и пар от дыхания поднимался вверх. Снова из конца в конец прокатывался неясный шум, похожий на рокот моря: говор тысячи людей.
И вдруг все смолкло.
Все смотрели не отрываясь в одну и ту же сторону, на трибуну.
На трибуне стоял тот человек, за которым охотилось все эти месяцы Временное правительство, тот человек, который создал план восстания, тот человек, который сплотил народ и привел его к победе.
На трибуне стоял Ленин. Рядом с ним стояли его соратники, его испытанные друзья: Сталин, Свердлов, Дзержинский.
И вот весь зал задрожал от рукоплесканий, от криков восторга. Ленин поднял руку, и все стихло.
— Теперь, — сказал Ленин, — мы приступаем к строительству социалистического порядка.
Это было сказано совсем просто, это было понятно каждому. И вместе с тем этими словами было выражено самое важное, самая суть того, что произошло.
Ведь первый раз за всю человеческую историю рабочие и крестьяне взяли власть в свои руки. И теперь им нужно переделать все в стране, навести в ней свой, социалистический порядок.
Ленин продолжал говорить. Он говорил о тех задачах, которые встанут перед новой властью, о тех трудностях, которые придется преодолеть.
И, как всегда, слушавшим Ленина казалось, что они слышат голос не одного человека, а голос всего народа, что это сам народ говорит голосом Ленина.
После Ленина говорили другие товарищи. Говорили коротко: по три минуты каждый. Надо было спешить: впереди так много работы!
Один за другим приняты были три декрета, три первых закона победившего народа.
Декрет о власти: Съезд советов постановил, что отныне сам народ будет править нашей страной, сам народ, через избранные им Советы.
Декрет о мире: Съезд советов предложил всем народам прекратить захватническую войну, начатую их правительствами, начатую капиталистами.
Декрет о земле: Съезд советов передал всю землю в стране тем, кто на ней работает, — крестьянам.
А затем, когда эти законы были приняты, приступили к выборам нового, советского правительства.
И прежде всего выбрали в правительство тех, кто руководил восстанием, кто освободил народ и повел его к социализму, — Ленина и Сталина…
Так прошел этот день, первый день Советской республики.
Примечания
1
Юнкера — ученики военных училищ. По окончании училища они становились офицерами.
(обратно)2
Площадь перед Зимним дворцом.
(обратно)
Комментарии к книге «Штурм Зимнего», Леонид Савельевич Савельев
Всего 0 комментариев