«Разговор по душам»

— Вот наказание! — сердился Витя Сизов. — Нитка не лезет в иголку, иголка не лезет в пуговицу. Была бы здесь мама, мигом бы пришила, а тут возись!

Мама вспоминалась Вите в тех случаях, когда ему чего-нибудь недоставало. Если лагерный обед казался неудачным, он говорил: «Мама приготовила бы вкуснее!» Дома всегда можно покапризничать — не нравятся макароны, мама блинчиков напечет. А тут ешь, что дают!

Еще вспоминал Витя маму перед сном: ведь она всегда желала ему спокойной ночи. Впрочем, теперь Витя засыпал так быстро, что подумать о матери удавалось редко. А лагерный день пролетал незаметно.

В последние дни Витя Сизов особенно крепко подружился с Володей Ивановым.

Мальчики напилили себе рюхи и все свободное время играли в городки. Даже в воскресенье, когда ребята то и дело выбегали за ворота посмотреть, не идут ли гости, приятели не отрывались от игры.

— Эй, городошники! К вам мамы приехали! — услышали они вдруг.

— Вот… не успели кончить партию, — вырвалось у Вити. А Володя быстро бросил палку и с радостным криком помчался по дорожке.

Витя неловко стоял перед матерью и, озираясь, говорил:

— Ну что ты меня вертишь во все стороны? Неужели не видела?

— Конечно, не видела, — радостно смеялась мама. — Как ты загорел! Весь черный — и спина и грудь.

— Станешь черным, — важно говорил Витя, — целый день то купаешься, то загораешь…

— А не много ли ты купаешься? — забеспокоилась мама. — Ведь у тебя гланды. Тебе и на солнце-то нужно быть поменьше! Я поговорю с начальником лагеря.

— Посмей только! — крикнул Витя. — Я тебе не маменькин сынок!

Это вышло так грубо, что мама посмотрела на сына с удивлением и испугом. Они помолчали. Потом мама сказала:

— А я привезла тебе…

— Что, что? — оживился Витя..

— Бутылочку молока…

— Молока… — поморщился Витя. — А еще что?

— А еще… — таинственно сказала мама и бережно вынула зеленую банку. -

А еще клубнику свежую. Наверное, здесь нет такой.

— Клубники нет, а земляники сколько угодно, даже надоело, — хвастал Витя, уплетая за обе щеки крупную сочную ягоду и запивая ее молоком.

— Мама, а ты сама ела? — спросил он вдруг, когда на донышке оставалось всего несколько ягод.