«Счастливый конец»

Счастливый конец (fb2) - Счастливый конец 5386K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Екатерина Борисовна Борисова

Екатерина Борисова Счастливый Конец

Глава первая

Однажды, не очень давно, но и не так уж недавно, в маленьком городке, название которого до нас не дошло, в домике с зелеными ставнями, остроконечной крышей и высоким крылечком родилась девочка. Зима была на исходе. На улице еще завывала метель, но под снегом уже рождались подснежники, обещая весну. Девочку назвали Веснушкой.

Прошло несколько лет. Веснушка подросла, и пришло ее время садиться за букварь. Но едва она научилась складывать буквы в слога, как домик с зелеными ставнями посетила беда. Веснушка потеряла мать.

Отец Веснушки — моряк — был в это время очень далеко. Он уплыл на корабле открывать новые земли. Сестра отца, которую жители городка называли не иначе как «почтеннейшая тетушка Лиза», взяла осиротевшую девочку на свое попечение. В домике с зелеными ставнями водворилась новая хозяйка и завела новые порядки.

Для начала тетушка вышла в палисадник. По забору вилась повилика. Белые зонтики диких растений, пахнущих медом, тянулись к солнцу. Незабудки смотрели на тетушку сотнями изумленных голубых глаз. Изумрудные спинки ящериц мелькали в траве. Огромные лопухи теснились вдоль забора, спеша перерасти друг друга. Коренастый белый гриб, опираясь на свою крепкую ножку, выбирался из-под земли, стряхивая налипшие на шляпку соломинки. И было так тихо, словно ни птиц, ни лягушек, ни кузнечиков не было дома. 

Совсем еще недавно в этих зарослях пряталась Веснушка со своими друзьями, и детям казалось, что они бродят в заколдованном лесу, полном тайн и неожиданностей.

— Сколько бурьяна! — сказала тетушка и, засучив рукава, выполола все, до последней травинки. Затем, вооружившись садовыми ножницами, она обстригла кусты вдоль дорожек ровно-ровно, все, как один.

Вернувшись в дом, тетушка выстроила кастрюли на кухонных полках, как солдат на смотру, начистила толченым кирпичом дверные ручки так, что они заблестели, как золото, и запретила Веснушке до них дотрагиваться.

Время шло. В один счастливый для Веснушки день пришло письмо от отца. Он просил девочку терпеливо ждать его возвращения и обещал прислать подарок ко дню ее рождения.

Накануне этого дня тетушка тоже купила подарки племяннице: гриб для штопки чулок и счеты.

«По этим разноцветным костяшкам девочка научится подсчитывать расходы за день, — размышляла тетушка. — Гриб — тоже полезный подарок. В крайнем случае ей можно будет дать поиграть мясорубкой».

Вечером, когда Веснушка легла спать, тетушка, перевязав сверток с подарками голубой ленточкой, положила его у изголовья кроватки, чтобы Веснушка, проснувшись, сразу же увидела их.

У двери раздался звонок. Запорошенный снегом запоздавший почтальон вручил тетушке посылку от отца Веснушки.

«Наверняка какая-нибудь дребедень, — подумала тетушка. — Бесполезная кукла или никчемный мячик. Придется выбросить все это на чердак. Посмотрим, посмотрим!»

Но… едва тетушка успела коснуться обертки, чтобы снять ее, как…

…сверток засиял ослепительным светом. От неожиданности тетушка выронила сверток, и он, упав на пол, стал расти, расти, пока не сделался огромной книгой.

Буквы на переплете, вспыхивая разноцветными огоньками, сложились в надпись:

«ВОЛШЕБНЫЕ СКАЗКИ».

Послышалась отдаленная музыка.

Тетушка зажмурилась, думая, что все это ей чудится и книга тотчас же исчезнет, стоит только открыть глаза. Но книга и не думала исчезать. Буквы на переплете сияли все Ярче, музыка звучала все громче, и наконец…

Книга открылась сама собой. 

Тетушка увидела картинку.

Красивая девушка сбегала вниз по мраморной лестнице. Пепельные волосы красавицы, высоко зачесанные над белым лбом, были украшены веночком из незабудок. Серые глаза сияли, как звезды. Внизу стояла раззолоченная карета. Стрелки башенных часов подходили к двенадцати. Высокий юноша, затянутый в голубой атлас, протягивал руку, пытаясь удержать девушку.

Чей-то голос зазвучал со страниц книги:

Кто знает, что с нами случится в пути И как мы сумеем друг друга найти? Для юных влюбленных, для пылких сердец Желанная встреча — счастливый конец.

Изображения на картинке шевельнулись, ожили.

— Ты слышишь, Золушка! — сказал юноша. — Эта сказка про нас. Про тех, кто умеет верить в чудеса, любить, ждать, надеяться.

Золушка улыбнулась юноше, и снова со страниц книги зазвучал голос:

Но счастье и в сказках приходит не вдруг. Пусть стрелки опишут положенный круг. И будет наградой для верных сердец — Желанная встреча, счастливый конец.

Страница перевернулась, скрыв юношу и девушку.

Перед тетушкой возникла новая картинка: зубастый верзила в шляпе с пером и ботфортах со шпорами грозил маленькому мальчику в заплатанной курточке, норовя схватить его за шиворот.

— Да ведь это же Людоед и Мальчик-с-Пальчик! — сообразила тетушка.

Мальчик-с-Пальчик подмигнул ей с картинки, и тетушка услышала его задорный голосок.

Я весь перед вами! Хоть верьте, хоть нет! Я просто — мальчишка, а он — Людоед! Я меньше, я младше, слабее, чем он, Но я — победитель, а он — побежден!

Мальчик-с-Пальчик подпрыгнул на одной ножке, залился веселым смехом и показал Людоеду нос.

— Довольно! — взвизгнула возмущенная тетушка. — Я против сказок! Я — возражаю! 

Едва она успела произнести эти слова, как музыка оборвалась, сияние, окружающее книгу, померкло, точно кто-то дунул и погасил его, как гасят свечу. Книга захлопнулась и стала маленькой, такой, какими обычно бывают книги на прилавках книжных магазинов. 

В эту ночь тетушка не могла уснуть. Мягкие пуховики казались ей жестче мешков, набитых соломой. Ворочаясь с боку на бок, тетушка приметила у своего изголовья какую-то тень и, приглядевшись, увидела незнакомую женщину, примостившуюся в кресле. Она наматывала на клубок черную нить, вытягивая ее из-под тетушкиных подушек. При этом незнакомка напевала себе под нос песенку.

Тянется, тянется, тянется нить. На пол клубок мне нельзя уронить.            За ночь должна я исполнить урок:            Черную нить намотать на клубок. Ночь холодна, и заря далека, И, утомленная, медлит рука.

— Кто ты такая? — всполошилась тетушка. — Как проникла сюда? Убирайся немедленно вон!

Незнакомая женщина взглянула на тетушку, не прерывая своего занятия.

— Я прихожу, когда меня не ждут, и исчезаю, не предупредив. Меня нельзя выгнать. Я — Бессонница.

— Этого еще не хватало! — возмутилась тетушка. — С тех пор как я себя помню, мне ни разу не случалось уснуть позже десяти! — Сегодня же часы на ратуше уже пробили полночь, а я все еще не сомкнула глаз!

— Ты не спишь, потому что думаешь, — сказала Бессонница. — Эта черная нить — твои мысли, твои сомнения, твои тревоги. Раньше их не было.

— А о чем мне было тревожиться? — сказала тетушка, приподнимаясь на локте. — О том разве, как бы не выкипел из кофейника утренний кофе или не подгорели сливки! Только и всего. А сегодня…

— Знаю, знаю. Волшебные сказки — вот что у тебя на уме, — посмеиваясь, сказала Бессонница. — Ты никак не можешь решить: отдавать Веснушке подарок отца или нет? — А ты их знаешь, эти сказки? — спросила тетушка.

— Отлично, — кивнула Бессонница. — В них говорится о том, что счастье получает тот, кто его заслуживает.

— Вздор! — вспылила тетушка. — Сказки совсем о другом! Вот, например, сказка про Золушку: кто она, эта Золушка? Ловкая девица, которая пробралась без билета на бал, сделала вид, что потеряла туфельку, сбила с толку принца и под конец женила его на себе! Это вредная сказка. Она учит лжи, изворотливости, непослушанию!

Бессонница даже подскочила в кресле. Клубок выпал у нее из рук и покатился по полу, запутывая нить тетушкиных раздумий. Бессонница бросилась разыскивать клубок.

— Кому ж придет в голову так дурно истолковать эту прекрасную сказку?! — сказала она, шаря по полу.

— Мне же пришло! — торжествующе заявила тетушка. — Может прийти и Веснушке.

— Не думаю, — покачала головой Бессонница, подобрав клубок и снова усаживаясь в кресло. Но тетушка не сдавалась.

— Пусть так, — сказала она. — Но тогда может случиться нечто худшее!

— Но что же может быть хуже? — Рука Бессонницы снова замелькала, распутывая нить.

— А то, что Веснушка поверит во все эти чудеса!

— Вот и отлично, — обрадовалась Бессонница. — Что стоила бы жизнь, если бы каждый новый день не приносил чуда. Я и сама готова поверить, что тыква может стать золотой каретой.

— Лукавишь! — прищурилась тетушка. — Ведь и ты, и я, и все наши соседи знают, что самое большее, во что может превратиться тыква, — это в тыквенную кашу! Волшебных палочек не бывает на свете, Золушки остаются Золушками, а замуж за принцев выходят девушки из почтенных и зажиточных семейств! Установленные порядки не должны меняться! Это повлекло бы за собой ужасные последствия!

Бессонница смотрела на тетушку и слушала, не перебивая.

— А Мальчик-с-Пальчик, — не переставала кипятиться та. — Ведь это же настоящий разбойник!

— Не согласна! — не выдержала Бессонница. — Это храбрый и смышленый ребенок.

— Нет, смутьян! — упорствовала тетушка. — Это из тех деток, которые, дай им лестницу повыше, перетаскают с неба все звезды! Он только и делал, что хитрил, обкручивал старших вокруг пальца и под конец оставил их в дураках!

— Но ведь старшие были не кто иные, как Людоеды!

— Тем более! — веско возразила тетушка. — Послушание — вот основа порядка. В этих правилах воспитывалась я, мои сверстники, мои соседи. Мой долг — воспитать так же и Веснушку. Она не должна читать этих сказок! Как жаль, что их нельзя переделать по своему вкусу, как, скажем, платье! А впрочем… — тут тетушка откинула пуховик, сунула ноги в ночные туфли и, шаркая ими, бросилась к рабочему столику, на котором лежало ее рукоделие.

В руках у тетушки сверкнули большие острые ножницы.

— Я отрежу у сказок счастливые концы! — сказала тетушка, торопливо перелистывая книжку сказок. — Золушка навсегда останется у кухонного очага выбирать из золы чечевичные зерна, а Мальчик-с-Пальчик — в плену у Людоеда! И поделом!

— Одумайся! — крикнула Бессонница.

Но было поздно. Счастливые концы сказок полетели в печку. В трубе загудело. Багровый отсвет пламени упал на лицо тетушки, и на миг оно стало зловещим.

Страницы съежились, почернели, подернулись пеплом. Тетушка с наслаждением прихлопнула их кочергой. Огонь погас. С концами сказок было покончено.

Тетушка положила книгу у изголовья Веснушки рядом с остальными подарками, задула свечу и, нырнув под пуховик, тут же уснула.

Я видывала виды, — исчезая, сказала Бессонница. — Но такого — не приходилось!

* * *

Проснувшись утром, Веснушка увидела книжку. Переплет был яркий и блестел, как зеркало. «Волшебные сказки, — прочитала Веснушка надпись на нем. — Волшебные сказки! — повторила она, замирая от радости. — Сколько, наверное, в них чудес!»

Она не ошиблась. Тыква в один миг превратилась в золотую карету, а рыжие крысы — в белых коней с гривами до земли. Золушкины лохмотья стали атласным платьем, а стоптанные туфли — бальными башмачками. Золушке удалось попасть на бал и танцевать с принцем! А дальше?

А дальше — тыква снова стала тыквой, рыжие крысы с писком убежали обратно в подполье, а Золушка осталась коротать свой век у кухонного очага. Принц так и не приехал за своей невестой.

Следующая сказка тоже кончилась бедой: как ни старался Мальчик-с-Пальчик перехитрить Людоеда и спастись вместе со своими братишками, все было напрасно. Бедняжкам только и оставалось, что сидеть и ждать, когда Людоед съест их.

Когда Веснушка перевернула последнюю страницу, тетушка подсела к племяннице и, погладив ее по голове, спросила, понравились ли девочке эти сказки.

— Нет, тетушка, — ответила чистосердечно Веснушка. — Это очень плохие сказки.

Тетушка насторожилась.

— Чем же они плохи? — спросила она.

— Они несправедливые.

— Ты, кажется, начинаешь рассуждать?

— А этого нельзя?

— Ни в коем случае. — Голос тетушки стал строгим. — Имей в виду, в жизни все устроено точь-в-точь так, как в этих сказках.

— Так плохо? — спросила Веснушка недоверчиво.

— Не тебе судить о том, что хорошо и что плохо, дитя мое, — сказала тетушка, и голос ее стал еще строже. — За тебя это сделают старшие. Твое дело — не рассуждать, а подчиняться. Вот как, например, Золушка.

Нет, тетушка, — твердо сказала Веснушка. — Будь я на месте Золушки, я не дала бы себя в обиду. 

Слова эти обеспокоили тетушку. Она пристально заглянула Веснушке в глаза и увидела в них непокорные огоньки.

«С этим надо бороться, — решила про себя тетушка. — Девочка должна научиться покорности».

— Ты будешь сидеть под замком и твердить эти сказки, пока не вызубришь каждую наизусть. Только тогда я буду спокойна за твое будущее, — сказала тетушка, и, прежде чем Веснушка успела помешать тетушке, она вышла из комнаты и дважды повернула ключ в замке.

— Откройте! — закричала Веснушка и забарабанила кулачками в дверь. — Я не умею сидеть взаперти! Я не буду зубрить эти несправедливые сказки! Тетушка, я прошу вас — откройте! Откройте! Откройте! Откройте! Не откроете — все равно убегу! — И Веснушка зарыдала, сознавая свое бессилие.

Но тетушка была не из тех, кого можно пронять слезами, просьбами или угрозами. Дверь оставалась закрытой. Веснушка бросилась на диван и зарыдала еще пуще.

— Все кончено! — прошептала она. — Все кончено!

— Вы ошибаетесь! Все только начинается! — послышался незнакомый голос. Он звучал так близко, точно кто-то сидел на диване рядом с плачущей девочкой.

Изумленная, она огляделась по сторонам. В комнате никого не было. На диване лежала подушка, которую Веснушка видела каждый день на одном и том же месте. Коричневый плюшевый пудель, нашитый на малиновый бархат, смотрел на девочку желтыми глазами. Ей почудилось, что они светятся живым, влажным блеском.

— Все только начинается, поверьте! — повторил тот же голос, и Веснушка поняла, что это говорит пудель.

— Так вы настоящий?! — изумилась она.

— Ну разумеется! — подтвердил пудель. — Но я пришит крепко-накрепко и не могу шевельнуться. Я попросил бы вас для первого знакомства чуть-чуть подпороть мой хвост. Вы представить себе не можете, как мне хочется помахать хвостом.

Веснушка мигом схватила ножницы и отпорола от подушки хвост пуделя. — Готово, машите! — сказала она. 

— Тяв! Тяв! Тяв! — залаял пудель, но тут же, спохватившись, покосился на дверь и закончил шепотом: — Благодарю вас, благодарю!

— А теперь лапы! — предложила Веснушка.

— Сначала правую, — попросил пудель, и, когда лапа была освобождена, он протянул ее Веснушке. — Позвольте представиться — Прыжок! — И он осторожно пожал маленькую детскую ручку.

— Очень приятно познакомиться! Меня зовут Веснушка, — сказала девочка. — Сейчас я отпорю вас от подушки, только сидите смирно. — И через несколько мгновений пудель спрыгнул с дивана на пол и, прихрамывая на все четыре лапы, заковылял по комнате.

— Мурашки? — посочувствовала Веснушка.

Пудель кивнул:

— Еще бы! Столько времени без движения.

Как вы сюда попали? полюбопытствовала Веснушка.

— Это длинная и печальная история, — вздохнул пудель. — Однако ее стоит послушать, так как она достаточно поучительна. — И, еще раз покосившись на дверь, пудель вполголоса начал свой рассказ.

* * *

— Я жил у дрессировщика зверей и выступал на цирковой арене. О, какое это было золотое время! Я выступал под музыку, махал в такт хвостом и прыгал через обручи. Я играл на гитаре с голубым бантом и умел считать до пяти. Зрители хлопали мне, и я считал себя самым великим пуделем на свете. Я был ужасно честолюбив, и это меня погубило. Вот как это произошло.

Однажды вечером к моему хозяину пришел какой-то сгорбленный пьяный старикашка и, подмигивая, вытащил из-за пазухи белого облезлого кота, предлагая купить его за баснословную цену. Хозяин хотел было выгнать старика вместе с его подозрительным товаром, но проклятый гном шепнул хозяину что-то на ухо, и тот сразу заговорил иначе.

Он предложил пьянице войти в комнату, заперся с ним, и через полчаса старик вышел, пересчитывая деньги. Хозяин принес коту блюдечко с молоком. Дрожа и фыркая от жадности и нетерпения, кот кинулся к молоку и, мгновенно вылакав его, долго мурлыкал и терся о сапоги своего нового хозяина, не взглянув больше в сторону прежнего. Кошки, как известно, вероломны, и привязанность их можно купить за гроши.

Пересчитав деньги, старик спрятал их в карман своего рубища и, оглянувшись на пороге, сказал:

— Вам никогда не придется, раскаиваться в своем поступке. — После этого он хихикнул и скрылся в темноте.

С этого дня жизнь моя пошла прахом. Кот совершенно вытеснил меня из сердца моего хозяина. Я не знал еще тогда, в чем заключался талант моего соперника. Умел ли он, как я, ходить на задних лапах, считать до пяти или играть на гитаре — мне было неизвестно. Хозяин считал, нужным скрывать это до поры до времени. Готовя первое выступление кота перед зрителями, хозяин запирался с котом в комнате и репетировал часами, выходя только к обеду и к ужину. Я не буду упоминать о том, что это были за обеды и что за ужины! Скажу только, что проклятый замухрышка кот стал неузнаваем. Он отъелся и потолстел. Куда девались комья свалявшейся грязной шерсти! Во что превратился хвост, похожий вначале на ежик для чистки бутылок! Даже я, враг кота и соперник, не мог не признать, что кот превратился в красавца. Он стал белым как только что выпавший снег и до того пушистым, что сам не мог разобрать, где у него хвост, а где — баки. Глаза у него напоминали крыжовник, а нос, — розовый леденец. Хозяин не сводил с него глаз и баловал так, как не балуют даже собственных детей! А я, глотая слезы, играл ежевечерне кое-как на своей гитаре и стал от горя до того рассеянным, что не мог сосчитать, сколько будет дважды два. Я похудел, и в кисточке на кончике моего хвоста завелись блохи. Я чувствовал, что должен на что-то решиться, иначе погибну. И вот накануне первого выступления кота я принял решение. Правда, оно оказалось для меня роковым, но, если уж говорить правду, положа лапу на сердце, случись это сейчас — я поступил бы точно так же. До того была сильна во мне ненависть к этой белой пушистой твари!

Была полночь, когда я, полный решимости, поднялся на чердак. (Кот имел обыкновение дышать по ночам свежим воздухом у слухового окна.) Мой враг сидел и смотрел на луну, которая только что выползла из-за крыш. Она была похожа на медный таз для варки варенья. Все подробности этого вечера — луну, чердак, кота, сидящего у слухового окна, — я вижу как сейчас.

Итак, я очутился на чердаке. Дрожа от волнения и гнева, я подкрался к моему врагу. Кот оглянулся. Увидев меня, он сразу понял, что я не шучу. Я был страшен. Белая шерсть моего соперника поднялась дыбом. Шипение, похожее на свист дракона, оглушило меня. Острые когти вонзились в мой нос.

Тут я окончательно потерял голову. Я оскалил зубы и зарычал так, что сам не узнал своего голоса. Кот понял, что сила на моей стороне, и ринулся на крышу. Я выскочил за ним. Оранжевая луна светила нам обоим. Мы мчались по крыше как сумасшедшие. Кота гнал страх. Меня — ненависть. 

Кот опередил меня и скатился вниз по дереву, прилегавшему к стене дома. Этот путь был не для меня, но, на мое счастье, я заметил пожарную лестницу. Не все собаки решились бы на это, но я рискнул и спустился благополучно. Белый хвост кота мелькнул впереди. Не спуская с него глаз, я помчался за ним. Догнать врага и растерзать в клочья — такова была моя цель. Мы неслись, сворачивая в переулки, перескакивая через заборы и канавы. Город кончился. Мы выбежали на шоссе. Тем временем луна успела побледнеть, и звезды стали меркнуть.

Заросли кустарника возникли на нашем пути. Мы продрались сквозь них, оставляя на колючках клочья белой и коричневой шерсти. Наконец мы оказались в тупике. Он упирался в серую калитку. Возле нее росло кривое мертвое дерево. На нем была прибита табличка с надписью: «ТУПИК ЧЕТЫРЕХ МОКРИЦ». Спасаясь, кот перемахнул через калитку. Я — за ним. Мы оба оказались на поляне, посреди которой возвышался большой серый дом.

К этому времени окончательно рассвело. Навстречу нам шел человек с метлой, на которого мы с разбегу и налетели. Кот и я — мы оба запыхались от усталости и поэтому не сопротивлялись, когда человек взял каждого из нас за шиворот и понес в дом. Унылая седая женщина, сидя в неудобном кресле, подняла нам навстречу глаза, похожие на оловянные пуговицы, пришитые неизвестно зачем.

— Кто вы? — спросила она скрипучим голосом.

— Я — артист, — сказал я. — Выступаю в цирке. Мое имя — Прыжок.

— Меня зовут Фунт, — промурлыкал мой враг. — Я — кот.

Наступило молчание. Мы не смели его нарушить. 

Дверь распахнулась, и слуга внес на тарелке отбивную котлетку. На нас повеяло запахом, который я помню по сей день. Поставив тарелку на стол, слуга удалился. Я почувствовал, что теряю власть над собой. Еще миг, и я, забыв о приличиях, кинусь на котлетку! Взглянув на кота, я понял, что и его обуревают те же чувства. Однако мы оба удержались и сказали так жалобно, что могли бы растрогать камень:

— Мы голодны!

— Бродяги всегда хотят есть, — презрительно сказала женщина. — Бесплатно вы ничего не получите. Что именно умеешь делать ты, Прыжок?

Я был застигнут врасплох. Со мной не было ни гитары с голубым бантом, ни квадратиков с цифрами, ни позолоченного обруча. Я был беспомощен, как новорожденный щенок. Понимая, что все потеряно, я промямлил глупо и невразумительно:

— Я… умею… лаять!

Женщина не удостоила меня ответом. Смерив меня уничтожающим взглядом, она обратилась к коту:

— А ты?

Кот приосанился.

Я замер. Ведь до сих пор я не знал, в чем заключался талант моего соперника. Я ждал его ответа, сгорая от любопытства.

Кот откашлялся, покрутил ус и сказал с достоинством:

— Я знаю наизусть все сказки на свете. Любую из них я могу рассказать без запинки. Мяу! Пожалуйста, хоть сейчас. И он облизнулся, покосившись на котлетку.

Я взглянул на женщину. В ее тусклых глазах появился блеск.

— Великолепно, — усмехнулась она. — Ты очень порадовал меня, Фунт. И не потому, что я люблю сказки! О нет. Я их ненавижу. Мое имя — Скука. И я не желаю, чтобы ты рассказывал сказки людям. Поэтому ты навсегда останешься в моем доме. — С этими словами она трижды хлопнула в ладоши.

На пороге вырос слуга.

— Запереть кота в чулане! — приказала она. — Можешь рассказывать свои сказки мышам, прежде чем их скушать, — кивнула она в сторону Фунта.

И не успел Фунт пикнуть, как был схвачен за шиворот, и белый пушистый хвост мелькнул передо мной в последний раз.

— А этого бездарного дурака, — сказала Скука, указывая на меня сухим, как карандаш, пальцем, — выгнать вон. Пусть отправляется на все четыре стороны и лает сколько ему угодно.

Мне дали пинка, и я очутился по ту сторону калитки. Я лег и завыл. На сердце у меня, как говорится, скребли кошки. Правда, я погубил своего соперника! Убрал его со своего пути, но какой ценой! Я не знал, смогу ли пережить такое унижение. С какой радостью я поменялся бы с Фунтом! Как горд, вероятно, этот набитый дурак, сидя в чулане и обдумывая, как велик и опасен его талант! О, какая тоска! О подлый, подлый соперник! Рыча от обиды, я стал кататься по земле. Репейник цеплялся за мой великолепный хвост. Меня кололи колючки и кусали муравьи. Голод мучил меня. Я изнывал от жажды. Наконец я поплелся домой. Обнюхивая следы, я быстро нашел дорогу, и до самого дома меня преследовал ненавистный кошачий запах, напоминая мне о моем унижении. Я стонал. Это было нестерпимо! Кое-как я добрался до дома. На пороге стоял мой хозяин. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Я понял, что он видел, как я ночью гонял его любимца. На всякий случай я упал на землю и, глотая пыль, пополз на животе к ногам хозяину.

— Где Фунт? — раздался надо мной зловещий голос.

Я молчал. Что мог я ответить?

— Где Фунт? — спросил он еще раз, и я понял, что гибну. Я ждал заслуженного наказания, но не мог предположить, что оно будет так ужасно!

Мой хозяин был не только дрессировщик, но еще и фокусник. Фокусы его часто смахивали на чудеса, и я их побаивался. Думал ли я когда-нибудь, что буду наказан таким ужасным способом?!

Хозяин поднял руку. Из-под его манжет посыпались разноцветные искры, мелкие как бисер и колючие как булавки. У меня закружилась голова, и я лишился чувств. Теряя сознание, я успел заметить в руке у хозяина толстую иглу. Он вдевал в ушко черную нитку.

Когда я очнулся, то оказалось, что я пришит к подушке крепко-накрепко и не могу шевельнуться.

— Жалкий завистник! — сказал хозяин громовым голосом. — Я знаю, почему ты возненавидел кота. Ты не мог перенести его превосходства! Чужой талант был тебе ненавистен. Сам же ты только и умел, что играть на гитаре. Но мы то с тобой знаем, что ты не извлек бы из нее ни единого звука, не будь она заводной. Ты — ремесленник, а он был артист. И ты погубил его, о преступник! Скажи по крайней мере, куда ты задевал его шкурку?!

Я сознавал свою вину, но не мог ответить. От всех передряг я потерял дар речи. Я горевал и раскаивался молча, а хозяин понял мое молчание как вызов и упорство.

Так будь же в наказание свидетелем чужих успехов, не имея возможности даже махнуть хвостом! — сказал он, и я в один миг очутился в ложе, куда приехала какая-то важная дама смотреть представление. Меня положили на барьер, чтобы даме было удобней облокачиваться.

Первый же вечер оказался для меня пыткой. Худые локти как гвозди впивались в мои несчастные бока, а я не мог ни зарычать, ни укусить мою мучительницу. Униженный и несчастный, я выглядывал из-под ее рукавов и видел, как на арене плясали ученые фокстерьеры, сновали морские львы, галдели попугаи, которых я всегда считал круглыми идиотами! А зрители хлопали им и смеялись, а я… да что там говорить! Хозяин знал, как меня наказать! Я страдал ужасно!

Дальше все было, как во сне. Наступил день, когда все цирковое имущество упаковали в ящики, в сундуки и погрузили в большой фургон. Цирк уезжал. Как случилось, что я попал в магазин, а оттуда в качестве «случайной вещи» к вашей тетушке на диван, я толком не помню. «Превратности судьбы», как говорится в книжках.

Жизнь моя потекла в покое и бездействии. Пригревшись, я сидел смирно, не подавая голоса. Боялся за свое насиженное местечко. Но сегодня я понял, что оставаться в стороне и молчать было бы нечестно. — Тут пудель наклонился к самому уху девочки и шепнул: — У сказок были другие концы!

— Какие?! — спросила изумленная Веснушка.

— Не знаю точно, — шепотом продолжал пудель. — Мне известно, что случилась большая беда! — Беда? — переспросила было Веснушка.

— Ссс! Слушайте и не перебивайте. Это книжка не простая, а волшебная! Люди, которые не верят в чудеса и не умеют мечтать, видят в ней только раскрашенные картинки да буквы, большие и маленькие! На самом деле в ней все настоящее! Люди, их поступки, беды и радости, улыбки и разочарования!

Настоящее?! — переспросила Веснушка. — Значит… значит, Золушка может стать моей подругой, а Мальчик-с-Пальчик и его братишки — товарищами! Скорее на помощь! Ведь они во власти злых людей и жадных Людоедов! Друзей нельзя оставлять в беде! Надо найти концы сказок!

— Увы, — сказал пудель, — концы сказок похищены сегодня ночью вашей тетушкой!

— Она должна вернуть их! — И Веснушка подбежала к двери. — Тетушка, тетушка, отдайте сейчас же концы сказок!

— Тсс! Кричать и требовать бесполезно, — остановил ее пудель. — Концы сказок сгорели в печке. Это — дело рук вашей тетушки.

— Как она могла? Зачем?

— Стоит ли судить о том, чего нам все равно не понять. Вам — по молодости, а мне — потому, что я хоть и породистая, но все-таки собака, — рассудительно сказал пудель. — Однако я знаю: есть средство отвратить беду. Надо узнать, чем кончались сказки. Тогда в книжке все станет по-прежнему, наперекор тетушке.

— Но как узнать? У кого? Я готова бежать, плыть, нырять, карабкаться!

— Прежде всего вы должны ответить мне на очень серьезный вопрос, — сказал пудель. — Вы храбрая или трусиха?!

Веснушка на мгновение призадумалась.

— Трусиха, — краснея, призналась она. — Один мальчик, с которым мы дружили, брал в руки дохлых мышей, лягушек, а раз даже живого таракана. А я не брала. Боялась.

— А брать в руки себя вы никогда не пробовали?

— А это можно?

— Это необходимо. Однако редко кому удается. Вы, я надеюсь, справитесь с этой задачей. Поэтому я предлагаю вам отправиться со мной за концами сказок.

— Хоть на край света.

— Это гораздо ближе. Если мы не будем мешкать, то засветло доберемся до «Тупика Четырех Мокриц». Мы проникнем в дом Скуки, освободим кота Фунта, и он расскажет нам с начала до конца все сказки, — сказал пудель. — Но прежде чем уйти, напишите тетушке записочку. Постарайтесь писать по линеечкам и по возможности без клякс.

Веснушка вырвала второпях из тетрадки листок бумаги и обмакнула перо в чернильницу. 

Взяв записочку, пудель подул на нее, чтобы скорее просохли чернила, и положил ее на видном месте.

— А теперь в путь! — и он нажал на оконную раму, заклеенную на зиму полосками бумаги. Окно открылось. По комнате заплясали снежинки.

— Сейчас я попрощаюсь с моим другом, — сказала Веснушка, прижимая к груди маленького игрушечного Трубочиста. Он был одет в бархатную курточку и изрядно потрепан, как бывают потрепаны самые любимые игрушки. — Я ухожу! — шепнула Веснушка Трубочисту. — Но я вернусь. Я обязательно вернусь. Я взяла бы тебя с собой, но мало ли что может приключиться в пути, ты — маленький, испугаешься. Я взяла бы тебя с собой, но на улице метель, ты — тряпочный, размокнешь. Сиди тут и не высовывай носа. Тетушка не заметит тебя в темном уголке. Выглянешь — забросит на чердак. — И Веснушка спрятала Трубочиста под кресло. 

Прихватив с собой книжку волшебных сказок, Веснушка протянула руку пуделю.

— Я готова.

В эту минуту из-за двери послышался голос тетушки.

— Веснушка! Ты учишь сказки?

Ей никто не ответил.

Веснушка и пудель уже шагали по глубокому снегу.

Если бы путники оглянулись, то увидели бы, как маленькая черная фигурка вскарабкалась на подоконник, прыгнула в снег и пустилась за друзьями вдогонку. Это был игрушечный Трубочист.

Колючий ветер хлестнул его по лицу, сорвал с головы шапочку, растрепал волосы, свалил с ног.

С трудом преодолевая натиск ветра, Трубочист поднялся, поймал на лету шапочку, запахнул полы куртки. Вспомни он в эту минуту, что он игрушечный и даже не заводной, мужество, пожалуй, покинуло бы Трубочиста, и бедняга остался бы лежать в сугробе. Но, к счастью, Трубочист не думал о себе. Мысли его были там, где в снежной сумятице мелькала, удаляясь, Веснушка. Он не хотел покидать ее в трудную минуту и надеялся пригодиться в дороге.

— Догоню! — повторял про себя Трубочист. — Догоню! Догоню! Догоню во что бы то ни стало!

Он продирался через заснеженный кустарник, скатывался с пригорков, увязал в сугробах, стараясь не потерять из виду Веснушку и пуделя. И (Трубочист не заметил, как это случилось) вместо того чтобы почувствовать усталость, выбиться из сил, Трубочист бежал все быстрее, и силы его прибывали. Он заранее посмеивался тому, как будут удивлены Веснушка и пудель его появлению. Ведь они уверены, что Трубочист сидит себе в безопасности в темном уголке под креслом.

Еще немножко, и Трубочист будет у цели. Но тут на беду усилилась метель, и Веснушка с пуделем исчезли из виду.

«Они могут сбиться с пути! — подумал, испугавшись, Трубочист. — В этой снежной сумятице легко потерять друг друга!»— И он запел песенку так громко, как только мог, чтобы друзья услышали его голос и отозвались:

Пусть снег метет — Иду вперед         И не сверну назад! Промок насквозь, Хоть скинь и брось         Мой кукольный наряд. До самых крыш Сегодня в ночь         Сугробы намело. Но кто идет Друзьям помочь,         Тому всегда тепло. Пусть будет слышен Голос мой         Тебе издалека: «Ты не одна, Твой друг с тобой!         И вот его рука!»

Тем временем пудель действительно сбился с дороги. Усталые, продрогшие, плелись наши путники, и, куда бы ни сворачивали, всюду расстилалось перед ними снежное поле. Ни кустика, ни деревца, ни одной дорожной приметы, знакомой пуделю. Все замело снегом.

Оба молчали, стараясь не огорчать друг друга. Первым не выдержал пудель.

— Презираю себя! Сбиться с пути собаке! Засиделся на подушке, пригрелся! Вот и потерял чутье. Куда я теперь гожусь?! Мы заблудились по моей вине. Вокруг — никого. Да и кому охота бродить по полю в такую погоду! Мы одни. Никто не придет к нам на помощь! Никто не выручит из беды!

И вдруг ветер донес издалека слова песенки:

Но кто идет Друзьям помочь,         Тому всегда тепло. Пусть будет слышен Голос мой         Тебе издалека: «Ты не одна, Твой друг с тобой!         И вот его рука!»

— Ты слышишь? — встрепенулась Веснушка.

Из снежной мглы вынырнул Трубочист. Но не прежний, не игрушечный, а настоящий рослый мальчик.

Веснушка и пудель уставились на него, не зная, что и думать.

Трубочист поспешно скинул с плеч курточку и закутал озябшую Веснушку.

— Эх ты! — с упреком обратился он к пуделю. — Не мог одеть девочку потеплее!

— Оплошал… — пробормотал пудель. — Забыл, что бывают вьюги.

— Какой хороший сон! — пролепетала Веснушка. — Мне стало тепло, и Трубочист здесь… Как жалко, что сны кончаются.

— Это не сон, — сказал Трубочист. — Я останусь с тобой навсегда.

— Но ведь ты был игрушечный… — все еще не веря своим глазам, сказала Веснушка. — И даже не заводной… А теперь… Как это случилось?

Тут только Трубочист оглядел себя и понял, что он — настоящий, живой, долговязый мальчик. Он развел руками. Не знаю, — признался он.

— Чудак! — удивился пудель. — Стал человеком, а как — не заметил.

— Человеком? — Трубочист все еще не мог поверить своему чудесному превращению. — Значит, я теперь могу быть не игрушкой, а другом?

— Конечно! — подтвердила Веснушка. — Только чур — уговор: за косички не дергать!

— И за хвост не таскать! — предупредил пудель.

— А это делают все настоящие мальчишки?

— Все до единого, — кивнул пудель.

— А я что, игрушечный? — И Трубочист на радостях дернул за косички Веснушку и за хвост пуделя. — А теперь, — сказал он, — куда вы, туда и я! Прыжок, ты знаешь дорогу! Веди же нас. Ну, что же ты стоишь на месте?

— Пни меня лучше сапогом или ударь метелкой, — жалобно ответил пудель. — Я сбился с пути. Я недостоин называться собакой. — И он завыл.

— Перестань! — прикрикнул на него Трубочист. — Этим делу не поможешь. Говори, дорожные приметы помнишь?

— Все до единой. Кривое мертвое дерево — раз! Табличка с надписью — два! Серая калитка — три!

И…

...не успел он договорить, как туман рассеялся словно по волшебству, и все увидели и кривое мертвое дерево, и табличку на нем, и серую калитку. Путники, сами не зная этого, были у цели. Так нередко случается в жизни: цель достигнута, но туман сомнений скрывает ее от нас до поры до времени.

— Она! — взвизгнул пудель. — Пусть я стану кошкой, если это не та самая калитка!

Веснушка привстала на цыпочки. Надпись на табличке гласила:

«ТУПИК ЧЕТЫРЕХ МОКРИЦ.

СОБСТВЕННЫЙ ДОМ СКУКИ».

— Значит, я шел правильно! Я не потерял чутья! Я могу служить людям! Никогда, никогда больше я не вернусь на мягкую подушку! — кувыркаясь от радости, повторял пудель.

— Теперь надо проникнуть в дом, не вызывая подозрений, — сказал Трубочист. — Я выманю Фунта через печную трубу на крышу. Мне это легче всего. Я — Трубочист.

— Будь осторожен. Не попадайся Скуке на глаза, — предупредил пудель. — Найдешь Фунта, волоки, как бы ни царапался.

— Без кота не уйду, — пообещал Трубочист. — Ждите меня на опушке леса в покинутом шалаше.

— Не робей! — шепнула ему Веснушка. — Держи себя в руках. Сумеешь?

Трубочист усмехнулся:

— Что я, игрушечный?

И он помахал друзьям на прощание метелкой.

Возле калитки не было ничьих следов. Трубочист протянул было руку, чтобы открыть калитку, как вдруг…

...скрежеща ржавыми петлями, она распахнулась перед ним настежь, точно кто-то давно уже поджидал Трубочиста.

Глава вторая

Раз в году в доме Скуки был праздник. Скука праздновала свои именины. В этот день с зарей в сером доме начиналась суета. Слуги обметали с карнизов пыль, осевшую за двенадцать месяцев, обленившиеся за год полотеры кряхтя натирали полы, на кухне пеклись тощие пироги, а сама Скука вставала позже обычного и надевала поверх серого платья белый пикейный воротничок. Позавтракав, она доставала из пузатого комода вышитый бисером кошелек и, порывшись в нем, вынимала из него заржавленный ключ. Вручая его старику привратнику, она из года в год повторяла одну и ту же фразу: «Ступай отвори калитку и посмотри, не идут ли гости».

После этого она садилась в кресло и, сложив на коленях праздные руки, глядела не отрываясь в окошко. Время ползло медленно, как червяк. Скука прислушивалась — не заскрипит ли снег под чьими-нибудь торопливыми шагами. «Гости любят опаздывать», — зевая, думала Скука.

Но вот наконец начинали собираться гости. Из года в год одни и те же: пестро одетая дама, известная на всю округу тем, что за всю жизнь не пришила ни одной пуговицы и не прочитала ни одной книжки, косматый поэт, супруги лавочники, чья бакалейная лавка была неподалеку, и, разумеется, тетушка Лиза. Она доводилась Скуке двоюродной сестрой!

Скука принимала поздравления. Гости рассаживались, ведя неторопливую беседу. Пестро одетая дама выкладывала городские новости, супруги бакалейщики толковали о ценах на сахар и крупу, а поэт читал длинные-предлинные стихи, из которых нельзя было запомнить ни строчки.

Солнце садилось. Скука провожала гостей до калитки. Привратник поворачивал ключ в замке и возвращал его Скуке. Она прятала его в шитый бисером кошелек и запирала в ящик комода. Сняв белый пикейный воротничок, Скука ложилась спать. Так из года в год Скука праздновала именины.

В этот раз Скука, как обычно, принарядившись ради торжественного дня, вызвала старика привратника и вручила ему ключ.

— Ступай открой калитку и сторожи гостей, — приказала она.

Привратник не спеша поплелся по дорожке, зная, что гости, как всегда, придут позже. Однако, к его удивлению, у калитки уже дожидался кто-то. Привратник был стар и подслеповат. Приняв Трубочиста за гостя, старик приветствовал его и повел в дом.

— Именинница ждет вас, — твердил он, не слушая возражений.

Волей-неволей Трубочисту пришлось предстать перед Скукой.

— Здравствуй, мальчик, — проскрипела Скука, разглядывая Трубочиста своими оловянными глазами. — Это очень правильно, что ты пришел поздравить меня. Пора, давно пора молодежи подружиться со Скукой. Скажи мне: как зовут тебя и сколько тебе лет?

— У меня нет имени, — признался Трубочист. — И я только что стал человеком.

— Ну что ж, — сказала Скука, — тем лучше. Я многому научу тебя. Юности полезно знать все заранее. Чужой опыт в дальнейшем принесет тебе пользу. Садись, побеседуем.

Трубочист нехотя сел.

— Итак… — проскрипела Скука, — для начала я растолкую тебе, что нужно каждому человеку для счастья.

— А что такое счастье? — спросил Трубочист.

Скука откашлялась и отхлебнула воды из стакана.

— Счастье, — начала она, — это свой дом, своя перина, свой палисадник, обнесенный высоким забором. Счастье — это ночи без сновидений и дни без тревог. Счастье — это праздные руки и голова, свободная от беспокойных мыслей. Для того чтобы стать счастливым, не надо желать ничего большего.

— А мечты? — пылко возразил Трубочист. — А сказки, друзья, улыбки и печали? Когда я был игрушечным, то краем уха слышал — людям без этого не обойтись.

Скука потрепала мальчика по плечу.

— Сразу видно, что ты только что стал человеком, — снисходительно усмехнулась она. — Будь это не так, ты знал бы, что сказки лгут, мечты не сбываются, а друзья предают. Это так же неизбежно, как то, что молоко киснет и вянут цветы. Запомни это. Доверься моему опыту.

Трубочист покачал головой.

— Ну нет! — сказал он твердо. — Не поверю, пока сам не додумаюсь, так это или не так.

— Ах, вот ты каков! — насторожилась Скука. — Только что стал человеком, и туда же, рассуждать! Тебя опасно отпускать к людям. Такие, как ты, могут натворить всяческих бед.

— Я не останусь у вас, — сказал Трубочист.

В тусклых глазах Скуки зажглись зловещие огоньки.

— Скука, мой дружок, гораздо могущественней, чем это принято считать! Тебе не уйти отсюда. Ты — мой пленник. Смирись!

Смириться со Скукой? Да ни за что на свете! — вспыхнул Трубочист. — Не для этого я стал человеком! — И он шагнул к двери, но дверь исчезла, как только он коснулся ее.

Трубочист бросился к окнам, но и окон не стало.

Скука подняла сухой, как карандаш, палец. Мгновенно комната погрузилась в непроглядную темноту. Трубочисту почудилось, что его окунули в чернильницу. Скрипучий смех Скуки донесся издалека. И тут же стало совсем тихо.

Трубочист понял, что попал в ловушку. Но решил не сдаваться. Натыкаясь в потемках на столы, опрокидывая стулья, он пытался найти выход.

— Что я, игрушечный? — подбадривал он себя, обшаривая углы и чихая от пыли. — Так я и дал себя одурачить! Будь здесь не так темно, я бы уж наверняка нашел какую-нибудь лазейку.

Едва он успел договорить, как изо всех сил стукнулся лбом о какой-то предмет, подвернувшийся в темноте, и…

…Хотите — верьте, хотите — нет, но из глаз у Трубочиста посыпались искры! Да, да, целый фейерверк, осветивший на миг все углы.

Трубочист успел разглядеть каминную решетку и понял, что спасен. Каминная труба — дорога на крышу. Через несколько минут Трубочист оказался на свободе.

В маленьком чулане под самой крышей было темно и душно. Узенькое окно плохо пропускало свет. Многолетняя пыль слежалась в углах и стала похожа на толстый слой серой ваты. Угрюмые пауки дремали в углах, покачиваясь на своих паутинных качелях. Груды никем не прочитанных книг тлели на полу, храня тысячи историй о счастливых и несчастных, о разбойниках и королях, о затонувшем золоте и о землях, открытых отважными путешественниками. Книжные черви медленно и трудолюбиво точили синие, серые, коричневые и раззолоченные переплеты. Большой глобус валялся в пыли. Моря на нем выцвели, параллели и меридианы стерлись. Через пустыни и плоскогорья сновали мокрицы.

Среди всего этого запустения сидел кот Фунт.

Много дней прошло с тех пор, как за ним захлопнулась дверь чулана. Много раз вставало и садилось солнце. Осенью дожди барабанили по крыше, а летом она накалялась, и в чулане царила ужаснейшая жара. Зимой дуло из всех щелей, и зябкий кот, свернувшись клубочком, проклинал свою судьбу. Весной кот начинал надеяться. Но время шло. Никто не приходил за котом. Он понял, что забыт всеми. От безделья он наловчился ловить мышей не глядя, но это занятие не радовало его. Часами он просиживал, уставясь в одну точку и мурлыча себе под нос. Так было и сегодня.

Обижен, унижен и жизни не рад, Мышей я в потемках ловлю наугад. Живу, как собака, валяюсь в пыли. Хотя бы для смеха чулан подмели. Но видно — судьба! От нее не уйдешь. Придется коту пропадать ни за грош!

Разжалобив себя таким образом, кот смахнул слезу и пригорюнился. И вдруг ему послышались чьи-то осторожные шаги у себя над головой. Кто-то ходил по крыше.

«Человек или кот? Если человек, надо быть осторожным», — подумал Фунт.

— Фунт! Ты здесь? Отзовись! — послышался голос с крыши.

«Человек!» — подумал кот и притаился, выжидая.

— Фунт! Фунт! — не унимался тот же голос.

— Мяу! — откликнулся наконец кот.

— Хочешь бежать? — спросил голос с крыши.

В горле у кота пересохло от волнения.

— Куда? — пискнул он.

— К друзьям, — последовал ответ.

«Я кому-то нужен», — быстро сообразил Фунт и решил на всякий случай набить себе цену. — На каких условиях? — спросил он. Голос его звучал более твердо.

— Горе и радость — все пополам, — пообещал спаситель.

— Не подходит, — нахально ответил кот, заранее зная, однако, что готов покинуть чулан на любых условиях. — Дело в том, что я не простой кот, а ВЫДАЮЩИЙСЯ.

Трубочист (вы, конечно, уже догадались, что на крыше был он) никогда не слышал такого слова и не знал, что оно значит. Поэтому он призадумался.

Кот ждал. «Не перехватил ли я через край?» — с тревогой подумал он, прислушиваясь.

— Ладно, — послышалось с крыши. — Ставь свои условия.

Фунт решил, что можно еще немножко покуражиться.

— Слишком важный вопрос. Не могу решить сгоряча, — сказал он.

Знай Фунт, какая беда нависла над его головой, он давно уже был бы на крыше. Ведь в эти самые минуты, внизу за чайным столом, решалась его судьба!

Пока Фунт пререкался с Трубочистом, в гости к Скуке пожаловала тетушка Лиза и именно сейчас, захлебываясь от волнения, рассказывала обо воем, что произошло: о сожженных концах сказок, о бегстве смутьянки Веснушки, которая хочет во что бы то ни стало дознаться, чем кончались сказки, и о пуделе, осмелившемся покинуть насиженную подушку.

Посовещавшись, сестры решили раз и навсегда покончить с этими тревогами: уничтожить на всякий случай того, кто знает все сказки на свете и может при случае проболтаться.

Участь кота Фунта была решена.

Прихватив фонарь, тетушка и Скука отправились по винтовой лестнице, ведущей в чулан, где собирались учинить расправу над опасным пленником. А он тем временем, не помышляя об опасности, продолжал торговаться с Трубочистом, боясь прогадать…

— Вот мои условия, — сказал кот деланно равнодушным тоном, точно речь шла не о долгожданной свободе, а о сущих пустяках. — Мне все хорошее, а тебе все, что похуже.

Трубочист ответил не сразу. Кот ждал. Наконец из печной дверцы показался конец веревки.

— Согласен. Хватайся за веревку, — сухо сказал Трубочист. — Я вытащу тебя через печную трубу.

— Но я белый, а сажа черная! — возмутился кот.

У Трубочиста наконец лопнуло терпение.

— Слушай ты, спесивая бестия! — крикнул он. — Хоть нас и разделяет крыша, но я вижу тебя насквозь. Выбирай: или ты перестанешь ломаться, или…

— Остаюсь, — холодно отозвался кот и тут же пожалел об этом. Конец веревки исчез. На крыше стало тихо. «Не ушел ли он?» — с тревогой подумал кот и в этот миг услышал, как скрипнули ступени лестницы, по которой давным-давно никто не поднимался.

«Кто бы это мог быть?» — подумал кот и прильнул ухом к дверной щели.

Здесь, — сказал кто-то за дверью.

Вслед за этим послышался стук отводимого засова. Кот замер. Звякнула откинутая щеколда.

«Кто-то пришел за мной», — решил кот, не зная, однако, радоваться этому или печалиться.

Он не ошибся. За дверью стояли Скука и тетушка. Скука отодвигала засовы и задвижки, откидывала крючки, щеколды, открывала один за другим запоры, которых было множество, один хитрее другого. Последним был огромный висячий замок, каким в деревнях замыкают амбары и конюшни. С ним пришлось немало повозиться. Ключ заржавел и ни за что не хотел повернуться в скважине.

Скука и тетушка переговаривались вполголоса.

— Замки не сломаны, пауки на местах. Никто не мог проникнуть в чулан. Фунт, без сомнения, здесь, — сказала Скука.

— А какой он масти, этот кот? — спросила тетушка.

— Белой. Нос у него розовый, как дешевый леденец, а глаза напоминают незрелый крыжовник, — ответила Скука, продолжая отмыкать замок за замком.

Кот приник к замочной скважине, боясь проронить слово.

— Белая шкурка? Ну что ж, даже мило, — ответила тетушка.

«Кажется, попадаю в хорошие руки! — подумал кот. — Правильно я поступил, не польстившись на уговоры этого проходимца с крыши».

— Фунт, ты не передумал? — послышался голос Трубочиста.

Фунт даже не удостоил его ответом. Тетушка и Скука все еще возились у дверей. Кот слушал, затаив дыхание.

— Из этого кота получится… — сказали за дверью.

«Что, что это из меня получится?» — насторожился кот, почуяв недоброе.

— Из этого кота получится превосходное чучело, — продолжал тот же голос. — Его надо будет изредка пересыпать нафталином.

— Отличная мысль, чучело никому не будет рассказывать сказок! — послышался ответ.

Не медля ни секунды, кот прыснул к печке.

Веревки не было.

— Дружок! Братец! — взмолился кот. — Как тебя по имени-отчеству? Я пошутил! Спасай! Веревку сюда! Веревочку!

Из печки появился снова спасительный конец веревки. Кот вцепился в него.

— Тащи! — пискнул он и, изловчившись, прихлопнул задней лапой печную дверцу, чтобы замести следы.

В чулане появились Скука и тетушка.

— Кис! Кис! Кис! — ласково позвала тетушка. — Фунт! Фунтик!

Ответа не было.

— Спрятался, противное животное! — сердито сказала Скука. — Фунт! Сейчас же отзовись!

Но в чулане по-прежнему было тихо.

В поисках кота Скука и тетушка Лиза перевернули вверх дном весь чулан. Пыль стояла столбом. Потревоженные пауки разбежались кто куда.

— Все погибло! — ахнула тетушка. — Мы просчитались!

— Полноте, сестрица! — возразила Скука. — Не следует забывать о моем могуществе. Мне ничего не стоит очутиться в книге сказок и предупредить моих добрых знакомых и единомышленников — чету Людоедов и Золушкину мачеху о кознях этой бунтовщицы Веснушки. Сообща мы, без сомнения, справимся с ней. Не будем же терять времени.

С этими словами Скука прищелкнула пальцами и, произнеся скороговоркой: «Раз, два, три!» — исчезла.

Тетушка Лиза вздохнула с облегчением. Она не сомневалась, что влиятельная сестра все уладит. Отряхнув пыль с платья и пригладив волосы, тетушка Лиза спустилась вниз, в столовую, где, заварив жидкий чай, стала потчевать им собравшихся гостей.

* * *

Тем временем Скука очутилась в книжке сказок на зеленой, залитой солнцем лужайке. Первым, кого она увидела, был Людоед. Он подкидывал огромный пестрый мяч, который с хохотом ловили, отпихивая и кусая друг друга, людоедики и людоедочки.

Людоед был в отличном настроении. С тех пор как тетушка Лиза сожгла в печке концы сказок, семья Людоедов жила припеваючи. Девять штук мальчишек во главе с Мальчиком-с-Пальчиком сидели в клетке. Людоедиха и ее старшая дочь Маргарита откармливали малышей, обещая отпустить к папе и маме, как только дети станут толстенькими. Не удивительно, что их не приходилось упрашивать и они ели прекрасно, поправляясь не по дням, а по часам. На самом же деле Людоеды собирались съесть ребятишек. В первую очередь — Мальчика-с-Пальчика. Именно им собиралась Людоедиха побаловать сегодня свою семью. Глава семьи заранее облизывался, предвкушая, какое вкусное рагу будет подано к обеду. Людоед был большим лакомкой.

Увидев Скуку, Людоед поспешил к ней навстречу и отвесил учтивый поклон.

— Милости прошу, госпожа Скука, — пробасил он. — Зачем пожаловали?

— Я пришла неспроста, — сказала Скука, поднимаясь по ступенькам на крыльцо Людоедова жилища. — Мы в опасности!

Встревоженный хозяин последовал за ней. Оба вошли в дом, и Скука, не мешкая, рассказала чете Людоедов обо всем, что произошло.

Пока Скука и тетушка Лиза обшаривали чулан в поисках Фунта, Трубочист выволок кота на крышу. Тот был со страху ни жив ни мертв.

— Прыгай в ведерко и притворись сажей! — скомандовал Трубочист.

Кот, вымазанный сажей от усов до кончика хвоста, не заставил себя просить дважды. Он мигом прыгнул в ведерко.

— Усы не торчат? — жалобно пискнул он, сворачиваясь клубочком. — Хвоста не видно?

— Сиди смирно, и я вынесу тебя отсюда без помехи! — успокоил кота Трубочист.

И в самом деле, им удалось покинуть дом Скуки, прежде чем поднялась тревога. Трубочист пустился во весь дух к покинутому шалашу, где его с нетерпением поджидали друзья — Веснушка и пудель.

Завидев Трубочиста, оба кинулись ему навстречу.

— А Фунт? — спросила Веснушка.

Из ведерка показались усы.

— Мяу, — отозвался Фунт, решив на всякий случай быть вежливым. — Я тут! — И он выпрыгнул из ведерка. Увидев пуделя, кот тут же узнал его. Задрожав от гнева, Фунт выгнул спину дугой. Каждая шерстинка встала по хребту дыбом. Кот загудел, боком наступая на врага. Потом открыл ярко-розовый рот и зашипел так, точно на горячую плиту, сбежало молоко.

Устрашенный пудель попятился.

— Фунт? — ахнул он.

— Да, это я! — запальчиво крикнул кот. — Тот самый Фунт, который по твоей милости угодил в лапы Скуке. Выдающийся кот, чьи лучшие годы погублены в пыльном чулане!

— Прости меня, Фунт! — смиренно ответил пудель. — Поверь, я горько раскаиваюсь в моем поступке и ничего так не хочу, как выслушать все сказки с начала до конца. И как можно скорее!

— Здесь? Сейчас? — возмутился Фунт. — Нет, нет, об этом не может быть и речи. Я не могу. Не то настроение.

— Опять куражишься? — прикрикнул на кота Трубочист.

— Молодой человек, — укоризненно сказал кот, — сказки рассказывать — не трубы чистить.

— Фунтик! — ласково попросила Веснушка. — Мы вас очень просим!

— Девочка просит! — поддержал Веснушку пудель.

Кот смягчился.

— Так и быть… — согласился он. — Однако не рассказывать же натощак. Прыжок, поймай мне, пожалуйста, мышь, на худой конец хотя бы полевую! Пошарь под снегом! (Фунт не хотел упустить случая поиздеваться над пуделем.)

— Фунт! — взмолился пудель. — Ты требуешь невозможного! Мышь! Зимой? В лесу! Сделай милость, закуси колбаской. Я прихватил ее на всякий случай. Мне помнится, ты любил именно этот сорт — домашнюю. — И пудель преподнес Фунту кусочек колбасы.

Фунт понюхал ее, лизнул и, делая вид, что глотает через силу, съел колбасу вместе с бумажкой, в которую было завернуто угощение.

— Несколько суховата, — небрежно сказал он, тщательно вытирая усы и подбирая крошки. Не совсем то, что я люблю. Однако так и быть…

— Теперь рассказывайте, — напомнила Веснушка, сгорая от нетерпения.

Кот зевнул.

— После еды не мешало бы отдохнуть, — пробормотал он, делая вид, что борется с дремотой.

Тут Трубочист вышел из себя.

— Отдохнуть? — переспросил он, хватая кота за шиворот. — Изволь! Ты отдохнешь и выспишься в чулане, куда я тебя сволоку обратно!

Кот спохватился. Он понял, что опять хватил через край.

— Я пошутил! — мяукнул он. — Пусти, мне больно! Я готов рассказывать!

Трубочист выпустил кота, предварительно встряхнув его.

Кот смахнул хвостом снег с пенька и уселся поудобней. Потом он оглядел присутствующих и попросил соблюдать полнейшую тишину.

Все замерли.

— Итак, — начал Фунт, — жила-была девочка. Звали ее… — он запнулся, припоминая.

— Золушкой! — подсказала Веснушка.

— Да, да, именно это я и хотел сказать, — подхватил Фунт. — Жизнь у нее была… — И он снова призадумался.

— Невеселая, — снова не выдержала Веснушка.

Кот удивился:

— Да что вы? Мне помнится, она только и делала, что плясала на балах.

— На балу она была всего три раза, да и то тайком, — поправила рассказчика Веснушка.

— Ай-ай-ай! — покачал головой кот. — Вот бедняжка-то! — И снова замолчал.

— А дальше? Дальше! — торопила Веснушка.

— А дальше? Дальше было вот что: она повстречала на балу этого… ну как его?.. Мальчика-с-Пальчика.

— Нет. Этого не могло случиться. Все было иначе, — заволновалась Веснушка.

Кот строго взглянул на нее:

— Девочка, кто из нас рассказывает? Вы или я?

— Вы, — пролепетала Веснушка.

— То-то же! — укоризненно сказал кот.-Я знаю, что говорю. Это был именно Мальчик-с-Пальчик. Они познакомились и… поженились.

— Да не могли они пожениться! Они из разных сказок! — со слезами в голосе возразила Веснушка.

Кот поморщился.

— Слезы?! Терпеть этого не могу. Не стану больше рассказывать! Лучше и не просите!

Тут пудель, у которого был кое-какой жизненный опыт, понял, что Фунт куражится неспроста и за этим что-то кроется. Взбешенный, он подскочил к пеньку, на котором восседал, кот и, оскалив зубы, зарычал на него так, что кот, с которого от страха соскочила вся спесь, прыснул на ближайшее деревцо и повис на тоненькой веточке, рискуя свалиться в открытую пасть врага.

— Девочка! — взмолился он. — Заступитесь за меня!! Я скажу все, я все открою, если вы обещаете не давать меня в обиду!

— Обещаю! — сказала Веснушка, придерживая на всякий случай пуделя за ошейник.

Кот спрыгнул с дерева. Приниженный и смиренный, он смахнул слезу.

— Я не виноват, — пролепетал он. — Я действительно знал все сказки на свете и мог рассказать каждую с начала до конца. Но с тех пор как мне перестали перепадать за них вкусные кусочки… я перезабыл все сказки до единой! Войдите, если можете, в мое положение.

Все молчали.

Кот, чувствуя себя под защитой Веснушки, повернулся спиной к пуделю и принялся вылизывать свою запачканную сажей шкурку. Потом, оглядевшись в поисках местечка посуше, свернулся клубочком и пробормотал с упреком, ни к кому не обращаясь, но так, чтобы все слышали: «Выманили, уговорили, наобещали, а теперь мыкайся по грязным углам». С этими словами кот прикрыл нос хвостом и уснул.

Друзья переглянулись.

— Все кончено, — вздохнул Трубочист.

— Все кончено, — печально поддакнул пудель.

— Вы ошибаетесь, — возразила Веснушка. — Все только начинается. Надо только дождаться рассвета. Взойдет солнце, и мы сами придумаем концы сказок и обязательно счастливые!! А теперь давайте спать.

— Я не умею спать, — признался Трубочист. — Когда я был игрушечным, я всегда бодрствовал. Ведь только фарфоровые куклы умеют закрывать глаза и очень этим гордятся. А я был тряпочный и даже не заводной.

— Теперь ты будешь спать, как спят люди, — сказала Веснушка. — Научиться этому очень легко: свернись калачиком, подложи под щеку ладонь и думай про что-нибудь интересное. Спящим снятся сны и всем — разные. Но только из сна ничего нельзя прихватить с собой — ни плохого, ни хорошего.

Трубочист свернулся калачиком и только что собрался подумать о чем-нибудь интересном, как уснул.

Задремал и пудель. Во сне он вздрагивал и перебирал лапами. Вероятно, ему снилось, — он гонится за Фунтом, чтобы дать ему заслуженную трепку.

Не спалось только Веснушке. Она перелистала книжку сказок. При лунном свете, проникавшем сквозь ветхую кровлю шалаша, картинки были видны как днем. На них цвели те же цветы и улыбались те же лица. Счастливая Золушка сбегала вниз по мраморной дворцовой лестнице навстречу своей невеселой участи. Мальчик-с-Пальчик шел лесом и вел за собой своих доверчивых братишек прямо в пасть Людоеда. Страницы с золотым обрезом таили беды и чудеса.

— Я придумаю счастливые концы сказок, — громко сказала Веснушка, обращаясь к нарисованным Золушке и Мальчику-с-Пальчику. Я обещаю вам! Обещаю! Завтра, как только встанет солнце.

Дремота одолела девочку, пальцы ее разжались, книга упала на землю. И тут…

…случилось нечто странное и неожиданное.

Из-за переплета книжки показалось перо, потом шляпа и наконец появился рыжий верзила в ботфортах со шпорами. Это был Людоед.

Взгляд его огромных выпученных глаз обежал шалаш и остановился на спящей Веснушке. Огромная рука ухватила девочку за ее тоненькую косичку, в которую была вплетена голубая ленточка.

— Попалась, смутьянка, — прорычал Людоед. — Теперь я с тобой расправлюсь!

Веснушка вздрогнула и открыла глаза. Но было поздно. Книжка захлопнулась.

Веснушка и Людоед исчезли.

* * *

Трубочист и пудель проснулись, охваченные беспокойством. Шалаш был полон смутных шорохов, точно шелестели перелистываемые страницы.

— Веснушка! — окликнул Трубочист.

Ему никто не ответил. Он протянул руку. Веснушки не было рядом. Книга сказок лежала на полу, и месяц отражался в ее блестящем переплете, как в зеркале.

Напрасно пудель искал следов Веснушки возле шалаша. Снег лежал ровным слоем. Веснушка не могла уйти. Ее просто не было.

— А что, если мы спим и нам снится, что пропала Веснушка? Сны всегда кончаются. Подождем до утра, — предложил пудель.

Ночь плыла. Приближался рассвет. Малиновая полоска возникла на горизонте. Звезды нехотя закрыли свои сияющие глаза. Наступил день.

Веснушки не было.

— Пойдем, — сказал Трубочист пуделю. — Мы будем искать ее. Мы разыщем Веснушку во что бы то ни стало. — Он бережно спрятал книгу сказок в карман своей курточки.

Кот умывался, сидя в уголку. Солнечные зайчики играли в прятки в его великолепных баках.

— Мы уходим, Фунт, — сказал Трубочист. — Искать Веснушку. Хочешь с нами?

Фунт хотел было ответить отказом, но вовремя спохватился.

— Хочу ли? — с горечью переспросил он и покосился на пуделя. — Хочу ли? Нет, не хочу, но… — Он махнул лапой и присоединился к пуделю и Трубочисту.

Они зашагали по снежной дороге.

Кот плелся позади.

— Выманили… уговорили… наобещали! — приговаривал он. — А теперь мыкайся по снежным дорогам, как бездомный бродяга… Но не оставаться же одному в лесу, одичаешь!

Глава третья

Между тем произошло вот что: Веснушка, которую Людоед затащил в книжку сказок для суда и расправы, не сразу поняла спросонок, в какую беду попала.

«Какой страшный сон! — подумала она. — Скорее бы проснуться!»

— Попалась, смутьянка! — повторял Людоед, лязгая зубами. — Сейчас ты увидишь, чем кончаются сказки! — С этими словами он пребольно дернул девочку за косичку.

Тут Веснушка поняла, что это не сон и надо спасаться. Она рванулась изо всех сил и, оставив в руке у Людоеда голубенькую ленточку, пустилась бежать.

Людоед взревел и бросился за Веснушкой вдогонку. Но куда ему, грузному верзиле, было угнаться за легонькой и проворной девочкой! Перепрыгивая со странички на страничку, Веснушка сбила Людоеда с толку и оставила его далеко позади. Когда девочке показалось, что она в безопасности и топот сапог утих, беглянка остановилась и огляделась по сторонам. Она стояла посредине квадратного двора, вымощенного булыжником. Тяжелые решетчатые ворота были закрыты наглухо. Незнакомый дом с высоким крыльцом и черепичной крышей чернел на фоне ночного неба, усеянного огромными разноцветными звездами. В одном из окон шаталось слабое, желтоватое пламя свечи. Другое было ярко освещено. В нем, за прозрачной тканью занавесок, мелькали силуэты трех женщин. В них Веснушка без труда узнала Золушкину мачеху и двух ее дочерей. Старшую — приземистую кубышку и младшую — долговязую, сухую как жердь девицу.

Сестры дрались. Одна старалась выхватить у другой нарядное, все в оборках, платье, похожее на торт с кремом.

— Мое! — визжала кубышка. — Ты должна уступить мне, я — старшая!

— Мое! — не уступала сухопарая. — Я — младшая!

— Девочки! Девочки! — урезонивала их мать, видя, что платье трещит и лопается по всем швам.

— Мое! — крикнули сестры в один голос и разорвали платье пополам.

Мать отвесила каждой по увесистой оплеухе.

— Оденетесь, как прикажу! — прикрикнула она на дочек. — Ты в розовое! Ты в голубое! — Тут дочки получили еще по одному тычку. — Сегодня бал в королевском дворце. Принц будет выбирать себе невесту.

— Я выйду замуж за принца! — охорашиваясь перед зеркалом, заявила старшая.

— Нет я! — захныкала младшая.

— Довольно споров! Принц выберет сам! Не кусай ногтей. Закрой рот, ворона влетит! — командовала мать, раздавая дочкам шлепки. — А теперь поцелуйтесь. Не забывайте — у нас сегодня праздник! Концы сказок сгорели в печке!

Сестры с отвращением поцеловались.

— Вот и отлично! — сказала Золушкина мачеха. — Люблю, когда в доме мир и лад. — С этими словами она отправилась на кухню.

В кухне было полутемно. На подоконнике оплывала свеча в оловянном подсвечнике. На полках поблескивала кухонная утварь. У окна сидела Золушка. Полинявшее платье с чужого плеча, стоптанные туфли, чепец и грубый передник — все это уродовало бедную девушку, и она выглядела жалкой маленькой замарашкой.

— Все мечтаешь! — язвительно усмехнулась мачеха, высыпая чечевицу в кучу золы возле очага. — Займись-ка лучше работой. Изволь до зари выбрать всю чечевицу до последнего зернышка! И перестань глазеть в окно и высматривать, не едет ли за тобой принц в золотой карете! Не жди и не надейся. Мечты золушек не сбываются.

Золушка покорно принялась за работу, напевая:

Слышно — копыта цокают где-то, Мчится стремглав по дорогам карета, Кузов обит золоченою кожей, Ездят в таких короли и вельможи. В небе вечерняя меркнет заря, Едет за мною сын короля. Но промелькнула мимо карета, Мне у окошка грустить до рассвета Кони умчались. Ветер унес Пыль придорожную из-под колес!

Под конец девушка не выдержала и дала волю слезам. Кухонная дверь скрипнула.

— Не плачьте! — шепотом сказала Веснушка, появляясь на пороге. — От слез только краснеет нос и больше ничего не меняется. Я это еще с детства заметила.

— Кто вы? — встрепенулась Золушка.

— Ваш друг. Меня зовут Веснушка.

— А меня — Золушка. Вы пришли утешить меня?

— Нет, помочь. Но сначала хорошо бы переодеться, иначе Людоед узнает меня, и тут уж мне несдобровать!

Золушка призадумалась. Сделать Веснушку неузнаваемой? Тут нужно не только переменить платье, но и скрыть лицо! Но как?

И тут Золушка вспомнила, что среди вороха платьев, юбок, кружевных шалей и прочей одежды (ведь бедняжка стирала я гладила на всех жительниц книжки!) есть парадный костюм Доброй Волшебницы — черная мантия и колпак с вуалью, скрывающий лицо. К счастью, Золушка, тщательно выгладив этот наряд, не успела его отнести, и он висел в шкафу. Правда, Веснушка была много меньше ростом, чем Волшебница, но эту беду легко было поправить. Золушка тут же стала подшивать подол.

Но едва она сделала первые стежки, как страшный стук потряс чугунные ворота.

— Тревога! Тревога! Тревога! — раздался чей-то зычный голос.

— Это Людоед! — испуганно прошептала Золушка. — Я узнаю его голос!

Людоед барабанил в ворота не переставая.

— Тревога!! — кричал он во все горло. — Откройте! Да откройте же! — не унимался он. — Замарашка-а!! Отопри ворота!! Не то я все разнесу в прах!

— Иду-у! — бледнея от страха, отозвалась Золушка. — Веснушка, вам не успеть переодеться! Лучше спрячьтесь! В кухонный шкаф, за печку, в кадушку из-под огурцов! Сидите тихо и ждите, пока я не вернусь!

С этими словами Золушка побежала открывать ворота.

* * *

— Отчего ты так долго медлила, Замухрышка? — рявкнул Людоед, когда Золушка распахнула перед ним наконец ворота. Он схватил Золушку за руку и поволок за собой. Ступеньки крыльца затрещали под его огромными сапогами.

Стук в ворота и крик «Тревога!» переполошил Золушкину мачеху и ее дочек. Не помня себя от страха, они выбежали на крыльцо встречать знатного гостя.

Расшвыряв их, как кегли, не отвечая на приветствия и поклоны, ничего не объясняя, Людоед кинулся искать Веснушку. Срывая накидки с подушек и ковры со стен, переворачивая столы вместе с посудой, роясь в шкафах и выбрасывая оттуда платья и белье, Людоед лязгал зубами и приговаривал:

— Она прошмыгнула сюда! Я видел! Она здесь! Но ее нет! Здесь тоже нет! Значит, она тут! Нет? Значит, там! Здесь нет? Нет? Нет?

Перепуганные хозяйки, забившись по углам, с ужасом смотрели на разгром и опустошение, каким подвергался их чистенький, их уютный домик. Дрожа от досады, мачеха мысленно подсчитывала убытки.

Не найдя Веснушки и смахнув напоследок любимую чашку хозяйки с надписью: «Напейся, да не облейся», Людоед рухнул в кресло.

— Грром и молния! Тысяча черртей! Сто сорок пять ведьм…

— Девочки, уши! — скомандовала мачеха.

Сестры сделали вид, что зажимают уши.

Но тут у Людоеда перехватило дыхание, и он умолк, не сказав ничего лишнего.

— Нельзя так волноваться, господин Людоед! — бросилась к нему Золушкина мачеха. — Успокойтесь, примите капельки!

— Черта с два мне помогут ваши капельки! — прохрипел Людоед. — А впрочем, давайте.

— Золушка, воды! — скомандовала мачеха.

— Кипяченой, — подсказал Людоед и залпом выпил пузырек валерьянки, осушив заодно целый графин воды. — Нервы у вас, господин Людоед! — покачала головой мачеха, оглядывая разбросанные вещи и поломанную мебель.

— И нервы, и сердце — все никуда! Возраст, заботы! — пожаловался Людоед и, сделав знак, призывающий к молчанию, начал считать пульс, поглядывая на свои большущие ручные часы, которые тикали так громко, что было слышно в соседней комнате.

— Раз, два… три… десять… сто… — отсчитывал Людоед. — Двести… пятьсот… тысяча!

— Тысяча! — ахнули устрашенные хозяйки.

— Да! Тысяча! Клянусь моими усами, часами и шпорами, дорого мне обошелся этот денек! — И Людоед откинулся на спинку кресла.

— Подушку под спину! — приказал он Золушке.

— Да не ту, пуховую! — с досадой крикнула мачеха и, вырывая из рук Золушки подушку, толкнула девушку к дверям. — Убирайся. Твое место на кухне.

— Стой! — рявкнул Людоед. — Ни с места, Замарашка! Все до единого жители книжки должны выслушать то, что я намерен сказать. Коротко, размазывать некогда. Знайте: по книжке бродит смутьянка. Она задумала вернуть сказкам так называемые счастливые концы! А? Каково?

— Какой ужас! — завизжали сестры и мачеха.

— Какое счастье! — прошептала Золушка.

— Узнав об этом, — продолжал Людоед, — я тут же, не щадя сил и времени, бросился спасать наши сказки. Я затащил девчонку в книжку для суда и расправы, но ей удалось улизнуть!

— Негодница! — возмутилась мачеха.

— Она затерялась между страницами и может натворить каких угодно бед. Мы должны найти ее, схватить и… — тут Людоед выразительно лязгнул зубами. — Узнать девчонку не трудно. Особые приметы: лицо в веснушках, платье в горошек, за плечами болтаются две тощих косички. Запомнили? Повторите!

— Лицо в веснушках, платье в горошек! Платье в веснушках, лицо в горошек! — затараторили сестры, перебивая друг друга.

— Куда? — крикнула мачеха, удерживая за юбку Золушку, которая метнулась было к дверям. — Помоги сестрам одеться!

— Подай! Прими! Приколи! Завяжи! — посыпались приказания.

Золушка металась от одной сестры к другой, спеша услужить им и убежать, чтобы предупредить Веснушку об опасности.

— Я слышал поблизости ее голос, — между тем продолжал Людоед. — Я полагаю, девчонка недалеко. Уж не прячете ли вы ее у себя, девицы? — пошутил он.

— Хи-хи-хи! — захихикали сестры.

— А может быть, ты, Замарашка, спрятала девчонку? В кухонном шкафу, за печкой или в бочонке из-под огурцов? — продолжал Людоед.

— С нее станется! С нее станется! — заверещали сестры. — Вы не смотрите, что она тихоня, но мы-то знаем — способна на любую каверзу!

Золушка побледнела как полотно.

— Как смешно вы говорите… — пролепетала она. — Господин Людоед… В кухонном шкафу… за печкой… — Вы — большой шутник… — Отчего ты побледнела? — насторожилась мачеха.

— Отчего у тебя дрожит голос? — подхватили сестры.

— Вот с кухни мы и начнем, — сказал Людоед. — А ну-ка, посвети мне, Замухрышка.

Золушка схватила фонарь.

— Позвольте мне пройти первой! — сказала она, пытаясь казаться спокойной. — В кухне темно. Там легко оступиться. — И она бросилась к двери.

Мачеха выхватила у нее фонарь.

— Поди прочь! Я сама посвечу господину Людоеду! — и оттеснила Золушку от дверей.

И тут Золушка распахнула окошко и крикнула так громко, что ее было слышно во всех сказках.

— Веснушка! Спасайся! Беги!! Беги!!!

Людоед взревел от ярости. Он схватил Золушку в охапку, пытаясь зажать ей рот и оттащить от окошка.

Но Золушка успела еще раз крикнуть: «Спасайся! Веснуш-ка-а-а!»

Взбешенная мачеха с дочерьми кинулась на подмогу Людоеду. Все они быстро справились с девушкой и поволокли ее за собой на кухню.

Замирая от страха, следила Золушка, как злодеи шарили за печкой, заглядывали в бочонок из-под огурцов, искали беглянку в шкафу. Но ни в шкафу, ни за печкой, ни в бочонке Веснушки, не оказалось. Золушка вздохнула с облегчением.

— Она успела улизнуть! — взревел Людоед, потрясая кулаками. — Из-за тебя!

— Как ты посмела, негодница, идти против нас?! — крикнула мачеха, наступая на Золушку. — Отвечай!

— Отвечай! — крикнули сестры.

— Отвечай! — заорал Людоед.

— Отвечай! — раздался скрипучий голос, и на пороге кухни выросла Скука.

Не спеша она приблизилась к Золушке: «Отвечай!» — и погрозила ей пальцем, ожидая ответа. Золушка помедлила.

— Струсила? — злорадно хихикнули сестры.

— Сейчас будет просить прощенья!

— Друзей нельзя оставлять в беде, — тихо, но твердо ответила Золушка. — Случись такое еще раз, я поступила бы точно так же.

Скука подошла к Золушке ближе.

— Для своих друзей ты не шевельнешь больше и пальцем, — сказала Скука, сверля бедняжку змеиным взглядом своих бесцветных глаз. — Слушай и запоминай! — Голос Скуки стал угрожающим:

Пусть длятся ожиданья Бесплодного часы! За печкой — тараканьи Топорщатся усы. Пускай скребутся мыши, Пускай горит свеча, И вьется дым над крышей, И печка горяча! Свечу задует ветер, Сгорят дрова дотла… И от всего на свете Останется зола!

Все ждали, затаив дыхание.

Золушка обвела всех равнодушным взглядом и покорно опустилась на свое привычное место возле очага. Пальцы ее погрузились в остывшую золу, перебирая чечевичные зерна. Казалось, девушка дремлет с открытыми глазами.

Свечу задует ветер, Сгорят дрова дотла… И от всего на свете Останется зола…—

тихо, безучастно повторила она.

— Ай да госпожа Скука! — крякнул Людоед.

— Скука, уважаемый господин Людоед, гораздо могущественней, чем это думают некоторые простаки! — снисходительно усмехнулась Скука. — Девчонка стала смирной как овечка. Теперь ей ни до кого и ни до чего нет дела. Только любовь принца может разрушить мои чары. Против любви я бессильна.

А теперь в путь! — сказал Людоед. — Пока мы не изловили Веснушку, я ни за что не поручусь. — И, одним махом перепрыгнув на другую страничку, Людоед зашагал вперед, увлекая за собой своих спутниц и горланя песню:

Врага окружайте и слева и справа! Хватайте его для суда и расправы! Смотрите же, будьте достаточно зорки! Злодей и в мышиной укроется норке. Догоним, поймаем, и завтра к обеду Отличный бифштекс подадут Людоеду!

Голос Людоеда затих. Двор, вымощенный булыжником, был пуст. У кухонного очага осталась околдованная Скукой Золушка.

Глава четвертая

Не пора ли нам, однако, вернуться к Трубочисту, коту и пуделю, которые отправились на поиски Веснушки, не подозревая о том, что она так близко и вместе с тем так далеко от своих друзей — в мире сказок. Путники брели целый день, расспрашивая прохожих, не встречал ли кто девочку с веснушками на носу и голубыми ленточками в косичках. Прохожие либо отделывались шутками, либо вовсе не отвечали, занятые каждый своими делами и заботами.

Измученный тревогой, Трубочист готов был идти не отдыхая ни минуты, но кот жалобно замяукал, а пудель, повизгивая, стал прихрамывать. Усталые путники присели у дороги, чтобы перевести дух.

Слева за перелеском, у ручья, махала крыльями ветряная мельница. Рядом виднелся домик, окруженный палисадником. Одно из окон домика было приоткрыто. Оно было, очевидно, кухонным, так как оттуда неслись такие соблазнительные запахи, что кот и пудель, не сговариваясь, как по команде, повернули носы в одну и ту же сторону.

— По-моему, это гусь! — сказал пудель взволнованно.

— Нет, скорее — утка, — ответил Фунт. — Впрочем, это почти одно и то же. Подойдем-ка поближе.

И оба пустились бежать в сторону жареного гуся. Заглянув в кухонное окно, они увидели: склонясь над глиняной миской, стояла женщина. Передник ее, в ярко-синюю клетку, был испачкан мукой. Ловкие проворные руки месили тесто. Женщина напевала нежным приятным голоском:

На свежих дрожжах замешу я муку И вкусных в печи пирогов напеку, Гори, моя печка, пожарче гори, От утренней и до вечерней зари. Поднимется муж на высокий порог, Я мужу на ужин поставлю пирог. И скатертью стол застелю кружевной, Чтоб мельник не мог нахвалиться женой. Чтоб был он веселым и ласковым с ней, Чтоб жареный гусь показался вкусней! Гори, моя печка, пожарче гори! Для мужа, для деток и жарь, и вари!

— Я говорил тебе, что это гусь! — прошептал пудель. — Подойдем-ка поближе. Понюхаем!

Фунт и пудель чинно уселись неподалеку от домика, обдумывая, каким образом привлечь внимание хозяйки, не испугав ее. К счастью, из-за угла дома выбежали двое крошечных детей, как две капли воды похожих друг на друга.

— Гав! — радостно закричал один из близнецов, вцепившись в курчавую шерсть пуделя. Тот лизнул маленькую ручку.

— Кис! — басом сказал другой и схватил кота за пушистые баки.

Кот стерпел.

Женщина в окне подняла глаза, синие, как клетки на ее переднике. Увидев кота, пуделя и визжавших от восторга близнецов, она сбежала по лесенке в палисадник, вытирая на ходу запачканные тестом руки. Осыпав ласками неожиданных гостей, она пригласила их в кухню. Там она угостила их всем, о чем только могут мечтать коты и собаки. Самые вкусные в мире косточки захрустели на зубах у проголодавшихся путников. Остатки поросячьих ножек, кусочки гусиных потрохов, вчерашняя котлетка с поджаренной корочкой — все было предложено неожиданным гостям. Они не заставили себя упрашивать и съели все дочиста, не оставив крошек. Забыв о приличиях, Фунт вылизал своим шершавым язычком не только мисочку, где лежала пища, но даже жирное пятно на полу, куда упала случайно гусиная лапка.

Пока гости обедали, хозяева стояли вокруг и умилялись.

— Кис! Гав! — наперебой кричали близнецы, так как они были маленькие и не умели говорить.

Мельничиха посадила пироги в печь и снова занялась гостями. Широко распахнув дверь, она пригласила кота и пуделя в комнату близнецов. Две чистенькие, красиво убранные кроватки стояли по стенам. В углу были сложены игрушки. Синие с белым дорожки половичков вели от дверей в глубь комнаты.

Мельничиха привязала за нитку пустую катушку и бросила ее. Вертясь, она покатилась по яркому желтому навощенному полу. Фунт бросился за ней вдогонку, скользя, как на коньках, и сбивая пестрые половики. На подоконниках дрожали солнечные пятна. Из кухни еще пахло жареным гусем.

«Это, конечно, то, для чего я родился — на свет! — подумал Фунт, подгоняя лапкой пустую катушку. — Мне, без сомнения, дадут в этом доме теплую подстилку, утром и вечером я буду лакать из блюдечка парное молоко. Что касается детей, то, если они начнут уж очень докучать мне, что стоит забраться на этот шкаф! Там я буду для них совершенно недосягаем».

— Киска! — сказала добрая мельничиха, точно угадав сокровенные мысли кота. — Ты будешь спать вот тут. — И она положила в уголок чистую подушечку. — Утром и вечером ты будешь вволю пить парное молоко, а днем — играть с моими близнецами. Только не царапай их. Они маленькие и будут плакать. А твое дело, дружок, — обратилась она к пуделю, — будет — сторожить дом. Но твоя жизнь будет ничуть не хуже, чем у твоего товарища. Для тебя тоже найдутся и теплая подстилка, и сытный обед и ужин.

— Отпустите меня! — жалобно пролаял пудель и тихонько поцарапался лапой в дверь. — Я должен идти. — Он ткнулся носом в теплые руки мельничихи и заскулил.

— Ты не можешь остаться? — поняла мельничиха. — Ну хорошо, ступай, я не стану тебя неволить! — И, погладив пуделя, она распахнула дверь.

Пудель стрелой вылетел из домика и помчался по тропинке. Отбежав немного, он оглянулся.

В окне, освещенном солнечными лучами, он увидел Фунта. — Прощай! — крикнул коту пудель.

Фунт не ответил. Привстав на задние лапки, он ловил муху, которая, звеня, билась о позолоченное солнцем стекло.

Трубочист и пудель снова пустились в путь. День клонился к вечеру.

— Я слышу стук колес и топот копыт. Кто-то едет навстречу нам по дороге, — сказал пудель.

Он не ошибся. Среди наступающих сумерек двигалось что-то темное, громоздкое, неуклюжее, похожее на карету или фургон. Мужской голос понукал лошадей, которые не хотели двигаться дальше. Скрип колес затих. Фургон остановился. Возница тяжело спрыгнул на землю.

— Так и есть. Завязли в снегу, — с досадой сказал кто-то.

— Не могу ли я помочь вам чем-нибудь? — спросил Трубочист и вдруг осекся в изумлении.

Перед ним, накренившись набок, стоял обыкновенный старый фургон. На одной из стенок была надпись: «Странствующий цирк», а рядом… был нарисован… пудель! Да, да, пудель Прыжок! Прыжок с гитарой, Прыжок с цветными квадратиками в зубах, Прыжок, прыгающий через обруч.

— Прыжок! — сказал Трубочист и тут увидел нечто, удивившее его еще больше.

Стоя на задних лапах, пудель облизывал лицо старика, а старик плакал, обнимая пуделя за шею. Из фургона выглядывала маленькая озябшая обезьянка. Чей-то равнодушный голос кричал, картавя: «Дуррак! Дуррак!»

Поплакав, старик открыл дверцу фургона, и Трубочист с пуделем поднялись по шаткой лесенке и вошли внутрь. Хозяин зажег фонарь. Розовый попугай захлопал крыльями. Обезьянка закачалась под потолком, уцепившись хвостом за крюк. Бурый медвежонок заворчал в углу. Прыжок, повизгивая, вертелся у ног старика.

— Куш, Прыжок! — добродушно прикрикнул старик, и пудель послушно улегся у ног хозяина.

— Дуррак! Дуррак! — крикнул розовый попугай.

Пудель зарычал.

— Замолчи, Прыжок! — сказал хозяин. — Сейчас не время сводить старые счеты. Мы оба должны радоваться, что нашли друг друга. Ведь я наказал тебя сгоряча, пришив к подушке, и всегда раскаивался в этом. Твое изображение украшает стенки моего фургона, а твое место в программе и в моем сердце не занял никто. Как я счастлив, что встретил тебя! — слезы снова потекли по щекам старого дрессировщика.

Он обнял пуделя и поцеловал его в мокрый черный нос.

Обезьянка подкралась и дернула пуделя за хвост.

— Дуррак! Дуррак! — настаивал розовый попугай.

Но пудель не обращал на них больше внимания. Хозяин простил его! Он не взял другой собаки на его место! Пудель не помнил себя от радости.

— Мы дадим представление в первом же городе! — сияя от радости, продолжал хозяин. — Твой обруч надо будет немного позолотить, он потускнел от времени. Бант на гитаре выцвел и смялся, но ничего, мы завяжем другой! А квадратики с цифрами спрятаны в шкатулке. Они совсем как новые. Твой друг, конечно, поедет с нами, — он ласково кивнул Трубочисту. — Если ему будет скучно, я научу его жонглировать маленькими пестрыми шариками. Это совсем не трудно, если постараться. Я очень виноват перед тобой, Прыжок! — еще раз повторил старик. — Но я знаю, у тебя доброе сердце. Ты простишь старика, и мы вместе будем доживать свой век. Ты помнишь, как хлопала тебе публика, когда ты делал свой знаменитый двойной прыжок? Дети кричали «бис», а я играл вальс на флейте… Ты помнишь его мелодию… — И дрессировщик протянул старческие узловатые пальцы к лежащей на столе флейте.

Вся душа у пуделя перевернулась от этих слов. Забыв о том, что обезьянка будет издеваться над ним, а попугай опять назовет дураком, пудель завыл.

— Прыжок! — испугался дрессировщик. — Что случилось? Может быть, ты боишься, что разучился прыгать через обруч или считать до пяти? Не беда, я выучу тебя заново.

Трубочист тихонько встал и приоткрыл дверь. Поспешно спустившись по шаткой лесенке, он спрыгнул в снег. Прыжок, воя, кинулся вслед. Сердце его готово было разорваться. Дверь захлопнулась. Внутри фургона стало совсем тихо.

Трубочист шел не оглядываясь. Пудель плелся за ним. И вдруг…

Мелодичные звуки старинного вальса догнали и остановили друзей.

— Ты здесь, Прыжок? — тихо сказал Трубочист. — Ты сделал неправильный выбор. Вернись. Дрессировщик стар, а старости нужно сочувствовать и уважать ее. Он беден, ты поможешь ему не нуждаться. Он одинок — ты будешь ему другом. Неужели ты решишься его покинуть?

— Прощай, — покорно сказал пудель и побрел обратно.

Трубочист смотрел ему вслед. Пудель поднялся по лесенке и поцарапался лапой в дверь. Она мгновенно распахнулась. Отдохнувшие лошади рванули фургон и вытащили его из сугроба. Колеса покатились по дороге.

Трубочист остался один.

Глава пятая

Солнечный свет заливал высокую, красиво убранную комнату. Белоснежные занавески, вышитые чьей-то искусной и трудолюбивой рукой, надувались на окнах, как маленькие паруса. Огненно-красная герань, альпийские фиалки, анютины глазки кивали с широких подоконников. Щеглы и канарейки прыгали по жердочкам в своих просторных чистеньких клетках. Пахло свежезаваренным кофе и ванильным печеньем.

Девять детских кроваток были покрыты разноцветными одеяльцами. Игрушки разложены по полкам возле каждой кроватки. Во всем царил образцовый порядок.

В простенке между окон висел большой семейный портрет — Людоед в кругу семьи. Открытая дверь позволяла бросить взгляд в кухню. Сверкая чистотой, она радовала глаз. Над пылающим очагом был подвешен котел. Алые языки пламени лизали его медные сияющие бока. Прелестная молодая женщина подбрасывала в очаг поленья. Это была Людоедиха.

Окно кухни выходило в сад. В саду играли дети. Впрочем, судя по визгам и восклицаниям, не столько играли, сколько дрались.

— Мама! Она меня укусила!

— Мама! Они бросили меня в муравейник!

— Мама! Он на меня плюнул!

— Мама! Она мне засыпала глаза песком! — перекрикивая друг друга, жаловались дети.

Людоедиха выглянула из окна в сад.

— Детки! — прозвучал ее ангельский голосок. — Перестаньте кусаться, зубки сломаете! Возьмитесь за руки и гуляйте по дорожкам! Не мните траву и не режьте ножами кору на деревьях! Им будет больно. Не отрывайте крыльев у бабочек, не обижайте птенчиков и не разоряйте их гнезд! Птичкины мамы и папы будут плакать! Маргариточка, дитя мое, иди ко мне, я тебя жду!

— Иду, мамочка! — отозвался девичий голосок, и в кухню впорхнула девушка, как две капли воды похожая на Людоедиху. Тот же нежный цвет лица, тот же вздернутый носик и даже бирюзовые сердечки в ушах — точь-в-точь как у матери.

Мать и старшая дочь поцеловались.

— Ну как, наши ангелочки помирились? — спросила Людоедиха.

— Не тревожься, мамочка, — успокоила ее Маргарита. — Они добрые детки.

Людоедиха смахнула слезу умиления.

— Да, — сказала она, прижимая к глазам кружевной платочек. — Я — счастливая жена и счастливая мать. С тех пор как сгорели в печке концы сказок, я просто не помню себя от счастья. Я спокойна за свою семью! Ведь в книжке хозяева — мы!

— Мы! Мы! Мы! — И мать с дочерью закружились, обнявшись, по комнате.

— Однако всему свое время, дитя мое, — сказала Людоедиха. — Сейчас ты будешь стряпать, моя гордость, моя опора! — Людоедиха чмокнула дочь в румяную щечку. — Я обещала папочке на обед его любимое блюдо — диетическое рагу!

Маргарита мигом подвязала передник, засучила рукава и приготовилась выполнять наставления матери.

— Сначала ты дашь воде закипеть ключом, — сказала Людоедиха, — потом накрошишь одну луковичку, небольшую. Поняла? Поджаришь ее в сливочном маслице и опустишь в воду. После этого туда же следует бросить лавровый листочек, веточку укропчика, корешочек петрушечки. Перцу — ни-ни! Папочке вредно! Потом ложку соли; столовую. И только под конец — самое главное!

— Самое главное! — торжественно повторила Маргарита.

Сделав все эти указания, Людоедиха сняла передник и, надев перед зеркалом шляпку, украшенную букетиком незабудок, прихватила изящную корзиночку и отправилась за покупками.

Маргарита же, не медля ни минуты, принялась точить нож, приплясывая и напевая.

Тики-тики-тики-ток! Надо бросить в кипяток. Топ-топ-топ-топ! Лист лавровый и укроп! А потом тук-тук, Нарубить лук, лук!

Стук в дверь прервал ее пение.

— Войдите! — крикнула Маргарита.

Дверь распахнулась. На пороге стояла фигура, облаченная в черную мантию. На голове у вошедшей был высокий остроконечный колпак. С него опускалась вуаль, скрывающая лицо.

— Здрасьте, госпожа Волшебница, — кивнула ей Маргарита. — Папмамы нет дома. — И, не приглашая гостью сесть, девушка снова занялась своим делом.

Однако Волшебница не только не обиделась, а даже как будто повеселела.

— Отлично! — сказала она. — А дети дома?

— Носятся по саду, разбойники, — небрежно бросила через плечо Маргарита. — Вон они. — И она погрозила в окно кулаком.

— Я хотела бы видеть их поближе, — сказала Волшебница.

Маргарита удивилась:

— Поближе? Вот была охота! А впрочем, дело ваше. А ну, идите сюда, негодники! — закричала она, высунувшись в окно.

В комнату ворвалась ватага ребятишек. Пестрые юбочки, клетчатые переднички, синие, черные и коричневые штанишки, русые, белокурые и каштановые головки замелькали перед Волшебницей. Мальчики шаркали, девочки отвешивали поклоны, корча рожи за спиной гостьи, показывая языки и вытирая исподтишка грязные руки о полы ее мантии.

— Какие милые детки, — не замечая их каверз, сказала Волшебница. — Неужели вы хотите их зарезать?

Голубые глаза Маргариты стали круглыми и злыми.

— Зарезать? — переспросила она, наступая на Волшебницу. — Нашу Анну, нашу Марию, нашего Эдика?! Да за кого вы нас принимаете?

— Как за кого? — опешила Волшебница. — За Людоедов.

— Мы и есть Людоеды, — с гордостью подтвердила Маргарита. — Я их старшая дочь, а это мои младшие братики и сестрички — людоедики и людоедочки. Можно подумать, что вы видите их впервые!

В этот миг один из людоедиков укусил Маргариту за ногу и спрятался за людоедочку, помирая со смеху. Та вцепилась ему в волосы. Маргарита, взвизгнув от боли, стала раздавать шлепки налево и направо и выпроводила наконец детей в сад, где они тут же снова передрались.

— Ну конечно же, я ошиблась, — сказала Волшебница. — Я не про этих детей, я про тех спрашиваю.

— Ах, про тех! — Маргарита успокоение кивнула. — Ну конечно, зарежем. На обед сегодня у нас рагу из Мальчика-с-Пальчика, а потом придет черед и всех остальных.

Волшебница судорожно глотнула воздух и оперлась о спинку стула.

— Как вы сказали? Рагу из Мальчика-с-Пальчика? Сегодня?

Маргарита кивнула в сторону кипящего котла:

— Мама поручила мне это. Представьте себе, приправы надо класть в котел за пять минут до…

— Вы… уже сделали это? — Волшебница с ужасом покосилась на котел.

— Нет, только начала. Вы вошли как раз в ту минуту, когда я точила нож. Сейчас пойду притащу мальчишку.

— Стойте! — крикнула Волшебница и уцепилась за подол Маргаритиной юбки.

— Ой, мне некогда! — досадливо отмахнулась девушка. — Папа должен явиться с минуты на минуту обедать. Он придет усталый, голодный. Шутка ли, в его возрасте гоняться по книжке за какой-то девчонкой. Ну да ничего. Девчонка найдется, приметы известны.

— Приметы? Какие приметы?! — переспросила Волшебница.

— Платье в горошек, лицо в веснушках… Да пустите же меня, мне некогда. — И Маргарита рванулась было из комнаты, но Волшебница, не выпуская Маргаритиной юбки, прошептала:

— Воды!!! Принесите мне сначала воды… Сбегайте на колодец. Мне душно.

— Еще что! — грубо оборвала гостью Маргарита. — Душно, так снимите вашу мантию, откиньте с лица эту тряпку.

От нее-то вам и душно. — И девушка протянула руку, чтобы откинуть вуаль с лица Волшебницы.

Волшебница отпрянула от Маргариты.

— Не смейте меня трогать! Не касайтесь Волшебниц!

— Что-о? — возмутилась Маргарита. — Подумаешь, недотрога! Чего это вы так испугались? — Голос Маргариты стал зловещим. — Что вы скрываете под вуалью? А? Может быть… может быть, вы вовсе и не Волшебница, а эта… как ее… Веснушка?! Боишься лицо открыть? Приметы скрываешь? А ну, открывайся, покажись! И она рванула было вуаль, но…

Волшебница расхохоталась.

— Я? Веснушка? Ну и шутница же вы! — хохотала Волшебница. — Какая же у вас фантазия! Право, можно вам позавидовать! Как вы смешно придумали! Как в театре!

Волшебница смеялась так заразительно, что Маргарита не могла не засмеяться в конце концов сама. Обе они хохотали над шуткой Маргариты, пока наконец Волшебница не замолчала первой.

— Хватит болтовни и шуток! — сказала она. — Ведь я пришла сюда по делу. Видите ли, сегодня я именинница, и ваш папочка сделал мне подарок.

— Папа? Подарок? — удивилась Маргарита.

— Сущие пустяки! — небрежно сказала Волшебница. — Он подарил мне всего-навсего девять штук мальчишек, которых… ну тех самых… Я пришла за ними. Поторопитесь. Мне некогда.

Маргарита ахнула:

— Что-о? Подарить вам Мальчика-с-Пальчика и всех его братишек, которых мы с мамочкой не покладая рук откармливали для нашей семьи? Не отдам! — И, подбоченясь, она стала в дверях кухни.

— А я все равно заберу, — сурово сказала Волшебница.

— Не распоряжайтесь! — взвизгнула Маргарита. — Это НАШ дом! НАШИ стулья! НАШИ кастрюльки! НАШИ мальчишки! Здесь все НАШЕ! Ничего не отдам!

— Девочка, — холодно ответила Волшебница, — имейте в виду, что я хоть и умею держать себя в руках, но если рассержусь…

— Если, если, если! — И Маргарита показала Волшебнице язык.

— Ни слова больше! — рассердилась Волшебница. — Волшебниц не перебивают, их выслушивают. Повторяю: если я рассержусь, то превращу вас в…

мячик! Постукают вами об стенку, будете знать, как дразнить Волшебниц!

Но Маргарита не сдавалась. Она давно уже приметила, что у гостьи не было в руках волшебной палочки и, чувствуя свою безнаказанность, продолжала грубить.

— В мячик? В мячик? А ну преврати! Преврати! А где твоя волшебная палочка?!

— Палочка? Палочка? — Волшебница как будто немножко опешила, но тут же нашлась: — А на что мне палочка? Я что в руки не возьму, все превращу в волшебное! — Она схватила старый зонт Людоеда и погрозила им Маргарите.

Раз! Два!

Маргарита струхнула. Кому охота из девочки стать мячиком!

— Ладно! — буркнула она, пытаясь вырвать из рук Волшебницы зонтик. — Так и быть, забирайте мальчишек. Хотите кого-нибудь из наших в придачу. — И она повела Волшебницу за собой в чулан.

Мальчик-с-Пальчик и его братишки сидели в клетке, как цыплята. Плача, Маргарита открыла клетку, и ребятишки вылезли, опасливо поглядывая на Волшебницу. Маргариты они не боялись. Ее голубые глаза, румяное личико и бирюзовые сердечки в ушах не внушали малышам страха. Маргарита откармливала детей, обещая отпустить к папе и маме, как только они станут толстенькими. Не удивительно, что они перепугались, узнав, что их забирает с собой Волшебница.

Рыдая, Маргарита перецеловала их всех на прощанье.

— Мои бедные детки, мои беззащитные крошки! — приговаривала она. — Вас хочет забрать с собой эта злая тетя в уродливой шляпе! Постарайтесь постоять за себя!

Волшебница, забрав ревущих ребятишек, выбежала из жилища Людоедов.

— Из чего я теперь сделаю рагу для папочки? Из чего? — прорыдала Маргарита, глядя им вслед.

— Сделайте для папочки рагу из тараканов! Это очень вкусно! — на бегу пошутила Волшебница.

Маргарита не могла стерпеть, чтобы последнее слово осталось за ней.

А еще в шляпе! — крикнула она вслед убегающей противнице.

Тем временем Людоедиха, сделав нужные покупки, вернулась домой, не подозревая о случившейся в ее семействе беде. Переложив в вазу фрукты из корзиночки, Людоедиха сняла перед зеркалом шляпу, поправила смявшуюся прическу и улыбнулась своему отражению.

— Маргариточка! — Где ты, дитя мое?

Маргарита вышла из кухни.

— Что случилось? — ахнула мать, увидев заплаканное лицо дочери.

Маргарита молчала, не смея поднять глаз.

— Ну что же ты молчишь? — продолжала недоумевать Людоедиха, входя в кухню. — Ты приготовила все так, как я велела?

Маргарита боялась войти в кухню, ожидая грозы.

— А где же рагу? — послышалось из кухни. — Где Мальчик-с-Пальчик? Я его не вижу. В какой он кастрюльке? В чугунной? Медной?

Эмалированной? В какой?

В кухне летели кастрюли, сковородки, тазы. Людоедиха приговаривала:

— В чугунной? В медной? Голубой? Беленькой? — Наконец она вылетела из кухни.

Набросившись на дочь, Людоедиха стала трясти ее, как яблоню, когда хотят стрясти с нее побольше яблок.

— Отвечай сейчас же, обуза, ярмо на моей шее! Где Мальчик-с-Пальчик? Он… Ты погубила его? Он пригорел?

Маргарита, даже если хотела бы ответить, то все равно не смогла бы. Людоедиха так трясла дочь, что у той заплетался язык и все мелькало перед глазами. Наконец Людоедиха отпустила дочку.

— Говори! — приказала она.

Запинаясь от страха, Маргарита рассказала матери, как пришла Волшебница, как потребовала отдать детей, подаренных якобы ей ко дню именин Людоедом, как пригрозила, что превратит Маргариту в мячик, и она, струсив, отдала мальчишек.

— Все ясно, — сказала Людоедиха, выслушав рассказ дочери. — Мой муж околдован. Не мог он иначе подарить девять штук мальчишек первой попавшейся имениннице! Однако всякому колдовству приходит конец, когда в это вмешиваются благоразумные жены. Я этого так не оставлю!

И прихватив с собой зонтик, Людоедиха отправилась к Волшебнице объясняться.

Тем временем Волшебница, одурачив Маргариту, привела Мальчика-с-Пальчика и его братишек в домик дровосека.

Трудно описать радость родителей, считавших, что дети давным-давно съедены Людоедом. А они вернулись — домой здоровыми и невредимыми, да к тому же еще и изрядно потолстевшими.

Со слезами благодарности дровосек с женой уговорили Волшебницу разделить с ними скромный ужин, который тут же на скорую руку приготовила жена дровосека.

Проголодавшаяся Волшебница не заставила себя упрашивать и уселась за стол.

Мальчики с криками, шутками и смехом последовали ее примеру. Однако, отведав луковой похлебки, дети тут же побросали ложки и, к великому огорчению родителей, стали сравнивать ее с теми вкусными блюдами, какими их откармливали в семье Людоедов.

Дровосек попытался было втолковать несмышленышам, что им недолго пришлось бы лакомиться разносолами, останься они в доме Людоедов, но, видя, что мальчишек словами не проймешь, отвесил каждому по увесистому подзатыльнику, после чего порядок был водворен и ужин благополучно закончен.

Расспросив гостеприимных хозяев, как добраться до королевского дворца (чему они немало удивились, так как кто, как не Волшебница, должен был бы знать все закоулки в книжке), Волшебница распрощалась и отправилась в путь в том направлении, какое указали ей хозяева.

Помешкай Волшебница еще хотя бы несколько минут, она неминуемо встретилась бы с Людоедом и его спутницами. Но этого, к счастью, не случилось.

Они брели, заглядывая за каждый куст, за каждое дерево, нигде не находя Веснушки. Девицы, которым в полночь предстояло танцевать на балу в королевском дворце, беспокоились, как бы не опоздать и не упустить принца. Кроме того, они проголодались и устали. Как видите, у них были все основания, чтобы хныкать.

Веснушки нигде не было. Тем временем стемнело. Поднялся холодный ветер. Тут даже Людоед приуныл, так как боялся за свое здоровье. Однако он старался бодриться и стыдил девиц, которые непрестанно жаловались и ныли.

— Стыдно, девицы! — чихая и кашляя, говорил Людоед. — Мне ведь тоже непривычно карабкаться по оврагам и продираться сквозь колючки! Однако я не ропщу, потому что делаю это для общего блага!

Тут, на счастье, между деревьями замелькал огонек, и обрадованные путники прибавили шагу. Вскоре они очутились возле избушки. Над трубой вился дымок, а за дверью слышались веселые детские голоса и смех.

Девицы запрыгали от радости. Они рассчитывали отдохнуть здесь и перекусить. Поэтому они нетерпеливо забарабанили в дверь.

Она тотчас же открылась, и на пороге появилась жена дровосека.

— Войдите, — приветливо сказала она, вглядываясь в темноту. — Мы рады гостям, особенно сегодня. У нас счастливый день: наши детки вернулись невредимыми из логова Людоеда. — И она посторонилась, чтобы пропустить девиц в хижину.

«Это бред, — подумал Людоед, щупая у себя пульс. — Я болен, я простудился. Все это мне кажется». — Он оттолкнул девиц и переступил порог хижины.

Глава шестая

За столом сидели девять мальчиков во главе с дровосеком. Ароматный пар поднимался над миской. В очаге жарко пылали дрова.

Красный отблеск упал на лицо Людоеда.

Узнав его, хозяйка вскрикнула и заслонила собой детей. Дровосек, не растерявшись, ухватил огромное сучковатое полено и стал между Людоедом и своей семьей.

— То есть как это «вернулись»?! — прохрипел Людоед.

Тут жена дровосека выступила вперед и сказала:

— Детей привела Волшебница. Она передала мне их с рук на руки по счету, с приветом от вашей жены.

Людоед схватился за голову.

— От моей жены? — ахнул он. — Как могла она, благоразумнейшая из женщин, отдать ни с того ни с сего девять штук мальчишек, которых сама же откармливала для нашей семьи! Все ясно: она околдована. — Он заскрипел зубами в бессильной ярости. — Я этого так не оставлю! — рявкнул он вне себя, хватая за руки своих спутниц. — За мной! — И он вихрем вылетел из хижины.

— Куда вы нас тащите? — упираясь, захныкали сестры.

— К Волшебнице, объясняться. Она ограбила меня, и я беру вас в свидетели.

— Мы не хотим в свидетели! — запротестовала Золушкина мачеха.

— Не хотим! — подхватили девицы. — Волшебница рассердится и превратит нас во что-нибудь нехорошее.

Но Людоед, не слушая, волок их за собой, и вскоре они достигли жилища Волшебницы.

Большая комната тонула в полумраке. Обставленная богато, несколько старомодно, она выглядела уютной, но запущенной. Мягкая мебель, по-видимому, давно уже не выколачивалась, полы не натирались, безделушки, в изобилии расставленные повсюду, все были с каким-нибудь изъяном. Стеклянные, фарфоровые, деревянные, глиняные овечки, пастухи, собачки, девочки кувыркались, играли на свирелях, прыгали, паслись, собирали цветы, не подозревая о своих увечьях.

Сама Волшебница, утопая в мягком кресле, раскладывала пасьянс на круглом столе при мерцании свечей в медных старинных шандалах. Время от времени Волшебница поглядывала на большой таз, стоявший на треножнике. В тазу кипело варенье.

Надо сказать, что Волшебница в книжке считалась доброй. Когда-то это было действительно так, но годы изменили характер Волшебницы.

Было время, когда она, как и полагалось по ее званию, интересовалась жизнью всех обитателей книжки, вмешивалась в их дела, вступалась за обиженных, поддерживала беззащитных и обездоленных. Редко бывая дома, она являлась внезапно то тут, то там, никогда не расставаясь со своей волшебной палочкой и не стесняясь пускала ее в ход на страх обидчикам и на пользу обиженным.

С годами Волшебница стала все чаще и чаще засиживаться в кресле, тогда как раньше она позволяла себе только изредка вздремнуть в нем полчасика в промежутке между важными делами.

Постепенно Волшебница пристрастилась к картам и часами просиживала, раскладывая пасьянс и прихлебывая чай с вареньем, которого она запасала целые пуды. Дела она забросила, перестала выходить из дому и стала равнодушна ко всему, кроме своей особы. Свой покой она ценила теперь превыше всего. Тот, кто помешал бы ей разложить пасьянс или нарушил ее послеобеденный сон, мог считать себя ее заклятым врагом.

Все эти перемены не замедлили сказаться на внешности Волшебницы. Она располнела, у нее появился двойной подбородок, глаза заплыли жиром и стали маленькими, их окружила сеть мелких морщин, уголки рта опустились, одним словом, разрушение сделало свое дело. Время, по-видимому, не щадит и Волшебниц.

Эти перемены очень огорчали Волшебницу, и поэтому она давно уже никому не показывалась без вуали. Только в те часы, когда ворота были заперты на засов, а дверь — на ключ, Волшебница снимала колпак с вуалью и вешала его на гвоздик.

Так было и сегодня. Наслаждаясь покоем, растолстевшая Волшебница раскладывала пасьянс, прихлебывая чай и время от времени помешивая в тазу с вареньем своей волшебной палочкой. Делала это она, кстати сказать, напрасно. С волшебными предметами надо обращаться бережно и применять их только по назначению, иначе они портятся. Пренебрегая этими правилами, Волшебница варила варенье, напевая песенку:

Не скрипнут у входа ступени, Я в гости не жду никого. Мне чай с земляничным вареньем И карты — милее всего. Дубовый засов на воротах, Ни враг не проникнет, ни друг, О мягкие складки капота! О мирный вечерний досуг!

Раздался страшный грохот. Безделушки попадали на пол. Таз с вареньем подпрыгнул на треножнике. Дверь распахнулась, и на пороге появился Людоед, таща за собой упирающихся мачеху с дочерьми.

— Ага! Застали! — загремел Людоед.

Волшебница вскочила с кресла.

— Как вы проникли сюда? — спросила она, возмущенная неожиданным вторжением.

— Хо-хо! — нахально ответил Людоед. — Не было еще ворот и дверей, которые устояли бы под натиском Людоеда. Мы явились сюда…

— Не вовремя, — оборвала его Волшебница. — Я не одета. — И она поспешила нахлобучить на голову колпак и скрыть лицо под вуалью.

— Не одета! — передразнил Людоед. — Все знают, отчего вы никому не показываетесь с открытым лицом. Морщины скрываете!

— Какая дерзость! — крикнула Волшебница, чуть не плача от обиды.

— А не дерзость, по-вашему, до того околдовать беззащитную женщину, мою жену, что она своими руками отдала девять штук мальчишек, которых откармливала для нашей семьи?!

Волшебница вытаращила глаза.

— Что?! — переспросила она.

— То, что вы слышите! — продолжал Людоед. — Вы обездолили целую семью! Попросту говоря — ограбили! И вот свидетели! — И он указал на своих спутниц, которые, прячась друг, за другом, всячески норовили не попасться на глаза Волшебнице.

— Мы тут ни при чем! — пискнули сестры.

— Ни при чем! — подтвердила мачеха. — И пожалуйста, отпустите нас! Мы опаздываем на бал. Подобный случай не повторится!

— Никто не выйдет отсюда, — гаркнул Людоед, — пока эта злодейка не признает своей вины и не расколдует все обратно.

— Вы, очевидно, не совсем здоровы, — холодно сказала Волшебница. — Иначе я не унизилась бы до оправданий. Заверяю вас — это недоразумение. Я никогда не вмешиваюсь в чужие сказки.

— Ложь! — раздался ангельский голос и…

…потрясая зонтиком, в комнату ворвалась Людоедиха.

Людоед попятился.

— Это… это видение… — пробормотал он.

Видение приблизилось к нему.

— Мой друг, — сказало оно, приглаживая его растрепанные усы, — все ясно. Ты околдован. Иначе ты не отдал бы этой… особе… — Людоедиха сверкнула глазами на Волшебницу, — девять штук мальчишек!

— Я отдал? — взревел Людоед. — Я? Я? Нет, ты! Людоедиха бросилась считать мужу пульс.

— Раз… два… десять… сто… стопятьдесят… — бормотала она. — Тысяча!!! — крикнула она в ужасе, и, отшвырнув руку Людоеда, схватила зонтик и замахнулась им на Волшебницу. — Вот до чего довели безобидного семьянина ваши адские козни!

Это было уже слишком.

Волшебница подняла руку. Зонтик исчез из руки Людоедихи и вылетел в окно. Тогда она в ярости смела со стола все карты. Они веером разлетелись по полу. Королевы, дамы, валеты захихикали и показали Людоедихе длинные розовые языки. Через секунду вся колода лежала на столе.

Людоедиха заметалась по комнате, круша все, что попадалось ей под руку. Толкнула треножник, пошвыряла на пол уцелевшие на полках безделушки, флаконы, чашки, опрокинула на пол таз с вареньем.

Но… едва она успела оглянуться и полюбоваться на дело своих рук, как таз снова оказался на треножнике и снова в нем розовой шапкой запенилось варенье. Безделушки и пузырьки, прыгая, как кузнечики, заняли свои привычные места.

Людоедиха задула свечи. Они тут же зажглись сами собой. Не помня себя от гнева, Людоедиха сорвала с головы мужа шляпу и запустила ею в Волшебницу.

Шляпа описала круг и, не задев Волшебницы даже кончиком пера, кинулась в огонь, горевший на треножнике. Пламя мгновенно охватило шляпу, перья затрещали, и от любимой шляпы Людоеда остался только пепел. Людоед застонал.

Тут Людоедиха села на стул и заплакала.

— Сдаюсь, всхлипывая, сказала она.

— Так-то лучше, примирительно сказала Волшебница. — Вместо того чтобы ссориться, лучше действовать сообща. Кто-то ввел вас в заблуждение, и это надо выяснить. Сейчас мы попытаемся это сделать. — И она достала из шкафа большую, выложенную перламутром старинную шкатулку.

— Нас не касаются ваши дела! — заявила Золушкина мачеха. — Мы спешим на бал. Он начнется ровно в полночь. Пока вы будете выяснять ваши недоразумения, дочки упустят принца! Не кусай ногтей! — прикрикнула она на старшую. — Не разевай рот, ворона влетит! — пригрозила младшей. — Дочки! За мной!

Все трое ринулись к дверям, но…

Гулкие удары башенных часов возвестили полночь.

— Вы опоздали, — сказала Волшебница. — Бал в королевском дворце начался.

Отдаленные звуки танцевальной музыки подтвердили это известие.

Между тем Волшебница не спеша открыла шкатулку и вынула из нее небольшое зеркало в простой оловянной оправе. С виду оно ничем не отличалось от тысячи других неразборчивых зеркал, которые отразят все, что им ни покажи. Но это зеркало было необыкновенным. В отличие от прочих оно обладало удивительным, неповторимым свойством. Это было Зеркало случайностей и недоразумений.

Вы не увидели бы в нем своего отражения, но зато оно отражало такие вещи, что, расскажи вы кому-нибудь что-либо подобное, вас сочли бы за лгунишку. Не удивительно, что Волшебница берегла зеркало и держала в шкатулке под замком.

На этот раз Волшебница, как всегда, протерла зеркало чистым платком и…

Тут она дохнула на стекло еще и еще раз, словно не веря своим глазам. Снова протерла его и снова взглянула. Но зеркало показывало одно и то же. Волшебницу. Волшебницу в черной мантии, остроконечном колпаке с вуалью, скрывающей лицо. Волшебница стояла посреди бального зала, залитого тысячами огней. Атласные юбки, перья, веера, золотое шитье камзолов, прически, украшенные цветами, меха, драгоценности — все это сверкало, слепило глаза. Среди этого великолепия чернела фигура Волшебницы.

— Что это? — вскрикнула Волшебница, сидящая в кресле. — Мираж? Сновидение? Оптический обман? Я здесь, я не на балу! — И она ощупала себя.

Людоед с женой и Мачеха с дочерьми столпились за спиной Волшебницы, заглядывая в Зеркало случайностей и недоразумений.

— Две Волшебницы! — ахнула мачеха.

— Две штуки! Одна здесь, другая там! — хохотнул Людоед.

— Молчи. Здесь что-то кроется, — насторожилась Людоедиха.

— Мамм, а где он, принц? — захныкали дочки. — Хоть посмотреть бы!

— Вон там, у колонны, в голубом, — прошептала Золушкина мачеха.

— Ни с кем не танцует, — с надеждой в голосе сказала старшая.

— Блондин! — всхлипнула младшая.

— Тсс! — прикрикнула Волшебница, не отрывая взгляда от своего двойника в зеркале.

— Волшебницы в сказках не ждут приглашений. Они приходят сами, — весело сказала Волшебница на балу, обращаясь к гостям.

— Нет, это не мираж! — догадалась Волшебница, сидящая в кресле. — Это — живое существо и притом самоуверенное! Я не допущу! Я разоблачу самозванку! — И, отшвырнув сгоряча зеркало так, что оно разлетелось на тысячу кусков.

Волшебница приказала Людоедам и Мачехе с дочерьми дожидаться ее возвращения и, пробормотав наспех волшебное заклинание, мгновенно очутилась в бальном зале.

Теперь среди толпы гостей чернели две фигуры в одинаковых мантиях и остроконечных колпаках. Две Волшебницы. У обеих были закрыты лица. Одна Волшебница была чуть поменьше ростом, чем другая.

— Не верьте ей! Не верьте! Она вас дурачит! — закричала Волшебница ростом повыше. — Я настоящая Волшебница. Я, а не она!

— Значит, одна из вас — самозванка, — сказала распорядительница бала. — Но кто же?

— Не я! Не я! Не я! — запротестовали Волшебницы в один голос.

— Тогда откройте лица!

— Нет! Нет! Нет! — снова в один голос закричали Волшебницы, хватаясь за вуали.

— Тогда… покажите какой-нибудь фокус! — предложила одна из дам.

— Сударыня! — вспылила Волшебница ростом повыше. — Волшебницы не показывают фокусов! Они творят чудеса! Это разные вещи! Стоило бы, конечно, превратить вас в зонтик или в кастрюлю, но я не унижусь до подобных эффектов. Я предоставляю это вам! — И она отвесила насмешливый поклон своей сопернице. — Докажите, что вы Волшебница.

— И докажу! — пообещала маленькая Волшебница.

Все замерли, ожидая.

— Ну, что же вы стоите сложа руки? — посмеивалась Волшебница ростом повыше. — Колдуйте, творите заклинания!

— А я не знаю ни одного.

— Тогда взмахните волшебной палочкой!

— А у меня нет палочки.

— Какая же вы после этого Волшебница? — возмутились гости.

— Самая настоящая! — не сдавалась Волшебница.

— Мы, старые Волшебницы, колдовали по всем правилам, и получалось неплохо, — усмехнулась Волшебница ростом повыше. — Посмотрим, на что способны вы!

Принц, который до сих пор безучастно смотрел на все происходящее, подошел к Волшебнице ростом пониже.

— Если вы в самом деле настоящая Волшебница, сделайте чудо. Верните мне ту, кого я люблю и с кем меня разлучили. Все затихли.

— Принц! — прозвучал молодой голос Волшебницы из-под вуали. — Не ждите от меня заклинаний и не надейтесь на колдовство. Простые слова, сказанные от души, сильнее, чем волшебные чары. Назовите по имени ту, кого вы любите.

Окликните ее, она отзовется.

В зале воцарилась мертвая тишина. Все ждали, что будет дальше.

— Золушка! — сказал принц. — Золушка, где ты? Я помню тебя так, точно мы расстались только вчера. Ты одета в атласное платье. Шлейф стелется за тобой, как голубой ручей. Ты самая нарядная, самая красивая девушка на свете. Я жду тебя. Отзовись.

Ему никто не ответил.

— Она не отвечает, — с грустным упреком сказал принц.

Волшебница покачала головой.

— Принц, это не те слова.

— Золушка! — снова позвал принц. — У крыльца нас ждет золотая карета. Хочешь, мы помчимся в ней навстречу счастью? Все будут смотреть нам вслед и завидовать. Золушка, поспеши!

И снова никто не откликнулся на его зов.

— Я засыплю тебя цветами и задарю алмазами, — пообещал принц.

Молчание.

— Золушка, — шепотом сказал принц, — я люблю тебя.

И тут… двери бального зала распахнулись настежь.

На пороге стояла Золушка. В стареньком платье с чужого плеча, в уродливом чепце, в стоптанных башмаках, щурясь от яркого света, бедная девушка казалась совсем дурнушкой.

Принц подал Золушке руку.

— Вот моя невеста! — обратился он к гостям.

Смешок пробежал по залу.

Оробевшая Золушка не смела поднять глаз.

— Во что бы ты ни была одета, в рубище или в атлас, я люблю тебя одинаково! — ласково сказал принц, улыбаясь ее смущению.

Скрывая досаду и разочарование под вежливыми улыбками, гости окружили жениха и невесту, не скупясь на поздравления и комплименты.

Грянула музыка. Принц пригласил Золушку на первый вальс.

* * *

Тем временем, пользуясь суматохой, Волшебница ростом поменьше успела выбраться незамеченной из бального зала и, когда ее хватились, была уже далеко.

Перепрыгивая со странички на страничку, она быстро достигла последней, на которой большими буквами было написано слово «конец».

— Через букву «О» я легко выберусь из книжки! Ведь я такая маленькая! — И Волшебница сбросила с плеч мантию и зашвырнула ненужный уже больше колпак с вуалью. Я думаю, читатели давно уже догадались, что Волшебница ростом поменьше была не кто иная, как Веснушка, переодетая Волшебницей. Теперь ей уже незачем было скрываться. Один шаг, и она очутилась бы за пределами сказок. Но… чей-то старческий голос окликнул Веснушку. Девочка оглянулась и увидела древнюю старушку, которая тащила на спине вязанку хвороста, изнемогая под непосильной тяжестью.

— Помоги мне, дитя мое! — попросила она Веснушку.

— Изволь, бабушка! — тут же согласилась Веснушка. — Какая большая вязанка! Тебе ни за что не донести ее. — И Веснушка взвалила вязанку себе на плечо.

— Спасибо, спасибо. У тебя, видно, доброе сердце, — растроганно сказала старушка. — Если ты так добра, как кажешься, то донесешь вязанку до моего дома и поможешь мне затопить камин. Я стара, и дым вреден для моих глаз. Каждый раз я плачу, разжигая огонь.

Идти пришлось недолго.

Когда они вошли в дом, указанный старушкой, Веснушка, присев на корточки, мигом затопила камин и протянула к огню свои озябшие руки.

— Какая холодная ночь! — сказала она. — Жалко, что в камин нельзя сунуть нос, чтобы он отогрелся. И почему это у меня прежде всего замерзает нос?

— Я знавала одну девочку, которая любила совать свой нос в чужие дела — и, представь себе, он был у нее точь-в-точь такой, как твой!

— А как ее звали, эту девочку? — полюбопытствовала Веснушка.

— Ее звали Веснушкой, — раздался зловещий голос Волшебницы.

Клубы едкого дыма вырвались из-за каминной решетки и окутали девочку. Невидимая сила оттолкнула ее от камина на середину комнаты и стала швырять бедняжку от стены к стене, словно мячик.

— Веснушка! Веснушка! Веснушка! — старались перекричать друг друга злые голоса.

Веснушка увидела сквозь дымное облако лица своих врагов — Людоеда, Людоедихи и Мачехи с дочерьми. Каждый старался ударить, ущипнуть, оцарапать Веснушку.

От страха она зажмурилась. На миг ей представилось слово «конец», напечатанное крупными буквами, и она потеряла сознание.

Веснушка не знала, много ли прошло времени с тех пор, когда она наконец очнулась. Ей показалось странным, что она не может ни шевельнуть пальцем, ни поднять и опустить ресницы. Неподвижная, скованная, она смотрела на своих врагов, которые оживленно разговаривали, указывая на Веснушку пальцами. И наконец Веснушка поняла.

Волшебница жестоко расправилась со своей соперницей.

Девочка превратилась в свой собственный портрет.

Над камином в великолепной золотой овальной раме, прикованная к полотну вместе со своими косичками и веснушками, бедняжка понимала и слышала все, что говорилось вокруг, но не могла ни защитить себя, ни сказать хоть слово упрека своим мучителям. Теперь Веснушке не бродить по сказкам и не выдавать себя за Волшебницу!

Враги ликовали.

— Это еще не все! — сказала Волшебница. — Я сделаю так, что ни один человек не узнает, кто нарисован на этом портрете. — И Волшебница взмахнула палочкой.

Тяжелые складки розовой парчи окутали маленькую фигурку. Гирлянда мелких роз украсила подол, облако кружев возникло вокруг худеньких плеч Веснушки. В ушах девочки качнулись длинные серьги. На ногах появились туфли на высоких каблуках. Бедная Веснушка съежилась под бременем этого наряда.

Волшебница отошла подальше, прищурилась и покачала головой.

— Не годится, — сказала она. — Веснушки на носу надо спрятать. Они могут испортить все дело. Кто-нибудь узнает девчонку! — И она еще раз взмахнула волшебной палочкой.

Худенькая рука Веснушки поднялась, сжимая веер. Он наполовину прикрыл ее лицо. Теперь от прежней Веснушки остались только глаза. Они смотрели на Волшебницу, и она читала в них упрек.

— Сейчас мы справимся и с этим, — сказала Волшебница и подняла еще раз волшебную палочку, но она, до сих пор беспрекословно выполнявшая все приказания Волшебницы, бездействовала.

Голубые глаза Веснушки по-прежнему в упор смотрели на Волшебницу.

— Опусти глаза, — строго приказала она. — Я приказываю. Я требую. Повинуйся. — Но, сколько она ни размахивала палочкой, все оставалось по-прежнему. Очевидно, палочка была не совсем исправна. Волшебница вспомнила, как она помешивала этой палочкой в тазу с вареньем, и впервые пожалела об этом. Но делать было нечего. — Сойдет и так, — сказала Волшебница. — Девочка неузнаваема!

— Отличная работа! — не мог не признать Людоед, хотя и был втайне недоволен вмешательством Волшебницы. Он предпочел бы сам расправиться с Веснушкой.

— Надеюсь, ничего не может случиться такого, что нарушило бы ваше колдовство? — озабоченно спросила Золушкина мачеха. — Девчонка не сбежит с портрета?

— С нее станется! С нее станется! — заверещали сестры.

— Веснушка не должна видеть своего отражения! — сказала Волшебница. — Случись это, колдовство потеряет силу.

— Надеюсь, вы приказали убрать из вашего дома все зеркала? — забеспокоилась Людоедиха.

— Не только зеркала, но кастрюли, тазы, самовары, подносы — словом, все, в чем могло бы отразиться человеческое лицо хотя бы в искаженном виде, — успокоила Волшебница.

«Все кончено для меня! — подумала Веснушка. — Я никогда не увижу моих друзей. Они сочтут меня погибшей. Я навсегда останусь в книжке и не смогу даже заплакать, когда мне станет невмоготу».

Размышляя таким образом, Веснушка увидела, как развеселившиеся враги разбились на пары и, притопывая, стали вертеться по паркету, отплясывая польку. Закутанная в розовую парчу, беззащитная пленница смотрела, как металась по стене огромная тень Людоеда, как трепетали в ушах у Людоедихи бирюзовые сердечки, как потряхивали мелкими кудряшками Золушкины сестры.

Танцуя, они пели во все горло:

В золотой овальной раме На стене висит портрет. Мы теперь не знаем сами: Ты — Веснушка или нет? Где косички? Где приметы? Ни одной приметы нету! Темный зал угрюм и жуток, В темном зале тишина. Тут уж будет не до шуток, Как останешься одна. Оставайся и молчи! В складках розовой парчи! Без веснушек, без косичек, Без разбойничьих привычек, В кринолине, в парике, С белым веером в руке! Тише, тише, тише, тише! Отчего скрипит паркет? Из подполья вышли мыши Посмотреть на твой портрет. На портрет, где нет как нет Ни единой из примет. Ты — Веснушка или нет?

Шпоры на сапогах у Людоеда звякнули в последний раз. Танец кончился.

Веснушка осталась одна.

Глава седьмая и последняя

В самом глухом уголку леса стояла хижина Угольщика. Каждый день с рассветом Угольщик и его жена уходили работать. В хижине оставалась их маленькая дочка. Прежде чем уйти, Угольщик ставил на подоконник деревянную куклу.

— Поглядывай ни нее, дочка, — ласково говорил он. — Она будет показывать тебе, скоро ли мы вернемся.

Дверь закрывалась. Угольщик и его жена уходили по тропинке в глубину леса. Девочка провожала их глазами. Всходило солнце. У ног куклы возникала тень и медленно начинала ползти, описывая круг. Когда она падала прямо против куклы, девочка знала, что наступил полдень. «Еще ровно столько же, и они вернутся», — думала малютка и, взяв кусок хлеба, садилась у окна. Иногда ей казалось, что тень стоит на месте и нарочно не двигается, потому что не хочет, чтобы за ней подсматривали.

«Я перехитрю ее!» — думала девочка и делала вид, что смотрит в окно. Уголком глаза она все-таки следила за тенью. В глазах начинало рябить, и девочка засыпала. Проснувшись, она видела, как в небе зажигаются звезды. Пригретая за день солнцем, кукла стояла на прежнем месте, поглотив свою тень, и девочка думала, что время остановилось. Плача, она звала мать. Никто не откликался. В лачуге было тихо. Все предметы казались враждебными и незнакомыми. Казалось, кто-то чужой и страшный прячется под столом и схватит за ногу, если посмеешь встать с места. Маленькое сердечко начинало биться часто-часто. Это был страх: «А что, если родители совсем не вернутся?» Прозрачный месяц становился серебряным. Небо темнело.

— Здравствуй, дочка! — кричал с порога знакомый голос. Страхи исчезали в одно мгновение.

Угольщик разводил огонь в очаге. В закопченном котелке закипал суп. Добрые знакомые руки матери делили хлеб, и маленькая семья садилась ужинать.

После ужина Угольщик мастерил для дочки из дерева игрушки. Чаще всего то были куклы. Он придумывал для них красивые имена и умел уверить дочку, что куклы — красавицы. Девочка охотно верила этому, хотя ни у одной из кукол не было лица.

Однажды Угольщик и его жена вернулись домой, продрогнув насквозь. — Ну и погодка! — сказал Угольщик, стряхивая с куртки мокрый снег. — Ох, и невесело сейчас в лесу! Мы и не чаяли, что доберемся до дому.

Жена Угольщика поставила на подоконник свечу.

— Если какому-нибудь бедняге доведется сбиться с пути, пусть забредет на огонек. Мы прибережем для путника тарелку горячего супа.

И, словно услышав эти слова, кто-то робко постучал в дверь.

— Войдите! — сказал Угольщик.

Дверь приоткрылась. На пороге стоял Трубочист. Курточка его была в снегу. Мальчик робко жался у порога, не решаясь войти.

— Входи же, мальчик! — сказала жена Угольщика. — Скорее снимай куртку и башмаки, их надо просушить перед огнем. Садись за стол. Твой суп еще не успел остыть.

— Садись, садись, сынок! — приговаривал Угольщик, усаживая мальчика за стол. — Подкрепись.

Трубочист сбросил с плеч мокрую куртку и сел за стол. Суп был горячий и вкусный. В лачуге было тепло. За окном по-прежнему бушевала непогода.

— После ужина мы уложим тебя спать поближе к печке, — сказала жена Угольщика. — А утром ты расскажешь нам о себе, если захочешь.

— Возьми себе в подарок эту куклу, — сказала дочка Угольщика. — Она деревянная, но очень красивая. Мы дадим ей самое лучшее имя. Какое тебе больше всех нравится?

— Я знаю только одно имя — Веснушка, — тихо ответил Трубочист — Пусть куклу зовут Веснушкой. Оно лучшее на свете. И тогда уже не важно, будет ли кукла красавицей.

— Покажи, что это? — спросила дочка Угольщика, увидев у Трубочиста книгу сказок. — Это игрушка?

— Это книжка, — ответил Трубочист. — Книжка сказок.

— А что такое сказки?

— Сказки — это чудесные истории. В них участвуют Волшебницы, Людоеды, Золушки и короли. В книжке много картинок и все — разные.

— Я никогда еще не видела картинок, покажи! — попросила дочка Угольщика.

В очаге вспыхнул и погас последний голубой огонек. Угли подернулись пеплом. Стало совсем темно.

— Картинки нельзя рассматривать в темноте. Спи, ты посмотришь их утром, — сказала мать.

Все улеглись.

«Какие они добрые! — подумал Трубочист. — Они ждали меня, даже не зная моего имени, и поторопились накормить, ни о чем не расспрашивая. А я-то думал, что остался на свете совсем один. Как хорошо, что я ошибся».

Дремота стала одолевать его, мысли — путаться. Деревянная кукла без лица неожиданно открыла глаза и заговорила голосом маленькой хозяйки.

— Я никогда еще не видела картинок! — услышал Трубочист и понял, что говорит не кукла, а девочка.

— Если бы у меня была такая книжка, я стала бы совсем счастливой.

— Спи, дочка, — послышался голос матери. — Спи.

— Каждое утро, когда ты с отцом уходишь, я открывала бы книжку и до самого вечера рассматривала картинки. Ах, если бы ты знала, как тянется время, когда я одна, и как мне хочется попросить у мальчика эту книжку! — горячо и торопливо шептала девочка.

— Спи, дочка, спи, — повторила мать. — Не думай о книжке. Она чужая. Когда-нибудь я куплю тебе точь-в-точь такую же.

— А «когда-нибудь» может случиться завтра? — с надеждой спросила девочка.

Мать помолчала.

— Нет, — послышалось из темноты. — «Когда-нибудь» бывает не скоро. Надо быть терпеливой.

Девочка ничего не ответила. Ведь она лучше, чем кто бы то ни был, знала, что такое терпение:

Трубочист молчал. Нечаянно подслушанный разговор заставил сжаться его сердце. Если бы он был хозяином книжки! Но книжка не его. Она принадлежит Веснушке! Как же быть? Как быть? Трубочист не спал всю ночь напролет и, только когда наступил рассвет, принял решение.

В лачуге было почти светло. У очага висела просохшая за ночь одежда. На столе стояла миска. В ней — остатки вчерашнего ужина. Хозяева спали. Теперь, при дневном свете, мальчик понял, до чего они бедны. Он взглянул на спящую девочку. Ресницы ее слиплись от недавних слез, и она судорожно вздыхала во сне, как вздыхают, наплакавшись досыта.

— Не плачь, — тихонько сказал он и положил книгу сказок рядом с бледной щекой девочки на подушку. — Не плачь, — повторил он. — «Когда-нибудь» бывает и сегодня.

Потом он накинул на плечи куртку и, положив в карман подаренную ему девочкой деревянную куклу, вышел из лачуги, неслышно притворив за собой дверь.

Между тем бедная нарисованная Веснушка висела на стене в золотой раме. Девочке было нестерпимо холодно.

«Все кончено, — думала Веснушка. — Никто из моих друзей не догадается, что я здесь. А ведь я уверена, что Трубочист не расстается с книжкой. Подумать только! Ведь я сижу у него в кармане, а он не подозревает об этом. Неужели никто не придет мне на помощь?»

Но время шло, и все оставалось по-прежнему. Вдруг Веснушка заметила, что из подполья стали выползать мыши. Целыми полчищами бродили они по залу и совещались, собравшись возле портрета.

Но вот часы пробили полночь, и Веснушка увидела под потолком какую-то тень. Сделав под потолком несколько кругов, она остановила свой полет возле портрета.

— Не бойтесь, — прошептал тоненький голосок. — Я не причиню вам зла. Мне надо поговорить с вами.

Веснушка молчала.

— Я знаю, — продолжал тот же голосок, — что нарисованные девочки не умеют разговаривать. Поэтому я буду задавать вам вопросы и сама же отвечать на них.

— Кто вы? — спросили бы вы меня, умей вы говорить.

— Я — летучая мышь. Я называюсь так вопреки тому, что обыкновенные мыши не признают этого родства. Они считают меня легкомысленной хвастуньей, потому что я умею висеть вниз головой. Эти жалкие созданья не понимают, что мне так удобнее смотреть на звезды. Ведь моим родственникам никогда не приходило в голову, что небо прекраснее их душных норок. Ах, если бы вы знали, какая радость — висеть где-нибудь на чердачной балке и видеть через слуховое окно, как плывет по небу луна, загораются и тухнут созвездия, белеет Млечный Путь и тают облака. А они, мои тетки, дяди, двоюродные бабушки и дедушки, вылезают по ночам из своих норок только с одной-единственной целью — добыть себе пищу и не помышляют ни о чем другом. Меня они презирают за то, что я умею летать, и не хотят поддерживать со мной даже простого знакомства.

— Огорчает вас это? — спросили бы вы.

— О нет, нисколько. Я сама подчас забываю о том, что мы одной породы, и вспоминаю это только в том случае, если слышу мышиную речь.

— Зачем же вы посетили меня? — спрашиваете вы.

— Я пришла предупредить вас. Мыши готовят вам гибель.

Я слышала, как они сговаривались, не подозревая о том, что кто-нибудь может проникнуть в их адские планы. Эти маленькие трусишки становятся дерзкими, если знают, что могут остаться безнаказанными. Они уничтожают все, что попадается им на глаза. Они жадны и неразборчивы: не брезгуют свечными огарками, грызут редкие книги, не щадят драгоценных рукописей и не остановятся перед тем, чтобы прогрызть дырку в самом красивом портрете, а то и вовсе покончить с ним.

— Другими словами, — сказали бы вы, — они добираются до меня?

— Вы угадали. Именно об этом они и совещались сегодня, собравшись у ваших ног.

— Я погибла! — думаете вы.

— Я не допущу этого! — отвечаю я на ваши мысли. — Я не позволю этим дерзким созданиям уничтожить вас. Ведь вы одна украшаете собой этот унылый холодный зал. Я живу здесь на верхнем лепном карнизе и часами любуюсь вашими голубыми глазами. Я не дам вам погибнуть. Положитесь на меня. Что бы ни случилось, не пугайтесь и не приходите в отчаяние. До свиданья. — С этими словами летучая мышь описала под потомком круг и скрылась.

Вокруг камина стали собираться мыши.

Веснушка, помня наставления своей новой знакомой, стала бодриться, но невольно прислушивалась к мышиному писку и замирала от страха перед несметным войском серых разбойников. Они между тем начали подниматься цепочкой по камину и взбираться на золоченую раму. Веснушка ждала, со страхом и надеждой всматриваясь в темноту потолка. Но летучая мышь не появлялась.

«Она, наверное, не ожидала, что их будет такое множество, — думала Веснушка. — Да и что, могла бы поделать одна летучая мышка против целой оравы своих жадных родственников?»

Веснушка понимала, что участь ее решена. Столько мелких и острых зубов могли сгрызть портрет за какие-нибудь несколько минут. Скоро от него останется одна рама. Веснушка перестанет существовать.

Она подумала о том, что никогда больше не увидит Трубочиста. Сердце ее сжалось. «Если бы я могла заплакать!» — подумала она. Но ее нарисованные глаза остались сухими. Неподвижная, покорная, она ждала своей гибели. Но…

…внезапный грохот разнесся по пустому залу. Эхо повторило его в каждом углу. Битые стекла посыпались на перепуганных мышей колючим, сверкающим дождем. Трусливые хищники обратились в бегство. Остов хрустальной люстры покачивался под потолком, с люстры осыпались подвески. Вокруг нее носилась летучая мышь, подталкивая люстру крыльями.

— Кажется, я поступила не слишком благоразумно, произведя столько шума! Но у меня не было иного выхода. Тсс! Сюда идут! — шепнула летучая мышь.

Она не ошиблась. Рассерженная Волшебница в ночных туфлях на босу ногу и в халате ворвалась в зал.

— Что здесь произошло?! — И она стукнула в сердцах волшебной палочкой о паркет. Под ее ногами хрустели битые стекла. Волшебница взглянула наверх. Люстра еще качалась. На ней не уцелело ни единой подвески.

— Я знаю, чьи это проделки! — догадалась Волшебница. — Противная летучая мышь вечно носится под потолком, точно это ночное небо. Это она разбила люстру, задев ее крыльями. — Волшебница, заметила притаившуюся за рамой виновницу переполоха. — Я лишу тебя крыльев, негодница! — пригрозила Волшебница. — И вместо того чтобы летать, ты будешь жить в подполье со своими благоразумными родичами. Они… — Тут Волшебница подняла было свою палочку, чтобы привести угрозу в исполнение, но в этот миг произошло нечто такое, чего Волшебница при всем своем могуществе не могла предвидеть…

В зале стало совершенно светло. Волшебница замерла с протянутой рукой и стала неподвижной.

* * *

— Какая красивая картинка, — сказал чей-то тоненький детский голос. — Я никогда еще не видела такой нарядной девочки.

Дочка Угольщика, открыв книжку, разложила ее у себя на коленях, взглянула на портрет Веснушки и…

Вы, конечно, помните, дорогой читатель, о чем предупреждала Волшебница: «Если Веснушка увидит свое отражение, колдовство потеряет силу».

И вот это случилось.

Веснушка отразилась в глазах дочки Угольщика, как в двух маленьких черных зеркалах. И в этот миг почувствовала, что тело ее становится живым и теплым, руки сгибаются, она может поднять и опустить ресницы.

Без всякого усилия девочка выступила из рамы, оставив в ней свою великолепную нарисованную оболочку, как скорлупу, из которой вылупился цыпленок.

Оторопев, дочка Угольщика захлопнула книжку. Веснушка очутилась в незнакомой лачужке. Маленькая чужая девочка смотрела на Веснушку во все глаза.

— Спасибо тебе, девочка, за то, что ты выпустила меня из книжки, — сказала Веснушка.

— И меня! — раздался голосок летучей мыши. — Я здесь. К счастью, я успела уцепиться вовремя за вашу косичку! Надеюсь, я не причинила вам боли?!

— Значит, ты настоящая? — спросила дочка Угольщика и осторожно коснулась руки Веснушки. — А тот мальчик, который дал мне книжку…

Веснушка не дала девочке договорить.

— А где же он? Спрятался, наверное? А где Фунт? Где пудель? Сидят по разным углам и ждут, когда я их найду! Вылезайте. Да вылезайте поскорее! Что я вам расскажу!

— Здесь был только один мальчик, — сказала дочка Угольщика. — И он не спрятался. Он ушел.

— Ушел? — переспросила Веснушка. — Ты, наверное, шутишь, девочка? Он не мог уйти. Это значило бы покинуть меня. — Она растерянно посмотрела на книжку.

— Он ушел утром и так тихо закрыл дверь, что мы даже не проснулись. Ушел и оставил книжку.

Слезы градом хлынули из глаз Веснушки.

— Ушел, — повторила она растерянно и печально. — Отдал книжку и ушел. Друг покинул ее. О, лучше бы мыши съели ее портрет там, в сказке. По крайней мере Веснушка не узнала бы о своем несчастье.

— Не плачь, девочка, — старалась утешить Веснушку дочка Угольщика. — Плачут только маленькие, а ты — большая. Хочешь я подарю тебе эту книжку? Посмотри, какая она красивая и как блестит!

Но Веснушка, не слушая, плакала все горше и горше.

— Ну не плачь же! Если тебе не нравится книжка, я подарю тебе деревянную куклу. У меня их несколько, выбирай любую. Самую красивую я подарила вчера мальчику. Он сказал, что назовет ее Веснушкой.

— Повтори, пожалуйста, что ты сказала, — и Веснушка вытерла слезы.

— Мальчик сказал, что самое лучшее имя на свете — Веснушка. И если так назвать куклу, то уже неважно, будет ли она красавицей.

— Мне стыдно, что я плакала, — сказала, улыбаясь, Веснушка. — Никому не рассказывай об этом. И если когда-нибудь еще нам доведется встретиться, не напоминай мне о моих слезах. — И, обняв на прощание девочку, Веснушка вышла из хижины.

День был прозрачным и свежим. Замерзшие за ночь лужи похрустывали под ногами.

— Я найду его. Я наверное найду его. Во что бы то ни стало я найду его. Он не мог уйти далеко. — Девочка вскарабкалась на высокий пень.

— Ау! Ау! Ау! — крикнула она.

Эхо ответило ей: «Ау! Ау!»

— Перестань меня дурачить, эхо! — с досадой сказала Веснушка.

— Я и не помышляю об этом, — сказал голос рядом. — Но я не могу не повторить вашего «Ау!». Эхо существует для того, чтобы повторять все, что ни услышит. Дайте мне вашу руку. Я постараюсь не мешать вам. — И кто-то невидимый взял Веснушку за руку. Девочка ощутила чей-то рот и изо всех сил прижала к нему свою теплую ладонь.

— Ау! Ау! — крикнула Веснушка и прислушалась.

— Ау! — отозвался далекий голос, и Веснушка узнала голос Трубочиста.

Из-за белых стволов показалась фигурка Трубочиста, пока еще совсем крошечная, какой была Веснушка, отраженная в чужих зрачках.

Веснушка спрыгнула с пня и бросилась бежать. Пространство между детьми становилось все меньше и меньше. Спотыкаясь, проваливаясь в рыхлый снег, дети неслись навстречу друг другу.

— Веснушка! — крикнул Трубочист, увидев девочку так близко, что мог рассмотреть голубенькую ленточку в косичке и веснушки на носу.

Девочка с плачем кинулась ему на шею. Всхлипывая, она рассказала обо всем, что произошло.

— О чем же ты плачешь? — говорил Трубочист, сам украдкой вытирая слезы. — Ведь сказки кончились хорошо, а мы с тобой уже никогда больше не расстанемся!

— А где Фунт? — спросила Веснушка. — Где пудель?

— Фунт покинул нас в трудную минуту. А пудель… он встретил своего прежнего хозяина. Я сказал пуделю: вернись. Он вернулся. Но фургон ехал медленно. Колеса то и дело застревали в снегу. Мы могли бы догнать! Бежим?

И, взявшись за руки, дети стремглав пустились по дороге.

* * *

Между тем жизнь в домике тетушки Лизы шла раз и навсегда заведенным порядком: утром, напившись кофе, тетушка отправлялась за покупками, днем присматривала за хозяйством, вечером подсчитывала расходы. Изредка ей случалось вспомнить Веснушку, но почтенная женщина старалась прогнать эти мысли, и, пожалуй, ей удалось бы и вовсе позабыть о непокорной племяннице, если бы тетушку не посетила вновь ее докучная гостья — Бессонница.

Примостившись у тетушкиного изголовья, Бессонница ловким движением выхватила из-под подушки черную нить и начала наматывать ее на клубок.

Тетушка лежала под своим пуховиком не шелохнувшись. То ли спала, то ли притворялась.

Скучая, Бессонница напевала песенку:

Мрак полуночный глубок, Черный катится клубок. Скрипнет пол под каблуком, Если встану за клубком. В темноте не разгляжу, Всех в дому перебужу. Просыпайтесь! Ночь длинна. Я соскучилась одна.

— Оставь меня! — проворчала тетушка из-под своего пуховика. — Опять ты меня донимаешь! — и она повернулась носом к стене.

— А может быть, все-таки побеседуем? — посмеиваясь, предложила Бессонница.

— О чем? — притворно улыбнулась тетушка. — О том разве, как бы не выкипел из кофейника утренний кофе, или — не забыть засыпать нафталином мой меховой салоп?

Но Бессонницу было не так-то легко провести.

— Лукавишь! — подмигнула она тетушке. — Я знаю, что у тебя на уме! Веснушка! Веснушка! Веснушка!

— Пустое, — возразила тетушка, с трудом скрывая досаду. — Я даже забыла, как она выглядит и какой у нее голос. Пусть себе бродит по свету и ищет то, чего ей все равно не найти. А я тем временем буду доживать свой век без забот и неприятностей.

— Как знать, как знать, — покачала головой Бессонница. — Сегодняшний день не всегда похож на вчерашний, а перемены в человеческой жизни наступают, когда их меньше всего ожидаешь. Прислушайся: не кажется ли тебе, что кто-то подъехал к крыльцу?

Тетушка откинула занавеску и выглянула в окно. У крыльца действительно стоял фургон. При лунном свете тетушка разглядела нарисованного на стенах фургона пуделя.

— Не снится ли мне все это? — прошептала тетушка.

— Смотри, что будет дальше, — усмехнулась Бессонница.

Тетушка увидела: с козел фургона спрыгнул бедно одетый человек. Из фургона послышались голоса. Кто-то, картавя, кричал: «Дуррак! Дуррак!» Лаяла собака, смеялись дети.

— Вылезайте! — раздался голос Веснушки. — Вылезайте! Здесь мы дадим наше первое представление.

— Веснушка! Сейчас же иди сюда! — крикнула тетушка, дрожа от гнева и предутренней свежести.

Веснушка послушно явилась на зов.

— Что все это значит? — еле сдерживая ярость, спросила тетушка. — Кто они, эти бродяги, которые явились сюда в фургоне и расположились, как на постоялом дворе?

— Это мои друзья, — ответила Веснушка, не смущаясь.

— Ты затащила их сюда мне назло! — прошипела тетушка. — Ты хочешь досадить мне за то, что я уничтожила концы сказок!

— Но я нашла новые, — спокойно ответила Веснушка.

Тетушка попыталась усмехнуться.

— Где же ты отыскала их? Они валялись в пыли или висели на дереве?

— Нет, — ответила Веснушка. — Они нашлись в моем сердце. Я только не сразу догадалась, что они там спрятаны.

— Смутьянка! — взвизгнула тетушка. — Насмешница! Это тебе даром не пройдет! Я придумаю тебе такое наказание, какое еще никому не приходило в голову! Я придумаю!!!

И вдруг…

Веснушка увидела, что сначала тетушкина голова вместе с чепцом, а затем и вся тетушка целиком закружилась как волчок, сначала медленно, потом все скорее, скорее, скорее и, наконец, с такой быстротой, что вместо тетушки стал виден только вертящийся круг. От него тянулась черная нить, наматываясь сама собой на клубок, который с трудом удерживала в руках Бессонница.

— Смутьянка! — еще раз услышала Веснушка и…

…вертящийся круг исчез.

В руках оторопевшей Бессонницы оказался огромный клубок, увенчанный чепцом. Это было все, что осталось от тетушки.

Вот он, обещанный вам счастливый конец. Разве не так?

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая и последняя Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg