«Возвращение свирепого Биллсона»

Пэлем Грэнвил Вудхауз

Возвращение свирепого Биллсона

I

Наступило страшное мгновение, одно из тех незабываемых мгновений, когда у людей сразу седеют виски. Я смотрел на трактирщика. Трактирщик смотрел на меня. На нас обоих бесстрастно смотрели пьяницы, сидящие за столиками.

- Эге! - сказал трактирщик.

Я человек догадливый. Я сразу заметил, что он смотрит на меня без всякой симпатии. Это был большой, коренастый мужчина. Его подвижные губы слегка искривились, приоткрыв золотой зуб. Мускулы на его здоровенных руках заметно вздулись.

- Эге-ге! - сказал он.

Я совершенно случайно попал в эту пренеприятную историю. Сочиняя рассказы для ежемесячных журналов, я, подобно многим писателям, принужден был изучать жизнь самых разнообразных слоев. Я считал необходимым проводить один день во дворцах у герцогов, другой - бродить по грязным переулкам окраин. Писателю нужна гибкость. В это роковое утро я увлекся изучением девушки по имени Лиза, которая торговала жареной рыбой в одном из лондонских предместий. Я направился к ней, чтобы изучить быт и нравы столичных трущоб. Не знаю, что скажет потомство о Джемсе Коркоране, но, когда дело касалось искусства, я никогда не останавливался ни перед какими препонами.

Лондонские окраины очень интересная вещь, но, к сожалению, там иногда бывает слишком жарко. Прошатавшись по улицам часа полтора, я почувствовал невыносимую жажду. Я зашел в трактир, потребовал бутылку пива, выпил, полез за кошельком и к ужасу своему заметил, что карман мой пуст. Увы, к тому времени я еще недостаточно изучил лондонские предместья и не знал, как ловки там карманные воры.

- Простите, - залепетал я, виновато улыбаясь и стараясь придать почтительную мягкость моему голосу. - Оказывается, что у меня с собой нет кошелька.

Вот тут-то трактирщик и сказал "эге!", вышел из-за стойки и подошел ко мне.

- У меня, должно быть, вытащили его из кармана, - бормотал я.

- Ах, вы так думаете, - сказал трактирщик.

У этого человека было черствое сердце. В течение долгих лет ему приходилось постоянно натыкаться на беспринципных людей, которые старались получить у него выпивку бесплатно, и душа у него огрубела.

- Я оставлю вам мою фамилию и мой адрес, - предложил я.

- Кому нужна ваша дурацкая фамилия? - холодно осведомился трактирщик.

Этот практический человек подошел прямо к делу. Действительно, кому нужна моя фамилия?

- Я пришлю... - начал было я, но он не дал мне договорить.

Одна его опытная рука схватила меня за шиворот, другая, не менее опытная, сзади, за брюки, и в мгновение ока я, перелетев через панель, хлопнулся в вонючую канаву. Трактирщик остановился на пороге своего заведения и мрачно глядел на меня.

В конце концов я, может быть, и стерпел бы его обидные взгляды. Я чувствовал, что, в сущности, право на его стороне. Откуда он мог знать, что моя душа чиста, как первый снег, и что дома у меня есть деньги? Но, к несчастью, он не ограничился одними обидными взглядами.

- Так тебе и надо, мошеннику, - сказал он с нестерпимою наглостью.

Эти слова задели меня за живое. Я вспыхнул, сжал кулаки и ринулся на своего обидчика. В пылу гнева я совсем забыл, что этот гигант может раздавить меня одной пятерней.

Но через секунду он напомнил мне об этом. Огромный кулак обрушился на мою голову, и я сел на панель.

- Здравствуйте!

Я стал смутно догадываться, что на этот раз со мной разговаривает не трактирщик, а кто-то другой. Мой грозный враг вернулся в свое заведение и приступил к исполнению своих профессиональных обязанностей. Какой-то великан в синей блузе схватил меня за шиворот и легонько поднял на ноги.

Голова моя немного прояснилась, и я стал приглядываться к своему благодетелю. В нем было что-то знакомое. Где я видел эти огненно-рыжие волосы, эти могучие плечи? Передо мной стоял мой старый друг Вильберфорс Биллсон, или иначе Свирепый Биллсон, будущий чемпион, который дважды выступал на арене под руководством Стэнли-Фетерстонго Акриджа.

- Он побил вас? - спросил мистер Биллсон.

- Да, он побил меня, - ответил я.

- Ы! - сказал мистер Биллсон и немедленно скрылся в дверях трактира.

Я не сразу понял значение его поступка. Мне сперва показалось, что он просто устал от моего общества и зашел в трактир опохмелиться. И только когда из трактира донеслись отчаянные вопли, я оценил, наконец, золотое сердце этого человека. Дверь снова распахнулась, и на улицу стремительно вылетел трактирщик, вышвырнутый могучей рукой, и заплясал необыкновенный фокстрот на панели.

Этот трактирщик, как и подобает хозяевам подобных трущоб, был силач и далеко не трус. Но тем не менее он плясал до тех пор, пока не стукнулся лбом о столб. Тут он на мгновение остановился, как бы размышляя, затем повернулся и ринулся назад в свой трактир.

Я не видел того, что происходило в трактире, но мне казалось, что там началось землетрясение. Как будто вся посуда, какая только есть во вселенной, была в одно мгновение раскокана вдребезги, как будто жители всех городов на земле сразу заорали отчаянным хором: "Спасите!" Мне даже почудилось, что стены кабака зашатались и вот-вот упадут, и вдруг я услышал полицейский свисток.

Магическая сила таится в полицейском свистке. Он действует, как примирительный елей на самые бурные волны. Стаканы перестали биться, голоса стихли, и мистер Биллсон выскочил на улицу. Из носу у него текла кровь, под глазом был внушительный синяк, но он не обращал внимания на подобные пустяки. Оглядев беглым взором окрестность, он скрылся за ближайшим углом. Тут только я очнулся после той встряски, которую дал мне трактирщик. Сердце мое затрепетало от благодарности и восхищения. Я хотел догнать моего избавителя и выразить ему свою признательность. Ведь я его неоплатный должник. Кроме того, я хотел взять у него взаймы шесть пенсов. Во всем этом районе он был единственный человек, который мог одолжить мне на трамвай.

Но догнать его было нелегко. Услышав за собой мои шаги, он решил, что за ним погоня, и побежал еще быстрее.

- Мистер Биллсон! Подождите! Мистер Биллсон! - кричал я, но немало прошло времени, прежде чем он догадался, что за ним гонятся не враги, а друзья.

- Ах, это вы? - сказал он, останавливаясь.

Он облегченно вздохнул, потом вытащил из кармана трубку и закурил. Я рассыпался в благодарностях. Выслушав меня, он вынул изо рта трубку и промолвил:

- Приятеля в обиду не дам...

- О, вы так добры, - сказал я с чувством. - Я доставил вам столько хлопот!

- Никаких хлопот! - сказал мистер Биллсон.

- Вы, должно быть, здорово хватили трактирщика. Он вылетел со скоростью сорока миль в час.

- Да, я дал ему неплохого пинка, - согласился мистер Биллсон.

- Он, кажется, немного повредил вам глаз, - сочувственно сказал я.

- Он? - с глубоким презрением сказал мистер Биллсон. - Это не он. Это вся его шайка. Их было там шесть или семь человек.

- И вы их избили? - вскричал я, пораженный.

- Ы! - сказал мистер Биллсон и выпустил клуб дыму. - Но трактирщику досталось больше всех.

Он ласково разглядывал меня. Его доброе сердце надрывалось от жалости.

- Только подумать, - прибавил он с отвращением, - такой здоровенный... - тут он сказал одно слово, которое, по-моему, очень точно характеризовало трактирщика, - и вздумал драться с таким плюгавым человечком, как вы.

Чувства мистера Биллсона была так благородны, что я нисколько на него не обиделся. Правда, я не привык, чтобы меня называли плюгавым. Но мистеру Биллсону большинство людей должны были казаться плюгавыми.

- Я очень вам обязан! - сказал я.

Мистер Биллсон безмолвно курил.

- Вы давно вернулись? - спросил я, чтобы что-нибудь сказать.

Этот человек, несмотря на свои огромные достоинства, не умел поддерживать разговор.

- Вернулся? - переспросил мистер Биллсон.

- Вернулись в Лондон? Акридж говорил мне, что вы снова служите во флоте.

- Скажите, мистер, - спросил Биллсон, впервые обнаруживая интерес к моим словам, - вы с ним встречались в последнее время?

- С Акриджем? Еще бы! Почти каждый день.

- Я давно хотел найти его.

- Могу дать вам его адрес, - сказал я.

И написал адрес Акриджа на старом конверте. Затем, пожав мистеру Биллсону руку и еще раз поблагодарив его, я взял у него взаймы несколько пенсов и поехал домой.

II

Два дня спустя, вернувшись домой после завтрака, я встретил в прихожей миссис Баулс, жену моего квартирохозяина. Я довольно робко поздоровался с нею. Эта дама, так же, как и ее муж, всегда нагоняла на меня ужас. Даже самые сильные и бесстрашные люди не могли бы выдержать ее могильного взора и ее кладбищенских манер.

- Сэр, - сказала миссис Баулс, - в вашей комнате вас ждут.

- Кто? - спросил я.

- Женщина, - сказала миссис Баулс, - женщина в розовой шляпе.

Я почувствовал себя виноватым. В этой скромной и тихой обители появление женщины в розовой шляпе казалось почти катастрофой. Я призвал Бога в свидетели, что эта женщина не имеет никакого отношения ко мне.

- Я должна передать вам письмо, сэр.

Я со вздохом разорвал конверт. С одного взгляда я узнал почерк Акриджа, и мрачные подозрения зашевелились у меня в голове.

"Дорогой дружище!

Не часто я прошу тебя об одолжении..."

Я грустно засмеялся.

"Дорогой дружище!

Не часто я прошу тебя об одолжении, но на этот раз ты должен доказать мне, что ты мой истинный друг. Я всегда всем говорю, что ты отличный товарищ и не способен покинуть друга в беде.

Подательница сего - мать Флосси. Она очаровательная женщина и безусловно тебе очень понравится. Она только сегодня приехала с севера, и мне совершенно необходимо, чтобы ты занял ее до семи часов вечера. Я сам не в состоянии возиться с ней, потому что вывихнул себе лодыжку. Только поэтому я решаюсь беспокоить тебя.

Понимаешь, старина, здесь дело идет о жизни и смерти, и я всецело на тебя полагаюсь. Не могу тебе сейчас объяснить, зачем мне нужно, чтобы ты поухаживал за этой старой вороной и доставил ей побольше развлечений. Мне это необходимо до зарезу. Итак, дружище, шляпу набекрень и за дело! Подробности при личном свидании.

Твой навсегда

С.-Ф. Акридж.

Р.S. Все твои расходы верну впоследствии".

Прочтя последнюю фразу, я меланхолически улыбнулся. Но само письмо не вызвало во мне никакого веселья. Я взглянул на часы и с ужасом увидел, что сейчас всего только половина третьего. Итак, эта приезжая дама оставлена мне на четыре с половиной часа. Я разразился проклятьями, вполне, конечно, бесполезными, ибо Акридж всегда строил свои ловушки таким образом, что избежать их было невозможно.

Я направился к себе в комнату. Насколько было бы мне легче, если бы я знал, кто такая эта Флосси. Акридж пишет о ней, как о старой знакомой, а я уверен, что никогда не слыхал этого имени. Никогда у меня еще не было романа ни с одной Флосси. Я тщательно перебирал в своей памяти имена всех женщин, с которыми меня сталкивал мой жизненный путь. Из мрачных глубин памяти я извлекал давно забытых Джен, Кэт, Маргарит и Елисавет, но, как я ни бился, я не мог припомнить ни одной Флосси. Я подозревал, что Акридж упомянул в своем письме о Флосси только для того, чтобы я нежнее отнесся к ее матери. Но он ошибся в расчетах.

Войдя к себе в комнату, я понял, что миссис Баулс отлично умеет подмечать в людях самые характерные черты. О Флоссиной маме можно было бы говорить очень много: что она жирна и весела и что талия у нее перетянута гораздо туже, чем это рекомендуется врачами. Но самой характерной ее приметой была розовая шляпа. Никогда я еще не видел таких колоссальных, таких разухабисто-ярких, таких пышно украшенных шляп. При мысли о том, что мне придется лицезреть эту шляпу в течение долгих четырех часов, я почувствовал невольную тошноту. Впрочем, у меня было одно утешение: если я поведу эту особу в кино, ей там придется снять свою шляпу.

- Э... здравствуйте, - пробормотал я, останавливаясь в дверях.

- Здравствуйте, - услышал я голос из-под шляпы. - Поздоровайся с джентльменом, Сесил.

Тут только я заметил маленького мальчугана, который стоял у окна. Акридж умолчал о нем в своем письме, очевидно, полагая, что это будет для меня приятным сюрпризом. Я почувствовал, что на мои бедные плечи свалилось бремя, которого мне не поднять. У мальчика была злая крысиная мордочка. Он смотрел на меня с той холодной ненавистью, с какой недавно меня разглядывал трактирщик.

- Я привезла с собой Сесила, - сказала мать Флосси. - Ему будет очень приятно посмотреть Лондон.

- Конечно, конечно, - ответил я. Сесил снова вернулся к окну и разглядывал Лондон без всякого интереса и даже как будто с презрением.

- Мистер Акридж сказал мне, - продолжала дама в шляпе, - что вы покажете нам Лондон, поведете нас погулять.

- Я буду счастлив, - бормотал я, с ужасом разглядывая ее шляпу. - Мы с вами пойдем в кино, не правда ли?

- Нет! - сказал Сесил. И была в этом н е т непоколебимая твердость.

Я понял, что спорить с этим н е т бесполезно.

- Сесил хочет поближе познакомиться с городом, - объяснила его мамаша. - Кино можно посмотреть дома. Он давно уже мечтал побывать в Лондоне. Прогулка по городу будет полезна для его воспитания.

- Тогда пойдемте в Вестминстерское аббатство, - предложил я.

Безусловно, подрастающему поколению полезно знакомиться с памятниками седой старины. В Вестминстерском аббатстве он осмотрит могилы великих людей и сам выберет себе место, где его похоронят впоследствии. Кроме того, в Вестминстерском аббатстве все дамы должны снимать шляпы.

- Нет! - сказал Сесил.

- Он хочет увидеть убийства, - объяснила мать Флосси.

Она сказала это так просто, будто в этом желании не было ничего необыкновенного. Но, к сожалению, об убийствах заранее не извещают в газетах, и я не имел ни малейшего представления о том, какие убийства назначены на сегодня.

- Он всегда читает об убийствах в газетах, - объяснила почтенная дама.

- О, понимаю, понимаю! - закричал я. - Он хочет пойти в музей восковых фигур. Там есть изображения всех знаменитых убийц.

- Нет! - сказал Сесил.

- Он хочет посмотреть места, где происходили убийства, - объяснила мать Флосси, слегка раздраженная моей непонятливостью. - Он вырезал из газет все адреса этих мест и хочет, вернувшись домой, похвастать перед товарищами, что побывал в тех местах. Я облегченно вздохнул.

- Мы поедем на извозчике, - сказал я. - Один извозчик повезет нас по всем адресам. Нам даже не придется выходить из пролетки.

- Может быть, лучше поедем на омнибусе?

- Нет, на извозчике, - твердо сказал я. В извозчичьей пролетке легче укрыться от посторонних взоров. Нужно только, чтобы у нее был поднят верх.

- Пусть будет по-вашему, - сказала Флоссина мамаша. - Я лично ничего не имею против извозчика. Сесил, ты слышишь, что говорит джентльмен? Мы поедем на извозчике.

- Угу, - пробурчал Сесил, как будто хотел сказать: "Не поверю, пока сам не увижу".

Часы тянулись мучительно. Эта экспедиция изрядно облегчила мой кошелек. Оказывается, все лучшие убийства происходили отчего-то в самых отдаленных концах, и за поездку туда извозчики дерут немилосердно. Сесил вовсе не принадлежал к числу тех, кто при близком знакомстве кажется лучше, чем с первого взгляда. Я даже берусь утверждать, что думают о нем хорошо только те, кто никогда не видал его. Мрачное однообразие нашего путешествия раздражало меня. Извозчик вез нас от одного страшного дома к другому. Подъехав к зданию, в котором было совершено убийство, Сесил слезал с пролетки и начинал заглядывать в окна. С жадностью пожирал он глазами то место, где было совершено преступление. Потом возвращался и начинал читать о нем лекцию. Да, он действительно знал назубок отделы происшествий всех лондонских газет. По части преступлений это был ученейший профессор.

- Зверское убийство в Кеннинг-Тауне, - объявил он.

- Правда, милый? - спрашивала мать, с любовью глядя на сына и с гордостью на меня. - В этом самом доме?

- В этом самом доме, - с мрачной важностью отвечал Сесил. - Здесь убит Джемс Поттер. Его нашли в семь часов утра в кухне под водопроводной раковиной. Горло у него было перерезано от уха до уха. Зарезал Поттера брат его квартирной хозяйки. Убийцу повесили в Пентонвилльской тюрьме.

И мы поехали дальше.

- Зверское убийство на улице Бинг.

- В этом самом доме, милый?

- Да, в этом самом доме. Тело нашли в погребе в состоянии разложения. Убийство, по всей вероятности, было совершено каким-то тупым инструментом.

III

В шесть сорок я проводил их на вокзал. Стараясь не глядеть на розовую шляпу, которая высунулась из вагонного окна и посылала мне приветствия, я бросился с перрона на улицу. Похудевший, бледный и замученный, вскочил я на извозчика и велел ему везти меня к Акриджу. На улице Эрондел, где жил Акридж, никогда еще не случалось убийство, но я решил, что настало время совершить его.

Общество Сесила парализовало во мне все добрые чувства, приобретенные благодаря воспитанию, и в душе моей пробудились кровожадные, зверские инстинкты. Когда Сесил снова вернется в столицу, я отвезу его в тот самый дом, где было совершено "зверское убийство на улице Эрондел".

- Ага, старина! - крикнул Акридж, увидя меня. - Заходи, дружище, заходи. Рад тебя видеть. Удивлялся, почему ты так долго не ехал.

Он лежал в постели, но у меня сразу появились подозрения, что предо мною гнусный симулянт. Я отказался верить в его вывихнутую лодыжку.

- Я читаю твою книгу, старина, - сказал Акридж с деланной беззаботностью.

Он размахивал в воздухе единственным романом, который я написал в своей жизни. Но в душе моей кипела такая черная злоба, что даже упоминание о моем романе не смягчило меня.

- Гениальная книга! Именно гениальная, другого слова и не подыщешь. Превосходная книга! Черт побери, я рыдал над ней, как ребенок.

- А между тем критики утверждают, что роман у меня юмористический, холодно заметил я.

- Я рыдал от смеха, - торопливо объяснил Акридж.

Я с отвращением глядел на него.

- Где ты держишь свои тупые инструменты? - спросил я.

- Что?

- Свои тупые инструменты. Мне нужен тупой инструмент. Дай мне тупой инструмент. Ради Бога, скажи, нет ли у тебя какого-нибудь тупого инструмента?

- У меня есть безопасная бритва.

Я устало опустился на кровать.

- Ой! - закричал он. - Осторожнее! У меня болит нога.

- У тебя болит нога! - сказал я с демоническим хохотом. Так, должно быть, хохотал брат квартирной хозяйки, перерезая горло Джемсу Поттеру. Какое мне дело до твоей ноги?

- Ничего серьезного, - успокоительно сказал Акридж. Обыкновеннейший вывих. Просто придется поваляться в постели два-три денька. Вот и все.

- Понимаю, - сказал я. - Ты валяешься в постели до тех пор, пока эта проклятая женщина и ее поганый сынок не уберутся из Лондона.

Лицо Акриджа перекосилось от удивления и горя:

- Неужели она тебе не понравилась? А мне казалось, что вы просто созданы друг для друга... Кстати, как ты провел с ними время?

Я в нескольких язвительных словах описал свои муки.

- Мне жаль тебя, старина, - сказал Акридж, когда я закончил. Честное слово, жаль. Клянусь тебе всем на свете, я не подозревал, что взвалил на тебя такую обузу. Но тут дело касалось жизни и смерти. У меня не было другого выхода. Флосси настояла на этом и ни за что не хотела уступить.

- Кто такая твоя чертова Флосси? - спросил я.

- Что? Флосси? Ты не знаешь, кто такая Флосси? Возьми себя в руки, старина. Ты должен ее вспомнить! Служит в трактире "Корона", невеста Свирепого Биллсона. Неужели ты забыл Флосси? А она еще вчера уверяла меня, что у тебя удивительно красивые глаза.

И я, наконец, вспомнит. Мне стало стыдно, что я мог забыть эту девушку - с такой яркой и крикливой внешностью.

- Помню, помню. Та самая, которую ты привел на обед к Джорджу Тэпперу? Скажи, простил тебя Тэппер с тех пор или нет?

- Между нами все еще есть холодок, - признался Акридж. - Тэппер ужасно злопамятен. Это большой недостаток. Он неплохой товарищ, но не то, что ты. Человек он, конечно, превосходный, но ему недостает проницательности. Он не понимает, что друзья должны помогать друг другу в трудные минуты. Ты - дело другое.

- Если бы я не был так измучен, я зарезал бы тебя твоею безопасною бритвой. Надеюсь, ты заставил меня столько выстрадать из-за какого-нибудь чрезвычайно серьезного дела. Скажи, что это ты затеваешь?

- Дело в том, старина, что вчера ко мне пришел Биллсон.

- Я встретил его несколько дней тому назад и дал ему твой адрес.

- Да, он рассказывал мне.

- Ну, что же дальше? Ты снова стал его антрепренером?

- Да. Для этого он ко мне и заходил. Наш контракт до сих пор остается в силе, и он не имеет права выступать без моего согласия. А между тем его вызвал на бой Альф Тодд, из цирка "Универсаль".

- Этот цирк почище того, в котором он выступал прошлый раз, - сказал я. - Сколько ему предлагают?

- Двести фунтов стерлингов.

- Двести фунтов стерлингов! Но ведь Биллсон совсем неизвестный боксер.

- Неизвестный? - вскричал Акридж, глубоко уязвленный. - Что ты? что ты? Весь боксерский мир только и говорит, что о Биллсоне. Ведь он избил чемпиона среднего веса.

- Он избил его на улице, а не на арене. И никто не видел, как он его бил.

- Такие вещи сразу становятся известны.

- Но неужели, действительно, двести фунтов стерлингов?

- Это еще грош, старина, сущий грош. Поверь мне, скоро настанет время, когда мы будем загребать десятки тысяч, но, конечно, и двести фунтов деньги. Ну, значит, приходит ко мне Биллсон и говорит, что скоро состоится его выступление. Когда я узнал, что получу половину, я подпрыгнул от радости. Можешь себе представить, как я был огорчен, когда в дело вмешалась Флосси - и все мои планы полетели к чертям.

- Ничего не понимаю. Какое отношение имеет Флосси ко всему этому делу? Как она могла в него вмешаться?

- Она запретила ему выступать на арене, старина, вот и все.

- Запретила выступать на арене?

- Да. С самым беззаботным видом она заявила, что не позволит ему портить свою красивую внешность. Вдумайся в эти слова, старина! Она, видишь ли, не хочет, чтобы он искалечил свое прекрасное личико. Да его личико давным-давно искалечено! На его роже ни одного живого места не осталось. Я спорил с нею ровно час, но ничего не добился. Избегай женщин, старина, они не имеют рассудка.

- Ручаюсь тебе, что я буду самым старательным образом избегать Флоссину маму.

- Флоссина мама спасла все дело. Это редкостная женщина. Она приехала в последнюю минуту и спасла меня буквально от гибели. У нее есть такой обычай - по временам наезжать в Лондон. Флосси очень любит и уважает ее, но не может пробить в ее обществе больше десяти-двенадцати минут. Мамаша действует ей на нервы.

Я почувствовал горячую симпатию к будущей миссис Биллсон. Эта девушка, по-моему, совсем не так глупа, как утверждает Акридж.

- И вот Флосси прибежала ко мне со слезами и стала умолять меня убрать куда-нибудь ее мамашу. Я согласился, но поставил одно условие. Я потребовал, чтобы Флосси разрешила Биллсону выступать в "Универсале". Девушка запрыгала от радости. Вот что значит семейная нежность. Она так обрадовалась, что сразу же дала свое разрешение и расцеловала меня в обе щеки. Остальное, старина, тебе известно.

- О, да, остальное мне очень хорошо известно.

- Никогда, - торжественно сказал Акридж, - никогда в жизни я не забуду, что ты сделал для меня сегодня, дорогой друг.

- Ладно, ладно. Не пройдет и недели, как ты возложишь на меня какое-нибудь новое гнусное поручение.

- Но, старина...

- Когда состоится выступление Биллсона?

- Ровно через неделю. Надеюсь, ты не откажешься прийти посмотреть. Я боюсь, что мои нервы не выдержат. Мне хочется, чтобы в этот день рядом со мной находился добрый, отзывчивый друг.

- Непременно приду. Разреши мне угостить тебя обедом перед этим роковым выступлением.

- Да, ты истинный друг! - сказал Акридж растроганно. - А вечером, после выступления, я устрою банкет в твою честь. Ты запомнишь этот банкет на всю жизнь! У меня будет куча денег, старина, куча денег.

- Да, если Биллсон выиграет. А если он будет побит?

- Побит? Он не может быть побит! Кто его побьет? Ты говоришь нестерпимые глупости. Ведь ты сам видел его несколько дней тому назад. Неужели он показался тебе слабым и хилым?

- Нет, напротив, он необыкновенный силач! - воскликнул я.

- Еще бы. По-моему, морской воздух благотворно повлиял на него и сделал его еще сильнее. Не сомневаюсь, что он скоро станет мировым чемпионом тяжелого веса.

IV

Никогда еще мне не приходилось бывать в "Универсале". Меня удивил этот фешенебельный цирк. Какие изящные туалеты на дамах, какие безукоризненные смокинги на джентльменах! В других цирках публика держится шумно и развязно. Здесь же царит торжественная тишина, как в церкви.

Вот на арену вышел Свирепый Биллсон.

Действительно, внушительная внешность у этого морского чудовища. Мускулы его вздувались, словно корабельные канаты. Он постригся, и голова его стала щетинистой и шишковатой. Ни один благоразумный человек не полезет драться с таким страшным гигантом.

Противник Биллсона, мистер Тодд, оказался довольно безобразным субъектом. У него совсем не было лба, - волосы росли до самых бровей. Публика явно сочувствовала Биллсону. Его встретили одобрительным ропотом. Он понравился с первого взгляда.

- Матч в шесть раундов! - объявил распорядитель. - Свирепый Биллсон против Альфа Тодда. Прошу джентльменов перестать курить.

Джентльмены побросали сигары, и бой начался.

К счастью, мистер Тодд с самого начала повел себя так, что не дал Свирепому Биллсону проявить свое роковое мягкосердечие. Я помнил, как Биллсон однажды проиграл битву только потому, что отнесся к противнику с сентиментальною жалостью. Но на этот раз бояться было нечего, так как ни один человек на земле еще не жалел Альфа Тодда. Совершенно противоположные чувства вызывал он к себе, когда стоял перед вами на арене. Едва прозвучал гонг, как он нахмурил свой крохотный лоб, громко засопел носом и ринулся в битву. Альфу было все равно с какой руки начинать - с правой или с левой. На этот счет у него не было никаких предрассудков. Он даже не прочь был бы стукнуть мистера Биллсона головой, если бы, конечно, судья на одну секунду отвернулся. Широкие взгляды были у Альфа Тодда.

Вильберфорс Биллсон, ветеран бесчисленных побоищ в портовых кабаках, сегодня тоже был не прочь подраться. Мистер Тодд нашел в нем вполне достойного соперника. Мистер Биллсон доказал это мистеру Тодду без всякого труда. Несмотря на то, что мистер Тодд первый повел наступление, ему скоро пришлось отступать. К концу первого раунда Свирепый Биллсон загнал своего врага на самый край арены. В разных концах, раздались рукоплескания.

Второй раунд окончился для мистера Биллсона еще удачнее, чем первый. Хотя Альфу Тодду не удалось раздробить своего соперника на составные части, он не потерял своего пыла. По-прежнему был он энергичен и деятелен. Он налетал на Биллсона с яростью бешеной гориллы, сорвавшейся с цепи. Нередко Биллсон загонял его в угол, но всякий раз он вырывался оттуда и начинал нападение сначала.

И тем не менее второй раунд тоже не принес ему лавров. Третий раунд еще выше поднял репутацию Свирепого Биллсона, а в четвертом раунде Альф Тодд до такой степени упал в глазах своих недавних сторонников, что они утроили ставки на Биллсона.

Но пятый раунд принес им разочарование. Они считали. что деньги уже у них в кармане, и вдруг почувствовали тревогу. До конца битвы оставался всего только один раунд, а мистер Биллсон начал явно сдавать. Он наносил удары нетвердо и вяло. Еще две минуты тому назад он казался непобедимым, и вот как будто его подменили. Перед нами был совсем другой человек. Возможно, что какой-нибудь случайный удар, полученный им во время четвертого раунда, нанес ему опасное повреждение и Лишил его возможности драться как следует. Он шатался, как пьяный. Он нетвердо стоял на ногах, он шатался. На удары противника он отвечал только беспомощным миганием ресниц, и это привело его сторонников в ярость. В зале поднялся зловещий шепот. Акридж трясущейся рукой схватил меня за рукав. Сторонники Альфа удвоили свои ставки. Сторонники Биллсона дрожали от страха.

Мистер Тодд преобразился. Несколько минут тому назад он отступал в свой угол с таким видом, будто уже не сомневался в своем поражении. Пятый раунд он начал с мрачной усталостью человека, который долго забавлял детей на детском празднике, и теперь они до смерти надоели ему. Он, казалось, продолжал бой только из вежливости.

Но вот внезапно вместо стального, упругого, ловкого противника, который бил его с такой сокрушительной силой, он увидел перед собой развалину. В первую секунду он, казалось, не мог прийти в себя от изумления. Но затем сразу освоился с новым положением вещей. Казалось, кто-то вдунул в него новые силы. Он, как вихрь ринулся на Свирепого Биллсона, и Акридж еще больнее сжал мою бедную руку.

Цирк замер. Свирепый Биллсон был загнан в угол и прижался к веревке, которая отделяла арену от зрителей. Его сторонники подавали ему много разумных и дельных советов, но он не внимал им. Мистер Тодд несколько секунд размахивал перед ним кулаками, как бы гипнотизируя его, затем снова ринулся вперед. Цирк загудел и заволновался. Зрители с жалобным воем вскакивали со своих мест.

Но вдруг все снова изменилось. Каким-то чудом Вильберфорсу Биллсону удалось вырваться из своего угла, и он теперь встал посреди арены, отдыхая.

Впрочем, вид у него был невеселый. Его лицо, обычно лишенное выражения, теперь корчилось от страшной боли. Казалось, что он впервые вышел из своей всегдашней апатии. Губы у него шевелились, как будто он произносил какую-то молитву. Когда мистер Тодд приблизился к нему, он облизал их языком. Потом нагнулся и потрогал рукой свою ногу.

Альф Тодд приближался. Он шел весело, словно направлялся на пир или на бал. Он уже не сомневался в своей победе. Он смотрел на Свирепого Биллсона без всякого страха, словно на бочку с пивом. Если бы он не был бесстрастным британцем, он, вероятно, пел бы какую-нибудь веселую песню. Размахнувшись, он изо всей силы хлопнул левой рукой мистера Биллсона по носу. Мистер Биллсон не двинулся с места. Тогда Тодд поднял правую руку и любовно закачал ею в воздухе. В это мгновение Свирепый Биллсон очнулся.

Альфу Тодду, должно быть, показалось, что его противник воскрес из мертвых. Он чувствовал себя, как ученый, который узнал, что его давно проверенная научная теория вдруг опровергнута каким-то непостижимым причудливым образом. Биллсон стал размахивать руками, как крыльями. Через минуту Тодд уже очутился у самой веревки. Здоровенная ручища ударила его в подбородок. Он хотел вывернуться и увильнуть, но сокрушительная перчатка обрушилась на него с нечеловеческой силой. Потом неожиданный удар по зубам, и карьера мистера Тодда была кончена.

- Свирепый Биллсон - победитель матча! - возгласил судья, похожий на священника.

- Ура! - завопила толпа.

- Ура! - заорал Акридж и помчался в артистическую поздравлять своего героя.

А я поспешил домой. Я уже докуривал СБОЮ последнюю трубку и собирался лечь спать, как вдруг услышал оглушительный звонок. Затем в передней раздался голос Акриджа.

Я был слегка удивлен. Я не ждал его сегодня к себе. Он собирался угостить мистера Биллсона ужином. А так как мистер Биллсон не привык к хорошим ресторанам, я думал, что они уехали куда-нибудь на край города, в какой-нибудь дешевый трактир. Но раз Акридж Пришел ко мне, значит, ужин не состоялся. А если ужин не состоялся, следовательно, произошло какое-то несчастье.

- Дай мне выпить, старина, - сказал Акридж, врываясь ко мне в комнату.

- Что с тобой стряслось?

- Ничего, старина, ничего. Я - погибший человек, - вот и все!

Он налил себе стакан виски с содовой и осушил его залпом. Я с сочувствием смотрел на своего гостя. Я знал, что случилась трагедия. Еще полчаса назад он кипел от радости, а теперь был воплощением горя. В голове моей мелькнула мысль, что, может быть. Свирепому Биллсону после моего ухода был вынесен другой приговор. Но через секунду вспомнил, что приговор судьи был окончательный. В таком случае Акриджу надлежало бы ликовать и смеяться, а он...

- Что с тобой стряслось? - снова спросил я.

- Я сейчас расскажу тебе, что со мной стряслось, - простонал Акридж, наливая себе стакан сельтерской. Он напомнил мне короля Лира. - Знаешь, сколько мне заплатили за сегодняшнее выступление? Десять фунтов. Десять жалких фунтов, и ни гроша больше! Вот что со мной стряслось!

- Ничего не понимаю!

- Цирком была назначена награда всего в тридцать фунтов. Двадцать победителю и десять побежденному. Итак, на мою долю досталось всего десять фунтов. Понимаешь ли, десять! Ну, на кой черт мне эти мизерные деньги!

- Но ведь Биллсон говорил тебе...

- Он говорил, что мы получим двести фунтов. Но этот тупой, безмозглый осел не объяснил мне, что нам дадут эти деньги, е с л и о н б у д е т п о б и т.

- Побит?

- Да. Если он будет побит. В зале были такие субъекты, которые поставили на Альфа Тодда кучу денег. Они непременно хотели выиграть и предложили Биллсону двести фунтов стерлингов за то, чтобы он поддался Альфу Тодду.

- Но ведь он не поддался.

- Вот в том-то и беда, что не поддался. И знаешь почему? Я тебе сейчас объясню. Когда к концу пятого раунда он притворился ослабевшим, Тодд нечаянно наступил ему на больную мозоль. Это привело Биллсона в такую ярость, что он сразу позабыл о своих обещаниях и двумя ударами прикончил его. Я спрашиваю тебя, старина! Я спрашиваю тебя, как умного человека. Слышал ли ты когда-нибудь о таком идиотском, о таком тупоголовом поведении? Отказаться от огромного богатства только потому, что тебе нечаянно наступили на ногу! Потревожили любимую мозоль! Любимая мозоль, ха-ха-ха! истерически смеялся Акридж. - По какому праву у боксера могут быть любимые мозоли? А если они у тебя есть, так, пожалуйста, потерпи полминуты, если кто-нибудь наступит на них! Да" нет уже таких боксеров, какие бывали в старину. Боксеры вырождаются, да, вырождаются. Теперь они дряблые, ничтожные трусы. Старое могучее племя боксеров уже исчезло бесследно.

Печально кивнув головой, Стэнли-Фетерстонго Акридж канул в ночь.