А ели мы баланду. Если кто найдет щепотку махорки, так всему взводу праздник. А спи — где хочешь. Хоть на берегу, хоть окоп себе в мерзлой земле выкапывай. В Строгановке, где мы остановились, во всех хатах не продыхнуть. Бойцы спят вповалку. Кричат во сне, от маяты кости ломит.
Я прикорнул в сенях крайней хаты, где наша рота расположилась, ждал, когда кого-нибудь вызовут, — всякие дела возникали по ночам: то обоз разгружать, то в карауле кто-нибудь заболевал, на подменку брали.
Ну и ночь!… От инея затвердел воротник шинели. Сидел, помню, смотрел в сторону Перекопа, как темное небо полосуют лучи прожекторов.
Врангелевцы подступы к Турецкому валу просматривают, а там у них — главные укрепления.
Молодой, конечно, я был тогда парень. Как началась революция у нас на Урале, многие мои однолетки в Красную Армию вступили. А когда убили белые Малышева, секретаря Екатеринбургского обкома партии, мы подали заявления в РКП(б) — так тогда называлась партия наша. А потом нас послали на юг России, добивать Врангеля. Сначала держались вместе, а в боях многие погибли, получили тяжелые ранения, эвакуировались в тыл. Так помаленьку оставшиеся и начали примыкать к другим частям.
Вдруг, слышу, скрипнула калитка, кто-то приближается к крыльцу, в темноте так и прыгает искорка самокрутки. Взглянул, и под ложечкой засосало. Есть же на свете счастливцы!
У калитки маячит Матвей Ерохин, тоже сибиряк, — моя шинелишка против его — бобровая шуба. А сам он так отощал, что под винтовкой сгибается. Но держится, и голос, когда надо, подаст с острасткой.
— Стой, кто идет?!
— Свой!… Свой!… — отвечает из темноты комиссар полка Кириллов.
И направляется прямо к хате. Только начал подниматься по ступеням — р-раз — и об мои ноги зацепился.
— Будь ты неладен, — бурчит. — Ты кто?
— Я? Круглов!…
— Чего ты тут людям ноги ломаешь?… Другого места спать не нашел… Подь сюда, раз уж я тебя встретил…
Спустился с крыльца, я за ним. Молча выходим за калитку.
— На затянись, — и комиссар тычет мне в пальцы бычок.
Какое же это было счастье хоть разок затянуться махрой! Самым, что называется, злоядовитым самосадом. Курнул — и помирать можно!…
— Вот что, Круглов, — говорит комиссар, — ты ведь партийный?
— Партийный, — говорю. — Хочешь, документ покажу?
— Не надо мне твой документ! Я своих людей без документов знаю… Вот что, Круглов!… Иди за мной!…
Комментарии к книге «Ночи Перекопа», Александр Исаевич Воинов
Всего 0 комментариев