«За Нас. За Вас. За Северный Кавказ »

Пономарёв Александр Анатольевич За Нас. За Вас. За Северный Кавказ (Быль о Липецком ОМОНе)

«Россиянам, сложившим свои головы на полях первой и второй чеченских посвящается…»

От автора

Уважаемый читатель Вашему вниманию предлагается повесть о буднях специального подразделения, коим является отряд милиции особого назначения. И хотя написана она слегка ироничным и шутливым языком, но в данном произведении это оправданно — поверьте.

Человеческая память, как вы сами знаете, фиксирует всё. Но смешные и интересные случаи остаются в ней надолго. Впрочем, печальные и скорбные тоже.

Липецкий ОМОН в этом произведении — образ собирательный. Какие-то события, действительно, имели место, какие-то автор подсмотрел и услышал, а иногда попросту придумал сам. Присутствуют здесь рассказы нижегородских, смоленских, владимирских, ивановских омоновцев, да и просто тех людей, которые побывали в горячих точках и на своей шкуре испытали все тяготы и лишения воинской службы.

Персонажи, с которыми Вы познакомитесь ниже, живые люди и каждый из них имеет свой прототип. Кто знаком с этими людьми — без труда узнает в них себя и своих боевых товарищей. Ну, а кто не знаком, ему это и не надо.

Сам смысл написания этого произведения сводится к тому, чтобы мы вспомнили ещё раз и никогда не забывали людей, до конца выполнивших свой воинский, гражданский и моральный долг. Поверьте мне — они этого заслуживают.

Все взгляды, суждения и оценки событий, персонажей и параллелей войны и мира принадлежат автору и являются его личными, можно сказать приватными.

А в остальном: не ругайте пианиста — он играет, как умеет…

Глава 1

Пыль плясала в воздухе, она густым слоем лежала на тенте, на кабине машины, в кузове и забивалась, казалось, всюду: под берет, в складки камуфляжа, на обувь, за шиворот. И всё тело начинало нестерпимо чесаться. Пыль мелкой пудрой залепляла рот, нос и глаза. Она, смешиваясь с потом, неприятно текла по спине восковой массой. Сергей вздохнул и протёр ладонью автомат, который бережно прижимал к груди, не забыв поправить, кусочек медицинского бинта, которым у него и его товарищей было принято заматывать дуло оружия, чтобы грязь не попадала в ствол. Многие из парней оказались дальновиднее, и надели на голову чёрные маски, предназначенные для спецопераций, и теперь только вертели по сторонам головами, не замечая дискомфорта.

«Урал» надсадно засипел движком и медленно поехал юзом. Машина дёрнулась и остановилась. Вся колонна встала. Машины, держа дистанцию, ютились вдоль серпантина. Сергей смотрел из кузова автомобиля, как молодой рыжий водитель, плюясь и чертыхаясь, бестолково почёсывая затылок пятернёй, выскочил из кабины и, пробежав вдоль борта, снял с фаркопа пустое ведро. Затем водитель открыл капот и, пожимая плечами, начал наблюдать за дымящимся двигателем.

— Военный, у тебя вода-то есть с собой? Движок запорешь, — из кузова «Урала» на водителя насмешливо смотрел кареглазый Игорь Воеводин.

Пацан-водитель, вжав шею в плечи, отрицательно покачал головой.

— Понятно, смотри — враг не дремлет. Из-за тебя попадём под молотки, — продолжал Воеводин.

Водитель, чуть не плача, переводил взгляд с одного лица на другое. Ему совсем не хотелось попадать под молотки. Но лица парней в камуфляжах источали равнодушие.

— Ладно, не пугай пацана, — включился в разговор командир взвода лейтенант Иван Андреев, — на, налей в систему, через 15 минут Толстой-Юрт. Там зальёшь воды во всю тару, какая есть. Понял? — сказал он, протягивая водителю канистру с водой.

Водитель, подпрыгнув кочетом, кинулся исполнять команду. Вылив в движок всю канистру, он, виновато глядя на Воеводина, доложил лейтенанту: «Всё, товарищ лейтенант, можем ехать».

Андреев, убедившись, что всё нормально, встал в кузове в полный рост и показал движением руки: «Всё в порядке. Можем продолжать движение». Вообще-то у каждого старшего машины были радиостанции, но при движении в колонне ими не пользовались, доверяя больше дедовскому способу, потому что «духи» прослушивали радиоэфир и пасли все воинские колонны.

Караван, подняв облако пыли, снова тронулся в путь.

Всего полчаса назад колонна вышла из Ханкалы на Моздок, и вот непредвиденная остановка. Сколько ещё их будет? Одному Богу известно.

Сергей отвинтил крышечку фляжки и сделал пару глотков. Тёплая вода, неприятно защипала горло, и возникло такое впечатление, будто глотнул подогретого подсолнечного масла. «Да, — подумал Сергей, — восток-дело тонкое. Прав был товарищ Сухов».

Сергей закрыл глаза, уставшие от постоянного прищуривания, и воспоминания старой чёрно-белой кинолентой понеслись перед его глазами…

Липецк. Железнодорожный вокзал. Отряд уезжает в свою первую командировку на первую чеченскую войну.

Воспоминания возникали отрывками, потому что это было очень давно. В какой-то чужой жизни. Как будто всё это было не с ним.

Полный перрон людей: кто-то уезжает, кто-то руководит, кто-то пришёл проводить. Кругом обнимались, целовались, пели песни, плясали, плакали. Пожилые женщины украдкой смахивали слезинки платком, «молодухи» кричали навзрыд. В кругу людей отплясывала пьяная в слюни девушка. Вокруг звенели стаканы, наливаемые под полой. Бойцы одним махом опрокидывали их и косились по сторонам, как бы командир не увидел.

Сам командир стоял в сторонке и внимательно наблюдал. Его жена и дочка были рядом с ним. Но слушал он их и разговаривал с ними рассеяно, в пол уха. Дочка, ещё совсем маленькая, прижималась к нему и хныкала, только потому, что плачет мама. В последствии он категорически запретит своим провожать его, перенеся все сцены прощания домой. Здесь он должен руководить людьми, а ему рвут душу и сердце.

Капитан милиции Аркадий Атаманов всего месяц назад был назначен командиром отряда милиции особого назначения. Капитан — невеликое звание, полковничья должность подразумевала под собой другую кандидатуру. Но грянула первая чеченская и кандидаты отпали сами собой. И остался только он, умеющий, когда надо «построить» личный состав, а когда надо и по голове погладить.

— Принимай отряд, Аркадий Иванович, — сказало ему высокое милицейское начальство, — опыт работы, опять же образование, засучай рукава!

Безусловно «харизмой» капитан Атаманов обладал. Это признавали все, после того, как он проявил себя, тогда ещё начальник штаба отряда, в командировке на путче в Москве. Прежний начальник УВД активно поддержал ГКЧП и быстренько отправил Липецкий ОМОН на помощь к путчистам. Но закончилось всё лопаньем мыльного пузыря. Омоновцы вернулись домой без потерь и потом два месяца отписывались в прокуратуре: зачем попали в Москву, и какие задачи там выполняли.

Фактурность от природы и многолетние занятия боксом придавали капитану внешность былинного богатыря. За умение дать сдачи обидчику за ним закрепилось прозвище — удар копытом. Пусть кое — кто из злопыхателей называл его за глаза «Урфин Джус» и его деревянные солдаты, он просто не обращал на это внимания.

А вот насчёт образования… Оно у капитана было не юридическое, год назад он закончил заочно филфак МГУ.

И вот теперь командир оглядывал своё неуправляемое войско. Не мог он прогнать всех этих людей с перрона. Отряд уезжает на войну, и вернуться ли все его воины назад известно одному Богу.

Но всё когда-то кончается. Закончилось и прощание на перроне вокзала.

Паровоз, дымя трубой, увозил липецких парней в неизвестность. Вагон был специальным, в каждом тамбуре был выставлен круглосуточный пост.

В Моздоке их уже ждали. Отряд был рассажен на три «Урала» и колонна запылила в сторону столицы мятежной республики — Грозного. Въезжая в город со стороны Черноречья, ребята в кузове кутались в полы камуфляжа, ёжась от колючего ветра. Звуки дальнего боя неприятно били по нервам, а сам Грозный негостеприимно смотрел на людей пустыми глазницами выбитых окон, как будто оправдывая соё имя.

Липецкому ОМОНу досталась тяжёлая работа: охрана ГУОШ — группы управления оперативных штабов. ГУОШ ежедневно и еженощно обстреливался боевиками и ребята, выставленные в круглосуточные караулы, не смыкали глаз.

Командировка подходила к концу, когда Сергей со своей сменой готовился к очередному заступлению на пост. Старшим поста был прапорщик милиции Иван Татаринов, прошедший Афган. Вместе с Сергеем, кроме Ивана, на пост заступали ещё двое бойцов: сержанты Игорь Лопатин и Андрей Ивакин.

Поначалу Сергей боялся обстрелов и кланялся каждой пуле. Но, глядя с какими спокойствием и невозмутимостью реагирует на это Иван, он успокаивался и нёс службу в соответствии со сложившейся обстановкой.

Младший лейтенант Шамаев, старший предыдущей смены, подслеповато щуря, красные от бессонницы глаза, показывал пальцем на полуразрушенное здание напротив, новой группе, спустившейся в блиндаж.

— Видите, парни, то здание. Последние 15 минут наблюдаю туда и что-то мне там не нравится. Вроде шевеления никакого, но предчувствие нехорошее. Вы повнима…

Договорить он не успел. Земля ухнула и вдруг ушла из-под ног. У Сергея возникло впечатление, что его закружило на карусели. В глазах заплясали белые мошки. Стена блиндажа крякнула и начала сползать на Шамаева.

— Из граника, — крикнул Татаринов, — чего стоим? Лопатин, Ивакин остаётесь здесь! Семёнов со мной! — и Иван нырнул в темноту.

Сергей выскочил из блиндажа вслед за старшим. Вокруг выла и визжала тысяча поросят. Летели куски кирпича и щебня. Сергей упал на четвереньки и, клацая зубами, пополз.

— Не спать! — услышал он голос Ивана, — бьёшь налево, я направо!

Сергей щёлкнул затвором и на вытянутой руке, пригибаясь к земле начал бить из калаша.

В ушах звенело, металлический привкус во рту мешал сосредоточиться. Сергей, отстреляв рожок, быстро подсоединил другой и бил, бил, бил, а потом долго не мог понять, почему автомат не стреляет. И только тут увидел, склонившегося над ним Татаринова. Тот улыбался своей белозубой улыбкой.

— Всё. Отбились мы с тобой, братка!

Сергей, всё ещё ничего не понимая, смотрел на Ивана.

— Я говорю — всё, ушли они. Молодец, Серёга. Всё делал правильно. Только в следующий раз короткими бей. А то закончатся патроны — тут они нас тёпленькими и возьмут.

В следующий раз… Сергей неуютно поёжился.

— Не из пугливых ты, видать, — продолжал его подбадривать Татаринов.

— Спасибо, Ваня, только насчёт не из пугливых, это ты мне льстишь.

— Ничего! В первый раз не у каждого выйдет как у тебя. Я, брат, знаешь сколько на такое насмотрелся? А то, что стрелял из-за укрытия — это правильно. Мы дома живые нужны. Это только в кино про всяких там Рембо, он гвоздит, стоя в полный рост. И в него, почему-то никто не попадает. В жизни и на войне, братан, всё по — другому.

Иван и Сергей спустились в полуразрушенный блиндаж. В углу на раскладушке лежал Шамаев, над ним склонились бойцы. Лопатин перевязывал лейтенанта, Ивакин поддерживал голову. Шамаев глухо стонал, на его перебинтованном плече проступали пятна алой крови. Лопатин поднял на вошедших мутный взгляд.

— Ну что там?

— Не бздеть, пацаны, в этом бою мы опять победили! Нет у них методов против Кости Сапрыкина! — Татаринов подошёл к раненому, пощупал пульс, посмотрел зрачки.

— Ничего, жить будет, — ответил он на немой вопрос Лопатина, — «промедол» кололи?

— Два шприц-тюбика. Не много? — подал голос Ивакин.

— В самый раз. Молодцы, ребята. Значит так: берёте раненого и транспортируете его на «базу». Командиру доложить всё как было. Вопросы?

— Есть вопросы. Как доложить-то?

— Правильный вопрос, — улыбнувшись, ответил Татаринов, — только голова бойцу дана не только, чтобы берет носить. Боец должен отбить атаку и, главное, грамотно доложить по команде. А доложите так: в 19. 07 пост подвергся обстрелу из гранатомёта и стрелкового оружия. В результате обстрела был ранен младший лейтенант милиции Шамаев. Остальной личный состав бодр и готов нести службу в полном объёме. Понял, дружище?

— Понятно, — улыбнувшись одними глазами, сказал Лопатин. Ивакин в это время, сокрушённо качая головой и бурча что-то себе под нос, осторожно поднимая, взваливал себе на плечи Шамаева.

Секунда, и бойцы исчезли в темноте. Сергея пробирал озноб. Зубы стучали не то от холода, не то от пережитого страха.

— С боевым крещением тебя, Серёга, — обнимая его за плечи, молвил Иван Татаринов…

Глава 2

Кто-то громко под ухом Сергея сказал: Толстой-Юрт. Он открыл глаза. В кузове во весь рост стоял Андреев. Распорядившись, насчёт дисциплины и, выставив двух бойцов в боевое охранение колонны, он громко сказал: «Стоянка 15 минут, можно покурить и оправиться, — и уже тихонько Сергею, — Серый, ты посмотри тут. Я в кабину пересаживаюсь. Водитель дюже молодой, боюсь — чё-нибудь наворочает».

Сергей утвердительно кивнул головой, встал, разминая ноги и осматриваясь по сторонам. Толстой-Юрт село небольшое, как будто вымерло, только недалеко в поле паслись отары овец. Ничем Толстой-Юрт не был примечателен, разве вот только тем, что он являл собой родину Аслана Масхадова.

Молодой водитель, которого звали просто Сашка, выучившись на своих ошибках, мухой метался между машиной и колодцем. Не набрал воды он, разве что, в рот.

Сергей смотрел, как Игорь Воеводин продолжал издеваться над водителем Сашкой.

«А ты знаешь, — проникновенно говорил он Сашке, — что если ты чего-нибудь накосячишь, наш командир может дать команду тебя расстрелять?».

— Как расстрелять? — хлопая белёсыми ресницами, отвечал Сашка, — я же свой.

— Свой-то свой, да только мы с тобой на войне, дружище, прикажет — расстреляют. По законам военного времени. Только я тебя нипочём расстреливать не стану. Я к тебе привык.

— Да, я же здесь затем же, зачем и вы! — чуть не плача, умолял его Сашка.

— Я всё понимаю! — поймав водителя на крючок, и, улыбаясь одними глазами, продолжал Воеводин, — но у нас отряд милиции особого, понимаешь? Особого назначения. Мы тут знаешь, какие серьёзные задачи выполняли? А ты! Водила из мобильного отряда, да тут вашего брата знаешь сколько? Плюнь — и в водилу попадёшь. Одним больше, одним меньше. Какая разница? Никто даже не заметит. Спишут на боевые.

Ребята в кузове посмеивались, пряча улыбки в воротники, но тут раздалась спасительная для Сашки команда: По машинам! Водитель, выдохнув, кинулся в кабину и завёл движок.

Караван, подняв облако пыли, вновь отправился в путь.

Сергей вновь отвинтил крышечку и глотнул из фляжки. Нет, это невыносимо. Ощущение было таким, как будто выпил расплавленного сапожного клея.

— Товарищ капитан, глотни свеженькой. Только сейчас набрал, — Сергею протягивал баклажку с водой молоденький сержант Петька Кулёмин.

Сергей глотнул прохладной влаги и, как обычно, тут же его поры раскрылись и по лицу, по телу предательскими струйками потёк едкий солёный пот. Сергей благодарно кивнул Кулёмину, ещё раз вспомнив героя фильма «Белое солнце пустыни».

И опять отправился в путешествие по волнам своей памяти.

Колонна на трёх коробочках входит на окраины села Комсомольское. Впереди идёт танк. Танкист лихо поворачивает машину на колее, выбитой десятками единиц автотранспорта.

При въезде в село колонна притормаживает. Посередине улицы, на раскладном стульчике, в кипельно — чистом, как будто только что из магазина камуфляже, сидит человек. На плече его формы — шеврон: щит и меч и крупная надпись — ОМОН. Бронник, сфера, автомат и разгрузка аккуратно уложены рядом на землю. Парень внимательно читает свежий номер «СПИД-Инфо». То, что происходит вокруг, его, видимо, совсем не волнует.

Офигев от такой картины, командир липчан майор Сидельников, спрыгнув с БТРа, задаёт парню резонный вопрос: «Дружище, наши где?». Омоновец, не отрывая глаз от журнала, неопределённо жмёт плечами.

— А вообще здесь кто-нибудь есть? — продолжает удивляться Сидельников.

— Да не знаю я. Может, есть, а может, и нет! — парень очень недоволен, что его отвлекают от занимательной статьи.

— Зашибись, — только и сказал командир.

Колонна, фыркнув, уходит в сторону близлежащего села Шалажи. Комсомольское вторую неделю занято боевиками.

Отряд размещается в палатках, заботливо поставленных тыловиками на свежий снег. В первый же день внимание омоновцев привлекли люди в форме, бестолково шатающиеся вокруг лагеря. На вопросы они не отвечали, а только пугливо убегали. Командир уже хотел поднимать тревогу, когда к нему подошёл юный лейтенант и устало представился: «Командир взвода андроидов, лейтенант Лёха».

Солдаты — срочники из сапёрного взвода лейтенанта Лёхи будут всё время жить рядом с омоновцами. Командир Сидельников приказывает старшине подкармливать солдатиков.

Старшина, пожилой дядька, вздыхая, смотрел, как парнишки стучат ложками и в мгновение ока опустошают миски. У него тоже был взрослый сын, который служил в армии где-то в Приморье.

Наутро начиналась тяжёлая мужская работа — штурм Комсомольского. Под прикрытием бронетехники омоновцы отделениями по 6–8 человек отвоёвывали у бандитов улицу за улицей, околицу за околицей. Ночевали парни здесь же, в одном из занятых домов. Сферу под голову, спальник на пол — так незатейливо и спали. Очень удивляло ребят то, что каждый дом, каждая надворная постройка в селе были превращены в доты, дзоты и мини-крепости. Везде имелись подземные коммуникации, стены были обложены многочисленными мешками с песком. Короче готовились к осаде здесь задолго.

Ночью из занятой боевиками части села слышались воинственные вайнахские песни. Оттуда снайперы чалили рассеянных и бесшабашных. Солдатики, как оказалось, очень «безбашенный» народ частенько хулиганили: могли показать противнику голую задницу, а могли чего покруче. Снайперы, увидев такую картину, сначала роняли наземь СВД, а, поняв, что к чему, приходили в бешенство и начинали, громко ругаясь, стрелять куда попало, по любому движению. «Срочники», добившись своего и посмеиваясь, ложились спать. Новый день был похож на предыдущий, а тот, в свою очередь, на последующий. Как день Сурка.

Однажды к Сергею подошёл командир второго взвода старлей Генка Барыбин.

— Серёг, пойдём. Нас командир к себе кличет.

— Зачем, не знаешь?

Генка, неопределённо пожал плечами: «Чего гадать? Там узнаем».

— Сегодня ночью пришла шифротелеграмма из Мобильника, — начал командир, — поедете вдвоём. Сказали — прибыть для получения подарков к 23 февраля. Короче, к делу, поймаете вертушку и в Грозный.

— Ну, ты, Василич, скажешь, — возмутился Барыбин, — поймаете вертушку! Как будто это мотор поймать на Театральной площади.

— Не мне вас учить, вертолётчики от нас в километре стоят. Возьмёте у доктора спирту, сколько нужно и вперёд. Я вас больше не задерживаю, — отрезал Сидельников.

Доктор из медотдела УВД, прикомандированный к ОМОНу, попался очень нервный. Но, надо отдать ему должное, спирта у него было немеряно. Причём, где он его прятал — остаётся тайной, по сей день. Этот жидкий адаптоген военврач употреблял в одно лицо. Носил он очки в толстой роговой оправе и сизый нос на своей физиономии.

Однажды наш эскулап возвращался после очередного обильного возлияния, выбравшись из объятий Морфея, в свой номер-люкс. А надо вам заметить, что продукты отряда хранились здесь же в землянке. И так, как Айболит шёл походкой неуверенной, оступившись, влип таблом прямо в коробку со сливочным маслом. После чего помещение потряс первобытный вопль: «А-а-а, ослеп. Ничего не вижу. От водки ослеп. Помогите-е-е!». Сначала началась всеобщая суматоха, но когда разобрались в чём дело — разуверять его не стали. Пожалели, посочувствовали и, оставив врача один на один со своей бедой — легли спать. Причём кто хихикал, кто давился смехом, а кто откровенно ржал. Доктор, мгновенно протрезвев, наощупь добрался до печки и сел горевать. Вот тут-то к нему вернулось самообладание: от тепла масло растаяло. Он протёр очки и, бурча что-то себе под нос о человеческой неблагодарности и о скорой мести, упал на свою шконку, и потом долго обижался на ребят.

Дать парням спирт он отказался наотрез. Но наши парни были не лыком шиты и выдали ему заранее придуманную версию дальнейших событий: «Ну, не знаем, Вадим. Командир сказал, если не дашь, это твои проблемы. Тогда сам лети в Грозный!». Доктор, сразу испугавшись, отвалил напитка по полной программе — целую пятилитровую канистру.

Проблемы начались сразу же. Один из вертолётчиков, хлопнув себя по ляжкам, выдал: «Да, вы чё, пацаны. Погода ж нелётная. Сами два дня в воздух не поднимались. Туман».

Второй пилот даже не удостоил омоновцев взглядом, он лишь вздыхал да, отрешённо отмахивался прутиком от комаров. Но, нет препятствий патриотам. Выслушав все за и против и отведав силушки богатырской, лётчики решили: полетим, но задерживаться там не будем. «На всё про всё у вас, парни два часа, ждать дольше не будем» — сказал второй пилот, нежно обнимая трофейную канистру со спиртом.

В Мобильном отряде их, оглядев с ног до головы, пожурил пожилой полковник: «Что за вид? Небриты, камуфляж грязный, обувь не чищена. А ещё офицеры, на вас ведь личный состав смотрит!» И пошёл по коридору, недовольно качая седой головой. Что могли ответить ему офицеры? Разве только, что питьевой воды не было совсем. От услуг протекающей рядом речушки Гойты отказались в первый же день. Набрав воды в кружку, и, увидев в ней все цвета радуги — вылили обратно. Такой палитрой только акварели писать. Собирали чистый снег и, растопив на печурке, получали воду. То и пили. Побриться, постираться — об этом и речи не было.

Подарками к 23 февраля оказались два аудиомагнитофона. Недовольный интендант, пряча красные глаза, показал, где расписаться и захлопнул пыльный журнал: «Магнитофоны получите на складе» — буркнул он. Единственное, что радовало омоновцев, это то, что в два часа они уложились.

Назад лётчики летели пьяными в дребодан и дуэтом орали за штурвалом: «Ой, мороз, мороз…»

— Ген, как ты думаешь, долетим? — Сергей обернулся к своему напарнику.

— Не мешай, Серёг, я «Живые в Помощи» читаю…

Поезд с омоновцами пришёл не в Липецк, а, почему-то, в Грязи. Бородатая, грязная, вооружённая орда, выскочив на перрон, открыла огонь в воздух из всех видов оружия, причём в ход шли не только ракетницы и сигнальные мины, но и стрелковое оружие. Местные жители, видимо решившие, что война докатилась и до их маленького городка, кинулись в разные стороны, давя и калеча друг-друга.

— Там, вас, это к трубочке зовут. Вы уж подойдите, будьте добреньки, товарищ командир, — дёргая Атаманова за рукав, и, заглядывая ему в глаза, почти в самое ухо прокричал путевой обходчик в помятой куртке.

— Атаманов, вы что там за войну в Грязях устроили? Совсем от рук отбились? Народ все телефоны оборвал, — кричал ему в трубку ответственный по УВД.

— Товарищ полковник, холостыми, салют ребята устроили. Не чаяли, что живыми домой вернутся, — оправдывался командир.

— Холостыми! Ну, это куда ни шло. Только — порадовались, и хватит, Аркадий Иванович. Прекращай там эту импровизацию.

Через несколько минут перрон опустел и только прапорщик Женя Заимкин, изрядно хлебнувший по дороге спиртного, обнимал родную землю, извозившись в вокзальной пыли, и, размазывая по лицу пьяные грязные слёзы…

Глава 3

Двигатель зачихал по-стариковски, машина начала дёргаться рывками. Сергей приоткрыл сначала правый, затем левый глаз. На него недоумённо смотрел Петька Кулёмин.

— Обычное дело, — ответил Сергей на немой вопрос сержанта.

— Чего? — не расслышал тот.

— Я говорю — обычное дело: движку кислорода не хватает. Перевал.

— А, понятно, — закивал в ответ Кулёмин, — та-арищ капитан, может водички прохладненькой? Осталась ещё!

Сергей отрицательно помахал головой, облизал сухие губы и вновь задремал, кивая непослушной головой…

В следующую командировку на Северный Кавказ Сергей не попал, он готовился к поступлению в институт на заочное отделение. О, произошедших там, событиях он знал из рассказов своего друга Витьки Нежданова.

Виктор Нежданов тоже, как и Сергей, начинал службу в ОМОН с должности милиционера-бойца оперативного взвода, хотя и имел высшее образование. Но в то время офицерских должностей в отряде было очень мало. Видимо с вступлением нашей страны в вооружённые конфликты в спецподразделениях появилась надобность, и штаты отряда были расширены. Комплектование, как уяснил себе Сергей, были скопированы с воинского подразделения. Вот тут и появилось место для Витьки. Он пришёл к командиру с рапортом о переводе на другое место службы, где ему предлагали должность участкового инспектора милиции.

— У тебя, что образование какое-то есть? — прочитав его рапорт, устало спросил Атаманов.

— Что значит какое-то, Аркадий Иванович? Высшее — педагогическое, — ответил Виктор.

— Так куда же ты уходишь? У нас и в отряде офицерских должностей полно, — он поднял телефонную трубку, — дежурный? А-ну, позови — ка мне капитана Иванова.

Через минуту в кабинет командира, тихо постучавшись, зашёл Иванов, который занимал должность инспектора отдела кадров.

— Вот, Иванов, бери хлопца и обучай его. Ты, как я слышал, переходишь на более спокойную работу, — Атаманов достал пачку сигарет и, щелчком выбил одну из пачки.

— Да, я товарищ майор, из-за командировок. Жена против, — почему-то покраснев, начал оправдываться капитан.

— Вот-вот, я и говорю. Пока парня не обучишь, не отпущу, — отрезал командир.

Надо заметить, ученик из Виктора получился отменный. Через два месяца он разбирался в кадрах лучше ленивого Иванова, а через год мог заткнуть за пояс любого кадровика в области.

Руки в чернилах, всклокоченные волосы, красные глаза, из-за многочасовой работы на компьютере и отсутствующий взгляд — вот полный Витькин портрет. Когда он был занят работой, обращаться к нему было бесполезно. Но, закончив, что-нибудь сложное Виктор, довольно улыбаясь и сияя глазами, мог спросить: «Серёг, ты мне что-то говорил, кажется?». Ещё Витька мог уйти на работу в домашних тапочках или перед уходом домой долго заламывать набок форменный берет, но, увидев, что в «гражданке», бросить его на шкаф. Сергей называл Витьку — рассеянный с улицы Бассейной, потому что его светлая голова всегда была занята мыслями о работе.

Виктор со своими боевыми товарищами был направлен в очередную командировку. Но их, почему-то на два дня задержали в Моздоке. Затем все отряды, коих насчитывалось около пятнадцати, были выстроены на военном аэродроме.

Увидев, какая началась суматоха, Виктор спросил у омоновца, охранявшего взлётную полосу: «Дружище, не знаешь, кого ждут?».

— Ты чё, братан, не разумеешь? Все бегают, обоссавшись, видать какое-то худило мучное должно прилететь, — ответил ему омоновец.

Вертушка, сделав круг над аэродромом, приземлилась. Из неё, после многочисленной охраны, вставшей кругом, вышла небольшая, но очень представительная правительственная делегация. Витька, открыв рот, смотрел на лица людей, которых неоднократно видел на телевизионном экране. Из всех выделялся и ростом, и фактурой бывший генерал, а нынче модный политик.

Он подошёл к выстроенным милиционерам, дождался тишины и знаменитым тембром начал свой спич: «Солдаты, — сказал он, — я обещал остановить войну! Ей конец. Два часа назад в Хасавюрте подписаны соглашения с правительством Чеченской Республики Ичкерия о прекращении боевых действий!» Здесь генерал сделал паузу, видимо он ждал криков «Ура» и подбрасывания вверх чепчиков, но строй парней в камуфляжах хранил молчание. Все понимали, что ещё день-два и война бы закончилась, силы боевиков были на исходе, им как воздух нужно было перемирие. И потом, поднабравшись сил и отдышавшись, они начали бы новый виток боевых действий. Как, впрочем, и произошло в дальнейшем, но этим событиям суждено было случиться тремя годами позже.

А сейчас, по мнению многих политиков, политологов и простых обывателей — сильная личность волевым решением прекратила кровопролитие — ура, ура, ура.

— Солдаты, — продолжал генерал, — теперь воевать вам — нет надобности. Но, как вы сами понимаете, в республике набирают обороты криминалитет и преступность. Посему в ваши обязанности будет входить охрана общественного порядка в городе Грозном и его окрестностях, совместно с милицией свободной Чечни.

Тут из общего строя ОМОНов и СОБРов вышел командир одного из сибирских спецназовцев. Оглядев правительственную делегацию, он обратился к генералу лично:

— Товарищ генерал — сказал он, — город Грозный и его окрестности политы кровью моих подчинённых. Поэтому, если в нашей работе нет надобности, я умываю руки. Охрана общественного порядка — обязанности ППС, а моему СОБРу здесь делать нечего.

Он повернулся назад и, скомандовав своему отряду «кру…гом» ушёл, высоко подняв голову, сопровождаемый своими парнями.

Десять минут — и на взлётной полосе аэродрома остались только два ОМОНа: Липецкий и Владимирский. Командиры обоих оказались жидковаты.

Липецким парням командиром в этот раз достался подполковник милиции Сергей Царёв — человек пожилой, пугливый и очень большой любитель перестраховаться.

Ребята были размещены в мусульманском центре, причём на первом и втором этажах жили чеченские милиционеры, а проще говоря, бывшие боевики, не успевшие переодеться и сбрить бороды, а на третьем — владимирцы и липчане.

В городе творилось всеобщее ликование: люди танцевали лезгинку и воинственные вайнахские танцы, все поздравляли друг — друга с тем, что маленькая Чечня выиграла войну у большой и сильной России. Оружие с грузовых машин раздавали всем желающим. Разрешением на его ношение зачастую служила справка, написанная на клочке грязной бумаги по — чеченски или по — арабски, без подписей и печатей.

Ребята, совместно с чеченцами несли патрульно-постовую службу по городу. И, надо вам сказать, чеченские милиционеры относились к нашим вполне уважительно и, если возникали эксцессы с местными жителями, в обиду не давали.

На обратном пути паровоз остановился в Минеральных Водах. Стоянка длилась около 30 минут. Три офицера, в число коих входил и Витька Нежданов вышли в тамбур, чтобы хлебнуть белого чая вдали от посторонних глаз. Спирт был налит в большую литровую алюминиевую кружку. Проходившая по перрону старушка и торговавшая раками, увидев людей в военной форме, спросила: «Сынки, вы с войны едете?».

— С неё самой, мамаша — ответил ей молодой лейтенант Саня Ибрагимов.

— Спасибо вам, сыночки, что защищаете нас, — и старушка протянула омоновцам большого живого рака, — угощайтесь, миленькие.

— Чего с ним делать-то, — Витька смотрел на товарищей.

— А давайте его в спирт кинем, — озорно подмигнув, сказал Ибрагимов, — говорят, когда рака в водку кидаешь — он сразу краснеет. А потом приколем кого-нибудь.

Сказано-сделано. Рак действительно тут же покраснел и только тупо шевелил усами на дне кружки. И вот тут, как по писанному на ловца пришёл зверь. В тамбур в майке и клетчатых тапочках ввалился, о ком писали все газеты, подполковник Царёв — собственной персоной.

— Иваныч, хлебни из нашего кубка, — сотрясаясь от внутренней дрожи, протянул кружку подполковнику Саня Ибрагимов.

— А чё это? — осторожно спросил Царёв.

— Это наши слёзы, Иваныч, — продолжал Саня.

— Понятно, — Царёв понимающе подмигнул, — можно, — и подполковник доверчиво поднёс кружку ко рту. Но, увидев на дне ёмкости огромное скрюченное чудовище, шевелившее щупальцами, и, зырившее на него из небытия, Царёв, содрогнувшись, уронил кружку на пол и, громко икнув, умчался в ужасе, голося что-то нецензурное и махая руками. Видно подумал, что его посетила «белочка».

— Испили, блин, чарочку, — Витька укоризненно посмотрел на своих товарищей, подбирая кружку с пола. Но товарищи тряслись от хохота, повалившись на бок и вытирая слёзы…

Глава 4

— Слезайте, граждане, приехали — конец, — пропел, трогая Сергея за плечо, лейтенант Трофим Лямин. Сергей даже не заметил, как колонна остановилась. Трофим, ехавший в другой машине, теребил его, встав на колесо «Урала».

— Проснись, Серёга. Станица Червлёная. Выйди — разомни ножки. О-хо-хо.

— Сейчас, — Сергей встал в кузове, — Воеводин, в боевое охранение колонны.

— А чё я то, товарищ капитан, — недовольно проворчал Воеводин, но одним прыжком выскочил из кузова на землю.

— Много текста, — кинул ему вслед Сергей, и, обращаясь к Трофиму, — да я здесь постою — покурю.

— Ну, как знаешь, Серый, — и Лямин исчез за бортом «Урала».

Вообще, Трофим Лямин больше всего соответствовал представлениям Сергея о сотрудниках ОМОН. Если можно было назвать его шкафом, то только двустворчатым и с антресолями. Высокий, стройный, широкоплечий и очень симпатичный внешне — Трофим в новом камуфляже, сияющих как зеркало берцах и, заломленном набок чёрном берете, на городских праздниках и мероприятиях вызывал у гражданских парней чёрную зависть. Про девчонок и говорить нечего, многие из них подолгу не могли оторвать глаз от Трофима.

Кроме того — любил он выпить водки, а, выпив — становился неуправляемым. Много раз стоял вопрос о его увольнении из органов, но всегда его спасала природная доброта и готовность всегда придти к товарищам на помощь.

Однажды, на дне рождения одного из офицеров, Трофим, хлебнув белого чая, вышел из — за стола и направился в свой кабинет, дабы переодеться в «гражданку» и убыть домой. Подойдя к своему шкафу, и, открыв его, Трофим начал непослушными пальцами расстёгивать пуговицы форменной рубашки. На обратной стороне двери висело большое зеркало. Увидев незнакомого человека у себя в шкафу, Трофим задал резонный вопрос: «Эй, земеля, ты чего в моём шкафу прячешься?». Зеркало хранило молчание. «Ты, чё в шкаф забрался, гад?» — крикнул Лямин и, размахнувшись, ударил незнакомца по морде. Зеркало разлетелось вдребезги. Из пудового кулака Трофима брызнула кровь. «Ах, ты ещё и дерёшься!» — и Трофим, обхватив шкаф двумя руками, ловко бросил его через бедро. На шум сбежался весь офицерский состав, но Лямин уже спал, нежно обняв шкаф и, сладко похрапывая во сне…

А сейчас колонна, подняв вверх облако пыли, ушла по направлению к намеченной цели. Караван исчез, а пыль ещё долго хороводом танцевала в воздухе, и искала объект приземления. Но, не найдя никого и ничего, обиженно улеглась на дорогу, поджидая новую жертву…

Отряд уезжал в Дагестан. На вокзале собрались многочисленные родственники, провожавшие ребят. К водителю Лёньке Брянскому пришло всё семейство, даже тёти и дяди, которых Лёня видел только на чёрно — белых фотографиях, где они были молодыми, а сам будущий милиционер лежал в люльке и пускал пузыри. «Вот, ведь — никогда такого не было» — как бы извиняясь, за такой наплыв близких, разводил руками Леонид.

Командиром отряда был назначен штатный зампотыл подполковник милиции Николай Миронов. Росту он был выше среднего, отличался ярко — рыжей шевелюрой и глубоко посаженными глазами. Родом Миронов был из Туркмении, всю жизнь подполковник прослужил на зоне, в системе управления по исполнению наказаний, поэтому был немногословен и хмур. Спиртного он не пил категорически, но цвет его лица выдавал в нём человека, который длительное время конкретно сидел на стакане. Зато курил он постоянно и вечно закладывал за нёбо насвай. К подчинённым он относился не очень то, поэтому за глаза его называли — птицей большого помёта.

Почему — то, прицепной вагон с омоновцами долго стоял на запасных путях, пол — дня их продержали в Мичуринске, ещё больше в Волгограде. Пораскинув мозгами, Сергей понял, что никакой спешки нет из — за того, что война осталась в недалёком прошлом. Ехали они охранять административную границу между Дагестаном и мятежной Чечнёй. Да и интенданты из отдела грузоперевозок, как всегда, что — нибудь напутали. Жара стояла жестокая. Пыль в вагоне была грязной и липкой, окна не открывались, поэтому, когда в Астрахани, ребята высыпали на перрон вокзала, открыли гидранты и устроили помывку, прямо на путях, пассажиры, проходившие мимо, тактично отворачивались, видно не в первой им было наблюдать такую картину.

В Кизляре, куда пришёл поезд, их уже ждал тыловик из группы оперативного управления. Ребята разгружали вещи из вагона, а их уже со всех сторон атаковали местные жители, предлагавшие омоновцам чёрную икру, балыки, коньяк и сушёную рыбу — за полцены, как родным.

— Командир, — тыловик обращался к Миронову, вытирая платком толстое красное лицо, — ты, это, скажи своим бойцам — пусть у них ничего не покупают, им тут втридорога всуропят. Уф-ф, ну и жарища сегодня.

За липчанами приехали три «Урала» из Кизлярской тактической группировки.

— Далеко ехать — то, — спросил Сергей у молодого кареглазого водителя.

— Нет, километров сэм — восэм. Где — то так, — почему — то, весело смеясь, ответил тот.

«Уралы», обдав местных жителей струёй дыма и соляры, попылили по дороге. А те разошлись, в свою очередь, судача о том, что принесла, мол, нелёгкая этого толстого тыловика, и, вздыхая, что ничего продать, сегодня не удалось. Ну, да ладно — завтра будет новый день и новая пища.

Автомобили, небольшой колонной, провезли омоновцев по грязному заштатному городку и выскочили на трассу, проходившую среди бескрайних ногайских степей.

Ребята вертели в разные стороны головами, читая на дорожных указателях незнакомые, чуждые для русского произношения названия: Бабаюрт, Кочубей, Хасавюрт, Малгобек.

Машины, проехав с час по оживлённой трассе, дружно свернули в поле, и вот тут то Сергей понял, что такое на самом деле пыль ногайских степей. Разглядеть что — то в этой завесе было просто нереально. Поэтому, закрыв руками лицо, пришлось проехать ещё минут двадцать.

Посреди степей стоял небольшой барак, рядом в десяти метрах искрилось озеро. К Сергею подошёл капитан из Волгоградского ОМОНа, которых приехали менять липчане.

— Здорово, земляки. Ну, как вам место дислокации? — спросил он.

— А, что? Бывает лучше? — Сергей смотрел на капитана.

— Бывает и похуже, земеля. Повезло вам. Рядом с водой — это здесь самое главное.

Как был прав волгоградец, Сергей понял много позже, когда слышал в эфире радиообмена, как соседние с ними отряды костерят почём зря тыловиков, которые задерживали привоз питьевой воды.

— Здесь хозяином — дед хохол, — продолжал капитан, — у него бахчи. Этот барак он выстроил ещё до войны для сезонных рабочих. А потом его «чехи» притеснять стали, то кошары подожгут, то урожай «помогут» собрать. Видишь? Село чеченское огнями светится — Сары Су. До него по степи километров пять. Так вот. Дед съездил к начальнику Кизлярского райотдела милиции и договорился: пусть, мол, у меня омоновцы живут, я за это платы брать не буду, а они мне будут защитой и опорой.

— А озеро здесь откуда? — Сергей внимательно слушал волгоградца.

— Да Терек разлился лет пятьдесят назад. Так и осталось озеро, да и ещё родники снизу бьют. А вот, чуть не забыл. Здесь раньше зверосовхоз был — нутрий разводили. Не знаю, как, но одна из них выжила. Машкой её кличут. Вы её не убивайте, она ручная совсем, да и какая-никакая тварь Божья. Бросьте ей хлебушка, она хорошая.

Приём-сдачу произвели очень быстро. Волгоградцы сели в «Уралы» и, помахав на прощанье, уехали в степь, чтобы через пару дней возвратиться в свой город на Волге.

Липецким омоновцам были поставлены задачи по охране и обороне административной границы. Километрах в семи по степи на трассе в землю был вкопан самодельный шлагбаум. Около него вырыт котлован, в котором размещалось три вагончика. Котлован был обнесён деревянными столбами, на которые была натянута колючая проволока.

На этом, довольно импровизированном, блокпосту и предстояло нести службу липецким парням.

Граница была условной, только на бумаге, а попросту её не было вовсе. На другой стороне виднелась чеченская таможня. Таможенники вели себя очень независимо. В их обязанности входил досмотр всех грузов, ввозимых в их маленькую мусульманскую республику, в которой в тот момент действовали очень строгие шариатские правила. Но с россиянами они поддерживали довольно дружеские соседские отношения и частенько по вечерам приходили погреться к костру и поболтать со своими вчерашними врагами. Причём чувство юмора у чеченцев отсутствовало напрочь. В этом Сергей убедился, подслушав однажды такой разговор.

— Вот отдежурю, — говорил, дымя папиросой, один из сыновей свободной Ичкерии, — возьму аутомат, возьму СВД, и поеду у горы на охоту.

— Ты только изоленты возьми с собой побольше, — озорно щуря зелёные глаза, отвечал ему один из липчан Ришат Валеев.

— Зачем это? — не понял подвоха таможенник.

— На лицо намотать, а то потрескается от счастья, — вторил ему Валеев.

— А-а-а, я то думал рожки от аутомата перематывать.

Костёр пыхнул от хохота, вместе со всеми смеялся и таможенник, не понявший насмешки.

А надо вам заметить, что чеченца, говорящего по-русски, можно моментально отличить от других кавказских народностей. Все фразы они говорят с придыханием, как будто выплёвывая их. Такой уж у них артикуляционный аппарат.

На блок-пост выставлялся взвод около десяти человек, во главе с офицером. Остальной личный состав занимался укреплением постов на фермерском хозяйстве, где жил основной отряд и охраной себя любимых.

В этой командировке Сергей очень сдружился с командиром роты майором Саней Слободиным. В отряд Александр пришёл почти перед самой командировкой. Росту он был выше среднего, серые глаза, орлиный профиль, волосы цвета воронова крыла и волевой подбородок характеризовали его как грамотного офицера, прошедшего огни и воды. В своё время Саня с отличием окончил суворовское училище и без экзаменов был принят в Рязанское военное командное училище воздушно-десантных войск, о котором он мечтал с детства. Причём военные науки давались ему без труда. Училище Саня тоже закончил с красным дипломом. Потом пришлось ему послужить и поучаствовать. Мотало его по просторам нашей необъятной Родины во всех направлениях. Прошёл воин-десантник и Карабах, и беспорядки в Тбилиси, и Приднестровье. А когда совсем перестали платить военным, он решил осесть в родном городе. Благо служить оставалось пару лет, а армейский стаж шёл в зачёт милицейского. Устраивался в отряд Саня около полугода, и если бы не опыт и настырность кадровика Витьки Нежданова, не попал бы Саня в милицию — запросы на него были посланы в десятки мест, и в конце концов личное дело его раздулось до размеров «Войны и Мира». А предложения сыпались на него как из рога изобилия. Предлагали Сане работу и начальником службы безопасности в банк, и начальником охраны в супермаркет, где работать надо было несоизмеримо меньше, а платили несоизмеримо больше. Но Саня выбрал должность ротного в Липецком ОМОНе. Судьба.

Перед самой командировкой в роту Слободина был назначен заместителем капитан Володя Аникин, который пришёл в отряд из ППС. Не раз Сергей видел, как Саня и Володя сиживали вместе на лавочке и покуривали, причём ротный учил своего товарища азам военной науки, а зам рассказывал Сане о специфике милицейской службы.

Володя Аникин окончил Минскую высшую школу милиции. Об учёбе он всегда рассказывал интересные и смешные истории. Например, такую.

— Однажды, — рассказывал он, шевеля русыми усами, — шли мы по городу. Видим, объявление висит. Написано на листочке шариковой ручкой, «Продаю детскую коляску», а под ним телефоны. Один наш корешок — бабник и балагур — возьми да и оторви телефончик. Зачем? — спрашиваем. А он смеётся и говорит — увидите, мол. И вот вечером в казарме он говорит, так невзначай:

— Эх, ребята, познакомился я с одной кралей, ну всё при всём, горячая, как необъезженная кобылица. Даже вспоминаю её сейчас, а у самого мороз по коже.

Наш боевой товарищ — грузин, Гоги его звали, так и завёлся. Познакомь, говорит, а у самого аж уши покраснели. Ну, тот ему и отвечает: «Для друга, Гоги, ничего не жалко, вот телефон. Но только смотри, пароль такой. Звонишь — спрашиваешь:

— У вас детская коляска продаётся? Замужем девка. А если говорит, мол, да — продаётся, значит муж в отъезде — фарватер свободен».

На следующий день казарму потряс вопль: — Где этот гад? Я его зарежу.

И наш Гоги, побелевший от гнева, мечется по комнате, готовый и вправду расправиться с шутником.

Мы его еле остановили, а когда парень поостыл, спрашиваем: — Что, мол, случилось то, рассказывай.

— Звоню по телефону, — говорит грузин, — спрашиваю: коляску продаёте? А голос женский, приятный такой говорит, продаём — приезжайте, говорит по такому то адресу. Ну, я купил цветы, Шампанское.

Приезжаю по адресу, дверь открывает дэвушка в халате, такие формы, вах, у меня даже голова закружилась. Проходите — говорит. Я цветы ей протягиваю, вам — говорю. Она: что вы, что вы, стоило ли? Я Шампанское на стол, а сам раздеваться начинаю. Она мне говорит: — У вас мальчик или девочка? Я ничего не понимаю, думал может тоже пароль какой? Начинаю ещё быстрее раздеваться. Тут из соседней комнаты мужик с коляской выходит, здоровенный. Вах, чудом ушёл чудом. Где он? Я зарежу его…

В обязанности Сергея в этой командировке входили ежедневные вояжи в Кизляр. Лето в тот год выдалось очень жарким даже для видавшего виды Дагестана. Столбик термометра зашкаливал за пятидесятиградусную отметку. Ребята в шутку клали одноразовые зажигалки под прямые солнечные лучи. Минута и бах, зажигалка взрывалась как пиропатрон. Поэтому когда Сергей в кабине «Урала» ехал в город и обратно, он с водителем Лёнькой Брянским открывал в машине все окна, а иногда и двери, чтобы не засохнуть. В Кизляре в группе оперативного управления через день назначались совещания, ещё получения продуктов и ГСМ, да и по рынку приходилось пошататься, купить что-нибудь для отрядных нужд и по просьбам сослуживцев.

В боевое охранение машины всё время брали разных омоновцев, человека по три в кузов. Но из всех выделялся молодой сержант Игорь Бровкин, по прозвищу человек — война. Деревянный приклад своего автомата Игорь в самом начале командировки изрисовал фломастером в камуфлированные пятна, для маскировки — авторитетно заявлял он. Носил натовский маскхалат, причём капюшон всё время напяливал на голову. Но самым пиком его обличия были солнцезащитные очки. Когда в них попадали солнечные лучи — высвечивалась голограмма — череп с костями. Дагестанские мальчишки, увидев такой шик просто открывали рты и без зазрения совести в упор рассматривали Игоря, а он, не замечая никого вокруг, дефилировал походкой Шварценеггера.

Причём во время пути Игорёк всё время норовил сесть на край кузова и упирал рожок своего калаша на крышу кабины. Убрать его оттуда было невозможно. «А вдруг обстрел? — говорил он, — а я наготове». У Сергея складывалось такое впечатление, что будь война, с какой — нибудь совсем уж крошечной республикой, то Игорёк победил бы всех вообще один.

Несколькими годами позже Сергей провожал на липецком вокзале родственников в Москву. Поезд отходил поздно, поэтому было совсем темно. Сергей решил прикурить сигарету, как вдруг из темноты на него свалилась огромная туша. «Аллилуйя, — кричал человек, обнимая его, — Сергей, покайся да и будет тебе. Как поживаешь, дружище? Аллилуйя». Сергей пригляделся и ахнул, на него в упор смотрели весёлые глаза Игоря Бровкина, который сразу после командировки уволился из милиции и ушёл воевать по контракту. Теперь в этом располневшем, ударившемся в религию парне трудно было узнать того худенького пацана…

А на блокпосту продолжалась жизнь. Однажды в Чечню попытались завезти фуру с крепкими спиртными напитками, а попросту с водкой. Таможенники свободной Ичкерии вовремя пресекли попытку, и на глазах у наших парней били бутылки и сливали водку в арык. Представляете реакцию нормального русского человека? Как у Юрия Никулина в фильме «Операция Ы». Пол-литра вдребезги? Да, я тебя…

Один из таможенников, которого звали Магомед, признал в Ришате Валееве единоверца и проникся к нему искренней симпатией. Так вот: «Ришат, тебе надо?» — крикнул он Валееву, показывая бутылку с водкой.

— Давай, коли не жалко, — Ришат пожал плечами.

— Держи! — и Магомед одну за другой кинул Ришату две бутылки напитка, которые тот ловко поймал и спрятал под бронежилет.

Через час Валеев сменился с поста и употребил белый чай со своими боевыми товарищами. Но не таков был Мага. Вечером у костра он решил проверить — насколько у его мусульманского брата сильна вера.

— Ришат, — спросил он, — я тебе сегодня водку давал. Где она?

— Да, вначале, Мага, хотел я её выпить, — не моргнув глазом, отвечает наш татарин, — а потом вспомнил, что нам про неё мулла в мечети говорил, и вылил её в арык.

— Ты молодец, Ришат, — у Маги даже глаза заблестели от таких речей, — я тебе завтра суры из Корана принесу почитать.

— Приноси, — и Ришат весело сощурился, — только если ещё водку или там вино повезут, ты мне отдавай — я их опять вылью…

У деда-хохла на подворье было много живности. Одних собак штук пять. Но один из них: то ли чистый немец, то ли помесь немецкой овчарки с дворянином всей душой привязался к людям в военной форме. Звали его Джек. Собака была умнейшая. Особенно любил Джек кататься в кузове «Урала». Бывало, только заведётся движок, он прыг в кузов, и никакими калачами его оттуда не выманишь. Сначала пробовали выкидывать его, а он прыг назад и рычит. Потом плюнули, да пусть ездит — жалко что ли?

А вечером только солнце утопало в степи, и на землю опускалась вечерняя прохлада, по глади озера подплывало к берегу Лох-Несское чудовище. Маша — собственной персоной. Волгоградец не соврал, была она совсем ручной, правда сначала дней пять привыкала к новым людям, но потом, попривыкнув, выбиралась на берег, становилась на задние лапки, передние складывала на груди и смотрела на людей чёрными бусинками-глазками. Типа, чего смотрите? Давайте мне мой доппай! Причём ела нутрия только хлеб. Пробовали давать ей и тушёнку, и рыбу. Бесполезно! Когда не было хлеба — Маша с удовольствием уплетала сухари. Возьмёт его передними лапками, размочит в воде и жуёт. Под конец командировки она настолько осмелела, что загорала вместе с ребятами и позволяла желающим фотографироваться со своей вип-персоной.

Ежедневно Сергей привозил из Кизляра по десять килограммов огурцов и помидоров, много зелени и шесть литров сметаны. Салаты выходили на славу. Ребята с блок-поста снабжали основную группу арбузами и дынями. Снабженцы, у которых омоновцы получали продукты, не обижали парней. Колбаса, консервы, яйца, сыр, масло не переводились. Короче не жизнь, а малина. Единственное, что поражало, это количество съедаемого чеснока. Может молодые и дикорастущие организмы требовали этого природного антибиотика, а может парни отъедались чесноком вдали от жён и боевых подруг. Приехав из Кизляра, от длительного нахождения на жаре, Сергей с водителем Лёнькой Брянским вначале полчаса отмокали в озере, затем пили холодный компот, который повар специально для них убирал в холодильник, и только потом возвращались к полноценной жизни.

Однажды в отряд приехали оружейники из группы оперативного управления с проверкой. Как хранится и используется боевое вооружение в липецком отряде. Нет ли каких нарушений? Командир отряда Миронов вызвал к себе Сергея и Саню Слободина.

— Я сам то не пью, — сказал он офицерам, — а вы возьмите водочки, скажите поварёнку — пусть поляну накроет. Да и посидите с проверяющими.

Неформальное общение вышло на славу. Проверяющие оказались мировыми парнями, проверять они ничего не стали и пообещали, что справка о проверке будет положительной. К липчанам вопросов нет. Да и глупо было бы после всего съеденного и выпитого. И только когда Сергей с Саней неуверенной походкой заходили в барак, подполковник Миронов, зло глядя на них, кинул: «Замахали вы уже бухать, алкаши!».

Что было ему ответить? В следующий раз, товарищ подполковник, пусть твоя печёнка отряду послужит.

Как-то в гости к хозяину фермерского хозяйства приехали родственники из Кизляра. Приехали они не просто так, а порыбачить. С собою родственники привезли около пятисот метров огромных донных сетей.

— Ребята, помогите моим, — сказал омоновцам дед хохол, — им одним не справиться, а рыбу пополам поделите.

Такой интересной рыбалки Сергей никогда не видел. Люди встали по берегам озера, взяли сети, ко дну которых были привязаны тяжёлые валуны, и как бурлаки на Волге, потащили сети через всё озеро. Улов был ошеломляющим. Омоновцам достались: два сома килограммов по пятнадцать, четыре толстолобика, вес которых определить не удалось, потому что дедовы весы больше двадцати килограмм не показывали. А более мелкой рыбы попалось около двух центнеров. Рыбу тут же почистили и сварили, но съесть всю её не смогли, половину оставили на завтрашний день, но из-за невыносимого зноя наутро она испортилась. Местная живность ела от пуза весь следующий день. Маленький рыжий котёнок, всеобщий любимец, два дня икал и ходил, пошатываясь, не отвечая на ласки. Обожрамшись.

Шёл двадцать седьмой день командировки. Сергей, умывшись холодной водой, протёр тыльной стороной ладони красные от бессонной ночи глаза. На ближайшие сутки пришла его очередь заступить ответственным по отряду. Ночь прошла спокойно. Утром надо было в первую очередь разбудить водителя и смену, заступающую на блок-пост. Сегодня должен был пройти пересменок на трассе.

Сергей вошёл в расположение. Лёнькина кровать стояла у окна, сам Леонид, разбросав руки в разные стороны, спал, улыбаясь во сне, как ребёнок. «Даже будить жалко» — подумал про себя Сергей, но делать нечего, он тихонько потряс Лёню за плечо.

— Лёнь, вставай, дружище, пора!

— А? Что? Утро уже что ли? — и Лёня, повернув голову, посмотрел в окно, завешенное марлей от комаров, — Утро — утвердительно сказал он себе и, откинув одним движением одеяло, схватил полотенце и побежал к озеру.

Помощником на эти сутки к Сергею был назначен младший сержант Андрей Половников, который в свою очередь, разбудил ребят из взвода, заступающего на смену.

Солнце всходило из-за степи, его блики красиво плясали на глади озера. Ребята, как дельфины, резвились и дурачились в воде, прыгая и ныряя, а, вынырнув, отфыркивались и хохотали. Сон с Сергея как рукой сняло, он, улыбаясь, смотрел на ребят, и сердце его наполнялось нежностью и симпатией к этим парням, которые за сотни километров от дома, несмотря на невзгоды и трудности, не теряют самообладания, и просто выполняют свою тяжёлую и неблагодарную работу.

Наскоро позавтракав, ребята оделись по форме и построились. Проводить инструктаж встал командир роты Саня Слободин. Запрыгнув в кузов «Урала», парни ощетинились в разные стороны стволами оружия, и только Джек, раньше всех запрыгнувший в кузов, весело махая хвостом, заливался счастливым лаем.

«Урал» взревел и начал сдавать назад. Лёнька Брянский, лихо, развернув машину на пятачке, что-то весело крикнул Сергею.

— А, что? Не слышу! — крикнул ему Сергей.

Лёнька махнул рукой, «потом»- прочитал Сергей по его губам, и «Урал», обдав Сергея запахом солярки, поехал по степи и только облако пыли, клубящееся в поле, указывала на его движение.

Командир отряда Миронов, как всегда, встав раньше всех, раскуривал на крылечке свою первую сигарету. Сергей, подойдя к нему и сев рядом, подкурил у подполковника.

— Давно наши уехали? — спросил Миронов у Сергея.

— Минут сорок назад, скоро смена должна вернуться.

В этот момент далеко в степи раздался глухой взрыв и в небо взметнулся столб пыли.

— Что это? — Сергей смотрел на Миронова.

— Там Тарумовский райотдел милиции на блокпосту закреплён, — как бы про себя сказал командир, — отряд в ружьё, тревога, — громко прокричал он.

Отряд собрался и построился в мгновение ока. Парни стояли в строю, готовые придти на помощь своим дагестанским братьям. Взгляды источали решимость и спокойствие.

В это время в степи произошло какое-то движение. Все, прищурив глаза, всматривались вдаль. К расположению отряда во все лопатки летел Джек. Подбежав к людям, он, скуля, начал тыкаться мордой в колени и руки. Миронов, нагнувшись, взял в ладони морду собаки. На лапах Джека была кровь.

— Слободин, бери с собой отделение и быстро со мной. Семёнов хватай сумку с медикаментами и тоже с нами, быстро! — прокричал он.

Отделение рассредоточилось цепью. Омоновцы шли, оглядываясь по сторонам, по гладкой как стол степи. И только верблюжья колючка цеплялась за камуфляжную форму. В ложбинке, уткнувшись капотом в сопку, стоял подорванный «Урал». Тишина била по ушам. Рядом с открытой водительской дверью, неловко поджав под себя ноги, на левом боку лежал Лёня Брянский. Руки его были подняты вверх, как будто в последнее мгновенье он увидел опасность и пытался укрыться от неё руками. Вся дверка была залита Лёниной кровью. И всё. Больше никого.

Миронов сел на землю и обхватил голову руками.

— Неужели остальные в плен попали? — он поднял на Сергея постаревшее лицо, — ведь ещё восемь человек в кузове ехало!

— Товарищ подполковник, тут записка на земле камнем прижата, — к командиру уже бежал Ришат Валеев.

«Есть раненые. Отошли к Дагестанскому блок-посту» — было нацарапано на клочке бумаги.

Миронов поднёс к губам рацию: «Берег ответь Днепру».

— Берег на связи — прокаркала радиостанция.

— Передай в центр: машина подорвана, водитель убит.

На месте подрыва ещё курилась воронка. От неё шли мотки проводов к близлежащей высотке. Слободин с двумя бойцами пошёл по проводам. На высотке омоновцами были найдены: пустой мешок, две обёртки от «Сникерсов», подрывная машинка и включенная радиостанция со сканером, как будто с издёвкой, все переговоры в эфире прослушивались бандитами. Расчёт был на то, что, спускаясь с косогора, водитель поддаст газу, взрыв должен был произойти под кузовом и тогда восемь трупов. Увидел ли фугас Лёня или что-то почувствовал. Но факт остаётся фактом. В самый последний момент он притормозил и массивная кабина «Урала» приняла весь удар на себя. Предательский осколок прошёл через полик кабины и попал Лёне в голову. Рядом с ним, на коробке передач, сидел прапорщик Саня Сергеев, на пассажирском месте лейтенант Олег Иванов.

Саню сильно контузило и посекло осколками, Олег получил осколок в задницу, у него был задет седалищный нерв, потом он длительно лечился, не мог долго сидеть или стоять.

А Саня Сергеев до конца командировки боялся садиться в кабину автомобиля. Остальные сотрудники были сильно контужены. Вот так ценой собственной жизни Лёня Брянский подарил её другим.

В последствии омоновцы узнали, что подрыв машины липецкого ОМОНа совпал с выпуском в школе подрывников чёрного араба — Хаттаба. Это у них был выпускной экзамен. На календаре стояло число — 22 июня.

На следующий день в отряд прибыл командир ОМОН майор Атаманов. Вечером, собрав всех офицеров на оперативку, он, имея огромный опыт нахождения в служебных командировках, постановил: первое — менять смену на блокпосту по рваному графику, то есть бессистемно, второе — по одной и той же колее два раза не ездить, благо ландшафт этому способствует, и третье — впереди машины выпускать инженерную разведку.

— Всё, парни, оставайтесь с Богом, — сказал командир, обняв на прощанье каждого из офицеров.

Атаманов увёз с собой тело погибшего Брянского и раненого Олега Иванова. Остальные сотрудники, пострадавшие при террористическом акте, уехать отказались наотрез и остались нести службу дальше.

Командировка тем временем шла своим чередом. Как — то к Сергею подошли двое бойцов.

— Алексеич, там казак какой-то из Кизляра приехал, вино привёз на продажу. Иди, попробуй. Командир на совещанье уехал. Ты, вроде как за старшего.

Сергей подошёл к выездному из расположения посту. Из припаркованных рядом с постом Жигулей к Сергею шагнул высокий немолодой человек с пышными соломенными усами.

— Здравствуйте, — человек протягивал Сергею руку, — меня зовут Володин Алексей. Я служу в казачьей управе Кизляра.

— Понятно, — Сергей пожал руку Володина, — а это что? — он кивнул на две огромные канистры, прижавшиеся внутри автомобиля, на месте снятого заднего сиденья.

— Да я по этому поводу и приехал, — улыбнулся казак, — я виноделием занимаюсь. Свой виноградник имею. И отец мой этим занимался и дед. Попробуй, командир, я недорого продаю. Тут две канистры: в одной вино холодное — из погреба, в другой тёплое — оно на солнце стояло. Отведай из обеих.

Володин достал из бардачка литровую алюминиевую кружку. Налил вначале из одной канистры. Сергей поднёс кружку к губам. На него, облизывая сухие губы, напряжённо смотрели двое бойцов.

С первым глотком Сергей почувствовал, как живительная влага разливается по телу. Хмеля никакого не чувствовалось, как будто это был виноградный сок. Ничего вкуснее раньше Сергей не пробовал. Выпив кружку и крякнув, он вытер губы тыльной стороной ладони. Но ему уже протягивали эту же кружку, налитую из другой канистры.

— А это холодное, из погреба.

Сергей повторил процедуру. Кивнул головой и пошёл в расположение.

— Можно брать, парни, вино отличное.

Две канистры были раскуплены в течение десяти минут, казак ещё дважды уезжал в город и привозил новые партии. Сергей тоже купил домой шесть литров вина, которое называлось по сорту винограда «Ркацители».

Инженерную разведку проводили по трое человек. Впереди машины сотрудники рассредоточивались веером и медленно шли, внимательно глядя под ноги. За ними неспешно ехал «Урал». И только Игорь Бровкин — человек — война, выпрыгнув из кузова, быстро бежал по дороге, может, в кино видел нечто подобное, а может, просто боялся и решил для себя, что так безопаснее. Он нёсся по полю, а ему вдогонку летели весёлые возгласы: «Беги, Форест!».

На месте гибели Лёни ребята поставили большой крест из сосновых слег и, уезжая, домой, они долго стояли, сняв береты и низко опустив головы, отдавая дань уважения своему боевому товарищу. Тёплый летний ветер качал ковыль и пел печальные заунывные песни о славном воине Леониде Брянском, до конца исполнившем свой служебный долг.

Поезд, фыркнув и выпустив облако пара, остановился на перроне. Встречающих было очень много. Сергей напряжённо вглядывался, ища, взглядом родные лица. По перрону вокзала шла эффектная девушка в белой футболке и голубых джинсах. «Ого, какие у нас в Липецке девчонки красивые» — подумал про себя Сергей. Девушка оглянулась по сторонам, встретилась с ним взглядом и улыбнулась. Сердце Сергея ушло в пятки. Это была Эля. Он быстро выскочил из вагона и уже обнимал свою красавицу — жену, смотрел на неё и не мог насмотреться. Рядом с визгом, уткнувшись ему в колени, прыгал Олежка — сын.

— Ты чего так похудела, мать? Может, приболела? — Сергей участливо смотрел на жену.

— Да, жарко этим летом. И по тебе соскучилась, — Эля уткнулась в плечо мужа.

— Папа, папа, там дома уже все собрались. И дядя Глеб с тётей Галей, бабушка Вера, дед Коля, баба Нина. Тебя ждут. А ты мне чего привёз? — Олежка крутился под ногами, пытаясь подпрыгнуть и обнять Сергея.

— Привёз — привёз, брат. Никто без подарков не останется, — Сергей обнимал сына, подбрасывая его кверху, — я мамке целый мешок воблы привёз, она её любит.

Эля счастливо улыбалась, её глаза сияли. Кто — нибудь, глядя со стороны на этих людей, решил бы, что нет никого на свете счастливее их. Да так оно и было.

Не было на перроне только многочисленных родственников Лёни. Некого было им встречать…

Глава 5

Сергей открыл глаза. Песок скрипел на зубах, он перегнулся через борт машины и плюнул.

В кузове стоял хохот. Это Улугбек Алиев рассказывал байки. Улугбек по — национальности был казахом. Он служил в рядах советской армии в Липецке на военном аэродроме. Был он кинологом, то есть вожатым служебных собак. После, женившись на русской девушке, остался на сверхсрочную, получил квартиру и, заведя шестерых детей, обрусел. Потом судьба привела его на работу в милицию. Про себя он говорил так: «Глаза — узкий, нос — плюский, я совсем как русский». Байки Улугбек любил рассказывать про своего армейского начальника майора Лыкова по кличке Лом.

— Представляете, парни, — заливался Улугбек соловьём, — ушёл он на пенсию, это про Лыкова, приехал на своём «Москвиче» в часть по каким — то кадровым делам. Вышел из штаба, сел на пассажирское сиденье, достал газету и читает. А сам на часы поглядывает и головой качает. Мол, где же водитель? Все ходят и ржут над ним. Двадцать минут сидел, потом вспомнил, что на пенсии, пересел на водительское место и уехал.

А ещё был такой случай: с вечера Лом выпил лишнего и заночевал у себя в кабинете, он всегда так делал, жена у него слыла брюзгой. Выпив много, он говорил: «Останусь в части, не хочу слушать ночную лекцию о вреде пьянства». Так вот, к сути — Лом был человеком довольно преклонного возраста, поэтому, постелив у себя на рабочем столе и раздевшись, впал в кому. А ночью, захотев в туалет, не смог проснуться. Встав утром и, увидев на столе продукты своего вчерашнего застолья, он понял, что случилось страшное. Надо что — то делать: он, отрывая по клочку газеты, брал кусочки своих экскрементов и по чуть — чуть выбрасывал их в форточку. Окончив это мероприятие, он вышел на крыльцо и, сделав строгое лицо, говорит мне: «Алиев, ты за своими собаками лучше смотри! У меня под окном нагадили. Иди, убери за ними, а то воняет!».

— А ты ему что, ну что сказал то? — ребята в кузове изнывали, готовясь к финалу.

— А что я? — Улугбек выдержал паузу, почти по Станиславскому, — говорю — товарищ майор, я четыре года с собаками работаю, но ещё не видел, чтоб они задницу бумажками вытирали.

Ребята в кузове попадали на пол и только стонали от смеха.

Сергей выглянул из кузова. Караван дружно двигался по равнине. Лакха Невре — прочитал он на мелькнувшем дорожном указателе. В переводе на русский это означало Верхний Наур. Теперь можно было немножечко расслабиться. Равнинные чеченцы, которые живут на территориях Наурского и Надтеречного районов всегда были лояльны к русским. Даже во времена правления Масхадова — они считались оппозицией и ратовали за мирные отношения с Россией.

Рядом с Петькой Кулёминым, молча сидел старший прапорщик Валерка Чумаков. Сергей вспомнил Валеркины похождения и усмехнулся. Валерик был немного грубоват, но всегда бодр и весел. Всех симпатичных девчонок он называл одноклассницами. Если ему поверить то его школьный класс состоял, как минимум, из тысячи человек. Он мог спросить у проходящих мимо девушек: «Девчата, а как с вами в баню сходить?». И услышав в ответ: «Никак!», обиженно кинуть вслед: «Ну и ходите грязными!».

Ещё, как — то патрулируя по городу на УАЗике, он увидел знакомую девушку с подружкой и решил обозначить своё присутствие. Он открыл дверь автомобиля и крикнул: «Эй, двое, быстро ко мне!». Девчата газанули с низкого старта и, не оглядываясь, скрылись за горизонтом. Валера не смог догнать их даже на машине. И сколько он не кричал им вслед: «Да, пошутил я. Пошутил!». Девушки не слышали его и подбегали, наверное, к канадской границе.

Лето в том году выдалось очень жарким. Асфальт плавился. Весь город на выходных скапливался на реках, прудах и других водоёмах. Зной клубился в воздухе, а у воды можно было насладиться прохладой. Сергей с Элей расположились на пляже под раскидистыми ветвями большого вяза. Сергей поднял голову и осмотрелся по сторонам. Олежка в ярко — салатовой бейсболке крутился у воды с другими ребятишками.

Сергей достал баклажку с пивом и отхлебнул глоточек. Эля переворачивалась с живота на спину и занималась своим любимым делом — принимала солнечные ванны.

Вдруг невдалеке у выезда с пляжа раздался специфический визг тормозов, такой звук издавал только милицейский ПМГ.

Сергей повернул голову и внимательно огляделся по сторонам, может, случилось чего? Но пляж жил своей жизнью: вокруг загорали, купались, играли в карты, перекусывали, малыши с визгом и хохотом бросались в воду. Никакого постороннего шума.

— Серёж, это не ваши? — Эля с тревогой смотрела в ту сторону, поднеся руку козырьком к глазам.

— Да, похоже наши парни.

На дверце милицейского УАЗика, выкрашенного в жёлто-синие цвета, были нарисованы: чёрный щит с мечом, под ними красовалась надпись — ОМОН.

Из машины вышел дежурный по отряду старлей Ванька Бокарев и начал оглядываться по сторонам.

— Вань, что случилось? — спросил Сергей, подходя к автомобилю.

— О, Серый, хорошо, что подошёл, а то солнце в глаза, ничего не вижу. Да и как тут кого-нибудь разглядеть в такой толпе. Собирайся, дружище, и мухой дуй на базу. У нас тревога.

— Не знаешь что там?

— Вроде бы, шифротелеграмма из Москвы пришла, объявили шестичасовую боевую готовность. Начали по телефонам звонить, да разве кто в выходные дома будет сидеть? Вот командир и разослал дежурные машины по всем пляжам и паркам города. Здесь наших не видел?

— Как же! Там на солдатском пляже за трубой Женька Свешников и Юрка Данилов, а на островке Борька Иванов с женой и детишками. Хочешь, я на островок сгоняю, пока ты ребят на солдатском пляже искать будешь?

— Нет, Серёга. На островок я водителя пошлю, а ты давай на базу, там офицеры в первую очередь нужны — собирать свой личный состав.

Сергей подошёл к жене, которая по его встревоженному виду уже всё поняла и сворачивала пляжные полотенца.

— Чего там, Серёж?

— Не получился у нас уик-энд, мать. Собирай пацана и домой. Подготовишь мне вещмешок. Всё как обычно. Не в первый раз.

— Покушать купить?

— Возьми, а то вдруг не успею. В дороге пригодится. Видно что-то серьёзное случилось.

Сергей поцеловал жену и, прыгая на одной ноге, долго не мог попасть в штанину.

На базе ОМОН собралось уже много ребят. То и дело приезжали машины, привозя кого-нибудь из парней. Все были легко одеты. Ясно: кого забрали с пляжа, кого с дачи.

Офицеры смотрели новости по телевизору. На голубом экране мелькали невесёлые кадры: незаконные бандитские формирования Хаттаба и Басаева вторглись в кадарскую зону Республики Дагестан и завладели сёлами: Карамахи, Чабанмахи, Рахатта.

Сергей встретился взглядом с Саней Слободиным.

— Где-то там и мои Войска Дяди Вани хлопочут, — Саня нервно закурил.

Сергей вдруг увидел своего одноклассника Алика Белова.

— Привет, Алый. А ты здесь, какими судьбами?

— Каким и ты, — Алик поправил дужки очков, — меня к вам медиком прикомандировали. Вообще — то не я должен был ехать, не моя очередь. Но меня вот быстрее всех нашли! — Алик неловко улыбнулся, как будто считая себя виноватым, что не уехал на выходные из города.

В школе Алик был тихим отличником. В старших классах особо ничем не выделялся. На улице не гулял, в общих шалостях не участвовал. Все знали, что он мечтает быть врачом и усиленно готовится к поступлению в медицинский институт, где уже два года на лечебном факультете училась его старшая сестра Варвара.

Так как Алик пошёл учиться с шести лет. Был он на полгода младше остальных одноклассников, меньше всех ростом, близорук, но очки носить стеснялся, поэтому садился всегда на первую парту. Его рыжая шевелюра, как маячок, светилась всегда рядом с учительским столом. Отец его был дальнобойщиком, поэтому зачастую его не было дома. Всё хозяйство и воспитание детей было возложено на мать Алика тётю Веру. Она каждый день провожала и встречала его из школы, была активным членом родительского комитета и осуществляла над Аликом тотальный контроль.

Потом пути Алика и Сергея разошлись, но от однокашников Сергей слышал, что Альберт без труда поступил в Воронежский медицинский институт, как золотой медалист, сдав один экзамен на пятёрку.

Встретив Алика через несколько лет в поликлинике УВД, Сергей был сражён переменами, произошедшими с его одноклассником. От его рыжей шевелюры не осталось и следа. На Сергея сверху вниз смотрел черноволосый богатырь, про которого можно было сказать — косая сажень в плечах. Вот только мягкий взгляд и очки на переносице говорили о его интеллигентной натуре. Алик занимал должность хирурга, причём от его коллег по работе Сергей слышал, что Белов — врач от Бога. Он мог найти общий язык с любыми пациентами, даже с пожилыми людьми и высоким начальством. Что, согласитесь, дорогого стоит, и не каждому под силу.

Отряд, построившись, ждал появления командира. Атаманов, нервно бросив в урну окурок, вышел к ребятам.

— Становись, — раздалась команда, — равняйсь, смирно, равнение на середину, — к командиру чётким строевым шагом шёл его заместитель майор Маликов, и подойдя на положенное расстояние — товарищ подполковник…

Но Атаманов оборвал его доклад, взмахом руки, повернувшись к строю, сказал просто:

— Вот какие дела, парни: уезжаем в командировку в Дагестан. На сборы всем три часа. Командирам подразделений сформировать резерв, вдруг кто-нибудь опоздает. В семнадцать ноль-ноль всем в форме стоять здесь же на плацу. Командиром сводного отряда назначен начальник штаба ОМОН подполковник милиции Звонарёв. Все организационные вопросы к нему.

— Аркадий Иванович, — раздался голос из строя, — за три часа не успеем собраться.

— Я всё понимаю, парни, надо успеть. Если чего-нибудь купить не успеете, выделим время на покупки либо в дороге, либо на месте.

Ребята разошлись готовиться к командировке.

— Серёж, — услышал у себя за спиной голос Алика Сергей.

— Чего, Алый? — Сергей обернулся.

— Серёж, можно я из твоего кабинета сестре позвоню?

— Валяй, какие проблемы?

Алик, набрав нужный номер, откашлялся, прикрыв трубку ладошкой.

— Варь, привет — это я. Варь я в командировку уезжаю. Да. В Дагестан.

Трубка в ответ что — то прошуршала.

— Я знаю, Варь, что только недавно вернулся. Больше некому. Кто если не я? — Алик, виновато улыбнулся, — ты только родителям ничего не говори, особенно матери. Знаешь ведь какая она у нас. Я сам по приезду оттуда с места им позвоню. Ну, всё. Пока.

Алик положил трубку.

— Серёж, у тебя какого — нибудь камуфляжа нет? А то у меня форма только синяя милицейская.

— Есть. Выделю тебе, братан, шикарный «склон» итальянский. Он мне как раз великоват немного, — Сергей хлопнул Алика по плечу.

Алик, просияв, отправился паковать вещи и готовиться к командировке, которая сделает его героем в памяти поколений, но отнимет у него самую малость — жизнь.

Винты транспортного самолёта громко гудели и поэтому, чтобы что — нибудь расслышать приходилось кричать друг-другу в самое ухо. Проходивший мимо ребят, Трофим Лямин весело рассмеялся: «Ну, ты, Пилюлькин, даёшь! Главное весь отряд построился, а он в строю стоит в белых кроссовках. У генерала чуть глаза на лоб не вылезли! Я думал — он в обморок упадёт. Ты бы ещё белые тапочки нацепил!» — и Трофим пошёл дальше по салону, там где — то из задней части самолёта слышался приятный водочный запах.

— Я думал ничего страшного. В командировках все так ходят, — Алик поднял взгляд на Сергея.

— Да, это моя вина, Алик, не предупредил я тебя. В командировке одно дело — ходи как тебе удобно. А вот у себя в городе: при отъезде, при возвращении — будь добр, встань в строй по форме — отглаженный, начищенный. Даже можно до синевы выбритым и слегка пьяным. Только не наоборот.

Алик рассмеялся.

— В горах в кроссовках поудобней будет, — продолжал Сергей, — хотя кому как. Берцы фиксируют ногу почти по всей голени, а там живых камней много. Так что в берцах, дружище, меньше риска ногу подвернуть или вывихнуть. Кому как не тебе — хирургу, это должно быть понятно.

Неподалёку от Алика с Сергеем сидели ребята из Воронежского ОМОНа, когда самолёт набрал высоту и гул турбин перешёл в тихий свист из воронежской части послышались аккорды гитарных струн и пение. Несколько парней выводили красивыми голосами песню. Сергей прислушался.

«Транспортный самолёт, вскинута апорель — полной загрузки ждёт выдохшийся апрель, Сводный отряд ОМОН прибыл в Махачкалу,  раненый батальон изрешечён в бою, Домой летит ОМОН, горы запомнят нас, Сводный отряд ОМОН — выполненный приказ»

— пели ребята.

Да, до дома было ещё очень далеко. Но борт приземлился именно в Махачкале, как в песне.

Глава 6

Подполковник милиции Звонарёв, или просто Палыч — как его называли ребята, построил отряд и довёл до сведения, что отряд делится на две равных части, половина будет нести службу в посёлке Дылым Казбекского района, а вторая часть в селе Новолакское Новолакского района Дагестана. Но это завтра, а сегодня всем отдыхать, тем же кто не успел купить необходимое даётся время сделать покупки.

Иван Павлович Звонарёв — начальник штаба отряда был из тех, кого называли отцом — командиром. Был он высокого роста, сухопар, чёрен, как цыган и очень отзывчив. Человеком он был прекрасным, к своим подчинённым требовательным, но в обиду их не давал никому. В милиции Палыч прослужил уже двадцать с гаком годков, но сохранил юношескую натуру и тонкое чувство юмора. В отряде его любили, а в нарды Палыча обыграть не мог никто.

Отношение местного населения к военным поразило Сергея до глубины души. Старуха — даргинка, торговавшая на рынке, наотрез отказалась брать с ребят деньги: «Возьмите так чего надо, солдатики. Ничего мне не надо. Вы сюда приехали меня защищать» — сказала она омоновцам. На улицах гражданские люди подходили к ребятам и засовывали в карманы деньги, если кто — нибудь отказывался, то очень обижались и рвали купюры на части.

Ночевали на взлётной полосе. Расстелили спальники, укрылись фланелевыми простынями, выставив по периметру боевое охранение. Не расслабляться ни при каких условиях — девиз всех отрядов особого назначения, а особенно если в пятидесяти километрах к югу громыхает война. Спать было невозможно — за день асфальт на взлётке раскалился докрасна. Когда же на землю опустилась ночная прохлада от него пошли испарения. Чувство было такое, что находишься в сауне. Сергей, проворочавшись полночи с боку на бок, махнул на сон рукой и, поднявшись, пошёл проверять посты — время дежурства было его боевого взвода. На первом посту службу нёс Вадим Вахромеев — детина двухметрового роста. Сергей, увидев его богатырскую фигуру, улыбнулся, вспомнив смешной случай из жизни Вадима.

А дело было так: в начале девяностых годов, во время первой чеченской, сотрудники ОМОН круглосуточно дежурили на всех въездных блокпостах в город. Два сотрудника дорожно-патрульной службы ГАИ и один омоновец — наряд на КПП. В то время существовало такое правило — омоновец прикрывает ГАИшников, а те досматривают транспорт. Причём в обязанности последних входило плотно накормить своего боевого товарища. Проедет хлебовозка — скинет пару батонов, повезут молоко — отольют трёхлитровую баночку, пропылит старенький ГАЗОНчик с мясокомбината — опять же пара палок колбасы для любимых инспекторов. Кто ж с ними ссориться хочет? Они тут каждый день стоят, а ты каждый день здесь ездишь.

Вадим заступил на КПП с вечера, ближе к полуночи ДПСники погнались за машиной, которая проехала через блок-пост и не пожелала остановиться. Прошло уже около сорока минут, а их всё не было на месте. Вадим нёс службу в одиночку, важно прохаживаясь вдоль поста. Через пять минут его желудок начал прилипать к позвоночнику. А ещё через пару минут он понял — сейчас он упадёт в голодный обморок, а потом наступит мучительная смерть. Он даже поёжился, так ему стало неприятно. В его планы не входило погибнуть во цвете лет. Вадим начал оглядываться по сторонам, ища глазами мимо проходящий транспорт — авось у водителя в багажнике заваляется маленький кусочек сальца. В животе у Вадима заурчало, он принял это как руководство к действию. Как назло дорога умерла — никакой даже самый маленький и плюгавенький «Запорожец» не пылил по ней. Вадим почувствовал, как у него закружилась голова, и понял — началось. Он выше на середину дороги посмотрел направо потом налево — никого. И вдруг, о счастье, со стороны дамбы упали на шоссе лучи дальнего света большегруза. Вадик пошёл ему навстречу, сигнализируя автоматом — водитель стой. Водитель фуры оказался простым эстонским парнем и так, как от природы был законопослушным гражданином — принял вправо, остановился и приготовился предъявить сотруднику милиции права, ПТС и транспортную накладную.

— Сало есть? — ошарашил его Вадим.

Возникла довольно длительная пауза — файлы эстонца не сходились.

— Сало есть? Я тебя спрашиваю? — повторил свой вопрос Вахромеев.

— Сал-ла ньет, есть тол-лько кур-ра! — пробормотал водитель.

— Давай, — рявкнул Вадик и, получив банку консервов, махнул рукой — Проезжай.

Эстонец, ничего не поняв, нажал на гашетку и продолжал путь, думая: «Что же это за страна такая? Где все знают про военную тайну, но никогда не поймут буржуины в чём она».

Проверив Вахромеева, который бдил как положено, Сергей направился на другой пост, где стоял его хороший приятель — милиционер-водитель Валька Топорков. Валентин дремал, обняв автомат и присев на бугорок, поросший верблюжьей колючкой.

— Спим? — спросил он, подойдя и присев рядом.

— Да, доктор, испытываю проблемы со сном: правда вечером ложусь рано, утром встаю поздно, но весь день ворочаюсь и не могу уснуть, — и Валька весело рассмеялся.

Валентин Топорков был невысок ростом, сухощав как мальчишка, коротко подстрижен. Улыбка не сходила с его лица, а серые жизнерадостные глаза постоянно таили усмешку. Сергей подружился с Валентином на почве меломании. Оба с упоением слушали «Роксетт» и песни группы «Воскресенье». Валька в любой ситуации что-нибудь напевал и был готов схохмить в любую секунду.

Как — то патрулируя на автомобиле, водителем которого был Топорков, по городу Сергей услышал в эфире позывной одного из райотделов милиции.

— Я «Нева», я «Нева», кто из патрульных автомобилей находится недалеко от проспекта Мира?

— «Бархан» на связи, мы недалеко, что случилось? — ответил Сергей в рацию, думая, что совершено какое-нибудь дерзкое преступление.

— «Бархан!» — обрадовано заскрипела рация, — срочно проехайте по адресу: Мира дом. 7, там, на чердаку кто — то топаеть и хлопаеть.

Валентин, находясь за рулём, покатился со смеху, ему даже пришлось притормозить и продышаться. Он взял рацию и ответил:

— А может это полтергейст?

В эфире возникла пауза, после чего рация ответила: «Если не хотите, не ехайте, зачем же непонятными словами обзываться? Щас позвоню вашему командиру и пожалуюсь на вас. Правильно вас все гоблинами зовут».

Тем же летом Сергей со своими товарищами был направлен в командировку в один из районов, который находился на стыке трёх областей. Проблема состояла в том, что в районе находилось много скотоводческих хозяйств. Гастролёры из соседних областей появлялись в коровниках и свинофермах под покровом ночи. Действовали очень дерзко и ловко. Уводили скот, причём были хорошо оснащены и исчезали как призраки.

Начальник местного райотдела милиции на оперативных совещаниях в управлении только руками разводил: «Уж чего мы только не придумывали, — горестно говорил он, — и засады на ночь выставляли, и на усиленный вариант несения службы переходили, устраивали беседы с местным населением, чтоб помощь оказывали. Всё напрасно. Они в другом месте появляются. Как чувствуют».

— Чувствуют, говоришь, — генерал чиркнул зажигалкой, поднеся её к сигарете, — а может, кто из твоих их координирует?

— Нет, товарищ генерал, я в своих людях уверен. Разброс хозяйств очень большой, а сотрудников у меня не густо.

— Понятно, если не густо — поможем, — и, обращаясь к Атаманову, генерал сказал, — Аркадий Иванович — записывай, выделить патрульный автомобиль и наряд милиции, состоящий из офицеров, в количестве пяти человек. Пусть неделю колесят по району, а гастролёров этих из-под земли достанут, — затем, повернувшись к начальнику райотдела, продолжал, — А тебе, мил-друг, обеспечить их бензином, жильём и питанием.

— Что Вы, товарищ генерал, встретим и разместим как родных. Только пусть ребята постараются, мы в долгу не останемся — обрадовался тот.

Машина быстро несётся по направлению к Кобринскому району, Валька Топорков, крутя баранку, опять что-то напевает. Сергей назначен старшим группы, он сидит рядом с водителем, на заднем сиденье дремлют ещё трое офицеров.

Работали омоновцы по ночам, днём отсыпались. Колесили по всем дорогам и весям, останавливали и досматривали транспорт, особенно грузовой, проверяли охранников на фермах.

— Дык чо, робяты? — говорил пожилой скотник, прикрывая рот заскорузлой натруженной ладонью с грязными ногтями, — нам, почитай, третий месяц зарплату не плотют. Чо ж убиваться на работе?

— Однако, отец, на выпить водки у тебя денег хватает, — говорил ему Валька.

— Простого человека, всяк обидеть может, — говорил скотник и, обиженно отворачивал голову, — вам по службе положено, вы этих ворюг и ищите.

И ребята искали, за четыре дня было раскрыто около семи преступлений: в отдел доставляли браконьеров, которые ловили рыбу электроудочкой.

Были такие лихие парни — от аккумулятора кидают два провода на специальное оборудование и в воду. Почище, чем глушить. Рыбы, у которой от разряда лопался пузырь, всплывало много, но потом на этом месте вся живность восстанавливала жизнедеятельность только спустя несколько месяцев.

Доставляли большегрузы, перевозящие незаконно цветной и чёрный металл. Привозили пьяных дебоширов и мелких жуликов. Но гастролёров поймать не могли.

На пятый день командировки Валька проснулся как обычно первым. Потряс за плечо Олега Истрина.

— Вставай, Олежка, тебе Билл Клинтон звонил.

— Что? — ничего не понимая спросонок, бормочет Олег, и, поняв, что Валька подтрунивает над ним, улыбается, — Валь, лучше метнись и приготовь Кофи Ананд.

— Есть такое дело, — Валька, быстро встав, почапал на кухню.

Все проснулись, вместе сидят и пьют чёрный, как смоль кофе, заедая его бутербродами с колбасой.

— Пацаны, а у меня ведь нынче день рождения, — отхлёбывая горячий кофе, говорит Валька.

— Чо, правда? — вскакивает со стула Олег Истрин, — и сколько стукнуло?

— Двадцать семь, — Валентин пожал плечами.

— Отставить бутерброды, — Сергей решительно хлопнул себя ладонью, — план такой: Валентин, заводи машину с Юркой дуете за продуктами, я с остальными готовлю место.

Место для празднования дня рождения выбрали очень живописное. На берегу озера.

Готовили шашлык, пели песни, поздравляли Вальку. Он вытащил магнитофон из машины и включил на всю катушку свой любимый «Роксетт». Спиртного не пили — Сергей запретил. Сегодня в ночь предстояло крайнее дежурство. Завтра пора была домой.

Вечером Валька повернул к Сергею счастливое раскрасневшееся лицо:

— Серёг, всякие у меня дни рождения были, но такого весёлого ещё не было. Вот бы всегда так.

После двадцати трёх ноль ноль отделение на патрульном автомобиле выехало на охрану общественного порядка в районе.

Через три часа патрулирования автомобиль подъехал к одной из отдалённых ферм. Оставив машину на шоссе, парни выдвинулись в пеший патруль, чтобы незаметно проверить подступы к коровнику. Валентин остался в машине. «Слушай рацию» — сказал ему Сергей. «Да, чё там может случиться, быстрей проверяйте сторожей и поехали. Нам ещё сегодня пол — района проколесить».

Парни тихо подходили к ферме, вдруг их внимание привлёк грузовой автомобиль, стоящий в рощице, двигатель его тихо работал. За лобовым стеклом красным огоньком виднелась зажжённая сигарета. Со стороны фермы послышалось громкое мычание.

— Так, парни, кажись оно, — Сергей нервно поправил, берет на голове, — машина никуда не денется. Олег Истрин со мной. Мы заходим спереди. Дьяконов и Варварин обходным маневром заходите сзади. Пока мы себя не обозначим — сидеть как мышки. В случае чего — прикроете.

Достав рацию, Сергей сказал: — Валька, не спать — готовность номер один.

Сергей с Олегом тихо двинулись к ферме. Фонари не горели, только где — то внутри виден был приглушённый свет.

Омоновцы возникли как из — под земли.

— Всем на пол, руки за голову, работает ОМОН, — страшным голосом прокричал Олег.

Люди, которых оказалось трое, выводившие двух бурёнок, в ужасе попадали на землю. Такого развития событий они никак не ожидали. Только мычали как объект их преступления, потеряв дар речи.

Сопротивления никакого не оказывали и безропотно дали себя связать. На помощь подоспели Дьяконов и Варварин. Когда выводили грабителей с фермы, раздался выстрел, дробь просвистела у ребят над головой. Грузовая машина резко газанула и взяла старт по узкоколейке.

— Ушёл, мерзавец — Олег, доставал ПМ из кобуры.

Но тут на пути у грузовика возник ПМГ, Валентин включил проблесковые маячки и сирену. Водитель грузовика, выскочив из машины, бросил обрез в поле и попытался сделать ноги, но Валька быстро догнал его и, опрокинув на пашню, начал защёлкивать на его запястьях наручники. Сергей, подбежав к нему на помощь, осветил лицо бандита карманным фонариком. На него со злостью смотрел их давешний знакомый скотник.

— Ну, вот и свиделись, батя. Я сразу тебе сказал: на выпить водки у тебя деньги есть. Но я отучу тебя от этой пагубной привычки лет на семь, — тяжело дыша, сказал ему Валька Топорков.

Вторую ночь омоновцы провели в спортзале Махачкалинского Государственного Университета. На третий день 25 человек, во главе с подполковником Звонарёвым, колонной уезжали в посёлок Дылым.

Вторая половина отряда вертушкой была доставлена в село Новолакское. Старшим группы был назначен майор Слободин. Выгружая вещи из вертолёта, Сергей обратил внимание, как из ущелья, находившегося неподалёку, дохнуло осенней сыростью. Со стороны села неслись другие запахи: спелых дынь, гари, кизяка и свежеиспечённого лаваша.

Село Новолакское приютилось у подножия большого терского хребта, протяжённость населённого пункта была около километра. С другой стороны вниз уходил глубокий склон, на дне которого катила свои немногочисленные воды речушка Яман-Су.

Поселили ребят в спортзале средней школы. Невдалеке высился небольшой минарет местной мечети. По утрам мулла будил парней призывом к утреннему намазу.

В первый же день отряд посетил начальник Новолакского райотдела милиции майор Вахаев, он пожал руку Слободину и сказал:

— Будете нести патрулирование по селу в ночное время, день наш, плюс блок-посты на въездах в село — их два. В случае чего в обиду вас не дадим. Бандиты далеко, а вокруг вояки в два кольца. Оружия у нас достаточно — отобьёмся если что. Боеприпасов вам завтра подкинем.

Патрулирование несли в ночное время нарядами по три человека. На КПП стояли по четверо. На охрану спортзала по периметру было выставлено три круглосуточных поста.

Обстановка была спокойной, на ночь село вымирало и только собаки лаяли на, проходивших мимо, милиционеров.

Есть — омоновцы ходили в столовую, расположившуюся почти в самом центре села.

Как — то вечером Слободин подошел к Сергею и Алику.

— Ребят, у вас, когда дни рождения?

— Зачем тебе, Сань? — повернувшись к нему, спросил Сергей.

— Да, вот делаю список общий. В Хасавюрте обещали премию каждому на днюху. Так когда?

— У меня не скоро, в апреле. А Алька вообще в солнечном январе родился. Правильно, Алый?

— В солнечном январе и в солнечном Магадане, — подтвердил Алик.

— Всё ясно, — Слободин повернулся на шорох, возникший в спортзале, — смотрите!

В зал залетел голубь, ребята пытались поймать его. Вокруг царило всеобщее веселье, каждый давал друг — другу советы.

Проворней всех оказался Валька Топорков, он бережно взял птицу и, выпустив на волю, долго смотрел ей вслед, приставив ладонь козырьком к голове.

— Чуть птицу не помяли, черти, — хмуро проговорил он.

Потом многие говорили, что залетевший в дом голубь — плохая примета. Но Сергей в приметы не верил. Несколько раз, попав под молотки, он надеялся только на себя, Господа Бога и Ангела — хранителя.

Четвёртого сентября выдался пасмурный денёк. Ребята ходили невесёлыми, обычных шуток не было слышно.

— А ведь у меня завтра именины, — Ришат Валеев хмуро выстругивал деревянный кинжал для местных ребятишек, с которыми уже успел подружиться.

— Не волнуйся, Ришат, у меня подвязки в небесной канцелярии, я за тебя похлопочу. Обещаю завтра солнышко, — смеясь, ответил Алик Белов.

Трофим Лямин подошёл к Сергею: «Серый, может по пять капель?»

— Неохота чего — то, — Сергей сел на корточки.

— Сегодня с нами ты не пьёшь, а завтра Родине изменишь, — процитировал Трофим свой девиз и отошёл в сторону, ища собутыльников в другом месте.

В ночь на КПП при въезде в село заступали Коля Столбов, Саня Васюков и Игорь Торбин.

Рано утром пятого сентября Алика Белова разбудил дневальный.

— Доктор, там мальчишка прибежал, говорит женщине какой — то плохо. Вставай — посмотри, может что — то серьёзное.

Алик спросонок протёр глаза, взял медицинскую сумку и двинулся к спящему Сергею.

Ванька Бокарев — командир взвода поймал его за штанину: «Не буди — пусть поспит. Он сегодня всю ночь посты проверял. Я с тобой схожу, заодно проветрюсь и службу посмотрю. Под утро сон самый сладкий. Как бы не поснули мои казачки».

У дверей их поджидал юркий маленький мальчишка.

— Что там случилось? — Алик строго посмотрел на него.

— Пойдём, уважаемый, тётка совсем плохой, вай — уляй! — и мальчишка прищёлкнул языком.

— Ну, пойдём — там, на месте определимся, — и Алик, мотнув головой, вышел в дверной проём. За ним следом шагнул Иван.

Они не знали, что рано утром, обойдя по козьим тропам все воинские кордоны, в село вошли полторы тысячи отборных псов полевого командира Руслана Гелаева.

Из — за гор светило солнышко, день обещал быть погожим и ясным, как и обещал Алик.

Глава 7

Как только ребята вышли за околицу, мальчишка исчез. Алик оглянулся по сторонам.

— Куда идти то? Может туда в сторону мечети, вроде он туда смылся.

За каменным забором у них за спиной выросли двое парней в разгрузках и с оружием. На груди одного из них висела рация «Кенвуд». Парни были славянской внешности. Они резко сняли автоматы с плеча Алика и Ваньки. Один из парней упёр воронёный ствол АКСУ в спину Алика. Второй, улыбаясь, крутил в руке СВД.

— Вы чё, парни? Кто такие? — Иван с недоумением смотрел на них.

— Здорово ОМОН! — один из парней, смеясь, ткнул в нарукавную нашивку Ивана, — иди туда к мечети!

Около мечети сидел снайпер и, взяв Алика с Иваном на мушку, скалился. Принадлежность этого не вызывала у ребят сомнения, чёрная борода, смуглая кожа и зелёная повязка с арабской вязью на голове говорили сами за себя.

Иван, ловким движением отсоединив рожок от СВД, оттолкнул в сторону ствол и, крикнув: «Алик, беги!» — кинулся по направлению к расположению отряда.

— Надо предупредить, только бы успеть, только бы успеть, — вертелось у него в голове.

Но Алик не успел убежать, один из парней крутил ему руки, навалившись всем телом. Второй от бедра, не целясь, начал вести огонь вслед по убегающему Бокареву.

Первая пуля попала Ивану в голову. Он, сложив руки по швам, упал. По темени потекло что — то липкое.

— Всё, я убит, — пронеслось у него в голове, — но если я думаю, значит, я ещё жив.

Иван поднялся и вновь побежал к спортзалу. Вторая пуля пробила почку, третья — печень. Бокарев, собрав всю волю в кулак, из последних сил ввалился в расположение отряда.

— Ребята, тревога — там… — прохрипел он и упал, потеряв сознание.

В это время трое ребят, которых сменили на КПП местные милиционеры, возвращались в село по просёлочной дороге. Идти предстояло ещё пару километров. По дороге в село ехала старенькая «копейка». Молодой водитель хотел объехать ребят, но Николай Столбов перегородил дорогу.

— Чего хотели, уважаемые? — водитель, притормозив, высунул недовольное лицо.

— Подбрось до села, бача! — попросил его Игорь Торбин.

— Могу только двоих, у меня машина старая. У вас вон ещё бронники, да оружие. Тяжело ей будет, а у меня и так диски стёрлись.

Парни, посовещавшись, решили: «Ладно. Спасибо, бача. Ехать или всем, или никому».

Водитель, хлопнув дверью, продолжал путь, а ребята двинулись в село через кукурузное поле. Это небольшое недоразумение спасло им жизнь.

Подходя к селу, они услышали звуки ближнего интенсивного боя. Пули свистели над головой. Поэтому, всё сразу поняв, и быстро окопавшись, они решили — пока находимся здесь, но при первой же возможности прорываемся к своим.

А в селе уже вовсю шёл бой. План «гелаевцев» захватить ОМОН врасплох провалился.

Сначала спортзал был обстрелян из автоматического оружия. Затем, собравшись скопом вокруг, бандиты предприняли психологический ход. Воздух потряс многоголосый хор: «Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! Аллаху Акбар». Даже у самых смелых по спине побежали предательские мурашки.

Потом в ход пошли гранатомёты. Три «шайтан-трубы» взвыли и выпустили заряды по зданию. Один заряд прошил спортзал насквозь, два других завязли в кирпичной кладке в три ряда — большая редкость для Дагестана. Хоть маленькая, но удача.

Ребята, не стушевавшись, давали сдачи. Это как в драке: сначала страшно, а потом входишь в раж и уже, глядишь, привык.

Сильно высовываться не давали снайперы. Встав в круговую оборону, омоновцы отстреливались. Не обманул майор Вахаев, вовремя подкинул боеприпасы. Ох, как они пригодились парням в этот солнечный сентябрьский день.

Саня Слободин руководил обороной, он чувствовал себя как рыба в воде. Сергей, взглянув в его лицо, увидел неподдельную бесшабашную удаль. У стены на гимнастических матах лежал, наскоро перевязанный, Иван Бокарев. Кто-то из ребят вколол ему три шприц-тюбика «промедола». В его глазах, подёрнутых поволокой, клубился туман.

— Где доктор? У нас раненый! — крутя головой, крикнул Слободин.

— Да он с Бокаревым уходил посты проверять, — ответил кто-то.

— Всё понятно! Хамарев, вот так, дружище, из подствольника надо, вот так, — руководил Слободин уже другим крылом обороны.

Володя Аникин находился в центре зала. Под градом пуль он таскал цинки с патронами то в один конец, то в другой. Юрка Зайцев, как эквилибрист, примостившись под потолком, аккуратно бил из СВД. Когда он убирал винтовку в сторону, у него под глазом был виден синяк от отдачи прицела.

Пашка Хамарев, приноровившись, беспрерывно запускал в окошко ВОГи из подствольного гранатомёта. Архип Мишин, замаскировавшись у амбразуры, простреливал всю улицу слева. Сделав удачный выстрел, он подмигивал своему другу Серёге Рыкову, который держал правую сторону.

С учётом трёх, оставшихся в кукурузном поле, одного раненого и одного попавшего в плен, в спортзале вели бой двадцать человек.

Вначале «духи» попёрли буром, но, потеряв убитыми около десятка человек, отскочили и приступили к длительной осаде. В бою обычно обороняющиеся теряют одну треть, остальные потери приходятся на долю нападающих.

Тем временем лазарет липчан пополнялся. Рядом с Бокаревым уже лежали Саня Весняков, раненый осколком в грудь и Юрка Зубов, получивший тяжёлую контузию. Юрка перестал ориентироваться в пространстве и только открывал рот, как рыба, выброшенная на берег.

Димка Викуленко, отстрелив голову «духу» высунувшемуся из-за стены, вытер рукой пот со лба. Лицо бандита разлетелось на куски, как гнилой арбуз.

Архип, стрелявший из калаша, остановился перевести дух. По улице то и дело перемещались бородачи. Во время короткого затишья через окна пробивались солнечные лучики, высоко в небе парил жаворонок, его весёлая песня заставляла усомниться: может это всё страшный сон?

Архип хотел что-то сказать Рыкову и почувствовал: по руке как будто ударили молотком. Он посмотрел на запястье — и вдруг из руки брызнула густая струя и забила фонтаном.

— Серёга, прикрой. Я перевяжусь, — успел он крикнуть своему другу. Но тот сам корчился от боли, получив осколок в бедро.

Сергей, примостившись у угла, простреливал длинный коридор на подступах к зданию. Рядом с ним расположился Валька Топорков. Сергей видел как он то и дело облизывает сухие губы.

Вечно весёлый Олег Остапчук крикнул Ришату Валееву: «Татарин, ты чё их, типа, всех на день рожденья пригласил? Ничо себе гости. Так и прут». И продолжал вести огонь.

Неожиданно в зале, как из воздуха возникла пожилая женщина с тазиком переспевших слив в руках.

— Ого, мать! Ты откуда взялась? — не поверил своим глазам Андрей Гаркушин.

— Я, уэто, тут всю жизнь хожу. Угошайтесь, — и старушка, поставив тазик на пол, исчезла, так же как и появилась.

В это время, связанного Алика привели к Руслану Гелаеву лично. Полевой командир неприветливо смотрел на Белова из-под чёрных бровей. Смуглый араб вытолкнул Алика на середину комнаты и бросил рядом с ним медицинскую сумку.

— Руки развяжите, — невозмутимо приказал Алик.

Гелаев, подняв брови, сделал знак своим нукерам. Подошедший сзади бандит, разрезал верёвки ножом. Алик размял руки и, достав из кармана очки, надел их на переносицу.

— Ты врач? — спросил боевик.

— Хирург, — ответил Белов.

— Это хорошо. Хорошо будешь лечить моих людей — останешься жив. Уведите его, — Гелаев взмахнул рукой.

Но Алик не собирался заканчивать диалог.

— Я не собираюсь здесь никого лечить.

— Как же так? — снова поднял брови Гелаев и, усмехнувшись, продолжал, — ты же давал клятву Гиппократа!

— Я давал клятву помогать людям, а не бешеным волкам!

— Это твоё последнее слово?

— Последнее, — отрезал Белов.

— Уведите его. Он сам сделал свой выбор, — сказал полевой командир своим людям. И когда увели Алика, продолжал: — Это были слова смелого человека. Убейте его быстро. Среди этих «хаски» есть настоящие джигиты.

Но арабы не выполнили приказ командира. Прежде чем расстрелять Алика, они отрубили ему кисти рук, не пожелавшие их лечить, не забыв снять с него дорогой камуфляж. Ровно полгода не дожил он до своего тридцатилетия.

Омоновцы потеряли счёт времени. Казалось, что прошло несколько суток, тем временем бой шёл около четырёх часов. Двое парней отстреливались, спрятавшись у сараев, расположенных во дворе школы. Держать связь с ними и координировать действия всей обороны по рации не представлялось возможным. У бандитов все радиостанции были со сканерами. При желании можно было поймать любую волну. Майор Слободин принял единственно правильное решение — он перемещался от наряда к наряду: где бегом, где ползком и руководил боем. Один раз снайпер прижал его к земле и не давал поднять голову в течение сорока минут. Слободин был вынужден лежать, прижавшись лицом к пыльной каменистой земле.

— Надо вставать, — проносилось у него в голове, — как там ребята?

И поднявшись, он резко — одним рывком, привалился к кирпичной стене. Когда он появился в спортзале у ребят как будто «камень с души свалился».

— Товарищ майор, а мы думали ты уже того, — на него, улыбаясь, смотрел Олег Остапчук.

— А? — не понял Слободин, а, поняв, улыбнулся в ответ, — нет, Олег, рано мне ещё. Вот выведу вас отсюда, тогда рассмотрим этот вопрос.

Тем временем в бою возникло затишье, вероятно бандиты решили пообедать. И вновь сентябрьское солнышко начало трепать нервы ребятам. Очень хотелось проснуться. Жить была охота, хоть помирай.

— Олег Остапчук, — крикнул невдалеке голос с сильным кавказским акцентом, — выходи. И друзей своих выводи. Кладите оружие и уходите. Мы вас не тронем.

— Откуда знаешь меня? Вроде бы баранов мы вместе не пасли! — ответил ему Остапчук.

— Мы всех вас знаем. Выходите, — продолжал голос.

— Нет, зёма, мы это уже проходили! Попробуйте сами сюда войти, — ответил за Олега Володя Аникин.

Через полчаса бой вспыхнул вновь. Бандиты вели интенсивный огонь со всех направлений, на минарете мечети засел снайпер, сбить его оттуда было невозможно.

Двое парней со двора школы перебрались в спортзал, их начали обходить с тыла.

— Николаич, — один из них Егор Юрченко обращался к Слободину, — там, в стороне райотдела тоже бой идёт, по ходу местные одну улицу полностью контролируют. На ней боевиков не видно.

Слободин собрал офицеров в кучу: «Парни, я вот чего миркую. Прорываться нам надо к райотделу. У них здание помассивней, да и боеприпасов побольше. Вы что думаете?»

— Ты уверен, что там ещё есть живые и райотдел не захвачен? — спросил лейтенант Лев Орехов.

— Уверен! Я рацию слушаю. Они уже несколько раз помощь из центра запрашивали.

— Сань, по дороге потери могут быть, — сказал Володя Аникин.

— У меня выбора нет. Я могу всех потерять, — Саня вытер пот со лба.

Выходить решили мелкими группами. По два-три человека. Сначала выносили раненых. На прикрытии были задействованы Игорь Юханов и Валька Топорков. Они были на улице и смотрели в разные стороны. Когда перенесли почти всех, и остался только Бокарев, Валентин заметил со стороны зелёнки высунутый ствол, который был направлен на ребят, выносивших Ивана. Валя встал в полный рост, пожертвовав собой ради товарищей. Пуля снайпера попала ему точно в висок. Топорков медленно опустился на колени, бережно положил автомат на землю и лёг сам, повернув голову в сторону дома, где его не дождались родители, жена и маленькая дочка.

Отряд по улице, от двора до двора добрался до райотдела, где их заметили и прикрывали огнём. Дагестанцы встретили липчан достойно.

— Ничего, парни, скоро помощь прибудет. По рации обещали, — подбодрил их Вахаев.

Узнав, что у Ришата день рождения, дагестанские братья откуда-то достали Шампанское и шоколад и поздравляли, засмущавшегося Валеева.

Ближе к вечеру к райотделу прорвались две БМП. Капитан — войсковик торопил ребят.

— Парни, могу эвакуировать только раненых, для остальных места не хватит. Собирайтесь.

— Не торопись, — сказал Вахаев, — я думаю — тебя беспрепятственно пропустили только для того, чтобы на обратном пути сжечь с грузом. Выбираться будешь козьими тропами. Видишь ту дорожку? По ней махнёшь.

Ребята загрузили в БЭХи раненых и, на всякий случай, попрощались друг с другом.

БМП, газанув, уехали в темноту.

В это время в одном из кабинетов райотдела раздался телефонный звонок. К трубке подошёл Юрка Зайцев. После первых же слов он не поверил своим ушам. До отдела дозвонился, кто бы вы думали? Аркадий Иванович Атаманов — вот кто!

— Алло, Аркадий Иванович! У нас? У нас всё нормально, ха-ха! Вокруг боевики, ха-ха!

Связь была плохой, но расслышать было можно. Юрка подавил нервный смешок.

— Кого? Слободина? Сейчас позову.

Но в это время связь пропала. Боевики, догадавшись, перерезали телефонные провода.

А БМП попали в засаду. Под плотным огнём, объятые пламенем, всё — таки они вырвались из кольца окружения. Когда по броне перестали цокать пули, ребята выбрались, огляделись и по вспаханному полю двинулись в сторону шоссе. Иван Бокарев, оттолкнув руки, пытающиеся его поддержать, взявшись за живот, пошёл сам. Через два часа пути они услышали голоса. Упав на землю и приготовившись принять свой последний бой, они поняли, что встретились с местными ополченцами, которые тут же вызвав медицинскую помощь, отправили их в Хасавюрт.

На подступах к отделу шёл бой, уже не один десяток правоверных выстроились в очередь на свидание с Аллахом. Местные ребята и дагестанские милиционеры, стиснув зубы, отбивались из последних сил. Вот тут то бандиты вспомнили о вере.

— Братья — мусульмане, — донеслось с улицы, — мы не хотим с вами воевать. Нам нужен «русский Ваня». Выходите, сдавайте оружие, и мы вас не тронем.

— Русские здесь, чтобы защитить нас, а вы пришли как враги. Лучше мы умрём вместе с ними, — ответили дагестанцы бандитам.

Под покровом ночи Вахаев отозвал Слободина в сторонку.

— Вот что, майор, помощи, как видно мы не дождёмся. Давай-ка выбираться сами.

— Я готов тебя выслушать, — волнуясь, ответил Саня.

— Есть один человек чеченец — акинец, он у нас в совхозе чабаном работает, знает все горные тропки. Обещал нас вывести.

— Человек проверенный?

— А у тебя есть выбор? Только здесь кому-то остаться придётся. Не поверят бандиты, если мы замолчим надолго.

Слободин, собрав ребят, рассказал им о предстоящем плане.

— Если чо, я могу остаться, ха-ха, — Юрка Зайцев опять начал нервно смеяться.

— Одного оставлю своего с тобой, — пообещал Вахаев.

Но тут в райотделе появились двое старейшин с охотничьими ружьями наперевес. Поговорив с Вахаевым, они сказали: «Мы пришли воевать вместе с вами, если вы уходите — мы останемся. Мы своё пожили, а вы молодые поживите ещё».

Милиционеры перелезли через каменный забор и по склону спустились к реке. С собой брали только оружие и боеприпасы. По руслу Яман-Су проводник незаметными горными тропами повёл их в горы. Уходили в сторону Чечни. Как потом выяснилось, на всех остальных дорогах боевиками были выставлены засады. Выдержав двенадцатичасовой бой, потеряв своих товарищей, грязный усталый отряд, после двух часов карабканья по горным кручам к рассвету вышел в районе села Новокули.

Все липчане были размещены в районной больнице Хасавюрта. Там же они встретились с уже прооперированными товарищами и командиром сводного отряда подполковником Звонарёвым. Только опыт и мастерство дагестанских врачей помогли выкарабкаться Ивану Бокареву. Из его тела хирурги извлекли две пули.

Местное население завалило ребят одеждой, обувью и продуктами. Фрукты в палатах не переводились. Всё своё они оставили в Новолакском. Там же остались деньги — по 22 рубля суточных, или как их называли правильнее «шуточных», которые ребята получили в Липецке перед отправкой в служебную командировку.

На следующий день в Хасавюрт прибыл подполковник Атаманов.

Новолакское ещё восемь дней удерживалось боевиками. После взятия села командир отряда увозил раненых и тела погибших Алика и Вали в Липецк. Благодаря личным связям и заплаченным деньгам, удалось найти цинки, чтобы положить в них ребят. Цинковые гробы сварщик запаивал прямо на взлётной полосе аэродрома.

В Дагестане до сих пор помнят про липецких парней, превративших школьный спортзал в Брестскую крепость. А в селе Новолакское есть улица имени Липецкого ОМОНа.

По приезду в родной Липецк ребят встречали как героев. Все местные СМИ наперебой брали интервью и снимали сюжеты об омоновцах. Даже незнакомые люди из других городов присылали на адрес отряда восторженные письма и телеграммы. Только вот интенданты из управления были другого мнения. Где рации? Где обмундирование? Это, между прочим, предметы вещевого довольствия.

— Вы же могли принести разбитые рации, коль такое дело. Мы бы их списали, — обиженно говорил Слободину молодой капитан в зелёной форме.

— Какие разбитые? — заикаясь, спорил с ним Слободин, — уходили из окружения только с оружием в руках.

Министр внутренних дел Дагестана прислал начальнику УВД Липецкой области представления к награждению правительственными наградами. Алику Белову и Валентину Топоркову ходатайствовал о присвоении званий Героев России посмертно.

Александру Слободину и Юрию Зайцеву званий Героев России, остальным — Ордена Мужества. Погибших ребят УВД пропустило, а вот насчёт живых решило: хватит и двоих Героев. Достаточно Орденов Мужества — так решили милицейские чиновники, проведшие ту роковую ночь дома в тёплых постелях.

Валю и Алика хоронил весь город. Крепкие парни в камуфляжах едва сдерживали слёзы. Сергей плохо помнил события того дня. Помнил только, как в зале областного ДК к нему на грудь кинулась и разрыдалась их с Аликом классный руководитель Елены Леонидовна и жуткий крик на кладбище тёти Веры — мамы Алика: «Ребятки, миленькие, отомстите за моего сына. Заклинаю Вас!».

Алику и Вале посмертно присвоили звания Героев России. Их именами названы школы, спортивные турниры и улицы в городе.

Недавно Сергей встретил на улице своего одноклассника Сашку Мамонтова. Сашка горестно сказал: «Представляешь, Серый? Я с Аликом десять лет за одной партой сидел, а теперь вот квартиру приобрёл на улице его имени. Вот ведь как».

Ордена ребятам вручали 23 февраля. Вручал торжественно в зале коллегий УВД лично глава администрации области.

Тем же вечером в кафе ребята пили чарки, опустив в них серебряные ордена с, выгравированными на них двуглавыми орлами. Вдова Вали Топоркова Татьяна принесла Звезду Героя. Её опустили в большую чашу, и пили по глотку, передавая друг — другу по кругу. На следующий день отряд уезжал в очередную командировку в Северную Осетию…

Машина притормозила и приняла вправо. Сергей выглянул из кузова. С правой стороны дороги высились две пятиэтажки, с левой — расположился большой палаточный городок для беженцев. Станица Знаменская — отметил про себя Сергей. Впереди виднелся большой перекрёсток, на нём высился двухэтажный блок-пост. На всех четырёх направлениях выставлены шлагбаумы.

Все порядком устали, поэтому остановка длилась не более пяти минут. Колонна, обогнув кольцо, ушла в направлении села Братское.

Глава 8

Во Владикавказе ребят расселили в гостинице «Кавказ», расположенной в центре города, по соседству с Севера — Осетинским Государственным Университетом. Директор гостиницы — пожилой осетин часто ходил по этажам и осматривал своё хозяйство. На лацкане его чёрного пиджака поблёскивала звезда Героя Советского Союза.

Липчане жили на третьем этаже, на втором расположились: Сочинский и Саратовский ОМОНы, на четвёртом: СОМ МВД Республики Марий Эл и Республики Татарстан.

Службу несли на въездных блокпостах в город, а также проводили адресные проверки в Ингушетии и Чечне. Причём парни придумали республикам кодовые названия. Чечню называли Чехией, а Ингушетию — Словакией.

На военно-грузинской дороге пост был расположен у посёлка Чми. Невдалеке находился таможенный пост Грузии. Ребята сразу же подружились с грузинскими пограничниками.

— Хотите? Можем Вас пропустить Тбилиси посмотреть, — говорили липчанам погранцы, — только оружие у себя оставьте. Тут до Тифлиса часа два езды.

Вправо от поста уходило огромное Джейрахское ущелье. Оттуда по ночам постреливали в сторону нашего КПП.

По берегам Терека парни ловили раков. Их тут было великое множество. Надо было только переворачивать голыши, под ними обязательно шевелили усами несколько раков.

Владикавказ очень понравился Сергею. Город был очень зелёным и живописным. В центре его, на берегу бурного Терека, высился памятник герою гражданской войны Иссе Плиеву. Джигит пришпоривал горячего скакуна, вставшего на дыбы. Осетины — очень гостеприимный народ относились к омоновцам дружелюбно, как умеют встретить гостей на Кавказе.

Мобильный отряд МВД России на территории Республик Северная Осетия (Алания) и Ингушетия находился в здании Владикавказского высшего военного училища внутренних войск МВД РФ или, используя старое название училища — ОРДЖО.

Липчане также по графику заступали в ГБР (группу быстрого реагирования), которая выезжала на все происшествия.

Однажды, дежуря в ГБР, Сергей вышел на территорию училища и присел на скамеечку возле футбольного стадиона. Достав сигарету, Сергей приготовился прикурить её, но услышал сзади визг тормозов УАЗика. Из машины вышел человек в дорогом камуфляже, покрытом пылью. На его зелёных погонах были вышиты по две звезды. Сергей подскочил, как ошпаренный. Генерал — лейтенант показал рукой — садись, мол. И вынув сигарету, присел рядом.

— Почему в кроссовках, капитан?

— Разрешают нам, товарищ генерал, — и Сергей показал ему нарукавную нашивку ОМОН.

— Понятно, из каких краёв будешь? — продолжал генерал.

— Из легендарного Липецкого ОМОНа, товарищ генерал, — отрапортовал Сергей, военный недовольно поморщился.

— Земляк! Я сам воронежский, и не товарищ генерал — Владимир Анатольевич меня зовут, — генерал закурил, закашлялся и бросил сигарету в траву.

— Вот что я тебе скажу, земляк, — продолжал он, — подставили вас в Новолаке.

— Как подставили? Не понял, Владимир Анатольевич, я ж сам там был.

Генерал смотрел вдаль, как будто не замечая Сергея, его серые глаза видели то, чего не видел никто: «Надо было, чтобы боевики обозначили себя на нашей территории. На чеченской земле их нельзя было трогать. Вот так» — и военный, хлопнув себя по колену, не попрощавшись, сел в машину, хлопнул дверью и укатил восвояси.

Через несколько дней весь город потрясло страшное известие. Трое парней и столько же девушек отправились в посёлок Пригородный на пикник. Под утро родственники забили тревогу — домой они не вернулись. Группа быстрого реагирования выдвинулась на их поиски. Милиционеры прочёсывали зелёнку. Минут через пятнадцать Сергей услышал встревоженные голоса. Прибыв на место, он увидел тяжёлую картину: вишнёвая девятка стояла в кустах, двери её были открыты. Тела ребят были сброшены в овраг. Руки у всех были связаны за спиной. Горло каждого было перерезано — от уха до уха.

Хоронил ребят весь Владикавказ. Говорили, что по окрестностям города рыскает небольшой отряд чёрного араба — Хаттаба. И вправду, как-то ночью в эфире Сергей услышал его личный позывной — Ангел. Уж, не на них ли наткнулись молодые осетины?

Служба шла своим чередом. Как-то отряд проводил адресную проверку в ингушском городке Карабулак. Омоновцы прочёсывали частный сектор, досматривали все жилые помещения, надворные постройки, чердаки и подвалы. В одном из домов внимание Сергея привлекли два взрослых сына хозяина. Оба молодых человека были прописаны в Ачхой — Мартане. У одного была забинтована рука, второй хромал, морща от боли лоб.

— Где ударился? — спросил его Сергей.

— Стекло с братом вставляли, оно упало мне на ногу, брат руку порезал, — и парень отвёл глаза в сторону.

— Понятно, ребята, — улыбнулся, находившийся вместе с Сергеем прапорщик Юрка Колесов, — придётся вам проехать с нами.

Несмотря на уверения всей родни, тут же облепивших омоновцев со всех сторон, сыновья хозяина были доставлены в местный райотдел милиции.

Чуть позже омоновцы выезжали на место расстрела воинской колонны. На трассе между ингушскими населёнными пунктами Галашки и Алхасты боевики напали на два «Урала», принадлежащие одной из воинских частей. Место атаки было выбрано очень профессионально. С одной стороны вверх поднималась отвесная стена, с другой — вниз уходила пропасть. Машины везли солдат срочной службы, уволившихся в запас. «Дембеля» ехали без оружия. На скале был оборудован наблюдательный пункт. Колонну ждали, как минимум, два дня. Группа насчитывала около десяти человек. Обе машины были подорваны из гранатомёта, забросаны гранатами и обстреляны из стрелкового оружия. Из военных не уцелел никто. Боевики испарились и — сколько потом вертушки не прочёсывали зелёнку, найти их не удалось. Вечером в Назрани молоденькие солдатики заколачивали 18 цинковых гробов в коробы из не струганных досок. 18 матерей не дождались своих сыновей из армии.

В командировке Сергей сдружился с молодым капитаном из Москвы Игорем Вдовченко. Игорь служил срочку в Афганистане. В 88-ом попал на службу в, только что созданный, Московский ОМОН. Летал на задание в Фергану. Потом выбрал себе должность поспокойнее, а именно участкового инспектора милиции в одном из московских округов. Смешных историй он знал великое множество.

— Однажды, — рассказывал Игорь, — одного моего товарища вызвали на место происшествия. А надо вам заметить, что в его зону обслуживания входил московский зоопарк. Как вы поняли, он тоже работает участковым в нашем отделе. Так вот: видите ли, из клетки пропало животное. Подходит он, значит, к клетке с пропажей. На клетке надпись: «Муфлон». Он внимательно осмотрел место происшествия. Обошёл клетку вокруг и облегчённо вздохнул. Вверху у клетки был отогнут краешек, и образовалось небольшое отверстие. Мой корешок пулей прибыл в отдел и сел сочинять отказной материал. А написал он так: в верхнем углу клетки имеется механическое повреждение, а попросту — дыра, посему в этом деле отсутствует состав преступления, так как муфлон мог улететь. Начальник, без зазрения совести, подписал сей документ. Но на следующий день прокурор округа, который должен был прочитать и санкционировать отказной материал, пришёл в неописуемый восторг. Он долго смеялся, а потом поделился своим весельем с начальством главка. Товарищ мой, придя утром на службу, сразу почуял неладное. Все отворачивались от него, пряча улыбки, а молодая секретарша, которая только недавно устроилась на работу в отдел, показывая на него пальцем, что-то шептала на ухо пожилой уборщице. Обе прыснули и отвели от него глаза. По спине у моего друга побежали мурашки. Он, зайдя за угол, внимательно осмотрел свой внешний вид. Форма была наглажена, ширинка застёгнута, дырок нигде не было. Тут то его и настиг дежурный по отделу. «Где шляешься? Тебя начальник полчаса ищет. А ну давай пулей к нему! Он меня с утра долбит и мучает, как Пол Пот Кампучию!».

Товарищ мой, постучавшись, зашёл в кабинет шефа. «Слушай, лейтенант, ты в школе хорошо учился?»- ласково начал начальник.

— Тройки были, товарищ полковник, — пролепетал лейтенант, но язык его уже не слушался.

— Ты что из меня посмешище делаешь?! Муфлон улетел? Да ты знаешь, что муфлон — это горный баран, а ты его в пегасы произвёл! А прокурор знает, потому что в школе учился хорошо! — заорал полковник и кинул в него пачкой бумаг, — немедленно переделать! Муфлон!

«Вот вы смеётесь, а товарища моего потом два года муфлоном звали» — закончил Игорь свой рассказ.

Как — то Сергей заступил дежурным по этажу, на котором жили милиционеры. По коридору, сломя голову и, вытаращив глаза, нёсся прапорщик из татарского отряда. Подбежав к Сергею, он попытался что — то сказать, но язык его прилип к нёбу. Прошептав несколько фраз на татарском, он с надеждой глядел на Сергея.

— А теперь можно то же самое только по — русски — сказал, стоявший рядом Юрка Колесов.

— Там наш с ума сошёл, — сказал прапорщик, которого звали Азат и проглотил ком, — троих наших на прицеле держит. Не знаю что делать! Наши все на операции! Говорит: я граф, а вы мои крёстные!

— Не крёстные, а крепостные, — продолжал Колесов, он один не растерялся, — пошли к твоему графу!

Подойдя к помещению, в котором жили казанские милиционеры, ребята услышали крики: «Я граф Воронцов! Вы поняли, сволочи?!» — и «граф» щёлкнул затвором.

— Короче, так — Колесов смотрел на, ошарашенных офицеров, — я говорю, вы молчите.

Юрка отстегнул кобуру, снял куртку камуфляжа, открыл дверь в комнату и громко сказал:

— Пропустите! Депеша для графа Воронцова из Петербурга!

Войдя в комнату Юрка, увидел троих побелевших от ужаса лежащих милиционеров. Их боевой товарищ расхаживал рядом, наступая им на головы и тыча в них ствол автомата. На шум он повернул голову в сторону Юрки и направил оружие на него.

— Ваше сиятельство, вам Указ от ея императорского величества Лисавет Петровны из Петербурга, — сказал Юрка и отвесил реверанс.

Сумасшедший опустил оружие и внимательно смотрел на Колесова.

— Кто вы, сударь? — спросил он.

— Поручик лейб — гвардии Преображенского полка ея императорского величества Варфоломеев. За сидение на Шипке пожалован матушкой Лисавет Петровной дворянством и наградным серебряным оружием. Ваше сиятельство, я загнал трёх лошадей, чтобы сообщить Вам великое известие. Указом ея императорского величества Вы произведены в действительные тайные советники и жалованы имением в Ранненбургском уезде Тамбовской губернии, — чесал, как по — писаному, Юрка.

Сумасшедший, совсем обалдев, и открыв рот, смотрел на Юрку. Тут последний, наконец обратил внимание на три фигуры, которые лежали ничком и тоже, вытаращив глаза, смотрели на него. Два умалишённых в одной комнате — это перебор.

— А этих не стоит убивать, Ваше сиятельство. Выпороть — это да! Но крепостных же можно продать или выменять на борзых собак, — сказал Юрка, подходя к «графу» и отобрав у него автомат, кинул его в дальний угол.

Когда связывали и уводили сумасшедшего, он продолжал смотреть на Колесова долгим внимательным взглядом.

— Юр, ты откуда столько «ахинеи» знаешь? — спросил его Сергей.

— Готовился поступать на исторический, — и Колесов вытер холодный пот со лба, — неприятно, однако, стоять под заряженным стволом, хоть я и поручик. Вот что я тебе скажу Серёга.

А к сочинцам приехали в гости их земляки из СОБРа, которые стояли в Урус-Мартане.

— Парни, у вас ведь боеприпасы не считает никто. Вы бы поделились с нами. У нас гранат нет совсем, — обратился к ним маленький вертлявый капитан — омоновский тыловик.

— Да какие проблемы? — и собровцы выложили из своих разгрузок полтора десятка «эфок» и «эргэдэшек».

На следующий день в гостиницу нагрянула комиссия по проверке оружейных комнат из местного МВД. Как-никак гостиница то в центре города. Вокруг люди ходят. Сочинский тыловик понял, что он попал. Он вскрыл пятнадцать банок с тушёнкой, вытряхнул содержимое и, рассовав гранаты по банкам, вынес их в мусорный контейнер, который находился на заднем дворе. Когда он присел и вытер холодный пот, мимо него проходил липецкий офицер Игорь Базуев.

— Что случилось, братская печень? — Игорь присел рядом.

А надо заметить, что с чувством юмора у Игоря было всё нормально. Выслушав своего сочинского коллегу, он заметил.

— Это ты хорошо придумал, насчёт тушёнки. Только я слышал: завтра вторая комиссия приедет из прокуратуры. Ты там, на банках, надеюсь, отпечатки пальцев не оставил? — и Игорёк, поднявшись, ушёл.

Поздно вечером наряд, охранявший внутренний двор гостиницы, услышал посторонний шум и сопение в мусорных контейнерах.

— Замахали эти кобели дикие! Каждую ночь мусор разбрасывают! — сказал один из омоновцев.

— Давай-ка, я пальну туда разок, — отозвался другой.

— Ребята, не стреляйте! Я свой! — из контейнера вылез капитан, в его вещмешке лязгали консервные банки, он, вытирая пот, прошёл мимо двух сержантов, которые, вытаращив глаза, смотрели на него. Такой картины они ещё не видели.

За эту командировку отряд получил первые боевые выплаты. Все знали, что должны получить какие-то деньги, но до конца никто в это не верил. 950 рублей в день — это реальные деньги, которые заслуживает человек, выполняющий боевые задачи и рискующий потерять голову каждый день. Низкий поклон за это нашему второму президенту.

Сергей до сих пор помнит удивлённые глаза Эли, когда он высыпал на стол толстые пачки денежных купюр.

— Кого ограбил? — Эля в упор смотрела на Сергея. В её зелёных глазах прыгали бесенята.

— Никого, мать. Видно нужный я для Родины человек, если она мне такие деньги платит, — и Сергей обнял свою жену. Пачки денег рассыпались по полу…

Глава 9

Сергей проснулся и резко попытался подняться, так как со всех сторон была слышна автоматная стрельба. Но, увидев, что ребята вокруг улыбаются и приветственно машут руками, понял, что колонна проезжает Братское, где на блоке расположился Тамбовский ОМОН. Земляки провожали липчан самодельным салютом. Больше всех радовался и махал руками старший прапорщик Коля Лымарев. Сергей, улыбнувшись, вспомнил, как молодым зелёным юнцом пришёл на работу в милицию. Во время стажировки наставником у него был именно Лымарев, тогда ещё сержант милиции.

Однажды, когда патруль в составе трёх милиционеров, а точнее двух милиционеров и одного стажёра Сергея Семёнова, вышел на работу в город, по рации поступила команда: «Всем нарядам, находящимся вблизи нового заводоуправления, срочно прибыть к пивбару Нептун». Старшим наряда был Николай Лымарев, а посему, приняв бравый вид, он скомандовал: «За мной», и первым устремился к намеченной точке.

А в «Нептуне» разворачивались нешуточные события. Один из гостей города, хлебнув лишнего, переворачивал столы, пытаясь привлечь внимание невзрачной блондинки. Местные охранники повисли на руках двухметрового пьяного литовца и безуспешно пробовали ему помешать. Литовец не обращал на них никакого внимания, только, рыча сквозь зубы что-то про «бибис снарглис» продолжал крушить интерьер.

Лымарев, повернувшись к Сергею, назидательно сказал: «Видишь? Действуют не правильно. Смотри как с такими надо».

И Коля, небрежно подойдя к правонарушителю, велел охранникам:

— Отпустите его! Что не видите — представитель власти прибыл, — и, взяв под козырёк, представился, — сержант милиции Лыма…

Литовец не дослушал его, огромный кулак опустился на вежливое милицейское лицо. Колю положили в челюстно-лицевое отделение местной больницы. Его челюсть была сломана в трёх местах. Сергей пришёл навестить наставника. У его кровати сидел двухметровый литовец и канючил.

— Сержант, напиши, что претензий не имеешь. Мне проблемы в чужой стране не нужны. Мне сюда ещё по делам фирмы ездить.

И прибалт положил на грудь больного ключи от машины. Во дворе больницы поблёскивала свежей краской новенькая «девятка» тёмно-зелёного цвета «валюта».

На следующий день уголовное дело о нападении на представителя власти и неподчинении сотрудникам милиции было закрыто за примирением сторон.

А служба тем временем шла своим чередом. По вечерам сотрудники отряда несли патрульно-постовую службу в самых криминогенных районах города.

В беседке, которая находилась на территории отряда, расположились на перекур офицеры. Лёва Орехов подтрунивал над Серёгой Вайнштейном. В рядах советской или российской армии Серёжа не служил. Он не служил вообще ни в какой армии, даже в израильской, что являлось предметом всеобщих насмешек.

— Серёг, а ты, почему в армии не был? — дымя папиросой, спрашивал Орехов.

— В связи с тем, что родители престарелые и у них тяжёлое материальное положение, — в сотый раз терпеливо растолковывал ситуацию Вайнштейн.

— Да, — как бы рассуждая вслух, продолжал Лёва, — две квартиры, две машины, два гаража — для еврейской семьи это действительно тяжёлое материальное положение…

— Нет, — улыбнувшись, прервал его Серёжа, — не два гаража, а три!

А тем временем в отряд пришла беда. Володя Аникин, который вышел из окружения в Новолаке без царапины, утонул в Дону. Он помогал бабушке — косил траву. По дороге домой он притормозил у берега реки. «Оль, только ополоснусь, — сказал он жене, — а то весь мокрый!». Володя нырнул в реку и больше не вынырнул. На берегу остались жена и две дочки. Искали его восемнадцать дней. Ежедневно выделялась бригада сотрудников ОМОН из пяти-шести человек, которые ходили на вёслах по реке, прочёсывали все заводи и плёсы, привозили водолазов и подолгу ныряли вместе с ними. Вова всплыл в том же месте, где утонул.

У него остались три дочки, одна из них совсем маленькая, которая не помнит своего геройского отца. Но в семье Аникиных хранится Орден Мужества и удостоверение, подписанное Президентом России, а ребята, его сослуживцы никогда его не забудут…

В конце августа отряд собирался в свою очередную командировку на Северный Кавказ. На этот раз путь липчан лежал в столицу Чеченской Республики — Грозный.

Прибыв в Моздок, в котором царил, свойственный для того времени, бардак, отряд два дня жил в пригороде, который носил название «Сад Дружбы». Кто-то из предыдущих смен отломал большую букву «С» с придорожной стелы, поэтому посёлок имел менее прозаическое название.

— У нас же всё как происходит? Через задницу! — объяснял молодому пополнению пожилой майор из Томска, — рассказать схему? Слушайте. Сначала шумиха, потом неразбериха. Дальше поиски виноватых, наказание невиновных и награждение непричастных.

Насчёт этой схемы Сергей сделал очень тонкое наблюдение. Она подтверждалась полностью. Следующую ночь ребята ночевали на взлётной полосе, положив спальники на голую землю.

Утром стали прибывать вертушки из Чечни. Заморосил мелкий дождик. В центре аэродрома стояла группа военных. Седой генерал распекал троих полковников. Полковники разводили руками и оправдывались, генерал повышал голос. Майор скромно расположился за спиной старшего начальника и держал над ним раскрытый зонт. Он смотрел в сторону, как будто предмет разговора его совсем не касался. О чём они говорили, Сергею не было слышно, но то, что там очень жарко было видно невооружённым глазом. Тем временем на взлётку прибыл очередной вертолёт из мятежной республики. Из вертолёта вывалился прапорщик и пошёл по направлению к выездному КПП. Шёл он по приборам, вещевой мешок тащился сзади. На его рукаве был пришит красивый шеврон «ОМОН Вологда». Изо рта омоновца торчал недоеденный беляш. Проходя неуверенной походкой мимо группы военных, прапорщик неосторожно наступил в лужу и обрызгал, страшно сказать, самого генерала. Три полковника набросились на парня, как стая голодных собак, но генерал остановил их, взмахом руки. Он подошёл к омоновцу и спросил.

— Сынок, ты знаешь куда идти?

Омоновец поднял на него мутный взгляд и кивнул — беляш мешал ему говорить.

— А дойдёшь? — продолжал генерал.

Омоновец кивнул второй раз, отодвинул рукой военного в сторону и продолжал движение. Его мутило.

— Ну иди, сынок, счастливо тебе, — и генерал по отечески похлопал парня по плечу.

Генерал, поговорив с солдатиком, повернулся к своим непосредственным подчинённым и продолжал разговор на повышенных тонах.

На самом деле колонны в то время ходили в Чечню один раз в неделю, а липецкий отряд, находящийся в Грозном надо было поменять уже три дня назад. Уверовав в то, что спасение утопающих дело рук самих утопающих, командир сводного отряда майор Силохин, взяв два ящика водки, пошёл договариваться с вертолётчиками. Пилоты оказались парнями сговорчивыми, но уж очень добрыми. Огромный грузовой вертолёт, раскрашенный в камуфлированные цвета, имел прозвище «Корова». Липчане со всем скарбом и личным составом были посажены в аппарат, в котором кроме них находились ещё около трёх десятков пассажиров с вещами и вооружением. Лётчик вышел из кабины, осмотрел салон и сказал: «Держитесь! Сейчас попрыгаем, если взлетим, то полёт продолжим». При этих словах у многих засосало под ложечкой. Особенно переживал врач, прикомандированный к ОМОНу Саня Журавлёв. Он нервно осмотрелся по сторонам, сложил руки лодочкой и молился, все сорок минут полёта.

Вертушка приземлилась в аэропорту Грозного «Северный» или вернее на то, что от него осталось.

Командир предыдущего отряда майор Уткин уже ждал сменщиков на трёх «Уралах». Парни погрузились в машины и по Старопромысловскому шоссе были доставлены в пункт временной дислокации, который находился на окраине города, между посёлками Первомайка и Подгорное. По дороге Сергей внимательно оглядывался по сторонам. Город напоминал Армению после землетрясения 88-го года. Он стоял в руинах, кое-где копошились люди, разбирая завалы. Недавние бои оставили воронки на дороге, огромные дыры в многоэтажных строениях и сердцах чеченцев. Многие из них смотрели на русских исподлобья, как на незваных гостей. Молодой боец Андрей Гаркушин, сидя в кузове, помахал рукой местной симпатичной девушке. Девушка, увидев приветливый жест, плюнула ему вслед и отвернулась.

Старопромысловское шоссе тянулось от площади «Трёх дураков», до конечного перекрёстка километров пятнадцать. По двум сторонам дороги тянулись кресты, кресты, кресты. Очень много русских парней сложили здесь свои головы.

Прибыв на место, и, быстро произведя пересменок, ребята сели пообщаться. Те, кто уезжал, делились впечатлениями и давали советы. Те, кто прибыл, внимательно слушали и мотали на ус. Бойцы, отмотавшие свои три месяца, обросшие бородами, загоревшие и заматеревшие, обняв своих товарищей, рассаживались в кузовах автомобилей. Ребята махали друг-другу руками. Одни желали другим оставаться с Богом. Вторые счастливо добраться до дома. Самым опасным в то время в Чечне оставались передвижения.

Пункт временной дислокации представлял собой брошенную промышленную зону. Вокруг бывших цехов, мастерских и административных зданий был построен каменный забор. Во время войны около забора кругом были выкопаны фортификационные сооружения, которые, в свою очередь, со всех сторон оканчивались минными полями. У полей была схема, но предыдущая смена предупредила: карта неточная, лучше туда не соваться вовсе. Промышленная зона расположилась в ущелье, между двух сёл. Перед ней на т-образном перекрёстке высился двухэтажный блок-пост. Слева дорога уходила на Кень-Юрт, справа на Горагорск — над ней возвышалась сопка, на которой нёс службу один из взводов липецкого ОМОНа. Потому что с этой горы весь ПВД был виден, как на ладони. На этой дороге стоял трёхметровый синий крест. Именно здесь три месяца назад была расстреляна колонна Сергиев-Посадского ОМОНа. Ходили разные слухи: одни говорили, что колонну встретили свои, другие думали — бойцы попали в хитро спланированную кем-то засаду. Сергей, пообщавшись с ребятами из предыдущей смены, которые, в свою очередь, разговаривали с магаданцами и подольчанами, находившимися на этом месте в то время — знал правду. Но что Сергея поразило до глубины души, так это то, что за расстрел колонны судили одного московского генерала. Знаете за что? Никогда не догадаетесь. Дело в том, что генерал привёз в Чечню два отряда из Подмосковья. Один из них был направлен в Аргун, другой в Грозный. Естественно человек не может раздвоиться. Фамилия генерала была не Коперфилд. Он не мог находиться в двух местах сразу, поэтому выбрал более опасное направление — на Аргун и за это пошёл под суд.

Отряд, шедший в колонне, вёл себя безобразно. Старший колонны, не выходя из эфира, докладывал по рации весь маршрут передвижения. Машины шли на очень близком расстоянии друг от друга. Боевое охранение выставлено не было. Инженерная разведка отсутствовала. Когда колонну начали расстреливать, тентованные крыши и стены не давали людям выпрыгнуть через борт. Они гибли под градом пуль. Спаслись только те, кто сидел близко к выходу.

Так или иначе, но здесь погибли отличные парни и липецкие омоновцы всё время, пока несли службу на этом месте, ухаживали за памятником и следили за тем, чтобы у подножия креста всегда были свежие полевые цветы.

Сергей обратил внимание, что даже местные машины сбрасывали скорость в этом месте, отдавая дань памяти погибшим воинам. Видимо их души до сих пор бродили поблизости, ища своих убийц и, пытаясь отомстить им.

Вместе с липчанами несли службу омоновцы из подмосковного города Щёлково. С этими лихими парнями вместе было спокойно. Щёлковский отряд первые две недели ежедневно проводил тактические учения. Алгоритм действий у них был отработан, как часы. При нападении на ПВД, отражении боевой атаки — круговая оборона была организована чётко, без суеты. Командиром у них был в прошлом боевой офицер-спецназовец майор Галушкин. Майор лично круглосуточно проверял посты. Спать он не давал не своим, не чужим.

А по ночам постреливали. Блок-пост на дороге каждую ночь подвергался точечному обстрелу. Он был хорошо замаскирован, люди несли службу в средствах бронезащиты. И каждый из них знал своё место. Поэтому обходилось без потерь.

Заместителем командира по тыловому обеспечению в липецком отряде был уже известный нам Игорь Базуев. Игорь считался чемпионом по сбору гумманитарки. Каждый отряд, уезжая в командировку, рассчитывал на свои силы. За пару недель до отъезда назначенный для этого офицер колесил по организациям и предприятиям и просил посильной помощи, или — как говорили в отряде — попрошайничал. Попробуй-ка прокормить пятьдесят молодых дикорастущих организмов в обстановке, приближенной к боевой.

Игорь Базуев был высок ростом, грузен и тучен. Всегда выбритый череп, курносый нос и глаза немного на выкате, придавали ему вид бандита с большой дороги. А толстая золотая цепь на шее усиливала впечатление. Игорь всегда представлялся сиротой и везде заводил одну и ту же шарманку: «Там где трудно и нелегко, где наша работа сопряжена с риском для жизни — там всегда липецкий ОМОН».

— Исполняющий обязанности начальника тыла всего областного ОМОНа, — говорил Игорь и делал в воздухе большой круг указательным пальцем, усиливая нагрузку на неокрепшие гражданские умы, как бы показывая — вот я какая фигура. Хотя, надо заметить, что ОМОН в области был, и остаётся, по сей день единственным подразделением.

Пустым Игорёк не приезжал никогда, отказать ему было невозможно. Но, если по-правде, никто не отказывал ребятам, уезжающим на Северный Кавказ. Каждый руководитель помогал, чем мог. Многие из них усаживали омоновцев рядом и требовали рассказов о войне. Здесь Игорь чувствовал себя как рыба в воде. Своими небылицами он доводил людей до слёз. И они, растроганные, вытирали их платками.

— Легендарный липецкий ОМОН восемь раз брал Грозный, — говорил Игорёк, — а когда мы уезжали — его опять сдавали. Приходится ехать снова и брать его в девятый раз.

Когда его вызывал к себе на ковёр командир, и пахло палёным, он говорил ребятам:

— Опять фронтовику руки будут выворачивать, — и, открыв дверь, заходил в кабинет шефа, как на эшафот.

Любимыми его выражениями были такие: «Пойдём ноздрями пыль гонять?» или «Хватит в ботве путаться и песок педалями загребать».

Но лучше него разводить боевых товарищей не мог никто. Как-то в Грозном к липчанам приехали гости из Ивановского ОМОНа. Они стояли в десяти километрах южнее на перевале. Игорь, выставляя сок на стол, хитро прищурился: «Угощайтесь, пацаны, наш сок липецкий. Видите? Лебедянский!». Ивановцы, откушав соку, восхищались, а Игорь уже открывал консервные банки с горбушей в собственном соку и продолжал:

— У нас в Лебедяни, это, к слову сказать, райцентр в Липецкой области, яблок столько, что собирать не успевают. А яблони стоят у самой реки. Так вот — яблоки падают в реку, а горбуша их лопает. До пяти метров вырастает. Горбуша тоже наша.

Изумлённый капитан из Иваново поднёс банку к глазам и улыбнулся:

— Ну и силён ты, братец, разводить. Консервы-то дальневосточные!

Все вместе с Игорем весело рассмеялись. Вечер перестал быть томным.

— Аналогичный случай был в Грязях, — говорил в самое ухо подвыпившему соседу, сидящему рядом с ним за столом, — корова бежала по взлётной полосе, рога у неё отвалились. А взлететь она так и не взлетела. Понял?

В палатках и других помещениях, где жили бойцы, мышей, было столько, что, по словам Сани Журавлёва, они ходили толпами с транспарантами: «Долой людей». Они грызли одежду и личные вещи. У Сани Ложкарёва эти подлые твари погрызли все деньги. Двадцать стольников — ровно по середине. Пришлось их менять в банке Моздока. Хорошо девчата попались сердобольные — поменяли купюры.

Сергей начал привозить из каждой поездки кошек, котов и котят. Если взрослые кошки не приживались, а не следующий же день исчезали, то маленькие котята оставались полноправными членами коллектива. Так Сергей подобрал на рынке в Моздоке Лейлу. Маленький трёхцветный котёнок слонялся под прилавком и шатался от голода. Толстая тётка, торговавшая мандаринами, пнула его ногой. Котёнок, подволакивая заднюю правую ногу, поплёлся под другой лоток. Сергей вытащил его и стал внимательно разглядывать. Гной слепил котёнку глаза. Наверное, он ничего не видел и подумал, что пришёл его смертный час. Сергей запрыгнул в кузов грузовика и, достав из рюкзака банку сгущёнки, открыл её ножом. Вылив небольшое количество молока на пол, он ткнул котёнка мордочкой в пахучую лужицу. Котёнок заурчал и бешено стал вылизывать еду. Сергей ещё два раза подливал молока. Наевшись, его подопечный упал на бок и немедленно уснул.

— С кем это ты, Серый? — к нему обращался водитель Андрей Коробов, по кличке «Титаник».

— Да вот котёнка нашёл. Пусть в кузове едет до Грозного. Если доедет живым — назову Джокером, — ответил Сергей Титанику.

Котёнок доехал, но оказался не Джокером, а Лейлой.

— Плюньте тому в лицо, кто вам скажет, что животное о трёх цветах это кот. Коты не бывают трёхцветными. Только кошки, — говорил Сергею врач Саня Журавлёв, — вообще трёхцветная кошка в дом приносит счастье и доход. Так, что пусть живёт.

Лейла оказалась очень смышлёной и умной. Саня Журавлёв промывал ей глаза крепким чаем и вылечил вывихнутую ногу, но любила она только Сергея. Ложилась спать рядом с ним и подолгу ждала, когда он по ночам проверял посты. Спавший рядом Юрка Колесов, улыбаясь, говорил: «Наверное, это любовь. Сильное чувство, но попахивает зоофилией». Сергей только отмалчивался.

Саня Журавлёв оказался отличным парнем, а в плане профпригодности Сергей понял, что Журавлёв настоящий профессионал своего дела. Саня был готов к работе круглосуточно. Он никогда не ныл, вставал ночью по первому требованию и оказывал квалифицированную помощь. Заболел ли у кого-нибудь зуб или случился понос. Саня знал название всех препаратов и умел пользоваться всеми инструментами. А деревянные туалеты Саня проверял два раза в день. Если там было грязно — он зверел.

— Дневальный! — кричал доктор благим матом, — почему туалеты грязные? Ты, что хочешь мне тут дизентерию или желтуху развести?

И дневальный уже бежал с двумя вёдрами воды и хлоркой, проливая туалеты и насыпая столько препарата, что у посетителей клозетов текли обильные слёзы. На всех туалетах Саня написал такие объявления: «Уважаемые фараоны! Не оставляйте после себя пирамиды». А вот случаи болезни Боткина действительно были.

Однажды Олег Харитонов поймал в камышах огромного дикого хомяка. Хомяк был размером с небольшую кошку. Олег посадил его на поводок и два дня приручал. Когда хомяк перестал кувыркаться и грызть верёвку, а начал спокойно ходить рядом, Олег брал его на инженерную разведку. Местные жители открывали рты, когда видели такую картину. Омоновец, идя по дороге, преспокойно вёл на поводке огромного хомяка, который щурился и шипел. На вопросы местных жителей, Олег отвечал:

— Три года его обучали. Кучу денег истратили. Взрывчатку ищет, нюх у него лучше, чем у собаки.

Так вот этот хомяк, в конце концов, укусил Олежку, и ему пришлось уехать домой в госпиталь, где у него обнаружили желтуху.

После этого Саня Журавлёв две недели заставлял каждого сотрудника выпивать сто грамм водки ежедневно. Сержант Ванька Сапрыкин спорил с врачом:

— Николаич, я совсем не пью спиртного! В принципе не пью!

— А я приказываю выпить, как лекарство! — говорил Саня тоном, не терпящим пререканий. И дожидался, пока его приказ будет выполнен.

В обязанности Витьки Нежданова входили почти ежедневные поездки в Ханкалу. Путь начинался по Старопромысловскому шоссе, затем поворачивал на площадь «Трёх дураков». Вообще-то до войны площадь называлась Дружбы народов, и на ней находился памятник, где стояли, обнявшись — русский, чеченец и ингуш. Но во время войны памятник взорвали, а на этом месте во времена правления Масхадова проводились публичные казни. Затем дорога поворачивала на проспект Победы, площадь Ермолова, мост через Сунжу, проспект Ленина. Потом от площади Минутка шла напрямик до посёлка Ханкала. Опознавательным знаком являлся блок-пост, на котором расположился тувинский ОМОН. Все называли его япон-ОМОН. Так, как парни действительно были похожи на аборигенов островов в Японском море.

Однажды Нежданов, почёсывая затылок, зашёл в комнату, где жили Сергей и Юрка Колесов.

— Парни, скажите какую — нибудь чеченскую фамилию!

— А тебе зачем? — спросил Сергей.

— Да, я справку за неделю печатаю, — Витька озадаченно поднял брови, — в понедельник на нашем блоке двоих боевиков задержали и отправили в комендатуру. Фамилию одного я помню — Суваев. А вот второго не записали, хоть убей — не помню, как его звали-величали!

— Ну, если первый — Суваев, то второго пиши смело, как Вынимаева, — рассмеялся Юрка, — всё равно твою справку читать никто не станет.

Площадь Минутка штурмовали во время первой кампании и во время второй. Много воинов сложили здесь свои головы и с одной стороны, и с другой. Двое липецких собровцев погибли здесь осенью 95-го. Этот день вошёл в историю, как чёрный день российского СОБРа, более 40 человек не вернулись в этот день на базу. Когда смертельно ранили старшего офицера, лейтенант Безруков кинулся на помощь своему товарищу, но предательская пуля догнала и его.

Подполковник Сытников и лейтенант Безруков похоронены в родном городе на аллее Героев. Оба носили одно и то же имя — Сергей.

Ханкала представляла собой небольшой палаточный городок, где располагались штабы и воинских и милицейских подразделений.

Однажды Парамонов — психолог отряда, который носил звание майора милиции, был толст и имел ярко-рыжую бороду, сняв с себя разгрузку, и, положив в кузов автомобиля оружие, направлялся в дежурную часть Ханкалы для решения всяческих вопросов. Невдалеке, окружённый грудой чемоданов и рюкзаков, покуривал военный. На его погонах виднелась вышитая звезда генерал-майора.

— Товарищ майор, — окликнул генерал психолога, — можно вас на минутку?

Последний, не спеша, вразвалочку подошёл к генералу.

— Подчинённые мои запропастились куда-то! Не подскажешь, где воинский штаб?

— Это милицейский, товарищ генерал-майор! Воинский немного подальше, вон там, — и Парамонов показал пальцем в сторону дальнего КПП.

— Спасибо, майор! Только есть небольшое замечание: если тебя генерал кличет, то можно и пробежаться! Ты как думаешь?

— Согласен, товарищ генерал! Да только видите вон тот УАЗик? — нисколько не смутившись, продолжал Парамонов.

— Вижу, — генерал не понимал, куда клонит этот толстый весёлый майор.

— В нём, товарищ генерал, мои подчинённые! А вид бегущего майора вызывает у личного состава панику!

Парамонов отошёл довольно далеко от генерала и, обернулся. Генерал всё ещё смеялся, отвернувшись в сторону.

Ивановский ОМОН. Эти парни заслуживают отдельных слов, как раз они — своими руками внесли заметные изменения в ландшафт терского хребта. А именно много месяцев ребята носили на склон горы белые мешки с песком, пока на склоне горы не появилась огромная надпись — Голливуд, абсолютно идентичная оригиналу.

Даже вертолётчики, совершающие ежедневные полёты в этом районе, нанесли сей ориентир на лётные карты. А всяк, проезжающий мимо, обязательно в этом месте спрыгивал с подножки своей машины, доставал фотоаппарат и позировал, то, подходя ближе, то продвигаясь дальше, чтобы было отчётливо видно надпись на горе.

В этой командировке Сергей до конца понял что такое «омоновское братство». Как только на город опускалась темнота, всякие перемещения были очень даже чреваты неприятностями. Ехать по дорогам нельзя — комендантский час. Любой движущийся транспорт расстреливался. Хоть какими ракетами стреляй — красными, зелёными, хоть песни пой по рации — мол, свои, ребята. Коль приказано солдатикам товарищем прапорщиком — огонь, они это без зазрения совести и сделают. Для них товарищ прапорщик последняя инстанция, выше него только боги. А куда же деваться? — спросите вы, и будете правы. Только сворачивать в ближайшие ворота, где колючая проволока. Слава Богу, если судьба привела тебя в ОМОН. Паролем служили только два слова: Липецкий ОМОН. Ты будешь накормлен, напоен, уложен спать, а поутру разбужен, заправлен бензином и сопровождён до первого поворота. Так же липчане относились к другим отрядам, в то время так относились все друг к другу.

Но какая же неразбериха творилась вокруг. Радиостанции у военных и у МВД не соответствовали одни другим. Общались два ведомства на разных радиоволнах и не могли услышать друг друга.

А бандиты зачастую пользовались этим. Стоят, например, в поле, в километре друг от друга два подразделения: одно воинское — другое ОМОН. Боевик, по-пластунски проползает ровно посередине, достаёт карамультук и делает два выстрела в одну и другую сторону, после чего быстренько испаряется. Два соседних подразделения, порой воевали друг с другом по нескольку часов, запрашивали артиллерию и авиацию, радиостанции их были настроены на разные радиоволны.

Иногда Сергею казалось, что имели место специально спланированные диверсии. Такие бестолковые приказы сыпались на омоновцев сверху, что те только диву давались.

Моздок в то время был превращён в плацдарм. Туда в срочном порядке переводились базы продуктовые и склады вооружений, отстраивались госпиталя и воинские объекты.

Ну а ночные бабочки слетались туда со всей нашей необъятной Родины. Что тут поделаешь? Закон бизнеса — спрос порождает предложение. Чтобы снять проститутку — достаточно было обратиться к любому таксисту или придти в сквер возле вокзала. Девушки сидели на лавочках, они ходили по городу и приставали к военным.

— Ребята, сколько времени? — следовал вопрос.

— Девять ровно!

— А потрахаться не хотите? Всего триста рублей!

Девушки встречались всех национальностей и мастей. Много было замужних. Приезжали на неделю-другую подзаработать и уехать домой. Из Чечни по всяческим вопросам на денёк приезжали военные, омоновцы, собровцы — люди они были непритязательные: грязные, бородатые, весёлые и не жадные. Девушкам нравились такие.

Отмывшись и отстиравшись, парни выходили из гостиниц отдохнуть и оттопыриться. Девушки поджидали их на скамеечках напротив.

Многие из ребят посидев с девчатами в кафешке, выпив чарочку и заплатив за ночь, сладко засыпали, подложив кулак под щёку и видя сны о доме. Девушки пожимали плечами, прятали денежку в лифчик и уходили потихонечку, боясь спугнуть сладкий сон геройского парня, которому завтра, может, снова идти в бой, а может, и жить ему осталось совсем немного. Кто знает?

Однажды Сергей с Юркой Колесовым вышли из гостиницы покурить на крылечко. За полоской остриженных кустов послышалось сопение. Заглянув за куст, ребята увидели такую картину: военный, видимо «контрабас», в грязном камуфляже пытался пристроиться к женщине сомнительного вида, которая стояла раком и покачивалась из стороны в сторону, оба были пьяные в сиську. Женщина была бомжеватого вида, под глазом у неё чернел «бланш», в волосах запуталась солома. «Контрабас» попасть, куда надо никак не мог, его штормило, а аппарат был совсем не пригоден к действию, в силу всего выпитого сегодня.

Женщина обернулась и, увидев Сергея с Юркой, громко сказала своему дружку:

— Давай быстрее! Видишь, другие люди своей очереди ждут?!

Второй его корешок лежал в ближайшей луже и пускал пузыри, видимо устал сильно парень. Сергей и Юрка, поглядев друг на друга, взяли его за руки — за ноги и вытащили из лужи. Военный, приоткрыв один глаз, зло процедил: «А ну, положте на место, гады!».

— Чего — чего? А, понятно.

И омоновцы, размахнувшись, кинули его назад в вонючую жижу.

А в Чечню, тем временем, пришла золотая осень. Дни стояли погожие. По утрам солнечные зайчики весело прыгали по крышам зданий и норовили ослепить глаза часовому. Солнце уже не пекло сильно, а просто приятно грело. Хотелось подставить сначала одну щёку, потом другую под его тепло. Айва, которая росла посредине двора — созрела, и его плоды пугали по ночам постовых, глухо бухая о землю от дуновения прохладного ветерка.

За минные поля вокруг ПВД отвечал Генка Юдин — старший инженер-сапёр отряда. Роста он был высокого, черноволос, а его нос с горбинкой делал его похожим на местных жителей. Посмотришь издали — вылитый черкес. В Моздоке в небольшой придорожной гостинице жил любимчик всего гостиничного персонала — чёрный кот с белой «бабочкой» на шее по кличке «Тисса». Кот был забалован вниманием и дарами. Гена долго присматривался к нему и, в конце концов кот был похищен, посажен в мешок и увезён в Грозный.

— Плохая примета, — говорил, покачивая головой «Титаник» Юдину, — не брал бы ты его, Гена. Чёрный как сапог.

Но Гена только рукой отмахивался.

— Тогда уж назови его Сервелат. Он, наверное, кроме сервелата ничего и не ест, — хохотнул Юрка Колесов.

Ранним утром водитель «Урала» Димка Красильников прогревал автомобиль, готовясь к выезду на гору, где стоял взвод, прикрывая своих сослуживцев сверху.

Дима Красильников был прикомандирован к отряду в качестве водителя. Сам он был родом из Карелии. Сергей вспомнил, как Димка сев в первый раз за руль «Урала» со страхом посмотрел на Сергея и спросил: «А до Грозного далеко?»

— За пару часов доберёмся, только дорога херовая! Педаль газа видишь?

Дима судорожно сглотнул и кивнул.

— Дави на гашетку, отпустишь её в Грозном, скорость не сбавляй даже на поворотах. Если случится подрыв или обстрел — слушать мои команды!

По лицу Димы катились крупные капли пота. На выезде из мобильного отряда милиционер, поднимая шлагбаум, и, открывая грязную помятую тетрадь, лениво спросил:

— Куда едете? Фамилия водителя?

Букву «р» Дима не выговаривал, поэтому ответил севшим голосом: Глозный, Класильников.

А сейчас Дима крутился вокруг машины, беззвучно шевеля губами. Накануне он раздобыл где-то стальные пластины и уложил их на дно кабины, прикрыв сверху резиновым ковриком. Сергей подошёл к машине и, накинув разгрузку, стал готовиться к отъезду. Сзади его кто-то тронул за плечо. Сергей обернулся. На него, улыбаясь, смотрел Гена Юдин.

— Серёг, вчера ребята с горы по рации на нас выходили, говорят коровы да овцы растяжки посрывали. Поеду — посмотрю, — и Гена кивнул головой на целлофановый пакет, в котором брякали с десяток гранат.

— Да я не против, Ген. Только и мне надо продукты ребятам отвезти.

— Тогда бросай их в кузов, я всё в аккурат передам. А какие пожелания у них будут, расспрошу и тебе перескажу.

Сопка возвышалась рядом с ПВД. У её подножья лепились друг к другу небольшие домишки. От них вверх змейкой уходила дорога. Машина была видна как на ладони. Издалека она казалась игрушечной и бежала вверх по горе, поднимая сзади облако пыли. Сергей наблюдал за ней, приставив ладонь ко лбу, защищаясь от солнца.

Сначала из-под левого колеса Урала взметнулся вверх столб пыли. И только через несколько секунд донёсся гул взрыва. Машина немного постояла на месте, неуклюже развернулась и покатилась вниз по склону горы, хлопая открытыми дверьми и капотом, после чего тишину разорвал сухой треск автоматных очередей.

Омоновцы собрались за несколько минут. Ещё через пару минут взвод во главе с командиром отряда уже бежал к месту происшествия, рассеявшись цепью. Из близлежащей зелёнки по, вывалившимся из машины, омоновцам прицельно били из автоматического оружия. Подъём в гору давался очень трудно грузному Сане Журавлёву, но сзади его бил по пятой точке прикладом Серёга Самарин.

— Давай — давай быстрее, док! Там раненые!

— Даю, Серёга, — и Саня, закусив губу, бежал дальше.

Сергей тем временем забежал в палатку соседей. «Ребята, давайте вашу буханку, нас на горе подорвали и есть раненые». И, сев в УАЗик с водителями и ещё двумя подмосковными омоновцами, выдвинулся вверх на сопку. На одном участке горы подъём оказался очень крутым. Пришлось выскочить из машины и толкать её вверх руками, упираясь ногами в коричневую глину. Над головой, весело чирикая, свистели пули. Одна из них, звонко дзынькнув, ударилась в стойку двери автомобиля. Буханка прибыла на место почти одновременно с группой бежавшей в пешем порядке. Сергей, упав на живот, прополз несколько метров до видневшихся впереди людей. Олег Лужников, лёжа на боку, перевязывал руку Гене Юдину. На уже забинтованном коленном суставе марля намокла от рябиновой крови. Юдин был без сознания. Сергей достал из кармана ИПП и отдал Олегу. Сам же начал бить короткими очередями по зелёнке. Омоновцы небольшими группами преследовали боевиков.

Трое ребят, находившихся в кузове, были контужены. Водитель получил осколок в бок. Саня Журавлёв, погрузив раненых в буханку, помахал Сергею рукой на прощанье.

— Быстрее в «Северный»! — крикнул Сергей водителю УАЗика. Водитель понимающе кивнул и нажал педаль газа.

Вечером Саня Журавлёв достал учебник по хирургии и, проштудировав его, сказал Сергею: «Всё я сделал правильно, Серёга. Генка осколок получил в коленный сустав. Если попадёт на операционный стол сразу же, ногу удастся сохранить. А у Димки, я думаю, дела посерьёзнее. У него проникающее в печень. Насколько серьёзно — не знаю…».

Но на деле оказалось всё наоборот. У Димки Красильникова ранение оказалось пустяковым, а Гена Юдин был направлен вертушкой сначала в Моздок, потом во Владикавказ. На операционный стол он попал через 12 часов. Речь на тот момент стояла о сохранении жизни, на ногу внимания не обратили — отняли её чуть выше колена…

Сергей проснулся от громкого звука. Водители во всей колонне синхронно нажали на сигнал. Караван выехал из Чеченской Республики и держал курс на Моздок, до которого осталось ехать около 20 минут. Сзади остался крайний блок-пост на чеченской земле. А впереди лежали уже родные осетинские просторы.

Глава 10

Дома всё было по-прежнему: Сергея ждали. Красавица-жена и сын Олежка, который стал подрастать и нуждался в мужском воспитании. Сергей замечал как Олежка, спросив у него разрешения на что-либо, тут же переспрашивал у матери. Эля только плечами пожимала: «Серёж, ты не обижайся! Он привык, что в доме мама самая старшая!». Сергей хмурился. Его длительные отлучки очень пагубно влияли на семейные отношения, и ему это не нравилось.

Однажды сын подбежал к нему и спросил: «Пап, помоги мне историю выучить!».

— Ну, давай, брат, чего там нам задано? — Сергей отложил в сторону газету.

— Древний Египет, про фараонов.

— Рассказывай, сынок, а я по книжке проверять буду.

— Ну, нет, пап, так не интересно, можно я своими словами, а не как в книге?

— Валяй!

— В древнем Египте был расцвет, они строили пирамиды, а их главные фараоны вели захватнические войны.

— А фараоны, сын, как ты думаешь хорошими были?

— Наверное. Они же для людей территорию расширяли. Военачальники тоже в роскоши жили, а вот простые воины умирали от старых ран. «Боевые» тогда им не платили, страховку тоже.

Сергей с удивлением смотрел на сына. Откуда он слова такие знает-то? Ну что ж это жизнь. Сын омоновца, человек выросший в отсутствие отца, но которому читали письма с войны, он слушал разговоры, наполненные военной тематикой и самое главное — он гордился отцовской профессией. Может быть — это самое главное в жизни и она прожита не зря?

Как — то учительница, отчитывая Олежку за драку с одноклассником, сказала:

— Ты злой и жестокий, наверное, потому что твой отец служит в ОМОНе, а они людей палками бьют!

— Мой папа ездит на войну, чтобы она не пришла в наш город, а медалей у него больше, чем у вас колец на пальцах, — ответил Олег.

Отряд готовился к очередной командировке. Сергей подвозил домой молодого лейтенанта Володю Деева. Володя только недавно устроился в отряд на должность командира взвода, но за его плечами уже были Рязанское училище ВДВ и пара лет службы в, продуваемых всеми ветрами войсках.

— Серёг, притормози, пожалуйста, на Соборной площади. Мне в храм надо!

— Помолиться решил перед дальней дорожкой? Что ж — дело хорошее!

— Да, нет — жену перекрестить надо.

— Чего она у тебя некрещёная что-ли?

— Понимаешь? Родители коммунисты у неё были, не разрешали, А теперь она говорит: «Володь, ты в командировку на войну едешь. Не дай Бог что, а я нехристем оставаться не хочу!». Я быстро, только перекрещу свою Наташку и мигом вернусь.

— Да, о кей. Иди я тебя подожду, потом с женой тебя до дому подкину, — и Сергей откинулся на сиденье.

Через десять минут из церкви выбежал смущённый Володя.

— Серый, там это! Говорят у взрослых надо, чтобы хотя бы кто-нибудь один был: или крёстный отец, или крёстная мать. Ты, это, не поможешь? Короче, будь у моей Наташки крёстным!

Сергей, конечно, не смог отказать своему боевому товарищу. С тех пор он всё время называл Наталью крёстной дочерью, а Володьку кумом. Но ребята, услышав это прозвище, пришли в неописуемый восторг. И с тех пор кумом звали Деева все.

Колонна автобусов встала под Ростовом. Командир взвода Серёга Размолодин рассматривал молодого человека, вывалившегося из Икаруса.

— Ты, какого взвода, дружище? Что-то я тебя в лицо не знаю!

— Где я? — парень тёр ладошками глаза, напрягая остатки ума, и оглядывался по сторонам.

— Как где? На полдороге в Чечению, — хохотнул, выходя из автобуса, Трофим Лямин, — а ты чего первый раз едешь?

— В какую Чечению? — взревел парень, — я вообще пришёл друзей проводить. Я не в милиции работаю, а на заводе.

— А, так это ты вчера выпивал по стременной, потом забугорную, потом на посошок, а потом на себе тельняшку рвал и кричал: «Братва, я с вами на войну». Я думал тебя домой проводили, а ты, оказывается, вон докуда добрался! Орёл! — и Трофим довольно загоготал.

Между тем, парень, поняв, что никакого сочувствия к нему никто не испытывает начал рвать на себе волосы и проклинать вчерашний день, отдельно вступая в половые сношения с каждым событием, происшедшем с ним накануне.

Размолодин побежал докладывать командиру о случившемся, и вскоре незадачливый провожатый был отправлен с ближайшего блок-поста попутной машиной на родную сторонку.

Сам Размолодин ехал в свою первую командировку, поэтому в Моздоке к нему подошёл Лямин.

— Серёга, здесь самое опасное — это передвижения, сказал он взводному, — посему давай-ка глюкнем по лампадочке. Уж это я по себе знаю. Опыт прежних командировок, так сказать. Выпьешь, глядишь, а страх то и улетучился. Наш девиз знаешь? Не знаешь?! Крепкий сон, зверский аппетит и лютая ненависть к труду!

Размолодин глюкнул с Трофимом. Но что русскому хорошо, то немцу смерть. Если Лямин чувствовал себя довольно бодро, то Серёга с белым чаем переборщил. Все два часа езды он провёл, перегнувшись через борт грузовика и обильно поливая обочину дороги блевотиной. Страшно ему не было — это точно, но назвать его поездку приятной язык не поворачивался. В Грозный он приехал с кожей синюшно-фиолетового цвета: ему личный состав рассредоточивать, а он лыка не вяжет. Командир отряда подполковник Уткин, оглядев взводного и передёрнув плечами, поманил к себе Лямина.

— Лямин, пока не оклемается лейтенант, бери его взвод и занимайся.

— Товарищ подполковник, у меня другие обязанности, — не согласился Трофим.

— У тебя же многолетний опыт, — хитро сощурив свои монгольские глаза, продолжал Уткин, — а у нас в отряде взаимозаменяемость должна быть. Вот убьют Размолодина в бою — ты его взводом командовать станешь. Убьют тебя — наоборот сделаем. У меня офицеров не так уж и много.

Вот такие шуточки были у подполковника Уткина, а, провожая в дорогу личный состав на грузовике, он не желал счастливого пути и не крестил машину вслед. Нет. Он говорил так: Неси вас хрен.

Уткин был очень хозяйственным, а поэтому дал Сергею задачу: купить в Моздоке трёх поросят.

— Еды много остаётся, выбрасывать жалко! Только покупай девок, кабанят кастрировать надо, после чего они долго болеют. Бери совсем маленьких и скажи старшине, чтоб загончик приготовил, корытце туда и соломы побольше.

Сергей выполнил приказание, как и положено точно и в срок.

Поросята были, как ручные собачки: через неделю они перестали бояться людей, ещё через неделю они разгуливали по всему ПВД, и только когда старшина бил по корыту черенком от лопаты, стремглав бежали обедать в свой загон, на стене которого проволокой было прикручено объявление, сделанное на компьютере: «Внимание! Боевые свиньи Мобильного отряда МВД России! Ближе трёх метров не подходить, с рук не кормить — опасно! Просмотр — для детей — 5 рублей, для взрослых — 10 рублей, для омоновцев — бесплатно!»

Подполковник Уткин, улыбнувшись, оценив шутку юмора, сказал старшине: «Почаще солому им меняй, пищу делай жидкую, а изредка кидай им красный кирпич — им зубы надо точить». Откуда он всё знал этот Уткин?

Однажды ночью Сергей ворочался и долго не мог уснуть. В загончике визжали поросята.

— Им тоже не спится, может погода переменится? — подумал Сергей и скоро заснул.

Но на утро он понял, почему ночью визжали поросята. Бойцы вокруг надрывали животы, смеялся даже Виталик Фокин по кличке — «памятник», который и улыбался то раз в год. Все поросята были разукрашены зелёнкой в камуфлированные пятна, на боку у каждого значились бортовые номера: 343, 344, 345, а во лбу у всех сияла нарисованная красным фломастером пятиконечная звезда.

Сергей проснулся в палатке от странного звука: будто где-то звучал телефонный зуммер. Он огляделся по сторонам и увидел в углу палатки фигуру, сидящую в позе лотоса. Вокруг были расставлены зажжённые свечи.

— Дневальный, — крикнул Сергей в темноту. Из сумрака вынырнул прапорщик Андрей Гаркушин.

— Туточки я, товарищ капитан.

— Что это? — и Сергей указал дрожащей рукой на фигуру в углу палатки.

— А-а-а, это Лёха Колдун. Медитирует.

— Какой колдун?

— Да это Боякова так ребята прозвали. Он почти каждую ночь в дзен уходит. Только раньше он из палатки выходил, а теперь холодно стало, вот он в палатке и… А что?

— Да ничего. Гаркушин, сделай — ка мне кофейку! Что-то у меня сон совсем убежал. Пойду, посты проверю.

И Сергей, взяв из пирамиды автомат, пошёл к выходу. Проходя мимо Боякова, он сказал: «Лёха, прекращай свои опыты, а то дураком кого-нибудь сделаешь!».

Но Лёха Бояков только улыбнулся краешками глаз.

На следующий день, когда автомобиль Липецкого ОМОНа возвращался из Ханкалы, он был подорван на фугасе. Видимо, подрывник попался неопытный: он нажал на гашетку, когда машина не доехала десять метров до заряда. Все осколки прошли вдоль борта. Толком не задело никого, но контужены были все. Капитан Волохов, сидевший в кабине, за одну секунду вспомнил всю свою жизнь, а фугасные осколки веером разложились вокруг него. Когда омоновцы прибыли на место подрыва, отделение во главе с Волоховым заняло круговую оборону и отстреливалось от боевиков. У обочины дороги Сергей услышал тихое всхлипывание. Сергей осторожно подполз к краю дороги и заглянул вниз. На земле в канаве сидел молоденький водитель контрактник Вася, прикомандированный к отряду из Старопромысловской военной комендатуры.

— В чём дело, военный? — тихо спросил его Сергей. Вася поднял на Сергея заплаканное лицо.

— Патроны кончились, товарищ капитан.

— Не плачь, держи! — и Сергей кинул ему рожок, до отказа забитый патронами калибра 5,45, - в следующий раз короткими очередями бей. А то они тебя тёпленьким возьмут, — сказал ему Сергей и вспомнил свой первый бой.

На оперативном совещании, которое состоялось этим же вечером, подполковник Уткин ударил кулаком по столу:

— Так дальше продолжаться не может, — сказал он, — за этой дорогой проследить на сто процентов нельзя. Семёнов, подготовь наши Жигули, завтра с тобой поедем искать объездные пути.

Жигули седьмой модели белого цвета с тонированными стёклами и ингушскими номерами досталась липчанам от предыдущей смены. На вопрос «где взяли?» омоновцы отвечали просто: — Проводили зачистку, ничья оказалась, пришлось забрать.

И надо вам заметить, выручала она омоновцев не один раз.

На следующее утро семёрка выехала на задание. Впереди рядом с водителем Володей Манохиным сидел Уткин. На заднем сидении расположился Сергей. Володя Манохин имел цыганские глаза, чёрную бороду с проседью и смуглую кожу. Ему бы ещё серьгу в ухо — вылитый конокрад! На многих блокпостах его принимали за чеченца и требовали документы. Володя выходил из машины и на чистом русском языке говорил:

— Парни, как же вы меня достали! Да свой я, русский! — и в доказательство осенял себя животворящим крестным знамением.

А сейчас машина двигалась по узким улочкам села Первомайское.

— Сейчас по этой улице проедем, — поворачивая руль, сказал Володя, — и в районе завода «Трансмаш» выскочим на Старопромысловское шоссе.

Небольшая улочка была очень узенькой. С обеих сторон тянулись высокие заборы. Впереди, как бы невзначай, выехала Волга и преградила семёрке путь. Манохин дал задний ход, но сзади Жигули подпирал неизвестно откуда взявшийся джип.

Из передней машины выскочили двое вооружённых людей и направились к Жигулям. Сергей оглянулся назад: из джипа, нехотя вылез молодой парень, достал из-за спины коротенький спецназовский автомат на кожаном ремне, и взял омоновцев на мушку.

Уткин и Манохин вышли из машины: Манохин открыл капот автомобиля и сделал вид, что проверяет уровень масла. Уткин поджидал парней, стоя у переднего правого колеса.

Сергей машинально достал из разгрузки две гранаты, вытащил из них кольца и приготовился к дальнейшему развитию событий.

— Если Уткина валят, одну гранату в них, другую под себя, — вихрем пронеслось у него в голове.

Но через пару минут подошедшие уже весело улыбались, разговаривая с Уткиным и, спрятав оружие. Сергей оглянулся: парень, стоявший сзади, хлопнув дверью, забрался в джип и сдавал назад.

Манохин сел в машину и выдохнул: «Я уж думал — абзац нам Серёга, только командир не растерялся. Парни из чеченского батальона Восток оказались. Молодец — Уткин — сразу им то да сё, да мы ваши соседи».

Подполковник сел на пассажирское сиденье и тоже выдохнул. Помахав на прощанье парням, он резко кинул: «Трогай, — повернувшись к Сергею, продолжал, — нучё, Семёнов, растерялся? Эх ты!»

И тогда Сергей поднял свои руки вверх, показывая гранаты.

— Алексеич, надо бы мне помочь, колечки назад вставить!

Когда все вопросы были улажены, Уткин хлопнул Сергея по плечу и сказал: «Беру свои слова назад. В следующий раз с тобой в разведку без проблем!» Володя Манохин счастливо рассмеялся.

На следующий день к Сергею подошёл прапорщик Вадим Белкин.

— Товарищ капитан, там ваш подчинённый лыка не вяжет!

— Это который?

— А зайдите на кухню, сами увидите. Я братву не сдаю! — и Белкин расхохотался сам своей же шутке.

Вообще Вадим всё время блистал своим остроумием. Он учился заочно в школе милиции. А так, как вечно находился в служебных командировках — его контрольные работы в институт носила старушка — мать. Вадим сам рассказывал ребятам, как в очередной раз преподаватель, увидев её в холле, подошёл и, пожав смущённой женщине руку, улыбаясь во весь рот, сказал: «Поздравляю Вас, вы переведены на третий курс». Сам Вадим, рассказывая, хохотал так, что тряслись стены.

Ну, а сегодня Сергей, зайдя в варочный цех, увидел такую картину: молодой сержантик Савченко, которому нынче выходило поварить по графику, мирно спал в углу на мешках с картошкой. Свои маленькие ручки Савченко положил под голову и, посапывая, улыбался во сне. От него, действительно, исходил запах спиртного. На огне, тем временем, в большом котле кипела бурда, неопределённого цвета, которая по логике вещей должна была называться супом на первое. Сергей взял большое деревянное весло, которым мешали трапезу и опустил в котёл. Грым-грым-грым.

— Не понял, — подумал Сергей и, не веря своим ушам, помешал снова.

Грым-грым-грым, — ответила ему кастрюля.

Сергей зачерпнул со дна и увидел нераскрытую банку тушёнки, которых насчитал ровно шесть. Столько, сколько положено добросовестному повару для приготовления супа на обед.

Сергей был страшен в гневе, поэтому сразу же деревянное весло опустилось на спину мирно спящего Савченко.

Больше он никогда не заступал в наряд по кухне. Но, замерзая ночью на посту, вспоминал тёплую печку и никак не мог забыть своих тактильных ощущений, а посему тёр спину, по которой гуляло деревянное тяжёлое весло.

В этой командировке Сергей часто общался с уже не молодым чеченцем, которого звали Ислам. Кто и когда первым познакомился с Исламом, уже никто не помнил, его передавали по смене друг-другу, говоря: «этому человеку можно верить!». И все ему верили. Ислам мог работать сварным и плотником, мог дать омоновцам напрокат свой автомобиль, а мог привезти на заказ продуктов или недостающую запчасть для машины. Жил он неподалёку от блок-поста в своём достаточно большом доме и появлялся всегда неожиданно или по просьбе — для этого надо было остановить первую же машину на КПП и попросить, чтобы позвали Ислама. Через 15 минут Ислам заходил на ПВД. Когда Ислам возникал без приглашения, он всегда приносил новости. Например: он мог сказать — Завтра в Ханкалу не выезжайте! — или — На Моздок не ходите по этой дороге! Его слушали. Был он чёрен, сухопар, ростом невелик, но чувствовалась в нём какая-то внутренняя сила, стержень в нём был стальной. Спиртного Ислам не пил, но курить любил. Частенько Сергей и Ислам сиживали вместе и, покуривая, разговаривали на разнообразные темы, иногда спорили. Ислам знал много, но был не особо словоохотлив.

— Знаешь, Серёжа? — говорил Ислам, — я вам помогаю не потому, что хочу поиметь какую-то выгоду и не потому, что шпионю за вами. Просто я понял многое: только вместе с Россией Чечне по пути. По крайней мере, пока. В первую войну все воевали. И я воевал. Я даже был полевым командиром. А что ты думаешь? Вся наша республика несколько столетий воюет, все горы пропитаны духом противостояния. А названия? Знаешь, как на русский переводятся названия Урус-Мартан и Ачхой-Мартан? Русским-смерть и неверным-смерть! Это даже не по-чеченски, это на древнем наречии одного из тюркских языков. Поэтому, Серёжа, чеченцев надо либо очень сильно любить, либо уничтожить всех до одного.

Любовью это чувство назвать нельзя, но Сергей внутренне испытывал очень большое уважение к чеченскому народу в целом. То ли тут имел место пресловутый «стокгольмский синдром», то ли за время многолетних командировок Сергей очень привык к местным жителям. Тем не менее, он считал чеченцев своими соотечественниками, а к Чечне относился с большой симпатией и теплотой. Кстати многие его сослуживцы, как и Сергей, не видели в чеченцах — врагов. Они считали, что приехали на помощь к чеченскому народу-труженику, очищать вайнахскую землю от международного терроризма. А самоучитель чеченского языка Зулай Хамидовой пользовался в отряде большим спросом.

В те годы в республике выходили листовки вайнахского общества «Правдивое слово», в которых разъяснялось, кто есть, кто в Чечне, говорилось там и о биографиях полевых командиров, и о том кто финансирует их деятельность. Эпиграфом к газете служила старинная горская поговорка: «Да не станет хлеб сладким».

Колонна остановилась около Мобильного отряда. Омоновцы по очереди спрыгивали на землю. С соседних машин сгружали отрядный скарб и личные вещи. Все смеялись, а вокруг царило весёлое возбуждение.

— А вот теперь, военный, дай-ка я тебя расцелую — Игорь Воеводин загоробастал водителя Сашку и теребил его, — молодец! Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я. Здорово довёз.

Сашка смущённо улыбался. Он уже забыл все непонятки, которые случились в дороге и только, нахмурившись, стучал ногою по баллонам — назавтра ему предстоял обратный рейс.

Глава 11

Сапёры называли Старопромысловское шоссе в одноимённом районе и улицу Тухачевского в Ленинском районе города Грозный не иначе, как — Первая Большая фугасная и Вторая Большая фугасная — уж больно много подрывов случалось там ежедневно.

Ребята, сменившие в этот раз смену Уткина ровно через месяц, попали под молотки. На УАЗике они возвращались из военной комендатуры. Примерно в двух километрах от блок-поста на Старопромысловском шоссе машина была подорвана на фугасе. Несколько человек получили тяжёлые осколочные ранения. Здесь во всей красе проявил себя отрядный врач капитан Василий Волобуев. С пробитой гортанью, истекая кровью, он оказал первую медицинскую помощь всем нуждающимся в ней. Он спас жизнь ребятам. Сам же на следующий день впал в кому, из которой не вышел, и через полтора года умер от ран уже в родном Липецке.

Майор Михаил Безденежный, которому осколок попал в теменную часть, остался жив чудом. Уже в военном госпитале Ростова-на-Дону хирург, разводя руками, сказал:

— Ничего не понимаю, ранение у него смертельное. Я сделал всё, что мог. Сколько он проживёт, сказать не берусь.

Михаил, отлежав в госпитале, уволился на пенсию по инвалидности. Жив он до сих пор.

Капитану Игорю Крымскому осколок перебил сонные артерии. Когда встал вопрос о получении страховой суммы за причинённый ущерб здоровью, медики военно-врачебной комиссии не знали, что делать. В перечне травм и увечий это ранение числилось, как смертельное. После того, как Игорь начал собирать документы для подачи искового заявления в суд — вопрос был улажен. Деньги он получил.

Поражало Сергея и отношение высоких милицейских чиновников к омоновцам. Витька Нежданов, как кадровик, контролировавший вопросы написания и отправки наградных листов в министерство, негодовал. На аттестационной комиссии в УВД, когда зачитывались эпизоды, за которые молодого сержанта представляли к правительственной награде, один из полковников — начальников отдела, сказал:

— Сколько он в милиции служит? Четыре года? Молод ещё! Не заслужил! У меня даже нет такой награды!

— А вы бы хоть разок съездили туда, товарищ полковник! Может и у вас была бы! — сказал ему Нежданов.

И только вмешательство полковника Атаманова — командира отряда, погасило пожар. А то не миновать скандала. Но врага в управлении Виктор себе нажил.

В тот год исполнилось десять лет со дня образования Смоленского ОМОНа. Смоляне много раз стояли в Чеченской республике с липчанами. Дружба была очень крепкой — водой не разольёшь. По приглашению коллег в Смоленск из Липецка была направлена делегация во главе с начальником штаба подполковником Александром Овчинниковым. Сергей был в числе приглашённых.

Вид смоленских омоновцев поразил Сергея до глубины души: у каждого смоленского парня на груди был иконостас. Ни одного офицера без ордена Мужества Сергей не увидел, у некоторых было даже по два. Сергей и Овчинников смущённо переглядывались, у Сергея, прошедшего шесть командировок, на груди могучей одна медаль висела кучей, у Овчинникова — две.

— Да, — подумал Сергей, — чтобы в Липецке подписали наградной на орден Мужества, надо, как минимум погибнуть.

Праздновали с помпой и грандиознейшим банкетом в конце. На этом мероприятии Сергей познакомился с легендой смоленского ОМОНа — майором Саней Проскуряковым. Саня был сапёром в отряде, потом заместителем командира. На его груди награды не помещались, хотя и висели в четыре ряда.

В середине девяностых по Смоленску поползли слухи, что в городе орудует неформальная организация «Белая стрела», которая контролируется спецслужбами и занимается тем, что очищает город от криминалитета. Причём делает это весьма оригинальным способом: попросту ведёт точечный отстрел авторитетов. Когда закрутилось следствие по этому делу, неожиданно для всех, Проскуряков был арестован, как непосредственный руководитель организации.

Восемь месяцев мужественный офицер просидел в следственной тюрьме, а когда дело рассыпалось, как карточный домик, Проскуряков вышел из тюрьмы и был восстановлен в должности, ему, как ни в чём не бывало, выплатили зарплату за восемь месяцев, сделав вид, что ничего не случилось.

Саня, криво усмехаясь и стиснув зубы, продолжал работать в органах, предавших его, и только братья-омоновцы не забывали его всё это время и, как могли, помогали ему.

В последствии Сергей встречался с Саней ещё два раза: один раз в Грозном, второй раз смолянин приезжал в гости в Липецк к — своим боевым товарищам.

В одну из звёздных грозненских ночей Сергей дежурил у радиостанции. В трёх километрах от липецкого блок-поста стоял нижегородский отряд.

— «Ракита» ответь «Бархану», — ожила рация.

— На приёме, — ответил Сергей.

— «Ракита», сегодня никто из ваших не работает недалеко от нас? — интересовались соседи.

— Нет, — утвердительно ответил Сергей, — наши все на базе. А что случилось?

— Да кто-то прошёл в вашу сторону мимо нас. Идут по дороге двое и горланят: «Виновата ли я»! А в городе комендантский час! Кто это может быть?

— Не знаю, может комедачи?

А через пятнадцать минут такую же информацию выдали ребята с липецкого поста.

— Не трогать, — приказал Сергей, — пусть поближе подойдут.

Ещё через пару минут в комнату ввалились Саня Проскуряков и командир смоленского отряда Василий Панин.

— Липецкие, хватит спать, накрывайте поляну, — сказал Панин.

Погиб Саня Проскуряков через два года в родном Смоленске, его «Ауди» была расстреляна в самом центре города. Убийц его не нашли.

В то время в эфире, который насчитывал четырнадцать каналов, по ночам происходили настоящие вакханалии. Чего только не наслушались омоновцы. Кто-то искал земляков, кто-то знакомился, кто-то поливал грязью чеченцев, кто-то русских. По рации передавали ориентировки, зачитывали сводки, рассказывали анекдоты, ругались, пели, читали суры из «Корана», крутили музыку. Иногда в эфир выходил пьяный смех, проклятья или рыдания. Каких только позывных не слышал Сергей: «Снегурочка», «Форест Гамп», «Хохол», «Вольный ветер», «Пуританин», «Клинтон», «Чингисхан», «Балерина». И все эти братья по разуму выдавали столько разнообразной чепухи, что у дежурного закипали мозги, и ему приходилось на время выключать рацию.

— Ёжик, ё-о-о-о-жик, — протяжно звал кто-то.

— Внимание, всем ёжикам, идите на хрен, — отзывалась рация.

— Лошадка, лоша-а-а-а-а-дка-а-а, — не успокаивался первый.

— Тыгыдым-тыгыдым-тыгыдым, эге-гей, — скакал какой-то лихой джигит.

— Дайте поработать, твари, не засоряйте эфир, — вклинивался чей-то усталый голос.

— А мы тебя на букву «Е» — егнорируем — борзо отвечали ему.

— Ребята, сдавайте сводки вовремя, нас знаете, как за это дерут? — возникал где-то далеко молодой женский голос.

— Любимая, я бы с удовольствием сам бы тебя отодрал — у меня чёрный пояс по «камасутре», — отвечали тоже откуда-то издалека. В эфире слышался весёлый смех. Видимо девушке эта мысль тоже пришлась по душе.

— Негодяя-я-я-я-и, и-и-и-изверги - кричал пьяный голос.

— Чё, зёма, своих ищешь? — отвечали ему.

— Ханкала — козлы, боевые себе закрывают, а нам хренушки, — завывал кто-то.

Здесь возникало много сторонников этого убеждения, которые вступали в половые отношения сначала с самой Ханкалой, потом с каждым сотрудником посёлка отдельно.

— Давайте на них войной пойдём и всех замочим, — предлагал кто-то.

— Мочите, — отзывался голос с сильным кавказским акцентом, — ми вам поможем.

«За прошедшие сутки половая ориентация Ханкалы не изменилась» — докладывал дежурный, сдавая утром смену своему товарищу.

Два «Икаруса» катили из Моздока в сторону родного Черноземья. Липчан обгоняли колонны из других городов. Почти к каждому автобусу сзади были привязаны веники или мётлы, которые по старинной русской примете заметали следы на дороге. Чтобы не вернуться сюда обратно. Но проходило несколько месяцев и парни, как правило, возвращались назад. Такая работа. Ничего не поделаешь.

Водителем автобуса, в котором ехал Сергей, был дед. Как его зовут — не знал никто. Все называли его дедом. Сам он охотно отзывался на это прозвище. Был он сед, худ и улыбчив. Дед постоянно увозил омоновцев в командировки и забирал их домой. Он всегда искренне радовался, если отряд возвращался с Северного Кавказа без потерь.

— С удачей вас, ребята, — говорил он и вытирал тыльной стороной ладони нежданную слезинку, — до дома довезу с ветерком, а как же? Почитай сорок с гаком лет за рулём!

Ребята, усталые от долгой дороги, располагались в удобных креслах междугороднего автобуса и блаженно дремали, думая о скорейшем возвращении в родные пенаты.

Возвращение домой всегда проходило по одному и тому же сценарию. Это было неписаным законом. На выезде из Воронежа автобус останавливался в лесном массиве. Омоновцы выходили из «Икаруса», надевали чистые камуфляжи, чистили до блеска обувь, брились. Придирчиво осматривали друг — друга. В родной город надлежало приехать в самом бравом виде. На боковое зеркало первого автобуса прикручивали российский триколор на флагштоке. А при въезде в город водители гудели, что было сил. Идущая впереди гаишная машина, подливала масло в огонь: «Фа-фа, принять вправо и остановиться, пропускаем колонну» — неслось из её репродуктора. Водители машин останавливались и приветствовали своих земляков клаксонами сигналов. Жители города с любопытством смотрели на, проносящиеся мимо, автобусы и приветливо махали руками.

Но это всё завтра, а пока за окнами мелькали унылые степные пейзажи.

Глава 12

В следующую командировку командиром поехал сам полковник Аркадий Атаманов — собственной персоной. Сергея он взял с собой заместителем командира отряда по тыловым вопросам.

Автопарком заведовал младший лейтенант Геннадий Чернов. Сам он вышел в офицеры из водителей. Был он уже не молод. По годам Гена должен был бы готовиться к пенсии. Милицейский век быстротечен. Но «на старости лет» угораздило его выбиться в начальство, как говорил он сам, пожимая плечами и виновато улыбаясь.

В бытность Гены водителем и, находясь в служебных командировках, Сергей неоднократно вместе с будущим офицером колесил на транспорте по дорогам и весям Чечни. У Сергея по отношению к Гене возникали ассоциации с различными видами «попадалова». Как ни странно, но дважды происходили невероятные случаи именно с ними двоими, где погибнуть было легче, чем остаться в живых. Но, тем не менее, Господь хранил их.

Первый случай произошёл в октябре — месяце. В один из дней на блок-посту появилась молодая девушка-чеченка и потребовала командира отряда, не меньше. С заместителями девушка отказалась разговаривать наотрез. У неё, мол, срочное и неотложное дело к командиру — лично. Подполковник Сидельников, на ходу засупониваясь, проворчал: «Ладно, схожу, чего там стряслось?»

— Товарищ командир, — затараторила чеченка, — вы знаете какой сегодня день?

— Седьмое октября, вроде с утра было, — ничего не понимая, пробурчал Сидельников.

— День учителя, товарищ командир, — продолжала девушка, — я завуч грозненской школы N 17, вы же наши шефы, — и представитель учительской братии протянула милиционеру бумагу, сложенную вдвое.

Сидельников развернул документ, который, действительно, являлся приказом Мобильного отряда МВД России в Чеченской Республике и свидетельствовал о том, что Липецкий ОМОН назначается шефами средней школы N 17 г. Грозный. Всё на месте: печать и витиеватая подпись командира мобильника.

— Поздравляю, и чего хотели то, толком говорите!

— Как чего, товарищ командир? У нас восемь учителей в штате, надо их поздравить лично от имени шефов и подарки презентовать! А как же? Праздник ведь профессиональный!

— Девушка, какие у нас подарки? Патроны что ли дарить?

— Зачем патроны? Тушёнки, сгущёночки подкиньте, они не обидятся!

— Понятно, — крякнул Сидельников.

Но деваться некуда — завуч была права. Праздник есть праздник.

— Где хоть находится школа ваша?

— Здесь недалеко за сопкой, — снова затараторила девушка, — я провожу.

Командир вытащил рацию и связался с дежурной частью: «Дежурный, подними Семёнова и Чернова. Пусть подготовят машину и возьмут по коробке тушёнки и сгущёнки. Только тушёнку пусть говяжью выберут. Я на блокпосту. Жду их через десять минут». И, обращаясь к девушке, продолжал: «Хватит столько?».

— Конечно, хватит, — обрадовалась чеченка, — за глаза!

Через десять минут Сидельников ставил задачу Сергею и Геннадию.

— Значит так! Проедете с завучем в школу и поздравите весь педагогический коллектив с Днём учителя, подарите от имени отряда подарки.

Сергей пропустил на заднее сидение автомобиля, довольную девушку, затем сел сам.

Белая «Ока» с дагестанскими номерами была взята напрокат у Ислама на месяц, а так как была эта «капсула смерти» мала, то все звали её нежно тапочком.

Тапочек затарахтел и двинулся в путь.

— Вот здесь направо, а потом прямо и налево по этой брусчатке, — командовала учительница.

Эти места омоновцам были совсем не знакомы. Дорога вела из Грозного между сопок в сторону северо-востока. Здесь бывать Сергею не приходилось и он, машинально, примечал ориентиры, чтобы найти обратный путь.

Доехав до места, Сергей поздравил с праздником, жмущихся к стенке, и, очень стесняющихся, восьмерых девушек. Пока Гена разгрузил коробки с консервами. Пока подарили их учителям.

— Спасибо Вам большое, — завуч каждому из омоновцев пожала руку, — назад дорогу найдёте? Только у нас тут не совсем спокойно, если увидите людей с оружием — не останавливайтесь. Только привстаньте на сиденьях и поклонитесь им, у нас так принято. До свиданья!

Ребята переглянулись. Люди с оружием?

Группа бородачей появилась сразу за поворотом. Они сидели кругом и переговаривались, ребята привстали на сиденьях и поклонились. Люди с оружием кивнули в ответ и лениво отвернулись. Гена нервно перекрестился. За сопкой Сергей снова увидел небольшой отряд, рассредоточенный вдоль дороги. Человек в папахе, перевязанной зелёной лентой, видимо старший, поднял руку, останавливая машину.

Спас ребят их внешний вид: оба в камуфляжах, с бородами, перебитый орлиный нос Гены и выгоревшие чёрные волосы Сергея притупили бдительность боевика. А когда машина притормозила, и люди в автомобиле привстали и вежливо поклонились, полевой командир, скользнув колючим взглядом, по дагестанским номерам и лицами ребят, махнул рукой, проезжай, мол, дальше, Гена потихоньку поддал газу и больше нигде не тормозил. Машина влетела на большой скорости в расположение отряда.

— Ну, Михалыч, удружил ты нам! Не чаяли, что живыми доедем! — Сергей снимал с плеча автомат.

— Доехали ведь, — невозмутимо сказал Сидельников.

Второй случай произошёл через год.

На близлежащей высоте сел на брюхо в грязь БТР из военной комендатуры.

Четверо усталых парней без сил опустились на землю. Офицер, вытирая пот со лба, присел с командиром липецкого отряда подполковником Овчинниковым. Через три минуты беседы командир вызвал к себе Сергея.

— Семёнов, заходи. Садись. Надо комендачам помочь. У них «бэтр» сел на сопке.

— Василич, понятно, что надо. Да только солнышко садится. Через полчаса стемнеет. Можно в живую мишень превратиться.

— Да, не боись, капитан, мы прикроем — если чего, — включился в разговор офицер из комендатуры, опять вытирая пот со лба и, виновато улыбаясь, — надо помочь. Если на ночь там застрянем, совсем худо будет.

— Я с собой Чернова возьму и «Титаника», — Сергей повернулся кругом.

— Вот это по-нашему! Спасибо, дружище! Век не забудем, — развеселился офицер, — а ребят больше не бери. У меня там взвод. Только подцепим на трос к вашему КАМАЗу, да и выдернем «бэтр», как пушиночку.

Но на деле всё оказалось не так просто. «КАМАЗ» тоже присел брюхом в грязь и только виновато урчал.

— Давай, ну давай, татарин! — Гена Чернов пытался выехать задом, но автомобиль завяз по самую кабину.

Тем временем совсем стемнело. В горах это всегда происходит за считанные минуты. Только вот было светло. Вдруг «щёлк», как будто кто-то выключил солнце. И земля на полчаса погружается в кромешную тьму. Потом неожиданно появляется луна. Большая и жёлтая, как грейпфрут.

— Серёга, машину глушить нельзя, — Гена смотрел на Сергея, — потом не заведём. Вы посидите тут с «Титаником», а я вниз сгоняю. Тут минут пятнадцать ходу. Возьму пару канистр с соляркой и назад ещё полчаса. До утра дотянем, а там подмогу вызовем.

— Андрей, машину не глуши — мы скоро, — Сергей выскочил из кабины, — вместе пойдём.

Этой дорогой Сергей ходил десятки раз. Да и была она здесь одна. Иди прямо и никуда не сворачивай. Вниз по горе, она полого огибала сопку змейкой.

Неожиданно на землю опустился молочный туман.

Они давно должны были спуститься вниз, а дорога всё не кончалась. Гена, встревожено поглядел на часы и обернулся на Сергея.

— Вот и я о том же, — Сергей оглянулся по сторонам, — мы уже минут десять как на месте должны быть. Ген, тут другой дороги нет?

— Да, вроде бы, одна она здесь, — Гена, озадаченно почесал голову, — может, назад пойдём?

Ребята двинулись назад. Они поднимались вверх, потом шли вниз, поворачивая то влево — то вправо. Дорога не кончалась. Куда она ведёт — не было видно. Метра два — три вперёд, а дальше туман. Ни конца, ни края. Она уходила из-под ног и вела в неизвестность.

— Заколдованная она что ли? — Гена, в сердцах, пнул придорожный куст.

Осложняло задачу то, что к ногам пластилином прилипала глина. Очистишь их, а через минуту на ногах опять огромный тяжёлый ком.

— Чего мы рацию не взяли? — Гена без сил опустился на землю, — это леший нас за нос водит, точно — он!

— А что ты по рации передал бы? Лёлик, — СОС? Мы не знаем, где мы есть? — Сергей опустился рядом.

Передохнув, омоновцы двинулись дальше. Под ногами появилась дорога, мощёная камнем.

— Ген, мы наверно уже к Гудермесу или к Аргуну подошли.

Впереди послышался гул, приближающейся машины.

— Это наши на подмогу едут, — Гена, весело улыбнулся, — видать, нас ищут. Сейчас пошумлю.

— Не торопись. Давай подождём.

Машина остановилась, по звуку, метрах в пятидесяти. Из машины на брусчатку начали спрыгивать люди, слышно было, как бряцает их оружие. До ребят отчётливо донеслась арабская речь. Гена и Сергей переглянулись и, не сговариваясь, как по команде, начали карабкаться в гору. Через десять минут они выбрались на грунтовую дорогу.

— Короче, Гендос, садимся у дороги и ждём рассвета, — Сергей присел на корточки.

И тут до ребят донёсся собачий лай. Гена спустился на несколько метров вниз по горе, Сергей последовал за ним. Туман остался сверху, а внизу лежало село.

— Это чего за город? — Гена смотрел на Сергея.

Сергей, закрыв глаза, в уме вспоминал карту Грозного.

— Да это же Старопромыслы! Видишь, это шоссе. Село — это Собачёвка! А вон, смотри, где света нет — это наш ПВД.

В отряд ребята пришли усталые и злые. Отсутствовали они четыре часа. У них не было сил даже ответить на смешки и подколки товарищей. Они так набили ноги, что следующие два дня не могли ходить. А отрядный фельдшер натирал их нижние конечности «Фастум Гелем».

Через несколько дней Сергей прибыл в Моздок для получения продуктов и ГСМ. Как правило, в Моздок отправлялись зампотыл, водитель и двое — трое бойцов для огневого прикрытия. Передвижения по дорогам республики в то время были не безопасны. Жить в Моздоке предстояло три дня. Поэтому омоновцы всегда останавливались на ночёвки в гостиницах.

В этот раз с Сергеем приехали: прапорщик Иван Первеев и сержант Коля Малкин.

Николай был молод и горяч, к тому же холост и не зарегистрирован. При наступлении тёмного времени суток в Николае начала бурлить кровь, налицо были все признаки спермотоксикоза.

— Я — это, товарищ капитан! Мне бы с девушкой, какой пообщаться, — неуверенно начал он.

— Коль, да какие проблемы? Только без оружия я тебя в город не отпущу. А, в остальном: твои деньги, твоё здоровье.

— А что же делать? — Малкин ничего не понимал.

— Что делать? — включился в разговор более опытный Первеев, — да приводи её сюда. Комната большая — аж на восемь коек. Ложитесь в дальний угол. Темно — никто ничего не увидит.

— Зато услышит, — Коля неуверенно смотрел на Сергея.

— Да кому ваша мышиная возня нужна. Мы спать будем. Она, Колюха, профессионал. А профессионал работает в любых условиях, — усмехаясь, продолжал Первеев.

Сказано — сделано. Жрица любви, с намалёванными губами, мышкой прошмыгнула в дальний угол комнаты и залезла под одеяло. Иногда из того угла слышались скрипы, сопение и чмоканье.

А к липчанам ввалился сосед по комнате — собровец из Владивостока.

— Славяне, а ну давай знакомиться, — прокричал он и звякнул пакетом с парой пузырей, — из каких краёв будете?

Ребята расположились у стола. Свет не включали. Поставили на стол армейский фонарь: глазом в потолок. Водка, закуска, сигареты: что ещё нужно для серьёзной беседы.

В дальнем углу чмокнули.

— Чего у вас там, — насторожился собровец.

— Да это наша братская печень с девушкой знакомится, не обращай внимания, — наливая по второй, махнул рукой Первеев.

— А, понятно, — собровец, которого звали Саней, успокоился.

Он поднял рюмку, чокнулся и опрокинул содержимое внутрь себя. Поморщился и, не спеша, занюхал водку горбушкой.

— Так, вот я и говорю, Серёга, скоро «боевые» отменят. Всё к этому идёт!

В углу послышался чмокающий звук, девушка отвлеклась от работы.

— Да, парни, всё к этому идёт, отменят, — как эхо отозвалась она, — у меня дядька тоже воюет, от него слышала.

Саня вздрогнул и, повернувшись в сторону дальнего угла, крякнул.

— Наливай, — сказал он и покачал головой, — командировки скоро по полгода сделают, — из Москвы такой базар идёт.

— Точно, — чмокнув, продолжала жрица любви, — у меня тётка в Мобильном отряде полы моет. Она разговор слышала.

Тут грохнули все. Смеялись, схватившись за животы и, вытирая слёзы. Иван Первеев даже подавился.

— Ты что пообщаться сюда пришла? — сквозь смех, давясь и отдуваясь, крикнул ей Саня.

— А я уже управилась, — девушка, одёргивая на себе одежду, смело подходила к столу, — а ну налей!

Первеев, восхищённо глядя на девчушку, налил ей стопку. Она, залихватски тяпнув, села на стул, положила ногу на ногу. Затянулась сигаретой.

— Да, парни, жизнь наша здесь — полная параша, — процедила она сквозь зубы.

Собровец упал на пол и только мычал от смеха, не в силах, что либо сказать. Потом поднялся и, взяв девушку за руку, проворковал.

— Люблю таких. Пойдём в номера — пообщаемся.

— Нет проблем, триста рублей — любой каприз, — сказала девушка и смачно плюнула на пол.

Через час он вновь заглянула в дверь.

— Пацаны, кто захочет меня найти — адрес такой: станица Луковская, улица Дружбы, белый дом, большие зелёные ворота. Там двое зелёных ворот — мои намазаны говном.

Первеев махнул рукой и выдавил: «Иди — иди, дочка, а то мы животы надорвём!».

Вернувшись в Грозный, Сергей кликнул взводного.

— Давай братву, харчи разгружать.

Бойцы, нехотя разгружали коробки и мешки с продуктами.

— Опять гречка, рис да горох, — недовольно морщась, проговорил молодой сержант Михеев, который прибыл в свой первый вояж на Северный Кавказ.

— Дружище, прикинь! — хлопнул его по плечу Сергей, — фрикасе кончилось прямо перед нами, бананы гнилые попались — мы их брать не стали, а королевские креветки только завтра подвезут. Понял?

— Товарищ капитан, а что такое фрикасе? — Михеев, открыв рот, смотрел на Сергея.

На следующий день Сергей принимал солнечные ванны, расположившись в старом кресле, вынесенном на улицу. Невдалеке присел лейтенант Олег Иноземцев, который состоял в должности сапёра. Олег читал, какую то книгу и, время от времени, похохатывал.

— Ты, чего анекдоты читаешь? — спросил Сергей, — тогда валяй вслух!

— Да нет, Серёга, руководство по взрывному делу.

— Смешно? Или у тебя уже тихо шифером шурша, крыша едет не спеша?

— Книга трофейная, то бишь с той стороны. Толково всё написано, только с ихними прибамбасами.

— А именно?

— Ну, вот например — послушай: «Взрывчатые вещества изготавливаются из подручных материалов искусственно и являются одной из семи милостей Аллаха», или вот: «… положил фугас, подсоединил капсюль-детонатор и Аллаху Акбар».

— Чо, прям так и написано?

— Ага.

Этого пса привезли из станицы Курдюковской. Был он ширококостным, лобастым, здоровым, как телёнок, гладкошёрстным, рыжей масти. Звали его Мастер. Кроме всего прочего был он очень умён. Понимал практически всё, только сам не говорил. Мастер обожал людей в форме, к остальным он подкрадывался сзади и кусал за пятки. Чеченцы, проходящие через блок-пост, были очень недовольны. Также Мастер не любил и гражданских машин. Он кидался на них: мог прокусить колесо, а мог и поцарапать обшивку.

Сергей, проезжая через блок-пост на трофейной семёрке, иногда останавливался, открывал дверь и журил Мастера:

— Ты что своих не узнаёшь? Как не стыдно! Сколько раз мимо тебя проезжаем, а ты никак не запомнишь!

Вы бы видели, что происходило с собакой. Только что метавший гром и молнии, огромный, ощетинившийся пёс, увидев Сергея, начинал виновато улыбаться, вилять хвостом и пятиться, негромко поскуливая. «Извините, опять обознался» — говорили его умные глаза.

Понятие «свой — чужой» давно перемешалось в сознании Сергея. Иногда, так называемые «свои» вытворяли такие поступки, что в голове не укладывалось. Позиция родного УВД иногда повергало людей, находящихся в командировке в шок. Например, начальник УВД мог дать команду сотрудникам воспитательного отдела проверить посылки, которые родные передали своим сыновьям, мужьям и братьям на войну.

И старшие офицеры в званиях майоров и подполковников, извиняясь и пряча глаза, проверяли посылки, вскрывая их — не дай Бог — там окажутся спиртные напитки. Только вот, наверное, невдомёк генералу, который, наверняка, сам любит махнуть стаканчик — другой на какой — никакой праздничек, что в Чечне тоже несут службу нормальные люди. И у них бывают и дни рождения, и другие праздники. А, бывало, что он же, своей властью, задержит отправку гумманитарки. И тогда открывают омоновцы посылки, а там полный набор тухлятины. Все продукты испортились.

Получается: счастливого пути, ребята, дали пинка под зад и забыли про тебя на полгода. Но нет! В управлении помнили про свой отряд, раз в два-три месяца в Моздок приезжали всевозможные проверяющие в чинах полковников и подполковников. Эти люди слились у Сергея в одно целое. Все, как правило, приезжали после суток пьянства в дороге, пили пару дней в Моздоке и наотрез отказывались ехать в Чечню. Страшно! Там ведь стреляют.

Один такой случай очень сильно запал Сергею в душу. Полковник Мосолов ведал в управлении штабом. Был он грузен, лыс и труслив. Про него можно было сказать: «На вершине его не растёт ничего, только ветер по полю гуляет».

Этот человек приехал в Моздок и привёз из дома письма и посылки для липецкого отряда. Командир ОМОН полковник Атаманов за день до этого послал Сергея для встречи посланника с Родины.

Полковник Мосолов, как и все остальные, приехал в Моздок после суток пития. Небритый, с трясущимися губами, он очень сильно отличался от себя самого липецкого образца. Само нахождение в прифронтовой полосе немного сбило с него спеси.

Он внимательно выслушал Сергея и сказал:

— В Грозный я не поеду. Рад, что у вас всё нормально. А сейчас, Семёнов, подскажи какое-нибудь кафе не дорогое, но приличное.

Сергей отвёз полковника в «Джимару». Мосолов привёз омоновцам в подарок от УВД коробку липецкой водки «Матрёшка». Половину ящика он употребил сам за четыре часа сидения в кафе — местную водку он пить отказался. А вдруг отравят?

После того, как вечер перестал быть томным, полковник уже дружески обнимал Сергея.

— Да что вы знаете про склероз? — он хлопнул по плечу, сидящего рядом водителя, услышав в чужом разговоре знакомое слово, — вот я вам сейчас расскажу, что это такое. Был у меня такой случай: пришёл я в гости к одной бабёнке. Она мне дверь открыла, смотрит на меня. А я, убей Бог, забыл — зачем я к ней пришёл. Вышел на улицу. Вспомнил! Вспомнил — зачем пришёл! Блин, теперь забыл — где она живёт. Вот это склероз, — и, обращаясь к Сергею, зашептал ему на ухо:

— Ты мне, это, Семёнов, подгони справочку, что я в Грозном был. Я ведь был? Можно сказать, жизнью рисковал!

И в мыслях полковника пронеслись кадры кинохроники, как он вытаскивает бойца из горящего танка, или — нет, лучше скачет на лихом коне, играя шашкой. Или, лучше всего, быть в глубоком тылу около кухни с пышногрудой поварихой и каждый день, читая, свежую газету, искать свою фамилию в списке награждённых.

Справки в то время были номерными. Их брали в Ханкале. Тоже не просто так. У Сергея в папке всегда лежала парочка справок на всякий случай. Что ж полковник хоть, конечно, и негодяй, но вроде бы как свой негодяй. Сергей не отказал Мосолову и дал ему справку, из которой следовало, что полковник Мосолов три дня находился в служебной командировке в городе Грозный и, которую он, с любовью подшил в своё личное дело. Удостоверение участника боевых действий Мосолов получил одним из первых в УВД. Через много лет он будет рассказывать сопливым школьникам, как воевал за территориальную целостность Российской Федерации. На его кителе болталось четыре медали, не за взятие городов, а за выслугу годов, и несведущему человеку он показался бы настоящим героем.

О том, что полковник действительно негодяй, Сергей убедился годом позже. В тот день Сергей был ответственным по отряду, а Мосолов ответственным по управлению. Полковник прибыл в отряд и десять минут выговаривал Сергею, как надо выстраивать несение службы и учил его жизни. Не избежал он и окопных выражений, так как считал себя ветераном войны.

Неужели вот этот человек год назад, униженно заглядывая ему в глаза, заискивал, улыбался и просил его об одолжении?

Сергей еле сдержался, чтобы не плюнуть в эти подлые глаза или, хотя бы, не сказать какую-нибудь грубость.

Поистине, наверное, есть в России только одна структура, где — перестраховываясь, ничего не делая, вовремя лизнув — где надо, вовремя пнув, кого надо — можно дослужиться от лейтенанта до полковника, сидя на одном стуле. Только в милиции есть место ничтожеству и подлости, которое может достигнуть больших «болтов» не по заслугам.

Но у реверса этой монеты есть и свой аверс: абсолютное большинство сотрудников милиции работают круглосуточно не за страх, а на совесть. Отдавая своё личное время, здоровье, а иногда и жизнь за правопорядок, чтобы защитить общество от преступности. В их личных делах меньше благодарностей, а на их груди, порой, кроме значка об образовании, больше ничего то и нет.

А вот Вам другой случай. Машина соседнего отряда перевернулась под Горагорском. ГАЗон следовал из Моздока в Грозный и был гружён продуктами и бочками с ГСМ.

Сергей прибыл на место тремя часами позже. Надо было помочь соседям.

Около перевёрнутого автомобиля собралось около десятка чеченских милиционеров, которые, отработав смену, спешили домой. Их машины были припаркованы вдоль серпантина. Они помогли омоновцам перегрузить то, что валялось на дороге в липецкий КАМАЗ, помогли снять с машины радиостанцию и аккумулятор и договорились с жителями близлежащих домов, чтобы те проследили за машиной. А то разворуют запчасти.

— Вы не возвращайтесь в Грозный этой дорогой, — говорил Сергею пожилой сержант-чеченец, — темнеет. Эта дорога опасная. Лучше вернитесь в Знаменское и езжайте через Кень-Юрт. А можете и здесь переночевать, тут недалеко на горе ваши стоят.

— Они стоят на горе, — ответил ему Сергей, — а вы здесь помогаете нам. Значит Вы — наши.

Уже начало темнеть, когда с блок-поста передали информацию:

— На Старопромысловском шоссе, примерно в одном километре от наших позиций, боевики гвоздят войсковую колонну.

Место для нападения было выбрано идеально. С двух сторон к дороге примыкали заброшенные промышленные зоны, с множеством полуразрушенных строений.

Времени на раздумье было очень мало. Полковник Атаманов объявил общую тревогу.

— Дело происходит здесь, — сказал он, тыча пальцем в карту, — я с первым взводом обходным манёвром захожу в тыл этой группе бандитов. Ты — Семёнов, со вторым взводом, пободаешься с противоположным флангом. Как выедите на исходную — не торопитесь. Атаковать будем разом. Сигнал — зелёная ракета.

Сергей, со взводом омоновцев, где полуприсядом, а где и по-пластунски, вышли на исходную. Сердце его бешено стучало. Омоновцы залегли цепью и ощетинились стволами автоматов в сторону боевиков. А у дороги в это время раздавались свист пуль и горестные стоны.

Увидев зелёную ракету, омоновцы начали движение вперёд.

— Огонь, — скомандовал Сергей.

Милиционеры открыли кинжальную пальбу. Среди бандитов появились потери. Было видно, как они, унося раненых, ретировались. Уходили они классически, уползая вправо и влево по фронту.

До обочины дороги оставалось около десяти метров. Сергей заметил, как, спрятавшись за отскочившее колесо обгоревшего КАМАЗа, закрыв голову руками, мается раненый солдатик.

— «Титаник», прикрой меня. Я к дороге, — крикнул он и пополз к раненому.

Время остановилось. Как будто кто — то нажал на пульте дистанционника замедление кадра. Теперь Сергей понимал Гастелло и Матросова. Видимо, в организме происходит такой сильный впрыск адреналина в кровь, что человек перестаёт соображать, он слепо движется к намеченной цели, не замечая препятствий. Одержимый одной идеей — закончить начатое. В ушах звенело. Каждое движение давалось с трудом. Сергей полз, разгребая в стороны грязный снег и мокрую глину, иногда ныряя лицом в лужи талой воды.

Когда до дороги оставалось всего пара метров, Сергея прижал к земле снайпер. Он понял это, когда над его головой, как пчёлы, прожужжали три пули. Стрельба не была похожа на беспорядочную. Кто-то невидимый на той стороне дороги взял Сергея на мушку и терпеливо ждал, готовый в четвёртый раз нажать на курок.

Сергей полежал лицом в грязь, перевернулся на бок, перекрестился и одним рывком кинулся к обочине дороги. Схватив солдата за сапог, он резко пополз в обратную сторону. Солдатик мычал и упирался второй ногой в землю, а Сергей всё никак не мог понять: почему он не помогает ему и только мешает. Поэтому он встряхнул военного и сказал несколько непечатных слов, пообещав ему, что если тот будет упираться, то он — Сергей доделает за бандитов их работу, которую они не закончили.

Только много позже Сергей понял, что рядовой принял его за боевика. В зелёном камуфляже типа «шелест», без знаков различия, с бородой и без головного убора, Сергей как две капли воды походил на горца.

— А пули он в тебя клал кучно, — сказал Сергею «Титаник», — я думал — достанет. Да видно то ли у него прицел сбился, то ли батарейка села, ну, а — скорее всего, ангел тебя прикрывал своими святыми крылышками.

День отъезда Аркадий Атаманов держал в тайне, которую поведал только двум своим заместителям. Бойцам же запретил говорить дату возвращения домой категорически.

Сергей выходил из столовой, когда его догнал Вадик Фокин, по кличке «Памятник». Прозвали его так потому, что однажды, фотографируясь с боевыми товарищами, кто-то сказал:

— Давайте, парни, сфоткаемся на память!

— Куда? На памятник? — переспросил Вадик, — на памятник не буду…

Вообще Фокин отличался бурной фантазией. Например, однажды задержав на улице гражданина и, доставив его в отделение, он насмешил всю дежурную часть, указав в рапорте, что: «гражданин — такой-то, находясь в пьяном виде, следовал за впереди идущей гражданкой и на протяжении двух кварталов громко восхищался её фигурой в грубой нецензурной форме…».

Так вот, Вадик теребил Сергея за рукав куртки:

— Товарищ капитан, а товарищ капитан? Когда отъезд домой?

— Вовремя, товарищ прапорщик!

— Да я почему спрашиваю: думаю вот — постирать мне трусы или ещё в этих смогу поехать?

— Как хочешь, Вадик! Можешь в этих ехать — если чего — тебя переоденут. Ну, а лучше всего постирать, в целях гигиены. И делать это хотя бы раз в два дня, — сказал Сергей и пошёл в другую сторону.

— В целях чего? — протянул ему вслед «Памятник».

Глава 12 «а»

Валерий Иванович Николаенко ведал в медицинском отделе УВД санэпидемиологической службой. Сергея и Валерия Ивановича связывала многолетняя дружба. Майор Николаенко был не высоким, моложавым, черноволосым и очень остроумным человеком. Причём шутил он, всё время, с серьёзным выражением лица. Его собеседник долго всматривался в непроницаемый взгляд майора, пока тот, в конце концов, не выдерживал и хохотал во всё горло.

Валерий Иванович дважды находился в служебных командировках в составе липецкого ОМОНа в качестве врача.

Николаенко практически не выпивал, но курил очень много. Можно сказать, сигарету изо рта он не вынимал.

Сергей любил сиживать с майором в короткие минуты отдыха на скамеечке и беседовать с врачом, покуривая «Золотое Руно». Валерий Иванович был интересным собеседником. Он многое знал, многое умел. Он не боялся ездить в Ханкалу или мобильный отряд. Всё он делал с напускным равнодушием, а может быть, действительно был уравновешен и спокоен. Казалось — в этой жизни он не боится никого и ничего.

В ситуациях, когда надо было оказать медицинскую помощь раненому или больному Николаенко делал это профессионально и квалифицированно. Когда же его благодарили за это, он только пожимал плечами, как будто говоря: «Да. Не стоит! Это, всего — навсего, моя работа».

В этой командировке Сергей случайно встретил Валерия Ивановича в Ханкале.

Земляки обнялись, после чего Сергей начал спрашивать, улыбающегося Николаенко.

— Валерий Иванович, дорогой, ты здесь какими судьбами?

— Да, вот, Серёга, прислали на полгода сюда в медицинский отдел. Какие дела в отряде? Да, я три дня назад юбилей отпраздновал! На днях приедешь, полянку организую. Спрыснем это дело! Серёж, ещё хотел тебя попросить: собирался я в командировку наскоро, привези мне по возможности, упаковочку нашей «Липецкой» минералки.

Сергей проговорил с Николаенко два часа, пока в небе не начали сгущаться сумерки. Пора было на базу. Тем для разговора было ещё великое множество. Он с сожалением расстался со своим другом, не зная, что больше никогда не увидит этого весёлого и умного человека живым.

В эту ночь Сергею приснился странный сон. Странен он был тем, что происходил, как будто, наяву. Он двигался по большому светлому коридору. Откуда-то сверху ему на ладонь опустился билет. То, что это был билет — Сергей знал наперёд. На бумаге, испещрённой водяными знаками, на неизвестном ему языке, красивым каллиграфическим почерком было что-то написано. Сергей подошёл к санпропускнику. На него смотрели две медсестры в белых, цвета облака, халатах и косынках.

— Вы откуда? — был задан вопрос.

— Что? — не понял Сергей.

— Я спрашиваю, откуда вы? Где погибли? Какой непонятливый!

— Я не погиб, у меня — вот, — и он протянул нянечкам билет.

— Здесь написано, что у вас четыре часа. Не задерживайтесь! Вы офицер?

— Да, я — капитан милиции! — он покосился на свои плечи, где находились по четыре полевых звёздочки болотного цвета.

— Не задерживайтесь, капитан милиции, лифт направо.

Сергей хотел спросить, на что у него, собственно четыре часа, но нянечки уже разговаривали с другим человеком, лицо которого показалось Сергею очень знакомым. Человек улыбнулся ему и приветливо помахал рукой. Шум впереди заставил его поторопиться — лифт отходил через несколько секунд.

Поднявшись вверх, а может быть, опустившись вниз, это было непонятно, так как лифт шёл плавно и медленно и шкала или кнопки на стенках отсутствовали. Сергей долго ходил, по каким то коридорам. Он всё хотел встретить кого-нибудь и расспросить: где он находится и как выбраться из этого лабиринта. Но навстречу ему, как назло, никто не попадался. Выбравшись, наконец, из многочисленных светлых коридоров, Сергей попал в какую — то казарму. Молодые и не очень молодые солдаты разглаживали утюгами постиранные гимнастёрки. Группа бойцов сидели на скамейках и курили самокрутки. В воздухе отчётливо пахло махоркой.

— Здравия желаю, товарищ капитан, — окликнул Сергея пожилой солдат, разглаживая, седой ус, — приблудились? Своих, видать, ищите! — он был одет в гимнастёрку и галифе старинного покроя, на голове его была надета пилотка с красной звездой, а на плечи была накинута старенькая фуфайка, из которой местами торчали клочки ваты.

— Да, я даже не знаю, — ответил Сергей, — каких своих? У меня вот, — и он показал бойцу билет.

— Ну, это нам неведомо, — сказал солдат, равнодушно скользнув взглядом по билету, — я гляжу, одеты вы не по-нашему. Знай, своих ищете. Да только здесь вашего брата нет. Тута те, кто в отечественную, значить, свои головы сложили. А на втором этаже, это — стало быть, над нами, так там кто на таманском перешейке или, там, в Сомали, Вьетнаме, Египте и прочая. Твои, скорее всего, ещё выше, там ваш брат афганец. Тебе туда и дорога.

Тут Сергей начал понимать, куда он попал. Но его это нисколько не испугало.

— Отец, а где ребята, которые в Чечне погибли, — теребил он за рукав старого солдата.

— Срочники? То есть федералы, по-вашему?

— Омоновцы, короче офицеры, где они?

— Это, касатик, прямо по коридору, да потом ещё на лифте. Иди, никуда не сворачивая, упрёшься в лифт. А там написано, — и солдат отвернулся, потеряв к Сергею всякий интерес.

Сергей опять мучительно долго ходил по белым коридорам, никого не встречая, скрипя и зубами и, ругая, почём зря, старого солдата, что не объяснил, как следует, куда тут идти. И тут билет в его руках начал мерцать. Буквы, написанные на бумаге, вдруг ожили и сложились в воздухе во фразу: вам пора, ваше время истекает.

Сергей, проклиная всех и вся, побрёл к выходу. Обратную дорогу он нашёл почти сразу. И вот тут на выходе из здания, он неожиданно встретил Алика Белова.

— Здорово, Серый! — Алик обнял Сергея, — как я по тебе соскучился.

— Привет, Алька! — Сергей чуть не плакал от досады, — я вас четыре часа ищу, а сейчас видишь: время кончилось. Я должен идти. Ты мне скажи как вы тут?

— Нормально, Серёга, вы за нас не беспокойтесь! Всем привет передавай!

— Алик, жаль, что не поговорили. Скоро встретимся, тогда уж…

— Нет, Сергей, не скоро, — Алик качал головой.

Хлоп. Душа Сергея с небольшой высоты упало на кровать, и он проснулся. За плечо его тряс дежурный.

— Семёнов, вставай, командир велел тебя разбудить. У нас в Ханкале ЧП.

Сергей протёр глаза, быстро оделся и выскочил на улицу. Подполковник Овчинников сидел на скамейке и нервно поправлял на себе ремни. УАЗик стоял под парами, готовый к выезду.

— Василич, чего стряслось?

— На сборы тебе десять минут. Выезжаем в Ханкалу. Николаенко застрелился, — сказал Овчинников.

События этого дня крутились в памяти Сергея ускоренной плёнкой. Вот они приезжают в Ханкалу, слушают сбивчивый рассказ, что вот, мол, сегодня утром в шесть ноль семь майор Николаенко застрелился. Всё произошло в дальнем углу посёлка, за вагончиками. Как это произошло — никто не видел и практически не слышал. Нашли его в указанное время. Пистолет ПМ, из которого он застрелился — уже отправлен на экспертизу в Толстой-Юртовский РОВД по территориальности, кстати, в последствии именно трасологическая экспертиза определила, что стреляли из пистолета в указанное время дважды. Вообще в этом деле было очень много белых пятен. Сергей с командиром забрали вещи Валерия Ивановича. Сергей про себя отметил, что в рюкзаке майора находится десять блоков сигарет.

— Зачем человек, который приехал лишить себя жизни, взял столько много сигарет? — подумал Сергей про себя.

Надо было забирать тело и везти в Моздок. На землю опустился туман, вертушки не летали.

— Чего делать будем, Сергей, — Овчинников смотрел на Сергея.

— Как чего, Василич? Это ведь наш боевой товарищ. Вызывай с базы КАМАЗ и повезли Иваныча в Моздок.

В поле под открытым небом стояли трёхэтажные нары. На них рядами в полиэтиленовых мешках на алюминиевых салазках лежали тела погибших. Два солдата — срочника, лениво поворачиваясь и зевая, прохаживались вдоль нар.

— Как? Николаенко? Его когда привезли? — спросил один из них.

— Ты, дружище, поворачивайся быстрее. А то я тебе сейчас вращательный момент придам, — вспылил Овчинников.

Солдатики тут же нашли нужный мешок и аккуратно, чтобы не вызвать гнев этого нервного подполковника, сняли салазки и поставили их на землю.

— Надо посмотреть, а то вдруг не того заберёте, — виновато промолвил солдатик.

Сергей, скрепя сердце, присел и расстегнул молнию на мешке. Николаенко, как будто спал, только щёки его были покрыты чёрной засохшей кровью. Сергей неоднократно видел людей в голову, которых попала пуля. Тыльную сторону выносило напрочь. А между тем у майора было небольшое входное отверстие в правый висок и такое же небольшое выходное из левого. Он многозначительно посмотрел на Овчинникова, командир понимающе кивнул ему в ответ. И тут у Сергея пробежал по спине холодок, как будто он забыл что-то важное. Он ещё раз посмотрел в лицо Николаенко и мороз сковал его тело и волю, он вспомнил человека из сна, который приветливо кивнул ему и, которого не смог тогда признать. Это был Валерий Иванович Николаенко.

Колонна автобусов остановилась на выезде из Ростова. Омоновцы лениво и неохотно выходили из «Икарусов» размять ноги и похлебать горячей пищи. Вдоль дороги тянулись ряды придорожных кафе.

— Серый, я уже заказал нам по борщу и по шашлыку, — Сергею махал рукой Трофим Лямин, — только ты угощаешь!

К омоновцам подошли две девушки с заспанными глазами.

— Парни, как насчёт продажной любви?

— Нам это ни к чему, девчата, домой едем к жёнам, — Игорь Воеводин подмигнул девушкам.

Они с досадой повернулись, отходя в сторону. Тут из автобуса вывалился пожилой водитель. Он держал в руке бублик с маком. Увидев девушек, он оживился.

— Дочка, — теребил он одну из девушек, — хочешь бублик? Угощайся!

— Пошёл ты, старый, со своим бубликом, — сквозь зубы прошипела она, — я трахаться хочу! Понял?

Хохотали все. Даже незадачливый водитель, сначала стоял не понимая, за что она его так? А потом махнул рукой и засмеялся вместе со всеми.

Глава 14

Следующая командировка на Северный Кавказ выпала Сергею, через полгода. Командиром вновь был назначен подполковник милиции Юрий Алексеевич Уткин.

Каждый новый приезд на старое место вызывал у Сергея одни и те же эмоции. После хлопот дороги и размещения, после первой ночёвки, Сергей, выходя утром из помещения на улицу, думал об одном и том же:

— Какой хрен меня ОПЯТЬ сюда принёс?

Ответа он не мог найти, даже сильно покопавшись в себе.

В эту командировку впервые прибыли девушки — сотрудники милиции, так как блок-пост, на котором несли службу липчане, был признан въездным в город, а посему круглосуточным. Вели они себя довольно скромно, не освоившись, разговоров ни с кем не вели. Поначалу присматривались к новому месту и новым людям.

Уткин на первом же разводе построил весь отряд и провёл инструктаж:

— Обращаюсь ко всему личному составу: дело деликатное. Эти девушки приехали сюда в качестве сотрудников милиции, и ни в каком другом! Это понятно? Парни, довожу до всех — у них на плечах такие же погоны, как и у вас, жизнью они рискуют, так же как и вы, поэтому попрошу без эксцессов!

И вправду к девчатам отношение было самое тёплое. Ребята сдружились с ними и через пару недель отношения наладились самые дружеские. Женщины несли службу наряду с мужчинами. Ни нытья, ни слабости они не допускали.

Старшим у девушек была майор милиции Елена Гребешкова. Лена родилась и выросла в Грозном. Здесь она ходила в школу, окончила институт, вышла замуж, родила дочь. Семье Лены несказанно повезло: почти перед самой войной, за два года до её начала, им посчастливилось поменять квартиру из Грозного на Липецк, хотя уже тогда в республике отчётливо пахло порохом. Она немного знала чеченский язык, очень хорошо разбиралась в местных обычаях, то есть практически была незаменима, даже Уткин иногда советовался с ней.

В этой командировке Уткин назначил Сергея наставником над молодым лейтенантом Денисом Кышкылом. Хотя молодым Денис считался на работе в милиции, до этого он окончил Красноярское общевойсковое командное училище и успел покомандовать воинским подразделением.

— В училище было здорово и ничуть не трудно, — рассказывал он, — вот, как — то раз, опоздал я на вечернюю поверку, лечу — ног под собой не чую. Вдруг, навстречу мне генерал — начальник училища. Встал я перед ним по стойке смирно, руку к черепу приложил и стою, ни жив — ни мёртв. А он так пальцем мне грозит и молчит. Я пригляделся, батюшки, а генерал то лыка не вяжет, пьяней вина. Помолчал он, погрозил пальцем и говорит: «Вы, товарищ курсант, знаете кто? Вы — трясолоб. Отставить. То есть лобтрясун. А, вот — вы лоботряс. Вот кто вы». И пошёл неуверенной походкой в сторону КПП.

Денис был рыжеволос, высок и крепок. Словоохотливым его можно было назвать с большой натяжкой. Но сделать этот парень мог практически всё. Наверное, если его хорошенько попросить, он смог бы, например, подковать блоху или построить дом.

Однажды Денис подрядился перебрать печку в бане. Баня была сделана давно и требовала обновления. Три дня поколдовав с печкой, Дениска стал налаживать систему подачи в неё газа. Сергей вышел на улицу покурить, когда из бани донёсся голос Кышкыла:

— Эй, кто там подошёл?

— Это я, Дениска, — ответил Сергей.

— А, это Вы, товарищ капитан? Будьте добры — дайте зажигалку, я фитиль проверю!

— На, — Сергей протянул лейтенанту зажигалку, с нарисованной на ней сексапильной блондинкой.

Через минуту в бане бабахнуло так, что огненный столб взметнулся на два метра вверх.

— Денис, — заорал Сергей, — ты где?

Но Денис уже выходил на свет Божий. Волосы его были опалены, лицо испачкано сажей.

— Глаза целы? — Сергей теребил его, пока не стали видны белки глаз, а затем белозубая улыбка.

— Серёг, я по-моему себе брови опалил. Теперь придётся рисовать, как капитану Маузеру в «Полицейской академии».

Шедший мимо, Юрка Колесов подлил масла в огонь. Увидев Дениса, он сел на корточки и захохотал, выдавив из себя только:

— Ё — моё, это же грязный Гарри, — после этого на землю попадали все.

Сергей опять мотался по равнинам и взгорьям республики. В его обязанности входило обеспечение отряда продуктами питания и бензином. Водителем на КАМАЗ был назначен прапорщик Николай Нилов. До этой командировки Сергей практически не был с ним знаком. Но, поработав с Колей, побывав с ним там — куда Макар телят не гонял, Сергей очень с ним сдружился. На дороге Нилов был асом. Водил машину он достаточно быстро, в обстановке ориентировался молниеносно.

Однажды КАМАЗ чуть не улетел в пропасть, на колесе лопнул тормозной барабан, Коля удержал машину, наверное, только усилием воли. Когда перевал был позади, Николай сказал:

— Командир, надо искать тормозной барабан, без него в горах куга! Я могу, конечно, притормаживать ручником, но это до поры до времени. Да и небезопасно это.

Искать! Легко сказать. Сергей облазил все автомагазины в Моздоке. И только в одном ему было обещано привезти пресловутый барабан из Нальчика за десять тысяч.

Всю обратную дорогу Сергей был задумчив. Десять тысяч — для отряда это большие деньги. Вдруг на пути возник блок-пост. Молоденький солдатик открывал им шлагбаум. Машина притормозила.

— Дружище, у вас в части автомастерские есть? — спросил Сергей срочника, высунув голову в окно.

— Есть, рембат, товарищ капитан, — лицо солдата расплылось в улыбке.

— Кто там старший?

— Лейтенант Уткин, товарищ капитан.

— Из каких он краёв?

— По-моему из Рязани!

— Коля, поворачивай в часть, — Сергей, улыбаясь, смотрел на водителя, всю нужную информацию он получил, — лейтенант Уткин. Чуешь? Это судьба!

Конечно, у лейтенанта нашёлся тормозной барабан, такой какой и был нужен. Старый был брошен на складе — для отчётности. И стоило это не десять тысяч, а бутылку водки, выпитую вместе с лейтенантом и задушевную беседу о красоте рязанской земли.

Сергей потерял счёт праздникам, проводимым в командировках, но про Новый Год он помнил. Это был его третий, который он встречал вдали от дома.

Вечером был накрыт праздничный стол. Чего только не было на нём. Салаты, всяческие закуски, в общем, девчата постарались на славу. Лена Гребешкова приготовила «долма». Катя Никулина — селёдку под шубой. Но на столе в этот вечер было только вино. Юрий Алексеевич Уткин был насчёт этого очень строг.

Но праздник прошёл на славу. Девчата оделись в гражданские платья. Танцевали, жгли бенгальские огни. Психолог отряда майор Парамонов играл на гитаре. Затем вышли на улицу и устроили салют. Стреляли вверх из всех видов оружия.

Весь Грозный сверкал, как днём. Такой пальбы он давно не слышал.

Вспомнилась песня:

«Новый Год в Чечне, Грозный весь в огне, Белый снег ложится на погоны, наливай, братан, За наших жён и мам, кто нас ждёт и в нашу смерть не верит…».

После салюта в столовую ввалились пермяки, которые были соседями по блок-посту. Они принесли с собой две бутылки коньяка и целый таз пельменей, которые лепили собственными руками. Пермяки встречали Новый Год дважды. Первый раз по пермскому времени, а второй — по московскому. Они нарядили самого высокого парня в отряде в Снегурочку, а самого маленького в Деда Мороза. Контраст был поразительный. Дед Мороз дышал Снегурочке в пупок. Сказочные персонажи заставили каждого сотрудника спеть песенку или рассказать стишок. И для каждого Дед Мороз нашёл в своём мешке небольшой подарок.

Всех насмешил своим стихотворением Валерка Чумаков. Он выдал такой вот перл:

— Сегодня праздник у ребят, ликует пионерия, Сегодня к нам придёт в отряд Лаврентий Палыч Берия!

— Чумаков, откуда ты такую страсть выкопал, — смеясь, спросил его Уткин.

— А чёрт его знает! — ответил Валерик и пожал плечами, других стихов он не знал.

Двумя годами ранее, полковник Краснов — заместитель начальника УВД по кадровой и воспитательной работе, заглянул в ОМОН, на развод, который проводился перед заступлением на службу. Увидев в первом ряду молодого розовощёкого лейтенантика, коим являлся Чумаков, полковник поднял его и задал ему безобидный вопрос:

— Товарищ лейтенант, какую последнюю книгу вы недавно прочитали?

Валера долго хлопал своими голубыми глазами и, смущаясь, ответил Краснову:

— «Гек и Чук», товарищ полковник…

На следующий день подполковника Уткина неожиданно срочно вызвали в Моздок. Уткин, на всякий случай, оставил Сергея вместо себя за старшего и убыл в пункт назначения на КАМАЗе.

Приехал он на следующий же день. КАМАЗ был загружен коробками. Уткин был пьян, как фортепьян. Информация была получена от водителя Коли Нилова. Оказывается, какой-то липецкий бизнесмен захотел сделать подарки ко Дню милиции всем сотрудникам, которые в настоящее время несут службу в Северо-Кавказском регионе. Каждому была предназначена сумка, в которой находились: байковая шапка с козырьком, болоньевая куртка, спортивный костюм и полотенце, — и на всём стояла символика российской олимпийской сборной. Причём, бизнесмен заранее связался с подразделениями и выяснил размер каждого сотрудника, так что подарки оказались почти именными. В каждую сумочку были положены по бутылочке «Шампанского» и шоколадке.

Такого ещё не бывало никогда. Чтобы кто-то по собственной воле сделал широкий жест…

Если бы это не случилось с Сергеем лично — он ни за что бы в это не поверил. Оказывается, мир не без добрых людей.

КАМАЗ липецкого ОМОНа был в своём роде шедевром. Этот автомобиль по просьбе руководства УВД монтировали на Новолипецком металлургическом комбинате. По слухам, сначала макет разрабатывали в КБ. Потом КАМАЗ со всех сторон, особенно снизу, был усилен стальными листами. Будка весила около полутора тонн, он была исполнена в стиле средневековой крепости, были даже открывающиеся бойницы. А изнутри рабочие отделали её дубом.

Говорили, что бандитам поступил заказ на подрыв этого произведения искусства. Но до поры, до времени никто в это не верил.

В тот день группа сотрудников собиралась в Моздок. Старшим группы был назначен старший лейтенант милиции Владимир Деев, водителем КАМАЗа, вместо приболевшего Нилова, прапорщик Павел Заруцкий. Они сели в кабину.

Сергей с другими сотрудниками расположился в кузове, так как должен был выйти на полдороге в Знаменской для решения вопросов, после чего, обязан был ждать возвращения машины из Моздока на блокпосту и прибыть с ней обратно.

В кузове было весело, ребята травили анекдоты, двое сотрудников наблюдали через амбразуры вправо и влево…

Сергей первым открыл глаза: в будке все лежали без сознания. В голове у него гудело, как будто его со всей силы треснули по затылку деревянной доской.

— Подъём, — закричал он, и не услышал своего голоса.

Ребята медленно поднимались. Вокруг стояла такая тишина, что было слышно, как высоко в небе, кувыркаясь, поёт жаворонок.

Омоновцы вывалились из кузова и заняли круговую оборону. Сергей подполз к кабине машины. То, что он увидел, повергло его в шок. Кабины не было. На её месте курилась огромная воронка. И всё.

Бойцы прочёсывали кукурузное поле и по кускам собирали тела своих двух товарищей.

Владимир Деев и Павел Заруцкий были похоронены в родном Липецке на аллее Героев.

Сергей, получив тяжёлую контузию, и, как потом выяснилось, осколок в правый голеностопный сустав, лежал в госпитале «Северный».

В то время его мучили головные боли, поэтому он, практически ничего не помнил. Больше всего в его память запала уже не молодая медсестра. Фамилию её Сергей не помнил. Звали её Галина Васильевна. Маленькая, сухонькая, всё время улыбающаяся, эта женщина имела Орден Мужества, за то, что вытащила из горящего БТРа троих солдатиков.

Осколок в ноге будет шевелиться в его ноге каждые весну и осень. Осколку надоедало лежать на одном боку, поэтому раз в полгода он переворачивался с боку на бок, причиняя Сергею нестерпимую боль. Но, повернувшись, он укладывался и засыпал ровно на шесть месяцев.

Эта командировка была единственной, в которой Сергей пробыл не полный срок, уехав, домой раньше. Эля всегда, провожая его, говорила: «Любимый, возвращайся вовремя!»…

Сергея вывел из оцепенения всеобщий эмоциональный подъём. Ребята, весело переговариваясь, привстали на сиденьях автобуса. Все, как один, смотрели вперёд, где показался и дымил трубами заводов родной Липецк, встречи с которым парни ждали долгие три месяца.

Липецк. 2005–2008 гг.

Словарь

ОМОН - отряд милиции особого назначения.

СОБР — специальный отряд быстрого реагирования.

ППС — патрульно-постовая служба.

КПП — контрольно-пропускной пункт.

ПМ — пистолет Макарова.

СОМ — сводный отряд милиции.

ПВД — пункт временной дислокации.

ГСМ — горюче-смазочные материалы.

ИПП - индивидуальный перевязочный пакет.

УВД — управление внутренних дел.

БТР (бэтр) — бронетранспортёр.

БМП (бэха) — боевая машина пехоты.

СВД — снайперская винтовка Драгунова.

РОВД, райотдел — районный отдел внутренних дел.

УАЗ — милицейский автомобиль, различают два варианта: «козлик» и «буханка».

РГД, РГН, РГО, Ф-1 — модификации ручных гранат, состоящих на вооружении в РФ.

СМИ — средства массовой информации.

АК, АКМ, АКС (калаш) — автомат Калашникова различных модификаций.

РГД (граник) — ручной гранатомёт.

Шайтан — труба — гранатомёт.

Черноречье, Старопромыслы — районы города Грозный.

Промедол — сильно действующий, обезболивающий медицинский препарат, входящий в медицинскую аптечку омоновца.

База — подразделение.

Бронник — бронежилет.

Сфера — усиленная каска, держит прицельный выстрел из автоматического оружия.

Разгрузка — жилет омоновца с множеством карманов для ношения оружия и боеприпасов.

Спальник — спальный мешок.

Вайнахи — по кавказским преданиям далёкие предки чеченцев.

Срочник — солдат срочной службы.

Старлей — старший лейтенант.

Мобильник — мобильный отряд.

Медотдел — медицинский отдел.

Шконка — кровать.

«Белочка» — белая горячка.

Зёма, земеля — земляк.

Ичкерия — самопровозглашённая Чеченская республика.

Арык — водный канал.

Суры — главы Корана.

Доппай — дополнительный паёк.

«Склон», «шелест» — названия различных покроев армейского камуфляжа.

Берцы — ботинки с высоким берцем.

«Бача» (афганск.) — парень.

Подствольник — подствольный гранатомёт, расположен под стволом автомата Калашникова, предназначен для уничтожения живой силы противника.

«Хаски» (чечен.) — русский.

«Бибис снарглис» (литовск.) — хрен сопливый.

Белый чай (омоновск.) — водка, спирт.

Комендачи — служащие военной комендатуры.

Контрабас — военнослужащий, проходящий службу по контракту.

Рембат — ремонтный батальон.

КБ — конструкторское бюро.

Оглавление

Пономарёв Александр Анатольевич . За Нас. За Вас. За Северный Кавказ . (Быль о Липецком ОМОНе)

  От автора

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 12 «а»

  Глава 14

  Словарь

Реклама на сайте