«Гильзы на скалах »

Анников Евгений Николаевич Гильзы на скалах

Всем погибшим на этой войне — ПОСВЯЩАЮ!

Все герои и события вымышлены.

Все совпадения случайны.

30 ноября 1994 г. — началась переброска ВДВ и сухопутных войск МО РФ на авиабазу Моздок и аэродром Беслан.

31 декабря 1994 г. суббота. — Войска сосредоточены вокруг г. Грозный. Начало штурма Чеченской столицы. Потери российских войск около 300 человек. В районе ЖД вокзала в кольце окружения погибает 131 Майкопская бригада. Попытки прорваться к окруженным не увенчались успехом.

1 января 1995 г. воскресенье.

С Новым Годом!!!

Пролог

…Здесь все лучшие! Плохих нет. Плохие здесь не задерживаются

А лучшие из лучших, уже там, на небе!

Потому, что они — лучшие из лучших. Такие — уходят первыми…

из интервью

Июнь 2005 г. Москва.

На город, в котором никогда не останавливалась суета жизни, опустился теплый летний вечер. Он немного освежил удушливую атмосферу многомиллионного мегаполиса.

За открытым окном раздавались звуки клаксонов, гул моторов, шуршание шин на раскаленном за день асфальте Кутузовского проспекта. Слышались голоса людей спешащих домой после напряженного рабочего дня, цоканье каблучков на прекрасных женских ножках, трели мобильников переливавшихся сотнями мелодий.

Легкая прозрачная ткань на окне, невесомо колыхалась от сквозняка, гулявшего по освещенной лучами заходящего солнца комнате.

— Люда, в котором часу придет твоя знакомая? — спросил мужчина, сидящий на кожаном диване. Рядом с ним сидела девочка четырех лет. Высунув язык, и увлеченно сопя, она пыталась сложить пазл с героями мультфильма «Трое из Простоквашино». Мужчина изредка помогал ей.

— Обещала в восемь вечера, — ответила красивая темноволосая женщина, накрывавшая большой круглый стол в гостиной.

— А кто она? — вставляя в картинку очередной кусочек, снова спросил мужчина.

— Знакомая Сергея. Когда то он спас ей жизнь в Грозном. Потом у них были отношения. Потом появилась я. Володя, какое вино поставить на стол?

— Поставь то, что мы привезли из Испании. И что она хочет?

— Она нашла журналистку, которая снимала отряд Сергея перед их последним боем. Обещала привезти мне копию фильма. Вообще мне кажется, она любила Сережу.

— А ты? Ты любила? — Владимир с ревностью посмотрел на висевший, на стене портрет красивого мужчины одетого в военную форму. Вся грудь военного была увешена наградами. Угол портрета перетягивала черная траурная лента. Это был Сергей, первый муж Людмилы. Сергей погиб три года назад. От их любви с Людмилой осталась маленькая дочка Наденька, которая никогда не видела своего отца и альбом с фотографиями.

— Я? Конечно любила. Ой, Вовка, ты ревнуешь! Мне, конечно, приятно, но ты это напрасно. Сейчас я люблю тебя! — весело ответила Людмила и, подойдя к мужу, поцеловала его. Присела рядом. Вздохнув, тоже посмотрела на портрет.

— Хотя, наверное, не так сильно, как надо. Вон Татьяна, до сих пор любит своего Лешку.

Живет одна, и по ночам ревет в подушку, — глаза молодой женщины стали грустными.

Мужчина обнял ее и задумался. Полтора года назад, когда он пришел устраиваться в возглавляемую Людмилой фирму, на собеседовании он с восхищением смотрел на сидящую перед ним женщину. Она была чертовски красива. И он влюбился, как мальчишка. Сослуживцы поведали ему ее историю, приукрашивая подробности. Несмотря на это, и на то, что у нее был ребенок, Владимир начал ухаживать за своим шефом. Сначала Людмила держалась. Но вода, говорят, камень точит. И спустя полгода они поженились. Он полюбил и ребенка, маленький комочек с озорными хвостиками. И теперь все свободное время тратил на девочку. О прошлом не вспоминали, стараясь не трогать утихшую в ее сердце боль. И вот сегодня этот телефонный звонок.

— Нет, я не ревную. Ну, может немного, — и Владимир поцеловал жену. Девочка закончила собирать картинку.

— Мама, а кто к нам придет? — спросил ребенок, забираясь на колени к матери. Усевшись поудобнее, обхватила ее шею ручками.

— Мамина знакомая тетя, — целуя дочку, ответила Людмила.

— Будем тортик кушать?

— Да. И еще пирожные. Я их много купила. Кстати вот и наша гостья, — услышав трель дверного звонка, Людмила, ссадив дочку на диван, встала и пошла открывать дверь.

Владимир, взяв Надю на руки, поднялся с дивана и следом за женой вышел в прихожую.

— Здравствуйте! — стройная рыжеволосая женщина, одетая в светлое ситцевое платье, изящно подчеркивающее ее фигуру, стояла на пороге. Рядом, держа ее за руку, стоял мальчик, примерно одного возраста с Надеждой.

— Здравствуй Оля! Проходи. А это кто к нам пришел? — Людмила нагнулась к мальчику.

— Это Саша. Мой сын, — ответила Ольга.

Мальчик поднял на Людмилу свои глаза.

— Господи! — словно разряд тока прошел через мозг. Людмила удивленно посмотрела на гостью, и снова на мальчика, — Твой сын. И его. Сергея.

Синие глаза ее погибшего мужа с любопытством смотрели на нее. Ошибиться было не возможно. Мальчик и мужчина на висевшем в гостиной портрете были очень похожи.

— Да. И Сергея. Поэтому я и пришла, — с некоторой тревогой и вызовом глядя на Людмилу, сказала Ольга. Владимир только крякнул от удивления, и опустил Надю на пол.

Девочка подошла, внимательно посмотрела на мальчика. Улыбнувшись гостю, сказала.

— Привет, меня Надя зовут. А тебя.

— Александр, — серьезно сказал мальчик и, подумав, добавил, — мне четыре года. У меня есть грузовик.

Протянув девочке игрушечную машину, улыбнулся в ответ. Надя взяла игрушку, посмотрела на нее, и взяла Александра за руку.

— Мне тоже четыре года. Пошли играть, — и дети пошли в гостиную.

— Что мы стоим у порога. Проходите в комнату, — Владимир нарушил неловкое молчание.

— Да Оля, пойдем. Расскажешь все, — Людмила вздохнула, и первая прошла в двери гостиной.

Дети, поев торта, сидели на полу и играли. Быстро найдя общий язык, мальчик и девочка рассаживали кукол за уставленный игрушечной посудой стол. Женщины, держа в руках бокалы с красным испанским вином, тихо беседовали. Владимир внимательно слушал.

— Вот так все и получилось, — говорила Ольга, — прости меня. Но я любила его, и не могла поступить иначе. Я и сейчас люблю его. Наверное, я дура, раз полюбила мужчину, который любил другую. То, что той ночью произошло между нами, это случайность. Случайная командировка, случайная встреча, случайная любовь. Но я не жалею. И не хочу перед тобой оправдываться.

— Не надо. Я не держу на тебя зла. Тем более его больше нет, и делить нам с тобой некого.

Мать Сергея знает о Саше?

— Да. Когда он погиб, я сразу приехала к его родителям и все рассказала. Они сначала не верили. Тем более ты была его женой. Вдовой, — Ольга запнулась на последнем слове, посмотрела на Людмилу. Та сидела, глядя на детей. Ольга продолжила, — потом все-таки приехали ко мне, увидели Сашу и приняли нас в семью. Николай Владимирович, пока был жив, помогал. А неделю назад мать Сергея сказала, что мне пора все рассказать тебе. Ради детей. Они ведь брат и сестра. Вот я и пришла.

— Правильно, что пришла. А про видео их последнего дня, соврала? Причину придумала, чтобы прийти?

— Нет, не соврала. Забыла совсем. Есть видео. В сумочке диск лежит. Я этих журналистов три года разыскивала, — Ольга встала и пошла в прихожую. Через минуту вернулась, держа в руках коробку с DVD диском. Передала ее Людмиле.

— Возьми, это тебе. У меня есть. Оказывается, этот фильм показывали как-то по телевизору. Да, поздно уже. Нам пора.

— Оставайся, места много. Вова, ты не будешь против, если Ольга останется? А завтра отведем их к бабушке, — и Людмила кивнула на ребятишек.

— Нет. Тем более Надя и Саша вполне подружились. Вон видите, какая идиллия.

Дети, достав альбом и карандаши, что-то совместно рисовали, лежа рядышком на полу. Людмила посмотрела на часы. Стрелки показывали 22–45.

— Тогда посмотрим фильм. Сейчас только детей уложим и посмотрим…

С экрана, в свете прожектора, прорезающего темноту ночи, пронзительными глазами цвета небесной сини, смотрел мужчина. Одетый в военную форму, он сидел, держа в руках гитару. Раздались аккорды мелодии и, красивым бархатным голосом он запел известный романс, написанный героем Отечественной войны 1812 года — Д.В.Давыдовым.

«Не пробуждай, не пробуждай

Моих безумств и исступлений….»

За кадром женский голос начал говорить.

«Мы снимали этого человека три года назад. Сейчас его уже нет в живых. Он погиб спасая детей в апреле 2001 года, выполняя свой воинский долг в Чеченской республике. Съемка происходила в мае 2000 года. Случайно оказавшись в этом подразделении, ни мы, ни эти ребята еще не знали, что для многих из них эта съемка будет последней в их жизни. Через сутки, 24 человека из тех, кого Вы увидите в этом фильме, погибнут. Погибнут, защищая нас с Вами. Этот фильм о войне, о людях, о жизни и смерти. И конечно о любви. О любви достойной художественного романа или поэмы.

Итак, мы начинаем наш фильм…»

Глава 1

2000 год. Грозный. Чеченская республика.

Ночь стояла над городом. Темная, холодная — она накрыла город пеленой дождя. В конце февраля, этот дождь казался нелепой ошибкой природы. Над вершинами холмов, опоясавших город, разливалось, алое, похожее на кровь, зарево горящих нефтяных скважин. Казалось, что над холмами поднялась заря и осталась навечно, зацепившись за макушки деревьев. Черный густой дым толстыми столбами подпирал освещенное огнем небо, не давая ему упасть на эти улицы, густо политые кровью сотен людей. Ночная тишина нарушалась треском автоматных очередей, пунктиром трассирующих пуль, пронзавших темноту, вспышками осветительных и сигнальных ракет. В их свете, развалины домов приобретали фантастический вид. После стольких лет войны, бессчетного количества штурмов и бомбежек, в некогда красивом городе Северного Кавказа, почти не осталось целых зданий. Одни руины, которые возвышались бесформенными грудами строительного мусора. Но по ночам, в этих руинах еще теплилась жизнь. Об этом говорил свет горящих газовых факелов над уцелевшими подъездами. Играя на расстрелянных стенах и разбитых окнах, языки пламени добавляли таинственности. Казалось, что вы находитесь на съемочной площадке голливудского фильма ужасов. Иногда в темноте слышался грохот. В умирающих домах, рушились разбитые снарядами и источенные дождями и ветром перекрытия. Казалось, этот город ранен, и смерть взмахнула над ним своей косой. Но в гибнущем городе, люди продолжали, есть, спать, любить и рожать новых людей. Люди продолжали жить. И продолжали убивать друг друга.

Несмотря на зиму, снега не было. И от этого ночь казалась еще темней. Мелкий моросящий дождь превращал землю в непроходимую, похожую на пластилин, грязь.

Закутавшись в мокрую плащ-палатку, сидя на гранатном ящике, Сергей всматривался в темноту ночи. Руки сжимали влажный, застуженный за ночь, автомат. От холодного ствола мерзли руки. Мороз закрался даже под свитер, и нательный крест неприятно холодил грудь. Когда сырость и холод начинали сильно донимать его, Сергей вставал и начинал ходить, делая приседания и взмахивая руками. Два шага вперед, два шага назад. Изредка, приставлял к глазам бинокль, крутил головой, пытаясь что-нибудь рассмотреть сквозь темноту и пелену дождя. Каждый час пускал осветительную ракету. Ракета стремительно взмывала ввысь и, распустившись в темном небе, белым цветком хризантемы, медленно падала, освещая окрестности. Когда она гасла, темнота становилась еще гуще. Казалось, темнота мстит человеку за свет, который он пытался принести в ее царство.

— Ни черта не видно. До чего здесь ночи темные, — думал Сергей, ежась от холода.

Внизу под Сергеем находился сложенный из бетонных блоков бункер. На крыше бункера был оборудован наблюдательный пункт. Стояла, задрав стволы в небо, спаренная 14,5 мм, зенитная установка. С ее пламегасителей падали крупные капли, гулко разбиваясь о бетон перекрытия. Патронная лента, блестела каплями дождя на пулях, размерами похожих на огурцы.

Внизу раздавались, приглушенные бетонным потолком, голоса. В бункере играли в карты. Но понять разговор было невозможно. Чей-то богатырский храп навсегда похоронил надежду, разобраться в хитросплетениях игры.

— Ну, Жук и храпит! Наверное, слышно, аж в Старых промыслах. Надо попросить, пусть его разбудят. Сменит меня, а то не высплюсь, — подумал Сергей.

Снизу послышался скрип двери, закрывавшей вход в бункер. Луч света вырвался на свободу и снова исчез. Раздались шаги по лестнице, ведущей наверх, к Сергею. На НП поднялся Лапа.

— Серый, тихо сидишь. Не спишь случаем? Смотри, а то морду раскровеню.

— Нет, Димон, просто задумался. Просьба есть. На смену, разбуди Жука. Спать охота. А то не даст.

Лапа улыбнулся и ответил.

— Ладно, разбужу. Эта падла, не появлялась?

— Нет еще. Рано. Он обычно, часа в четыре начинает, а сейчас только половина.

Падла — это ночной стрелок, который каждую ночь, методично, в одно и тоже время, начинал обстрел соседнего блок поста.

За неделю успел завалить двух солдат и тяжело ранил взводного. Летеху Василия — веселого здоровяка и балагура. Лейтенант лихо пил водку, мастерски владел приемами самбо. И прекрасно играл на гитаре. Любил Цоя. На пару с Сергеем, они составили прекрасный дуэт. И вот Ваську отправили в госпиталь. Немного посовещавшись, с оставшимся за Василия прапорщиком Михаилом, решили отомстить за ребят и лейтенанта. Два дня планировали, как это лучше осуществить. Когда все было готово, поговорили с ротным. Тот, подумав, дал добро, обещая потом замолвить слово перед «Батей». Теперь они ждали, когда появится ночной стрелок. Дмитрий Лаппо картинно стоял, расставив ноги и глядя в бинокль, осматривал развалины. Над бруствером, из сложенных мешков с песком, возвышалась его стройная широкоплечая фигура. Сергей, поправив на плече автомат, подошел к товарищу. Достал ракетницу и пустил в темное небо очередную ракету. Через секунду, она вспыхнула, ярко осветив округу. Стало видно ДОТ соседей, груды развалин, разбитую дорогу, ведущую к расположению, пустые ряды маленького рынка, стихийно возникшего, возле места базирования отряда. Догорев, ракета потухла. В этот момент, звонко и хлестко раздалась длинная пулеметная очередь. Лапа и Сергей присели, прикрывшись бруствером.

У соседей кто-то громко заорал. Сквозь амбразуру Сергей увидел, как трассирующие пули начали выбивать чечетку на стене ДОТа, принадлежащего соседям.

Радиоэфир взорвался криком.

— Сосед 1, сосед 1! Я Сосед 2! Нас обстреливают, у меня трехсотый, легкий. Дурило — руку с сигаретой в амбразуру высунул, кисть раздробило. Я открываю огонь. Можете работать, как договаривались! Удачи! — Сергей узнал голос прапора соседей — Мишки.

Стреляли с разрушенного хлебозавода. Отсюда стрелков не было видно, мешала девятиэтажка и полуразрушенный хрущевский пятиэтажный дом. Они закрывали собою разбитый хлебозавод. Чтобы выйти на позицию, оборудованную ребятами, нужно было пробежать триста метров вдоль домов, каждую секунду рискуя получить пулю из темных окон. Но риск был частью их жизни.

— Серый, дуй вниз, на сборы одна минута. Жука гони сюда, к зенитке. Будет прикрывать отход, — сказал Лапа, снова прильнув к биноклю.

Не чувствуя под ногами ступенек, Сергей слетел вниз, вбежал в помещение. Яркий свет ударил по глазам. Игроки посмотрели на Сергея. Саитов Марат прятал колоду в карман разгрузки. Серега, привыкнув к свету, осмотрелся, взял гранатомет, сумку с гранатами и, дав пинка еще храпящему Жуку, сказал:

— Собираемся. Громов, берешь ПКМ. Вдова — твоя шарманка настроена?

— Да.

— Хорошо. Мы с тобой будем работать. Гром, Лапа и Марат страхуют. Жуча, ты наверх, к зенитке, прикроешь, когда будем отходить.

И еще — «броники» наденьте. Там соседи пальбу открыли, мало ли что.

Жук, с заспанным лицом, тупо хлопал глазами. Потом до него, наконец, дошло, и он заорал.

— А что это я, на зенитку? Вы воевать будете, а я тут сидеть?

— Жуча, это приказ, давай не сейчас базарить будем — сказал Сергей, забрасывая за спину сумку, с выстрелами к РПГ.

— Ну что, орлы готовы? С богом, пошли, — вымазав лица сажей из печки, все вышли.

Пулемет тарахтел, прерываясь только на перезарядку. Стрелков было двое. Пулеметчик и снайпер. Выстрелы снайперской винтовки маскировались огнем пулемета. Но опытные уши Сергея и ребят быстро раскусили этот нехитрый фокус. Соседи тоже вели огонь по пулеметчику, но их пули только бессильно высекали искры из железобетона стен. Пулеметчик лежал за этой преградой, выставив ствол оружия в дыру, пробитую снарядом небольшого калибра.

— Серый, он на втором этаже. Видишь? — шептал Лапа — я его сразу засек. А снайпера не вижу. Вдова, тебе не видно?

Отсюда было видно позицию пулеметчика, но его самого скрывала стена. Зато выше находилось окно, в которое можно было пустить гранату от РПГ. Они лежали на третьем этаже разбитой пятиэтажки. Два дня назад, не привлекая внимание местных, они приготовили эту позицию. В квартире отсутствовала внешняя стена. Парни спрятались в одной из комнат, в глубине пустой квартиры. С улицы, бойцов нельзя было увидеть даже днем, не говоря о ночи. Им же открывался прекрасный вид на все этажи разбитого хлебозавода, откуда стрелял пулеметчик и снайпер бандитов.

— Пока не вижу, — прижав к глазу оптический прицел ВСС, ответил Вдовин. Эту винтовку кое-как выпросили у начальства, якобы для чистки. До этого, она лежала на складе. И руководство берегло ее, как зеницу ока.

— Все засек. Он выше на этаж. Первое окно от угла, — увидев вспышку от выстрела, Вдовин снял оружие с предохранителя.

Лапа вытащил из сумки за спиной Сергея гранату, стартовый заряд и начал сборку выстрела.

Сергей приладил оптику на гранатомет.

— Лапа, давай «объемник» сначала. Фугасным потом добавим. Чтобы наверняка. Вдова, скажешь, когда снимешь снайпера.

Объемник — термобаррический заряд. Взорвется в закрытом помещении — ничего живого не останется.

Оценив дистанцию, Вдовин прицелился туда, где, по его мнению, была голова снайпера, и нажал спуск.

Раздался шелест и негромкий лязг затвора винтовки. Выстрел был почти неслышим.

«Фр-р-р» — 9мм пуля вспорола воздух над лежащими бойцами. Через мгновенье она вошла между глаз бандита.

— Готов! Теперь Ваша очередь, — Вдовин, увидел в прицел, как дернулся ствол бандитской винтовки.

Сергей встал на одно колено, положил трубу РПГ на плечо. В оптику прицела он видел вспышки выстрелов, и окно, откуда стреляли. Дистанция метров сто. Не промажешь.

— Выстрел, — сказал Сергей.

Раздался громкий хлопок, и граната с шипением рванула вперед. Огненный шар влетел в окно хлебозавода. Яркая вспышка и грохот раскололи темноту ночи. Серега видел, как из окон второго этажа, откуда пулеметчик вел огонь, вылетел огненный смерч. Пулемет захлебнулся. Дмитрий снова зарядил гранатомет.

— Добавь Серега! — радостно заорал он.

— Выстрел! — крикнул Сергей, через пару секунд снова громыхнуло.

— Все чижики, сваливаем, — Лапа нажал тангету радиостанции:- Жуча, смотри в оба, мы отходим. Сосед 2, мы возвращаемся. Не подстрелите. Да, Спокойной ночи! Гром, Марат, вы что уснули — отходим!

Выскочив из подъезда и темными тенями прокравшись вдоль развалин, ворвались в бункер.

— Блин, Серый, здорово шарахнуло! Изжарили суку! — физиономия Андрея Громова сияла.

Все пятеро, посмотрев на свои чумазые, но довольные рожи, громко рассмеялись…

Утром дождь перестал. Стоял густой туман, сквозь который начали пробиваться первые солнечные лучи. Пришла смена. Доложив ротному о ночном происшествии и получив разрешение идти спать, отправились в отрядную баню.

Баня представляла собой, сколоченный из подручных материалов домик. Снаружи ее обложили мешками с песком. Это было сделано после одного случая. Крупнокалиберная пуля, прилетевшая неизвестно откуда, пробила деревянную стену и сделала огромную дыру в одном из тазов. В бане была парилка, совмещенная с мойкой и большой предбанник, предназначенный для проведения банкетов. В парилке стояла сложенная из природных камней печь-каменка. В печь был вмазан огромный железный котел, раздобытый в одном из частных домов, который покинули хозяева. В котле бурлил кипяток. Рядом с печью расположился полок, под которым стоял вместительный бак, для холодной воды. На стоящей у стены лавке лежали тазы. Обстановка предбанника была скромнее. Большой стол, лавки вокруг него, в углу тумба на которой стоял самовар. На полке, висящей, на стене рядом с входной дверью, стояли стаканы. Вдоль стен висели крюки для одежды.

В предбаннике, на лавках, спал дежурный по бане. Судя по опорожненной наполовину бутылке водки, за дежурство он сильно «утомился». Но, несмотря на это, баня была горячей. На груди у дежурного, лежала русская трехрядная гармонь, которая, при вдохе и выдохе спящего, издавала мелодичные звуки. Вдова — увидев такую идиллию, улыбнулся, выставил всех из бани, достал из разгрузки дымовую шашку и бросил в предбанник. Черный дым повалил из двери.

— Пожар! Баня горит! — истерически заорал он.

В предбаннике раздался визг гармошки, грохот и из дверей вылетел заспанный дежурный. Всунув гармонь в руки Сергея, он сорвал с пожарного щита огнетушитель и мужественно шагнул в «бездну огня и дыма». Через минуту он вышел снова, неся в одной руке опорожненный огнетушитель, а в другой, еще дымящую шашку.

— Придурки! Вам только шутки шутить! — возмущенно сказал «огнеборец», весь белый от порошка, которым был наполнен огнетушитель.

— А тебя сюда, что водку пить поставили? Смотри, в другой раз морду набью. Тебе в пожарной охране работать надо, а не служить в нашем «Дважды краснознаменном, гвардейском, имени Ивана Сусанина, Гойко Митича и Емельяна Пугачева, партизанском — индейско-казачьем, кавалерийском хоре боевых пловцов» — серьезно и строго сказал Лапа. Остальные заливались смехом.

— Ну что, для героев сегодняшнего ночного боя, найдется парок? Нам, перед вручением Высоких Государственных наград, за сегодняшний Подвиг, нужно предстать пред лицом начальства чистыми — аки душа человеческая безгрешная, пред ликом Святых апостолов наших — Петра и Павла! — тожественно закончил он, произведя своей речью, неизгладимое впечатление на банщика. Тот, раскрыв рот, стоял как истукан. Только часто моргающие глаза говорили о том, что перед ними живой человек. Такое красноречие Лапы, было неспроста. После командировки, он собирался податься в духовную семинарию. Такое часто случалось с теми, чья душа уставала от войны.

— Слышишь, чучело в сахарной пудре, тебя спрашивают. Пар есть? — рявкнул Саитов.

— Есть, — ответил, обретя дар речи, банщик.

— Вот и ладненько! — закончил беседу Громов.

Разогнав остатки дыма из предбанника, зашли. Стараясь не вымазаться в порошке, обильно лежавшем на полу — последствия «борьбы с пожаром», разделись.

— Слышишь, мельник, убери тут, пока герои моются! — снова сказал Лапа, все зашли в парилку. Нагнав пару, сидели на полке, выгоняя из промерзших тел ночную сырость. За дверью послышалось шуршание веника и ворчание обиженного дежурного.

— Что ты на него взъелся? — спросил Лапу Сергей.

— Расслабился, сука! На посту водку жрет. Понятно, что пост так себе, не ответственный. Но мало ли что, — пробурчал Дмитрий.

— Блин, замерз как цуцик! Сел в кресло, ну на зенитке, чуть не околел к утру, — подставляя спину под горячие струи пара, сказал Жук.

— А кто, тебя дурака, туда садится, заставлял? — Сергей еще плеснул на каменку и посмотрел на Жука.

— Так ты сам сказал. Жук на зенитку, прикрывай. — Жук с возмущением посмотрел на Сергея.

— Ты что, так до утра и сидел? Балбес ты, Жучила. Мы когда вернулись? Что не видел? — Вдова достал из тазика веник.

— Я что знал! Сказали бы, Санек, слезай. Я думал… — начал кипятится Жук.

— О коровах ты думал. Ветеринар хренов. Уснул, наверное, вот и проспал. А теперь, кто-то у тебя виноват. Ладно, не пыхти, ложись лучше. Парить буду. — и Вдова махнул на Жука веником. Ветеринаром, Жука называли потому, что помимо института МВД, он еще заочно закончил Тимирязевскую академию и имел диплом зоотехника.

В пару мелькали разгоряченные тела. Вдовин парил всех по очереди. Потом лег сам. Сергей взял веник и принялся за него. В предбаннике послышался хохот, топанье ног и веселый мат. Сменившиеся с постов пришли отогреваться. Дверь в парилку открылась, и парившиеся увидели довольную рожу Гусарова Славки — молодого лейтенанта, первый раз поехавшего в командировку на Кавказ.

«Довольная рожа» проговорила: «С легким паром!» и скрылась в предбаннике. Сергей и ребята стали мыться, нужно было освободить место для других. Сергей, помывшись, вышел в предбанник. Завернулся в полотенце. Дежурный уже успел помыть пол, после «пожара».

Вновь пришедшие пили чай и ждали своей очереди. Вскоре помылись и вышли из парилки остальные пришедшие с Сергеем. Дольше всех копался увалень Жук. Весело перебрасываясь шутками с товарищами, оделись и, допив у дежурного остатки водки, чем вызвали его неподдельное огорчение, пошли в столовую.

Пункт временной дислокации — ПВД, находился в конце улицы Алтайская. Кусок поля, по-видимому, старый аэродром, огороженный бетонным забором. По периметру забора стояли, сложенные из бетонных блоков и шпал, ДОТы. Стояли палатки, где жили бойцы, штабной вагончик, блиндаж — где находился склад боеприпасов, столовая, баня и туалет. За забором, силами отряда, в мерзлой грязи, рылись окопы и строились ДЗОТы.

В окопах, по колено булькала холодная жижа. Рядом с ПВД, стояла девятиэтажка, на крыше, которой установили постоянный пост наблюдения. В стенах высотки зияли огромные дыры — следы прямых попаданий снарядов. Только в одном подъезде из четырех, без света, воды и канализации, еще проживало несколько семей. Когда Сергей с ребятами первый раз заступили на дежурство на крышу высотки, на чердаке они обнаружили сваренные из арматуры клетки.

— Тут зверинец был? — спросил Жук, держа в руках цепь с металлическим ошейником на конце. Жук был здесь впервые.

— Ага, зоопарк. Только для людей, — ответил ему Саитов, топтавший вторую войну.

— Здесь рабов держали. Ну, заложников, если не понятно, — добавил Сергей. Жук с отвращением бросил ошейник с цепью на пол. Будучи добряком, здесь он открывал изнанку человеческой жизни. Со всеми ее пороками и злом.

Особой достопримечательностью ПВД, был ДОТ — времен Великой Отечественной войны. Построенный по всем правилам инженерного искусства, он имел стены двухметровой толщины и такойже толщины потолок. Скорее всего, в то время здесь находился военный аэродром, и ДОТ был одним из звеньев его обороны. На территории ПВД, вместе с подразделением Сергея, квартировалась рота СОБР, с которой успели крепко подружится.

Перекусив в столовой бутербродами из заспиртованного хлеба ДХ (длительного хранения) с холодной тушенкой и запив все это мутноватой жидкостью, громко именуемой чаем, пошли отдыхать в палатку, ставшую за два месяца командировки домом.

Вычистив РПГ, Сергей завалился на кровать. Несмотря на усталость и бессонную ночь, спать не хотелось. Баня взбодрила уставший мозг и тело. В палатке жужжал пчелиный улей, постоянно кто-то входил и выходил. В углу за столом, как обычно резались в карты и домино. Бренчала гитара — Сашка, из соседнего взвода, страдал от неразделенной любви. Закрыв глаза, чтобы изобразить спящего, а то не будет отбоя, от вопросов о ночном происшествии, Сергей задумался.

Сколько он уже здесь? Что он здесь делает? И самое главное — зачем это, ему надо.

Глава 2

«Чечня в огне, здесь не Афган.

Здесь вся война сплошной обман.

Чеченским снайпером комбат смертельно ранен.

Но матерясь, мешая грязь, огнем свинца сметая мразь!

Наш полк дошел, дополз до Грозного окраин.

Чечня в огне! Приказ нам дан. Чечня покруче, чем Афган!

Не спорьте те, кто здесь еще не побывали.

Нет, не за баксы и рубли! Здесь наши парни полегли!

А чтоб тебя Россия — Русь, — Великой звали!»

Солдатская песня. Чечня 1995 г.

1.01.1995. 2 ч.30 мин. г. Грозный.

Сергей, вместе с механиком 418й машины Егором Артемовым, натягивали провисшую гусеницу. Работали в свете переносных фонарей, молча, изредка матерясь вполголоса. Вокруг тарахтели десятки двигателей. Где-то справа громыхала батарея САУ, посылая тяжелые смертоносные болванки в раскинувшийся перед ними темный и негостеприимный город. Раздавалась частая стрельба из автоматического оружия. Трассеры пронзали черное небо, в котором, то и дело вспыхивали десятки разноцветных ракет. Несмотря на выпавший снег и легкий морозец, стоявший в эту ночь, под ногами хлюпала грязь. Сотни гусениц и колес превратили землю в непроходимое болото. Пехота с трудом переставляла ноги в этом месиве. Пахло перегретым железом, соляркой и порохом.

Парни работали быстро и слаженно выполняя приказ ротного — подготовить технику к бою. Но и без приказа они уже знали, что от исправности вверенных им танков зависит их жизнь. В последний день ушедшего года, бойцы поняли, что эта война настоящая. Не легкое приключение, как казалось им несколько дней назад. Поняли, что убивают здесь не понарошку. В последний день декабря, полк потерял около тридцати человек убитыми. В их танковом батальоне тоже были потери. Погиб экипаж лейтенанта Вовки Рублева. Один из лучших экипажей полка.

Головной дозор и первая мотострелковая рота первого батальона попала в засаду в пригороде. Практически сразу боевики подожгли из РПГ несколько БМП. Огонь велся с нескольких направлений. Танки Рублева и ст. лейтенанта Быкова, командовавшего ротой, вступили в бой. Машина ротного наехала на противотанковую мину. Под правой гусеницей вздыбилась земля. Взрывом вырвало один каток, но гусеница не разорвалась. Быкову пришлось на время выйти из боя. Пересев в другой танк, он снова помчался, в этот чертов поселок выручать своих товарищей. Не успел. Замаскированная в гаражах противотанковая пушка боевиков открыла огонь по танку Рублева. И прежде, чем экипаж Быкова уничтожил расчет орудия, дудаевские артиллеристы подбили «семьдесятдвойку». Машина загорелась, но продолжала вести бой. Экипаж пытался маневрировать, ведя огонь из пушки и пулемета. Потом взорвался боекомплект. В считанные секунды бронированную машину разнесло на куски, а многотонная башня улетела на несколько десятков метров. Людей, находившихся в тесной утробе танка, развеяло на молекулы. На маленькие атомы, не оставив ничего. Ничего кроме памяти о них.

Из экипажей боевых машин и десанта уцелело лишь несколько человек. В придачу, третий батальон полка, войдя в город с севера, на улице Маяковского тоже попал под шквальный огонь боевиков. Было подбито пять танков и несколько БМП. Пришлось перейти к обороне. Все это, и еще доходившие слухи о том, что в городе чеченцы окружили и уничтожают на вокзале целую бригаду, производили тяжелое впечатление. Новый год пришел незаметно. Только в последний момент вспомнили, что сегодня праздник. Собравшись несколькими экипажами, невесело сдвинули солдатские кружки с пахнущим соляркой чаем.

«Ну, что? С Новым годом!» — хмуро сказал Серега Сафаров, механик 416й.

Вяло жевали, ковыряя ложками в банках с тушенкой. Отметив ставший грустным праздник, разошлись по машинам. А через два часа появился ротный и распорядился подготовить четыре танка. Командование приказало доставить колонну с боеприпасами к осажденным на вокзале.

Ребята закончили возиться с гусеницей. Собрав и уложив инструмент в ящик, подошли к Серегиному танку. На башне сидел наводчик Андрей и, настроив рацию, слушал переговоры в эфире. С трудом вытягивая ноги из грязи, Сергей забрался на танк.

— Что там Андрюха? — сбивая с сапог комья налипшей земли, спросил он наводчика.

— Что? А задница! На, сам послушай, — Андрей, снял шлемофон и протянул его товарищу. Сергей приложил к уху динамик. В эфире, кто-то охрипшим голосом просил о помощи;

«10-й…нас обошли… сзади, и с этого дома, с депо… напротив. Оттуда стреляют… с тыльной стороны, ведут огонь с гранатометов, расстреливают со стороны путей. Там стоят эти… цистерны, мочат оттуда…

11-й — … сейчас будет работать в ваших интересах авиация, прием…

10-й — … авиация… вертолеты — другое дело. Очень близкое расстояние…

11-й — … понимаю, высаживать будут, прием…

10-й — …и просим, пускай же помогут, ну что же такое…

11-й — …сейчас, вокруг тебя заградогонь ставят. Всех людей спрячь в укрытие…

10-й — …артиллерия, близко, близко. По депо бы отработали…

11-й — …я понял, по депо. Тогда сориентируй, прием…

10-й — …дымовым, один снаряд — огонь. Я не могу разобрать, где, чьи разрывы…»

Егор, поблагодарив за помощь, пошел к своей машине. Из темноты вынырнули несколько фигур. Сергей вернул шлемофон наводчику и присмотрелся. По фигурам угадал приближающегося ротного и своего командира Костю. Остальные трое были командирами танков, назначенных в сопровождение колонны. Костя, что-то говорил Зыкову. Сергей прислушался.

— Игорь, пять лучше, чем четыре. Разреши с Вами.

— Сейчас уже не знаю, сколько лучше. У тех, что на вокзале, около двадцати машин, плюс у самарцев примерно столько же. И что? Еще ни одна не вышла. Ладно, черт с тобой, возьму. Машина готова? — ротный чиркнул зажигалкой, прикуривая.

— Готова. БК полностью загрузили, баки полные. Когда выходим?

— Утром.

— А почему не сейчас?

— Куда? В пекло. В темноте, не зная города. Третий батальон пробовал уже. Не вышло. Там все улицы сгоревшей техникой забиты. Пойдем утром. Может и чечены, немного подустанут. Спать пойдут. Вот тогда и попробуем пройти. А пока, отдохните немного, — ротный, похлопав лейтенанта по плечу, пошел к своей машине.

Костя подошел к танку, увидев на броне своего механика, протянул ему руку. С помощью Сергея забрался на броню. Хлопнув наводчика ладонью по загривку, спросил:

— Ну, что орлы, готовы?

— Мы как пионеры. Всегда готовы, — улыбнулся в темноте Серега.

— Слышал, что ротный сказал?

— Ага. С утра идем в город.

— Запомните главное. В танке не срать!

Экипаж заулыбался, хотя после фразы командира у Сергея побежали мурашки по телу. Стало страшновато. Но стараясь отвечать как можно увереннее, чтобы не показать своего волнения, Сергей сказал.

— Все нормально будет. Товарищ лейтенант, хотите водки? За Новый год. У меня есть бутылка «Старки».

— Вот за что люблю контрактников, так это за запасливость. Давай, немного выпьем. И зовите меня просто Костей. Черт его знает, что будет завтра. Поняли?

— Так точно! Това… Костя, — дружно ответили Серега и Андрей. Затем Серега полез в ящик ЗИП на башне, где у него лежала припасенная бутылка водки. Выпив по стопке, заняли свои места в танке. Напряженное ожидание повисло в замкнутом пространстве боевой машины.

Холодный мрачный рассвет вставал над почерневшим городом. Низкое серое небо, затянутое облаками и плывущими по нему клубами темного дыма, тяжело нависало над землей. Колонна длинной ниткой растянулась на несколько сотен метров. Кроме танков и БМП полка, в ней были две ЗСУ и грузовики с боеприпасами и топливом для техники. Серега сидел за рычагами, высунув голову из люка, и прислушивался к грохоту стрельбы, который доносился из города. Грозный казался ему логовом страшного огнедышащего зверя. Город-чудовище уже поглотивший не одну сотню человеческих жизней. От волнения и тревоги, дрожали колени. Страха не было. Только смутная неясность своей дальнейшей судьбы, сдавила грудь. Положил руки на колени, пытаясь унять дрожь. Не вышло. Тогда решил чем-нибудь заняться. Прислушался к работе двигателя. Мотор работал ровно. Повернув голову налево, посмотрел на стрелки приборов, все было в норме. Проверил укладку запасных триплексов. Пробежал пальцами по пуговицам танковой куртки, ощупал подсумок с магазинами на поясе. Взглянул на закрепленный справа автомат. Напоследок кинул взгляд на часы на руке. Стрелки показывали без четверти восемь.

— Серега, закурить есть? — услышал он над собой и вздрогнул. Поднял глаза вверх.

Увидел чумазое и взволнованное лицо Егора Артемова. Из-под сдвинутого на затылок шлемофона, торчал русый завиток волос. В его глазах тоже застыла тревога и обеспокоенность.

— Есть, сейчас дам, — и полез в карман куртки. Вытащил пачку «Явы», протянул товарищу, — возьми всю. У меня еще есть.

— Ну что, страшно? — закуривая, спросил Егор. Сергей увидел, что его пальцы подрагивали.

— Не знаю. Не врубился еще. А тебе?

— И я еще не врубился, — улыбнулся Егор, — ладно, спасибо. Я побежал.

— Егор! — крикнул вслед.

— А?

— Да ничего. Удачи! — Серега взглянул в глаза товарища по оружию.

— Тебе тоже.

Глядя в спину бегущего вдоль колонны к своей машине Егора, почему-то подумал, что больше они не увидятся. Артемов добежал до своего танка, стоящего вторым в колонне и, скрылся за его корпусом. Через минуту в наушниках услышал команду «Вперед!».

«Поехали!» — сказал про себя Серега и врубил вторую передачу.

Шли с опаской, медленно. Осторожно щупая траками каждый метр разбитого асфальта. Сотни глаз, через оптику прицелов и триплексов, осматривали темные окна домов. Колонна была похожа на приготовившегося к броску дикобраза, ощетинившись в разные стороны колючками пушек и пулеметов. В морозной дымке показались первые кварталы города.

Поступила команда «Экипажам идти в боевом положении». Серега опустил сиденье и начал крутить рукоятку, задраиваясь. Дневной свет пропал, лишь горевшие лампы аварийного освещения, сеяли свой тусклый свет в полумраке боевого отделения.

«Экипаж, приготовиться к бою! Осколочным зарядить. Мужики внимательней!» — раздался в наушниках голос командира танка. За спиной Сергея зажужжал конвейер, загоняя первый снаряд в пушку. В триплекс Сергей увидел, как ствол орудия пошел влево. Так прошли километр.

— Слева на десять часов, второй этаж — гранатомет, — раздался доклад Андрея.

— Пушкой — огонь!

Орудие рявкнуло, выбросив первый снаряд. Идущий впереди танк, тоже выстрелил. Заговорил башенный пулемет, за шиворот посыпались горячие гильзы. Наводчик забыл закрепить на ПКТ гильзолентоулавитель. Запахло сгоревшим порохом.

— Блин, «Шилку» подбили! По рации сказали, — сказал Константин, и выругался.

«Так быстро» — подумал Сергей.

Передние машины, огрызаясь из пулеметов по окнам многоэтажек, увеличили скорость.

Сергей переключился на пятую и вдавил педаль газа в пол. Машина начала набирать обороты, догоняя идущий перед ними танк. Проскочили какой-то мостик и встали.

— Впереди завал, поворачиваем направо.

— Понял, — ответил Сергей. Колонна снова тронулась, забирая вправо. Сергей взглянул на часы. Десять часов тридцать шесть минут. Ого, уже так много! Повернув, снова увеличили скорость. В узкую щель триплекса было плохо видно окрестности, но иногда Сергей видел разбитые снарядами здания, зияющие пустотой окон. Попадалась сгоревшая техника. Стали встречаться валяющиеся на улице трупы. Пройдя улицу насквозь, повернули налево.

— Улица Поповича, — успел прочитать надпись на здании Андрей.

— Хорошо идем ко… — попытался вставить Сергей.

— Внимание всем, ротный сообщил, скоро вокзал, — оборвал Сергея командир.

Проехав еще несколько сот метров, снова встали. Сергей слышал, как по внешней связи командиры танков разговаривают о дальнейших действиях. Через толщу брони доносился грохот боя идущего впереди.

«Механик, пошел!» — передние машины рванули вперед, высекая траками искры из асфальта. Сергей дал газ. Через минуту выскочили на привокзальную площадь.

«Ни хрена себе!» — подумал Серега, увидев полыхающую технику на улице, и здания из окон, которых, вырывались яркие языки пламени. Снова загромыхала пушка и пулемет. Начался первый настоящий бой в Серегиной жизни.

Из радиоперехвата. «Рампа» — позывные танкового взвода.

«- [Выстрел-1, срывающийся голос]…БМП-2, БМП-2, которая за «Рампой» стоит! Ответь, я Выстрел-1, прием!

— [Выстрел-1]…Осколочно-фугасным по гранатометчикам, иначе «Рампе» п….ц!..Я Выстрел-1, прием!

— [Выстрел-1] [БМП]…стоящий, за «Рампой», ответь! Я — Выстрел-1, прием!

— [Выстрел-1] [неразб.]…в колонне за «Рампой» — отзовись!

— [Выстрел-1] [БМП-2]…в колонне за «Рампой» — отзовись, отзовись! Я Выстрел-1, прием!

— [БМП-2] Здесь нет никакой «Рампы»! Я стою в колонне с танками!

— [Выстрел-1] Танки, танки! Справа… лупят по танку. Справа уже стреляют… е. ни…!

— [БМП-2] Поправа [направо] в «Рампу»?!

— [Выстрел-1] БМП-2, БМП-2! Я Выстрел-1, прием!..Отзовись!

— [Неразб.]

— [БМП-2] Слушаю вас!

— [Выстрел-1] Справа гранатометчика видишь, нет?!

— [БМП-2] Не вижу, нет! Все в дыму, бл. дь!

— [Выстрел-1] По земле, по земле пох…рь [постреляй]… осколочно-фугасными… пох. рь их гадов! Я Выстрел-1, прием! Как понял, как понял, прием!?

— [БМП-2] Понял, понял!

— [Выстрел-1] БМП-2, БМП-2, я Выстрел-1, прием! От тебя сзади, где-то на 7 этаже… закрепился гранатометчик! «Поработай», «поработай», иначе «Рампу» угробят! Я Выстрел-1, прием!

— [БМП-2] [Сейчас]…Все сделаем!

— [чей-то голос] [ «Работай»?]…Пониже, пониже! Вот сейчас тронулся, тронулся… [шумы]…Там гранатометчики лежат… Гранатометчики лежат, не дают танкам выйти!

— [Рампа-1 вклинился] Рампа, я Рампа-1! Чего стоим?

— [неопозн. наш] Рампа, уйди с дорожки, уйди с дорожки!

— [Рампа-1] Рампа, я Рампа-1, прием!

— [Пуликовский] Рампа! Уйди, уйди с дорожки! Здесь боевое управление идет! Уйди отсюда! Уйди! Уйди на 10 ниже… 20 ниже, но не работай здесь, прием!

— [Савин] Рампа, где вы есть, прием?!

— [Выстрел-1] Рампа, вперед!

— [Выстрел-1?] Так, вперед, Рампа, вперед!

— [Савин]…Рампа, рампа!

— [Камин-23] Рампа, я Камин, прием!

— [Камин-23] [неразб.]…за Рампа! Может мне с ней идти? — [Камин-23] Рампа, Рампа, я Камин, прием!

Серега дергал рычаги, пытаясь маневрировать на улице, густо забитой искореженной техникой.

Внезапно почувствовал удар в заднюю часть корпуса. Скорее не удар — толчок. Попадание.

— Мех! Серега, повернись лобовой, к пятиэтажке, повернись лобовой, а то сожгут. Сожгут бл. ь! Твою мать… — услышал он крик Константина. Потянув левый рычаг, развернулся и сразу увидел боевика в окне. На плече у него лежала труба гранатомета.

— Командир, прямо — гранатометчик. Наша! Е… — дико заорал Серега, увидев белый шлейф летящей в танк гранаты. Яркая вспышка на лобовой плите корпуса ослепила. И снова удар сзади.

— Блин, они везде, бл…ь, — стараясь переорать грохот орудия, крикнул наводчик.

— Заднюю, врубай, заднюю! Сдай назад!

— Осколочным, по пятому этажу, осколочным! Огонь!

— Блин, слишком близко! Пушка не поднимается выше.

— Огонь! Какого черта не стреляешь?

— Пушка не поднимается! Бл. ь! Я же сказал!

— Мех, заднюю. Откатись назад, видишь, не достаем!

— Андрюха огонь! Огонь я сказал!

— Выстрел! — раздался гром пушки.

Включив передачу, Сергей начал сдавать назад. Танк не проехав и десятка метров, уперся, во что-то кормой. Раздался скрежет.

— Осколочный!

— Орудие заряжено!

— Огонь!

— Выстрел!

Грохот орудия. Снаряд взорвался под окном третьего этажа, снеся несколько метров кирпичной кладки.

— Еще назад! Что ты встал? Е…. твою мать!

— Не получается, сзади что-то мешает, — в отчаянье выкрикнул Сергей.

— Ладно, только не срать парни! Серега, видишь, наши отходят, давай за ними. Прикрываем. Андрюха долбани по той «Свечке». Заряжай!

— Готово!

— Огонь!

— Выстрел! — через несколько секунд, фугасный снаряд смел половину этажа, откуда велся огонь.

Серега видел, как яростно огрызаясь, танки взвода начали отход. Мелькнула БМП, которая, задрав пушку вверх, поливала огнем верхние этажи. Перед танком снова, что-то взорвалось. Не став дальше испытывать судьбу, врубил сразу третью и нажал на газ. Кроша гусеницами битый кирпич, танк, взревев двигателем, рванул вперед. Развернувшись влево, вслед отходящему взводу, врубил четвертую. Выскочили!

«[Савин] Рядом, рядом проходит… Султана, Султана техника… техника!

— [11-й, не Пуликовский] Я понял, я понял, я понял!

— [Савин]…Прием!

— [11-й, не Пуликовский] Где они выходят… на тебя… султановская техника… где, где, где выходят на тебя, прием?

— [Савин] Мимо прошла, б. дь — повернула вправо… ко мне подошла, повернула вправо, куда-то ушла, бл. дь.»

Комбриг в горячке боя перепутал подразделения, думая, что колонна принадлежит 81Мсп.

Спина была мокрой, ручейки горячего пота стекали по вискам. Глянул на приборы, вроде все в порядке. «Блин, а крепкая машина» — Сергей облегченно выдохнул. Вернулись к стоящей вдоль улицы колонне, над которой уже поднимались клубы черного дыма. Колонну жгли. В закопченный триплекс увидел танк Егора, на котором отсутствовал фальшборт на правой передней стороне корпуса.

— Ротный сказал, сейчас снова идем. Серега на первом повороте, налево, потом сразу направо. Попробуем зайти сзади. Понял? — в наушниках раздавалось тяжелое дыхание лейтенанта.

— Понял, — глубоко вздохнув, ответил Серега.

Танки, развернувшись, снова пошли вперед, свернули налево. Проехав еще метров сорок, повернули на право. И сразу оказались в аду, попав под сосредоточенный огонь боевиков.

Плотность огня, по бронетехнике, была чрезвычайно высока. На каждую машину приходилось от пяти до десяти попаданий. Гранатометчики били с крыш и верхних этажей, подвальные помещения были превращены в ДОТы. Автоматчики и пулеметчики отсекли от танков пехоту, снайпера дудаевцев на выбор били офицеров и прапорщиков, добивали раненых. Расстреливали, покидающих подбитые танки и БМП, членов экипажей. Это был шквал огня, от которого нельзя было скрыться. Солдаты метались под перекрестным огнем, нигде не находя укрытия.

Гибли целыми отделениями. Гибли, но продолжали сражаться. Никогда еще в новой России не было так много примеров массового героизма ее сыновей. Захлебываясь в собственной крови, солдаты и офицеры дрались отчаянно. Будучи неоднократно ранеными, до конца отстреливались, последними патронами. Пылающие как факелы, БМП продолжали вести огонь. В огне, от которого горела сталь и от боевых машин летели искры, заживо горящие в их чреве люди, пытались помочь своим — пока еще живым товарищам. Дух героических предков, даже в это смутное и лишенное всяческих идеалов время, продолжал жить в каждом русском солдате.

Воспоминания очевидца:

«Через некоторое время у танкистов что-то не сложилось, и они с ротным вернулись к нам. По всей видимости, было принято решение: обойти боевиков, которые их так тщетно донимали, с другой стороны.

Поступила команда: «по машинам». Ромашка залез к себе, а Давлет и еще несколько бойцов (с других экипажей) сели на броню сверху.

Колона (только бронегруппа, без колесной техники) сорвалась с места очень быстро, и свернула влево на первой улице (Комсомольская), на первом же перекрестке — вправо (Рабочую), и тут же встала, так как получила шквальный огонь из гранатометов».

Прикрывая друг друга броней и огнем пушек, танкисты вели ожесточенную схватку. Несколько боевых машин пехоты, вертелись между бронированными тушами танков, изрыгавших из себя пламя и килограммы смертоносной стали.

Обгоняя танк Сергея, кокетливо виляя кормой, маневрируя, одна из БМП попыталась выскочить из этого ада. Ее пушка выплевывала снаряд за снарядом по окнам, из которых летела смерть. Сергей увидел, как граната ударила БМП, в борт слева. Подбитую машину развернуло. И тут же в нее попало еще две гранаты. Боевая машина, подпрыгнув, вспыхнула как ведро с бензином. Люки десанта открылись и из них посыпались пылающие комки. Сергей не сразу понял, что это горящие люди. Солдаты катались по земле, в попытке сбить пламя с одежды. Краем глаза увидел танк Егора, который вел частый огонь, прикрывая корпусом жарко пылавшую БМП. По его броне уже бегали языки пламени, облизывая башню. Заметил, как две гранаты попали в танк. Одна сверху в МТО, вторая встык башни и подбашенного листа. И третья. Третья попала в корпус, в месте, где отсутствовала секция фальшборта. Между четвертым и пятым катками. Танк Егора как-то клюнул и…

Огненный столб вылетел из-под отлетевшей вверх башни. Крутя стволом пушки, башня упала в десяти метрах от взорвавшегося танка, пробила асфальт и зарылась на полтора метра в землю. Сила внутреннего взрыва, была такова, что вырвало задний броневой лист. Детали трансмиссии и двигатель, кувыркаясь, полетели по улице, калеча, попадавшихся на их пути, солдат мотострелковой роты. Дальнейшее Сергей не видел, пуля разбила триплекс смотрового прибора. Он зажмурился и нажал на тормоз.

— Серега, что встал, уходи, уходи отсюда! Вывози родной! — истерически провизжало в наушниках.

— Триплекс разбит, сейчас, — трясущимися руками, Сергей пытался заменить прибор. Разбитый, полетел на пол. Вставил новый, увидел горящий танк Егора, вернее то, что от него осталось. Остальных машин уже не было. В охваченной пламенем БМП рвались оставшиеся снаряды, разлетаясь в разные стороны. Стоял оглушительный грохот, но через толстую шкуру брони доносились лишь его слабые отголоски. Вся улица была затянута дымом. «Только не стоять, не стоять!» — пульсировала мысль в оглохшей от грохота пушки голове. Двигатель продолжал работать. Сергей потянулся к рычагу КПП и выжал сцепление.

И в этот момент в них попали. Слева что-то гулко ударило в борт. По машине пошел звон. Щиток, закрывавший аккумуляторную группу, отлетел, ударив Сергея в плечо. Сваркой вспыхнули и посыпались искры, раскаленные брызги обожгли шею. Белый дымок заволок боевое отделение. Запахло горящим металлом. Панель с приборами вспучило, вылетели стекла на циферблатах. Один аккумулятор, сорвав крепление, вывалился со своего места. Электролит из разбитого корпуса растекался по днищу. Лопнула и погасла аварийная лампа над головой, осыпав Сергея осколками плафона.

— Андрей! Слева танк! Между домами во дворах! Подкалиберный зарядить! — голос Константина дрожал от напряжения.

— Вижу, башня белая.

Конвейер зажужжал, и механизм заряжания с лязгом загнал в пушку очередной снаряд.

— Орудие заряжено!

«Конец» — мелькнуло в голове Сергея, но руки привычно включили передачу. Потянув рычаг и вдавив педаль газа, резко развернул машину в сторону противника. Увидел вспышку от выстрела. Снаряд прошел мимо, зацепив башню своим оперением.

— Молодец Серега! Промазал падла! Теперь мы. Огонь!

Сергей в очередной раз увидел боевиков. Гранатометчики не стреляли. Они с интересом наблюдали за дуэлью. Разве мог этот, оставшийся в одиночестве израненный бронированный зверь, с развороченной кормой и вспоротыми баками, из которых хлестала кровь-солярка и охлаждающая жидкость растекалась под днищем, оказать сопротивление.

Его оставалось только добить. Так пусть его убьет собрат.

Словно два доисторических мастодонта, шевеля хоботами пушек, ревя двигателями и взрывая землю гусеницами, закованные в броню машины сошлись в смертельной схватке.

— Выстрел! — обе машины выстрели одновременно, но наводчик чеченцев не правильно прицелился и, стальная болванка прошла над башней, пробив ветрозащитный щиток на командирской башенке.

— Попали! Подкалиберный! Сейчас добавим!

— Ага, не понравилось! — заорал Андрей, увидев, что противник дал задний ход, после попадания в ствол пушки, — Готово!

— Огонь!

— Выстрел!

Пушка гавкнула в очередной раз. Серега видел полет своего снаряда, видел, как раскрылся стабилизатор, как снаряд вошел точно под белую башню, по центру, прямо под стволом орудия.

Чеченский танк дернулся и из него повалил густой черный дым. Сергей не стал смотреть дальше, резко развернувшись влево, он рванул в конец улицы. Опешившие от такой развязки боевики так и не выстрелили. На перекрестке повернул направо и включил седьмую передачу. «Семьдесятдвойка» мчалась по улице. В башне слышалось ликование.

— Оба снаряда в цель!

— Молодец Андрюха!

— Наелся кексов урюк! Баранов вам пасти, а не на танках ездить!

Проскочили мимо горящей командно штабной машины. Около нее Сергей заметил несколько трупов.

— Куда ехать? — как-то слишком спокойно спросил Сергей. И удивился своему спокойствию.

— Блин, а где мы? Какая улица? И где все остальные? Бл…ь! — вертел командирской башенкой Костя…

После боя на улице Рабочая, остальные танки взвода, одна ЗСУ «Шилка» и несколько уцелевших БМП ушли к железнодорожным путям, и вышли на товарную станцию. Пополнив боекомплект, попытались вырваться из города.

«- [Второй голос] Броня, Броня! Кто меня слышит? Вот эти два танка, которые в общей колонне стоят, прием!

— [Танкист?] Слышу!

— [Второй голос] Слышите меня, да?

— [Танкист?] Да!

— [Второй голос] Ну, мы по…[дальше вклинился Камин]

— [Танкист?] Не понял!

— [Второй голос Горец?] Надо чего-то делать, бл. ь! Может быть, обратно крутанемся. Проедем туда, где были, а?

— [Второй голос] Калибр-10! Мы отбились — стоим на железнодорожных путях! Видимо, где товарняки останавливаются… товарные. Не знаем, что делать! Отбились от колонны. Отошли во время боя! Прием!

— [Савин] [неразб.]…Соскакивали [выскакивали] на площадь? Разворачивались здесь на площади?

— [Второй голос] Мы стояли на площади… Отъехали к това…[запись обрывается]».

Из посланного с колонной помощи танкового взвода, из города вышла лишь одна подбитая машина. На выходе из города у танка заклинил двигатель, и экипаж пешком добрался до своих. Командир роты погиб, из его экипажа уцелел лишь механик- водитель. Двое танкистов попали в плен…

Воспоминания участника событий

«Стоит солдат, и все вокруг него, слушают, что он говорит. Сам весь аж чёрный, закопченный, не узнать. Оказалось, что это механик-водитель командира роты. Он рассказал, что в их танк [? 416] 4 раза попали из гранатомёта, после четвёртого раза он врезался в здание, его оглушило, но он смог выбраться из машины и заполз под днище танка. Слышал, как чеченцы залазили на машину, заглядывали в башню, но экипаж не вытаскивали и не стреляли. Пока сидел под танком слышал, что у чеченцев есть как бы позывной или приветствие, звучащее: «Аксаларда!», решив после 3-х часов, что дальше лежать бессмысленно, снял шлемофон и, не таясь, словно свой, пошёл по улице, они ведь все в основном ходят в военной форме. Здесь ему навстречу попались 3 чеченца, крикнули своё приветствие, он им ответил, а когда подошли поближе, присел на колено и срезал их очередью из своего АКС-74У. Хоть трёх скотов за своих убрал. Обратно к своим выходил тоже по горам, шёл на день дольше Сани Погорелова. И опять просится, чтобы посадили на машину и отправили туда, за ротным. Вот какие у нас служат мужики….»

— Командир, осталось всего восемь снарядов, — доложил наводчик.

— Рация сдохла, блин. Цепанули провода антенной. Этого еще не хватало. Мех, ты как? О, вижу название улицы. Комсомольская.

— Командир, вижу одного из наших, на перекрестке стоит. Блин, они подбиты. Там «Духи».

— Наводчик огонь!

Снова заработала пушка и пулемет. Было видно, как пули сбросили на землю бегающих по броне подбитого танка боевиков. От скопившихся пороховых газов стало першить в горле. Стоящий на перекрестке танк дымился. «439» — Сергей прочитал номер на ЗИП.

Около подбитой машины лежал один из членов экипажа.

— Это машина Манулина. Не тормози Серега! Им уже не поможем, — крикнул Костя.

Танк не сбавляя скорости, поливая пространство вокруг себя из пулемета, оставляя подбитую машину справа, промчался через перекресток. Сергей заметил упавшую на лобовой лист пушку 439й. Чеченцы выстрелили вслед из гранатометов, но лишь одна граната попала в заднюю часть удаляющейся машины.

Скорость резко упала. Серега взглянул на приборы. На искореженной панели не работала не одна стрелка. Вдобавок сильно жгло шею.

— Командир, машина подбита. Я, кажется, ранен, — доложил Сергей, ощупав шею рукой. Что-то липкое текло по спине. Посмотрев на руку, увидел, что это кровь.

— Держись Серега! Давай на перекрестке, налево. Вывози родной. Если выберемся, всю жизнь за мой счет пить будешь!

Снова повернули налево, это был довольно широкий проспект. Сергей жал на газ, но двигатель плохо набирал обороты.

Так проехали пару километров, многоэтажная застройка заканчивалась, и впереди справа показались одноэтажные домишки. Вдруг в башне снова полыхнуло пламя. В наушниках раздался чей-то нечеловеческий вопль. А попадания следовали один за другим. Еще и еще.

После последнего здорово тряхнуло, рычаг правого фрикциона провалился. Крутанувшись на одной гусенице, танк резко встал, двигатель заглох. Запахло гарью и дымом, пушка и пулемет молчали.

Как будто молотом шарахнуло по голове. Придя в себя, осмотрелся. В нос ударил запах свежего мяса, и какой-то новый приторно сладкий запах, так пахнет человеческая кровь.

Нажав тангету передатчика, прокричал.

— Командир, машина подбита!

Тишина.

— Командир, Анрюха! — позвал он экипаж.

Голова раскалывалась от боли. Сдерживая готовый вырваться стон, заглянул в башню. Командир, неестественно вывернувшись, лежал под казенником пушки. По остекленевшим его глазам, Сергей понял, что он мертв. Заглянул к наводчику, тот сидел, откинувшись назад, из уголков глаз и рта сочилась кровь. Раздавался хрип.

«Надо выбираться» — подумал Сергей и отдраил люк. Тусклый солнечный свет ворвался в полумрак железной коробки. Следом ворвался и грохот боя.

Выбравшись из танка, открыл люк наводчика, в котором было странное оплавленное отверстие, раньше его не было. Начал тащить за шиворот бушлата и отшатнулся. Тело наводчика было разорвано кумулятивной струей, пробившей слабую броню люка.

По броне, горохом, ударила автоматная очередь. Сергей, выдернув из башни автомат, прыгнул за танк и огляделся. Некогда грозная машина, была изуродована. Закрылки отсутствовали. Не было и части фальшборта. Наружные топливные баки, на правой надгусеничной полке, словно вскрыли огромным консервным ножом, весь борт был залит соляркой. Ветрозащитный щиток на командирской башенке зиял огромной пробоиной. Зенитный пулемет был покорежен. Подбитая машина стояла на границе высотной застройки и одноэтажного частного сектора. Недалеко виднелся аккуратненький заборчик, за ним домик с синенькими резными окошками и жестяными петухами на черепичной крыше. Рядом с домом торчали расщепленные, исковерканные снарядами яблони и груши. Вырванные страшной силой и поломанные деревья портили впечатление, производимое сказочным домиком. Решил уходить туда. Тем более по нему начали стрелять и фонтанчики от пуль ложились все ближе и ближе. По закопченному снегу и вязкой грязи, намешанной гусеницами и колесами, побежал к дому. Вокруг грохотали разрывы мин и снарядов. Свист осколков и фырчанье пуль неприятно резали слух. Языки пламени вырывались из окон горящих зданий, расстрелянных скорострельными пушками боевых машин. То там, то здесь поднимались черные столбы дыма — горела техника. В воздухе висел запах гари и сгоревшей взрывчатки. Слышались крики и предсмертные вопли гибнущих людей. В грязи и на черном от дыма снегу лежали изуродованные трупы. Сажа хлопьями кружилась над улицами города. Останки людей, разорванных звериной силой взрывов, висели на ветвях, укрытых снегом деревьев.

Забежав во двор, вскочил на крыльцо дома. Прямо на пороге лежало тело человека. По-видимому, это был хозяин дома. Отощавшая кошка, прямо из разбитой черепной коробки, выедала остатки хозяйских мозгов.

«Никогда не заводить кошек» — мелькнула глупая мысль в голове.

Войдя в дом, огляделся, чистенькая комнатка, какие-то картинки на стенах. На кровати, стоявшей в углу комнаты, одна на другой лежали белоснежные подушки. Стояла швейная машинка. Простой домашний уют, который разрушила война.

Зарядив автомат, выглянул в окно. Увидел свой танк, по броне которого уже бегали вооруженные люди, и что-то лили из канистр в открытые люки.

«Хотят зажечь машину» — Сергей вскинул оружие и дал очередь в ближайшего поджигателя.

Тот, взмахнув руками, кувыркнулся с брони. И тут же оконные стекла стали разлетаться на осколки, трещали расщепленные пулями двери и рамы окон. Штукатурка кусками отлетала от стен. Слышался звон бьющегося стекла. Внезапно все стихло. Выглянув в окно, увидел, как боевик целится в окно из гранатомета. Дав короткую очередь, кинулся в соседнюю комнату, оттуда сразу через стекло окна вылетел во двор. Сзади раздался оглушительный взрыв. Из окон вылетела белая вьюга — пух из разорванных осколками подушек.

Подкравшись к углу дома, Сергей осторожно выглянул. Боевик с гранатометом снова целился в дом. Неподалеку, присев на корточки и выставив вперед стволы автоматов, находились еще два боевика. Прицелившись в гранатометчика, Сергей выстрелил. Голова боевика раскололась, он дернулся и нажал на курок, граната оставляя за собой дымный след, ушла в небо.

— Русская свинья! — раздалось за спиной, и последовал страшный удар в голову. В глазах вспыхнули искры, в ушах звенело. Автомат вылетел из рук, Сергей начал падать на живот. Тяжелая туша навалилась на спину.

— Я тебэ уши отрежу, и сожрать заставлю! — плевался ругательствами боевик, пытаясь вывернуть назад Серегины руки.

Сознание уходило из головы. В голове мелькали отдельные неясные мысли. Руки нащупали рубчатый корпус гранаты.

«Только не плен» — и рванул чеку. Раздался хлопок. Четыре секунды тянулись бесконечно.

— Я тебэ кол в рот забью! — ругался боевик, рывком поставил Сергея на ноги. И в этот момент блеснула яркая вспышка, удар, Взрыва Сергей не слышал.

Так он умер — первый раз…

-[ «Абонент-11»] Я понял, я понял! Там они занимаются эвакуацией раненых, эвакуацией раненых! Сейчас будут выходить к тебе, «Сила»! Понял меня? Прием!

— [ «Сила»] Кто будет выходить ко мне?

— [ «Абонент-11»] Там! Будут выходить, выходить! «Калибр» будет выходить к тебе! Прием!

— [ «Сила»] К нам, к нам будут уходить?

— [ «Абонент-11»] Да! К вам, к вам!

— [ «Сила»] Я понял, понял!..Раненых эвакуировать?

— [ «Абонент-11»] Да! Там порядка шестидесяти человек раненых! Даже больше! Прием!

— [ «Сила»] Я понял, понял!

— [ «Абонент-11»] Всех медиков организуй к себе, прием!

— [ «Сила»] Я понял, понял!

— [104]…Я 104, я ранен, БМП выведена из строя…

— [ «Калибр-10»] «Слиток-11«…мы…у нас принято решение: уходить, принято решение уходить! Очень много раненных и убитых! Поэтому…нам нужна поддержка артиллерии! Потде…

— [ «Абонент-11»] Не понял, не понял! Повтори медленнее, прием!

— [ «Калибр-10»] Внимательно слушай! Я говорю: у нас принято решение уходить, уходить! Как понял меня? Уходить! Для этого нам необходимо: чтобы разведчики, которые пошли к нам на помощь — разведчики: чтобы они прибыли к нам сюда, к нам сюда! Потому что…[неразб.]! Понятно или нет? Нам надо уходить! И…с 17–00, с 17–00 должна, значит, работать артиллерия, должна работать артиллерия по тем целям, по тем целям, которые были последними, последними! А последний раз они стреляли… сюда прямо к нам, понял меня?!

— [ «Абонент-11»] Я понял: нужна работа артиллерии по целям, которые были…э-э-э, делали раньше! Так? Прием!

— [ «Калибр-10»] Пра… правильно понял, правильно понял!..Хэ!..В 17-ть часов они должны начать стрелять, в 17-ть часов, в 17-ть!

— [ «Нож-38»] Доктор, доктор я! Прием!

— [ «Абонент-11»] Доктор, слушаю тебя! Прием!

— [ «Нож-38»] Что случилось с [неразб.]? Что раненые есть?

— [ «Абонент-11»] Есть! Порядка 60-ти, 70-ти человек! Прием!

— [ «Нож-38»] Где они находятся? Прием!

— [ «Абонент-11»] Где ты находишься? Прием!

— [ «Абонент-11»] Стой там, стой там! Прием!

— [ «Нож-38»] В каком они состоянии? Скажи! Прием!

— [ «Абонент-11»] У вокзала! Прием!

— [ «Нож-38»] Когда их ожидать? Прием!

— [ «Абонент-11»] Что говоришь?

— [ «Нож-38»] Когда их ожидать? Прием!

— [ «Абонент-11»] Не знаю пока, не знаю! Еще не вывели их оттуда! Прием!

— [ «Нож-38»] Нахожусь в ожидании, жду! На приеме! Прием!

— [ «Абонент-11»] Жди, жди: на приеме! Прием.

— [ «Абонент-11»] На настоящее время… не слышу я его, не слышу… Не знаю!

— [ «Абонент-2»] Так, а вот этих двух ребят я посылал…э-э-э, двух комбатов…Они выходили туда и обе машины сожгли… Результаты по ним не знаете?

— [ «Абонент-11»] Я не знаю, ничего не знаю! Они не выходят на нас, прием!

— [ «Абонент-2»] Они не выйдут, потому что сожжены! Ну, я понял! Всё!» [/i]

..Они не выйдут, потому что сожжены!

«Теперь не нужен нам, весь белый свет. А званий и наград, тем более не надо! Вам шлет из преисподней свой привет, И ничего не ждет от Вас в ответ — 131 Майкопская бригада! Мы видим свет, но ход все уже, уже, Нагая смерть выходит на покос. Из рваных тел исходят тяжко души. Вперед! Аллах акбар! Спаси Христос! За Родину! Не ставшую родной, Прости, прощай браток, мы все тебе приснимся. Налей и покури, — за упокой. А к матерям, на день сороковой, придем. Последний раз, в окошко постучимся»

Потеряв убитыми свыше ста человек, вечером 1 января 1995 года, окруженная на вокзале 131 Майкопская мотострелковая бригада вместе с 81 Самарским мотострелковым полком, прорвав кольцо, вышла к своим. Практически вся техника была потеряна в ходе двухдневных боев. Погиб командир бригады, командир самарцев был тяжело ранен. Отдельные подразделения и военнослужащие еще в течение недели выбирались из Грозного. Всего за время штурма свыше 2.5 тысяч военнослужащих, были ранены. Около 500 попало в плен, 300 пропало без вести. Потери убитыми составляли около 1.5 тысяч человек. Светлая память!

Глава 3

Сергей порядочно задремал, когда в палатку кто-то зашел.

Гитарные страдания оборвались на половине аккорда, в палатке стало тихо, только дребезжащий звук струны еще некоторое время висел в воздухе.

— Начальство — Сергей открыл глаза, на пороге стоял ротный, майор Асоян, по его тяжелому взгляду Сергей догадался, что Герман только что от «Бати» и что ему досталось.

Ротный был армянин, чрезвычайно уравновешенный человек и толковый командир. Сергей никогда не слышал, чтобы Герман матерился или повысил голос даже на провинившегося. Но его в роте уважали, и авторитет его был чрезвычайно велик. С ним пришел и тезка Сергея — капитан Смолянский, командир роты СОБР, стоявшей поблизости. «Вечный капитан» — так, кажется, его звали в роте. Пройдя несколько войн, к 40 годам Смолянский был еще только капитаном.

— Анненков, Лаппо, Вдовин, Жук, Громов и Саитов, к комбату, — выдохнул ротный.

Лапа легко сбросил с койки тренированное тело и весело спросил.

— За орденами?

— Ага, с закруткой на всю жопу.

— Понятно, хоть закруткой задницу прикроем. Серый, что лежишь? Вставай! — Лапа уже успел надеть ботинки и завязывал шнурки.

Сергей тоже спрыгнул с кровати.

Парни одевались без энтузиазма.

— Что, собрались? — спросил Герман. — Пошли.

Все вышли из палатки и молча направились к штабному вагончику.

У входа в штаб, Герман неожиданно спросил.

— С «граника» ты, Сергей, стрелял? — Сергей кивнул.

— Мы сейчас с хлебозавода, посмотрели на Вашу работу. Что сказать — шашлык получился отменный. «Чехов» было двое, У одного дыра во лбу. — Герман выразительно посмотрел на Вдову.

— Второй — в куски. «Батя» только разозлился, что вы без него ведома.

— Если у «Бати» разрешения спрашивать, то эти «чехи», еще бы неделю спать недавали. — вставил свои пять копеек Вдова.

«Батя» метал громы и молнии. Хотя было видно, что работой он доволен, все равно он строил из себя обиженного.

— Не поставив в известность командиров…мать, мать, мать….

— Рискуя нарваться на засаду… мать, мать, мать.

— Что бы я сказал вашим матерям…мать вашу, мать, мать….

В отличие от Асояна, «Батя» любил материться и, был виртуозом в употреблении нецензурной брани.

Когда словарный запас «Бати» истощился, он сел на табуретку и делая вид, что что-то разглядывает в карте, лежащей на столе, еще минут десять пыхтел как самовар. Потом столько же собирался с мыслями, глядя на жужжащую у окна муху и, наконец разродился.

— За уничтожение снайперско-пулеметной группы боевиков, объявляю Вам благодарность!

— Служим Отечеству! — раздался бодрый и радостный рык.

Такой уставной и бодрый ответ, всегда ласкает слух начальника. «Батино» лицо расплылось в улыбке.

Все испортил Лапа.

— Тарщь полковник, о медальке не похлопочите?

— Медальке?!! — лицо комбата снова приобрело ярко бардовый вид.

— Ага, у Сереги орденов почти десяток, а у меня даже медали нет. А я его командир. Даже приказывать неудобно.

— Неудобно штаны через голову надевать, товарищ старший лейтенант — сухо процедил комбат.

— Во-о-он! — тут же заорал он так, что даже муха на окне брякнулась на пол.

Все с хохотом посыпались из вагончика.

— Асоян, останься! — сказал комбат.

— Димон, ты придурок! — со смехом выдавил из себя Громов, когда все вернулись в палатку.

— Что ты его цепляешь, когда он успокоился?

— А — ааа, хрен его знает! Люблю его, он на папашу моего похож. Тоже здорово матюкался, пока не помер, — со вздохом ответил Лапа.

— Что сегодня по маленькой дернем? — спросил подскочивший Игорь Лисин: — с вас простава.

— Тебе только бы по маленькой?

— А что, могу из большой. Я из любой посуды пить могу.

— Вдова, тебе вчера письмо прислали, ты на посту был, иди, возьми у старшины.

— Где?!! От кого? Товарищ старшина-а-а? Петька ты где? Письмо давай.

— Там и Громову посылка.

— Кто прислал? — маленький Громов вытянул шею, он слыл бабником и ловеласом, поэтому ему писали только бабы.

— Сейчас гляну. Нет Леха, не от девок и не от жены. Это от Мишки, из госпиталя. Во, блин, хорошо он там живет, даже посылки присылает!

В посылке лежали две пятилитровые канистры спирта, их извлекли под одобрительный гул всей палатки.

— Мишган, не забыл!

— Тост для Мишки! Поднимем эти благословенные канистры за то, чтобы дали, бабы, Мишке! Аминь! — гнусаво пропел Лапа, подражая служителям культа.

Мишка был другом Андрея. Вместе рыбачили и охотились, пили водку и ходили по бабам, пели и дрались. Мишка подорвался на растяжке в самом начале командировки и сейчас лечился в госпитале.

Снизу лежало письмо. Андрей начал читать. Начиналось оно весело:

«Здорово Андрюха! Привет мужики. Гром, зная тебя, и зная, что с бабами у Вас туго, хочу сказать.

Не выбрасывай ящик от посылки, сделай в картоне аккуратненькую дырочку. Ну не мне тебе рассказывать зачем».

— Вот, что прислала, — раздался радостный крик Вдовы, — смотрите!

Вдова показывал фотку своей жены, на фото, Лехина Танька была голой.

— Повесь на койку, будет на кого затвор передернуть — буркнул Громов.

— Ты свою повесь, и дергай.

— А что мне на нее дергать. Я ее вдоль и поперек избороздил. На чужую интересней.

Все вокруг заржали, Вдова обижено спрятал фото.

— Греховодники! О душе надо думать. О ее спасении! А они только о бабах. Вот стану священником, так мне Ваши грехи до смерти не замолить. Пожалейте батюшку! — Лапа запел свою песню.

В отряде такие фотки были традицией. Один раз все жены и подруги сделали групповое фото, где кроме противогазов на женщинах не было ни чего. Потом парни долго, со смехом, пытались разобрать — где чья.

На улице послышался нестройный, но уверенный топот и в палатку ввалились парни из СОБРа, во главе со Смолянским.

— Говорят Вам бухло прислали?

— Говорят, что кур доят, — парировал Лапа, — ну что Андрюха, открываем одну?

— Доставай, смотреть на него что ли, — ответил Громов.

— Да, а какая крыса Вам уже сообщила?

— Мы на запах — ответил Сова- пулеметчик СОБРа.

Палатка снова загомонила, Сашка, изобразив на гитаре первые аккорды «цыганочки», пропел:

Рано утром встану я, посередине лета. Вдруг придут мои друзья, а в доме водки нету. Чай бы пить, заварки нет. Что за День рождения?! ЭХ! Ты синий мой берет да тельник в утешение!!!

Кто-то достал косячок, и сладкий дым анаши потянулся по палатке. Анаша тоже была неизменным атрибутом этой войны.

Даже те, кто в мирной жизни никогда не баловался этим зельем, здесь курили, дабы хоть чем-то снять напряжение нервов.

Сергей и Лапа однажды обкурились до такой степени, что увидели в прибор ночного видения реального Годзилу. А потом весь остаток ночи пытались подстрелить его на завтрак.

— Лапа, хочешь годзилятинки! Хе-хе-хе! — смеялся Сергей, поливая из автомата темноту ночи.

— Ага. Никогда еще не хавал. Ха-ха-ха — гоготал Димка, стреляя из винтовки.

Выбравшийся из блиндажа заспанный Громов, разбуженный стрельбой, удивленно посмотрел на них.

— Вот придурки обкуренные. Ведь спать не даете, гоблины!

— Лапа-а-а! Там еще и гоблины-ы-ы! Измена-а-а!

— О-о-о. Серый, точно гоблины, стреляй, а то они утащут нашу Годзилу!!!!

В палатке звенела гитара, надрывая глотки, мужики пели «Десантную». К гитаре присоединилась гармонь. Кто-то начал стучать по пустым патронным цинкам — в такт мелодии.

«Развязали языки, и пошло про службу, Про прыжки и про броски, вобщем все что нужно!

Наливай Юрок опять, а я возьму гитару. Что ребята Вам сыграть? С чьего репертуару?

Посидим, пока рассвет не начнет вторжение. Эх! Ты синий мой берет, да тельник в утешение!»

Сергей сидел на лавочке около палатки. К нему подошел Герман. Вытащил сигареты и спросил.

— А ты, что не гуляешь?

— Ты ведь знаешь, я с зеленым змием не дружу. — Сергей вытащил зажигалку.

— Сколько ты здесь, не надоело? Я вот, второй раз поехал и понял, что это не для меня. — Герман затянулся сигаретой.

— Сколько? Я и сам уже не помню. Начал в 94, ранение, госпиталь, потом 96, снова госпиталь. И вот, с 1999 опять сюда. Считай лет пять. Втянулся. Как на работу хожу. Война, странная штука. Она либо отторгает тебя, либо затягивает. Меня затянуло, не могу без этого. Дома посижу месяц, чувствую, снова тянет. — Сергей говорил, глядя куда-то в даль.

— И не страшно? Убить ведь могут.

— Могут. Страшно. Я же человек, и тоже боюсь как все. Перед каждой стычкой мандраж, а потом. Работать начал — все проходит.

— Мне говорили, ты сам себя гранатой рвал? Это правда?

— Да. Испугался, что в плен попаду. Вот от страху и рванул чеку. А что потом, не помню. Вспышка, удар и все.

— Бывают же чудеса. — Герман смял окурок и бросил в стоящую неподалеку урну.

— Бывают. Слушай командир, я тут вот о чем подумал. У нас выносной пост практически не укреплен. Если заваруха, выкосят там всех в пять минут, а потом за остальных возьмутся. Сверху по нам удобней стрелять. — Сергей посмотрел на Германа.

— Что предлагаешь?

— Нужно укрепить, хоть мешками с песком. Мешки у начпрода возьмем. Один «Утес» туда поставим.

— Дельно. Но таскать их на третий этаж, а потом на крышу — тяжело.

— Тяжело. Но как говорил великий Суворов. Тяжело в учении — легко в бою. Придумаем что-нибудь, лебедку сделаем. Нормально все будет.

В этот момент из палатки послышался гулкий топот сапог, палатка пошла в пляс. «Цыганочка» удалась на славу:

«Не забудем третий тост, не нарушим слова.

Встанем. Хлопнем в полный рост, за Саньку Соколова.

За всех тех, кто в цинк одет, кто с нами не присядет.

Не разделит наш банкет, бабу не погладит.

Самый тонкий нерв задет, и в душе крушение!!!

Э-э-эх! Ты синий мой берет, да тельник в утешение!!!

Палатка распахнулась из нее вывалился пьяный Гусь, увидев Германа, он заикаясь и шепелявя одновременно, начал гововорить.

— Тааа — ик — рищь, ма-а-а — ик — ер. А-а-а мы тут песни-ик, поем. Х-х-хотите с-с-с нами?

Отдал честь и куда-то пошел по своим пьяным делам.

Мимо, гавкая, как собака, проперся Серега Куров. За ним, весело тявкая, бежали три отрядных щенка, неизвестной породы — Гильза, Пуля и Патрон. Следом, с паническим блеянием, бежал козленок Афанасий. Козленка украл Вдова, на одной из зачисток. С недоумением, глядя на эту процессию, подошел «Чубайс»- большая рыжая дворняжка, которая жила в отряде. Чубайс был отрядным талисманом. Увидев Сергея и Германа, он подбежал к ним. Сергей почесал собаку за ушами.

Это была умная собака. Он родился под бомбежками, умудрился выжить. Жизнь на войне многому научила его. Чубайс два раза подрывался на бандитских растяжках, был контужен. Он научился выискивать смерть, которой была засеяна эта земля. И эти суровые, но ласковые к нему люди, пользовались этим. Собака спасла несколько человек, от подрыва на минах. Чубайс просто садился перед минами и бросался на бойца, подходящего к опасному месту. Существовали другие люди, которых собака ненавидела. Внешне они не отличались от людей, с которыми жил пес. Такая же одежда, оружие. Но они, всегда пытались пристрелить Чубайса, и он это запомнил. Не разбираясь в национальностях, собака умела отличать чеченцев от русских. И горе чеченцу, забредшему к расположению отряда. Молча, как волк, Чубайс подкрадывался и бросался на человека сзади. Русских, он не трогал.

— Куров, ты что разбрехался? — окликнул, вновь появившуюся из-за угла палатки, процессию Герман.

— Я постовая собака.

— Вот, допились. Пора заканчивать их банкет, — и Герман зашел в палатку.

Серега докурил, щелчком отбросил бычок, взглядом проводил его полет. Окурок попал точно в урну.

— Снайпер, — подумал Сергей и нырнул в палатку, вслед за Асояном.

— О-о-о! Герман, Серега! Где Вы шляетесь?!!! Спирт почти весь выжрали, а вас нет.

— Не все, там Вдова им оставил.

Забрякали кружки. Заорали тост.

— Лучшему командиру, лучшего спецподразделения МВД РФ! — Ура!

— Ура-а-а-а!!!!

Гармонист вжарил «Казачка» и пляска продолжилась. Вертя над головой, добытой на зачистке шашкой, в присядку, прошел Аитов. Все расступились, перед холодным блеском отточенной стали. Наверное, две сотни лет назад, их прапрадеды, на этой же земле, так же отдыхали и развлекались, между горячими стычками с предками сегодняшних чеченцев. Менялись времена, но не менялась душа русского мужика.

Позднее, кто мог еще самостоятельно передвигаться, второй раз за день, сходили в баню. У Сергея была коробка березовых веников, отец прислал сюда с оказией. Поэтому командовал в бане Сергей.

— А-а-а! Хорошо! — выпаривая спирт, друг из друга орали парни, обильно поливая каменку.

Действительно — хорошо! Что еще нужно мужику для счастья — хорошие друзья, обильная выпивка, гитара, гармонь и баня. Маленькие мужские радости. Хорошо….

Если забыть, что идет война… Эх ты, синий наш берет, да тельник — в утешение!

На следующее утро, выпросив у причитающего начпрода Михалыча, две сотни мешков и вооружившись лопатами, парни во главе с Лапой, пошли укреплять выносной пост. С ними пошел Чубайс. Пост, представлял собой трехэтажный полуразбитый домик. С него хорошо просматривалось расположения отряда.

Засевший на крышу дома один, единственный, снайпер мог отсюда, легко парализовать всю оборону отряда.

Поймав на дороге «Камаз» — самосвал, заплатили водителю три тысячи рублей. Через час он привез песок. Сделали лебедку из шпалы и шкива, открученного от разбитого трактора. С похмелья бойцы ругали Серегу.

— Серый, ты сволочь. Нет, чтобы с утра ребятам похмелится дать, работать заставил.

— Давай, давай. Водку жрать, вы мастера, я убедился. Посмотрим, на что вы еще способны.

— Блин, стратег хренов. На черта мы таскаем эту тяжесть? Что оно даст? Чехи из «граника» разнесут всю нашу работу за одну секунду.

— Гранатометы у них, не у всех. Так что, не стони. Еще спасибо скажете. — смеялся Серега, подтаскивая мешки к лебедке.

— Спасибо тебе дружище. Вот сегодня ночью чечены нападут, а я устал как собака. Какой из меня вояка. Ты нас специально работой мордуешь. Может ты того, засланный казачок? — кряхтя, пробурчал Лапа.

— Мужики, смотрите заяц! Эге-ге-й! — приставляя пальцы к губам, свистнул Гусаров.

Все засвистели, поднялся радостный крик. По полю скакал большой рыжеватый русак. Зайцев здесь было много. В то время как вся остальная фауна переместилась подальше от войны, зайцы остались.

Вдова, взял автомат и начал целится. Лежавшая на солнце собака, хотела побежать за дичью, но Сергей поймал ее за ошейник — там могли быть мины.

— Ну, нет! Я первый увидел! — Гусаров схватил свое оружие, и, дернув скобу затвора, дал очередь.

Он расстрелял весь магазин, и только после последнего выстрела, заяц подпрыгнул вверх, упал и задрыгал ногами.

— Попал! — заорал Гусаров и рванул к добыче.

— Гусь, дурак! Не беги! Мины! Иди медленно, под ноги смотри, — заорал Лапа. Сергей отпустил собаку. Чубайс побежал, обгоняя Гусарова. Схватил зайца и вернулся обратно. Гусаров развернулся.

— Блин, Гусь! Ну, ты и стрелок. Весь рожок высадил, а попал один раз, в лапку. Твой заяц сдох! От разрыва сердца, — осмотрев зайца, смеясь, сказал Вдовин.

Подошли на выстрелы Герман и «Батя».

— Что за стрельба? Кто стрелял? — «Батя» готовил расправу.

— Гусаров «чеха» завалил, — желая свести все в шутку, начал оправдываться Лапа.

— Вот, зайца подстрелили. Вам, товарищ полковник. Свежатинку — на ужин. — Гусаров понял, нужно как-то предотвратить наказание, которое готовил комбат.

— Зайца? Мне? Подхалим ты Гусаров! Но еще раз, стрелять начнешь, отправлю на «очки» — уже мягче добавил комбат. И внезапно заорал: — Понял, раскудрит, кудрит, тудыть, твою мать!

— Так точно! — Гусь стал по стойке смирно. Комбат забрал зайца и пошел обратно, матерясь на ходу. Герман покачал головой, глядя на Гусарова и, отправился догонять «Батю».

— Пронесло! Ну, ты Гусь, и гусь! Стрелок хренов! — сказал, молчавший до этого, Громов.

Дав Гусарову подзатыльник, Лапа скомандовал.

— За работу! А то до ночи не управимся. Что поели зайчатинки?

Так ругаясь и зубоскаля, проработали до вечера. Уложив на крыше и на подступах к посту мешки с песком, перетащили сюда один из двух крупнокалиберных станковых пулеметов. Оборудовали под жилье один этаж домика. В завершение всего, Лапа притащил большой кусок маскировочной сети. Сеть закрепили на крыше дома, устроив навес. Сделали умывальник и туалет.

— Вот! Какой, гламурный, будуарчик получился. Можно девок приглашать — сказал, вытирая потное лицо, Дмитрий.

— Кто о чем, а вшивый о бане! — ответил Сергей. Собрав инструмент, сдав оборудованный пост, заступающим на ночное дежурство бойцам, отправились в расположение. Уставшие за день, быстро уснули.

Глава 4

Нет, еще не умер. Стояла ночь, озаряемая вспышками разрывов и пожаров. Треск горящего дерева и стреляющего от огня шифера, смешивался с грохотом автоматной и пулеметной стрельбы. В темном небе с ужасным воем проносились огненные хвосты реактивных снарядов. Рядом пылала, разбрасывая искры, боевая машина — танк Сергея. Свечи пламени от горящего пороха вырывались из раскрытых люков на несколько метров, озаряя все вокруг себя. Запах сгоревшего машинного масла и пережаренного мяса витал в воздухе. Сергей очнулся, ему стало холодно. Открыл глаза и увидел темное небо, по которому плыли облака дыма. Лежа в замерзшей грязи, Сергей чувствовал, как земля содрогается от разрывов. Кожа на груди была стянута корсетом из мокрого белья, засохшей крови и ледяной корки. Краем глаза заметил какие-то тени, мелькавшие в свете горящего танка. Попытался пошевелится, и дикая боль пронзила все тело. Он вскрикнул. Все тело горело и казалось тысячи игл, пронзили его насквозь. И чем быстрее сознание возвращалось к нему, тем сильнее становилось пламя сжигающее его. Сергей начал стонать. Одна из теней остановилась. Сергей услышал, как тень приглушенно заговорила.

— Товарищ прапорщик, тута кто-то орет.

— Брагин, Сидоров посмотрите там, а-а-акуратно только!

Послышались осторожные шаги. Слышно было, как чавкает грязь под ботинками человека.

— Кажись раненый тута.

— Наш?

— А не видно ни чого, темно как у негра… Эй! Ты русский?

Сергей попытался ответить, но вместо слов, снова раздался стон. И снова боль.

— Кажись свой, эй тебя шибко ранило то? — говоривший сильно налегал на о. Шаги замерли, над Сергеем наклонился перемазанный грязью человек. Кто-то начал ощупывать Сергея, отчего стало еще больней. Появился фонарик.

— Да это танкист. Видишь на нем комбез танковый. Наверное, с того сгоревшего танка, на дороге. Парень, тебя сильно зацепило?

Внезапно спрашивавший отшатнулся.

— У него чека от гранаты на пальце!

— Осторожней Брагин. А где граната?

Подошли еще несколько человек. Слышалось их тяжелое дыхание. Казалось, они пробежали кросс на три километра. Раздавалось шмыганье носа, позвякивание снаряжения и оружия. Кто-то спотыкнулся и начал вполголоса матерится.

— Тихо ты! Гремишь как детская погремушка. Взвод, занять круговую оборону, выставить наблюдателей. И чтобы не звука мне — «чехи» рядом!

Двое, видимо командиры, начали осматривать Сергея.

— Санитара сюда! Он, по-видимому, сам себя рванул, вместе с духами. Вон, видишь, трое валяются.

— Да и у танка, еще два трупешника. Ну, что там с ним?

— Множественные осколочные ранения, большая кровопотеря, товарищ прапорщик. Вот почему он еще живой, не понятно, весь в дырках.

— Наверное, уронил гранату, когда его взять хотели. И сами его собой закрыли. Скорее всего, когда граната рванула, между ней и ним «дух» оказался. Других вариантов не вижу пока.

— Ладно. Брагин берешь носилки, еще троих и тащите его к коробочке. Понял?

— Так точно.

Серегу положили на носилки, и понесли. Минут через пять его грузили на МТЛБ.

— Товарищ старший лейтенант, ну некуда уже грузить. Раненых под завязку.

— Давай тех, кто полегче, на верх. И дуй на базу, постарайтесь довезти. Да, не забудь, потом за нами вернутся, пока не рассвело.

МТЛБ взревев двигателем, рванула вперед. Начало трясти, Серега снова начал стонать.

— Терпи парень, терпи. Доедем без приключений — помогут, — кто-то сказал Сергею.

Внутри машины тускло горела лампочка освещения. Пахло соляркой, порохом и кровью. Вокруг находилось много перевязанных и окровавленных людей. В свете лампы их лица, были похожи на лица покойников. Стоял, приглушенный работающим двигателем, стон. Кто-то ругался.

— Блин, страна дураков! Повоевать захотелось!? Повоевали. Полководцы хреновы. Грачеву, наверное, лавры Жукова спать не давали. Падла!

— Заткнись, без твоих соплей тошно! — прерывая первого, сказал кто-то.

— Что заткнись? Я что не прав? Полком ВДВ Грозный возьму! Так, кажется, он говорил. И что? Валяются сейчас три сотни пацанов у вокзала. А дома их мамы ждут. А Паша им: «С Новым годом, дорогие мамаши! А это Вам подарочек, ящик цинковый! А что в нем? Да так, сыночек Ваш. Ничего, что он мертвый? Ну, вот и ладненько. Поздравляю!»

— Прав, конечно. Но после драки кулаками не машут — и снова стало тихо.

МТЛБ резко затормозила. Раненые застонали. На улице раздался выстрел и крик: «Куда прешь падло, людей подавишь!»

— У меня раненые, с вокзала, и еще по дороге насобирали, — жалобно оправдывался водитель.

— Раненые? Сейчас посмотрим. — задняя дверь машины распахнулась и по глазам ударил свет фонарика.

— Что пялишься? Не видно, что полно трехсотых? — злобно спросил тот, кто ругал Грачева.

— Да кто вас знает? Может тут «чехов» полна коробочка. Эй, пропустите машину! Свои! — и дверь захлопнулась.

МТЛБ снова тронулась. Через минут пятнадцать, пропетляв, она остановилась возле мобильного госпиталя. Началась разгрузка.

В помещении стоял жуткий запах свежей крови и жареного мяса. Раздавались стоны и мат. Уже несколько суток врачи, без отдыха, обрабатывали раненых. На входе стоял человек, занимавшийся сортировкой. Посмотрев на Сергея, сказал: «Сразу на стол» Спустя несколько минут, Сергей уже лежал на операционном столе. Женщина медсестра, разрезав, сняла с него одежду. Подошел мужчина в маске, с красными от недосыпания глазами. Посмотрел на Сергея. Покачал головой.

— Очень тяжелый. Уже вторые сутки все везут и везут. И все тяжелые. — услышал Сергей слова женщины.

— Да парнишка, досталось тебе. Ну, ничего, сейчас попробуем помочь — сказал хирург.

— Что нужно доктор? — снова спросила сестра.

— Как обычно. Сначала наркоз. Как же тебя угораздило? — обращаясь к раненому, спросил врач.

— Граната, — прошептал Сергей сухими губами.

— Как это произошло?

— Сам.

— Сам? — удивился врач.

— Сам, — подтвердил Сергей. Ему на лицо положили маску. В мозгу пошли зеленоватые круги, и Сергей отключился.

Внезапно для самого себя, он очнулся. Сначала Сергей просто лежал с закрытыми глазами и слушал. К запаху лекарств и хлорки примешивался запах мясного бульона, чая и свежей выпечки. Негромко тарахтел телевизор, передавали прогноз погоды. Рядом с Сергеем кто-то ел. Женщина говорила: «Ну, еще ложечку, сыночек. Последнюю» Мужской бас, перебивая женщину, проговорил: «Крайнюю. Не последнюю, а крайнюю» Слышалась негромкая беседа. Двое мужчин разговаривали о том, где каждый из них получил ранение. «Я, наверное, в госпитале», — мелькнула догадка в голове Сергея. И он сразу вспомнил трассеры в ночном небе, горящий танк, разорванное тело наводчика, боевика с гранатометом, гранату и лицо врача из мобильного госпиталя. «Я живой!» — выстрелило в мозгу. Вдруг, раздался звон гитарных струн и красивый, мягкий, но сильный мужской голос запел. Песня показалась Сергею знакомой, и он стал слушать, пытаясь вспомнить, откуда он ее знает.

Снова с гор, принес прохладу — вольный ветер, Разорвав на низком небе облака. Снова долг толкает в спину, и жизнь хорошая не светит. И снова смерть в затылок дышит, как всегда. Друг мой Славка, вновь, свой вертолет поднимет. Снова жизнь на кон поставим, как пятак! Вновь летим к чужой беде, в ущелья древнего Памира. Таджикистан, ну что с тобою, что не так? Пусть говорят, о нас с тобой, что не нужны мы здесь ничуть. Пусть мы заброшены судьбой, на этот полный горя путь. Настанет день и станет ясно, что мы старались здесь не зря. И пусть нас вспомнит эта древняя земля.

Сергей вспомнил эту песню. Брат Павел, придя из армии, привез кассету с записями солдатских песен, эта песня была на той кассете. Павел служил в морской пехоте Северного флота и очень любил с теплотой вспоминать о службе. Эта кассета была частью его воспоминаний. Память напомнила Сергею слова, и он начал тихо подпевать. Присутствующие вскинули глаза, на молчавшего до этого и лежавшего без сознания Сергея. Но гитарист не остановился. Так вдвоем, они пропели второй куплет.

Дай нам Бог, все сделать здесь, во имя мира! И верни наш вертолет, живым опять. Где-то снова смерть нас ждет, в ущельях древнего Памира. Но есть дела и ей придется подождать. Как заставить, прекратить все слезы литься? Как собрать страну, разбитую в куски? Как заставить павших встать? И как заставить сердце биться? И как не взвыть, от этой боли и тоски? Пусть на плече Российский флаг — добавит мужества и сил! Дай Бог, чтоб в этих злых горах, никто голов не положил! Настанет день и станет ясно, что мы старались здесь не зря. И пусть нас вспомнит, эта древняя земля

Когда стихла гитара, раздались аплодисменты и крики: «Браво парень, браво!». Сергей открыл глаза.

«Ну, вот еще один ожил!» — раздался радостный бас. Сергей повернул голову в сторону говорившего. К его койке подходил коренастый, широкоплечий, круглолицый парень лет двадцати с небольшим, одетый в больничный халат, под которым виднелась могучая грудь, перевязанная бинтами. Лицо парня покрывал румянец, нос был чуть с горбинкой, голубые глаза радостно сияли.

Сергей осмотрелся. Белый потолок, стены покрашенные зеленой краской, два больших окна с белыми занавесками. На подоконниках цвели две герани в глиняных горшках. Стояло шесть кроватей на колесиках, рядом с которыми стояли тумбочки. На одной из тумбочек стоял телевизор, на другой электрический чайник и несколько стаканов. Над каждой кроватью находился пульт с кнопками, для вызова дежурной сестры. Рядом с кроватью Сергея стояло, похожее на вешалку, сооружение, с какими-то склянками, от которых тянулись трубки к его рукам и голове. Напротив виднелась еще одна такая конструкция. Все кровати были заняты. Рядом с кроватью, где возвышалось вторая, странная конструкция с капельницами, сидела красивая, чуть полноватая темноволосая женщина, лет сорока. На ее плечах был накинут белый халат. С рук она кормила, забинтованного с ног до головы, человека, который лежал в кровати напротив. Ее глаза были заплаканы.

— Вот видите, Анна Сергеевна, еще один очнулся. Значит выздоровеет. И Ваш сын тоже поправится, вы только верьте, — сказал, лежавший справа от Сергея, человек. Это был высокий, крепкого телосложения мужчина. Это он играл на гитаре, несколько минут назад. Музыкальный инструмент, пока еще, находился у него в руках.

— Приветствую! Вдовин Алексей, ОДОН, снайпер, ранен в Грозном в Ленинском районе. А тебя как звать, и откуда тебя, такого красивого, к нам привезли, — представился, подошедший розовощекий, парень.

— Да погоди ты, Алексей, может, он еще не до конца очухался, — перебил Вдовина человек с гитарой, — надо сестру позвать. Сказать, что он очнулся.

— Сергеем меня зовут. Аненков Сергей. Танкист, подорвался в Грозном, в районе… вот не помню какой район. Шли к вокзалу, попали под обстрел, почти вся техника сгорела. — Сергей говорил почти шепотом. И окончив говорить, понял, что устал. К тому же, он почувствовал, как болит грудь под бинтами, обильно намотанными, вокруг нее. И хотя боль была не острой, было не приятно.

— Аненков. Ты не родственник декабриста, ну помнишь стихи «Во глубине сибирских руд…»? — снова спросил Вдовин. Сергей отрицательно покачал головой и улыбнулся.

— Все равно, с сегодняшнего дня, ты «декабрист», а меня можешь звать «Вдова», — закончил Вдовин. Так Сергей обзавелся своим фирменным позывным, который на долгие годы, стал его вторым именем.

— А Ваша мама, только утром уехала домой. Всю неделю рядом с Вами сидела. Все ждала, когда Вы очнетесь. — Анна Сергеевна тоже улыбалась сквозь слезы в ее глазах. Вдовин стоял рядом и скептически оглядывал Сергея. Пытался оценить его состояние.

— Конечно, ты сейчас не тянешь на Бреда Пита, но думаю жить будешь, — и Вдовин пошел к человеку с гитарой. Прибежала вызванная сестра, курносая, стройная девушка с большой грудью. Из под чепчика медсестры виднелись белокурые кудряшки. Осмотрев Сергея, она сунула ему в рот градусник и, стуча каблуками, вышла.

— Тук, тук, тук — Вдовин изобразил цокот каблучков сестры, — губки бантиком, попа крантиком и фик-фок на один бок. Слышишь, капитан пошли, курнем, мочи уже нет — и Алексей достал сигареты из кармана халата. Человек, которого назвали капитаном, отложил гитару, спустил ноги, одна из которых была в гипсе, и взял костыли. Но выйти они не успели. Впорхнула бабочкой медсестра и, увидев в руках Вдовина сигарету начала сердито говорить.

— А ну, в кровать, быстро! А Вам, Вдовин, курить нельзя, с Вашей-то дыркой в легком. Уберите, сюда Лидия Михайловна идет!

Алексей быстро спрятал сигареты и пошел к своей кровати. Сев на койку, он тяжело вздохнул, и лег, отвернувшись к окну.

Вошла полная светловолосая женщина. С ней пришли двое мужчин. Подойдя к Сергею, вытащила из его рта торчащий градусник, посмотрела и повернув голову к одному из мужчин сказала: «Тридцать восемь и пять» Затем повернулась к Сергею.

— Что герой очнулся? Ты ведь наша сенсация. Как себя чувствуешь? — Лидия Михайловна села рядом на табурет.

— Почему сенсация? Нормально чувствую. Только грудь болит. Несильно, — с вопросом ответил Сергей.

— Как почему? Сам себя гранатой взорвал, и выжил при этом. Даже в «Красной звезде» о тебе написали. Еще написали, что к «Герою России» представлен, — при этих словах врача, Вдовин резко повернулся, а человек с гитарой привстал на своей кровати и внимательно посмотрел на Сергея. Затем Лидия Михайловна осмотрела Сергея, делая указания мужчинам, которые старательно все записывали в блокноты. Закончив с Сергеем, подошла к женщине напротив.

— Шли бы Вы отдохнули, Анна Сергеевна. Девочки присмотрят за Вашим сыном. Все будет хорошо, — при этих словах Анна Сергеевна заплакала. Через несколько минут, закончив осмотр раненых, врачи ушли. С ними ушла и Анна Сергеевна, поцеловав, забинтованную руку сына. Когда врачи ушли. Вдовин подпрыгнул на своей кровати и, обращаясь к Сергею, сказал.

— Сам себя взорвал! Вот это тебе повезло, парень! Давай-ка поподробней, рассказывай…

Начались, долгие месяцы лечения. Госпиталь находился в Щелковском районе Подмосковья. Вскоре Сергей перезнакомился со всеми ранеными. Кроме того, что Вдовин рассказал о себе сам, в дальнейшем Сергей узнал, что он из Тамбова, что, служа в ОДОНе, никак не может сдать на краповый берет, все время что-то мешает.

Первый раз курение — не смог пробежать многокилометровый кросс, второй раз — не устоял в рукопашной схватке с инструктором, третий раз — заклинило автомат, и его отстранили от дальнейшего участия. Скоро дембель, а он еще так и не получил заветный «краповик». Вдовин был ранен в грудь, когда перебегал улицу.

Человек с гитарой — капитан морской пехоты Северного флота, Александр Каверин, прошедший не одну горячую точку на карте мира и бывшего СССР. Был ранен двумя пулями в правое бедро, при штурме президентского дворца в Грозном. Александр хорошо играл на гитаре и знал множество военных песен. Сам писал стихи и музыку.

Еще лежал раненый в левую руку десантник Володя, любивший поспорить с Кавериным, что круче ВДВ или морская пехота. С пеной на губах отстаивая честь родных войск. Владимир уже выздоравливал, поэтому частенько отсутствовал в палате.

Лежал молоденький мотострелок Петя. Его вызволили из плена и здесь, помимо лечения раненых ног и контузии, он проходил курс реабилитации. Но это мало помогало. Плен сломал Петю. Он кричал по ночам, прятался под кроватью. Страдал недержанием, чем расстраивал нянечку Зину, пожилую уже женщину. Еще Петя никак не мог наестся, и постоянно прятал куски хлеба под подушкой.

Петя был невысок, худ, на тощем лице, блестели, всегда испуганные глаза. Вместе с заострившимся носом и оттопыренными ушами, это производило сильное впечатление, что Петя душевно болен.

Забинтованный с ног до головы раненый, был наводчиком-оператором БТРа. Его звали Антоном. Его БТР был подбит и загорелся, но Антон остался на своем боевом посту и прикрывая отход пехоты, поливал свинцом из башенного КПВТ, наступающих боевиков.

Даже когда начал гореть сам, он продолжал вести огонь, пока не кончились боеприпасы. Только потом, пылая как факел, он покинул горящую машину. Его смогли потушить и доставить в госпиталь. Состояние Антона было тяжелым. Страшные ожоги покрывали его тело, у него сгорели уши, нос и кисть левой руки. Из подслушанных разговоров врачей, Сергей понял, что если этот парень выживет, то только чудом. Постоянно посещавшая его мама, Анна Сергеевна, часто показывала фотографию Антона. С фото на ребят смотрел красивый парень, как будто сошедший с рекламы товаров для мужчин. Модельное лицо, высокий рост — таких любят девушки.

Когда Антон спал, Анна Сергеевна плакала, уткнувшись головой в его забинтованное тело. Сергей не мог смотреть на горе этой, молодой еще женщины, и отворачивался, накрывая голову подушкой. Анна Сергеевна растила Антона одна, больше детей у нее не было. И это было страшно. За подвиг сына, матери вручили орден «Мужества», и больше никто не вспоминал о них. Вот так Родина оценила жизнь и здоровье, этого замечательного парня и его матери. C Анной Сергеевной, часто приезжали родители Сергея.

В первый приезд, увидев, что Сергей пришел в себя, мать долго плакала, рассказывая, как они, получив сначала извещение о смерти Сергея, искали сына по всем моргам Ростова. Отец при этом только тревожно кряхтел, глотая таблетки валидола.

— Анна Сергеевна, сейчас живет у нас, — сообщила как-то мать — горе сближает. Даже твой отец, Сережа, не стал возражать, когда я предложила ей пожить у нас. Они с Антоном из Иркутска. А где ей здесь жить, денег нет. Папа взял ее к себе на работу, бухгалтером.

Все деньги она тратит только на сына.

Приезжал младший брат Сергея, Колька, со своей девчонкой. Подростки, пока сидели рядом, все время с ужасом таращили глаза, на окутанного бинтами Антона и прятавшегося под койкой в очередном припадке Петю.

Спустя месяц Сергею, Вдовину и Каверину, вручили награды. Прибывший в госпиталь высокий чин из министерства обороны, раздал раненым ордена и медали, поблагодарил за службу и пожелал скорейшего выздоровления. Затем быстро удалился, чтобы не отвечать на вопросы Анны Сергеевны.

Вдовину вручили медаль «За отвагу», Каверину — орден «За заслуги перед Отечеством».

Сергею не дали «Героя России». Он получил орден «Мужества» — за подрыв, и медаль «За Отвагу» — за бой в городе.

Сергей уже чувствовал себя хорошо, поэтому не отказался от предложения Вдовина вечером, после обхода, обмыть награды. Отправив, готовившегося к выписке, Володю за спиртным, сами готовили небольшой стол. Владимир вскоре вернулся, притащив в палату две бутылки водки и бутылку красного вина. Положив награды в стакан с водкой, все по очереди выпили по глотку. Затем, повесив ордена и медали прямо на больничную одежду, стали пить дальше. Налили стопку водки Петру, тот сразу захмелел и ушел спать. Антону потихоньку влили две ложки красного вина в спекшиеся губы. По его взгляду, они поняли, как он благодарен им за это. Стоя выпили третий. Каверин взял гитару, начал петь. Сергей, тоже игравший на гитаре, попросил инструмент. Сидеть долго он еще не мог, поэтому играл и пел лежа. Вскоре подтянулись несколько раненых из других палат. Красивый романс, исполненный Сергеем, привлек и дежуривших медсестер. Девчонкам, за их молчание, отдали остатки красненького. Сергей подмигнул сестрам и запел.

Покуда кровь по жилам, а не квас течет. В глазах огонь, в руках гитара. В кого еще влюбляться, как не в нас, Ужель соперник сыщется гусару? Но минет ночь, не умолим рассвет. Что ж, Господа! Нам счастье не по чину. И женщина, когда выходит в свет, Берет в мужья солидного мужчину. Пусть милых глаз, другому отдан луч, Пусть сердце пленено, другим и мысли. Пол жизни, отдадим за поцелуй! И без того, короткой нашей жизни. Вино не застоится в погребах, От сапога не поотвыкнет стремя. Вкус жизни, на обветренных губах, Мы чувствуем во много раз острее. И чтоб закрыть дорогу подлецам, Стремящимся, проникнуть в наше братство. Друзей, мы выбираем по сердцам! И по уменью — пить, любить и драться! Вращается Фортуны колесо, То медленно, то бешено, то чинно! Как трудно, разглядеть ее лицо! Когда все время, видишь только спину. Отечества, презренные враги! Угодно ль Вам изведать нашу силу? Не делайте поспешные шаги, И мой совет — не трогайте Россию! Нас вновь пленяет боя круговерть! Своим аршином, наш уклад не мерьте. Мы живы! Слава Богу, ну а смерть. Что за дела? Нам некогда о смерти. Хрусталь звенит, и золото и медь! И жизни грош цена в огромном мире! Но кто нибудь, опять, за нашу смерть. Себе добавит крестик на мундире

С тех пор, так и повелось, раненые и сестры каждую ночь, собирались в палате у Сергея с ребятами. Сергей пел романсы, он знал их великое множество. Сестры плакали над красивыми словами, и уже практически все, были тайно влюблены в Сергея. Сергей начал быстро поправляться. Молодой организм взял верх над ранами. Вскоре, после очередных ночных посиделок, одна из медсестер, Дашенька, пригласила Сергея к себе в дежурку, якобы для того, чтобы переписать слова одного романса. И там, весь остаток ночи, они долго и нежно любили друг друга.

Глава 5

Сергей снова играл на гитаре. Рядом на табурете сидела Катя, очередная медсестра очарованная им. Уперев кулачок в подбородок, она влюбленными глазами, смотрела на Серегу. Вдовин, на своей койке, читал какой-то фантастический роман. Каверин писал стихи в своем блокноте. Десантник Володя выписался, обняв на прощание всех, он оставил каждому свой адрес в Калуге. Пожелав всем, скорее поправится, ушел. Парни долго смотрели в окно, провожая взглядом, боевого товарища. Петю отправили в реабилитационный центр. На свободные кровати положили новеньких — война еще продолжалась. Каверин готовился к выписке, нога зажила, и он проходил последние медосмотры перед выпиской.

По палате ходила со шваброй нянечка Зина и потихоньку бурчала на Сергея.

Сергей перестал играть, посмотрел на Зину.

— Теть, Зин. Что Вы все ругаетесь? — спросил он у нянечки.

— Ну и ходок ты Серега! Едва оклемался, дырки вон еще не зажили, а он уже пошел!!! А девки! Как с ума посходили. Кругом только и слышу: «Ах, Сережа. Ой, Сереженька!». К Вам на этаж, уже очередь, на дежурство, из девок стоит, а раньше не загнать было. Катька, а ты, что здесь сидишь? Иди, там еще раненые лежат, сходи, посмотри. А то совсем про работу забыла. Иди, кукла крашеная, а то пожалуюсь Лидии Михайловне. Она быстро, весь Ваш амур прикроет. Поставит сюда старух дежурить, а Вас по другим отделениям разгонит. — Катя нехотя встала, и пошла к выходу.

— Ну, что Вы тетя Зина. Я же просто послушать пришла. Сережа, я вечером зайду. — и Катя вышла.

— Послушать она пришла, а я потом ночью, их вздохи из каморки, слушай. Кобель ты Серега! Хотя, я в молодости любила таких кобелей.

Эх, была бы я хоть на двадцать лет моложе, мигом бы всех этих кукол разогнала. Мой тоже хороший ходок был. По бабам. Ни одной юбки не пропускал. А такой, как ты был — молчун. На гармошке поиграет, бабы ему в койку так и прыгали. Все вы музыканты такие.

А любила я его, ой как любила! Бывало, знаю, что он с очередной, где-то загулял. А всю ночь жду. Никогда не ругалась. Красивый он был, ну как этот, как его, Косталевский в молодости. Вот, — тетя Зина стояла, оперявшись на швабру, и с улыбкой вспоминала свою молодость. Сергей и все остальные молча улыбались.

— И много у Вас таких кобелей было? — весело поинтересовался Вдовин.

— Да уж было! Все тебе расскажи, обормоту. Вы ведь навешаете нам лапши, а мы и рады за это вас ублажить. А потом плачем в подушку.

Ну ладно, пойду я. А ты, Лешка, вот у Сереги, учись баб обольщать. А то, как мужик неотесанный: «Танька, пойдем, погуляем», тьфу. Я бы тебе не дала! — и Зина вышла из палаты. Парни захохотали. Вдовин сидел в растерянности.

— Вот старуха вредная. Не дала бы она. Да кому ты, старая, нужна! — в сердцах вслед крикнул он.

Раненые засмеялись еще громче. Даже Антон под бинтами, затрясся в беззвучном смехе.

— Эх, Леха, это она сейчас старая. А раньше! Ты сходи на первый этаж, там стенд с лучшими работниками госпиталя висит. Есть фото Зины в молодости. Вот побегал бы ты за ней, лет тридцать назад, — сказал Каверин, пряча блокнот в тумбочку.

— К какой ты там Таньке приставал? Колись? — Серега весело смотрел на Вдову.

— Да после тебя, бесполезно к кому-нибудь приставать. Гад, ты Серега. — Алексей сердито посмотрел на Сергея.

Они крепко сдружились с Алексеем. Уже было понятно, что это навсегда.

— Леха, ты же знаешь. Я кроме Даши, больше, ни с кем.

— Зина права. Девчата тут с ума сошли. Да знаю я, Серый, просто обидно стало, — Вдова продолжал сердито пыхтеть, Сергей снова рассмеялся.

После обеда, когда наступил тихий час, в коридоре вдруг послышался какой-то шум. Через минуту в палату ввалились четверо здоровых, хорошо одетых, бритых наголо парней. В одном здоровяке Серега узнал среднего брата, Павла. Парни приволокли кучу пакетов и сумок, из которых торчали горлышки бутылок и коробки с конфетами. Из рассказов родителей Сергей знал, что Павел связался с преступным миром. Был одним из бойцов у какого-то Гибона, правившего в Щелковском районе.

— Здорово, братела! — радостно заорал Павел, — пацаны, знакомьтесь, это братан мой родной. Серега.

— Здравствуй Пашка! — Сергей тоже был рад видеть брата, с которым в детстве не расставались, и дрались заступаясь друг за друга, если находился тот, кто хотел их обидеть. Братья обнялись. «Пацаны» по очереди подходили и здоровались с Сергеем, потом с остальными.

У двоих Серега увидел стволы за поясом, чуть прикрытые полами пиджаков. Затем «Пацаны» молча стали разгружать сумки, выставляя на тумбочки спиртное, продукты, фрукты и сладости. К радости курящих, вытащили два блока сигарет «CAMEL».

Павел стал рассказывать о себе. О том, что узнав о Сергее, «авторитет» руководивший ими, прислал вот эти подарки. Что Гибон, классный «пахан», и что он заинтересован, чтобы Серега после выписки пришел к ним в «бригаду». Начал расписывать, как они «работают». Как это здорово, бомбить «барыг» и «лохов». И что Серега тоже может стать членом одной из влиятельных группировок Подмосковья.

— Слышишь, «братишка», а ты ни чего не попутал? Предлагая такое, своему родному брату, — раздался голос с койки морпеха. Пацаны сразу напряглись. Павел возмущенно обернулся, и хотел уже наехать, но внезапно осекся, пригляделся, и его лицо расплылось в радостной улыбке.

— Взводный! Старлей! Александр Сергеевич! Пацаны, это мой взводный, служили вместе. Я Вам рассказывал. Классный мужик! — пацаны расслабились. Павел полез обниматься с Кавериным.

— Уже капитан, — отстраняясь от брата, сказал тот.

— Ты Павел, хвалишься, как Вы тут «лохов бомбите». Нашел, чем хвалится. Нечего меня обнимать. Ты, что-то перепутал в этой жизни. Когда мы с тобой, Паша, лежали на скалах Таджикистана, поджидая очередной караван с дурью, я тебе верил. Сейчас нет. И нечего тянуть в эту грязь своего брата. — Каверин плеснул себе из красивой бутылки и залпом осушил стакан.

— Прости командир, так вышло, — начал оправдываться Павел.

— Пока, ты Паша не натворил дел, ты подумай, куда ты залез и что из этого может выйти. Крепко подумай, — и Каверин отвернулся.

Брат, просидев у Сергея еще час, попрощавшись и забрав своих «пацанов» ушел. Раненые начали уничтожать подарки, принесенные им. Отдали несколько бутылок девчатам, Зине и в соседние палаты. Вдовин разносил гостинцы.

Вернувшись, он тяжело вздохнул и сказал: «Мы еще ничего. А в соседних палатах вообще обрубки лежат. Без рук, без ног. Есть один без нижней половины тела, как он еще жив, не знаю. И как он жить будет, если не помрет».

Вечером ребята снова молча пили. Сергей, помня слова Зины, не пошел с, приходившей к нему Катериной. Та, фыркнув носом, обижено ушла. Ночью, тихо умер Антон.

С утра, когда увезли на каталке тело Антона, и мать Сергея увела, внезапно постаревшую и поседевшую на глазах Анну Сергеевну, которая рыдала, упав на кровать своего сына, Сергей достал бутылку французского коньяка, привезенную братом, разлил всем по стакану, плеснул остатки в изголовье, где недавно лежала обугленная голова солдата.

— Пусть земля будет пухом! — все встали и молча выпили.

День прошел тихо и незаметно. Вечером пришла Дашенька и делая Сергею укол, шептала ему на ухо, какой он хороший. А эта Катька, гадина, хотела его завлечь. Но он поступил, как мужчина, отвергнув ее притязания. Дашенька решила, что Сергей любит ее.

От пережитой смерти Антона, у Сереги поднялась температура, и Даше пришлось всю ночь хлопотать около него. В каморке дежурной сестры, этой ночью, спокойно спала тетя Зина.

Лежа на госпитальной койке, Сергей размышлял об этой войне. По телевизору и радио бессовестно врали о ходе боевых действий.

Говорили, что Грозный очищен от боевиков, что началось восстановление промышленности и сельского хозяйства республики. А вновь прибывающие раненые говорили совсем другое. Бои продолжались. Ожесточенные. За каждый метр, каждый дом, каждую квартиру.

Грозный жестоко обстреливала артиллерия, бомбила авиация. Под развалинами гибли не только солдаты федеральных войск и чеченские боевики. Самое страшное, что гибли мирные люди. Старики, дети, женщины. Русские, ингуши и чеченцы. Запомнился рассказ одного раненого, о том, что солдаты зачастую не проверяют подвалы, где в основном прячутся от бомбежек люди. Услышав какой-нибудь звук из помещений, солдаты попросту забрасывают туда гранаты. Началось мародерство. Война выходила за рамки общечеловеческих норм. Со стороны боевиков начались кровавые расправы над пленными и ранеными солдатами. Федеральные войска тоже не остались в долгу, добивая раненых боевиков и вырезая на зачистках семьи чеченцев. Шла бойня. И никто из руководителей России и Чечни не хотел ее остановить.

С экранов телевизора лились потоки грязи на простых солдат и офицеров, честно выполняющих свой долг. Крайними в этой ситуации становились они. Не те, кто развязал эту войну, не бездарные полководцы, а простые люди, невольно ставшие заложниками ситуации.

Сергей уже не мог видеть лицо правозащитника Ковалева, благодаря которому погибли сотни солдат. Не мог смотреть на свиную рожу, расплывшейся от сала, Новодворской, которая перед камерами позировала в обнимку с портретом Дудаева. На крысиную мордочку Б. Березовского, бывшего членом совета безопасности РФ, но который сотрудничал с режимом Дудаева, бессовестно сливая боевикам информацию. Эти, и другие подобные им, выблядки Иуды занимались откровенным предательством. Было единственное желание вздернуть их на виселицу. Но они и телевизионщики, пытаясь запугать россиян, зверствами войны, достигли как раз обратного. Сергей начинал закипать от скопившейся в нем ненависти к зверствам бандитов и предательства руководства. Он становился еще большим патриотом, чем был раньше. Его раны еще не зажили, а он уже знал, что после госпиталя снова поедет в Чечню. В эти трудные дни, Сергею хотелось быть на линии огня, вместе со своими братьями по крови. Он знал, что не сможет предать их, и отсидеться дома.

И в этом Сергей был не одинок. Многие, лежавшие с ним в госпитале, придерживались такого же мнения. Даже тексты солдатских песен, до этого изливавшие горе и тоску под впечатлением новогодних боев, стали более жесткими и злыми. Все чаще в палатах стали звучать песни Т. Мацураева, воспевавшего доблесть чеченцев, слушая его, бойцы усмехались, и копили злобу для новых боев.

В репертуаре Сергея, вместо романсов, появились новые песни, которые он пел все чаще и чаще, поднимая настроение и веселя раненых.

Бамут мы взяли, взяли Грозный, Самашки, город Гудермес Самашки, город Гудермес, И Ваш Шамиль в очко залез! Джигиты мол, степные волки. Про это любите Вы петь, Про это любите Вы петь. Волков всегда имел медведь!

Морпех Каверин выписался. Уезжая, он подарил Сереге свою гитару и сборник своих стихов. Вскоре, после него, выписался и Вдовин. Крепко обнявшись на прощание, Сергей и Алексей обменялись адресами и договорились встретится, либо на войне, либо после ее окончания. В последний месяц, своего пребывания в госпитале, Сергей, набрав в госпитальной библиотеке литературу по Кавказу, начал изучать историю российско-чеченских отношений. Он заново перечитывал Л.Толстого, А. Пушкина, М.Лермонтова и других русских классиков, писавших о Кавказе и горцах. Достав русско-чеченский разговорник, учил язык. Лежавшие с ним раненые удивлялись, немного посмеивались и спрашивали, зачем ему чеченский.

— С врагом надо говорить на его языке, — отвечал им Сергей.

В середине Августа 1995 года, Сергей, пройдя все медкомиссии, наконец-то выписался. Девчонки медсестры подарили ему скромный подарок — небольшой «бум-бокс», последнее чудо заморской техники. Надев новенькую камуфляжную форму с наградами, Сергей покинул стены госпиталя. В окно, со слезами на глазах, смотрела Даша. Начинался новый круг его жизни.

Глава 6

За Людмилой в институт заехал отец. Черный блестящий «Мерседес» вез их домой. Подъехав к подъезду дома на Кутузовском, рядом с Поклонной горой, машина остановилась. Водитель вышел и открыл дверь отцу и Людмиле. Они вышли. Громко играющая, музыка резанула слух. Резкий, гортанный голос, чеканя слова, пел.

С тех пор мы никому в угоду, Достоинством не поступались. Веками смерть или свободу. Себе в борьбе мы добывали!

Исполнитель пел с таким враждебным чувством, что Людмила почувствовала страх и поежилась. На секунду они с отцом остановились, под воздействием песни. Слова, были пропитаны ненавистью к России и русским, но слышать их здесь, в центре Москвы было непривычно уху. Людмила огляделась. На лавочке, перед подъездом, сидел парень в военной форме. Рядом стоял маленький магнитофон, из которого и лились слова песни. В руках парень держал книгу. Рядом с ним, лежала приличная стопка книг, гитара, бутылка виски «Джони Уокер» — завершала картину. На груди военного блестели награды. Нелепость ситуации заключалась в том, что на корешках книг, стояли фамилии, известнейших, русских классиков, что не очень вязалось с полупустой бутылкой виски и песней, которую слышала Людмила.

Пусть даже каменные горы, Расплавятся в огне сражений! Но никакие в мире орды, Нас не поставят на колени!

Отец первый пошел к двери подъезда, а Людмила, опешившая, от увиденного, неожиданно для себя обратилась к военному с вопросом:

— Что Вы читаете?

— Хаджи Мурат. Толстого, — парень оторвал свой взгляд от книги, и посмотрел на Людмилу. С бледного лица, словно сошедшего с бабушкиных икон, на Людмилу смотрели умные, бездонные, немного грустные глаза, небесно голубого цвета.

Сергей подошел к своему подъезду, набрал на домофоне номер квартиры. Никто не подходил, родители отсутствовали. Сергей потоптавшись у дверей, развернулся и подумав пошел к замеченному неподалеку винному магазину. Зайдя и немного побродив по залу, чем вызвал внимание охранника. Взял в подарок отцу бутылку виски «Джони Уокер», называемого чеченцами «Ваня пешеход». Вернувшись к подъезду, сел на лавочку, включил магнитофон с кассетой Мацураева и начал читать. Спустя минуту, к нему подошел, бомжеватого вида дядя, и трясущимися руками показывая на виски, начал просить опохмелится. Сергей понял, что так просто дядя не отстанет. Почесав от досады затылок, крутанул пробку на бутылке. Как по мановению волшебной палочки в руках бомжа возник пластиковый стаканчик. Сергей налил ему до краев, дядя залпом осушил стакан, крякнул и хотел, было начать задушевный разговор, но Сергей его перебил и сказал, чтобы тот, шел своей дорогой дальше. Мужик подумал, погрозил Сергею пальцем и, развернувшись, пошел вдоль дома, что-то бурча себе под нос. Сергей снова погрузился в книгу. Минут через тридцать услышал, как подъехала машина, хлопнула дверца. Послышались мужские шаги и цокот женских каблучков. Внезапно цокот прекратился, и еще через минуту Сергей услышал мягкий голос девушки: «Что Вы читаете?»

«Хаджи Мурат. Толстого»- ответил Сергей и поднял глаза. Перед ним стояла красивая, темноволосая девушка. Белая блузка и черная юбка чуть выше колен, элегантно подчеркивали стройность ее фигуры. На ногах блестели черным лаком туфли на шпильке. Красивые черные глаза, обрамленные большими и пушистыми ресницами, смотрели на него с некоторым недоумением. «Бывает же такая красота. Боже, я сейчас влюблюсь», — не отрывая от девушки восхищенных глаз, подумал Сергей. И встал, предварительно нажав клавишу «Стоп» на магнитофоне. Девушка тоже смотрела в глаза Сергею.

— Сергей. Анненков Сергей, — представился, взявший себя в руки Серега.

— Что? — переспросила девушка.

— Меня зовут Сергей.

— Ой, простите, Людмила. Ковалева.

Людмила снизу вверх смотрела на вставшего и представившегося парня. Она понимала, что выглядит глупо, но голубизна его глаз просто заворожила ее. Тут вмешался отец и вывел ее из ступора.

— Простите, как Вы сказали Анненков? Вы не сын…

— Анненкова Николая Владимировича. Да. Старший, — поспешил перебить его Сергей.

— Извините Сергей. Забыл представится. Ковалев Олег Михайлович. Советник в аппарате президента России. Хорошо знаю Вашего отца. И немного в курсе Вашей истории. Значит Вы сейчас оттуда? — и Олег Михайлович кивнул на награды.

— Не совсем. Провалялся в госпитале. Сегодня только выписали, — уверенно отвечал Сергей.

— Понятно. Почему, Вы, не идете домой? И что это за пропаганду, Вы, слушаете, читая Толстого? — поинтересовался Олег Михайлович.

— Дома нет никого. А это, — Сергей кивнул на книги и магнитофон — пытаюсь понять психологию тех, с кем воюем. Раз уж в нашем руководстве никто этим не занимается. Врага нужно знать со всех сторон, — Сергей перешел на немного резкий тон. Олег Михайлович понял, в чем дело. Подумав, продолжил.

— Давайте поднимемся к нам. Поговорим. Людмила, ты не будешь против, если молодой человек, выпьет с нами кофе или чай? — обратился он к дочери.

— Нет, папа. С удовольствием. Пойдемте Сергей, — и Людмила кивнула головой в сторону двери.

Сергей не стал отказываться, тем более ему очень захотелось, еще немного, побыть рядом с девушкой. Забрав свои книги, магнитофон и гитару, Сергей вошел в подъезд, вслед за Ковалевыми. Виски остались на лавочке. Из-за кустов вышел, подходивший к Сергею, дядя, огляделся и, схватив бутылку дрожащими руками, отвинтил пробку и прикончил остатки спиртного. Затем, весело напевая, снова скрылся в кустарнике.

Пока ехали в лифте, Сергей, не отрываясь, восхищенными глазами смотрел на Людмилу. Его нос улавливал тончайший аромат духов, исходивший от ее тела. Людмила, почувствовав взгляд Сергея, смутилась и начала поправлять рукой волосы, бросая взгляды на лицо Сергея, и хлопая ресницами.

Олег Михайлович, заметив взгляд Сергея и смущение дочери, понимающе усмехнулся: «Кажется, они понравились друг другу. Впервые Людку такой вижу. А он, чем-то на Петра похож» — улыбаясь, думал Олег. Лифт остановился, они вышли. Ковалевы жили на этаж ниже Сергея. Олег Михайлович открыл дверь, пригласил Сергея войти. Сергей с интересом осматривал жилище Ковалевых.

— Прошу проходите, располагайтесь. Людочка, свари кофе. Вы как, молодой человек? — спросил Олег Михайлович. Сергей утверждающе кивнул. Людмила ушла на кухню. Сергей проводил ее взглядом. Вместе с Олегом они прошли к столу в гостиной. Сергей сел на стул, Олег Михайлович в кресло напротив.

— Рассказывайте Сергей. Как Вас угораздило попасть на эту бойню? — доставая сигарету, спросил Олег Михайлович.

Сергей начал свой рассказ. Говоря о том, что он видел и чувствовал в Чечне и госпитале, Сергей умолчал только о попытке взорвать себя гранатой, сказав, что попал под огонь боевиков. Но по взгляду, брошенному на него Олегом, Сергей понял, что тот действительно в курсе того, что с ним произошло. Олег Михайлович слушал внимательно и чуть нахмурясь. Людмила принесла кофе и бутерброды. Сергей тоже закурил и продолжал рассказывать о своем отношении к этой войне.

Людмила была в шоке от рассказа Сергея. Она не могла поверить, что этот человек с такими завораживающими глазами, мог кого-то убивать. Особенно ее потряс рассказ об Антоне сильно обгоревшем и умершем в госпитале. Представив горе матери этого паренька, она чуть не заплакала. Ей хотелось крикнуть отцу, что нужно помочь этой женщине.

— Господи! Куски разорванных людей на деревьях, — с ужасом думала девушка, представляя себе эту картину. В университете, где она училась, студенты не особенно воспринимали эту войну. Война шла где-то далеко. И золотая молодежь не сильно интересовалась, событиями на Северном Кавказе. Гораздо больше, всех трогали вопросы, а что одеть сегодня на вечеринку, или какую тачку, папа купил Андрею Радкевичу. А тут, перед ней сидит парень и говорит о вещах, от которых волосы встают дыбом, и холодеет кровь в венах.

Сергей закончил свой рассказ. Кофе остыл, к нему никто не притронулся.

— Значит, Сергей, Вы считаете, что пора заканчивать эту войну? — спросил отец Людмилы.

— Ее не нужно было начинать! — жестко сказал Сергей, и в его глазах появился стальной блеск.

— Наверное. Но теперь ее можно только закончить. А Вы, что дальше? Наверное снова в университет? — поинтересовался Олег, и посмотрел на Сергея.

— К сожалению нет. Снова туда. Помогать поскорее закончить эту бойню, — ответил Олегу Серега.

— Вы, наверное, с ума сошли, Сережа. Вы говорили о таких страшных вещах. И Вы, снова хотите туда? — Людмила с недоумением в голосе спросила его.

— Ну, ведь кто-то, должен туда ехать. — Сергей вопросительно смотрел на девушку.

В этот момент раздался звонок в дверь. «Я открою»- сказала Людмила и вышла.

Сергей встал, посмотрел на часы.

— Я, наверное, пойду Олег Михайлович. — Сергей встал, посмотрел на часы.

— Может, все-таки, допьете кофе? Очень интересно с Вами говорить. Людмила, кто там? — Олег Михайлович тоже встал.

— Папа к нам еще гости, — сказала вернувшаяся Людмила. Следом за ней вошла стройная рыжая девушка. Что-то в ней показалось Сергею знакомым. Девушка взглянула на него, и на ее лице появилось выражение радости.

— Сережка, ты! Господи живой, а мне сказали, что тебя убили. Даже в школе вывесили твой портрет, — и девушка бросилась на шею Сергею, посмотрев ему в глаза, поцеловала. Наконец-то Сергей узнал свою соседку по площадке и свою школьную любовь Татьяну Чижову. Таня была на два года младше Сергея. В десятом классе Сергей был влюблен в нее, провожал в школу, носил ее портфель с учебниками. На выпускном Сергея, они целовались. Теперь из девочки подростка, Татьяна выросла в красивую девушку.

— Антонина Дмитриевна, ужасно переживали когда узнала, что ты погиб, — добавила убирая свои руки с шеи Сергея. Таня назвала имя его классного руководителя и учителя истории.

— Значит, Вы знакомы? — закусив губу с некоторой досадой в голосе, спросила Людмила.

— Мы учились в одной школе. Здравствуй Таня! — наконец-то Сергей обрел дар речи.

— И не просто учились, — Татьяна хитро посмотрела на Серегу, — ты был в меня влюблен. Помню на конкурсе самодеятельности, при полном зале сказал, держа гитару: «Посвящается Татьяне Чижовой. Девушке, которую люблю». Над тобой потом еще парни смеялись.

А мне было так приятно. — Татьяна улыбалась и, заложив руки за спину, вертела стройным телом.

— Вот оно, что первая любовь. Нержавеющая. Тогда Вам придется задержатся у нас. — Олег Михайлович показал на стул, — Люда сделай еще всем кофе.

Татьяна начала весело щебетать с Сергеем. Людмила сердито готовила кофе. «Черт тебя принес, подруга. Еще и старая любовь» — думала Людмила. Сергей ей понравился. А зная характер Таньки, и ее страсть к всякого рода амурным авантюрам, Людмила забеспокоилась, что как — бы старая любовь не вспыхнула с новой силой. Тем более Татьяна, в очередной раз, была свободна.

— Сережка, а давай завтра вместе сходим в школу. Я завтра свободна. — услышала Людмила предложение Татьяны.

— Ну вот, началось, — подумала она, и поставила поднос с кофе на стол.

— Я подумаю. Возможно, сходим. Но я еще домой никак не попаду, — весело отвечал Татьяне Сергей. Было видно, что он рад встретить старую подружку. Улучив момент, когда в разговор, снова вступил отец, и Сергей отвлекся от Таньки. Люда толкнула ее в бок и позвала на кухню, якобы помочь. На кухне она спросила подругу: «Ты что хотела?» Татьяна, почувствовав в голосе Люды раздражение, удивленно ответила: «Да так, узнать, что ты сегодня вечером делаешь. Я хотела с тобой сходить, прогуляться» И тут до Таньки дошло, она была довольно сообразительной девушкой, несмотря на легкомысленный характер.

— Людка-а-а, ты запала! Точно запала. По глазам вижу, — и Танька начала ехидно хихикать.

— Ничего не запала. Просто хотела узнать, что ты хотела, — Людмила рассердилась.

— Запала, запала. А он ничего! Как раз в твоем вкусе. Голубоглазенький! — Татьяна, внезапно стала серьезной и добавила, — не бойся, не уведу. Все в прошлом.

— Правда? — неожиданно выдала себя Людмила.

— Запала ты на него, Людка! А может и уведу. Я подумаю, — и Татьяна отправилась в гостиную, демонстративно виляя красивыми бедрами, — Сережка, а ты еще на гитаре играешь?

Танька обернулась и весело показала язык Людмиле. «Стерва!» — тоже весело подумала Люда, и достала из холодильника торт.

Глава 7

«С покоренных однажды небесных вершин,

По ступеням, обугленным, на землю сходим.

Под прицельные залпы наветов и лжи,

Мы уходим, уходим, уходим, уходим!..»

Солдатская песня. Афганистан 1989 г

Танк Сергея, медленно продвигался по пылающим улицам Грозного. Было похоже на январь 95, только в этот раз был Август, и было жарко. От жары трупы убитых, через несколько часов распухали и начинали разлагаться, распространяя чудовищный запах.

Истекая потом в раскаленном железном нутре танка, Серега внимательно смотрел в триплекс стекла, докладывая командиру о замеченных огневых точках. Наводчик расстреливал из пушки, замеченные пулеметные гнезда и позиции гранатометчиков. Пехота, идущая за боевой машиной, чистила здания стоящие вдоль улицы.

Подойдя к очередному перекрестку, остановились. Открыв люк и выбравшись наполовину, Серега видел, как от перекрестка к танку бежало три солдата. Издалека Сергей увидел горящие посреди улицы БМП и бронетранспортер. Командир тоже вылез из башни и смотрел на приближающихся мотострелков. Пули с противным свистом пролетали рядом с танком, иногда высекая искры и рикошетируя от брони.

— Командир, осторожней, зацепить может, — сказал Сергей, выбравшемуся из танка прапорщику Яну Зброжеку. Тот, поджидая мотострелков, спрятался за, вращающий башней, танк. Наводчик периодически давал очередь из пулемета, по окнам домов, стоявших за перекрестком.

— Танкисты, помогите! — закричал первый подбежавший солдат.

— Что случилось? — спросил Ян.

— Там, на перекрестке снайпер духов нашу медсестру подстрелил. Теперь, лупит по тем, кто ее вытащить хочет. Уже человек восемь положил. И гранатометчики во всех окнах, БМП подожгли. Поможете? — с надеждой в голосе спросил боец. Пришедшая с танком рота, занимала позиции в ближайших домах.

— Поможем. Но вот гранатометчики. Если мы сразу сунемся, нас тоже сожгут. Слышишь Серега, что делать будем? Девчонку вытаскивать надо, — закуривая, и пытаясь перекричать стрельбу и гул танкового мотора, крикнул прапорщик.

Подошедшие за танком две БМП 2, начали стрелять по зданиям из своих пушек, опустошая боеукладку.

— Блин, заразы, оглушили. Скажите, чтобы пока не стреляли, — выругавшись, крикнул Сергей пехотинцам. Один из солдат, подбежал к БМПшкам и начал стучать прикладом автомата по броне. Затем что-то крикнул показавшимся из башни членам экипажа. Стрельба прекратилась.

— Где духи засели, и где Ваша медсестра лежит, — спросил Сергей чумазого мотострелка, одетого в бушлат не по размеру больше.

— Видите дом, один угол торчит, на той стороне площади? Там духи. А девушка чуть правее, горящей БМП лежит, солдат показывал рукой в сторону перекрестка.

— Ага, понял. Командир, зови этих, из БМП. Есть план, — Сергей снова нырнул в люк танка.

Внутри, он открыл десантный люк в днище, и снова вылез наружу. Командиры боевых машин пехоты стояли рядом с танком. Серега подошел к ним и начал излагать свой план.

— Парни, делаем так. Вы сейчас вместе с пехотой открываете огонь по окнам дома, где духи засели. Главное не дайте прицельно бить гранатометчикам. А мы, рванем на площадь, я девчонку танком накрою, потом через люк вниз к ней. Ты командир за рычаги переберешься, и потихоньку начнешь назад сдавать, только рычагами не дергай, а то раздавишь нас. Понятно? — Серега взял у командира окурок и глубоко затянулся остатками табака.

— Серега, пока я на твое место переберусь, полминуты пройдет. Один удачный выстрел, и мы сгорим, — Ян серьезно посмотрел на Сергея.

— Риск есть, но не оставлять же ее им на расстрел. Другого выхода не вижу, — Сергей выбросил окурок, и взглянул в глаза командира.

— Тогда в машину! — скомандовал Зброжек. Парни скрылись внутри танка. Взревев двигателем, боевая машина рванула к перекрестку.

Серега, вдавив газ до пола, бросил свой танк на горящую БМП. Притормозил перед перекрестком, пушка два раза ахнула по зданию с боевиками. И снова газ до упора.

Протаранив полыхающую БМП, танк отбросил ее прямо под окна дома, откуда велся автоматный и пулеметный огонь. Дым от горящей машины закрыл бандитам обзор.

Шквал огня мотострелков и двух БМП, не давал высунуться гранатометчикам, чтобы уничтожить, этих наглых танкистов в их железном гробу. Танк крутанулся на одной гусенице, и рванул прямо на лежащую медсестру, закрывая ее своей броней.

Сергей остановил машину. Глянул в люк, увидел искаженное болью, запачканное грязью и пылью перемешанной со слезами, лицо девушки.

— Командир, я вниз, — нажав тангету, крикнул Серега. И отсоединив переговорное устройство, полез под танк. Спустившись, осмотрел девушку. У нее была прострелена грудь и бедро.

— Держись сестренка, — пробормотал Серега и, взвалив тело медсестры на себя, уцепился руками за край люка. Ян уже сидел на его месте, и смотрел на действия Сергея.

— Командир, теперь жми! — крикнул Сергей Яну.

Тот, врубив передачу, нажал педаль газа. Через мгновение, ягодицы и спина Сергея полыхнули огнем. Шершавый асфальт, в секунду прорвав обмундирование, снимал кожу со спины Сереги. Сжав до треска зубы, тот только мычал от боли, не отпуская закраины люка.

Перед собой, он видел только полные страдания глаза девушки, смотрящие на него с надеждой.

Наконец танк остановился.

— Все, — понял Серега и отпустил люк. Подбежавшие солдаты вытащили его из под днища вместе с медсестрой. Спина горела. Комбинезон лохмотьями висел на окровавленном теле Сергея.

— Молодец, танкист, — услышал он голос, рядом с собой.

Девчонку медсестру положили на носилки, Сергей подошел к ней.

— Спасибо, братики! Миленькие мои! Адрес свой дай, найду потом, — уцепившись в руку Сергея, шептала девушка. Сергей вытащил из кармана карандаш и блокнот, нацарапал свой адрес и сунул его в руку девушки.

— Вот держи. Поправишься, приезжай. Мы еще с тобой станцуем, — ласково сказал Сергей.

Девушку унесли, нужно было заняться собой.

— Эй, парень, подойди сюда, — услышал Серега и оглянулся. К нему шел медик мотострелков.

Усадив Сергея, заставил снять остатки комбинезона. Начал смывать водой из фляг, кровь и грязь со спины. Затем перевязал полыхающее тело. Солдаты притащили новые штаны и камуфляжную куртку. Подошел прапорщик Зброжек.

— Наводчик контужен, сильно. В нас три раза попали из граника. Разбит двигатель, и радиатор. Все, мы теперь пехота, — грустно сказал он.

Еще два дня Сергей воевал, как пехотинец. Потом его ранило в правое предплечье.

Хасавьюрт Сергей встретил на госпитальной койке. Ранение было пустяковым, пуля прошила мягкие ткани предплечья насквозь. Кроме дырки в руке, лечил ободранную спину и мягкое место, которое, обычно не принято показывать в приличной компании. Последний факт вызывал бурное веселье у соседей по палате, не знавших подробностей. А Сергей не изъявлял желание что-либо рассказывать. На насмешки не реагировал. Смеются? Да и пусть смеются. Веселье, говорят, жизнь продлевает. Лежал он в Ханкале. Из-за незначительности ранения, Сергей всеми правдами и не правдами, не дал отправить себя на большую землю. Дырка уже затянулась и не болела, только сильно зудела по ночам, не давая уснуть.

Серега лежал на животе, подставив голый зад медсестре. Женщина обрабатывала последние, самые глубокие порезы. Вокруг посмеивались раненые, отпуская сальные шутки на этот счет.

— Слышишь, танкист. Что же ты не расскажешь, при каких обстоятельствах, тебя так расписали.

— Может, он на охоту ходил. На медведя. С рогатиной.

— Что-то я тут последнее время медведей не видел. Наверное, растопырил свою рогатину на какую-нибудь медведицу посимпатичней. А, Серега? А она обиделась.

— Нет, Вова, тогда бы у него морда была исцарапана. А тут спина и…опа. Видать достал рогатиной до самого сердца. И медведица растаяла. Вот в порыве бурной страсти, она его и покоцала. Значит, силен на это дело «охотник».

— Вот Танюша, смотри и решай быстрее. Бери этого «охотника» сама знаешь за что, и тащи в ЗАГС. Не пожалеешь.

— Замолчали бы Вы лучше! — краснея, в сердцах ответила медсестра, — одевайтесь раненый.

Серега натянул штаны пижамы, достал из тумбочки сигарету и, всунув ноги в тапочки, невозмутимо пошел к выходу.

— Сергей, Вы идете на улицу? — спросила медсестра.

— Да. В курилку.

— Оденьте халат. Там прохладно.

— Хорошо, — и взяв с вешалки халат, вышел.

Тихий осенний день согревал прозрачный воздух ласковым кавказским солнцем. Подставляя бледные тела теплым лучам, легкораненые сидели в курилке и обменивались последними новостями. Стоя на крыльце, Сергей жмурился от удовольствия и яркого света. Увидев Тимура, направился прямо к нему. Тимур оперевшись на костыли, о чем-то беседовал с незнакомым кавказцем средних лет. Рядом стояли огромные сумки. Тимур был дагестанцем. Служил в мотострелковой роте. Был ранен снайпером в бедро, когда провожал раненого Сергея к пункту эвакуации. Пуля сломала Тимуру кость, и уже Сергею пришлось вытаскивать его из-под огня. Так вдвоем, помогая друг другу, и ползли по раскаленному асфальту. Взяв в раненую руку автомат, (здоровой он за шиворот волок Тимура) испытывая жуткую боль, Сергей поливал короткими очередями, зияющие зловещей пустотой, окна домов. Из темноты которых, по ним в любую минуту мог снова выстрелить снайпер. Минут через двадцать, на них наткнулись разведчики внутренних войск. Тимур считал Серегу своим спасителем и героем. Серега себя таковым не считал. Обычное дело на войне. Что тут героического.

Подойдя к Тимуру, который стоял к нему спиной, Сергей хлопнул его здоровой рукой по плечу.

— Салам алейкум Тимур!

Тимур резко повернулся. Его лицо расплылось в радостной улыбке, и он обнял Серегу.

— Салам алейкум, брат! Долго спал ты сегодня.

— Не спал, Татьяна задержала. Как нога?

— Сегодня хорошо брат. А это мой отец, Магомед, — представил Тимур мужчину, — в гости приехал.

— Здравствуйте, — Сергей протянул Магомеду ладонь, для рукопожатия. Тот, взяв ее обеими руками, пристально взглянув Сергею в глаза, ответил.

— Здравствуй сынок! Спасибо тебе!

— За что? — удивился Серега.

— За сына. За брата. Вы теперь братья. Так сказал мой отец, дед Тимура. Ты теперь самый долгожданный гость в нашем доме. Поправишься, приезжай, барана зарежем. А захочешь, и невесту тебе найдем. У нас в селе много красивых девушек.

— Спасибо за приглашение Магомед. Обязательно приеду, — Сергей улыбался.

— Отец подарок тебе привез. Давай Серега кури, и в палату пойдем. Подарок примерять, — весело скаля белоснежные зубы, говорил Тимур. Покурив, втроем пошли в палату.

Татьяна, как танк встала в дверях. Ее крупная фигура загородила весь проем.

— Куда? Посторонним сюда нельзя!

— Э, Таня, это не посторонний. Это мой отец.

— Танечка, пусти, — улыбаясь женщине, попросил Сергей.

— Ну и что. Отец не отец. Без халата нельзя.

— Момент, — сказал Серега и метнулся в ординаторскую. Сорвав с вешалки халат, вернулся обратно. В руках Тани, уже лежала головка домашнего сыра и что-то еще завернутое в белую тряпицу. Накинув халат на плечи Магомеда, Сергей вопросительно взглянул на медсестру.

— Так можно?

— Можно, но недолго, — оглядывая подарки, благодушно ответила она и посторонилась.

Зашли. Игравшие в домино раненые, с интересом смотрели на вошедших. Отец Тимура раскрыл сумки и начал выкладывать на кровать гостинцы. Когда в конце он вытащил кувшин с домашним вином, по палате прокатилось радостное гудение.

— О-о-о! Вот это, то, что надо. Враз подлечимся.

— Подходи, угощайтесь, — взмахнув рукой, Тимур пригласил всех к кровати.

— Э-э-э, Павлуша, ты там сиди. Тебя это не касается. Не будешь сам себе палец стрелять!

В палате лежал один с самострелом. Трусов не любили. Узнав, как Павел получил ранение, с ним даже не разговаривали. На войне есть всякое, и подвиг одних, и трусость других. Было и предательство.

— Ну и ладно. Не очень-то и надо, — буркнув, Павел улегся на кровать и отвернулся.

— Тимур, может, дадим парню шанс, — кивнув в сторону самострельщика, спросил Серега. Он не считал проступок Павла, достойный такого осуждения. Ведь мальчишка еще. А что спрашивать со вчерашнего школьника.

— А если бы он в бою струсил? — Тимур сердито посмотрел на Сергея.

— Если бы в бою, то в ящике домой бы поехал. Трус гибнет первым, сам знаешь.

— Добрый ты Серега. Вот погибли бы из-за него парни, чтобы ты тогда говорить стал?

— Ничего. Я бы его первый придавил. Ночью.

— Ладно. Эй, Павлуха, иди к нам. Серега сегодня за тебя.

Когда все собрались, Магомед открыл кувшин. Сладкий запах винограда разнесся по палате. Разлив вино по стаканам, Магомед достал головку сыра и отрезал всем по огромному куску. Чокнувшись, все выпили. Сергей пил медленно, смакуя вкусное терпкое вино. Допив, закусил сыром. Кто-то снова взял кувшин, встряхнул. Услышав слабое бульканье, с досадой сказал:

— Тут только на один стакан.

— Налей Татьяне. Таня выпей с нами, — Сергей протянул стакан медсестре.

— Эх, вкуснятина! Можно вместо воды пить.

— Точно.

Из второй сумки Магомед достал белую бурку и папаху.

— Сергей это тебе, примерь.

— Вот это точно нельзя. Натрясете с нее мусора. А здесь стерильность, — Татьяна, поставив пустой стакан на тумбочку, пыталась запротестовать.

— Женщина! Какой мусор. Ты белый халат, я белый халат. А этот бурка, тоже белый. Молчи, если не понимаешь, — с досадой, возмущенно, оборвал ее отец Тимура. Вокруг рассмеялись. Серега надел бурку и папаху и удивился. Несмотря на свой внушительный вид, бурка была необычайно легка.

— В ней и зимой тепло и летом не жарко, — пояснил Тимур, — наш род, уже двести лет бурки катает. Самые лучшие в Дагестане.

— Это что такое? Кто разрешил? — раздался суровый бас из дверей. Парни вздрогнули и оглянулись. В палате стоял «Царь» — Петр Алексеевич Романов, главный врач госпиталя.

— Так. Все немедленно убрать. Анненков, весь этот кавказский колорит упаковать и сдать на хранение. Посторонним покинуть палату. Развели бардак. Татьяна, Вы зачем здесь поставлены? Зайдете ко мне, через час.

— Петр Алексеевич, товарищ полковник…, - начала Таня.

— Я сказал, через час. Все убирайте. Поняли?

— Так точно.

Скинув бурку на кровать, Сергей догнал направившегося к дверям «Царя».

— Товарищ полковник, разрешите обратиться?

— Что тебе?

— Выпишите меня. Я уже здоров. Вот смотрите, — Сергей помахал рукой перед носом хирурга.

— Здоров говоришь? А так? — доктор нажал пальцем на предплечье. Серегу скорчило от боли.

— Вот тебе и здоров. Ладно, полежишь еще недельки две. Потом посмотрим.

Через две недели Сергея выписали. Собрав вещи, он направился в казармы батальона.

Полчаса промесив грязь, таща на горбу сумку с буркой и гитару, добрался до красного трехэтажного кирпичного здания, где квартировалась пехота бригады. Обратившись к курившему на крыльце лейтенанту, спросил, где расположение танкового батальона. Лейтенант, выпуская дым, оглядел одетого кое-как незнакомого сержанта. Ответил вопросом.

— А на хрена тебе?

На столь многозначительный вопрос Сергей ответил также многозначительно.

— Надо.

— Да? А че в сумке?

— Шняга всякая, — решив тоже повалять Ваньку, ответил Сергей.

— А-а! Понятно. А на гитаре играешь?

— Да. Какого х… я бы ее таскать стал?

— А ну, изобрази.

Серега поставил сумку и, взяв гитару, заиграл испанский танец. На зазвучавшие зажигательные ритмы из окон казармы высунулись заспанные лица солдат.

Минут пять он перебирал струны. Музыка звучала все сильнее и напористей. Сергей увеличивал темп. Лицо лейтенанта вытянулось, от удивления он открыл рот. Когда Сергей закончил, офицер констатировал.

— Да, можешь! Так зачем тебе танки? Иди к нам.

— Нет, я в пехоте боюсь.

— Ясно. Тогда тебе туда, — и лейтенант махнул рукой в сторону трех сборных модулей белого цвета.

— Спасибо, — Серега снова взвалил сумку на плечо, удивляясь реакции лейтенанта, направился к модулям.

— Коль, кто это? — услышал он за спиной.

— А на хрена тебе? — ответил голос странного офицера.

Подходя к казармам, увидел незнакомого тощего и длинного солдата сидевшего в курилке и ковырявшего пальцем в носу. Вынимая палец, он внимательно разглядывал содержимое, извлеченное из ноздри, потом вытирал палец о штаны и снова погружал его в нос. Выражение его лица при этом было философски задумчиво. Рядом стояло два термоса для транспортировки пищи.

— Воин, палец сломаешь. Скажи, где третья рота?

— Там, — ответил солдат, показав на один из модулей пальцем, на котором висела сопля. Потом вытер его об лавочку, снова засунул в нос.

— Ага, спасибо. Ты это, смотри, поаккуратней с пальцем.

— А что?

— Мозги вытащишь, через нос.

— А-а-а. Ладно.

Серега, снова удивляясь странному поведению попадавшихся ему людей, вымыл сапоги в огромном железном корыте, стоявшем рядом с указанной казармой. Стряхнув с сапог остатки воды, вошел в казарму.

— Дежурный по роте, на выход! — выпучив глаза, заорал незнакомый солдат с повязкой «дневальный».

— Что ты так орешь? — начиная смеяться от неожиданно нахлынувшей радости, спросил Серега. Блин, родная рота. Отчего-то стало хорошо на душе.

На крик дневального, из двери с надписью «Канцелярия», вышел здоровый мужик с казахским лицом и лычками старшего сержанта на погонах. Это был Серегин земляк, казах по национальности, но русский в душе — Гриша Кожудетов. Он, как и Сергей родился в Сибири. Настоящее имя его, знал только ротный, оно было довольно сложным в произношении. Все звали его Григорием. Ему было тридцать лет. Гриша был наводчиком на 536 машине. Так же как и Серега, он был контрактником. В казарме стояла тишина, только из канцелярии доносился звук работающего телевизора.

— Серега! Земеля, ты откуда? Говорили, тебя ранили, ну вроде спас ты там кого-то. Белый на тебя представление написал, ну на орден, — Гриша хлопал Серегу по плечам.

— Из госпиталя. Я тут, в Ханкале лежал. А вы даже не пришли проведать. Барбосы! — Серега радовался, увидев товарища, — а где все?

— Ну! А мы знали? Прислал бы какого-нибудь ну, «салабона», с весточкой. А, нет никого. После Хасавьюрта большинство, ну кто по контракту уволились, ну «дембеля» тоже. Остались только «салаги». Ну, кое-кто из наших. Комбат, ну Белый уехал в Москву, вроде в академию. Ротный в отпуске, за него сейчас «Кисель», ну Киселев, старлея получил. Дакшев остался, ну и Семен нижегородский, да он сейчас в канцелярии «телек» смотрит. Сема, гляди, кто к нам вернулся. Ну! — крикнул Гриша в приоткрытую дверь.

Ну — было любимым предлогом в лексиконе Григория. Из дверей показался Семен Кирилов, сорокалетний контрактник, тоже, как и Гриша, наводчик танка. Улыбаясь, он протянул Сереге руку. Серега крепко пожал ее. Семен поморщился.

— Блин Серый, аккуратней, меня тут позавчера зацепило. На разминирование ездили. Под тралом противопехотка рванула, осколок-сука залетел в люк.

— Прости. А что ты здесь, а не в госпитале?

— Да ну нафиг. Еще отправят домой. Потом «боевые» хрен получишь. Вот и курю бамбук вечным дневальным по роте, — Семен улыбнулся.

— Блин, знал бы. А так пришлось, полтора месяца провалятся. Гриша, а что там за боец в курилке, в носу ковыряет?

— Тощий такой?

— Ага.

— Ну, сука. Дневальный это. Ну, давай Серый, проходи пока в канцелярию, а я пойду этого ну, перца невьебенного… Блин, послал его, ну в столовую, сачка, ну обед для первой роты принять, — и Григорий выскочил на улицу. Через пару секунд донесся его мат: «Твою мать! Я тебя куда послал? Придешь, я тебе твой, ну, палец знаешь, куда засуну? Бегом марш, я сказал».

Серега с Семенов зашли в канцелярию. По телевизору показывали очередной соплегонный фильм, о тяжелой и неказистой жизни мексиканских влюбленных. Вернулся Гриша, таща в руках трехлитровую банку с водой и чудо солдатской мысли и техники «фотонно-нейтронный бурбулятор». А попросту — сделанный из двух бритвенных лезвий кипятильник. Серега, бросив сумку в угол, сел за стол. Семен уселся напротив.

— Ну, сейчас «чифирнем», — Гриша воткнул кипятильник в розетку, горевшая под потолком лампочка сразу потускнела.

— А где все? Рота в смысле, офицеры? — придвигая к себе стоящий на столе граненый стакан, спросил Серега.

— Первая рота на периметре окапалась. Они в соседней казарме живут. Пятая в «Северном» — охраняет аэродром. Вторая и четвертая сейчас в парке. А в нашей народу нет. Теперь, вместе с тобой, пятеро будет. Дакшев с Костиком под руководством Киселева поехали в Моздок. За пополнением. Там контрабасов привезли. Может и танкисты найдутся, — Семен достал заварку, сахар-рафинад и печенье.

— А кто за комбата? — Серега, скосил взгляд на закипевшую воду в банке.

— Начальник штаба. Ну, Шульц Иосиф Владимирович. Ну, гад! С этим хрен выпьешь, — Гриша разливал кипяток по стаканам. Сергей бухнул в стакан заварку. Шульца не любили. Он был требователен к себе и к подчиненным. Хотя Серега считал, что таким и должен быть офицер, но видя, что начштаба иногда перебарщивал с наведением дисциплины, не испытывал к нему особых симпатий. А в остальном, это был хороший боевой офицер. Сереге импонировала его аккуратность и педантичность. Всегда гладко выбрит, со свежеподшитым воротничком. Ладно, Шульц, так Шульц. Поживем, увидим.

— Блин, забыл. А «кусок» мой? Командир. Настоящий русский офицер Ян Казимирович, где? — весело спросил Сергей и отхлебнул из стакана.

— А, Зброжек! Там где и полагается быть «настоящему русскому офицеру». В «зиндане», ну на гауптвахте. Они вместе с взводным Кононенко, ну набухались. Ну, поехали на танке по танкодрому кататься. Ну, кто из них круче. Перевернули машину в канаву.

Ну, Шульц их в яму посадил. Уже третий день сидят.

— Узнаю Казимирыча. А Толян, наводчик, что уволился? — смеясь, Серега достал из пачки печенье.

— Толян. Толяна нет больше. Его «чехи» раненого взяли, десятого числа. В августе. Узнали, что контрактник… Вообщем, башку нам от Толяна прислали, — опустив глаза в стол, ответил Семен. Погрустить не успели, за дверью раздался крик дневального: «Смирно!»

Гриша встал и, надев шапку, выскочил из канцелярии. Раздался его бодрый доклад.

«Вольно!» — послышался голос Шульца.

«Вольно!» — продублировал Григорий.

Сергей, следом за Григорием, вышел из канцелярии. Нужно было доложить о своем прибытии. В коридоре стояли Шульц, замполит майор Иванов, командир третьего взвода лейтенант Кононенко и прапорщик Зброжек. Двое последних были измазаны в глине, на чумазых лицах виднелась густая щетина, выросшая за три дня пребывания на гауптвахте.

Начальник штаба недовольно говорил: «Если бы не завтрашнее награждение и не заступничество замполита. Сидели бы Вы еще пару дней…» Увидев Сергея, Шульц осекся, не закончив фразу. Все вскинули взгляд на Серегу. В глазах Зброжека, блеснул радостный огонек.

Как того требовал Устав, строевым шагом, молодцевато, Сергей подошел к офицерам. Щелкнул каблуками и громко доложил.

— Товарищ полковник! Гвардии сержант Анненков прибыл из госпиталя, для дальнейшего прохождения службы!

— Вольно сержант. Да, а почему Гвардии? У нас бригада не Гвардейская, — Шульц смотрел на Сергея, сузив глаза.

— У меня так в военном билете написано. Гвардии сержант. Срочную служил в Гвардейском полку.

— Понятно. Что ты, Зброжек, сияешь, как новенький пятак? Твой боец?

— Так точно!

— Ладно. Идите, приводите себя в порядок. И сержанта этого переоденьте. Мы танкисты! Элита. Аристократия сухопутных войск. А он выглядит, как задрипанный пехотинец.

— В госпитале только это выдали, товарищ полковник.

— Сходишь в каптерку, получишь новое обмундирование. Кожудетов, проследи, — и Шульц с замполитом ушли к себе в кабинет. Дверь за ними закрылась.

— Серега! Мужик! Как я рад тебя видеть! — Зброжек бросился обниматься.

— Я тоже командир! — радостно засмеялся Сергей.

Через десять минут вместе с Кожудетовым и Зброжеком стояли около дверей каптерки. Каптерщиками были два бойца срочной службы, Береза и Абдулла. Оба ленивые и трусливые, но после ухода дембелей возомнившие себя королями батальона. Они и в каптерку попали именно из-за своей трусости. Комбат понимал, что таких бойцов в бой не пошлешь, пришлось пристроить на первую попавшуюся должность. Теперь, отогревшись и отожравшись на теплом месте, они заносчиво вели себя даже с контрактниками, не говоря о солдатах одного с ними призыва. От безнаказанности стали приворовывать, даже у офицеров. За что не раз уже были биты. В данный момент Береза ставил примочки на заплывший правый глаз. Горячий прапорщик Зброжек, за украденную у него бутылку, врезал смачный хук левой рукой. Теперь огромный лиловый синяк украшал толстую физиономию каптерщика. Хорошо, что Шульц за пьянку засадил его в «зиндан». Так ему и надо подлому шакалу. Береза злобно улыбнулся. В этот момент в каптерку тихонько постучали и притворно ласковый, но от этого не менее страшный голос «подлого шакала» произнес: «Господин каптенармус. Не будете ли Вы любезны, открыть двери в свою пещеру Алладина? Не пустите ли Вы меня, скромного прапорщика, на свой остров сокровищ?»

Спавший, на сложенных в стопку матрасах, Абдулла, испуганно открыл глаза.

— Береза, не открывай. Он, наверное, про берцы узнал. Сейчас опять драться полезет.

— Блин, дверь сломает, — шепотом ответил Береза, — а на хрена ты их украл?

— Да, а кто мне сказал, что он не вспомнит про них?

— Эй, крысы, открывайте! А то дверь вышибу, — как бы в подтверждение своих намерений, Зброжек треснул кулаком в маленькое окошко на двери. Оно как снаряд, сорвавшись с петель, влетело в помещение. Каптерщики увидели небритое, но ухмыляющееся лицо прапорщика.

— Что не ждали? — весело спросил он, — Абдулла, ты еще мои кеды не пропил?

— Нет, товарищ прапорщик, все на месте. Хотите, покажу? — с ужасом в глазах ответил солдат, думая только об одном, чтобы этот прапор не вздумал взглянуть на свои ботинки.

— Нет, верю. Мне надо, чтобы ты, вот этого сержанта одел, как Валентин Юдашкин одевает своих моделей. Понял? — Ян, засунув руку в окошко, открыл замок и распахнул дверь. Каптеры увидели Сергея.

— Понял. Но…

— Никаких, но… Шульц приказал. Или ты хочешь сам с ним поговорить?

— Тогда вопросов нет. Какой размер.

— Еще бы у тебя были вопросы, крыса. Серега, скажи им размер.

— Пятидесятый, рост четвертый. Размер обуви, сорок три. Да и мой вещь мешок там найдите. У меня там куртка танковая, кожаная, была.

— Блин, мы переезжали, сейчас не помню куда положил, — попытался выкрутиться, пряча глаза, Береза. Абдулла в это время рылся в «закромах Родины», выкладывая на стол комплект нижнего белья, новенький камуфляж, шапку, ботинки и зимнюю танковую куртку с брюками.

— Береза, найди вещмешок моего механика. Я прошу тебя. Пока прошу. Иначе… — Зброжек многозначительно посмотрел на свой кулак.

— А комбез, — спросил Сергей, зная, что положен еще комбинезон.

— Нету.

— А там, что чернеет? — разглядел узкоглазый, но не слепой Кожудетов.

— Это мой. На «дембель», — Абдулле не хотелось расставаться с дефицитным танковым комбинезоном черного цвета. Мечта всех танкистов. Теперь «танкачи» выпускали либо песочного цвета, либо пятнистыми.

— У-у-у! — протянул Ян, — давай сюда, тебе до «дембеля» еще, как медному котелку. Еще наживешь. Да, Серегин вещмешок, через час я вижу в роте. Со всем содержимым. И мои ботинки тоже. Ясно? Ну, вот и хорошо. Пошли Серега. Блин, Береза, ты себе повязку на глаз сделай. Будешь пиратом. Слепой Пью! Ха-ха! Молодых пугать. Вот и побрешешь им тогда: «Когда я сражался под знаменами герцога Анжуйского!» — подражая герою известного детского фильма, прохрипел Зброжек и засмеялся, глядя на глупую физиономию каптерщика.

Через десять минут прогуливаясь по расположению роты в черном «танкаче», Сергей привлек внимание Шульца.

— Где взял? Даже у меня нет.

— Каптер выдал.

— Ого, запасливый у нас каптер. Надо зайти. Не знаешь, есть еще?

— Есть.

— Ладно, иди. Спасибо. Да, в комбинезоне по расположению не шляться. Только в форме.

— Я временно, товарищ полковник. Форму только получил, еще не готова, подшить надо, ну и нашивки там…

— Давай сержант, быстрее приводи себя в порядок, — и комбат пошел к себе.

Сергей, сидя на подоконнике в умывальной комнате, пришивал подворотничок. Хотя это было не обязательно и командование за отсутствие этого атрибута воинской формы не наказывало. Но в силу привычки, заложенной на срочной, да и просто из пижонских побуждений, как-никак орденоносец, Сергей постоянно подшивался. Наклонившись над раковиной, обильно намазав лицо пеной, Ян брился. Щетина скрипела под лезвием бритвы. Журчал открытый кран. Над казармой раздался грохот вертолетных двигателей.

— «Крокодилы» — посмотрев в потолок и прислушавшись, сказал Ян.

— Слушай, Ян, откуда такая роскошь? Казарма, кровати с простынями, вода в кране. А?

— Ты что, с луны свалился? Сюда же сам Верховный приезжал. Парад устроили, — Зброжек ополоснул станок под струей воды.

— Видел. По телеку. Так это очередная показуха? — Сергей, надел подшитую куртку.

— Ага. Один день была даже горячая вода. Если бы ты видел, как это строили. Дня за два, может за три, но построили модули, сделали плац, дорожки гравием засыпали. Пехоте кирпичную казарму подремонтировали. Ладно, я закончил, айда в кубрик, сейчас Григорий еще подстрижет меня, кстати, тебе тоже надо, — и Ян щелкнул Серегу вафельным полотенцем по носу.

— Сейчас, я тебе иголку в задницу воткну, — засмеявшись, потирая ушибленный нос, сказал Сергей.

В коридоре между кубриками третей роты стояли две табуретки. На одной сидел Семен со снятым в канцелярии большим зеркалом, на другой Гриша с ножницами и машинкой для стрижки. Посреди одного кубрика стоял Абдулла с двумя вещмешками и парой армейских ботинок в руках. В кубрике три кровати были перетянуты черной траурной лентой.

— А господин каптенармус! Все принес? — усаживаясь на освобожденный Григорием табурет, спросил Ян.

— Да, товарищ прапорщик. У Сереги оказалось два вещмешка, принес оба. А вот Ваши ботинки.

— Молодец, поставь около кровати, — и, глядя, как каптерщик выполнил его распоряжение, продолжил, — слушай Абдулла, вот почему, для того, чтобы ты и Береза стали хорошими солдатами, товарищу прапорщику надо бить вам морду? А? Вы без этого не можете? Объясни мне, почему на вас бойцы жалуются? Только не говори мне, что они стукачи. Стукач ты, Абдулла. Может вас отправить на периметр, в первую роту? Я поговорю с Шульцем. Он что-то тоже вами не доволен. Думаю, он поддержит мое предложение. А в каптерку, вот Сему и Серегу поставим, они раненые, пусть подлечатся.

Закончив говорить, Ян смотрел в глаза каптерщику. Гриша, щелкая ножницами, улыбался. Остальные тоже еле сдерживали смех. В глазах Абдуллы стоял страх. В глупой голове лихорадочно скакали мысли. Этот прапор и вправду может поговорить с командиром. Шульц не Белый. Жалеть не будет. И тогда…

Тогда прощай теплая каптера, здравствуй грязный сырой окоп. Обстрелы по ночам, холодная жратва, мокрый изъеденный крысами хлеб. Нет, только не это.

— А чем Шульц недоволен? — вкрадчиво спросил каптерщик. Он уже понял, чтобы усидеть на мягких матрасах, надо прогнуться.

— Говорит, что ты для него черный «танкач» зажал, — вставил Сергей, раскрывая вещмешки.

— Да. И все?

— Ну, это то, что я знаю. А может ему еще чего надо.

— Понял, — Абдулла, повернувшись, пошел по коридору. Проходя мимо командирской двери, остановился. Постучал.

«Товарищ полковник, разрешите?»

— Вот крысенок! — смеясь, сказал Зброжек, когда Абдулла скрылся за командирской дверью. Все захохотали.

Из парка вернулись роты. В казарме началось оживление. Топанье, смех. Кто-то с кем-то ругался. К Сергею подходили знакомые, здоровались, жали руку. Гриша закончил стричь Яна, тот ушел в умывальник мыть голову. На табуретку сел Сергей. Снова прогрохотала вертушка.

— Не иначе «Корова» идет. Что-то «Крокодилы» разлетались. Сопровождают, наверное, — сказал Семен. Издалека и вправду послышался надсадный гул приближающегося транспортного вертолета Ми-26. Из умывальника, вытирая голову полотенцем, шел Зброжек. Рядом с ним семенил механик комбата Иваныч. Иваныч был невысок, кривоног и сух. Ему было далеко за сорок. Говорил скрипучим, как несмазанная дверная петля, голосом. В далеком Мурманске у Иваныча жила жена, дочь и внуки. Раньше он был мотористом на сухогрузе, ходил в загранку. По его словам четыре раза обогнул шарик по экватору. После развала союза и всеобщей вакханалии наступившей в стране, его сухогруз стал на вечный прикол. Работы не было. Вот так Иваныч и стал контрактником.

— Привет Серега, — проскрипел Иваныч, — вернулся? Значит снова споем с тобой.

Вокруг все засмеялись. Из песен старый матрос знал только одну, да и то один куплет. Но в творческом порыве, подогретом алкоголем, Иваныч умудрялся своей песней довести всех до белой горячки и сумасшествия.

— А рыбак! И ты здесь? Что ржешь? — Иваныч обратился к Семену. Семен тоже был в свое время матросом на рыболовном траулере. Только на Камчатке. В остальном их судьба была схожа. Иваныч никак не хотел видеть в Семене коллегу, упорно называя его рыбаком. Себя же он громко именовал — моряк заграничного плавания.

— Конечно, споем дед, — подтвердил Серега. Закончив стрижку, он, вытряхнув из мешка свой парадный камуфляж, уже одевался. На кителе позвякивая тускло блестели награды.

— Иваныч, что же ты Семена все рыбаком называешь, он тоже моряк, — спросил, надеясь повеселится, Ян.

— Всякий, кто не ходил дальше Курильской гряды, не моряк. А я был, — купившись на подначку, Иваныч сел на своего конька, — на Тринидаде, Сан Томе и Принсипи, Мадагаскаре, Кубе. Какие там мулатки! Сочные. Ляжки, во-о, какие. Правда, пришлось потом триппер лечить…

Вокруг раздался взрыв хохота. Иваныч, насупившись, замолчал.

— Бабка, наверное, рада была такому подарку? — гогоча, давясь от хохота, продолжил спрашивать Зброжек.

— Да пошел ты… Перец невьебенный. Ни хрена ты не понимаешь. Ты лучше расскажи, за что тебя Шульц в яму посадил? — Иваныч быстро перевел стрелки.

— О точно. Ну, Ян. Ну колись, — Гриша вопросительно посмотрел на прапора.

— Не нукай. Не запрягал. Ладно. Слушайте.

— Минуточку. Дневальный! — заорал Гриша. Когда прибежал боец, в котором Сергей узнал утреннего носокопателя. Кожудетов приказал, показывая на волосы на полу, — прибери. Ну, быстро.

Зброжек начал рассказывать. Серега взял гитару и начал тихо наигрывать саундтрек из «Терминатора».

— Во, Серега, правильно. Значит три дня назад. Под вечер. Проводив роту в расположение, я и Саня решили зайти к зампотеху. Нет, не бухать. Он там, в парке, какие-то технические опыты ставил. Нет, не бражку. Не перебивай, дед. Вы, знаете нашего зампотеха. Образованный человек. Помимо военного, еще и Бауманку закончил. У него всякой научной литературы, пруд пруди. Вот мы с Саней тоже решили приобщиться к трудам великих. Журнальчик, там какой, почитать. «Технику молодежи», «Юный техник», ну мало ли полезных книжек. Что ржете? Да ну вас. Ладно, продолжаю. Сидим, значит на ящиках, читаем. А журнал, ну безумно интересный. Саня потом еще «талмуд» по эксплуатации танкового двигателя, приволок. Жуть, как интересно. А, хули, я вам говорю, вы кроме «плейбоя» и ни читаете ничего. Слышим, БТР подъехал. Двигатель потарахтел и заглох. Ну, подъехал и подъехал. А мы уже прилично напи…начитались. Не ржать!

Смеркалось. Подходят к нам три бравых омоновца, москвичи. И спрашивают: «Эй, мазута, можно на ваших тракторах сфотаться?» Нет, ну прикиньте, борзота. Вы меня знаете, я человек сдержанный. Промолчал. Что вы все ржете? Хотя конечно на «мазуту», я обиделся. Но еще больше обиделся, когда они наши «коробочки» тракторами обозвали. Но стерпел.

А вот Саня нет. Сидит он так, читает про сердце танка, про пламенный мотор, а его, лейтенанта, «мазутой» называют. Нет, вы, слыхали? Нам Шульц про элиту сухопутных войск, а эти пижоны московские — «мазута» Ладно больше не отвлекаюсь.

«Можно?» значит спрашивают. Саня им и ответил: «Можно за х… подержаться. Можно Машку за ляжку..» Ну, и все в таком духе. Тут обиделись они. Отошли немного, пошептались и, нам гранатку кинули. Шумовую. Долбанула она. Мы малехо обос…ь. Не в прямом смысле, конечно, но почти. Мордами в грязь попадали. Саня новую форму испачкал. А менты ржут. Поржали и на свой БТР полезли. На наше счастье, БТР не завелся. Саня мне говорит: «Прапорщик, по машинам!» Залез я в «панцер», завел. Тут и Саня в башню забрался. Буханок пять черняги с собой притащил. Там этого хлеба, спиртованного, полные ЗИПы. Зарядил он пушку буханкой, заряд засунул и орет: «Подкалиберный заряжен! За честь родного батальона и всех бронетанковых войск! За Родину, За Ельцина! Огонь!» Разворачивает башню и под сраку «бэтэру» — бабах. Омоновцы с него кувырк, харями в лужу. Правда, нет худа без добра, «бэтэр» сразу завелся. Мы сидим, в триплексы смотрим. Омоновцы полежали, встали. И вот нет, чтобы домой ехать. Ну, кинули они нам гранатку, мы им хлебушка дали, даже польза была, БТР завели. Вот подходят они и стучат. Вылезайте мол. Мы с Саней конечно мужики здоровые, но не так чтобы очень. Сидим, не открываем. Они побегали вокруг танка. Ага, думаю, хрен достанете. Они нашли ведро, сходили в сортир, зачерпнули. И весь танк нам дерьмом измазали. Скажите не скоты? Еще какие! Залезли на свой БТР и поехали.

Тут, мы совсем обиделись. Саня снова пушку буханкой зарядил, я дал по газам и в погоню.

Вот и гонялись мы за ними на «панцере» по всей Ханкале. Весь наш «БК» по ним высадили. Они свернули на танкодром и в ров противотанковый, мы за ними. Сашка пушку не успел отвернуть, мы на полном газу кэ-э-к…залетим в ров! Пушка, как плуг, по скату склона прошлась. Полный ствол земли, почти до казенника, набрали. Ну и перевернулись, вдобавок. Вылезли через десантный люк, привалились к днищу, обнялись и запели. Во, Серега, правильно; «Нас извлекут из-под обломков..» Потом Шульц приехал. Бегал вокруг нас, орал, досыльником размахивал. Обещал его нам кое-куда засунуть, но не засунул. Все бы ничего, но мы пару раз промазали. И один «снаряд» в какой-то вагончик связи попал. А там генерал со связисткой кувыркался. Вот так. Во всем, конечно, москвичи виноваты. И что вы ржете?

По казарме стоял приступ густого сочного хохота. Скрипел Иваныч, басил Гриша. Икая, заливался Семен. Серега, отложив инструмент, держался за живот.

— А про генерала ты загнул, брехло, — выдавил Иваныч.

— Рота, выходи строиться! — раздался крик дневального.

Перед ужином пришел борт с пополнением. Уставший командир взвода старший лейтенант Киселев тепло поздоровался с Сергеем. С ним вернулись Ринат Дакшев и единственный в роте солдат срочной службы «дедушка» Костя Федоров. Также прибыло семнадцать новых контрактников. Сначала Шульц, построив вновь прибывших, прочел им зажигательную речь, поздравив с прибытием. Потом немного напугал, пообещав нарушителям дисциплины возможность увидеть звезды днем, глядя в небо с пятиметровой глубины «зиндана». После ужина разношерстная толпа нового «пушечного мяса», как сразу окрестил их Зброжек, отправилась в каптерку получать обмундирование.

После возвращения пополнение раскидали по ротам. В третью роту определили семерых.

Объявили отбой. Командование покинуло расположение. Офицеры жили в переделанной под общежитие многоэтажке. В роте остались только Кононенко и Киселев. Закрывшись в канцелярии, они смотрели новости по телевизору. В роте стоял приглушенный гул. Многие, несмотря на отбой, не ложились.

Серега, расстегнув китель под которым виднелась тельняшка, лежал на кровати с гитарой в руках. На соседней койке, привалившись головой к Сергею, расположился Сброжек.

Рядом стояло несколько табуретов. На одном был накрыт стол с бутылкой водки. На остальных расселись солдаты. В подаренной Сергею папахе, в бурке накинутой прямо на накачанное голое тело, сидел Кожудетов. В таком виде он был похож на туркменского басмача. В одной тельняшке, на кровати клевал носом Иваныч, он успел порядочно набраться. Семен чистил яблоко, периодически шлепая «дедушку» Костю по рукам, когда последний пытался плеснуть себе водки. Дакшев, уйдя в соседний, пустой кубрик, совершал намаз, по компасу определив нужное направление. Пополнение скромно сидело на своих кроватях, поглядывая в сторону импровизированного стола. Слышался только гитарный перебор. Сергей и Ян пели самую любимую песню всех танкистов, самоходчиков и экипажей БМП.

«…Машина пламенем объята, Вот-вот рванет боекомплект. А жить так хочется, ребята! А вылезать уж мочи нет…»

Только что выпили третий за тех, над чьими кроватями сейчас теплились лампады.

За наводчика Толика, и сгоревший девятого августа экипаж Женьки Шабалкина.

Слова навевали тихую добрую грусть в души солдат. Сергей считал эту песню настоящим шедевром, наряду с музыкой Чайковского и «Священной войной».

«… И полетят тут телеграммы. Родных и близких известить, Что сын их больше не вернется И не приедет погостить…»

Сергей пел с таким чувством, что на глазах пьяненького Иваныча и Кожудетова появились слезы. Песня цепляла тончайшие струны в сердцах немолодых и всякого повидавших мужиков. Последние куплеты пели уже все присутствующие.

«…И будет карточка пылиться, На полке пожелтевших книг. В военной форме, при погонах, Но ей он больше не жених»

Слова закончились, но Сергей продолжал играть, заставляя плакать гитару.

— Семен, ну пятнадцать капель, — просил Костик.

— Нет, я сказал, — отвечал Семен, который следил за пацаном, так похожего на его сына, оставшегося дома.

— Блин, я ведь твой командир танка. Приказываю, налить сто грамм, — командирским голосом, с нотками обиды, говорил Костя.

— Вот в танке и приказывай. А тут я главный.

— Тогда я сам, — и Костя снова потянулся к бутылке.

— Осади! Сейчас не посмотрю, что ты «дедушка» загну промеж ног и выдеру. Ты меня знаешь, — Семен снова стукнул Федорова по рукам.

— Ну «батя» — уже подхалимски запел Костя, зная чувства Семена к нему.

— Все. Разговор на эту тему окончен, — Семен вылил остатки водки в стакан и отдал его Иванычу. Костя надулся и стал грызть яблоко, сердито сопя.

— Сурово тут у Вас, — сказал один из новеньких, вставая и доставая из своего рюкзака еще одну бутылку водки, — ну, что еще не хотите? Давайте знакомится. Дмитрий Ершов, тридцать два года, Электросталь, Подмосковье.

Ершов был невысок, грузен, широк в плечах и животе. Ян сел на кровати.

— Нет. Хватит. Мы выпили за встречу, ребят помянули. Больше не надо.

— А за знакомство?

— Если, парни добро дадут, то пейте. В принципе никто не запрещает, — Ян окинул взглядом всех присутствующих.

— Оно конечно можно, но завтра Шульц нюхать будет. Если учует, в яму. А сейчас ночи прохладные, — добавил со скрипом Иваныч, — Серега сыграй мою.

— Нет, нет Иваныч. Серега не надо. Иначе до утра концерт не закончится, — запротестовал Семен. Вокруг хохотнули.

— А этот, ну Ринат, что немного того? Ха-ха. Сидит там, бормочет. Поклоны бьет, — убирая водку, спросил Ершов.

— Нет, он нормальный. Просто у человека есть вера, — Серега отложил гитару. И задумчиво добавил, — это хорошо, когда есть во что верить.

— Ладно, — хлопнул по коленям Сброжек, — давай знакомится. Подходим, представляемся и говорим за каким чертом сюда поперся. Давай, говори, Дима из Подмосковья.

— Ну, я это, а скучно стало, вот и поехал.

— Женат?

— Да.

— Все ясно. От жены удрал. Но я тебе так скажу. Дурак ты, Дима. Какой бы ни была плохой баба, но она все лучше, чем война. Следующий. Вот ты с красной мордой.

— Андрей Соловьев, Кинешма, наводчик, — ощерив беззубый рот, начал отвечать невысокий мужичок крестьянской внешности.

— За деньгами, наверное, поехал? — прищурившись, спросил Ян.

— Ага, — простодушно ответил Соловьев.

— Иваныч, Сема, это ваш клиент. Как и вы, за длинным рублем.

— Слушай, а как ты угадал, что я вот от жены, а Андрюха за деньгами? — удивился Ершов.

— Э, брат, тут тонкая психология, — смеясь, ответил за Яна Сергей.

— Я даже больше скажу. Вон те молодые люди, да Вы трое. Романтика в. опе заиграла. Да? — обращаясь к парням лет двадцати с небольшим, Ян показал на них пальцем.

— Ну, допустим, — один из парней, вызывающе, смотрел на прапорщика.

— Судя по реакции, я угадал, — улыбнулся Ян.

— Не совсем, я Родину защищать приехал, — продолжил отвечавший парень.

Ершов попытался засмеяться. Ян махнул на него рукой.

— Цыц! Нельзя смеяться над верой и убеждениями человека. Понял? Серега, это наш. Так, а кто ты по должности?

— Наводчик. Николай меня звать.

— То, что надо. С этого дня ты в моем экипаже. Перебирайся вот на эту кровать.

— Ха, а если я не соглашусь?

— Согласишься. Идейные здесь только я и Серега. Так что тебе только к нам, — весело закончил Ян.

Когда закончили знакомиться, прапорщик объявил отбой и потушил свет. Через полчаса раздался первый храп. Казарма понемногу успокоилась. Стояла тишина, нарушаемая тихим скрипом кроватей, храпом, приглушенной работой телевизора и звоном стаканов. Офицеры в канцелярии пили чай. Прохаживался дневальный, вытирая шваброй пол. Вернулся с молитвы Дакшев. Разобрав постель, он подошел к кроватям погибших и зажег погасшую лампаду. Прошептал слова молитвы. Разгладил смятый уголок одеяла. С кровати Ершова донесся удивленный шепот: «Ты же мусульманин».

— Бог един, — ответил, ложась в постель Ринат.

— Выпить хочешь?

— Нет. Я не пью.

— Блин, что за контрактники? Не пьют, — рассердился Ершов.

— Слышишь, Дима. Дай поспать. Угомонись. И убей «тигра», — намекая на храпящего рядом с Ершовым бойца, сказал Зброжек, — уснуть не дает.

Ершов, взял подушку, посмотрел на храпящего. И, с радостным выражением лица, треснул спящего подушкой по голове. Тот спросонья подпрыгнул: «Что? Где?»

— Спи моя радость усни… — пропел, гладя солдата по голове, Дмитрий. Проснувшийся, снова лег, но больше не храпел.

— О, Ершов, молодец, — прошептал Ян, сдерживая смех.

Спустя час, снова раздался богатырский храп. Но тигра больше не убивали. Все погрузились в сон.

«Рота подъем!» — раздался крик дневального. Серега сел на кровати, взглянул на часы. Блин. Пять утра. Встал, надел брюки, всунул ноги в тапочки, взял полотенце и, достав из тумбочки «мыльно-рыльные» принадлежности, поплелся в умывальник. Проклиная нелегкую солдатскую судьбу, которую он выбрал сам, открыл кран умывальника. Холодная вода взбодрила, прогоняя остатки сна. Казарма, просыпаясь, загудела как улей.

— Нас утро встречает прохладой… — раздался веселый голос Сброжека. Играя мускулами, голый по пояс, он бодро зашел в умывальную комнату.

— Ну, товарищ прапорщик, — раздался возмущенный голос солдата, блестевшего лысиной около крайнего умывальника.

— Кудрявая, что ж ты не рада?.. — корча рожи и смешно выпучивая глаза, ответил Ян. Вокруг раздались смешки. Встав около освободившейся раковины, Ян начал умываться. Слышалось его довольное фырканье и плеск льющейся воды. Со стороны казалось, что в санузле поселилось стадо моржей. Сергей закончил свой туалет и освободил место для следующего. Проходя мимо мокрого Зброжека, наклонившегося над раковиной, посмотрел на его худую, жилистую спину, под правой лопаткой которой темнело две входных пулевых отметины. С улыбкой втянул вдоль хребта мокрым полотенцем. Ян заорал и плеснул холодной водой на голую грудь Сергея. Так, с криками и выскочили из умывальника, едва не сбив с ног старшего лейтенанта Киселева.

— Вот придурки! Вам уже почти по тридцать. А ведете себя, как мальчишки, — крикнул Киселев вслед Яну и Сергею, которые бегая друг за другом по коридору, дрались полотенцами, оставляя розовые полосы на спинах. Проснулись!

— Серега, надевай свой парадный лапсердак, — запыхавшись, говорил Ян.

— Зачем? — часто дыша и улыбаясь, спросил Сергей.

— Сегодня торжественное построение бригады. Награждать будут.

— А-а-а. Понятно.

Начали неспешно одеваться.

— Ого! — раздался удивленный возглас Соловьева.

— А ты думал… — Ян застегнул последнюю пуговицу.

На его кителе висели два ордена и четыре медали. Приднестровье, Балканы и Чечня. За каждой наградой чья-то жизнь и очередная, не предусмотренная Богом, дырка на теле.

Кроме Сергея и Яна награды были у Дакшева. За Афганистан. Красная Звезда, медали «За Отвагу», «За Боевые заслуги» и «От благодарного афганского народа».

Сергей, надраивая ботинки, ловил на себе восхищенные взгляды новеньких. А Ершов, так вообще, смотрел с завистью.

«Эх, мужики. Да лучше бы их не было. И воспоминаний в голове тоже» — думал Серега, работая суконкой. Вскоре, в носках ботинок, он увидел свое отражение. Сойдет.

Когда после завтрака шли на построение, Ян говорил Сереге.

— Сегодня, наверное, ни куда не поедем. Если только в парк после обеда. Хорошо.

— Что хорошего? — спросил Серега.

— Да понимаешь, Серега. Дело в том, что копаться в моторе, лучше, чем совместное с «духами» патрулирование, езда на разминирование, где можно запросто схлопотать гранату в борт, от непримиримых и сопровождение колонн.

— А что за совместное патрулирование?

— Не знаешь? В принципе этим пехота и менты занимаются, но по их рассказам. опа еще та. Частенько оттуда не возвращаются вообще, или если возвращаются, то без головы. Продали нас начальники «духам» за американские тугрики. Суки.

— Да, а мы, что без оружия, что ли?

— А мы должны соблюдать условия Хасавюрта. Чуть что — трибунал и тюрьма. В лучшем случае. Солдаты сейчас злые как собаки. Если бы эту злость повернуть куда надо…

— То что?

— То наша «молодая дерьмократия» рухнет. Но вот некому поднять и направить. Генералам подачек надавали.

— Ты что Ян! Это же гражданская война!

— А она уже идет. Ты смотри, что в стране делается. Эх, а я бы жахнул по Кремлю из нашего «панцера». А потом бы под гусеницы, сучар, что там сидит, положил. Кстати я не один так думаю. Многие офицеры об этом подумывают. Знаешь, почему Белого сняли, боевых офицеров по отпускам разогнали. Боятся. А ты, Серега, пошел бы Кремль брать. А?

— С тобой, хоть Вашингтон с Белым домом.

— Нет, Серега, это далеко. Нам нужно сначала у себя разобраться. А потом уж и Вашингтон. А этих, черножопых, я бы снова депортировал. На Новую землю. А потом бы там испытал бы чего-нибудь. Ха-ха. Не смешно? Мне тоже. Если бы ты знал, как у меня внутри все кипит. Столько пацанов положить. И что? Как я теперь их мамкам в глаза смотреть буду? А? Все зря выходит? Ответь Серега. Ладно, не парься. Все равно ничего не будет. Народ наш — гавно. Сколько его лупить надо, пока до него дойдет, — Ян замолчал, плюнул и посмотрел куда-то злыми невидящими глазами. Серега вздохнул и задумался, переваривая слова командира. А ведь он, пожалуй, прав. Надо, что-то менять. Но как сделать это без крови? Если мы рухнем в пучину братоубийства, тогда все. Страна больше не поднимется. Но делать что- то надо. А может плюнуть на все. На Родину, на ее тысячелетнюю историю, на тысячи погибших. Жить, как живут многие, думая только о деньгах. Продавать всех и вся. Жить только для себя. Надо подумать.

«Бригада смирно! Равнение на середину!» — скомандовал зычный голос замполита бригады.

Пока замполит отдавал рапорт, и комбриг, дав команду «Вольно», зачитывал, соответствующую моменту, торжественную речь. За Сброжеком, раздался голос Ершова.

— Ну да. Все русские гавно, одни Вы поляки молодцы, — он слышал разговор Яна и Сергея.

— Я русский, — слегка повернув голову, сказал прапорщик.

— Как так? У тебя мама с папой кто?

— Поляки. Добавлю, и дед с бабкой тоже поляки.

— О! Какой же ты тогда русский?

— Дурак ты, Дима! Хоть и из Подмосковья, — ответил Ершову Серега.

— Ну, я тоже русский, — прищуривая узкие глаза, влез в разговор Кожудетов.

— Будь ты хоть австралийским аборигеном, но когда тебе «духи» будут горло резать, они будут при этом кричать «русская свинья» — закончил Семен, сердито поглядывая на Ершова.

— Разговорчики в строю, — прервал беседу Киселев, бывший за ротного…

…Вагон дернулся и медленно покатился вдоль перрона. Серега прошел в свое купе, где уже сидели ребята взвода. Положив автомат на верхнюю полку, сел и посмотрел в окно. За стеклом бежали чеченские мальчишки, улюлюкали и показывали средний палец. Взрослые улыбались. Костик, рванув окно, открыл его и, высунувшись по пояс, заорал.

— Мы еще вернемся, суки черножопые!

Потом тоже сел и тихо добавил: «Я точно вернусь» Серега отвернулся от окна. Неужели вот так, с позором, оплеванные торжествующим врагом и своими соотечественниками, они вернутся домой? Он вспомнил разлетевшийся на части танк Егора Артемова. Пылающую БМП из которой выпрыгивали горящие люди. Лицо мертвого командира Кости. Хрип наводчика Андрюхи. Антона. Сгоревшего, но не побежденного. Испачканную мордашку девчонки медсестры. Неужели это все, было зря? Комок подступил к горлу, хотелось заплакать. Он взглянул на лица друзей. В глазах Яна он увидел слезы. Уловив на себе взгляд, Ян отвернулся и прижался лицом к стеклу, за которым мелькали растущие вдоль железки деревья. Тогда Серега встал и достал гитару. Подумал. И со злостью ударив по струнам, запел.

«С покоренных однажды небесных вершин, По ступеням, обугленным, на землю сходим. Под прицельные залпы наветов и лжи. Мы уходим, уходим, уходим, уходим! Прощайте горы! Вам видней Кем были мы в краю далеком Пускай не судит однобоко, Нас кабинетный грамотей»

Песня была афганской, но сейчас в мозгу Сергея мгновенно возникали новые слова к ней.

Ян взглянул на Серегу. Его глаза резко просохли, и в них загорелся огонь злобы. Серега продолжал, повышая голос.

До свиданья Чечня! Этот призрачный мир Не пристало добром вспоминать тебя вроде. Но о чем-то грустит боевой командир. Мы уходим, уходим, уходим, уходим! Прощайте горы! Вам видней В чем наша боль и наша слава. Но только чем, Россия — мама, Искупишь слезы матерей»

Вспомнив слова Костика, запел новый куплет. К купе стали подтягиваться остальные солдаты и офицеры роты.

Мы вернемся сюда. Все уже решено. Ради памяти павших, в этом страшном походе. И работу доделаем полностью. Но… Но пока мы уходим, уходим, уходим. Прощайте горы! Вам видней. Какую цену здесь платили. Врага, какого не добили. Каких оставили друзей»

Несколько голосов подхватили. И вскоре уже весь вагон пел.

Друг спиртовую дозу дели на троих Столько нас уцелело в нашем танковом взводе Третий тост! Даже ветер на скалах затих. Мы уходим, уходим, уходим, уходим. Прощайте горы! Вам видней. Что мы имели, что отдали. Надежды наши и печали, Как уживутся средь людей. Два абзаца в учебники втиснут про нас И вся боль будет жить, только в нашем народе Лишь во снах будем видеть горящий Кавказ Мы уходим с Кавказа, уходим, уходим. Прощайте горы! Вам видней. Кем были мы в краю далеком. Пускай не судит однобоко, Нас кабинетный грамотей. Прощайте горы! Вам видней. Какую цену здесь платили. Врага, какого не добили. Каких оставили друзей.

Эшелон набирал ход, унося их в заснеженную Россию. На платформах размеренно покачивались танки. Казалось, они уснули под убаюкивающий, равномерный стук колес.

Ничего, они еще проснутся! И горе тому, кто их разбудит! Из окон пассажирского вагона над равниной неслась песня, слова которой внушали уверенность, что мы не проиграли! Мы просто отступили. Но мы еще вернемся. И ты, Чечня, вздрогнешь от лязга наших гусениц и тяжелой поступи наших сапог.

Мы вернемся, Чечня!

Глава 8

Прошла неделя. В начале марта отряд перебросили в Гудермес. Ребята обживали и благоустраивали новый пункт временной дислокации на улице Кирова. Несли службу на двух блок постах находящихся в их зоне ответственности — девятом, у моста через Сунжу и «копеечке». Сергея назначили начальником склада артиллерийского вооружения, взамен улетевшего на большую землю Валерки Семенова. Что-то случилось у него в семье. И прошел слух что, приезжает большое начальство из Москвы.

Сергей перебрался в другую палатку. Жили теперь вместе с отрядным врачом Лешкой Чумаковым. Лешка был большой оригинал. Отрастил бороду. По ковбойски, на бедре, носил табельный «Стечкин». Лечением больных он тоже занимался оригинальным способом. Если кто-то приходил к нему с недомоганием, он давал ему таблетку глюконата кальция. И удивительное дело — помогало.

Еще Лешка занимался кодированием запоев, часто случавшихся там, где водка и спирт были в избытке. Ходил в город к местным бабам, принимал роды. Серега в таких случаях таскался с ним для охраны, и слушал, как орут чеченские бабы, наверное, русские бабы орали также. И удивлялся.

Удивлялся тому, что рождение новой жизни происходило там, где эту жизнь было легче всего потерять. Если рождался мальчик, радостный отец заваливал их подарками. Но ребята знали. Этот папаша, довольный в данную минуту, потом легко может «завалить» любого из них. Ночью, из-за угла. Знали, но от подарков не отказывались. И по вечерам Сергей и Леха пили домашнее вино.

Назначению Сергея, искренне радовались Лаппо, Вдовин, Громов и остальные ребята взвода. Во-первых, потому, что как начальник склада Серега в избытке подогрел их боеприпасами.

Во-вторых, с чеченских подарков им тоже много перепадало.

До конца командировки оставалась пара месяцев. После переезда и смены обстановки бойцы встряхнулись. Сбросили с себя снулую отупелость постоянного нахождения на одном месте. Меньше стало тихого пьянства, когда каждый пил в одиночку. Лямку службы тянули бодрее. Часто выезжали на зачистки в селения по соседству с Гудермесом.

Обычные боевые будни отряда.

Сегодня они несли службу на «девятке». Они — это Лаппо, Сергей, Вдовин, Жук, Гусаров, Громов и двое бойцов из второго взвода. Одного звали Агрессор, второго Ежик. Командовал группой, старший лейтенант, Олег Степанец. В 100 метрах от них, на берегу Сунжи стояла, зарывшись в землю, рота внутренних войск. Немного дальше охраняли железнодорожный мост милиционеры из Саратова.

Был День рождения Саитова. Вечером парни решили немного отметить это событие. Вдовин уже успел украсть у чеченцев барана, которого спрятали в бункере, чтобы не было слышно его блеяния. Жук, набрав РГДшек, пошел на реку, порыбачить. А Сергей и Лапа, пошли в зеленку на охоту. В здешнем лесу водились зайцы, фазаны, а если очень повезет, то можно было подстрелить и кабана. С ними пошел Степанец. Поболтав немного с саратовцами, парни перешли мост, под которым шумела река, разбрасывая, брызги белой пены, по прибрежным камням, и углубились в заросли. Весенний лес встретил их приятной прохладой. Радостное многоголосье птиц наполнило слух. Резкий запах цветущих кустов и деревьев, весело щекотал ноздри и дурнопьяном заволакивал разум. Дыхание стало легким. Казалось, сама весна ворвалась внутрь легких и с каждой каплей крови разнеслась по всему телу. Свежая, нетронутая палящим солнцем трава, зеленела, радуя взгляд. Лапа заметил группу фазанов. У птиц начались свадьбы. Два самца, щеголяя роскошным оперением, пытались привлечь внимание сереньких курочек. Самки с интересом разглядывали их хвосты, которые светились всеми цветами радуги.

Сергей вскинул автомат, выбирая добычу, но птицы, заметив людей, врассыпную бросились в кусты. Чертыхнувшись, он начал преследовать крупного фазана. Лапа и Степанец тихо шли сзади, предоставив ему самому разбираться с изворотливой дичью.

Фазан кружил по кустарнику. Останавливался. Но стоило Сергею вскинуть оружие, снова сломя голову убегал в заросли. Весело матеря в уме проворную птицу, Сергей медленно продирался сквозь колючки акации. Глупая птица ловко водила за нос человека.

Снова блеснув синевой оперения, фазан в очередной раз пропал из виду в кустах перед Сергеем. Сунувшись, было следом, Серега внезапно остановился, услышав впереди чавканье и стук металла. И тут же раздался приглушенный лязг оружия. Резко вскинув сжатую в кулак ладонь, начал всматриваться в колыхавшуюся перед ним листву. Увидев сигнал, Лапа и Степанец взяли оружие наизготовку, остановились, устремив взор туда, куда смотрел Сергей, и напряженно вслушивались в звуки леса.

Под легким дуновением ветерка ветки кустарника перед Сергеем разошлись, и он увидел одетого в камуфляжную куртку человека. Один раз, растопырив поднятый вверх кулак, что означало, вижу противника, Сергей лег на живот и по-пластунски начал приближаться к незнакомцу. Лапа и Степанец сделали тоже, сняв оружие с предохранителя. Приближаясь к зарослям, за которыми сидел подозрительный человек, Сергей почувствовал прилив адреналина. Он уже догадывался, что перед ним враг, и мозг с бешеной скоростью начал выдавать различные варианты решения. Началась настоящая охота. Охота на самую опасную дичь на свете — на человека. Серега оглянулся, парни смотрели на него. Ткнув пальцем в Дмитрия, Сергей показал ему, чтобы тот полз правее. Лапа, как уж, сливаясь с колыхавшимся разнотравьем, пополз на правый фланг. Степанец полз по фронту. Сергею достался левый фланг. Ведя наблюдение, он увидел, как Лапа рукой показал, что видит еще одного противника. Наконец выбравшись на место, откуда, хорошо просматривалась поляна, Сергей увидел еще четверых. Бандит, замеченный первым, сидя спиной к Сергею, орудовал ложкой в консервной банке. Его лысая голова блестела на солнце, уши шевелились в такт, двигающимся, челюстям. В отличие от головы, все его лицо было покрыто густой черной бородой. Двое вели наблюдение в бинокль. По направлению их взгляда Сергей понял, что смотрят бандиты в сторону ЖД моста. Еще двое, один был в гражданке, что-то укладывали в оцинкованное ведро.

«Значит шестеро их. Фугас готовят. Этот, наверное, охранение. А нас профукал. Жрать захотел. Ну, теперь ты наешься» — подумал Серега, глядя на бандита. Знаками показал Степанцу, чтобы тот приготовил гранаты. Олег кивнул головой и достал две РГД.

Парням не нужны были слова, чтобы понять друг друга. За столько лет вместе, они прекрасно понимали товарища с полувзгляда. Серега взял на мушку жующего бородача и кивнул Степанцу и Лапе. Дмитрий, подняв автомат, прицелился в ближайшего к нему боевика.

Олег разогнул усики на гранатах. Выдернув чеку на одной, отпустил предохранительную скобу. Раздался хлопок сработавшего ударника. В тишине он прозвучал резко и громко. Сергей увидел, как двое около ведра вскинули настороженные взгляды в сторону, где лежал Степанец. Остальные резко обернулись, выставив наизготовку автоматы. Только продолжавший есть часовой, никак не отреагировал. Степанец выдержав пару секунд, метнул одну гранату. Одновременно с его броском Сергей и Лапа спустили курки. Грохот двух автоматов заглушил звуки весеннего леса. Бабахнула первая граната. Взводный бросил вторую РГДшку.

Серега успел увидеть, как от его очереди разлетелась голова бандита, и он как мешок повалился в траву. Тут и рвануло. Ужасный грохот заполнил слух, резко ударив по барабанным перепонкам. Это был взрыв не гранаты. Вторая брошенная РГД угодила прямо в ведро с взрывчаткой.

«У е….!» — услышал он сквозь грохот взрыва, возглас взводного. Ударная волна сбила кепи с головы Сергея. Рядом падали куски земли и сломанные взрывом ветки деревьев. Что-то гулко стукнуло по спине. Прямо перед носом, с противным чавканьем шлепнулась чья-то оторванная ступня, уже без обуви. В автомате закончились патроны. Грохот стих, и только по листьям деревьев продолжала шуршать падающая сверху земля. Да встревоженные вороны, громко каркая, в панике летали над лесом. Перезарядив автомат, Сергей крадучись и оглядываясь по сторонам, приближался к месту подрыва. С другой стороны также осторожно шел Лапа.

— Ни хрена себе долбануло! — воскликнул, вытаращив глаза Лапа, — Олег, ты им нарочно гранату в ведерко закинул?

— Блин, я их даже толком не видел! — ответил взводный и пнул в сторону Сергея что-то круглое. Подпрыгивая на неровностях, кругляш катился к ногам Сереги. Тот, наступив ботинком, на странный волосатый мяч, опознал в нем голову одного из бандитов.

— Знакомое лицо. По моему пару раз на рынке его видел. Да парни, если бы вон то, бородатое чучело не чавкало, то сейчас бы они мою голову так разглядывали. Услышал как он жрет, это и спасло, — Сергей отбросил ногой голову убитого.

— Мама дорогая! Вот это гирлянда! — заорал Лапа, показывая куда-то вверх. Взглянув в указанном направлении, остальные увидели висящие на ветвях кишки, которые еще дымились. На поляне, в разных позах лежало четыре окровавленных человека. От остальных двоих, остались только голова, ступня и кусок кишечника. Довольно большая воронка зияла чернотой свежевывернутой земли. Легкий дымок с запахом взрывчатки клубился над ямой.

Внезапно один из четверых застонал. Парни вскинули оружие.

— Ой, обезьянка! Серый, смотри негра! Живая, — Лапа удивленно посмотрел на, начавшего шевелится, раненого боевика. Потом подскочив к нему, Дмитрий отбросил от бандита лежащее рядом оружие и сев на корточки, достал свой немецкий штык.

— Что кончаем? — оглянувшись на Степанца, спросил Лапа.

— Я не Нигер. Я англичанин, — с ужасом глядя на штык, по-русски, но с акцентом проговорил раненый.

— Кто? — протянул Степанец, — англичанин? Слышишь макака, ты мне по мозгам только не езди. Я знаю, какие англичане. А ты только вчера с пальмы слез. Вот только чего ты тут делаешь? Бананы у нас пока не растут, ананасы тоже. А..?

Серега обшаривал карманы у застреленного им боевика. Нашел пачку документов. Турецкий паспорт, водительские права, и карточку с фотографией убитого. На фото, покойник был в форме турецкой армии. Подойдя к Степанцу, показал ему бумаги.

— Димка, проверь у англичанина карманы, — просмотрев документы, сказал старлей.

Дмитрий быстро обыскал, раненого. Встал. Начал вслух читать.

— Унитед Кингдом, блин Грейтбритан и что-то Норд Ирланд. Вот. Правда, англичанин. Смотрите, — протянул найденные бумаги.

— Эх ты грамотей. Тут написано Объединенное королевство Великобритания и Северная Ирландия. Понял? Учиться надо Дима. Ух, ты! Вы мистер, Саллах, оказывается журналист. Гляди Сергей, удостоверение корреспондента Би-Би-Си, — говорил, листая документы Степанец.

— Ага, а это его фотоаппарат и видеокамера, — показывая на валяющееся оружие, ответил Серега. Лапа в это время снова шарил по карманам англичанина. Выкинул из его разгрузки боеприпасы, нож, пистолет ПСМ. В конце вытащил пакет с фотографиями.

Пока Лапа производил обыск пленного, Сергей осматривал остальных. У одного из убитых увидел деревянную кобуру Маузера. Снял, вытащил пистолет. Полюбовался красотой, виденного до этого только в кино, оружия. Засунул обратно, и повесил кобуру через плечо.

— Помогай. Я ранен. Нелп. Вы должны передать меня в английскую дипломатический миссия. Вам будет респект от Ее Величества королевы, — показывая на перебитые осколками ноги, продолжил говорить пленный, — за мой жизнь, наша компания заплатит Вам, хороший деньги.

— Заткнись сучара! Подавись ты своим респектом и бабками. И имел я твою королеву вместе с королем. Мы ни хрена тебе не должны. Командир, взгляни на это. Смотри, чем тут этот корреспондент занимался. Я его падлу сейчас медленно резать буду, — говорил Лапа. В его голосе и взгляде слышалась ненависть и отвращение. Степанец взял найденные у англичанина фото, стал просматривать.

— Серый, смотри, — бросив косой взгляд, на пленного, глухо выдавил он.

На фотографиях были сняты пытки и убийство военного, с погонами капитана, женщины и девочки подростка лет тринадцати. Судя по фото «корреспондент» принимал в этом живейшее участие. Особенно резали глаза снимки с изнасилованием девочки. На одном из снимков уже мертвое окровавленное тело девчушки, было насажено на кол, как на вертел для жарки дичи. Серегу передернуло, когда он представил муки ребенка.

Степанец наступил ногой на раненую ногу бандита, тот вскрикнул.

— Ты сейчас издохнешь, обезьяна. Издохнешь страшной смертью. Я тебе это обещаю, — глядя прямо в глаза боевику, злобно сквозь зубы процедил Олег. Не будь этих фотографий, они бы перевязали бандита, и сдали куда следует. Но после увиденного на снимках, их сердца и мозг пылали только одним желанием. Убить. Убить так, чтобы эта скотина долго мучилась, проклиная тот день, когда решил поехать в Россию. Фотографии, являлись одновременно уголовным делом и решением суда. Нужно было только привести приговор.

Послышался треск кустарника, и на поляну запыхавшись, выскочили Вдовин и Громов. С ними пришли солдаты внутренних войск во главе с лейтенантом. В глазах Вдовы Сергей заметил тревогу и отчаяние.

— Блин, мужики, ну Вы что — охренели? Как рвануло! Мы Вас по рации вызывали, не отвечаете. «Воронеж» матом кроет, а Вы молчите. Серый, какого хрена молчите? Я уже думал, вас тут кончили, — Вдовин, переволновавшись, ругался. В голосе чувствовалась обида. Сергей подошел к другу и обнял его за плечи.

— Да не лапай ты меня, я не баба, — продолжал обижаться Вдова, отталкивая Сергея.

— Блин, у меня рация выключена! — Степанец включил радиостанцию и пошел докладывать обстановку «Воронежу».

— Леха, ты что, правда, расстроился бы, что я погиб? — улыбаясь, спросил Сергей.

— Дурак ты, Серега! — в сердцах ответил друг.

— Ладно. Смотри Леха, какого мы «Максимку» взяли. Английский журналист, фотограф, чуть ли не лорд из английского парламента. А вот не побрезговал, к нам приехал. И смотри, какие фотки замечательные напечатал. Вот не знаем, какую ему теперь за это награду дать. Может, ты подскажешь? — и Сергей сунул одну из фотографий в руки Вдовина. Остальные раздал пришедшим солдатам. Пленный внимательно наблюдал за лицами русских. Их выражение не сулило ему ничего хорошего.

— Подскажу, конечно. Кончайте его и побыстрее. Хотя, надо чтобы подольше подыхал. Слышишь черномазый, ты, что сюда приехал? Тебе дома не сиделось? — и без того всегда румяное лицо Вдовина, от злобы стало совсем красным. Подошел Степанец.

— Поговорил с «Батей». Обматерил, нас. Это у него обязательно. Сказал, через минут сорок сюда ФСБ нагрянет. Я про пленного не говорил, так что пора валить мартышку и как можно быстрее. Думайте как. Зарезать не получится. Особисты могут привязаться, отчего у него горло ножичком почиркано, — Олег закурил.

— Старлей, Вы хотите убить пленного? Это не по человечески, — прорезался голос у молодого лейтенанта из ВВ. Пленный переводил взгляд то на одного, то на другого. Он понимал, сейчас решается его судьба. Тонкая нить, связывавшая его с жизнью, была натянута как струна.

— А это, по человечески! — дико заорал Степанец, показывая фото с девочкой, — мне его рвать хочется. Он сам выбрал свою судьбу. Пусть сдохнет тварь.

— По человечески, я бы ему сейчас кишки выпустил, а в брюхо вон тот муравейник насыпал. И водку сел рядом пить, наслаждаясь его воплями, — буркнул Сергей и достал сигареты.

— Командир, ты еще молод, не все понимаешь, но я и все солдаты согласны со старшим лейтенантом. Нужно его грохнуть и дело с концом, — вмешался в разговор крепкий контрактник из внутренних войск, пришедший с группой.

— Тогда я как все. Раз уж решили. Все согласны, это правда? — обратился лейтенант к солдатам. Бойцы сурово кивали головами. Лейтенант взял у Сергея сигарету, отошел в сторону и отвернулся. Пленный обреченно опустил голову. Ниточка жизни разорвалась.

— У них тут еще взрывчатки полно. Возьмем рыбу глушить? — обшаривший рюкзаки бандитов Громов, вывалил из одного штук восемь 200граммовых тротиловых шашек. Отдельно в пакете, лежали детонаторы. Сергей взглянул на тротил. Молниеносно созрел план. Он взял одну шашку, вставил в нее детонатор с куском огнепроводного шнура. Затем покидав все шашки в рюкзак, застегнул его и повесил на шею наемника. Глухим узлом затянул лямки. Шашку с детонатором сунул в отдельный карман рюкзака.

— Парни, слушайте внимательно, — обратился он к солдатам, — вы прибежали, начали прочесывать местность. Этот спрятался. Увидев Вас, открыл огонь.

Сергей взял автомат бандита, и начал стрелять в воздух. Расстреляв магазин, продолжил.

— Вы открыли ответный огонь. Стреляйте вон по тому бревну, — показал он солдатам.

Раздался дружный грохот десяти стволов. Когда стрельба закончилась, Серега схватил негра за шиворот и поволок к стволу лежавшего дерева. Наемник начал упираться и умолять не убивать.

— Раньше надо было думать, — ответил ему Сергей. Рывком, швырнув пленного за бревно, выстрелил ему в предплечье. Бандит взвыл от боли. Серега достал зажигалку и запалил бикфордов шнур.

— Ну, все «Максимка» — пока! Бай, как говорят у Вас в Англии, — и быстро пошел к своим.

— Вы открыли ответный огонь, и пуля случайно угодила в рюкзачок журналиста. Ложись братва! — Серега смотрел, как наемник, извиваясь всем телом, пытался избавиться от висевшей на шее бомбы. Все попрыгали в воронку и за стволы деревьев. Серега перекрестился и сиганул за ближайшее дерево. Раздался оглушительный взрыв.

— 05, что там у Вас еще взорвалось? — раздалось в радиостанции.

— Воронеж, это ноль пятый. Тут еще один дух прятался. Открыл огонь. Солдаты ответили. А у духа полный рюкзак тротила, — с улыбкой отвечал Степанец.

— Вас понял ноль пятый. Выставите оцепление и ждите ФСБ. До связи, — и рация замолчала.

— Серый, а зачем ты ему руку прострелил? — спросил Вдовин.

— Чтобы мешок не скинул. А так ноги перебиты, рука тоже, пока шок от боли. Так и вышло, — шагая в сторону блок поста, объяснял Серега.

— Мужики, я там подарок Марату нашел. Вещь приличная, — Лапа показывал цифровой фотоаппарат «NICON». Цифровики были еще редкостью, — и еще вот, ПСМ забрал. Себе оставлю. А ВВшники, духов чуть не до нитки раздели. Летеха ихний, правильный такой, а ботинки горные себе приватизировал.

— Хорошая вещь. Марат как раз фотоаппарат хотел купить, — осмотрев заморскую технику, сказал Громов.

— Слышишь Серый, дай Маузер посмотреть. Классная пушка. 1899 г. выпуска. Сбоку видишь написано. Дашь потом стрельнуть? Сколько видел этот ствол, в своей длинной жизни, — восторженно говорил Вдова, разглядывая пистолет, — себе заберешь? Или сдашь?

— Леха, ну кто такой раритет сдавать будет. Конечно себе. Пригодится. Вы только языками не трепитесь, — отвечал Сергей. Степанец задумчиво шел сзади.

— Командир, ты чего мрачный такой? — спросил Вдовин.

— А чему радоваться. И мой совет, теперь ухо надо держать востро, а нос по ветру. И чаще оглядываться. Теперь они нам мстить начнут. Сначала снайпер в Грозном, теперь эти. Да и ты Леша. Овечек воруешь? Воруешь. Так, что теперь держитесь, начинаются бессонные ночи. Серый, этот, от которого только голова осталась, он же местный. Там еще в кустах его мотороллер стоял, — взводный замолчал.

— Да ладно тебе. Нагнал страху. Бог не выдаст, а свинья не съест, — и все веселее припустили к родному блоку. Никто еще не догадывался, как прав окажется Олег Степанец.

Приехавшие сотрудники ФСБ заканчивали свою работу. Тела и останки убитых боевиков, упаковали в мешки и погрузили в кузов грузовика. Несмотря на опасения парней, особисты особо не донимали расспросами. Быстро сняв показания с Сереги, Лапы, Степанца и лейтенанта из внутренних войск, больше вопросов не задавали. Солдат, так вообще не стали опрашивать. Вопросы задавал следователь, одетый в гражданку. Только висевшая под рукой кобура с пистолетом, говорила о принадлежности к спецслужбам. Задавая вопросы, поинтересовался, почему документы взорвавшегося англичанина и его разгрузка оказались целыми. Автомат бандита, Сергей предусмотрительно оставил рядом с «журналистом».

— А хрен его знает. Мы же разгрузку с документами, нашли в стороне. А этот англичанин прятался метрах в двадцати от основной группы. Снял, наверное, может в туалет ходил. Или просто мешала она ему, — ответил на вопрос Сергей.

— А как Вы объясните второй взрыв? Ведь от пули тротил не мог сдетонировать.

— Может он сам подорвался. Увидел, что окружен, выхода нет. Вот и взорвал сам себя. Может идейный был. Такие тоже встречаются.

— Жаль, что никого не взяли живым, — расстроено произнес следователь.

— Простите, не знаю Вашего звания. Скажу честно, даже если бы и взяли, то до Вашего приезда он бы не дотянул, — и Сергей показал, на фотографии, изъятые у англичанина.

— Спасибо за откровенность. Мое звание майор. И что даже тюрьмы не испугались бы? — следователь глядел в глаза Сергея. Выдержав внимательный взгляд, который улавливал малейшее отклонение в поведении, Сергей спокойно ответил.

— Ха, тюрьма. После того, что видел и пережил здесь, тюрьмы я не боюсь. По крайней мере, там нет развешанных по веткам внутренностей и оторванных голов. Да, по причине того, что я сотрудник МВД, сидел бы я в ментовской зоне. А там я бы, по крайней мере, стал паханом. Учитывая статью, по которой бы меня посадили, — весело закончил Сергей.

— Интересная позиция. А зачем раздели убитых? Наши западные коллеги, да и наши правозащитники, характеризуют такие действия, как глумление над убитыми.

— Это уже не мы. И причем тут глумление? Им же не отрезали уши и яйца. Подумаешь, сняли солдаты с дохляка ботинки. Так пусть Родина лучше одевает. Хотя конечно, это мародерство, но учитывая обстоятельства и личность «потерпевших», считаю это нормальным. А можно я задам вопрос? Или здесь только Вы имеете право спрашивать?

— Да нет старшина, валяй, — следователь достал сигареты, предложил Сергею, закурил сам.

— А что Вы делаете с пленными наемниками? Интересно просто. Сажают их или как? — взяв из предложенной пачки сигарету, прикурив и выпустив порцию сизого дыма, спросил Серега.

— Иногда сажают. Но зачастую просто депортируют на родину. Мне тут один три раза уже попадался. Его домой отправляют, а он снова сюда приезжает.

— Тогда я их лучше сразу мочить буду, чтобы тебе майор, работу облегчить. Кстати у тебя нет фотки этого, который уже три раза. А? Дай, если есть. Встречу, и ты его больше не увидишь.

— К сожалению нет. Спасибо тебе за предложенную помощь, старшина, но я как нибудь сам. Ладно, свободен, — смеясь, закончил следователь.

Серега пожал следователю руку и вышел из полумрака бункера, где происходил разговор, на улицу. Жмурясь от яркого света, ударившего по глазам, пошел к ждавшим поодаль парням. Рядом с Вдовиным, Лапой и Степанцом стоял Асоян. Они о чем-то, оживленно беседовали.

«Батя» прислал Асояна и еще двух юридически подкованных офицеров, на тот случай, если особисты попытаются взять парней в оборот, такое тоже часто случалось на этой странной войне. Будучи любителем, вставлять фитиля подчиненным, комбат, тем не менее, никогда не давал их в обиду. За это и еще за то, что он никогда не прятался за их спины, «Батя» и был горячо любим личным составом.

— Ну, что спрашивал следак? О чем говорили? — Герман смотрел внимательными глазами на Сергея.

— Обсуждали прелести жены Вдовина. На Леха, ты Танькину фотку в бункере обронил, — весело ответил, протягивая найденную фотографию Вдове, Серега.

— Блин, выпала из кармана, — Алексей спрятал фото во внутренний карман куртки.

— А если без шуток? — снова спросил Асоян.

— Без шуток. Умный мужик. Интересовался, как это от автоматной пули взрывчатка могла взорваться. Я предположил, что это был смертник, вроде прокатило. Хотя не так просто особистов обдурить. Но будем надеяться на лучшее. Слушай Герман, сейчас эти гости уедут. Ты не хочешь остаться? Сегодня у Марата День рождения. Он там уже над барашком колдует. Шашлычок — башлычок, ребрышки в кисло сладком соусе, вино. Оставайся, — Сергей показал в сторону Саитова, который готовил жаркое.

— Спасибо, я подумаю. Да, а как же служба. Ночь на носу, а вы винца решили выпить?

— Все будет нормально. Мы чуть чуть. По стаканчику и все. Сами понимаем, что надо аккуратно. Тем более духи теперь, как правильно Олег заметил, могут пакость сотворить. Вон уже соглядатай приперся, — указал, на приехавшего участкового милиционера Сергей. Чеченец внимательно наблюдал за ними со стороны. От его хищного взгляда ничего не могло укрыться. Он уже увидел зарезанного барана, внимательно следил за теми, кого вызывал в бункер следователь. То, что этот милиционер не работает на бандитов, никто не дал бы гарантии. Иллюзий на этот счет Сергей не строил.

Под вечер все, кроме двух наблюдателей, собрались за ломившимся от блюд столом. Герман остался. Пригласили командира роты внутренних войск, стоявшей по соседству, лейтенанта и бойца контрактника, которые утром прибыли на место скоротечного боя. Спиртного было мало. Для гостей поставили бутылку коньяка, сами ограничились кувшином домашнего вина. По очереди, чтобы никому не было обидно, бегали, подменяли тех, кто сидел на НП. Право первого тоста предоставили Герману. Он встал, поднял стакан с вином, начал говорить.

— Марат, ребята. Хочу немного отступить от темы сегодняшнего праздника. Я хочу выпить первый бокал за тех, без кого бы, этот праздник не состоялся. Марат, рядом с тобой сегодня сидит немного людей. Но это твои друзья. А настоящих друзей не может быть много. Так вот, первый тост — за дружбу.

Встретились однажды самурай, камикадзе и непревзойденный мастер одного из самых древних и самых непревзойденных единоборств. И зашел у них разговор о дружбе. Камикадзе сказал:

— У меня не может быть друзей, потому что каждую минуту я могу уйти на задание и не вернуться.

Самурай сказал:

— У меня не может быть друзей, потому что честь защищают в одиночку.

И тут взял слово непревзойденный мастер одного из самых древних и самых непревзойденных единоборств:

— У меня не может НЕ быть друзей, потому что без них теряют смысл сами понятия «ЖИЗНЬ» и «ЧЕСТЬ»…

С Днем рождения, Марат. Да продлит Всевышний твои дни!

Раздалось негромкое, но дружное троекратное «Ура». Выпив, по очереди стали вручать подарки. Лапа подарил трофейный фотоаппарат. Вдова, кавказский кинжал. Громов достал лохматую папаху и, намекая на бритую татарскую голову Саитова, сказал: «Раз уж своих волос ты не носишь, вот тебе шапка, повышенной лохматости!» Все рассмеялись. Когда выпили по второй, Сергей достал из своего рюкзака сверток из красного бархата, развернул. Марат вытаращил глаза, и возглас восхищения вырвался из его губ.

— Серега, я не знаю где ты, Это взял, но Это, да простят меня остальные, самый лучший подарок! Спасибо друг! — Марат, подойдя к Сергею, обнял его за плечи и пожал руку.

Потом продолжил с восхищением рассматривать, подаренный Сергеем редкий экземпляр «Корана». Книга была отпечатана на арабском языке. Была обтянута кожей и богато украшена орнаментом. Издана она была в конце 16 века. Это был истинно дорогой подарок. Для Марата она была по-настоящему Священной. Он был мусульманин.

— Марат, где я ее взял, там уже нет. Но признаюсь. Я ее не украл, и никого не убил, чтобы получить эту книгу, — Сергей улыбался в ответ.

— Ты где ее взял? Это же куча бабла. Такой раритет. Признавайся мародер, — тихо шепнув на ухо, спросил сидящий рядом Вдовин.

— Мародер это ты. Потому что баранов тыришь. А я не ворую. Помнишь ликвидацию склада с оружием в Верхнем Алкуне? Я тогда первый в бандитский схрон залез, еще сказал потом, чтобы никто больше не лез следом, мол, мины и все такое. Помнишь? Вот там и нашел, — обгладывая мясо с ребра, рассказывал Сергей.

— А говоришь, не украл. Это же произведение искусства, ты можно сказать из музея спер. Ограбление века, — Вдовин тоже налегал на баранину.

— Это духи книгу из музея украли. А я только восстановил справедливость. Вернул раритет народу. Ты что Марата не знаешь? Привезет книгу отцу в Татарстан, а тот ее к мулле в мечеть отнесет, и будут они всей Казанью, под суры из этого Корана поклоны класть. А книга и правда дорого стоит, там, в центре камушек есть. Очень на рубин похож. А закладка, золотом шита. Ладно, сейчас третий будет, — Сергей наполнил свой стакан.

Молча и стоя, выпили третий тост. Каждый думал о чем-то своем. В мозгу Сергея промелькнули лица погибших товарищей. Эх, сколько хороших парней полегло в этих негостеприимных горах. Стало грустно. Разговор прекратился. Все только задумчиво жевали.

— А тебе твоя вера не мешает валить единоверцев? — спросил неожиданно контрактник Вадим. Вопрос был задан Марату явно с подковыркой.

— Ты знаешь, нет. Да и среди бандитов есть не только мусульмане. Там есть и христиане. Русские. Или вот хохлы, тоже ведь православные, — Марат посмотрел на Вадима.

— Разделять людей по вероисповеданию, самое последнее дело. Надо смотреть на поступки, и только потом на то, какому богу молится человек. Когда мы с Маратом познакомились, последнее что я узнал о нем, было то, что Марат мусульманин, — вмешался в разговор Сергей.

— А ты Серега, быстро головой соображаешь. С этим папуасом лихо провернул. Даже особисты ни чего не заподозрили, — обращаясь к Сергею, говорил Вадим.

Все переглянулись. Гусаров и Жук недоуменно. Они были не в курсе подробностей об утреннем происшествии. Только Асояну рассказали все. Сергей бросил холодный взгляд на Вадима. Разговор начал перетекать не в то русло.

— А здесь нужно быстро соображать, иначе не выживешь, — стальным голосом ответил Сергей. Контрактник, уловив тональность, понял, что дальнейшее продолжение этого разговора нежелательно. Но тут начал лейтенант ВВшник.

— И все-таки это не правильно. Как то смахивает на действия фашистов. Добили раненого.

— А ботинки с трупа снять, правильно? Что лейтенант, тебе ноги не жмет? — взорвался Лапа. Офицер густо покраснел и замолчал, опустив глаза в стол.

— Гусаров, Жук, Саитов и Ежов, выйдите на улицу. Подышите, — строго сказал Асоян. Ребята, чьи фамилии назвали, встали и вышли в темноту. Оставив только тех, кто был участником и свидетелем утреннего происшествия, Герман продолжил.

— Об этой истории советую забыть. Я не могу судить действия Сергея, тем более он действовал с согласия остальных. Это война. Здесь все перемешалось, добро и зло. Иногда одно трудно отличить от другого. Но в защиту еще скажу, что этот журналист, сюда приехал не красотами любоваться, а убивать. И судя по увиденным мной фотографиям, он это делал с удовольствием. Так что туда ему и дорога. Главное только, чтобы черная ненависть не осталась в вашей душе навсегда. Что сделано, то сделано. Поэтому больше об этом не вспоминайте, кто попытается продолжить эту тему, выгоню отсюда. Зовите ребят, посидим еще немного. Не будем портить Марату праздник. Сергей, спой что-нибудь.

— Майор, а потом можно к нам в баню сходить, — предложил командир роты соседей.

— Хорошо, капитан. Сходим Саня, — уже с приятной улыбкой ответил Герман. Вдовин сходил и позвал ребят. Жук и Громов остались на НП. Сергей взял лежавшую на сколоченных нарах гитару.

— Я сейчас не буду петь про войну. Нет настроения. Когда то, еще в школе, мы восторгались Витей Цоем, Костей Кинчевым, Гариком Сукачевым. Тогда это были настоящие бунтари. Мы были наполнены желанием вместе с ними переделать весь мир, который казался нам несовершенным и серым. Переделали. Нами воспользовались не слишком честные политики. Воспользовались, а потом бросили в мясорубки межнациональных войн. Мы им стали не нужны больше. Но я не об этом. Я просто хочу напомнить всем, то время. Время наших надежд и мечтаний. Короче спою просто о любви. Одна из любимых моих песен.

В тишине прозвучал первый аккорд. Сергей запел «Напои меня водой» Неприкасаемых.

Он пел, а перед глазами стояло лицо Людмилы. Он пел о ней и для нее. Ему хотелось, чтобы слова и мелодия вырвались и тесного подземелья бункера и, пролетев тысячи километров, ворвались к ней в спальню. Он представил, как она, услышав песню, встала с кровати, подошла к раскрытому окну и долго смотрела сквозь черноту ночи.

Песня кончилась.

— Да Серега, поешь ты здорово! — восхищенно, нарушая молчание, сказал Герман.

Пора было заканчивать посиделки. Офицеры пошли на блокпост соседей, в баню.

Сергей и Вдовин пошли на НП. Следом поднялся Марат. В руках он держал Серегин подарок.

— Мужики, что там у вас сегодня произошло? Я у всех спрашиваю, ничего не говорят. Странные вы сегодня, — спросил он.

— Марат, потом расскажем обязательно. А пока, чем меньше знают, тем лучше. Не обижайся. Как тебе подарок? — в свою очередь задал вопрос Сергей.

— Это что-то! Вещь редкая и дорогая. Тебе не жалко ее дарить? — Марат глядел на книгу.

— Нет не жалко. Там все по-арабски. А ты знаешь язык?

— Знаю, мулла учил, когда то. Пошлю отцу. Пусть отнесет в мечеть. Это должно принадлежать всем, а не одному, — при этих словах Вдовин и Сергей переглянулись.

— А этот контрабас, мне сначала показался нормальным. Ну, там в лесу. Вроде все правильно своему летехе объяснил, — продолжил Вдовин.

— Мне тоже. Но теперь я понял. Он перевоевал. Уже не отличает своих от чужих. Помнишь, как он на Марата смотрел, когда спрашивал. Для него уже, раз мусульманин, значит враг, — Сергей достал сигареты и предложил остальным.

— Ладно, пойду, спрячу, — взмахнув книгой и отказавшись от сигареты, Марат пошел вниз. Вдовин и Сергей закурили.

— Серега, я вот что заметил. Ты вот сейчас про контрактника говорил. Мол, завоевался. А ты? Сегодня, когда ты мне фотки показал. Я по твоим глазам понял, что ты уже все решил. Ты просто хотел убедить нас в правильности своего решения. Я видел, как махал штыком Лапа, но это он только для понта. Убивать бы он не стал. А ты убил, причем, не напрягаясь, походя. И в прошлой командировке, когда в Чишках ты пристрелил одного. А в том же Верхнем Алкуне. Когда допрашивал хохла, сначала прострелил ему ноги, а потом прирезал как барана. Ты слишком много стал убивать, Серега. Раньше ты бы его сдал особистам. Что с тобой? — Вдовин смотрел в ночь, выпуская дым.

— А что мне их целовать мразей? Чем больше убью вот таких, которые за деньги сюда едут. Тем быстрее все кончится. Пока они здесь, война не прекратится.

— А чеченцы?

— Что чеченцы? — выбросив бычок, ответил Серега.

— Что с ними делать? Они же так просто не сложат оружие. Будут драться.

— Этих можно раздавить. Как это у Шолохова в «Тихом доне». Половину населения расстрелять, вторую половину привести в исполнение. Да не будут они долго сопротивляться, если давить, как следует. Если наши верха не будут нас продавать. Если дадут воевать в полную силу. Я уже убедился, русский солдат не победим. Мы всегда и везде выиграем самую трудную войну, но только если нас не будут предавать. Мы не стучим показушно себя в грудь, как это делают чеченцы. Я не говорю, что они плохие вояки, но они не воины. При одинаковом раскладе, они проиграют. Нападать из засады, резать головы, это да они могут, но вести настоящую войну нет. Даже вся эта их жестокость от отчаянья и бессилия. А мы тихим сапом, терпением, потом, кровью всегда вырвем победу. Вот только нам бы еще жить научиться. У себя дома порядок навести. И тогда во всех этих бараньих и мандариновых республиках тоже наступит тишь да гладь. Я уверен, что в этом случае нам даже воевать не придется, они сами приползут, как это уже было не раз, но тогда я бы подумал, брать или нет их обратно, — Серега отмахнулся от какого-то насекомого, назойливо пытавшегося сесть ему на лицо. Наступила пауза. Вдовин о чем- то напряженно думал. Почесал стриженый затылок и продолжил.

— Привести в исполнение. А какого черта, ты тогда возишься с чеченскими ребятишками?

Зачем якшаешься с Зелимханом и его старым папашей. Глазки его дочери строишь. На хрена интересуешься их обычаями и прочей мурой. Ты вот вспомнил «Тихий дон», а я так думаю, что ты сам, как Гришка Мелехов запутался. Не можешь определиться. Я вижу, какая каша в твоей сильно умной башке. Правильно говорят, чем больше ума, тем меньше порядка в голове, — Вдовин сочувственно посмотрел на товарища. Серега посмотрел на озадаченное лицо Алексея, который сумел почувствовать, какой бардак творится в мозгах друга. От этого стало весело, и Сергей рассмеялся.

— Вот дурак, точно дурак. Я ему о серьезном, а он ржать. Ладно, ну а в Победу нашу, ты веришь?

— В победу? — Сергей задумался, — а мы уже победили. Но и проиграли одновременно. Запомни Леха, через десяток лет, когда ты будешь по ночам скрипеть зубами, получая копеечную пенсию, здесь будет город сад. Причем, сейчас ты тратишь нервы и здоровье. Но скоро, из твоего кармана на восстановление всего разрушенного здесь, потянут бабки. Ты будешь платить за все сотворенное здесь. А те, кто все это начал, снова будут набивать себе кошельки. Я не верю не единому слову наших политиков, — посмотрел на Алексея Сергей.

— А кому ты веришь. И вообще, веришь ли, во что-нибудь? В Бога, в Аллаха или в Хале Кришну?

— Верю тебе Леха. Верю парням, что сейчас спят под нами. Верю еще нашему комбату. А вот всем, кто выше «Бати» не верю. Если им понадобится, они сунут нас в такое пекло, откуда мы уже не выберемся. А потом начнут восхвалять наш подвиг. Но за всем этим, будет страх за свою задницу, за свое теплое кресло. Да, хочешь, скажу секрет о Зелимхане и его дочери? Чтобы ты знал, его мать и бабка Зарины — русская. Только не болтай, об этом даже местные чехи не знают. — Сергей снова достал сигареты.

— Ни хрена себе! А ты откуда узнал?

Сергей не успел ответить. В этот момент со стороны леса по блокпосту начали стрелять. Ребята присели за бруствер, закурили. В амбразуру Сергей видел, как трассеры, пронзая ночь, летели прямо на него, лишь в последний момент было видно, что пули уходят в сторону.

— Кажется, Степанец был прав, — устанавливая ночной прицел на СВД, пробурчал Вдовин.

В последних числах марта подтвердилось, начальство приедет. Началась подготовка к встрече руководства. Всех заставили привести в порядок форму и оружие, подстричься, побрить бороды, отросшие за время командировки, заставить не смогли. Никто не захотел изменять традициям.

1 апреля начальство прибыло. Состоялось торжественное построение, всем раздали подарки, Лапа, наконец, получил медаль. Правда, не ту что хотел, поэтому обиделся. Хотел «За Отвагу», а дали «За укрепление боевого содружества». Он не мог понять, что он такое укреплял.

Выдали премиальные деньги. Немного, всего тысячу рублей, но в этих условиях это было богатством. 2 апреля начальство собиралось объехать блок посты.

Сергей подошел для разговора к ротному.

— Герман, есть разговор.

— Давай, поговорим — Герман был в хорошем настроении.

— Ни ездили бы Вы завтра на блоки. В городе неспокойно. Чехи на рынке, только и говорят, что к русским начальники приехали. Могут быть провокации. — Серега достал сигареты и зажигалку.

— Дай и мне. Не я решаю, Сергей, там звезды побольше. Им же надо сфотографироваться, пострелять, потом в Москве отчитаться, получить по ордену и еще одной звездочке. — Герман тоже закурил, — смотри, что мне дочка прислала.

Герман достал носовой платок, на нем были вышиты слова по-армянски.

— Любимому папочке. Возвращайся быстрее. Лола, — перевел он Сергею, — еще медвежонка плюшевого, и вытащил из кармана разгрузки игрушку.

— Сколько дочери?

— Десять. Приходи сегодня в штабной вагончик, там начштаба утром фазана подстрелил, вечером банкет. Ты же теперь тоже начальство, — ротный улыбнулся.

— Приду. С меня бутылка «Киндзмараули», осталась еще одна, — Сергей знал, что Герман, как кавказец любил хорошее вино, — только ты завтра одень бронежилет на всякий случай, прошу не как командира, как друга.

И они разошлись до вечера.

Утром начальство, загрузившись в видавший виды УАЗ буханку, поехало по блокам.

Серега и Вдова, свесив ноги, из распахнутых настежь задних дверей машины поехали в качестве охраны. Проезжая мимо рынка, Серега обратил внимание, что рынок не работает.

— Черт, плохая примета, — подумал Сергей, и в сердце закралась тревога. Он оглянулся в салон машины, Герман о чем-то беседовал с приехавшим подполковником Климовым. Герман был без бронежилета. Остальные тоже. Из-за тесноты в салоне, а может и для того, что бы все видели их звезды (понты везде понты) бронежилеты были оставлены в отряде.

Только Сергей и Вдова были в броне. Сергей начал тихо матерится.

— Ты что, молитву шепчешь? — улыбаясь спросил Вдова.

— Ага. Каску надень мудило! — раздражаясь, ответил Серега, и под недоуменным взглядом Вдовы, натянул «сферу» на голову. Пожав удивленно плечами, Вдова сделал тоже.

Побывав на одном блоке, поехали на следующий. Так объехали все. Оставалось только вернуться в отряд. Ничего не произошло. На сердце у Сергея, стало спокойнее.

Тронулись в обратный путь, через 10 минут машина подъезжала к мостику через арык, отсюда до отряда оставалось не более 10 минут езды.

— Серый, ты, что такой хмурый сегодня? — Вдовин грыз сухарь черного хлеба.

Перед мостиком УАЗик сбросил ход.

— Да лезло с утра в башку дерь… — Сергей не успел договорить, как почувствовал как дикая сила выбросила его как тряпку из машины. В полете увидел как от того же мощного удара кувыркался волчком Вдова. Сзади раздался грохот разрыва. Машина, потеряв управление полетела мимо мостика в арык. Все происходило как в замедленной съемке. Сергей на время оглох.

Вот и земля. От удара о землю слух вернулся. Стоял треск автоматов, в который вмешивалось одинокое буханье винтовки или карабина.

Сергей скатился с дороги в кювет, передернул затвор своего автомата и, заметив откуда ведут огонь по машине, нажал на спусковой крючок. Автомат выбросил первые пули.

Подлетел, немного ошалевший, Вдова, из его рта струйкой сочилась кровь.

— Ты что ранен? — продолжая стрелять, спросил Серега.

— Нет, зуб сухарем сломал когда падал, — Вдова сплюнул, и передернул затвор.

— Вдова у меня рожок кончается, как закончится, прикрой пока перезаряжусь.

— Угу.

Автомат выплюнул последний патрон. Вдова открыл огонь.

Серега перезарядил автомат и прополз по канаве несколько метров.

— Вдова, меняй позицию!

Достав радиостанцию начал передавать.

«Воронеж, Воронеж, это «Декабрист», у нас подрыв, квадрат 12, есть трехсотые. Ведем огневой бой с противником, требуется помощь» И продолжил стрелять.

Первым отозвался НП, находившийся на крыше бывшей ЖД диспетчерской.

«Декабрист», это «Крыша» Вас понял. «Воронеж» — на связь, наблюдаем облако взрыва в 12 квадрате, слышна частая автоматная стрельба. Идет бой. Как принял?»

«Декабрист», это «Воронеж» — Вас понял, высылаем «коробочку», «карандашей» и медика. Держитесь.

У Сереги отлегло от сердца, их услышали. Но что с теми, кто остался в машине?

В этот момент застрекотало со стороны УАЗика.

— Значит, не только мы живы. Есть еще кто-то, — Сергей оглянулся. Двое выбравшись из подбитой машины, вели огонь по зеленке, где засели духи. Кто — издалека не было видно. В этой ситуации, только один момент был хорошим. То, что машина скатилась носом в арык, и бандитам было видно лишь заднюю часть УАЗа. Иначе, пули просто изрешетили бы тех, кто еще не успел выбраться из тесного салона.

— Вдова прикрой, я пошел, — Серега, петляя и не переставая стрелять, побежал в зеленку, откуда летели пули. Нужно было отвлечь бандитов от поврежденной машины.

Лешка Вдовин был опытный боец, хороший стрелок. Мало того он был снайпером. Снайпером, не только потому, что умел метко стрелять, но и по психологии. Свое «весло», как называли снайперскую винтовку СВД, Лешка брал только на спецоперации, в остальное время он таскал АКС. Но и из автомата, он на дистанции в 100 метров, выбивал в пятирублевых монетах дырки.

Прикрывая огнем бегущего товарища, Вдова заметил, как шевельнулся кустарник, в сторону которого бежал Серега. Почуяв опасность для друга, Лешка прицелился, но бегущий Сергей мешал ему, он находился на линии огня, загораживая собой цель. Вдова принял решение, он вскочил в полный рост, несмотря на то, что пули бандитов поднимали пыль рядом с ним.

— Серый, пригнись! — заорал Вдова, и прямо поверх спины присевшего на бегу Сергея, дал длинную очередь по кустарнику. В ту же минуту почувствовал удар в предплечье.

Услышав крик Вдовы, Сергей пригнулся, настолько, насколько позволяло ему положение бегущего. И тут же почувствовал, как пули, выпущенные из автомата Вдовы, пробуравили воздух у него над головой.

— Если не духи, так этот подстрелит, — подумал Сергей, но в тот же момент увидел, как из кустарника прямо перед ним, вывалился мертвый боевик.

Сергей все понял: «Спасибо Лешка», и перепрыгнув через убитого, сам нырнул в кусты. И тут же, нос к носу, столкнулся еще с одним бородачом, в его руках был СКС, с примкнутым штыком. Увидев друг друга, Сергей и бандит одновременно выстрелили друг в друга. Пуля попала бородачу в голову, в ту же секунду Серегин автомат, кувыркаясь вылетел из рук. Быстро подобрав ствол, осмотрел. 7.62 мм пуля СКС попала в ствольную коробку Серегиного автомата и заклинила оружие.

— Черт! — Сергей подлетел к трупу бандита, и взял его карабин.

— Они что, резать нас хотели, потом. Даже штык примкнул.

А вокруг продолжали стрелять. Сергей посмотрел в сторону УАЗа, там уже стоял отрядный «Урал» из которого спрыгивали бойцы взвода. Показалась БМП, башня, которой начала, хищно, водить стволом пушки, выискивая цель.

Вдруг кусты снова затрещали, и на Серегу свалился еще один бандит. Целится не было времени, и Серега из-за всех сил ударил его штыком в грудную клетку. Раздался треск рвущейся человеческой плоти, штык с неприятным звуком скользнул по ребрам. Тело бандита резко осело и Сергей почувствовал как агония мертвого передалась на оружие.

Попытался вытащить штык из убитого, не получилось. Не рассчитав силу удара, Сергей пробил грудь противника, и карабин вошел в тело по самое цевье, а при попытке вытащить, прицельная мушка зацепилась за ребра, и оружие не выходило из трупа.

Серега стоял и тупо пытался вытянуть застрявшее оружие. За этим занятие его и застал подбежавший Вдова, следом появился Жук.

Стрельба начала стихать. Раздавались голоса бойцов прочесывавших местность.

— Ты чего херней маешься? — ровным спокойным голосом спросил Жук. И это вывело Сергея из ступора. Вдова, часто сплевывал кровь из разбитого зуба, и вертел башкой, разглядывая убитых.

— Да вот, нашло что-то. Затмение что ли. — Сергей, наконец выдернул оружие из тела, подобрал свой разбитый автомат и пошел к УАЗику.

За спиной снова раздалась частая стрельба. Сергей оглянулся, но соваться туда без оружия было глупо, он махнул рукой Вдовину и Жуку. Хотевший сорваться на выстрелы Вдова, тоже пошел к машине, тем более в рукаве горки уже хлюпало. Жук, взвалив на себя одного из убитых бандитов, пошел следом. Остальных двоих понесли подошедшие бойцы СОБР.

Еще издалека Сергей увидел суету, стоявшую возле подорванного УАЗа. Увидел, как кого-то грузили на подошедшую вместе с «Уралом» БМП СОБРа. Как она, выпустив облако густого черного выхлопа, рванулась в город. Следом на большой скорости уехали, невесть откуда взявшиеся, белые «жигули». В воздухе висел грозный мат «Бати».

Подойдя к месту подрыва, увидел Лешку Чумакова, который перевязывал раненого осколками в шею Гусарова Славку, сидевшего рядом с водителем УАЗа. Несмотря на рану, именно Гусаров был одним из двух бойцов, кто первым выбрался из машины, открыл огонь и отвлек на себя несколько бандитов, пока Сергей бежал к зеленке.

— У этого царапина, — ответил на вопросительный взгляд Сергея, Чумаков, и добавил, — У других хуже.

— Кто?!! — еле сдерживая крик, спросил Сергей, чувствуя нехорошее.

— Герман, Климов и еще водила, сам смотри! — Опустив взгляд, сказал медик, махнув рукой в сторону искалеченной машины.

Сергей оглянулся на УАЗ.

Упав на баранку, с раскроенным черепом сидел водитель Володька Петрухин. Все лобовое стекло было забрызгано кровью и мозгом.

Док, закончив бинтовать, продолжал: — Климову, осколок ударил в артерию на шее, но тот калач тертый умудрился зажать ее пальцем, и дотерпел до нашего приезда, видел, наверное «Жигули» — его повезла, в городскую больницу. Германа туда же увезли.

— Что с Германом?

— Очень тяжелый, осколок с кулак, насквозь, легкие вылетели. Надежды нет, Сережа, — почти прошептал Алексей.

В этот момент из молчавшей рации раздался голос взводного — Олега Степанца.

«Воронеж» — я «05», на связь.

«Воронеж» на связи: — ответил комбат.

«Воронеж» — «03»(позывной Германа) — груз 200.

Словно кто-то сжал сердце Сергея в клещи, такой боли он не испытывал, даже когда лежал в госпитале, после подрыва. Сев на землю, сдавил череп ладонями.

— Я же просил, надеть бронежилет, — только и смог выдохнуть он.

— Анненков, это что такое? — спросил подошедший комбат, увидев окровавленный СКС с остатками человечины, на плече у Сергея.

Не поняв суть вопроса, Сергей в недоумении поднял глаза.

За него ответил Вдова, подошедший к медику для перевязки.

— У него АКС заклинило. Вступил в рукопашку, вон двое валяются, — показывая на трупы бандитов, сказал Вдовин.

Сергей снова опустил голову, и смотрел невидящими глазами в землю.

«Батя» оценив его состояние, набросился на Вдову и Жука.

— Доложите о потерях. Их, — показывая на бандитов.

— И наших, — уже обращаясь к медику.

— Духов трое убитыми, — доложил Вдова.

— Четверо — сказал подошедший Смолянский, — Был еще один, раненый, не хотел сдаваться. Застрелился.

— Наших шестеро, два двухсотых — Асоян и Петрухин, один трехсотый тяжелый, — Климов, трое легкие — Гусаров, Степанец, Вдовин.

— Я только зуб сломал- перебил Вдова, решив, не распространятся о ранении в руку. Док, удивленно поднял брови, подумал и сказал;

— Значит пятеро. Плюс — все контужены. Особенно вот этот, — показал в сторону арыка Чумаков.

По арыку, собирая рассыпавшиеся деньги и какие-то бумаги, ползал один из приехавших с проверкой. Сильно заикаясь, он повторял одну и ту же фразу.

«Деньги 5000, пропали, посадят».

— Сколько было духов всего? — снова спросил «Батя».

— Человек 6–8. Кроме этих, четверых, остальные ушли. Там овражек в зеленке, они по нему к Сунже спустились, и на другой берег в лес. Преследование не проводили. Нас мало приехало, мало ли, что там за речкой, — ответил Смолянский.

— Все, по коням и на базу! — рубанул «Батя».

Сергей встал, подошел к исковерканному УАЗу. Заглянул внутрь. Салон был забрызган кровью, в луже которой валялся плюшевый медвежонок.

— Скорее возвращайся! Лола, — вспомнил с тоской Сергей.

Вытащив окровавленного медвежонка из машины, пошел к «Уралу»…

Забегая вперед, скажу. Майор милиции Асоян Герман Фаядович посмертно был награжден орденом «Мужества»

Друзьям за него пришлось обмывать Награду, за подвиг бессмертный. Развязывать водкой, скупые слова. Его наградили посмертно. От скорби, волною, по шкуре мороз На горло петлей наступает. Мы только сейчас, понимаем всерьез Как нам его не хватает!

Людмила сидела на диване, поджав под себя ноги. По телевизору показывали глупый мексиканский сериал, в котором главная героиня в течении полугода, не могла разобраться со своим блондином. Проблемы в отношениях героев были такими маленькими, но страсти разыгрываемые актерами кипели нешуточные.

Людмила, глядя на экран, думала о своем. Сегодня она окончательно поставила точку в отношениях с Андреем. Пробыв замужем за ним полтора года, сегодня они, наконец то оформили развод.

Замуж за Андрея, она вышла через полгода, после разрыва с Сергеем. Выходила по расчету. У Андрея была своя сеть дорогих бутиков, торгующих одеждой Миланских кутюрье. На свадьбу, молодой муж подарил супруге один из магазинов.

Внешне получилась здоровая успешная новорусская семья. Но уже через месяц Людмила поняла, что для Андрея, она просто очередная красивая игрушка. Даже свой «Бентли» он любил больше. И хотя ей завидовали большинство ее подруг, еще бы богатый красавец, спортивная фигура, роскошная шевелюра, для Людмилы жизнь замужем превратилась в золотую клетку.

Но самое противное, что Андрей был трусом. Он тратил кучу денег на спортзалы, занимался карате, ходил в бассейн, но запуганный бандитами в горячие 90-е, он так и не смог стать мужчиной. Он боялся каждого звонка в дверь, думая, что это либо бандиты, либо милиция. В каждом незнакомом человеке видел наемного убийцу. Все решил случай.

Как-то раз, зимним вечером, когда Андрей и Людмила возвращались с концерта, на них напал грабитель. Едва они вышли из машины, к ним подскочил какой то обкуренный молодчик и угрожая ножом потребовал банальные — жизнь или кошелек.

И ни то чтобы ножик был страшный, Людмила видела пострашней, да и молодчик был не крупных, ее муж был гораздо внушительней. Но на Андрея он произвел такое впечатление, что бросив Людмилу он убежал в подъезд.

Людмила с горечью посмотрела ему в след, и с чувством собственного достоинства и презрения отдала грабителю свои украшения, мобильник, дорогую итальянскую шубу и все деньги, что у нее были. Тот удивился, увидев ее реакцию, забрал у нее вещи и скрылся.

Через минуту появилась милиция, еще через две выскочил муж и с криками: «Дорогая я так волновался…» бросился к ней.

Она холодно взглянула на Андрея и ушла домой, сообщив милиции приметы грабителя. Бандита поймали через час, вещи вернули через месяц. А через два она подала на развод. И вот они развелись. Хорошо хоть не забеременела от этого труса: завершила свои раздумья Людмила. В этом она осталась верна Сергею. Однажды, она сказала ему, что родит только от него.

Раздался звонок в дверь. Сунув ноги в мягкие тапочки, Людмила пошла открывать дверь. На пороге стояла, лучшая подруга Танька, бывшая одноклассница, сокурсница, человек которому Людмила доверяла все свои сердечные тайны. По совместительству Танька была соседкой и….. женой Алексея Вдовина «Вдовы». Однажды Людмила и Татьяна купили четыре билета на «Юнону и Авось» Люда была с Сергеем, Танька одна. Тогда Сергей пригласил в качестве кавалера для Татьяны, Алексея. Алексей лежал вместе с Сергеем в госпитале в 95 году, там они подружились. Лешка жил в Тамбове и будучи проездом в Москве остановился и гостил у Сергея.

Вот так оставшись у Татьяны на одну ночь, Вдова остался у нее на всю жизнь. Сыграли свадьбу, Лешка устроился на службу в подразделение Сергея. Танька родила ему двух близнецов Гришку и Мишку, названых в честь Лешкиных предков. Деда — погибшего в Великую Отечественную и отца — погибшего в Афганистане. Теперь эти два четырехлетних бандита портили Таньке кровь, творя мелкие, но довольно трудоемкие в устранении, пакости. Внешне они были похожи на мать, характером на отца.

Когда-то стройная как соломинка, чертовски красивая Танька, после родов немного располнела, но не потеряла внешнего блеска. Мужики с вздохом оборачивались ей вслед. А кавказцы восхищенно щелкали языками.

Ее родители, как и родители Людмилы, были бывшими партийными работниками, в нынешние времена тоже не утратили хватки, и снова работали на партию. Только каждый на свою. И хотя идейно, они были далеки друг от друга, но в семейный бюджет это приносило приличные дивиденды. Мать Татьяны была против этого брака, считая, что ее дочь, девушка почти аристократической натуры, не пара Тамбовскому колхознику. Но Татьяна была иного мнения. У Татьяны был свой бизнес. Она была директором огромного спорткомплекса на западе Москвы. Лешку Татьяна любила без памяти. Алексей тоже не чаял души в своей жене. Почти как в сказке про….. «Красавицу и Чудовище».

Танька была заплаканной. В таком виде она была похожа на обычную русскую бабу, а не утонченную аристократку.

— Ты чего, в слезах? Пацаны опять начудили? — спросила Людмила.

— Нет, Лешка приехал.

— Да ну? А что тогда ревешь? Радуйся.

— У них ребята погибли, двое. Командир и водитель. Герман, а второго я не знаю. И Алексей раненый, в руку приехал, — хлюпая носом, сказала Татьяна.

— Бедная Марианна. — сказала Людмила, она знала Германа и его жену, скромную темноволосую стройную женщину.

— Лешка сказал, завтра похороны. Я зашла спросить, не посидишь завтра с пацанами?

— Хорошо, приводи с утра.

— А что ты одна сидишь? Пойдем к нам, спросишь про своего. — перестав плакать сказала Татьяна.

— Какого моего? — спросила Людмила, и тут же пожалела об этом. Обсуждать ее личную жизнь, был конек Татьяны. И та быстро просушив слезы, поспешила его оседлать.

— Такого. Узнать о Сергее уже не интересно? — Татьяна уже ехидно смотрела на Людмилу.

— Вот еще. Мы давно расстались. Даже не общаемся, когда он приезжает.

— Да. А кто мне недавно рассказывал, что только от одной мысли о Сереге, у нее начинает ныть внизу живота? — Танька уже совсем успокоилась. И тут же добавила очень серьезным тоном.

— Такие мужики как Серега, на дороге не валяются. Заруби это себе на носу, подруга. Так пойдешь к нам?

— Пошли — подруга. Не одной же тебе там реветь- вздохнула Людмила, и обняла Татьяну за плечи.

— А я и не одна реву. Там Сашка Евдокименко с женой. Вот мы вдвоем и ревем. А вот скажи Людка только честно — снова сподковыкой спросила Танька резко повернувшись к Людмиле, и схватив ее за руки; — Смотри мне в глаза. Если бы сейчас появился Серега и взял тебя за задницу. Ты как, наверное сразу на спину брыкнулась, и ноги раздвинула? Ага, я угадала? И не смотри на меня так…Раздвинула бы. Вот я сегодня раздвину. — и Танька отпустив Людмилу сладострастно потянулась. В эту секунду она была похожа на мартовскую кошку.

— Ну что ты там копаешься, пошли уже.

Людмила улыбнулась, Татьяна попала в самое яблочко.

В квартире Вдовиных стоял бедлам, и дикий шум, совсем не похожий на траурный вечер. Мишка и Гришка обрадованные возвращением отца, носились по квартире. Пацаны играли в войну. На одном из них, Мишке, висела отцовская портупея, на голове была одета косматая кавказская папаха, на поясе красовался рубчатый корпус настоящей, но не взрывоопасной гранаты. В руках была труба от использованного одноразового гранатомета «Муха», в которую идеально входили бутылки типа «чебурашка». Заметив как-то эту особенность, Сергей, любивший ребятишек, вмонтировал в трубу пружину. Теперь заряженный «чебурашкой» гранатомет, при нажатии на спуск, выбрасывал бутылку метров на пять. Второй вдовинский пацан, Гришка, натянув на голову, отцовский берет, обмотался пулеметными лентами со вставленными в них гильзами. Пластмассовый пулемет в его руках, непрерывно тарахтел. Не обращая внимания на вошедшую Людмилу и мать, пацаны упали в прихожей на животы и выставив вперед оружие, поползли в гостиную. Видимо именно в ней засел враг. Подобравшись ко входу в комнату, они притихли, пошептались и….

— Ложись — грозно закричал Мишка и сорвав с пояса кругляш гранаты, метнул его в темноту гостиной.

— Бздинь, блямс, Ду духхх- раздался звон бьющегося стекла и грохот — отлитая из меди антикварная статуэтка орла с распростертыми крыльями, весившая килограмм десять, свалилась с комода.

— Ура-а-а-!!!! — раздался детский победный клич.

— Господи-и-и-!!!! За что такое наказанье?!!! — раздался вопль матери.

Людмила засмеялась.

— Везет тебе Танька, вон у тебя сколько мужиков, а тут ни одного.

— Когда сама родишь, посмотрю я, как ты будешь радоваться такому везенью- сказала Татьяна показывая, на обломки взятой штурмом гостиной.

— Эй, войско, марш на кухню, я сейчас убирать буду, то что вы взорвали — грозно, но с теплотой сказала Татьяна.

Пацаны с победным улюлюканьем помчались на кухню.

— Проходи, Людка, я сейчас.

Людмила пошла на кухню.

— Что самое обидное Саня, так этого толстого штабиста даже не поцарапало, Германа на повал, а в такую мишень, огромную, ну ни одного осколка. Нет Сань, я не говорю, что лучше бы этого толстяка, нет. Но мне не понятно, если есть на свете Бог, куда он смотрит? Где справедливость? — из кухни доносился пьяный голос Алексея.

— Да, повезло этому, толстяку, хорошо за него кто то молился, — раздался голос Александра.

— А-а, привет, соседка! — Алексей увидел Людмилу.

— Ну, здравствуй Леша! — ответила она оглядывая кухню.

Посреди просторной кухни стоял стол, на столе початая бутылка водки, лежала закуска.

За столом сидели Алексей с забинтованной рукой и лучший друг Сергея Александр Евдокименко с женой Катей. Лицо Катерины, было заплаканным.

Вошла Татьяна, неся разбитый фарфоровый поднос.

— Вот видел, что твои орлы разбили. Мать приедет, опять мне достанется. Людка, что стоишь? Садись.

Орлы притихли, у отца на коленях.

— Татьяна уже сказала тебе?:- спросил Алексей. Людмила кивнула.

— Тогда садись, выпей, за упокой души, — и Алексей придвинул ей стопку. Затем разлил. Мужчины поднялись, и, не чокаясь, вылили в рот водку. Постояли… — земля пухом, — и сели.

— У Сереги, нормально все. Здоров. Прекрасно себя чувствует. Скучает по тебе.

— Это он тебе сам сказал?

— Нет, но я не слепой. Сам все вижу. Фотка твоя у него вот здесь- и Лешка похлопал себя по груди.

— А ты как, Саша, поправился? — спросила Людмила.

Александр был тяжело ранен в Карамахах, в предыдущей командировке. Две пули попали в грудь. Поэтому в эту командировку его не послали. Сашка был на три года старше Сергея. Он был высок, широкоплеч и жилист. Обладал большой физической силой, и еще большим обаянием. Бабы его любили. Непонятно, почему он выбрал Катерину, невысокую полненькую и своенравную женщину.

Срочную службу Александр служил в Африке, в Анголе. В подразделении Внешней разведки. В память об этом у него оставался шрам на шее, кубинская военная форма в которой он нес службу и настоящий живой шимпанзе — БОБ, привезенный в качестве трофея. Боб любил курить, солдаты сдуру его научили, и носил тельняшку, которую с него трудно было снять без боя. Боялся Боб только тапочка, и стрельбы.

— Да, в следующий раз уже с ними поеду- кивнув на Алексея, ответил Александр.

При этих словах Катерина, снова разревелась. Татьяна тоже, начала шмыгать носом.

Ничего не понимающие, Гришка и Мишка с удивлением посмотрели на мать.

— Эх бабы, бабы. — выдохнул Алексей и снова потянулся за бутылкой. Неловко облокотился на раненую руку, поморщился от боли.

Пацаны понимающе вскинули глаза на отца.

— Папка, больно? — спросил Мишка.

— Хочешь мы слезим с тебя, — сказал Гришка.

— Нет пацаны, это не больно. Больно здесь — и Алексей вновь стукнул себя кулаком в грудь. Мальчишки, недоуменно переглянулись.

Так скорбя просидели три часа. Лешка рассказывал про ребят, про Сергея. Людмила слушала. Ребятишки уснули на коленях у отца.

Татьяна перенесла их в детскую.

Там стоя у кроваток и смотря на сопящих маленьких вояк. Танька и Людмила неожиданно, просто, по-бабьи, разрыдались. Так и сидели обнявшись и обильно поливая слезами плечи друг друга. Разошлись за полночь.

На следующий день торжественно похоронили Германа и Володьку. Пробыв дома неделю полную любви и семейного счастья, Алексей, не взирая на еще не до конца зажившую рану, улетел обратно. Перед отлетом Лешка утешал ревевшую в голос Татьяну.

— Ну что ты ревешь, осталось то две недели, я только туда и обратно. Примета такая, улетали все вместе и вернутся тоже, все вместе должны. Не реви. Я люблю тебя Танюша. Но надо, — там ребята, это мой долг. Прости родная…

Татьяна на эти слова улыбалась сквозь слезы и еще не знала, что через две недели она оправдает свою новую фамилию — Вдовина.

Прости, что я не добежал, до вражеского дзота. За сто шагов в прицел попал, чужого пулемета. Прости за то, что в том бою не думал о тебе. В чужой стране, в чужом краю — на выжженной земле

Прости родная……………

* * *

Была суббота. К Людмиле приехал отец, проведать и утешить. Думая, что она переживает из-за развода, заготовил слова сочувствия. Но увидел, что Людмила, ни сколько не расстроена неприятностью. Угощая Олега Михайловича, она порхала по кухне.

— Мой генерал, мой генерал. Просто солдат, просто устал… — Людмила весело напевала одну и ту же фразу. В день отъезда Вдовина, она, наконец, решилась и написала Сергею письмо. Лешка забрал письмо с понимающей улыбкой, пробормотав: «И когда Вы только разберетесь между собой».

Через два дня, сидя в офисе на совещании обсуждала с подчиненными план развития компании на следующий квартал.

В селекторе раздался голос секретарши; «Людмила Олеговна, тут Вам один мужчина пятый раз звонит. Я сказала, что вы заняты, но он не понимает. Требует Вас. Что ему передать?».

Как он представился?

— Сергей. Вот он опять кстати.

Людмила вскочила и ничего, не объясняя собравшимся, побежала в секретариат. Главный экономист компании осекся на половине фразы. Все недоуменно переглянулись.

— Дура! — сказала Людмила секретарше — если человек говорит, что срочно, надо сразу сообщать.

— Людмила Олеговна, но Вы, но я… — начала лепетать секретарша Светочка.

— Молчи лучше, молчи! — еле сдерживая волнения, перебила ее Людмила. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она взяла трубку.

— Да, Сережа! — удары сердца участились.

— Барышня, Вы еще хотите родить ребенка? — раздался в трубке знакомый голос.

— Да!!! Да, Сережка!! Да, любимый!! От тебя — Да!!!! — срываясь на крик, смеясь и плача одновременно, прыгая от счастья. ответила Людмила. Светочка стояла открыв рот. Таким своего шефа она еще не видела.

Вечером Людмила пришла к Татьяне. Уложив пацанов спать, они сели в гостиной.

— Ну, рассказывай. Ведь ты не просто на меня пришла посмотреть — сказала Татьяна.

— Сережка звонил- и она рассказала о утреннем разговоре с Сергеем.

— Значит ты, как молодая коза, скакала по офису и орала от радости? Ну ты и дура, Людка, — хохотала Татьяна.

— Прикинь какая морда была у этой Светочки! Ой, у нее язык как помело, раззвонила наверно всем. Блин. Неудобно ка-а-ак. А-а-а, плевать. — Людмила тоже от души смеялась сама над собой.

— Точно. А что начальник не баба, что ли? Тем более, не каждый день тебя за муж зовут! — констатировала Татьяна.

— Что Серега тебе говорил?

Людмила начала жеманно заламывать руки.

— Ну-у-у, говорил что любит, что соскучился, ну что ты этих мужиков не знаешь. Про войну они молодцы говорить, а вот про любовь, ни черта из них не вытянешь!

— А про это, что говорил?

— Про какое — это!? — Людмила сделала вид, что не поняла.

— Ну что, ты, правда, дура или прикидываешься? Ну, про это! — и Танька всем телом начала прижиматься к Людмиле, пытаясь донести до нее смысл.

— Сейчас я тебе, прямо и расскажу! Говорил, конечно. Но это не для твоих ушей, да и язык у тебя Танька, длинный — весело ответила Людмила, густо покраснев:- Я его, и без разговоров про это, очень люблю. Как вспомню дни, когда были вместе, какой он нежный, ласковый, все тело ноет.

— Да-а-а?!!! А сейчас? А ну дай потрогаю?!! Сейчас проверю!!! — и Танька полезла к Людмиле под юбку.

— Блин! Танька вот ты, точно — дура! — смеясь, отбрыкивалась от подруги Людмила:

— Ну, хватит! Тихо! Ржем как кобылы, детей разбудим — женщины хохоча, продолжали шпынять и щекотать друг друга.

Сейчас они были похожи на глупых восьмиклассниц, а не на взрослых и успешных женщин — руководителей.

Насмеявшись, женщины немного успокоились.

— Людка, хочешь посмотреть видео с Сергеем, Лешкой и остальными ребятами?

— Давай — ответила Людмила.

— Тут Алексей кассету оставил, вот только видак найду, давно пора на диск переписать. Руки ни доходят — начав рыться в шкафу, говорила Татьяна; — все нашла.

Татьяна извлекла из шкафа видавший виды кассетный видеомагнитофон, сдула пыль.

— Вот ретро, какое, сейчас такие уже редко встретишь.

Кое-как подключили к телевизору, этот процесс вызвал еще один повод обсудить проблему того, что мужик в доме необходим.

Татьяна вставила кассету, нажала кнопку на магнитофоне. На кассете были сняты боевые будни отряда. На документальной съемке война была совсем не похожа на ту, что показывают в кинотеатрах. Никакого пафоса и динамики. Даже увиденный бой, за какое то село, не произвел на Людмилу впечатление. Лежат парни на дороге, прямо в грязи, снимающий находится за углом дома, один из бойцов присевший рядом со стеной, спокойно пьет пиво из бутылки. Слышны хлопки выстрелов. Бойцы дают очередь из пулемета. Совсем не страшно, и только приглядевшись можно увидеть, что рядом с пулеметчиком плюхаются пули, поднимая фонтанчики.

И вот уже видно результат, кого-то, громко матерясь, несут на носилках. Еще подносят одного, человек с красным крестом на сумке, осматривает его, потом машет рукой, слышно слово — «двухсотый» Мертвому закрывают глаза и связывают бинтом руки. Уносят. Вот такая скучная война. Но вот грязи, крови и трупов было много. Развалины Грозного, сгоревшая техника на улицах, и трупы, трупы, трупы. Разорванные на куски, объеденные собаками и крысами, исклеванные птицами. Сгоревшие тела были обуглены до такой степени, что вряд ли их можно было опознать. Дети, играющие в развалинах. Понуро бредущие куда-то женщины, похожие не на людей, а на тени. Вот это, уже было страшно. И если бы ни цветная пленка, то можно было подумать, что это кинохроника времен Великой Отечественной.

В кадрах часто мелькали Сережка и Алексей. То стреляют, то бегают. Играют на гитаре, поют песни, пьют водку и снова стреляют.

Сильно запомнился момент, когда Сергей тащит за шкирку пленного боевика. Крупным планом видно лицо Сергея — он страшен. Глаза похожи на глаза ротвейлера перед броском. Потом камера, съезжает на пленного, видно, что он в ужасе, его колени мелко трясутся, в глазах виден животный страх.

Мужики в бане. На полке, сидят, прикрываясь вениками, Сергей и Вдова и смеясь матерят снимающего. Много пара, камера запотевает и съемка прекращается.

Заканчивалась кассета вручением Сергею и Алексею боевых наград. Парни в парадной форме, на груди — иконостасы.

Кассета кончилась. Девчонки вздохнули.

— Ну что спать? Поздно уже, — сказала Людмила. Попрощавшись, ушла домой.

И вот оставались считанные дни до его приезда.

— Что то ты веселая Людмила, — сказал отец накалывая на вилку жареную картошку.

— Просто хорошее настроение, папа.

— Не иначе новый мужик у тебя появился- предположил Олег Михайлович, и с некоторой досадой продолжил: — я ехал ее утешать. Думал дочь с ума от горя сходит, а она через неделю после развода, заводит себе нового мужика.

— Не нового, папка, не нового, — загадочно проговорила дочь, улыбаясь отцу. Олег Михайлович застыл с поднятой вилкой.

— Не нового?

Людмила, виляя всем телом, держа руки за спиной, с улыбкой подошла к отцу и сзади обняла его за шею.

— Не нового. И не старого. Не первого и не последнего. А единственного и любимого!! — Людмила засмеялась, и села к отцу на колени. Олег Михайлович увидел в ее глазах, пляшущих чертят. Рассмеявшись, он поцеловал ее в нос.

— Ты сейчас похожа на ту маленькую девчонку, которую я, когда то, водил в детский сад.

— А я сейчас и есть девчонка. Папка, сейчас, я кое-что тебе скажу!!. Я…… выхожу……за……муж! — раздельно произнеся каждое слово, сказала Людмила, и встала с колен отца.

— Вот это новость! Не успела от одного уйти, так сразу за второго. У тебя с головой не того? Все в порядке? И кто этот несчастный человек? — со смехом, чуть не подавившись, спросил отец.

— Ты его знаешь, — снова с чертями в глазах ответила дочь. Олег Михайлович, задумался: «Сюрприз — з-з! Кто же это? Не новый, я его знаю. Кто же это может быть?» И тут он вспомнил. Существовал только один мужчина, слыша имя которого, Людмила бледнела и краснела, плакала и радовалась. Один мужчина, которого она любила — всегда.

— Сергей?!!! — еще не веря собственной догадке, спрашивая, или просто констатируя факт сказал он.

— Какой же ты проницательный, папка, — весело проговорила дочь.

— Опять двадцать пять, — тяжело вздохнув, сказал отец. Он знал историю их взаимоотношений. Сложную и запутанную. И задумался. Сергей нравился ему. Своей прямотой, честностью. Человек слова и дела. Одним словом мужик. Он напоминал Олегу его младшего брата Петра, прошедшего Афган, который не смог приспособится к мирной жизни, ходил в атаки во сне. Петр не смог найти себя и в новой России. И как-то спросил у Олега, когда тот ударился в политику: «Олег, зачем ты полез в это дерьмо?». Петр застрелился 1 января 1995 года, после того как посмотрел новости о штурме Грозного. В предсмертной записке он написал; «…Олег, и самое чудовищное то, что, бросив этих пацанов в бойню, вы позволяете всяким скотам, обливать их грязью с экранов телевизора. Вас ничему не научил Афган. Вся ваша политическая шайка, сборище убийц, воров и трусов. Да трусов, солдаты умирают за ваши интересы, а вы даже не можете заткнуть глотки всякой твари, в их защиту. Позор вам!..» Ну, Серега, зацепил ты Людмилу, значит, ты достоин того, чтобы она тебя любила! — завершил он свои размышления.

— Черт с Вами, живите. Совет Вам да любовь! Но смотри Людка, вспомни дядю Петю, вот что тебя ждет, и много будет зависеть от тебя. И еще, этот человек не изменится никогда. Не пытайся его переделать. Люби такого, какой есть. Плакать тебе придется часто, но терпи. Терпи дочь, Как твоя бабка терпела деда, моего отца. Ладно, подавай чай, я пойду, отдохну в гостиной. Мне еще о подарке для Вас подумать нужно. — Людмила подошла и нежно поцеловала отца.

— Спасибо папа.

Прошел час. Олег Михайлович дремал в кресле. Людмила убиралась на кухне. Задребезжал звонок телефона. Очнувшись от дремы, Олег Михайлович снял трубку:

— Ковалев у телефона. Слушаю Вас. — Людмила, это тебя, какой-то Александр Евдокименко — и отец удивленно посмотрел на дочь.

Людмила удивилась, раньше Сашка ей никогда не звонил.

— Да Саша, слушаю, — В трубке раздался тревожный голос Александра. Всегда умевший красиво говорить и правильно строить фразы сейчас он, что-то невнятно и не разделяя фразы на предложения, говорил.

— Люда. я тут на дежурстве телефонограмма из Грозного штаб группировки информирует это ну вообще как сказать блокировали банду прорыв вступили в бой большие потери пацаны подготовь Татьяну Вдова, Марат Саитов, Гусь ну Гусаров….

Людмила насторожилась, а Александр продолжал называть имена и фамилии.

— …..Смирнов Игорь…

Ужасная мысль появилась в ее голове.

— …….Зайцев Славка, Владимир Иванов……

Мелькнула догадка, самое страшное для нее, Сашка оставил на потом. Ее начало трясти. Автоматически начала считать про себя, как слышала новое имя. Восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать… И вот оно!.. — ….и Сергей По……- она нажала клавишу сброса, дальше слушать она не хотела.

— …гибли, — произнесла она вслух и уронила трубку. Олег Михайлович смотрел на дочь и видел, как ее лицо посерело и трубка выпала из ее рук, а она продолжала говорить по слогам одно и тоже слово.

— По….гибли, по-гибли, по-гибли.

Олег встал, дочь шла к нему. Подойдя вплотную, она произнесла.

— Погибли. Все!

И упала в обморок. На руки ничего не понявшему отцу.

В палатке стояла духота. День был жаркий. На улице раздавался стук молотков и визжание пилы — строили летний душ. Колкий на язык Громов окрестил его — спа «Три капитана», так как в роли строителей выступали три офицера в звании капитана. С еще не построенным душем уже приключилась забавная история. Начали его строить с большого похмелья, вызванного поминками погибших Германа и Володьки. Капитан Анатолий Иванович Бугинов, или Литр Стаканыч — как звали его в отряде, с пьяных глаз заколачивая в доски гвозди, молотком отбил все пальцы на руке, кроме одного. Похожие на вареные сардельки пальцы, доктор намазал зеленкой и забинтовал.

В один из дней Бугинов, возглавляя стройку, продолжал стучать молотком. Приехавшая следственная комиссия, расследующая дело о теракте приведшем к гибели сотрудников отряда, прохаживалась по расположению. Увидев стройку, и слегка нетрезвого Литра Стаканыча, один из больших чинов обращаясь к «Бате» спросил: «Это что?»

— Душ строим, лето на носу. Жарко, — ответил «Батя».

— Вижу, что душ. Я про другое. Это что? — и ткнул пальцем на Бугинова.

— Это!? — плотник, — недоуменно ответил комбат.

В этот момент Литр Стаканыч врезал со всего маху по последнему здоровому пальцу.

— Твою мать!!! Падла! — заорал он на все расположение.

— А теперь вижу, — точно плотник — сказал высокий чин, и удалился.

Все кто видели эту сцену, схватились за животы, и минут десять по лагерю стоял приступ дикого хохота.

Не смеялся только Литр Стаканыч.

— Что смешного, жеребцы? Больно ведь. Да ты сам попробуй по пальцу то… — возмущался он.

Подскочил, проводивший комиссию «Батя».

— Бугинов! Я тебя……., а — а-а-а!..…. - увидев искреннее непонимание ситуации в глазах Стаканыча, махнул рукой и удалился.

— Ты видал, «Батя», впервые без матюков!????…… - бойцы отряда разинули рты.

Да такое случилось впервые.

Лежа в палатке на кровати, Сергей держал в руках гитару и проникновенно пел песню из кинофильма «Двенадцать стульев».

Почему-то эта песня, здесь на войне, стала своеобразным гимном отряда.

«Где среди пампасов, бегают бизоны, И над баобабами, закаты словно кровь! Жил пират угрюмый, в дебрях Амазонки, Жил пират не верящий в любовь.»….

Лапа, Лисин, Гусаров и Головачев играли в карты.

— Девятка Пик!

— Дама треф.

— А я вот так.

Лапа и Головачев проигрывали. Выигрывая, Лис и Гусь подпевали Сереге:

«Но однажды утром, после канонады, После страшной битвы возвращался он домой. Знойная фигурка цвета шоколада, Помахала с берега рукой! Там где любовь, Там где любовь, там где любовь!!!!! Там всегда проливается кровь!..»

— А это тебе на погоны- Сказал Лис и вручил Лапе четыре шестерки.

— Голова, тут и тебе хватит. Эх, Вдовы нет, а то бы мы Вам показали! — сказал Лапа и встал из-за стола.

— Может еще партейку? — предложил Лис.

— Да ну надоело. Серый, а ну дай жару! — подсаживаясь к Сереге, сказал Димон. И они допели последний куплет.

«…Выстрелил в себя он! Чтоб навек умолкла! Птичка! На ветвях его души!!!!»

— Знойная фигурка…… я бы сейчас помял бы, какую нибудь знойную фигурку! — вздохнул Лапа, и посмотрел на плакат с полуобнаженной Алсу.

— Везет Вдове, он сейчас там со своей Танюхой, такое вытворяет — и высунув язык в сторону плаката изобразил, что по его мнению вытворял в данную минуту Вдова.

Все заржали. В эту минуту в палатку зашел хмурый Громов.

— Да везет ему, а тут либо Дунька Кулакова, либо завязать на узелок — сказал, пряча колоду Лисин.

Громов, уловив тему, немного повеселел и серьезно спросил.

— Слышь, Лис, а ты с кошкой не пробовал? Мы на «копеечке» всегда Мурку дерем.

— Нет, а как это? — не уловив подвоха поинтересовался Лисин.

— Как, как всему тебя Хорек учить надо. Ловим Мурку, берем валенок. Сажаем Мурку в валенок головой внутрь, отводим хвостик, и… — Андрей сделал многозначительное движение нижней половиной тела.

— А валенок на хрена? — так и не поняв прикола, продолжал спрашивать Лисин.

— А чтобы не царапалась, — ответил Андрей и, не выдержав, улыбнулся.

— Гром, я думал ты серьезно — обидевшись, сказал Лисин.

Палатка содрогнулась от хохота.

— Га-га-га. Андрюха напиши ему инструкцию!

— Хорек, повелся, Гы-гы гы!

— Да пошли Вы! Придурки — сказал Лисин, и сам начал смеяться.

— Га-га-га!!! Хо-хо-хо! Гы — гы-гы!! — еще несколько минут в палатке стоял смех.

Когда перестали смеяться, и успокоились, Громов подошел к Сергею.

— Серега, поможешь сегодня сортир убрать?

— Пошли, прямо сейчас, а то я вечером хотел в оружейке разобраться.

Чем-то, рассердив «Батю», Андрюха Громов получил от него три наряда на чистку туалета.

Все бы ничего, но Андрей был чрезвычайно брезглив. Вернее стал таковым, здесь в Чечне. Он не падал в обмороки в бою, при виде крови, мог съесть колбасу, разрезая ее штыком, которым только, что зарезал бандита, просто вытерев его об штаны.

Но уборка туалета и чистка собственных зубов (вообще непонятная странность) вызывали у него приступы рвоты.

«Батя», это знал, и поэтому влепил ему такое наказание. Причем вечером, обязательно, устраивал проверку, не выполнить его приказ, было равносильно самоубийству. Но ведь есть друзья, с которыми не только в разведку, но и на чистку сортира пойти можно.

— Парни я с вами, — подскочил Лапа.

— Пошли, быстрее будет, — согласился Сергей.

Всем хорош русский мужик, и в работе, и в бою, и в любви, и в пьянке. Но не в туалете. Попадая из автоматов в пятаки, в дыру туалета — ну никак не попадали!

— Вот сука снайпера, — матерился Лапа, работая лопатой.

Туалет на войне, почти святое место. Каждый раз, переезжая на новое место дислокации, первым делом строили туалет.

За чистотой отхожего места всегда следили тщательно. В этих нечеловеческих условиях, при плохой гигиене, легко можно было поймать любую заразу. Вплоть до брюшного тифа и бубонной чумы. Поэтому, от таких грязных работ никогда, никто не отлынивал.

Ни сержантский, ни офицерский состав. Также с отхожим местом, было связано немало смешных историй.

Как-то раз поехал с отрядом один офицер, не очень приятный в общении, очень заносчивый. Ехал он в первый раз, а понтов было много. Строил он из себя этакого «Техаского рейнджера». Пытался учить воевать и без того опытных бойцов. Симпатии он не вызывал. Постоянно ссорился с ребятами. Пытался всех построить, и всячески давил звездами младших по званию. Даже «Батя» через месяц понял, что этому человеку не место в отряде. Но как его было убрать. Помог случай.

Этот «Человек война», никогда не расставался со своим «стечкиным», носил его в открытой кобуре, без застежки и предохранительного шнура. Его много раз предупреждали, что так, оружие можно потерять, но «Человек война» на эти предупреждения ни реагировал.

И вот однажды, съев что-то не то, помчался в туалет, лихорадочно стянув штаны сел над дырой. И вдруг услышал глухой всплеск.

— Бульк!!!! — и «сия пучина» поглотила его пистолет. А надо сказать, туалет был капитальный, яма была метра два в глубину.

Такая неприятность, сразу перебила его желание. Еще бы, потерять оружие, это серьезно, статьей пахнет. Впрочем, пахло пока не статьей, но тоже неприятно.

Нужно доставать. На панические крики о помощи, собрались все свободные от службы. Попытки подцепить ствол крючком и магнитом, не увенчались успехом. Оставался только один способ — спустится, как Жак Ив Кусто, с аквалангом в глубину отхожего места.

Но нужно для начала найти аквалангиста. Самому, при наличии звезд на погонах, как-то нет желания нырять в неведомые глубины.

Попытки найти добровольца успехом не увенчались. Попытки приказать кому-нибудь, вызвали глухое недовольство бойцов.

Все решил пришедший «Батя».

— Ты уронил, оружие твое, ты и лезь, и чтоб через двадцать минут представил мне оружие к осмотру. Чистым и без запаха, — под дружный хохот собравшихся приказал комбат.

Снаряжение новоявленного аквалангиста состояло из общевойскового защитного костюма Л -1(костюм химзащиты) и противогаза со скрученными шлагами, длина которых составила четыре метра. Пока аквалангист бродил по дну, неисследованного наукой моря и делал великие открытия, Громов, Серега и Лаппо, посовещались и куда то пропали. Оружие достали, причем было обнаружено еще два пистолета и штук пять гранат.

Вечером, под хохот личного состава, «исследователя» посвятили в — почетные дерьмолазы Отчизны, с вручением найденной, в развалинах — ночной вазы. На следующий день, этого офицера уже не было в отряде. А через неделю — в органах внутренних дел.

Громов, Лаппо и Сергей заканчивали убирать туалет. За этим занятием и застал их приехавший Вдовин.

— Здорово золотушники!!! — радостно заорал Алексей.

— Это же Вдова! Ей богу Вдова! — и Лапа полез обниматься.

— Постойте Вы гражданин целоваться! Сначала в баню сходи! — перефразировав Печкина сказал Алексей, отталкивая от себя Дмитрия.

— Ты откуда? Мы тут думали он у Таньки под боком.

— А меня Танька и послала, езжай, говорит, а то они без тебя, ну никак. А мне, говорит, страсть, как хочется увидеть их, до боли родные рожи.

— Ну Вдова, мужик! Водки привез?

— Привез, и водки, и папиросов, вот бабы не поехали. Хотел на вокзале одну уговорить. Она сказала, что сможет 150 человек ублажить. Да как узнала, что вы без секаса три месяца, нет говорит не поеду, а то разорвет меня, от избытка жидкости, — прикалывался Вдова.

— Ладно, пошли мыться и потом в палатку. Марат, баня еще теплая после тебя? — окрикнул Сергей проходящего из бани Марата Саитова.

— Горячая. Здорово Вдова!

— Здорово Маратка!

Пока Вдова раскланивался с остальными. Сергей с ребятами наскоро помылись в бане. Нужно было заняться оружием. Из оружейки принесли, два станковых крупнокалиберных пулемета «Утес», АГС, два РПГ 7 в. Сняли со станины спаренной зенитки, два КПВТ.

Разогнав из-за стола картежников, приступили к чистке оружия. Почистив общий арсенал, каждый взялся за личный. Пришел «Батя» послушать московские новости от приехавшего Вдовина.

Вдова, гоняя шомпол по стволу СВД, рассказывал, как похоронили Германа и Володьку. Во время рассказа, бойцы сосредоточено и молча работали. О смерти товарищей старались не вспоминать, Лешка своим рассказом разбередил души.

— Эх, житуха наша, собачья!! Когда все это закончится?! — сказал Сергей, ставя свой новый автомат в пирамиду. Вытерев руки ветошью, взял гитару, настроил и запел песню — слышанную когда-то, от раненого офицера морской пехоты, лежавшего с ним в госпитале.

Песня отражала его личное отношение к этой бойне, продолжавшейся уже несколько лет.

«Когда страна вдруг заблудилась в своих бедах, Когда судьба распорядилась слишком резко. Вдруг два народа не смогли найти ответа. И зазвучали имена их зло и веско. Когда страна, вдруг словно скорчилась от боли Когда вождей ушедших — всех мы развенчали. Вдруг над страной, повис горячий запах крови! И на проспектах жарких, танки зарычали. Щиты и камни, стон и крики, боль и совесть. Все утонуло, в автоматном диком вое. Зачем же пишут, эту подленькую повесть? Где слышен крик души почти, что в каждом слове. Когда принес беду январский колкий ветер, Когда в глазах убитых — небеса смеялись! Вопрос: «Зачем?!» — сгорел в возвышенном ответе. И в кумаче призывов мысли потерялись. Весь этот мир стал против нас! Он страхом стал, в мерцанье глаз. Разлив пожара, яркий свет. Он стал молчанием газет. Он разделил, где враг, где друг. И автомат не слазит с рук, В родной стране, где вольно дышит — человек! Нам говорили — убирайтесь псовьи дети! И умоляли — оставайтесь, помогите! Глоток из фляги, перестрелки на рассвете. Зачем все это Вам и нам, прошу, скажите? Ряды редеют в тщетных поисках ответа. И в силу кормчего слабеет наша вера. Но не спасет нас даже сталь бронежилета. От ярлыка убийц и подлых изуверов. Ну кто поможет, нам понять? Зачем должны мы убивать? И кто к ответу призовет? Всех тех, кто нам сказал — вперед! Вот им бы всем здесь побывать, Чтоб мог им все в глаза сказать. Единый с армией и партией, народ! Мы постареем, автоматы переплавят. В тенистых парках наши гильзы заржавеют. Но боль и стыд нас в этой жизни не оставят. И ветер памяти позора не развеет. Пусть совесть ест, всех тех, кто нас послал на это! Пусть в голове у них, умишко зародится! Нет, все же правильно вращается планета! Но нам с тобой, мой друг, уже не изменится. Мы повидали, брат, года. Когда к нам в дом — пришла беда. Когда искали столько лет, Чего давно в помине нет! Нас приучили быть толпой, Идущей по тропе крутой. К величью, наших, дутых, маленьких Побед!»

Когда стих последний аккорд. Сергей, глядя на потолок палатки, неизвестно кому, задумчиво сказал.

— Когда закончился Афган, я и мои школьные друзья ужасно переживали. Думали, что вот не успели. Для нас солдаты афганцы — были небожителями, настоящими героями и настоящими мужчинами. Мы очень хотели, после школы попасть в Афганистан. Дети своего времени, воспитанные на принципах интернационализма, веры в человека, мы думали — это последняя война в истории нашего народа и мы на нее не успели.

Успели. Но никто из нас, никогда не думал, что воевать мы будем в собственной стране. И вот я здесь, по эту сторону, а мой школьный товарищ Аслан — по ту. А лучшего друга Володьку, украинца, товарища по детским играм, которому в детских драках закрывал спину, я убил в августе 1996 г. Он был боец УНА УНСО, и приехал сюда — убивать нас. Я так и не понял — зачем он это сделал? — с горечью закончил Сергей…

Стоял жаркий Август 1996 года. Уже в который раз наши войска штурмовали Грозный, выбивая из него боевиков.

Пулеметчик боевиков недавал перебежать улицу. Засев на третьем этаже высотки, он поливал очередями, перебегающих улицу солдат.

Половина взвода полегло от его пуль. Серега смог незаметно подобраться к дому, забежал в подъезд. Поднявшись на третий этаж, прокрался по коридору. Пулемет замолчал, слышалось шуршание лент.

— Перезаряжается, — подумал Сергей, и ворвался в комнату, где сидел пулеметчик. Увидел двоих. Они обернулись, Сергей выстрелил в одного, боевик упал. Навел оружие на второго и…

Они сразу узнали друг друга.

— Серега?

— Володька? — это был друг детства Владимир Прокопчук. Его отец был прапорщиком в той же части, где служил отец Сергея. Дружили семьями.

Сергей увидел на предплечье Владимира нашивку «УНА — УНСО». На кепке, был приколот чеченский волк.

— Так чей же ты солдат, Владимир? — спросил, показывая на волка и нашивку, Сергей.

— Серега, я… не убивай…. подняв глаза, в которых стоял страх, сказал Владимир.

— Вова, я спрашиваю, ты, чей солдат? И какого хрена ты тут делаешь? Какого хрена, Вова? И зачем?

— Не убивай, я сегодня же уеду отсюда.

— Поздно Вова. Там на улице, лежат пятнадцать человек, которых ты убил. С некоторыми из них, я еще вчера пил водку, — поднимая оружие, сказал Сергей.

— Серега я сдаюсь. По закону я пленный, — крикнул, делая последнюю попытку спастись, Владимир.

— А мне плевать. Ты меня предал Вова, а на Руси предателей вешают. Но я тебя просто пристрелю. Мне некогда с тобой возится, организовывая виселицу.

— Серега не надо, не убивай, я женат, дети. Мама болеет…

— Заткнись. Умри как мужик, — Сергей выстрелил Владимиру в сердце…

Когда закончили чистить оружие, все занялись своими делами. Сергей ушел в свою палатку. Кто-то писал письма, играли в карты, пили чай и водку.

Самые оголодавшие включили порно. С экрана доносились ахи вздохи изнемогающей от «неземной» любви актрисы.

— Вот придурки. Когда я уезжал, Вы уже драли эту бабу, приехал снова дерете, оставьте ее в покое. Устала ведь девушка. — пытаясь пошутить сказал Вдова.

— Правда, парни, вырубай это блядство. Включите лучше «Такси» — Бессона.

— Уже сто раз смотрели.

— А эту хрень сколько?

— Вырубай, а то видак разнесу.

Включили «Такси». Тут Лешка вспомнил, и пошел в палатку к Сергею.

— Здорово док! — сказал Вдова, здороваясь с Чумаковым.

— Привет! Ты что вернулся? У тебя ведь дырка толком не зажила?

— Дела, доктор, дела. Серега я к тебе.

— Давай хоть осмотрю руку, Садись, — Чумаков, достал перевязочные материалы.

— Осматривай. Серый, я Людмилу видел. Письмо тебе передала. Вот держи, — снимая пятнистую куртку и садясь на табурет рядом с доктором, сказал Алексей.

— Спасибо Лешка, — ответил Сергей и взял письмо. Лежа на кровати вертел его в руках. Думал. Открывать или нет.

— Что смотришь, на него, как баран на новые ворота? Читай, давай. — Лешка сердито посмотрел на Серегу.

Сергей открыл письмо, развернул, увидел на бумаге ровный красивый почерк Людмилы. Стал читать.

* * *

Закончив читать, Сергей отложил письмо и достал фотографию Людмилы.

Вдовин и Чумаков понимающе переглянулись.

— Может это и не мое дело, но… Она любит тебя, Серый. По настоящему. Забудь все, что было. Кто из нас не делает ошибок, а? — доставая сигареты, сказал Вдова.

— Ну что, доктор, закончил? Пошли, покурим, Серый.

Выйдя из палатки в темноту кавказской ночи, закурили.

— Когда я был дома, Людмила пришла к нам. Я заметил, что когда я рассказывал о тебе, ее глаза светились. Решать, конечно, тебе.

Но ты будешь последним дураком, если потеряешь такую бабу. — Лешка смотрел на Сергея.

Услышав человеческую речь, к курящим, подбежал, радостный «Чубайс».

— Я давно, все решил. Слышишь, ты, глупое животное, она написала, что не может без меня. Она любит. Эта женщина меня любит! — говорил Сергей, присев, на корточки почесывая собачью шкуру. Вдова не понял к кому, были адресованы эти слова. Ему, собаке или самому себе. Он улыбнулся, выбросил окурок и продолжил.

— Ладно, пойду спать. А то наш коновал, сейчас снова за меня возьмется. И хлопнув Сергея по спине, растворился в темноте. Слышался только его голос: «Где среди пампасов, бегают бизоны…»

Серега продолжал чесать спину собаке. Чубайс по собачьи улыбался, подставляя то один то другой бок рукам человека. Пытался лизнуть Сергея в лицо.

— Вот так, Чубайс, она меня любит. И я люблю ее. Понимаешь? — пес тявкнул в ответ. Наверное, и правда понимал.

— Пойду завтра к связистам, позвоню Людмиле, — подумал Сергей и ушел в палатку.

С утра он пришел, на узел связи. Его соединили с офисом Людмилы. Глупая секретарша никак не давала поговорить с ней. Говорила, о каком то совещании. И все-таки он добился.

— Да, Сережа- услышал он взволнованный голос любимой женщины.

— Барышня, Вы еще хотите родить ребенка?

— Да!!! Да, Сережка!! Да, любимый!! От тебя — Да!!!!..

Поговорив с Людмилой, Сергей в прекрасном настроении вышел от связистов. На радостях он отдал им целый пакет анаши, чему те несказанно обрадовались. И пообещали Сергею, что теперь если понадобится, они соединят его хоть с Белым домом.

Выйдя на улицу, увидел, идущих на встречу Лапу, Вдову и Грома.

— Вот он! А мы думали, его уже выкрали косить черемшу! — парни были с автоматами.

— А вы куда собрались? — улыбаясь, спросил Сергей.

— В кафе, к Малике. Надоело гречку жрать. Пойдешь с нами?

— А то. Подождете? Я сейчас, пушку возьму, и догоню. — Сергей побежал к своей палатке.

Когда Серега, взяв автомат, бежал к КПП, его остановил начпрод.

— Серега, ты в город?

— Да Михалыч. К Малике.

— Слышишь, попроси там, на рынке у пацанов. Пусть котенка, а лучше кошку притащат. А то от мышей на складе житья нет.

— Хорошо Михалыч, спрошу, — и побежал к ребятам, которые уже махали ему, требуя ускорится.

Выйдя за ворота, Вдова спросил подбежавшего Серегу.

— Звонить ходил?

— Да.

— Ей?

— Да.

— Молодец мужик, — и они направились к рынку, рядом с которым находилось кафе «У Малики».

Сколько раз Серега читал в книгах о непередаваемом колорите восточного базара, но это, нишло ни в какое сравнение с реальностью.

Здесь можно было купить абсолютно все. Около каждого расположения российских войск возникали стихийные рынки. Иногда их разгоняли, но в большинстве случаев они оставались, и на них ежедневно шла бойкая торговля. Продавалось все. Продукты питания, консервы, купленные у самих же военных за копейки, продавались военным же, но по более высоким ценам. Военная форма, всех цветов и расцветок. Обувь, зачастую очень добротная. Сергей как-то купил здесь прекрасные горные ботинки швейцарской армии. Бытовая техника, дешевое серебро и золото по большей части турецкое, тайком продавалось оружие, многочисленные безделушки, спирт и водка. Спиртное у чеченцев парни покупали редко, бывали случаи отравления. Короче говоря, продавалось и покупалось все. Если покупатель не находил того, что ему нужно, надо было только спросить и через час это доставляли прямо в руки. На рынке торговали только женщины. Повсюду бегала вездесущая ребятня. Чеченские мужчины, поодаль сидели на корточках, щелкали семечки и внимательно наблюдали за подходившими русскими. Это наблюдение было не просто праздным любопытством. Зачастую, таким образом, велась разведка, уточнялся состав, вооружение войск. Выявлялись слабости бойцов, кто много пьет, балуется наркотиками. Торговки, постоянно, пытались выяснить: кто женат, есть ли дети, адреса военных. Приходивший на рынок с оружием, должен был постоянно следить за ним. Здесь легко могли, незаметно, отстегнуть магазин с патронами или вытащить из кобуры пистолет. И всегда надо было опасаться, что в толчее рынка, тебе, могут воткнуть в спину холодное жало штыка. Поэтому, на рынок, всегда ходили группами, по три- четыре человека. Прикрывали друг друга. Парни пошли к лотку, где лежали сувениры, нужно было купить подарки для родственников. Особой популярностью пользовались будильники в виде мечети, когда приходило время, вставать, эти часы начинали, с невероятной громкостью, издавать звуки молитвы: «Алла-а-а Акбар!..» Часто покупали предметы национальной одежды горцев. Папахи всех степеней лохматости, кожаные пояски, тюбетейки, четки, кинжалы и, конечно же, войлочные бурки. Пока друзья выбирали сувениры, Сергей подошел к лотку, где молодая чеченка продавала золото.

— Маршалла Зарина! — приветствовал, ее Сергей.

— Здравствуй Сергей! Почему ты всегда со мной здороваешься, но никогда ничего не покупаешь? — с некоторой обидой в голосе спросила девушка.

Сергей редко видел здесь красивых женщин. Либо старухи, либо девчонки подростки. Складывалось впечатление, молоденьких женщин в Чечне не существует. Но Зарина была исключением из правил. И она была красивой. Ей было семнадцать лет, стройная, темноволосая и черноглазая. Изящные черты лица. Чем-то напоминала Людмилу.

— Сегодня мы это исправим. Что предложишь? Мне нужен подарок для любимой женщины. — подмигнув сказал Сергей.

— У тебя есть любимая женщина? А мне говорили, что ты холостой, — как-то грустно сказала девушка.

— Был холостой. А сегодня узнал, что женатый. А что-нибудь не из Турции? Есть? — перебирая украшения, спросил Сергей.

— Есть, но это дороже.

— Не страшно. Показывай.

Выбрав подарок, массивный золотой браслет. Сергей отсчитал деньги.

— У Вас очень красивые глаза. — Сергей улыбнулся девушке.

— Баркалла. — Зарина потупив то, чему Сергей высказал свой комплимент, покраснела и улыбаясь прикрыла лицо платком.

— Позови отца Зарина, — попросил он.

Девушка кивнула головой и, повернувшись к кучке мужчин, крикнула что-то по-чеченски.

Подошел чеченец лет сорока, крепкий плечистый мужчина. Отца Зарины звали Зелимхан.

— Маршала, Зелимхан! Аушь мух ду? — спросил, по чеченски, Сергей.

— Дика ду, Сергей. Дика ду. Откуда по чеченски знаешь? — довольно улыбаясь, спросил отец Зарины и пожал Сергею руку:

— Совсем чеченец ты стал Сергей. Может, останешься здесь. Жену тебе найдем!

— Если только, Вашу дочь, Уважаемый! А чеченский. Вот выучил немного, грех за столько лет не выучить. — ответил Серега.

— Э-э-э Сережа, Зарина уже просватана. Может другую. У меня много дочерей. Зачем звал?

— Нет, Зелимхан, другую не хочу! А за Зарину хороший калым бы дал. Наточишь, мне нож? — доставая финку, спросил Сергей Зелимхана.

— Хорошо, наточу, шелк на лету резать можно будет. — Чеченцы были мастерами в заточке ножей и кинжалов. Сергей всегда удивлялся, как можно, так наточить огромный кинжал, что им можно без мыла брить лицо.

— Оставишь у дочери, я потом буду возвращаться, заберу. — Сергей передал ему свою финку, подаренную братом. Финка была хороша, дамасская сталь, рукоятка из мамонтого зуба. На ручке двуглавый орел из чистого серебра. Брат отсидел три года в тюрьме, поэтому в ножах знал толк.

— Мы скоро домой Зарина. Сан сагатлур ду хьуна — сказал Сергей девушке, когда отец отошел.

— Удачной дороги! — ответила девушка и снова спрятала лицо.

— Адикел, Зарина! — попрощавшись, Сергей отошел.

Отношения с местным населением строилось на принципе терпимости. Мы не трогаем Вас, вы не трогайте нас.

Сергей, разглядывая товары, пошел вдоль рынка. Зелимхан о чем-то говорил с мужчинами, показывая на него, те кивали головами. Увидев, что Сергей посмотрел в их сторону, помахали руками, он махнул им в ответ.

Зарина, грустно, посмотрела вслед этому ерси. Он ей нравился, даже похож был на чеченца, немного. Вот, даже чеченский учит. Все гаски (русские) были болтунами и зубоскалами. Этот же, был сдержан, и не говорил слов понапрасну. Всегда почтителен к женщинам и старикам. Уважал традиции горцев. Эх, если бы он, был чеченец. Она бы уговорила отца, отдать ее за него за муж. Хотя говорят, раньше, ерси женились на чеченках, надо спросить у бабушки. А потом поговорить с отцом. И Зарина улыбнулась.

В эту минуту Сергей увидел Ваху. Окликнул его.

Ваха, молодой парень лет 16. Местный калека. Высокий, тощий, в очках со стеклами похожими на донышки пивных бутылок. Тело Вахи было все покрыто язвами.

— Ваха попроси пацанов, пусть, котенка притащат. — Сергей купил несколько шоколадок у соседки Зарины и передал парню.

— Котенка, что это? — Ваха плохо знал русский.

— Ну кошку, знаешь. Мяу, мяу?

— А-а-а! Цицик?

— Цицик, цицик. — вспомнил как по чеченски кошка Серега: — и пусть принесут котенка на КПП. Спросите Михалыча и отдадите. Он за это сгущенки даст, две банки.

Ваха свистнул, сбежалось несколько пацанят. Ваха поговорил с ними по чеченски и они убежали. Один задержался, это был восьмилетний Магомед.

— Эй, русский, дай патрон? На свадьбе стрелять буду, — попросил он.

— Нет, на лучше вот что, — и Серега купил ему игрушечный грузовик. Тот взял и снова спросил.

— А зачистка будет сегодня?

— Нет, не будет.

Пацан, удовлетворенно кивнул, побежал к стоявшему по соседству дому. Уцепившись за забор, подтянулся и заорал вглубь двора.

— Шамиль!!! А Шамиль!!!

— О-о-о, — донеслось со двора.

— Скажи отцу, пусть сегодня горы не ходит, лес не ходит. Зачистка не будет. Скажи, Магомед сказал!!!!

Серега усмехнулся и пошел догонять ребят. С ним пошел калека Ваха. Он хотел, что бы Сергей продал ему свою финку.

У Вахи была заветная мечта — зарезать федерала. Он ее не скрывал. Но вот проблема, у него небыло подходящего ножа.

— Сергей, продай нож? Пять тысяч дам, — цена поднялась, в прошлый раз он предлагал три, еще раньше тысячу.

— Э Ваха мы же уже говорили. Не могу, брат подарил.

Ваха разочаровано вздохнул. Исполнение мечты откладывалось на неопределенный срок.

Судьба Вахи была трагичной. Он родился здоровым, не попадал под бомбежки, не подрывался на минах. С ним произошло нечто другое.

Когда отряд перебазировался в Гудермес, на следующий день старуха чеченка привела Ваху к отрядному доктору.

Чумаков обрабатывал парню язвы на теле. В палатку зашел Сергей, увидел. Спросил Чумакова.

— Док, а это не заразно. Что ты его прямо в палатке, лечить начал?

— Не Серый, не заразно. Это химический ожог.

— В смысле, химический?

— Ты в армии служил? Знаешь что такое боевые ОВ. Отравляющие вещества?

— Знаю, проходили. Зорин, зоман, иприт, Циклон-Б, а что?

— Вот перед тобой сидит результат, их действия. Хорошо живой остался.

— Да, русский. Мы лес ходили, фазана ловить. Пролетел самолет, чем-то побрызгал. Двое умерли, а я вот такой стал, — подключившись к разговору, сказал Ваха.

Это была страшная правда войны. Серега иногда встречал в лесу, в горах и в хозяйстве у чеченцев, странные емкости с предупреждающими надписями и соответствующими знаками. «Токсично» или «Осторожно яд». После разговора с Чумаковым, найдя во дворе одного чеченца, такую емкость, Сергей ее сфотографировал и показал отрядному химику.

— Что это?

— ВАП. Выливной авиационный прибор, — ответил химик.

— Для чего?

— В нем можно дополнительно керосин, для самолетов брать. Отраву, всякую из него распылять.

— А здесь в Чечне распыляли?

— Ты знаешь, официально нет. Это запрещено всякими конвенциями. Но неофициально могу сказать, что все возможно. Мы, тоесть Россия, в соответствии с договором, должны уничтожать химическое оружие. А применение ОВ в боевых действиях, и есть такое уничтожение. А что ты так волнуешься? — поинтересовался химик.

— Да так, увидел эту хрень, интересно стало.

— Понятно. Я так скажу. Чечня часть России, возможно, что и поливали горы, какой нибудь дрянью, кто же проверит. Земля то — наша. Все шито-крыто, — добавил химик.

Разговор оставил тягостный осадок на душе Сереги.

— Серый, ты что там, застрял? — стоя на крыльце кафе, кричал Громов.

— Все, уже иду. Ладно, Ваха — пока, — и зашел в кафе.

Сегодня у Малики подавали — жижик галныш, шашлычок из барашка с картофелем, салат из свежих овощей, компот и конечно сто грамм. Стоимость блюд составила всего по 40 рублей с носа. Хорошо пообедав в кафе, парни вернулись в расположение. По дороге Сергей забрал у Зарины, наточенный нож.

Рядом с КПП, они застали «Батю». Комбат собирался ехать в комендатуру, у ворот рокотал двигателем бронетранспортер.

Возле «Бати» стоял начпрод Михалыч с ярко красным лицом. Рядом находилось штук пять чеченских ребятишек. В руках начпрода сидел облезлый кот, под ногами путались десяток кошек, разных мастей и возрастов. В каждой руке ребенка, находилось еще по паре котов, которых дети держали, за шкирку или за хвост. Стоял невообразимый крик, орущих благим матом котов и мат комбата.

— Развел зверинец мать твою, зоопарк тудыть-растудыть.!!!! Приеду, чтобы не одного не было. Понял?!!

— А куда мне их девать?

— Топи! Сам съешь! Но ты меня понял!? Кошкин папа! — и комбат, взгромоздившись на броню махнул рукой: — Пошел!!

— Понял! — вздохнул Михалыч и, увидев Серегу, проговорил. — Удружил ты мне Серега.

— Михалыч, блин, кто знал, что так выйдет. Ты спросил, я сделал, — развел руками Сергей.

— Сгущенка давай, две банки! — прыгая вокруг начпрода, орала детвора: — Михалыч, сгущенка, давай!

Михалыч почесал затылок, плюнул и пошел на склад. Вокруг смеялись бойцы отряда…….

Сергею и ребятам, в эту ночь, нужно было заступать на «Крышу» — отрядный НП. Собравшись в палатке у Сергея и доктора, готовились к бессонной ночке. Внезапно по лагерю началась суета, на улице загомонили. Начал раздаваться лязг оружия, бойцы пристегивали магазины к автоматам. Переглянувшись, Сергей, Вдова, Громов, Лапа и Чумаков напряженно вслушивались в шум с улицы. Полог палатки распахнулся, и появилась встревоженная физиономия Гусарова.

— Снова подрыв! «Урал» взорвали. По рации сказали, есть трехсотый, сюда едут.

— Когда это все кончится? — доктор достал свой медицинский чемодан. Собравшись, ушел на КПП. Суета на улице стихла, и повисла напряженное ожидание. Минут через двадцать раздался шум двигателя отрядного грузовика. Еще через три минуты вернулся Чумаков, ведя с собой раненого. У него был разорван рукав куртки, вся кисть левой руки была залита кровью. Парни посторонились, медик усадил бойца на Серегину кровать, начал осматривать рану.

— А царапина. До свадьбы заживет, — радостно сообщил Чумаков.

— Давай рассказывай, что случилось? — поинтересовался у раненого Вдова.

— Что рассказывать? Ехали с «копейки», я в кузове, с краю, сидел. Как жахнуло! Все попрыгали в канаву. А потом смотрю, рука в крови. Ну, вроде все, — вытаращив глаза, ответил боец.

— Не густо, — проговорил Громов.

Снова появился Гусаров. Усевшись на табурет, он рассказал, что произошло. Отрядный «Урал» производил смену на блок- постах. Сменив наряд на блоке?1, возвращались на базу. Машина шла на большой скорости. Раздался взрыв сзади автомобиля. Осколками порвало брезент на будке, одно колесо и ранило одного сотрудника. В дальнейшем выяснилось, что было установлено два заряда, но один почему-то не сработал. Рассчитывалось, что один взрыв будет перед машиной и осколки поразят сидящих в кабине. Второй взрыв должен был калечить тех, кто стал-бы выпрыгивать из кузова. К счастью, этого не произошло.

— Да, Серый, там тебя Зелимхан звал, — закончил Гусаров.

Сергей отправился на КПП. Зелимхан увидев его, сказал, только одну фразу.

— Мне надо поговорить, — и встревожено огляделся.

— Приходи, когда стемнеет к «Крыше»- ответил Сергей, поняв волнение отца Зарины. Через минуту вернулся к ребятам.

Вечером. Сергей услышал стрельбу. Вышел из палатки, небо было расцвечено пунктиром трассирующих пуль.

— Что случилось — спросил Сергей у проходящего мимо Курова.

— У «чехов» свадьба. Через улицу. Где позавчера зачистка была.

Серега улыбнулся. Сколько не проводи зачисток, оружие редко находят в домах. Но как только свадьба, стреляют по всему кварталу.

Через десять минут они пошли менять наряд на главном НП отряда. Наступала кавказская ночь.

Сергей с Лапой сидели на крыше разбитого железнодорожного диспетчерского пункта, где у них был оборудован наблюдательный пункт. На ясном небе мерцали миллиарды звезд. Недалеко от расположения отряда стояла мечеть. Наступило время ночного намаза и в звенящей тишине ночи, усиленное динамиками, раздавалось пение муэдзина:

«Алла акбар! Аузу билляхи минашшайтаани р-раджим. Бисмилляхи р-рахмаани р-рахим. Альхамду лилляхи раббиль галямин. Аррахмаани р-рахим. Маалики яумиддин. Иййякя нагбуду ва ийякя настагыйн. Ихдина с-сырааталь мустакыйм. Сырааталлязина ангамта алейхим. Гайриль магдуби алейхим валяд-даааллиин. Аамин!..»

Где-то за городом, раздавались залпы артиллерийской батареи, ведущей обстрел гор. Снаряды с фырчаньем и гулом пролетали в вышине над постом, где сидели Сергей и Дмитрий. Димка считал секунды, за которые снаряд достигал далекой цели.

«Бум-м-м!» — раздавалось за городом.

— Один, два, три……….сорок три, — и в горах слышался глухой грохот разрыва.

— Серый, сорок три секунды! Сколько километров он пролетел? А? — и Лапа снова замолчал. Молчал и Сергей, глядя на небо в котором за сорок три секунды, смерть настигала свою жертву.

Снизу послышался свист. Сергей встал и подошел к краю крыши. В темноте увидел крепкую фигуру Зелимхана.

— Димон, я вниз. Зелимхан, что-то сказать хочет. Ты прикрой, если что… — и пошел к лестнице ведущей вниз.

— Салам аллейкум Сергей!

— Доброй ночи Зелимхан! — поздоровавшись, Сергей огляделся и заметил на углу соседней постройки тоненькую фигурку девушки.

— Что хотел сказать Зелимхан?

— Сережа, завтра вас опять взрывать будут. Это месть. Вы в последнее время, много вахобитов убили.

— Откуда такая информация? И почему мне говоришь, а не начальству? — внимательно смотря в лицо Зелимхана, поинтересовался Сергей.

— Магомед маленький знаешь? Ему Шамиль сказал, а у Шамиля отец вахобит. Раньше, до Вас, в безопасности у вахобитов работал.

Сергей вспомнил маленького Магомеда и улыбнулся.

— А тебе говорю, потому, что уважаю. Начальству ты сам скажи, если я пойду, меня спрашивать начнут, могут сболтнуть потом, где не надо. А у меня дочки. Бандиты ночью придут, всех зарежут, — и Зелимхан тяжело вздохнул.

Сергей понимал, насколько рискует этот человек, сообщая им о возможности завтрашнего теракта. Бандиты убивали и за меньшее. Несколько раз ребята выезжали на такие убийства из мести. Зрелище было не для слабонервных.

— А где минировать будут, не знаешь?

— Нет, но я догадываюсь, что уже минируют. Там у Аслахана сын сегодня женится, все на свадьбе гуляют, на улице никого.

— Спасибо Зелимхан. Я сообщу сейчас руководству. Про тебя говорить не буду. У тебя все?

Зелимхан начал переминаться с ноги на ногу и Сергей понял, что еще не все.

— Что-то еще? А Зелимхан? — Сергей положил руку на плечо мужчины.

— Да. Ты на рынке про Зарину говорил. Правда, замуж возьмешь? Она сказала, ты ей нравишься. Не перебивай Сергей. Я очень люблю своих девочек. Сначала я грустил, что у меня нет мальчика, нет сына. Но теперь даже рад, немного. Наших сыновей убивают. Нет, Вы не виноваты, здесь наша общая вина. А Зарине я хочу хорошей жизни, возьмешь ее замуж и увезешь в Москву. Подальше отсюда. Внуков мне нарожаете? А, Сергей?.. — Зелимхан вопросительно посмотрел в глаза Сереги.

«Черт, вот это я попал! Отрезать бы себе язык. Блин, парни засмеют. Девка меня сватает» — мысли вспыхивали с лихорадочной быстротой. Сергей не знал, что отвечать, а пауза уже затянулась. Зелимхан начал рассказывать про Зарину, что она красивая, будет ему хорошей женой, умеет готовить, стирать, убираться, строить дом. Сергей вспомнил несколько случаев, когда чеченки, выходили за муж за русских. Раньше ему это казалось просто хорошей сказкой. Еще в 96 году, когда его танковый батальон выводился из Чечни, и грузился на эшелон уже происходила похожая история. Одна молодая чеченка пришла к месту погрузки и начала просить увезти ее из Чечни. Когда эшелон отправлялся, один из бойцов, тайком, спрятал ее в танке. Потом, в Буденновске, они поженились. Но это произошло с кем-то, а тут вопрос касался его лично.

— Зелимхан. Выбор Зарины мне льстит. И твое решение мне тоже приятно, но у меня есть жена. В Москве. А у нас нет закона, иметь много жен. Да, мы не расписаны, но я люблю ее, а она любит меня. Ты прости, Зелимхан, за мой отказ. Еще неделю назад, я, наверное согласился. Но сейчас уже не могу. Прости. — Сергей наконец-то подобрал слова.

Зелимхан вздохнул. Посмотрел на Сергея и в сторону девичьей фигурки.

— Спасибо Сергей. Ты честно мне все сказал. Зарина! Идем домой, — позвал он.

Девушка подошла и поздоровалась. Посмотрела на Сергея, ее лица не было видно, в темноте были видны только белки ее глаз. Сергей почувствовал, как пахнут волосы и тело девушки. Несколько месяцев, без общения с женщинами, обострили его чувства. Теперь запах молодой женщины, стоявшей рядом, дурманом бил в голову.

— А это тебе Сережа. Подарок, — сказала девушка и что-то вложила ему в руку.

Затем они попрощались. Зелимхан и Зарина пошли в сторону жилых домов и вскоре растворились в темноте. Сергей снова поднялся на крышу, где его ждал Лапа. Рядом с Дмитрием сидел Вдовин и пил кофе. Сергей посмотрел на свою ладонь. Белоснежный девичий носовой платок лежал на темной огрубевшей ладони Сергея. По чеченской традиции, если девушка дарила парню свой платок, это значит, она согласна выйти за него замуж. Шелк платка источал аромат девичьего тела. Сергей спрятал платок в нагрудный карман куртки. Парни вопросительно посмотрели на Сергея. Он рассказал им о разговоре с Зелимханом, умолчав, что тот предложил Сергею руку дочери. По телефону сообщили командованию о предупреждение Зелимхана. В штабе серьезно отнеслись к предупреждению и сказали, что примут меры. Затем Лапа отправился спать, а Вдовин остался с Сергеем на посту. Они пили кофе, курили и разговаривали о домашних проблемах. Говоря с Алексеем, Сергей чувствовал запах исходивший от платка в кармане.

«Тьфу ты наваждение, какое. Совсем озверел без баб»- подумал Сергей и перепрятал платок подальше, в рюкзак. Туда, откуда нельзя было почувствовать, пьянящий аромат влюбленной женщины.

Глава 9

Наступление утра ознаменовалось небольшим инцидентом. Встав с утра и проводив в бинокль саперов, которые прибыли, после предупреждения Зелимхана, для инженерной разведки, ребята пили кофе. Солнце медленно выкатывалось из-за холмов. Погода стояла ясная, и вдалеке виднелись заснеженные вершины большого кавказского хребта. Красота неописуемая. Сергей не раз приходил к мысли, что в этом райском уголке, подаренном природой, людям нужно не воевать, а строить дома отдыха, горные курорты и санатории.

Над холмами, в сторону «Крыши» на которой сидели друзья, подстригая воздух лопастями шло звено вертолетов Ми 24. «Крокодилов» — как называли их здесь. Блестя блистерами, вертушки приближались. Громов решил взглянуть на вертолеты поближе. Не найдя бинокля, он увидел оптический прицел на трубе Серегиного РПГ. Положив трубу на плечо, Андрей навел прицел на вертолет.

— Блин класс, пилотов видно. Что я не пошел в вертолетчики. Вот работа клевая! — он с восхищением говорил, разглядывая подлетающие машины. Вертушки прошли над ними, Громов крутанулся вокруг себя, провожая «Крокодилы». Внезапно один вертолет отделился от звена, сделал боевой разворот и начал заход в атаку на здание, где находились Сергей с ребятами. Серега и без оптики увидел, как крупнокалиберная многоствольная пушка, под кабиной вертушки, поерзав вверх вниз, уставилась прямо на него и крутанула связкой стволов. Пилот готовился открыть огонь. Все застыли, соображая — что делать? Лапа лил кипяток мимо кружки, уставившись на боевую машину.

Первым отреагировал Вдова.

— Гром, идиот! Положи граник! Сваливаем отсюда! — рванул к лестнице, за ним с топотом и звоном посуды побежали все остальные.

Не успели. Вертолет с грохотом прошел над ними. Потоки воздуха, от вращающегося винта, сорвали натянутую над «Крышей» маскировочную сеть. Боевая машина прошла на расстоянии вытянутой руки и на серебристом брюхе вертушки, было видно каждую заклепку. Отойдя на небольшое расстояние, пилот покачал крыльями и развернулся, догоняя звено. Сергей, наконец, нашел бинокль и посмотрел на вертолет. Через стекло кабины увидел хохочущих пилотов. Они показывали пальцем на крышу, на которой, прикрыв головы, лежали ребята. Серега погрозил им кулаком и рассмеялся.

— Что обделались? — смеясь, крикнул, глядя на поднимавшихся парней, Серега.

— Ага, почти. Блин, Андрюха устроил ты нам дискотеку! Вертолет хочу посмотреть, летчиком хочу быть. Придурок. А если бы он врезал? — возмущался облившийся кипятком Лапа.

— Остались от козлика рожки да ножки… — пропел, давясь смехом Громов.

— А вы видели рожу Вдовы?» Положи граник. Сваливаем»… — Серега дико хохотал.

Вдовин единственный, кто успел, немного спустится по лестнице, теперь высунув голову над мешками, уложенными по периметру крыши, смотрел на хохочущих товарищей.

— Что ржете кони? Я что один драпанул, — и тоже захохотал.

Реакция парней была не случайной. За годы войны часто приходилось попадать под огонь своей артиллерии и вертушек.

Насмеявшись, приступили к обычным делам. Громов вел наблюдение за округой, а остальные трое начали натягивать, сорванную вертолетом, масксеть. По рации услышали, что вернулись саперы. Затем по переговорам штаба и комбата находившегося в комендатуре поняли, что саперов вызывали не зря. Неподалеку от места дислокации был обнаружен закопанный фугас — ведро с взрывчаткой и начинкой из болтов и гаек. Зелимхан не обманул. Еще узнали, что «Батя» возвращается на базу. Говорили про какой-то сюрприз, приготовленный комбатом. И хотя казалось, что все хорошо, в сердце Сереги снова закралась тревога. Он начал нервничать. Друзья понимающе переглянулись и без лишних вопросов надели бронежилеты и усилили наблюдение. Стали ждать возвращения начальства.

Комбата вызывали в комендатуру не чай пить. Отряду была поставлена боевая задача. Забрав группу журналистов прибывших из Москвы, «Батя», верхом на двух БТРах, отправился готовить отряд к выполнению поставленной задачи.

Журналисты напросились на посещение отряда. В комендатуре от них рады были избавится на время, и разрешили отправится с комбатом. Симпатичная девушка, журналистка, спрашивала полковника.

— Вы разрешите мне взять интервью у Ваших лучших сотрудников?

— У меня все лучшие, плохих нет, — сурово отвечал «Батя».

— Ну, тогда, у лучших из лучших, — не унималась, мило улыбаясь, девчушка.

— Понимаете девушка. У меня все лучшие, потому, что плохие здесь не задерживаются. А лучшие из лучших, они уже там, на небесах… — и «Батя» с тяжелым вздохом посмотрел на небо.

— Потому, что они лучшие из лучших. Такие уходят первыми — и «Батя» грустно замолчал.

— Спрячьтесь пока, милашка, под броню. Доедем, тогда поговорим, — помолчав, добавил он.

Девушка спряталась в люк, обдумывая слова полковника. В этот момент раздался взрыв.

Сергей видел, как на дороге, ведущей к комендатуре, показалось два БТРа. Он навел бинокль и увидел сидящего на броне «Батю». Подпрыгивая на неровностях дороги, бронетранспортеры весело бежали в сторону пункта временной дислокации. Вот они начали поворачивать на финишную прямую. Еще пятьсот метров и дома.

— Черт! Черт! Парни подрыв! Опять. Суки! — увидев белое облако и вспышку взрыва в бинокль, заорал Серега.

Все резко устремили напряженный взгляд в сторону, поднимавшегося, столба от взрыва. Место подрыва заволокло пылью. Ничего не разглядеть. Пыльное облако становилось гуще. И вдруг — из этого облака, чадя выхлопными трубами, на полном газу, вылетел один бронетранспортер, секунду спустя второй. На броне, по прежнему, как гранитная скульптура, сидел покрытый белой пылью — «Батя». Спустя минуту, БТРы урчали около КПП отряда.

Через час пришел Серега Куров. По внешнему виду парни поняли, что он недоволен.

— Что случилось? — поинтересовался Вдовин.

— Ничего. Серега, иди в расположение. Тебя комбат требует. Меня вместо тебя прислали.

Сергей собрался и ушел. Сразу пошел к «Бате». В штабе стояла суета. Комбат уже переоделся. Собрав офицеров, раздавал люлей, правда, без обычного в таких случаях мата. Сказывалось присутствие посторонних. Девушка журналист вместе с оператором, находилась тут же.

— Анненков, откуда тебе стало известно о минировании? — с места в карьер начал комбат.

— Информатор, сообщил, — оглядывая собравшихся, ответил Серега.

— Что за информатор? Почему я не знаю?

— Он просил не называть себя, в целях безопасности. Я ему обещал не выдавать его имени.

— Обещал, обещал, — недовольно буркнул полковник, и добавил, обращаясь к девушке, — Кстати, это один из наших лучших сотрудников. Попозже Вы сможете поговорить с ним. А сейчас, старшина, иди, отдыхай. Выспись. Завтра ты мне понадобишься.

И комбат отпустил Серегу.

Придя в палатку, Серега снял амуницию. Доктора не было. Сходил умылся, позавтракал и раздевшись завалился на кровать. Было душно, поэтому не спалось. Тогда Сергей взял одну из простыней, намочил ее водой. Завернувшись в мокрую простыню, наконец-то уснул. Наверное, под впечатлением от общения с Зариной, ему приснились все его женщины. В цветном сне мелькали по очереди, Людмила, Дашенька, спасенная в 96 году Ольга. Последняя гладила его по спине и ласково говорила; «Сережка, милый проснись. Проснись медведь» Серега открыл глаза и повернул голову. Увидел белоснежную улыбку Ольги.

«Какой сон хороший» — подумал Сергей и, улыбнувшись в ответ, снова уронил голову на подушку.

— Вот соня. Да просыпайся ты, наконец, — слышал он веселый голос Ольги. Внезапно он подпрыгнул на кровати и все-таки проснулся. Протерев кулаком сонные глаза, вытаращил их от удивления. Перед ним действительно сидела Ольга. Остатки сна мигом вылетели из головы.

— Ну вот, проснулся, — смеясь, сказала Ольга и, наклонившись, поцеловала его.

— Ты как… Ты что… Ты как тут оказалась? — в недоумении спросил Серега.

— Чумаков приехал сегодня к нам за лекарствами. Я же с ним в Москве в одном госпитале работаю. Начал рассказывать, с каким замечательным парнем, он живет в одной палатке. Потом назвал твое имя. Меня как током ударило. Я отпросилась, и на вашем уазике сюда приехала. Сережка, как я рада тебя видеть. Я так соскучилась за этот год, — Ольга снова поцеловала его своими теплыми губами. Потом продолжила смотреть на него сияющими от счастья глазами.

«Вот везет. Еще позавчера ни одной, а тут сразу три женщины» — мелькнуло в мозгу. Он посмотрел в красивое девичье лицо. Ольга была в камуфляже, сверху был надет легкий бронежилет. Около выхода из палатки стояла небольшая спортивная сумка. Ольга, глядя Сергею в глаза, продолжала.

— В госпиталь разнарядка пришла. Мужики, почему то все отказались сюда ехать. А я подумала и согласилась. Сейчас в комендатуре с девчонками при медпункте находимся. От парней прохода нет. Я сначала пожалела, что поехала. Потом Чумакова встретила, теперь ты. Уже не жалею. Блин душно у тебя здесь, — она встала, сняла бронежилет, расстегнула две верхних пуговицы на куртке. Сергей увидел белоснежную шею со знакомой родинкой. В памяти промелькнули ночи, когда он целовал эту родинку. Желание начало бить по мозгам. Опустив глаза, он судорожно сглотнул слюну. Сообразил, что сидит перед ней почти голый.

— Оля, можно я оденусь. Отвернись, пожалуйста, — как то робко и неуверенно попросил он.

— Ой. Стесняешься? Что я тебя голым не видела? — смеясь, ответила девушка. Но отвернулась. Сергей вскочил и, повернувшись к ней спиной, натянул брюки. Внезапно почувствовал прикосновения ее рук на своих плечах, поцелуй влажных губ между лопаток. Он застыл в напряжении.

— Сережка, я так соскучилась. Знаешь, зачем я приехала? — услышал он взволнованный шепот за спиной. «Этого еще не хватало» — подумал Серега, снова почувствовав, как предательски заныло внизу живота, и в голове появился дурман желания. Ольга, продолжая обнимать, прижалась к нему всем телом. Он повернулся и увидел перед собой ее блестящие глаза. Она снова потянулась своими губами к его лицу.

— Оль, может не надо. Услышат. Тут же стены тряпочные, — неуверенно отстраняясь, пробормотал он.

— Пусть слышат, плевать, — ее руки, гладили его спину. Всем своим телом Ольга тянула его в сторону кровати. Серега, почувствовал, что больше не может сдерживаться.

В этот момент, зашуршал полог палатки.

— Серега, ты не спишь? Мне надо… — Гусаров сунувшись, было внутрь, открыл рот от удивления и, промямлил, заканчивая фразу, — подствольник получить.

Сергей с облегчением и радостью взглянул на Славку и кивнул ему в ответ. Ольга села на кровать. Гусаров исчез на улице. Серега глубоко вздохнул.

— Проходной двор тут у тебя, — часто дыша, сказала девушка.

— Ага, — ответил он, приходя в себя. И натянул тельняшку.

Ольга начала серьезно говорить, глядя прямо ему в глаза.

— Сережка, я люблю тебя. Я поняла это тогда, когда осталась у тебя в первый раз. Потом, сделала глупость, оставив тебя ей. Просто увидев твой взгляд, которым ты смотрел на нее, я поняла, что ты ее любишь и поэтому ушла. Больше этого не повторится. Я знаю, что у вас ничего не получилось. И теперь я не отступлю. Больше она тебя не получит.

Ольгина грудь часто вздымалась, глаза были полны решимости. Серега молчал, глядя в них. Он сел рядом с ней. Подумал и сказал.

— Я и сейчас люблю ее. Прости.

— Дурак ты. Она играет с тобой. Люблю, не люблю. Сегодня ты ей нужен, завтра нет. А мне ты нужен всегда, — и девушка прижалась к его плечу. Так и сидели, молча несколько минут. За стеной палатки слышался какой-то неясный гул и бормотание. Сергей встал, подошел к выходу и выглянул на улицу. Прямо перед входом стояло человек двадцать мужиков. Они о чем-то негромко переговаривались между собой. Увидев Сергея, замолчали. Он окинул их взглядом, и снова скрылся внутри палатки.

— Черт Гусь, ну и трепло, — с досадой сказал Сергей.

— Что там Сережка? — спросила Ольга.

— Там? Там сейчас толпятся двадцать любопытных мужиков. Гусаров, наверное, брякнул, что ты у меня, — начал злится он. Проклиная в душе болтливого Гуся, Сергей начал строить план мести.

— Не сердись. Двадцать мужиков, говоришь, — в глазах Ольги начали прыгать чертенята. Сергей снова увидел, ту озорную девчонку, которую знал раньше. Ольга встала, взяла сумку. Расстегнув молнию, начала вынимать привезенные с собой вещи. Чулки, черные туфли на высоком каблуке, форменную юбку, которая была на двадцать сантиметров короче, чем этого требовал Устав, рубашку с погонами старшего сержанта медицинской службы.

— Видишь, к тебе собиралась. Думала сразить тебя своей красотой. А ты… — весело говорила она, начав раздеваться, — что глаза вытаращил? Красивая? Захочешь, все твоим будет. Помоги, расстегни лифчик.

Серега, расстегнув замок бюстгальтера, не мог оторвать глаз от красивого тела Ольги. Даже пулевые отметины на груди и бедре, не смогли изуродовать эту девушку. Ольга тем временем, надела чулки, юбку, рубашку и туфли. Распустив рыжие волосы, подошла к висевшему зеркалу, накрасила губы и расчесалась. Повернулась к Сереге, проведя руками по облегавшей бедра юбке, спросила.

— Ну как, нравлюсь?

— Да. Но ты что задумала? — весело поинтересовался он. Ольга достала сигарету.

— Сейчас увидишь, — и, поправив ворот рубашки так, чтобы было видно грудь, вышла и палатки. Сергей выскочил следом. На улице была немая сцена. Парни, вытаращив глаза, с восхищением пялились на девушку. Ольга, пройдя вдоль строя, изящно покачивая бедрами, отставила в сторону стройную ножку и, взмахнув копной пылавших на солнце волос, капризно спросила.

— Мальчики, огонька не найдется? — и выставила вперед руку с зажатой между пальцами сигаретой.

В наступившей полной тишине, одновременно раздался щелчок десятка зажигалок. Снова пройдя вдоль строя, она остановилась около Ежика, который был меньше всех ростом. Прикурила от его зажигалки, выпустила дым. Пять минут стояла, поднося к губам сигарету. Ежик истуканом стоял с зажженной зажигалкой и снизу вверх смотрел на девушку. Докурив, она отбросила окурок, поцеловала Ежика в нос и, сказав: «Спасибо милый» неспешно зашла обратно в палатку. Раздался громкий выдох двух десятков мужских глоток. Еж был на грани обморока. Сергей посмотрел на парней. Никогда он еще не видел столько глупых лиц. Громко рассмеявшись, он пошел вслед за Ольгой. Уткнувшись лицом в подушку, девушка тряслась в беззвучном смехе. На улице раздавались восхищенные голоса.

— Ты видел. Вот это баба!

— Повезло Сереге!

— Видел, как он употел? Видать девка огонь!

— Блин, вот всегда ему везет. И с бабами и на войне.

— Еж, ты чего стоишь, как статуя с острова Пасхи? Помаду вытри с носа.

— Ладно, парни, вытирайте слюни и пошли отсюда.

Серега хохотал. Еще никогда ему не было так весело, здесь. Продолжая смеяться, он говорил.

— А теперь милая Оленька, ты увидишь самых галантных кавалеров во всей Чечне, что Чечня, во всей России. Это будет смесь аристократов и джентльменов. Готовься принимать подарки.

— Уже лучше. Милая Оленька. А у тебя для меня будет подарок? — кокетливо склонив голову, Ольга улыбалась, глядя на него. Серега вспомнил про браслет, купленный для Людмилы. Ему не хотелось огорчать влюбленную в него девушку. Поэтому он кивнул и полез в тумбочку. Вытащив коробку с браслетом, сел возле нее и открыл крышку и протянул Ольге.

— Ты ей покупал? — догадливо спросила она.

— Нет. Матери, — соврал Серега, глядя в ее глаза.

— Спасибо Сережка, — и Ольга, надев браслет на руку, поцеловала его. Серега кое-что вспомнил.

— Слушай, у тебя есть оружие? — задал он вопрос.

— Есть, здоровый такой пистолет. Тяжелый. Но я с ним не хожу. Да и не нужен он в комендатуре. А что? — разглядывая подарок, ответила девушка.

— Тогда подожди. Я сейчас, — поднялся, и вышел из палатки. Народ продолжал толпиться около входа.

— Что стоите? Концерт окончен. Расходитесь. А ты Гусь! Вообщем, ты меня понял, — Сергей пошел в палатку к ребятам. За ним увязался Ежик.

— Серый, кто это? Красивая.

— Не видел. Девушка. Тебе сейчас пень платочком повяжи, тоже красавицей покажется.

— А можно я ей конфеты подарю? Она любит конфеты? — ни сколько не обидевшись на фразу про пень в платочке, поинтересовался Еж.

Сергей остановился, посмотрел на взволнованного Ежика.

— Помаду вытри. Любит. Можно. Дари. Я не ревнивый, — и снова захохотал. Ежик радостно припустил в палатку взвода, обгоняя Сергея.

Лапа, Вдовин и Громов уже сменились и лежали на кроватях. В палатку вбежал возбужденный Еж, следом вошел Серега.

— А местный ловелас! Рассказывай, кто там у тебя сидит? — ехидно спросил Вдовин.

— Ольга приехала. Ну, ты ее знаешь. Помнишь тогда в Москве, — сердито ответил Сергей.

— Что за Ольга? — Громов вспомнив, что он бабник выпятил грудь. Вдовин дал ему подзатыльник.

— Гром, сдуйся. Тебе там ничего не светит. Слышишь Серега, так что за барашком бежать?

— Беги. Димон, дай ПСМ. Ольге подарю. Да ладно, не таращи свои глаза. Я знаю, что ты его себе хотел оставить. Я тебе за него другую пушку подгоню. Хочешь, мой ТТ отдам.

— ТТ конечно вещь хорошая. Но лучше Маузер, — Димон начал торговаться.

— Зачем попу Маузер?

— Не хочешь не надо, — сделав невозмутимое лицо, Лапа снова лег на кровать.

— Ладно, барыга в рясе. Но потом, в Москве. Согласен.

— Добро. Вот это я понимаю, бизнес, — Лапа полез под подушку за трофеем, — держи и помни мою щедрость.

— Но смотри, если станешь священником, я потом свой маузер у тебя заберу, — взяв ПСМ, и развернувшись к выходу, сказал Сергей. Лапа улыбался в ответ.

— А я пошел за бараном, — вслед за Сергеем выскочил Вдова.

— Мародер! Серега не забудь, приедем в Москву маузер мой! — проорал вслед Лапа.

— Ты куда? — широко шагая, спросил Сергей идущего рядом Вдовина.

— С тобой. Надо же поздороваться с общей знакомой.

— Пошли, а то она такое учудила, — и Сергей кратко изложил подробности встречи, — еле сдержался.

— Ладно, постараюсь помочь сохранить твою невинность, — улыбнулся в ответ Алексей.

Подошли к палатке Сергея. Народ немного рассосался, узнав от Ежика, который стоял у входа с коробкой конфет, о том, что девушка принимает подарки. Друзья, усмехнувшись, переглянулись и зашли в палатку. Ольга сидела на кровати и разглядывала альбом с фотографиями, который лежал на тумбочке.

— Привет, подруга, — весело поздоровался Вдова, — какими судьбами? И надолго ли к нам?

— Ой, здравствуй Лешка, — Ольга встала и чмокнула Вдовина в щеку, — Вот, тоже в командировке. Должен же кто-то вам дырки штопать. Сережка, я забыла сказать. Чумакова сегодня не будет, поэтому я останусь до завтра.

— Вот это сюрприз. Ладно, вот возьми еще сувенир. Знаешь, как пользоваться? — Сергей протянул ей маленький пистолет. Ольга взяла, повертела в руках и спрятала в свою сумку.

— Знаю. Ты рад моему сюрпризу? — и вопросительно посмотрела на него.

— Очень, — тепло ответил Сергей.

— Ладно, голубки, я пошел готовить шашлык. А вы воркуйте, — Алексей встал и пошел на улицу. Через мгновенье вновь раздался его голос.

— Так, товарищи! Бой-френд звезды назначил меня продюсером, поэтому подарки принимать буду я, дабы исключить эксцессы. Что ты принес Еж? Ага, конфеты, подойдет. Там что? Цветы? Тоже нормально. Куров, а ты какого хрена приволок этого тухлого сома?

Не тухлый? Так все равно, неси его на кухню, приготовь заливное, тогда и приходи. Все. Возражения не принимаются, — Вдовин явно куражился. Сергей и Ольга снова рассмеялись. Палатка снова распахнулась, Вдова забросил коробку конфет и букет полевых цветов. И быстро бросив фразу: «Атас, «Батя» идет!» — скрылся.

— Блин. А это уже поход на «очки» — обреченно сказал Сергей Ольге.

— Никаких очек. Сейчас увидишь, магию женщины, — и девушка села ему на колени, обвив шею руками.

— А теперь как я Вам и обещал, интервью с нашим лучшим сотрудником. Вот здесь он и живет. Так, бойцы, вы, что здесь стоите кучей? Куров, какого черта, ты притащил сюда эту рыбу. Отнеси на кухню, отдай повару. Проходите в палатку, Наталья. Я сейчас, — раздавался на улице бас комбата. Полог палатки заколыхался.

— Опять рыбу гранатами глушил на девятке. Сейчас скажу старшине Анненкову, чтобы больше Вам гранат не давал. А по тем, что на руках вечером мне подробный отчет. Понятно? Это Вас товарищ старший лейтенант касается. А тебе Куров, сегодня «очки» драить. Иди, выполняй. Ну что вы встали в дверях, Наталья. Проходите, — комбат разглядывал, оставшуюся на улице, симпатичную корму журналистки. Среди бойцов прокатился смешок. «Батя» повернувшись, свирепым взглядом, оглядел присутствующих. Настала торжественная тишина. Потом аккуратно подтолкнул журналистку.

— Что вы стоите, заходите. Сергей, принимай гостей. Ты там спишь что ли? — снова услышав сдержанный смех за спиной, уже как-то неуверенно, спросил комбат. Корма Натальи исчезла в палатке. Оттуда раздался ее голос: «Извините, мы, наверное, не вовремя?»

«Вовремя, вовремя» — сказал «Батя», заталкивая в палатку оператора. Еще раз хищно оглядел подчиненных, пытаясь понять, почему на их лицах присутствует ехидная, еле сдерживаемая улыбка. И тоже, нагнувшись, полез внутрь.

Все наблюдающие за этим увидели, как мощный зад комбата застыл в дверях и раздался рык: «Твою мать! Это что, за блядский домик? Извините, товарищи журналисты. Старшина Анненков попробуйте объясниться» Дружный хохот нескольких десятков мужских глоток взорвал стоявшую тишину.

Сергей смотрел на красное, пылавшее праведным гневом, лицо комбата. Но тут в дело вступила Ольга. Она встала с колен Сергея, приблизилась к «Бате». Полковник видел перед собой только красивые ноги девушки.

— Товарищ полковник, что Вы себе позволяете? — начала Ольга, — мало того, что Вы без стука врываетесь и приводите с собой посторонних. Так Вы еще и оскорбляете будущую супругу Вашего лучшего сотрудника.

Комбат уже влез в палатку, выпрямился, подпирая головой потолок, и с высока смотрел на нее. Будь она мужчиной, он бы нашел самые «душевные» слова в своем лексиконе, чтобы ответить. Но перед красивой женщиной, и тем более в присутствии журналистов, он пасовал. Поэтому он только сопел соображая, что ответить.

— Как все это интересно и романтично. Парень встречает свою невесту на войне, — нарушила молчание журналистка, — Петя включай камеру.

При этих словах комбат резко подобрел. И косясь на оператора, спросил у Сергея.

— Это правда, старшина? Ну, то, что мне сказала эта девушка?

— Так точно, товарищ полковник!

Лицо «Бати» расплылось в радостной улыбке.

— Что же ты не предупредил, что к тебе невеста приехала? Извините. Простите, не знаю Вашего имени барышня.

— Ольга.

— Извините Ольга. Ладно, я пойду. Старшина, выйди со мной на минуточку. Я его у Вас ненадолго заберу, — и комбат вышел из палатки. Хохот на улице стих. Сергей посмотрел на женщин, пожал плечами и вышел следом.

— Товарищ полковник, я честно не знал, что она приедет. Она в командировке, как и мы. Узнала от Чумакова, что я здесь. Вот и примчалась. Я спал. Она меня разбудила. Потом сразу Вы пришли, — оправдывался Сергей, стоя перед полковником.

— Это правда, что она твоя невеста?

— Да, — продолжал врать Серега.

— Дурак, какого черта ты разрешаешь девчонке таскаться в эти места? Пусть дома сидит. Ладно, иди, поговоришь с журналистами, потом свободен до утра. С утра работа будет. Приготовь боеприпасы и все тяжелое вооружение. Руководство нам подкинуло трудов.

— Что за работа?

— Еще рано об этом говорить. Все завтра. Ты тоже помалкивай. А она ничего, и боевая. Давай уже, иди, Казанова. Блин первый раз вижу, чтобы баба за мужиком в такую даль поперлась, — уже весело закончил комбат, и пошел в направлении штаба отряда. Сергей покурив, вернулся в палатку.

Ольга сидит на его кровати и бессовестно врет журналистке, рассказывая историю их знакомства. От подробностей придуманных ей у Сергея вянут уши. Журналистка уже посматривает на него восхищенным и заинтересованным взглядом. Работает камера.

Сначала Сергей не мог понять, зачем Ольга это делает. Потом дошло, она это говорит для Людмилы. Надеется, что это интервью покажут по телевидению и Людмила это увидит. Маленькая женская месть сопернице. Сергею становится смешно.

— Об этой истории нужно снять фильм, — говорит журналистка, — все так красиво. Мексика отдыхает.

Потом Наталья разговаривала с ним. Задавала вопросы о войне, о его отношении к ней. Сергей отвечал автоматически, стараясь только не ляпнуть что-нибудь лишнего. Ему не хотелось говорить о войне. В конце беседы он передал приветы родным и посоветовал Наталье поговорить с остальными бойцами отряда. Снова появился Вдовин. Заглянув в палатку, он позвал Сергея на улицу.

— Ну, что спер барана? — поинтересовался Сергей.

— Нет, купил, — с улыбкой ответил Лешка.

— Купил! Не верю. У кого? — Серега видел, что под курткой у Алексея что-то шевелится.

— Купил. У твоего будущего тестя. У Зелимхана. Для женщин воруют только цветы. А баранов покупают. И еще вот, — с подковыркой ответил Алексей и вытащил из-под полы куртки крольчонка. Журналисты вышли из палатки и направились к штабу, с интересом оглядывая расположение отряда. Следом показалась Ольга.

— Ой, какая прелесть! — увидев крольчонка, воскликнула она.

— Держи, это тебе. Подарок. Когда вырастет можно даже скушать, — Лешка вручил ей свой подарок. Девушка взяла его и, усадив на руки, гладила зверюшку по голове. Подошли несколько бойцов отряда и, не отрываясь, смотрели на девушку.

— Ай, Серый, не хорошо. Всех девушек забрал. Единоличник, — сердито проговорил Гусаров. Парни, поддакивая, кивали. Сергей заметил сильные перемены во внешнем облике ребят. Чистая одежда, начищенные до блеска ботинки, подшитые белоснежные подворотнички, раньше их вообще не подшивали. Многие сбрили бороды и теперь на их смуглых физиономиях белизной выделялись гладкие щеки и подбородки.

— А вы куда вырядились? Женихи. А тебе Гусь, я язык отрежу, — напустив на себя строгость, спросил Сергей.

— Э Серый, ты не прав. А будешь выпендриваться, мы тебя поколотим. Нас больше. Спрятал от нас такую красавицу, — появившийся Громов, галантно раскланивался с Ольгой.

— И ты Брут! То есть Гром, — в притворном недоумении, заламывая руки, сказал Серега и, шутя, отвесил легкого тумака Андрею. Тот в свою очередь, повернувшись к Сергею, также серьезно сказал.

— Вы нанесли мне оскорбление! И я как дворянин и русский офицер, должен вызвать Вас на дуэль. Выбирайте оружие, — при этом Громов картинно кивнул головой и щелкнул каблуками. Ольга рассмеялась. Сергей в ответ, стал по стойке смирно и, решив играть этот акт до конца, ответил.

— Я к Вашим услугам. Выбираю сабли. Вдовин будет моим секундантом. Марат тащи шашки!

— Э дуэлянты, а кто барана резать будет? А ладно. Гром, где твой секундант?

— Моим секундантом будет Марат, — Громов кивнул на притащившего две шашки Саитова.

— Из-за меня еще никто не дрался на дуэли, — смеясь, сказала Ольга.

— Сейчас мы это исправим, мадмуазель, — выбирая клинок и свирепо глядя на Громова, сказал Серега. Предвкушая потеху начал собираться народ. Дуэлянты прохаживались, разминая кисти рук. Начали делать ставки. Вдовин и Марат посовещались и вышли в середину образовавшегося круга.

— Значит, так. Деретесь до первой крови. К барьеру, господа! — Вдовин взмахнул руками.

Сергей и Андрюха начали сходится. В наступившей тишине раздался резкий свист стали и послышался звон. Со скрестившихся клинков посыпались искры.

— Ого, это уже интересно, — раздался возглас в толпе зрителей.

Прекрасно владея приемами рукопашного боя, парни неплохо управлялись с шашками. Несмотря на маленький рост, Громов был юрким и подвижным. Но Сергей успешно пользовался преимуществом в росте и длине рук. Сталь визжала, рассекая воздух. Начав дуэль забавы ради, ребята разошлись не на шутку. Зрителей прибавлялось. Пришли журналисты и включили камеру. Появился комбат. Чеченские пацаны, как воронята, заняли зрительские места на заборе вокруг расположения и на каждый выпад противников реагировали шумными возгласами. Клинок рассек кожу на предплечье Андрея. Вдовин хотел остановить схватку но, выкрикнув: «Не надо» Громов отбил шашку Сергея и в свою очередь поцарапал грудь своего оппонента. Появилась кровь. Пацаны на заборе возбужденно загалдели. Разозлившись, Сергей всей мощью навалился на Громова. Удар, удар, еще удар. Громов не успевал отбиваться. Еще один взмах, жуткий свист блестящей стали. По толпе прокатился возглас и сразу вздох облегчения. Клинок Сергея остановился в сантиметре от шеи Андрея. Противники остановились. Сергей с улыбкой похлопал шашкой по плечу Громова. Тот, скосив взгляд на кончик клинка, касавшийся его шеи, вытер свободной рукой вспотевшее лицо и сказал.

— Блин еще бы чуток…

— Все хватит, — сказала Ольга и подошла к противникам.

— Платок кидай, платок кидай! — загалдела ребятня на заборе.

Ольга вытащила из нагрудного кармана рубашки носовой платок и, обращаясь к ребятишкам, спросила: «Такой сойдет?»

— Да, — дружно выкрикнули пацанята, и Ольга бросила к ногам дуэлянтов платок. Ребятишки громко заулюлюкали. Парни опустили клинки и, посмотрев друг на друга, рассмеялись.

— Ну а я, как начальник, объявляю драчунам два наряда на «Очки». Куров, принимай пополнение, — сурово объявил «Батя».

День незаметно перетек в вечер. Когда наступили сумерки, прожектором подсветили участок между палатками и кирпичным зданием штаба. Начался импровизированный концерт. Сергей не узнавал ребят. Всегда грубоватые и любившие отпустить грязноватую шутку, сегодня в присутствии женщин, они были вежливы и галантны. Вдовин и Лапа жарили барана. Накрыли небольшой стол. «Батя» не стал противиться, желанию большинства, устроить небольшой праздник. Тем более не каждый день в гостях у отряда были девушки. Притащили магнитофон, начались танцы. Ольга и девушка журналист по очереди танцевали с бойцами. Сергей вспомнил, как учил Ольгу после тяжелого ранения в ногу танцевать танго. Встал, сходил в палатку за кассетой, на которой была записана музыка из старых советских фильмов. Чудесные звуки вальса из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь» разнеслись в ночной тиши. Пригласил Ольгу на танец.

— Хорошо. А помнишь тогда в Москве? — спросила девушка, глядя ему в глаза.

— Помню. Теперь ты замечательно танцуешь.

— У меня был хороший учитель, — улыбаясь, отвечала девушка.

Они кружились в танце. Рядом танцевал Степанец и девушка журналистка.

Сергей смотрел в глаза Ольге. Ее глаза, обрамленные пушистыми ресницами, светились от счастья.

После танцев начали петь. Сергей настроил гитару и, пристально глядя на девушку, взял первый аккорд.

«Не пробуждай, не пробуждай! Моих безумств и исступлений. И мимолетных сновидений, Не возвращай, не возвращай. И мимолетных сновидений. Не возвращай, не возвращай. Не повторяй мне имя той! Которой память мука жизни. Как на чужбине песнь Отчизны. Изгнаннику земли родной»

Ольга внимательно слушала, чуть склонив голову. В свете прожектора, она была особенно прекрасна. Глаза блестели. Сергей продолжал.

«Не воскрешай, не воскрешай. Меня забывшие напасти. Дай отдохнуть тревогам страсти. И ран живых не раздражай. Дай отдохнуть тревогам страсти. И ран живых не раздражай. Иль нет! Сорви покров долой! Мне легче горя своеволье! Чем ложное холоднокровье. Чем мой обманчивый покой»…

— Как это все прекрасно! — раздался восторженный голос журналистки, — Петя, ты снял это?

— Да, — ответил оператор.

Сергей постелил себе на полу палатки. Спать на втором ярусе было душно. Ольга легла на его кровать. Маленький кролик, подобравшись к Сергею, щекотал усами ухо, тычась в него холодным носом. Было приятно. Он лежал на спине и глядел в потолок. Раздался тихий скрип пружин и легкие шаги босых ног. Зверек испуганно убежал в угол.

— Оля, может не стоит? — глядя в темноте на стройный силуэт девушки, подсвеченный лунным светом через отверстие для печной трубы в крыше, сказал Сергей. Она села рядом с ним. Положила руки ему на грудь. Наклонилась. Он чувствовал аромат ее волос, упавших ему на лицо.

— Молчи, — прошептала она, — лучше молчи. Я не пытаюсь украсть счастье у нее. Я лишь хочу счастья для себя.

Сергей взял ее за худенькие плечи. Голова отказывалась работать. Хмельной аромат любви заполнил ее до отказа. Тело девушки стало податливым.

— Я люблю тебя Сережка, — длинный и пронзительный поцелуй, окончательно, поставил все на свои места.

Маленький крольчонок, подаренный Вдовиным, с любопытством смотрел на мужчину и женщину.

Глава 10

«А нам с тобой не повезло.

К любимым нам не возвратится.

Лишь матери всему назло,

В толпе все ищут наши лица.

Все ждут, что мы придем домой,

Привычно постоим у двери.

Что мы убитые с тобой,

Они до смерти не поверят.

Вы верьте мамы, мы живем!

Вы рано нас не хороните.

Мы в добрых снах, домой войдем.

Вы только ждите, ждите, ждите!

Войдем обнимем нежно Вас,

И слезы радости прольются.

Пускай не сами в этот час,

Пусть души наши, к Вам вернутся.»

Солдатская песня. Афганистан 1988 г.

Бой шел уже третий час. А обещанного подкрепления не было. Заканчивались боеприпасы. Бесполезный «Утес», предусмотрительный Жук утащил к выходу из ущелья. Нельзя было давать бандитом столь весомый аргумент, у них еще могли найтись к нему патроны.

АГС был разбит прямым попаданием мины. С ним погиб и расчет. Перетаскав к выходу из ущелья раненых, их было семеро, практически все тяжелые. Жук оборудовал укрытие и, собрав у раненых остатки боеприпасов, приготовился. Забил магазин к автомату, нашлось всего 20 патронов, перезарядил пистолет, еще 20 патронов. Вытащил две последние гранаты. Подумав, подошел к раненым и отдал одну им.

— Держите парни, на всякий случай. Но, чур! Только когда совсем все! — сказал и пошел на свою позицию. Прислушался. Из прохода доносился грохот боя.

Подкрепления не было. А бандиты только усилили натиск. Они понимали, что с каждым потерянным часом, теряют драгоценное, нужное для ухода за границу, время. Погода начала улучшатся, и с минуты на минуту к русским могли прилететь вертушки, и тогда конец.

Вдова, Гусь, Саитов отчаянно отстреливались. Тяжелораненый взводный, долго вызывавший по рации помощь, был в агонии.

— Вдова. Это, последняя! — . Крикнул Марат, вставляя ленту в ПКМ.

Лешка, снова раненый в руку, выпускал пулю за пулей из винтовки.

— Женек, у меня тоже, всего два магазина осталось.

— Давайте отходите, я прикрою, — снова проорал Саитов.

— Гусь, оттянись еще метров на сто, потом я, Марат прикроет.

Гусаров, когда-то мечтавший о звании «Герой России», понимал, что он сейчас как никогда близок к этому, но его это, что-то не радовало.

Расстреляв рожок, он отошел на сто метров, перезарядился, оставалось два магазина.

— И один в автомате, не густо, — подумал он, и крикнул.

— Лешка отходи, я прикрываю, — и снова начал стрелять по лезущим на них боевикам.

— Пора, Гусь закрепился- подумал Вдова и, выстрелив в очередную бородатую рожу, начал отход.

Бандиты, заметив это, снова толпой ломанулись в проход.

— Алла акбар!!!

— Ага. Воистину Акбар, — процедил сквозь зубы Саитов, и швырнув в них гранату нажал на гашетку пулемета.

«Дух, дух, дух, дух, дух» — сурово и басовито говорил пулемет, выплевывая из себя пули.

Толпа начала редеть, многие побежали обратно. Но из глубины прохода, вылазили новые боевики. Вокруг Марата густо ложились пули, но пока, не наносили ему вреда. Только куски расщепленного пулями камня, больно ударили по щекам.

— Тьфу, уроды! Не убьют, так покалечат, — и снова прильнув прицелу, дал очередь. Еще трое упали, остальные залегли.

— Марат, отходи, пока лежат, мы с Гусем прикрываем, — услышал он голос Вдовы.

— Да, пора уже, — подумал Марат. Лента в пулемете заканчивалась. Оставалось патронов пятнадцать. Достал последнюю гранату.

— Вдова я иду!!!

Снайпер бандитов, никак не мог поймать в прицел, так сильно мешавшего им пулеметчика, который выбрал удобную позицию.

Но бандит был терпелив, он понимал, что рано или поздно тот начнет отход. Пулеметчик метнул гранату. Пытаясь прикрыться облаком разрыва, рванулся к своим. Бандит усмехнулся, поймал в прицел стриженую голову Марата и нажал курок…

«Вдова я иду!! — услышал Алексей и прильнул к оптике. Саитов, кинув в сторону бандитов гранату, пригнулся и побежал к нему. И в туже секунду пуля попала Марату в голову.

— Сука, — сказал Вдова и выстрелил на мелькнувший отблеск оптического прицела боевика.

Бандит, не успевший даже обрадоваться тому, что снял русского пулеметчика, уткнулся носом в пыльную каменистую землю.

Вдова, тоскливо посмотрев на мертвого Марата, побежал к позиции Гусарова.

Не пробежав и десятка метров, упал как подкошенный, дикая боль в ноге заставила его заорать. И следом — удар в живот.

— А-а-а сука!!! Ой, мамочка, мамуля!!!!!! Ай, Леша, не аккуратно!!!! Больно-то как.

От боли свело все тело, в глазах сверкали искры. Гулко стучало в висках.

Вдова отполз за ближайший валун. Стараясь не делать резких движений, подтянул к себе ногу, которая была неестественно выгнута. Осмотрел. Из порванных брюк торчали кости. Кровь лилась густой темной массой.

— Теперь все. Пи… Звездец, — вслух сказал Вдова. Он понял — пришла смерть, и матерится перед ней, и осквернять себя руганью, не хотелось. Зачем-то начал перетягивать жгутом ногу.

Осталось, подороже, продать свою шкуру.

— Да, а что там с животом, — и заглянул под броник. Увидел дыру, но крови было немного. Затянув жгут, отстегнул магазин винтовки, там было три патрона. Пристегнул на место.

— С тем, что в стволе — четыре — Достал «стечкин», передернул затвор, сунул в пустой карман разгрузки. Взял СВД на и изготовку, и рывком, скрипя зубами от боли, встал на одно колено.

— Бух, бух, бух — три раза грохнула винтовка, и еще три приближающихся бородача кувыркнулись в пыль.

И снова — два удара в грудь. Вдову отбросило на спину. Бандиты били в упор, и бронежилет уже не мог остановить пули.

— Бух, — Алексей, падая, успел нажать курок. И уполз за валун.

— Вдова, ползи сюда, ползи, не вставай! — с отчаянием орал ему Гусь. Он стрелял одиночными — остался один рожок. Стрелял только в тех, кто осмеливался подбираться слишком близко к камню, за которым сидел Алексей.

— Вдова!!! Гад, если сдохнешь — прибью!!! — выкрикнул Гусаров.

Алексей, откинувшись спиной на валун, тяжело дышал. На бледном лице выступила испарина. Рот наполнился знакомым вкусом крови. Услышав слова Гусарова, улыбнулся.

— Да пошел ты! Прости Танька, прости милая, но, кажется, пора прощаться, — шептал Вдова, вспоминая лицо жены и мордашки ребятишек. Разобрал ставшую ненужной винтовку — ничего не оставлять врагу, так учили их в ОДОНе, где он проходил срочную. Раскидав, по камням, запчасти от СВД, снял разгрузку. Мучаясь от боли, стянул продырявленный бронежилет.

Расстреливая последние патроны Гусаров, глядя на Алексея, рыдал, слезы мешали стрелять прицельно, но он не мог сдержать этих слез.

— Леха, ну как же так, как же так!!??? — бормотал он, вытирая лицо рукавом и размазывая грязь.

«Щелк!» — сухо клацнул затвор. Патроны вышли.

Вдова, снова собрался силами. Достал пистолет и выкатился из-за укрытия. «Стечкин» в его руках заговорил.

«Тах, тах, тах, тах» — бандиты снова спрятались, они понимали, что этому русскому конец, и не хотели напрасно лезть под пули. Ждали когда закончатся патроны.

Алексей толком ничего не видел, стрелял просто потому, что хотел стрелять. Руки плохо удерживали оружие.

«Тах»- магазин опустел. Он снова, медленно, закатился за камень. Посмотрел на небо, вспомнил лицо матери, он увидел ее двадцатилетней улыбающейся — такой, какой увидел ее когда родился. «Здравствуй сыночек!»

Осталось сделать последнее.

Подтянув к себе радиостанцию взял ее и поднеся к окровавленным губам начал передачу:

— «Воронеж, — это «Круча».

— «Круча», «Круча» — это «Воронеж»!!! Немедленно доложите обстановку! Немедленно!! Говори «Круча»!!!

— Прощайте, мужики!!! Серый, присмотри за… — появившийся боевик, разрядил рожок в голову Алексея.

Алексей погиб. Погиб, как и его дед — Григорий Назарович Вдовин, в далеком 43, под Курском. Будучи наводчиком противотанковой пушки, он после гибели орудийного расчета, в одиночку сжег два немецких танка. Тяжело раненым, его захватили немцы, и озверевшие от злобы немецкие танкисты, бросили его под гусеницы, наползающего танка.

Погиб, как его отец — Михаил Григорьевич Вдовин, в 80, под Кандагаром, прикрывая отход истерзанной десантной роты, и раненым был добит душманами.

Гусаров видел, как убили Лешку. Выдернув табельный ПМ, выскочил из укрытия, и в полный рост, стреляя как в тире, пошел на бандитов. Одному, он еще успел прострелить голову. Второй, вскинул оружие.

Пулеметная очередь в грудь, навсегда остановила Славкино сердце.

— Сбылась мечта идиота, — было последнее, что пришло Славке в голову.

И наступила тишина! Раздавался только тихий мелодичный звон стреляных гильз. Отброшенные после выстрелов, куда-то вверх, они теперь падали с высоты, звонко стукаясь о скалы. Это был погребальный звон. Одна из них подпрыгнув, упала прямо на раскрытую ладонь мертвого Алексея.

Александр Жук сидел на камнях, вслушивался в грохот выстрелов доносившихся из прохода и вспоминал. Его отец был генерал милиции. Мать работала в прокуратуре. Старшая сестра тоже закончив институт МВД, работала в правоохранительных органах.

А Сашка мечтал о карьере биолога. С детства он любил рассматривать жуков, ящериц и птиц. Любил животных. Заведовал живым уголком в школе. Он был толст и неуклюж. В школе его дразнили. И хотя, как все крупные люди, обладал большой физической силой, в силу мягкости души, не мог дать сдачи обидчикам. Он вырос, окончил школу, собирался поступать на ветеринара.

Но отец посчитал, что это недостойно, сына генерала. И устроил его в тот же институт МВД, который закончила сестра. Сначала Сашка учился с неохотой, но узнав, что и в милиции есть животные — кинологическая служба, конный полк, с удвоенной силой начал грызть гранит милицейских наук. А заодно, втайне от отца, поступил на заочный — в Тимирязевскую академию. Оба ВУЗа закончил с красным дипломом. Чем впоследствии сильно удивил отца. Женился. Его жена Марина, была под стать ему, крупная, добродушная и очень хозяйственная женщина. Она гордилась, что у нее такой образованный муж. Родила Сашке девочку. А потом…

А потом папа генерал, полез в губернаторы. И Сашка попал сюда, зарабатывать отцу, голоса избирателей. Это была его первая командировка. Когда отряд уезжал, на аэродром прибыл папа, с телевизионной группой. Это взбесило Сашку, и он наговорил отцу много гадостей, прямо перед камерой.

Здесь он нашел друзей. Которые любили его не за внешность, а за доброту, отзывчивость и безотказность.

Правда, старались сильно не напрягать. Понимали, что с его весом и отсутствием боевого опыта, ему тяжело бегать на зачистках и в рейдах по горам. Поэтому он чаще других, стоял на внутренних постах, ходил в наряды по кухне, хотя и носил погоны старшего лейтенанта. Вот и сейчас, командование отправило его с Алексеем Вдовиным и ребятами в этот проход. Ведь предполагалось, что бандитов мало, и здесь будет не очень опасно. Получилось так, как получилось. Сашка успел расстрелять всего два магазина, потом взводный приказал ему носить и охранять раненых. И он начал выполнять последний приказ взводного. Даже когда осколки мины разорвали ему плечо, Жук без стонов и нытья перетаскивал раненых к выходу из прохода.

По рации Жук услышал слова Вдовина, потом стрельба стихла, Жук все понял. Вздохнул. И подумал.

— Ну, папа, теперь ты точно станешь губернатором.

Выбросив окурок, взял оружие и приготовился к бою. Глянул в небо, солнце, наконец, разогнало тучи.

— Хорошая погодка будет сегодня.

Лежал и смотрел в полумрак прохода. Ждать пришлось довольно долго. Когда появился первый бородач, Сашка начал целится ему в голову. В этот момент, кто-то, осторожно подергал его за ботинок. Жук резко обернулся.

— Тихо боец, тихо. Свои. Не стреляй, — вполголоса сказал ему незнакомый парень в «горке». С оружием на изготовку, рядом лежало еще несколько человек.

— ВДВ. Разведка. Прапорщик Сомов.

— У меня раненые. И…. - патронов дайте, — сказал Жук.

— Раненых твоих уже унесли, давай тоже отходи. Проползешь во-о-от по той канаве, чтобы тебя не заметили. Все отвоевался, боец. — улыбнулся Сомов.

— Нет, Я же сказал, патронов дай! — сурово ответил Александр.

* * *

Командующего разбудили посреди ночи. Он сел в кровати, посмотрел на часы 4–35. Перед ним стоял начальник штаба группировки.

— Товарищ командующий, «Воронеж» только, что доложил. Прибыли на место. Закрепились.

— Хорошо. Это все, ради чего меня подняли?

— Нет есть еще. «Воронеж» требует помощь.

— Ему что мало? У него 170 человек, две БМП, минометная батарея. Против 60 человек у противника. Чего еще?

— Товарищ командующий, ситуация изменилась. По данным «Воронежа», у противника около семисот боевиков. Большинство — наемники, много оружия и боеприпасов. Имеется тяжелое вооружение. Станковые пулеметы, гранатометы. Есть минометы. Несколько ПЗРК типа «Стрела 1» и «Игла».

— Данные точны?

— «Воронеж» провел разведку на месте, поэтому сомнений не вызывает.

— Соберите штаб на совещание, через пятнадцать, нет лучше десять минут.

— Есть!

«Это сильно все меняет» — подумал командующий одеваясь.

«Своих сил у «Воронежа» хватит только на оборонительные действия, и только на несколько часов.»

Командующий надел фуражку и вышел из своего модуля, направляясь в штабной вагончик. Взялся за ручку двери.

— Товарищи офицеры! — все встали.

— Вольно. Садитесь, не до церемоний, — входя, сказал генерал.

Вокруг стола с разложенной картой сидел штаб группировки.

— Начальник разведки.

— Я. - встал один и присутствующих.

— Откуда вы взяли информацию о количестве бандитов в селении?

— От нашего информатора.

— Вы доверяете своему информатору?

— Вообще-то у нас есть некоторые подозрения на этот счет. Есть мнение, что информатор двойной агент.

— Подозрения! Почему вы раньше не доложили о своих подозрениях? — недовольно буркнул командующий.

Обведя присутствующих взглядом.

— Какие будут мнения о сложившейся ситуации? Попрошу высказываться по очереди. И руководство склонилось над картой.

Совещались долго. Было принято решение послать к «Воронежу» мотострелковый полк с техникой и роту ВВ МВД.

В проход решили отправить две десантно штурмовых роты ВДВ, на вертолетах. Но было одно — но….

Если на основную позицию «Вронежа», мотострелки и бойцы ВВ могли прибыть на своей технике в течении полутора, двух часов.

Но вот выбросить десант, на перевал — к проходу, было пока невозможно. В горах стоял сильный туман, и рисковать вертушками было нельзя.

— Когда рассеется туман?

— Примерно часов в десять, одиннадцать.

— Слушайте приказ. Приказываю, мотострелкам форсированным маршем выдвинутся к селению на помощь «Воронежу» С ними выдвигаются и ВВ. Десантникам ждать на аэродроме. Подготовить вертолеты. Как только метеослужба даст добро. На взлет.

И докладывайте каждые пятнадцать минут о ситуации.

Часы показывали 7–30. В это время бандиты начали первую атаку на позиции отряда и на группу Попова в проходе.

В темноте стоял рокот десятков двигателей, слышались приглушенные разговоры, то и дело вспыхивали огоньки сигарет.

Вспарывая темноту, взлетела красная ракета.

Сотни глаз в эту минуту провожали ее полет взглядом, одновременно вспыхнули десятки фар.

— По машинам!! — раздалась команда.

Через секунду рев двигателей и лязг гусениц заглушил все звуки вокруг. Выхлопной дым и клубы поднятой пыли заволокли дорогу.

Когда пыль осела, и дым рассеялся, на дороге было пусто, лишь вдалеке виднелись огоньки габаритных фар последней машины.

Вскоре и они исчезли. Теперь все зависело от лошадиных сил моторов и мастерства водителей.

Не подведите ребята, только успейте, иначе в России вдов и сирот станет больше! Успейте!..

Бандиты, попав под огонь вертушек и десантников, поняли, что выхода нет. В отчаянии рванулись в селение, которое уже занимали мотострелки, солдаты внутренних войск и бойцы Серегиного отряда. Боевики попали под плотный и сосредоточенный огонь.

Неся большие потери, сделали последнюю попытку прорваться. Падая под перекрестным огнем, около ста бандитов добрались, до закрепившихся в селении русских. Две волны схлестнулись. И началась резня.

Самое страшное, что бывает на войне — это рукопашный бой. Бой, где нет места жалости и состраданию. Есть только животное желание — выжить. Выжить — и убить того, кто не хочет, что бы жил ты, не хочет что бы ты, вернулся домой. Любой ценой.

Андрей Громов стрелял одиночными, в набегающих бандитов, рожок закончился. В этот момент, на него выскочил, здоровенный, бородатый бугай. Громов бросил ему в лицо свой автомат. Пытаясь его поймать, боевик выронил свой. Поймал, взмахнул прикладом.

Но не на того нарвался. Будучи самым маленьким в школе, Андрей с детства занимался самбо. Служба в органах, только добавила мастерства во владении искусством убивать без оружия. Вот и сейчас, поймав, держащие его автомат, руки бандита, Громов провел бросок, выбил оружие и, заломив руку бандита, уложил его на живот. Не выпуская руки, прижал коленом. Выдернул, из висевших на поясе боевика ножен, огромный кавказский кинжал. Взмахнув рукой, всадил его, по самую рукоятку, в основание черепа бандита. Подхватил свой автомат, перезарядил и снова открыл огонь.

Серега пригнулся, приклад просвистел над головой. Резко выпрямившись, нанес удар своим автоматом в голову. Бандит упал.

Следующий боевик выдернул кинжал, Серега рванул из разгрузки финку. У бандита была хорошая реакция, и Серега умудрился пропустить один удар. Лезвие вошло в ляжку. В ту же секунду, отбив второй удар обрадовавшегося легкой победе бандита, Сергей воткнул финку в грудь противника. Краем глаза увидел, что на Лапу навалился, размахивая штыком, здоровенный дядя. Но помочь Димону ничем не мог. Прямо перед ним, стреляя по солдатам с колена, сидел еще один боевик. Серега прыгнул ему на спину, схватил левой рукой за подбородок, рванул на себя и полоснул финкой по обнажившемуся горлу. Повернувшись к Димону, увидел, что тот с ног до головы залитый кровью, сидел на коленях, глухо выл и отплевывался.

Лапе досталось. Мало того, что боевик выбил у него оружие, так он вдобавок оказался физически сильнее Дмитрия. Сначала боролись. Бандит бросил Лапу на спину, прижал его правую руку с ножом. Вырвав свой штык, взмахнул лезвием. Лапа едва успел перехватить свободной рукой, летящую в его голову сталь. Минуту пыхтели, пытаясь, пересилить друг друга. Мозг Лапы лихорадочно искал решения.

Димон начал сдавать, и в этот момент увидел пульсирующую жилку на небритой шее бандита и острый кадык. Зарычав, как загнанный зверь, он подался вперед и вцепился в кадык зубами. Сжал челюсти, услышал хруст и, почувствовав кровь на языке, мотнул головой.

В лицо ударил фонтан крови и раздался свист воздуха, выходящего из разорванной гортани. Бандит выронил нож, отпустил Лапу и схватился за горло. Стоял жуткий хрип смертельно раненого человека. Отбросив ослабшее тело, Димка подхватил нож и воткнул противнику под сердце.

Лихорадочно перебирая ногами, раком отполз о мертвого боевика, сел на колени и обессилено взвыл, выплевывая остатки человеческой плоти изо рта.

А бой вокруг продолжался. Выбежавший бандит увидел сидящего в шоке Дмитрия, вскинул автомат. Но Серега опередил его, выстрелив в голову целящегося. Тот рухнул, но появились еще двое.

— Лапа!! Ложись! — отбрасывая пустой автомат, орал Сергей. Выдернув из кобуры трофейный Маузер, уложил и этих двоих. Но тут, показался третий и выстрелил в Серегу.

— Ложись придурок! — пули выпущенные бандитом, прошли рядом с головой, одна рванула рукав курки. И снова пистолет два раза дернулся в руках Сергея. Увидел, как упал раненый в шею боевик. Не думая о себе, Сергей продолжал стрелять, прикрывая товарища. Стоя в полный рост и крутясь, как волчок, выпускал пулю за пулей в набегавших бандитов. В этот момент появился Громов и длинной очередью срезал двух бородачей выпрыгнувших из окна дома. Больше бандиты не появлялись. Весь бледный, с покрытым испариной лбом, Сергей направился к сидящему Дмитрию, который продолжать подвывать.

— У-у-у. Ммммм. — таким его и увидел Сергей. Димон издавал нечеловеческие звуки. На залитом кровью лице бешено вращались, выпученные глаза.

— Лапа, — позвал Сергей. Реакции не было.

— Димон!!! — и присев рядом, посмотрел в лицо друга.

Тот, наконец, увидев Серегу, прохрипел.

— Сука. Все домой, больше сюда — ни ногой — зубы Дмитрия стучали, как перфоратор.

— Дай воды! — продолжил он, увидев, на поясе Сергея, флягу.

— Там спирт.

— Еще лучше.

Прополоскав рот, сплюнул. Снова приложился к фляге, сделал два глотка.

— Сигарету — Сергей похлопал себя по карманам. Не мог найти. Оглянулся, из разгрузки, убитого Лапой боевика, торчала пачка «Мальборо».

Молча, подошел Гром. Сергей достал сигареты, вставил в рот Димону и себе.

— Дай мне? — попросил Андрей.

— Ты же не куришь, — давая сигарету, сказал Серега.

— А-а-а!! — махнул рукой Громов.

Встав в кружок, начали прикуривать. Руки у всех мелко дрожали.

— Что это с ним? — кивая на Лапу, снова спросил Андрей.

— В графа Дракулу поиграл. Слышишь Лапа, ты сходи к нему, кол всади, а то очухается, а пуль серебряных у нас нет, — пытаясь пошутить, хлопая по пустым карманам разгрузки рукой, сквозь зубы зажавшие сигарету, процедил Сергей.

Наконец прикурили.

— Пошел ты, Серега! — ответил Лапа, выпуская табачный дым. Громов посмотрел на бандита, на Лапу и отскочил в сторону. Его рвало.

— Ну вот! Гром, ты снова?!!! — и Димон с Серегой начали дико смеяться.

Громов разгрузив желудок, посмотрел на них и, затянувшись сигаретой, тоже захохотал.

Глава 11

Сергей и Людмила сидели в ванной. Людмила мыла голову своему мужчине, касаясь грудью его спины.

— Боже Мой! Он совсем седой. И это в тридцать три года! Возраст Христа. — думала она.

Когда случайно ее взгляд падал на страшную рану на бедре Сергея, ее передергивало. Сергей понял, включил кран и вылил целый пузырек шампуня в ванную. Пена скрыла от взгляда увечье, нанесенное взбесившейся сталью.

— Так у нас денег, на шампунь не хватит — сказала Людмила.

— Зато не надо тратить на валерьянку — ответил Сергей, и повернулся.

Увидел ее красивые, но грустные глаза. грудь на которой таяли пузырьки пены. Прижал к себе и поцеловал.

Людмила положила голову ему на грудь, обняла.

— Пойдем в спальню, я перевяжу тебя — гладя его по спине, продолжила говорить она.

— Я конечно не ваш доктор Чумаков, и никогда не перевязывала раненых мужиков, но раз я буду твоей женой, то пора учится — уже веселее добавила Людмила.

Они вылезли из ванны, смеясь, вытерли друг друга полотенцами. Сергей внезапно, резко, она даже не успела среагировать, одним движением замотал ее в полотенце. Подхватив на руки, понес из ванны в спальню.

— Сережка отпусти! Ты же раненый! — смеясь, кричала она, пытаясь освободить руки.

— Тоже мне раненый, поцарапали немного, — весело отвечал Сергей, целуя ее в шею.

Проходя через гостиную, встали как вкопанные. В кресле сидел приехавший, и как то тихо вошедший Олег Михайлович.

— Привет молодежь! — улыбаясь, сказал он.

Людмила спрыгнула с рук Сергея. Серега стоял голый. Сдернув с себя полотенце, Людмила попыталась прикрыть его наготу. Но поняв нелепость всей ситуации, прижалась к Сергею и кое-как прикрыла обоих.

— Здравствуйте, Олег Михайлович! Как Вы тихо вошли. Извините. — чувствуя свою беззащитность пробормотал Сергей.

Так вдвоем с Людмилой они бочком, бочком добрались до спальни, юркнули в нее и захлопнули дверь.

— Блин, я выглядел, как придурок, — поворачивая Людмилу лицом к себе сказал Сергей.

— А я! Стриптиз устроила — глядя ему в глаза и вставая на цыпочки переходя на шепот сказала она.

Полотенце упало. Она подалась к нему, и Сергей, обняв поцеловал ее полуоткрытый рот.

Через минуту, вместе упали на кровать. За дверью хохотал отец.

Через два месяца они поженились. Несмотря на протесты отца Людмилы и родителей Сергея, свадьба была скромной. Жук и его толстая супруга Марина были свидетелями. Единственное, что смогли добиться от молодых, родители, это свадебное платье невесты. Сергей был в парадной форме. Во время церемонии бракосочетания, работница ЗАГС, молоденькая и симпатичная девушка, не сводила восхищенных глаз с груди Сергея. На кителе, которого светились, тяжелым блеском, ордена и медали. Был скромный стол, который накрыли на даче у родителей Сергея. Присутствующих было немного.

Пригласили Алексанра Евдокименко с женой, пулеметчика СОБР «Сову» — Алексея Савина с женой Светланой. Почему-то Людмила попросила пригласить Ольгу, девушку — медсестру которую Сергей спас в 96. Во время застолья Ольга, постоянно смотрела на Людмилу, улыбалась и подмигивала ей поднимая бокал с шампанским. Людмила в ответ кивала с улыбкой. Были несколько сотрудников фирмы, где работала Людмила. Татьяна Вдовина, не смотря на приглашение, прийти не смогла. Еще слишком свежим, было ее горе.

Еще через месяц Людмила почувствовала, что беременна. Сергей собирался в очередную командировку.

В предрассветном тумане слышалось хлопанье птичьих крыльев. У гусей начался сезон птичьей любви. Раздавалось гоготание и свист рассекаемого крыльями воздуха, от пролетающих птиц. Молодой солдатик, стоя на посту, слушал любовные серенады гусей. Недавно командир представил его к награде. Каким гоголем, он вернется теперь в свои родные Салтыки, что на орловщине. Парни обзавидуются. Особенно рыжий Вовка, который отбивал девчонок, щеголяя после дембеля в своей морской форме. А теперь он, Костя Семенов, станет любимцем деревенских девчонок, придя с медалью с настоящей войны. Мечты уносили Константина в далекие дали.

Мимо пролетела пара гусей. «Вот бы подстрелить одного», — подумал Костя и снял автомат с плеча. Стал ждать. Увидев, как из тумана прямо на него вылетела очередная влюбленная пара, он вскинул оружие и три раза выстрелил в подлетающего гуся. Птица, кувыркнувшись в воздухе, упала прямо к ногам часового.

— Кто стрелял? — раздался командирский голос.

— Я, Семенов. Товарищ лейтенант, вот гуся подстрелил. Извините. Не удержался.

— Не удержался? Я тебе не удержусь, в следующий раз. Где гусь? — лейтенант подошел вплотную.

Костик показал ему убитую птицу. Две пули вошли прямо в грудь красивой птице. На клюве гуся выступила капля крови. В бусинках птичьих глаз, медленно, угасала жизнь.

— Ладно, Семенов, за хорошую стрельбу и заботу о желудке командира, объявляю тебе благодарность.

— Служу России!

И лейтенант, забрав убитую птицу, пошел по своим делам.

«Два раза попал, из трех. Хорошо стрелять научился. Точно Вовка обзавидуется, когда на охоту пойдем» — и солдат снова погрузился в свои мечты.

Последняя пуля, вылетевшая из ствола, не попала в гуся. Внешне похожая на миллионы своих сестер, она, тем не менее, имела свое, собственное мнение, о своей значимости в истории. Она считала, что должна убить — как минимум президента, а тут промахнулась в какого-то гуся. И сатанея от ярости, она устремилась вперед. Пуля пролетала над ковылями, колыхавшимися от слабого утреннего ветерка, над стадом глупых пасущихся овец, над пастухом, который присел, услышав ее свист. Покрывая за секунду не одну сотню метров, пуля летела. Летела. Через некоторое время пуля поняла, что слабеет. Неужели ей придется заржаветь, зарывшись в эту пыльную землю? Она недостойна такой участи. Ну хоть какая-то цель!

Внезапно, прямо перед собой, она увидела черную дыру амбразуры ДОТа. Это был последний шанс, и она не раздумывая нырнула в темноту бойницы.

Сергей сидел перед амбразурой и думал. Он любил эти утренние часы. Последнее время ему не спалось по ночам, и он ходил подменять уставших и сонных парней. Ближе к утру всем хотелось спать, и приход Сергея все воспринимали с радостью и благодарностью. Вот и сегодня он сменил клевавшего носом Саню Евдокименко, и тот ушел спать.

После гибели товарищей Сергей сильно изменился. Он замкнулся, стал совсем неразговорчив. За время проведенное дома, он все свободное время играл с ребятишками Вдовы. Тем более, Татьяна в своем горе, совсем забыла о детях. Мишке и Гришке сказали о смерти отца. Но не знающий, что такое смерть неопытный детский умишко, не мог понять всей глубины трагедии. Хотя Сергей чувствовал, что маленькие сердца пацанов тоже очень страдают, как у взрослых. Ребятишки стали необщительны, молчаливы, необычайно тихо вели себя дома, молча играя в своей комнате. Общаясь с Сергеем, они стали немного оттаивать и вскоре вновь приступили к своим шумным играм. Пытались завлечь Сергея в свою любимую игру в войну. Но Сергей постоянно отказывался, придумывая другие, не связанные с войной игры.

Он устал от войны и даже понарошку не хотел в ней участвовать.

Когда Людмила сообщила, что беременна, Сергей первый раз за последнее время улыбнулся и испытал приступ бурной радости.

Он схватил Людмилу на руки, и целуя ее лицо, целый час кружил по квартире. На следующий день, пока Людмила была на работе, он купил огромную охапку белых роз и раскидал их по всей квартире, а кровать завалил розовыми лепестками. И ночью они снова любили друг друга на пахнущей цветами постели.

Отряд снова стали готовить в командировку в Чечню. Сергей решил поехать в последний раз. Он так и сказал Людмиле: «Это последняя командировка.» Ставшая немного суеверной, Людмила поправила его: «Крайнюю. Не последнюю, а крайнюю».

«Последнюю!..» — весело перебил ее Сергей. Через неделю, самолет в глубине синего неба, нес их к заснеженным вершинам Кавказа…

Теперь нужно было подумать, о том, что будет дальше. Жизнь начинала меняться, скоро он станет отцом. Это здорово, когда ты можешь гордиться не только количеством убитых врагов, но и произведенной тобой жизнью. «Все таки, делать новых людей, очень приятный процесс, и в физическом плане и вот так, в осознании того, что благодаря тебе и твоего любимого человека, появится еще одна новая жизнь», — подумал Сергей и достав, из разгрузки, сигарету прикурил. Дымя сигаретой, он продолжал размышлять о том, что придется уволиться из органов, пойти учится. Ведь рядом с такой умной и окончившей два ВУЗа женщиной, как Людмила, он, с образованием в три курса университета и умеющий только воевать, выглядит нелепо. Многие из их общего окружения удивлялись, глядя на этот странный союз двух людей. Главное, Сергей еще не представлял, чем он займется на гражданке.

Заскрипела лестница, и к Сергею поднялись Громов и Жук.

— Что Серый, не спится? — спросил, вставая перед Сергеем, спиной к амбразуре, Громов. Жук что-то жевал.

— Думаю. Люда сказала, что беременна. Теперь надо жизнь менять, а как ума не приложу. Ни специальности, ни образования. — Сергей вздохнул.

— Поздравляю, папаша! И ты молчал? Слышишь Жучила, этот новоявленный отец хотел пузырь зажать, — Громов повернулся к Сашке.

— Нехорошо Серега. Мы твои друзья, а ты такую новость не сообщил! Ты, последнее время, странный стал. Ни привет, ни до свидания. Только молчишь и куришь, как паровоз. Смотри, скоро нормативы по бегу завалишь. Я понимаю, смерть ребят и все такое, но не надо раскисать. — Жук говорил, вопросительно глядя на Сергея.

— Странный говоришь. Нет. Просто понял многое. И устал, устал от всего этого. Может мне тоже, как Лапе в священники, а? В попы берут женатых, не знаете? — Сергей достал еще одну сигарету.

— Не знаю, берут ли женатых, но вот курильщиков точно не берут. — Громов взял сигарету у Сергея и сам закурил. Где- то вдалеке громыхнуло три выстрела.

— Если хочешь быть попом, придется бросать курить. Дурак ты Серега! Такую женщину, как твоя Людмила и в попадьи. Ей блистать надо, в высшем обществе. Так, что покупай здесь вышку — нефтяную и в олигархи. Будешь бабло ка……,- Громов резко оборвав фразу, дернулся от толчка и с недоумением посмотрел на Сергея. Увидев глаза друга, Сергей почувствовал недоброе. В углу рта у Андрея показалась красная точка и через мгновение кровь ударила струей.

— Андрюха! Жук, доктора, быстро! Андрюха, держись! Жук, какого черта, возьми рацию! — Серега поймал упавшего на него Громова. И выдернув из разгрузки рацию, нажал клавишу передачи: «Говорит «Декабрист» — срочно медика на НП, срочно, трехсотый, тяжелый! Док, Чумаков, быстро сюда! — Сергей орал, в голосе чувствовалось отчаяние. Жук, топая по ступеням, скатился вниз, и побежал в палатку к медику. В этот ранний час все еще спали, и радиостанция у доктора могла быть выключена.

— Андрей только потерпи, дружище. Только дождись! Не умирай! — говорил Сергей хрипящему и истекающему кровью Андрею. Весь пол вокруг них был уже ярко алым. Зажав ладонью дырку на спине Андрея, Сергей чувствовал, как кровь друга бьет сквозь пальцы. Поймав взгляд раненого, Сергей увидел глаза. Он сотни раз видел такие глаза — глаза мертвеца. «Мама!» — выдохнули окровавленные губы, и Громов затих, только пальцы левой руки продолжали скрести пыль на бетоне перекрытия. Казалось, Андрей пытается уцепиться за этот свет. Не получилось. Сергей положил тело друга на ящик с выстрелами к РПГ. Внизу послышался шум и стук сапог. На НП, тяжело дыша поднялся, заспанный Чумаков. Следом еще несколько человек.

— Что? — спросил медик. Сергей только махнул рукой. Доктор бросился к телу Андрея, начал резать обмундирование. Все в тревожном ожидании молчали. Через минуту, доктор встал и сказал: «Все. Кончено.» И забрав свой чемодан, пошел вниз. Раздался мат и все присутствующие загомонили. Двое бойцов, взяв убитого, начали спускать его по лестнице и положив на носилки понесли в палатку Чумакова. К Сергею подошел полковник Будыкин, маленький сухонький старичок, сильно похожий на портреты фельдмаршала Суворова. Полковник был начальником штаба отряда. «Как это произошло?» — спросил он.

Серега рассказал. Будыкин подумал и посмотрев в амбразуру откуда прилетела пуля сказал: — «Шальная. Там в километре или полутора мотострелки стоят. Может от них прилетела. С утра смотаемся к ним. Найду кто — посажу суку!»

Лейтенант Котельников с друзьями завтракали. Повар запек гуся в полевой печи, с яблоками и лимоном, нафаршировав гречкой и зеленью. В палатку зашел писарь и доложил, что к ним гости.

— Зови. Как раз на гуся успели, а если у них сто грамм есть. Очень хорошо, — сказал Котельников сослуживцам. Вошли Будыкин, Сергей и Жук. Увидев застолье и блюдо, они все поняли.

— Лейтенант, я тебе сейчас скажу одну вещь. Ты только косточку положи, а то подавишься, — сурово и нотками злобы начал полковник, — кто из Вас эту птичку подстрелил?

— Из нас, никто. Часовой утром. Рядовой Семенов. А что случилось? — лейтенант удивился тону, с которым к нему обратились.

— Позови своего Семенова. — садясь на табуретку уже спокойней добавил Будыкин. Вызвали солдата. Все сидели и глядя друг на друга молчали.

— Товарищ лейтенант, рядовой Семенов по Вашему приказанию прибыл! — вошел невысокий, щупленький конопатый боец.

— Солдат ты сколько раз вчера стрелял? — спросил полковник. Рядовой, услышав голос сбоку, повернулся. Увидев звезды, вытянулся.

— Товарищ полковник, извините, сразу не заметил. Три раза. Два раза попал. Вот, — и показал рукой на стол.

— Владимир Васильевич, можно я. А солдата отпустите, — Сергей перебил, хотевшего еще что-то сказать, полковника. Будыкин удивленно посмотрел на Серегу. Семенова попросили выйти. Когда солдат ушел, Сергей продолжил.

— Лейтенант, третья пуля, из автомата этого «охотника», прилетела к нам. Погиб мой друг. Он многое прошел, обстрелы, бои, даже рукопашную. Ну, чтобы так…… Ладно мы поедем, ты только бойцу не говори ничего. Это моя личная просьба.

Когда гости уехали, Котельников переглянулся с офицерами, встал, прошелся вокруг стола, размышляя над тем, что услышал. Схватил блюдо с гусем и выкинул из палатки.

— Черт! Что поели дичи? Поохотились?! Этого «охотника» на посты больше не ставить. И если хоть одна сука, еще раз, ночью огонь откроет. Лично морду набью! Так и предайте солдатам. Парни просто пожалели этого желторотика. Эх, сгубили человека! Своего сгубили! — и Котельников вышел из палатки.

Отрядный «Урал» подпрыгивал на неровностях дороги. Весь асфальт был разбит снарядами, минами и гусеницами тяжелой техники.

В кузове стоял ящик с цинком, где лежало тело Андрея Громова. На лавках вокруг ящика сидели Сергей, Жук, Саня Евдокименко и молодой лейтенант Томилин. Последний был в командировке первый раз, и в его голове еще жила романтика войны. Лейтенант напоминал Сергею — Гусарова, с его желанием получить «Героя России». Ехали в Ханкалу. Нужно было отправить Андрея домой. С погибшим, в качестве сопровождающих, ехали Жук и Евдокименко. Им предстояло вынести тяжелую ношу, сообщить родителям и жене Громова о его гибели. Дело о гибели Громова прекратили. Списали на шальную пулю. Все уже поняли, почему Сергей и полковник пожалели солдата. Только Томилин, в своей неопытности, еще возмущался по этому поводу и горел желанием отомстить.

Погрузив гроб в вертолет, обнявшись с уезжающими, долго смотрели, как «Черный тюльпан», натужно гудя двигателем, медленно набирал высоту. Когда вертолет растаял в небе пошли к машине.

По дороге на базу машина сломалась, прямо перед площадью «Минутка». Вокруг лежали груды битого кирпича и бетона, от некогда стоявших вдоль улицы, домов. Водитель открыв капот полез в двигатель. На него с матом набросился Будыкин, ездивший вместе с ребятами. Томилин стоял раскрыв рот осматривая развалины. Сергей немного отошел от машины и сел, достав сигареты, на обломки здания. Закурил. В развалинах послышался шорох. Сергей снял автомат с предохранителя и пригляделся. Два мальчишки, что-то искали в руинах. Найдя пустую трубу от гранатомета, пацаны начали играть в войну, напомнив Сергею Вдовинских Мишку и Гришку. Увидев сидящего русского, они направили трубу в его сторону. Изобразив выстрел, засмеялись и, увидев «Урал» навели гранатомет на машину.

— Дети войны, — подумал Серега. Вдруг сзади он услышал лязг передернутого затвора и крик Томилина: «Ложись! Граната!» Вслед за этим раздалась автоматная очередь.

Томилин разглядывал разрушенные войной улицы города. Вдруг он увидел, как два подростка наводят гранатомет на машину. Наслушавшись рассказов, что здесь даже дети стреляют в военных, он ни минуты не задумывался. Передернув затвор и крикнув, он выстрелил в сторону пацанов. «Не стрелять!» — услышал он крик Сергея и увидел, как тот бросился навстречу смерти, выброшенной томилинским автоматом.

Услышав лязг затвора, Серега, каким-то звериным чутьем, уловил момент, когда курок сходил с боевого взвода. На мгновение раньше, чем раздался первый выстрел, он прыгнул, закрывая собой детей. Автоматная очередь прошила его сверху вниз. Он почувствовал дикую боль, сердце будто сжали стальные тиски. Дневной свет потух в его голубых глазах. «Это все!» — было его последней мыслью.

Так он умер, второй раз…

Боль стихла также внезапно, как и началась и Сергей увидел свет. Пройдя по длинному белому коридору, он оказался в огромном светлом зале. Он почувствовал облегчение. Стало хорошо. Вдруг, из белого тумана показались тысячи человеческих силуэтов, они приближались. Стало отчетливо видно, подходящие к нему, с улыбками, люди одеты в русскую военную форму. Только форма была разной.

Петровские мундиры Преображенцев, Суворовские гренадеры, солдаты времен Балканской и первой мировой. Защитники Бреста и Сталиграда. Бойцы, штурмовавшие горы Афганистана. Впереди Сергей увидел Вдову, Аитова, Гусарова и Громова.

— Здорово Серега! Что-то припоздал ты немного, — весело сказал Алексей.

— Здорово мужики! Мы снова вместе! — и Сергей обнял всех сразу….

Поздно вечером, в день, когда погиб Сергей, в расположение отряда пришла семья чеченцев. Старик с палкой, мужчина и женщина средних лет, с собой они привели двух пацанов. Будыкин узнал в ребятах тех, кого спас Серега. В руках мужчины был сверток.

— Вот, заберите. Мне больше не нужно. И простите меня, — сказал мужчина доставая, завернутый в одеяло, автомат. Затем он попросил, чтобы их проводили к телу Сергея. Стоя на коленях, около головы убитого, старик долго шептал, что-то, в ухо покойника. Остальные, молча, стояли рядом.

Отпевали Сергея в маленькой церкви. Службу вел Лапа, принявший недавно сан, под именем отца Митрофана.

На церковном облачении, рядом с православным крестом, горели светлым огнем — боевые ордена.

«А на небе их встретят Святые Отцы, И проводят туда, где героям покой. Там собрались все вместе, лихие бойцы, Кто, во все времена, шел за Родину в бой! Вспоминают высотки, под Вязьмой, Орлом. Под Кабулом засады и в Грозном посты. И когда над землей блещут грозы с дождем. Где-то рядом они. С нами рядом они!»

Эпилог

Уже несколько лет, как закончились кровавые бои в Чеченской республике. И хотя там еще стреляют и грохочут взрывы, мирная жизнь берет свое. Грозный возродился из небытия и пепла. Новые, красивые дома стоят сейчас вдоль проспектов, где совсем недавно лилась человеческая кровь. Где текли реки людских страданий, унося в своих водах тысячи судеб. Мы стали старше, мудрее. Стали совсем по-другому относится к событиям тех лет. По-другому стали оценивать свои поступки и поступки своих друзей, совершенные там.

Я часто стал задаваться вопросом — за что я воевал в той войне. За что погибли мои друзья? Когда, успели задолжать Родине, те восемнадцатилетние пацаны, которые горели в боевых машинах и гибли под пулями, в огненном вихре улиц г. Грозный? Неужели за те 8 -10 лет учебы в школе? Не слишком ли большую цену мы заплатили тебе, Родина? И за что, ты выставила нам, такие огромные счета?

Нам не нужны льготы, которые нам предоставляет руководство страны. Мы хотим лишь получить ответ, зачем все это, было нужно?

Очень прошу — ответь, Родина!

Могилы моих товарищей разбросаны по многочисленным кладбищам России. Целое поколение крепких здоровых парней выкошено пулями в горах Северного Кавказа. И скорее всего не одно поколение. Ведь это только, кажется, что пуля убивает одного человека.

Одна пуля — убивает тысячи жизней. Еще не рожденных, но которые могли появится на этом свете.

На могилах павших всегда лежат живые цветы. Каждый год в день их гибели собираются друзья и поминают. И это единственный день в году, когда мужчины плачут. Мы помним, Вас, мужики!

Оставшиеся в живых парни, живут сейчас мирной жизнью. Кто-то еще служит, кто-то уволился и пытается найти себе иное, мирное занятие. Кто-то умер — сказались последствия командировок, психологические и физические.

Татьяна до сих пор не вышла замуж. Она еще скорбит по своему, так рано ушедшему мужу. Мишка и Гришка учатся в Суворовском училище и хранят награду своего отца — Звезду Героя России.

Судьбу Зарины и ее отца я не знаю. Будем надеяться, что они живы. По ночам мне иногда снятся красивые черные глаза Зарины, и шепот ее губ пахнущих цветами жасмина: «Я люблю тебя!». До сих пор Зарина, я храню подаренный тобою платок. И пусть он сейчас пахнет порохом того, последнего боя, но он является надеждой, что между нашими народами больше не будет войны.

Огромное красное солнце, снова и снова, каждое утро, встает над заснеженными вершинами Кавказских гор. Над седыми горами, по-прежнему, летит протяжная песня чеченского пастуха. Он поет о любви, о предках, о детях, об этих горах и этом прозрачном небе. Поет о счастье и о хрупком мире, наступившем в этом благодатном краю. Счастья тебе Кавказ! Мира и Благоденствия, во славу Всевышнего!

Низкий поклон, тебе — русский солдат!

«Пусть говорят, о нас с тобой. Что не нужны мы здесь ничуть. Пусть мы заброшены судьбой, На этот полный горя путь. Настанет день, и станет ясно, что мы сражались здесь не зря. И пусть нас вспомнит — эта древняя земля……….»

КОНЕЦ

Оглавление

Анников Евгений Николаевич . Гильзы на скалах

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Эпилог

Реклама на сайте