«Ночь и утро в Панацее»

Август 1904 года

Он напугал старика негра, но не нарочно — просто к четырем часам тропинка от сильного ливня совсем размякла и на ней не слышно было шагов, да и вид у него, промокшего до нитки и изможденного после долгого пути, испугал бы любого.

Старик уронил доску, которую только что с шумом отодрал от сарая (у ног его лежали еще три хорошие сухие сосновые доски), и спросил:

— Вам кого?

Форрест улыбнулся.

— Никого. — И тут же подумал, что впервые за долгое время солгал.

— Их тут нету. Давно нету. Я тут теперь. Мне белая женщина позволила. — Он указал на стену сарая, наполовину разобранную, с обнажившимся каркасом. Зеленый свет струился на сухой земляной пол.

Форрест посмотрел на пол и увидел окружья из белого камня, похоже, все те же самые. Он двинулся к ним, но в глубине сарая было совсем темно.

— Вы кто ж будете? — спросил старик.

Форрест наклонился, чтобы получше их разглядеть. Оба родника на прежнем месте — только затаились под вековечным сором и паутинным шелком, и все же видно было, как они струятся и втекают в незримые трубы, которые чудодейственным образом выводят их из сарая к самому склону холма. Возле ближнего родника на цепочке белела эмалированная кружка. Форрест потянулся за ней (и, наклонясь, увидел, что возле другого родника кружки нет ни на цепочке, ни где-либо поблизости).

— Выпейте глоточек, а то до ночи не дотянете.

Форрест взглянул на старика и улыбнулся.

— Не исключено.

— Больной, что ли?

Форрест кивнул.

— Воспаление легких.

— В августе не бывает, — сказал негр.

— Ну, значит, совсем отощал. С тех пор как позавтракал, четырнадцать миль отмахал, и ни крошки во рту. Устал, промок, голодный, и жена с сыном меня бросили. Я теперь одинокий призрак. — Форрест хотел пошутить.

— Нет, вы человек. Как звать-то?

— Форрест Мейфилд.

— А откуда будете?

— С севера, из Виргинии, недалеко от Брейси.

— Так это ж за сотню миль!

— Бывал там?

— Поблизости, — ответил негр.

— А ты кто?

— Мне уж за восемь десятков.

— И давно здесь живешь?

— Очень давно, лет сорок — уж это точно. — Старческие, пожелтелые, точно клавиши, глаза не мигая смотрели на Форреста.