«На снегу розовый свет...»

Александръ Дунаенко:

«Я подумал, уже в который раз — почему–то при всей доступности любовной тематики, при всём том, что и интерес к ней всегда повышенный, никто почему–то не хочет писать о любви и делать при этом хотя бы небольшое умственное напряжение. Ведь основной инстинкт — он же не только для размножения, а и для того, чтобы мы становились лучше…»

Различить авторскую интонацию, «услышать» авторский голос — вот первая моя (тайная) надежда при знакомстве с новым писателем. Открыть книгу на любой странице и читать — хоть с полуслова. Если текст «молчит», как бы мастерски он ни был исполнен, какими бы драгоценностями ни был начинен, он для меня пустой.

Всегда удивление, всегда чудо, если на фоне безликой толпы вырисовывается чье–то лицо — типические черты сложились вдруг в нетипическое, необщее выражение. Или из монотонного бормотания (белого шума), привычного, затягивающего ушные раковины, выделится, зазвенит серебром необщеголосая гармоника.

Рассказы Александра Дунаенко «зазвучали» сразу.

Я пытаюсь понять — отчего так. Связано ли это с каким–то особым способом выстраивать повествование? Или автор, сочинительствуя, вынимает из темно–синего бархатного мешочка слова–жемчужины, наделенные волшебной силой притягивать читательское внимание, и умело инкрустирует ими текст? А, может, персонажи у него столь трехмерны, или даже четырехмерны, что живых людей живее кажутся? Все это — да! А еще ритм Дунаенковской прозы лаконичен и упруг и легко подчиняет себе читательское дыхание. И вот уже через короткое время читатель с удивлением обнаруживает, что дышит в такт с рассказчиком. В нужных местах, предварительно набрав полную грудь воздуха, держит требуемой длины паузу, а потом — ух! — в один прием опустошает, до вакуума, грудную клетку. Или выпускает малыми порциями, коротко выговаривая у–а–э-оу.