«Облако»

В последнее время Егор Петрович Вохрин часто жаловался на сердце. То сожмёт у него где–то там, за грудиной, то кольнёт вдруг так, что побледнеет весь, покроется липким потом, скулы обострятся, глаза засветятся опасным тревожным блеском… А недавно даже отпросился с работы. Совсем худо ему сделалось. Вохрин у меня в отделе был самым толковым, самым надёжным сотрудником. Молодые ведь теперь после института сущими дубаками на завод приходят, «наварить», подкалымить тут, как правило, негде, вот они и просиживают штаны попусту, ничего не знают и ни одного производственного вопроса толком решить не могут, скучно на часы поглядывают, а чуть что — так к Вохрину: помоги. Он ругался, но помогал. Был это мужик отзывчивый, грамотный. Ему недавно пятьдесят девять стукнуло, но о пенсии я Вохрину и думать запретил. Два цеха у него кормилось…

Ну вот: отпросился он домой с работы. Я, конечно, отпустил. Взял с него слово, что в понедельник он к врачу пойдёт, и отпустил. Он всё твердил, что не время теперь по больницам ходить, пора огородом заниматься.

— Вот и ладно, Петрович, — говорю. — Ловлю тебя на слове. Если оклемаешься — звони. На дачу вместе поедем.

Дачные участки у нас рядом. Это удобно. Хорошо, когда сосед надёжный под бо–ком есть. Этот в чужой малинник за ягодой не полезет. А Вохрин ведь какой: своё хозяйство, к примеру, поливает — и о соседе не забудет. А после работы на пару с ним очень даже неплохо по стопочке принять. Ему, правда, не очень–то разгуляться, он ведь еще и гипертоником был, но компанию всегда поддерживал. Выпьет чуть–чуть и сидит, о том о сём философствует. И собеседником был душевным. Садовый участок — это ведь не только для работы. Отдыхать тоже когда–то надо.

В воскресенье всё–таки поехали с ним. В груди отпустило у него, повеселел мой Петрович, азартно за клубнику принялся. Сначала молчали. Задницы к небу задрали и давай сор с грядок дёргать. День был солнечный, тихий. Только в лесу, совсем рядом, в сотне метров от участка, орали птицы. Именно орали! Одна–две птички — поют, а если тыща глотки свои раскроет — так это вопль уже какой–то. Впрочем, понять это несложно: брачный сезон у пташек, тут, братец мой, не зевай…