«Индеец Кутехин »

Перед ноябрьскими Сереге Кутехину приснился сон.

Он был индейцем и скакал в безрадостную глубину равнинного пространства. И не было ни погони, ни перестрелки, только бесконечная, изнуряющая скачка и такая же бесконечная, захолодевшая прямо под сердцем тоска. Расстилались по сторонам присыпанные нищенским снежком поля, сбоку осталась свалка металлолома, а в другой стороне чернел облетающий осинник.

Сон не ушел из памяти и, еще лежа в постели, Серега усмехнулся — ну какой он к черту индеец, если всю жизнь на тракторе, и даже в детстве не садился на лошадь? Но не рассеялся с усмешкой холодок в груди. Только закашлялся Кутехин и, нашарив ногами валенки, валявшиеся возле кровати, встал.

— Херня какая-то приснилась… — пожаловался он на кухне жене. — Понимаешь, мать, приснилось, будто индеец я… Ну и скачу, значит…

Он потер рукою впалую грудь, словно надеялся растереть застоявшийся внутри холодок.

— Да ты что?! — ехидно всплеснула руками жена. — Неужто индейцем стал? А я вчерась думала, в китайское состояние превратишься. Глаза-то налил, что в разные стороны смотрели.

— Ну серьезно тебе говорю… — Кутехин взял со стола заварочный чайник и глотнул прямо из носика холодной заварки. — А вчера чего? Вчера получку давали, так что все законно, мать. Сон просто такой приснился. Скачу, понимаешь, индейцем. И такая тоска, что и сил нет. Неужто, мать, у индейцев одна тоска заместо жизни?

— Дак тебе ж виднее, раз ты индеец теперь у нас… В Сосновке вон, говорят, мужики нахлебались какой-то гадости, так и почернели все, будто негры.

Не любил Кутехин, когда на жену находило такое… Жалила она, язвила, и не могла остановиться.

— Дура ты! — вздохнул он. — Я тебе про сон толкую, а ты пьяниц сосновских приплела. Лучше объясни: к чему такой сон привиделся, да еще перед праздниками?

— А к хотеньеву дню, наверное… — не задерживаясь, ответила жена, и от ее глухоты, от невозможности докричаться со своей тоской до самого родного человека, совсем тоскливо сделалось Кутехину.

— К хотеньеву дню, говоришь? — спросил он. — Ну-ну… Может, и правда, к хотеньеву…

Кутехин посмотрел на сковородку, на которой скворчало сало с поджаренной картошкой, и передумал завтракать.