«Шкаф»

Поселившись здесь, мы купили Шкаф. Темный, старый, он стоил меньше, чем его перевозка из комиссионки до дома. Две дверцы украшены растительным орнаментом, третья — застекленная, и в стекле отражался весь город, когда мы везли его домой на грузовом такси. Эту дверцу пришлось привязать веревкой, чтобы по пути не открылась. И тут, стоя возле Шкафа с запутанной веревкой, я впервые ощутила собственную несуразность. — Он подойдет к нашей мебели, — сказал Р. и ласково погладил его деревянное тело, точь-в-точь как корову, купленную в новое хозяйство.

Сперва мы поставили Шкаф в коридоре — как бы на карантин перед вселением в мир нашей спальни. Я впрыскивала в едва заметные отверстия скипидар, эту надежную вакцину против разрушения временем. Ночью Шкаф, пересаженный на новое место, стонал скрипом. Причитали умирающие жучки-короеды.

Потом мы обустраивали нашу новую старую квартиру. В щели на полу я обнаружила застрявшую вилку с выгравированной на ручке свастикой. Из-за деревянной панели торчали остатки истлевшей газеты, прочесть на ней можно было одно только слово: «пролетарии». Р. отворял настежь окна, чтобы повесить занавески, и тогда в комнату врывался шум горняцких оркестров — под вечер они шествовали по городу. В ту первую ночь, когда Шкаф стал участником наших снов, нам не спалось. Рука Р. без сна блуждала по моему животу. А потом нам приснился один и тот же сон, и с тех пор постоянно снятся общие сны. Снилась нам абсолютная тишина, и что все в ней застыло, словно в витрине магазина, и что мы были в той тишине счастливы, потому что повсюду отсутствовали. Утром нам не пришлось даже делиться этим сном — все было понятно с полуслова. С той поры мы не рассказываем друг другу снов.