«Рассказы»

Татьяна Герцик Рассказы

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Банальная история

Мои родители всю свою жизнь дружили с очень симпатичной парой, Ларисой и Владимиром. В нашем доме они бывали постоянно. Лариса, яркая натуральная блондинка с красивыми светло-голубыми глазами, часто смеялась звонким, как серебристый колокольчик, смехом. Владимир, высокий, стройный, с гривой вьющихся каштановых волос, был вполне достоин своей красивой жены.

На Ларису он всегда смотрел со снисходительной нежностью. Я долго не могла понять, почему он относится к такой красивой и веселой жене с кажущейся мне обидной снисходительностью, пока мама не объяснила, что Владимир – большой начальник в правлении завода, а Лариса – простой экономист в их цехе.

Но, тем не менее, пара была очень милой и держалась дружно. Заводилой у них, конечно, была Лариса, но Владимир от нее не отставал. Тоже пел, плясал с ней «цыганочку», рассказывал забавные анекдоты и истории из жизни. Но всегда давал почувствовать собеседникам, что он большой начальник. Причем не явно, а поворотом головы, небольшой паузой, немного надменным взглядом.

Мне, конечно, больше нравилась Лариса. Она была маминой подругой еще со школы. Рядом с ней жизнь становилась интересней и, если можно так сказать, вкуснее. Она умела наслаждаться любой, с точки зрения обычных людей, ерундой. Мамин пирог, который я воспринимала как обыденность, для нее был «изумительнейшим и вкуснейшим». Погода – всегда «прекрасная», неважно, хлестал ли за окном проливной дождь или мела метель при сорока градусах ниже нуля. Собственного мужа она совершенно искренне считала совершенством, ну просто ангелом во плоти. Во всяком случае, ни я, ни мама никогда ничего плохого от нее о Владимире не слышали.

У них было двое детей, Света, моя ровесница, и Игорь, старше меня на три года. Со Светой мы дружили, она была милой и открытой, как мать, а Игорь меня жутко утомлял, он походил на отца, и даже маленьким был исполнен осознанием собственной значимости. Мой отец в шутку говорил: растет будущий начальник.

Лариса мужа обожала. К его возвращению на столе всегда стоял вкусный ужин, в доме – чистота и уют, дети ухожены, и вообще, любовь, мир и покой.

Продолжалось так до середины лихих девяностых. Завод при наступлении дикого капитализма рухнул, его распродали за гроши разного рода нуворишам, и Владимир, у которого деловой хватки не было ни на грош, оказался рядовым инженером. Деньги он получал, но их и на хлеб не хватало. Этого он, правда, не знал, поскольку по магазинам сроду не ходил, не царское это дело. Он даже не интересовался, сколько ему теперь платят, выданную ему в бухгалтерии банковскую карту он отдал жене, не желая связываться с банкоматами.

Спасая семью от голода, Лариса подалась сначала в продавцы, а потом, взяв кредит в банке, сама открыла сначала один магазинчик, потом другой. Попала в струю, очень быстро отдала кредит, и через несколько лет у нее уже была полноценная торговая сеть по всему краю.

Чтобы любимый муж не догадался о собственной ущербности, ничего ему не говорила, а деньги на хозяйство, как обычно, клала на полочку, откуда каждый член семьи брал себе по потребности. Лариса никогда не проверяла, кто, сколько, и куда тратил, просто по мере убывания денег добавляла очередную порцию, только и всего, благо средства на это у нее были. Она все так же любила мужа, не замечая его небрежности и холодности, по-прежнему считая себя потрясающе счастливой женщиной.

Время шло, дети выросли и отделились, пошли внуки. Как-то Лариса с дочерью и маленькой внучкой ходили по «Детскому миру», выбирая куклу. Остановившись в одном из отделов, увидели странную картину: мальчик лет десяти теребил Владимира, громко требуя дорогущую машинку, называя его при этом папой. Рядом с ними стояла ухоженная молодая дамочка в дорогой норковой шубке.

Владимир, не замечая жену, королевским жестом вытащил из кармана пачку денег и расплатился за игрушку. Лариса тихо ахнула, машинка стоила гораздо больше месячной заплаты мужа. Он тратит на вторую семью ее деньги? Как это подло!

Света с удивлением смотрела на мать. Они с братом давно знали о существовании у отца любовницы и внебрачного ребенка. Дочь была уверена, что мать об этом знает тоже и молчит, чтобы не разрушать семью. Во всяком случае, отец уходить к другой явно не собирался. Его вполне устраивала двойная жизнь.

Заметив, как жутко побледнела мать, Света увезла ее домой. Попыталась было утешить, говоря, что отец давно уже путается с молодой бабенкой, и не стоит обращать на это внимание. Но обычно мягкая и снисходительная Лариса вдруг заявила, что дочь поощряет разврат, если столько времени ничего ей не говорила. На слова, что та просто не хотела ее расстраивать, пренебрежительно рассмеялась. Расстраивать? Да она полжизни провела, как выяснилось, во лжи. И любила подлеца.

Света и подумать не могла, что мать так разойдется. Уговоры и призывы успокоиться на нее не действовали.

Отправив дочь домой, Лариса, все так же кипя, дождалась Владимира и принялась выяснять отношения. Как и полагается, тот обвинил в своих грехах ее. А кто еще виноват? Она и такая, и сякая. А когда Лариса потребовала развода, снисходительно согласился. Но при условии, что она освободит жилплощадь, ведь эту квартиру на заводе в свое время дали ему как большому начальнику. И теперь, когда у него новая семья, квартира ему гораздо нужнее, чем одинокой, никому не нужной бабенке.

Лариса спорить не стала. К этому времени она давно уже не нуждалась ни в каких подачках. Быстро собрала вещи и ушла, оставив бывшему мужу все, что было в квартире. Забрала только машину, чем Владимир был жутко недоволен. Он был абсолютно уверен, что все вокруг куплено на честно им заработанное.

Развели их сразу, даже без испытательного срока. А чего тянуть? Несовершеннолетних детей, чьи интересы могли бы быть затронуты скоропалительным разводом, у них не было.

Мои родители были здорово огорчены этой новостью. Переживала и я. Мне всегда казалось, что Лариса и Владимир прекрасная пара и будут вместе до конца.

На очередной день рождения моей мамы Владимир умудрился припереться вместе со своей молодухой, как назвала ее мама. Но мама проявила незаурядную твердость, не пустив их дальше порога. Распутникам и прелюбодейкам в ее доме делать нечего! Эти слова повергли Владимира в шок. Он явно не ожидал, что старые приятели так резко порвут с ним всякие отношения. Похоже, это впервые заставило его усомниться в своей правоте.

Но его дурной пример оказался заразительным, среди родительских друзей распалось еще две пары. Мама об этом очень сожалела, а отец наоборот, как-то сказал ей, что вполне этих мужиков понимает, молодые жены гораздо предпочтительнее старых. На это моя мудрая мамуля ответила, что цыплят по осени считают, и что после пары-тройки лет с молодыми женами мы наверняка кого-нибудь из этих молодящихся мужиков не досчитаемся. Так оно и оказалось, ведь жить не в своем возрасте и трудно, и опасно.

Но больше всех нас удивила Лариса. В одном из ее магазинов работал усталый мужчина лет тридцати пяти, тоже недавно разошедшийся с женой, которая нашла себе более выгодную партию и выставила из дома ненужного мужа. Он начал пить, потерял работу и смог устроиться только грузчиком в заштатный магазинчик. Лариса его подобрала, обогрела, приодела, и женила на себе. Разница в двадцать с лишним лет ее не отпугнула.

Но, если друзья были просто удивлены, то Игорь, его ровесник, встретил отчима в штыки. Он в запале заявил, если мать не прекратит его позорить, то он ее знать не знает. Это тотчас вышло ему боком, возмущенная Лариса порвала с ним все отношения. А поскольку сын привык за счет матери жить на широкую ногу, то скоро о своей вспыльчивости пожалел и попытался помириться. Но Лариса оказалась особой злопамятной и мириться не пожелала. Возможно, потому, что сын и внешне и поведением напоминал ей мужа-предателя.

Света повела себя умнее, ссориться с матерью не стала, но и с отцом связи не порывала. От нее я узнала, что мачеха, уверенная, что сыпавшиеся на нее деньги принадлежат Владимиру, была неприятно поражена, выяснив, что это далеко не так, и что получает он жалкие гроши.

Впрочем, для Владимира это тоже стало обескураживающим открытием. Он всю жизнь полагал, что полностью обеспечивает семью, и то, что его зарплаты не хватает даже на мелкую мелочь, стало для него серьезным ударом. Он с трудом нашел работу поденежнее, но она оказалась для отставшего от реалий жизни заводского инженера настолько тяжелой, что он получил свой первый инфаркт.

Молодая жена оказалась не готовой к уходу за больным мужем, и отдельную палату в больнице вкупе с сиделкой, а затем и путевку в санаторий оплачивала Светлана из материнских денег, естественно, ничего той не говоря.

После болезни Владимир сильно изменился. Как-то встретившись на улице с моим отцом, признался, что был неправ, променяв Ларису на чужую молодость. Он так и сказал – «чужую молодость». Папа потом говорил мне, что ему стало жаль старого приятеля, уж очень потеряно тот выглядел. Голова тряслась, из тусклых глаз непрерывным ручейком текли слезы. Владимиру уже не нужны были ни молодая жена, ни маленький сын. Папа был уверен, что, помани его Лариса только пальцем, он бы опрометью кинулся обратно.

Но это было невозможно. Не только Лариса не желала возвращения бывшего мужа, но и ее нынешний муж тоже был категорически против. Он только-только распробовал, как хорошо быть мужем богатой женщины, и от такой сказочной жизни отказываться не собирался. К тому же после измены прежней жены он искренне привязался к Ларисе, обретя тихую безопасную гавань.

Как-то раз, придя на обед в ресторан, я столкнулась с Ларисой и ее нынешним мужем. Увидев меня, она обрадовано вскрикнула и кинулась ко мне, на мгновенье напомнив мне ту славную женщину, что мне так нравилась когда-то. Но продолжалось это недолго. У нее во взгляде появилась щемящая тоска, наверное, она тоже вспомнила те времена, когда была беззаботна и счастлива.

Яркий блеск в ее глазах тут же потух, Лариса уже не смеялась, как нежный колокольчик, и как-то опасливо поглядывала на стоящего рядом мужа. Может быть, видела во мне потенциальную соперницу?

Хотя я не понимала, чего ей бояться. Выглядела она прекрасно, и никто б не подумал, что разница между супругами так велика. Подтяжка лица и регулярные уколы ботокса сделали свое дело. Правда, лицо у нее стало безжизненным, напоминая красивую, но неподвижную камею.

Поговорив минут пять, они распрощались и ушли, а я стояла и молча смотрела им вслед. Мне было вдвойне обидно, и за Ларису, и за Владимира. И отчаянно жаль, что невозможно повернуть время вспять, также как и исправить сделанные ошибки.

Возвращение первой любви

После целого дня, проведенного в московском зоопарке, Рита с дочкой шли по главной аллее к выходу. Лиза довольно щебетала, спеша поделиться с матерью дневными впечатлениями. Рита молча кивала головой, не вслушиваясь в ее болтовню, дочке был важен не собеседник, а сама возможность выговориться.

У входа уже торчал Михаил, сердито поглядывавший по сторонам. Едва увидев жену с дочерью, пошел им навстречу, громко выражая свое недовольство. Лиза тут же замолкла и крепче ухватилась за руку матери.

Как обычно, Михаил был раздражен и громко высказывал жене свое неудовольствие. Дочь посмотрела на мать обеспокоенным взрослым взглядом и умиротворяюще улыбнулась. В этот момент их обогнал высокий мужчина, державший за руки девочку и мальчика, и обернулся, бросив на Риту быстрый взгляд.

От неожиданности она запнулась. Время сделало кульбит и отбросило ее на более чем десять лет назад. На берег Волги, на дикий пляж, где они с Георгием впервые увидели друг друга. Здесь же он признался ей в любви, а она струсила и не ответила на его признание. И жалела об этом всю свою жизнь. Теперь Георгий работал в престижном московском НИИ, стал доктором наук, светилом отечественной науки.

Остановившись возле черного «мерседеса», Георгий открыл дверцу. Пока его дети устраивались на заднем сиденье, он пристально смотрел на Риту. Ей вдруг стало стыдно. Не за себя, а за мужа, все так же склочно бубнящего какую-то ерунду. Она несмело улыбнулась Георгию, понимая, что он вовсе не обязан отвечать. Он без улыбки кивнул ей головой и перевел взгляд на Михаила. Лицо у него враз затвердело, и глаза неприязненно прищурились. Порывисто отвернулся, сел на место водителя и уехал, больше не взглянув на Риту. Ей стало горько, так горько, что даже во рту появился противный привкус желчи.

Михаил сердито рявкнул, что жена тащится, как тельная корова, и из-за нее они опоздают на самолет. Они никуда не опаздывали, но Рита молча прибавила шаг, спорить с мужем было бессмысленно.

Лиза почти спала, когда Рита укладывала ее в постель. Но все-таки дочка нашла в себе силенки приоткрыть глаза и признаться, что сегодня было здорово. И вдруг мрачно добавила: – «А без папы было бы еще лучше».

У Риты дрогнули руки. Вот и дочь понимает, что без отца ей лучше. Слепо глядя в темное окно, Рита пыталась вспомнить, каким же был Михаил, когда она выходила за него замуж?

Она заканчивала университет, когда на одной из студенческих дискотек познакомилась с молодым мужчиной, выглядевшим среди демократично одетых студентов на редкость инородно. На нем был прекрасно сидевший двубортный костюм классического покроя и серебристая рубашка. Он пригласил ее танцевать, и она полюбопытствовала, не преподаватель ли он. Он пренебрежительно фыркнул и заявил, что он бизнесмен. Как говорится, владелец заводов, машин, пароходов.

Михаил принялся напористо ухаживать за ней, вмиг отвадив всех ее друзей. Эх, если бы в то время за льстивыми словами и красивым ухаживанием она смогла разглядеть капризного маменькина сыночка! Или хотя бы поверить бабушке, сразу сказавшей ей, что он – фанфарон, и счастья ей с ним не видать.

Но Ритины родители, очарованные его обходительностью, щедростью, нежной заботой о дочери, настойчиво советовали принять его предложение. Ну, еще бы, ведь за ним она будет как за каменной стеной. Он же ни в чем ей не отказывает!

И в самом деле, Михаил ни в чем ей не отказывал. Впрочем, Рита ничего у него и не просила. Он сам решал, что шубка, которую он купил ей в прошлом году, уже вышла из моды и подрывает его престиж. Чтобы не уронить драгоценный престиж, он тут же тащил жену в меховой бутик и, пересмотрев с десяток-другой шуб, покупал самую дорогую. То же было и с драгоценностями, нарядами, обувью, даже нижним бельем.

Порой Рите казалось, что муж воспринимал ее не как человека, а как рекламный манекен, нуждающийся в дорогом обрамлении. Но ей-то были нужны не дорогие вещи, а внимание, возможность поговорить о том, о сем. Но Михаил считал, что ему с ней говорить не о чем. Он приказывал, она исполняла.

Друзей у них не было, только его деловые партнеры. Со своими подругами Рита встречалась в кафе, украдкой. Похоже, Михаилу хотелось превратить ее в вещь, которой можно помыкать, как вздумается.

Рита никак не могла понять, почему она столько терпит. Что заставляет ее оставаться с этим мелким тираном? Ведь не его же деньги? Тогда что? Боязнь одиночества? Неужели она живет по принципу «пусть любой, только не одной»?

Едва она вышла из детской, как Михаил быстро подтолкнул ее к спальне. Несмотря на свои бесконечные придирки, для секса он считал ее достаточно привлекательной. А может просто не хотел тратить энергию на поиски другого объекта? Ночью, как известно, все кошки серы.

На выходные Михаил, уступив просьбам жены, повез семью на берег Волги, в дом, доставшийся Рите от бабушки.

Утром Рита поднялась очень рано. Опасливо поглядев на мужа, крепко спящего в их супружеской постели, торопливо вышла в коридор. Заглянула к дочери, та тоже мирно спала, уткнувшись носом в подушку.

Натянув закрытый купальник, прошла по старому саду и спустилась вниз, осторожно выбирая дорогу по крутому склону, заросшему малиной и ежевикой. Дикий пляж ничуть не изменился со времен ее детства, только вода уже не казалась ей такой ласковой и прозрачной. А, возможно, такой уже и не была, все-таки кругом открылась уйма всяческих заводов и заводиков.

Рита вошла в воду и поплыла, наслаждаясь прохладой и тишиной. Проплавав с полчаса, решила не дразнить гусей, то есть одного, но крайне агрессивного, гуся, и вышла на берег. И замерла, не веря своим глазам, – на берегу стоял Георгий. Он ничуть не изменился. Все такой же загорелый, подтянутый, он покачивался на длинных ногах у самой кромки воды.

Рите захотелось прикрыться. Не то, чтобы у нее испортилась фигура или жирок повис на боках, но все-таки ей было далеко не семнадцать, и на животе после родов проступили растяжки. Но прикрыться было нечем, и она стояла перед ним, чувствуя себя совершенно голой.

Георгий сделал шаг, положил руки ей на плечи, придвинул к себе, но не прижимал. Рите бы возразить, но она молча смотрела в такое родное лицо.

Наконец он выдохнул – как часто мне снились твои голубые глаза!

Рита не поверила. Если бы она была ему так дорога, он бы нашел возможность встретиться с ней давным-давно!

Георгий возразил, – если бы она не продемонстрировала в то далекое лето, насколько он ей противен, он бы это сделал. А так он просто пытался ее забыть. И даже казалось, что ему это удалось. До той встречи в зоопарке, пока она не посмотрела на него таким взглядом, что у него появилась надежда.

Рите пришлось напомнить ему, что она замужем.

Георгий брезгливо поморщился. Это он заметил. За идиотом, обожающим командовать и попрекать.

Она затравленно посмотрела на него. Что на это сказать?

Оценив ее молчание как поощрение, Георгий склонился к ней и взял за подбородок. Потом приложил свои губы к ее и поцеловал с мягкой нежностью. Земля тотчас ушла у нее из-под ног, и она машинально уцепилась за его плечи.

В себя ее привел громкий голос мужа и свист. Она отпрянула от Георгия и посмотрела наверх. Хотя сверху и невозможно было разглядеть, что делается внизу, она испугалась. Быстро пошла к тропинке, на ходу прощаясь с Георгием.

Вслед ей, как камень, донеслось: хорошо же он тебя выдрессировал, бежишь по первому зову.

Не отвечая, Рита поднималась по тропке, сдерживая слезы. Видеть мужа ей не хотелось совершенно.

Как обычно, он начал с попреков, почему она, такая дуреха, отправилась купаться в такую рань, даже не предупредив его и забыв о ребенке? Им пора завтракать, а есть нечего!

Рите очень хотелось сказать, что нажать на кнопку чайника и подогреть в микроволновке кашу может и дебил, но, прекрасно зная, что возражения приведут к еще большему словоизвержению, промолчала. Накрыв на стол, пошла в ванную и сделала вид, что стирает.

Зачем сюда приехал Георгий? Рита знала, что здесь жили его дальние родственники, но никогда не слышала, чтобы он приезжал их навестить. Очень хотелось думать, что приехал он из-за нее, но это было бы явным самообманом, она же собственными глазами видела чудесных детей, которых он водил в зоопарк. Наверняка и жена у него сродни тем изумительным совершенным созданиям, что существуют только на обложках глянцевых журналов.

Неужели ему захотелось развлечься? В его слова, что он думал о ней все время их разлуки, ей не верилось. Возможно, из-за низкой самооценки, внушенной-таки мужем.

Домой они уехали в этот же вечер, потому что Михаилу досаждали волжские комары.

После встречи с Георгием муж стал Рите окончательно неприятен. И, когда он в очередной раз начал склочно высказывать, какая она неумеха, Рита не выдержала и предложила ему подыскать себе другую жену, поумелее.

Он осекся и скептически посмотрел на нее. Услышала Рита стандартное, – до чего же она неблагодарная! Живет, как у Христа за пазухой, и еще чем-то недовольна. И вообще, может уматывать. Но при этом ей от его щедрот ничего не отломится. Как сыр в масле кататься за его счет у нее не выйдет.

Рита пожала плечами и ушла в детскую комнату. Пристроившись на краешке дочкиной кровати, перекантовалась ночь, а утром, едва дождавшись, когда Михаил уйдет в офис, собрала свои вещи, забрала дочь и ушла.

Михаил не сделал ни одной попытки к примирению, что ее ничуть не огорчило. Она подала на развод, и развели их на редкость быстро и спокойно, причем Михаил даже в суде не появился, а прислал своего адвоката. Единственное, что тот сделал, взял с Риты расписку, что на имущество Михаила она не претендует. Так и закончилось для нее несчастливое замужество.

Отпуск у нее еще не кончился, и она, недолго думая, поехала в бабушкин дом. Она не надеялась снова увидеться с Георгием, да и видеться им было нельзя, он был женат, а влезать в чужую семью третьей лишней ей претило.

Ее отпуск подходил к концу, когда возле их полудикого пляжа остановилась небольшая, но очень симпатичная яхта. Они с дочкой как раз играли в мяч, когда яхта развернулась к ним боком и стала причаливать. Лиза тут же подбежала к матери, крича о красивом кораблике.

Рите пришлось ее разочаровать. Красивый-то он красивый, но им придется отсюда уходить. Сейчас на берег спустится развеселая компания, начнутся шашлыки, песни, громкая музыка. Лиза с сожалением, но послушно собрала свои вещи, и они пошли наверх по узенькой тропинке.

С яхты быстро спрыгнул высокий мужчина и перегородил им дорогу.

– Здравствуйте! Вот хотел поиграть в капитана Грея, но не удалось. – В одних шортах с голым торсом Георгий был похож скорее на пирата, чем на романтичного героя Грина. – Но, может, покатаемся?

Рита не отвечала, смиряя колотившееся сердце, и Лиза, решив, что мама против, с загоревшимися глазками потянула ее за руку.

– Мамочка, пожалуйста! Ну, совсем-совсем чуть-чуть! Обещаю, что я даже творог вечером съем!

Для нее это и в самом деле было героизмом, и Рите пришлось уступить под взглядом двух пар умоляющих ее глаз.

Георгий перебросил на берег легкие сходни, и они поднялись на борт. Паруса тут же поймали попутный ветер, и яхта помчалась на середину реки.

На палубе никого не было, и Рита удивленно спросила, где все. Георгий с недоумением посмотрел на нее. Ей пришлось уточнить: жена, дети. Георгий в свою очередь удивился. Он не женат, и никогда не был. А в зоопарке с ним тогда были племянники. Он, как примерный дядька, периодически водит их по разным увеселительным местечкам. А вот она замужем, но для него это значения не имеет. Надеюсь, Рита поняла, что он ее похитил?

Похитил? Рита растерялась от обрушившейся на нее информации. Зачем? Ведь она уже не замужем.

Узнав об этом, Георгий внезапно чертыхнулся, и Рита с удивлением взглянула на него. Он пояснил, обидно, что он не может ее даже поцеловать.

Рита смущенно усмехнулась, и они оба посмотрели на Лизу, с восторгом наблюдающую за пролетавшими над яхтой чайками.

Георгий хмуро признался:

– Знаешь, сколько лет я жалел о том, что напугал тебя тогда! И ведь понимал, что нельзя спешить, но гормоны победили. Теперь я гораздо умнее, и прежних ошибок не повторю.

…С той поры прошло почти десять лет. Они женаты, у них двое общих детей. Лиза любит отчима гораздо больше, чем родного отца. Михаил, кстати, звонил Рите через год после разрыва, и в своей высокомерной манере сообщил, что он ее простил, и она может вернуться.

Георгий, слышавший этот разговор, взял у нее трубку и в нескольких словах доступно разъяснил, почему Михаил должен забыть о своей бывшей жене. Потом признался Рите, что ему даже немного жаль этого дурака. До Михаила постепенно доходит, что Рита – лучшее, что было в его жизни. Но пусть не надеется, что он, Георгий, кому-то ее отдаст. Он прекрасно понимает, что Рита – сокровище. Его сокровище.

Это было приятно, хотя у Риты и была целая уйма недостатков. Но и она не видела недостатков мужа. Наверное, так и должно быть, если любишь?

Встреча на дороге

В кафе было малолюдно. Только за соседним столиком сидели две подружки и увлеченно лизали мороженое. Павел заказал полноценный обед и принялся за еду, не обращая внимания на призывные взгляды юных дурочек. Его давно достала эта раскрепощенная молодежь, впрочем, и не молодежь – тоже. Он давно утратил юношеские иллюзии, за свои тридцать пять лет выяснив, что все бабы, независимо от возраста, стремятся жить безбедно и вольготно, для чего беззастенчиво используют мужиков. Но после пяти лет жизни с Ириной, теперь уже бывшей женой, он все их дешевые приемчики видел насквозь.

Съев обед, вышел из кафе, вывел со стоянки свой мерседес и погнал по шоссе. Отвлекшись от дороги, потянулся к бардачку за сигаретой, и тут по его ветровому стеклу размазалась нелепая фигура с дико выпученными глазами.

Он ударил по тормозам и быстро выскочил из машины. На его капоте лежала женщина в сизой куртке, опушенной мехом неизвестного науке зверя. Подняв дамочку, Павел боязливо поинтересовался, не сильно ли она ушиблась. Та ошарашено повертела головой, похлопала себя по бокам, и задумчиво констатировала, что у нее вроде ничего не болит.

Павел тут же решил, что она оказалась на его пути не случайно. Мало ли желающих поживиться за счет богатеньких владельцев дорогих иномарок? Устроят псевдостолкновение и денежки потом качают. Неприязненно спросил, какого лешего она оказалась на дороге в неположенном месте, здесь же нет светофора.

Дамочка, до этого момента настроенная довольно миролюбиво, мгновенно взвилась. Она, между прочим, шла по пешеходному переходу, и это он должен был ее пропустить, а не давить, как жалкую букашку.

Павел посмотрел вниз. Действительно, на асфальте виднелась полустершаяся зебра. Неохотно признал свою вину. Поскольку от любых неприятностей привык откупаться, предложил отступные. Дамочка не поняла, за что. Павла эта нарочитая наивность разозлила еще больше. Да за то, что она кинулась под его машину. Ведь именно этим она и промышляет, разве не так?

Женщина даже задохнулась от возмущения. Горящим взглядом пронзила его насквозь и пошла, чуть прихрамывая, в сторону стоящего у обочины серого здания.

Павлу внезапно стало стыдно. Похоже, долбанул он ее здорово. Чертыхнувшись, быстро догнал и предложил довезти до больницы. Она даже не повернулась, бросив через плечо, – ей некогда, у нее через десять минут уроки начинаются.

Павел внимательнее взглянул на серое здание. К главному входу тоненькими струйками стекались тинейжеры. На фасаде виднелась табличка с надписью «финансово-экономический колледж». Итак, дамочка – преподаватель. Если бы он не зациклился на мнимом шантаже, сразу бы догадался об этом по ее строгим повадкам.

На всякий случай спросил, не надо ли ей чего. В ответ услышал: от него – ничего! Он же мечтает забыть этот инцидент, как страшный сон, и она гарантирует: никто ему в этом не помешает.

С облегчением пожав плечами, мол – «вольному-воля», – Павел сел в машину и уехал.

В офисе секретарша, взятая им исключительно для представительских целей, поскольку самой сильной ее стороной были растущие от ушей ноги, томно промурлыкала, что его ждут посетители. Павел прошел в свой кабинет, и рабочий день продолжился. Он принимал разного рода просителей, решал текущие вопросы, утверждал решения своих замов, в общем, занимался давно привычным делом, но никак не мог избавиться от виденья распластанного тела на своем капоте.

Не выдержав угрызений невесть откуда взявшейся совести, в четыре часа вышел из кабинета и известил секретаршу, что уезжает. Та в ответ снисходительно кивнула, считая, что вполне понимает, куда направляется шеф. Павел не мог ее за это винить. Он и в самом деле частенько уходил с работы, чтобы встретиться с очередной смазливой мордашкой. И что в этом такого? Сейчас в моде свободные отношения.

У колледжа было тихо и пусто. Закрыв машину, Павел зашел в вестибюль и удивленно огляделся. Посредине зеленоватой стены висело утыканное записочками расписание занятий. Охраны не было, только на стульчике в гардеробе сидела бабулька в пестрой шали и что-то вязала. На звук открывшейся двери даже голову не подняла. Павел иронично поинтересовался, не боится ли она, что колледж заодно с ней могут ограбить.

Гардеробщица нехотя повернула голову и исподлобья посмотрела на странного посетителя. Назидательно сообщила, что брать тут у них нечего, да и охранник имеется. Просто сейчас он по этажам пошел, с проверкой. А у нее в столе тревожная кнопка есть. Ежели что, она ее нажмет. И доверчиво прибавила: но, ежели вызов ложный, то директрисе большой штраф платить придется, поэтому она от греха подальше эту кнопку и не нажимает никогда.

Посмеявшись, Павел попытался выяснить, что за учительница носит странную сизую куртку. В ответ услышал, что здесь все в сизых куртках. Зарплаты у них не такие, чтобы шубы норковые покупать. К тому же в колледже учительниц нет, а есть преподавательницы.

Поскольку для идентификации сбитой им дамочки потребовались особые приметы, Павел добавил, что она хромает.

Гардеробщица сняла очки и посмотрела на него предметно. Под ее холодным взглядом Павел почувствовал себя подлецом, но виду не подал. Немного помолчав для значимости момента, бабулька все же проинформировала его, что хромала сегодня только директриса. На простой вопрос, как зовут директрису и где ее кабинет, высокомерно заявила, что имя-отчество директрисы ему ни к чему, так как та еще днем уехала по какому-то делу в гороно и в колледже ее нет.

С трудом сдержавшись, чтобы не выругаться вслух, Павел чертыхнулся себе под нос и вышел. В машине достал ноутбук, зашел на портал городской администрации, набрал в поисковике слова «финансово-экономический колледж». На экране высветилось – «директор: Славянова Елена Ивановна». Довольно хмыкнув, запустил базу с адресами, купленную у какого-то хакера, и выяснил, что она живет неподалеку, на улице Красной. В базе был и номер телефона, но звонить по нему Павел не стал. Зачем? Чтобы его тут же отфутболили?

Чтобы договориться с разбушевавшейся совестью, решил съездить к директрисе и извиниться лично. По дороге купил цветы, самый дорогой торт, и поехал по нужному адресу.

Около стандартной девятиэтажки стоял грузовик с мебелью, и дюжие парни затаскивали в подъезд громоздкий диван. Воспользовавшись оказией, Павел без колебаний проскочил мимо них и взбежал по лестнице на пятый этаж, именно там оказалась дверь с искомым номером.

На его звонок послышался озабоченный голос, спрашивающий, кто там. Павел без колебания солгал, что он из колледжа и ему нужна Елена Ивановна.

Дверь тут же открылась. На пороге стояла сама пострадавшая в длинном, до пола, халате. Лет ей оказалось немало, и в душе Павла отчего-то вспыхнула странная досада. Он виновато поклонился и поинтересовался, как у нее со здоровьем.

Хозяйка вопросительно взглянула на него. Что у нее может быть со здоровьем? Павел решил, что она просто кокетничает, ведь женщины в любом возрасте не упустят возможности пококетничать. Скучно напомнил, что сегодня она хромала. Хозяйка возразила, – она и не думала хромать.

У Павла возникли неясные подозрения, и он неуклюже осведомился, не она ли наткнулась сегодня на его машину.

Хозяйка недоуменно воззрилась на него.

– Наткнулась? На машину? Ну и ну! – Сделала шаг назад и крикнула куда-то вглубь квартиры: – Лена! Иди-ка сюда!

Из комнаты вышла эта самая Лена в обрезанных джинсах и футболке на голое тело. Не удерживаемые лифчиком груди мягко колыхались в такт шагам. Павел вмиг почувствовал признаки сексуального возбуждения и неловко переступил с ноги на ногу.

Когда она подошла и встала рядом, Павел понял, что дверь ему открыла не директриса, а ее мать. Самой же Елене Ивановне было лет двадцать пять, не больше. Он с извинениями протянул ей букет, а торт вручил матери.

Елена Ивановна опасливо взглянула на мать и чопорно заявила, что он уже извинился и ни к чему было так утруждаться. И как он узнал ее адрес?

Павел постарался улыбнуться как можно безобиднее. Разве это секрет? Ее фамилия фигурирует во всех муниципальных базах.

Видно было, что ей очень хочется сказать ему что-то неприятное, но присутствие матери оказалось мощным сдерживающим фактором. Посмотрев на них понимающим взглядом, та заявила, что накроет на стол, скоро ужин. И предложила нежданному гостю перекусить вместе с ними.

Обрадовавшись неожиданной поддержке, Павел быстро согласился и назвался: Павел Воронцов. Отчество не назвал умышленно, чтобы не чиниться.

В ответ мать кивнула головой и отправилась на кухню, оставив гостя на попечение дочери. Елена Ивановна сердито посмотрела вслед матери, но была вынуждена корректно предложить Павлу раздеться и пройти в комнату. Немного поколебавшись, разрешила ему звать себя Еленой, ведь будет на редкость глупо, если она станет звать его Павлом, а он величать ее по имени-отчеству.

Сняв кожаную кутку и аккуратно повесив ее на вешалку, Павел прошел за хозяйкой в комнату. С досадой вздохнув, Елена переложила с кресла пачку тетрадей на заваленный учебниками стол и пригласила гостя садиться.

Павел сел и беззастенчиво уставился на хозяйку. Она не была красавицей, но ее очень красили синие глаза с темными ресницами. Сердитое выражение лица ее не портило, хотя обаяния и не прибавляло.

Елена строго, как у нерадивого ученика, спросила:

– Зачем вы пришли. Совесть замучила?

Павел рассмеялся и легко признался, что так оно и есть.

– Понятно. В обычное время она вас не мучает.

– Я о ней и не вспоминаю.

– А с чего вдруг сейчас?

– Для меня это тоже загадка.

Елена посмотрела на него с нескрываемым подозрением и вдруг догадалась, – да просто он хочет пристроить своего ребенка в ее колледж!

Павел усмехнулся. Вот ведь как шутит жизнь! Он подозревал ее в попытке шантажа, и это вернулось ему бумерангом! Признал, что детей у него нет. И честно добавил, если бы он кого-нибудь куда-нибудь пристраивал, то это был бы не какой-то заштатный колледж.

Елена пренебрежительно сморщила нос, она не одобряла снобов. Павлу стало не по себе. К счастью, он вспомнил, что приехал справиться о ее самочувствии, и наконец-то поинтересовался, как она себя чувствует. Елена небрежно взмахнула рукой и уверила его, что вполне сносно. Просто синяк. Он наклонился и посмотрел на ее голые ноги. На стройном бедре расплылось отвратительное сине-зеленое пятно. На душе у него стало погано, и он сердито потребовал у нее немедленно поехать с ним в больницу, пообещав оплатить все расходы.

Елена посмотрела на него, как на малого ребенка, и снова отказалась.

Павел огляделся. Мужских вещей вокруг не было, но все равно, не замужем ли она? Спросил об этом прямо и Елена ответила, что нет, не преминув при этом уколоть, вас-де это никаким боком не касается. Павел почувствовал приятное облегчение, и сам поразился этому. Но тут же в силу негативного житейского опыта в его мозгу возникло досадное подозрение. В такие юные годы просто так директорами не становятся. Неужели она заслужила эту должность специфическим образом?

Поняв, о чем он думает, Елена сердито нахмурила ровные брови. Она стала директором не по блату, как он считает в силу извращенного склада ума. Просто она кандидат экономических наук. Да и лет ей уже тридцать.

Павел опешил. Елена выглядела от силы лет на двадцать пять. Недоверчиво переспросил, правда ли это, чем вызвал новый взрыв негодования. Она уже достала паспорт, чтобы ткнуть его носом в дату рождения, но пикировку прекратила мать, пригласившая их на ужин.

За ужином Павел рассказал забавный случай из своей практики, и Елена, не сумевшая удержать на лице маску холодной руководительницы, весело рассмеялась, сразу превратившись в озорную девчонку. У нее даже глаза засветились не холодным синим, а ярким голубым цветом. У Павла неистово забилось сердце, и вдруг открылась потрясающая истина – он влюбился!

Он притих, пытаясь осмыслить это сногсшибательное открытие. Елена поняла его молчание по-своему, и чуть заметно насупилась. Решив не форсировать события, Павел откланялся. Он даже не пообещал появиться еще, решив, что внезапность – дополнительное оружие влюбленного мужчины.

Уже сидя в машине, как мальчишка, мечтательно пялился на светившееся на пятом этаже окно, воскрешая давно позабытое ожидание счастья. Пообещав себе, что скоро, очень скоро увидит Елену вновь, уехал, и долго колесил по улицам вечернего города, не в силах заставить себя заниматься повседневными делами, такими далекими от тех чувств, что владели им сейчас.

Зеркало

На пятом этаже нашей старой девятиэтажки в проходной двушке обитала Люська, вреднющая беспардонная бабенка весом за сто кило, работавшая проводницей и выгнанная с железки за грубость. Стоило ли удивляться, что после пяти лет жизни с такой женой Николай, довольно приличный парень, начал пить, и, если бы не мать, вовремя забравшая его обратно в родительский дом, спился бы окончательно.

Люська, в принципе, бабенкой была симпатичной, и, пока не открывала рот, мужикам нравилась. Но, если уж открывала, то любой мужик, не бывший навеселе, уматывал со скоростью курьерского поезда. А те, что оставались, тоже выдерживали недолго, как правило, пару месяцев, не больше. В последнее время Люська окучивала иноземцев, коих в наших краях развелось немеряно, тем более, что те, как правило, тонкостей ее нелитературных речей не понимали.

Соседи же ее откровенно опасались и встреч с ней избегали. Правда, это не избавляло их от оскорбительных комментариев, которые Люська делала по поводу и без повода. Те, кто пытался противостоять ей в открытом бою, потом хватались за сердце и пили валерьянку, наслушавшись о себе много такого, чего прежде никогда в жизни не слышали. Чувствовала она себя после бурной свары победительницей и своими сомнительными достижениями гордилась.

Марья Ивановна из двадцать пятой квартиры искренне уверяла, что Люська биовампир, поэтому и доводит свои жертвы до слез, чтоб сподручнее было отсосать у них энергию. Соседи в это верили, все они после разговоров с Люськой чувствовали себя не просто уставшими, а ни к чему не годными.

Единственного сына Люськи воспитывала мать Николая, заявившая, что у такой матери вырасти может только рецидивист. Люська и не возражала, зачем ей такая обуза? Вольготная жизнь ей нравилась куда больше, чем участь матери-одиночки.

В последнее время она торговала по ночам в киоске, исподтишка всучивая алкашам паленую водку. Сама она не пила, а на упреки отчаявшихся жен беззаботно отвечала, что пусть их запойные муженьки пьют, сколько влезет, скорее сдохнут, без них воздух чище станет.

В этом же подъезде жила Настя, медсестра нашей районной больницы, девушка добрая, сочувствующая каждой твари. Она пыталась призвать Люську к порядку, объясняя, что зло, которое Люська бесшабашно рассеивает по белу свету, рано или поздно к ней и вернется.

На это Люська только смеялась, заявляя, что она не дурочка и в смешную мистику не верит. И вообще никакого зла не боится, она с любым расправится, человеком или призраком, ей все равно.

Как-то раз в приятный летний вечерок соседки собрались возле подъезда, обсудить последние новости, кто кого с кем застукал и прочие бабские сплетни. Настя в это время шла мимо со своей тетушкой, полноватой невысокой женщиной с добродушным круглым лицом. Они тоже приняли участие в общем разговоре.

И в этот момент всеобщего благодушия появилась Люська. От такого обилия потенциальных жертв у нее голова пошла кругом. Она немедля заявила: все вы, бабы, дуры! А ты, Настька, больше всех. Вот почему ты думаешь, что Андрюха только за тобой ухлестывает? Он этой ночью с Тамаркой из соседнего дома шастал. Они у меня пиво в киоске покупали. И многозначительно добавила: распаренные такие.

Не понять откровенного намека мог только глухой дурак. Все замолчали и посмотрели на Настю, ожидая отпора. Та растерялась. Не верить Люське не было причин, и она совсем сникла. Ее молчание вдохновило Люську на новые откровения.

– А твой алкаш, Светка, прошлой ночью дважды за чекушкой прибегал, пока ты в ночную работала. А еще хорошим мужем его считаешь! Сева то, Сева се! Да клуша ты наивная, и больше ничего! Я этого твоего Севу поиметь могу только так! – и она лихо прищелкнула пальцами.

Женщины молчали, потому что давно убедились, что Люську им все равно не перекричать. Голос у нее был пронзительный и на редкость сильный. Ей вполне было по силам сирену на пожаре заменить.

Внезапно в разговор вступила тетушка Насти, совершенно спокойно поинтересовавшаяся у Люськи, неужели той доставляет удовольствие говорить людям гадости.

Люська откровенно обрадовалась неожиданному развлечению.

– Конечно! А ты как думала, старуха? Все молодишься, молодишься, а сама-то уже давно ни одному е*** не нужна!

К ее удивлению, женщина не возмутилась, а лишь как-то странно усмехнулась. И пристально посмотрела нахалке в глаза. Люська побледнела, покачнулась, схватилась за сердце, и стала медленно оседать на землю. Подхватывать ее никто не стал, и она кулем с картошкой свалилась под ноги собеседницам.

Первой опомнилась Настя, как-никак стаж работы в больнице у нее был приличный. Она выхватила телефон и набрала номер скорой. Та приехала минут через пять, врачи Люську тут же, на скамеечке, осмотрели и увезли в больницу.

Настя с тетушкой отправилась по своим делам, а напуганные быстротой наступившего возмездия женщины немножко пошушукались и разошлись. На следующий день Настя сказала любопытствующим, что у Люськи предынфарктное состояние и лечиться ей придется долго.

Люська появилась во дворе только через месяц. Соседи ее не узнали, она похудела килограммов на тридцать, стала странно тихой, вежливой и непривычно пугливой. Сначала все относились к ней настороженно, ожидая возврата к той, прежней, наглой и зубастой особе, но прошел месяц, потом второй, но этого не происходило.

Люська нашла себе приличную работу в супермаркете, где вела себя с покупателями вежливо и внимательно. Там ее случайно встретил Николай, и, пораженный изменениями, произошедшими с его бывшей женой, зачастил к ней в гости, да так и остался. Сына им впрочем, бабушка так и не отдала, объясняя это тем, что они и нового ребенка завести могут, а им с дедом одним скучно будет.

Как-то женщины снова собрались возле лавочки, болтая о том, о сем. Присоединилась к ним и Настя. Соседки принялись у нее выпытывать, что же такое сделала ее тетушка, отчего Люська так кардинально изменилась?

– Тетя у меня, как выяснилось, что-то вроде экстрасенса. У нее энергетика очень сильная, и она любой негатив может вернуть тому, кто его послал. Это, кстати, любой может сделать, нужно просто вообразить, будто перед тобой зеркало. И что это зеркало отражает зло, которое посылает тебе дурной человек, неважно, мысли это или слова. И чем сильнее посланное зло, тем сильнее ответный удар. А напор у Люськи, сами знаете, какой. Вот она свое зло обратно и получила. Сама себя наказала, одним словом.

Изумившись простоте решения проблемы, женщины принялись вспоминать подобные случаи, и Люськина тема была закрыта.

Ирина

Новогодний банкет был в самом разгаре. Столы ломились от закусок и разномастных бутылок. В середине зала сверкала серебристо-синими огнями елка. Ирина не отрывала глаз от танцпола, где заканчивался конкурс бальных танцев. Финальный вальс исполняли победители, Андрей из отдела автоматизации и Люба из бухгалтерии. Андрей, в черном смокинге, выгодно подчеркивавшем его сильную высокую фигуру, казался воплощением мужской красоты. Люба в длинном красном платье, развевающемся от стремительного кружения и открывающем стройные ноги в туфельках на шпильке, тоже была чудо как хороша. Восхищенные зрители безоговорочно признали их самой красивой парой вечера.

Закончив последнее па, танцоры манерно раскланялись перед бурно аплодирующей публикой. Получив за первое место бутылку шампанского, Андрей с насмешливым поклоном вручил ее Любаше и поцеловал в щечку, отчего та разрумянилась и кокетливо засмеялась, с восхищением глядя на партнера.

Вернувшись к коллегам, с триумфом водрузила на стол полученный приз. Ее лицо светилось от удовольствия. В своей обычной простоватой манере горделиво похвалилась, что Андрей просто супер! Мало того, что красавец и умница, каких поискать, он еще и сексуален до невозможности! Мужем он будет классным! И оглянулась, нетерпеливо выискивая Андрея среди немногочисленных конторских мужчин.

К столу подошел официант и ловко открыл бутылку с шампанским. Не пролив ни капли, разлил его по бокалам и удалился.

Ирина подняла свой бокал и сдвинула его с бокалами дам, дружно желающих друг другу счастливого Нового года. Едва пригубив, поставила обратно. Она и так выпила сегодня достаточно. Да и в счастье в новом году ей не верилось. Похоже, счастье вообще не для нее.

Она устала. Ужасно устала от своей безответной любви, больше похожей на наваждение, чем на нормальное человеческое чувство. И угораздило же ее влюбиться в ходячее совершенство! Андрей вот уже два года не обращал на нее никакого внимания. Или нет, внимание-то на нее он обращал, но при этом на его твердых губах играла такая скептическая ухмылка, что Ирина опускала глаза и старалась поскорее пробежать мимо.

И почему он себя так ведет? Конечно, в свое время она сделала глупость, намекнув ему о своей склонности, но для чего вести себя с ней так подчеркнуто-пренебрежительно? Она не сделала ничего, что могло вызвать негативную реакцию. Или это потому, что она, далеко не красавица, посмела обратить внимание на столь выдающуюся персону? Неужели Андрей такой мелочный?

Любаша продолжала щебетать, что Андрей, безусловно, лучше всех мужчин их конторы, а может, и города, и уж она сделает все, чтобы заполучить его в единоличное пользование. Каждое ее слово впивалось в Ирину, как острый шип, и она с трудом удерживала на губах непринужденную улыбку. Под конец они просто склеились, и Ирина не могла произнести ни звука.

Зазвучала медленная музыка, и к их столу подошел Андрей. Любаша обвела соседок торжествующим взглядом, приглашая разделить свой триумф, но тот наклонился к Ирине и быстро выговорил приглашение на танец. Ирина деревяно поднялась и пошла с ним на танцпол, не в силах осознать, что же произошло. Проходя мимо зеркал, автоматически отметила, что платье на ней простенькое, без всяких украшений, и с пышным нарядом Любаши соперничать никак не может, но тут же забыла об этом, ощутив на своей талии горячие руки мужчины.

В обычной обстановке она танцевала неплохо, но не сейчас, когда Андрей был так близко. К ее ужасу, ноги сами по себе спотыкались на каждом шагу. После ее очередной попытки наступить ему на ногу Андрей скептически поинтересовался, сколько же она выпила. Ирина выпила всего-то пару бокалов шампанского, и пьянило ее вовсе не вино, а его близость, но признаться в этом было немыслимо.

Ее вдруг обожгла нелепая мысль, если он считает, что она пьяна, то, возможно, ей стоит выкинуть нечто такое, отчего он будет вынужден сказать ей какую-нибудь гадость. После этого в ней, конечно, взыграет гордость, и она сможет наконец-то его забыть.

Этот фантасмагорический план показался Ирине вполне выполнимым, возможно, из-за бурлившего в крови шампанского. Она раскованно обняла Андрея за плечи, грудью прижалась к его крепкому торсу, томно заглянула в глаза и откровенно призналась, что он давно ей нравится.

Помрачнев, он с силой сжал ладони на ее талии. Ирина осторожно повела глазами вокруг. Пульсирующий свет бил в глаза, толпа танцевала так плотно, что заметить, кто что делает, было невозможно. И она провокационно прижалась губами к уголку его рта. Андрей дернулся, и вдруг, с силой притиснув ее к себе, впился в ее рот. Ирина ответила на поцелуй, и они несколько минут простояли посреди танцпола, страстно целуясь.

Отрезвила их тишина. Ирина быстро отскочила от спутника на безопасное расстояние и жутко покраснела. Он иронично посмотрел на нее и молча повел обратно. Поклонился и ушел, ничего не сказав на прощанье.

Все видевшая Любаша пронзила ее ревнивым взглядом, но остальные дамы, занятые принесенным официантом куриным рулетом с грибами, на нее внимания не обращали. Ирина тоже принялась за еду, не чувствуя вкуса. Губы еще помнили силу и страстность поцелуя, и она никак не могла сообразить, что же произошло. Целовал Андрей ее как изголодавшийся по ласке мужчина, но после посмотрел с таким скепсисом, что Ирина растерялась.

Разве можно так целовать и так смотреть? Неужели ему кто-то говорил про нее гадости? Но ведь всем понятно, что это поклеп, после знакомства с Андреем она ни с кем не встречалась, все парни казались ей мелкими и скучными.

Поковыряв в тарелке, Ирина вышла в фойе, где было прохладнее и громкая музыка не била по ушам. За ней тут же вылетела возмущенная Люба. Встав в позу оскорбленной богини, с напором потребовала объяснить, какого лешего она пытается отбить ее жениха.

Уже жениха? Ирина скептически усмехнулась. После ошеломительного поцелуя она в этом сильно сомневалась. Но Любе с подчеркнутым спокойствием объяснила, что ни у кого никого не отбивает. И чтоб Люба успокоилась, на них уже смотрят.

Неизвестно, что бы еще выкинула взбудораженная Любашка, но тут в фойе веселой гурьбой вышли мужчины, и среди них Андрей. Люба тотчас кинулась к нему и тесно прижалась, будто говоря всему свету: мое! Андрей снисходительно положил руку на ее плечо и с вызовом посмотрел на Ирину. Та развернулась и молча пошла обратно. Ей все стало ясно.

Взяв со своего стула сумочку, быстро спустилась вниз, в гардероб. Получив одежду из рук чем-то недовольной гардеробщицы, оделась и вышла на улицу, глубоко вдыхая холодный отрезвляющий воздух.

Перед рестораном стояла обряженная в серебристые шары искусственная елка неестественного ядовито-зеленого цвета. От ее мертвенного блеска у Ирины на душе стало еще мрачнее. Она оглянулась по сторонам. Как ей добраться до дома? Ловить такси или ехать на автобусе?

В сумочке тоненько запел сотовый. Мама! Ирина быстро сообщила, что у нее все в порядке и что она уже едет домой. Мама сконфуженно извинилась и попросила ее веселиться и не беспокоиться о ней. Она немного нервничает, ведь в их городе такая криминогенная обстановка, но это сущие пустяки.

Ирина прекрасно ее понимала. После смерти мужа, умершего на скамейке по дороге домой, мама тревожилась по всякому пустяку. Самое обидное, что никто из многочисленных прохожих не спросил, что с папой. Врачи говорили, что его вполне можно было спасти, вызови кто-нибудь вовремя скорую помощь. После этого маму будто подменили, из веселой уравновешенной женщины она превратилась в беспокойную и боязливую особу, поэтому дети, Ирина с Михаилом, старались попусту ее не тревожить.

Такси не было видно, и Ирина решила бежать на автобус. Она уже подходила к остановке, когда возле нее остановился черный форд, распахнулась передняя дверца и голос Андрея твердо скомандовал «садись».

Повинуясь приказу, Ирина села на переднее место и недоуменно уставилась на водителя. Он с сердито поджатыми губами нажал на газ, промчался по пустынной улице и затормозил у какого-то старого дома.

Повернулся к ней, положил на руль крупные руки и сурово поинтересовался, что скажет ее муж, когда узнает о ее выкрутасах. Ирина недоуменно заморгала. Какой муж? У нее нет никакого мужа.

Андрей передернулся. Неужели она уже развелась? Ирина обиженно ответила, что у нее никогда не было мужа, поэтому разводиться ей не с кем. Андрей брезгливо поморщился. Тогда с кем же она обнималась пару лет назад у офиса? С любовником?

Ирина сдвинула брови, припоминая. Обниматься она могла только с Мишкой, когда тот демобилизовался и первым делом, соскучившись, прибежал к сестренке. Так она и объяснила Андрею. У того на лице отразилась целая гамма противоречивых чувств. Изумление сменила досада, досаду – откровенное ликование. Вот черт! Какой же он дурак! Все это время он был уверен, что она замужем и что его дико тянет к замужней женщине. Но теперь, когда они все прояснили, может быть, она поедет к нему?

Ирина задохнулась от неожиданности. Очень хотелось согласиться, но мысль о маме, которая наверняка всю ночь прождет ее у окошка, отрезвила. Пришлось отказаться. К ее удивлению, Андрей вовсе не обиделся, а с уважением заявил, что так и надо делать, чтобы мужики больше ценили. А то есть девицы, готовые ковриками расстилаться невесть для чего.

Ирина тут же вспомнила хвастливые Любашкины речи и поежилась. Заметивший это Андрей успокаивающе пояснил: он никогда бы не обратил внимания на Любу, если б знал, что Ирина свободна. Он так ревновал, что готов был на стенку лезть. Люба просто жалкий суррогат, неравнозначная замена. И теперь в его жизни женщин больше не будет. Кроме одной. И он многозначительно посмотрел на Ирину.

Он отвез ее домой и на прощанье крепко поцеловал. Чувствовалось, что ему хотелось гораздо большего, но он сдержался. Записав номер ее телефона, уехал, договорившись о скором свидании.

Уже дома, отправив успокоенную маму спать, Ирина получила СМКу «С нетерпением жду новой встречи. Андрей». Она посмотрела вокруг. Знакомые с детства стены вдруг приобрели странные, фантастические очертания. На душе было и радостно, и тревожно. Ее мечта сбылась. Что-то будет дальше?

Исполнение желаний

Михаил проводил Ольгу завистливым взглядом. Хороша, что и говорить. Не то, что его Татьяна. Нет, лет десять назад, когда они с ней поженились, она тоже была ничего. Но двое детей, хозяйство, да и возраст сделали свое дело. Тридцать пять – это тебе не двадцать пять.

Открыв электронную почту, написал «Оля, не хочешь сходить сегодня в кафе после работы?» Через минуту она подняла голову и призывно улыбнулась, чуть заметно кивнув головой. Михаил осторожно посмотрел вокруг, не заметил ли кто из сослуживцев их переглядок.

Вроде никто в их сторону не пялился, и он вздохнул свободнее. Конечно, никогда прежде он не изменял жене, но надо же когда-нибудь начинать? Как там говорится? Хороший левак укрепляет брак? Вот он и проверит этот тезис на личном опыте.

Из здания они с Ольгой, не сговариваясь, вышли поодиночке. Конспирация никогда не помешает. Встретились уже в кафешке и устроились в уголке за высокой перегородкой, им не нужны были чужие глаза.

Когда в девять Михаил вернулся домой, с досадой посмотрел на Татьяну. Задерганная, вся в домашних хлопотах, она показалась ему еще скучнее, чем обычно. Она устало ему улыбнулась, и, чтобы избежать ненужных расспросов, он быстро ушел в комнату, включил телевизор и сделал вид, что увлечен какой-то передачей.

Спать лег в большой комнате, якобы потому, что хотел посмотреть хоккей. Татьяна ничего не сказала, но взглянула на него с внезапным пониманием, и ему вдруг стало стыдно.

Может быть, зря он это все затеял? Пусть любовь и ушла, но они с Татьяной столько лет вместе, у них хорошие дети, добрые дружеские отношения. Зачем ему ненужные осложнения?

Но на следующий день, увидев улыбающуюся Ольгу, тут же забыл все свои опасения.

После работы напросился к ней в гости. Закончился этот визит именно так, как он и надеялся. Это было фантастично. Как если бы время повернулось вспять, и он снова стал молодым и беззаботным. Ему отчаянно захотелось, чтобы жена с детьми исчезли. Вот просто взяли и растворились в воздухе. И он смог бы остаться с Ольгой.

Они встречались уже месяц, когда Михаил, с трудом оторвавшись от любимой, поздним вечером пришел домой, отчаянно не желая объясняться с Татьяной. В квартире царила странная тишина. Он крикнул, ему никто не отозвался. Он распахнул одну дверь, другую, – пусто! В голове вдруг возникла неприятная догадка. А если жена узнала обо всем и бросила его?

Но он отмахнулся от этой смешной мыслишки. Куда она денется, с двумя-то детьми? Наверняка к матери отправилась. Ну, это ненадолго. Подуется и примчится обратно, как миленькая.

На кухонном столе лежал диктофон с мигающим огоньком. Михаил нажал на кнопку и ужаснулся тому, что услышал. Из динамика лился его голос. Он клялся в любви Ольге. Слушая себя со стороны, вдруг понял, как фальшиво звучат его признания. Потом его голос сменился голосом Татьяны.

– Теперь ты понимаешь, почему я уезжаю. Кстати, не думай, что я за тобой шпионила, эту запись мне прислала эта твоя Ольга. Я решила не мешать твоему новому счастью. И не переживай за меня, я выхожу замуж за Густава и уезжаю с ним в Швецию. Дети остаются со мной. Тебе в твоей новой семье они ни к чему.

Михаил облизал пересохшие вдруг губы. Густав? Он припомнил высокого, немного медлительного шведа, который вместе с Татьяниными сослуживцами приходил к ним на день рождения Татьяны. Но тогда он не заметил ничего подозрительного. А если бы заметил? Тогда наверняка бы вел себя по-другому. И почему он решил, что Татьяна никому не нужна?

Душу наполнила такая горечь, что даже во рту появился привкус желчи. Вот и исполнилось его желание, семьи у него больше нет. Оправдалась древняя восточная мудрость «будьте осторожны в своих желаниях, они могут исполниться». Но этого ли он хотел на самом деле? Конечно, нет. Просто ненадолго захотел вернуть молодость, а потерял все, чем стоило в этой жизни дорожить. Но кого в этом винить?

Кража

И с чего это сегодня мне вдруг вздумалось принарядиться? Вполне можно было заявиться на день рождения Михаила, моего двоюродного брата, в джинсах, футболке и темных очках. Никто бы на меня и внимания не обратил. А теперь этот нахальный тип просто дышит мне в затылок. Хотя, надо признаться, темно-синее, в цвет глаз, платье для коктейлей, что на мне надето, никто и впрямь образцом целомудрия не назовет. Распущенные кудрявые волосы и линзы вместо очков в строгой оправе тоже непорочности не добавляют.

Забавно, но с Виталием, который не отходит от меня сейчас, я много раз встречалась в своем офисе. И никаких поползновений с его стороны не замечала. Хотя понятно, что в компетентном юристе в деловом бесформенном костюме со строгой прической он женщины не видел. Нечто бесполое, на что не стоило тратить своего драгоценного внимания.

Зато сейчас, бесцеремонно оглядев меня с ног до головы и восхищенно присвистнув, он заявил, что точно знает, чего я хочу, поскольку это у меня на лбу написано, и пообещал исполнить мое желание по полной программе.

Я человек вообще-то спокойный и уравновешенный, но тут мне отчаянно захотелось двинуть ему по наглой мордуленции так, чтоб он впредь обходил меня по кривой за несколько километров. Остановила меня только мысль о Михаиле, здорово от этого типа зависевшем. Приходилось терпеть его скабрезности с застывшей улыбочкой, больше похожей на оскал. Хорошо, что он меня не узнал, а то как потом мне с ним разговаривать в деловой обстановке? Конечно, краснеть я не буду, но тем не менее…

Внешне он был весьма даже ничего, высокий, мускулистый, уверенный в себе. Правда, этого последнего в нем было явно с избытком. Хотя, возможно, во мне говорила излишне эмансипированная девица, и мужчины в самом деле должны быть уверенными и даже настырными? Разве это не свойство настоящих мачо?

Хозяева постарались на славу. На открытых мангалах жарились шашлыки, на барбекю томились пряные ребрышки под маринадом. Под старой яблоней за заставленным спиртным и закусками столом сидели гости, периодически провозглашавшие заздравные тосты.

Было много незнакомых мне людей, на свое тридцатилетие Михаил пригласил целую уйму разного народа. С нашей стороны родственников было немного. Но это и понятно, почти все они жили в Сибири, ехать далеко.

Погода стояла замечательная, солнышко мягко грело, звучала приятная негромкая музыка, в общем, все было комильфо, то есть так, как и подобало в юбилей небедного бизнесмена. Виталий, правда, омрачал мне этот сказочный денек своим нахальством, и я уже начала изобретать способы, как от него отделаться, когда ко мне подбежала Ирина, жена Михаила. Она была бледна и непривычно взволнована. Дрожащим голосом сообщила, что у них ЧП. Из спальни пропали все ее драгоценности и деньги, которые они приготовили, чтоб поехать в круиз вокруг Европы. Причем из сейфа!

Особо раздумывать было нечего. Ясно, это сделал кто-то из своих. Во всяком случае, тот, кто хорошо знает расположение комнат в доме.

Виталий, стоявший рядом, важно добавил про код от сейфа, который, по его мнению, мог знать только самый близкий человек. И многозначительно посмотрел на меня. Пришлось сжать кулаки, чтобы не двинуть его по наглой физиономии. Стиснув зубы, просветила, что у Михаила сейф столетний, никакого кода не нужно. Достаточно стетоскоп иметь. Виталий с подозрением посмотрел на меня и потребовал сообщить, откуда я знаю такие подробности из жизни медвежатников.

Очень хотелось сказать ему «от верблюда», но я сдержалась. Не удостоив его ответом, спросила у Ирины, всех ли гостей она знает. Та призналась, что далеко не всех. Миша пригласил кучу своих деловых знакомых. Добрую половину гостей она вообще видит впервые в жизни.

Стало ясно, что без Михаила не обойтись. Ирина вытащила мужа из-за стола и увела в дом. Военный совет мы устроили в подвале, возле монитора с камерами слежения. Виталий притащился за мной, и никакие намеки на то, что это сугубо семейное дело, его не остановили. Пришлось совещаться при нем.

Михаил не мог понять, как это могло случиться, и несколько раз переспросил у жены, не путает ли она чего. Ирина разозлилась. Неужели ее сверхмудрый муженек думает, что она стала бы поднимать такую бучу на пустом месте?

Виталий с интересом рассматривал людей, мелькающих перед камерами слежения. С привычным апломбом постановил, что выяснить, кто вор, трудностей не представляет. Достаточно прокрутить пленку назад и посмотреть, кто входил в спальню.

Михаил с явным неодобрением отринул эту ересь, заявив, что внутри дома камер нет. Зачем они? За самими собой следить?

Виталий немного подрастерял свою самоуверенность и признал, что задача усложняется. Может, вызвать полицию?

Михаил отказался. Чтобы испортить людям праздник? Да пусть уж лучше деньги пропадут!

Виталий чуть было не почесал в затылке, но вовремя сообразил, что это выглядело бы уж очень по-плебейски.

Михаил с Ириной вопросительно посмотрели на меня. Виталий тоже, но с недоумением. Похоже, его голову впервые посетила мысль, что я не такой уж пустозвонный мотылек, каким показалась ему поначалу.

Я предложила посмотреть, кто входил в дом. Только на ускоренной перемотке, а то нам до утра здесь сидеть придется. Перед нами мелькали входившие и выходившие люди, но ничего интересного не замечалось. Пока в дом не зашла высокая женщина с пышной прической.

Я попросила прокрутить этот фрагмент еще раз и помедленнее. Михаил запустил запись снова, уже в замедленном темпе. Мне тут же все стало ясно.

– Ничего не замечаете?

Троица переглянулась и дружно заявила:

– Нет!

Я подсказала:

– У нее волосатые ноги!

– И что?

– Разве вам это ничего не говорит?

Первым догадался Виталий.

– Это мужчина!

Я посмотрела на него с некоторым уважением.

– Конечно. Отсюда и некоторая корявость в движениях. И заметили, какое на ней, или, вернее, на нем, широкое платье? Все, что угодно, можно пронести. К тому же стетоскоп у тебя, Ирина, есть в аптечке. Если этот тип бывал в доме, он мог знать и такую мелочь. Вообще, мне кажется, поначалу он и не думал ничего брать. Возможно, этот маскарад задумывался как шутка. А потом уж как масть легла. Вспоминайте, кто из ваших знакомых или родственников мог пойти на такое?

Ирина с Михаилом призадумались. Виталий тоже, но по другому поводу. Он смотрел на меня так, будто впервые увидел.

Ирина с Михаилом в один голос заявили, что никого не подозревают, и тогда я попросила увеличить картинку.

Псевдодамочка явно знала о наличии камер и старательно поворачивалась к ним боком. За распущенными волосами лица было не разглядеть. Но все же один раз она прокололась: порыв ветра разметал волосы. Лицо промелькнуло на мгновенье, но Михаил тем не менее успел нажал на кнопку «стоп».

Разглядывая немного размытую картинку, Ирина задумчиво признала, что кого-то он ей напоминает. Только вот кого? Подойдя к монитору, я закрыла ладонями длинные пряди и попросила ее представить это лицо с короткими волосами. Разве она не видит, какой приметный нос? Эта легкая горбинка ни о чем не говорит?

Ирина прижала ладони к загоревшимся щекам и признала, что это Санька, ее племянник! Но раньше за ним ничего подобного не замечалось.

Я пожала плечами. Ну, в жизни все когда-нибудь бывает впервые. Потребовала от Михаила, чтоб он позвонил этому Саньке. И не спрашивал, брал тот деньги или нет, а сразу обвинял.

Ирина вытащила сотовый и набрала номер. Голос раздался не сразу, видимо, Санька раздумывал, отвечать или нет. Ирина передала трубку мужу.

Михаил сурово потребовал:

– Александр, немедленно возвращай деньги и драгоценности! Или берегись!

В трубке раздался фальшиво-недоумевающий голос, но Михаил слушать не стал.

– Не ври! У нас есть запись! Если не хочешь скандала, живо возвращай украденное!

Отключившись, Михаил с благодарностью посмотрел на меня. Признал, что, если б не я, то они, скорее всего, спустили бы это дело на тормозах.

От такой чести я отказалась:

– Да ладно тебе! Парня вычислить никакого труда не составляло. Просто вы были слишком взбудоражены, чтобы рассуждать здраво.

Михаил кривовато усмехнулся и признал, что, в отличие от них, способность рассуждать здраво я сохраняю в любых ситуациях. Я сделала вид, что это комплимент. Хотя и весьма сомнительный.

Мы вышли в сад. Я надеялась, что Виталий наконец от меня отстанет, ведь он явно ошибся в оценке моих приоритетов, но он все равно тащился за мной, как пришитый. Правда, молча, бросая на меня странные оценивающие взгляды. Через полчаса меня нашла Ирина и сообщила, что Санька все вернул, и добавила, что я была права, поначалу он просто думал подшутить, переодевшись женщиной. Но потом, когда его никто не узнал, он решился на эту гадость. Внимательно посмотрев вокруг, спросила, где мой кавалер. Красивый мужик, между прочим. Видный.

Пришлось ее разочаровать, сказав, что это не мой кавалер, а главный поставщик ее муженька. Вон он стоит. Следит за нами. И давай-ка уже помоги мне от него избавиться. Пошли в дом, я выйду с черного хода. И не вздумайте с Михаилом давать ему мои координаты!

Даже пребывая в состоянии эйфории, Ирина обиделась. Никогда ни она, ни Михаил мой телефон никому не без моего разрешения не давали.

Не давая ей разродиться очередными уверениями в своей лояльности, я увлекла ее в дом. Быстро пробежав по черному ходу, завела свою «мини» и отправилась домой.

Я уже ложилась в постель, когда зазвонил телефон, и на дисплее высветился незнакомый номер. Я с опаской ответила.

– Таня? Это Виталий.

Я молчала, не зная, что сказать. Неужто меня заложил кто-то из родственничков?

Он будто прочитал мои мысли.

– Не волнуйтесь, никто о вас ничего не говорил. Это я вспомнил, где мы с вами раньше встречались. Остальное, как говорится, дело техники. Давайте завтра вместе поужинаем?

Встречаться с ним мне вовсе не хотелось, и я протянула:

– А зачем?

Он ответил на редкость прямодушно:

– Я впервые встретил умную и сексапильную женщину. Честно говоря, был уверен, что таких в природе не существует. Неужели вы думаете, что я отступлюсь? Учтите, я знаю не только, где вы работаете, но и где живете. Если не хотите изнурительной осады, лучше соглашайтесь.

Что было делать? Пришлось согласиться.

Лифт

Торопясь на рабочее место, Ирина заскочила в лифт и мысленно взмолилась, только б он не застрял! На прошлой неделе она уже сидела в лифте между этажами полчаса, и начальница с безжалостным блеском в глазах предупредила, если она еще раз будет отсутствовать на рабочем месте более двадцати минут, ее уволят без выходного пособия.

Ирина знала истинную причину негодования начальницы. В их филиал сотрудников брали по принципу «как не порадеть родному человечку», а она из «родных человечков» выбыла еще полгода назад, когда от нее ушел муж, нашедший более молодую и перспективную жену.

И теперь начальница, взявшая ее в свое время как жену племянника, делала все, чтобы освободить местечко для его новой жены. Ирина понимала, что рано или поздно ее, конечно, уволят, но работала усердно, поскольку другой такой интересной и высокооплачиваемой работы ей в их маленьком городке было попросту не найти.

Лифт, поднявшись до седьмого этажа, угрожающе загрохотал и остановился. Ирина отчаянным жестом приложила руки к загоревшимся от тревоги щекам. Это заметил высокий симпатичный мужчина, стоявший напротив. Несоответствие незначительности происшествия и преувеличенной реакции попутчицы его удивило. Он поинтересовался, что случилось, может быть, у нее клаустрофобия?

Уступая природной смешливости, Ирина не к месту хихикнула. Но, тут же посерьезнев, бесхитростно объяснила неприятную ситуацию.

Мужчина поразился. Он не мог понять, почему хорошего сотрудника так третируют. Взволнованная Ирина, выпалив – да просто от меня нужно избавиться! – испуганно прикусила язык. Ну, почему она такая неосторожная? Или ей просто надоело бояться?

Спутник скептически заметил, что избавляются, как правило, от плохих сотрудников. Ирина не согласилась со столь несправедливой оценкой своих способностей. Она всегда работала добросовестно и за двоих. Нехотя уточнила: просто теперь она бывший родственник.

Попутчик задумчиво кивнул головой, все поняв. Вкрадчиво спросил, часто ли это тут у них бывает.

Ирина помялась. Что на это ответить? Выбалтывать корпоративные тайны незнакомцам неэтично. Выговорив нейтральное «не в курсе», в очередной раз с силой нажала на кнопку вызова лифтера.

Спутник снисходительно призвал ее не волноваться, для этого нет абсолютно никаких причин. В ответ на его слишком оптимистичное заявление кабину тряхнуло, и погас свет. Ирина испуганно взвизгнула и тут же зажала себе рот рукой. По телу прошла нервная дрожь. Вжавшись в стену лифта, она принялась вспоминать слова молитвы. На ум не шло ни одной, практики было маловато.

Почувствовав на своих плечах уверенную руку, выпрямилась, стараясь казаться спокойной. Но кабинка снова дрогнула, и она, не сдержавшись, прижалась к твердому мужскому торсу. Чуть помедлив, тот обнял ее двумя руками.

Подняв лицо, Ирина пробормотала, что немного волнуется, вызвав этим у попутчика искренний смех.

– Немного? Да вас просто трясет. Может, попробуем это? Должно помочь. – И он прижался к ее губам вмиг затвердевшими губами.

Ирина попыталась рассердиться. За кого он ее принимает? За неразборчивую шлюшку? Подняла руки, чтоб оттолкнуть, но лифт вновь тряхнуло, и удушающий страх заставил ее положить руки на плечи мужчине. И ее вдруг закрутил странный вихрь, уносивший все дальше и дальше. Сколько времени они так простояли, она не поняла. Только когда загорелся свет и кабинка плавно поплыла наверх, Ирина опомнилась и резво отпрыгнула в сторону.

И вовремя. Дверцы лифта уже расходились в стороны. На площадке, воплощая в жизнь ее худший кошмар, стояла довольная начальница. Не обращая внимания на незнакомого мужчину, злорадно заявила:

– Ну, все! Опять вы, Ирина Павловна, не выполнили моих указаний! Вы уволены!

Вмешавшись в разговор, мужчина саркастично поинтересовался, за что. За то, что в здании плохо работают лифты?

Начальница сердито прищурилась и высокомерно спросила, кто он такой и что делает в ее банке?

Тот саркастично парировал, что здание не ее, а банка, и она всего лишь заведующая филиалом, а не владелица. К тому же к имуществу банка она относится нерачительно.

Возмущенная начальница потребовала от непочтительного незнакомца немедленно убраться, пригрозив вызвать охрану.

И тут ее ждал неприятный сюрприз. Язвительно усмехаясь, тот представился Александром Максимовым, начальником контрольно-ревизионного отдела головного банка, присланным сюда для проведения внеплановой проверки. Начальница вмиг сникла, угодливо пригласив дорогого гостя в свой кабинет. На Ирину даже не взглянула, и та быстро покинула поле битвы.

Забежав в служебной кабинет, включилась в общий ритм работы. В конце рабочего дня аккуратно убрала в сейф бумаги, выключила компьютер и ушла домой. Думала только том, что теперь делает Максимов. Мечтательно проведя пальцем по губам, все еще помнившим вкус его фантастического поцелуя, признала, что никогда прежде с ней ничего подобного не было. Хотя, возможно, это только последствия пережитого экстрима. Говорят же, что при опасности обостряются все чувства, теперь она в этом убедилась на собственном опыте. Конечно, в обыденной жизни такое невозможно. Или возможно? Жаль, но теперь ей этого никогда не узнать.

Через неделю всех сотрудников вызвали в актовый зал и представили нового руководителя. Тот назначил внеплановую аттестацию, пообещав оргвыводы по ее итогам. Камарилья бывшей начальницы засуетилась, многим грозило увольнение.

Ирина волновалась тоже. Но не по поводу аттестации, а из-за Максимова, который уехал, не попрощавшись. Хотя искать встречи со случайной спутницей, с которой обменялся в лифте вынужденным поцелуем, смешно. Это у нее гипертрофированное воображение и ей нужно держать себя в руках.

Аттестацию она выдержала блестяще и работала под началом нового босса спокойно. Вскоре в Москву на курсы повышения квалификации были вызваны три сотрудницы банка, в том числе и она. Поселили их в ведомственную гостиницу, каждую в отдельный комфортабельный номер.

Чего греха таить, Ирина мечтала хоть одним глазком, хоть издали увидеть Максимова. Зачем, не знала и сама. Эта зацикленность была так не похожа на ее обычную уравновешенность, что казалась сродни болезни. Она даже несколько раз порывалась спросить, в каком корпусе он работает, но останавливала себя. Зачем ей еще одно потрясение? В ее жизни их и без того было немало.

В один из дней она вернулась с занятий в гостиницу уставшая и разочарованная. Вошла в номер и испуганно вскрикнула, когда навстречу ей в полутьме с кресла поднялся крупный мужчина. Включив свет, узнала Максимова. Ей захотелось кинуться ему на грудь, но вместо этого она потребовала объяснить, что он тут делает.

Виновато передернув плечом, тот признался, что ему уж очень захотелось кое в чем убедиться. Ирина уставилась на него недоумевающим взглядом, но спросить, что он имел в виду, не успела. Он быстрым движением обнял ее, приподнял подбородок и приник к губам. И снова она ощутила поток сверкающей энергии, лившейся откуда-то сверху. Он уносил в неведомое, заставляя забыть все принципы.

Первым пришел в себя Максимов, отстранился и потрясенно взглянул на Ирину. Вот это да! Гораздо лучше, чем тогда, в лифте. А ведь он думал, что это ему почудилось из-за чрезвычайности обстановки. Но теперь обстановка самая обычная, а ощущения от поцелуя ошеломляющие. Что она думает на этот счет?

Ирина не думала. Думать она просто не могла. Все тело превратилось в желе, и внизу живота что-то мелко подрагивало. Но сделать шаг назад она все же смогла, и теперь смотрела на него взглядом затравленного кролика.

Он нахмурился. Неужели она замужем?

Ирина отрицательно мотнула головой и призналась, что уже нет.

Максимов заметно повеселел. И у него с семейным положением аналогично. Заметив на ее лице неприязненную тень, оправдываясь, добавил, что не виноват в уходе жены. Та встретила американского миллионера, более перспективного во всех отношениях. Его вины в их разводе нет.

Ирина с облегчением вздохнула и застенчиво улыбнулась.

Улыбнувшись в ответ, он с неожиданной неуверенностью спросил:

– Может, останешься в Москве? Можно пока пожить здесь, в гостинице, или снять квартиру. На работу я тебя устрою, вакансий в наших филиалах по Москве полно.

Ирина, не раздумывая, согласилась.

Они встречались около двух месяцев, потом Ирина переехала к нему.

С той поры прошло несколько лет. Они женаты, у них трое малышей, два сына-близнеца и новорожденная дочка. Ирина время от времени с благодарностью вспоминает лифт, так своевременно познакомивший их друг с другом. Александр тоже не дает ей забыть их первую встречу, при каждом удобном случае целуя жену в лифте.

Молитва

Александр не верил ни в бога, ни в черта. Он всего в жизни добился своими руками, без помощи потусторонних сил. И теперь, когда его единственный сын попал в автокатастрофу, маялся, не зная, что предпринять. Он предложил врачам огромные деньги, но они только посмотрели на него, как на сумасшедшего и сказали, что все в руках Божиих.

Он понуро сидел в коридоре клинической больницы перед дверями операционной, когда проходившая мимо медсестра в угнетающе-белом халате посоветовала ему помолиться в церкви напротив и поставить свечу за здравие.

Александр никогда не был в церкви, но это было какое-никакое, но действие, а сидеть и ждать он никогда не умел. Всегда считал, что ожидание удел людей слабых, а действие – сильных.

Прикинув, что жена подъедет еще нескоро, соскочил с неудобной больничной кушетки и вышел на улицу. Дул сильный ветер, срывавший с деревьев последние желто-красные листья. Александр быстро перебежал улицу и очутился перед небольшой каменной церковью. Окинув ее быстрым взглядом, с неудовольствием констатировал: новодел. Наверняка и иконы новые, ненамоленные. О том, что иконы и сама церковь должны быть старыми, слышал еще в детстве от прабабки.

Пожав плечами, – что ж, на безрыбье и рак рыба, – нырнул в тишь низкого свода. В притворе женщина в черном платке продавала церковную утварь. Он спросил у нее, что нужно делать, чтобы человек выздоровел. Она посоветовала обратиться к отцу Михаилу, он все расскажет.

Внимательно оглядевшись, Александр пошел в церковь. Лишь пройдя до середины, догадался перекреститься. Сделал он это слишком широко, с залихватским размахом.

Молодой священник с усталым лицом, в длинном черном одеянии, тотчас понял, что перед ним новичок, и, легкими шагами подойдя к прихожанину, спросил, что случилось. Его голос звучал мягко и сочувственно, но Александр, уверенный, что слабость порок, который никому нельзя показывать, в ответ лишь непроницаемо спросил:

– Мне помолиться нужно за здравие. Как это сделать? – у него язык не поворачивался назвать этого мальчишку «отец Михаил». Какой он ему «отец»?

Священник спокойно посоветовал:

– Купите свечу и поставьте у лика Спасителя нашего или Божьей матери. Но можно и у Николая-чудотворца. Иконы святого Пантелеймона в нашем храме, к сожалению, еще нет. И, конечно, сотворите молитву. Но молитву нужно читать от чистого сердца. Это же не просто слова. Вы крещеный?

– Да.

– Наверное, бабушка крестила еще во младенчестве?

– Прабабка. Бабка у меня атеисткой была. Как говорится – спортсменка, комсомолка, красавица. А потом и коммунистка.

– Понятно. Вы в святом храме за всю свою жизнь наверняка ни разу не были?

– Не был.

Давая понять, что этот пустой разговор ему надоел, Александр резко развернулся и отправился в притвор. Женщина с печально склоненной головой смотрела на икону, чуть заметно шевеля губами, видимо, читая молитву.

– Мне самую дорогую свечу.

– Самые дорогие свечи – венчальные. Вам они нужны?

– Да нет. – В голове почему-то мелькнуло, что с женой они не венчались. Александр удивился этой странной мысли, – какая разница – венчались, не венчались? – Мне свечу за здравие.

Получив внушительной величины свечу, поставил ее на подсвечник, неловко перекрестился и задумался. Как прочесть молитву, если не знаешь ни одной?

Снова вернулся к женщине и попросил молитвенник. Открыл его на молитвах «О здравии» и принялся читать, спотыкаясь на каждом слове.

Рядом снова оказался священник.

– Будет гораздо лучше, если вы попросите о чем-либо своими словами, но от души.

– Неформально, что ли?

– Пусть будет неформально.

Александр кивнул головой, прикрыл тяжелые веки и попытался сосредоточиться. Не получилось, слова выходили тяжелые, будто по принуждению.

– Может быть, вам сначала нужно покаяться, очистить душу? – назойливости священника не было предела.

Александр не считал себя грешником. Он и жене-то не изменял. Ну, почти, а это, как всем известно, птичий грех.

– Нет у меня грехов. И каяться мне не в чем.

Священник задумчиво покивал головой чему-то своему.

– Конечно, конечно. Но только гордыня – это уже тяжкий грех.

Александр удивился.

– Никогда гордыней не страдал. Я со всеми общаюсь запросто.

Отец Михаил задумчиво протянул:

– Очень трудно помочь человеку, если он того не желает.

Александр хотел было возразить, но осекся. В словах священника была доля истины. Он не то что не хотел помощи, он просто привык со всеми проблемами справляться сам. Но только вот сумеет ли он справиться и с этой?

В церковь зашла молодая пара, оглядывающаяся вокруг с недоуменным опасением, и отец Михаил поспешил к ним на выручку. На мгновенье Александр почувствовал себя обездоленным, но тут же стряхнул с себя это неуместное чувство. Взглянув на часы, решил, что сделал здесь все, что мог, и отправился в больницу.

В коридоре перед операционной сидела жена, горестно плакавшая в платочек. Александр поморщился, он не терпел женских слез. Заслышав тяжелые шаги, Светлана подняла голову, увидела его и прекратила рыдать, сжавшись в комочек и отодвинувшись к самому краю кушетки.

Это покоробило Александра. Почему она ведет себя так, будто он ей чужой? И тут же в мозгу вспыхнула неприятная догадка: а ведь она и впрямь воспринимает его как чужого!

Перед глазами вдруг возникло ее веселое и смеющееся лицо, то, каким оно было двадцать лет назад, в то время, когда он увидел ее впервые и решил, что именно эта девушка станет его женой. Когда же она превратилась в это тихое и затравленное существо? И чья в этом вина?

Вопрос был чисто риторический. Конечно, в этом виноват он. Своей нетерпимостью, самоуверенностью, нежеланием ее уважать он уничтожил ту милую девочку, которой она когда-то была. Это открытие ему не понравилось, и он скривился. Ни к чему заниматься самоуничижением. Он такой же, как все. Есть и хуже.

– Новости есть?

– Нет.

Александр поежился. Светлана и в самом деле говорила с ним, как с незнакомцем. Ему даже показалось, что без него ей было бы гораздо легче. По крайней мере, не нужно было бы сдерживаться.

Он внезапно подвинулся к жене, обнял ее, и, прижав ее голову к своему плечу, прошептал вдруг охрипшим голосом:

– Поплачь, тебе будет легче.

От неожиданности та замерла, но, тоненько всхлипнув, начала плакать, безнадежно хлюпая носом. Александр нежно гладил ее по голове и успокаивал:

– Все будет хорошо, все будет хорошо.

Из операционной вышел хирург в зеленом костюме и с маской на лице. Родители встрепенулись и выжидательно уставились на него. Он прокашлялся и развел руками.

– Мы сделали все, что могли, но увы…

В душе Александра воцарился настоящий ужас. Как же так? Этого просто не может быть! Их сын совсем еще мальчик, он не может вот так взять и умереть! В голове стоял шум, будто его кто-то стукнул кирпичом. Среди боли и страха откуда-то из глубины души вдруг возникли слова: «Господи, спаси и сохрани! Спаси и сохрани нашего мальчика, Господи!» Молитва была невнятной и сумбурной, но по-настоящему страстной, даже яростной.

– Мне очень жаль… – было видно, что эти слова даются врачу с трудом. – Но…

Тут его слова прервал громкий крик сзади:

– Доктор, доктор! – и он тут же скрылся в операционной, куда непосвященным вход был воспрещен.

Светлана закрыла лицо руками, безнадежно затихнув. Александр с силой сжал ей плечи.

– Я знаю, что все обойдется! Я в это верю!

Она подняла залитое слезами лицо и посмотрела на мужа с печальной покорностью судьбе. Александр с беспощадной ясностью осознал, что с женой его связывает только сын. Если его не станет, жена от него тут же уйдет. Этого он не хотел. При всех своих увлечениях он всегда любил только ее одну. Мысль о двойной утрате казалась непереносимой, и он, прикрыв глаза, снова принялся молиться. Сколько прошло времени, он не понял, оно пролетело как один миг.

Из операционной вышла медсестра. Она была бледна, но ее лицо освещала довольная улыбка.

– Все хорошо, не волнуйтесь, пожалуйста! Один момент, правда, был очень неприятным, мы уж было решили, что потеряли его, но все, Слава Богу, обошлось. Это настоящее чудо. Наверное, он родился в рубашке.

Светлана молитвенным жестом прижала руки к груди.

– Благодарю тебя, Господи!

К ее удивлению, ее неверующий муж истово повторил эту фразу.

– Сейчас мы переведем пациента в реанимацию, и завтра вы сможете его навестить.

– А сейчас на него посмотреть нельзя?

– Только одно мгновенье, когда его будут перевозить по коридору.

Минут через десять из операционной показалась каталка с сыном. Он был в сознании и узнал родителей. Улыбнулся, весело подмигнул и что-то прошептал.

Александр со Светланой проводили его до палаты. Дальше их не пустили. Александр взял жену под руку и вывел на улицу. Из церкви через дорогу неслись призывные звуки колокола, на вечернюю службу собиралась паства.

– Может быть, сходим? – они произнесли эти слова одновременно и улыбнулись друг другу.

У Александра захолонуло сердце, Света снова улыбалась ему так, как когда-то. На душе стало так тепло, что он с трудом сдержал подступившие к глазам слезы. И почему мужчинам не положено плакать? Иногда это позволительно.

Они вместе вошли под церковные своды.

Мудрый совет

Лариса, которую все друзья называли Ларка, в очередной раз посмотрела на часы. Она уже битый час сидела на этой дурацкой лавочке в тени старой липы и ждала Эдика. Он, как всегда, опаздывал, но ей даже в голову не приходило встать и уйти. Тихо выругавшись, она вытащила пачку дешевых сигарет и закурила.

– А курить и ругаться очень вредно. От вас ангел-хранитель отлетит, и вы останетесь наедине с дьяволом.

Ларка оторопела. Такой чуши она не слышала даже от своей занудной мамаши. Повернув голову, увидела, что на краю скамейки примостилась тощая девчонка лет десяти, рассматривающая ее, как странную букашку, невесть откуда принесенную ветром.

– С чего ты это взяла? – резкий Ларкин голос стал еще пронзительнее.

Та взмахом руки указала на видневшуюся неподалеку маковку небольшой церквушки.

– Я в воскресную школу хожу. Нам батюшка много чего рассказывает. Правда, я и сама читаю много. Книги разные в библиотеке и интернете.

Ларка саркастично усмехнулась.

– Понятно. Верующая, значит.

Девочка пожала тонкими плечами.

– Да нет. Не очень. Хотя мне нравится, что у каждого есть свой ангел-хранитель. Правда, если бес начинает сильно смердеть, то ангел улетает. Ему дышать нечем. Уж очень эти бесы вонючие.

Девчонка говорила с такой простотой и убежденностью, что можно было подумать, что и с бесами и с ангелами она общается запросто.

Ларке стало не по себе.

– А что ты здесь делаешь одна? Здесь не место для малышей без родителей.

– Маму жду. Она сейчас брата оденет и выйдет. А вам надо бросить курить, а то вы красивая, но сильно уставшая, и кожа у вас серая. Сразу видно, что вы неправедную жизнь ведете.

От изумления Ларка подавилась дымом и закашлялась. Девчонка назидательно заметила:

– Вот видите! К тому же бесы питаются табачным дымом, дурными словами, дурными поступками и дурными мыслями. Всем плохим. И вредят людям, ведь они для этого и существуют. Это они толкают на всякие подлости и глупости.

– Да хватит тебе чушь молоть! Уши вянут, честное слово! – Ларка всерьез разозлилась. Она бы даже ушла, но они с Эдиком, как обычно, договорились встретиться именно на этой скамейке.

Пропустив мимо ушей это сердитое требование, девчонка безжалостно продолжала:

– А еще вам надо научиться себя уважать. А то тех, кто не умеет себя уважать, никто не уважает.

Ларка открыла было рот, чтобы послать ее куда подальше, но тут от подъезда напротив раздался призывный оклик, и девчонка, соскочив со скамейки, быстро умчалась, вскидывая худые голенастые ноги. Ларка с облегчением вздохнула и вдруг поняла, что досадует больше на себя, чем на невольную собеседницу.

Как сказала эта моралистка? Надо научиться себя уважать? Но разве она себя не уважает? Она ведь такая же, как и все ее знакомые девчонки. Что, неужто никто из них себя не уважает? Чушь собачья!

Рядом плюхнулся распаренный Эдик и, даже не думая извиниться, развязно хлопнул ее по бедру в знак приветствия.

– Привет, Ларка! Пойдем перепихнемся поскорее, а то некогда мне, парни в баре ждут, пиво осядет. – Он похотливо посмотрел на подружку и встал, не срывая натянувшуюся ширинку. – Пошли на старое место, там поудобнее.

Ларка вдруг поняла, что и в самом деле себя не уважает. Внимательнее посмотрела на того, кого считала своим парнем вот уже два года. Он был высоким, сильным и развязным, или как говорили девчонки, настоящим мачо. Из-за него она поссорилась с Машкой, своей лучшей подругой, и гордилась, что он остановил свой выбор на ней, а не на ком-то другом. Гордилась своей победой. И вот теперь впервые в ее голове мелькнуло сомнение: а победа ли это была? Может быть, мать права, утверждая, что Эдику все равно, чью юбку задирать, и что она круглая дура, позволяя ему это?

Внезапно осознала, что вовсе не хочет перепихиваться в чужом подъезде. А чего же она хочет? В голове прозвучали слова матери: «Любая девушка хочет стабильности и уверенности, нормальной семьи. А этого тебе с этим бабником вовек не видать».

Ларка поразилась. Она же сама недавно считала, что семья, муж, дети мешают жить легко и беззаботно. Так что же мешает ей сейчас встать и пойти с ним? Может быть, слова той странной девчонки о том, что это бес толкает ее на дурные поступки? Но это же полная лажа, разве не так?

– Ну, чего резину тянешь? Если не хочешь, так и скажи. Другую найти не проблема. – Нетерпеливый Эдик был недоволен промедлением.

Еще недавно эти слова будили в Ларке инстинкт самки, боящейся потерять своего самца. Но теперь от этих грубых слов ей стало противно. Так противно, что она поднялась и с искаженным от гнева лицом гордо бросила:

– Ну, так и ищи эту другую. А я буду себя уважать!

И гордо пошагала прочь от оторопевшего от такого заявления Эдика. Она уже не видела, как он, ошалело повертев головой, повернул обратно.

По дороге Ларка бросила в урну почти полную пачку сигарет. Криво усмехаясь, вынула из сумочки сотовый и поставила запрет на звонки от Эдика, а заодно и от всех членов их гоп-компании.

Мать встретила ее изумленным взглядом. Еще бы, дочь вот уже несколько лет заявлялась домой лишь под утро. Ларка впервые за несколько лет взглянула на мать при дневном свете, и сердце вдруг пронзила острая боль. Мама была ужасно постаревшей и какой-то угасшей. Ларке внезапно стало страшно. Она впервые поняла, что своей веселой жизнью и впрямь довела мать до преждевременной старости. А ведь еще каких-то пять лет назад ее мама была такая молодая и красивая.

Горячо пообещала маме, что теперь всегда будет приходить домой вовремя. И учиться снова начнет. Сходит завтра в институт и восстановится. Голос у Ларки почему-то охрип и звучал с надрывом, как у больной.

Мать с недоверчивым удивлением пожала плечами. Ларка столько раз обещала вести нормальную жизнь, только для того, чтобы от нее отвязались, что доверия ее словам не было никакого.

Ларка боялась, что мать начнет ехидничать, но та только сказала:

– Хотелось бы верить. Но с чего это ты приняла столь судьбоносное решение?

Откашлявшись, дочь сконфуженно призналась:

– Хочу себя уважать.

Мать изумленно округлила глаза.

– Это очень трудно. Постарайся для начала прожить день так, чтобы вечером тебе не стыдно было его вспомнить.

В этот раз Ларка выслушала привычное морализаторство матери без скептической ухмылки. Раньше бы она демонстративно бросила «какая чушь!», и отправилась в свою комнату. Но сейчас ее что-то зацепило, и она принялась задавать вопросы, на которые мать отвечала с некоторым удивлением, но охотно.

На следующий день Ларка в самом деле съездила в брошенный пару лет назад институт и написала заявление о восстановлении. На обратном пути встретила Эдика. Тот, хохотнув, заявил, что уже заменил ее на Машку. Она же от него без ума!

У Ларисы болезненно дрогнуло сердце, но она вспомнила, что теперь умеет себя уважать, и холодно поздравила его с достойной заменой. С досадой выслушав ее слова, Эдик внезапно признался, что соврал. Хотелось ее задеть, а то она что-то такая стала чужая, слишком правильная и попросту скучная.

Он ждал горячих разуверений, но Лариса, обманув его надежды, пожала плечами и обошла его, как столб. Быстро пошла дальше, чувствуя спиной его сверлящий взгляд. Сердце пело, будто освобождаясь от непосильной ноши. Пусть умение уважать себя требовало жертв, но оно того стоило!

Отпуск в степи

Людмила все свои отпуска проводила с пользой – познавала мир. Она побывала почти во всех странах Европы и Азии, несколько раз ездила в Англию, куда ее влекли профессиональные интересы, ведь она работала преподавателем английского языка в элитной гимназии.

Конечно, будь она замужем, то раскатывать по миру в одиночку ей никакой бы муж не позволил. Но она была не замужем и ее мать, считавшая старшую дочку умницей и красавицей, не могла понять, в чем тут дело. Ее младшая дочь, так же как и сын, были давно пристроены, и только Люда не могла найти себе пару.

В лето, на которое у Людмилы было намечено открытие Америки, ее планам сбыться было не суждено. Двоюродная сестра отца, тетя Луша, дама весьма преклонного возраста, сломала ногу. Ухаживать за ней и ее многочисленной живностью было некому, и Людмиле пришлось вместо Нью-Йорка ехать в Оренбуржье, где в небольшом степном селе жила тетушка.

Добралась она до деревни без приключений. Привезла с собой джинсы, шорты, да пару коротких светлых сарафана, которые, как выяснилось, не очень-то годились для сельской жизни. Деревенские женщины ее возраста в подобных нарядах не ходили. Дабы племянница не вызвала всеобщую обструкцию, тетя Луша вытащила из сундука несколько длинных юбок, которые она носила в далекой молодости, и в придачу к ним пару цветастых кофт.

Людмила их постирала и стала носить, что еще ей оставалось делать? Не покупать же новую одежду, которую она в городе заведомо носить не станет? В одежде степной казачки она стала выглядеть как истая селянка, откуда-то взялась стать, гордая поступь и плавность движений. Хотя по-другому выглядеть в длинной юбке с парой полных ведер на коромысле и не получалось.

Однажды у колодца ей повстречался высокий симпатичный мужчина с ведрами в руках. Людмила удивилась. Местные мужики, как правило, по воду не ходили, не мужское это дело. Он ей улыбнулся и скованно поздоровался.

Мужчина был голубоглазым блондином из тех, что очень ей нравились, и Людмила тайком вздохнула – везет же некоторым бабам. Конечно, в том, что она одна, есть толика ее вины, но главным образом это, конечно, судьба. Просто все, кто ей нравился, почему-то были уже женаты. А она никогда не станет разбивать чужие семьи, не по ней это. К тому же всю жизнь прожить с сознанием вины и ожиданием заслуженный кары – Боже упаси!

Потом она довольно часто стала встречать его у колодца. Он немного чопорно кланялся, односложно здоровался и пару раз даже пытался проводить ее до дома, но она решительно отказалась. Тетя Луша говорила, что приличных холостяков подходящего для нее возраста у них в деревне нет. А мужчина у колодца был очень даже приличным, поэтому вывод был один – он женат.

Людмила полола морковь, когда набатом зазвучал обрубок рельса, висевший у магазина в центре села. Она тут же подхватилась и кинулась на улицу. Приложив ладонь козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от сильного ветра, увидела столб дыма за околицей. Похоже, горела чья-то сараюшка или стог сена. Ей чуть не стало плохо – в такую ветреную сушь запросто выгорит все село!

Она побежала в сторону черного столба, и через несколько минут наткнулась на толпу баб у старого колодца, самого близкого к пожару. Линия электропередач из-за ветра в который раз вышла из строя, и насос, которым обычно качали воду, бездействовал. Мужики, приехавшие на пожарной машине за водой, пытались запустить свой насос, но он только мерно чихал, решительно не желая заводиться.

По полю, огораживая горящий сарай, несколько раз проехал трактор, создавая защитную полосу, но ветер с легкостью разносил горящие щепки и искры на сотни метров вокруг. Бабы руками вытаскивали ведра с водой, но получалось медленно. Стояла бестолковая суета, никто не знал, что делать. Мимо них к центру села промчалась вторая пожарная машина, выпустившая на сарай весь свой запас воды и теперь надеявшаяся пополнить его из главного колодца.

До них уже доносились обжигающие искры, несомые ветром, и бабы принялись истово креститься, призывая на помощь всех богов.

Тут из кузни, дребезжа, показался старый ручной насос. Его тащили тот самый мужчина, что не раз встречался Людмиле у колодца, и два деревенских парня. Все они были в одних джинсах, с голыми торсами, на головах – бейсболки. Быстро спустив шланг в колодец, они принялись качать, – и, о чудо! – из насоса мощной струей хлынула вода.

Мужчина яростно нажимал на ручки насоса, мускулы перекатывались под блестевшей от пота кожей, и Людмила невольно подумала: он красив, как греческий бог! Но тут же опомнилась. О чем она думает, когда селу грозит настоящее бедствие!

Небольшой шланг насоса не мешал вытаскивать ведра из колодца, и бабы продолжили свое занятие, спеша наполнить цистерну пожарной машины. Людмила трудилась наравне со всеми.

Бочка наполнилась быстро, и пожарная машина тут же умчалась на пожар. Но отдыхать было некогда, на ее место примчалась вторая, и все повторилось сначала. И когда от пожара остался только белесый дымок, Людмила упала на колени и так и осталась, не понимая, от изнеможения или от облегчения. Многие тоже стояли на коленях, кто молился, кто плакал.

Кто-то опустился рядом с Людмилой, но она не отняла руки от лица. Только услышав низкий, полный сочувствия голос, подняла голову. Рядом присел на корточки тот самый мужчина, что так ей понравился. Он спросил, в порядке ли она. Она кивнула, немного удивившись его странному выговору. Решив, что он из окрестных немцев, спросила у него по-немецки, как чувствует себя он.

Он пожал плечами и сказал «не понимаю». Людмила спросила по-русски – вы немец? Он ответил – нет, я норвежец. Тогда она перешла на английский, поинтересовавшись, как он оказался в оренбургской степи. Явно обрадовавшись знакомой речи, он объяснил, что просто приехал сюда отдохнуть, и зовут его Эрик. Он объехал весь мир, не был только в России. И когда прочитал объявление о фермерском туризме, приехал сюда.

Нервно засмеявшись, Людмила осведомилась, доволен ли он столь экстремальным отдыхом. Эрик ответил, что вполне. Но тут же нахмурился, посмотрел на группу мужчин неподалеку и нервно спросил, не будет ли сердиться ее муж, увидев, что она разговаривает с иностранцем. Люда тоже посмотрела на мужчин и заметила, что они и впрямь наблюдают за ними.

Решив, что из-за нее у норвежца могут быть неприятности, быстро встала, попрощалась и ушла. Тетя Луша, встретившая ее у калитки с костылем в руке, долго выспрашивала, что и как, и только потом отпустила помыться и привести себя в порядок.

Управившись по хозяйству, Людмила рухнула в постель на сеновале, где было попрохладнее, чем в доме. Уже засыпая, вспомнила, что Эрик считает, будто она замужем. Но усталость не дала додумать эту мысль до конца.

Утром пошла к колодцу с робкой надеждой встретить Эрика там. Его не оказалось, и ей стало грустно, будто он не пришел на назначенное им самим свидание. Но ведь он ей ничего не обещал, откуда у нее такие странные грезы?

Придя домой, осторожно расспросила тетю Лушу. Та охотно рассказала, что на хуторе у Роговых постоянно живут иностранцы. То семьями приезжают, то поодиночке. Они помогают по хозяйству, да еще и деньги за это платят.

Людмила несколько раз порывалась сходить на хутор к Роговым, но мысль, с какими глазами она появится перед Эриком, ее останавливала. Никогда она никому не навязывалась, и сейчас не будет.

Но на следующий день он объявился сам, ждал ее у колодца. Поздоровался и спросил, не попало ли ей от мужа.

Людмила, грустно усмехнувшись, объяснила, что мужа у нее нет, и здесь она в гостях, помогает тетке. В ответ он сверкнул глазами и чему-то радостно улыбнулся. Они разговорились. Людмила узнала, что Эрик живет в Осло, работает в нефтяной компании. Холост. Тут он значительно посмотрел на Людмилу, и она, к своему удивлению, стыдливо вспыхнула. Подхватив ведра, проводил ее до дома тетушки и значительно пожал руку на прощанье.

Вечером Людмила, как обычно, ушла спать на сеновал. В уголке чуть слышно шуршал жучок, попавший сюда вместе с сеном. Пряно пахло луговой травой и цветами. Она уже засыпала, когда лестница тихонько заскрипела под чьими-то осторожными шагами. Людмила решила, что ей это показалось спросонок, но тут раздался мягкий шепот по-английски: Люси, это я, Эрик.

Людмила тут же села на постели, по-совинному хлопая глазами. Эрик остановился подле возле нее и пообещал тотчас уйти, если она этого хочет. Но Людмила этого не хотела, наверное, оттого, что толком не проснулась. В общем, ушел он от нее только под утро, когда в хлеву начал шуметь голодный скот.

Так продолжалось пару недель, пока Эрику не пришло время уезжать. Он записал адрес и номер телефона, и уехал, как-то странно на нее посмотрев. Ей захотелось плакать, но какой в этом прок? Тетя Луша, давно обо всем догадавшаяся, только сказала, что у них в селе сначала свадьба, а потом постель. Это у них, распущенных горожанок, все наоборот.

Людмила в ответ только хмыкнула. Свадьба ей не светит ни в каком случае. Конечно, она, как каждая влюбленная женщина, надеялась на большее, но ни о чем не жалеет. Пусть недолго, но она была счастлива.

После приезда домой жизнь показалась ей еще более обыденной и скучной. Она тешила себя фантазией, что в следующий отпуск приедет в Осло, найдет Эрика, и все у них будет хорошо, и сама понимала несбыточность подобных прожектов. Хотя бы потому, что она не знала о нем ничего, кроме имени. Она жалела, что не забеременела, тогда б у нее хоть ребенок остался, но Эрик вел себя предусмотрительно, и нежелательных последствий не допустил.

На Новый год вся семья собралась у родителей. Сестра и брат были со своими половинами, заставляя Людмилу истово жалеть себя. И почему она такая бесталанная? Почему у всех нормальные семьи, и только она, самая старшая, кукует в одиночестве? Чтобы объяснить слезы на своих глазах, принялась резать лук.

На раздавшийся звонок в дверь не обратила внимания, праздник, то соседи заглянут, то очередные гости придут. От лука ее оторвала удивленная мать, заявившая – к тебе гость. Пожав плечами, – что еще за гость? – Людмила вытерла слезы, ополоснула руки и вышла в прихожую. И чуть не упала. Там стоял Эрик с удивительно красивой розой в золотистой кружевной бумаге.

Увидев Людмилу, сделал движение, будто хотел обнять, но сдержался и скромно поздоровался. Приняв розу, Людмила провела его в свою комнату и убежала наливать воду в вазу. На вопрос матери, кто это, ответила – просто знакомый.

Эрик стоял у окна и терпеливо ждал. Закрыв дверь, Люда села на диван и пригласила садиться и его. Сев рядом с ней, он поцеловал ее руку и признался, как долго этого ждал! Она не поняла, что мешало ему приехать раньше или хотя бы позвонить. Он удивился – как он мог? У него было твердое желание сделать ей предложение, но у него была небольшая, всего на две спальни, холостяцкая квартира. Потому он и не звонил, что считал себя неподходящим кавалером.

Людмила оторопела. И от признания, и от разности менталитетов. Господи, да в России съемная однокомнатная квартира – вполне приличное жилье!

Превратно истолковав ее состояние, Эрик сконфуженно заверил, что теперь у него вполне достойный двухэтажный дом в пригороде Осло, правда, обставил он только свой кабинет, потому что не знал, что из мебели ей нравится. Она взмахнула рукой, пытаясь сказать, что это мелочи, и он тут же пообещал купить все, что она сочтет нужным. И пусть она не беспокоится о деньгах, он зарабатывает вполне прилично и сможет достойно содержать ее и семью.

Людмила впервые подумала, что не так уж хорошо владеет английским, может, поэтому некоторые его фразы кажутся ей странными? Что значит – будет ее достойно содержать? Она была уверена, что норвежки работают наравне с мужчинами.

Прокашлявшись, Эрик торжественно признался ей в любви и спросил, согласна ли она стать его женой. Конечно, она была согласна!

В комнату, деликатно постучав, заглянула мать и пригласила их за стол. За столом Людмила представила гостям своего жениха. И встреча Нового года плавно переросла в помолвку.

С тех пор прошло несколько лет. Людмила с Эриком живут в Норвегии, в том самом доме, что он купил для своей невесты. У них двое чудных детей. Людмиле приходится часто приглашать к себе подруг из России, как оказалось, в Норвегии очень много холостяков, желающих познакомиться с русскими невестами. Эрик хвалится перед друзьями и своей замечательной женой, и тем, что, если бы не он, в свое время привезший жену из России, многие из его друзей до сих пор жили бы в одиночестве и не знали, что это такое – семейное счастье.

Первый поцелуй

Каждый раз, вспоминая то далекое лето, меня охватывает сладковато-печальное чувство несбывшегося…

…Летние каникулы я проводила у бабушки в небольшом приволжском городке, в старом доме на самом берегу Волги. В то утро я, как обычно, лихо спустилась по крутой обрывистой тропке, ведущей прямиком из бабушкиного сада на небольшой дикий пляж.

Высокий незнакомый парень в узких черных плавках стоял на узкой полоске берега и глядел на меня с нескрываемой укоризной. Сердито спросил, не боюсь ли я переломать ноги.

Я не могла понять его менторского тона, старше он меня был всего года на четыре, максимум на пять. Задрав нос, ничего не ответила.

Он осуждающе покачал головой, глядя на меня, как на маленькую недоразвитую дурочку, и мне захотелось его проучить. Забежав в воду, я быстро поплыла, краем глаза наблюдая за парнем, стоявшим на самой кромке песка и смотревшим из-под ладони куда-то вдаль.

Театрально вскрикнув, нырнула, задержав дыхание. Проплыла под водой к берегу и вынырнула, ощутив под ногами твердое дно.

Глотнула свежего воздуха, и, взглянув на то место, где еще недавно стоял выпендристый парень, мысленно себе поаплодировала. Все получилось так, как я и замышляла, на берегу его не было. Зато в реке, там, где я нырнула, на мгновенье показалась темная голова и снова ушла под воду.

Посмеиваясь, я выбралась на сушу. Дождалась, когда он, хватая воздух ртом, вновь покажется на поверхности, и крикнула:

– Эй, на воде! Что случилось? Помощь не нужна?

Несколько секунд он, опешив, молча смотрел на меня. Потом изо всех сил направился к берегу, энергично взмахивая руками. Не дожидаясь, когда он примется за меня всерьез, я, хохоча во все горло, рванула наверх по крутой тропке, уверенная, что вслед за мной он не бросится.

Он и в самом деле не бросился, и я, вполне довольная своей шуточкой, отправилась домой.

Увидела я его вновь на субботней дискотеке. Он возник из моря разноцветного огня внезапно, и убежать я не успела. Молча смотрела на него, ожидая очередной нотации, но он неожиданно предложил потанцевать.

Не считая нужным танцевать с каким-то скучным моралистом, я отрицательно мотнула головой.

Присев рядом со мной, парень саркастично поинтересовался, для чего тогда я хожу не танцы, если не танцую?

Искоса взглянув на его вопросительно повернутое ко мне лицо, я небрежно пояснила, что для компании.

Он вдруг представился: – Георгий. – Если он ожидал, что в ответ я тут же доложу ему свое имя, то ошибся. Я молча болтала ногами, не собираясь отвечать, и он вынужден был спросить, как зовут меня.

Я чисто по-девчоночьи фыркнула, и промолчала.

Он озадаченно захлопал длинными черными ресницами над красивыми серыми глазами. Я даже слегка позавидовала, мне бы такие.

Вспомнив, как Георгий нырял за мной, с ребячеством припомнила ему: что, холодная в тех местах водичка? Он аж подскочил. С напором выпалил: твое счастье, что сейчас я уже отошел. А тогда, попадись ты мне в руки, выпорол бы как пить дать.

Я засмеялась уже откровенно, во все горло. Ему меня никогда не поймать!

Он резко повернулся ко мне, и, стремительно выбросив вперед руку, попытался ухватить за плечо. Но я без особого труда вывернулась из-под его ладони и исчезла в темноте.

На следующий день ранним утром я спустилась с обрыва и бросилась в воду. Наплававшись, вышла на берег, отжимая длинные волосы, и внезапно мне навстречу шагнул Георгий с тем же вопросом: как же тебя зовут?

Я несколько растерялась. Откуда он взялся, такой настырный? Попыталась молча пройти мимо, но он перегородил мне дорогу. С вызовом спросил:

– Ты что, боишься меня?

Это меня задело, и я гордо воскликнула, что никого не боюсь.

Георгий с каким-то тайным интересом оглядел меня и предложил:

– Ну, если ты меня не боишься, то, может, покатаемся? – он кивнул головой на катер.

Мне отчаянно захотелось прокатиться по широким волжским просторам, но я благоразумно отказалась и стремительно удрала, почему-то испугавшись более тесного с ним знакомства.

Через пару дней, спустившись вниз по откосу, скользкому от прошедшего накануне дождя, я увидела, что он, как и раньше, пристально меня разглядывает, покачиваясь на длинных ногах возле самой кромки воды.

Покачав головой, Георгий укоризненно повторил то же, что и в прошлый раз: Ты ноги переломать не боишься? Я вот смотрел сейчас на тебя, и у меня, признаюсь честно, до сих пор сердцебиение не прекратилось.

Воскликнув в ответ, что это только его проблемы, я кинулась в воду.

Недолго думая, он отправился за мной. Плавал он неплохо, но до меня ему было далеко. Чтобы показать, кто здесь главный, я несколько раз ныряла, и, бесшумно проплывая под ним, щекотала его за пятки. Он тут же нырял следом, но я была гораздо увертливее и поймать меня ему не удалось ни разу.

Наконец парень выбрался на берег и, прокричав мне «Сдаюсь!», упал на песок. Поплавав еще немного, я выбралась за ним следом. Благоразумно сев поодаль, подставила мокрую спину набиравшему силу солнцу.

Георгий спросил, в каком классе я учусь. Решив, что это не государственная тайна, чтобы свято ее хранить, я ответила, что в одиннадцатом. Он спросил, кем собираюсь стать. Высоко вздернув брови, я призналась, что не знаю. Мне все равно. Георгий меня тут же осудил: Так нельзя. Вот я, к примеру, с десяти лет знал, что буду ученым. Закончу на следующий год МГУ, поступлю в аспирантуру, защищусь. Сначала кандидатская, потом докторская. Работать буду в каком-нибудь престижном московском НИИ.

Я ехидненько заметила: жена с детьми в этот твой наполеоновский план никак не вписываются?

Он снисходительно опроверг мою провокационную подначку. Ну почему же. Ученые это не эстрадные артисты. Они серьезные люди. У всех нормальные семьи. Просто жениться я буду, когда прочно встану на ноги.

Мне почему-то стало обидно. И я выпалила: Что ж, я за тебя рада. Но я, видишь ли, несерьезный человек и серьезных не люблю. Так что желаю счастья в личной жизни! Адью! – и быстро вскарабкалась наверх.

Он за мной не полез, и я не могла понять, довольна я этим обстоятельством, или нет.

В один из вечеров, когда мы с бабушкой мирно сидели в доме и слушали громыхающий по черепице дождь, в ворота раздался громкий стук. Это была Анастасия Ивановна.

Бабушка пошла открывать, а я осталась в комнате. Из прихожей донесся громкий голос слегка глуховатой гостьи:

– Наконец-то Гера согласился пойти со мной. А то все дома сидит да сидит. Только с утра сходит искупается, а потом все в помещении торчит. Скучает небось жутко, а не признается.

Мне стало не по себе, и по-детски захотелось спрятаться. Гости прошли в комнату. Увидев меня, Георгий поразился, но быстро пришел в себя. Взяв меня за руку, подвел к дивану. Усадил, сел рядом, и, все так же не выпуская моей руки, заглянул в глаза.

– Ну вот, теперь я знаю, где ты живешь, и даже знаю, как зовут. Давай съездим завтра на катере, покатаемся?

Я неуверенно отказалась. Почувствовав нерешительность в моем голосе, Георгий прибег к тяжелой артиллерии:

– Бабуля, представляешь, Рита не хочет со мной кататься. Боится, наверное, что у меня мотор заглохнет посредине Волги.

Анастасия Ивановна немедля кинулась на помощь внуку:

– Да что ты, Риточка! Гера такой аккуратный мальчик, у него вся техника в образцовом порядке! Если бы не он, наш старый катер давно пришлось бы сдать в металлолом. Съезди, покатайся, тебе небось тоже скучно. А то Гере скоро уезжать, а компании у него никакой нет.

Чтобы не показаться невоспитанной зазнайкой, мне пришлось согласиться.

На следующий день ровно в десять я спустилась по пологой тропке. Завидев меня, Георгий быстрым шагом пошел навстречу.

– Пришла все-таки! – его радость была столь откровенной, что я невольно улыбнулась в ответ.

Он вскинул руки, явно намереваясь меня обнять, и мне пришлось сделать шаг назад, сухо пообещав:

– Будешь протягивать руки, я немедленно уйду!

Засмеявшись, он пошел к катеру, приговаривая на ходу:

– Да разве ж я посмею, ты же железобетонная девственница, и обжиманий на дух не переносишь.

В его тоне, несмотря на якобы легкий смех, явственно слышалась досада, и, хотя мне не понравился использованный им эпитет, я промолчала. Устроившись на переднем сиденье, подождала, пока Георгий отвяжет канат, оттолкнется от берега и запустит мотор. Катер понесся вдоль берега, и у меня радостно забилось сердце. Как же я любила Волгу и все, с ней связанное!

Но внезапно посредине реки ровный рокот мотора смолк, и я вопросительно посмотрела на спутника.

– Что случилось? Мотор заглох?

Он немного хмуро ответил:

– Да нет, просто я завтра уезжаю и мы не увидимся очень долго.

В его голосе зазвенела настоящая тоска, и я удивилась.

– Ну и что?

– Я не хочу уезжать, не попробовав, так это или мне только кажется.

Не поняв, что он имеет в виду, я подняла на него глаза и поразилась странному выражению его лица. Все его черты обострились, глаза горели каким-то зловещим огнем, губы сложились в твердую узкую полоску. Не успела я испугаться, как он рывком пересел ко мне и, запустив руку в волосы, заставил запрокинуть голову. Прильнул к моим губам и его тут же жутко затрясло. От чего, я не поняла, погода была теплой.

Парень принялся клонить меня на борт, пока я не уперлась боком в какую-то железяку. Его поцелуй мне не понравился, он был не нежным, а требовательным. Георгий явно хотел от меня того, чего я ему дать не могла. Я протестующе замычала, отталкивая прильнувшее ко мне сильное тело, но он не реагировал, все сильнее терзая мой рот.

Наконец мне это надоело, и я с силой двинула ему по ребрам. Он оторвался от меня и смутным взглядом окинул мое пылающее от стыда и возбуждения лицо. Встряхнувшись, как мокрая собака, хрипло спросил:

– Неужели тебе не нравится?

Я зло выпалила:

– Кому это вообще может нравиться?

Он разочарованно засмеялся.

– Да уж, кому? – слышавшаяся в его голосе насмешка предназначалась явно не мне.

Обижено отвернувшись, я выговорила:

– Отвези меня на берег, больше я с тобой кататься не хочу!

Георгий заартачился.

– И не подумаю! Я только начал!

Продолжения мне вовсе не хотелось, и я скользким движением оказалась за бортом. Он растерялся и не сразу сообразил, что же произошло.

Я сразу нырнула и проплыла под водой довольно долго. Оглядевшись, поняла, что он стоял на одном месте, видимо, боясь задеть меня винтом. Заметив меня, парень моментально завел мотор и понесся в мою сторону. Дождавшись, когда он подплывет поближе, я снова нырнула и снова поплыла под водой.

Плыть было довольно удобно, шорты и футболка почти не стесняли движений. Вынырнув, когда мне уж совсем не хватало дыхания, я поняла, что Георгий причалил возле нашего пляжа и ждет меня там. Мне вовсе не хотелось с ним объясняться, и я посмотрела вокруг. Обычно в это время на реке полно народу, и меня вполне мог кто-нибудь подобрать.

И в самом деле, мимо проплывала моторка со знакомой мне парой. Я махнула им рукой, и они притормозили. Подняв меня на борт, несколько удивились моему странному наряду. Но я ничего им объяснять не стала. Просто попросила высадить меня неподалеку.

Бегом добралась до своего дома и украдкой пробралась в старый сарай. И правильно сделала. Вокруг дома уже кружил нахохлившийся Георгий. Конечно, он видел, как я уплыла на моторке, и ждал меня там, куда я все равно рано или поздно приду.

Но вот он прислушался к какому-то шороху и со всех ног кинулся в сад. Не знаю, что там ему послышалось, но я этому была очень рада. Опрометью выскочив из сарая, залетела в дом и на цыпочках поднялась в свою комнату.

Немного успокоившись, призадумалась. С чего это я так испугалась? Или нет, не испугалась, а возмутилась. Или не возмутилась, а взволновалась. В общем, чувства, обуявшие меня тогда, были гораздо сложнее. Обида, досада, обманутые ожидания и впервые проснувшаяся чувственность? Или клубок запутался еще сильнее?

И вдруг меня осенило, да это же разочарование! Просто я втайне надеялась на что-то более возвышенное. Если бы Георгий признался мне в любви, пообещал счастливое будущее и все такое, что принято говорить наивным дурочкам в такие минуты, сопротивлялась бы я? Однозначно нет. Я похвалила себя за благоразумие и поняла, что видеть мне Георгия категорически нельзя, тянуло меня к нему так, как не тянуло ни к одному из знакомых парней.

На следующий день пришедшая к нам в гости опечаленная Анастасия Ивановна сообщила нам, что Гера уехал.

С той поры я его не видела. Бабушка говорила, что он и в самом деле стал ученым, живет и работает в Москве. Обидно, но мне никогда уже не узнать, что случилось бы, уступи я ему в то знойное лето…

Проверка

Светлана поставила портфель с документами на заднее сиденье Ниссана и устроилась рядом с водителем. За рулем сидел симпатичный мужчина средних лет, наблюдавший за ней с несколько скептической улыбкой. Она незаметно окинула себя взглядом. Строгий брючный костюм, сидевший на ней вполне прилично, светлая, в тон костюму, блузка. Взглянула в зеркало заднего вида, помада не размазалась, макияж в полном порядке. Чего же он усмехается?

Заметив ее трепыхания, водитель с все такой же неприязненной усмешкой заметил, что просто она напомнила ему бывшую жену, с которой он развелся около семи лет назад. Светлана обиделась. Она не хотела быть похожей на брошенных жен, и так ему и сказала. Ее вызывающий тон его задел, и он с досадой поправил, что брошенным был он. И вообще, зря он это ляпнул, ее это никоим образом не касается.

Светлана пожала плечами и отвернулась к окну, стараясь сосредоточиться на предстоящей проверке. Она работала в аудиторской фирме и проводила внешние аудиты. Сейчас она ехала в одно из ОАО, которому потребовалась срочная проверка. Перед командировкой начальник предупредил ее, что президент ОАО не доверяет главному бухгалтеру, какие-то там у них контры, и посоветовал быть предельно аккуратной.

В ответ Светлана только вздохнула. Ей нравилась ее работа, но не нравилась возникавшая порой мышиная возня вокруг проверок. Ее не раз уже пытались подкупить, но она была человеком порядочным и всегда отказывалась. К счастью, угроз в ее адрес пока не было, хотя другие аудиторы ее весьма почтенной фирмы уже побывали в самых разных переделках.

Водитель искоса поглядывал на нее всю дорогу, но она делала вид, что не замечает его изучающих взглядов. К своим тридцати годам она разочаровалась и в любви, и в мужчинах. После того, как выяснила, что несколько лет была любовницей женатого мужчины. Павел просто не соизволил ей сказать, что женат. Если бы не случайная встреча в зоопарке, где он был с семьей, а она с племянницей, то она до сих пор бы верила, что любима и свадьба не за горами. Павла, она, естественно, прогнала. К ее возмущению, он заявил, что был уверен, будто она осведомлена о его семейном положении и просто нашла себе другого, поперспективнее. После этого она стала смотреть на этот так называемый сильный пол с изрядной долей презрения. Непорядочность, похоже, у них в крови.

Вот и этот водила смотрит на нее так, будто съесть готов, а сам наверняка женат и дети есть. Светлана еще выше задрала подбородок. Может, сказать ему, что замужем? Но такого рода информация легко проверяема. Хотя сколько женщин, живя с мужиками, считают себя пристроенными, тогда как их сожители почитают себя свободными, ведь штампа в паспорте у них нет.

Приехав в офис, водитель быстро вышел из салона и демонстративно распахнул перед ней дверцу. На прощанье представился, заявив, что зовут его Влад, при этом назвав ее по имени-отчеству. Светлана поняла, что о ней здесь всем известно, и насторожилась. Как не хотелось неприятностей!

В бухгалтерии и в самом деле выявились некоторые странности. Часть документов ей для аудита предоставить не смогли, к тому же часть информации, по словам главбуха, в 1С была утеряна по вине уже уволенного сотрудника. Но Светлана недаром была профессионалом, и восстановить лакуны для нее было делом чести. Конечно, это заняло гораздо больше времени, чем планировалось поначалу.

Каждый день ее привозил и отвозил Влад. Как-то постепенно они познакомились и начали относиться друг к другу с симпатией. К собственному изумлению, Светлане даже захотелось познакомиться с ним поближе, но он никаких попыток к этому не предпринимал, и она молчала тоже. Она считала, что мужчина должен быть мужчиной, а женщина – женщиной, хотя многие ее подруги сами брали в оборот своих будущих мужей, в результате чего тем приходилось жениться, кому добровольно, и кому и не очень.

Но в этот раз, нарушая свои собственные правила, она несколько раз приглашала Влада зайти к ней на чашку чая, но он всегда отказывался. С трудом выдавив из себя любезную улыбку, она, недоумевая, прощалась. Для чего было кидать на нее весьма откровенные взгляды, если не хочешь продолжения? Это было странно, но она объясняла это себе тем, что ей впервые встретился мужской экземпляр с понятием о порядочности. Она ему нравится физически, но у него кто-то есть, вот он и не хочет мешать божий дар с яичницей. Ну, ей в роли яичницы выступать уже приходилось, не привыкать, как говорится. Переживет.

Проверка подошла к концу. Пора было докладывать результаты руководству. Зайдя в актовый зал, на первом ряду среди правления заметила Влада. Неужели у него есть акции в ОАО? Хотя что в этом удивительного, они продавались открыто, бери сколько хошь, были бы деньги.

Ее доклад пришелся явно не по вкусу бухгалтерии, потому что выявил такую уйму нарушений и откровенных подлогов, что встал вопрос о немедленной замене главбуха и ее заместителя. Но на это горячее обсуждение Светлана уже не осталась. В ее компетенцию давать правовые оценки деятельности бухгалтерии не входило, и она с чистой совестью, но с тяжелым сердцем отправилась домой на автобусе.

Через пару дней отдыха отправилась с очередной проверкой в другую фирму. Тут все было более-менее в порядке и аудит закончился всего за неделю.

Вечером после заключительного совещания она неторопливо шла домой, понимая, что возвращаться в пустую квартиру ей вовсе не хочется. Может, кота завести или попугайчика? Как и положено старой деве?

У подъезда стоял Ниссан, но Светлана смотрела себе под ноги и машины не заметила. Когда возле нее громко хлопнула дверца, рассеянно подняла голову и вздрогнула. Перед ней стоял Влад с единственной розой в руке. Светлана машинально взяла протянутый ей цветок и поднесла к лицу. Сильный и нежный аромат привел ее в себя. Поздоровавшись, Влад со странной робостью спросил, нельзя ли ему заглянуть к ней на чай. Если она не передумала, конечно.

Пожав плечами, Светлана пригласила его зайти. Открыла дверь подъезда и повела его наверх по чистенькой лестнице, недоумевая и гадая, что же такое приключилось, что заставило его вспомнить о ней.

Уже сидя за столом на кухне в своей небольшой двухкомнатной квартире, поинтересовалась, не поссорился ли он со своей подругой. Влад не понял. Какой подругой? Нет у него никакой подруги. Но тогда почему он пришел к ней?

Подняв руку, будто требуя тишины на большом собрании, он со смущенным смешком пробормотал, что она ему понравилась сразу, но он не хотел на нее давить.

Давить? В каком смысле?

И тут выяснилось, что Влад – это Владимир Петров, президент того ОАО, где ей пришлось делать столь неприятную проверку. Не мог же он ухаживать за аудитором? Она вполне могла бы расценить это как попытку склонить ее на свою сторону. А так он полностью чист и перед ней и перед своими акционерами.

Но почему он приезжал за ней сам, а не присылал водителя, как полагается?

Глотнув чаю, он скованно пояснил, что хотел сам, своими глазами посмотреть на аудитора. Зачастую первое впечатление самое верное. При этом он так посмотрел на Светлану, что та зарделась и рассмеялась.

– Я тебя не разочаровала? – это прозвучало гораздо более кокетливо, чем ей хотелось. Ласково усмехнувшись, Влад твердо заявил, что она оправдала все его ожидания.

Реальная помощь

Лина быстро шла между угрюмыми громадами домов. Фонари, как обычно, не горели, и светившиеся окна лишь подчеркивали тревожную темноту улицы. Лина недовольно поежилась. Какая темень! И не подумаешь, что всего семь часов вечера, детское время. В октябре всегда так. Черный, не покрытый снегом асфальт гасил любые отблески света, способствуя тьме. Хорошо, что из домов доносились отзвуки телевизора и человеческой речи, не так страшно.

Она с любопытством посмотрела в сторону своего подъезда. Там ли тот симпатичный парень, что вот уже полгода встречается ей здесь по вечерам? Если честно, он ей очень понравился. За краткие, но многочисленные встречи Лина рассмотрела его во всех подробностях и почти влюбилась. К ее сожалению, он молча провожал ее пристальным взглядом, не делая ни малейшей попытки заговорить.

Если учесть раскованность современных парней, не упускающих шанса поболтать с понравившейся им девчонкой, то ждет он не ее. А жаль. Очень жаль. Она бы с ним познакомилась с удовольствием. Порой у нее даже мелькала мысль подойти к нему и спросить, что он тут делает, но останавливала девичья гордость. Как она будет себя чувствовать, если он скажет, что ждет другую? Уж лучше молча надеяться, чем получить отлуп.

Сегодня Лина даже пожаловалась на это своей подружке. Хитровато прищурив глаз, та ответила, что немедленно займется этой проблемой. И пусть Линка не волнуется, ситуация прояснится в самое ближайшее время. Зная Светкину решительность, Лина боязливо подумала, – и каким же это образом? Но из Светки выпытать ничего не удалось, пришлось удовлетвориться аморфным «сама увидишь».

Подойдя поближе к подъезду, Лина прерывисто вздохнула, стараясь сдержать лихорадочно забившееся сердце. Он здесь!

Лина замедлила шаг, вдруг что-нибудь скажет? Но он опять молчал, хотя и сверлил ее пристальным взглядом. Немного потоптавшись перед запертой дверью подъезда, Лина разочарованно полезла в карман, доставая ключ от домофона.

Тут из темноты вынырнули трое парней в натянутых до бровей капюшонах, скрывающих лица, и оттерли ее от двери. Лина с удивлением подумала: ай да Светка! Быстро же она организовала помощь! Испуганным голоском, как и положено по сценарию, спросила, что им нужно.

Глухо хохотнув, самый наглый, видимо, главарь, насмешливо протянул: познакомиться с тобой, милая девушка. Желательно поближе.

Парень, до того времени стоявший все на том же месте, подошел и встал между ней и троицей, создавая защитный барьер. Спокойно посоветовал хулиганам идти дальше. Главарь, естественно, такой наглости не стерпел и вскинул кулак, желая двинуть непрошенного защитника в нос. Тот отреагировал мгновенно, применив эффектный боевой прием, и нападавший, не успев ничего понять и уж тем более предпринять, лежал в грязной луже у подъезда.

Лина испугалась. Нельзя допустить настоящей драки! Светлана наверняка не рассчитывает на увечья своих актеров, и сердито выговорит ей, если она допустит что-либо подобное! И Лина громко завопила: Караул! Пожар! Правда, кричала она несвойственным ей баском, чтобы не напугать собственных родителей.

В окна тут же стали выглядывать обеспокоенные соседи и спрашивать, что случилось. Вспугнутая троица, негромко ругаясь, рассеялась в темноте, на прощанье пообещав встретиться в более подходящей обстановке.

Лина и парень одновременно спросили друг у друга «ты в порядке?» и рассмеялись. Ободренный ее смехом парень предложил посидеть в соседнем кафе. Заметив колебания Лины, помрачнел. Но она быстро призналась, что боится ввести его в лишний расход. Кафе здесь не из дешевых, а денег у нее нет.

Парень сразу повеселел и заверил ее, что он вполне платежеспособен.

Сидя в тихом соседнем кафе за столиком на двоих, они познакомились. Парня звали Кузьмой, и он ужасно стеснялся своего имени. Его назвали в честь прадеда-героя, но правнуку от этого было не легче. В школе его упорно звали «домовенок Кузя», да и сейчас озорные друзья нет-нет да и вспоминают детское прозвище. Так что он просит называть его полным именем, без всяких сокращений.

Лина в ответ призналась, что у нее аналогичная ситуация. Ее полное имя – Капитолина. Не выговоришь. Она даже своим близким подружкам его не говорит, поэтому ее все зовут просто Лина.

За чашкой кофе с двумя пирожными они умудрились проболтать пару часов, выяснив, что у них уйма общих интересов, что оба жутко несовременные, потому что любят читать и не любят телевизор. Они говорили до тех пор, пока Лине не позвонила мать и не потребовала немедленно отправляться домой. Пожав плечами, Лина пожаловалась Кузьме, что дома с ней все еще обращаются как с маленькой, хотя она уже учится на третьем курсе универа.

Тот со снисходительной улыбкой заметил, что и сам относится к ней, как к малышке, ведь ему-то уже двадцать пять, он давно окончил политех и теперь работает инженером-испытателем в одном важном НИИ.

Уже перед дверями подъезда на прощанье они обменялись номерами телефонов. Лина, набравшись храбрости, спросила, что он делал тут целых полгода? Кого ждал? Кузьма с невеселым смешком объяснил, что ждал ее. Почему-то не хватало смелости подойти и познакомиться. Вообще-то он парень не из робких, но в этой ситуации переломить себя не смог.

Доказывая, что он не трус, нежно поцеловал Лину в запылавшую щечку и исчез в темноте.

Лина даже не с певшим, а вопившим от радости сердцем забежала домой. Едва помахав встревоженной матери, сразу принялась набирать Светкин номер. Узнав, что организованное ею нападение закончилось полным успехом, та здорово удивилась. Она никакого нападения не устраивала.

Лина насторожилась. Так это был не спектакль? По коже прошла волна ледяного страха. А вдруг эти хулиганы выполнили свое обещание, подкараулили Кузьму и сейчас бьют? Их же трое на одного!

Дрожащими пальцами набрала его номер. Услышав ставший родным голос, чуть не расплакалась от облегчения. Узнав, что Кузьма уже дома и ему ничего не грозит, пожелала доброй ночи, услышала в ответ аналогичное пожелание, и уже со спокойным сердцем отправилась ужинать с заждавшимися ее родителями.

В это время Кузьма в своей квартире скептически выслушивал нотации закадычных друзей.

– Ты, домовенок Кузя, самостоятельно к этой девчонке ни за что б не подошел. Проверено длительным опытом. Вот и пришлось помочь. Заметь, вполне успешно. Вот только какого лешего было меня в скулу бить? – Славка, блистательно выступивший в роли главаря хулиганов, валялся на диване, издавая томные стоны, которые, по его мнению, вполне приличествовали тяжелораненому.

Кузьма, пребывающий в эйфории после разговора с Линой, с излишним высокомерием заявил, что он вовсе не нуждался ни в какой помощи, и завтра точно подошел бы к Лине и познакомился сам. Его хвастливое заявление вызвало дружный смех всей троицы.

Досадливо пожав плечами, Кузьма заметил, что в своем синяке Славка виноват сам. Чего было кулаками махать? Он хоть и узнал всевдохулиганов, но сработала привычка. Он же пятнадцать лет занимается в секции рукопашного боя, и когда у него перед носом машут кулаками, то мозг просто не успевает вмешаться, тело действует на автомате.

Прижимая лед к синяку, Славка посетовал, что завтра у него наверняка заплывет глаз. Но это ерунда, главное, что они смогли оказать влюбленному другу реальную помощь.

Чтобы не вызывать ненужные споры, Кузьма нехотя их поблагодарил, тем более что в душе их правоту признавал. Друзья еще порастыкали над его нерешительностью, понадавали кучу ехидных, никому не нужных советов, и, наконец, разошлись по домам.

Оставшись один, Кузьма с силой сжал в руке телефон. Ужасно захотелось позвонить Лине и убедиться, что знакомство с ней не сон. Но он сдержался. Завтра они увидятся снова. И, он надеялся, будут встречаться часто. Очень часто. Наконец-то сбылось то, о чем он мечтал долгими одинокими вечерами у ее подъезда.

И он признал, что столь длительное ожидание себя оправдало. Лина и в самом деле оказалась именно такой, какой он ее себе и представлял, милой и открытой. В ней была внутренняя теплота, которой так не хватало другим знакомым ему девчонкам.

Кузьма прикрыл глаза и негромко прошептал «единственная». Это слово ему очень понравилось, и он принялся придумывать все новые и новые нежные слова, надеясь, что когда-нибудь он перечислит их Лине все.

Роковая женщина

Наталья Николаевна, как обычно по утрам, сидела в шелковом розовом халатике в своей маленькой кухне и не торопясь пила утренний чай. На столике стояла скромная вазочка с домашним печением, одно из которых она как раз медленно, стараясь насладиться ванильным ароматом, вкушала. Нежданно раздался звонок в дверь. Недовольно прервав ритуал, Н.Н. пошла открывать. Не глядя в глазок, распахнула дверь.

На пороге, нервно теребя носовой платок, стояла невысокая девушка. Милое лицо сильно портили покрасневшие глаза со следами слез и распухший нос.

– Здравствуйте. Извините, пожалуйста. Я к вам. Можно войти?

– Ну, пожалуйста, если вы так хотите.

– Да, очень хочу.

Н.Н. молча впустила настойчивую посетительницу и закрыла дверь. Выяснять, кто такая и чего хочет, на лестничной площадке было глупо. Впечатлительная и нахальная соседка Марья Степановна наверняка уже прильнула к своей двери.

Проведя странную гостью в квартиру, Н.Н. нехотя пригласила ее к столу. Девушка заколебалась, но все же послушно прошла на кухню и села за стол. Взяв в руки предложенную чашечку чая, неловко спросила:

– Где он?

– Кто? – удивилась Н.Н.

– Игорь. Мой жених.

– Понятия не имею. Вам, вообще-то, должно быть виднее, раз вы его невеста. – Н.Н. не хотела говорить резко, но в голосе поневоле прозвучали язвительные ноты.

Тут гостья заплакала. Было видно, что ей хотелось сказать Н.Н. что-то резкое, даже грубое, но мешала природная робость. Плакала она молча, только слезы тихо текли по бледному лицу.

– Так что же все-таки случилось? – с вдруг проснувшимся участием спросила Н.Н.

Вообще-то она терпеть не могла плакс, и сама никогда не давала воли слезам, считая их признаком слабости, но девушка выглядела так беззащитно, что Н.Н. невольно поддалась несвойственной ей сентиментальности.

– Неужели вы не помните? – осипшим голосом спросила девушка. – Вчера в ресторане вы весь вечер танцевали с ним, а потом вместе ушли. Так где же он?

Н.Н. с трудом вспомнила вчерашний эпизод.

– Я не знаю, где он. Мы с ним расстались у моего дома. Я не вожу в квартиру незнакомых людей. И хочу дать вам совет, хотя я принципиально не даю никаких советов: он вам не пара. Такие мужчины, как этот ваш Игорь, никогда не смогут оценить женщину, подобную вам. Беречь то, что имеют, они просто не в силах. Охотнички по природе. Бегают за всем, что движется. На вчерашнем примере вы это, я надеюсь, хорошо прочувствовали. Как вас зовут?

– Наташа.

– А меня Наталья Николаевна. Боюсь, что наши судьбы тоже могут быть похожи, как наши имена. Если только вы не сумеете изменить свою.

– Почему вы так решили?

– Вчера вы отмечали окончание университета, не так ли? Этот ваш Игорь мне много чего порассказал о своей жизни и планах на будущее. Но о вас даже не заикнулся. Что у него есть невеста и что она здесь, в этом зале, не сказал ни слова. Просто забыл о вас. А на мой вопрос, не собирается ли он в ближайшем будущем жениться, просто рассмеялся и сказал, что современный мужчина не должен думать о женитьбе, пока холостяцкая жизнь ему не осточертеет. Вам это не кажется странным?

Наклонив голову и уставившись в блестящую поверхность стола, Наташа молча крутила в тонких пальцах мельхиоровую ложку.

Помолчав, Н.Н. продолжала:

– Откровенно говоря, я увела его нарочно. Вы напомнили мне меня в глупые молодые годы. С такой любовью, даже обожанием смотрели на своего Ромео, что я не могла допустить, чтобы вы растрачивали свою душу на такого же пустозвона, как мой бывший муж.

– Но как вы могли решать чужую судьбу? Какое имели на это право? – Наташа была всерьез возмущена столь беспардонным вмешательством в свою жизнь.

Н.Н. успокаивающе погладила ее по руке.

– Наташа, потом ваша боль стала бы гораздо глубже. Невозможной, непереносимой. Мы с вами очень похожи. Моя жизнь сложилась стандартно для тех, кто доверился подобным мужчинам. Я считала себя счастливой, казалось, что у меня есть все, что может желать женщина – хороший муж, чудесный сын. А потом случилась абсолютно банальная история. Мне пришлось пораньше забрать заболевшего сынишку из детского сада. Мы пришли домой, как оказалось, совершенно не вовремя. Там в моей постели кувыркался муженек с какой-то девахой. Я даже не помню, что было дальше. Развелась тут же, два года жила как в тумане: еду в автобусе, а из глаз сами по себе текут слезы. Но я вовремя сумела взять себя в руки и не позволила стать жалкой неврастеничкой. Кстати, хотите взглянуть на мои фотографии?

Наташа давно уже сидела в тихом изумлении, такого поворота событий она не ожидала. Она готовилась к неприглядному скандалу, громкому выяснению отношений и не была готова к спокойной дружеской беседе. Девушка не спала всю минувшую ночь и не удивилась бы, очнувшись в своей комнате после кошмарного сна.

Дамы прошли в комнату. Н.Н. достала из книжного шкафа семейный альбом, открыла на нужной странице и вручила гостье.

– Вот, взгляните на моего бывшего мужа.

Увидев красивого молодого мужчину рядом с улыбающейся хозяйкой дома, Наташа была поражена – это был Игорь. Ну, не совсем он, конечно, но очень, очень похож. Другая одежда и стрижка, и можно было поверить, что это фотография ее жениха.

– Что, глазам не верите? – усмехнулась Н.Н. – Да, один тип. Кстати, за свою жизнь я убедилась, что людей можно систематизировать так же, как растения и животных. Причем внешне похожие люди, как правило, оказываются похожи и внутренне. Но этот принцип вывела еще Агата Кристи в своих детективах. Помните мисс Марпл?

Наташа проигнорировала вопрос.

– А что потом стало с вашим мужем?

– Ну, он женился снова, на той девице, с которой резвился в тот день, стал изменять и ей. Вы ведь помните старую истину, если любовница становится женой, вакантное место любовницы долго не пустует. Новая жена была терпеливее меня, хотя он и с ней не ужился, ушел к очередной, ее я не знаю.

– Больше вы его не видели?

– Да почему, частенько встречаемся, живем ведь неподалеку друг от друга. Он глазки отводит и скорее мимо пробегает. Выглядит как старая облезлая шавка, от прежнего шарма и следа не осталось. Возможно, этого и стыдится. Всегда был позером.

Наташа вполне это понимала. Встреча с бывшей женой ничего приятного бывшему мужу не сулила, Н.Н. была настоящей красавицей. Наташа не рискнула бы определить, сколько ей лет. При ярком свете видны были мелкие морщинки в уголках глаз, но тонкая девичья фигурка и красивое ухоженное лицо надежно скрывали возраст.

– А как же вы?

– О, я стала роковой женщиной, говорю об этом не шутя. В моем понимании это женщина, абсолютно спокойная, холодная даже, знающая себе цену и хорошо изучившая мужчин, все их сильные и слабые стороны. Особенно, конечно, слабые, все струнки, на которых можно играть. Не хвастаясь, скажу, я уводила всех мужчин, которые меня интересовали, от любых женщин. Правда, я всегда воображала себя этаким благородным мстителем и уводила мужиков от разлучниц, чтоб те на своей шкуре почувствовали, каково это, быть брошенными теми, кому доверяешь. Да еще старалась предостеречь глупых девчонок, вроде тебя, от таких вот Игорьков. Но, как правило, девчонки не верили, что их дорогие избранники могут быть недостойными людьми, ведь наивность людская безгранична. Никто не желает знать то, чего знать не хочется. На прошлой неделе я встретила одну такую.

– И что?

– Да все то же. Разведена, одна с двумя детьми. Ужасно жалеет, что в свое время не послушалась меня и осталась со своим «Игорьком». А ведь могла бы обойтись малой кровью.

– Вы считаете, что и со мной произойдет то же?

– Без сомнения. Мы ведь еще не все фотографии посмотрели. Смотрите, вот снимки моих «друзей», а проще жертв.

Наташа рассматривала лежащие перед ней фотографии. Снятые на них мужчины были удивительно похожи друг на друга нагловатым блеском глаз, позой, поворотом головы.

– Ну как? А теперь посмотрите на обороте.

Наташа перевернула фотографии. Там в одинаковых выражениях похожими почерками были написаны пустые банальные фразы. Даже подписи, казалось, ставил один человек. Разные фамилии были написаны как бы одной рукой, с цветистыми завитушками и длинными росчерками. И все вместе взятое ужасно походило на подпись, почерк и стиль Игоря.

Наташа была умной девушкой. Она знала теорию вероятности и понимала, что здесь уже не случайные совпадения, а жестокая закономерность, в которую ее любимый вписывается очень хорошо. Перед ней встал ужасный выбор: или понадеяться на русский «авось» и простить (вдруг именно на ней эта порочная цепь и прервется?), или забыть его и жить одной.

– Вы опять торопитесь, – сказала Н.Н., поняв ход ее мыслей, – вам нужно научиться понимать и себя, и других. Научитесь отделять себя от толпы. Если вы немного охладите голову, сможете лучше понимать людей. Не влюбляйтесь, а наблюдайте со стороны за мыслями и желаниями других людей, используйте их в своих целях, и жить станет и проще, и интереснее.

– Вы считаете, что манипулировать людьми интересно?

Н.Н. призналась с холодной усмешкой:

– Безумно. Хотя, подозреваю, вы хотели сказать не интересно, а безнравственно. Но нравственность, то есть мораль, так же, как и правда, у каждого своя, не так ли?

Наташа промолчала. Что она могла возразить этой умной, много пережившей женщине? Ничего.

– Надеюсь, теперь вы поняли, что представляет собой ваш избранник? Не сомневаюсь, он будет просить прощения, клясться, что ничего не было.

Наташа встрепенулась с радостным блеском в глазах.

– Но ведь действительно ничего не было!

Н.Н. тут же потушила эту наивную радость.

– А вам какая разница? Ведь главное, что все могло быть! Ведь если бы это зависело от него, то все бы было, не сомневайтесь.

Наташа уныло согласилась.

– Это я понимаю.

– Надеюсь, вы сделаете верные выводы, и проклинать меня не будете.

– Нет, я поняла, что вроде бы как благодарить вас должна.

– Но не хочется?

– Нет.

Н.Н. по-королевски разрешила:

– Ну и не надо. Не в этом дело. Главное – не загнать себя в ловушку. Кто знает, где вас ждет настоящая любовь? Хотя, если честно, в романтические чувства я не верю.

С этими словами Н.Н. поднялась, и Наташа поняла, что визит окончен.

В вагоне метро было тихо и пусто. Напротив Наташи сидел мужчина с чуть наметившейся лысиной и нагловатым блеском в глазах. Он искоса, с прищуром взглядывал на девушку и с намеком кривил узкие губы с тонкими, будто нарисованными, усиками. Он был похож на постаревшего в одночасье Игоря.

В Наташиной голове мелькнула шальная мысль: а не стать ли и ей роковой женщиной?

Сидящий напротив мужчина ей вовсе не нравился, наоборот, был противен. Раньше она бы просто отвернулась, всем своим видом демонстрируя презрительное равнодушие. Но теперь медленно подняла навстречу томный взгляд и улыбнулась тягучей карамельной улыбкой. Не все ли равно, на ком тренироваться?

Рождение роковой женщины состоялось.

Секретарша

Президента весьма престижной фирмы звали Стив Антонович (родители долго думали, как бы назвать долгожданное чадо, и вот результат – «Стив» – симбиоз в честь обоих дедов Станислава и Ивана).

Был он до странности похож на летучую мышь, ходил всегда напряженный как струна, оттопыренными ушами, как локаторами, ловил малейший шум, а уж своей необычайной способностью возникать в самых неожиданных местах был просто страшен. Только соберутся дамы примерить какую-нибудь миленькую обновку, только разоблачатся для этой процедуры, а он уже тут как тут. И невинным шепотком интересуется: – «Я вам, надеюсь, не помешал»?

Или господа служащие потихоньку дегустируют что-нибудь чуть-чуть покрепче чая, всего-то градусов на 40, Стив Антонович уже здесь, коварно глазками своими серыми сверкает: и чего вы здесь собрались? Ведь невдомек ему, бедному, что поводов не счесть, было бы желание.

Семья у него была образцовая. Жена сидела дома, посвящая (или угрохивая?) жизнь налаживанию уюта и красивого быта любимому супругу (они друг друга так и называли – «мой супруг», «моя супруга» – как на посольских приемах), и единственной дочери, которой минуло 14 лет, и которая уже давно была той, что в стародавние времена называли «барышней», но никак не кисейной. Наоборот, девица она была весьма пробивная, усвоила преимущества своего обеспеченного существования вполне вовремя, и конкурентов в виде сестер или братьев совершенно не желала. Вела себя она соответственно. Но речь сейчас не о ней, а об ее великолепном батюшке.

Стив Антонович, как человек положительный, пунктуальный и обязательный, естественно, обладал дипломом достаточно престижного учебного заведения. Именно там он и познакомился со своей будущей женой, и, после всестороннего взвешивания кандидатуры на весах своего благоразумия, на ней женился. И, надо сказать, нисколько впоследствии об этом не жалел. Характер у нее был легкий, веселый, занудство его она легко прощала, а то и вовсе не замечала, и жить с ней оказалось весьма приятно.

Стив Антонович, в принципе, руководителем был неплохим, в меру заботился о подчиненных, самолично дарил цветы на юбилеи, на 8 марта не считал зазорным чмокнуть в щечку какую-нибудь дамочку из особо достойных, и, хотя отцом родным его никто бы не назвал, никто и особо плохого сказать о нем не мог.

Даже в интригах и любовных историях он замечен не был. Все, даже самые любвеобильные дамочки, считали его жуткой занудой и обходили стороной.

Секретаршей у Стива работала дама, чей возраст весьма и весьма превышал бальзаковский. Досталась она ему в наследство от старого президента, покинувшего свой пост шесть лет тому назад. Специалист она была хороший, с обязанностями справлялась отлично, кого не надо в кабинет не пропускала, и Стив вполне был ею доволен.

Но, как известно, все когда-нибудь кончается, и хорошее, и плохое. Как-то в конце дня эта достойная женщина положила перед боссом заявление об уходе и сообщила, что должна помочь только что родившей дочери. Но, поскольку не хочет бросать его в совершенно беспомощном состоянии, рекомендует себе на замену свою племянницу, девушку милую, скромную, весьма образованную и умелую.

Стив Антонович от неожиданности согласился, что ему было вовсе не свойственно, человеком он был основательным, любил выбирать лучшее из лучших, для чего обожал проводить разного рода конкурсы, тендеры, торги и т. п. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха, а слово, да еще президента, не воробей, раз вылетело, значит, вылетело.

И вот на следующий день появилась новая секретарша. Имя ее было Нинель, но все звали ее Ниночкой. Девушкой она была, что называется, средних стандартов, возраст приближался к возрасту старой девы, для тех, кто забыл, или вовсе не знает – двадцать четыре года, – росту среднего, весу среднего, ума тоже среднего, в общем, по всем параметрам это был усредненный вариант того, что зовется «золотой серединой».

Новый начальник ей, в принципе, понравился. Оценила она и его фирму, и служебный мерседес, и пиджачок от Версачи. Она быстро смекнула, что все это могло бы быть ее. Ведь Стив Антонович представлял из себя этакий не тронутый живым огнем страсти, не разбуженный глубоким чувством объект для приватизации.

Что жену он не любил, Ниночке сообщила еще тетя. В самом деле, проживя вместе пятнадцать лет, Стив Антонович понятия не имел, что жена любит, а что нет, и всегда за подарками для нее посылал верную секретаршу.

Нинель девушка была опытная и глубоко образованная, хотя вернее было бы сказать «подкованная». Она полгода посещала курсы по сексуальной психологии, вызубрила дюжину книг типа «Как завоевать мужчину», накопила не только изрядный теоретический, но и практический опыт, и считала себя профессионалом в деле покорения существ слабых, прямо-таки жаждущих быть завоеванными, то бишь мужчин.

Увы, Стив Антонович не стал исключением в списке Ниночкиных побед. Весьма быстро уйдя из семьи и сочетавшись с ней законным браком, Стив Антонович принялся вкушать незнакомые ему доныне плоды буйной страсти, коими Ниночка кормила его досыта.

А она с довольным видом командовала сотрудниками фирмы, с огромным удовольствием каталась по магазинам на служебном мерседесе и делала себе скромные, но необходимые подарки: шиншилловую шубку, изумрудное колье, антикварный сервизик мейсенского фарфора, и другие подобные весьма недешевые мелочи.

Деньги на ее капризы, естественно, брались из кармана фирмы. Чтобы наверняка привязать к себе мужа, Ниночка решила родить ему ребенка, тем более что когда-нибудь это ведь все равно придется сделать. По ее расчетам, Стив должен быть на седьмом небе от счастья. А он не был.

Тот угар страсти, что оторвал его от привычного быта и захватил ранее неизведанными страстями, как-то очень быстро угас. Нинель стала ему неинтересна, и, более того, день ото дня противнее. Он жалел все сильнее, что так кошмарно прокололся, или, как сказал ему отец, «подорвался на бабе», и с тоской вспоминал свою бывшую жену. С ужасом понимал, что, видимо, всю свою жизнь любил только ее, не отдавая себе отчета в глубине своего чувства, привыкнув к тому, что она всегда рядом.

Лежа с Ниночкой в широкой постели, вспоминал себе то, что не ценил тогда, когда это у него было, – веселые шутки, нежный доверчивый взгляд жены и надежность бытия, которое казалось незыблемым, как гранитная глыба. И все это он умудрился потерять сам, других виноватых искать не приходилось.

Но в своих сожалениях Стив Антонович ничуть не отличался от остальных мужчин, которые, как известно, не в состоянии беречь то, что имеют. Да и как ценить, если не с чем сравнивать. Но теперь-то, заимев объект для сравнения, Стив Антонович стал не в пример больше прежнего ценить свою прежнюю жизнь, и, возлюбив свою истинную, как он себе говаривал, жену, решил вернуться в прежнюю семью.

Однажды вечерком отправился к бывшей жене для решительного объяснения, надеясь, естественно, на прощение и воссоединение. То, что Ниночка ждала ребенка, его как-то не слишком смущало. Мешало, да. Он был недоволен этой помехой, но причиной для изменения своего решения не считал. Жена же, им оставленная, должна его простить, он ведь раскаялся и вернулся, сделал выводы на всю оставшуюся жизнь, что теперь вспоминать былые грехи?

Придя в свой бывший дом, – не надо думать, что он благородно ушел, оставив квартиру жене и ребенку, нет, квартира была куплена жене ее родителями, – он встретил жену, похорошевшую, нарядную, радостно возбужденную. В глазах у нее блистал какой-то незнакомый огонь.

Это Стива сильно обнадежило: как же она его любит, а он никогда этого не ценил! Рассказав ей о своем намерении вернуться в семью, ждал слез благодарности и прощения. И ее слова для него оказались настоящим ударом.

Да, было время, когда она искренне его любила. Но его внезапный и безжалостный уход изменил ее отношение. Она поняла, что он холодный и чужой человек, а пожив без него и освободившись от груза старых привычек, выяснила, что без него жить гораздо легче и приятнее.

Более того, в поездке по Германии она познакомилась с англичанином, симпатичным представительным мужчиной, к тому же весьма обеспеченным. Они понравились друг другу и решили пожить вместе. Английский она знает неплохо и проблем в общении у них не возникает. Пока они живут здесь, ждут, когда дочь закончит учебный год, а затем поедут в Манчестер, где у него свой бизнес.

Стив вернулся к Ниночке несолоно хлебавши. С надеждами о восстановлении семьи было покончено.

Но самое забавное началось потом. В фирму с ревизией приехал владелец, вызванный главным бухгалтером, всерьез озабоченным состоянием финансов. После аудиторской проверки Стив Антонович был выкинут из фирмы, как шкодливый щенок.

Чтобы не попасть под суд за растрату, он был вынужден выплатить огромные деньги, возмещая ущерб, нанесенный фирме непомерным аппетитом новой жены. Ума-то ведь Ниночка была среднего, не потрудилась узнать, кто настоящий владелец фирмы. Была уверена, что президент и хозяин – одно и тоже.

В результате всех затраченных усилий беременная Ниночка оказалась в малюсенькой комнатке в коммунальной квартире, – оставшихся денег едва на нее хватило, – с мужем-занудой, который с трудом пристроился юрисконсультом за гроши на какой-то заводик, без шуб, без денег и без надежды на светлое будущее.

Как говорится, каждому – свое.

Стул Бывальщина

В санаторий «У чистого пруда», или, как его для краткости называли, «Пруд», я попала случайно. Планировала съездить в Прагу, походить по ее старинным узким улочкам, но заболело колено, и от турпутевки пришлось отказаться. Моя подружка Настя, только что вернувшаяся из санатория, настойчиво советовала мне ехать именно в «Пруд».

– Поезжай, подлечись! Лечебные грязи, минеральная вода, прекрасная природа, комфорт, и, главное, очень внимательный персонал! Доброжелательный такой, но без назойливости. На следующий год поеду туда же обязательно!

Последняя фраза убедила меня в подлинной исключительности этой мекки оздоровления, поскольку Настя каждый год ездила в новый санаторий, и знала, о чем говорит.

Подъезжая к санаторию на рейсовом автобусе, убедилась, что окрестности очень даже неплохи. В ухоженном парке расстилался давший название санаторию пруд с небольшой купальней, за ним высилась чудом уцелевшая дворянская усадьба. Едва я с другими отдыхающими вышла из автобуса, к нам навстречу устремился толстенький улыбающийся человечек в светлом летнем костюме и громко представился:

– Я Петр Афанасьевич, генеральный директор этой здравницы! Рад приветствовать вас в нашем маленьком раю!

И сказал небольшую вычурную речь. Во время этой речи шустрые мальчики с тележками увезли наш багаж в здание. Когда я зашла в просторный прохладный вестибюль, меня ждала горничная. Проводив в номер, где уже стоял мой чемодан, рассказала, что где лежит и вышла, на прощанье мило улыбнувшись и пожелав приятного отдыха.

Я удивилась. Учитывая опыт посещения подобных учреждений, я приготовилась к долгой процедуре регистрации и самостоятельному подъему тяжелого чемодана по лестнице на нужный этаж. Здесь, действительно, все было продумано до мелочей.

Отдых и лечение были организованы великолепно. Меня все устраивало, и я даже не жалела о несостоявшемся вояже в Прагу. Контингент отдыхающих был пестрым, от простых работяг до научных работников, при этом, как водится, преобладали женщины. Редкие мужчины чувствовали себя бриллиантами среди мелкого речного жемчуга и взирали на дам с чувством ярко выраженного превосходства.

Мне их оценивающие взгляды были до фонаря, я сюда лечиться приехала, а не амурничать, и собственное общество мне нравилось куда больше, чем ухаживания нудного типа с комплексом Аполлона.

Я с удовольствием бродила по этажам санатория, больше похожим на музей. В фойе и коридорах стояли огороженные шелковыми шнурами исторические реликвии, оформленные табличками типа: «на этой софе любил отдыхать А.П.Чехов», или «тут сиживал граф А.Н.Толстой». Не слишком образованные постояльцы считали, что отдыхают там же, где некогда бывал создатель «Войны и мира», и никто их в этом разубеждать не стремился, подумаешь, инициалы не те! Мелочи жизни.

Кругом царили изысканность и роскошь, поэтому сиротливо стоящий в дальнем углу вестибюля заурядный металлический стул с черным сиденьем из кожзаменителя резал глаз. Ничего примечательного в нем не было. Выпуска восьмидесятых, драный, с наискось сточенными задними ножками, он вносил в это царство элегантности явный диссонанс. Возле него были прикреплены две нелепые таблички «не сидеть» и «руками не трогать», написанные кричащим красным шрифтом. Уборщицы, чрезвычайно добросовестно драившие все вокруг, к стулу даже не прикасались, и он, вызывающе пыльный, стоял в кругу грязи. В чем дело?

На мой невинный вопрос о странном стуле побледневший портье понес явную ахинею. У него получилось, что на этом стуле сидели Луначарский, Толстой и Достоевский, причем все одновременно. При этом он так заискивающе улыбался, что я прекратила расспросы, решив разузнать подробности у кого-нибудь другого, не столь слабонервного.

После обеда в мой номер пришла горничная для ежедневной уборки, и я снова спросила о стуле. Она зачем-то посмотрела по сторонам, заставив меня вспомнить о прослушках, скрытых видеокамерах и прочей шпионской чепухе. Потом напустила на себя нарочито простодушный вид и заявила, что никогда не обращала внимания на стоявшие в вестибюле стулья, чем заинтриговала меня еще больше. Что за таинственность?

На следующий день, увидев в вестибюле Петра Афанасьевича, я подошла к нему и задала тот же сакраментальный вопрос. Он широко улыбнулся и небрежно взмахнул пухлой ручкой.

– Да ерунда! Не обращайте внимания! Давно надо бы его выбросить, да все руки не доходят! – и умчался без оглядки, будто я по меньшей мере выпытывала у него государственную тайну.

Стоявший неподалеку дядя Миша, местный дворник, шкодливо оглянулся по сторонам и осторожно показал мне глазами на дверь. Я вышла на улицу и остановилась возле тумбы с объявлениями, поджидая его. Он вышел за мной только через несколько минут и остановился в паре метров от меня. Как заправский конспиратор, не глядя на меня, произнес в сторону каким-то утробным голосом, почти не разжимая рта:

– Идите к пруду. Встретимся через десять минут у зеленой скамейки.

Проникнувшись духом конспиратизма, я не спеша пошла в другую сторону. Лишь убедившись, что за мной никто не следит, рванула к пруду. Зеленых скамеек вокруг него было несколько, но я остановилась на самой ближней. Из-за разросшихся кустов сирени ее почти не было видно, и я сочла ее самой подходящей для конфиденциальной беседы.

Дядя Миша и в самом деле пришел именно к этой скамейке. Плюхнулся рядом со мной и опахнул довольно-таки крепким запахом перегара. Заметив, что я поморщилась, заносчиво признал:

– Да я всего-то в легком подпитии. Вот раньше, бывало, крепко закладывал. Но после истории со стулом завязал. И сейчас только слегка винцом балуюсь. Совсем чуть-чуть.

Интересно. Если сейчас, по его словам, он винцом балуется слегка, то что же было раньше?

– Что за стул стоит в вестибюле? Может быть, с ним произошла какая-нибудь история?

Дядя Миша почесал затылок, активизируя мыслительные процессы.

– Да история случилась не только со стулом, а вообще с «Прудом». Хотя история такая, что не каждый поверит.

Он начал рассказывать, щедро пересыпая свою речь чересчур уж простонародными выражениями. Для удобства восприятия я излагаю рассказ в облагороженном виде, в естественном виде его в приличном обществе слушать нельзя.

…Десять лет назад, на заре российского капитализма, в «Пруд» прибыла дамочка. Ничего особенного в ней не было. Средних лет, собой невидная, ежели грамм двести не принять, то и посмотреть не на что. И не сказать, чтобы с гонором, но все ей порядку хотелось. А какой в те времена был порядок, когда зарплату директор, он же хозяин, хотел давал, хотел не давал? Понятно, чтоб прожить, все и тащили, кто что может. А хамили просто по привычке, что такого? При социализме ведь про безработицу никто и не слыхивал, наоборот, рабочих рук не хватало, вот и распустился народ, зная, что все равно не уволят. Позволяли себе лишку, это точно.

Как-то эта дамочка пришла в столовку, а там такую еду подали, что и свиньи бы жрать не стали. Она давай возмущаться. Даже книжку жалобную потребовала и пригрозила в инстанции написать. Вышестоящие. А у нас тут одна инстанция была, главбухша наша. Она директору родней доводилась. В общем, власть тут у нас была в одних руках.

Услыхала главбухша дамочкины угрозы, и решила той веселую жизнь устроить. И понеслось. Пойдет она ванны принимать, выходит, а у нее то туфель нету, то кофты, а то и юбки со штанами. Жалуется она, а все без толку. Директор ей в глаза говорит, что виновных непременно найдут и накажут, а за глаза с главбухшей хохочет.

Многие к ним тогда примкнули. То еду дамочке пересоленную подадут, то в ее номере ни с того, ни с сего ремонт устроят. Пыль, грязь, шум, ну, и мат, конечно, как же русскому человеку без ругани? Кто как изгалялся. Это же весело, травить беззащитного человека. А что, если начальство позволяет, да еще и подзуживает?

Сотовых телефонов в те времена не было, стационарные стояли только у начальства, к ним дамочку не подпускали. Автобус у нас приходил строго к началу новой смены, новых отдыхающих привозил, старых увозил. В общем, она тут у нас как в западне оказалась.

Но вот смена закончилась, и автобус приехал. Дамочка к нему бегом, а ей горничная заявляет, что она якобы полотенце санаторское утащила. Та давай возмущаться, но у нее чемодан забрали и унесли, чтоб обыскать, причем куда, не сказали. Она давай бегать свой чемодан искать, у людей спрашивать. Кто-то проговорился, что чемодан унесли в бухгалтерию.

Она туда, а дороги-то не знает, у нас администрация сидит отдельно, от главного корпуса далеко. Вот бегает она по территории, спрашивает, где тут у нас бухгалтерия, и каждый встречный-поперечный ее в другую сторону отправляет. Веселились, одним словом. Тут она совсем рассвирепела. Вынесла из вестибюля один из стоящих там старых стульев, уселась на него и поехала.

Он изогнулся, чтоб ей сидеть удобнее было, и помчался на задних ножках. Нам бы тогда уразуметь, что дело-то нечисто, но уж больно все разошлись. Ну, ездит баба на стуле, ну и что? Люди разные, кто на чем хочет, на том и ездит.

Кончилось все тем, что директор решил все-таки этот бардак прекратить. Взял ее чемодан и выставил на крыльцо. А сам ушел. Зачем ему бабские вопли слушать? Я увидел это да ей и сказал. Автобус тоже стоял, ждал ее, шофер сознательный попался.

Она подлетела к крыльцу, схватила свой чемодан и заявила усмехающейся обслуге, я, мол, так зла, что, как только выеду за околицу, у вас пропадет свет. И не будет его до тех пор, пока я не успокоюсь и вас не прощу. Но знайте, я еще раз сюда когда-нибудь обязательно приеду, для проверки. И, если вы еще раз устроите хоть малейшую пакость или мне что-либо не понравится, берегитесь. Тогда я вам устрою настоящий конец света.

Все, кто стоял вокруг, давай хохотать. И что их так насмешило, я до сих пор не пойму. Я-то тогда для сугреву принял граммов двести и в их проблемы не вникал.

Вот прошло минут пятнадцать, то есть ровно столько, сколько нужно автобусу, чтобы выехать с территории «Пруда», и у нас вдруг все потемнело. Вроде по часам белый день, а вокруг кромешная ночь. На небе тускло так что-то мерцает, типа как луна за тучами, только чуток пожелтее.

Фонари тоже не горят, хоть их и пытались включить. Электрики все вокруг облазили, говорят, все в порядке. Главбухша, прибежавшая к главному корпусу, беснуется, ничего понять не может, даму эту приезжую костерит. И нечаянно вдруг садится на стул, который дамочку по санаторию возил.

А он возьми да и помчи ее к пруду! И скинул в воду аккурат на этом месте, где мы теперича сидим.

Она давай вопить и к берегу подбираться. Да только дойдет во-он до того камешка, как стул снова ее обратно в пруд загоняет.

Что делать? Позвали участкового. Он пришел не один, а с парой крепких мужиков. Попытались они этот стул одолеть, но тот не дался. Да и когда это человек сильнее железяки был? Человек, он же мягкий, ему больно, а стул железный, твердый, ему все равно, ежели по нему и лупят чем ни попадя. Он, кстати, не стесняясь, сдачи давал. По нему раз стукнут, а он по обидчику два. После этого обидчик, понятное дело, больше к нему не подходит.

В общем, участковый боролся-боролся со стулом, да и заявил, что сделал все, что мог.

Хотел уже уходить, он и сам эту опупенную бабенку терпеть не мог. А она ему командует: стой! А ну, говорит, пистолет у тебя есть, уничтожь этот дрянной стул! А тот в ответ: мол, если он будет расстреливать стул, то неизвестно, куда рикошетом попадут пули. Вполне возможно, ей в лоб.

На вопли бухгалтерши о помощи пришло несколько отдыхающих. Один из них, здоровенный такой бугай кило под двести, сел верхом на стул и велел ей вылезать. Та побрела к берегу. Казалось, вот-вот выйдет, но тут стул снайперским броском отправил своего седока на самую середину пруда, а бабенку загнал обратно.

Поскольку телефоны не работали, а о сотовых телефонах тогда и слыхом не слыхивали, то докладывать районному начальству о нашем ЧП пришлось участковому, благо рация у него была.

Начальство в конец света в отдельно взятом санатории, естественно, не поверило, решило, что участковый просто пьян, но подмогу все-таки выслало.

Через час подъехавшая подмога убедилась, что света на территории санатория в самом деле нет ни дневного, ни электрического, и попыталась расспросить об этом директора, но ничего внятного не добилась. Он нес какую-то чушь об обидчивой дамочке, не понимающей шуток, о стуле-террористе и конце света.

Подмога по рации доложила о ситуации в центр. Начальство им снова не поверило, решив, что это какой-то неприличный розыгрыш, и пообещало влепить каждому шутнику по строгачу.

Посидев в темноте, санаторский народ испугался. Дамочкины слова, сказанные в сердцах при отъезде, знали даже вновь приехавшие клиенты и грозились тут же уехать. Что за радость отдыхать в темноте? Тем более что ни поесть, ни процедуры принять без электричества невозможно.

А их отъезд для санатория конец. Держались-то ведь только на деньгах отдыхающих, других источников не было.

Тут и обслуга перепугалась. Если санаторий закроется, где работать-то? Уезжать никому не хочется, места тут у нас красивые, да и дома добротные, хозяйство опять-таки налаженное. Что делать?

Пока то да се, день прошел, другой наступил. Главбухше, чтоб от усталости не потонула, спасательный круг приволокли, старинный, но исправный. Вот болтается она в этом круге посредине пруда, а вокруг директор с районной подмогой и участковым заседают. Думают они, думают, а все без толку, ничего придумать не могут.

Участковый, он за то, чтоб дамочку разыскать и к порядку призвать. Но директор против. Вдруг она еще больше разозлится и устроит катаклизм пуще прежнего? Типа как снег посреди лета напустит, тогда и вовсе хана будет.

Районная подмога тоже против того, чтобы дамочку к порядку призывать. Они за то, чтоб разыскать ее и извиниться.

Но тут возмутилась главбухша. Она тут сидит уже вторые сутки, вся тиной провоняла, и она же еще и извиняться будет? Да ни за что! Это пусть перед ней извиняются!

Я предложил петуха разыскать, чтоб он своим пением это безобразие прекратил, но все остальные заявили, что никогда не слыхали, чтоб по петушиному крику электричество включалось.

В общем, переговоры зашли в тупик.

И вдруг, на радость людям, показалось солнце и фонари зажглись! Даже Петр Афанасьевич от счастья прыгал, хотя он всегда возмущался, когда электричество днем горело и счетчик зря киловатты мотал.

Подмога укатила, составив акт о своей победе над темнотой, главбухша из пруда вылезла, а директор постановил: с клиентами быть предельно внимательными и любезными, все желания исполнять! И посмотрел на главбухшу.

Та от многочасового сидения в пруду еще не отошла и аж завопила от возмущения. В общем, разругались начальники в пух и прах. Главбухша из санатория свалила, пообещав припомнить все свои обиды.

С той поры все стали жутко вежливыми и услужливыми. Но их не слова Петра Афанасьевича убедили, а обещание дамочки вернуться. Вдруг и в самом деле приедет и ей что-нибудь не понравится? Уж лучше не рисковать.

…Вдали призывно заиграл пионерский горн, и дядя Миша спохватился.

– Это меня потеряли!

Он с намеком на меня взглянул, и я, догадавшись, в чем дело, протянула ему сотку. Он расцвел, сунул бумажку в карман и умчался.

Я вернулась в вестибюль и уже с пристальным интересом всмотрелась в стул. Никаких признаков жизни он не подавал, и я озадачилась, не угостил ли меня дядя Миша примитивной байкой? Хотя бы для того, чтобы перехватить на взбадривающее?

Прошла еще неделя. Жизнь текла вяло и несколько сонно, так, как и положено в хорошем санатории. Оздоровление и не предполагает шум и излишнее веселье, разве не так?

Возвращаясь в свой номер после очередной процедуры, прошла по вестибюлю, где толпилось с десяток тревожно перешептывающихся отдыхающих. Чаще всех звучала фраза «рейдерский захват». Заинтригованная, я присоединилась к ним. Растерянный Петр Афанасьевич отчего-то жался к стулу, кидая на него молящие взгляды. Предводитель захватчиков в цивильном костюме-тройке с белоснежной рубашкой, более уместными на каком-нибудь дипломатическом приеме, увесисто пообещал:

– Не беспокойтесь, дамы и господа! Документы у меня в порядке, акции на это заведение у меня вот тут. – Он потряс внушительным кожаным дипломатом с кодовым замком. – Как новый владелец, я имею право сменить администрацию и персонал. Но для вас, – тут он повернулся к группе отдыхающих и изобразил любезную улыбку, больше похожую на кошачий оскал при виде особо жирненькой мышки, – ничего не изменится. Вы как отдыхали, так и будете отдыхать. Только с большим комфортом. А сейчас идите, идите отсюда!

Приехавшие с ним лихие мальчуганы мигом оттеснили нас с поля боя. Пожимая плечами, я вышла из здания. Возле входа стояло несколько джипов и один микроавтобус. Похоже, захват был продуман до мелочей.

Проходивший мимо меня дядя Миша чуть заметно мне подмигнул, и я, сделав вид, что любуюсь летавшими вокруг черно-оранжевыми бабочками, повернула за угол. Дядя Миша, шустро обежав здание с другой стороны, встретил меня у клумбы с маргаритками.

– Это же племянник нашей главбухши, Толька! Вот выпендривается, гад!

– А где она сейчас?

– Да она почти сразу после той истории в Москву укатила. После того, как день в пруде намокала, она на весь белый свет обозлилась и с Пашкой рассорилась. Заявила, что это он стул подзуживал. А сейчас, похоже, отомстить решила.

– Но неужели она скупила все акции санатория?

– Да нет и не было у нас никогда никаких акций! Это Толькины выдумки, лапша на любопытные уши! Ну, побегу, посмотрю, что там дальше будет!

Он убежал, а я присела на скамейку у клумбы с маргаритками. Удивительно приятные цветочки. Соперничать с розами или они, конечно, не могут, но есть в них какая-то неизбывная прелесть. Можно часами смотреть, не отрываясь.

Но полюбоваться на них мне не пришлось. С другой стороны раздались странные вопли, потом звук мощных моторов, визг шин по асфальту, и наступила тишина.

Подскочив, я побежала к центральному входу. Там было абсолютно пусто. Даже отдыхающих не было видно. Я посмотрела на часы, время обеденное. Все в столовой, потому и пусто. Но где же захватчики?

По центральной дороге шел дядя Миша, красный, отдувающийся, с довольной улыбкой на лице. Я быстро пошла ему навстречу, чуть подпрыгивая от нетерпения.

– Что здесь было?

Дядя Миша счастливо рассмеялся.

– Стул не подвел! Толька его увидел, возмутился, какого лешего здесь делает эта рухлядь. Видимо, тетушка про стул ему ничего не рассказывала. Правильно, он после этого бы ее в два счета в психушку сдал. Схватил стул, хотел выкинуть за дверь, но тот извернулся, наподдал племянничку под заднее место, подхватил его и повез. На задних ножках, аж искры дугой засверкали. Я было за ним побежал, да куда там! Стул выскочил из дверей и рванул по проселочной дороге, только его и видели. Толькины гаврики попрыгали в машины и кинулись вдогонку. Не знаю, догонят или нет. Стул, он верткий, он по любой чащобе проедет, где машинам путь заказан.

– А куда же он направился?

– Да кто ж его знает! Долго он не выдержит, ножки изотрутся. Они же из мягкого металла, на такие нагрузки не рассчитанные.

– Он не к пруду поехал?

– Нет, в другую сторону.

Мы одновременно подумали, как было бы славно полюбоваться на этого криминального Тольку, сидящего в пруду, но сказать ничего не успели, из здания вышел счастливый Павел Афанасьевич с Толькиным кожаным дипломатом, положив конец нашему занимательному разговору. Увидев босса, дядя Миша тотчас сделал вид, что со мной не знаком и быстренько отчалил, для камуфляжа собирая по дороге мелкий мусор, оставленный налетчиками.

Павел Афанасьевич мелкими шажками подкатил ко мне.

– Вы уже пообедали? Понравилась вам еда? А обслуживание? А интерьер? А чего, как вы думаете, не хватает нашему санаторию?

Выслушал мои односложные ответы, осторожно полюбопытствовал:

– Вам наш дворник никаких побасенок не рассказывал? А то он любит отдыхающих потчевать небылицами разными. Любимая у него про стул, который якобы ездит сам по себе. – Тут он замолчал, внимательно отслеживая мою реакцию.

Пришлось сделать вид, будто не понимаю, о чем речь.

– Какой стул?

Он возбужденно потер пухлые ручки.

– Да не важно, совершенно не важно, какой. Любой. Дядя Миша, он, как бы это выразиться, немножко неадекватен. Выдумщик он. Фантазер. На почве излишне принимаемого алкоголя. Вы же понимаете?

Что дядя Миша излишне употреблял взбадривающие напитки, было видно с первого взгляда, и я вежливо поинтересовалась:

– А почему вы его тогда не уволите?

Директор озадачился, будто эта мысль никогда не приходила ему в голову.

– Да за что, помилуйте? Со своими обязанностями он вполне справляется, а что побасенки разные рассказывает, так это даже хорошо. Клиентов привлекает. Расскажет какую-нибудь небылицу, отдыхающие и развлекаются. Иной раз даже по второму разу приезжают, чтобы узнать, чего тут у нас произошло новенького. Просто его слова не нужно принимать всерьез, только и всего.

Он так старался меня разуверить в истинности дяди Мишиных побасенок, что на его сверкающей лысине появились крупные капли пота.

Мне не понравился его напор, и я, наивно хлопая ресницами, поинтересовалась:

– А что случилось с теми людьми, что приехали сегодня? Мужчина еще заявил, что теперь он здесь хозяин?

Павел Афанасьевич лихорадочно облизал губы. Ясно, меня он в группе любопытствующих не заметил.

– Да просто выяснилось, что никаких документов на санаторий у него нет. И когда я потребовал их предъявить, просто уехал. А что ему еще оставалось делать? – при этом он как бы ненароком завел за спину руку с дипломатом.

Огласив этот явный бред, Павел Афанасьевич приосанился, будто и впрямь мог совершить столь героический поступок. Заявлять, что ни на какие решительные действия он не способен априори, я не стала. Восхищенно прищелкнула языком и повернулась, дабы сбежать от этого непродуктивного разговора.

Пребывая в откровенной эйфории, директор вдруг ляпнул:

– Все-таки неисповедимы пути Господни! – чуть помолчав, добавил: – И не Господни тоже! То, что казалось плохим, вдруг оказывается благом, а те, кого считал друзьями, оказываются предателями. Ну да все хорошо, что хорошо кончается!

Он пошел прочь, победно размахивая дипломатом и чеканя шаг, будто полководец, выигравший сражение. А, с другой стороны, может быть, так оно и есть? Не зря же он столько лет берег этот стул? Предчувствовал или знал, что может понадобиться? Или просто боялся к нему прикасаться?

Вечером ко мне подошел дядя Миша. Взъерошенный какой-то и непривычно трезвый.

– Вы, это, меня извините. Я вам по-пьяни ерунду всякую наговорил. Про стул, главбухшу нашу и прочую чушь. Ну, так не было ничего. И Тольку стул никуда не увозил. Он сам уехал. На своей машине.

В этом монологе так явственно слышались интонации Павла Афанасьевича, что я невольно заметила:

– Долго репетировали?

Дядя Миша выпучил выцветшие глазенки и тупо переспросил:

– Чего-чего?

Я успокоительно проговорила:

– Да ничего, это я так.

И мы разошлись.

Путевка у меня закончилась через два дня, и я уехала, так и не узнав, что это было. Выдумка запойного дворника или все-таки быль? Косвенных улик было много, но ни одной прямой. Я же не видела, что стул и в самом деле увез этого криминального Тольку. Я даже фамилий не узнала ни главбухши, ни ее племянничка. Можно, конечно, вернуться в «Пруд» и поискать других, более достойных доверия свидетелей, но не хотелось тратить драгоценное время. На земле столько прекрасных мест, где я ни разу не была!

Уловка

Макс имел полное право гордиться собой, ведь с ним, как с равным, разговаривал сам Андрей Дронин, бизнесмен мирового уровня, но он сгорал от стыда. Стоящая рядом жена с таким наивным удивлением разглядывала крупный бриллиант в булавке олигарха, что это заметил и сам Дронин. Ничего не сказал, лишь пренебрежительно усмехнулся, вогнав Макса в краску. Он и раньше знал, что Лиза простовата, но видеть это воочию было невыносимо. По сравнению с любовницей Дронина, великолепной супермоделью Марианной, Лиза казалась зачуханной девчонкой.

Заметив предупреждающий взгляд мужа, Лиза, вместо того, чтобы смутиться, беспечно улыбнулась, заставив его поморщиться. Зря он взял ее с собой на этот великосветский раут. И ведь знал, знал, что ей здесь не место, но захотелось похвастаться, чтоб поняла, до каких высот смог подняться ее муж.

Дронин снисходительно посмотрел на Лизу и с мягкой иронией поинтересовался, где она купила такое чудное платье. Макс про себя взмолился всем богам, боясь, что жена тут же выложит всю правду. Та, не понимая, что над ней подшучивают, весело оповестила всех окружающих, что сшила свой наряд сама. Дронин сделал круглые глаза и по-джентельменски заверил, что оно гораздо лучше платьев от-кутюр и очень ей идет.

Максу стало вовсе невмоготу от явственно слышимой в его голосе издевки. Взяв жену под руку, он поклонился олигарху и повел ее прочь, чуть слышно скрежеща зубами от возмущения. И как она могла ляпнуть такую глупость? На этот упрек Лиза лишь пожала плечами и возразила, что нет ничего зазорного в том, чтобы сшить что-то своими руками. Тем более что платье и в самом деле ей идет. А вот она никак не может понять, отчего человек с такими деньгами, как Дронин, носит безвкусные стекляшки. Это же дурной тон.

Макс чуть не расхохотался во весь голос. Стекляшки? Да эта стекляшка стоит несколько тысяч долларов, не меньше!

Лиза спокойно возразила, что она недаром увлекается камнями и уж бриллиант от имитации может различить и без лупы.

Решив больше не препираться с глупой бабой, Макс пошел по залу, не выпуская локоть жены и не позволяя ей вступать в разговоры.

Лиза еще раз исподтишка бросила любопытный взгляд на любовницу олигарха. На красавице были полупрозрачные балетки, надетые явно для того, чтобы быть не выше спутника. Интересно, разрешает ли ей Дронин носить туфли на высоком каблуке? Почему-то Лизе казалось, что нет. Да, богатый любовник требует жертв. Хотя у Марианны наверняка неплохая компенсация.

Но вот раут подошел к концу, и народ стал расходиться.

У самого входа они снова столкнулись с Дрониным. Не обращая внимания на предупреждающе стиснутый мужем локоть, Лиза с нарочитой наивностью поинтересовалась, почему у того в булавке стекляшка, заставив Макса побагроветь от возмущения.

Услышав столь странный вопрос, Дронин несколько растерялся, но быстро спохватился и сказал, что стекляшки не носит. На это Лиза самоуверенно заявила, что у него в булавке не бриллиант, а дешевая имитация, и что это подтвердит любой ювелир.

Дронин посмотрел на нее пристальнее, с каким-то непонятным блеском в глазах. Так она ювелир? Лиза отрицательно качнула головой. Она врач, но камнями интересуется с детства, у нее отец геолог.

Неопределенно хмыкнув, Дронин попрощался и быстро прошел мимо, уводя постоянно оглядывающуюся Марианну.

Сев в свой Ниссан, Макс ожесточено заявил, что жена порола всякую чушь, роняя его престиж. Лиза с негодованием посмотрела на него, но, заметив побелевшие скулы мужа, решила дипломатично отступить. Ни к чему спорить с возмущенным мужчиной. Вот когда он остынет, тогда она с ним и поговорит.

Дома они разошлись по разным комнатам, так и не сказав друг другу ни слова.

На следующий день в небольшую рекламную фирму, в которой Макс работал главным менеджером, заявился сам Дронин с Марианной. Извинился перед Максом и признал, что Лиза была права – бриллиант и впрямь оказался поддельным. Но благодаря ее своевременному замечанию он возместил все расходы и в благодарность решил сделать крупный заказ в фирме Макса.

Пока Дронин знакомился с фирмой и делал заказ, Макс мило поболтал с Марианной. Она оказалась простой и обаятельной. И смотрела на него своими огромными глазами с таким пиететом, что он растаял. Да уж, с простоватой Лизой никакого сравнения. Он снова разозлился на судьбу, связавшую его с занудной недотепой.

Сделав заказ, Дронин лениво, явно отдавая дань хорошему тону, спросил, как поживает его прелестная жена. Поскольку Макс никогда Лизу прелестной не считал, решил, что это очередная шпилька. Сквозь зубы пробормотал, что у нее все нормально. Дронин скептически усмехнулся. Посмотрев на стоящую рядом с ним красотку, насмешливо заметил, что каждому свое. Вот он, например, жениться не собирается. Зачем, когда вокруг столько милых мордашек! И лукаво подмигнул любовнице. На этот сомнительный комплимент Марианна поморщилась, но промолчала. Макс понял, что она вовсе не прочь стать женой Дронина, но ей это, похоже, не светит.

На прощанье олигарх пожал Максу руку и попросил передать искренний привет жене. И быть к ней снисходительнее, ведь, в принципе, она вполне даже ничего.

В этом Макс был с ним полностью солидарен. «Ничего» – самое точное определение для Лизы.

Дома он, взвинченный до предела, устроил жене форменный разнос. Припомнил все ее нелепости и глупости. Выведенная из себя Лиза не выдержала и ответила в том же тоне, что это из-за него они по уши в долгах, ведь жизнь на широкую ногу, которая так нравится Максу, стоит больших денег.

От этого обвинения Макс отмахнулся, как от мухи. В том, что у них нет денег, исключительно ее вина. Другие жены умеют нужным людям вовремя глазки состроить, и их мужьям куда легче завязывать деловые знакомства. И вообще, если бы ему повезло с женой, он бы сейчас жил в трехэтажном особняке, а не в какой-то жалкой двухкомнатной квартирке.

Оскорбленная до глубины души Лиза собрала вещи и уехала к маме, заявив, что претензий к нему не имеет и на его квартиру покушаться не собирается.

Возмущенный столь черной неблагодарностью Макс подал на развод, который ему дали сразу, приняв во внимание отсутствие детей.

После полгода, прожитых в свое удовольствие, до Макса дошло, что он погорячился. Другие женщины, с которыми он встречался в это время, не устраивали его ни в постели, ни вне ее. В них не оказалось ни шарма Лизы, ни ее душевного тепла. И уж в них точно не было ее чувства юмора и нежности. Постепенно понял, что настолько привык к присутствию Лизы рядом с собой, что стал приписывать ей несуществующие недостатки. Конечно, она не так хороша, как Марианна, но ведь и не плоха.

Решив помириться, позвонил Лизе на сотовый, но услышал «абонент недоступен». После нескольких звонков догадался, что она сменила симку. Это было неприятно, потому что теперь ему нужно было ехать к ней на работу, а он не хотел, чтоб его осуждали, ведь Лиза наверняка рассказала коллегам о разводе и том, что ему предшествовало.

После работы погнал машину к поликлинике Лизы. Через полчаса мимо прошли все ее коллеги, но она так и появилась. Попеняв себе, что не догадался спросить у них, где же его бывшая жена, Макс вернулся домой, прихватив по дороге пару бутылок чешского пива.

Вечером, вальяжно развалившись в кресле и попивая холодное пиво прямо из бутылки, гонял по экрану телевизора программы и раздумывал, как ему поступить. Может быть, позвонить бывшей теще? Но у него и прежде с ней отношения были не слишком хороши, а теперь она запросто пошлет его куда подальше.

Внезапно на экране мелькнуло лицо Дронина, и Макс заинтересовался. Ведущая с упоением разглагольствовала о шикарной свадьбе олигарха. Решив, что Марианна добилась-таки своего, Макс взял пульт, чтоб переключить канал, но тут крупным планом показали невесту. От неожиданности у него дрогнула рука, и пиво полилось на грудь. Это была Лиза! Необычайно красивая, в изумительном серебристом платье с жемчугом и кружевными вставками.

Продолжая интервью, ведущая спросила, чей работы это великолепное платье, и Дронин с гордостью пояснил, что наряд сшит его женой собственноручно. Она по-настоящему талантлива, и он подумывает открыть в Париже бутик с ее творениями. В конце разговора он нежно поцеловал Лизу и заявил, что для ее завоевания ему пришлось пойти на хитрость, но, как известно, на войне и в любви все способы хороши. И что жена его простила, а мнение остальных ему не интересно.

Потрясенный Макс с силой швырнул в стену бутылку с остатками пива. Осколки разлетелись по всей комнате, украсив ее хлопьями пены, но Макс этого не заметил. Все его мысли были об одном: как же его провели! Под «остальными», мнение которых Дронину было неинтересно, явно подразумевался он, Макс! Выходит, намеки Дронина на Лизино несовершенство были лишь уловками влюбленного мужчины, на которые он купился, как несмышленый карапуз!

Шестая попытка

Двухэтажный купеческий особняк из векового обоженного кирпича резко выделялся среди более молодых бетонных строений, и походил на ворчливого, всем недовольного старикана. Жили в нем доживающие свой век старики, да в последней, шестой, квартире обосновалась молодая парочка, Ксения с Виктором. До них здесь обитала Амалия Петровна, недавно переехавшая к дочери по причине слабого здоровья и задешево сдавшая квартиру внучке старинной подруги. Обретя собственное жилье, Ксюша согласилась разделить его с Виктором.

Виктор был на седьмом небе от счастья. Ксюшу он любил так давно, что даже не помнил, когда это началось. Может быть, с пятого класса? Она, первоклашка, поразила его своими неправдоподобно синими глазами. Он ходил за ней по пятам всю школу, да и потом не выпускал из виду. Но ухаживать начал только пару лет назад, когда Ксюше исполнилось двадцать, и он понял, еще немного, и он окажется в пролете.

Он бы женился сразу, все-таки статус мужа куда надежнее неверного положения сожителя, но Ксюша колебалась. Сошлись на том, что просто поживут вместе, поймут, подходят ли друг другу. Виктор-то был уверен, что Ксюша подходит ему по всем статьям, но вот подходит ли он ей? Пытаясь уверить ее в этом, старался предугадать все ее желания, впрочем, как и любой другой влюбленный мужчина.

Они прожили вместе почти полгода, и Виктор уже всерьез начал надеяться на свадьбу. Денежных проблем он не предвидел, работал он в приличном месте, получал достойную зарплату, но вот как убедить Ксюшу, что из него получится хороший муж?

Он сидел на работе, мечтательно пялился в окно и придумывал для Ксюши веские значительные фразы. От этого приятного занятия его оторвал звонок сотового. Незнакомый женский голос попросил о встрече, добавив, что это касается Ксении. Чувствуя непривычное стеснение в сердце, Виктор согласился.

На обед отправился в скверик, куда его пригласила незнакомка. На ближайшей к входу скамейке его ждала густо накрашенная дамочка лет под тридцать.

– Я Полина. Ты меня не знаешь, Виктор, но я тебя знаю очень хорошо. Мы с Ксюшей давние подружки. Выросли вместе. Я, правда, немножко постарше, но это никогда не имело значения. Она мне всегда доверяла все свои тайны.

При этих словах Виктор насторожился. Начало ему показалось весьма зловещим.

– Ты думаешь, что Ксюша тебя любит?

В ответ Виктор смог только кивнуть.

– Напрасно. – Полина сочувственно улыбнулась. – Ксюша любит своего преподавателя.

Виктор смятенно вкинул бровь. Приняв это за знак недоверия, Полина предложила:

– Давай доедем до универа? Машина у меня рядом. Лучше знать все, чем служить жалкой ширмой.

Виктор подавил внутреннюю дрожь и пошел следом за Полиной.

У корпуса юрфака они и впрямь увидели Ксюшу рядом с высоким симпатичным мужчиной. Полина схватила за руку порывающегося выйти из машины Виктора.

– Стой! Ты куда?

– Спросить все у Ксюши прямо.

– Ты этим поставишь ее в жуткое положение. Она деликатный человек и обижать людей для нее смерти подобно.

Это было правдой, и Виктор остался сидеть в машине, чувствуя, как от волнения начинают неметь кончики пальцев.

Воровато оглянувшись, Полина тихо предложила, будто совершала что-то недозволенное:

– Давай я подслушку включу, у меня есть. – На недоуменный взгляд Виктора пояснила: – Это прибор, усиливающий звук. – И она вытащила небольшую черную трубочку. – Втыкаешь наушники в уши, трубку наводишь на объект, и слушай сколько влезет.

Она подала один малюсенький наушник Виктору, другой вставила себе в ухо. Виктор последовал ее примеру. Голос мужчины доносился смутно, но все же было понятно, что он в чем-то убеждает Ксюшу. Она отвечала чуть слышно, виновато повесив голову. Но вот искаженный помехами женский голос произнес:

– Виктор хороший парень, и я его просто так оставить не могу. Ты же знаешь, что он меня любит. Кто знает, что придет ему в голову? Он такой впечатлительный…

После этих слов Полина выключила подслушку и победно спросила:

– Ну что, все еще не веришь?

Виктор верил, что ему еще оставалось? Хотя ему и было странно, что Ксюша считает его кем-то вроде неврастеника. Он таким никогда не был.

– Понятно. Ксюша девушка правильная и в ответе за тех, кого приручила. Но мне теперь что делать?

Полина нарочито удивилась.

– Да просто уйти, что же еще? И без глупых разборок. Зачем зря волновать Ксюшу? Если ты ее и в самом деле любишь, то уйдешь по-тихому.

Виктор по-тихому уходить не хотел. Ему хотелось крушить все, что попадется под руку. Но Полина права, это просто глупо. Да и Ксюшу было жаль. Если уж в этой истории кому-то придется страдать, то пусть уж лучше это будет он.

Полина заботливо предложила:

– Проще всего уехать, ничего не говоря. И гордость сохранишь, и Ксюшу тревожить не будешь. Надеюсь, ты понимаешь, что это наилучший выход?

Виктор это наилучшим выходом не считал, но в голове у него так шумело от неприятных открытий, что он молча кивнул.

Полина засуетилась.

– Давай поедем прямо сейчас. Ты же можешь отпроситься с работы?

Виктор пожал плечами.

– Могу. Но зачем?

– Да как ты не понимаешь! Если ты встретишься с Ксюшей, сможешь сдержаться и ничего ей не сказать?

– Нет, конечно.

– Вот именно! Так что звони начальнику и едем!

Повинуясь ее напору, Виктор выполнил приказ.

Доехали до дома. Выйдя у подъезда, Полина вознамерилась было подняться вместе с ним, но Виктор был непреклонен:

– Нечего вам делать в Ксюшиной квартире. Вот когда она вернется, тогда и зайдете. Если она пригласит.

Полина была жутко недовольна, но поделать ничего не смогла.

– Ладно, но долго не возись, мне некогда. – Ее голос звучал со странными победными нотками.

Тут Виктор показал, что он не такой послушный мальчуган, каким показался ей вначале.

– Меня ждать не нужно. Я и сам могу такси поймать. А вы уезжайте давайте, нечего меня тут караулить.

Под его испытующим взглядом Полина была вынуждена уехать.

Собрав вещи, Виктор вышел во двор и огляделся. Ему отчаянно не хотелось уходить. Но и мешать Ксюшиному счастью он не мог.

Из-за угла медленно выехало такси и остановилось возле него. Водитель высунулся из приоткрытой дверцы и назойливо предложил:

– Подвезти?

Виктор медленно поднял взгляд на окна оставляемой им квартиры, прощаясь с несбывшимися надеждами. Он уже садился в машину, когда его остановил испуганный вскрик:

– Ты куда?

Он тяжело повернулся, печально глядя на потрясенную Ксюшу.

– Уезжаю.

– Почему?

– Не хочу быть третьим лишним.

Ксюша недоуменно посмотрела ему в лицо.

– Что ты имеешь в виду?

Виктор с болью выдохнул:

– Ты же любишь своего преподавателя! Я сам слышал, как ты сегодня говорила с ним перед зданием юрфака.

Ксюша вспыхнула.

– Ну, да, говорила! О курсовой! Никак не могу ему курсовую сдать! Жуткая зануда! Кто тебе ляпнул, что я его люблю?

– Твоя подруга, Полина.

– Не знаю никаких Полин!

В голове у Виктора несколько прояснело. Он с силой потер лоб, уже обо всем догадавшись. Принялся сопоставлять факты.

– Похоже, что меня разыграли, как первоклашку. Эта твоя псевдоподруга прибор дальней слышимости включила с твоим разговором, явно поддельным. Теперь, когда я успокоился, припоминаю уйму ляпов, но тогда мне было не до смеха.

Он передал Ксюше в подробностях все, что с ним сегодня приключилось. Та была поражена.

– Как ты мог поверить в такой вздор?

Виктор с тяжким вздохом признался:

– Это от неуверенности. Ты же ни разу не сказала мне, что любишь, вот и полезло в голову черт-те что.

Ксюша подрагивающей рукой поправила волосы.

– Я и не знала, что люблю, пока не увидела, что ты уходишь. Мне стало так страшно, что до меня враз дошло, что к чему.

Виктор дотошно уточнил:

– Значит, ты поняла, что меня любишь?

Стыдливо потупившись, Ксюша кивнула.

– И замуж за меня пойдешь?

Она снова кивнула.

– А когда?

В его голосе звучало такое нетерпение, что Ксюша рассмеялась.

– Да хоть сейчас.

Виктор досадливо пробормотал:

– Вот черт! Прямо сейчас не получится. Мы еще и заявление в ЗАГС не подали, а там как минимум месяц ждать надо.

Ксюша счастливо утешила:

– Это неважно! Главное – мы все свои недоразумения уладили!

Виктор согласился:

– Ага! Вот за это нам надо благодарить эту самую Полину. Хотя я до сих пор не пойму, для чего ей все это надо.

Ксюша пристально оглядела дом.

– Слушай, а если нас просто хотели отсюда спровадить?

Виктор недоуменно проследил за ее взглядом.

– Спровадить? Зачем?

Ксюша озаренно воскликнула:

– Особняк ведь старинный, так? Допустим, Полина разузнала, что здесь спрятан клад, и ей нужно избавиться от хозяев хотя бы на пару часов. Ты же слышал, что говорила Ксения Петровна из третьей квартиры? Кто-то шныряет по квартирам, но ничего не берет. Мы еще решили, что у нее мания преследования. А она была права. Поскольку мы можем появиться в квартире в любое время, Полина и решила нас отсюда убрать. Для меня у нее наверняка тоже было что-то припасено.

Виктор практично предложил:

– А давай-ка мы сами клад поищем. Металлоискатель где-нибудь найдем, не проблема.

Ксюша кивнула, и они с воодушевлением отправились в свою квартиру.

Из тени старого клена вынырнула Полина. Шофер такси направился ей навстречу.

– Что, сорвалось? – он был воплощением ехидства. – Я ведь тебя предупреждал!

Полина зафыркала, как разозленная кошка.

– Вот и выдумал бы сам что-нибудь новенькое! Санобработку мы использовали в первой квартире, во второй изображали врачей, в третью проникли, как заурядные взломщики, едва хозяева вышли за порог, в четвертой всучили стариканам билеты на концерт самодеятельности, в пятой отправили бабку на профосмотр. Но все это ерунда. Старики, они доверчивые. Никому из них и в голову не пришло, что нам нужно прошерстить их квартиры.

– Вот и с этим молодняком надо было действовать попроще.

– Проще? Что ты имеешь в виду? Убить и трупы в реку сбросить? Поменьше глупостей говори, умнее будешь! И вообще, я тут ни при чем. Это просто число для нас роковое – шестерка. Нам с ней никогда не везло. Вот и теперь шестая попытка провалилась.

Шофер уныло кивнул головой.

– Самое обидное, найдут эти дураки клад, и, как законопослушные идиоты, сдадут его государству по цене золотого лома. Ни себе, ни людям.

В ответ Полина лишь тяжко вздохнула.

Так оно и оказалось.

Юность, любовь, мечты…

Аня с улыбкой оглянулась по сторонам. Как хорошо все-таки вернуться домой! После целого лета, проведенного с бабушкой на даче, улицы родного города казались очень привлекательными. Она несколько раз подпрыгнула, прогревая мышцы, и неторопливо побежала по дорожке. Ранним утром, как обычно, их школьный стадион с серыми металлическими трибунами был пуст. Она сделала один круг и пошла на второй, когда на площадке перед табло появилось трое парней в дорогих спортивных костюмах.

Увидев Аню, двое из них пренебрежительно захохотали.

– Смотри, Антон, еще одна!

Высокий симпатичный парень внимательно на нее посмотрел и чуть поморщился. Его дружки не унимались.

– Эй, рыжая! Затормози! Не прикидывайся, что ты тут случайно!

Не останавливаясь, Аня пробежала мимо. Парни побежали следом. Обогнав ее, один из них, щуплый и невысокий, обернулся.

– Что, тоже на Антона запала? Сколько тут таких, как ты, перебывало – не счесть! Только запомни – ничего тебе не отломится, не надейся! Антон на таких, как ты, и не смотрит!

Крепкий мускулистый парень в подтверждение этих слов надменно улыбнулся и ускорил бег. Раздосадованная Аня остановилась, сердито топнула ногой и отправилась домой. Продолжать пробежку не было смысла, настроение было безвозвратно испорчено.

На следующий день, 1 сентября, встретилась в школе с одноклассниками. Закадычная подружка Лилька, непривычно возбужденная, тут же утащила ее в угол.

– Анька, ты его видела?

– Кого?

– Антона Пепеляева!

– Я такого не знаю.

– Фу ты, я и забыла, тебя же все лето не было! К нам в двенадцатый класс перешел Антон Пепеляев, знаменитый каратист! У него чемпионских титулов море! Антон такой классный, от него все девчонки балдеют!

Аня вспомнила высокого надменного парня на стадионе.

– Ты же знаешь, что я разного рода знаменитостей терпеть не могу!

– Да ладно тебе! Вот увидишь его и все поймешь! Кстати, я от него просто тащусь! Мы с девчонками несколько раз приходили на стадион, он там каждое утро тренируется.

Аня усмехнулась. Теперь понятно, почему ее заурядная пробежка по стадиону превратилась в войну нервов.

– Ты бегала по стадиону в такую рань?! И какой эффект?

– Да никакого! С ним всегда Лешка с Витькой отираются. Так что я больше туда не хожу. Тем более теперь с Антоном и в школе можно встретиться.

– Желаю удачи. А теперь расскажи, что нового в классе?

Лилька принялась рассказывать, кто куда съездил, кто как выглядит, и Антон был на время забыт.

В следующие дни, чтобы не встречаться больше с самовлюбленным чемпионом и его скандальной свитой, Аня вставала в семь утра. Она пробегала стандартные пять кругов, когда на стадионе появлялся Антон со своими приспешниками.

Не обращая внимания на насмешливые взгляды парней, Аня делала несколько заключительных упражнений и отправлялась домой. У входа на стадион ей постоянно попадалась стайка ярко накрашенных девчонок. Все ясно, отправились соблазнять чемпиона. Никто из них бегать или делать упражнения не собирался, кто же занимается спортом в боевой раскраске? Она же потечет после нескольких минут интенсивных занятий.

Через несколько дней на большой перемене Лилька потащила ее на третий этаж, где занимались выпускники. Отговорки Ани она решительно проигнорировала.

– Ерунда! Хоть посмотришь, какими бывают настоящие парни! А то этот твой Игорь просто хлюпик!

– Игорь вовсе не хлюпик! Вчера он совершенно спокойно перенес меня через огромную лужу у библиотеки. А с этим твоим Антоном я каждый день вижусь на стадионе. Правда, только у входа. Я ухожу, а он заходит. Ничего в нем особенного я не вижу. Самовлюбленный тип, только и всего.

Лилька пораженно взвизгнула:

– Что, ты ходишь на стадион раньше Антона?

– Ну да, мне вовсе не хочется с ним встречаться. Я на стадион хожу бегать, а не парней завлекать.

Лилька молча потащила подружку наверх. В коридоре третьего этажа скопилась настоящая толпа. Главным образом там, естественно, были девчонки, но встречались и парни, которым хотелось взглянуть на чемпиона. Лилька пробралась поближе, не выпуская Анину руку.

Антон с непроницаемым видом стоял возле окна, отвечая на идиотские вопросы поклонниц. Было ясно, что, если бы не школьное правило не оставаться в классе во время перемены, его бы здесь не было. Он шутил, но сам своим шуткам даже не усмехался.

Лилька выдвинулась вперед и спросила:

– А у тебя есть девчонка?

Антон сердито сверкнул глазами, но ответил спокойно:

– Нет.

– А какие девчонки тебе нравятся?

– Те, которые не навязываются. – И неожиданно добавил, в упор глядя на Аню: – Как она.

Все вокруг ошарашено замолчали. Первой опомнилась Аня.

– Спасибо, я и впредь никому навязываться не собираюсь.

Антон внезапно отрыто улыбнулся. Улыбка у него была по-мальчишески озорной. Он с досадой посмотрел по сторонам, и Ане показалось, что, не будь кругом любопытных глаз, он бы добавил что-то еще, гораздо более личное.

Прозвенел звонок, и все бросились по своим классам. Лилька на ходу пыталась проинструктировать Аню, как ей вести себя дольше, но та решительно ее прервала:

– И не собираюсь я бросаться ему на шею! Он, конечно, симпатичный парень, но не настолько, чтобы из-за него изменять своим принципам!

– Ага, это по принципу – старый друг лучше новых двух?

– Конечно! Я Игоря ни на кого менять не собираюсь!

– Вот как? – Лилька от негодования даже замолчала, и молчала целый урок. Но зато на перемене оторвалась по полной программе.

Чего только не выслушала Аня! И то, что она упускает свой шанс, когда ей так откровенно намекнули на возможность более близкого знакомства, и то, что она дура круглая, раз не понимает своего счастья!

На это Аня кратко бросила:

– Чушь!

Лилька хотела было обидеться, но начался урок, и ей пришлось отложить выяснение отношений на потом. Но после занятий Аня быстро собралась и ушла, не дожидаясь подружки. Ей надоели ее поучения и глупые жалобы.

На следующее утро в семь утра она уже бегала по стадиону, глубоко вдыхая свежий осенний воздух. Она бежала в своем темпе, не обращая внимания на время. Внезапно рядом с ней на дорожке оказался какой-то парень. Она повернула голову и поразилась: это был Антон. Он весело ей кивнул:

– Привет!

– Привет! – ее голос прозвучал вяло, без всякого энтузиазма.

– Ты недовольна моим присутствием?

– Честно говоря, я привыкла бегать одна, без компаньонов.

– Ну, извини, я-то думал, что это школьный стадион.

Аня равнодушно пожала плечами.

Антон внимательнее на нее посмотрел. Он впервые встретил девчонку, которой и в самом деле было неприятно его присутствие. Это интриговало и озадачивало. И возбуждало спортивный азарт. Ему захотелось, чтобы она смотрела на него с таким же телячьим восторгом, что и остальные.

– Может, сходим на концерт, на любой, какой захочешь.

– Не хочу.

Антон поспешил уточнить:

– За билеты я заплачу.

Аня фыркнула.

– Я в этом и не сомневалась. Просто не хочу.

– А чего же ты хочешь?

– От тебя – ничего.

– Почему?

Аня возмутилась.

– Чего ты ко мне пристал? Тебе что, обожательниц мало? Решил и меня к ним присоединить?

Это так точно соответствовало его намерениям, что Антон растерялся. Аня решительно предупредила:

– Если ты не отстанешь, мне придется изменить свои привычки. Из-за тебя я и так прихожу сюда на час раньше, чем обычно. Хочешь, чтоб я вообще бросила утренние пробежки?

– Ну что ты, разве я посмею? – обескураженный Антон обогнал ее по внешней дорожке и быстро ушел вперед.

Аня сердито посмотрела ему вслед. Она не могла понять, нравится он ей или нет. Если бы он был обычным парнем, то наверняка бы понравился, высокий, подтянутый, уверенный в себе. Но сейчас он вызывал у нее скорее опасение, чем приязнь. Ничем добрым знакомство с ним кончиться не могло.

В школе Лилька с ней демонстративно не разговаривала. Аня тоже не стремилась мириться, Лилька была далеко не единственной ее подружкой.

После занятий у школы ее ждал Игорь, они собирались с ним рвануть в центральную библиотеку, где работала его мать. Она всегда оставляла для них что-нибудь интересненькое. Они оба очень любили читать. Причем не с монитора, а живые книги. Игорь по-дружески хлопнул Аню по плечу, и они, перешучиваясь, отправились к остановке.

По дороге их обогнал джип с открытым окном, и на Аню сердито взглянули серые глаза Антона. Она поежилась, на нее впервые смотрели таким откровенно мужским взглядом.

Игорь это тоже заметил.

– Это кто?

– Антон Пепеляев.

– Понятно. И что, он на тебя виды имеет?

Аня впервые в жизни не знала, что ему ответить.

– Не знаю. Странный он какой-то.

– Что, ты единственная, кто сказал ему «нет»?

– Похоже на то.

Игорь скептически ухмыльнулся.

– Берегись. Такие типы считают, что девчонки должны виться вокруг них, как мотыльки возле огня, и исключения воспринимают как вызов.

Аня согласно кивнула головой, принимая его предупреждение к сведению, и разговор зашел о другом. Игорь, как обычно, был остроумен и блистал эрудицией, но Ане казалось, что сегодня он как-то непривычно рассеян.

На следующий день Аня шла на стадион с опаской. Ей совершенно не хотелось встречаться с Антоном. Хотя она и считала, что сказала ему все, чтобы отвадить, но вдруг это до него не дошло? Он показался ей на редкость твердолобым. Она пробежала в быстром темпе все пять кругов, но Антона не было. Она с удивлением поняла, что разочарована. Это ей не понравилось. Ей же вовсе не интересен этот Адонис, разве нет?

В школе его не было тоже, но на большой перемене, когда все девчонки их класса собрались у окна в коридоре, выяснилось, что он уехал на соревнования. Лилька, пристально следившая за жизнью своего кумира, предупредила:

– Сегодня в семь вечера будет транслироваться заключительный матч Антона в финале чемпионата Европы по карате среди юношей. Все смотрите обязательно!

Вечером Аня с сомнением взглянула на телевизор, но включать не стала. Ей это ни к чему. Но в восемь раздался звонок сотового. Звонила взбудораженная Лилька.

– Анька, ты смотрела матч?

– Нет, а что случилось?

– Антон победил, а после матча признался тебе в любви! На всю страну! Его спросили, хочет ли он что-то передать, а он сказал – «Я посвящаю этот матч своей любимой девушке Ане!»

У Ани забилось сердце, и к щекам прилила кровь.

– Почему ты думаешь, что это он обо мне? Только в нашем классе три Ани!

– Ну, он же намекал…

– И что? Откуда ты знаешь, кому и на что он еще намекал?

– Какая ты бесчувственная, Анька! Да если бы кто про меня так сказал, да я бы!..

Аня не стала слушать экспрессивные вопли подружки. Попрощалась и отключилась. Потом ей позвонили еще три одноклассницы по этому же поводу. В конце концов она перестала отвечать на звонки.

На следующий день она шла на стадион спокойно, уверенная, что Антона там не будет, не успел же он вернуться? А если и успел, то в такую рань на стадион уж точно не отправится. И ошиблась. Он был там. Немного уставший, но довольный. Аня сухо поздравила его с победой.

– Я это сделал для тебя. Ты слышала, что я сказал после матча?

– Нет, но мне передали. В подробностях.

– И как ты к этому относишься?

– Никак. Это твои проблемы.

Антон схватил ее за руку и остановил. Твердо держа за предплечья, потребовал:

– Мои проблемы? Ты что, с тем дохляком?

– Это мой старый друг. Мне с ним всегда интересно.

– А со мной что, скучно?

Аня ответила вопросом на вопрос:

– А ты знаешь, кто такой Доминго?

– Боксер?

– Певец. Тенор. А Сэлинджер?

– Ракета.

– Американский писатель. Знаешь, я, конечно, понимаю, что ты не разговаривать со мной собираешься, но мне, уж извини, с тобой скучно. Ты просто примитив.

Антон резко отпустил ее руки.

– Примитив? – Он бы шокирован. – Тебе все равно, что я стал чемпионом Европы?

– Это, конечно, достижение. Я тебя уважаю, но не более. Знаешь, я убеждена, что артисты должны быть на сцене, а зрители – в зале. И им не к чему пересекаться. К спортсменам это относится в полной мере.

– Какая ты странная. Старообразная, что ли.

Аня рассмеялась.

– Знаешь, в этом ты солидарен с моей мамой. Она тоже считает, что я не от мира сего. Ну да ладно, мне некогда. Я сюда бегать пришла, а не болтать. Пока!

Она побежала дальше, а Антон отошел к трибуне и сел на скамейку. Он молча наблюдал за Аней, пока она не ушла со стадиона. Ему впервые в жизни было по-настоящему обидно. Раньше он считал, что может все на свете. Но оказалось, что не все.

Но, с другой стороны, что потеряно-то? Да ничего! Она считает, что ей с ним скучно? Но что ему стоит прочитать сотню умных книг? Антон усмехнулся. Не в его характере отступать от первой малюсенькой неудачи! Посмотрим, что она скажет через полгода!

Дорогие читательницы!

Всех, кому нравятся мои книги, приглашаю на свою страницу Вконтакте:

Писательница Татьяна Герцик

Оглавление

Банальная история

Возвращение первой любви

Встреча на дороге

Зеркало

Ирина

Исполнение желаний

Кража

Лифт

Молитва

Мудрый совет

Отпуск в степи

Первый поцелуй

Проверка

Реальная помощь

Роковая женщина

Секретарша

Стул Бывальщина

Уловка

Шестая попытка

Юность, любовь, мечты… Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg