«Кентавромафия»

Кентавромафия (fb2) - Кентавромафия 240K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Валерий Владимирович Митрохин

Валерий МИТРОХИН КЕНТАВРОМАФИЯ роман

Рис И. Ваграмовой

— Говорят, кентавры бессмертны…

Если так, почему же они исчезли?

— Они возвратились на круги своя…

ДЕВЯТКА

Угадайте с трех раз, когда это бывает: деревья одеваются, бабы раздеваются? Шутка! Шутка в духе «Девятки». Так в просторечии называется кафе «Стойло Пегаса». Есть такая забегаловка в самом центре Мифрополя. Двумя, по крайней мере, достоинствами она обладает: недорого и не отравишься…

Называется она так, потому что однажды якобы видели там белоснежного крылатого коня.

Массовый гипноз — дело реальное. А самый сильный из самых известных свальных средств зомбирования — Его Высокоблагородие Алкоголь.

Все это, разумеется, миф. Чего только спьяну не привидится нашему брату. Но с давних пор сначала неформально, а затем и официально здание под номером 9, в котором весь первый этаж как раз и занимает заведение, стало называться «Стойлом».

Отличается оно и своим демократизмом. Здесь можно встретить как бездомного бродягу, так и депутата парламента. За одним столиком можно увидеть мента и бандита. Здесь тусуются всем известные уличные певцы и непризнанные гении… Нередко сюда заходит Хирон горбатый — предводитель местных кентавров.

Время от времени возобновляется слух, что именно он является владельцем этой, как и других, правда, не таких престижных забегаловок. Однако злачные эти точки оформлены на его трех жен, из которых лишь одна четвероногая.

Говорят, красивая чрезвычайно. Говорят, потому что никто её никогда не видел… На приемы Хирон ходит только с лапифками поочередно, но бывает что и сразу с обеими женоподобными подругами. Молодыми, вполне цивилизованно воспитанными аборигенками. От них не веет одуряющим ароматом яйлы, навсегда въевшимся в шкуру того же Горбуна. И если тело Горбуна густо поросло рыжими волосами, то у кобыл, как он их в подпитии, куражась, называет, тело (в отличие от человеческой женщины покрытое лишь густым, никогда не исчезающим загаром) чистое, видимо, благодаря регулярной эпиляции. А что им остается еще?! Детей воспитывают горные кентавры, из коих, говорят, и сам Горбун, а работать своим женам депутат не позволяет.

Вот они и сидят во дворце на краю Мифрополя и лелеют оливковые покровы друг дружки.

Полулюди — полукони

(Миф 1)

Дикие эти существа, обитатели гор и лесных чащ, отличаются буйным нравом и невоздержанностью. Миксантропизм кентавров объясняется тем, что они рождены от Иксиона и тучи, принявшей по воле Зевса облик Геры, на которую покушался Иксион. Кентавры сражаются со своими соседями лапифами (кентавромахия), пытаясь похитить для себя жён из этого племени. Особое место среди кентавров занимают два — Хирон и Фол — воплощение мудрости и благожелательности. Хирон — сын Кроноса и нимфы Филиры — (липы), Фол — сын Селена и нимфы Мелии — «ясеневой», то есть их происхождение уходит в область растительного фетишизма и анимизма. После того как кентавров победил Геракл, они были вытеснены из Фессалии и расселились по всей Греции. Посейдон взял кентавров под свое покровительство. В героических мифах одни кентавры были воспитателями героев (Ясона, Ахилла), другие — враждебны миру героев. Кентавры смертны. Бессмертен только Хирон, но и он, страдая от раны, нечаянно нанесённой ему Гераклом, жаждет умереть и отказывается от бессмертия в обмен на освобождение Зевсом Прометея.

Возвращение кентавров стало довольно длительным, как тогда казалось, нескончаемым процессом. Исторические документы, дошедшие до нас в виде мифов, свидетельствуют, что остров, до сих пор носящий имя этой расы, остается фрагментом некогда великой греческой цивилизации, в которой кентавры занимали свое равноправное место. Посему в результате долгой, и надо отдать должное, гуманитарной борьбы, они все–таки получили в свою пользу весь Таврикий.

Но поскольку остров этот они получили в качестве автономии, то есть формально, и хотя им разрешили здесь распоряжаться всеми гуманитарными сферами, материальную сторону контролировал центр. А это означает, что кентавры так и не смогли стать окончательными хозяевами своей земли. Их по–прежнему ущемляли, в первую очередь, в земельно — пастбищных проблемах. Кентавры требуют себе участки в лесах и на вечнозеленых яйлах. Им же дают солончаковую степь, опаленную зноем уже в начале июля.

Заметки по сути дела

Лапифов легко отличить от других смертных, прежде всего, тем, что они подобны кентаврам своими привычками и манерами. Если ты видишь мужчину, который, закусывая марсалу, посыпает лимонную дольку солью, будь уверен, имя его прапращура Пеней. Так звали бога одноименной реки в Фессалии, дочь которого Стильба родила от Аполлона сына, получившего имя Лапиф.

Еще более распространенным признаком принадлежности к лапифам является сочетание соленых огурцов или селедки с арбузом.

Гомы, называющие себя потомками атлантов, с одинаковым презрением относятся к лапифам и кентаврам. И тех, и других равно окрестив примитивами, они ни при какой погоде не считают их равными себе.

Иксион — отец кентавров

(Миф 2)

Царь лапифов в Фессалии Иксион обещает своему будущему тестю Деионею большие дары за руку его дочери Дии. Но после свадьбы убивает тестя, столкнув в яму с пылающими углями. Так как никто не решается взять на себя ритуальное очищение Иксиона, за это берется Зевс. Сжалившись над Иксионом, громовержец избавляет Иксиона от безумия, постигшего того после убийства тестя, и даже допускает к трапезе богов. На Олимпе Иксион осмеливается домогаться любви богини Геры, и Зевс создаёт её образ из облака, которое от соединения с Иксионом рождает на свет чудовищное потомство — кентавра (или кентавров). Когда же Иксион начинает похваляться своей победой над Герой, Зевс велит привязать его к вечно вращающемуся колесу (по многим версиям мифа, огненному) и забросить на небо. По другому варианту, привязанного к огненному колесу Иксиона Зевс обрекает на вечные муки в тартаре. Наиболее ранняя литературная фиксация мифа об Иксионе — у Пиндара. Огненное колесо, к которому привязан Иксион, некоторые исследователи склонны возводить к представлению о перемещающемся по небосводу солнечном диске.

ТАЙНА КЕНТАВРОВ

1

Мимо окна неуверенно шел, как всегда неожиданный, как всегда опаздывающий южный снег. Он двигался как бы не по своей воле. Он шел, подобно выбившемуся из графика поезду: то быстро, то медленно, втискиваемый незримым всевидящим диспетчером в промежутки между летящими строго по расписанию пассажирскими экспрессами, грузовиками, почтовыми…

Фиридон Тах сладко зевнул и вспомнил…

Мир, в котором только что проснулся Дон, был чужд и безрадостен для него, несмотря на лохматые хлопья за стеклом, попискивание синиц на ветке с пунцовыми ягодами, до которых птички норовили достать, но те висели так неудобно, что малышкам, озабоченно тенькающим, никак было до них не дотянуться.

Фиридон открыл форточку, ловко свернув козью ножку, закурил. Несколько раз затянувшись, отложил самокрутку, и зябнущими пальцами наклонил ветку рябины. Несколько ягод упали на козырек заоконья. Птички, благодарно звеня, набросились на еду. Они привыкли к ним, не боялись этих рук. Руки Дона стали для птичек чем–то таким же незримым, но вездесущим, как для самолета авиадиспетчер.

Птички не замечали перемен в этом, некогда общем для всех тварей земных мире, а теперь ставшем миром только людей. Птички в мире этом не боялись никого из его хозяев, кроме тех, кто для них представлял всегда некую, а чаще всего смертельную угрозу. Более того, в связи со случившимся, все морские животные, звери алчные, скоты и птицы обрели небывалую, просто невозможную в прошлой жизни лафу. Они перестали опасаться за свою жизнь. Те из них, что были плотоядны, конечно же, представляли для остальных угрозу. Но угроза эта была настолько незаметной, настолько неощутимой, что божьи твари могли бы, умей они говорить, сказать друг другу: мы обрели рай. Рай некогда потерянный ими, и как думалось, навсегда. Чего только не предпринимало человечество, чтоб сохранить живописный и разнообразный животный мир Таврикия! Никакие законы и красные книги, никакие защитники природы так и не смогли остановить уничтожение братьев меньших. Бессилие это продолжалось до тех пор, пока в этих краях не воцарились кентавры.

Могучие четвероногие существа без особых усилий приспособили земной мир для своего удобства. Вегетарианцы — они раз и навсегда запретили человеку сразу несколько вещей.

О нет, они не стали истреблять двуногих, как то делали пришельцы в фантастических ужастиках, которыми киноолигархи точили адреналин в сердца впечатлительных сопланетников. Не разрушали дома, не занимали уже заселенные территории. Они оставили человеку все, что он имел, кроме права убивать братьев меньших с гастрономической целью. При этом рекомендовали питаться молоком и продуктами из оного и вкушать растительную пищу. Они были замечательные кулинары. Вскоре большая часть населения Таврикия охотно насыщалась их блюдами. Не отказали они людям и в напитках: пейте, но только вино. Крепкие напитки выдавались лишь тем из желающих, кто отличался отменным здоровьем и отсутствием склонности к пьянству, да и то по весьма уважительным причинам: ко дню рождения, на свадьбу, на похороны и на прочие человеческие праздники. У кентавров были, разумеется, свои языческие торжества, которые они отмечали бурно, но без эксцессов: большими собраниями с плясками и пением, винопитием и оргиями. Но от этих гульбищ ни разу не пострадал ни один человек.

Пришельцы или возвращенцы никого ни к чему не принуждали. Просто они пришли и внесли свой, привычный для себя порядок. Земные женщины нередко отдавались им, несмотря на то, что последствия для многих из них бывали плачевны. Далеко не каждая выдерживала сам акт, не говоря уже о беременности. Далеко не все, искусившиеся умопомрачительными ощущениями, в состоянии были разродиться естественным образом. Многие из них не выживали даже после кесарева сечения.

Не отменили кентавры ни власти, существовавшей на момент их появления на острове, ни привычных для человечества коммуникаций: транспортных, электронных… Так же работали заводы и фабрики, летали самолеты, существовал Интернет. Шли телепередачи. Все было так же, но не совсем.

Наряду с парламентом и правительством, вооруженными силами, городами и селами параллельно существовал мир со своим укладом: своим жильем, своими интересами и законами… Мир, чуждый людскому, но так неожиданно и практически безболезненно изменивший его. Философы трактовали: явление кентавров спасет человечество от казавшейся неизбежной гибели. Земля катилась в бездну небытия… Четвероногие пришельцы пришли остановить это погибельное падение. Ни одного кубометра дыма не увидело с их приходом небо над Таврикием, ни одной сточной трубы не было прокинуто в море. Люди перестали болеть, и некоторые становились долгожителями. Конечно, им далеко еще было до четвероногих пришельцев, которые умирали в далеко за сто лет перевалившем возрасте.

Все это, разумеется, было так. И все же находились недовольные, которые говорили: все это так, да не так.

Мир, чуждый людскому, постоянно, как психическая болезнь, присутствовал и в общественном сознании, и в душах отдельных людей. Он довлел и давил. Он не позволял им сказать о себе даже такую, известную некогда своей банальностью фразу: «Человек — это звучит гордо».

Кентавр — это звучит гордо! Вот что стало правдой, от которой мыслящему человеку стало однажды, раз и навсегда, не по себе. Массивные четвероногие красавцы гор со скрещенными на груди мускулистыми, поросшими шелковистой шерстью, руками могли появиться в любом месте Мифрополя. И если видели привлекательную женщину, тут же начинали свои эволюции, не принуждая ту или иную ни к чему, но только навязывая себя, причем без какого–либо насилия. Приглашали прокатиться верхом на себе, а для слишком непреклонных демонстрировали себя с животной откровенностью. Кентавры, не стесняясь, выставляли напоказ свои мужские прелести. Истекая тонкой, похожей на слюну, субстанцией — аромат ее мог свести с ума практически любую женщину — играли мышцами, трепетали кожей, обмахивались роскошным хвостом, тут же на виду у всех эрегируя детородный орган, размер которого, даже по самым скромным кентаврским возможностям, ни в какое сравнение не шел с человеческим. Поэтому многие, кто хотел избавить себя от искушения, носили в ноздрях специальные, защищающие слизистую фильтры.

Первое время, как вспоминают старожилы, люди доверяли кентаврам больше. Позволяли пожилым пришельцам заниматься с их детьми. Седовласые четвероногие обучали ребят верховой езде, готовить экзотическую пищу, медитировать, и даже (самым способным) открывали кое–какие свои секреты. Например, как пройти сквозь толпу незамеченным или вознестись мыслью в другие миры, один из которых они называли своей прародиной.

Отец Фиридона был одним из таких любимчиков у кентавров. Они вырастили его и воспитали по своим понятиям. Агрипин был высоким и широкоплечим. Казалось, что он отличался от среднестатистического кентавра лишь только тем, что ходил в штанах и на двух ногах. Говорили, он побывал в том самом — одном из миров, которые пришельцы называли своей прародиной, претерпел там некое вмешательство в свой организм, что как раз затем и позволило ему совокупляться с молодой кентаврессой, родившей затем несколько мутов и последним — его — Фиридона.

Дон Тах никогда не виделся со своими братьями, поскольку, как только Клио обнаружила его человеческую неполноценность, она тут же (из жалости к детенышу и любви к мужу) спрятала младенца у родителей Агрипина. Дон и вырос, очень долго не подозревая, что в нем течет кровь столь неприятных ему кентавров.

Со временем, взрослея, Дон Тах стал замечать за собой противоестественную тягу к кентаврессам. Его волновали обнаженные по обычаю пришельцев прелести, так напоминающие женские, особенно их искрящиеся короткой шерстью большие груди. Когда, укрытые гривой и хвостом, они вдруг как бы ненароком обнажались, Фиридона окатывала горячая до дурноты волна, поначалу недоступная рассудку, затем невыносимая своей конкретностью.

Прежде чем умные головы поняли, с какой целью матери, подобные Клио, «прятали» своих неполноценных детей среди человечества, таких, подобных Фиридону, мутов как мужского, так и женского пола появилось немало. Вел ли кто–то статистику, нет ли — кентавры в части точных наук были большие невежды, неважно. Процессом, ставшим неуправляемым, обеспокоились и люди, и кентавры после того, как почувствовали для себя обоюдоострую опасность. Опасность заключалась в том, что из одной утробы могли выйти как верные до гроба братья, так и смертельные враги. Причем число ног тут не имело никакого значения. Как вскоре выяснилось, оно не имело никакого значения и во всем остальном, что так свойственно живому в жизни.

Так сносное (пассивное) сосуществование двух миров, переросшее во взаимное неприятие, постепенно превратилось в противостояние. Развивалось оно, как в свое время и возникало, подспудно. И когда там, в этой скрытой глубине, началась настоящая война, на видимой поверхности долго ничего невозможно было понять. «Мало ли крови исторгает из себя цивилизация!» — рассуждали философы, замечая то там, то сям всплывающие алые круги.

Утолил Дон Тах эту свою, до дурноты головокружительную страсть с Элоною. Он сразу же почувствовал в ней то самое начало, которое вселилось в его крепкое тело с кровью матери. Внешне же эта белокурая кобылка мало чем отличалась от обычной земной девушки: разве что была ростом повыше, да в кости покрупней. Правда, начиная от груди и ниже, гибкое и сильное ее тело было сплошь покрыто густыми, так напоминающими шерсть волосками, что, кстати сказать, было вовсе не обязательным для мутих — представительниц слабого пола мутанов. Фиридону эта особенность не то чтобы нравилась или как–то особенно обостряла чувства. Ему, чтобы потерять голову, доставало ее лошадиного хохотка, сопровождавшегося жаркими испарениями. Бывало, что он по нескольку раз в сутки мог терять эту свою буйную в рыжих кудрях голову. Наивный, он полагал, что рано или поздно Элона понесет и однажды он проснется под рев новорожденного потомка. Это было не разочарование. Это было что–то сравнимое с потерей, когда специалисты заявили, что, по крайней мере, только через два–три поколения мутанам станет доступно зачатие. А это значило, что продление рода своего Фиридон и Элона смогут осуществить лишь с помощью представителей человеческой расы.

Открытие это несло в себе новую угрозу для тех и других, так тесно разместившихся в земном лоне цивилизаций. Живое не может жить без надежды. Надежда для мыслящего — это продолжение себя во времени, прежде всего в детях. И если тебе эта возможность заказана, ты не можешь себя чувствовать счастливым. Разнесчастным человеком (так, по крайней мере, сам себя иногда называл Фиридон) он почувствовал себя, когда Элона предложила тот самый выход. Неизбежный, он был ожидаем, а потому еще более невыносим.

Он ходил и тайком наблюдал за человеком, с которым Элона (разумеется, согласовав с Фиридоном) намеревалась вступить в отношения. С виду Годи Кент был вполне здоровый, крепкий, уже немолодой мужчина: слегка седой, бодрый и веселый… И что немаловажно — просил он за свою услугу вполне умеренные деньги. Фиридон после первых наблюдений стал уже было склоняться к избранному Элоной варианту. Даже перепроверил его медицинскую карточку, разумеется, у своих специалистов, и вдруг в самый последний момент его охватило сомнение. Ему захотелось самому пообщаться с соискателем. Что он и сделал, испросив, разумеется, согласия Элоны. Чего боялся Фиридон? Он и сам толком не понимал. Просто сомневался, сам не зная в чем и отчего. Причем встречи с этим кандидатом он искал с такой тщательностью, так аккуратно, чтобы тот ни при каких обстоятельствах не мог и предположить даже, что его проверяют.

Справка по сути дела

Руководитель службы безопасности движения полковник Фиридон Тах — весьма авторитетная личность во властных кругах. А все потому, что он разработал в свое время оригинальный проект, отменяющий скоростное преследование в пределах Мифрополя.

Речь, конечно же, шла не о банальном ограничении скорости… Дон Тах предлагал начисто отказаться от полицейских гонок на автомобилях. Погони по узким, всегда забитым транспортом улицам наносили неоправданно большой ущерб коммунальному хозяйству, разоряли страховые компании.

После обычных бюрократических проволочек проект попал к Флегию Кенэю. И спикер дал ему ход, к удивлению местных СМИ, которые долго не могли понять, как это можно отказаться от автогонок по городу… ведь это так зрелищно, хотя и травматично, а то и смертельно, не говоря уже о том, что накладно.

У спикера, видимо, были свои, созвучные донтаховским, соображения. Проект проголосовался в парламенте и получил «зеленую улицу». И вскоре, когда весь город был оборудован видеокамерами, ловля угонщиков, бандитов, пытающихся скрыться с места преступления, и прочих нарушителей автомобильных правил превратилась в простую электронную игру. Зафиксированного по ориентировке вели за пределы города, и там брали тепленьким.

Дон Тах в героях не ходил. Всю славу экономиста–гуманиста присвоил себе спикер Флегий Кенэй. Но должное подлинному автору воздал. Полковнику Фиридону Таху было присвоено звание заслуженного историка Таврикия.

2

По ресторанам гуляют сливки,

А я в «Девятке» грызу оливки.

Автор

Беспокойство усилилось, когда Дон обнаружил пристрастие Годи Кента. То, что он тайком в рукав покуривал, как делали многие и мутаны, и человеки, Фиридона не смутило. А то, что он покупает у Костромы Ясновидящей самогонку и пьет ее лошадиными дозами, успокоило ревнивое чувство Фиридона. Пьяница — для зачатия не годился. Фиридон этот вывод сделал сразу, едва только увидал, как этот самый Кент, зайдя в «Стойло Пегаса» — место тусовок молодых кентавриков и кентавресс — в два приема всю поллитруху прибрал. Налил в бокал с грейпфрутовым соком и осушил без передыха за два раза. Насторожило Фиридона место, где он это проделал. Чего ему лезть в табун, если у него есть, должен быть свой человеческий круг общения. Свои, как говориться, собутыльники. Есть или нет? А что если он одиночка?! А что если он извращенец: вот нравится ему находиться среди чуждых ему существ. Хочется среди неприятных испарений кайф поймать. А почему бы и нет? Ведь далеко не каждый мужик людского рода согласится переспать с кобылой. «Так они называют наших баб и в глаза, и за глаза». Фиридон подошел к стойке и потихоньку, показав бармену — полноценному кентавру — зелененькую десятку, кивнул в сторону Годи Кента.

— Завсегдатай, — едва сдерживая ржание, ответил Коструб рассеянно.

Фиридон проследил за его беглыми косяками и увидел веселую блондинку, явно представительницу человеческой половины населения.

— А поподробнее, — Фиридон снова показал зелененькую.

— Каков показ, таков и рассказ?! — заржал бармен, явно желая обратить на себя внимание толстухи. И, похоже, добился своего. Она поднялась и процокала к стойке своими позолоченными подковками по мраморным, давно не мытым щеткой и порошком плитам.

— Мальчики?! — пропела, хмельно растягивая размазанные краской пухлые губы, как это могут делать лишь белокурые земные женщины.

Фиридон хотел было отдать десятку бармену, но вдруг передумал. Перехватил даму и, сунув ей между сисек червонец, потащил к столику, из–за которого она только что выбралась.

— Мутик! Милашка! Я вас насквозь вижу. У меня большой на этом деле опыт. Чистенький. Чего тебя принесло в эту забегаловку?

— Ищу одного… Он с моей бабой спит. Говорят, он тут часто ошивается. А вот, кажется, он и есть. Прикрой меня. Я посмотрю…

— Зачем он тебе? За бабой надо смотреть, а не за теми, кто из жеребца оленя делает…

— Ну, ты смотри мне! — вдруг нарочито посуровел Фиридон, — не заговаривайся. Я злой…

— Ты?! Я вас всех насквозь вижу и людей и коней. Ты — милашка. Чистенький…Добренький. Налей даме соку…

— Коструб! — крикнул бармену. Тот прислал новенькую официантку. Флора — молодая кобылка, на всех четырех мельхиоровые подковки. Ножками от нетерпения перебирает. Позвякивает цепочками… — Принеси даме соку с наполнителем. Поняла?

— Конечно, только даме твоей наверняка довольно, смотри, сейчас под стол свалится.

— Не твое, малявка, дело. Иди и неси, что сказано.

Фиридон дал денег и сделал вид, что продолжает наблюдение за Годи Кентом.

— Ну, куда ты уставился? Или я тебе не мила? Знаешь, какая Рая заводная. Вообще–то зовут меня — Роя, полное имя Киллироя, а тебя?

— Дон.

Роя расхохоталась так басовито, что Фиридон вдруг подумал, что и она мутана, а не женщина.

— Хочешь, я тебя зарифмую? Хочешь? Забавная рифма просится…

— Уймись, а то брошу! — пригрозил Фиридон.

— Не бросай меня? Я вусмерть хочу тебя, — сказала Роя и оглянулась, ища глазами то ли объект, за которым наблюдал Фиридон, то ли официантку на мельхиоровых подковках.

— Ты что, и в самом деле рогоносец? Ну что вашим кобылам надо еще? Вы же такие жеребцы, загляденье.

— Вот и я о том же. Смотри, вот он сидит у столба, с ежиком седым.

— Вижу. И знаю его. Он не наш. Он ваш. Уж ты поверь мне — старой опытной бл… блонде.

Пользуясь врожденной позаимствованной у папаши способностью исчезать в толпе, Фиридон неблагодарно покинул расслабившуюся, почти уверившуюся в хорошем заработке блондинку. Сел за столик к седеющему ёжику. И понял, что тот его бы и так не заметил, потому что пребывал в глухом трансе. Это была даже не медитация. Фиридон знал, что это было. И потому воспользовался еще одной своей нечеловеческой способностью, последовал за своим визави туда, где в тот момент витала его сверхъестественная сущность. Опытный сыщик, он вряд ли позволил бы себе спугнуть столь важную птицу. Заходить так далеко было позволено не всякому мутану, этот путь был доступен не всем, даже из тех, кто потенциально обладал способностью к таким перемещениям. К этому, кроме дара, нужны были навыки. Такому делу серьезно обучали. Впрочем, Фиридон рискнул это сделать самостоятельно, у него получилось и раз, и другой. А на третий — едва ноги оттуда унес. Зато навыки закрепил и заглянул в Зазеркалье. Страну беспрерывного лета, где вечно живут и процветают бессмертные четвероногие его старшие по разуму братья.

Коструб

(Миф 3)

Воплощение плодородия. В языческих ритуалах славян Коструба изображало чучело мужчины (с подчеркнутыми атрибутами пола, сравните Ярила) или женщины (соответствие русской Костроме, сравните украинскую Купалу). Ритуальные похороны Коструба знаменовали переход к весеннему циклу.

3

Основная сущность, каким бы ты ни был мутом, сохранялась не только в полукровках, но и до седьмого, так сказать, колена. И всякий из посвященных, кто проникал в Зазеркалье, не только выглядел как все аборигены прародины, но и на самом деле оказывался четвероногим. В первый свой нелегальный визит туда, Фиридон пережил умопомрачительный момент: ему вдруг помнилось, что он стал конем, как его не такие уж отдаленные предки, и что таковым и останется теперь навсегда. Однако, как все настоящие полицейские, обладавший навыками индукции и дедукции, Фиридон быстро понял, что все эти превращения (а были и другие более приятные) явление временное, дань, так сказать, Вечности, от всякого, кто пересек его запретный пояс: законно или контрабандно. Дело для нелегала могло кончиться весьма плачевно, окажись он в руках тамошней службы безопасности. Как правило, если нелегал попадался, а попадались они всегда, о чем вскоре Фиридон убедится на собственной шкуре, его подвергали отнюдь не допросам, а тщательному, как бы сказали на земле, медосмотру. Подвергали весь его организм самому подробному анализу, сканировали беднягу вдоль и поперек. И тот, не приведи и помилуй, кто оказывался носителем какого–либо вируса, изолировался на долгое даже по зазеркальным понятиям время. Он жил отдельно от всего Кентавриона до тех пор, пока заразу, часто по земным представлениям вполне безобидную, из него не выжигали, как сказали бы опять же на земле, каленым железом. Разумеется, ни о каком возвращении назад нарушитель после этого и мечтать не мог. Оставался он для всего Кентавриона парией, хотя допускался на все праздники и даже участвовал в оргиях. Чаще всего, на правах статиста.

Фиридон занял место за столиком и принял установку на полчаса отсутствия. Он знал, что Седой еще в пути. Потому что еще несколько секунд назад размахивал руками, беседуя с кем–то из постоянных своих собутыльников. Фиридон сразу же определился: Ёжик ушел через зеркальный плафон, помещенный в куполе ресторации. Вообще все свои помещения кентавры строили с такими зеркальными куполами. Четвероногие могли себе позволить вояжи туда и обратно в любое время дня и ночи. Потому и строились столь однообразно. Можно, конечно, было пройти через любое зеркало, правда, но только не менее определенного размера. Зеркало не должно было быть уже плечевого пояса перемещающегося. В противном случае, кентавр бился об него, как рыба об лед, нанося себе травмы, а хозяйству урон.

Ну да хватит о скучном. Фиридон перенесся, а точнее сказать, вознесся, с такой скоростью, что не успел и дух перевести. Уже в начале своего горизонта, что раскрылся перед ним подобно радужному китайскому вееру, он заметил совсем недалеко впереди себя знакомый силуэт с характерной короткой прической. И успел подумать, не сбить бы его с катушек — Ежика моего: пожилой этот все–таки мутило.

Эта мысленная поправка пришлась весьма кстати. Ежика слегка занесло. Не потому что он был пожилым, а потому что, взошедший следом за ним, Фиридон создал нечто подобное трансцедентальному сквозняку, что и сбило нашего Ежика с вектора. И кончено, же было замечено теми, кому следовало это заметить. Ежик шел легально, и его встречали. Фиридон шел незаконно, потому тут же был пойман сетью слежения, назовем их радарами, хотя бы ради относительного понимания техники такого перехода.

4

— Ладно, Алка Голик, — так я теперь буду тебя называть, сказал красивый кентавр пожилому с легкой проседью, выйдя из–за камня, где дожидался своего момента, как за кулисой актер. — Прежде чем телепортироваться назад, ты мне как работнику службы безопасности расскажешь и покажешь все, ради чего ты сюда время от времени шастаешь.

— Ты меня изумил, Фиридон.

— Чем же это?

— Тем, что ничего не зная, попал в самую точку. Я, действительно, существо женского пола. Здесь. А там, откуда мы с тобой только что прилетели, я вообще бесполое нечто.

— Кентавр, почему ты выдаешь себя за человека? Это первый вопрос. И второе. Зачем заморочил голову наивной Элоне?

— Вопросы, в общем–то, простые. Но отвечать мне на них совсем не просто.

— А ты начни. Может, я и пойму что–то и сменю гнев на милость.

— Кентавры пытаются контролировать демографический процесс, который, как мы считаем, вышел из рамок. На земле рождается все больше и больше так называемых мутанов. И мы не знаем, кто из них на кого ориентируется. То есть, кто из них враги кентаврам. А кто — людям. Эта вырвавшаяся из–под контроля агрессивность одних против других ни к чему хорошему не приведет. Мы уже имели однажды такой опыт, где потеряли половину разумного генофонда. Вместо того, чтобы обновить его и укрепить.

— Обновить?

— Вот именно. Для того и создан был этот, как бы сказали на земле, институт подконтрольного зачатия. Чтобы не сами, кто кого сгреб, порождали что получится. А чтобы из самого что ни на есть чистого семени возрождать новую человеческую расу.

— Ты что думаешь, и вправду муты и мутаны сами с этим не в состоянии справиться? Так, во всяком случае, пишет наука.

— Наука и все, что там сегодня есть, это наша парафия. Это мы — тупые, ржущие и жрущие траву, — мы все и пишем. Об этом никто не знает, и потому все верят. И чем дольше будут верить, тем больше мы успеем. Что же касается тебя, то я на твою Элону давно виды имею. Не для того, чтобы, как сказали бы на земле, переспать с нею, а чтобы сделать ее приманкой. Как видишь, мне это удалось. Через нее я вытаскиваю тебя. И сам становлюсь приманкой, за которой ты последовал сюда. Снова. Да, да, милый полициант, твои предыдущие переходы границы границ, были зафиксированы и соответствующим образом оценены. Касаться этого дела я не уполномочен. Да и не знаю из него ничего, кроме того, что сказал только что. Что же касается результативности соития между тобой и очаровательной Элоной, то, я думаю, тебе, если ты, конечно, отсюда выберешься, будет позволено сделать все самому. Во всяком случае, без моего компетентного вмешательства.

— Но как, как бы ты смог это сделать, если ты бесполый?

— Там бесполый! Но не здесь, то есть во «Всегда». Виртуозная имитация акта и никаких гвоздей. И, пожалуйста, парень. Не спрашивай меня больше ни о чем. Мне пора возвращаться, а у тебя, как я случайно был наслышан, тут еще много всяких разных интересных дел…

— Не вздумай бежать от меня. Ты же, наверное, знаешь, что от меня невозможно скрыться.

— Там — да. Но не здесь! Оревуарче, то бишь, аривидерчи, бай — бай, ауфвидер, чао — чао… Седой ежик стал удаляться, словно бы растворяясь в тумане.

— Вот паразит! — пробормотал Фиридон одновременно изумляясь картине улета и досадуя на собственное бессилие что–либо изменить. — Будь это на земле, я бы тебе показал Кузькину мать. — И крикнул вдогонку: — До встречи, Мошенник.

5

Фиридон потерял Ежика на пустынном плоскогорье, где вскоре и сам был взят без особенных приключений и проволочек.

Первый же осмотр (он осуществлялся тут же в одной из штолен плато) показал, что Фиридон для здоровья Кентавриона опасности не представляет. После чего его спустили в долину Роз. Фиридон никогда не отличавшийся чувствительностью, вдруг ощутил необыкновенное состояние. Это был подъем всего самого чистого, что в нем было: духа. Он думал и слышал, что и как в ответ его мыслям отвечают другие, находящиеся рядом с ним кентавры. Правда, поначалу не мог разобраться, кто с ним в тот или иной момент говорит. Потом и этот недочет в его опыте был устранен. Каким–то непостижимым для человеческого разума образом Фиридон тут же узнавал, кто из окружающих к нему обращается. Но самое великое потрясение Фиридона подстерегало под Сферой бесконечной жизни.

Напоминает это сооружение крытый стадион. Но только несравненно более грандиозный. Там, где на стадионе зрительские трибуны, находились бесчисленное множество стоячих мест с поручнями. Кентавры никогда не сидят. Они не знают, что это такое. Кентавры способны, стоя, не только есть, но и спать. Хотя поваляться многие из глубокочтимых кентавров себе позволяют много чаще, нежели то делает молодняк, вырвавшись из учебок на вечнозеленые луга и другие пастбища. А там, где на стадионе поле, располагаются золотые стойла, в которых время от времени появляются их обладатели, чтобы поучаствовать в тех или иных решениях, касающихся судеб Кентавриона.

Судьбу Фиридона решал всего лишь один из обладателей золотого стойла. Освещенный никогда не заходящим солнцем буланогривый кентавр вдруг заговорил с Фиридоном в голос, то есть человеческим языком, что неожиданно очень крепко взволновало бесстрашного нарушителя границы границ.

— Ну, вот мы и свиделись, — разнеся по всему пространству Сферы голос. Он был знаком. Он вроде бы летел из того далекого далека, в котором однажды кончилась жизнь Агрипина, сраженного отравленной стрелой раскрашенного, с перьями в голове землянина. Убийца был из тех, кого, помнится, называли индейцами.

— Да, ты все правильно вспомнил, — продолжал буланохвостый. — Я Фол — твой отец. И я с тех самых, памятных тебе пор, здесь. Все продолжается, сынок, и ты имеешь право это знать…

Так началось для Фиридона познание Вечного порядка. Первой Фиридон узнал одну из вещей, самых недоступных на земле даже самым продвинутым мутам. А именно, убить кентавра невозможно. Пролить кровь — да. Как и вывести из боевого состояния (если можно отнести это понятие к кентаврам, которые никогда не инициировали столкновений). Раненые кентавры досрочно возвращались в Зазеркалье, чтобы продолжить свое вечное существование. А те, кто по земным представлениям проживал свой век, не умирали, как то понималось людьми. Они тоже покидали человеческий мир, отслужив своему делу положенный срок.

— Тебе, сынок, нужно будет сделать выбор. Ты мудрее многих кентавров, потому тебе предстоит решить одну из, быть может, самых непростых дилемм.

— Говори! — ответил Фиридон по–человечески, и голос его тут же раздробился и погас в ослепительном пространстве Сферы.

— Либо ты остаешься здесь, чтобы, как все, ждать назначения в любую другую точку Вечности, либо навсегда возвращаешься на землю, чтобы продолжить путь, по которому шел до сих пор.

— Что значит ждать назначения? И что значит, возвращаешься навсегда?

— Первое — это миссия, подобная той, с которой вернулись на землю наши с тобой, как мы их по–человечески окрестили, предки. Второе, ты становишься человеком. И постепенно в поколениях своих забываешь, что был кентавром.

— А зачем?

— Я тебя понимаю. Мы уже не однажды приходили на землю, чтобы спасти ее разум. И всякий раз платили за это, оставляя там самых лучших из нас. Без этой жертвы разум на Земле, как и в других точках вечности, погибает. Мыслящим существам нужна подпитка нашей вечной кровью…

— Но зачем?

— Не будет в Вечности разума, не будет нас. Не будет разума, не нужна будет и сама Вечность. Как видишь, без разума все теряет смысл.

— Но разве человек с его, часто низменными, и как правило, примитивными амбициями столь важен, что–то значит для Космоса? Как видим, да. Мы живем всегда. Но не всегда понимали это. И однажды решили обойтись без них, без этих, как выяснилось, мизерных, но таких порой могучих импульсов, которые они исторгают в саму Вечность. И потеряли много, катастрофически много таких вот источников — точек Разума. Вечность пережила тогда опасные мгновенья. Вечность едва не погибла. Некоторые, подобные земным, источники мы все же сумели возродить к жизни. Это был отнюдь не всегда эволюционный, как говорят на земле, путь. Сама Вечность по своему образу и подобию творила носителей разума. Да, сынок, Вечность выглядит по–человечески. Она сама гармония. Каждая ее корпускула соткана из немыслимо, на первый взгляд, мизерных человечков. Они беспрерывно рождаются и погибают — вспыхивают, но не гаснут даже при завершении своего дела. Они живут, чтобы дать потомство и снова исчезнуть. Вот он порядок Вечности. Вот как и из чего соткана Она — великая и всесильная, созидающая и продолжающаяся бесконечно… А у нас — кентавров — особая миссия. Мы стоим на страже этого порядка. Быть может, поэтому мы так близки людям и даже немного похожи на них.

— Я понимаю, — ответил Фиридон.

— Теперь ты знаешь все, почти все… И можешь делать свой выбор.

— Почти все? Это значит, есть что–то еще?

— Есть. Уходящие через зеркальный купол Сферы (тут же Фиридон все увидел сам!) перестают быть кентаврами.

— Становятся людьми?

— Становятся теми, кто начнет изгнание бесчинствующих.

— Но ведь бесчинствуют и наши, и люди…

— Тебе придется пройти и это…

— Но почему я?

— Время берет своё! Если ты принадлежишь ему, оно и тебя за собой тащит.

— Согласен?

— Да!

Но это его «да» тут же потонуло в ликующем реве мгновенно заполнившихся трибун. И хотя Фиридон не успел разглядеть, он знал, уходя сквозь сияющую Сферу, ни одного пустого места под куполом в тот момент не было. Все пришли приветствовать своего избранного. Так навсегда Кентаврион прощается со своими спасителями.

6

В «Стойле Пегаса» все шло своим чередом и, похоже, никто не заметил ни ухода, ни возвращения Фиридона. Кроме… конечно же, этих двух: белокурой гетеры и седого ёжика.

Она, эта конь–баба, подошла первая и, совершенно трезво глядя, сказала:.

— Помнишь, как меня зовут?

— Роя… Киллироя!

— Что означает прекраснотекущая. Хочешь убедиться? — блондинка рассмеялась.

И Фиридон понял, что она, и в самом деле, никакая не Роя. А самая что ни на есть натуральная конь–баба, то есть мутана.

— И ты, значит, как это говорят в народе, тоже подсадка?

— Босс, наша Земля — это цирк, а значит, тут имеют место не только зрители, канатоходцы, эквилибристы, но и клоуны со всеми своими фокусами…

— Босс?

— Именно. Отныне. С этого вялотекущего момента я и мои сообщники в твоем полном распоряжении.

— И с чего же мы начнем?

— С начала. То есть с учебы. Вопрос серьезный, и нам, приговоренным его решать, надо этот вопрос как следует изучить. — Киллироя встряхнула головой, и ее буйные золотистые волосы упали гривой; словно сквозная занавесь в окне, скрыли обаятельное широкоскулое, слегка лошадиное лицо.

Лапифы

(Миф 4)

Фессалийское племя, обитавшее в горах и лесах Оссы и Пелиона. Лапифы ведут своё происхождение от Пенея (бога одноименной реки в Фессалии), дочь которого Стильба родила от Аполлона сына Лапифа. Дети Лапифа — лапифы стали родоначальниками семей этого племени. В преданиях о лапифах тесно переплетаются исторические мотивы и мифология. Вероятно, существовало племя лапифов — одно из древнейших постпеласгических племён Фессалии, изгнанных, по преданию, дорийцами.

Само название лапифы означает «каменные», «горные» или «дерзкие», имена их героев: Флегий («пылающий»), Пирифой («сияющий» или «быстрый, как струя»), Стильба («сияющая»), Перифат («сияющий окрест»), Астерион («звёздный»), Исхий («мощный»), Леонтей («львиный»), Коронида («ворона»), Элат («ель») и другие. Лапифы родственны кентаврам (Лапиф и Кентавр — родные братья). Лапифы отличаются диким воинственным и независимым характером, который проявился во время их сражения с кентаврами, приглашенными на свадьбу Пирифоя с Гипподамией и побеждёнными лапифами.

Царь лапифов Пирифой дерзнул отправиться вместе с Тесеем похитить богиню Персефону, за что был навеки прикован к скале в Аиде. К лапифам принадлежит великан–оборотень Кеней. Сын царя лапифов Флогия — Иксион покушался на богиню Геру; сестра Иксиона Коронида изменила Аполлону со смертным лапифом. Лапифы — участники калидонской охоты (на вепря) и похода аргонавтов. Их могущество было сломлено Эгимием — сыном Дора, родоначальника дорийцев, которому помогал Геракл.

— Все проходит и это пройдет, — сказал Соломон, и написали ему эти слова на перстне. И носил царь иудейский этот оберег надписью вовнутрь… Автор

Пирифой (Пиритой)

(Миф 5)

Царь лапифов (первый вариант) является сыном Иксиона и Дии; Второй вариант: Пирифой — сын Зевса и Дии. С именем Пирифоя связан ряд мифов. Как раз на свадьбе Пирифоя и Гипподамии произошла битва лапифов с кентаврами. Тесей участвовал в битве с кентаврами, бесчинствовавшими на этой свадьбе. (Кстати, Полипойт, сын от брака Пирифои и Гипподамии, один из претендентов на руку Елены). Пирифой — участник калидонской охоты, куда прибыл вместе с Тесеем. Дружба с Тесеем была неразрывной. Пирифой помог Тесею похитить двенадцатилетнюю Елену и привезти её в Афины. Пирифой и Тесей вместе пытались похитить Персефону из Аида, и были наказаны. В дальнейшем Геракл освободил Тесея, а Пирифой так и остался в наказание прикованным к камню у входа в Аид, поэтому в походе аргонавтов оба друга не участвовали. Пирифой и Тесей похитили также царицу амазонок Антиопу, ставшую супругой Тесея. Пытались выкрасть жену царя феспротов, но были взяты в плен, а в это время Диоскуры овладели Афинами. Пирифой и Тесей ходили также походом на Лакедемон, дав друг другу клятву верности. В Афинах вблизи академии было святилище IIирифою и Тесею.

Замечание по сути дела

Все врут календари. Великая напраслина эта была воздвигнута греками, чтобы оправдать людей, уничтоживших кентавров.

Нас обманом заманили на ту свадьбу. Напоили и порезали, как скотину. Таким было их жертвоприношение во спасение умирающему от инцеста многобожию Олимпийцев.

Из подслушанного автором

— Приди ко мне в мой сон. Полетаем!

— Ты хозяйка своих снов. Приду я туда или нет, зависит только от тебя.

На Пасху (из беседы Автора с психотерапевтом)

«Яйцо в эти дни обладает особой силой… А воск — он всегда священен. Не зря из него свечи льют. А собирают его самые трудолюбивые и чистые существа…»

ПОДМЕНА

У тебя на уме все одно!

Ну а мне — все одно, все одно…

Автор

— Все у тебя, друг мой, получится. Я знаю это совершенно определенно.

— С чего такая уверенность?

— Ты совсем не похож на них, то есть на нас… Внешне ты типичный лапиф. — Киллироя еще раз критически оглядела Дона Таха.

— Горбуна невозможно провести… Это далеко не простой кентавр. Он чистокровный… аристократ… Не зря же у него такое имя: Хирон

— Перестань! Мало ли какие имена бывают… Главное — тебе нужно понравиться его дочке. Коронида не только красивая баба. Она еще, как немногие из нашего полу, очень чуткая… Просто так, на одном только либидо ее не заморочить… Только Сафо на ночь ей недостаточно. Она из тех, кто вместо кофе по утрам в постельку Гомера требует.

— Я не Гомер, но я скажу гекзаметром, переходящим в ямб…

— Вот именно. Тебе понадобится не только знать все наследия автора Илиады, но еще и эзопов язык.

— Ну и сколько я это, как ты думаешь, смогу выдержать?

— Вот как раз об этом я и хочу у тебя спросить…

— У меня есть Элона. Если ее не посвящать, то ненадолго. Я не хочу ее терять даже во имя вашей великой цели.

— Нашей цели… И она, в самом деле, великая…

— Как только все будет сделано, я скажу Корониде правду и вернусь к Элоне.

— Дело, как говорится, твое. Но не выразить своего мнения я не могу, поскольку просто не имею морального на то права.

— Я весь внимание.

— Ну, кто она такая, эта твоя Элона? Обычная вислозадая лошадь. Коронида же совсем другое дело. Аристократка. Дочь президента. Именно Хирон, пока больше некому, возглавит республику Кентавров. И как следствие — зять, сыгравший основную роль в ее становлении, станет его правой рукой, а значит, со временем, и преемником…

Дон Тах натянуто рассмеялся:

— Но ведь Хирон бессмертен, в отличие от меня.

— Сие есть тайна. И, как всякая, тайна эта может быть рано или поздно раскрыта. Надоест Горбуну руководить, захочется на пенсию. Кому отдавать трон? Разумеется, зятю, потому что сыновей у него нет, только дочки…

— Я подумаю…

— В конце концов, Элона твоя может стать второй женой. А меня возьмешь третьей?! — Теперь рассмеялась Киллироя. Прекраснотекущая встряхнула головой, а ее бурные золотистые волосы упали гривой, словно сквозная занавесь в окне, скрыв обаятельное широкоскулое слегка конястое лицо.

И Фиридон вспомнил её. Это о ней несколько лет назад, когда Флегий Кенэй только восходил на политический Олимп Таврикия, прошел слух как о любовнице рвущегося в депутаты потомка феодосийских конокрадов. Манекур их разоблачила. Ужо, поизгалялась она тогда над этой парочкой. Знала бы, кем станет этот вечно не снимающий хромовых сапог деревенщина, наверняка бы язык попридержала.

Может, и не пришлось бы ей с его воцарением на Таврикии, бежать без оглядки в Киев.

Но ее понесло. Обзывала она будущего спикера, как попало. Даже Паном. Что вовсе ничего общего не имеет с господином по–хохляцки. На местном жаргоне это едва ли не самое хулиганское оскорбление: Козлоногий.

А все почему? Мстила, говорили, она ему. Якобы в молодости Флегий Кенэй нравился Манекур безумно. Обещал жениться, но лишь поматросил…

Получив заказ на сто литров самогона, Ясновидица, пряча за пазуху веские серебряные таланты, сказала, глядя прямо:

— Конечно, я выгоню… Будет, как слеза — без цвета и запаха, но я не могу умолчать об одной важной для тебя вещи…

Годи Кент скроил гримасу вежливого внимания.

— Я знаю, — продолжала Кострома, — зачем тебе столько зелья. Но знаю и другое. То, что ты задумал — пустая затея. И если бы она не грозила обернуться против тех, кто ее замыслил, я бы промолчала.

— А можно, пояснее?! — спросил Годи Кент, но лишь только для того, чтобы не обидеть невниманием старую провидицу.

— Это пророчество, не донос! Яснее не бывает. Могу лишь посоветовать — остановиться, пока есть такая возможность. Я даже деньги готова возвратить…

При упоминании о деньгах, сердце Годи Кента слегка зашлось и на мгновенье остановилось… Но подумал он совсем о другом. Он подумал, что пора и ему сокращать дозы спиртного, поскольку сердце не камень и годики у него давно уже не молодые. Экстрасистолу эту он мельком вспомнит, как вспомнит и всю свою долгую и неправедную жизнь, когда копье пьяного лапифа пронзит ему его большое, способное еще долгие годы сокращаться сердце.

Однако оговорка Костромы запала в душу. И старый заговорщик пересказал ее Киллирое. На что Прекраснотекущая лишь пожала широкими своими плечами, да встряхнула головой, отчего ее бурные золотистые волосы упали гривой, словно сквозная занавесь в окне, скрывая обаятельное широкоскулое, слегка коневатое лицо.

Кострома

(Миф 6)

У восточных славян — воплощение весны и плодородия. В русских обрядах «проводов весны» («проводов Костромы») Кострома — молодая женщина, закутанная в белые простыни, с дубовой веткой в руках, идущая в сопровождении хоровода. При ритуальных похоронах Костромы её воплощает соломенное чучело. Чучело хоронят (сжигают, разрывают на части) с обрядовым оплакиванием и смехом (ср. похороны Кострубоньки, Купалы, Германа, Ярилы и т. п.). Кострома воскресает. Ритуал призван был обеспечить плодородие.

Название «Кострома» связывают с русским «костерь», «костра» и другими обозначениями коры растений; сравните также чешское kostroun, «скелет» (шутливое).

Костерить — снимать стружку! Автор

Флора появилась в «Стойле» при весьма странных обстоятельствах. Красивую, стройную эту кобылку привел председатель Депутатской комиссии по делам кентавров хорунжий Ларан или среди собутыльников Казак–баба. Причем ни в коем случае нельзя тут спутать ударение. Баба произносится с ударение на втором слоге. Не только потому, что Ларан отличался мужественной принципиальностью, носил штаны с лампасами (отсюда — казак), не брал взяток, но еще и потому, что баба (бабай) с тюркского — дед.

В подпитии случается всякое. Так вот однажды хмельная лапифка, которой вдруг не понравился менторский тон, с коим Лорик любил комментировать острые, часто случавшиеся на Таврикии политические моменты, на всё «Стойло» заржав, крикнула: «Эй, казак! Покажи–ка нам свою бабайку! Или у тебя ее нет?!»

В данном случае дискутировалась очередная ситуация, связанная с земельными притязаниями кентавров. На что привыкший в парламенте и не к таким поползновениям Лорик слегка заплетающимся языком ответил: «Сейчас не могу! Бабайка дома!»

«Стойло» так и грохнуло. Что подзадорило дерзкую лапифку, но не повергло в смущение Лорика. Старый политический полемист встал во весь свой непрезентабельный рост, и зычнеющим голосом опытного учителя истории заявил: «Смеются все, кто не знает этимологии этого слова! Она у него двойная. От русского «баба» и тюркского тоже «баба» или «бабай». Отсюда — бабайка. То есть жена деда, бабушка — старушка. Потому и не могу показать бабайку, что моя супруга сейчас мне ужин готовит… Таким образом, и стал в обиходе наш Лорик бабаём. А из оригинальности, свойственной его мышлению, взял себе звучный, пронизанный местным колоритом политический псевдоним: «Ларан–баба».

А странность его протежирования кентаврессы Флоры заключалась в том, что он, как большинство истинных гомов, к женскому полу не питал не то, что горячей, но и вообще никакой сексуальной тяги, свойственной большинству лапифам.

Флора

(миф 7)

(От flos, «цветок»), в римской мифологии богиня цветения колосьев, цветов, садов. Учреждение культа Флоры приписывали Титу Тацию, который воздвиг ей алтарь и дал фламинэ. В праздник в честь Флоры (флоралии) на её алтарь приносили цветущие колосья. По какой–то причине праздник пришёл в забвение и был восстановлен по указанию сивиллиных книг в связи с неурожаями в 173 до н. э. Игры в честь Флоры сопровождались весёлой разнузданностью, при участии простого народа и проституток.

Ларан

(Миф 8)

В этрусской мифологии бог войны. Соответствует греческому Аресу, римскому Марсу. На этрусских зеркалах изображается либо бородатым воином в панцире, со шлемом и мечом, либо обнажённым юношей в шлеме, с копьём в руке.

ДО ВСТРЕЧИ В РЕАЛЕ

Годи Кент придумал, как Дону выйти на дочку Горбуна. Раздобыв ее url — ; и е-mail (korona@list.ru), он посоветовал Дону сымитировать нечаянное Интернет–знакомство. Завести разговор. Постепенно обаять Корониду. И предложить встречу в реале.

Как происходил первый контакт, для тех, кто ориентируется в Инете как рыба в воде, неинтересно, для тех же, кто до сих пор не освоил этот вид связи — бесполезно. Приведу лишь несколько фрагментов этого общения.

Познакомились они в Интернете так. Дон по совету консультанта обратился к завсегдатаям ЧАТ-общения за дополнительной, оригинальной информацией, выдав себя за литератора, пишущего очерк о Кентаврах. Отклики повалили, как из Рога изобилия. Через неделю лже–писатель не знал, куда от них деваться. От Корониды же не было ни звука. Время от времени Дон заходил на ее страницу. Наблюдал за ее эволюциями. Друзей у нее было немало. Порносайты она не посещала. Интересовалась прикладными искусствами, спортом, следила за новостями культуры…

Время от времени Дон листал ее фотоальбомы, смотрел снятые ею же самой видеоролики… Причем, из всего этого трудно было сделать вывод: кто она — эта особа с большими с поволокой глазами, застенчивым взглядом, белоснежным лицом в короне золотых в мелкую кудряшку волос.

На сайтах обитала масса более эффектных девушек и женщин… Коронида же дружила с такими же, как сама скромницами, главным образом, провинциалками.

Дон — Коронида

В конце концов, она решила отреагировать на ненавязчивые посещения Дона. В ответ на подаренный букет белых роз (а послал он ей этот подарок на Женский день) она, поблагодарив, спросила: «Кто ты и что тебе нужно?»

Сразу без обиняков, навязав собеседнику право общаться на «Ты». Что нашему хитрецу было, конечно же, только на руку.

Он ответил прямо:

— Ты мне нравишься. Но я не решался к тебе обратиться, поскольку сомневаюсь…

— Ты хотел бы взаимности?

— Очень.

В ответ на что Коронида записала его в друзья.

После непродолжительного трепа о том и сем он замолчал. Так его научили: взять паузу.

— Куда ты девался?! — первой не выдержала марку Коронида. — Чего молчишь?

После чего Дон продержался еще сутки.

Она звала все настойчивее. И он откликнулся букетом алых роз и каскадом извинений. Мол, пишу очерк. Сроки заказа торопят. Уезжал в провинцию. Там Интернета не оказалось. Торопился. Суетился. Устал зверски…

Короче, ловко свел свое молчание к тому, что скучал и мучился без общения с нею.

— Ну хорошо… уставший, падающий… лишь бы не падший ангел… Я тебя прощаю, — ответила Коронида великодушно, — Я тебя отпускаю. Ненадолго. Отдыхай. Приводи себе в форму и возвращайся.

— Целую! — написал Дон в ответ.

Она не ответила.

И тогда дерзнул еще рискованнее:

— Целую целую в цело! Во втором слове ударение на первом слоге.

Она не ответила.

Испугавшись, он связался с Годи.

Но тот успокоил:

— На такое нахальство уважающая себя женщина обычно не отвечает.

На следующее утро Коронида сама вышла на него.

— Ты мне приснился. Смотрел на меня молча. Но мне было хорошо от этого взгляда.

— Бывает, я все делаю молча. Но чаще всего я говорю слова, которые помогают женщине отдаться чувству полностью…

— Ты был очень нежен, ласков… Но пропитано всё было такой невыразимой грустью… а я была в каком–то платье голубом, которое куда–то улетело… и весь сон какой–то грустно–голубой… даже с таким настроением проснулась. А за окном такой туман…

— Все будет не так… — снова пошел ва–банк наш соблазнитель, — Платье, конечно, улетит. Но тумана в наших отношениях никакого не будет…

А чтобы смягчить напор, добавил:

— Такое тебе приснилось, потому что я очень устал. Уснул поздно… Но с мыслью о тебе.

— Знаю.

— Ты хочешь того, что тебе приснилось?

— И хочу, и боюсь… И не нужно об этом. Мне приятно, что ты вдохновенно работаешь.

Это для тебя важно! А то, что думаешь обо мне все это время, важно для меня.

— Трудно не думать и не говорить об этом…

— Ты прав, эти мысли трудно отбросить, нельзя отмахнуться от них… Так вот, по энергетическим законам твоя сексуальная энергия сублимируется в творческую… (смайлик: «Улыбаюсь!»)

— Да, я снова начал интенсивно сочинять. И это опасно. Эти сублимации, чувствую, превращают меня в импотента. И сделали это со мной женщины. Одна, которую любил без ума, но которая мне отказала. Другая, которую люблю без памяти, но которая мне все еще ничего не дала! Я не мальчик. И в этом смысле очень о себе беспокоюсь. О таких, как я, в народе говорят: сексуально озабоченный…

— Моя агава зацвела, когда мы с тобой стали об этом говорить…

— Я. уверен, она заплодоносит, когда увидит нас в объятиях друг друга!

— А я специально не хочу оборудовать компьютер видеоглазком и микрофоном.

— Так лучше. Это как в темной комнате, когда все наощупь…

— Ты невидимка разве? И к тому же неощутимка?

— Так ты быстрее закончишь своих «Кентавров».

— Видать, самому Богу было угодно, чтобы я закончил эту работу, потому он и прислал тебя мне. Слава тебе, Господи!

— Значит, будем благодарить Всевышнего!

— Так у тебя «Кентавры» твои разрастутся вдвое!

— Процесс этот неуправляем. Автор в нем только средство для достижения окончательного результата.

— Смотри, не застрянь там, в прошлом…

— «Кентавры» не прошлое. Они настоящее…

— Значит ли это, что твой очерк — о нынешних кентаврах… Может, это вовсе не очерк, а роман?

Дон позвонил Годи. И тот поддержал развитее темы. «Слово роман женщину возбуждает. Действуй дальше»

— Ты ясновидица?!

— Я знаю кентавров. Об этом племени не очерки надо писать, а романы сочинять. Такая мифология! Такое прошлое…

— Я думаю так же, как ты…

— А я скажу больше. Твой очерк станет бестселлером. Пиши. Не сомневайся!

«Что такое бестселлер?» — спохватился Дон. Тут же в Яндексе полез в словарь. Нашел ответ быстро. Облегченно вздохнув, вернулся в ЧАТ.

— Спасибо. Ты предрекаешь моей книге особую судьбу, высокий коммерческий успех. Гляди, я так и разбогатеть смогу.

— А ты что, из бедных?

— Да уж не из депутатской семьи…

Она приумолкла. Видимо, переваривала новую информацию.

— Тогда поторопись. Начни издавать свой очерк по частям. Это неплохой, я слыхала, способ пропиариться и заработать… И пиши, пиши его бесконечно. Уверена, клюнут кинематографисты. И сделают сериал…

— Я не хочу так. Делать все надо в удовольствие. Сделал — отдыхай! Отдохнул — приступай к делу… Все самое хорошее непременно кончается, чтобы начаться вновь, и как продолжение (любви) и как новая ласка.

— А как же Элона? — вдруг спросила Коронида.

У Дона слегка потемнело в глазах. Именно в этот момент он понял: игра сделана. Если Коронида дозналась о существовании Элоны, значит, выясняла о нем все. Значит, она хочет большего, нежели все эти недомолвки в чате.

Благодаря предварительным консультациям Дон был готов к ответу на этот вопрос:

— Любовь — как хвост ящерки. Дается дважды. Первую мы теряем, вторую получаем навсегда.

— Так однозначна любовь?

— Отнюдь! Мы любим еще Бога, детей, родину, себя… Это совсем другое. Это сила духа нашего. Она в крови. То есть на всю жизнь. А любовь к женщине — это еще и плоть.

— Ты такой интересный! Пришли мне «Кентавров. Хочу взглянуть хотя бы глазком».

— Не сейчас. Очерк пока сырой… (так научил отвечать Годи). Чуть погодя…

— Ладно. Жду!

От автора

После такого поворота событий Дон вышел на меня.

«Любые бабки даю… напиши хоть что–нибудь… Ты ж профессионал… У меня ситуация…»

И рассказал все, что на тот момент было ему позволено.

За сутки я набросал, что пришло на ум… Сам завелся (тема–то какая!) Стал сочинять. Отдавал Дону. Он тут же переправлял все это Корониде.

Забегая вперед, скажу:

Потом все эти, вчерне написанные главы, я с концами отдал Фиридону. Иначе как бы он смог объяснить Корониде отсутствие у него того самого, якобы сочиняемого им очерка о Кентаврах!? За это, не скупясь, Дон мне заплатил и пообещал, что никогда ни строки из «Кентавров» не опубликует.

Дон — Коронида

(продолжение)

— Нескучная у тебя проза!!!

— …читала и удивлялась, почему ты не обозвал своих «Кентавров» детективом, потом поняла, что очерку этому сложно дать вообще жанровое определение…

— Да уж! Занесло меня…

— Эти девять дней, которые я тебя знаю, буквально потрясли Мой (личный) Мир…

— Неужели прошло всего только 9 дней или уже аж 9 дней!.. Я вот о чем думаю. Если бы нам поселиться под одной крышей, сколько бы радости и счастья я смог тебе дать… А ты мне!

— Но, несмотря ни на что, у меня всё такое же восприятие тебя, как и в первый день, когда я совершенно не знала, кто ты… Даже если бы у тебя не было ни строчки, мое отношение к тебе осталось бы первоначальным…

— Тебе лучше знать.

— Ты привык, чтобы тобой восхищались? Так я это и делаю… Только немного по–другому… негромко и в себе.

— Я не люблю, когда меня хвалят публично. Мне стыдно делается. Особенно если похвала неискренняя. Что чаще всего так и есть. Я люблю, когда мною восхищается женщина, которую я выбрал.

— Мужикам кажется, что они выбирают. Все как раз наоборот. Это вас выбирают…

— Женщина действует из засады, которую она сделала на мужчину. Оттуда её на свою голову и выманивают. Она — охотница, он — жертва…

— Прекрасное объяснение. Сколько же таких, как я (а может и получше меня), ты выманил из онлайн–засады?

— Не скрою, несколько адресаток имеется. Но они мне лишь иногда нужны для консультаций по кентаврам. Они специалистки: мифолог, археолог, историк, этнограф и т. д.

— И неужели ни одна не приглянулась? Не потешила мужское самолюбие откровенным признанием? Не захотела с тобой встретиться в реале?

— Даже если бы не появилась ты, я бы не стал на подобные предложения реагировать. Это не мой стиль. Точнее сказать: не моя натура. Я предпочитаю сам просить у женщины… Но когда это делает она, да еще без какой бы то ни было преамбулы, меня это и смущает, и возмущает.

— Господь Землю сотворил за 7 дней, почему ж полюбить одного человека так иногда сложно, что требуется вся жизнь…

— Вся жизнь требуется, чтобы сберечь любовь. А полюбляют мгновенно.

Счастье, как сердцебиение, постоянно стучится в нашу душу. Автор

— Где ты пропадаешь? Я без тебя провела бессонную ночь.

— Обижаешься?

— Это ты меня обижаешь…

— Чем же?

— Ты испытываешь меня? Мое терпение… Не делай так больше! Не нужно со мною так…

— Вот это и есть недовольство тем, что мы не рядом

— Не огорчай меня, пожалуйста!

— Не хочу, очень не хочу тебя огорчать…

— Ты понимаешь, что происходит?

— Понимаю. Нам пора обняться, а мы все еще воду в ступе толчем.

— Я впервые не знаю, как ответить…

— Надо остановиться, пока не испортили наше чудо.

— Но у меня и так внутри тормоз…

— Давай, пока не случилось непоправимого, прекратим этот диалог. Мы в тупике. И выйти из него можно, только обнявшись…

— Я тебя обнимаю…

— Пока!

Коронида

(Миф 9)

Мы знаем две версии ее происхождения: 1) дочь фессалийца лапифа Флегия, возлюбленная Аполлона. Коронида изменяет ему со смертным человеком Исхием, ожидая рождения ребёнка от бога. Зевс убивает Исхия молнией. Аполлон же поражает Корониду стрелой, но вынимает ребёнка из чрева матери. Аполлон сжигает тело Корониды, а младенца Асклепия, выхваченного из чрева горящей Корониды, передает на воспитание кентавру Хирону;

2) дочь фокидского царя Коронея, которую преследовал Посейдон. Чтобы спасти её от любовных посягательств бога, Афина превратила Корониду в ворону.

— Улыбаюсь! Я люблю своё зеркало, но только, когда я в нём отражаюсь красиво… Оказывается, зеркало — очень опасная штука.

— Я — твое зеркало отныне.

— У меня есть фото в моём альбоме «Коронида», где я стою полуобнажённая, отражаясь в зеркале. «Свет мой, зеркальце, скажи…» — так и называется… Посмотри, если не обратил внимание…

— Я на это фото не могу спокойно смотреть…

— Кстати, этот ракурс возник совершенно случайно, подсмотренный моей сестренкой,16-летней Натали… когда я только надевала новый купальник и собиралась на пляж…

— Неважно, что и как. Важно, что уже тогда снимок этот родился для меня.

— А ты, наверное, прав…

— Может быть, на 100 %.

— Целую нежно! Теперь отпускаю…

— Отпускаешь? Сейчас я уйду, сам не зная куда…

— Куда тебе от меня?! Хотя… может, от меня бежать надо, пока не поздно…

— Это тебе надобно от меня бежать…

— Я понимаю, о чем ты, но я думаю о твоей Элоне. Вы же семья, живёте вместе, под одним кровом… Почему ты считаешь, что ты не нужен своей жене… А если она так не считает?

— Мы с Элоной все обсудили. Но речь ведь ты ведешь не об Элоне. Ты о себе. Я понимаю, тебе нужны мои аргументы. Так знай. Я тебя уже принял в себя. Ты не заметила!? А разве чувство комфорта, которое ты испытываешь, не говорит тебе, что ты уже дома. То есть во мне?!

— Твои усы не колючие?

— Мягкие, как дыхание…

— Хочу убедиться.

— Это значит, что нам пора встретиться в реале!

— Когда и где?

— А вот это решать не мне…

СМОТРИНЫ

В реале они встретились спустя неделю. И организовал им это свидание не кто иной, как сам Горбун.

Проходило все в городских апартаментах четвероного олигарха. До этого Дону не приходилось так близко видеть знаменитого Горбуна. Потому первое несколько минут он чувствовал себя весьма скованно. Отвечал невпопад, потея и заикаясь. Думая при этом, что, видимо, не зря о кентаврах говорят, что все они все в большей или меньшей степени гипнотизеры.

Вблизи Горбун не казался ни величественным, ни громоздким. На шее у него на потемневшей серебряной цепи болталась тяжелая серебряная же пентаграмма. Торс перехватывала кожаная портупея с кобурой для внушительных размеров пистолета (но пустой из уважения к гостю), возможно, кольта. Мускулистые руки в густых рыжих волосах. Был он не подстрижен, но вымыт. Благоухал шампунем или каким–то еще неведомым Дону одеколоном. На плечах — расшитая шерстяной нитью долгополая попона, скрывающая не только горб, но и все, что бывает у мужчин ниже пояса.

— Ну что, брат! Можно я тебя пока так буду называть…

— И это будет правильно, — поддакнул Дон.

— Конечно! Ты ведь не человек, хотя и не кентавр.

— Как все мутаны.

— Не люблю этого слова. Мутаны — уроды. А разве ты или мои дети такие?!

— Нет!

— Вы нормальные. И не глупее человеков… Я скажу больше, часто и поумнее…

Горбун вынул из чернолакового кувшина залитую воском пробку, налил в фарфоровые тонкой работы чаши красного вина, двинул свою навстречу к нему идущей Дона. Сам выпил залпом и пристально глянул на то, как это сделает Дон. В чаше было около полулитра. Такие дозы пивать Дону приходилась. Но не залпом, а переводя дыхание. Потому он, сделав несколько глотков, поставил чашу на высокий инкрустированный столик. В голове слегка зашумело. Под сердцем стало тепло. И Дону захотелось присесть. Однако в гостиной кресел по обычаю кентавров не было.

Горбун хлопнул в ладоши. В гостиной появились несколько мутов с подносами. Они раздвинули стоявший у стены другой стол. Накрыли его. А гостю принесли высокое кресло наподобие тех, что стоят у стоек в барах. Дон забрался на него и тем самым сравнялся с глазами хозяина, пристально глядевшими на него.

— Скажу еще больше. Все эти россказни насчет детородности мутов, как наших двуногих детей человеки окрестили, чистой воды напраслина. Все вы способны к зачатию. И у вас может быть потомство. Но у большинства из вас ничего не получается главным образом потому, что вы зомбированы так называемым общественным мнением. Вас оно сглазило. Вам с колыбели внушается этот порок. Тот из вас, кто сумеет освободиться от наваждения, сможет и ребенка сотворить.

Все, что говорил Горбун, Дон уже слыхал. Но всю эту информацию о засекреченной способности мутов иметь детей считал досужей болтовней. И только теперь впервые воспринял её как достоверность, потому что говорил об этом сам Горбун. Великий неподражаемый Горбун.

— Так почему же те, кто знает, правду, молчат? Почему никто из них (Дон хотел сказать из вас, но язык не повернулся) ничего не делает?

— Пока что нам так лучше. Меньше претензий. Мол, верят, что недетоспобны. Чувствуют себя ущербными, и хорошо. Нас ведь, четвероногих, осталось всего ничего. Какая–то сотня–другая. Но мы знаем, и наши противники знают, что наши двуногие дети способны не только человеков рожать, но и полноценных кентавров. Мы молчим. Не время демонстрировать. Молчание нам помогает выживать. Мы делаем вид, что не знаем истины. И это спасает наше племя…

— А когда? Когда, в таком случае, мы заявим о себе?

— Не знаю. Может быть, это сделают ваши дети. Когда вас будет много. Когда вы станете представлять силу, необоримую силу.

— Четвероногие, то есть настоящие кентавры тоже рождаются. Но мы скрываем это. И нам удается это, потому что рождаются они не так часто, как бы хотелось. Они растут вдали от глаз людских. Рождаются и двуногие. Но мы не афишируем и эти факты. Нам это удается, потому что у нас есть свои роддома. Они в горах в прекрасно оборудованных пещерах… Наши дети вырастают в тайне. Они идут в жизнь с паспортами людей. И многих из них просто невозможно распознать. Уже сегодня таких немало. Мы всюду: во власти, в науке, искусстве, медицине… Но этого мало. Мы не хотим утверждаться через кровопролитие. Мы хотим обрести равноправие умом, а не мечом.

— Когда это будет?

— Будет. Я это знаю, потому и ты сегодня здесь. Пьешь мое вино, пользуешься моим доверием. Ты хочешь жениться на моей дочери? Скажу прямо, меня не интересуют мотивы твоего желания. Я знаю о тебе немало, чтобы доверить Корониду. Но я тебя обязан предупредить. У тебя может быть сколько угодно женщин. Но жена только одна. В противном случае, я изгоню тебя из моей семьи. И не только семьи…

Мут — изгой! Что может быть страшнее: человекам не важен, кентаврам не нужен…

— Сейчас войдет Коронида. Ты готов к встрече с нею?

— Готов!

— А я не уверен. Стоит тебе только взглянуть на нее, встретиться глазами, соприкоснуться… я уже не говорю о большем… — и тебе не захочется расстаться с нею… Таковы наши дочери. Я имею в виду дочерей чистокровных отцов.

Дон дрожащей рукой взял чашу с вином. Подождал, пока Горбун налил себе еще… И когда они со звоном содвинули свой фарфор, вошла Коронида.

Еще Годи Кент заказал Костроме Ясновидящей экстракт из конопельника, оказывающий наркотическое воздействие на организм кентавров — ТГК.

Eupatorium cannabinum — конская грива или конопельник

Посконник коноплевый, или коноплевидный (Eupatorium cannabinum)

Семейство Сложноцветные (Compositae)

Род посконник насчитывает немногим более 40 видов, распространенных в Европе, Восточной Азии и на востоке Северной Америки. В европейской флоре он представлен единственным дикорастущим видом — посконником коноплевым.

Извлекаемое из него вещество Тетрагидроканнабинол, так же известный как, ТГК. является основным (хотя и не единственным) психоактивным веществом, найденным в конопле (Cannabis) (см. также марихуана). ТГК был выделен в 1964 году Рафаелем Мешулам и Йехиелем Гаони в Институте Вейцмана, Реховот, Израиль. При низких температурах ТГК твёрдый и прозрачный, при нагревании становится вязким и клейким. ТГК плохо растворим в воде, но хорошо растворяется в большинстве органических растворителей, таких как чистый метанол, этанол, гексан…

Сам себя не похвалишь, никто не похвалит

Назначая свадьбу на дни майских флоралий, предводитель четвероногого племени и депутат Таврикийского парламента ни сном, ни духом не знал о готовящей бойне.

Он всецело был поглощен подготовкой к свадьбе. Будущий зять с каждым днем, приближающим счастливого отца к торжеству, нравился ему все больше. Именно ему он поручил подготовку сценария свадьбы, оговорив как неукоснительный лишь один момент: пиршество это должно быть не только красочным, но оригинальным, то есть таким, какого еще не было ни у лапифов, ни у гомов, скифов или сарматов… ни, тем более, у кентавров, отличающихся особенной изобретательностью и расточительством.

Дон Тах не нашел ничего лучшего, как обратиться к Автору этих строк. И ваш покорный слуга, разумеется, за приличествующее предстоящему празднику вознаграждение, взял на себя труд сочинения такого сценария. И, как потом было сказано ценителями и заморскими наблюдателями, превзошел не только весь имеющийся на тот момент, в данном жанре исторический опыт своих предшественников, но и самого себя.

НАКАНУНЕ

От Храма бракосочетания молодых везет слон. Животное мужского пола, тщательно вымытое и уснащенное благовониями, изукрашенное золотом и драгоценными камнями, вносит новобрачных в зал «Стойла». Высота до антресолей и пространство помещения позволяли не только животному войти, но и оставаться там, как предполагается, на весь период застолья. Брачный слон все это время почитается как один из почетных гостей свадебного пира. Для него накрыт стол, обильно уставленный экзотическими и местными овощами и фруктами, сладостями и освежающими напитками, поставленными в чанах с таким удобством, чтобы благородное животное могло с легкостью дотянуться до них своею ловкой хтониеподобной рукой.

Предлагается в качестве виночерпиев пригласить греков: поэта–импровизатора Эника (Эней); остроумного и философичного Гену (Диогена); мудрого и афористичного Плата (Платона) (все — друзья Горбуна). После ознакомления со сценарием Хирон вписал еще двоих: блистательного джентльмена от скифов Анахарсиса и его соплеменника баснетворца Эзопа.

По его же просьбе выступить в начале застолья согласился Орфей…

Чтобы не перегружать текст этих записок? я не стану приводить дальнейшие подробности и детали сценария. Желающие получить более полную информацию могут ознакомиться со сценарием как на моем личном сайте / или обратиться ко мне лично по e-mail: wwm@yandex.tavr

Складчина

От скифов: севрюжка свежая для ухи, осетровые балыки, икра паюсная и зернистая, лобанья тоже; керченская малосольная селедка, искрящаяся розовым брюшком сладкая султанка; вяленая, истекающая янтарем кефаль…

От сарматов (опоясанных мечами): сотня бурдюков кобыльего кумыса, и столько же головок овечьего сыра.

От греков: пять центнеров винограда в ящиках и десять бочек вина (на все вкусы)

От турок: полтора пуда табаков; пуд кофе и фунт черного молотого перца к нему, плюс корица и миндальный орех.

От болгар: три воза овощей и всякой зелени.

От китайцев: четыре тюка чая, семь пудов риса.

От иудеев: центнер цитрусовых.

От армян: семь снопов зелени: пастернак, сельдерей, киндза, петрушка, укроп, базилик.

От татар: два бочки бузы.

Из Московии: грузовик ягоды свежей (мороженой), моченой и вяленой: смородина, крыжовник, морошка, брусника, голубика…

Из Киева: пять мешков гречки и центнер красной, как вино изабеллы, свеклы.

Завезли свои продукты и все другие, приглашенные на свадьбу, гости.

Кроме того, некоторые представители от племен прибыли в сопровождении вооруженной свиты не столько для охраны своих вельмож, сколько из традиции, царящей в их культурно — исторической среде:

Для воинов, составляющим свиту от скифов, сарматов, и амазонок, от македонцев, татар и других были накрыты столы на всех прилегающих к «Стойлу» улицах и площади Героев**.

_______________

**Герои — дети богов от земных женщин.

Пиршественное меню

Семьдесят семь блюд выставляют на своих пирах Кентавры.

Вот лишь некоторые.

Салаты: из свеклы с орехами, из свеклы с чесноком и сыром, из одуванчика со сметаной, из вареных яиц с креветками.

Шопский салат (огурцы, помидоры, редис, морковь брынза и трава)

Бывают на столе и такие редкие на сегодня блюда как лобань, запеченный в духовке с овощами и специями (овощи скрадывают рыбный дух) — божественное блюдо.

Маринованные и соленые арбузы.

Акриды с медом — верх кулинарного изыска;

Традиционно обязательные:

Плов фруктовый: айва, чернослив, изюм и кедровые (или другие) орешки…

Плов с мидиями и подсолнечным семенем.

Осетр, фаршированный смесью молотого анчоуса с миндальными орехами.

Анчоус жареный или тушеный с болгарским перцем.

Уха из девяти рыб: севрюга, бакабаш, камбала, ерш, мидия, судак, чуларка, анчоус, барабуля.

Белуга в красном вине (обычно изабелла);

Белуга в белом вине (обычно кокур);

Рыба сырая (по рецептам суши);

Шашлык из красной рыбы, овощей, фруктов;

Рыбный бульон с натуральными ягодой, фруктами и овощами;

Овощные супы;

Вареники, манты, пельмени на любой вкус;

Жареные на масле оливковом овощи и фрукты;

Картофель во всех видах и ингредиент в салатах и гарниром. Особенно запеченный в костре;

Рис, гречка и другие злаки, приготовленные на пару

Оливки во всех видах, обязательно величиной не менее перепелиного яйца;

Яйцо перепелки, поскольку в нем отсутствует холестерин;

Молодые побеги и шишечки хвойных;

Нежные веточки ивы;

Стебли пырея;

Зеленый овес (так и с кашами);

Закуски из проросшего зерна пшеницы, политого гранатовым соком.

Абрикос, запеченный с мидиями.

Почти все блюда, особенно салаты, рыбные нарезки в изобилии сопровождались сочным, свежим и маринованным коняком.***

Блины, оладьи в сладком или остром соусе;

Пресная или слегка подсоленная лепешка;

Пирожки, расстегаи и т. п. (с сыром, рисом яйцом, вареньем, ягодой);

Натуральные овощи, фрукты, ягода…

Вина — красные, белые (сухие);

Шампанское (полусладкое, полусухое, сухое);

Минеральная вода, соки, компоты;

Несколько рецептов кофе: 1. С молотым черным перцем, 2. С миндалем, 3. С гвоздикой;

Чай: зеленый с белым вином, черный — с красным вином;

Мороженое с ягодами и другими наполнителями, в том числе и с хреном;

Пирожное, торты;

_______________

***Коняк, конский щавель (Rumex acutus). Растение, которое кентавры почитают как изысканный деликатес.

Травой этой были уснащены практически все блюда, употребляемые кентаврами

Для подарков Горбун приспособил задний двор «Стойла». Поставил глухие ворота с камерой слежения и сигнализацией.

Вот перечень некоторых из самых дорогих свадебных презентов:

Горбун подарил загородный дом с прислугой, обстановкой и джипом в гараже.

Одиссей: Подарил прогулочно–транспортную яхту

Артемида: Отару овец и табун лошадей

Персефона: Ферму на Тарханкуте — с участком, скотным двором и всею необходимой для ведения хозяйства техникой

Икар: Спортивный трехместный самолет

Бахус: Виноградник на склоне Чатыр — Дага

Деметра: Пастбище на Долгоруковской яйле

Посейдон: Сейнер с сетями, командой и причалом на Азовском море.

Гомер: изданный в подарочном варианте двухтомник «Илиада и Одиссея».

Другие поэты поступили аналогично, презентовав молодоженам бессмертные свои книги. Орфей же преподнес лиру.

Сапфо помимо сборника стихов в телячьей коже, скульптуру себя, исполненную Роденом.

Сизиф — копию камня, который его предок таскал на гору, специально сделанную из уральского малахита…

Были и другие копии. Например, бочка от Диогена из мореного дуба; от пантикапеян последний меч Митридата из русского булата; от россиян шапка Мономаха; от греков шлем Александра великого; от генуэзцев — Джоконда; от татар — лук и колчан со стрелами хана Чингиза.

Нечаянно оказавшийся среди приглашенных Билл Гейтс преподнес коллекцию современных компьютеров: от наручного до космического масштабов… Ну, и так далее…

Груды украшений, рулоны драгоценных тканей, оружие — горячее и холодное; антиквариат…

Внутренний двор был завален подарками так, что не только пройти было невозможно, но и яблоку негде было упасть…

Ковры, гобелены, мебель, посуду и прочую утварь, массу нелепых безделушек, ненужных вещей, большую часть этого добра Горбун намеревался потом выставить в аукционе…

Всего же на обустройство молодой семье было преподнесено свыше десяти тысяч предметов.

ПИР

Впереди свадебного слона, на котором в кабине под балдахином восседали молодые, шел, играя марш Мендельсона, четвероногий аккордеонист Яша.

Народ, собравшийся приветствовать молодоженов, бросал цветы. Но пара находилась так высоко, что букеты часто не долетали до нее. Зато кентавр–музыкант шел усыпанный лепестками. Отчего был счастлив несказанно и вдохновлялся…

В начале этого шествия, когда насладиться зрелищем в подсобку проник Годи Кент. Улучив момент, он отдал Флоре две полулитровые бутылки темного стекла, сказал: «По одной на бочку!». И, словно заведенный трижды, повторил: «Да смотри, бочки не перепутай!» Крепленое вино давайте по моему сигналу. Я сниму шляпу. Как только я сниму шляпу, открывайте бочку с зеленым верхом. Она тут одна такая. Кстати где она?»

Флора показала.

«Гляди, чтоб в нее раньше времени помощнички виночерпия не полезли… Иначе все пойдет насмарку… Никто не должен догадаться, что они пьют… А вот это вылей в бочки с красным верхом. Надеюсь, не перепутаешь, кому из каких… Из красных можно сразу давать… Только…»

Пиршественные столы разместили по периметру зала. Для четвероногих ряд был накрыт вдоль правой от входа стороны. Столы для почетных гостей стояли у противоположной стороны. Слону отвели место слева от входа, рядом казачеством.

Лапифы, скифы, амазонки и другие разместились на антресолях… Сверху зал смотрелся театром. И попавшие на второй ярус заведения остались довольны.

Первым в зал ступил Горбун. Одетый в расшитую золотом изукрашенную камнями попону с роскошной цветочно–фруктовой гирляндой на шее, он нес в правой руке позолоченную булаву, а в левой жезл — символ своего главенства над всеми кентаврами. Этими знаками Хирон демонстрировал не только родительскую власть на свадьбе, но и свое предводительское качество.

Ударив жезлом в литавры, Хирон тем самым дал сигнал гостям входить и рассаживаться. Вся разноплеменная знать валом повалила в «Стойло». Ориентируемая помощниками виночерпия стала, рассаживаться по лавкам, укрытым тяжелыми коврами. Самые нетерпеливые тут же принялись опустошать наполненные чаши, не дожидаясь приглашения и, не стесняясь, закусывать…

— Сограждане! — громко и торжественно обратился к собравшимся Хирон. — Сегодня все мы не столько и не только участвуем в свадьбе моей дочери Корониды. Сегодня происходит нечто более важное. Мы с вами являемся участниками и свидетелями исторического, я бы сказал эпохального события. На ваших глазах совершается, может быть, самая значимая смычка между человеком и кентавром. Да будут счастливы дети двух рас, решившиеся на соитие во имя будущего. Да здравствует извечная дружба между нашими цивилизациями! Благослови нас, Космос!

— Ура! Ура! Ура! — встал, гремя оружием, зал.

От имени спикера выступил его советник по межрасовым вопросам — унылый с начесом на лысину интеллектуал Дор Фукинзон:

— Господа! Председатель нашего парламента сегодня, к большому своему сожалению, отбыл в центр на встречу с главой государства. Посему текст своего приветствия он поручил зачитать мне, что я и делаю, искренне разделяя все, сказанное ниже, и почитаю данное выступление на столь представительном собрании граждан Таврикия для себя высокой честью.

Итак!

«Высокочтимый господин Хирон, многоуважаемые гости Мифрополя, счастливая супружеская пара: Дон Тах и Коронида!» — пишет спикер.

Реплики в застолье лапифов:

«Сам все написал, а нам лапшу вешает!»

«Ты так думаешь?»

«Не сомневаюсь! Во–первых, самому Кенею не до поздравительных открыток. Во–вторых, он двух слов связать не в состоянии… Полный баран!»

«Зато казнокрад ловкий!»

«А почему его Казнокрадом окрестили?»

«Народ знает своих героев».

«…Разрешите всех вас поздравить с выдающимся историко–гуманитарным событием. Оно поистине таковое, поскольку впервые в истории Таврикия происходит слияние двух некогда непримиримых рас: человеческой и кентаврийской.

Все мы с вами люди цивилизованные и давно понимаем, что подобные шаги навстречу друг другу мы непременно бы рано или позже сделали. От этого, как говорится, никуда нам всем, живущим на благословенном нашем острове, не деться. Так давайте же отпразднуем это событие достойно цивилизованным гражданам цивилизованного государства, как поется в нашем общем эпосе, все распри позабыв. И безоглядно, подобно нашей прекрасной молодой паре, бросимся в объятия друг друга…»

Реплики в зале, утонувшие в общем гуле, но хорошо расслышанные автором этой истории:

«Одно слово — гомы. У них, белотелых, одно на уме…»

«Что, и этот гом?»

«Иначе бы его просто не допустили к телу главного гома».

«Потому они и выдают себя потомками атлантов! Мол, мы сверхчеловеки!»

«А были хоть они, эти атланты когда–то? Или это все фантазии пьяницы Платона?».

«С чего ты решил, что он пьяница?»

«Все писатели алкаши!»

«Тоже верно!»

«…В результате чего пусть родится новое сообщество, для которого никогда не будет конфликтных проблем. Тогда и все другие вопросы мы сможем решить…»

Реплики продолжаются:

«Вот тебе и ответ на все вопросы. До сих пор ничего, оказывается, нельзя было добиться, только потому, что люди и кентавры никак не решались официально совокупиться!»

«И ты веришь, что этот Дон человек?! Голову на отсечение даю — он один из них — из кентавров!»

«Внешне они стали неотличимы от нас».

«У него нос пирамидкой. Это и есть один из верных признаков для мутов».

«А еще какие знаешь признаки?»

«Они все шерстистые: от кадыка до самых до окраин…»

«Политика! Везде одна только политика!»

«Руки на этих мутов и гомов чешутся. Поубивал бы всех!»

«…История пишется кровью. Мы знаем. Но история, к сожалению, нередко переписывается черными чернилами. Мы ничего переписывать не станем. Мы сделаем выводы и, ничего не позабыв, пойдем вперед и выше в светлое, отныне общее для всех нас, единое будущее.

Так будем же счастливы в семье дружной новой!

И пусть наш общий дом будет полон радости, как эта чаша, которую держит сейчас каждый, вином!

Председатель Верховного Совета автономной республики Таврикий Флегий Кенэй.

Мифрополь

9 мая 200… года»

— Ура! Ура! Ура! — встал, гремя оружием, зал.

После чего к Дору Фукинзону присоединился желтолицый страдающий циррозом печени Тит Кострубонька — министр культуры Таврикия. Оба чиновника вручили Хирону Почетную грамоту правительства и знак заслуженного деятеля истории — позолоченный муляж Таврикия.

На этот раз троекратное «Ура!» слилось в единый продолжительный рев.

А когда он стих, нетерпеливо сжимая чаши с вином в ожидании первого крика «Горько!», в тридцать луженых глоток прокричали свое троекратное «Любо!» казаки.

(Забегая вперед, замечу. Дор Фукинзон и Тит Кострубонька и другие представители официальных кругов автономии покинули «Стойло» по протоколу — после третьей, официально провозглашенной чаши).

Потом было слово «Горько». После такого ора оно выпорхнуло из уст предводителя кентавров и отца свежеиспеченных молодоженов тихой птицей. И полетело, и было расслышано всеми, кто хотел. А хотели все, потому, когда губы новобрачных слились, «Стойло» зашлось аплодисментами, воем и воплями вожделенного восторга.

Флегий

(Миф 10)

В греческой мифологии сын Ареса, отец Иксиона и Корониды. И хотя по «Илиаде» племя флегийцев локализуется в Фессалии, большинство поздних источников называют флегийцев царём беотийского Орхомена.

Флегию приписываются всякого рода нечестивые поступки: попытка ограбить храм Аполлона в Дельфах — (за это он, видимо, и терпит мучения в аиде); подготовка разбойничьего нападения на Пелопоннес, для чего Флегий совершает путешествие со шпионской целью. Сопровождающая его Коронида разрешается от бремени Асклепием в Эпидавре (Именно здесь в историческое время было святилище великого врачевателя Асклепия).

После первого отцовского тоста последовали поздравления от почетных виночерпиев, только что объявленных Хироном. За ними зазвучали одна за другой здравицы от знатных гостей. И каждая из них сопровождалась живописным номером художественной самодеятельности.

«Пиф, паф! Паф, пиф!

Поздравляет вас лапиф!»

— обращаясь к молодоженам, сидящим на отдельной антресоли над столом кентавров, кричал виночерпий.

И тут же с галереи, занимаемой лапифами, с гиком и свистом спрыгнули семеро молодцов и, дико вращая дротиками, сплясали что–то отдаленно напоминающее грузинскую лезгинку.

Бал только начинался, потому поздравления звучали внятно и интеллигентно.

Вот, например, какие дифирамбы произнес глава армянской общины:

Умирая, старый еврей собрал возле себя семью и говорит «Дети мои!» Я закачиваю бренное бытие и ухожу к Богу. Я уже вижу, он ждет меня. Машет мне и улыбается. Я счастлив, потому Всевышний меня любит. Всю жизнь Он помогал мне, подсказывал, как поступать, поддерживал материально в трудные годы.

Глядя на вас, детки, хочу спросить, почему все плачут, а мой любимый внучок Карапет улыбается? Кто догадается, станет старейшим вместо меня.

— Даже если годами не вышел? — уточняет Карапет.

— Возраст не имеет значения, если ты мудрый.

Карапет подходит к своему отцу, не самому умному из всех сыновей умирающего и что–то шепчет тому на ухо.

Глупец радостно улыбается, готовый дать правильный ответ.

Семья начинает волноваться:

— Так нечестно. Каждый сам за себя должен ответить…

— Если бы мы жили каждый сам по себе, — говорит старик, — что бы это было. Ни денег, ни дома, ни семьи!.. А так у каждого из вас, дети мои, и дом, и машина, и виноградник, и отара баранов… у каждого из вас или ферма, или фирма. Вот мой милый и любимый внучок Карапет это понимает. Он за отца беспокоится. Подсказывает ему. А я делаю его отца старшим.

— Но ведь он самый младший?! — возмутились сыновья.

— Зато сына правильно воспитал…

— Грачик! — подойди скажи мне на ухо, что тебе Карапет сказал.

Грачик, смутившись, наклонился и что–то прошептал дедушке.

Старик заплакал и умер.

Так выпьем за то, чтобы наши дети были умнее нас! А наши отцы плакали только от радости!

— Так от чего же заплакал старик? И что прошептал на ухо Грачику его сын?

Карапет сказал:

«Папа, сейчас мы их всех сделаем!»

— За ваших умных детей, молодые!

После этих слов вышла армянка с большой грудью и роскошными бедрами. Гортанная ее песня рассказывала о древнем ее народе, который жил уже тогда, когда туча родила первого кентавра.

Потом начался конкурс частушки:

Вдоль застолья была пущена легкая серебряная чаша. И каждый, кто бросал в нее монету, должен был продолжать частушку, начатую московским князем Мустафой, пожелавшим дому новобрачных стать полной чашей:

Частушка

Пью бузу —

Люблю грозу

Пью сливянку —

Люблю славянку.

Кушаю манку —

Люблю армянку…

Нет полушки —

Не найдешь подружки…

и т. д.

Тот, кто не выдерживал тяжести чаши, тому давалось слово для тоста вне очереди. Такой человек преподносил собранные деньги жениху и провозглашал здравицу.

Фразы в ходе застолья

— Говоришь, разговелся шашлыком из баранины? Подобных радостей в моей жизни давно уже нет. Причины разные, в том числе и вегетарианство, которое для меня скорее следствие, нежели причина…

— Яйцо в эти дни обладает особой силой… А воск он всегда священен. Не зря из него свечи льют. А собирают его самые трудолюбивые и чистые существа…

— Все у тебя, друг мой, получится. Я знаю это совершенно определенно.

— Все проходит и это пройдет, — сказал Соломон и написали ему эти слова на перстне. И носил он этот оберег надписью вовнутрь…

— Навсегда, увы, ничего не бывает. Я говорю об этом с горечью, потому что, как ты, всегда хочу навсегда.

— Не смущайся, ради Бога! Так бывает у женщин, пока они увлечены.

— Я неспокойный очень, потому одинокий. Это хорошо для творчества, но плохо для жизни. Почитай мои стихи. Там всё. Ты умная, прочтешь и между строк.

— Приглашаю на премьеру «Тавромафии»…

— А что означает это сложное слово?

— Это неологизм. Кстати, мною же придуман как название ко мною же написанной пьесе, поставленной мною на сцене имени меня…

— «Кентавров» я начал писать 29.01.07. Сочинил несколько глав и забросил все без особой надежды на продолжение работы. Просто я не знал, что делать дальше. Оказывается, мне нужно было время, чтобы в сознании изгладились ложные представления о сюжете. 29.04.08 я вернулся к роману. И спустя месяц благополучно разрешился этим бременем.

— Я тоже свободен и независим. Я одиночка. Всю жизнь. Не могу больше. Помнишь: чем продолжительней молчанье, тем удивительнее речь. Поменяй молчанье на одиночество. Это одно и то же. Моим речам удивляются. А я в тоске.

Тост Анахарсиса*

Мудрый сказал однажды:

Первая чаша от жажды;

Вторая — для куражу,

(с которым я не дружу);

Что третья чаша для кайфа,

Знают: и Кафа, и Хайфа…

Четвертая чаша моя —

Она для безумия.

________________

* Скифский поэт, один из семи мудрецов античного мира.

Убит братом — скифским царем Савлием (5 век до н. э.)

— за вольнодумство, стремление к государственным реформам…

Тост Гены (Диогена)

Вину в забитой бочке не до шуток.

Путь к совершенству — это промежуток,

Который длится пять и десять лет,

А иногда всего пятнадцать суток!

Провозгласив тост, Гена добавил: «Эти стихи сочинил мой друг поэт Владимир Орлов!». И хмельно, раскрасневшись, закричал:

— Так выпьем же за то, чтоб совершенство содержимого бочки стало примером крепости и духом, и градусами!»

«Будет вам сейчас и духом и градусами!» — зло пробормотала Элона, выливая содержимое бутылок в бочки с красным верхом.

«Ничего не перепутала?» — спросила Флора.

«Смотрите, подружки! Надо нам сегодня сработать наверняка!» — добавила Киллироя.

По традиции, свойственной пирам, на свадьбе был объявлен турнир поэтов. Каждый из тех, кто пожелал прочесть свой шедевр, объявлялся громогласно с использованием цветистых комплиментов.

Тамада сооружал эти комплименты отталкиваясь от имен, заявленных загодя. А поскольку Таврикий и Мифрополь прямые наследники эллинистического прошлого, то поэты, живущие здесь, выбирали себе самые славные, самые великие имена. Возможно, благодаря такой традиции и таким вот образом бессмертные мужи и герои оставались в памяти самых простых своих потомков, которые, не стесняясь величия предков, давали их имена своим потомкам.

ТУРНИР ПОЭТОВ

открыл тучный невысокий совершенно лысый с женоподобным голосом евпаториец Диоген:

— Внимание, внимание сограждане!

Начинает нашу словесную олимпиаду Архилох!

Великий скиталец, воин, сатирик, эпиграммист.7 Век до н. э.

Автор, заявивший себя Архилохом, широкоплечий атлет в возрасте поднялся с керамической чашей в руке. И прежде чем, начать, перевернул ее вверх дном, как бы показывая, насколько она пуста.

Голос у него был с хрипотцой, что весьма соответствовало содержанию его произведения.

Эсхила читай на похмелье —

Бессилие превозмоги.

От яда вчерашнего зелья

Тебе он очистит мозги.

Петрарку читай и Гомера,

Когда за душой ни гроша,

Когда похмелиться мадеры

Убитая просит душа.

Челлини читай и покруче,

К примеру, де Форжа Парни.

Быть может, Ригведу. А лучше

Чего–нибудь сам сочини.

Кончив под бурные овации, едва кивнув курчавой свой головой гордеца, наперед знающего, что его примут и поощрят, он повернул чашу правильно, подставил ее под кроваво красную струю марсалы, поднесенной проворным помощником виночерпия.

А тут уже объявляют Анакреона. Великого своей утонченностью эротика.

— Анакреон! 5‑й век до нашей эры!

Поэт, живший при дворе тиранов, неповторимо воспевший любовную страсть во всех ее проявлениях. Стихи сего великого рыцаря любви переведены на все языки мира. Встречайте гения любви!!!

Под одобрительные выкрики на помост у стены поднялся в небрежно накинутой тоге высокий костлявого телосложения старик и нараспев, звонким, но мужественным голосом, начал:

Ложусь попозже, просыпаюсь рано.

Дыхание твое благоуханно.

Оно прекрасно, словно мед с гвоздикой.

Уста изысканны, подобно розе дикой.

Стрекозы поцелуев возле рта.

Сосцы и грудь — два солнечных крота.

Улитка виноградная пупка

Загадочно глядит из тупика.

Рассветный шмель, гудящий непреклонно —

Весь золотой, как медуницы лоно.

Таится в зарослях сиреневый росток,

От страха завернувшись в лепесток…

В этот момент среди казаков, словно пламя на углях вспыхнуло некоторое движение. И вот уже оттуда на середину зала выскочил совсем не по–казачьи одетый, но в папахе–кубанке человечек. Он стал, зычно гикая и слегка бранясь, отплясывать жигу. Видя такую картину, заскучавший было аккордеонист Яша принялся ему подыгрывать, бия копытом в мраморный пол. Свежеподкованный, он высекал искру. И хотя вовсю работали кондиционеры, запахло озоном.

Надолго танцора явно не хватало. Раскрасневшийся, задыхающийся, он сорвал шапку и, кинув ее в казачество, под улюлюканье и свист последнего нарочито растянулся на полу.

Об инциденте тут же забыли, поскольку продолжался турнир поэтов.

И вот уже под гром аплодисментов и хмельной рев на помост поднимается крепыш лет тридцати. Он в косоворотке, повязанной золоченым шнурком. И совсем никому непонятно: где начинаются приветствия в его адрес и кончаются возгласы восторга в адрес предыдущего оратора.

Афинянин Солон! — старается перекричать бурю пира Диоген. — Законодатель и поэт. 6 век до н. э.

В «Стойле» воцаряется тишина. Все знают у Солона тихий голос. Но вдруг, что такое?! Он говорит и все слышат его даже на антресолях, где расположились скифы и лапифы:

В этой вазе типа амфоры

Три тюльпана, как метафоры,

Испускают аромат —

Не мгновенный тонкий яд.

Словно кадмия мазки,

Холст пятнают лепестки.

Отпадают,

Опадают,

Шелестят, как мотыльки.

Не от нашего ль дыханья

Эти сутки напролет —

Звук шуршанья, звук порханья,

Звук спасения: рот в рот?

Как на белую рубаху,

Потекли зари ресницы.

Этим всхлипам вторят птицы

Музыкой, подобной Баху.

Слышишь красный стон тюльпана,

Видишь красный тон зари,

Мы с тобой проснулись рано,

Ничего не говори.

Как плоды шелковицы —

Три сестры — сокровницы.

Верю в Веру и в Надежду,

И, конечно же, в Любовь.

Вновь испортила одежду

Несмываемая кровь.

Откуда ни возьмись, выскакивает Витя Романенко — оператор местного телеканала. Схватывает крепыша в объятия и плачет, чудак–человек.

Солон еще не выпил чашу, как на помост выходит одетый от Версачи джентльмен.

Диоген выкрикивает его имя. Делает он это с особым почтением и с придыханием:

— Каллимах! Иронист и философ! Директор Александрийской библиотеки! Египет. 3 век до н. э.

Слегка картавя, плохо скрывая арабский акцент, Каллимах начинает:

— А я вам прочту три коротких иронических эпиграммы, родившиеся в разное время и по разным поводам.

Первая:

Жила — была в Итаке Пенелопа.

Красоткой восхищалась вся Европа.

С тех самых пор не замечал ни разу я,

Чтоб Пенелопой восхищалась Азия.

Вторая:

Обыскались Атлантиду.

Ну, а ежели она

Превратилась в Антарктиду

И под снегом не видна?!

Третья:

Тебя другому предпочла жена?

Что ж, посылай ее по алфавиту.

Но не таи на женщину обиду,

Когда пошлет по азбуке она.

— Внимание! — пробиваясь сквозь аплодисменты, пытаясь отвлечь внимание на себя, вопиет Диоген. И делает это специально, Каллимах не пьет. Ему как раз наполняют чашу, а он, лишь пригубив, отставляет ее. Подобное поведение понятно, но только для тех, кто трезв. Аудитория же к данному моменту находилась под хорошим градусом. И могла непредсказуемо отреагировать…

Однако этого, слава Богу, не случилось

И вот уже Диоген нараспев, как глашатай на ринге, объявляет имя очередного бойца:

— Валериус! Любимец граждан Феодосии, Пантикапея, Фанагории, Горгиппии и других полисов Боспора. Поэтический учитель Митридата VI Евпатора. Валериус!!!

1 век до н. э.

Крепко стоящий на ногах, не выходя из застолья, где сидел между Анахарсисом и Анакреоном, седоголовый невысокий толстяк, дожевывал очередную оливку, простодушно дослушал аплодисменты, пересыпаемые невнятными выкриками заметно охмелевшей аудитории, и начал:

Ты улыбалась, глядя на меня.

Ты вытирала макияж и слезы.

В меня входила на рассвете дня,

Полуночные наблюдала позы.

Читая тайну на лице твоем,

Так свойственную чувственной натуре,

Я искажал в себе, как водоем,

Изъяны потрясающей фигуры.

Ты уходила. Я пустел и ждал,

Когда во мне ты отразишься снова,

Когда исполнишь сердце светом слова,

Когда наполнишь, как вином, бокал.

Твой свет живет в пространстве анфилад.

Но он там слабнет по закону Ома..

Я помню все. И тот последний взгляд,

Когда ты собралась уйти к другому.

Когда ушла ты, опустел мой дом.

Я стал обычным крашеным стеклом.

Я — зеркало. В него смотрелась ты.

Как дальше жить без этой красоты?!

— Эмпедокл!!! Поэт, врач, философ, политический деятель. Автор поэм «О природе» и «Очищение». В подтверждение своей божественности бросился в кратер Этны. И доказал. Что бессмертие существует. Вот он перед нами — цел и невредим. 5 век до н. э.

Эмпедокл, красивый и молодой, начинает, хмельно и весело скандируя каждое слово:

Был, конечно, древним греком

Безупречный предок мой.

Был хорошим человеком…

Но, входя к себе домой,

Он крушил свой мир в осколки,

Он искал на книжной полке

Анахарсиса или же

Диогена. Тот был ближе

И понятнее. Но тут

На баклагу натыкался,

(Назывался так сосуд),

В коем бился и плескался

Вермут — вечности приют.

Винограда и полыни —

Вермут — горькое дитя —

Он таков с тех пор поныне —

Двадцать пять веков спустя.

Вермут — женское вино —

Золотист и даже сладок.

Горечь выпала в осадок —

Камешком легла на дно.

Мир пластается, как нерпа,

Неуклюж, тяжел, влюблен.

Мне Эрато и Евтерпа

Помогают с двух сторон.

— А теперь — Я, — дождавшись, пока стихнут последние аккорды оваций, и Эмпедокл в один мах осушит свою чашу изабеллы — провозгласил Диоген. — Иногда я тоже, посиживая в бочке, сочиняю всякие глупости.

Итак, перед вами, сограждане и гости этого пира, Диоген Синопский. Философ — циник. Аскет, юродивый, герой бесчисленных анекдотов. Гражданин мира.

4 век до н. э.

Слушайте и смейтесь!

Прямо с праздника крестин

До сих пор иду сквозь август —

Не Блаженный Августин,

И, тем более, не агнец.

Я — Петрарка, Я — Чюрленис,

Мандельштам и Кантемир…

Я последний свой червонец

Отдаю борьбе за мир.

Пусть он лопнет, пусть он треснет

Этим знойным жарким днем.

Знаю, он потом воскреснет.

В упоении моём.

Поскорее, божий олух,

Дай холодного вина.

У меня на сердце молох,

У меня в душе война.

Нельсон я или Кутузов,

Митридат ли, Апулей,

Одинок, в обнимку ль с музой…

Все без разницы: «Налей!».

На том казалось, и надо было бы закончить эту прекрасную часть пиршества. Потому Диоген и объявил себя, что список желающий исчерпался. И когда, он, завершив декламировать, под усталые аплодисменты пошел к бочке и, взяв у растерявшегося мальчишки ковш, зачерпнул саперави и прямо из ковша принялся жадно алкать божественный нектар, на середину зала вышла знойная женщина. Стройная, с обнаженным по последней моде пупком… С золотой заколкой в густых распущенных волосах… Все «Стойло» снова затихло. И кто–то, кажется, с антресолей вскричал: Сапфо!!! И низы стали вторить: «Сафо! Сафо!». А за главным столом некто, кажется, изрядно упившийся Архелох. провозгласил: «Да, здравствуют лесбиянки!» Зал окатила небывалая овация.

— Да! — разнесся ее глубокий, как бы позолоченный изнутри голос. — Меня объявлять не надо! Все меня знаете?

— О! Да! — выдохнул зал парами марсалы.

— Эй, Диоген! Милый толстячок, иди сюда, прелесть ты наша!

— Да! Богиня! Я тут. Раб твой неслыханный. Скажи народу обо мне для затравки пару слов. Только так, как ты это умеешь иногда делать.

— Малая Азия. Остров Лесбос. Поэзия женской дружбы. 7 век до н. э.

Сапфо!!!

Камасутра — старый фокус.

Мы такие не одни.

Просто слишком длинный фокус —

Близорукости сродни.

Ты была бела, как пламя,

Словно трепет фитиля.

Проникая в душу прямо,

Сквозь хрусталик хрусталя.

Эти острые коленки,

Эти острия сосцов…

Пляшут, словно дети, в масках…

Друг без друга — мы калеки,

Наподобие сиамских

Разделенных близнецов.

— Еще? — одним движением руки остановив бурю восторгов, спросила Сапфо.

— Любо! — перекричали всех казаки, сидевшие за отдельным столом рядом с молчаливо стоящим, словно бы предчувствующим беду свадебным слоном.

— Моему любимому городу посвящаю! — объявила Сапфо.

.

Черепки Пантикапея

Под ногами у тебя.

Пролетела, словно фея

Посмотрела не любя.

Что там несколько десятков

В бездну канувших веков.

Все мы не без недостатков.

Человек — дитя оков.

Черепки трещат, как льдинки —

Вымерз времени родник.

Моментальные картинки

Показал нам цифровик.

Предо мной античный город,

Вросший в гору Митридат.

Предо мною вечный город,

Как на блюде виноград.

— Еще!?

— Любо! Любо! Любо! — кричали казаки, словно безумные.

Сапфо оглянулась на стол почетных гостей, как бы обещая: «Еще одно и все!» На этот раз слово держала не долго:

— Медь пива, золото вина

Не надо выпивать до дна.

Судьбу до капли надо

Испить, как чашу яда.

Из–за казачьего стола, слегка покачиваясь, выбрался молодой генерал — есаул, депутат местного парламента. И троекратно дико засвистал. А когда в «Стойло» влетела осбруенная вороная кобыла, он оседлал ее и в одно мгновение, подхватив Сапфо, ускакал прочь. Так великая поэтесса спасла невинную православную душу.

А вот как отомстила Элона

Флора, договорившись с Кострубом, привела Элону и Киллирою себе в помощь на время свадьбы. Втроем они и сделали все.

Сам Коструб так и не узнал, почему началась эта беда. Дротик, пущенный с антресолей, пронзил его шею. И он молча свалился под стойку бара, незамеченный никем из зала.

Три эти женщины, ведомые каждая своим безумием, наполнили одни бочки самогоном другие — ТГК. Пившие крепленое вино, лапифы опьянели. И стали бросать дротики в зал Один из них угодил слону в глаз. Животное, взревев от боли, бросилось к выходу. Но не нашло его. Второе око тоже было залито кровью. Слепое чудовище стало метаться по «Стойлу», круша на своем пути всё и вся. Только под его ногами погибла тогда добрая половина гостей. Остальных добили пьяные лапифы. Особенно беззащитными оказались четвероногие, испившие вина, с наркотиком, они к тому же еще потеряли ориентацию. И лапифы резали их, неуклюжих и беззащитных, словно скот на бойне.

Свита, гулявшая в окрестностях «Стойла», тоже изрядно охмелевшая, схватилась за оружие, понимая, что Кентавры заманили гостей в западню, и принялась резать всех, кто попадался им на пути, стремясь пройти в «Стойло» на выручку своих же хозяев. Прорвавшись во внутрь, и увидев убитых кентавров и своих хозяев, воины бросились на лапифов, которые были молодцы только против одурманенных наркотой кентавров. Через час–полтора все было кончено.

Хирон вышел на середину зала, заваленного трупами смертных людей и кентавров. Сам, залитый кровью, он едва держался на ногах.

В дверях он увидел Годи Кента и Ларана–бабу. Встретившись с глазами того и другого, он, рыдая, воскликнул.

— Что наделали, жалкие смерды!?

— Это не мы! — спешно отвечал Казак–баба.

— Не мы! — повторил за ним Годи Кент.

— Понятное дело! А кто же?

— Так было велено свыше!

— Свыше?! — почему–то тут же поверил негодяям Горбун.

Хирон был ранен несколько раз, пока прикрывал телом от смерти дочь и зятя. Сразу же сообразив, что происходит, бессмертный стал оттеснять новобрачных к продуктовым подвалам бара, чем и спас молодых от, казалось бы, неминуемой смерти.

Его поразил боевой топор, пущенный в спину пьяным лапифом по имени Пирифой. Ворвавшись с улицы, где сам едва не погиб под стрелами скифов и амазонок, увидев Горбуна, случайный этот выпивоха закричал, — Бей четвероногих! — схватил валявшийся под ногами топор и, не понимая до конца, зачем он это делает, ударил им кентавра.

Хирон изумленно оглянулся назад и с легким стоном сделал несколько шагов к выходу. Уже за порогом «Стойла» он закричал от боли и все, оглянувшиеся на эту боль, увидели, как из–за спины, там, где под попоной в кентавра был горб, выпластались белые, словно снег, крылья.

Немногочисленные свидетели этого чуда, были так потрясены страшным кровопролитием, что отреагировали на превращение Горбуна как на галлюцинацию. Это уже потом, вспоминая, говорили:

— Да, вознесся, аки лыбедь… а что тут удивительного — он же бессмертный.

ЭПИЛОГ

Через месяц в «Девятке» — так теперь официально называется заведение, оставшееся в памяти Мифрополя как «Стойло Пегаса», — не осталось никаких следов кровавого побоища. Мраморные плиты были отмыты «Даместасом» и «Ванишем». Витражи восстановлены. Стойка, столы и лавки — словом, всё деревянное — были заменены практичной пластиковой мебелью: легкой, хорошо моющейся, не ломающейся… Огромный зал стал двухэтажным. Наверху обычно заседали завсегдатаи. Они по–прежнему называли знаменитое злачное место «Стойлом». Приходили сюда выпить и пообщаться. Пожилые и старцы вспоминали былое и вздыхали о днях золотых. У молодняка, имевшего свой сектор на первом этаже, в обиходе прижилось словцо «Девятка». Все больше возобладали новомодные тенденции в этой среде. Окончательно утратившие, во всяком случае, внешние признаки пола, ребята, не стесняясь выражений, выясняли за бокалом бузы или чего покрепче: кто кому что должен и прочие, противные слуху ветеранов, скабрезные подробности своих, то есть человеческих отношений…

Словом, все постепенно входило в гуманистическую колею, все стало происходить по–людски.

Дон и Коронида, ставшие наследниками огромного состояния, приведя колоссальное достояние в законный порядок, Таврикий покинули. Говорят, живут где–то в Эгейском архипелаге. И домой возвращаться не собираются. Говорят еще, что Коронида родила ему пятерых: двух девочек и трех мальчишек.

Автор этих строк, несмотря на перемены, происшедшие в жизни Мифрополя, привычек своих не поменял. По старинке заходит в «Стойло», то бишь в «Девятку», выпить пару стаканов Каберне и послушать, о чем говорят завсегдатаи грандиозной забегаловки, то есть обычные граждане, то есть народ Таврикия.

Недавно вот записал такое. Однако начну с весьма забавной частушки, которую пели два пьяных гома:

Жена законная —

ты — заиконная.

А незаконная —

ты — заоконная.

Из подслушанного автором

— Понятное дело! Девка эта пришла, чтобы отомстить изменившему ей возлюбленному. А как же остальные? Сам Коструб, кобылка–официантка, эта шлюха Киллироя?! Зачем им понадобилось отраву подливать?

— Видать, кто–то очень умный очень уж хорошо продумал, а их руками осуществил эту комбинацию. Одним ударом убрал с дороги и кентавров, и лапифов. Причем не омочив кровью и манжеты.

— Они сами все сделали.

— Выходит, что Флора–официантка — была человеком?!

— Весь фокус как раз в том и состоит, что она была мутачкой… Но из тех, кто ненавидел кентавров. Ей все удалось еще и потому, что привел ее в «Стойло» не кто–нибудь, а свой в доску клиент… На что уж Коструб — более осмотрительного кентавра надо было поискать, — и тот не заподозрил, что казачок–то оказался засланным.

— Ладно! Молодая, сексапильная… кобыла, понять еще как–то можно. Что бы там ни было — женщина всегда имеет веский отвлекающий фактор. Но вот Казак–баба меня просто сразил наповал… Так замаскироваться… под своего!

— Да, он был настоящим человеком…

— По–людски жил, по–людски и помер. Когда убирали после бойни, нашли и Казак–бабу, и его собутыльника… как же звали–то его? Ежиком еще прическа у него была. Из мутиков сам. Это благодаря такой их не разлей–дружбе Коструб доверился казаку. Пьет с кентавром, значит, свой…

— Сейчас припомню. На уме крутится… Вспомнил! Годи Кент по кличке Алка Голик.

Так вот, нашли их рядком с пулей в лобешнике…

— Видать, заказчик убрал!

— Похоже!

— Ну что, еще по сотке гахнем, да под шашлычок. Хватит один на двоих? Баранина нынче — дорогой продукт. Спасибо хоть такой имеем. При кентаврах вообще вкус ее забывать стали…

— Что ни делается, всегда к лучшему. Давай помянем убиенных в «Девятке»!

— Ты вот говоришь: ушли кентавры на круги своя. Что ты имеешь в виду?

— Рассеялись, значит, во времени, как семя…

— Мудрено что–то…

— А знаешь, чего больше всего боятся Фиридон и Коронида?!

— Чего им теперь бояться при таких–то средствах?

— Еще как боятся! Им страшно даже подумать, что у кого–то из их потомков четвероногий родится …

— Пустое. Они ж давно людьми стали!

— Испокон в каждом человеке кентавр прячется. А значит, в любой момент он может выйти…

По слухам, в тот день Флегий Кенэй ни в какой Киев не ездил. А с самого утра до позднего вечера сидел у себя в задней комнате, наблюдая на множестве дисплеев кровавые стычки, происходившие в разных уголках Мифрополя.

Сидел без ботинок, отдыхая от собственной тайны… Расслабленность такую спикер позволял себе лишь в полном уединении, поскольку тщательно скрывал, в специально пошитой обуви, свои желтые, никогда не знающие солнечного света, копыта.

Автор о себе

(послесловие)

Сегодня мало кому приходит на ум, что когда–то реклама была иной. Конец безраздельному господству элементарным или, как теперь их называют, «замкнутым сюжетам» положил ваш покорный слуга.

Не могу не воспользоваться случаем еще и таким вот образом фиксировать свой, по сути революционный, вклад в рекламную индустрию. Авторское право дело не публичное. А вот бестселлер, в который я сейчас пишу это послесловие, носитель для широких, как некогда говорили, читательских масс.

Народ обязан знать и помнить своих героев.

То, что мы видим сегодня на телеэкранах порой много интереснее «мыльных опер». Мои бесконечные сериалы, построенные по законам большого кино, но отличающиеся от него остроумием и феноменальным лаконизмом, люди смотрят безотрывно, стараясь не пропустить ни одного показа. Каждый вечер телезрители с нарастающим интересом ждут продолжения.

Смотрят и впитывают ненавязчивую информацию, которая, постепенно накапливаясь в подкорке, в конце концов (у одних раньше, у других позже) срабатывает. Обыватель идет в маркет и приобретает рекламируемый продукт.

Сначала к моему проекту заказчик рекламы относился настороженно. Мол, дорого. Проще сделать 30 секундный клип и повторять его столько нужно. Я же предложил делать всякий раз новый, продолжающий развивать основную идею предыдущего сюжета.

Главное, в такой технологии — это последовательно в игровой форме вдалбливать потребителю необходимую информацию. Прошу прощения за столь несимпатичный бытовизм! Но именно просторечное слово зачастую наиболее емко, а то просто исчерпывающе доносит до сознания главную мысль некоторых проектов.

Пример. На витрине велосипед. Он красив всеми своими линиями, сверкает всеми своими красками. Вот и весь для начала сюжет. Сюжет номер два: мальчишки крутятся у витрины. Восхищенные глаза. Дрожащие от восторга руки, прикасаются к рулю, нажимают на звонок. Сюжет третий: ребенок приносит домой рекламный проспект: яркие фотографии; велосипедисты на дороге, в парке, на треке… Показывает эти картинки родителям. Сюжет четвертый: родители проверяют дневник малыша. Там неважные отметки… Малыш садится за уроки. Сюжет пятый: в дневнике отличные оценки; все довольны; идут в маркет и покупают велосипед.

Сюжет шестой. Мальчик катается: у дома, записывается в секцию, тренируется в треке… Седьмой: знакомится с девушкой… У нее тоже велосипед этой же фирмы. Дружба перерастает в любовь… И так до самой Олимпиады, где наш герой получает золотую медаль…

Зарегистрировав авторское право, я предложил ноу — хау телевидению. И открыл фирму по изготовлению «Бесконечных историй», которые очень живо стали раскупаться не только на Таврикии.

Простая эта идея вскоре сделала меня состоятельным человеком настолько, что я смог не только позабыть не обо всех, ранее терзавших материально–бытовых проблемах. Я без всякого мошенства купил себе дом у моря, яхту и занялся литературным творчеством. Писать и публиковать. Сначала за свой счет. А потом издатели сами стали за мной гоняться, предлагая контракты: один выгоднее другого.

Если хочешь изменить свою жизнь к лучшему, думай. Достичь богатства своим умом — самый честный и самый угодный Богу путь к благополучию.

Симферополь

29.01.07 — 29.05.08

Оглавление

Валерий МИТРОХИН КЕНТАВРОМАФИЯ роман

  ДЕВЯТКА

  ТАЙНА КЕНТАВРОВ

    1

    2

    3

    4

    5

    6

  ПОДМЕНА

  ДО ВСТРЕЧИ В РЕАЛЕ

  СМОТРИНЫ

  НАКАНУНЕ

  ПИР

  ТУРНИР ПОЭТОВ

  ЭПИЛОГ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg