«Конь Чапая»

[Владимир Галкин] рассказывает о себе: «Работаю патентным чиновником, а писал в стол, многие годы… Предлагать стал только недавно, когда потеплело. Пятьдесят три года мне… Печатался в парижском «Ковчеге» под псевдонимом Кирилл Сарнов, еще в 1978 году. Предложил рукопись книги в издательство «Столица», им понравилось, но ничего пока не известно».

— Врешь, не возьмешь… — скорготал Чапай, загребая левой рукой широкую уральскую волну. — Врешь, не возьмешь…

Вокруг него так и зуськали белые пули, шипела вода.

А на берегу стоял белый чапаевский конь по кличке Бирюк и задумчиво ржал, следя за Чапаевым.

Чапай вышел из воды на том берегу, попрыгал на одной ноге, чтобы вылить из ушей воду. Потом снял кальсоны и рубаху, отжал их, снова надел и так, весь белый, медленно пошел степью в легенду…

…Недавно я уезжал в командировку в Новочеркасск. Перед поездом, естественно, взял бутылку водки, два пивка, колбаски и белого хлеба, всё чин-чинарем. Мог, конечно, глотнуть прямо на путях — я это люблю. Но увидел заманчивую темноту за пригородными кассами Курского вокзала, что-то звало меня туда. Я зашел. Чуть белел первый снег. Горы ящиков навалены. На одном из них примостился поудобнее, достал свой выпивон, кружку, разложил на газетке закусь. Двинул первые полкружки. Хорошо.

Тут кто-то тихо проржал. Я встрепенулся.

Достающий до ящиков с вокзальной площади свет обозначил фигуру тихо подошедшего мужика, я вгляделся: морда лошадиная, весь зарос густым волосом, воротник поднят, руки дрожат, и несет он их как-то невисяче.

— Извините за беспокойствие, — пробормотал он каким-то глубоким голосом — стоном, идущим как бы из желудка. — Извините, Христа ради, за беспокойствие.

— Ну, раз христа ради, то я спокоен.

Мужик, темно глядя на меня, спросил:

— С вами можно выпить?

— Пардон, — говорю, — выпить, конечно, можно, ящиков — эвон их сколько, но самостоятельно. У меня водки только на себя и на Бога.

— Да у меня есть своя. Не извольте гневаться.

Он вытянул из кармана обеими руками (казалось, что это протезы) бутылку и поставил на ящик рядом с моей, а из другого кармана достал полбуханки ржаного хлеба.

— А-а-а. Ну, раз своя есть, то давай, дед, присаживайся, вместе выпьем: ты из своей, а я из своей.