«Токио не принимает»

Посвящается моим родителям

С признательностью

Городу Дели. На его плодородной почве нежданно-негаданно пустила корни данная книга.

Стифу Хойсу (1953 — 2002), который в течение последних месяцев своей жизни учил нас гуманизму. Ему посвящается моя книга «Перебежчик», написанная в то время.

Всем, кто прочитал книгу в рукописи и обсуждал её со мной, — без вас она получилась бы гораздо скучнее.

Филиппу Гвину Джонсу, Пирсону и Элизабет Шмитцам, каждый из которых внес личный вклад посредством творческой редактуры.

Тоби Иди, обладающему многими дарами.

Джибиш Багчи за способность слушать и помогать.

Монике Наруле, собеседнике и компаньонке. Критику и соучастнице. Рыбке в небе.

Царил хаос.

— Кто объяснит нам, почему мы здесь? Что мы будем есть? Кто позаботится о нас? Кто здесь всем заведует?!

Боинг-747 извергнул 323 пассажира в середину пустого, запорошенного снегом бетонированного пространства, заставив их тащиться по холодной, залитой светом прожекторов полосе к аэровокзалу. Название аэровокзала высвечивалось лишь отдельными буквами — на языке, который никто все равно не понимал. Короче говоря, самолет выбросил их неизвестно где. Здесь пассажиры не облагались пошлиной, но находились словно в коридоре между двумя неведомыми мирами, куда люди попадают лишь в тех случаях, когда что-то портится во вселенском эсхатологическом механизме.

— Понимаете ли вы, что у меня завтра важная встреча?

— Сэр, мы уже несколько раз пытались объяснить вам. Буря бьет все токийские рекорды. Город покрыт снежной пеленой и полностью недоступен. Нет никакой возможности совершить там посадку. Повсюду в этом полушарии самолеты попадают в болтанку, их разворачивают на сто восемьдесят градусов, и пассажирам приходится ночевать в совершенно неожиданных местах.

Триста двадцать три человека с шумом и криками требовали, чтобы кто-нибудь выслушал их жалобы.

— Мой муж ждет в аэропорту. У меня в жизни только один медовый месяц. В пятницу я должна быть в Нью-Йорке — отпуск кончается. Кончается. Такое просто исключено!

Пассажиры в отчаянии сжимают виски руками, устремляя налитые кровью глаза к небесам.

У одного из столов образовалась очередь из охваченных негодованием людей, стремящихся получить объяснения. Сидящий за столом человек пытался успокоить публику.