«Панна Эльжбета»

В числе первых любимцев короля Станислава Августа Понятовского был великий гетман литовский Михаил Огинский. Давнишнее знакомство с королём, одинаковое воспитание, а главное, сходство характеров и блестящее положение Огинского сближали короля с магнатом. Несмотря на упадок королевского сана в Польше, дворянство льстилось вниманием, а тем более любовью короля, и поэтому при дворе завидовали Огинскому; все старались повредить ему в мнении короля; но все придворные интриги оставались безуспешны, дружба его к гетману была неразрывна до тех пор, пока, без всяких происков вельмож и царедворцев, вмешалась в это дело простая восемнадцатилетняя крестьянская девушка, по имени Эльжбета или Елизавета.

Доныне в картинной галерее, принадлежащей одной знаменитой польской фамилии, сохранился портрет этой девушки, работы известного в своё время Бакчиарелли. Портрет лучше всего свидетельствует о необыкновенной красоте той, с которой он был снят, и которой суждено было расстроить дружбу Понятовского с Огинским и до некоторой степени подействовать на судьбу Польши.

Однажды гетман поехал на охоту в одно из обширных своих поместий и на берегу реки Равки встретил девушку, которая поразила его своей красотой. Огинский был любитель женского пола и смотря на прелестное личико крестьянки не вытерпел, чтобы не заговорить с нею.

Он спросил, кто она и зачем ходит одна по лесу, и получил в ответ, что она дочь лесного сторожа, который умер, оставив её на руках мачехи; что злая мачеха обижает её, и что она ушла в лес, желая избегнуть тех огорчений, которые она встречает дома.

– Знаешь ли ты меня? – спросил Огинский.

– Как же не знать вашей княжеской милости, – отвечала девушка.

– И ты не боишься меня?

– Что же? разве ясный пан какое-нибудь пугало? – напротив.

Похвала крестьянки Огинскому, который был действительно красивый мужчина, была весьма приятна.

– А могла бы ты полюбить меня? – спросил Огинский.

Румянец вспыхнул на щеках девушки, она ничего не отвечала и потупила глаза; но когда подняла их, то взгляд её встретился с взглядом Огинского.

– Скажи мне, – продолжал Огинский, – но скажи правду: никто ещё не любил тебя?