«Катерина»

В крестьянской избе под образами лежал молодой парень с закрытыми глазами. Подле него стояла толпа народу. Слышался тихий шепот и сдержанные рыдания.

– Митревна, не засветить ли свечку у образа-то: может, полегче будет его душеньке…

Кто-то стал раздувать уголь; к образу поднесла восковую свечку с заплаканным лицом мать больного. Все перекрестились.

– Незымь горит…

– Ишь, касатка, ручки-то сложил, словно отходит!

– Кончается ровно…

Вскоре в избу вошел священник. Толпа расступилась; все поочередно стали подходить под благословенье.

– Давно болен-то? – спрашивал священник.

– Две недели, кормилец, – сказала хозяйка, – отнял у меня господь мужа, теперь отнимает сына…

– Не ропщи, Катерина: не сетуй на бога… что выше нас, о том мы не смеем размышлять…

– Уж известно…

– Смертный час не в нашей воле! может быть, из среды, здесь предстоящей, кого-нибудь завтра не будет…

– Знамо, завтра не будет, – согласилась толпа женщин, поддерживая руками свои подбородки.

– Выдьте в сени!

Бабы поплелись вон из избы; осталась одна мать больного.

Через день больной скончался. В избе, в сенях и на улице толпился народ. Причетники пели панихиды. Мать покойного, Катерина, усердно молилась богу, делая земные поклоны.

Когда запели вечная память, Катерина упала на пол. По приказанию священника ее вынесли на улицу.

Катерина лежала на улице, окруженная любопытными.

– Смотри, смотри… встает…

– Катеринушка! поди, милая, в избу…

– Зачем? – испуганно спросила Катерина.

– Там твой сынок… ведь его скоро понесут…

– Где ж твой Ванюшка-то?

– Какой Ванюшка?!

– Сынок-то… сынок-то твой.

– Ишь! ведь она помешалась.

– Ведь заправду, милая моя…

Катерина слушала этот приговор с изумлением. У ней не хватило сил отвечать толпе, но она думала: «Неужели заправду я помешалась? про какого Ваню они говорят?..»

Она сделала усилие встать, ей пособили и повели под руки в сени. В избе уже кончилось все; покойника вынесли на двор, и за ним вышел весь народ. Катерину подвели к гробу.

– Видишь, Катеринушка? вон он лежит…

– Какой же это такой? – говорила Катерина, разглядывая покойника, – это словно монах какой… весь в белом.