«Папаша Амабль»

Над обширной бурой равниной нависло мокрое серое небо. Неподвижный сумеречный воздух словно отяжелел и сгустился от запаха осени, тоскливого запаха голой, сырой земли, палых листьев и увядшей травы. Кое-где в полях еще работали крестьяне, ожидая, когда зазвонят к вечерне и можно будет вернуться на фермы, соломенные крыши которых проглядывали там и сям сквозь нагие ветви деревьев, защищающих яблоневые сады от ветра.

У придорожной канавы, на куче тряпья, сидел, растопырив ножки, ребенок, совсем малыш; он играл картофелиной, то и дело роняя ее себе на рубашонку; рядом, на поле, согнувшись вдвое и задрав зады, пять женщин сажали рапс. Быстрым заученным движением они втыкали заостренную палку в глубокую проведенную плугом борозду, опускали в лунку рассаду, уже немного блеклую и скособоченную, присыпали корень землей и двигались дальше.

Проходивший мимо мужчина с кнутом в руке и в сабо на босу ногу поравнялся с ребенком, взял его на руки и поцеловал. Одна из женщин тут же распрямилась и подошла к нему. Рослая, краснощекая, с волосами цвета-соломы, — . — широкая в бедрах, талии и плечах, эта девушка казалась настоящей крупной нормандской самкой.

Решительным тоном она бросила:

— А, это ты, Сезер! Ну что?

Мужчина, унылый, тощий парень, промямлил:

— Да ничего. Все также.

— Не соглашается?

— Ни в какую.

— Что будешь делать?

— Почем я знаю?

— Сходи к кюре.

— Ладно.

— Прямо сейчас иди.

— Ладно.

Взгляды их встретились. Парень все еще держал малыша на руках. Потом снова поцеловал его и посадил на кучу женских тряпок.

На горизонте, между двумя фермами, виднелись лошадь, тащившая плуг, и человек, налегавший на него. Лошадь, плуг и пахарь медленно перемещались на фоне закатного неба.

Девушка допытывалась:

— Чего твой отец говорит?

— Говорит, не согласен.

— Почему не согласен?

Парень жестом указал на ребенка, которого опустил на землю, и глазами

— на человека, шедшего вдалеке за плугом.

— Потому как дите — от него. Девушка сердито передернула плечами.