«Виктор Вавич (Книга 2)»

Житков Борис.

Виктор Вавич

Роман

КНИГА ВТОРАЯ

Themistocles

""THEMISTOCLES Neoch films Atheruensis" - замечательно, как понятно!" - думал Коля под одеялом и - простыня чистая, скользкая - поерзал ногами

"Themistocles - Фемистокл, Neoch - Неокла, films - сын, Athemensis значит афинянин Завтра вызовут, и аккуратным голосом начну Themistocles Neoch films - прямо как по-русски Ужасно хороший язык!"

Коля перекрестился под простыней, с радостью, с уютом, как в домике Поглядел на образ, завернул назад голову Высоко в углу еще поблескивало из полутьмы золото, и Бог какой милый - и показалось, что дремлет в углу Нет, все равно все видит так, опустил веки и все-таки вниз в щелку все видит И знает, что Коля писал в углу на стенке карандашиком стишки такие глупостные И стихи отбились в памяти и застучали в ногу, как солдаты. Раз, и снова и снова

Коля потерся головой о подушку - и вот это слышит, слышит Бог. И за грехи накажет, и нельзя вытряхнуть из головы стихов, это они сами, сами. А вдруг мама умрет. Сейчас вот шуршит новым коленкором, и видно, как мелькает на светлой щелке от дверей - шьет Живая - шьет. Пока еще живая и вдруг - и вот треплешь за руку "Мама, мамочка, милая, ну, милая, миленькая, родная" и у Коли навернулись слезы и застыло дыхание в груди. Рвать, рвать за руку, и она молчит, как ни зови; плакать, биться в нее головой: "Мулинька, сказать, - миленькая мулинька!"

- Мулинька! - задел вдруг голосом Коля. Стул двинула и с белым коленкором вбежала и распахнула за собой свет из столовой:

- Что ты, что ты? - и наклонилась.

Коля жал к себе голову, мамины волосы, судорогой, со всей силы, а мама держала неловко, на отлете руку.

- Не уколись!

А Коля давил губами мамино ухо и шептал:

- Мамочка, милая, не умирай, ни за что, никогда! Я не знаю, что сделаю, не умирай только, мамочка! Пожалуйста! - Коля прижал мокрое лицо и замер. Шептал неслышно: - Не смей! Не смей! Не смей!

Заклинал.

- Больно, задушишь! Не сходи с ума, - высвободила голову, - не умру. Хочешь, чтоб не умерла, - ложись и спи, - и целовала в мокрые глаза.

А когда снова села на стул под лампу, ворохом нескладным встали мысли над головой и два раза наколола палец.

А Коля в темноте сжал, как от боли, зубы и шептал с мольбой и угрозой:.

- Дай, дай же, чтоб не умирала... никогда! Дай, Господи, говорю, чтоб никогда, никогда.