«Ученые сказочки для примерных пожилых мальчиков и девочек»

Часть первая О ТОМ, КАК ЗВЕРИ СНАРЯДИЛИ НАУЧНУЮ ЭКСПЕДИЦИЮ

Собрались однажды звери со всего леса на съезд и порешили послать самых знаменитых своих ученых в таинственный и неизведанный мир, лежащий далеко за пределами их родного леса, дабы проверить истинность того, что преподается в их школах и колледжах, а также обогатить науку новыми открытиями. Это был самый грандиозный замысел во всей отечественной истории. Правда, некогда правительственным указом доктор Жабень Квакш с группой высокоталантливых помощников был отправлен на поиски северо-западного прохода через болото в правостороннем секторе леса, — но с тех пор была отправлена не одна экспедиция на поиски доктора Жабеня Квакша; найти его так и не удалось, и, оставив тщетные попытки, правительство пожаловало матери доктора Квакша дворянство — в награду за выдающиеся заслуги ее сына перед наукой. А еще правительство снарядило сэра Кузнеца Попрыгуна на поиски истоков ручья, впадающего в упомянутое болото; потом же снарядило еще множество экспедиций на поиски сэра Попрыгуна, — и в конце концов удалось найти лишь его бездыханное тело; так что если он и открыл истоки ручья, то унес это открытие с собой в могилу. Покойного предали земле с подобающими почестями, и многие завидовали пышности его похорон.

Но все экспедиции прошлого бледнели перед тем, что предстояло теперь: ведь за дело брались величайшие светила науки, и путь их лежал в совершенно неисследованные земли, которые, как мы уже говорили, предполагалось найти за большим лесом. Сколько было всяких банкетов, торжественных речей, разговоров! И едва один из участников экспедиции где-нибудь показывался, его сразу же обступала толпа зевак.

Наконец они тронулись в путь, и стоило посмотреть на длинную процессию сухопутных черепах, обремененных учеными мужами, научными инструментами, всякими светляками и тускляками, взятыми для освещения и сигнализации, продовольствием, муравьями и жуками-навозниками, чтобы таскать грузы и рыть землю, пауками, чтобы производить геодезическую съемку и другие инженерные работы, и т.д. и т.п.; а следом ползла посуху целая колонна броненосцев — гордых и величественных морских черепах, на которых возлагались все водные перевозки, и на каждой черепахе колыхался яркий гладиолус или другое столь же великолепное знамя; во главе колонны большой оркестр из шмелей, комаров, цикад и сверчков играл походный марш; процессию охранял эскорт из двенадцати гвардейских полков жуков-усачей.

По прошествии трех недель экспедиция достигла опушки леса, и глазам исследователей открылся огромный неведомый мир. Какое это было захватывающее зрелище! Перед ними лежала широкая гладь равнины, орошаемая извилистой рекой; а вдали на горизонте высилась какая-то длинная огромная стена неизвестного происхождения. Жук-навозник заявил, что, на его взгляд, это просто-напросто земля, поставленная торчком, потому что на ней видны деревья. Но профессор Улита и другие знаменитости живо осадили его:

— Мы наняли вас рыть землю, милейший, — не более того! Нам нужны ваши мускулы, а отнюдь не мозги. Когда нам захочется узнать ваше мнение по какому-либо научному вопросу, мы не замедлим сообщить вам об этом. Пока же от вас что-то не видно усердия по службе, — вы тут шатаетесь без дела и суетесь в ученые разговоры, а другие рабочие тем временем разбивают лагерь. Ступайте-ка помогите им разгрузить багаж.

Навозник, нимало не обескураженный, преспокойно показал им спину и ушел, бормоча себе под нос: «А все-таки умереть мне без покаяния, если это не земля, поставленная торчком».

Профессор Жабень Квакш (племянник погибшего исследователя) высказал предположение, что перед ними барьер, ограждающий край земли. Он сказал:

— Наши предки оставили нам много бесценных знаний, но они не совершали дальних путешествий, и мы вправе считать, что первыми сделали это блестящее открытие. Отныне нам обеспечена слава, пусть даже мы ничего больше не откроем до самого конца экспедиции. Любопытно узнать, из чего сооружена эта стена? Уж не из лишайника ли? Лишайник — отличнейший материал для постройки стен.

Профессор Улита поднес к глазам подзорную трубу и придирчиво осмотрел стену. Потом он глубокомысленно изрек:

— Отсутствие прозрачности убеждает меня, что перед нами конденсированный пар, образованный при нагревании восходящего потока влаги, оксидированной путем рефракции. Мое заключение легко было бы подтвердить полиметрическими измерениями, но я не вижу в них необходимости. Все и так ясно.

Он сложил трубу и удалился в свою палатку, чтобы занести в журнал запись об открытии края света и о его физической природе.

— Какой глубокий ум! — заметил профессор Червь профессору Нетопырю. — Ах, какой глубокий ум! Для этой светлой головы нет неразрешимых загадок.

Пришла ночь, сверчки-караульщики стали на свои посты, зажглись светляки и тускляки, и притихший лагерь погрузился в сон. А наутро, позавтракав, исследователи продолжали путь. К полудню они добрались до большой дороги, по которой были проложены параллельно друг другу, вровень с головой самой рослой лягушки, два бесконечных бруса из какого-то твердого черного материала. Ученые мужи залегли за один из них, осмотрели и исследовали его всеми возможными способами. Потом они долго шагали вдоль брусьев, но не нашли ни конца, ни края, ни даже сколько-нибудь широкой щели. В анналах науки не было и намека на что-либо подобное. Наконец, лысый, почтенный географ, профессор Аспид, выходец из низов, который собственными силами выбился наверх и стал главой географов своего времени, сказал:

— Друзья мои, мы сделали поистине великое открытие. Мы нашли осязаемое, реальное, неопровержимое воплощение того, что даже мудрейшие из наших предков полагали лишь воображаемой категорией. Благоговейте, друзья, ибо мы стоим у великого преддверья. Перед нами географические параллели!

Все сердца замерли, все головы благоговейно склонились: столь потрясающе и величаво было это грандиозное открытие. Многие прослезились.

Путешественники разбили лагерь и весь остаток дня сочиняли объемистые отчеты о чуде и вносили соответствующие поправки в астрономические таблицы. А в полночь раздался дьявольский рев, лязг и грохот, и мимо пронеслось чудище с огромным огненным глазом и длинным хвостом и скрылось во тьме, все еще испуская торжествующий рев.

Бедняги рабочие, обезумев от страха, попрятались в высокой траве. Но ученые не дрогнули. Чуждые предрассудков, они невозмутимо стали делиться друг с другом своими догадками. Всем хотелось узнать мнение старого географа. Он удалился в свою раковину и долго, сосредоточенно размышлял. Когда он наконец выполз оттуда, по торжественному выражению его лица все сразу поняли, что его осенила блестящая догадка. Он промолвил:

— Радуйтесь, ибо нам выпало счастье наблюдать явление несравненной важности. Это было Весеннее Равноденствие!

Его слова потонули в ликующих криках.

— Но позвольте, — после недолгого раздумья заметил Червь, раскручивая свои кольца. — Ведь весна давным-давно прошла.

— Ну так что ж, — возразил Аспид. — Мы значительно удалились от родных широт, а с расстоянием меняется не только время суток, но и время года.

— Ах, в самом деле. Вы совершенно правы. Но сейчас ночь. Откуда же взяться солнцу?

— Тут, в далеких странах, солнце, вне всякого сомнения, появляется ночью, именно в этот час.

— Положим, все это так. Но если сейчас ночь, как могли мы его видеть?

— Да, перед нами великая тайна. Допускаю. Но я убежден, что вследствие влажности здешней атмосферы частицы дневного света абсорбируются солнечным диском, благодаря чему мы и смогли видеть его в темноте.

Объяснение сочли вполне убедительным, о чем была сделана соответствующая запись.

Но в тот же миг снова послышался ужасающий рев; снова лязг и скрежет налетели из мрака; и снова огромный огненный глаз промчался мимо и исчез вдали.

Рабочие решили, что наступил конец света. Ученые мужи тоже пришли в замешательство. Да, такое чудо нелегко объяснить! Они думали и говорили, говорили и думали. Наконец дряхлый и высокоученый лорд Комар герцог Карамора, который сидел погруженный в раздумье, сложив хилые ножки и скрестив лапки, произнес:

— Высказывайтесь, коллеги, а потом я поделюсь с вами своими соображениями, ибо, мне кажется, я решил эту проблему.

— В этом не может быть сомнений, ваша светлость, — пропищал слабым голоском сморщенный и чахлый профессор Мокрица, — ибо сама мудрость глаголет вашими устами. (Тут оратор разразился целым потоком нудных, затасканных, надоевших цитат из древних поэтов и философов, щеголяя великолепной звучностью оригинальных текстов на мастодонтском, динозаврите и других мертвых языках.) Быть может, мне не следовало бы касаться астрономических проблем в присутствии таких знаменитостей, коль скоро я посвятил свою жизнь исследованию великой сокровищницы мертвых языков и выявлению их неисчерпаемых богатств, но при всем своем невежестве в области великой науки астрономии я все же позволю себе смиренно и в высшей степени почтительно заметить, что, поскольку во второй раз неизвестное тело проследовало в направлении, прямо противоположном первому, которое, как вы установили, было Весенним Равноденствием и ничем от него не отличалось, разве не можем мы со значительной долей вероятия, или, скорее, даже с уверенностью, сказать, что это Осеннее Равно…

— Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! Долой! Вон! — Со всех сторон посыпались насмешки, и бедняга профессор стушевался, весь багровый от стыда.

Снова закипели споры, и наконец все в один голос попросили высказаться лорда Комара. Он сказал:

— Дорогие коллеги! По глубокому моему убеждению, мы стали свидетелями того, что лишь однажды на памяти земных жителей достигло столь совершенной формы. Трудно преувеличить ценность и важность этого явления для науки, под каким бы углом зрения его ни рассматривать, но особенно дорого нам то, что мы открыли его истинную природу, о которой не знал и даже не подозревал доселе ни один ученый. Великое чудо, очевидцами которого мы только что были, не что иное, как — страшно вымолвить! — прохождение Венеры перед солнечным диском!

Все вскочили на ноги, бледные от неожиданности. Пошли слезы, рукопожатия, безумные объятия и самые сумасбродные проявления радости, какие только можно вообразить. Но мало-помалу восторги улеглись, в душах ученых мужей шевельнулось сомнение, и тогда признанный эрудит, главный инспектор Ящер, заметил:

— Но как же так? Ведь Венера должна была пересечь поверхность Солнца, а не Земли.

Он попал в самую точку. От его слов сердца апостолов науки исполнились печалью, ибо им нечего было ответить на это убийственное возражение. Но сиятельный герцог хладнокровно заложил лапки за голову и сказал:

— Мой друг коснулся самого существа нашего великого открытия. Да, все, кто жил до нас, полагали, что Венера проходит через диск Солнца; так они думали, так утверждали и искренне верили в это, простые души, чье оправдание лишь в ограниченности их знаний; но нам даровано неоценимое преимущество доказать, что на самом деле Венера проходит перед диском Земли, ибо мы видели это своими глазами.

Коллективная мудрость безмолвствовала, благоговея перед поистине государственным умом лорда. Все сомнения мигом рассеялись, как ночной мрак при вспышке молнии.

Ученые не заметили, как в их общество затесался навозник. Теперь он, пошатываясь, протискивался вперед сквозь толпу ученых, фамильярно хлопая по плечу то одного, то другого, и приговаривал: «Молодец… ик!.. Молодец, старина!», — а рот его растянулся до ушей в блаженной улыбке. Пробившись на видное место, он упер левую руку в бок, так что она легла на бедро под самой полой его кургузого пиджачка, грациозно выставил вперед правую ногу, едва касаясь носком земли, а пяткой — левой голени, выпятил свое солидное брюшко, которое сделало бы честь и олдермену, открыл рот, оперся правым локтем на плечо инспектора Ящера и…

Плечо негодующе отдернулось, и бедный труженик с мозолистыми руками упал на землю. Побарахтавшись немного в пыли, он с улыбкой встал, снова старательно принял прежнюю позу, не упустив ни одной подробности, только на этот раз оперся на плечо профессора Клеща, открыл рот и…

…снова упал. Однако он проворно вскочил на ноги, все еще улыбаясь, хотел было небрежным движением смахнуть пыль с пиджачка и штанов, но этот великолепный жест не удался, и он, не устояв на месте, с маху завертелся вокруг себя и, запутавшись в собственных ногах, неуклюже плюхнулся прямо на колени лорду Комару. Двое или трое ученых бросились к ним, дали навознику такого пинка, что он кубарем отлетел в сторону, и подняли упавшего аристократа, наперебой стараясь укрепить его пошатнувшееся достоинство успокоительными и сочувственными речами. Профессор Жабень Квакш взревел:

— Эй ты, навозник, хватит дурака валять! Говори, чего тебе нужно, а потом берись за свое дело. Что же ты молчишь? Да отойди подальше, от тебя несет, как из конюшни? Ну, говори!

— Послушьте… ик!.. Послушьте, ваша милость, я нашел тут одну штуку. Но н-н-н… ик!.. не в том дело. Бы… ик!.. была еще другая, и она… прошу прощения у вашей чести, кто это… ик!.. ик!.. Кто это пронесся мимо нас тот, первый?

— Это было Весеннее Равноденствие.

— Вес… ик!.. Весенний Равнодевственник? Пускай. Не… не имею чести его знать. А другой?

— Венера, проходившая через земной диск.

— Тоже что-то не припомню такую. Ну да ладно. Она тут обронила какую-то штуку.

— Да неужели? Какая удача! Какой сюрприз! Говори скорей, что же это?

— П-п-п… ик!.. п-пошли все за мной. Н-не пожалеете.

Целые сутки деятельность ученой коллегии никак не документировалась. Потом появилась следующая запись:

«Коллегия в полном составе прибыла на место, чтобы осмотреть находку. Как оказалось, это был гладкий, твердый, объемистый предмет округлой формы с коротким прямым выступом наверху, напоминающим дочиста объеденную капустную кочерыжку. Этот выступ не был сплошным, а представлял собой полый цилиндр, закупоренный каким-то мягким веществом, похожим на древесную кору и у нас неизвестным, — точнее, цилиндр первоначально был закупорен этим веществом, но, к несчастью, затычку опрометчиво удалил еще до нашего прибытия мистер Опоссум, начальник инженерных и земляных работ. Огромный предмет, столь таинственным образом занесенный к нам из сияющих глубин мирового пространства, оказался полым и почти доверху был наполнен жгучей коричневой жидкостью, с виду похожей на дождевую воду из застоявшейся лужи. Вот какое зрелище представилось нашим глазам: мистер Опоссум, сидя на верхнем выступе цилиндра, окунал хвост в неизвестную жидкость, потом вытаскивал его, и рабочие, толкая друг друга, слизывали с хвоста капли, а мистер Опоссум снова окунал хвост и продолжал тем же способом поить толпу. Видимо, жидкость эта обладает какой-то таинственной силой, ибо тех, кто ее отведал, сразу же охватило буйное веселье, и все ходили шатаясь, распевали непристойные песни, обнимались, затевали драки, плясали, богохульствовали и отказывались повиноваться приказам. Нас окружала со всех сторон необузданная толпа, — впрочем, ее и некому было обуздать, ибо все солдаты, даже часовые, выпив неизвестного зелья, сами потеряли голову. Эти безумцы увлекли нас за собой, и через какой-нибудь час мы — даже мы! — ничем не отличались от остальных, — полнейшее моральное разложение захлестнуло экспедицию. Но мало-помалу разгул утих, и все впали в тягостное, прискорбное оцепенение, которое удивительным образом заставило нас позабыть чины и степени, а воскреснув из мертвых, мы увидели, что лежим вповалку друг на друге; и глаза у нас полезли на лоб, и дух перехватило от невообразимого зрелища, которое нам представилось: презренный, вонючий золотарь жук-навозник и благородный аристократ лорд Комар герцог Карамора спали беспробудным сном, нежно обнявшись, чего не бывало от века, со времен, вошедших в летописи! И без сомнения, ни одна живая душа не поверит в истинность происшедшего, кроме нас, видевших это мерзостное, бесовское наваждение. Неисповедимы пути господни, и да свершится воля его!

Сегодня по нашему приказу главный инженер герр Тарантул с помощью специальных приспособлений перевернул огромный резервуар, после чего его пагубное содержимое быстро впиталось в сухую землю, и теперь оно уже бессильно причинить нам вред; мы сохранили лишь несколько капель для опытов и анализов, а также для того, чтобы представить пробу королю и затем передать ее в музей на предмет хранения среди прочих чудес. Нам удалось определить, что представляет собой наша находка. Вне всякого сомнения, мы имеем дело с жидкостью, обладающей могучей разрушительной способностью и именуемой «молния». Она была исторгнута из своего хранилища в облаках вместе с сосудом, ее содержавшим, неодолимой силой притяжения пролетавшей мимо планеты и упала прямо к нашим ногам. Отсюда следует любопытнейший вывод. Оказывается, молния как таковая обычно пребывает в состоянии покоя; лишь сокрушительный удар грома освобождает и воспламеняет ее, порождая мгновенную огненную вспышку и взрыв, который сеет опустошение и смерть на огромных земных пространствах».

Весь следующий день путешественники отдыхали и приходили в себя, после чего двинулись в дальнейший путь. А еще через несколько дней они стали лагерем в одном из самых живописных мест на равнине, и ученые отправились на поиски новых открытий. Их усердие было тотчас же вознаграждено. Профессор Жабень Квакш увидел престранное дерево и подозвал своих коллег. Все осмотрели дерево с глубочайшим интересом. Оно было очень высокое и прямое, без малейших признаков коры, веток и листьев. Лорд Карамора путем триангуляции определил его высоту; герр Тарантул измерил окружность подножия и вычислил диаметр вершины по формуле боковой поверхности конуса. Открытие сочли выдающимся. А поскольку дерево было неизвестной ранее породы, профессор Мокрица дал ему ученое название, представлявшее собой не что иное, как имя профессора Жабеня Квакша в переводе на древнемастодонтский язык, поскольку исстари открыватели увековечивали свои имена, нарекая ими свои открытия.

Профессор Опоссум, приложив свое чуткое ухо к дереву, услышал низкий мелодичный звук. Все ученые поочередно насладились неожиданной музыкой и были приятно удивлены. Профессора Мокрицу попросили добавить к имени дерева какое-нибудь слово, которое указывало бы на его музыкальность, и он дополнил ученое название словом «Псалмопевец» на том же древнемастодонтском языке.

Тем временем профессор Улита осматривал местность в подзорную трубу. Он обнаружил множество таких же деревьев, стоявших по одному в ряд, на большом расстоянии друг от друга, к югу и к северу, насколько хватал глаз. Кроме того, он сразу же заметил, что все деревья связаны у верхушек четырнадцатью непрерывными толстыми нитями, протянутыми одна над другой от дерева к дереву. Это было в высшей степени удивительно. Главный инженер Тарантул поспешил наверх и вскоре сообщил, что эти нити просто-напросто паутина, сплетенная каким-то его гигантским сородичем, так как кое-где болтаются останки добычи — лохмотья и лоскуты какой-то ткани, без сомнения, шкуры исполинских насекомых, пойманных и съеденных пауком. Потом герр Тарантул пробежал по одной из нитей, дабы получше ее осмотреть, но почувствовал внезапную жгучую боль в ступнях, и у него стали отниматься ноги, после чего он, соскочив вниз, спустился на собственной паутинке и посоветовал своим спутникам поскорее вернуться в лагерь, пока чудовище не проявило к ученым такой же горячий интерес, какой те проявили к нему и к его сооружению. Исследователи поспешно удалились, на ходу обмениваясь замечаниями относительно гигантской паутины. Вечером экспедиционный натуралист изготовил отличный макет гигантского паука, причем ему не было надобности видеть чудовище, потому что он подобрал у дерева обломок его позвонка и по этому фрагменту реконструировал его внешний вид и определил повадки и привычки. Чудовище оказалось с хвостом, зубами и длинным носом, о четырнадцати ногах и, как объявил натуралист, пожирало траву, скот, камни и землю с равной прожорливостью. Открытие нового зверя было признано ценнейшим вкладом в науку. Оставалось надеяться, что вскоре будет найден дохлый паук, пригодный для набивки чучела. Профессор Мокрица заикнулся было, что, устроив засаду, можно бы даже поймать паука живьем. «Что ж, попробуйте», — только и было сказано ему в ответ. В заключение конференции чудовище было названо именем натуралиста, который, вторым после бога, его создал.

— А может, сделал его еще и получше, — присовокупил навозник, который снова был тут как тут по причине своей праздности и неутолимого любопытства.

Конец первой части

Часть вторая КАК ЗВЕРИ ЗАВЕРШИЛИ СВОИ УЧЕНЫЕ ИЗЫСКАНИЯ

Неделю спустя экспедиция стала лагерем среди целого скопища диковин. Ученых окружали какие-то огромные каменные пещеры, стоявшие порознь или по нескольку штук на берегу той самой реки, которую они увидели с опушки леса. Пещеры выстроились длинными прямыми рядами вдоль широких проходов, окаймленных деревьями. Над каждой пещерой был крутой двусторонний скат. Передняя стена была изрешечена большими квадратными отверстиями, заделанными тонким, блестящим, прозрачным материалом. Внутри были пещеры поменьше; в эти внутренние ячейки вели странные спиральные ходы, поднимавшиеся кверху правильными, ровными уступами. В каждой ячейке сохранились в изобилии большие бесформенные груды, которые, по всей видимости, некогда были живыми существами, но теперь их тонкая коричневая кожа сморщилась, обвисла и шелестела, едва к ней притрагивались. Пауков здесь оказалось великое множество, и паутина, со всех сторон опутавшая мертвых гигантов, радовала глаз, вдыхая жизнь и здоровую бодрость в это унылое и безрадостное зрелище. Попытки расспросить местных пауков ни к чему не привели. Они были другой национальности и говорили на каком-то невразумительном певучем жаргоне, который не понимали экспедиционные пауки. Это робкое, пугливое племя погрязло в язычестве и поклонялось неведомым богам. Экспедиция отрядила целую рать миссионеров, дабы обратить их на путь истины, и за неделю работы среди этих темных существ были достигнуты блестящие результаты: не осталось и трех семей, которые твердо исповедовали бы какую-нибудь одну религию и не грызлись бы между собой. Это обнадежило участников экспедиции и побудило их основать здесь постоянную миссионерскую колонию, дабы продолжать труды по спасению бедных душ.

Но не станем забегать вперед. После внимательного осмотра пещер снаружи, долгих размышлений и научных консультаций исследователи определили природу этих удивительных образований! Было установлено следующее: в целом они относятся к толще Древнего Красного Песчаника; в обнажении вскрыты многочисленные и поразительно правильные пласты, каждый мощностью в пять лягушечьих прыжков; это открытие опрокидывает все общепринятые геологические представления, ибо каждый пласт Древнего Красного Песчаника перекрыт тонким пластом выветренного известняка, вследствие чего вместо одной толщи Древнего Красного Песчаника их оказалось не менее ста семидесяти пяти. Равным образом было очевидно, что имели место также сто семьдесят пять морских трансгрессий, во время которых отлагались слои известняка! Из всего этого неизбежно вытекал потрясающий вывод: мир существует не двести тысяч лет, как полагали ранее, а многие миллионы лет! Обращала на себя внимание еще одна любопытная особенность: каждый слой Древнего Красного Песчаника был разделен на математически правильные промежутки вертикальными внедрениями известняка. Случаи проникновения магматических пород по трещинам в осадочных отложениях широко известны; но столь правильно залегающие осадочные интрузии наблюдались впервые. Это было поистине величайшее открытие, значение которого для науки трудно переоценить.

При внимательном исследовании нижних пластов были найдены ископаемые муравьи и жуки-навозники (последние вместе с плодами своего ремесла), каковой факт был занесен в научные анналы с большим удовлетворением, ибо он подтверждал, что этот рабочий скот принадлежит к низшим организмам, хотя в то же время трудно было примириться с мыслью, что совершенные и благородные существа высшего порядка по непостижимому закону происхождения видов имеют столь презренных предков.

Навозник, подслушавший этот разговор, не смутился: пусть-де все эти новоявленные выскочки тешатся сколько влезет всякими мудреными теориями, что же до него, то он гордится своей принадлежностью к далеким предкам и тем, что занимает достойное место среди древней, истинной аристократии.

— Радуйтесь, если угодно, своему скороспелому достоинству, на которое вчера только навели глянец, — заявил он. — А навозникам довольно того, что они происходят из славного племени, пронесшего свое знамя по сияющим путям античности, и плоды их труда увековечены в Древнем Красном Песчанике, дабы явить их тленным векам, теснящимся у большой дороги Вечности.

— Эй, убирайся отсюда! — презрительно оборвал его начальник экспедиции.

Лето миновало, приближалась зима. К этому времени во многих пещерах и вокруг них были обнаружены какие-то узоры, — по всей видимости, надписи. Большинство ученых было убеждено, что это надписи, хотя некоторые им возражали. Главный филолог, профессор Мокрица, объявил, что здесь налицо образцы неизвестной науке письменности и неизвестного языка. Не теряя времени, он приказал своим художникам и чертежникам сделать факсимиле со всех надписей, а сам принялся искать ключ к непонятному языку. В своей работе он прибег к методу, который до него применяли все дешифровщики. Иными словами, он положил перед собой несколько надписей и стал их изучать все вместе и каждую порознь. Для начала он сопоставил следующие тексты:

Отель «Америка»

Кафе открыто круглосуточно

Тенты Не курить

Лодочная станция

Молитвенное собрание состоится в 4 часа

Бильярдная

Журнал «Купальщик»

Парикмахерская высшего разряда

Телеграф

По газонам не ходить

Употребляйте пилюли Брэндрета

Сдаются особняки на купальный сезон

Дешевая распродажа Дешевая распродажа

Дешевая распродажа Дешевая распродажа

Сначала профессору показалось, что это идеографическое письмо, в котором каждый знак обозначает целое понятие; однако дальнейшее исследование убедило его, что письмо буквенное, где каждый звук передается буквой; но в конце концов он решил, что это смешанное письмо, состоящее частью из букв, частью из значков или иероглифов. На этот вывод его натолкнуло открытие нескольких новых текстов.

Он заметил, что некоторые надписи встречаются чаще других. Например: «Дешевая распродажа», «Бильярдная», «Время отправления — октябрь 1860 г .», «Лото», «Бочковое пиво». «Это, конечно, религиозные заповеди», — решил профессор. Но постепенно, по мере того как тайна загадочного алфавита начала проясняться, он отказался от своего предположения. Скоро ему удалось довольно правдоподобно перевести некоторые надписи, хотя переводы эти удовлетворили далеко не всех. Но так или иначе, профессор шаг за шагом продвигался вперед.

Наконец была найдена пещера с вывеской:

Курортный музей.

Открыт круглосуточно.

Входная плата 50 центов.

Уникальная коллекция восковых фигур,

древних ископаемых и т.п.

Профессор Мокрица уверял, что слово «музей» соответствует понятию «lumgath molo» — то есть кладбище. Войдя внутрь, ученые были поражены. Но мы не станем описывать то, что они увидели, а обратимся к их официальному докладу, в котором это сделано как нельзя лучше:

«Перед нами стояли, выстроившись в ряд, окаменелые существа, которые, как мы сразу поняли, принадлежат к давно вымершему виду пресмыкающихся, именуемому человеком и описанному в наших древних летописях. Открытие принесло нам тем большее удовлетворение, что в последнее время было принято считать это существо мифом и суеверием, плодом богатого воображения наших далеких предков. Но мы своими глазами видели человека, отлично сохранившегося в окаменелом состоянии. Мы нашли его кладбище, что подтверждается надписью над входом. Теперь есть основания предполагать, что пещеры, обследованные нами, служили ему жилищем в те отдаленные времена, когда он еще обитал на земле; на груди у каждой окаменелости была надпись на том же языке, что и все прочие. Одна из них гласила: „Знаменитый пират капитан Кидд“, другая — „Королева Виктория“, третья — „Авраам Линкольн“, четвертая — „Джордж Вашингтон“ и т.д.

Мы поспешили обратиться к нашим древним летописям, чтобы установить, совпадает ли описание человека, содержащееся в них, с внешним видом тех окаменелостей, которые были перед нами. Профессор Мокрица прочитал вслух это описание, сделанное своеобразным старинным слогом:

— «Во дни живота отцов наших человек обретался еще на земле, о чем ведомо нам из преданий. Был он ростом велик, на себе же имел шкуру одной масти либо пеструю, кою снимать мог с себя, когда хотел; под шкурой же прятал лапы задние купно с когтями короткими, будто бы у крота, токмо пошире, и передние с перстами изрядно тонкими, длиной же много превосходнее противу лягушечьих, такоже с когтями широкими, дабы из земли корм добывать. Главу же имел волосатую, будто как крыса, а нос долгий, и оным по запаху пищу находить мог. Когда радовался, из очей его изливалась вода, в тоске же аще в печали извергал из глотки своей поистине бесовский гогот, коего мочи не было терпеть, и страх брал: вдруг истерзает себе грудь и через это смерть примет, мучениям своим предел положив. Двое же человеков, сойдясь, друг другу глас подавали: „Хо-хо-хо!“, каковой зык означал: „Здорово, черт подери!“ — и еще иные, схожие с оным звуки, из коих пииты вывели, будто они промеж собой таково разговаривают, — чему верить нельзя, ибо пииты при всяком случае невесть какую несуразность нести рады. А еще имел при себе человек длинную палку и, оную приставив ко груди, изрыгал из нее пламень и дым, от коих жертва в страхе падала наземь, он же, закогтив ее, тащил в свое логово и там пожирал с ликованием, поистине диавольским».

Это описание, составленное нашими предками, как мы увидим далее, поразительным образом подтверждается находкой окаменелостей. Мы подвергли подробнейшему исследованию экземпляр с надписью «Капитан Кидд». Голову его и часть лица покрывало нечто вроде шерсти, с виду похожей на конский волос. С превеликим трудом удалось снять с него шкуру, после чего обнаружилось, что тело состоит из гладкого белого вещества, совершенно окаменевшего. Солома, которой он питался столько веков назад, сохранилась в нем непереваренная, мы обнаружили ее даже в его ногах.

Кругом были разложены предметы, которые ничего не сказали бы профану, но для глаза ученого явились подлинным откровением. С их помощью мы проникли в тайны глубокой древности. Эти древние памятники красноречиво свидетельствуют о том, в какую эпоху жил человек и каковы были его обычаи. Здесь, подле его останков, мы нашли неоспоримые доказательства того, что он жил на заре творения вместе с другими низшими организмами, населявшими землю в те незапамятные времена. Среди них окаменелый наутилус, обитавший в первобытных морях; рядом — скелеты мастодонта, ихтиозавра, пещерного медведя, исполинского лося. Тут же обуглившиеся кости этих вымерших животных, а равно и детенышей самого человека, расщепленные вдоль, — несомненное доказательство того, что костный мозг был его излюбленным лакомством. Не подлежит сомнению, что именно человек обглодал и высосал эти кости, поскольку никакого следа зубов других животных не найдено; мы решительно отказываемся принять во внимание непрошеное вмешательство навозника, заявившего, что ни одно животное и не может оставить на костях следы зубов. Мы нашли также доказательства тому, что у человека уже были некоторые, хотя и зачаточные, представления об искусстве; об этом свидетельствует целый ряд предметов с непереводимой надписью: «Кремневые топоры, ножи, наконечники для стрел и костяные украшения первобытного человека».

Некоторые из них напоминают грубое оружие, высеченное из кремня, а по соседству, в тайнике, найдено еще несколько недоделанных предметов, сходных с вышеупомянутыми, и рядом — тончайшая пластинка с непереводимой надписью:

«Джонс, ежели ты не хочешь, чтоб тебя выставили в три шеи из музея, делай в другой раз первобытное оружие на совесть, а то мы не смогли надуть даже этих дохлых ученых старикашек из колледжа. И еще запомни, что звери, которых ты вырезал на костяных украшениях, слишком хороши для первобытного человека, это всякому дураку видно.

Директор Варнум[1]».

Кроме того, на кладбище обнаружены кучи золы, из чего явствует, что человек имел обыкновение устраивать пышные поминальные пиршества (иначе невозможно объяснить присутствие золы в таком месте), а также верил в бога и бессмертие души (иначе в чем смысл столь торжественных церемоний?).

Выводы. Можно предположить, что у человека была письменность. Можно считать доказанным, что он действительно существовал, а отнюдь не является мифом; что он был современником пещерного медведя, мастодонта и других вымерших животных, что он варил и пожирал их, равно как и собственных детенышей; что он изготовлял грубое каменное оружие и имел некоторое понятие об искусстве; что он полагал, будто у него есть душа, и тешил себя верой в ее бессмертие. Но воздержимся от насмешек: как знать, быть может, на земле есть существа, которым мы сами с нашей суетностью и глубокомыслием кажемся смешными».

Конец второй части

Часть третья

На берегу все той же реки ученые нашли большой, тщательно обтесанный камень с надписью:

«Весной 1847 года река вышла из берегов и затопила весь город. Глубина воды достигала от двух до шести футов. Погибло более девятисот голов скота, разрушено много домов. В память об этом событии мэр приказал воздвигнуть сей обелиск. Да оградит нас бог впредь от такого бедствия!»

С превеликим трудом профессору Мокрице удалось перевести надпись, и он незамедлительно послал ее в свое отечество, где она вызвала настоящую сенсацию. Надпись поразительным образом подтверждала некоторые древние предания. Текст был несколько затемнен двумя или тремя непереводимыми словами, однако без всякого ущерба для общего смысла. Вот этот перевод:

«Одна тысяча восемьсот сорок семь лет назад (огонь?) объял весь город и испепелил его. Спаслось всего около девятисот душ, остальные погибли. (Король?) приказал установить сей камень, дабы… (

непереводимо) …предотвратить повторение такого бедствия».

Профессору Мокрице впервые удалось сделать полный удовлетворительный перевод образца таинственной письменности, оставленной вымершим человечеством, и это принесло ему такую славу, что все отечественные научные учреждения разом присудили ему высшую ученую степень, и все в один голос твердили, что, если бы профессор посвятил себя военной карьере и обратил свои блестящие таланты на истребление враждебного племени рептилий, король пожаловал бы его дворянством и щедро наградил деньгами. Появилась даже целая наука — «человековедение», в чью задачу входила расшифровка древних памятников вымершей птицы, именуемой «человек» (ибо отныне было установлено, что человек — птица, а отнюдь не пресмыкающееся). Но профессор Мокрица навсегда остался основоположником и главой этой научной школы, так как не подлежало сомнению, что еще ни один перевод не был столь точен и непогрешим, как этот. У других дешифровщиков могли быть ошибки, но не у профессора Мокрицы. Впоследствии было найдено много других памятников вымершего человека, но ни один не пользовался той популярностью и славой, какая выпала на долю «Мэрского камня» — от слова «Мэр»; а поскольку ему в переводе соответствует слово «король», так его и назвали «Мэрским», или «королевским», камнем.

Вскоре экспедиция сделала еще одну замечательную «находку». Это был большой округлый бугор с плоской вершиной, имевшей десять лягушечьих пядей в диаметре и пять или шесть в высоту. Профессор Улита водрузил на нос очки и обошел вокруг бугра, а потом вскарабкался на вершину. Наконец он сказал:

— В результате визуального и пальпального обследования этого изопериметрического купола я пришел к выводу, что перед нами одно из редчайших замечательных сооружений, возведенных племенем «курганостроителей». Тот факт, что купол имеет пластинчатожаберное строение, лишь увеличивает его научную ценность, ибо он, по-видимому, отличается от тех памятников, о которых мы читали в древних летописях, но это ни в коей мере не ставит под сомнение аутентичность находки. Пусть громофонический кузнечик подаст сигнал и вызовет этого лодыря жука-навозника, чтобы произвести раскопки и собрать новые научные сокровища.

Ни одного навозника при исполнении служебных обязанностей не оказалось, и раскопки произвела бригада муравьев. Но они ничего не нашли. Ученых постигло бы большое разочарование, если бы лорд Карамора не пролил свет на существо дела. Он заявил:

— Отныне мне ясно, что древнее загадочное племя курганостроителей не всегда воздвигало свои сооружения с целью устройства мавзолеев, иначе в данном случае, как и во всех прочих, мы нашли бы скелеты и грубые орудия, которыми эти существа пользовались при жизни. Разве это не очевидно?

— Конечно, конечно! — подхватили все.

— В таком случае мы сделали важнейшее открытие; это открытие значительно расширит наши представления о курганостроителях; оно умножит славу нашей экспедиции и принесет нам признательность ученых всего мира. Отсутствие здесь каких бы то ни было мощей может означать только одно: курганостроители были отнюдь не низкоразвитыми дикими рептилиями, как считалось ранее, а существами высокоорганизованными и в высшей степени разумными, способными не только оценить заслуги своих великих сородичей, но и увековечить их память. Братья ученые, этот замечательный курган не гробница, а монумент!

Слова профессора произвели на всех потрясающее впечатление.

Но величие минуты было нарушено грубым и дерзким смехом — это явился жук-навозник.

— Монумент! — передразнил он профессора. — Монумент, возведенный курганостроителями! Так, так-с! Таким представляется он проницательному взору науки, а для бедного темного парня, который никогда и не нюхал учения, это не монумент, — но, коли уж на то пошло, все-таки вещь весьма ценная и нужная; и с позволения вашей милости я сейчас же обращу его в место блаженного отдохновения и…

Навозника прогнали кнутом, и экспедиционные художники принялись зарисовывать монумент во всевозможных ракурсах, а профессор Мокрица, обуреваемый жаждой научной деятельности, облазил его вдоль и поперек в надежде найти надпись. Но если там когда-нибудь и была надпись, то она либо стерлась, либо какой-нибудь варвар вырубил ее и унес, приняв за амулет.

Когда художники сделали свое дело, ученые решили погрузить замечательный монумент на четырех самых больших черепах и отправить в королевский музей, что и было с успехом исполнено; прибытие монумента вызвало всеобщее торжество, тысячи ликующих граждан сопровождали памятник к месту его нового пребывания; пожаловал и король Квакш XVI собственной персоной, который даже соблаговолил воссесть на него и ехал так до самого музея.

Наступившие холода вынудили ученых на время прекратить свои труды и готовиться в обратный путь. Но даже последний день, проведенный среди пещер, принес свои плоды: один из исследователей нашел в глухом закоулке музея, или «кладбища», нечто удивительное и необычайное. Это была спаренная человеко-птица, два существа, сросшиеся от природы верхними частями туловища, с табличкой, на которой стояли непереводимые слова: «Сиамские близнецы». Официальный отчет об этой находке завершался следующими словами:

«Из всего вышесказанного явствует, что в древности были два вида этой гигантской птицы — одиночный и спаренный. В природе все закономерно. Науке совершенно ясно, что спаренный человек изначально обитал в суровых условиях, где его постоянно подстерегали опасности; оттого он и спарился; пока одна из особей спит, вторая бодрствует; равным образом это удваивало его силы на случай опасности. Честь и хвала всепроникающему взору богомудрой Науки!»

Рядом со спаренной человеко-птицей была найдена толстая пачка тонких белых листков, скрепленных воедино, — неоспоримо, собрание древних его грамот. Профессор Мокрица едва ли не с первого взгляда натолкнулся на фразу, которую единым духом, с благоговейным трепетом перевел другим ученым, повергнув их в радостное изумление:

«Многие самым серьезным образом полагают, что низшие существа способны мыслить и разговаривать друг с другом!»

Когда появился большой официальный отчет об экспедиции, вышеприведенная фраза сопровождалась следующим комментарием:

«Следовательно, есть животные, стоящие еще ниже человека в своем развитии! Это знаменательное место не может означать ничего иного. Сам человек вымер, но они, возможно, еще существуют. Кто же они такие? Где обитают? О, сколь беспределен наш восторг при мысли о блестящем поприще для открытий и исследований, которое отныне отверзлось перед наукой! Мы завершаем свои труды со смиренной мольбой к вашему величеству без промедления назначить специальную экспедицию и повелеть ей не щадить ни сил, ни средств до тех пор, пока эти божьи твари, о существовании которых никто до сих пор и не подозревал, не будут найдены».

Экспедиция вернулась домой, потрудившись на Совесть за время своего долгого отсутствия, и благодарные соотечественники встретили ее с бурной радостью. Правда, нашлись и невежественные, неотесанные скептики, которые всегда были и будут на свете; к их числу, конечно, примкнул и бесстыжий навозник. Он заявил, что в экспедиции ему удалось узнать только одно: науке нужна лишь щепотка предположений, чтобы нагромоздить целую гору достоверных фактов; а посему на будущее он готов удовольствоваться теми знаниями, которые природа сделала доступными для всех, и не намерен совать нос в сокровенные тайны провидения.

Примечания

1

Варнум — Имеется в виду Барнум, известный американский антрепренер.

Оглавление