«Заплесневелый хлеб»

Убедить человека может только жизнь, а не убеждение, и главное несчастья.

В тот день после обеда Ассунта, увидев, что муж надевает на шею шарф, подошла к нему. Но Амитрано даже не взглянул на нее. Он продолжал машинально засовывать шарф за отвороты пиджака, укутывая шею до самого подбородка.

— Ты только что поел, — сказала она, — выйдешь сейчас на холод и простудишься. Погоди немного.

Но он лишь пожал плечами, взял шапку и нахлобучил на голову.

— Куда ты торопишься? — не отставала жена. — Дома ты хотя бы в тепле. Кто же зайдет в такую погоду?

— Знаю. Но лучше уж я пойду! — ответил он нехотя, еще раз поправил шарф и вышел.

Дул ветер, лил мелкий дождь, но Амитрано не вернулся за зонтом. У зонта были сломаны две спицы, и ветер разорвал бы его в клочья. Прижимаясь к стенам домов, он направился к мастерской. Он был совершенно уверен, что никто не придет, и всю дорогу твердил себе это. Но все же лучше ждать в мастерской и тешить себя надеждой, что кто-нибудь заглянет сюда.

Мастерская занимала большое помещение и со стороны площади выглядела весьма внушительно. Она была длиной метров в пятнадцать, с высоким сводчатым потолком, какие часто встречаются в полуподвалах южных приморских городков. Вот уже пять лет, как Амитрано снимал ее. Хотя арендная плата была довольно высокой, он снял это помещение, когда ему пришлось покинуть прежнюю мастерскую, расположенную на безлюдной улице. В то время он надеялся, что мастерская, находившаяся на одной из главных площадей городка, будет привлекать больше заказчиков и арендная плата окупится.

Кое-что он тут переделал: устроил треугольную зеркальную витрину, где выставил образцы работ, навесил над ней маркизу и заново побелил все помещение, потому что сырость совершенно изъела штукатурку.

Было это в 1928 году, еще до того, как разразился мировой кризис. Однако кризис уже носился в воздухе, и различные государства принимали всевозможные меры, чтобы уберечь от него свою экономику.