«Охота за коварной индейкой»

Когда я был еще мальчишкой, мой дядя и его старшие сыновья ходили на охоту с ружьями, а младший сын Фред и я — с дробовиком, маленькой одностволкой, которая была как раз по нашему росту и силенкам — не тяжелее метлы. Мы носили ее по очереди, передавая друг другу каждые полчаса. Мне так ни разу и не удалось попасть из нее хоть во что-нибудь, но даже попытка сделать это была для меня удовольствием. Мы с Фредом охотились на всяких пичужек, а взрослые — на оленей, белок, диких индеек и прочую дичь. Дядя и старшие мальчики были отличными стрелками. Они стреляли ястребов, диких гусей и всяких других птиц влет; белок они не подранивали и не убивали, а глушили. Когда собаки загонят белку на дерево, она стремглав взбегает по стволу почти до самой верхушки и, распластавшись, замирает на какой-нибудь ветке, надеясь спрятаться от охотника, но обычно это удается ей не вполне. Снизу видны ее ушки, стоящие торчком. Носа не видно, но легко угадать, где он. Тогда охотник стоя, не заботясь об упоре для ружья, небрежно прицеливается и посылает пулю в ветку у самого носа белки, после чего зверек падает с дерева целехонький; собака тряхнет его разок, и вот он уже испустил дух. Но иной раз, если охотник стрелял издалека и не вполне точно приняв в расчет ветер, пуля попадала белке в голову; с такой добычей собаки могли делать все что угодно, — охотничья гордость не позволяла положить ее в ягдташ.