«Любовь к жизни»

Они продвигались по берегу медленно и трудно, и как-то раз тот из двух мужчин, что шел впереди, споткнулся посреди россыпи неровных камней. Оба устали, ослабли, на лицах их застыли гримасы тягостного терпения, нередкие у тех, кому приходится долгое время сносить немалые лишения. Тяжелые тюки из одеял были приторочены ремнями к их плечам. Лоб каждого облегал еще один ремешок, не позволявший тюку перекашиваться. Каждый нес по ружью. Они ступали, ссутулившись, выставив вперед плечи и еще дальше плеч — головы, не отрывая глаз от земли.

— Нам стоило прихватить еще по паре патронов из тех, что остались в тайнике, — сказал второй.

Он говорил тусклым, лишенным выражения голосом. Какое-либо воодушевление в нем отсутствовало, и первый мужчина, уже вступивший в покрывавшую камни речного дна молочно-белую пену, ответом его не удостоил.

Второй последовал за первым. Они не стали разуваться, хоть вода и была холодна, как лед, — холодна до того, что у обоих заныли лодыжки и онемели ступни. Кое-где она доходила им до колен, и мужчины пошатывались, нащупывая ногами опору.

Тот, что шел вторым, поскользнулся на гладком голыше и едва не упал, но сумел ценою отчаянного усилия устоять, хоть и вскрикнул от боли. Ему показалось, что он того и гляди лишится сознания, голова у него закружилась, и он, покачиваясь, выставил перед собой свободную руку, словно пытаясь опереться ею о воздух. Когда же дурнота миновала, он шагнул вперед, но покачнулся снова и едва не упал. И замер на месте, глядя на своего спутника, так и не обернувшегося ни разу.

Он простоял целую минуту, словно обсуждая что-то с собой. А потом крикнул:

— Билл, постой, я повредил лодыжку.

Но Билл продолжал брести по молочной воде. Он не оглянулся. Второй мужчина смотрел в спину Билла и, хоть лицо его оставалось таким же невыразительным, как прежде, глаза приобрели сходство с глазами испуганного оленя.

Билл, доковыляв до дальнего берега, поплелся, не оглядываясь, дальше. Замерший посреди речушки мужчина, вглядывался в него. Губы мужчины дрожали, шевеля покрывавшую их густую каштановую поросль. Он даже высунул язык, чтобы облизать их.