«Вотрен»

Оноре де Бальзак Вотрен Драма в пяти действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Жак Коллен, именуемый Вотреном.

Герцог де Монсорель.

Герцогиня Луиза, урожденная де Водре, его жена.

Маркиз Альбер де Монсорель, сын герцога.

Мадемуазель де Водре, тетка герцогини.

Рауль де Фрескас.

Герцогиня де Кристоваль.

Инесса де Кристоваль, принцесса Архосская, ее дочь.

Шарль Блонде, именуемый кавалером де Сен-Шарлем.

Франсуа Каде по прозвищу Философ, кучер.

Шелковинка, повар.

Бютэ, привратник.

Филипп Буляр, именуемый Ляфураем.

Жозеф Бонне, камердинер герцогини де Монсорель.

Фелисите, ее камеристка.

Полицейский комиссар.

Слуги, жандармы.

Действие происходит в Париже в 1816 году, после вторичного возвращения Бурбонов[1].

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Гостиная в особняке Монсорелей.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Герцогиня де Монсорель и мадемуазель де Водре.

Герцогиня де Монсорель. Вы дожидались меня? Как вы добры!

Де Водре. Что с вами, Луиза? Целых двадцать лет мы с вами проливаем вместе слезы, и вот впервые я вижу вас радостной. Всякий, кто вас знает, был бы потрясен не меньше меня.

Герцогиня де Монсорель. Трудно сдержать такую радость! Вы делили все мои муки, вы поймете и мой восторг: у меня блеснула искра надежды.

Де Водре. Вы напали на след вашего сына?

Герцогиня де Монсорель. Он найден!

Де Водре. Не может быть! Но подумайте только, на какую страшную пытку вы обрекаете себя, если вдруг окажется, что его уже нет в живых?

Герцогиня де Монсорель. Тетя, умерший ребенок навеки похоронен в сердце матери; но ребенок, которого у нее похитили, вечно живет в ее сердце!

Де Водре. Тише, нас могут услышать!

Герцогиня де Монсорель. Ах, мне все равно! Я начинаю новую жизнь и чувствую себя достаточно сильной, чтобы противиться тирании герцога.

Де Водре. Но почему, проплакав целых двадцать лет, вы вдруг обрели надежду?

Герцогиня де Монсорель. Это больше чем надежда. Когда кончился прием у короля, я поехала к испанскому послу; он хотел познакомить меня с госпожой де Кристоваль. Там я встретила юношу, который похож на меня как две капли воды; у него мой голос, моя осанка! Я потому так поздно и вернулась, что просто не могла подняться с места, не могла уехать, пока он не уехал.

Де Водре. И вы загорелись надеждой на основании таких слабых примет?

Герцогиня де Монсорель. Для матери первое бессознательное чувство — самое верное доказательство. Когда я увидела его, перед моими глазами прошло словно пламя, его взгляд воскресил во мне жизнь, и я почувствовала себя счастливой. Словом, если он не мой сын, значит, это безрассудная страсть.

Де Водре. А в таком случае вы погубите себя.

Герцогиня де Монсорель. Что ж поделаешь! За нами, вероятно, наблюдали; но меня влекла непреодолимая сила; я видела только его, мне хотелось, чтобы он заговорил со мною. И он со мною говорил, и я узнала, сколько ему лет: ему двадцать три года, столько же, сколько Фернану.

Де Водре. А герцог тоже там был?

Герцогиня де Монсорель. Ну, могла ли я думать о муже? Я слушала, как этот юноша разговаривал с Инессой. Мне кажется, они влюблены друг в друга.

Де Водре. Инесса, невеста маркиза, вашего младшего сына? И неужели вы думаете, что герцог не был поражен тем, как вы отнеслись к сопернику его сына?

Герцогиня де Монсорель. Вы правы, только теперь я поняла, какая опасность грозит Фернану. Но довольно, а то я проговорю о нем хоть до рассвета. Вы сами его увидите. Я пригласила его к себе и назначила время, когда герцог бывает у короля. Мы расспросим юношу о его детстве.

Де Водре. Вы так не уснете; успокойтесь, молю вас. И прежде всего отпустите Фелисите, она не привыкла ложиться так поздно. (Звонит.)

Фелисите. Его светлость и маркиз изволили прибыть.

Герцогиня де Монсорель. Сколько раз я говорила вам, Фелисите, никогда не докладывайте мне о том, что происходит на половине герцога. Можете идти.

Фелисите уходит.

Де Водре. Мне больно лишать вас надежды, ведь лишить вас ее значило бы отнять у вас радость, но вы сейчас вознеслись на такую высоту, что падение будет ужасно. Низвергаясь с вершин, душа разбивается, как и тело, и — позвольте мне быть откровенной — я просто трепещу за вас.

Герцогиня де Монсорель. Вас страшит мое отчаяние, а меня — моя радость.

Де Водре (смотрит вслед уходящей герцогине). Если окажется, что она ошиблась, она может лишиться рассудка.

Герцогиня де Монсорель (возвращаясь). Тетя, Фернана зовут Рауль де Фрескас.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Де Водре одна.

Де Водре. Она не сознает, что только чудо может вернуть ей сына. Все матери верят в чудо. Надо следить за каждым ее шагом. Один взгляд, одно неосторожное слово может ее погубить... Если она права, если бог возвратил ей сына, она идет навстречу катастрофе, еще более ужасной, нежели разочарование, а разочарование, увы, неизбежно! Хотя бы она сдерживалась при горничных!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Де Водре и Фелисите.

Де Водре. Уже?

Фелисите. Да, ее светлость уже отослали меня.

Де Водре. Герцогиня не дала вам никаких распоряжений на утро?

Фелисите. Нет, сударыня.

Де Водре. Ко мне сюда, около двенадцати, придет молодой человек, господин Рауль де Фрескас. Он, быть может, спросит герцогиню. Предупредите Жозефа: пусть он проводит господина де Фрескаса прямо ко мне. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Фелисите одна.

Фелисите. Молодой человек — и к ней? Нет, уж простите. Так я и знала, что барыня уединяется не зря. Богатая, красивая, герцог ее не любит; первый раз выехала в свет, а вот уже на другой день к ней является молодой человек, и его, видите ли, желает принять мадемуазель де Водре. Ну и люди — ничего у них не вытянешь: ни признаний, ни барышей. Если таково будет положение горничных при нынешнем правительстве, уж и не знаю, право, что у нас из этого выйдет.

На мгновение отворяется боковая дверь; видны двое мужчин.

Впрочем, посмотрим, что это за молодой человек. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Жозеф и Вотрен.

Входит Вотрен; на нем пальто светло-коричневого цвета, с меховым воротником, на черной подкладке. У него вид посланника, приехавшего на званый вечер.

Жозеф. Проклятая девка! Чуть не попались...

Вотрен. То есть ты чуть не попался? Вот как! Значит, ты очень боишься, как бы опять не свихнуться? Видно, наслаждаешься здесь душевным покоем?

Жозеф. Право же, при нынешних обстоятельствах выгоднее быть честным.

Вотрен. А ты понимаешь, что такое честность?

Жозеф. Ну как же! С честностью и здешним жалованьем прожить можно — вот я и доволен.

Вотрен. Я тебя, голубчик, насквозь вижу. Берешь помалу, да часто, копишь потихоньку, а она, честность-то, ведь не мешает ссужать денежки под грабительский процент. Ты не поверишь, до чего мне приятно видеть старого знакомца, который достиг столь почетного положения. Что ж, тебе это под силу, у тебя ведь только мелкие недостатки, — а это уже половина добродетели. А вот у меня были пороки... и я вспоминаю о них с грустью... Все на свете проходит! Теперь не осталось ничего. Одни только опасности и борьба. Так вот и живешь, словно индеец, затравленный врагами, и защищаешь свой скальп.

Жозеф. А мой?

Вотрен. Твой? Да, правда! Что бы здесь ни случилось — вот тебе слово Жака Коллена: ты не будешь замешан. Зато беспрекословно подчиняйся мне — во всем.

Жозеф. Во всем? Но как же...

Вотрен. Устава нашего не знаешь? Если выпадает какая неприятная работенка — у меня найдутся друзья, верные, старинные. Давно ты здесь?

Жозеф. Герцогиня наняла меня в камердинеры, когда отправлялась в Гент[2], я пользуюсь доверием ее светлости.

Вотрен. Это мне на руку. Я хочу получить кое-какие сведения о Монсорелях. Что тебе о них известно?

Жозеф. Ничего.

Вотрен. У аристократов доверие никогда дальше этого не идет. А что ты сам обнаружил?

Жозеф. Ничего.

Вотрен (в сторону). Он становится уж чересчур честным. Но, быть может, ему только кажется, что он ничего не знает? Стоит поговорить с человеком минут пять — и всегда что-нибудь да выведаешь. (Вслух.) Где мы находимся?

Жозеф. У герцогини. Покои герцога — внизу. Единственный их сын, маркиз, помещается наверху; его комнаты выходят во двор.

Вотрен. Я велел тебе сделать слепки со всех замков в кабинете герцога. Где они?

Жозеф (нерешительно). Вот.

Вотрен. Всякий раз, когда мне понадобится прийти сюда, я буду ставить мелом крестик на садовой калитке, а ты каждый вечер ходи смотреть — нет ли креста. Люди здесь живут добродетельные, петли на калитке порядком заржавели. Людовик Восемнадцатый — это вам не Людовик Пятнадцатый. Прощай, голубчик; будущей ночью я приду. (В сторону.) Схожу проведать наших во дворце Кристовалей.

Жозеф (в сторону). С тех пор как этот черт меня разыскал, я сам не свой. Ни минуты покоя!

Вотрен (возвращается). Так ты говоришь, герцог не живет с женою?

Жозеф. Уже двадцать лет как в ссоре.

Вотрен. А из-за чего?

Жозеф. Даже сын их, и тот не знает.

Вотрен. А твоего предшественника за что уволили?

Жозеф. Не знаю, я его и в глаза не видал. Они водворились здесь недавно, после вторичного возвращения короля.

Вотрен. Вот они, преимущества теперешнего общества: нет больше связи между господами и слугами, нет больше привязанности, а следовательно, невозможно и предательство. (Жозефу.) А за столом говорят друг другу колкости?

Жозеф. При людях — никогда.

Вотрен. А как вы в лакейской о них судите?

Жозеф. Герцогиня — та святая.

Вотрен. Бедняжка! Ну, а герцог?

Жозеф. Эгоист.

Вотрен. Ничего не поделаешь — государственный деятель. (В сторону.) У герцога должны быть тайны, заглянем-ка в его карты! У всякого вельможи имеются какие-нибудь страстишки, нужно только уметь ими пользоваться; и будь герцог у меня в руках, его сыну волей-неволей придется... (Жозефу.) А что говорят насчет свадьбы де Монсореля с Инессой де Кристоваль?

Жозеф. Ничего не говорят. Видно, герцогиню это мало интересует.

Вотрен. А ведь у нее один-единственный сын. Странно.

Жозеф. Между нами говоря, мне кажется, она его не любит.

Вотрен. Эти сведения пришлось вытягивать из тебя, как пробку из бутылки бордоского. Есть, значит, какая-то тайна в этом доме? Мать, герцогиня де Монсорель, и не любит своего сына, единственного своего сына! А кто ее духовник?

Жозеф. Это нам неведомо.

Вотрен. Хорошо. Разузнаю сам. Тайны — как девушки: чем строже их оберегают, тем легче их похитить. Я выставлю двух своих молодцов дозорными в церкви святого Фомы Аквинского: они займутся там не спасением души, а... кое-чем другим. Прощай.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Жозеф один.

Жозеф. Старый приятель, а что на свете хуже старого приятеля? Из-за него я лишусь места! Ах, если бы я не боялся, что Жак Коллен отравит меня как собаку — а от него можно чего хочешь ожидать, — я все открыл бы герцогу. Но в нашем подлом мире всяк за себя. Я не намерен ни за кого платиться головой. Пусть герцог сам разбирается с Жаком, я и пальцем не пошевелю. Что за шум? Герцогиня встала. Что с ней приключилось? А ну-ка подслушаем.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Герцогиня де Монсорель одна.

Герцогиня де Монсорель. Куда бы спрятать метрику о рождении моего сына? (Читает.) «Валенсия... июля... дня тысяча семьсот девяносто третий год». Злополучный город, по крайней мере для меня! Да, Фернан родился через семь месяцев после свадьбы, и эта роковая случайность оправдывает гнусные обвинения. Попрошу тетю, чтобы она носила этот документ при себе, пока я его не спрячу в надежное место. У себя хранить бумаги я боюсь: герцог может приказать, чтобы в мое отсутствие перерыли все мои вещи; он распоряжается полицией по своему усмотрению. Человеку, который в милости у короля, ни в чем не отказывают. Если Жозеф заметит, что я в такой поздний час направилась к тете, завтра же весь дом об этом заговорит... Ах, одна в целом мире, одна против всех, вечная узница в собственном доме!

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Герцогиня де Монсорель и мадемуазель де Водре.

Герцогиня де Монсорель. Вам тоже не спится?

Де Водре. Луиза! Дитя мое! Я вернулась, потому что мне все-таки хочется рассеять вашу мечту, ведь пробуждение будет для вас гибельным. Мой долг вырвать вас из-под власти безрассудных мыслей. Чем больше я думаю над вашими словами, тем больше жалею вас. И я должна вам сказать жестокую истину: герцог, несомненно, поместил Фернана в столь низкую среду, что искать его в тех кругах, где вращаетесь вы, бессмысленно. Юноша, которого вы встретили, не может быть вашим сыном.

Герцогиня де Монсорель. Ах, вы не знаете Фернана! А я его знаю: где бы он ни находился — он живет во мне. Я видела его тысячи раз...

Де Водре. Во сне.

Герцогиня де Монсорель. В жилах Фернана течет кровь Монсорелей и де Водре. Он сумеет собственными силами завоевать себе то место, которое подобает ему по рождению. Где бы он ни появился, ему уступают дорогу. Если он был простым солдатом — ныне он уже полковник. Мой сын горд, красив, его любят. Я уверена, что все его любят. Не разубеждайте меня, тетя! Фернан жив. В противном случае герцог нарушил слово дворянина, а он слишком высоко ценит честь своего рода, чтобы изменить ей.

Де Водре. Но ведь однажды поруганная честь мужа и жажда мести восторжествовали у него над великодушием дворянина!

Герцогиня де Монсорель. Ах, не говорите так, слушать вас страшно!

Де Водре. Луиза, вы же знаете, до какой степени Монсорели гордятся своим родом; это у них в крови, как у Мортмаров — остроумие.

Герцогиня де Монсорель. Увы! Мне это слишком хорошо известно. Усомнившись в законности сына, он потерял рассудок.

Де Водре. Нет! У герцога — пылкое сердце и холодный ум. Люди подобного склада действуют не задумываясь, лишь только дело коснется чувств, которыми они живут.

Герцогиня де Монсорель. Но вы ведь знаете, тетя, какой ценой я купила у него жизнь Фернана. Я достаточно дорого заплатила, чтобы не опасаться за его жизнь. Настаивать на своей невинности — значило обречь его на верную смерть, и ради спасения сына я пожертвовала честью. Каждая мать поступила бы так же. Вы оставались хранительницей моего имущества, а я жила одна в чужих краях — беспомощная, во власти страшных тревог... Мне не с кем было посоветоваться, я потеряла голову. Только потом я поняла, что он не привел бы своих угроз в исполнение. Принося такую жертву, я знала, что Фернан будет обречен на одинокое, нищенское существование, в неведомой стране, под чужим именем; но зато я знала, что он останется в живых и в один прекрасный день я его разыщу, хотя бы мне пришлось перевернуть для этого весь мир. Я приехала сейчас такая радостная, даже забыла передать вам метрику Фернана, которую испанский посол наконец затребовал для меня. Носите ее при себе до тех пор, пока я не передам ее нашему духовнику.

Де Водре. Герцог, вероятно, уже знает о ваших хлопотах, — и тогда горе вашему сыну! Вернувшись домой, он прошел прямо к себе в кабинет и все еще занимается там.

Герцогиня де Монсорель. Если я скину с себя позор, которым он пытался заклеймить меня, если я перестану лить втихомолку слезы, — поверьте, тогда меня ничто не сможет сломить. Я уже не в Испании, не в Англии, я уже не во власти дипломата, хитрого, как тигр, который с первого дня эмиграции следил за каждым моим взглядом, за каждым моим жестом, подслушивал каждое мое слово и даже молчание, который читал мои мысли в самых затаенных уголках души; там он окружил меня шпионами, словно невидимой железной сетью; там он превратил каждого моего слугу в неумолимого тюремщика и держал меня узницей в самой страшной из всех тюрем — в собственном доме. Теперь я во Франции, я снова с вами, у меня придворное звание, я могу обратиться к самому королю. Я узнаю, что сталось с виконтом де Ланжаком, я докажу, что после десятого августа[3] мы с ним не могли видеться, я расскажу королю, какое преступление совершил герцог по отношению к своему сыну, к наследнику двух славных фамилий! Я женщина, я герцогиня де Монсорель, и я мать! Мы богаты, мы пользуемся советами достойного пастыря, за нас — право, и если я потребовала документ о рождении моего сына...

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же и герцог.

Герцог (входит). ...так только для того, чтобы вручить его мне, сударыня.

Герцогиня де Монсорель. С каких пор, герцог, вы входите ко мне без доклада и без моего разрешения?

Герцог. С тех пор, как вы нарушили наш договор, сударыня. Вы поклялись, что не предпримете ни единого шага к розыску этого... вашего сына. Только при этом условии я и согласился сохранить ему жизнь.

Герцогиня. Такую клятву, по-моему, столь же благородно нарушить, как и сдержать всякую другую.

Герцог. Итак, мы взаимно освобождаемся от всех наших обязательств?

Герцогиня. А разве до нынешнего дня вы соблюдали их?

Герцог. Соблюдал, сударыня.

Герцогиня. Слышите, тетя? Будьте же свидетельницей.

Де Водре. Но, герцог, неужели вам никогда не приходила мысль, что Луиза не виновна перед вами?

Герцог. Вы, мадемуазель де Водре, конечно, должны так думать. И чего бы только я не отдал, лишь бы разделять вашу уверенность! В распоряжении герцогини было целых двадцать лет, чтобы доказать мне свою невинность.

Герцогиня. Двадцать лет вы наносите моему сердцу удар за ударом, безжалостно, ежечасно. Вы были мне не судьей, вы палач.

Герцог. Сударыня, если вы не вручите мне это свидетельство, вашему Фернану несдобровать. Не успели вы вернуться во Францию и уже исхлопотали этот документ; вы хотите сделать его оружием против меня. Вы хотите наделить вашего сына титулом и состоянием, которые ему не принадлежат; вы хотите ввести его в семью, доброе имя которой хранили в чистоте супруги и матери, в семью, в которой вы первая осквернили святость брака...

Герцогиня. Зато ваш сын Альбер достойно ее представляет...

Герцог. Берегитесь! Не пробуждайте во мне страшных воспоминаний. Из ваших последних слов явствует, что вы не остановитесь перед скандалом, хотя он и покроет всех нас позором. Неужели мы решимся раскрыть перед судом прошлое, в котором, допускаю, я был не безупречен, а вы совершили прямую низость? (К мадемуазель де Водре.) Луиза, конечно, не все рассказала вам, тетя? Она любила виконта де Ланжака; я знал это, я относился с уважением к этому чувству. Я был так молод! Виконт сам пришел ко мне; как у младшего в семье, у него не было никаких надежд на состояние; он сказал, что отказывается от Луизы де Водре для ее же блага. Я доверился их благородству, я принял ее чистою из его рук. Ах, я жизнью готов был пожертвовать ради него; и я это доказал! Десятого августа этот несчастный проявил чудеса доблести и тем возбудил ярость в народе. Я поручил его одному из моих слуг. Его все же разыскали, бросили в тюрьму. Узнав об этом, я все деньги, предназначенные для нашего бегства, отдал моему лакею Буляру, уговорил его присоединиться к якобинцам, чтобы вырвать виконта из лап смерти. Я спас его! (Герцогине.) И он достойно отплатил мне, не правда ли, сударыня? Я был молод, горяч, опьянен любовью, я не уничтожил его ребенка. И ныне вы платите мне за мою жалость так же, как ваш любовник отплатил за доверие. Ныне положение то же, каким оно было двадцать лет тому назад, с той лишь разницей, что сострадание во мне умерло. И я опять говорю вам: забудьте вашего сына, и он будет жить.

Де Водре. Так, значит, муки, пережитые в течение двадцати лет, по-вашему, ничто?

Герцог. Тяжесть раскаяния — лучшее доказательство тяжести преступления.

Герцогиня. Если вы принимаете мою скорбь за угрызения совести, я снова повторю вам: я не виновата. Нет, сударь, Ланжак не злоупотребил вашим доверием. Он пошел на смерть не только ради своего монарха. С того рокового дня, когда он простился со мною, когда отказался от меня, я его никогда больше не видала.

Герцог. Но вы купили жизнь вашего сына признанием своей вины.

Герцогиня. Разве можно считать признанием сделку, подсказанную ужасом?

Герцог. Отдадите вы мне этот документ?

Герцогиня. У меня его нет.

Герцог. Так я больше не отвечаю за вашего сына, сударыня.

Герцогиня. Хорошо ли вы взвесили свою угрозу?

Герцог. Вы, кажется, меня знаете.

Герцогиня. Но вы-то меня не знаете. Вы больше не отвечаете за моего сына? Берегитесь же за своего! За жизнь Фернана мне ответит Альбер. Если вы следите за моими поступками, отныне и я буду следить за вами; если на вашей стороне королевская полиция, то на моей будет вся хитрость, на которую способна женщина, и божья помощь. Если вы причините вред Фернану, трепещите за Альбера. Удар за удар. Ступайте.

Герцог. Вы здесь хозяйка, сударыня; я забылся, простите меня, виноват.

Герцогиня. Вы благороднее вашего сына; вспылив, он никогда не попросит прощения.

Герцог (в сторону). Неужели ее покорность была только притворством и она лишь выжидала удобного случая? О женщина, наставляемая святошами, она прокладывает подземные ходы незаметно, словно огонь вулканов; опасность видишь только тогда, когда он вырвется наружу. У Луизы в руках моя тайна, а ее сын ускользнул от меня; она может восторжествовать. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Де Водре и герцогиня де Монсорель.

Де Водре. Луиза, вы любите сына, которого никогда не видали, и ненавидите другого, который у вас перед глазами. Скажите же мне, если вы только дорожите моим уважением и любовью, откуда такая ненависть к Альберу?

Герцогиня де Монсорель. Ни слова больше об этом.

Де Водре. Непонятно, почему герцог так спокойно принимает вашу ненависть к младшему сыну?

Герцогиня де Монсорель. Он уже привык.

Де Водре. Вы не можете быть плохой матерью.

Герцогиня де Монсорель. Плохой? Нет. (Задумывается.) Мне слишком дорога ваша привязанность. (Обнимает де Водре.) Так знайте: Альбер мне не сын.

Де Водре. Как? Посторонний присвоил себе место, имя, титул, состояние законного ребенка?

Герцогиня де Монсорель. Посторонний? Нет, это его сын. После роковой ночи, когда у меня похитили Фернана, мы с герцогом разошлись навсегда. Женщина во мне была не менее жестоко оскорблена, чем мать. Но и за спокойствие мое он тоже взял выкуп.

Де Водре. Я не решаюсь понять ваши слова.

Герцогиня де Монсорель. Я согласилась выдавать за своего сына Альбера, ребенка одной испанской куртизанки. Герцог хотел иметь наследника. Среди потрясений, вызванных в Испании французской революцией, наш обман прошел незамеченным. И не удивительно, что вся кровь во мне закипает при виде сына посторонней женщины, который занял место законного ребенка.

Де Водре. Теперь мне понятны ваши надежды. Ах, как бы я хотела, чтобы вы оказались правы и этот юноша действительно был бы вашим сыном. Луиза, что с вами?

Герцогиня де Монсорель. Он погиб! Я его выдала отцу, и герцог прикажет... Ах, да что же мы медлим? Нужно узнать, где он живет, и известить его, чтобы он не приходил сюда завтра.

Де Водре. Выйти в такой час, Луиза! Да в уме ли вы?

Герцогиня де Монсорель. Надо спасти его во что бы то ни стало!

Де Водре. Что вы хотите сделать?

Герцогиня де Монсорель. Ни вам, ни мне завтра не удастся выйти из дому незамеченной. Необходимо опередить герцога и подкупить мою камеристку прежде, чем он ее подкупит.

Де Водре. Луиза! Неужели вы прибегнете к таким средствам?

Герцогиня де Монсорель. Если Рауль — мой сын, отвергнутый отцом, мой сын, которого я оплакиваю двадцать два года, то пусть все узнают, на что готова несправедливо обвиненная женщина, мать!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Та же декорация.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Жозеф и герцог.

Жозеф (прибирает комнату; в сторону). Лег за полночь, встал в такую рань и уже у барыни: неспроста это. Пожалуй, Жак Коллен прав.

Герцог. Жозеф, я дома лишь для одного человека, для господина де Сен-Шарля. Когда он приедет — проводите его сюда. Узнайте, может ли барыня меня принять.

Жозеф уходит.

Внезапное пробуждение в ней материнского чувства, которое я считал угасшим, застало меня врасплох. Надо положить конец нашей распре, до того как она станет заметной для всех. Пока Луиза смирялась со своей участью, мы еще могли жить бок о бок; но если вчерашняя сцена повторится, все пойдет прахом. В чужой стране я мог властвовать над женой; здесь единственная моя сила — собственная моя ловкость да поддержка властей. Я все расскажу королю, я представлю свое поведение на его суд, и герцогине де Монсорель придется подчиниться. Однако подождем еще немного. Если агент, которого ко мне пришлют, достаточно опытен, он в короткий срок проведает, в чем причина ее вчерашнего бунта: и я узнаю, стала ли герцогиня просто жертвой случайного сходства, или же она виделась с сыном после того, как спасла его, и, следовательно, дурачила меня целых двадцать лет. Нынче ночью я погорячился. Надо вести себя более сдержанно, тогда она станет доверчивей и выдаст свои тайны.

Жозеф (входит). Ее светлость еще не звонили.

Герцог. Хорошо.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Жозеф, герцог и Фелисите.

Герцог (для вида рассматривает вещи, лежащие на столе, и в одной из книг находит письмо). Инессе де Кристоваль. (Встает.) Зачем жене было прятать такое пустячное письмо? Оно написано, несомненно, после нашей ссоры. Не идет ли здесь речь об ее Рауле? Это письмо не должно попасть в дом Кристовалей!

Фелисите (ищет в книге письмо). Где же барынино письмо? Уж не забыла ли она?

Герцог. Вы письмо ищете?

Фелисите. Ах! Да, ваша светлость.

Герцог. Не это ли?

Фелисите. Это самое.

Герцог. Как же вы собираетесь уйти из дому, когда вы каждую минуту можете понадобиться герцогине? Ведь она сейчас встает.

Фелисите. При ее светлости — Тереза. А иду я по собственному распоряжению ее светлости.

Герцог. Ну, хорошо, хорошо. Впрочем, это и не мое дело!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Герцог, Жозеф, Сен-Шарль и Фелисите.

Жозеф и Сен-Шарль входят, внимательно приглядываясь друг к другу.

Жозеф (в сторону). От его взгляда мне становится не по себе. (Герцогу.) Кавалер де Сен-Шарль.

Герцог знаком показывает, чтобы Сен-Шарль подошел, и пристально смотрит на него.

Сен-Шарль (подает герцогу письмо; в сторону). Известно ему мое прошлое или он просто хочет воспользоваться услугами Сен-Шарля?

Герцог. Дорогой мой...

Сен-Шарль (в сторону). Нет, я для него всего-навсего Сен-Шарль.

Герцог. Мне рекомендовали вас как человека, чье искусство на поприще более высоком назвали бы гениальностью.

Сен-Шарль. Ваша светлость, предоставьте мне случай, и я постараюсь оправдать эти лестные для меня слова.

Герцог. Предоставлю и немедленно.

Сен-Шарль. Что прикажете?

Герцог. Видите эту девушку? Она сейчас выйдет из дому, сам я не хочу ей препятствовать. Однако она не должна переступить порога моего дома впредь до нового распоряжения. (Зовет.) Фелисите!

Фелисите. Что угодно?

Герцог отдает ей письмо; она уходит.

Сен-Шарль (Жозефу). Я тебя знаю, мне вся твоя подноготная известна. Девушка эта не должна вынести из дому письмо! Сумеешь это устроить — так я тебя снова не знаю и вообще ничего ведать не ведаю. Если будешь хорошо себя вести — оставлю тебя в этом доме.

Жозеф. С одной стороны — этот, а с другой — Жак Коллен! Что ж, постараемся на совесть служить обоим! (Бежит вдогонку за Фелисите.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Герцог и Сен-Шарль.

Сен-Шарль. Готово, ваша светлость. Не желаете ли познакомиться с содержанием письма?

Герцог. Но, дражайший, вы обладаете прямо-таки волшебным, страшным могуществом!

Сен-Шарль. Вы предоставляете нам неограниченную власть, а мы только умело ею пользуемся.

Герцог. И вы ею не злоупотребляете?

Сен-Шарль. Это немыслимо. Нас стерли бы с лица земли.

Герцог. Но как можно столь драгоценные таланты применять в такой области?

Сен-Шарль. Нам не удается переменить сферу деятельности по многим причинам: мы покровительствуем нашим покровителям, нам доверяют слишком много благородных тайн и скрывают от нас слишком много постыдного, и понятно, что нас не любят. Мы оказываем такого рода услуги, за которые расплачиваются лишь презрением. Сначала требуют, чтобы самые высокие, как и самые низкие, понятия стали для нас пустыми словами: щепетильность — просто глупостью, честь — условностью, предательство — дипломатией. Мы пользуемся доверием и тем не менее о многом обязаны догадываться сами. Мыслить и действовать, догадываться о прошлом, изучая настоящее, исподволь, незаметно подготовлять будущее, как я только что сделал, — такова наша программа. Даже у самого талантливого человека опустились бы руки. Когда же цель достигнута, слова снова становятся реальными понятиями, ваша светлость, и тогда бывший наш клиент начинает подозревать, что мы, пожалуй, способны и на подлость.

Герцог. Все это, дражайший, быть может, и не лишено справедливости. Но вы не собираетесь, надеюсь, заставить свет и меня изменить на сей счет наше мнение?

Сен-Шарль. Я уж не так безнадежно глуп, ваша светлость. Не чужое мнение хотел бы я изменить, а свое собственное положение.

Герцог. И, по-вашему, сделать это не так уж трудно?

Сен-Шарль. А как же, ваша светлость? Пусть только мне поручат проникать не в семейные тайны, а в тайны министров, следить не за простыми ворами, а за хитрейшими дипломатами, не обслуживать мелкие страстишки, а служить правительству. И я буду горд и счастлив своим незаметным участием в великих делах... А какой бы, ваша светлость, у вас был преданный слуга!

Герцог. Мне очень прискорбно, дорогой мой, что обстоятельства вынуждают меня использовать столь великие таланты в столь узкой сфере, но я и здесь сумею вас оценить. А там видно будет.

Сен-Шарль (в сторону). Ах, так... Видно будет? Ну, а я уже и сейчас все вижу.

Герцог. Я собираюсь женить сына...

Сен-Шарль. На мадемуазель Инессе де Кристоваль, принцессе Архосской. Прекраснейшая партия! Ее отец имел неосторожность служить Жозефу Буонапарте[4] и теперь изгнан королем Фердинандом. Уж не замешан ли он в мексиканской революции?

Герцог. Госпожа де Кристоваль и ее дочь принимают у себя одного авантюриста по имени...

Сен-Шарль. Рауль де Фрескас.

Герцог. Как? Вам уже все известно?

Сен-Шарль. Если вашей светлости угодно, я ничего ведать не ведаю.

Герцог. Наоборот, говорите, я должен знать, какие тайны вы милостиво оставляете на нашу долю.

Сен-Шарль. Условимся об одном, ваша светлость: когда моя откровенность вам будет не по душе, зовите меня тогда кавалером, — и я вернусь к скромной доле наемного наблюдателя.

Герцог. Продолжайте, дорогой мой. (В сторону.) Забавные люди!

Сен-Шарль. Господин де Фрескас станет авантюристом лишь в тот день, когда не сможет больше вести образ жизни человека, имеющего сто тысяч франков дохода.

Герцог. Кто бы он ни был — вы должны разгадать тайну, которою он себя окружает.

Сен-Шарль. Нелегкое поручение, ваша светлость. В отношении иностранцев мы обязаны действовать осмотрительно, иностранцы здесь хозяева[5], они перевернули весь Париж вверх дном.

Герцог. Да, истинное бедствие!

Сен-Шарль. Разве ваша светлость в оппозиции?

Герцог. Мне просто хотелось бы, чтобы король вернулся без всей этой свиты, — только и всего.

Сен-Шарль. Королю пришлось уехать, ваша светлость, лишь потому, что опрометчиво разогнали великолепную, не хуже азиатской, полицию, созданную Буонапарте. Нынче ее ряды хотят пополнить только порядочными людьми — прямо хоть в отставку подавай. Военная полиция союзников ставит нам препятствия на каждом шагу, мы не смеем никого арестовать, из страха, как бы невзначай не наложить руку на какого-нибудь принца, занятого любовной интрижкой, или на какого-нибудь подгулявшего маркграфа. Но для вас, ваша светлость, будет сделано все — даже невозможное. Есть у этого молодого человека какие-нибудь пороки? Он игрок?

Герцог. Да, играет — в свете.

Сен-Шарль. Честно?

Герцог. Кавалер!

Сен-Шарль. Вероятно, этот молодой человек очень богат?

Герцог. Вот вы и узнайте.

Сен-Шарль. Простите, ваша светлость. Но без помощи страстей нам мало что удается разузнать. Быть может, ваша светлость соблаговолит сказать мне — искренне ли любит вышеназванный молодой человек мадемуазель де Кристоваль?

Герцог. Принцессу! Богатую наследницу! Я начинаю разочаровываться в вас, дорогой!

Сен-Шарль. Но ведь вы сами изволили сказать, что речь идет о молодом человеке. Впрочем, любовь притворная куда изысканнее любви истинной. Вот почему женщины так часто обманываются. Остается предположить, что он, вероятно, бросил нескольких любовниц, а порвать узы сердца — значит развязать язык.

Герцог. Будьте осторожны. Мое поручение необычное, не впутывайте сюда женщин. Малейшая нескромность с вашей стороны лишит вас моего благоволения. Все, что касается господина де Фрескаса, должно навеки остаться между мною и вами. Я требую от вас полнейшей тайны — как в отношении тех, чьими услугами вы пользуетесь, так и в отношении тех, кто пользуется вашими услугами. Словом, если моя жена заподозрит вас хотя бы на минуту, — вы погибли.

Сен-Шарль. Значит, ваша супруга интересуется этим молодым человеком? Значит, наблюдать и за нею? Ведь эта девушка — ее камеристка?

Герцог. Милостивый государь! Кавалер де Сен-Шарль! Приказать вам следить за женой — недостойно меня, спрашивать об этом — не совсем достойно вас.

Сен-Шарль. Ваша светлость, мы прекрасно понимаем друг друга! Какова же главная цель моих ближайших розысков?

Герцог. Выяснить: Рауль де Фрескас — настоящее имя этого молодого человека или нет? Выяснить, где он родился, раскопать все его прошлое, и храните все это свято, как государственную тайну!

Сен-Шарль. Дайте мне сроку только до завтра, ваша светлость.

Герцог. Что ж, срок не велик.

Сен-Шарль. Зато, ваша светлость, велик... счет.

Герцог. Не думайте, что я хочу узнать непременно что-нибудь дурное. Вы, господа, обычно потакаете страстям, вместо того чтобы разобраться в них; вы предпочитаете выдумать всякие небылицы, лишь бы не признаться, что вам нечего сказать. Я был бы очень рад узнать, что у этого молодого человека есть семья...

Входит маркиз; заметив, что отец занят, он делает вид, будто хочет уйти. Герцог жестом останавливает его.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и маркиз.

Герцог (продолжает). Если господин де Фрескас — дворянин, если принцесса Архосская предпочитает его моему сыну, то маркиз отступится.

Маркиз. Но я люблю Инессу, папа.

Герцог (Сен-Шарлю). Прощайте, дорогой мой.

Сен-Шарль (в сторону). Женитьба сына его не интересует, жену он уже не ревнует. Тут кроется что-то посерьезнее: либо я пропал, либо счастье мне вновь улыбнулось. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Герцог и маркиз.

Герцог. Женитьба на женщине, которая вас не любит, — это непоправимая ошибка, Альбер, и, пока я жив, вы не совершите ее.

Маркиз. Но почему вы думаете, папа, что Инесса отвергает мои чувства? Кроме того, если она станет моей женой, я постараюсь добиться ее любви, и, право же, я смею надеяться на успех.

Герцог. Позвольте вам заметить, сын мой, что подобные солдатские замашки в данном случае совершенно неуместны.

Маркиз. Во всяком другом вопросе, отец, ваше слово для меня непреложный закон. Но каждое поколение любит на свой лад. Умоляю вас, не медлите с нашей свадьбой. Инесса, как и подобает единственной дочке, очень своенравна. Поэтому благосклонность, с которой она принимает ухаживание какого-то авантюриста, должна бы вас тревожить. Право, не понимаю, почему вы так холодны сегодня. Не говоря уже о моей любви к Инессе, — где мне сыскать лучшую партию? Я стану, как и вы, испанским грандом; больше того — принцем. Папа, неужели вас не радует это?

Герцог (в сторону). Сказалась материнская кровь! О, Луиза сумела разгадать мое уязвимое место. (Вслух.) Знайте, сударь, что нет ничего выше славного имени герцога де Монсорель.

Маркиз. Я обидел вас?

Герцог. Довольно! Вы забываете, что я сам подготовил этот брак, еще когда был в Испании. Имейте, однако, в виду, что госпожа де Кристоваль не может выдать Инессу без согласия отца. Мексика только что провозгласила свою независимость[6], и вполне понятно, что из-за этой революции ответ задерживается.

Маркиз. Ну так ваши планы, папа, будут расстроены. Вы, значит, не заметили, что произошло вчера у испанского посла? Мама явно покровительствовала этому Раулю де Фрескасу; а Инесса была ей за это признательна. Сказать вам, что я понял только вчера, хотя втайне подозревал уже давно? Мама ненавидит меня! И... признаюсь в этом лишь вам, папа, потому что люблю вас: я боюсь, не участвует ли мама во всем этом?

Герцог (в сторону). Вот я и пожинаю то, что посеял. Ненависть так же притягивает людей друг к другу, как и любовь. (Маркизу.) Альбер, вы не должны судить поступки вашей матери, вы не можете ее понять. Она видит, как я слепо люблю вас, и старается противопоставить моей слабости суровость. Я не желаю в другой раз слышать таких речей, — и покончим на этом. Сегодня вы дежурный во дворце, поезжайте туда скорее. Я попрошу, чтобы вас отпустили на вечер, так что вы сможете поехать на бал и увидеться с принцессой.

Маркиз. Нельзя ли мне сейчас повидаться с мамой? Мне хочется умолить ее поддержать мою сторону перед Инессой. Ведь Инесса должна быть у нее сегодня утром.

Герцог. Узнайте, принимает ли она, я сам ее дожидаюсь.

Маркиз уходит.

Все разом обрушилось на меня. Вчера посол у меня спросил, где именно умер мой старший сын. Нынешней ночью мать уверяет, что нашла его. А сейчас сын Хуаны Мéндес тоже наносит мне удар. Ах, Инесса сердцем чувствует истину! Нельзя безнаказанно нарушать законы; природа столь же беспощадна, как и свет. Хватит ли у меня сил, даже при поддержке короля, направлять ход событий?

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Маркиз, герцогиня и герцог.

Герцогиня. Вы извиняетесь? Но, Альбер, я несказанно счастлива. Какая неожиданность! Перед отъездом во дворец вы пришли попрощаться с матерью, — просто так, из сыновней нежности. Ах, если я, мать, и сомневалась когда в своем сыне, то такой порыв — для меня, признаюсь, неожиданный — развеял всякие опасения, и я благодарна вам за это, Альбер. Наконец-то мы понимаем друг друга.

Маркиз. Мама, как я рад слышать это. Если и могло иной раз показаться, что я недостаточно внимателен к вам, так это отнюдь не по забывчивости, а из опасения не угодить вам.

Герцогиня (замечает герцога). Как? И вы тоже, герцог, вслед за вашим сыном, поспешили... Да сегодняшнее мое пробуждение — настоящий праздник.

Герцог. И он будет повторяться изо дня в день.

Герцогиня (герцогу). Понимаю! (Маркизу.) Поезжайте скорее! Король становится требовательным к своим офицерам, и я буду очень огорчена, если из-за меня вы получите выговор.

Герцог. Зачем вы отсылаете его? Сейчас приедет Инесса.

Герцогиня. Едва ли: я только что послала ей записку.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же и Жозеф.

Жозеф (докладывает). Герцогиня де Кристоваль и принцесса Архосская.

Герцогиня (в сторону). Какая досада!

Герцог (маркизу). Останься. Я все беру на себя. Нас дурачат.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же, герцогиня де Кристоваль и Инесса.

Герцогиня де Монсорель. Герцогиня, как мило с вашей стороны, что вы опередили меня.

Де Кристоваль. Я с умыслом спешила к вам, ведь теперь в наших отношениях строгое соблюдение этикета было бы неуместно.

Герцогиня де Монсорель (Инессе). Вы не прочли мое письмо?

Инесса. Мне его только что передала ваша камеристка.

Герцогиня де Монсорель (в сторону). Значит, Рауль может приехать.

Герцог (подводит герцогиню де Кристоваль к дивану). Можем ли мы считать, что этот неофициальный визит — первый шаг к сближению наших семейств?

Де Кристоваль. Не будем придавать нашему визиту так много значения; мне просто приятно посетить вас.

Маркиз. Значит, вы не хотите, сударыня, поощрить мои надежды? Разве мало я вынес вчера? Мадемуазель Инесса почти не замечала меня, не удостоила даже взглядом.

Инесса. Я не надеялась, маркиз, встретиться с вами так скоро; я думала вы на дежурстве. Я очень рада, что могу оправдаться: я заметила вас лишь уезжая с бала, и вот кто тому причиною. (Указывает на герцогиню де Монсорель.)

Маркиз. Положим, причин у вас было две, мадемуазель, и я очень признателен, что вы упоминаете только о моей матери.

Герцог. Мадемуазель, примите этот упрек лишь как выражение высшей скромности. У Альбера зародились какие-то опасения, словно господин де Фрескас может дать повод к опасениям! В возрасте Альбера любовь — это волшебница: она превращает любой пустяк в событие. Ведь ни ваша матушка, ни вы сами не можете принимать всерьез молодого человека, имя которого не внушает доверия. И к тому же он так упорно умалчивает о своей семье...

Герцогиня де Монсорель (герцогине де Кристоваль). Вам тоже неизвестно, откуда он родом?

Де Кристоваль. Мы еще не так близко знакомы, чтобы расспрашивать о таких вещах.

Герцог. Между тем троим из присутствующих здесь не лишне было бы это знать. Вы, сударыни, конечно, умолчали бы; молчаливость — это добродетель, которая особенно на руку тому, кто ее проповедует.

Герцогиня де Монсорель. Что касается меня, герцог, я не всегда верю в бескорыстие любопытствующих.

Маркиз. Разве мое любопытство неуместно, мама? Почему мне нельзя осведомиться у ее светлости, верно ли, что арагонский род де Фрескасов угас?

Де Кристоваль (герцогу). Мы с вами знавали в Мадриде старика генерала, который был последним отпрыском этого рода.

Герцог. Ну он-то, во всяком случае, умер бездетным.

Инесса. Существует еще неаполитанская ветвь.

Маркиз. О мадемуазель! Неужели вы не знаете, что ваши двоюродные братья, Медина-Коэли, наследовали этой ветви?

Де Кристоваль. Да, действительно, вы правы, больше де Фрескасов не осталось.

Герцогиня де Монсорель. Тем лучше! Раз у этого молодого человека нет ни имени, ни семьи, ни родины — значит, он не может быть опасным соперником Альбера, и я не понимаю, почему вы им так заняты?

Герцог. Потому что им слишком заняты женщины.

Инесса. Теперь я понимаю...

Маркиз. Вот как!

Инесса. Да, быть может, этот молодой человек не совсем то, чем хочет казаться; правда, он остроумен, даже образован, проявляет самые возвышенные чувства, он рыцарски почтителен с нами, ни о ком не отзывается дурно. По-видимому, он разыгрывает роль дворянина и допускает при этом некоторое преувеличение.

Герцог. Равно как и в оценке своего состояния. Но такой обман в Париже разгадывают быстро.

Герцогиня де Монсорель (герцогине де Кристоваль). Я слышала, вы собираетесь давать чудесные балы?

Маркиз. А господин де Фрескас говорит по-испански?

Инесса. Как настоящий испанец.

Герцог. Перестаньте, Альбер. Разве вы не видите, что господин де Фрескас — само совершенство?

Де Кристоваль. Право же, он очень мил, и, признаюсь, дорогой герцог, если ваши подозрения окажутся обоснованными, мне будет искренне жаль отказать ему от дома.

Герцогиня де Монсорель (герцогине де Кристоваль). Сегодня вы так же прекрасны, как вчера на вечере. Я искренне восхищаюсь вами: как легко вы переносите светскую жизнь с ее утомительными развлечениями!

Де Кристоваль (Инессе). Инесса, не говорите больше о Рауле. Эта тема не нравится герцогине.

Инесса. А вчера нравилась.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же, Жозеф и Рауль.

Жозеф (герцогине де Монсорель). Мадемуазель де Водре нет дома, а приехал господин де Фрескас. Угодно будет вашей светлости принять его?

Де Кристоваль. Рауль? Здесь?

Герцог. Уже тут!

Маркиз (отцу). Мама нас обманывает.

Герцогиня де Монсорель. Меня нет дома.

Герцог. Раз уж вы пригласили такую важную особу, как господин де Фрескас, зачем же начинать с неучтивости?

У герцогини де Монсорель вырывается испуганный жест.

(Жозефу.) Просите. (Маркизу.) Будьте осторожны, а главное — будьте сдержанны.

Герцогиня де Монсорель (в сторону). Я хотела спасти Рауля и, кажется, погубила.

Жозеф. Господин Рауль де Фрескас.

Рауль. Спешу повергнуть себя к вашим стопам, ваша светлость, и это лучше всего доказывает, как я горжусь вашим благоволением и как хотел бы быть достойным его.

Герцогиня де Монсорель. Я очень признательна вам, сударь, за вашу точность. (Шепотом.) Но она может стать для вас роковой.

Рауль (кланяясь герцогине де Кристоваль и ее дочери; в сторону). Что это? Инесса здесь? (Кланяется герцогу; тот отвечает на его приветствие, маркиз же берет со стола газету и делает вид, будто не замечает вошедшего.)

Герцог. Признаюсь, господин де Фрескас, я не ожидал встретить вас у моей жены, но я счастлив, что она проявляет к вам такое участие: благодаря этому я могу познакомиться с молодым человеком, который вступает в свет столь успешно и столь блистательно. Победой над таким соперником можно гордиться, и даже быть побежденным им не так уж горько.

Рауль. Такая похвала, ваша светлость, — которую я, впрочем, отклоняю, — в другом месте звучала бы как ирония; но мне хочется видеть в ней лишь учтивое желание ободрить меня (оглядывается на маркиза, повернувшегося к нему спиной), я ведь боюсь оказаться назойливым.

Герцог. Напротив, вы приехали очень кстати, мы как раз говорили о вашем семействе и о полковнике де Фрескасе, которого мы с герцогиней некогда знавали.

Рауль. Весьма тронут вашим вниманием! Но за такую честь обычно приходится платить хотя бы небольшую дань злоязычию.

Герцог. Злословить можно только о тех, кого хорошо знаешь.

Де Кристоваль. И нам очень бы хотелось иметь право позлословить о вас.

Рауль. А в моих интересах — сохранить ваше расположение.

Герцогиня де Монсорель. Я знаю к тому верное средство.

Рауль. Какое же?

Герцогиня де Монсорель. Оставайтесь столь же загадочным, как теперь.

Маркиз (подходит с газетой в руках). Вот, сударыни, удивительная новость. У фельдмаршала, где и вы, несомненно, бывали, задержан один из так называемых знатных иностранцев: он передергивал за игорным столом.

Инесса. Это и есть та важная новость, которая так привлекла ваше внимание?

Рауль. В наши дни кто не иностранец?

Маркиз. Мадемуазель, меня занимает не столько эта новость сама по себе, сколько та непостижимая легкость, с какою у нас принимают людей, не узнав предварительно, кто они такие, откуда они явились.

Герцогиня де Монсорель (в сторону). Кажется, они собираются оскорбить его у меня в доме?

Рауль. Вы правы, надо опасаться людей, которых мало знаешь, но, согласитесь, попадаются и такие, которых видишь насквозь даже при самом поверхностном знакомстве.

Герцог. Альбер, какое нам до этого дело? Ведь не в наших правилах вводить в свой круг человека, если мы хорошо не знакомы с его семьей.

Рауль. С моей семьей вы, ваша светлость, знакомы.

Герцог. Вы гость госпожи де Монсорель, и с меня этого достаточно. Мы слишком хорошо знаем, что должны относиться к вам с уважением, но и вы, с вашей стороны, тоже не можете забывать о своих обязанностях по отношению к нашей семье. Имя де Фрескас налагает известные обязательства, и вы носите его с честью.

Де Кристоваль (Раулю). Скажите же хоть теперь, кто вы такой, если не ради вас самих, так по крайней мере ради ваших друзей!

Рауль. Я был бы в отчаянии, господа, если бы мое присутствие здесь дало повод хотя бы к малейшему недоразумению между вами. Но иной раз деликатность может быть столь же оскорбительной, как и прямые расспросы, поэтому покончимте с этой игрой; она недостойна ни вас, ни меня. Герцогиня пригласила меня, надеюсь, не для того, чтобы меня здесь допрашивали. Я ни за кем не признаю права допытываться у меня, почему я умалчиваю о некоторых обстоятельствах моей жизни, и молчание это я намерен хранить и далее.

Маркиз. Но вы оставляете за нами право истолковывать его по-своему?

Рауль. Если я требую свободы для себя, так отнюдь не для того, чтобы стеснять вашу свободу.

Герцогиня де Монсорель. Честь ваша, сударь, запрещает вам отвечать на подобные вопросы.

Герцог (Раулю). Вы — благородный юноша, ваши природные достоинства свидетельствуют о высоком происхождении, не оскорбляйтесь же любопытством света: для нас оно — самозащита. Ваша шпага не закроет рот людям болтливым, а свет, столь великодушный по отношению к похвальной скромности, неумолим, когда речь идет о необоснованных притязаниях...

Рауль. Сударь!

Герцогиня де Монсорель (взволнованно шепчет Раулю). Ни звука о вашем детстве. Уезжайте из Парижа, пусть одна я знаю, где вы... укрылись. От этого зависит вся ваша будущность.

Герцог. Я хочу быть вашим другом, хоть вы и соперник моего сына. Доверьтесь же человеку, которому доверяет сам король. Как можете вы принадлежать к роду де Фрескасов, когда этот род давно угас?

Рауль (герцогу). Ваша светлость, вы слишком могущественны, чтобы испытывать недостаток в опекаемых, а я не так уж слаб, чтобы нуждаться в покровителях.

Де Кристоваль. Сударь, не осуждайте меня, я мать, и только сейчас, во время этого спора, я поняла, как было неосторожно с моей стороны принимать вас в моем доме.

Инесса. Одно-единственное ваше слово спасло бы нас, а вы предпочитаете молчать. Значит, есть какая-то тайна, которая вам дороже меня?

Рауль. Инесса, я все могу вынести, только не такой упрек. (В сторону.) О Вотрен, зачем ты потребовал от меня полного молчания! (Кланяется дамам. Герцогине де Монсорель.) В ваших руках все мое счастье.

Герцогиня де Монсорель. Слушайтесь меня, я все устрою.

Рауль (маркизу). К вашим услугам, сударь.

Маркиз. До свидания, господин Рауль.

Рауль. Рауль де Фрескас!

Маркиз. Де Фрескас? Пусть так!

Рауль уходит.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Те же, кроме Рауля.

Герцогиня де Монсорель (герцогине де Кристоваль). Вы были чересчур суровы!

Де Кристоваль. Вы не знаете, герцогиня, что этот молодой человек в продолжение трех месяцев неотступно бывал всюду, где бывала моя дочь, да и в дом мой он вошел, пожалуй, слишком легко.

Герцог (герцогине де Кристоваль). Его нетрудно было принять за какого-нибудь замаскированного принца.

Маркиз. По-моему, это просто ничтожество, которое пытается замаскироваться принцем.

Герцогиня де Монсорель. Ваш отец объяснит вам, Альбер, что замаскироваться не так-то легко.

Инесса (маркизу). Ничтожество, сударь? Маска может приукрасить низкое, но не может принизить высокое.

Де Кристоваль. Что вы говорите, Инесса?

Инесса. Но ведь его же здесь нет, мама? Или этот молодой человек безрассуден, или же господин де Монсорель и его сын с умыслом вели себя так невеликодушно.

Де Кристоваль (герцогине де Монсорель). Я вижу, герцогиня, что сейчас нам объясниться невозможно, особенно в присутствии герцога. Но дело касается нашей чести, поэтому я жду вас к себе.

Герцогиня де Монсорель. Хорошо, до завтра.

Герцог провожает герцогиню де Кристоваль и ее дочь.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Маркиз и герцог.

Маркиз. Папа, появление этого авантюриста очень взволновало вас, а также и маму. Можно подумать, что тут не только свадьба расстраивается, а сама ваша жизнь в опасности. Герцогиня и ее дочь уехали в таком смятении...

Герцог. Ах, зачем только эти пререкания начались при них.

Маркиз. Значит, и вас этот Рауль беспокоит?

Герцог. А тебя? Твое благосостояние, твое имя, будущность, брак — словом, все, что дороже жизни, — все поставлено на карту.

Маркиз. Ну, если мои успехи зависят от этого молодого человека, я с ним быстро справлюсь.

Герцог. Дуэль! Несчастный, если тебе выпадет роковая удача и ты его убьешь — это будет непоправимое бедствие!

Маркиз. Что же мне делать?

Герцог. То, что делают политики: выжидать.

Маркиз. Если вам грозит опасность, папа, неужели вы думаете, что я могу относиться к этому хладнокровно?

Герцог. Предоставьте это бремя мне, Альбер, — оно слишком тяжело для ваших юных плеч.

Маркиз. Папа! Но хоть поговорите со мною, скажите мне...

Герцог. Ни слова! Иначе нам обоим пришлось бы краснеть!

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Те же и Вотрен.

Вотрен (одет в черное. В начале сцены прикидывается расстроенным и униженным). Ваша светлость, простите, что я вторгаюсь к вам, но... (Шепотом герцогу.) Мы оба с вами только что стали жертвами излишней доверчивости... Позвольте сказать вам несколько слов наедине.

Герцог (делает сыну знак удалиться). Говорите, сударь.

Вотрен. Ваша светлость, в наше время каждый гонится за должностями; тщеславием заражены все классы. Во Франции всяк хочет быть генералом, и уж не знаю, где и как удается нынче набрать простых солдат. Видно, в недалеком будущем общество окончательно распадется, и причиной тому — всеобщая тяга к высоким постам и отвращение к положению скромному... Вот плоды революционного равенства. Религия — единственное надежное средство против этого разврата.

Герцог. К чему вы клоните?

Вотрен. Простите, но не мог же я не указать государственному деятелю, с которым мне предстоит работать рука об руку, на одну оплошность, весьма для меня огорчительную. Доверили ли вы, ваша светлость, какую-нибудь тайну моему сотруднику, который приходил к вам сегодня утром вместо меня? Он возымел безрассудную мысль заменить меня и заслужить вашу благосклонность, оказав вам услугу.

Герцог. Как? Значит, вы — кавалер де Сен-Шарль?

Вотрен. Ваша светлость, мы — то, чем хотим быть. Ни он, ни я не настолько просты, чтобы быть самими собою. На этом мы бы слишком потеряли.

Герцог. Но мне, сударь, нужны доказательства.

Вотрен. Ваша светлость, если вы доверили ему какую-нибудь важную тайну, — мне придется немедленно приказать, чтобы за ним учинили наблюдение.

Герцог (в сторону). Действительно, этот на вид куда порядочнее и солиднее.

Вотрен. Это зовется у нас контрполицией.

Герцог. Вам следовало бы, сударь, явиться сюда, имея при себе доказательства, которые подтверждали бы ваши слова.

Вотрен. Герцог, свой долг я исполнил. Этот человек готов продаться любому, кто больше даст. Но я искренне желаю, чтобы его тщеславие сослужило вам службу.

Герцог (в сторону). Как мог он так скоро узнать о нашей утренней встрече?

Вотрен (в сторону). Он колеблется. Жозеф прав: тут кроется какая-то важная тайна.

Герцог. Сударь...

Вотрен. Ваша светлость...

Герцог. И для меня и для вас необходимо прибрать этого человека к рукам.

Вотрен. Если он располагает вашей тайной, это будет опасно. Он хитер.

Герцог. Да, мошенник не глуп.

Вотрен. Вы дали ему какое-нибудь поручение?

Герцог. Ничего серьезного: я хотел только выяснить, кем является в действительности некий господин де Фрескас.

Вотрен (в сторону). Не более, не менее! (Вслух.) Я могу это вам сообщить, ваша светлость. Рауль де Фрескас — молодой дворянин; его семья участвовала в заговоре и обвиняется в государственной измене; поэтому он и не желает носить имя своего отца.

Герцог. У него есть отец?

Вотрен. Как же, есть.

Герцог. А откуда он взялся? Он богат?

Вотрен. Поменяемся ролями, ваша светлость, и позвольте мне не отвечать вам, пока я не узнаю, почему именно интересуетесь вы господином де Фрескасом.

Герцог. Вы забываетесь, сударь...

Вотрен (сбрасывая с себя маску скромности). Да, Я забыл, герцог, что существует огромная разница между шпионом и тем, кто заставляет шпионить.

Герцог (подходит к двери). Жозеф!

Вотрен. Герцог напустил на нас ищеек, — надо спешить. (Исчезает в боковую дверь, из которой он вышел в первом действии.)

Герцог (возвращаясь). Вы не выйдете отсюда! Да где же он? (Звонит.)

Входит Жозеф.

Скажите, чтобы заперли все выходы, сюда проник какой-то неизвестный. Обыщите всё! Задержать его! (Уходит к герцогине.)

Жозеф (заглядывает в боковую дверь). А его и след простыл.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Гостиная в доме Рауля де Фрескаса.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Ляфурай один.

Ляфурай. Вот порадовался бы за меня вчера мой почтенный родитель; покойник всегда советовал мне вращаться только в избранном обществе. А я-то провел целую ночь с лакеями министров, с курьерами посольств, с кучерами принцев, герцогов и пэров; все как на подбор! Люди всё положительные, беды с ними никак не случится: обворовывают только своих господ. Наш-то танцевал с недурненькой девицей; у нее в прическе было натыкано бриллиантов этак на миллиончик, а он глаз не спускал с букета, который она держала в руках. Простачок, что и говорить! Ну, да мы за тебя сообразим! Старина наш, Жак Коллен... Фу ты, опять язык подвел; никак не могу привыкнуть к добропорядочной фамилии: господин Вотрен. Он-то сумеет навести порядок. В скором времени мы проветрим и бриллианты и приданое, да и пора — слишком залежались в сундуках, а это противно закону циркуляции. Молодчина! Выдает Рауля за молодого человека со средствами. А тот любезничает вовсю, щебечет, наследница клюет, — дело в шляпе, выручка пополам. Но денежки эти достанутся нам не даром! Вот уж полгода бьемся. Уж и корчили же мы из себя дурачков. Зато теперь весь околоток считает нас и впрямь порядочными людьми. Воды, мол, не замутят. Да и чего только не сделаешь ради Вотрена? Он нам сказал: «Будьте паиньки» — пожалуйста, будем паиньками! Вотрена я боюсь не меньше, чем полиции, а все-таки люблю его... даже больше денег.

Вотрен (за стеной). Ляфурай!

Ляфурай. Вот он! Что-то он мне сегодня не нравится: быть грозе! Пойду-ка лучше прогуляюсь, авось, беду пронесет! (Направляется к двери.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Вотрен и Ляфурай.

Вотрен (на нем белые мольтоновые брюки со штрипками, жилет с круглым вырезом из той же материи, красные сафьяновые туфли — словом, утренний костюм делового человека). Ляфурай!

Ляфурай. Что изволите?

Вотрен. Ты куда это собрался?

Ляфурай. К вам за письмами.

Вотрен. Я их уже получил. А еще у тебя какое дело?

Ляфурай. Вот — комнату убрать...

Вотрен. Так ты прямо и говори, что хочешь поскорее улизнуть. Я давно убедился, что нечистая совесть ногам покоя не дает. Останься, надо поговорить.

Ляфурай. Я к вашим услугам.

Вотрен. Надеюсь. Поди-ка сюда. Когда мы с тобой жили под прекрасным небом Прованса, ты нам все уши прожужжал одной историей, правда, не особенно для тебя лестной, — как какой-то управляющий перехитрил тебя, помнишь?

Ляфурай. Управляющий? Да это Шарль Блонде, единственный человек, которому удалось меня обокрасть. Разве такие вещи забываются?

Вотрен. Но ведь ты однажды продал ему своего хозяина? Дело обычное.

Ляфурай. Однажды? Да я своего хозяина трижды продавал.

Вотрен. Еще того чище. А чем же промышлял этот управляющий?

Ляфурай. Вот слушайте. Было мне лет восемнадцать, служил я псарем в имении господ де Ланжаков...

Вотрен. А я думал, у герцога де Монсореля.

Ляфурай. Нет. К счастью, герцог видел меня только раза два и, надеюсь, давно забыл.

Вотрен. Ты и его обокрал?

Ляфурай. Ну, немножко.

Вотрен. Так как же, по-твоему, он мог тебя забыть?

Ляфурай. Я видел его вчера в посольстве, так что беспокоиться нечего.

Вотрен. А! Значит, все-таки тот самый!

Ляфурай. Каждому из нас прибавилось лет по двадцать пять — вот и вся разница.

Вотрен. Ну, говори же. То-то мне помнится, что ты называл это имя. Дальше.

Ляфурай. Так вот, мой хозяин, виконт де Ланжак, и герцог де Монсорель были неразлучны, словно два голубка. Когда пришло время выбрать, на чью сторону стать — за народ или за дворян, я не долго раздумывал: из простого псаря я стал гражданином, а гражданин Филипп Буляр, могу сказать, прославился своим рвением. Я горел жаждой деятельности, я стал в нашем городе важной персоною.

Вотрен. Это ты-то? Ты был политическим деятелем?

Ляфурай. Недолго. Я совершил один прекрасный поступок, ну это и сгубило меня.

Вотрен. Эх, голубчик! Прекрасных поступков надо опасаться не меньше, чем прекрасных женщин: того и гляди влипнешь! Дело-то по крайней мере действительно хорошее было?

Ляфурай. Судите сами. Во время сумятицы десятого августа герцог вверил виконта де Ланжака моему попечению. Я его переодеваю, прячу, кормлю, — рискуя лишиться не только популярности, но и головы. Правда, герцог поощрил меня кое-какой безделицей — тысчонкой червонцев, а этот Блонде имел подлость явиться ко мне и предложил бóльшую сумму, чтобы я выдал нашего барчука.

Вотрен. Ты его выдаешь...

Ляфурай. Недолго думая. Его упрятывают в тюрьму, ну, а у меня в кармане остается в полном моем владении добрых шестьдесят тысяч золотом, настоящим золотом.

Вотрен. А при чем тут герцог де Монсорель?

Ляфурай . Дайте срок. Когда наступают сентябрьские события[7], мой поступок начинает мне казаться несколько предосудительным, и, для успокоения совести, я отправляюсь к герцогу. Он как раз собирался удрать за границу. Я предлагаю снова спасти его друга.

Вотрен. И прибыльно было твое раскаяние?

Ляфурай. Еще бы! В то время раскаяние было редкостью. Герцог обещает мне двадцать тысяч, если я вырву виконта из рук моих приятелей. И я, представьте, вырвал.

Вотрен. За виконта — двадцать тысяч? Не дорого!

Ляфурай. Тем более что это был последний. Да я слишком поздно об этом узнал. Управляющий уже прикончил всех прочих Ланжаков, даже несчастную бабушку запрятал в тюрьму.

Вотрен. Он, видно, не дремал.

Ляфурай. Он никогда не дремлет. Пронюхал о моем самоотверженном поступке, выследил меня, устроил облаву и захватил меня в окрестностях Мортаня[8] у моего дяди, где наш барин выжидал удобного случая, чтобы добраться до моря. Мерзавец Блонде предложил такую же сумму, что и в тот раз. Вижу, мне обеспечено порядочное существование до конца дней моих; человек слаб — ну я и поддался. Между тем наш друг Блонде приказал расстрелять виконта как шпиона, а нас с дядей засадил в тюрьму как сообщников. И чтобы выкарабкаться оттуда, мне пришлось пожертвовать всем моим золотом.

Вотрен . Вот как познается людское сердце. Тебе не повезло — нашла коса на камень.

Ляфурай. Да как сказать: ведь он, простофиля, оставил меня в живых.

Вотрен. Ну, довольно. В твоей истории мне проку нет.

Ляфурай. Можно идти?

Вотрен. Смотрите-ка. Так его и тянет туда, где меня нет. Вчера ты был в свете, — прилично ли вел себя?

Ляфурай. Вполне прилично! Там болтают про господ такие занятные вещи, что я безвыходно просидел в лакейской.

Вотрен. Я, однако, видел, как ты терся около буфета. Что пил?

Ляфурай. Ничего. Ах, да! Стаканчик мадеры.

Вотрен. А куда ты дел дюжину золоченых ложек, которые исчезли вместе с мадерой?

Ляфурай. Золоченых ложек? Постойте-ка, дайте припомнить. Нет, увольте, никаких ложек даже в глаза не видал.

Вотрен. Ну так увидишь их у себя под матрацем. А Философ тоже малость поразвлекся?

Ляфурай. Бедняга Философ! Уж и потешаются же над ним сегодня у нас внизу! Представьте себе — он облюбовал мальчишку-кучера и спорол с его ливреи галуны. А серебро-то оказалось фальшивое! В наше время господа совсем себя не соблюдают. Ни на что нельзя положиться — жалость одна!

Вотрен (свистит). Такие дела — не шутки. Вы погубите мой дом, хватит! Папаша Бютэ! А ну — сюда! Эй, Философ! Поди скорей! Шелковинка! Друзья мои, поговорим-ка по душам. Все вы — мерзавцы.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же, Бютэ, Философ и Шелковинка.

Бютэ. Я здесь! Что, горим?

Шелковинка. Или кто чужой сюда пролез?

Бютэ. По мне, так уж лучше пожар. Огонь недолго и потушить.

Философ. А чужого — придушить.

Ляфурай. Да нет, вот разгневался из-за пустяков.

Бютэ. Опять нравоучения, благодарю покорно!

Шелковинка. Мое дело сторона, я и из дому ни на шаг.

Вотрен (Шелковинке). А как же намедни, когда я велел тебе снять ночной колпак, душегубец ты этакий...

Шелковинка. Нельзя ли без титулов?

Вотрен. ...и велел сопровождать меня в качестве егеря к фельдмаршалу, ты, подавая мне шубу, стянул часы у казачьего гетмана.

Шелковинка. Так ведь это же враги Франции.

Вотрен. А ты, Бютэ, старый прохвост, украл лорнетку у принцессы Архосской, когда она подвезла сюда в своей карете вашего молодого хозяина.

Бютэ. Да ведь лорнетка-то сама упала на подножку.

Вотрен. Тебе следовало учтиво подать ее принцессе, а ты при виде золота и жемчуга сразу же выпустил когти.

Ляфурай. Неужели нельзя уж и капельку побаловаться? Какого черта! Жак, ты хочешь...

Вотрен. Что-о?

Ляфурай. Вы хотите, господин Вотрен, чтобы этот молодой человек на тридцать тысяч франков жил как принц какой-нибудь. Мы действуем на манер некоторых иностранных правительств: прибегаем к займам и кредиту. Кто является к нам за деньгами, сам без кошелька уходит, а вы еще недовольны.

Шелковинка. Ну, уж если мне запрещается приносить с рынка деньги, когда я отправляюсь без гроша за провизией, я подаю в отставку.

Философ. А я взял по пяти тысяч с четырех каретников за право нас обслуживать, и своих денежек им уж не видать! Намедни господин де Фрескас потащился из дома на двух клячах, а домой мы с Ляфураем его прикатили на паре рысаков тысяч в десять, и они нам обошлись всего-навсего в два-три стаканчика дрянной водки.

Ляфурай. Нет, киршвассера.

Философ. Словом, если вы за это на нас сердитесь...

Шелковинка. Как же вы думаете вести дом?

Вотрен. И вы воображаете, что вам это долго будет с рук сходить? Я разрешил это на время, ради вашего устройства, теперь хватит — запрещаю. Вы, кажется, хотите попасть из огня да в полымя? Если вам не угодно понимать, я подыщу себе других слуг.

Бютэ. Где же это вы их найдете?

Ляфурай. Пусть поищет.

Вотрен. Вы, верно, забыли, что сами доверили мне свою шкуру, и теперь я за вас отвечаю. Неужто я для того просеивал вас в трех разных городах, точно крупу через сито, чтобы теперь вы сами лезли на виселицу, как мухи на огонь? Запомните раз и навсегда: неосторожность для нашего брата — преступление. И вид у вас должен быть такой невинный, будто с вас можно спарывать галуны. Слышишь, Философ? И из своей роли не выходить: вы — честные люди, преданные слуги, вы боготворите своего барина, господина Рауля де Фрескаса.

Бютэ. Вы что же — хотите из этого молодца какую-то святыню сделать и нас всех запрячь? Но ведь мы-то его не знаем, и он нас не знает.

Философ. Он хоть из нашей братии?

Шелковинка. И что все это нам даст?

Ляфурай. Мы подчинились вам с условием, что будет восстановлено «Общество десяти тысяч»[9], что нам за каждое дело будет перепадать по меньшей мере десять тысяч франков, а у нас еще даже основного капитала нет.

Шелковинка. Когда же мы наконец станем капиталистами?

Бютэ. Не дай бог, мои товарищи проведают, что я целых полгода разыгрываю старого привратника, да еще совершенно даром, — я прямо-таки опозорюсь в их глазах. Если я рискую головой — так только ради того, чтобы прокормить мою Адель, а вы запретили мне с нею видеться. За эти полгода она, верно, иссохла и превратилась в спичку.

Ляфурай (Шелковинке и Философу). Она за решеткой, да не стоит его, беднягу, огорчать.

Вотрен. Все выложили? Так вам, черт возьми, мало, что вы здесь целых полгода благодушествуете, обжираетесь, как дипломаты, пьянствуете, как сапожники, ни в чем не терпите недостатка?

Бютэ. Тут без дела плесенью покроешься.

Вотрен. Благодаря мне полиция о вас забыла. Одному мне вы обязаны теперешним беззаботным существованием. Я стер с ваших лбов красное клеймо, которым вы были мечены. Я — голова, я все придумываю, а вы — только руки.

Философ. Да уж что толковать!

Вотрен. Подчиняйтесь мне, не рассуждая.

Ляфурай. Не рассуждая.

Вотрен. Безропотно.

Шелковинка. Безропотно.

Вотрен. Или же расторгнем наш договор и убирайтесь ко всем чертям. Если уж и со стороны вашей братии я вижу только черную неблагодарность, так кому же после этого можно оказывать услуги?

Философ. Мы тебе благодарны, повелитель.

Ляфурай. По гроб жизни, великий ты человек!

Бютэ. Я тебя люблю больше Адели.

Шелковинка. Да мы тебя боготворим.

Вотрен. Я буду вас нещадно бить.

Философ. Бей, не моргнув глазом.

Вотрен. Плевать вам в харю и играть вашей жизнью, как медяками в орел и решку.

Бютэ. Ну, я могу и ножом сыграть.

Вотрен. Так убей же меня, чего ждешь?

Бютэ. На него нельзя сердиться! Желаете, чтоб я вернул лорнетку? Я ведь берег ее для Адели.

Все (окружив Вотрена). Не покидай нас, Вотрен.

Ляфурай. Вотрен! Друг наш!

Философ. Великий Вотрен!

Шелковинка. Старый наш товарищ! Делай с нами все, что хочешь.

Вотрен. Я и так могу сделать с вами все, что захочу. Как я подумаю, что из-за дрянного колечка вы можете все загубить, — так и швырнул бы вас туда, откуда вытащил. Вы либо выше, либо ниже общества, вы — подонки или накипь, а мне хотелось бы вернуть вас в лоно общества. Прохожие улюлюкали вам вслед, а я хочу, чтобы вас приветствовали; вы были отщепенцами, а я хочу, чтобы вы стали честными людьми и даже более того.

Философ. А разве бывает что-то большее?

Бютэ. Бывают такие, которые вообще ничто.

Вотрен. Есть такие, которым дано судить о честности других. Из вас никогда не выйдет добропорядочных обывателей; вы можете быть либо неудачниками, либо богачами; поэтому вам нужно идти напролом... Искупайтесь в золоте, и вы выйдете из этого источника добродетельными.

Шелковинка. Да, уж могу заверить: когда я ни в чем не буду нуждаться, я таким добрым и благородным стану...

Вотрен. Чудесно! Ты, Ляфурай, например, можешь сделаться, как один наш приятель, графом де Сент-Элен[10]. А ты, Бютэ, о чем мечтаешь?

Бютэ. Да мне хотелось бы стать филантропом, тогда и миллионером стать недолго.

Философ. А мне — банкиром.

Шелковинка. Хочешь быть патентованным?

Вотрен. Так будьте же, смотря по обстоятельствам, слепыми и ясновидящими, ловкими и неуклюжими, придурковатыми и умными — подобно всем, кто стремится выйти в люди. Не судите о моих поступках, не старайтесь понять больше того, что я сам вам объясняю. Вы спрашиваете, что представляет собою Рауль де Фрескас? Сейчас скажу. Скоро у него будет миллион двести тысяч годового дохода, он станет принцем, а я подобрал его нищим на проезжей дороге, двенадцатилетним мальчишкой, который собирался поступить в барабанщики. Он был без роду, без племени и только что приехал с острова Сардинии, где, вероятно, выкинул какую-нибудь скверную шутку. Словом, он скрывался.

Бютэ. Ну вот, теперь мы знаем его прошлое и его положение в обществе...

Вотрен. Марш в свою конуру!

Бютэ. Там сторожит Нини, дочка тетушки Жирофле.

Вотрен. Гляди, как бы она невзначай не пропустила какого-нибудь шпика.

Ляфурай. Ну! Такую кошечку нет надобности натаскивать на мышей.

Вотрен. А что я собираюсь сделать из Рауля... вот увидите, на что я способен. Ведь таких юношей, как он, найдется немного. Рауль де Фрескас даже в нашем болоте остался чистым, как ангел. Он — наша совесть, а главное — он создание рук моих. Я ему и отец и мать, и я хочу быть ему провидением. Я люблю делать людей счастливыми, раз сам уже не могу быть счастлив. Я дышу его дыханием, живу его жизнью. Его страсти — мои страсти. Только благодаря этому юному сердцу, незапятнанному ни единым преступлением, я еще могу переживать высокие, благородные чувства. У вас же бывают прихоти — так вот это моя прихоть. Общество наложило на меня клеймо, а я в обмен возвращаю ему человека честного, я вступаю в единоборство с судьбой. Хотите помогать мне? Так подчиняйтесь.

Все. На жизнь и на смерть!

Вотрен (в сторону). Еще раз удалось укротить мою дикую свору. (Вслух.) Ну-ка, Философ, оденься чиновником из бюро находок, постарайся принять соответствующий вид, осанку и отнеси обратно ложки, которые Ляфурай позаимствовал в посольстве. (Шелковинке.) А ты, Шелковинка... Сегодня у господина де Фрескаса собирается несколько друзей, приготовь-ка завтрак, да поторжественнее; обедать мы не будем. Затем оденься скромно, строго, изобрази из себя поверенного. Тебе придется сходить на улицу Облен, дом номер шесть, на четвертый этаж; позвонишь семь раз, четко раз за разом. Спросишь дядюшку Жирофле. Тебе ответят: а вы откуда? Скажешь: из одного цыганского морского порта. Тебя впустят. Мне необходимы письма и кое-какие бумаги герцога де Кристоваля; вот тебе и образчик, пусть изготовят мне точно такие же документы и как можно скорее. А ты, Ляфурай, похлопочи, чтобы в газетах появилось несколько строк относительно прибытия в Париж... (Шепчет ему на ухо.) Это тоже входит в мой замысел. А теперь — по местам!

Ляфурай. Ну что, довольны?

Вотрен. Доволен.

Философ. И больше на нас не гневаетесь?

Вотрен. Не гневаюсь.

Шелковинка. Теперь уж никаких бунтов. Будем умниками.

Бютэ. Не беспокойтесь. Будем не только вежливыми, но даже честными.

Вотрен. Да, да, дети мои, немного порядочности, побольше выдержки — и вы добьетесь всеобщего уважения.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Вотрен один.

Вотрен. Чтобы держать их в руках, достаточно их уверить, что они люди честные и с будущим. А будущего у них как раз и нет. Что с ними станется? Ну, да ладно — если бы полководец стал всерьез думать о судьбе своих солдат, он не решился бы сделать ни одного выстрела из пушки. Двенадцать лет невидимой, подземной работы, и вот я накануне того, когда Рауль благодаря мне достигнет высшего положения в обществе; это положение необходимо закрепить. Ляфурай и Философ будут мне полезны в той стране, где я создам ему семью. Ах, любовь эта разрушила все мои планы. Я хотел, чтобы он прославился своими деяниями, чтобы он покорил за меня и под моим руководством свет, куда мне самому закрыт доступ. Рауль не только детище моего ума и моей ненависти; он — моя месть. Эти шалопаи не в состоянии понять таких чувств. Счастливцы! Они ведь не сверзлись с высоты вниз, они раз и навсегда сроднились с преступлением; я же пытался подняться из бездны, но если человек еще может подняться в глазах бога, то в глазах общества — никогда. От нас требуют раскаяния, а в прощении отказывают. Люди обычно руководствуются инстинктом хищников — раненый зверь уползает в свою берлогу и уже не выходит из нее. И люди правы. Впрочем, требовать покровительства общества, после того как ты попрал все его законы, это все равно, что стремиться под кров того дома, который ты сам же расшатал и который вот-вот рухнет тебе на голову.

Как я берег, как оттачивал великолепное орудие, при помощи которого смогу утвердить свое господство! Рауль от природы отважен и безрассуден, он позволил бы убить себя как последний дурак. Пришлось сделать его холодным, рассудочным, отнять у него одну за другою прекрасные иллюзии, облечь его в доспехи опытности, сделать его недоверчивым и хитрым, как... старый ростовщик, и в то же время скрывать от него, кто я такой. И вот теперь любовь разрушает все это гигантское сооружение. Я прочил его в великие люди, а будет он всего-навсего счастливым человеком. Я же удалюсь доживать век где-нибудь в сторонке, под лучами его благоденствия. Его счастье будет делом моих рук. Но вот уже два дня, как меня сверлит мысль: не лучше ли будет, если принцесса Архосская внезапно умрет от... ну, от горячки, что ли? Просто непостижимо, чего только не может разрушить женщина!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Вотрен и Ляфурай.

Вотрен. Что тебе? Минуты покоя от вас нет. Ведь я не звал.

Ляфурай. Коготки правосудия собираются пощекотать нам макушки.

Вотрен. Опять какую-нибудь глупость выкинули?

Ляфурай. Да вот девчонка впустила какого-то прилично одетого господина, он желает вас видеть. Бютэ насвистывает песенку: «Нет приятней уголка, чем у родного камелька». Значит, идет шпик.

Вотрен. Только-то всего! Я знаю, в чем дело. Пусть подождет. Все по местам! Теперь — никаких Вотренов, я преображаюсь в барона де Вье-Шен. А ти ковори с немецкий виговор! Окрути его; наконец-то начинается большая игра! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Ляфурай и Сен-Шарль.

Ляфурай. Каспадин те Фрейсекас нет тома, сутарь, а его убравляющи, парон те Фьей-Шен, занят с архитектор, который буди стройт отин большой творец тля наш каспадин.

Сен-Шарль. Простите, как вы сказали?

Ляфурай. Я сказал парон те Фьей-Шен...

Сен-Шарль. Барон?!

Ляфурай. Та, та!

Сен-Шарль. Он — барон?

Ляфурай. Те Фьей-Шен.

Сен-Шарль. Вы немец?

Ляфурай. О нет, нет. Я — эльзасец, а это большой разница. Немцы из Германии коворят «шулик», а эльзасцы коворят «шульик».

Сен-Шарль (в сторону). Слишком уж у него немецкий акцент; сразу видно, что парижанин.

Ляфурай (в сторону). Я его узнал! О-о!

Сен-Шарль. Если барон де Вье-Шен занят, я подожду.

Ляфурай (в сторону). Ах, голубчик Блонде! Внешность-то ты изменил, да голос остался прежним. Счастлив твой бог, если тебе удастся выскользнуть из наших лап. (Вслух.) Как же мне толожить каспадину убравляющему, чтобы он прервал свой занятия? (Направляется к двери.)

Сен-Шарль. Погодите, дорогой мой, вы говорите по-немецки, а я — по-французски, этак может выйти недоразумение. (Сует ему в руку кошелек.) Вот так-то будет понятнее.

Ляфурай. Конечно, мой каспадин.

Сен-Шарль. Это только задаток.

Ляфурай (в сторону). В счет украденных у меня восьмидесяти тысяч. (Вслух.) Значит, вы хотите, чтоб я шпионил за свой хозяин?

Сен-Шарль. Нет, уважаемый, мне нужны только кое-какие сведения. И говорите, не стесняясь, — вы ничем не рискуете.

Ляфурай. Это я и назифаю шпионить, как полагается топропоряточному немцу.

Сен-Шарль. Да нет же! Это значит...

Ляфурай. Шпионить. А как мне толожить о фас парону?

Сен-Шарль. Кавалер де Сен-Шарль.

Ляфурай. Понимаю. Сейчас его к фам приведу. Но ему тенек не тавайте: он еще более честный, чем все мы прочие. (Толкает его локтем в бок.)

Сен-Шарль. Другими словами, он стоит дороже.

Ляфурай. Вот именно, мой каспадин. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Сен-Шарль один.

Сен-Шарль. Хорошенькое начало! Десять червонцев выброшено зря. Шпионить! Сразу же называет вещи своими именами! Это слишком глупо, чтобы не быть в высшей степени хитроумным. Если этот мнимый управляющий — ибо он, конечно, мнимый, — если барон такой же барон, как и его лакей — немец, то все свои выводы мне придется основывать лишь на том, что от меня попытаются скрыть. Гостиная недурна. Ни портрета короля, ни какого-либо сувенирчика об императоре... Словом, здесь свои убеждения не вывешивают на стенку. Может быть, мебель что-нибудь скажет? Нет. Она слишком нова, вероятно, даже еще и не оплачена. Но привратник при моем появлении стал насвистывать какую-то песенку, и это, по-видимому, — условный знак; если бы не этот свист, я, пожалуй, начал бы верить в существование настоящих Фрескасов.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Сен-Шарль, Вотрен и Ляфурай.

Ляфурай. Фот мой каспадин, парон те Фьей-Шен.

Вотрен (на нем светло-каштановый фрак старомодного покроя с крупными металлическими пуговицами, черные шелковые короткие штаны, черные шелковые чулки, туфли с золотыми пряжками, жилет в цветочках, с квадратным вырезом, две часовых цепочки, галстук времен Революции, седой парик. Лицо старческое, тонкое, потрепанное, развратное, голос надтреснутый. Говорит вкрадчиво. К Ляфураю). Хорошо, оставьте нас.

Ляфурай уходит.

(В сторону.) А теперь померяемся силами, почтеннейший господин Блонде! (Вслух.) Сударь, я к вашим услугам.

Сен-Шарль (в сторону). Лиса бывалая, дело сложнее, чем я предполагал! (Вслух.) Простите, барон, что беспокою вас, не имея чести быть с вами знакомым.

Вотрен. Я догадываюсь, сударь, о чем будет речь.

Сен-Шарль (в сторону). Вот так так!

Вотрен. Вы архитектор и собираетесь предложить свои услуги? Но я уже нашел подходящего человека.

Сен-Шарль. Простите, ваш немец, вероятно, неправильно доложил обо мне. Я кавалер де Сен-Шарль.

Вотрен (приподнимая очки). Позвольте, позвольте... Да мы же старые знакомые. Вы присутствовали на Венском конгрессе[11], и тогда вас звали графом Горкумом... Славное имя!

Сен-Шарль (в сторону). Сейчас подцепим тебя, старина! (Вслух.) Значит, и вы были на конгрессе?

Вотрен. Как же! И я очень рад снова с вами встретиться, ибо вы большой хитрец. Как вы их провели! Ах, как провели!

Сен-Шарль (в сторону). Вена так Вена! (Вслух.) Теперь и я вас припоминаю! Ведь и вы неплохо вели там дела!

Вотрен. А как же иначе? На нашей стороне были женщины. А вы все еще дружите с вашей прекрасной итальянкой?

Сен-Шарль. Ах, так вы и с ней знакомы? Какая ловкая женщина!

Вотрен. Дорогой мой, кому вы это рассказываете? Ведь ей вздумалось узнать, кто я такой.

Сен-Шарль. И, конечно, узнала.

Вотрен. Представьте себе, дорогой мой... Не в обиду вам будь сказано, она так ничего и не выведала.

Сен-Шарль. Ну, барон, раз уж дело пошло на откровенность, признаюсь, что ваша очаровательная полька...

Вотрен. Как? Вы тоже?

Сен-Шарль. Ну конечно же!

Оба смеются.

Вотрен. Теперь мы можем посмеяться вволю, ведь вы, надеюсь, тогда же с нею и расстались?

Сен-Шарль. Как и вы — немедленно. Мы с вами, оказывается, решили прокутить свои денежки в Париже, — и хорошо сделали. Но мне кажется, барон, вы выбрали себе уж слишком незаметное положение; это обращает на себя внимание.

Вотрен. Благодарю вас, кавалер. Надеюсь, теперь мы с вами друзья надолго?

Сен-Шарль. Навеки!

Вотрен. Вы можете быть мне крайне полезным, да и я тоже могу оказать вам услуги, поистине неоценимые; давайте сговоримся! Скажите мне, что привело вас сюда, а я скажу вам, каковы мои интересы.

Сен-Шарль (в сторону). Что ж это? Его на меня напустили или меня — на него?

Вотрен (в сторону). Так дело никогда не кончится.

Сен-Шарль. Сейчас изложу.

Вотрен. Сделайте одолжение!

Сен-Шарль. Барон, между нами говоря, я восхищаюсь вами!

Вотрен. Такая похвала в ваших устах!

Сен-Шарль. Нет, честное слово. Создать представителя рода Фрескас на глазах у всего Парижа, — да ведь это предприятие неизмеримо превосходит проделки наших графинь на Венском конгрессе. Вы охотитесь за приданым с редкостной отвагой.

Вотрен. Охочусь за приданым?

Сен-Шарль. Дорогой мой, да вас бы давно разоблачили, если бы следить за вами было поручено не мне, вашему благожелателю. Ведь я прикомандирован к вам из очень высоких сфер. И как это вы — простите меня за откровенность — решаетесь оспаривать богатую наследницу у семейства Монсорелей ?

Вотрен. А я-то по простоте душевной предполагал, что вы намереваетесь предложить мне действовать сообща и что мы с вами пустим в оборот деньги господина де Фрескаса; ведь они находятся в полном моем распоряжении. А вы мне толкуете что-то несуразное! Фрескас, дорогой мой, одно из настоящих имен этого молодого аристократа. А всех их у него семь. Из соображений высшего порядка он может объявить, из какой он семьи, не ранее чем через сутки, но мне его семья хорошо известна. Имения ее огромны, я их собственными глазами видел, я только что оттуда. Что вы приняли меня за мошенника — полбеды, речь идет о таких суммах, которые не могут никого обесчестить. Но принять меня за дурака, решить, что я способен обслуживать какого-то самозванного аристократа, способен бросить вызов Монсорелям ради весьма сомнительно родовитого дворянина... Решительно, дорогой мой, мне начинает казаться, что вы не были в Вене. Нет, мы друг друга просто не понимаем!

Сен-Шарль. Не раздражайтесь, почтеннейший управляющий! Как ни очаровательны наши выдумки, нельзя же нагромождать ложь до бесконечности. Я лично сыт по горло. Наши дела идут лучше ваших, переходите-ка на нашу сторону. Ваш молодчик такой же Фрескас, как я — кавалер, а вы — барон. Вы повстречали его где-то в Италии: в те времена он был бродягой, а теперь он авантюрист — вот и все!

Вотрен. Вы правы. Хватит выдумок, хотя бы и очаровательных. Скажем друг другу всю правду.

Сен-Шарль. Отплачу вам тем же.

Вотрен. Можете не платить. Вы — гнусный негодяй, дорогой мой. Зовут вас — Шарль Блонде; вы были управляющим в семействе де Ланжаков; вы дважды покупали виконта... и в конце концов так за него и не расплатились. Позор! Вы должны восемьдесят тысяч франков одному из моих лакеев; вы подвели виконта под расстрел в Мортане, чтобы присвоить себе... имущество, которое его семья вам доверила. Если бы герцог де Монсорель, подославший вас сюда, знал, кто вы такой... Хм, хм, вам пришлось бы отчитываться не совсем обычно. Скинь-ка усы, скинь-ка бакенбарды, парик, фальшивые ордена и иностранные медали... (Срывает с него парик, бакенбарды, ордена.) Мое почтенье, мошенник. Как же ты ухитрился порастрясти состояние, которое добыл так ловко? Состояние-то было немалое; где же ты его растерял?

Сен-Шарль. В несчастьях.

Вотрен. Понимаю. Чего же ты теперь хочешь?

Сен-Шарль. Кто бы ты ни был — торжествуй. Сдаюсь! Не везет мне нынче; ты либо черт, либо сам Жак Коллен.

Вотрен. Для тебя я барон де Вье-Шен, понимаешь: барон де Вье-Шен. Выслушай хорошенько мой ультиматум. Стоит мне только слово сказать, и тебя сейчас же, мигом замуруют в одном из здешних подвалов. Никто тебя разыскивать не станет.

Сен-Шарль. Пожалуй, что и не станут.

Вотрен. И правильно сделают. Хочешь выполнить для меня у Монсорелей то самое поручение, ради которого Монсорели подослали тебя сюда?

Сен-Шарль. Согласен. А награда?

Вотрен. Все, что сумеешь взять.

Сен-Шарль. С обеих сторон?

Вотрен. Пусть так! Вручи моему слуге, которого я пошлю с тобою, все бумаги, касающиеся семейства де Ланжаков; они у тебя, вероятно, сохранились. Если господин де Фрескас женится на мадемуазель де Кристоваль, ты хоть и не станешь его управляющим, зато получишь сто тысяч франков. Помни — здесь люди крутые, не вздумай вилять. Зато уж тебя не выдадут.

Сен-Шарль. По рукам!

Вотрен. Сделку я буду считать действительной лишь после того, как бумаги будут здесь у меня; а до тех пор — смотри! (Звонит.)

Входят сразу все слуги.

Проводите кавалера и будьте с ним почтительны, как того требует его титул. (Сен-Шарлю, указывая на Философа.) Вот он вас проводит. (Философу.) Не отходи от него ни на шаг.

Сен-Шарль (в сторону). Если я только выберусь цел и невредим из когтей этих мошенников, уж и разгромлю же я их осиное гнездо!

Вотрен. Кавалер, я весь к вашим услугам.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Вотрен и Ляфурай.

Ляфурай. Господин Вотрен!

Вотрен. Чего тебе?

Ляфурай. Вы его, значит, выпустили?

Вотрен. Если бы он не думал, что он свободен, мне не удалось бы ничего разузнать. Я уже распорядился: мы ему еще покажем, как сучить веревку для того, по ком виселица плачет. Когда Философ принесет бумаги, которые вручит ему этот молодчик, подать их мне немедленно, где бы я ни находился.

Ляфурай. А после этого — неужели вы оставите его в живых?

Вотрен. Вы по обыкновению слишком прытки, голубчики: разве вы не знаете, как иной раз мертвые тревожат живых? Тс! Я слышу голос Рауля... Оставь нас.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Рауль и Вотрен.

Рауль. Увидеть небеса и остаться на земле — вот мой удел. Я погиб. Вотрен — этот гений добра и зла, человек, всезнающий и, быть может, всемогущий, человек, столь жестокий в отношении других и столь добрый ко мне, этот непостижимый человек, словно волшебник из сказки, это провидение, поистине материнское, в конце концов... вдруг оказывается отнюдь не провидением!

Входит Вотрен; Рауль, стоящий у авансцены, не замечает его. Вотрен в простом черном парике; одет он как биржевой маклер: синий фрак, серые брюки, обыкновенный черный жилет.

О, я изведал любовь, но я еще не знаю, что такое месть, и не хочу умереть, не отомстив Монсорелям!

Вотрен. Он расстроен. Рауль, дитя мое, что с тобою?

Рауль. Ах, ничего. Оставьте меня.

Вотрен. Ты опять меня отталкиваешь? Ты злоупотребляешь правом говорить дерзости своему другу... О чем ты сейчас размышлял?

Рауль. Ни о чем.

Вотрен. Ни о чем! Я сам обучил вас той английской невозмутимости, под которой каждый хоть мало-мальски уважающий себя человек должен скрывать свои переживания, так как же, сударь, мне не знать уязвимых мест этого панциря гордости? Притворяйтесь перед другими, но притворяться предо мною — это более чем ошибка. В делах дружбы ошибаться преступно.

Рауль. Бросить карты, не приходить домой под хмельком, распрощаться с театральными кулисами, стать человеком серьезным, учиться, добиваться положения в свете — по-твоему, это притворство?

Вотрен. В дипломатии ты пока что новичок и опытным дипломатом станешь лишь после того, как тебе удастся обмануть меня. Рауль, ты допустил ошибку, от которой я тебя не раз предостерегал. Мое детище, которое не должно было заблуждаться насчет женщин, этих ничтожнейших существ, — которое должно было пользоваться ими как орудием, а не становиться орудием в их руках, — мое детище вдруг стало пастушком из басни Флориана[12]. Мой Ловелас попал в сети к Клариссе[13]. Увы, молодым людям нужно долго прислушиваться к звону бронзы, прежде чем они поймут, что их богиня — всего лишь бездушное изваяние.

Рауль. Наставление?

Вотрен. А ты что же — собираешься меня дурачить, меня, который приучил твою руку владеть пистолетом, обучил тебя фехтованию, сделал тебя таким ловким, что ты можешь не бояться любого молодца из предместий... дурачить меня, который воспитал не только твое тело, но и ум, хотел возвысить тебя над всеми, словом, венчал тебя на царство?.. Будь же хоть малость искренен.

Рауль. Вы хотите знать, о чем я думал? Да нет... это прозвучало бы укором моему благодетелю.

Вотрен. Благодетелю! Ты меня оскорбляешь. Ведь я предлагал тебе свою кровь, свою жизнь. Ведь я готов убить, уничтожить твоего врага, лишь бы получить непомерно огромное вознаграждение, именуемое признательностью. Неужели я извлекаю из тебя выгоду, как ростовщик? Есть люди, чьи благодеяния волочишь за собою, как волочит за собою кандалы каторж... Да что там! Я давил бы таких людишек как червей и не почел бы это за человекоубийство. Я просил тебя считать меня своим отцом, мое сердце должно быть для тебя тем, что небо — для ангелов: бесконечным простором, где все — блаженство и покой. Можешь высказать мне любые свои мысли, даже дурные. Говори, я пойму все — даже подлость!

Рауль. Не иначе как бог и сатана соединились и вместе создали этот стальной характер!..

Вотрен. Возможно.

Рауль. Я все тебе скажу.

Вотрен. Так сядем же, дитя мое.

Рауль. Ты причина моего позора и отчаяния.

Вотрен. Как так? Почему? Кто тебя оскорбил, черт побери? Кто посмел? Назови мне его, скажи, где он... И на него обрушится гнев Вотрена!

Рауль. Это не в твоих силах.

Вотрен. Дитя! Существует два рода людей, которые в силах сделать все, что хотят.

Рауль. И кто же это?

Вотрен. Монархи, которые выше законов, или по крайней мере должны быть выше их, и, пусть это тебе и не понравится... преступники, которые ниже законов.

Рауль. А так как ты не монарх...

Вотрен. Ну, я и царствую внизу.

Рауль. Что за страшная шутка, Вотрен!

Вотрен. Да ведь ты сам сказал, что я человек, над которым потрудились сообща и бог и дьявол.

Рауль. Ах, сударь, ваши слова леденят мне сердце.

Вотрен. Сядь, сядь. Спокойнее, дитя мое. Не следует ничему удивляться, иначе прослывешь человеком заурядным.

Рауль. Что я — в руках демона или ангела? Ты учишь меня, не разрушая благородных инстинктов, которые живут во мне; ты просвещаешь меня, не ослепляя; ты наделяешь меня опытностью старцев и не лишаешь очарования юности. Но ты отточил мой ум, расширил мой кругозор, пробудил во мне проницательность, а это не проходит безнаказанно. Скажи мне — откуда твое богатство? Законно ли его происхождение? Почему ты запрещаешь мне рассказывать о лишениях, которые я терпел в детстве? Зачем ты назвал меня по имени деревушки, где ты меня подобрал? Зачем препятствуешь моим стараниям разыскать родителей? И зачем угнетать меня всей этой ложью? Сироте все сочувствуют, но обманщика гонят отовсюду. Я веду образ жизни, равняющий меня с сыном любого герцога или пэра, ты дал мне великолепное воспитание, но не дал положения; ты ввел меня в самые высшие сферы, а там мне плюют в лицо, заявляя, что род Фрескасов угас. Там требуют отчета о моей семье, а ты запрещаешь мне отвечать хоть слово. Я одновременно и аристократ и отщепенец и вынужден сносить такие оскорбления, что мне хочется растерзать живьем всех этих маркизов и герцогов. Во мне все кипит от бешенства, я буду драться хоть на двадцати дуэлях, я погибну! Ты хочешь, чтобы меня продолжали оскорблять? Довольно тайн! Ты Прометей преисподней, так доверши же свое творение или разбей его.

Вотрен. Ну как оставаться равнодушным перед лицом столь благородной и прекрасной юности! Весь так и горит отвагой! Чувства бурлят! О, ты — дитя благородной крови. Доказательства налицо.

Рауль. Ах!

Вотрен. Ты требуешь у меня отчета в опеке? Так слушай.

Рауль. Да разве я имею право требовать? Не будь тебя, меня давно не было бы в живых.

Вотрен. Замолчи. Ты был нищим, я сделал тебя богатым. Ты был невежда, я дал тебе блестящее образование. И все-таки я еще не в расчете с тобою. Отец! Все отцы дают жизнь своим детям, я же должен дать тебе счастье... Но в чем истинные причины твоей грусти? Здесь, в этой шкатулке... (указывает на шкатулку), кажется, хранятся портрет некоей особы и письма, которые мы перечитываем с...

Рауль. Вам известно?..

Вотрен. Да, известно. Что? Задет до глубины сердца?

Рауль. До самой глубины.

Вотрен. Глупец! Любовь живет обманом, а дружба — откровенностью. Впрочем, будь счастлив как умеешь.

Рауль. Но как? Не лучше ли поступить в солдаты — и там, где будут греметь пушки, я сумею завоевать себе славное имя... или умереть.

Вотрен. С чего это? Что за ребячество?

Рауль. Ты уже слишком стар, чтобы понимать такие вещи, с тобою бесполезно об этом и говорить.

Вотрен. Так я сам тебе скажу. Ты влюблен в Инессу де Кристоваль, принцессу Архосскую, дочь герцога, изгнанного королем Фердинандом; эта испанка любит тебя, и мне она нравится, не как женщина, а как очаровательный несгораемый шкаф с парой чудесных глазок и весьма недурным приданым. Словом, прелестная касса, стройная, изящная, как черный корвет с белыми парусами, везущий из Мексики золото. Его прибытия ждут с нетерпением, из его трюмов посыпятся все радости жизни, совсем будто из рук Фортуны, как изображают ее над входом в лотерейную кассу. Я одобряю тебя. Только напрасно ты ее любишь, из-за любви наделаешь тысячи глупостей. Но я — здесь, на посту.

Рауль. Не оскверняй ее своим ужасным сарказмом!

Вотрен. Хорошо, я надену намордник на свое остроумие, а на шляпу — креп.

Рауль. Но ведь не может же ребенок, отданный в семью итальянских рыбаков, стать принцем Архосским. А утратить Инессу — значит умереть с горя.

Вотрен. Миллион двести тысяч ренты, титул принца и испанского гранда, поместья — не стоит смотреть на все это уж слишком мрачно, дружок!

Рауль. Если ты любишь меня, как же ты можешь шутить, когда я в таком отчаянии!

Вотрен. А с чего отчаяние?

Рауль. Герцог и маркиз сегодня оскорбили меня, их гостя, оскорбили в ее присутствии и тем самым разрушили все мои надежды. Двери дома де Кристовалей отныне закрылись для меня. Я не понимаю, зачем герцогиня де Монсорель пригласила меня. Последние два дня она проявляет ко мне непонятное участие.

Вотрен. А зачем ты поехал к своему сопернику?

Рауль. Так тебе все известно?

Вотрен. Все и даже больше. Словом, ты хочешь получить Инессу де Кристоваль? Ну, так можешь позволить себе эту прихоть!

Рауль. Ты смеешься надо мною?

Вотрен. Рауль! Перед тобой закрылись двери дома де Кристовалей? Завтра же ты станешь женихом принцессы Архосской, а Монсорелей выгонят, будь они хоть трижды Монсорели.

Рауль. От моего горя у вас, кажется, совсем рассудок помутился.

Вотрен. Да как ты можешь сомневаться в моем слове? Кто подарил тебе арабского коня, чтобы все денди в Булонском лесу — и пришлые и туземные — высохли от зависти? Кто платит твои карточные долги? Кто заботится о твоих развлечениях? Кто обул тебя, босого?

Рауль. Ты, мой друг, мой отец, моя семья!

Вотрен. Довольно, довольно! Благодарю. Ты вознаграждаешь меня за все жертвы. Но, увы, когда ты разбогатеешь, когда станешь испанским грандом, когда войдешь в великосветское общество — ты забудешь меня. Переменив привычный воздух, меняешь и взгляды. Ты станешь меня презирать. И... будешь прав.

Рауль. Ты — добрый дух из «Тысячи и одной ночи». Уж не сон ли все это? Но, друг мой и благодетель, мне нужна семья.

Вотрен. Как раз сейчас тебе ее и мастерят! Никакой Лувр не вместил бы все портреты твоих предков, ими завалены все лавчонки старьевщиков.

Рауль. Ты воскресил мои надежды.

Вотрен. Хочешь получить Инессу?

Рауль. Любой ценою!

Вотрен. Не отступишь ни перед чем? Колдовство и ад не испугают тебя?

Рауль. Пусть ад, раз он сулит мне рай.

Вотрен. Ад! Это мир каторжников и острожников, мир людей, которых правосудие и полиция украсили клеймом, наградили кандалами; гонит же их на путь преступления нищета, и с этого пути им никогда уж не свернуть. А рай — это роскошный особняк, богатый выезд, обворожительные женщины, почести. В нашем мире — два мира: и с моей помощью ты войдешь в тот, что сверкает великолепием, сам же я останусь в другом — страшном мире. И если ты не забудешь меня — мы в расчете.

Рауль. Вы повергаете меня в ужас, а ведь только что вы рисовали передо мною картины блаженства.

Вотрен (хлопая его по плечу). Ты — дитя. (В сторону.) Не наболтал ли я чего лишнего? (Звонит.)

Рауль (в сторону). Минутами все существо мое восстает против этих благодеяний. Когда он кладет мне на плечо руку — словно раскаленное железо касается меня. А между тем он делал мне всегда одно лишь добро. Он скрывает от меня средства, к которым прибегает, но ведь все плоды предназначаются только мне.

Вотрен. Что ты там бормочешь?

Рауль. Я говорю, что ничего не приму, если моя честь...

Вотрен. Не беспокойся — о ней позаботятся. Ведь я же сам и развил в тебе чувство чести. Разве когда-нибудь твоя честь подвергалась опасности?

Рауль. Тогда объясни мне.

Вотрен. Ничего не объясню.

Рауль. Не объяснишь?

Вотрен. Да ведь ты сам сказал: «любой ценою». Когда Инесса будет твоею — не все ли равно, что я сделал и кто я такой? Ты увезешь с собой Инессу, поедешь путешествовать. Семейство де Кристовалей не оставит без покровительства принца Архосского (Ляфураю.) Подайте шампанского! Ваш хозяин женится, он хочет распрощаться с холостяцкой жизнью. Друзья уже приглашены, разыщите и его любовниц, если таковые еще остались. Пир на весь мир! Общий сбор, форма одежды парадная! Ура!

Рауль. Его бесстрашие ужасает меня. Но он всегда оказывается прав.

Вотрен. К столу!

Все. К столу!

Вотрен. Не грусти, радуйся своему счастью. Давай потешимся напоследок, пока ты еще свободен! Я буду угощать тебя только испанскими винами; согласись, что это очень мило с моей стороны.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Гостиная в особняке герцогини де Кристоваль.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Герцогиня де Кристоваль и Инесса.

Инесса. Если происхождение господина де Фрескаса сомнительно, я найду в себе силы отказаться от него, маменька. Только прошу вас, будьте так добры, не настаивайте на моем браке с маркизом де Монсорелем.

Де Кристоваль. Я возражаю против безрассудного брака с Раулем, но я не потерплю и того, чтобы вы были принесены в жертву честолюбию семьи де Монсорелей.

Инесса. Безрассудный брак? Как знать? Вы думаете, что Рауль авантюрист, а я верю, что он благородный человек. И ведь ни у вас, ни у меня нет никаких доказательств.

Де Кристоваль. Доказательств не придется долго ждать. Монсорели слишком заинтересованы в том, чтобы разоблачить его.

Инесса. А он! Он слишком любит меня и, конечно, поспешит доказать, что достоин нас. Согласитесь, маменька, что его поведение вчера было исполнено благородства.

Де Кристоваль. Но, милая моя сумасбродка, ведь твое счастье — это и мое счастье! Лишь бы Рауль удовлетворял требованиям света, и я готова отстаивать вас против Монсорелей при испанском дворе.

Инесса. Ах, маменька! Значит, вам он тоже нравится?

Де Кристоваль. Но ведь он — твой избранник!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и лакей; потом Вотрен и Ляфурай.

Лакей подает графине запечатанный конверт с визитной карточкой.

Де Кристоваль (Инессе). Генерал Крустаменте, секретный посланник его величества дона Августина Первого[14], императора Мексики. Что это значит?

Инесса. Из Мексики! Вести от папеньки!

Де Кристоваль (лакею). Просите!

Вотрен (в форме мексиканского генерала; рост искусственно увеличен; шляпа с белым плюмажем; небесно-голубой мундир богато расшит; белые панталоны; золотисто-желтая перевязь; волосы завиты и падают на плечи, как у Мюрата; на боку — большая сабля; цвет лица смуглый; грассирует наподобие мексиканских испанцев; голос гортанный). Я имею честь говорить с герцогиней де Кристоваль?

Де Кристоваль. Да, сударь.

Вотрен. А мадемуазель!

Де Кристоваль. Это моя дочь.

Вотрен. Сеньора Инесса, принцесса Архосская? При виде вас сразу понимаешь, почему господин де Кристоваль так боготворит свою дочь. Сударыни, прежде всего прошу у вас соблюдения полнейшей тайны. Возложенная на меня миссия и без того трудна, а если возникнут подозрения, что между нами существует какая-то связь, все мы будем скомпрометированы.

Де Кристоваль. Я сохраню в тайне и ваше имя и ваше посещение.

Инесса. Генерал, речь идет о моем отце, позвольте мне остаться.

Вотрен. Вы дворянки и притом испанские — я верю вашему слову.

Де Кристоваль. Я прикажу слугам молчать.

Вотрен. Ни в коем случае. Требовать от них молчания — значит подстрекать их к болтовне. За своих я отвечаю. Я обязался, как только буду в Париже, доставить вам вести от господина де Кристоваля, и вот мой первый визит — к вам.

Де Кристоваль. Расскажите же поскорее о моем муже, генерал. Где он?

Вотрен. Мексика, сударыня, стала тем, чем рано или поздно должна была стать: государством, не зависимым от Испании. В настоящую минуту там не осталось ни одного испанца, теперь там только мексиканцы.

Де Кристоваль. Так неожиданно?

Вотрен. Все совершается неожиданно для тех, кто не умеет видеть причин. Ничего не поделаешь! Мексике необходимо было стать независимой, и она избрала себе императора. На первый взгляд это, пожалуй, кажется странным, а в сущности вполне естественно; принципы всегда осуществляются медленно, но люди всегда торопятся.

Де Кристоваль. Что же сталось с моим мужем?

Вотрен. Успокойтесь, герцогиня: он не император. Герцогу чуть было не удалось, путем отчаянного сопротивления, удержать страну в повиновении Фердинанду Седьмому[15].

Де Кристоваль. Но, сударь, мой муж не военный.

Вотрен. Разумеется. Но он искусный царедворец и прекрасно сыграл свою роль. В случае успеха он вновь вошел бы в милость и Фердинанду пришлось бы волей-неволей назначить его вице-королем.

Де Кристоваль. В какое странное время мы живем!

Вотрен. Да, революции следуют одна за другою, но друг на друга не похожи. Всюду подражают Франции. Однако умоляю вас: не будем говорить о политике — это слишком жгучая тема.

Инесса. А получил папенька наши письма, генерал?

Вотрен. В такой сумятице письма могут легко затеряться; ведь даже короны пропадают бесследно!

Де Кристоваль. Но где же сейчас мой муж?

Вотрен. Старик Амоагос, который пользуется в Мексике огромным влиянием, спас герцога как раз в тот момент, когда я отдал распоряжение его расстрелять...

Де Кристоваль и Инесса. Ах!

Вотрен. Тут-то мы с ним и познакомились.

Де Кристоваль. Вы, генерал?

Инесса. С папенькой?

Вотрен. Ах, сударыни, либо он меня повесил бы как повстанца, либо мне предстояло стать героем освобожденной нации, — и вот я перед вами! Амоагос неожиданно появился во главе своих рудокопов — и вопрос был решен. В награду за помощь Амоагос потребовал, чтобы я освободил его друга, герцога де Кристоваля. Между нами говоря, мой повелитель, император Августин, — только имя. Будущее Мексики всецело в руках партии старика Амоагоса.

Де Кристоваль. Что это за Амоагос? По вашим словам, он полный властелин Мексики?

Вотрен. Неужели здесь он не известен? Не может быть! Что же тогда сблизит Старый свет с Новым! Разве что пар! Вот и разрабатывайте после этого золотые копи! Будьте доном Иниго-Хуан-Варако-Кардаваль де лос-Амоагос-лас-Фрескас-и-Пераль... Но из множества наших фамилий мы, испанцы, как вам известно, всегда называем только одну. Например, я зовусь просто Крустаменте. Словом, будьте вы хоть кандидатом в президенты мексиканской республики, Франция вас все равно не знает. Сударыни, старик Амоагос принял господина де Кристоваля, как и надлежало природному арагонскому дворянину принять испанского гранда, который изгнан за то, что он пленился прекрасным именем Наполеона.

Инесса. В числе прочих имен вы, кажется, упомянули имя Фрескас?

Вотрен. Да, Фрескас — название второй копи, которую разрабатывает дон Кардаваль. Но обо всем, чем герцог ему обязан, вы узнаете из писем, которые я вам привез. Они у меня в бумажнике. Где мой бумажник? (В сторону.) Прекрасно клюнули на старика Амоагоса! (Вслух.) Позвольте вызвать кого-нибудь из моих слуг?

Герцогиня знаком велит Инессе позвонить.

(Герцогине.) Разрешите мне, герцогиня, сказать несколько слов... (Лакею.) Прикажите моему негру... Впрочем, нет, он понимает только свое варварское наречие. Помашите ему — пусть придет сюда.

Де Кристоваль. Деточка, оставь нас на минутку.

Входит Ляфурай.

Вотрен. (Ляфураю). Хихи popo флури.

Ляфурай. Хоро.

Инесса. Папенькино доверие делает вас и без того желанным гостем; но вы рассеяли все наши тревоги — и за это я вам особенно благодарна, генерал.

Вотрен. Бла... благодарны! Но, говоря откровенно, сеньора, это я неоплатный должник вашего славного батюшки — раз мне посчастливилось видеть вас.

Ляфурай. Хо.

Вотрен. Каракас, и мули хоро, фистас, ип сури.

Ляфурай. Сури хоро.

Вотрен. Сударыни, вот письма. (Ляфураю, шепотом.) Пошныряй по передней и по двору, рта не разевай, уши навостри, рукам воли не давай, все высмотри и пронюхай.

Ляфурай. Ия, майн хэр.

Вотрен (в бешенстве). Сури хоро, фистат.

Ляфурай. Хоро. (Шепотом.) Вот документы Ланжака.

Вотрен. Я против освобождения негров; когда мы их лишимся, придется превращать в негров белых...

Инесса (герцогине). Позвольте мне, маменька, уйти, я хочу прочитать папенькино письмо. (Вотрену.) Генерал... (Кланяется ему.)

Вотрен. Обворожительна! Дай ей бог счастья!

Инесса уходит; герцогиня провожает ее до двери.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Герцогиня де Кристоваль и Вотрен.

Вотрен (в сторону). Если бы Мексика видела, как я выступаю от ее имени, она, пожалуй, приговорила бы меня к пожизненным посольским разъездам! (Вслух.) Ах, простите, сударыня, у меня столько забот!

Де Кристоваль. Кому же и иметь заботы как не вам, дипломатам!

Вотрен. Присяжным дипломатам, хотите вы сказать? Я же надеюсь быть и остаться человеком военным, а следовательно, прямодушным. Добиваясь успеха, я прибегаю к единственному оружию — откровенности. Но мы с вами наедине, поговоримте. У меня немало деликатных поручений.

Де Кристоваль.. Вы привезли такие новости, которые не должна слышать моя дочь?

Вотрен. Пожалуй. Приступим прямо к делу: сеньора молода и прекрасна, она богата и знатна; у нее найдется вчетверо больше женихов, чем у любой другой. Руки ее, вероятно, ищут многие. Так вот — ее отец поручил мне узнать, не отметила ли она кого-нибудь своим особым вниманием?

Де Кристоваль. С человеком откровенным, генерал, и я буду откровенна. Ваш вопрос так необычен, что я не могу на него ответить.

Вотрен. Смотрите! Мы, дипломаты, во избежание ошибки всегда истолковываем молчание в дурном смысле.

Де Кристоваль. Сударь, вы забываете, что речь идет об Инессе де Кристоваль!

Вотрен. Итак, она ни в кого не влюблена. Прекрасно! Значит, она охотно подчинится отцовской воле.

Де Кристоваль. Как? Неужели муж обещал кому-нибудь руку нашей дочери?

Вотрен. Вот видите! Ваше волнение выдает вас. Значит, она уже сделала выбор? В таком случае я так же боюсь спрашивать, как вы — отвечать. Ах, если молодой человек, в которого влюблена ваша дочь, иностранец, богатый, без семьи, скрывающий свое происхождение...

Де Кристоваль. Вы произнесли имя де Фрескас. Именно так называет себя юноша, который ухаживает за Инессой.

Вотрен. Уж не зовут ли его Раулем?

Де Кристоваль. Да, Рауль де Фрескас.

Вотрен. Стройный молодой человек, умный, изящный, лет двадцати трех?

Де Кристоваль. И с манерами, которые не даются даже воспитанием.

Вотрен. И до такой степени романтичный, что ему захотелось, чтобы в нем полюбили его самого, не зная об его огромном состоянии. Ему, видите ли, нужен брак по влечению сердца! Словом, безумец! Молодой Амоагос — а это не кто иной, как он...

Де Кристоваль. Но имя «Рауль»...

Вотрен. Не мексиканское? Вы правы! Так назвала его мать, француженка, эмигрантка, урожденная де Гранвиль, приехавшая из Сан-Доминго. И этот сумасброд любим?

Де Кристоваль. Его предпочитают всем остальным.

Вотрен. Но распечатайте письмо, прочтите, сударыня, и вы увидите, что сеньоры Амоагос и Кристоваль дали мне все полномочия устроить этот брак.

Де Кристоваль. Ах, позвольте мне, сударь, позвать Инессу. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Вотрен один.

Вотрен. Здешний мажордом мною подкуплен, так что если настоящее письмо и придет, его вовремя перехватят. Рауль слишком горд, чтобы снова появиться здесь; к тому же он обещал мне подождать. Итак, я хозяин положения. А когда Рауль станет принцем — предков у него будет хоть отбавляй; уж об этом мы с Мексикой позаботимся.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Вотрен, герцогиня де Кристоваль и Инесса.

Де Кристоваль (дочери). Детка моя, вы должны поблагодарить генерала. (Во время разговора Инессы с Ветреном читает письмо.)

Инесса. Благодарить вас, сударь? А папенька пишет, что в числе других дел вам поручено выдать меня за некоего сеньора Амоагоса, не считаясь с моими склонностями.

Вотрен. Успокойтесь. В Париже его зовут Рауль де Фрескас.

Инесса. Рауль де Фрескас? Так это он? Но почему же он так упорно молчит?

Вотрен. Неужели старому воину объяснять вам, что происходит в сердце юноши? Он хочет любви, а не послушания; он хочет...

Инесса. Ах, сударь, я накажу его за эту скромность и за недоверие. Вчера он предпочел снести оскорбление, а не назвал имя своего отца.

Вотрен. Но, сеньора, ведь он еще не знает — считается ли его отец государственным изменником или освободителем Мексики.

Инесса. Маменька, слышите?

Вотрен (в сторону). Как она его любит! Бедняжка, грех такую не обмануть.

Де Кристоваль. Письмо мужа действительно предоставляет вам неограниченные полномочия, генерал.

Вотрен. У меня на руках все юридические и фамильные документы...

Лакей (входит). Господин де Фрескас. Прикажете принять?

Вотрен (в сторону). Рауль! Здесь!

Де Кристоваль (лакею). Просите.

Вотрен. Ну вот, болящий явился, чтобы убить своего врача.

Де Кристоваль. Инесса, вы можете принять господина де Фрескаса, ваш отец одобряет этот брак.

Инесса целует руку матери.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Рауль.

Рауль кланяется дамам; Вотрен подходит к нему.

Вотрен (Раулю). Дон Рауль де Кардаваль.

Рауль. Вотрен!

Вотрен. Нет, генерал Крустаменте.

Рауль. Крустаменте?

Вотрен. Да. Прислан из Мексики. Запомни хорошенько имя твоего отца: Амоагос, арагонский дворянин, друг герцога де Кристоваля. Мать твоя умерла; я привез дворянские грамоты, подлинные семейные документы. Инесса — твоя.

Рауль. И вы думаете, что я соглашусь на такие гнусности? Ни за что!

Вотрен (дамам). Он совсем ошеломлен моим сообщением, он не ожидал такой скорой развязки.

Рауль. Если правда — для меня смерть, так твоя ложь — позор. Я предпочитаю смерть.

Вотрен. Ты ведь решил добиться Инессы любой ценой, а отступаешь перед невинной хитростью?

Рауль (волнуясь). Сударыни...

Вотрен. Он вне себя от счастья. (Раулю.) Одно слово — и ты утратишь Инессу, а меня выдашь правосудию. Что ж, говори. Моя жизнь принадлежит тебе.

Рауль. О Вотрен! В какую бездну ты меня ввергнул!

Вотрен. Я сделал тебя принцем. Ведь ты должен быть вне себя от счастья. (В сторону.) Как-нибудь обойдется.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Инесса (у двери, до которой она проводила герцогиню) и Рауль (на противоположной стороне сцены).

Рауль (в сторону). Честь требует, чтобы я рассказал всю правду; чувство благодарности требует, чтобы я молчал. Ну что ж! Пока Вотрену грозит опасность, возьму на себя роль счастливца, но нынче же вечером напишу Инессе письмо, и пусть она узнает, кто я такой. Принеся такую жертву, я буду с тобой в расчете, Вотрен. Между нами все кончено. Уйду куда глаза глядят, сыщу смерть на поле сражения.

Инесса (долго на него смотрела, потом подходит к нему). Наши отцы — друзья; они согласны на наш союз. Мы любим друг друга так страстно, словно нам грозит разлука, а вы задумчивы, почти печальны.

Рауль. Вы владеете своим рассудком, а я, увы, нет! Вы не видите больше никаких препятствий, а между тем могут снова возникнуть помехи, и притом непреодолимые.

Инесса. Рауль, зачем смущать наше счастье новыми тревогами?

Рауль. Наше счастье! (В сторону.) Нет, не могу притворяться. (Вслух.) Во имя нашей любви умоляю вас: верьте в мою порядочность.

Инесса. Мое доверие к вам безгранично. Кроме того, генерал дал объяснение всему — даже вашему поведению у Монсорелей. И я простила поэтому те маленькие огорчения, которые вы невольно причинили мне.

Рауль (в сторону). Ах, Вотрен! Отдаюсь в твои руки! (Вслух.) Инесса, вы и не подозреваете, какая власть заключена в ваших словах: они дают мне силы, иначе я умер бы от восторга, который охватывает меня в вашем присутствии... Да, да! Отдадимся счастью!

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же и маркиз.

Лакей (докладывает). Маркиз де Монсорель.

Рауль (в сторону). Это имя сразу вернуло меня к действительности. (Инессе.) Что бы ни случилось, Инесса, не судите о моем поведении, пока я сам вам все не объясню, и верьте, что я во власти неодолимого рока.

Инесса. Рауль, я вас не понимаю, но я по-прежнему верю вам.

Маркиз (в сторону). Опять этот щеголь. (Кланяется Инессе.) Я надеялся застать вас с матушкой, мадемуазель, и никак не предполагал, что приеду так некстати... Простите меня.

Инесса. Останьтесь, прошу вас. Здесь нет посторонних; моя семья приняла предложение господина де Фрескаса.

Маркиз. В таком случае, господин де Фрескас, примите мои поздравления.

Рауль. Поздравления? Принимаю их (протягивает маркизу руку; рукопожатие) так же искренне, как вы их выражаете.

Маркиз. Мы понимаем друг друга.

Инесса (Раулю). Постарайтесь спровадить его, а сами останьтесь. (Маркизу.) Меня зовет маменька: надеюсь, и она выйдет к вам.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Маркиз и Рауль; потом Вотрен.

Маркиз. Согласны вы драться насмерть и без секундантов?

Рауль. Без секундантов?

Маркиз. Неужели вы не понимаете, что вдвоем нам тесно в этом мире?

Рауль. Ваши родители слишком могущественные люди, а потому ваше предложение, в случае моего успеха, грозит мне большими неприятностями. Позвольте же мне предпочесть дворец Кристовалей тюремной камере.

Входит Вотрен.

Насмерть? Согласен! Но при свидетелях.

Маркиз. А ваши секунданты не прекратят поединка?

Рауль. Для каждого из нас порукой наша ненависть.

Вотрен (в сторону). Опять что-то не ладится! Насмерть? Этот мальчишка играет своею жизнью, словно она принадлежит ему!

Маркиз. В таком случае, сударь, завтра, в восемь, у опушки Сен-Жерменского леса.

Вотрен. Никуда вы не поедете. (Раулю.) Дуэль? Да разве вы ровня? Разве этот молодой человек тоже единственный сын знатной семьи? Разве ваш отец, дон Иниго-Хуан-Варако де лос-Амоагос-де-Кардаваль-лас-Фрескас-и-Пераль, позволит вам драться, дон Рауль?

Маркиз. Я вызвал на дуэль неизвестного, а знатность господина де Фрескаса тем более не может служить препятствием.

Рауль (маркизу). Теперь, мне кажется, мы можем, сударь, действовать учтиво, как люди, достаточно уважающие один другого, чтобы друг друга ненавидеть и убить.

Маркиз (смотрит на Вотрена). Нельзя ли узнать имя вашего наставника?

Вотрен. А я с кем имею честь говорить?

Маркиз. С маркизом де Монсорелем, сударь.

Вотрен (смерив его взглядом). Я имею право умолчать о том, кто я такой. Но я все же назову вам свое имя один-единственный раз, и в скором времени. Однако вам уже не придется его повторить. Я буду секундантом де Фрескаса. (В сторону.) А вторым будет Бютэ.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Рауль, Вотрен, маркиз, герцогиня де Монсорель; потом герцогиня де Кристоваль и Инесса.

Лакей (докладывает). Герцогиня де Монсорель.

Вотрен (Раулю). Без ребячества! Самоуверенность и спокойствие! Я начеку.

Маркиз. Мама, вы пожаловали, чтобы присутствовать при моем поражении? Все уже решено. Семейство де Кристовалей подшутило над нами. Генерал (указывает на Вотрена) привез полномочия от обоих отцов.

Герцогиня де Монсорель. У Рауля есть семья?

Входит герцогиня де Кристоваль с дочерью; они здороваются с герцогиней де Монсорель.

Сударыня, сын только что сообщил мне о неожиданном событии, которое разрушает все наши надежды.

Де Кристоваль. Но ведь вы еще вчера проявляли к господину де Фрескасу такое участие. Неужели за сутки ваше отношение к нему настолько изменилось?

Герцогиня де Монсорель (смотрит на Вотрена). И все ваши сомнения рассеял генерал? Кто он такой?

Де Кристоваль. Генерал явился от отца господина де Фрескаса, дона Амоагоса, и от герцога де Кристоваля. Он привез известия, которых мы так ждали, и доставил нам, наконец, письма моего мужа.

Вотрен (в сторону). Да что ж это я стою тут чучелом?

Герцогиня де Монсорель (Вотрену). Значит, сударь, вы давно знакомы с семейством господина де Фрескаса?

Вотрен. Оно весьма не многочисленно: отец, дядя... (Раулю.) Вы лишены даже грустной утехи — вы не можете помнить свою мать. (Герцогине.) Она скончалась в Мексике, вскоре после замужества.

Герцогиня де Монсорель. Господин де Фрескас родился в Мексике?

Вотрен. В самом сердце Мексики.

Герцогиня де Монсорель (герцогине де Кристоваль). Дорогая, нас обманывают. (Раулю.) Сударь, признайтесь же, что вы не приехали из Мексики, ваша мать не умерла, но вы еще в младенчестве были брошены, не так ли?

Рауль. Моя мать жива?

Вотрен. Простите, сударыня, приехал я, и если вы желаете узнать кое-какие тайны, то я могу вам их сообщить, и вам не придется расспрашивать господина де Фрескаса. (Раулю.) Ни звука!

Герцогиня де Монсорель (в сторону). Это он! А этот человек пользуется им, как орудием, в интересах какой-то подозрительной интриги. (Подходит к маркизу.) Сын мой!..

Маркиз. Вы их смутили, мама, а наши с вами подозрения насчет этого человека (показывает на Вотрена) совпадают. Но только женщина имеет право высказать все и тем разоблачить страшный обман.

Герцогиня де Монсорель. Страшный — вы правы! Но оставьте нас.

Маркиз. Сударыни, не сетуйте на меня, если вопреки всему я все же не теряю надежды. (Вотрену.) Ведь всего один шаг от неудач до...

Вотрен. ...смерти!

Маркиз и Рауль раскланиваются; маркиз уходит.

Герцогиня де Монсорель (герцогине де Кристоваль). Дорогая, умоляю вас — отошлите Инессу; мы не можем объясняться в ее присутствии.

Де Кристоваль (Инессе, делая ей знак уйти). Я сейчас приду.

Рауль (Инессе, целуя ей руку). Мы прощаемся, быть может, навеки.

Инесса уходит.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Герцогиня де Кристоваль, герцогиня де Монсорель, Рауль и Вотрен.

Вотрен (герцогине де Кристоваль). Разве вы не понимаете, что привело сюда герцогиню?

Де Кристоваль. Еще вчера во мне зародилось подозрение, но я не решаюсь в нем признаться даже самой себе.

Вотрен. А я сразу же разгадал, чем объясняется эта любовь.

Рауль (Вотрену). Я задыхаюсь от всей этой лжи.

Вотрен (Раулю). Потерпи еще чуточку.

Герцогиня де Монсорель Сударыня, я понимаю, сколь странным должно вам казаться мое поведение, и я даже не пытаюсь разъяснить его. Есть священные обязанности, перед лицом которых склоняются все правила приличия и даже все законы. Зачем, с какими полномочиями приехал сюда генерал?

Де Кристоваль (которой Вотрен сделал знак). Я не имею права ответить на этот вопрос.

Герцогиня де Монсорель. Ну так я вам скажу: генерал либо сам введен в заблуждение, либо он соучастник обмана; а жертвами обмана являемся все мы. Пусть он привез письма, пусть привез документы, все утверждения, будто у Рауля есть имя и семья, — ложь.

Рауль. Сударыня! Я не понимаю, по какому праву вы вмешиваетесь в мою жизнь?

Де Кристоваль. Как благоразумно вы поступили, герцогиня, удалив отсюда мою дочь и маркиза.

Вотрен (Раулю). По какому праву? (Герцогине де Монсорель.) Ваше признание излишне, мы и так догадываемся. Я вполне понимаю, сударыня, в какое глубокое отчаяние приводит вас этот брак, и поэтому не обижаюсь, что вы высказали на мой счет оскорбительные подозрения и отрицаете подлинность документов, которые мы с герцогиней собираемся представить соответствующим властям. (В сторону.) Сейчас я ее совсем оглушу. (Отводит герцогиню де Монсорель вправо.) Прежде чем стать мексиканцем, я был испанским подданным; я знаю причину вашей ненависти к маркизу Альберу, а что касается дела, которое привело вас сюда, то мы поговорим о нем вскоре у вашего духовника.

Герцогиня де Монсорель. Значит, вам все известно?

Вотрен. Все. (В сторону.) Тут что-то кроется. (Вслух.) Пойдемте, я покажу вам документы.

Де Кристоваль. Итак, дорогая?..

Герцогиня де Монсорель. Пойдемте к Инессе. И умоляю вас, исследуем эти документы как можно тщательнее, — это вас молит мать, доведенная до полного отчаяния.

Де Кристоваль. Мать?.. В отчаянии?..

Герцогиня де Монсорель (смотрит на Рауля и Вотрена). Как удалось этому человеку завладеть и моею тайной и моим сыном?

Де Кристоваль. Идемте, сударыня!

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Рауль, Вотрен и Ляфурай.

Вотрен. Я думал, что наша звезда закатывается, но нет — она все еще сияет.

Рауль. Не довольно ли унижений? У меня было лишь одно достояние — честь; и ту я отдал тебе. Ты силен, как сам сатана.

Входит Ляфурай.

Но с этой минуты я выхожу из-под твоей власти. Теперь ты вне опасности! Прощай.

Ляфурай. Никого? Вовремя убрались! Сударь, Философ дожидается внизу... Все пропало! В нашем доме полиция!

Вотрен. Всякий другой на моем месте давно бы сложил оружие! Ну и что? Никого не схватили?

Ляфурай. Ну! Нас голыми руками не возьмешь! Не таковские!

Вотрен. Философ дожидается внизу? А как он одет?

Ляфурай. Егерем.

Вотрен. Превосходно! Пусть едет на запятках. Я потом скажу вам, как запрятать принца Архосского, а то он собрался завтра драться на дуэли.

Рауль. Я вижу, вам грозит опасность. Я не покину вас, я хочу знать...

Вотрен. Незачем. О себе не беспокойся. Я за тебя отвечаю, хоть бы и против твоей воли!

Рауль. О, я знаю, что меня ожидает завтра.

Вотрен. И я тоже знаю.

Ляфурай. Дело не терпит.

Вотрен. Да еще как...

Ляфурай. Значит, нечего нюни распускать, нечего мешкать! За нами гонятся и к тому же верхом.

Вотрен. А мы чем хуже? (Отводит Ляфурая в сторону.) Если правительство оказывает нам такую честь и размещает жандармов в нашем доме — наш долг не тревожить их. Бегите кто куда, но в полночь чтобы все до одного собрались у тетушки Жирофле. И чтобы насчет спиртного — ни, ни! Я не желаю разгрома, а враг на носу. Спасайся, кто может!

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Гостиная в нижнем этаже особняка де Монсорелей.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Жозеф один.

Жозеф. Сегодня он, проклятый, опять начертил свой знак на калитке. Все это до добра не доведет; черт его знает, что он затеял. Лучше уж переговорю с ним здесь, чем в парадных комнатах. Тут хоть сад под боком, в случае чего можно и удрать.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Жозеф, Ляфурай, Бютэ; потом Вотрен. Сначала слышится звук «бррр...»

Жозеф. Ну вот — затянули наш гимн. Каждый раз меня от него дрожь пробирает.

Входит Ляфурай.

Вы кто такой? (Ляфурай делает знак.) Новичок?

Ляфурай. Старичок.

Жозеф. Разве он здесь?

Ляфурай. Еще бы, станет он дожидаться! Сейчас придет.

Входит Бютэ.

Жозеф. Как? Вас целых трое?

Ляфурай (указывая на Жозефа). Целых четверо.

Жозеф. Зачем вы явились в такой час? Хотите тут все забрать?

Ляфурай. Он думает — мы воры.

Бютэ. Что ж, он прав, — иной раз, в дни невзгод, волей-неволей приходится... Но зачем же говорить об этом вслух!

Ляфурай. Стараешься не отстать от других. Всякому лестно разбогатеть. Только и всего.

Жозеф. Но с минуты на минуту его светлость...

Ляфурай. Светлость твоя вернется не раньше двух, значит, времени хватит. Спокойнее! Ты трусишь, а это может повредить блюду, которое мы стряпаем.

Бютэ. ...и должны подать горячим!

Вотрен (в коричневом сюртуке, синих брюках, черном жилете; волосы коротко острижены; играет под Наполеона в штатском. Входя, поспешно тушит канделябр и вынимает потайной фонарь). Нашли где зажигать свет. Вы, кажется, воображаете, будто благодушествуете у себя дома! Что этот болван забыл основные правила — это еще понятно, но вы — вы-то! (К Бютэ, указывая на Жозефа.) Заткни ему уши, ступайте поговорите там. (Ляфураю.) Как малыш?

Ляфурай. Стерегут надежно!

Вотрен. А где?

Ляфурай. В другой норке тетушки Жирофле, неподалеку отсюда, за Домом инвалидов.

Вотрен. Смотрите, чтобы он не улизнул тайком. Хватит и того, что упустили Сен-Шарля. Этот бешеный чуть не погубил все наше предприятие... А не то... Смотрите, я зря грозить не люблю...

Ляфурай. За малыша головой ручаюсь. Философ деликатно связал его по рукам и ногам и сдаст его мне с рук на руки. А насчет того, другого, — что ж поделаешь? Старуха Жирофле, бедняжка, не может устоять перед рюмочкой, а Блонде ее живо раскусил.

Вотрен. Что говорил Рауль?

Ляфурай. Всякий вздор! Все твердит, что опозорен. К счастью, Философ не большой охотник до поэтических излияний.

Вотрен. Понимаешь, этот несмышленыш хочет драться насмерть. Молодые люди трусят, но у них хватает мужества не показывать страха и хватает глупости подставлять лоб под пулю. Надеюсь, ему не позволили никому написать?

Ляфурай (в сторону). Ай, ай, ай! (Вслух.) Не хочу ничего от вас утаивать: прежде чем попасть под замок, принц послал малютку Нини с письмом во дворец Кристовалей.

Вотрен. Инессе?

Ляфурай. Инессе.

Вотрен. А, тьфу! Одни слова!

Ляфурай. А, тьфу! Одни глупости!

Вотрен (Жозефу). Эй, ты там, добродетельный!

Бютэ (подводит Жозефа к Вотрену). Расскажите этому субъекту, в чем дело, он требует объяснений!

Жозеф. Мне кажется, с моей стороны не будет особенной нескромностью, если я спрошу, чем я рискую и что мне перепадет?

Вотрен. Время быстротечно, а человек многоречив. Сбережем время и обойдемся без лишних слов. Две жизни сейчас в опасности: человека, который мне дорог, и нахала, который, по-моему, зря коптит небо. Мы пришли, чтобы его убрать.

Жозеф. Как? Маркиза? Я не участвую.

Ляфурай. А твоего согласия и не спрашивают.

Бютэ. Мы согласились за тебя. Знаешь, приятель, когда вино разлито по стаканам, надо его пить.

Жозеф. Если вино плохое — лучше не надо.

Вотрен. А! Так ты отказываешься чокнуться со мною? Кто раздумывает — тот рассчитывает, а кто рассчитывает — тот изменяет.

Жозеф. А от ваших расчетов и мозги изменяют.

Вотрен. Хватит, надоел. Твой барин завтра дерется на дуэли. В этом поединке один из противников должен остаться на месте. Представь себе, что дуэль уже состоялась и что твоему барину не повезло.

Бютэ. Чего проще!

Ляфурай. И мудрее! Господин Вотрен просто помогает року.

Жозеф. Занятие почтенное!

Бютэ. И за патент не платить.

Вотрен (Жозефу, указывая на Ляфурая и Бютэ) Спрячь их.

Жозеф. Где?

Вотрен. Говорю тебе — спрячь. Когда весь дом, кроме нас, уснет, проводишь их к вашему маркизу. (Ляфураю и Бютэ.) Постарайтесь обойтись без него; вас будет только двое, зато проворных. Комната маркиза выходит во двор. (Шепчет Ляфураю на ухо.) Выбросьте его за окно, словно это он с отчаяния. (Оборачивается к Жозефу.) Самоубийство — вещь убедительная; никого ни в чем не заподозрят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Вотрен один.

Вотрен. Мы спасены. Вот только слуги ненадежны, придется их сменить. Предательство почтеннейшего Блонде не пойдет ему впрок, а так как дурные дела помогают завязывать добрые отношения, я открою герцогу, что Блонде — убийца виконта де Ланжака. Наконец-то я доберусь до тайн Монсорелей и выясню, чем объясняется странное поведение герцогини. Ах, если бы тайны, которые я узнаю, могли послужить объяснением самоубийства маркиза — вот получилось бы ловко!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Вотрен и Жозеф.

Жозеф. Я спрятал ваших в оранжерее, но сами-то вы, надеюсь, не собираетесь здесь оставаться?

Вотрен. Нет, я буду заниматься в кабинете герцога.

Жозеф. А если он вернется? Вы не боитесь, что...

Вотрен. Если бы я чего-нибудь боялся, разве я был бы вашим властелином?

Жозеф. Но куда же вы денетесь?

Вотрен. Много хочешь знать, любезный.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Жозеф один.

Жозеф. Ну, пока он пристроен, молодчики его тоже. Они у меня в руках, а так как я отнюдь не намерен принимать в этом участие, то...

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Жозеф, лакей; потом Сен-Шарль.

Лакей. Кто-то вас спрашивает.

Жозеф. В такое время?

Сен-Шарль. Это я.

Жозеф. Оставь нас, голубчик.

Сен-Шарль. Герцог вернется только после того, как король пройдет в спальню. А герцогиня сейчас приедет, я хочу поговорить с нею наедине и подожду ее здесь.

Жозеф. Здесь?

Сен-Шарль. Здесь.

Жозеф (в сторону). Боже мой! А Жак...

Сен-Шарль. Тебе это не по душе?

Жозеф. Напротив!

Сен-Шарль. А ну-ка не лукавь. Может быть, ты кого-нибудь ждешь?

Жозеф. Жду барыню.

Сен-Шарль. А не Жака ли Коллена?

Жозеф. Ох, не напоминайте мне о нем: меня прямо дрожь пробирает.

Сен-Шарль. Коллен замешан в такие дела, что каждую минуту может появиться здесь. Ты, вероятно, опять с ним виделся? С вашим братом это случается, — понимаю. Выпытывать у тебя мне некогда, а подкупать тебя нет надобности. Выбирай между нами двумя, да поживее.

Жозеф. Да что вам от меня надо?

Сен-Шарль. Надо знать в мельчайших подробностях все, что здесь творится.

Жозеф. Ну, новости есть. Маркиз завтра дерется с господином де Фрескасом.

Сен-Шарль. Дальше.

Жозеф. Герцогиня приехала

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Сен-Шарль один.

Сен-Шарль. Трус проклятый! Эта дуэль — прекрасный предлог для разговора с герцогиней. Герцог меня не разгадал, он думает, что я только орудие, которым можно по желанию воспользоваться, а затем бросить. Он приказал мне ничего не говорить герцогине и тем самым дал мне оружие против него самого. Извлекать выгоду из ошибок ближних — вот главное достояние человека сильного. Сколько уж я этих достояний проел, а все же аппетит у меня по-прежнему прекрасный.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Сен-Шарль, герцогиня де Монсорель и мадемуазель де Водре.

Сен-Шарль отходит в сторону, пропуская дам, которые выходят на авансцену.

Де Водре. Вы очень расстроены?

Герцогиня де Монсорель (падает в кресло). Все кончено! Никакой надежды! Вы были правы.

Сен-Шарль (подходит). Ваша светлость!

Герцогиня де Монсорель. Ах, я и забыла! Сударь, я не могу сейчас исполнить вашу просьбу и принять вас. Завтра... позже...

Де Водре (Сен-Шарлю). Племянница не в состоянии вас сейчас выслушать.

Сен-Шарль. Завтра, герцогиня, будет уже поздно. Жизнь маркиза, вашего сына, в опасности. Завтра у него дуэль с господином де Фрескасом.

Герцогиня де Монсорель. Какой ужас!

Де Водре (шепотом герцогине). Не забывайте, что Рауль вам чужой.

Герцогиня де Монсорель (Сен-Шарлю). Сударь, мой сын сумеет исполнить свой долг.

Сен-Шарль. Неужели, если бы дело шло только о дуэли, я явился бы сообщить вам о ней? Ведь такие новости обычно скрывают от матери. Ваш сын будет убит не на дуэли. Слуги его противника — наемные убийцы, негодяи, которые прячутся за спиной Рауля.

Герцогиня де Монсорель. А где доказательства?

Сен-Шарль. Человек, который разыгрывает из себя управляющего господина де Фрескаса, предлагал мне огромную сумму за участие в заговоре против семейства де Кристовалей. Желая выпутаться из западни, я притворился, будто принимаю предложение. Но когда я направился в полицию, чтобы все рассказать, двое неизвестных, пробегая мимо, сшибли меня с ног, и я ударился так сильно, что потерял сознание. Они одурманили меня, втащили в карету, и я очутился в обществе весьма сомнительных господ. Перед лицом новой опасности хладнокровие вернулось ко мне. Я вырвался из их лап и стал разыскивать дерзких злодеев.

Де Водре. Вы явились сюда, по словам Жозефа, к господину де Монсорелю?

Сен-Шарль. Да, герцогиня.

Герцогиня де Монсорель. Но кто вы такой, сударь?

Сен-Шарль. Я доверенный, которому герцог перестал доверять. Я получаю вознаграждение за то, что выясняю разные тайны.

Де Водре (герцогине). О Луиза!

Герцогиня де Монсорель (пристально глядя на Сен-Шарля). Но как вы решились обратиться ко мне, сударь?

Сен-Шарль. Меня побудила опасность, которая грозит вам, ваша светлость! Мне платят за то, чтобы я действовал как ваш враг. Будьте столь же осмотрительны, как я, благоволите доказать мне, что ваше покровительство будет более ощутимым, чем несколько туманные обещания герцога, — и я добьюсь для вас победы. Но время не терпит, с минуты на минуту приедет герцог, а если он застанет нас вместе, все пойдет прахом, и по вашей же вине.

Герцогиня де Монсорель (к де Водре). Опять проблеск надежды! (Сен-Шарлю.) А зачем вы бывали у господина де Фрескаса?

Сен-Шарль. Затем же, зачем я сейчас нахожусь у вас, герцогиня.

Герцогиня де Монсорель. Вы хотите сказать...

Сен-Шарль. Вашей светлости не угодно ответить мне. Но ведь я дал слово герцогу, а он всемогущ.

Герцогиня де Монсорель. А я, сударь, безмерно богата; но не надейтесь, что вам удастся провести меня. (Встает.) Я отлично понимаю, что ваша просьба переговорить со мною наедине — это хитрость герцога, и я не поддамся на обман. Я даже сообщу вам, сударь, дополнительные сведения. (Лукаво.) Господин де Фрескас вовсе не мошенник, его слуги не убийцы, он происходит из столь же богатой, как и знатной, семьи, и он женится на принцессе Архосской.

Сен-Шарль. Да, герцогиня, лицо, прибывшее из Мексики, представило письма господина де Кристоваля и вполне достоверные документы. Вы сами запрашивали секретаря мексиканского посольства, и он признал их подлинность. Гербовая бумага, печати, подписи — все в полном порядке.

Герцогиня де Монсорель. Да, грамоты неоспоримы.

Сен-Шарль. А вам очень хотелось, сударыня, чтобы они оказались поддельными?

Герцогиня де Монсорель (к де Водре). Вероятно, ни одна мать не подвергалась таким пыткам!

Сен-Шарль (в раздумье). На чью же сторону мне стать: жены или мужа?

Герцогиня де Монсорель. Сударь, я уплачу вам любую сумму, которую вы назначите, если вам удастся доказать мне, что Рауль де Фрескас...

Сен-Шарль. Негодяй?

Герцогиня де Монсорель. Нет, что он сын...

Сен-Шарль. Ваш, не так ли?

Герцогиня де Монсорель (не владея собою). Ну, да! Будьте моим спасителем, я не оставлю вас до конца моих дней. (К де Водре.) Что это я сказала? (Сен-Шарлю.) Где Рауль?

Сен-Шарль. Исчез! А его управляющий, заказавший поддельные грамоты на улице Облен, разыграл роль мексиканского посланника. Это один из опаснейших парижских преступников.

Герцогиня вздрагивает.

О, успокойтесь! Он слишком хитер, чтобы допустить кровопролитие; однако он столь же опасен, как те, что льют кровь рекой. И этот человек охраняет Рауля.

Герцогиня де Монсорель. За жизнь Рауля я предлагаю вам состояние.

Сен-Шарль. К вашим услугам, сударыня. (В сторону.) Сначала все разузнаю, а тогда уже выберу.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же, герцог и лакей.

Герцог. Итак, вы можете торжествовать, герцогиня: повсюду только и разговору, что о богатстве и женитьбе господина де Фрескаса; у него есть семья... (Шепотом герцогине.) У него есть мать. (Замечает Сен-Шарля.) Как? Вы здесь, у герцогини, кавалер?

Сен-Шарль (отводит герцога в сторону). Ваша светлость одобрит мои действия. (Вслух.) Вы были во дворце, а я почел своим долгом предупредить герцогиню: вашему единственному сыну, маркизу, грозит опасность. Его собираются убить.

Герцог. Убить?

Сен-Шарль. Ваша светлость, благоволите выслушать меня...

Герцог. Пойдемте ко мне в кабинет, дражайший; надо немедленно принять решительные меры.

Сен-Шарль (делает герцогине успокоительный жест). Я должен сообщить вам чрезвычайно странные вещи, герцог. (В сторону.) Нет, решительно, я — за герцога!

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Герцогиня де Монсорель, мадемуазель де Водре и Вотрен.

Де Водре. Если Рауль действительно ваш сын — то в какую же отвратительную компанию он попал!

Герцогиня де Монсорель. Одного ангела достаточно, чтобы обелить весь ад.

Вотрен (осторожно приотворил стеклянную дверь, ведущую в сад; в сторону). Теперь я все знаю. Не могут же два родные брата драться на дуэли! А, вот и герцогиня. (Вслух.) Сударыня!

Де Водре. Кто это? Помогите!

Герцогиня де Монсорель. Это он!

Вотрен (герцогине). Тише! Женщины только и знают, что кричать. (К мадемуазель де Водре.) Мадемуазель де Водре, бегите скорее к маркизу, в его комнате спрятались двое подлых убийц. Спешите, пока его еще не зарезали. Но постарайтесь устроить так, чтобы негодяев задержали без лишнего шума. (Герцогине.) Останьтесь, герцогиня.

Герцогиня де Монсорель. Ступайте, тетя, а за меня не бойтесь.

Вотрен. Вот удивятся мои прохвосты! Что они подумают? Но не им меня судить, я сам буду им судьей.

Слышится шум.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Герцогиня де Монсорель и Вотрен.

Герцогиня де Монсорель. Весь дом на ногах! Что скажут, когда узнают, что я здесь?

Вотрен. Будем надеяться, что этого приемыша спасут.

Герцогиня де Монсорель. Но ведь уже известно, кто вы такой. Герцог сейчас разговаривает с...

Вотрен. Кавалером де Сен-Шарлем. За себя я спокоен: вы меня защитите.

Герцогиня де Монсорель. Я?

Вотрен. Вы. А не то вам больше не видать вашего сына, Фернана де Монсореля.

Герцогиня де Монсорель. Значит, Рауль действительно мой сын?

Вотрен. Увы, да! У меня в руках, герцогиня, и неопровержимые доказательства вашей невиновности и... ваш сын.

Герцогиня де Монсорель. У вас?! В таком случае я не отпущу вас, пока вы...

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Те же, мадемуазель де Водре — с одной стороны, Сен-Шарль — с другой; слуги.

Де Водре. Вот он! Спасите ее!

Герцогиня де Монсорель (к мадемуазель де Водре). Вы все погубите!

Сен-Шарль (слугам). Вот их главарь и соучастник, теперь уж он не отопрется. Хватайте его!

Герцогиня де Монсорель (слугам). Оставьте меня наедине с этим человеком, слышите?

Вотрен (Сен-Шарлю). Ну, что скажешь, кавалер?

Сен-Шарль. Ничего не понимаю, барон!

Вотрен (шепотом герцогине). Перед вами — убийца виконта де Ланжака, которого вы так любили.

Герцогиня де Монсорель. Он? Убийца Ланжака?

Вотрен (герцогине). Велите не спускать с него глаз, а не то он ускользнет между пальцами, как деньги.

Герцогиня де Монсорель. Жозеф!

Вотрен (Жозефу). Что произошло наверху?

Жозеф. Маркиз осматривал свой пистолет. На него напали сзади, он стал защищаться и только слегка ранен. При нем находится его светлость.

Герцогиня де Монсорель (тетке). Вернитесь к Альберу, прошу вас. (Жозефу, указывая на Сен-Шарля). Следите за этим человеком, вы мне за него ответите.

Вотрен (Жозефу). И мне тоже!

Сен-Шарль (Вотрену). Понимаю, ты меня опередил.

Вотрен. Уж не взыщи, голубчик!

Сен-Шарль (Жозефу). Отведи меня к герцогу. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Вотрен и герцогиня де Монсорель.

Вотрен (в сторону). У него есть отец, семья, мать. Все пропало! О ком же мне теперь заботиться, кого любить? Двенадцать лет я был ему отцом — но этого уже не вернешь!

Герцогиня де Монсорель (подходит к Вотрену). Итак?

Вотрен. Итак! Нет, сударыня, я не отдам вам вашего сына, у меня не хватит сил пережить такую утрату и вынести его презрение. Другого такого, как Рауль, не сыщешь. Ведь я живу только им.

Герцогиня де Монсорель. Но разве он может вас любить, вас, преступника, которого мы при желании можем выдать...

Вотрен. Полиции, не так ли? Я был о вас лучшего мнения, ваша светлость. Но разве вы не понимаете, что я потяну за собою в бездну и вас, и вашего сына, и герцога и что мы рухнем в нее все вместе?

Герцогиня де Монсорель. О, что вы сделали из моего несчастного сына?

Вотрен. Честного человека.

Герцогиня де Монсорель. И он вас любит?

Вотрен. Пока еще любит.

Герцогиня де Монсорель. А этот негодяй сказал правду относительно того, кто вы и откуда явились?

Вотрен. Истинную правду, сударыня.

Герцогиня де Монсорель. И вы заботились о моем сыне?

Вотрен. О вашем сыне? О нашем. Ведь вы же видели, он чист, как ангел.

Герцогиня де Монсорель. О, в чем бы ты ни был повинен — будь благословен! Да простят тебя люди! Господи! (Становится на колени.) Услышь голос матери, — прости, прости этому человеку все его прегрешения. (Смотрит на Вотрена.) Мои слезы омоют его руки! Он раскается! (Оборачивается к нему.) Отныне вы принадлежите мне, я сделаю из вас другого человека! Да, я верю: люди ошиблись, вы не преступник. Любая мать простит вам все.

Вотрен. Придется вернуть ей сына!

Герцогиня де Монсорель. Неужели вы — страшно подумать, — хотели не отдавать ребенка матери? Но ведь я жду его двадцать два года!

Вотрен. А разве я не был ему отцом целых десять лет? Рауль! Он — моя душа. Пусть я страдаю, пусть буду покрыт позором — зато он счастлив, зато он в почете, я любуюсь им, и жизнь становится для меня прекрасной.

Герцогиня де Монсорель. О, я погибла! Он любит Фернана как мать!

Вотрен. Меня связывало с миром, с жизнью только это единственное звено, чистое, как золото.

Герцогиня де Монсорель. И... ничем не запятнанное?

Вотрен. Мы тоже знаем толк в добродетели, и... угодить нам нелегко. Мой удел — бесчестие, его — чистота. И подумайте только, я нашел его на большой дороге между Тулоном и Марселем, двенадцатилетнего мальчугана, голодного, в рубище.

Герцогиня де Монсорель. И, может быть, босого?

Вотрен. Да! Но как он был хорош! Золотые кудри...

Герцогиня де Монсорель. Вы видели его таким?

Вотрен. Бедняжка! Он заливался слезами. Я взял его с собою.

Герцогиня де Монсорель. И кормили его?

Вотрен. Я воровал, чтобы кормить его.

Герцогиня де Монсорель. О, вероятно, и я поступила бы так же!

Вотрен. И не только воровал!

Герцогиня де Монсорель. Так, значит, ему было очень тяжело?

Вотрен. Ничуть! Я скрыл от него, каким путем я создаю ему счастливую, беззаботную жизнь. Я хотел, чтобы ни малейшее подозрение не зародилось в нем... оно бы осквернило его. Ваши грамоты возвращают ему благородное происхождение, а я воспитал в нем благородный дух.

Герцогиня де Монсорель. Но ведь это мой сын!

Вотрен. Да, он был само благородство, само очарование, у него были прекрасные задатки; оставалось только указать ему правильный путь.

Герцогиня де Монсорель (пожимает ему руку). О, каким нужно быть благородным человеком, чтобы выполнять обязанности матери.

Вотрен. И выполнять лучше, чем многие матери. Ведь иной раз ваша любовь губительна для детей! Вы мне его испортите! Он безрассудно отважен, он хотел стать солдатом, и император, конечно, взял бы его на службу. Но я показал ему мир и людей в их подлинном виде. И поэтому теперь он от меня отречется.

Герцогиня де Монсорель. Мой сын окажется неблагодарным?

Вотрен. Нет, мой.

Герцогиня де Монсорель. Верните же мне его немедленно.

Вотрен. Но ведь те двое, наверху, да и я сам еще в опасности! Герцог должен обеспечить нам неприкосновенность и полную тайну насчет всего, что здесь произошло.

Герцогиня де Монсорель. Как? Те двое подосланы вами? Значит, вы явились к нам в дом, чтобы...

Вотрен. Через несколько часов из двух сыновей у вас остался бы только один — либо родной сын, либо приемыш. А могло случиться, что они и оба погибли бы на дуэли.

Герцогиня де Монсорель. Вы наш покровитель, но как ужасно ваше покровительство!

Вотрен. Ну, а вы как бы поступили на моем месте?

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Те же, герцог, Ляфурай, Бютэ, Сен-Шарль и все слуги.

Герцог (указывая на Вотрена). Держите его! (Оборачивается к Сен-Шарлю.) И подчиняйтесь только кавалеру.

Герцогиня де Монсорель. Но вы обязаны ему спасением вашего сына, Альбера. Он поднял тревогу.

Герцог. Он?

Бютэ (Вотрену). Так ты предал нас? Зачем же ты нас сюда привел?

Сен-Шарль (герцогу). Слышите, ваша светлость?

Ляфурай (к Бютэ). Молчи ты! Не нам его судить!

Бютэ. Да ведь он нас выдал!

Вотрен (герцогу). Ваша светлость, это мои слуги, они под моей защитой.

Сен-Шарль. Вот они — наемники господина де Фрескаса.

Вотрен (Сен-Шарлю). Помолчи-ка, управляющий семейства де Ланжак. (Указывает на Ляфурая.) Вот Филипп Буляр.

Ляфурай кланяется.

Ваша светлость, удалите отсюда всех.

Герцог. Как? Вы осмеливаетесь распоряжаться в моем доме?

Герцогиня де Монсорель. Герцог, он здесь хозяин!

Герцог. Хозяин? Этот негодяй?

Вотрен. Ваша светлость, вы желаете быть в хорошем обществе? В таком случае поговорим о сыне донны Мендес...

Герцог. Молчать!

Вотрен. Которого вы выдаете за сына вашей...

Герцог. Молчать! Слышите?

Вотрен. Так я же говорил вам, герцог, что здесь есть лишние.

Герцог. Уходите все!

Вотрен (герцогу). Прикажите охранять все выходы из дома, чтобы никто не смел выйти, кроме этих двух. (Сен-Шарлю.) А вы останьтесь здесь (Вынимает кинжал и перерезывает веревки, которыми скручены Ляфурай и Бютэ.) Удирайте через калитку, вот вам ключ, и живо — к тетушке Жирофле. (Ляфураю.) Пришли сюда Рауля.

Ляфурай (уходя). Вот истинный наш повелитель!

Вотрен. Вы получите деньги и паспорта.

Бютэ (уходя). Значит, я явлюсь к Адели не с пустыми руками.

Герцог. Теперь скажите, откуда вам все это известно?

Вотрен (передает герцогу связку писем). Вот что я нашел в вашем кабинете.

Герцог. Моя переписка! Письма герцогини к виконту де Ланжаку!

Вотрен. Расстрелянному стараниями Сен-Шарля в Мортане, в октябре тысяча семьсот девяносто второго года.

Сен-Шарль. Но ведь вы же знаете, ваша светлость...

Вотрен. А вот эти документы он сам мне передал; тут вы найдете протокол о смерти виконта. Из этого документа явствует, что ваша супруга не могла видеться с виконтом после десятого августа, ибо из парижской тюрьмы он, в сопровождении Буляра, бежал в Вандею.

Герцог. Значит, Фернан...

Вотрен. Значит, ребенок, увезенный в Сардинию, ваш сын.

Герцог. И жена...

Вотрен. Невинна.

Герцог. О! (Падает в кресло.) Что я сделал!

Герцогиня де Монсорель. Какое страшное доказательство! Убит! И убийца его здесь!

Вотрен. Герцог, я был Фернану отцом, а сейчас я спас обоих ваших сыновей. Единственный виновник всего, что тут происходит, — вы сами!

Герцогиня де Монсорель. Довольно! Я знаю герцога, в эту минуту он переживает все, что пережила я за двадцать лет. Но умоляю вас, где же мой сын?

Герцог. Как? Неужели... Рауль де Фрескас?

Вотрен. Фернан де Монсорель сейчас сюда явится. (Сен-Шарлю.) Ну, что скажешь, приятель?

Сен-Шарль. Ты — герой! Позволь мне быть твоим слугою.

Вотрен. Ишь ты! Многого захотел. Значит, последуешь за мной?

Сен-Шарль. Повсюду.

Вотрен. Посмотрим.

Сен-Шарль. Какой талант ты приобретешь в моем лице и какая это потеря для правительства!

Вотрен. Хорошо, ступай, дожидайся меня в паспортном отделе.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Те же, герцогиня де Кристоваль, Инесса и мадемуазель де Водре.

Де Водре. Вот они!

Де Кристоваль. Герцогиня, моя дочь получила от господина де Фрескаса письмо. Этот благородный юноша пишет, что предпочитает отказаться от Инессы, нежели обманывать нас. Он поведал нам всю свою историю. Завтра у него дуэль с вашим сыном, а так как невольной причиной этого поединка является Инесса, мы приехали, чтобы предотвратить несчастье. Ведь теперь дуэль теряет всякий смысл.

Герцогиня де Монсорель. Дуэль уже окончилась, герцогиня.

Инесса. Он останется жив!

Герцогиня де Монсорель. И вы выйдете за маркиза де Монсореля, дитя мое.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Те же, Рауль и Ляфурай. Последний тотчас же удаляется.

Рауль (Вотрену). Как?! Посадить меня под замок, чтобы я не мог драться!

Герцог. С собственным братом!

Рауль. С братом?

Герцог. Да, с братом.

Герцогиня де Монсорель. Ведь ты мое дитя! Сударыни! (Берет Рауля за руку.) Вот Фернан де Монсорель, мой сын, настоящий...

Герцог (тоже берет Рауля за руку, перебивая жену). Старший. Маркиз. Его младенцем похитили у нас. Теперь Альбер, как младший, получит титул графа.

Рауль. Третий день я живу как во сне. Вы — моя мать? Вы, герцог...

Герцог. Да, да.

Рауль. Именно там, где так настойчиво расспрашивали меня о моей семье...

Вотрен. Там она и нашлась.

Рауль. Неужели и в этом вы принимали участие?

Вотрен (герцогине де Монсорель). Что я вам говорил! (Раулю.) Помните, маркиз, что я заранее простил вам возможную неблагодарность. (Герцогине.) Сын забудет обо мне. А мать?

Герцогиня де Монсорель. Никогда.

Герцог. Но какие же страшные несчастья толкнули вас в такую бездну?

Вотрен. Разве несчастье объяснишь?

Герцогиня де Монсорель. Друг мой, не можете ли вы исхлопотать его помилование?

Герцог. В подобных случаях приговоры не подлежат отмене.

Вотрен. Эти слова примиряют меня с вами, вы говорите как государственный деятель. Так постарайтесь же, герцог, убедить всех, что единственное средство против нас — это ссылка.

Рауль. Господин Вотр...

Вотрен. Вы ошибаетесь, я даже не господин.

Инесса. Не знаю, так ли я понимаю, но вы, кажется, изгнанник, а мой друг многим вам обязан и не может отплатить вам за это. В Мексике у меня большие поместья, и, чтобы управлять ими, нужен деятельный человек; вы можете применить там ваши способности, стать...

Вотрен. Богатым, переменить имя? Дитя, ведь вы только что убедились сами, что свет беспощаден. Да, я сумею добиться богатства, но кто вернет мне доверие? (Герцогу.) Король, ваша светлость, может помиловать меня, но кто подаст мне руку?

Рауль. Я!

Вотрен. Вот этого-то я и ждал, теперь я могу удалиться. У вас есть мать, прощайте!

ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Те же и полицейский комиссар.

Появляются полицейский комиссар, чиновник сыскного отделения, за ними — жандармы.

Комиссар (герцогу). Именем короля, именем закона, я арестую Жака Коллена, беглого каторж...

Все бросаются между полицией и Вотреном, чтобы заслонить его.

Герцог. Господа, я беру на себя...

Вотрен. Не препятствуйте в своем доме королевскому правосудию, герцог. У меня с этими господами свои счеты. (Комиссару.) Я к вашим услугам. (Герцогине.) Их привел сюда Жозеф. Он из наших. Увольте его.

Рауль. Неужели мы расстаемся навеки?

Вотрен. Скоро ты женишься. Через десять месяцев в день крестин присмотрись получше к нищим, которые будут стоять на паперти. И ты увидишь среди них человека, который порадуется твоему счастью. Прощай! (Жандармам.) Идемте!

Примечания

Драма «Вотрен» написана в 1830 году. Бальзак очень надеялся на успех этой драмы, ибо полагал, что театр поможет ему выйти из крайне тяжелого материального положения. «Спасение мое — в театре. Одна удавшаяся пьеса приносит около ста тысяч франков. Две таких удачи освободят меня от всех долгов, а для двух удач нужен ум да усидчивость — и только», — писал он Ганской в письме-дневнике от 17 сентября — 16 октября 1838 года.

Делая уступку вкусам современного театрального зрителя. Бальзак внес в свою пьесу черты, приближающие его к модной в те годы романтической драме (контрастное противопоставление аристократической среды и воровской шайки, члены которой введены в дом герцога под видом слуг, таинственность, присущая Вотрену и отчасти Раулю; мелодраматическая встреча матери с сыном, утраченным двадцать лет тому назад).

Драма была поставлена в Париже весной 1840 года. Заглавную роль играл друг Бальзака, один из крупнейших актеров того времени, Фредерик Леметр. Пьеса была сочувственно встречена публикой, но на другой же день после премьеры дальнейшие представления ее были запрещены министром внутренних дел. Ходили слухи, будто запрещение вызвано тем, что Фредерик Леметр, играя роль беглого каторжника, вздумал сделать себе такую же прическу, какую носил король Луи-Филипп. Надо полагать, однако, что у правительства были более серьезные основания для запрещения пьесы: слишком уж смело и вызывающе звучало в ней изобличение лживой аристократической морали. Противопоставляя жестокому, эгоистическому герцогу Монсорелю человека из социальных низов, бывшего каторжника, Бальзак подрывал уважение к высшим слоям общества.

В России «Вотрен» никогда на сцене не ставился.

(обратно)

1

...после вторичного возвращения Бурбонов. — Людовик XVIII вернулся в Париж после разгрома наполеоновской армии при Ватерлоо в июне 1815 года.

(обратно)

2

...когда отправлялась в Гент. — Во время «Ста дней» Людовик XVIII и его приближенные жили в бельгийском городе Генте.

(обратно)

3

Десятого августа. — В 1792 году в этот день Людовик XVI был низложен и заключен в тюрьму.

(обратно)

4

Жозеф Буонапарте (1768—1844) — старший брат Наполеона, возведенный им на испанский престол в 1808 году и правивший до 1813 года, когда на престоле был восстановлен Фердинанд VII. Противники Наполеона умышленно произносили его фамилию на итальянский лад — Буонапарте, чтобы подчеркнуть, что он не француз, а итальянец.

(обратно)

5

...иностранцы здесь хозяева — намек на то, что Людовик XVIII был возведен на престол Франции при поддержке иностранных армий.

(обратно)

6

Мексика... провозгласила свою независимость. — Мексика, бывшая испанская колония, отделилась от Испании и провозгласила свою независимость в 1821 году.

(обратно)

7

Сентябрьские события. — Имеются в виду репрессии против контрреволюционных дворян и духовенства» имевшие место в Париже в сентябре 1792 года.

(обратно)

8

Мортань — город в северо-западной части Франции. _

(обратно)

9

«Общество десяти тысяч» — воровская шайка, совершавшая преступления, приносившие выгоды на менее десяти тысяч (см. роман «Блеск и нищета куртизанок»).

(обратно)

10

Граф де Сент-Элен — Пьер Куаньяр, известный под именем графа де Сент-Элен (1799—1831), авантюрист. Беглый каторжник, он пробрался в высшие круги общества, бывал при дворе Людовика XVIII. Куаньяр не порывал своих преступных связей и нередко играл роль наводчика. Разоблаченный одним из своих сообщников, Куаньяр был приговорен к пожизненной каторге.

(обратно)

11

Венский конгресс — конгресс участников антинаполеоновской коалиции европейских держав, собравшийся после разгрома империи Наполеона I (происходил с сентября 1814 года по июнь 1815 года).

(обратно)

12

Флориан Жан-Пьер (1755—1794) — французский баснописец, романист и драматург.

(обратно)

13

Кларисса — добродетельная девушка, обольщенная Ловеласом; героиня сентиментально-нравоучительного романа английского писателя Ричардсона (1689—1761) «Кларисса, или История молодой леди».

(обратно)

14

Августин I. — Полковник Августин Итурбиде в 1822 г. провозгласил себя мексиканским императором, но затем был свергнут республиканцами.

(обратно)

15

...удержать страну в повиновении Фердинанду VII — то есть испанскому королю, при котором Мексика отделилась от Испании.

(обратно)

Оглавление

.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

  ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

  ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

  ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

  ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

  ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

  ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

  ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте