«Книга инструкций»

Хулио Кортасар Книга инструкций

Вступление

Изо дня в день заниматься размягчением кирпича, пробивать проход в липкой массе, которая провозглашает себя миром, каждое утро сталкиваться с этим параллелепипедом отвратительного названия, со щенячьей радостью от того, что все на своих местах: та же женщина под боком, те же ботинки, тот же самый вкус той же самой зубной пасты, та же унылость домов напротив и заляпанной грязью вывески в окне с надписью «Бельгийский отель».

Уткнуться головой, словно бык, давно потерявший аппетит, в прозрачную массу, а там, внутри нее, мы попиваем себе кофе с молоком да листаем газетку — хотим разузнать, что произошло в каком-нибудь отдаленном уголке стеклянного кирпича. И быть против того, чтобы изящный жест, от которого отскакивает дверная щеколда — а ведь от этого жеста все могло бы пойти по-другому, — исполнялся с холодно-привычным привкусом повседневного рефлекса. До свидания, любимая. Пусть у тебя все будет хорошо.

Сжать что есть силы меж пальцев ложечку и ощутить ее металлическое биение — вот оно вам, подозрительное предупреждение. Как больно отвергать ложечку, отвергать дверь, отвергать все, что до приятной гладкости вылизала привычка. Насколько же проще соглашаться с безропотным трудолюбием ложки и пользоваться ею, чтобы размешать сахар в кофе.

И что в том плохого, если изо дня в день нам встречаются одни и те же вещи, которые нисколечко не меняются. И пускай рядом с нами все та же женщина, те же часы и пусть роман на столе, раскрытый на такой-то странице, снова поедет на велосипеде наших очков — что в этом плохого? Но нам должно пробиваться быком — тем самым, которому и корм уже не в корм, — опустив голову и выставив вперед рога, из центра стеклянного кирпича наружу, к другому кирпичу, столь же близкому к нам и столь же неуловимому, как и пикадор, что вертится возле этого самого быка. Терзать свои глаза, пялясь на то, что там плывет по небу, и лениво соглашаться: да, это называется облаком, а куда денешься от этого намертво вбитого в серое вещество слова. Не верь, что телефон возьмет и выдаст тебе номера, которые ты ищешь. А с чего бы он стал это делать? Произойдет лишь то, что самим же тобой заранее расписано и подготовлено, печальное отражение твоей надежды, этой обезьяны, что сидит на столе да чешется, дрожа от холода. Раскрои ей череп, этой обезьяне, и от центра с разбега врежься в стену и проломи себе проход. О, как же поют этажом выше! В этом доме наверху есть еще этаж, и там тоже живут люди. Наверху есть еще этаж, и тот, кто живет там, даже не подозревает, что под ним тоже кто-то живет, — так мы все вот здесь и мыкаемся, в этом стеклянном кирпиче. И если вдруг какой-нибудь мотылек усядется на кончик карандаша и затрепещет крыльями, словно пепельное пламя, ты взгляни на него, — и я смотрю и трогаю пальцем его малюсенькое сердечко и слышу, как мотылек бьется в застывшей стеклянной массе, и если это так, то не все потеряно. А когда откроется дверь и я выскочу на лестницу, то вдруг обнаружу, что там внизу начинается улица, и не намозолившая глаза уже до омерзения вереница знакомых домов, не отель напротив, а улица — дикая живая аллея, готовая в любой миг ринуться на меня то ли магнолией, то ли еще чем, полная лиц, которые оживают, едва я бросаю на них взгляд, когда продираюсь еще на шаг вперед, упорно локтями, ресницами, ногтями прокладывая себе дорогу сквозь массу стеклянного кирпича, и кадр за кадром я прокручиваю свою жизнь и шаг за шагом приближаюсь к газетному киоску на углу, чтобы купить газету.

[Пер. М. Петрова]

Инструкция, как правильно плакать

Не останавливаясь на побуждениях, поговорим о том, как плакать правильно, причем под правильным плачем подразумевается такой, который не перерастает в истерику и не страдает явным, но огрубленным сходством с улыбкой, что для последней оскорбительно. При плаче средней интенсивности (плач обыкновенный) все лицевые мышцы напряжены; испускаются спазматические звуки, сопровождающиеся выделением слез и соплей, причем эти последние выделяются под конец, поскольку плач заканчивается в тот момент, когда плачущий как следует высморкается.

Чтобы заплакать, сосредоточьтесь на раздумьях о себе самом, а если вам это не удастся из-за привычки верить в существование внешнего мира, думайте о селезне, подвергшемся нападению полчища муравьев, либо о пресловутых гаванях Магелланова пролива, в которые никогда не заходит ни одно судно.

Когда слезы подступят, лицо пристойным образом прикрывается, для чего используются кисти обеих рук, обращенные ладонями внутрь. Детям лучше плакать, уткнувшись лицом в рукав и, предпочтительно, стоя в углу. Средняя продолжительность плача — три минуты.

[Пер. А. Косс]

Инструкция, как правильно петь

Для начала разбейте все зеркала в доме, бессильно уроните руки, уставьтесь невидящим взором в стену, забудьтесь. Спойте одну-единственную ноту, вслушайтесь нутром. Если вам услышится (но это произойдет значительно позже) нечто вроде пейзажа, объятого страхом: камни, между ними костры и силуэты полуголых людей на корточках, — думаю, вы на правильном пути; то же самое, если вам услышится река, вниз по течению которой плывут черно-желтые лодки, или запах хлеба, или прикосновение чьих-то пальцев, или тень лошади.

Затем купите сборник сольфеджио и фрак и сделайте одолжение, не пойте в нос, а также оставьте в покое Шумана.

[Пер. А. Косс]

Инструкция с описанием различных страхов

В одном шотландском городке продают книги, одна из страниц в которых — чистая. Если читатель натыкается на нее в три часа пополудни — он умирает.

В Риме на Квиринальской площади есть место — его знали вплоть до девятнадцатого века, — с которого в полнолуние можно увидеть, как начинают двигаться мраморные Диоскуры[1], усмиряющие своих вздыбленных коней.

В Амальфи[2], на побережье, в море и в ночь вдается мол. С него слышно, как — там, далеко, дальше, чем за последним маяком, — лает собака.

Один сеньор выдавливает на щетку зубную пасту. Неожиданно он видит лежащую на спине женщину, змею или хлебный мякиш.

Некто открывает шкаф, чтобы достать рубашку; из шкафа выпадает старый календарь, рассыпается по листочкам, и тысячи грязных бумажных бабочек покрывают белую одежду.

Известна история о коммивояжере, у которого стало болеть запястье левой руки, как раз под часами. Когда он снял часы — брызнула кровь; на ране были видны следы мелких зубов.

Врач выслушивает вас, выстукивает и успокаивает. Голосом, внушающим доверие и ласковым, он называет вам лекарства; сев за стол, начинает выписывать рецепт. Время от времени поднимает голову и улыбается, подбадривая вас. Беспокоиться не о чем, через неделю страхи как рукой снимет. Вы повеселели, вы поудобней устраиваетесь в кресле, оглядываетесь. И вдруг, под столом, в полутьме, вы видите ноги врача. Его брюки задраны до ляжек, а на ногах — женские чулки.

[Пер. В. Андреева]

Инструкция, как правильно подниматься по лестнице

Всем нам доводилось подмечать, что на местности нередко возникает выступ, вздымающийся под прямым углом к ее поверхности, а над ним — еще один, помещающийся подобным же образом по отношению к первому, и так далее, причем означенные выступы поднимаются — по спирали либо зигзагообразно — на ту или иную высоту. Если, наклонившись, положить левую руку на одну из горизонтальных поверхностей, а правую — на соответствующую вертикальную, то можно на мгновение стать обладателем ступеньки (часть лестничного марша). Каждая из этих ступенек, состоящих, как мы видим, из двух элементов, помещается несколько выше предыдущей и ведет несколько дальше — принцип, придающий смысл всей лестнице как таковой, ибо любая другая конструкция, возможно, и породила бы формы прекраснее и живописнее, но не обеспечила бы возможности перемещать заинтересованных лиц с первого этажа на второй.

Подниматься по лестнице следует передом вперед, ибо перемещение задом наперед либо же боком вызывает значительные трудности. Естественное положение тела — прямостоячее, мышцы рук расслаблены, голова поднята — однако же не слишком высоко, в противном случае в поле зрения уже не попадут ступеньки, следующие непосредственно за той, на которой вы стоите; дышать следует ровно и размеренно. Чтобы приступить к подъему, поднимите для начала ту часть тела, которая находится внизу с правой стороны и чаще всего заключена в футляр из кожи либо замши и которая почти всегда — за редкими исключениями — полностью умещается на ступеньке. После того как на первой ступеньке окажется вышеописанная часть тела, которую для краткости мы обозначим словом «нога», поднимается соответствующая ей часть слева (она также обозначается словом «нога», но ее не следует путать с уже названной ногой); поставим ее на вторую ступеньку; и таким образом на первой ступеньке будет стоять нога и на второй ступеньке будет стоять нога. (Первые ступеньки обычно даются труднее всего, затем приходит навык необходимой координации. Объяснение усложнено тем обстоятельством, что обозначения «нога» и «нога» совпадают по звучанию. Обращайте особое внимание на то, чтобы не поднимать одновременно ногу и ногу.)

Когда вы достигнете таким образом второй ступеньки, вам достаточно повторять поочередно движения ноги и ноги, пока вы не дойдете до конца лестницы. Покинуть ее пределы не составит труда, достаточно слегка притопнуть каблуком, и она не сдвинется с места до той минуты, когда вы приступите к спуску.

[Пер. А. Косс]

Вступление к инструкции о том, как правильно заводить часы

Вот о чем подумай: когда тебе дарят часы, тебе дарят маленький ад в цвету, цепь, свитую из роз. Камеру-одиночку, где заперт воздух. Тебе дарят не просто — часы, и расти большой, и пусть все у тебя будет хорошо, и надеемся, они тебе долго прослужат, хорошая марка, швейцарские и на рубинах; тебе дарят не просто миниатюрную камнедробилку, которую ты пристроишь на запястье и будешь выгуливать. Тебе дарят — сами того не зная, весь ужас в том, что они сами того не знают, — новую частицу тебя, хрупкую и ненадежную, частицу, которая принадлежит тебе, но твоим телом не является, а потому ее приходится закреплять на запястье с помощью ремешка, сжимающего его, словно отчаянно вцепившаяся ручонка. Тебе дарят необходимость ежедневно заводить эти самые часы, заводить для того, чтобы они оставались часами; дарят навязчивую и мучительную потребность проверять их точность, приглядываясь к циферблатам в витринах у ювелиров, прислушиваясь к объявлениям по радио, справляясь о времени по телефону. Дарят страх — а вдруг потеряю, а вдруг украдут, а вдруг слетят на пол и разобьются. Не тебе дарят часы, дарят тебя самого, ты — подарок часам на день рождения.

[Пер. А. Косс]

Инструкция, как правильно заводить часы

Там внутри смерть, но не бойтесь. Зажмите часы в ладони, двумя пальцами возьмите головку завода, слегка приподнимите. И вот начинаются новые сроки, на деревьях распускаются листья, мелькают лодки, догоняя и обгоняя друг друга, время, раскрываясь веером, полнится само собою, из полноты его выплескивается воздух, прибрежные ветры, тень женщины, запах хлеба.

Чего вам еще, чего же вам еще? Не мешкайте, наденьте часы на руку, пусть себе тикают на свободе, следуйте их примеру, даже если не хватает дыхания, от страха ржавеют якоря; все, что могло быть достигнуто, но предано забвению, действует разъедающе на артерии часов, разлагает ледяную кровь их мелких рубинов. И там внутри затаилась смерть, надо бежать бегом и добежать раньше, и тогда мы поймем, что нам уже все равно.

[Пер. А. Косс]

Примечания

1

Диоскуры — в греческой мифологии: сыновья Зевса и Леды, братья-близнецы Полидевк и Кастор. Символ братской неразлучной дружбы. Диоскуры считались искусными укротителями коней. Сохранились многочисленные скульптурные изображения братьев с конями; самые знаменитые изваяния Диоскуров стоят в Риме у Квиринальского (ныне Президентского) дворца. Наверное, нелишне отметить: уменьшенные копии этих статуй находятся в Петербурге на Исаакиевской площади, у здания бывшего Конно-гвардейского манежа.

2

Амальфи — курортный город в Италии, на берегу Салернского залива (к юго-востоку от Неаполя).

Оглавление