«Альберт и лайнер»

Альберт и лайнер

В городском пассаже прямо под курантами был да, по-моему, и сейчас есть, замечательный игрушечный магазин. Он казался нам сказочным, волшебным, этот магазин. Он был и цирком, и зоопарком, и пантомимой, и представлением бродячих актеров, и железнодорожной выставкой, и захватывающе интересной библиотекой, и музеем часов, и хранилищем всевозможных настольных и спортивных игр — словом, сокровищницей всех радостей, что сулили долгие зимние каникулы. Но сначала о курантах.

Раз в год нас привозили посмотреть, как часы отбивают полдень. В нашем календаре праздников это было зрелище такое же яркое, традиционное и неизменное, как парад королевской гвардии в день рождения королевы. Всё, кто хоть что-нибудь да значил, собирались за несколько минут до двенадцати на небольшой площадке под часами. Она была выложена старой плиткой и заключала в себе хитроумную мозаику рекламы сосисок в томатном соусе.

Кроме меня приходил Джек Корриген, калека из дома № 43, и даже Альберт Скинер; отец никогда никуда его не водил, даже в отдел образования — объяснить, почему сын прогуливает занятия.

Этот Скинер, вечно наголо остриженный, с торчащей поверх брюк полой рубахи, умел каким-то образом пристроиться к компании, вернее прибиться, точно приблудная собачонка. Положим, вы стоите с матерью на трамвайной остановке, разодетый, как игрушка, в честь предстоящей церемонии боя курантов. Вдруг, откуда ни возьмись, Альберт.

— Здрасте.

— Ты, надеюсь, не в город собрался в таком виде? — спрашивает мать из любопытства, а ему только этого и надо.

— Нет, — отвечает, — собирался поехать, да вот потерял деньги на дорогу.

И тогда матери становится жаль его, как он и рассчитывал.

— Ты можешь поехать с нами, Альберт, — предлагает она, — только приведи себя в порядок, заправь рубаху в брюки.

Так каждое рождество он и увязывался за кем-нибудь на церемонию боя курантов. А после того, как заводные солдатики короля отправлялись строем назад, в свои гипсовые казармы, Альберту, как и всем прочим, дозволялось прижаться носом к витрине сказочного магазина игрушек.

Когда время, отведенное на созерцание витрины, истекало, нам вручали пакетик с мятными конфетами и наказом: "Обязательно поделитесь", а потом увозили домой на дребезжащем трамвае. А дома, сидя у камина в пестрых шерстяных носках, отогревая замерзшие ноги, мы должны были сочинять послания рождественскому деду, Санта Клаусу: "Дорогой Санта Клаус, пожалуйста, подари мне к рождеству…"

— Не знаю, что писать дальше, — отчаявшись, говорили мы друг другу в надежде, что вдохновение посетит всех разом.

— Возьми да попроси салазки, как я.

— Чудак, на что тебе салазки? Вдруг снег вовсе не выпадет?

— Ну, тогда биту и ворота для крикета.

— Кто ж играет в крикет на рождество, балда ты этакая?

Альберт Скинер молчал. Да и никто другой не предложил ничего толкового за эти мучительные часы сочинения на вольную тему.

Разложив на коленях пустые блокноты, мы задумчиво сосали химические карандаши, пока язык не становился фиолетовым, но дело было вовсе не в том, что мы не могли ничего придумать. Напротив, идей было множество — салазки, крикетные биты, ворота для крикета, авторучки, динамо-машины, проекторы с фильмами про Микки-Мауса — выбор был слишком велик. Ведь потрясающий игрушечный магазин, который разжигал наше экзотическое, хоть в конечном счете и бедное воображение, больше всего на свете походил на мастерскую Санта Клауса, в которой шла бойкая распродажа райских товаров.

Там был большой заводной поезд, ходивший по часовой стрелке, и маленький электровоз, ходивший против часовой стрелки, Ноев ковчег и набор для кондуктора трамвая, детская пишущая машинка, вращавшаяся на ярко освещенной стеклянной полке, и необыкновенный велосипед, свисавший с потолка на невидимой проволоке, оловянный паровой каток, комиксы, рекламные, юмористические, кино— и радиожурналы, настольные игры, наборы для юного химика и юного фокусника, столярные наборы, — короче говоря, все, за что современный мальчишка дал бы вырвать себе зуб. Все, за что дал бы вырвать себе зуб Альберт Скинер, и многое такое, чего он никогда бы не получил. И не он один. Там были такие сокровища, которые ни один разумный подросток и не мечтал получить на рождество, даже если бы позволил вырвать себе все зубы и пообещал быть пай-мальчиком до второго пришествия.

Центральное место среди игрушек, выставленных в витрине сказочного игрушечного магазина, всегда занимало что-нибудь недоступное простым смертным: Блэкпульская башня, сделанная из конструкций «Меккано», механическая карусель с лошадьми, скачущими вверх-вниз на латунных спицах, — совсем как настоящая, Виндзорский замок, сложенный из миллиона крошечных кирпичиков, Букингемский дворец, залитый светом прожекторов. Каждый из нас понимал, что такая роскошь не по карману и Санта Клаусу.

В тот год главное место в витрине занимала великолепная модель пассажирского лайнера "Куин Мэри", недавно спущенного на воду в Клайдбанке. Она была длиной в четыре фута, с настоящими иллюминаторами, настоящим паром, клубами, выходящими из труб, командой, пассажирами, спасательными лодками, кладовыми для багажа в каютах — все точь-в-точь как на настоящем лайнере. Сразу было ясно, что этот лайнер не для таких, как мы.

Вдоволь налюбовавшись на лайнер, мы тут же распростились с дорогостоящей мечтой и, посасывая карандаши, стали просить у Санта Клауса более прозаические вещи: пластилин, резиновых собачек и прочую домашнюю живность, окрашенную такой ядовитой краской, что, полизав ее, можно было отравиться, пару роликовых коньков на двоих.

Так поступили все, но не Альберт Скинер. Прикинув несколько вариантов и выслушав советы, чему отдать предпочтение — мототреку с восемью гоночными электромобилями или его любимцу кукле-марионетке коту Феликсу, Альберт невозмутимо заявил, что он-де обдумал все наши предложения, но решил просить Санта Клауса подарить ему лайнер "Куин Мэри". Можете быть уверены, что его слова были встречены с недоверием.

— Тот самый, с витрины в пассаже? С иллюминаторами, паром и прочими штуковинами? Неужто ты его попросил в подарок?

— Ну? И попросил! А что, нельзя?

— Нет, ребята, он совсем спятил! Эй, Скино, а может, попросишь солдатиков, ну, тех, что маршируют, когда бьют куранты, скорей их получишь, чем "Куин Мэри".

— Захотел бы солдатиков, их и просил бы. Только мне они ни к чему. Пусть он подарит мне лайнер.

— Кто? Санта Клаус?

— А то кто же? Не квакер же с коробки с овсянкой! Сам не соображаешь, что ли?

— Пари держу, что это враки. Ты нас разыгрываешь.

— Ей-богу, не разыгрываю. Я попросил у него в подарок "Куин Мэри".

— Покажи свое письмо.

— Не могу. Я уже засунул его в трубу камина.

— Ага, уж и засунул! Все равно твой отец не купит тебе лайнер, это ему не по карману.

— А он тут при чем? Я прошу подарок у старого доходяги Санта Клауса, а не у отца. Скажете тоже.

— А что ты еще хотел бы, Скино?

— Ничего. Мне больше ничего не нужно, только лайнер, и я его получу, вот увидите!

Что было спорить попусту? Каждый из нас про себя подумал, что Альберт — ничего не скажешь — оптимист. Во-первых, такой большой, роскошный, расцвеченный огнями корабль скорей всего не предназначался для продажи. А во-вторых, мы все прекрасно знали, что представителем Санта Клауса в доме Скинеров был мрачный, отличавшийся крутым нравом углекоп, который к тому же оказался без работы. Всем было известно, что на день рождения Альберт получил башмаки, а не быстроходный морской катер, который он тогда облюбовал. Но Альберт вопреки всему продолжал настаивать, что получит "Куин Мэри" к рождеству.

— Спросите отца, если не верите, — говорил он, — если мне не верите, спросите отца.

Но никому из нас и в голову не приходило обсуждать это дело с вспыльчивым мистером Скинером. Иногда, когда мы заходили к Альберту обменяться комиксами, он сам заводил разговор об этом.

— Отец, скажи, да или нет? Получу я на рождество "Куин Мэри"?

Мистер Скинер, угрюмо строгавший у огня кусок дерева, ворчал, не поднимая головы:

— Хорошую затрещину по уху получишь, если не кончишь трепаться.

Вполне удовлетворенный таким ответом, Альберт оборачивался к нам:

— Вот видите, получу. Будет у меня лайнер. Отец, будет? Будет?

Когда мистер Скинер возвращался из паба в дурном расположении духа, что случалось с ним нередко, мольба сына поддержать в нем надежду вызывала у него раздражение.

— Да заткнешься ты, наконец, со своей "Куин, растреклятой Мэри", гори она огнем! — кричал отец. — Недоносок безмозглый, ты что, думаешь, у меня денег куры не клюют?

Выскочив на улицу с пылающим от отцовской затрещины ухом, Альберт, кусая губы, чтоб не зареветь, упрямо повторял:

— Все равно лайнер будет мой! Вот погодите до рождества!

До рождества оставалось две недели. Большинство ребят уж догадалось по намекам матерей, что принесет им Санта Клаус или — чаще — что он им не принесет.

— Вряд ли Санта Клаус сможет подарить тебе в этом году электрическую железную дорогу, милый Терри. Говорит, она слишком дорогая. Вот самосвал у него, может быть, найдется.

Будучи реалистами, мы смирились с тем, что рождественский дед отвел нам одно из последних мест в своем списке, и очень старались убедить Альберта, что надо смириться.

— Дался тебе этот лайнер, Скино. И без него обойдешься.

— Кто это сказал?

— Моя мать. Говорит, мол, он такой большой, что не влезет в мешок Санта Клауса.

— Много она понимает. Джеку Корригану он подарит велосипед. Если мой лайнер не поместится в мешке, то как же там поместится этот чертов велосипед?

— Дурачье, при чем тут велосипед? Он принесет мне набор для фотолюбителя "Джон Булль". Сам моей матери сказал.

— А мне наплевать, что он ей сказал, а что не сказал. Санта Клаус все равно принесет мне лайнер.

Спор прекратился, когда из окна кухни вдруг выглянул мистер Скинер.

— Если я еще раз услышу хоть слово про этот проклятый лайнер, ты у меня ничего на рождество не получишь! Слышишь?

На том разговор и закончился. А через несколько дней дамы-благотворительницы из церковного союза возили того парня-калеку из дома № 43 в пассаж на церемонию боя курантов, и, вернувшись домой, он рассказал, что лайнера "Куин Мэри" в витрине игрушечного магазина больше нет.

— Знаю, — сказал Альберт, убедившись, что отца нет поблизости. — Ведь это я получу его на рождество!

Казалось, это и впрямь единственно возможное объяснение. Сказочный игрушечный магазин никогда ничего не менял в своей великолепной экспозиции до второго дня рождества — дня рождественских подарков. Это было что-то неслыханное. Конечно, какая-нибудь мелочь могла исчезнуть с витрины — Ноев ковчег, к примеру, ферма, настольная игра «Монополия». Могли исчезнуть даже две игрушки. Все это можно было понять: Санта Клаусу, обходившему детей с рождественскими подарками, не хватило игрушек, вот он и обратился к своим, так сказать, субподрядчикам. Но ни Блэкпульская башня, сделанная из конструкций «Меккано», ни карусель с лошадьми, скачущими по кругу вверх-вниз, никогда не исчезали с витрины, никогда. А вот "Куин Мэри" исчезла. Что случилось? Может, рождественский дед сошел с ума?. Может, мистер Скинер подкупил его? Если так, то чем? В футбольной лотерее выиграл, что ли? Или такой непоколебимой вере, как у Альберта, под силу и горы сдвинуть с места, не то что какой-то игрушечный лайнер с настоящим дымом и иллюминаторами? А один циник из нашей компании заявил, что лайнер, наверное, купили для какого-нибудь богатенького балованного сыночка из классической средней школы.

— Погодите, сами увидите, — сказал Альберт.

И вот наступило рождественское утро. После того как все шоколадные пенни были съедены, а все кухни окрест завалены ореховой скорлупой и апельсиновыми корками, мы выскочили на улицу, чтобы похвалиться подарками. Кто засунул в рот включенный электрический фонарик, отчего щеки засветились красным светом. кто подбрасывал в воздух одного или двух оловянных солдатиков с таким видом, будто дома их у него — целый полк. Те, кто мечтал об игрушечной Деревянной крепости, обрадовались книжкам для раскрашивания; те, кто просил гоночные электромобили, довольствовались скромными игрушечными машинками «Динки», те, кто хотел роликовые коньки, были осчастливлены наборами карандашей.

Альберт как сквозь землю провалился. Правда, никто и не ожидал его увидеть. Но когда мы принялись гадать, что ж он все-таки получил от Санта Клауса — фуфайку или вязаный шлем, — Альберт вдруг выскочил на улицу и понесся, подпрыгивая, чуть ли не кувыркаясь в воздухе, с ликующим воплем:

— Он мой! Он мой! Позабыв в канаве книжки для раскрашивания, стеклянные шарики и игры "Счастливые семьи", мы столпились вокруг Альберта, бережно прижимавшего к груди нечто показавшееся нам на первый взгляд простым куском дерева. Потом мы разглядели грубо вырезанные с двух сторон корму и нос корабля, трубы — ниточные катушки, прибитые к дереву. Грузовая марка была обозначена рядом гвоздей с широкими шляпками, а кусочки картона, державшиеся на клею, изображали бортовые иллюминаторы. Вся самоделка, за исключением надписи на левом борту, была выкрашена липкой сажей в черный цвет. "Куин Мэри" — прочли мы сбоку. Буквы были белые и неровные — то большие, то маленькие. Мистер Скинер никогда не слыл грамотеем.

— Теперь видите! — торжествовал Альберт. — Говорил же вам — принесет! Он и принес!

Наше одобрение, хоть оно выражалось невнятно и несколько натянуто, было вполне искренним. Конечно, альбертовский лайнер был сработан грубо, но сколько часов труда было на него потрачено, сколько любви вложено в этот труд. Сколько вечеров кропотливой работы у огня ушло на то, чтобы придать куску дерева эти неуклюжие контуры!

Мистер Скинер, заправив полы пижамы в брюки, вышел из дома и остановился у калитки. Альберт, в порыве счастья, подбежал к отцу и, обхватив его руками, крепко обнял.

— Смотри, отец, смотри, что я получил на рождество! Смотри, что мне принес Санта Клаус! Ты ведь всегда знал, что лайнер будет мой, правда?

— Да отвяжись ты, малолеток, — пробурчал мистер Скинер.

Довольный, он затянулся пустой трубкой и, по привычке дав сыну легкую затрещину, пошел домой.