«Париж на три часа»

Один император, два короля и три маршала с трудом отыскали себе для ночлега избу потеплее.

Наполеон молча скинул шубу па лавку. Бертье смахнул мусор с крестьянского стола и раскатал перед властелином Европы упругий свиток походной карты.

Взгляд императора едва скользнул по ней.

— Можайск… Вязьма, — сказал он сипло от простуды. — Даст ли отдых нам Дорогобуж? Осторожность у нас выдается теперь за отвагу, а отвага происходит от осторожности…

Он медленно опустился на лавку, скрипнувшую под ним. Растопырив пальцы маленьких, изящных и давно не мытых рук, император надолго погрузил в них свою тяжелую голову.

«Великая армия» тянулась во мгле загадочных дорог, она пропадала и гибла в косых заснеженных перелесках. Сражение под Малоярославцем принесло Наполеону лишь отчаяние. Даже «старые ворчуны», как любил называть он свою гвардию, сегодня встретили его молчаливо… Наполеон глянул на соратников из-под пальцев — зорко, почти с опаскою. Вот они, делившие его славу: Мюрат, принц Евгений, Даву, Бессьер и неутомимый Бертье — его зеркало, гулкое эхо его приказов.

За мерзлым окном избы клубились синие вьюги.

Тихо, но озабоченно император спросил о курьере из Парижа.

Нет, отвечали ему, курьера сегодня не было.

Безмолвие затянулось…

За печкой таинственно шуршали мудреные русские тараканы. Мужиковатый Даву тяжело и хрипло дышал в потемках. Рассеивая мрак, принц Евгений (пасынок императора) задумчиво растапливал одну свечу от другой. В приделе избы, за стенкою, плакал разбуженный ребенок. Мюрат вдруг не выдержал и по-юношески легко пробежался вдоль широкой половицы.

— Мне надоело это! — выкрикнул он порывисто. — Кругом — леса, леса, леса.., можно сойти с ума от этих бесконечных лесов. Но я, сир, презираю все

— и русских рабов, не знающих благородства, и эти леса, в которых они прячутся… Бессьер, дайте мне остатки вашей кавалерии. Я брошусь на русские батальоны, я открою любую дорогу.., хоть до Варшавы!

— Ничего я не дам, — мрачно ответил Бессьер. Неаполитанский король промолчал, и тогда Наполеон медленно оторвал голову от стола.

— Довольно бравады, — сказал он внятно. — Мы и так слишком много сделали для славы Франции… Кажется, что именно теперь настало время задуматься о спасении чести!

Судьба армии была решена, и она покатилась по Большой смоленской дороге — навстречу неизбежной гибели.