«Краткие очерки русской истории»

Краткие очерки русской истории (fb2) - Краткие очерки русской истории [МИ Стрельбицкого] 1964K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дмитрий Иванович Иловайский

Дмитрий Иловайский Краткие очерки русской истории

От Издателя

«Памятники исторической литературы» — новая серия электронных книг Мультимедийного Издательства Стрельбицкого.

В эту серию вошли произведения самых различных жанров: исторические романы и повести, научные труды по истории, научно-популярные очерки и эссе, летописи, биографии, мемуары, и даже сочинения русских царей.

Объединяет их то, что практически каждая книга стала вехой, событием или неотъемлемой частью самой истории.

Это серия для тех, кто склонен не переписывать историю, а осмысливать ее, пользуясь первоисточниками без купюр и трактовок.

Пробудить живой интерес к истории, научить соотносить события прошлого и настоящего, открыть забытые имена, расширить исторический кругозор у читателей — вот миссия, которую несет читателям книжная серия «Памятники исторической литературы».

Читатели «Памятников исторической литературы» смогут прочесть произведения таких выдающихся российских и зарубежных историков и литераторов, как К. Биркин, К. Валишевский, Н. Гейнце, Н. Карамзин, Карл фон Клаузевиц, В. Ключевский, Д. Мережковский, Г. Сенкевич, С. Соловьев, Ф. Шиллер и др.

Книги этой серии будут полезны и интересны не только историкам, но и тем, кто любит читать исторические произведения, желает заполнить пробелы в знаниях или только собирается углубиться в изучение истории.

Отделение первое Русь удельно-вечевая или дружинно-княжеская Периоды киевский и владимирский

I Восточная Европа и начало Руси 860–957–972–988–1015–1054

ХАРАКТЕР СТРАНЫ

Восточная половина Европы имеет вид сплошной однообразной равнины, пределы которой ограничиваются четырьмя морями (Белое, Балтийское, Черное и Каспийское) и тремя горными хребтами (Урал, Кавказ и Карпаты). Такая форма поверхности, не представляющая внутренних естественных преград, немало способствовала образованию на ней одного обширного государства. Только в средней полосе этой равнины почва поднимается и поверхность получает холмистое очертание (Алаунская возвышенность). Здесь берут начало главные реки, которые в сопровождении бесчисленных притоков направляются к четырем упомянутым морям. Обилие речных вод имело весьма важное влияние на историю страны: по течению рек селились племена и распространялась гражданственность; реки служили главным средством сообщения. Тысячу лет тому назад вся северная половина России, отличавшаяся климатом холодным и суровым, была покрыта дремучими лесами, многочисленными озерами и болотами, а в южной половине залегали обширные степи, местами поросшие высокою травой, местами песчаные и солонцеватые. На востоке, между Уральскими горами и Каспийским морем, русские степи сливаются с великою равниной Средней Азии, откуда беспрепятственно всегда приходили кочевые азиатские народы.

Возвышенная средняя полоса Русской равнины, известная под общим названием Алаунского пространства, приблизительно может быть обозначена следующими пределами. Северо-западный угол ее составляет Валдайское плоскогорье. Это область источников; тут между холмов залегают небольшие озера, из которых берут свое начало три главные реки Европейской России: Волга, Днепр и Западная Двина. От Валдайских гор граница Алаунской плоскости направляется к югу по течению Днепра. В окрестностях Киева и далее Алаунская плоскость примыкает к отрогам Карпат (Авратынские горы) и простирается до знаменитых Днепровских порогов. На западе от среднего течения Днепра раскинулось низменное пространство, известное своим обилием вод и лесов, — это бассейн реки Прилети (знаменитые Пинские болота и огромные пущи). На юго-востоке Алаунская плоскость ограничивается средним течением Волги, где (преимущественно около Саратова) соединяется с отрослями Уральских гор (Общий Сырт). А на северо-востоке она заканчивается низкими хребтами, или «увалами», которые служат водоразделом Волжского бассейна от рек, текущих в Северный океан, и постепенно сливаются с Уральским хребтом.

Пространство, заключенное между означенными пределами, до времен Петра служило главным поприщем русской истории. История русской государственности возникла сначала в Киеве. Потом центр, русской жизни удалился на северо-восток, в землю Владимиро-Суздальскую, где окончательно сосредоточился вокруг Москвы. Эта земля, расположенная между Окою и верхним течением Волги, сделалась колыбелью великорусского племени. Довольно теплый климат и богатые пласты чернозема, отличающие южную часть Алаунского пространства, способствовали развитию преимущественно земледельческого быта в населении южнорусском или малорусском; близкое соседство степей и хищных орд не благоприятствовало там утверждению прочного государственного порядка и успехам гражданственности. Между тем великорусское племя, занявшее страну с климатом довольно суровым, с почвою, требующею большого труда для своей обработки, но зато богатую судоходными реками, выработало предприимчивый, энергичный характер и способность к разносторонней деятельности. Здесь вырос и окреп наш государственный порядок.

ДРЕВНЕЙШАЯ ИСТОРИЯ

нашей равнины начинается на юге. Еще задолго до Рождества Христова берега Черного и Азовского морей были заселены цветущими греческими колониями. Самые замечательные из них Ольвия — при устье Буга, Пантикапея, столица Боспорского царства, — на месте Керчи, Херсонес Таврический (Корсунь) — подле Севастополя и Танаис — на устьях Дона. В соседних степях господствовал многочисленный кочевой народ скифы. Памятником этого народа служат курганы, которыми усеяна вся южная полоса России, многие из них разрыты; там найдены человеческие остовы и разные металлические вещи; это так называемые скифские могилы. (На многих курганах встречались грубо изваянные человеческие статуи; сии загадочные истуканы известны у нас под именем каменных баб; по-видимому, они не скифского происхождения, а принадлежат народам тюркским, преимущественно половцам.) К северу от скифов и так называемых сармат, по темным известиям древних писателей, жили невры, андрофаги, или людоеды, меланхлены, или черные плащи, гелоны, будины и др. Но о них ходили только баснословные рассказы между греками и римлянами[1]. После Рождества Христова между Балтийским и Черным морями некоторое время господствовало германское племя готы. Потом в стране скифов появляются новые кочевые народы, пришедшие из-за Дона и Волги; они частию недолго остаются здесь и уходят далее на запад, таковы гунны, авары и угры. Все эти древние обитатели Восточной Европы оставили после себя многочисленные следы в виде разного рода городищ и могильников, которые в наше время подвергаются тщательным раскопкам; находимые в них предметы домашней утвари, вооружения, принадлежности одежды и т. п. дают наглядное понятие о быте и степени культуры их обитателей.

При начале русской истории, т. е. в IX веке по Рождеству Христову, Восточную Европу населяли следующие народы.

1. Славяне

Они составляют восточную отрасль великого славянского племени, которое с незапамятных времен расселилось на огромном пространстве от Верхней Волги до Адриатического моря. Русские славяне занимали широкую полосу земли от озер Ильменя и Чудского до низовьев Днепра и Днестра. Они расселились отдельными группами, или племенами, из которых наиболее значительные, по словам летописца, были поляне, или собственно русь — по среднему течению Днепра, соседи их древляне — по южным притокам реки Припяти и кривичи — довольно обширное племя, обитавшее по верховьям Днепра, Западной Двины, Волги и около озера Ильменя. На востоке от Днепра жили северяне, радимичи и вятичи. По Южному Бугу жили бужане, или волыняне, между Бугом и Днепром — угличи, а около Черного моря — тиверцы. (Северяне, воляне и угличи, по-видимому, были племена гуннские, родичи дунайских болгар.) Восточные славяне имели у себя многие города. Так, в стране кривичей мы находим Смоленск, Полоцк и знаменитый Новгород при истоках реки Волхова; в стране северян — Чернигов и Переяславль, а у полян был город Киев, расположенный на высоком правом берегу Днепра. (Баснословное предание приписывало основание Киева трем братьям: Кию, Щеку и Хориву.)

Поселения славян были рассеяны на обширных пространствах, преимущественно по берегам озер и рек. Их племена распадались на отдельные роды, во главе которых стояли родоначальники, или старейшины. Эти старейшины сходились вместе и составляли вече, на котором они рассуждали о делах, касающихся всего округа или города. Но рядом с вечем у славян издревле встречается и княжеское достоинство. Князь был верховным судьей и предводителем на войне, его окружали военные люди, составлявшие его дружину. Городами назывались те селения, которые были огорожены земляным валом и рвом для защиты от неприятелей; а так как в те времена происходили частые войны между самими славянскими родами и нападения соседних народов, то в такой открытой равнинной стране, как Восточная Европа, число укрепленных селений или городов было очень велико (скандинавы даже называли ее Гардарикией, т. е. Страной городов).

Славяне отличались высоким ростом, русым цветом волос, румяным лицом и серыми глазами. По своему суровому образу жизни они с ранней молодости привыкали легко переносить холод, жар и недостаток в пище. Характер их представлял смесь хороших и дурных качеств: с одной стороны, они были храбры, добродушны и гостеприимны (позволялось даже украсть у соседа, чтобы угостить странника); с другой — неопрятны и склонны к раздорам между собою. Вооружение их состояло из деревянного щита, коротких копий и стрел, намазанных иногда ядом; они обыкновенно сражались не дружною толпой, а врассыпную[2]. Женщины у славян занимали такое же подчиненное положение, как и у других необразованных народов. Невесту обыкновенно похищали и потом платили за нее родителям вено. Существовал также обычай многоженства, и после смерти мужа одна из его жен должна была следовать за ним в могилу. В некоторых местах мертвеца сжигали на костре, пепел его собирали в сосуд и насыпали над ним курган или ставили на столбе, где сходилось несколько дорог. Погребение сопровождалось тризною (поминки), которая состояла в пиршествах и разных воинственных играх. Для ограждения личной безопасности существовал свойственный необразованным народам обычай кровавой мести, т. е. родственники убитого должны были мстить смертью убийце. Главным средством пропитания служили скотоводство и охота; реки и озера изобиловали рыбою, а леса — дикими животными; но и земледелие в IX столетии уже было распространено между славянами. Киевские славяне, т. е. поляне, были образованнее других соплеменников и находились в то время уже в торговых сношениях с соседними народами.

2. Литва

К западу от кривичей, в области Западной Двины, Немана и Нижней Вислы, жило племя литовское. Язык этого племени свидетельствует, что оно было родственно славянам. (Подробнее о нем ниже.)

3. Финны

Весь север России от Балтийского моря до Уральских гор занимало финское или чудское поколение. Некогда финны обитали гораздо южнее, но славянскими и другими народами они были отодвинуты далее на север. Главные финские племена: чудь — около Финского залива; далее по верхнему и среднему течению Волги — весь, меря, мурома, мордва и черемисы. По верховьям Северной Двины и Камы лежала область народа пермь. (Может быть, к этому народу относилась Биармия, страна, упоминаемая в скандинавских сагах; пермское племя иначе называется зырянами.) Язык финнов указывает на их общее происхождение с народами тюркского племени, родиной которого почитают Алтайские горы. Рассеянные небольшими группами в странах холодных, лесистых и чрезвычайно болотистых, они с трудом доставали себе средства пропитания, употребляя в пищу даже древесную кору и мясо нечистых животных.

Языческая религия финнов представляет простое обожание предметов видимой природы. Наибольшим почитанием пользуется у них Юмала, или Укко, — божество неба, грома и молнии. Уже в отдаленные времена у финнов встречаются идолы, сделанные из дерева или камня и имевшие грубое подобие человека. Посредниками между людьми и богами у финнов почитались шаманы, имевшие характер чародеев и заклинателей, — род жреческого сословия, находящегося на первых ступенях развития (в русских летописях они известны под общим именем «волхвов»). Финны представляются вообще племенем очень бедным, скудно одаренным физическими и духовными силами, они так же некрасивы и угрюмы, как их северная природа. Песни финские (или руны) обнаруживают довольно богатую, хотя и беспорядочную фантазию и наклонность этого племени к мирной домашней жизни. Замечательно, что главные герои их эпических сказаний являются по большей части колдунами, певцами или искусными кузнецами. (Таковы три героя финского эпоса, известного под именем Калевалы: старый мудрец Вейнемейнен, кузнец Ильмаринен и певец Леминкейнен.) Действительно, кузнечное ремесло было распространено между финнами.

ТУРЕЦКО-ТАТАРСКИЕ НАРОДЫ

Юго-восток России занимали народы частью тюркского племени, частью других племен. Из них особенно замечательны хазары и болгары. Последние, получившие название от реки Волги, составляли смесь славян с финскими и отчасти тюркскими народами. Они приняли магометанскую религию, вошли в торговые сношения с азиатскими государствами и достигли некоторой степени гражданственности; в их земле было несколько промышленных городов, особенно славились Великие Болгары на левом берегу Волги, пониже Камского устья. Более обширное и могущественное государство составляли хазары, также смешанный народ, но подчиненные одному верховному повелителю, или кагану, который вместе с своей семьей исповедовал иудейскую религию. Хазары отчасти вели кочевой образ жизни и располагались в кибитках, отчасти жили в городах. Главным городом у хазар был Итиль, лежавший на Нижней Волге, сюда из отдаленных стран Европы и Азии стекались купцы со своими товарами. Хазары притесняли некоторые соседние племена славян и брали с них дань.

Кроме того, в степях приуральских и прикаспийских обитали турецкие кочевые орды, которые теснили друг друга и впоследствии переселялись в Южную Россию или подвигались далее на запад; таковы печенеги, торки, половцы и другие.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА

Около 860 года, в царствование византийского императора Михаила III, Константинополь подвергся внезапному нападению языческого народа, пришедшего из скифии, т. е. от северных берегов Черного моря. Этот народ назывался рось или русь. На нескольких стах ладьях русь проникла в Боспор Фракийский, обступила Царьград и начала разорять его окрестности. Император Михаил в то время с византийскими легионами находился в Азии, где он воевал против арабов. Получив известие о нападении руси, он поспешил в столицу. Патриарх Фотий взял из Влахернского храма чудотворную ризу Богородицы и совершил с нею крестный ход вокруг стен. Неприятельский флот удалился. Вслед за тем к этому языческому народу от-. правлены были греческие миссионеры, которым и удалось окрестить многих русов.

Со времени нападения на Константинополь имя «рось» приобрело известность и об этом народе заговорили византийские хроники. Из них и наши летописцы почерпнули сие известие и отсюда начали вести свое повествование о Руси.

Чтобы объяснить происхождение Русского государства и появление руси под Царьградом, летописцы наши приводили следующие баснословные рассказы.

В то время как южные славяне платили дань хазарам, северные, или новгородские, славяне терпели от нападения варягов (так назывались у нас норманны, т. е. народы Северной Европы, преимущественно скандинавы). Некоторое время варяги будто бы брали дань на славянах новгородских и соседних с ними финнах, потом покоренные племена общими силами прогнали чужеземцев. Но у славян произошли сильные внутренние раздоры, род восстал на род. Тогда для устройства порядка и безопасности они решились призвать князей из чужой земли. (Есть еще сказание, что такое решение было принято по совету новгородского старейшины Гостомысла.) В 862 году послы славянские отправились за море, к варяжскому племени русь и сказали: «Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет, приходите княжить и владеть нами». Три брата приняли это предложение и явились со своими дружинами. Старший из них, Рюрик, поселился в Новгороде, второй, Синеус, — на Белоозере, третий, Трувор, — в Изборске. От них будто бы и земля паша стала называться Русью. Спустя два года братья Рюрика умерли, он один начал владеть Новгородскою областью и роздал важнейшие города в управление своим мужам. Но у него были еще два мужа, Аскольд и Дир, которые со своей дружиной отпросились в Царьград и пошли туда по Греческому водному пути. Дорогою они заняли Киев, освободили полян от хазарской дани и начали господствовать в их земле[3]. Эти два витязя снарядили 200 лодок и сделали (упомянутый выше) набег на Византию, но буря рассеяла их флот, и они без успеха воротились в Киев. Впоследствии Киевское княжение было отнято у них Олегом. Этот Олег был родственник Рюрика и после его смерти (879) сделался его преемником по малолетству его сына Игоря. Из Новгорода он двинулся на юг, покорил встречавшиеся ему племена (кривичей), взял Киев и в последнем утвердил свою столицу, назвав его «матерью русских городов»[4]. Отсюда он предпринимал походы на славян, живших к востоку и западу от Днепра (северян, радимичей и древлян), и наложил на них дань.

Эти летописные рассказы долгое время принимались за исторические события. Различным образом решали вопрос: кто были руссы и откуда призваны князья? Большинство ученых выводило князей и всю русь из Скандинавии (вслед за петербургскими академиками XVIIIстолетия Байером и Шлецером). Иные ученые выводили русь из других мест, и преимущественно от балтийских славян из Померании. Но в настоящее время более тщательные исследования показывают, что упомянутые рассказы должны быть отнесены к области баснословия. Летописное предание первоначально говорило только о призыве русью и другими племенами князей из варяг, а потом подверглось искажению от переписчиков, так что смешало пришлых варягов, или норманнов, с туземным народом «русь». Варяги только в X веке появляются на Руси как наемное войско, и только в следующем XI веке они в качестве наемников встречаются и в службе византийских императоров под именем варангов. Никакие иноземные писатели IX, X и XI веков, сообщающие известия о руси, ничего не знают о призвании князей и говорят о руссах как о великом туземном народе[5]. Русь является племенем не только туземным, но и славянским, на что ясно указывают ее поклонение Перуну и другим славянским божествам, а также ее славянский язык, памятником которого служат дошедшие до нас договоры с греками.

Русь издревле обитала в стране между Днепром и Азовским морем; она упоминается у греческих и латинских писателей под именем сармарского народа роксолан или россо-алан. Первое о них упоминание встречается в 94 году до Рождества Христова (у Страбона), а затем идут отрывочные известия о них до VI века включительно. В следующие затем века (весьма скудные по отношению к историческим известиям) россоланские, или русские, князья и их храбрые дружины, по всей вероятности, были заняты упорною борьбой с соседними народами, как славянскими, так и иноплеменными (особенно с аврами и уграми). Мало-помалу Русь подчинила себе некоторые славянские племена и образовала сильное государство, центром которого сделался Киев. Иностранные свидетельства (именно арабские) говорят, что руссы были высокого роста, статны, светло-русы, носили короткие плащи, секиры и широкие обоюдоострые мечи. Исполненные отваги и энергии, они являются не только воинственным, но и торговым народом: уже в IX веке мы встречаем русских торговцев, или гостей, не только в Константинополе и в хазарском Итиле, но даже в дунайском Регенсбурге и арабском Багдаде (в последнем в первой половине IX века, следовательно, еще до так называемого призвания варягов). Они были смелые мореходы и на своих лодках-однодеревках предпринимали дальние плавания по течению реки и вдоль морских берегов. Уже в первой половине IX века они делают набеги на черноморские берега Анатолии и Тавриды, а в 860 году подступают к самому Константинополю; потом Доном и Волгою проникают в Каспийское море и подвергают разграблению его прибрежные мусульманские города. С тех пор русское имя сделалось громким в Европе и в Азии.

В X веке мы видим, что владения Руси распространялись на севере до берегов Ладожского озера, а на юге до Тамани (или Тмутаракани). Все эти земли были объединены под властью того княжеского рода, который сидел в стране полян, т. е. в Киеве. Такое объединение, конечно, совершилось не вдруг, а постепенно целым рядом энергических, предприимчивых князей, имена которых большею частью до нас не дошли. Первые, несомненно, исторические князья, сидевшие в Киеве, были Олег и Игорь.

ОЛЕГ

сделался одним из любимых героев народных преданий. Не довольствуясь скудною данью славянских народов, он, по словам летописца, будто бы совершил морской поход на Византию, осадил самый Царьград и отступил только тогда, когда византийский император (Лев VI Философ) заплатил ему большой окуп. Он воротился в Киев с богатою добычей, которая состояла из золота, наполок (шелковые ткани), греческих вин и прочих товаров. За его необыкновенную удачу народ прозвал его вещим, т. е. чародеем. Самая смерть его была украшена особым преданием: Олег будто бы погиб от своего коня, о чем заранее предсказал ему один кудесник. Византийские историки совсем не упоминают об его походе, но об его сношениях с Византией подтверждает дошедший до нас договор с императором Львом VI. Этот договор весьма выгоден для русских гостей, торговавших в Греции: например, они могли покупать в Константинополе товары, не платя за них пошлины.

ИГОРЬ

Преемником вещего Олега был его родственник Игорь (912–945)[6]. Около того времени угры удалились из степей Южной России далее на запад; их вытеснили хищные орды печенегов, которые перекочевали из уральских степей. Печенеги отличались дикостью и свирепостью. Вооруженные копьями и стрелами, их наездники стремительно бросались на неприятеля, поднимали страшный крик, а в случае неудачи они тотчас показывали ему тыл и на своих быстрых конях легко спасались от преследования. Не только южные пределы Руси, но и самый Киев с тех пор находился в опасности от этого хищного народа. Торговые сношения с греками сделались гораздо затруднительнее, потому что печенежские шайки около Днепровских порогов поджидали обыкновенно купеческие суда.

Игорь предпринял поход на Византию, но он не имел успеха. (Неудачу свою русские приписали так называемому греческому огню, т. е. зажигательным снарядам, которыми греки сожгли большую часть Игорева флота.) Новый договор, заключенный с греками, был не так выгоден, как прежний: русские послы и гости должны были подвергаться в Константинополе некоторым стеснениям.

Цари греческие подтвердили клятвою этот договор, отправили послов в Киев, чтобы привести к такой же клятве Игоря и его воинов. Дружина княжеская состояла в то время из язычников и христиан. Первые вместе с Игорем пошли на холм, где стоял идол главного их бога Перуна. Сложив на землю свои щиты, золотые обручи, обнаженные мечи и остальное оружие, они в присутствии послов произнесли следующую клятву: «Пусть мы не будем иметь помощи от Перуна и не укроют нас щиты наши, если задумаем разрушить мир с греками; пусть будем тогда изрублены своими мечами, погибнем от собственных стрел или от другого оружия и да будем рабами в этом веке и в будущем». Между тем крещеная Русь присягала именем христианского Бога в соборном храме Илии. Дружба и любовь с греками, по словам договорной грамоты, должны были сохраниться до тех пор, пока сияет солнце и стоит мир.

Зависимость покоренных волостей от киевского князя выражалась преимущественно тем, что они платили ему ежегодную дань. Для сбора этой дани князья объезжали волости сами со своей дружиной, причем творили суд и расправу среди туземцев. Эти объезды назывались полюдьем. Во время одного из таких походов в Древлянскую землю жители ее возмутились и убили Игоря.

ОЛЬГА

После Игоря княжеством управляла его супруга Ольга, потому что сын Святослав был еще малолетен. Совершив кровавую месть над убийцами своего мужа, она усмирила непокорных древлян и сожгла их главный город Коростен[7]. Потом, подобно своим предшественникам, она объезжала с дружиною подчиненные племена, творила между ними суд и более точным образом определяла количество их дани. Вообще деятельность Ольги украшена баснословными преданиями, в которых она изображается женщиною необыкновенно хитрой, с твердым, решительным характером. Но особенно Ольга прославилась принятием христианства. Она совершила путешествие в Византию (957), где, по словам летописи, и был исполнен над нею обряд крещения, а восприемником ее был император Константин Багрянородный. (Последний описал пребывание Ольги в Царьграде, но ни слова не говорит об ее крещении; можно предположить, что она уже после своего крещения посетила Константинополь, чтобы поклониться святым и принять благословение от патриарха.)

СВЯТОСЛАВ

На все увещания матери принять новую религию Святослав отвечал упорным отказом: христианская вера не нравилась воинственному и суровому князю. Получив власть в свои руки, он вполне предался страсти к походам и завоеваниям. Летописец изображает его характер и привычки следующими словами:

«Он ходил на неприятеля с быстротою барса, в походах не возил с собою ни возов, ни котлов и не варил мяса, но, мелко нарезав конину, говядину или зверину, пек на угольях и ел; спал без шатра, подостлав под себя конский потник и положив в изголовье седло. Таковы были и все его воины. Когда он отправлялся на врагов, то посылал сказать: „Иду на вас“».

На восток от Днепра только одно славянское племя еще не было подвластно русскому князю, именно вятичи, платившие дань хазарам; Святослав победил хазар и подчинил себе вятичей. Затем по приглашению византийского императора Никифора Фоки он обратил свое оружие против дунайских болгар и завоевал часть их земли.

Но между тем печенеги напали на Киев и едва им не овладели (по словам предания, смелость одного воина, умевшего говорить по-печенежски, спасает город), весть о том заставила князя воротиться назад. Однако он недолго оставался в Киеве и вслед за кончиною Ольги опять поспешил в Болгарию. Страна эта так понравилась Святославу, что он хотел перенести свою столицу на берег Дуная, в город Переяславец. «Туда (говорил он матери) сходится все хорошее: из Греции — золото, паволоки, вина и разные плоды, из Чехии и Венгрии — серебро и кони, из Руси — меха, воск и невольники». Но вторичное завоевание Болгарии повлекло за собою борьбу с греками. На византийском престоле место Никифора Фоки занял его убийца Иоанн Цимисхий (т. е. Малорослый), бывший весьма храбрым и искусным полководцем. Он потребовал, чтобы русский князь удалился из Болгарии, и, получив отказ, сам повел на него многочисленные войска. После упорной обороны в придунайской крепости Доростоле (Силистрии) Святослав принужден был уступить и заключить мир.

Заключив мир, Святослав пожелал иметь свидание с императором и получил согласие. Один из византийских историков (Лев Диакон) так описывал это свидание:

«Иоанн в блестящих латах, на коне подъехал к берегу Дуная; его окружал многочисленный отряд всадников, у которых доспехи были покрыты золотом. Между тем Святослав приближался в лодке, действуя веслом наравне с другими гребцами. Он казался среднего роста и весьма строен; имел широкую грудь, плоский нос, голубые глаза и длинные косматые усы. Волосы на его голове были выстрижены, за исключением одного локона — знак благородного происхождения; в одном ухе висела золотая серьга, украшенная рубином и двумя жемчужинами. Вся наружность князя представляла что-то мрачное и суровое. Белая одежда его только чистотою отличалась от других русских. Не выходя из лодки, Святослав поговорил немного с императором и отправился назад».

Возвращаясь в Киев с остатками своих дружин, русский князь погиб в битве с печенегами, которые дожидались его у Днепровских порогов (972).

ВЛАДИМИР ВЕЛИКИЙ ИЛИ СВЯТОЙ

Отправляясь в Болгарию, Святослав роздал области своим сыновьям: старшему, Ярополку, он предоставил Киевскую область, Олегу — Древлянскую и младшему, Владимиру, — Новгородскую. Неизбежным следствием разделения были междоусобные войны. Олег погиб в борьбе с Ярополком, и Древлянский удел перешел в руки старшего брата, который также хотел захватить и Новгородский. Тогда юный Владимир бежал со своим дядею Добрыней за море, к варягам, и привел оттуда наемное войско. Сначала он пошел на полоцкого князя Рогволода, завоевал его княжество, убил его самого вместе с сыновьями и насильно взял себе в жены его гордую дочь Рогнеду (которая прежде отказала в своей руке Владимиру, потому что он был рожден от рабыни). Потом он овладел Киевом и, заманив к себе Ярополка, приказал его умертвить (980). Когда таким образом единодержавие было восстановлено, Владимир снова покорил некоторые отложившиеся племена и совершил несколько удачных походов на соседей: поляков, ятвягов и болгар. Но этот воинственный и жестокий князь сделался знаменитым в истории не столько своими победами, сколько принятием христианской религии и распространением ее между восточными славянами.

Подобно всем языческим народам, славяне смотрели на окружающую природу как на существо живое, и отдельные стихии представлялись их воображению в виде различных божеств. Между ними главные места у восточных славян занимали Перун — божество грозное и воинственное, олицетворяющее собою вообще огонь и преимущественно гром и молнию; Волос — покровитель стад; Стрибог, повелевавший ветрами; солнцу же поклонялись под именами Даж-бога и Хороса. Впрочем, эти боги не везде имели одинаковое значение. За ними следует многочисленный сонм низших духов, которыми воображение народа населяло весь видимый мир. Так, в глубине каждого озера или реки, по его понятию, жил водяной дедушка, а в чаще темного леса обитал лесной дух (леший). Славяне верили в загробную жизнь и почитали тени своих предков, которые будто бы оставались в доме потомков и охраняли их от разных бед (щур, домовой); души умерших детей и утонувших женщин представлялись им в образе русалок. Вообще религия восточных славян не достигла значительной степени развития; мы встречаем только неясные указания на храмы и общественное богослужение. Обыкновенно в каждом семействе старики сами приносили жертвы богам. Однако существовали люди, о которых думали, что они находятся в непосредственных сношениях с богами, получают сверхъестественные силы, могут предсказать будущее, творить заклинания и пр.; такие люди назывались волхвами. В летописях и в иноземных известиях упоминаются у русских славян и человеческие кумиры главных богов.

В начале своего княжения Владимир отличался жестокостью, наклонностью к многоженству и особенною ревностью к языческой религии: он приказывал ставить идолов и приносить им кровавые жертвы. В Киеве поставили при нем деревянный истукан Перуна с серебряной головой и золотыми усами; подобный истукан был воздвигнут и в Новгороде на берегу Волхова. В Ростове стоял идол Волоса — «скотьего бога». Народ в угоду князю приносил идолам на заклание детей, избираемых по жребию. Летописное предание рассказывает, что раз после удачного похода на ятвягов в Киеве упал жребий на одного христианского мальчика (из иноземных варягов); отец не хотел выдать сына киевским старейшинам, и оба они были убиты рассвирепевшею толпою язычников.

ВВЕДЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА

Но языческая религия не могла долее выдерживать борьбу с христианскою проповедью. Уже в IX веке греческая вера проникла в Россию (особенно при помощи греческих колоний в Тавриде); при Игоре мы видим в Киеве соборный храм святого Илии и часть княжеской дружины состояла из христиан; при Олеге число их увеличилось еще более. Убеждения христианских проповедников поколебали наконец самого Владимира, и он, посоветовавшись с своими боярами и киевскими старейшинами, задумал принять новую веру. (По словам предания, посольство, отправленное в разные земли для испытания различных религий, было поражено красотою византийского богослужения.) В то время случилась война с греками на Таврическом полуострове, так как русские князья владели восточною частью этого полуострова, откуда они изгнали хазар. Владимир осадил Корсунь; граждане защищались мужественно, и князь дал обет креститься, если возьмет город. Когда же корсунцы сдались, он послал просить у греческих императоров Василия и Константина руку их сестры Анны и объявил о своем намерении креститься. Обрадованные цари поспешили прислать сестру и священников, которые немедленно окрестили русского князя, его сыновей и дружину (988 или 989).

В Киеве Владимир приказал истреблять языческие жертвенники (требища) и сокрушать идолов. Перун по его повелению был привязан к конскому хвосту и, осыпаемый палочными ударами, свезен в Днепр; народ плакал, смотря на такое поругание. Священники между тем ходили по городу и проповедовали христианство. Так как многие граждане медлили принять новую религию, то князь поступил решительно: он велел киевлянам собраться на берег Днепра, и здесь торжественно был совершен над ними обряд крещения. После того Владимир посылал проповедников по другим русским городам и строил везде христианские храмы; желая образовать собственное русское духовенство, он приказал набирать мальчиков и отдавать их для книжного обучения священникам, приехавшим из Греции и Болгарии. Матери этих мальчиков, по замечанию летописца, оплакивали их, как мертвых, «потому что еще не утвердились в новой вере». Вместе с христианскою верой в Россию перешли и богослужебные книги, написанные на славянском языке (именно на древнеболгарском)[8]. Христианство распространилось сначала по Великому водному пути от Киева до Новгорода и вообще по главным городам; в других же местах долго еще господствовало язычество. Особенно упорное сопротивление новая религия встретила на севере, по соседству с финнами. В Новгороде язычники подняли мятеж и были усмирены только силою оружия, после чего, так же как киевлян, их собрали на реку Волхов и окрестили. Идол Перуна с таким же поруганием, как в Киеве, брошен в Волхов[9].

Сделавшись христианином, Владимир не стремился более к расширению русских пределов, а заботился о том, чтобы обезопасить их от внешних неприятелей, особенно со стороны печенегов. С этою целью князь строил по Днепру и его притокам новые города и населял их военными людьми из северных областей. Кроме того, он нередко выходил в поле со своею храброю дружиной, чтобы ограждать набеги степных варваров, или посылал воевод усмирять мятежи и разбои язычников, которые из городов бежали в леса и степи и там собирались в многочисленные шайки. Летописец изображает Владимира-христианина князем набожным и ласковым. Он созидал храмы (например, Десятинная церковь Богородицы в Киеве), щедро наделял духовенство доходами и привилегиями, устраивал частые пиры на княжеском дворе для народа, раздавал большую милостыню нищим, а для больных и слабых приказывал развозить по городу мед и съестные припасы. Особенно князь любил свою дружину и не жалел для нее именья. С дружиною он советовался о всех предприятиях, о военных делах и земских уставах. Его щедрость и слава собрали около него лучших витязей того времени (из них летопись упоминает Яна Усмовича и Рогдая-богатыря). Народные русские песни до позднейших времен сохранили воспоминания о Владимире Красное Солнышко и его могучих богатырях.

СЫНОВЬЯ ВЛАДИМИРА

Будучи отцом многочисленного семейства, Владимир, по обычаю того времени, почти все свои области роздал в управление сыновьям. Замечательнейшие из них были: Изяслав (от Рогнеды), получивший в удел Полоцкое княжество как наследие своего деда Рогволода; потом Святополк туровский, Ярослав новгородский, Борис ростовский и Мстислав тмутараканский. Самою нежною отцовскою любовью пользовался Борис ростовский, кроткий, благочестивый юноша. Владимир отправил его с киевскою дружиною на печенегов, а сам вскоре заболел и скончался в ближнем любимом селе Берестове (1015). Тело его положено в мраморную гробницу и погребено в Десятинном киевском храме. Святополк туровский немедленно прискакал в Киев и объявил себя старшим, т. е. великим, князем киевским. Опасаясь соперничества со стороны ростовского князя, он послал к нему убийц. Между тем Борис, отпустив домой отцовскую дружину, остался с немногими отроками или воинами в шатрах на берегу реки Альты (впадающей в Трубеж, близ южного Переяславля). Здесь нашли его клевреты Святополка и умертвили. Увлеченный успехом первого злодеяния, туровский князь замыслил истребить всех братьев, чтобы одному владеть Русскою землей. Ему удалось убить еще двоих (Глеба муромского и Святослава древлянского), но Ярослав новгородский положил конец такому злодейству.

Ярослав в то время находился в ссоре с новгородцами. Причиною ссоры была наемная варяжская дружина, позволявшая себе обижать граждан и их жен. Новгородцы восстали против иноземцев и избили большую часть варягов. Раздраженный Ярослав изменнически умертвил главных зачинщиков. Вдруг из Киева от сестры Предиславы пришло к нему известие об избиении братьев и о замыслах Святополка. Ярослав поспешил помириться с новгородцами и, присоединив к ним варягов, пошел на Киев. Навстречу к нему вышел Святополк со своею дружиною и наемными толпами печенегов. Северное и южное ополчения сошлись на берегах Днепра, подле Любеча, и долго ни одно из них не решалось перейти реку. Воевода Святополка по прозванию Волчий Хвост, по обычаю того времени, начал осыпать противника насмешками и бранью. «Эй вы, плотники, — кричал он новгородцам через реку, — зачем пришли сюда с вашим хромым князем? Вот мы вас заставим рубить нам хоромы». Новгородцы жестоко оскорбились, они в ту же ночь переехали реку и оттолкнули лодки от берега. Ярослав велел им перевязать головы платками, чтобы в сече различать своих. Между тем Святополк, не ожидая нападения, в эту ночь пил со своей дружиной. Печенеги, стоявшие за озером, не могли помочь ему вовремя, и дружина его потерпела полное поражение.

Побежденный Святополк нашел убежище у своего тестя, польского короля Болеслава Храброго, и при его помощи снова занял Киев. Но, когда Болеслав рассорился с ним и ушел к себе в Польшу, Ярослав с новгородцами и варягами опять напал на Святополка и поразил его на берегу Альты, там, где был умерщвлен Борис. Святополк бежал и пропал без вести, народ дал ему прозвание Окаянного (подобный Каину). А Бориса и Етеба стали почитать как святых мучеников.

ЯРОСЛАВ МУДРЫЙ

Окончив трудную борьбу с свирепым братоубийцею, Ярослав сел в Киеве и, по выражению летописи, «утер пот с своею дружиною». Он хотел завладеть всеми землями умерших братьев, но нашел опасного соперника в Мстиславе тмутараканском, который уже успел прославить себя ратными подвигами в странах прикавказских[10]. Последний победил старшего брата и заставил его разделить земли пополам. Только по смерти Мстислава удалось Ярославу соединить в своих руках всю Русь, за исключением Полоцкого удела. Он возвратил червенекие города (Галицию), завоеванные Владимиром Великим, но отнятые потом Болеславом Храбрым, а печенегам нанес однажды такое сильное поражение, что они с тех пор почти прекратили свои набеги. При нем был последний морской поход на Византию: за неисполнение договоров великий князь послал на греков войско под начальством одного из своих сыновей (Владимира), но русский флот потерпел неудачу.

Подобно своему отцу, Ярослав старался заселять пустынные места и укреплять границы построением новых городов. Из городов, основанных им на севере, замечательны: Юрьев в земле эстонской чуди и Ярославль на берегу Волги; первый назван христианским именем великого князя, а второй — языческим. Ярослав занимался также устроением христианской Церкви, любил духовенство, особенно монахов, прилежно читал священные книги, собирал писцов и заставлял переписывать рукописи или переводить книги с греческого на славянский язык. Он любил строить и украшать храмы (замечательны построенные при нем храмы святой Софьи в Киеве и Новгороде). Как и Владимир Великий, он приказывал набирать мальчиков и отдавать их в учение к церковнослужителям. Вообще Ярослав много заботился об утверждении христианства между подчиненными племенами и сильно преследовал языческих волхвов, которые возбуждали народ против новой религии.

Ярослав пользуется славою первого русского законодателя, ему приписывают собрание постановлений, известное под именем «Русской Правды». Этот князь занимал почетное место в ряду современных ему европейских государей и со многими из них находился в родственных связях[11]. Он умер в 1054 году, разделив волости между сыновьями. (Мраморная гробница его, украшенная изваяниями, уцелела до нашего времени в Киево-Софийском соборе.)

В те времена еще не было понятия о Русской земле как о едином, неразделенном государстве: князья считали ее своею собственностью и наравне с прочим имуществом делили между сыновьями и другими родственниками. У Ярослава оставалось в живых пять сыновей, и, по словам летописца, он распорядился о наследстве следующим образом:

«Киев и Новгород я поручаю старшему сыну моему Изяславу, которого вы почитайте так же, как меня, потому что он будет вам вместо отца; Святославу даю волость Черниговскую, Всеволоду — Переяславскую, Игорю — Владимиро-Волынскую, а Вячеславу — Смоленскую».

«Если будете жить в любви и мире, — заметил отец, — то Бог будет за вас и покорит вам врагов ваших. Если же возненавидите друг друга и начнете жить между собою в бранях и распрях, то сами погибнете и погубите землю своих отцов и дедов, которую они стяжали великими трудами».

Потом, запретив им отнимать волости у братьев или изгонять их, он обратился к Изяславу и прибавил:

«Если же кто вздумает обидеть своего брата, то ты помогай обиженному».

II Развитие самостоятельных волостей 1113–1125–1175–1212

СЫНОВЬЯ И ВНУКИ ЯРОСЛАВА I ВЛАДИМИР МОНОМАХ

Несколько лет Ярославичи жили в мире и общими силами боролись против внешних врагов. В то время на юге России появился новый кочевой народ — половцы. Отчасти истребив печенегов, отчасти смешавшись с ними, они заняли южные степи и открыли беспрерывные набеги на русские области. Изяслав с братьями попытался отразить врагов, но потерпел на первый раз сильное поражение.

Наконец и сами Ярославичи, позабыв отцовское завещание, рассорились между собою: Святослав и Всеволод вооружились на старшего брата, и он принужден был удалиться в Германию, а на киевский престол сел Святослав черниговский. Только после смерти соперника Изяслав помирился со Всеволодом и опять занял Киев.

На великокняжеском престоле по понятиям того времени должен был сидеть старший в целом княжеском роде, и так как дяди считались старше своих племянников, то Киев по смерти Изяслава I (1078) перешел не к сыну его, а к брату Всеволоду. Россия страдала при нем от междоусобий, половецких набегов, от голода, мора и корыстолюбия княжеских тиунов (судей). Только благодаря победам своего знаменитого сына Владимира Мономаха Всеволод крепко держался на престоле до самой своей смерти (1093). Из сыновей Ярослава I никого уже не было в живых, поэтому внук его Святополк Изяславич остался теперь старшим в роде. Святополк II, подобно двум своим предшественникам, не имел достаточно ни ума, ни твердости характера, чтобы держать в страхе внешних врагов и устранять междоусобия. Княжение его ознаменовалось смутами и бедствиями, особенно сильны были междоусобия за Чернигов и за Волынь.

Изяслав I и Всеволод лишили своих племянников Святославичей Черниговской волости, т. е. лучшей части их наследственного удела, предоставив им отдаленную Тмутаракань и бедные муромо-рязанские земли. Та же несправедливость продолжалась и во время Святополка II. Но Святославичи ни за что не хотели отказаться от Чернигова и с помощью наемных половецких дружин несколько раз пытались возвратить себе отцовский город. Они первые из князей ввели пагубный обычай: во время междоусобий призывать на помощь диких половцев, которые жгли, грабили русские земли и уводили множество пленных в свои станы, или вежи. Между Святославичами более всех прославился смелым, беспокойным характером Олег, прозванный в народе Гориславичем. Наконец внуки Ярослава собрались на общий совет в Любеч и тут положили, чтобы каждый из них владел отцовским достоянием. Черниговская область поэтому была возвращена Святославичам. Договор свой князья по обычаю скрепили крестным целованием и разъехались (1097).

Но в то время как на востоке России прекратилась борьба за Чернигов, на западе началось сильное междоусобие за волости владимиро-волынские. На Любецком съезде они были разделены между Давидом Игоревичем и его двоюродными племянниками Ростиславинами[12]. Недовольный тем, что лучшая часть Волыни досталась на долю Василька и Володаря Ростиславичей, и опасаясь иметь в соседстве этих воинственных князей, Давид Игоревич решился на злодейский поступок и первый нарушил крестное целование с братьями. Он обвинил перед великим князем Василька в разных честолюбивых замыслах и так напугал легковерного Святополка, что тот заманил к себе несчастного Ростиславича и выдал Давиду, а последний приказал его ослепить и посадить в темницу.

Владимир Мономах и другие князья пришли в сильное негодование, когда узнали о вероломном ослеплении Василька. По требованию их Святополк должен был наказать Давида за клевету. Произошла междоусобная война, которая окончилась новым съездом князей, в Витичеве, близ Киева. На этом сейме Давид был наказан тем, что у него отняли Владимир Волынский.

После Витичевского съезда князья соединенными силами обратились на половцев и совершили несколько славных походов в глубь половецких степей. Бгавным героем этих походов явился Владимир Мономах.

По смерти Святополка II (1113) Киев по порядку старшинства должен был перейти к одному из Святославичей, но так как отец их захватил великокняжеский престол силою и скончался прежде старшего брата, то не все родичи признавали за ними право старшинства. К тому же киевское вече объявило решительно, что оно никого не хочет иметь своим князем, кроме Владимира Мономаха. Последний действительно занял великое княжение, и Святославичи на этот раз молчанием подтвердили его избрание. Недаром киевляне питали такую любовь к Мономаху: личными качествами и заслугами он резко выделялся из толпы своих родичей. Летопись изображает его идеалом русского князя: он мирит враждующих, свято соблюдает крестное целование, подает пример набожности, правосудия, гостеприимства и превосходит всех воинскими доблестями. После Ярослава это был первый из его преемников, который на самом деле осуществил понятие о великокняжеской власти: младшие родичи повиновались ему как отцу, а беспокойных князей он наказывал отнятием волостей. Внешние враги присмирели, и тишина водворилась при нем в Русской земле. Мономах, впрочем, не упускал из виду собственных выгод и умел искусно воспользоваться обстоятельствами для того, чтобы большую часть Руси соединить под властью своего дома. В назидание сыновьям Владимир Мономах написал «Поучение», в котором изобразил свою неутомимую деятельность.[13]

МОНОМАХОВИЧИ УНИЖЕНИЕ КИЕВА И ВОЗВЫШЕНИЕ ВЛАДИМИРА ЗАЛЕССКОГО

Владимиру наследовал старший сын его Мстислав I (1125): умом и твердостью характера он походил на отца и, подобно ему, умел держать в повиновении младших князей. Когда полоцкие князья не хотели признать его верховной власти и не послушали его призыва идти на половцев, он изгнал их из наследственных волостей. После смерти Мстислава I в самой семье Мономаха произошли раздоры, которыми воспользовались сыновья Олега Святославича: они завладели великим киевским княжением, но не могли долго удерживать его за собою. Киевляне не любили Ольговичей и отличались особенною приверженностью к роду Мономаха. Однажды они призвали к себе на престол его внука Изяслава Мстиславича (1146). Но, исполнив желание киевлян, последний нарушил права родных дядей. Один из них, Юрий суздальский, прозванный Долгоруким, предъявил свои права на старший стол; Изяслав II не хотел уступать. Тогда между дядей и племянником завязалась упорная борьба, замечательная как по личности соперников, почти не уступавших друг другу в талантах и энергии, так и по своим размерам: едва ли не все русские княжества были увлечены в эту борьбу; одни стояли за дядю, другие — за племянника; в ней принимали участие венгры и половцы. Храбрый Изяслав был два раза изгнан из Киева, однако при помощи зятя своего, венгерского короля, он взял наконец верх и умер великим князем (1154).

После смерти Изяслава II Киев переходил из рук в руки. Когда же он достался сыну Изяслава (Мстиславу II), в потомстве Мономаха опять произошла борьба между дядей и племянником, только исход ее на этот раз был другой. Андрей Боголюбский (сын Долгорукого) в свою очередь предъявил права на старшинство, и суздальские войска подступили к Киеву. Граждане решили защищать своего князя, но город был взят приступом и предан на разграбление, чего, по замечанию летописца, еще никогда не случалось с «матерью русских городов» (1169). Этим, однако, унижение не кончилось: завладев Киевом, Андрей посадил там одного из младших братьев; сам же, приняв титул великого князя, остался во Владимире на Клязьме. С тех пор Киев должен был разделять свое прежнее значение первопрестольного города с едва известным дотоле Владимиром Залесским. Между тем как последний стал все более и более возвышаться и сделался главою Северо-Восточной Руси, первый продолжал еще служить яблоком раздора для южнорусских князей и переходил во власть то Мономаховичей, то Ольговичей, пока татарским разорением не был нанесен ему окончательный удар.[14]

Около половины XII столетия с размножением Игорева потомства Русь распадается на несколько отдельных самостоятельных княжеств, или «земель»; в каждом из них господствует исключительно одна ветвь Игоревичей; в каждом есть свой старший, или великий, князь и младшие, или удельные. По большей части здесь происходят те же междоусобия за старшинство и за волости, которые мы видели в истории сыновей и внуков Ярослава I. В быте и характере различных земель вырабатываются областные особенности в связи с разнообразным составом населения и с географическим положением. Кроме Киевской и Переяславской земли эти следующие:

а) СУЗДАЛЬСКАЯ

Она занимала обширные пространства по верхнему течению Волги и ее притокам. Отличаясь суровым климатом, населенная бедными финскими племенами (весь и меря), она считалась самым последним уделом между волостями Мономаха и потому досталась младшему его сыну, Юрию Долгорукому. Благодаря хозяйственной деятельности Юрия этот глухой край вскоре оживился. Главною заботой князя было построение новых городов, которые он старался наполнять переселенцами из Южной Руси. Таким образом, славянская народность вместе с христианством распространилась на финском Поволжье. Кроме старинных городов Ростова и Суздаля здесь особенно замечательны: Ярославль на Волге, Владимир на Клязьме, Переяславль на Переяславском озере и Юрьев Польский (т. е. полевой) на Колокше, впадающей в Клязьму. Юрий Долгорукий, положивший основание сильному Суздальскому княжеству, однако, предпочитал ему Приднепровье и постоянно стремился в Киев. После смерти своего соперника Изяслава II он наконец достиг своей цели и умер на юге (1157).

Андрей Боголюбский не подражал своему отцу в стремлении к югу; известно, что, получив старшинство в роде Мономаховичей, он не поехал в Киев и продолжал жить на севере. Север представлял более тишины и безопасности от русских междоусобий и половецких набегов, а также и более простора для княжеской власти, чем города Приднепровья. И на севере старым вечевым городам Ростову и Суздалю великий князь предпочел молодой Владимир Залесский. Он сделал этот город столицею Суздальской области и украсил его богатыми храмами (между ними знаменит собор в честь успения Богородицы).

Андрей был первый из русских князей, который решился начать борьбу с волостною системою; так, в собственной земле он не раздавал волостей ни братьям, ни племянникам, ни сыновьям и княжил в ней едино-державно; кроме того, он явно стремился подчинить себе и другие русские области. Когда был завоеван Киев, Боголюбский вступил в борьбу с новгородцами: поход его войска на Новгород окончился неудачей, но великий князь прекратил подвозы хлеба из волжских городов, и новгородцы смирились. (Под конец своей жизни он, однако, утратил господство на юге: племянники его, смоленские Ростиславичи, оскорбленные повелительным тоном Андрея, не хотели более ему повиноваться, и один из них, Мстислав по прозванию Храбрый, разбил многочисленную суздальскую рать, пришедшую усмирять южных князей.) Стремясь восстановить на Руси единодержавие Владимира Великого или Ярослава I, Андрей в то же время хотел быть самодержавным властителем в своем собственном княжестве: он не терпел противоречий, гордо и сурово обращался со своими дружинниками. Негодуя на его чрезмерную строгость, бояре наконец составили заговор и убили великого князя в его любимом городке Боголюбове (1175).

В Суздальской земле произошли смуты и междоусобия: племянники Боголюбского поспорили за старшинство с его братьями. Племянников поддерживало вече старинных городов Ростова и Суздаля, которые завидовали возвышению Владимира, потому что он из младшего, или «пригорода», сделался «стольным княжеским городом». «Владимирцы — наши холопы и каменщики, — говорили ростовцы, — пожжем их город и опять поставим там своего посадника». Но владимирцы мужественно защищали братьев Андрея, и последние взяли верх. Один из них, Всеволод 111 по прозванию Большое Гнездо (т. е. отец многочисленного семейства), успокоил Суздальскую область и расширил ее пределы. Он предпринимал удачные походы на мордву и камских болгар, подчинил себе Рязань, имел влияние на Новгород и на события в Южной Руси. Вообще он может служить образцом севернорусских князей, у которых отличительными свойствами были осторожность, бережливость и постоянство в достижении своих целей. После смерти Всеволода (1212) Суздальское княжение раздробилось и частью утратило свое влияние на остальную Русь.[15]

Ближайшим соседом суздальцев на востоке было многочисленное финское племя мордва. Это дикое и довольно воинственное племя управлялось собственными князьями и долго сохраняло независимость под защитою своих дремучих лесов. Оно занималось отчасти земледелием и пчеловодством, главным же его занятием была охота, и потому мордвины метко стреляли из лука. При своих походах на мордву русские князья обыкновенно старались пользоваться ее внутренними междоусобиями. За мордвою далее на восток лежала земля торгового и богатого народа камских болгар. Но мирные сношения русских городов с болгарами нередко нарушались русскими повольниками, которые грабили болгарских купцов. Болгаре мстили нападениями на пограничные области, а владимирские великие князья, собрав удельных князей, предпринимали походы и осаждали болгарские города. Походы на мордву и болгар совершались обыкновенно по Оке и Волге: пешая рать плыла на судах, а конница ходила берегом. Таковы походы Андрея Боголюбского, Всеволода III и его сына Юрия II. Этот последний для защиты северо-восточных границ от мордвы и болгар построил крепость Нижний Новгород при вцадении Оки в Волгу.

b) ЧЕРНИГОВСКАЯ И СЕВЕРСКАЯ

Обнимали почти всю речную область Десны с Семью и верхнее течение Оки (земли северян, вятичей и отчасти радимичей); они принадлежали поколению Ольговичей. Впервой земле замечательны города Чернигов, Стародуб и Любеч, а во второй — Новгород Северский, Путивль и Курск. Защищенные густыми лесами, вятичи долго оставались диким языческим племенем и управлялись собственными князьями. Только в XII веке они начали принимать христианство, потеряли окончательно свою самостоятельность и вошли в состав чернигово-северских княжеств. Между тем как Ольговичи черниговские враждовали за Киев с потомками Мономаха, северские должны были вести почти постоянную борьбу со своими южными соседями — половцами.

Половцы заняли почти все южнорусские степи и отрезали от Руси Тмутараканское княжество. Они делились на орды, находившиеся под властью различных ханов, отличались хищным, жестоким характером и, как все кочевники, были хорошими наездниками. Пользуясь междоусобиями князей, они частыми набегами причиняли большое разорение и пленение русским областям. Впрочем, русские князья нередко сами дружились с половецкими ханами, вступали с ними в родство, а в случае неудач искали у них убежища. Но иногда собирались несколько князей и общими силами предпринимали походы против варваров. (Один из походов северских князей воспет в «Слове о полку Игореве».)

c) МУРОМСКАЯ И РЯЗАНСКАЯ

Занимали среднее течение Оки и верховья Дона, т. е. земли финских племен муромы и мещеры. Так же, как в Суздальской земле, славянский элемент проникал сюда вместе с городами, которые строили русские князья. Главные из них были: Муром, Рязань и Переяславль Рязанский — все три на берегах Оки, Коломна при впадении Москвы в Оку и Пронск на реке Проне. Эта область считалась самою последнею в уделе Святослава Ярославича и пришлась на долю его младшего сына. Рязанский край, разоряемый половцами, ослабляемый внутренними междоусобиями, не мог успешно бороться за свою самостоятельность с великими князьями владимиро-суздальскими и почти постоянно находился от них в зависимости. Несмотря на плодородие почвы и богатство естественных произведений, население этого края было бедно в сравнении с другими русскими областями. Характер и нравы рязанцев вследствие постоянных войн и борьбы со степными соседями отличались особенно воинственностью и грубостью.

d) ПОЛОЦКАЯ

Лежала в области Западной Двины, Березины и Верхнего Немана (кривичи и дреговичи). Главным, или стольным, городом был Полоцк, а из удельных замечательны Минск, Витебск и Друцк. Здесь господствовали потомки Рогнеды. Между ними более всех известен Всеслав (в XI веке), князь беспокойного, властолюбивого характера и весьма хитрый, так что в народных преданиях он является каким-то чародеем.[16] Потомки Всеслава, изгнанные из своих уделов великим князем киевским Мстиславом I, во время междоусобия его преемников успели снова овладеть своею наследственной землей. Этот род более других отделился от племени Владимира Великого и мало принимал участия в событиях остальной Руси. Будучи раздроблены на мелкие волости, часто враждебные друг другу, кривские княжества не могли воспрепятствовать Ливонскому ордену утвердиться на берегах Двины в начале XIII века, а спустя несколько времени они сами подвергаются литовскому владычеству.

e) СМОЛЕНСКАЯ

Находилась в центре всех русских областей, занимая верховья Днепра и Западной Двины (часть кривичей и часть радимичей). Земля эта, пользуясь выгодным положением, имела довольно густое и зажиточное население; города ее отличались торговым, промышленным духом, а жители менее других страдали от внутренних усобиц и от внешних врагов. После Смоленска наиболее известны Торопец, Можайск и Вязьма. Область Смоленская принадлежала дому Мономахова внука Ростислава. Из его потомков особенно прославились Мстислав Храбрый (поразивший рать Андрея Боголюбского) и сын его Мстислав Удалой, князь торопецкий. Последний считается образцом южнорусского князя по своему беспокойному, воинственному характеру, по своим блестящим, но почти бесплодным подвигам.

f) ВОЛЫНЬ И ГАЛИЦИЯ.

Волынская область занимала систему рек Припяти и Буга (бужане, часть древлян и угличей). Города: Владимир Волынский, Луцк, Дорогобуж и др. На западе крайними пунктами Волынской земли были Берестье (Брест) и Люблин. Здесь княжила старшая линия Мономаховичей, т. е. потомство Изяслава II. В XII столетии самым замечательным князем этой линии был внук Изяслава Роман, который соединил под властью своего дома Волынь и Галицию.

Галиция, или Червонная Русь, лежит на северо-восточных склонах Карпатских гор, по верхнему течению Днестра и Прута (страна белых хорватов и червонноруссов). Она на Любецком сейме была отдана в удел Васильку и Володарию Ростиславичам. Здесь находились города Перемышль, Теребовль, Звенигород и др.

Основателем собственно Галицкого княжества считается Владимирко, сын Володаря. Он построил на Днестре город Галич и соединил под своею властью всю Червонную Русь. Он питал властолюбивые замыслы на соседнюю Волынь и потому был усердным союзником Юрия Долгорукого в его борьбе с Изяславом II. (Владимирко в особенности известен своею хитростью и коварством.)

Еще сильнее сделалась Галиция при сыне Владимирка, Ярославе Осмомысле[17]. Он прославился не столько военными делами, сколько внутренним устройством княжества, заботами об умножении населения, об успехах торговли и промышленности. Однако, несмотря на свое могущество, он не мог укротить своеволие галицких бояр. При тесном соседстве с Венгрией и Польшей (в которых господствовало сословие магнатов) боярская аристократия усилилась в Галиче более, нежели в других частях Древней Руси; бояре имели влияние не только на внешнюю политику и внутреннее управление, но вмешивались и в семейные дела князей. (Будучи недовольны влиянием княжеской любимицы Анастасии, бояре сожгли ее живую, избили ее приверженцев и взяли с Ярослава клятву в том, что он будет хорошо жить со своей женой.) Потомство Володаря Ростиславича в скором времени прекратилось (1198), и тогда Галиция перешла во владение Романа Волынского.

Роман, князь воинственного, энергического характера, прославился своими победами над половцами и Литвою. Первые были так запуганы, что именем его стращали детей, а литовских пленников, по словам предания, он приказывал запрягать в плуги и заставлял их расчищать лесистую почву для пашни, откуда произошла поговорка: «Романе худыми живеши, Литвою ореши». Завладев Галичем, князь начал борьбу с боярами и беспощадно казнил непокорных. (Любимая его поговорка была: «Не раздавивши пчел, меду не есть».) Но он не успел окончить этой борьбы и погиб во время одного из своих походов на Польшу. В Галиции и Волыни начались смуты: в их дела вмешивались почти все соседи (венгры, поляки и русские князья). Переходя из рук в руки, Галич на некоторое время достался Мстиславу Удалому, а после его смерти (1228) здесь утвердился сын Романа Даниил. Он возобновил борьбу с непокорными боярами, но не был так жесток, как его отец; с умом и мужеством Даниил Романович соединял замечательное благородство характера.

g) НОВГОРОДСКАЯ ОБЩИНА

Ей принадлежала великая озерная область, которая ограничивалась с одной стороны Финским заливом, Чудским озером и верховьями Волги, с другой — Белым морем и Северною Двиною. Область эта разделялась впоследствии на пять частей, называвшихся пятинами. Население отчасти состояло из северной отрасли кривичей, а главную массу составляли финны (чудь, ижора, весь). Почва местами песчаная, местами топкая и очень лесистая, неудобна для земледелия, и край этот нередко был посещаем голодными годами, но обилие водных путей и торговый предприимчивый дух жителей с избытком вознаграждали бедность почвы. Столица области Новгород лежал на обоих берегах реки Волхова; одна сторона его называлась Софийскою (от соборного храма святой Софии), другая — Торгового; кроме того, он разделялся на пять главных частей, или концов.[18] Замечательнейшие пригороды были: Ладога, Руса, Великие Луки, Торжок и Псков. Сначала Новгород находился в полной зависимости от великих князей киевских, но, упорно стремясь к самостоятельности, он мало-помалу приобрел выборное общинное управление. Ярослав I за услуги, оказанные ему новгородцами в борьбе с Святополком, даровал им разные льготы; дальнейшему развитию их общинного быта помогли соперничество разных линяй княжеского дома и богатства, приобретенные торговлею. Община стала называть себя «Господин Великий Новогород!». Верховная власть сосредоточилась в руках веча, т. е. народного собрания. Оно собиралось по звону вечевого колокола на так называемом дворе Ярослава и решало самые важные вопросы, а именно определяло мир или войну, избирало и сменяло высших сановников, судило важнейшие преступления и т. д. На вече сходились все новгородские граждане, и дела решались большинством голосов; когда же меньшинство не хотело согласиться, его принуждали к тому силою. Такое неопределенное устройство веча часто подавало повод к беспорядкам, и нередко доходило дело до драки. Иногда собирались два веча: одно на Торговой (на дворе Ярослава), другое на Софийской стороне (у собора святой Софии), и распрю свою они кончали обыкновенно общим рукопашным боем на Волховском мосту, если архиепископ с духовенством вовремя не успевали прекратить междоусобие.

Рядом с вечем в Новгороде продолжала существовать и княжеская власть, но она должна была уступить вечу первое место и даже находилась от него в зависимости. Граждане принимали князя на условиях, а потом в случае неудовольствия «показывали ему путь» из Новгорода, говоря: «Мы не хотим тебя, ступай куда хочешь», и призывали другого. Впрочем, недовольные князья иногда сами покидали город, в котором принуждены были играть второстепенную роль. (Так, в течение одного XII столетия их переменилось здесь до 30.) Главную обязанность князя составляла защита от внешних врагов, в некоторых случаях ему принадлежал верховный суд над гражданами. Вторым сановником после него был посадник, избиравшийся из богатых влиятельных фамилий, он судил вместе с князем и заменял его в случае отсутствия в городе и на войне. Находящийся в должности посадник назывался «степенным» в отличие от прежних, или «старых». Между князем и посадником нередко происходили споры, которые решало вече.[19]

Далее следовали тысяцкий, старосты концов, сотские и другие выборные власти. Кроме того, с ранних времен в Новгороде начали выделяться знатные, или боярские, роды, которые возвысились над простыми гражданами (смердами) преимущественно своим богатством и сосредоточивали в своих руках главные торговые обороты или большие поземельные владения. Духовная власть принадлежала владыке, или архиепископу, который принимал важное участие в гражданских делах и особенно старался о примирении враждебных партий. Во время войны он выставлял особый полк со своих земель. Владыка был избираем по жребию и ездил на поставление к русскому митрополиту. Сначала к жребию прибегали в случае разногласия, потом он обратился в обычай. Обыкновенно вече назначало трех кандидатов. Записки с их именами клали на трапезу в Софийском соборе и посылали туда мальчика или слепца (впоследствии священника); он брал два жребия: чей оставался на трапезе, тот считался избранным святой Софией и становился архиепископом.

Около половины XIII столетия, когда Новгород принял деятельное участие в ганзейской торговле и Ганза учредила в нем одну из главных торговых контор, он достигает полного развития своих сил. Господство его простиралось почти на весь север Европейской России; отдаленные финские племена (пермь, печора, югра) платили ему дань дорогими мехами и серебром. Новгородские дружины не ограничивались одним взиманием дани с инородцев; в их земле они нередко строили новые города и таким образом распространяли славянскую колонизацию на дальнем северо-востоке России. Так произошли земли Двинская, или Заволочье, Вологодская, Поморская и др. Утверждению русского господства в тех странах помогали особенно походы отважной новгородской молодежи, известной под именем повольников или «ушкуйников» (ушкуй — лодка). Отряды повольников спускались на лодках вниз по Волге или поднимались вверх по ее притокам, грабили прибрежных жителей, а иногда покоряли новые племена или полагали основание новым самостоятельным общинам. Такую самостоятельную общину образовала земля Вятская. В 1174 году дружика новгородских повольников из Волги поднялась вверх по Каме, потом вошла в реку Вятку и тут на высоком берегу увидала селение, укрепленное рвом и валом. Место понравилось новгородцам, и они решили им овладеть. Несколько дней они говели, молились, потом сделали приступ и взяли город. Усиленные новыми выходцами, колонисты покорили часть окрестных вотяков и черемисов и построили город Хлынов при впадении Хлыновицы в Вятку. Они составили особую общину, которая имела новгородское устройство и управлялась собственным вечем. Самостоятельность Вятской общины продолжалась около 300 лет.

После главного города второе место по богатству и значению в Новгородской области занял Псков (близ впадения реки Великой в Псковское озеро). Сначала, как и все пригороды, он управлялся посадником, которого назначало новгородское вече, но с XII столетия псковитяне обнаружили стремление завести у себя самостоятельное общинное управление и иметь особого князя. Впоследствии они достигли своей цели и, подобно новгородцам, приняли участие в ганзейской торговле.[20] В то же время Псков является главным оплотом русских пределов со стороны ливонских рыцарей.

ЛИВОНСКИЙ ОРДЕН

Прибалтийский край, заключающийся между Западною Двиной и Финским заливом, был заселен в северной части чудским племенем (эсты), а в южной — смесью литвы и чуди (латыши и ливы); в первой мало-помалу распространили свое господство новгородцы, а во второй — полоцкие князья. В земле чуди находился крепкий русский город Юрьев, а в области латышей полоцким князьям принадлежали два городка на Двине: Кукейнос и Гериске. Когда германские купцы завели на Двине торговлю с туземцами, бременский архиепископ во второй половине XII века прислал сюда монаха Мейнгарда в качестве миссионера. Мейнгард начал крестить ливов, строить церкви и был поставлен первым епископом Ливонии. Заметив наконец властолюбивые замыслы пришельцев, туземные обитатели восстали против немецких проповедников, и принявшие христианство опять возвращались к язычеству; многие из них погружались в Двину, думая смыть с себя крещение и отослать его обратно в Германию[21]. Тогда римский папа велел проповедовать крестовый поход против ливонцев. Епископ Альберт Буксгевден прибыл с крестоносным ополчением на берега Двины, построил город Ригу (1200) и с разрешения папы основал духовный рыцарский орден под именем Братства креста Господня, или Ордена меченосцев. С тех пор туземцы, несмотря на упорную борьбу, мало-помалу покорились немцам я силою оружия обращены были в христианскую веру. Слабые полоцкие князья тщетно старались остановить успехи рыцарей, а новгородцы, занятые внутренними делами, вначале не обратили на них должного внимания. Получая постоянные подкрепления из Западной Европы, рыцари взяли города Юрьев, Дерпт, Медвежью Голову (по-чудски — Оденпе) и др., впоследствии купили у датчан Эстонию с городом Колывань (Ревель) и таким образом, овладели всем пространством, известным теперь под именем Балтийского, или Остзейского, края. Они усеяли страну крепкими замками (Венден, Феллин, Вейсенштейн и др.), которые держали в страхе туземцев и надолго утвердили здесь суровое владычество ордена. Туземное литовское и финское население обращено было в крепостное состояние. Дальнейшему распространению немецкого владычества на соседние области много мешали внутренние раздоры. Магистр, или начальник, ордена скоро сделался сильнее рижского архиепископа и не только не считал себя его вассалом, а, напротив, хотел и его подчинить своему влиянию; отсюда возникала между ними долгая и подчас ожесточенная вражда.

III Монгольское иго 1223–1237–1240–1263–1340

ПОРАЖЕНИЕ НА КАЛКЕ

На обширных равнинах Средней Азии с незапамятных времен кочевали монгольские и татарские орды, которые управлялись своими князьями и ханами и постоянно вели между собою мелкие войны. Во второй половине XII века явился человек, который соединил многочисленные орды кочевников и двинул их на соседние народы. Это был Темуджин, прозванный Чингиз-Ханом*, сын одного монгольского князя Есукай-Багадура, которого орда кочевала при истоках Амура. Соседние государства подверглись страшному опустошению и должны были признать над собою власть диких завоевателей. Своею свирепостью и непобедимостью монголы навели такой ужас, что азиатские народы смотрели на них как на неизбежную кару, посланную самим небом; жители селений и городов иногда добровольно подставляли под удары свою шею, убежденные в том, что всякое сопротивление бесполезно.

Около 1223 года полководцы Чингиз-Хана, победив кавказские народы, двинулись далее на север и начали громить половцев.[22] Половецкие ханы обратились с просьбою о помощи к русским князьям, говоря: «Сегодня отняли нашу землю, а завтра возьмут вашу, если нам не поможете». Мстислав Удалой, владевший тогда Галичем, собрал княжеский сейм в Киеве и склонил своих родичей идти вместе на неведомых пришельцев, не дожидаясь, пока они войдут в Русскую землю и начнут ее разорять. Составилось большое и блестящее ополчение под начальством трех главных князей юной Руси, трех Мстиславов (галицкого, киевского и черниговского). Русские перешли за Днепр, рассеяли передовые татарские отряды и отважно углубились в степи. На берегу речки Калки, впадающей в Азовское море, они встретили главные силы татар. К несчастью, между предводителями было мало единодушия, а много самоуверенности и презрения к неприятелям. Мстислав Удалой, не предупредив союзников, начал битву. Несмотря на храбрость русских, особенно Даниила Романовича волынского, они были разбиты наголову, и немногие успели достигнуть Днепра: большая часть князей с дружинами осталась на месте.[23] Такого страшного поражения русские дотоле никогда не испытывали. На этот раз татары, однако, ограничились одною победою и ушли назад, в Азию. Прошло 13 лет. Русские князья стали забывать о свирепых пришельцах и возвратились к своим бесконечным распрям. Россию в это время посетили разные физические бедствия, волновавшие умы народа, как-то: неурожаи, породившие голод, сильные лесные пожары, густые туманы и моровое поветрие, а появление блестящей кометы с длинным хвостом, по обычаю, принято было за грозное предзнаменование новых несчастий.

НАШЕСТВИЕ БАТЫЯ

Когда умер Темуджин, его огромная империя разделилась между сыновьями, и старший из них, Угедей, сделался верховным ханом над всеми ордами. Страны к западу от Урала и Каспийского моря пришлись на долю его племянника Батыя (сын Джучи); страны эти надобно было еще завоевать. Батый перешел на правый берег Урала с несколькими сотнями тысяч степного народа. Это не было войско, подобное тому, которое сражалось на Калке; с Батыем шла целая кочевая орда, медленно подвигавшаяся вперед со своими семействами, кибитками и стадами; ей предшествовали многочисленные отряды татарских наездников, которые разоряли все населенные места, встречавшиеся по пути, истребляя или уводя в плен жителей. Опустошив землю камских болгар, татары зимою 1237 года вступили в пределы Рязанского княжества. Тщетно рязанские князья просили помощи у князей черниговских и Юрия владимирского: черниговские отказали за то, что рязанцы не были с ними на Калке, а владимирский великий князь находился во вражде с рязанскими. Предоставленные одним собственным силам, рязанцы первые подали пример храброй, но бесполезной обороны. («Сказание о нашествии Батыя» описывает при этом подвиги рязанского богатыря Евпатия Коловрата и трогательную кончину княгини Евпраксии, которая, узнав о смерти мужа, с высокого своего терема бросилась на землю.) Разгромив Рязанскую область, татары двинулись в Суздальскую и подступили к Владимиру. Юрий II удалился на северо-запад собирать войско. Владимирцы под начальством его сыновей мужественно оборонялись, но город был взят приступом и сожжен; семейство великого князя вместе с епископом и многими гражданами заперлось в соборной церкви Богородицы на полатях, или хорах, где и погибло посреди пламени. Татары рассеялись по Суздальской земле и разорили в ней много городов. Между тем великий князь встретил Батыя на берегах речки Сити (впадающей в Мологу), был побежден и пал в битве. Татары пошли к Новгороду, но их остановили дремучие леса и непроходимые болота; в то время приближалась весна и наступило разлитие вод. Батый повернул отсюда к юго-востоку, в приволжские степи. На этом пути прославился геройскою защитой город Козельск, который несколько недель выдерживал приступы варваров, пока не был взят и разорен.

Когда татары скрылись в половецких степях, русские думали, что они опять уйдут в Азию, но эта надежда их обманула. Покорив землю половцев, Батый напал на Южную Русь и опустошил княжества Черниговское, Киевское, Волынь и Галицию. Здесь так же, как и в Северной, князья не соединились вместе для дружного отпора и каждый город защищался отдельно.

Когда один из монгольских воевод послан был вперед, чтобы осмотреть Киев, он долго любовался красотою и величием города. Киев живописно возвышался перед ним на другом холмистом берегу Днепра посреди зеленых рощ, блистая на солнце частыми главами церквей и опоясанный белой каменной стеной с высокими башнями, которые были украшены византийскими художниками. Киевляне умертвили татарских послов, предлагавших сдаться без боя, и решили защищаться до последней крайности. Город в то время находился во власти Даниила Романовича галицкого, который поручил его защиту мужественному боярину Дмитрию. Вскоре несметная сила Батыя облегла его с разных сторон. Летописец говорит, что граждане не могли слышать друг друга от скрипа бесчисленных телег, рева верблюдов и ржания коней в неприятельском лагере. Татары сделали приступ и начали бревнами («пороками») разбивать ворота; несмотря на храбрую оборону, к вечеру они вломились в город. Киевляне ночью укрепились около Десятинной церкви (построенной еще святым Владимиром); на следующий день был уничтожен и этот последний оплот. Жители большею частью истреблены, и величественный город превратился в груду развалин (1240).

Потом татары перешли в Венгрию и Польшу, но в Моравии они в первый раз потерпели неудачу; в то же время великий хан Угедей умер. Батый воротился назад.

ЗОЛОТАЯ ОРДА

Татары Батыя заняли своими кочевьями все южные и восточные степи России, обращенные ими по большей части в пустыню; они образовали новое царство, известное под именем Золотой, или Кипчакской, Орды и простиравшееся от Урала до низовьев Дуная. Главные силы его сосредоточивались на берегах Волги. На волжском рукаве, Ахтубе, Батый построил город Сарай; здесь стали жить кипчакские ханы, окруженные пышным двором и многочисленным войском. В прочих степях татары рассеялись малыми ордами и кочевали вместе с остатками половцев, печенегов и других своих предшественников; над этими ордами начальствовали темники, или воеводы, которые должны были оберегать пределы Кипчака и держать в повиновении покоренные народы.[24]

Батый приказал всем русским князьям приехать в Орду для изъявления покорности; ослушникам грозила потеря волостей. Немногие отказались исполнить ханскую волю. Вслед за суздальскими князьями яви-. лись рязанские, черниговские, северские и с разными унизительными обрядами представлялись хану. Так, они должны были проходить между священными огнями, разложенными подле ханской ставки, кланяться языческим кумирам, становиться на колени, пить кумыс и пр. Набожный Михаил черниговский не хотел поклониться языческим идолам и был замучен вместе со своим боярином Феодором.

Зависимость России от татар главным образом состояла в дани. Она отдавалась сначала на откуп восточным купцам, которые собирали ее с большою жестокостью под покровительством ханских чиновников (баскаков) и многочисленных татарских отрядов. Так было в первый и самый тяжкий век монгольского владычества. Но в XIV столетии великие князья сами стали собирать русскую дань и отвозить в Орду. Кроме дани князья обязаны были по первому требованию соединить свои дружины с войсками хана и идти на его врагов. Татары не нарушали существующего в России политического порядка, она по-прежнему управлялась русскими князьями. Последние, однако, утверждались в своих наследственных владениях ханскими грамотами (ярлыками), за которыми обыкновенно путешествовали в Орду, где должны были раздавать многочисленные подарки ханским любимцам и женам. Греческая религия осталась неприкосновенною, и ханы даже исключили русское духовенство из поголовной дани. Татары вообще отличались веротерпимостью; в то время они были еще идолопоклонниками, но вскоре между ними распространилась религия Магомета.

Династия Джучи господствовала в Золотой Орде до конца XIV века. Вначале она зависела от великого хана, жившего в Средней Азии, но огромная империя Чингиза распалась на отдельные государства, и кипчакский хан сделался одним из сильнейших монгольских властителей. После смерти Батыя (1255) недолго существовало согласие и в самой семье Джучидов; произошли обычные споры за. престол, которые впоследствии повели за собой раздробление и упадок Кипчакского царства. Первый пример отпадения и междоусобной войны подал Ногай, который начальствовал западными улусами в конце XIII века. Но после его смерти ногайские татары опять соединились с сарайскими, и в царствование Узбека (1313–1340) Золотая Орда достигла высшей степени своего блеска и могущества.

С падением Киева политическая связь между северо-востоком и юго-западом России почти прекращается. История каждой части идет после того особым путем. По главному центру русской государственности после киевского периода наступает период владимирский, во время которого родовые счеты князей постепенно сменяются вотчинным характером владения.

РУСЬ СЕВЕРО-ВОСТОЧНАЯ И АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ

Юрию II наследовал во Владимире его младший брат Ярослав Всеволодович, князь деятельный и бережливый. Он нашел северные области в самом печальном состоянии: многие города и села лежали в развалинах, значительная часть населения скрывалась в лесах и дебрях. Великий князь вызвал жителей из лесов и усердно начал возобновлять города. Он смирился перед ханом и первый подал пример покорности, за что и был утвержден в своем старшинстве между русскими князьями. По требованию Батыя он предпринял потом путешествие в глубину монгольских степей, к истокам Амура, чтобы поклониться великому хану Гаюку, и во время этого трудного путешествия скончался (1246). Спустя шесть лет после некоторых споров между родичами владимирский стол перешел в руки его сына Александра Ярославича.

Александр Невский княжил в Новгороде в то время, когда Батый опустошал Северную Русь. Это был самый замечательный из всех современных князей, с блестящею храбростью он умел соединять осторожность и холодную расчетливость. Первый подвиг, доставивший ему славу, был совершен на берегах Невы. Распространяя свое господство на север от Финского залива, новгородцы пришли в столкновение со шведами, которые старались утвердиться в тех местах и насильно вводили там католическую религию. Подстрекаемые новгородцами, новообращенные туземцы не раз восставали против своих утеснителей и возвращались к. язычеству. Римский папа велел тогда проповедовать в Швеции крестовый поход против русских и финнов. Сильное крестоносное ополчение под начальством Биргера высадилось на южном берегу Невы.

Александр Ярославич немедленно собрал новгородскую дружину, с необыкновенною быстротой напал на шведов и поразил их наголову (1240). Любимый гражданами, он, однако, не мог ужиться с ними в мире и скоро оставил Новгород. Но опасность со стороны Ливонского ордена заставила их опять призвать Александра, и рыцари потерпели от него сильное поражение на льду Чудского озера («Ледовое побоище» 1242 года). Так же удачны были походы его против литовцев, которые около того времени начинают сильно теснить русские пределы на западе. Храбро сражаясь с западными врагами, Александр совсем иначе вел себя относительно восточных варваров. Он понимал, что раздробленная Русь не в состоянии начать новую борьбу с монгольскими ордами, и безусловную покорность считал единственным средством спасти ее от конечного разорения. Неоднократными путешествиями в Орду с богатыми дарами он успел приобрести расположение Батыя и его преемников; сделавшись великим князем, Александр особенно старался внушать русскому народу терпение и покорность в отношении к завоевателям. Однако это ему не всегда удавалось. Первый пример неповиновения подали новгородцы: они не хотели дозволить у себя татарским баскакам поголовную перепись, которую хан Беркай велел произвести в России для того, чтобы определить количество дани. Когда же Александр и бояре новгородские начали уговаривать граждан, чернь подняла мятеж, убила своего посадника и укоряла великого князя в том, что он продает новгородскую вольность и свободных людей хочет сделать рабами. Только слухи о приближении сильного татарского войска и угрозы Александра покинуть город на жертву ханскому гневу заставили новгородцев смириться.

Вслед за тем начались волнения в других местах. Восточные, или бесерменские, купцы, взявшие русскую дань на откуп, собирали ее с большою жестокостью и жадностью; тех, которые не могли заплатить, они уводили в рабство, а богатых людей принуждали выкупать свою свободу. Угнетенный народ в некоторых городах (Ростове, Суздале, Владимире) собрался на вече и восстал против сборщиков дани; одни из бесерменов были убиты, другие прогнаны. После того надобно было ожидать нового нашествия, но Александр поспешил в Орду и успел умилостивить Беркая. Это был его последний подвиг: на возвратном пути он скончался (1263). Когда весть о его кончине пришла во Владимир, митрополит, совершавший в то время богослужение, обратился к народу со словами: «Чада моя милая! Знайте, что закатилось солнце земли Русской!» Народ отвечал плачем и рыданиями. Александр хотя на короткое время умел доставить Северной Руси отдых от татарских погромов и внутренних междоусобий, поэтому народ оплакивал его смерть непритворными слезами. (Он был погребен во владимирском храме Рождества Богородицы, откуда останки его Петром Великим перенесены на берега Невы.)

По старинному обычаю престолонаследия, Владимирское великое княжение после Невского один за другим занимали его младшие братья (Ярослав тверской и Василий костромской). Потом два его сына (Дмитрий переяславский и Андрей Городецкий) долго спорили за великокняжеский престол, и каждый из них призывал на помощь татарские отряды, грабежи которых увеличивали бедствия междоусобной войны. Между тем на северо-западе России новгородцы и псковитяне продолжали борьбу с ливонскими рыцарями. Героем этой борьбы после Невского является один литовский выходец, по имени Довмонт, родственник знаменитого литовского князя Миндовга. Он крестился во Пскове и приобрел такую любовь граждан, что они провозгласили его своим князем; после того целые тридцать пять лет Довмонт (в крещении Тимофей) мужественно защищал Псков от своих иноземцев и ливонских рыцарей. Он участвовал в знаменитой Раковорской битве, в которой ополчение Ливонского ордена было разбито соединенными силами русских князей (1268). (Раковор назывался у немцев Везенберг.)

ДАНИИЛ РОМАНОВИЧ И СУДЬБА ЮЖНОЙ РУСИ

Положение южных областей после татарского нашествия было самое плачевное, особенно сильно пострадало Приднепровье. Киев сделался ничтожным городком, а окрестности его представляли печальную пустыню. Население, уцелевшее от татар, большею частью рассеялось по другим русским областям: одни бежали на север, другие — на запад, в Галицию. Жители, оставшиеся на месте, терпели сильное угнетение от татарских баскаков. В таком же угнетении находилась Чернигово-Северская область, которая после князя Михаила, замученного в Орде, раздробилась между его потомками на мелкие уделы (Брянский, Карачаевский, Тарусский, Курский и др.). Гораздо счастливее Приднепровья была Галиция: она успела оправиться от татарского погрома и приобрести даже некоторый блеск благодаря уму и деятельности своего князя Даниила Романовича.

Во время Батыева нашествия Даниил спасся в Венгрию, а по уходе татар воротился в свое княжество и начал возобновлять разрушенные города, собирая разбежавшихся жителей. По примеру польских королей он призвал в свои земли немцев, евреев, армян и давал им некоторые льготы, так что в галицких городах скоро стали развиваться промышленность и торговля. Но это пестрое население чуждалось русской народности и слабо поддерживало князя в борьбе с внешними врагами.

Даниил долго не хотел ехать в Орду и последним из русских князей представился хану. «Хорошо, что пришел наконец, — сказал ему хан, — а пьешь ли наше питье, кумыс?» «До сих пор не пил, — отвечал Даниил, — а теперь, если велишь, выпью». Тяжко, однако, показалось ему унижаться пред варваром; он начал хлопотать о свержении ига и завел сношения с папою, подавая ему надежду на соединение своего народа с католическою Церковью, если получит помощь против татар. Обрадованный папа прислал ему королевский венец и велел проповедовать крестовый поход на Золотую Орду. Но папские буллы не произвели никакого действия, и крестовый поход не состоялся. Тогда Даниил прервал свои сношения с Римом, впрочем, королевский титул удержал за собою. Он попытался было одними собственными силами свергнуть иго, но эта попытка окончилась неудачею, и татары принудили галицкого короля разорять укрепления собственных городов. Зато борьба его с другими соседями, например с ятвягами и литовцами, была очень успешна и доставила ему большую славу между современниками.

По смерти Даниила (1264) Галицкое королевство разделилось между его тремя сыновьями. Они жили довольно. согласно, общими силами оборонялись от литовцев и поляков и менее других князей раболепствовали пред ханом. Внук Даниила Юрий успел даже по наследству соединить под своею властью Галицию и Волынь (они являются в то время под общим названием Малой Руси), но вскоре род его пресекся. Неустройствами Юго-Западной Руси воспользовался польский король Казимир III; он нечаянным нападением захватил город Львов (1340) и потом завладел почти всей Галицией. А Волынь (Володомирия) досталась на долю великим князьям литовским.

IV Внутреннее состояние дружинно-княжеской Руси

КНЯЗЬ И ДРУЖИНА

Если исключить отчасти Новгород, то главные черты гражданского устройства были одинаковы во всех русских княжествах.

Верховная власть принадлежала князю. Он устраивал порядок в своей волости, производил суд и расправу, вел войну и обыкновенно сам начальствовал над войском. Доходы его состояли, во-первых, из дани; сначала князья сами с дружиною объезжали свои волости, чтобы собирать дань с подвластных племен и творить между ними суд; такой обычай, как известно, назывался полюдьем. Но потом они стали поручать суд и сбор дани в областях своим наместникам и слугам. Эта дань платилась преимущественно естественными произведениями: одни давали хлеб, другие — меха, только некоторые богатые города, например Новгород, платили серебром. Кроме даней в княжескую казну собирались пошлины торговые — с провозимых товаров и судные — с преступников и тяжущихся. Князья получали еще доходы с деревень, населенных княжескою челядью; тут устраивались их загородные дворы и складывалось всякое добро: скирды хлеба, стоги сена, запасы меду, вина и проч.; тут же паслись стада рогатого скота и многочисленные табуны лошадей. Когда не было войны, самым любимым занятием князей была охота. (С какими трудами и опасностями соединялась она, видно из поучения Мономаха.) В делах, касавшихся внутренних междоусобий или внешней защиты, добрые князья имели обычай собирать родичей для общего совета.[25]

Население княжества распадалось главным образом на три части: княжескую дружину, смердов и людей несвободных.

Самое слово дружина указывает на ее отношения к князю. Он жил с нею по-дружески, по-братски и не скрывал от нее своих намерений. Князь почти все время проводил с дружиною: с нею он советовался, пировал, судил народ, ходил на войну, на охоту и вообще дорожил ее расположением, потому что она была главною опорою его власти и силы; притом же в случае неудовольствия дружинники, как люди вольные, оставляли одного князя и переходили на службу к другому. Волостная система много способствовала такому переходу и долго мешала военным людям приобрести оседлость. Дружина делилась на старшую, или бояр (т. е. больших), и младшую. Вторая известна под именами отроков, детских, гридей и пр.; впоследствии она получает общее название боярских детей. Бояре были по преимуществу советниками (думцами) князя; из них назначались воеводы во время войны и посадники или наместники княжеские по городам; последние пользовались частью доходов от судопроизводства и разных даней. Кроме того, за свою службу бояре получали обширные поместья; с XII века, когда некоторые ветви Игорева дома основались в отдельных княжествах, бояре начали приобретать оседлость: они становятся богатыми землевладельцами. Образуются знатные боярские фамилии, которые полагают в России начало родовой аристократии. Младшая дружина также с течением времени получает оседлость: как жалованье за службу князья начинают раздавать ей участки земли, и боярские дети составили класс мелких землевладельцев. Из княжеских слуг, отправлявших при дворе разные должности, впоследствии большое значение получают дьяки, занимавшиеся письмоводством.

СМЕРДЫ И ХОЛОПЫ

Главная масса населения состоит из городских и сельских жителей, известных под общим именем смердов; от них со временем отделяются наиболее зажиточные, уважаемые граждане, которые получают название лучших людей (в Новгороде они назывались «житьи люди»). Все они обязаны были платить князю дани или оброки, отправлять разные повинности и по его требованию выставлять военное ополчение. Сообразно делению на волости и уезды жители распадались на отдельные общины, имели свои земские власти, как-то: тысяцких, старост, сотских, десятских (которых отчасти выбирали сами), а для решения общих дел собирались на вече или сходку. Князья нередко сами созывали на вече лучших граждан и советовались с ними в затруднительных случаях. Во времена княжеских усобиц и частых перемещений с одного стола на другой вече главных городов приобрело большую силу, так что иногда само выбирало себе князя, а их вечевому решению должно было подчиняться население младших городов или пригородов. Летописец говорит, что «новгородцы, смольняне, киевляне и полочане как на думу на вече сходятся и, на чем старшие положат, на том пригороды станут». Но дальнейшее развитие этого вечевого порядка замедлялось, по мере того как возрастала оседлость князей и дружины; городские и сельские общины мало-помалу переходят в непосредственное заведование княжеских чиновников, т. е. посадников, волостелей, тиунов и т. п.

Между тем как в селах жители по преимуществу обрабатывали землю, в городах стала сосредоточиваться деятельность промышленная и торговая. Но в древнейшую эпоху различие между ними заключалось только во внешнем виде. Город обыкновенно строился на высоком холмистом берегу реки и представлял группу бревенчатых домиков, огороженную деревянными стенами, земляным валом и рвом. Внутри больших городов встречается еще особая крепость, или замок (детинец, кремль), но вообще размеры крепостей были очень невелики. До нашествия монголов насчитывают в России по летописям около трехсот городов.

Князья по праву завоевателей считали всю Русскую землю своею собственностью или «отчиною». По мере того как они раздавали земельные участки своим дружинникам и духовенству, сельское. или крестьянское население все более и более теряло право на владение землею; оно обязывалось платить разного рода оброки и отправлять повинности землевладельцу. Но, сохраняя пока личную свободу, крестьяне могли покидать один участок и переселяться на другой; отсюда развелись крестьянские переходы, которые совершались без большого затруднения, потому что в те времена даже и внутри России оставалось еще много пустых, незаселенных земель.

Рядом со свободным населением в городах и селах жили несвободные люди, Носившие название холопов, челяди и рабов. Они употреблялись или для домашней прислуги, или для сельских работ. Главным источником рабства у нас, как и везде, служила война; пленников обращали в рабов и продавали, как вещь или домашнее животное; иногда, впрочем, князья заселяли пленниками пустые земля. Несостоятельные должники по большей части также обращались в рабство. Далее, в те грубые века случалось, что во время голода мужья продавали в неволю своих жен, отцы — детей. По Русской Правде, полным или обельным холопом становился тот, кто куплен при свидетелях, кто женится на рабе без договора (с ее господином) и кто пойдет без договора в «тиуны» или «ключники» (т. е. в слуги). Потомство рабов оставалось в том же несвободном состоянии. Кроме полных холопов, которые совершенно зависели от воли своего господина и не имели никаких гражданских прав, существовало еще сословие полусвободное — наймиты или закуп ни; это были работники, нанимавшиеся на известный срок. Если работник, взяв деньги вперед, убегал от господина, тогда он обращался в полного или обельного холопа.

СУДОПРОИЗВОДСТВО. ТОРГОВЛЯ

Местом для суда служил обыкновенно двор князя или его наместника; судом заведовали княжеские слуги, называвшиеся тиунами. Древнейшее собрание письменных законов у нас известно под именем Русской Правды. Русская Правда сложилась постепенно; первое ее издание приписывается Ярославу; потом она дополнялась его преемниками и полный свой состав получила не ранее XIII века. Она заключает в себе статьи о наказаниях за разные преступления против личности и собственности. О телесных наказаниях в «Правде» не упоминается (речь идет о свободных людях); виновный платит за все виру, т. е. денежный штраф. За убийство только близким родственникам убитого позволялось совершать кровавую месть, — но уже сыновья Ярослава уничтожили это право и заменили кровомщение также вирою.[26] Если не было представлено свидетелей или ясных доказательств преступления, то употреблялось испытание железом и водою, т. е. обвиняемый должен был брать в руки раскаленное железо или опускать руку в кипяток, и если мог сделать это без вреда себе, то признавался невинным. Кроме того, было в обычае поле, т. е. судебные поединки.

Торговые сношения значительнейших городов Древней Руси между собою и с иноземными народами происходили, по речным путям. Самое важное торговое движение совершалось по Великому, или Греческому, водному пути: с юга приходили товары из Византийской империи, с севера — из Германии и Скандинавии. Киев был главным складочным местом товаров в Южной России: сюда привозили из Греции разные ткани, вина, плоды, церковную утварь и дорогое оружие. Но торговле с греками много мешали кочевые орды, сначала печенегов, а потом половцев.[27]

В XII веке киевские князья в известное время года обыкновенно высылали военные отряды к низовьям Днепра навстречу судам, приходившим из Греции. Когда же появились в тех местах монголы, непосредственные торговые сношения с Византией почти прекратились. Посредниками в торговле русских с Южною Европою сделались генуэзцы, которые завели колонии в Крыму и при устьях Дона; ханы татарские ради собственных выгод оказывали им покровительство. В Северной России главным торговым пунктом был Новгород. Суда новгородские плавали по Балтийскому морю; в Новгороде постоянно жили немецкие купцы или гости; они имели там свои дворы, лавки, храмы и судились по своим законам. Немцы привозили в Россию оружие, вина, сукна, полотна, соль, сельдей и в случае неурожаев — хлеб. Кроме Новгорода деятельное участие в этой торговле принимали Псков, Полоцк и Смоленск.

Второе место после Греческого занимал водный путь Поволжский. Волгою производились торговые сношения с Камскою Болгарией и Хазарией, а потом с Казанью и Золотою Ордой. Болгарские купцы были посредниками в торговле России с Востоком: они привозили к нам металлические изделия, жемчуг, шелковые и бумажные ткани, серебряную монету и иногда хлеб. У соседних кочевых народов русские выменивали коней, овец, волов. Князья наши вообще покровительствовали внешней торговле, потому что она доставляла им разные предметы роскоши или пользы, тогда как их собственные земли были богаты только сырыми произведениями: мехами, медом, воском, кожами, пенькой и т. п.[28]

ИСКУССТВО

Водворение искусств в России начинается вместе с принятием христианства. Первая художественная деятельность была обращена на построение и украшение храмов. Учителями русских в строительном искусстве и иконной живописи были греки, но в Северной России преобладали потом немецкие художники. Из древнейших памятников строительного искусства, наиболее уцелевших до нашего времени, главное место занимают, во-первых, два Софийских собора, один в Киеве, другой в Новгороде, основанные в XI веке, по примеру святой Софии Константинопольской; во-вторых, два соборных храма во Владимире: один во имя Успения Богородицы, построенный Андреем Боголюбским, другой во имя святого Димитрия, построенный Всеволодом III. (Владимирские соборы построены из белого камня, который привозили водой из Камской Болгарии; на наружной стене Дмитриевского собора замечателен красивый пояс, составленный из маленьких полуколонок, и вообще снаружи этот собор представляет образец затейливых лепных, или обронных, украшений.) Из памятников литейного искусства заслуживают внимания бронзовые (немецкой работы) Корсунские врата новгородского Софийского собора. В киевской Софии сохранились еще замечательные мозаичные и фресковые изображения (работы греческой). С XII века летописи начинают упоминать о русских зодчих и живописцах. Так, описывая обновление суздальского храма (1194), летописец с удовольствием замечает как о событии необыкновенном, что обновление совершено только русскими мастерами, без помощи немцев.

Что касается до жилищ русского народа, то они отличались вообще простотою постройки, малым объемом и бедностью внутренних украшений. Это были бревенчатые дома, или хоромы, разделенные на две половины: теплая зимняя изба (собственно «истопка») и холодный летний покой, или клеть; обе половины соединялись между собою сенями, к которым приделывалось крыльцо на столбах. (Такая постройка и теперь сохраняется в нашем сельском быту.) Этой простоте жилищ соответствовала и вся прочая обстановка: деревянная и глиняная посуда, столы и лавки грубой работы, закопченный потолок с палатями, соломенная или тростниковая кровля и пр. Хоромы, или терема, князей, бояр, высшего духовенства и зажиточных горожан отличались от других большим простором, внутренними украшениями и большею опрятностью. Не только здания, но и стены городские делались из дерева, так как леса в изобилии покрывали Россию, а камня было мало. Города подвергались частым и опустошительным пожарам. Оттого-то мы имеем так мало остатков древнего русского зодчества. В одежде народной господствовала такая же простота, как и в жилищах, но в высшем классе заметна наклонность к роскоши и украшениям из драгоценных металлов. Один из летописцев, недовольный современными нравами, приводит в пример первых русских князей.

«Те князья, — замечает он, — не собирали много имения, не утесняли народ пенями, и дружинники их не говорили: мало мне, князь, двести гривен; не надевали на своих жен золотых обручей, но ходили их жены в серебре».

ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ И МОНАШЕСТВО

После Владимира Святого и Ярослава I христианство довольно медленно распространялось между племенами, вошедшими в состав Руси; в особенности были слабы его успехи вдали от главных городов. Позднее других славян обратились к христианству вятичи: только в XII столетии часть их приняла крещение благодаря усилиям святого Кукши, который проповедь свою запечатлел смертью мученика. А в XIVстолетии замечательны апостольские труды святого Стефана Пермского, который водворил христианство между пермяками, или зырянами (и даже изобрел для них особую азбуку, чтобы переводить священные книги на зырянский язык). Самую упорную борьбу с язычеством должны были выдерживать проповедники новой религии на севере; здесь финские волхвы возмущали против них народ, и жители обращались иногда опять к язычеству. Так было в Муромской области, в Ростовской (где епископ Леонтий претерпел мучения, от язычников) и в самом Новгороде. Христианскому духовенству в этой борьбе усердно помогала светская, или княжеская, власть, князья нередко силою оружия уничтожали противодействие волхвов и мятежи язычников.[29]

Вообще народная масса на Руси, так же как и в других европейских землях, по своей необразованности, по своим наивным, еще детским понятиям принимала христианство более внешним образом, чем внутренним, т. е. более обряды новой религии, нежели ее духовную сторону. В народе рядом с христианскими верованиями живут еще прежние языческие предания, приносятся жертвы языческим богам и в честь их совершаются разные празднества (купала, коляда, семик и пр.). Впрочем, под влиянием нового учения эти языческие стихийные божества мало-помалу изменяют свой прежний характер в понятиях народных: то причисляются они к разряду демонов или злых духов, то смешиваются с ангелами и некоторыми лицами святых из Ветхого и Нового Заветов (например, представление об Илье-пророке как виновнике грома и молнии напоминает грозного языческого Перуна). Высшее духовенство в своих проповедях сильно ратует против старинных языческих обычаев и преследует грубые народные игрища: некоторые епископы наказывают священникам отлучать от Церкви непослушных, запрещают погребать людей, убитых на кулачном бою, и т. п. Таким образом, под влиянием христианской Церкви начинается в России постепенное смягчение прежних грубых нравов.

Кроме язычества, укорененного в народной массе, Русская Церковь уже в те времена должна была бороться с новыми учениями, или ересями, возникавшими иногда в среде самого духовенства. Такова была ересь стригольников, которая во второй половине XIV века появилась в области Новгородской.[30]

Церковная иерархия в России устроилась по образцу греческой. Главным духовным лицом был митрополит, который в первые века нашего христианства избирался обыкновенно между греками и ездил на доставление к константинопольскому патриарху. Из русских первым достиг митрополичьего престола Иларион, современник Ярослава I. После татарского нашествия митрополит оставил разоренный Киев и переехал во Владимир на Клязьме, а оттуда его престол в XIV веке перенесен в Москву. Вся Русь в церковном отношении была разделена на епископии, границы которых большею частью совпадали с границами отдельных княжеств. Епископские кафедры также долгое время были занимаемы по преимуществу греками, которые избирались с согласия князя и ездили на по-ставление к русскому митрополиту. По церковным уставам Владимира Великого и Ярослава I духовному суду предоставлены были семейные тяжбы и преступления против нравственности, каковы нарушение брака, оскорбление родителей, оскорбление женской чести, ссоры между близкими родственниками и пр.; доходы с этого суда, или виры, шли в пользу самих судей. Кроме того, на содержание храмов и духовенства назначались разные недвижимые имущества, а некоторые князья отделяли церкви десятину, т. е. десятую часть известных доходов.

Вместе с христианством появилось в России монашество, устроенное также по образцу греческому. Люди, отличавшиеся особенной ревностью к новой религии, отрекались от мира, уходили в леса и начинали вести уединенную жизнь, посвящая ее посту и молитве. Около таких подвижников собирались ученики и составляли монашескую братию; они строили небольшую церковь, несколько келий, обносили их деревянною стеной и вводили у себя монастырский устав. Благочестивые князья покровительствовали монастырям, дарили их разным имуществом, угодьями (рыбными, бортными и др.) и уже с XI века начали давать им населенные земли, т. е. деревни и села. Примеру князей следовали их бояре и другие зажиточные люди, которые делали вклады на молитву о своем здравии и при жизни и на помин души после смерти. Монастыри стали богатеть, украшаться каменными зданиями и дорогою церковною утварью. Число их особенно увеличилось во время монгольского ига — время частых бедствий и разорений, когда монастыри представляли более спокойствия и безопасности, нежели города. Самые знаменитые монастыри Древней Руси были Киево-Печерская лавра, основанная в XI веке, Троицкая лавра и Кириллов-Белозерский монастырь — в XIV веке и Соловецкая обитель — в XV веке.

Вот каким образом положено было основание Киево-Печерской лавры.

Один гражданин города Любеча, Антоний, ходил паломником (странником) в Грецию, на Афонскую гору, и постригся там в монахи. Воротясь в Россию, он поселился недалеко от Киева, в пещере на берегу Днепра. Слава о святости Антония привлекла к нему несколько последователей; он образовал из них монастырскую общину, поставил им игумена, а сам затворился в пещере и не выходил из нее в течение нескольких лет. Монахи сначала жили также в ископаемых ими пещерах (откуда и название монастыря «Печерский»). Великий князь Изяслав! отдал им всю соседнюю гору. Тогда братия построила там монастырские здания. Настоящим устроителем этого монастыря явился второй его игумен, Феодосии. Имея с ранних лет наклонность к монашеской жизни, он тайно ушел от матери; приходил в разные монастыри, но там, видя простоту и худые одежды юноши, не приняли его в число братии. Наконец он поселился в пещерах святого Антония. Феодосии был человек твердой воли, деятельного, энергичного характера. Сделавшись игуменом, он подавал братии пример непрерывных трудов, поста и изнурения плоти: сам носил воду, рубил дрова, топил печи, ходил в ветхой одежде. От братии он требовал безусловного послушания и ввел принесенный из Константинополя общежительный устав Студийского монастыря, который предписывал очень строгие правила и ежедневные труды. Из Печерской лавры этот устав распространился потом и в других русских обителях. Трудясь для монастыря, Феодосии не был чужд и мирским делам: своими советами и поучениями он действовал на князей и бояр. Из Киево-Печерской лавры вышли многие знаменитые проповедники и епископы Древней Руси. Здесь были написаны многие жития святых, монахов того же монастыря. (Сборник этих житий назван «Патерик Печерский».) Основательницами и игуменьями женских обителей нередко являлись благочестивые княгини и княжны (например, святая Евфросиния Полоцкая в XII веке).

Духовенство в России кроме религиозного имело и политическое значение. Князья в важных случаях советуются не с одними боярами и лучшими людьми, но и с духовенством. Во время княжеских междоусобий оно не раз являлось посредником и примирителем враждующих сторон. Находя опору в княжеской власти, оно в свою очередь помогало укреплению этой власти и давало ей религиозное освещение в глазах народа. Православная Церковь с своей стороны немало способствовала слиянию разрозненных дотоле племен в одну русскую народность. Вообще русское православие уже с самых первых веков своего существования обнаружило две главные черты, отличающие его от западного католицизма: оно чуждо властолюбивых стремлений папства и не следовало примеру латинской Церкви, которая силою меча обращала язычников в христианство (и создала такое учреждение, как инквизиция).

ПРОСВЕЩЕНИЕ

Начало христианства на Руси было и началом русского просвещения. Вместе с ним, как известно, русские получили славянскую грамоту, или письменность. Притом религия, принятая от греков, облегчила путь в Россию византийскому образованию, которое весьма заметно отразилось в искусствах, в гражданских уставах и литературе. В то же время при помощи торговли и частых политических сношений в Древнюю Русь проникало влияние западноевропейской образованности, а с Востока могли приходить и некоторые начала арабской культуры. Но в XIII веке с двух сторон Россию облегла дикая татарская орда, наложила на нее иго и надолго задержала развитие русского просвещения. В следующем столетии возникло сильное Литовское государство, которое вместе с Ливонским орденом загородило Россию от Западной Европы, и благодаря только новгородской торговле не были совершенно прекращены их сношения.

Духовенство в Древней Руси было почти единственное грамотное сословие; литературная деятельность развилась под влиянием церковно-визаитийской письменности (помощью болгарских и отчасти сербских переводов) и сосредоточивалась более всего в тишине монастырских келий. Памятниками словесности того времени служат объяснения разных вопросов, относящихся к вере, нравственным правилам и религиозным обрядам, например «Сочинения митрополита Илариона», проповеди Кирилла, епископа Туровского (в XII веке), «Вопросы Кирика, обращенные к новгородскому епископу Нифонту» и др. Далее, до нас дошли многочисленные жития святых (например, «Житие Феодосия, игумена Печерского», написанное Нестором), поучения к детям (Владимира Мономаха), описания путешествия к святым местам («Хождение Даниила Паломника в Иерусалим»), загадочное «Слово о Данииле Заточнике»[31] и пр.

Наиболее видное место между произведениями древнерусской словесности занимают летописи, т. е. погодные записки о событиях. Отцом наших летописцев не совсем верно считался Нестор, монах Киево-Печерской лавры, живший во второй половине XI века[32]. Известная под именем Несторовой, но принадлежащая его современнику Сильвестру, игумену выдубецкому, летопись составлена по образцу византийских летописцев и описывает события русской истории почти до княжения Мономахова. Народные предания служили ей главным источником для истории первых русских князей, потому она отличается иногда характером баснословным, но, чем более события приближаются ко времени самого летописца, тем описание их становится полнее и достовернее. Нашлись люди, которые продолжали летописное дело и записывали события в разных концах России; таким образом явилось несколько местных летописей, именно Киевская, Новгородская, Суздальская, Волынская и др. Сюда заносились часто отрывки из житий святых и украшенные цветами красноречия сказания о каком-либо знаменитом князе или о важном событии, например об Александре Невском, о нашествии Батыя на Рязанскую землю, о Мамаевом побоище и пр.

При некоторых княжеских дворах развивалась историческая поэзия, предметом которой служили подвиги князей и дружины. Образец такой поэзии представляет нам «Слово о полку Игореве»[33].

Самую богатую эпоху в отношении к произведениям словесности составляют XII век и первая половина XIII. Эпоха, последующая за нашествием татар, напротив, очень бедна замечательными памятниками литературы, что ясно указывает на упадок просвещения.

Вообще раздробление Руси на отдельные княжества немало способствовало распространению гражданственности. Князья со своими дружинами разместились по всем углам России; они старались населять свои уделы, строили города, украшали их храмы, покровительствовали торговле и ремеслам, разбирали тяжбы, заставляли переписывать книги и пр. В княжеской дружине находились многие опытные люди, которые побывали в различных краях, видели много земель. Около князей собиралось грамотное духовенство. Но с другой стороны, раздробление Руси помогло диким варварам поработить ее своему игу.

С XIV века удельно-вечевой порядок начинает мало-помалу уступать место другому порядку, единодержавному: между тем как Юго-Западная Русь, собранная великими князьями литовскими, соединяется с Польшею в одно государство, Москва притягивает к себе уделы северо-восточные.

V Юго-Западная Русь подпадает владычеству литовских князей 1315–1340–1377–1386–1430

ЛИТВА

Распадалась на следующие главные племена: собственная литва и жмудь поселились в области Немана; к западу от них, между Неманом и Вислой, обитали пруссы, а к северу — корсь, зимгола и летгола (латыши)[34]. Между тем как на нижнем течении Двины основался Ливонский орден меченосцев, на нижнем течении Вислы около половины XIII века утвердился другой рыцарский орден — тевтонов, которых призвал один польский князь на помощь против пруссов. После отчаянной борьбы пруссы, корсь, зимгола и латыши были завоеваны и силою оружия обращены в христианскую веру, но дальнейшим успехам меченосцев и тевтонов положили предел литовцы, обитавшие по Неману и его притокам.

Живя в стране бедной и глухой, покрытой дремучими лесами и болотами, литовское племя долго оставалось недоступно чужеземному влиянию. Оно успело более развить свою языческую религию, нежели соседние соплеменные ему славяне. Так, мы находим здесь жреческое сословие, весьма важное по своему значению: жрецы назывались вайделотами; по некоторым данным, высшие из них, известные под именем кривитов, избирали главного жреца, или Криве-Кривейто, который будто бы был вместе и верховный судья. Главным божеством почитался Перкун, бог молнии; пред его идолом постоянно пылал священный огонь (Знич); ему иногда приносились в жертву знатнейшие пленники. Князья же занимались преимущественно военными делами; когда умножились войны с соседями, то и власть княжеская стала усиливаться. От набегов беспокойной Литвы много страдали соседние русские княжества, особенно Полоцкое и Волынское. Трубя в свои длинные трубы, на крепких лесных конях литовцы совершали быстрые набеги, жгли селения и уводили жителей в плен. Пока это племя было раздроблено на мелкие владения, русские с успехом отражали его набеги, а иногда платили ему взаимными опустошениями и налагали на него дань. (Литовцы были в то время весьма бедным народом: по невероятному сказанию польских летописцев, они будто бы платили русским князьям дань вениками и ладками.)

В XIII веке в Литве начало развиваться единодержавие.

Хитрый Миндовг, один из литовских князей (или кунигасов), отчасти силою, отчасти коварством успел подчинить своей верховной власти почти всю Литву и захватить некоторые русские области, ослабленные нашествием монголов, например землю ГЬроденскую, или Гродненскую. (Часть земли Кривской, или Полоцкой, еще прежде Миндовга сделалась добычей новых завоевателей.) Только победы Александра Невского и Даниила Романовича остановили на время успехи литовцев. Угрожаемый в то же время со стороны ливонских рыцарей Миндовг притворно принял католическую веру.[35]

Смутный период, наступивший в Литве после Миндовга (и его сына Войшелга), ознаменован по преимуществу борьбою великих князей литовских с удельными за единодержавие. Конец этому смутному периоду и начало новому быстрому возвышению Литвы положил знаменитый Гедимин.

ГЕДИМИН (1315–1340)

Есть предание, будто он был конюшим литовского князя Витена, умертвил своего господина и захватил себе верховную власть, ко по другим, более достоверным известиям, он был просто брат и законный преемник Витена. Необыкновенно умный и предприимчивый, Гедимин искусно воспользовался слабостью и неустройствами Юго-Западной Руси для того, чтобы отчасти подчинить ее литовскому владычеству, отчасти подготовить это подчинение. Так, с помощью родственных связей и договоров он присоединил область Витебскую и приготовил соединение земли Волынской с великим княжеством Литовским.

Жители русских областей охотно признавали над собою владычество Литвы, потому что оно было для них освобождением от тяжелого татарского ига, притом Гедимин не нарушал их внутреннего гражданского устройства и оставил древние права православному духовенству. Многие русские города сдались ему добровольно. Гедимин принял титул великого князя литовского и русского и утвердил свою столицу в городе Вильне, который был построен им на холмистых берегах Вилии. Он много заботился о распространении образованности между полудикими литовцами, даровал ганзейским купцам право беспошлинной торговли в своих владениях и вызывал из соседних земель ремесленников, а завоеванными областями управлял довольно кротко. Гедимин старался родственными союзами связать свой дом с потомством Владимира Великого, дозволяя даже своим сыновьям принимать крещение по греческому обряду и строить христианские храмы в Вильне и Новгородке. Сам же он оставался верен религии предков и умер язычником, смертельно раненный из огнестрельного снаряда при осаде одного рыцарского замка. Тело князя, по древнему литовскому обычаю, было сожжено на костре вместе с его боевым конем и любимым оруженосцем.

ОЛЬГЕРД (1345–1377)

Следуя тому же удельному порядку, который господствовал в Древней Руси и Польше, Гёдимин роздал волости своим семи сыновьям, но при этом стольный город Вильну назначил младшему сыну (Явнуту). Самый умный из братьев Ольгерд соединился с самым храбрым Кейстутом, завладел Вильною и присвоил себе верховную власть над всем Литовским княжеством. Кейстуту он отделил Жмудь и северную часть Литвы (княжество Трокское), а себе взял восточную половину (княжество Виленское). Правление его ознаменовано необыкновенно воинственною деятельностью. Со всех сторон окруженный врагами, Ольгерд почти все время провел в борьбе с соседями и большею частью оставался победителем. Он докончил подчинение Южной Руси, отняв у татар земли Киевскую, Черниговскую, Северскую и Подолию, далеко отодвинул в степи татарские орды и первый начал теснить Северо-Восточную Русь. Но борьба на западе с поляками и двумя рыцарскими орденами (Ливонским и Тевтонским) задержала его стремление на восток. По замечанию русских летописцев, Ольгерд отличался от своих единоверцев большою воздержностью, так что не пил ни вина, ни меда и притом был очень скрытен; отправляясь на войну, он не говорил заранее, куда намерен идти, и потому нередко заставал неприятелей врасплох.

ЯГАЙЛО (1377–1434) И ВВЕДЕНИЕ КАТОЛИЧЕСТВА

Подобно отцу, Ольгерд разделил свое княжество и старший стол отдал среднему сыну Ягеллу, или Ягайлу (рожденному от тверской княжны Юлиании). Последний захватил коварным образом в плен своего престарелого дядю Кейстута и велел его умертвить.[36] Стремясь восстановить единодержавие, он начал преследовать родных и двоюродных братьев, которые большею частью спасались в соседние земли.

Вскоре потом Ягайло крестил литовский народ по католическому обряду и положил начало соединению Литвы с Польшею, что имело весьма важное влияние на дальнейшие судьбы Восточной Европы.

В Литве уже давно действовала христианская проповедь с двух сторон: из католической Польши и православной Руси. Князья литовские, вступая в родственные связи с польскими и русскими князьями, допускали в свою страну проповедников католических и православных. Ожесточенная и беспрерывная борьба с Тевтонским орденом, вводившим христианство силою меча, отвращала литвинов от католичества и возбуждала в них языческий фанатизм.[37] Гораздо успешнее распространялось между ними православие, так как большая часть великого княжества Литовского состояла из русских областей. Вообще завоеватели Западной Руси подверглись сильному влиянию русской образованности (в отношении языка, обычаев и религии). Русский язык сделался господствующим при дворе великих князей литовских и языком государственных актов. В Вильне было уже несколько православных церквей и много русских жителей (часть города называлась Русским концом). Династия Гедимина посредством браков тесным образом была связана с домом Владимира Великого, многие из его потомков и бояр литовских уже исповедовали христианство по восточному обряду. Есть достоверное известие, что сам Ольгерд умер православным благодаря стараниям своей супруги Юлиании тверской и что сын ее Ягайло был воспитан ею в православии (под именем Якова). Таким образом приготовлялось постепенное и мирное слияние литвы с русью в одну русскую народность, но брак Ягайла с Ядвигою открыл путь иному направлению в истории Литвы и Западной Руси.

На польском престоле во второй половине XIV века прекратилась династия Пястов; корона перешла в руки венгерского короля Людовика, а потом досталась его дочери Ядвиге. Желая обратить опасных соседей в верных союзников и соединиться с ними для общей борьбы против немцев, польские вельможи задумали устроить брак своей королевы с великим князем литовским. Юная Ядвига, неравнодушная к австрийскому герцогу, с которым была уже обручена, долго не соглашалась отдать свою руку Ягайлу. Но так как последний обещал принять католическую веру со всем своим народом, то духовенство убедило наконец королеву согласиться на этот брак. В 1386 году Ягайло прибыл в Краков, принял католичество и вместе с рукой Ядвиги получил королевскую корону. Вслед за тем по велению короля окрещена по католическому обряду и большая часть литовского народа. Древний огонь Перкуна в виленском замке погасили; башни, с которых вайделоты возвещали народу прорицания, разрушены; священные змеи перебиты, и заповедные рощи истреблены. Литовцы пришли в ужас, но, видя, что уничтоженные боги безмолвствуют, они усомнились в их могуществе; многие приходили креститься по нескольку раз, привлекаемые новою одеждою из белого сукна, которую давали обращенным. Таким образом, христианство было принято в Литве только внешним образом, а в сущности суеверное простонародье осталось языческим и продолжало чтить своих прежних богов. Попытка нового короля распространить католичество в своих русских областях произвела здесь сильное неудовольствие. Литовцы также не были довольны королем, который поселился в Кракове и окружил себя польскою аристократией, а на соединение с Польшею они начали смотреть как на потерю своей самостоятельности.

Неудовольствием литовцев воспользовался умный и чрезвычайно деятельный Витовт, сын Кейстута. Он вступил в союз с тевтонскими рыцарями и получил от них помощь. Ягайло, утомленный борьбою, согласился уступить Витовту Литву с титулом великого князя (1392).

ВИТОВТ

Продолжал наступательное движение Ольгерда на Северо-Восточную Русь и захватил Смоленское княжество. Его постигла, впрочем, важная неудача на востоке: поход против Золотой Орды, предпринятый с большим отборным войском, окончился страшным поражением на берегах Ворсклы (1399). Зато на западе борьба с Тевтонским орденом увенчалась полным успехом: литовский князь соединился с польским королем и общими силами они сокрушили навсегда могущество рыцарей битвою при Грюнвальде или Танненберге (1410). В ней участвовали полки всех западнорусских княжеств, и особенно отличился Смоленский полк. Этою победою Жмудь была освобождена от крестоносцев. Спустя три года после того Ягайло с польскими панами и Витовт с знатнейшими литвинами съехались на сейм в Городле (на реке Буг). Здесь литвины-католики получили права и привилегии польской шляхты и положено представителям обоих народов съезжаться впредь на общие сеймы для выбора королей польских и для других важнейших дел. Северная часть Литвы, т. е. Жмудь, или Самогития, упорнее других стоявшая за старую религию и за литовскую народность, взбунтовалась и прогнала католических монахов. Но Витовт усмирил жмудинов и силою заставил их принять католическое духовенство.

Витовт усердно старался утвердить самобытность государства Литовского (собственно западнорусского). Его русские области в церковном отношении зависели от московского митрополита. Витовт просил константинопольского патриарха назначить особого митрополита для Западной России, а когда встретил отказ, то обошелся без патриаршего разрешения и велел собору западнорусских епископов поставить на киевскую митрополию ученого болгарина Григория Цамблака (1415). Но старания Витовта обезопасить свое княжество от подчинения Польше находили постоянное противодействие со стороны Ягайла и католического духовенства. Великий князь литовский, между прочим, задумал принять королевский титул из рук германского императора Сигизмунда, но поляки перехватили императорских послов, ехавших к нему со знаками королевского достоинства. Восьмидесятилетний Витовт, уже созвавший многих соседних владетелей праздновать свое коронование, был очень огорчен этою неудачею и вскоре умер (1430).

После того великое княжество Литовское иногда существовало отдельно, но чаще соединялось с Польшею под властью одного короля.[38]

VI Северо-Восточная Русь собирается около Москвы 1147–1328–1340–1363–1380–1389–1425–1462

Во второй половине XIII века и в начале XIV на северо-востоке России появляются три главные княжества, в которых утвердилось потомство Всеволода III и которые долго спорили между собою за первенство. А именно: a) ТВЕРСКОЕ, составленное из волостей, лежавших по верхнему течению Волги и частью отнятых великими князьями суздальскими у новгородцев. Небольшое по своему объему, оно было довольно густо населено и, занимая выгодное положение между Новгородом и Восточною Россией, изобиловало промышленными городами и селами. Замечательные города после Твери: Кашин, Ржев, Зубцов и проч. b) СУЗДАЛЬСКОЕ (в тесном смысле) или НИЖЕГОРОДСКОЕ, занимавшее среднее течение Волги и низовья Оки. Оно обнимало обширное пространство, но с населением довольно редким. Важнейшие города здесь были Нижний Новгород и Суздаль. Владимир на Клязьме продолжал считаться стольным великокняжеским городом в потомстве Всеволода III. c) МОСКОВСКОЕ.

Город Москва в первый раз упоминается летописцем во время борьбы Юрия Долгорукого с племянником Изяславом II, а именно в 1147 году Юрий угощал здесь своего союзника, одного из князей северских (Святослава Ольговича). Баснословное предание говорит, что тут находилось прежде поместье боярина Степана Кучки, что Юрий казнил боярина за какую-то вину и присвоил себе поместье; ему понравилось это место, и он велел построить городок на холме Боровицком, при впадении речки Неглинной в Москву-реку (т. е. там, где находится Кремль. На самом возвышенном пункте этого холма красуется царский дворец. Подле него стоит небольшой храм Спаса на Бору, который своим именем напоминает, что это место некогда было покрыто густым лесом). После Юрия Москва долго оставалась довольно незначительным городом Суздальской области и большею частью управлялась княжескими наместниками.

Основателем Московского княжества был младший сын Александра Невского Даниил, который получил себе в удел Москву с несколькими селами и деревнями. Этот умный, деятельный князь из небольшого удела умел составить довольно сильное владение. Его возвышению много способствовал племянник (Иоанн Дмитриевич), который, умирая бездетным, отказал Даниилу Переяславль Залесский, один из старинных и самых значительных городов Северной России. Потом он отнял у соседей-рязанцев Коломну, а сын его Юрий захватил у смольнян Можайск. (Коломна лежит при устье Москвы, а Можайск — около ее верховьев, следовательно, все течение этой реки находилось теперь в руках московских князей.) Юрий был уже так силен, что вступил в борьбу с тверским князем за старший владимирский стол.

Эта первая борьба Москвы с Тверью, ознаменованная большою жестокостью, продолжалась 24 года (1304–1328) и была окончена в пользу Москвы уже братом Юрия Иоанном Калитою.

ПЕРВАЯ БОРЬБА МЕЖДУ МОСКВОЮ И ТВЕРЬЮ

Великокняжеский владимирский стол по смерти сыновей Александра Невского по праву старшинства должен был перейти к его племяннику Михаилу Ярославичу тверскому, но внук Александра Юрий Данилович московский, не обращая внимания на права дяди, явился ему соперником. Сначала Михаил одержал верх. Однако Юрий упорно преследовал свою цель: он несколько лет хлопотал в Орде, женился, между прочим, на Кончаке, сестре хана Узбека, а потом при помощи подкупленных ханских вельмож заставил вызвать Михаила в Орду, обвинив его в отравлении Кончаки, которая умерла в плену у тверского князя. Михаил был осужден на смерть и зверски замучен почти на глазах своего жестокого племянника. Юрий получил великокняжеский титул, но недолго торжествовал свою победу: он погиб в Золотой Орде от руки сына Михайлова Димитрия по прозванию Грозные Очи. Последний за такое самоуправство был казнен по повелению Узбека.

Смертью соперников вражда не прекратилась. Борьбу продолжали их преемники: с одной стороны брат Димитрия Александр, а с другой — брат Юрия Иоанн Данилович Калита (т. е. кошель с деньгами). Александр получил от хана ярлык на великое княжение, но вскоре навлек на себя его гнев по следующему случаю. В Тверь приехал из Орды посол Чолхан (или Щелкан, как его называл русский народ). Татары, составлявшие его многочисленную свиту, по обыкновению позволяли себе делать гражданам разные обиды и насилия. Тверитяне, выведенные из терпения, подняли мятеж, напали на посольскую свиту, зажгли дом, в котором она оборонялась, и татары погибли в пламени. Калита ловко воспользовался гневом Узбека, чтобы унизить своего соперника; хан дал ему большое войско и поручил наказать мятежников. Тверское княжество подверглось сильному опустошению. Александр удалился во Псков; великокняжеский титул перешел к Иоанну московскому. (Впоследствии Александр погиб в Орде, подобно своему отцу и брату.)

ИОАНН I КАЛИТА (1328–1340)

Представляет собою образец северных князей — собирателей Руси; необыкновенно расчетливый и осторожный, он пользовался всеми средствами к достижению главной цели, т. е. возвышению Москвы на счет ее соседей. Особенно замечательна его политика в отношений к татарам. Калита оказывал всегда полную покорность Узбеку, часто ездил в Орду с дарами и раболепно кланялся хану; он получал от хана помощь в борьбе с соперниками и таким образом самих татар сделал орудием для усиления Москвы. Присвоив себе право собирать дань с удельных князей и доставлять ее в Орду, Калита искусно пользовался этим правом, чтобы увеличить свою собственную казну. Во владениях московского князя водворилась тишина, и народ начал отдыхать после продолжительных смут и разорений, а безопасность привлекла сюда много жителей из соседних областей. Княжество свое Иоанн увеличил новыми приобретениями, которые совершил не силою оружия, а путем мирным, преимущественно деньгами: он покупал у бедных князей деревни, села и даже города.

Важным событием этого княжения было перенесение митрополии из Владимира в Москву. Иоанн умел приобрести расположение митрополита Петра, так что Петр жил большею частью в Москве, а преемник его Феогност поселился здесь окончательно, и Москва сделалась столицей России в церковном отношении. Митрополиты с своей стороны всеми силами помогали возвышению Москвы и употребляли иногда против врагов московского князя духовное оружие, т. е. церковное запрещение. (Например, когда Калита потребовал, чтобы Александр тверской из Пскова ехал в Орду на суд к хану, а псковитяне хотели его защищать, митрополит Феогност по желанию Калиты послал отлучение от Церкви Александру и всему Пскову. Тогда Александр сам оставил Псков.)

СЫНОВЬЯ КАЛИТЫ (1340–1359)

Калите наследовали один за другим его сыновья, Симеон Гордый и Иоанн II. Князья тверской и суздальский напрасно пытались оспаривать у них титул великого князя владимирского: ханы каждый раз решали спор в пользу Москвы. (Князья ее были богаче других и покупали ярлык.) Симеон отличался характером твердым и гордо обращался с удельными князьями, за что и получил свое прозвание. Он умер от моровой язвы, известной в летописях под именем «черной смерти», которая из Азии перешла в Западную Европу, а оттуда на ганзейских кораблях занесена в Россию и истребила здесь множество народа (1353). Иоанн II характером не походил на своих предшественников, потому что был кроток и миролюбив. Ему помогали в управлении старые отцовские бояре, в особенности митрополит Алексей (родом из черниговских бояр), который неоднократно ездил в Орду и умел заслужить ханское благоволение.[39]

ДИМИТРИЙ ДОНСКОЙ (1363–1389)

Те же старые бояре и митрополит Алексей поддерживали сына Иоанна II юного Димитрия, когда его малолетством хотел воспользоваться князь суздальский Димитрий Константинович. После нескольких лет неудачной борьбы с Москвою суздальский князь отказался от притязаний на владимирский стол и потом выдал собственную дочь Евдокию за своего бывшего соперника. Молодой Димитрий скоро дал почувствовать свою силу и другим соседям. Так, например, когда тот же суздальский князь поспорил с родным братом Борисом за Нижний Новгород, Димитрий принял сторону своего будущего тестя и призвал на помощь духовное оружие: святой Сергий, игумен и основатель Троицкой лавры, по поручению митрополита Алексея отправился в Нижний Новгород, запер там храмы и прекратил богослужение. Борис принужден был смириться.

Все княжение Димитрия наполнено непрерывным рядом войн; он удачно воспользовался теми силами, которые тихо и постепенно были приготовлены его предшественниками. Внук Калиты не был так же расчетлив и осторожен, как первые московские князья, и, отличаясь более отважным, более открытым характером, смело вступил в борьбу с Тверью, Рязанью, Литвою и Ордою.

Тверь и Рязань, самые значительные уделы в то время, с опасением смотрели на постоянно возраставшую силу Москвы и, боясь потерять свою самостоятельность, старались помешать этому усилению. Случилось так, что в обоих княжествах современниками Димитрию московскому явились лица, отличавшиеся деятельным, мужественным характером и умением приобрести народную любовь; то были Михаил Александрович тверской и Олег Иванович рязанский. Первый начал войну с помощью зятя своего Ольгерда литовского; три раза выступал Ольгерд в поход и разорял московские волости, однако решительных битв не последовало. Когда же литовцы прекратили войну, Михаил, оставшись один, был побежден; он отказался от притязаний на старшинство и даже признал себя в некоторой зависимости от Москвы (1375).[40] Не так решительна была победа над рязанским князем. Долговременная вражда с ним прекратилась только при помощи духовенства. Тот же святой Сергий отправился в Рязань послом от великого князя московского и, по словам летописи, тихими, кроткими речами так подействовал на сурового Олега, что последний забыл свою вражду и заключил с Москвою вечный мир (1386)

КУЛИКОВСКАЯ БИТВА

Между тем как Московское княжество со времени Калиты постоянно усиливалось, Золотая Орда после Узбека начала ослабевать вследствие внутренних смут и кровавых распрей за ханский престол, а во второй половине XIV века она даже разделилась между несколькими ханами. Димитрий Иоаннович думал, что пришла наконец пора свергнуть ненавистное иго. Он не отказался от своего замысла даже в то время, когда вся Орда снова соединилась под властью Мамая, и открыл враждебные действия против татар. Чтобы смирить московского князя, Мамай послал на него большое войско, но Димитрий встретил войско в Рязанской области и на берегах Вожи разбил его наголову (1378). Мамай пришел в ярость, он стал собирать огромные силы, чтобы напомнить России времена Батыева нашествия. Ягайло литовский обещал соединиться с ним и вместе идти на Москву. Но Димитрий вооружил сильную рать и призвал на помощь подручных ему мелких князей Северной России (ростовских, белозерских, ярославских, муромских и др.).

Перед походом Димитрий с князьями и воеводами отправился в Троицкую лавру принять благословение от Сергия. По сказанию летописцев, святой игумен предсказал великому князю победу, но соединенную с ужасным кровопролитием и по просьбе его отпустил с ним в поход двех своих иноков — Пересвета и Ослябю, которые были прежде дружинниками и отличались воинским мужеством. 20 августа русское ополчение выступило из Москвы, блистая светлыми доспехами, напутствуемое благословением духовенства и окропляемое святой водой. Великий князь с боярами молился в соборе Успенском, кланялся мощам святого Петра митрополита, обошел гробы своих предков в соборе Архангельском, потом сел на коня и выехал из кремлевских ворот с двоюродным братом своим Владимиром Андреевичем. Великая княгиня Евдокия и супруга Владимира с другими княгинями и боярынями провожали своих мужей со слезами и рыданиями. Погода стояла ясная и теплая. Под Коломною Димитрий сделал смотр ополчению; сочли воинов и насчитали более 150 000. В числе подручных князей к русскому войску присоединились со своими дружинами два сына Ольгерда, Андрей полоцкий и Димитрий брянский. Войска переправились через Оку и пошли по Рязанской земле. Князь рязанский Олег, боясь татарского погрома, прикинулся верным подручником Мамая и обещал соединиться с ним против Димитрия. (Однако он уклонился от участия в борьбе и не соединился ни с той, ни с другой стороной.) Когда ополчение приблизилось к Дону, Димитрий собрал на совет князей и бояр и рассуждал с ними, переходить ли реку или ждать татар на этой стороне. Мнения были несогласны: некоторые советовали ждать, но другие, особенно Ольгердовичи, уговаривали смело идти вперед и предупредить соединение Мамая с Ягайлом, который уже шел на помощь татарам. Около того же времени великий князь получил грамоту от игумена Сергия, который снова благословлял его на битву и советовал не терять времени («А поможет ти Бог и Святая Богородица», — писал Сергий). Сторожевые отряды дали знать, что татары уже наступают. Димитрий велел искать броду для конницы, наводить мосты для пехоты, и к вечеру 7 сентября войско начало переправляться через Дон.

На поле Куликовом (при впадении речки Непрядвы в Дон) 8 сентября 1380 года произошла знаменитая битва с татарами. Подобной битвы никогда прежде не бывало на Руси: на пространстве десяти верст кровь лилась рекою; груды трупов мешали движениям конницы; ратники задыхались от тесноты. Великий князь заранее отрядил в засаду часть войска под начальством своего двоюродного брата Владимира Андреевича Храброго и опытного воеводы волынского Боброка. Спрятавшись в соседнем лесу, они наблюдали битву. Пешая русская рать уже полегла костьми, и татары начали одолевать, тогда князь Владимир и воевода волынский со свежим Засадным полком ударили на неприятеля. Разбитые татарские полчища обратились в бегство; русские их преследовали и овладели их богатым станом. Димитрий сражался как простой воин и от сильного утомления лишился чувств, в таком состоянии его нашли лежащим под деревом.

Как ни блистательна была Куликовская победа, она не избавила Россию от ига. Орда была все еще сильна и многочисленна, наполняясь время от времени приливом степных варваров из Средней Азии. В Сарае на месте низверженного Мамая воцарился новый хан, Тохтамыш, который потребовал от русских князей прежней дани и покорности. Когда же они не исполнили его требования, хан спустя два года после Куликовской битвы внезапно явился в пределах Московского княжества, жители которого уже отвыкли от татарских погромов. Димитрий не имел наготове войска, потому что народное ополчение после похода обыкновенно распускалось по домам и возвращалось к мирным занятиям; он удалился на север собирать ратников. Но в его отсутствие Тохтамыш коварным образом захватил столицу, предал ее грабежу и пламени, тогда московский князь снова признал себя татарским данником.

Куликовская битва, однако, имела важное историческое значение: она возвысила упавший дух русского народа, пробудила в нем сознание своего национального единства и надежду на близкое освобождение от иноземного ига; она упрочила уважение к династии великих князей московских. Гордости и самоуверенности завоевателей нанесен удар; ханы поняли, что только быстрым, неожиданным нападением можно принудить Москву к уплате дани.

Димитрий в своем духовном завещании благословил старшего сына Василия не только Москвою, но и великим княжением Владимирским, называя последнее уже своею отчиною. (Он умер еще в полном цвете лет, именно 39. О наружности Димитрия летописец замечает, что он был «крепок и мужествен, телом велик и тяжек зело, бородою и волосами черен, взором же дивен зело».)

ВАСИЛИЙ I (1389–1425)

Подобно Калите, он старался не упускать удобного случая там, где представлялась возможность увеличить свою наследственную область. Он купил у хана Тохтамыша ярлык на княжество Нижегородское и Муромский удел. Когда московские и татарские послы прибыли в Нижний Новгород, главный боярин нижегородский Василий Румянец (подкупленный Москвою) уговорил своего князя Бориса впустить послов в город, а потом вместе с товарищами своими выдал князя москвитянам. Таким образом значительная область без всякого кровопролития была присоединена к Москве. Вообще многие бояре удельных князей охотно переходили в службу более богатого и сильного князя московского.

При Василии Димитриевиче Восточная Россия испытала два татарские нашествия. Первое было сделано Тамерланом, новым монгольским завоевателем, вышедшим из глубины Средней Азии; преследуя разбитого им Тохтамыша, Тамерлан опустошил берега Дона, но от Ельца воротился назад. Другое, более чувствительное для нас нашествие произошло по следующему поводу. Во вторую половину своего княжения Василий поддался влиянию молодых бояр и попытался оставить прежнюю осторожную политику; он думал воспользоваться смутами в Золотой Орде и перестал платить дань. Но старший мурза Эдигей (победитель Витовта на берегах Ворсклы), бывший полновластным лицом в Орде, подобно Тохтамышу, внезапно явился в Московской области, разорил ее и взял большой выкуп со столицы (1408). Великий князь должен был смириться. Кроме того, большой опасности подвергалась Восточная Русь во время Василия I со стороны грозного Витовта. Он покорил Смоленский удел, а потом обнаружил стремление подчинить и самую Москву, хотя Василий был женат на его дочери. Три раза великий князь выступал с войском против тестя; впрочем, до решительной битвы дело не дошло, и соперники заключили мир, по которому река Утра назначена границею между Литовскою и Московскою Русью.[41]

ВАСИЛИЙ II ТЕМНЫЙ (1425–1462)

Первая половина его княжения ознаменована междоусобием (почти единственным в потомстве Калиты). Дядя Василия Васильевича Юрий галицкий не хотел уступить великокняжеский престол племяннику, основываясь на древнем обычае старшинства и на завещаний отца своего Димитрия Донского. Соперники отправились в Орду и представили дело в суд Улу-Махмета, который решил его в пользу племянника.

У Василия московского был боярин Иван Всеволожский, который подкупил ордынских вельмож и очень искусно склонил приговор хана в пользу своего князя. Между тем как Юрий доказывал свои права древними обычаями и ссылался на отцовское завещание, боярин говорил, что Василий ищет великого княжения не по завещанию, а по милости хана, который волен отдать его кому захочет. Василий обещал Всеволожскому жениться на его дочери, но по воле матери своей, гордой Софьи Витовтовны, женился на княжне боровской. Всеволожский отъехал тогда на службу к Юрию и постарался усилить его вражду с Василием. Сюда же присоединилось оскорбление, нанесенное сыновьям Юрия, Василию Косому и Димитрию Шемяке, на свадебном пиру у молодого московского князя.

Здесь один из старых бояр узнал на Косом пояс, украшенный золотом и драгоценными каменьями, который некогда был отдан в приданое за женою Димитрия Донского, но украден во время свадьбы тысяцким Вельямином и подменен другим поясом; переходя из рук в руки то по наследству, то вместе с приданым невесты, он достался наконец Василию Юрьевичу. Боярин, признавший пояс, сказал о нем Софье Витовтовне, а та приказала тотчас снять его с Косого. Братья уехали с пира, поклявшись отомстить за такое оскорбление.

Побуждаемый своими беспокойными сыновьями, Юрий вооружился, изгнал Василия из Москвы и умер здесь великим князем. Сыновья его продолжали борьбу. Захватив в плен Косого, Василий Васильевич приказал его ослепить, но в свою очередь он сам попал в руки Димитрию Шемяке и тоже был ослеплен.[42]

Василий, прозванный Темным, вышел победителем из этой борьбы, продолжавшейся целые 20 лет.

Ему усердно помогали духовенство, бояре и самые татары. На его стороне было и московское население, которому более нравилось наследование по прямой линии, т. е. от отца к сыну, потому что новый порядок доставлял более спокойствия, нежели прежние понятия о старшинстве, подававшие повод к частым распрям. Из событий церковных в княжение Василия Темного замечательно следующее. Когда во Флоренции собрался духовный собор для соединения церквей Западной и Восточной, то московский митрополит Исидор, родом грек, отправился на этот собор и там принял так называемую Флорентийскую унию. По возвращении в Москву он начал поминать папу вместо восточных патриархов. Василий Темный велел посадить его под стражу и судить (1440). Исидор спасся бегством и умер в Риме кардиналом. Он был последний русский митрополит из греков. Преемник его рязанский епископ Иона поставлен в митрополиты собором русских архиереев. Василий II почти уничтожил раздробление Московского княжества между потомками Калиты, но перед смертью по старому обычаю наделил волостями своих младших сыновей. Впрочем, их уделы могли считаться весьма незначительными в сравнении с тою частью, которую получил старший сын Иоанн, бывший в последние годы соправителем отца. Город Владимир назначен ему в отцовском завещании уже без всякого различия с прочими московскими городами.

Итак, обстоятельства, способствовавшие возвышению Москвы, были следующие:

1. Выгодное географическое положение — вдали от сильных внешних врагов.

2. Великорусская народность, отличающаяся смышленым, предприимчивым и упругим характером.

3. Усердное содействие духовной власти и боярского сословия.

4. Целый ряд даровитых личностей на московском столе; их искусная, настойчивая политика и расчетливая хозяйственная деятельность.

5. Покровительство и помощь Золотой Орды.

6. Малочисленность княжеской фамилии (сравнительно с другими отраслями Игоревичей) и отсутствие внутренних междоусобий до времен Василия Темного.

7. Утверждение нового порядка престолонаследия от отца к сыну (или старшинство племянника над дядею) и сочувствие населения этому новому порядку.

8. Раздробление и слабость соседних княжеств, неустройства и разъединение вечевых общин Северной Руси.

ВЕЧЕВЫЕ ОБЩИНЫ

Почти все московские князья со времен Ивана Калиты предпринимали походы на Новгород, заставляли его платить большие суммы за подтверждение старинных вольностей и обязывали ежегодною данью с новгородских волостей (известною под именем «черного бора»). Для борьбы с Москвою новгородцы начали искать союзника в Литве, которая была наследницей Юго-Западной Руси и естественною соперницею Москвы. Со времен Гедимина новгородцы нередко призывали к себе князей из Литвы и давали им города «в кормление» (т. е. доходы от суда и управления). Но великие князья литовские при случае опустошали новгородские земли, брали с Новгорода большие окупы и стремились наложить на него свое господство (особенно много терпел он от Витовта).

Богатства Новгорода служили приманкой для его сильных соседей. Главным источником его благосостояния была обширная торговля. Торговые сношения с Западной Европой имели благодетельное влияние на развитие новгородской образованности. Новгородцы ездили с товарами в Ливонию, Германию и во все русские области, а в Новгороде постоянно жили немецкие купцы и мастера. В летописях мы часто встречаем известия о физических бедствиях, посещавших Новгородский край: страшные пожары опустошали Новгород; весенний лед, шедший из Ильменя в Волхов, нередко срывал мосты, и город терпел от наводнений; мороз побивал в поле хлеб, и происходил голод, от которого гибли тысячи людей; довольно частое моровое поветрие (называвшееся железою) губило их еще более. А между тем благодаря своему деятельному промышленному характеру город богател и украшался каменными храмами с искусною стенной живописью. (Своими постройками особенно известен архиепископ Евфимий в XV веке.) Но общинное устройство Новгорода не выработало твердой правительственной власти и оставляло обширное поле для внутренних смут (хотя в XIV и XV веках известен там Правительственный Совет, составленный из знатных людей). Это обстоятельство было главной причиной слабости в то время, когда новгородцам приходилось отстаивать свою самобытность.

В Новгороде, как и во всех государствах с народным правлением, существовала неизбежная вражда между двумя частями населения: бояре старались захватить общественные дела исключительно в свои руки, а простой народ с завистью смотрел на богатство и значение бояр и во время волнений или дороговизны хлеба мстил им грабежом их домов и житниц. Поводы к народным волнениям большею частию подавало взаимное соперничество знатнейших боярских фамилий, которые спорили между собою за общественные должности, преимущественно за высокий сан посадника. Каждому богатому честолюбивому боярину легко было набрать себе толпу клиентов из беднейших граждан, которые поддерживали его своими голосами на вече. Отсюда частые смены посадников и шумные веча, кончавшиеся иногда открытым междоусобием. Неустройства веча, подкупы голосов и борьба за личные интересы не могли не оказать вредного влияния на народную нравственность. В XV веке слышатся жалобы летописцев на недостаток правого суда в Новгороде, на взятки, частые поборы и притеснения сельским жителям. Беспокойная новгородская молодежь не любила сидеть дома, время от времени собирались вольные дружины и отправлялись в дальние страны за добычей. Хотя эти походы распространяли далеко на северо-восток владычество Новгорода и его колонии, но они нередко вредили новгородской торговле и навлекали месть со стороны соседей. При Димитрии Донском новгородские повольники ходили на Волгу, разграбили Кострому и Нижний Новгород; тогда великий князь с сильным ополчением явился под стенами Великого Новгорода и заставил его заплатить 8000 рублей за разбои вольницы (1386).

После внутренних смут второю причиной политической слабости были соперничество и раздор между различными общинами Северной Руси. Особенно важны были несогласия с богатым Псковом. В половине XIV века псковитяне достигли цели своих стремлений: новгородцы назвали Псков своим «младшим братом» и признали его самостоятельность, т. е. отказались от права дать ему посадников и требовать его духовенство в Новгород на суд архиепископский (1348). Но и после того эти две общины редко находились в согласии, а иногда даже воевали друг с другом. В XV веке псковитяне все более и более подчиняются московскому влиянию и обращаются в Москву за помощью против ливонских немцев (потому что новгородцы не помогали). Из более значительных колоний новгородских Вятка также не хотела признать зависимость от Новгорода и находилась с ним во враждебных отношениях. А Двинская земля, где новгородские бояре владели обширными поместьями, обнаруживала попытки сделаться самостоятельною.[43]

Когда Восточная и Западная Русь собрались в два единодержавные государства, Новгород, не имея твердой правительственной власти, очевидно, не мог долее отстаивать самобытность. Ему осталось выбирать между Москвою и Литвою. На стороне Москвы был могущественный союзник — греческая вера, а вместе с нею и церковная зависимость от московского митрополита. На стороне великих князей московских были также твердая национальная политика и возраставшее самодержавие, тогда как династия Гедимина, приняв католическую веру и заняв польский расшатанный престол, колебалась между интересами великого княжества Литовского (т. е. Западной Руси) и собственно Польши.

КАЗАНЬ И КРЫМ

При Василии Темном произошло окончательное распадение Кипчакской монархии: от Золотой Орды отделились два большие владения — Казань и Крым.

Основателем Казанского царства был тот самый Улу-Махмет, который присудил великое княжество Василию II, но, когда он был изгнан из Сарая и искал убежища в московских пределах, великий князь послал против него войско. Хан удалился в древнюю Болгарию; там он (а по другим известиям, сын его Махмутек) возобновил на берегах Волги разрушенный русскими городок Казань, собрал вокруг себя толпы татар и начал господствовать над окрестными племенами мордвы, черемис, камских болгар и др. (1440). При помощи торговли и выгодного положения Казань скоро сделалась многолюдным, богатым городом, а татары казанские набегами своими часто тревожили соседние русские области. Во время одного из таких набегов они захватили в плен Василия, вышедшего против них с малым отрядом, и только за большую сумму денег хан Улу-Махмет возвратил свободу великому князю.

Еще сильнее Казани была Крымская Орда, которая составилась из татарских улусов в Крыму и на северных берегах Черного моря. Здесь утвердилась династия Гире ев; первый хан этой династии, Азы Гирей, по некоторым известиям, происходил от Тох-тамыша. Крымские татары в продолжение трех столетий терзали Россию внезапными опустошительными набегами.

Кроме того, из Золотой Орды в XIV и XV веках нередко выходили знатные мурзы и царевичи; они со своими дружинами поступали на службу к русским князьям, от которых получали большие поместья и целые города на свое содержание (или «кормление») с обязанностью защищать пределы и по первому призыву являться на помощь. Поселяя эти дружины на юго-восточных границах, московское правительство таким образом самих же татар старалось противопоставить набегам их соплеменников. На берегах Оки, например, явилось особое ханство, Касимовское, которое получило свое название от Касима, одного из татарских служебных царевичей, и находилось в ленной зависимости от великого князя московского.

КАЗАКИ

Во время Василия Темного летописи в первый раз упоминают о казаках (именно рязанских) под 1444 годом. Так назывались легковооруженные ратники, которые служили в южных украинских городах и употреблялись для пограничной стражи, т. е. для наблюдения в степи за движениями татар. Это, собственно, «казаки городовые». Рядом с ними, далее в степях, образовался другой род казаков из русских людей, искавших свободного образа жизни и простора своему молодечеству. В степь убегали преимущественно те, которым тяжела казалась жизнь на родине, например холопы. Мало-помалу они составили независимые военные общины, которые решали свои дела вечем или кругом и сами выбирали себе предводителей (атаманов).[44] Степные или вольные казаки обыкновенно селились на берегах рек, изобилующих рыбою; очень часто они должны были вступать в отчаянную борьбу с соседними кочевниками, а иногда вместе с ними делали набеги на московские и польские владения и вообще не упускали случая пограбить караваны, шедшие с товарами в Россию или из России. По мере того как татарские орды слабели и отодвигались от русских границ, усиливалось и размножалось казачество. В XV столетии оно уже занимало южные украинские степи и распадалось на две главные ветви: на донскую и днепровскую (или малороссийскую); первая образовалась преимущественно из выходцев Московской Руси, а вторая — Литовской.

Отделение второе Русь Московская и Литовская[45] 1462–1478–1480–1505–1510–1533–1547–1552–1582–1584

I Уничтожение удельно-вечевого порядка в Северо-Восточной Руси и успехи монархической власти в Московском государстве

ИОАНН III 1462–1505

Иоанн III (иногда называемый Великим) лучше всех своих предшественников умел пользоваться благоприятными обстоятельствами, и хотя медленным, но твердым и неуклонным шагом он почти всегда достигал своих целей. Его княжение ознаменовано многими важными событиями внешней и внутренней политики. Первое место между ними занимает присоединение к Москве самых значительных уделов Северо-Восточной России.

ПАДЕНИЕ ВЕЛИКОГО НОВГОРОДА

После смерти Василия Темного новгородцы начали нарушать некоторые условия договора с Москвою; раздоры боярских партий между тем усилились. Однажды вече оскорбило московских наместников, великий князь потребовал удовлетворения. В то время одною из самых богатых и знатных фамилий в Новгороде были Борецкие; во главе этой фамилии находилась умная, честолюбивая Марфа, вдова посадника Исаака Борецкого, которая с помощью подкупа составила себе многочисленную партию приверженцев между беднейшими гражданами и посредством их приобрела влияние на решения веча. Побуждаемое партией Борецких, вече положило отдаться под покровительство польского короля Казимира IV и заключило с ним договор на довольно выгодных для себя условиях. Иоанн медлил решительными действиями, а между тем искусно поддерживал несогласия в самом Новгороде, где многие граждане с неудовольствием смотрели на подданство королю-католику. Наконец, дождавшись удобного времени, великий князь с большим торжеством выступил в поход. Он раздавал щедрые милостыни церквам и нищим, приказывал совершать молебствия и вообще придавал своему походу характер религиозный (объявляя новгородцев изменниками православию).

Поход сопровождался опустошением новгородских областей. Вместе с москвитянами шли татарские отряды, тверская дружина, и даже Псков по приказу великого князя послал войско на своего старшего брата. Новгородцы бодро вышли навстречу, но на берегах Шелони потерпели поражение от передовой московской рати, которою начальствовал князь Даниил Холмский (в июле 1471). При встрече с москвитянами конный архиепископский полк отказался от битвы по тайному наказу архиепископа Феофила. Вообще разбогатевшие новгородские граждане не отличались уже ратным духом и не могли устоять в открытом поле против опытных в военном деле московских и татарских отрядов. В числе шелонских пленников находился один из сыновей Марфы Борецкой, которого Иоанн велел казнить вместе с тремя другими боярами. Между тем Казимир IV не присылал никакой помощи, в самом Новгороде поднялась партия московских приверженцев и стала одолевать на вече враждебную сторону Борецких. Когда же от прекращения подвозов вздорожал хлеб, граждане упали духом и послали к Иоанну бить челом о мире; великий князь согласился на мир с условием, чтобы новгородцы заплатили ему 15 000 рублей.[46]

На этот раз он не уничтожил их вечевого устройства и укрепил за собою только право верховного суда. Но пока Новгород сохранял свою самостоятельность, его мирные отношения к Москве не могли быть продолжительны. Спустя шесть лет Иоанн опять рассорился с новгородцами.

В 1477 году новгородские послы приехали в Москву и назвали Иоанна «государем», тогда как прежде новгородцы называли его «господином». Послы поступили так без ведома веча (по поручению архиепископа и бояр, приверженных к Москве). Иоанн послал спросить новгородцев, «какого хотят они государства». Новгородцы подняли страшное волнение, схватили одного боярина, обвиненного в измене, изрубили его на вече топорами, убили еще двух бояр, а некоторые приверженцы Москвы спаслись бегством. Великому князю отвечали, что зовут его по-прежнему господином, а не государем, и били ему челом не нарушать старины. Но Иоанн воспользовался этим поводом, чтобы покончить с новгородским вечем.

Зимою 1478 года великий князь предпринял другой поход на Новгород с таким же многочисленным войском. На этот раз он осадил город без битвы. Московская партия, главою которой был владыка Феофил, опять взяла верх, и граждане снова просили мира. Но теперь Иоанн не хотел мириться на прежних условиях. «Хочу властвовать в Новгороде, как властвую в Москве, — сказал великий князь. — В нем не должно быть ни веча, ни посадника, а будет только моя государева воля». После многих переговоров новгородцы согласились и присягнули Иоанну как своему полновластному государю. Вечевой колокол и престарелая Марфа-посадница были отправлены в Москву. Однако волнение в Новгороде после того долго не прекращалось, потому что граждане не могли скоро забыть о своей прежней вольности. Иоанн принял самые решительные меры: он казнил зачинщиков v.смут, перевел несколько тысяч новгородских семей в восточные города, а на место их переселил купцов и детей боярских из Московской области, чем ослабил сторону, враждебную Москве, и усилил партию ее приверженцев. Кроме того, по поводу ссоры с городом Ревелем великий князь велел захватить в своих владениях до 50 ганзейских купцов, бросить их в тюрьму, а товары их отобрать в казну; торговля с Ганзою почти прекратилась, что нанесло окончательный удар благосостоянию Новгорода.

ПРИСОЕДИНЕНИЕ ТВЕРИ И ДРУГИХ ОБЛАСТЕЙ

Последним тверским князем был Михаил Борисович, родственник Иоанна (по жене) и некоторое время его союзник. Но, когда Новгород был покорен, тверской князь, видя себя со всех сторон окруженным московскими владениями, начал опасаться за свою самостоятельность и думал обеспечить ее союзом с Казимиром IV. Узнав о сношениях Твери с Литвою, Иоанн объявил войну Михаилу Борисовичу; обманутый надеждою на литовскую помощь, последний не решился оружием защищать свои права и убежал в Литву (1485). Таким образом Тверь без всякого кровопролития была присоединена к Москве, а князья мелких тверских уделов и бояре тверские поступили на службу к Иоанну III. Далее, Иоанн присоединил удел Верейский, наследовал волости двух братьев своих, умерших бездетными, и отнял удел у третьего (Андрея Большого), которого за непокорность велел заключить в темницу, где он и умер. Часть Рязанской области также перешла в руки Иоанна. Таким образом в Северо-Восточной России остались неприсоединенными только Псков и другая часть Рязани, которые безусловною покорностью великому князю сохранили еще на некоторое время тень своей самостоятельности. Вообще в княжение Иоанна московские пределы далеко распространились на север и восток: так, окончательно была покорена Вятская община, завоеваны земли Пермская, Печорская и Югорская, московские отряды переправлялись за Уральский хребет и на лыжах доходили до берегов Оби.

УНИЧТОЖЕНИЕ ТАТАРСКОГО ИГА

Зависимость от Золотой Орды существовала уже более по имени, нежели в действительности: она состояла в том, что великий князь посылал иногда хану небольшую дань и честил его послов. Но Иоанн задумал уничтожить и самую тень постыдного ига. Он воспользовался взаимною ненавистью ханов Крымской и Золотой Орд и заключил тесный союз с Менгли-Гйреем, потом прогнал из Москвы послов сарайского хана Ахмата и навсегда отказал ему в дани. Ахмат выступил в поход, условившись с Казимиром IV вместе напасть на Московское княжество. Но союзник Иоанна Менгли-Гирей сделал набег на Литву и отвлек Казимира. Сам великий князь с многочисленными силами встретил татар на берегах Угры; ни то ни другое войско, однако, не хотело перейти реку, Иоанн в этом случае осторожность свою довел до крайности. Тщетно народ изъявлял негодование. Ростовский архиепископ Вассиан, духовник Иоанна, в особом послании к великому князю уговаривал его не внимать советам некоторых малодушных бояр и приводил пример предка его Димитрия Донского (а малодушные бояре напоминали пленение отца его Василия казанцами). Иоанн не решился первый начать битву и, когда река стала покрываться льдом, велел отступать (1480). Ахмат не преследовал русских и воротился назад, он вскоре был убит одним из татарских князей. Сыновья его, однако, не оставляли своих притязаний на московскую дань, пока верный союзник Иоанна Менгли-Гирей после кровопролитной борьбы не разрушил окончательно Кипчакского царства (1502).

Таким образом, монгольское иго прекратилось, но вредные следы его долго еще жили в русском народе. Оно способствовало огрубению нравов, порче народного характера, угнетению низших классов и распространению в России многих обычаев, свойственных деспотическим азиатским, государствам.

БОРЬБА С ЛИТВОЮ

Повод к неприязненным столкновениям между Москвою и Литвою подали мелкие пограничные князья Чернигово-Северской области, которых Иоанн умел привлечь на свою сторону; они стали отделяться от католической Литвы и переходить со своими городами в подданство единоверного князя московского. Тщетно Казимир требовал, чтобы ему воротили назад города; он умер, приготовляясь к войне с Москвою. Старший сын его сделался польским королем, а младший, Александр, — великим князем литовским. В надежде отклонить Иоанна III от враждебных замыслов Александр женился на его дочери Елене и уступил ему часть северских уделов (Новосильский, Белевский, Одоевский, Воротынский и др.).

Неудовольствия, однако, не прекратились: возобновился и переход удельных князей к единоверной Москве. Иоанн первый объявил войну, и воевода его Даниил Щеня нанес неприятелям сильное поражение близ Дорогобужа (1500); начальник литовского войска гетман Константин Острожский попал в плен со всею артиллерией. В следующем году союзник Александра магистр Ливонского ордена Плеттенберг, который сумел на короткое время воскресить древнюю славу рыцарей, разбил псковское ополчение при Изборске, но пришли московские войска и разорили Ливонскую землю. Наконец Александр, по смерти старшего брата снова соединивший под одною короною Литву и Польшу, заключил с Иоанном шестилетнее перемирие; Северская область осталась в руках москвитян (1503).

БРАК С СОФЬЕЙ ПАЛЕОЛОГ И ЕГО СЛЕДСТВИЯ

После завоевания Византии турками племянница последнего греческого императора (дочь морейского деспота Фомы) царевна Софья с отцом и братьями нашла убежище в Риме. Папа предложил руку Софьи овдовевшему Иоанну, надеясь при ее помощи войти в дружеские отношения с Москвою и подчинить себе Русскую Церковь. Предложение было принято, царевна прибыла в Москву и вступила в брак с великим князем (1472), но папа обманулся в своих видах на подчинение Русской Церкви. Софье приписывают важное влияние на дальнейшую московскую политику. Говорят, по ее настоянию Иоанн отказался платить дань Золотой Орде и окончательно уничтожил иго; кроме того, гордой византийской принцессе не нравилась простота, которая господствовала в образе жизни московских князей, и она побудила супруга окружить себя большим блеском и величием.

Старые бояре, привыкшие запросто обходиться с великим князем, скоро заметили, что он начал держать их в почтительном отдалении, сделался строг и взыскателен; приписав такую перемену Софье, они стали питать к ней сильное нерасположение, которое обнаружили особенно по поводу вопроса о престолонаследии. От первой супруги великого князя Марии тверской у него был сын Иоанн Молодой, который считался наследником московского престола и принимал уже деятельное участие в делах правления, но вдруг он занемог и скончался, к великому огорчению отца и народа (1490). От его брака с Еленою, дочерью молдавского господаря, остался сын Димитрий. Тогда был поднят вопрос о том, кому наследовать престол: Димитрию или Василию (старшему сыну Софьи Фоминишны)? Бояре, враждебные греческой царевне, приняли сторону первого; они обвиняли Василия с матерью в неприязненных замыслах против великого князя и так успели настроить Иоанна, что он велел заключить под стражу сына, удалил от себя Софью и торжественно венчал внука Димитрия на великое княжение (1498). Но спустя несколько времени обнаружились происки бояр, что навлекло на них гнев великого князя; особенно пострадали при этом случае две знатные фамилии — князья Патрикеевы и Ряполовские: первых постригли в монахи, а одному из Ряполовских отрубили голову. Иоанн помирился с Софьей, объявил наследником Василия, а внука посадил под стражу.

В связи с этими семейными раздорами и придворными партиями появилась в Москве так называемая жидовская ересь, отвергавшая учение о Святой Троице, почитание икон, святых и т. п. Эта ересь сначала обнаружилась в Новгороде (и, по некоторым известиям, будто бы была привезена с юга, из Киева, жидом Захарием, но в Новгороде и прежде существовала подобная же ересь стригольников). Из Новгорода вместе с некоторыми духовными лицами ересь перешла в Москву. Тут в числе ее тайных последователей были архимандрит Симонова монастыря Зосима, который пользовался благосклонностью Иоанна III и даже был возведен в сан митрополита, потом Елена, невестка великого князя, и его любимый дьяк Федор Курицын. Архиепископ новгородский Геннадий первый открыл гонение на ересь; с ним соединился основатель Волоколамского монастыря красноречивый Иосиф Санин, который написал против еретиков многие обличительные проповеди. (Собрание их известно под именем «Просветителя».) Между тем как партию еретическую поддерживала при дворе Елена, жена Иоанна Молодого, православная партия нашла опору в Софье. Долго великий князь не принимал решительных мер против ереси и только в 1504 году, уже по смерти Софьи, созвал духовный собор, после которого одни из уличенных в ереси были всенародно сожжены в клетке, другим отрезали языки, многих заключили в тюрьму или разослали по монастырям. Ересь, однако, не уничтожилась.[47]

Брак с Софьею способствовал возобновлению сношений между Россией и Западной Европой, прекратившихся (за исключением Новгорода) во время монгольского владычества. Иоанн начал заботиться об украшении своей столицы каменными зданиями и с этой целью выписал из Италии разного рода художников и мастеров; самым известным между ними сделался архитектор Аристотель Фиоравенти, строитель московского Успенского собора. В то же время были построены каменные соборы Архангельский и Благовещенский, каменный великокняжеский дворец, Грановитая палата (служившая для торжественных придворных церемоний), новые стены с красивыми башнями около Московского Кремля и каменные крепости в некоторых других городах. Кроме того, иностранные мастера лили пушки, открыли серебряную руду в Печорском крае, чеканили монету и пр.[48] Начались и дипломатические пересылки московского правительства с европейскими дворами. Так, Иоанн менялся посольствами с венгерским королем и германским императором, которые искали союза Москвы против Польши и Турции; с Данией завязались сношения вследствие общей вражды против Швеции; с Венецией и турецким султаном великий князь сносился ради торговых интересов. На печатях великокняжеских при Иоанне появляется двуглавый орел — герб византийских царей (а прежде встречается по преимуществу изображение Георгия Победоносца). Под влиянием византийских преданий в эту эпоху у московских книжников стало слагаться представление о Москве как третьем Риме, т. е. начали считать ее преемницею Константинополя или второго Рима.

СУДЕБНИК

Из памятников правительственной деятельности Иоанна III замечательно издание Судебника (1497), который был составлен дьяком Гусевым на основании Русской Правды, судных грамот и обычаев московского судопроизводства. По этому Судебнику в областях суд производят наместники и волостели (из бояр или детей боярских) в присутствии «дворского» (княжеский чиновник), местного старосты и выборных из лучших людей. За «лихие дела» (т. е. уголовные преступления) назначена смертная казнь, т. е. публичное наказание кнутом на торгу. Судьям выдается от каждого дела известная пошлина с подсудимых, а давать им посулы (взятки) запрещено, о чем велено «прокликать» по торгам во всех городах Московской и Новгородской земель. В тяжбах дозволяется решать дела полем или поединком.[49] Издание Судебника находилось в связи с уничтожением уделов; присоединяя русские области, великий князь московский мало-помалу отменяет областные отличия и вводит везде московское судопроизводство и управление. На Судебнике отразилось влияние татарских нравов; сюда относятся пытка, кнут и вообще телесные наказания, которые в Русской Правде не встречаются. Далее великий князь много заботился об умножении военных сил, принимал в свою службу немцев и литвинов, знающих военное ремесло, и первый завел в России значительную артиллерию.

Иоанн III не решился, однако, совсем отменить древний обычай наследования в своей семье и отделил младшим сыновьям особые волости, но они не имели права чеканить монету или входить в сношения с иноземными государями и по слабости своих уделов не могли быть опасными единодержавию, которое все более и более утверждалось в Московской земле.

ВАСИЛИЙ III. 1505–1525 ПОСЛЕДНИЕ УДЕЛЫ

Уступая талантами своему отцу, Василий тем не менее с успехом продолжал его политику в отношении к удельным князьям, к соседним государствам и собственным подданным. Он окончил начатое его предшественниками собирание Северо-Восточной Руси, присоединив к Москве остальные уделы, сохранявшие еще тень своей самостоятельности, т. е. Псков, Рязань и Северское княжество.

В Пскове, так же как в Новгороде, происходили частые смуты вследствие вражды лучших людей с простыми гражданами, что подавало повод великому князю вмешиваться в их внутренние дела. Сюда со времен Иоанна III присоединились распри веча с московскими наместниками и жалобы великому князю на притеснения его чиновников. Василий III воспользовался одною из таких распрей и уничтожил Псковское вече (1510).

Великий князь приехал в Новгород и здесь начал разбирать дело своего наместника князя Репни-Оболенского с псковскими гражданами, обе стороны жаловались друг на друга. Василий велел призванным из Пскова посадникам и лучшим людям собраться на княжем дворе для суда с наместником, но тут они вдруг были схвачены и заключены под стражу. Один псковский купец в то время ехал в Новгород, узнав дорогой об участи посадников, он бросил товар и поскакал назад известить своих сограждан. Страх и тоска овладели псковитянами, когда они поняли, что настал конец их вольности. Собралось вече и долго рассуждало о том, какие меры должно принять в таких обстоятельствах. Порешили, однако, что сопротивление силою бесполезно, и послали гонца к Василию, бить челом, чтобы он смиловался над своею отчиною. В ответ на это челобитье приехал дьяк Далматов и объявил гражданам от имени великого князя два требования: первое, чтобы веча вперед не было, и второе, чтобы во всех псковских городах были московские наместники. Сказав свою речь, дьяк сел на вечевой степени и дожидался ответа. Псковитяне так были поражены горем, что от слез едва могли говорить. Они попросили сроку на размышление до следующего утра, но весь остальной день и всю ночь провели только в слезах и с рыданием обнимали друг друга. На рассвете следующего дня в последний раз граждане собрались на вече, они объявили послу, что не хотят принимать на себя грех кровопролития и во всем покоряются государю своему великому князю. Тогда сняли вечевой колокол у соборной церкви Святой Троицы и Далматов повез его в Новгород к Василию.

После того триста семейств лучших псковских граждан отправлены в другие московские города, а на их место прислано столько же купеческих семейств из восточных городов. Одною из первых мер московского правительства было введение во Пскове внутренних пошлин (прежде здесь была торговля беспошлинная)[50].

Точно так же без борьбы присоединены были и другие уделы.

Молодой рязанский князь Иван Иванович задумал уничтожить свою зависимость от Москвы; он вступил в тайные сношения с крымским ханом и с польским королем Сигизмундом I, надеясь получить от них помощь. Узнав об его замыслах, великий князь подкупил главных советников Иоанна и пригласил его на свидание к себе в столицу. Лишь только рязанский князь явился в Москву, как его отдали под стражу, а в рязанские города посланы московские наместники (1520). В следующем году при нашествии крымцев Ивану удалось бежать к Сигизмунду в Литву, куда обыкновенно спасались удельные князья, не хотевшие подчиниться Москве, и недовольные московские бояре. С Рязанскою областью было поступлено так же, как с Новгородом и Псковом: многие семьи помещиков переведены из Рязани в Москву, а их поместья розданы московским боярам и детям боярским. Последним князем Новгорода Северского был Василий Шемякин (внук Шемяки); когда, обвиненный в тайных сношениях с Литвою, он приехал в столицу для оправдания, его заключили под стражу, а Северское княжество присоединили к Москве (1523)[51].

ВОЙНА С ЛИТВОЙ И ТАТАРАМИ

Главным виновником войны с Сигизмундом I был знатный западнорусский вельможа Михаил Глинский, который передался на сторону Василия и побудил его начать враждебные действия (1507). Война, прекратившаяся спустя несколько месяцев, возобновилась через четыре года с большею силою. Самые замечательные ее события были: во-первых, взятие Смоленска москвитянами под личным начальством великого князя (1514); во-вторых, сильное поражение, которое московские воеводы в том же году потерпели близ города Орши. Начальником неприятелей в этой битве был Константин Острожский, успевший спастись бегством из московского плена. Наконец, в 1522 году заключено перемирие и Смоленск, более ста лет находившийся под владычеством Литвы, остался за Москвою.

Со времен Василия начинаются опустошительные набеги на Россию крымских татар, которых при Иване III удерживал его союзник Менгли-Гирей. Сын и наследник Менгли-Гирея Махмет, подкупленный польским золотом, сделался заклятым врагом Москвы. Его вражда еще более усилилась по поводу казанских дел. Воеводы Ивана III привели Казань в зависимость от Москвы, но зависимость эта была весьма непрочная: при удобном случае казанцы от нее отказывались, нападали на русские области, грабили и убивали приезжавших к ним русских купцов. Когда прекратилась в Казани династия Улу-Махмета, Василий назначил туда ханом одного из служебных татарских царевичей (Шиг-Алея касимовского). Но казанские вельможи снеслись с Махмет-Гиреем и призвали к себе на престол его брата. Вслед за тем Махмет-Гирей со своими полчищами бросился на Россию, опрокинул сторожевых воевод, стоявших на Оке, и подступил к столице; с ним соединились казанцы, ногаи и днепровские казаки (под начальством атамана Дашковича). Застигнутый врасплох, великий князь удалился в Волоколамск собирать войско. Махмет-Гирей, однако, недолго простоял под Москвой и воротился в Крым, уводя с собою множество пленников (1521).

По некоторым известиям, крымский хан только тогда согласился отступить от столицы, когда московские воеводы выдали ему грамоту, в которой именем великого князя обязались платить ежегодную дань. На возвратном пути Махмет-Гирей остановился у Переяславля Рязанского, где в то время начальствовал мужественный воевода Хабар. Рассказывают, что хан хотел захватить город хитростью и, завязав переговоры, велел показать Хабару московскую грамоту, но тот, получив грамоту, вдруг приказал открыть пальбу, и рязанский пушкарь Иордан, родом немец, удачным выстрелом положил на месте множество татар. Хан поспешил уйти от города, а постыдная грамота осталась в руках Хабара. Последний был потом награжден саном боярина, и подвиг его приказано записать в государственную летопись.

Махмет вскоре был убит ногайскими мурзами, а Василий, оправившись от нашествия, изгнал Гиреев из Казани и посадил там другого татарского царевича, который обязался быть присяжником (т. е. вассалом) московского государя. В То же время великий князь запретил русским купцам ездить на Казанскую ярмарку и положил начало знаменитой Макарьевской (теперь Нижегородской) ярмарке.

ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

Неудовольствия бояр (на перемену в обхождении великого князя), начавшиеся при Иване III, еще более усилились при Василии, который не терпел противоречий и только для виду отдавал дела на обсуждение Боярского совета или думы. Знатные лица, слишком явно выражавшие свое неудовольствие, подвергались строгому наказанию. Так, князь Василий Холмский, женатый на сестре государя, отправлен в заточение. Некто Берсень-Беклемишев вздумал громко жаловаться на то, что великий князь следует новым обычаям, привезенным его матерью Софьей, и что он решает все дела, «запершись сам-третей у постели». Берсеню за такие речи отрубили голову. (Два лица, с которыми Василий сам-третей решал государственные дела, были: любимый его дворецкий Шигона Поджогин и один из приближенных дьяков.) Митрополит Варлаам, не одобрявший поступков Василия, лишился своего сана и заточен в монастырь. Барон Герберштейн, бывший в Москве послом от германского императора, говорит в своих любопытных записках о России, что Василий властию над подданными превосходил всех монархов в свете. Пышность великокняжеского двора, заведенная Иваном III, при Василии увеличилась.

В торжественных случаях, например при приеме послов, он являлся на возвышенном троне в платье, усыпанном драгоценными камнями, и в золотой Мономаховой шапке. У трона его стояли рынды или оруженосцы, выбранные из молодых красивых бояр, одетые в белые атласные кафтаны и вооруженные серебряными топориками; кругом на скамьях сидели бояре в дорогих одеждах и высоких меховых шапках.

Супруга великого князя Соломония (из рода Сабуровых) была бездетна, а между тем Василий не хотел, чтобы престол после его смерти перешел к кому-либо из братьев, которых он считал людьми неспособными, и сильно желал иметь собственное потомство. Поэтому великий князь заключил Соломонию в монастырь и с разрешения митрополита Даниила женился на Елене, племяннице литовского выходца князя Михаила Глинского (1526). Многие бояре и духовные лица были недовольны таким поступком, особенно вооружался против развода старец Вассиан Косой (один из князей Патрикеевых, постриженных в монахи); его поддерживал другой монах, знаменитый своею ученостью Максим Грек, который был призван в Москву с Афонской горы для перевода церковных книг с греческого языка. Вассиана и Максима обвинили в некоторых преступлениях против Церкви и заточили в дальние монастыри.

ИОАНН IV ГРОЗНЫЙ. 1533-1584 ЕЛЕНА И ВРЕМЕНА БОЯРСКОГО САМОВЛАСТИЯ

После Василия остались два малолетних сына, Иоанн и Юрий. Народ присягнул Иоанну, правительницей была объявлена мать его Елена, женщина с умом и решительным характером. Наибольшею ее доверенностью пользовался молодой князь Телепиев-Оболенский. Разного рода интриги и крамолы не замедлили обнаружиться при московском дворе; жертвою этих интриг, между прочим, сделались братья покойного государя Юрий дмитровский и Андрей старицкий; их обвинили в честолюбивых замыслах и заключили в темницу, где они окончили свою жизнь. Та же участь постигла дядю Елены Михаила Глинского, который хотел играть первую роль при дворе и не мог ужиться в мире с Оболенским. Правление Елены, не отмеченное никакими особенно важными событиями внутренней или внешней политики, продолжалось пять лет; говорят, ее отравили бояре (1538); Телепнева-Оболенского они после того немедленно бросили в темницу и там уморили голодом.

Наступило десятилетнее самовластие бояр, ознаменованное взаимною борьбою правителей и угнетением, которое причиняли народу их клевреты. Первое место между боярами заняла фамилия князей Шуйских (потомки удельных суздальских), и во главе Боярской думы стал Василий Шуйский, человек способный, но жестокий[52].

Впрочем, Василий Шуйский скоро умер, а после него власть перешла в руки князя Ивана Вельского (из потомков Гедимина), который управлял государством довольно кротко и искусно, но, к сожалению, недолго. Шуйские, имевшие на своей стороне многочисленную партию, свергли его и опять завладели правлением. Они мало заботились о внешней безопасности России и расхищали государственную казну, а родственникам своим и приверженцам раздавали главные правительственные должности, позволяя им грабить и притеснять народ.

Между тем подрастал молодой государь. Иоанн имел от природы необыкновенно живые способности и пылкий, впечатлительный характер; к несчастию, никто не позаботился дать ему хорошее воспитание. Бояре обходились с ним грубо, делали его свидетелем позорных сцен, часто оскорбляли самолюбие дитяти и тем ожесточали его сердце. С ранних лет уже Иоанн начал обнаруживать большую жестокость, которая проявлялась и в самых детских его забавах; так, он находил удовольствие мучить животных или, разъезжая иногда с толпою сверстников по улицам Москвы, со смехом давил конями встречавшихся людей и т. п. Бояре нисколько не старались исправлять дурные наклонности Иоанна, напротив, поощряли его к подобным забавам, лишь бы отклонить от вмешательства в их управление; таким образом, они сами себе приготовили грозу. В первый раз Иоанн показал себя самодержавным государем, когда ему было тринадцать лет: он вдруг велел схватить гордого князя-правителя Андрея Шуйского и отдал его на растерзание своим псарям. Господство Шуйских окончилось; на их место заступили дяди государя по матери, князья Глинские, и несколько лет еще продолжались беспорядки боярского управления.

ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ИОАННА IV

1547 год был замечательным годом Иоаннова царствования. В январе государь торжественно короновался и принял титул царя, имевший по понятиям того времени высшее значение, нежели титул великокняжеский. Вслед за тем молодой царь вступил в брак, и выбор его пал на Анастасию Романовну, дочь боярина Романа Юрьевича Захарьина. Умная Анастасия умела приобрести благодетельное влияние на своего супруга, который ее горячо любил.

Спустя несколько месяцев в Москве произошел большой пожар. Подобное бедствие не считалось редкостью в столице при тесной, беспорядочной постройке ее деревянных жилищ и обыкновенно скоро забывалось по изобилию в лесе и по легкости, с которой опять воздвигались из пепла погоревшие улицы. Но пожар 1547 года в июне месяце был особенно силен: сгорела большая часть города, причем погибло много народа. Царь с семейством уехал в ближнее село Воробьеве. А между тем московская чернь подняла мятеж, обвиняя в поджоге родственников царя — Глинских. Слух этот, вероятно, был распущен враждебными им боярами. Один из братьев Глинских думал спастись от народной ярости в Успенском храме, но толпа нашла его там и умертвила; слуги его были также перебиты, а дом разграблен. Мятежники явились в самом Воробьеве и требовали остальных Глинских. Иоанн велел схватить зачинщиков и казнить. Тогда мятеж утих.

Событие это произвело сильное впечатление на молодого государя. Он оставил праздный образ жизни, посвященный забавам, и обратил свое внимание на деятельность правительственную. С тех пор главное место в совете заняли два достойных мужа: протопоп придворного Благовещенского собора Сильвестр и один из царских спальников, Алексей Адашев, возведенный потом в сан окольничьего.

Для рассуждения о лучшем устройстве гражданских дел Иоанн созвал в Москву выборных людей от разных сословий государства (Земский собор). Перед началом совещания однажды в воскресный день царь, сопровождаемый духовенством, вышел на Красную площадь, покрытую народом, и. с Лобного места произнес речь, в которой описал беспорядки и бедствия, происшедшие во время его малолетства от самовластия бояр; в заключение он просил народ забыть все прошлое, обещая ему вперед правосудие и защиту от притеснителей. Тогда же был составлен новый Судебник, более полный и определенный, нежели Судебник Ивана III (1550). В следующем году царь созвал духовный собор и поручил ему обсудить меры к улучшению духовного сословия и к исправлению народной нравственности. (Статьи, которые обсуждались на этом соборе, разделены на сто глав, а потому он известен в истории под именем Стоглавого.)

Далее Иоанн хотел ограничить злоупотребления областных правителей (наместников и волостелей). На содержание их обыкновенно назначались поборы с самих жителей деньгами или разными припасами и доходы с подсудимых, что называлось вообще кормлением; но корыстолюбивые правители часто переступали пределы законных поборов и притесняли народ своим неправосудием, следствием чего были беспрестанные жалобы. Московское правительство поэтому установило, чтобы городские и сельские общины сами выбирали себе судей и правителей; новые выборные власти получили названия губных (или окружных) старост, излюбленных голов, земских судей и пр.; выборным людям от самих общин поручены были раскладка и сбор податей, поимка и казнь воров и разбойников. В некоторых областях Иоанн даже совсем отменил великокняжеских наместников и волостелей. Кроме того, он старался ограничить власть вельмож как в областях, так и в высших правительственных местах (т. е. московских приказах) тем, что поручал заведование гражданскими делами преимущественно дьякам.

Потом царь сделал попытку более точным образом определить, в каких случаях может быть допускаемо местничество. Так назывался укоренившийся тогда в Московском государстве обычай считаться знатностью рода при занятии места в войске, в областном управлении, в придворных церемониях, за царским столом и пр.; подобный обычай подавал повод к беспрестанным спорам и особенно вредил военному делу, потому что приходилось назначать главными воеводами людей не самых способных, а самых знатных. Этот обычай получил начало с того времени, как удельные князья стали вступать в службу великих князей московских. Княжеские роды старались занимать места выше боярских, а боярские старые роды — выше молодых.

ВЗЯТИЕ КАЗАНИ. КРЫМЦЫ

В Казани со времен Василия III боролись две партии: московская и крымская, вследствие чего происходила частая перемена ханов. В правление Елены там утвердился хан из крымской династии (Сафа-Гирей). Когда он умер, казанцы снова признали свою зависимость от Москвы, но им не понравилось жестокое правление московского присяжника Шиг-Алея; партия, враждебная русским, взяла верх и призвала на престол ногайского царевича Едигера. Тогда Иоанн решил покончить с Казанью.

В 1552 году он предпринял поход и окружил город 150000 воинов, в числе которых находились стрельцы (постоянная пехота, впервые появившаяся около того времени в московском войске). Казанцы, подкрепленные многими мусульманскими витязями из Крыма, Астрахани, даже из отдаленной Турции и Персии, защищались с удивительным мужеством, и осада продлилась на шесть недель. Из московских воевод в этой осаде наиболее отличились князья Воротынский, Курбский и Горбатый-Шуйский. Наконец 2 октября после отчаянной обороны город был взят приступом.

Князь Андрей Курбский, один из героев осады, в своих записках так рассказывает о штурме Казани: Перед самым солнечным восходом взорвало большой подкоп (в 48 бочек пороху) и обрушилась часть городской стены. Русское войско, заранее приготовленное, со всех сторон ударило на город. Татары встретили русских выстрелами из пищалей и тучею стрел; лили на них кипящую воду и скатывали бревна. Однако осаждающие влезли на стены и ворвались в город. Но тут многие из них, увлеченные корыстью, оставили битву и принялись грабить дома и лавки. Заметив это, казанцы удвоили усилия и потеснили осаждающих назад из города. Корыстолюбцы обратились в бегство с криком «секут! секут!». Но храбрейшая часть войска устояла на месте. Между тем опытные мужи, окружавшие Иоанна, взяв его коня за узду, поставили его близ главных городских ворот и подняли над ним большую хоругвь, а половине отборного царского полка велели сойти с коней и подкрепить сражавшихся. Побежденные казанцы отступили на царский двор и еще несколько времени отчаянно оборонялись. Наконец они вывели Едигера на башню и сказали русским воеводам: «Пока наше царство стояло, мы бились насмерть за царя и отечество, теперь отдаем вам царя живым, а сами идем на широкое поле испить с вами последнюю чашу». Они спустились по стене, перешли вброд речку Казанку и устремились через поле в соседний лес; их оставалось еще тысяч пять, и самых храбрейших, тут они почти все были истреблены после мужественного сопротивления.

3 октября Казань была очищена от трупов. На следующий день Иоанн торжественно вступил в нее с духовенством, боярами и войском; вокруг города совершен был крестный ход, священники окропили улицы и стены святою водою. Царь назначил места для христианских храмов и заложил соборную церковь Благовещения. (В следующем году игумен Селижарова монастыря Гурий назначен был первым архиепископом Казанской епархии.)

Государь воротился в Москву, и народ с восторгом приветствовал это первое завоевание ненавистного бусурманского царства. Впрочем, несколько лет еще на обеих сторонах Волги (нагорной и луговой) продолжалась борьба с племенами, входившими в состав Казанской области (т. е. с черемисами, мордвой, чувашами, вотяками и башкирами), которых поддерживали татары[53].

Спустя четыре года после завоевания Казани без труда было присоединено и слабое Астраханское царство, возникшее на развалинах Золотой Орды. Таким образом, все среднее и нижнее течение Волги до берегов Каспийского моря вошло в состав Московского государства, и обширные малообитаемые пространства открылись для русской колонизации.

Отношения к крымцам были постоянно враждебные. Будучи не в состоянии помешать завоеванию Казани и Астрахани, крымский хан мстил России набегами на московские окраины: жег, грабил города и села и тысячами уводил жителей в неволю. Московское правительство уже давно принимало разные меры, чтобы обезопасить свои земли от этих внезапных набегов; оно строило крепости, делало засеки, для чего на открытых местах сыпали валы, в лесах валили деревья, а в реках на бродах вбивали колья. Кроме того, на курганах и высоких деревьях помещались сторожевые люди, которые о всякой опасности давали знать в Москву. Иоанн со своей стороны умножал на юге число крепостей и усилил сторожевые разъезды, наблюдавшие в степи за движениями татар. Кроме того, царь иногда высылал на юг легкие московские отряды, которые, соединившись с казаками, спускались вниз по Дону или Днепру и нападали на крымцев в их собственных владениях. Особенно был удачен поход под начальством Даниила Адашева (брата Алексея), который проник в самый Крым, разорил несколько улусов и освобрдил значительное число русских пленников (1559). Приближенные люди советовали Иоанну воспользоваться ослаблением Крымского ханства и разгромить его окончательно. Царь не решился на это предприятие, так как Крым был тогда отделен от России обширными степями, а хан считался вассалом турецкого султана. (Притом уже началась долгая Ливонская война.) Крымская Орда потом успела оправиться, и хан возобновил свои притязания на Казань и Астрахань. Однажды Девлет-Гирей напал на Россию врасплох и сжег самую Москву, причем погибло огромное количество народу; 100000 человек были отведены в неволю (1571). Хан повторил набег и в следующем году, но его отразил воевода князь Воротынский на берегах Лопасни. После того началось еще более старательное устроение сторожевых укрепленных линий на юге государства.

БОРЬБА ЗА ЛИВОНИЮ

Подобно своему деду, Иоанн IV старался завязать торговлю с западными державами и привлекать в Россию разного рода европейских мастеров и ремесленников. Но непосредственные сношения с Западною Европою были в то время затруднительны: сухим путем — мешала постоянно враждебная Польша, а водою — единственный свободный путь представляли Белое море и Северный Ледовитый океан. Этим отдаленным путем Московское государство не замедлило вступить в торговые связи с англичанами.

Торговля сия началась почти случайно. Три корабля отправились из Англии на северо-восток с тою целью, чтобы мимо берегов Ледовитого океана отыскать новый путь в Китай и Индию. Буря разлучила корабли, и два из них у муромского берега замерзли со всем экипажем и с начальником экспедиции Виллоби. Лапландские рыбаки нашли мертвого Виллоби сидящим в палатке за своим журналом. Между тем третий корабль, состоявший под начальством капитана Ченслера, вошел в Белое море и пристал к устью Северной Двины (где был потом основан Архангельск). Холмогорский воевода дал знать Иоанну о прибытии англичан (1556). Царь пригласил Ченслера в Москву, обласкал его и отпустил в отечество, изъявив желание завести торговлю с его единоземцами. В Англии немедленно составилось общество купцов для посылки товаров в Россию, а Иоанн даровал им грамоту на свободную, беспошлинную торговлю в своем государстве; в то же время между московским и английским дворами начались частые дружественные пересылки.

На Балтийском море русские хотя и владели еще частью берегов Финского залива, но не имели значительных гаваней. К тому же их сношениям с Германией препятствовали ливонские рыцари, которые поняли опасность, грозившую им со стороны могущественного соседа, в том случае, когда он воспользуется плодами европейского образования. Орден старался не пропускать в Москву иноземных мастеров, а в особенности военные снаряды и тех людей, которые могли научить москвитян военному искусству[54].

Иоанн ждал удобного случая отомстить ливонцам за их явное недоброжелательство и сильно желал возвратить России принадлежавшие ей некогда берега Балтийского моря. Поэтому едва окончилась борьба с татарами на Волге, как царь напомнил рыцарям о дани, которую они обязались платить по старым договорам с русскими великими князьями; когда же требование его не было исполнено, он начал войну (1558). Ливонский орден находился в то время уже в упадке; толпы крестоносцев из Западной Европы давно перестали подкреплять его, и он остался один, без всякой поддержки посреди своих сильных соседей. К тому же внутри его происходили раздоры: лютеране враждовали с католиками, магистры ордена — с рижским архиепископом. Русские войска не встретили большого сопротивления, взяли несколько городов, в том числе Нарву, Дерпт, крепкий замок Феллин, и жестоко опустошили неприятельские земли. Молодой магистр Кетлер, видя невозможность защищаться одними собственными силами, уступил Ливонию польскому королю Сигизмунду II, а себе взял Курляндию и Семигалию с титулом герцога и признал свое герцогство в ленной зависимости от Польши (1561). Около того же времени Эстония поддалась Швеции, а остров Эзель заняли датчане; таким образом, орденские владения распались. Иоанн вступил в войну с поляками и лично отнял у них древний русский город Полоцк. В 1566 году в Москве собрался Земский собор; царь спрашивал у него совета: продолжать ли войну или заключить мир? Решено было добывать Ливонию оружием.

Между тем со смертью Сигизмунда II в Польше прекратилась династия Ягеллонов (1572) и престол сделался избирательным. После нескольких смут и колебаний поляки избрали своим королем трансильванского воеводу Стефана Батория. Стефан, бывший весьма искусным полководцем, решился энергически продолжать войну с русскими и лично повел на них свои закаленные в битвах войска, которые состояли из наемной венгерской и немецкой пехоты, польской конницы и многочисленной артиллерии. Нестройные московские ополчения, предводимые неискусными воеводами, начали терпеть везде неудачи; перевес склонился на сторону поляков. В то же время шведы открыли военные действия; полководец их Делагарди оттеснил русских от берегов Финского залива. Баторий отнял назад Полоцк, взял несколько русских городов и осадил Псков. Но сильно укрепленный и обороняемый мужественным воеводою (князем Иваном Петровичем Шуйским) Псков оказал неодолимое сопротивление и отбил все неприятельские приступы. Его геройская оборона много способствовала прекращению войны. Иоанн обратился к посредничеству римского папы, который по этому случаю прислал в Москву иезуита Антония Поссевина. Переговоры с поляками, производившиеся у Запольского Яма (Порховского уезда), окончились десятилетним перемирием (1582); Ливония и Полоцк остались за Польшею. А в следующем году заключено перемирие со шведами, которым уступлены были русские города, лежащие около Финского залива (Ям, Иван-город и Копорье). Лаким образом, попытка Иоанна IV утвердиться на берегах Балтийского моря окончилась полною неудачей.

ЭПОХА КАЗНЕЙ

В то время как извне Россия вела долгую и трудную Ливонскую войну, внутри ее господствовала мрачная эпоха опал и казней. Согласие между царем и его ближайшими советниками, т. е. Сильвестром и Адашевым, продолжалось недолго: пылкий, властолюбивый Иоанн скоро начал тяготиться влиянием своих советников. Сюда же присоединились соперничество их с Захарьиными, родственниками царицы, и нерасположение к ним самой Анастасии.

Начало этого нерасположения и охлаждения Иоанна к своим советникам относят к 1553 году. Вскоре после Казанского похода царь впал в тяжкую болезнь, написал духовную, назначил наследником своего сына, младенца Димитрия, и требовал, чтобы бояре ему присягнули. Тогда во дворце произошли шум и брань: одни дали присягу, другие отказались на том основании, что Димитрий еще мал и вместо него будут управлять Захарьины, что лучше быть государем человеку взрослому; при этом они указали на царского двоюродного брата Владимира (сына Андрея старицкого); последний также не хотел присягать Димитрию. Сильвестр и отец Адашева держали сторону непослушных бояр. Только после настойчивых убеждений царя и верных ему вельмож противная сторона уступила. Иоанн выздоровел, хотя он не показывал на первое время явных знаков неудовольствия, однако не мог забыть этого случая и подозрительно начал смотреть на людей, его окружавших. Царица также считала себя оскорбленною. (Маленький Димитрий вскоре умер.)

В 1560 году Анастасия скончалась. Около того же времени Адашев и Сильвестр были удалены от двора, первый отправлен воеводою в Ливонию, где он вскоре умер, а второй сослан в Соловецкий монастырь; их родственники и друзья подверглись опалам и казням. Не стесняемый более присутствием строгих советников и любимой супруги, Иоанн начал находить развлечение в шумных пирах, порочных забавах и давать полную волю своему крутому, необузданному характеру. С особенною жестокостью стал он преследовать боярское сословие, потому что бояре продолжали отстаивать свои прежние права, которые могли ограничить его самодержавие. В этом отношении царь продолжал политику своего отца и деда, доведя ее до крайней степени. Еще Иван III не хотел признать за боярами их старинное право отъезда и тех, которые переходили в Литву (т. е. в Западную Русь), объявлял государственными изменниками. С того времени при московском дворе вошло в обычай брать с ненадежных бояр крестоцеловальные записи в том, что они не изменят и не отъедут в другое государство; подобная запись иногда сопровождалась денежным поручительством со стороны родственников и друзей.

Один из лучших московских воевод, князь Курбский, опасаясь царской немилости, бежал из Ливонии во время войны в Литву; он получил от Сигизмунда поместья и в рядах неприятельского войска начал сражаться против своих соотечественников. Между царем и Курбским завязалась знаменитая переписка; в этой переписке Иоанн, отличавшийся большою начитанностью и красноречием, излагал свои понятия о неограниченной царской власти, а Курбский старался защитить старинные боярские права[55]. После того в Иоанне еще сильнее развилась подозрительность: его воображению всюду представлялись тайные козни изменников и предателей. В таком настроении духа царь неожиданно покинул Москву и уехал с семейством и близкими людьми в Александровскую слободу (1564); отсюда он написал митрополиту и народу о своем намерении оставить престол, потому что не хочет более сносить предательства вельмож, за которых притом заступается духовенство. Встревоженный народ умолял его не покидать царства. Иоанн согласился, но с условием, чтобы ему не мешали казнить изменников, и учредил опричнину. Так назывался новый двор царя, составленный из людей, вполне ему преданных и большею частью незнатных (преимущественно из сословия боярских детей). На содержание этого двора он отделил часть Москвы и доходы с 20 городов. Все остальное государство получило название земщины, управление которой поручено временно старым земским боярам. (Впоследствии царь временно поставил над ними главою крещеного касимовского хана Симеона Бекбулатовича с титулом великого князя всея Руси.) Толпа новых телохранителей сделалась грозным и слепым орудием царской воли; опричники безнаказанно буйствовали, обижали мирных граждан, почему они скоро навлекли на себя народную ненависть. Из них самые приближенные к Иоанну были Малюта Скуратов, Басмановы, отец с сыном, и князь Вяземский.

С той поры Иоанн жил большею частью в укрепленной Александровской слободе, и все остальное время его царствования не прекращались казни людей, подозреваемых в измене. Соловецкий игумен Филипп (из рода бояр Колычевых), по желанию Иоанна занявший престол митрополита, не хотел отказаться от священного обычая ходатайствовать (печаловаться) за опальных; твердый духом, он смело обличал недостойное поведение царя и буйство его опричников[56]. Филипп был отрешен от своего сана и заточен в тверской Отрочь монастырь, где его потом задушил Малюта Скуратов (1569). Тогда же погиб и двоюродный брат царя Владимир Андреевич.

РАЗГРОМ НОВГОРОДА

В следующем году целый Новгород сделался жертвою Иоанновой подозрительности. Новгородцы все еще не могли забыть своего прежнего вечевого устройства и, по всей вероятности, явно — тяготились суровым московским владычеством; как бы то ни было, их обвинили в намерении поддаться польскому королю. Иоанн, сопровождаемый опричниками и стрельцами, явился в Новгороде и тут в течение шести недель производил свою кровавую расправу.

Пришедши в Новгород, передовой царский отряд устроил кругом крепкие заставы и запер окрестные монастыри. Схватили игуменов, монахов, священников и поставили на правеж (т. е. били палками по ногам каждый день, взыскивая с них деньги); купцов и приказных людей заключали под стражу. Приехал сам Иоанн, велел игуменов и монахов, стоявших на правеже, побить до смерти. Когда он отправился к обедне в Софийский собор, на Волховском мосту встретил его архиепископ Пимен и хотел осенить крестом; Иоанн не пошел ко кресту и назвал Пимена изменником. После обедни обедал у архиепископа и тут вдруг велел его схватить, а казну и весь двор его ограбить. Начались казни новгородцев, содержащихся под стражей. Их пытали огнем, а потом бросали в Волхов вместе с женами и детьми; чтобы никто не мог спастись, ратные люди ездили в лодках и кололи тех, которые всплывали наверх. Так продолжалось пять недель. Наконец, утомясь казнями, он велел из уцелевших граждан привести к себе с каждой улицы по одному человеку. Они явились бледные, как мертвецы, дрожа от страха в ожидании смерти. Иоанн объявил, чтобы они ничего не боялись и молились Богу о царском благоденствии, а пролитая кровь взыщется на изменниках, Пимене и его помощниках. Из Новгорода Иоанн отправился в Псков. Псковитяне встретили царя каждый перед своим домом с женами и детьми, стоя на коленях с хлебом-солью в руках. Эти знаки покорности смягчили царя. (Предание говорит, что Иоанн посетил здесь юродивого Николу Салоса, и тот, несмотря на время Великого поста, будто предложил ему кусок сырого мяса, обличая его таким образом в кровожадности.) По возвращении в Москву началось следствие о новгородской измене. Многие московские бояре и дворяне были обвинены в соучастии и казнены. В числе их погибли прежние царские любимцы Басмановы и князь Вяземский.

Такими жестокими мерами Иоанн IV уничтожил всякое сопротивление своей власти и сделал ее вполне неограниченной, но по справедливости заслужил в истории славу тирана[57].

ПОКОРЕНИЕ СИБИРИ

В последние годы Иоаннова царствования русские пределы на востоке увеличились новым приобретением: волжские казаки под начальством Ермака завоевали Сибирское царство.

Донские и волжские казаки хотя и признавали над собою власть московского царя, однако, нападая на татар, не щадили и русских: грабили на Волге царские суда, разбивали персидские и бухарские караваны, приходившие с товарами в Россию. Царь не раз посылал своих воевод, которые ловили и казнили разбойников. Одна казацкая шайка, спасаясь от преследования москвитян, бежала с атаманом Ермаком вверх по Волге и явилась На Каме.

В Пермском краю между русскими поселенцами находились в то время богатые промышленники Строгановы. Получив от царя грамоту на пустые земли между реками Камой и Чусовой, с тем чтобы заселить эти земли, они завели здесь соляные варницы, а для защиты края от соседних народцев получили право строить крепости, иметь свои пушки и содержать на свой счет военные отряды. Последние составлялись из разного сброда: из русских и татар, из пленных немцев и литовцев, но их было недостаточно для того, чтобы перенести войну за Уральский хребет. Там существовало особое татарское владение, столицею которого был город Сибирь на берегу Иртыша. Сибирские ханы брали дань с туземных финских племен (вогулов и остяков) и хотя признали свою зависимость от московского царя (1555), однако не переставали нападать на русские восточные пределы. Строгановы предложили Ермаку с товарищами вступить к ним на службу, и те охотно согласились.

Подкрепленный ратными людьми Строгановых, с отрядом в 840 человек Ермак пошел за Каменный пояс (т. е. за Уральский хребет) и, плывя по рекам, углубился в Сибирскую землю. Много трудностей должны были преодолевать казаки на этом долгом пути в борьбе с естественными препятствиями и туземными племенами. Но благодаря своему необычайному мужеству и огнестрельному оружию, неизвестному у туземцев, они счастливо окончили свое предприятие. Хан Кучум оставил им свою столицу и бежал в степи, а храбрый его родственник татарский богатырь Магметкул попался в плен (1582). Товарищ Ермака атаман Кольцо с несколькими казаками явился в Москву и ударил челом Иоанну всем Сибирским царством; он привез и образцы туземных произведений: драгоценных соболей, черных лисиц и бобров. Царь принял его весьма милостиво, послал казакам подарки и жалованье, а для занятия Сибирской земли отправил отряд московского войска.

Иоанн умер в 1584 году. Из детей Анастасии достигли совершеннолетнего возраста Иоанн и Феодор; во время войны с Баторием царь рассердился однажды на старшего сына за противоречие и так неосторожно ударил его своим железным костылем, что царевич через несколько дней скончался. В живых после того остались только Феодор и малолетний Димитрий (рожденный от пятой или шестой жены Иоанна Марии Нагой). Престол должен был перейти к Феодору.

II Прекращение династии Владимира Великого и смутное время 1589–1598–1605–1610–1613

ФЕОДОР ИОАННОВИЧ. 1584–1598 ГОДУНОВ-ПРАВИТЕЛЬ

Феодор был человек кроткий, слабый здоровьем и характером, более склонный к иноческой жизни, нежели к занятиям государственными делами. Время свое он проводил преимущественно в исполнении религиозных обрядов, а заботы правления возложил на членов верховной Боярской думы. Ближе всех к царю стал хитрый Борис Годунов, брат супруги Феодоровой Ирины; он происходил от одного татарского мурзы, вступившего в московскую службу (в XIV веке).

У Бориса были соперники, принадлежавшие к знатнейшим боярским фамилиям, которые старались помешать его возвышению. Душой враждебной партии сделались князья Шуйские. Вместе с митрополитом Дионисием они от лица всего народа составили челобитную грамоту к царю о том, чтобы он развелся со своею бездетною супругой и женился на другой. Годунов поспешил предупредить опасность: он уговорил Дионисия не подавать челобитной, потом устроил так, что Шуйские были обвинены в измене и вместе со своими друзьями отправлены в дальние города на заточение. Митрополит Дионисий вскоре низвержен, а на место его поставлен преданный Годунову ростовский архиепископ Иов. Таким образом Борис удалил всех соперников и, величаясь саном «ближнего великого боярина», один остался правителем государства.

Царствование Феодора отличается вообще мирным характером. Осторожный правитель, не имея сам талантов полководца, избегал больших войн и заботился только о целости русских пределов. При нем была незначительная война со шведами, которая окончилась возвращением отнятых ими городов (Яма, Копорья, Иван-города). Крымский хан Казы-Гирей пытался однажды напасть на Москву врасплох, но встретил под ее стенами сильное войско и после неудачной битвы ушел назад (1591). На южных окраинах Борис усилил оборонительную линию рядом новых засек и крепостей (например, Белгород, Оскол, Валуйки). За Уралом в первый год Феодорова царствования Ермак погиб при нечаянном нападении Кучума; покоренные племена восстали, а казаки ушли назад в Россию, но тут они соединились с царскими воеводами и воротились в Сибирь. Русские потом утвердили свое господство в Сибири построением нескольких крепостей (Тобольск, Пелым, Березов и др.). Борис старался также поддерживать и распространять сношения с европейскими народами, особенно покровительствовал торговле с англичанами; для иностранных купеческих кораблей устроена была на Белом море Архангельская пристань.

ПРИКРЕПЛЕНИЕ КРЕСТЬЯН. ПАТРИАРШЕСТВО ЦАРЕВИЧ ДИМИТРИЙ

Из правительственных распоряжений Годунова самой важной мерой почитается прикрепление к земле крестьянского сословия. Мы знаем, что во время удельно-вечевой России крестьяне не сделались поземельными собственниками, по крайней мере они оставались сословием вольных земледельцев, т. е. имели право переходить с одного места на другое и селиться там, где находили для себя более выгоды. Уничтожение уделов благоприятствовало переходу, потому что границы княжеств служили для него главным препятствием. Но правительство мало-помалу начало стеснять подобные переходы: во-первых, они были ограничены известным сроком в году, именно, по Судебнику, для этого назначается время около Юрьева осеннего дня (т. е. после уборки хлеба); во-вторых, монастыри получали иногда право не отпускать крестьян из некоторых сел. Богатые помещики и монастыри обыкновенно разными льготами переманивали к себе крестьян от мелких владельцев, а мелкие помещики (дети боярские), составлявшие главную военную силу государства и обязанные по первому требованию выступать в поход на коне с некоторым числом вооруженных слуг, часто жаловались, что не могут исправно нести военную службу, потому что земли их остаются без крестьян. Подати государственные, которые раскладывались не по числу душ, а по количеству земли, принадлежащей волости, также не могли исправно собираться по причине неоседлости крестьянского населения. Московское правительство, чтобы уничтожить эту неоседлость, продолжало стеснять переходы сельских жителей и наконец рядом указов, запрещавших эти переходы, прикрепило крестьян к тем землям, на которых они находились. Первый из таких указов, дошедших до нас, относится к 1597 году.

В царствование Феодора глава нашего духовенства переменил сан митрополита на высший сан патриарха.

С тех пор как Византия была завоевана турками и сношения с Греческой Церковью сделались весьма затруднительны, зависимость русского духовенства от константинопольского патриарха прекратилась. Когда патриарх Иеремия случайно приехал в Москву, ему предложили остаться в России, быть патриархом всероссийским и жить во Владимире. Иеремия отказался и по желанию Годунова посвятил в этот сан московского митрополита Иова (1589). Вместе с тем некоторые архиепископы получили сан митрополита, а некоторые епископы возведены в архиепископы.

Между тем царевич Димитрий был удален в Углич, который был назначен ему в удел отцом. Тут он воспитывался под надзором своей матери Марии Нагой, и народ уже привык смотреть на него как на преемника бездетному Феодору. Но вдруг разнеслась весть, что девятилетний царевич погиб от руки убийц (Битяговского, Качалова и Волохова), которые немедленно были растерзаны народом, сбежавшимся по звону набатного колокола (1591). Для исследования этого дела царь (или собственно Годунов) послал в Углич Крутицкого митрополита Геласия, князя Василия Ивановича Шуйского и окольничего Клешнина. Следователи воротились и донесли царю, что Димитрий в припадке падучей болезни сам заколол себя ножом. Тогда жителей Углича жестоко наказали за самоуправство: некоторых казнили и многих сослали в Сибирь, а царицу Марию постригли в монахини. Не многие, однако, поверили донесению следователей, и молва народная приписала смерть царевича Годунову, который, по всей вероятности, сильно желал устранить Димитрия от престола.

В январе 1598 года скончался последний царь из династии Владимира Великого. Рассказывают, что на вопрос патриарха и бояр, кому он поручает царство, умирающий Феодор отвечал: «Предоставляю все на волю Божию».

БОРИС ГОДУНОВ — ЦАРЬ

По кончине Феодора Москва немедленно присягнула его супруге Ирине, но она уехала в Новодевичий монастырь и там постриглась в монахини. Когда же думный дьяк Щелкалов вышел к народу и предложил присягнуть на имя Боярской думы, народ не хотел и слышать о боярском правлении. Годунов вслед за сестрою также удалился в Новодевичий монастырь, а между тем многочисленные приверженцы и клевреты усердно действовали в его пользу. Патриарх Иов, оставшись тогда главным лицом в государстве, прямо указал народу на Бориса как на мужа самого достойного занять престол; вместе с духовенством, боярами и московскими гражданами он отправился к Годунову и предложил ему корону. Но дальновидный Борис отказался: он ожидал выборных людей из других городов, которые должны были съехаться в столицу для избрания царя. Земский собор подтвердил избрание патриарха. После торжественных неоднократных просьб духовенства и народа правитель наконец согласился возложить на свою голову венец Мономаха.

Когда Годунов во второй раз отказался от престола, патриарх отправился опять в монастырь уже с крестным ходом, в сопровождении большой толпы народа. Иов, высшее духовенство и бояре вошли в келью царицы-инокини и долго со слезами и земными поклонами умоляли ее благословить на царство брата, а между тем толпа, стоявшая около монастыря, плакала, вопила и беспрестанно кланялась в землю. Впрочем, по некоторым известиям, чиновники — клевреты Годунова — большею частью насильно пригнали народ к монастырю, грозя взыскать штраф с того, кто не пойдет[58].

Не без умысла также преувеличены были слухи об угрожавшем нашествии крымского хана. После своего избрания Борис немедленно вооружил многочисленное войско и выступил к южным границам государства, но вместо татарских полчищ его встретили послы от хана с мирными предложениями. Угостив войско великолепными пирами, новый царь воротился в Москву и тогда только совершил обряд коронования. Во время этой церемонии он умилился душою и, обратясь к патриарху, воскликнул: «Бог свидетель, что не будет в моем царстве нищего или сирого, последнюю рубашку разделю с народом».

Первые годы Борисова царствования характером своим почти не отличались от времен Феодора, потому что правитель был тот же самый. В отношениях к соседям он выказал большую осторожность и даже нерешительность: так, например, не воспользовался раздорами между Швецией и Польшей, чтобы приобрести часть Ливонии и стать твердой ногой на берегах Балтийского моря. В Сибири, где русские окончательно утвердились после смерти Кучума, московское правительство продолжало строить города, переводить туда ратных людей и земледельцев, а разные льготы, объявленные переселенцам, привлекли в Сибирь купцов, ремесленников и других свободных людей. К иностранцам Борис питал особое расположение: он учредил при своем дворце наемный немецкий отряд телохранителей, которым давал богатое содержание; вызывал в Россию художников и ремесленников; думал даже вызвать ученых людей и завести школы для обучения иностранным языкам, но духовенство не одобрило этого плана. Тогда царь отправил для образования за границу 18 молодых людей, которые, однако, не воротились после в отечество (по причине смутного времени). Годунов сделал, попытку породниться с одним из европейских дворов: он пригласил в Москву датского принца Иоанна и помолвил за него дочь свою Ксению, но принц вскоре после приезда скончался.

Несмотря на свои неусыпные правительственные заботы, Борис все более и более терял народное расположение; главной причиной того были его мелочность и подозрительность. Жертвой его подозрительности сделался Богдан Вельский, некогда воспитатель царевича Димитрия: его обвинили в злых умыслах против царя и сослали. Недостойные любимцы и слуги поспешили воспользоваться этой слабостью Бориса, и наступило время доносов; хотя явных казней не было, зато свирепствовали тайные убийства, пытки и заточения. Повсюду распространилось уныние.

В числе знатных фамилий, подвергшихся преследованию Бориса, находились братья Романовы (сыновья Никиты Романовича Юрьева-Захарьина, т. е. племянники царицы Анастасии); их обвинили в намерении отравить царя и заточили по дальним местам, причем старшего из пяти братьев, Феодора Никитича, неволею постригли в монахи под именем Филарета.

Феодор Никитич более всех братьев отличался своим умом, начитанностью, приветливым обхождением и красивой наружностью. Он был сослан на отдаленный север в Сийский Антониев монастырь (Холмогорского округа) и содержался здесь под строгим присмотром. Впоследствии заключение было смягчено, и он поставлен в архимандриты.

Лжедимитрий I возвратил фамилии Романовых ее прежнее значение. Но трое братьев умерли в заточении, остались в живых Филарет и боярин Иван Никитич. Архимандрит Филарет был посвящен в сан ростовского митрополита. Его супруга Ксения, постриженная в монахини под именем Марфы, вместе с юным сыном Михаилом проживала иногда в костромском Ипатьевском монастыре, который принадлежал Ростовской епархии[59].

Между тем Россию в продолжение трех лет терзал страшный голод, который в соединении с моровым поветрием истребил огромное количество народа. В это печальное время Борис всеми силами старался облегчить народные страдания и затевал каменные постройки, чтобы доставить работу бедным людям (около того времени сооружена колокольня Ивана Великого в Кремле). Он также щедро раздавал милостыню, но подобная раздача способствовала только умножению нищих и бродяг. Кроме того, государство страдало от многочисленных разбойничьих шаек, которые составлялись из беглых холопей и крестьян, недовольных прикреплением к земле. Все эти бедствия были предвестием смутной эпохи. А когда распространилась молва, что царевич Димитрий жив и требует себе отцовское наследие, тогда обнаружились нелюбовь к Борису и народная преданность старой династии. Начались смуты.

ЛЖЕДИМИТРИЙ I

Человек, принявший на себя имя царевича Димитрия, по словам его некоторых современников, будто был Григорий Отрепьев, бедный сирота родом из галицких служилых людей. Но это мнение недостоверно.

Вот что известно собственно об Отрепьеве.

С детства он вел скитальческую жизнь, сделался монахом, побывал в разных монастырях и нашел наконец приют в московской Чудовской обители. Своею грамотностью он понравился патриарху Иову, но, будучи наклонен к пьянству, нескромными речами навлек на себя опасность со стороны Бориса. Уже отдан был царский приказ заточить его в Белозерский монастырь, но Отрепьев спасся бегством в Литовскую Русь, где и помогал в приготовлении самозванца. Сей последний, человек неизвестного происхождения (по-видимому, западнорусский шляхтич), но даровитый и очень смелый, находился на службе у знатного западнорусского пана, князя Адама Вишневецкого, и однажды (вероятно, по условленному с ним плану) открыл князю, будто слуга его не кто иной, как сын Ивана Грозного, спасшийся от клевретов Годунова, которые вместо Димитрия убили другого ребенка. Вишневецкий, его родственники и друзья поспешили принять участие в судьбе мнимого царевича. Самую деятельную помощь оказал ему воевода сендомирский Юрий Мнишек, который обещал выдать свою дочь Марину за будущего царя московского; этим браком старый воевода надеялся поправить свое расстроенное состояние. Иезуиты также начали содействовать самозванцу, надеясь с его помощью потом подчинить папе Русскую Церковь; самозванец тайным образом принял от них католичество. Папский нунций Рангони доставил ему свидание с королем Сигизмундом III. Король признал Лжедимитрия истинным царевичем, но не хотел вступить за него в открытую войну с Борисом, а назначил денежное вспоможение и позволил ему набирать армию из праздной воинственной шляхты, чтобы отнять московский престол у похитителя.[60]

Под знаменем самозванца собралось до 1600 польских и западнорусских шляхтичей, жадных искателей приключений и золота; к ним присоединились несколько тысяч казаков, которые также рассчитывали на богатую добычу. В октябре 1604 года Лжедимитрай перешел Днепр и вступил в русские пределы. Украинские города один за другим отворяли ему ворота, сопротивление оказал только Новгород Северский, в котором начальствовал мужественный воевода Петр Басманов. Вслед за тем самозванец потерпел решительное поражение под Севском, но московские воеводы не воспользовались своею победою и дали ему время опять усилиться. Вдруг распространилась весть, что царь Борис внезапно скончался (13 апреля 1605 года). Народ присягнул юному сыну его Феод ору, главным начальником войска Феодор назначил Басманова. Видя кругом себя колебания и неохоту сражаться против Лжедимитрия, Басманов изменил молодому Годунову и перешел на сторону его соперника; примеру вождя последовало и войско. Несколько изменников отправились в столицу, возмутили ее жителей, и Годуновы были низвержены. Нашлись злодеи, которые потом задушили Феодора Борисовича вместе с матерью. Самозванец с торжеством вступил в Москву, мать царевича Димитрия, монахиня Марфа, после тайных переговоров с клевретами самозванца признала его своим сыном, а на место низверженного патриарха Иова был поставлен грек Игнатий, угодник Лжедимитрия.

Новый царь ознаменовал милостями начало своего правления и возвратил из заточения большую часть бояр, сосланных Годуновым. Он усердно принялся за государственные дела, причем во многих случаях обнаружил свою находчивость и добродушие. Со свойственной ему живостью самозванец составлял обширные планы и задумывал разные преобразования, но его погубила легкомысленная самоуверенность, презрение к старым русским обычаям, дружба с поляками и иезуитами. К великому неудовольствию народа и духовенства, царь вступил в брак с католичкою Мариною Мнишек, которая приехала в Москву в сопровождении многочисленной и отлично вооруженной польской свиты; гордые, неосторожные шляхтичи своим буйным поведением не замедлили возбудить против себя сильную ненависть в московских жителях. Бояре между тем втайне начали распускать слухи о самозванстве царя. Против него составился обширный заговор, во главе которого стал князь Василий Иванович Шуйский, незадолго пред тем осужденный на смерть и получивший прощение уже на месте казни.

Царствование первого Лжедимитрия продолжалось не более одиннадцати месяцев. 17 мая 1606 года рано утром в Москве зазвонили в набат, и Шуйский с боярами, предводительствуя большою толпою народа, ступил в Кремль. Первою жертвою заговорщиков пал любимец царя Петр Басманов; вслед за тем иностранные телохранители были обезоружены, а сам Лжедимитрий, спасаясь от своих преследователей, прыгнул из окна и сломал себе ногу. Караульные стрельцы окружили его и хотели защищать, но, когда бояре пригрозили им разорить Стрелецкую слободу, они оробели; в то же время один из бояр, принес известие, что инокиня Марфа отрекается от самозванца и сознается в обмане. Тогда стрельцы расступились, Лжедимитрий немедленно был застрелен, и труп его подвергся поруганию. Между тем неразумная чернь бросилась на квартиры поляков и, как говорят, истребила их в тот день более тысячи человек. Царем объявлен Шуйский, а место патриарха занял казанский митрополит Гермоген, ревностный защитник православия и муж непреклонного, твердого характера.

ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ И ЛЖЕДИМИТРИЙ II

Возведенный на престол толпою своих приверженцев, а не великою земскою думой, Шуйский сделал многие уступки боярам и дал клятву не предпринимать ничего важного без их совета; это обязательство ограничило его самодержавную власть и произвело в народе неблагоприятное впечатление. Скупой, нерешительный и неискусный в управлении государством, он скоро заслужил общее нерасположение. Уже в следующем году распространился слух, будто бы Лжедимитрий спасся от смерти и опять нашел убежище в Литве. Василий велел торжественно перенести из Углича в Москву мощи убитого царевича, но эта мера мало подействовала. Народ, всегда склонный верить всему чудесному, начал волноваться и обнаружил сильное недоверие к Шуйскому, который уже не раз кривил душою по поводу смерти маленького Димитрия.

Первое восстание в пользу мнимоспасенного царевича произошло опять в Северской Украине, которую на этот раз возмутил путивльский воевода князь Шаховской. Одним из начальников восстания явился Иван Болотников, человек отважный и даровитый, бывший прежде холопом, а в то время только что воротившийся из татарского плена. Он набрал войско из казаков, беглых крестьян и холопов, разбил царских воевод и подступил к Москве. С ним соединились рязанские мятежники под начальством дворян Прокопия Ляпунова и Сунбулова. Но Ляпунов и Сунбулов скоро помирились с царем и получили награды, а Болотников, побежденный царским племянником Михаилом Скопиным, заперся в Туле вместе с князем Шаховским и одним казацким самозванцем, который назвал себя сыном Феодора Иоанновича Петром. Шуйский собрал многочисленное войско и лично осадил Тулу. Осажденные защищались отчаянно. Царь по совету одного боярского сына велел запрудить реку Упу, вода затопила окрестности Тулы и проникла в самый город. Угрожаемые голодною смертью мятежники сдались. Болотников явился в царский стан, положил саблю на шею и сказал, что царь, если хочет, пусть велит отсечь ему голову, но что если он получит пощаду, то будет царю самым верным слугою. Болотников и Лжепетр подверглись казни, а главный зачинщик Северского восстания Шаховской как боярин был только сослан. Царь после того воротился в Москву торжествовать свою победу. События показали, что это торжество было слишком поспешное.

В Стародубе Северском явился человек, который принял на себя имя убитого Лжедимитрия. Происхождение его до сих пор остается довольно загадочным (по некоторым известиям, родом из Белоруссии, крещеный еврей по имени Богданко, бывший письмоводителем у первого Лжедимитрия)[61]. Под его знаменами скоро собрались северские мятежники; многие литовские и западнорусские паны явились к нему на помощь со своими дружинами, не замедлили прийти и казаки. Гетманом своим, т. е. главным начальником войска, поляки выбрали пана Рожинского. Лжедимитрий II двинулся к столице и в 12 верстах от нее расположился станом в селе Тушине, откуда и получил прозвание «тушинского вора». Несчастная Марина Мнишек, возвращаясь в Польшу из московского плена, была перехвачена на дороге и признала «тушинского вора» своим мужем. Между тем как самозванец и Рожинский старались овладеть Москвою, самые знаменитые из литовских наездников, Ян Сапега и Лисовский, занялись осадою Троицкой лавры в надежде воспользоваться ее прославленными богатствами, но монахи с несколькими сотнями стрельцов целые 16 месяцев оборонялись от неприятелей и успели отстоять крепкую лавру. В то же время отряды тушинцев рассеялись по московским областям, жгли, грабили их, и города один за другим переходили на сторону самозванца.

Тушинский лагерь скоро превратился в целый город, сюда приехали многие купцы с товарами из городов, признавших Лжедимитрия; потянулись к Тушину обозы, и осаждающие во всем имели изобилие. Между тем в самой Москве нельзя было положиться на верность ратных людей; здесь нашлось даже много таких, которые ради жалованья или высшего титула переходили на службу в Тушинский лагерь, а потом возвращались к царю Василию с изъявлением мнимого раскаяния и не стыдились по нескольку раз повторять эту измену (они получили название «перелетов»).

Когда в осажденной Москве обнаружился недостаток съестных припасов, многие недовольные из служилых людей пытались свергнуть Шуйского. Они собрались в Кремле, вывели из Успенского собора патриарха Гермогена и начали кричать, что Шуйский избран незаконно, потому что его избрала одна Москва, без ведома других городов. Патриарх увещевал их и сказал, между прочим: «Дотоле ни Новгород, ни Казань, ни Астрахань, ни Псков и никакие города Москве не указывали, а указывала Москва всем городам». Заговорщики бросились во дворец. Но царь, видя, что бояре и московские жители остаются спокойны, с твердостью сказал мятежникам, что они могут его убить, но свести с престола без согласия бояр и всей земли не могут. Тогда заговорщики ушли в Тушино.

В таком критическом положении Шуйский решился искать иноземной помощи и послал своего племянника Скопина в Новгород для переговоров со шведами. Король шведский Карл IX был врагом поляков и опасался их владычества в России, поэтому он охотно подал помощь Шуйскому. Наемный шведский отряд в 5000 человек под начальством генерала Делагарди соединился со Скопиным, который повел из Новгорода ополчение, набранное в северо-западных русских областях. Вскоре дела приняли оборот, благоприятный для Шуйского: отпавшие города начали признавать его царем, а попытки тушинцев остановить движение в Москве северо-западной рати окончились неудачей, особенно замечательно поражение, которое Скопин нанес Сапеге под Колязиным монастырем. Столица оживилась надеждой на близкое освобождение от осады, этому освобождению помог сам польский король.

Узнав о союзе Шуйского с Карлом IX, Сигизмунд III вторгнулся в московские пределы и осадил Смоленск. В Тушино приехали послы от Сигизмунда, они пригласили поляков оставить самозванца и соединиться с королевским войском. В лагере произошло волнение. «Тушинский вор», не считая себя безопасным посреди буйных, презрительно обращавшихся с ним шляхтичей, в крестьянском платье убежал из лагеря и нашел радушный прием в Калуге; вслед за ним ускакала и Марина, переодетая гусаром. Тогда Российский зажег лагерь и удалился с поляками на запад, а казаки и часть русских изменников опять пристали к самозванцу. Михаил Скопин-Шуйский теперь беспрепятственно вступил в столицу, и москвитяне с восторгом приветствовали его как своего освободителя.

В эту печальную эпоху юноша Скопин обнаружил многие прекрасные качества и приобрел любовь народа, который не скрывал своей надежды видеть его на престоле по смерти бездетного Василия. Еще во время похода к Москве пылкий Ляпунов со своими рязанцами предложил корону Михаилу, но последний с негодованием отверг такое предложение. Недоброжелатели его поспешили воспользоваться этим обстоятельством, и дядя начал подозрительно смотреть на племянника. К тому же родной брат царя, Димитрий Шуйский, возненавидел Скопина как своего счастливого соперника, потому что сам питал надежду после Василия наследовать московский престол. Скопин начал готовиться к новому походу против поляков под Смоленск; друг его Делагарди советовал спешить, потому что слышал о кознях бояр, враждебных Михаилу. Но приготовления замедлились, и однажды на крестинном пиру у князя Воротынского Скопин занемог кровотечением из носа, а спустя несколько дней он уже скончался. Народ приписал внезапную смерть своего любимца отравленной чаше, которую будто бы поднесла ему жена Димитрия Шуйского. Царское войско, отправленное к Смоленску под начальством неискусного Димитрия, потерпело решительное поражение от гетмана Жолкевского при деревне Клушино. Тогда Захарий Ляпунов (брат Прокопия) возмутил москвитян против Василия: его низвергли с престола и насильно постригли в монахи (1610).

МЕЖДУЦАРСТВИЕ

Управление государством перешло в руки Верховной думы, состоявшей из семи знатнейших бояр (семибоярщина), между которыми первое место занимал князь Мстиславский. Немедленно поднялся вопрос об избрании царя, но тут обнаружилось сильное разногласие: многие держались «тушинского вора»; патриарх Гермоген требовал, чтоб царь был выбран из русских вельмож, а бояре, составлявшие думу, пожелали возвести на престол Сигизмундова сына Владислава. Когда гетман Жолкевский по дошел к Москве, партия польского принца одержала верх; бояре вступили с гетманом в переговоры и согласились присягнуть Владиславу, однако с тем условием, чтобы он принял православие, а царская власть была бы ограничена Боярскою думой и влиянием высшего духовенства. Для окончательных переговоров отправилось к Сигизмунду торжественное посольство, во главе которого находились князь Василий Васильевич Голицын и митрополит ростовский Филарет (бывший боярин Феодор Никитич Романов). Вслед за тем по приглашению самих бояр Жолкевский ввел в столицу польское войско. Он был человек умный, ловкий, устранял враждебные столкновения поляков с москвитянами и даже умел заслужить доверенность Гермогена. Но когда гетман узнал, что король не соглашается отпустить сына и желает московской короны для себя, то поспешил уехать под Смоленск, поручив начальство над польским гарнизоном в Москве пану Гонсевскому.

Между тем в королевском лагере русское посольство вело бесполезные переговоры с польскими панами; последние прежде всего требовали сдачи Смоленска, но послы отказывали и вообще твердо стояли на своих условиях. Наскучив непреклонностью послов, Сигизмунд отправил их пленниками в Польшу; туда же отвезли и бывшего царя Василия Шуйского с братьями. Тушинский Лжедимитрий около того времени пал от руки одного из своих приближенных (крещеного татарина Урусова). Смерть его развязала руки тем противникам польской партии, которые только из страха к самозванцу соглашались признать царем Владислава; к тому же весть о замыслах Сигизмунда, известного своею приверженностью к католицизму, возбуждала в Москве общий ропот. Гермоген начал рассылать по городам грамоты, призывая народ вооружиться на защиту православия. Тогда в областях поднялись служилые люди, и дружины 25 городов двинулись к Москве под начальством Прокопия Ляпунова; с ним соединились бывшие прежде в службе у «тушинского вора» казацкие отряды, предводимые Трубецким, Заруцким, Просовецким и другими атаманами.

Прежде нежели подоспело это ополчение, москвитяне уже завязали битву и начали теснить поляков. Неприятели спаслись тем, что зажгли город в разных местах, и пожар обратил в пепел почти всю Москву, уцелели только Кремль и Китай-город, в которых крепко засел польский гарнизон и мужественно выдерживал осаду русского ополчения, подступившего в числе около 100 000 человек. Начальство над русским войском и управление государственными делами по общему приговору вручено было трем вождям: князю Димитрию Трубецкому, Ивану Заруцкому и думному дворянину Прокопию Ляпунову. Но между предводителями скоро обнаружились сильная ненависть и распря. Ляпунов, человек весьма даровитый и энергичный, возбудил против себя неудовольствие своей гордостью и неуступчивостью; особенно ненавистен он сделался казакам, которых преследовал за убийства и грабежи. Этой ненавистью воспользовался Гонсевский и переслал в казацкий стан подложную грамоту, написанную от имени Ляпунова и заключавшую в себе приказ истреблять казаков. По своему обычаю, казаки собрались в круг, призвали Ляпунова и, когда он в суровых выражениях стал отрекаться от грамоты, изрубили его саблями.

Со смертью главного вождя ополчение расстроилось; многие дворяне разъехались по домам, а казаки хотя и продолжали осаду, но занялись преимущественно грабежом соседних областей. Между тем Смоленск был взят Сигизмундом, некоторые области признали царем сына Марины Мнишек, во Пскове явился третий Лжедимитрий (какой-то дьякон Исидор), а Новгород захвачен шведами.[62]

В смутную эпоху проявилась некоторая разрозненность областей, из которых составилось Московское государство. Когда Москва была занята поляками, унижена и обессилена, в областях, еще помнивших о прежней самостоятельности и предоставленных теперь самим себе, пробудилась сильная политическая деятельность. Снова обнаружили себя древние вечевые общины и удельные княжества: Владимир, Новгород, Псков, Рязань, Вятка и др. По всем главным городам открылись шумные веча; горожане и соседние крестьяне собираются на площадях для земских советов, города посылают друг к другу гонцов с грамотами, которые читают всенародно. В этих грамотах они приглашают друг друга в случае опасности действовать единодушно, просят о присылке ратных людей и денег. Но единодушия было мало. Тогда вспомнилась старая взаимная вражда некоторых областей и неприязнь простых людей к высшим, богатым классам, особенно к московскому боярству. Еще с большею силою нелюбовь к Москве выразилась в восточных областях, составлявших некогда Казанское и Сибирское царства. Восточные инородцы (татары, черемисы, мордва) во многих местах открыто восставали, убивали в своем краю русских поселенцев и грабили соседние русские земли.

МИНИН И ПОЖАРСКИЙ ИЗБРАНИЕ МИХАИЛА

Когда движение рязанских и северских городов под начальством Ляпунова окончилось неудачею, опасность чужеземного польского ига, преданность православию и нелюбовь к латинской вере (угрожавшей вместе с польским игом) пробудили в народе потребность более единодушного действия и не допустили до окончательного разъединения. Православное духовенство и важнейшие монастыри (которые в то же время были и крепости) явились сильною опорою для поддержания единства и для спасения Московского государства. В особенности Троицкая лавра обнаружила в это бедственное время необыкновенную деятельность. Архимандрит лавры Дионисий с троицкой братией всеми силами старался поддержать упавший дух народа и неутомимо рассылал увещательные грамоты по областям, призывая ратных людей на защиту православной веры и отечества. Грамоты эти передавались из города в город и возбуждали в народе сильное воодушевление, особенно в северо-восточных городах России, которые менее других пострадали от польских и казацких шаек. По голосу нижегородского гражданина Козьмы Минина там собралось новое ополчение; начальство над ним принял князь Пожарский.

В октябре 1611 года одна из троицких грамот явилась в Нижнем Новгороде. Протопоп прочел ее в соборной церкви пред всем народом; слушая ее, народ пришел в умиление. Тогда земский староста Козьма Минин Сухорукий (промышлявший мясной торговлей) начал уговаривать сограждан вступиться за православную веру и помочь Московскому государству. «Не пожалеем ничего, — говорил он, — продадим дома свои, заложим жен и детей и соберем казну на жалованье ратным людям». Речи его понравились нижегородцам, и они начали готовить ополчение. Но прежде всего надобно было найти искусного воеводу; Минин указал на князя Дмитрия Михайловича Пожарского, который в то время жил в своем поместье Суздальского уезда и лечился там от ран, полученных им в битвах с поляками. Пожарский согласился на просьбу нижегородцев, но потребовал, чтобы они выбрали достойного человека заведовать общественной казной, и в свою очередь указал на Минина, который и был действительно выбран.

Как скоро разнеслась весть о движении в Нижнем Новгороде, со всех сторон стали сходиться служилые люди, т. е. дворяне и дети боярские; многие города присылали и ратников, и деньги; составилось многочисленное ополчение, которое наконец двинулось на освобождение столицы. Поход Пожарского встревожил находившихся в Москве поляков и русских изменников. Последние потребовали от патриарха Гермогена, чтобы он уговорил нижегородское ополчение воротиться назад. Гермоген отвечал благословением русской рати и проклятием изменников. Тогда оскорбленные враги, как говорят, уморили старца голодом. Казаки, оставшиеся под Москвою и успевшие уже присягнуть псковскому Лжедимитрию, сделали несколько попыток открытою силою помешать походу восточного ополчения. Когда же эти попытки не удались, Заруцкий подослал убийц, и в Ярославле, где Пожарский некоторое время промедлил с главным войском, один казак хотел ударить князя ножом, но промахнулся и ранил другого. Заруцкий после того удалился со своими шайками на юго-восток.

Под стенами Москвы Пожарский вступил в битву с гетманом Ходкевичем, который привел значительные подкрепления польскому гарнизону. Целые три дня возобновлялось упорное сражение. Казаки Трубецкого отказались соединиться с нижегородским ополчением, но в решительную минуту троицкий келарь Авраамий Палицын уговорил их помочь русским; тогда Ходкевич был отбит и ушел от Москвы. Затем последовала осада польского гарнизона, который заперся в Кремле под начальством полковника Струся. Страшный голод заставил наконец поляков сдаться. Король Сигизмунд, шедший к ним на помощь, дорогою узнал об этой сдаче и воротился назад.

Так религиозным одушевлением русского народа и усилиями северо-восточного населения государство было спасено от внешних врагов. Оставалось теперь избранием царя положить конец тягостному для всех безначалию. Для этого в Москву собрались выборные люди от разных сословий со всего государства на Великую земскую думу. После трехдневного поста и молебствий приступили к совещаниям. Вначале обнаружились разногласия и происки партий. Наконец все партии примирились на одном имени: 21 февраля 1613 года единодушный выбор народа пал на шестнадцатилетнего Михаила Феодоровича Романова. Во время пребывания поляков в Москве он находился в их руках и переносил с ними все бедствия осады от нижегородского ополчения. После своего освобождения Михаил опять поселился со своею матерью, инокинею Марфою, в костромском Ипатьевском монастыре, между тем как отец его, митрополит Филарет, томился в плену у поляков. В Кострому прибыли послы из столицы и объявили Марфе решение Земского собора. Мать сначала не соглашалась отпустить сына в Москву, ссылаясь на его молодость, крайне расстроенное состояние государства и на измены русских людей своим последним государям. Но послы и духовенство упросили наконец Марфу благословить Михаила на царство. (Исторически достоверно предание о подвиге Ивана Сусанина, пожертвовавшего своею жизнью для спасения Михаила от искавшей его польской шайки.)

III Западная Русь в XVI и первой половине XVII века 1569–1572-1596

РУССКИЕ ЗЕМЛИ,

вошедшие в состав Польско-Литовского государства, распались на следующие области.

На севере, в бассейне Верхнего Днепра, Верхнего Немана и Западной Двины лежала Белая Русь (древние княжества Полоцкое, Минское и часть Смоленского); южная половина русского Приднепровья получила название Украины или Малой Руси (княжества Киевское, Черниговское и часть Северского). Потом следуют: Полесье — вдоль реки Припяти, Волынь — по рекам Стыри и Горыни, Подолия — по Верхнему Бугу, а далее к западу — Червонная Русь, или Галиция. Восточные уделы настоящей Гродненской губернии и соседние Минской носили название Черной Руси, а западная часть Гродненской называлась Подляхией (страна древних ятвягов).[63]

ПОЛЬСКОЕ ВЛИЯНИЕ

Когда Западная Русь была завоевана Литвою, завоеватели начали перенимать у покоренного народа его образованность; русский язык и православие уже сделались господствующими при дворе великих князей литовских. Но после соединения с Польшею и Литва, и Русь подверглись влиянию польской гражданственности. Дворянство Юго-Западной Руси, как и в Польше, делилось на высшее сословие, или панов, владевших обширными поместьями, и на мелкопоместных дворян, или шляхту. Сюда начали проникать польские нравы и обычаи, возникли дворянские сеймы и сеймики. Влияние польское проникло прежде всего, конечно, при посредстве двора. Ягайло еще не говорил иначе как по-русски, а сыновья его употребляли уже польский язык. Впрочем, в судебных и административных актах русский язык господствует в XVI и даже в XVII веках.[64]

Древние русские княжества были разделены на воеводства и поветы; прежних княжеских наместников, городничих и тиунов заменили королевские воеводы, каштеляны и старосты. Многие русские города получили распространенное в Польше немецкое городовое устройство, известное под именем Магдебургского права или Магдебургских привилегий.

Сущность этих привилегий заключалась в том, что граждане («мещане») освобождались от подсудности королевским воеводам, старостам, судьям и подсудкам. Они получали своего войта, который был назначаем королем из дворянского сословия; войт производил суд вместе с бурмистрами и райцами (т. е. ратманами), выбранными из самих жителей. Городу давался особый герб, печать, знамя (хоругвь); каждый ремесленный цех также получал свое знамя. Ремесленники освобождались от некоторых повинностей, например от обязанностей починивать королевские замки и давать подводы королевским чиновникам. Чужие купцы могли торговать в таком городе только оптом, а не в розницу.

В судопроизводство Западной России вошли некоторые статьи из польского права, вместе со старыми местными законами они были собраны в один свод под именем Литовского статута.

Первое собрание этих законов было сделано по поручению Сигизмунда I Но после Люблинской унии явилась потребность в дополнениях и в соглашении его с польским законодательством. По поручению Стефана Батория это дело было исполнено по преимуществу трудами литовского канцлера Льва Сапеги; в таком виде Статут получил окончательное утверждение при Сигизмунде III в 1588 году. После того он был напечатан именно на русском языке. Здесь главным образом определяются права и привилегии шляхты и порядок судопроизводства. Сельское население по большей части утверждается Статутом в крепостном состоянии. Суд установлен обвинительный, т. е открытый, гласный. В головном процессе встречаются еще средневековые суеверия, например наказания за чародейство. Убийцу предписано для уличения подводить к трупу убитого на основании старинного поверья, что у последнего в таком случае должна выступить кровь, и т. п.[65]

ЛЮБЛИНСКАЯ УНИЯ

Окончательное соединение Польши с Литвою и Юго-Западною Русью было утверждено в царствование Сигизмунда II Августа, последнего короля из династии Ягайла. На Люблинском сейме 1569 года Литва и Польша соединились на равных правах и составили одну РечьПосполитую (республику).

Полное соединение Литвы с Польшею было обещано Ягайлом при его короновании в Кракове. С тех пор польские вельможи и католическое духовенство постоянно хлопотали об этом соединении. Но им противодействовала сильная литовская аристократия, которая опасалась потерять свое господство с распространением польского шляхетского равенства между всеми членами дворянского сословия. Сюда присоединились и религиозные интересы: значительная часть литовской аристократии приняла протестантизм и потому еще сильнее противодействовала польско-католической партии. После Сигизмунда I королем польским и великим князем литовским сделался сын его Сигизмунд II Август (1548–1572). Мать Августа, королева Бона, родом итальянская принцесса, своим властолюбием, жадностью и интригами оставила по себе дурную память в Польше. Она дала сыну очень изнеженное воспитание. Это был король, мягкий характером, любивший праздность и забавы. По его бездетности вместе с ним прекращалась династия Ягеллонов, служившая политическою связью Литвы с Польшею, следовательно, грозила опасность их разъединения. Польско-католическая партия удвоила свои старания о формальном соединении этих двух государств, но встретила главное препятствие со стороны литовского канцлера Николая Черного Радивилла, усердного протестанта. По личным достоинствам и по родству он имел большое влияние на короля. (Сигизмунд Август тайно вступил в брак с прекрасною Варварою, двоюродною сестрою Радивилла, а потом, несмотря на интриги матери Боны, на требования сената и сейма, не хотел ни за что развестись с нежно любимою супругой, но она вскоре умерла.) По смерти Николая Радивилла литовско-протестантская партия лишилась своего вождя, а Сигизмунд Август подпал влиянию партии польско-католической.

Вопрос об унии Литвы с Польшею был решен на Люблинском сейме, который собрался в январе 1569 года и протянулся до июля. Представители Великого княжества Литовского долго и упорно противились этой унии; между тем король грозил непослушным лишением пожизненных имений (старосте), а поляки отказались помогать Литовско-Русскому государству в предстоящей войне с Иоанном Грозным. Большинство литовских послов даже самовольно разъехались с сейма, думая тем помешать делу унии, но без успеха. Король склонил на сторону унии двух самых значительных вельмож западнорусских, именно киевского воеводу Константина Острожского и волынского воеводу Александра Чарторыйского; они в свою очередь увлекли за собой шляхту Юго-Западной Руси, которая вообще была менее враждебна унии, нежели представители собственно литовских провинций (в особенности протестанты). Последние, видя, что дело решается и без них, принуждены были снова приехать на сейм и наконец подписали акт соединения. По условиям этого акта польская корона и Великое княжество Литовское соединились друг с другом на равных правах; они получили общий генеральный сейм (в мазовецком городе Варшаве) и общий сенат, но каждое сохраняло своих особых правительственных лиц (канцлера, подканцлера, маршалов, гетманов и др.), особое войско и законы. Большая часть Юго-Западной Руси (Подляхия, Волынь, Киевщина и Брацлавское воеводство) была отделена от Литвы и включена в состав земель польской короны, а именно присоединена к Малой или Южной Польше. Так называемые Инфлянты (Ливония) признаны в общем владении Литвы и Польши.

Со времен Люблинской унии началось более широкое влияние Польши на Западную Русь. Особенно важны в этом отношении те статьи унии, которые разрешали полякам приобретать имения в Великом княжестве Литовском и занимать там государственные должности. Еще успешнее начало распространяться ополячение высших классов собственно в Юго-Западной Руси, которая была непосредственно присоединена к Польше.

ВТОРЖЕНИЕ КАТОЛИЧЕСТВА БРАТСТВА

Соединению Западной Руси с Польшею недоставало внутренней, более прочной основы. Главным препятствием к тесному сближению обеих народностей, польской и русской, послужило различие вероисповеданий; католическое духовенство никак не могло отказаться от попыток вытеснить греческую религию из русских областей, что в последних возбуждало неудовольствие против правительства и вообще мешало делу соединения. В правление Ягеллонов попытки эти были довольно слабы, а при последних государях этого дома почти прекратились. Но в конце XVI века, когда в Польше утвердились иезуиты, вражда между католиками и православными возгорелась с новою силой.

В то время религиозное движение, возбужденное успехами Реформации, охватило всю Западную Европу, и Иезуитский орден был призван в Польшу, собственно, для борьбы с протестантизмом.

Из Германии Реформация в первой половине XVI века проникла в Польшу и Литву и сделала здесь быстрые успехи, чему много способствовали веротерпимость двух последних Ягеллонов и обычай богатых дворян ездить за границу для своего образования. Во второй половине XVI века большинство сенаторов состояло из диссидентов (т. е. из протестантов и православных). Епископ виленский Валерьян Протасевич первый призвал в Литву иезуитов для борьбы с Реформацией (1569); они учредили в Вильне свое общество или коллегию и при ней школу. Спустя десять лет из этой школы образована Виленская академия, т. е. высшее училище, имевшее право выдавать своим воспитанникам ученые степени: бакалавров, магистров, лиценциатов и докторов философии и теологии. Первым ректором ее был знаменитый польский иезуит Петр Скарга. Между тем иезуитские коллегии с их школами распространились уже по многим городам Западной Руси; епископы и католические магнаты щедро наделяли их богатыми имениями и капиталами. Своими сочинениями, проповедями, публичными диспутами и частными беседами иезуиты, искусные в диалектике, скоро взяли верх над диссидентским духовенством. Протестантство не имело здесь прочных корней в народе, притом оно распалось на разные враждебные друг другу секты (лютеран, кальвинистов, ариан и пр.). Главные усилия иезуиты, по своему обычаю, обратили на знатные, влиятельные фамилии, и эти усилия увенчались полным успехом. Так, например, Николай Черный Радивилл был самым деятельным вождем протестантизма в Литве, а сын его Николай Сиротка является уже усердным католиком.

Ведя борьбу с протестантами, иезуиты в то же время обратились против греческого исповедания: они привлекали в свою школу русскую молодежь и воспитывали ее в духе католического учения, а духовенство русское старались унизить и мешали его образованию. Правительство оказывало деятельную помощь иезуитам; с особенною ревностью помогал им преемник Стефана Батория недальновидный Сигизмунд III (1587–1632) из шведской династии Ваза, у которого преданность католической Церкви доходила до фанатизма. Католицизм начал мало-помалу распространяться в русских областях, подчиняя себе преимущественно высший класс населения. Русские вельможи долгое время служили главною опорой православия, но потомки их, усвоив нравы польской аристократии и опасаясь лишиться старосте и сенаторства, довольно легко оставляли религию своих предков, так что в конце XVI века уже значительная часть их исповедовала католицизм. Но еще большинство западнорусской шляхты, горожане и весь низший класс населения упорно держались своей старой религии.

Значительную помощь Греческой Церкви в борьбе с ее врагами оказали братства: так назывались издавна существовавшие в Западной России общества, основанные с целями благотворительными и религиозными. Они составлялись преимущественно горожанами и во второй половине XVI века получили определенное устройство, а именно: члены братства выбирали себе старших, вносили деньги в общую казну, собирались в известное время и пр. В церковном отношении восточные патриархи предоставляли им многие права и привилегии (например, право обличать отклонившихся от устава православия и даже право отлучать от Церкви). Они заводили школы на свой счет для православных детей всякого звания, госпитали для больных и типографии для печатания книг на славянском и греческом языках. Самые знаменитые братства были: Львовское в Галйции, Виленское в Литве, Луцкое на Волыни и Богоявленское в Киеве.

ЦЕРКОВНАЯ УНИЯ БРЕСТСКИЙ СОБОР

Недовольные медленными успехами католицизма в русских областях, иезуиты для среднего и низшего класса возобновили мысль о церковной унии, т. е. о соединении Греческой и Латинской церквей под верховною властью римского папы, причем первая сохраняла свои обряды и богослужение на славянском языке. Попытка к этому соединению была произведена еще в XV веке (на Флорентийском соборе 1439 года), но не имела успеха.

Между иезуитами с особенною ревностью начали хлопотать об унии Петр Скарга и Антоний Поссевин[66].

Они нашли себе сочувствие даже в некоторых православных епископах. Последние уже давно тяготились своим невыгодным положением в Польском государстве и добивались тех же прав, которыми пользовалось высшее католическое духовенство (например, права заседать в польском сенате наряду со светскими магнатами).

Делу унии много содействовало расстроенное состояние западнорусской иерархии после ее отделения от московской. Короли раздавали высшие духовные должности по своему произволу; в епископы и настоятели монастырей назначались большею частью лица светские из дворянских фамилий, не приготовленные к исполнению духовных обязанностей и желавшие только пользоваться богатыми церковными имениями. Раздоры между братствами и высшим духовенством еще более увеличили неустройства Западнорусской Церкви. Одним из замечательных иерархов Западной Руси в конце XVI века был Кирилл Терлецкий, епископ луцкий и острожский, потомок знатной фамилии и человек честолюбивый; он привык окружать себя роскошью и жить настоящим магнатом. В начале своей епископской деятельности Терлецкий явился усердным защитником православного духовенства от светских властей; патриарх константинопольский Иеремия, посетивший Юго-Западную Русь в 1589 году, возвел его в сан экзарха. Тогда же Иеремия отрешил киевского митрополита Онисифора (потому что он был из двоеженцев), а на его место посвятил Михаила Рагозу. Луцкий староста Семашко (перешедший из православия в католичество) начал ревностно преследовать Терлецкого: подверг его заключению, морил голодом, наносил разные оскорбления. Униженный епископ не мог нигде добиться правосудия. Тогда его привычка к роскошной жизни и любовь к почестям не устояли против испытаний: он заключил мировую с Семашко; преследования прекратились, и с этих пор Кирилл является деятельным поборником унии. Самый усердный защитник православия князь Константин Острожекий вначале думал, что покровительство папы может избавить Православную Церковь от польских притеснений и прекратить беспорядки в иерархии. Так думали и многие другие, пока надеялись сохранить в чистоте греческие обряды и пока не убедились в истинном значении унии (как переходной ступени к латинству).

Душою униатской партии в Западной России сделались Кирилл Терлецкий, епископ луцкий, и Ипатий Поцей, епископ владимиро-волынский; киевский митрополит Михаил Рагоза также склонился на сторону унии, а Сигизмунд III с радостью принял ее под свое покровительство. Терлецкий с Поцеем отправились в Рим и здесь от имени всех епископов просили папу Климента VIII принять их под свою верховную власть (1595). В Риме торжествовали присоединение Западнорусской Церкви. Но между тем большинство русского духовенства, дворянство и некоторые из вельмож горячо восстали против подчинения папе. Для решения этого вопроса в следующем году собрался собор в Бресте.

На этот собор съехались западнорусские епископы со многими игуменами и священниками, а также многие светские вельможи. Собор тотчас разделился на две половины: православную и униатскую. Душою православной партии из светских вельмож был престарелый князь Константин Острожекий, воевода киевский, а из духовных — львовский епископ Гедеон Балабан. Брест принадлежал к епархии Поцея, и он велел запереть храмы, чтобы лишить православных возможности собираться в церкви. Они открыли свои заседания в частном доме; председательство на этом соборе предоставлено было экзарху Никифору, уполномоченному константинопольского патриарха. Три раза Никифор посылал звать на совещание митрополита Рагозу и его соумышленников, но те отказались. Тогда православный собор присудил митрополита и униатских епископов к лишению сана и постановил протест против унии. Униатская партия в это время имела свои особые заседания в кафедральном храме и со своей стороны предавала проклятию духовенство, оставшееся верным православию.

Церковная уния была встречена сильным народным неудовольствием в Вильне (где была тогда резиденция западнорусских митрополитов), в Киеве, Полоцке и других значительных городах Западной Руси. Михаил Рагоза вскоре умер; преемником его на митрополичьей кафедре был Ипатий Поцей, который ревностно подвигал вперед дело унии, за что едва не был убит одним православным. (В Вильне около того времени замечательным поборником православия является красноречивый проповедник Стефан Зизаний.) Следующий за Поцеем митрополит Велиамин Рутский, человек хитрый и деятельный, много способствовал распространению унии в трудную для нее эпоху, когда православное население повсюду встречало ее враждебно, а большинство русского дворянства и казаки готовы были оружием защищать свою старую Церковь. Рутский преобразовал униатское монашество по образцу латинских орденов и назвал его орденом Василия Великого (Базильянским).

Таким образом, в Западной Руси произошло распадение Церкви на Православную и Униатскую (рядом с третьей — Католической). Польское правительство помогало последней и воздвигло открытое гонение на первую в надежде водворить в своих областях единую веру и тем усилить, укрепить государство[67].

Православная партия вступила в деятельную борьбу с католиками и униатами, стараясь действовать их же оружием, т. е. проповедями, богословскими сочинениями и основанием школ для воспитания юношества в правилах греческой религии. Из таких школ особенно прославилась впоследствии Киевская академия. Самым знаменитым ректором этой академии был архимандрит Киево-Печерской лавры Петр Могила, возведенный потом в сан киевского митрополита.

Киевская академия возникла из школы, которая была основана вместе с братством Богоявленской церкви. В 1615 году на это дала средства одна богатая женщина по имени Халылка Гулевичевна. Процветание ее начинается со времени Петра Могилы. Фамилия Могилов принадлежала к молдавской аристократии и считала между своими членами несколько молдавских и валахских господарей. В молодости Петр Могила служил в польской военной службе. Потом он вступил в Киево-Печерскую лавру и благодаря своим родственным связям с польскою аристократией прямо был назначен архимандритом лавры. Отличаясь усердием к православию, Петр Могила немедленно обратил внимание на народное просвещение как на главное средство для борьбы с унией. Он на собственный счет отправил несколько молодых людей в иностранные академии, чтобы приготовить из них хороших наставников, и задумал устроить особое училище при своем монастыре; но по просьбе Богоявленского братства оставил этот план и принял в свое заведование братскую школу. Вскоре Могила сделался киевским митрополитом (1633) и тогда преобразовал эту школу в коллегию, которая устроилась по образцу иезуитских коллегий и академий в Польше и Западной Европе. (Классы шли в том же порядке, как и там: инфима, грамматика, синтаксис, пиитика, риторика, философия и богословие.) Здесь также дано было преобладание латинскому языку, на котором излагалась тогда большая часть наук; воспитанники должны были писать латинские сочинения и говорить между собою не иначе как по-латыни. (Впоследствии по тому же образцу устроены духовные училища в России.) Важное значение Киевской академии в истории нашего просвещения видно из того, что к ее воспитанникам принадлежали почти все лучшие духовные писатели и епископы русские во второй половине XVII и в большей части XVIII века.

ЗАПАДНОРУССКОЕ ДВОРЯНСТВО

При появлении церковной унии довольно усердно заботилось о сохранении православия. На варшавском сейме и в сенате часто раздавались протесты русских послов против нарушения прав и привилегий, утвержденных прежними королями за русским населением. В царствование Сигизмунда III эти протесты по большей части оставались бесплодными[68]. После его смерти на избирательном сейме 1632 года русским послам удалось выхлопотать новые постановления о свободе Греческой Церкви. Новый король Владислав IV утвердил эти сеймовые постановления («конституции»). Но папа объявил их противными божеским и человеческим законам, по обыкновению, они остались неисполненными. Между тем наступившие казацкие и крестьянские восстания против панов побудили большую часть западнорусского дворянства теснее сблизиться с польскою шляхтой, а воспитание его в иезуитских академиях и коллегиях и желание пользоваться всеми шляхетскими привилегиями подготовили переход в католичество. Во второй половине XVII века большинство дворян Юго-Западной Руси является уже вполне ополяченным, забывшим язык и религию своих предков. Тогда они сделались чуждыми простому народу, который находился у них в полном подчинении, но оставался русским и православным[69].

Таким образом рушились естественные связи между высшим сословием (аристократией) и низшими классами в Западной России.

ПОЛОЖЕНИЕ КРЕСТЬЯН

После религии вторая причина вражды русского населения к полякам заключалась в угнетении низшего класса. В древнейшую эпоху крестьянское, или земледельческое, сословие («поспольство») пользовалось личною свободой, но по мере того как аристократия приобретала более и более политических прав и шляхетские сеймы забирали в свои руки судьбу государства, крестьяне теряли прежние вольности. В Польше еще ранее, нежели в России, они лишились права свободного перехода; когда же прекратилась династия Ягайла и престол сделался избирательным, дворянство окончательно закрепило их за собой, и к концу XVI века крестьянское сословие (получившее общее название «хлопов») уже находилось в состоянии рабства. Из собственной Польши это рабское состояние перешло и в западнорусские области, где оно было подтверждено юридически Литовским статутом. Польские паны и ополячившиеся русские вельможи если не уезжали за границу. или в главные города королевства, то жили в своих поместьях и окружали себя чрезвычайною роскошью; каждый из них держал в своем замке большое количество слуг и надворной милиции, набранных отчасти из мелких дворян или шляхтичей, так что свита знатного пана походила на королевский двор в меньших размерах. Вся тяжесть огромных панских расходов падала на бедных холопов, которые были облагаемы множеством разного рода оброков и повинностей.

«Крестьяне украинские мучились как в чистилище, а помещики между тем блаженствовали как в раю».[70]

Притом же помещики обыкновенно не занимались сами управлением своих имений, а отдавали их в аренду евреям, которые старались выжимать из крестьян как можно более доходов и притеснениями своими доводили их до того, что целые села иногда пустели от побегов; одни из холопов переселялись в соседнее Московское государство, другие приставали к казакам. Притеснения эти особенно усилились с появлением католицизма и унии, когда между простолюдином и вельможею исчезла религиозная связь и паны стали смотреть на своих крестьян как на еретиков. Евреи не замедлили воспользоваться унией для своего обогащения, вместе с имениями они начали брать на откуп у помещиков даже церкви православных и облагали пошлинами как богослужение, так и разные церковные требы.

ЕВРЕИ

Встречаются в Киевской Руси еще в XI и XII веках, впрочем, в небольшом числе; в то время процветали еврейские колонии в Крыму. (Секта караимов, т. е. евреев, не признающих книгу Талмуд, заключающую многочисленные толкования нравственные и преимущественно обрядовые; последние касаются всевозможных мелочей и опутывают все существование еврея.) Татарский разгром остановил развитие еврейской колонизации с юга. Но около этого времени начался сильный прилив евреев (талмудистов) с запада. Гонения, которым они подвергались в Германии, особенно во время крестовых походов, заставили их выселяться отсюда в другие страны. Наиболее терпимости для своей религии они нашли в землях польских и начали переходить сюда массами. Особое покровительство оказывал им король Казимир Великий, который наделил их разными льготами. (Говорят, будто побуждением Казимира в этом случае послужила его привязанность к одной еврейке.) Правда, их подтвердил и расширил потом Сигизмуид I Евреи получили разрешение свободно заниматься ремеслами и торговлей, а главное — еврейские общины (кагалы) приобрели право внутреннего самоуправления и самосуда; заведование их религиозными делами сосредоточилось в руках раввинов, которые составляют их духовное и вместе ученое сословие.

Это предприимчивое, быстро размножающееся племя мало-помалу распространилось по всем городам и местечкам Западной России; оно захватило в свои руки значительную часть торговых оборотов и почти всю мелочную торговлю. Размножение евреев, притеснения от шляхты и религиозные гонения подорвали благосостояние западнорусских городов и привели в совершенный упадок русское мещанство, т. е. средний класс коренного населения. В качестве ростовщиков, корчмарей, арендаторов имений, откупщиков разных сборов евреи немало способствовали также обеднению и угнетению крестьянства. На сеймах против них не раз поднимались жалобы и издавались стеснения для их деятельности, но польская аристократия оказывала им покровительство. Она постоянно нуждалась в деньгах на свою роскошь и находила их у евреев, а последним предоставляла выжимать доходы из своих крестьян. В XVI и XVII веках им покровительствовали почти все польские короли до Собеского включительно (чему немало способствовали королевские лейб-медики из евреев)[71].

К страшному гнету от крепостного состояния присоединились еще для русского народа обиды и насилия от буйных жолнеров (наемные польские войска), которые расставлены были по областям и содержались на счет местных жителей.

Неизбежным следствием религиозного и политического угнетения было чрезвычайное обеднение низшего класса и упадок его нравственных сил, особенно в Белоруссии. Но в Малой Руси это угнетение вызвало энергический отпор и кровавую месть со стороны малороссийского казачества.

МАЛОРОССИЙСКИЕ ИЛИ УКРАИНСКИЕ КАЗАКИ

Жили по обеим сторонам Днепра (населяли земли, занимаемые теперь губерниями Киевской, Полтавской и южной частью Черниговской). Польское правительство рано оценило важность этого воинственного сословия, которое могло служить государству твердым оплотом со стороны соседних татарских орд. Стефан Баторий старался подчинить казаков военной дисциплине и дать им определенное устройство. Это устройство потом получило следующий вид. Поселения казаков делились на округи или полки, носившие название по городам (Переяславский, Черкасский, Каневский и др.). Начальник или гетман всего казацкого сословия утверждался в своем сане королем, знаками его достоинства были: войсковое знамя, бунчук, булава и печать. За гетманом следовала войсковая старшина, состоящая из обозного, судьи, писаря, есаула, хорунжего, полковников, сотников и атаманов. Стефан Баторий, однако, успел убедиться, что казацкое войско трудно подчинить непосредственной королевской власти и что оно становится опасным для самой Польши; тогда он попытался ослабить казачество и задержать его дальнейшее развитие учреждением особого сословия «реестровых» казаков, которых число было определено сначала в 6000 человек. Реестровые получали от правительства жалованье и составляли отдельную дружину, устроенную по образцу венгерской пограничной стражи, называвшейся «гайдуками»; а прочие казаки должны были войти в сословие посполитых, т. е. крестьян. Но эта мера не принесла желанных результатов: число казаков все более и более возрастало от прилива лучших людей из соседнего поспольства, которое не могло помириться со своим рабским состоянием; а казацкие гетманы, признавая верховную власть короля, часто в важных делах обходились без его согласия и даже поступали вопреки его повелениям.

От украинских или «городовых» казаков, проводивших жизнь оседлую и семейную, надобно отличать тех, которые обитали далее к югу, в низовьях Днепра, и носили название «низовых» или «запорожских». Последние хотя и причислялись к Польскому государству, но в сущности составляли сословие совершенно вольное и не подчинялись никакой посторонней власти. Это была колыбель и рассадник настоящего казачества.

К югу от Самарского устья, посреди глухих степей, Днепр на пространстве нескольких десятков верст отчасти запружен рядами огромных камней (порогов), которые скрываются под водою или чернеют над ее поверхностью, отчасти стеснен в своем течении крутыми берегами и множеством каменистых островов. Пробившись сквозь каменные теснины, река вступает в широкое русло с ровными отлогими берегами к плавно, тихо течет потом до самого лимана; на этом течения она усеяна архипелагом низменных островов, покрытых густым высоким камышом. Эти-то косматые, тинистые острова служили для казацкой вольницы самым лучшим убежищем. Одни только плоскодонные челны запорожцев могли ходить по неглубоким протекам между островами, где они скрывали награбленную добычу. Запорожцы мало-помалу образовали род военного братства, имевшего свои оригинальные уставы и обычаи. На одном из островов обыкновенно располагался главный притон запорожцев или Сечь (особенно на острове Хортице). Она имела вид укрепленного лагеря. Верховная власть находилась в руках казацкого веча или рады. Рада избирала главного («кошевого») атамана, который во время похода пользовался неограниченной властью над войском. Сечь разделялась «на курени», которые выбирали себе куренных атаманов. Запорожцы жили в шалашах («коливах»), сплетенных из хвороста, и сходились обедать за общественные столы. Число запорожских казаков не было определено: в Сечь принимался всякий пришелец православной веры; он оставался здесь столько времени, сколько хотел. Запорожцы вели жизнь холостую, и женщины в Сечь не допускались под страхом смертной казни.

Запорожье наполнялось обыкновенно людьми самого беспокойного, воинственного характера; сюда уходили из соседних польских и московских областей те, которые не хотели сносить угнетение в отечестве или отыскивали простора для своей деятельности. Запорожцы находились в тесной связи с донскими и малороссийскими казаками. Вместе с теми и другими они нередко на своих легких челнах («чайках») выплывали в Черное море и грабили турецкие берега; а в соседних степях происходили постоянные стычки запорожских отрядов с татарскими наездниками[72].

Польское правительство, побуждаемое угрозами турецкого султана, старалось силою удерживать казаков от походов в Черное море и строило крепости около порогов, ко такие меры только усиливали дух неудовольствия в казацком сословии. Когда же к этим метам присоединились введение унии в Западной России, гонение на православие и угнетение народа от панов, тогда открылся целый ряд казацких восстаний на Украине. Из вождей казацких (в эпоху от 1592 до 1638 года) особенно прославились борьбою с поляками Нализайко, Тарас, Павлгак и Остраница. Только один из малороссийских гетманов этой эпохи, Конашевич Сагайдачный, оставаясь усердным приверженцем православия, умел приобрести уважение польского правительства и ужиться в мире с дворянской партией. (Он умер в 1622 году.) Восстания казаков сопровождались страшной жестокостью с обеих сторон, причем во владениях польских панов преимущественно свирепствовали мелкие шайки холопов или так называемых гайдамаков. Но мало-помалу дворянская партия обыкновенно при помощи наемных регулярных войск брала верх над толпами мятежников; начальники восстаний подвергались лютым казням, и Малороссия подпадала еще более тяжкому гнету, чем прежде. После неудачного восстания под начальством Гуни и Остраницы, в 1638 году, казалось, силы казаков были сломлены и Украина затихла, но спустя десять лет чрезмерный гнет вызвал уже восстание всего народа (при Хмельницком).

Итак, обе унии, политическая и религиозная, не достигли своей цели, т. е. окончательного отделения Западной Руси от Восточной и слияния с Польшею в одно государство, в одну нацию. Напротив, они породили жестокую борьбу между двумя религиями и двумя народностями. Эта борьба пробудила в Юго-Западной Руси стремление к воссоединению с Северо-Восточной и приготовила падение Польши.

IV Эпоха первых трех царей из дома Романовых 1645–1649–1653–1667–1672–1676–1682

МИХАИЛ ФЕОДОРОВИЧ. 1613–1645 ОЧИЩЕНИЕ ГОСУДАРСТВА ОТ НЕПРИЯТЕЛЕЙ

В июле 1613 года совершилось в Москве царское венчание Михаила Феодоровича. Во время этого торжества, по обычаю, объявлены разные милости: князь Пожарский, бывший прежде стольником, получил сан боярина, а Кузьма Минин пожалован в думные дворяне и награжден поместьем. Но правительство не могло наградить жалованьем ратных людей или предоставить народу льготы от податей, потому что казна была совершенно пуста. От имени царя, духовенства и всего Земского собора посланы были в главные города (между прочим, к богатым купцам Строгановым) грамоты с просьбою о присылке в Москву денег, хлеба и разных запасов на жалованье войску. Последнему предстояло еще много дела, потому что внешние и внутренние враги продолжали пользоваться расстроенным состоянием государства. Новгородская область находилась в руках шведов, Смоленскую занимали поляки, Псковскую разоряли наездники Лисовского, на юго-востоке господствовал атаман Заруцкий, а внутри на всем протяжении государства, от южных пределов и до самых северных, свирепствовали казацкие шайки. Казанские, ногайские татары и волжские черемисы также бунтовали и грабили русских жителей.

Первые усилия правительства были обращены против Заруцкого, который вместе с Мариною Мнишек засел в Астрахани и заставлял народ присягать ее маленькому сыну (от Лжедимитрия II), объявляя себя правителем государства. Он созывал к себе на службу казаков, ногайских татар и просил помощи у персидского шаха. Но еще прежде, нежели подоспел с войском князь Одоевский, отправленный из Москвы, астраханские жители восстали против Заруцкого и прогнали его с помощью терских казаков. Заруцкий бежал на Яик (Урал), но здесь настигли его стрельцы, посланные Одоевским, и взяли его в плен (1614). Заруцкий и сын Марины подверглись позорной казни, а сама Марина умерла в тюрьме[73]. К концу того же года и северная часть государства была очищена от казацких шаек; успешным преследованием этих шаек отличился князь Лыков; недалеко от Москвы он разбил главные толпы казаков и взял в плен наиболее свирепого из атаманов, Баловня.

Между тем самый знаменитый из московских воевод, князь Пожарский, напрягал свои силы, чтобы уничтожить хищную дружину Лисовского, составленную из отчаянных удальцов разных наций. Необыкновенно быстрыми переходами Лисовский долго спасался от преследования князя. Когда Пожарский заболел, дело его продолжали другие воеводы, но они также не могли настичь неутомимого наездника, который описывал круги по всему государству, обозначая свой путь грабежом и опустошением. Наконец, он перешел за литовскую границу, и только внезапная смерть избавила Россию от ее злейшего неприятеля (1616)[74].

СТОЛБОВО И ДЕУЛИНО

Одновременно с очищением государства от казаков шла борьба с двумя западными соседями России, Швецией и Польшей, которое не хотели возвратить захваченные ими русские области. Московское войско, отправленное против шведов под начальством князя Трубецкого, потерпело поражение от Делагарди под Бронницами. Сам король шведский Густав Адольф явился на место военных действий и лично осадил Псков; но псковитяне и на этот раз прославили себя мужественною обороной против одного из величайших полководцев своего времени, чем и способствовали скорейшему прекращению войны. Переговоры со шведами производились при содействии Англии и Голландии, которые хлопотали о мире, имея в виду свои торговые интересы. Наконец заключен был мир в селе Столбове (недалеко от Ладоги, в 1617 году), шведы возвратили Москве Новгород, Ладогу и некоторые другие города, но обязали ее заплатить 20 000 рублей и удержали за собой все захваченное ими прибрежье Финского залива. Таким образом, русские были совершенно отрезаны от Балтийского моря[75]. Впрочем, московское правительство считало Столбовский мир довольно выгодным, потому что получало теперь возможность обратить все силы против врага еще более опасного — против Польши.

Война с поляками шла с переменным счастьем: русские терпели поражения в открытом поле, но мужественно отстаивали города; попытки отнять у неприятеля Смоленск остались без успеха. Наконец война приняла решительный оборот, когда королевич Владислав вместе с гетманом Ходасевичем двинулся на самую Москву, чтобы здесь возложить на себя московскую корону. Во время его похода города Дорогобуж и Вязьма изменили Михаилу и сдались полякам[76], по под Калугою, где воеводою был князь Пожарский, поляки потерпели неудачу. На помощь к Владиславу пришел малороссийский гетман Сагайдачный, и они соединенными силами подступили к Москве. Ввиду такой опасности царь созвал собор из духовенства, бояр «и всяких чинов людей»; все они единодушно дали ему обет крепко стоять и биться за православную веру и своего государя. Приступы поляков к воротам столицы были отбиты, попытки овладеть Троицкою лаврой также не удались. Тогда Владислав вступил в переговоры, и в селе Деулине (подле Троицы) было заключено перемирие на 14 лет и 6 месяцев (1618). По этому перемирию Смоленск и часть Северской области остались за Польшею. В числе пленных, которых поляки разменяли на Струся и его товарищей, возвратился в Россию отец государя митрополит Филарет.

ПАТРИАРХ ФИЛАРЕТ И ВНУТРЕННЯЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

По смерти Гермогена патриарший престол оставался незанятым, потому что в Москве дожидались отца государева, и, когда митрополит возвратился из плена, ему немедленно предложили сан патриарха. После обычных отрицаний Филарет согласился и был посвящен (1619). Опытный в делах политических, Филарет скоро приобрел решительное влияние на управление государством; он укрепил московское самодержавие, ослабленное в эпоху смут, и до самой смерти своей (1633) оставался полным руководителем Михаила, отличавшегося мягкостью характера и великой сыновней преданностью. В государственных грамотах писались рядом имена отца и сына:

«Государь царь и великий князь Михаил Феодорович всея Русии и великий государь святейший патриарх Филарет Никитич Московский и всея Русии».

Главная забота царя и патриарха обратилась на приведение в порядок хозяйственной части, которая после смутного времени находилась в самом печальном положении. (Собирание податей представляло большие затруднения, потому что очень многие города и села были разорены, а жители их разбежались. Из дальних областей многие посадские люди, чтобы не платить податей, переехали в Москву и ближайшие города и укрывались здесь у своих родственников или друзей. Некоторые тяглые люди избавляли себя от царских налогов тем, что записывались за боярами, духовенством или монастырями; остальные же, указывая на свое разорение, беспрестанно просили царя о даровании им разных льгот. Кроме того, со всех сторон присылались в Москву жалобы на обиды и насилия от воевод и приказных людей. Для обсуждения мер против такой безурядицы государи неоднократно созывали Земскую думу. Решено было составить по областям точные росписи (или «писцовые книги») и распределить подати сообразно с имуществом жителей. С этой целью во все города посылались писцы и дозорщики. Но они по большей части недобросовестно исполняли свое дело и ради посулов накладывали подати на кого легче, на кого тяжелее (хотя воеводам и приказным людям под страхом жестокого наказания запрещалось брать посулы, а жителям давать их). Тяглых людей, уклонявшихся от налогов, велено было возвращать на свои места. Замечательна также следующая мера правительства: приказано было из каждого города взять в Москву по одному человеку из духовенства, по два из дворян и детей боярских и по два из посадских людей, которые могли бы сообщить правительству точные сведения о состоянии областей и о способах помочь разоренным жителям. С воцарением Михаила возобновились и прерванные в Смутную эпоху дружественные сношения с иностранными державами. Так, во время польской войны персидский шах Аббас и английский король Иаков I помогали Михаилу деньгами. При Михаиле московское правительство в первый раз обменялось посольствами с французским двором.

СМОЛЕНСК И АЗОВ

Деулинское перемирие не прекратило враждебных отношений между Москвою и Польшею; они скоро возобновились, потому что поляки все еще не хотели признать Михаила, а Владислав продолжал носить титул царя и великого князя московского. К тому же потеря Смоленска и других русских городов была очень чувствительна для московского правительства; оно ожидало только удобного случая к новой войне, а между тем постепенно приготовляло для нее средства. Видя, как русские уступают западным соседям в военном искусстве, правительство наняло на свою службу несколько тысяч иноземных солдат, выписало из-за границы большие запасы огнестрельного оружия и поручило иностранным офицерам учить русских ратных людей европейскому строю.

В Польше умер король Сигизмунд III (1632). Пока собирался сейм, чтобы избрать ему преемника, Москва поспешила воспользоваться временем междуцарствия и двинула свои войска на западные границы. Главным воеводой был назначен боярин Шеин, прославивший себя в Смутную эпоху защитою Смоленска и вместе с Филаретом освобожденный из польского плена. Война началась удачно: более 20 городов и местечек перешли в руки разных московских воевод. Но сам Шеин действовал крайне медленно и нерешительно, а потому пропустил удобный момент, чтобы овладеть Смоленском. Он обложил его со всех сторон и предпринял долгую осаду. Город едва держался от голода, когда на помощь гарнизону пришел Владислав, избранный сеймом на польский престол. С приходом короля обстоятельства изменились: русские, отбитые от Смоленска, заперлись в окопах и в свою очередь были осаждены поляками. Между тем крымцы сделали набег на Московскую Украину; услыхав о том, многие украинские помещики уехали из русского лагеря. В самом лагере происходили смуты: иностранные полковники неохотно повиновались неискусному главному воеводе; к тому же начались голод, болезни и сильная смертность. Наконец Шеин, показавший себя в эту войну плохим предводителем, вошел в переговоры, согласился оставить полякам весь свой обоз и артиллерию и отступил, преклонив знамена пред королем. По возвращении в столицу несчастные московские воеводы были обвинены в измене; Шеину и некоторым из его товарищей отрубили головы, других сослали[77].

По следам отступившего войска король двинулся в Россию, но под стенами крепости Белой потерпел неудачу. Угрожаемый в то же время со стороны Турции, он предложил мир, который был заключен на реке Поляновке (1643). Этим миром подтверждены были статьи Деулинского договора; кроме того, русские заплатили 20 000 рублей, а Владислав отказался от своих прав на московский престол.

В конце Михайлова царствования Россия едва не вступила в борьбу с турками. Поводом к неприязненным отношениям служили, с одной стороны, беспрерывные набеги крымских татар на московские украйны, откуда они уводили множество пленных и продавали их потом на азиатских рынках. Напрасно московское правительство старалось удержать крым-цев подарками («поминками»), которые почти ежегодно высылало хану и его главным мурзам; тщетно просило оно и турецкого султана, чтоб он запретил татарам набеги. С другой стороны, и султан также тщетно требовал от московского правительства, чтоб оно не допускало донских казаков выходить в Черное море и грабить турецкие берега.

Не довольствуясь одной мелкой войной, казаки взяли сильную турецкую крепость Азов и геройски отразили войска, пришедшие на выручку крепости. Предвидя, что неприятель возвратится еще с большими силами и что им одним невозможно будет бороться долгое время, казаки отправили посольство в Москву бить челом государю, чтобы он принял Азов «под свою высокую руку» и прислал бы им помощь. Московское правительство понимало, что, владея Азовом, оно легче могло удержать татар от набегов, но занятие этого города вело за собою неизбежную и трудную войну с могущественным турецким султаном, для чего потребны были большие военные силы и огромные издержки. Чтобы решить этот важный вопрос, царь созвал великую Земскую думу (1642).

Великая Земская дума состояла из высшего духовенства, думных людей и выборных от разных сословий государства; число выборных на этот раз простиралось до 192 (тут были стольники, московские дворяне, дьяки, стрелецкие головы, жильцы, дворяне и дети боярские из 42 провинциальных городов, торговые сотни и посадские люди). 3 января они собрались в «столовой избе», и здесь думный дьяк Лихачев от имени царя предложил им на обсуждение Азовский вопрос, разделенный на два пункта: 1) принять лк Азов от казаков и 2) если принять, будет война с турками; в таком случае где взять для нее запасов и денег? На этот вопрос потом каждое сословие отдельно давало письменные ответы. Предоставляя решение дел на государеву волю, все сословия изъявили готовность по мере своих средств жертвовать на военные издержки. Служилые люди охотно вызывались идти против «нечестивых басурман» и предлагали государю сделать чрезвычайный сбор денег с духовенства, монастырских вотчин, с торговых и приказных людей, но в то же время они жаловались на свою бедность и на разные государственные беспорядки. Так, дворяне и дети боярские северных городов указывали на лихоимство дьяков и подьячих; по их словам, приказные люди, разбогатев взятками, накупили себе много вотчин и построили прекрасные каменные дома («палаты каменные такие, что неудобь сказаемые»), которых в прежнее время и у знатных людей не было. Дворяне и дети боярские южных городов жаловались, что они хуже, нежели от турецких и крымских басурман, разорены от московских несправедливых судов («от московской волокиты»). Торговые люди указывали на свое разорение, причиненное многочисленными поборами в прежнее военное время, соперничеством (в торговле) немцев и персиан и всевозможными притеснениями. Сотские и старосты черных сотен и слобод говорили, что тяглые люди «обнищали» от великих пожаров, от царской службы (в целовальниках), от тяжких податей и повинностей[78].

Из ответов выборных людей ясно было, что государство еще находится в расстроенном состоянии и имеет слишком мало средств для борьбы с турками; притом же посланные осматривать Азов донесли, что укрепления его все разбиты. Тогда царь велел казакам его оставить; казаки послушались и, уходя, окончательно разорили город.

Михаил Фгодоровнч был женат два раза, и от второй его супруги Евдокии Стрешневой он имел сына Алексея. 12 июня 1545 года государь скончался; один приближенный боярин (Никита Иванович Романов) вышел из царской спальни, возвестил об его кончине и первый присягнул шестнадцатилетнему царевичу Алексею; примеру боярина последовали все придворные чины, потом присягнула Москва, за ней вся Россия.

АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. 1645–1676 МОРОЗОВ И ВНУТРЕННИЕ СМУТЫ

Характером своим молодой государь отчасти напоминал добродушного отца и первое время своего царствования нуждался в руководителях. Воспитатель Алексея боярин Морозов, пользуясь привязанностью и полною доверенностью своего воспитанника, не замедлил приобрести исключительное влияние на управление государством. Спустя три года после своего воцарения Алексей вступил в брак с дочерью стольника Милославского, а Морозов вслед за тем женился на ее сестре[79].

Внутреннее состояние Московского государства все еще носило на себе следы Смутной эпохи, и бедствия, на которые жаловались выборные люди 1642 года, продолжались: парод страдал под тяжестью налогов и повинностей, все более и более возраставших; так, между прочим, наложена была новая пошлина на соль — один из предметов первой необходимости. Налоги эти вместе с притеснениями приказных людей произвели сильное народное неудовольствие, которое разрешилось наконец открытым мятежом московской черни (летом 1648 года).

Те, которые терпели от лихоимства приказных людей, несколько раз подавали боярам жалобы для передачи царю, но жалобы их до царя не достигали. Выведенный из терпения, народ поднял мятеж, умертвив двух нелюбимых чиновников (окольничего Плещеева и думного дьяка Чистого), разграбил дом правителя Морозова и некоторых других вельмож. На другой день в Москве вспыхнул страшный пожар; за ним последовало опять возмущение. Мятежники потребовали выдачи самого правителя, который скрылся во дворце. Пришел наемный немецкий отряд и расположился стражею вокруг дворца. Тогда на площадь выехал двоюродный царский дядя Никита Иванович Романов, более других вельмож любимый народом; держа в руках свою боярскую шапку, он уговаривал толпу разойтись, обещая от имени царя исполнение народных желаний. Толпа, однако, не вдруг послушалась. Морозова царь поспешил спасти, отослав его тайно на сохранение в Кириллов Белозерский монастырь. Когда волнение успокоилось и места ненавистных чиновников заняли люди, слывшие добрыми и угодными народу, царь однажды во время крестного хода обратился к толпе с речью. Он изъявил сожаление о притеснениях, которые делались его именем, но без его ведома, обещал понизить цену на соль, уничтожить монополию, а в заключение со слезами на глазах просил не требовать Морозова, его воспитателя и второго отца. Умиленный народ отвечал восклицаниями:

«Да здравствует государь на многие лета! Да будет воля Божия и государева!» Морозов воротился в Москву; не занимая более места правителя, он продолжал еще некоторое время быть советником Алексея и, говорят, успел даже заслужить народное расположение[80].

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО, ЭКОНОМИЧЕСКИЕ МЕРЫ И ФИНАНСОВЫЕ ЗАТРУДНЕНИЯ

Когда затих мятеж московской черни, вызванный дурным управлением Морозова и притеснениями приказных людей, государь по совету с высшим духовенством и думными людьми приступил к следующей законодательной мере. Он велел выписать ратные статьи из отцов Церкви, законов греческих царей и из Литовского статута; потом собрать указы русских государей и боярские приговоры и, сверив с НИМИ прежние судебники, исправить их и пополнить недостающими статьями. Новый свод статей назвал Соборным уложением; для обсуждения и утверждения его был созван царем Земский собор из выборных людей от разных сословий. Выборные люди собрались в «Ответной палате» под председательством князя Юрия Долгорукого. Здесь им читали статьи Уложения, составленные московскими боярами и дьяками, и, наконец, дали всем подписать (1649)[81].

В один год с изданием Уложения совершилась важная мера относительно внешней торговли. Еще при Михаиле Феодоровиче русские купцы жаловались на привилегии, данные англичанам: последние, владея правом беспошлинной торговли и огромными капиталами, захватили в свои руки почти все главные коммерческие обороты, так что русским купцам оставалась только мелочная торговля. Алексей Михайлович наконец внял этим жалобам: он воспользовался смутным временем в Англии (где происходила тогда революция) и выдал указ, по которому английские купцы высылались из внутренних областей государства; им позволено было приставать только в Архангельске и там производить торговлю с платою обыкновенной пошлины. В числе причин, побудивших к такому указу, упомянуты следующие злоупотребления: тайный привоз в Россию табака и других запрещенных товаров равно вывоз из России заповедных товаров (например, шелка-сырца) и, наконец, большое злое дело: «Короля своего Карлуса убили до смерти».

Этот указ не остался без некоторого влияния на последующие затем финансовые затруднения. С удалением англичан из внутренних городов прилив иностранного серебра в Россию значительно уменьшился, а начавшиеся вскоре войны с Польшей потребовали больших усилий и огромных издержек со стороны государства[82]. Когда недостаток серебряной монеты сделался весьма ощутителен, царь по совету окольничего Ртищева приказал чеканить медные копейки, которые должны были ходить в равной цене с серебряными (1655). Сначала эта мера удалась; медная и серебряная монета ходила в равной цене, потому что обмен одной на другую совершался беспрепятственно. Но монетным делом заведовали люди невежественные и корыстолюбивые, именно тесть царя Милославский со своими родственниками; они начали собирать все серебряные деньги в казну, а в выпуске медных не соблюдали никакой умеренности; сюда не замедлило присоединиться и большое количество поддельной монеты. Неизбежным следствием таких беспорядков было весьма быстрое понижение в цене медных копеек сравнительно с серебряными, так что в течение пяти лет первые сделались в пятнадцать раз дешевле последних. Зло не прекращалось, несмотря на строгие наказания фальшивых монетчиков (им заливали горло растопленным металлом). Необходимые припасы и все товары сделались страшно дороги; от этой дороговизны более всего терпели люди служилые, которые получали жалованье монетою по ее номинальной цене; государству угрожало всеобщее разорение. В народе поднялся сильный ропот, который перешел наконец в открытый мятеж. Московская чернь бросилась в село Коломенское (любимое летнее местопребывание Алексея Михайловича) и потребовала от царя выдачи некоторых ненавистных бояр (Милославских, Ртищева и др.). Царь велел окружавшим его стольникам, дворянам, детям боярским и подоспевшему отряду стрельцов ударить на толпы мятежников; часть их была избита или захвачена, остальные рассеялись в бегстве (1662). Вслед за тем вышел указ, которым медные деньги отменялись и все уплаты приказано производить прежнею серебряною монетою. Но государство не скоро могло оправиться от сильного финансового расстройства.

РАЗИН КАЗАЦКОЕ И КРЕСТЬЯНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ

Вообще царствование Алексея Михайловича кроме внешних войн обильно разными мятежами внутри государства. Правительство легко усмиряло отдельные попытки некоторых городов; победа же над казацким движением требовала значительных усилий[83].

В XVII столетии казачество охватило уже всю юго-восточную полосу России от берегов Южного Буга до Яика, перешло за Яик к проникло в отдаленную Сибирь; центром его в Московской Руси была равнина реки Дона. В царствование Михаила Феодоровича донские казаки окончательно признали над собою власть Москвы, обещая прекратить свои разбои и нападения на соседей, но подобные обещания исполнялись весьма редко. На Дону, как и в Малой России, казацкое сословие распадалось на две главные партии: казаков зажиточных, или «домовитых», и бедных, или «голутвенных» (голь). Между тем как первые были наклонны более к сохранению порядка и к повиновению московскому правительству, вторые составляли толпу людей беспокойных, всегда искавших случая погулять на чужой счет («добыть себе зипунов», как они выражались). Число голутвенных постоянно увеличивалось от прилива беглых холопей, крестьян и посадских людей Московского государства. Дон не выдавал назад подобных беглецов, и, приставши к какой-нибудь станице, они считались уже вольными казаками. Вся эта голутвенная вольница ожидала только достойного предводителя, чтобы собраться вокруг него для разбоя и для войны с государством. Такой предводитель явился в лице простого казака Степана Разина.

Говорят, ненависть к московскому правительству и жажда мести зародились в душе Разина во время войны с Польшей, когда старший его брат за нарушение военной дисциплины погиб на виселице по приказанию воеводы Долгорукова. Своею дикой, неукротимой энергией и физической силой Стенька Разин резко выдавался из толпы товарищей; ему нетрудно было собрать шайку из нескольких сот подобных себе удальцов. Он бросился на Волгу, разбил караван судов, плывший в Астрахань с разными припасами и товарами, и пробрался на Яик, где шайка его быстро увеличилась новыми охотниками (1667). Отсюда казаки Каспийским морем поплыли на юг, разгромили берега Персии и с богатой добычей пришли к устью Волги. Астраханский воевода объявил атаману, что государь прощает казаков и позволяет им спокойно воротиться назад, если они выдадут персидских пленников вместе со служилыми людьми и пушками, захваченными по городам и царским судам. Разин принял это предложение и принес повинную, впрочем, далеко не выполнил всех условий. Когда же он воротился на Дон, слава об его подвигах и богатствах, награбленных казаками, со всех сторон привлекала к нему голутвенных людей; в числе других явились и многие запорожцы. Своим приветливым обращением атаман умел снискать чрезвычайное расположение толпы и скоро увидел себя во главе значительного войска.

Разглашая повсюду, что идет против нелюбимых московских бояр, Разин летом 1670 года опять появился па Волге, взял Царицын и двинулся на Астрахань. Здесь стрельцы и чернь перешли на сторону казаков, так что этот важный город был взят почти без боя. Начальники и лучшие люди большей частью перебиты, имущество их и купеческие лавки разграблены, а жители астраханские присоединились к войску Разина и получили казацкое устройство. Отсюда атаман двинулся вверх по Волге, взял Саратов, Самару и пошел далее, распуская слух, будто при нем находятся царевич Алексей (незадолго умерший) и патриарх Никон (лишенный сана). Приверженцы Разина рассеялись по областям Московского государства и подстрекали простой народ к восстанию против бояр и приказных людей, обещая всем казацкую вольность. Мятеж быстро охватил пространство между Окою и Волгою; ожесточенные водворявшимся крепостным правом, крестьяне убивали помещиков; в городах чернь свирепствовала против лучших людей; возмутились и приволжские инородцы (черемисы, чуваши, мордва, татары). Силы Разина достигли огромных размеров. Но достаточно было одной неудачи, чтобы исчезло доверие народа к делу казаков, чтобы обнаружилась для них вся невозможность победить окрепший государственный порядок. Под Симбирском Стенька потерпел поражение от князя Барятинского, у которого часть войска была обучена европейскому строю; тогда Разин, оставив крестьян на жертву воеводам, бежал с казаками на родину и пытался поднять весь Дон. Но здесь главный атаман Донского войска Яковлев с помощью домовитых казахов схватил Разина и отослал его в Москву для казни (1671).

Между тем царские воеводы после нескольких решительных побед над толпами крестьян и инородцев успели подавить восстание внутри государства, Только в Астрахани некоторое время еще свирепствовала казацкая тайна под начальством атамана Васьки Уса, который в числе других злодейств подверг пытке астраханского митрополита Иосифа и велел сбросить его с колокольни. Ко скоро Астрахань также сдалась московским воеводам и главные мятежники были казнены.

ПАТРИАРХ НИКОН И ДЕЛА ЦЕРКОВНЫЕ

Никон, в миру Никита, был сын одного крестьянина Нижегородской области (мордовского происхождения) и родился в начале Смутного времени. С детства он уже показал присутствие сильной воли, необыкновенные способности и наклонность к монашеской жизни. Мальчик выучился грамоте, что было редкостью в крестьянском быту; но гонения, которые он терпел в своей семье от мачехи, не остались без дурного влияния на его характер. По просьбе родственников Никита женился, а грамотность доставила ему место священника. Прожив Шлет с женою и потеряв всех детей, Никита убедил жену вступить в монастырь, а сам ушел в скиты на Белое море и там постригся. Слава о его уме и строгой иноческой жизни скоро достигла Москвы; набожный Алексей Михайлович перевел Никона архимандритом в один из московских монастырей, часто призывал его во дворец для беседы и вообще начал оказывать ему большое доверие. Скоро Никон был посвящен митрополитом в Новгород, где не ограничился церковным управлением, но приобрел влияние и на дела гражданские, а уважение к нему царя еще более усилилось после известного новгородского мятежа, который был усмирен твердостью митрополита.

Когда же в Москве скончался патриарх Иосиф, престол патриарший предложили Никону; он отвечал отказом на это предложение. В Успенском соборе царь и окружавшие его со слезами умоляли митрополита не отказываться. Последний, обратясь к боярам и народу, спросил, будут ли почитать его как архипастыря и отца и дадут ли ему устроить Церковь? Все клялись, что будут и дадут. Тогда Никон согласился и был посвящен (1652).

Царь вполне подчинился влиянию нового патриарха, оказывал ему неограниченное доверие, а во время своих отлучек поручал управление почти всем государством. Подобно отцу Михаила Феодоровича, Никон в грамотах стал писаться «великим государем». Из церковных его дел самое важное по своим последствиям было исправление богослужебных книг.

С течением времени от невежественных переписчиков в церковные рукописи вкралось множество ошибок. Когда же в Московском государстве появилось книгопечатание, то ошибки рукописей перешли и в печатные книги, а вместе с ошибками вкрались в них и разные мнения, не согласные с церковными уставами[84]. В царствование Михаила Феодоровича приступили к исправлению ошибок и поручили это дело сначала Дионисию, знаменитому архимандриту Троицкой лавры, с несколькими монахами. Но за свои исправления он обвинен в ереси, подвергнут истязаниям вместе с товарищами и заточен. А дело исправления перешло в руки других людей, которые сами держались упомянутых мнений и вносили их в новые печатные издания. Для обсуждения возникшего отсюда вопроса Никон созвал Духовный Собор (1654). Решено было исправить книги по старым рукописям, которые с этой целью были собраны в Москве в большом количестве. Исправленные и вновь изданные богослужебные книги рассылались по церквам, а книги прежних изданий Никои приказывал везде отбирать. Против этой меры восстала часть духовенства, не любившая Никона за его строгость, и начала смущать народ рассказами о том, будто бы патриарх вводит разные еретические новости и нарушает веру. Люди, приверженные к букве устава, к внешним обрядам, стали сильно роптать на патриарха, а жестокие наказания, которым суровый Никон подвергал непослушных ему священнослужителей, делали их мучениками в глазах толпы. С того времени книги, напечатанные при патриархе Иосифе, или старые, получили священное значение для людей, недовольных исправлением (они тщательно сохраняли эти книги и думали, что только по ним надобно молиться, а Никона уподобляли антихристу). Такие люди получили название староверов или раскольников. Главными двигателями раскола были попы Лазарь и Никита Пустосвят, дьякон Федор и в особенности протопоп Аввакум, отличавшийся большою начитанностью и смелым, энергичным характером. Его многочисленные сочинения, написанные живым, сильным языком, имели большой успех в народе.

Вооружая против себя многочисленную партию в духовенстве и народе, патриарх скоро возбудил к себе вражду и в боярском сословии. Он слишком неумеренно пользовался влиянием на царя и хотел обратить в свое неотъемлемое право то государственное значение, которым был обязан только личному расположению Алексея Михайловича; он стремился, по-видимому, самую светскую власть поставить в зависимость от духовной. Но такое стремление не могло иметь успеха в Московском государстве — при полном развитии царского самодержавия. Раздраженные высокомерным обращением и требованием совершенной покорности, многие бояре возненавидели Никона и старались ослабить расположение к нему царя. Усилия бояр увенчались успехом тем скорее, что Никон пренебрегал их мелкими интригами, а, главное, царь сам начал уже тяготиться своею зависимостью от неуступчивого патриарха. В отношениях Алексея Михайловича к Никону не замедлило обнаружиться охлаждение; за ним последовал открытый разрыв, вследствие которого патриарх самовольно оставил свою паству.

Однажды при дворе угощали грузинского царя Таймураса и против обыкновения не пригласили Никона (1658). Последний послал разведать о причине; боярин Хитрово прогнал посланного, причем ударил его палкой. Раздраженный патриарх сначала потребовал удовлетворения письменно, но не мог добиться никакого положительного ответа. Он хотел лично объясниться с царем во время выхода к обедне, но пришел боярин Ромодановский и объявил, что государь не будет; при этом случае патриарх побранился с. боярином, который упрекнул его в гордости. Тогда Никон дал полную волю своему гневу. После обедни он громко объявил народу, что больше не патриарх московский, поставил свой посох к Владимирской иконе Богоматери, надел простое монашеское платье и тут же, в ризнице, написал к царю письмо, в котором просил назначить ему келью для жительства. В ожидании ответа он сел на ступени амвона. Два раза приходил от царя боярин Трубецкой увещевать патриарха, но напрасно; боярин пришел в третий раз и объявил Никону, что государь предоставляет на его собственную волю избрать себе место для жительства. Никон, по-видимому, надеялся, что Алексей Михайлович сам придет уговаривать своего друга, и никак не ожидал подобного ответа. В сопровождении большой толпы народа он отправился пешком из собора на Воскресенское подворье, а оттуда уехал немедленно в свой любимый Воскресенский монастырь, известный более под именем Нового Иерусалима.

Государь, однако, не скоро решился покончить со своим бывшим другом, и несколько лет еще продолжалась их распря, которую бояре усердно старались поддерживать, а Никон им помогал своим упрямством. Наконец состоялся Духовный Собор под председательством двух восточных патриархов (александрийского и антиохийского); Никон был осужден, его лишили сана и сослали в заточение в Белозерский Ферапонтов монастырь (в конце 1666 года). После своего падения он, однако, не смирился духом и до самой смерти оставался верен своему неукротимому характеру.

Книги, исправленные Никоном, одобрены на том же соборе (1666–1667), который низложит его с патриаршего престола. Собор этот изрек проклятие тем, которые не захотят покориться его решению насчет книг и обрядов (т. е. осужденных им двуперстия, сугубой аллилуйи и пр.). Тем не менее во многих местах священники и монахи не хотели принимать исправленных книг, а в Соловецком монастыре дело дошло до явного возмущения. Против мятежных монахов отправлен был отряд стрельцов; но правительство, занятое в то время на юге борьбою с Разиным, не могло употребить большие силы на севере; благодаря своим крепким стенам раскольники целые восемь лет выдерживали осаду. Только в 1676 году воевода Мещеринов взял монастырь приступом и перевешал глазных мятежников.

МАЛОРОССИЙСКИЙ ВОПРОС БОГДАН ХМЕЛЬНИЦКИЙ И ПРИСОЕДИНЕНИЕ МАЛОЙ РОССИИ

В первые годы царствования Алексея Михайловича произошло новое и самое знаменитое восстание украинских казаков против польской аристократии, которое окончилось отложением Малой России от Польши и присоединением к Москве. Вождем этого восстания явился Богдан Хмельницкий, вызванный на отчаянную борьбу с поляками жаждою личной мести.

Зиновий Хмельницкий (известный более под именем Богдана) был сын казацкого сотника, получил хорошее по тому времени образование и рано начал выдвигаться из среды товарищей, городовых или реестровых казаков; своею храбростью и даровитостью он отличался в битвах с татарами, турками, москвитянами и занял место войскового писаря. Хотя Хмельницкий по наружности оказывал полную преданность Речи Посполитой, однако некоторые из панов, угнетавших Украину, наученные опытами прежних казацких мятежей, стали подозрительно смотреть на умного писаря; особенно возненавидел его Чигиринский под-староста Чаплинский. Недалеко от Чигирина у Хмельницкого был хутор Субботово, на который подстароста объявил свои притязания. Однажды Чаплинский с толпою слуг капал на хутор, поджег на гумне хлеб и завладел женою (или невестою) Богдана. Хмельницкий принужден был спасаться бегством. Он обратился с жалобою к Чигиринскому старосте (Конецпольскому) и, не получив от него никакой защиты, поехал в Варшаву искать правосудия у польского сената, но судьи в тяжбе шляхтича с казаком по обыкновению приняли сторону первого. Хмельницкий обратился к королю, который лично знал Богдана и покровительствовал ему. Сознавая свое бессилие перед сеймом, Владислав отказался от участия в этом деле (а на жалобы казаков против утеснения Украины, как говорят, заметил, что у них есть сабли). Тогда Хмельницкий ушел на Запорожье, подготовил там восстание и получил помощь от крымского хана. Казацкая рада выбрала Хмельницкого гетманом и решила объявить войну полякам. По всей Украине началось сильное волнение народа, который ждал только удобного случая, чтобы снова поднять оружие против своих притеснителей.

Первые битвы Хмельницкого с польскими войсками (при Желтых Водах и при Корсуне, 1648 год) окончились полным поражением поляков. Этот успех поднял всю Украину; холопьи составив множество гайдамацких отрядов («загонов»), бросились грабить и разрушать господские земли, жечь католические церкви и предавать мучительной смерти жидов-арендаторов. Паны принуждены были бегством спасаться от ярости черни. В это время скончался король Владислав, и наступившее бескоролевье еще более способствовало успехам восстания. Когда же на престол был избран брат покойного короля Ян Казимир, он лично принял начальство над войском, но под Зборовом (в Галиции) поляки со всех сторон были окружены казаками и татарами; тогда король согласился на мир, по которому возвращались казакам их старые права и дарованы некоторые новые привилегии.

Непрочность Зборовского трактата скоро обнаружилась. По трактату число реестровых казаков огракичено в 40 000, все же остальные холопы, приставшие к войску, должны были воротиться в крепостное состояние и опять работать на тех самых панов, которых они только что прогнали из своей земли. Когда гетман попытался строгими мерами привести в исполнение эту статью, на Украине обнаружилось против него сильное неудовольствие черни, и он принужден был отказаться от своей попытки. С другой стороны, и поляки не исполнили некоторых условий договора: так, например, они не дали киевскому митрополиту место в сенате. Хмельницкий опять призвал на помощь крымского хана и начал новую войну; на этот раз она была для него неудачна. Ян Казимир собрал поголовное шляхетское ополчение («посполитое рушенье»); в сражении под Берестечком хан внезапно покинул казаков, и они потерпели совершенное пораженке. При Белой Церкви заключен был новый мир, по которому число реестровых казаков уменьшено до 20 009. Положение Малой России опять сделалось почти такое же, какое было до восстания. Казаки и в особенности крестьяне целыми толпами устремились в соседнюю Московскую Украину, где пустынные дотоле пространства в скором времени заселены были малороссийскими колониями и слободами, каковы Ахтырка, Сумы, Изюм, Харьков и др. (Слободская Украина).

Видя невозможность одними собственными силами бороться с Польшею, Хмельницкий еще в начале восстания вошел в переговоры с московским двором и просил царя принять Малороссию под свое покровительство. После Белоцерковского трактата он с большей настойчивостью возобновил свои просьбы, говоря, что в крайнем случае готов поддаться турецкому султану. Московское правительство сначала приняло на себя роль посредника между казаками и Польшей и потребовало подтверждения Зборовского договора, но поляки отвергли это требование. Кроме того, постоянным поводом к неудовольствию между Москвою и Польшей служило «умаление» царского титула со стороны польских пограничных начальников. Для обсуждения Польского или Малороссийского вопроса Алексей Михайлович собрал Земскую думу (1653). На соборе решено было принять предложение Хмельницкого и объявить войну Польше. В следующем году торжественное московское посольство, во главе которого стоял боярин Бутурлин, приехало в Переяславль; здесь собралась общая казацкая рада и по предложению своего гетмана присягнула на подданство московскому царю (8 января). Вслед за тем московские чиновники отправились по украинским городам и привели к присяге все малороссийские полки на обеих сторонах Днепра. Главные условия присоединения были следующие: число постоянного войска назначено в 60 000; казаки сами выбирают себе гетмана, который имеет право принимать иностранных послов; права городов и шляхты остаются прежние; в городах правители должны быть из малороссиян, они же и собирают доходы.

БОРЬБА С СОСЕДЯМИ ЗА МАЛОРОССИЮ

Открывшаяся война с Польшей была весьма удачна для москвитян. Алексей Михайлович выступил в поход с многочисленным войском, лично осадил Смоленск и принудил его к сдаче. Из Белоруссии москвитяне перешли в Литву, взяли Вильну, Ковну и Гродну; в то же время Хмельницкий, подкрепленный царскими воеводами, напал на поляков с юго-востока и дошел до Вислы. К довершению своих бедствий Польша подверглась еще нападению с севера, со стороны воинственного шведского короля Карла X, который завладел Познанью, взял самую Варшаву и Краков. В таком критическом положении Польша была спасена заступлением австрийского двора к соперничеством, которое возникло между русскими и шведами. Послы императора (Фердинанда III) подали Алексею Михайловичу надежду, что поляки по смерти бездетного Казимира изберут московского царя на свой престол и тогда Польша мирным образом соединится с Москвою. К сожалению, молодой царь поддался сим внушениям и согласился на перемирие, удержав за собою Малую и Белую Россию (1656). Теперь он обратил свое оружие на шведов.

Подобно Ивану IV, Алексей Михайлович думал, что наступило время пробиться к берегам Балтийского моря. Он вступил в Ливонию, завоевал несколько городов и осадил Ригу; но здесь русские потерпели неудачу. Война продолжалась потом с переменным счастьем. Между тем завязались переговоры; они окончились миром в Кардисе (1661), по которому русские возвратили шведам все завоеванные города. К такой уступке принудили Москву смуты в Малороссии и возобновившаяся польская война.

Богдан Хмельницкий с неудовольствием узнал о прекращении войны между Москвою и Польшей; он скончался спустя несколько месяцев после перемирия. Опасения его не замедлили оправдаться. В Малороссии немедленно наступили смуты. Главным поводом для них служило гетманское достоинство, которое зависело от свободного выбора казаков и на которое всегда являлось несколько претендентов, каждый со своею партией. Да и самое соединение Малой России с Великой было еще не прочно; между тем как простые казаки и чернь тянули к единодержавной Москве, старшина казацкая и вообще люди чиновные оказывали предпочтение аристократической Польше. Выросшие под влиянием польской культуры, члены казацкой старшины свысока смотрели на малообразованных москвитян.

Еще при жизни Богдана казаки выбрали ему преемником молодого сына его Юрия; но вскоре после кончины старого гетмана генеральный писарь Выговский с помощью преданных себе полковников захватил в свои руки гетманскую булаву[85].

Выговский изменил Москве и тайным договором с поляками (в Тадяче) обязался возвратить Польше Малую Россию. Против него восстала значительная часть казаков, которые соединились с московскими воеводами: гетман с помощью крымского хана разбил своих противников под Конотопом (1659); но потом, оставленный ханом, принужден был бежать в Польшу. После него гетманы быстро сменяли один другого (Юрий Хмельницкий, Тетеря и Брюховецкий, подобно Выговскому кончившие изменою Москве). Тогда ясно обнаружилось раздвоение Малой России на левую и правую сторону Днепра; в первой брали верх приверженцы Москвы, вторая тянула к Польше.

Между тем вследствие несоблюдения поляками мирного договора Алексей Михайлович должен был возобновить с ними войну. Эта вторая польская война была для него неудачна; большая часть завоеваний в Литве и Белоруссии перешла опять в руки неприятелей. Утомленные долговременной борьбой, оба государства вступили в переговоры, и наконец боярин Ордин-Нащокин, известный московский дипломат, заключил с Польшей перемирие в деревне Андрусове (близ Смоленска) на 13 лет (1667). По этому перемирию за Москвою остались Смоленск, левый берег Днепра в Малороссии и, кроме того, город Киев — на два года (но он после не был возвращен); западная часть Украины снова отошла к полякам.

С окончанием польской войны малороссийские смуты не прекратились. Гетман западной стороны смелый и честолюбивый Дорошенко почти захватил в свои руки и восточную сторону (где жители были недовольны новыми московскими налогами); он задумал из Малой России составить особое владение и отдался под покровительство турецкого султана. Впрочем, на левом берегу приверженцы Москвы вскоре опять взяли верх; они выбрали своим гетманом Самойловича, а общая опасность со стороны Турции заставила московское и польское правительства сблизиться между собою и заключить оборонительный союз против сильного неприятеля. Западная сторона Днепра, куда султан два раза приходил с большими силами, подверглась страшному опустошению; только победы польского полководца Яна Собеского (избранного на престол в 1674 году) спасли Польшу от совершенного уничижения. Борьба с турками и Малороссийский вопрос еще не были решены в то время, когда скончался Алексей Михайлович.

В последние годы Алексея Михайловича личным расположением царя и наибольшим влиянием при дворе пользовался боярин Артамон Сергеевич Матвеев, отличавшийся образованием и приверженностью к европейским обычаям, которые тогда понемногу начали проникать в высшее русское общество. После Ордина-Нащокина он заведовал Посольским приказом. Его значение еще более увеличилось с того времени, когда царь, потеряв первую супругу, женился на Наталье Кирилловне Нарышкиной, которая была родственницей Матвееву и отчасти воспитывалась в его доме.

Умирая, Алексей Михайлович оставил после себя довольно многочисленное семейство; от первой супруги (Милославской) у него было два сына, Феодор и Иоанн, и несколько дочерей; от второй — маленький царевич Петр, родившийся в мае 1672 года.

ФЕОДОР АЛЕКСЕЕВИЧ. 1676–1682

Новый царь был воспитанник Симеона Полоцкого, монаха, известного своею ученостью и своими стихотворными сочинениями, или виршами. При вступлении на престол Феодор имел только 14 лет от роду; он отличался весьма слабым здоровьем. Родственники царя Милославские спешили воспользоваться своею силою при дворе, чтобы погубить Матвеева: за приверженность к западной науке он был обвинен в чернокнижии, лишен имения, боярского сана и сослан в Пустозерский острог. Впрочем, главное влияние на государственные дела из рук Милославских скоро перешло к любимцу царя боярину Языкову.

ОКОНЧАНИЕ МАЛОРОССИЙСКОГО ВОПРОСА И ПРИГОВОР О МЕСТНИЧЕСТВЕ

— составляют самые важные события этого кратковременного царствования.

В южной части Малой России продолжал еще держаться гетман Дорошенко, отдавшийся под покровительство Турции. Против него выступили московский воевода князь Ромодановский и гетман Самойлович; они так стеснили Дорошенка, что он сдал Чигирин русским и оставил свои притязания па гетманское достоинство. Турецкий султан, однако, не хотел отказаться от Украины, и войска его вместе с крымскими татарами два раза приходили под Чигирин. В первый раз турки были разбиты Ромодановским и воротились без успеха; в следующий поход они овладели Чигирином, но не могли здесь утвердиться. Наконец султан заключил в Бахчисарае двадцатилетнее перемирие, вследствие которого Украина и Запорожье навсегда утверждались за Москвою (1681)[86].

Немедленно после турецкой войны при московском дворе поднят был вопрос о вредном обычае воевод считаться между собою местами. Напрасно московские цари после Иоанна IV старались ограничить местничество и, отправляя войска в поход, строго запрещали начальникам входить в родовые счеты; так, при Алексее Михайловиче почти все походы были объявлены «без мест». Подобные запрещения мало приносили пользы, потому что зло укоренилось слишком глубоко.

Первоначально местничество, разъединяя боярские фамилии, немало содействовало утверждению царского самодержавия. Но теперь оно уже стесняло это самодержавие.

При московском дворе счет местами подавал повод к частым спорам. Например, когда у царя давался обед думным людям, то они рассаживались по степени своей знатности. Но тут иногда кто-либо из бояр не захочет садиться ниже другого и начнет о том бить челом царю. Царь прикажет посадить его насильно; боярин бранит своего соперника и кричит, что «хотя царь ему велит голову отсечь, а под таким-то сидеть он не станет», и спустится под стол (Котошихин). Тогда царь приказывает его взять и отвести в тюрьму. Кроме тюрьмы за такую вину было наказание батогами или кнутом или споривший боярин по приговору царской думы выдавался своему сопернику головою. Обряд выдачи головою состоял в следующем. Приставы брали под руки осужденного за неправое местничество, отводили его на двор счастливого соперника в сопровождении дьяка или подьячего и ставили там у нижнего крыльца. Когда выходил хозяин на крыльцо, то дьяк или подьячий говорили, что великий государь указал, а бояре приговорили такого-то выдать ему головою. Хозяин благодарил за царскую милость и отпускал униженного соперника, дьяку или подьячему давал при этом подарки, а на другой день ездил к царю бить челом за его милость. В деле местнических счетов бояре отличались особым упорством потому, что это не было только их личное дело: уступая высшее место другому лицу, боярин тем уже целый свой род признавал ниже рода своего соперника и, следовательно, обрекал своих потомков и родственников занимать низшие места по службе сравнительно с потомками соперника.

Феодор Алексеевич поручил выборным людям из военных чинов под председательством князя Василия Васильевича Голицына обсудить, какие меры надобно принять для улучшения военного дела в России. Выборные люди в числе других преобразований указали на необходимость уничтожить местничество. Государь созвал собор из высшего духовенства и членов Боярской думы, объявил ему мнение выборных людей и предложил вопрос: отменить ли местничество или оставить его по-прежнему? Собор единогласно приговорил, что местничество как источник многих зол должно быть отменено. Государь велел принести некоторые тяжебные дела по местничеству и предать их огню в присутствии духовенства и бояр. Виновным против соборного приговора назначено лишение звания и имущества.

V Внутреннее состояние Московского государства

ЦАРЬ

Во главе государства находился царь, самодержавный и неограниченный властитель над своими подданными. Московское самодержавие имеет важное историческое значение: оно сообщило политическое единство раздробленным дотоле русским областям и связало в одну плотную массу племена, рассеянные на равнинах Восточной Европы; оно дало русскому народу государственное устройство, которое помогло ему выйти победителем из долгой борьбы с восточными и западными соседями, поработившими Русь удельно-княжескую[87].

Вот каким образом иностранцы, посещавшие Россию (например, Герберштейн и Антоний Поссевин), описывают неограниченную власть московского государя:

«Русские уверены, что он исполнитель небесной воли; „так угодно Богу и Государю, ведает Бог и Государь“, — говорят они. Царь считает своею собственностью не только области, но и все, что в них находится»[88].

После тирании Ивана Грозного бояре хотели воспользоваться Смутным временем, чтобы ограничить в свою пользу царскую власть; они руководили Василием Шуйским и предписали условия при избрании польского королевича Владислава. По некоторым известиям (например, Котошихина), Михаил Феодорович был также выбран на условиях и ничего не делал без боярского совета; но во время управления отца его патриарха Филарета условия эти пришли в забвение (вследствие нелюбви народа к боярской аристократии и предпочтения монархического начала). Алексей Михайлович правил уже неограниченно; он писался «царем и самодержцем всея Великия и Малыя и Белыя Руси». В сношениях с иностранными государствами московское правительство усердно заботилось о том, чтобы в переговорах и грамотах вполне наблюдался царский титул с подробным перечислением областей. Отсюда происходили частые и долгие споры послов, особенно в сношениях с Польшей.

Московского царя окружал многочисленный двор, составленный из людей высших классов, которых чин и честь зависели от большей или меньшей близости к царской особе. (В этом отношении и местничество также способствовало развитию самодержавия.) Двор этот отличался восточною пышностью и строгим исполнением разных обрядов и церемоний.

Особенный почет, воздаваемый царскому величеству, требовал, чтобы ко двору приходили пешком, оставляя лошадей и экипажи в известном расстоянии. Правом свободного входа во дворец пользовались одни только придворные чины; но и для тех, смотря по значению каждого, существовали известные границы. Не во всякое отделение дворца могли свободно входить все приезжавшие на государев двор. Бояре, окольничие, думные и ближние люди пользовались в этом отношении большими преимуществами: они могли прямо входить даже в верх, т. е. в покоевые или жилые хоромы государя. Здесь по обыкновению они собирались каждый день в передней (палате) и ожидали царского выхода из внутренних комнат. Ближние бояре, «уждав время», входили даже в комнату или кабинет царский. Для прочих же чиновников государственных верх был совершенно недоступен. Стольники, стряпчие, дворяне, стрелецкие полковники и головы, дьяки и иные служилые чины собирались обыкновенно на Постельном крыльце, которое было единственным местом во дворце, куда они могли приходить во всякое время с полною свободою. («Домашний быт русских царей» Забелина.)

СОСЛОВИЯ

Господствующее сословие в государстве было служилое, которое образовалось из прежней княжеской дружины и разделялось на разные степени. Верхнюю степень составляла родовая боярская аристократия, сильная своим числом и значением. В состав ее кроме древних боярских родов вошли потомки удельных князей, вступивших на службу московских государей; они сохранили свой княжеский титул. Далее, значительная часть наших боярских фамилий вела свое происхождение от иноземных выходцев, именно литовских, немецких, а также от татарских мурз и царевичей. В XVI и XVII веках эта аристократия представляет довольно замкнутое сословие или касту, почти недоступную для людей низших классов. По своей знатности боярские роды разделялись на несколько «статей»; сообразно с таким делением они занимали разные должности при дворе, в гражданском управлении и в войске. Бояре, не занятые войною или службою в городах, постоянно жили в Москве и каждый день съезжались во дворец на поклон к государю. В грамотах писались они государевыми «холопами» и называли себя уменьшительными именами[89].

Среднюю ступень служилого сословия составляли дворяне, а низшую — многочисленный класс боярских детей. И те и другие в свою очередь подразделялись на разные статьи.

Все эти люди должны были служить всю жизнь там, где укажет государь; главною же их обязанностью по-прежнему оставалась военная служба. За свою службу кроме денежного и хлебного жалованья они получали поместья и вотчины. Первые давались в пожизненное владение, вторые составляли полную наследственную собственность; различие это потом уничтожилось, и поместья сравнялись с вотчинами. Между тем как дети боярские образовали класс мелких землевладельцев, бояре и некоторые из дворянских фамилий сосредоточили в своих руках обширные владения и имели иногда по нескольку тысяч крепостных людей.

Сословие людей «тягловых» или податных (земщину) составляли посадские и крестьяне. Под именем посадских разумелось вообще городское и пригородное население, занимавшееся торговлей, промыслами и платившее подати в царскую казну. В видах постоянного исправного сбора государственных доходов посадские люди были прикреплены к своим посадам, как крестьяне к земле. Более зажиточные из посадских носили древнее название «лучших людей», остальные назывались «меньшими»; в правительственном отношении они разделены были по сотням и слободам[90]. Кроме податей посадские люди обязаны были отправлять царскую службу в качестве разного рода приставов или целовальников.

Крестьяне по отношению к земле распадались на три главные разряда: во-первых, те, которые жили на землях, принадлежащих государю; во-вторых, поселенные в поместьях и вотчинах служилых людей; в-третьих, жившие на землях монастырских и вообще духовенства. Первый разряд подразделяется на две части, именно: дворцовые, доходы с которых исключительно шли на содержание двора, и крестьяне черных волостей или черносошные, платившие подати в государственную казну.

В конце XVI века, как известно, крестьяне лишились права свободного перехода и были прикреплены к земле. Но они не скоро могли примириться с этим лишением, и в действительности переходы еще долго продолжались. Самое прикрепление не было полное и безусловное; в некоторых случаях последующими указами переход дозволялся (например, от мелкого владельца к мелкому). Для беглых сначала была назначена пятилетняя давность, т. е. спустя пять лет после ухода крестьянина землевладелец не имел права отыскивать его и возвращать на свою землю. Потом крепостное право получило дальнейшее развитие. Михаил Феодорович вместо пятилетнего назначил десятилетний срок для возвращения беглых крестьян к прежнему владельцу, а Утюжением царя Алексея Михайловича срок совершенно отменен: крестьяне со всем потомством должны были принадлежать к той земле, за которою они записаны в писцовых книгах 1626 года.

Крестьяне, по-видимому, лишены были только права перехода и сделались крепкими земле, а сами они не составляли такой же собственности землевладельца, как его холопы или рабы. Но помещики не замедлили распространить свою власть и на личность крестьянина, которому трудно было отыскать управу на помещика. Во второй половине XVII века дворяне уже продают крестьян и отдают их в приданое без земли, а к концу того же века крестьяне в своих отношениях к помещику весьма мало отличались от его холопей. Впрочем, и сами они иногда давали на себя кабалу, т. е. шли в холопы, чтобы избавиться от казенных повинностей (так как с холопов подати в государственную казну не собирались).

Беспрерывные побеги при малолюдном населении были весьма чувствительным злом для Московского государства. Беглые крестьяне, холопы и посадские отчасти уходили на Дон или в Запорожье, отчасти укрывались в лесах и составляли разбойничьи шайки. В течение всего XVII века правительство должно было вести неутомимую борьбу с этим явлением; оно отправляло во все стороны отряды сыщиков, которые отыскивали беглых и возвращали их на прежние места, ловили и вешали разбойников.

УПРАВЛЕНИЕ

Высшим правительственным и судебным учреждением была Боярская дума, которая вела свое происхождение от древнего обычая князей советоваться о делах со старшею дружиною. Когда усилилась в Московском государстве боярская аристократия, то дума не раз делала попытки ограничить самодержавие и приобрести большую самостоятельность. Но это удавалось ей только или в малолетство государя, или при царях, слабых характером. В думе обсуждались меры, касавшиеся всего государства, решались вопросы внешней политики и те дела, которые не могли быть решены низшими учреждениями. В отношении к царю дума имела только совещательное значение, хотя на грамотах ее обыкновенно писалось: «Царь указал, и бояре приговорили». В ней заседали бояре, окольничие и думные дворяне; иногда призывались патриарх и другие архиереи.

Московский подьячий в XVII веке Котошихин следующим образом описывает заседание думы.

Когда случится царю сидеть с боярами и думными людьми и рассуждать о своих или иноземных делах, то думные люди садятся поодаль от царя на лавках; размещаются они по степени своей знатности: сначала бояре, потом окольничие, потом думные дворяне, а думные дьяки стоят; иногда, впрочем, царь приказывает им сидеть. Когда государь объяснит свою мысль и спрашивает совета у думных людей, тогда, кто из них поумнее, говорит свое мнение, а иные бояре, брады свои устав я, ничего не отвечают, потому что царь многих жалует в бояре не по разуму их, а по великой породе, и многие из них грамоте не учены[91]. Когда же дело после обсуждения бывает решено, царь приказывает думным дьякам записать приговор.

Кроме Боярской думы в XVI и XVII веках московские цари в самых важных делах имели обыкновение созывать выборных от всех свободных сословий своего государства, что называлось «Земским собором» или «великою Земскою думою». Это было также продолжением древнего обычая князей собирать иногда на совет не одну дружину, но и лучших людей города; когда же Русь объединилась, то лучшие люди собирались уже со всей земли. Первые соборы упоминаются при Иване IV; значение их поднялось в смутное время, особенно в эпоху междуцарствия. При Михаиле Феодоровиче, когда от народа требовались большие жертвы для устроения государства, мы видим частые земские соборы; они встречаются и при Алексее Михайловиче, но после него уже выходят из употребления. На соборе мнения выборных людей отбирались не поголовно, а по сословиям (думные люди, духовенство, дворяне, дети боярские, гости, торговые и посадские люди).

Далее из постоянных правительственных учреждений в Московском государстве следуют приказы. Происхождение приказов относится еще ко временам удельным; они развились преимущественно из домашнего или хозяйственного княжеского управления; когда же уделы были уничтожены, все приказы сосредоточились в Москве и здесь подразделились на многие отрасли, так что в XVII в. число их простиралось до 40[92]. Письменная часть в приказах находилась в руках дьяков и подьячих, известных под общим именем приказных людей; они назначались из грамотных людей разных сословий, преимущественно из духовного звания.

В отношении областного управления земли Московского государства главным образом делились на уезды. Величина уездов была весьма неравная; они определялись историческими условиями; обыкновенно древние уделы или части уделов, по мере того как присоединялись к Московскому государству, составляли особый уезд. Подразделение уездов составляли: станы, погосты, губы, а наиболее распространенною единицею деления служили волости, которые так же, как и уезды, по объему своему были весьма различны.

Областные правители, перешедшие в Московское государство из удельно-вечевой Руси, т. е. великокняжеские наместники и волостели, в XVI столетии были заменены отчасти другими лицами. При Иоанне IV мы встречаем правителей, выбираемых из служилого сословия самими общинами, как-то: губных старост, излюбленных голов и проч. В XVII веке выборные власти опять уступают место лицам, назначенным от правительства; во главе областного управления становятся воеводы. Прежде воеводы встречались только в пограничных городах, но при Михаиле Феодоровиче они являются почти всюду, и только в некоторых областях потом упоминаются губные старосты в значении правителей[93]. Воеводы сменялись весьма часто, так что редко оставались в одном городе более трех лет. Круг воеводской деятельности не был строго определен: большей частью в руках воевод сосредоточивалась власть военная, гражданская и судебная. Воеводство давалось как награда за военную службу, потому что оно представляло служилому человеку возможность увеличить свое состояние («покормиться»). Хотя взятки были запрещены, но кроме царского жалованья воевода мог получать от жителей добровольные приношения, которые тогда не считались взятками в строгом смысле этого слова.

Дела, подлежавшие воеводскому управлению, производились в так называемой съезжей или приказной избе. В Московском государстве, кроме того, существовали земские должности, на которых посадские и крестьяне выбирали людей из своей среды. Таковы земские старосты, заправлявшие раскладкой податей и городским хозяйством; они заседали вземской избе. Потом следуют разного рода головы и целовальники; им поручались сборы в казну пошлин торговых, питейных, судных и проч. Выборы в головы и целовальники производились ежегодно. Эта земская служба была вообще обременительна для выборных людей: за убытки и недоимки они отвечали собственным имуществом. Низшие чиновники назывались: пристава, неделыцики, доводчики и др.

СУДОПРОИЗВОДСТВО И ДОХОДЫ

Формы судопроизводства первоначально были довольно просты и несложны. В XV и XVI веках на суде наместников и волостелей встречаются старосты и целовальники, выбранные от городских и сельских общин и известные под общим именем судных мужей. При Иване Грозном многие общины даже получили право собственного суда, т. е. судились только своими выборными людьми, но после они теряют это право и суд сосредоточивается в руках областных начальников. Судопроизводство было по преимуществу словесное. Главными доказательствами на суде служили письменные акты, свидетели и присяга. В уголовных делах употреблялся повальный обыск, т. е. допрос местных жителей о самом преступлении или о поведении заподозренного человека. Древний обычай испытания водою и железом уже не встречается; место его при исследовании дела заступил жестокий обычай судебной пытки[94]. По судебникам царей Ивана III и Ивана IV в случаях тяжбы между истцом и ответчиком допускали поле, но к концу XVI века поле уже выходит из употребления.

С течением времени судебный процесс более и более усложняется, письменное судопроизводство берет перевес над словесным, число инстанций увеличивается, а вместе с тем растут медленность в решениях и издержки подсудимых. Те дела, которые почему-либо не могли быть решены простыми людьми, переносились в высшие инстанции, т. е. сначала к наместнику или воеводе главного города, потом в один из приказов, наконец, подавался доклад царю, который или сам решал дело, или поручал его Боярской думе. По окончании тяжбы тому, кто ее выигрывал, выдавалась правая грамота. Право суда над крепостными людьми, за исключением уголовных преступлений, принадлежало самому владельцу. В пытках и казнях того времени вполне выражаются грубость и жестокость нравов; наиболее употребительные казни были: виселица, четвертование, колесование и сажание на кол, а самым обыкновенным наказанием за проступки служили плети и палки, от которых не было изъято и боярское сословие. Несостоятельного должника заимодавец имел право поставить на правеж, который заключался в том, что несчастного должника ежедневно по нескольку часов били палками, пока он не заплатит долга. (Помещики обыкновенно ставили вместо себя на правеж крепостных людей.)

Главным источником казенных доходов в Московском государстве были подати (тягло); они налагались не на отдельных лиц, а на целые общины, которые уже сами раскладывали их между своими членами. Крестьянские общины облагались податями по числу сох, т. е. известного количества земли, которою они владели, а посадские — по количеству тягловых дворов, означенных в писцовых книгах за каждым посадом. Почти все ремесла и торговые статьи были обложены пошлиной. Кроме обыкновенных податей существовали постоянные сборы на некоторые потребности государства, например полоняничные деньги — для выкупа пленных у татар; по временам производились и чрезвычайные сборы на военные издержки, например так называемая пятая деньга, т. е. пятая часть дохода. Из повинностей наиболее значительные были: ратная (поставка ратных людей и продовольствия во время войны), ямская гоньба (для провоза послов и царских чиновников), постройка и починка крепостей, казенных зданий, мостов и проч. Вообще финансовая система в Московском государстве представляла довольно много запутанности, и тяжесть налогов падала неравномерно на разные сословия и на разные местности государства.

ЕСТЕСТВЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ, ТОРГОВЛЯ И ПРОМЫШЛЕННОСТЬ

Европейские путешественники XV, XVI и XVII веков изображают Московское государство обширною равниною, которую покрывают огромные сосновые и березовые леса и во всех направлениях пересекают большие судоходные реки. Почва этой страны глиниста, местами песчана, но вообще плодородна и в изобилии производит растения, свойственные умеренному поясу. (Черноземная полоса на юго-восточных украйнах.) Климат Московии по ее большому протяжению не одинаков; области, прилегающие к столице государства, отличаются чистым и здоровым воздухом. Что особенно поражало внимание иностранцев, это резкая противоположность между зимней и летней природой. Зимою господствует страшный холод и вся страна задернута сплошною пеленой снега; напротив, летом, после разлития вод, леса, луга, нивы оживают и быстро покрываются роскошной зеленью, а летние жары бывают так же сильны, как и зимние морозы.

Главные произведения страны следующие. Земледелие доставляет разного рода хлебные растения, как-то: рожь, пшеница, овес, ячмень и др.; пчеловодство, весьма распространенное в лесистой Московии, доставляло значительное количество меду и воску; реки изобиловали рыбой, особенно волжская система (белуга, осетр и стерлядь); в лесах водилось множество дичи. Звероловный промысел занимал важное место в народном хозяйстве по количеству ежегодно добываемых мехов (черно-бурые и другие лисицы, соболи, горностаи, бобры, белки); лучшие меха привозились из Сибири, Печерской и Пермской областей. Но все это богатство естественных произведений оставалось весьма мало разработанным и едва доставляло народу предметы первой необходимости. Земледельческая промышленность находилась на довольно низкой ступени; успехам ее препятствовали редкость населения и развитие крепостного права (которое служило плохим поощрением крестьянскому труду). Цены на хлеб, по замечанию иностранцев, хотя были низки, но непостоянны: по беспечности сельских хозяев в неурожайные годы происходил голод, и богатые люди, имевшие большие запасы, обыкновенно пользовались этим временем, чтобы продать хлеб как можно дороже.

Средоточием торговой деятельности в Московском государстве была столица, которая по самой наружности своей отличалась весьма промышленным характером; она была наполнена рынками, гостиными дворами, рядами и лавками; здесь всегда можно было встретить купцов и ремесленников многих европейских и азиатских наций. Сам царь принимал непосредственное участие в торговле. Из Москвы торговое движение распространялось в разные стороны, преимущественно по Волге, в Литву, к Новгороду и к Белому морю[95].

Из Западной Европы в Россию привозились металлические изделия, сукна, полотна, вина, сельди, сахар, бумага, огнестрельные снаряды, золотая и серебряная монета, разные пряности и проч. Таможенные чиновники обыкновенно отбирали самые лучшие товары и покупали их для государя (товары эти шли отчасти на потребности царского двора, отчасти назначались в продажу). Из России иностранцы вывозили сырые произведения; самую важную статью отпуска составляли меха; потом следовали воск, мед, кожи, сало, икра, лен, пенька и отчасти хлеб. Русские торговые люди почти не ездили со своими товарами в Западную Европу: на такие поездки неблагоприятно смотрели как само московское правительство, так и иностранные купцы.

Что касается до внутренней торговли, то почти каждый посад служил рынком для своих окрестностей. Большие расстояния между городами и неудобство путей сообщения обусловливали обычай торговцев ежегодно в известное время собираться в определенном месте; таким образом произошли ярмарки. Они соединялись обыкновенно с храмовыми праздниками и помещались около церкви. Особенно замечательны ярмарки в монастырских имениях; сюда купцы съезжались охотнее, потому что крестьяне монастырских земель были более зажиточны, чем в других местах, и самые торги менее стеснялись вмешательством таможенных чиновников. Из таких ярмарок наиболее знаменита Макарьевская, около монастыря святого Макария Желтоводского.

Иностранцы, посещавшие Россию, отзываются об ее жителях как о народе, весьма склонном к торговой и промышленной деятельности.

Они удивлялись изворотливости и сметливости русских купцов, но заметили и другую черту, которая приносила большой вред торговле, — это недостаток честности. Обычай запрашивать в несколько крат дороже настоящей цены, божиться и в то же время обманывать покупателя был весьма распространен между московскими торговцами. Подобная черта является прямым следствием необразованности и порчи народного характера. Далее, на торговлю имели неблагоприятное влияние следующие обстоятельства. На всех главных рынках русский купец встречал подрыв со стороны царских товаров; например, являясь на ярмарку в Архангельск, он не смел торговать прежде, нежели окончится торговля царская, для которой отбирались всегда лучшие товары. Некоторые ветви торговли находились исключительно в руках казны, например дорогие меха, продажа хлебного вина и пр. Вообще торговая деятельность в Московском государстве пользовалась весьма ограниченной свободой; товары при всяком движении подвергались подробной оценке и должны были оплачиваться многочисленными пошлинами. Сюда же присоединялись обиды от воевод и приказных людей; таможенные головы и целовальники хотя назначались из торговых сотен, однако притесняли и брали взятки не менее приказных[96]. Пути сообщения — необходимое условие для торговой деятельности — находились еще в первобытном состоянии. Самое обычное время для путешествия была зима; тогда по дороге между главными торговыми пунктами тянулись огромные обозы с товарами (так, между Москвою и Ярославлем можно было встретить обозы в 700 или 800 саней). Летом главным средством сообщения служили реки, но плавание по ним было соединено с препятствиями от мелководья и волоков, которые требовали довольно частой перегрузки, а каналы в то время почти не были известны в России. Наконец, торговля и вообще народное благосостояние много страдали от разбоев.

Что касается заводской и фабричной промышленности, то она была еще весьма мало распространена в Московском государстве и находилась большей частью в руках иностранцев. Первые железоплавильные заводы устроены в царствование Михаила Феодоровича голландским купцом Виниусом около Тулы. Вслед за ним гамбургский купец Марселиус устроил завод на реках Костроме, Шексне и Ваге, а в царствование Алексея Михайловича основаны олонецкие железные заводы. На этих заводах отливали для правительства пушки, ядра, делали ружья и другие железные вещи; главными мастерами были иностранцы; заводчики, однако, обязывались научить своему мастерству присылаемых к ним русских работников. Кроме того, в XVII веке встречаются некоторые суконные и полотняные фабрики, впрочем назначенные только для царского двора.

ИСКУССТВА

Художественная деятельность в России по-прежнему сосредоточивалась главным образом на строении и украшении храмов. (Храмы и их украшения кроме своего религиозного значения служили единственным и весьма наглядным проводником изящного вкуса в народную массу.) Почти все важные постройки совершались под руководством иностранных художников, которые со времен Ивана III постоянно выписывались из Италии и Германии; например, этими художниками построены стены Московского Кремля, соборы Успенский и Архангельский.

Вот что сообщают летописи о построении Успенского собора, этой главной московской святыни.

Митрополит Петр, переселясь из Владимира в Москву, просил великого князя Иоанна Даниловича Калиту построить каменный соборный храм в честь Успения Пресвятой Богородицы. «Если послушаешь меня, — говорил Петр, — то будешь сильнее всех иных князей и род твой возвеличится, град сей будет славнее всех градов русских, святители будут обитать в нем, руки его взыдут на плеща врагов и кости мои будут положены в нем». Храм был заложен в 1326 году, а в следующем году окончен. Святой Петр не дожил до его окончания, он был погребен в одном из приделов этого храма. Около полутораста лет спустя, когда храм пришел в ветхость и притом оказался тесен для возраставшего населения Москвы, великий князь Иван III велел разобрать его и построить вновь, в больших размерах, по образцу владимирского собора Богородицы, основанного Андреем Боголюбским. Стены нового храма уже доведены были до сводов, как вдруг обрушились по непрочности материала и неискусству строителей. Тогда великий князь послал в Италию искать хорошего архитектора; такой нашелся в лице Аристотеля Фиоравенти, болонского уроженца; каменщики для нового собора были вызваны из Пскова, а кровлю делали новгородские мастера и покрыли ее «немецким» железом. Успенский собор построен Аристотелем в течение трех лет; в 1479 году он был окончен и освящен митрополитом Геронтием. Внутреннее иконное расписание стен (альфреско) было довершено при следующем великом князе, Василии Ивановиче. Иван Грозный после известного московского пожара главы собора покрыл медными вызолоченными листами. Михаил Феодорович, восстановляя Москву, разоренную поляками, между прочим, велел вновь расписать стены собора по накладному листовому золоту; при этом со старого письма предварительно снимались рисунки, которые потом воспроизводились на тех же местах. (Иконопись и украшения храма поновлялись еще при Екатерине II и после французского разорения при Александре I[97].)

В столице уже находилось много разного рода мастеров, своих и иностранных; Псков славился каменщиками, Новгород — резчиками и живописцами, однако этого было недостаточно. Иван IV даже запрещал продавать в Литву ливонских пленников, знающих какое-либо мастерство, и велел присылать их в Москву. Относительно архитектурного искусства влияние византийское в XV веке заменилось влиянием западноевропейским. Но в живописи византийские образцы удержались гораздо долее: памятниками ее кроме икон служат еще миниатюрные рисунки в рукописных житиях святых, которые переписывались и раскрашивались монахами в монастырях.

Иконопись на Руси считалась священным занятием и находилась под непосредственным надзором церковных властей. Подробные сведения о том, как изображать священные лица и события соответственно преданиям и обычаям церкви, тщательно передавались от мастеров ученикам, от одного поколения к другому. (Рукописные сборники таких сведений известны под именем подлинников.) Таким образом, русская иконопись должна была ограничиться одним подражанием, или так называемыми переводами, но зато она сохранила строгий византийский стиль, т. е. древнейший стиль христианского искусства. По некоторым различиям во внешних приемах («пошибах») ее делят на два главные письма или школы: новгородское и московское. Иконы новгородского письма сохраняются преимущественно в старинных церквах Новгородской области: до XVI века они ближе других. удержали византийский стиль. Представителем московской школы является монах Троицкой лавры Андрей Рублев, в XV веке. Впоследствии в Москве образуется школа «царских» иконописцев, состоявших в ведении Оружейного приказа. Во второй половине XVII века начальным лицом этой школы был известный Симон Ушаков. Так как в Москву постоянно вызывались лучшие иконники, то здесь постепенно сглаживалось различие между потирами, притом московская иконопись подверглась некоторому влиянию иностранных мастеров, которых выписывали из-за границы цари Михаил и Алексей. (Появляется так называемое фряжское письмо, составляющее переход от иконописи к живописи[98].)

Вообще русское искусство находилось далеко не в цветущем состоянии. В Москве при царском дворе постоянно жили многие художники, вызванные из-за границы: литейщики, золотых и серебряных дел мастера и проч. (мало-помалу они населили в Москве целую Немецкую слободу). Но русские люди, поступавшие к ним в ученье, никогда почти не достигали звания настоящих мастеров и оставались на степени ремесленников: иностранцы с намерением не открывали русским всех тайн своего мастерства, чтобы удержать за собою монополию искусства в России. Главная же причина, неблагоприятная развитию художественной деятельности, заключалась в недостатке образованности и в бедности государства. Роскошь и великолепие встречались только в столице, особенно при царском дворе, куда собиралось все лучшее из иностранных и туземных произведений; между тем как столичные храмы и царские палаты изобиловали золотою и серебряною утварью с драгоценными камнями, в простых сельских храмах церковные сосуды были отчасти оловянные, отчасти сделаны из дерева.

Русский город разделялся обыкновенно на три части, внутри лежал замок или кремль; поселение около кремля называлось посадом, который иногда был также окружен стенами или валом; к посаду примыкали еще слободы (названные так по льготам, которыми они пользовались сравнительно с простыми селами). Слободы носили имена по занятиям своих жителей, например Рыбная, Ямская, Стрелецкая, Казацкая и проч. Городские стены были деревянные и только в самых значительных городах каменные с высокими зубцами; по стенам возвышались двух- или трехъярусные башни с отверстиями для стрельбы из пушек и пищалей. Кругом стен иногда ставились двойными или тройными рядами столбы из толстых бревен с перекладинами (надолбы), которые должны были затруднять подступы к городу. Кроме того, на южных границах, постоянно угрожаемых татарами, окрестности городов и «острогов» были в разных направлениях изрезаны земляными валами и плетнями со множеством лесных засек и завалов. В той стороне встречались почти одни крепости, простые же селения были весьма редки.

Внутренность города прежде всего занималась казенными зданиями, каковы: приказная изба, воеводский двор, государева житница с хлебными запасами для служилых людей, тюрьма и проч. Тут же находились «осадные дворы» соседних помещиков, которые во время неприятельского нашествия собирались в город. Посады были наполнены по преимуществу домами торговцев и ремесленников.

ДОМАШНИЙ БЫТ

Каждый двор огораживался забором или острым тыном; дом располагался большею частью посредине двора и состоял из нескольких жилых строений, соединенных между собою сенями или крытыми переходами. У зажиточных людей дома имели нижний этаж («подклет»), назначенный для прислуги или для амбаров, а наверху делалась еще надстройка («терем»). У боярина весь двор был застроен избами для его многочисленной «дворни» и разных хозяйственных заведений, так как богатые помещики того времени почти все нужное для домашнего обихода приготовляли у себя дома своими слугами. За главным двором находился еще двор, где помещались экипажи, домашние птицы, скот, разные житницы и пр. Сад и баня («мыльня») составляли необходимую принадлежность всякого порядочного дома.

Внешняя отделка и внутреннее убранство частных жилищ не отличались богатством или разнообразием. Ворота, ставни, перила и другие наружные части дома обыкновенно украшались узорчатою резьбою и балясами или кувшинообразными колонками. Окна в бедных домах были малы и затягивались кожею или пузырем, а у зажиточных людей в них вставлялись пластинки слюды, иногда расписанные разными красками и фигурами. Внутри покоев главное место занимали образа святых и Богородицы, иногда с серебряными окладами в створчатых киотах; иконы наполняли весь передний угол; пред ними висела лампада. Для стен самым обыкновенным украшением служили так называемые лубочные картины, которых грубые, уродливые изображения вполне удовлетворяли неприхотливому вкусу наших предков[99].

Предки наши в торжественные дни, особенно в большие праздники, любили блеснуть роскошным угощением, богатыми нарядами и другими дорогими вещами, но вообще они отличались бережливостью, и потребности их были весьма ограниченны. У самих бояр дорогие платья, оружие, серебряная посуда и прочие предметы роскоши употреблялись редко, хранились весьма тщательно и переходили по наследству несколько поколений.

Общею и необходимой частью русской одежды была рубаха, которая носилась сверх нижнего исподнего платья и низко подпоясывалась; у богатых края и грудь вышивались разноцветными шелками и золотом, а ворот иногда был унизан жемчугом. На рубаху надевался узкий кафтан до колен, подпоясанный кушаком; когда же выходили из дома, то надевали сверху «ферязь» — широкое длинное платье с рукавами почти до земли; зимою носили меховую шубу. Эти одежды делались из выбойки, сукна или разноцветных шелковых материй (каковы тафта, камка, бархат, объяр и пр.); самый любимый цвет был красный. Отличительным знаком князей и бояр служила высокая «горлатная» шапка, сделанная из драгоценного меха с широким бархатным верхом. Высшие классы, по восточному обычаю, плотно закутывали голову, а волосы подстригали довольно коротко, между тем как борода, чем была длиннее, тем считалось почетнее. Попытка великого князя Василия Ивановича собственным примером поощрить бритье бороды не имела успеха, потому что против этого нововведения сильно восстало духовенство. (Общий покрой боярского одеяния сохраняется отчасти в одежде нашего белого духовенства.)

Обыкновенно женскую одежду составляли «летник», имевший длинные широкие рукава и напереди разрез, который застегивали до самого горла. Верхняя женская одежда (опашень, телогрея, шуба) походила на мужскую. У замужних женщин голова была всегда покрыта «волосником» или «кикою»; девушки летом носили повязки, а зимою бобровые и собольи шапки, из-под которых падали на спину волосы, заплетенные в одну или две косы с красными лентами. Женская одежда вообще отличалась пестротою и обилием мелких украшений. Дородность тела, по понятиям того времени, считалась принадлежностью красоты у обоих полов. По отзывам иностранцев, русские женщины довольно стройны и красивы, но в городах между ними был чрезвычайно распространен обычай белиться и румяниться.

ВОЙСКО

Главную основу Московского войска составлял многочисленный класс дворян и детей боярских, т. е. сословие помещиков и вотчинников. Они отправляли собственно конную службу и, смотря по количеству отведенной им земли, выводили с собою в поле несколько вооруженных слуг. Из дворян, приписанных к Московскому уезду, собирался так называемый Царский полк. Кроме того, все придворные чины (стольники, стряпчие, жильцы и пр.) были в то же время люди военные и составляли конный отряд царских телохранителей; они являлись на смотр в богатом вооружении, в блестящих панцирях и шлемах, с дорогими саблями, сидя на красивых и резвых аргамаках, убранных дорогою сбруей; их сопровождало значительное количество вооруженных слуг. Придворным чинам подражали простые дворяне и дети боярские, кто побогаче; те же, которые были победнее, т. е. большая часть, редко имели исправное и полное вооружение.

Пешее войско набиралось отчасти из городовых казаков и вольных или «охочих» людей, а главным образом из «даточных», которых в случае войны выставляли по человеку с известного числа тяглых дворов. Постоянно и хорошо вооруженную пехоту представляли только «стрельцы», из Москвы мало-помалу распространенные по всем главным городам; в столице они служили как пешая царская гвардия и занимали караулы. Стрельцы пользовались некоторыми привилегиями, получали жалованье, могли свободно заниматься торговлею и разными промыслами. Вооружение их состояло из тяжелого ружья, бердыша, сабли и копья; они делились на полки и сотни. За стрельцами следуют «пушкари», казаки и прочие военные люди, жившие обыкновенно по городам в особых слободах. К московским ратным людям в случае нужды присоединялись еще украинские казаки и толпы легкой татарской конницы, также отряды из черемис, мордвы, калмыков и других инородцев, вооруженные по большей части только стрелами. Во время значительных походов войско разделялось на пять частей: Большой полк, Правая и Левая руки, полки Передовой и Сторожевой; кроме того, для разъездов отделялся легкий конный отряд, известный под именем «яртаула». Московская артиллерия («наряд») состояла из пушек и пищалей и была довольно многочисленна. В сражениях с татарами употреблялось подвижное укрепление из досок или так называемый «гуляй-город».

Войны с поляками и шведами доказали, что москвитяне только в укреплениях защищались с успехом, а в открытом поле, несмотря на свою многочисленность, они не могли стоять против регулярных европейских армий. Вообще в военном искусстве со времен татарского ига русские далеко отстали от своих западных соседей и приблизились более к азиатскому образу ведения войны: так, они с шумом и криком, в беспорядке нападали на неприятеля и старались подавить его своею массою. Сами иностранцы, однако, отдают справедливость природному мужеству русских и их чрезвычайному терпению в военных трудах и лишениях. Правительство мало-помалу убедилось в необходимости завести войска, устроенные по образцу европейских армий. Уже Борис Годунов имел отряд телохранителей в несколько сот человек, набранный из ливонцев, поляков, шотландцев и проч. При Михаиле Феодоровиче для второй Польской войны нанято было в Германии несколько полков в русскую службу, но они мало принесли пользы и были потом распущены. С тех пор московское правительство старалось привлекать в Россию значительное число иностранных офицеров, давало им жалованье, поместья и поручало обучать русских ратных людей «иноземному строю». При Алексее Михайловиче являются уже многие конные и пешие полки с иностранными названиями рейтар, гусар, драгун и солдат под командою иноземных полковников, ротмистров и капитанов. Но европейское военное искусство и дисциплина медленно прививались к русским ратным людям, а остальные войска наши по-прежнему представляли пестрые, нестройные и плохо вооруженные толпы ратников. Даже не все дворяне являлись на службу с огнестрельным оружием («с огненным боем»): еще многие из них, по древнему обычаю, выезжали на войну с луком и стрелами («с лучным боем»). Феодор Алексеевич оставил своим преемникам войско, простиравшееся до 200000 человек[100].

ЦЕРКОВЬ

Внешнее устройство Греко-российской Церкви (иерархия) оставалось почти то же самое, как и в период дружинно-княжеский. Московское государство в церковном отношении делилось на епархии, управляемые архиереями. Назначением патриарха и епископов по большей части заведовал сам царь, выбирая их из архимандритов и игуменов знаменитейших монастырей. Высшее духовенство нередко заседало в Боярской думе, пользовалось правом ходатайствовать за опальных и подсудимых и вообще имело значительное влияние на государственные дела, но в свою очередь оно было подчинено царской власти, и учреждением патриаршества почти не изменились их взаимные отношения. Епископы имели у себя на службе довольно значительное число светских чиновников, т. е. бояр, детей боярских, дьяков и проч.

Епархии делились на округи или «десятины», которыми заведовали «десятинники». Последние объезжали свои округи, собирали епископские доходы, производили суд между духовными лицами и крестьянами, принадлежавшими духовенству (за исключением уголовных дел, которые подлежали всегда светскому суду). Священники ставились епископом, причем нередко выбирались самими прихожанами из грамотных людей разных сословий. При Иване IV белое духовенство получило право выбирать из своей среды десятских и сотских священников или «поповских старост».

Монашество с течением времени образовало в древней России многочисленное и важное по своему значению сословие. В отдаленных и глухих краях государства оно по-прежнему способствовало заселению и обработке бесплодных лесных пространств: крестьяне, привлекаемые многими льготами, охотно селились на монастырских землях, расчищали почву и едва проходимые дотоле дебри обращали в плодоносные низы. (Монастырская колонизация особенно процветала в северной полосе.) Большие монастыри были в то же время и крепости, которые, например в Смутное время, оказали многие услуги государству. В удельно-вечевой Руси монахи сами выбирали себе игумена; в Московском же государстве игумены назначались иногда епископом, а в знаменитейшие монастыри — самим царем. Первостепенные обители (лавры) обыкновенно были изъяты из епископского суда и подчинены прямо суду патриарха.

Весьма частые пожертвования благочестивых людей в продолжение нескольких веков сосредоточивали в руках монастырей огромные поземельные владения. Правительство от этого лишалось многих земель, которые были ему нужны для раздачи ратным людям; а вследствие монастырских привилегий оно теряло и значительную часть своих финансовых доходов (так как монастырские земли пользовались разными льготами относительно повинностей, некоторые владельцы дарили поэтому свое имущество монастырю еще при своей жизни, но на известных условиях). С другой стороны, владение населенными землями отвлекало монастырское начальство от религиозных интересов к заботам чисто хозяйственным, а богатства, скопившиеся в стенах обители, способствовали иногда порче монастырских нравов. При Иване III знаменитый отшельник Нил Сорский на Духовном Соборе 1503 года поднял вопрос о том, следует ли владеть селами инокам, которые, отрекшись от мира, не должны заниматься ничем мирским и должны кормиться своими трудами. Его поддерживали белозерские пустынники; но митрополит, епископы и красноречивый Иосиф Санин на этот раз отстояли привилегию монастырей. Вопрос возобновился потом при Василии III: мнение Нила Сорского развивали два известных монаха — Вассиан Косой и ученый Максим Грек. Решительнее своих предшественников в этом деле поступил Иван IV. При нем на Стоглавом Соборе архиереи и монастыри лишены были права покупать вотчины без царского позволения, а на последующих соборах запрещалось служилым людям отказывать свои вотчины в монастырь на помин души.

Вообще образование русского духовенства в те времена было недостаточно сравнительно с его высоким призванием; приходские священники в областях были по большей части люди малограмотные, которые заботились более о насущном хлебе, нежели о наставлении и поучении своих прихожан. Против недостатков духовенства не раз в самой Церкви поднимались голоса благомыслящих людей; на соборах обсуждались меры к исправлению этих недостатков и к лучшему образованию священнослужителей. В понятиях простого народа между тем продолжали господствовать предания и верования времен языческих, чему доказательством служит множество всякого рода суеверий (приметы, чары, заклинания и пр.); во многих местах еще свято сохранились языческие празднества и жертвоприношения[101].

Но там, где христианство успело утвердиться, т. е. в средних и высших классах и вообще в коренном русском населении, господствовали большая преданность православной Церкви и замечательная набожность. Один иностранный посол в XVI веке с уважением отзывается о набожности москвитян.

«Никогда, — говорит он, — не пропускают они ни монастыря, ни храма, ни часовни, но тотчас слезают с лошади или с телеги, преклоняют колени, трижды крестятся и трижды произносят: „Господи помилуй!“ А когда встречают храм, где совершается божественная служба, то не пройдут мимо, не зашедши в церковь и не отслушавши литургии».

После дела о жидовской ереси Русскую Церковь не раз тревожили и другие учения, для борьбы с которыми созывались обыкновенно духовные соборы: так, в XVI веке замечательны ереси Матвея Башкина и Феодосия Косого, которые оспаривали церковные догматы об Иисусе Христе. Низшее духовенство и простой народ по своей приверженности к внешним обрядам, к букве написанного закона с недоверием встречали всякую попытку к изменению и исправлению. Во время Никона исправление церковных книг обнаружило существование раскольничьих сект, число которых к концу XVII века быстро возрастает.

Что касается инородцев, принадлежащих к Московскому государству, то в XVI и XVII веках большею частью финские племена на севере и востоке России еще были идолопоклонники, а татарские области оставались верны исламу. Впрочем, благодаря трудам некоторых ревностных проповедников христианство продолжало мало-помалу распространяться между этими племенами; вместе с русскими завоеваниями оно проникло и в отдаленную Сибирь[102].

ОБРАЗОВАННОСТЬ

Многие иностранцы, посетившие Россию в XVI и в XVII веках, отдают должную справедливость природному рассудку русского народа и его способности к умственному развитию, но вследствие неблагоприятных исторических обстоятельств уровень образованности в Московском государстве находился на довольно низкой ступени. С XIII столетия, т. е. со времен татарского ига, началось быстрое отчуждение России от Европы и русский народ вступил в близкие отношения к диким азиатским соседям, которые оставили глубокий след на государственном устройстве и на обычаях наших предков. На характере Московского государства отразилось также влияние византийских преданий, проводником которых служили иерархия, литература и законодательство; предания эти относились к позднейшим временам византийской образованности, т. е. ко временам ее упадка.

Хотя со второй половины XV века Московское государство и начинает входить в связь с европейскими державами, но связь эта долгое время ограничивалась дипломатическими сношениями и призывом иностранных мастеров на службу правительству. Русские же люди не отпускались за границу для образования, и европейская наука не пользовалась в России покровительством высших классов. Указывая на опасность, постоянно грозившую со стороны иноземных ересей, московское духовенство недружелюбно смотрело и на западнорусские школы и ученых, которые были не чужды многих западных идей. С целью оградить русское православие от иноземных ересей и подкрепить его связь с Восточною Церковью при царе Феодоре Алексеевиче учреждено было в Москве высшее училище под названием Славяно-греко-латинской академии. Первыми учителями академии были вызванные из Греции ученые братья Лихуды (Иоанникий и Софроний); воспитанники изучали преимущественно греческий и латинский языки, христианскую философию и богословие[103].

При отсутствии сельских школ монахи и церковнослужители в те времена были почти единственными учителями грамотности. Боярское же и дворянское сословие по своему умственному развитию весьма мало возвышалось над массою простолюдинов; все воспитание его ограничивалось обучением чтению и письму, но и до этого искусства достигали не все бояре. Вся система воспитания того времени основывалась на страхе и наказании; розга считалась необходимою принадлежностью учения.

Печальное состояние образованности и восточное влияние на русские нравы особенно отразились на положении женщин.

В княжеско-дружинной Руси женщины пользовались некоторою свободою, но с XIII века в высшем сословии их положение изменяется. Они были удалены из общества мужчин и заключены в терема, где проводили жизнь, обреченную праздности и скуке. Прядение, вышивание золотом, жемчугом или бисером (особенно церковных риз и покровов) в обществе сенных девушек и однообразные забавы вроде качелей наполняли время боярских жен и дочерей; из дома они выезжали не иначе как в закрытых колымагах, окруженные толпою холопов. Брак с обеих сторон устраивался родителями, причем о согласии молодых людей не спрашивали. Жених обыкновенно до самого окончания свадьбы не мог видеть своей невесты (отчего между боярами случались иногда обманы: например, вместо той дочери, за которую сватались, выдавали другую, отличавшуюся каким-нибудь недостатком; или, когда родственница жениха приезжала смотреть невесту, показывали ей вместо дочери красивую служанку). Только христианские понятия о браке смягчали иногда это рабское положение женщины и возвышали ее на степень подруги. Русские книжники XVI века такими чертами изображают нам идеал женщины: она безропотно покоряется старшим (т. е. мужу и его родителям), усердно занимается хозяйством, облегчает в своем доме тяжелое положение рабов и совершает другие подвиги христианского благочестия (посты, милостыню, молитву)[104].

Наиболее образованные области Московского государства лежали на западе, т. е. по соседству с Европою. Новгород благодаря своей торговле долгое время служил для Москвы главным проводником европейской гражданственности, но в конце XVI века он приходит в упадок. В XVII веке его место в отношении к Москве заступает Малороссия со своими школами и типографиями, со своими духовными писателями и учеными, которые образовались во время борьбы против унии и католицизма (Смотрицкий, Копыстенский, Могила, Гизель и др.). Вместе с тем усиливается в Московской Руси влияние польской гражданственности и польской литературы. Постоянный прилив европейских ремесленников, торговцев, офицеров и послов такж не мог остаться без некоторого влияния на русский быт. В XVII веке западные европейские обычаи хотя слабо, но уже заметно проникают в высшее московское общество. Когда Ордин-Нащокин управлял Посольским приказом, в Москве составлялись русские газеты или куранты (рукописные), впрочем исключительно назначенные для двора: в них помещались переведенные из иностранных газет известия об европейских событиях. (Начало тому положено при Михаиле Феодоровиче.) Между приверженцами западных обычаев из русских бояр первое место занимает Матвеев, под влиянием которого при московском дворе положено было начало театру.

При Алексее Михайловиче к московскому двору была вызвана труппа немецких музыкантов и танцовщиков. Они просили у царя дозволения забавлять его театром. Царь обратился за советом к своему духовнику; тот отвечал, что можно немцам играть во дворце, потому что византийские императоры допускали при своем дворе подобные увеселения. В присутствии царского семейства и придворных немцы разыграли несколько мистерий («Как Юдифь отсекла голову Олоферну», «Как Артаксеркс велел повесить Амана» и др.). Музыкальный оркестр при этом состоял из дворовых людей Матвеева, обученных немцами. Представления очень понравились царю; он поручил Матвееву устроить постоянный театр, отдать в учение к. немцам несколько русских и выписать из Германии новых актеров. Лучшие русские мистерии в конце XVII века принадлежали Симеону Полоцкому и Димитрию ростовскому[105].

ЛИТЕРАТУРА И НАРОДНАЯ ПОЭЗИЯ

Книжная словесность Древней Руси заключалась по преимуществу в разного рода рукописных сборниках, которые в большом количестве дошли до нас. Главное место занимают книги религиозного содержания. В них входили, во-первых, поучения отцов Церкви, распределенные для чтения на каждый день; во-вторых, жития святых Русской Церкви и Греческой вообще. Первого рода сборники известны под именами Златоструев, Златоустов, Измарагдов и проч., а вторые назывались Четьи-Минеи, Прологи и Патерики. Замечательны Великие Четьи-Минеи, собранные митрополитом Макарием, современником Ивана Грозного, и Патерик печерский, составленный в Киеве в XV веке. Потом следуют сборники библейских сказаний, преимущественно «отреченных» (т. е. не признаваемых Церковью), которые назывались Палеи. Сборники, известные под именем Пчелы, составляют переход от духовной литературы к светской; они разделены обыкновенно на главы нравственного содержания (о богатстве и убожестве, о добродетели и злобе, о правде и т. п.).

Для распространения сведений по всемирной истории служили хронографы, заимствованные по большей части из греческих летописцев; здесь описывались события от сотворения мира, и притом в особенности события византийские. Для распространения же исторических сведений о Древней Руси служили многочисленные летописные сборники. Иногда из летописей делались выписки по княжениям и царствованиям («степенные книги») или составлялись летописные своды; замечателен особенно свод летописей, составленный по приказанию Никона. В XV веке московская летопись получает по преимуществу государственный (официальный) характер и ведется при дворе великих князей; в XVI веке ее начинают заменять «разрядные книги», куда дьяки вносили главные придворные события и служебную деятельность бояр. В том же веке появляются исторические записки современников; таково сочинение князя Курбского о царствовании Иоанна Грозного. В XVI веке летописная деятельность почти прекращается и записки выступают на первый план; самые замечательные это: Авраамия Палицына — «Сказание об осаде Троицкого монастыря и о бывших потом в России мятежах», любопытное сочинение о «России в царствование Алексея Михайловича», принадлежащее подьячему Посольского приказа Котошихину, оно писано в Швеции, куда Котошихин убежал из Московского государства (около 1654 года)[106].

Собственно светская или легкая литература состояла из большого количества сказок и повестей, которые служили любимым предметом чтения или изустного рассказа и наряду с другими сочинениями входили в состав рукописных сборников. Многие из этих повестей, очевидно, иноземного происхождения, частью занесенные с Востока (например, «О Синагриппе царе и Акире Премудром», взятая из арабских сказок «Тысяча и одна ночь»), частью с Запада посредством Польши (например, «Бова Королевич» — из итальянских рыцарских романов); но они обыкновенно переделывались на русский лад. Форму повестей принимали также многочисленные легенды назидательного содержания (например, муромская легенда о князе Петре и княгине Февронии) и сатирические рассказы, в которых народное остроумие выставляло на вид слабые стороны своего общественного быта. (Образец таких рассказов представляет «Шемякин суд» — сатира на неправедных, корыстолюбивых судей[107].)

Между тем как книги составляли умственную пищу грамотных людей и по редкости своей были доступны только зажиточному классу, художественные потребности простого народа находили себе удовлетворение в разнообразных и многочисленных песнях, т. е. в произведениях народной фантазии и народного чувства. Между ними первое место занимают былины, т. е. песни с эпическим характером. Героями этих былин являются богатыри; они олицетворяют собою княжескую дружину в борьбе с враждебными соседями, преимущественно с азиатскими племенами, которые то выступают в виде несметного войска, то представляются в чудовищном образе Змея Горыныча и других фантастических существ. Богатыри русские обыкновенно собираются около великого князя Владимира Красное Солнышко, который задает им великолепные пиры и посылает их совершать баснословные подвиги[108]. Наибольшею славою в народе из таких идеальных героев пользовались Илья Муромец (богатырь-крестьянин), Добрыня Никитич (богатырь-боярин) и Алеша Попович.

Кроме этого княжеского цикла (т. е. круга) эпических песен, получивших начало преимущественно в Южной России, был еще другой цикл песен, принадлежащих Северной или Новгородской Руси. Здесь вместо княжеского двора или дружины на заднем плане рисуются община и вече, а героями песен являются предприимчивые гости и повольники новгородские. Таковы песни «Василий Буслаев» и «Садко — богатый гость». И тот и другой цикл по происхождению своему относятся к удельно-вечевой Руси, но песни эти сохранились в устах народа до позднейших времен.

В XVI и XVII веках составляется в Московской Руси цикл собственно царский; так, слагаются песни об Иване Грозном, об его завоеваниях, пирах и боярах, о царе Алексее Михайловиче и т. д. Между тем в Малой России образуется обширный исторический эпос из казацких песен или «дум»; содержанием их служат подвиги казацких героев, преимущественно любимых гетманов. Эти «думы» слагали и пели народные малороссийские поэты (кобзари и бандуристы). В то же время являются разбойничьи песни, например о Стеньке Разине и других знаменитых атаманах.

К разряду эпических произведений можно отнести и так называемые стихи религиозного содержания, каковы «О голубиной книге», «О страшном суде» и пр. Эти стихи пели странники-богомольцы (так называемые калики перехожие). В них особенно ярко отразилось смешение языческих верований с христианскими[109].

Что же касается до русских лирических песен, то в них вполне высказывается внутренний мир народа, т. е. сторона сердца или чувства, которое у славянских племен по большей части преобладает над другими силами души. На этих песнях лежит общий отпечаток задушевности, а господствующий в них тон — заунывный, который есть отголосок однообразной, суровой природы и многих страданий, перенесенных русским народом в течение его долгой исторической жизни. Песни малороссийские отличаются в особенности меланхолическим настроением и нежным, сосредоточенным чувством, тогда как великорусские песни иногда переходят к необузданному веселью и вообще отражают более широкую натуру, способную и к кипучей деятельности, и к беззаботному разгулу[110].

Отделение третье Русь — Империя Петербургский период

I Царствование Петра Великого, или Эпоха государственных реформ 1682–1689–1700–1703–1709–1711–1721-1725

СТРЕЛЕЦКИЙ БУНТ

После смерти бездетного Феодора Алексеевича ближайшее право на престол имел следующий за ним брат Иоанн, но он был известен своею слабостью «телесною и душевною», поэтому патриарх Иоаким и бояре помимо старшего брата провозгласили царем десятилетнего Петра. Тогда главное значение при дворе получила мать Петра, Наталья Кирилловна, и воспитатель ее, боярин Матвеев, был немедленно возвращен из ссылки. Против царицы Натальи и ее родственников Нарышкиных вооружилась партия Милославских; душой этой партии сделалась умная честолюбивая Софья, одна из дочерей Алексея Михайловича от первого брака. Так как при дворе ее отца под влиянием западных обычаев царевны не строго соблюдали древние правила затворничества, то Софья чтением и беседою с людьми образованными успела развить свой ум и познакомиться с делами государственными. В царствование брата Феодора она уже принимала некоторое участие в политике, а после провозглашения царем Петра решилась оспаривать власть у своей мачехи. Для исполнения своих замыслов Софья и ее родственники обратились к стрелецкому войску. Между московскими стрельцами около того времени обнаружилось волнение по следующему поводу: войско жаловалось правительству на притеснения своих полковников, а правительство ограничилось несколькими нерешительными мерами; тогда стрельцы начали собираться в круги по казацкому обычаю и самовольно расправляться со своими начальниками. Софья воспользовалась этим волнением; посредством преданных ей людей она склонила стрельцов на свою сторону, внушила им, что царевич Иоанн незаконно отстранен от престола, и возбудила, наконец, открытый кровавый бунт против Нарышкиных.

Утром 15 мая 1682 года сообщники царевны прискакали в Стрелецкую слободу с известием, что Нарышкины задушили царевича Иоанна. При звуках набатных колоколов собрались стрелецкие полки числом около 15000 человек и немедленно бросились в Кремль. Подступив к дворцу, они громко требовали выдачи Нарышкиных, погубивших царевича. Наталья Кирилловна вывела на Красное крыльцо обоих братьев, Иоанна и Петра. Стрельцы, видя, что их обманули, остановились и начали слушать увещания боярина Матвеева, некогда своего любимого начальника. Мятеж уже готов был утихнуть, но приверженцы Софьи употребили все усилия воспламенить его снова. Им помог своею неосторожностью начальник Стрелецкого приказа князь Михаил Долгорукий, который после кроткой речи Матвеева вдруг закричал на стрельцов и с угрозами велел им разойтись. Мятежники рассвирепели, взбежали на крыльцо и, схватив Долгорукого, бросили его вниз на копья своих товарищей; той же участи подвергся и несчастный Матвеев. Одни из стрельцов ворвались в самый дворец и убили несколько вельмож, имена которых находились в списке, составленном Милославскими; другие толпы бунтовщиков рассеялись по Москве, отыскивая повсюду людей, обреченных на смерть. Убийства возобновились на другой и на третий день. В числе многих знатных людей в это время погибли Языков, бывший любимец царя Феодора, и два родных брата царицы, Иван и Афанасий Нарышкины.

Прекратив наконец свои убийства, стрельцы по внушению Софьи объявили государями обоих царевичей вместе; дума Боярская и выборные от разных сословий согласились на это двоевластие. Вслед за тем стрельцы настояли, чтобы правление за молодостью братьев было вручено царевне Софье.

ПРАВЛЕНИЕ ЦАРЕВНЫ СОФЬИ

Первым делом правительницы была борьба с раскольничьим движением. Число раскольников быстро умножилось, несмотря на преследования, которым подвергались приверженцы «старой веры» в царствование Алексея и Феодора (главные представители раскола — Аввакум, Лазарь и дьякон Феодор — были сожжены в Пустозерске в 1681 году). Учители раскола и основатели разных сектитолков укрывались по отдаленным областям государства и там собирали вокруг себя последователей; особенно много раскольничьих скитов появилось в глухих лесах пустынного Архангельского края. В самой столице раскольники были довольно многочисленны; к ним тайно принадлежала часть стрельцов.

После майского переворота стрелецкое войско стало смотреть на себя как на главную опору правительства: раскольники ободрились и начали действовать тем смелее, что новый начальник стрельцов князь Хованский был последователь их учения. Более других отличался своим фанатизмом расстриженный священник Никита, прозванный Пустосвятом. Однажды он с большою толпою явился в Кремль и вызывал патриарха на Лобное место для торжественного прения о вере. Патриарх принял вызов, но прение по желанию Софьи произошло не на площади, а во дворце, в Грановитой палате, где присутствовали правительница, оба царя, вельможи и выборные московские люди (в июле 1682 года). Прение было шумное и продолжалось до вечера; выходя из палаты, раскольники провозгласили победу. Когда, таким образом, соблазн в народе достиг опасных размеров, правительница решилась «прибегнуть к строгости»: спустя несколько дней после прения предводители раскольников были схвачены; Никите отрубили голову, а других заточили. Ученики их рассеялись в разные стороны, но ревностно продолжали дело своих учителей.

Между тем стрелецкое войско не переставало волноваться, а Хованский, потворствуя своеволию подчиненных, сделался их любимцем и начал питать честолюбивые замыслы. Пребывание в столице и ее окрестностях становилось небезопасно для правительницы; она вместе с двором удалилась в крепкий Троицкий монастырь, куда стала созывать служилых людей для защиты царского семейства. Хованский, отправившись по приглашению ее к Троице, был схвачен на дороге и без суда казнен вместе с сыном. Стрельцы сначала подняли бунт, но, устрашенные войском, собранным около Троицкого монастыря, они скоро смирились и упросили патриарха ходатайствовать за них пред царевною. Она потребовала, чтобы выборные от стрельцов принесли ей повинную; рассказывают, будто около 3000 человек отправились в монастырь с петлями на шее, неся в руках плахи и топоры. Им объявлено было прощение, а Стрелецкий приказ Софья поручила думному дьяку Шакловитому, вполне ей преданному.

В это время любимцем царевны и первым ее советником является князь Василий Голицын, вельможа умный, получивший отчасти европейское образование. Из внешних дел Софьи и Голицына самым важным был союз против Турции, предложенный польским королем Яном Собеским. Царевна приняла предложение короля только под условием вечного мира с Польшею, который должен был подтвердить статьи Андрусовского договора и упрочил за Москвою Киев. Поляки согласились на это тяжкое для них условие, и в Москве был заключен вечный мир (1686). Вслед за тем Россия в союзе с Польшею, Австрией и Венециею открыла войну против Турции. По условию русские должны были напасть на крымского хана, чтобы отвлечь его от соединения с турками. 100000 московского войска под начальством Голицына и 50 000 малороссийских казаков с гетманом Самойловичем выступили против крымцев (1687). Но поход по открытым степям был чрезвычайно труден для большого войска; татары зажгли степи, и лошади начали падать от бескормицы, люди терпели от дыма и зноя; оказался недостаток в съестных припасах. Голицын без битвы воротился назад. Первым следствием неудачи было свержение Самойловича; казацкие старшины не любили гетмана за гордость и корыстолюбие, обвинили его в измене и потребовали, чтобы он был сменен. Софья исполнила их требование: Самойловича сослали в Сибирь, а на его место был избран Иван Мазепа[111]. Весною 1689 года Голицын с Мазепою предприняли второй поход на Крым; на этот раз русские дошли до Перекопа, но опять воротились назад без успеха. Правительница, однако, щедро наградила своего любимца и других воевод, принимавших участие в крымских походах. В том же году русский уполномоченный Головкин заключил с Китаем Нерчинский договор; по этому договору плодоносные берега Амура, завоеванные горстью казацких удальцов, снова отошли к китайцам, и крепость Албазин, которую казаки прославили своею геройскою защитою, была разорена.

ВОСПИТАНИЕ ПЕТРА И ПАДЕНИЕ СОФЬИ

Младший сын Алексея Михайловича рос под надзором своей матери и получил воспитание, совершенно не похожее на то, которое прежде давалось московским царевичам. (Вполне подчиненные строгим правилам церемониала, господствующего при московском дворе, они до известных лет отрочества почти не покидали внутренних покоев дворца и оставались недоступными для глаз города; учителями их были преимущественно лица духовные.) Рано лишившись отца, Петр в царствование брата и правление сестры находился в некотором удалении от придворной жизни и пользовался гораздо большею свободою, нежели его предшественники. С детства он обнаружил необыкновенно деятельную, пылкую натуру, гениальные способности и чрезвычайную любознательность. Дьяк Зотов, приставленный к Петру для обучения грамоте, будучи недалек по уму и познаниям, не мог удовлетворить любознательности своего ученика. Царевич сам нашел себе учителей между обитателями Немецкой слободы, т. е. между иностранцами, состоявшими в русской службе. Из этих иностранцев наиболее известны голландец Тиммерман, учивший Петра арифметике, геометрии и артиллерии, и генерал Гордон, родом шотландец, главный наставник Петра в военном деле. Несколько позднее самым близким человеком и другом молодого царя сделался ловкий, веселый Франц Лефорт, родом женевец, который в конце царствования Алексея Михайловича приехал в Россию, чтобы искать счастия в царской службе. Рассказы иностранцев, знакомившие Петра с подробностями европейской образованности, еще сильнее возбуждали в нем жажду знания и деятельности.

Детские забавы Петра отличались военным характером; он окружил себя сверстниками из детей придворных служителей и, проводя большую часть времени в царских подмосковных селах, играл с ними в солдаты. С помощью иностранных офицеров он образовал из товарищей своих игр потешные роты, сформированные по образцу регулярного солдатского войска; число охотников, поступавших в эти роты, постоянно увеличивалось, и из них составились потом два первых гвардейских полка, Преображенский и Семеновский (названные так по двум подмосковным селам). Иностранные корабельные мастера помогли царевичу завести также потешный флот из судов, построенных по европейским образцам.

Сам Петр таким образом рассказывает (в предисловии к Морскому регламенту) о начале потешного флота.

Однажды в 1688 году ему вместе с Тиммерманом случилось быть в подмосковном селе Измайлове. Осматривая амбары, в которых лежали старые вещи покойного Никиты Ивановича Романова, царевич увидал незнакомое для него иностранное судно и обратился с расспросами к Тиммерману. Последний объяснил, что это английский бот, который может ходить на парусах не только по ветру, но и против ветра.

Удивленный Петр спросил, нет ли человека, который мог бы починить бот и показал бы его ход на воде. Тиммерман указал на голландского мастера Бранта, который при Алексее Михайловиче участвовал в постройке судов для Каспийского моря. Брант удовлетворил желание юноши, спустил бот на Яузу и научил Петра лавировать. Петр скоро так пристрастился к новой забаве, что не удовлетворился одним ботом, а в следующем году при помощи того же Бранта выстроил уже целую флотилию судов на Переяславском озере.

Софья мало заботилась о военных потехах и разгульном образе жизни своего брата. Но по мере того как молодой царь приходил в возраст, борьба между ним и властолюбивою правительницею становилась неизбежною. Руководимая советами Шакловитого и ученого игумена Заиконоспасского монастыря Сильвестра Медведева, Софья хотела снова поднять на свою защиту стрелецкое войско, но стрельцы на этот раз не показали охоты поддерживать правительницу, и большинство их явно склонялось на сторону царя. Тогда Шакловитый решился посягнуть на самую жизнь Петра и его матери. Два стрельца ночью явились в Преображенское к царю и известили его об опасности. Внезапно разбуженный, Петр тотчас сел на коня и ускакал в Троицкую лавру, под защиту ее укреплений; за ним последовали царица Наталья, ее родственники и приверженцы. По призыву царя сюда скоро начали стекаться и военные люди; из Москвы пришел стрелецкий Сухарев полк и увлек за собою других стрельцов; явились и служилые иноземцы. Почти всеми оставленная, правительница тщетно прибегала к посредничеству патриарха и других близких особ. Шакловитый и Сильвестр Медведев были казнены, князь Голицын с сыном отправлены в ссылку, а Софья заключена в Новодевичий монастырь (1689). Семнадцатилетний Петр сделался теперь единодержавным государем. Брат его Иван продолжал именоваться царем на всех грамотах и при торжественных случаях являлся народу в царском облачении, но не принимал действительного участия в управлении. (Он умер в 1696 году.)

АЗОВСКИЕ ПОХОДЫ И ПУТЕШЕСТВИЕ ЗА ГРАНИЦУ

Первое время своего правления Петр преимущественно занимался устройством регулярного войска. Он давал примерные сражения солдатских полков со стрельцами (причем первые обыкновенно оставались победителями)[112], продолжал строить суда на Переяславском озере и два раза ездил в Архангельск, чтобы познакомиться с морем. От своих трудов царь нередко отдыхал за веселыми пирами и попойками в обществе приближенных лиц, преимущественно иностранных офицеров; на эту дружбу с иностранцами неодобрительно смотрели духовенство и старые московские бояре.

Скоро внимание государя обратилось на юг, к морям Азовскому и Черному, где война с турками, начатая при Софье, еще не была окончена. Главным пунктом для своего нападения царь избрал Азовскую крепость, которая служила ключом к соседнему морю. Петр задумал утвердиться на Азовском море, чтобы завести там флот и морскую торговлю с Южной Европой. Посадив войско на суда, он переправил его Окою, Волгою и Доном к Азову; в то же время другая армия, под начальством Шереметева, вместе с малороссийскими казаками направилась к низовьям Днепра. Осада Азова, в которой участвовал сам Петр, на первый раз была неудачна (1695), отчасти по неимению искусных инженеров, отчасти потому, что азовский гарнизон свободно получал подкрепления с моря. Царь отступил, но в ту же зиму построил до 30 военных судов на реке Воронеже. На следующую весну он снова выступил в поход, назначив адмиралом флота любимца своего Лефорта, а главным начальником сухопутного войска — боярина Шеина. На этот раз крепость, окруженная с сухого пути и с моря, сдалась после двухмесячной осады. Победителям был устроен триумфальный вход в столицу, причем царь шел впереди морского отряда в мундире простого капитана. Чтобы утвердиться на берегах Азовского моря, Петр немедленно приступил к сооружению большого флота на счет духовных и светских землевладельцев своего государства. Землевладельцы для этого соединялись в определенные товарищества, или «кумпанства». Постройка судов производилась на воронежской верфи, окрестности которой изобиловали в те времена густыми первобытными лесами.

Для обучения морскому делу царь отправил до 50 молодых людей из своих стольников и спальников в Венецию, Англию и Голландию. Вслед за тем он сам решил ехать за границу, чтобы видеть европейскую гражданственность и научиться искусству строить корабли. С этою целью снаряжено было торжественное посольство, во главе которого поставлены генералы Лефорт и Головин, а в числе дворян, составлявших посольскую свиту, отправился сам царь под именем дворянина Петра Михайловича. Управление государством во время своего отсутствия он поручал трем вельможам: своему дяде Льву Кирилловичу Нарышкину, князю Борису Голицыну и князю Прозоровскому (1697). В Риге шведский комендант недружелюбно принял послов и не позволил Петру осмотреть городские укрепления; зато в Северной Германии посольство повсюду встречало ласковый прием[113]. В Голландии Петр остановился, и несколько мебяцев с топором в руке работал на корабельных верфях сначала в городке Саардаме, потом в Амстердаме. Отсюда он переехал в Англию, чтобы усовершенствовать себя в искусстве мореплавания. Из Англии Петр отправился в Вену, ко двору императора Леопольда, откуда уже хотел ехать в Венецию, когда пришла весть о новом стрелецком бунте, и царь поспешил в Москву.

Еще до отъезда Петра за границу был открыт заговор на его жизнь, составленный стрелецким полковником Циклером, окольничим Соковниным и другими приверженцами старины; заговорщики подверглись казни. Во время же отсутствия Петра четыре стрелецкие полка, стоявшие на литовской границе, будучи недовольны разлукою со своими семьями и тяжелою службою, возмутились и пошли к столице, изъявляя намерение перебить бояр и немцев. Говорят, царевна Софья из своего монастырского уединения звала стрельцов в Москву, распуская слух, будто бы Петр умер за границею. Боярин Шеин и генерал Гордон с регулярными полками встретили мятежников около Воскресенского монастыря и рассеяли их несколькими пушечными выстрелами. После обычного розыска (пыток) главные зачинщики были повешены, а остальные мятежники рассажены по тюрьмам. Таким образом, прежде нежели царь успел приехать в Москву, мятеж был усмирен.

Первым делом Петра по возвращении из путешествия (в августе 1698 года) было запрещение носить бороду, служившую наружным отличием русских от западных европейцев. Бояре и вообще придворные лица прежде всех должны были пожертвовать этим почетным украшением; оно оставлено только духовенству и крестьянам, а люди других сословий за право носить бороду должны были платить пошлину. В то же время служилым людям и горожанам приказано переменить свою старинную долгополую одежду на короткое европейское платье. С началом XVIII столетия царь велел праздновать начало нового года не 1 сентября, как прежде, а 1 января, как у других европейцев. Эти быстрые перемены не обошлись без сильного ропота со стороны народа. Между тем недовольный розыском Шеина Петр приказал снова допрашивать стрельцов под страшными пытками. Убедившись в участии Софьи, он наконец прекратил розыск. Последовали многочисленные казни; все стрельцы, замешанные в бунте, казнены, за исключением несовершеннолетних[114]. Стрелецкое войско потом мало-помалу было уничтожено.)

ВЕЛИКАЯ СЕВЕРНАЯ ВОЙНА И НАЧАЛО ПЕТЕРБУРГА

Весною 1699 года Петр со своим воронежским флотом ходил в Азовское море; но в следующем году он заключил мир с турками и отложил дальнейшие предприятия на юг. В то время главное его внимание и энергия устремились на борьбу со шведами: он задумал воротить принадлежавшие некогда России берега Балтийского моря, от которого она была отрезана Столбовским договором. Берега эти были теперь необходимы для России, чтобы морем вступить в непосредственные сношения с Западной Европой: Балтийское море представляло к тому гораздо более удобств, чем Азовское, отделенное от образованных стран владениями невежественных турок. Обстоятельства благоприятствовали стремлению Петра: короли датский и польский заключили с ними наступательный союз против Швеции. О заключении союза преимущественно хлопотал ливонец Паткуль, который принадлежал к партии дворян, недовольных шведским правительством за отобрание у них в казну многих земель (за «редукцию»). По его плану польский король Август решился отнять у шведов Ливонию; между тем как русские должны были захватить Ингрию и Карелию, а датчане — герцогство Голштинское.

Начало войны, открывшейся весною 1700 года, было несчастливо для союзников. Молодой шведский король Карл XII, победив датчан и принудив их к миру, поспешил в Лифляндию, а оттуда пошел против русских, которые осаждали Нарву. Русская армия заключала от 35 до 40000 человек, большею частию новобранцев, и состояла под начальством иностранного генерала, герцога де Кроа; Карл имел войско, вчетверо меньшее числом, но опытное и отлично устроенное. Быстрым, неожиданным нападением шведы разбили русских под Нарвою и захватили артиллерию (19 ноября). Храбрый полководец Карл, однако, не был дальновидным политиком и не воспользовался своею победою: он оставил русских в покое и несколько лет провел в Польше, увлекаясь своим торжеством над ленивым, изнеженным Августом. (Петр искусно старался задержать там Карла, помогая Августу войском и деньгами.) Этим временем русский царь воспользовался как нельзя лучше. После Нарвского поражения он принял энергичные меры: начеканил медной монеты, перелил старые церковные колокола в пушки и, устроив новую армию, предпринял завоевание соседних шведских провинций, которые защищались незначительными силами. Фельдмаршал Шереметев разбил в двух битвах шведского генерала Шлиппенбаха и занял восточную часть Лифляндии, причем русские, по старому обычаю, сильно опустошили неприятельские земли. Между тем сам царь завоевал Ингрию, взял шведские крепости на реке Неве, именно Нотебург (переименованный Петром в Шлиссельбург) и Ниеншанц, и таким образом пробился к давно желанному морскому берегу. На берегу Свири, в Лодейном поле, он устроил верфи для нового Балтийского флота, а на одном из островов в устье Невы (на Люст Эйланде) немедленно заложил город Петербург — свою будущую столицу (в мае 1703 года).

Пётр сам распоряжался работами по устройству гавани и крепостцы (Петропавловской). Он здесь жил в маленьком деревянном домике (который сохраняется теперь под каменным навесом). Первые обитатели, поселенные в новом городе, были жители разрушенной шведской крепости Ниеншанца. Из Калуги, Можайска и Вереи переселены сюда русские купцы. Уже в ноябре того же 1703 года к устью Невы прибыл первый иностранный (голландский) корабль с грузом вина и соли. Обрадованный царь выехал к нему навстречу, сам исполнял обязанности лоцмана при введении корабля в гавань, освободил груз от пошлин и щедро одарил хозяина корабля и всех матросов. С таким же радушием встретил он последующие иностранные корабли и охотно позволял угощать себя вином и кофе. Чтобы защитить с моря свой Балтийский флот и будущую столицу, Петр построил крепость Кроншлот на отмели подле острова Котлина, запирающего вход в устье Невы. На этом низменном острове и вокруг него возникли впоследствии укрепления Кронштадта. Первая морская победа Петра над шведами одержана одновременно с заложением Петербурга. Шведская эскадра, еще не знавшая о взятии крепости Ниеншанца, приблизилась к устью Невы и выслала два фрегата вперед, которые бросили якорь у самого устья. У Петра еще не было готовых кораблей на Неве; он посадил своих гвардейцев на лодки, ночью незаметно подплыл с ними к шведским кораблям, а на рассвете напал на неприятелей и после мужественной обороны взял оба фрегата. Царь был чрезвычайно доволен этим первым успехом на Балтийском море и собственноручными письмами известил о нем своих сподвижников, поздравляя их с «сею никогда бывшею викториею»[115].

Весною 1704 года Петр двинул часть русских войск в Литву на помощь своему союзнику. Но эта помощь не спасла польского короля: преследуемый Карлом в самой Саксонии, своем наследственном курфюршестве, Август отказался наконец от польской короны в пользу познанского воеводы Станислава Лещинского и выдал шведам несчастного Паткуля, который был ими колесован как изменник (1705). Теперь у Карла оставался только один неприятель — московский царь. Петр тщетно предлагал мир, требуя хотя одной гавани на Балтийском море: шведский король не соглашался ни на какие уступки и хотел в Москве предписать мир своему противнику.

АСТРАХАНЬ И ДОН

Одновременно с этой трудной шведской войной царь за свои нововведения и крутые меры должен был выдерживать почти постоянную борьбу с народным неудовольствием, а в отдаленных областях не раз происходило открытое возмущение. Так, в Астрахани сын одного из казненных стрельцов поднял народ слухами о намерении царя переменить веру, разделить государство и выдать всех русских девиц за немцев (для избежания такого несчастья астраханцы в один день повенчали у себя сто пар); но астраханских мятежников довольно легко усмирил фельдмаршал Шереметев (1706). Гораздо опаснее было возмущение донских казаков.

Петр отправил отряд войска, чтобы отыскивать и возвращать назад тяглых людей, которые, спасаясь от рекрутских наборов и новых налогов, в большом числе бежали на Дон. Шайка голутвенных казаков собралась под начальством одного из старшин, Булавина, и нечаянным нападением истребила русский отряд. Мятеж быстро разлился по Дону, и Булавин завладел главным городом казаков Черкасском (1708). Но подоспевшие царские войска нанесли мятежникам несколько поражений. Тогда домовитые казаки отложились от Булавина, и он в отчаянии застрелился. Начальник царских войск князь Василий Долгорукий разорил до основания непокорные станицы и перевешал множество бунтовщиков. (По рекам пущены были плоты с повешенными на них казаками, что навело большой страх на весь Дон.) Один из товарищей Булавина, Некрасов, ушел со своею шайкою на Кубань и поддался крымскому хану; потом с частью своих казаков он перешел в турецкую область Добруджу на Нижнем Дунае. (Здесь потомки этих казаков известны под именем некрасовцев.)

МАЗЕПА, ПОЛТАВА И ПРУТ

Летом 1708 года Карл с главным войском в Могилеве перешел Днепр и направился в Украину; русские затрудняли ему путь, истребляя неприятельские отряды и предавая пламени города и села, чтобы лишить шведов продовольствия. На помощь Карлу из Лифляндии спешил генерал Левенгаупт с обозом военных и съестных запасов. Петр лично напал на Левенгаупта, разбил его при деревне Лесной (близ Пропойска на Соже) и захватил в свои руки весь неприятельский обоз. Вслед за тем он получил весть об измене малороссийского гетмана. Честолюбивый старик уже давно тяготился московским подданством, но искусно скрывал свои планы и показывал себя верным слугою Петра. Опасаясь за свое гетманство и разделяя веру в непобедимость Карла XII, Мазепа уступил польским внушениям и завел переговоры с Станиславом Лещинским. Личный враг Мазепы генеральный судья Кочубей и полковник Искра донесли царю об измене гетмана, но царь был слишком уверен в его преданности, и доносчики, выданные Мазепе, подверглись казни[116]. Когда Карл вступил в Украину, гетман пристал к нему с отрядом казаков, но поднять всю Малороссию ему не удалось, и большинство войска осталось верно царю. Генерал Меншиков взял приступом и разорил гетманскую столицу Батурин, после чего в гетманы был выбран полковник Скоропадский, а Мазепа предан церковному проклятию.

Карл, обманутый надеждою на казацкую помощь, имел при себе не более 20000 человек, утомленных битвами и тяжелыми лишениями; русские же области, в которые они вступили, заранее были опустошены царскими генералами. Шведы расположились между Пселом и Ворсклою и осадили Полтаву. На помощь осажденным явился сам Петр, и здесь 27 июня 1709 года произошла знаменитая битва. Шведы были разбиты наголову.

Перед битвою царь отдал приказ к войску, где указывал на то, что пришел час решить судьбу отечества. «А о Петре, — говорилось в приказе, — ведайте, что ему жизнь не дорога, жила бы только Россия во славе и благоденствии». Сражение начали шведы. Перед рассветом они стремительно ударили на русскую конницу и заставили ее отступить, но тут несколько шведских полков были отрезаны от главного войска и разбиты. Между тем русская пехота была выведена из окопов и построилась в боевую линию. В 9 часов утра завязалось генеральное сражение. Оно длилось два часа. Петр являлся всюду, где грозила наибольшая опасность; шляпа его и седло были прострелены. Карла, тяжело раненного в ногу, возили в коляске между рядами войска; вдруг пушечное ядро ударило в коляску, и король упал на землю. Находившиеся вблизи солдаты подумали, что он убит, и пришли в замешательство. Карл велел посадить себя на скрещенные пики; но тщетно он пытался ободрить солдат. В то же время шведская пехота была сломлена и фельдмаршал Реншильд, принявший главное начальство вместо раненого короля, взят в плен. Тогда все шведское войско обратилось в бегство.

Отслужив молебен на месте битвы, царь, окруженный своими сподвижниками, сел обедать и посадил за тот же стол пленных шведских генералов. При громе пушек он провозгласил тост за здоровье учителей своих в военном искусстве. «Кто же эти учителя?» — спросил Реншильд. «Вы, господа шведы», — отвечал царь. «Хорошо же ученики отблагодарили своих учителей», — заметил фельдмаршал.

Король с Мазепою и несколькими сотнями своих солдат успел переправиться за Днепр и бежал в Турцию, а остатки шведского войска, настигнутые Меншиковым, сдались на капитуляцию. Полтавская победа имеет важное значение в истории Северной и Восточной Европы: она нанесла сильный удар могуществу Швеции и подняла Россию во мнении европейских держав. Датский король и Август (снова занявший польский престол) возобновили союз с Россией. На берегах Балтийского моря города один за другим стали переходить в руки Петра; между прочим, взяты Рига, Ревель и Выборг. Но вскоре царь опять был отвлечен на юг, потому что Карл XII и французский двор успели вооружить против него турецкого султана. Последний велел заключить в Семибашенный замок русского посланника Толстого и объявил войну России.

Получив обещание помощи от господарей Молдавии и Валахии и надеясь возбудить восстание между турецкими славянами, Петр с сорокатысячным войском неосторожно углубился в степи и перешел границу. На помощь к нему явился только один молдавский господарь Кантемир. Услыхав о приближении огромных турецких сил, царь поспешил отступить, но на берегах Прута был окружен двухсоттысячной армией великого визиря (в июле 1711 года). Тогда Петр вошел в переговоры, и сверх ожидания великий визирь охотно согласился на мир. По этому миру туркам сделаны значительные уступки, и так как им возвратили Азов, то русские снова были отрезаны от Черного моря[117].

НИШТАДТСКИЙ МИР

Между тем Северная война продолжалась непрерывно, хотя походы большими массами войск уже кончились. Союзники вытеснили шведов с южных балтийских берегов, а на море русский флот одерживал верх над шведским. (Самая значительная морская победа одержана была Петром при мысе Гангуте в 1715 году.) Но царь скоро рассорился со своими союзниками, которые началиподозревать его в намерении завладеть Мекленбургским герцогством (он выдал одну из своих племянниц за герцога мекленбургского и держал там свои войска). Тогда Карл XII завязал переговоры с царем, соглашаясь на многие уступки; уполномоченные обеих сторон съехались на Аландских островах, и главную роль при этих переговорах играл доверенный министр Карла голштинский барон Герц, который хотел помирить Петра с Карлом и с помощью русских вознаградить Швецию в других местах за потерю балтийских провинций. Но внезапная смерть короля при осаде одной норвежской крепости прекратила эти переговоры (1718). Шведская аристократия казнила ненавистного ей Герца и возобновила войну с Россией[118]. Высадки русских войск на берега Швеции под начальством адмирала Апраксина и страшные опустошения, произведенные ими, заставили наконец шведов согласиться на мир, который и был заключен в Ништадте (20 августа 1721 года). Швеция уступила России Лифляндию, Эстляндию, Ингрию, часть Карелии и часть Финляндии[119]. Россия купила дорогою ценою великие приобретения, утвержденные Ништадтским миром: частые рекрутские наборы и большие налоги сильно истощили государство; поэтому народ был чрезвычайно обрадован прекращением тяжкой войны. Петр праздновал этот мир великолепными пирами и маскарадами; во время торжества он принял новый, более громкий титул императора Всероссийского.

Петр был на пути в Выборг, когда курьер привез ему известие о заключении мира. Он тотчас поспешил назад в Петербург на небольшом судне, беспрестанно стреляя из пушек. Встреченный на берегу толпами народа, царь прежде всего зашел в Троицкий собор и велел отслужить благодарственный молебен. Между тем на соседней площади приготовили бочки с вином и пивом и устроили возвышенное место. Царь взошел на него и сказал окружающему народу: «Здравствуйте, православные, и благодарите Бога, что толикую долговременную войну, которая продолжалась 24 года, всесильный Бог прекратил и даровал нам со Швецией счастливый и вечный мир!» Он взял ковш с вином и выпил за здоровье народа, который отвечал громкими криками: «Да здравствует государь!» 22 октября в Троицком соборе после обедни был торжественно прочтен мирный договор со Швецией, и Феофан Прокопович произнес проповедь, в которой описал знаменитые дела царя. Затем к Петру подходят сенаторы, и канцлер граф Головкин от имени всех чинов государства просит принять титул «Отца отечества», «Великого» и «Всероссийского императора». Петр отвечает, «что должно всеми силами благодарить Бога, но, надеясь на мир, не ослабевать в военном деле, дабы не иметь жребия монархии греческой».

В следующем году император предпринял свой последний поход, объявив войну Персии за обиду и грабежи, причиненные в Шемахе русским купцам. Он спустился Окою и Волгою в Каспийское море, взял Тарки, Дербент и воротился, оставив там русские гарнизоны. Договором 1723 года Петр обещал шаху Тохмасу помощь против персидских мятежников, а шах уступил России несколько прикаспийских областей (Гилян, Мазандеран, Астрабат).

СОСЛОВНЫЕ И АДМИНИСТРАТИВНЫЕ РЕФОРМЫ

Между реформами Петра весьма важное место занимают меры, относившиеся к преобразованию сословий. Запрещение местничества уже довольно сильно поколебало здание московской родовой аристократии. Петр нанес последний удар боярской знати, открыв Дорогу к высшим должностям людям самого незначительного происхождения и бедным иностранным выходцам. Таким образом, служба и милость государя окончательно были поставлены выше знатного происхождения. Своею «Табелью о рангах» (1722) Петр разделил все служащее сословие по образцу немецкого на степени или «классы» числом 14; каждому классу соответствовал известный чин, военный и гражданский. В то же время с учреждением некоторых орденов (Андрея Первозванного и святой Екатерины) введены знаки отличия за усердную или продолжительную службу. Этими мерами положено было начало чиновной иерархии (бюрократии) в том чине, в каком она существует до сих пор в России. Чиновные классы наполнялись преимущественно людьми из помещичьего или прежнего служилого сословия, которое получило теперь общее название дворянства или шляхетства; человек всякого другого сословия, достигший первого офицерского чина в армии или VIII класса в гражданской службе, приобретал тем достоинство потомственного дворянина. Петр сравнял поместья с вотчинами, но зато подтвердил обязанность всех дворян служить до самой смерти; за уклонение от службы он приказал отбирать вотчины. Воевода каждой провинции должен был собирать дворянских сыновей от 10 до 13 лет и записывать их в военную службу, а неспособных к ней определять в гражданскую. Преобразуя древнюю родовую знать в чиновную, Петр в то же время попытался прекратить постоянное дробление вотчин, которое много вредило исправному выполнению государственных повинностей. Он издал указ о майорате (1714); по этому указу все недвижимое имущество должно было переходить к старшему сыну или к тому, которого изберет отец, и родовые земли не могли быть проданы в чужие руки.

Посадские люди разделены были Петром на три разряда: первые два под названием «гильдий» состояли из купцов и разных мастеров, а к третьему отнесена беднейшая часть городских жителей. В сельском населении образовались еще два особые разряда: половники, или немногие крестьяне, удержавшие право перехода и пользовавшиеся землею за известную часть жатвы, и однодворцы, или обедневшие служилые люди, которые наравне с крестьянами должны были платить поголовную подать, но сохраняли право владеть крепостными людьми.

Замена прежней поземельной подати подушным (или поголовным) окладом повела за собою первую ревизию податного сословия (1719). Всех податных насчитано около 6000000. В этой ревизии помещичьи крестьяне были смешаны с кабальными холопами; те и другие обложены одинаковыми податями и рекрутскою повинностью, за исправность которых пред правительством отвечали землевладельцы. Последняя мера окончательно закрепила крестьян за помещиками[120].

Административные меры Петра направлены были на введение более простых и однообразных форм управления. Так, вместо прежнего областного деления, сложившегося в течение нескольких веков и довольно запутанного, он разделил Россию на 12 губерний, которые в свою очередь подразделялись на провинции; во главе первых были поставлены губернаторы или генерал-губернаторы, вторые поручались воеводам. Подчиненные им местные начальники носили иностранные названия ландрихтеров, комендантов, ландратов, комиссаров и пр. Областное управление сосредоточено в губернских и воеводских канцеляриях. В 1711 году на место прежней Боярской думы учрежден был сенат как высшее в государстве место правительственное, судебное и финансовое. Сначала он был учрежден только на время частых отсутствий государя из столицы и составлен из 9 сановников, но потом (в 1718 году) сделан постоянным, и число членов его все увеличивалось. Здесь дела решались не иначе как единогласным приговором всех членов и при утверждении этого приговора генерал-прокурором сената. Далее, московские приказы Петр преобразовал в коллегии, устроенные по датским и шведским образцам и подчиненные сенату; в них дела решались членами по большинстве голосов[121].

Учреждение «надворных судов» в важнейших городах указывает на попытку отделить судебную часть от ведомства областных правителей. Точно так же Петр сделал попытку освободить торговых и промышленных людей от ведомства воевод учреждением «бурмистров», которые выбирались горожанами из своей среды, и все торговое сословие подчинено ведомству Бурмистерской палаты в Москве (1699); потом в главных городах учреждены были «магистраты» также из выборных людей. Коллегиальная система решать дела посредством большинства голосов не принесла ожидаемых результатов; президенты коллегий и других присутственных мест, пользуясь своими привилегиями и разными формальностями, обыкновенно подчиняли себе товарищей и решали дела по своему усмотрению. В судопроизводстве словесный (обвинительный) процесс заменен окончательно письменным (следственным) порядком. В городах и уездах Петр положил начало полицейскому управлению, которое должно было заботиться об общественном порядке и безопасности. Впрочем, особых полицейских учреждений пока не было основано; обязанности их возлагались на губернаторов, воевод, земских комиссаров, комендантов и др.; только для столицы учрежден генерал-полицмейстер (генерал Девьер).

ХОЗЯЙСТВО, ВОЙСКО, УЧИЛИЩА, СЕМЕЙНЫЙ БЫТ

Посреди. важных государственных забот и беспрерывных военных предприятий Петр находил время обращать внимание на мельчайшие подробности народного хозяйства. Так, он дал право повсюду искать руду и разрабатывать ее с уплатою известного процента землевладельцу; приказал снимать хлеб косами вместо серпов; посылал за границу многих русских людей учиться разным ремеслам и пр. Мануфактурная промышленность, дотоле едва существовавшая в России, была укреплена деятельностью Петра; при нем основано более 200 фабрик и заводов. Таким образом, почти все нужное для государства стало производиться в России, из русских материалов и русскими руками. Для облегчения торгового движения внутри государства он обратил внимание на пути сообщения; проведено было несколько сухопутных дорог, а устройством каналов, Ладожского и Вышневолоцкого, Петербург (с 1713 года — столица государства) соединен с Волжским водяным путем, по которому доставляли хлеб из низовых областей[122].

Главным предметом попечений для Петра служили армия и флот, на которых было основано значение государства в ряду других держав. С устройством регулярного войска введена более точная и постоянная система рекрутских наборов: все податные сословия должны были выставлять по одному рекруту с известного числа ревизских душ; только торговые люди могли откупаться деньгами от рекрутской повинности. Дворянство доставляло для армии офицеров; молодые же дворяне обыкновенно начинали свою службу рядовыми в гвардии, куда выбирались лучшие солдаты из армейских полков. Внешнее устройство сухопутного войска было основано на немецких образцах, и военные люди Одеты в немецкий мундир, а флот снаряжен преимущественно по образцу голландскому. (Он состоял из 48 линейных кораблей и 800 мелких судов.) Большая часть регулярного войска (которое простиралось до 200 000) была размещена по губерниям, в домах городских и сельских обывателей.

Заботы Петра о народном образовании направлены были на духовное и дворянское сословия. Для первого заведены были училища в каждой епархии. (В то время усилилось влияние малороссийских школ, в особенности Киевской академии, на образование русского духовенства.) Для дворян и чиновников велено открыть элементарные школы в провинциях, куда учителями посылались воспитанники московских математических школ, и дворянин не имел права жениться до тех пор, пока не выучится грамоте. Навигацкая школа, основанная в Москве на Сухаревой башне (1701) для приготовления офицеров флота, частию была переведена в Петербург (1715) под названием Морской академии. Для изучения морской службы царь отправлял многих молодых людей за границу. В то же время начались переводы учебных книг по артиллерии, фортификации, истории и др. В самой азбуке сделаны были преобразования; вместо прежних неудобных для скорописи церковнославянских букв введены сокращенные, приближающиеся к латинским. По мысли знаменитого германского ученого Лейбница государь задумал учредить Академию наук и пригласил для нее ученых немцев, с тем чтобы они приготовляли русских учителей. (Академия наук была открыта уже после Петра его преемницею.)

Петр не оставил без внимания и самый семейный быт народа. Так, он вооружился против затворничества женщин и старался о развитии общественной жизни. С этой целью в столице заведены ассамблеи, которые состояли в том, что вельможи и другие зажиточные люди должны были зимой в назначенные дни принимать у себя гостей обоего пола, званых и незваных[123]. Чтобы жених и невеста имели время познакомиться друг с другом, Петр определил между обручением и свадьбою шестинедельный срок, в продолжение которого брак мог расстроиться.

ДУХОВЕНСТВО И РАСКОЛ

Относительно духовной иерархии важною мерою Петра была отмена патриаршества, которое иногда приходило в столкновение с царскою властью. Когда умер патриарх Адриан (1700), приверженец старины и противник нововведений, царь не назначил ему преемника, а дела, подлежащие ведомству патриарха, поручил рязанскому митрополиту Стефану Яворскому, назвав его «блюстителем патриаршего престола». Потом для управления церковными делами учреждена была коллегия из высших духовных лиц под именем Святейшего синода (1721). Первым президентом синода был тот же Стефан Яворский, один из лучших проповедников и духовных писателей своего времени[124]. Псковский архиепископ Феофан Прокопович по поручению Петра написал духовный устав или «регламент» для синода. Этим уставом предписывалось каждому епископу иметь при себе школу для приготовления священников, а безграмотных сыновей церковнослужителей велено брать в солдаты; поступление в монашество и прежняя свобода монахов в образе жизни значительно стеснены. Надзор за управлением монастырских крестьян и доходов Петр поручил особому Монастырскому приказу, состоявшему из светских лиц. Ограничив число монахов, он велел определять в монастыри на житье старых отставных солдат и часть монастырских доходов обращать на богадельни. Большая часть семейных дел, подлежавших прежде церковному суду, законами Петра отнесена к суду светскому. Вообще Петр обращал деятельное внимание на церковные дела. Он подтвердил указ Алексея Михайловича, чтобы все православные посещали богослужение в дни праздничные; за неисполнение этого указа назначался штраф. Иностранцам предоставлена почти полная свобода в отправлении богослужения; строгие же меры против раскольников продолжались.

Гонения, открытые на раскольников при Алексее Михайловиче, не только не ослабляли раскола, а, напротив, возбуждали в нем энергию и фанатизм. Гонимые уходили в северные леса, в донские и волжские степи или спасались за шведскую и польскую границы и составляли там свои общины. Со времени петровских реформ раскол начал размножаться еще более и получил не один церковный, а отчасти и политический характер. Многие нововведения Петра и усердное подражание иноземным обычаям были непонятны простым людям, казались им нарушением народности и православия (табак, бритье бороды, отмена патриаршества, ревизия и т. п.); а крутые меры, которыми сопровождалась реформа, тяжкие налоги и принудительные работы еще более возбуждали дух недовольства. Люди более смелые и упорные уходили в леса или за границу и приставали к расколу.

В конце XVII века в среде самого раскола произошло раздвоение. Раскольничьи попы, поставленные до Московского собора 1666 года, с течением времени все умерли; места их заступили новые, переходившие из православия. Но так как они были поставлены епископами-никонианцами (т. е. принявшими исправленные книги), то многие старообрядцы не признавали их за истинных священников, другие, напротив, признавали. Первая часть раскольников стала называться беспоповщиной, а вторая — поповщиной; каждая из них подразделялась еще на несколько сект или согласий.

Поповщина распространилась в лесах костромских и нижегородских (керженских) на Дону и Кубани, в Черниговской области, в Сибири и на Ветке (Могилевской губернии, тогда за польской границей). Беспоповщина утвердилась особенно в древних новгородских областях, именно в лесах олонецких и северного Поморья. Сюда укрылись многие расколоучители после взятия Соловецкого монастыря; здесь образовались знаменитые в истории раскола Выгорецкие скиты.

Деятельный, энергичный характер поморцев, привыкших к борьбе с суровою природою своего края, способствовал здесь сильному развитию раскола. Глухие, непроходимые леса, бурные озера, дикие скалы, овраги и болота представляли убежища, малодоступные правительственному надзору. Сюда спасались приверженцы старины и беглые крепостные люди. Они выжигали лесные дебри, расчищали почву, сеяли хлеб, строили скиты и вообще вели труженическую жизнь. При первом появлении военной команды, посылаемой разорять скиты и ловить скитников, они готовы были оставить убежище и перейти в другое место; а иногда, увлекаемые религиозным фанатизмом, они запирались в своих монастырях и сожигались. Те скитники, или «старцы», которые отличались даром слова, набожностью и начитанностью Священного Писания, становились наставниками и приобретали большое влияние на раскольничьи общины. Из них особенно замечательны Даниил Викулов, братья Андрей и Семен Денисовы (потомки князей Мышецких). Они основали и устроили на реке Выге общежительные скиты, или Выговскую пустынь (1695), которая впоследствии сделалась центром беспоповщины. Братья Денисовы оставили несколько сочинений, весьма уважаемых раскольниками. Особенно распространены между старообрядцами два сочинения Семена Денисова: «История об отцах и страдальцах соловецких» и «Ведоград духовный или виноград российский»; в первом рассказывается о возмутившихся соловецких раскольниках, а во втором описаны деяния первых расколоучителей, каковы епископ коломенский Павел, протопоп Аввакум и др.

Петр I хотя признал гражданское существование раскола, но при разных стеснительных условиях. Он велел переписать раскольников и обложить их двойными податями, не допускать к общественным должностям, носить им особое платье (например, зипун со стоячим клееным козырем или воротником), за бороду платить особую пошлину и пр. В последние годы Петрова царствования (после дела царевича Алексея) строгости против раскола усилились.

Петр пытался действовать на раскольников не одними карательными мерами, но и путем убеждения. По его воле синод отправил в Олонецкую и Поморскую области монаха Неофита, чтобы состязаться о вере с расколом беспоповщины. Неофит предложил более сотни вопросов. На эти вопросы отвечали целою книгою, которая была написана преимущественно Андреем Денисовым и названа «Поморские ответы» (1723). Еще прежде (в 1719) раскольники поповщинской секты, обитавшие в Керженских скитах, представили нижегородскому епископу Питириму на его вопросы подобную же книгу, известную под именем «Керженских ответов». Почти все наиболее знаменитые архиереи Петровского времени писали сочинения против раскола. (Самое замечательное из них принадлежит кроткому и правдивому святому Димитрию — митрополиту ростовскому; в своем «Розыске о раскольничьей брынской вере» он сообщает известия о многих раскольничьих сектах или «толках».) Но сочинения эти мало оказывали действия. Вообще борьба с расколом путем проповеди и убеждения не могла быть успешна при отсутствии народных школ и при той степени образования, на которой стояли ближайшие к народу наставники, т. е. сельское духовенство. Священники сельские по-прежнему были люди малограмотные, а скудные средства заставляли их заниматься более обработкою своего участка земли, нежели просвещением своей паствы[125].

ХАРАКТЕР И ЗНАЧЕНИЕ ПЕТРОВСКОЙ РЕФОРМЫ

Многочисленные препятствия и огорчения, чинимые Петру приверженцами старины, побуждали его нередко употреблять крутые меры, чтобы приводить к исполнению свои преобразования. Ослушникам царских указов назначались: лишение жизни, имущества, ссылка в каторжную работу, нещадные батоги и т. п. Чтобы следить за точным исполнением указов, учреждена была должность фискалов. При коллегиях, губернских канцеляриях и в каждом провинциальном городе учреждено по одному или по два фискала; в их пользу шла половина штрафных денег. Реформы вызывали частые изъявления неудовольствия (особенно много было подметных писем). Для «розысков» по этим делам Петр назначил Преображенский приказ в Москве (около 1702 года). Начальником Преображенского приказа был суровый князь Ромодановский, любимец государя, получивший от него титул князя-кесаря. Кто хотел донести о замыслах против государя (а донос в таком случае был обязателен), произносил «слово и дело». Его и тех, которых он оговаривал, немедленно брали для розыска в Преображенский приказ или Тайную канцелярию.

Преобразования Петра были направлены на усвоение европейских обычаев и учреждений. Иноземные обычаи и учреждения, переносимые на русскую почву, не всегда, впрочем, сообразовались с естественными условиями государства и с характером народа. Многие благие по своей цели указы, не опираясь на известный уровень образованности или на привычки народа, скоро теряли свою силу и подвергались злоупотреблениям[126]. Наконец, излишнее поклонение всему иностранному и пренебрежение народным чувством принесли немалый вред русскому национальному самосознанию.

Тем не менее беспримерная в истории деятельность Петра сообщила Русскому государству новую жизнь и новые силы, и едва ли какой-либо государь нового мира имеет большие права на наименование Великого.

Самые видные стороны этой деятельности заключались в следующем: своими административными и сословными реформами Петр улучшил государственный механизм и подвинул вперед государственную централизацию. Он облегчил для России дальнейшее сближение с Западной Европой и непосредственное заимствование европейской науки. Он создал многие отрасли промышленности и усилил торговую деятельность. Быстрым развитием регулярной армии, основанием флота и приобретением балтийских берегов он успел поднять Россию на высокую степень могущества и положил начало ее влиянию на систему общей европейской политики. Приобретением балтийских берегов, как выражаются, он «прорубил окно в Европу».

Один современник говорит в своих записках о Петре:

«Сей монарх отечество наше привел в сравнение с прочими, научил узнавать, что и мы — люди; одним словом, на что в России ни взгляни, все его началом имеет, и что бы впредь ни делалось, от сего источника черпать будут»[127].

СОТРУДНИКИ ПЕТРА

Петр отличался особенным умением находить для своих планов способных исполнителей. Первое место между государственными людьми, его окружавшими, принадлежит князю Меншикову, который по смерти Лефорта (умершего в 1699 году) сделался самым приближенным лицом к государю. Достигши зрелых лет, Петр продолжал отличать иностранцев и привлекать их в свою службу, но не возводил их на первые места в государстве. (Предание о том, что Меншиков в юности продавал пирожки, не подтверждается.) Меншиков не получил никакого образования и с большими талантами соединял большое честолюбие и корыстолюбие. Не раз уличенный в лихоимстве, Меншиков только милостью государя спасался от заслуженного наказания. Далее замечательны: умный, образованный фельдмаршал Шереметев, храбрый и великодушный князь Михаил Голицын и граф Брюс, известный своею ученостью. (Брюс в народных преданиях прослыл каким-то чернокнижником и астрологом; его именем называется календарь, который только под его надзором был издан.) Последние три лица по своему честному характеру выдавались из среды современных государственных деятелей, которые при талантах и неоспоримых заслугах, к сожалению, не всегда отличались нравственными достоинствами[128].

Известность самого прямого вельможи приобрел сенатор князь Яков Долгорукий, который иногда открыто не соглашался с царем, не любившим противоречий. По тайным поручениям и розыскам правою рукою Петра был изворотливый граф Толстой[129].

Учредив в 1722 году при сенате важную должность генерал-прокурора, Петр поручил ее весьма способному генералу Ягужинскому. (Как сановник, надзирающий за всеми частями управления, он назван был «оком» государя.) На дипломатическом поприще прославились: барон Шафиров, возвышенный из подьячих Посольского приказа, и барон Остерман, сын одного немецкого пастора, знаменитый своим тонким, проницательным умом (он вместе с Брюсом заключил Ништадтский мир). В царствование Петра начал свою службу другой даровитый иностранец, так же, как и Остерман, игравший впоследствии весьма важную роль, — это Миних. Будучи отличным инженером, он заслужил благосклонность государя своими работами по Ладожскому каналу, так что царь, посещаемый уже болезнями, заметил однажды после осмотра этих работ: «Труды моего Миниха сделали меня здоровым».

Собственное московское духовенство по скудости своего образования не могло доставить Петру искусных помощников в деле реформ, поэтому он возвышал преимущественно киевских ученых, и они стали во главе церковной иерархии. Таковы Стефан Яворский, Дмитрий Ростовский и Феодосии Яновский — архимандрит Александро-Невской лавры; особенно усердным защитником реформы явился даровитый Феофан Прокопович.

В 1706 году царь был в Киеве, в Софийском соборе. По окончании богослужения молодой монах произнес слово. Он искусно коснулся политических событий, говорил красноречиво, ко без схоластической напыщенности проповедников того времени. Петр спросил имя оратора; это был Феофан Прокопович. В молодости он учился в Киевской академии, докончил свое образование в иезуитском коллегиуме в Риме и теперь был одним из преподавателей Киевской академии. После Полтавской победы Прокопович встретил Петра в Киеве поздравительною речью. Петр полюбил умного монаха, спустя несколько лет вызвал его в Петербург и сделал архиереем. В своих проповедях и сочинениях, написанных по поводу важнейших распоряжений государя, Прокопович на основании разума и Священного Писания доказывал святость царской воли, а приверженцев старины изобличал в невежестве. В вопросах религиозных он обнаруживал некоторое свободомыслие и не любил стесняться в своем образе жизни, поэтому не раз подвергался обвинениям в ереси со стороны завистников и людей, не расположенных к реформе[130].

ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ. ЛИЧНОСТЬ ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЯ

Что касается до семейных дел, в этом отношении Петр не всегда был счастлив. Первая его супруга Евдокия Феодоровна из рода Лопухиных, приверженная к старым обычаям, была заключена в суздальский Покровский монастырь (1699). Петр вступил во второй брак с простою ливонскою пленницею Мартою. Она происходила из бедного семейства Скавронских и в детстве своем вступила в дом лютеранского пастора Блока в городке Мариенбурге. При взятии этого городка Глюк со всем семейством своим и с Мартою отдался в плен фельдмаршалу Шереметеву. Петр случайно увидал молодую пленницу, отличавшуюся красотой и живым характером. Он полюбил ее и вступил с нею в брак; она приняла православие и названа Екатериной Алексеевной. Сын Петра от первого брака Алексей Петрович должен был после отца наследовать русский престол, но царевич этот имел весьма печальную судьбу.

Петр, постоянно отвлекаемый походами и путешествиями, сначала не обратил надлежащего внимания на воспитание своего наследника; Алексей до десятилетнего возраста оставался на руках матери и рос окруженный людьми, которые враждебно смотрели на петровские нововведения. Царь наконец заметил в своем сыне сочувствие к старине и отвращение к беспокойной военной деятельности. Отец сильно огорчался, опасаясь за участь своих преобразований после своей смерти; он прибегал к строгим мерам, даже к побоям, чтобы изменить характер Алексея; грозил лишить его наследства, но подобные меры только ожесточали сердце юноши. (Их взаимному нерасположению немало способствовали приближенные царя, особенно Меншиков; не чужда была тому и сама Екатерина Алексеевна, желавшая перенести престолонаследие на свое потомство.) По желанию Петра царевич вступил в брак с Софьею-Шарлоттою, принцессою Брауншвейг-Вольфенбюттельскою; этот брак был несчастлив, и Софья скоро умерла, оставив маленького сына Петра Алексеевича. Тогда государь потребовал от Алексея, чтобы он постригся в монахи, если не хочет совершенно изменить свой характер и поведение. Царевич изъявил согласие на пострижение, но вслед за тем, пользуясь пребыванием Петра за границей, бежал из России. Он нашел покровительство и убежище у своего родственника по жене германского императора Карла VI, который отправил его в один уединенный тирольский замок, откуда перевел потом в Неаполь. Однако тайный советник Толстой и капитан гвардии Румянцев по поручению Петра скоро открыли убежище царевича.

Отец хотел во что бы то ни стало получить непокорного сына в свои руки, грозил даже войною императору; хитрый Толстой уладил это дело довольно легко. Он уговорил царевича воротиться в отечество, обещая ему полное прощение. Но, когда Алексей приехал в Россию, его заключили под стражу и подвергли розыску; в то же время арестованы лица, помогавшие бегству царевича и находившиеся в тайных сношениях с его матерью (которая не хотела помириться с монастырским заключением и продолжала называть себя царицею). Прибегли к пыткам, чтобы вполне раскрыть замыслы царевича и его партии, питавшей надежду на возвращение старого порядка. За пытками последовали казни светских и духовных лиц, замешанных в это дело (ростовский архиепископ Досифей, генерал Глебов, Кикин и другие). Суд, составленный из высших сановников государства, приговорил к смертной казни Алексея Петровича; несчастный царевич умер в темнице (1718). Эта смерть осталась пятном на славном царствовании и способствовала прекращению мужской линии дома Романовых.

В 1721 году Петр издал указ о том, что русский государь может назначать наследника престола по своему выбору, а также и отрешить его от наследства; но сам он сошел в могилу, не успев назначить себе преемника. Тяжелые труды и беспокойства расстроили крепкое здоровье императора. Семейные огорчения также способствовали этому расстройству. В 1724 году Петр совершил в Москве торжественное коронование своей любимой супруги Екатерины и для этого созвал депутатов от дворянства и городов со всей России. Спустя несколько месяцев, в глубокую осень, император увидал однажды бот, наполненный солдатами и ставший на мель; пренебрегая опасностью, он сам помогал спасать солдат и жестоко простудился. Едва оправившись от болезни, неутомимый труженик принялся за обычную деятельность, но в начале 1725 года снова простудился на обряде водоосвящения и слег в постель. А 28 января он уже скончался. «До чего мы дожили, россияне? — говорил Феофан Прокопович, произнося речь на погребении императора в Петропавловском соборе. — Что делать? Петра Великого погребаем!» При этих словах оратор залился слезами, и собор наполнился рыданиями народа.

Петр был очень высок ростом, красив и строен, а силу имел необыкновенную. Огненный взор, порывистые движения и быстрая походка обнаруживали его пылкую, энергичную натуру. Он сам сознавал свою неукротимую горячность и вспыльчивость и говаривал: «Я преобразовал свое государство, а не могу преобразовать самого себя». В своем образе жизни Петр подавал пример бережливости, простоты в обхождении и чрезвычайной деятельности. Он не любил бесполезной роскоши. Обычный его костюм составляли зеленый суконный кафтан, сабля или палаш на широком поясе и темный короткий парик без пудры. Вставал он очень рано и тотчас принимался за работу: слушал дела, диктовал новые указы, обучал войска, посещал присутственные места, а также разные мастерские и особенно корабельные верфи, где нередко собственными руками помогал рабочим. «Видишь, братец, — сказал однажды Петр молодому флотскому офицеру (Неплюеву), — я и царь, да у меня на руках мозоли, а все для того, чтобы показать вам пример и хотя под старость видеть достойных помощников и слуг отечеству». Он пользовался всяким удобным случаем, чтобы приобрести новые сведения и пополнить скудное образование, полученное им в юности. Дочь его Елисавета Петровна впоследствии рассказывала, что однажды отец, застав ее с сестрой за уроками, сказал со вздохом: «Ах, если бы я в молодости был выучен как должно!» С особою любовью он собирал сведения, относящиеся к истории и географии России.

Петр не оставался долго в столице; его часто отвлекали военные походы и поездки по государству.

Поездки эти он совершал без всякой пышности, по большей части в простых санях или в кибитке, в сопровождении только своего денщика и нескольких приближенных молодых людей, которые служили ему вместо канцелярии и исполняли разнообразные поручения. Из таких молодых людей выходили потом видные государственные деятели[131].

II Преемницы Петра Великого Эпоха временщиков 1727–1730–1740–1741–1760

ЕКАТЕРИНА I И ПЕТР II 1725–1730

Оставшееся после Петра Великого семейство составляли следующие лица: супруга его Екатерина, две дочери, Анна (невеста голштинского герцога) и Елисавета, и малолетний внук Петр Алексеевич. Двор разделился на две партии: вельможи, принадлежавшие к старым боярским фамилиям, хотели возвести на престол царевича Петра, но русские люди, возвысившиеся личными заслугами и опасавшиеся перемен в политике, взяли сторону Екатерины. В пользу ее особенно усердно действовали Меншиков, граф Толстой и Феофан Прокопович. Вопрос о преемнике был решен при помощи гвардии: Меншиков успел склонить ее на свою сторону и провозгласил императрицею Екатерину. Этим вмешательством гвардии решались и последующие вопросы о престолонаследии.

МЕНШИКОВ И ДОЛГОРУКИЕ

Екатерина по смерти супруга жила только два года и преемником своим назначила Петра Алексеевича. Главное место в истории этих двух царствований занимает борьба лиц, старавшихся присвоить себе влияние на государственные дела. Сначала самым большим значением при дворе пользовался князь Меншиков; императрица даже объявила его дочь невестою наследника престола. Гордость и дурной характер князя вооружили против него многих вельмож, но попытка их свергнуть временщика при жизни Екатерины окончилась неудачею, и некоторые из его врагов (граф Девьер, Толстой, Писарев и пр.) поплатились потом ссылкою в Сибирь и другие места[132].

С вступлением на престол двенадцатилетнего Петра II (1727) Меншиков окончательно забрал в свои руки управление государством. Но гордый, неуступчивый правитель скоро восстановил против себя молодого императора. Тогда князья Долгорукие интригами своими успели наконец низвергнуть Меншикова и овладеть доверием государя.

Главными виновниками этого дела были князь Иван Долгорукий, любимец Петра II, товарищ его детских игр, и хитрый Остерман, назначенный воспитателем молодого государя. Против надменного временщика была вооружена и любимая сестра Петра II Наталья Алексеевна; Меншиков осмеливался отбирать у нее назад деньги, подаренные ей братом. Всемогущий министр (и генералиссимус) опасно заболел; Долгорукие воспользовались его отсутствием и так настроили императора, что Меншиков после выздоровления был арестован и отправлен с семейством на житье в его собственный город Ораниенбург (Рязанской губернии). Он торжественно, в великолепных экипажах выехал из Петербурга при огромном стечении народа, сопровождаемый длинным рядом повозок, нагруженных его богатствами. Но в Твери у него отобрали почти все имущество и посадили в простую телегу. И в изгнании он еще казался опасен своим врагам. Спустя несколько месяцев его перевели на север Сибири в Березов, где он и умер в 1729 году.

Двор переехал в Москву, и здесь император отдался праздному образу жизни, посвященному разным забавам, преимущественно охоте; а между тем государственные дела пришли в расстройство. Долгорукие устроили обручение императора с сестрою его любимца князя Ивана, но вскоре Петр II скончался от оспы (в начале 1730 года).

ИЗ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫХ РАСПОРЯЖЕНИЙ

в эти два царствования замечательны, во-первых, учреждение Верховного тайного совета, который Екатерина составила из главных сановников государства, после чего сенат потерял свое первенствующее значение; во-вторых, большое число чиновников и канцелярий найдено было обременительным для народа, поэтому многие канцелярии в губерниях и надворные суды в царствование Екатерины уничтожены, городовые магистраты подчинены воеводам. Почти вся административная и судебная власть сосредоточилась в руках губернаторов и воевод, чем была ослаблена коллегиальная система Петра I.

Относительно Малороссии правительство на время отступило от политики покойного императора, который по смерти гетмана Скоропадского (1722) не позволил избрать ему преемника и поручил управление делами Малороссийской коллегии. В царствование Петра II гетманом избрали миргородского полковника Даниила Апостола; власть его, однако, была сильно ограничена присутствием императорских чиновников.

Что касается внешней политики, то оба царствования отличались мирным характером. Впрочем, этот мир едва не был нарушен Екатериною, которая хотела защищать права своего зятя, голштинского герцога, в его споре с датским королем, но смерть императрицы остановила приготовления к войне. Кроме того, русский двор занимался вопросом курляндским. Дом Кетлера прекращался, и курляндцы хотели избрать своим герцогом графа Морица Саксонского, но Россия помешала их намерению. Она также не позволила полякам присоединить это вассальное герцогство к Польскому королевству. Далее замечателен договор с Китаем. Для устранения пограничных споров Екатерина отправила к богдыхану послом графа Рагузинского; после долгих переговоров и неприятностей от китайских чиновников ему удалось заключить трактат уже в царствование Петра II (1727). По этому трактату постоянная торговля с обеих сторон открыта в пограничной слободе Кяхте; русские могли каждые три года отправлять караван в Пекин и получили право держать там несколько духовных лиц и молодых людей для изучения китайского языка.

АННА ИОАННОВНА. 1730-1740 ЗАМЫСЛЫ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА

Со смертью Петра II прекратилось мужское потомство в доме Романовых. Этим обстоятельством хотели воспользоваться члены Верховного тайного совета, чтобы ограничить императорское самодержавие. Ближайшими наследниками престола были дочь Петра I Елисавета и малолетний внук его, сын Анны Петровны, герцогини Голштинской. Но «верховники» помимо их обратились к племяннице Петра I Анне Иоанновне, вдовствующей герцогине Курляндской (дочь царя Иоанна Алексеевича), и предложили ей корону на условиях, в силу которых все важнейшие государственные дела должны быть решаемы не иначе как с согласия Верховного совета. Они действовали в интересах личного возвышения и явно стремились к олигархии, а потому замыслы их встретили противодействие со стороны других сословий.

По кончине Петра II члены Верховного тайного совета собрались, чтобы обсудить вопрос о наследнике престола. Тут были канцлер Головкин, два князя Голицына и четверо Долгоруких; вице-канцлер Остерман уклонился от совещания сначала под предлогом, что он иностранец, а потом притворился больным. После многих споров выбор совета остановился на курляндской герцогине. Тогда наиболее решительный из членов Дмитрий Голицын заметил, что надобно также о себе подумать, т. е. ограничить самодержавие и наплыв иностранцев. Товарищи согласились с его мнением. Они сообщили сенаторам и генералитету о выборе Анны Иоанновны и о намерении предложить ей корону на условиях. Никто не возражал. Составлены были условия («кондиции»), и от имени всего государства отправлены депутаты в Митаву. Анна Иоанновна подписала условия.

Между тем духовенство и большинство дворян с неудовольствием встретили весть об условиях и. о намерении Верховного совета захватить власть в свои руки. Дворяне начали собираться в кружки, мнения разделились; явилось несколько проектов о том, каким образом устроить правление. Когда Анна прибыла в Москву, дворянская партия вошла с ней в тайные сношения, несмотря на то что верховники старались никого к ней не допускать. Главами этой партии были князья Черкасский и Трубецкой, а руководителями Остерман и Феофан Прокопович (недовольный устранением духовных особ из Верховного совета). В одно утро многочисленная депутация от дворян явилась во дворец и подала императрице просьбу о дозволении обсудить различные проекты нового образа правления. Императрица дала свое согласие. Но в тот же день депутация попросила новую аудиенцию и подала просьбу о восстановлении прежнего самодержавия. Верховники, застигнутые врасплох и видя готовность гвардии поддержать депутацию, не решились оказать никакого сопротивления. Анна Иоанновна велела подать себе условия, составленные советом, и разорвала их. Потом она короновалась самодержавною императрицею.

БИРОН И ГОСПОДСТВО НЕМЦЕВ

В царствование Анны старые русские вельможи должны были уступить свое место немецкой партии, представителями которой являются Бирон, Миних, Остерман и Левенвольд. Вообще при преемниках Петра I отправление государственной жизни совершается с помощью и под руководством многочисленных деятелей, воспитанных в трудовой школе великого Преобразователя (его «птенцы»). Эти деятели, возвысившиеся своими заслугами и талантами, не дали заглохнуть его реформам и поддерживали новые пути, на которые вступила государственная жизнь. Мало-помалу они сходят со сцены, и вокруг престола появляются другие лица, которые возвышением своим по большей части обязаны придворным интригам или наружным качествам. Образец таких любимцев случая представляет ничтожный курляндский немец Бирон.

Незнатного происхождения, но ловкий и честолюбивый, получив место при митавском дворе своей герцогини, Бирон скоро начал пользоваться ее неограниченным доверием. Вслед за Анною он приехал в Россию и спустя несколько времени стал во главе управления. Управление его отличалось жестоким характером, и время его считается одною из бедственных эпох в русской истории. Особенно замечательна жестокость, с которою по распоряжению Бирона собирались недоимки государственных податей за прежние годы: по областям разосланы были военные команды, у крестьян отбирали скот и все имущество, помещиков и старост сажали в тюрьму. Следствием таких мер был всеобщий ропот, против которого Бирон употреблял систему доносов; шпионы его рассеялись по всему государству; беспрерывно раздавалось грозное «слово и дело», за которым следовали пытки, казни и ссылки. Правитель умел окружить императрицу людьми, ему преданными, так что жалобы народа не могли достигать до ее слуха, и она была уверена в благоденствии своих подданных. Партия старых русских вельмож, не расположенная к иностранцам, подверглась преследованию; особенно пострадала фамилия князей Долгоруких (двое из них были казнены, в том числе и князь Иван, любимец Петра II); несколько архиереев лишены своего сана; тверской архиепископ Феофилакт Лопатинский, который написал сочинение о «лютеранской и кальвинской ереси», подвергся пыткам и заключен в Петропавловскую крепость. Священники, позабывшие отслужить молебен в царские дни, были расстригаемы, биты кнутом и ссылаемы в Сибирь. Особенно замечательна судьба кабинет-министра Артемия Волынского, человека даровитого, но гордого и малонравственного: в бытность свою губернатором в Астрахани и Казани он запятнал себя грабительством и жестокостью. Теперь он попытался вступить в борьбу с немецкою партией и поплатился за то головою[133].

ДЕЛА ВНУТРЕННИЕ И ВНЕШНИЕ

Из правительственных распоряжений Анны замечательны следующие. Во-первых, Верховный тайный совет уничтожен и на место его учрежден «кабинет», члены которого назывались кабинет-министрами. Затем отменен был неприятный дворянству указ Петра о майорате. Он не соответствовал русским обычаям и понятиям о наследстве (которые всем детям предоставляют равные части), а потому послужил источником зависти, разных хитростей и породил многие судебные процессы. Например, родители, принужденные передать землю одному сыну, другому отдавали деньги, скот, хлеб, земледельческие орудия; от такого раздела сельское хозяйство приходило в расстройство. Далее, облегчена обязанность дворянской или шляхетской службы. Прежде дворяне служили в войске неопределенное время, только раны, болезнь или глубокая старость давали им право на отставку. Анна положила для них сроком службы 25 лет.

Стоя во главе русской армии, Миних ввел в ней рабское подражание немецким образцам, чем нарушил ее самостоятельное развитие и более соответственные народному характеру уставы, данные ей Петром Великим. По предложению Миниха учрежден в Петербурге кадетский корпус для воспитания нескольких сот дворянских детей, и русские офицеры уравнены в жалованье с иностранцами, состоявшими в русской службе. Видя усиливающееся значение гвардии, Анна умножила ее число. К двум полкам (Преображенскому и Семеновскому) она прибавила еще два: вскоре после вступления на престол она велела набрать Измайловский полк из украинских однодворцев, а офицеров назначила к нему преимущественно из ливонских и эстонских немцев; потом учрежден Конный гвардейский полк. Вообще внешним порядком и безостановочным течением дел правление Анны превосходит царствования предьщущее и последующее, но господство немцев возбуждало большое неудовольствие.

Анна Иоанновна возвратила Персии провинции, завоеванные Петром, которые мало приносили нам пользы, а между тем стоили больших издержек. По смерти Августа II (1733) русское правительство вмешалось в дело о наследстве польского престола и поддерживало саксонского курфюрста Августа III против его соперника короля Станислава Лещинского, которому помогали французы. Русское войско под начальством Ласси осадило Данциг, где заперся Лещинский; Миних, сменив Ласси, взял город; король спасся бегством, и Август III утвержден на польском престоле.

В союзе с Австрией Россия открыла войну против Турции. В этой войне отличились те же иностранцы Ласси и Миних: первый взял Азов и проник в восточную часть Крыма, а второй взял Перекоп, Очаков и одержал блистательную победу над турками при Ставучанах (в Молдавии). Но австрийцы слабо поддерживали своих союзников; потерпев несколько поражений, они вступили в переговоры с Портою при посредничестве французского посла в Константинополе. Бирон также принял посредничество французов; мир был заключен в Белграде (1739). Россия не приобрела почти никаких выгод и ограничилась славою своих побед, которые обошлись весьма дорого, потому что походы по южным степям были очень трудные и сопровождались большою потерею людей, притом Миних не обнаруживал заботливости о сбережении солдат.

Анна Иоанновна желала упрочить русский престол за потомством своего отца. Она выдала племянницу свою, мекленбургскую принцессу Анну Леопольдовну, за Антона Ульриха, принца брауншвейгского, и, когда от этого брака родился сын Иоанн, назначила его наследником престола (в сентябре 1740 года). Императрица в то время страдала тяжкою болезнью и, очевидно, приближалась к смерти. Бирон, уже выбранный (при помощи русских штыков) герцогом курляндским, начал хлопотать о регентстве. По его желанию кабинет-министры и несколько других знатных лиц подали императрице просьбу о том, чтобы она назначила Бирона правителем государства до совершеннолетия наследника. После некоторого колебания умирающая Анна Иоанновна согласилась на эту просьбу.

ИОАНН VI. 1740-1741 СВЕРЖЕНИЕ БИРОНА И ПРАВЛЕНИЕ АННЫ ЛЕОПОЛЬДОВНЫ

Регентство Бирона продолжалось только три недели. Соперник его, честолюбивый, энергичный фельдмаршал Миних, предложил матери императора свои услуги для свержения регента и получил согласие. Однажды ночью он отправился к Летнему дворцу в сопровождении 80 гренадер и арестовал герцога; Анна Леопольдовна была объявлена правительницею, а Бирона сослали в Пелым. Но Миних обманулся в надежде играть главную роль в империи. Правительница не доверяла Миниху, опасаясь его честолюбивых замыслов; фельдмаршал вышел в отставку. Таким же недоверием она отдалила от себя и другую свою опору — графа Остермана.

Беспечностью Анны Леопольдовны и неудовольствием народа на правителей-немцев воспользовалась Елисавета Петровна. Приверженцы Елисаветы постарались расположить в ее пользу нижние гвардейские чины, особенною ловкостью отличился при этом доктор ее Лесток. Он уговорил Елисавету действовать решительно. Однажды ночью (в ноябре 1741 года) она явилась в казармы Преображенского полка и обратилась с речью к солдатам: 300 человек последовали за нею. Семейство правительницы было немедленно арестовано, а Елисавета провозглашена императрицею. Маленького Иоанна Антоновича заключили потом в Шлиссельбургскую крепость, а мать с мужем и другими детьми отправлена на житье в Холмогоры. Миних, Остерман, Головкин и некоторые другие вельможи, устранявшие от престола Елисавету, преданы суду и приговорены к смерти, но императрица заменила смертную казнь ссылкою: Остерман отправлен в Березов, а Миних — в Пелым (на место Бирона, которого перевели в Ярославль).

ЕЛИСАВЕТА ПЕТРОВНА. 1741–1761 ДВОР ЕЛИСАВЕТЫ

Лица, помогавшие Елисавете взойти на престол, были щедро награждены: 300 гренадер, которые последовали за нею ко дворцу правительницы, составили особый отряд гвардии под названием «лейб-компании»; все они получили дворянское достоинство и вотчины. С воцарением Елисаветы пало господство немецкой партии в государстве и престол окружили исключительно русские вельможи[134]. Елисавета отличалась набожностью и делала частые поездки на богомолье, но любила также придворные праздники и увеселения; управление же государством предоставляла доверенным лицам. Из приближенных особ самую видную роль в это царствование играли следующие вельможи.

Во-первых, братья Разумовские, родом из простых малороссийских казаков. Старший из них, Алексей Григорьевич, в молодости был придворным певчим; обратив на себя милостивое внимание Елисаветы, он скоро возвысился в звание фельдмаршала и графа; это был человек простой и добродушный, не отличавшийся ни способностями, ни честолюбием. Вместе с Алексеем Разумовским возвысился и младший его брат Кирилл, получивший образование за границею. Для него позволено было казакам снова выбрать себе гетмана (по смерти Апостола место гетмана оставалось незанятым), и малороссийская рада выбрала молодого Кирилла Разумовского, который, так же как и брат, не обладал деятельным характером. Гораздо более воспользовалась своим значением фамилия Шуваловых. Иван Иванович Шувалов во вторую половину царствования заступил при дворе место Алексея Разумовского. Ловкий царедворец, отличавшийся мягким обращением с низшими (что составляло еще редкость в то время), он был хорошо образован, оказал значительные услуги государству своими заботами о народном просвещении и заслужил славу русского мецената. Он покровительствовал знаменитому Ломоносову; его же стараниями был основан и первый русский университет. Родственник его Петр Иванович Шувалов, человек весьма даровитый, к сожалению, был подвержен лихоимству. Далее замечателен Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, который в качестве канцлера заведовал внешними делами. Бестужев возвысился благодаря дружбе Лестока, но вскоре сделался его врагом и вооружил против него императрицу, так что Лесток подвергся ссылке[135].

ВНУТРЕННЕЕ УПРАВЛЕНИЕ

Первым важным распоряжением Елисаветы в делах внутреннего управления было уничтожение кабинета и возвращение сенату того значения, которое ему дано Петром Великим. Относительно рекрутской повинности Россия по плану Петра Ивановича Шувалова разделена на пять частей или полос; набор рекрутов, сделавшийся теперь ежегодным, производился не вдруг со всего государства, а с каждой полосы по очереди (по 1 человеку со 100). В 1752 году основан в Петербурге Морской кадетский корпус (вместо Морской академии). Далее учреждены два заемные банка, один для дворянства, другой для купечества (заем производился под залоги движимого и недвижимого имущества по 6 %). По предложению того же Петра Ивановича Шувалова уничтожены стеснительные для торговли внутренние таможни и мелочные сборы (1754); взамен того пошлины на иностранные товары, наложенные тарифом Петра Г, значительно увеличены. В уголовном судопроизводстве отменена смертная казнь. (Говорят, Елисавета в ночь своего вступления на престол дала обет никого не казнить.) Но вообще судопроизводство и администрация во время Елисаветы находились в довольно расстроенном состоянии. Дороги, деревни и даже города были небезопасны от разбойников. Раскол, несмотря на строгие меры, постоянно размножался, а притеснения от военных команд вызывали иногда случаи добровольного самосожжения. Фанатические раскольники, затворившись в каком-либо доме или в ските, сожигались вдруг по нескольку десятков и даже сотен людей. Относительно высших классов общества в царствование Елисаветы произошла важная перемена: немецкое влияние, преобладавшее со времен Петра I, заменилось влиянием французской, более утонченной культуры. При дворе и в домах знатных людей входят в употребление французские нравы и французский язык; вместе с тем начинается господство парижских мод.

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

В царствование Елисаветы Россия вела две войны. Первая война была со Швецией, которая хотела возвратить завоеванную Петром Великим часть Финляндии; но русские войска под начальством Ласси одержали верх над шведами, и по миру, заключенному в Або (1743), Россия приобрела новую часть Финляндии, до реки Кюменя[136].

Во вторую половину этого царствования русские приняли деятельное участие в Семилетней войне (когда австрийская императрица Мария Терезия в союзе с Францией вооружилась против прусского короля Фридриха II).

Каждая из воюющих держав старалась склонить Елисавету на свою сторону, каждая прибегала к интригам и подкупам влиятельных лиц при петербургском дворе; наконец партия французско-австрийского союза одержала верх при помощи Шуваловых и личного нерасположения Елисаветы к Фридриху. В 1756 году восьмидесятитысячная русская армия двинулась в Восточную Пруссию под начальством фельдмаршала Апраксина. Русские взяли Мемель и разбили прусского генерала Левальда при Гросс-Эгеринсдорфе, но вслед за тем Апраксин отступил вследствие расстройства своей армии и недостатка продовольствия. Говорили, однако, будто он поступил по совету канцлера Бестужева, который во время опасной болезни императрицы рассчитывал на скорую перемену политики. Преданный суду Апраксин вскоре умер, а Бестужев был сослан в деревню. В следующие годы русские совершили несколько похддов в Пруссию; особенно замечателен поход под начальством графа Салтыкова, который, соединясь с австрийцами, разбил наголову прусского короля в битве при Кунерсдорфе. Только смерть Елисаветы (в декабре 1761 года) вывела Фридриха из критического положения, в которое он был поставлен борьбою с тремя великими державами[137].

Устранив потомство царя Иоанна Алексеевича, Елисавета постаралась упрочить русский престол за потомками Петра I. Она вызвала в Россию племянника своего, герцога голштинского Петра Ульриха (сын Анны Петровны), и объявила его своим наследником (1742), а потом сочетала его браком с принцессою ангальтцербстскою Софьею Августою, получившею в православии имя Екатерины Алексеевны.

Екатерина родилась в прусской Померании, в городе Штетине, в 1729 году. Отец ее, генерал прусской службы, был губернатором Штетина, а впоследствии, когда умер его двоюродный брат, владетельный князь цербстский, он сделался его преемником и переехал в свое небольшое княжество. (Цербст, или, правильнее, Сербск, находится около реки Эльбы, в то время на границе Пруссии с Саксонией.) Мать ее была из голштинской фамилии, и, следовательно, Екатерина приходилась дальней родственницей своему будущему супругу Петру Федоровичу. О браке ее более всех хлопотал Фридрих II, который надеялся через нее вступить в тесный союз с Россией. 14-ти лет она приехала с своею матерью в Россию, в следующем году приняла православие, и тогда совершилось ее бракосочетание с наследником престола (1745).

III Русская образованность XVIII века

НЕКОТОРЫЕ ЧЕРТЫ ДВОРЯНСКИХ НРАВОВ

Любовь к роскоши, получившая начало вместе с подражанием западным обычаям, сделала значительный шаг вперед в царствование Анны и Елисаветы; высшее русское общество старалось окружить себя наружным блеском европейской цивилизации и усердно поклонялось западным модам. Быстро распространялась привычка жить сверх своего состояния — привычка, отличающая всегда полуобразованное общество. Женщина, освобожденная Петром из своего терема, в особенности увлеклась этою роскошью и дорогими нарядами. (Почувствовав силу своей красоты, не стесняемая более внешними препятствиями и не находя нравственной опоры в среде, ее окружающей, она скоро поддалась внушениям своих страстей, поэтому между женщинами высших классов в то время распространилась некоторая легкость нравов[138].) Между тем в большинстве русского общества господствовали почти те же патриархальные нравы, те же верования и привычки, которые характеризуют Русь допетровскую. Воспитание юношества, составляющее главную заботу образованных народов, мало продвинулось вперед после Петра Великого. Между знатными людьми тогда начался обычай учить детей преимущественно иностранным языкам и вверять их иностранным выходцам, которые редко владели научными сведениями или нравственными достоинствами. Образование людей небогатых по-прежнему ограничивалось церковнославянскою грамотою. Учение их обыкновенно начиналось с азбуки, продолжалось часословом и кончалось псалтирью.

Манштейн рассказывает в своих записках, что Вирой очень любил наружный блеск и пышность. Анна Иоанновна поэтому старалась сделать свой двор самым блестящим в Европе и не жалела расходов на его украшение. Придворные дамы и кавалеры поступали согласно с ее желанием. Но вначале пышность костюмов редко соединялась с изяществом и вкусом. Часто можно было встретить человека весьма богато одетого, но с безобразным париком на голове или в неуклюжей коляске, запряженной очень плохими конями. То же самое надобно сказать о домах русских вельмож; там, с одной стороны, блистали золото и серебро, с другой — бросалась в глаза неопрятность. Между тем вследствие распространившейся роскоши огромные суммы уходили за границу; какой-нибудь иностранец, открывший в Петербурге торговлю модными товарами, взятыми в долг, в два или три года успевал составить себе значительное состояние[139].

Что касается быта провинциальных дворян в то время, с этим бытом довольно близко знакомят нас «Записки майора Данилова». Первоначально Данилов учился грамоте у сельского пономаря, который мучил детей продолжительным сидением на одном месте и весьма часто употреблял розги, по-прежнему считавшиеся необходимою принадлежностью учения. Впоследствии Данилов поступил в артиллерийскую московскую школу (учрежденную для дворян-недорослей); тут учителем был штык-юнкер, который редкий день приходил в школу не пьяный и учеников своих без пощады сек розгами. В детстве автор «Записок» некоторое время гостил у своего родственника, данковского воеводы. Когда настали святки, воевода послал его вместе со своим сыном по уезду «славить Христа» в сопровождении слуг с несколькими пустыми санями; каждый день сани возвращались к воеводе, наполненные хлебом и живыми курами; воеводские слуги при этом случае собирали птиц даже и с тех дворов, в которых мальчики не славили. Далее «Записки» упоминают о разбойниках, грабивших помещичьи дома, как об явлении в то время самом обыкновенном (в разбоях принимали иногда участие и сами помещики); рассказывают о крестьянах, возмущавшихся против помещиков и усмиряемых городскими военными командами[140].

Другой дворянин, оставивший свои записки, Болотов, также сообщает много любопытных подробностей о провинциальном быте того времени. Например, в деревню к его матери приезжали гостить знакомые мелкопоместные дворяне. Увеселения их были почти те же самые, как и в XVII столетии. «По утрам, — говорит Болотов, — у нас обыкновенно бывали праздничные завтраки, там обеды, за ними почивание, там закуски и заедки, после того чаи, а там ужины. Проснувшись, принимались опять за еду, и прочее тому подобное». Между тем многочисленные судебные процессы, дошедшие до нас, показывают, что взаимные отношения соседних помещиков и их крестьян редко имели мирный характер, чему много способствовало отсутствие определенных границ (размежевания) для поместьев. Нападение на соседей, драки и насильственный захват земли были обычными явлениями того времени.

Но уже самое существование упомянутых записок и других сочинений, критически относившихся к современному обществу, показывает, как мало-помалу увеличивалось число образованных людей, проникавшихся новыми, европейскими понятиями. Тот же Болотов служит примером, как на Руси стало распространяться знакомство с европейскою литературою. На покупку книг он употреблял последние свои деньги и не расставался с ними даже во время своих военных походов.

НИЗШИЕ КЛАССЫ

После петровской реформы усилилось наружное разъединение между высшими и низшими классами народа; первые все более и более усваивали иностранные обычаи, а вторые оставались верны обычаям и понятиям Древней Руси. Господство крепостного права и отсутствие народных школ полагали неодолимое препятствие к умственному просвещению и материальному благосостоянию сельского населения.

Крепостное право продолжало развиваться юридически (т. е. законодательным путем) и после Петра I. Так, крестьянам запрещено было приобретать недвижимое имущество в городах и уездах, вступать в поряды и откупа; помещикам дозволено продавать крепостных людей кому бы то ни было для отдачи в рекруты, а также ссылать их в Сибирь. Правительство, заботившееся о том, чтобы никто не избегал государственных податей и повинностей, обращало в крепостное состояние людей, не принадлежащих к какому-либо определенному состоянию (например, церковнослужители, оставшиеся за штатом, мастеровые, оказавшиеся без мастерства, и другие «гулящие люди»), их записывали за помещиками, на землях которых они жили. Такое развитие крепостного права соответствовало духу того времени и эпохе временщиков, преследовавших свои личные цели. Притом же крепостные отношения отчасти продолжали существовать и в Западной Европе.

Областное управление представляло еще нестройное смешение старых московских порядков с учреждениями Петра I. Особенно силен был недостаток в мерах общественной безопасности. Притеснения от помещиков, неправосудие воевод и чиновников продолжали служить источником внутренних волнений и бедствий. Крестьяне мстили возмущениями против помещичьей власти, беспрерывными побегами и разбойничьими шайками. Для усмирения деревень часто наряжаются экзекуции, т. е. военные команды, которые бьют и грабят крестьян. С разбоями бороться было гораздо труднее. Помимо слабости земской полиции и беспечности воевод им способствовали малонаселенность государства, трудность сообщений, обширные леса и степи. Разбоями по-прежнему славилась Волга, пустынные берега которой изобиловали удобными притонами, здесь собирались шайки под начальством наиболее прославившихся атаманов («понизовая вольница»). Они были иногда очень многочисленны, имели на своих лодках пушки, разбивали караваны судов и даже вступали в открытый бой с военными отрядами. Казачество, отжившее свой старый быт, нередко подавало руку этому бедствию Русской земли. Волжское казачество поддерживало разбойна юго-востоке, а запорожцы с беглыми крестьянами (гайдамаками) совершали разбойничьи наезды в соседних с ними русских и польских провинциях[141].

ЛИТЕРАТУРА И НАУКА

Со времени преобразований Петра Великого началось в России непосредственное влияние западной литературы. Это влияние выразилось сначала рабским подражанием европейским образцам и породило у нас светскую литературу. Представители подражательной литературы были вместе и горячие поборники Петровской реформы. Таков, во-первых, князь Антиох Кантемир (сын молдавского господаря, который вступил в русское подданство при Петре): он служил русским посланником в Лондоне и Париже и приобрел себе известность сатирами. В этих сатирах, написанных тяжелыми стихами по латинским и французским образцам, Кантемир осмеивал по преимуществу недостатки современного высшего общества, как-то: лень, мелочное тщеславие и проч.[142]

Со времен Елисаветы (вместе с распространением французского языка в высших слоях общества) начинается подражание произведениям французской, по преимуществу лжеклассической литературы. Во главе этой школы стоял Сумароков со своими трагедиями и комедиями, которые написаны риторическим, напыщенным слогом. (Но современники, еще не имевшие на русском языке более изящных драматических произведений, были очень довольны сочинениями Сумарокова и назвали его «российским Расином».) Он же был и первым директором постоянного публичного театра, основанного в 1756 году.

Публичные представления в Москве начались при Петре I; с перенесением двора в Петербург они прекратились. В царствование Анны и Елисаветы при дворе находились обыкновенно иностранные труппы актеров, а русские пьесы игрались иногда воспитанниками Кадетского корпуса. По примеру их Федор Волков, сын костромского купца, человек чрезвычайно даровитый, устроил театральные представления в Ярославле. Узнав об его успехе, Елисавета вызвала в столицу Волкова с товарищами, из которых особенно знаменит актер Дмитриевский, и они-то составили первую русскую труппу столичных императорских театров.

К той же эпохе относится деятельность Ломоносова. Родиной его были берега Белого моря, край суровых, энергических поморцев. Сын холмогорского рыбака, Ломоносов ушел в Москву, чтобы удовлетворить мучившей его жажде знания. Он учился в московской Духовной академии, а образование свое докончил в Германии (у знаменитого философа Вольфа) и приобрел потом славу великого писателя и ученого. Литературная деятельность Ломоносова была очень разнообразна: он писал о русской истории, грамматике, стихосложении и проч., хотя главным его призванием были естественные науки (физика и химия). Особенно важную услугу оказал он русскому литературному языку, стараясь освободить его от иностранных примесей и тяжелых церковнославянских оборотов. В своих похвальных одах, прославлявших разные события современных царствований, Ломоносов подражал немецким и латинским поэтам; оды его высокопарны и растянуты, но они отличаются чистотой и гармонией языка, дотоле неизвестною в русской книжной словесности. Ломоносов принимал живое участие в учреждении первого русского университета, основанного в 1755 году.

Мысль Петра I соединить с Академией наук учебное значение, т. е. приготовление русских учителей, не исполнилась. Петербургская Академия сделалась приютом для немецких ученых; они по большей части не знали русского языка и находились в разладе с теми из русских людей, которые мало-помалу начали вступать в среду Академии (особенно враждовал с немецкой партией Ломоносов). Недостаток высшего преподавания должен был восполнить университет, основателем которого явился любимец Елисаветы Иван Иванович Шувалов. Этот университет учреждался именно в Москве по следующим соображениям: Москва занимала срединное положение в государстве и представляла дешевизну содержания; в ней жило много дворян и разночинцев, так что студенты легко могли найти родственников и знакомых; многие помещики воспитывали здесь своих детей и платили большие деньги домашним учителям из иностранцев (бывших прежде парикмахерами, лакеями и т. п.). Университет имел три факультета: юридический, медицинский и философский — и 10 профессоров. Для приготовления студентов при университете были основаны две гимназии с сословным различием: одна для дворян, другая для разночинцев. В университете соединялись люди всех свободных состояний (крепостные же. не допускались). Первым куратором (попечителем) нового заведения был основатель его Шувалов.

В следующем 1756 году при университете начала издаваться газета «Московские Ведомости» по образцу «Петербургских Ведомостей», издававшихся при Академии наук. В 1757 году стараниями того же Шувалова открыта в Петербурге Академия художеств для образования русских архитекторов, живописцев и скульпторов.

Между тем как писатели высших классов общества подражали иностранным образцам, в низших слоях народа совершалось довольно значительное движение тайной раскольничьей литературы. Сочинения расколоучителей были направлены против нововведений или прославляли людей, пострадавших за старую веру. Они распространялись преимущественно в рукописях и возбуждали живой интерес в приверженцах старины[143].

IV Дальнейшее развитие государственной централизации и внешнего роста империи Женская, или Голштейн-Готторпская линия Романовых 1765–1772–1774–1775–1785–1794–1796–1799–1801–1802–1809–1812–1815–1825–1831–1839–1855

ПЕТР III. 1761-1762 ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ МЕРЫ ПЕТРА III

Это был государь добродушный, но, к сожалению, недальновидный. Несмотря на весьма короткое время своего царствования, он успел, однако, сделать несколько важных и благодетельных распоряжений. Во-первых, замечателен Манифест об уничтожении обязательной службы для дворянства: теперь оно имело право служить только по своей охоте. Далее, существование Тайной канцелярии и связанная с нею система доносов и пыток оказывали вредное влияние на народную нравственность и служили источником злоупотреблений. Истинные преступники иногда произносили «слово и дело», чтобы выиграть время и избежать заслуженного наказания; другие говорили его по злобе и клеветали на людей невинных; множество лиц, запутанных в розыски, отрывались от своих семейств, от общественной и частной деятельности. Петр III уничтожил Тайную розыскную канцелярию и запретил произносить ненавистное «слово и дело». Запрещено было также преследовать раскольников, а тем из них, которые бежали за пограничные места, позволено возвратиться; им отводили в Сибири земли для поселения. Объявлено было прощение крестьянам, оказавшим неповиновение помещичьей власти, если они принесут раскаяние. Многие вельможи, сосланные в предыдущее царствование, были возвращены из Сибири, в том числе и знаменитый Миних.

Относительно внешней политики первым делом Петра III был союз с Фридрихом, к которому он питал беспредельное уважение: часть русских войск, сражавшихся против пруссаков, присоединена была к армии прусского короля; остальные отозваны в отечество. В то же время Петр задумал другую войну: он начал готовиться к походу в Данию, чтобы покончить споры голштинских герцогов с датскими королями. Внезапный государственный переворот помешал этому предприятию. Приверженность Петра к немцам, неумеренное поклонение Фридриху II, предпочтение, которое государь оказывал своему голштинскому отряду пред русскими солдатами, и заведенная им строгая военная дисциплина — все это произвело неудовольствие между гвардейскими полками. Неудовольствием гвардии и излишнею самоуверенностью своего супруга искусно воспользовалась умная Екатерина, и Петр III уступил ей престол.

Главными помощниками Екатерины в этом деле были братья Орловы и княгиня Дашкова; они приготовили в ее пользу многочисленную партию между гвардейцами. В пользу Екатерины действовал и первый духовный сановник Дмитрий Сеченов, архиепископ новгородский, опиравшийся на духовенство, которое было недовольно намерением Петра III отобрать церковные имущества. Однажды утром (28 июня 1762 года), когда император находился в своем любимом замке Ораниенбауме, Екатерина из Петергофа приехала в Петербург: гвардия ей немедленно присягнула, а примеру гвардии последовала и вся столица. Извещенный о событии, Петр начал составлять разные планы защиты, но не предпринимал ничего решительного. В его свите находился фельдмаршал Миних, который, несмотря на преклонные лета и долгое заточение, оставался верен своему деятельному, честолюбивому характеру; фельдмаршал указал Петру на Кронштадтскую крепость. Государь, однако, медлил расстаться с своим голштинским отрядом. Вдруг приходит известие, что Екатерина во главе 155 000 регулярного войска выступила на петергофскую дорогу; тогда только император со своей свитой сел на яхты и велел грести в Кронштадт. Но было уже поздно: кронштадтский гарнизон между тем перешел на сторону императрицы. Напрасно неутомимый Миних старался ободрить государя и указывал ему на разные средства для борьбы. Петр упал духом, воротился в Ораниенбаум и подписал акт отречения. Спустя несколько дней он скончался.

ЕКАТЕРИНА II. 1762–1796 ХАРАКТЕР ИМПЕРАТРИЦЫ И ГЛАВНЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ ЕЕ ЦАРСТВОВАНИЯ

Одаренная от природы блестящими разнообразными способностями, Екатерина, кроме того, успела развить свой ум литературными занятиями, особенно чтением лучших французских писателей своего века. А прилежным изучением русского языка, истории и обычаев русского народа она приготовила себя к великому делу, которое ее ожидало, т. е. к управлению Россией. Проницательностью, искусством пользоваться обстоятельствами и умением находить людей для выполнения своих планов она заслужила всеобщее удивление. С редкими дарованиями императрица соединяла также стремление к славе и внешнему блеску. Первые годы ее царствования не обошлись без некоторых попыток со стороны людей, привыкших к частым переменам правителей и желавших на новом государственном перевороте основать свое личное возвышение, но Екатерина успевала всегда предупреждать опасность[144].

Главные государственные деятели этого царствования, подобно сотрудникам Петра I, были люди незначительные по происхождению, но по большей части талантливые и усердные исполнители высших распоряжений. Из них замечательны, во-первых, братья Орловы, Григорий и Алексей, более всех помогавшие вступлению на престол Екатерины и известные своим смелым, решительным характером. Во-вторых, братья Панины, Никита и Петр; особенно заслуживает внимания старший, Никита Иванович Панин, вельможа умный и образованный, которого советы уважались императрицею. Он ведал дипломатические сношения и приобрел себе европейскую известность проектом вооруженного нейтралитета, который имел целью защищать морскую торговлю нейтральных держав и был направлен преимущественно против английских крейсеров (в 1780 году, во время Североамериканской войны). После Панина на дипломатическом поприще особенно отличался граф Безбородко. Потом заслуживает внимания князь Вяземский, около 30 лет занимавший важный пост генерал-прокурора в сенате. Придворное значение Григория Григорьевича Орлова впоследствии перешло к Григорию Александровичу Потемкину.

Он был сын небогатого смоленского дворянина, учился в новооткрытой московской гимназии, потом перешел в университет, но не кончил курса (по лености был исключен) и поступил в конную гвардию. Здесь Потемкин скоро был замечен императрицею, и тогда началось его быстрое возвышение. При блестящих способностях он был очень честолюбив, приобрел огромное влияние на государственные дела и умел удержать за собой это влияние почти до самой смерти (1791); находясь наверху могущества, он обнаружил большое своенравие и любил создавать обширные, трудноисполнимые планы. Главные заслуги его составляют: заселение Новороссийского края, которого он был генерал-губернатором; искусные меры при завладении Крымом, основание Черноморского флота, а также улучшения, которые он ввел в армию в качестве президента Военной коллегии (например, он сделал более удобным вооружение и обмундировку, велел обрезать косы и запретил пудру, треугольные шляпы заменил легкими касками и пр.). В конце царствования самым приближенным лицом к императрице сделался Платон Александрович Зубов, обнаруживший большую надменность и наклонность к придворным интригам.

На военном поприще особенно прославились два полководца, Румянцев и Суворов, которые своими победами сообщили царствованию Екатерины много внешнего блеска. В детстве своем Суворов по слабости здоровья предназначался отцом в гражданскую службу, но, заметив сильное влечение сына к военной деятельности, отец переменил намерение и записал его солдатом в гвардию. Не имея при дворе могущественных покровителей, Суворов довольно долго прослужил в нижних чинах; зато он имел время ознакомиться с военною службою во всех ее подробностях и изучил характер русского солдата, чем впоследствии умел превосходно пользоваться. Семилетняя война дала ему случай впервые обнаружить и развить свои военные таланты[145].

ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ КОМИССИЯ И УЧРЕЖДЕНИЕ О ГУБЕРНИЯХ

Еще Петр 1 сделал попытку составить новый свод законов, так как уложение его отца не удовлетворяло новым потребностям государства; преемники Петра возобновили его попытку и назначали для этой цели комиссии, но дело не продвигалось вперед. А между тем затруднительное состояние финансов, судопроизводства и областного управления вызывало крайнюю необходимость улучшить законодательство. Екатерина, будучи еще великою княгинею, следила за делом внутреннего управления и явно видела его недостатки[146]. Поэтому с самого начала ее царствования она принялась за проект нового государственного устройства. Чтобы обсудить его во всех подробностях, она созвала Земскую думу под названием «Комиссия для сочинения проекта нового уложения». Эта комиссия была составлена из депутатов от разных сословий и правительственных мест[147]. Для руководства ее императрица написала красноречивый «Наказ», в котором она изложила просвещенные идеи (заимствованные из сочинений Беккария и Монтескье) о государстве, законах, обязанностях гражданина, о системе наказаний и пр. 30 июня 1767 года с большою торжественностью совершилось открытие комиссии в Москве, в Грановитой палате. В первых же ее заседаниях начались прения о важных государственных преобразованиях; поднят был вопрос об уничтожении крепостного права (чего желала и сама императрица), но против этого вопроса восстало большинство дворянских депутатов. Между тем депутаты поднесли императрице титул «великой», «мудрой» и «матери отечества»; она согласилась принять только последнее название. Заседания разделялись на общее собрание и на отдельные комиссии по разным государственным учреждениям. Но уже в следующем году по поводу начавшейся войны с турками общее собрание прекратилось и часть депутатов распущена. Отдельные комиссии еще пять лет продолжали работать над проектами под руководством генерал-прокурора сената князя Вяземского. Вопрос о новом уложении остался нерешенным. Впрочем, дело этой комиссии не было без важных последствий. Она сообщила правительству многие сведения о внутреннем состоянии государства и имела большое влияние на последующую правительственную деятельность Екатерины II, преимущественно на ее областные учреждения.

Своим «Учреждением о губерниях» (1775) Екатерина докончила дело Петра I относительно централизации областного управления. Россия была разделена на 50 губерний; размеры их определялись количеством населения (в каждой от 300 до 400 тысяч душ). Губернии разделялись на уезды и управлялись гражданским губернатором; иногда несколько губерний вверялось генерал-губернатору или наместнику, который был облечен большою властью и надзирал за всеми отраслями управления. Вместе с «Учреждением о губерниях» устроилась система административных и судебных мест (до последних времен господствовавшая в России[148]). Это разделение вводилось в течение 20 лет; вместе с ним приступлено было ко всеобщему обмежеванию земель. При новом делении, старых городов недоставало для управления уездов, поэтому в царствование Екатерины до 200 сел обращены в города.

(Впрочем, многие из них отличались бедностью и впоследствии остались за штатом.)

В январе 1776 года открыта была первая преобразованная губерния в Твери наместником ее Сиверсом (родом эстляндец, который принимал деятельное участие в составлении самого «Учреждения о губерниях». Потом он открыл губернию в Новгороде). Это открытие состояло в следующем: наместник собирал губернское дворянство; отправлялось торжественное богослужение, читали манифест о новой губернии, произносили хвалебные речи, а затем следовали выборы в некоторые должности. Выборы сопровождались разными празднествами: наместник устраивал обеды, балы, маскарады (подобные увеселения распространялись в подражание придворным обычаям). Дворянство испрашивало позволение поставить памятник в честь императрицы и отправляло к ней депутацию благодарить за ее попечения. Все это свидетельствует об успехах, которые сделала Россия относительно внешних форм европейской цивилизации со времен Петра I. Таким внешним успехам способствовало отчасти и приобретение балтийских провинций, потому что отсюда начался постоянный прилив немцев в чиновные классы, военный и гражданский. (Немецкий чиновный элемент немало способствовал обработке бюрократических форм нашей администрации.) Правительство Екатерины II вообще много заботилось о наружном виде городов, т. е. о проведении прямых широких улиц и размножении каменных зданий; кроме внешней красоты тут имелись в виду сбережение леса и предохранение от больших пожаров, которыми Россия страдала весьма часто[149].

СОСЛОВНЫЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ МЕРЫ

В связи с «Учреждением о губерниях» были изданы новые положения о сословиях. Здесь точно так же Екатерина продолжала реформу, начатую Петром I. Она более точным образом определила значение, права и обязанности разных сословий. В 1875 году издано гор о до-вое положение, закончившее устройство так называемого городского общества. Это общество составлялось из обывателей, принадлежащих к податным состояниям, т. е. к купцам, мещанам и цеховым. Купцы разделены на три гильдии по величине объявленных ими капиталов; объявившие менее 500 рублей капитала названы «мещанами», а ремесленники по разным занятиям разделены на разные «цехи» по образцу западноевропейских. Все податные обыватели собирались вместе и составляли «общую городскую думу» для избрания из среды своей городского головы и шести членов на три года в так называемую шестигласную думу. Шестигласная дума под председательством головы должна была постоянно заниматься текущими делами города, его доходами, расходами, общественными постройками, а главное, она заботилась об исполнении казенных повинностей, за исправность которых отвечает все общество совокупно.

В том же году дарована жалованная грамота дворянству, которою определились права и привилегии дворянского сословия, считавшегося главною опорою престола. Подтверждалась свобода дворян от государственной службы, от прямых податей и телесных наказаний. Помещики каждой губернии составили особое дворянское общество; они получили право собираться через каждые три года в губернский город, чтобы совещаться о делах своего сословия и выбирать людей из своей среды в некоторые общественные должности (губернский и уездные предводители дворянства и заседатели судебных палат, уездные судьи, начальники земской полиции или исправники и др.). Дворянство получило исключительное право владеть крепостными людьми. (Петр 1 дозволил некоторым купцам иметь своих крестьян для фабрик и заводов.) Крепостное право при Екатерине II достигло высшей степени своего развития в области законодательной.

При вступлении ее на престол в некоторых уездах крестьяне находились в полном восстании против помещиков; военные команды усмирили их большею частью без кровопролития. (Но в Вяземском уезде крестьяне князей Долгоруких оказали такое сопротивление, что надо было прибегнуть к пушкам.) Просвещенная императрица понимала вредное влияние крепостного права на народную нравственность и на развитие образования. В первые годы своего царствования она обнаружила намерение приступить к ограничению помещичьей власти, но не встретила сочувствия в придворной аристократии и в массе дворян. Потом императрица, занятая преимущественно вопросами внешней политики, оставила мысль о реформе крестьянского сословия. Изданы были даже новые постановления, которые усиливали помещичью власть; например, вследствие частых жалоб на жестокое обращение помещиков крепостным людям запрещено подавать жалобы на своих господ (указом 1767 года 22 августа) под страхом наказания кнутом и ссылки в Нерчинск в вечную каторжную работу. Между тем число крепостных значительно увеличилось вследствие продолжавшейся раздачи государственных крестьян сановникам и любимцам.

Екатерина привела в исполнение важную меру, которую имел в виду Петр I, именно отобрание церковных имуществ. Вскоре по вступлении на престол она назначила комиссию для точной описи всех церковных земель и доходов. Указом 1764 года все крестьяне великороссийского государства (числом более 900000) переданы в ведение Коллегии экономии; вместо прежних оброков и работ они обложены сбором в полтора рубля с души. Для монастырей и архиерейских церквей составлены новые штаты и положено отпускать им из Коллегии экономии определенное жалованье; кроме того, им оставлены некоторые населенные угодья. (Отобранные вотчины впоследствии из Коллегии экономии перешли в частное владение и другие ведомства.) Эта мера, естественно, не обошлась без неудовольствия со стороны многих членов духовенства; из них особенно известен митрополит ростовский Арсений Мациевич; он был лишен своего сана и заточен.

В отношении к государственным финансам царствование Екатерины замечательно введением ассигнаций или бумажных денег. Неудобства от огромного количества медной монеты, находившейся в обращении, навели правительство на мысль о заведении ассигнационного банка по образцу западноевропейских. Такой банк и был учрежден в 1768 году в Москве и Петербурге с капиталом в миллион рублей звонкою монетой; на столько же рублей было выпущено ассигнаций, т. е. кредитных билетов на получение звонкой монеты. Они- принимались во все платежи казенные и частные и встретили общее доверие. Вследствие этого доверия и удобного обращения в народе ассигнации скоро приобрели значение бумажных денег. Разные государственные нужды и особенно частые войны подали повод постепенно увеличить количество ассигнаций до 150 миллионов рублей; от такого чрезмерного выпуска курс бумажных денег, естественно, начал понижаться, а товары подниматься в цене. Вместо учрежденных Елисаветою Дворянского и Коммерческого банков Екатерина основала Государственный заемный банк для ссуды дворянам и городским обывателям из 5 процентов (1786). В это царствование обращено также большое внимание на государственные доходы от питейных сборов. Дотоле существовала в России смешанная система; отчасти продажею вина заведовали выборные из торговых людей «кабацкие головы» (а с Петра I — «бурмистры»), отчасти она отдавалась на откуп частным людям. Екатерина II утвердила преимущественно откупную систему (1765).

ЮЖНЫЕ ОБЛАСТИ

При постоянном усилении централизации в Русской империи Малороссия и Запорожье не могли долее сохранять свое отдельное устройство. Еще при жизни Кирилла Разумовского гетманское достоинство было окончательно отменено (1764), и генерал-губернатором Малороссии назначен знаменитый впоследствии Румянцев-Задунайский. Малороссия потом наравне с другими областями империи разделена на губернии и подверглась крепостному праву; крестьяне объявлены крепостными людьми тех владельцев, на землях которых застал их указ 1783 года; сюда также распространилось отобрание церковных имуществ.

Запорожская Сечь отжила свой век: когда началось заселение южных степей и учреждена Новороссийская губерния, Запорожье очутилось посреди русских областей и главное назначение его — служить пограничным оплотом со стороны крымских татар — уже не могло иметь места при перемене границ. А между тем беспокойные запорожцы не хотели оставить старых привычек и с шайками гайдамаков иногда нападали на соседние села и города. По приказанию императрицы Сечь была занята русским отрядом, и запорожское войско перестало существовать (1775). Часть его ушла в Турцию и приняла турецкое подданство, а часть оставшихся запорожцев перешла на Кубань и составила войско черноморских казаков, которому в конце екатерининского царствования был отдан остров Фанагория с землями между Кубанью и Азовским морем. Еще прежде Волжское казачье войско за покровительство разбоям и участие в Пугачевском бунте было переселено на Терек. Здесь казаки продолжали по-прежнему служить Русской земле, защищая ее пределы от набегов хищных кавказских горцев.

Заселение южных степей началось в царствование Елисаветы Петровны; несколько тысяч славянских семейств, преимущественно сербов, из турецких и австрийских владений перешли в русское подданство и поселились на границах Украины (около верховьев Ингула), в стране, которая получила название Новой Сербии. Правительство Екатерины И, заботясь о заселении плодородных, но пустынных пространств на юге и востоке империи, приглашало в Россию иностранных колонистов с обещанием разных льгот и пособий на первое хозяйственное обзаведение. Это приглашение имело успех и привлекло несколько десятков тысяч колонистов из Германии; особенно много поселилось их на Волге, в Самарской провинции[150]. В то же время правительство старалось возвратить в Россию раскольников, в большом числе уходивших за границу; возвратившимся объявлено полное прощение. Вообще Екатерина или смягчала, или отменяла прежние строгие меры против раскольников. Так, они освобождены от двойного подушного оклада, от обязанности носить особое платье и брить бороду. А старообрядцам в Новороссии по просьбе Потемкина разрешено иметь свои храмы и священников, поставленных православными епископами (1785); они составили так называемую единоверческую Церковь.

УЧИЛИЩА И ЛИТЕРАТУРНОЕ ДВИЖЕНИЕ

Относительно меры для народного образования царствование Екатерины замечательно попытками основать стройную и постоянную систему общественных школ. С этой целью она назначила Комиссию об учреждении народных училищ (1781). По плану комиссии предложено было завести в уездных городах малые народные училища, а в губернских — главные; предположено открыть еще несколько университетов. План этот был приведен в исполнение только отчасти; главные народные училища учреждены в немногих городах, и ни один университет не был открыт. Особенные заслуги делу народного воспитания оказал генерал Бецкий, по мысли которого были основаны воспитательные дома в Москве и Петербурге; его же стараниями положено начало закрытым учебным заведениям для женского пола, каково, например, при петербургском Смольном монастыре для дворянских девиц (устроенное по образцу Сен-Сирского женского института во Франции, в котором воспитание имело монастырский характер). Основанием кадетских корпусов, инженерного и артиллерийского, увеличилось число военно-учебных заведений.

Влияние французских обычаев и французской литературы на высшие классы общества в царствование Екатерины II сделало быстрые успехи; влияние это заметно отразилось на смягчении нравов, которому немало способствовал просвещенный взгляд самой императрицы. Казни Петра и Анны Иоанновны и сечение кнутом времен Елисаветы начинают переходить в область преданий; пытки хотя употреблялись при судебных допросах, но производились уже далеко не в таких размерах и не с такою жестокостью, как прежде[151].

Подражательная литература получила сильное развитие и процветала преимущественно под покровительством двора; поэты по примеру Ломоносова продолжали сочинять похвальные оды. Представителем их в веке Екатерины является знаменитый Державин; сын одного отставного полковника, он учился в казанской гимназии, потом начал свою службу рядовым гвардии и был впоследствии статс-секретарем императрицы. В своих тяжелых, но звучных и выразительных стихах Державин преимущественно воспевал Екатерину (под именем Фелицы) и некоторые громкие события ее царствования. Представителем другого направления в литературе того времени — направления сатирического — был Фон-Визин; в своих комедиях (особенно в «Бригадире» и «Недоросле») он нападал на два недостатка современного общества: с одной стороны, на неразумное, чисто внешнее подражание новым французским обычаям при полном отсутствии нравственного воспитания, с другой — на грубые нравы и дворянские предрассудки, унаследованные от русской старины. То же сатирическое направление отразилось и в русской журнальной литературе.

Начало русской журналистике положено было в последние годы елисаветинского царствования, и первый сатирический журнал («Трудолюбивая Пчела») принадлежит известному Сумарокову. Особенным развитием журналистики отличается первая половина екатерининского царствования (именно между годами 1769 и 1775); в то время явилась целая семья журналов («Всякая всячина», «Трутень», «Адская почта», «Живописец» и др.). Главною задачею своею они ставили указание современному обществу на его слабые стороны. Нападению журнальной сатиры подвергались преимущественно два рода людей: с одной стороны, чиновник, торгующий правосудием, или закоснелые взяточники, а с другой — люди, старавшиеся блистать поверхностным образованием или модным европейским костюмом («петиметры»)[152]. Сама императрица принимала живое участие в литературной и научной деятельности; она писала нравоучительные сказки для детей, драматические пьесы для своего придворного театра (в Эрмитаже) и записки о русской истории, а для научного знакомства с естественными произведениями и жителями своего государства она отправляла ученые экспедиции в отдаленные области империи (путешествия Палласа, Лепехина, Гильденштедта и др.). Когда знаменитая княгиня Дашкова, назначенная директором Академии наук (1782), начала издавать при Академии ежемесячный журнал («Собеседник любителей русского слова»), в нем приняли участие императрица с некоторыми из своих придворных и самые известные писатели того времени (Державин, Богданович, Фон-Визин, Княжнин, Капнист); впрочем, этот журнал, подобно другим, скоро окончился.

Одним из самых благородных деятелей на поприще русского образования и словесности во второй половине XVIII века был Николай Иванович Новиков, который посвятил себя образованию средних классов народа. Сначала издатель нескольких сатирических журналов, Новиков в 1781 году вместе с профессором Московского университета Шварцем основал Дружеское ученое общество; оно имело своею целью переводы и печатание книг для народа, продажу их по самым дешевым ценам и даже даровую раздачу, а также помощь беднейшим молодым людям, желавшим учиться. Многие богатые и знатные лица делали пожертвования в пользу этого общества, и влияние его на молодое поколение было самое благотворное. (Под руководством Дружеского общества докончил свое образование и Карамзин, впоследствии знаменитый историограф.)

Но в конце екатерининского царствования литературная деятельность и частные общества подверглись значительным стеснениям, чему много способствовали беспокойства, произведенные событиями Французской революции. Одновременно с неверием и материальным направлением французских философов XVIII века распространилось в Европе противоположное им мистическое учение Сен-Мартена и других мечтателей; в связи с этим учением размножились таинственные масонские братства, основанные под видом благотворительных целей. Они появились в России, даже вошли у нас в моду, но около эпохи Французской революции навлекли на себя подозрения в разных политических замыслах. Новиков, бывший одним из последователей религиозного мистического направления мартинистов и масонов, не избежал подобного подозрения; он был арестован и заключен в Шлиссельбургскую крепость (1792), откуда его освободил потом преемник Екатерины.

Между произведениями духовного красноречия в эту эпоху особенно замечательны проповеди и другие нравственно-религиозные сочинения трех знаменитых иерархов Русской Церкви: Георгия Конисского, епископа белорусского, святого Тихона, епископа воронежского, и Платона, архиепископа, потом митрополита московского[153].

Россия в царствование Екатерины широко раздвинула свои пределы возвращением русских областей на западе и завоеванием турецко-татарских на юге.

ПЕРВАЯ ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА

Одновременно с войною против Барской конфедерации в Польше Екатерина должна была вести борьбу с Турцией (1768–1774). Побуждаемый французским двором и польскими конфедератами, султан воспользовался тем, что одна шайка малорусских гайдамаков сожгла пограничное татарское селение Балту; под этим ничтожным предлогом он объявил России войну, приказав заключить в Семибашенный замок русского посла (Обрескова). Императрица не могла отправить большого войска против турок, но Румянцев, назначенный главнокомандующим, умел и с малыми силами одолеть многочисленных неприятелей. (На его просьбу о подкреплении Екатерина отвечала: римляне не хотели знать о числе врагов, а только спрашивали, где они.) Самою главною эпохою этой войны был 1770 год, когда Румянцев одержал над турками две блестящие победы: первую на берегах Ларги, где была рассеяна стотысячная армия крымского хана; вторую на берегах Кагула, где потерпело поражение войско великого визиря, простиравшееся до 150 000 человек (у Румянцева было только 17000). В том же году русская эскадра, обогнув берега Западной Европы, явилась в Архипелаге, одержала победу над турецким флотом и сожгла его в Чесменской гавани; в этом деле отличились особенно Спиридов и Грейг, а главным начальником эскадры был граф Алексей Орлов. В следующем году князь Василий Долгорукий произвел удачное вторжение в Крым. Военные действия продолжались еще три года и окончились миром, который был заключен в русском лагере при Кучук-Кайнарджи (недалеко от Силистрии). По этому миру Россия приобрела часть азовских и черноморских берегов (Азов, Керчь, Кинбурн); русским купеческим кораблям открыто свободное плавание в Средиземном море; крымские, буджакские и кубанские татары объявлены независимыми от Турции; султан должен был уплатить 4 500 000 рублей за военные издержки и пр. (1774).

ПУГАЧЕВ

Между тем как русские войска одерживали блистательные победы за пределами государства, внутри оно страдало от физических бедствий и сильного народного волнения. Из Молдавии проникла в Россию чума, которая особенно свирепствовала в Москве (1771)[154].

Спустя два года после этого бедствия государство сильно было потрясено мятежом, известным под именем пугачевщины. Еще прежде между казаками были попытки взволновать народ слухами о том, что Петр III жив и скоро потребует обратно свой престол, но самозванцы, принимавшие его имя, при самом начале своих действий попадали в руки правительства. Зато при первой удачной попытке мятеж разлился с необыкновенною быстротою и силою. Беглый донской казак Емельян Пугачев объявил себя императором Петром III и стал во главе Яицкого казацкого войска.

Яицкие казаки — отрасль волжских и донских — сделались известны в истории с начала XVII века; они имели старинное общинное устройство; рыболовство составляло всегда главное их богатство; средоточием был Яицкий городок. Петр 1 подчинил их ведомству Военной коллегии и определил их службу. При Анне Иоанновне положено начало Оренбургской военной линии, т. е. ряду мелких крепостей по Уралу и его притокам. Эти крепости с одной стороны отрезали Башкирию от азиатских степей и утвердили ее за Россией, а с другой — положили преграду набегам киргизов; гарнизоны их составлены из казаков и старых солдат. С тех пор Яицкое войско, недовольное стеснениями своих прежних вольностей, роптало и неоднократно возмущалось. Особенно замечателен мятеж 1771 года. Калмыки, кочевавшие в степях саратовских и астраханских, раздраженные притеснениями русских чиновников, вдруг в числе 30 000 кибиток двинулись за Яик и потянулись к китайским пределам. Яицкому войску велено было идти за ними в погоню, но оно не послушалось, возмутилось и убило генерала Траубен-берга. Присланный из Москвы генерал Фрейман силою оружия усмирил мятеж. Зачинщики наказаны кнутом, многие сосланы в Сибирь или отданы в солдаты, прежнее казацкое управление уничтожено и заменено яицким комендантом. Войско не успокоилось. «То ли еще будет! — говорили прощенные мятежники. — Так ли мы тряхнем Москвою». Тайные совещания происходили по степным уметам (постоялым дворам) и отдаленным хуторам. Недоставало только предводителя.

Убежав с Дона, Пугачев долго скитался, вошел в сношения с раскольниками, побывал в их знаменитом притоне на Ветке и в Иргизских скитах за Волгой. В 1772 году он появился на Яике и подговаривал казаков бежать на Кубань, в области турецкого султана. Войсковое начальство схватило его и отослало в Казань. Но из Казани ему удалось бежать при помощи богатых раскольников. Он опять укрылся на яицких хуторах и, согласясь с несколькими казаками, принял имя Петра III. Около него собрались несколько сот человек и подняли знамя восстания. Казацкий отряд, высланный против мятежников, перешел на их сторону. Илецкий городок был первою крепостью, сдавшеюся им без боя. Атаман ее хотел защищаться, но казаки приняли Пугачева с колокольным звоном и с хлебом-солью, а верного атамана он велел повесить.

Пограничные крепости вследствие измены гарнизонов стали переходить в руки бунтовщиков, а начальники обыкновенно гибли на виселице, но Оренбург и Яицкий городок мужественно выдержали осаду. По всему Поволжскому краю распространилось восстание крестьян, которым Пугачев обещал вольность. В связи с казацким и крестьянским восстанием происходило движение раскольников, особенно многочисленных между казаками. Пугачев обещал пожаловать их «крестом и бородою». Крестьяне с уральских заводов и беглые каторжники немедленно пристали к самозванцу; взбунтовались также и различные инородцы Восточной России, т. е. башкирцы, калмыки, мордва и пр.; таким образом, возобновились времена Стеньки Разина. В самой Москве чернь глухо волновалась и, по-видимому, с нетерпением ждала Пугачева. Первые действия войск, отправленные против бунтовщиков, были неудачны. Дела правительства начали поправляться, когда главнокомандующим был назначен генерал Бибиков, но от чрезвычайных трудов он скоро умер, и место его заступил граф Петр Панин. Между тем самозванец сжег Казань, взял Пензу и Саратов. Только с большими усилиями удалось усмирить этот огромный мятеж. Неоднократно разбитый полковником Михельсоном, Пугачев наконец был окружен императорскими войсками, выдан своими сообщниками в руки правительства и привезен в Москву, где получил достойную казнь (1775).

КРЫМ И НОВЫЕ ВОЙНЫ

Крымское ханство, признанное по Кучук-Кайнарджийскому миру независимым от Турции, не могло долго сохранять ни свою самостоятельность, ни внутреннее спокойствие между двумя противоположными влияниями России и Турции. Когда у татар начались междоусобия и свержение ханов, русские вмешались во внутренние дела полуострова и возвели на престол Шагин-Гирея. Убежденный агентами Екатерины, Шагин-Гирей вскоре отрекся от престола и был отправлен на житье в Калугу, а крымские мурзы присягнули на русское подданство; турецкий султан после некоторого колебания согласился признать присоединение Крыма к России (1782). Таким образом это гнездо разбойников, в продолжение трех веков грабивших Русскую землю, наконец сделалось для нее безвредным, и Россия достигла на юге своих естественных границ. Управление вновь приобретенною провинцией поручено генерал-губернатору Новороссийской области князю Потемкину, который деятельно занимался устройством южного пустынного края и основал несколько новых городов (Херсон, Екатеринослав, Николаев, Севастополь).[155]

Слабость, обнаруженная Турцией, подала повод к появлению при русском дворе так называемого Греческого проекта, целью которого было изгнание турок из Европы и восстановление Греческой империи. Этот проект особенно поддерживал Потемкин. Общие замыслы против Турции сблизили Екатерину с австрийским императором Иосифом II, и они заключили тесный союз. Тогда турецкий двор, побуждаемый английским и прусским, снова объявил войну Екатерине (1787). Главное начальство над русскими войсками во второй турецкой войне принял Потемкин, но его личные подвиги ограничились завоеванием Очакова после трудной и дорого стоившей осады (зимою 1788 года). Слава же этой войны принадлежит преимущественно Суворову, который совершил целый ряд громких подвигов; из них особенно замечательны победы при Фокшанах и Рымнике и взятие сильной крепости Измаила. Но союзники наши австрийцы действовали неудачно; вместо того чтобы сосредоточить свою 200-тысячную армию и повести наступательную войну, Иосиф принял систему войны оборонительной и расставил войска отдельными частями вдоль границы в виде кордона.

В то же время Россия должна была вести борьбу на северо-западе с шведским королем Густавом III, который хотел воспользоваться турецкою войной, чтобы отнять у русских Восточную Финляндию. Борьба со шведами происходила преимущественно на море, и притом с переменным счастием. (Русские сражались под начальством адмиралов Грейга, Чичагова и Круза.) Она окончена миром в Верельской долине (1790); оба государства остались при прежних границах. А в следующем году, уже по смерти Потемкина, в Яссах был подписан мир с турками, по которому Россия приобрела пространство между Бугом и Днестром и утвердила свое владычество на северных берегах Черного моря. (Кончина Иосифа II и дипломатическое вмешательство Англии и Пруссии, опасавшихся усиления России, побудили оставить дальнейшие виды на Турцию.)

В последний год екатерининского царствования произошла война с персидским шахом, который напал на кавказские владения, находившиеся под покровительством России. Отправленный против персиян граф Валерьян Зубов взял Дербент; но успехи его были остановлены смертью императрицы; преемник ее прекратил персидскую войну.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЗАПАДНОРУССКИХ ОБЛАСТЕЙ ДИССИДЕНТСКИЙ ВОПРОС И БАРСКАЯ КОНФЕДЕРАЦИЯ

Когда умер Август III в Польше (1763), вопрос об избрании нового короля, по обыкновению, разделил дворянство на партии. Екатерина II пожелала возвести на польский престол Станислава Понятовского, который обратил на себя ее внимание в то время, когда находился при английском посольстве в Петербурге. Русские войска двинулись в Польшу; Фридрих II прусский также принял сторону Понятовского, и партия последнего одержала верх.

Вслед за избранием Понятовского началось дело о польских диссидентах. Несмотря на потерю Восточной Малороссии в XVII веке, польское духовенство продолжало всеми мерами обращение православного населения Западной России в унию и католичество. Когда Киев отошел к Московскому государству, Западная Русь лишилась своего церковного средоточия; дело унии с тех пор пошло успешнее, и в XVIII веке из западнорусских епархий только одна белорусская еще сохраняла православную иерархию.

Средства обращать православных в унию поляки употребляли те же, как прежде, а именно: православных священников оскорбляли всеми способами и принуждали переходить в унию, в случае их упорства помещики силою передавали их церкви и приходы униатским священникам; не дозволяли православным строить новые храмы и поправлять старые, приходившие в разрушение; православный народ, и особенно его духовенство, намеренно держали в невежестве, бедности и угнетении, препятствовали заведению школ и т. п. А около половины XVIII века польское духовенство ввело в обычай снаряжать в Юго-Западную Русь миссионеров, которые с помощью военных отрядов силою отбирали православные церкви в унию.

Самая Униатская Церковь находилась в большом унижении. Когда православие было достаточно ослаблено в Западной Руси, поляки не замедлили предпринять обращение униатов в латинство. Униатское духовенство подвергалось явному пренебрежению и должно было с завистью смотреть на богатства и привилегии католического духовенства. В богослужении униатском постепенно изменялись обряды, чтобы приблизить их к католическим (в церквах явились открытые алтари, органы, колокольчики и пр.); униатские священники начали стричь волосы и брить бороды, носить одежду католических ксендзов и т. п.

Со времен Петра I в Польше утвердилось политическое влияние России, и православное население начало обращаться к русскому правительству с жалобами на религиозные преследования. Но представления русских послов и резидентов в Варшаве в пользу православных оставались почти без последствий. Польское правительство по своему бессилию не могло оградить их от обид и насилий. В царствование Станислава Понятовского влияние России усилилось; русский уполномоченный распоряжался в Варшаве именем императрицы, и русские войска почти не выходили из пределов Польши. Тогда вопрос о диссидентах принял более решительный оборот.

Усердным деятелем в этом вопросе выступил белорусский епископ Георгий Конисский, бывший прежде киевским архимандритом и ректором Киевской академии. В 1763 году он подал императрице жалобу на жестокие притеснения, которым подвергались православные от католиков в Западной России[156]. Русский двор вместе с прусским потребовал от польского правительства, чтобы права диссидентов (православных и протестантов) были уравнены с католиками. Но поляки не хотели слышать ни о каких уступках в этом отношении. Когда на сейме 1766 года один депутат начал говорить в пользу диссидентов, то поднялся шум и оратора едва не изрубили в куски его товарищи. Тогда Екатерина приказала своему уполномоченному в Варшаве Репнину составить диссидентскую конфедерацию. В следующем году действительно образовались две конфедерации, православная в Слуцке и протестантская в Торне. Однако сейм продолжал упорствовать. Самым ревностным вождем католической партии в то время был краковский епископ Солтык. Репнин употребил энергические меры: он велел арестовать Солтыка и некоторых других представителей католической партии (Залусского и Ржевусского) и под конвоем отправил их в Россию. Сейм после того сделался уступчивее и подписал трактат с Россией, по которому православным возвращалась полная свобода вероисповедания. Тем же трактатом Россия поручилась охранять в Польше существующий политический порядок.

Состояние Польши в то время было самое печальное. Польские сеймы, имевшие в своих руках законодательную власть, обыкновенно кончались без всякого результата, потому что каждый член имел право «сорвать сейм», т. е. остановить сеймовое решение; это право называлось liberum veto. Сеймы срывал всегда какой-нибудь шляхтич, который был подкуплен или польским магнатом, или иностранным двором. Королевская власть так упала, что король сам не мог принять никаких мер для внешней защиты государства или для преобразования его отжившего политического устройства. Между тем как шляхетское сословие пользовалось всеми правами и привилегиями, низшие классы находились в угнетении и невежестве и оставались чужды политическим интересам страны. Администрация представляла анархию; магнаты самоуправствовали, заводили распри друг с другом, а государственные сановники не стыдились за деньги быть орудием иностранных дворов и продавать отечество. При таких обстоятельствах некогда могущественная Польша ослабела до крайности и давно уже находилась в зависимости от соседей, которые имели виды на ее области.

Но влияние Екатерины на польские дела возбудило опасение в других державах. Некоторые польские дворяне (Красинский, один из Потоцких и семейство Пулавских) в надежде на французскую помощь завязали конфедерацию в подольском городе Баре с целью отнять права у диссидентов и низложить с престола Понятовского (1768). Репнин открыл военные действия; плохо вооруженные отряды конфедератов, состоявшие под начальством нескольких вождей, почти независимых друг от друга, не могли устоять против регулярных русских войск; последние, впрочем, были малочисленны, потому что в то же время началась война с Турцией.

Герцог Шуазель, первый министр Людовика XV, прислал на помощь конфедератам французских офицеров и между ними Дюмурье (прославившегося впоследствии во время Французской революции). Дюмурье в своих записках очень дурно отзывается о конфедератах; буйные шляхтичи не соблюдали никакой дисциплины, пьянствовали и грабили, не разбирая своих и неприятелей; вожди их окружали себя роскошью, были не согласны между собою и нередко заводили друг с другом ссоры[157].

Спустя четыре года Барская конфедерация была уничтожена. В то время между дворами русским, прусским и австрийским состоялось соглашение, следствием которого был первый раздел Польши. Россия получила северную и восточную часть Белоруссии (1773). Об этом разделе более всех хлопотал Фридрих II прусский[158].

КОНСТИТУЦИЯ 3 МАЯ И ПАДЕНИЕ ПОЛЬШИ

В следующую затем эпоху между польскими аристократами составилась партия людей, пытавшихся произвести важные перемены в государственном устройстве; перемены эти имели целью поддержать государство, очевидно клонившееся к падению.

Во главе преобразовательной партии стояли Игнатий Потоцкий, Коллонтай и другие патриоты. Несмотря на противодействие консерваторов, патриотам действительно удалось провозгласить новую конституцию (3 мая 1791 года); престол по смерти Станислава Понятовского вместо избирательного становился теперь наследственным в саксонском доме; король получил исполнительную власть, отменялось liberum veto и проч. Вместе с тем обнаружилось значительное движение против России, которая в то время занята была войною с турками и шведами. Но эта война скоро окончилась. Уже в следующем году в Тарговице составилась конфедерация из приверженцев прежнего государственного устройства; главы этой конфедерации (Феликс Потоцкий, великий коронный гетман Браницкий и польный коронный гетман Ржевусский) обратились с просьбою о помощи к Екатерине, и русские войска немедленно вступили в Польшу. Польское правительство не могло выставить значительных сил для сопротивления, а надежда на прусскую помощь была обманута. Польская армия, предводимая племянником короля Иосифом Понятовским и генералом Костюшко, пыталась сопротивляться, но после битвы под Дубенкой принуждена была к отступлению. Наконец сам король Станислав Август по требованию Екатерины пристал к Тарговицкой конфедерации, и Майская конституция была отменена. После того императрица вошла в соглашение с прусским королем и произошел второй раздел Польши; Россия получила на свою долю области Волынскую и Минскую.

Русским уполномоченным в Польшу назначен был в то время Сивере (бывший новгородский губернатор). Ему дано трудное поручение склонить сейм к формальной уступке областей, которые в действительности уже отошли от Польши по второму разделу. Чрезвычайный сейм собран на этот раз в Гродно (1793). После некоторых колебаний он уступил требованиям Сиверса и утвердил договор об уступке земель, присоединенных к России, но решительно отказался вступить в такой же договор с Пруссией (к которой отходили коренные польские земли). Напрасно прусский посол грозил открытием военных действий. Сивере принужден был оказать ему деятельное содействие: четырех наиболее упорных депутатов он велел взять под арест и выслал из Гродно. Тогда сейм вздумал отмолчаться от уступки земель и последовало знаменитое немое заседание. На все вопросы о договоре с Пруссией депутаты отвечали глубоким молчанием. Им было объявлено, что они не выйдут из залы, пока не дадут прямого ответа. Депутаты продолжали сидеть молча до глубокой ночи. Пробило три часа утра. Наконец сейм уступил, но к уступке своей присоединил протест против сделанного ему насилия.

Французская революция, находившаяся тогда в сильном разгаре, отвлекла внимание западных держав от Восточной Европы. Вскоре прекратилось и самое существование Польского государства.

Патриотические тайные общества, силившиеся спасти погибавшую Польшу, успели приготовить восстание. Оно ускорилось, когда русский уполномоченный в Варшаве, мягкий, обходительный Сивере, был отозван и его заменил суровый, недальновидный генерал Игельстром. Восстание началось в Кракове (в марте 1794 года) и отсюда быстро распространилось на север; главнокомандующим и диктатором был избран генерал Тадеуш Костюшко (принимавший участие в североамериканской войне и там развивший свои военные таланты). Русский отряд, расположенный в Варшаве, застигнут врасплох и потерял до 2000 человек. Но скоро подоспели русские и прусские войска, и польские предводители один за другим начали терпеть поражения. Сам Костюшко проиграл битву при Мациовицах и попал в плен.

Костюшко, желая предупредить соединение двух русских корпусов, Суворова и Ферзена, шедших на Варшаву, двинулся навстречу последнему с 8000 человек, но, обманутый ложными известиями, увидел пред собою гораздо сильнейшего противника. Тогда он поспешно отступил к местечку Мациовицы (на правом берегу Вислы, к югу от Варшавы), окопался в этой болотистой, лесистой местности и велел генералу Понинскому как можно скорее прийти на помощь. Ферзей, не теряя времени, последовал за поляками и 30 сентября (1794) с разных сторон напал на их лагерь. После продолжительного и упорного боя силы поляков истощились, а между тем Понинский не приходил. Костюшко сделал последнее отчаянное усилие вырвать победу из рук Ферзена во главе своей отборной кавалерии, но она была разбита и обратилась в бегство. Следуя за беглецами, Костюшко попал в болото, где конь его завяз, и тут он был взят казаками в плен, сильно израненный. Он не был узнан, и только крик одного из его спутников: «Стойте! Это Костюшко!» — остановил направленные на него удары. Несколько казаков тотчас сложили свои копья в виде носилок и отнесли раненого в русский лагерь. Победа была решительная: едва полторы тысячи поляков успели спастись через леса в Варшаву. (Рассказ о том, будто польский герой после поражения бросил саблю и воскликнул: «Finis Polonae», недостоверен.)

Вслед за тем Суворов, соединившись с Ферзеном, после жестокого штурма овладел Прагою, предместьем Варшавы, и здесь положил конец войне. Предводители польского восстания удалились за границу; король Станислав Август отказался от престола (и последнее время своей жизни провел в Петербурге); Польша окончательно была разделена между Россией, Пруссией и Австрией. На долю первой достались Литва и вассальное Курляндское герцогство (1795). Последним курляндским герцогом был Петр Бирон, сын известного Эрнеста Бирона, которому Екатерина возвратила герцогство. Петр Бирон отказался от своих прав в пользу России и получил денежное вознаграждение.

ПАВЕЛ I. 1796-1801 НОВЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ

До кончины Екатерины II Павел Петрович жил со своею супругой Марией Федоровною (вюртембергскою принцессой) по большей части в Гатчине, в удалении от государственных дел. По восшествии на престол он обнаружил неутомимую деятельность. Из правительственных распоряжений Павла I замечателен, во-первых, Указ об императорской фамилии, которым определены взаимные отношения ее членов и порядок престолонаследия; тогда же была отделена часть государственных крестьян на содержание членов царской фамилии под именем крестьян «удельных» (преимущественно прежние «дворцовые» имения, соединенные при Екатерине II с прочими казенными). Когда началось новое царствование, крестьяне, обманутые ложными слухами о свободе, в некоторых местах отказались повиноваться своим помещикам и были усмирены военными отрядами. Однако вскоре после того издан манифест, который запрещал принуждать крестьян к работе по праздникам, и в течение недели помещики могли пользоваться только трехдневною крестьянскою работой (1797), а в следующем году запрещено продавать в Малороссии крестьян без земли. Этими мерами в русском законодательстве положено было начало ограничению помещичьей власти. Вообще устройством сельского управления император Павел дополнил губернские учреждения Екатерины II[159]. Далее, вследствие новых политических теорий, волновавших тогда Западную Европу, последовало запрещение отправлять молодых людей для образования за границу, а взамен того позволено немецкому дворянству Балтийского края открыть свой университет в Дерпте (1799). В то же время частные типографии были закрыты и новыми постановлениями о цензуре усилен надзор за книгопечатанием; дозволялось издавать только те книги, в которых не было ничего противного Греко-Российской Церкви и русскому самодержавному строю. Присоединение старообрядцев к единоверию, начатое при Екатерине II, при Павле продолжалось, и право иметь свои церкви распространено для них на все епархии. Успеху этой меры способствовал особенно умный и просвещенный митрополит московский Платон.

ИТАЛЬЯНСКИЙ ПОХОД СУВОРОВА

Относительно внешних дел император Павел сначала изъявил намерение держаться миролюбивой поли гики и желал доставить спокойствие России, истощенной частыми войнами и расточительностью предыдущей эпохи. Он обратил большое внимание на финансы, которые после Екатерины остались в расстроенном состоянии (чтоб исправить курс бумажных денег, он велел в своем присутствии сжечь на несколько миллионов рублей ассигнаций).

Павел прекратил начатые Екатериною приготовления к борьбе с Французской революцией; но спустя два года жалобы немцев на распространение французских завоеваний побудили императора заключить наступательный союз с Англией и Австрией против Франции. Предводителем войска, отправленного в Италию на помощь австрийцам, назначен был Суворов, который в начале этого царствования попал в немилость. Император, весьма любивший военную службу, неутомимо занимался устройством армии, ввел в ней строгую дисциплину, прусскую форму с напудренными буклями и башмаками и проч. Такие нововведения не нравились старому фельдмаршалу, привыкшему распоряжаться в своих полках совершенно самостоятельно, и он получил отставку[160]. Суворов жил в своей деревне (Новгородской губернии Боровицкого уезда) и продолжал вести себя очень оригинально: он пел на клиросе во время церковной службы, звонил в колокола, играл с деревенскими мальчиками, но между тем зорко следил за политическими событиями в Европе. Вдруг по желанию австрийского императора Франца Павел I назначил Суворова главнокомандующим над соединенною русско-австрийскою армией, и старик с радостью принял начальство. Итальянский поход покрыл громкою славою русского полководца (1799); но плоды его блестящих побед в Италии (на берегах Адды, Требии и при Нови) были уничтожены неблагоразумными мерами и завистью австрийского придворно-военного совета (Гофкригсрат). Совершив беспримерный переход по Альпийским горам в Швейцарии, Суворов отступил в Баварию.

После победы при Нови Суворов получил приказание из Верхней Италии двинуться в Швейцарию на смену австрийских войск эрцгерцога Карла и на соединение с русским корпусом генерала Римского-Корсакова. Суворов через вершины Сен-Готарда вступает в Швейцарию, рассеяв на пути французов; он идет по ущельям, над пропастями (между прочим, по знаменитому Чертову мосту) и спускается в Муттенскую долину. Но тут он узнает, что Корсаков, преждевременно оставленный эрцгерцогом Карлом, потерпел при Цюрихе поражение от французского генерала Массены и отступил на север. Массена с 60000 войска хочет запереть в Муттенской долине и принудить к сдаче Суворова, у которого было не более 20000. В таком отчаянном положении главнокомандующий собирает военный совет: решено повернуть на Етарисе и пробиться сквозь французские войска. Тщетно Массена пытался загородить дорогу; он был неоднократно разбит. После неимоверных трудностей русские наконец вышли из гор и вздохнули свободно.

Во время этих походов наше войско под начальством любимого вождя развернуло вполне свое неодолимое мужество и умело побеждать самую природу, совершенно для себя непривычную. Выросшие в климате холодном и умеренном, русские неутомимо сражались под знойным итальянским небом в долине р. По; привыкшие только к ровным широким полям своей родины, они в ненастную погоду, голодные, оборванные, почти босые бодро взбирались на снежные, окутанные туманом альпийские вершины, штыками очищая себе дорогу от французов.

В то же время экспедиция соединенного англорусского отряда в Голландии окончилась неудачею. Тогда Павел I, недовольный союзниками, отозвал свои войска обратно в Россию. Таким образом, его вмешательство в дела Западной Европы ради чужих интересов стоило России дорого и не принесло ей никакой пользы. Павел I вошел в сношения с первым консулом Французской республики Бонапартом и думал объявить войну Англии, но внезапно скончался* посреди приготовлений к этой войне. По своей чрезвычайной вспыльчивости он не пользовался любовью окружавших его придворных и сановников.

АЛЕКСАНДР I 1802–1825

Павел I оставил после себя четырех сыновей: Александра, Константина, Николая и Михаила. Старший из них вступил на престол, он был любимый внук Екатерины II и заботами ее получил тщательное, но, к сожалению, не русское воспитание. (Из воспитателей особое влияние на него имел легкомысленный швейцарский республиканец Лагарп.) В царствование императора Александра Россия снова расширила свои пределы, приобрела значительное влияние на политические дела Европы и достигла высшей степени своего внешнего блеска. Почти вся первая половина этого царствования наполнена беспрерывными войнами.

ВОЙНЫ С СОСЕДЯМИ ФИНЛЯНДИЯ И ГРУЗИЯ

В 1808 году открылась война со шведами (вследствие отказа Швеции примкнуть к союзу северных держав против Англии). Театром этой войны была Финляндия; русские войска, предводимые графом Буксгевденом, вытеснили оттуда слабые шведские отряды и заставили сдаться неприступную крепость Свеаборг, а зимою следующего года они под начальством Барклая-де-Толли перешли по льду Ботнического зализа (через пролив Кваркен) и напали на самую Швецию. Тогда король шведский Густав IV отказался от престола и преемник его Карл XIII заключил в Фридрихсгаме мир, по которому Россия приобрела Финляндию до реки Торнео вместе с Аландскими островами. На сейме, созванном в Борго (в марте 1809 года), Александр I, отнюдь не понуждаемый к тому обстоятельствами, а по коварному внушению некоторых финляндцев (в особенности Армфельда) и недостатку национальной политики, не только оставил Финляндии старинное шведское устройство, но и даровал ей особое управление с титулом «великого княжества». (Мало того, к сему княжеству была потом присоединена и Выборгская губерния, т. е. восточная часть Финляндии, завоеванная при Петре I и Елисавете Петровне и успевшая было значительно обрусеть; тогда граница княжества придвинулась к самому Петербургу, и он еще более оказался на окраине.) Таким образом, инородческая область, завоеванная русской кровью, была поставлена в привилегированное положение в коренной России.

Между тем на юге целые шесть лет (1806–1812) происходила война с Турцией, так как Порта, возбужденная Наполеоном I, нарушила некоторые статьи мирного договора. Военные действия шли с переменным успехом до тех пор, пока начальство над армией не принял граф Каменский; он оттеснил турок до самых Балкан, но смерть остановила его подвиги. Преемник Каменского Кутузов заманил великого визиря на левый берег Дуная и нанес ему решительное поражение. Тогда султан согласился на мир, который и был заключен в Бухаресте; Турция уступила нам Бессарабскую область, и границею сделалась река Прут. В то же время удачно шла борьба с персами в Закавказском крае за обладание Грузией. (Здесь отличались русские генералы: Цицианов, Гудович и Котляревский[161].)

Все эти войны ничтожны в сравнении с тою громадною борьбою, которую Россия должна была выдержать против величайшего завоевателя новых времен Наполеона I. Первостепенные державы спешили составлять коалиции, чтобы общими силами остановить быстрое распространение французского владычества в Европе. В этих коалициях принимал усердное участие и русский император, но большею частью, собственно, ради германских интересов. Сначала русские выступили против Наполеона в союзе с австрийцами, которым Александр! послал на помощь войско под начальством Кутузова; этот поход окончился поражением русско-австрийской армии при Аустерлице в Моравии (1805). Австрия заключила мир, а Россия продолжала войну в следующем году уже в союзе с Пруссией. Вторая война была так же неудачна, как и первая. Рассеяв прусскую армию при Иене, Наполеон напал на русские войска, состоявшие под начальством генерала Беннигсена, и после нескольких нерешительных битв нанес ему сильное поражение под Фридландом. Тогда император Александр заключил с Наполеоном мир в Тильзите (1807): принадлежавшая Пруссии Белостокская область присоединена к России, и оба императора обещали помогать друг другу в будущих войнах. Россия обещалась, кроме того, запереть свои гавани английским кораблям, т. е. принять участие в «континентальной системе», посредством которой Наполеон хотел подорвать английскую торговлю. В следующей затем войне Наполеона с Австрией (1809) Россия на основании Тильзитского договора выставила вспомогательный корпус на границах Галиции; впрочем, русские уклонились от решительных действий против австрийцев. По окончании войны Россия получила часть Восточной Галиции.

НАШЕСТВИЕ НАПОЛЕОНА И РУССКИЙ ПАТРИОТИЗМ[162] ЦАРСТВО ПОЛЬСКОЕ

Союз с французским императором не мог быть прочен. Встречая в борьбе с немцами постоянное вмешательство в их пользу со стороны Александра I, Наполеон решил сломить русское могущество. Поводом к разрыву послужили следующие обстоятельства. Во-первых, Наполеон, по-видимому, хотел восстановить Польское королевство (он же учредил Варшавское герцогство из польских земель, отнятых у Пруссии); во-вторых, он отнял владение у герцога Ольденбургского, родственника императору Александру, и не обратил внимания на протест русского двора. Кроме того, Россия весьма тяготилась континентальною системой, потому что вывоз ее сырых произведений уменьшился, ассигнации сильно упали в цене и товары вздорожали; опасаясь окончательно подорвать свои финансы, русское правительство отступило от строгого соблюдения континентальной системы и, чтобы уменьшить вывоз звонкой монеты, наложило высокую пошлину на некоторые предметы роскоши, получаемые из Франции. Наполеон приготовил огромные силы для войны с Россией; он призвал вспомогательные войска немецкие, польские, итальянские, испанские и собрал армию в 600 000 человек. В июне 1812 года французы перешли пограничную реку Неман и вступили в пределы Русской империи[163].

Александр сосредоточил на западных пределах до 200000 войска; оно было разделено на две главные армии; первою командовал военный министр Барклай-де-Толли (родом из Лифляндии), второю — храбрый генерал Багратион (грузинского происхождения). По плану Барклая русские стали отступать в глубь страны. Под Смоленском обе армии соединились, но продолжали отступление, потому что Барклай не надеялся победить в решительной битве первого полководца своего времени, стоявшего во главе более многочисленной и еще свежей армии. Войска наши роптали на осторожность своего вождя и оказывали ему как немцу явное недоверие. В таких обстоятельствах император Александр внял народному голосу и выбрал главнокомандующего из русских генералов, именно престарелого князя Кутузова, который пользовался славой искусного полководца и ловкого дипломата[164]. Кутузов расположил армию при селе Бородине (Можайского уезда) и здесь 26 августа дал генеральное сражение.

Центром и правым крылом русской армии начальствовал Барклай-де-Толли, а левым крылом — князь Багратион. Наполеон по своему обыкновению устремил главные силы на то, чтобы прорвать наш центр и сломить левое крыло. Лучшие французские маршалы, каковы Ней, Даву и Мюрат, с большими массами пехоты и кавалерии обрушились на войска Багратиона. Последний долго и непоколебимо выдерживал натиск многочисленных неприятелей, пока смертельная рана не принудила его покинуть поле битвы; полки его пришли в замешательство и подались назад. Тут Наполеон не подкрепил вовремя своих маршалов оставшеюся у него в запасе гвардией и пропустил удобную минуту: на место Багратиона Кутузов прислал генерала Дохтурова; русские успели оправиться и отразили все дальнейшие нападения. Между тем в нашем центре были геройски отбиты стремительные атаки французов, предводимые вице-королем итальянским Евгением Богарне (пасынок Наполеона). После десятичасового рукопашного боя неприятельские атаки прекратились, а остальное время дня прошло в беспрерывной жестокой канонаде.

Потеряв многих генералов (в том числе Багратиона и храброго графа Кутайсова) и почти половину войска, Кутузов не решился возобновить сражение на другой день и отступил за Можайск; Наполеон провозгласил победу. Русские готовились к новой битве под Москвою, а московская чернь волновалась, одушевляемая воззваниями генерал-губернатора графа Ростопчина[165]. Но главнокомандующий решил пожертвовать столицею для спасения армии.

Когда русские войска располагались на юго-западной стороне города и готовились к битве, Барклай-де-Толли первый обратил внимание главнокомандующего на невыгоды позиции, пересеченной оврагами и имеющей позади себя реку Москву: в случае неудачи армия могла быть совершенно уничтожена превосходным в силах неприятелем. Кутузов созвал военный совет в подмосковной деревне Фили; в крестьянской избе собрались высшие генералы (Барклай, Беннигсен, Дохтуров, Коновницын, Раевский, Ермолов и другие). Главнокомандующий предложил вопрос: давать ли сражение или уступить Москву без боя? Мнения разделились: Беннигсен (проигравший Фридландскую битву) горячо оспаривал Барклая, который был за отступление. Выслушав обе стороны, главнокомандующий приказал отступить, потому что с уничтожением армии не только Москва, но и вся Россия была бы во власти неприятеля. Войска пошли через Москву на Рязанскую дорогу (2 сентября). Храбрый генерал Милорадович начальствовал арьергардом и прикрывал отступление армии. Надобно было дать ей время выбраться из города, который находился в страшном смятении и был загроможден обозами с имуществом удалявшихся жителей. Милорадович предложил начальнику французского авангарда, знаменитому Мю-рату, заключить на несколько часов перемирие, чтобы очистить французам Москву, в противном случае обещал драться до последнего человека и оставить неприятелю только одни развалины. Мюрат согласился[166].

Наполеон остановился на Поклонной горе и отсюда долго смотрел на расстилавшуюся у его ног древнюю столицу, потом приказал войскам двинуться в город: У Дорогомиловского моста он сошел с коня и начал ходить взад и вперед в ожидании торжественной депутации из Москвы. Услыхав, что Москва оставлена жителями, он не хотел верить и требовал депутацию. К нему привели несколько иностранцев, которые подтвердили известие, что жители покинули город, за исключением французов и немцев, занимающихся торговлею, и небольшого числа русских из низших сословий. В тот же день в Москве начались огромные пожары, которые продолжались трое суток; город подожгли сами русские (говорят, граф Ростопчин заранее сделал для того все нужные распоряжения). Таким образом, французы вместо богатой добычи, обильного продовольствия и спокойных зимних квартир, на которые они надеялись, нашли в столице разрушение и голод. Спустя несколько дней по выходе из Москвы Кутузов вдруг оставил Рязанскую дорогу и, обманув преследующего неприятеля искусным фланговым движением, перешел на старую Калужскую дорогу. Этим маневром были прикрыты Калуга с большими запасами съестных припасов, Тула с ее оружейным заводом и сообщение с южными хлебородными областями империи[167].

В это критическое время русский народ вполне обнаружил свой высокий патриотический дух. Он мужественно перенес все бедствия, связанные с неприятельским нашествием, и готов был всем пожертвовать для спасения отечества. Дворянство разных губерний вооружило на свой счет до 300 000 ратников; все сословия вместе пожертвовали 100 000 000 рублей на военные издержки; в то же время началась партизанская и народная война; поднялось и все войско донских казаков по призыву своего атамана Платона, неприятельские отряды истреблялись один за другим; недостаток съестных припасов, болезни и мародерство расстроили французскую армию, между тем как русские постоянно получали подкрепления. Когда же французский авангард потерпел поражение при Тарутине, неприятель, опасаясь быть отрезанным, оставил Москву и, уходя, взорвал часть Кремля (11 октября). Началось знаменитое отступление «великой армии», сопровождавшееся целым рядом битв (при Малоярославце, Вязьме, Духовщине, Красном). Французы, этими битвами принужденные возвращаться по разоренной Смоленской дороге, тысячами гибли от морозов и голода и трупами своими устилали дорогу. На берегах Березины русские генералы думали окружить Наполеона: Кутузов с главными силами был у него в тылу; с севера шел корпус Витгенштейна, прикрывавший дотоле дорогу на Петербург (и разбивший французов при Полоцке); с юга подоспела Дунайская армия (окончившая турецкую войну) под начальством адмирала Чичагова, который должен был загородить французам дорогу во время переправы через Березину. По ошибочному движению Чичагова Наполеон успел совершить переправу, но с большими потерями, и одни жалкие остатки «великой армии» достигли русской границы.

С изгнанием французов война не прекратилась; император Александр решил продолжать ее до тех пор, пока Германия не будет освобождена от французского владычества. Пруссия первая из германских держав отстала от союза с Наполеоном, и войска ее соединились с русскими; но могущество французского императора было сокрушено только тогда, когда к союзникам пристала Австрия и Наполеон проиграл трехдневную великую битву при Лейпциге. Союзники вступили во Францию, низложили Наполеона и восстановили на французский престол династию Бурбонов (1814). Затем открылся Венский конгресс, на котором русский император занимал первенствующее место среди европейских государей. (Главным делом этого конгресса было уничтожение перемен, произведенных в Европе французским оружием, и восстановление государств по большой части в их прежнем виде.) Россия под предлогом вознаграждения за помощь против французов (а в действительности по интригам поляков вроде князя Адама Чарторыйского) получила большую часть Варшавского герцогства, которое Наполеон образовал из польских земель, принадлежавших Пруссии и Австрии; некоторые земли были возвращены этим державам, а остальные под именем Царства Польского составили особое владение под верховною властью русского императора (1815). Учредительною хартией 1815 года Александр 1 даровал Царству Польскому не только конституционное устройство со своим особым сеймом, но и свою особую армию. После Финляндии это была вторая окраина, поставленная в привилегированное положение по отношению к коренной России, еще более ей враждебная, но гораздо менее для нее необходимая. (Финляндия при нормальном отношении к России давала бы ей необходимую естественную границу, т. е. морской берег.)

В том же году Александр I, король прусский и император австрийский заключили Священный союз, целью которого было охранение христианской религии, взаимного мира и абсолютного строя в Европе.

МИНИСТЕРСТВО И ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОВЕТ СПЕРАНСКИЙ

Первая половина этого царствования одновременно с внешними войнами ознаменовалась важными внутренними учреждениями. Из начинаний Петра Великого реформу областного управления исполнила Екатерина II, а устройство общегосударственных (центральных) учреждений докончил Александр I. Самое важное из этих учреждений были министерства, основанные большею частью на месте петровских коллегий; между ними разделены разные отрасли государственного управления, и каждое подчинено особому министру. Число министров простиралось сначала до восьми (1802)[168]. Около того же времени учрежден Государственный совет для обсуждения правительственных мер. Окончательное устройство министерств и Государственного совета принадлежит деятельности Сперанского[169].

С восшествием на престол Александра I последовали большие перемены в лицах и установлениях. Первое время самым влиятельным лицом был Трощинский, начальник канцелярии вновь учрежденного Государственного совета (по происхождению простой малоросс). Для составления докладов государю, для сочинения манифестов и указов Трощинскому понадобилось бойкое, искусное перо, и он приблизил к себе Сперанского, который уже имел блестящую репутацию между чиновниками. Трощинский, хотя умный и деловой человек, но привязанный к старым порядкам, не согласовался с преобразовательным характером нового царствования и скоро был заменен другими людьми, более близкими к молодому государю по летам и убеждениям. Из них первое место занимал граф Кочубей (также родом малоросс, племянник и питомец екатерининского дипломата графа Безбородко): он пользовался дружбою Александра, когда тот был еще великим князем. Потом следуют три друга Александровой юности: Новосильцев, князь Адам Чарторыйский и граф Строганов; они образовали между собою тесный союз, который современники называли «триумвиратом». Воспитанные под влиянием английских государственных идей, они стремились применять эти идеи к устройству России; учреждение министерств было плодом их стремлений. Кочубей, назначенный министром внутренних дел, перезвал Сперанского в свое ведомство, и последний в качестве директора департамента сделался правою рукою министра. За болезнью Кочубея Сперанский (с 1806 года) часто докладывал бумаги государю; тут-то он сблизился с Александром! и скоро стал его любимцем. Между тем триумвират мало-помалу распался, а Кочубей вышел в отставку, и Сперанский один, без соперников, нося звание статс-секретаря, начал пользоваться неограниченным доверием императора. Как предшественники его были почитатели английских учреждений, так Сперанский отдавал предпочтение французским; он увлекался внешней простотою и стройностью государственного механизма во Франции при Наполеоне I.

По поручению императора Сперанский составил общий план для целой системы государственных учреждений. План отличался внешней стройностью и гармонией своих частей. Предположено было вводить его постепенно. Начали с преобразования Государственного совета, который получил теперь определенное и гораздо большее значение, нежели при своем основании. Составленный из первых сановников империи по назначению государя, он приобрел преимущественно законодательный характер; все новые законы и чрезвычайные меры должны обсуждаться в Государственном совете и потом поступать на утверждение верховной власти; здесь также рассматривают отчеты всех министров. Государственный совет разделен на четыре департамента (военный, законов, экономии, гражданских и духовных дел). 1 января 1810 года император торжественно открыл заседания преобразованного совета. Сперанский назначен государственным секретарем, т. е. начальником канцелярии при Государственном совете, и в его руках сосредоточилось все делопроизводство этого учреждения. В том же году последовало преобразование министерств, ведомство и состав которых были разграничены и распределены более точным образом, чем прежде (при этом министерство коммерции упразднено и вновь учреждены министерства полиции и путей сообщения. Впоследствии обер-прокурор Священного синода получил значение министра). Как Государственный совет поставлен во главе законодательства, а министерства во главе администрации, так сенат по плану Сперанского должен был образовать высшее судебное сословие в государстве, состоящее из членов, отчасти назначенных правительством, отчасти выбранных дворянством. Преобразование сената хотя и было утверждено, но не приведено в исполнение по случаю наступившей войны с Наполеоном и падения Сперанского. Точно так же не осуществились и остальные части его плана, например преобразование областного устройства.

Государственный секретарь имел много врагов; придворные завидовали его возвышению и влиянию; чиновники роптали на него за указ об экзаменах[170], народ — за умножение налогов. Когда государь и сам охладел к своему любимцу, противники государственного секретаря наконец взяли верх. В марте 1812 года ввиду предстоявшей войны с Наполеоном Сперанский внезапно был удален из столицы и отправлен в Нижний Новгород. Впоследствии он назначен генерал-губернатором Сибири (1819).

Сибирь разделялась на три губернии, которые все вместе находились под ведомством одного генерал-губернатора. Состояние этого неизмеримого, богатого дарами природы края в те времена было печальное. Местное управление, удаленное от надзора центрального правительства, издавна отличалось самовластием в своих действиях; лихоимство и злоупотребления чиновников здесь развились в большей степени, нежели в других частях империи. В короткое двухлетнее пребывание в Сибири Сперанский с обычною энергией старался об исправлении местных злоупотреблений и составил несколько проектов для улучшения администрации. (Между прочим, по его мысли Сибирь разделена на два генерал-губернаторства: Восточное и Западное.) После того он был возвращен в Петербург и занял место в Государственном совете, но уже не пользовался здесь прежним влиянием.

УЧИЛИЩА, КРЕСТЬЯНЕ И ПОЛИТИКА ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ

Для народного образования приняты были следующие меры: главные народные училища, переименованные в «гимназии», открыты почти во всех губернских городах; умнржено число малых, или «уездных», училищ, а для первоначального образования заведены «приходские» школы (1803). В Москве и Петербурге основаны «педагогические институты» для приготовления учителей, открыты новые университеты в Казани, Харькове и Петербурге. В духовном ведомстве система школ получила также более правильное устройство: вновь учрежденная «комиссия духовных училищ» издала устав академий, семинарий и низших духовных школ (1814); для содержания этих школ и церковных причтов возобновили право церквей (данное Петром I) на исключительную продажу восковых свеч[171].

В истории русских крестьян царствование Александра! замечательно некоторыми законодательными попытками ограничить крепостное право: издан указ о сословии свободных хлебопашцев, дозволивший помещикам отпускать на волю целые деревни (1803); у помещиков, уличенных в жестоком обращении, приказано отбирать крестьян и отдавать их в опеку; прекращена раздача населенных земель частным лицам в награду за службу. Крестьяне балтийских губерний получили личную свободу без надела землею. Относительно судопроизводства важно окончательное запрещение пыток и всяких пристрастных допросов[172].

Вместе с Отечественною войною окончилось преобразовательное направление, которым отличалась первая половина этого царствования. В самом характере государя произошла заметная перемена; он стал менее доверчивым, чем прежде, менее занимался внутренними делами России, а обращал особое внимание на внешнюю политику, на поддержание начал Священного союза и усмирение революционных движений в Европе, имевших только отдаленное отношение к России. Отсюда постоянное участие императора в последующих европейских конгрессах (Троппауский, Лайбахский, Веровский). Как Сперанский пользовался большим влиянием в первую половину царствования, так во вторую половину сим влиянием на внутреннюю политику пользовался граф Аракчеев, который принимал деятельное участие в основании военных поселений в имениях государственных крестьян (Новгородской и некоторых южных губерний); такие поселения заведены по образцу военной австрийской границы для уменьшения расходов на регулярную армию и должны были соединить земледелие с военною службою. На практике это учреждение не оправдало своих целей. Из государственных людей того времени внимания заслуживает еще адмирал Мордвинов, который в Государственном совете постоянно возвышал свой голос против некоторых злоупотреблений (например, против систем винных откупов).

НИКОЛАЙ I. 1825–1855 14 ДЕКАБРЯ

Александр Павлович скончался во время своей поездки на юге империи в городе Таганроге 19 ноября 1825 года. Он не оставил детей, и Россия при известии об его кончине немедленно присягнула Константину Павловичу, который находился в Варшаве. Константин еще при жизни Александра I отрекся от своего права на престол в пользу младшего брата Николая Павловича. Но это отречение почему-то Александр I хранил в строжайшей тайне, так что народ и войско не знали истинного наследника престола. Однако Константин снова подтвердил свое отречение и письмом пригласил брата занять престол. 14 декабря обнародован был манифест о восшествии на престол Николая I. Первым делом молодого императора было усмирение военного мятежа.

Столкновение с французами, войны за границею и вследствие того более близкое знакомство с политическими идеями и учреждениями Западной Европы не остались без влияния на умы многих офицеров русской армии. (Поводом к их недовольству особенно служила крайне строгая, деспотичная система временщика графа Аракчеева.) Во вторую половину царствования Александра между молодыми офицерами образовалось несколько тайных обществ, имевших целью изменить самодержавный строй России на конституционный по западным образцам* («Северное общество», «Южное», «Соединенные славяне» и др.). Государь знал о существовании этих обществ, но не употреблял строгих мер до тех пор, пока не получил ясных сведений о составлении заговора. Незадолго перед кончиною своею он велел арестовать главных начальников заговора в армии, расположенной на юге России.

Тогда заговорщики, находившиеся в Петербурге, поспешили привести в исполнение свои замыслы и для того хотели воспользоваться коротким междуцарствием, которое произошло вследствие отречения Константина. Они прибегли к обману и распространили между нижними военными чинами слух, будто Константин нисколько не думал отказываться от престола. Поэтому 14 декабря, когда войска должны были присягнуть Николаю Павловичу, часть гвардии отказалась дать присягу и с оружием в руках собралась на Сенатской площади (около памятника Петру), но, не имея общего предводителя, остановилась здесь в нерешительности. Император между тем собрал вокруг Зимнего дворца остальные гвардейские полки. После того как увещания о покорности оказались бесполезными и генерал-губернатор Петербурга Милорадович был смертельно ранен, государь приказал сделать нападение; атака кавалерии была неудачна; но когда артиллерия начала картечью поражать мятежников, они рассеялись в бегстве. Назначенная императором Верховная следственная комиссия вполне раскрыла состав и замыслы тайных обществ; наиболее виновные наказаны ссылкою в сибирские рудники, пятеро главных заговорщиков подверглись смертной казни; солдаты, принимавшие участие в мятеже, посланы на Кавказ, чтобы в битвах с горцами заслужить себе прощение.

ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

этого царствования отличается охранительным характером. Сохраняя государственные учреждения, наследованные от предшественников, правительство императора Николая продолжало развивать некоторые отдельные части этих учреждений. Между ними первое место принадлежит изданию Свода законов.

Со времен Петра Великого до Николая II почти беспрерывно существовали комиссии для усовершенствования русского законодательства и приведения его в стройную систему; но деятельность этих комиссий, так же как и знаменитая попытка Екатерины II, оставалась почти без результатов относительно своей главной задачи (т. е. составления Свода). А между тем накопившаяся в течение времени огромная масса указов, не собранных вместе и часто противоречащих друг другу, сильно затрудняла делопроизводство и покровительствовала злоупотреблениям чиновников. Император Николай спустя полтора месяца после вступления своего на престол приказал из последней, десятой комиссии учредить при собственной канцелярии особое отделение для приведения в порядок русских законов и поручил это дело Сперанскому. После четырехлетней работы было издано в 45 томах Полное собрание законов, в которое вошли начиная с Уложения царя Алексея Михайловича почти все указы до кончины Александра! (числом более 30000 актов). Из Полного собрания потом извлечены постановления, сохранившие свою силу, которые составили «Свод законов Российской империи» (1833)[173].

Далее заслуживают внимания новые постановления о сословиях. По учреждениям Екатерины II дворянство каждой губернии собиралось в губернский город и составляло «дворянское собрание» для выбора должностных лиц; каждый местный дворянин имел здесь право голоса. Это право с течением времени сделалось источником многих злоупотреблений; богатые помещики набирали себе клиентов из мелкопоместных и по своей воле распоряжались их голосами. Манифестом 1831 года право голоса на дворянских выборах ограничено известною степенью имущества (100 душ крестьян или 3000 десятин земли); исключение сделано только для больших чинов. Вследствие постоянного прилива чиновников дворянское сословие чрезмерно размножалось; поэтому право приобретать потомственное дворянство ограничено было штаб-офицерским чином в военной службе и V классом в гражданской (1845)[174]. В 1827 году издан благодетельный указ о пенсиях за государственную службу.

Для управления государственными крестьянами, казенными землями, лесами и кочевыми инородцами вновь учреждено министерство государственных имуществ (1837), причем государственные крестьяне каждой губернии разделены на округи, округи — на волости (заключающие до 6000 душ), а волости — на «сельские общества». Что касается крепостного состояния, то император Николай, подобно своему предшественнику, не решился его отменить; вскоре после вступления на престол он издал манифест (2 мая 1826 года), которым опровергались ложные слухи о перемене в правах сельского населения и возвращалось неуклонное исполнение установленного порядка. Из дальнейших указов о крепостных замечательны следующие: запрещено продавать крепостных людей отдельно от семейств; позволено помещикам отдавать земли в пользование своим крестьянам за условные повинности, и такие крестьяне названы «обязанными» (1842); крепостным позволено приобретать недвижимую собственность с согласия их помещиков.

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

Между событиями внешней политики первое по времени место занимает война с Персией за границы (1826–1828); в ней прославился своими победами генерал Паскевич, назначенный главнокомандующим нашею закавказскою армией. (Особенно известны его победа при Елисаветполе и взятие Эривани.) Фет Али-шах по миру, заключенному в Туркманчае, уступил России ханства Эриванское и Нахичеванское и заплатил 20 000 000 рублей серебром контрибуции.

Еще не окончилась персидская война, как началась борьба с Турцией вследствие покровительства, которое русский государь оказывал грекам, восставшим против турецкого владычества. В октябре 1827 года русские принимали участие в знаменитом Наваринском сражении, где турецко-египетский флот был уничтожен соединенными эскадрами: английскою, французскою и русскою. Весною 1828 года русская армия под начальством графа Витгенштейна вступила в княжества Молдавию и Валахию, перешла за Дунай и овладела Варною, а в следующем году новый главнокомандующий граф Дибич разбил великого визиря, перешел Балканы и занял Адрианополь. Между тем в Азии Паскевич взял крепости Каре, Ахалцых и занял Эрзерум, столицу турецкой Армении. Тогда султан Махмуд II заключил с Россией мир в Адрианополе (1829): он уступил России восточный берег Черного моря, признал Молдавию, Валахию и Сербию под нашим покровительством, открыл русским судам свободное плавание по Дунаю и Дарданеллам и признал независимость Греческого королевства.

В отношениях к европейским державам император Николай сохранял начала Священного союза и всегда готов был оружием поддерживать старый порядок в Европе, хотя бы и с явным ущербом для русских интересов. Так, в 1849 году, когда Франция, Германия и Италия были потрясены революционным движением, он по просьбе австрийского императора посылал свои войска на помощь Австрии против восставших венгров. Это восстание скоро было усмирено, но, сильно возбудив против себя венгров, Россия не заслужила благодарности и от Австрии.

ПОЛЬСКОЕ ВОССТАНИЕ

Благодаря конституционному устройству и внутреннему спокойствию материальное благосостояние Польши начало было развиваться; земледелие, торговля, промышленность и литература в течение 15 лет достигли значительной степени процветания. Но между тем в народе, в армии, между студентами образовались тайные общества, которые волновали умы надеждою на возвращение самобытности.

Поляки скоро забыли великодушие императора Александра I, который предал забвению помощь, оказанную ими Наполеону в войнах с Россией, и по собственному расположению даровал Царству Польскому либеральное политическое устройство, которого не имела и сама Россия. Это самое устройство и особенно существование особой польской армии возбуждали в поляках мечты о тех временах, когда они составляли могущественное государство. Главным стремлением польских патриотов было приобрести еще большую отдельность от России и расширить пределы царства присоединением к нему западнорусских провинций, возвращенных при Екатерине II. Подобное стремление поддерживалось тем обстоятельством, что коренное русское население этих провинций принадлежало к низшим сословиям и большею частью находилось в крепостном состоянии, а землевладение и образование сосредоточивались по преимуществу в руках католических панов и шляхты. Система воспитания, устроенная в начале XIX века, имела также влияние на последующие события. Стараниями князя Адама Чарторыйского, куратора Виленского учебного округа, число школ в литовских и белорусских губерниях значительно умножилось, причем наставниками назначались преимущественно поляки и воспитание юношества велось в польско-католическом духе. (Виленский учебный округ обнимал почти всю Западную Россию, а Виленская академия была возведена Александром I на степень университета в 1803 году.) В юго-западном крае на этом поприще действовал граф Фадей Чацкий, визитатор училищ Киевской, Подольской и Волынской губерний (главным предметом его попечений была основанная им Кременецкая гимназия, обращенная потом в лицей). Между тем как тайные общества приготовляли поляков к вооруженному восстанию, на Варшавском сейме, собиравшемся через каждые два года, обнаружилась открытая оппозиция правительству. Революционные движения, происходившие в Западной Европе (именно в Испании и Италии), усилили волнение умов в Польше. Наконец, Июльская революция в Париже оживила надежды на помощь французов и ускорила движение. Люди более умеренные и благоразумные хотя и сомневались в успехе, однако не имели мужества противиться увлечению революционной партии (состоявшей преимущественно из военной и учащейся молодежи); они молча уступили ей поле действия.

Ночью 17 ноября 1830 года толпа заговорщиков (состоявшая большею частью из воспитанников военной школы) бросилась в Белведерский дворец, где жил наместник Царства Польского великий князь Константин Павлович. Великий князь успел вовремя спастись; видя, что польские войска приняли сторону мятежников, он удалился из Варшавы[175]. Восстание быстро распространилось по всему царству и проникло в Литву. Главнокомандующим польских войск и диктатором вначале был объявлен генерал Хлопицкий, некогда сражавшийся под знаменем Костюшки. Император двинул в Польшу 100000 войска. Предводитель этой армии граф Дибич выиграл кровопролитное сражение при Грохове, под Варшавою, но так как он поддался колебаниям и не сделал тотчас решительного нападения на столицу, то польская армия успела оправиться и пополнить свою убыль. Генерал Скжинецкий (сменивший тяжело раненного Хлопицкого) задумал неожиданным ударом уничтожить русский гвардейский корпус, который занимал отдельную позицию между Наревом и Бугом и состоял под командой великого князя Михаила Павловича. Фельдмаршал Дибич с главными силами поспешил на помощь гвардии и выиграл у поляков вторую упорную битву, при Остроленке; вслед за тем он умер от холеры, которая свирепствовала тогда в России со страшною силой (жертвою ее сделался и великий князь Константин Павлович). Место Дибича заступил граф Паскевич[176].

Между тем в самом польском лагере не было единодушия; там боролись две партии: аристократическая (во главе которой стоял Адам Чарторыйский) и демократическая (одним из вождей последней был профессор Виленского университета историк Лелевель). Скжинецкий и его преемники (Дембинский, Малаховский и др.) не были способны остановить движение русских войск на Варшаву, и 25 августа 1831 года Паскевич взял приступом Волю — предместье столицы; а на другой день после отчаянного сопротивления сдалась и сама Варшава. Мятеж был усмирен, и главные предводители спаслись бегством за границу. В феврале 1832 года Учредительная хартия отменена и Царство Польское вошло в состав империи наравне с другими ее областями. Варшавский и Вилеиский университеты были закрыты (также и Кременецкий лицей). Для западных областей спустя года два основан русский университет святого Владимира в Киеве.

ВОССОЕДИНЕНИЕ УНИАТОВ

После усмирения польского мятежа самою важною мерою в Западной России была отмена унии.

Еще при Екатерине II, когда западные области были возвращены России, в Униатской Церкви началось движение в пользу воссоединения с Церковью Восточною и многие униаты обратились тогда в православие. В конце XVIII столетия это движение приостановилось, не будучи поощряемо из Петербурга. Заведование делами Униатской Церкви даже было поручено Римско-католической коллегии, учрежденной в Петербурге для католиков Русской империи. Около 2000000 жителей оставались еще униатами. Поляки усилили свои старания, чтобы обращать униатов в католиков. В самой Униатской Церкви происходили раздоры; белое духовенство, т. е. священники, постоянно жаловались на обиды от униатских монахов, принадлежавших к Базилианскому ордену: базилиане захватили себе лучшие церковные имения и вообще были усердные союзники католицизма.

В царствование Николая Павловича было обращено особенное внимание на церковные дела в западном крае. Лучшие люди из униатского духовенства начали действовать в пользу воссоединения своей Церкви с православною. Из них главным деятелем на этом пути явился Иосиф Симашко (впоследствии литовский митрополит); им содействовал управляющий министерством внутренних дел (после граф) Блудов. В 1828 году для заведования делами Униатской Церкви император учредил особую Греко-униатскую коллегию под председательством греко-униатского митрополита. Большая часть базилианских монастырей была закрыта, и основана особая семинария (в Жировичах, недалеко от Слонима) для образования униатского духовенства. В то же время начато было в Униатской Церкви очищение греческих обрядов от католических примесей и постепенное приготовление к воссоединению. Польское восстание 1831 года ускорило это дело. Католическая партия, однако, не переставала мешать ему: пользуясь крепостным правом, помещики старались отвлекать своих крестьян от возвращения к православию. Тогда решено было покончить с унией торжественным актом. В 1839 году собрались в Полоцке греко-униатские епископы с большим числом своего духовенства и составили соборный приговор, в котором изложили состояние своей Церкви и просили государя о соединении ее с православною Церковью; на эту просьбу последовало высочайшее утверждение. (За унией оставалась пока Холмская епархия в Царстве Польском, а вне пределов России русская Униатская Церковь существует в Шгации и Венгрии[177].)

КРЫМСКАЯ ВОЙНА. КАВКАЗ

Европейские революционные движения 1848–1849 годов породили при петербургском дворе неосновательные опасения, что подобные движения могут распространиться и на Россию. Отсюда возникла печальная эпоха реакции, которою ознаменовались последние годы Николаева царствования. Усилились всякого рода административные и полицейские стеснения. В эту-то эпоху произошла так называемая крымская война. В 1852 году совершился новый разрыв между Россией и Турцией. Поводом к сему разрыву послужило то обстоятельство, что русское правительство вступилось за права христиан греческого исповедания в Палестине. Когда Порта ответила отказом на требования императора Николая, русская армия под начальством князя Горчакова летом 1853 года перешла границу и заняла княжества Молдавию и Валахию, а осенью того же года русский Черноморский флот под начальством адмирала Нахимова истребил турецкую эскадру при Синопе. Но Англия и французский император Наполеон III, опасаясь за самое существование Турции, послали ей на помощь свои войска и флот под предлогом поддержать политическое равновесие Европы; к ним присоединилась и Сардиния. Австрия, хотя и спасенная русскою помощью во время Венгерского восстания, также приняла против нас угрожающее положение[178]. Тогда возгоралась борьба России с четырьмя соединенными державами. Союзники, пользуясь своим громадным паровым флотом, появились почти на всех русских водах: в Черном море, Балтийском, Белом и у берегов Камчатки. Главные же военные действия сосредоточились на наших южных границах. В сентябре 1854 года русская армия очистила княжества и перешла обратно Прут (а эти княжества были заняты австрийскими войсками). В то же время сильный англо-французский флот высадил войско союзников в Крыму, у Евпатории. Главнокомандующий Крымскою армией князь Меншиков на берегах Пальмы дал сражение, но принужден был отступить. Неприятели с моря и суши осадили Севастополь, в гавани которого заперся наш парусный Черноморский флот: часть этого флота потоплена при входе в бухту, чтобы преградить доступ неприятельским кораблям. В продолжение 11 месяцев длилась под Севастополем упорная и чрезвычайно кровопролитная борьба. (При защите его из русских моряков отличились адмиралы Корнилов, Нахимов и Истомин, все трое павшие геройскою смертью; инженерные работы велись под руководством немца Тотлебена, заслуги которого в этой войне потом были очень преувеличены.) Попытки наших генералов штурмовать англо-французский лагерь на Инкерманских высотах и при Черной речке окончились неудачею. Русская армия, бывшая всегда предметом особых попечений императора Николая, сражалась с обычным своим мужеством и самоотвержением; но союзники имели на своей стороне превосходство нарезного оружия и путей сообщения; между тем как они легко получали подкрепления и продовольствие при помощи своих пароходов, сообщение Центральной России с Крымом производилось обширными степями по простым дорогам (Россия имела тогда одну только железную дорогу — между Москвою и Петербургом). Вообще эта война показала, как далеко Россия отстала от Европы в культурном отношении. Во время Севастопольской осады, 18 февраля 1855 года, скончался император Николай Г и на престол вступил его сын и преемник Александр И. Война продолжалась.

27 августа после страшного трехдневного бомбардирования и решительного приступа французы овладели Малаховым курганом, т. е. главным севастопольским укреплением; тогда русский главнокомандующий князь Горчаков (сменивший князя Меншикова) оставил разрушенный город и перевел гарнизон на северную сторону Севастопольской бухты. Между тем в Малой Азии, на южных пределах Закавказья, русские имели почти постоянный успех в битвах с турками; завоевание крепости Карса генералом Муравьевым ускорило ход переговоров о мире. Наконец война прекратилась.

Парижским миром 1856 года (18 марта). С обеих сторон завоевания были возвращены; устья Дуная, впрочем, отошли к Турции; Черное море объявлено нейтральным и открыто для торговых судов всех наций, а мы обязались не восстановлять там своего военного флота.

Финансы государства находились в затруднительном положении еще со времен Континентальной системы. Войны 1828–1831 годов расстроили их еще более. Но в следующий затем мирный период, продолжавшийся 16 лет, благодаря расчетливости, которою отличалось управление финансами умного министра из немцев графа Канкрина, и благодаря таможенному покровительству русской промышленности дела поправились: ценность ассигнаций повысилась, звонкая монета явилась в изобилии[179]. В Крымскую войну борьба с двумя самыми могущественными державами потребовала огромных усилий и пожертвований. Но по своим нравственным последствиям эта война была небесполезна для России, потому что способствовала уяснению общественных недостатков. Вместе с новым царствованием начались большие преобразования.

Кроме упомянутых войн царствование Николая I ознаменовано беспрерывными военными действиями против кавказских горцев.

Когда Грузия была присоединена к России, Кавказский хребет очутился между русскими владениями; тогда открылась продолжительная борьба с кавказскими горцами. Сначала русские ограничивались оборонительными действиями от набегов разбойничьих племен; с назначением генерала Ермолова главнокомандующим (1816) наше владычество мало-помалу стало проникать в горы. Но успехи русских были остановлены появлением новой мусульманской секты — мюридизма, который в тридцатых годах прошлого столетия с необыкновенною быстротою распространился в Кавказских горах, и мелкие, разъединенные дотоле племена соединились общим религиозным фанатизмом; из предводителей мюридов самым сильным и опасным для нас явился Шамиль, принявший высший духовный титул имама. Вытесненные из многих пунктов, русские должны были значительно увеличить свои силы и начать трудную, упорную борьбу с грозным имамом. Тщетно время от времени войска совершали экспедиции в разные горные области, жгли и разоряли черкесские аулы; предприятия эти были отрывочны, и покорение племен медленно подвигалось вперед. Распространение прочных завоеваний началось только с проложением широких лесных просек и открытием более правильных и постоянных наступательных действий[180]. Между тем влияние мюридизма значительно ослабело, и горные племена начали уже тяготиться деспотизмом своего имама.

V Взгляд на русскую образованность в первую половину XIX столетия

ВЫСШИЕ КЛАССЫ

Петровские реформы ускорили сближение России с Западной Европой, но в этом сближении по естественному ходу истории долгое время участвовали одни высшие классы; оно состояло преимущественно в заимствовании внешних форм европейской культуры. Со второй половины XVIII столетия дети знатных дворян окружались иностранными гувернерами, преимущественно французами. В верхних слоях общества преобладали французский язык и французская литература. Женщины в особенности подвергались изнеженному воспитанию и отчуждению от национальных преданий. «Ни в одной европейской стране, — замечает иностранный путешественник (барон Гакстгаузен), — между высшим классом нет такой изнеженности и роскоши, как в России». Главная причина этого явления заключалась в существовании крепостного права, которое давало возможность без личного труда пользоваться постоянными доходами и окружать себя раболепной прислугой. Стремление к изящным европейским формам цивилизации тем не менее содействовало дальнейшему развитию вкуса и смягчению нравов.

А в эпохи, трудные для отечества, как 1812 год, все классы народа равно проявляли высокий патриотический дух.

Дворянство вне чиновного класса (бюрократия) не получило большого политического и родового значения. С одной стороны, провинциальные дворянские собрания и выборы обыкновенно находились под влиянием администрации; с другой — реформы Петра I открыли доступ в дворянское сословие всем классам посредством чина. С тех пор постоянный прилив чиновников был так велик, что старые боярские роды почти затерялись в массе новых дворян, каковы потомки приказного люда, дети белого духовенства, инородцы, иностранцы и пр. Это был, однако, прилив наиболее энергичных сил из других классов, а право собраний и выборов поддерживало в дворянстве политическую опытность. Утверждению родовой и поземельной аристократии препятствовал также обычай наследства, т. е. беспрерывное дробление дворянских имуществ между детьми и переход земель в чужие руки от фамилий обедневших. Хотя служба со времен Петра III была не обязательна для дворян, но они по-прежнему составляли класс по преимуществу служебный; богатым дворянам служба предоставляла главный путь для достижения почетного, значительного положения в обществе, а бедным она давала средства существования. Притом, чтобы пользоваться всеми правами своего состояния (например, для участия в выборах), дворянин должен был иметь хотя первый чин. Военная служба вообще представляла хорошую практическую школу для молодежи. Она приучала ее к дисциплине, т. е. к порядку и повиновению; армия сближала людей разных слоев общества, с разных концов Русской земли и была главным хранилищем патриотических преданий.

Служба сосредоточила массу дворян в городах и армии; а в деревнях проживали большею частью мелкие помещики, уже оставившие службу. Богатые помещики с своею многочисленною дворней проживали в столицах; но после 1812 года значительная часть их рассеялась по губернским городам и способствовала здесь оживлению общежития и торговли предметами роскоши.

Удаление наиболее образованных и богатых землевладельцев из своих поместий и предрассудки, порожденные крепостным правом, мешали сближению их с земледельческим сословием, а следовательно, и их культурному влиянию на крестьян и на успехи земледелия.

КРЕСТЬЯНСКОЕ СОСЛОВИЕ,

на котором основывается значение России как государства по преимуществу земледельческого, оставалось верно своим старым обычаям, понятиям и преданиям; в его быту сохранилась та же простота и бедность. Нравы и увеселения его отличались прежнею грубостью и однообразием (водка, кулачные бои, хороводы и пр.). Грамотность весьма медленно распространялась между крестьянами: в сказках и песнях простолюдин по-прежнему находил главное удовлетворение для своей художественной потребности. Русское население северной полосы обнаруживает более деятельный и промышленный характер, нежели в других частях империи; здесь крепостное право было развито наименее, и в основе народного характера сохранился предприимчивый дух древних новгородских и суздальских поселенцев. Самое зажиточное население встречается по Волге (например, в Ярославской губернии). Напротив, самое бедное — в губерниях белорусских, где при неблагодарной почве крепостное право издавна было развито наиболее, где помещичий и чиновничий класс был по преимуществу польско-католический.

Развитию народного благосостояния в западных губерниях препятствовало и то обстоятельство, что коренному русскому населению малодоступна была торговая и промышленная деятельность, которая сосредоточилась там в руках евреев. После крепостного права и недостатка сельских школ вредное влияние на благосостояние и нравственность народную оказывала весьма распространенная привычка к вину.

В огромном численном преобладании великорусской народности над всеми другими заключалось главное условие нашего национального единства. Посредством колонизации, непрерывно подвигающейся на север и восток (за Уральский хребет), великорусское племя постепенно претворяло и продолжает претворять в славян массу туземных финских народцев. Отсутствие самобытности и низкая ступень гражданственности препятствовали этим народцам противостоять влиянию господствующего племени, более энергического и даровитого; но, усваивая себе русскую народность, они вносили собственные элементы в народность, язык, нравы и мировоззрение великоруссов. Отсюда произошло большое разнообразие местных говоров, обычаев и верований. Кроме того, разнообразие наружных и духовных качеств населения обусловливалось, конечно, различиями географических и исторических обстоятельств. Но русская колонизация на западных и южных окраинах государства в течение петербургского периода сделала мало успехов (за исключением Новороссии), так как встречала препятствия со стороны инородцев, более развитых в национальном, а отчасти и в культурном смысле (финляндцы, немцы, поляки, евреи, грузины, армяне и т. п.); притом и петербургская высшая бюрократия не покровительствовала русской колонизации в этих краях.

ГОРОДСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ

Относительно своего быта представляет два направления. Оно разделялось на жителей податных и неподатных. Так называемое городское общество по учреждениям Екатерины II, согласно с развитием нашего государственного строя в XVIII веке, составилось исключительно из податных классов, т. е. купцов, мещан и цеховых; в его руках сосредоточено было городское хозяйство; а классы неподатные (дворяне, чиновники, разночинцы, духовенство) устранены от обязанности нести общественные службы. Право избирать в городские должности (голова, члены распорядительной думы и пр.) не было ограничено известною степенью достатка, а предоставлено толпе бедных мещан, которые обыкновенно подчиняются личным влияниям богатых граждан. Выборное городское управление, вполне зависимое от властей административных и подчиненное канцелярским формам, по характеру своему не отличалось от управления казенного.

В самом образе жизни городского населения господствовало то же раздвоение: между тем как купцы и мещане держались более старых обычаев и по своему умственному развитию мало отличались от массы простолюдинов, многочисленный класс мелких чиновников старался подражать в образе жизни высшему обществу, часто заимствуя у него стремление к наружному лоску и привычку жить сверх своих средств. Наиболее деятельные и честолюбивые люди податного состояния стремились обыкновенно выйти из него (посредством средних и высших школ, казенной службы и пр.) и примкнуть к привилегированному классу, что, с одной стороны, отвлекало лучшие силы от торговли и промышленности, а с другой — чрезмерно умножало количество чиновников.

Подобное раздвоение значительно мешало городскому хозяйству прийти в цветущее состояние, вместе с тем мешало и развитию так называемого среднего состояния в государстве. Города по большей части отличались бедностью материальных средств и высших умственных интересов. Только некоторые из них благодаря счастливым условиям и промышленному характеру достигли богатства и значения. Первое место занимают две столицы. После Отечественной войны, когда фабричная промышленность получила в России значительное развитие, Москва сделалась главным центром этой промышленности и внутренней русской торговли; между тем Петербург оставался главным пунктом торговли внешней. (В 1846 году городское управление Петербурга было преобразовано и к участию в нем допущены неподатные обыватели.)

Далее успехи торговли и промышленности затруднялись медленностью, дороговизной путей сообщения, а также недостатком твердого кредита. Главное же зло, которым страдала общественная жизнь и которое подрывало народное благосостояние, был недостаток добросовестности, или, другими словами, малое развитие чувства законности — наследие старых времен, поддерживаемое поверхностным просвещением и другими историческими обстоятельствами (например, издавна развившимся обычаем «канцелярской тайны»). Это зло проникло всюду: в торговлю, промыслы, суды, школы и в самую литературу. Могущественное средство против подобного зла — печатная гласность — допущено в позднейшее время; она должна способствовать более правильному развитию общественного мнения.

НАУКА И ЛИТЕРАТУРА

Европейская наука после реформы Петра Великого мало-помалу начала прививаться к русской жизни, но университет и академия не скоро могли приобрести прочное влияние на общество, которое нуждалось еще в первоначальном образовании. Притом же большинство академиков и профессоров долгое время состояло из иностранцев и оставалось почти чуждо русской жизни. Только со второй четверти XIX столетия начинается заметное влияние университета на молодое поколение, когда организованная система средних учебных заведений приготовила достаточное количество слушателей, а посылка молодых людей в заграничные университеты доставила многих отличных профессоров[181]. (Министр народного просвещения граф Уваров — почитатель классического образования.) Но сознательная потребность в научном образовании еще мало проникла в глубь общества, и в характере школьного воспитания отражался главный общественный недостаток распространением познаний по преимуществу поверхностных. Образование женщин еще не пользовалось серьезным вниманием общества, и число женских школ в провинциях было очень незначительно. В столицах же процветали женские воспитательные заведения императрицы Марии Феодоровны.

Русская литература во время Александра I окончательно усвоила себе форму западноевропейской журналистики, и звание писателя приобретает почет помимо его чина и состояния. Несколько талантливых писателей своими трудами способствуют обработке литературного слова и развитию вкуса между читателями. В этом отношении особенно важны заслуги Карамзина, который в своих повестях и «Письмах русского путешественника» явился последователем и распространителем современного ему сентиментального, мечтательного направления западноевропейской литературы. Поэты его эпохи продолжали отчасти развивать риторическое направление старой школы и возвышенный тон державинской поэзии; наиболее даровитые из них были: Озеров (его трагедии: «Эдип в Афинах», «Дмитрий Донской» и др.), Гнедич (перевод «Илиады» Гомера) и Дмитриев, известный своими сатирами; стих его отличается такою же легкостью, какою прославилась проза его друга Карамзина. Но литературный интерес пока ограничивался небольшими кружками образованных людей; журналы («Сын Отечества», «Русский вестник», «Вестник Европы» и др.) слабо распространялись в массе читающей публики, и влияние их на целое общество было весьма незначительное; впрочем, и самое содержание их еще мало представляло современного общественного интереса. Зато переводные французские романы и некоторые русские подражания этим романам находили большой круг читателей.

Во второй четверти XIX столетия наша литература получает более самостоятельный характер и начинает сближаться с русскою жизнью. Сатирическое направление достигает замечательной степени развития в комедии Грибоедова (который был русским посланником в Тегеране и убит там возмутившеюся чернью в 1829 году), в неподражаемых баснях Крылова и особенно в художественных произведениях Гоголя. Эти три писателя преследуют темные стороны русского общества, особенно привычку скрывать недостатки и выставлять свою деятельность в лучшем ложном свете. Грибоедов в своей комедии «Горе от ума» изобразил пустоту интересов и мелочность современного московского «света». Крылов под формою коротких и чрезвычайно остроумных басен метко оттенял разнообразные стороны русского быта. Он подражал французскому баснописцу Лафонтену, но внес в свои басни столько оригинального русского духа, что остался поэтом самобытным[182]. Гоголь, родом малоросс, в главных своих произведениях (юмористическая поэма «Мертвые души» и комедия «Ревизор») воспроизвел яркие черты из мира русских чиновников и помещиков. Юмор Гоголя поражает читателя неистощимою веселостью; хотя в глубине своей отзывается довольно скорбным чувством. (Его, однако, справедливо можно упрекнуть в сильном пристрастии к малорусскому элементу и слишком отрицательном отношении к великорусскому.) Гоголь нашел себе многочисленных последователей («натуральная школа»), которые усвоили нашей периодической литературе преимущественно форму повести и под этою формой изображали разные стороны русского быта в границах, определенных цензурными постановлениями. Некоторые из них (например, Тургенев), с особенною любовью посвящая свой талант изображению крестьянского быта, мало-помалу вызвали внимание к нему и сочувствие образованного класса.

Но между тем как просвещенные литературные деятели старались о распространении научных сведений и здравых понятий в обществе, значительная часть писателей и журналистов не возвышалась над уровнем полуобразованной массы читателей; она продолжала развивать риторическое и сентиментальное направление предыдущей эпохи и вносила в литературу элементы недобросовестности. Например, внешнее могущество России (плод ее крепкого внутреннего единства) подавало повод свысока отзываться о западноевропейской цивилизации и провозглашать ее отжившею; таким образом, вместо стремления к народному самопознанию и к исправлению своих недостатков подобные писатели поощряли в обществе излишнее самодовольство, ведущее к застою. Бесконечным содержанием для романов служило однообразное, эгоистическое чувство любви, и женщина изображалась крайне односторонне, то есть как предмет этого эгоистического чувства. Из романов с историческим и патриотическим характером в эту эпоху выделяются произведения Загоскина («Аскольдова могила», «Юрий Милославский») и Лажечникова («Басурман» и «Последний новик»). Литературная критика долгое время отличалась своим ничтожеством и мелочным направлением; только в сороковых годах она приобрела некоторую силу и оригинальность под пером даровитого Белинского (к сожалению, не получившего основательного образования), который умел приводить в тесную связь вопросы чисто литературные с вопросами общественными и пробуждал к ним живой интерес.

Поэзия, основанная на западных образцах, и обработка изящного стиха нашли себе самых полных представителей в лице Батюшкова, Жуковского, последователя германской романтической школы, и Пушкина. Но последний (1799–1837) своим удивительным поэтическим чутьем понял, какие богатства заключаются в народной словесности, которая в первобытной, наивной форме раскрывает дух народа, его помыслы, его радости и страдания; он пытался найти источники вдохновения в народном эпосе, т. е. в песнях, сказаниях и преданиях[183]. Он пытался также брать содержанием своей поэзии настоящее и прошлое русской жизни. В его «Евгении Онегине» отразились некоторые идеализованные черты современного дворянского быта; а чтение «Истории» Карамзина вдохновило его написать величественную историческую трагедию «Борис Годунов»[184].

Разлад литературы с родным бытом особенно мешал развитию национальной русской драмы. Наше драматическое искусство представляло бедность замечательных оригинальных произведений при большом количестве переводов и переделок, в особенности с французского. Поэтому театр, имеющий своею высшею задачей улучшение нравов, еще не мог приобрести значительного влияния на русское общество[185].

Из произведений наших духовных ораторов XIX века первое место занимают труды Филарета, митрополита московского, и Иннокентия, архиепископа херсонского.

Эпоха николаевской реакции (1848–1855) особенно сильному стеснению подвергла русскую литературу, когда цензура, и прежде строгая, теперь задерживала всякое сколько-нибудь свободное выражение творческой мысли и общественного чувства.

ИСТОРИОГРАФИЯ

Начало критической разработки русской истории в значительной степени положено было в XVIII в. немецкими учеными, членами Петербургской Академии наук, именно Байером, Миллером и Шлецером, которые трудились над источниками первоначальной русской истории (причем басню о призвании варягов-руси по внешности облекли в научную систему). Миллер, кроме того, оказал большую услугу науке как издатель многочисленных исторических материалов. В том же веке некоторые из русских писателей пытались составить полную историю. Во-первых, заслуживает внимания «Ядро Российской империи», написанное Манкиевым при Петре Великом; оно имеет вид исторического учебника. Еще более замечателен труд Татищева, который под именем «Истории Российской с самых древнейших времен» представил подробный свод летописных известий, доведенный до Михаила Феодоровкча[186]. Потом следует «Русская история» князя Щербатова, написанная в царствование Екатерины II (15 томов); не ограничиваясь одним сводом известий, автор старался объяснить события и обращал внимание на внутреннее состояние общества. В царствование Александра! написана была Карамзиным знаменитая «история Государства Российского» (12 томов; доведена почти до эпохи Романовых). Огромная начитанность, блестящий литературный талант и горячая любовь к предмету сообщили истории Карамзина весьма важное значение; она составила эпоху в нашей исторической литературе. Впервые появившийся на русском языке изящный живописный рассказ событий возбудил в обществе живей интерес к отечественной истории, и книга имела необыкновенный успех. Ее упрекали в слабости исторической критики и в том, что события по большей части имеют одну внешнюю, хронологическую связь между собою, но эти недостатки связаны вообще с характером исторической науки в то время. (Примечания в его книге до сих пор драгоценны многочисленными выписками из исторических материалов.) После Карамзина заслуживают внимания «Повествование о России» Арцыбаше в а — сухой свод летописных и других известий, доведенных до 1698 года, и «История русского народа» Полевого, прекратившаяся на царствовании Иоанна Грозного. С 1851 года стала издаваться «История России с древнейших времен» Соловьева, отличающаяся подробным сводом источников и стремлением раскрыть внутреннюю связь событий (изложение XVII и XVIII веков богато извлечениями из неизданных государственных актов). Все сочинение заключает 29 томов. Он остановился на царствовании Екатерины II (1879).

Материалами для русской истории XVIII и первой половины XIX столетия служат, во-первых, «Полное собрание законов», во-вторых, многочисленные мемуары русских и иностранцев (последние, впрочем, часто пристрастны и заключают в себе много лжи). Из иностранных замечательны мемуары генерала Гордона, Беркгольца и Манштейна; из русских — майора Данилова и Болотова, которые важны для быта русских дворян XVIII столетия; для истории высшего класса и русской администрации любопытны записки князя Шаховского, Порошина, Державина, княгини Дашковой, Храповицкого (статс-секретаря Екатерины II), самой ЕкатериныII и сенатора Лопухина; а для военной истории — записки графа Толя. Самые же богатые запасы исторических материалов (акты дипломатические и административные, судебные дела и пр.) хранятся в государственных архивах[187].

VI. Александр II Освободитель. 1855–1881 1856–1859–1861–1863–1873–1877

ОСВОБОЖДЕНИЕ КРЕСТЬЯН

18 марта 1856 года Парижский мир окончил трехлетнюю тяжелую войну по Восточному вопросу, и только после этого умиротворения новому государю угодно было исполнить обряд своего коронования (26 августа в Москве). Торжество венчания сопровождалось целым рядом монарших милостей (между прочим, возвращение из Сибири декабристов 1825 года и польских мятежников 1831 года). Вслед за тем император Александр II приступил к величайшей своей реформе — к отмене крепостного права, которое утвердилось целыми веками, порождало множество злоупотреблений помещичьей власти, вредно влияло на нравы и задержало экономическое развитие России. Сознание, что это право отжило свое время и нуждается в реформе, выражалось и в некоторых мерах предыдущих царствований (например, указы Павла I с трехдневной работе в неделю, Александра! о свободных хлебопашцах и Николая I о крестьянах «обязанных» и инвентарных правилах). Но решение о неотложной его отмене вполне принадлежит Александру II[188].

В 1861 году 19 февраля (день восшествия на престол) подписан высочайший Манифест об уничтожении крепостного права. Вместе с Манифестом изданы были Положения о новом устройстве крестьянского сословия и наделении крестьян землею. Бывшие крепостные крестьяне (вместе с дворовым и считавшие более 22 000 000 душ) поступили в число свободных сельских обывателей, но пока остались во временнообязанном отношении к помещикам, т. е. до выкупа своего полевого надела обязаны были платить оброк и отправлять некоторые повинности в пользу помещика. Выкуп производился по обоюдному согласию с помещиком при помощи ссуды от правительства. Смотря по местности, определены были наименьшие размеры крестьянского земельного надела. Подробности этого надела и размер повинностей представлялось определить уставными грамотами, которые заключались между крестьянами и помещиками. Для рассмотрения обоюдных недоразумений и споров и для наблюдения за исполнением положений были временно учреждены для каждого уезда так называемые мировые посредники, а для всякой губернии — «губернское по крестьянским делам присутствие». Крестьянское сословие, вышедшее из крепостной зависимости, получило для своего внутреннего управления общинное устройство; каждое сельское общество, или мир, решает свои дела на сельском сходе; исполнителем этих приговоров является выборный староста. Несколько сельских обществ составляют волость с волостным правлением, старшиною и волостным судом во главе.

Манифест царя-освободителя был торжественно объявлен в обеих столицах 5 марта того же 1861 года при общем народном восторге. Он оканчивался словами:

«Осени себя крестным знамением, православный русский народ, и призови с нами Божие благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного».

Те же положения (т. е. то же крестьянское устройство) были потом распространены и на другую половину сельского сословия, т. е. на крестьян государственных, дворцовых и удельных[189].

ГЛАСНЫЙ СУД, ЗЕМСТВО, ФИНАНСЫ, ПУТИ СООБЩЕНИЯ

Уже в начале своего царствования государь император в одном манифесте возвестил свое желание, чтобы «правда и милость царствовали в судах». После отмены крепостного права ближайшею его заботой была судебная реформа, которая долженствовала «водворить в России суд скорый, правый, милостивый и равный для всех». В 1862 году (29 сентября) он утвердил общие начала этой реформы, гласный и устный суд для процессов уголовных и гражданских, а также участие местных обывателей в делах уголовных положены в основание нового суда. Обработка подробных положений была возложена на особую комиссию при Государственной канцелярии. Потом новые судебные уставы были рассмотрены Государственным советом и в 1864 году (24 ноября) утверждены высочайшею властью. Разбор менее важных преступлений и имущественных исков предоставлен мировым судьям, для чего каждый уезд разделен на мировые участки. В назначенные сроки собираются съезды мировых судей, куда могут обращаться недовольные решением одного судьи. Дела и преступления более важные подлежат разбору окружных судов. В уголовном отделении этих судов участвуют присяжные заседатели, назначаемые из местных обывателей. Они решают вопрос о том, виновен или невиновен подсудимый, и в случае признания его виновным судьи определяют ему наказание. Высшую затем инстанцию для дел уголовных и гражданских составляют судебные палаты. Заседания во всех этих судебных учреждениях суть гласные, или публичные, т. е. допускается присутствие посторонних лиц. Для устной защиты подсудимых и тяжущихся пред судом устроен институт присяжных поверенных (адвокатов), а устное обвинение возложено на прокуроров и их товарищей. Правительствующий сенат преобразован в верховный кассационный суд, которому предоставлено право в некоторых случаях отменять (кассировать) решения помянутых судебных инстанций. Россия разделена на судебные округи. В 1866 году новые суды торжественно открыты в округах Петербургском и Московском, а затем постепенно вводились в других губерниях (пока за исключением Западных и Балтийских, о которых изданы особые положения в 1880 году).

Одновременно с судебными уставами совершалось введение в тех же губерниях новых земских учреждений в силу высочайшего указа правительствующему сенату от 1 января 1864 года. Для ведения делами хозяйственными, земскими повинностями, путями сообщения, народным образованием и продовольствием, благотворительными заведениями и т. д. учреждены земские собрания, уездные и губернские, состоящие из так называемых гласных, избираемых на три года землевладельцами, городскими и сельскими обществами. Гласные должны быть не моложе 25 лет и владеть известных размеров недвижимою собственностью. Уездные и губернские земские собрания съезжаются ежегодно по одному разу на известный срок, а текущими делами по земству занимаются земские управы, уездные и губернские, члены которых выбираются земскими собраниями из своей среды.

В связи с земскими учреждениями находится и преобразование городского управления. Уже в 1863 году в Москве и Одессе городские думы были устроены по образцу петербургской; а потом указом 1870 года (16 июня) в большей части губерний введено новое городовое положение. Это положение, как и земские учреждения, основано на началах хозяйственного самоуправления и на устранении сословных различий при выборе в число гласных, или членов городской думы. Выборы в гласные происходят через каждые четыре года. Городская дума, т. е. общее собрание гласных, занимается вопросами, относящимися к разным отраслям городского благоустройства, а для заведования текущими хозяйственными делами она назначает городскую управу под председательством городского головы.

Относительно управления финансами замечательны следующие постановления: во-первых, правила о составлении и исполнении государственной росписи; во-вторых, единство кассы. В прежнее время хотя государственная роспись, т. е. смета доходов и расходов (бюджет), составлялась вперед на каждый год, но точное ее исполнение ни одно ведомство не считало для себя обязательным и каждое министерство имело право испрашивать у верховной власти дополнительные суммы для своих расходов, не соображаясь с общими средствами государства. Новые правила, учрежденные в 1852 году, предписывали строго держаться сметы; а всякий чрезвычайный (сверхсметный) расход теперь предварительно должен поступать на рассмотрение министерства финансов и, кроме того, государственного контролера, затем в Государственный совет, а потом уже восходить на высочайшее утверждение. В прежнее время почти каждое ведомство имело в своем распоряжении особые доходы и капиталы, которые расходовало по своему усмотрению. По новому порядку доходы и капиталы всех ведомств, а также остатки от расходов должны поступать в Государственное казначейство, и таким образом установлено единство кассы. Далее приняты были некоторые меры для сокращения чрезмерного количества кредитных билетов (т. е. бумажных денег), выпущенных на государственные нужды во время Крымской войны; от этих выпусков ценность их значительно понизилась. Между прочим, заключены были разные займы, внутренние и внешние.

Важною финансовою мерой была отмена винных откупов. Вместо них введена акцизная система питейных сборов (с 1863 года), т. е. установлен акциз, или непосредственная пошлина, со спирта, вина и других крепких напитков, и для наблюдения за правильностью этой торговли учреждено особое акцизное управление. (Сборы с торговли крепкими напитками издавна составляют важнейшую статью в русском бюджете.) В столицах и многих других городах разрешено устройство частных кредитных учреждений, т. е. акционерных банков, которые выдают ссуды под залог имущества за известные проценты.

Крымская война ясно показала недостаток усовершенствованных путей сообщения, а потому немедленно по окончании военных действий правительство русское позаботилось постройкой целой сети железных дорог. Уже в январе 1857 года издан высочайший указ, разрешивший обществу иностранных и русских капиталистов устройство железнодорожных линий на протяжении 4000 верст. Общество это наименовано Главным обществом российских железных дорог. За ним начали учреждаться и другие акционерные общества с тою же целью, так что железнодорожная сеть стала быстро развиваться в Европейской России[190]. Точно так же вслед за окончанием Крымской войны под высочайшим покровительством возникла особая акционерная компания под названием Русского общества пароходства и торговли для пароходных торговых сообщений на Черном и Азовском морях. В то же время начали размножаться акционерные компании для постоянных пароходных сообщений по главным русским рекам и озерам.

ПЕЧАТЬ, ШКОЛА И ДРУГИЕ РЕФОРМЫ

Строгие цензурные уставы предыдущей эпохи не допускали печатного обсуждения текущих политических вопросов. С новым царствованием русской печати предоставлен гораздо больший простор: повременные издания стали быстро размножаться; появились и ежедневные газеты. Допущенная к обсуждению разных сторон нашей государственной жизни, русская печать оказала большие услуги предварительною теоретическою разработкой тех мер, которые касались важнейших правительственных реформ. В 1862 году цензурное ведомство из министерства народного просвещения перенесено в министерство внутренних дел, а указом 1865 года (6 апреля) ограничено действие предварительной цензуры. Некоторые издания совсем от нее освобождены, причем установлены для них известные взыскания в случаях нарушения правил о печати. (Рядом с цензурными облегчениями отменены и прежние стеснения в сношениях и поездках частных лиц в Западную Европу.) Подобные меры способствовали сильному развитию отечественной литературы, дали возможность целому ряду даровитых писателей проявить свои таланты в полном блеске и помогли возникновению русской публицистики, которая в свою очередь много помогала обсуждению важных государственных вопросов[191].

К сожалению, одновременно с развитием этой литературы в некоторых органах русской печати явилось вредное направление, отрицательное (или так называемое нигилистическое), совершенно противоположное сентиментальному направлению прежней эпохи. В таком злоупотреблении более свободным печатным словом, естественно, выразился недостаток основательного образования, Легкомысленные писатели, подражая некоторым западным мечтателям (и даже не изучая их серьезно), принялись в особенности развивать так называемые социальные идеи, направленные против семейных уз и собственности — этих первых основ человеческой гражданственности, без которых человечество возвратилось бы к дикому состоянию. Между прочим, под видом эмансипации женщин взамен чувства долга проповедовалось поклонение грубой чувственности. Подобные писатели-радикалы в сущности развивали те же черты нравственной распущенности, которые были порождены долгим господством крепостного права и весьма поверхностным образованием[192]. В связи с этим отрицательным направлением появилось и крайне реальное (собственно «пошлое») направление: романы, помести, драмы и комедии стали наполняться неосмысленным изображением пошлых людей и пошлой действительности, не способствуя, таким образом, облагорожению вкусов и нравов.

Улучшение и размножение училищ составило одну из главных забот нового царствования. В 1864 году высочайше утверждено Положение о начальных народных училищах. Число их стало возрастать при помощи земских учреждений. Для приготовления народных учителей открыты министерством народного просвещения «учительские семинарии». В том же 1864 году утвержден новый устав гимназий с разделением их на «классические» и «реальные». А в предыдущем 1863 году высочайше утвержден новый университетский устав, которым главная власть в делах университета предоставлена совету (т. е. собранию профессоров) с выборным ректором во главе. Основаны новые русские университеты в Одессе (на место прежнего Ришельевского лицея) и в Варшаве (на место прежней главной школы)[193]. Министр народного просвещения граф Толстой, надеясь поднять на уровень европейский общее образование, которое получается в гимназиях, предпринял положить в основу его изучение классических языков, т. е. усилить занятие греческим и латинским языками. В этом смысле составленный им проект получил высочайшее утверждение в июне 1871 года. Но по своему слишком формальному, грамматическому характеру эта реформа не дала ожидаемых плодов.

Значительное развитие в эту эпоху получило женское образование, дотоле ограниченное большею частью закрытыми заведениями (правительственными институтами и частными пансионами). Изданы новые положения о женских открытых школах (т. е. для приходящих учениц), почти во всех городах заведены эти школы, а в губерниях учреждены женские гимназии и прогимназии. Главный почин и покровительство в этом деле принадлежали императрице Марии Александровне. В столицах сделаны некоторые попытки открыть женщинам доступ к высшему образованию (соответственно мужским университетам и академиям), в особенности к занятиям медициной и хирургией. Кроме того, женщинам открыт доступ к некоторым служебным занятиям (например, в почтовых и земских учреждениях).

Из других мер и преобразований этого царствования наиболее важны следующие.

Вследствие возрастающего развития европейских армий, основанного на общей воинской повинности (по образцу Пруссии, разгромившей в 1870–1871 годах вторую Французскую империю), Россия тоже должна была принять соответственные меры. 1 января 1874 года изданы высочайший манифест о всесословной воинской повинности и самый устав ее. Молодые люди всех сословий, достигшие известного возраста, обязаны поступать на известный срок в армию, но не все поголовно, а именно те, кому достанется жребий; остальные зачисляются в государственное ополчение, которое собирается в случаях особой нужды. Притом в отбывании воинской повинности сделано сокращение сроков, смотря по степени образования[194]. Телесные наказания, столь распространенные в прежнее время, отменены, за немногими исключениями (в 1863 году). Относительно православного духовенства назначено особое присутствие по вопросу об улучшении его быта (1863) и затем отменена сложившаяся в прежнее время его потомственная отдельность от других сословий, т. е. дети священно- и церковнослужителей изъяты из духовного звания (1869). По вопросу о раскольниках сделаны для них некоторые облегчения; между прочим, браки их признаны законными (1864). Вопрос о подушной подати (которая в связи с круговою порукой служила главным отличием крестьянского и мещанского сословий от классов привилегированных) занимал правительство с самой отмены крепостного права. Наконец в марте 1879 года последовал высочайший указ министру финансов изыскать другие источники государственных доходов для отмены подушной подати. Вообще благодаря внешним успехам, гражданственности и личной гуманности императора Александра II самое русское самодержавие (в петербургский период отклонившееся от строго национального направления московской эпохи) приняло в его время характер абсолютизма мягкого и просвещенного.

ПОЛЬСКАЯ СМУТА И ЗАПАДНАЯ ОКРАИНА

Со времени усмирения мятежа 1830 года управление Привислинского края, или так называемого Царства Польского, состояло как бы на военном положении, т. е. сосредоточивалось в руках военных начальников и охранялось военно-полицейскими мерами. Наместник края князь Паскевич был облечен почти диктаторскою властью. Смягчение такого положения явилось в числе первых забот императора Александра II. Он даровал прощение (амнистию) полякам, замешанным в прежних политических преступлениях; возвратил сосланных из Сибири и дозволил возвратиться на родину эмигрантам (т. е. бежавшим за границу); повелел сложить со счетов казенные недоимки и взыскания в крае; отменил полицейский характер администрации и вообще предпринял ряд разных либеральных мер. В то же время по смерти строгого фельдмаршала Паскевича преемником его назначен добродушный князь Горчаков (бывший главнокомандующий в Крыму). Но вместе с либеральными мерами правительства воспрянули между поляками заветные мечты о восстановлении старой Речи Посполитой и даже о возвращении им западнорусских областей[195].

Вскоре движение приняло открытый характер; в Варшаве начались народные сборища, торжественное пение революционных гимнов в костелах и разные уличные процессии, в которых принимали участие толпы женщин и молодежи с духовенством во главе. При бездействии властей и полиции (состоявшей большею частью из поляков) подобные демонстрации принимали все более и более враждебный правительству характер и повели к некоторым столкновениям с войском, причем пало несколько жертв. Тайный революционный комитет после того наложил всеобщий траур на женщин, и агенты его преследовали тех, которые решались появляться на улице не в траурном платье. По примеру Варшавы демонстрации и разные беспорядки быстро распространились по другим городам Царства и также в смежных с ним западных губерниях России, где класс чиновников и помещиков с их многочисленною дворней состоял из людей давно ополяченных, где также католические ксендзы и находящиеся под их влиянием женщины явились усердными сторонниками движения.

Между тем государь император, несмотря на это враждебное движение, продолжал свои либеральные меры в отношении Царства Польского: учредил для него в Варшаве Государственный совет с участием духовных сановников и знатнейших обывателей, даровал выборное городское управление и, наконец, поставил во главе всего гражданского управления природного поляка маркиза Велепольского. Последний, хотя также стремился к восстановлению польской самобытности, но не путем революции, а путем правительственных реформ; он принадлежал к тем польским патриотам, которые желали иметь особые учреждения, но сохранить соединение с Россией только под одною царствующею династией наподобие соединения Венгрии и Австрии. Велепольский начал борьбу с крайней, т. е. революционной, партией и, между прочим, закрыл Земледельческое общество. Преемники умершего Горчакова тщетно пытались утишить волнение, и правительство вынуждено было объявить край на военном положении. Государь император назначил своим наместником в Царство собственного брата, великого князя Константина Николаевича. Но революционная партия уже и самого Велепольского объявила изменником. Последовал ряд покушений на его жизнь, а также на жизнь генерала Лидерса, исправляющего должность наместника до прибытия великого князя, и, наконец, на жизнь самого великого князя.

Открытый вооруженный мятеж вспыхнул в январе 1863 года по поводу начавшегося рекрутского набора. Революционная партия решила начать восстание внезапною резней вроде Варфоломеевской ночи. В ночь с 10 на 11 января в различных городах и селениях Царства было сделано нападение на спящих русских солдат. Но только немногие рассеянные команды удалось мятежникам захватить врасплох. Затем шайки их, укрываясь в лесах, пытались повсюду распространить восстание и употребляли все меры устрашения, чтобы действием террора увлечь население к мятежу. Тайный революционный комитет назначал казни и рассылал повсюду убийц. Благодаря содействию духовенства и шляхты такие же шайки появились в лесах Литвы, Белоруссии и Волыни. Но в последних восстание встретило отпор со стороны крестьянского населения: будучи православным и угнетаемое ополяченными и окатоличенными помещиками, оно оказывало деятельное содействие правительству в подавлении мятежа. В самом Царстве польские крестьяне, хотя лично освобожденные от крепостной зависимости во время Наполеона, но без земли, терпели от помещиков постоянные притеснения, и теперь, несмотря на льстивые обещания, не поддавались ни обольщению, ни террору и не приняли значительного участия в мятеже. Наибольший успех он имел в юго-западном углу Царства, где шайки получали подкрепление людьми и оружием от поляков Австрийской Галиции. Но нигде они не выдержали встречи с русскими отрядами, и последние должны были постоянно разыскивать и преследовать их по лесам. С назначением наместником в Варшаву графа Берга, а в Вильну генерал-губернатором Северо-Западного края М.Н. Муравьева (брата Муравьева-Карского) борьба с мятежом получила более решительный и энергический характер. Особенно отличился своими решительными мерами и суровою расправою с бунтовщиками генерал (вскоре граф) Муравьев, так что мятеж быстро пришел к концу. В это время три великие державы, побуждаемые польскими агентами, Франция, Австрия и Англия, вздумали произвести дипломатическое вмешательство и прислали русскому правительству угрожающие ноты с требованием разных уступок в пользу поляков.

Такие дерзкие притязания руководить нашими внутренними делами вызвали сильное негодование в русском народе. От всех сословий повергнуты к стопам монарха заявления верноподданнических чувств и готовности всем жертвовать для борьбы с внешними врагами. Опираясь на такое единодушие общественного мнения, государственный канцлер князь Горчаков в своих ответных нотах энергически отверг право западных держав на какое-либо вмешательство в русско-польскую распрю. Тогда державы эти отступились от своих требований. Между тем как Австрия поощряла мятеж, иначе держала себя Пруссия. Она заключила с Россией конвенцию, направленную против мятежников (и впоследствии, во время войны с Францией, пожала обильные плоды своей дальновидной политики). К началу 1864 года польский мятеж был усмирен. В том же году 19 февраля издан высочайший манифест о наделении польских крестьян землею.

При этом им даровано участие в местном, или тминном, управлении посредством выборных войтов (старшин) и других гминных должностных лиц. (Гмина есть община, составленная из нескольких селений.) Этот мятеж вынудил правительство отменить отдельные правительственные учреждения Царства Польского, или Привислинского края. Указами 1866 года финансовое, почтовое и губернское управление этого края преобразовано на началах, общих с другими частями Российской империи, причем он разделен на 10 губерний (вместо прежних пяти). Некоторые соответственные меры были приняты и в западных русских губерниях, чтобы на будущее время предохранить русское крестьянское население от влияния польско-католической шляхты. Между прочим для усиления русского элемента в помещичьем классе повелено (указом 10 декабря 1865 года) конфискованные и секвестрованные за участие в мятеже имения в западных губерниях продавать лицам русского происхождения. Вследствие особого положения этих губерний, в которых городское население состоит большею частью из евреев и ополяченных обывателей, на них пока не были распространены реформы судебная и земская. Под предлогом уменьшить массу скопившегося там еврейства (указом 16 июля 1865 года) дозволено евреям-ремесленникам переселяться из западных губерний в другие области империи, в которых они дотоле не имели права жительства. (После того масса еврейского пролетариата под видом ремесленников начала быстро распространяться в средней и восточной части России, а в западных губерниях гнет от евреев нисколько не уменьшился. Наконец, в государственных видах необходимо было отменить остаток церковной унии, существовавшей в юго-восточной части Привислинского края и составлявшей особую Холмскую епархию. Воссоединение с православною Церковью началось в Седлецкой губернии в январе 1875 года, а за нею потом воссоединены и другие части Холмской епархии. (Но стараниями польских ксендзов и помещиков там многие русские, бывшие униаты, отпали в католичество.)

Весьма важные меры в это царствование были приняты по отношению к великому княжеству Финляндскому. В 1863 году был созван сейм из представителей всех сословий княжества (хотя он не созывался с самого присоединения Финляндии). С этого времени Финляндия начала пользоваться почти полною отдельностью от коренной России, т. е. внутренним самоуправлением с делопроизводством и преподаванием на шведском и финском языках. Она получила даже свою особую монету. А в 1879 году (при военном министре Милютине) в довершение ее привилегий по-велено приступить к образованию особого туземного войска. Из всех западных окраин империи реформы наименее коснулись трех балтийских губерний (Курляндской, Лифляндской и Эстляндской); они остались при своих местных привилегиях, которые в прежнее время были дарованы господствующему там немецкому элементу, составляющему класс помещиков и горожан. В конце царствования была упразднена должность общего для них генерал-губернатора.

ПОКОРЕНИЕ КАВКАЗА. ВОСТОЧНЫЕ ОКРАИНЫ

Во время восточной, или крымской, войны кавказские горцы с Шамилем во главе, подстрекаемые турками и англичанами, продолжали свои враждебные действия против русских и хотя не совершили ничего замечательного, однако заставили нас держать на Кавказе большую армию и тем развлекали наши силы. По окончании крымской войны государь решил во что бы ни стало покончить эту продолжительную борьбу с хищными, непокорными племенами, — борьбу, стоившую нам постоянно много денег и людей (особенно падавших жертвами непривычного климата). Начальником Кавказского корпуса и исправляющим должность наместника назначен был князь Барятинский, уже прежде отличавшийся своими подвигами в битвах с горцами и хорошо с ними знакомый. Кавказская армия усилена новыми полками, и борьба не замедлила принять решительный оборот.

Широкие просеки, прорубленные русскими солдатами сквозь густые леса под огнем неприятелей, открыли доступ в те глухие трущобы, в которых дотоле укрывались горны. Князь Барятинский сперва устремил главные усилия на восточную часть Кавказа, где наиболее господствовала секта мюридов. Общее наступательное движение, совершавшееся по зрело обдуманному плану, скоро привело Шамиля в стесненное положение. Гордые племена отпадали от него одно за другим и изъявляли покорность. Взята была и главная его резиденция, чеченский аул Веден, после чего и весь воинственный чеченский народ покорился русскому владычеству. Шамиль бросился в Дагестан, т. е. крайнюю восточную область, прибрежную Каспийскому морю. Русские войска преследовали его неутомимо и наконец осадили в ауле Гуниб, который расположен на неприступной горе. Шамиль укрылся сюда со своим семейством и несколькими сотнями отчаянных мюридов, усилил разными укреплениями неприступность этого места и решил защищаться до последней крайности. Князь Барятинский лично руководил осадными действиями. Несмотря на целый дождь камней, сбрасываемых с вершины, русские штурмовые колонны успели в ночное время с разных сторон взобраться на гору и густою цепью окружили самый аул, в котором Шамиль и остаток мюридов засели в каменных саклях и продолжали отстреливаться. Наконец на предложение главнокомандующего прекратить бесполезную оборону и не подвергать аул всем ужасам штурма имам вышел и сдался без всяких условий, повергая свою судьбу на милосердие государя (в августе 1859 года). Он был отправлен в Петербург. Государь принял его благодушно и назначил для жительства ему с семейством город Калугу.

Когда покорилась восточная часть Кавказа, все усилия русских немедленно устремились на западную часть, которая потребовала четырехлетней непрерывной и неослабной кампании. Борьба в этой части была трудна потому в особенности, что мы не могли блокировать ее со стороны Черного моря, на котором вследствие Парижского трактата могли держать только небольшую флотилию мелких судов для полицейской береговой службы. Этим пользовались те державы, которые желали вредить России, особенно Турция и Англия. Турецкие агенты сновали в горах, возбуждая горцев к отчаянной войне; а турецкие пароходы постоянно подвозили горцам порох, оружие, даже пушки и, кроме того, разных искателей приключений, становившихся в ряды защитников дикой независимости. Особенно много явилось туда поляков, а во время польского мятежа была даже попытка сформировать на Кавказе целые регулярные отряды из поляков на английские деньги (но безуспешно). Чтобы упрочить свои завоевания, русское правительство предприняло систему постепенного заселения казачьими станицами прибрежий Черного моря, для чего закубанских черкесов отодвигало внутрь страны. Наиболее видным деятелем при покорении Западного Кавказа явился генерал Евдокимов (пожалованный титулом графа). Между тем фельдмаршала князя Барятинского сменил новый наместник, младший брат государя великий князь Михаил Николаевич (в 1863 году), и наступательные военные действия пошли еще быстрее, так что весною 1864 года последние остатки непокоренных черкесов покорились русскому оружию. Так кончилась кавказская война, длившаяся 65 лет и поглотившая огромные средства. Это покорение сопровождалось большим выселением горских племен. Более 200000 черкесов, не хотевших подчиниться России, на турецких кораблях переправились в Турцию и там получили земли отчасти в Малой Азии, а большею частью поселены были на Балканском полуострове посреди христианских жителей. (В то же время выселилась в Турцию и часть крымских татар.)

Другие обширные завоевания около того же времени совершены Россией в Средней Азии или Туркестане, а именно завоеваны часть ханства Коканд-ского и часть Бухарского. Тогда наши приобретения в Средней Азии оказались столь обширны и требовали стольких забот по управлению и обороне, что из них (в 1867 году) образовано особое генерал-губернаторство Туркестанское с главным городом Ташкентом[196].

За Кокандом и Бухарою наступила очередь Хивы, Хивинцы, отделенные от наших границ непроходимыми песчаными пустынями, считали себя недоступными для русского оружия. (В этом мнении утверждали их гибель русского отряда, отправленного на Хиву Петром Великим под начальством князя Бековича-Черкесского, а потом неудачный поход на Хиву из Оренбурга генерала Перовского в 1840 году; избегая летнего зноя, отряд Перовского отправился в зимнее время, но по причине глубоких снегов должен был вернуться с дороги.) Хан позволял себе захватывать и обращать в рабство русских купцов, бунтовал против нас киргизов, покровительствовал набегам туркмен и пр. Не получая никакого удовлетворения на свои требования, русское правительство решило наконец смирить это полудикое, полуразбойничье рабовладельческое государство. Раннею весной 1873 года с разных сторон направились на Хиву три русские колонны: с восточного берега Каспийского моря пошел отряд Кавказской армии, из Оренбурга — уральские казаки под начальством генерала Веревкина, из Ташкента выступил туркестанский генерал-губернатор фон Кауфман, который принял главное начальство. Поход по песчаным, безводным степям при скоро наступившем зное представлял неимоверные трудности. Русские, однако, преодолели все препятствия, рассеяли скопища туркмен, пытавшиеся загородить им путь, достигли до Хивы и взяли это гнездо хищников (29 мая). Хан лишился части своих владений и получил мир на условиях, которые поставили его в зависимость от России. Одним из условий этого мира было освобождение великого количества рабов (большею частью захваченных из соседней Персии) и отмена рабства на будущее время. Смуты и мятежи в Кокандском ханстве, направленные против русского владычества в Средней Азии, вынудили потом русское правительство и все это ханство включить в свои владения (1876). Вообще Россия явилась силою умиротворяющею в этих странах, когда-то богатых и цветущих, но уже давно стонущих под гнетом мусульманского фанатизма, торговли рабами, всякого рода хищничества и постоянных междоусобий местных владетелей. С водворением русского владычества в Туркестане наши торговые сношения с Среднею Азией оживились и получили более безопасности; благосостояние местных жителей начало заметно возрастать; благодаря постоянному спокойствию под защитою русского оружия стала проникать и русская колонизация[197].

Самые крайние наши пределы на Востоке также получили иной вид в это царствование. Обширный Приамурский край (уступленный Китаю по Нерчинскому договору 1689 года) был возвращен под владычество России по Айгунскому трактату с Китаем, заключенному в 1858 году генерал-губернатором Восточной Сибири Муравьевым (награжденным титулом графа и получившим название Муравьева-Амурского; его энергичный сподвижник — адмирал Невельский)[198]. В Амурский край направлено было переселение казаков и многих крестьян Европейской России; там построено несколько городов (Благовещенск на среднем Амуре и Николаевск на его устье, а между ними Хабаровск около впадения Уссури). Потом новым трактатом пределы русские распространены по прибрежью Японского моря почти до Кореи (тут построен Владивосток). Расширяя свои пределы на восточных берегах Азии, русское правительство решило сократить их со стороны слишком отдаленных от нас северо-западных берегов Америки. По договору 1867 года наши владения на этих берегах были уступлены за небольшое денежное вознаграждение Северо-Американским Соединенным Штатам. В то же время открыты дружественные сношения России с Японией, в которой молодой микадо (император) предпринял большие преобразования по европейским образцам. Япония уступила нам свою часть большого острова Сахалина в обмен на архипелаг Курильских островов.

ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС И ОСВОБОДИТЕЛЬНАЯ ВОЙНА С ТУРКАМИ

Царствование Александра II отличалось вообще мирным направлением. Но события снова вызвали на историческое поприще великий Восточный вопрос. Нестерпимый турецкий гнет вновь произвел движение между балканскими славянами. Первые подняли оружие сербы, населяющие Герцеговину и Боснию — две турецкие области, сопредельные с Австрийскою империей (1875). Волнение не замедлило распространиться и на другие славянские провинции. Русское правительство пыталось умиротворить балканских славян путем дипломатическим. Оно приглашало великие европейские державы сообща настоять пред Оттоманскою Портою на необходимых преобразованиях в управлении ее христианскими провинциями. Но его усилия встречали равнодушие Европы к участи славян и даже явное недоброжелательство со стороны некоторых держав. В особенности Англия и Австро-Венгрия явились усердными покровительницами турецкого ига над христианскими народами (первая ради своих меркантильных интересов, а вторая из опасения поколебать господство немцев и мадьяр над австрийскими славянами). Волнение балканских славян все разгоралось и увлекло князей Сербии и Черногории в открытую войну с Турцией. Начатки движения в Болгарии турки успели потушить зверским избиением многих тысяч жителей, не разбирая ни пола, ни возраста.

Страдания единоплеменных и единоверных народов вызвали сильное движение в сердцах великодушного русского народа. Участие его не замедлило выразиться многочисленными денежными пожертвованиями для помощи страждущим и несколькими тысячами добровольцев, которые вступили в ряды сербского войска (главною частью его начальствовал отличившийся в Туркестане генерал Черняев). Но борьба была слишком неравная, тем более что Англия усердно помогала туркам деньгами и оружием. Наконец силы сербов, защищавших свою границу, были сломлены; турецкие полчища уже готовились внести опустошение в сердце Сербского княжества. Но государь император остановил это нашествие, послав Порте ultimatum с требованием заключить немедленно перемирие (в октябре 1876 года). Чтобы поддержать свои требования, он приказал мобилизовать часть русской армии и придвинуть ее к южным границам. 10 ноября на царском выходе в Московском Кремле государь изволил объявить дворянству и другим сословиям о предстоящей европейской конференции и вместе о своем непреклонном намерении добиться от Порты необходимой гарантии для ее христианских народов.

«Я знаю, — сказал он, — что вся Россия вместе со мною принимает живейшее участие в страдании наших братии по вере и происхождению, но для меня истинные интересы России дороже всего, и я желал бы до крайности щадить дорогую русскую кровь».

В декабре открылась в Константинополе конференция из представителей шести великих держав и седьмой Турции под председательством русского посла (после графа) Игнатьева. Требования реформ от Порты Константинопольская конференция довела до minimum'a. Хотя державы — и в том числе Англия — скрепили своею подписью эти требования, однако Порта (подстрекаемая Англией) отвергла их, и война сделалась неизбежною. Руководимая Англией и с ее помощью, Порта воспользовалась временем конференций и протоколов, чтобы приготовить большие армии, снабдить их усовершенствованным (скорострельным) оружием и огромными запасами боевых снарядов.

В конце апреля 1877 года русская армия, предводимая великим князем Николаем Николаевичем, вступила в подчиненное Турции княжество Румынское и направилась к Дунаю. При армии находились сам государь император с государем наследником и другие члены августейшей фамилии. В то же время наш Кавказский корпус, состоявший под начальством великого князя — наместника Михаила Николаевича, вступил в Турецкую Армению, взял штурмом крепость Ардаган и осадил Каре.

В июне русская армия в двух пунктах (под Браиловым и Систовым) удачно совершила переход через Дунай под сильным неприятельским огнем и овладела частью правого берега. Вслед за переправою, не давая врагу времени опомниться, русский авангард под начальством генерала Гурко двигается в самое сердце Болгарии, занимает город Тырнов и затем Шипкинский или главный Балканский проход. Но в то время, когда русские уже действовали за Балканами, из крепости Виддина выступил значительный турецкий корпус, предводимый Осман-пашою, бросился в городок Плевну и здесь окопался, угрожая таким образом нашему правому флангу. (С этой стороны действия наши значительно были стесняемы враждебным нейтралитетом Австро-Венгрии и вмешательством иноземной дипломатии.) Другой большой корпус (под начальством Сулейман-паши) сосредоточился на южном склоне Балкан и сделал ряд отчаянных штурмов, чтобы отбить назад Шипкинский проход, занятыйсперва небольшим русским отрядом. Главная же турецкая армия (Магмет-Али), заключенная в четырехугольник своих сильнейших крепостей (Рущук, Силистрия, Варна и Шумла), угрожала нашему левому крылу. Русские принуждены приостановить дальнейшие движения, пока не были сломлены эти преграды. Наибольшие наши усилия обратились на Плевну, против даровитого и энергичного Осман-паши.

Вокруг Плевны турки, наученные европейскими инженерами, в несколько дней создали неприступную позицию, покрытую целою сетью полевых укреплений, т. е. ложементов (ровики с валом для прикрытия стрелков), люнетов (укрепление, огражденное спереди и боков) и редутов (укрепление, замкнутое со всех сторон высоким валом и рвом и вооруженное пушками). Тщетно русские с обычным своим мужеством сделали несколько кровопролитных штурмов; благодаря усовершенствованным ружьям и чрезвычайному обилию патронов турки из своих окопов поражали их необыкновенно частым и губительным огнем. Пришлось ограничиваться блокадою Плевны. Царь-освободитель, лично разделявший труды и лишения своей армии, призвал из империи новые войска и в том числе гвардейские полки. Небольшая румынская армия также присоединилась к русским под Плевною, предводимая своим князем Карлом Гогенцоллерном, который и был назначен командующим плевненскою осадною армией, но, впрочем, номинально. Настоящее руководство военными действиями здесь было поручено генералу Тотлебену (известному по обороне Севастополя), и он повел правильную осаду Плевны, обложив ее со всех сторон и подвергнув сильному артиллерийскому огню. Между тем войска нашего левого фланга (так называемый Рущукский отряд), предводимые государем-наследником, блистательно выдержали целый ряд битв с турецкими силами четырехугольника и отрезали все их попытки прорваться сквозь нашу оборонительную линию и подать руку помощи Осман-паше. А генерал Радецкий с своим корпусом мужественно оборонял Шипкинский перевал от армии Сулейман-паши, который после своих отбитых штурмов велел втащить артиллерию на соседние вершины и оттуда осыпать русских губительными разрывными снарядами (бомбами и гранатами)[199].

Наступало уже суровое время года, когда на обоих театрах войны последовали решительные события. 6 ноября пала в Армении первоклассная турецкая крепость Каре, которую русские взяли геройским ночным штурмом (генерал Лазавер). После того они двинулись далее и обложили Эрзерум, главный город Турецкой Армении. В Болгарии генерал Гурко с гвардейскими полками взял ряд турецких укреплений к юго-западу от Плевны (Горный Дубняк, Телиш и пр.) и тем совершенно отрезал туркам всякое сообщение с Осман-пашою. Последний, побуждаемый истощением припасов, 28 ноября сделал отчаянную цопытку пробиться сквозь русские линии, но был отброшен назад и сдался в плен со всею своею армией. Между тем Гурко со своим корпусом уже вступил в Балканы. Тут русские должны были бороться с чрезвычайными трудностями зимнего похода по обледенелым снежным вершинам и крутизнам, сражаясь беспрерывно с неприятелем (который занимал все удобопроходимые пункты, и, чтобы сбить его с позиции, нужно было делать обходы почти непроходимыми местами). Совершив этот суворовский переход через Балканы, русские были встречены главной армией Сулейман-паши, которую разбили и рассеяли. В то же время генерал Скобелев из-под Плевны (после ее падения) явился на помощь генералу Радецкому. Они разбили турецкое войско, стоявшее пред Шипкою, и забрали его в плен. Сопротивление турок было сломлено. Русские заняли Адрианополь и подступили к самому Константинополю.

Султан Абдул-Гамид обратился к русскому государю с мольбою о прекращении военных действий. Султана поддерживала в этом случае англо-австрийская дипломатия. Порте даровано было перемирие, а за ним последовал предварительный мир (19 февраля 1878 года), заключенный под Константинополем, в городе Сан-Стефано, великим князем, главнокомандующим и нашим дипломатом Игнатьевым. Россия по этому миру отодвинула далее на юг свою границу в Армении (кроме Карса приобрела важный порт Батум), возвратила себе полосу Бессарабии, отторгнутую Парижским трактатом; а Румынию вознаградила Добруджей или полосой земли на Нижнем Дунае. Главная же цель войны — освобождение балканских христиан от жестокого мусульманского ига (так называемое Святое дело) — была достигнута учреждением нового княжества Болгарского, а также признанием независимости и расширением пределов Сербии и Черногории (которые в конце русско-турецкой войны опять взялись за оружие). Но зависть Англии к русскому влиянию на Востоке и опасения Австрии за свое владычество над западными славянами возбудили в Европе сильное дипломатическое движение против Сан-Стефанского договора. Государь император согласился подвергнуть пересмотру некоторые статьи этого договора на общеевропейском конгрессе в Берлине. Конгресс собрался в июне 1878 года под председательством прусского канцлера князя Бисмарка из уполномоченных всех великих держав. Представителями России тут были государственный канцлер князь Горчаков и наш посол при британском дворе граф Шувалов. На Берлинском конгрессе глава английского министерства (лорд Биконсфильд) и глава австрийского (граф Андраши) при поддержке Бисмарка (игравшего двусмысленную роль и под видом дружбы склонявшего Россию к уступкам) добились того, что приобретения Сербии и Черногории сокращены; а Болгария была разделена на две части, Дунайскую и Забалканскую; первая составила особое вассальное княжество, а вторая — автономную провинцию Оттоманской империи. (А между тем не участвовавшая в войне Австрия при помощи того же князя Бисмарка получала от конгресса разрешение занять своими войсками две турецко-славянские провинции, Боснию и Герцеговину.) Последняя русско-турецкая война замечательна еще по чрезвычайно живому участию к ней всего русского общества. Это участие особенно выразилось добровольным устройством госпиталей, санитарных железнодорожных поездов для раненых и больных воинов и всякого рода пожертвованиями как вещами, так и личным трудом (медики, сестры милосердия и проч.). Главным средоточием таких пожертвований и благотворительной деятельности сделалось Общество Красного Креста, состоявшее под непосредственным покровительством государыни императрицы Марии Александровны (скончавшейся в 1880 году).

МУЧЕНИЧЕСКАЯ КОНЧИНА ЦАРЯ-ОСВОБОДИТЕЛЯ

Вслед за турецкою войной отечество наше подверглось неожиданному бедствию: произошел ряд дерзких покушений на жизнь государственных сановников со стороны шайки политических изуверов.

Принесенные с Запада социальные идеи, как сказано выше, нашли себе подходящую почву в умах легкомысленных полуобразованных людей. Некоторые тупоумные беспокойные головы усвоили себе эти идеи в самом грубом, извращенном виде и, скрытно направляемые внутренними и внешними врагами русского национального развития, упорно пытались разными преступными средствами (подпольными изданиями, вступлением в число рабочих и т. п.) распространить свое лжеучение в народной среде и поколебать его преданность законной власти. Но все эти попытки социалистов и нигилистов обыкновенно разбивались о здравый смысл и добрые качества русского народа. Когда же Россия предприняла освободительную войну на Балканском полуострове, помянутая подпольная агитация усилила свою деятельность, будучи подстрекаема врагами славянства, которые старались помешать делу его освобождения и внешним успехам России путем внутренних замешательств. Озлобленные своими неудачами в народной среде, заговорщики усилили зловредную агитацию в среде учащейся молодежи и, кроме того, задумали рядом гнусных убийств навести ужас на русское общество и вызвать таким образом анархию. (Примером для них послужили происшедшие весною 1878 года покушения немецких социалистов в Берлине на жизнь германского императора Вильгельма.) Последовали неудачные покушения на священную особу царя-освободителя[200].

Ряд злодейских покушений на священную особу царя-освободителя со стороны шайки изменников и изуверов, руководимых врагами России, завершился страшным деянием 1 марта 1881 года. В этот день Александр II при проезде по набережной Екатерининского канала в Петербурге был смертельно поражен разрывным снарядом, брошенным к его ногам руками гнусных убийц-заговорщиков. Такая мученическая кончина государя, кроткого и пользовавшегося безграничной преданностью своего народа, повергла в неизмеримую скорбь всех русских людей и вызвала беспредельное негодование против подпольной шайки цареубийц и анархистов. Некоторые из них немедленно попали в руки правосудия и, подвергнутые гласному суду, понесли казнь; но главные вожаки шайки обыкновенно пребывают за границей. Замечательно, что последнее время своей жизни Александр II был занят проектом народного представительства, которое должно было увенчать его реформы.

VII Александр III Миротворец. 1881–1894

ПОЛИТИКА ВНУТРЕННЯЯ

2 марта 1881 года в обеих столицах по всей России, куда успела достигнуть ужасная весть о кончине царя-мученика, совершилась присяга на верное подданство сыну и преемнику его государю императору Александру III и государю наследнику Николаю Александровичу. При сем по особому указу государя императора наравне с другими сословиями призвано к присяге крестьянское сословие, освобожденное Александром II от крепостной зависимости.

Первою заботою молодого государя было успокоение умов, взволнованных предыдущими событиями и слухами о готовившихся переменах в правительственной системе. Высочайшим манифестом (21 апреля 1881 года), возвестившим незыблемость русского государственного строя, положен был предел этим слухам. Священное коронование императора Александра Александровича и его супруги Марии Феодоровны исполнилось по издревле установленному обряду в московском Успенском соборе 15 мая 1883 года в присутствии высших чинов империи и послов от иностранных державе Торжество эта сопровождалось обычными народными празднествами на загородном Ходынском поле, При сем когда государю императору представлены были собравшиеся из разных губерний волостные старшины, то ввиду злонамеренных толков, распускаемых между крестьянами (о какой-то новой воле и новых наделах землею), его императорское величество поручил старшинам передать крестьянству, чтобы оно оставалось спокойно и что никакой другой воли не будет.

Вторая важнейшая забота государя императора Александра III обратилась на финансовое и экономическое преуспеяние России. Предшествующая финансовая система сопровождалась внешними займами и понижением таможенных пошлин (под влиянием вредной для России политико-экономической теории свободной торговли, или «фритредерства»); она очень неблагоприятно отозвалась на нашем денежном хозяйстве и на внутреннем развитии фабрично-заводской промышленности. А последняя турецкая война, стоившая России громадных издержек, в значительной степени увеличила государственный долг. Поэтому новое царствование обратилось к началам национальной экономической политики, т. е. к покровительству русской промышленности помощью возвышения таможенных пошлин на иностранные товары и других ее поощрений. Рядом с тем введена большая степень бережливости и отчетности в государственных расходах. Сокращены также вредные для успехов русской промышленности и государственной обороны дорогие заказы за границей разных предметов, как-то: огнестрельных орудий, броненосных кораблей и пр., каковые предметы стали более изготовляться на собственных русских заводах. Все эти меры заметно улучшили экономическое и финансовое состояние империи. (На важном посту министра финансов следовали один за другим Банге, Вышнеградский и Витте.) Между прочим, обращено внимание на упорядочение железнодорожного хозяйства также в видах покровительства промышленности русской, а не иностранному ввозу (для облегчения которого наши железнодорожные общества понижали свои тарифы, т. е. плату за провоз иностранных товаров, чем ослабляли влияние таможенных пошлин). Начался постепенный выкуп железнодорожных линий в казну от частных акционерных обществ, государственные займы, произведенные за 5 %, большею частью обращены (конвертированы) министром Витте в 4-процентные (зато сроки их очень продолжены, и в сущности конверсиядэта мало облегчила каш двухмиллиардный бюджет).

Дворянское и земледельческое сословие, после отмены крепостного права принужденное обрабатывать свои земли и вести сельское хозяйство наемным трудом, вошло в значительные долги, и часть его земель успела перейти в руки других сословий, преимущественно купеческого. Желая помочь дворянству сохранить свои родовые имущества, правительство основало для него особый банк (1885), в котором дворяне могли бы пользоваться кредитом на более льготных условиях, нежели в банках акционерных или частных кредиторов. Еще прежде того (1882) устроен правительством особый Крестьянский банк, с помощью которого крестьяне могли бы приобретать земельную собственность. Кроме того, отменена подушная подать (1887). Наконец, для пользы сельского хозяйства учреждено (1893) новое министерство земледелия, соединенное с существовавшим министерством государственных имуществ[201].

Опыт показал, что некоторые реформы предыдущей эпохи нуждаются в поправках и улучшениях, в том числе и гласный суд присяжных. Последний хотя значительно превосходил прежний, дореформенный негласный суд, однако не вполне оправдал возлагавшиеся на него надежды. Избираемые из всех слоев населения присяжные заседатели, не сознавая своей важной обязанности охранять общество от убийц, воров и мошенников, часто присваивали себе право миловать и прощать преступников (такою безнаказанностью, разумеется, их только поощряли). Поэтому Устав присяжного суда подвергся некоторым поправкам. Недостатки судов мирового и волостного и вообще недостатки сельской организации (отразившиеся усилением гибельного пьянства) побудили правительство учредить новую должность — «земских начальников», которые имели своею задачей более упорядочить суд и администрацию среди крестьянского населения. Эти начальники учреждены (1889) по плану, выработанному министром внутренних дел графом Толстым (в том же году), известным более своею прежнею деятельностью в качестве министра народного просвещения, водворившего слишком строгую классическую систему в русских гимназиях. Предпринят также пересмотр выборных земских учреждений ради большего согласования и более тесной связи с общим государственным строем (они более чем прежде подчинены контролю губернаторской власти). Поправки коснулись и учебного ведомства. (Между прочим, новый университетский устав 1884 года, введенный министром народного просвещения графом Деляновым.) Для образования низших слоев населения в духе православной веры и русской народности стали размножаться так называемые церковноприходские школы усердием Священного синода и его обер-прокурора К.П. Победоносцева. Для приготовления офицеров вместо военных гимназий восстановлены кадетские корпуса.

Национальное направление русской политики в царствование государя императора Александра Александровича выразилось и в некоторых важных мерах по отношению к западным окраинам государства. Так, в Прибалтийском крае началось введение в школах и в некоторых правительственных местах общегосударственного, т. е. русского, языка, дотоле бывшего там в пренебрежении и уступавшего свое место языку немецкому; а в 1889 году там введены русские судебные уставы. Городу Дерпту возвращено его древнерусское название Юрьева, и университет его также постепенно преобразован из немецкого в русский. Положено начало большему объединению с Российской империей великого княжества Финляндского, которое с помощью своих привилегий явно стремилось к совершенной от нее обособленности (особенно с тех пор как решено было образовать отдельное Финляндское войско). Обращено правительственное внимание и на вопрос о черте еврейской оседлости, так как, злоупотребляя разрешением евреям-ремесленникам переселяться из западных губерний, масса еврейского пролетариата под видом ремесленников устремилась в те области империи, которые доселе были от нее свободны. По сему вопросу назначена особая комиссия и принимались разные меры. Обращено также внимание на усиленное вторжение немецких колонистов из Германии и опасную для государства скупку ими земель в юго-западном крае.

ПОЛИТИКА ВНЕШНЯЯ

То же русское национальное направление решительно возобладало и во внешней политике. Несмотря на все старания нашей западной соседки Пруссии опутать Россию своими дипломатическими сетями, русское правительство, наученное опытом последней турецкой войны и Берлинского конгресса, освободило себя от всех обязательств, сопряженных с прежними союзническими отношениями (благодаря которым в особенности Пруссия объединила Германию и стала в ее главе). Возвратив таким образом полную свободу действия во внешних отношениях, Россия стала искать более надежных и более естественных союзников (отсюда начинается ее сближение с Францией). Свое миролюбие она особенно ясно показала тогда, когда князь созданного нами Болгарского княжества Александр Батенберг принужден был покинуть свой престол, а на его место болгарские вожаки призвали другого немца, принца Фердинанда Кобурга. Не желая возбуждать политические осложнения и заботясь главным образом об интересах собственного народа, русское правительство временно прервало сношения с неблагодарною Болгарией (которая, таким образом, сделалась жертвою самозваных правителей и всяких иноземных интриг). Тем не менее этот Болгарский вопрос, тесно связанный вообще с великим Восточным вопросом, послужил поводом к утверждению так называемой среднеевропейской Лиги мира, или Тройственного союза, составленного из Германии, Австрии и Италии. Эта лига, устроенная германским канцлером князем Бисмарком, направлена против России и Франции, взаимное сближение которых поставило новосозданную Германскую империю в довольно невыгодное положение[202]. Усиленные вооружения, производимые Пруссией, заставили другие европейские державы, в том числе и Россию, также увеличивать свои армии и развивать свои боевые средства. Император Александр III в то же время приступил к прочному возобновлению русского Черноморского флота, для которого на верфях Николаева и Севастополя сооружено несколько больших броненосных кораблей. Кроме того, построена целая флотилия миноносцев, т. е. мелких военных судов, снабженных взрывными снарядами или минами.

Между тем водворение русского владычества в Средней Азии продолжало укрепляться и распространяться. В 1884 году туркмены Мервского оазиса добровольно отдались в русское подданство. Завистливая Англия, сильно опасаясь за свои богатые ост-индские владения, с великим неудовольствием видела постепенное приближение русских пределов к Ост-Индии и потому всеми средствами старалась его остановить. Между прочим, она возбудила соседнего афганского эмира к враждебным действиям против русских, вследствие чего в марте 1885 года на берегах реки Кушки произошло столкновение афган с русским пограничным отрядом (генерала Комарова). Афганы были разбиты наголову. После того пределы наши с этой стороны расширились еще более. Построенная Россией железная дорога от Каспийского моря до Самарканда закрепила за нами среднеазиатские владения и усилила торговое движение. А в начале 90-х годов приступлено к постройке Великой Сибирской дороги (от Челябинска до Владивостока, всего более 7000 верст). Главный надзор за сим важным делом государь вверил своему наследнику Николаю Александровичу.

Итак, это царствование при своем мирном, охранительном характере отличалось по преимуществу национально-русским направлением внутренней и внешней политики. Но оно было кратковременно и продолжалось всего 13 лет и несколько месяцев. 20 октября 1894 года Александр III скончался, к великой скорби русского народа. За неуклонное поддержание им общего европейского мира он получил прозвание Миротворца. На престол вступил его старший сын Николай II.

VIII Николай II

Священное коронование молодого императора и его супруги Александры Феодоровны с обычными обрядами и торжествами совершилось 14 мая 1896 года в московском Успенском соборе.

Из внутренних мероприятий нового царствования наиболее замечательны:

7 июня 1899 года высочайше утверждено мнение Государственного совета о новом монетном уставе. По воле государя императора министром финансов Витте введено металлическое денежное обращение вместо прежнего исключительно бумажно-денежного. В основу его поставлена золотая валюта; причем сообразно с упадком к этому времени бумажного рубля золотой рубль на одну треть уменьшен против прежнего серебряного рубля (т. е. произведена так называемая девальвация). Далее, издано новое Положение о порядке взимания окладных сборов с надельных земель сельских обществ в видах облегчения несостоятельных плательщиков. Запрещено за недоимки продавать крестьянский скот и земледельческие орудия. Потом (1903) отменена круговая порука сельских общин при взыскании казенных сборов. Сеть железных дорог значительно увеличилась: между прочим, проведена дорога к Архангельску и построен Великий Сибирский путь. В видах развития народного труда в его главнейших отраслях в Государственном совете учрежден особый департамент промышленности, наук и торговли.

К сожалению, экономическая политика министерства финансов страдала недостатком покровительства национальной промышленности; слишком льготный для Германии торговый с ней договор стеснил наиболее важные или культурные отрасли нашей промышленности (особенно машинное производство), а старание привлечь иностранные капиталы для разработки наших естественных богатств отдало в их руки наиболее прибыльные предметы, например добычу нефти на Кавказе, добычу железа, каменного угля и других руд в южных областях России. Иностранцы на этих предприятиях гораздо более вывозили капиталов из России, чем привозили. (Например, русские свою собственную нефть должны покупать у них дорогою ценою.) Кроме того, финансовое управление отличалось частыми внешними займами, обременившими наш бюджет огромным платежом процентов заграничным банкирам, а сосредоточенная в руках казны винная монополия не принесла ожидаемых следствий в смысле ослабления народного порока, т. е. пьянства.

По объединению инородческих окраин с центром государства продолжались отчасти некоторые меры, начатые при Александре III, например распространение в них государственного, т. е. русского, языка. Особенно обращено было внимание на сближение Финляндии с Россией. С сею целью генерал-губернатором назначен был туда умный, патриотический генерал Бобриков, который начал последовательно и неуклонно проводить сие сближение. Между прочим, было отменено формирование особого Финляндского войска.

Эти мирные работы были прерваны наступившими событиями внешней политики.

Хотя дружественные отношения к западным соседям продолжались, а с Францией подтвержден тесный союз, возникший при Александре III, но наступательная политика наша на Дальнем Востоке и подстрекательства некоторых держав вызвали политические осложнения, приведшие к бедственной войне.

Когда государь император Николай Александрович вступил на престол, между Китаем и Японией происходила война главным образом из-за вопроса: кому из них должна подчиняться Корея как вассальное государство? Япония взяла решительный перевес и завоевала часть Южной Маньчжурии, именно Ляодунский полуостров с гаванью Порт-Артуром на Желтом море, тогда русская дипломатия (министр иностранных дел князь Лобанов-Ростовский) совместно с германской и французской вступилась за побежденных китайцев и принудила японцев возвратить Китаю Ляодунский полуостров. Япония после того стала питать вражду к России. Эта вражда и жажда мести еще более усилились, когда русское правительство (министр иностранных дел граф Муравьев) по соглашению с китайским правительством получило в свое обладание помянутый Порт-Артур, чтобы иметь незамерзающую военную гавань на Тихом океане. А министр финансов (Витте), уже строивший по китайской территории русскую железную дорогу к Владивостоку, начал от нее строить такую же дорогу к Порт-Артуру чрез всю Китайскую Маньчжурию. Вскоре потом против русских и других европейцев произошло в Китае мятежное движение, во время которого мятежники разрушили строившуюся Маньчжурскую дорогу (1900). Это движение было подавлено общими силами европейцев, причем русские войска принуждены были занять значительную часть Маньчжурии, чтобы обезопасить свою дорогу и сообщения с Порт-Артуром[203].

Английское правительство, постоянно опасающееся за свое владычество в Индии и всеми средствами старающееся отвлечь от нее внимание России, искусно воспользовалось затаенною ненавистью к нам японцев, заключило с ними союз, который понудил их к открытой борьбе с Россией. Японцы стали настаивать на очищении Маньчжурии от русских войск и предъявили в Петербурге разные другие требования. Когда же переговоры, веденные министром иностранных дел (графом Ламздорфом), не привели к соглашению, то японские миноносцы без объявления войны внезапно ночью напали на русские броненосцы, стоявшие на порт-артурском рейде, и некоторым из них причинили большие повреждения (январь 1904 года).

Русская дальневосточная эскадра, и без того бывшая слабее японского флота, теперь подверглась блокаде. Вновь назначенный начальником ее превосходный адмирал Макаров едва успел предпринять деятельную, энергичную оборону, как его корабль наскочил на приготовленную японцами подводную мину и опрокинулся; в числе многих погибших при сем находился и адмирал. Преемники его пытались прорваться сквозь неприятельский флот и уйти во Владивосток, но тщетно.

Начались битвы и на материке, где начальство над действующей армией принял военный министр Куропаткин. Пользуясь своею близостью к театру войны и владея морем, Япония успела быстро перевезти в Маньчжурию несколько сот тысяч храброго и прекрасно обученного войска, тогда как русская армия была там немногочисленна, а подкрепления из Европейской России должны были доставляться за 10 000 верст по единственному одноколейному пути (и притом еще не совсем оконченному). Пользуясь огромным численным перевесом в боях (при Тюренчене, Кинджоу, Вафангоу и пр.), японцы оттеснили русских от Ляодунского полуострова, после чего осадили Порт-Артур также и с суши. Генерал Куропаткин, получив подкрепление, потом выдержал два кровопролитнейших генеральных сражения, при Ляояне и Мукдене, после которых, угрожаемый обходом своих позиций, отступил к Харбину, т. е. в Северную Маньчжурию. Военные действия наши весьма стеснялись враждебными отношениями местного китайского населения, которое держало сторону японцев и доставляло им своевременные сведения о всяком нашем движении. Вообще японцы умели организовать искусную систему шпионства не только на театре войны, но и в самых русских пределах.

Меж тем гарнизон, осажденный в Порт-Артуре и постоянно уменьшавшийся от ран и болезней, более полугода геройски оборонялся, выдерживал страшную бомбардировку из орудий самого большого калибра и отразил несколько отчаянных попыток приступов. Отрезанный от всех сообщений, не получая ниоткуда помощи, истощив почти все боевые и съестные запасы и видя разрушенными свои главные укрепления, начальствующий там генерал Стессель сдал крепость японцам (в декабре 1904 года), причем погибли и остатки порт-артурской эскадры, отчасти взорванные, отчасти потопленные самими нашими моряками (чтобы не доставались неприятелю). Еще прежде чем совершилась ее гибель, на помощь ей снаряжена была в Кронштадте вторая эскадра, которая под начальством адмирала Рождественского совершила долгий путь вокруг Африки и достигла острова Мадагаскара, но тут она была задержана; ибо на соединение с ней была под начальством адмирала Небогатова отправлена третья эскадра, которая пошла более кратким путем, чрез Суэцкий канал.

В конце апреля 1905 года обе эскадры соединились и двинулись на север, по направлению к Владивостоку (так как Порт-Артур уже пал). В средине месяца мая в Корейском проливе около острова Цусимы они внезапно были атакованы всем панцирным японским флотом и многочисленными его миноносцами. Рождественский был тяжело ранен в начале боя; произошло гибельное замешательство; принявший общее начальство Небогатое растерялся и сдался в плен с несколькими броненосцами. Большая часть наших судов погибла, а меньшая спаслась в ближние нейтральные гавани Индокитая и Филиппин.

Оставалась еще надежда на нашу сухопутную армию, которая была усилена лучшими войсками из Европейской России и доведена до численности свыше полумиллиона. (Японцы выставили на театр войны до 700000.) Начальство над ней вверено боевому генералу Линевичу. Но, когда последний успел переустроить свою армию и готовился перейти в наступление, союзники Японии, англичане и североамериканцы, поспешили завязать мирные переговоры воюющих держав. В американский город Портсмут съехались русские и японские уполномоченные. И здесь при усердном посредстве президента Штатов Рузвельта петербургский уполномоченный Витте (бывший министр финансов) в августе 1905 года заключил мирный договор, по которому Россия отказалась от занятых ею пунктов в Южной Маньчжурии и возвратила Японии южную половину острова Сахалина.

Первоначальная причина этих событий на Дальнем Востоке, Корея после того попала в полную японскую зависимость.

Неудачи и бедствия полуторагодовой русско-японской войны еще до ее окончания вызвали сильное общественное брожение внутри России. Внешние и внутренние враги ее воспользовались сими неудачами, чтобы начать движение против петербургского чиновничества (бюрократии) и против самого основного государственного строя, т. е. русского самодержавия. В этом движении наибольшее участие приняли инородческие элементы (евреи, поляки, финляндцы, армяне и пр.), с которыми соединились многие русские интеллигенты нерусского направления. В особенности ему способствовала газетная печать, столичная и провинциальная, большая часть которой оказалась в руках еврейских. (Евреи захватили в свои руки значительную часть ежедневной печати также в государствах Средней и Западной Европы и в Северной Америке.) В связи с сим противоправительственным или революционным движением начались многочисленные политические убийства чиновных лиц по всей империи, забастовки фабричных и других рабочих, мятежные вспышки на инородческих окраинах, особенно на Кавказе, в Балтийском крае и в Финляндии; в последней был изменнически убит патриотичный русский генерал-губернатор Бобриков (1904), после чего там возобладала шведская или противорусская партия. В самой Москве жертвою революционного заговора пал пораженный разрывным снарядом генерал-губернатор московский, твердый сторонник государственного порядка великий князь Сергей Александрович (1905), а в Петербурге еще ранее той же участи подвергся министр внутренних дел фон Плеве. Возбуждая рабочих в больших промышленных городах к беспорядкам и забастовкам, агенты так называемой социал-революционной партии не оставили в покое и громадное крестьянское население; они подстрекали его требовать увеличения своих земельных наделов на счет казенных и частновладельческих земель. Отсюда в некоторых местах возникли так называемые аграрные беспорядки, причем крестьяне, руководимые злонамеренными подстрекателями, производили погромы помещичьих хозяйств и жгли их усадьбы[204].

Чтобы успокоить, умиротворить это революционнее движение, государь император, одушевленный любовью к родине, предпринял целый ряд государственных реформ и правительственных мероприятий.

Особенно важны следующие:

18 февраля 1905 года вышел указ, возвещавший о намерении правительства созвать выбранных от народа представителей в законосовещательное собрание. 17 апреля обнародован указ о свободе вероисповеданий, причем такая свобода возвращена и русским старообрядцам. Изданы новые цензурные правила, в силу которых периодическая печать получила значительную свободу; допущена также свобода союзов и собраний, которою воспользовались разные политические партии для своей организации. Вместо отдельных, независимых друг от друга министров было составлено приблизительно однородное министерство с председателем или премьером во главе, а это председательство вручено Витте, воротившемуся из Портсмута и пожалованному титулом графа. Указом 6 августа было объявлено о предстоящем созыве Государственной думы из выборных людей, причем в составе ее допускались представители от всех инородцев, не только христианских, но и других вероисповеданий, в том числе и от евреев. А 17 октября издан манифест, которым будущая Государственная дума из законосовещательного обращалась в собрание законодательное. Потом произведено преобразование Государственного совета, который кроме членов, назначенных государем, должен заключать в себе членов, выбранных от разных классов и учреждений. Таким образом, для законодательной деятельности по европейским образцам установлена двухпалатная система: верхняя палата, или Государственный совет, и нижняя, или Государственная дума. Когда проект какого-либо закона будет принят думою и потом советом, тогда он восходит на утверждение верховной власти, т. е. государя императора. В марте и апреле 1906 года по всей империи произведены были выборы народных представителей. Тем не менее, поощряемые революционной печатью, гнусные убийства административных и полицейских чинов продолжались. За несколько дней до открытия Государственной думы министерство графа Витте вышло в отставку и составлено новое (под председательством И.Л. Горемыкина). Тогда же обнародованы вновь так называемые основные законы, подвергшиеся некоторым изменениям, с учреждением двух законодательных палат. Но палатам предоставлена только власть законодательная, а управление осталось вполне за верховною властью, т. е. за государем императором.

27 апреля 1906 года в Петербурге совершилось торжественное открытие первой в России Государственной думы, причем сам государь произнес приветственное слово, в котором призывал выборных людей с Божьей помощью «оправдать доверие царя и народа». Устаревшие от времени государственное устройство и управление Российской империи действительно требовали значительных улучшений; особенно чувствовалась нужда в большей ответственности министров, в более национальном направлении политики и в единении царской, или верховной, власти с русским народом при посредстве выборных от народа представителей.

Первые выборы были произведены при очень неблагоприятных обстоятельствах, под давлением вышеуказанного революционного движения и при воздержании от участия в них со стороны большинства избирателей. Первая Государственная дума вместо благотворной работы над политическим и экономическим развитием русского народа занялась бесплодными пререканиями с царскими министрами и явно стремилась захватить в свои руки все управление. А потому после двух с половиною месяцев своего существования она была распущена. Образован новый кабинет или совет министров, во главе которого поставлен П.А. Столыпин. В феврале 1907 года собралась вторая Государственная дума, составленная по той же системе выборов. В ней опять получили преобладание революционные антирусские партии: так называемые конституционно-демократическая, составившая центр палаты, и социалистическая (подразделяющаяся на несколько отделов, или фракций), составившая левую сторону. Отличие от первой думы заключалось в том, что во вторую проникло некоторое количество депутатов из монархических, или русско-национальных, партий, которое составило так называемую правую сторону. Стесняемая присутствием сего правого элемента и угрожаемая участью первой, т. е. роспуском, вторая дума вела себя несколько сдержаннее, но в общем она пошла, по тому же пути, как и первая, и стала предъявлять те же требования. Поэтому политические убийства, грабежи, рабочие забастовки и так называемые аграрные (крестьянские) волнения продолжались.

В июне вторая дума была также распущена. Система выборов подверглась некоторым переменам. Благодаря отчасти сим переменам, а более разочарованию общества в левых партиях и развитию монархических союзов новые выборы провели значительную правую группу, т. е. сторонников самодержавного строя, и дали преобладание в думе умеренным конституционистам или членам так называемого Союза 17 октября. Эта по счету третья Государственная дума начала свою законодательную работу в ноябре того же 1907 года. При ней заметно стала ослабевать деятельность революционных элементов в стране. Несмотря на сопротивление левых депутатов, она успела провести несколько важных законопроектов (например, о подчинении Финляндии в некоторых случаях общеимперскому законодательству, о введении в юго-западных губерниях земских учреждений и т. д.).

К прискорбию русских людей, председатель совета министров твердый, патриотичный Столыпин пал от руки убийцы 1 сентября 1911 года. В 1912 году истекает пятилетний срок депутатских полномочий и следуют выборы в четвертую думу.

Меж тем для облегчения и улучшения сельского населения приняты царским правительством разные меры. В ноябре 1905 года были отменены так называемые выкупные платежи, т. е. оставшийся за крестьянами долг правительству по выкупу их земельных наделов. В октябре и ноябре 1906 года изданы указы, которые отменяют некоторые особенности, отделявшие крестьян от других сословий, а главным образом они направлены против сельской общины, которая в значительной степени препятствовала экономическому развитию и гражданской свободе крестьянского населения. Теперь крестьянам предоставлен свободный выход из общины и каждый член ее может требовать выделения своего участка в собственность. В то же время правительство предоставило малоземельным крестьянам на льготных основаниях приобретать земли удельные, казенные и частновладельческие при посредстве Крестьянского банка. Такими мерами положено начало весьма важному для государства классу мелких земельных собственников. Кроме того, более чем прежде поощряется переселение малоземельных крестьян из внутренней России на обширные земельные пространства Сибири и Средней Азии.

В торгово-промышленном отношении заслуживает внимания старание правительства, чтобы большие казенные заказы обращались к отечественным заводам, а не заграничным, например, при возобновлении русского броненосного флота. (Военно-морское дело усложнилось еще изобретением подводных лодок.) В деле воздухоплавания, которое в Западной Европе за последнее время сделало громадные успехи, русское правительство также предприняло поощрительные меры, особенно в применении сего дела к военному искусству.

Заключение

В заключение бросим общий взгляд на судьбы русской народности, которая имеет за собой двухтысячелетнее историческое существование, если считать началом его первое известие о роксоланах (94 год до Рождества Христова).

В IX–X веках в Восточной Европе, на Великом водном пути из Балтийского моря в Черное, взорам истории открывается издавна существовавшее Русское княжество, средоточием которого был Киев. Русские князья подчиняют себе почти все племена восточных славян с частью соседних финнов, занимают главные города своими дружинами и полагают основание великому Русскому государству. При этом заметны некоторые признаки феодализма.

Деятельные сношения с Византией ведут к принятию христианства по греческому обряду, а это событие влечет за собою непосредственное влияние византийской культуры. В XI веке, при размножении Игорева потомства и правах каждого князя на волости, развивается удельная, или волостная, система, исчезают начатки феодализма. Раздробление на уделы усиливает славянскую колонизацию на финском востоке и способствует распространению христианства и гражданской жизни по всем концам Руси. При неоседлости дружин в больших городах проявляется вечевое, или земское, начало, которое помогает развитию местных интересов или областной особности.

Раздробленная дружинно-княжеская Русь не может остановить прилив степных варваров с Востока и образование враждебных государств на Западе (Литвы и Ливонии). Она распадается на две главные части: северо-восточную, или зависевшую от татар, и юго-западную, или литовскую. Между тем на севере усиливается новгородская община, и вечевое устройство достигает здесь самого большого развития.

С XIV века русская история получает новое направление. Как прежде Россия дробилась и возникала повсюду областная самостоятельность, так теперь народная жизнь вследствие внешнего давления с Востока и Запада начинает собираться около одного центра. Москва возрастает в союзе с Православною Церковью. Ей покровительствует вначале и сама Золотая Орда. Удельно-вечевой порядок постепенно, после долгой борьбы, уступает свое место единодержавному. В Московской Руси вечевое, или земское, начало проявляется в виде совещательной Земской думы. Национальное единство и самодержавие сообщают Русскому государству политическое могущество и помогают одолеть восточных и западных соседей. Смутная эпоха, по-видимому, грозила распадением Московского государства, однако исход этой эпохи показал, что религиозное и государственное единство пустило глубокие корни в народе. Последующие попытки казачества еще более подтвердили крепость государства.

Между тем как русская национальность в течение веков страдала под варварским игом и боролась за свою самобытность, в деле культуры она далеко отстала от Западной Европы и приняла много грубых восточных элементов. Правительство московских царей делает попытки войти в постоянные сношения с Западом, но вековой застой национальной отдельности и враждебные соседи представляют внутренние и внешние преграды. В Западной России, подвластной полякам, народ в это время борется за свою религию, а вместе с тем и за свою национальность.

Петр Великий завоеванием балтийских берегов уничтожил внешнюю преграду к сближению с европейскою культурою, а своими преобразованиями он перенес в Россию начала этой культуры. Личные свойства Петра и способ его преобразований сложились под влиянием старых московских нравов и смутных обстоятельств его детства; поэтому его реформа носит характер крутого переворота. Потребность в преобразованиях и энергия Петра подвинули дело так далеко вперед, что после него возврат к старине был невозможен. В высших слоях распространяется усердное подражание европейским обычаям, а партия старины заявляет себя довольно слабо; в некоторых средних и низших слоях Петровская реформа встречает дух отрицания со стороны уже существовавшего церковного раскола. Кроме того, она проложила дорогу широкому влиянию немцев на внутреннюю и внешнюю политику петербургского правительства и на самое престолонаследие, которое переходит к женской линии Романовых.

Екатерина II и Александр I продолжают развитие государственной централизации. Слабость соседних государств (Швеции, Польши и Турции) способствует внешнему росту России и достижению наиболее естественных границ на Юге и на Западе. Возвращением западнорусских областей довершается наше национальное единство. В XIX веке внешнее политическое могущество Русской империи достигло высших пределов, а в начале XX века оно испытало сильное потрясение вследствие внутренних и внешних причин.

Между тем вместе с европейскими обычаями началось в России постепенное смягчение нравов и усвоение европейской науки. Наука вызывает в обществе стремление к самопознанию, к уяснению и просвещенному развитию основных начал своей национальности. Реформы Александра II затронули почти все стороны русской жизни и вызвали значительное центробежное движение среди покоренных инородцев. Следствия этих реформ еще не вполне выяснились для истории. В особенности сложным оказался вопрос о крестьянском землевладении.

Первая четверть XX века, по-видимому, составит переход от петербургского периода с неограниченной монархией к новому периоду, с более смягченною формою правления. Но этот новый период принадлежит будущему.

РУССКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ И ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЕ ДЛЯ НЕЕ НАУКИ В XIX ВЕКЕ

После упомянутых выше историков заслуживают внимания следующие труды.

Между попытками иностранцев написать полную русскую историю самая замечательная — это «История Русского государства» немецкого ученого Германа (доведенная почти до конца XVIII века). Кроме того, по общерусской истории предприняты сочинения: Бестужева-Рюмина («Русская история»), Иловайского («История России»), Ключевского («Курс русской истории»). По отдельным ее частям заслуживают внимания труды Бантыш-Каменского («История Малой России» и «Словарь достопамятных людей Русской земли»), Погодина («Замечания и лекции по русской истории»), Забелина («Домашний быт русских царей и цариц»), Костомарова («Богдан Хмельницкий» и «Падение Польши»), Буслаева («Исторические очерки русской народной словесности и искусства»), Пекарского («Наука и литература при Петре Великом»), Беляева («История русских крестьян»), Бестужева-Рюмина («О составе русских летописей») и др. Время Петра Великого — эта столь важная эпоха русской истории — служило предметом труда для многих иностранных и русских писателей. При Екатерине II один купец, Голиков, собрал большую массу материалов для биографии Петра, но его материалы лишены всякой критики. В конце 50-х и начале 60-х годов XIX века вышло несколько томов «Истории царствования Петра Великого» — сочинения Устрялова. Для истории края, известного под именем Литвы, важен труд Нарбута «Dzieje narodu Litewskiego» (Wilno, 1834–1841). Для истории западнорусских провинций интересны также сочинения графа Д. Толстого «Католицизм в России», профессоров Коялрвича и Голубева об эпохе унии, а для истории прибалтийских провинций — сочинения Рихтера и Рутенберга.

Из духовных лиц замечательны своими трудами по русской истории митрополит московский Платон («Церковная российская история»), митрополит киевский Евгений («Словарь русских писателей»), черниговский архиепископ Филарет («История Русской церкви»), московский митрополит Макарий («История Русской церкви»), профессор Голубинский («История Русской церкви») и ректор Московско-Троицкой академии Горский («Описание славянских рукописей Синодальной библиотеки», исполненное вместе с Невоструевым).

Из военных историков наиболее заслуживают внимания труды Милютина об итальянском походе Суворова, Смита о польском восстании, Богдановича об Отечественной войне (его же «История царствования Александра I и крымской войны»), Масловского о Семилетней войне, Дубровина о кавказской войне. А по отделу дипломатии: С.Татищева о внешней политике Николая I и Мартенса — трактаты России с соседними державами.

По истории русского права и государственных учреждений замечательны сочинения Неволина («История российских гражданских законов»), Калачова («Исследование о Русской Правде»), Чичерина («Областные учреждения России в XVII веке»), Дмитриева («История судебных инстанций от Судебника до Учреждения о губерниях»), Павлова («Номоканоны»), Ключевского («Боярская дума»), Лихачева («Разрядные дьяки XVI века»), Лаппо-Данилевского («О прямых налогах в Московском государстве»), Милюкова («Государственное хозяйство России в связи с реформой Петра Великого»), профессоров Сергеевича и Лат-кина («О земских соборах»), Владимирского-Буданова («О Магдебургском праве в Западной России»).

Относительно биографических очерков заслуживают внимания труды Посельта о Франце Лефорте, Блума — о Сиверсе, Попова — о Татищеве, барона Корфа — о Сперанском, Смита — о Суворове, Погодина — о Карамзине, Барсукова — о Погодине, другого Барсукова — о Шереметевых, Шильдера — об Александре I и Павле I, профессора Голубева — о Петре Могиле и др. Для справок о княжеских и дворянских фамилиях России лучшая книга — это «Родословный сборник» князя П. Долгорукого.

По истории отдельных областей и эпох труды митрополита Евгения, Неволина, Костомарова, Беляева и Никитского — о Великом Новгороде и Пскове, Корсакова — о Ростовском княжестве, Борзаковеко-го — о Тверском, Иловайского — о Рязанском, Антоновича, Леонтовича и Любавского — о Литовском, Голубовского — о Смоленском, Багалея — о Северском, Грушевского — о Киевском, Андреяшева — о Волынском, Зубрицкого — о Галицком, Платонова — эпоха Смуты, генерала Бородкина — о Великом княжестве Финляндском, издания Батюшкова по истории северозападного края.

Между сборниками исторических и этнографических материалов главное место занимают: «Вивлиофика», изданная известным Н.И. Новиковым, «Собрание государственных грамот и договоров», изданное графом Румянцевым (сын фельдмаршала); потом издания Археологической комиссии в Петербурге (летописи и акты), Общества истории и древностей при Московском университете, Общества древностей в Одессе, комиссии для разбора древних актов в Киеве, такой же комиссии в Вильне, Императорского археологического общества, Императорского географического общества в Петербурге и Археологического общества в Москве. Из иностранных сборников довольно много материалов по русской истории собрано в «Магазине новой истории и географии» Бюшинга (немецкий ученый XVIII столетия).

Что касается истории и этнографии русских инородцев, преимущественно финнов, на этом поприще замечательны труды Ленрота, Кастрена, Шегрена и Кеппена. Так, доктор Ленрот собрал целый эпос из финских мифических песен и издал его под именем «Калевала» в Гельсингфорсе в 1835 году. По отделу племен татарских, монгольских и вообще восточных важны труды ориенталистов: Френа, Дорна, Иакинфа Бичурина, Савельева, Березина, Вельяминова-Зернова, Григорьева, Хвольсона, барона Розена, Гаркави, Радлова, Смирнова, Веселовского и др. Для кавказских племен — труды Усляра, В. Миллера и др.

По русской археологии замечательны «Древности Российского государства» (великолепный атлас, изданный по высочайшему повелению), «Памятники древнерусского зодчества», изданные Рихтером, «Христианские древности» — Прохоровым; далее, труды графа Уварова (сын упомянутого выше министра) и его супруги, Снегирева, Забелина, Мартынова, Саваитова, Филимонова, Самоквасова, Покровского, А. Успенского и др. Палеографический отдел археологии (памятники письменности) отмечен работами особенно Строева и академика Срезневского и нумизматический — Лакьера, академика Куника, графа И. Толстого.

По истории русской словесности кроме Буслаева важны труды академиков Грота, Пыпина, а также московских профессоров Шевырева, Тихонравова, петербургских О.Миллера и Соболевского. По русскому языку замечателен обширный труд Даля Толковый словарь великорусского языка. Кроме того, заслуживают уважения труды, касающиеся России, академиков-естествоиспытателей Бера, Миддендорфа, Гельмерсена, а также астрономов и математиков Струве, Остроградского и др. По изучению славян важны труды Бодянского, Григоровича, Гйльфердинга, Ламанского, Бессонова, Макушева; по византийским древностям — Дестуниса, профессоров Васильевского, Ф.Успенского, Кондакова, Беляева и Васильева.

Примечания

1

Некоторые из этих народов, по всей вероятности, были финские племена, которые мы там встречаем позднее, но под иными названиями. Например, в андрофагах думают видеть самоедов, а в меланхленах — финское племя эстов, у которого до сих пор черный цвет преобладает в одежде. Под именем скифов и сарматов надобно разуметь народы арийской семьи (а не монгольской, как думали прежде). Часть скифов, вероятно, принадлежала к германскому племени (т. е. восточной или готской его ветви), а сарматы — главным образом к славяно-литовскому.

(обратно)

2

Из иностранных писателей, у которых встречаются известия о быте славян, наиболее замечательны: Иордан, готский историк, и Прокопий — византийский; оба жили в VI веке. Русские славяне у них по большей части именуются анты, а придунайские — склавины, из последнего имени и произошло потом общее название славяне.

(обратно)

3

Греческий, или Великий, водный путь шел из Финского залива в Черное море рекою Невою, Ладожским озером, рекою Волховом, озером Ильменем и рекою Ловатью; отсюда волоком (т. е. сухопутьем) ехали до Верхнего Днепра. Другая дорога из Балтики на Днепр шла по Западной Двине; Днепром выходили в Черное море, а потом держались около морского берега и таким образом достигали Византии.

(обратно)

4

Летописная легенда рассказывает при этом, что Олег овладел Киевом посредством следующей хитрости. Оставив позади главную рать, он с небольшою дружиною, скрытою в лодках, подошел к городу и послал звать Аскольда и Дира на свидание с варяжскими купцами, которые отправляются в Грецию. Когда те явились, то были тотчас окружены неприятелями. «Вы не князья и не княжеского рода, — сказал им Олег, — но я князь» и, указав на маленького Игоря, прибавил: «А вот сын Рюрика». Аскольд и Дир были убиты. (В древнем Киеве существовали два урочища: Аскольдова могила и Дирова могила, которые и подали повод к этой легенде.)

(обратно)

5

Для русской истории особенно важны из византийских писателей — патриарх Фотий, Константин Багрянородный и Лев Диакон; из западных, или латинских, хронистов — Лиутпранд, епископ Кремонский и Дитмар, епископ Мерзебургский; из арабских — Ион Фадлан; из скандинавских саг — Эймундова сага. Вопрос о мнимых варяго-русских рассмотрен в моей книге «Разыскания о начале Руси», где указано, каким образом произошло в летописях смешение руси с варягами; в первоначальном тексте говорилось, что «послаша за море к варягам русь, чудь, словене, кривичи», а потом переписчики слово «русь» ошибочно отнесли к варягам, и получилось: «Послаша за море к варягам руси чудь, словене» и пр. Представление о варягах, плававших на своих судах из Балтийского моря в Черное по Греческому водному пути, совершенно ошибочное: они не могли плавать далее Старой Ладоги по причине Волховских порогов. Притом никакие исторические свидетельства не говорят о таком их плавании.

(обратно)

6

Хронологические цифры начальной русской летописи до времен Владимира Великого могут быть приняты только приблизительна.

(обратно)

7

Вот что рассказывает летопись об ее кровавой мести. Древляне прислали просить Ольгу, чтобы она вышла замуж за их князя Мала. Первых послов Ольга велела бросить в глубокую яму вместе с лодкою, на которой они приплыли; других послов она сожгла в бане; третьих велела избить на могиле мужа в то время, как они вместе с нею совершали тризну. А Коростен она осадила и сожгла посредством воробьев и голубей: набрав их с каждого дома вместо дани, она велела привязать к ним горючие вещества и пустить опять в город. Сказание, будто бы Ольга, будучи простою перевозчицей через реку на лодке, так пленила Игоря, что он женился на ней, — это сказание не заслуживает вероятия. Есть известие, что Ольга по происхождению была болгарская княжна.

(обратно)

8

Письмена славянские устроены, т. е. приведены в настоящий порядок, в IX веке святыми братьями Кириллом и Мефодием для моравов. (Есть известие, что эти братья приходили также в землю южнорусских славян, именно в Тавриду, где обитала тогда часть болгар, и здесь, в Корсуни, нашли Евангелие и Псалтырь, написанные русскими письменами.)

(обратно)

9

Посадник Добрыня, дядя Владимира, и тысяцкий Путята, усмиряя мятеж, сожгли часть города. Отсюда сохранилась у новгородцев поговорка: «Путята крестил мечом, а Добрыня — огнем».

(обратно)

10

Город Тмутаракань лежал на берегу Керченского пролива, на острове Тамани. Восточными соседями Тмутараканского княжества были касоги (черкесы). Летопись рассказывает, что Мстислав однажды сошелся на битву с касожским князем и богатырем Редедею. Они условились решить войну собственным поединком. Противники схватились. Мстислав одолел Редедю и взял его имение, жену и детей. Подобные поединки были в обычае того времени. Так, при Владимире Святом однажды война с печенегами была решена единоборством русского юноши Яна Усмовича с печенежским богатырем, которого он задушил в своих объятиях и бросил на землю.

(обратно)

11

А именно: с королями французским, венгерским, шведским, норвежским, польским и с императором греческим. Брак Ярославовой дочери Елисаветы с норвежским принцем Гаральдом Смелым украшен в северных сагах поэтическими подробностями.

(обратно)

12

По понятиям того времени это были три князя-изгоя, так как по причине ранней смерти своих отцов потеряли всякие права и старшинство в княжеском роде, а следовательно, и на Киев. Изгоями назывались еще: попов сын, не обученный грамоте, откупившийся на волю холоп, одолжавший купец.

(обратно)

13

По словам этого поучения, большую часть жизни он провел вне дома, большую часть ночей спал на сырой земле; дома и в дороге все делал сам и за всем присматривал; до света поднимался с постели, ходил к обедне, потом думал с дружиною, судил людей, ездил на охоту и т. д. «Всех походов моих было 83, других, маловажных, не упомню. На охоте в лесах я вязал диких коней вдруг по нескольку; два раза буйвол метал меня на своих рогах, одна лось бодала, а другая топтала ногами, вепрь сорвал меч с бедра, медведь прокусил седло, лютый зверь повалил коня подо мною, но Бог сохранил меня невредимым». Убеждая детей жить в мире и согласии, он дает, между прочим, следующие наставления:

«Больше всего имейте страх Божий, не поддавайтесь лени; на войне не полагайтесь на воевод, а за всем смотрите сами; жен своих любите, но не давайте им над собою власти; старого человека почитайте, как отца, а молодого — как брата; строго соблюдайте правосудие и крестное целование; гостей и послов чтите если не дарами, то питанием и брашном, ибо они распускают в чужих землях и добрую, и худую славу».

Говорят, будто бы византийский император Алексей Комнев прислал Владимиру в числе других даров драгоценный венец и золотые бармы (оплечье), принадлежавшие прежде императору Константину Мономаху (последний считается дедом Владимира по матери: вероятно, по нем и Владимир получил название Мономаха). Регалии, известные под именем Мономаховых, но относящиеся к более поздней эпохе, стали возлагать потом на русских государей при их короновании; они хранятся теперь в московской Оружейной палате.

(обратно)

14

В Киевском княжестве после главного города заслуживают внимания следующие удельные: Переяславль Русский на реке Трубеже, Белгород, Вышгород, Васильев, Овруч, Туров и др. Переяславль сделался средоточием особого удельного княжества.

(обратно)

15

Всеволод III, недовольный своим старшим сыном Константином ростовским, отдал великокняжеский стольный город Владимир второму сыну, Юрию. Вследствие этого по смерти отца братья начали междоусобие, в котором принял участие и Новгород Великий. Около этого времени новгородцы призвали к себе на княжение третьего сына Всеволода, Ярослава, удельного князя Переяславля-Залесского. Этот суровый князь, поссорившись с гражданами, уехал в их пригород Торжок, захватил многих новгородских бояр и купцов и остановил подвоз съестных припасов из волжских областей. Новгородцы начали терпеть голод. Тогда на помощь к ним явился один из смоленских князей, Мстислав Удалой. «Не быть Торжку выше Новгорода! — сказал он. — Или отыщу мужей и волости, или голову свою положу за Новгород». Он заключил союз с Константином ростовским, а Ярослав соединился с братом Юрием. Оба ополчения сошлись в Суздальской земле на берегах речки Липицы (близ Юрьева Польского). Мстислав и Константин предлагали мир на выгодных условиях. Юрий и Ярослав, надеясь на численное превосходство своей рати, отвечали гордым отказом и велели никого не щадить в битве, убивать даже и тех, на ком будет шитое золотом оплечье (т. е. знатных людей). Новгородцы сошли с коней, сняли с себя верхнюю одежду, сапоги и пешие ударили на суздальский лагерь, расположенный на холме за дебрями и плетнями. Мстислав с секирой в руке сражался во главе конной дружины. Суздальцы были разбиты. Во время бегства Юрий сбросил с себя доспехи, загнал трех коней и на четвертом в одной рубашке прискакал во Владимир. Видя вдали скачущих всадников, горожане подумали, что это гонцы от князя с известием о победе, и с удивлением узнали между ними самого князя. Он уступил старшему брату владимирский стол (1216). Спустя три года после Липицкой битвы Константин умер, и Владимирское великое княжество опять перешло к Юрию II.

(обратно)

16

«Слово о полку Игореве» характеризует его следующими словами:

«Всеслав днем правил суд народу, назначал князьями города, а ночью рыскал волком; из Киева до петухов перескакивал в Тмутаракань; волком перебегал путь великому Хоросу (солнцу). Ему в Полоцке рано звонили заутреню у святой Софии в колокола, а он слышал звон в Киеве».

(обратно)

17

В «Слове о полку Игореве» поэт такими словами изображает могущество галицкого князя и его господство на всем юго-западе Руси:

«Ярослав Осмомысл Галицкий! Ты высоко сидишь на своем златокованом престоле и железными полками своими подпираешь горы Угорские (Карпатские), затворяешь ворота Дуная, заступаешь пути королю (венгерскому), отворяешь по воле ворота Киеву и далеко мечешь своими стрелами».

(обратно)

18

Имена пятин: Бежецкая, Вотская, Деревская, Шелонская и Обонежская. Имена концов: Словенский, Неревский, Людин, Плотницкий и Загородский. На Софийской стороне был еще детинец, или кремль, окруженный каменной стеной; здесь находился соборный храм святой Софии и подле него — дом архиепископа.

(обратно)

19

После Липицкой битвы Мстислав Удалой княжил в Новгороде около двух лет (отец его также был здесь князем и погребен в Софийском соборе). Не в его характере было оставаться долго на одном месте. В 1218 году он объявил народу на вече: «Кланяюсь святой Софье, гробу отца моего и вам; иду добывать Галич (от венгеров), а вас не забуду». Несмотря на просьбы граждан, Мстислав уехал. Новгородцы призвали к себе родственника его Святослава, одного из смоленских князей. Но последний завел распрю с посадником Твердиславом. Начались смуты: одна часть граждан восстала на посадника, другая вооружилась для его защиты. Целую неделю в городе происходили драки и бурные веча. Наконец обе стороны помирились и целовали крест. Но тут Святослав прислал на вече своего тысяцкого сказать, что не хочет быть вместе с Твердиславом и отнимает у него посадничество. «В чем он виноват?» — спросили новгородцы. «Без вины», — отвечал тысяцкий. «Радуюсь, что на мне нет никакой вины, — заметил Твердислав, — а вы, братья, вольны и в князьях, и в посадниках». Тогда народ велел сказать князю: «Ты целовал нам крест без вины мужа не лишать власти, и потому мы тебе кланяемся (то есть можешь уходить, если хочешь), посадник наш, и по-твоему не сделаем». Князь должен был помириться с посадником.

(обратно)

20

Замечательная поговорка, указывающая на тесные связи древних новгородцев и псковитян: «Душа — на Волхове, сердце — на Великой».

(обратно)

21

Так рассказывает «Древняя ливонская хроника» Генриха Латыша, жившего в XIII веке.

(обратно)

22

Летописцы русские замечают о них следующее:

«По грехам нашим пришли народы неведомые, которых никто хорошо не знает, кто они и откуда пришли, какого племени и какой веры. А зовут татарами, иные называют таурменами, другие — печенегами; один Бог о них ведает да разве еще мудрые люди, которые в книгах начитаны».

(обратно)

23

Мстислав киевский, видя бегство половцев и галичан, укрепился со своею дружиной на одном холме и три дня защищался от неприятеля. Когда татары предложили ему свободное отступление, он заключил с ними мир. Но едва киевляне двинулись, как были вероломно избиты. Князей русских, взятых в плен, татары положили под доски и сели на них обедать.

(обратно)

24

Один итальянский монах (Плано Карпини), бывший послом от папы, говорит следующее:

«Когда надлежало идти ко двору Батыя, то нам объяснили, что надобно пройти между двух огней, на что мы никак не соглашались, но они сказали: „Ступайте смело; это нужно только для того, что ежели вы имеете какой злой умысел против нашего государя или носите при себе яд, то огонь истребит всякое зло“. „Если так, то мы готовы идти“, — отвечали мы, чтоб не оставаться в подозрении. По вручении подарков ввели нас в ханскую ставку, заставив прежде поклониться кумирам и выслушать опять предостережение не наступать на порог. Вошед в ставку, говорили мы нашу речь стоя на коленях, а потом подали грамоту».

(обратно)

25

Пример первого рода съездов мы видели в Любече. Возьмем из летописи пример съезда по поводу внешней защиты. В 1103 году Владимир Мономах пригласил Святополка II выступить весною в поход на половцев; но дружина Святополка отсоветовала поход на том основании, что не время было отрывать земледельцев от поля. Князья уговорились съехаться недалеко от Киева, на левом берегу Днепра. Братья сели в одном шатре, каждый с своею дружиной. Владимир первый прервал молчание: «Брат! Ты старший, начни же говорить, как нам охранять Русскую землю». Святополк отвечал: «Брат! Лучше ты начни». «Как же мне говорить? — возразил Владимир. — Против меня и твоя и моя дружины: скажут, что я хочу погубить и поселян, и пашни. Но вот что для меня удивительно: как вы их жалеете, а того не подумаете, что станет весною смерд пахать на своей лошади, а придет вдруг половчин, убьет смерда стрелой, лошадь его, жену и детей возьмет себе, да и гумно зажжет. Почему же об этом-то вы не подумаете?» Дружина единодушно признала справедливость его слов. «Я готов идти с тобою», — сказал Святополк. «Великое, брат, добро сделаешь Русской земле», — заметил Владимир. Князья встали, поцеловались и послали звать с собой в поход Святославичей.

(обратно)

26

За смерть свободного человека взыскивалось 40 гривен (за боярина вдвое более, а за женщину вдвое менее, нежели за мужчину), за удар палкой — 12гривен, за отсечение руки — 20 и т. д. Если убийца скроется, то виру платила вервь (община), в которой найден убитый; такая вира называлась «дикая».

(обратно)

27

Византийский император Константин Багрянородный в своем сочинении «Об управлении империи» описывает ежегодное путешествие русских караванов в Гердию следующим образом. Зимою приднепровские славяне рубили лес и строили лодки-однодеревки. В начале весны они пригоняли эти лодки в Киев; здесь купцы, съехавшиеся из Новгорода, Смоленска, Любеча, Чернигова и других городов, покупали лодки и снаряжали их для морского плаванья. В апреле собирался весь русский флот у Витичева и отсюда шел к Днепровским порогам. Лодки с трудом проводились сквозь пороги. Достигнув четвертого порога, купцы выгружали товар и на расстоянии 600 шагов волокли его берегом, ведя за собой скованных невольников. В одном узком месте Днепра обыкновенно их дожидались печенеги, но русские вступали с ними в битву и отражали разбойников. Миновав это опасное место, купцы приставали к одному острову и тут под огромным дубом совершали благодарственное жертвоприношение своим богам. Достигнув днепровского устья, они отдыхали несколько дней на другом острове, а потом продолжали путь вдоль северо-западных берегов Черного моря.

(обратно)

28

Торговля была вообще меновая. Собственной монеты русские имели очень мало. Вместо монеты служили отчасти меха; из них произошли куны — первоначально шкуры куниц, соболей и других пушных животных; впоследствии кунами называли вообще разного рода деньги. Собственно русской монетой являются потом куски серебра под названием гривны, рубли, полтины и т. п. Медная разменная монета носила общее название пул.

(обратно)

29

Однажды в Новгороде явился волхв, который начал смущать народ мнимыми чудесами и хулою на христианскую веру (1071). В городе произошел мятеж; народ хотел убить епископа. Епископ облекся в ризы, взял крест, вышел к народу и сказал: «Кто верует волхву, пусть идет за ним; а кто почитает крест — следует за мной». Князь Глеб Святославич с дружиною стал подле епископа; но около волхва собралась толпа граждан. Глеб спрятал под одеждою топор, подошел к волхву и спросил: «Знаешь ли, что будет завтра?» «Я сотворю великие чудеса». Тогда Глеб ударил волхва топором, и тот упал мертвый. Мятеж после того утих, и толпа разошлась по домам.

(обратно)

30

Проповедником этой ереси был некто диакон-расстрига Карп, ремеслом стригольник (может быть, занимавшийся стрижкой волос). Нападая на корыстолюбие священников и епископов, на их поставление за деньги, он начал отрицать всю духовную иерархию и таинства. Учение его нашло себе последователей в Новгороде и Пскове. Духовенство усердно вооружилось против еретиков. Карп с двумя главными товарищами был брошен народом в Волхов (1375). Но ересь и после того не прекращалась.

(обратно)

31

Какой-то Даниил попал в немилость, заточен на озеро Лаче и пишет отсюда «Слово» к князю (по мнению некоторых, к Ярославу, сидевшему в Новгороде в конце XII века). Он превозносит мудрость и богатство. князя, выражает свои страдания и скорбит о княжеской немилости; вооружается против глупых людей (по-видимому, виновников его несчастия), против монахов, принявших духовный сан не по внутреннему призванию, и особенно против злых жен. «Слово» обнаруживает большую начитанность в сочинителе. Оно изобилует притчами и пословицами: например, «лучше лихорадкой болеть, чем со злою женою жить», «глупого учить — в худой мех воду лить», «княжего тиуна бойся как огня, а служителей его — как искр» и т. п. «Слово» Заточника, как голос страждущего против мирских неправд, пользовалось большим сочувствием в Древней Руси. Этим сочувствием объясняется следующая прибавка (сочиненная позднейшими переписчиками). Послание свое Заточник запечатал в воск и бросил в озеро; рыба проглотила свиток; рыбак поймал рыбу, принес свиток князю; князь прочел и велел освободить Даниила из горького заточения.

(обратно)

32

«Когда мне было 17 лет, — говорит летописец, — я, недостойный, пришел к Феодосию, и он принял меня в монастырь».

Но это не мог сказать Нестор. Он написал житие Феодосия Печерского, где ясно говорит, что уже не застал Феодосия в живых и писал о нем по рассказам других монахов.

(обратно)

33

Содержание его следующее:

Игорь Святославич, князь северский, вместе с братом своим Всеволодом трубчевским отправляется на половцев. Сначала поход удачен, враги разбиты, идут далее. На берегах Каялы, впадающей в Дон, их встречают ханы Гзак и Кончак с многочисленными толпами половцев. Происходит упорная битва; русская дружина истреблена, князья взяты в плен. Печаль разливается по всей Русской земле. Супруга Игоря плачет в Путивле на городской стене и обращается с жалобами на свое горе к ветрам, к солнцу и Днепру. В заключение князь с помощью половчина Овлура убегает из плена и благополучно возвращается домой.

Рассказ поэта почти во всем сходен с известием летописца о том же походе (под 1185 годом). «Слово» написано на древнем южнорусском наречии и дошло до нас в искаженном виде. Оно изобилует поэтическими красотами. Автор искусно воспользовался мифологическими верованиями Древней Руси и изобразил всю природу существом живым, которое скорбит о несчастии князя и радуется его удаче. Он также искусно воспользовался поражением своего героя, чтобы указать на главный источник торжества врагов — на княжеские междоусобия.

(обратно)

34

На юге к собственной литве и пруссам примыкали голядь и ятвяги (в нынешней Гродненской губернии), по всей вероятности, племена также литовские. В XIII веке они были почти истреблены своими соседями — поляками и русскими.

(обратно)

35

В Новгородок, столицу Миндовга, прибыли папский легат и магистр немецкого Ордена с знатнейшими рыцарями. На соседней равнине при огромном стечении народа Миндовг вместе с супругою был окрещен и торжественно помазан в короли. В тот же день крестилось несколько сот литвинов. Но потом рыцари все-таки заставили своего нового союзника уступить им часть Жмуди, что возбудило неудовольствие между языческими подданными Миндовга. Тогда он отрекся от христианства и восстановил при своем дворе языческие обряды. Жена Миндовга, сохранившая верность христианству, вскоре умерла. На погребение к ней приехала ее сестра, бывшая в замужестве за одним удельным литовским князем, Довмонтом. Миндовг задержал ее и женился на ней. Оскорбленный муж подстерег Миндовга на дороге и убил его (1263).

(обратно)

36

Близ местечка Полангена (Курляндской губернии на границе с Пруссией), на песчаном берегу Балтийского моря, есть гора, носящая имя Бируты, супруги Кейстута и матери Витовта. Предание рассказывает, что Бирута в молодости была вайделоткой, или жрицей богини Прауримы, в честь которой на той самой горе пылал огонь, постоянно поддерживаемый жрецами. Однажды князь Кейстут, возвращаясь из похода на тевтонских рыцарей, увидал Бируту, пленился ее красотою ж насильно увез ее с собою. Когда он погиб, престарелая Бирута, говорят, была утоплена его врагами; но по другим известиям она удалилась на свою родину, в Жмудь, и погребена потом на той же горе, которая получила ее имя.

(обратно)

37

Католические проповедники неоднократно делались жертвою этого фанатизма. Например, при Ольгерде в Вильне были избиты 14 францисканских монахов, которым покровительствовал любимец Ольгерда Гаштольд. Около того же времени в Вильне подверглись мученической смерти три православные литвина из придворных великого князя; на месте их кончины великая княгиня поставила церковь Святой Троицы. Имена их: Антоний, Иоанн и Евстафий. (Других мучеников православия в Литве в эту эпоху мы не встречаем.)

(обратно)

38

После Витовта в Литве княжили его двоюродный брат Свидригайло и родной брат Сигизмунд. За ними следовал Казимир, сын Ягайла и брат польского короля Владислава III. А когда Владислав III погиб в битве с турками при Варне, Казимир был избран и королем польским. По смерти Казимира IV (1492) Польша и Литва еще раз имели отдельных государей: один, сын Казимира, Иоанн Альбрехт, был выбран на польский престол, а другой, Александр, наследовал Литву; Альбрехт скоро умер, и поляки выбрали своим королем Александра (1501). С тех пор Польша и Литва имели всегда одного государя. За Александром последовал его младший брат Сигжзмунд I (1506–1548). Но, имея общего государя, обе страны, т. е. королевство Польское и великое княжество Литовское, представляли пока отдельные государства. Многие потомки Гедимина и русских удельных князей сделались родоначальниками аристократических фамилий польско-литовского государства (каковы Острожские, Вишневецкие, Чарторыйские, Сангушки и др.).

(обратно)

39

Митрополит Алексей, по словам предания, приобрел благоволение в Орде следующим образом. Тайдула, жена хана Чанибека, была больна глазами. «Мы слышали, — писал хан к великому князю, — что небо ни в чем не отказывает молитвам главного священника вашего, да испросит он здравие моей супруге». Алексей отправился в Орду и излечил ханшу. Вскоре потом свирепый Бердибек, умертвив отца и братьев, воцарился в Орде и начал грозить нашествием русским землям. По просьбе Иоанна II митрополит Алексей опять отправился в Орду и при помощи своей покровительницы Тайдулы, матери Бердибека, укротил злобу хана. Алексей, подобно своим предшественникам, выхлопотал от хана ярлык, которым подтверждались льготы русского духовенства, т. е. освобождение его имений от татарских даней и поборов.

(обратно)

40

Сын последнего московского тысяцкого Вельяминова Иван по смерти отца перешел на службу к тверскому князю и хлопотал за него в Орде перед ханом. На возвратном пути из Орды он был схвачен и торжественно казнен в Москве. Эта публичная казнь знатного боярина произвела на народ сильное впечатление.

(обратно)

41

После своего нашествия на Москву Эдигей прислал великому князю грамоту, в которой так исчислил его вины:

«Прежде ваша земля была верным улусом хана, а ты совсем перестал ездить в Орду; послов и гостей ордынских у вас в Москве перестали чествовать. Добрый был у тебя боярин Федор Кошка, он напоминал об ордынских делах; а теперь у тебя любимцем сын его Иван, и ты стал слушать молодых людей. Когда какая обида от русских князей или от Литвы, ты шлешь к нам просить помощи; а про выход (дань) говоришь, что нечем платить».

(обратно)

42

Василий Васильевич однажды был взят в плен казанскими татарами, но вскоре освободился посредством выкупа. Он. отправился в Троицкую лавру, чтобы там принести благодарение Богу за свое освобождение. В это время Шемяка соединился с двоюродным братом своим Иваном можайским, внезапно ночью явился под Москвою, и несколько изменников московских отворили ему городские ворота. Отсюда он отрядил Ивана можайского в монастырь, чтобы захватить Василия. Извещенный об опасности, Василий послал сторожевой отряд занять соседнюю гору. Иван можайский скрыл часть своей дружины в санях под рогожами, обманул стражу и занял монастырь. Тщетно Василий искал убежища в церкви, у гроба святого Сергия. Его взяли силою, привезли в Москву, ослепили и сослали в Углич (1446). Убежденный просьбами митрополита Ионы Шемяка потом освободил Василия и дал ему в удел Вологду. Между тем московские бояре, оставшиеся верными Василию (особенно князья Ряполовские, Стрига-Оболенский и Федор Басенок), и многие дети боярские собрались в Литве и пошли на помощь своему князю; с ними соединились два преданных ему татарских царевича (Касим с братом своим). Шемяка выступил против неприятелей. Но во время его отсутствия отряд Васильевых приверженцев ночью на Рождество Христово вошел в московские ворота, которые были отворены для одной княгини, ехавшей к заутрене. Граждане с радостью присягнули опять Василию. Шемяка удалился в свой наследственный Галич, но не хотел оставить притязаний на великое княжение. Наконец, разбитый москвитянами и татарами в решительной битве под Галичем (1450), Шемяка бежал в Новгород и там спустя три года умер вследствие отравы. Известие об его смерти привез в Москву один подьячий, который был награжден званием дьяка.

(обратно)

43

Новгородское вече воспользовалось московским междоусобием при Василии Темном и присвоило себе новые льготы, например право выдавать грамоты без князя. Впоследствии Василий Темный отправил против них воевод Стригу-Оболенского и Федора Басенка, они разбили конное ополчение новгородцев и заставили их смириться (1456). Новгород заплатил 8500 рублей, обязался снова платить «черный бор» и отменил вечевые грамоты.

(обратно)

44

Название «казаки» перешло к нам от татар; в Орде казаками назывался низший класс войска, а высшее сословие составляли уланы, мурзы и беки.

(обратно)

45

Собственно Северо-Восточная и Юго-Западная. Названия «Москва» и «Литва» в те времена означали: первое — государство Московское, второе — все великое княжество Литовское (хотя, за исключением небольшой части, последнее состояло из чисто русских областей).

(обратно)

46

В этой войне обстоятельства, очевидно, покровительствовали московскому князю. Обыкновенно походы на Новгород совершались в зимнее время, потому что летом многочисленные болота, реки и леса составляли самую надежную защиту для Новгорода. Летом же 1471 года случилась сильная засуха и московское войско без труда прошло к Ильменю. А новгородцам во всем была неудача: войско, посланное для защиты Двинской земли, разбито; многие жители города Русы, после осады возвращавшиеся из Новгорода в лодках по Ильменю, застигнуты бурею и потонули; в Новгороде начались потом сильные пожары. Летописцы рассказывают, что падение Новгорода предвещалось разными знамениями и чудесами (буря сломала крест у святой Софии, колокола звонили сами собой, в Хутынском монастыре слезы текли из очей от иконы Богородицы и т. п.).

(обратно)

47

Первый обличитель этой ереси архиепископ Геннадий сильно настаивал на казни еретиков; в послании своем к митрополиту Зосиме он приводит в пример испанского короля Фердинанда Католика и сообщает рассказы немецкого посла о том, как Фердинанд очистил свои земли от еретиков (посредством аутодафе или сожжения). Геннадий, однако, не участвовал в соборном приговоре 1504 года. В предыдущем году на другом духовном соборе запрещено вдовым попам и дьяконам отправлять богослужение, монахам и монахиням жить в одном монастыре и, кроме того, запрещено епископам брать от священников мзду (деньги) за ставление. Летопись говорит, будто вслед за тем Геннадий был лишен сана за это мздоимство. Он заслуживает еще внимания потому, что поднимал вопрос о заведении училищ для духовенства и вооружался против поставления простых, безграмотных людей в священники.

(обратно)

48

Из иностранных мастеров, вызванных московским правительством, лекарям на первое время в России не посчастливилось.

Когда Иоанн Молодой заболел, его вверили попечениям одного немецкого доктора, Леона; доктор ручался головою, что вылечит больного. Но больной умер, и великий князь по истечении шести недель велел всенародно казнить несчастного Леона. За несколько лет перед тем такой же участи подвергся другой немецкий доктор, Антон: он лечил одного татарского царевича, когда же последний умер, Антон был выдан его родственникам и публично зарезан татарами. Такая расправа очень напугала иностранцев; многие из них хотели уехать на родину, между прочим, и художник Аристотель, но великий князь не пустил его из Москвы.

(обратно)

49

Судебные поединки не должны быть смертельны: бойцы надевали доспех (броню) и сражались обыкновенно ослопом или дубиной. В некоторых случаях дозволялось подсудимому (женщине, старику, малолетнему, увечному, монаху) вместо себя выставлять «наймита», т. е. наемного бойца.

(обратно)

50

Рассказав о падении Пскова, летопись псковская поэтически изображает его горе: «О, славнейший город, Псков Великий, о чем ты сетуешь и плачешь?» Отвечает прекрасный город Псков: «Как мне не сетовать и не плакать! Прилетел на меня многокрылый орел, крылья его исполнены львиных когтей, взял он у меня три кедра ливанские, красоту мою, богатство и чада мои похитил. Земля наша опустошена, град разорен, торжища раскопаны; братьев наших увели туда, где не бывали отцы наши, ни деды, ни прадеды». При этом летописец справедливо указывает на главные причины псковского падения, т. е. внутренние раздоры. «Всю эту беду послал на нас Господь за наше самоволие и непокорение друг другу, за злые клеветы и лихие дела, за неразумное кричание на вечах, когда голова не знает, что язык говорит».

(обратно)

51

Рассказывают, будто бы один юродивый около того времени ходил по улицам Москвы с метлою и кричал: «Пора очистить государство от последнего сора» (т. е. отменить последнего удельного князя).

(обратно)

52

Следующий поступок дает ясное понятие об его характере. Василий III, овладев Смоленском, поставил здесь наместником князя Шуйского. После поражения русского войска при Орше многие граждане в Смоленске завели сношения с литовцами и приглашали их взять назад город, обещая с своей стороны деятельную помощь. Василий Шуйский, узнав о том, схватил главных заговорщиков, и, когда литовцы появились перед городом, он велел повесить арестованных смольнян на городской стене с теми самыми подарками, которые они недавно получили от великого князя московского: одни, например, висели в Дорогих собольих шубах, у других на шее были привязаны серебряные ковши и пр. Тогда изменников в городе не оказалось, и литовский отряд должен был отступить.

(обратно)

53

В память завоевания Казани Иоанн соорудил в Москве на Красной площади собор Покрова Пресвятой Богородицы, известный в народе более под именем Василия Блаженного; он отличается своею затейливою архитектурою и пестротою красок. Красная площадь лежит между Кремлем и Китай-городом. Подле храма Василия Блаженного, на верху спуска к Москве-реке, находится возвышенный помост, который называется Лобным местом.

(обратно)

54

Ливонский орден очень резко обнаружил свою неприязнь к Москве по следующему поводу. Иоанн отправил в Германию саксонца Шлите с поручением набрать в русскую службу людей, знающих разные искусства и ремесла. Шлите набрал более ста человек (между ними были медики, аптекари, цирюльники, архитекторы, каменщики, литейщики, плотники, часовщики, слесаря, толмачи, рудокопы, повара, каретники, типографщики, портной и пр.). Но в Любеке, где они хотели сесть на корабль, начальство города задержало их по проискам ливонцев, самого Шлите посадили в тюрьму, а спутники его рассеялись (1547).

(обратно)

55

С первым письмом Курбский послал верного слугу Шибанова. Рассказывают, будто он подал письмо царю на Красном крыльце, будто Иоанн ударил его в ногу железным костылем своим и, опершись на костыль, слушал чтение письма; Шибанов остался неподвижным, а потом во время жестокой пытки смело говорил в оправдание своего господина.

(обратно)

56

Иоанн избегал свиданий с митрополитом, опасаясь печалований, но нередко должен был встречаться с ним в церкви, и здесь-то происходили между ними сцены, подобные следующей.

«Только молчи, одно тебе говорю: молчи, отец святой, — говорил царь, едва сдерживая свой сильный гнев, — молчи и благослови нас!»

«Наше молчание грех на душу твою налагает и смерть наносит», — отвечал Филипп.

«Ближние мои встали на меня, ищут мне зла, какое дело тебе до наших царских советов?»

«Я — пастырь стада Христова!»

«Филипп! Не прекословь державе нашей, чтобы не постиг тебя гнев мой, или лучше оставь митрополию».

«Я не просил, не искал через других, не подкупом действовал для получения сана, зачем ты лишил меня пустыни?» и т. д.

(обратно)

57

Народные песни и сказания, однако, относятся с почтением к Иоанну IV и называют его только Грозным (это прозвание дано было и деду его Иоанну III); во время вражды его с боярством народ, очевидно, был на стороне царя. Только к одному из бояр Ивана IV песни народные относятся с большим сочувствием, именно к Никите Романовичу, брату Анастасии Романовны. По историческим известиям, он является также единственным лицом, которому Грозный до конца своей жизни оказывал неизменное уважение. Никита Романович Юрьев-Захарьин умер в 1585 году. Сыновья его стали называться просто Романовы.

(обратно)

58

Есть известие, что бояре хотели взять с Годунова запись, ограничивающую его власть; потому-то Годунов поджидал, пока соберутся в Москву земские люди. Он надеялся, что земские люди выберут его без записи, и не ошибся. Возможно, большая торжественность при избрании нужна была Годунову и потому, что по знатности рода многие бояре более его имели право на престол как прямые потомки Игоревичей или Гедиминовичей, каковы князья Мстиславские, Шуйские, Голицыны и др. А по близкому родству с последними царями Игорева дома и по любви народной более всех выдвигалась фамилия Романовых.

(обратно)

59

Родословные книги говорят, будто предки Захарьиных-Романовых происходили из Пруссии, откуда в XIII веке выехали в Россию и здесь крестились. Но в те времена между боярскими семьями было распространено желание выводить свой род от знатных иноземных выходцев; весьма возможно, что Романовы были коренного русского происхождения.

(обратно)

60

Некоторые предполагали, будто мысль объявить себя царевичем родилась у самозванца не сама собою и будто бояре употребили его как орудие для низвержения ненавистного Годунова; другие считали его лицом, подготовленным иезуитами. Но очевидно, он был выставлен некоторыми польско-литовскими панами, именно Мнишками, Вишневецкими и Сапегами, с согласия короля и с ведома некоторых московских бояр, враждебных Годунову, каковы: Романовы, Шереметьевы, князья Сицкие, Черкасские и пр.

(обратно)

61

По-видимому, те же польско-литовские фамилии (Мнишки, Вишневецкие и Сапеги), которые приготовили первого самозванца, выставили и второго.

(обратно)

62

Один изменник ночью отворил шведам новгородские ворота, и они вошли на Софийскую сторону. Сопротивление было оказано очень слабое. В одном месте стрелецкий голова Галютин, дьяк Голенищев и казачий атаман Шаров с горстью казаков защищались, пока не были все изрублены; в другом софийский протопоп Аммос заперся в своем дворе и долго отбивался от шведов, пока не сожгли его вместе с двором. Между тем воевода Бутурлин, стоявший с ратными людьми на Торговой стороне, пограбил жителей и ушел из города.

(обратно)

63

В административном отношении Западная Русь во времена соединения с Польшею делилась на следующие воеводства: Витебское, Полоцкое, Инфлянтское, Мстиславское, Минское, Новгородское, Подляшское, Брест-Литовское, Киевское, Волынское, Бель-зское, Люблинское, Брацлавское, Подольское, Русское (т. е. Черво-норусское) и Черниговское. Собственно Литовские земли составляли воеводства: Виленское, Трокское и княжество Жмудское.

(обратно)

64

«Польша процветает латынью, а Литва — рущизною», — заметил один писатель первой половины XVII века. С течением времени много польских слов вошло в письменный и разговорный язык Западной России, распадающейся на два наречия: белорусское и малорусское. Но от этого язык не перестал быть русским; так, к нему не привились польские носовые звуки, польское ударение на предпоследнем слоге, сохранились формы русских склонений и спряжений и проч.

(обратно)

65

Виленский трибунал, т. е. высшее судебное место для Великого княжества Литовского, заседал известную часть времени в году в Вильне, а другую часть — в Минске или Новгородке; для Юго-Западной Руси высшим судебным местом сначала был трибунал Луцкий, а потом он соединен с Люблинским трибуналом, общим для всей Малой Польши. (Трибунал великопольский находился в Петрокове.)

(обратно)

66

Антоний Поссевин, бывший посредником при заключении мира между Иоанном Грозным и Баторием, пытался склонить Иоанна к соединению церквей и имел с ним продолжительное прение о вере. Потерпев полную неудачу в Москве, он обратился к мысли о воссоединении Западнорусской Церкви. Скарга был придворный проповедник Сигизмунда III и славился своим красноречием. В своих проповедях, говоренных на сеймах, Скарга резко обличал неустройства Польши; а из его сочинений самое известное «О единстве Церкви Божией под одним пастырем»; тут он предлагает способы к соединению или унии церквей.

(обратно)

67

Особою ревностью к распространению унии отличался Иосафат Кунцевич. Он назначен был униатским епископом в Полоцкую епархию и здесь встретил себе опасного соперника в лице православного епископа Мелетия Смотрицкого, который своими красноречивыми посланиями сильно противодействовал проповеди Кунцевича. Последний отправился в город Витебск; там с помощью военных людей производил разные насилия православным и отнимал у них церкви, которые обращал в униатские. Православные отказались посещать эти церкви, а ставили за городом палатки и в них совершали богослужение. Наконец раздраженная витебская чернь возмутилась, умертвила Кунцевича и труп его бросила в Западную Двину (1623). За это преступление жители понесли тяжкое наказание от польского правительства: многие граждане были казнены и город Витебск лишен Магдебургского права. Тело Кунцевича было вынуто из реки и погребено с большою торжественностью; его прославили святым мучеником, и появились легенды о чудесах, совершавшихся над его гробом. Сам бывший враг его Мелетий Смотрицкий потом изменил православию и обратился в унию; это обращение католики и униаты причислили к чудесам Кунцевича.

(обратно)

68

Вот что говорит русская шляхта в своей жалобе, поданной сенату на сейме 1623 года:

«В течение 28 лет мы, народ русский, на каждом сейме докладывали вам о великих неправдах и притеснениях, которые терпим от наших отщепенцев, митрополита и епископов (униатских). Со слезами просили вашу вельможность ходатайствовать пред его милостью королем об освобождении русского народа от упомянутого угнетения. Но и доныне не получили просимого… Теперь если русскому шляхтичу старой греческой веры приходится хлопотать о должности, то его спрашивают, униат он или нет. Русскому греческой религии трудно получить не только сенаторское кресло подле короля (прежде на этом месте мы видали многих таких, а теперь ни одного), но и какой бы то ни было земской или городской уряд… Наши отщепенцы во многих городах отобрали у нас церкви, а в других запечатали; духовенству нашему не дозволяют ни крестить, ни погребать публично. Все это надобно совершать тайком, ночью, потому что захваченных при том мещан жестоко наказывают, а священников арестуют и выгоняют из города».

(обратно)

69

Значительнейшие фамилии Западной Руси, происходившие от древнерусских боярских и дворянских родов, переменив веру и язык, впоследствии считали себя уже чистыми поляками. Таковы фамилии Огинских, Пацов, Хребтовичей, Водовичей, Ходкевичей, Тышкевичей и др. Между прочим, сын знаменитого ревнителя православия Константина Острожского еще при жизни отца перешел в латинство.

(обратно)

70

Это заметил в своем «Описании Украины» французский инженер Боплан, служивший польским королям Сигизмунду III и Владиславу IV.

(обратно)

71

Между тем, не состоя в числе настоящих граждан, живя в отчуждении от народа и в презрении у шляхты, евреи сохраняли свой отдельный быт и свою отдельную речь (испорченную немецкую); они обязаны были даже соблюдать отличия в одежде. При таком обособлении патриотические стремления не могли развиться в их среде и они невольно получали характер чужеядного растения в стране, которая сделалась для них новым отечеством.

(обратно)

72

Вот каким образом Боплан описывает степные походы казаков и их встречи с татарами:

«Казаки, зная, какая опасность ожидает их в степях, переходят по ним табором или караваном, т. е. между двумя рядами телег, замыкаемых спереди и сзади 8 или 10 повозками; сами же с дротиками, пищалями и косами на длинных ратовищах идут посреди табора; вокруг него едут лучшие наездники. Сверх того, во все четыре стороны посылают по одному казаку для наблюдения. Как скоро покажется неприятель, стражи дают сигнал и табор останавливается. Случалось и мне, — прибавляет автор, — с 50 или 60 казаками переходить степи. Татары нападали на наш табор в числе 500 человек, но не в силах были расстроить его, да и мы также мало вредили им, потому что татары только издали грозили нападением, не подъезжая, однако, на ружейный выстрел, и, пустив через наши головы тучу стрел, скрывались».

(обратно)

73

Впоследствии в Польше некто шляхтич Луба был выдаваем за сына Марины, будто бы спасшегося от смерти.

(обратно)

74

Рассказ одного из голландских послов (проезжавших по северозападному краю России в ноябре 1615 года) дает нам некоторое понятие о бедственном состоянии, в котором находились области государства, опустошенные лисовчиками и казаками. На пути из Ревеля в Новгород голландцы нигде не находили селений, почти всегда должны были ночевать в лесу и только изредка попадался им где-нибудь полуразрушенный монастырь. В Новгороде посольство немного отдохнуло и продолжало путь через Старую Русу; на этом пути оно подвергалось самым жестоким лишениям. Несколько раз при переезде через реку ломался лед, люди и вещи падали в воду, и путешественники, чтобы просушить платье, должны были зажигать на берегу необитаемые хижины. Ночевали они в опустелых деревнях и, прежде нежели войти в избу, вытаскивали из нее трупы жителей, убитых казаками, но скоро невыносимый смрад выгонял путников из избы и заставлял их ночевать на морозе. Далее, голландцы находились в постоянном беспокойстве от медведей, волков и наездников Лисовского.

(обратно)

75

Густав Адольф очень хорошо понимал важность этого обстоятельства. В своей речи к шведским государственным чинам по поводу Столбовского мира он выразил удовольствие, что Россия более не опасный сосед для шведов.

«Теперь, — заметил король, — нас отделяют от нее великие озера Ладожское и Пейпус, тридцать миль обширных болот и сильные крепости. Слава Богу, Россия отрезана от Балтийского моря, и есть надежда, что русским будет трудно перепрыгнуть через этот ручеек».

(обратно)

76

Малодушные воеводы, бежавшие из Вязьмы в Москву, были строго наказаны: их высекли кнутом, лишили недвижимого имущества, сослали в Сибирь.

(обратно)

77

Бояре невзлюбили Шеина за его надменность и теперь воспользовались случаем ему отомстить. Надменность свою он вполне выказал перед Смоленским походом. Когда государь отпускал его в поход и давал ему целовать руку, Шеин с большою гордостью высчитывал свои заслуги и говорил, что прежнею службою он выше всей своей братии — бояр, что в то время, как он служил, многие бояре «по запечью сидели и сыскать их было нельзя».

(обратно)

78

Собрание государственных грамот и договоров, изданных графом Румянцевым. Часть 3.

(обратно)

79

Выбор царской невесты между дочерьми боярскими и дворянскими был всегда важным вопросом при московском дворе, потому что вместе с невестою приближался к престолу и весь ее род, часто весьма незначительный до того времени. Поэтому женитьба царя редко обходилась без разных происков и хитростей. Так, первая невеста Михаила Феодоровича, девица Хлопова, будучи уже взята во дворец, вдруг после одного желудочного припадка объявлена неизлечимою больною, за что ее вместе с родными сослали в Сибирь. Впоследствии патриарх Филарет исследовал это дело, и тут обнаружились происки приближенных к царю бояр Салтыковых. То же несчастие случилось и с первою невестою Алексея: из 200 девиц выбор его пал на дочь дворянина Всеволожского; узнав о своем счастии, девушка от сильного волнения упала в обморок; ее обвинили в падучей болезни и вместе с родными отправили в Сибирь. По другому известию, Всеволожскую испортили из зависти жившие во дворце боярыни.

(обратно)

80

Спустя два года после московских событий вспыхнул мятеж в дрезних вечевых городах, в Новгороде и Пскове. Новгородцы бросились на немецких купцов, ограбили их и заключили в тюрьму; однако здесь мятеж скоро был укрощен твердостью митрополита Никона. Митрополит при этом случае подвергся даже побоям и поруганию, но до тех пор не переставал уговаривать мятежников, пока они не смирились и не выдали главных зачинщиков. Возмущение в Пскове продолжалось долее и было усмирено только при помощи военной силы. Здесь поводом к мятежу послужило следующее обстоятельство. Москва обязалась заплатить шведам значительную сумму денег (191000 рублей) за тех переселенцев, которые перешли в Россию из областей, уступленных шведам по Столбовскому миру. Часть суммы положено было уплатить хлебом, и, когда правительство велело отпустить шведам 11 000 четвертей хлеба из псковских житниц, граждане возмутились и умертвили многих нелюбимых чиновников.

(обратно)

81

Составление этого свода поручено было трем боярам (князьям Одоевскому, Прозоровскому, Волконскому) и двум дьякам (Леонтьеву и Грибоедову). Подлинный список Уложения подписан 315 членами собора. Оно разделено на 26 глав и 967 статей. Вот некоторые заглавия: о богохульных церковных мятежниках, о государской чести и как его государское здравие оберегати, о службе всяких ратных людей, о суде, о поместных землях, о вотчинах и т. д. Уложение сравнительно с судебниками представляет дальнейшее развитие московского самодержавия и государственного значения Греческой Церкви. Самые тяжкие наказания назначены за оскорбление Церкви, за оскорбление царского имени и за умысел против государя («государево слово и дело»).

(обратно)

82

Московское государство почти не имело собственных драгоценных металлов, потому что не было людей, которые умели бы отыскивать и разрабатывать руды; главный материал для выпуска звонкой монеты доставляла торговля с иностранцами. Иноземные купцы (английские, голландские, ганзейские) вместе с товарами обязывались привозить и серебро в разных видах, т. е. монетою и слитками; пошлина с товаров собиралась также серебряными деньгами. Все это серебро московское правительство перечеканивало в русскую монету с значительной для себя выгодою, например голландский ефимок принимался в казну за 42 копейки, а перечеканенный ходил за 64 копейки.

(обратно)

83

Мятежи XVII столетия считаются некоторыми за отголосок Смутной эпохи; но большею частью в них можно видеть продолжение борьбы между старыми, удельно-вечевыми обычаями и московским государственным порядком, который все более и более проникал в народную жизнь и водворял правительственную централизацию.

(обратно)

84

Например, Иисус надобно писать Исус; служить обедню на семи просфорах, а не на пяти; складывать два пальца, а не три при крестном знамении; не брить бороды и усов и т. п. Впрочем, эти мелкие несогласия для многих служили не главною целью, а только поводом выразить свое недовольство против начинающегося влияния западной или латинской культуры.

Начало книгопечатания в Московском государстве относится к царствованию Иоанна IV. Именно два мастера из Западной России, Иван Феодоров и Петр Мстиславец, завели в Москве первую типографию в 1553 году, и первая книга, которую они напечатали, была «Деяния апостольские». В 1565 году Феодоров и Мстиславец, обвиненные в ереси, должны были спасаться бегством; обвинителями были преимущественно переписчики, очень недовольные подрывом их промысла. Но книгопечатание уже успело утвердиться в Москве.

Упомянутые два мастера удалились в Западную Россию и некоторое время печатали церковные книги в местечке Заблудове (теперь Гродненской губернии), у пана Ходкевича; потом Мстиславец работал в Вильне, в русской типографии Мамоничей, а Феодоров — в Остроге, у Константина Острожского.

(обратно)

85

Об этом рассказывают таким образом: под видом дружбы с покойным гетманом Выговский научил Юрия Хмельницкого сначала отказаться от гетманства и принять его только после усиленных просьб; этот поступок должен был очень понравиться казакам. С своей стороны Выговский обещал сложить с себя должность генерального писаря, если Юрия не оставят гетманом. Назначена была казацкая рада в Чигирине; сюда съехались полковники, каждый с несколькими казаками от своего полка. Выговский щедро угощал казаков обедами и горелкой и расположил их к себе ласковым обращением. Рада происходила на этот раз во дворе у Хмельницкого. Когда собралось довольно народу, ворота заперли, большая толпа осталась еще за воротами. Юрий действительно отказался от прежнего избрания, положил на стол знаки гетманского достоинства, бунчук и булаву, и ушел в дом. Вслед за тем Выговский отказался от генерального писарства, поставил на стол чернильницу, знак своей должности, и также ушел. Казаки закричали, что опять выбирают Хмельницкого. Юрий продолжал отрекаться, ссылаясь на свою молодость и неопытность; тогда некоторые доброхоты генерального писаря предложили, чтобы гетманом остался Хмельницкий, а пока он будет находиться в школе, войском пусть командует Выговский. Последний просил сроку для размышления. Спустя три дня рада возобновилась и выбрала Выговского «временным» гетманом.

(обратно)

86

Продолжительные войны за Украину чрезвычайно разорили и обезлюдили Юго-Западную Русь. Самуил Величко, в начале XVIII века, т. е. во время войны Петра I с Карлом XII, проходивший с казацким войском Волынь и «тогобочную» Украину (лежавшую на западной стороне Днепра), говорит в своей летописи следующее:

(обратно)

87

Из всех славянских народов только русские сохранили свое самобытное развитие и выработали могущественную нацию.

(обратно)

88

Замечательно свидетельство барона Герберштейна об усердии, с которым отправлялась государева служба:

«Я видел, — говорит он, — одного из знатных великокняжеских чиновников, бывшего послом в Испании, седого старца, который, встретив нас при въезде в Москву, скакал верхом, суетился, бегал, как молодой человек; пот градом лил с его лица. Когда я изъявил ему свое удивление, он громко отвечал: „Ах, господин барон! Мы служим государю не по-вашему“».

(обратно)

89

«Боярин» (в тесном смысле) означал высший придворный чин, за ним следовал «окольничий», потом «думный дворянин». Эти три статьи заседали в Боярской думе. Далее следовали чиновники, отправлявшие службу при царской особе, именно спальники, стольники, стряпчие, жильцы и проч. В такие должности обыкновенно поступали дети знатных людей, пока не переходили на высшую степень. Происхождение московских придворных чинов большею частью относится к удельному княжескому периоду.

(обратно)

90

В столице существовали особые высшие разряды торговых людей, именно: гости, гостинная сотня и суконная сотня; из них назначались смотрители («головы») при разных казенных сборах, например при таможнях, питейных домах, при соболиной казне и пр. В случае убытков или недоборов они отвечали собственным имуществом, поэтому служба их иногда была разорительна; зато им предоставлялись некоторые права и привилегии, например гости могли владеть населенной землей. Эти высшие торговые разряды пополнялись самыми богатыми людьми черных сотен московских и иногородних.

(обратно)

91

Котошихин написал свое сочинение в Швеции, после бегства из Москвы под влиянием своего нерасположения к московскому боярству, что ясно выражается в его тоне.

(обратно)

92

Важнейшие из них были следующие; 1) приказ Большого дворца, который заведовал приходами и расходами царского двора, 2) приказ Большой казны — вообще государственными доходами 3) Поместный — делами о поместьях и вотчинах, 4) Разрядный — служилым сословием, 5) Посольский — сношениями с иностранцами. Стрелецкий, Пушкарский, Судный, Разбойный и т. д. ведомства приказов вообще не были строго определены и разграничены между собою: иногда дела одного рода производились в разных приказах, и наоборот. Для разных областей существовали особые приказы, например Новгородская четверть, Казанского дворца, Сибирский, Малые России и др. Приказы, смотря по их важности, поручались боярину или дьяку, иногда с товарищами; иногда один и тот же боярин или дьяк заведовал несколькими приказами. Для наблюдения за употреблением вообще и за точным исполнением царских повелений Алексей Михайлович учредил еще приказ Тайных дел, где заседал дьяк с подьячими и куда бояре не допускались.

(обратно)

93

Ведомство губных старост в тесном смысле простиралось только на дела губные или уголовные, т. е. душегубство, разбой и воровство с поличным. Им предоставлена была поимка и суд разбойников и воров. Губные старосты вели себя не лучше других чиновников и притесняли жителей, так что последние иногда просили царя поручить губные дела воеводам.

(обратно)

94

Вот некоторые способы пытки: обвиняемому вбивали под ногти железные иглы, вешали над зажженным костром, били по обнаженной спине плетью, капали холодную воду на бритую голову и пр.

(обратно)

95

На восток по Оке и Волге шел путь в Астрахань, где постоянно жили купцы персидские, бухарские и армянские, торговавшие преимущественно шелковым товаром и бумажными тканями. На этом пути лежали важные пристани — Нижний и Казань. От Нижнего до Астрахани ежегодно весною и осенью ходили караваны казенных и купеческих судов. Но плавание их было небезопасно: все нижнее течение Волги представляло пустынную страну, в которой караваны часто подвергались нападению разбойничьих шаек и делались их добычею, несмотря на конвойные стрелецкие отряды. От Волги вверх по Каме отделялась главная сибирская дорога. По ней отвозили в Сибирь хлебные и военные запасы для служилых людей, а из Сибири привозили драгоценные меха. Главными торговыми пунктами в Западной Сибири были Верхотурье и Тобольск. Во второй половине XIII века служилые люди вместе с русскими промышленниками углублялись все далее и далее на восток; налагая дань (ясак) на мелкие туземные племена и местами воздвигая свои острожки, они расширили московские пределы до берегов Восточного океана и нижнего течения Амура. Тогда завязалась торговля с Китаем, а Нерчинск сделался важным пунктом этой торговли.

На запад от Москвы, в Литву и Польшу, главная дорога шла через Смоленск. Из Польши приводились лучшие лошади для царских конюшен. С юго-запада, из турецких владений, иногда приезжали в Москву греческие купцы с женскими украшениями, конским прибором, жемчугом, фруктами и пр. Прямой путь в Москву был для них небезопасен от запорожских казаков; поэтому купцы объезжали другою дорогою через польские владения. Самые торговые города на Юго-Западной Украине были Киев и Путивль. Южные кочевые народы, особенно ногайские татары, пригоняли в Московское государство огромные конские табуны, которые покупались большею частью для царской конницы.

На северо-западе пролегала дорога к Новгороду и Пскову. Торговля Новгорода с ганзейскими городами при Иване III почти прекратилась; она возобновилась при Василии II, но уже не в таких размерах, как прежде. Открытие Беломорского пути англичанами, погром Ивана Грозного, Смутное время, потеря балтийских берегов — одно за другим подрывали благосостояние Новгорода. Однако в XVII веке Новгород и Псков все еще были в числе самых промышленных и богатых русских городов. Сюда приезжали преимущественно шведы и немцы; отсюда шли пути за границу: к Нарвской пристани и к Риге.

Самый важный путь, Беломорский, шел от Москвы на торговые города Ярославль и Вологду, потом рекой Сухоною на Устюг и далее Северною Двиною до Архангельской пристани. К этой пристани со второй половины XVI века каждое лето приезжали европейские корабли с товарами. Сначала исключительными привилегиями пользовались англичане, которые завели свои фактории во многих внутренних городах России, но мало-помалу их соперниками на этом пути явились и другие купцы, именно голландские, немецкие и французские, а в царствование Алексея Михайловича, как известно, англичане лишились права на повсеместную беспошлинную торговлю и ограничены одним Архангельском.

(обратно)

96

Флетчер, английский посол при дворе Феодора Иоанновича, замечает в своих записках о России, что русский купец, раскладывая товары, боязливо осматривается на все стороны, не идет ли к нему царский чиновник, чтобы взять у него что получше, и притом даром. (Впрочем, записки Флетчера часто неосновательны и отличаются слишком мрачными красками; как иностранец, он не понимал многого в русской жизни.)

(обратно)

97

В Успенском соборе покоится прах московских митрополитов и патриархов. Вторая после Успения святыня Московского Кремля — Архангельский собор также первоначально был построен Иваном Калитою, а потом разобран и вновь сооружен Иваном III. Здесь находятся гробы великих князей и царей московских.

(обратно)

98

Рядом с двумя означенными школами некоторые археологи признавали существование третьей, строгановской, названной по имени ее покровителей — богатых купцов Строгановых. Иконы ее отличаются красотою отделки и большею живостью красок. Но эта иконопись в сущности принадлежит той же московской школе.

Раскольники старой веры вместе с «новыми», или исправленными, книгами отвергли и «новые иконы», т. е. писанные не по старым образцам. Точно так же при своем богослужении они не хотели подражать обычному церковному пению, которое было заимствовано из Греции (осьмигласное), но потом подверглось переменам. Раскольники приняли монотонное пение с носовыми звуками, считая его за старое греческое и называя «демественным».

(обратно)

99

Содержание лубочных картин было или религиозное (например, изображение Страшного суда с разнообразными муками в аду и сцены, взятые из Священной истории), или заимствованное из любимых повестей и сказок, или сатирическое. На картинах последнего содержания высказывался народный юмор в своих грубых, безыскусственных формах, например известная картина «Мыши кота погребают», изображения различных последствий пьянства и пр. Самым роскошным и нарядным образцом вкуса наших предков служил Коломенский дворец Алексея Михайловича, расположенный в 7 верстах от столицы на возвышенном живописном берегу Москвы-реки, посреди нескольких садов. Он был деревянный на каменном фундаменте и представлял группу пестрых зданий разнообразной величины и формы. Тут были все любимые украшения того времени: вышки, терема, чешуйчатые, бочкообразные кровли зеленого цвета с блестящими медными гребнями вдоль всей вершины, пирамидальные башенки и шатровые навесы над крыльцом с орлами и жестяными прапорами (флюгерами), разные фигурные ворота и двери, гульбища (т. е. балконы) с решетками из точеных баляс, слюдяные окна с позолотой и витыми столбиками по бокам и т. д. Иностранцы говорят, что этот дворец походил на красивую игрушку. Симеон Полоцкий воспел его в своих виршах. Он стоял до времен Екатерины II, когда за ветхостью был разобран. Сохранились его рисунки и планы.

(обратно)

100

При Алексее Михайловиче сделана попытка завести военный флот из судов, построенных по иностранным образцам. Именно на Оке были сооружены голландскими мастерами трехмачтовый корабль «Орел» и несколько мелких судов; их спустили по Волге в Каспийское море для охранения русской торговли от морских разбойников. Но «Орел» скоро был сожжен Стенькою Разиным, и, таким образом, попытка завести флот не имела успеха.

(обратно)

101

До какой степени язычество было еще сильно в народе (особенно там, где преобладало финское население), показывает грамота новгородского архиепископа Макария к духовенству Водской пятины в 1534 году.

«Мне сказывали, — пишет архиепископ, — что в ваших местах многие христиане отстали от истинной веры, в церковь не ходят, духовных отцов своих не посещают, а молятся деревьям и камням; многие едят скоромное в Петров пост, приносят жертвы мерзким бесам и призывают для совершения молитвы отступников чудских арбуев (волхвов). Мертвых не возят хоронить к церквам на погосты, а кладут в селах по курганам в присутствии тех же арбуев; последних призывают также, когда родится дитя, чтобы дать ему имя, и когда поминают покойников, чтобы принести жертву скверным бесам» и т. д.

Спустя 13 лет преемник Макария архиепископ Феодосии обращается к тому же духовенству и говорит о тех же самых обычаях. Стоглавый собор 1551 года также указывает на разные беспорядки в русском простонародье. В некоторые дни (например, в Иванов день) мужчины и женщины предавались необузданным играм и совершали разные языческие обряды. По селам ходили ложные пророки обоего пола, босые, с распущенными волосами, и рассказывали о разных видениях.

(обратно)

102

Патриарх Никон, бывший сам мордовского происхождения, особенно заботился о крещении и обрусении мордвы. С его благословения рязанский архиепископ Мисаил ревностно принялся за обращение касимовских татар и мордовского племени мокшан. Переезжая из одного места в другое, он проповедовал христианство и крестил язычников, заставляя при этом рубить их священные рощи и зажигать срубы на их кладбищах. Таким образом он обратил несколько тысяч человек. Но в одной мордовской деревне язычники встретили архиепископа с луками и дубинами в руках; когда же он, надев архиерейскую мантию, начал убеждать их к принятию крещения, мордва стала стрелять из луков, и архиепископ упал, смертельно раненный стрелою (1655). Над гробницею его в рязанском Архангельском соборе до сих пор хранится его окровавленная мантия.

(обратно)

103

Устав этого училища был составлен, однако, по образцу западных академий и, вероятно, написан под влиянием Феодорова наставника иеромонаха Симеона Полоцкого, который учился в польских академиях и был у нас представителем западного образования. Лихуды приехали уже после смерти Феодора, и здание для академии построено в Заиконоспасском монастыре. Игумен этого монастыря ученый Сильвестр Медведев, ученик и друг Симеона Полоцкого, надеявшийся сам быть главою академии, начал вражду с Лихудами и поднял с ними богословский спор о времени пресуществления в таинстве Евхаристии. Патриарх Иоаким не любил Медведева, считая его еще более Полоцкого наклонным к латинству. Письменный спор о пресуществлении кончился победою Лихудов; мнения Медведева признаны были московским Духовным Собором 1689 года за еретические (латинские), сочинение его осуждено на сожжение, и сам он приговорен к заточению. Впоследствии Лихуды по некоторым обвинениям подверглись преследованию й отставлены от академии. Из учеников этой академии вышли многие замечательные ученые и писатели русские (например, Магницкий, автор известной арифметики, современник Петра, Ломоносов, Кантемир, Бантыш-Каменский, митрополит Платон и др.). В XIX веке Московская академия перемещена в Троицкую лавру.

(обратно)

104

Вообще направление этих идеальных женщин аскетическое; проникнутые глубокою верой, они отказывают себе в удовольствиях жизни и ведут постоянную борьбу со своими страстями (которые олицетворялись обыкновенно в образе дьявола).

Каким образом наши предки смотрели на отношения жены к мужу и вообще на отношения семейства к своему главе, ясное понятие дает книга Домострой (составление ее не совсем верно приписывалось священнику Благовещенской церкви Сильвестру — тому самому, который играл важную роль в царствование Ивана IV). Домострой поучает домовладыку; как ему устроить свое хозяйство, обращаться с женой и воспитывать детей. Между прочим, он советует: если жена, сын или дочь не слушают мужа, или отца, или мать, то наедине «постегать плетью, а кулаком или палкою не бить, чтобы не изуродовать человека или не расстроить его здоровье».

(обратно)

105

Театральные представления у нас имели, как и на Западе, сначала религиозный характер. В Малороссию перешли из Польши «мистерии» или драмы, содержание которых заимствовалось из Священной истории; они разыгрывались обыкновенно при духовных школах воспитанниками или бурсаками. Бурсаки ходили часто по домам богатых граждан и пели под их окнами духовные кантаты и вирши, за что получали деньги и съестные припасы; а во время святок носили с собой вертепы (двух- или трехэтажные ящики), в которых показывали Христа в яслях и окружавшие Его лица. К этим вертепным представлениям начали присоединяться потом и разные драматические сценки из народной жизни; здесь главными действующими лицами являлись бедняк Цыган, трусливый Еврей, хвастливый Поляк и удалой Запорожец. Это были куклы, двигающиеся на проволоках, а разговоры или «диалоги» вел за них человек, скрытый за сценою (театр марионеток). В Московской Руси также встречаются уличные представления кукол или марионеток вместе с учеными медведями.

Замечателен в Московском государстве (взятый из Византии) драматический обряд «пещного действия»: перед Рождеством Христовым в некоторых больших городах в соборном храме во время заутрени церковнослужители, распевая священные гимны, представляли трех библейских отроков, вверженных в пылающую печь и спасенных ангелом. Эта печь состояла из деревянной башенки и озарялась удобовоспламеняемою травою.

К религиозным обрядам принадлежала и величественная процессия Вербного воскресения, заимствованная также из Византии: патриарх, сидя на коне, напоминал Христа, вступившего торжественно в Иерусалим на осле; царь держал за повод его коня, а впереди ехала нарядная верба, около которой стояли мальчики в белых одеждах и пели стихиры.

(обратно)

106

Памятниками письменности в древней России и вместе важным материалом для ее истории служат также многочисленные грамоты: уставные, договорные, жалованные, духовные, правые и др. Самое богатое собрание таких грамот и актов заключается в изданиях Археографической комиссии, которая была учреждена в 1834 году для печатания исторических материалов.

Драгоценный источник для истории допетровской России, для знакомства с ее нравами и обычаями представляют еще записки иностранцев, довольно многочисленные в XVI и XVII веках. Составители этих записок отчасти посещали Россию в качестве послов и путешественников, каковы барон Герберштейн, Поссевин, Флетчер, Олеарий, барон Мейербарг (австрийский посол при Алексее Михайловиче), архидиакон Павел, спутник патриарха антиох. Макария; отчасти находились в московской или польской службе, каковы Маржерет (французский офицер в гвардии Бориса Годунова и Лже-димитрия I), Коллинс (английский врач при дворе Алексея Михайловича), ученый серб Крижанич и пр.

Для истории Юго-Западной России из иностранных источников замечательно «Описание Украины» Боплана, из русских «Летопись» Величка, который был канцеляристом Малороссийского войска (в конце XVII и начале XVIII века). Из польских источников для Литовской Руси наиболее заслуживает внимания «Хроника» Стрыйковского (в XVI веке).

В XVII веке обнаружилась потребность в обзоре целой русской истории; потребность эта сознается сначала в Малороссии. В Киеве был напечатан свод летописных и других сказаний о русской старине, доведенный до времен Феодора Алексеевича. Свод назван «Синопсис» (Сокращение), он приписывается архимандриту Киево-Печерской лавры Иннокентию Гизелю и долго (до времен Ломоносова) был единственным учебником русской истории.

(обратно)

107

В конце XVII века появляются и слабые начатки самостоятельной русской повести романтического содержания. Любопытный образчик ее представляет повесть о Фроле Скобееве («Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских» — сочинение Пыпина).

(обратно)

108

На княжем пиру богатырь ест и пьет сообразно с своею непомерною силой.

Ему наливают Чару зелена вина в полтора ведра И турий рог меду сладкого в полтретья ведра.

А богатырь

Принимает чару единой рукой; Выпивает ее единым духом. (обратно)

109

Например, вот каким образом Голубиная (или Глубинная) книга рассказывает о происхождении мира:

У нас белый свет от Господа, Солнце красное от лица Божьего, Светел месяц от грудей Божиих, Звезды светлые от риз Божиих, Ночи темные от дум Господних —

и т. д.

(обратно)

110

Страдание этой разгульной натуры от старого народного порока, пьянства, с большою силой высказалось в песне о Горе-Злосчастье. Добрый молодец ушел из дому без благословения родителей. Является Горе-Злосчастье, олицетворенное в виде какого-то злого демона, искушает молодца, заставляет его пропить все имение и потом скитаться по свету, не переставая его всюду преследовать. Молодец решился броситься в реку — Горе его не допустило; захотел воротиться на родину — оно ему загородило путь. Это неотвязное преследование, по обычаю народных песен, изображается поэтическими оборотами:

Полетел молодец ясным соколом, А Горе за ним белым кречетом. Молодец полетел сизым голубем, А Горе за ним серым ястребом. Молодец пошел пеш дорогою, А Горе под руку под правую —

и т. д.

Измученный преследованием злого Горя, молодец спасается наконец в монастырь — по понятиям благочестивых людей верное убежище от мирских зол, куда демон Горе за ним не посмел следовать.

(обратно)

111

Это был человек хитрый, довольно образованный и отличавшийся страстью к женщинам. Есть известие (в мемуарах польского шляхтича Паска), что в молодости Мазепа служил при дворе польского короля Яна Казимира, что один пан, оскорбленный им, схватил Мазепу, привязал его нагого на спину коня и пустил в поле. После того Мазепа скрылся, а спустя несколько лет появился на Украине в войске гетмана Дорошенка. Он потом изменил Дорошенку и предался гетману Самойловйчу. У последнего Мазепа учил детей и с помощью его получил важную должность войскового писаря, но изменил Самойловйчу и был одним из главных виновников его падения. Избранию Мазепы гетманом способствовал князь Голицын, которого он сумел обойти.

(обратно)

112

Замечательны особенно большие маневры, известные под именем «Кожуховского похода» (1694). В нескольких верстах от столицы, на берегу Москвы-реки, за деревнею Кожухово, сооружено было земляное укрепление, обнесенное валом и рвом. Полки стрелецкие должны были защищать это укрепление под начальством боярина Бутурлина; а полки потешные и солдатские осаждали его под начальством боярина Ромодановского. После нескольких дней осады укрепление было взято приступом.

(обратно)

113

В городе Коппенбурге (недалеко от Ганновера) Петр посетил курфюрстину ганноверскую Софью-Шарлотту и дочь ее Софью, курфюрстину бранденбургскую. Вот как потом отозвались о нем обе курфюрстины в своих письмах:

«Царь очень высокого роста, строен и весьма красив; он одарен замечательною живостью ума, ответы его быстры и метки. Но при блестящих природных дарованиях ему недостает хороших манер; если бы он получил лучшее воспитание, то был бы человеком совершенным»; «Москвитяне, танцуя с нами, приняли корсетные пружины за наши кости», и царь заметил: «У этих немок чертовски жесткие кости».

(обратно)

114

Когда на московских площадях начали приготовлять множество виселиц, патриарх Адриан, как рассказывают, явился к Петру с иконою Богоматери и умолял его о пощаде осужденных. Царь с гневом ответил ему: «Зачем подвигнул ты святую икону? Удались и поставь ее на свое место. Знай, что я чту Бога и Пресвятую Богородицу не менее тебя, но знай также и то, что долг мой охранять народ и наказывать злодеяние». Трупы казненных стрельцов оставались неубранными целые пять месяцев к ужасу народа. Красная площадь была покрыта обезглавленными, а стены Белого и Земляного города унизаны повешенными. На Девичьем поле некоторые стрельцы висели против самых окон царевны Софьи с челобитными грамотами в руках.

(обратно)

115

Сподвижники отвечали Петру в том же смысле. Между прочим, боярин Стрешнев писал:

«А за такую, государь, победу храбрым придворцам прежде какие милости бывали, и того в Разряде не сыскано для того, что не было взятия кораблей на море никогда. И еще в сундуках станем искать, а чаю, сыскать нечего. Примеров таких нет».

В следующем 1704 году русские взяли приступом и Нарву, под которою прежде потерпели известное поражение. Разгоряченные храбрым сопротивлением солдаты предались грабежу и убийствам в завоеванном городе. Царь и его генералы с трудом остановили их. Вошедши после того в дом бургомистра, Петр бросил на стол свою окровавленную шпагу и сказал: «Не бойтесь, это не шведская, а русская кровь, пролитая для вашей защиты».

(обратно)

116

Посредницею в тайных сношениях Мазепы с Лещинским была княгиня Дольская, кума гетмана. Долго гетман ограничивался в переписке с нею неопределенными выражениями и выжидал, что покажут обстоятельства. Дольская искусно затронула его слабую струну: под видом дружбы она известила его, что однажды была на пиру вместе с фельдмаршалом Шереметевым и еще другим русским генералом и будто бы тут оба они сообщили ей, что Меншиков роет яму под Мазепою и хочет, свергнув его, сам сделаться гетманом на Украине. Мазепа встревожился и стал доступнее польским внушениям. Его тайные сношения с врагами России не укрылись от некоторых казацких старшин и, между прочим, от генерального войскового судьи Кочубея. У последнего была дочь Матрена, крестница гетмана. Овдовев, Мазепа вздумал жениться во второй раз и, несмотря на преклонные лета, сделал предложение своей крестнице. Родители отказали на основании церковного запрещения, но дочь их, следуя сердечной склонности или честолюбивому желанию сделаться гетманшею, убежала из отцовского дома к гетману. Хотя Мазепа и возвратил ее к родителям, но последние считали себя опозоренными и с тех пор сделались заклятыми врагами гетмана. Кочубей вместе с бывшим полтавским полковником Искрою донес царю о том, что Мазепа замышляет измену. И прежде бывали подобные доносы, но оказывались ложными. Уже более двадцати лет гетман верно служил русскому государю, поэтому Петр отнесся недоверчиво к доносчикам и велел Головкину и Шафирову расспросить их под пыткою. Престарелый Кочубей не выдержал мучений и объявил, что донес на гетмана по злобе, а Искра признался, что последовал внушениям Кочубея. После того они оба отправлены к Мазепе, который стоял лагерем недалеко от Белой Церкви, и здесь были всенародно казнены.

(обратно)

117

Рассказывают, будто Петр, находясь в критическом положении на берегу Прута, написал в сенат письмо, в котором приказывал в случае его плена не исполнять его повелений, пока он сам не явится в Россию, а в случае погибели выбрать из своей среды достойнейшего ему в преемники. Это письмо недостоверно: законным наследником в то время был царевич Алексей Петрович.

(обратно)

118

Около этого времени (1717) Петр совершил путешествие во Францию, где он хотел заключить союз с герцогом Орлеанским, который управлял государством в малолетство Людовика XV. В Париже Петр обратил на себя внимание французов простотою в одежде и образе жизни и чрезвычайною любознательностью, с которою относился к произведениям промышленности, искусств и т. п. Рассказывают, что, увидав статую Ришелье, он воскликнул: «Великий человек, я отдал бы тебе одну половину моего царства, с тем чтобы ты научил меня управлять другою».

(обратно)

119

Присоединяя к России Лифляндию, Эстляндию и остров Эзель, Петр подтвердил их прежнее устройство и привилегии дворянства и городов; первому оставлены его сеймы или ландтаги и владение, наделенное землею, вторым — их магистраты, гильдии, цехи и пр.

(обратно)

120

Один из указов Петра (1721) замечателен следующими словами, которые обнаруживают слабую попытку облегчить положение крестьянского сословия:

«Продажу людей пресечь, а если нельзя уже совсем, то продавать семьями, а не порознь, как скот, чего во всем свете не делается».

(обратно)

121

Коллегии были следующие: Иностранных дел, Военная, Адмиралтейская, Вотчинная, Юстиц-, Мануфактур-, Берг-, Коммерц-, Камер- и Штате-коллегии (последние две финансовые). При открытии коллегий нужны были люди, знающие, как вести дело. Поэтому Петр приказывает приглашать на службу в Россию иностранных юристов, а так как они не знали русского языка и нуждались в переводчиках, то он поручает набирать в Австрии писцов из чехов и моравов, которые могли бы скоро научиться по-русски. Чтоб приготовить собственных чиновников для производства дел в коллегиях, в 1716 году отправлено было в Кенигсберг для обучения сорок молодых подьячих. Кроме того, шведским пленным, успевшим освоиться с русским языком, также предложено было вступить в службу при коллегиях.

(обратно)

122

Основание столицы в болотистой и пустынной местности, отдаленной от средины государства, стоило огромных усилий и пожертвований. Для постройки города ежегодно в течение многих лет из дальних областей вызывались десятки тысяч рабочих, часть которых погибала в Петербурге от трудов и болезней; царь иногда останавливал каменные работы во всем государстве, приказывая высылать всех каменщиков на берега Невы; несколько раз вода затопляла город, и надобно было поднимать почву насыпями.

(обратно)

123

Беркгольц, камер-юнкер голштинского герцога, живя несколько лет в России, вел дневник (с 1720 по 1725 год), который знакомит нас с обычаями того времени. Описывая ассамблеи, он в заключение говорит:

«Но вот что мне не нравится на этих ассамблеях: во-первых, в танцевальной комнате, где присутствуют дамы, мужчины курят табак, играют в шашки, отчего бывают неприятный запах и неуместная стукотня; во-вторых, дамы всегда сидят отдельно от мужчин, так что с ними нельзя разговаривать; когда не танцуют, все сидят как немые и только смотрят друг на друга».

Ясно, что отчуждение женщин от мужского общества и грубость последнего не могли уничтожиться так скоро. Кроме того, Петр по поводу разных торжественных случаев устраивал маскарады и процессии, в которых шуты играли видную роль. Придворные торжества и спуски новых кораблей праздновались обыкновенно веселыми попойками, на которых никто не имел права отказываться от беспрерывных тостов. Царь учредил даже особое общество или «всепьянейшую коллегию» из 12 кардиналов с князем-папою во главе: они должны были на царских праздниках пить больше всех. Этому учреждению Беркгольц придает значение сатиры.

(обратно)

124

Из его сочинений наиболее известны «О знамениях пришествия антихристова», написанное в опровержение раскольничьих проповедей книгописца Талицкого, который в реформах Петра видел признак пришествия антихриста (Талицкий был казнен), потом «Камень веры». Это сочинение направлено против протестантских мнений, которые распространял в Москве лекарь Тверитинов с товарищами («Камень веры» был напечатан уже по смерти Петра). Петр впоследствии охладел к Яворскому, заметив в нем более наклонности к старине, чем к преобразованиям, и обратил свое доверие на Феофана Прокоповича.

(обратно)

125

Современник Петра торговый человек Посошков в своем сочинении «О скудости и богатстве» говорит: «У нас в России сельские попы питаются своею работою и ничем от пахотных мужиков не отличаются; мужик за соху и поп за соху, мужик за косу и поп за косу, а Церковь святая и духовная паства остаются в стороне. От такого их земледелия многие христиане умирают без покаяния и причащения».

(обратно)

126

Посошков со свойственною ему резкостью такими словами жалуется на отсутствие правосудия и на притеснения простому народу:

«У нас вера святая, благочестивая, а судебная расправа никуда не годится и указы императорские ни во что обращаются; всякий делает по своему обычаю; крестьяне оставляют свои дома и бегут от неправды. Пока у нас в России не устроится настоящее правосудие, мы никогда не будем богаты и доброй славы себе не наживем».

Безграмотность крестьян, по словам Посошкова, служила для них источником бед; многие люди приезжали в деревни, объявляли крестьянам ложные указы и подвергали их незаконным поборам. О трудностях, с которыми должен был бороться Преобразователь, Посошков говорил:

«Великий наш монарх на гору сам-десят тянет, а под гору миллионы тянут: как же дело его споро будет?»

(обратно)

127

Вторая половина XVII века была именно тем моментом в истории, когда на континенте Европы происходило сильное стремление к развитию государственной централизации и регулярных армий. Главным представителем этого стремления явился Людовик XVI во Франции.

О том, как сам Петр смотрел на результаты своей деятельности для России и вообще на европейскую цивилизацию, можно судить отчасти по следующему известию Вебера, который был в Петербурге при Петре в качестве брауншвейгского резидента и издал потом сочинение под заглавием: «Преобразованная Россия» (Das veranderte Russland).

В 1714 году однажды царь праздновал спуск вновь построенного корабля. На палубе этого корабля он сидел окруженный своими министрами, Генералами и некоторыми «старыми русскими людьми» (т. е. старыми боярами, которые не совсем охотно следовали за его нововведениями). Обратясь к последним, царь сказал:

«Кто из вас, братцы, 30 лет назад подумал бы, что вы теперь здесь, на Балтийском море, работаете вместе со мною в немецком платье и воздвигаете себе город в землях, завоеванных нашими трудами и нашею храбростью? Что вы увидите стольких храбрых и победоносных солдат и матросов из русского народа, столь хорошо обученных сыновей, воротившихся на родину из чужих земель, столь многих иностранных мастеров и ремесленников в нашей стране? И что вы доживете до такого почтения к нам от иностранных потентатов? Историки указывают на Грецию как на древнюю колыбель всех наук, откуда по воле Провидения они изгнаны и перешли в Италию, а потом распространились и по всем европейским странам; но небрежение наших предков воспрепятствовало им проникнуть далее Польши, тогда как поляки, равно и немцы, находились прежде в таком же густом мраке, в каком мы доселе, но непрерывными трудами своих правителей они отверзли себе очи и присвоили себе искусства, науки и обычаи древней Греции».

Далее царь говорил, что теперь очередь дойдет до России, если они (т. е. присутствующие) будут помогать ему в его предприятиях и оказывать безусловное повиновение. (Мысль с кругообразном движении наук сообщена Петру Лейбницем.)

(обратно)

128

Главным пороком в этом полуобразованном обществе была привычка обогащаться на счет казны, брать взятки и, смотря по личным расчетам, скрывать правду от царя. Иногда Петр, разгневанный частыми обманами, сурово карал сановников, уличенных в лихоимстве и грабительстве (например, он казнил обер-фискала Нестерова и велел повесить сибирского губернатора князя Гагарина). Своих приближенных он по большей части наказывал штрафом или дубинкою из собственных рук.

(обратно)

129

Татищев в предисловии к своей «Русской истории» рассказывает о князе Якове Долгоруком следующее:

В 1717 году Петр на одном пиру разговаривал с вельможами о делах своего отца и о патриархе Никоне. Тогда граф Мусин-Пушкин начал унижать Алексея Михайловича в сравнении с Петром. Государь этим огорчился и, встав от стола, сказал: «Ты хулою дел отца моего, а лицемерною мне похвальбою более меня бранишь, нежели я терпеть могу». Потом подошел к князю Долгорукому и, встав у него за стулом, говорил: «Ты меня больше всех бранишь и так тяжко спорами досаждаешь, что я часто едва могу терпеть, но как рассужу, то и вижу, что ты меня и государство истинно любишь и правду говоришь, для того я тебя искренно благодарю; ныне же я тебя спрошу и верю, что о делах отца моего и моих нелицемерно скажешь». «Изволь, государь, сесть, а я подумаю», — отвечал Долгорукий. Потом, подумав немного и разглаживая по привычке свои длинные усы, он начал так: «Главные дела государей три. Первое — внутренняя расправа и главное ваше есть правосудие. В сем отец твой более, нежели ты, сделал… Другое — военные дела. Отец твой много через оные хвалы удостоился и пользу великую государству принес; тебе устроением регулярных войск путь показал, да по нем несмысленные все его учреждения разорили, что ты почитай все вновь делал и в лучшее состояние привел… Третье — в устроении флота, в союзах и поступках с иностранцами ты далеко большую пользу государству и себе честь приобрел, нежели отец твой, и сие все сам, надеюсь, за право примешь». Петр, выслушав все терпеливо, поцеловал Долгорукого и сказал: «Благий рабе верный, в мале был если верен, над многими тя поставлю».

Толстой участвовал в стрелецком бунте в пользу царевны Софьи; впоследствии сумел избежать наказания и, чтобы угодить царю, отправился в числе молодых людей, посланных учиться за границу, когда ему было 40 лет. (Точно так же Шереметев поехал учиться, имея уже 45 лет.) Потом Толстой возвысился покровительством своего родственника генерал-адмирала Апраксина и подарками влиятельным лицам. Канцлер (т. е. заведовавший иностранными сношениями) Головкин, известный своей скупостью, за деньги доставил ему важный пост русского посланника в Константинополе. Возвратясь из Турции, Толстой дал Меншикову 20 000 рублей и при помощи его сделался одним из самых приближенных лиц к царю. Впрочем, Петр не забывал его участия в стрелецком бунте и не совсем верил в его искреннюю преданность. Рассказывают, что не раз во время веселых попоек царь сдергивал с Толстого огромный парик (бывший тогда в моде) и, потрепав его по голове, приговаривал: «Голова, голова, кабы не так умна ты была, давно бы ч отрубить тебя велел».

(обратно)

130

Между русскими иерархами времен Петра замечательны еще св. Митрофан, епископ Воронежский, и Иов, митрополит Новгородский. Последний на счет архиерейских доходов заводил в Новгороде училища, больницы и сиротские приюты.

«Когда после Нарвского сражения Петр Великий повелел новогородцам без различия возраста, пола и звания делать окопы вокруг города и произошел от сего ропот, восьмидесятилетний архипастырь первый вышел в простом платье с лопатою, начал копать землю и тем водворил спокойствие». (Словарь достопамятных людей Русской земли Д. Бантыш-Каменского.)

(обратно)

131

Вот еще некоторые из наиболее замечательных преобразований и начинаний Петра Великого.

Отменен правеж, вместо того предписано должников отсылать на работы. Для умножения казенных доходов введена гербовая бумага. (Сумма государственных доходов в конце этого царствования простиралась до 10000000 рублей.) Дома в городах и селах для безопасности от пожаров предписано строить по плану, в известном расстоянии друг от друга. Запрещено хоронить покойников ранее трех дней и погребать внутри города. В столицах заведены аптеки и в них определены цены на медикаменты. Усилены виноделие и шелководство в Южной России. Начались конские заводы и разведение табаку. Введено улучшенное овцеводство и скотоводство (холмогорский скот). Начали издаваться печатные ведомости о современных событиях для всеобщего сведения (с 1703 года). Заведен в Москве первый публичный театр. Построением дворцов по иностранным образцам, выпиской картин и статуй началось пересаждение изящных искусств из Западной Европы в Россию. (В это время явился замечательный русский живописец Никитин.)

(обратно)

132

Замечательна судьба одного из самых доверенных лиц Петра Великого, Феодосия Яновского, бывшего при вступлении на престол Екатерины новгородским архиепископом и первенствующим членом Синода. Его погубили гордость и неуступчивость. За оскорбительные слова против императрицы он подвергся розыску Тайной канцелярии, сослан в монастырь святого Николая на устье Северной Двины и посажен в тесное заключение под именем «чернец Федоса». Его должность занял более гибкий и дальновидный Феофан Прокопович.

Царствование Екатерины I было обеспокоено появлением на Востоке двух самозванцев, которые выдавали себя за царевича Алексея Петровича. Оба они потом казнены в Петербурге.

(обратно)

133

Такое явление, как Бирон, указывает обратную сторону Петровых реформ; он слишком широко раскрыл двери немецкому наплыву. Спустя 5 или 6 лет по смерти Преобразователя во главе Русского государства уже стал ничтожный временщик из немцев. Немецкая партия была особенно сильна тем, что русские вельможи нисколько не отличались единодушием. Многие знатные люди в эту эпоху не стыдились унижаться перед гордым временщиком и раболепно заискивать его расположения. Самые забавы того времени, например обилие шутов в домах знатных людей, еще более усиливают мрачный характер эпохи. Замечательны маскарад и свадьба одного придворного шута, устроенные зимою 1740 года для развлечения скучающей императрицы. На этот маскарад с разных концов России вызваны были инородцы в своих национальных костюмах, а для новобрачных выстроен ледяной дом со всеми принадлежностями, сделанными также изо льда. Поздравительные стихи для них поручено было сочинить секретарю Академии наук и придворному поэту Тредьяковскому, который известен в русской литературе как неутомимый труженик науки, но бездарный, жалкий стихотворец. Его роль придворного поэта не отличалась от роли шута. Как бесцеремонно знатные люди обходились в то время с незнатными писателями и учеными, показывают отчасти жестокие побои, которые публично нанес Тредьяковскому во время приготовлений к маскараду кабинет-министр Волынский, распорядитель этого комического праздника. Тредьяковский пришел к Бирону с жалобой. Но тут его встретил Волынский и избил в самом доме герцога. Это очень оскорбило Бирона, который был уже вооружен против Волынского Остерманом. (Незадолго до того Волынский подал императрице записку, в которой порицал поведение вельмож, особенно Остермана.) Бирон на коленях упросил императрицу предать суду Волынского. Вместе с некоторыми близкими людьми он был обвинен в замыслах против правительства и казнен.

(обратно)

134

Радость о падении немецко-лютеранской партии с особою силою отразилась в речах духовных ораторов, произносимых в торжественные дни. В течение первых лет царствования Елисаветы эти речи преимущественно прославляли ее за освобождение России от правителей-иностранцев (Бирона, Миниха, Остермана и др.), угнетавших русский народ и особенно православное духовенство. Таковы в особенности речи Амвросия Юшкевича, Кирилла Флоринского и Дмитрия Сеченова.

(обратно)

135

При петербургском дворе тогда сильно интриговал французский посол маркиз Шетарди, который прежде усердно хлопотал о возведении на престол Елисаветы, а теперь вмешивался в отношения России к Швеции. Бестужев перехватывал тайные депеши иностранных послов, писанные цифрами, заставлял их переводить и показывал императрице. Таким образом ему удалось перехватить переписку Шетарди, в которой находились невыгодные отзывы об Елисавете и говорилось о подкупе Лестока в пользу Франции. После этого Шетарди был под конвоем выслан за границу, а Лесток потом удален из Петербурга.

(обратно)

136

Во время этой войны в действующей армии обнаружилась сильная нелюбовь русских солдат к офицерам-иноземцам. Один из этих иноземцев русской службы, Манштейн, рассказывает в своих записках следующее. Когда армия стояла около Выборга, в русский лагерь приехали два шведа с письмами к главнокомандующему. Солдаты Преображенской и Семеновской гвардии вдруг объявили, что иноземцы вошли в сношения с неприятелем и хотят изменить. Тотчас собралось несколько сот бунтовщиков, которые решили истребить всех иноземцев. В эту критическую минуту генерал Кейт бросается в толпу, схватывает одного из предводителей и приказывает священнику приготовить его к смерти. Пораженная ужасом толпа рассеялась, и зачинщики были строго наказаны.

(обратно)

137

Семилетняя война стоила русским до 30000000 рублей и до 300000 человек (все народонаселение России было с небольшим 10 000 000 мужского пола). Эта война послужила, впрочем, хорошею школою для нашей армии; в ней развились таланты наших будущих полководцев, каковы Румянцев и Суворов.

(обратно)

138

Но рядом с такими нравами встречаются и отрадные примеры. Образцом супружеской добродетели является княгиня Наталья Долгорукова, дочь Шереметева, знаменитого фельдмаршала петровских времен; она сделалась женою князя Ивана Долгорукова, любимца Петра II, разделяла с ним жестокие страдания ссылки и после его казни кончила свои дни в монастыре. Она оставила записки о своей жизни.

(обратно)

139

Во времена Елисаветы развитию роскоши между дамами высшего слоя способствовал также пример императрицы: она любила одеваться пышно и по нескольку раз в день меняла свой костюм. После кончины государыни в ее гардеробе, говорят, нашли более 15000 платьев и соответствующее количество других принадлежностей туалета. При ней развитие вкуса сделало заметные успехи. Так, Петербург в ее царствование украсился великолепными зданиями, сооруженными по планам итальянского архитектора графа Растрелли; между ними первое место занимает Зимний дворец, построенный в конце елисаветинского царствования.

(обратно)

140

До какой степени взятки были обычаем чиновников, показывает следующий случай. Зять Данилова после смерти своего брата сделался наследником богатого имения, но другие родственники вступили с ним в спор, и только за деревню в 50 душ крестьян секретарь Вотчинной коллегии решил дело в пользу зятя. Последний, получив имение, перестал уже прилежно заниматься службою, а так как дворянин тогда не мог выйти в отставку по своему желанию, то он брал из полка годовые отпуска, за которые платил полковому секретарю подарками, каждый раз душ двенадцать крестьян с женами и детьми. Полковой же писарь был совестливее своего секретаря: «Он брал только по одному человеку за пачпорт».

(обратно)

141

В каком беззащитном положении часто находились сельские жители относительно разбойничьих шаек, дает понятие следующий рассказ в записках княгини Натальи Долгорукой.

После воцарения Анны Ивановны семейство Долгоруких получило приказ удалиться на житье в свои дальние деревни. Долгорукие отправились большим обозом в сопровождении значительной дворни.

«Однажды, — пишет Наталья Борисовна, — приехали мы ночевать в одну маленькую деревню, которая на самом берегу реки, а река преширокая; только мы расположились, палатки поставили, идут к нам множество мужиков, вся деревня, валятся в ноги, плачут, просят: „Спасите нас! Сегодня к нам подкинули письмо; разбойники хотят к нам приехать, нас всех побить до смерти, а деревню сжечь: помогите вы нам! У вас есть ружья, избавьте нас от напрасной смерти, нам обороняться нечем, у нас, кроме топоров, ничего нет, здесь воровское место: на этой неделе здесь в соседстве деревню совсем разорили, мужики разбежались, а деревню сожгли“. Путешественники не спали всю ночь, лили пули, заряжали ружья и готовились к отпору. Разбойники, вероятно, узнали о них и в эту ночь не явились».

(обратно)

142

Для примера укажем сатиру: «На зависть и гордость дворян злонравных». Некто Аретофиль (т. е. любящий добродетель) встречает печального дворянина и спрашивает, почему он

Задумчив, как тот, что чин патриарха достати Ища, конной свой завод раздарил некстати? Цугом ли запрещено ездить, иль богато Платье носить, иль своих слуг пеленать в злато? Карт ли не стало в рядах, вина ль дорогова? —

и т. д.

Оказывается, что дворянин в горе от зависти: люди, вышедшие из низкого звания, получают чины и деревни, а он, будучи потомком знатных и славных предков, остается в тени. Аретофиль доказывает ему, что действительно предки его были славны своими заслугами, но что сам он мастер только по части карт, иностранных вин и модных нарядов. Под искавшим патриаршего сана разумеется Георгий Дашков, архиепископ ростовский.

(обратно)

143

Впрочем, некоторые книги старообрядцев в XVIII веке были напечатаны в западнорусской типографии, находившейся при Супральском Благовещенском монастыре (в то время в Великом княжестве Литовском, в Гродненском повете, теперь Белостокского уезда Гродненской губернии). Этот монастырь основан в конце XV века знатною литовскою фамилией Зодкевич, тогда еще православной, а в XVIIвеке он обращен в базильянский (т. е. униатский).

(обратно)

144

Замечательна попытка подпоручика Мировича. Занимая однажды караул в Шлиссельбургской крепости, он вздумал освободить из нее Иоанна Антоновича и провозгласить его императором. Но Иоанн Антонович был убит, а мятежный подпоручик сложил свою голову на плахе (1764).

(обратно)

145

Отец Суворова сначала не одобрял наклонностей сына и нередко выражал неудовольствие на его неловкость, застенчивость и привычку прятаться в свою комнату. Рассказывают, однажды его посетил сосед по имению, старый артиллерийский генерал Ганнибал. (Этот Ганнибал был родом из Абиссинии, в детстве приобретен Петром Великим и помещен в русскую военную службу. Ганнибалом Петр назвал его как африканца в память знаменитого героя древности.) В разговоре с ним хозяин не скрыл своего неудовольствия на сына. Гость отправился наверх, в комнату молодого Александра посмотреть, чем он занимается. Тут, когда он увидал книги, карты и планы, в которые погружен был мальчик, Ганнибал пришел в удивление и посоветовал отцу предоставить свободу влечениям сына. Впоследствии, достигши значительных чинов, Суворов мало-помалу начал играть роль чудака: вел оригинальный образ жизни, позволял себе в обращении с другими много странностей, говорил русскими загадками и прибаутками и под видом шутки часто высказывал жестокую правду. Этою ролью чудака, как думают, он хотел, с одной стороны, обратить на себя внимание Екатерины, а с другой — отклонить действие зависти и придворных интриг.

(обратно)

146

Вот что сама императрица писала (Н.И. Панину) о состоянии, в котором она нашла Россию при вступлении своем на престол:

«Сухопутная армия, бывшая в Пруссии, не получала жалованья за две трети года. Финансы были в таком расстройстве, что во время Семилетней войны, когда Елисавета Петровна хотела занять в Голландии 2 000 000 рублей, на заем не явилось охотников, следовательно, Россия не имела кредита. Внутри империи заводские и монастырские крестьяне были в явном непослушании властям, и к ним начали присоединяться помещичьи. Сенат слушал не краткое содержание дел, поступавших на апелляцию, а самые дела со всеми обстоятельствами, и потому чтение о выгоне города Масальска занимало при вступлении моем на престол первые шесть недель заседания сената. В губерниях так худо исполняли сенатские предписания, что первый и второй указы обыкновенно оставались без внимания, и вошли в половину говорить: „Ждут третьего указа“. Чиновники воеводских канцелярий не получали жалованья, и им дозволено было кормиться от просителей, хотя взятки строго воспрещены», и т. д.

(обратно)

147

Именно по одному депутату: от сената, синода, всех коллегий и канцелярий, от каждого города, от дворянства каждого уезда, от однодворцев каждой провинции, также от пахотных солдат и других служилых людей, от государственных крестьян, от казацких войск и даже от инородцев (не кочующих). Депутаты должны были иметь не менее 25 лет от роду; им назначено жалованье и даны некоторые привилегии; они избирались баллотировкою по большинству голосов; избиратели снабжали их письменными наставлениями. Число депутатов было 565.

(обратно)

148

В уездах заведены уездные суды для дворян, городовые магистраты для купцов и мещан, нижние расправы для инородцев и государственных крестьян, казначейство для сбора и хранения доходов и нижние земские суды для полиции. Из уездных учреждений дела могли переходить в высшие инстанции, т. е. в губернские учреждения: верхний земский суд, губернский магистрат и верхнюю расправу. Кроме того, в губернских городах установлены: уголовная палата — для уголовного судопроизводства, гражданская — для гражданского, казенная — для государственных доходов, губернское правление — с исполнительною и полицейскою властью. Потом следуют: совестные суды, дворянская опека, сиротские суды и приказы общественного призрения (см.: Полное Собрание законов. Указ от 7 ноября 1775 года).

(обратно)

149

Из монументальных построек екатерининского времени замечательно здание сената в Московском Кремле с его изящною круглой залой; оно сооружено по планам архитектора Казакова. (Другой отличный архитектор того времени был Баженов.) В Петербурге Екатерина заложила Исаакиевский собор (день праздника преподобного Исаакия был днем рождения Петра I; собор окончен при Александре II). На площади против этого собора она воздвигла памятник Петру Великому, изображающий императора на коне; подножием ему служит гранитная скала (открыт в 1782 году). В гигиеническом отношении это царствование ознаменовано введением в России оспопрививания, чему подала пример сама императрица.

(обратно)

150

Между тем как елисаветинские колонисты-славяне давно слились с русскою народностью, екатерининские колонисты-немцы, поощряемые большими земельными наделами и разными льготами, упорно сохраняют свою обособленность и свою немецкую народность.

(обратно)

151

Порошин, один из учителей наследника престола Павла Петровича, рассказывает в своих записках, что однажды за обедом у его высочества зашла речь о деле известного кабинет-министра Волынского. Никита Иванович Панин (главный воспитатель наследника) заметил, что недавно читал это дело и что его чуть не разбил паралич, такое сильное впечатление произвели на Панина мучения, которые претерпел Волынский. В другой раз за обедом тот же граф Панин, сравнивая прежние времена с екатерининскими, привел следующий пример: «Один генерал, был одно время у гетмана (Разумовского), рассуждал, какие недотыки ныне люди стали, нельзя выбранить, а бывало-де палочьем дуют, дуют, да и слова сказать не смеешь».

(обратно)

152

К разряду сатирических изданий можно, отнести и «Письмовник» Курганова, составленный из оригинальных и переводных анекдотов, остроумных изречений, наставлений и т. п. Этот «Письмовник» явился дальнейшим развитием прежних сборников вроде «Пчелы» и сделался в конце XVIII века любимою народною книгой. Автор его, Курганов, был сын унтер-офицера и около 50 лет служил преподавателем при Морском кадетском корпусе.

(обратно)

153

Образцом безыскусственного, но сильного красноречия Тихона могут служить его проповеди, сказанные по следующему поводу. В Воронеже исстари был обычай ежегодно перед заговением Петрова поста отправлять народное празднество в память Ярила (языческого бога весны). Празднество это сопровождалось непристойными игрищами, кулачным боем и отзывалось вообще языческим характером. В 1765 году, в первый день Петрова поста, Тихон явился на самой площади и посреди бесчинствующей толпы и силою своего слова прекратил игрища. В ближайший воскресный день он назначил торжественное богослужение в соборном храме и тут произнес к народу увещание, растрогавшее слушателей до глубины души. Упомянутое празднество с тех пор не возобновлялось.

Платон из Троицкой лавры, где он был тогда архимандритом, вызван в Петербург, назначен законоучителем наследника престола Павла Петровича и тут часто говорил проповеди в придворной церкви. После одной такой проповеди императрица, растроганная до слез, сказала: «Отец Платон делает из нас все, что хочет; хочет он, чтобы мы плакали, мы плачем». Особенно поразил он своих слушателей похвальным словом Петру Великому, сказанным по случаю победы русского флота над турецким в 1770 году.

(обратно)

154

Когда главнокомандующий столицею граф Салтыков покинул зачумленный город, суеверная чернь возмутилась и умертвила архиепископа Амвросия за то, что он хотел снять с Варварских ворот Боголюбскую икону Богоматери (сюда собирались толпы народа, отчего зараза распространялась еще более). Московское возмущение было остановлено энергичными усилиями генерала Еропкина и окончательно усмирено присланным из Петербурга князем Григорием Орловым.

По некоторым известиям, мятеж против архиепископа был возбужден раскольниками-федосеевцами (одна из беспоповщинских сект), которые в то время под видом карантина и погребения зачумленных основали у ворот Москвы свой особый приют — Преображенское кладбище. Эта раскольничья община, устроенная наподобие монастыря, укрепилась преимущественно трудами своего попечителя, хитрого, лукавого купца Ильи Ковылина. (К тому же времени относится и начало поповщинского Рогожского кладбища в Москве.)

(обратно)

155

По желанию Потемкина императрица (в 1787 году) в сопровождении многочисленной и блестящей свиты совершила путешествие в Тавриду; в Каневе ее встретил польский король, потом к ее свите присоединился австрийский император Иосиф II. Обстановка этого путешествия, устроенная могущественным любимцем, отличалась театральным характером. Так, например, когда раззолоченные яхты со свитою императрицы плыли по Днепру, то на берегах, дотоле пустынных и безлюдных, виднелись цветущие селения, толпы народа в праздничном наряде, маневрирующие войска и пр. Все это было устроено наскоро, и народ собран из дальних мест. Между прочим, из Москвы и других городов Потемкин велел привезти массы товаров в Херсон, чтобы открыть там великолепный базар. На обратном пути он устроил под Полтавой маневры, изображавшие знаменитую Полтавскую победу Петра I. Путешествие это описано в мемуарах австрийского князя де Линя и французского посланника графа Сегюра, находившихся в свите Екатерины.

(обратно)

156

Когда совершалось в Москве коронование Екатерины, Конисский присутствовал на этом торжестве и сказал речь, в которой красноречиво изложил бедственное положение православия в Западной России сравнительно с Восточною. «Здесь, — говорит он, — светильник веры, от дней Владимировых зажженный, блистает доселе; у нас светильник оный свирепствующие от Запада вихри на многих местах совсем прекратили. Здесь храмы Господни славословием имени Его свободно гремят; у нас храмы Божий множайшие отняты, прочие опустошены и запечатаны, разве сов и вранов гнездящихся гласы издают». Однако и при таких страданиях белорусский народ разделяет с великорусским радость события (т. е. восшествия на престол Екатерины) и утешается сквозь слезы. «А для чего так?» — спрашивает себя оратор. И тотчас отвечает: «Надежда избавления веселит нас». (Историческое известие об унии. Соч. Бантыш-Каменского. Москва, 1795.)

(обратно)

157

На Заднепровской Украине, в польских владениях, старинная религиозная и национальная вражда православного русского населения с польским дворянством разгорелась в это время с особою силой. Запорожцы и гайдамаки снова выступили ожесточенными мстителями за угнетение низших классов. Главным предводителем их явился Максим Железняк, запорожец в бывший послушник Чигиринского Матренинского монастыря. (Игумен этого монастыря Мельхиседек Яворский, подобно Григорию Конисскому, был ревностным поборником православия против унии и католичества.) Железняк собрал многочисленную толпу из запорожцев и гайдамаков и открыл губительный поход по Киевскому воеводству, разоряя местечки, села и помещичьи замки, истребляя шляхту и жидов (1768). Самым ужасным делом этого восстания была так называемая Уманская резня. Город Умань принадлежал графу Потоцкому, который содержал здесь отряд казаков для защиты своих владений. Но эти казаки, руководимые своим сотником Гонтою, перешли на сторону Железняка, вместе с ним взяли город и вырезали почти всех жителей. Мятежники провозгласили Железняка украинским гетман ном, силы его увеличивались новыми толпами. Польское правительство, отвлекаемое конфедерацией, могло выставить против него только слабый отряд. На помощь полякам Екатерина велела идти генералу Кречетникову. Мятеж был усмирен, и казаки подверглись разным казням. Но запорожцы и после того почти каждое лето совершали разбойничьи набеги на Уманыцину. Эти времена известны в народе под именем «кодиевщины» и «палинщины». (Последнее слово происходит от имени Палея, одного из малороссийских полковников, известного своей непримиримою враждой к полякам во времена Петра Г.)

(обратно)

158

В том же 1773 году появилась знаменитая папская булла, упразднившая Иезуитский орден. По воле Екатерины эта булла не была объявлена в присоединенных белорусских провинциях, и орден продолжал там существовать (до 1820 года). Вообще Екатерина стремилась освободить по возможности католические области своей империи от непосредственного влияния Римской курии; с этою целью она хотела сосредоточить их церковное управление в руках особого иерарха и назначила епископом католических церквей в России умного, просвещенного Сестренцевича, которого потом возвела в сан митрополита. Но цель не была достигнута, и орден принес России немало вреда.

(обратно)

159

Государственные и удельные крестьяне разделены на волости, не более 3000 душ в каждой. Для сбора податей, хозяйственных распоряжений и для суда маловажных проступков учреждено везде волостное правление; оно состояло из членов, выбранных «миром», а именно волостного головы, старосты главного селения и волостного писаря. В каждом селении старосты и десятские составляли местную полицию.

В некоторых установлениях Екатерины II император Павел произвел значительные перемены. Замечательна, между прочим, перемена в западнорусских провинциях, возвращенных от Польши. Екатерина ввела в них свое учреждение о губерниях 1775 года. А Павел I восстановил там некоторые установления польского периода, например трибунал (высшее судебное место), суды гродские и подкоморские; во всем западном крае снова был введен в действие Литовский статут; многие польские дворяне возвращены из ссылки и получили обратно конфискованные имения. (Костюшко получил свободу и поселился потом в Швейцарии.) Указом 1796 года восстановлено и старое, обособленное от России устройство балтийских или остзейских провинций, в которых Екатерина также ввела свои губернские учреждения.

(обратно)

160

В это время по военной части доверием императора пользовался Аракчеев, который служил в гатчинском войске Павла Петровича (когда он был великим князем) и обратил на себя внимание необыкновенною точностью и ревностью по службе.

(обратно)

161

Уже в XVI веке русские владения на юго-востоке, у Каспийского моря, достигли устьев реки Терека. При Иване IV здесь является городок Терке, средоточие терских казаков. Впоследствии казачьи станицы расселились вверх по Тереку и образовали пограничную военную линию (Кизлярско-Моздокскую). В конце XVIII века, после присоединения Крыма, когда остаток запорожцев переселился на Кубань и образовал так называемое Черноморское войско, от устьев Кубани вверх по ней русское правительство также поселило ряд казачьих станиц. Терские и кубанские станицы составили одну Кавказскую военную линию, которая имела своим назначением оборону русских пределов в той стороне от набегов воинственных кавказских горцев (черкесы, кабардинцы, осетины, чеченцы, лезгины).

Грузия (у греков и римлян — Иверия, у византийцев — Георгия) уже до Рождества Христова составила особое царство. Блестящею эпохою грузинского народа считается царствование Тамары в конце XII и начале XIII века. Она вступила в брак с Юрием, сыном Андрея Боголюбского, но этот брак был неудачен. В ее время жил знаменитый поэт Руставели, автор поэмы «Барсова кожа». Но потом наступают бедственные времена. В царской семье Багратидов происходят раздоры и междоусобия за престол, и Грузия распадается на разные владения, или части, каковы Карталиния и Кахетия в бассейне реки Куры, Имеретия, Мингрелия и Гурия в бассейне Риона, Сванетия и Абхазия в горных областях Кавказского хребта. Неоднократные нашествия татаро-монголов опустошают страну. Потом грузины постоянно должны были отстаивать свою самобытность и свое христианство от сильных мусульманских соседей, персиян и турок; те и другие приходили разорять ее и нередко налагали свое иго на ее разрозненные части. Поэтому уже с XVI века грузинские цари начали искать покровительства и помощи у единоверных им государей русских. Не раз они предлагали свое подданство, чтобы получить помощь против персидских шахов или соседних турецких пашей, татарских ханов, лезгин и других дагестанских горцев. Но отдаленность и громадный хребет с его хищными племенами долго мешали более тесным связям Грузии с Россией.

Ираклий II, царь Кахетии и Карталинии (с столицею Тифлисом), был русским союзником при Екатерине II во время первой турецкой войны и по Кучук-Кайнарджийскому миру Турция отказалась от притязаний на зависимость Грузии. После того он особым договором признал себя русским вассалом. Недовольный тем персидский шах Ага-Магомет-хан во главе сильного войска сделал вторжение в Грузию и страшно опустошил ее, разорил и самый Тифлис (1795). В следующем году, как известно, Екатерина II отправила против персиян войско с графом Зубовым; но Павел I, вступив на престол, воротил это войско. По смерти Ираклия II (1798) сын его Георгий XII, находясь в очень стесненных обстоятельствах и в раздоре со своими родственниками, обратился к императору Павлу с просьбою принять Грузию в свое подданство и прислать русские полки для ее внешней обороны и водворения внутреннего спокойствия. Император изъявил свое согласие, но во время этих переговоров скончались Георгий XII, а затем Павел I. Поэтому формальное присоединение Грузии к России совершилось уже при Александре I в 1801 году. Главнокомандующий военною Кавказскою линией был назначен и правителем Грузии. Сначала это был генерал Кноринг, но действия его не были удачны по умиротворению страны, волнуемой разными царевичами, не хотевшими отказаться от своих притязаний на престол и искавшими помощи у своих мусульманских соседей. Поэтому на его место был назначен (1803) главнокомандующим князь Цицианов, который сам был знатного грузинского происхождения, а свой военный талант развил под начальством Румянцева и Суворова. Князь Цицианов повел дела искусно и энергично. Он не только в значительной степени умиротворил Грузию, но и склонил ко вступлению в подданство Дадьянов, владетелей Мингрелии, подготовил присоединение Имеретии, Гурии и Абхазии, отбил вторжения лезгин, расширил наши закавказские владения покорением нескольких ханств (Ганжинского, Карабахского и др.) и нанес целый ряд поражений персиянам, так как они не хотели признать присоединение Грузии к России и начали с нами войну. Но эту войну докончили преемники Цицианова, а сам он пал, вероломно застреленный бакинским ханом в ту минуту, когда тот должен был вручить ему ключи от своей крепости (1806).

(обратно)

162

История Отечественной войны 1812 г.//Сочинение генерал-майора М. Богдановича; Мемуары графа Толя; Сочинения об этой войне А. Попова.

(обратно)

163

22 июня в Вилковишках Наполеон издал пышную прокламацию к своей армии. «Солдаты, — говорил он, — вторая польская война началась. Первая окончилась под Фридландом и в Тильзите… Россия увлекается роком! Она не избегнет судьбы своей. Неужели она полагает, что мы изменились? Разве мы уже не воины аустерлицкие? Вторая польская война будет столь же славна для Франции, сколько и первая, но мир, который мы заключим, будет прочен и прекратит пятидесятилетнее кичливое влияние России на дела Европы».

(обратно)

164

Суворов о своем любимце Кутузове отзывался так: «Умен, очень умен; его и Рибас не обманет». (Рибас был адмирал, известный своим хитрым, изворотливым умом.)

(обратно)

165

В своих печатных объявлениях (афишах) Ростопчин приглашал московских жителей к поголовному ополчению против врага, стараясь при этом выражаться простонародным языком. Например, в объявлении от 30 августа сказано:

«Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов городских и деревенских, я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу! Хорошо с топором, не дурно с рогатиной, а всего лучше вилы-тройчатки: французы не тяжелее снопа аржаного» и проч.

(обратно)

166

В то время из Кремля выступил московский гарнизон и пошел через город с музыкой, что при тогдашних печальных обстоятельствах было очень некстати и возбудило ропот между солдатами и жителями. Пылкий Милорадович обратился с упреком к генералу (немцу), который командовал гарнизоном. «Если гарнизон при сдаче крепости получает дозволение выступить свободно, — отвечал простодушный генерал, — то выходить с музыкой, так сказано в регламенте Петра Великого». «Да разве есть в регламенте Петра Великого что-либо о сдаче Москвы? — вскричал Милорадович. — Прикажите замолчать вашей музыке».

(обратно)

167

Посланный Кутузовым полковник Мишо привез государю донесение об оставлении Москвы. Александр I был тронут рассказами полковника о бедствиях столицы и армии. «Скажите всем, — заметил он, — что если у меня не останется ни одного солдата, я созову мое верное дворянство и добрых поселян и буду сам ими предводительствовать. Когда будут истощены все усилия, я отращу себе бороду и лучше соглашусь скитаться в пустынях Сибири, нежели подписать постыдные условия».

(обратно)

168

А именно: министерство военное (генерал Вязьмитинов), морское (адмирал Мордвинов), иностранных дел (канцлер граф Воронцов), внутренних дел (граф Кочубей), юстиции (Державин), финансов (граф Васильев), коммерции (граф Румянцев) и народного просвещения (граф Завадовский). Собрание, или комитет, министров составило потом высшее административное учреждение, которое должно было объединять деятельность различных министерств.

(обратно)

169

«Жизнь графа Сперанского». Сочинение барона Корфа.

Сперанский был сын сельского священника Владимирской губернии. Он учился в местной семинарии и уже здесь обнаружил свою необыкновенную даровитость. По распоряжению начальства его отправили в Петербург, в Главную, или Александровскую, семинарию, куда собирали лучших воспитанников из провинции, чтобы образовывать учителей для губернских семинарий. Сперанский приобрел расположение петербургского митрополита Гавриила и по окончании курса оставлен профессором при той же Александровской семинарии. Читая лекции математики и философии, продолжая усердно работать над собственным образованием, необыкновенно деятельный профессор занял в то же время должность домашнего секретаря у одного из екатерининских вельмож, князя Алексея Куракина, и скоро сделался его любимцем. Когда вступил на престол Павел I, Куракин назначен был генерал-прокурором сената; он немедленно перевел своего домашнего секретаря в канцелярию генерал-прокурора. Таким образом, Сперанский оставил духовно-учительское поприще и перешел на гражданскую службу. При Павле I генерал-прокуроры, как и другие высшие сановники, быстро сменяли друг друга; но Сперанский своими отличными способностями, искусством докладывать дела и выполнять поручения удержался при всех переменах; он умел сделаться необходимым и постоянно возвышался по службе.

(обратно)

170

Чтобы привлечь слушателей во вновь открытые университеты, постановлено при производстве в чины коллежского асессора и статского советника требовать свидетельство об окончании университетского курса или соответствующего экзамена. Многих молодых людей эта мера заставила учиться, но для старых чиновников она была слишком трудна (впоследствии ее постепенно отменили).

Из других сторон обширной деятельности Сперанского замечательны его финансовые меры. Положение русских финансов было очень затруднительно, особенно со времен Континентальной системы. По поручению государя Сперанский составил план финансовой системы на новых началах. Манифестом (2 февраля 1810 года) ассигнации были признаны государственным долгом, новые выпуски их положено прекратить, а взамен только усилить налоги и на будущее время пред каждым годом обнародовать роспись государственных доходов и расходов. Учреждена особая касса для погашения государственных долгов. Наступившая затем война с Наполеоном потребовала напряжения всех материальных сил государства, и потому финансовые преобразования по большей части не были приведены в исполнение. Сперанскому справедливо поставляют в упрек то, что он немало помог шведским выходцам Спренгпортену и Армфельду, которые склонили государя образовать особое от России Великое княжество Финляндское и присоединить к нему Выборгскую губернию.

Самым красноречивым противником нововведений Сперанского и защитником старых форм явился историк Карамзин в своей записке «О старой и новой России», где он говорил, что начатые формы не согласны с характером русской государственной жизни. Карамзину покровительствовала сестра императора Екатерина Павловна, супруга принца Ольденбургского, который занимал должность генерал-губернатора тверского, новгородского и ярославского. В 1811 году, в бытность государя в Твери, Карамзин был представлен ему великою княгиней и подал свою записку. Государю она не понравилась. Впоследствии Александр полюбил Карамзина и приблизил его к себе в качестве историографа.

(обратно)

171

Кроме того, император Александр восстановил Российскую академию (основанную Екатериной II и пришедшую в упадок при Павле I), усилил средства Академии наук и Академии художеств, основал Царскосельский лицей и пр. Далее, отменено запрещение (изданное при Павле I) ввозить в Россию иностранные книги и открывать частные типографии, выдан новый цензурный устав и пр.

Пример государя возбудил соревнование во многих его подданных и вызвал значительные пожертвования в пользу науки и народного образования. Так, Демидов пожертвовал капитал для основания и содержания лицея в Ярославле; граф Безбородко (брат знаменитого дипломата) основал лицей в Нежине; дворянство Слободско-Украинской (Харьковской) губернии предложило 400 000 рублей для учреждения университета в Харькове.

В начале царствования Александра I совершено русскими моряками первое кругосветное плавание, именно от Российско-Американской компании при содействии правительства отправлено было к берегам Северной Америки два корабля под командою генерал-лейтенанта Крузенштерна (1801). Эта экспедиция окончилась благополучно и воротилась через три года. Потом совершено еще несколько кругосветных плаваний под командой Коцебу и Пшовина.

(обратно)

172

Уничтожение крепостного права было любимою мыслью Александра Павловича в первые годы его царствования, но он подчинился мнению тех сановников, которые говорили, что крестьяне еще недостаточно приготовлены к уничтожению крепостной зависимости и что быстрый переход к свободе опасен для спокойствия и целости империи.

В 1801 году Александр I отменил Тайную экспедицию, учрежденную при Екатерине II для розысков по политическим проступкам, и дела этого рода приказано производить общим судебным порядком.

(обратно)

173

Означенное особое отделение составило Второе отделение его императорского величества канцелярии. Вслед за тем учреждено Третье отделение, которое заменило собою министерство полиции, упраздненное в конце царствования Александра I. Управление Третьим отделением вверено шефу корпуса жандармов. В это царствование основано в Петербурге Высшее училище правоведения, долгое время состоявшее на попечении принца Петра Георгиевича Ольденбургского (сына Екатерины Павловны). Он ведал, сверх того, воспитательные учреждения императрицы Марии, или так называемое Четвертое отделение.

(обратно)

174

Происходившие не из дворян обер-офицеры и гражданские чиновники с IX до V класса составили сословие личных дворян, которые не могли владеть крепостными людьми, а низшие гражданские чиновники (с XIV класса до IX) пользуются правами почетных граждан.

(обратно)

175

В первые минуты восстание было незначительно, и большая часть польских войск еще оставалась верна правительству; но польские офицеры, приближенные к великому князю, уверяли, что смятение на улицах произошло «от ошибочного мнения народа и войска, будто русские напали на поляков и умерщвляли их и, дабы укротить их, лучше всего невмешательством русских доказать им неосновательность этой клеветы». Русские в эту ночь действительно были удержаны от энергичных действий, а на следующий день восстание уже приняло обширные размеры. Великий князь собрал русские полки в одном ближнем селении. Сюда явилась к нему для переговоров польская депутация (князья Чарторыйский и Любецкий, граф Островский и Лелевель). После разных объяснений депутаты потребовали уступки прежде бывших польских провинций. Великий князь, как бы изумленный таким странным требованием, несколько времени не отвечал ни слова, а потом холодно сказал: «Я не уполномочен братом моим договариваться об этом предмете» («История польского восстания и войны 1830 и 1831 годов» Ф. Смита).

(обратно)

176

Замечательные эпизоды этой войны составляют предприятия на Волынь и Литву.

Тайные общества и постоянные сношения с варшавскими революционерами заранее подготовили умы польско-католического дворянства в наших западных губерниях: шляхетская молодежь ожидала только появления польских войск, чтобы выступить открыто, и обещала поднять всю страну. С этой целью на Волынь и Подолию был отправлен из Царства Польского отряд генерала Дверницкого. Но надежды на сильное восстание в этих провинциях были совершенно обмануты. Русские крестьяне нисколмсо не пристали к мятежу и даже показывали против него враждебное настроение. Вооружились только небольшие отряды, направленные панами из своей дворни и из мелкой шляхты. Притом Дверницкий встретил на Волыни искусного противника в лице генерала Ридигера. Польский генерал вскоре принужден был броситься к австрийской границе и перейти в Галицию, где отряд его был обезоружен австрийцами.

Гораздо значительнее было движение в Литве, особенно в северной ее части, т. е. Жмуди или Самогитии. Здесь польские помещики успешно вербовали в свои банды единоверных с ними литовских крестьян; помещикам помогали и католические ксендзы, злоупотреблявшие своим влиянием на местное сельское население. Повстанские банды начали свирепствовать против всего русского, а в случае поражения в открытой битве они находили убежище в своих обширных непроходимых лесах. Из царства на помощь литовскому мятежу был отправлен корпус регулярных польских войск под начальством Гёлгуда. Он подступил к самой столице Литвы, Вильне, но был отбит. Экспедиция Гёлгуда окончилась так же неудачно, как и предприятие Дверницкого.

(обратно)

177

Далее, относительно западных губерний замечательна следующая мера. Чтобы оградить сельское население, русское и по большей части православное, от угнетения польско-католическим дворянством, изданы инвентарные положения; они приводили в известность повинности крестьян и право владельцев на крепостную работу. Инвентари введены сначала в Киевском генерал-губернаторстве (в 1847 году трудами генерал-губернатора Бибикова); в губерниях же белорусских и литовских введение их замедлилось до нового царствования. Инвентарные правила не были исполняемы добросовестно польскими помещиками в юго-западном крае, и отношения к ним крестьян оставались почти прежние. В связи с этими отношениями произошло движение последних во время Крымской войны в Киевской губернии, где еще жили воспоминания о старом казачестве; в 1855 году (по поводу манифеста о ратниках) крестьяне целыми селениями изъявили желание записаться в казаки.

В 1844 и 1845 годах в Балтийском, или Остзейском, крае среди угнетенных немцами Крестьян, эстов и латышей, произошло сильное движение из лютеранства в православие в надежде на покровительство верховной власти. Но влияние помещиков, т. е. немецких баронов, в Петербурге превозмогло, и движение это было прекращено суровыми правительственными мерами. Из остзейских генерал-губернаторов того времени особою преданностью немцам отличался князь Суворов, внук знаменитого полководца.

(обратно)

178

Начиная войну, император Николай рассчитывал на содействие Австрии; но главный министр ее князь Шварценберг заметил тогда: «Мы удивим мир своею неблагодарностью». Русским министром иностранных дел в то время был недальновидный граф Носсельроде (родом немец), находившийся под влиянием австрийской политики князя Меттерниха. Наполеон III питал личное неудовольствие против Николая I за то, что последний считал его узурпатором и не хотел признать равным себе государем, законно занимавшим французский престол.

(обратно)

179

Указом 1839 года установлена была ценность упавших ассигнаций, а именно 3 1/2 ассигнационного рубля приравнено к 1 серебряному. Вскоре потом прежние ассигнации изъяты из обращения и заменены новыми деньгами (государственными кредитными билетами). Относительно таможенных пошлин Канкрин держался покровительственной системы: изданный при нем тариф возвысил таможенные пошлины на заграничные товары, что имело весьма благое влияние на нашу фабричную промышленность. К сожалению, он и управляющий путями сообщения граф Клейнмихель противились своевременному построению в России сети железных дорог, недостаток которых был одною из причин наших военных неудач в Крымскую кампанию.

(обратно)

180

Из преемников Ермолова наиболее замечателен князь Воронцов, воспитанный в Англии (отец его был там послом при Екатерине II) и, к сожалению, слишком пристрастный к инородцам. А из генералов, отличившихся в борьбе с горцами, выдвигаются Вельяминов, Пассек, Слепцов, Клугенац, князь Долгоруков-Аргутинский, Грабе и др. Вообще Кавказ долго служил боевой школой, где образовались многие наши военные таланты.

(обратно)

181

Некоторые из профессоров особенно благотворно действовали на своих слушателей изящным изложением науки и возвышенным благородством своего характера; таковы Грановский в Москве и Мейер в Казани.

(обратно)

182

Сатирический смех Крылова по большей части вызывался каким-либо типичным частным случаем или общественным явлением. Так, знаменитая басня «Квартет» написана по поводу четырех членов одного учреждения, о которых возник вопрос, в каком порядке их рассадить. Для характеристики общественной недобросовестности замечательна басня «Купец», а против плохих писателей, угощающих публику своими длинными, скучными произведениями, написана «Демьянова уха».

(обратно)

183

Впоследствии русская наука (следуя за движением германской науки) начала тщательно собирать и изучать эти народные умственные богатства. Замечательны собрания русских былин, песен и сказаний Кирши Данилова, Киреевского, Рыбникова, Афанасьева и Шеина.

(обратно)

184

Пушкин, подобно Грибоедову, рано погиб для отечественной литературы. Он был убит на дуэли одним иностранцем. Точно так же окончил свою жизнь молодой поэт Лермонтов, сильный талант которого много обещал в будущем. Из других поэтов, принадлежащих тому же времени, наиболее выдаются Дельвиг, Языков, Баратынский и Кольцов (последний был сын воронежского мещанина, поэт-прасол). Из писателей малороссов кроме Гоголя заслуживают особенного внимания его современники: Котляревский («Наталка-Полтавка» и переделка «Энеиды»), Квитка (писавший под псевдонимом Основьяненко) и поэт Шевченко. Между русскими художниками первой половины XIX века приобрели наибольшую известность: живописец Брюллов, воспитанник и профессор Петербургской Академии художеств (его картина «Последний день Помпеи»), живописец Иванов («Явление Христа народу»), а также композиторы Бортнянский (церковное пение), Глинка (его опера «Жизнь за царя») и Львов (русский гимн). К тому же времени относится небольшая картина Федотова («Сватовство майора»), положившая начало реальному направлению в русской живописи.

(обратно)

185

Лучшим представителем нашей сцены в первой половине XIX века явился артист московского Императорского театра Щепкин, который от декламаторского направления предыдущей эпохи перешел к большой простоте и естественности в сценическом искусстве. Из сценических артистов еще замечательны были два трагика: Каратыгин в Петербурге и Мочалов в Москве.

(обратно)

186

Татищев был из числа молодых людей, отправленных Петром I учиться за границу; потом он управлял горными заводами и был астраханским губернатором. На занятия русскою историей навело его составление полной русской географии, предпринятое ученым графом Брюсом, под начальством которого он служил некоторое время. Татищеву историческая наука обязана открытием «Русской Правды» и «Судебника» Ивана IV.

(обратно)

187

Для истории XVIII и XIX веков значительное количество изданных материалов заключают в себе «Сборник Русского исторического общества» в Петербурге (вышло более 130 томов), а также журналы «Русский архив» Бартенева и «Русская старина» Семевского.

В числе вопросов, которые по преимуществу служили предметом разногласия в русской исторической литературе, важное место занимает вопрос о достоверности летописных источников для первоначальной русской истории; достоверность эту более всех отвергала так называемая скептическая школа ученых (представитель ее был московский профессор Каченовский). Замечательный также предмет разногласия представляла реформа Петра Великого; особенно критически отнеслась к этой реформе школа славянофилов (Хомяков, К. Аксаков, Киреевский и др.).

(обратно)

188

В следующем 1856 году император соизволил учредить под своим председательством Комитет о крепостном состоянии (в котором заседали министр внутренних дел Ланской, юстиции граф Панин и генерал-адъютант Ростовцев, начальник военно-учебных заведений). В том же году последовал высочайший рескрипт от 20 ноября на имя генерал-губернатора губерний Виленской, Ковенской и Гродненской. Так как в этих трех губерниях существовали дворянские комитеты для рассмотрения инвентарных правил, то рескрипт разрешил дворянам приступить к составлению проектов об улучшении крестьянского быта и повелевал учредить для того кроме губернских комитетов общую дворянскую комиссию в городе Вильне. Основанием этих проектов должно было служить следующее положение: помещики сохраняют право собственности на свою землю, но помещичьи крестьяне приобретают посредством выкупа свою усадебную оседлость и такое количество пахотной земли, какое нужно для обеспечения их быта и выполнения их повинностей. Немедленно дворянство других губерний, начиная с Петербургской, Нижегородской, Московской и пр., просило и получило всемилостивейшее разрешение открыть в каждой губернии комитеты об улучшении крестьянского быта на тех же основаниях. Выработанные губернскими комитетами проекты поступали в упомянутый главный Комитет по крестьянскому делу, а для составления из них систематического свода и обработки проектов общего положения учреждена при этом Комитете редакционная комиссия под председательством генерал-адъютанта Ростовцева в J 859 году. Для участия в этих работах были на некоторое время вызваны из 45 губерний представители от дворян-землевладельцев. Составленные в редакционной комиссии положения поступили на рассмотрение Государственного совета. Все эти работы производились при непосредственном участии самого государя.

(обратно)

189

Объявление бывшим крепостным крестьянам положений в некоторых, впрочем немногих, местностях не обошлось без волнений, возбужденных людьми злонамеренными, которые смущали крестьян, толкуя о какой-то другой, «чистой воле». Но только в двух местностях (в Казанской и Пензенской губерниях) подобным злоумышленникам удалось довести крестьян до открытого неповиновения, для усмирения которого пришлось прибегнуть к оружию. Немало затруднений встретило потом составление уставных грамот, которые производились по обоюдному согласию крестьян с помещиками; тут большую услугу оказала просвещенная деятельность мировых посредников.

Наделение крестьян землей (притом не в личную собственность, а в общинную) только первое время действовало удовлетворительно. Через два, три поколения вместе с умножением населения в некоторых местностях естественно возникло так называемое малоземелье, которое осложнилось большою чересполосицей и, кроме того, дроблением земли между членами сельской общины на крайне узкие, длинные полосы, неудобные для обработки. А главное, по своей культурной отсталости (недостаток сельскохозяйственных машин, искусственного удобрения и травосеяния, сохранение трехпольной системы и вообще плохая обработка земли) крестьянское земледелие не давало и половины того, что оно могло бы дать при лучшем состоянии культуры.

(обратно)

190

К концу этой эпохи Россия имела железных дорог уже более чем на 20 000 верст протяжения. Строились они обыкновенно акционерными обществами, но правительство гарантировало им известный доход. Эта быстро возникшая железнодорожная сеть составляет заслугу бывшего министра финансов Рейтерна; к сожалению, вместо поощрения русских железных заводов рельсы и вагоны выписывались из-за границы. Вообще при этом министре водворились внешние займы, весьма обременительные для наших финансов, и низкие таможенные пошлины, особенно на привозное железо и машины; такие пошлины препятствовали развитию отечественного производства. Отсюда явилась настоятельная нужда в более покровительственной системе тарифа, без которой это развитие чрезвычайно затруднительно вследствие подавляющей иноземной конкуренции. Весьма тяжело отозвался на русской промышленности и беспошлинный привоз иностранных товаров в Россию через Финляндию, наделенную исключительным привилегированным положением в ущерб коренным русским областям.

(обратно)

191

В эту эпоху на поприще изящной словесности (беллетристики) особенно выдвинулись следующие писатели, большею частью начавшие свою деятельность еще в предыдущее царствование: С. Аксаков («Семейная хроника»), Тургенев («Записки охотника», «Дворянское гнездо», «Отцы и дети»), Гончаров («Обломов», «Обрыв»), Достоевский («Записки из мертвого дома»), драматург Островский («Свои люди — сочтемся», «Гроза», «Бедность не порок»), Писемский (роман «Тысяча душ», драма «Горькая судьбина»), Мельников («В лесах» и «На горах» — художественные очерки из мира русских раскольников), граф А. Толстой (исторический роман «Князь Серебряный», драма «Смерть Ивана Грозного»), граф Л.Толстой (исторический роман «Война и мир»), сатирик Салтыков («Губернские очерки» под псевдонимом Щедрина), драматург Аверкиев «Каширская старина»), поэты Майков, Полонский и отчасти Некрасов. Сатирик Салтыков явился представителем реального, или обличительного, направления в литературе.

Из писателей-публицистов (т. е. обсуждающих текущие политические и общественные вопросы) в первую половину этого периода самое видное место занял М.Катков, издававший с 1856 года в Москве литературно-политический журнал «Русский вестник» и, кроме того, получивший в свое ведение (прежде университетскую) ежедневную газету «Московские ведомости» в товариществе с профессором Московского университета Леонтьевым. (Особенно отличились они ревностною защитой строгой классической школы.) На поприще публицистики заслуживают еще внимания И. Аксаков и Ю. Самарин (представители московских славянофилов), а также И. Данилевский, философ-натуралист (противник теории Дарвина). Из петербургских ежедневных газет во вторую половину того же периода выдвинулось своим распространением «Новое время». Но литературные нравы сей ежедневной печати страдали грубостью и неуважением к личности. Некоторые ее органы проявили, сверх того, легкомысленное, противонациональное направление, несогласие с отечественным строем и русскими интересами.

На поприще изящных искусств выдвинулись живописцы: Айвазовский (преимущественно своими морскими видами), 1е («Тайная вечеря»), Верещагин (туркестанские сцены), Крамской (портретист), Шишкин (пейзажист), Перов (жанрист), Репин, Васнецов (расписание Владимирского собора в Киеве) и пр. Из уроженцев западного края замечательны еще живописец Семирадский и скульптор Антокольский. Из композиторов и артистов музыки — Серов (его опера «Рогнеда») и два брата Рубинштейны (основавшие музыкальные консерватории в Петербурге и Москве), а также Чайковский (его оперы «Евгений Онегин», «Черевички» и др.). Из сценических артистов — Мартынов и Самойлов (в Петербурге), Садовский, Шумский и Самарин (в Москве).

Из монументальных построек этого царствования кроме окончания Исаакиевского собора в Петербурге доведен также до окончания величественный храм Спасителя (в Москве). Он был заложен в память Отечественной войны 1812 года Александром I на Воробьевых горах по проекту архитектора Видберка, но при Николае I перенесен внутрь города с изменением плана в византийском стиле и строился под руководством архитектора Тона (строителя Кремлевского дворца). В конце царствования Александра II построено в Москве здание Национального Исторического музея по рисункам художника Шервуда (поборник возрождения русского стиля). Самый роскошный музей — это в Петербурге при Императорском Эрмитаже. Дальнейшее развитие русского стиля представляют московские Торговые ряды архитектора Померанцева. Самому царю-освободителю потом в Московском Кремле воздвигнут памятник по проекту художника Жуковского (сын поэта), а в Петербурге сооружен изящный храм на месте его мученичества.

На поприще медицины в этот период наибольшую известность приобрели Пирогов, Боткин и Захарин, на поприще химии — Менделеев, на поприще естествознания — московские профессора Щуровский и Богданов (основатели Политехнического музея в Москве).

(обратно)

192

Представителем такого грубого поклонения чувственности и нигилизма явился в особенности Чернышевский в своем романе «Что делать?». Последний напечатан в журнале «Современник». Этот журнал когда-то основан поэтом Пушкиным, а потом сделался органом легкомысленного, отрицательного направления, почему подвергся закрытию. Впрочем, нашлись другие органы, которые продолжали его направление. А некоторые яростные социалисты и нигилисты удалились за границу и оттуда с помощью разных изданий и агентов пытались распространять свои лжеучения. Образцом для этих отщепенцев послужил русский эмигрант Герцен, посвятивший свое богатство и свое литературное дарование на служение идеям социализма.

(обратно)

193

Сверх того, лицей Безбородко в Нежине преобразован в Филологический институт, лицей Демидовский в Ярославле — в Юридический факультет; в Петербурге также устроен (собственно, возобновлен) высший Педагогический институт для приготовления преподавателей среднеучебных заведений; в Москве основана Земледельческая академия; решено открыть университет в Западной Сибири, в городе Томске.

(обратно)

194

Всеобщая воинская повинность побудила к выселению многих немецких колонистов Южной России, особенно менонитов. А в западных губерниях она встретила немалое затруднение со стороны евреев, уклоняющихся от этой повинности.

(обратно)

195

Мечты эти главным образом поддерживались польскою эмиграцией преимущественно из Парижа (где она сосредоточивалась вокруг князя Адама Чарторыйского, умершего в 1861 году). Эта эмиграция посредством заграничных органов печати и своих агентов, рассеянных в крае, усердно старалась воспрепятствовать примирению поляков с Россией и преследовала тех из них, которые обнаруживали наклонность к этому примирению, объявляя их изменниками «ойчизны». Важный толчок революционному движению польских умов дали события в Италии, которая с помощью Наполеона III изгнала австрийцев из Ломбардии и начала дело своего объединения. Поляки, вступая на путь революции, также возлагали свои надежды на помощь Наполеона. Средоточием движения в самом Царстве Польском сделалось варшавское Земледельческое общество, учрежденное с разрешения правительства (1857 года) для улучшения сельского хозяйства. Это общество со своим председателем графом Замойским во главе, не ограничиваясь народным хозяйством, старалось захватить в свои руки народное образование, которое с помощью дешевых газет и книг, назначенных для простого народа, пыталось направить к целям революционным. Ревностным пособником этих целей явилась значительная часть ксендзов, или католических священников.

(обратно)

196

При императоре Николае I было окончено подчинение большей части киргизских орд, кочующих в северной части Туркестана. Это подчинение повело к войне с Кокандским ханством, в которой кокандцы понесли несколько поражений. Между прочим, генерал Перовский отнял у них на Сыр-Дарье крепость Ак-Мечеть, которая переименована была в Петровск (1853). Но граница наша в этих степных краях оставалась открытою на большом протяжении: она подвергалась нападениям хищных кочевников-туркмен и враждебным действиям трех мусульманских ханств: Кокандского (лежащего на правой или нагорной стороне Сыр-Дарьи), Бухарского (между Сыр- и Аму-Дарьями) и Хивинского (на левой стороне Аму-Дарьи). Поэтому предложено было выставить линию укреплений, которая с одной стороны велась бы от Оренбургского генерал-губернаторства, а с другой — от Западно-Сибирского. (Между прочим, первым выстроен Джулек на Сыр-Дарье, повыше Петровска, а вторым — укрепление Верное за рекою Или, у подошвы хребта Тиан-Шанского.) Оставалось занять еще некоторый промежуток, чтобы соединить Сибирскую линию с Оренбургскою. С этой целью в 1864 году отправлены два отряда: из Западной Сибири под начальством Черняева, из Оренбургского края под начальством Веревкина. Первый взял одну кокандскую крепость (Аулиету), а второй овладел кокандским городом Туркестаном. Таким образом, граница русская сомкнулась. Однако враждебные действия хана кокандского заставили русских продолжать свое наступательное движение вверх по Сыр-Дарье. Уже в следующем 1865 году генерал Черняев с 2000 человек взяли приступом большой укрепленный город Ташкент, вмещавший до 100000 жителей. Тогда против русских выступил эмир бухарский, подстрекаемый турецкими и английскими агентами; война с ними была также победоносна. Главные его силы разбиты генералом Романовским (при Иджаре): русские взяли несколько бухарских крепостей (Ходжент, Ура-Тюбе, Джизак) и, наконец, овладели древним славным городом Самаркандом. Эмир должен был смириться.

(обратно)

197

Продолжавшиеся после того набеги и грабежи теке, самого воинственного из туркменских племен, заставили русское правительство снарядить новую экспедицию для наказания этих разбойников. Поход в Ахал-Текинский оазис 1879 года не достиг цели по малочисленности отряда. На следующий год снаряжена новая экспедиция под начальством генерала Скобелева. Он взял главное укрепление текинцев — Геок-Тепе и разорил гнездо хищников (12-го января 1881 года).

(обратно)

198

Айгунекий договор ратификован китайским правительством только в 1860 году благодаря искусным настояниям нашего посла Н.П. Игнатьева.

(обратно)

199

Главное наше затруднение в последней турецкой войне состояло в отсутствии русского броненосного флота на Черном море. Хотя Россия в 187! году и воротила себе право иметь военный флот на этом море, но еще не успела здесь приготовить такую силу, которая могла бы успешно бороться с многочисленными панцирными кораблями неприятеля, которые были вооружены при помощи Англии и даже снабжены отчасти английскими моряками. (В сущности Англия, прикрываясь мнимым нейтралитетом, вела с нами усердную войну под турецким знаменем и в изобилии снабжала турок боевыми снарядами и скорострельным оружием.) Русские силы на Черном море в этой войне ограничивались несколькими крейсерами (деревянными пароходами), которые, имея при себе миноносные лодки, производили отважные поиски у неприятельских берегов и делали нападения на турецкие суда. Тем не менее турки сохранили свое преобладание на море и под конвоем броненосцев беспрепятственно провозили по нему массы войск из Азии в Европу и обратно, смотря по мере надобности, тогда как русские должны были вести совершенно отдельные действия на двух театрах войны, европейском и азиатском. Две наши действующие армии не имели прямого сообщения между собою, и, кроме того, необходимость оборонять черноморские берега от внезапных нападений с моря все время заставляла держать значительные отряды во многих пункхах. Благодаря этой возможности постоянно получать подкрепления морем турецкий главнокомандующий в Малой Азии (Мухтар-паша) остановил движение русских к Эрзеруму. Мы даже принуждены были на время снять осаду Карса и отступить к своим пределам. Когда ожидаемые подкрепления прибыли, Кавказская армия снова двинулась вперед; помощник великого князя главнокомандующего, генерал (потом граф) Лорис-Меликов разбил Мухтара при Авлиаре (в начале 1878 года) и возобновил осаду Карса.

(обратно)

200

Эти адские деяния врагов России вызвали учреждение Верховной распорядительной комиссии, в руках которой сосредоточены были высшая полицейская власть и ведение делами политического свойства. Во главе комиссии поставлен один из главных героев русско-турецкой войны, граф Лорис-Меликов. Впрочем, уже в августе того же 1880 года комиссия была упразднена. Вместе с тем упразднено и Третье отделение канцелярии его величества как особое учреждение, ведавшее политические проступки. Оно составило департамент государственной полиции при министерстве внутренних дел. Назначенный министром внутренних дел, граф Лорис-Меликов продолжал свою умиротворительную деятельность по отношению к беспокойной молодежи, подстрекаемой зловредными агитаторами и сбитой с толку радикальной частью печати. Многие молодые люди, высланные в дальние губернии, были прощены. Некоторое время казалось, что это умиротворение достигло цели. Но то было заблуждение; враги притаились, чтобы, усыпив бдительность, вернее поразить драгоценную жертву.

(обратно)

201

Вследствие возвышения наших пошлин на произведения германских заводов и фабрик прусское правительство стало. сильно повышать свои пошлины на русский хлеб. Отсюда в 1893 году возникла таможенная война между Германией и Россией. Она окончилась в начале 1894 года невыгодным для нас торговым договором, заключенным на десять лет. По этому договору министр финансов Витте провел очень значительные уступки немцам, понизив пошлины на их железные машины и каменный уголь (хотя эти две отрасли составляют основу европейской промышленности и материальной культуры). Подобный же торговый договор был заключен и с Австрией. В 1894 году под руководством того же министра введена была так называемая винная монополия, т. е. казенная продажа питей.

(обратно)

202

Особенно замечательны посещение французской военной эскадрой Кронштадта в 1891 году и ответное посещение русской эскадрой Тулона в 1893 году, сопровождавшееся восторженным приемом, который ясно обнаружил взаимные симпатии двух великих наций и их обоюдное стремление к прочному союзу.

(обратно)

203

Подробнее об этих событиях см. в «Руководстве ко Всеобщей истории». Часть третья.

(обратно)

204

Из числа инородцев внешними и внутренними затруднениями России особенно воспользовались финляндцы. После убийства генерал-губернатора Бобрикова финляндцы добились еще большей политической самостоятельности, проявили еще большую вражду к русским и стали деятельно помогать революционной партии в Петербурге. По их примеру поляки также начали враждебные действия против русского правительства, домогаясь такой же политической самостоятельности, или автономии. Тому же примеру последовали народности Закавказья, где вместе с движением против русского владычества произошли взаимные кровавые столкновения, в особенности между армянами и татарами. А грузины стали добиваться церковной автокефалии, т. е. права иметь во главе своего духовенства экзархом тифлисским не русского, а грузина (подобно тому как армяне имеют своего эчмиадзинского католикоса, или первосвященника, который пользуется не церковным только, но и политическим значением главы армянского народа). Наиболее деятельные и предприимчивые армяне заняли на Кавказе господствующее положение в торговле и промышленности.

(обратно)

Оглавление

От Издателя

Отделение первое Русь удельно-вечевая или дружинно-княжеская Периоды киевский и владимирский

  I Восточная Европа и начало Руси 860–957–972–988–1015–1054

    ХАРАКТЕР СТРАНЫ

    ДРЕВНЕЙШАЯ ИСТОРИЯ

      1. Славяне

      2. Литва

      3. Финны

    ТУРЕЦКО-ТАТАРСКИЕ НАРОДЫ

    ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКОГО ГОСУДАРСТВА

    ОЛЕГ

    ИГОРЬ

    ОЛЬГА

    СВЯТОСЛАВ

    ВЛАДИМИР ВЕЛИКИЙ ИЛИ СВЯТОЙ

    ВВЕДЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА

    СЫНОВЬЯ ВЛАДИМИРА

    ЯРОСЛАВ МУДРЫЙ

  II Развитие самостоятельных волостей 1113–1125–1175–1212

    СЫНОВЬЯ И ВНУКИ ЯРОСЛАВА I ВЛАДИМИР МОНОМАХ

    МОНОМАХОВИЧИ УНИЖЕНИЕ КИЕВА И ВОЗВЫШЕНИЕ ВЛАДИМИРА ЗАЛЕССКОГО

    ЛИВОНСКИЙ ОРДЕН

  III Монгольское иго 1223–1237–1240–1263–1340

    ПОРАЖЕНИЕ НА КАЛКЕ

    НАШЕСТВИЕ БАТЫЯ

    ЗОЛОТАЯ ОРДА

    РУСЬ СЕВЕРО-ВОСТОЧНАЯ И АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ

    ДАНИИЛ РОМАНОВИЧ И СУДЬБА ЮЖНОЙ РУСИ

  IV Внутреннее состояние дружинно-княжеской Руси

    КНЯЗЬ И ДРУЖИНА

    СМЕРДЫ И ХОЛОПЫ

    СУДОПРОИЗВОДСТВО. ТОРГОВЛЯ

    ИСКУССТВО

    ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ И МОНАШЕСТВО

    ПРОСВЕЩЕНИЕ

  V Юго-Западная Русь подпадает владычеству литовских князей 1315–1340–1377–1386–1430

    ЛИТВА

    ГЕДИМИН (1315–1340)

    ОЛЬГЕРД (1345–1377)

    ЯГАЙЛО (1377–1434) И ВВЕДЕНИЕ КАТОЛИЧЕСТВА

    ВИТОВТ

  VI Северо-Восточная Русь собирается около Москвы 1147–1328–1340–1363–1380–1389–1425–1462

    ПЕРВАЯ БОРЬБА МЕЖДУ МОСКВОЮ И ТВЕРЬЮ

    ИОАНН I КАЛИТА (1328–1340)

    СЫНОВЬЯ КАЛИТЫ (1340–1359)

    ДИМИТРИЙ ДОНСКОЙ (1363–1389)

    КУЛИКОВСКАЯ БИТВА

    ВАСИЛИЙ I (1389–1425)

    ВАСИЛИЙ II ТЕМНЫЙ (1425–1462)

    ВЕЧЕВЫЕ ОБЩИНЫ

    КАЗАНЬ И КРЫМ

    КАЗАКИ

Отделение второе Русь Московская и Литовская[45] 1462–1478–1480–1505–1510–1533–1547–1552–1582–1584

  I Уничтожение удельно-вечевого порядка в Северо-Восточной Руси и успехи монархической власти в Московском государстве

    ИОАНН III 1462–1505

    ПАДЕНИЕ ВЕЛИКОГО НОВГОРОДА

    ПРИСОЕДИНЕНИЕ ТВЕРИ И ДРУГИХ ОБЛАСТЕЙ

    УНИЧТОЖЕНИЕ ТАТАРСКОГО ИГА

    БОРЬБА С ЛИТВОЮ

    БРАК С СОФЬЕЙ ПАЛЕОЛОГ И ЕГО СЛЕДСТВИЯ

    СУДЕБНИК

    ВАСИЛИЙ III. 1505–1525 ПОСЛЕДНИЕ УДЕЛЫ

    ВОЙНА С ЛИТВОЙ И ТАТАРАМИ

    ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

    ИОАНН IV ГРОЗНЫЙ. 1533-1584 ЕЛЕНА И ВРЕМЕНА БОЯРСКОГО САМОВЛАСТИЯ

    ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ИОАННА IV

    ВЗЯТИЕ КАЗАНИ. КРЫМЦЫ

    БОРЬБА ЗА ЛИВОНИЮ

    ЭПОХА КАЗНЕЙ

    РАЗГРОМ НОВГОРОДА

    ПОКОРЕНИЕ СИБИРИ

  II Прекращение династии Владимира Великого и смутное время 1589–1598–1605–1610–1613

    ФЕОДОР ИОАННОВИЧ. 1584–1598 ГОДУНОВ-ПРАВИТЕЛЬ

    ПРИКРЕПЛЕНИЕ КРЕСТЬЯН. ПАТРИАРШЕСТВО ЦАРЕВИЧ ДИМИТРИЙ

    БОРИС ГОДУНОВ — ЦАРЬ

    ЛЖЕДИМИТРИЙ I

    ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ И ЛЖЕДИМИТРИЙ II

    МЕЖДУЦАРСТВИЕ

    МИНИН И ПОЖАРСКИЙ ИЗБРАНИЕ МИХАИЛА

  III Западная Русь в XVI и первой половине XVII века 1569–1572-1596

    РУССКИЕ ЗЕМЛИ,

    ПОЛЬСКОЕ ВЛИЯНИЕ

    ЛЮБЛИНСКАЯ УНИЯ

    ВТОРЖЕНИЕ КАТОЛИЧЕСТВА БРАТСТВА

    ЦЕРКОВНАЯ УНИЯ БРЕСТСКИЙ СОБОР

    ЗАПАДНОРУССКОЕ ДВОРЯНСТВО

    ПОЛОЖЕНИЕ КРЕСТЬЯН

    ЕВРЕИ

    МАЛОРОССИЙСКИЕ ИЛИ УКРАИНСКИЕ КАЗАКИ

  IV Эпоха первых трех царей из дома Романовых 1645–1649–1653–1667–1672–1676–1682

    МИХАИЛ ФЕОДОРОВИЧ. 1613–1645 ОЧИЩЕНИЕ ГОСУДАРСТВА ОТ НЕПРИЯТЕЛЕЙ

    СТОЛБОВО И ДЕУЛИНО

    ПАТРИАРХ ФИЛАРЕТ И ВНУТРЕННЯЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

    СМОЛЕНСК И АЗОВ

    АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. 1645–1676 МОРОЗОВ И ВНУТРЕННИЕ СМУТЫ

    ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО, ЭКОНОМИЧЕСКИЕ МЕРЫ И ФИНАНСОВЫЕ ЗАТРУДНЕНИЯ

    РАЗИН КАЗАЦКОЕ И КРЕСТЬЯНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ

    ПАТРИАРХ НИКОН И ДЕЛА ЦЕРКОВНЫЕ

    МАЛОРОССИЙСКИЙ ВОПРОС БОГДАН ХМЕЛЬНИЦКИЙ И ПРИСОЕДИНЕНИЕ МАЛОЙ РОССИИ

    БОРЬБА С СОСЕДЯМИ ЗА МАЛОРОССИЮ

    ФЕОДОР АЛЕКСЕЕВИЧ. 1676–1682

    ОКОНЧАНИЕ МАЛОРОССИЙСКОГО ВОПРОСА И ПРИГОВОР О МЕСТНИЧЕСТВЕ

  V Внутреннее состояние Московского государства

    ЦАРЬ

    СОСЛОВИЯ

    УПРАВЛЕНИЕ

    СУДОПРОИЗВОДСТВО И ДОХОДЫ

    ЕСТЕСТВЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ, ТОРГОВЛЯ И ПРОМЫШЛЕННОСТЬ

    ИСКУССТВА

    ДОМАШНИЙ БЫТ

    ВОЙСКО

    ЦЕРКОВЬ

    ОБРАЗОВАННОСТЬ

    ЛИТЕРАТУРА И НАРОДНАЯ ПОЭЗИЯ

Отделение третье Русь — Империя Петербургский период

  I Царствование Петра Великого, или Эпоха государственных реформ 1682–1689–1700–1703–1709–1711–1721-1725

    СТРЕЛЕЦКИЙ БУНТ

    ПРАВЛЕНИЕ ЦАРЕВНЫ СОФЬИ

    ВОСПИТАНИЕ ПЕТРА И ПАДЕНИЕ СОФЬИ

    АЗОВСКИЕ ПОХОДЫ И ПУТЕШЕСТВИЕ ЗА ГРАНИЦУ

    ВЕЛИКАЯ СЕВЕРНАЯ ВОЙНА И НАЧАЛО ПЕТЕРБУРГА

    АСТРАХАНЬ И ДОН

    МАЗЕПА, ПОЛТАВА И ПРУТ

    НИШТАДТСКИЙ МИР

    СОСЛОВНЫЕ И АДМИНИСТРАТИВНЫЕ РЕФОРМЫ

    ХОЗЯЙСТВО, ВОЙСКО, УЧИЛИЩА, СЕМЕЙНЫЙ БЫТ

    ДУХОВЕНСТВО И РАСКОЛ

    ХАРАКТЕР И ЗНАЧЕНИЕ ПЕТРОВСКОЙ РЕФОРМЫ

    СОТРУДНИКИ ПЕТРА

    ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ. ЛИЧНОСТЬ ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЯ

  II Преемницы Петра Великого Эпоха временщиков 1727–1730–1740–1741–1760

    ЕКАТЕРИНА I И ПЕТР II 1725–1730

    МЕНШИКОВ И ДОЛГОРУКИЕ

    ИЗ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫХ РАСПОРЯЖЕНИЙ

    АННА ИОАННОВНА. 1730-1740 ЗАМЫСЛЫ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА

    БИРОН И ГОСПОДСТВО НЕМЦЕВ

    ДЕЛА ВНУТРЕННИЕ И ВНЕШНИЕ

    ИОАНН VI. 1740-1741 СВЕРЖЕНИЕ БИРОНА И ПРАВЛЕНИЕ АННЫ ЛЕОПОЛЬДОВНЫ

    ЕЛИСАВЕТА ПЕТРОВНА. 1741–1761 ДВОР ЕЛИСАВЕТЫ

    ВНУТРЕННЕЕ УПРАВЛЕНИЕ

    ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

  III Русская образованность XVIII века

    НЕКОТОРЫЕ ЧЕРТЫ ДВОРЯНСКИХ НРАВОВ

    НИЗШИЕ КЛАССЫ

    ЛИТЕРАТУРА И НАУКА

  IV Дальнейшее развитие государственной централизации и внешнего роста империи Женская, или Голштейн-Готторпская линия Романовых 1765–1772–1774–1775–1785–1794–1796–1799–1801–1802–1809–1812–1815–1825–1831–1839–1855

    ПЕТР III. 1761-1762 ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ МЕРЫ ПЕТРА III

    ЕКАТЕРИНА II. 1762–1796 ХАРАКТЕР ИМПЕРАТРИЦЫ И ГЛАВНЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ ЕЕ ЦАРСТВОВАНИЯ

    ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ КОМИССИЯ И УЧРЕЖДЕНИЕ О ГУБЕРНИЯХ

    СОСЛОВНЫЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ МЕРЫ

    ЮЖНЫЕ ОБЛАСТИ

    УЧИЛИЩА И ЛИТЕРАТУРНОЕ ДВИЖЕНИЕ

    ПЕРВАЯ ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА

    ПУГАЧЕВ

    КРЫМ И НОВЫЕ ВОЙНЫ

    ВОЗВРАЩЕНИЕ ЗАПАДНОРУССКИХ ОБЛАСТЕЙ ДИССИДЕНТСКИЙ ВОПРОС И БАРСКАЯ КОНФЕДЕРАЦИЯ

    КОНСТИТУЦИЯ 3 МАЯ И ПАДЕНИЕ ПОЛЬШИ

    ПАВЕЛ I. 1796-1801 НОВЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ

    ИТАЛЬЯНСКИЙ ПОХОД СУВОРОВА

    АЛЕКСАНДР I 1802–1825

    ВОЙНЫ С СОСЕДЯМИ ФИНЛЯНДИЯ И ГРУЗИЯ

    НАШЕСТВИЕ НАПОЛЕОНА И РУССКИЙ ПАТРИОТИЗМ[162] ЦАРСТВО ПОЛЬСКОЕ

    МИНИСТЕРСТВО И ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОВЕТ СПЕРАНСКИЙ

    УЧИЛИЩА, КРЕСТЬЯНЕ И ПОЛИТИКА ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ

    НИКОЛАЙ I. 1825–1855 14 ДЕКАБРЯ

    ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

    ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

    ПОЛЬСКОЕ ВОССТАНИЕ

    ВОССОЕДИНЕНИЕ УНИАТОВ

    КРЫМСКАЯ ВОЙНА. КАВКАЗ

  V Взгляд на русскую образованность в первую половину XIX столетия

    ВЫСШИЕ КЛАССЫ

    КРЕСТЬЯНСКОЕ СОСЛОВИЕ,

    ГОРОДСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ

    НАУКА И ЛИТЕРАТУРА

    ИСТОРИОГРАФИЯ

  VI. Александр II Освободитель. 1855–1881 1856–1859–1861–1863–1873–1877

    ОСВОБОЖДЕНИЕ КРЕСТЬЯН

    ГЛАСНЫЙ СУД, ЗЕМСТВО, ФИНАНСЫ, ПУТИ СООБЩЕНИЯ

    ПЕЧАТЬ, ШКОЛА И ДРУГИЕ РЕФОРМЫ

    ПОЛЬСКАЯ СМУТА И ЗАПАДНАЯ ОКРАИНА

    ПОКОРЕНИЕ КАВКАЗА. ВОСТОЧНЫЕ ОКРАИНЫ

    ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС И ОСВОБОДИТЕЛЬНАЯ ВОЙНА С ТУРКАМИ

    МУЧЕНИЧЕСКАЯ КОНЧИНА ЦАРЯ-ОСВОБОДИТЕЛЯ

  VII Александр III Миротворец. 1881–1894

    ПОЛИТИКА ВНУТРЕННЯЯ

    ПОЛИТИКА ВНЕШНЯЯ

  VIII Николай II

Заключение

  РУССКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ И ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЕ ДЛЯ НЕЕ НАУКИ В XIX ВЕКЕ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg