«Охотники на «Тигров»»

Охотники на «Тигров» (fb2) - Охотники на «Тигров» 942K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Сергеевич Градов

Даниил Веков Охотники на «Тигров»

© Веков Д., 2018

© ООО «Яуза-Каталог», 2019

* * *

Памяти деда, Тимофея Васильевича Голдова, погибшего под Ленинградом.

Пролог

В лесу было душно, жарко, солнце пекло невероятно, от него не спасали даже сосны – их ветви качались слишком высоко, почти не давая тени. Густо пахло нагретой землей, иголками и мхом, а еще нудно звенели комары: несмотря на конец августа и близкую осень, вились вокруг людей и нагло атаковали – совсем как юркие, быстрые «мессершмитты».

– Ненавижу этих насекомых! – раздраженно произнес Адольф Гитлер, прихлопнув очередного наглеца у себя на руке. – Не дают спать. Даже москитная сетка от них не спасает – пролезают сквозь малейшие щели в окнах.

– Что делать, мой фюрер, это природа! – сочувственно заметил командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал фон Кюхлер. – С комарами очень трудно бороться!

– У вас под Ленинградом их тоже хватает? – поинтересовался Гитлер.

– О, их там намного больше! – протянул Кюхлер. – Вокруг сплошные болота, торфяники, речки – в общем, очень много воды. Весной, как только потеплело, сразу же вылетели на охоту. И летают до сих пор… Причем не только поодиночке или маленькими группками, как здесь, но и целыми эскадрильями и воздушными армиями. И даже наш дорогой Геринг со всем своим Люфтваффе не спасет от них! Хотя, конечно, было бы неплохо, если бы его асы хоть немного уменьшили комариные армады. Но пока приходится их терпеть!

Фюрер чуть улыбнулся – шутка про Геринга ему явно понравилась. Однако настроение не сильно изменилось – уже который день он чувствовал себя крайне неважно: постоянные головные боли, раздражительность, нервные срывы, озлобленность… Тяжелая, липкая духота и жара не давали спать, а тут еще эти комариные полчища! Зря, наверное, он согласился на Винницу, надо было сделать ставку в другом месте. Конечно, здесь отличный сосновый бор, прекрасный воздух, но… Жара и проклятые комары все портят. Просто с ума можно от них сойти!

Фюрер посмотрел вверх, на бездонное синее небо (ни одного облачка!) и решил, что погулял уже достаточно. Врачи рекомендовали ему совершать ежедневный моцион, и он строго следовал их советам: ходил по лесу полчаса утром, после завтрака, и столько же днем, после обеда. А затем возвращался к себе в коттедж и работал.

В небольшом кабинете (он же – комната для совещаний) просматривал донесения с фронта, читал бумаги, писал письма…

Сейчас ему предстоял нелегкий разговор с командующим 11-й армией Эриком фон Манштейном. И опять – по поводу проклятого города, который вот уже второй год никак не удается взять. Ни голодом задушить, ни воздушными налетами уничтожить, ни артиллерийскими обстрелами стереть с лица земли. И не сломить сопротивление защитников – жителей и военных. Однако теперь все должно быть иначе: он твердо решил покорить Ленинград. Поэтому и пригласил к себе в ставку двух крупнейших военачальников Третьего рейха – фон Кюхлера и Манштейна.

Последний только что вернулся из Румынии, где у него был короткий отпуск. Что и говорить, заслужил – герой Крыма, покоритель Севастополя и Керчи! И, между прочим, очень опытный специалист по взятию неприступных крепостей. За свои заслуги фон Манштейн недавно получил звание генерал-фельдмаршала – вполне справедливо…

Значит, ему и следует поручить штурм Ленинграда, решил Гитлер, а то одному Георгу Линдеману никак не справиться. И даже серьезное пополнение 18-й армии людьми и техникой ему не поможет – нет уже у генерал-полковника прежнего задора и уверенности, с которыми когда-то наступал на Ленинград. Что является весьма и весьма прискорбным…

Линдеман в последнее время совсем потерял инициативу, топчется у стен города, но никак не решится на штурм… А ведь совсем недавно за храбрость и геройство, проявленные на Восточном фронте, его удостоили немалой чести: переименовали Гатчину в Линдеманштадт. Видимо, поспешили. Хотя да – в ликвидации большевистского прорыва у Любани он сыграл важнейшую роль: 18-я армия смогла достаточно быстро уничтожить значительную часть русской Второй ударной, а генерал Власов сам сдался в плен…

Но это было все в прошлом, теперь же надо думать о будущем. Причем самом ближайшем: перед 18-й армией стоит важнейшая задача – прорваться вдоль западного побережья Ладожского озера и соединиться, наконец, с войсками маршала Маннергейма. И, таким образом, полностью замкнуть кольцо вокруг упрямого города. Линдеман должен за месяц-полтора разгромить Ленинградский фронт, овладеть, совместно с финнами, городом и ликвидировать Балтийский флот. У операции, между прочим, очень неплохое название – «Волшебный огонь»…

Сейчас для нее самое удобное время: вермахт стремительно наступает, германские дивизии всего за месяц разгромили советские Брянский, Юго-Западный и Южный фронты, продвинулись более чем на четыреста километров… А еще – овладели Донбассом, взяли Ростов-на-Дону, развернулись в большой излучине Дона. Панцергренадеры 14-го танкового корпуса уже заливают волжскую воду в радиаторы своих машин. А впереди им видны рабочие окраины и заводы Сталинграда…

Скоро 6-я армия Паулюса и 4-я танковая Гота обойдут город Сталина и окончательно перережут главную водную артерию России, связывающую ее промышленный центр с Закавказьем и Средней Азией. И тогда поражение Красной армии станет неизбежно. Тем более что она за последние два месяца понесла огромные потери – почти полмиллиона человек, две с половиной тысячи танков, четырнадцать тысяч орудий и минометов… Вряд ли сможет уже восстановиться! Генерал-полковнику Вейхсу осталось совсем чуть-чуть: взять Сталинград и спуститься вдоль Волги до Астрахани. К концу осени 1942 года он должен встать на линии Ленинград – Сталинград – Астрахань, как и было запланировано с самого начала…

…Дела под Сталинградом идут просто замечательно, пора заняться дальнейшим наступлением германских войск в Иран и на Ближний Восток. Генерал-фельдмаршал Лист, командующий группой армий «А», скоро овладеет всем восточным побережьем Черного моря и лишит Советский Союз важных портов. Нужно как можно скорее овладеть Майкопом, Армавиром и Грозным (это горючее для танков и самолетов!), прорваться через Кавказские перевалы на юг, оседлать Военно-Грузинскую дорогу и к середине осени выйти к Каспийскому морю и Баку. Тогда мы захватим не только богатейшие нефтяные месторождения Советов, но и, что важнее, прорвемся в Иран, оставив без топлива и саму Британию. Ну, а потом – стремительный рывок к столь желанной, сказочной Индии! И с ее утратой падение Соединенного Королевства станет неизбежным…

Черчилль, конечно, никогда не пойдет на мир, думал Гитлер, немедленно подаст в отставку, это будет очень хорошо. Наконец вместо упрямого бульдога к власти в Британии придут здравомыслящие люди! «Партия войны» сменится «партией мира», и новый глава правительства (надеемся, им станет наш большой друг Ллойд Джордж) выберет мир. Мы, конечно, пойдем на мирные переговоры, причем с почетными для британцев условиями. Пусть сохранят лицо, раз им так важно! В конце концов, бритты тоже принадлежат к арийской расе, по сути, наши двоюродные братья… Нет никакой причины, чтобы драться с ними, надо прекратить, наконец, эту бессмысленную, кровавую бойню, длящуюся уже почти три года. У нас, европейцев, по большому счету, один общий враг – русские варвары, чьи бесчисленные орды угрожают существованию самой цивилизации. Вот с ними (а не друг с другом!) и нужно бороться, причем решительно и беспощадно, до полного уничтожения!

* * *

…От этих мыслей фюреру сделалось немного лучше, и он улыбнулся. А потом предложил фон Кюхлеру проследовать в коттедж – чтобы перейти непосредственно к делам. Там их ждал Эрих фон Манштейн.

В скромной комнате (письменный стол, книжный шкаф, камин, стол для совещаний с разложенными картами) было гораздо прохладней, чем в лесу, и Гитлер вздохнул с облегчением. Все-таки жара основательно надоела. Он за руку поздоровался с Манштейном (знак особого расположения!) и показал на стул – садитесь. Однако генерал остался стоять.

Фюрер переложил карты с места на место, нашел нужную – окрестности Ленинграда. И неожиданно перешел на крик:

– Год! Уже почти год Петербург находится в блокаде, а его жители гибнут от голода. И что? Умирающий город держит за горло сытых, живых людей! Я имею в виду – наши 16-ю и 18-ю армии, а также воздушный флот Рихтгофена. Получается, что это не мы окружили русских, а они – нас. Одиннадцать месяцев большевики не дают возможности сотням тысяч немецких солдат принять участие в операциях, которые должны решить, наконец, исход войны! Ленинград и Сталинград – это само олицетворение большевистской власти, они должны быть непременно взяты. Судьба Сталинграда, можно сказать, уже предрешена, еще несколько недель – и с ним будет покончено, но Ленинград вонзился в тело моих войск, как отравленная стрела. Я спрашиваю вас, Манштейн, вы сможете вынуть ее? Эту стрелу?

Командующий 11-й армией, естественно, кивнул. Хотя, если честно, мысль, что его армию перебрасывают для взятия города на Неве, совсем его не радовала. В июле генерал тщательно, вместе со своим штабом, проработал план форсирования Керченского пролива и высадки на Тамань, однако, когда через месяц вернулся из Румынии, оказалось, что эти бумаги можно спокойно выбросить в урну.

У фюрера возникла новая идея – перекинуть 11-ю армию и всю тяжелую артиллерию, освободившуюся после взятия Севастополя, под Ленинград. Часть войск и мортиры уже отправились, часть – только еще готовились. Генералу Манштейну приказали срочно следовать за ними… Причем во время переброски его 11-я армия неожиданно «похудела» на три дивизии: одну оставили в Крыму для поддержания порядка, вторую послали на остров Крит, а третью передали группе армий «Центр» – для затыкания очередной дыры. От 11-й армии, по сути, осталось чуть больше половины. Правда, обещали дать несколько дивизий – уже на месте… Но одно дело – сплоченные, хорошо знающие друг друга боевые части и совсем другое – новые соединения. Придется, по сути, заново налаживать взаимодействие между ними, а это лишняя трата времени и сил…

К тому же Манштейн сильно сомневался, что будет полезен под Ленинградом. Судьба военной кампании 1942-го решалась, по его мнению, не на севере России, а на юге. Гораздо важнее было как можно скорее высадиться на Тамани, чтобы не дать советским войскам укрепиться и занять прочную оборону… Той же точки зрения придерживался, кстати, и начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Франц Гальдер, но к его мнению Гитлер в последнее время совсем не прислушивался…

Фюрер, как Верховный главнокомандующий сухопутными силами, сам решал, где наступать, где проводить летние операции, не слушая ничьих советов. И легко отправлял армии туда, куда считал нужным.

…И вот 11-й армии Манштейна предстояло штурмовать хорошо укрепленную, глубоко эшелонированную оборону русских. Где, по данным немецкой разведки, против девяти с половиной дивизий вермахта стояли как минимум девятнадцать советских. И это не считая ополченцев и добровольцев, которые, несомненно, выйдут на защиту своего города, как только станет необходимо…

Опытнейший генерал прекрасно понимал, что ему ни в коем случае нельзя ввязываться в уличные бои, это непременно приведет к гибели армии… Единственный способ выполнить поставленную задачу – совершить быстрый рывок вдоль Ладожского озера и, двигаясь на север, достичь позиций финнов. А потом вместе с ними пытаться что-то сделать с упрямыми защитниками города…

Манштейн знал, что финны брать Ленинград не хотят. Маршал Маннергейм прямо заявил, что он уже достиг всего, что намечал: финские войска вышли на старую границу и даже отхватили часть советской территории. Поэтому свою миссию он считает выполненной, а дальнейшее наступление на город – бессмысленным…

…И кто сможет заставить его воевать дальше? Пожалуй, никто. Даже фюреру это не по силам.

– Наша подготовка к наступлению, понятное дело, не является для русских секретом, – продолжил между тем Гитлер, – они же не слепые, в самом деле! Самое логичное для них, как мне кажется, – ударить силами Волховского фронта на Мгу – фюрер показал на карте, – чтобы перерезать узкую горловину, занимаемую нашими войсками. Но ее нельзя ни в коем случае терять, Мга крайне важна для снабжения 18-й армии! Для защиты ее я планирую выделить дополнительные части, и в том числе – наши новейшие танки, «тигры». Подобных нет ни у кого! Даже русские тяжелые «Ворошиловы» не могут с ними тягаться! Надеюсь, с их помощью, а также благодаря вашим умелым действиям, господа, нам удастся успешно провести наступление. Мне нужен результат! И я рассчитываю услышать от вас хорошие новости уже к концу сентября…

На этом Гитлер закончил. Обсудили еще несколько вопросов, но главное уже было сказано – Ленинград должен быть взят! Причем во что бы то ни стало. И как можно скорее – надо высвободить войска для решающего удара под Сталинградом. А впереди еще Кавказ, Иран, Индия…

Фюрер проводил Манштейна и фон Клюге до порога коттеджа, а затем вернулся к столу. И снова склонился над большой, подробной картой Ленинградской области…

* * *

Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«23 августа 1942 года, 428-й день войны. Обстановка на фронте. На Кавказе незначительные изменения. Под Сталинградом Паулюс внезапно прорвался через Дон силами 14-го танкового корпуса и вышел к Волге севернее города. Войска левого фланга армии ведут напряженные бои. На Донском фронте вплоть до района Воронежа относительное затишье. Противник предпринимает серьезные атаки против восточного крыла 2-й танковой армии, которые частично приводят к местным вклинениям. У Рейнгардта (3-я танковая армия) авиация существенно разрушила исходные позиции. Под Ржевом в результате усиленных атак противника снова возникла напряженная обстановка. На фронте группы армий «Север» картина остается прежней: как и раньше, отмечаются признаки близкого наступления противника.

Доклад у фюрера. Приказ развернуть 16-ю моторизованную дивизию 1-й танковой армии в направлении Элисты.

У фюрера. Совещание с Кюхлером о положении на фронте группы армий «Север» и о планировании наступления на Ленинград (использование Манштейна)».

* * *

Фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами ОКБ (штаб оперативного руководства).

Оперативный отдел № 551288/42.

Ставка фюрера 23.7.1942 г.

Сов. секретно.

Только для командования.

Передавать только через офицера.

ДИРЕКТИВА № 45 НА ПРОДОЛЖЕНИЕ ОПЕРАЦИИ «БРАУНШВЕЙГ»

I

Во время кампании, продолжавшейся менее трех недель, большие задачи, поставленные мной перед южным крылом Восточного фронта, в основном выполнены. Только небольшим силам армий Тимошенко удалось уйти от окружения и достичь южного берега р. Дон. Следует считаться с тем, что они будут усилены за счет войск, находящихся на Кавказе.

Происходит сосредоточение еще одной группировки противника в районе Сталинграда, который он, по-видимому, собирается оборонять.

II. Задачи дальнейших операций

А. Сухопутные силы

1. Ближайшая задача группы армий «А» состоит в окружении и уничтожении сил противника, ушедших за р. Дон, в районе южнее и юго-восточнее Ростова.

Для этого бросить в наступление крупные силы танковых и моторизованных войск с плацдармов в районе Константиновской, Цимлянской, которые должны быть заблаговременно захвачены нашими войсками, в общем направлении на юго-запад, примерно на Тихорецк, а пехотными егерскими и горными дивизиями форсировать Дон в районе Ростова.

Наряду с этим остается в силе задача передовых частей оседлать железную дорогу Тихорецк – Сталинград.

Два танковых соединения группы армий «А» (в том числе 23-ю и 24-ю танковые дивизии) передать группе армий «Б» для продолжения операций в юго-восточном направлении.

Пехотную дивизию «Великая Германия» оставить в резерве ОКХ в районе севернее Дона. Подготовить ее отправку на Западный фронт.

2. После уничтожения группировки противника южнее р. Дон важнейшей задачей группы армий «А» является овладение всем восточным побережьем Черного моря, в результате чего противник лишится черноморских портов и Черноморского флота.

Для этого переправить предназначенные для выполнения этой задачи соединения 11-й армии (румынский горный корпус) через Керченский пролив, как только обозначится успех продвижения главных сил группы армий «А», чтобы затем нанести удар вдоль дороги, проходящей по черноморскому побережью на юго-восток.

Другая группировка, в состав которой войдут все остальные горные и егерские дивизии, имеет задачей форсировать р. Кубань и захватить возвышенную местность в районе Майкопа и Армавира.

В ходе дальнейшего продвижения этой группировки, которая должна быть своевременно усилена горными частями, в направлении на Кавказ и через его западную часть должны быть использованы все его достигнутые перевалы. Задача состоит в том, чтобы во взаимодействии с войсками 11-й армии захватить черноморское побережье.

3. Одновременно группировка, имеющая в своем составе главным образом танковые и моторизованные соединения, выделив часть сил для обеспечения фланга и выдвинув их в восточном направлении, должна захватить район Грозного и частью сил перерезать Военно-Осетинскую и Военно-Грузинскую дороги по возможности на перевалах. В заключение ударом вдоль Каспийского моря овладеть районом Баку.

Группе армий «А» будет передан итальянский альпийский корпус. Для этих операций группы армий «А» вводится кодированное название «Эдельвейс». Степень секретности: сов. секретно. Только для командования.

4. На долю группы армий «Б», как приказывалось ранее, выпадает задача наряду с оборудованием оборонительных позиций на р. Дон нанести удар по Сталинграду и разгромить сосредоточившуюся там группировку противника, захватить город, а также перерезать перешеек между Доном и Волгой и нарушить перевозки по реке.

Вслед за этим танковые и моторизованные войска должны нанести удар вдоль Волги с задачей выйти к Астрахани и там также парализовать движение по главному руслу Волги.

Эти операции группы армий «Б» получают кодированное название «Фишрейер».

Б. Авиация

Задача авиации состоит в том, чтобы сначала крупными силами обеспечить переправу войск через Дон, затем оказать поддержку восточной группировке, наступающей вдоль железной дороги на Тихорецк. После этого главные силы ее должны быть сосредоточены для уничтожения армий Тимошенко. Наряду с этим необходимо оказывать помощь наступлению группы армий «Б» на Сталинград и Астрахань. Особенно большое значение имеет заблаговременное разрушение города Сталинграда. Кроме того, следует при случае производить налеты на Астрахань; движение судов в нижнем течении Волги должно быть парализовано путем сбрасывания мин.

В ходе дальнейшего развертывания операций главная задача авиации состоит во взаимодействии с войсками, продвигающимися к портам Черного моря, причем, помимо непосредственной поддержки сухопутных сил, необходимо воспрепятствовать воздействию военно-морских сил противника на наступающие войска, взаимодействуя при этом с военно-морским флотом.

Далее необходимо выделить достаточное количество сил для взаимодействия с войсками, наносящими удар через Грозный на Баку.

В связи с решающим значением, которое имеет нефтяная промышленность Кавказа для продолжения войны, налеты авиации на промыслы и крупные нефтехранилища, а также перевалочные порты на Черном море разрешается проводить только в тех случаях, когда это безусловно необходимо для операций сухопутных сил. Однако для того, чтобы в ближайшее время лишить противника возможности доставлять нефть с Кавказа, необходимо разрушить используемые для этой цели железные дороги, а также парализовать перевозки по Каспийскому морю.

В. Военно-морской флот

На долю военно-морского флота выпадает задача: наряду с непосредственной поддержкой сухопутных сил при переправе через Керченский пролив имеющимися на Черном море силами не дать противнику возможности с моря воздействовать на войска, ведущие операции на Черноморском побережье.

Для облегчения снабжения сухопутных сил по возможности скорее перебросить через Керченский пролив на р. Дон несколько морских паромов.

Штабу военно-морских сил, кроме того, принять необходимые меры для того, чтобы использовать в Каспийском море легкие корабли военно-морских сил для действий на морских коммуникациях противника (транспорты с нефтью и связь с англосаксами в Иране).

III

Операции, к которым сейчас проводится подготовка на участках фронта групп армий «Центр» и «Север», должны быть проведены быстро одна за другой. Таким путем в значительной мере будет обеспечено расчленение сил противника и падение морального состояния его командного состава и войск.

Группе армий «Север» к началу сентября подготовить захват Ленинграда. Операция получает кодовое наименование «Фойерцаубер». Для этого передать группе армий пять дивизий 11-й армии наряду с тяжелой артиллерией и артиллерией особой мощности, а также другие необходимые части резерва главного командования.

Две немецкие и две румынские дивизии временно остаются в Крыму; 22-я дивизия, как было приказано ранее, направляется в распоряжение командующего войсками юго-восточного направления…

Адольф Гитлер

Часть первая Станция Мга

Глава первая

Отто Небель считал себя везунчиком. Еще бы! Всего двадцать два года, а уже командир танка. Да не какого-нибудь, а нового, тяжелого, только что поступившего в части: Panzerkampfwagen VI, «тигра». Грозная машина, лобовая броня – целых 100 мм, борт и корма – 80. Экипаж – пять человек, отличная оптика, удобное управление, два пулемета – MG-34… Но главное – 88-мм орудие, способное пробить защиту любого советского танка, причем на очень приличном расстоянии – два километра. С ним никакие КВ и Т-34 не страшны!

Судьба, правда, далеко не сразу улыбнулась Небелю: в самом начале военной карьеры ему пришлось непросто. А все из-за небольшого роста и недостаточного веса! Он дважды являлся на призывную комиссию, и его дважды же отправляли обратно – недомерок! И только с третьей попытки, летом 1940-го года, ему удалось, наконец, попасть в армию.

Быть военным Отто мечтал с детства – и именно панцергренадером, как дядя Клаус. Вот он – настоящий герой, гордость семьи, блестящий офицер! Начал, как и полагается, с самых низов: закончил танковую школу в Вюнсдорфе, прошел все положенные ступени – от фенриха до кандидата на офицерское звание. Во время Польской кампании – лейтенант, командир танкового взвода, во время Французской – уже обер.

10-я панцерная дивизия, где служил Клаус Небель, отличилась у реки Маас, а умелые действия молодого офицера отметил сам генерал Гудериан. Последовали награды: Железный крест 2-й категории, звание гауптмана и должность командира панцерной роты.

Проявил себя Клаус и через год, в июне-июле 1941-го: его панцеры первыми форсировали Западный Буг и стали успешно продвигаться на восток. Но вскоре им пришлось притормозить: тяжелые бои у Радехова и особенно под Дубно значительно потрепали 11-ю танковую дивизию, а роковая встреча с тяжелым КВ у реки Стырь чуть не стоила самому Клаусу жизни. Но хуже всего было то, что после этих неудач его резко понизили в должности…

К счастью, вскоре удалось реабилитироваться – вернулся в роту, а умелые действия и смелость, проявленные под Харьковом, помогли окончательно забыть о неудачах. Клаус получил Железный крест 1-й категории и звание майора. Во время наступления на Керчь в 1942-м он командовал уже батальоном, его даже отметили в приказе по корпусу. Затем 22-ю танковую дивизию отправили на север, под Ленинград…

Отто, узнав о прибытии 11-й армии (а с ней – и 22-й панцерной), очень обрадовался. Ему хотелось похвастаться перед дядей собственными успехами: тоже кое-чего добился! Выучился на танкиста (хоть и с третьего раза), стал заряжающим в Pz.38(t).

В конце июня 1941-го года его 21-й панцерный полк наступал на Вильнюс и Минск, под Витебском он был ранен: танк угодил под прямой выстрел 45-мм противотанковой пушки… Вот тут и выяснилось, что чешская сталь – не такая уж и хорошая, очень непрочная. Нет у нее должной вязкости, легко колется от снарядного удара. А сорвавшиеся болты, словно пули, калечат экипаж…

Осколками броневого листа в его машине стрелку-радисту оторвало левую руку, а самому Отто выбило передние зубы и сильно посекло лицо. Но Небель героически дотерпел до конца сражения. Это оценили, и вскоре он получил направление в Вюнсдорф, в знаменитую танковую школу – учиться на лейтенанта. Однако стать офицером опять не получилось (подвел проклятый рост!), и Отто остался заряжающим. И вернулся в свой 21-й панцерный, стоявший уже где-то под Гжатском.

Страшную зиму 41-го года пережили далеко не все в полку, но юному Небелю повезло: не только сам уцелел, но и сумел продвинуться – к лету 1942-го стал уже обер-фельдфебелем, командиром танка. Правда, это произошло главным образом потому, что слишком много человек выбыло у них за три зимних месяца: смерть, увечья, тяжелые ранения, обморожения…

Отто, наконец, доверили танковый взвод. Это был уже успех! Но настоящий подарок капризная фортуна преподнесла ему в июле – в виде танка Pz.VI. «Тигры» только поступили в Панцерваффе, требовалось их обкатать, проверить в сражениях. Для этого был срочно создан 502-й отдельный батальон тяжелых танков, sPzAbt, куда и направили молодого взводного.

Эмблемой новой части стал мамонт с воинственно поднятым хоботом, а командовал батальоном майор Меркер, опытный, грамотный офицер. В конце июля шесть «тигров» и несколько Pz.III погрузили на железнодорожные платформы и отправили на Восточный фронт – через Ганновер, Восточную Пруссию, Псков и Лугу до станции Мга.

Отто очень гордился новым назначением: даже дядя Клаус не видел еще таких танков! Немного огорчало лишь то, что батальон, к сожалению, не был полным: всего одна рота (девять танков вместо положенных восемнадцати), но ничего, будем сражаться пока так…

Обкатывать «тигры», как стало понятно, предстояло в весьма сложных условиях. Командир первой роты, обер-лейтенант фон Гердтель, лишь недовольно морщился, когда смотрел на карту местности: много рек, болот, сплошные торфяники. И наверняка – непролазная грязь! Как почти везде в России… А она для тяжелых панцеров чрезвычайно опасна. Если, не приведи Господи, «тигр» провалится, застрянет где-то, вытащить его будет непросто – при таком-то весе!

* * *

…Наблюдая за разгрузкой панцеров, Отто думал, что мамонт, пожалуй, весьма удачная эмблема батальона: очень сильное животное, с большими, грозными бивнями. Но, к сожалению, страшно тяжелое. Из школьного курса истории Небель знал, что мамонты, некогда обитавшие на севере Европы и в Сибири, часто попадали в ловушки и погибали: намертво вязли в болотах, грязевых ямах, размокшем торфе… Их останки теперь находят на берегах рек и озер, причем в хорошем состоянии.

Он сам видел желтые кости доисторических слонов в Историческом музее, куда его класс водили на экскурсию. Школьный учитель подробно рассказывал о жизни мамонтов, о том, как они паслись на травяных равнинах, как мигрировали на юг и возвращались на север весной… А также о том, как охотились на них первобытные люди: загоняя в ловушки, убивая большими камнями. А потом из бивней мамонтов делали оружие и предметы быта…

Отто поразила одна картина, висевшая в музее: могучий мамонт с длинной грязно-рыжей шерстью беспомощно барахтается в болоте. Завяз, не может выбраться. А другой его собрат уже полностью погрузился в трясину, один только кончик хобота торчит. Несчастное животное жадно засасывает воздух – видимо, в последний раз…

Ужасное зрелище! Отто вспомнилась эта картина, когда он смотрел на выгружаемые тяжелые панцеры, и он подумал: а что если и его танк ждет та же судьба? Он даже ясно представил себе: вот вязкая топь засасывает танк, грязь проникает в башню, он сам не может вылезти, тонет, делает последние глотки воздуха… Нервно поежился: какая мерзость – утонуть в болоте! Нет, лучше смерть в бою. По крайней мере, так честнее и правильнее.

…Тяжелые панцеры один за другим сползали по стальным аппарелям и, глухо ревя, уходили в сторону. Их тут же осматривали техники – проверяли, все ли в порядке. С «тройками», тоже прибывшими на станцию, проблем не было: хоть сейчас в бой. А вот у двух «тигров» обнаружились неполадки – сильно перегревались двигатели. Но техники обещали быстро все устранить.

* * *

Временный штаб 502-го батальона располагался в одной из комнат длинного одноэтажного вокзала. Деревянное здание с давно не крашеными стенами было буквально забито людьми: одни, как Отто, направлялись на передовую, другие (раненые и отпускники) – в тыл. Многие курили, беседовали, но некоторые – сидели молча или пытались заснуть…

В комнате штаба на столе была разложена карта, Отто подошел поближе, посмотрел: русская «трехверстка». Офицеры вермахта охотно ими пользовались – они оказывались точнее, чем штабные германские.

– Вот, смотрите, – показал командир батальона майор Меркер, – это место, где вам предстоит наступать. Задача – поддержать огнем 1-й батальон 322-го пехотного полка. Во взводе обер-фельдфебеля Небеля будет два «тигра» и два Pz.III, у обер-фельдфебеля Везельга – три «тигра» и один Pz.III. Еще один «тигр» – у командира роты, обер-лейтенанта Гердтеля. Итого – девять машин. Ваши панцеры, Небель, пойдут первыми, направление – деревня Мишино, взвод Везельга – за вами, а замыкает группу обер-лейтенант Гердтель…

И, предвидя вопрос, сразу пояснил:

– Обратите внимание: почва – вязкая, глинистая. Слева и справа – торфяники, туда соваться вообще нельзя, сразу завязнете, причем по самые башни. Можно только по шоссе, никуда не сворачивая. Все ясно?

Обер-лейтенант Гердтель уточнил:

– Здесь у русских – мост, выдержит ли он? Допустим, с Pz.III проблем не возникнет, пройдут, но наши «тигры»… Пятьдесят семь тонн! И еще деревянные гати, тоже могут разойтись.

– Я дам вам саперов, – понимающе кивнул майор Меркер, – они, если надо, укрепят и мост, и гати. Но помните: ни в коем случае нельзя, чтобы к русским попал хотя бы один «тигр»! При малейшей поломке – немедленно назад, на станцию!

Офицеры кивнули – дело понятное, новый панцер светить нельзя, он должен стать для русских настоящим сюрпризом. Очень неприятным!

После совещания Отто решил еще раз проверить свои машины: покопаться вместе с техниками в двигателях, посмотреть, все ли в порядке. Что-то ему подсказывало, что от их состояния завтра будет зависеть многое. Точнее – все. Вот и нужно подстраховаться.

С этими мыслями он вышел из здания вокзала и направился к своему взводу…

* * *

Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«25 августа 1942 года. 430-й день войны. Потери с 22.6.1941 года по 20.8.1942 года. Ранено – 1143 482 человека, из них 32409 офицеров; убито – 314998 человек, из них 11615 офицеров; пропало без вести – 69510, из них 995 офицеров. Всего 1 527 990 человек, из них 45019 офицеров.

Обстановка на фронте. На Кавказе без перемен. Под Сталинградом войска Гота натолкнулись на мощную оборонительную позицию противника. На крайнем восточном фланге у него неспокойно. Паулюс медленно продвигается, используя успехи, достигнутые предшествующим наступлением. Атаки против его западного крыла отражены. На фронте у итальянцев противник добился глубокого вклинения. На остальных участках фронта группы армии «Б» в общем спокойно.

Группа армий «Центр». На фронте 2-й, 3-й танковых и 9-й армий противник продолжал усиленные атаки без существенного успеха.

Группа армий «Север». Обстановка прежняя. Интенсивные железнодорожные перевозки противника в направлении фронта. На Волхове противник переносит вперед свои командные пункты…»

* * *

Оперативная сводка Совинформбюро за 25 августа 1942 года

Лжецы из бандитского дома Гитлер и К°

Германское радио передало заявление «авторитетных военных кругов Берлина», что советская авиация с 15 по 25 августа за время налетов на Кенигсберг, Данциг и другие города Восточной Пруссии якобы потеряла 136 самолетов. На самом деле за все время налетов на военные объекты городов Восточной Пруссии советская авиация не потеряла ни одного самолета. Был случай, когда одни самолет вовремя не вернулся на базу, считался потерянным, но и этот самолет позже нашелся. Жульническое сообщение лжецов из бандитского дома Гитлер и К° является, во-первых, самым убедительным свидетельством эффективности налетов советской авиации на военные объекты немецких городов и, во-вторых, проявлением бессилия немецкой противовоздушной обороны помешать этим налетам.

В результате налетов советских самолетов немецкие военные объекты летят в воздух, горят, население несет большие потери, и при этом советская авиация не имеет потерь. Германскому командованию приходится выкручиваться и обманывать немецкое население. Раз у русских нет потерь, надо их выдумать; если противовоздушная оборона немецких городов слаба и ничего не может поделать с нашими самолетами, надо попробовать утопить их в чернильнице лжецов. И пытаются утопить. Но занятие это бесполезное. Немцам, которые несут потери от наших налетов, лживые заявления «авторитетных военных кругов Берлина» помогут, как мертвому горчичник, а советские самолеты, принимавшие участие в налетах и все оставшиеся невредимыми, будут эти налеты продолжать.

Утреннее сообщение 25 августа

B течение ночи на 25 августа наши войска вели бои с противником в районах юго-восточнее Клетская, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Прохладный и южнее Краснодара.

На других участках фронта никаких изменений не произошло.

Вечернее сообщение 25 августа

В течение 25 августа наши войска вели бои с противником в районах Клетская, северо-западнее Сталинграда, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Прохладный и южнее Краснодара.

На других участках фронта существенных изменений не произошло.

Наши корабли в Черном море потопили немецкий транспорт водоизмещением в 5.000 тонн.

За 24 августа частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено 10 немецких танков, 50 автомашин с войсками и грузами, 30 подвод с боеприпасами, 5 автоцистерн с горючим, подавлен огонь 10 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорвано 4 склада боеприпасов, рассеяно и частью уничтожено до батальона пехоты противника.

* * *

ПЛАН ВОЕННОГО СОВЕТА ВОЛХОВСКОГО ФРОНТА НА НАСТУПАТЕЛЬНУЮ ОПЕРАЦИЮ НА МГИНСКО-СИНЯВИНСКОМ НАПРАВЛЕНИИ

3 августа 1942 г.

I. Цель операции

Наступательная операция Волховского фронта имеет главной задачей разгром мгинской группы войск противника и выход на рубеж Дубровка – р. Нева – Красный Бор с целью соединения с войсками Ленинградского фронта.

II. Замысел операции

Сосредоточив ударную группу войск фронта в полосе 8-й армии, прорвать оборону противника на участке Рабочий Поселок № 7, Вороново и, разгромив мгинскую группировку противника, развить удар в общем направлении Мга, Отрадное.

В ходе наступления надежно прикрыться от ладожской группы противника на фронте Рабочий поселок № 7, Дубровка. Одновременно, по мере развития наступления, создать фронт обороны на рубеже Турышкино, Никольское, Красный Бор с целью надежного обеспечения левого фланга ударной группировки фронта со стороны Любань и Тосно.

По выходе на рубеж Дубровка, Красный Бор совместно с Ленинградским фронтом немедленно уничтожается ладожская группировка противника и в случае благоприятной обстановки развивается наступление с целью овладения Ульяновкой и Тосно.

III. Частные операции

В целях сокрытия направления главного удара и сковывания наибольшего количества частей противника на вспомогательном направлении перед началом основной операции (примерно за 2 дня) проводится частная операция в направлениях на: 1. Дружево, Драчево, Мягры (севернее Чудово). 2. Пертечно, Тушин Остров (сев.-вост. Чудово). 3. Залозье, Слобода (южнее Чудово), создавая впечатление о начавшейся с нашей стороны Чудовской операции.

IV. Противник

Перед Волховским фронтом действует 22 дивизии противника, из них одна танковая и одна моторизованная и, кроме того, 10 отдельных пехотных полков. Непосредственно перед фронтом 8-й армии обороняется три пехотных дивизии противника (227, 223 и 207 пд).

V. План операции, задачи по этапам и боевой состав

Успех операции будет, прежде всего, зависеть от темпа прорыва и успеха его развития. Исходя из этого, необходимо определить силы и средства для прорыва и развития его. Ширина фронта прорыва – 15 км. Глубина прорыва на направлении Дубровка – 16 км; на направлении Отрадное – 28 км.

Учитывая ширину фронта прорыва, глубину его развития и то, что при подходе к р. Нева придется столкнуться со второй полосой обороны, а также учитывая опыт лесных операций, считаю необходимым операцию построить на следующих основаниях:

Войска для прорыва на главном направлении построить в три эшелона:

а) Первый эшелон прорыва. Фронт – 15 км.

Состав: семь стрелковых дивизий, семь танковых батальонов, 600 орудий, пять полков БМ-13, пять полков М-30. Кроме того, для обеспечения флангов – одна стрелковая дивизия и одна стрелковая бригада. Итого в первом эшелоне – восемь стрелковых дивизий, одна стрелковая бригада, семь танковых батальонов, 600 орудий. Командует – командующий 8-й армией генерал-майор Стариков. Член Военного совета – бригадный комиссар Сосновиков, начальник штаба – генерал-майор Кокорев. Задача – прорвать фронт противника, овладеть Синявино, пос. Михайловский, Сиголово.

б) Второй эшелон прорыва. Состав: 4-й гвардейский корпус – две стрелковые дивизии, четыре стрелковых бригады старой организации, три танковых бригады. Командует – командир 4-го гв. корпуса генерал-майор Гаген, комиссар корпуса – бригадный комиссар Лопатенко, начальник штаба – полковник Кудрявцев. Задача – развивать прорыв в общем направлении на Отрадное, имея ближайшей задачей овладеть укрепленным пунктом Мга и выйти на фронт Мустолово, Никольское.

в) Третий эшелон – 2-я ударная армия. Состав: четыре стрелковых дивизии, две стрелковые бригады новой организации, три танковых бригады. Командующий армией – генерал-лейтенант Клыков, член Военного совета – корпусной комиссар Диброва, начальник штаба – полковник Казачек. Задача – соединиться с войсками Ленинградского фронта на рубеже Дубровка, Красный Бор, после чего перегруппироваться в сторону фланга и овладеть районом Ульяновка, Красный Бор…

Предварительные и вспомогательные операции фронта имеют задачей как можно больше сковать сил противника и создать впечатление о начале Чудовской операции.

Для проведения этих операций привлекаются силы: а) направление Драчево, Мягры – две стрелковые дивизии, одна стрелковая бригада и одна танковая бригада; б) севернее и южнее Чудова, на направлениях Пертечно, Тушин Остров и Залозье, Слобода – три стрелковые дивизии.

Всего Волховским фронтом для участия во всех предусмотренных операциях предназначается: стрелковых дивизий – 20, стрелковых бригад – 7, танковых бригад – 6, танковых батальонов – 7, орудий – 600.

VII. Исходя из наличия средств и необходимости прикрытия новгородского, чудовского и волхово-киришского направлений из общего количества тридцати двух стрелковых дивизий, одиннадцати стрелковых бригад и семи танковых бригад Волховского фронта для основной операции, с учетом большого некомплекта в частях, можно выделить семь стрелковых дивизий, семь стрелковых бригад, пять танковых бригад, пять полков БМ-13, 450 орудий.

В случае Вашего утверждения настоящих соображений прошу из Вашего резерва выделить: восемь стрелковых дивизий, семь танковых батальонов, пять полков PC М-30, одну танковую бригаду и 250 танков для укомплектования выделяемых фронтом пяти танковых бригад.

В части авиации, в случае если 14-я воздушная армия будет доукомплектована до нормы, считаю, что авиации будет достаточно. Однако в этом случае количество истребительных полков в истребительных дивизиях необходимо довести, как установлено, до четырех.

VIII. Управление

На период проведения операции в районах Горки (сев.-зап. Войбокало) и Заречье развертывается ВПУ фронта. Для облегчения управления в состав первого эшелона прорыва привлекается управление 6-го гв. корпуса.

Командующий войсками Волховского фронта МЕРЕЦКОВ Член Военного совета фронта армейский комиссар 1 ранга ЗАПОРОЖЕЦ Заместитель начальника штаба фронта полковник СЕМЕНОВ

Глава вторая

Зори в конце лета на Ладоге тихие, ясные. Как и само озеро – гладкое, величавое. Небольшие волны неторопливо накатываются на черную гальку, а потом так же медленно, неспешно отходят. Вокруг – глухие, темные леса, сосны и ели, суровая северная природа. Сквозь их чащу не каждый человек пройдет, особенно если не знает местных троп. Легко сбиться с пути, заплутать и пропасть в каком-нибудь болоте…

Другое дело, если у тебя надежный проводник. Как Трофим Мишкин, например. Он из местных, все лесные стежки-дорожки знает, по любому болоту пройдет. Поэтому его и взяли в разведгруппу, хотя и молод еще, девятнадцать лет. Но обещал провести разведчиков к станции Мга не в обход Синявинских высот, как обычно, а напрямую, через торфяники. Значит, получится намного короче и быстрее, не придется лишние километры наматывать.

В разведгруппе, помимо Мишкина, было четыре человека: командир, старший лейтенант Прохоров, его заместитель и правая рука – старший сержант Василий Зайцев, а еще – сержант Федор Колядов и ефрейтор Иван Ткачук. Все – опытные, бывалые воины.

…Вчера начальник штаба 265-й стрелковой дивизии полковник Ватрушев вызвал Матвея Прохорова к себе, показал на карте:

– По нашим данным, на станцию Мга прибыл немецкий эшелон с танками. Надо бы посмотреть, что там такое… Хочу отправить твоих ребят, они этот район лучше всех знают.

Матвей слегка пожал плечами: на станцию постоянно приходят военные эшелоны, что тут нового? А его разведчики только что из-за линии фронта, «языка» взяли. Дорого им этот фриц обошелся! Из шестерых добрались лишь трое. Младший лейтенант Корушев, сержанты Степанов и Васильчук погибли: группа нарвалась на немецкую засаду, пришлось отбиваться. С большим трудом доволокли пленного унтера до своих траншей…

Николай Васильевич вздохнул и пояснил:

– Да, знаю, что только вернулись… Но на станции служит обходчиком наш человек, он и передал: прибывшие танки – новые, он таких раньше не видел. Очень большие, громоздкие, на платформах едва помещаются. Шесть штук, все после разгрузки стоят еще на станции…

Прохоров понимающе кивнул: да, тогда надо посмотреть. Если это новая немецкая бронетехника… Все только и говорят, что о скором нашем наступлении, а тут – неизвестные панцеры. К тому же, судя по описанию, мощные, тяжелые. Немцы приготовили нам сюрприз? Очень некстати…

…Решил взять с собой на задание троих, самых надежных, да еще рядового Мишкина – раз местный. Ночью на рыбацкой лодке вышли на Ладогу. С погодой как раз повезло: тихая и пасмурная, тучи плотно закрыли небо. Очень хорошо – удастся незаметно пристать к чужому берегу.

Гребли осторожно, уключины заранее смазали солидолом, чтобы не скрипели, опускали весла как можно тише. Далеко обогнули немецкие позиции, подошли к берегу. Сплошной линии обороны здесь у гитлеровцев не было – вокруг глухие леса, на километры влево и вправо – одни еловые чащи, между ними – торфяники и болота.

Немцы сидят в основном в рабочих поселках и нескольких уцелевших деревнях, где посуше, вся же остальная территория – практически безлюдная. Леса и болота… Местных жителей почти не осталось: одни отступили вместе с Красной армией, другие уже погибли, а третьи сами ушли к партизанам…

Удачно пристали к берегу, высадились, спрятали лодку в густых зарослях. И бегом в чащу. До станции Мга от Ладоги – примерно двадцать километров, но не по прямой дороге, а по извилистым лесным тропкам и через болота.

Раньше Матвей со своими ребятами перебирался через передовую у поселка Тортолово, это гораздо ближе, но в последнее время немцы сильно укрепились, не пройдешь: поставили мины, натянули колючую проволоку в несколько рядов, а перед самыми траншеями – прочные деревянные стены в три метра высотой.

Они оказались самой надежной защитой в местных условиях. Почва вокруг – топкая, болотистая, чуть копнешь – уже вода, стрелковые ячейки или блиндаж не выроешь. Сидеть же по колено (а то и выше) в мутной жиже – то еще удовольствие. Вот немецкие инженеры и придумали: надо вбить по два-три ряда прочных жердей, оплести их «колючкой» и толстыми ветками (благо, материала – хоть отбавляй) и забить пустоты камнями и глиной. Получается древоземляная стена, служащая хорошей защитой от пуль и осколков. Высота два с половиной – три метра, можно ходить в полный рост, не пригибаясь. Землю для наполнения брали с внешней стороны траншей, получался еще и ров, наполненный холодной водой.

Сверху над стеной сделали навесы из досок и лапника, это спасает от дождя и снега. Через равные промежутки – амбразуры для стрелков, в самых важных точках – огневые точки. Все тщательно продумано и старательно выполнено: знаменитый немецкий орднунг!

Эту «китайскую стену» советским разведчикам оказалось никак не преодолеть – длинная, высокая, отлично охраняется. Обходить же – далеко, через Синявинские топи. Что не лучший вариант. Вот Матвей и выбрал путь через Ладогу: не нужно ползти по болоту, цепляясь за каждый кустик и рискуя провалиться в бездонную глубь… По воде – совсем легкое дело: высадились – и бодрой рысцой к станции Мга. По лесу бежать приятно: под ногами мягко пружинит хвоя, дышится хорошо. Считай, это просто тренировка, бег по пересеченной местности. Кросс, можно сказать…

Матвей с детства любил легкую атлетику, занимался в спортивной секции. Не раз побеждал на городских и областных соревнованиях, отлично бегал, хорошо плавал, лазил по канату, подтягивался тридцать раз на турнике. Про футбол и говорить нечего – целыми днями гонял мяч во дворе. В школе у Матвея оценки были так себе, с трудом переползал из класса в класс, но учителя закрывали на это глаза: знали, что Прохоров – гордость района, будущий чемпион. Как минимум – Ленинграда и области, а может быть, и всего Советского Союза…

Матвей ходил в секцию при Ленинградском металлическом заводе, где трудился токарем его отец – человек уважаемый, потомственный рабочий. Павел Никифорович, конечно, хотел, чтобы сын продолжил профессию, но тренер твердо сказал: «У парня спортивный талант, пусть поступает в институт физкультуры. На экзаменах не придираются, смотрят в основном на спортивные достижения». И Павел Никифорович решил – пусть так, раз уж талант…

Матвей успешно окончил десятилетку и в 1938-м, как и посоветовал тренер, поступил в Институт физической культуры имени Лесгафта. А через год, в ноябре 1939-го, началась Зимняя война. Прохоров попросился на фронт – бить белофиннов. Несколько раз с ребятами ходил в военкомат (желающих оказалось много), но его, как и всех, гнали прочь: людей на фронте хватает! Глупые, необстрелянные мальчишки никому не нужны… Но в декабре неожиданно вышел приказ: формировать из спортсменов и студентов институтов физкультуры лыжные батальоны. И Матвей, наконец, попал в армию.

После подготовки его направили на Карельский перешеек, в 7-ю армию, штурмовать знаменитую «линию Маннергейма». Матвей хорошо воевал, не раз ходил в атаку, получил медаль «За отвагу» (первый ворвался в финские траншеи и захватил пулемет). Носил ее с большой гордостью, даже форсил перед всеми…

В апреле 1940-го его демобилизовали, и Матвей вернулся в родной Ленинград. Закончил учебный год – и снова пошел в военкомат. Там ему не удивились – многие ребята из института тоже захотели стать военными. Прохорова, как человека опытного и с медалью, направили на командирские курсы, и уже через год он получил лейтенантские «кубики». А вместе с ними – и свой взвод.

В конце мая 1941-го Матвей начал армейскую службу в 128-й стрелковой дивизии, стоявшей у самой границы с Польшей, в Литве. Там его и застала война.

* * *

…Воскресное утро 22-го июня началось для Матвея с пронзительного рева самолетов и грохота бомб. Под визгливые завывания «юнкерсов», теряя людей и технику, полк пошел навстречу немцам, но вскоре наткнулся на танковую колонну. Бой оказался коротким – панцеры практически в упор расстреляли полк, а затем раздавили тех, кто пытался спастись… Лесная трава сделалась красной от крови, и немецкие танкисты еще долго очищали гусеницы своих панцеров от человеческого мяса…

Серьезного сопротивления никто не оказал – настолько внезапным оказалось нападение. Кто думал, что противник будет уже на нашей территории? Обещали же – на чужой земле, малой кровью…

Взвод Матвея полег почти полностью, из тридцати человек уцелело лишь четверо: он, сержант Филипчук и двое рядовых, Павлов и Ремчуков. И то лишь потому, что шли в самом конце колонны и успели скрыться в чаще. Потом долго блуждали, искали своих, но никого не нашли.

Окончательно выбившись из сил, легли спать в каком-то сарае. Ночью услышали шум моторов и резкие, лающие команды – появились немцы. Литовец, хозяин хутора, тут же показал, где прячутся красноармейцы, и сарай окружили. Пришлось сдаваться…

Всех разоружили, обыскали, отобрали документы, фотокарточки, а еще папиросы и все мало-мальски ценное. Заперли в том же самом сарае, но приставили часового. Немцы обращались с пленниками довольно хорошо, не били, не издевались, даже снисходительно похлопывали по плечу: повезло вам, война для вас уже закончилась. Теперь не только останетесь живы, но и скоро вернетесь к своим семьям, будете честно и старательно трудиться на благо великой Германии. Дали даже поесть – вареную картошку и ржаной хлеб (видимо, из запасов хозяина-литовца).

Мордатый фельдфебель, немного говоривший по-русски, записал их имена и фамилии и спросил: «Есть евреи, коммунисты?» Матвей честно сказал, что он комсомолец, – глупо скрывать, если значок на груди, но немец лишь отмахнулся – это не то, за что сразу расстреливают….

Зато с большим уважение посмотрел на медаль (ее почему-то не отобрали). Потрогал, спросил, за что, Матвей честно ответил: «За войну в Финляндии». Фельдфебель с трудом, по слогам прочитал – «За отвагу», удовлетворенно кивнул: «Карош зольдат!» Посмотрел на «кубики» Матвея (не успел спороть) и ухмыльнулся: «Гут, герр официр!» На этом разговор закончился.

Вечером у немцев началась пьянка – литовец выставил «дорогим освободителям» бутыль самогона. Громкие крики из дома то и дело прерывались игрой на губной гармошке и песнями: «Дочланд, Дочланд юбер аллес…» Наконец, глубокой ночью гитлеровцы успокоились, легли спать. У сарая остался лишь один часовой, да и тот часто клевал носом. «Пора, – решил Прохоров, – самое время делать ноги». Поговорил с товарищами, те его поддержали.

Матвей днем осмотрел сарай и заметил, что тот стоит без фундамента, прямо на земле. Значит, можно подкопать. Так и сделали: нашли обломок железки и, работая по очереди, вырыли под стеной лаз. И по одному, осторожно, протиснулись через него.

Хотели сразу рвануть в лес, но Прохоров остановил их: глупо уходить так – без оружия, вещей и документов. Гитлеровцы пьяные, самое время к ним наведаться. В доме всего пять человек, считая фельдфебеля (большая часть взвода уже ушла дальше), и, если пробраться потихоньку…

Но сначала надо разобраться с часовым. Матвей осторожно подобрался к немцу (тот мирно дремал у сарая) и с силой ударил железкой по голове. Солдат повалился, даже не вскрикнув. Матвей подобрал его винтовку – теперь можно и навестить тех, кто в доме.

На всякий случай (вдруг кто выйдет?) натянул поверх своей гимнастерки немецкий китель, надел пилотку – в темноте сойдет. И пошел к дому, остальные – за ним. Осторожно поднялись на крыльцо, подождали, пока глаза не привыкнут к темноте, осмотрелись. Литовец и семья (жена, трое худосочных детей) спят в амбаре – немцы их выгнали. Фельдфебель, как старший, занял горницу, остальные разместились в большой комнате. Кто-то спал на лавке, кто-то – прямо на полу, а один – даже за столом, уронив голову на руки. Да, неплохо вчера погуляли…

По-тихому, на носочках, переступая через спящих, пробрались в горницу. Половицы предательски скрипели, но солдаты настолько были пьяны, что никто даже глаза не открыл. Фельдфебель, развалившись, дрых на хозяйской кровати, громко, с присвистом храпел… Взяли свои вещи, а также немецкие винтовки, сумки с патронами (надо же вооружиться!), вышли во двор. Можно было, в принципе, уходить…

Но Матвей шепнул сержанту Филипчуку:

– Что, Иван, так и уйдем, не поблагодарив хозяев за радушие, за сердечное гостеприимство?

Тот кивнул:

– Нет, надо бы отблагодарить…

Вернулись, Матвей взял в комнате подсумок с грантами и еще керосиновую лампу. Ремчуков и Павлов притащили сена: хотя и старое, прошлогоднее, но гореть будет хорошо. Обложили крыльцо и стены, полили керосином, приготовились…

Матвей расставил бойцов у окон, сам взял немецкие гранаты – умел с ними обращаться, в Зимнюю кампанию освоил. Такие же были и у белофиннов, по сути, это одна конструкция: металлический цилиндр со взрывчаткой, внутри – терка-запал. Выдерни шнур из длинной деревянной ручки – и бросай спокойно, задержка – целых пять секунд…

Одну за другой кинул две гранаты в комнату, где спали гитлеровцы, затем выскочил на крыльцо, махнул бойцам – поджигайте! Они запалили сено… Внутри дома грохнуло, из окон посыпались стекла, раздались чьи-то выкрики. На крыльцо, пошатываясь и держась за голову (видимо, оглушило), вышел полуодетый фельдфебель. Матвей вскинул винтовку, выстрелил в упор. С такого расстояния не промахнешься! Фельдфебель скатился по ступенькам вниз…

Остальные солдаты попытались выбраться через окна, но их быстро положили из винтовок. Никому уйти не удалось – во-первых, пьяные, а во-вторых, ничего не соображали после взрывов. А пламя уже лизало стены дома, перебиралось на крышу. Горело хорошо, ярко…

Из амбара выскочил хозяин-литовец, стал в отчаянье бегать вокруг дома и что-то кричать. Иван Филипчук схватил его за шкирку и со всей силы врезал по лицу – за предательство. Литовец тонко, пронзительно взвизгнул и драпанул в темноту…

– Пусть еще спасибо скажет, что не убил, – сплюнул сержант, – хотя следовало бы!

– Черт с ним, – махнул рукой Матвей, – пусть уходит. Нам тоже пора – здесь уже делать нечего.

И точно – огонь бушевал вовсю, внутри дома рвались патроны, вряд ли кто-то мог уцелеть. Через минуту Матвей бежал по лесу, за ним – и остальные бойцы. А сзади весело пылал хутор…

* * *

Оперативная сводка Совинформбюро за 26 августа 1942 года

В последний час

НАШИ ВОЙСКА НА ЗАПАДНОМ И КАЛИНИНСКОМ ФРОНТАХ ПЕРЕШЛИ В НАСТУПЛЕНИЕ И ПРОРВАЛИ ОБОРОНУ ПРОТИВНИКА. НЕМЕЦКИЕ ВОЙСКА ОТБРОШЕНЫ НА 40–50 КИЛОМЕТРОВ.

Войска Западного и Калининского фронтов на Ржевском и Гжатско-Вяземском направлениях частью сил перешли в наступление.

Ударом наших войск в первые же дни оборона противника была прорвана на фронте протяженностью 115 километров. Развивая наступление и нанося противнику непрерывные удары, наши войска разбили 161-ю, 342-ю, 292-ю, 129-ю, 6-ю, 256-ю германские пехотные дивизии, 14-ю и 36-ю мотодивизии и 2-ю танковую дивизию, нанесли значительное поражение 1-й и 5-й танковым дивизиям, 328-й, 183-й и 78-й пехотным дивизиям. Фронт немецких войск на указанных направлениях отброшен на 40–50 километров.

Нашими войсками освобождено 610 населенных пунктов, в их числе города Зубцов, Карманово, Погорелое-Городище. В указанных операциях, по неполным данным, нашими войсками захвачены следующие трофеи: танков – 250, орудий – 757, минометов – 567, пулеметов – 1 615, противотанковых ружей и автоматов – 929, винтовок – 11 100, мин – 17 090, ружейных патронов – 2 311 750, снарядов – 32 473, раций – 65, автомашин – 2 020, мотоциклов – 952, велосипедов – 1 969, тракторов – 52, кухонь – 37, повозок – 340, складов с боеприпасами, вещевым и другим имуществом – 75. Кроме того, уничтожено наземными войсками и авиацией: танков – 324, орудий – 343, минометов – 140, пулеметов – 348, автомашин – 2 040, повозок – 690.

В воздушных боях и зенитной артиллерией сбито 252 самолета, уничтожено и повреждено на аэродромах 290 самолетов.

Количество убитых немецких солдат и офицеров достигает 45 000 человек.

Перемалывая живую силу фашистско-немецких дивизий, уничтожая и захватывая значительную часть их боевой техники, наши войска продолжают вести ожесточенные бои. Бои идут на окраинах города РЖЕВ.

В боях отличились войска генералов ЛЕЛЮШЕНКО, ФЕДЮНИНСКОГО, ХОЗИНА, ПОЛЕНОВА, РЕЙТЕРА, ШВЕЦОВА.

Прорыв немецкого фронта был организован генералом армии ЖУКОВЫМ и генерал-полковником КОНЕВЫМ.

Утреннее сообщение 26 августа

В течение ночи на 26 августа наши войска вели бои с противником в районах Клетская, северо-западнее Сталинграда, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Прохладный и южнее Краснодара.

На других участках фронта никаких изменений не произошло.

Вечернее сообщение 26 августа

В течение 26 августа наши войска вели бои с противником в районах юго-восточнее Клетская, северо-западнее Сталинграда и северо-восточнее Котельниково, а также в районах Прохладный, Моздок и южнее Краснодара.

В результате успешного наступления наши войска на Западном и Калининском фронтах освободили 610 населенных пунктов, в том числе – города Зубцов, Карманово, Погорелое-Городище.

За 25 августа частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено 35 немецких танков, более 300 автомашин с войсками и грузами, 24 автоцистерны с горючим, подавлен огонь 12 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорваны склады боеприпасов и 2 склада горючего, разбито три железнодорожных состава, рассеяно и частью уничтожено до двух батальонов пехоты противника.

* * *

Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«26 августа 1942 года, 432-й день войны. Обстановка на фронте. На Кавказе – без изменений. У Сталинграда – весьма напряженное положение из-за атак превосходящих сил противника.

Наши дивизии уже не так сильны. Командование слишком нервничает. Виттерсгейм, 14-й танковый корпус, хотел убрать назад свой вытянутый к Волге палец. Паулюс помешал этому.

У итальянцев на правом фланге большая неприятность (вклинение противника). Принимаются контрмеры.

Группа армий «Центр». Всех поразило утреннее донесение об оттягивании назад линии фронта у Шмидта, операция «Смерч». Я очень зол на то, что опять предстоит добровольно отдать местность противнику и что никто об этом не доложил своевременно. Группа армий утверждает, что об этом намерении разговор уже был. Это верно, но о конкретном решении доложено не было. Оно и с тактической точки зрения неправильно, так как они собираются ослабить нажим на противника.

У Рейнгардта благодаря успешному контрудару положение улучшилось. У Моделя сегодня более спокойный день, только к вечеру снова крупная атака южнее Зубцова.

Группа армий «Север». Множатся признаки близкого наступления русских южнее Ладожского озера.

Гросс-адмирал Редер прибыл с визитом. Разговор об обстановке.

Полковник Цильберг. Состав групп связи, направляемых к итальянцам и венграм».

Глава третья

На следующий день встретили отступающую стрелковую часть, присоединились и через неделю вышли к своим. Благоразумно не стали говорить о плене, зато о сожженных немцах рассказали подробно: мол, ночью подошли к литовскому хутору, обнаружили там пьяных гитлеровцев и решили их уничтожить. Что и сделали…

Матвей снова стал командиром взвода, а после гибели старшего лейтенанта Изломина – уже ротным. Вместе с дивизией дрался у Пскова, две недели держал оборону, там же угодил под немецкий артналет и получил в ногу острый, зазубренный осколок. К счастью, задело не сильно, после двух недель в госпитале вернулся в строй: во вновь сформированную 128-ю дивизию (ее основательно пополнили за счет запасников, из местных).

Опять тяжелые бои, отступления, кровь и горечь поражений. Дивизия обороняла Лужский рубеж, потом отходила на Чудово и Любань, позже вошла в состав 54-й отдельной армии. В сентябре ее бросили на первый прорыв блокады Ленинграда, наступали у Ладоги, но не слишком успешно: немцы оперативно подтянули свежие силы, перебросили на опасный участок несколько пехотных, моторизованных и танковых дивизии, восстановили положение.

Следующие удары Красной армии на Синявино и станцию Мга также не увенчались успехом – немцы отразили и их тоже. Более того – сами перешли в контрнаступление и взяли ряд важных населенных пунктов. В тяжелейших боях 128-я дивизия потеряла большую часть своего личного состава, воевать уже стало почти некому. Пришлось перейти к обороне…

Под Синявино Прохорова ранило повторно, уже более серьезно. Появившийся откуда ни возьмись «мессер» (секунду назад никого не было!) безнаказанно расстрелял роту молодых красноармейцев, прибывших для пополнения (Матвей как раз учил их рыть окопы). Прошил фашист и его тоже… Два с половиной месяца провалялся в госпитале, а потом Матвея направили в 265-ю стрелковую дивизию, недавно прибывшую на Волховский фронт.

Начальник штаба дивизии полковник Ватрушев заметил молодого, но уже опытного командира, направил в разведроту. Расчет был простой: знаний и умений лейтенанту Прохорову не занимать, храбрости – тоже, а всему остальному он научится. На фронте всегда так: или ты учишься, или тебя убивают, третьего не дано. А им как раз нужен новый командир разведвзвода – вместо выбывшего Степанова…

Николай Васильевич не ошибся: Прохоров быстро нашел общий язык с разведчиками, стал своим. Его хорошо приняли: сильный, умелый парень, спортсмен, имеет медаль «За отвагу». В общем, наш человек…

Матвей не раз ходил в немецкий тыл, сначала учился, потом уже сам – возглавляя группу. В основном – за «языком», брали в прифронтовой полосе, но иногда приходилось довольно далеко углубляться в сторону Синявино. Набрался опыта, умений, весной получил старшего лейтенанта, а потом стал уже командиром роты – капитана Никифорова повысили. Начальство его ценило – почти всегда добивался результатов, а потери были небольшие. Кроме последнего раза, конечно… Но что делать, война есть война!

* * *

…Трофим Мишкин вел группу по едва заметным, давно не хоженым тропинкам. Если бы не он, пришлось бы идти вдоль узкоколейки, по которой раньше вывозили с участков торф, а это гораздо опасней – велик риск нарваться на гитлеровцев. Те часто пользовались старыми путями, чтобы подвезти технику, продукты, боеприпасы, пополнение.

Сначала грузы прибывали на станцию Мга, а оттуда на мотодрезинах их доставляли уже в нужное место. Поэтому дивизии вермахта, стоявшие у Синявинских высот, ни в чем не нуждались, снабжение происходило регулярно. Узкоколейку тщательно охраняли – важная транспортная артерия, внимательно следили за состоянием путей. Что понятно: по местным дорогам доставлять грузы гораздо труднее: после дождей они обычно превращались в непроходимое месиво из грязи и глины. И в нем вязли не только грузовики, но даже танки… Мутная, желтая вода доходила машинам почти до бортов, они беспомощно буксовали и намертво «садились» в ямах. Более-менее надежным транспортным средством были конные подводы, но и их подчас тоже приходилось толкать вручную: бедные лошадки не справлялись…

В общем, русские дороги доставляли гитлеровцам не меньше хлопот, чем знаменитый климат… Немцы чертыхались: что это за страна! Осенью и весной – дожди и непролазная грязь; зимой – сильный мороз, снега и метели: летом – полчища комаров и невыносимая жара. Особенно доставала болотная мошка: постоянно висела в воздухе и доводила людей до исступления. Солдатам и офицерам, разумеется, выдавали кремы для защиты, но они помогали мало. Можно было еще протирать лицо и руки одеколоном – его запах не нравился мелким кровопийцам, но где его столько взять? Да и стоил он прилично…

Как спасались от зловредных насекомых русские, немцы достоверно не знали, но подозревали, что главным образом – за счет махорки: ее запах неплохо отгонял кровососов. Причем чем вонючей махра, тем легче жилось курящему. Германский табак в этом плане должного эффекта не давал – очень слабый. Русская махорка пользовалась у немецких солдат (и даже офицеров) большим уважением, ее в первую очередь искали в кисетах и карманах убитых красноармейцев.

…От Ладоги до Синявино тянулись сплошные торфяные разработки, местами сильно подтопленные и заболоченные, но пройти по ним, в принципе, было можно. Если, конечно, знать, где и, главное, как. И с помощью чего. Трофим Мишкин показал разведчикам, как делать мокроступы – из гибких ивовых прутьев. Отличная штука! Хорошо держит вес, ноги не проваливаются – надо только поднимать их повыше и не стоять долго на одном месте.

Немцы эти торфяники почти не охраняли, считали, что пройти по ним никак нельзя. Это было на руку разведчикам – шли без остановки. Поверх формы – пятнистые маскхалаты, на головах – плотные капюшоны, в руках – черные трофейные МР-38. По виду – точно как немцы…

К полудню преодолели значительную часть пути, сели передохнуть. День был ветреный и нежаркий – конец августа. Да, это наше северное лето, серое и унылое. Зато комаров стало гораздо меньше, все куда-то попрятались. Видимо, почувствовали перемену погоды. Достали табак, у кого что было, закурили.

– Дождь скоро будет, – уверенно произнес Трофим Мишкин, показывая на небо. – Вон, тучки уже наползают.

– Это хорошо, – кивнул Матвей Прохоров, – немцы носа из своих берлог не высунут. Можно на просеку свернуть, тогда через полтора-два часа будем уже на месте. Посмотрим, что нужно, и сразу же назад. А утром – уже у себя. Считай, за сутки обернулись…

– Опасно, – покачал головой осторожный Василий Зайцев, – по просеке, бывает, немецкие машины ездят. С охраной. Вдруг нарвемся?

– Так мы же как фрицы! – усмехнулся сержант Колядов. – К тому же, мотор слышно издалека, если что, успеем спрятаться. Столько времени сэкономим!

– Гладко было на бумаге, – скептически заметил Зайцев, – помнишь эту пословицу?

– Помню, – кивнул Колядов, – но есть и другая, про тех, кто не рискует.

– Пойдем по просеке, – прервал дискуссию Прохоров, – время нам очень дорого. В штабе ждут наших донесений, надо сообщить о новых танках, если это они… А если что, успеем спрятаться в ельник…

* * *

Свернули на просеку, пошли чуть быстрее. Вскоре заморосил мелкий дождик, земля размокла, идти стало труднее – ноги скользили по траве, глина налипала на сапоги, приходилось останавливаться и очищать. Но все равно шли бодро – по просеке раньше вывозили торф на станцию Мга, раскатали хорошо…

Слева, со стороны узкоколейки, периодически доносился шум дрезины – проезжали немцы. Но их не видели – деревья мешали. Да и не хотелось гитлеровцам высовываться из теплых кабин под холодный дождик…

Василий Зайцев шел первым, вдруг остановился и подал знак – внимание, опасность! Бросились влево и вправо, залегли. Василий постоял немного, к чему-то прислушиваясь, а потом махнул рукой – можно! Но пошел медленно, осторожно, готовый в любой момент тоже нырнуть в кусты. Матвей нагнал его, шепотом спросил: «Что там?» Зайцев так же тихо ответил: «Фрицы…»

Прохоров прислушался: действительно, за ближайшим поворотом слышалась чужая речь. Немецкий гортанный говор ни с чем не спутаешь… Что это – патруль? Или пост на дороге? Раньше же не было… Ладно, сейчас разберемся. Взяли правее, пробрались через кусты. Матвей подполз ближе к дороге, осторожно высунулся…

…Посреди просеки, в огромной луже, стоял серый, заляпанный грязью «опель». Возле него топтались двое, судя по форме – водитель-ефрейтор и майор. Последний, очень недовольный, что-то громко высказывал своему подчиненному. Ефрейтор имел весьма виноватый вид, но все же пытался оправдаться: «Герр майор, здесь такие дороги…»

Хотел, мол, объехать эту проклятую яму, но колеса заскользили, машина пошла юзом. А теперь «села» в грязи… И ему одному ее ни за что не вы толкнуть.

Майор недовольно фыркнул (вот болван, не смог объехать лужу!) и приказал: давай бегом в поселок (до него километра четыре), позовешь кого-нибудь. Пусть пришлют грузовик, а еще лучше – тягач. А я пока здесь подожду…

Матвей задумался: редкое везение – штабной офицер, причем сам идет в руки, даже стараться не надо. Но с другой стороны… Не помешает ли это выполнению задания? Исчезновение майора наверняка заметят, поднимут шум, станут прочесывать лес. А нужно сделать все тихо… Но, опять же, сведения, полученные от него, могут оказаться очень полезными, дать гораздо больше, чем просто осмотр новых танков. А вдруг этот майор имеет отношение к новым панцерам, сможет рассказать о них что-то интересное? Тогда цены ему не будет!

Черт, и хочется, и колется… «Ладно, рискнем, – решился Прохоров, – иначе потом всю жизнь жалеть буду: такого жирного гуся упустил!» И тихо приказал – берем немца!

* * *

Майор поорал еще немного (водитель по-прежнему униженно молчал, но бежать в поселок не спешил – ждал, не появится ли на просеке кто-то, кого можно привлечь к вытаскиванию машины) и пошел к кустам – видимо, отлить. Остановился, откинул полог шинели, завозился с брюками…

Прохоров махнул рукой – давай! Первым вылетел из засады, в три прыжка оказался позади майора. Ударил кулаком, оглушил. Немец тонко вскрикнул, схватился за затылок… Матвей нанес еще один удар – не слишком сильный, но довольно чувствительный. Майор тяжело осел на землю…

В это время Зайцев и Колядов подскочили к водителю, наставили на него автоматы. Ефрейтор благоразумно поднял руки вверх. Правильно, не та ситуация, чтобы геройствовать. Пленных связали, посадили на землю, Матвей задал по-немецки пару вопросов – для начала. Ефрейтор отвечал охотно и всем своим видом показывал, что запираться не станет, майор же молчал и злобно щурился на разведчиков. И еще дергался, пытаясь ослабить путы, пришлось стукнуть еще раз – для профилактики. Обыскали машину, заглянули в майорский портфель – карты и приказы. Бумаги, конечно, очень интересные, но о новых танках ничего нет…

Матвей стал расспрашивать майора о панцерах, но тот по-прежнему молчал. Лишь презрительно поджимал губы. Да, крепкий орешек… Было бы время, ему, конечно бы, развязали язык, но нужно убраться скорее… В первую очередь – спрятать легковушку, чтобы не обнаружили. Тогда и майора не сразу хватятся… Хорошо, что еще дождь, смоет все следы.

Тут в голову Прохорову пришла отличная идея – как использовать этот подарок судьбы. Рассказал остальным, Василий Зайцев иронически хмыкнул – ну, это же просто наглость! Колядов с Ткачуком горячо поддержали: отлично придумано! Трофима Мишкина, как новичка, не спрашивали – молод еще, не заслужил право голоса.

Матвей приказали водителю и майору раздеться, снять верхнюю одежду. Ефрейтор забился в истерике, начал всхлипывать, жалобно скулить и нервно повторять: «Найн, найн!» Вскочил, попытался бежать… Майор же всем своим видом показывал, что ему ничего не страшно.

Не без труда, но выполнили задуманное: оставили немцев в одном исподнем. Шофера все же пришлось ликвидировать – тот плакал, кричал, мог привлечь внимание. А это нам ни к чему… Василий Зайцев прижал ствол автомата к затылку немца и нажал на спусковой крючок – быстро и тихо. Оттащили тело за деревья, забросали ветками.

Майор сильно побледнел, но гордо вскинул голову: видимо, решил, что пришла его последняя минута. Попросил разрешения прочитать молитву… Прохоров усмехнулся: может, и убьем, но не сейчас! Он решил все же попробовать доставить майора в штаб дивизии – если получится, конечно. Если там на немца как следует надавят, получат ценные сведения…

Штабиста связали покрепче (чтобы не пытался бежать), сунули в рот кляп и бросили в багажник машины, закрыв сверху брезентом. Пусть пока по лежит.

Навались все вместе и вытолкнули «опель» на сухое место, Иван Ткачук переоделся в форму ефрейтора, сел за руль – как шофер, Матвей – рядом, в одежде майора, Зайцев, Колядов и Мишкин тесно разместились на заднем сиденье. Если не приглядываться, вполне себе немцы…

«Опель» натужно заурчал, побуксовал немного и покатил на юг – к станции Мга.

* * *

Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«27 августа 1942 года, 432-й день войны. Обстановка на фронте.

На юге – без существенных изменений. Положение у Сталинграда улучшилось. Вклинение на фронте у итальянцев оказалось не столь уж опасным. Тем не менее, туда повернута 298-я дивизия и направлен ускоренным порядком альпийский (итальянский) корпус.

Под Воронежем, по всей видимости, затишье. Части, которые вели там атаки, появились под Сталинградом.

Группа армий «Центр». Атаки на фронте 2-й танковой армии уже не такие мощные, как вчера. У 3-й танковой армии спокойно, у 9-й – перегруппировка в районе южнее Ржева, где ожидаются новые удары.

Группа армий «Север». Ожидавшееся наступление южнее Ладоги началось. Пока только местные вклинения. В основном удары отражены. На остальных участках фронта группы армий картина почти без изменений…»

* * *

Оперативная сводка Совинформбюро за 28 августа 1942 года

Утреннее сообщение 28 августа

В течение ночи на 28 августа наши войска вели бои с противником на окраинах города Ржева, юго-восточнее Клетская, северо-западнее Сталинграда, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Прохладный, Моздок и южнее Краснодара.

На других участках фронта никаких изменений не произошло.

Вечернее сообщение 28 августа

B течение 28 августа наши войска вели бои на окраинах города Ржева, юго-восточнее Клетская, северо-западнее Сталинграда, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Прохладный, Моздок и южнее Краснодара.

На других участках фронта никаких изменений не произошло.

Наши корабли в Черном море потопили подводную лодку противника.

За 27 августа частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено до 25 немецких танков и бронемашин, более 150 автомашин с войсками и грузами, до 40 повозок с боеприпасами, 12 автоцистерн с горючим, подавлен огонь 8 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорван склад боеприпасов, рассеяно и частью уничтожено до двух батальонов пехоты противника. В Балтийском море наша авиация потопила немецкий транспорт.

Глава четвертая

Идея была безумная, но сработала – Матвею сегодня действительно везло. Доехали без проблем почти до самой Мги. Но на переезде через железнодорожную линию притормозили – немецкий пост: два солдата в мокрых шинелях и молоденький унтер.

Матвей надвинул поглубже на лоб офицерскую фуражку и небрежно показал через стекло документы, изъятые у майора. Этого оказалось достаточно: унтер не стал проверять. Он уже видел эту машину сегодня, всего два часа назад, когда направлялась в Синявино, зачем досматривать дважды, задерживать штабное начальство?

На трех солдат на заднем сиденье вообще внимания не обратил: значит, так надо. Может, это личная охрана герра майора – в здешних лесах, говорят, шалят партизаны. И махнул рукой: поднять шлагбаум! «Опель» спокойно проехал дальше…

Но наглеть все же не стоило, станция была уже совсем близко, кто-то мог заподозрить неладное… Свернули в небольшой лесок, проломились через кустарник, встали на полянке. Решили так: Ткачук и Мишкин останутся в машине – караулить майора. В случае чего – штабиста убить, «опель» поджечь и идти на север, к линии фронта. Трофим тропинки знает, проведет. Остальные попытаются подобраться к станции и выяснить, что это за танки. На них одним глазком хотя бы взглянуть! Но лучше, конечно же, своими руками пощупать. Образно говоря.

Матвей переоделся обратно в свою одежду, натянул поверх формы маскхалат, взял в руки немецкий автомат – все, можно идти. Выбрали тропинку вдоль железнодорожной линии: почва, конечно, низинная, топкая, вода чавкает под ногами, зато с шоссе не видно – густые ивовые кусты закрывают.

Шли, с трудом вытаскивая сапоги из грязи. Резко пахло железом – то тут, то там встречались ржавые, почерневшие остовы вагонов. Их разбили еще летом сорок первого, когда началось большое немецкое наступление на Ленинград. «Юнкерсы» висели над железной дорогой, безжалостно уничтожали проходящие составы. Им было все равно: воинский это эшелон, санитарный или же вообще пассажирский…

Бомбили беспощадно и очень точно – сваливались в воющем пике и наносили смертельные удары. А потом на бреющем полете безжалостно расстреливали разбегающихся в страхе людей. Знали, что ответить им некому: советских истребителей остро не хватало, а зенитчики со своей задачей явно не справлялись.

Сколько людей тогда погибло, сколько техники сгорело! Жуть! В кустах и на откосах до сих пор стояли черные скелеты вагонов и остатки машин… Все гнилое, давно мертвое, ни на что не годное. Матвей тяжело вздохнул – он отлично помнил тот кровавый август: бесконечные воинские колонны, конные подводы с армейским имуществом, грузовики с ранеными. Уныло бредущие беженцы, а по обочинам – многочисленные воронки.

Усталые, безразличные люди шли на восток, на серых лицах – печать обреченности. Только бы уйти от немцев! Хаос, слухи, паника… И черные «юнкерсы», с жутким воем падающие из голубой бездны прямо на головы и несущие смерть… Колхозники гнали скот, вывозили зерно, из пригородов эвакуировали все, что можно: заводское оборудование, станки, материалы, музейные ценности, архивы. Но многое так и не удалось спасти…

Как раз год назад лейтенант Прохоров отступал со своей ротой от Мги на Келколово, где-то здесь должна быть и могила сержанта Филипчука… В июле 1941-го Матвея назначили ротным, а Иван стал его взводным – командиров тогда остро не хватало. Рядовых Павлова и Ремчукова, кстати, после выхода из окружения направили в другой батальон, об их судьбе Прохоров ничего не знал.

В конце августа 128-я стрелковая дивизия шла от Чудова к Ладоге, Матвею приказали занять оборону на одном из переездов: надо задержать немцев. По железной дороге спешили военные эшелоны, везли в Ленинград угль и продовольствие, а оттуда – жителей. Вот и надо продержаться как можно дольше…

Но как, с кем? От дивизии к тому времени мало что осталось, родной стрелковый полк насчитывал всего триста пятьдесят человек – это со всеми шоферами, поварами, писарями, ездовыми, обозниками и прочими. В роте у самого Прохорова – двадцать шесть бойцов, причем многие – с ранениями или же контуженные. А из всех противотанковых средств – только одна приданная «сорокапятка» с расчетом (пять человек). Да плюс еще ящик гранат РПГ-40 – тяжелых и очень неудобных для броска… Чтобы поразить танк, нужно было обязательно точно попасть – граната срабатывала только от удара. Не добросишь, промажешь – взрыва не будет.

Кидать рекомендовалось с близкого расстояния, метров с двадцати, не больше. Это значило, что тебя наверняка заметят и срежут пулеметной очередью… И не факт, что удастся еще подбить панцер: лобовая броня (особенно у Pz.III и Pz. IV) – прочная, а кинуть гранату на моторный отсек (как рекомендовалось в инструкциях) – вообще нереально.

…Это же нужно пропустить немецкий танк мимо себя, ждать, скрючившись, на дне окопа или стрелковой ячейки, пока не переползет и не подставит свою корму… Рискуя всякую секунду быть раздавленным, размазанным гусеницами или засыпанным землей. Далеко не каждый мог выдержать, наоборот, у большинства не выдерживали нервы (особенно у молодых), люди выскакивали из траншей и в ужасе бежали…

Лучше всего, конечно, было попасть в гусеницу – тогда панцер точно останавливался, но это было сложно – нужны меткость, выдержка и еще везение. Однако именно так поступил сержант Филипчук, когда решил остановить немецкую машину…

…Рота залегла за высокой железнодорожной насыпью: впереди – ровная, плоская низина, покрытая редким кустарником, слева и справа – никого, одни на переезде. Как хочешь, так и сражайся…

Немцы шли по шоссе, одной колонной, и были абсолютно уверены, что смогут легко сбить не слишком прочную охрану переезда. Еще бы – у них целых четыре панцера (три «тройки» и «двойка»), а еще – гусеничный бронетранспортер и несколько грузовиков с мотопехотой.

В авангарде, в качестве разведки, двигались мотоциклисты с MG-34 в колясках. Глаза водителей и пулеметчиков были плотно закрыты прямоугольными очками, черные стволы грозно смотрели вперед… Треск от трехколесных машин стоял такой, что глушил даже близкие артиллерийские раскаты…

Матвей поставил два пулемета слева и справа от переезда, а бойцов растянул жидкой цепочкой вдоль насыпи. Артиллеристы выбрали себе позицию сами – чуть впереди, в густом орешнике. Замаскировались так, что даже с близкого расстояния не заметишь. Отличная засада!

По договоренности, первыми начинали бойцы Прохорова – чтобы немцы сосредоточили весь огонь на них и подставились под «сорокапятку». Вся надежда была только на нее – нужно подбить хотя бы два-три танка…

План сработал: Матвей приказал подпустить мотоциклистов как можно ближе и расстрелять из пулеметов. «Максимы» дружно, радостно забили, к ним тут же присоединились и винтовки – захлопали неровно, вразнобой, но густо. Молодые воины, к сожалению, стреляли не очень точно: большинство – мимо, зато шум создавали большой…

Мотоциклисты резко встали, их MG-34 открыли ответный огонь: хрипло, зло залаяли, выплевывая короткие очереди. Немецкие солдаты выпрыгнула из грузовиков, рассыпалась по полю. Но вперед пока не шли, отдавая всю инициативу панцерам – пусть раздавят русских.

Танки, не снижая скорости, пошли на переезд: гитлеровцы видели, что в обороне – всего несколько десятков человек, а потому лезли нагло, напролом. Сомнем, мол, с ходу, сотрем в пыль! Дали залп из орудий, но промахнулись – снаряды легли далеко, никого не задев. Стреляли скорее для психологического эффекта: у всех Pz.III – 37-м пушки, не слишком, прямо скажем, грозные.

Самой опасной была немецкая «двойка»: ее автоматическая 20-мм пушка била, как бешеная (четыре выстрела в секунду!), буквально перепахивая насыпь. Послышались стоны и крики раненых, а правый пулеметный расчет вообще замолк, огрызался один только левый…

Положение стало критическим: еще немного, и танки прорвутся на переезд! Вот тут и ударила из засады «сорокапятка». Командир расчета старший сержант Рядов не зря тянул время: знал, что после того, как их обнаружат, в запасе будет всего три-четыре выстрела. Может, и того меньше… А потом их накроют из танковых орудий или пулеметов…

Попали в корпус «двойки», она сразу встала и загорелась – к великой радости красноармейцев. 45-мм снаряд пробил борт панцера, никто из него не вылез…

Однако «тройки» продолжали наступление: увидели, откуда велся огонь, и развернули орудия в сторону «сорокапятки». Артиллеристы успели сделать еще два выстрела (и подбили ближайший танк – прямо под башню), а затем их накрыли. Снаряды угодили точно в пушку, вывели ее из стоя, из пяти человек расчета спаслись лишь двое, в том числе и старший сержант Рядов. Получил осколок в ногу, но смог доползти до переезда, и уже ночью его вынесли вместе с другими ранеными.

Разделавшись с «сорокапяткой», панцеры опять пошли на переезд. Уже более смело – больше угрозы нет… Головной танк с ходу сбил шлагбаум, выскочил на полотно и заскрежетал гусеницами по рельсам. «Вот и все, – мрачно подумал Матвей Прохоров, – сейчас нас сомнут, раздавят». Но навстречу «тройке» бросился сержант Филипчук. На ходу размахнулся и метнул тяжелую гранату под левую гусеницу…

Грохнул взрыв, панцер повело – сдал назад, а затем вообще встал. По полотну за ним размоталась длинная стальная гусеница. Но экипаж продолжал драться – нервно забил курсовой пулемет…

Филипчук не успел спрятаться за насыпь, не хватило буквально секунды. Уже развернулся, присел, но тут его срезало очередью. Нелепо взмахнул руками и скатился вниз… Даже не вскрикнул – сразу потерял сознание. На горячую, пыльную землю потекла алая кровь…

Матвей Прохоров видел, что Ивана ранило, но помочь ему не мог: наводил порядок среди бойцов. А то некоторые, самые нестойкие, уже собрались было бежать. Пришлось приводить их в чувство… К счастью, удалось быстро восстановить дисциплину и продолжить бой. Когда же подполз к Филипчуку, то увидел, что уже поздно, – сержант умер. Экипаж подбитой «тройки» покинул машину, отомстить ему за гибель Филипчука не успели…

Командир последней «тройки» вообще не рискнул идти на переезд: побоялся очередного русского с гранатой… Пострелял немного, больше для вида, и пошел назад. Но не далеко: отполз на километр-полтора и стал чего-то ждать. Вскоре выяснилось, чего: в бледном, словно выстиранном, небе послышался низкий, протяжный гул, кто-то истошно закричал: «Юнкерсы!» Действительно, то были Ю-87. Не спеша встали в круг и, срываясь вниз по одному, стали утюжить переезд. Налетали с протяжным, рвущим душу воем и скидывали бомбы…

Укрыться от них было негде: ни глубоких окопов, ни хороших щелей сделать не успели, все как на ладони. «Лаптежники» с надсадным, визгливым звуком устремлялись вниз, сбрасывали свой груз, а потом резко взмывали вверх – чтобы чрез пару минут вновь повторить атаку. За двадцать минут от роты ничего не осталось…

Но Прохорову и нескольким бойцам, к счастью, повезло: успели нырнуть в толстую бетонную трубу, проходившую под насыпью. Там было грязно, тесно, дышать совершенно нечем (воздух наполнился кислым, удушливым запахом взрывчатки), земля, осыпаясь, забивала нос и рот… Но выжили – труба оказалась отличным убежищем. Спаслись и от бомб, и от пулеметных очередей, которыми немецкие летчики, улетая, щедро полили позиции роты…

Выжило двенадцать человек, в том числе и сам Прохоров. Надо было сражаться дальше, поэтому Матвей собрал оставшихся бойцов и приказал: «Будем стоять до последнего, до конца! Есть еще пулемет, есть и гранаты…» Но немцы в этот день больше не атаковали: наверное, сочли потери слишком большими, решили ждать подкрепления.

А поздно вечером, уже ночью, пришел из штаба дивизии приказ – отступать на Келколово. Похоронили в воронке павших бойцов, закидали сверху землей: «Прощайте, товарищи!» Но для сержанта Филипчука Матвей приказал соорудить отдельную могилу – у старого, расщепленного надвое дуба. Хотел, чтобы остался приметный знак, по которому можно будет потом найти ее и поставить уже настоящий памятник. Иван Филипчук, по сути, спас его и других бойцов, иначе бы панцеры всех раздавили…

Положили тело в неглубокую яму, засыпали землей, Прохоров сделал из четырех дощечек подобие пирамидки, на одной стороне вывел химическим карандашом: «Сержант Иван Филипчук, геройски погибший…» И поставил дату. Постоял немного с обнаженной головой, повздыхал и пошел догонять своих бойцов. До утра предстояло пройти приличное расстояние и еще окопаться на новых рубежах…

И вот сейчас Матвей вспомнил тот бой. И подумал: скорее всего, могила сержанта не сохранилась – немцы с захоронениями наших солдат не церемонятся, давят гусеницами, сравнивают с землей. Да и надпись он сделал карандашом, наверняка уже смыло дождем…

Но твердо пообещал себе, что, если останется жив, обязательно вернется и отыщет эту могилу. А потом добьется того, чтобы Ивану Филипчуку поставили настоящий, бетонный памятник с красной звездой наверху. Как и положено герою. Или, может быть, лучше даже из стали… Да, так будет правильнее: именно стальным и был погибший сержант. Пусть память о нем сохранится долго…

* * *

…Подошли к Мге, пробрались через огороды, миновали длинный дощатый барак, где раньше жили рабочие-железнодорожники. Дальше начались разъезды, стрелки, рельсы…

На самой станции – старый деревянный вокзал, пакгаузы, угольные склады, паровозное депо, цистерны для воды, низенькие платформы… Матвей приказал Зайцеву и Колядову следить за обстановкой, сам залез на высокий, ветвистый тополь. Спрятался и начал осматривать станцию в бинокль.

…Заметил черный маневренный паровоз, бойко, в клубах горячего пара, снующий взад и вперед по рельсам, два немецких эшелона, уже готовых к отправке. Первый, с какой-то бронетехникой под брезентами (очевидно, везли в тыл, на ремонт), был уже полностью загружен, второй, санитарный, только заполнялся. Возле него суетились солдаты в мышиной форме, их подгоняли унтер-офицеры – чтобы шевелились быстрее.

К санитарным вагонам непрерывно подползали грузовики и конные подводы, раненых снимали и заносили внутрь. У стрелки ждал рабочий – чтобы немедленно перевести, как только все будет закончено. Чуть дальше, на третьем пути, стоял товарняк, очевидно, только недавно прибывший на станцию. Из него выносили какие-то тяжелые ящики, коробки и мешки – похоже, продовольствие и имущество. Там не спешили – не самый срочный груз…

Панцеров нигде видно не было, что, впрочем, Матвея не удивило: если это и впрямь новая техника, ее наверняка держат где-то дальше. Вопрос: где именно? Специальных боксов на станции нет, ангаров тоже, значит, скорее всего, за пакгаузами, на пустыре. Значит, нам туда…

Слез с дерева, махнул Зайцеву и Колядову – и побежал за станцию, сержанты – следом. Прятались за покосившимися заборами, проскакивали узкие улочки, стараясь быть незаметными. Хорошо, что в маскхалатах: может, и не обратят на них немцы внимания, если вдруг встретят…

Пока везло: обогнули склады, вышли к пустырю – и сразу же увидели панцеры; стоят, укрытые брезентом и пятнистыми маскировочными сетями. Рядом деловито суетятся техники: что-то смотрят, ковыряются в двигателях. Очевидно, последняя проверка перед сражением…

По периметру ходят часовые – один с ближней стороны, другой – с дальней, но явно скучают – опасности-то никакой. Глубокий тыл, до передовой – почти двадцать километров. Справа, у небольшого сарая, – пирамида из снарядных ящиков, тут же стоят железные бочки с горючим. Все говорит о том, что танки скоро пойдут в бой.

Матвей осмотрелся: из девяти машин шесть заметно выделяются по своим габаритам. Наверное, это и есть те самые, о которых говорил обходчик. Гусеницы – широкие, корпус – прямоугольный, с вертикальными бортами, башни – угловатые, лобастые. Обратил внимание на пушку: необычно длинная, с массивным дульным тормозом. Да, таких он тоже никогда не видел: и правда что-то новенькое! Три других танка его не заинтересовали – Pz.III, давно и хорошо знакомые машины.

Как бы подобраться к ним поближе? Часовые ходят, словно заведенные, туда-сюда, да и вообще полно народу: механики, водители, техники. Заливают в баки горючее, пробуют двигатели, подтаскивают ящики со снарядами. В общем, кипит работа, готовится немецкая техника выступить…

Матвей вздохнул: зря, наверное, снял немецкую форму, но потом быстро сообразил: она не помогла бы – непременно остановили бы и попросили предъявить документы. Чужому (пусть даже штабному майору) у этих панцеров делать нечего… «Эх, сюда бы нашу шапку-невидимку, – подумал Прохоров, – тогда бы проскочили. Но где взять? Не помешали бы еще и сапоги-скороходы – быстрее добраться до своих и передать сведения». Но о них приходилось только мечтать…

* * *

Оперативная сводка Совинформбюро за 29 августа 1942 года

Утреннее сообщение 29 августа

B течение ночи на 29 августа наши войска вели бои с противником на окраинах города Ржева, юго-восточнее Клетская, северо-западнее Сталинграда, северо-восточнее Котельниково, а также к районах Прохладный, Моздок и южнее Краснодара.

На других участках фронта никаких изменений не произошло.

Вечернее сообщение 29 августа

B течение 29 августа на фронтах существенных изменений не произошло.

За 28 августа частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено до 20 немецких танков и бронемашин, более 100 автомашин с войсками и грузами, подавлен огонь 8 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорвано 3 склада боеприпасов и 2 склада горючего, разбито два железнодорожных эшелона, рассеяно и частью уничтожено до полутора батальонов пехоты противника.

* * *

Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«28 августа 1942 года, 433-й день войны. Обстановка на фронте.

Группа армий «А». Местные успехи на Северном Кавказе.

Группа армий «Б». Разрядка обстановки у 6-й армии, перегруппировка у 4-й танковой армии. На левом фланге 6-й армии что-то начинается. На остальных участках фронта группы армий «Б» спокойно. С фронта 2-й армии все больше и больше соединений отводится назад в резерв.

Группа армий «Центр». Отражены мощные удары противника на фронте 2-й танковой армии и на северном фланге участка прорыва у 9-й армии.

Группа армий «Север». Весьма неприятный прорыв противника южнее Ладожского озера. Кроме того, отмечается подготовка к наступлению на Волховском фронте…»

Глава пятая

Однако чудеса, оказывается, все же бывают. В данный момент это чудо называлось простым и понятным немецким словом «орднунг».

На танковую площадку вышел высокий, плотный фельдфебель и что-то громко прокричал. Солдаты, техники и панцргренадеры, оставив работу, потянулись к длинному дощатому зданию – судя по всему, столовой. Оттуда уже давно аппетитно тянуло печным дымом и вкусно пахло вареной картошкой… «Обед! – сообразил Матвей. – У немцев с этим строго, все по расписанию. Значит, какое-то время на площадке никого не будет…»

И точно: кроме часовых, по-прежнему размеренно вышагивающих взад и вперед, людей не осталось, все пошли есть, в том числе и офицеры – в собственную столовую, в здании вокзала, где раньше был буфет. «Повезло, – решил Прохоров, – такой шанс упускать никак нельзя!»

Показал глазами Зайцеву и Колядову на ближайшего часового – этот ваш. Сам же решил заняться вторым. Побежал, прячась за низкими заборами и какими-то сараями, залег в кустах и стал ждать. Ему хорошо был виден весь пустырь, а также первый часовой – он как раз приблизился к засаде. Прошел рядом с разведчиками, буквально в паре-тройке метров, ничего не заметив, – ребята отлично спрятались.

Сержант Зайцев приподнялся, приготовился прыгнуть. Часовой услышал какой-то шум, стал оборачиваться, но не успел – Василий нанес удар первым, нож точно вошел в сердце часового. Немец даже не вскрикнул… Вдвоем с Федором подхватили убитого и потащили в сторону…

Матвей, чтобы отвлечь внимание «своего» гитлеровца (а заодно и развернуть его спиной, чтобы не видел, что делается на той стороне), бросил на площадку камень. Немец краем глаза заметил подозрительное движение, обернулся и пошел к кустам – проверить. Матвей ждал: как только фриц подошел, мгновенно выскочил и вонзил ему в шею финку. Часовой захрипел, схватился за горло, уронил винтовку… Еще один удар – и все было кончено.

Тяжелое, обмякшее тело Матвей отволок кусты, туда же бросил и винтовку. Вернулся на площадку и махнул рукой ребятам – бегом ко мне! Те бросились к танкам. Матвей понимал, что времени у них совсем мало, в любой момент могут вернуться с обеда фрицы, а потому решил разделить группу – чтобы осмотреть как можно больше машин. Кивнул Колядову и Зайцеву: вы – к тому панцеру, а я – к этому…

Подбежал к танку, резко сдернул с него маскировочную сеть. Она сползла неожиданно легко – экипаж почему-то не закрепил, просто накинул на башню сверху…

Пятнистая ткань упала, и перед Прохоровым предстала вся машина – действительно, необычная: прямоугольный корпус, квадратная башня со скошенным «рылом», длинное орудие с тяжелым дульным тормозом… Матвей вкарабкался на борт, нырнул в башенный люк. Сориентировался: вот место командира, там – наводчика, а здесь – заряжающего. Значит, экипаж из пяти человек, как и в Pz.IV, даже внешне они чем-то похожи, особенно командирскими башенками и общей «коробчатой» конфигурацией. Но этот панцер – значительно больше, и пушка у него крупнее, тяжелее. Надо бы и систему управления посмотреть…

Полез дальше, сел на место механика-водителя. Ага, тоже все знакомое: руль – как у «четверки», рядом – сиденье для радиста-пулеметчика. Вот и приклад MG-34 торчит, а еще один пулемет – в башне, у орудия, как положено.

А это что? Прохоров заметил у сиденья водителя небольшую брошюру на немецком. Тонкую, с какими-то рисунками. Неужели инструкция по управлению танком? Вот это удача! Схватил, не глядя – потом разберемся! Вылез из люка, спрыгнул вниз, присел возле гусениц – решил измерить, хотя бы примерно. Необычно широкие… Но это правильно, должны держать танк, чтобы не проваливался в мягкий грунт. Да, таких тяжелых бронированных машин у гитлеровцев прежде не было. Прикинул толщину брони по срезу люка – как минимум, 100 мм…

В это время на дальней стороне площадки послышались голоса: немцы возвращались с обеда. Пять человек. Шли в угол, где было огорожено место для курения. Не торопясь, о чем-то разговаривая между собой. На ходу доставали из карманов пачки с сигаретами……

Двое обернулись, заметили у своих панцеров незнакомых людей в маскхалатах, решили окликнуть – что вы тут делаете? Чужим сюда нельзя! Матвей посмотрел: оба сержанта были заняты осмотром соседнего танка, значит, придется самому…

Поднялся, широко улыбнулся, помахал рукой – мол, все в порядке, мы свои! Вот, увидели ваши машины и решили полюбопытствовать… А сам незаметно положил правую руку на финку.

Танкист в черном комбинезоне и пехотный унтер в серо-мышиной форме отделились от группы, направились к нему. Но все еще не спеша, чуть расслаблено – после хорошего-то обеда! Уверенный вид Матвея, видимо, успокоил их – русские так не держатся, наверняка бы занервничали. Унтер еще о чем-то спросил, Матвей чуть пожал плечами, показал – мол, не слышу, далеко очень, подойдите ближе! Оружия у немцев с собой не было, значит, опасности они не представляли. Лишь бы не подняли шума…

Зайцев и Колядов заметили гостей и приподняли свои автоматы, но Матвей отрицательно покачал головой – нельзя! Сержанты кивнули – понятно. Сдвинули МР-38 за спины, чтобы не мешали, незаметным движением достали ножи…

Гитлеровцы подошли, пехотный унтер поискал глазами часовых и, не найдя, удивился. И опять о чем-то спросил, но уже более настойчиво, протянул руку – предъявите ваши документы! Прохоров чуть распустил тесемки маскхалата и полез левой рукой в нагрудный карман. Нащупал удостоверение майора, протянул, унтер взял, раскрыл, стал читать. Танкист из любопытства заглядывал ему через плечо… Зайцев и Колядов встали сбоку от гитлеровцев, совсем близко.

Момент был удобный, и Матвей негромко произнес: «Давай!» Быстрые взмахи – и два безжизненных тела упали на землю. Матвей подхватил танкиста, Василий Зайцев – унтера, потащили за кусты. Федор Колядов повернулся лицом к остальным немцам – контролировать ситуацию. К счастью, они ничего не заметили, сидели спиной и просто болтали. Матвей вытер пот со лба – кажется, обошлось, успеем незаметно уйти, но тут положение резко изменилось: из столовой вышла большая группа солдат, человек двадцать. И все направились к панцерам.

Пора было уносить ноги… Разведчики вскинули автоматы и дали по немцам несколько очередей. Резкий треск разорвал послеобеденную тишину, раздались стоны, повалились раненые и убитые… Но солдаты, надо отдать должное, не растерялись, мгновенно кинулись врассыпную, упали, кто куда…

– Уходим! – крикнул Прохоров.

– Я прикрою! – отозвался Зайцев. – Поддам еще огоньку!

Присел возле танка и открыл огонь по залегшим гитлеровцам. Старался бить экономно – патронов не слишком много, всего два магазина. «Давайте, уходите! – крикнул он Прохорову и Колядову. – Я за вами!» Матвей дернул за руку Федора – бего́м! И первый нырнул в кусты.

Василий Зайцев дал длинную очередь по бочкам с горючим, те сразу же вспыхнули: это немцам на память! А потом ударил еще по снарядным ящикам – получите и распишитесь! Но те, к сожалению, не загорелись и не взорвались. А на пустырь уже выбегали новые гитлеровцы, тащили пулемет, зазвучали резкие, громкие команды. Потеха началась…

* * *Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«29 августа 1942 года, 434-й день войны. Обстановка на фронте. На Кавказе – частичное улучшение позиций, особенно к северу от Новороссийска. Войска 4-й танковой армии вполне успешно начали наступление. 6-я армия ударом восстановила связь с 14-м армейским корпусом. Положение на ее левом фланге начинает становиться напряженным. У итальянцев пока еще нет никакого кризиса, но и уничтожить вклинившегося противника они тоже не сумели. На фронте у венгров и у 2-й армии спокойно.

Группа армий «Центр». Войска 2-й танковой армии вновь успешно отразили атаки противника. Русские понесли большие потери в танках. На фронте 3-й танковой армии никаких существенных вражеских атак. Сегодня и у 9-й армии был более легкий день. По-видимому, противник перегруппировывается для наступления в западном направлении. Вражеская авиация ослабила интенсивность своих действий.

Группа армий «Север». Контрудар по вклинившемуся противнику начался вполне успешно. Результатов пока нет. «Тигры» еще не приняли участия в боях, так как застряли перед мостами с малой грузоподъемностью.

Генерал Окснер докладывает о поездке в группу армий «А».

У фюрера. Сегодня были очень раздраженные споры по поводу руководства операциями в группе армий «А». Пришлось говорить по телефону с Листом о тех мерах, которые надлежало бы принять, чтобы снова сделать наши действия маневренными.

Разговор с фельдмаршалом Клюге о борьбе с партизанами и о пробитой у него бреши. Разрешение на использование дивизии «Великая Германия» еще не дано, разрешено только вывести ее на исходные позиции».

«30 августа 1942 года, 435-й день войны. Обстановка на фронте. Войска северного крыла группы армий «А» успешно продвигаются на Новороссийск. В группе армий «Б» хорошие успехи у 4-й танковой армии; для 6-й армии день прошел спокойно, но противник, кажется, готовит мощное наступление против ее северного крыла. На остальных участках фронта группы армий «Б» относительно спокойно.

Группа армий «Центр». Отражено наступление на фронте 2-й и 3-й танковой армий. У 9-й армии новое обострение обстановки в районе Зубцова и севернее Ржева. Разрешено использовать дивизию «Великая Германия».

Группа армий «Север». Противник продолжает атаки южнее Ладожского озера, но без существенного успеха. Однако и наши контратаки не обеспечили продвижения вперед. Силы, подготовленные для штурма Ленинграда, все больше и больше используются для сдерживания этого наступления.

Совещание у фюрера сегодня снова началось с серьезных упреков руководству высших военных инстанций сухопутных войск. Их обвиняют в высокомерии, нежелании слушаться указаний и неспособности понять суть вещей…»

* * *

– У вас нет идей! – нервно, даже зло бросил Адольф Гитлер начальнику Генштаба сухопутных сил Германии Францу Гальдеру. – Вы только рисуете карты – и ничего больше! А нам нужно совсем другое – понимание перспективы, взгляд в целом на военно-политическую ситуацию.

Совещание происходило в Винницкой ставке «Вервольф», в том же коттедже, где и всегда. Помимо Франца Гальдера, из высших чинов вермахта присутствовал еще начальник штаба оперативного руководства Верховного командования Альфред Йодль. Но он в основном молчал…

Фюрер, недовольный тем, как развиваются события на Восточном фронте, гневно выражал Гальдеру свои претензии. Именно его, начальника Генштаба ОКХ, он считал ответственным за то, что вместо быстрого и успешного (как планировали) наступления на Ленинград вышло одно позорное топтание на месте. Дивизии завязли в длительных и кровавых боях у Ладоги… Значит, его давнишняя мечта – победный парад на Невском проспекте и награждение героев рейха в Зимнем дворце (и непременно в тронном зале!) – откладывалась на неопределенный срок.

Как и торжественный обед в роскошной, блистательной обстановке Зимнего, среди шедевров мировой живописи, под изысканные звуки музыки… Не было и славы, превосходящей славу великого Наполеона: тот, конечно, побывал в варварской русской столице, Москве, но покорить Петербург и выиграть войну в целом так и не смог. А он, Гитлер, сможет – сила вермахта достаточна велика. Как и всей Германии…

Альфред Йодль мысленно сочувствовал Гальдеру: прекрасно понимал, что тот попал в трудное положение. Идеи Гитлера по поводу штурма Ленинграда были поспешными, ошибочными, не учитывающими реального положения дел и возможного ответа противника. Но фюрер требовал точного, неукоснительного выполнения своих планов…

Гитлер любил повторять (причем с оттенком пренебрежения по отношению к штабным генералам): «Я был солдатом на фронте, знаю, что такое война, а вы рассуждаете, как типичные чиновники. У вас в голове – одни бумаги, графики и карты!» И никакие разумные доводы (причем с цифрами в руках!) не могли его переубедить: он продолжать верить в свое гениальное предвидение и упрямо гнал германские войска вперед, в заведомую ловушку…

Взаимное непонимание и недоверие плохо сказывались на работе Генштаба ОКХ, между Гитлером и Гальдером возникло ощутимое непонимание, взаимная антипатия. Что проявлялось в незаслуженных обвинениях и совершенно ненужных упреках со стороны главы Третьего рейха по отношению к опытнейшему военачальнику.

Была еще одна причина сильнейшего раздражения Гитлера: он сильно страдал от местного климата, и это тоже негативно сказывалось на отношении к людям. Жара и проклятые насекомые окончательно доконали главу Третьего рейха: периодически возникали головные боли, повышалось давление, фюрер злился, срывался, отдавал противоречивые приказы…

И все это – на фоне весьма тревожных сообщений из групп армий «А» и «В». Да, 6-я армия генерала Паулюса успешно дошла да Сталинграда, почти взяла его (кроме небольших районов, остающихся еще в руках фанатиков-большевиков), панцергренадеры, как было сказано, заливают в радиаторы своих машин волжскую воду, но… Сил и средств на эту победу потрачено столько, что огромные бреши на северном и южном флангах пришлось затыкать румынами и итальянцами. А они – еще те вояки, прямо скажем…

По меткому замечанию одного из боевых генералов, из итальяшек и румын солдаты, как из дерьма пули. В лучшем случае они годятся лишь для некой общей поддержки и тылового прикрытия. Венгры сражаются немного лучше, но тоже не так, как хотелось бы. По сути, срочно следовало заменить ненадежных союзников германскими частями, и в первую очередь – моторизованными, но где их взять? Людские и технические резервы группы армий «В» были уже на исходе…

Одновременно замедлилось (а по сути – остановилось) наступление группы армий «А» на Кавказе. Генерал-фельдмаршал Лист сообщил: идти дальше невозможно, срочно нужна поддержка – свежие пехотные и танковые дивизии. Сопротивление Красной армии с каждым днем увеличивается, подходят новые дивизии, а к нему пополнение совсем не поступает…

Однако Гитлер не отреагировал на его просьбы (даже – мольбы, крики о помощи), лишь недовольно процедил: «Наш генерал-фельдмаршал – явный пессимист. Здесь, на Восточном фронте, у нас были и куда худшие времена, и то ничего. Значит, переживем и эти…»

Фюрер был очень недоволен: Вильгельм Лист не выполнил поставленную задачу, не смог захватить нефтяные месторождения Грозного и Моздока, не вышел к Баку и Каспийскому морю, не прорвался в Иран. И даже Астрахань не сумел взять! «Старые генералы уже исчерпали себя, – с раздражением бурчал рейсхканцлер, – пора менять их на более молодых. Кто не придерживается штабных доктрин и формальностей, более решителен и честолюбив. И думают не о цифрах, планах и графиках, а о победах».

Франц Гальдер, наоборот, всячески защищал Вильгельма Листа (и не только из цеховой солидарности, но и по объективным причинам), не раз доказывал фюреру, что ударные дивизии группы армий «А» действительно измотаны до предела, что больше не могут идти дальше…

Это, кстати, подтверждали и другие – тот же Альфред Йодль, например. Гитлер специально послал его на Кавказ, чтобы начальник штаба ОКВ объективно оценил военную обстановку (Гальдеру фюрер больше не доверял). Йодль слетал, а потом честно доложил: ситуация и в самом деле серьезная, в ближайшее время ожидается контрнаступления Красной армии, а сил у кавказской группировки Листа осталось крайне мало. Надо думать не о прорыве к Баку и Каспийскому морю (тем более – в Иран), а об отводе немецких частей назад, на Тамань, чтобы в случае опасности быстро переправить их в Крым. И, таким образом, спасти от полного разгрома…

Гитлеру этот объективный доклад начштаба ОКВ не понравился, возник жаркий спор, в ходе которого глава Третьего рейха заявил, что Йодль, в силу отсталости и ограниченности взглядов, не может во всем разобраться и неверно понимает ситуацию. Это, в свою очередь, сильно задело заслуженного генерала, и он сгоряча ответил, что не хочет и не будет врать при таком положении дел, что его долг как офицера – честно предупредить об опасности… Дело чуть не дошло да отставки, но Гитлер все же сдержался, не пошел на крайние меры. Йодль также отступил, принес свои извинения.

Поэтому он сегодня и молчал в основном – чтобы не обострять и без того нервную обстановку…

…Вскоре разгорелся старый спор: Гальдер утверждал, что в преддверии очередной русской зимы (скорой и страшно холодной) нельзя оставлять 6-ю армию Паулюса фактически в голой степи. Сталинград разрушен до основания, все окрестные станицы и поселки – тоже, пригодного для зимовки жилья крайне мало. Вокруг же – голая степь, лесов практически нет, строить теплые дома и блиндажи не из чего. А переносить жестокие морозы в холодных землянках – то еще удовольствие…

К тому же, по сообщениям летчиков Люфтваффе, летающих за Волгу, с востока идут крупные силы русских, день и ночь следуют к Сталинграду военные эшелоны, и их поток с каждым днем возрастает. Остановить же его никак нельзя: самолеты, конечно, наносят удары с воздуха, регулярно бомбят железнодорожные станции и разъезды, но уничтожить все составы, везущие живую силу, бронетехнику и артиллерию, не в состоянии. Их просто слишком много! Ясно, что русские готовят крупное наступление, а надежды на силу и стойкость румын и итальянцев – просто никакой…

И еще одно: русские не случайно начали свою операцию под Ленинградом, по сути, это опережающий удар по 18-й армии. Они задумали связать ее, заставить растратить резервы, чтобы не было что перекидывать к Сталинграду… Не логичнее ли оставить под городом только дивизии Линдемана, а 11-ю армию Манштейна отправить на Волгу, чтобы заранее создать надежный рубеж обороны и стратегический резерв на случай прорыва Красной армии? Ничего страшного, если Ленинград еще год простоит в блокаде, зато это предотвратит возможный котел у Сталинграда…

– Вы не понимаете, – поморщился фюрер, – взятие города Ленина не менее важно, чем города Сталина. И с политической, и с военной точки зрения…

– Не спорю, – попытался возразить генерал-полковник, – но крайне опасно распылять силы. Манштейн нам нужнее на Волге…

– Ладно, – махнул рукой Гитлер (спор уже стал заметно утомлять его), – согласен, можно перекинуть 11-ю армию на юг… Но только после того, как она выполнит свою задачу под Ленинградом, соединится с финнами. Маршал Маннергейм не хочет брать город, который считает родным? Хорошо, обойдемся без него. Нужно лишь перекрыть всякое снабжение Ленинграда, сделать блокаду по-настоящему непроницаемой. Без подвоза продуктов и топлива через Ладогу он скоро умрет… Его последние защитники и жители погибнут от голода – вторую зиму им точно не пережить!

– Сражение под Ладогой может затянуться, – заметил Гальдер. – Русским удалось накопить за зиму значительные силы, они не позволят 11-й армии соединиться с Маннергеймом. И Манштейн завязнет в боях, не успеет под Сталинград…

– Не забывайте, что я отправил туда «тигры», – напомнил фюрер, – уверен, что они помогут одержать скорую победу!

Франц Гальдер сильно сомневался, что несколько новых танков (пусть даже очень мощных) в состоянии переломить ход битвы за Ленинград, но возражать не стал – почувствовал, что фюрер уже на пределе. Обострять и без того непростые отношения… Нет, пожалуй, не стоит – хотя бы ради общей цели. Пока ситуация на Восточном фронте такая сложная и непредсказуемая, лучше перетерпеть… Ведь новому начальнику ОКХ придется как минимум несколько дней входить в курс дела, и драгоценное время будет потеряно. И это может кончиться настоящей катастрофой!

Фюрер счел разговор с Гальдером законченным и повернулся к Альфреду Йодлю:

– Как вы считаете, зачем англичане и канадцы затеяли эту глупую высадку у Дьепа? Неужели не понимали, что это заведомо провальная идея? Кстати, сколько времени потребовалось, чтобы ликвидировать их десант?

– Не более шести часов, – доложил начальник штаба ОКВ, – бои продолжались примерно с девяти утра до трех дня. Потом остатки десанта убрались – вместе с кораблями. Потери англичан и канадцев в живой силе, по нашим данным, более трех с половиной тысяч человек, это примерно шестьдесят процентов личного состава. Они потеряли также все танки и артиллерию. Из морских средств – один эсминец и более тридцати десантных барж. И большое количество самолетов…

– Все равно не понимаю, – пожал плечами Гитлер, – неужели они и в самом деле считали, что с такими силами и средствами смогут захватить Дьеп? Ладно, пускай и захватили бы, но что дальше? Открытие пресловутого Второго фронта, о котором так мечтает «товарищ Сталин»? Это вряд ли – не те силы, и прежде всего – слишком мало танков и артиллерии…

– Позвольте изложить свои мысли, – Йодль подошел ближе к столу с картами, – полагаю, что истинная цель операции – доказать русским, что высадка во Франции вообще невозможна…

– Пожертвовать небольшим количеством войск, чтобы отложить открытие Второго фронта? – чуть улыбнулся Гитлер. – Да, понимаю. Отлично, вполне в британском духе! Хитрый и коварный план… Уверен, что его придумал сам Черчилль. Он ненавидит меня, но Сталина – еще больше. И хочет, чтобы мы дрались друг с другом до полного истощения сил… И уничтожили бы один другого. А они бы, бритты, как всегда, сидели бы на своих островах, дожидаясь, кто победит. Что ж, посмотрим, что этот английский бульдог скажет, когда я возьму Сталинград, Ленинград, Грозный и Баку. Вот увидите: скоро наши танки будут в Закавказье и Иране, на берегу Персидского залива, тогда британцам все-таки придется сделать выбор – погибнуть или заключить с нами мир…

Фюрер победоносно улыбнулся, Альфред Йодль вежливо наклонил голову в знак согласия, Гальдер чуть поджал губы – очень сомневался, что этот план сработает. Но решил промолчать. Ни к чему спорить с фюрером, это совершенно бесполезно…

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 30 августа 1942 года

Утреннее сообщение 30 августа

В течение ночи на 30 августа на фронтах существенных изменений не произошло.

Вечернее сообщение 30 августа

…За истекшую неделю, с 23 по 29 августа включительно, в воздушных боях, на аэродромах и огнем зенитной артиллерии уничтожено 498 немецких самолетов, наши потери за это же время – 206 самолетов.

За 29 августа частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено 25 немецких танков, 20 бронемашин, до 140 автомашин с войсками и грузами, подавлен огонь 12 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорвано 4 склада боеприпасов и 2 склада горючего, рассеяно и частью уничтожено до двух батальонов пехоты противника.

Глава шестая

С каждой секундой немцев на площадке становилось все больше, пули так и свистели. Раскатисто, заливисто забил пулемет… К счастью, бочки с бензином горели хорошо – над пустырем плыл густой, удушливый дым. Отличное прикрытие! Если бы еще и снаряды взорвались… Но ящики, видимо, оказались пустыми.

Матвей Прохоров и Федор Колядов, пригибаясь, неслись от пустыря в сторону леса. Через некоторое время и Василий Зайцев, расстреляв почти весь магазин, побежал за ними. Но останавливался, поворачивался и давал короткие очереди в сторону преследователей – для острастки.

Гитлеровцы не отставали: догоняли, постепенно сокращая расстояние. Очевидно, решили во что бы то ни стало уничтожить группу. Еще бы: ее появление ставило под угрозу всю спланированную операцию под Мгой. Пытались отрезать разведчиков от леса: понимали, что там их точно не достать. Придумали одну хитрость: запустили мотодрезину, чтобы перехватить уже на переезде. Если успеют перекрыть – точно никому не вырваться… На дрезину посадили два отделения с пулеметом – должно хватить, чтобы задержать на какое-то время, а там и остальные подоспеют…

Матвей подгонял своих ребят – быстрее, надо успеть первыми на переезд! Выскочили со станции, помчались вдоль путей по узкой, виляющей тропинке. А позади уже ясно слышались звуки погони… Вскоре за спиной раздался гулкий, дробный стук – это появилась мотодрезина. «Эх, не успеем, догонят!» – подумал Прохоров.

– Бегите, я взорву рельсы! – крикнул Василий Зайцев.

Он знал – это единственный шанс уйти, иначе не оторваться. Матвей на бегу кивнул – ладно, давай!

Василий бросился к путям, лег на землю и финкой, словно лопатой, вырыл под рельсовым стыком небольшую ямку. Заложил две трофейные гранаты – все, что было. Вытащил у одной шнур с шариком на конце, стал ждать… Стук двигателя раздавался все ближе, вот и мотодрезина. Впереди, за мешками с песком – пулемет, на самой платформе – человек двадцать солдат.

Немцы заметили Василия, МG-34 коротко, зло закашлял, выплевывая раскаленные кусочки металла. К пулемету тут же присоединились и винтовки – захлопали часто, гулко…

Василия обожгло – пуля попала в грудь, от боли на мгновение он потерял сознание. Но быстро очнулся, приподнялся и резко дернул за шнур. И скатился в кювет…

Мотодрезина продолжала мчаться вперед, не останавливаясь. Взрыв раздался прямо под колесами – с левой стороны. Она резко накренилась и на полной скорости полетела под откос. С дрезины, как горох, посыпались солдаты. Ругань, крики, вопли боли…

Василий залег на насыпь и дал по солдатам очередь. Трофейный автомат застрекотал, резко задергался… Зайцев жал на спусковой крючок до тех пор, пока не кончились патроны. Потом вставил второй магазин, последний…

Когда и тот закончился, отбросил уже ненужный автомат и достал трофейный «вальтер» – позаимствовал у майора. Вскинул руку и стал стрелять по немцам, не давая поднять головы. Однако считал патроны – последний решил оставить для себя. Гитлеровцы дружно били в ответ, и один из их выстрелов оказался точным – попал Василию в голову. Старший сержант дернулся и повалился на землю… Он пожертвовал собой, чтобы остальные смогли вернуться в дивизию и доставить важные сведения.

Матвей и Федор Колядов домчались до шоссе и увидели знакомый «опель» – тот, разбрызгивая грязь, спешил им навстречу. Иван Ткачук, услышав выстрелы, решил подъехать поближе к станции – вдруг будет нужна помощь? Завел мотор – и вперед. Сам за рулем, в форме немецкого ефрейтора, рядом – Трофим Мишкин. Выставил в окно немецкий автомат – прикрыть, если что.

Заметили бегущих разведчиков… Иван резко затормозил, а Мишкин повернулся и открыл заднюю дверцу. Матвей и Федор с ходу нырнули в салон, упали на сиденье. Ткачук обернулся, спросил: «А Зайцев?» Прохоров покачал головой – нет, погиб… Давай через переезд – и в лес!

Иван понимающе кивнул и начал разворачиваться. «Опель» немного повело на дороге, пошел юзом, но быстро выровнялся и рванул вперед. С ходу влетел в лужу, стал еще грязнее, рыже-черным по самую крышу, но не застрял, проскочил. Иван еще прибавил скорости, и автомобиль понесся к переезду… Вот и немецкий пост.

Молоденький унтер внимательно прислушивался к тому, что делается на станции, но никаких действий не предпринимал: приказа не было! Его подчиненные топтались рядом и на всякий случай сняли с плеч винтовки. Один увидел «опель» и вышел на дорогу – узнать, что там за суматоха, почему стреляют. Матвей приоткрыл заднюю дверцу автомобиля, высунулся и закричал, показывая назад, в сторону Мги: «Ахтунг, партизанен!» И стал яростно махать рукой – давай, мол, поднимай скорее шлагбаум, не видишь: мы спешим!

Унтер и солдаты бросились выполнять команду. «Опель», едва не задев крышей полосатое бревно, проскочил переезд и полетел дальше. Немцы растерянно смотрели ему вслед… «Ох, и достанется же сегодня этому растяпе-унтеру! – не без злорадства подумал Матвей. – И поделом: нечего рот разевать! Тебе поручили переезд охранять, проявлять бдительность, а ты пропускаешь, кого не лень. Даже документы не проверил…»

Впрочем, судьба унтера его не волновала, гораздо важнее было оторваться от преследователей. Наверняка немцы скоро начнут прочесывать местность, попытаются окружить. Ясно же, что так просто они их не отпустят.

За переездом Матвей приказал свернуть на просеку. Надо скорее затеряться в лесу… Проехали немного по разбитой дороге, затем машина намертво застряла в очередной яме. Вытаскивать ее не стали – незачем уже, пешком скорее. Как говорится, покатались – и хватит, хорошего понемногу. Но как быть с майором? Конечно, это отличный «язык»… Но доставить его живым через линию фронта вряд ли получится: одно дело, когда возвращаешься тихо, незаметно, и совсем другое – с погоней на хвосте… Тут самим бы спастись! А немец будет их сильно тормозить и всячески мешать – упрямый, гад, и ничего не боится… Решение, по сути, было одно: Федор Колядов одним выстрелом убил майора.

Взяли портфель с документами, подожгли «опель» – и на северо-восток, к Ладоге, стараясь уйти как можно дальше. Позади, со стороны шоссе, уже слышались звуки облавы: гитлеровцы подвозили на грузовиках людей, чтобы окружить разведгруппу…

* * *

Инцидент с русскими диверсантами (весьма, надо сказать, досадный) все же не помешал 502-му панцерному батальону вовремя выйти на задание. Отто Небель (два Pz.VI и столько же Pz.III) – во главе колонны, за ним – обер-фельдфебель Везельг (три Pz.VI и один Pz.III), в арьергарде (или в резерве, как хотите) – обер-лейтенант Гердтель на своем «тигре».

Уже скоро пришлось встать: тяжелые машины, попав в низкое, затопленное место, забуксовали. И с большим трудом вылезли. Казалось бы, все обошлось, но через несколько километров у двух «тигров» полетели коробки передач. Что, если разобраться, было совсем не удивительно: более-менее нормальная дорога закончилась, пошла сплошная липкая грязь. Но это бы еще ничего, в принципе, проходимо, однако возникло по-настоящему серьезное препятствие – кладбище разбитой советской бронетехники.

В августе 1941-го танковая бригада Красной армии отступала от Мги на север и попала под сильнейший бомбовый удар. Пикировщики «Ю-87» за полчаса уничтожили почти все машины, превратив два десятка КВ и несколько Т-34 в груды металла. Ржавые, почерневшие машины остались догнивать на шоссе, сузив его проезжую часть до предела.

Гитлеровцы убрали часть «гробов», но полностью очистить дорогу не смогли: вес «Ворошилова» – почти пятьдесят тонн, их так просто с места не сдвинешь. Особенно если уже «врос» в землю… Небольшие грузовики и легковушки хоть и с трудом, но протискивались между грудами стали, для мотоциклов и конных подвод проблемы вообще не существовало, но танкам и бронетранспортерам приходилось обходить этот мертвый затор по торфянику. Немецкие саперы проложили деревянные гати, но они плохо держали вес танков, все время разъезжались…

Если еще шли обычные панцеры, то ничего, терпимо: вес «четверки» – около двадцати пяти тонн, «тройки» – чуть меньше, пройти можно. Однако у «тигра» – пятьдесят семь… Естественно, возникли проблемы: тяжелые машины разбили настил и сели в торфянике намертво. Как и думал Отто Небель – словно мамонты в доисторическом болоте.

К счастью, его машины в эту ловушку не попали, проскочили каким-то чудом: оба Pz.VI с ходу миновали опасный участок, за ними прошли и «тройки». Непрочный настил прогнулся, бревна и фашины разъехались, но не так сильно… А вот следующие панцеры угодили в западню, завязли в грязи наглухо. Громоздкие, лобастые «тигры» натужно ревели, дергались, но не смогли вылезти…

Пришлось вытаскивать их «тройками» – медленно, с большим трудом. Наконец, выволокли на ровное место, очистили гусеницы и катки от налипшей земли и глины, можно идти дальше… Однако, как выяснилось, у двух Pz.VI от безуспешного дергания туда-сюда (и это по вязкому месиву!) полетели коробки передач. Мощные «тигры» оказались совершенно беспомощны перед российской грязью…

Обер-лейтенант Гердтель, проклиная на чем свет стоит совершенно немыслимые русские дороги, приказал оттащить машины обратно в Мгу. И сам отправился вместе с ними – руководить эвакуацией.

Боеспособным, по сути, остался лишь взвод Отто Небеля. Впрочем, он только был рад этому: вот шанс проявить себя! Что ни говори, а судьба к нему весьма благосклонна – его танки проскочили торфяную ловушку, вышли на ровное место. Значит, можно идти дальше. Удача, как известна, сопутствует смелым…

И он пошел к фронту. Однако дорожные приключения на этом не кончились – наоборот, это оказалось только начало. Через два километра уткнулись в небольшую речушку, по сути, ручей. При хорошей погоде его можно форсировать вброд – глубина позволяет, но после дождливых дней он сильно разбух и превратился в серьезное водное препятствие. А берега у него – низкие, топкие, заросшие камышом и осокой…

Отто вылез из панцера и пошел сам обследовать брод. Его сапог тут же ушел по голенище в ил, обратно пришлось вытягивать обеими руками – иначе бы остался в грязи. Стало ясно, что здесь не пройдешь… Увязнут танки по самые башни!

Пришлось делать солидный крюк, идти на деревянный автомобильный мост – старый, шаткий, не внушающий никакого доверия. Может, для легковушек и грузовиков он вполне подходил (саперы укрепили опоры толстыми бревнами), но выдержит ли «тигры»? А если, не дай бог, рухнет, и тяжелый танк окажется в воде… Чем тогда его вытаскивать? С помощью чего?

Но Отто решил рискнуть – иначе операция вообще была под угрозой срыва. Может, все же удастся перебраться на тот берег? Тем более что фортуна к нему сегодня благосклонна… Да и опоры вроде бы выглядят прилично, надежно… Но для начала пустил по мосту «троечку» – испытать на прочность. Панцер унтер-фельдфебеля Химмеля медленно вполз на настил…

Вначале все шло нормально, но когда «тройка» достигла середины пути, раздались какие-то подозрительные скрипы, а потом бревна начали опасно трещать… Мост зашатался и слегка пополз под ногами, Отто отчаянно замахал руками – скорее назад! Механик-водитель, к счастью, успел – панцер сполз с настила за секунду до того, когда мост резко накренился и рухнул в воду. «Шайсе!» – выругался Отто и вытер холодный пот со лба. Еще бы чуть-чуть… Стало понятно, что и этот путь не годится.

Связался по рации с командиром батальона Меркером и доложил о ситуации. Майор немного подумал, посмотрел на карту и предложил другой путь – на Сиголово. Там тоже грунтовка, но по ней, в принципе, можно пройти. Сначала – до Турышкино, потом – на Кабрусель и далее – на Вороново. И оттуда – на Мишкино, заходя, таким образом, к русским с левого фланга. Конечно, это получалось намного дальше и гораздо дольше, изрядный крюк по разбитым русским дорогам, но зато – никаких рек и ручьев. Соответственно, и мостов.

«Ладно, попробуем», – решил Отто. И приказал танкистам – давайте назад, до развилки, потом направо, на другую грунтовку. Снова – по уши в грязи и вязкой глине, ибо нормальных путей в этой стране, как уже убедился Отто, нет и быть не может. «Что же, это тоже способ задержать врага, – решил Небель. – Сами русские грязи не боятся, их танки – тем более, а вот наша техника…»

* * *

…В лесу после дождя было душно, пахло прелью и старой ржавчиной – верный признак близкого болота. Да и почва под ногами начала проседать, становилась мягкой, упругой. Сапоги по щиколотку уходили в мох, темная вода заполняла следы. Идти было тяжело, но вернуться назад, на твердую землю, уже нельзя – немцы плотно прочесывали лес. Буквально дышали в затылок…

Двигались через моховое болото – это была единственная дорога, чтобы спастись, скрыться. Трофим Мишкин на краю трясины показал – нам туда, в самую глубь, от одного низенького островка к другому. Как он находил путь в этом гиблом месте, Бог знает, но вел уверенно. Слева и справа – сплошная топь, чуть шагнешь не туда – пропадешь навеки. Мгновенно засосет!

И еще очень опасны были гарусы – бездонные «окна», наполненные черной водой. Прохоров как-то раз, еще весной, пытался измерить глубину одного такого – пятиметровый шест ушел вниз целиком, но до дна они так и не достали. Судя по всему, оставалось еще очень прилично…

Одно радовало: небо – серое, в низких тучах, значит, немецкие самолеты не появятся. А то расстреляют сверху, причем за пару минут – спрятаться-то негде…

Гитлеровцы дошли до края топи и остановились, соваться в глубь не захотели – опасно, можно утонуть. Решили действовать по-другому: подтащили два миномета и открыли навесной огонь. Мины ложились часто и довольно-таки близко… Сначала раздавался тонкий, пронзительный свист, затем, через несколько секунд, противный «чавк!» – и мина уходила в зеленоватую воду. К счастью, не разрываясь, а сразу же погружаясь на дно. В самую черную глубину…

Гитлеровцы вскоре поняли бесполезность своего обстрела и прекратили его. Но от намерений догнать группу не отказались, начали стягивать людей, брать лес в кольцо. Мол, деваться русским некуда, сами к нам выйдут…

К счастью, Трофим Мишкин знал другую дорогу – к Синявинскому озеру. Хоть дальше, но зато верный шанс вырваться: места глухие, немцев там быть не может. Надо подождать до ночи, а потом под прикрытием темноты незаметно проскочить мимо Синявино, уйти сначала к Рабочему поселку № 1, а затем – к Ладоге. А там на лодку – и к своим…

Лишь бы не нарваться на патруль или засаду у Синявино: гитлеровцы хорошо окопались, контролируют местность. Боятся, что Красная армия возьмет эти позиции и скинет их в грязь, в самое гнилое болото. Как тогда воевать? Вот и держались немцы за высоты намертво, до последнего…

* * *Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«31 августа 1942 года, 436-й день войны. Обстановка на фронте. В группе армий «А» успешное продвижение войск под Анапой и Новороссийском. На остальных участках фронта (в горах) без изменений. На фронте 1-й танковой армии сильные бои за переправы через Терек.

Группа армий «Б». Весьма отрадные успехи у 4-й танковой армии. У 6-й армии, несмотря на местные контратаки противника, сравнительно спокойный день. На прочих участках фронта по Дону никаких существенных событий.

Группа армий «Центр». Только на фронте 9-й армии продолжаются упорные атаки противника западнее Зубцова и в районе Ржева.

Группа армий «Север». Вклинение противника на участке «бутылочного горла», кажется, удалось остановить. Подготавливается контрудар.

Совещание с генерал-фельдмаршалом Листом у фюрера. Решение быстрейшим образом перебросить 3-ю румынскую горно-пехотную дивизию и использовать ее для наступления от Новороссийска вдоль берега. Использовать все возможные средства, чтобы как можно скорее выйти к побережью в районе Туапсе. Направить туда для этого все еще не задействованные альпинистские батальоны.

Сосредоточить все силы горного корпуса, вплоть до заградительных постов, в высокогорных районах Кавказа под командованием 4-й горно-пехотной дивизии. Главная задача 1-й танковой армии – уничтожение противника в излучине Терека. Туркестанский батальон вместе со 2-й румынской горно-пехотной дивизией использовать для очистки склонов гор от остатков противника. Всеми имеющимися силами, и прежде всего подвижными, продолжать наступление на Грозный, чтобы наложить руку на район нефтепромыслов.

Сталинград: мужскую часть населения уничтожить, женскую – вывезти».

«1 сентября 1942 года, 437-й день войны. Обстановка на фронте.

Группа армий «А». Успехи под Новороссийском. В остальном – без изменений.

Группа армий «Б». Хорошие успехи под Сталинградом и улучшение обстановки на правом фланге у итальянцев благодаря контрудару немецких войск. На остальных участках – спокойно.

Группа армий «Центр». На всем фронте поразительная тишина. Отмечается усиленное эшелонирование противника в глубину.

Группа армий «Север». На участке прорыва у Ладоги снова нажим противника в северном направлении».

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 31 августа 1942 года

Утреннее сообщение 31 августа

В течение ночи на 31 августа на фронтах существенных изменений не произошло.

Вечернее сообщение 31 августа

…За 30 августа частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено до 20 немецких танков и бронемашин, более 100 автомашин с войсками и грузами, подавлен огонь 5 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорваны 2 склада боеприпасов и склад горючего, разбито три железнодорожных эшелона, рассеяно и частью уничтожено до батальона пехоты противника.

Оперативная сводка за 1 сентября 1942 года

Вечернее сообщение 1 сентября

…В течение 1 сентября наши войска вели ожесточенные бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда. На других фронтах существенных изменений не произошло.

За 31 августа частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено до 15 немецких танков, 70 автомашин с войсками и грузами, подавлен огонь 10 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорвано 3 склада боеприпасов и 4 склада горючего, потоплены 3 сторожевых катера, рассеяно и частью уничтожено до двух рот пехоты противника.

Глава седьмая

…Световой день в конце августа еще долгий, хотя, конечно, уже не такой, как в июне или июле, к девяти становится темно. Особенно если погода мрачная, пасмурная, и дождик с утра моросит. Хочется поскорее найти место для ночлега, отдохнуть, обсушиться, привести себя в порядок. Ну и поесть, само собой, – с самого утра маковой росинки во рту не было. И покурить тоже – куда ж без этого! Табак снимает усталость, успокаивает, расслабляет…

Матвей Прохоров это знал, но упорно гнал разведчиков вперед: надо до ночи затеряться в лесу, чтобы немцы точно не нашли. Собаки по следу не пойдут – трава мокрая, и с самолетов их тоже не засекут – серые облака висят над самыми головами. Значит, будут ждать где-то на выходе. Окружат лес и устроят засаду на редких дорожках и тропинках. Сил на это хватит, людей у гитлеровцев более чем достаточно.

Вот и надо оторваться, уйти подальше, чтобы спокойно заночевать, не дергаясь от каждого звука. А утром решим, как быть дальше. На свежую голову всегда лучше думается…

К счастью, шли разведчики в хорошем темпе, и с каждой минутой расстояние между ними и гитлеровцами увеличивалось. Наконец, когда совсем стемнело, Матвей приказал – привал! Кажется, оторвались, куда ни посмотри – глухой лес. Ночью немцы в него не полезут… Можно перевести дух: на сегодня, кажется, отбегались.

Отдых всем был нужен: Матвей, хоть и спортсмен, но сильно устал, что же говорить о других? Даже Трофим Мишкин, самый молодой и резвый, едва держался на ногах… Всему есть свой предел.

Нашли небольшую полянку в хорошем, сухом месте, на небольшом островке посереди бескрайнего болота. Трофим вывел их к старому шалашу, спрятанному под разлапистой елью. Объяснил: здесь всегда останавливались собиратели клюквы. На местных мшаниках ягода урождается особо крупная и крепкая, в сентябре-октябре ее собирают и сдают в заготконтору.

Местную клюкву раньше принимали охотно и платили за нее хорошо, а для местных крестьян это верный приработок. Он и сам не раз ходил за ней, собирал вместе с матерью и младшими братьями-сестрами. А в этом шалаше они ночевали… Так что можно спать спокойно, гитлеровцы его ни за что не найдут – знают только местные, да и то не все. А вокруг – непроходимая трясина, куда ни посмотри – серо-зеленая гнилая топь. Недаром же эти места зовутся Глухим болотом…

Матвей решил: гитлеровцы ждут нас у Келколово, вот и пусть, а мы выйдем в другом месте, ближе к Синявино. И через старые разработки – к Рабочим поселкам, а потом опять в лес. Надо только завтра встать пораньше, чтобы в тумане (он здесь почти всегда утром) незаметно проскочить мимо немецких патрулей и постов. И ищи-свищи нас тогда!

Устроили под старой елью небольшой костер, стали готовить ужин (он же – обед). Трофим показал, где собиратели хранят посуду – котелок, ложки, кружки. Там же – небольшой запас крупы и соли… Их оставляют для своих, чтобы лишнее не таскать. Кто знает – найдет, а другим не надо. Недалеко от полянки бил крохотный родничок с очень холодной и вкусной водой.

Сварили кашу, добавили банку свиной тушенки (немецкой, трофейной). Развели немного спирта, выпили, помянули геройски павшего старшего сержанта Василия Зайцева. Минуту помолчали, подумали – каждый о своем.

При свете электрического фонарика, пока готовилась каша, Матвей полистал немецкую брошюру, найденную в панцере. Увы, это оказалась не инструкция, а всего лишь рекомендации по уходу за двигателем. Но, если разобраться, тоже ценная вещь, может дать многое. Для наших специалистов наверняка будет интересна… Что же, группа сходила не зря, кое-что важное все же добыла.

После ужина лежали на мягком мхе и курили. Распределили время дежурства: Трофиму, как самому молодому и неопытному, поручили легкие, первые часы, остальным – по очереди. Матвей Прохоров взял на себя наиболее трудное, предрассветное время, когда невыносимо хочется спать. Особенно после долгого, утомительного дня…

Костер потушили, белесый туман с болота окутал поляну, поглотил и шалаш с разведчиками. Клочковатая влажная «вата» нависла над землей, сырость начала забираться под маскхалаты. Как ни крутились, как ни завертывались, но все продрогли до костей… Матвей даже обрадовался, когда пришла его очередь дежурить. Сейчас побегаем, согреемся, разомнемся…

Наскоро ополоснул лицо в болотной воде и начал делать зарядку: нагибался, приседал, махал руками и ногами. И согрелся, и остатки сна прогнал, опять стал бодрым и энергичным. Решил обойти островок – поверить на всякий случай. Взял с собой автомат, две гранаты и пошел дозором. Тоже своего рода разминка – чтобы быть в хорошей форме…

Утренний лес был темен и тих – даже птицы не пели. Ни одна не подавала голоса, словно вымерли все. Матвей подумал: неужели всех их распугала война? Неужели ушли и улетели все лесные обитатели? Но потом вспомнил: когда шли через болото, в одном месте он заметил следы лося. Наверное, он по старой памяти зашел – полакомиться ягодами…

Повезло сохатому, что до сих пор жив, а то мог легко погибнуть – от случайной пули или же минного осколка. Да и немцы подстрелили бы без раздумья – как охотничью добычу (вкусная добавка к армейскому рациону). Кормили гитлеровцев, конечно, хорошо, сытно, но лосятина – редкий деликатес. Кстати, уток они тоже видели издалека, и даже, кажется, серых цапель. А еще здесь в здешних борах наверняка водятся рябчики и тетерева… «Эх, походить бы с ружьишком в здешних местах!» – мечтательно подумал Матвей. Но это уже после войны, когда с фрицами окончательно покончим.

…Внезапно раздалось шумное «пррр!», и из-под ног Прохорова выпорхнула большая серая птица. Тетерев, понял Матвей. Сначала присел от неожиданности, замер, а затем поднялся и улыбнулся – надо же, лесной птицы испугался! Вот до чего война довела…

Хотел было идти дальше, но вдруг услышал чьи-то голоса. Кто бы это мог быть в такой ранний час и в такой глуши? Туман, словно вата, гасил звуки, но Матвей прислушался и разобрал – немцы! Как они добрались до островка? Трофим ведь уверял, что чужому здесь никак не пройти…

Вскоре эта загадка разрешилась: послышалась и русская речь. Кто-то (скорее всего, местный крестьянин) показал гитлеровцам дорогу. Привел прямо к полянке, где остановились на ночлег разведчики…

Гитлеровцы, судя по всему, решили не ждать в засаде на краю леса, а перехватить группу, не дать уйти к Синявино. Что же, план верный: на болоте не так много сухих мест, пригодных для ночевки, если все их знать…

Главное, найти проводника. Нашли, и он вывел точно на островок – видимо, сам когда-то собирал клюкву, знал про шалаш. Матвей зло сплюнул: вот гад! Потом подумал: гитлеровцы наверняка запугали крестьянина, вынуди их вести… У него же, скорее всего, большая семья, дети, вот и заставили. Иначе бы его и всю семью… У фрицев это запросто – нелюди, сволочи!

Хорошо, что ему пришла мысль обойти островок (как чувствовал!), а то бы… Взяли бы тепленькими. Хотя нет, он же не спал, значит, был бы бой, отстреливались до конца. Но все равно все погибли бы… Надо срочно предупредить ребят, пусть уходят!

Матвей осторожно, чтобы ни один сучок не хрустнул, отступил назад, лег на траву. С собой у него – немецкий автомат и две гранаты, для боя вполне хватит. А там посмотрим… Интересно, сколько человек у немцев? Вряд ли много, толпой, понятное дело, по болоту не ходят. Наверное, полтора-два десятка, но, ясное дело, самых опытных. Новичков брать разведгруппу не пошлют, значит, старые волки, понимающие, что к чему. Готовы к упорному, кровавому бою…

Весь расчет гитлеровцы строили на том, чтобы напасть внезапно – тогда можно обойтись минимальными потерями. Задумка была хорошая: на большую облаву нужно много сил, и все равно результат не гарантирован: у каждого куста солдата не поставишь, а несколько человек вполне могут просочиться незаметно… Пролезть буквально под носом! И совсем другое дело, когда идет небольшая, но хорошо подготовленная группа, чтобы нанести верный удар…

Матвей решил: надо в первую очередь выбить проводника, без него немцам обратную дорогу не найти. И по болоту преследовать не смогут… А потом – максимально задержать гитлеровцев, дать возможность ребятам уйти… В принципе, это не так трудно, позиция у него хорошая, даже, можно сказать, отличная: он фрицев видит, они его – нет, кусты загораживают. Тропинка, по которой пойдут немцы, узкая, вдоль берега: с одной стороны – болото, с другой – колючий кустарник. И никуда они от него не денутся…

Прохоров достал гранаты, вытянул из рукояток запальные шнуры и приготовился кинуть в фашистов, когда появятся…

* * *

Но идти гитлеровцы почему-то не спешили: остановились и стали о чем-то спорить, показывая при этом на проводника. Прохоров прислушался, разобрал: они думали, что тот специально заводит их в глубь болота. Один из немцев, очевидно, переводчик, нервно повторял: «Партизанен». И грозил проводнику на ломаном русском: «Тебя убить, если обмануть! Твоя семья, дети – тоже убить! Твоя деревня – сжечь!»

Крестьянин жалобно ныл, оправдывался, уверял, что дорога эта верная, другой здесь нет. Полянка с шалашом – вон она, совсем близко, всего пара минут. Самое удобное место для ночлега, другого здесь нет, вокруг – одна топь. Если ваши диверсанты где-то и спрятались, то только тут, больше им негде…

Матвей усмехнулся: да, это явно не Иван Сусанин! Даже близко нет. Прикинул: момент для начала самый удобный, немцы сгрудились все вместе, стоят у него на виду. Спорят, обсуждают что-то, но идти дальше боятся: а вдруг это и правда ловушка? Заведет их этот мужик под огонь… Кто их, русских, знает! Доверять-то никому нельзя…

«Ну что ж, будет вам сюрприз!» – решил Матвей. Подполз ближе и, размахнувшись, метнул одну за другой обе гранаты – чтобы по возможности накрыть группу. И тут же дал короткую очередь по проводнику, и еще – по немцу-переводчику. Резкий автоматный треск разорвал лесную тишину, затем дважды глухо взорвались гранаты. Гитлеровцы мгновенно упали на траву (опытные уже!) и открыли ответную стрельбу, завопили: «Партизанен, партизанен!»

Откуда было нападение, они не видели, мешали густые кусты, поэтому палили наугад, во все стороны. Пули яростно засвистели над Матвеем, сбивая листву, срезая ветки, но его не задели: успел откатиться в сторону и спрятаться за елью. Опять чуть высунулся и дал еще одну короткую очередь – ориентируясь на звук. И начал потихоньку обходить фрицев, подбираясь к ним с другой стороны. Точнее – оползать, поскольку двигаться приходилось исключительно по-пластунски.

Начало боя было удачным: Матвей убил проводника и немца-переводчика, а еще, судя по крикам, ранил двоих человек. Отлично, теперь добавим огоньку! Гитлеровцы залегли, спрятались, кто куда, идти вперед боялись: неизвестно, сколько там партизан. Вдруг целый отряд? Все-таки попали они в ловушку! А все этот проклятый русский…

Палили во все стороны, но отходить не спешили. Лежали, стреляли и чего-то ждали. Это было на руку Прохорову: каждая выигранная минута – это уже победа. Ребята наверняка давно вскочили, значит, успеют уйти, спастись. А он – потом, как получится…

…Матвей еще дважды менял позицию, бил из автомата, создавал видимость большого отряда. Мол, нас здесь много! Гитлеровцы огрызались, стреляли на каждый шорох, но пока никаких активных действий не предпринимали. Интересно, сколько времени им понадобится, чтобы понять, что здесь всего-навсего один человек?

…Сзади раздался шорох, и Матвей резко обернулся. Хорошо, что не выстрелил сразу – это были Колядов, Ткачук и Мишкин. Упали рядом на землю, вскинули автоматы…

– Уходите! – зашипел на них Прохоров. – Я прикрываю!

– Нет, командир, – покачал головой Колядов, – только вместе. Сейчас с фрицами разберемся и все уйдем…

«Вот упрямые!» – подумал Матвей. Но спорить не стал – глупо, да и некогда было. Нужно стрелять, а не рассуждать. Ладно, вместе – так вместе. Стали бить по немцам из четырех стволов, это уже больше походило на партизанскую группу…

Гитлеровцы пришли в себя и начали понемногу переходить к активным действиям: предприняли попытку обойти засаду. Чтобы, если получится, прижать «партизанен» к болоту. Прохоров легко разгадал этот маневр и приказал: «Ладно, постреляли – и уходим! Пусть фрицы за нами побегают. По болоту…»

Отползли, поднялись и, пригибаясь, побежали. Заскочили на полянку, забрать оставшиеся вещи, и прежде всего – немецкую брошюрку, потом рванули прямо к болоту. Гитлеровцы стреляли им вслед, пуль не жалели, но ни в кого не попали – мешали деревья.

Добежали до края, остановились – дальше была топь. Трофим нашел нужное место, показал – нам туда, в самую глубь болота. По пояс, а то и выше в холодной, ржавой воде. Зато гитлеровцы за нами не полезут, испугаются…

Так и вышло: немцы выскочили к болоту и резко встали: проводника убили, а без него соваться в трясину… Обратно бы нам выбраться – пока еще светло. Постояли, поговорили и повернули назад. Решили: может быть, удастся перехватить русских в другом месте, у Синявино? Там это намного проще – сухое место. И сил будет больше – можно привлечь хоть целый пехотный батальон. В общем, дали вдогонку (просто так, от злости) пару длинных очередей и повернули назад…

…Но одна из пуль все-таки нашла свою цель – Ткачука. Иван шел последним, прикрывал группу, вот и получил в спину. Вскрикнул тихо, взмахнул руками и упал в черную воду. Неудачно – в самую трясину. И начал быстро погружаться…

Федор Колядов бросился к нему, хотел помочь – но не смог, рукой было не достать, протянул длинную палку, чтобы Иван ухватился… Но Ткачук был уже без сознания, уходил в вязкую жижу. И погрузился почти без звука, лишь пузыри, лопнув, всколыхнули черную поверхность, когда все закончилось…

Смерть от случайной пули. Что ж, на войне это частое явление. Не знаешь, где и что тебя настигнет… Судьба, одним словом!

* * *

Оставшуюся часть пути шли молча – экономя силы. Да и говорить, в общем-то, было не о чем – только что потеряли двоих своих товарищей. Вчера – Василия Зайцева, сегодня – Ивана Ткачука…

Трофим Мишкин время от времени останавливался и по каким-то своим приметам поворачивал то влево, то вправо, но уверенно вел группу по зыбкой, болотной жиже. В некоторых местах холодная, черная вода доходила даже не до пояса – гораздо выше, по самую грудь. Тогда одна рука, с автоматом, высоко вверх, чтобы не окунуть его случайно в вонючее болото, другая, с длинной палкой – вперед, нащупывая зыбкий путь. И, таким образом, – через самые опасные места: очень осторожно, проверяя каждый свой шаг, гуськом, друг за другом… А вокруг – гнилая трясина, зеленая, с буро-рыжими проплешинами и бездонными «окнами». На редких низеньких островах – кривоватые деревца с жидкими веточками. Да, без Трофима Мишкина им бы ни за что не пройти…

Однако всякая дорога, как известно, кончается, закончилась и эта. Выползли на твердую землю, упали на траву, сняли сапоги, вылили ржавую воду. Отжали нижнее белье, брюки, гимнастерки, маскхалаты. Отдышались, чуть отдохнули – и опять бегом. Но теперь, к счастью, по хорошему, сухому лесу. Трофим Мишкин, как всегда, впереди, показывая путь, за ним – Матвей Прохоров, дальше – Федор Колядов.

Через какое-то время тропинка стала заметно подниматься вверх – значит, скоро Синявинские высоты. А там плотно сидят гитлеровцы…

…Лес неожиданно кончился, впереди открылась плоская, невзрачная равнина с редким кустарником. Голая, простреливаемая насквозь. Значит, вышли к Синявино, обогнуть не получилось… Гитлеровцы – вот они, совсем близко. Окопались, укрепились, ощерились стволами. Это их главный пункт обороны, в нем намертво стоит 366-й пехотный полк.

Отличная позиция: полный круговой обзор, видимость на несколько километров. Немцы поставили на высотках крупнокалиберные орудия и минометы, били далеко. А еще соорудили около Синявино надежные доты и дзоты, многочисленные огневые точки, блиндажи. И траншеи – в полный рост, три линии. Все подступы обнесли «колючкой», между рядами – минные поля. Незаметно проскочить почти невозможно.

Если бы ночь, то еще попытались бы, рискнули, но сейчас же – самый день. И дождик, как назло, перестал капать, тучи разошлись, показалось солнце. Не слишком яркое, в легкой дымке, но, тем не менее, достаточно светлое. Для гитлеровцев – очень хорошо, видимость просто замечательная, а вот для нас…

Но повернуть назад уже нельзя – трясина, через которую только что с большим трудом пробрались. Идти через нее еще раз – сил уже нет. Если же повернуть на юго-восток, к Келколово, то там их наверняка ждут. Причем еще со вчерашнего дня… Значит, каким-то образом надо проскочить мимо Синявино, выйти к Рабочему поселку № 6, а от него – вдоль узкоколейки к поселку № 1. По старым заброшенным торфяникам – там будет уже легче, хотя снова по колено (а то и выше) в холодной воде. Ладно, пусть так, но главное – уйти от высот. А там пускай нас ищут!

* * *Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«2 сентября 1942 года, 438-й день войны. Обстановка на фронте. Переправа на Тамань удалась; успешные действия под Сталинградом. Войска 2-й танковой, 9-й и 18-й армий отразили удары, которые противник снова пытался нанести частью своих сил.

Полковник Крамер. Отчет о действиях «тигров» под Мгой. Очень правильно, что оттянули их назад…»

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 2 сентября 1942 года

Утреннее сообщение 2 сентября

В течение ночи на 2 сентября наши войска вели ожесточенные бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда. На других фронтах существенных изменений не произошло.

Вечернее сообщение 2 сентября

…За 1 сентября частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено более 20 немецких танков и бронемашин, до 200 автомашин с войсками и грузами, подавлен огонь 12 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорван склад боеприпасов и 2 склада горючего, разбито 3 железнодорожных эшелона, рассеяно и частью уничтожено до батальона пехоты противника.

Часть вторая «Тигры» атакуют 

Глава восьмая

«Шайсе!» – это было самое мягкое определение, которое Отто Небель мог дать дороге, по которой двигались его танки. Точнее – медленно и с большим напряжением ползти. Недавний дождь превратил разбитую, залитую жижей грунтовку в совершенно непроходимую. Даже для самых новых, мощных панцеров. «Тройки» еще кое-как шли, все-таки не такие тяжелые, но вот «тигры»… Застревали постоянно и надолго. Причем через каждые двести-триста метров.

Саперы, выделенные майором Меркером, выбились из сил, пытаясь проложить временные настилы. Уставшие, вымазанные в грязи, они, не сдерживаясь, крыли местные проселки самыми последними словами. Как немецкими, так и русскими – нахватались за год войны.

Двадцать пять человек под командованием двух рослых фельдфебелей прилежно валили березки и осинки, подкладывали их под гусеницы, но на скорость движения это почти никак не влияло: каждую яму приходилось переползать медленно и осторожно. Сначала ее форсировали «тройки» (их настил обычно выдерживал), а затем наступала очередь тяжелых панцеров.

«Тигры» приходилось перетаскивать строго по одному, на стальных тросах. Два Pz.III цепляли грузную машину и сообща волокли через вязкое место. Настил жалобно скрипел, трещал, стволы ломались, словно спички… Бывало, «тигр» сползал в сторону, заваливался, уходил в грязь почти по самые башни, и тогда приходилось саперам снова лезть в холодную воду и подкладывать еще бревна. Вот так – нервно, с руганью – танки и форсировали глубокие ямы…

Хорошо, что погода немного улучшилась – дождик перестал, выглянуло солнце. Однако надеяться на то, что оно быстро высушит местную грязь, не стоило: это же Россия, не Африка! Температура воздуха едва достигала двадцати градусов, и уже чувствовалась близкая осень. А там – бесконечные, серые дожди, ранний мокрый снег, ночные заморозки. И, наконец, сама зима – самое паршивое время года: машины покрываются тонкой ледяной коркой, жидкая грязь застывает между катками мерзлыми комками. Сдвинуть сразу не получается…

Приходилось сначала железными крючьями очищать катки и гусеницы от мерзлых комков грязи, затем долго, упорно прогревать двигатель и лишь после этого – заводить. Хорошо, если все это происходило в тылу, далеко от передовой, а если у самого края? Русские взяли привычку наступать на рассвете, когда панцергренадеры еще только готовились, и стальные машины стояли неподвижные. И, следовательно, беспомощные…

Т-34, как выяснилось, морозов не боялись или, по крайней мере, не так были чувствительны к ним, а потому русские получали зимой существенное преимущество. Появлялись в предрассветной мгле и сразу вступали в бой, расстреливая замершие немецкие машины в упор. Превращая в груды горелого железа…

Панцергренадеры 18-й армии прекрасно помнили прошлую зиму, когда морозы доходили до двадцати пяти-тридцати градусов. Прогревать двигатели приходилось всю ночь, запуская через каждые два-три часа, понятное дело, экипажи не высыпались, страшно уставали, что крайне отрицательно сказалось на боевой готовности.

…Но, несмотря на трудности, машины Отто Небеля все же упрямо шли к цели – деревне Турышкино. Он нее следовало повернуть налево, на Кабрусель, а затем – на Вороново. Но сразу за Сиголово путь им неожиданно преградили четыре грузовика: везли на передовую боеприпасы, однако не смогли справиться с разбитой грунтовкой и застряли. Итальянские машины, недавно полученные 223-й пехотной дивизией в качестве подарка от самого дуче, оказались не пригодными к русским дорожным условиям…

Бедным шоферам можно было только посочувствовать: с них строго спрашивали за опоздания с подвозом боеприпасов, но что они могли сделать? Новенькие «фиаты» остервенело буксовали и зарывались в желтую грязь по самые капоты, но не трогались с места. И с каждой минутой все более увязали в обширной, глубокой яме. Свернуть, объехать ловушку оказалось невозможно, слева и справа – торфяник, совсем раскисший после дождя. В общем, ситуация казалась совершенно неразрешимой…

Командир автомобильного взвода фельдфебель Фриц Каппер крайне удивился, когда увидел позади своих машин панцеры – откуда они здесь взялись, вроде бы должны быть в другом месте? И испугался, что танки сдвинут его грузовички, скинут в торфяное месиво, чтобы не мешали проходу… Тогда вообще их не вытащишь! Выскочил из «фиата», бросился навстречу панцерам, замахал руками – стойте, стойте!

Недовольный внезапной задержкой Отто Небель высунулся из башни – в чем дело? Каппер объяснил: его машины следовали к передовой – надо срочно доставить патроны, мины и снаряды, – но неожиданно застряли… А боеприпасы очень нужны – русские прорвались, солдаты 322-го пехотного полка с трудом их сдерживают. Если же останутся вообще без боеприпасов… Не поможет ли господин обер-фельдфебель вытащить машины? Нам бы только из ямы вылезти, а там мы уж сами как-нибудь…

Небель задумался: с одной стороны, у него был приказ – идти в Мишкино, но с другой – без его помощи одним «фиатам» с этой ловушкой не справиться. Отто слышал тяжелые, глухие удары – это русские орудия методично долбили немецкие позиции. Каково там солдатам, под таким огнем? А если большевики двинут еще и танки? Чем тогда отбиваться? Снаряды для ПТО есть – в кузовах: и бронебойные, и осколочно-фугасные, разные, надо только доставить их на место. Иначе пехоте не выстоять…

Небель расстелил на броне карту – уточнить дорогу. Фельдфебель Каппер охотно пояснил: надо сначала по грунтовке на восток, через лес, затем – направо, и вот она, деревня Вороново, их цель. Отто кивнул: «Понятно». Он решил все же помочь автомобилистам, хотя это могло несколько задержать взвод. Но другого выхода не было… Ладно, сделаем хорошее дело, дотянем грузовики до деревни, а потом, согласно приказу командира батальона, пойдем на деревню Мишкино.

– Мишкино? – удивился Каппер. – Там же русские, они еще утром заняли ее и перерезали дорогу на Поречье…

Это была неприятная новость. Отто связался по рации с Меркером и в очередной раз доложил о ситуации. Ответ не сильно его удивил – майор приказал идти назад, к станции Мгла. Положение у Мишкино действительно резко изменилось, большевики прорвались, рисковать «тиграми» нельзя…

Отто задумался: как быть с грузовиками? Без патронов и снарядов немецким солдатам не отбиться… И принял соломоново решение: отправит «тигры» на станцию, как и приказал майор, а сам с двумя «тройками» пойдет к Вороново. С «фиатами» на буксире. Поможет автомобилистам, а потом легко догонит своих. «Тигры» поползут еле-еле, и он присоединится к ним максимум через два-три часа, еще до вечера. Если не дойдут до Мги, заночуют в Михайловском, а потом, утром, доберутся до станции. Так он и приказ выполнит, и нужное дело сделает. А кто, если не он? Других танков здесь нет…

* * *

Отто поменялся местами с унтер-фельдфебелем Химмелем – пересел в его «тройку». И приказал экипажам «тигров» двигаться в обратном направлении. Но очень осторожно, медленно, чтобы, не дай Бог, где-нибудь опять не завязнуть. Саперов Отто отправил вместе с ними: пусть помогут, если нужно, подстрахуют в самых гиблых местах.

После этого приступил к спасению «фиатов». Действовали дружно, сообща, и за полчаса удалось вытянуть все машины. Прицепили их тросами к Pz.III (по две на каждый танк) и потащили к Воро ново.

Путь ему показывал, сидя рядом, Фриц Каппер. Он был очень доволен – повезло, что встретил панцеры. А то сидеть бы ему около этой ямы до самой ночи… И ждать непонятно чего. А так – скоро доберется до места, осталось всего несколько километров. Он сдаст груз и отправится обратно в Сиголово, где и заночует. Деревня хорошая, почти вся целая, можно отмыться от липкой грязи, отдохнуть, а завтра утром – опять на станцию, за очередной порцией патронов и снарядов. Боеприпасов требовалось все больше и больше – русские непрерывно наступали…

Почти на месте, на самой окраине, навстречу панцеру Отто неожиданно выскочил ефрейтор-пехотинец и стал что-то кричать, показывая себе за спину. Из-за рева мотора ничего слышно не было, и Небель приказал заглушить мотор. Высунулся из башни, спросил, что случилось. Как оказалось, русские только что прорвались на левом фланге и устроили в роще засаду, причем у них два танка Т-34. Он, ефрейтор Шпиллер, лично их видел.

– А почему вы здесь, а не на своих позициях? – строго спросил его Небель.

Шпиллер пояснил: осколок русской мины попал в руку (показал перевязанное плечо), поэтому с разрешения командира роты он идет в тыл вместе с еще двумя ранеными. Двадцать минут назад они вышли на просеку, чтобы поймать подводу или грузовик в Сиголово, но тут увидели русские танки. Те прошли совсем близко, буквально в десяти метрах, хорошо, что успели вовремя спрятаться…

– А где сейчас русские? – спросил Отто.

– Вон в той роще, – показал здоровой рукой Шпиллер. – Проскочили мимо нас и встали там, за деревьями. Очевидно, решили перерезать дорогу… Но пока ждут подкрепления.

– Да? Почему вы так считаете? – спросил Небель.

– С ними нет пехоты, – охотно пояснил Шпиллер, – а без нее воевать нельзя. Русские это понимают, вот и ждут, когда подойдут стрелки…

– Верно, – кивнул Небель и повернулся фельдфебелю Капперу. – Все, дальше вам нельзя, разгружайтесь здесь и поворачивайте назад. И захватите с собой раненых. Надеюсь, успеете проскочить, пока русские не перерезали обратную дорогу…

– А как же вы? – спросил фельдфебель.

– Надо выбить русских из рощи, – ответил Небель. – Два Т-34 – вполне нам по силам, справимся!

Фельдфебель Каппер объяснил задачу подчиненным: боеприпасы – вон в ту разбитую избу. Причем быстро, иначе русские нас заметят и накроют огнем из танковых орудий. И достаточно одного точного выстрела… Солдаты дружно стали таскать тяжелые ящики в пустую, покосившуюся развалюху, а потом сели в грузовики и прихватили раненых. «Фиаты», с трудом развернувшись на скользкой дороге, пошли назад.

Теперь, решил Отто Небель, уже наша очередь. Два Pz.III против двух Т-34. Двойная дуэль получается…

* * *

Русские открыли огонь сразу, как только заметили панцеры. Били издалека, но довольно точно: одна болванка чиркнула по башне «тройки» Небеля, другая срикошетила от корпуса машины унтер-фельдфебеля Кригге. К счастью, не пробили, ушли в сторону. Но гулкий звон еще долго стоял в ушах немецких танкистов…

Сами они пока не стреляли – бесполезно: лобовая броня Т-34 – 45 мм, а листы стоят под большим углом, с такого расстояния не пробить. Нечего даже и пытаться, пустая трата снарядов. Экипажи старались не подставляться под смертельный выстрел 76,2-мм советских пушек. Если, не дай бог, Т-34 влепит бронебойным точно в борт или под башню – все, считай, отвоевался. Нет, надо маневрировать, уходить, увертываться.

Через какое-то время Т-34 пошли в лобовую атаку: пространство для боя – ограниченное, вокруг – мокрые торфяники, особо не развернешься. Поэтому расчет был на то, чтобы с ходу поразить немецкие машины…

…Лобовая атака – это у кого крепче нервы и вернее глаз. Фактически – обмен ударами с близкого расстояния. Кто первым дернулся, подставил бок – тот и проиграл. Отто Небель знал – пушка Т-34 без проблем пробьет его «лоб», значит, надо как-то опередить русских. И приказал наводчику Курту Лабелю: целься в гусеницу. Это хоть и труднее, чем в корпус или под башню, но зато вернее. Прицел – цейсовский, отличный, точность у него очень хорошая. Да и сам Лабель – опытный наводчик…

И тот не подкачал – после выстрела русский танк вильнул в сторону, сполз на обочину, и за ним стала развертываться длинная стальная лента… Тут бы его и добить, но советский мехвод сумел каким-то чудом выровнять машину и встать на дорогу. А затем Т-34 ответил.

Удар оказался точным – прямо под башню Pz.III (чего так опасался Отто). Тяжелый стон раздираемого металла – и стальная болванка прочно вошла в корпус, башню стало уже не повернуть – заклинило намертво. Оставалось только отползать, стараясь держаться прямо, чтобы другие снаряды летели только в «лоб», где броня толще и крепче.

Но Отто все же пытался при этом огрызаться – насколько можно: делал короткие остановки и стрелял из орудия. Русский Т-34 гулко рявкал в ответ, но, к счастью, болванки летели мимо – лишь одно попадание, по касательной. В общем, поединок закончился вничью.

А вот другая дуэль завершилась для русского и немецкого экипажей совсем иначе. Т-34 с разгона врезался в панцер унтер-фельдфебеля Кригге – танковый таран! Навалился с ходу, подмял под себя… Страшный скрежет металла – и ярко-алое пламя поглотило обе машины, спастись, естественно, никому не удалось. Да и не успели бы – при таком-то ударе и мгновенном возгорании…

Несмотря на потерю одной «тройки» и собственные повреждения, Отто считал, что свою задачу он выполнил – отбил атаку русских, отстоял дорогу на Вороново. По ней к немецким батальонам придет пополнение, подвезут снаряды. Значит, они смогут сражаться и дальше…

* * *

Через три часа Отто нагнал свои «тигры» – они как раз подходили к Михайловскому. Люди вымотались до предела, техника шла еле-еле – казалось, даже могучие «тигры» устали, с трудом преодолевают последние метры.

В Михайловском стояли солдаты 425-го полка 223-й дивизии. Командовал ими оберст Клаус Фогель, офицер немолодой и очень опытный: начал службу еще в 1914-м году, воевал четыре года, дважды был ранен, получил Железный крест. А потом его взяли в Рейхсвер… Повезло – одному из немногих, остался в строю, не был списан за ненадобностью или же вообще выброшен на обочину жизни. Потом довольно успешная карьера в вермахте, польская и французские кампании, второй Железный крест, звание полковника. В перспективе, как уже пообещали, – дивизия и генеральские погоны.

Тем не менее, пребывал он далеко не в радужном настроении: русские уже заняли Тортолово и 1-й эстонский поселок, идут (медленно, но упорно) к Михайловскому. Однако сил, чтобы отбить их, очень мало: в ротах и батальонах осталось лишь половина личного состава, с боеприпасами (особенно для пушек) – вообще туго. Из-за разбитых дорог грузовики приходят крайне редко, снарядов остро не хватает…

Поэтому Фогель (как и все немецкие командиры) применял оборону мелкими группами: выделял взвод, максимум два, чтобы перекрыть грунтовую дорогу или же удержать опушку леса. И, таким образом, затруднить наступление русских. Часто задействовал снайперов – чтобы выбить командиров, уничтожить пулеметные расчеты… Его полк пока держался, в том числе – за счет отличной организации и дисциплины, но долго так продолжаться не могло: у большевиков – перевес сил, особенно в артиллерии и танках.

Из ПТО в полку Фогеля были лишь слабенькие 3,7 sm Pak 35/36, а они против советских танков не годились – не даром же сами солдаты звали их «колотушками»: стучат по броне, но не пробивают. А более сильную артиллерию ему даже не обещали – нет и не будет, отбивайтесь тем, что есть… Состояние у Фогеля было тревожное, нервное: русский гвардейский корпус идет вдоль просеки, это значит – по ровному, удобному пути. Деревья давно спилены, открытое место – наступай, не хочу…

Хорошо, что на окраине поселка успели возвести кое-какие укрепления: пару дзотов – бревенчатых, с круговой обороной. Это уже кое-что: пулеметчики держат под прицелом все подступы. От пехоты, пожалуй, отобьемся, но как быть с танками?

…Никто даже не предполагал, что русские смогут прорваться на этом участке – по низкой и болотистой лощине, ждали удара совсем в другом месте, южнее, где гораздо суше, а проходимость для танков лучше. Однако большевики удивили: каким-то образом проскочили затопленное место (чуть ли не вплавь!) и вышли на просеку. А теперь успешно наступают по ней на Михайловский…

Фогель очень боялся танкового удара – тогда его оборона лопнет. Дзоты легко разбить из танковых орудий, а «колючку» – порвать гусеницами. И еще большевики активно применяли против деревянных укреплений ампулометы – подкрадывались и стреляли 125-мм стеклянными шарами, наполненными жуткой зажигательной смесью.

Это обычно происходило так: два-три советских бойца подбирались к деревянному заграждению или дзоту и выстреливали ампулу. От сильного удара она разбивалась, жидкость вспыхивала. Причем температура горения была такая, что занимались даже мокрые доски и бревна.

На немецких пехотинцев эти атаки, как оказалось, производили устрашающее впечатление, особенно ночью, в темноте. Дело доходило до того, что солдаты в панике бежали (это вообще считалось страшным позором). Эффективность советских ампулометов была очень высокой: жаркое пламя быстро разбегалось по дереву, превращая блиндажи, доты и дзоты в черные развалины. Причем тушить водой эту проклятую жидкость было совершенно бесполезно – не помогало, надо только медным купоросом. Но где ж его взять?

Клаусу Фогелю было бы гораздо спокойнее, если бы у него за спиной стояли танки, хоть несколько… Поэтому появление в поселке сразу трех панцеров его очень воодушевило. Правда, вид машин сначала немного разочаровал полковника: по самые башни в грязи и рыжей глине, еле ползут, к тому же у одного Pz.III повреждена башня, свернута набок. Но он успокаивал себя тем, что это все же панцеры (причем два – явно тяжелые), значит, могут остановить «тридцатьчетверки» и «Ворошиловы». Хотя бы на время…

После краткого приветствия Фогель попросил Небеля задержаться в поселке на сутки – подстраховать на случай советского прорыва. Он, конечно, понимал, что Отто имеет полное право отказаться (у него – свой приказ), но, учитывая сложившиеся обстоятельства… Да и вечер скоро, все равно надо будет где-то ночевать… Так лучше здесь, в Михайловском: в избах есть место, всем хватит. А в банях можно неплохо помыться…

Отто подумал и согласился: ваша правда, герр оберст, ночью идти опасно. Да и самим давно хочется, если честно, отдохнуть… Связался по рации с майором Меркером, попросил разрешения задержаться. Желательно – на сутки, до середины следующего дня. Во-первых, попробует сам, своими силами отремонтировать Pz.III, во-вторых, подстрахует пехоту – если русские попытаются ударить по Михайловскому.

Майор Меркер согласился: в конце концов, это и в наших интересах – проверить «тигры» в бою (если русские бросят на поселок танки). А то полная ерунда получается: боевые испытания пока больше напоминают ползание по грязи танковых полигонов и преодоление водных преград. Надоело уже, честное слово, хочется настоящего дела!

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 4 сентября 1942 года

Утреннее сообщение 4 сентября

В течение ночи на 4 сентября наши войска вели ожесточенные бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районе северо-западнее Новороссийска. На других фронтах существенных изменений не произошло.

Вечернее сообщение 4 сентября

…Нашими кораблями в Балтийском море потоплено 4 транспорта противника общим водоизмещением в 37 тысяч тонн и 2 немецких миноносца.

За 3 сентября частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено 10 немецких танков и бронемашин, 50 автомашин с войсками и грузами, 20 повозок с боеприпасами, подавлен огонь 10 батарей полевой и зенитной артиллерии, разбит железнодорожный эшелон, рассеяно и частью уничтожено до роты пехоты противника.

* * *Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«3 сентября 1942 года, 439-й день войны. Обстановка на фронте. Успехи под Новороссийском, на Тереке и под Сталинградом. В остальном без перемен. Атаки противника на фронте 9-й и 18-й армий отражены…»

«4 сентября 1942 года, 440-й день войны. Потери с 22.6. 1941 года по 31.8. 1942 года: ранено – 1 189 928 человек, из них 33 590 офицеров; убито – 326 791 человек, из них 12 072 офицера; пропало без вести – 72 363 человека, из них 1033 офицера. Всего 1 589 082 человека, из них 46 701 офицер.

Обстановка на фронте. Успехи на Тамани. Новороссийск и Терек – тоже. Успешное продвижение в Сталинграде. Упорные оборонительные бои на фронте 2-й и 3-й танковых и 9-й армий. Менее отрадное положение на участке прорыва у 26-го армейского корпуса. 24-я дивизия также вынуждена была перейти к обороне…

На докладе у фюрера. Доклад Вёлера о борьбе с партизанами. Возможности для наступления на фронте 9-й и 3-й танковой армий с целью очистки захваченного района от противника». 

«Шайсе!» – это было самое мягкое определение, которое Отто Небель мог дать дороге, по которой двигались его танки. Точнее – медленно и с большим напряжением ползти. Недавний дождь превратил разбитую, залитую жижей грунтовку в совершенно непроходимую. Даже для самых новых, мощных панцеров. «Тройки» еще кое-как шли, все-таки не такие тяжелые, но вот «тигры»… Застревали постоянно и надолго. Причем через каждые двести-триста метров.

Саперы, выделенные майором Меркером, выбились из сил, пытаясь проложить временные настилы. Уставшие, вымазанные в грязи, они, не сдерживаясь, крыли местные проселки самыми последними словами. Как немецкими, так и русскими – нахватались за год войны.

Двадцать пять человек под командованием двух рослых фельдфебелей прилежно валили березки и осинки, подкладывали их под гусеницы, но на скорость движения это почти никак не влияло: каждую яму приходилось переползать медленно и осторожно. Сначала ее форсировали «тройки» (их настил обычно выдерживал), а затем наступала очередь тяжелых панцеров.

«Тигры» приходилось перетаскивать строго по одному, на стальных тросах. Два Pz.III цепляли грузную машину и сообща волокли через вязкое место. Настил жалобно скрипел, трещал, стволы ломались, словно спички… Бывало, «тигр» сползал в сторону, заваливался, уходил в грязь почти по самые башни, и тогда приходилось саперам снова лезть в холодную воду и подкладывать еще бревна. Вот так – нервно, с руганью – танки и форсировали глубокие ямы…

Хорошо, что погода немного улучшилась – дождик перестал, выглянуло солнце. Однако надеяться на то, что оно быстро высушит местную грязь, не стоило: это же Россия, не Африка! Температура воздуха едва достигала двадцати градусов, и уже чувствовалась близкая осень. А там – бесконечные, серые дожди, ранний мокрый снег, ночные заморозки. И, наконец, сама зима – самое паршивое время года: машины покрываются тонкой ледяной коркой, жидкая грязь застывает между катками мерзлыми комками. Сдвинуть сразу не получается…

Приходилось сначала железными крючьями очищать катки и гусеницы от мерзлых комков грязи, затем долго, упорно прогревать двигатель и лишь после этого – заводить. Хорошо, если все это происходило в тылу, далеко от передовой, а если у самого края? Русские взяли привычку наступать на рассвете, когда панцергренадеры еще только готовились, и стальные машины стояли неподвижные. И, следовательно, беспомощные…

Т-34, как выяснилось, морозов не боялись или, по крайней мере, не так были чувствительны к ним, а потому русские получали зимой существенное преимущество. Появлялись в предрассветной мгле и сразу вступали в бой, расстреливая замершие немецкие машины в упор. Превращая в груды горелого железа…

Панцергренадеры 18-й армии прекрасно помнили прошлую зиму, когда морозы доходили до двадцати пяти-тридцати градусов. Прогревать двигатели приходилось всю ночь, запуская через каждые два-три часа, понятное дело, экипажи не высыпались, страшно уставали, что крайне отрицательно сказалось на боевой готовности.

…Но, несмотря на трудности, машины Отто Небеля все же упрямо шли к цели – деревне Турышкино. Он нее следовало повернуть налево, на Кабрусель, а затем – на Вороново. Но сразу за Сиголово путь им неожиданно преградили четыре грузовика: везли на передовую боеприпасы, однако не смогли справиться с разбитой грунтовкой и застряли. Итальянские машины, недавно полученные 223-й пехотной дивизией в качестве подарка от самого дуче, оказались не пригодными к русским дорожным условиям…

Бедным шоферам можно было только посочувствовать: с них строго спрашивали за опоздания с подвозом боеприпасов, но что они могли сделать? Новенькие «фиаты» остервенело буксовали и зарывались в желтую грязь по самые капоты, но не трогались с места. И с каждой минутой все более увязали в обширной, глубокой яме. Свернуть, объехать ловушку оказалось невозможно, слева и справа – торфяник, совсем раскисший после дождя. В общем, ситуация казалась совершенно неразрешимой…

Командир автомобильного взвода фельдфебель Фриц Каппер крайне удивился, когда увидел позади своих машин панцеры – откуда они здесь взялись, вроде бы должны быть в другом месте? И испугался, что танки сдвинут его грузовички, скинут в торфяное месиво, чтобы не мешали проходу… Тогда вообще их не вытащишь! Выскочил из «фиата», бросился навстречу панцерам, замахал руками – стойте, стойте!

Недовольный внезапной задержкой Отто Небель высунулся из башни – в чем дело? Каппер объяснил: его машины следовали к передовой – надо срочно доставить патроны, мины и снаряды, – но неожиданно застряли… А боеприпасы очень нужны – русские прорвались, солдаты 322-го пехотного полка с трудом их сдерживают. Если же останутся вообще без боеприпасов… Не поможет ли господин обер-фельдфебель вытащить машины? Нам бы только из ямы вылезти, а там мы уж сами как-нибудь…

Небель задумался: с одной стороны, у него был приказ – идти в Мишкино, но с другой – без его помощи одним «фиатам» с этой ловушкой не справиться. Отто слышал тяжелые, глухие удары – это русские орудия методично долбили немецкие позиции. Каково там солдатам, под таким огнем? А если большевики двинут еще и танки? Чем тогда отбиваться? Снаряды для ПТО есть – в кузовах: и бронебойные, и осколочно-фугасные, разные, надо только доставить их на место. Иначе пехоте не выстоять…

Небель расстелил на броне карту – уточнить дорогу. Фельдфебель Каппер охотно пояснил: надо сначала по грунтовке на восток, через лес, затем – направо, и вот она, деревня Вороново, их цель. Отто кивнул: «Понятно». Он решил все же помочь автомобилистам, хотя это могло несколько задержать взвод. Но другого выхода не было… Ладно, сделаем хорошее дело, дотянем грузовики до деревни, а потом, согласно приказу командира батальона, пойдем на деревню Мишкино.

– Мишкино? – удивился Каппер. – Там же русские, они еще утром заняли ее и перерезали дорогу на Поречье…

Это была неприятная новость. Отто связался по рации с Меркером и в очередной раз доложил о ситуации. Ответ не сильно его удивил – майор приказал идти назад, к станции Мгла. Положение у Мишкино действительно резко изменилось, большевики прорвались, рисковать «тиграми» нельзя…

Отто задумался: как быть с грузовиками? Без патронов и снарядов немецким солдатам не отбиться… И принял соломоново решение: отправит «тигры» на станцию, как и приказал майор, а сам с двумя «тройками» пойдет к Вороново. С «фиатами» на буксире. Поможет автомобилистам, а потом легко догонит своих. «Тигры» поползут еле-еле, и он присоединится к ним максимум через два-три часа, еще до вечера. Если не дойдут до Мги, заночуют в Михайловском, а потом, утром, доберутся до станции. Так он и приказ выполнит, и нужное дело сделает. А кто, если не он? Других танков здесь нет…

* * *

Отто поменялся местами с унтер-фельдфебелем Химмелем – пересел в его «тройку». И приказал экипажам «тигров» двигаться в обратном направлении. Но очень осторожно, медленно, чтобы, не дай Бог, где-нибудь опять не завязнуть. Саперов Отто отправил вместе с ними: пусть помогут, если нужно, подстрахуют в самых гиблых местах.

После этого приступил к спасению «фиатов». Действовали дружно, сообща, и за полчаса удалось вытянуть все машины. Прицепили их тросами к Pz.III (по две на каждый танк) и потащили к Воро ново.

Путь ему показывал, сидя рядом, Фриц Каппер. Он был очень доволен – повезло, что встретил панцеры. А то сидеть бы ему около этой ямы до самой ночи… И ждать непонятно чего. А так – скоро доберется до места, осталось всего несколько километров. Он сдаст груз и отправится обратно в Сиголово, где и заночует. Деревня хорошая, почти вся целая, можно отмыться от липкой грязи, отдохнуть, а завтра утром – опять на станцию, за очередной порцией патронов и снарядов. Боеприпасов требовалось все больше и больше – русские непрерывно наступали…

Почти на месте, на самой окраине, навстречу панцеру Отто неожиданно выскочил ефрейтор-пехотинец и стал что-то кричать, показывая себе за спину. Из-за рева мотора ничего слышно не было, и Небель приказал заглушить мотор. Высунулся из башни, спросил, что случилось. Как оказалось, русские только что прорвались на левом фланге и устроили в роще засаду, причем у них два танка Т-34. Он, ефрейтор Шпиллер, лично их видел.

– А почему вы здесь, а не на своих позициях? – строго спросил его Небель.

Шпиллер пояснил: осколок русской мины попал в руку (показал перевязанное плечо), поэтому с разрешения командира роты он идет в тыл вместе с еще двумя ранеными. Двадцать минут назад они вышли на просеку, чтобы поймать подводу или грузовик в Сиголово, но тут увидели русские танки. Те прошли совсем близко, буквально в десяти метрах, хорошо, что успели вовремя спрятаться…

– А где сейчас русские? – спросил Отто.

– Вон в той роще, – показал здоровой рукой Шпиллер. – Проскочили мимо нас и встали там, за деревьями. Очевидно, решили перерезать дорогу… Но пока ждут подкрепления.

– Да? Почему вы так считаете? – спросил Небель.

– С ними нет пехоты, – охотно пояснил Шпиллер, – а без нее воевать нельзя. Русские это понимают, вот и ждут, когда подойдут стрелки…

– Верно, – кивнул Небель и повернулся фельдфебелю Капперу. – Все, дальше вам нельзя, разгружайтесь здесь и поворачивайте назад. И захватите с собой раненых. Надеюсь, успеете проскочить, пока русские не перерезали обратную дорогу…

– А как же вы? – спросил фельдфебель.

– Надо выбить русских из рощи, – ответил Небель. – Два Т-34 – вполне нам по силам, справимся!

Фельдфебель Каппер объяснил задачу подчиненным: боеприпасы – вон в ту разбитую избу. Причем быстро, иначе русские нас заметят и накроют огнем из танковых орудий. И достаточно одного точного выстрела… Солдаты дружно стали таскать тяжелые ящики в пустую, покосившуюся развалюху, а потом сели в грузовики и прихватили раненых. «Фиаты», с трудом развернувшись на скользкой дороге, пошли назад.

Теперь, решил Отто Небель, уже наша очередь. Два Pz.III против двух Т-34. Двойная дуэль получается…

* * *

Русские открыли огонь сразу, как только заметили панцеры. Били издалека, но довольно точно: одна болванка чиркнула по башне «тройки» Небеля, другая срикошетила от корпуса машины унтер-фельдфебеля Кригге. К счастью, не пробили, ушли в сторону. Но гулкий звон еще долго стоял в ушах немецких танкистов…

Сами они пока не стреляли – бесполезно: лобовая броня Т-34 – 45 мм, а листы стоят под большим углом, с такого расстояния не пробить. Нечего даже и пытаться, пустая трата снарядов. Экипажи старались не подставляться под смертельный выстрел 76,2-мм советских пушек. Если, не дай бог, Т-34 влепит бронебойным точно в борт или под башню – все, считай, отвоевался. Нет, надо маневрировать, уходить, увертываться.

Через какое-то время Т-34 пошли в лобовую атаку: пространство для боя – ограниченное, вокруг – мокрые торфяники, особо не развернешься. Поэтому расчет был на то, чтобы с ходу поразить немецкие машины…

…Лобовая атака – это у кого крепче нервы и вернее глаз. Фактически – обмен ударами с близкого расстояния. Кто первым дернулся, подставил бок – тот и проиграл. Отто Небель знал – пушка Т-34 без проблем пробьет его «лоб», значит, надо как-то опередить русских. И приказал наводчику Курту Лабелю: целься в гусеницу. Это хоть и труднее, чем в корпус или под башню, но зато вернее. Прицел – цейсовский, отличный, точность у него очень хорошая. Да и сам Лабель – опытный наводчик…

И тот не подкачал – после выстрела русский танк вильнул в сторону, сполз на обочину, и за ним стала развертываться длинная стальная лента… Тут бы его и добить, но советский мехвод сумел каким-то чудом выровнять машину и встать на дорогу. А затем Т-34 ответил.

Удар оказался точным – прямо под башню Pz.III (чего так опасался Отто). Тяжелый стон раздираемого металла – и стальная болванка прочно вошла в корпус, башню стало уже не повернуть – заклинило намертво. Оставалось только отползать, стараясь держаться прямо, чтобы другие снаряды летели только в «лоб», где броня толще и крепче.

Но Отто все же пытался при этом огрызаться – насколько можно: делал короткие остановки и стрелял из орудия. Русский Т-34 гулко рявкал в ответ, но, к счастью, болванки летели мимо – лишь одно попадание, по касательной. В общем, поединок закончился вничью.

А вот другая дуэль завершилась для русского и немецкого экипажей совсем иначе. Т-34 с разгона врезался в панцер унтер-фельдфебеля Кригге – танковый таран! Навалился с ходу, подмял под себя… Страшный скрежет металла – и ярко-алое пламя поглотило обе машины, спастись, естественно, никому не удалось. Да и не успели бы – при таком-то ударе и мгновенном возгорании…

Несмотря на потерю одной «тройки» и собственные повреждения, Отто считал, что свою задачу он выполнил – отбил атаку русских, отстоял дорогу на Вороново. По ней к немецким батальонам придет пополнение, подвезут снаряды. Значит, они смогут сражаться и дальше…

* * *

Через три часа Отто нагнал свои «тигры» – они как раз подходили к Михайловскому. Люди вымотались до предела, техника шла еле-еле – казалось, даже могучие «тигры» устали, с трудом преодолевают последние метры.

В Михайловском стояли солдаты 425-го полка 223-й дивизии. Командовал ими оберст Клаус Фогель, офицер немолодой и очень опытный: начал службу еще в 1914-м году, воевал четыре года, дважды был ранен, получил Железный крест. А потом его взяли в Рейхсвер… Повезло – одному из немногих, остался в строю, не был списан за ненадобностью или же вообще выброшен на обочину жизни. Потом довольно успешная карьера в вермахте, польская и французские кампании, второй Железный крест, звание полковника. В перспективе, как уже пообещали, – дивизия и генеральские погоны.

Тем не менее, пребывал он далеко не в радужном настроении: русские уже заняли Тортолово и 1-й эстонский поселок, идут (медленно, но упорно) к Михайловскому. Однако сил, чтобы отбить их, очень мало: в ротах и батальонах осталось лишь половина личного состава, с боеприпасами (особенно для пушек) – вообще туго. Из-за разбитых дорог грузовики приходят крайне редко, снарядов остро не хватает…

Поэтому Фогель (как и все немецкие командиры) применял оборону мелкими группами: выделял взвод, максимум два, чтобы перекрыть грунтовую дорогу или же удержать опушку леса. И, таким образом, затруднить наступление русских. Часто задействовал снайперов – чтобы выбить командиров, уничтожить пулеметные расчеты… Его полк пока держался, в том числе – за счет отличной организации и дисциплины, но долго так продолжаться не могло: у большевиков – перевес сил, особенно в артиллерии и танках.

Из ПТО в полку Фогеля были лишь слабенькие 3,7 sm Pak 35/36, а они против советских танков не годились – не даром же сами солдаты звали их «колотушками»: стучат по броне, но не пробивают. А более сильную артиллерию ему даже не обещали – нет и не будет, отбивайтесь тем, что есть… Состояние у Фогеля было тревожное, нервное: русский гвардейский корпус идет вдоль просеки, это значит – по ровному, удобному пути. Деревья давно спилены, открытое место – наступай, не хочу…

Хорошо, что на окраине поселка успели возвести кое-какие укрепления: пару дзотов – бревенчатых, с круговой обороной. Это уже кое-что: пулеметчики держат под прицелом все подступы. От пехоты, пожалуй, отобьемся, но как быть с танками?

…Никто даже не предполагал, что русские смогут прорваться на этом участке – по низкой и болотистой лощине, ждали удара совсем в другом месте, южнее, где гораздо суше, а проходимость для танков лучше. Однако большевики удивили: каким-то образом проскочили затопленное место (чуть ли не вплавь!) и вышли на просеку. А теперь успешно наступают по ней на Михайловский…

Фогель очень боялся танкового удара – тогда его оборона лопнет. Дзоты легко разбить из танковых орудий, а «колючку» – порвать гусеницами. И еще большевики активно применяли против деревянных укреплений ампулометы – подкрадывались и стреляли 125-мм стеклянными шарами, наполненными жуткой зажигательной смесью.

Это обычно происходило так: два-три советских бойца подбирались к деревянному заграждению или дзоту и выстреливали ампулу. От сильного удара она разбивалась, жидкость вспыхивала. Причем температура горения была такая, что занимались даже мокрые доски и бревна.

На немецких пехотинцев эти атаки, как оказалось, производили устрашающее впечатление, особенно ночью, в темноте. Дело доходило до того, что солдаты в панике бежали (это вообще считалось страшным позором). Эффективность советских ампулометов была очень высокой: жаркое пламя быстро разбегалось по дереву, превращая блиндажи, доты и дзоты в черные развалины. Причем тушить водой эту проклятую жидкость было совершенно бесполезно – не помогало, надо только медным купоросом. Но где ж его взять?

Клаусу Фогелю было бы гораздо спокойнее, если бы у него за спиной стояли танки, хоть несколько… Поэтому появление в поселке сразу трех панцеров его очень воодушевило. Правда, вид машин сначала немного разочаровал полковника: по самые башни в грязи и рыжей глине, еле ползут, к тому же у одного Pz.III повреждена башня, свернута набок. Но он успокаивал себя тем, что это все же панцеры (причем два – явно тяжелые), значит, могут остановить «тридцатьчетверки» и «Ворошиловы». Хотя бы на время…

После краткого приветствия Фогель попросил Небеля задержаться в поселке на сутки – подстраховать на случай советского прорыва. Он, конечно, понимал, что Отто имеет полное право отказаться (у него – свой приказ), но, учитывая сложившиеся обстоятельства… Да и вечер скоро, все равно надо будет где-то ночевать… Так лучше здесь, в Михайловском: в избах есть место, всем хватит. А в банях можно неплохо помыться…

Отто подумал и согласился: ваша правда, герр оберст, ночью идти опасно. Да и самим давно хочется, если честно, отдохнуть… Связался по рации с майором Меркером, попросил разрешения задержаться. Желательно – на сутки, до середины следующего дня. Во-первых, попробует сам, своими силами отремонтировать Pz.III, во-вторых, подстрахует пехоту – если русские попытаются ударить по Михайловскому.

Майор Меркер согласился: в конце концов, это и в наших интересах – проверить «тигры» в бою (если русские бросят на поселок танки). А то полная ерунда получается: боевые испытания пока больше напоминают ползание по грязи танковых полигонов и преодоление водных преград. Надоело уже, честное слово, хочется настоящего дела!

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 4 сентября 1942 года

Утреннее сообщение 4 сентября

В течение ночи на 4 сентября наши войска вели ожесточенные бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районе северо-западнее Новороссийска. На других фронтах существенных изменений не произошло.

Вечернее сообщение 4 сентября

…Нашими кораблями в Балтийском море потоплено 4 транспорта противника общим водоизмещением в 37 тысяч тонн и 2 немецких миноносца.

За 3 сентября частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено 10 немецких танков и бронемашин, 50 автомашин с войсками и грузами, 20 повозок с боеприпасами, подавлен огонь 10 батарей полевой и зенитной артиллерии, разбит железнодорожный эшелон, рассеяно и частью уничтожено до роты пехоты противника.

* * *Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«3 сентября 1942 года, 439-й день войны. Обстановка на фронте. Успехи под Новороссийском, на Тереке и под Сталинградом. В остальном без перемен. Атаки противника на фронте 9-й и 18-й армий отражены…»

«4 сентября 1942 года, 440-й день войны. Потери с 22.6. 1941 года по 31.8. 1942 года: ранено – 1 189 928 человек, из них 33 590 офицеров; убито – 326 791 человек, из них 12 072 офицера; пропало без вести – 72 363 человека, из них 1033 офицера. Всего 1 589 082 человека, из них 46 701 офицер.

Обстановка на фронте. Успехи на Тамани. Новороссийск и Терек – тоже. Успешное продвижение в Сталинграде. Упорные оборонительные бои на фронте 2-й и 3-й танковых и 9-й армий. Менее отрадное положение на участке прорыва у 26-го армейского корпуса. 24-я дивизия также вынуждена была перейти к обороне…

На докладе у фюрера. Доклад Вёлера о борьбе с партизанами. Возможности для наступления на фронте 9-й и 3-й танковой армий с целью очистки захваченного района от противника». 

Глава девятая 

Матвей Прохоров еще раз осмотрел лощину и понял: здесь пройти не удастся. Ну никак! Впереди – пустошь, справа, на холмах – немецкие пулеметы. Все насквозь простреливается, проскользнуть незаметно не выйдет. Ждать до темноты? Но гитлеровцы могут начать прочесывание окрестностей – им, скорее всего, уже сообщили, что где-то здесь прячется советская разведгруппа. И тогда придется все-таки отступать на болото. А этого очень не хочется…

Матвей посмотрел на карту: а что если взять правее, на 1-й эстонский поселок и Тортолово? Конечно, это длиннее и опаснее, через два передних края, немецкий и наш, рискуя быть подстреленным как гитлеровцами, так и своими… Но, с другой стороны, места знакомые, и, если повезет, выйдут прямо в расположение родной дивизии, где их знают и немедленно доставят в штаб корпуса. Без всяких лишних вопросов…

Поговорил с Федором Колядовым, тот одобрил: правильно, командир, лучше выходить сразу к своим. А то как бывает: возвращаешься из немецкого тыла, переходишь (точнее – переползаешь) через линию фронта, а тебя раз – и берут. Как пленного. Могут еще и навалять, чтобы не рыпался. Рассуждают же так: это немецкие разведчики, пробираются к нам, чтобы устроить диверсию. Или же выведать что-то важное… Документов же с собой – никаких, а форму можно любую нацепить. Ну, а что по-русски разговаривают и матом кроют, так это не доказательство: у гитлеровцев служат и из бывших…

Вот и ждешь, пока приедет дежурный из штаба корпуса и подтвердит твою личность. И сидишь все это время под дулом автомата, словно фашист какой-то. При этом смотрят на тебя с большим подозрением, а то и вовсе – злобно, будто на гада ка кого-то…

Трофим Мишкин прислушался к разговору и тихо сказал: «А давайте тогда лучше не через Тортолово, а через Мишкино. Это же моя родная деревня, мне там каждая кочка знакома, проскочим, никто не заметит». Прохоров кивнул: «Пожалуй, так будет лучше – даже быстрее получится». Колядов иронично хмыкнул: «Мишкин поведет нас через Мишкино…»

Трофим на это не обиделся, лишь пожал плечами:

– У нас в деревне – каждый второй Мишкин, а есть еще Соколовы и Стариковы. Все друг другу родня, близкая или дальняя, полтораста лет вместе живем, хлеб жуем – с самого основания деревни. Мне бабка рассказывала, когда маленький был: «У нас у всех один корень, все мы – от одного человека, от прапрадеда нашего, Ефима Мишкина. Он первый в эти края пришел, избу поставил, за ним и другие потянулись». До революции у нас в деревне всего десять дворов было, а теперь – тридцать, свой клуб есть, с библиотекой… Правда, сколько сейчас осталось – не знаю, больше года писем ни от кого не получаю. Кажется, и воюем мы рядом, рукой подать, а весточек – никаких. Даже не знаю, жив ли кто из моих…

Трофим тяжело вздохнул, Федор Колядов решил подбодрить его:

– Не тужи, парень, вот освободим мы твою деревню, и со всеми разом повидаешься. А после победы вернешься, будешь опять крестьянствовать…

– Я на агронома хотел выучиться, – признался Трофим, – думал, отслужу три года в армии, и меня в техникум по направлению возьмут. Образование-то у меня – всего четыре класса, маловато, конечно, для техникума, но если по направлению командования… Вот такая была мечта. Но непонятно теперь, когда сбудется, – эта война, похоже, еще не скоро закончится. Когда я еще домой вернусь!

– Ничего, закончится когда-нибудь, – уверенно произнес Матвей Прохоров, – тогда придешь с медалями, а то и с орденом домой, и тебя, как героя, сразу же в техникум направят. Будешь агрономом, важным у себя в Мишкино человеком…

– Хорошо бы, – кивнул Трофим, – а то мне часто снится, как по весне на поле выхожу, землю в руки беру, смотрю: не пора ли уже пахать, сеять… Тянет она меня к себе, земля-то!

– Ладно, – прервал его воспоминания Прохоров, – веди нас, Трофим, в свое Мишкино. Но осторожно, чтобы не засекли. Посмотрим, что там, в твоей деревне, делается, и через линию фронта – к нашим.

* * *

По лесу далеко обогнули Синявино, пробрались по старым мосткам через речку Мойку (благо, неширокая, почти ручей), пошли по редкому, чуть заболоченному лесу в сторону Мишкино. Потом опять начались торфяники. Ноги уходили по щиколотку в землю, идти было тяжело. Трофим забирал все правее – к своей деревне.

И чем ближе к ней подходили, тем громче и отчетливей становилась артиллерийская канонада. «Наши бьют!» – уверенно сказал Федор Колядов. Матвей Прохоров прислушался и кивнул: да, верно, пушки-полкровушки. Значит, где-то у Мишкино идет бой, наши, похоже, готовятся к атаке.

Пушки били по немцам сильно, густо: глухие разрывы сотрясали землю, заставляя дрожать не только тонкие осинки и березки, но и старые, толстые ели. А над головами в стону передовой то и дело проносились самолеты с черными крестами – двухмоторные «Ju-88».

И каждый – с солидной порцией смерти под брюхом и крыльями. Скидывали свой груз где-то за Мишкино и сразу же возвращались назад за новой порцией. И так, похоже, уже давно, без остановки.

Советским частям приходилось туго, их буквально рассеивали по лесам, а технику уничтожали еще на подходе. Танки приходилось тщательно маскировать, чтобы не уничтожили раньше времени, еще до атаки…

Однако наступление 8-й армии все же продолжалось: 265-я стрелковая дивизия, сломив упорное сопротивление гитлеровцев, взяла Тортолово и 1-й эстонский поселок, 19-я гвардейская вышла на ближние подступы к Синявинским высотам, а 11-я и 128-я стрелковые дрались за Мишкино и Рабочий поселок № 8… Казалось, еще немного – и само село Синявино, главный узел обороны гитлеровцев, будет взят. А там и до Невы недалеко – семь-восемь километров. И прорвем кольцо блокады у Ленинграда, соединимся с частями Невской оперативной группы…

Но пока гитлеровцы упорно сопротивлялись, особенно у рощи Круглая. Она, как бутылочная пробка, запирала единственную дорогу с твердым покрытием – Архангельский тракт. Но только по нему могли подойти тяжелые советские «Ворошиловы». В самом деле, не по болоту же их пускать! Значит, взять рощу следовало во что бы то ни стало…

Но солдаты немецкого 366-го пехотного полка сидели в Круглой накрепко, выбить их пока не получалось. Их неоднократно окружали (причем силами целой 3-й гвардейской стрелковой дивизии), штурмовали рощу с разных направлений, но они держались стойко. И даже время от времени контратаковали, восстанавливая связь со своим тылом и получая оттуда необходимое подкрепление, продовольствие и боеприпасы. Чтобы драться и дальше…

Стороннему наблюдателю (если бы вдруг такой на войне имелся) могло показаться, что идет планомерное, расчетливое уничтожение двух армий – советской и гитлеровской. Потери и с той, и другой стороны были огромные, убитых не успевали хоронить, раненые же умирали в окопах, не дождавшись эвакуации в тыл… Однако кровавое сражение не прекращалось ни на минуту.

Генерал-майор Стариков, командующий советской 8-й армией, считал взятие рощи главной целью: надо, наконец, обойти ее и ударить немцам в тыл. А потом прорваться к Синявино, захватить его и дальше – к Неве. Его противник, генерал Георг Линдеман (18-я полевая армия), наоборот, старался ни в коем случае не допустить этого.

И особенно – потери Синявинских высот, иначе части 227-й дивизии окажутся в окружении, отрезанными от станции Мга… Поэтому он приказал солдатам 336-го полка держаться до последнего. И, надо сказать, пока им это удавалось. Несмотря на все усилия командования 8-й армии…

На другом участке Волховского фронта, левее, дела у генерала Старикова шли гораздо лучше: там гитлеровцам приходилось отходить. Хотя и очень медленно, но они все же отступали к станции Мга… А советские части, наоборот, все глубже вгрызались в оборону 223-й пехотной дивизии, теснили ее назад, на запад.

…У поселка Михайловский, куда наши разведчики вышли через пару часов, это стало особенно заметно: гитлеровцы спешно готовились к отходу, и в их движениях чувствовалась какая-то нервная суета – боялись, что попадут в окружение. Что было реально: то тут, то там в обороне дивизии зияли бреши, и латать их становилось все труднее.

Силы ведь у генерал-лейтенанта Лютерса, командира 223-й пехотной дивизии, весьма скромные, а взять людей, чтобы пополнить их, неоткуда: все резервы 26-го армейского корпуса были брошены на то, чтобы не допустить прорыва у Синявино. Если русские возьмут высоты и выйдут к станции Мга (а до нее всего пять километров), то разрежут корпус на части. Со всеми отсюда вытекающими…

Это оказалось на руку Матвею Прохорову: группа сумела незаметно обогнуть поселок. Гитлеровцы смотрели только вперед, а на свои тылы внимания практически не обращали. Поэтому разведчики без труда обошли Михайловский и вышли на грунтовку, ведущую уже к Мишкино. Но только собрались двинуться по ней, как навстречу откуда-то вылезли три немецких танка. Квадратные, приземистые, все в грязи – по самые башни… Они двигались в немецкий тыл, в сторону станции Мга.

Пришлось срочно нырнуть в кусты и затаиться. Панцеры прошли близко от разведчиков, и Матвей с удивлением увидел, что это те самые машины, которые он недавно видел на станции. По крайней мере, две из них (третья – обычный Pz.III). Очевидно, решил Прохоров, что немцы бросили их в бой, но неудачно: танки отступают, причем одна из них, «тройка», с повреждениями – свернутой на сторону башней. Значит, не так уж и грозны эти новые машины…

Когда панцеры скрылись за поворотом, поднялись и побежали дальше. Пересекли дорогу и снова углубились в лес. К Мишкино решили не приближаться – опасно. Там идет бой, и гитлеровцы постоянно везут туда боеприпасы. А обратно – раненых… Матвей обратил внимание: грузовики и конные повозки забиты ими под завязку. Значит, немцам приходится туго, бьют их крепко…

* * *

Через какое-то время в небе послышался тяжелый, мерный гул – опять бомбардировщики! Они шли низко, буквально по головам, обычными «шестерками» и «девятками». Прятаться от них не стали – не заметят. Кто обратит внимание на трех человек, идущих к фронту? Немцам сейчас не до этого…

Самолеты походили на стаю черных, хищных птиц. Матвей поднял голову, пригляделся – «лаптежники». У каждого при себе до двух тонн смертельного груза, да еще пулеметы. Ох, сейчас налетят на наших, начнут молотить… А краснозвездных истребителей совсем не видно!

При виде немецких бомбовозов Трофим Мишкин инстинктивно вжал голову в плечи и начал искать глазами, где бы спрятаться. Умом он понимал, что самолеты для них не опасны, не та цель, но ничего поделать с собою не мог… Трофим хорошо запомнил первый авианалет – в самом конце июля 1941-го. Тогда их, новобранцев, привезли на станцию Мга…

Народу набралось много – из всех окрестных сел и деревень. В основном, молодые ребята, восемнадцати-девятнадцати лет, но были и постарше. Всех вместе загнали в пакгаузы, где раньше хранили мешки с мукой, и приказали ждать. Примерно через час стали вызывать в кабинет, где за столом с темно-зеленой скатертью сидели трое: пожилой, с седыми висками военком, какой-то парень в белой рубашке (позже выяснилось, что это секретарь райкома комсомола) и писарь.

Майор задавал один-два вопроса, что-то говорил писарю – и тот делал пометки в каких-то списках. Если это был комсомолец, то с ним еще недолго беседовал секретарь райкома, и на этом – все: возвращайся в пакгауз и жди, когда скажут садиться в эшелон. На рельсах уже стоял длинный поезд, готовый к отправке, а паровоз раздувал пары.

В пакгаузе было душно, пыльно, Трофим все время чихал – от мелкой мучной взвеси, и еще очень хотелось пить – солнце палило невыносимо. Но отойти к колонке он опасался – вдруг сейчас его вызовут?

Трофим мечтал попасть в танковое училище, но вышло иначе – его определили в пехоту. Усталый военком, даже не взглянув на него, быстро посмотрел бумаги и бросил писарю: «Четыре класса». Тот кивнул и что-то чиркнул в списке. Выяснилось, что для танкового училища нужны как минимум семь классов, а с его четырьмя… Только в пехоту, «царицу полей»! И то не сразу: сначала – в учебную роту, и лишь потом – на фронт.

Трофим хотел что-то сказать (может быть, хоть просто в танковые войска, каким-нибудь заряжающим?), но писарь грозно шикнул на него – давай, проходи, не задерживай! Видишь, сколько вас еще! Мишкин вздохнул и пошел в пакгауз. Жалко было, конечно, расставаться со своей мечтой, но, видимо, не судьба…

Он грезил о танках уже давно – уж очень они ему нравились! Когда в деревенский клуб привозили кинокартину, Мишкин обязательно ходил ее смотреть. И особенно он любил фильм «Трактористы»: смотрел уже несколько раз, но всегда с удовольствием пересматривал заново.

Перед началом сеанса обычно демонстрировали кинохронику, и подчас это были сюжеты про бои Красной армии в Финляндии. Трофим с большим удовольствием смотрел, как советские танки гонят белофиннов, громят их огневые точки, давят их кургузые, короткоствольные орудия…

После этого начинался сам фильм. Когда шли «Трактористы», то Мишкин с чувством подпевал известному артисту Николаю Крючкову: «Три танкиста, три веселых друга, экипаж машины боевой!»

Ему страшно хотелось быть таким же, как Крючков: смелым, веселым, обаятельным, неунывающим и, когда нужно, серьезным, умным. В мечтах Трофим уже видел себя даже командиром броневой машины… Но вышло совсем иначе – попал в пехоту. Как, впрочем, большинство его сельских сверстников.

Наконец, всех призывников переписали и погнали в эшелон. В каждую теплушку людей набилось, как сельдей в бочку. Трофим с трудом отыскал себе место у самой двери. Все были веселы, возбуждены, говорили только о войне и о том, как скоро будут бить врага. Паровоз дал два длинных гудка, состав резко дернулся, металлически загремел, но тут вдруг кто-то истошно, пронзительно закричал: «Воздух!»

Все стали выпрыгивать, прятаться, кто куда: в кусты, кюветы, канавы. Мишкин тоже побежал, упал в какую-то яму, а рядом с ним шлепнулся его друг Степан Стариков. Трофим поднял голову, посмотрел в небо: по нему плыли самолеты с черными крестами на крыльях – много, очень много. Одним общим строем, по-своему даже красиво… «Как гуси осенью», – вдруг подумалось ему.

И правда, было похоже: бомбардировщики шли медленно, можно сказать, даже величественно. Совсем как птичья стая, улетающая на зимовку в дальние края…

Мишкину было не страшно, скорее, интересно – никогда раньше такого не видел. Откуда-то с земли ударили пулеметы – сдвоенные «максимы», но немецкие пилоты не обратили на них никакого внимания. Трофим заметил, что у самолетов выпущены шасси – причем в каких-то странных железных обтекателях. «Совсем как наши лапти!» – мысленно улыбнулся он. А еще Трофим разглядел головы летчиков в кожаных, похожих на яйцо, черных шлемах и с прямоугольными очками на глазах. Он стал считать самолеты: шесть, девять, двенадцать…

Самолеты прошли над станцией, развернулись и встали в круг. А затем, переворачиваясь вверх шасси, начали по одному падать вниз. Раздался противный, тонкий, надрывный звук – и бомбы полетели вниз. «Юнкерсы» сбрасывали груз и резко взмывали вверх…

Трофим зажмурился, приготовился, сжался. Вовремя: земля гулко вздрогнула, уши вдруг заложило, словно ватой, а в голове образовался тяжелый гул. Один самолет, потом еще, еще… Казалось, им не будет конца. Дышать стало невыносимо трудно, легкие наполнились едким дымом, разрывались от кислого запаха взрывчатки. А самолеты все бомбили и бомбили – уверенно, тщательно, словно на учениях.

В короткие промежутки между взрывами Трофим открывал глаза и видел бледное, испуганное лицо Степана: широко открытые глаза, капельки пота на лбу. Друг беззвучно шевелил губами – видимо, молился. «Ну да, – вспомнил Мишкин, – у них же вся семья – верующие, Степана даже в комсомол поэтому не взяли. Сказали – не положено! Сначала отрекись от Бога, избавься от своих заблуждений…» Но Степан отрекаться не стал, продолжал вместе с отцом, матерью и дедом ходить по воскресеньям в церковь в соседнем селе…

Трофима, кстати, тоже не взяли, но не из-за веры: сочли просто недостаточно подготовленным и политически неграмотным. Но он по этому поводу не переживал: ничего, вступит в армии! Вот станет хорошим танкистом (был уверен, что примут в училище), покажет себя, тогда все и уладится. Причем без лишней канители…

Наконец, отбомбившись, бомбардировщики улетели. Наступила внезапная, звенящая тишина… Мишкин приподнялся, выглянул из ямы. Дышать по-прежнему было трудно, на зубах противно скрипел песок, а еще он был еще в волосах, в ушах, за шиворотом… Трофим, как мог, отряхнулся и тогда поднялся во весь рост.

Станция Мга горела. Вместо зданий – пылающие развалины, гарь, черный пепел летит над землей. Вагоны разбиты, паровоз перевернут, из пробитого котла вырывается белый пар… И повсюду – тела убитых, а со всех сторон – стоны. Далеко не всем повезло, как ему: кого-то тяжело оглушило, кого-то контузило или ранило. Было много убитых…

Рядом с разбитым вагоном сидел и мерно раскачивался какой-то парень – голова в крови, вместо правой кисти – окровавленная культя. Прижимал ее к себе, баюкал и тихо, протяжно выл: «Как же теперь! Кому я такой, калека, буду нужен! Ни земли вспахать, ни по хозяйству сделать…»

Бомбовый удар накрыл и конные подводы, на которых их, деревенских ребят, привезли на станцию. Телеги – в щепки, лошадей покалечило. Одна, с распоротым брюхом, билась в агонии, на пыльную землю вывалились красно-сизые кишки…

Эта жуткая картина долго стояла у Мишкина перед глазами. Поэтому при первых звуках авианалета он инстинктивно смотрел, где бы спрятаться. Забивался в земляные щели, закрывал голову руками и тихо, шепотом молился. Как когда-то давно научила его бабка: «Отче наш! Иже еси на небеси, да святится имя Твое, да пребудет воля Твоя…»

Бабка Прасковья водила его, совсем мальчонку, в церковь, учила молиться. Но потом храм закрыли, утварь описали и куда-то вывезли, а иконостас сожгли (иконы, правда, успели разобрать старухи). Батюшку с семьей посадили на грузовик и тоже увезли…

Несколько лет храм пустовал, а потом его приспособили под колхозные нужды – чего зря стоит? Хранили в нем мешки с зерном и сельхозтехнику – сеялки, плуги и бороны.

…После бомбежки раненых и контуженых отправили в больницу, убитых положили в сарай, а остальных заново переписали (старые списки сгорели). И Трофим отправился воевать. Месячный курс – и он уже на фронте. Осенью 1941-го защищал Ленинград, потом его вместе с частью перебросили на южный берег Ладоги… Так он снова оказался в родных местах.

Храброго, ловкого парня заметили в батальоне и порекомендовали Прохорову: ему как раз нужен был человек, знающий местные леса и болота. Матвей поговорил с Трофимом и взял в разведчики – кажется, подойдет. Смышленый парень, смелый, к тому же все окрестности знает…

Мишкин был этим доволен: разведчик – это даже лучше, чем танкист, больше уважения в армии. В общем, не вышло у него в одном месте —

получилось в другом. Главное – верить в себя, быть храбрым и хорошо воевать. И тогда обязательно добьешься своего!

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 5 сентября 1942 года

Утреннее сообщение 5 сентября

В течение ночи на 5 сентября наши войска вели бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, северо-западнее Новороссийска и в районе Моздок.

На других фронтах существенных изменений не произошло.

Вечернее сообщение 5 сентября

В течение 5 сентября наши войска вели бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районах Новороссийск и Моздок.

За 4 сентября частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено до 20 немецких танков и бронемашин, более 100 автомашин с войсками и грузами, подавлен огонь 8 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорвано 5 складов боеприпасов, повреждено 3 железнодорожных эшелона, рассеяно и частью уничтожено до батальона пехоты противника.

* * *Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«5 сентября 1942 года, 441-й день войны. Обстановка на фронте. Новые успехи на Таманском полуострове и под Новороссийском; в остальном ничего существенного…»

«У фюрера с генералом-фельдмаршалом Клюге. Разговор о положении в группе армий.

Клюге. У 3-й танковой армии никаких особых сомнений в выполнении задачи не возникает, но 9-я армия с имеющимися у нее теперь силами ничего не сделает. У противника еще 35 дивизий, разных по качеству. Дивизия с пехотным полком (600–800 человек) насчитывает обычно 7000 человек.

Фюрер. У нас 10 венгерских дивизий, 11 итальянских, 24 румынские и 24 финские бригады. Итого – 60. Группа армий «Центр» скоро получит еще 12 егерских батальонов. Каждому батальону – одна батарея штурмовых орудий.

Клюге. Чудовищный расход сил и средств, потеряно 48 000 человек…

Фюрер. Все зависит от упорства! Противник израсходует свои силы быстрее, чем мы. «Великая Германия», лейбштандарт «Адольф Гитлер», дивизия СС «Викинг», дивизия СС «Рейх» – гвардейские соединения. Гвардию всегда используют при кратковременных кризисах. Кто-то должен выдохнуться, но не мы. Необходимо воспитывать в войсках выдержку; никакого отступления без боя!»

Глава десятая

Через пару километров сели отдохнуть – под старыми, толстыми березами. Снарядные осколки сильно посекли их, обрубили половину ветвей, у двух так вообще не было вершин, но деревья держались. «Словно старые, бывалые солдаты, – уважительно подумал Матвей Прохоров. – Раненые, но стоят. И держат свою оборону…»

До передовой оставалось чуть-чуть – буквально полтора километра, но приближаться к ней пока не следовало – еще светло. Матвей сверился с картой, понял, что они находятся где-то слева от Мишкино. А там, судя по непрерывному грохоту орудий и треску пулеметов, все еще идет тяжелый бой… Взобрался на одну из берез (отличный наблюдательный пункт, да и залазить легко), достал бинокль, посмотрел: так и есть, какая-то наша стрелковая часть атакует гитлеровцев. Но они держатся – за лето изрядно укрепились, окопались. Выбить их будет нелегко…

…Наступление уже почти прекратилось – красноармейцы залегли на поле под жестким пулеметным огнем. Казалось, все, вперед нельзя, атака захлебнулась, но тут показались четыре советских танка. Матвей сразу их узнал – «Ворошиловы». Ни с чем не спутаешь – большие, мощные, с толстыми орудийными масками и широкими гусеницами.

Но что-то в этих танках было не так, что-то смущало Прохорова: орудия – слишком короткие, а вместо спаренного пулемета – еще какой-то цилиндрический кожух. Такое впечатление, что там находится еще одна пушка, гораздо меньшего калибра. Но зачем она?

Гитлеровцы открыли по «Ворошиловым» бешеный огонь, но вреда не причинили. «Еще бы, – подумал Прохоров, – ваши 37 мм нашей броне не страшны, ни за что не пробить. Даже не пытайтесь…»

«Ворошиловы» разошлись и стали огибать небольшую возвышенность, где сидели немцы, Матвей мысленно одобрил этот маневр: правильно, надо не переть в лоб, а обойти и ударить с тыла. Тогда фрицы точно побегут – иначе подавят их гусеницами! А нашим бойцам от КВ – большая подмога, без труда возьмут высотку.

Несколько удивляло, что КВ шли в атаку без поддержки пехоты, это было неправильно: а вдруг гитлеровцы не побегут, а пропустят наши танки через себя, а потом закидают гранатами и бутылками с зажигательной смесью? И тогда грозные машины окажутся в ловушке… Бери их голыми руками! Нет, нельзя так бездумно идти вперед…

Тем не менее, «Ворошиловы» смело шли в атаку. И даже не делали обычных коротких остановок, чтобы пальнуть из орудий – что было вообще непривычно. Решили, что гитлеровцы все-таки не выдержат и удерут? Хотят взять, что называется, на испуг? Рискованно это!

Немцы отступать не спешили, видимо, действительно задумали пропустить советские танки через себя, а потом закидать их… Да, нервы у них, видно, крепкие, железные, или же офицер – опытный и волевой, командует жестко, не позволяет отходить. Чувствуется твердая рука!

Прохоров заскрипел зубами от обиды: сейчас немцы закидают наши КВ бутылками с бензином и сожгут их. Или же связку гранат под гусеницу… Погибнут наши лучшие машины! Неужели командир танковой роты это не понимает? Буквально лезет в ловушку…

И тут «Ворошиловы», не доходя немного до траншей, вдруг резко затормозили и разом «выплюнули» длинные языка пламени. Ба, да это же огнеметные танки! Стало понятно, почему они не стреляли, а бесстрашно шли в атаку. Под стальными кожухами, как выяснилось, скрывались огнеметы, которые начали «плеваться» длинными ярко-красными струями. Горящая смесь заливала гитлеровцев, превращая их в живые факелы…

Не прошло и минуты, как фашисты побежали: с дикими воплями выскакивали из траншей, срывали с себя горящую одежду и даже нижнее белье, бросали оружие и мчались прочь… А некоторые катались по земле, пытаясь сбить с себя огонь… В воздухе резко запахло мазутом и тлеющей человеческой плотью, отчаянные крики раненых заглушили даже пушечную канонаду…

«Ворошиловы» развернулись и не спеша пошли вдоль траншей, в которых сидели немцы. Пулеметы резко смолкли – солдаты побежали прочь от огнедышащих монстров… Вслед за ними отступили и артиллеристы – кто успел.

Матвей видел, как один расчет замешкался и угодил прямо под огненную струю. Жуткое зрелище! Убегающие в ужасе люди, истошные крики… Те немногие из гитлеровцев, кто пытался спрятаться в земляных щелях и пересидеть атаку (может быть, не заметят?), были безжалостно раздавлены гусеницами. Буквально впечатаны в землю…

С обороной было покончено: против «огненных» монстров немецкая пехота была бессильна. Матвей посмотрел на поле боя и решил: вот он, наш шанс, чтобы пересечь линию фронта. Махнул рукой: «Давайте, ребята, за мной! Пока фрицы не опомнились…» Поправил маскхалат, натянул поглубже на голову капюшон и рванул в сторону немецких траншей, Федор Колядов и Трофим Мишин – за ним.

Навстречу им попался какой-то унтер, замахал руками, закричал – куда вы? Туда же нельзя, там русские танки! На ходу срезали его короткой очередью и понеслись дальше. Маскхалаты очень помогли – гитлеровцы принимали их за своих и остановить больше не пытались. За пять минут домчались до траншей, спрыгнули вниз.

Дальше надо было бежать уже к своим. Но при этом стараться не попасть под огонь родных КВ… Очень не хотелось быть зажаренными заживо! Матвей показал влево – туда! «Ворошиловы» уже обработали ту часть траншей, кроме обгорелых трупов, там никого нет. Пригибаясь, побежали, затем, выбрав удобный момент, выскочили из траншеи на поле. И через него – на ту сторону, к своим…

«Ворошиловы» закончили выжигать «прусаков» из траншей и повернули назад. Благоразумно дальше не пошли – знали, чем это может закончиться. Пехота лежала – ждала, когда танки уйдут с немецких позиций, чтобы спокойно занять их. А то попадешь еще под огненную струю своего танка…

Матвей решил держаться танков – самый безопасный вариант: за стальными спинами легче всего укрыться. Лишь бы своя пехота не подстрелила, приняв за гитлеровцев… Понеслись рысцой, стараясь не привлекать к себе внимания. Впрочем, пехотинцам было не до них: внезапно ударила тяжелая немецкая артиллерия.

Как выяснилось, гитлеровцы успели развернуть за высоткой гаубичную батарею и теперь открыли навесной огонь. Хорошо, что «Ворошиловы» вовремя отошли назад, а то бы точно попали под раз дачу.

Немцы били из больших калибров – не менее 150 мм, тяжелые снаряды с низким, воющим звуком равномерно падали на поле. Гулко взрывались, поднимая целые фонтаны черной земли и оставляя после себя глубокие воронки. К счастью, особого вреда «Ворошиловым» не причинили – падали с не слишком точно.

Гаубицы стреляли издалека, близко подходить опасались: вдруг русские танки развернутся, рванут вперед и уничтожат батарею? Кто их знает, этих фанатиков… Могут и под прямой выстрел полезть. А так отгоним их от высотки – и достаточно. И снова займем свои позиции.

Эффект от обстрела был ощутимый: земля мерно вздрагивала, на поле стало нечем дышать, серые клубы дыма закрыли весь обзор… Танки постарались побыстрее отойти – чтобы не попасть под случайный фугас. За ними отступила и пехота.

Разведчики тоже времени зря не теряли: держались сразу за танками, прятались за их широкими спинами. И очень удачно – упали в свои траншеи за минуту до того, как гитлеровцы накрыли артогнем все поле.

Как оказалось, вышли очень удачно, в расположение одного из батальонов родной 265-й стрелковой дивизии. Его командир, капитан Ищенков, хоть и удивился немного, увидев среди своих красноармейцев троих дивизионных разведчиков, но лишних вопросов задавать не стал. Понимающе кивнул: раз вышли здесь, значит, так надо. К счастью, он знал Матвея Прохорова, пересекались не раз, а потому подтверждение личности не потребовалось.

Пока сидели и курили, пережидая артобстрел, Ищенков рассказал Прохорову о последних событиях: батальон получил приказ идти на Мишкино. Три раза атаковали, в конце концов, ворвались в деревню, но полностью очистить ее от немцев не получилось – сопротивляются отчаянно.

Спасибо еще 502-му отдельному огнеметному танковому батальону, очень помогают! Без них вообще бы не справились: у гитлеровцев очень плотная оборона, много пулеметных точек, так и косят наших. Да еще минометы их дают жару. А тут еще и гаубицы подключились… Так что, если бы не наши огнеметчики… Танки прибыли совсем недавно и очень хорошо себя зарекомендовали: давят фрицев, как тараканов, жгут их пулеметные точки и минометные батареи….

Немецкие солдаты при виде «пламенных» КВ разбегаются в панике, оставляют хорошо укрепленные позиции. А лучше всего атаки огнеметных «Ворошиловых» смотрятся ночью, в полной темноте, тогда эффект выходит вообще потрясающий: струи красно-желтого огня вылетают из стволов на двадцать-тридцать метров, и танки становятся похожи на сказочных драконов… При их появлении фрицы драпают так, что только пятки сверкают! А в 502-м батальоне есть еще, говорят, «огненные» ОТ-34. Короче, отличная нам помощь, и очень вовремя!

Матвей слушал Ищенкова и кивал: да, повезло вам! Жаль только, что таких танков у нас пока немного, нельзя каждому стрелковому батальону придать. И, кстати, почему эти «Ворошиловы» так странно выглядят? Орудие какое-то укороченное, не похожее на обычное танковое…

Капитан охотно пояснил: пушки у них – не 76,2 мм, как у обычного КВ, а «сорокапятки». По-другому, говорят, нельзя: в башне надо еще место для огнемета. Но, чтобы фашисты не догадались, 45-мм пушку специально спрятали в толстую стальную трубу – издали стало похоже на 76,2. Только короче ствол немного… В общем, военная хитрость!

Жаль, продолжил Ищенков, что гибнут часто «огнеметные» КВ – и от немецких мин, и от тяжелых калибров. Гитлеровцы в последнее время стали все чаще бить из гаубиц и мортир, притащили откуда-то большие калибры и снарядов не жалеют – видимо, имеется запас. А достаточно, как сам понимаешь, одного попадания… Горят тогда «Ворошиловы», словно факелы! Поэтому из десяти КВ, бывших вначале, сейчас всего пять осталось…

У огнеметных «Ворошиловых» обнаружился еще один недостаток – часто вязли в мягкой почве. Что ожидаемо: тяжелые же, почти пятьдесят тонн, а вокруг – болота и торфяники. Пока удается их вытаскивать – в основном за счет Т-34. Но что будет, если и их мало останется? Тоже ведь гибнут в боях… А тягачей в 502-м батальоне, жалуются танкисты, нет, не дошли еще пока. Как всегда, что-то не рассчитали, не продумали…

…Гитлеровцы не ограничились обстрелом только отползающих танков, перенесли свой огонь по окраинам Мишкино, разбили пару крестьянских изб (из тех немногих, что еще оставались целыми), разворотили дорогу и повредили телефонный кабель. Связисты по приказу Ищенкова побежали восстанавливать сообщение со штабом дивизии, и с ними в тыл отошли разведчики. Задание выполнено, надо доложить начальству, сообщить о новых немецких панцерах…

Матвей по-дружески простился с капитаном Ищенковым («Дай Бог, еще не раз свидимся!») и пошел со своими в Гайтолово, в штаб дивизии. Если повезет, поймают попутку, если нет – доберутся пешком, как всегда. Делов-то – пара-тройка километров…

* * *

Больше всего Эрик фон Манштейн ценил порядок. Для него, сына прусского генерала, было очевидно: пока есть орднунг, будет и Германия. «Ordnung muss sein!» – любил повторять его отец, это же правило взял для себя и Эрик.

К порядку, причем строгому, армейскому, его приучали с самого детства. Изначально было решено: мальчик должен стать военным, у него же в роду шестнадцать генералов по прямой генеалогической линии, или прусской, или российской службы. Эрик не возражал, сам всегда хотел стать офицером: поступил в кадетскую школу, затем – в военное училище, в 1906-м году начал службу в элитном 3-м прусском пехотном полку.

Успешно шел по карьерной лестнице, последовательно минуя все необходимые ступени: от зеленого фенриха, кандидата в офицеры, до генерала, командующего армией. За успехи в польской и особенно – французской кампании его признали мастером внезапных тактических ударов, талантливым военачальником…

Но после вторжения в Россию что-то в его привычном «орднунге» пошло не так. Эрик понял: Восточная кампания будет не такая, как все предыдущие. И точно: сначала – провал под Москвой, потом – тяжелые летние бои в Крыму… Военные планы давали сбой, все шло как-то не так.

Ощущение непорядка, разлада, хаоса особенно усилилось после того, когда его дивизии, готовые форсировать Керченский пролив, неожиданно направили под Ленинград. Это перемещение было проведено поспешно и крайне неграмотно с точки зрения настоящего военного. В результате 11-я армия оказалась разбита на части, что, конечно, далеко не самым лучшим образом сказалось на ее боеспособности.

Манштейн понял, что фюрер совершает ошибку, пытаясь угнаться за двумя зайцами сразу – наступая одновременно на Сталинград и Кавказ. Нельзя побеждать везде и повсюду, и особенно в условиях уже начавшейся, ощущающейся нехватки сил и средств! Однако возражать Гитлеру он не посмел. Даже тогда, когда представилась такая возможность: во время визита в «Вервольф», ставку фюрера под Винницей.

С одной стороны, ему, конечно, было приятно, что пригласили, чтобы обсудить план осенней кампании, но с другой… Манштейн понимал, что, по сути, его мнение Гитлера не интересует, что все уже решено. Фюрер абсолютно уверен, что 1942-й год станет переломным в войне, что принесет ему победу над Советским Союзом, полную и окончательную, а потому переубеждать его было бесполезно…

И еще неприятно поразило Манштейна то, что между Гитлером и Францем Гальдером (между Главнокомандующим сухопутными войсками и начальником ОКХ) есть непонимание, даже более того – скрытая неприязнь. Что, с его точки зрения, вообще было недопустимо: либо фюрер должен прислушиваться к советам начальника штаба, либо отправить его в отставку. Но ничего пока не происходило…

…Манштейн прибыл под Ленинград в конце августа 1942-го, принял часть фронта 18-й армии. Вскоре выяснилось, что быстро взять город не получится: русские настроены решительно, готовы драться до последнего, создали мощную, глубокую оборону – и на Ладоге, и вдоль Невы, и в пригородах. Каждый дом – как крепость, каждая улица – словно рубеж, каждый завод – настоящий укрепрайон. И силы накопили немало…

Конечно, существенно могли бы помочь финны, но маршал Маннергейм категорически отказался идти на город: заявил, что уже вернул бывшие территории на Карельском перешейке – и достаточно. А наступать дальше и терять при этом людей – нет уж, увольте!

В конце августа началось наступление советских войск на Синявино (довольно внезапное, надо сказать), и 18-я армия Линдемана остановить его не смогла. Тут всем стало уже не до взятия Ленинграда. Гитлер срочно связался с Манштейном и приказал принять командование на всем участке фронта у Ладоги, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу. И еще заявил, что 11-я армия переходит в его непосредственное подчинение, значит, Манштейн должен выполнять только его распоряжения…

Это было вообще очень странно – явное нарушение порядка и субординации, управление через голову начштаба сухопутных войск Гальдера и командующего группой армий «Север» Георга фон Кюхлера. Но спорить с фюрером Манштейн опять не стал: ничего не изменишь, лишь навлечешь на себя гнев фюрера…

Единственное, что попросил у Гитлера, так это время на подготовку контрнаступления – нельзя его осуществлять, что называется, с колес. 11-я армия только что прибыла под Ленинград, не развернулась еще, нет артиллерии, не подтянулись тылы. Что говорить, если даже в его штабе нет пока отдела тыла! И главное: катастрофически не хватает снарядов для 75- и 76,2-мм пушек, которые одни только могут остановить русские Т-34 и КВ.

Гитлер, обеспокоенный ситуацией под Синявино (оборона уже трещала по всем швам), приказал Манштейну действовать немедленно, не дожидаясь прибытия всех частей и соединений. И генерал-фельдмаршалу опять пришлось подчиниться.

Для быстроты проведения операции он решил воспользоваться планом, задуманным еще Линдеманом (правда, несколько изменив его). Собственно, идея наступления под основание клина Волховского фронта была очевидна всем, лежала, что называется на поверхности, и он только немного доработал ее: предложил нанести двойной удар от Гонтовой Липки и Тортолово – на Гайтолово, чтобы полностью отрезать русское вклинение.

С севера большевиков должен атаковать 26 армейский корпус (121-я пехотная, 5-я и 28-я горнострелковые дивизии), с юга – 30-й (соответственно, 24-я, 132-я, 170-я пехотные и 3 горнострелковая дивизии). Тогда в большом «мешке» окажутся как минимум полтора десятка советских дивизий, а также несколько стрелковых и танковых бригад.

Фюрер одобрил план, приказав начать наступление 21 сентября, как только прибудут новые Pz.III, выделенные армии для усиления. Пока же немецким дивизиям предписывалось по возможности теснить советские части, постепенно загоняя их на узкий выступ от Синявино к Гайтолово – чтобы затем внезапно окружить одним ударом. Классика военного искусства – взять противника в клещи и полностью уничтожить. Ничего нового, основа любой тактики, но зато просто и эффективно. И достаточно надежно.

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 6 сентября 1942 года

Утреннее сообщение 6 сентября

В течение ночи на 6 сентября наши войска вели бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районах Новороссийск и Моздок.

На других фронтах существенных изменений не произошло.

Вечернее сообщение 6 сентября

В течение 6 сентября наши войска вели ожесточенные бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районах Новороссийск и Моздок. На других фронтах существенных изменений не произошло.

За истекшую неделю, с 30 августа по 5 сентября включительно, в воздушных боях, на аэродромах и огнем зенитной артиллерии уничтожено 460 немецких самолетов. Наши потери за это же время – 256 самолетов.

Нашим кораблем в Балтийском море потоплен транспорт противника водоизмещением в 8 000 тонн.

Оперативная сводка за 8 сентября 1942 года

Вечернее сообщение 8 сентября

…В течение 8 сентября наши войска вели бои с противником западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районах Новороссийск и Моздок.

На других фронтах существенных изменений не произошло.

За 7 сентября частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено до 30 немецких танков и бронемашин, более 150 автомашин с войсками и грузами, 4 автоцистерны с горючим, подавлен огонь 7 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорваны 2 склада боеприпасов, рассеяно и частью уничтожено до батальона пехоты противника.

* * *Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«6 сентября 1942 года, 442-й день войны. Обстановка на фронте. Новороссийск взят. В остальном без изменений. У Сталинграда отражаются усиленные атаки. На остальных участках фронта относительно спокойно.

Генерал Велер (начальник штаба группы армий «Центр»). Вызван на совещание по мероприятиям против партизан. По окончании – ужин в кругу товарищей…»

«8 сентября 1942 года, 444-й день войны. Обстановка на фронте. Войска ударного крыла на Тереке лишь незначительно продвинулись вперед. Успехи под Сталинградом, где атаки противника на наш северный фланг стали ослабевать. На остальном фронте никаких особых событий. Противник заметно успокоился.

Генерал артиллерии Брано. Доклад о поездке на фронт к итальянцам. Артиллерии достаточно. Не используется разведывательный артиллерийский дивизион. Стрельба только по наблюдениям. Вопрос об огневом вале под Ленинградом; в пределах имеющегося боезапаса возможна ширина вала до 6,8 км, при плотности артиллерии из расчета по 1 стволу на 20 м…

Недостаточное продвижение группы армий «А» серьезно разочаровывает фюрера. Упреки в адрес руководства и генералитета вообще. Миссия Йодля к Листу привела к тому, что Йодль требует теперь не выдвигать вперед горный корпус, а отвести его назад. Из-за этого совершенно испортилось настроение…»

Глава одиннадцатая

…В конце сентября на Ладоге уже прохладно – дуют с озера ветры, несут туманы и промозглую сырость. Да и дожди случаются часто – висят над торфяниками мелкой, противной моросью. Почти все деревья – уже желтые и красные (ну, кроме сосен и елей, конечно), трава пожухла. Ощущается близкое дыхание зимы…

Но именно в такую погоду 1-я рота 502-го отдельного тяжелого танкового батальона получила приказ поддержать 170-ю пехотную дивизию. У той был приказ – взять поселок Тортолово и окружить прорвавшиеся части советской 2-й ударной. Командир панцерной роты обер-лейтенант Гердтель кисло скривился, когда понял, где им предстоит наступать. Знаем, были уже там – в самом конце августа. Тогда его роту тоже отправили выручать пехотинцев 322-й дивизии, причем примерно в том же районе – у Вороново и Мишкино. И чем это закончилось?

Ни один из «тигров» до места боя так и не добрался – все завязли в непролазной грязи и вернулись на станцию, а из двух «троек», что все-таки дошли, одну потеряли при столкновении с Т-34 – сгорела полностью, причем вместе с экипажем. Вторая чудом избежала гибели – отделалась свернутой набок башней.

И вот опять – в тот же район… Что называется – на те же грабли. Но приказы не обсуждаются, а выполняются. И обер-лейтенант стал действовать: прикинул свои возможности и решил, что нет смысла посылать в бой всю роту, достаточно четырех «тигров» и столько же Pz.III. Благо, получили недавно несколько новых «троек» с 75-мм орудиями и усиленной лобовой броней (поверх 50-мм листа – еще и 20-мм пластина). Это очень хорошие, сильные панцеры, вполне способные вести ближний бой с любой советской бронетехники. А остальные танки пусть пока побудут в резерве.

Что-то подсказывало Гердтелю, что толку от тяжелых «тигров» у Тортолово будет не много – как и в прошлый раз, так зачем же гонять все машины? Для прорыва хватит и этих восьми… Основной удар нанесут, конечно, Pz.VI, прорвут русскую оборону, ну а «тройки» их поддержат.

Танковую группу обер-лейтенант разделил на две части (по два Pz.III и столько же Pz.VI в каждой), первую возглавил лично, а вторую поручил обер-фельдфебелю Отто Небелю. Это опытный, умелый командир, смог уже зарекомендовать себя. Значит, справится…

Идти решили в таком порядком: сначала – панцеры Гердтеля, потом – Отто Небеля. По карте выходило, что до Тортолово, где предполагалось вступить в бой, примерно двенадцать километров. Расстояние вроде бы небольшое, но… Зная русские дороги, Гердтель заранее приготовился к самому худшему: липкой, непролазной грязи, разбитым обочинам, глубоким ямам и воронкам, наполненным желтоватой водой.

К тому же еще предстояло идти по земляной дамбе, слева и справа от которой – сплошные торфяники, раскисшие от непогоды… Это вызывало особое беспокойство: вдруг насыпь не выдержит и просядет? Все-таки вес у «тигра» весьма приличный, пятьдесят семь тонн, а в последние дни идут постоянные серые дожди, следовательно, земля сильно размокла…

Обер-лейтенант опасался не столько русских танков, сколько именно дорог и торфяников. За месяц на Восточном фронте он ясно понял: прежде чем думать о каком-нибудь сражении, надо сначала выяснить – смогут ли его танки вообще добраться до места? Что нередко оказывалось весьма затруднительно, а иногда – и вообще невозможно…

В последний раз, например, когда им приказали идти на Вороново, удалось добраться до передовой с большим трудом. И то – только «тройкам», «тиграм» все же пришлось вернуться. И это было в августе, при относительно хорошей погоде! А чего ждать теперь? После этих ливней? Просто какое-то катастрофическое невезение!

Тем не менее, Гердтель приступил к выполнению задания: рано утром панцеры, как и положено, вышли со станции Мга и направились к Тортолово. За месяц немецкие саперы изрядно поработали над дорогой: укрепили, проложили, где надо, новые гати, засыпали самые глубокие ямы. А главное – заново отстроили деревянный мост, и теперь он стал вполне проходимым. При известной осторожности, конечно…

Поэтому до позиций 170-й пехотной дивизии панцеры добрались относительно благополучно – если не считать, конечно, того, что из чистеньких, аккуратных, буквально вылизанных техниками машин они превратились в уродливых монстров, густо заляпанных рыжей грязью. Но дошли, к счастью, все танки, ни один не сломался.

Вдохновленный этим хорошим знаком (несомненно, фортуна ему сегодня улыбается!), обер-лейтенант решил начать наступление на русских немедленно. Пока погода позволяет: по небу плыли рваные, серые тучки, но дождь, к счастью, перестал. Панцерам предстояло миновать земляную дамбу и атаковать противника на окраине Тортолово. В общем, все, как всегда, ничего нового.

У русских, конечно же, имелась артиллерия, но, как сообщили Гердтелю, лишь 45-мм ПТО. Для «тигров» с прочнейшей 100-мм лобовой броней и новых «троек» с 70-мм – совершенно не страшны. Более мощные советские пушки, 76,2-мм, стояли на высоте 29.9, откуда периодически обстреливали немецкую пехоту, постепенно подбирающуюся к Тортолово. Но, поскольку стреляли издалека и не слишком точно, вряд ли могли помешать операции…

Для поддержки панцеров командир 170-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Зандер выделил две пехотные роты. И еще отдельный саперный взвод – это на тот случай, если дамба все-таки просядет и ее придется срочно укреплять. Идти предполагалось строго по грунтовой дороге: справа и слева – размокший торфяник, превратившийся, по сути, в одно сплошное болото…

Обер-лейтенант Гердтель кивнул: ладно, пойдем танковой колонной. И выстроил панцеры следующим образом: первой, в авангарде, пойдет Pz.III фельдфебеля Гюнте, затем – четыре «тигра» (главная ударная сила роты), в арьергарде – «тройка» обер-фельдфебеля Бозинга. Два Pz.III остаются в резерве – на всякий случай.

Главная опасность – дамба, ее нужно проскочить как можно скорее, а потом уже ничего сложного не будет. Русские, конечно, откроют огонь из своих «сорокапяток», но «тройке» Гюнте они не страшны. Зато артиллеристы выдадут себя, и наши танки (прежде всего «тигры») легко превратят орудия в бесполезное железо. Ну, а дальше – с ходу смять противника, прорвать его оборону, подавить огневые точки и взять деревню. Однако в саму нее, на узкие улочки, танки не пойдут, пусть сначала поработает пехота, очистит Тортолово от русских. А то еще сожгут из засады панцеры…

На случай появления советских танков был свой ответ, причем весьма весомый – «тигры». Их мощные 88-мм KwK-36 без проблем пробьют броню как Т-34, так и КВ. Причем с хорошего расстояния, полутора-двух километров! Так что шансы на удачный штурм Тортолово есть, и весьма значительные.

Однако обер-лейтенант не знал, что его ждет сюрприз: командование 265-й советской дивизии спрятало на окраине Тортолово батарею 122-мм гаубиц. Причем так, что немецкая разведка их не заметила…

Панцергренадеры, естественно, тоже не знали о гаубицах – пока они не начали бить. Советские артиллеристы совершенно спокойно подпустили к себе немецкие танки и открыли огонь практически в упор. Били не только в «лоб» танкам, но и в борт, гусеницы, в самые уязвимые танковые места. Причем не бронебойными (которых, как всегда, не хватало), а самыми обычными осколочно-фугасными: ставили взрыватель на фугасное действие – и вперед.

Эффект получался потрясающий: при прямом попадании тяжелого 22-килограммового снаряда у немецкого танка выводило из строя орудие, прицелы и всю ходовую часть, а в худшем сворачивало или сносило напрочь всю башню. Такой силы был удар!

Командир гаубичной батареи, капитан Коропчук, увидев на дамбе немецкие танки, приказал подпустить их поближе и поразить первую и последнюю машины. Известный прием – тогда танки попадут в ловушку и застрянут в узком месте. Ни развернуться, ни обойти подбитые машины… И жги их после этого, как хочешь, в полное свое удовольствие!

Капитан Коропчук, разумеется, не знал, что перед ним – новейшие немецкие «тигры», принял их за обычные «четверки» (внешне очень похожи), а потому никакого волнения, а тем более страха, не испытывал. Подумаешь, панцеры! Насмотрелся он уже на них за год войны. Попробуйте-ка, господа хорошие, наших пирожков с фугасной начинкой! Кушайте, что называется, на здоровье!

Приземистые, мощные гаубицы разом низко, глухо рявкнули, и 122-мм снаряды полетели навстречу немецким танкам. Вышло удачно: подбили, как и хотели, первую и последнюю машины. С такого-то расстояния – да не попасть? Шутите!

«Тройки» Гюнте и Бозинга резко встали: у первой загорелся двигатель, вторая просто заглохла от сильнейшего лобового удара. Фельдфебель Гюнте приказал экипажу покинуть машину – быть мишенью в тире ему совсем не хотелось. А в том, что его сейчас уничтожат, сомнений не было: гаубицы стреляли с близкого расстояния и довольно точно… Еще одно попадание – и ему конец. Экипаж обер-фельдфебеля Бозинга пока остался в машине – надеялся запустить двигатель. Но тоже чувствовал себя очень неуютно…

Следующей жертвой гаубичной засады стал «тигр» самого обер-лейтенанта Гердтеля – тот просто уперся в машину Гюнте и остановился. Механик-водитель Шеффер принял резко вправо, чтобы не въехать в корму «тройки», танк повело на скользком месте, он опасно накренился и начал сползать с дамбы.

Шеффер переложил руль влево – «тигр» стал выравниваться, но, к несчастью, мокрая земля дамбы просела, поползла, и панцер съехал в торфяник. Шеффер попытался сдать назад, чтобы выползти из грязи, но громоздкая, тяжелая машина еще глубже увязала… Еще несколько рывков – и стало понятно, что «тигр» застрял окончательно. Ушел в мокрый торф, что называется, по самые уши.

…А русские гаубицы все били – посылали один снаряд за другим. «Тигры», разумеется, отвечали, однако в артиллерийской дуэли проиграли: стрелять им было очень неудобно, стояли друг за другом, в одну колонну, а развернуться, как следовало бы, не получалось: дамба очень узкая.

В общем, реализовались худшие опасения обер-лейтенанта Гердтеля – машины попали в отлично подготовленную артиллерийскую ловушку, капкан. Вперед – никак, замер на дамбе и вот-вот взорвется Pz.III фельдфебеля Гюнте, назад – тоже, мешает панцер обер-фельдфебеля Бозинга: заглох двигатель, не может отъехать и освободить дорогу. Вправо-влево – тоже не полезешь, там вообще раскисшая земля…

…В общем, вместо успешной атаки получился полный конфуз. И скорее даже – страшный провал.

* * *

Обер-лейтенант Гердтель уже не думал о продолжении боя, все его мысли были направлены на то, чтобы спасти свои машины, и прежде всего – «тигры». Бросить их на дамбе никак нельзя! Русские же попробуют утащить их к себе…

Собственный панцер, к сожалению, пришлось оставить: увяз так, что с места не сдвинешь. Если бы, конечно, у него были тягачи… Подцепили бы на буксир и отволокли в тыл, но раз нет… Значит, надо что-то придумывать. И раз вытащить невозможно, выход только один…

Безумно жаль, разумеется, было уничтожать такую машину (новую, тяжелую!), но не оставлять же ее русским! Гердтель приказал своему экипажу покинуть панцер, но перед этим кинуть в моторный отсек гранату – повредить двигатель. Это на тот случай, если большевики все-таки захотят угнать его…

Гердтель тяжело вздохнул, мысленно попрощался со своим танком и занялся спасением остальных машин. Прежде всего следовало вывести с дамбы «тигры». Они стояли ровно, устойчиво, но отойти назад им мешала «тройка» Бозинга. Что называется, ни объехать, ни обойти. И двигатель ее никак не заводился, несмотря на все старания водителя Мартина Штерна. Обер-лейтенант подумал и приказал спихнуть танк с дамбы: придется им пожертвовать, чтобы вывести «тигры».

Поручил это Отто Небелю – его панцер стоял как раз перед «тройкой» Бозинга. Тот кивнул – сделаем! Приказал своему водителю Людвигу Лямке сдать потихоньку назад, чтобы подойти вплотную к застрявшей «тройке» (башню ее, разумеется, развернули назад). Получилось – прижались кормой, теперь надо мягко толкнуть… Можно даже не спихивать совсем, достаточно просто сдвинуть назад на десять-пятнадцать метров, тогда «тигры» смогут пройти по краю дамбы. Осторожно, конечно, на самом малом ходу… Сдвинем немного «тройку», и не придется потом вытаскивать ее из грязи.

…Капитану Коропчуку суета на дамбе очень не понравилась: похоже, гитлеровцы решили спасти свои панцеры, вывести из-под огня. А он-то рассчитывал подбить их всех! И потом представить начальству сразу шесть подбитых немецких танков… Это потянет, пожалуй, не только на орден, но и выше – звезду Героя. Решили удрать, сволочи, прямо у него из-под носа? Нет, не выйдет! Никуда вы от нас не денетесь…

И капитан понял, как надо действовать: приказал перенести весь огонь на саму дамбу. Расчет был верный: земля после дождей осела, тяжелые панцеры и так изрядно придавили ее, достаточно немного повредить насыпь… План полностью удался: фугасы разворотили дамбу и значительно ослабили ее, земля поплыла. А вместе с ней и немецкие танки… Не прошло и пяти минут, как все они оказались там же, где и первый «тигр» – в мокром торфянике.

Обер-лейтенант Гердтель выругался: русские его переиграли! Все панцеры теперь сидят в грязи… Потом присмотрелся: завязли, к счастью, не так глубоко, как первая машина, можно, в принципе, вытащить. Но для этого нужны другие танки, а все они пока на станции Мга. Значит, надо задействовать оставшиеся «тройки»…

«Тигр» Отто Небеля, к счастью, успел освободить дорогу с дамбы: от толчка двигатель Pz.III Бозинга внезапно завелся, и он начал отползать сам. Все выдохнули с облегчением – слава Богу, удалось! Панцергренадеры покинули завязшие в грязи танки и под прикрытием «тройки» Бозинга пошли назад. Приданные пехотинцы и саперы ушли еще раньше – как только стало понятно, что наступление сорвалось.

С точки зрения потерь, рота отделалась лишь испугом – всего двое легкораненых, но что касается бронетехники… Оставить на поле боя сразу пять панцеров (причем четыре – новые «тигры»)! Это может обойтись очень дорого. И за такое ждет суд, разжалование в рядовые и штрафной батальон. И ведь не скажешь, что несправедливо: сами виноваты, надо было быть внимательнее, хитрее, а не попадать так глупо в русскую ловушку…

* * *

Отто Небелю, пожалуй, повезло больше, чем другим: когда гаубицы открыли огонь, он успел немного развернуть «тигр», большинство попаданий было по касательной, существенного вреда панцеру не причинили. Если не считать, конечно, разбитых наблюдательных приборов и снесенного напрочь орудийного прицела.

Тяжелые снаряды ударяли по броне стальными молотами, уничтожая все, что можно уничтожить, но толстые листы, к счастью, не пробили. Но от попаданий «тигр» «ослеп» и теперь не мог прицельно вести огонь – не видно же ничего. Но это полбеды – можно поставить новые приборы…

Гораздо хуже было то, что танк крепко засел в торфянике. Отто испытал очень неприятные ощущения, когда его «тигр» начал сползать в липкую грязь. Он тут же представил себе: машина все глубже уходит в болото, вонючая жижа заполняет башню, заливает его самого… Он запаниковал: утонуть в этом мерзком болоте – что может быть хуже? Отто уже мысленно видел себя судорожно хватающим ртом последний глоток воздуха…

К счастью, командир роты отдал приказ покинуть панцеры, и Отто с радостью его выполнил – первым выскочил на броню. Скатился вниз – и оказался почти по пояс в жидком месиве. Дамба окончательно просела, развалилась, вода хлынула со всех сторон… Он в отчаянии закричал, забился, задергался, схватился за спасительный борт «тигра»… И стал осторожно пробираться вдоль него, пытаясь достичь сухого места.

Наконец, вылез, упал на траву и мысленно поблагодарил Бога: спасибо тебе, что не дал утонуть в жутком болоте! Остальные члены экипажа проявили большее хладнокровие и довольно удачно выбрались из панцера – даже не слишком испачкались. Подхватили тяжело дышащего командира (Отто все еще никак не мог прийти в себя) и поволокли под руки в тыл, вслед за остальными отступающими панцергренадерами…

Под прикрытием прочной брони «тройки» Бозинга благополучно добрались до своих позиций, упали на траву, отдышались, закурили. И начали делиться впечатлениями от боя… Отто Небель сидел молча, не в силах сказать ни слова, лишь глотал воздух и судорожно очищал свой комбинезон от налипшей жирной грязи…

Члены экипажа сочувственно смотрели на него: да, такое может случиться – испугался, запаниковал. Главное, чтобы не приводило к потерям. А тут спаслись практически все, успели выйти из-под обстрела. Да, повезло, успели убежать… Двое легкораненых – это вообще ни о чем, все могло кончиться, если подумать, гораздо хуже. Кто же знал, что у русских в засаде – целая гаубичная батарея?

А теперь надо думать о том, как спасать свои панцеры. Ох, нелегко это будет сделать…

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 10 сентября 1942 годаОперативная сводка за 10 сентября 1942 года

Новая ложь немецких фальшивомонетчиков.

Гитлеровцы на весь мир прославились как первостепенные брехуны. Но в последнее время немцы настолько заврались и запутались в своих лживых «военных сообщениях», что перестали даже называть какие-либо цифры потерь противника, а просто перечисляют десятки взбредших им в голову номеров дивизий Красной армии, якобы уничтоженных в боях на советско-германском фронте.

Так, например, 8 сентября немецкое командование разразилось сногсшибательной вестью: оно оповестило мир о том, что с 1 мая по 31 августа немецко-фашистскими войсками якобы уничтожено «56 дивизий и 39 бригад Красной армии». Дабы придать этим фантастическим данным хотя бы видимую достоверность, брехуны из штаба Гитлера перечисляют номера якобы уничтоженных дивизий и бригад Красной армии, нимало не стесняясь тем, что многие из перечисленных ими дивизий и бригад вовсе не принимали участия в боях с мая по август 1942 года, некоторых из них вообще не было в составе действующей Красной армии, а остальные дивизии, хотя и понесли потери в боях, однако продолжают упорно сражаться и бить врага.

Немцы ради облегчения задачи уничтожения на бумаге советских войск, ради самоутешения и обмана населения Германии по вопросу о мнимых советских потерях дошли до того, что изобрели особые войсковые соединения Советской армии вроде «ударных бригад» и «авиационных бригад», а затем без всяких усилий перебили их, включив в списки уничтоженных советских частей. Причем, пользуясь своим обычным жульническим приемом, гитлеровцы вновь умолчали о своих собственных потерях, хотя эти потери огромны.

Публикуем фактические данные о потерях воюющих сторон с 1 мая по 31 августа с. г.

За указанный период боев на советско-германском фронте понесли значительные потери 42 стрелковые советские дивизии и 25 бригад, из них 14 танковых.

За это же время частями Красной армии были полностью разгромлены (уничтожено более 70 процентов боевого состава) следующие 73 вражеские дивизии:

а) 1, 6, 8, 11, 22, 24, 28, 50, 57, 58, 62, 75, 79, 87,102, 113, 123, 132, 161, 168, 170, 223, 207, 256, 269, 290, 291, 294, 297, 305, 336, 342, 377 и 387 немецкие пехотные дивизии; 3, 14, 36 и 60 немецкие моторизованные дивизии и две моторизованные дивизии «СС»; 4 и 5 немецкие горнострелковые дивизии; 1, 2, 3, 5, 9, 11, 16, 17, 18, 19, 22 и 23 немецкие танковые дивизии. Всего разбито 54 немецких дивизии;

б) 1, 2, 4, 18, 20 румынские пехотные дивизии; 1 и 2 горные и 5 кавалерийская румынские дивизии. Всего разбито 8 румынских дивизий;

в) 3, 7, 10, 12 и 14 венгерские пехотные дивизии и танковая венгерская бригада;

г) 2 и 9 пехотные, 3 моторизованная и 2 альпийская итальянские дивизии.

Уничтожены также 1-я словацкая моторизованная дивизия и легион датских гитлеровцев «Дания».

Кроме того, в боях с 1 мая по 31 августа советские войска нанесли тяжелые потери 26, 30, 44, 56, 76, 94, 95, 121, 122, 129, 208, 212, 254, 258, 296, 299, 328, 329, 340, 384 и 386 немецким пехотным дивизиям, потерявшим от 40 до 50 процентов боевого состава.

Таковы факты.

В прошедших боях Красная армия перемолола, таким образом, существенную часть вражеских войск. Пройдет немного времени, и остальную массу дивизий Гитлера и его вассалов постигнет такой же бесславный конец. Советский народ, Красная армия найдут каждому немцу, венгру, румыну, итальянцу, словаку, финну, ворвавшемуся в советскую страну, пулю и два аршина земли!

Утреннее сообщение 10 сентября

В течение ночи на 10 сентября наши войска вели бои с противником западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районах Новороссийск и Моздок.

На других фронтах существенных изменений не произошло.

Вечернее сообщение 10 сентября

…За 9 сентября частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено до 30 немецких танков и бронемашин, 150 автомашин с войсками и грузами, 40 повозок с боеприпасами, подавлен огонь 14 батарей полевой и зенитной артиллерии, разбит железнодорожный состав, рассеяно и частью уничтожено до батальона пехоты противника.

* * *Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«9 сентября 1942 года, 445-й день войны. Обстановка на фронте. У Сталинграда медленное продвижение вперед. На остальных участках фронта спокойно, за исключением 9-й армии, где западнее Зубцова противник добился нескольких вклинений, и за исключением участка фронта на Неве, где отражались усиленные атаки противника.

Дивизия «Великая Германия» передана в район Зубцова для участия в контрударе. Перед совещанием у фюрера – разговор с министром Шпеером о сотрудничестве.

16.30. Визит генерала-фельдмаршала Кейтеля. Лист должен уйти со своего поста. Намеки на дальнейшие изменения в высших инстанциях. Видимо, это касается и меня.

Майор Кранц. Доклад об обстановке у 1-й танковой армии… Фельдмаршал Лист складывает с себя командование группой армий «А».

«10 сентября 1942 года. 446-й день войны. Обстановка на фронте. На Кавказе без существенных изменений. У Сталинграда отрадные успехи в наступлении, на северном участке – успешное отражение атак противника.

Группа армий «Центр». Контрудар с участием дивизии «Великая Германия» еще не дал результатов.

Группа армий «Север». Войска Манштейна, наносящие контрудар, встретили сильное сопротивление. На Неве успешно ведутся оборонительные бои. Распоряжение фюрера о ведении обороны.

Глава двенадцатая

Обер-лейтенант Гердтель собрал своих подчиненных возле оставшихся «троек». О том, чтобы немедленно приступить к эвакуации «тигров», речи пока не было: под мощным артиллерийским обстрелом русских это просто нереально. Значит, придется ждать до темноты.

И хорошо бы, чтобы по гаубицам за это время нанесли авиаудар – разбить, разнесли в клочки! Чтобы не мешали больше. Гердтель связался со штабом батальона и доложил майору Меркеру о неудачной атаке (точнее, о полном ее провале), сообщил, разумеется, и о застрявших на дамбе «тиграх». А также о потерях: два танка, Pz.III и Pz.VI. «Тройка» сгорела полностью, «тигр» еще можно восстановить – у него только поврежден двигатель (самим пришлось, иначе нельзя). И попросил: как бы эту проклятую батарею уничтожить с воздуха?

Майор помолчал, потом ответил: хорошо, попрошу штаб корпуса направить бомбардировщики на Тортолово – пусть проутюжат деревню. А вы готовьтесь к спасательной операции – вытаскивать «тигры». Три Pz.III у вас есть, так что давайте! Иначе нас с вами, обер-лейтенант… Сами понимаете!

Гердтель приказал отогнать оставшиеся панцеры дальше от передовой, в безопасное место – чтобы русские не накрыли гаубичным огнем. А то чем и как потом выволакивать «тигры»? Тягачей и тракторов в роте нет и не будет, придется только своими силами…

Отто Небеля, насквозь промокшего и отчаянно дрожащего, напоили шнапсом (лучшее средство от страха и простуды!) и отправили приходить в себя. Прочие панцергренадеры тоже слегка «подлечились» и привели себя в порядок – почистились и обсушились. И с нетерпением стали ждать – когда же появятся наши бомбардировщики?

И они прилетели. Первым показался воздушный разведчик, «Фокке-Вульф»-189. Неспешно, даже как-то лениво, покружил над Тортолово, поблескивая стеклами кабины, и поплыл, словно гигантская двухвостая рыба, к себе домой. За ним показались двухмоторные «Хейнкели-111». В отличие от «Ю-87», они не пикировали на цель, а старательно проутюжили всю местность. Самолеты шли высоко, сплошным строем. Их, как всегда, сопровождали «мессеры»…

И вскоре смертоносный груз обрушился на деревню, превращая ее в горящие развалины… Но старались гитлеровцы, как выяснилось, зря: хитрый капитан Коропчук, прекрасно зная, что гитлеровцы непременно нанесут бомбовый удар (был уже опыт!), приказал скрытно перетащить гаубицы на новые позиции. И тщательно замаскировать…

Артиллерийские расчеты выполнили команду охотно и быстро, даже подгонять никого не пришлось – понимали, что скоро здесь будут немецкие самолеты. А кому охота сидеть под бомбами? Впрягли лошадей, сами дружно навалились – и перекатили М-30 на новое место. Натянули поверх орудий маскировочные сети, закидали ветками – никто и не заметит! А чтобы обмануть немецких пилотов, оставили вместо настоящей батареи макеты, сделанные из бревен и досок. Если смотреть сверху – очень похоже: такие же «орудия» грозные, большие, с толстыми стволами. Да, неплохо поработали батарейные умельцы, просто отлично, можно сказать!

Артиллеристы спрятались в земляные щели и стали ждать. И спокойно (даже с интересом) смотрели, как He-111 старательно утюжат их «батарею». Да, летчики постарались на славу, не оставили от «гаубиц» ни одного целого бревнышка, разнесли все, что называется, в щепки…

Отбомбившись, немецкие летчики повернули назад – докладывать об успешной бомбардировке. Можно записать на счет эскадрильи еще одну уничтоженную русскую батарею. А советские артиллеристы приготовились к новому бою: немцы думают, что уничтожили нас, значит, скоро предпримут очередную атаку, снова полезут со своими танками. Вот тогда мы их и встретим – как в прошлый раз. На дамбе уже стоят пять подбитых панцеров, можно (и даже нужно) добавить еще…

* * *

Но наступать на Тортолово панцергренадеры не стали: обер-лейтенант Гердтль решил, что это опасно (вдруг у русских спрятана где-нибудь еще одна батарея?). С тремя оставшимися «тройками» снова штурмовать деревню… Можно потерять последние танки, а они нужны, чтобы выручить завязшие «тигры». Это – самое главное. Он ждал ночи, чтобы максимально обезопасить операцию…

Решил так: надо вытаскивать панцеры по одному, начиная с ближнего – «тигра» Отто Небеля. Группа из пяти-шести человек подберется к нему и попытается запустить двигатель, а потом – вывести на сухое место. Если получится (дай-то Бог!) – отлично, если нет – на помощь придут уцелевшие «тройки». И, впрягшись вдвоем или даже втроем, выволокут, наконец, «тигр» на дорогу. За ним – второй, затем – и третий, последний…

Свой панцер Гердтель оставил на потом – слишком уж глубоко завяз, вытянуть, скорее всего, получится лишь тогда, когда пехотный батальон полностью выбьет русских из Тортолово. Тогда подождем, когда со станции Мга придут тяжелые тракторы и тягачи, и спокойно вытянем его…

Отто Небель попросил поручить ему спасательную операцию: нужно реабилитироваться перед подчиненными. Это же позор получается: так испугался утонуть в грязи, что первый убежал с поля боя, фактически бросив своих товарищей! Как последний трус!

Хорошо, что верные панцергренадеры помогли выбраться из грязи и дойти до своих. И никому ничего не сказали. Сделали вид, что не заметили паники и растерянности своего командира… Хотя, на самом деле, за такое поведение, да еще в условиях боя…

С собой Отто взял мехвода Людвига Лямке – он попробует завести двигатель. Остальных членов экипажа отправил отдыхать – пока не нужны. В самом деле, он же не воевать собирается с русскими, а лишь вытащить свой танк, и операция предполагается по возможности тихая и незаметная…

Зато Отто с радостью принял помощь пехотинцев, выделенных для прикрытия от русских. Вот эти точно пригодятся – если большевики предпримут попытку увести хотя бы один панцер. А что, вполне могут: им же наверняка интересно, что это за новые машины… Тем более, застряли буквально под носом. Значит, придется отбиваться от русских… Этим и займутся солдаты унтер-офицера Франца Докеля, а мы тем временем займется спасением панцеров.

Подчиненные Докеля – бывалые воины, не первый месяц на фронте и хорошо обучены… Да и вообще: в ближнем бою (и особенно ночью) у них больше шансов победить, чем у панцергренадеров. Которые, кстати, никогда в рукопашном бою не бывали…

Если вызволить панцер не получится, вызовем «тройки». Подадим условный сигнал, и они придут на помощь – возьмут «тигр» на тросы и выволокут из грязи. Словно тягачи… По идее, должно получиться – суммарной мощности хватит. Оттаскиваем спасенный «тигр» в тыл и беремся за следующий. Очищаем панцеры от грязи, приводим их по возможности в порядок – и утром снова на Тортолово. Благо, советская батарея помешать нам уже не сможет – ее уничтожили бомбардировщики.

Саперы сделают новую насыпь на дамбе и значительно укрепят ее, усилят толстыми бревнами. Тогда панцеры пройдут спокойно: сначала «тройки» (они полегче) в сопровождении пехоты (занять Тортолово), а после них – Pz.VI (когда ничего уже не будет угрожать). А до этого «тигры» будут прикрывать дамбу – подавят русские ПТО, помогут пехоте и «тройкам»…

Когда все танки, наконец, окажутся на месте, пойдем дальше. Это будет уже легче: за Тортолово уже относительно сухая местность, без болот и водных преград. Вот по ней мы и пойдем в наступление!

* * *

Командующий 265-й дивизией полковник Ушинский был доволен: деревню Тортолово отстояли, немецкую атаку отбили, потери в ротах не слишком высокие. А самое главное – уничтожили сразу пять панцеров! Пусть это заслуга не его батальонов, а приданной гаубичной батареи – но все равно приятно! Борис Николаевич побывал на передовой, посмотрел в бинокль: да, так и есть, целых пять штук! Стоят, родимые, уткнувшись длинными «рылами» в торфяник… Сползли с дамбы в грязь – и ни туда, ни сюда.

Ушинского особенно заинтересовали четыре приземистые, широкие машины с коробчатыми корпусами и квадратными башнями. Может, это те самые, о которых говорил старший лейтенант Прохоров? Новые немецкие тяжелые танки? Очень похожи! Хорошо бы посмотреть на них поближе, проверить догадку… Раз есть такая возможность…

Поручили выполнить опять же Прохорову – раз уже имел дело с такими панцерами. Ему, как говорится, и карты в руки. Тем более что разведрота находилась совсем недалеко от Тортолово, всего в паре километров. В помощь Матвею откомандировали двоих танкистов из стоявшего неподалеку 502-го отдельного огнеметного танкового батальона, специалистов по немецкой технике. Младшие сержанты Егор Телятин и Николай Добужев должны были обследовать панцеры и доложить, что у них нового и интересного.

Матвей Прохоров взял с собой в первую очередь Федора Колядова и Трофима Мишкина – проверенные, надежные ребята, а еще – ефрейторов Семена Фирсова и Сергея Дроздова. Тоже люди бывалые, не раз «тропили зеленую». Назначил выход на одиннадцать часов вечера – когда совсем стемнеет.

От переднего края обороны 450-го стрелкового полка, стоявшего в Тортолово, до дамбы было примерно полтора километра, но местность – в основном низинная, лишь кое-где – жидкие кустики и невысокие деревца. Придется ползти практически на виду у гитлеровцев – и под их огнем. Но раз такой приказ…

…Сведения о новых панцерах Матвей Прохоров, как и положено, передал в штаб дивизии, откуда они пошли наверх – в корпус и армию, но особого интереса у начальства почему-то не вызвали. Наверное, сочли, что несколько тяжелых немецких машин никак не смогут повлиять на ход всего сражения у Синявино. Гораздо большие опасения вызывали свежие пехотные части, недавно прибывшие из Крыма…

О том, что под Мгу переброшена почти вся 11-я армия Манштейна, в штабе фронта уже знали и даже примерно представляли, где, скорее всего, гитлеровцы будут наступать, – у Гайтолово. В последнее время немецкие части медленно, но настойчиво оттесняли советские дивизии к Гонтовой Липке и Тортолово, чтобы потом, судя по всему, одним ударом «завязать» горловину «мешка». Тогда в окружение попадут сразу две советские армии – 8-я и 2-я ударная.

И разорвать его будет довольно трудно – советские дивизии понесли большие потери, оказались, по сути, обескровлены. В стрелковых батальонах осталось по полторы-две сотни человек, кое-где и того меньше. Но серьезные пополнения в живой силе и технике пока не ожидались: главные сражения шли на других фронтах, гораздо южнее, туда и перебрасывались все резервы и новые армии. И прежде всего – под Сталинград…

Немецкие гренадеры непрерывно атаковали Гайтолово как с севера, так и с юга, расшатывая и без того непрочную оборону. Не раз и не два заходили в тыл советским частям, тогда приходилось с большими потерями восстанавливать положение…

…А еще через растянутую линию фронта просачивались немецкие автоматчики, доставляющие немало хлопот: нападали на штабы и полевые госпитали, уничтожали обозы и склады, нарушали связь… Последнее было особенно неприятно: командиры полков и дивизий не могли нормально управлять своими подразделениями, командовали, можно сказать, вслепую: неизвестно, какая ситуация, где и сколько людей осталось…

Чтобы ликвидировать эти группы автоматчиков, приходилось снимать с передовой целые батальоны, что значительно ослабляло позиции под Синявино и у Гайтолово. Наступление советских армий давно прекратилось – не осталось ни сил, ни средств, чтобы прорываться, как было задумано, к Неве. Взять Синявинские высоты не получилось, соединиться с частями Ленинградского фронта – тоже…

Ленинградцы, к слову, все-таки начали движение навстречу: ночью перебрались через Неву и захватили небольшие плацдармы у Московской Дубровки, Арбузово и Анненского. Однако развить успех не смогли – завязли в немецкой обороне. В руках у Невской группировки остался лишь небольшой кусочек берега возле Московской Дубровки, где намертво встал батальон 70-й стрелковой дивизии. Бойцы решили, что с места не сдвинутся, отстоят этот клочок советской земли… Несмотря ни на что.

Положение 8-й и 2-й ударной армий Волховского фронта с каждым днем становилось все сложнее: они исчерпали почти все свои ресурсы, по сути, топтались на месте. А гитлеровцы между тем каждый день усиливали свое давление… И особенно – на горловину «мешка», пытаясь скорее стянуть его прочным узлом.

Но в штабе Волховского фронта отказывались признать провал Синявинского наступления. Генерал армии Кирилл Мерецков не спешил докладывать в Москву о фактической остановке операции, отделывался в донесениях лишь общими фразами, часто далекими от истины. Он, кажется, все еще надеялся на какое-то чудо: что удастся сломить сопротивление фашистов и прорваться-таки к Неве…

Но чудо, к сожалению, все не происходило, наоборот, явственнее образовывался «котел» у деревни Гайтолово. И в нем, по странной прихоти военной фортуны, опять оказалась почти вся 2-я ударная…

А ведь совсем недавно, в самом конце июня, она (в то время под командованием генерал-лейтенанта Власова) с невероятным трудом и огромными потерями вырвалась из страшного окружения у Любани, прошла через смертельный ад Мясного Бора. И вот – новый «котел»… Просто какое-то невероятное, фатальное невезение!

Новый-старый командующий армией генерал-лейтенант Николай Клыков (он руководил ею до Власова и после него), наученный горьким опытом, попросил у Ставки разрешение на отход (пока есть возможность), но не смог получить его. В Москве, опираясь на донесения Мерецкова, считали, что обстановка у Ладоги стабильная, срочного вмешательства не требуется. А дело между тем все быстрее шло к новому разгрому 2-й ударной армии. Причем более страшному, чем было у Мясного Бора…

Нарочитый оптимизм и даже обман комфронта («Советские части успешно отражают атаки противника, прочно удерживают позиции») дорого обходились Красной армии – ежедневно погибали тысячи и тысячи бойцов, пытаясь не допустить окружения 2-й ударной или же ликвидируя очередной прорыв. А немцы, надо признать, с каждым днем воевали все лучше – решительнее, увереннее, отчаяннее, наваливались большими силами, переходили в смелые атаки. Чтобы, наконец, захватить Гойтолово и завершить окружение…

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 11 сентября 1942 года

Вечернее сообщение 11 сентября

…В течение 11 сентября наши войска вели упорные бои с противником западнее и юго-западнее Сталинграда, в районе Моздок, а также на Волховском участке фронта в районе Синявино. После многодневных ожесточенных боев наши войска оставили г. Новороссийск.

За 10 сентября частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено 15 немецких танков и бронемашин, до 200 автомашин с войсками и грузами, более 30 повозок с боеприпасами, подавлен огонь 8 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорвано 4 склада боеприпасов и 3 склада горючего, рассеяно и частью уничтожено до двух батальонов пехоты и эскадрон конницы противника.

Оперативная сводка за 15 сентября 1942 года

Утреннее сообщение 15 сентября

В течение ночи на 15 сентября наши войска вели бои с противником западнее и юго-западнее Сталинграда и в районе Моздок.

На других фронтах существенных изменений не произошло.

Вечернее сообщение 15 сентября

…За 14 сентября частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено 10 немецких танков и бронемашин, до 35 автомашин с войсками и грузами, подавлен огонь 6 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорван склад боеприпасов, рассеяно и частью уничтожено до двух рот пехоты противника.

* * *Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«11 сентября 1942 года, 447-й день войны. Обстановка на фронте.

Никаких существенных изменений в обстановке. Успехи под Сталинградом. Наступление Манштейна остановилось. Доклады у фюрера прошли в ледяной атмосфере.

…Противник изменяет тактику. Сначала он пускал вперед танки и при этом нес потери от огня нашей противотанковой обороны. Теперь он использует танки в качестве артиллерии и бронированных пулеметных гнезд. У наших войск потери. Пополнение недостаточное.

Штурм городской части Сталинграда – 14 или 15.9 при хорошей подготовке. Расчет времени: для штурма Сталинграда – 10 дней. Потом перегруппировка – 14 дней. Окончание – самое раннее к 1.10. Большое решение – 2.10, среднее решение – 26.9. Настроения в пользу «среднего решения».

«15 сентября 1942 года, 451-й день войны.

Потери с 22.6. 1941 года по 10.9. 1942 года на Востоке. Ранено – 1 226 941 человек, из них 34 525 офицеров; убито – 336 349 человек, из них 12 385 офицеров; пропало без вести – 75 990 человек, из них 1056 офицеров. Всего – 1 637 280 человек, из них 47 966 офицеров.

Группа армий «А». Никаких успехов. Клейст должен оттянуть назад свое ударное крыло, тем самым он разрядит обстановку на восточном крыле.

Группа армий «Б». Отрадные успехи в Сталинграде. Мощные удары по Воронежу с севера и запада. Вклинение с запада.

Группа армий «Центр». Ослабевающие удары в районе Зубцова и Ржева. В остальном спокойно.

Группа армий «Север». На фронте 16-й армии обычные атаки местного значения. У Манштейна – подавление артиллерии и отражение атак местного характера…»

 Глава тринадцатая

…Луч осеннего солнца случайно заглянул в кабинет Верховного. Погода в Москве стояла отличная, несмотря на конец сентября, было очень тепло, даже жарко. Настоящее «бабье лето»! Литья на деревьях пожелтели и покраснели, но сухая, ясная погода напоминала скорее конец августа, чем начавшуюся осень.

Верховный оторвался от бумаг, которые неспешно просматривал, и подошел к окну. Можно немного отдохнуть, покурить… Достал из кармана трубку, покрутил в руках, поикал глазами табак. На столе, среди многочисленных папок, увидел хрустальную пепельницу, возле нее – коробку папирос «Герцеговина Флор». Вынул две длинные папиросины, разорвал бумагу, набил чашечку трубки пахучим табаком. Закурил и с удовольствием вздохнув крепкий, ароматный дым. А затем вернулся к окну…

Кремль был красив в любую погоду, но особенно зимой, когда белые стены соборов сливались с ослепительным снегом. А темно-зеленые ели в Тайницком саду, казалось, строго несут свою караульную службу…

…Черные, расчерченные асфальтовые дорожки делили Ивановскую площадь на ровные квадраты, по ним неспешно проплывали длинные черные лимузины или же, наоборот, спешили на службу люди в армейской форме. Кремль жил своей особой, отдельной жизнью, но одновременно – и военной, как и вся страна. Так же жил и ее Верховный Главнокомандующий, уже второй год.

Верховный постоял у окна, покурил, а затем вернулся в свое кресло. И снова занялся документами: достал из папки сводку, принялся изучать, одновременно делая синим карандашом пометки на полях. Они означали: «обратить внимание» или же «доложить подробнее».

Время от времени хмурился, и тогда значков становилось все больше, а потом и вовсе отложил бумагу. Достал из коробки спичку и стал задумчиво очищать ею круглую чашечку трубки от нагара. Так он делал всегда, когда требовалось обдумать какой-нибудь трудный вопрос или принять непростое решение.

На этажерке у стола тихо затренькал телефон, Верховный снял трубку, послушал, сказал: «Пусть заходит». Через секунду в кабинете появился генерал-полковник Александр Михайлович Василевский, в руках он держал красную кожаную папку и несколько карт, свернутых рулонами.

Верховный поздоровался с ним за руку и кивнул на длинный, покрытый зеленым сукном стол. Начальник Генерального штаба принялся раскладывать бумаги, а Верховный ждал у окна – так было удобнее слушать доклад. Он не любил сидеть за столом, предпочитал неспешно ходить по красным ковровым дорожкам кабинета. Тогда во время совещаний все присутствующие, как китайские болванчики, одновременно поворачивали вслед за ним головы. И смотрели в спину преданными глазами…

Эта привычка, во-первых, позволяла лучше осмыслить то, что ему говорили, а во-вторых, можно не спешить с ответом. Пока он еще дойдет до конца кабинета, пока вернется назад… За это время в голове, как правило, возникала определенная мысль или же складывалось уже готовое решение, которое и выносилось на общее обсуждение.

Генерал-полковник разложил, наконец, карты, приготовился докладывать. Но Верховный перебил его неожиданным вопросом:

– Что там у Мерецкова, на Волховском?

Александр Михайлович достал нужную справку:

– По донесениям штаба фронта, части 265-й стрелковой дивизии отразили атаки противника и продолжают занимать прежние позиции, 11-я стрелковая дивизия и полк 327-й, наоборот, перешли в наступление и к 16.00 очистили северный берег речки Черная…

Но Верховный перебил его:

– Я читал это донесение, товарищ Василевский. Однако у меня сложилось впечатление, что товарищ Мерецков замалчивает настоящее положение дел. Уже несколько дней у него одна и та же картинка: части ведут упорные бои, сдерживают гитлеровцев, а при возможности – сами переходят в наступление, нанося противнику огромный урон. Просто готовая сводка Информбюро получается! Общий смысл его сообщений, как я понимаю, такой: волноваться не стоит, все идет, как положено. Но так ли это на самом деле?

Василевский вздохнул:

– Полагаю, не так, товарищ Сталин. Донесения штаба фронта и нам кажутся неполными, однако других мы пока не получаем. Очевидно, это распоряжение самого комфронтом – давать только такие сведения…

Верховный кивнул: именно так он и думал. Уточнил:

– Как вы сами оцениваете обстановку у Синявино?

– Как очень сложную, – ответил генерал-полковник. – По нашим данным, 30-й армейский корпус противника наносит удары южнее Тортолово, его 24-я и 132-я пехотные дивизии при поддержке большого количества танков пытаются прорваться к Гайтолово и соединиться со 121-й пехотной и 5-й горно-стрелковой дивизиями 26-го армейского корпуса. Таким образом, немцы планируют полностью отрезать наши 8-ю и 2-ю ударную армии от основных сил Волховского фронта…

– Опять окружение? – недовольно произнес Верховный. – Только что из одного и сразу же – во второе?

Походил по кабинету, подошел к столу, несколько минут разглядывал карты. Показал пальцем на узкую горловину у деревни Гайтолово.

– Манштейн хочет тут затянуть свой «мешок»? Так ведь?

Василевский кивнул.

– Что необходимо, чтобы не допустить этого? – задал конкретный вопрос.

– Передать в состав 8-й армии 73-ю стрелковую бригаду, – тут же ответил начальник Генштаба.

Он уже думал над этим и наметил кое-какие необходимые действия…

– …ее задачей станет обеспечение стыка между 327-й и 265-й стрелковыми дивизиями вот в этом районе, – Василевский показал указкой на карте. – Бригада отлично зарекомендовала себя в предыдущих боях, сражается упорно, стойко. Кроме того, необходимо немедленно отвести от Синявино 16-ю танковую бригаду. Она больше недели топчется на месте, практически утратила наступательный потенциал. Предлагаю перебросить ее к Тортолово, чтобы отразить удар 24-й и 132-й пехотных и 12-й танковой дивизий противника, не дать «завязать» горловину. Четвертый и Шестой гвардейские корпуса пока можно оставить на своих местах, но уже сейчас надо думать, как отвести их за Гайтолово. Иначе могут застрять в «мешке», и потом их не вытащишь…

Верховный помолчал: ситуация на Волховском фронте ему тоже совсем не нравилась. План деблокады Ленинграда опять провалился, приходилось уже думать не о разгроме немецких армий, а о том, чтобы не потерять свои, причем две сразу. Ни в коем случае нельзя допустить окружения 8-й и Второй Ударной! Весной уже допустили такую ошибку, и она дорого обошлась и Волховскому фронту, и всей Красной армии…

…А ведь, кроме Синявино, еще есть очень тревожная ситуация в Сталинграде. Там тоже нужны люди и техника… А где взять? Формирование новых дивизий и корпусов идет медленнее, чем хотелось бы, резервы только подтягиваются из глубины страны, полностью развернуть их у Волги удастся совсем не скоро. А немцы прут и прут, уже захватили почти весь Сталинград, разрезали его оборону на две части… Да и на Северном Кавказе тоже все очень неопределенно, гитлеровцы изо всех сил рвутся к месторождениям Моздока и Грозного, чуть не взяли Новороссийск… Не дай Бог, перевалятся через Главный Кавказский хребет и пойдут на Баку… А там наша главная нефть, а также перерабатывающие заводы и трубопроводы…

…Под Великими Луками и Ржевом, кстати, у Жукова тоже пока не получается, не смог разбить фон Клюге… У того хватило сил и умения, чтобы организованно отойти. А потом перейти в контрнаступление и вернуть утраченные позиции. И даже несколько улучшить их… Его танковые дивизии по-прежнему нацелены на Москву, приходится держать против них целые армии… А они так нужны нам на юге!

В этой сложной ситуации – потерять еще 8-ю и 2-ю ударную? С чем же нам тогда наступать? Через два месяца зима, это уже наше время! Недаром Гитлер только и говорит, что о «генерале Морозе», все чаще и чаще вспоминает Наполеона и его неудачный поход на Москву. Это правильно – не повезло французам, не повезет и ему. Прошлой зимой мы уже доказали, что можем его успешно бить, повторим и этой. Надо только продержаться еще совсем чуть-чуть, хотя бы до конца ноября…

– Хорошо, – кивнул Верховный, соглашаясь с доводами начальника Генштаба, – готовьте отвод 8-й и 2-й ударной армий на прежние позиции. А мы, со своей стороны, постараемся выяснить у товарища Мерецкова, что у него на самом деле происходит. Посмотрим, что он нам ответит…

* * *СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДОВАНИЯДИРЕКТИВАот 29 сентября 1942 года № 170629КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ ВОЛХОВСКОГО ФРОНТА

29 сентября 1942 г.

В продолжение нескольких дней командование Волховского фронта и 2-й ударной армии не может дать точного и ясного ответа о положении с проходами южнее дороги Гайтолово, Келколово.

В результате преступной беспечности и лживой самоуспоканвающей информации об обстановке создастся впечатление, что ничего особенно не произошло, войска можно вывести по проходу южнее дороги Гайтолово, Келколово. На самом деле войска в этом проходе ввязываются в бой с какими-то неизвестными «мелкими группами» противника. Причем при наличии совершенно свежих, пополненных 314 сд, 73 сбр и пяти выходящих с запада дивизий, эти группы не уничтожаются, а продолжают закупоривать горловину и не допускают вывода войск 2-й уд. армии.

Такое положение может существовать только в результате отсутствия управления войсками. Как видно, командование фронта и 2-й уд. армии не хочет признать всей серьезности обстановки западнее р. Черная и в горловине юго-западнее Гайтолово, не хочет взять непосредственно на себя руководство выводом частей 2-й уд. армии, а отделывается оторванными от действительной обстановки приказами о якобы возможном выводе войск 2-й уд. армии в район восточнее Гайтолово. Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. К 10.00 29 сентября 1942 г. по-честному донести об истинном положении частей западнее р. Черная и о наличии проходов в горловине юго-западнее Гайтолово.

2. Взять непосредственно на себя и свой штаб руководство выводом 2-й ударной армии в районе восточнее Гайтолово.

Подробный план вывода поиск представить к 18.00 29 сентября 1942 г.

По поручению Ставки Верховного Главнокомандования

начальник Генерального штаба ВАСИЛЕВСКИЙ

* * *

Франц Гальдер понимал, что, скорее всего, это будет одна из его последних записей в «гроссбухе» – как он сам в шутку называл свои военные дневники. Кстати, за привычку ежедневно, что бы ни случилось, делать записи в этой толстой тетради некоторые близкие к фюреру люди иронично называли его «бухгалтером». За глаза, разумеется.

Сам Гальдер считал, что очень важно тщательно и аккуратно фиксировать все, что происходит на Восточном фронте. Эти записи, скорее всего, не оценят современники, но они будут полезны для будущих историков. Тем более что его анализ – максимально объективный и непредвзятый, в отличие от того, что обсуждается в Ставке фюрера…

…Ни для кого давно не секрет, что фюрер в последнее время стал относиться к нему весьма прохладно. Обвиняет в военных неудачах, говорит, что он скорее похож на профессора, чем на солдата. Может даже накричать, резко оборвать во время доклада… А все из-за весьма критического отношения планам Гитлера.

…В полководческие таланты вождя германской нации начальник Генштаба сухопутных сил Германии (между прочим, генерал в четвертом поколении!) откровенно не верил, даже не скрывал этого: часто называл фюрера «богемским ефрейтором» и «окопным стратегом». В узком кругу, конечно, среди самых близких друзей… Но потом каким-то странным образом эти слова становились известны Гитлеру, что, разумеется, ему не нравилось и крайне негативно сказывалось на их взаимоотношениях…

Довольно острое столкновение между фюрером и начальником ОКХ произошло в конце августа, и оно было связано с неприятной обстановкой под Ржевом, где больше месяца шли очень напряженные и тяжелые бои. Девятая армия Вальтера Моделя понесла огромные потери (один из полков, к примеру, потерял за неделю восемь командиров!), и Гальдер потребовал от фюрера согласия на немедленный отвод войск…

Гитлер выслушал доводы (как всегда, безупречно-логичные), а затем неожиданно взорвался. «Похоже, что у вас лишь одно предложение – отступать! – кричал он, уже никак не сдерживаясь. – Я должен требовать от своих командующих той же стойкости, что и от своих войск».

Тогда Гальдер впервые в жизни потерял самообладание:

– Вдалеке отсюда наши блестящие стрелки и лейтенанты гибнут тысячами просто потому, что их Главнокомандующий отрицает единственно возможное решение, – смело заявил он.

Гитлер с нескрываемым сарказмом заметил на это:

– И вы, герр Гальдер, думаете, что можете поучать меня относительно положения на фронте? Вы просиживали штаны в штабах и в ту войну, и в эту. На вашей форме нет ни одной нашивки о ранении!

Невольным свидетелем этой грубой, постыдной стычки стал генерал-фельдмаршал Манштейн, прибывший в Ставку под Винницей, чтобы уточнить детали операции «Серверное сияние» (разгром большевиков под Ленинградом). Инцидент так поразил его, что он отошел в дальний угол комнаты и вернулся к столу с картами лишь тогда, когда страсти немного поутихли.

Гитлер ставил в вину начальнику ОКХ прежде всего то, что он не верит в победу Третьего рейха и, таким образом, заражает своим пессимизмом всех остальных служащих. А это крайне негативно сказывается на работе Генерального штаба… Кроме того, рейхсканцлер припомнил Гальдеру недавние неудачи в группе армий «Центр» и отсутствие явных успехов на других направлениях, и особенно под Ленинградом. Всем стало ясно, что дни генерал-полковника на посту начальника ОКХ сочтены…

Гальдер и сам понимал это, а потому записал в дневнике: «Мои нервы истощены, да и фюрер свои поистрепал, мы должны расстаться». Уже даже было известно имя преемника – Курт Цейтцлер, командующий группой армий во Франции. Это, несомненно, был энергичный, опытный генерал, вполне подходящий для этой должности. Но, что гораздо важнее, он являлся ярким, искренним сторонником национал-социалистической идеи (в которую сам Гальдер не особо-то верил), а значит, был человеком, идеологически близким Гитлеру, его единомышленником. И с приходом Цейтцлера в Генеральный штаб сухопутных сил уже ничто не могло помешать фюреру воплотить в жизнь все свои гениальные идеи…

…Франц Гальдер раскрыл толстую тетрадь в серой клетчатой обложке и, как всегда, аккуратным, «штабным» почерком записал главное, что произошло за последние сутки. Разумеется, фиксировал он далеко не все, а только самое важное, оставлял на страницах скупые, лаконичные строчки. И еще он почти никогда не позволял себе высказывать личное мнение или же давать оценку тем или иным персонам, с которыми приходилось встречаться по ходу дела, поскольку полагал, что его задача – лишь обозначать факты, давать хронику событий, а оценивать будут другие: историки, политики, биографы. Он – офицер Генштаба, и его главная цель – передавать все точно, объективно и ясно.

К самому Гитлеру, кстати, у Гальдера было сложное отношение. Он, как кадровый германский офицер, не мог не видеть, что во главе государства стоит человек, не обладающий, мягко говоря, никакими познаниями в военной науке. У фюрера был кругозор ефрейтора, не более того, и мыслил он соответствующе. Может быть, он был великим политиком (недаром же стал рейхсканцлером!), но вот как военный специалист…

Начальник ОКХ был абсолютно уверен, что любой зеленый лейтенант, недавний выпускник пехотной школы, даст в военном искусстве фюреру сто очков вперед. Но при этом Гитлер позволял себе игнорировать рекомендации начальника Генштаба и опытных генералов. А иногда и приказывать им в ультимативной форме! Более того, Гитлер сам возложил на себя обязанности Главнокомандующего сухопутными силами Германии (отстранив генерал-фельдмаршала Браухича после зимнего провала под Москвой), начал единолично управлять огромным, сложным механизмом вермахта. И еще он жестко требовал от командующих армиями буквального выполнения своих директив…

Гальдер, разумеется, не поднимал «бунт на корабле», не шел на открытый конфликт с фюрером, но всегда крайне критически относился к тому, что тот предлагал. Пытался, конечно, по-своему скорректировать эти планы, перевести их в более-менее реальную плоскость, но, к сожалению, не всегда это удавалось. Особенно – в последнее время…

…А сейчас его время вышло. Гальдер понимал, что надо уходить, и, если честно, чувствовал даже некоторое облегчение от того, что уже не он будет нести ответственность за то, что происходит на фронте, за все провалы, которые, несомненно, произойдут… Но, пока он находился еще на своем посту, надо вести обычную жизнь. И продолжать вести дневник, записывать все…

…Гальдер вспомнил, как днем ранее рассматривал оперативные карты и вдруг ясно понял: под Сталинградом назревает настоящая катастрофа. Опытные генералы (и он в том числе) с самого начала предупреждали фюрера, что крайне опасно делить группу армий «Юг» на две части, что распыление сил не приведет ни к чему хорошему… Надо наносить удары последовательно, один за другим, перебрасывая в необходимое место все дивизии и концентрируя войска…

Однако Гитлер торопился, ему хотелось закончить войну с Россией уже в этом году, и желательно – до зимы. Для того следовало захватить Северный Кавказ, пробиться в Закавказье и оставить русских без нефти (заодно лишив их сообщения с Ираном)… А взятие Сталинграда (как и Ленинграда) имело для него не столько военное, сколько политическое значение (хотя и военное тоже). Гитлер рассчитывал на мощный идеологический эффект от своих летних побед: показать всему миру величие Третьего рейха и его вермахта…

На закономерное замечание Гальдера, что у русских еще достаточно сил, чтобы отстоять свои святыни и нанести ответный удар, фюрер самоуверенно заметил: наоборот, у большевиков почти не осталось резервов, в Красную армию берут («насильно загоняют!») совсем юнцов, Сталин может выставить максимум тридцать новых дивизий, и то весьма условных, не слишком боеспособных. Какие могут быть солдаты из мальчишек? Не стоит, мол, преувеличивать силы русских, и т. д., и т. п…

Однако начальник Восточного сектора армейской разведки полковник Гелен недавно сообщил Гальдеру, что только в июле в СССР были созданы пятьдесят четыре новые пехотные дивизии (кроме того – пятьдесят шесть танковых!), что только на Урале производится в два раза больше бронетехники, чем на всех заводах Третьего рейха и его союзников, вместе взятых… Общая же численность Красной армии эквивалентна 593-м дивизиям, большая часть которых пока находится в резерве… Это же невероятная, просто немыслимая сила! И она может вскоре оказаться на фронте… Эти цифры, разумеется, своевременно доложили фюреру, но он не обратил на них никакого внимания, просто отмахнулся, и все.

…Наибольшее беспокойство у Гальдера вызывало положение 6-й армии Паулюса. Ее наступление почти остановилось: 51-й армейский корпус, например, смог за месяц продвинуться всего на трех небольших участках. Вести бои в сильно разрушенном городе оказалось чрезвычайно трудно и затратно. Техники и средств на это уходило все больше, а результаты оказывались ничтожными, практически нулевыми: за десять последних дней в северной части Сталинграда немецкая пехота смогла преодолеть лишь триста метров. Это тридцать метров в сутки! В докладах Паулюса давно фигурировали не населенные пункты, а отдельные улицы и даже дома. Скоро, похоже, дело дойдет до этажей и квартир!

Русские сопротивляются отчаянно, безумно, каждый метр приходилось брать большой кровью. Основу их обороны составляли вкопанные в землю танки, которым активно помогали артиллерийские батареи и «катюши» из-за Волги… И победы, о которой так мечтал фюрер, пока даже не предвиделось!

Не менее тревожное положение было и у генерала Моделя в группе армий «Центр». Интенсивное движение поездов на железнодорожных участках от Москвы к Зубцово и от Бологого к Великим Лукам ясно показывало, что части Красной армии постоянно пополняются. Возможно, идет крупная перегруппировка, накопление сил перед очередным большим наступлением… В 9-й армии Моделя, наоборот, наблюдались усталость и пассивность, полки и дивизии продвигались вперед крайне медленно или же вообще стояли на месте…

«Русские хотят во что бы то ни стало перерезать железную дорогу на Вязьму, – думал Гальдер, – недавно под Сычевкой они высадили крупный десант – почти четыреста человек. Против него пришлось бросить 328-ю и 1-ю танковые дивизии, а это означает распыление сил, приготовленных для контрнаступления… Да еще партизаны постоянно беспокоят, активно действуют в тылу наших частей. С ними тоже приходится бороться, иначе они парализуют все движение по железной дороге и не позволят вовремя подвезти пополнение, продовольствие, технику, вооружение… Хорошо бы до зимы удержать позиции и сохранить силы, чтобы, в случае очередного наступления русских (а оно непременно произойдет!), не отходить в большой спешке. Надо бы действовать осторожнее, умнее, не допуская повала. Но это, похоже, уже проблема Курта Цейтцлера. Дай Бог ему успехов на новом месте!»

Генерал-полковник вздохнул и убрал тетрадь к двум уже полностью заполненным. Запер ящик письменного стола, однако ключ демонстративно оставил в замке. Зачем выказывать недоверие к своим адъютантам, будто бы он что-то от них скрывает? Это будет нечестно! Тем более что тот, кому надо, и так найдет способ прочесть. Хоть носи ключ на шее…

…Кстати, надо после отставки подумать, как обезопасить эти записи, ведь их почти наверняка захочет получить Гиммлер… Он собирает досье на всех, на кого только можно, в том числе и на генералов, а в дневниках есть много важного и интересного… Значит, нужно передать их на хранение надежному человеку, причем такому, о котором рейхсфюрер СС вообще не знает. И даже не подозревает…

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 27 сентября 1942 года

Утреннее сообщение 27 сентября

В течение ночи на 27 сентября наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда, в районе Моздока и в районе Синявино.

На других фронтах существенных изменений не произошло.

Вечернее сообщение 27 сентября

…За истекшую неделю, с 20 по 26 сентября включительно, в воздушных боях, на аэродромах и огнем зенитной артиллерии уничтожено 206 немецких самолетов. Наши потери за это же время – 156 самолетов.

Нашими кораблями в Черном море потоплен транспорт противника водоизмещением в 2 000 тонн.

За 26 сентября частями нашей авиации на различных участках фронта подавлен огонь 8 батарей полевой артиллерии, взорвано 2 склада боеприпасов, рассеяно и частью уничтожено до роты пехоты противника.

* * *Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«17 сентября 1942 года, 453-й день войны. Обстановка изменилась несущественным образом.

Группа армий «А». Контрнаступление противника на фронте 17-й армии. Отражение вражеских ударов на фронте 1-й танковой армии.

Группа армий «Б». Успехи в уличных боях в Сталинграде, разумеется, не без довольно значительных потерь.

Атаки под Воронежем в основном отбиты. Вклинение на юго-восточном участке. На остальном фронте никаких крупных событий. Даже под Ржевом атаки лишь местного характера западнее Зубцова. Внезапное ухудшение погоды заставляет отложить наступление дивизии «Великая Германия» западнее Зубцова и Манштейна к югу от Ладожского озера».

«22 сентября 1942 года, 458-й день войны.

Группа армий «Север». 11-я армия. Отразив вражеские контратаки с запада против левого фланга нашей наступающей группировки, 30-й армейский корпус силами 132-й дивизии снова перешел в наступление. В ходе боев за отдельные укрепленные точки на переднем крае противника наши войска, преодолевая болотистую и лесистую, почти непроходимую, местность, сумели во второй половине дня продвинуться еще дальше на север и овладеть важными высотами севернее Тортолово. В полосе 26-го армейского корпуса 121-й дивизии во второй половине дня удалось прочно овладеть отрезком дороги Кельколово – Путилово к северу от Гайтолово протяженностью 300 метров. Контратаки противника отражены. Из 16 разведанных огневых позиций 9 подавлены с помощью авиации. Попав утром под собственный огонь, противник, атаковавший позиции на левом фланге 227-й дивизии (восточный участок) у населенного пункта Липка и южнее, отошел на свои исходные позиции. На участке фронта по Неве никаких существенных событий».

Глава четырнадцатая

…В сумерках дошли до переднего края 450-го стрелкового полка, дальше начиналось торфяное поле, а за ним – дамба, где застряли немецкие танки. До них еще следовало как-то добраться…

Матвей Прохоров долго изучал пустырь и тихо вздыхал: торфяник рыхлый, вязкий, мокрый, пока до цели доползешь, весь в грязи изгваздаешься. Но другого варианта, похоже, не предвидится, можно только так: в основном по-пластунски, а где-то – короткими перебежками. Хорошо, что с погодой опять повезло: небо плотно закрыто тучами, ночь темная, почти ничего не видно…

Немцы сильно нервничали, то и дело пускали осветительные ракеты и время от времени еще постреливали из пулеметов. Делать короткие рывки, как понял Прохоров, придется между световыми вспышками – когда один белый шар погаснет, а другой еще не запустили. Это примерно минуты две-три. А взлетит в небо новая ракета – падай на пузо и лежи, не шевелясь, вжавшись всем телом в липкую грязь. И не вздумай поднимать голову – пока проклятый шар не угаснет с тихим шипением…

Когда стемнело, вылезли из траншеи и, пригибаясь, побежали в сторону дамбы. Первым помчался Прохоров, за ним – остальные разведчики, и уже после них – танкисты. Из оружия взяли с собой трофейные немецкие автоматы, в ближнем бою (если придется драться) – самое милое дело: стреляй «от живота», не промахнешься! Ну, и гранаты, само собой…

Конечно, прикладом «трехлинейки» и ее длинным штыком бить куда привычней и надежней, но тащить ее по мокрому торфянику… Немецкие МР-38/40 в этом плане гораздо удобнее – легче и компактнее. К тому же гитлеровцам будет труднее определить, где свои, а где чужие.

Пробежали часть поля, упали на землю – немцы дали в их сторону длинную пулеметную очередь. Вряд ли заметили, скорее всего, для острастки, на всякий случай. Переждали обстрел, вскочили и понеслись дальше. А через минуту – опять на пузо: в небе вспыхнул яркий белый шар. Так, по-пластунски и короткими рывками, преодолели почти все расстояние до дамбы, осталось уже совсем чуть-чуть. Впереди уже виднелись черные силуэты немецких танков.

Ближе всего стояла «тройка» (от нее шел густой, удушливый дым, а также запах горелого машинного масла и расплавленного металла), слева, в торфянике, завяз еще один немецкий панцер – какой-то новый, тяжелый. Но Матвей сразу его узнал – видел такой же на станции Мга. Три его собрата замерли чуть дальше: сползли с дамбы, и мокрая, рыхлая земля не позволила взобраться обратно… По словам артиллеристов, танковую колонну замыкала еще одна «тройка», но ей удалось уйти.

Матвей пополз к ближайшему панцеру. Он, кажется, не сильно пострадал, по крайней мере, видимых повреждений не было. Значит, внутри – все целое, и оборудование, и вооружение. Как раз то, что нам нужно, будет что посмотреть… Да и завяз он вроде бы меньше других, значит, будет шанс завести и, если получится, потихоньку угнать. Вот это была бы удача!

Осторожно доползли до танка, посмотрели – гитлеровцев вроде бы нет. Матвей подумал: скорее всего, фрицы отдыхают, приходят в себя после такого сражения. Еще бы – такой разгром, сразу пять машин потеряли! К тому же немцы, как было давно замечено, не любили воевать ночью: предпочитали ранним утром, на самом рассвете.

Значит, в запасе у группы – как минимум три-четыре часа, а то и больше, и это просто отлично… Танкисты Егор Телятин и Николай Добужев полезли в новый немецкий панцер, смотреть, что там и как, Матвей – с ними, помочь, если надо, остальные разведчики залегли возле гусениц (по двое слева и справа), стали вести наблюдение. Вдруг гитлеровцы появятся?

Прохоров полез через люк механика-водителя и, когда забирался, обратил внимание, что справа на подбашенной коробке танка белой краской был нарисован мамонт, причем довольно похоже – как на картинке в книжке. «Скорее всего, это эмблема танкового батальона, – подумал Прохоров. – Что ж, вполне соответствует – машина такая же мощная, тяжелая, как и древний слон». С левой стороны панцерного «лба» он увидел еще приваренную подкову – очевидно, на счастье.

«Не очень-то вам эта подкова помогла, – иронично заметил Матвей про себя, – не задалась ваша танковая атака. Застряли машины у всех на виду, ни вперед, ни назад. А нам, наоборот, – большая удача: сейчас выясним, что у вас там внутри, в вашем новом панцере…»

С помощью электрического фонарика начал осматривать башню. Егор Телятин в это время занимался вооружением, прежде всего – орудием, а Николай Добужев – управлением танка. Сел на место механика-водителя и принялся внимательно все изучать… Старались не шуметь, не разговаривать, светили фонариками очень осторожно, чтобы ни один лучик наружу не вырвался. Незачем немцам знать, что в их машинах – непрошеные гости.

* * *

Отто с нетерпением ждал начала ночной операции: надо как можно скорее реабилитироваться, доказать, что он – настоящий офицер. Человек с твердым характером и стальными нервами… А как иначе? Разве можно командовать людьми, если они тебя не уважают? Авторитет в армии – основа всего…

Все должны знать, что Отто Небель стойко переносит все тяготы и лишения войны, не боится смерти, хладнокровно ведет себя с пулями и снарядами. И, если надо, разделит общую судьбу со своими подчиненными… И особенно важно это доказать сейчас: скоро ему должны дать лейтенанта. К заветному званию Отто шел долго и трудно, и вот когда остался, по сути, один шаг… Нет, надо доказать, что его паника была случайностью, минутной слабостью, что этого больше никогда не повторится. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы в батальоне стали думать, будто он – трус и слабак. Тогда всему конец – и карьере, и самой его жизни!

И Отто принялся действовать. Прежде всего надо было решить, как вытаскивать «тигр» из грязевой ловушки. Двигатель – в полном порядке, запустить его – пара минут, но как вывести танк наверх? Тут, несомненно, будут нужны гати. И Отто приказал пехотинцам унтера Докеля взять с собой длинные, крепкие бревна: положим под гусеницы, и, может быть, удастся самим выбраться наверх. Самое трудное – преодолеть первые несколько метров, а дальше уже легче, танк сам пойдет…

Ровно в полночь Отто Небель повел своих людей к дамбе: он – впереди, возглавляя группу, следом – механик-водитель Людвиг Лямке, за ними, тяжело сопя (у каждого на плече – приличный сосновый ствол), – десять человек унтер-офицера Докеля. Подошли, Отто дал знак – всем залечь. И начал внимательно осматривать в бинокль дамбу. Он очень боялся, что русские подобрались к его танку и устроили засаду. Но, похоже, пока их не было. По крайней мере, никого не видно…

Что ж, прекрасно, надо приступать к делу – и как можно скорее. Отто повел людей к своему «тигру» – его вытащим первым. Приказал пехотинцам скинуть бревна под гусеницы и залечь чуть вперед, образуя боевое охранение. Сам же вместе с водителем Лямке полез в «тигр»… К счастью, внутри, как он и думал, все осталось в полном порядке, надо только завести машину и выбраться из торфа (если удастся).

Завели, попробовали вылезти – не вышло. Танк натужно ревел, дергался взад и вперед, пытаясь нащупать твердую опору… Гусеницы давили гати, бревна трещали… Но танк с места так и не сдвинулся. Сосновые стволы ломались, как спички, целиком уходили в мягкий грунт – не могли выдержать тяжесть танка. И, в конце концов, разошлись, расщепились… «Все-таки надо звать на помощь Pz.III, – решил Отто. – С первым вариантом не получилось, попробуем второй».

Приказал заглушить двигатель, связался с обер-лейтенантом Гердтелем, и тот, как и планировалось, отправил на помощь две «тройки» – третью пока оставил в резерве. Панцеры на малом ходу пошли к дамбе… Сейчас впрягутся дружно и выдернут застрявшие «тигры» из торфяника. Надо только немного подождать.

…Советские разведчики, занявшие позицию у первого панцера, заметили суету возле крайнего «тигра» и насторожились: похоже, его пытаются вытащить. Догадка подтвердилась: двигатель танка взревел, словно стадо диких буйволов, и панцер начал дергаться, пытаясь выползти из грязи… Матвей Прохоров оставил изучение своего «тигра» и выглянул наружу: хм, гитлеровцы все-таки появились… Сейчас выведут танк из ямы, и все, считай, упорхнула птичка! А за ним – и остальные. Нет, ребята, так дело не пойдет! Надо бы помешать…

Слава Богу, есть гранаты. Сейчас незаметно подберемся в темноте и метнем под гусеницы… И никуда они уже не денутся!

Матвей скатился с брони, залег возле своих разведчиков. Но перед этим приказал Телятину и Добужеву: вы нам пока не нужны, разберемся с немцами без вас. У вас другая задача – изучайте панцер, чтобы потом детально описать. В общем, занимайтесь своим делом. Если что, отступайте, но сначала этот танк взорвите. Труда не составит: гранату – на снарядную укладку, и готово, а потом – быстро наружу. Пяти секунд хватит, чтобы отбежать. Боекомплект у панцера, считай, полный, не израсходованный, рванет так, что мало не покажется…

…А сам с разведчиками пополз к танку, который пытались увести. Сейчас разберемся с его экипажем… Но вскоре уловил негромкую речь: совсем рядом полушепотом разговаривали по-немецки. Ясно, это боевое охранение, прикрывает танкистов, пока они возятся. Сколько там их? Не разглядишь в темноте… Наверное, отделение, не меньше, может быть, даже два… А у них – всего пять человек. Но ничего, как говорится, наглость города берет! На нашей стороне – внезапность, да и условия подходящие – ночь, ничего не видно. Может, повезет…

Матвей шепотом приказал: приготовить гранаты. Подберемся поближе и закидаем гитлеровцев, отгоним от танков. И никуда панцеры от нас не денутся, будут стоять, как миленькие… Эх, жаль, бутылки с зажигательной смесью с собой не захватили, а то бы кинули на двигатель – и все, дело сделано. Был бы такой фрицам фейерверк, любо-дорого посмотреть! Но нет, не догадались…

* * *

Пока сидели и ждали подхода «троек», Отто Небель решил покурить. Вылез из «тигра» и сел за кормой: здесь вполне можно, русские не увидят – массивный корпус полностью закрывает. Курить Отто начал относительно недавно, только когда попал в Россию – до этого не баловался. А тут такие условия, особенно осенью и зимой… Поневоле втянешься! Сигареты хороши прежде всего тем, что успокаивают нервы перед боем, а потом снимают усталость, напряжение, позволяют немного отвлечься. Ну, и согревает тоже…

Шнапс, конечно, в этом смысле куда лучше (особенно в сырость и холод), но обер-лейтенант Гердтель терпеть не может запах алкоголя, а потому строго-настрого запретил подчиненным употреблять спиртное. В принципе, пить в панцерных частях разрешалось, но лишь в очень морозную погоду, когда приходилось подолгу сидеть в стальных коробках, ожидая начала боя. Но сейчас-то еще сентябрь…

…Нет, конечно, панцергренадеры пили потихоньку, как же без этого, но старались на глаза строгому обер-лейтенанту не попадаться. Пехотинцам в этом плане было гораздо легче: шнапс (как правило, из дома, полученный в посылках) они совершенно открыто употребляли перед боем – для храбрости. Или же после него, чтобы прийти в себя…

Другое дело – сигареты, их можно курить без ограничений. Отто, как и многие немецкие офицеры, покупал в основном недорогие «Eckstein № 5», более же опытные курильщики предпочитали трубочный табак (он считался более крепким). А еще за большую удачу считалось добыть русскую ма хорку…

Советский табак очень высоко ценился в вермахте, солдаты не брезговали обыскивать тела убитых красноармейцев и командиров, забирали себе кисеты с махрой или же пачки «Беломорканала». Большим везением считалось найти папиросы «Казбек», но их выдавали только комсоставу. Вот это настоящее курево! Не та трава, которую продают в армейских лавках под видом табака… Настоящие ценители говорили, что одна русская папироса стоит двух-трех сигарет. Это как минимум! И обменивали их так же – в той же пропорции.

…Небель достал из кармана сигаретную пачку, зажигалку и хотел было закурить, но не успел – темноту разорвала яркая вспышка. Взрыв! Отто мгновенно упал на землю (выработалось до автоматизма), выхватил из кобуры «вальтер». Тут же рядом грохнула еще одна граната, по стальному корпусу панцера гулко застучали осколки, затем заливисто, бойко застучали автоматы…

Отто по звуку определил – MP-38/40. Кто на них напал? Большевики с трофейным оружием? Или же какая-то своя группа, заблудившаяся в темноте и случайно вышедшая к дамбе? Увидели людей на нейтральной полосе и решили, что это русские. Не разобрались в ночи…

В неразберихе наступлений-отступлений такое часто бывало: свои и чужие менялись местами, не поймешь, кто и где. То одни окажутся впереди, то другие… А у Тортолово ситуация была очень сложной, деревня не раз переходила из рук в руки…

В ответ автоматам ударили немецкие карабины, зазвучали команды унтер-офицера Франца Докеля – пытался наладить оборону. Грохнула еще одна граната, послышались отчаянные призывы о помощи, затем – громкие, болезненные стоны.

Небель на животе пополз вдоль правой гусеницы – надо понять, что происходит. Если это большевики – дать достойный отпор, если же свои – срочно исправить недоразумение. Крайне глупо погибать от своих же! Через минуту стало понятно, что это все-таки большевики: Отто четко услышал русский мат. Да, его ни с чем не спутаешь, так ругаться могут только русские…

Возле панцеров шел бой: подчиненные унтера Докеля врукопашную сошлись с советскими бойцами. Выстрелы, крики, стоны – все слилось в один звук. Отто попытался разобраться, кто с какой стороны, чтобы в темноте не подстрелить своих же пехотинцев, но это было совершенно невозможно: люди катались по земле, кричали, дрались, стараясь уничтожить друг друга…

Но победили все-таки русские: пехотинцы, потеряв убитыми четырех человек (в том числе и унтера Докеля), не выдержали и начали отходить. Еще троих солдат ранило, их пришлось выносить на руках… Подхватили свой пулемет (он так и не успел вступить в дело) и побежали с дамбы. Вдогонку им ударили автоматные очереди, но никого не задели – не видно же ничего! Солдаты благополучно добрались до немецких траншей – слава Богу, спаслись! Вслед за ними отошли и Отто Небель с Людвигом Лямке.

…Советские разведчики потерь не имели: несколько легких ранений, ушибы и синяки – ерунда… Главное, что отогнали гитлеровцев, теперь можно спокойно заняться изучением новых панцеров. Но не получилось, точнее – не дали: немецкие минометы открыли бешеный огонь – надо отогнать большевиков от наших танков! Стреляли густо, закидывали дамбу десятками свистящих, противно визжащих мин. Настоящий смертельный дождь!

Танковой броне их острые, зазубренные осколки, разумеется, были не страшны, можно было бы отсидеться внутри немецких танков, но Матвей Прохоров приказал уходить. Рассудил так: немцы после обстрела наверняка предпримут еще одну попытку отбить свои панцеры. И пошлют уже не менее роты… Уже не справиться! Глупо ждать, когда тебя окружат и убьют, надо вовремя отступить.

Жаль, конечно, было оставлять панцеры (почти уже наши, трофейные!), но что делать! Без серьезной поддержки не продержишься, а взять ее неоткуда: в стрелковых ротах осталось мало людей (половина, а то и меньше от личного состава), а драться нашим красноармейцам за Тортолово, судя по всему, еще предстоит долго. Надо бы поберечь людей…

Впрочем, результат все же имеется: Телятин и Добужев успели бегло осмотреть новый немецкий панцер, выяснили кое-что интересное, их сведения будут иметь большую ценность. Кроме того, убили четырех гитлеровцев, в том числе – унтер-офицера, еще как минимум нескольких ранили… Хоть небольшая, но тоже победа. Больше бы таких, и чтобы каждый день! Тогда и настоящая, великая Победа скоро наступит…

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 30 сентября 1942 года

Утреннее сообщение 30 сентября

В течение ночи на 30 сентября наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда, в районе Моздока и в районе Синявино.

На других фронтах существенных изменений не произошло.

Вечернее сообщение 30 сентября

…Наш корабль в Балтийском море потопил немецкий транспорт водоизмещением в 10 000 тонн.

За 29 сентября частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено 10 немецких танков, до 20 автомашин с войсками и грузами, 15 повозок с боеприпасами, рассеяно и частью уничтожено до батальона пехоты противника.

* * *Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«24 сентября 1942 года, 460-й день войны. Обстановка.

…Группа армий «Север». Одна из позиций 8-й танковой дивизии подверглась нападению трех вражеских разведывательно-штурмовых групп общей численностью до 100 человек в немецких касках и плащ-палатках. Противник отброшен. Перед позициями 30-й пехотной дивизии – передвижения противника. Оживленный беспокоящий огонь артиллерии противника на участке 122-й пехотной дивизии.

11-я армия. 30-й армейский корпус продвинулся лишь незначительно. 26-й армейский корпус овладел северо-западной окраиной Гайтолово. В 16.00 начался новый штурм Гайтолово. Противник подверг бесчисленным, но тщетным контратакам с восточного и юго-восточного направлений восточный фланг 121-й пехотной дивизии. На участке вклинения – неослабевающее упорное сопротивление противника. Потери противника 21.9 перед позициями 227-й пехотной дивизии – 500 убитых.

Группа армий «Б».

…6-я армия. В Сталинграде, в черте города, ведутся местные уличные бои, сопровождаемые сильным артиллерийским огнем. Сегодня русские снова предприняли усиленные атаки пехотой и танками наших позиций на северном участке фронта 14-го танкового и на участке 8-го армейского корпусов. Временные вклинения противника у Татарского вала и к западу от железной дороги удалось ликвидировать в ходе упорных боев. Противник продолжает оказывать неослабное давление на западное крыло 14-го танкового корпуса, ведя интенсивный изматывающий залповый артиллерийский огонь из орудий всех калибров. На участке 8-го армейского корпуса 76-я дивизия с рассветом втянута в тяжелый оборонительный бой с превосходящими силами противника, поддерживаемыми многочисленными танками. Пока еще не атакованная 305-я пехотная дивизия удлиняет свой фронт обороны на юго-восток. Подразделения русских, прорвавшихся почти до района полковых командных пунктов, либо остановлены, либо отброшены назад. С боеприпасами крайне трудно.

Борьба с партизанами.

Группа армий «Центр». В ходе продолжения операции «Фирэк» («Четырехугольник») прочесана лесистая местность южнее Ревны в направлении на юго-запад вплоть до реки Десна, отражена попытка противника вырваться на запад.

После дневного доклада – отставка, переданная фюрером. Прощание с несколькими группами офицеров: генеральный штаб, управление генерал-квартирмейстера, генералы-инспекторы родов войск, отдельные посетители».

 Глава пятнадцатая

…Через два дня в 265-ю стрелковую дивизию пришел приказ – отступать. Противнику удалось прорваться у Гонтовой Липки и 1-го эстонского поселка, захватить Гайтолово, и советские части оказались под угрозой окружения. Еще немного – и дивизию полностью отрежут от основных сил 8-й армии и уничтожат.

Комдив Ушинский решил выходить по кратчайшему пути – строго на восток, на Гайтолово. Там гитлеровцы еще не успели как следует укрепиться, есть шанс прорваться с минимальными потерями.

Определили место – низина между сосновой рощей и небольшим болотом. Это самый слабый участок немецкой обороны: пехотный батальон встал на него только вчера вечером, кое-как зацепившись за край леса. Серьезных укреплений нет (не успели пока), окопались на опушке и сидят. В низину почти не суются (это же настоящее болото!), выставили небольшие заслоны, на тот случай, если появятся русские, и все. Поэтому задача получается крайне простая: снести слабый заслон, встать на дорогу – и по ней прямиком до Гайтолово. Проскочим, используя фактор неожиданности, и рванем к своим.

Решили, что первым в прорыв пойдет 450-й стрелковый полк – самый боеспособный в дивизии: разгонит гитлеровцев, расширит проход, чтобы не накрыли огнем. Ширина прохода небольшая – всего триста-четыреста метров, простреливается вся насквозь, а у гитлеровцев – и пулеметы, и минометы, и, возможно, даже тяжелая артиллерия.

За полком пойдут остальные подразделения, в том числе штабы, тылы и медсанбат. Раненых выносим на руках – лошадей осталось совсем мало, они нужны артиллеристам – тащить пушки. К сожалению, тяжелые гаубицы придется оставить, с ними через полузатопленную низину никак не пройдешь. Снимем затворы и утопим где-нибудь в болоте, чтобы немцам не достались. Прикрывать выход будет 3-й батальон 941-го стрелкового полка, а еще саперы – установят мины. Пусть только немцы вздумают нас догнать!

…В дивизии знали: это последний шанс вырваться к своим, потом не получится. Еще день-два – и гитлеровцы подтянут резервы, засядут в Гайтолово, и никак их уже не сдвинешь. Потом разрежут дивизию на части и будут уничтожать по отдельности… Небольшим группам еще, может быть, и удастся выскочить, просочиться, но большинство бойцов и командиров погибнут или попадут в плен. Поэтому цель у всех одна – только вперед, на прорыв, не останавливаясь ни на миг!

…Дождались ночи, чтобы идти в полной темноте. Небо в который раз заволокло тучами, заморосил мелкий дождик – вообще ничего не видно. Это сочли хорошим знаком – больше шансов выбраться…

Первыми в низину спустились разведчики Прохорова. Осторожно подползли к немецким позициям, посмотрели: гитлеровцы почему-то не стреляли, даже осветительные ракеты пускали редко… Наверное, тяжелые, кровавые бои вымотались их тоже… Не железные же они, в самом деле, отдых всем требуется! Выяснили, где немецкие огневые точки, – оказалось всего две, на крошечных возвышенностях.

Гитлеровцы успели соорудить лишь небольшие укрепления – там, где было можно: слегка окопались, сделали деревянную стенку с амбразурами, насыпали земляной вал… Натянули поверх пулеметных точек брезент и спрятались под ним от дождя. А слева и справа – практически пустое место, даже дозоров нет. И то верно: кому охота лежать под дождем в холодной болотной воде…

Место для прорыва – лучше и не придумаешь! Разведчики разделились на две группы, осторожно подползли к пулеметам, мгновенный бросок – и уже рядом с гитлеровцами. Действовали в основном ножами и штыками, не стреляли – чтобы шум не поднимать. Совсем тихо снять, к сожалению, не получилось, один пулеметчик все же вскрикнул, но его голос потонул в шуме дождя и гуле канонады. Немцы в роще вроде бы не услышали… По крайней мере, никаких действий не последовало. Путь был свободен…

Вернулись назад, доложили начальству – все чисто. Тогда в прорыв пошли стрелковые батальоны – разом хлынули в низину, как неудержимый весенний поток. Бойцы бежали плотно, сосредоточенно, плечом к плечу, локоть к локтю. Или сейчас, или никогда… Чтобы не сбиться с пути и не отстать, держались за шинели впереди идущих. Проход узкий, слева – гитлеровцы, справа – болото, свернешь не туда – пропадешь.

В роще, естественно, заметили какое-то движение, отрыли огонь – сначала из винтовок и пулеметов, потом – и из минометов. К счастью, видеть и бить прицельно мешали ночная темнота и ненастье, палили в основном наугад, а не по конкретным целям… Просто стреляли из всех стволов – может, в кого-то и попадет…

К сожалению, попадало: люди бежали тесно, пули и мины легко находили свою цель – ранили, калечили, убивали. Но на вражеский огонь почти не отвечали – некогда, надо быстрее пересечь открытое место и уйти. Подхватывали на ходу раненых, тащили на себе, через мертвые тела просто перешагивали…

Если кто-то умирал – то молча, без лишних криков и стонов. Наконец, все батальоны, госпиталь и тыловики пересекли низину, вышли на грунтовку, ведущую к Гайтолово. Теперь – вперед, на деревню. Причем штурмовать придется свои же старые позиции – в них уже сидят немцы…

Это было особенно обидно – сами делали эти укрепления, с большим старанием и тщательностью. Окопы – глубокие, полного профиля; блиндажи – удобные, надежные, в три наката; многочисленные огневые точки, стрелковые ячейки, ходы сообщений, земляные щели… В общем, все как положено. И вся эта красота – теперь у немцев. Придется брать свои же бывшие оборонительные рубежи… Но другого пути нет – никак не обойдешь и мимо не проскочишь.

Ладно, двинулись к Гайтолово. Впереди, в авангарде – Матвей Прохоров со своими разведчиками, за ними – стрелковые роты. Люди шли в кромешной темноте (и дорога – очень скользкая, глинистая), сильно растянулись, но не крикнешь же на них: «Подтянись, шире шаг!» Немцы же кругом!

…Федор Колядов остановился и два раза тихо свистнул: опасность. Матвей Прохоров махнул рукой – всем укрыться! Едва успели упасть под деревья, как показались три немецкие повозки – очевидно, с ранеными. Возницы шли около лошадей, вели их под уздцы – дорога тяжелая, глинистая. И недовольно ворчали, проклиная проклятую русскую погоду и бесконечный дождь. Смотрели в основном себе под ноги – не растянуться бы на скользком месте. Никакой охраны при обозе не было…

Наверное, понял Матвей Прохоров, гитлеровцы решили, что мы не будем прорываться ночью: в темноте легко сбиться с нужного направления, зайти не туда. Вот и отправили, пока тихо, своих раненых в тыл. А обратно обоз повезет боеприпасы – чтобы было чем утром драться…

Прохоров спокойно вышел навстречу обозу. Возницы никак на него не реагировали – очевидно, как всегда, приняли за своего. В темноте не разберешь, кто есть кто, а по виду очень похоже: пятнистый маскхалат, MP 38/40 на груди. Другие разведчики встали рядом с Матвеем, показывая возницам знаками – давайте, проезжайте скорее, за нами люди идут.

Тем временем Матвей достал из кармана пачку сигарет, чиркнул зажигалкой. Прием сработал: первый возница остановился и поспешил к нему, чтобы угоститься сигареткой: «Не будет ли герр офицер так любезен…» Эти слова стали последними в жизни немолодого ефрейтора – точный удар ножом заставил его замолчать навсегда. Федор Колядов, Семен Фирсов и Сергей Дроздов бросились к другим возницам, расправились с ними – те даже дернуться не успели. Трофим Мишкин вышел вперед – убедиться, что на дороге больше никого нет.

Убитых гитлеровцев оттащили на обочину, после чего занялись крайне неприятной, но необходимой работой – добивать немецких раненых. А что делать? В плен их брать – смысла не имеет, самим бы живыми выйти. Оставить так – нельзя: могут поднять крик, предупредить своих об опасности. Среди немцев тоже встречаются герои, готовые пожертвовать своей жизнью ради общего дела…

Заодно освободили повозки для медсанбата – они им очень нужны, много тяжелораненых. И пошли дальше в сторону Гайтолово…

* * *

…Наконец за луговиной показались избы и голые печные трубы. Гитлеровцы сожгли почти всю деревню, но часть домов все же уцелела. Теперь из них доносились пьяные голоса – гитлеровцы праздновали свою победу: взяли, наконец, Гайтолово! Хоть и небольшой, но все-таки успех: русские полностью окружены, никак не вырвутся. Кто поумнее – сам сдастся в плен, ну, а остальные…

Солдаты вопили во все горло, слышно было даже издалека: «Вен ди зольдатен дурш ди штадт марширен…» «Ладно, сейчас мы вам покажем, как праздновать надо, – зло подумал полковник Ушинский. – Устроим вам хоровое представление с песнями и плясками…»

Для большего эффекта Борис Николаевич придумал одну вещь: иллюминацию для немцев. Подождали отстающих, чтобы ударить вместе, приготовились к решающему броску. И разом пустили вверх десятки осветительных ракет (благо, еще были в батальонах). Деревня вся озарилась призрачным светом – белые ослепительные шары повисли над улицами и домами. Гитлеровцы (кто был потрезвее) с удивлением уставились в небо: откуда все это? И зачем?

Полковник Ушинский отдал приказ: «В атаку!» Бойцы проскочили широкий луг, с ходу ворвались на улицы, завязался ближний бой – очень неожиданный для гитлеровцев. Они не ждали нападения, считали, что Гайтолово находится уже в тылу, далеко от передовой. Да и русские вроде бы все окружены и разбиты… Откуда же их столько? И как они смогли пройти через плотное (по идее) кольцо окружения?

Полуодетые солдаты в спешке выбегали из изб, на ходу хватали винтовки и автоматы. Но занять позиции и приготовиться к бою так не успели, красноармейцы оказались проворнее: затопили собой все улицы и переулки, окружили дома, открыли плотный огонь. Из винтовок, пулеметов, трофейных автоматов – залили избы смертельным свинцовым дождем.

При ярком свете ракет все гитлеровцы были как на ладони, можно почти не целиться: знай жми на спусковой крючок и поводи стволом немецкого автомата или пулемета из стороны в сторону. Патронов не жалели – потом пополним, когда выйдем к своим, а сейчас главное – пробиться!

Большинство обороняющихся погибло, даже не поняв, что к случилось: были расстреляны, как утки в тире. Возникла паника, немецкие солдаты стали сдаваться, поднимать вверх руки… Советские батальоны полностью заняли Гайтолово, остатки гитлеровцев побежали, ни о каком сопротивлении речи уже не было… Даже громкие, отчаянные приказы офицеров не могли заставить солдат остановиться и принять бой: слишком уж страшны были атакующие…

Казалось, что это не люди, а сами исчадия ада! В темноте белели лишь зубы да глаза, лица – темные, покрытые копотью и грязью. Этих чертей в долгополых шинелях не могла остановить даже смерть: одних убивали, но на их место тут же вставали другие, еще более страшные. И неслись сплошным потоком, волна за волной. И этому не было ни конца, ни края…

…Последних гитлеровцев собрали в одну кучу, чтобы не мешались под ногами, и погнали через линию фронта. Некоторые, кстати, так и не успели до конца протрезветь и с недоумением таращились на невесть откуда взявшихся красноармейцев. Но не дергались – слишком уж устрашающими выглядели конвоиры…

Полковник Ушинский отступил одним из последних, убедившись, что никого больше за ним не осталось. Затем саперы поставили на окраине Гайтолово мины – чтобы задержать гитлеровцев. Если вдруг сунутся – получат подарочек… Но желающих преследовать отступающие батальоны не нашлось: ужас перед внезапно появившимися «чертями» был так велик, что немецкие солдаты не хотели идти в бой даже под угрозой военного суда…

Матвей Прохоров с разведчиками тоже благополучно покинул Гайтолово, никто не был даже ранен – можно сказать, повезло. Значит, можно воевать дальше… А через неделю в штабе корпуса ему вручили орден Красного Знамени – за умелые действия в тылу противника. Василия Зайцева и Ивана Ткачука, павших смертью храбрых во время операции, наградили орденами Отечественной войны второй степени, Федор Колядов и Трофим Мишкин получили по «Отваге» – за смелость. Вполне заслуженно, надо сказать! В общем, все оказались отмеченными…

Трофиму Мишкину, можно сказать, повезло больше всех: помимо медали, ему дали еще и кратковременный отпуск (целых пять суток) – чтобы встретиться с родными. Из Мишкино эвакуировали всех жителей – кто еще был, его семья оказалась в деревне Путилово, относительно недалеко от линии фронта. Вот и получил он (кстати, по ходатайству Прохорова) возможность съездить и повидаться с ними.

А заодно – похвастаться новенькой наградой. Матвей, когда просил за Трофима, решил, что так будет правильно: во-первых, парень заслужил, проявил себя как настоящий боец, дрался отчаянно, храбро. Во-вторых, Мишкин – парень молодой, ему будет приятно показать медаль, а отцу с матерью это гордость: хорошего сына вырастили, отличного воина. Возможно даже, будущего героя… Пусть тоже порадуются!

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 10 октября 1942 года

Еще одна гитлеровская фальшивка.

На днях немецкое командование объявило, что немецкие войска якобы окружили и уничтожили южнее Ладожского озера 7 советских дивизий, взяли 12 370 пленных, захватили или уничтожили 244 танка, 307 орудий, 491 миномет и т. д. Это сообщение немецкого командования от начала до конца является беспардонным враньем. Ни южнее Ладожского озера, ни в каком-либо другом месте гитлеровцы не окружали не только ни одной дивизии, но даже ни одного советского полка.

Южнее Ладожского озера, в районе Синявино, в сентябре советские войска предприняли наступательные бои. Целью этой операции являлось оттянуть часть сил немецкой армии с южного участка фронта. Эта цель была достигнута. Несколько немецких дивизий, в том числе 4 пехотные дивизии, стоявшие в Крыму, а именно 24, 28, 132 и 170, и предназначавшиеся для операций под Сталинградом и на Тереке, спешно были переброшены в район Синявино и здесь были разбиты или основательно растрепаны советскими войсками. В ходе этих боев были разгромлены 223 и 227 немецкие пехотные дивизии и нанесены большие потери 5 горнострелковой, 24, 28, 121, 132 и 170 пехотным дивизиям. Противник потерял убитыми, ранеными и пленными не менее 60 000 солдат и офицеров. За это же время подбито и уничтожено до 200 немецких танков, 244 орудия, до 400 минометов, 730 пулеметов и сбито 260 немецких самолетов.

Наши войска в этих боях потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести 21 384 человека. В происходивших боях наши части потеряли 58 танков, 93 орудия, 249 минометов, 77 станковых и 214 ручных пулеметов.

В результате боев в районе Синявино была прорвана оборона противника и захвачен ряд его опорных пунктов, которые, несмотря на все контратаки противника, прочно удерживаются нашими войсками.

Таковы действительные факты, полностью опровергающие новую фальшивку гитлеровских фальшивомонетчиков.

Вечернее сообщение 10 октября

…В течение 10 октября наши войска вели бои с противником в районе северо-западнее Сталинграда и в районе Моздока. На других фронтах существенных изменений не произошло.

За 9 октября нашей авиацией на различных участках фронта уничтожено или повреждено 12 немецких танков, до 40 автомашин с войсками, подавлен огонь 7 артиллерийских батарей, рассеяно и частью уничтожено до батальона пехоты противника.

* * *

Фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами. Главное командование сухопутных войск.

Генеральный штаб.

Оперативный отдел (I).

№ 420817/42.

Ставка главного командования сухопутных войск

14.10.42 г.

Сов. секретно.

Только для командования.

Передавать только через офицера.

ОПЕРАТИВНЫЙ ПРИКАЗ № 1

Летняя и осенняя кампании этого года, за исключением отдельных еще продолжающихся операций и намечаемых наступательных действий местного характера, завершены. Достигнуты крупные результаты.

В итоге мощного наступления противник отброшен на Кавказ и Дон, а центральная часть России в основном отрезана от районов Кавказа, имеющих жизненно важное значение для дальнейшего ведения войны. На остальном фронте были успешно отражены все отвлекающие удары русских с незначительными для нас потерями. При этом противнику нанесены громадные людские потери.

Успехи командования и войск, достигнутые в ходе этих летних и осенних сражений, достойны быть внесенными в славную летопись войны прошедших лет. Они вселяют уверенность, что и в последующий период настоящей войны немецкий народ может в любых обстоятельствах положиться на свою армию.

Нам предстоит провести зимнюю кампанию. Задачей Восточного фронта в ней является, за исключением еще продолжающихся или намечаемых наступательных операций, во что бы то ни стало удерживать достигнутые рубежи, отражать всякие попытки со стороны противника прорвать их и тем самым создать предпосылки для продолжения нашего наступления в 1943 г. в целях окончательного уничтожения нашего опаснейшего врага.

Подготовка к зимней кампании идет полным ходом. Эту вторую русскую зиму мы встретим более тщательно и своевременно подготовленными.

Сами русские в ходе последних боев были серьезно ослаблены и не смогут зимой 1942/43 г. располагать такими же большими силами, какие имелись у них в прошлую зиму. В отличие от минувшей, эта зима не может быть суровой и тяжелой. Всем штабам и войсковым командирам вменяю в обязанность как можно быстрее и тщательнее закончить все приготовления к зиме, с тем чтобы не только облегчить войскам выполнение возложенных на них задач, но и создать им возможно лучшие условия для жизни и боя на весь зимний период. При этом важно, чтобы никто не надеялся на то, что все необходимое будет доставлено высшими штабами. Каждый войсковой командир должен сам себе помогать всевозможными импровизациями и изыскивать дополнительные средства и оборудование для облегчения условий размещения своих войск.

Я в свою очередь позабочусь о том, чтобы посредством крупных организационных мероприятий усилить боевые части, сменить в течение этой зимы фронтовых солдат, непрерывно сражающихся на передовой линии уже на протяжении полутора лет, и направить их на отдых.

Но я ожидаю от командования и войск, что они вступят в зимнюю кампанию 1942/43 г. с гордым сознанием достигнутых успехов, с твердой верой в свои собственные силы, с непоколебимой волей разбить противника и в этой зимней кампании везде, где бы он только ни попытался прорвать наш фронт.

Основные требования:

1. Во что бы то ни стало удерживать зимние позиции.

2. Оборона должна быть повсюду активной, не позволяющей противнику успокаиваться и вводящей его в заблуждение относительно наших намерений.

3. В случае атак со стороны противника не отходить ни на шаг и не производить отступательных маневров оперативного характера.

4. Местные прорывы немедленно ликвидировать контратаками и контрударами.

5. Большие прорывы локализовать, стабилизировавшиеся участки нашего фронта во что бы то ни стало удерживать как бастионы, которые облегчат проведение предпринимаемых контрмероприятий.

6. Отрезанные или окруженные части должны обороняться до тех пор, пока не подоспеет помощь.

За безусловное выполнение данных требований командиры несут ответственность непосредственно передо мной…

Адольф Гитлер

Верно: майор службы генерального штаба граф Кильманзег.

* * *Газета «Фелькишер беобахтер» («Народный обозреватель»)Речь фюрера в Мюнхене, 9 ноября 1942 года

«…Я хотел выйти к Волге в определенном месте, возле определенного города. Случилось так, что этот город носит имя самого Сталина… Я хотел взять этот город. Не делая преувеличенных заявлений, я могу теперь сказать вам, что мы его захватили. Только небольшая его часть пока еще не в наших руках. Нас могут спросить: «Почему армия не продвигается вперед еще быстрее?» Но я не хочу второго Вердена, я предпочитаю достигнуть своей цели путем ограниченных штурмов. Время в данном случае не имеет никакого значения…

…Сталинград наш! В нескольких домах сидят еще русские. Ну и пусть сидят. Это их личное дело. А наше дело сделано. Город, носящий имя Сталина, в наших руках. Величайшая русская артерия – Волга – парализована. И нет такой силы в мире, которая может нас сдвинуть с этого места.

Это говорю вам я – человек, ни разу вас не обманывавший, человек, на которого провидение возложило бремя и ответственность за эту величайшую в истории человечества войну. Я знаю, вы верите мне, и вы можете быть уверены, я повторяю со всей ответственностью перед богом и историей, – из Сталинграда мы никогда не уйдем. Никогда. Как бы ни хотели этого большевики…»

Часть третья Ловушка для «тигра»

 Глава шестнадцатая

Зима 1942-43 выдалась морозной, но, к счастью для немцев, не такой ледяной и суровой, как предыдущая, 41-го года. Снег выпал, как и положено, в середине ноября, плотно укутал землю, сковал реки и озера. Конечно, кое-где еще были незамерзающие «окна» – в основном, в глубине Большого болота, но туда немецкие солдаты не совались. По крайней мере, без приказа.

К великой радости панцергренадеров, наконец-то застыли и затвердели обширные торфяники у Синявских высот, стало легче перебрасывать тяжелую бронетехнику с места на место, не боясь больше застрять в грязи. В том числе – и новейшие Pz.VI (они были нужнее всего).

В декабре немецкий 502-й отдельный танковый батальон получил серьезное пополнение – два десятка новых панцеров, Pz.VI и Pz. III. Из них сформировали вторую роту – из четырех взводов: в первом и втором – по четыре «тигра», в третьем и четвертом – по четыре «тройки». И еще по одному панцеру каждого типа – в штабном отделении. Всего восемнадцать броневых машин: девять «тигров» и столько же «троек».

Первой роте обер-лейтенанта Гердтеля тоже досталась новая техника, и в результате в ней стало три полноценных взвода (по два «тигра» и по три «тройки» в каждом). В штабном отделении – еще три Pz.VI и один Pz.III. Всего же 502-й панцерный батальон уже насчитывал восемнадцать «тигров» и девятнадцать «троек». Грозная сила!

Панцергренадеры старательно готовились к зимней кампании: надо показать, наконец, большевикам, на что способны новейшие тяжелые панцеры! И нанести мощный, решающий удар, чтобы смыть позор, который случился с батальоном осенью…

«Тигры» и новые «тройки» с 75-мм орудиями решили использовать только на самых опасных участках – в качестве «пожарной команды», когда требовалось срочно заткнуть дыру или же поддержать атакующую пехоту. Панцергренадерам строго-настрого запретили перебрасывать тяжелые танки по русским просторам без предварительной их подготовки: пусть саперы сначала залатают пути, положат, где надо, крепкие гати, заровняют самые глубокие ямы. И только после этого…

Но все же предпочтительнее было идти (даже зимой!) по твердому грунту, а в идеале – вообще по бетонке (правда, таких дорог в России было совсем мало), чтобы не застревать. Хватит уже небоевых потерь! Из-за бесконечных поломок «тигры» большую часть времени простояли без дела, ремонтникам пришлось без конца чинить их. Какое уж там успешное наступление, когда панцеры до передовой вообще добраться не могут! Поэтому накануне зимы все мосты и переправы на пути Pz.VI срочно починили, а земляные препятствия (даже самые небольшие) – срыли или же взорвали. Саперы работали день и ночь – готовили пути для танковых атак.

…21 ноября 1942-го майора Меркера вызвали для доклада в Ставку фюрера. Гитлер был крайне недоволен действиями 502-го тяжелого панцерного батальона, особенно под Тортолово. Успехов, по сути, никаких нет, а потери уже весьма существенные: три «тигра» повреждены (их с трудом достали и эвакуировали), а один так вообще погиб. Увязший в торфянике у злополучной дамбы Pz.VI пришлось все-таки взорвать: упорные попытки вызволить его из размокшего торфяника так ни к чему и не привели. Даже мощные 18-тонные тягачи, прибывшие со станции Мга, не смогли вытащить его из грязевой ловушки…

С «тигра» сняли пулеметы и оборудование, срезали автогеном пушку и набили взрывчаткой едва ли не до самого башенного люка. Рвануло так, что части танка разлетелись на сотни метров… А каждый Pz.VI, к слову, обходился германской казне в весьма приличную сумму – почти в миллион рейхсмарок. Это было в три раза дороже, чем изготовление нового Pz.III с длинной пушкой и усиленной броней…

Фюрер очень рассчитывал на «тигры» (угрохали кучу времени и средств!), а в результате же получился пшик. Главный успех под Синявино был достигнут не за счет тяжелых панцеров, а благодаря мужеству и настойчивости простых немецких солдат, горных егерей и пехотинцев. Именно они отразили советские атаки, а потом сами перешли в контрнаступление. Поддержали же их, между прочим, не новейшие панцеры, а самые обыкновенные «тройки» с короткими 50-мм пушками и далеко не самой мощной броней. Так зачем, спрашивается, потратили столько денег на дорогущие «тигры»?

…Командир 502-го тяжелого танкового батальона майор Меркер от вызова в Ставку не ждал ничего хорошего: был уверен, что на него возложат всю вину за танковые неудачи под Синявино. Наверняка понизят и даже, возможно, предадут суду… Но ошибся: всего лишь сослали в 31-й танковый полк 5-й панцердивизии, на ту же должность… Задержали, разумеется, очередное звание, к которому был уже представлен, но это все сущая ерунда по сравнению с тем, что могло быть. Можно сказать, отделался легким испугом…

…Дело было в том, что опытным военачальникам удалось убедить фюрера, что большой вины майора в провале под Синявино нет: не следовало вообще посылать туда тяжелые панцеры – одни болота! Их надо применять лишь там, где сухо и есть нормальные дороги (желательно – с твердым покрытием). И неплохо бы, чтобы и рек тоже было поменьше: проблема с мостами. Новым танкам необходимо для наступления большое пространство, чтобы идти широким фронтом. Ровная, слегка пересеченная местность – для них самое оно.

Гитлер прислушался к советам и решил, что действительно нет смысла держать все «тигры» под Ленинградом: обстановка там уже более-менее спокойная, серьезных угроз нет и не предвидится. Тяжелые танки гораздо нужнее на других участках фронта – например, на Среднем Дону. А потому приказал разделить 502-й батальон пополам: 1-ю роту оставить под Синявино (чтобы по-прежнему угрожать Ленинграду), а вторую отдать фон Манштейну, которому поручили вызволить 6-ю полевую армию из окружения. Под Сталинградом назревала большая военная катастрофа…

Панцерные и моторизованные дивизии группы «Дон» должны были деблокировать армию Паулюса и вернуть утраченные позиции у Волги. А потому вторую роту 502-го тяжелого танкового передали 39-му панцерному полку 17-й дивизии: «тигры» и новейшие «тройки» наверняка прорвут советское кольцо и переломят ситуацию…

Но танки потерпели неудачу: им даже пришлось срочно отойти на приличное расстояние, чтобы самим не оказаться в «котле». Потери же при этом оказались просто ужасающими: в 17-й панцерной дивизии, например, осталось всего восемь боеспособных машин, а батальонами командовали уже вчерашние лейтенанты – старших офицеров не осталось…

Новым командиром 502-го батальона был назначен гауптман Артур Волшлагер – грамотный, опытный офицер. Фюрер очень надеялся, что у него получится более эффективно использовать «тигры»…

Изменения коснулись и самого Небеля: наконец получил лейтенанта. Можно теперь похвастаться перед дядей Клаусом! С ним Отто, кстати, так и не встретился, хотя давно мечтал об этом: 22-я танковая дивизия, где служил майор, так и не дошла до Ленинграда. Ее сначала перебросили на Донбасс, где в составе группы армий «А» она вела тяжелые бои на юге, а потом, после форсирования реки Дон, перекинули под Ростов…

Затем 22-я панцерная оказалась в группе армий «В» – наступала на Сталинград и чуть было не угодила в окружение вместе с 6-й армией Паулюса. Вырвалась чудом (буквально в последний момент!), но понесла большие потери: из восьмидесяти боевых машин на ходу осталось менее половины. Генерал-фельдмаршал Манштейн в сердцах назвал ее «старой развалиной» и через некоторое время отправил в тыл – на полное расформирование.

Майор Клаус Небель участвовал во всех сражениях, был ранен в левый бок (осколок снаряда скользнул по ребрам), но героически остался в строю. Однако после отвода дивизии в тыл ему пришлось все-таки обратиться к врачам – рана загноилась. Сначала лежал в полевом госпитале, потом отправили в Германию – нужна была сложная операция. Так что Отто так и не увидел своего героического дядю…

Зато в подчинении молодого Небеля теперь оказалось целых пять новых панцеров: два «тигра» и три «тройки». Несколько раз его взвод выполнял небольшие задания возле Келколово – ничего серьезного, обычная поддержка пехоты. Но Отто понимал: настоящие сражения начнутся чуть позже, в январе, когда разбитые русские дороги окончательно замерзнут, и тяжелые «тигры» смогут, наконец, полностью проявить себя. Не боясь утонуть в грязи или же сесть намертво в торфянике…

Мороз подсушит землю, и это позволит провести настоящее, большое наступление. И идти в атаку, как положено, широким фронтом, а не ползти одной колонной по узкой дороге, рискуя каждую минуту угодить в артиллерийскую засаду и получить в бок русский гаубичный снаряд. Как это случилось под Тортолово…

* * *

…Но первыми боевые действия начали в январе советские войска: два фронта, Ленинградский и Волховский, почти одновременно перешли в наступление. Утром 12 января более четырех с половиной тысяч пушек, гаубиц и минометов (и еще крупнокалиберные орудия кораблей Балтийского флота) обрушили на немцев страшный удар. Огненный смерч бушевал более двух часов, уничтожая траншеи, блиндажи, доты, дзоты и т. д.

Затем началось само наступление. Первыми пошли через Неву части Ленинградского фронта: штурмовые роты вышли на речной лед и с ходу взяли береговую линию обороны. Правда, у Шлиссельбурга атака едва не захлебнулась: не все огневые точки оказались подавленными, и немцам удалось кинжальным огнем прижать роты ко льду Невы. Лишь подключение дальнобойной артиллерии помогло продолжить наступление и, в конце концов, взобраться на высокие, скользкие склоны. Причем буквально по-обезьяньи – цепляясь за малейшие кустики и редкие деревца…

Части 2-й ударной армии Волховского фронта пошли на Синявино хорошо знакомым, уже, можно сказать, привычным путем: на Рабочие поселки № 4 и № 5 (далее – в сторону Невы). Чтобы взять, наконец, высоты и исправить прошлогоднюю не удачу…

Гитлеровцы, разумеется, ждали наступления («русские всегда действуют зимой!»), хорошо подготовились: крутой берег Невы искусственно обледенили и еще оплели проволочными заграждениями, поставили многочисленные мины, а редкие уцелевшие дома превратили в опорные пункты и доты. Никто не пройдет! Заранее создали в тылу два крепких рубежа обороны с узлами сопротивления – Липка, Рабочий поселок № 8, роща «Круглая», деревни Гайтолово и Тортолово.

Основную трудность для советских войск, конечно же, представляла Нева. В этом году она долго не замерзала (поэтому, кстати, и пришлось перенести начало операции «Искра» с конца декабря на 12 января), лед не вставал или же был слишком тонким, ломался. Лишь в начале января, когда ударили настоящие морозы, стало реально форсировать реку.

Да и то – с большой осторожностью. Бойцам приходилось идти очень медленно, высматривая полыньи: гитлеровцы постоянно взрывали лед. Не заметишь – провалишься в черную ледяную воду и уйдешь сразу же на дно, даже вскрикнуть не успеешь: тяжелая зимняя одежда и оружие утянут вниз, в глубину. Гитлеровцы часто устраивали хитрые ловушки: поверх полыней клали тонкие доски и засыпали сверху снегом. Этому они, кстати, научились у финнов: те постоянно делали такие ледяные капканы во время Зимней войны. Пехотинец пройдет и не заметит, настил выдержит, а вот под тяжестью пушки или техники тут же проломится. И бронемашина, танк или орудие мгновенно уйдут на дно… Достать потом их будет очень нелегко: и глубина приличная, и течение сильное.

Поэтому ледовый путь через Неву сначала проверяли саперы, прощупывали каждый сантиметр: искали и отмечали деревянными вешками ловушки-полыньи, снимали мины. И уже потом на лед выходили стрелковые батальоны. А за ними – артиллеристы со своими пушками на специальных санях…

Толщина льда не позволила переправить средние и тяжелые танки, только легкие Т-60 и бронемашины БА-10, поэтому поддержка передовых штурмовых групп оказалась не полной. Т-34 и КВ оставили на потом, когда получится навести прочный ледяной мост. Из орудий с собой взяли лишь относительно легкие – «сорокапятки» и полковые 76,2 «бобики», более тяжелые не смогли перетащить…

Но, несмотря на все эти трудности, первый день наступления оказался для советских войск относительно удачным: 67-я армия Ленфронта захватила на левом берегу Невы неплохой плацдарм: ширина – шесть километров, глубина – три. На флангах, правда, результаты получились гораздо скромнее, отвоевали лишь пятьсот метров, но все-таки – тоже хорошо…

Войска Волховского фронта продвинулись на один-полтора километра, однако сломить упорное сопротивление гитлеровцев не смогли: те засели намертво в опорных пунктах, оборонялись стойко, твердо…

На следующий день сражение продолжилось, 67-я и 2-я ударная армии медленно прогрызались навстречу друг другу. Немного позже к ним подключилась и 8-я армия генерал-лейтенанта Старикова – тоже начала наступление.

В результате командующий немецкой 18-й пехотной армией Георг Линдеман был вынужден бросить в бой резервы – 96-ю пехотную и 5-ю горнострелковую дивизии, а еще – тяжелые танки. Самые напряженные бои развернулись за захваченный у Невы плацдарм и Рабочий поселок № 5, являющийся важнейшим пунктом обороны…

* * *

Взвод Отто Небеля получил приказ срочно выдвинуться к Городку, где большевикам удалось захватить часть берега. Нужно скинуть их обратно! Мощные «тигры» и «тройки» должны поддержать удар 96-й пехотной дивизии – она как раз перешла в контрнаступление.

До поселка было, в принципе, недалеко, около двенадцати километров, но выйти сразу не получилось: к Городку вела одна-единственная дорога, и она оказалась полностью забита автомобилями, конными обозами, пешими колоннами… Русским опять (в который уже раз!) повезло: обильные снегопады уменьшили проезжую часть (и без того крайне узкую) до двух с половиной – трех метров, идти стало очень трудно.

Даже легковушки и грузовики протискивались еле-еле, что же говорить о танках? Ширина «тройки», к примеру, почти три метра, практически вплотную, у «тигра» – и того больше, 3,7 метра. Как ему протиснуться? Выходить же на обочины и идти по целине панцергренадеры боялись: под снегом могли оказаться противотанковые мины и фугасы – остались еще с осени. Да и увязнуть можно: сугробы – по два-три метра, настоящие снежные завалы…

Но это была только одна проблема, имелась и другая, более серьезная – обледенение. Из-за сильных морозов дороги покрылись ледовой коркой и стали невероятно скользкими. Люди шли с большой опаской, лошади падали, получались километровые заторы… А легковушки и грузовики не успевали затормозить на спусках и втыкались с раскатанных горок прямо в хвост обозов и пехотных колонн…

Все это страшно тормозило движение, возникла неразбериха – странное и необычное явление для вермахта. Автомобили, лошади, повозки, солдаты – все сталкивались, упирались друг в друга, не поймешь, кто за кем. Грузовики с трудом взбирались на обледенелые горки, приходилось толкать их руками…

Поэтому командование 502-го батальона приняло решение немного подождать с панцерами – не хватало еще, чтобы они тоже встали. Вот дорога более-менее освободится, тогда и пойдем. Наведение порядка не займет много времени – дисциплина у немецких солдат в крови…

Однако выйти, как планировалось, не получилось: пока ждали, стемнело. Световой день в январе короток, в четыре часа уже сумерки… И, не дай Бог, танки завернут не туда, сядут в каком-нибудь очередном болоте… Хватит, только недавно три «тигра» увязли… Решили отложить выход до утра.

Ночью же неожиданно ударили морозы, и пришлось каждые два часа прогревать двигатели, экипажи не выспались и, понятное дело, выглядели мрачными и злыми. А тут еще, как назло, повалил снег: стал падать крупными хлопьями, видимость резко упала. Вообще ничего не разглядишь! Однако откладывать выход уже было нельзя: пехоте требовалась срочная помощь.

Русским каким-то образом удалось перетащить через Неву (опять им помог «генерал Мороз»!) большое количество танков, и они готовились атаковать позиции пехотинцев 401-го полка. Если не оказать им помощь, то оборона у Городка рухнет. Тогда большевики возьмут поселок, и это сильно осложнит положение всего 26-го армейского корпуса. Поэтому 1-й роте обер-лейтенанта Гердтеля приказали выступать немедленно.

И остановить русский прорыв. Если, конечно, получится…

* * *СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДОВАНИЯДИРЕКТИВАот 8 декабря 1942 года № 170703КОМАНДУЮЩИМ ВОЙСКАМИ ВОЛХОВСКОГО И ЛЕНИНГРАДСКОГО ФРОНТОВ О ЗАДАЧАХ ПО ПРОРЫВУ БЛОКАДЫ ЛЕНИНГРАДА И ПОДГОТОВКЕ МГИНСКОЙ ОПЕРАЦИИ

8 декабря 1942 г. 22 ч. 45 мин.

Совместными усилиями Волховского и Ленинградского фронтов разгромить группировку противника в районе Липка, Гайтолово, Московская Дубровка, Шлиссельбург и, таким образом, разбить осаду гор. Ленинград, к исходу января 1943 г. операцию закончить.

Закрепившись прочной обороной на линии р. Мойка, пос. Михайловский, Тортолово, обеспечить коммуникации Ленинградского фронта, после чего войскам дать 10-дневный отдых.

В первой половине февраля 1943 года подготовить и провести операцию по разгрому противника в районе Мги и очищению Кировской жел. дороги с выходом на линию Вороново, Сиголово, Войтолово, Воскресенское.

По окончании Мгинской операции войска перевести на зимние квартиры.

Настоящий приказ довести до командиров полков включительно.

Получение подтвердить. Исполнение донести.

Ставка Верховного Главнокомандования И. СТАЛИН, Г. ЖУКОВ

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 25 декабря 1942 года

…В течение 25 декабря наши войска в районе Среднего Дона, продолжая успешно развивать наступление на прежних направлениях, заняли несколько десятков населенных пунктов… К исходу 25 декабря количество пленных увеличилось на 7 500 человек. Всего за время боев с 16 по 25 декабря наши войска захватили в плен 49 700 солдат и офицеров противника…

С целью выручить свою группировку, окруженную нашими войсками под Сталинградом, противник сосредоточил в районе Котельниково шесть дивизий, из них три танковых, и этими силами 12 декабря предпринял наступление против наших войск. В первые дни боев, пользуясь некоторым превосходством в силах, противнику удалось потеснить наши части и занять несколько населенных пунктов… В активных оборонительных боях наши войска измотали силы его, а затем сами перешли в контрнаступление… За это же время противник потерял только убитыми до 9 000 солдат и офицеров.

В течение 25 декабря наши войска продолжали развивать наступление в районе юго-восточнее Нальчика и за дни с 22 по 25 декабря продвинулись на 25–30 километров…

Оперативная сводка за 31 декабря 1942 года

…За время наступления с 19 ноября 1942 г. Красная армия в краткий срок успешно провела труднейшую операцию, окружив плотным кольцом 22 дивизии противника в районе Сталинграда. Красная армия разгромила в целом 36 дивизий, из них 6 танковых, и нанесла тяжелые потери 7 дивизиям противника. За этот период немецко-фашистские войска потеряли убитыми 175.000 солдат и офицеров; наши войска взяли в плен 137 650 солдат и офицеров противника…

Оперативная сводка за 6 января 1943 года

…С 1 по 5 января 1943 года нашими войсками юго-западнее и южнее Сталинграда в боях с немецко-фашистскими захватчиками взяты следующие трофеи: самолетов – 27, танков – 56, пулеметов – 429, минометов – 267, противотанковых ружей – 1 016, автоматов – 10 000, винтовок – 15 770, снарядов – свыше 3 000 000, патронов – свыше 20 000 000, авиабомб – 500 000, радиостанций – 83, автомашин с боеприпасами и продовольствием – 239, лошадей – 3 217, повозок с военным грузом – 4 400, паровозов – 18, вагонов – 400, складов разных – 37.

Взято в плен 6 500 солдат и офицеров, а всего вместе с ранее взятыми, начиная с 19 ноября 1942 г., – 144 150 человек. За время с 1 по 5 января 1943 года противник потерял только убитыми свыше 20 000 солдат и офицеров.

Оперативная сводка за 11 января 1943 года

…11 января на Северном Кавказе группа наших войск после упорных боев овладела городами и железнодорожными узлами Георгиевск, Минеральные Воды, Пятигорск и Кисловодск, городами и железнодорожными станциями Железноводск, Буденовск, а также районными центрами Архангельское, Александровская. Взяты большие трофеи, которые подсчитываются.

 Глава семнадцатая 

До Городка, к сожалению, добрались не все панцеры – лишь четыре «тигра» (в том числе самого обер-лейтенанта Гердтеля) и восемь Pz.III. У Отто Небеля вышла из строя одна «тройка», и это можно было считать отличным результатом – в других потери оказались гораздо серьезнее (три Pz.VI и два Pz.III).

Причины поломок были одни те же – чисто технические, дорожные, так сказать: из-за наледи и снега панцеры шли медленно и, как следствие, с перегревом двигателей. Из последних сил, с натужным ревом взбирались на обледенелые холмы, а потом осторожно спускались. Водителям приходилось быть очень аккуратными, чтобы не сползти в кювет или же не воткнуться в хвост идущей впереди колонны.

Ходовая часть тяжелых машин, естественно, не выдерживала резких рывков и торможений, ломалась. В результате шесть панцеров встали намертво, перегородив и без того неширокую дорогу, мешая общему движению. Их пришлось бросить – кое-как сдвинули на обочины и оставили дожидаться ремонтников.

Но всяким мучениям, как известно, рано или поздно приходит конец, так было и на этот раз: двенадцать танков все же добрались до места – передовой 96-й пехотной дивизии. Та отошла от Невы к небольшой рощице и основательно закрепилась. Перед ними лежало заснеженное торфяное поле, а дальше начинались уже русские позиции.

Большевики заняли довольно большой плацдарм и прилично потрепали 401-й пехотный полк, по сути, разрезав его пополам. И останавливаться на достигнутом, понятно, не желали…

Немецкая разведка доносила, что русские перетащили по льду целый полк Т-60, теперь он готовился к наступлению. А бороться с ними было почти нечем: большинство орудий пришлось бросить во время отхода, даже взорвать не успели. Теперь эти пушки находились в руках большевиков. Немецким пехотинцам оставалось надеяться только на панцеры…

И те подошли. Встретили танки с большим энтузиазмом – как избавление от неминуемой смерти: только они могут отбить атаки советских стальных армад. Иначе – полный разгром…

Обер-лейтенант Гердтель оценил ситуацию и решил предоставить инициативу русским – пусть атакуют первые. Да, он знал, что Т-60 – слабо защищенные танки, что их лобовая броня – всего тридцать мм, бортовая – и того меньше, пятнадцать-двадцать, а вооружение – лишь 20-мм пушка и один пулемет. Следовательно, его броневым монстрам они не были страшны. Но, тем не менее, решил действовать именно так – из засады…

Причиной такой выжидательной тактики было то, что советские Т-60 панцергренадеры не зря называли «неистребимой саранчой» – поразить их было очень непросто: скачут, мечутся по полю, как ненормальные, резко меняют направление. А вот если подпустить их ближе, да еще ударить неожиданно с трех сторон…

Главная роль в предстоящем сражении отводилась, разумеется, «тиграм» – их 88-мм орудия без проблем сожгут любой русский танк. Причем с первого выстрела. Главное только попасть… Да и новые «тройки» с 75-мм орудиями тоже были весьма опасны: расстреляют русскую «саранчу», не дадут прорваться в тыл, а потом выйдут на поле и уничтожат оставшиеся Т-60…

Взвод Отто Небеля защищал правый фланг роты (три панцера), в центре – два Pz.III второго взвода и «тигр» самого Гердтеля, на левом фланге – шесть оставшихся машин. Задумка была такая: русские, скорее всего, пойдут прямо в лоб, не сворачивая, ведь им нужно выйти на узкую грунтовку. В другом месте не прорваться – роща густая, легким Т-60 через нее не пробиться. Да и гранату можно под гусеницу получить…

…Нет, они пойдут точно в лоб, думал обер-лейтенант Гердтель, рассчитывают на свою скорость и увертливость: мол, проскочим с ходу, а за рощей – открытое место, нас никто не догонит. Вот тут-то мы их и подловим. И накроем с трех сторон. Места для маневра у Т-60 не останется, сожжем их как миленьких… А затем двинем вперед «тройки» и добьем оставшихся.

* * *

…Снег, наконец, престал, выглянуло неяркое зимнее солнце, это оказалось на руку панцергренадерам: видимость – просто замечательная, а противник – весь как на ладони…

Т-60 выскочили на белое поле и оказались на прицеле у немецких танкистов. При такой погоде и таком расстоянии промахнуться было просто невозможно… Панцеры спрятались за елями, укрылись ветками – не заметишь. Советские танкисты даже не подозревали о коварной засаде…

Командовал батальоном «шестидесятых» капитан Жданов. Накануне он получил приказ выти на дорогу и пробиться к Рабочему поселку № 5, чтобы соединиться с наступающими частями 2-й ударной. Основу батальона, как и всей 61-й танковой бригады, составляли легкие Т-60 и пушечные БА-10, средних и тяжелых машин не было ни одной.

«Шестидесятые» и броневики поступили в 67-ю армию Ленфронта в середине лета, перед августовским штурмом Синявинских высот. Но кинуть их сразу в пекло не решились: экипажи – из недавних, наскоро обученных призывников, не имеющих, по сути, никакого опыта. И сами погибнут, и бронетехнику бездарно погубят…

Комбриг Владислав Хрустицкий приказал комбатам срочно заняться подготовкой экипажей – гонять в атаки, обучать действию в зимних условиях. Для этого на небольшой возвышенности, метко прозванной танкистами «Казбеком», соорудили настоящие «немецкие» укрепления: вырыли траншеи, блиндажи, соорудили огневые точки… И еще облили ее склоны водой, чтобы была толстая наледь – как реально у гитлеровцев.

После этого начали по несколько раз в день гонять экипажи туда-сюда, пока не отработают маневры до автоматизма. При этом комбриг Хрустицкий сам лично садился за рычаги управления и показывал мехводам, что и как нужно делать. Сопровождая свои наглядные уроки неизменной присказкой «ядрена качалка» и другой, понятной нашим солдатам народной лексикой…

…Кстати, броневые машины переправили в 67-ю армию летом по воде, причем весьма оригинальным способом: грузили их на баржи, укрывали брезентом и засыпали сверху углем. Немецкие летчики почти не обращали внимания на медлительные, неуклюжие баржи, за цели не считали, а потому доставка прошла успешно – ни одну машину не потеряли. Шестьдесят пять Т-60 и сорок шесть средних пушечных БА-10 стали основой 61-й легкотанковой бригады.

Командование Ленфронта связывало с ней большие надежды: легкие и маневренные машины будут главной ударной силой в зимнем наступлении. Они без труда пройдут через любое болото (даже не до конца замерзшее) и поддержат стрелковые части…

Так и вышло: Т-60 без проблем преодолели замерзшую Неву (саперы положили для них специальные деревянные настилы), взобрались на крутой берег и, подавив огневые точки, пробили путь штурмовым отрядам. А теперь предстояло развить успех и, наконец, соединиться с 372-й стрелковой дивизией Волховского фронта, наступающей со стороны Гонтовой Липки.

…Капитан Жданов был уверен, что легко справится с задачей: гитлеровцы отошли от Невы на приличное расстояние, дорога, в принципе, свободна. Главное – не нарваться на немецкую артиллерию, но ее вроде бы не было – почти всю уничтожили или захватили во время штурма. Спасибо нашим «богам войны» – очень помогли! Поставили пушки-полковушки на широкие «лыжи», впряглись сами (лошадей не было – всех давно съели) и перетащили по льду поближе к гитлеровским позициям. А там – на прямую наводку и беглым огнем по вражеским позициям!

…Ефим Михайлович приказал экипажам держаться близко друг к другу – чтобы вписаться в узкую грунтовку. Слева и справа – торфяное поле, выходить на него крайне нежелательно. Хотя стоят морозы, но могут остаться не промерзшие до конца места. Еще сядем где-нибудь…

Главное – на скорости проскочить рощу. Если гитлеровцы попробуют закидать нас гранатами – немедленно уничтожим: у автоматической пушки ТНШ отличная скорострельность, до 750 выстрелов в минуту, только успевай ленты менять. Да еще пулемет ДТ… Развернем башни направо-налево – и зальем фрицев огнем. Так и прорвемся.

В атаке принимало участие двадцать три машины из тридцати имеющихся в батальоне: у двух были небольшие поломки, их оставили в тылу, еще пять отправили в дальний обход. Маневр довольно рискованный (идти придется прямо по торфянику), но зато можно выйти немцам в тыл. А там – на дорогу и к поселку. И, таким образом, выполнить поставленную задачу. Причем быстро и эффективно.

Вопрос времени был для советских частей особенно важен: гитлеровцы уже оправились от первого удара, засели в обороне, и с каждым часом их сопротивление нарастало: отбивались отчаянно, дрались упорно. И если сейчас не сломить их сопротивление, наступление замедлится, а то и вовсе остановится (как это было уже не раз), и тогда все сорвется…

Вот и решили: пусть пять Т-60 с десантом на борту пойдут в обход – скорее прорвутся к цели. А гитлеровцы, укрепившиеся в роще, пусть тогда сидят. Им останется молча смотреть, как их окружают: уничтожим позже, когда подтянется наша тяжелая артиллерия. Накроем огнем и заставим, в конце концов, сложить оружие…

* * *

…Первые Т-60 вспыхнули, как только подошли к роще. Из-за деревьев внезапно ударили танковые орудия (капитан Жданов сразу определил – «тройки»). Двигатели у «шестидесятых» – бензиновые, при малейшем попадании горят мгновенно… Недаром танкисты прозвали Т-60 «братской могилой на двоих», «БМ-2». Экипажи часто не успевали спастись…

Жданов высунулся из башни и отчаянно замахал сигнальными флажками – всем направо и налево, уходить с линии огня. Пусть и по торфянику, но хоть какой-то шанс спастись. Его поняли, и Т-60 начали резко маневрировать, надеясь, что сумеют увернуться от обстрела. Подвижность и скорость – главные достоинства «шестидесятых», не раз выручали экипажи…

Но не в этот раз: как только Т-60 стали расходиться, по ним ударили еще и с флангов. Звонкие, раскатистые «бу-бах» звучали с трех сторон, очень близко и опасно. Неопытные мехводы растерялись, машины заметались по полю, Т-60 начали сталкиваться, врезаться друг в друга. Это еще добавило хаоса в и без того сложную ситуацию.

…От немецких снарядов легкие Т-60 вспыхивали один за другим, взрывались, разваливались на части, и капитан Жданов дал сигнал – отступать! Уцелевшие машины, резко маневрируя, прячась за горящих собратьев, повернули назад. К сожалению, спастись удалось не всем, потери были огромные: из двадцати трех машин вернулись лишь семь. Шестнадцать Т-60 остались на поле боя, и большинство – вместе со своими экипажами: 75- и 88-мм снаряды легко дырявили не слишком прочную броню «шестидесятых», калечили и убивали людей. От искр вспыхивали бензиновые пары, горел двигатель, а затем, как правило, детонировал боезапас…

Уцелевшие Т-60 отскочили на безопасное расстояние, спрятались за какими-то кирпичными развалинами. Немецкие танки преследовать их не стали: обер-лейтенант Гердтель здраво рассудил, что выползать с тяжелыми «тиграми» и не менее солидными «тройками» на открытое место – очень опасно. Во-первых, торфяник, значит, можно завязнуть, во-вторых, у русских наверняка где-то припрятана артиллерия – и не только противотанковая. А советские полковые и дивизионные пушки (не говоря уже о тяжелых гаубицах) – весьма и весьма опасны, особенно на близком расстоянии.

Нет, рисковать не стоит, решил обер-лейтенант, тем более что пехота не поддержит эту атаку: попадут под артиллерийский и минометный обстрел и тут же залягут. А укрыться в чистом поле негде, даже хилых деревьев нет. Да и снег глубокий, трудно бежать по нему, а под ним еще – вязкий грунт… В общем, решили отложить контрудар до утра.

Тем более что задача, поставленная перед ротой, была полностью выполнена: русские остановлены, понесли большой урон – шестнадцать полностью уничтоженных машин. А у них самих – ни одного подбитого панцера!

Обходной маневр у пяти Т-60, кстати, тоже не удался: неожиданно наткнулись на овраг, занесенный глубоким снегом. Не заметили и влетели в него с ходу. Хорошо, что «шестидесятые» – легкие машины, сумели сами выползти, а не то бы… Десант на броне в атаку не пошел: без бронетехники и думать нечего. Еще, можно сказать, всем повезло, что у немцев на этом участке не было серьезной обороны (овраг считался непроходимым), а то сожгли бы и эти Т-60, да еще и пехоты бы положили немало. А так – все остались живы и даже без серьезных ранений. Постояли немного у оврага, потоптались на месте и пошли назад.

Капитан Жданов приказал понадежнее замаскировать Т-60 – чтобы последние не потерять. Благо, небольшие, в любой воронке или яме умещаются. Закидаем ветками, заворошим снегом, и вроде бы не видно… Очень боялись налета бомбардировщиков, и не случайно: по опыту уже знали, что непременно появятся – как только завтра наступит утро. Известно же: гитлеровцы часто вызывают авиацию на подмогу. Сначала «рама» прилетит, покружит, цели наметит, а потом появятся «лаптежники». Встанут в круг, заведут свою «шарманку» и начнут с визгом и воем падать вниз, пока все не разбомбят. Вот и надо укрыться…

* * *

Отто Небель мысленно потирал руки – его взвод уничтожил шесть русских танков: три – на счету «тигров» (в том числе и его), еще три – заслуга Pz.III. И это всего за один бой. Великолепный результат! И главное – у него никаких потерь, расстреляли советские Т-60, как мишени в тире.

Обер-лейтенант Гердтель вынес Отто устную благодарность – за личное мужество и умелое руководство взводом. Для Отто, только недавно получившего лейтенантское звание, это было очень важно: его, наконец, признали достойным командиром! Значит, будем надеяться на дальнейшие успехи… А также на продвижение по службе.

Но тут важно было не спешить, идти последовательно и осторожно, чтобы, не дай Бог, не совершить какую-нибудь непоправимую ошибку и не испортить свою карьеру. Отто уже знал, что на войне может случиться всякое, причем совершенно неожиданно и непредсказуемо – просто так ляжет карта. Или же скривится госпожа Фортуна…

Как, например, произошло с его дядей Клаусом: напоролся в самом начале Русской кампании на тяжелый КВ и потерял почти всю панцер-группу. И сам чуть не погиб… Кто же знал, что у большевиков имеются в запасе такие стальные чудовища? Броню «Ворошилова» не могло пробить ни одно танковое орудие, причем даже с близкого расстояния… Дяде Клаусу еще повезло, что после разгрома у реки Стыри и потери шести панцеров его не разжаловали в рядовые и не отправили в штрафной батальон – лишь понизили в должности и перевели в другую роту…

Поэтому во время боя Отто решил не рисковать: вперед не лез, бил только наверняка. Это дало отличный результат: два советских танка – на его личном счету, шесть – у всего взвода. Прекрасное начало для офицерской карьеры! Если так пойдет и дальше, то он, возможно, станет настоящим танковым асом. Почему бы нет?

Но удовольствие от одержанной победы (пусть и маленькой!) быстро улетучилась, когда русские отступили, и сражение, наконец, закончилось. Пришлось заниматься обычными, очень скучными делами – прежде всего, устройством на ночь. Рота получила приказ закрепиться в роще, прикрывать пехотинцев 401-го полка, а потому нужно было подумать о ночевке. Зимний лес – это вам не теплые кирпичные казармы и даже не русские деревенские избы, в которых вполне удобно даже суровой зимой… Нет, практически – дикая природа.

Пехотинцы, кстати, помогать своим панцер-гренадерам не спешили – самим бы успеть окопаться! Русские наверняка подтянут артиллерию и будут долбить по роще (причем из крупных калибров), значит, надо зарыться так, чтобы касок видно не было. Но земля за последнюю неделю основательно промерзла, копать было крайне тяжело. Практически – как камень долбить… И вперед, на пустырь, где почва чуть мягче и податливей, не вылезешь: под торфом – жижа… Это будет еще хуже – сидеть, как в болоте. Вот и кромсали солдаты ледяную землю лопатками, откалывая по небольшому ку сочку…

Пришлось танкистам самим обустраиваться: рыть неглубокие землянки (ровно на пятерых), делать какие-то укрытия. Для быстроты и простоты использовали бомбовые воронки: «подрубали» лопатками стены, закрывали сверху брезентом, закидывали дно еловыми ветвями. Вот и спальные места для экипажа. А согреваться – от небольшой печки, в который поддерживали огонь всю ночь, по очереди.

Машины отогнали на дальнюю окраину в рощу и закрыли ветками – на всякий случай (хотя знали, что русская авиация беспокоить вряд ли станет: в небе полностью господствовали немецкие самолеты). И лишь после этого приступили к обеду (он же – ужин). Картошка и свиная тушенка – простая, но весьма сытная еда. Потом лежали на мягкой хвое, разговаривали и не спеша курили…

Уже в темноте распределили время дежурства – надо поддерживать огонь в печке, а еще – периодически прогревать танковые двигатели: морозы стоят приличные, и если панцеры застынут… А ведь утром – очередной бой.

Перед тем, как идти спать, Отто решил покурить еще. Но не в яме-землянке, где от дыма уже и так было не продохнуть, а на свежем воздухе. И заодно – подумать, помечтать. Подумать о семье (как они все там?), о дяде Клаусе, помечтать же – о своих будущих победах. И о карьере, которую он обязательно сделает…

Небо расчистилось, повисли холодные синие звезды (верный признак, что ночью будет сильный мороз), но дышалось хорошо, легко. Прилично пощипывало за щеки, нос даже чуть покраснел. Отто сел на сломанную сосну, достал сигарету, чиркнул спичкой… Неожиданно рядом возник обер-лейтенант Гердтель – лично смотрел, все ли в порядке.

Небель вскочил, вытянулся и, как полагается, доложил по всей форме. Ротный не дослушал, махнул рукой – сидите, отдыхайте! Постоял рядом, задал пару вопросов про состояние панцеров и экипажа, кивнул – хорошо, что у вас все в порядке. И посоветовал прогревать двигатели как можно чаще – русские могут начать танковую атаку рано утром. Любят они это делать, особенно зимой, чтобы застать нас врасплох. Времени на разогрев тогда не будет, придется сразу же идти в бой.

Отто пообещал лично следить, чтобы танки были в рабочем состоянии. А про себя вздохнул – опять ему вскакивать через каждые два-три часа, выспаться не удастся. Обер-лейтенант пошел дальше, проверять остальные машины, а Небель, кинув недокуренную сигарету в снег, полез в под брезент – урвать лишнюю минуту для сна. Эх, завтра, похоже, придется целый день мерзнуть в стальных коробках и ждать русских, а потом, после боя, снова ночевать в снегу. Сменят их, похоже, еще не скоро…

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 16 января 1943 года

…На днях наши войска, расположенные южнее Воронежа, перешли в наступление против немецко-фашистских войск. Нашими войсками занято более 600 населенных пунктов… Разгромлены 9 пехотных дивизий, из них три дивизии немецких и шесть дивизий венгерских. За три дня боев взято в плен 17.000 солдат и офицеров противника…

…Как сообщало Советское информбюро, за время наступления с 19 ноября 1942 год Красная армия в краткий срок успешно провела труднейшую операцию, окружив плотным кольцом 22 дивизии противника в районе Сталинграда. В числе окруженных вражеских войск – три танковых, три моторизованных, пятнадцать пехотных и одна кавалерийская дивизии! Кроме того, три артиллерийских полка резерва Главного командования немецкой армии, четыре зенитных полка, один минометный полк и четыре отдельных саперных батальона.

…Окруженные немецко-фашистские войска оказались в катастрофическом состоянии, солдаты получают всего по 100–150 граммов хлеба на день. В ряде гитлеровских частей уже съедены трупы лошадей. Попытка германского командования подбросить своим войскам продовольствие при помощи транспортной авиации провалилась. С 19 ноября по 10 января под Сталинградом сбито свыше 600 транспортных самолетов. От голода и истощения среди солдат распространяются эпидемические заболевания. К тому же немецкие солдаты под Сталинградом не имеют зимней одежды. По показаниям пленных, ежедневно умирает только от истощения и замерзает в поле 400–500 солдат, а всего немецкие войска теряют не менее 1 500 солдат ежедневно.

Советское командование предъявило 8 января 1943 года следующий ультиматум командованию и всему офицерскому и рядовому составу окруженных под Сталинградом германских войск:

«…Мы гарантируем всем офицерам и солдатам жизнь и безопасность, а после окончания войны возвращение в Германию или в любую страну, куда изъявят желание военнопленные. Всему личному составу сохраняем военную форму, знаки различия и ордена, личные вещи, ценности, а высшему офицерскому составу и холодное оружие.

Всем сдавшимся офицерам, унтер-офицерам и солдатам немедленно будет установлено нормальное питание. Всем раненым, больным и обмороженным будет оказана медицинская помощь…»

Командование немецко-фашистских войск отклонило ультиматум Советского командования. Ввиду этого 10 января наши войска начали генеральную атаку… За 7 дней напряженных боев наши войска, сжимая кольцо окружения, продвинулись на отдельных направлениях на 20–35 километров и заняли важные укрепленные узлы обороны…

За время наступления с 10 по 16 января наши войска захватили в плен 6 896 немецких солдат и офицеров. За семь дней боев противник потерял только убитыми свыше 25 000 солдат и офицеров.

 Глава восемнадцатая

Следующие два дня шли напряженные бои: русские еще несколько раз пытались атаковать рощу (уже без танков – учли предыдущий опыт), но тоже безрезультатно, И всегда – по одному и тому же сценарию: сначала долго, упорно долбили из орудий, затем предпринимали очередную попытку взять штурмом. Панцергренадеры обер-лейтенанта Гердтеля вместе с солдатами 401-го полка раз за разом отражали наскоки, заставляя противника отходить. А на взрытом снарядами снегу оставались лежать неподвижные, черные тела… Как выяснилось, в первых рядах наступающих всегда шли морские пехотинцы, одетые в черные форменные бушлаты.

Они наступали молча, без привычного громкого «ура!», и так же молча умирали под градом пуль: пустырь простреливался весь целиком. Но, несмотря на эти ужасные потери, русские продолжали атаковать. Их поддерживала артиллерия, засыпая рощу градом тяжелых снарядов…

Артналеты продолжались по часу и даже более: крупнокалиберные орудия стреляли издалека и накрывали рощу по площадям. Тут уже действовал принцип «на кого Бог пошлет». Повезет – смертельный фугас пролетит мимо, ну а если…

После каждого такого обстрела немецким солдатам приходилось отправлять в тыл по несколько подвод с ранеными (убитых хоронили тут же, в неглубоких воронках), а панцергренадеры оттаскивали за рощу разбитые, поврежденные машины. Ими потом займутся ремонтники…

За два дня артналетов рота обер-лейтенанта Гердтеля потеряла четыре танка, один Pz.VI и три Pz.III, на ходу осталось всего восемь машин: три «тигра» и пять «троек». Если так пойдет и дальше, хмурился обер-лейтенант, то скоро панцеров у него вообще не останется…

Но отойти назад было нельзя: русские в любой момент могли бросить в бой свои быстрые Т-60. И если им удастся прорваться… Пойдут гулять по немецким тылам!

Приходилось стоять и, скрипя зубами, терпеть обстрелы. И еще молиться, чтобы тяжелый 122-мм гаубичный фугас не слишком сильно повредил танк. Осколки были, конечно, не страшны, пусть себе стучат по броне, но от прямого попадания спасения не было: удар такой, что сворачивал набок танковую башню или же заклинивал ее намертво. А иногда и вовсе проламывал толстую сталь…

Отто Небелю пока везло: его «тигр» и «тройки», загнанные в воронки и тщательно укрытые густыми еловыми лапами, не имели серьезных повреждений. Мелкие сколы, содранная краска и длинные, рваные царапины – это не в счет. Наверное, поэтому обер-лейтенант Гердтель и отправил его отразить очередную советскую атаку: русские все же бросили вперед свои Т-60. Такому везунчику, как Отто, это будет совсем нетрудно…

…Советское командование после двух безрезультативных дней решило еще раз предпринять танковую атаку. А вдруг получится? Сколько же можно бить из гаубиц! Наверное, гитлеровцы уже отвели свои панцеры от рощи, отправили в тыл. Но это надо еще проверить…

Разведку боем поручили капитану Жданову – как уже хорошо знающему местность. Накануне его батальон основательно пополнили – дали десять новых машин. План был такой: если повезет, то шустрые «шестидесятые» с ходу проскочат злополучную рощу, если нет – выманят на себя панцеры. Тогда станет, наконец, понятно, сколько там еще этих самых немецких танков…

Рано утром, в сизых зимних сумерках, Т-60 вышли на снежное поле и понеслись к роще. Нагло, в лоб, как бы говоря: ну, давайте поиграем в салочки-догонялочки! Обер-лейтенант Гердтель находился в это время на опушке рощи – вел наблюдение. Увидел приближающиеся Т-60 и кисло поморщился: опять эта зловредная «саранча»! Как только русским не надоест… И ничему, видно, они не научились… Разве можно бросать легкие танки против тяжелых панцеров? Верная же гибель… Да за такое любого офицера панцерваффе тут же бы под суд отдали! И совершенно правильно.

Однако Т-60 повели себя совсем не так, как раньше: не доходя до рощи, вдруг разошлись широким веером и стали поливать огнем опушку, где сидела пехота. Ближе не совались, стреляли издалека. И носились по полю, подрыгивая на снежных ухабах (вот уж действительно – саранча!), сами подставлялись под танковый выстрел…

Тогда-то обер-лейтенант и приказал Небелю – вперед, дадим русским еще один урок. Отто с радостью бросился исполнять – самому до чертиков надоело сидеть в яме и ждать, чем закончиться очередной обстрел. И гадать, повезет в этот раз или нет, пролетит мимо или же заденет… Давно уже хотелось настоящего боя! И вот такой случай представился…

«Тигр» и обе «тройки» Небеля выползли из укрытий и, проломив жидкий подлесок, пошли навстречу Т-60. «Ну, сейчас мы вам покажем! – со злой радостью подумал Отто. – И я увеличу свой счет…»

* * *

Для командира роты «шестидесятых» Дмитрия Останова это был важный день: наконец-то началось настоящее дело! До этого танки стояли в тылу, участия в сражении не принимали, а он буквально рвался в бой – скорее бы прорвать блокаду Ленинграда, отбросить гитлеровцев как можно дальше! И вот приказ был получен: выбить немцев из рощи и прорваться к Рабочему поселку № 5…

Собрали все резервные Т-60, ночью переправили их через Неву (благо, лед был уже достаточно толстый), приготовились атаковать. Но перед этим надо было еще выбить у немцев танки – без этого прорваться не получится. Панцеры, словно броневой щит, закрывали грунтовку, а она – самый удобный и короткий путь к Рабочему поселку, навстречу частям Волховского фронта.

И медлить с наступлением уже нельзя: если закопаемся, гитлеровцы подтянут резервы и ликвидируют плацдарм. Придется тогда начинать все сначала – с большими потерями. Нет, скорее бы прорваться и идти дальше…

…Дмитрий Останов воевал уже полтора года, с июля 1941-го. Сначала у него была сугубо мирная профессия – механик-тракторист (окончил сельскохозяйственный техникум), но во время призыва военком сказал, что грамотный, умный парень (к тому же – комсорг группы) наверняка будет хорошим командиром. И направил в танковое училище. Останов не возражал – быть танкистом считалось весьма престижным…

Военком не ошибся: Дмитрий действительно стал отличным танкистом. Получил лейтенантское звание, воевал на Западном фронте, участвовал в тяжелых боях под Смоленском и Вязьмой… Два раза горел, чудом вывел свой взвод (тогда он командовал «двадцать шестыми») из немецкого окружения, был контужен, успел проваляться в госпиталях…

Летом 1942-го лейтенант Останов получил новое назначение в 61-ю легкотанковую бригаду, причем с повышением – ротным. Начал упорно готовить свои экипажи (состоявшие в основном из недавних призывников) к зимним боям. Конечно, Т-60 нельзя было назвать грозной машиной, она гораздо слабее тех же Т-26, но Дмитрий не раз говорил молодым ребятам: «Мала блоха, зато зло кусает!» И заставлял по пять, десять раз отрабатывать тот или иной маневры. Знал, что скоро пригодится…

И теперь его рота шла в бой. Капитан Жданов предупредил Дмитрия: «В роще – тяжелые панцеры, будь осторожней. Маневрируй, уходи и старайся выманить их на себя. Пусть выйдут на открытое место! А мы уж их…» Ефим Михайлович очень рассчитывал на гаубичную батарею, которую недавно удалось переправить через Неву. Ее сразу же поставили в засаду, хорошо замаскировали: натянули поверх сети, закидали еловыми ветвями, завалили снегом. «Рама», появившаяся, как всегда, с утра над советскими позициями, гаубиц не заметила. И гитлеровцы, следовательно, ничего знали…

Останов знал: вся надежда – только на скорость и маневренность. Если повезет – укатимся, как колобки, от медлительных, тяжелых немецких танков, увернемся от их выстрелов. Риск, конечно, велик, но, если получится, он выманит панцеры прямо под гаубицы. Они давно готовы к бою, ждут…

Дмитрий приказал своему мехводу, старшине Ивану Макарову: «Давай на полной скорости!» Двигатель взревел, Т-60 полетел по полю, как птица. За ним, на расстоянии, – еще шесть машин. Надо создать видимость танковой атаки: пусть гитлеровцы решат, что мы начали большое наступление. Но вперед особо не лезть, только имитировать наскок. Главное – выманить панцеры…

Вот и прыгали Т-60, как кузнечики, нагло подставляясь под выстрелы. Не может быть, чтобы немцы не воспользовались этой ситуацией! Наверняка же не выдержат, пойдут в бой… Мы для них – легкий, слабый противник, подбить – не проблема, можно с одного выстрела…

Так и вышло: заснеженные деревья резко вздрогнули, из-под них не спеша выползли три танка с черными крестами. Останов посмотрел: две «тройки» и какая-то новая, неизвестная ему машина. Судя по габаритам и длинному орудию, гораздо мощнее «четверки». Но ничего, наши гаубицы и с такой легко справятся…

Перекрывая рев двигателя, прокричал Ивану Макарову: «Уходим!» Высунулся из башни и флажками для всех продублировал команду. Т-60 разом повернули назад…

Панцеры открыли беглый огонь, но попасть в шустрые машины было не так просто. Стальные болванки иногда слегка чиркали по броне, но в основном свистели мимо, уходили в снег.

Немецкие экипажи, увлеченные погоней, вывели машины на середину поля. Пошли вперед, не думая об опасности. Сработал вечный инстинкт охотника: догнать жертву, добить. Им казалось, что еще немного, еще чуть-чуть – и опрокинут русских, погонят до самой Невы…

* * *

Отто Небель навсегда запомнил свой миг торжества: Т-60 бегут, он их догоняет. Надо уничтожить «саранчу», а потом – бросок вперед, на русские позиции. Раздавим, уничтожим, разобьем ледовую переправу – чтобы не смогли больше доставить новую бронетехнику и резервы…

Увлеченный погоней, Отто не заметил, как по его взводу ударили из засады гаубицы. Не до того было – казалось, еще несколько минут… Опомнился лишь тогда, когда «тройка» фельдфебеля Гюнте вдруг встала, будто наткнулась на невидимую стену, а затем загорелась. При этом ее башня оказалась каким-то странным образом повернута набок. «Гюнте подбили! – сообразил Отто. – Гаубицы!» И точно: его танки угодили под мощный обстрел. И снаряды ложились все ближе и ближе…

«Бери влево!» – приказал Отто мехводу Лямке. Чудом увернулись от прямого попадания: по башне что-то тяжело ударило, металл глухо загудел, но, к счастью, срикошетило – фугас ушел в снег. Зато по «тигру» неожиданно открыл огонь до того улепетывавший со всех ног советский Т-60 – вдруг остановился, развернул башню и стал поливать свинцом с довольно близкого расстояния.

Броню «тигра», естественно, его 20-мм пушка пробить не могла, но зато снесла перископ, а визирную щель водителя пришлось закрыть заслонкой – иначе бы горячие брызги свинца полетели в лицо Лямке.

Ослепленный танк управлялся теперь только Отто Небелем: он смотрел в визирные щели командирской башенки и говорил, в какую сторону поворачивать. Разумеется, скорость и подвижность «тигра» от этого резко упали, танк стал неуклюжим, неповоротливым…

И это не замедлило сказаться: пока обходили подбитую «тройку» Гюнте (ее экипаж, к счастью, успел эвакуироваться), получили два прямых попадания. Одно – в корпус (фугас скользнул по боку, но броня, к счастью, выдержала), а второе – в гусеницу. «Тигр» по инерции прошел еще несколько метров, разматывая по снегу стальную ленту, затем встал. В очень неудачной позиции – прямо бортом к гаубичной батарее…

«Вот и все, – мрачно подумал Отто. – Стоим посреди поля, на виду у русских орудий». Чем это закончится, было ясно: пара снарядов – и с «тигром» будет покончено. Как и с танком обер-фельдфебеля Бозинга: получил фугас в двигатель и теперь ярко горит. Минута – и рванет боеукладка. Хотелось надеяться, что хоть кому-то удастся вылезти…

…Отто приказал своим покинуть машину. Что толку сидеть, если через мгновение танк разнесут на части? Русские могут бить на выбор: хочешь – в башню, а хочешь – в корпус… Выползли на почерневший от копоти снег, побежали, низко пригибаясь, под спасительное прикрытие рощи… Неслись, как зайцы, виляли, прыгали из стороны в сторону, падали, вскакивали и снова бежали. Русские стреляли из пулеметов, но, к счастью, не попали. Запыхавшиеся, мокрые от пота, добрались до деревьев, скатились вниз, в траншею. Не верилось, что живы…

Отто достал из кармана пачку сигарет, нервно закурил – руки тряслись, пальцы предательски дрожали. Да, им еще повезло, что смогли выскочить из танка. И что их не срезали пулеметной очередью, пока бежали. Но вот он жив же и даже не ранен…

Отто привстал, высунулся из траншеи, посмотрел на свои панцеры: один, Бозинга, горит (причем сильно, с черной копотью и алыми языками пламени, скоро, наверное, рванет), два (в том числе и его «тигр») стоят неподвижно. Если повезет, может, удастся ночью их эвакуировать – вытащить с торфяника и отправить в ремонт. Дай Бог, починят, и тогда он снова будет воевать. А то без танка он просто «безлошадный». Это же просто глупо: взводный – и без своего взвода…

Вскоре пришлось упасть на самое дно траншеи: русские перенесли гаубичный огонь на рощу. Били сильно, снарядов не жалели. Земля тяжело вздрагивала, за ворот комбинезона сыпались какие-то камушки, иногда ударяли в спину мерзлые комья земли. Траншея наполнилась противным, удушливым дымом, стенки стали обваливаться – укрепить как следует не успели…

Немолодой, усатый фельдфебель протянул Отто флягу со шнапсом – хлебните, герр лейтенант! Небель благодарно кивнул, припал губами, сделал большой глоток. По телу разлилась приятная теплота, стало немного легче. И разрывы уже не казались такими уж страшными – пусть себе гремят наверху, лишь бы сюда, вниз, осколки не залетали.

Через полчаса обстрел закончился, но новой атаки, как думали, не последовало – русские, наверное, решили отложить на завтра. В принципе, правильно: артобстрелы наносили гораздо больший ущерб, чем танковые наскоки. Снарядов много, можно тратить, сколько захочешь… А защитникам рощи – большие потери. Скоро обороняться станет уже некому.

Отто подсчитал свои потери: у Бозинга погибли трое (водитель, радист и заражающий), сам обер-фельдфебель и наводчик – с ранениями, их срочно нужно в госпиталь. Остальные, к счастью, уцелели. Из техники – подбиты все три панцера (причем один, судя по всему, безвозвратно). Да уж…

Но главная потеря оказалась другая – обер-лейтенант Гердтель. Ему крупно не повезло: фугас угодил точно в то место, откуда он вел свое наблюдение. Погиб на месте. Для 502-го батальона это была большая потеря: Гердтеля ценили как отличного, храброго офицера. Да и заменить его пока было некем. В общем, в самый разгар боев рота остались без управления…

Все надеялись, что скоро пришлют замену, а пока командиром стал лейтенант Везельг. Он получил свое звание чуть раньше Небеля, а потому имел некоторое преимущество. Но все понимали, что это временно: нужен другой человек, более опытный и авторитетный, чтобы все относились к нему как к настоящему командиру. А не видели в нем вчерашнего мальчишку, лишь недавно получившего лейтенантское звание…

В общем, 502-му панцерному батальону опять не повезло – просто удивительно, до чего фортуна оказалась к нему неблагосклонна! То его танки не смогли дойти до места, то угодили в гаубичную засаду, то убили его лучшего офицера… Просто злые удары судьбы!

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 18 января 1943 годаУспешное наступление наших войск в районе южнее Ладожского озера и прорыв блокады Ленинграда

На днях наши войска, расположенные южнее Ладожского озера, перешли в наступление против немецко-фашистских войск, блокировавших г. Ленинград… Наступление проходило с двух сторон: с западного берега р. Нева, юго-западнее Шлиссельбурга, и с востока, из района южнее Ладожского озера.

Прорвав долговременную укрепленную полосу противника глубиной до 14 километров и форсировав реку Нева, наши войска в течение семи дней, преодолевая исключительно упорное сопротивление противника, заняли г. Шлиссельбург, крупные укрепленные пункты Московская Дубровка, Липка, Рабочие поселки №№ 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, станции Синявино и Подгорная.

Войска Волховского и Ленинградского фронтов 18 января соединились и тем самым прорвали блокаду Ленинграда.

В ходе наступления разгромлены 227, 96, 170, 61 пехотные дивизии немцев, 374 полк 207 пехотной дивизии, 85 полк 5 горнострелковой дивизии, 223 мотоотряд и частично 1 пехотная дивизия.

По неполным данным, нашими войсками взяты в плен 1 261 солдат и офицер. На поле боя оставлено более 13 000 трупов немецких солдат и офицеров…

Оперативная сводка Совинформбюро за 20 января 1943 года

Утреннее сообщение 20 января

В течение ночи на 20 января наши войска в районе Сталинграда, южнее Воронежа, на Северном Кавказе, в районе Нижнего Дона, Северного Донца и южнее Ладожского озера продолжала бои на прежних направлениях.

Вечернее сообщение 20 января

20 января войска Воронежского фронта сломили сопротивление блокированного гарнизона противника, овладели городом Острогожск.

На Юго-Западном фронте наши войска, продолжая развивать наступление, заняли районный центр и железнодорожную станцию Белокуракино, районный центр Беловодск, крупные населенные пункты Даниловка, Большая Черниговка, Митякинская и железнодорожную станцию Чеботовка.

Войска Южного фронта в результате решительной атаки овладели городом и крупной железнодорожной станцией Пролетарская.

Войска Закавказского фронта в результате упорного боя овладели городом и крупной железнодорожной станцией Невинномысск, районным центром Икон-Халк, железнодорожной станцией Эркен-Шахар, населенными пунктами Эркен-Халк, Клычевский и другими.

19 января частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено более 120 автомашин с войсками и грузами, подавлен огонь 10 артиллерийских батарей, взорван склад боеприпасов, рассеяно и частью уничтожено до батальона пехоты противника.

 Глава девятнадцатая

Но эвакуировать подбитые машины не получилось: как только попробовали к ним подобраться, мгновенно ударили гаубицы. Причем так, что головы не поднять…

Очевидно, русские залегли где-то возле танков и передавали своим, когда к ним пытались подползти. И тогда батареи начинали методично молотить по полю, не позволяя даже нос высунуть из рощи. Не говоря уже о том, чтобы вообще что-то эвакуировать… Попробовали трижды, но каждый раз приходилось отступать…

А утром командир батальона гауптман Вольшлегер приказал взорвать панцеры: ситуация у Городка с каждым часом становилась все хуже и хуже, русские непрерывно наступают, расширяют свой плацдарм, и отбивать их сил уже почти нет. Перевес в их пользу огромный, и пополнение все прибывает: ночью, к примеру, через Неву переправились еще две части, причем с танками и артиллерией…

В конце концов, командование 26-го армейского корпуса решило оставить Городок и отойти на запасные позиции. Но перед этим надо было уничтожить подбитые панцеры – чтобы не достались противнику. Эту задачу снова взял на себя Отто Небель: кому, как не ему, взрывать собственную машину? Ну, и «тройку» Гюнте заодно…

В помощь ему выделили половину пехотного взвода – прикрывать от русских. Придумали, как проще и быстрее уничтожить машины – с помощью их же боезапаса. Снарядов израсходовали не так много, осталось прилично, вот и пойдут в дело. Если успеем, надо снять и забрать оптические прицелы, перископы, рации и пулеметы, но если не останется времени… Что ж, придется взрывать так.

Приготовили две большие канистры с бензином, заткнули горловины промасленными тряпками. Дотащим до танков, поставим возле боеукладок и запалим фитиль. А потом – пулей из машины, времени как раз хватит, чтобы отбежать на хорошее расстояние. По идее, должно рвануть так, что ничего не останется. Ну, кроме сгоревших черных стальных скелетов, конечно…

С собой Отто взял только заряжающего Фрица Краузе – остальные были не нужны. Прикинул, что сначала взорвет свой «тигр», а уже потом – Pz.III Гюнте. Для русских важен именно Pz.VI, «тройка», пусть и новая, не так интересна. Хотя, конечно, надо и ее тоже…

Но все зависело от того, удастся ли по-тихому подобраться к панцерам и сделать все так, как надо. Ведь там, на поле, сидят русские, сообщают своим батареям, если кто-то пытается подобраться к машинам… Наверняка придется с ними вступить в бой, возможно даже, в рукопашный. Поэтому первыми к танкам пойдут пехотинцы унтера Франца Руггера, а он и заряжающий Фриц Краузе – за ними, замыкать же группу будут два солдата с канистрами. На всякий случай захватим гранаты – чтобы кинуть в башню, если поджечь не выйдет. Но это гораздо рискованнее – отбежать далеко не удастся…

…Ночью вышли на поле, поползли по направлению к панцерам. То и дело скатывались в воронки (к счастью, неглубокие), заполненные мутной жижей, с трудом выбирались. И все это – под непрерывным огнем. Если гаубицы били время от времени, как бы нехотя, лениво, то минометы – часто: сначала слышался тонкий, мерзкий визг, затем следовал глухой разрыв. Осколки противно свистели над головой, приходилось плотно вжиматься в снег или в торфяник (если земля оказывалась разрытой). Да и русские пулеметы стрекотали постоянно, откликались на каждый звук, заливали поле свинцом…

Через пять минут вся одежда промокла, стала липкой (даже маскхалаты не спасали), руки и лица – черными от торфа, в сапогах противно булькала вода. Но Отто упрямо полз к своему «тигру»…

…Несчастье случилось, когда до цели оставалось уже немного – не более двадцати метров. Очередная мина – и вскрик солдата с канистрой. Горячий осколок пробил емкость, бензин мгновенно вспыхнул, часть выплеснулась на одежду. Солдат запаниковал, вскочил и, объятый пламенем, побежал по полю, вопя не столько от боли, сколько от ужаса. Если бы упал на мокрую землю, начал бы кататься, сбивая пламя, может быть, и спасся, а так – шансов никаких…

Огненный факел метался по полю, затем упал, срезанный пулеметной очередью. И тлел уже на земле. В воздухе разлился мерзкий тошнотворный запах горелого человеческого мяса…

Отто Небель выругался: во-первых, их обнаружили, во-вторых, потеряли одну канистру с бензином. Чем теперь поджигать второй танк? Подумал и нашел решение – правда, очень рискованное. Но что делать, другого варианта, похоже, уже нет…

* * *

Почти полчаса пролежали в липкой, холодной грязи, пока русские, наконец, не успокоились. Затем Отто махнул рукой – вперед! Доползли до «тройки» Гюнте, обогнули, рывком домчались до головного «тигра». Пехотинцы Руггеля рассыпались вокруг, прикрывая танк от русских, а сам Небель с заряжающим Краузе полез внутрь – готовить машину к взрыву. Поставил канистру с бензином возле боеукладки, теперь надо поджечь запал…

Но сначала следовало уничтожить «тройку» Гюнте. «Бронебойный!» – крикнул Небель, и Краузе привычно, ловко выполнил приказ. Отто опустился на сиденье наводчика, стал вращать маховик поворота башни. Двигатель запускать не стали – не дай Бог, русские поймут, что в панцере кто-то уже есть, перенесут на него весь свой огонь. Тогда точно не успеешь выскочить…

Вращать тугой маховик пришлось довольно долго – башня поворачивалась очень медленно. Хорошо, что «тигр» стоял ровно, а то при малейшем наклоне вообще бы ничего не получилось. Наконец, пушка «тигра» смотрела точно туда, куда надо было: на «тройку» Гюнте. Отто вытер пот со лба и припал к прицелу…

Выстрел – и снаряд угодил точно в башню Pz.III. По броне рассыпался огненный каскад, танк вздрогнул, словно смертельно раненый зверь, но почему-то не загорелся. Краузе приготовил второй снаряд, еще одна попытка… Но лишь с третьей удалось осуществить задуманное: внутри «тройки» что-то громыхнуло, затем из открытого башенного люка вырвался длинный язык пламени. В черное небо полетели, словно светлячки, красные искры… Через минуту сдетонировал боезапас, и панцер развалился на части: башня – в одну сторону, двигатель – в другую… Взрыв оказался такой силы, что почувствовался даже в «тигре»: тряхнуло так, словно по танку вмазали гигантским молотом. Но ничего, броня выдержала.

Зато русские стали бить по полю еще активнее, причем весь свой огонь перенесли на внезапно оживший «тигр». Пара снарядов легла совсем близко, и Отто понял: пора уносить ноги, иначе будет поздно. Достал зажигалку, чиркнул, запалил тряпичный фитиль. Минуты через полторы канистра вспыхнет, а потом рванет так… Снимать оптику, рацию и пулемет было уже некогда, любое промедление могло стоить ему и Лямке жизни.

Выбрались через аварийный люк, проползли несколько метров, затем поднялись и понеслись к роще. Прятаться уже смысла не имело – русские их засекли, надеялись лишь на темную ночь, резвые ноги и свою удачу. Отто вдруг споткнулся, упал, больно ударился о какую-то железку, но вскочил и, прихрамывая, зло ругаясь, понесся дальше. Следом за ним пыхтел Краузе…

Однако ему не повезло – очередной взрыв, и заряжающего ранило. Отто успел упасть в воронку, только слегка оглушило, а у Краузе оказались перебиты обе ноги. Фриц громко стонал, пытаясь перевернуться на спину…

Отто кинулся к нему, посмотрел: ранение очень тяжелое, малейшее движение доставляло Краузе невыносимую боль. А кровь лилась чуть ли не потоком… Крикнул унтеру Руггеру: «Помогите, Фриц ранен!» – но тот был уже далеко. Да и не услышал бы из-за частых разрывов и резких пулеметных очередей. Но бросать товарища на поле боя нельзя…

Опустился на колени, достал из кармана бинт и крепко перевязал Фрицу ноги. Получилось, правда, не слишком хорошо, кровь по-прежнему сочилась, но, кажется, уже не так сильно. Нагнулся, ухватил Краузе под мышки (громкий, болезненный вскрик) и одним рывком взвалил на себя. Потом медленно, утопая по колено (а то и выше) в снегу и грязи, побрел в сторону рощи. При каждом шаге Фриц громко, протяжно стонал, но это было уже не важно – орудийный грохот перекрывал все звуки.

Через триста метров, выбившись из сил, Отто упал на землю. Лежал и судорожно глотал воздух, пытаясь отдышаться. До спасительных траншей оставалось еще почти столько же…

– Герр лейтенант, вы живы? – раздался чей-то голос.

Отто узнал унтера Руггера – тот все же вернулся, когда стало понятно, что Небель и Краузе отстали. А с ним – еще несколько солдат.

– Да! – крикнул Отто. – Помогите мне!

Руггель подполз ближе, дал команду, солдаты подхватили раненого Краузе (тот был уже без сознания) и потащили к роще. Через несколько минут Отто к огромной своей радости свалился в траншею и смог, наконец, отдышаться. Краузе оказали срочную помощь – крепко перебинтовали ноги, зажимая кровь, наложили шины. Затем оттащили за рощу, положили на подводу и отправили в госпиталь. «Бедняга Фриц! – думал Отто. – Ноги, наверное, придется ампутировать, но жить, скорее всего, будет. Если, конечно, вовремя довезут и прооперируют…»

…Утром остатки пехотного полка отошли на запасные позиции, за ними отступили и панцергренадеры. Еще через неделю Отто узнал, что его представили к Железному кресту 2-й категории – за выполнение опасного задания и спасение Фрица Краузе (тому, кстати, отхватили лишь одну ногу, вторую удалось спасти).

Награда была заслуженная и желанная, и Отто с гордостью носил ее, пока не пришлось совсем распрощаться с военным мундиром. Но Небель еще долго не мог есть жареное мясо – слишком уж неприятные воспоминания вызывал этот запах. Перед глазами вставала одна и та же картинка: зимняя Россия, черная ночь, снежное поле и пылающий человеческий факел…

* * *

…Сражение за Рабочий поселок № 5 шло напряженное, тяжелое: 136-я стрелковая дивизия генерал-майора Симоняка и 61-я танковая бригада полковника Хрустицкого штурмовали немецкие позиции по несколько раз в день, смело и напористо, но взять их не могли. Причин тому было несколько, но главная – слишком уж сложная местность. Приходилось наступать на очень узком участке (слева и справа – незамерзающее болото), то есть, практически, в лоб.

А у немцев – не только три линии обороны, но и через каждые двести-триста метров – крепкие дзоты. Свои рубежи они подготовили основательно, заранее, поработали, что называется, на славу: высокий, обледенелый вал, крепкие бревенчатые стены с амбразурами, а внизу – несколько рядов колючей проволоки и еще минные заграждения. Пробовали взять с ходу, наскоком – не вышло, пулеметы положили красноармейцев в снег еще на дальних подступах: место открытое (гитлеровцы вырубили все деревья и кустарники), спрятаться негде. Только если зарыться поглубже в снег…

Но долго так не пролежишь: во-первых, холодно, мороз быстро пробирает до самых костей, во-вторых, немцы постоянно бьют из минометов. Им это удобно: сидят на высоком месте, видят все вокруг. И методично колотят по снежному полю…

Разумеется, самым логичным было бы подтянуть тяжелую артиллерию и разнести всю эту деревянную фортификацию вдребезги, но «боги войны» где-то отстали. За время первого штурма они израсходовали почти весь свой боезапас и теперь ждали, когда подвезут новый. С этим были проблемы: сначала приходилось переправлять ящики со снарядами через Неву (по льду, рискуя провалиться в черные полыньи), затем как-то втаскивать на крутой берег и лишь после этого везти на батарею. Причем исключительно на себе, а это несколько километров по глубокому снегу…

А иначе-то как? Лошадей нет, грузовики взобраться на обрывистый, обледенелый берег Невы не могут. Так что основным транспортным средством стали обыкновенные сани и деревенские дровни: впрягались в них по двое-трое-четверо и тащили снаряды к линии фронта. А вес одного гаубичного фугаса, между прочим, двадцать два кэгэ…

Естественно, запас на батареях пополнялся медленно – люди же не железные, устают, и еще мешала немецкая авиация: «юнкерсы» днем атаковали с воздуха, налетали, словно коршуны. Сбрасывали бомбы и расстреливали на бреющем полете медлительные пешие караваны. Поэтому вся доставка шла в основном ночью…

Вот и не могли помочь артиллеристы своим пехотинцам и танкистам: стрелять практически нечем! Не соваться же на передовую с пустыми ящиками? Или же с двумя-тремя снарядами на орудие? Только зря боезапасы израсходуем, а существенной пользы не принесем. Будут снаряды, тогда и поддержим наступающие части…

…Два дня 136-я дивизия билась о неприступные немецкие рубежи и всякий раз откатывалась назад, причем с большими потерями. Пока, наконец, не помог случай. Точнее – отчаянная храбрость экипажа одного из Т-60. «Малютки» полковника Хрустицкого в самый разгар боев весьма удачно пришли на помощь стрелковым ротам…

…Атакам дивизии мешал дзот на окраине Рабочего поселка: стоявший на удобном, возвышенном месте и заливавший все перед собой – никак к нему не подобраться! Долго бились с ним красноармейцы, пока не помог случай: машина младшего лейтенанта Ермакова выскочила вперед, на полной скорости подлетела к дзоту и, повернувшись боком, закрыла собой амбразуру. Как ни старался немецкий пулеметчик, но стрелять больше не смог. Советские бойцы разом поднялись в атаку, броском преодолели открытое пространство и закинули в амбразуру дзота парочку гранат. Через пять минут с укрепленной огневой точкой было покончено…

Отличился при штурме поселка и Дмитрий Останов – тоже придумал одну штуку: приказал мехводу Ивану Макарову несколько раз проехаться взад-вперед перед деревянной оборонительной стенкой, накатать хорошую колею, а затем, сильно разогнавшись, бросить танк вперед. Проворный, прыгучий, словно кузнечик, Т-60 легко перескочил (даже перелетел) через деревянное препятствие и оказался у гитлеровцев за спиной. Те только рот открыли от изумления…

Танк мгновенно развернулся и ударил из пулемета – это постарался сам Останов. Стрелял густо, точно… Патронов много, чего их жалеть! Потом его Т-60 прошелся вдоль траншей, добивая выживших гитлеровцев. С немецкой обороной было покончено…

Генерал фон Белов срочно отвел свои части на вторую линию обороны. Но и ее удержать не удалось: шустрые Т-60 не дали немцам как следует закрепиться, долетели в один миг и ударили с ходу. Опять пришлось отступать… К концу дня Рабочий поселок № 5 был взят и полностью очищен от гитлеровцев. Стрелковые роты генерала Симоняка встретились, наконец, с передовыми батальонами 18-й дивизии 2-й ударной.

Блокаду Ленинграда прорвали бесповоротно, и таким образом, приказ Ставки Верховного Главнокомандования выполнили.

* * *Оперативная сводка Совинфорбюро за 23 января 1943 года

В последний час.

Наши войска заняли город Армавир и районный центр Волоконовка.

1) 23 января войска Закавказского фронта в результате стремительного наступления овладели городом и крупным железнодорожным узлом Армавир.

2) Войска Воронежского фронта, продолжая развивать наступление, овладели районным центром и крупной железнодорожной станцией Волоконовка.

За 9 суток операции войсками Воронежского фронта разгромлено 17 пехотных дивизий противника, из них: девять венгерских пехотных дивизий (6, 20, 7, 13, 10, 12, 19, 23 и 9 пд) и отдельная танковая бригада; четыре немецких пехотных дивизии (26, 168, 385 и 387 пд); пять отдельных немецких пехотных полков и один отдельный танковый отряд в 60 танков; альпийский итальянский корпус в составе 2, 3, 4 горнострелковых, 156 пехотной дивизий.

Количество пленных, взятых под Воронежем, к исходу 22 января увеличилось на 12 000 солдат и офицеров. Таким образом, общее количество пленных, взятых в районе Воронежского фронта, дошло до 64 000 солдат и офицеров.

Утреннее сообщение 23 января

В течение ночи на 23 января наши войска в районе Сталинграда, южнее Воронежа, на Северном Кавказе, в районе Нижнего Дона, Северного Донца и южнее Ладожского озера продолжали бои на прежних направлениях.

Вечернее сообщение 23 января

23 января войска Закавказского фронта в результате стремительного наступления овладели городом Армавир, районным центром и железнодорожной станцией Развильное, районным центром и железнодорожной станцией Изобильное, районными центрами Советская, Отрадная.

Войска Воронежского фронта, продолжая развивать наступление, овладели районным центром и крупной железнодорожной станцией Волоконовка, районным центром Буденное.

Войска Южного фронта овладели районным центром и железнодорожной станцией Целина, совхозом Гигант, железнодорожной станцией Трубецкая.

22 января нашей авиацией потоплен транспорт противника водоизмещением в 3 000 тонн, подавлен огонь 6 артиллерийских батарей, взорван склад боеприпасов, рассеяно и частью уничтожено до трех рот пехоты противника.

Оперативная сводка Совинфорбюро за 25 января 1943 годаНаши войска полностью овладели городом Воронеж

25 января войска Воронежского фронта, перейдя в наступление, опрокинули части немцев и полностью овладели городом Воронеж. Восточный берег реки Дон в районе западнее и юго-западнее города также очищен от немецко-фашистских войск.

Количество пленных к исходу 24 января увеличилось на 11 000 солдат и офицеров. Таким образом, общее количество пленных, взятых в районе Воронежского фронта, дошло до 75 000 солдат и офицеров.

 Глава двадцатая

Саперы взвода инженерной разведки старшего лейтенанта Тарасова возвращались в Рабочий поселок. Целый день обходили окрестности, смотрели, где и что нужно починить, чтобы прошли тяжелые КВ. В одном месте – положить новые гати, в другом – поправить старые, и еще в двух – засыпать глубокий ров, оставшийся после гитлеровцев, и взорвать эскарпы. «Шестидесятые» почти везде проскочат или же вокруг обойдут, а тяжелые «Ворошиловы» наверняка застрянут. Да и «тридцатьчетверкам» будет намного проще идти – без помех доберутся до передовой.

День клонился к вечеру, стало темнеть, и все спешили на отдых – поесть (за весь день сразу), отогреться, поспать в нормальных условиях. Благо, в поселке остались двухэтажные деревянные бараки, в которых раньше, до войны, жили рабочие торфозаготовок. Гитлеровцы, к счастью, при отступлении их сжечь не успели. А завтра – опять тяжелая, грязная, но такая нужная для фронта (и нашей Победы) работа.

Шли молча, экономя силы, растянулись далеко по мокрой грунтовке. Месили ногами снежную кашу – днем неожиданно прошел ледяной дождь. Валенки промокли, вся одежда сделалась тяжелой и очень неудобной… По сторонам почти не глядели – а зачем? Гитлеровцев отогнали прилично, почти до станции Мга, сейчас у истоков Невы добивают шлиссельбургскую группировку – кто сдуру не захотел сдаться. Еще пара дней – и с ними будет покончено, тогда дивизии и танковые бригады сразу двух фронтов дружно пойдут в наступление на Мгу. И вся территория, от Ладоги и до Тосно, будет, наконец, очищена от гитлеровцев. Красная армия покатится дальше, на запад…

Обогнали по дороге пулеметчиков, тащивших на санках станковые «максимы»: шли к развалинам Пильной Мельницы, чтобы уничтожить последних немцев. Немного их там осталось, но дерутся упорно. Отчаянные оказались, сволочи! Саперы проводили их сочувствующими взглядами – похоже, до самой темноты придется возиться. Без артиллерии выбить будет не так-то просто…

Затем на дорогу откуда-то выполз большой, угловатый танк – тоже, наверное, шел в сторону Мельницы. На него внимания вообще не обратили – понятно, что идет помогать пулеметчикам, поддержит своим орудием, пока нет гаубиц… Правда, старшему лейтенанту Тарасову этот гигант показался каким-то странным: резкие, прямоугольные, словно рубленые, формы корпуса, длинная пушка с мощным дульным тормозом…

Но в последнее время в советских частях стала появляться новая техника, вот он и подумал: наверное, это какая-та опытная, только что сделанная машина. Ее обкатают в боях и, если все нормально, поставят на конвейер. Чтобы еще успешнее бить гитлеровцев, и особенно – их панцеры. Такому гиганту будет совсем не трудно!

…Зря не обеспокоился товарищ старший лейтенант: ему встретился новый «тигр». Генерал-полковник Георг Линдеман, не получив от командира 374-го гренадерского полка фон Белова донесение о ситуации в Рабочем поселке № 5, направил к нему один из оставшихся Pz.VI. Надо же узнать, как обстоят дела, удалось ли остановить русских…

Командующий 18-й армией, в принципе, понимал, что поселок и, скорее всего, все Синявинские высоты отстоять уже не удастся, русские все равно возьмут их, а потому заранее запросил у Генерального штаба сухопутных сил разрешение на отход. Однако не получил его…

Причина была в том, что Гитлер запретил начальнику ОКХ Цейтцлеру отводить 18-ю армию назад, требовал сражаться до конца, причем даже в самой безнадежной ситуации. Он наделся, что в очередной раз удастся остановить русских (как было), а потом перейти в контрнаступление и восстановить положение у Синявино. Поэтому жестко настаивал на том, чтобы немецкие батальоны до конца обороняли высоты и прилегающие населенные пункты…

…Командовал «тигром» обер-фельдфебель Генрих Мальц. Это был штабной танк 502-го батальона, один из двух оставшихся. Почти все Pz.VI за последнее время оказались или подбиты, или же утратили боеспособность из-за поломок, поэтому гауптману Вольшлегеру пришлось послать на задание предпоследний «тигр» (свой он оставил на самый крайний случай, когда совсем припрет).

В принципе, от Мальца требовалось немногое: дойти до Рабочего поселка № 5, посмотреть, что и как, доложить в штаб. Если понадобится – поддержать огнем пехоту, но в серьезный бой не вступать: «тигры» будут нужны для более важных дел.

Обер-фельдфебель посчитал задание не слишком трудным: идти, в принципе, недалеко, путь он хорошо знает. Правда, за последнее время грунтовка совсем раскисла, одна сплошная каша, но ничего, как-нибудь доберется. Еще днем его «тигр» покинул станцию Мга и пошел к Рабочему поселку. Двигаться приходилось медленно, осторожно – обер-фельдфебель очень боялся застрять и сорвать полученное задание…

Но ни он, ни гауптман Вольшлегер, ни даже генерал Линдеман не знали, что ситуация у Синявино резко изменилась: 67-я армия Ленфронта и 2-я ударная Волховского уже соединились и, по сути, разрезали 26-й армейский корпус напополам.

Сплошной линии фронта еще не было, зияли большие дыры (немецкие части беспорядочно отступали), как раз в одну из таких брешей и пролез со своим танком обер-фельдфебель Мальц. Причем так, что даже сам этого не заметил, – просто шел, как всегда, на Синявино, и ничего более…

…На одном из поворотов танк обогнал каких-то пехотинцев в белых маскхалатах, тащивших на санках русские «Максимы». Генрих осмотрел и решил, что это одна из пехотных рот, присланных для поддержки гренадеров у Синявино. Им давно обещали подкрепление, вот оно, очевидно, и прибыло. А что солдаты тащат за собой советские пулеметы, так это понятно: Мальц знал, что немецкие солдаты охотно пользуются трофейным русским оружием, особенно «максимами» – они отличались удивительной простотой и надежностью, работали в любых условиях. Да и скорострельность очень даже приличная…

Генрих приказал водителю Фальке прибавить скорости – до поселка уже недалеко, скоро дойдем. И чем скорее выполним задание, тем скорее возвратимся на станцию Мга. Фальке с удовольствием выполнил приказ – самому до смерти надоело тащиться по этой снежной каше. Скорее бы вернуться в батальон, очистить гусеницы и катки танка от липкой, противной глины, а затем самому помыться, отдохнуть…

Но на очередном повороте коварная дорога преподнесла неприятный сюрприз – машина неожиданно заскользила и сошла правой гусеницей с проезжей части, угодила в кювет. К счастью, не перевернулась и не слишком даже накренилась, но выползти обратно сама не смогла. Как ни старался Фальке, как ни ревел двигатель «тигра», но ничего не получалось – засели крепко. Генрих Мальц смачно выругался и полез наружу – смотреть, что можно сделать.

Конечно, по идее, следовало бы доложить гауптману Вольшлегеру и ждать помощи, но ему очень не хотелось этого делать: могло плохо сказаться на карьере. Он давно мечтал о лейтенантских погонах (пора бы), а тут – такой конфуз: свалился по дороге в кювет, не выполнил важное задание… Нет, нужно попытаться выбираться самому, причем быстро, чтобы в штабе ничего не узнали.

Мальц подумал и решил, что надо позвать на помощь пехотинцев, которых встретили по дороге: пусть нарубят и притащат побольше толстых веток, положим их под гусеницы, как гати, постараемся по ним вылезти. По идее, должно получиться… Вскоре солдаты появились – но уже какие-то другие, без пулеметов. Обер-фельдфебель мысленно пожал плечами: какая разница, лишь бы помогли…

Генрих вылез из люка и призывно замахал руками – сюда, комераден, ко мне! Солдаты увидели и резво побежали к танку. Но тут что-то насторожило Мальца, он решил посмотреть поближе на своих спасателей. Припал к перископу, навел… И, к своему ужасу, обнаружил, что у этих пехотинцев на головах – шапки-ушанки со звездами. Русские! Они вовсю бегут к «тигру»…

Выбор у обер-фельдфебеля был небольшой: вступить в бой и героически погибнуть (чем еще это могло закончиться при таком раскладе?) или же бежать. Генрих выбрал второе. Рассудил при этом так: живой он принесет больше пользы Германии, чем мертвый. Что же касается «тигра»… Конечно, безумно жаль бросать – совсем новый, в боях, по сути, еще не был… Но что делать! Новый панцер еще можно сделать, а вот нового Мальца – вряд ли…

И приказал экипажу: «Покинуть машину!» Первый вылез на броню, соскочил и помчался прочь, панцергренадеры – за ним, стараясь не отстать. Лишь бы добежать вон до тех старых штабелей торфа, укрыться за ними… Красноармейцы с удивлением смотрели им вслед: что это с танкистами, почему убегают? Сами же просили подойти, и вот на тебе…

Все выяснилось, когда подошли ближе к танку: на его бортах увидели черно-белые кресты. Немцы! Вот ведь не думали, не гадали… Старший лейтенант Тарасов почесал в затылке и отправил бойца с донесением в штаб – доложить о трофее. А пока занялся осмотром добычи. Танк оказался в целости и полной сохранности, даже снаряды все на местах. Двигатель, кажется, в порядке, можно попытаться запустить…

Из штаба вскоре пришел приказ: в трофейную машину не лазить, ничего руками не трогать, выставить часового и охранять – до прибытия помпотеха из танковой части. Он осмотрит и решит, что делать дальше.

Помпотех (высокий, нескладный старлей) вскоре прибыл, долго изучал трофейную машину и только цокал языком от удивления – ничего подобного раньше не видел. Измерил с помощью рулетки толщину брони, внешние габариты, длину и калибр орудия, осмотрел башню, немного покопался в двигателе. Потом важно произнес: «Слона» (так назвали панцер из-за белого рисунка на башне) нужно срочно доставить в тыл – это очень важный трофей.

На следующее утро панцер с помощью двух Т-34 вытащили на дорогу, закрыли сверху брезентом, прогрели двигатель и погнали своим ходом на станцию «Поляна». А там – на железнодорожную платформу и под Москву, в Кубинку, чтобы изучить не торопясь, как следует.

Так панцер обер-фельдфебеля Генриха Мальца попал в советский плен и стал первым (но не последним!) «звериным» трофеем. Счет пойманным «тиграм» был открыт…

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 31 января 1943 годаНаши войска закончили ликвидацию группы немецко-фашистских войск, окруженных западнее центральной части Сталинграда

В ходе боев, а также показаниями захваченных в плен немецких генералов установлено, что к 23 ноября 1942 года под Сталинградом было окружено по меньшей мере 330 тысяч войск противника, если считать также тыловые, строительные и полицейские части, а не 220 тысяч, как сообщалось об этом ранее… В свете этих данных победа советских войск под Сталинградом приобретает еще более крупное значение.

Количество пленных с 27 по 31 января увеличилось на 18 000 солдат и офицеров, а всего за время генерального наступления против окруженных частей противника наши войска захватили в плен 46 000 солдат и офицеров.

Сегодня нашими войсками взят в плен вместе со своим штабом командующий группой немецких войск под Сталинградом, состоящей из 6-й армии и 4-й танковой армии, генерал-фельдмаршал Паулюс и его начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт. Всего взято в плен 16 генералов.

Кроме того, захвачены штабы 14 танкового корпуса, 3-й мотодивизии, 297, 376 немецких и 20 румынской пехотных дивизий, 44, 83, 132, 297, 523, 524, 534, 535, 536 пехотных полков, 39 и 40 артиллерийских полков, 549 армейского полка связи и штаб армейского саперного батальона.

За время генерального наступления с 10 по 30 января советскими войсками, по неполным данным, уничтожено более 100 000 немецких солдат и офицеров.

Оперативная сводка Совинформбюро за 2 февраля 1943 годаНаши войска полностью закончили ликвидацию немецко-фашистских войск, окруженных в районе Сталинграда

Сегодня, 2 февраля, войска Донского фронта полностью закончили ликвидацию немецко-фашистских войск, окруженных в районе Сталинграда. Наши войска сломили сопротивление противника и вынудили его сложить оружие. Раздавлен последний очаг сопротивления в районе Сталинграда. 2 февраля 1943 года историческое сражение закончилось полной победой наших войск.

За последние два дня количество пленных увеличилось на 45 000, а всего за время боев с 10 января по 2 февраля наши войска взяли в плен 91 000 немецких солдат и офицеров, в том числе 24 генералов.

За время генерального наступления с 10 января по 2 февраля взяты следующие трофеи: самолетов – 750, танков – 1 550, орудий – 6 700, минометов – 1 462, пулеметов – 8 135, винтовок – 90 000, автомашин – 61 102, мотоциклов – 7 369, тягачей, тракторов, транспортеров – 480, радиостанций – 320, бронепоездов – 3, паровозов – 56, вагонов – 1 125, складов с боеприпасами и вооружением – 235 и большое количество другого военного имущества. Подсчет трофеев продолжается.

Таков исход одного из самых крупных сражений в истории войн.

 Вместо эпилога 

ПРИКАЗВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ПО ВОЙСКАМ ЮГО-ЗАПАДНОГО, ЮЖНОГО, ДОНСКОГО, СЕВЕРО-КАВКАЗСКОГО, ВОРОНЕЖСКОГО, КАЛИНИНСКОГО, ВОЛХОВСКОГО И ЛЕНИНГРАДСКОГО ФРОНТОВ25 января 1943 года

В результате двухмесячных наступательных боев Красная армия прорвала на широком фронте оборону немецко-фашистских войск, разбила сто две дивизии противника, захватила более 200 тысяч пленных, 13 000 орудий и много другой техники и продвинулась вперед до 400 километров. Наши войска одержали серьезную победу. Наступление наших войск продолжается.

Поздравляю бойцов, командиров и политработников Юго-Западного, Южного, Донского, Северо-Кавказского, Воронежского, Калининского, Волховского, Ленинградского фронтов с победой над немецко-фашистскими захватчиками и их союзниками, румынами, итальянцами и венграми, под Сталинградом, на Дону, на Северном Кавказе, под Воронежем, в районе Великих Лук, южнее Ладожского озера.

Объявляю благодарность командованию и доблестным войскам, разгромившим гитлеровские армии на подступах к Сталинграду, прорвавшим блокаду Ленинграда и освободившим от немецких оккупантов города: Кантемировка, Беловодск, Морозовский, Миллерово, Котельниково, Зимовники, Элиста, Сальск, Моздок, Нальчик, Минеральные Воды, Пятигорск, Ставрополь, Армавир, Валуйки, Россошь, Острогожск, Великие Луки, Шлиссельбург, Воронеж и тысячи других населенных пунктов.

Вперед, на разгром немецких оккупантов и изгнание их из пределов нашей Родины!

Верховный Главнокомандующий

И. СТАЛИН

Москва, Кремль. 25 января 1943 года.

Оглавление

Пролог

Часть первая Станция Мга

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Часть вторая «Тигры» атакуют 

  Глава восьмая

  Глава девятая 

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

   Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

   Глава пятнадцатая

  Часть третья Ловушка для «тигра»

   Глава шестнадцатая

   Глава семнадцатая 

   Глава восемнадцатая

   Глава девятнадцатая

   Глава двадцатая

   Вместо эпилога  Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg