«Терская коловерть. Книга первая.»

Второй день идет веселье в доме Якова Хабалонова. Если придвинуться поближе к заткнутому тряпьем окошку уазагдона — кунацкой комнаты, — то можно будет услышать, как сосед Якова, старый, всеми уважаемый Михел Габуев, назначает меру наказания «провинившимся» за год хуторянам:

— У Фили Караева родилась дочь. Почтенный суд приговаривает его к штрафу: одному графину араки и куску вяленой рыбы.

— Го-о!

От одобрительного возгласа гостей старческим смешком дребезжат в окне уцелевшие стекла.

— ...Латон Фарниев купил тачанку, он должен принести целую бутыль пива и закуску.

— Правильно! Справедливо! — снова взрывается криками уазагдон, и окошко угодливо подхихикивает, подмигивая стоящему подле него незнакомцу отсыревшей тряпочной затычкой.

Но даже в такой веселый, богатый шутками и проказами день, как праздник святого Уацилла [1], не очень–то скромно стоять под чужим окном и подслушивать разговоры. Лучше войти в дом сразу и пожелать хозяевам доброго здоровья и изобилия в новом году.

— Добрый день! — произнес по-осетински мужчина, переступая порог и снимая заячью шапку.

— Здравствуй, путник. Пусть святой Уастырджи [2] будет всегда твоим товарищем! — отвечая на приветствие, поднялся навстречу незваному гостю Михел, одергивая полу черкески и поправляя висящий на серебряном поясе кинжал.

Неизвестный смущенно улыбнулся и развел руками:

— Видите ли... по-осетински всего несколько слов знаю. Русский я, сапожник... Ищу работы по своему ремеслу.

Старый Михел понимающе кивнул головой и, повторив приветствие на русском языке, — протянул гостю наполненный самогоном рог:

— Выпей, мое солнце, твой встречный!

Незнакомец взял рог, еще. раз извинился за свое вторжение на чужой пир и предложил тост:

— Пусть у вас всегда закрома полны будут пшеницей! Пусть ваши дети каждый день, едят вкусные лепешки!

— Оммен! — дружно крикнули пирующие, что означало — аминь.

— Молодец, русский! Хорошо сказал — похвалил Михел.