«Терская коловерть. Книга третья.»

Казбек оглянулся: вздымая дорожную пыль, его нагоняла запряженная парой лошадей тачанка.

— Тпру–у, окаянные! — с передка тачанки свесилось бородатое лицо: — Далече ширкопытишь, мил человек?

Казбек переложил из руки в руку ремешок фанерного чемоданчика, заискивающе улыбнулся:

— Нет, дада, недалеко, в Стодеревскую.

— Гм… недалеко, — ухмыльнулся хозяин тачанки. — До Стодеревов, почитай, ишо верстов восемь, а то и поболей. Ну, давай твой чемойдан, залазь в тачанку.

Казбек не заставил себя долго уговаривать, сунул надоевший за дорогу ремешок чемодана в ладонь случайного доброжелателя, легко вскочил на железное крыло замедлившего ход экипажа.

— С золотом он у тебя, что ли? — проворчал хозяин тачанки, ставя чемодан сбоку от своих сапог и полуоборачиваясь к пассажиру.

— Ага, с золотом, — отозвался шуткой на шутку юноша.

— Ты гляди тама не подави чего, прилепись с краю и ногами не того…

— Хорошо, дада.

— Ты чего, ай не русский?

— Ага, нерусский, осетин я.

— Я так и смекнул. Но, чумовые, обрадовались! — стегнул ременными вожжами по лоснящимся крупам лошадей старый казак.

Некоторое время ехали молча. Казбек, втиснув ноги между бидоном, ящиком и какой–то покрытой рогожей рухлядью, откинулся на спинку сидения и даже глаза закрыл от удовольствия. Недаром сказано, лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

А еще говорят, что мир не без добрых людей. Вот ехал мимо человек и подобрал его, пешего. И вообще, на свете хороших людей больше, чем плохих.

— Заснул ты там, что лича? — донесся к нему голос возницы.

— Нет, не заснул, задумался мало–мало.

— Правильно, в дороге спать нельзя.

— Почему?

— Убить могут по нынешним временам.

— За что, дада?

— А так, ни за што. Это хорошо, что я добрый человек, — казак снова обернулся к пассажиру и окинул его таким пронзительным взглядом, от которого у Казбека пробежали по спине мурашки, — а то б ножом чирк по горлу — и в бурьян, а денежки себе за пазуху. Так–тося…

— Да у меня и денег всего полтора рубля, — поежился Казбек.