«Есть на Волге утес»

«После тяжелых бедствий, перенесенных Московией, дела, казалось, устроились согласно общему желанию, и восшествие на престол Алексея Михайловича в 1645 году было в глазах всех очень важным событием. Сначала напал он на Польшу — небезнаказанно; затем устремился на шведов и на своем горьком опыте узнал, с каким упорным и стойким в войне народом имеет дело. Когда же он умиротворил своих врагов, возникла внутренняя опасность — бедствие, равных которому еще не было: буйства и мятежи, зачинщиком которых был Степан Разин. Страхом была охвачена не одна Московия — вся Европа некоторое время жила в ожидании того, какой оборот примут эти события».

В Спасском монастыре идет всенощная.

Гремит, заполняя всю церковь, хор певчих, медленно восходит к куполу ладанный дым. В полутьме и духоте мерцают свечи.

Мотя, молодая мордовка, на коленях горячо молит бога. От каменных плит ноют колени, от духоты кружится голова. Церковь набита до отказа, по тесным проходам снуют монахи с жестяными кружками. С глухим звоном падают монеты. Деньги все больше медяки, прихожане у монастыря бедные.

Мотя неумело крестится, новую веру она приняла недавно, молитв не знает — шепчет то, о чем давно болит душа:

— Восподь Салоах, услышь мою молитву. Мужу моему Ортюхе доброго здоровья пошли, недуги его тяжкие отыми. Он у меня кузнец, совсем бессильным лежит. На тебя, восподи, одна надежда. Дома умирает муж мой Ортюха, помоги, восподи.

Один из монахов, высокий, с черной гривой волос, остановился около Моти, протянул кружку. Мотя торопливо развязала узелок на кончике платка, высыпала в ладонь три гривенника и четыре полушки, все, что было при ней, опустила в кружку. Монах не отходил. Он склонился, зашептал на ухо по-мордовски:

— Напрасно молишь русского бога. Он не понимает тебя. По-своему можно просить Чам-паса, а в православной церкви — грех.

— Я по-русски говорить не умею. А нашему богу Чам-пасу я уже молилась, Анге-патей молилась, Нишкенде-тевтерь молилась. Не помогли. Теперь вот сюда пришла. За сорок верст.

— Выйди, — повелительно произнес монах. — Я помогу тебе.

И Мотя не посмела ослушаться. Она поднялась с каменных плит и покорно пошла к выходу.