«Орлы на войне»

Орлы на войне (fb2) - Орлы на войне (пер. Татьяна Сергеевна Бушуева,Александр Викторович Бушуев) (Орлы Рима - 1) 1978K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Бен Кейн

Бен Кейн Орлы на войне

Квинтилий Вар, верни мне мои легионы!

Реакция императора Августа на известие о судьбе наместника Германии (по версии Светония)

Ben Kane

EAGLES AT WAR

Copyright © Ben Kane 2015.

First published as EAGLES AT WAR by Preface Publishing.

© Перевод на русский язык. Бушуев А.В., Бушуева Т.С., 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Эта книга написана для вас, мои читатели, для всех и каждого, живущих во всех уголках мира, на всех континентах, кроме Антарктиды[1]. Ваша преданность дарит мне свободу быть писателем, позволяя заниматься любимым делом – творчеством. За это вам всем моя сердечная благодарность. Если вы работали в Антарктиде и читали там мои книги, непременно сообщите мне об этом.

Пролог

Германия, 12 г. до н. э.

Мальчик крепко спал, но его энергично потрясли за плечо и разбудили. Открыв опухшие от сна глаза, он увидел склонившуюся над ним фигуру. В слабом свете лампы отцовское лицо – бородатое, обрамленное густыми космами, с пронзительными глазами – напугало его, и он отпрянул.

– Всё в порядке, медвежонок. Я не призрак.

– Что такое, отец? – пробормотал мальчик.

– Хочу кое-что тебе показать.

За внушительной фигурой отца стояла мать. Даже во мраке хижины, еще не до конца пробудившись ото сна, мальчик видел, что мать недовольна. Он снова посмотрел на отца.

– Мама идет с нами?

– Нет, это мужское дело.

– Но мне всего семь лет.

– Это неважно. Я хочу, чтобы ты это увидел. Вылезай из постели. Одевайся.

Отцовское слово было законом. Выскользнув из-под теплой медвежьей полости, он сунул ноги в башмаки, стоявшие возле низкой кровати. Затем потянулся за плащом, который служил вторым одеялом, и набросил его на плечи.

– Я готов.

– Пошли.

Когда они проходили мимо матери, та протянула к сыну руки.

– Сегимер! Не надо! Не делай этого!

Отец резко обернулся.

– Он должен это видеть.

– Он слишком мал.

– Не перечь мне, женщина! На нас смотрят боги.

Поджав губы, мать отступила в сторону.

Мальчик сделал вид, будто ничего не видел и не слышал. Следуя за отцом, он прошел мимо спящих рабов, тлеющего огня в очаге, кухонных горшков и деревянных ларей для хранения припасов. Двери располагались посередине длинной хижины, одна напротив другой. Из второй тянуло теплом хлева, оттуда же доносились густые запахи и звуки его обитателей: мычание коров, хрюканье свиней, блеяние овец.

Прежде чем выйти наружу, отец мальчика поставил лампу и оглянулся.

– Пошли!

Мальчик шагнул за порог. В небе над его головой сияли звезды, но все равно ночь была темной и пугающей. Ему это не нравилось, но отец позвал его за собой. Он вышел из дома и глубоко вдохнул стылый, влажный воздух. Наполнивший ноздри холод тотчас напомнил о том, что зима уже наступает на пятки осени.

– Куда мы идем?

– В лес.

Мальчик насторожился. Днем ему в лесу нравилось: он мог играть с друзьями в охотников, мог состязаться с ними в том, кто лучше умеет находить оленьи следы. Однако ночью никогда там не бывал. Сейчас лес будет миром теней, полный привидений, свирепых зверей и – лишь боги ведают – чего еще… Сколько раз его будили воющие на луну волки! Что, если они их сейчас встретят?

– Поторопись! – Отец уже ушел далеко вперед по тропинке, ведущей прочь из селения.

Страх остаться одному перевесил страх перед тем, что таилось за хижинами, и мальчик поспешил за отцом. Он хотел спросить у отца, можно ли взять его за руку, но заранее знал, что тот ответит. Идти рядом с отцом лучше, чем в одиночку. Длинный меч, выделявший Сегимера среди соплеменников как человека знатного, также внушал уверенность. При каждом шаге он постукивал по отцовскому бедру, напоминая мальчику о том, что его отец – неустрашимый воин, как и любой мужчина племени херусков, а может, даже еще сильнее и храбрее.

– Куда и зачем мы идем? – спросил он, слегка осмелев.

Сегимер посмотрел на сына.

– Мы станем свидетелями жертвоприношения, какого ты еще никогда не видел.

Внутри у мальчика похолодело от волнения и страха. Ему хотелось узнать больше, но строгий тон отца и то, что они шли быстро, заставили его придержать язык. Самое главное – не отставать.

Они прошли мимо ряда длинных хижин. Под ногами чавкала грязь. Возле одного из домов на них залаяла собака, и ее тявканье подхватил целый собачий хор. Несмотря на лай, в селении по-прежнему было тихо. Все спят, понял мальчик. Значит, уже глухая ночь. Он довольно улыбнулся. Одно дело – не ложиться вместе с друзьями спать, чтобы посмотреть свадебный пир, и совсем другое – пойти ночью в лес. Это настоящее приключение.

Идти же рядом с отцом, которого он обожал, еще большая радость. Сегимер не был злым или грубым, как родители других мальчишек, просто у него не хватало времени на сына. Сдержанный, суровый, он всегда был чем-то занят: решал дела племени вместе с другими знатными воинами, охотился или же где-то отсутствовал, воюя с римлянами. Как хорошо, что они сейчас вместе, решил мальчик.

Тропинка вела в лес, простиравшийся к югу от их селения. По словам отца, все земли херусков поросли лесом, но вокруг крупных селений бо́льшая часть деревьев была вырублена под поля и пастбища. К западу протекала река, источник воды и разнообразной рыбы. Расположенные к востоку и западу небольшие поля давали зерно, овощи и траву для домашних животных. Росший к югу от селения лес давал дрова для костров. Здесь же обитали олени и кабаны, чье мясо шло на стол племени, а в его непролазной чаще затаились священные места, где жрецы вели разговоры с богами.

Наверное, они идут в одно из таких мест, подумал мальчик. К нему снова вернулась тревога. Хорошо, что отец не видит, как он дрожит от страха. Он ни разу не осмеливался заходить в эти рощи. Однажды они с друзьями, осмелев, заглянули в одну из них. Рогатых бычьих черепов, прибитых к деревьям, хватило, чтобы они, онемев от страха, бегом бросились в деревню. Сегодня ночью они с отцом вступят под сень такой рощи…

Между тем они с отцом вошли в лес. По спине мальчика побежал ручеек пота. Будь храбрым, сказал он себе. Не смей показывать, что тебе страшно, ни сейчас, ни потом. Это навлечет позор на семью и на отца.

Несмотря на всю его решимость, когда из-за дерева появилась фигура в плаще, с копьем в руке, он вздрогнул. Человек приветственно поднял руку.

– Сегимер!

– Тудрус!

Мальчик успокоился. Тудрус был одним из самых верных воинов отца, знакомым с малых лет.

– Ты разбудил своего медвежонка.

– Верно.

Рука Сегимера на миг ласково легла на плечо сына. Тот был благодарен за это прикосновение.

– Ты готов, приятель? – спросил Тудрус.

Мальчик не понял, что имелось в виду, но все-таки кивнул.

– Отлично.

Сегимер посмотрел на тропу, уходившую на запад, где та соединялась с тропой, по которой они пришли из селения.

– Придет еще кто-нибудь?

– Все уже здесь. Бруктеры, хатты, ангриварии и тенктеры. Даже марсы послали своих знатных воинов.

– Донару понравится, что многие решили прийти, – сказал Сегимер и посмотрел на небо. – Нам нужно поторопиться. Скоро луна будет в зените. По словам жрецов, именно тогда они и должны умереть.

Тудрус что-то проворчал в знак согласия.

Тогда они должны умереть. Что это значит? Подавив тревогу, мальчик снова поспешил за отцом.

БУУУУУУУ!

Мальчик испуганно бросился вперед. Он быстро взял себя в руки, но успел заметить, как Тудрус улыбнулся. Отец нахмурился, взглядом велев ему стоять и не двигаться.

БУУУУУУУ! БУУУУУУУ!

На этот раз мальчик даже не шелохнулся. Странный звук, должно быть, доносился из рога, в который трубил кто-то из жрецов, но казалось, будто это о своем прибытии в рощу возвещает демон или даже сам бог. Прошло десять ударов сердца, затем двадцать, но никто так и не появился.

Взгляд мальчика скользнул налево, затем направо, к скрытому тенью пространству. Оно пугало даже больше, чем он мог подумать. Страшноватой была даже ведущая туда тропинка – извилистая, грязная, а с обеих ее сторон простирались болота. Вход – грубо сколоченная деревянная арка, украшенная черепами домашнего скота, – был немногим лучше. Но страшнее всего – священный круг дубов, пятьдесят шагов в поперечнике, в котором теперь он ждал вместе с отцом, Тудрусом и большой группой воинов. От страха у мальчика схватило живот.

В центре круга высилась пара алтарей, огромных каменных глыб. Их словно вырубили из толщи скалы какие-то гиганты. На одном из них был сложен погребальный костер. Поверхность другого покрывали зловещего вида бурые пятна. Перед алтарями пылал огромный костер – единственный источник света в роще. Рядом с костром – два стола. На одном разложены ножи, коловороты, щипцы и молоты. На втором ничего не было, зато с четырех ножек свисали веревки, красноречиво говорившие о его назначении.

Мальчик ожидал увидеть здесь привязанных животных. Ему уже доводилось бывать на религиозных церемониях у себя в селении, когда в жертву богам приносили коров и овец. Однажды он стал свидетелем того, как в жертву приносили кабана. У него в ушах до сих пор стоит его визг…

БУУУУУУУ! БУУУУУУУ! БУУУУУУУ! Звук доносился откуда-то из-за алтарей.

– Вон они! – шепнул ему отец.

Сгорая от любопытства, мальчик привстал на цыпочки и вытянул шею.

Из чащи леса появилась процессия. Первыми, трубя в рога, шли два жреца в длинных одеяниях. За ними следом помощники жрецов вели двух красивых белых кобылиц. Лошади тащили колесницу, на которой стоял старый, согбенный жрец. Голова его была опущена, но мальчик знал: жрец вслушивается в ржание и фырканье священных животных, ибо это не что иное, как послания богов. За колесницей шествовали еще четыре жреца, также дувшие в рога.

Однако внимание мальчика привлекли жалкие фигуры, что едва плелись следом за ними. Восемь человек, веревками связанных вместе за шею и запястья. Семеро из них носили короткие светлые туники, перехваченные в поясе ремнями. Наряд восьмого – из красной ткани, и он единственный был в шлеме со странным поперечным гребнем из красных и белых перьев.

– Римляне! – в ужасе прошептал мальчик. Он как-то раз уже видел тела убитых врагов своего народа, когда неприятельский дозор попал в засаду, устроенную его отцом. Сегодня он впервые увидел живых римлян. Правда, эти были безоружны. Даже на расстоянии, в тусклом свете костра ему были хорошо видны синяки и раны на их телах. Позади пленников шел десяток крепких воинов, вооруженных длинными копьями.

Ему почему-то сделалось не по себе. Эти людей явно ждет что-то нехорошее. Отец железной хваткой сжал его плечо и шепнул на ухо:

– Ты видишь этих мерзавцев?

Мальчик кивнул.

– Римляне – наши враги. Их империя простирается так далеко, что до ее края не дойти за целый год, но им все мало. Он все время пытаются завоевать чужие земли. Вот уже много лет их вождь Август, – отец как будто выплюнул это имя, – пытается установить над нами свою власть. И не только над нами, но и над нашими братьями, хаттами, марсами и ангривариями. Он хочет, чтобы мы стали его подданными, стали пылью под пятой их армий. Но этому никогда не бывать!

– Никогда, отец, – согласился мальчик, вспомнив, что случилось, когда римляне приходили сюда в прошлый раз. Было много убитых, в их числе – его тетя и два двоюродных брата. – Мы его остановим.

– Да, его самого и его проклятые легионы. Я поклянусь в этом вместе с другими воинами. Да будет Донар тому свидетелем. – Сегимер улыбнулся сыну, что делал крайне редко. – Ты тоже принесешь клятву.

Мальчика охватило ощущение чуда.

– Я, отец?

– Да, и ты, медвежонок. Вот поэтому мы здесь.

Сегимер прижал палец к губам, затем указал на поляну.

Трубачи встали по бокам от алтарей и смолкли. Взгляды всех и каждого обратились к старому жрецу. Тот спустился с колесницы и, шаркая ногами, приблизился к огню. Лошадей увели прочь, пленников бесцеремонно подтолкнули к столам.

– Благодарим тебя, о Донар, за то, что не оставляешь нас. – Несмотря на его немощный внешний вид, голос у жреца оказался сильным. – Твои молнии хранят нас и защищают, твои грозовые облака приносят нам дождь, без которого наши хлеба высохнут и погибнут. Когда мы сражаемся с нашими врагами, твои силы помогают нам в бою, и за это мы вечно тебе благодарны!

По толпе собравшихся прокатились одобрительные возгласы. Воины прикоснулись к своим амулетам и зашептали слова молитвы.

– В последние годы мы каждое лето нуждались в твоей помощи. Хищники вроде этих… – жрец длинным, кривым ногтем указал на пленников, – приходят в наши края тысячами, неся с собой смерть и разрушение. Никто не защищен от их грабежей, от их кровожадности. Мужчин, женщин, детей, стариков и больных они убивают и уводят в рабство. Наши деревни эти хищники предают огню, похищают хлеба на наших пашнях и наш скот.

Воины разразились гневными возгласами. Костяшки пальцев отца, которыми тот сжимал рукоятку меча, побелели. Мальчик почувствовал, как в нем закипает ярость. Тетя и два ее сына – его двоюродные братья – были любимыми родственниками. Теперь их нет. Этих римлян обязательно нужно наказать.

– Мы собрались этой ночью, чтобы принести тебе дары, – нараспев продолжал говорить жрец. – Просить твоей помощи в борьбе с захватчиками. Чтобы они, потерпев поражение, бежали отсюда на дальний берег реки, которую они называют Ренусом. Чтобы они больше никогда не вернулись на наши земли и земли других племен.

– ДОНАР! – выкрикнул Сегимер.

– ДО-НАР! ДО-НАР! ДО-НАР! – взревели остальные воины. Мальчик присоединился к их хору, но его детский голосок потерялся в шквале их криков. – ДО-НАР! ДО-НАР! ДО-НАР!

– Поклянитесь! – приказал жрец, когда выкрики стихли.

Вперед шагнул Сегимер. Мальчика тотчас охватила гордость за отца.

– Я, Сегимер, вождь херусков, клянусь Донару, что не сложу оружия, пока римляне не будут изгнаны навечно с наших земель. Да покарают меня боги, если я сойду с пути борьбы!

Жрец молча наблюдал за тем, как один за другим воины приносили клятву, обещая, что будут сражаться до тех пор, пока враг не будет разбит и изгнан на другой берег реки. Черед мальчика настал в самом конце. В присутствии такого большого числа взрослых мужчин он сильно волновался, и его голос немного дрожал, но, к его радости, никто не посмеялся над ним и не рассердился на него. Жрец даже одобрительно кивнул ему. Когда же он вернулся и встал рядом с остальными воинами, отец сжал ему плечо.

Жрец сделал знак рукой. Четыре его помощника схватили ближнего пленника, низкорослого римлянина с круглым лицом, и поволокли вперед. Тот упирался и лягался, но его бесцеремонно бросили на пустой стол и связали по рукам и ногам веревками.

Воцарилась мертвая тишина. Было слышно лишь, как стонет римлянин.

И все же мальчик по-прежнему не верил в то, что должно было произойти. Но нет. Стоило ему посмотреть на лица окружавших его воинов, внезапно ставшие такими строгими и холодными, как он окончательно укрепился в своих подозрениях. Его взгляд вернулся к столу и распростертой на нем жертве.

Старый жрец выбрал кривой железный коловорот и поднял его над головой.

– Без глаз римляне будут слепы. Они не увидят наших засад и ловушек, наших тайных лагерей.

Из груди собравшихся вырвался кровожадный вздох. Неужели сейчас?.. При мысли об этом мальчик вздрогнул.

Между тем жрец приблизился к столу. Два помощника жреца прижали голову римлянина к столу. Вопли пленника сделались еще громче.

Низкий голос что-то прокричал на неизвестном мальчику языке. Это кричал римлянин в шлеме. Он даже, насколько позволяли его путы, вырвался вперед. Его слова были обращены к жрецу, его помощникам и всем собравшимся воинам.

– Что он говорит, отец? – шепотом спросил мальчик. – Тудрус?

– Что они – воины, – тихо ответил Сегимер, – люди чести и не заслуживают, чтобы с ними обращались как с животными. Он просит, чтобы их убили с уважением.

– Он прав, отец?

Глаза Сегимера превратились в две льдинки.

– Разве они с честью убили твоих двоюродных братьев? Или твою тетю? Или десятки безоружных жителей деревни, которые погибли в тот день?

Мальчик не знал, как погибли его родственники. Как не понимал всего, что дети постарше рассказывали о зверствах римлян, однако был уверен, что вспороть живот беременной женщине – нехорошо, так поступают только очень злые люди. Он подавил в себе жалость.

– Нет, отец.

– Вот поэтому они умрут как животные.

Иного они не заслуживают, подумал мальчик.

Римлянин неожиданно умолк: помощники жреца сбили его с ног и заткнули рот кляпом. Жрец склонился над привязанным к столу пленником. Ночной воздух содрогнулся от жуткого вопля. Такого пронзительного крика мальчик еще ни разу не слышал. Жрец же положил на стол что-то маленькое, красное и влажное. На миг вопль сделался чуть тише, но уже через секунду зазвучал с новой силой. Это жрец крутанул коловоротом во втором глазу своей жертвы.

Повернувшись к воинам, жрец вскинул над головой окровавленную руку с зажатыми в них шариками.

– Ослепленный римлянин не видит нас! Прими эту жертву, великий Донар!

– ДО-НАР! ДО-НАР! ДО-НАР! – выкрикивал мальчик до тех пор, пока не охрип.

Жрец бросил глаза пленника в костер. Вверх взметнулись искры.

– ДО-НАР! – взревели воины.

Отложив коловорот, жрец взялся за нож с длинным лезвием. Он вонзил его в рот римлянина. Темная кровь обагрила жрецу руки, из глотки пленника вырвался клекочущий крик.

– Без языка римлянин не может лгать нам! – произнес жрец и бросил в огонь окровавленный ошметок.

Мальчик зажмурил глаза. Пленник должен умереть, решил он. Что, если это он убил моих двоюродных братьев? Резкий удар отцовского локтя заставил его вновь смотреть на происходящее.

– ДО-НАР!

Жрец вонзил нож римлянину в грудь и деловитыми движениями несколько раз повернул лезвие. Дробь пяток по столу участилась, но затем снова сделалась реже. К тому моменту, когда жрец отбросил нож и взялся за пилу, тело пленника перестало дергаться. Несколько движений, и жрец вскрыл грудную клетку и вырвал из пучка кровеносных сосудов сердце. После чего победоносно вскинул над головой как боевой трофей.

– Без сердца у римлянина нет храбрости! Нет силы!

– ДО-НАР! ДО-НАР! ДО-НАР!

Мальчик был рад и благодарен этим крикам.

При всей его ненависти к римлянам от этого кровавого зрелища его выворачивало наизнанку. Он полузакрытыми глазами наблюдал за тем, как тело жертвы уложили в погребальный костер и подожгли. Второй, третий и четвертый римляне разделили участь первого.

Наконец Сегимер обратил внимание на сына.

– Смотри внимательно! – приказал он.

Мальчик неохотно повиновался.

– Ты знаешь, как умерли твои двоюродные братья? – жарко дохнул Сегимер в ухо сыну.

Мальчик хотел ответить ему, но язык как будто присох к нёбу. Он лишь мотнул головой.

– Он пытался защитить свою мать, твою тетю. Он был маленьким мальчиком, так что римляне без труда разоружили его. Они повалили его на землю, и один из них вогнал копье ему в зад. Этот сын шлюхи сделал так, чтобы он умер не сразу. Мальчик был жив, пока убивали его брата и насиловали перед ним его мать.

Горючие слезы, слезы ярости и ужаса, потекли по щекам мальчика, но отец продолжал свой рассказ.

– Он был еще жив, когда вечером мы вернулись в разоренную деревню. Твоему дяде, отцу мальчика, пришлось избавить его от мучений. – Сегимер приподнял подбородок сына, заставив смотреть ему в глаза. – Вот такие твари эти римляне. Ты понял?

– Да, отец.

– Хочешь, чтобы такое случилось с твоей матерью или младшим братом? С твоей бабушкой?

– Нет!

– Тогда пойми, что, принося римлян в жертву Донару, мы поступаем правильно. Так надо. Когда прогремит гром, это значит, что бог принял жертву. И мы обязательно их победим.

– Я понимаю, отец.

Сегимер посмотрел в глаза сыну, и тот не стал отводить взгляд. Он медленно кивнул.

Мальчик досмотрел церемонию кровавого жертвоприношения до самого конца. Жертвенный стол был заляпан сгустками крови, воздух наполнился какофонией воплей и тошнотворной вонью горелой человеческой плоти. Всякий раз, когда к горлу подкатывался комок рвоты, мальчик заставлял себя думать о насаженном на копье двоюродном брате, о том, как мучили мать и брата этого несчастного. Эти образы изгоняли из его сознания все прочее. Они заставляли его сердце клокотать яростью, вызывали желание выхватить у жреца нож и раз за разом вонзать его в тела римлян.

Я навсегда запомню эту ночь, пообещал он себе. Однажды, Донар тому свидетель, поклялся он, я преподам римлянам урок, который они никогда не забудут.

Я, Эрмин из племени херусков, клянусь в этом.

Часть первая Весна, 9 г. до н. э. Германская граница

Глава 1

Сидя верхом на гнедой лошади, Арминий наблюдал за тем, как восемь кавалерийских турм галопом носятся по плацу рядом с укрепленным лагерем Ара Убиорум. Стояло прекрасное утро, прохладное и ясное. Последние следы зимы исчезли, и окружающий пейзаж был похож на огромное зеленое покрывало. В небе носились жаворонки, однако их прелестное пение заглушали громкий топот копыт по утрамбованной земле и зычные команды младших офицеров Арминия.

Подобно его воинам, он был одет одновременно и как римлянин, и как германец: кольчуга легионера и посеребренный кавалерийский шлем резко контрастировали с шерстяным германским плащом, рубахой, штанами и башмаками. На переброшенной через плечо перевязи, инкрустированной золотом, висела тонкой работы спата – длинный кавалерийский меч. Арминий находился в самом расцвете лет – рослый, сильный, крепкий телом, с серыми пытливыми глазами, черными волосами и такой же черной густой бородой.

Пять сотен его воинов-херусков составляли алу – кавалерийскую часть, приданную Семнадцатому легиону. Они служили разведчиками-дозорными и обеспечивали фланговое прикрытие легиона на марше, однако могли действовать и в бою, что требовало регулярной верховой подготовки. Вот и сейчас он наблюдал за тем, как его воины отрабатывают маневры. Он видел это бесчисленное количество раз и отлично знал каждое их движение. Его прекрасно обученные наездники почти не совершали ошибок, и он задумался о своем.

Вчера у него состоялся интересный разговор с вождем в одной деревне на том берегу Ренуса. Его собеседник громко жаловался на новый имперский налог. С подобными проявлениями недовольства Арминий сталкивался уже не впервые. Здесь, в Галлии, единственными германцами были ауксиларии[2] легионов, получавшие хорошее жалованье и потому довольные своей судьбой. На другом берегу реки, среди местных племен, дела обстояли совершенно иным образом.

Наместник Вар и его окружение пока не замечают этого недовольства, подумал Арминий. По их мнению, романизация Германии идет полным ходом. На огромной территории длиной в триста миль и шириной в сто пятьдесят разбросаны многочисленные военные лагеря, как постоянные, так и временные. Примерно половина племен провинции стали союзниками Рима или заключили с ним договоры. Если не считать несколько незначительных стычек, на этих землях вот уже несколько лет царил мир. Инженерные работы, проводимые легионами каждое лето, означали, что протяженность мощеных дорог неуклонно растет.

Одно поселение, Понс Лаугона, вскоре станет первым настоящим римским городом к востоку от Ренуса – с форумом, административными зданиями и канализацией. Другие поселения были готовы последовать этому примеру. Даже в деревнях стало привычным иметь постоянный рынок. Имперский закон властно проникал в племенное общество. Магистраты из Ара Убиорум и других лагерей к западу от Ренуса теперь постоянно переправлялись через реку, чтобы разрешать земельные споры и другие правовые вопросы.

Эти изменения в укладе жизни племен вызывали яростное недовольство у многих, подумал Арминий, однако другие были вполне довольны: у людей завелись деньги, а с ними пришел достаток. Легионерам в больших количествах требовались еда, питье и одежда. Крестьяне, жившие возле лагерей, могли продавать скот, зерно и овощи, шерсть и кожу; их жены – торговать одеждой и, если желали, даже собственными волосами.

Воинов, взятых в плен в столкновениях с другими племенами, можно было продавать в рабство. Выгодным делом была также торговля дикими животными. На них был спрос в военных лагерях, где их травили в амфитеатрах на потеху легионерам. Все это приносило немалые деньги. Молодые мужчины могли поступить на службу в римскую армию и тем самым избежать тягот жизни земледельца или скотовода. Предприимчивые местные жители открывали по соседству с военными лагерями таверны и харчевни или находили себе там работу.

Да, находиться в составе империи выгодно, вынужден был признать Арминий, но и цена была высока. Во-первых, над всеми стоял абсолютный властитель, так называемый император, Август, перед которым надлежало трепетать, которого нужно было почитать почти как бога. У германских племен имелись свои вожди, но отношение к ним было иное, нежели к Августу. Их уважали, подумал Арминий. Боялись? Может быть. Почитали? Возможно. Любили? Как знать. Но ставили ли их выше остальных? Никогда. Вождь, который держал себя так, будто он лучше и выше других, не смог бы долго оставаться главой племени. Воины следовали за ним из уважения, но если по какой-то причине их мнение о нем менялось, они уходили от него и начинали поддерживать другого вождя. Будучи вождем херусков, Арминий всегда помнил о том, что ему нужна поддержка народа. Тем более что он долгие годы провел вдали от дома, неся службу в легионах.

Второй ценой за нахождение в составе империи – при этой мысли губы Арминия скривились – были проклятые подати. Этим летом впервые состоится сбор налогов на той стороне Ренуса. Пока имперские чиновники будут собирать деньги или товары, которые пойдут в зачет налога, гарантией всему этому будет лишь близкое присутствие легионов. Вождь, который откровенничал с Арминием по той причине, что тот тоже германец, кипел от возмущения. «Это сущий грабеж! Да, я могу его заплатить, но где мои люди найдут столько товаров на ту сумму, которую от нас требуют? Да и зачем мы должны платить?»

Арминий был вынужден произнести избитые фразы о том, что налоги-де идут на обеспечение мира и безопасности, что это выгодно всем, но в глубине души понимал, что кривит душой и говорит неправду. Похоже, вождь почувствовал его неискренность. Этот кабальный налог распространялся не только на племена, жившие в пограничной полосе шириной тридцать миль к востоку от Ренуса, но на всех, кто оказался под сенью крыл Рима. Племена, жившие дальше, нередко посылали своих сыновей служить в легионы, да и вообще понемногу привыкали к другим сторонам имперской жизни. Но одно дело привыкать и перенимать, и совсем другое – платить непосильные подати, подумал Арминий. Внезапно, воспламеняя все его существо, в нем проснулся застарелый гнев.

Из задумчивости его вывел топот копыт. Он вновь переключил внимание на кавалеристов. Те раз за разом отрабатывали приемы верховой езды. Сомкнув ряды так называемым копьем, призванным рассечь вражеский строй, они скакали на груду тренировочного снаряжения. Их следующий маневр, в виде перевернутой буквы V, имел ту же цель, но был рассчитан на застигнутого врасплох противника, у которого не было времени сомкнуть ряды. Третий прием был самым простым – всадники скакали плотной прямой линией, почти соприкасаясь друг с другом лодыжками.

Пока они наступали, находившийся в их гуще трубач во всю мощь легких подул в свой инструмент. БУУУУУУ! БУУУУУУ! БУУУУУУ! Эта самая простая атака на пехоту противника срабатывала почти каждый раз. То ли из дерзости, то ли из желания произвести на него впечатление, то ли по недосмотру командующего офицера, но его всадники пронеслись всего в сотне шагов от когорты тренирующихся на плацу легионеров. Римляне, конечно, знали, что это кавалеристы-ауксиларии, однако это не помешало им отпрянуть от летевших на полном скаку всадников. Сердитые окрики центурионов, как в адрес всадников, так и своих пехотинцев, быстро заставили солдат восстановить строй и возобновить строевую подготовку, однако эффект этого маневра был очевиден, равно как и раздражение, который он вызвал у офицеров легиона.

Маневр сработал, с удовлетворением подумал Арминий, потому что был и впрямь устрашающим. Многие из его воинов были в посеребренных кавалерийских шлемах, не столь богато украшенных, как у него, но похожих. Забрало имело человеческие черты, передающие внешность владельца шлема. Как и сам шлем, «лицо» покрывал тонкий слой серебра.

Одна беда – при опущенном забрале поле обзора резко сужалось. Такое могли позволить себе только самые опытные кавалеристы. И все же эффект такой маски, придававшей ее обладателю сходство со сверхъестественным существом, того стоит. Массированная атака хотя бы с несколькими всадниками в таких масках, да еще сопровождаемая ревом труб пронзала копьями ужаса сердца даже самых храбрых из врагов.

Богатый боевой опыт Арминия позволял применять самую разную тактику. Он знал, чем хороша каждая и какую именно выбрать в тот или иной момент. Кавалерия была важной частью мощной военной машины Рима, прикрывая с флангов шеренги вооруженных легионеров. Серые глаза Арминия вновь скользнули по центурии, которую только что напугали его всадники.

Он так и не научился воспринимать римлян как союзников. Так было с самого первого дня, когда восемь лет назад Арминий стал служить в имперской армии. И все же военные кампании и битвы, в которых он принимал участие на стороне Рима, не прошли даром. У него имелось здоровое уважение к римским солдатам и офицерам. Их храбрости, дисциплине и стойкости можно было только позавидовать. Не раз Арминия и его людей спасала взаимовыручка и дух боевого товарищества, царившие в легионах. Он переносил тяготы долгих маршей, напивался вместе с офицерами, а с некоторыми из них даже ходил к девкам. Его верность империи снискала ему сначала римское гражданство, а позже и статус всадника, низший ранг римской аристократии.

И все же, несмотря на боевой опыт и почести, Арминий по-прежнему ощущал себя чужаком. В первую очередь потому, что он все еще с гордостью считал себя германцем. Не способствовало тому и свойственное римлянам высокомерие. Несмотря на его нынешнее высокое положение, в глазах многих он по-прежнему оставался варваром, дикарем в звериных шкурах. Он и его воины были вполне хороши, чтобы сражаться – и умирать – во славу Рима, но считать их равными? Нет уж, увольте.

С этим было трудно мириться в течение тех лет, которые Арминий отдал служению империи в разных ее уголках, но в последние месяцы близость к родным местам еще сильнее обострила в нем уязвленные чувства. Всего в двух милях отсюда, на восточном берегу Ренуса, начинались племенные земли узипетов. Его собственный народ, херуски, жили дальше, и все же Арминий ощущал большее родство с узипетами, чем с римлянами. Он придерживался тех же ценностей, говорил на схожем языке, почитал тех же богов.

Арминий помнил ту давнюю ночь в священной роще, когда по его спине стекали струйки пота. Когда легионы перешли реку, чтобы покарать восставшие против власти Рима племена, они убивали не даков, не иллирийцев или фракийцев. Они убивали германцев. Таких, как он. Таких, как его воины. Таких, как его давно погибшие кузены и их мать, его родная тетка. Эти люди имели право жить свободно – так, как у них заведено. «Зачем им становиться подданными Августа, живущего в сотнях миль от них, в далеком Риме? – спрашивал себя Арминий. – Зачем это нужно мне?»

С той ночи, когда он стоял в роще рядом с отцом, прошло двадцать лет. Но слова той клятвы были живы в его памяти, как будто он только что произнес их. «Я навсегда запомню эту ночь, – пообещал он себе тогда. – Однажды, Донар тому свидетель, я преподам римлянам урок, который они никогда не забудут. Я, Эрмин из племени херусков, клянусь в этом».

Он поднял глаза к голубому небосводу, украшенному кудряшками облаков. Солнце грело, но было не слишком жарко. В вышине выводили трели жаворонки – напоминая о том, что весна подходит к концу. Скоро наступит лето, и тогда Публий Квинтилий Вар, наместник Германии, поведет свою армию на восток, за Ренус, где его легионы станут собирать налоги на землях, простирающихся до самой реки Визургис. Лишь римляне могли додуматься до своих вонючих налогов, подумал Арминий. Деньги, заработанные германцами с таким трудом, пойдут на то, чтобы позолотить еще больше статуй императора и проложить новые дороги, чтобы по ним могли пройти его легионы. «О, великий Донар, – воззвал он в молитве, – я столько лет ждал часа выполнить мою клятву, чтобы отомстить за моих соплеменников, павших от рук Рима. Прошу тебя найти для этого подходящий момент в этом году. Этим летом».

– Приветствую! – окликнул Арминия старший центурион, торопливо шагавший через весь плац в его сторону – в кольчуге и в шлеме с поперечным гребнем из красных перьев.

Похоже, это офицер испугавшейся когорты, подумал Арминий. Вид у центуриона был хмурый.

– Да, центурион, – ответил Арминий с легким кивком.

Будучи всадником, он занимал более высокое положение, и центурион это понимал. По тому, как держался римлянин, было видно, что это обстоятельство его не слишком радует. В его глазах Арминий – нахальный варвар, выскочка и карьерист. Обычно старания Арминия расположить к себе старших офицеров бывали успешными, но только не с этим центурионом. Тотчас нахлынули горькие воспоминания о том, как отец отправил его, десятилетнего мальчишку, в Рим. Как и последующая служба в легионах, это было частью великого замысла Сегимера. Арминий должен был вписаться в римскую жизнь, научиться всему, что следует узнать, – и в то же время помнить о своих германских корнях и хранить верность своему народу.

Увы, в глазах высокородных римских подростков, в общество которых попал Арминий, он был лишь чуть выше раба. После нескольких кровавых стычек, не все из которых были для него удачными, они научились уважать по крайней мере его кулаки. А также усвоили, что в его присутствии лучше держать язык за зубами. Несмотря на страх, лишь немногие были готовы протянуть ему руку дружбы. Он же научился ни на кого не полагаться и никому не доверять.

Взгляд центуриона устремлен на его подбородок. Арминий тотчас прочел в его глазах мысль, которую сам римлянин еще не до конца осознал. И ты выше меня, сукин сын? Арминий нарочно погладил бороду – признак варварства в глазах римлян, но предмет гордости для германца.

– Чем могу быть полезен?

– Я был бы признателен, если б ты лучше присматривал за своими воинами.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь, – злорадно солгал Арминий.

– Я про твою конницу, которая только что проскакала мимо. Они едва не налетели на моих солдат. Это вызвало великое… – центурион не сразу нашел нужное слово, – замешательство.

– Но ведь никто ни на кого не налетел.

– Так-то оно так, но могла начаться паника… – Центурион вновь задумался. – Некоторые мои новобранцы…

Арминий удивленно поднял брови.

– Паника? С каких это пор солдаты Семнадцатого легиона стали впадать в панику?

– Это естественная реакция людей, которые раньше никогда не видели атакующую кавалерию, – с явной неприязнью ответил центурион.

– В следующий раз, когда ты откроешь рот, не забудь назвать меня господином, – парировал Арминий, чувствуя, как в нем закипает гнев.

Центурион опешил. Однако затем нервно сглотнул и добавил:

– Господин.

– Я сначала не стал обращать внимания на твою фамильярность, центурион, ибо я не великий сторонник церемоний. Однако когда кто-то проявляет неуважение, я считаю своим долгом напомнить ему, что командую ало́й, приданной Семнадцатому легиону. Я не просто рядовой римский гражданин, как ты. Я – всадник. Или ты забыл об этом? – спросил Арминий, сверля центуриона взглядом.

– Не забыл, господин. Приношу свои извинения, господин, – покраснев, пролепетал центурион.

Выждав несколько секунд, Арминий нанес по самолюбию центуриона еще один удар.

– Ты что-то начал говорить?

– Некоторые из моих солдат не привыкли к кавалерии, господин. Пока не привыкли, – поспешил добавить центурион. – Я был бы крайне благодарен, если б твои всадники не подъезжали к ним слишком близко.

– Ничего не могу обещать, центурион. Может, вам лучше заняться строевой подготовкой где-нибудь в другом месте? И еще я посоветовал бы, чтобы твои люди чаще соприкасались с кавалерией. Пусть привыкают, иначе в первом же бою они испугаются и станут легкой добычей противника, – с холодной улыбкой сказал Арминий. – Свободен, можешь идти.

– Слушаюсь, господин.

Центурион сумел вложить в формальную вежливость салюта всю свою антипатию. Это был тонкий ход, и он больно задел самолюбие Арминия. В отместку он заставил своих всадников повторить маневр, так испугавший новобранцев когорты. После третьего раза центурион признал свое поражение и отвел когорту на другую сторону плаца. Арминий злорадно посмотрел им вслед. Впрочем, этот демарш вряд ли пойдет на пользу его отношениям с центурионами. Если этот болван пожалуется легату, то он, Арминий, получит нагоняй. Впрочем, какая разница! Оно того стоило. Центурион будет знать свое место.

Спустя несколько часов Арминий был у себя, продолжая обдумывать план действий. При этом он беспокойно мерил шагами свою скромную комнату. Десять шагов от стены к стене, туда и обратно. Колючий взгляд на бюст Августа, поставленный здесь лишь за тем, чтобы все думали, что он любит и почитает своего императора. Время от времени взгляд Арминия скользил по разложенной на столе карте. Чтобы она не скручивалась в свиток, углы пришлось придавить масляными лампами.

С севера на юг тянулась широкая лента Ренуса. Его извилистые притоки змеились по всей Германии. Отмеченные чернилами квадратики обозначали римские военные лагеря и форты. К востоку от Ренуса их было меньше, чем к западу, но все меняется, сердито подумал Арминий. С каждым годом влияние Рима распространялось все дальше и дальше, шансы же на успех восстания уменьшались. Если оно не произойдет этим летом, считай, не произойдет никогда.

Пора узнать настроения вождей других племен и проверить их верность. У него есть прекрасная возможность сделать это в самые ближайшие дни. Наместник Германии Вар вызвал его в Ветеру, что примерно в шестидесяти милях к северу отсюда. Вместо того чтобы быстро добраться туда по мощеным дорогам на западном берегу Ренуса, он может, подобно большинству ауксилариев, проделать путь вдоль другого берега. К сожалению, у него вряд ли получится сделать крюк, чтобы проведать родных: земли херусков лежат слишком далеко к востоку. Зато Арминий встретится с вождями племен, которые, как он надеялся, согласны встать на его сторону.

Конечно, его план сопряжен с риском. Любой двуличный вождь, желающий показать Риму свою преданность, может на него донести. И если Вар или любой старший чиновник в это поверит, ему конец. Не смей трусить, сердито приказал себе Арминий, вспомнив своих кузенов и тетку, безжалостно убитых римлянами. Если он не отомстит за них, их тени будут преследовать его и в другой жизни. Как жаль, что его брат Флав не разделяет его чувств, но тут уж ничего не поделаешь! У Флава, который на несколько лет младше его, всегда был буйный нрав. Они никогда не ладили, даже в детстве, так что неудивительно, что Флав предан Риму и душой, и телом.

Как-то раз, несколько лет назад, Арминий поделился с ним своей ненавистью к удушающим объятиям, в которые Рим заключил Германию. Яростная реакция Флава навсегда отбила у Арминия желание говорить с братом на эту тему. Не будет он обсуждать ее с ним и сейчас.

Тук. Тук. Тук. Тяжелые удары в дверь вернули его из грез в действительность.

– Кто там?

– Осберт.

Хотя это имя и не было именем херуска, тот, кто стоял за дверью, вряд ли был римлянином. Он обошелся без слова «господин». Назови его так кто-то из его воинов, Арминий изрядно удивился бы. Это была еще одна привычка его соплеменников, на которую офицеры-римляне посматривали свысока. То, что германские вожди относились к соплеменникам как к себе равным, было выше их понимания.

– Входи.

В комнату вошел германец, такой же бородатый, как и Арминий. Низкорослый, с выпуклой, словно бочонок, грудью, пьяница и задира, Осберт был одним из его лучших воинов. Он бесцеремонно подошел к карте и провел корявым пальцем по дороге, ведущей на восток.

– Думаешь о походе, Арминий?

– Да.

– Ничего сложного, да поможет нам Донар.

– Верно, – ответил Арминий. «А вот это мы еще посмотрим», – добавил он про себя. Посвящать Осберта в свои замыслы ни к чему. – Что привело тебя ко мне?

– Жрец Сегимунд будет приносить жертву на алтаре в честь Августа. Он с радостью примет пожертвования, поэтому мы с парнями приведем несколько баранов. Я знаю, ты не из тех, кто ищет милости богов, но наши воины будут счастливы принять благословение Сегимунда прежде, чем мы покинем лагерь.

Эта церемония послужит укреплению духа воинов, решил Арминий.

– Я приду. Думаю, будет нелишне узнать, что боги на нашей стороне.

Большой алтарь в честь Рима и Августа был установлен восемь лет назад по приказу первого наместника Германии, Луция Домиция Агенобарба. В честь этого события поселение было переименовано из Оппидум Убиорум, «лагерь убиев», – в Ара Убиорум, «жертвенник убиев». Огромный каменный прямоугольник алтаря покоился на постаменте, украшенном изображениями эпизодов из жизни Августа и его семейства, главным образом сценами жертвоприношений. Своими размерами он превосходил все жертвенники, какие можно увидеть снаружи других храмов. Он был настолько огромен, что стоявшее позади него святилище Августа, чей фасад украшали шесть огромных колонн, казалось на удивление небольшим, хотя и было призвано поражать своим величием.

Храмовая территория, огромное пространство, обнесенное низкой стеной, раскинулась за пределами города, на берегу Ренуса. В дополнение к главному храму и огромному алтарю там были святилища меньших размеров, жилища жрецов, комнаты для обучения их помощников и загоны для скота. Имелся даже постоялый двор и таверна для паломников, пришедших из дальних краев.

Место было переполнено молящимися.

Сопровождаемый Осбертом и десятком воинов, которые вели с собой трех молодых баранов, Арминий пробирался через толпу к торцу алтаря. Перед алтарем стояли около сотни легионеров и офицеров, включая легата. Все они наблюдали за тем, как Сегимунд совершает обряд жертвоприношения в честь Августа. Подобные ритуалы проводились в течение всего года. Арминий бывал только на тех из них, которые носили официальный характер, когда приглашения исходили из принципии. Такие «священные» дни были хитроумной уловкой, призванной укреплять власть Августа, внедряя в сознание подданных мысль о его божественной сущности.

Большинство людей были бы не прочь стать абсолютными властителями половины мира, подумал Арминий, как обычно, раздраженный распространением имперских идей. Зачем Августу изображать из себя бога? Арминий подозревал, что немало римлян разделяют его взгляды; иное дело, что они опасаются высказывать их вслух. Если вы состоите на имперской службе, вам лучше помалкивать.

Подойдя ближе к жрецу, Арминий понял: что-то явно идет не так. Собравшиеся стояли с хмурыми лицами и даже, прикрыв ладонью рот, что-то шептали друг другу на ухо. Бросив взгляд на бараньи туши – их было не менее шести, – он поначалу ничего не понял. В конце концов, божественная особа императора требует богатых жертвоприношений. Сегимунд – его было легко узнать по копне непокорных светлых волос – нагнулся над очередным бараном, которого держала пара храмовых слуг. Чуть в сторонке, удерживая еще нескольких баранов, приготовленных к закланию, стояли другие помощники жреца.

Сегимунд полоснул ножом по горлу животного. Фонтаном хлынула кровь. Прежде чем околеть, баран выбил копытами безумную дробь.

– Животное встретило смерть, как то полагается, – нараспев произнес жрец. – Это вселяет надежду.

– То же самое ты сказал и про остальных баранов, – услышал Арминий слова одного из офицеров.

– Давай дальше. Осмотри его печень, – произнес другой офицер.

С привычной ловкостью помощники жреца опрокинули барана на спину. Сегимунд наклонился над ним и ножом вспорол животному брюхо от таза до грудины. В нос Арминию тотчас ударил удушливый запах бараньих внутренностей. Из-за спины Сегимунда ему не были видны скользкие кольца кишок и серые желудки других выпотрошенных баранов, однако он сам в свое время забил немало домашних животных и знал, как выглядят потроха. Как правило, жрецы на них практически не смотрели, подбираясь к главному предмету гадания – печени. Однако до нее, расположенной под грудной клеткой, добраться было труднее, чем до кишок.

Похоже, Сегимунд не сумел до нее добраться. Присев на корточки, он поднял глаза на собравшихся и объявил:

– Я вижу на внутренностях следы болезни!

С губ офицеров слетел вздох разочарования.

Хотя Арминий не слишком верил в гадания, его сердце застучало сильнее прежнего. Радость на лицах Осберта и других воинов была красноречивее любых слов. Хотя Сегимунд и происходил из другого колена племени, он тоже был херуском, а значит, соплеменники верили ему, полагаясь на его предсказания.

Сегимунд продолжил изучение внутренностей барана, когда к алтарю подошел легат. Обычно спокойный, сегодня он выглядел недовольным.

– Клянусь Гадесом, как такое может быть, Сегимунд? Один баран, даже два… но разве может такое быть со всеми? Разве могут у всех быть больные внутренности?

– Я говорю лишь то, что вижу, – мрачно ответил Сегимунд. – Посмотри сам.

– Я надеюсь – и ожидаю, – что печень этого барана окажется здоровой, – сказал легат, вопреки обычаю глядя жрецу через плечо.

Сегимунд поработал ножом и вскоре высоко поднял окровавленную руку. На его ладони лежал осклизлый, рыхлый комок. Легат вздрогнул и отпрянул назад. Офицеры с отвращением вскрикнули. Арминий растерянно заморгал. Вместо обычного бордового цвета печень барана, лежавшая на ладони жреца, была бледно-розовой. Лишь лжец – или безумец – мог утверждать, что это печень здорового животного.

– Что это значит? – строго спросил легат.

– Не берусь утверждать, – ответил Сегимунд, – но, боюсь, это не предвещает ничего доброго для императора, да хранят его вечно боги. Или, возможно, империю ждут какие-то испытания…

Лицо легата приняло воинственное выражение.

– Чушь! Я считаю, что эти бараны – из худшего стада на ближайшую сотню миль. Забейте другого! Перебейте всех, пока не найдете того, у которого хорошая печень!

– Как прикажешь, легат, – почтительно склонил голову жрец. – Приведите сюда другого барана!

Арминий обвел римлян пристальным взглядом. Слова легата до известной степени успокоили их, однако многие по-прежнему тревожно перешептывались. Когда же печень следующего барана оказалась бледно-розовой, а за ним такая же и у третьего, их беспокойство усилилось. По лицам его собственных воинов было видно, что те растеряны и пытаются понять, что это значит. Если честно, он и сам был неприятно удивлен. Почему у такого количества баранов оказалась больная печень?

Наконец Сегимунд объявил, что печень последней жертвы говорит о добром предзнаменовании, однако легата это не убедило. Он подозвал крестьянина, продавшего баранов для жертвоприношения. Стоило Арминию на него посмотреть, как в нем тотчас возобладал разум, взяв верх над шевельнувшимся в душе суеверием. В каких-то обносках, грязный и тощий, словно ощипанная курица, крестьянин выглядел крайне бедно и неприглядно. Когда же легат прилюдно унизил этого убогого, заявив, что он-де продал его офицерам плохих баранов, настроение Арминия улучшилось.

И все же на лице Сегимунда читалась тревога. Внезапно на Арминия снизошло вдохновение. Его соплеменники столь же суеверны, как и римляне. Что может быть лучше для того, чтобы перетянуть их на свою сторону, чем рассказать про то, что случилось у алтаря? А чтобы сделать историю еще убедительнее, надо лишь умолчать про крестьянина, продавшего животных, и последнего здорового барана. Вот вам и знамение! Спасибо тебе, Донар, поблагодарил громовержца Арминий. Было бы также неплохо прощупать настроение Сегимунда. Он всегда был предан Риму, и по традиции его ветвь племени херусков не ладила с той ветвью, к которой принадлежал Арминий. Однако поддержка жреца – если ею удастся заручиться – была бы весьма полезна.

Уверенность Арминия в том, что настало время действовать, еще больше окрепла после того, как в жертву принесли приведенных им баранов. Все трое пошли под нож безропотно, и у каждого оказались здоровые внутренности. Сегимунд объявил, что ближайшие месяцы будут благоприятными для Арминия, его воинов и их близких. Его кавалеристы восприняли это сообщение с радостью. И даже столпились вокруг жреца, чтобы выразить ему благодарность.

Арминий воспользовался толкотней, чтобы добавить в кошелек еще монет, после чего приблизился к Сегимунду.

– Прими мою благодарность за твои предсказания, – сказал он, вложив кошелек в руку жреца, и мысленно добавил: «Она даже больше, чем ты можешь себе представить». – Боги будут благосклонны к нам этим летом.

Взвесив кошелек в руке, Сегимунд улыбнулся.

– Ты воистину щедр, Арминий.

Второго такого момента не будет, решил тот. Куй железо, пока горячо. Если Сегимунд согласится распространить среди племен слух о том, что боги разгневались на Рим, его мечты разгромить легионы Вара перестанут быть мечтами. Арминий большим пальцем указал на туши больных баранов.

– Скажи, эти бараны действительно были больны, потому что хозяин плохо о них заботился?

Сегимунд пристально посмотрел на своего собеседника.

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Мне показалось, тебя покоробило, когда легат обрушился с обвинениями на несчастного крестьянина.

Сегимунд глазами указал на своих помощников и прочих присутствующих.

– Если ты хочешь обсудить со мной этот вопрос, то лучше сделать это наедине. Пройдем со мной в храм.

Арминий был внутри храма не раз, но никогда не уставал восхищаться его великолепием. У стены в ряд выстроились масляные лампы на бронзовых подставках. Их мерцание заливало длинное узкое помещение красновато-золотистым светом. Как и алтарь, внутреннее убранство храма и его статуи не имели себе равных. Самая большая из статуй, скульптурное изображение Августа, даже без постамента была в два человеческих роста, а сам постамент был примерно по пояс взрослому мужчине. Считалось, что это самое правдоподобное изображение императора из всех, когда-либо созданных в мраморе. Август был изображен военачальником – узорная кираса, наручи и невысокие сапоги. Шлема не было. Суровый, пристальный взгляд. Сильная нижняя челюсть. С высоты на своих подданных смотрел прирожденный властитель, способный вести за собой в бой целые армии и одерживать победы любой ценой. Почти бог.

Но Арминий вместо благоговейного трепета проникся презрением. Август больше не казался ему богом. Скульптурный портрет явно сделан пару десятков лет назад. Теперь император – старик, которому нужно класть в постель горячие камни, чтобы согреть старые кости.

В храме было пусто. Но Сегимунд на всякий случай огляделся по сторонам и лишь после этого заговорил.

– Несмотря на обвинения легата, даже самый никудышный скотовод может вырастить здоровых животных. Разве тебя не огорчило бы, что все пожертвованные тобой бараны, за исключением одного, больны?

– Конечно, огорчило бы, – признался Арминий. – Но я не понимаю, как здоровая печень последнего барана способна отменить все дурные предзнаменования, которые ты предрек по печени больных животных.

– Все просто. Не способна.

Арминий глубоко вздохнул. Он достиг развилки пути. Одна дорога ведет к успеху замыслов, другая выдаст его Риму. Единственный способ выбрать ту, по которой следует пойти – правильную или неправильную, – это открыть свои намерения. Внезапно ему подумалось, что Сегимунда терзают те же сомнения, что и его: жрец был уверен, что он, Арминий, предан Риму. Осознав всю иронию своего положения, он рассмеялся вслух.

Сегимунд вопросительно наклонил голову.

– Что тут смешного?

– Мы с тобой ходим вокруг да около, пытаемся раскусить намерения друг друга, понять, что у каждого из нас на уме.

– Неужели?

– Можно подумать, ты сам не знаешь, Сегимунд.

– Пожалуй, – усмехнулся жрец и, немного помолчав, добавил: – Интересно, как легат отнесся бы к рассказу о моем вчерашнем сне.

– А что за сон? Рассказывай, – произнес заинтригованный Арминий.

– Я видел золотого орла, такого, какой есть в каждом легионе, – сказал Сегимунд и испытующе посмотрел на собеседника. – И он медленно сгорал в огне.

В сердце Арминия встрепенулась надежда.

– Сильный образ. Наверняка это знак богов, как ты думаешь?

– Я уверен, что так оно и было. Это видение я узрел в священной роще сигамбров. Вчера я был на другом берегу реки, проводил ритуал, – пояснил Сегимунд. – Когда я закончил дела, был уже поздний час, и жрец из тамошнего поселения пригласил меня заночевать у него. Когда наступила ночь, я решил провести некоторое время в роще, вдруг Донар пожелает пообщаться со мной. Я пошел один, как обычно, вознес молитвы богу и выпил немного ячменного пива. Сначала ничего не было. Спустя какое-то время я уснул.

От его слов на шее у Арминия запульсировала жилка.

– Сон с горящим орлом был таким живым, таким сильным, что я проснулся. Я был весь в поту. – Глаза Сегимунда пылали страстью. – Донар ниспослал мне видение. Я знаю это. Сегодняшние бараны – тому подтверждение.

Арминий и жрец пристально посмотрели друг на друга.

Первым заговорил Арминий:

– Твои слова наполняют радостью мое сердце. Я слишком долго служил Риму. Слишком долго, ничего не делая, смотрел, как империя притесняет германцев. Разве мы, херуски, не братья друг другу, а также хаттам, марсам и ангривариям? У нас гораздо больше общего, чем когда-либо будет общего с римлянами.

– Я, пожалуй, соглашусь с тобой, – отозвался Сегимунд. Выражение его лица сделалось серьезным. – Ты что-то задумал?

Слова жреца заставили Арминия отбросить всякую осторожность.

– Я намерен создать союз племен. Мы навсегда отбросим римские легионы на западный берег Ренуса.

Сегимунд вопросительно посмотрел на него.

– Задача не из легких.

– Моя часть племени пойдет за мной. Надеюсь, что вскоре к нам присоединятся хатты и узипеты. Возможно, мы перетянем на нашу сторону и остальную часть херусков. Если ты поддержишь меня или, еще лучше, расскажешь всем о твоем сне и о том, что случилось сегодня в храме, мы наверняка убедим перейти на нашу сторону и другие племена. Что скажешь?

Сегимунд не ответил. Арминий поймал себя на том, что от напряжения сжимает кулаки. Может, он ошибся в жреце? «Будь все проклято, – подумал он, чувствуя, как в нем закипает злость. – Я скорее заставлю его замолчать на веки вечные, чем позволю донести на меня легату». Правда, как потом ему уйти из храма незамеченным, Арминий не знал. Он исподтишка окинул взглядом святилище. Похоже, в храме, кроме них, никого нет. Повернувшись так, чтобы Сегимунд не заметил его жеста, он осторожно взялся за рукоятку меча.

– Не иначе как тебя послал сам Донар!

Голос жреца звенел страстью. Арминий опустил руку и посмотрел ему в лицо.

– В самом деле? Ты так считаешь?

– Подумай сам. Почему все случилось именно так, а не иначе? Сон, больные бараны, затем рассказ о твоих замыслах…

– Так, значит, ты поможешь?

– Да будет Донар мне свидетелем, – серьезно ответил Сегимунд.

– Спасибо тебе, – искренне поблагодарил жреца Арминий, крепко пожимая ему руку.

– Мы можем поговорить вечером, у меня дома.

Арминий почувствовал, что улыбается.

– Буду с нетерпением ждать вечера.

Он вышел на яркий солнечный свет. Как и его первый союзник, жрец, солнце как будто было ниспослано ему самим Донаром. «Следующий шаг – заручиться доверием вождей других племен, – подумал он. – Тогда у меня будет целая армия».

При мысли о будущем Арминия охватило волнение. Что касается места и времени засады, где он подстережет легионы Вара, то у него уже имелись кое-какие соображения. О боги, поскорей приблизьте тот день, когда его мечты станут явью!

Глава 2

Старший центурион Луций Коминий Тулл стоял на обочине дороги рядом с главными воротами Ветеры. Прямоугольный, размером девятьсот шагов на шестьсот, этот укрепленный военный лагерь, место дислокации его Восемнадцатого легиона, вот уже более двадцати лет служил римским форпостом на этих землях. Основанный Августом всего полстолетия назад, в годы гражданской войны, которая привела его к власти, легион Тулла был относительно нов. Свою службу Восемнадцатый начинал в Аквитании, но спустя всего несколько лет был переброшен в Кастра Ветеру, на берег Ренуса. Когда пятнадцать лет назад Тулл был повышен в звании до центуриона, он из прежнего легиона получил назначение в Восемнадцатый.

Стук, стук, стук. Это мимо прошагали солдаты его центурии. Следуя за знаменосцем, они шли двенадцать рядов шеренгами по шесть человек, семьдесят два солдата из положенных восьмидесяти. Увы, его подразделение никогда не имело полного состава. Замыкающим шел опцион Фенестела.

Проходя мимо Тулла, каждый старался распрямить плечи и правильно нести копье. Зоркий и внешне бесстрастный центурион следил за тем, исправно ли оружие, нет ли на снаряжении следов порчи или износа. Большую часть проблем он уже выявил, когда легионеры собрались возле своих казарм: плохо сидящие доспехи у одного, сломанный нащечник шлема у другого. Впрочем, ни тогда, ни сейчас это не мешало движению. Они уже получили нагоняй и все исправят, как только вернутся. В противном случае они отведают силу ударов его витиса[3].

Время от времени внимание Тулла переключалось на внушительные укрепления лагеря. Вот уже полтора десятка лет тот был его домом, но Тулл, как и в первый день, не переставал восхищаться надежностью его фортификаций. Здесь все дышало постоянством и мощью Рима. Сначала шел глубокий двойной ров, причем дно каждого было устлано колючими ветками. За рвами высился насыпной вал, сооруженный из земли, оставшейся после рытья рвов, – высотой выше сидящего верхом кавалериста. По валу, защищая лагерь по всему периметру, протянулась каменная стена – она была еще выше.

Перед стеной то и дело вспыхивали блики – это солнечные лучи отражались от шлемов часовых, расхаживающих туда и обратно по земляному валу. Те, что несли караул на башнях над воротами, наблюдали за Туллом и его отрядом с легким превосходством, прекрасно зная, что им ничего за это не грозит: они слишком высоко, Тулл же должен вести свой отряд дальше. Центурион невольно улыбнулся. Когда-то, в молодости, он вел себя точно так же. О боги, как давно это было! Можно сказать, в другой жизни. Ладно, пока часовые проявляют бдительность – а похоже, так и есть, – он может простить им их насмешливые взгляды.

Даже в мирное время бдительность за пределами военного лагеря никогда не бывает лишней. Этим правилом Тулл руководствовался в жизни и на службе. Им он руководствовался и сейчас. Вот уже много лет племена на этом берегу Ренуса вели себя смирно, но всякий раз, когда его легионеры покидали стены лагеря, они – да и он тоже – были вооружены и готовы к бою.

Тулл был крепкого телосложения, уже не молод, но в прекрасной физической форме. Шлем центуриона, надетый на фетровый подшлемник, скрывал коротко стриженные каштановые волосы. Тяжелая челюсть ничуть не уродовала его лица, как не портили тело многочисленные шрамы. Он повернул голову и посмотрел на своего опциона, Марка Красса Фенестелу. Тот догнал его, и они вместе, придирчиво глядя на своих легионеров, зашагали в голову колонны.

Шагая, Тулл искоса поглядывал на своего опциона. Забавно, но внешне они полная противоположность друг другу. Тулл был солиден, Фенестела – худ; первый мускулист, второй – жилист. Рыжеватые курчавые волосы опциона были длиннее, чем то было принято в армии. Черты лица, как шутил Тулл, будто ломаные, скрыть их не помогала даже кустистая рыжая борода. Впрочем, внешность Фенестелы Тулла нисколько не трогала. Они с опционом служили бок о бок многие годы, не раз спасали друг другу жизнь, и их доверие было взаимным и полным.

– Доволен? – спросил наконец Тулл.

– Да, центурион, – ответил Фенестела, бросив быстрый взгляд на колонну легионеров. – На вид всё в порядке.

– Даже зеленые новички? – уточнил Тулл, когда они поравнялись с двумя шеренгами новобранцев. Хотя их шлемы и доспехи были начищены до блеска, и даже выправка – вполне удовлетворительной, новички избегали встречаться с центурионом взглядом, что слегка позабавило Тулла.

– Они тянутся за остальными, – пробормотал Фенестела.

– Посмотри на Пизона. У него одна нога точно короче другой, или я чего-то не понимаю. – Тулл имел в виду высокого солдата во втором ряду новобранцев. Хотя тот и находился от него дальше других, было нетрудно заметить его легкую хромоту и криво висящий на плече щит.

– Он старается, – ответил Фенестела. – Еще несколько месяцев – и наберется опыта.

– Пожалуй, – согласился Тулл.

Довольный тем, что Пизон старается стать хорошим солдатом и когда-нибудь точно им станет, он перевел взгляд на серебристую ленту Ренуса. Та появлялась у них из-за спины и, свернув вправо, далее тянулась параллельно дороге на расстоянии сотни шагов. Впереди, примерно в полумиле, она протекала рядом с викусом, гражданским поселением, которое обслуживало огромный военный лагерь, где был расквартирован его легион. Здесь посреди реки имелись большие, поросшие деревьями острова, закрывавшие собой другой берег, – во всяком случае, с дороги его не было видно. На другой стороне Ренуса начиналась Великая Германия, в которую они и направлялись.

Перехватив взгляд центуриона, Фенестела нахмурился.

– Не нравится мне, что мы туда идем, господин, – пробормотал он.

– Ты всегда так говоришь, Фенестела. Все племена, до сих пор враждебно настроенные по отношению к Риму, живут восточнее, в сотне миль отсюда. Или даже дальше. Те, что живут близко, знают, что с нами шутки плохи. За последние двадцать лет они извлекли для себя кое-какие уроки.

– Да, господин, – сказал Фенестела с сомнением в голосе.

Тулл промолчал. По этому поводу они с опционом спорили не раз. По мнению Фенестелы, центурион был чересчур доверчив. Тулл в свою очередь считал Фенестелу циником. Чем дольше Рим правит в этих краях, тем меньше вероятность неповиновения со стороны варваров. Серьезных восстаний на землях рядом с Ренусом не было вот уже почти пять лет. Если так будет продолжаться и дальше, он закончит свою военную карьеру в мирное время. Такое будущее теперь казалось ему гораздо привлекательнее, чем раньше. Возможно, такова цена того, сколько его солдат погибло в боях.

Несмотря на привлекательность отставки, Тулл знал, что будет скучать по безумию войны, когда кровь ревет в ушах, а те, кто воюет с тобой бок о бок, становятся роднее кровных братьев. Ускорив шаг, он дал Фенестеле знак следовать за ним.

– Мы сегодня идем обычной дорогой, господин? – спросил какой-то солдат из глубины рядов.

– Да. По мосту рядом с викусом и на другой берег. Затем миль десять на восток по дороге вдоль реки Лупии и обратно. – Тулл заметил косые взгляды легионеров, услышал их недовольное ворчание. – Это чуть более двадцати миль. Легкий марш, – добавил он и подмигнул Фенестеле.

Тот в свою очередь тоже подмигнул ему.

– Без полной выкладки они могли бы пробежаться бегом, господин.

– Неплохая идея, – ответил Тулл. – Думаю, по дороге назад в лагерь нам стоит ускорить шаг.

Вновь недовольное бормотание. Как Тулл и ожидал, кто-то попался на эту наживку.

– Но ведь в этом нет необходимости, господин, верно? – раздался голос из другого ряда. Сам говорящий был скрыт за спинами товарищей.

– Не знаю, – ответил Тулл и переглянулся с опционом. Невидимый солдат и с ним еще несколько простонали.

– Не давайте мне повода это делать, – предупредил Тулл. Фенестела усмехнулся.

Жалобы моментально стихли. В планы Тулла не входило гнать солдат в лагерь с удвоенной скоростью, однако пусть эти увальни думают, что такое вполне может случиться. Неуверенность не давала им расслабиться. Последние ряды центурии прошли мимо. Тулл поговорил с тессерарием, своим младшим офицером. Никто не отстал. Довольный этим, центурион вместе с Фенестелой снова занял место в строю.

Окраина викуса с ее беспорядочно разбросанными убогими лачугами, конюшнями и мастерскими ремесленников с каждой секундой становилась все ближе – наследие того времени, когда, еще очень скромное, поселение это только-только появилось. Сегодня большинству хотелось бы забыть те скудные времена. Городской совет давно требовал снести хижины и лупанарии, чтобы построить на их месте новые внушительные дома и общественные здания, а сам городок обнести стенами.

В глубине души Тулл был не рад, что грядут неизбежные перемены, ибо вместе с ними исчезнет и ощущение того, что здесь когда-то проходила граница. Эта часть Германии станет неотличима от Италии или Испании. Туллу, подобно рыбьей кости в горле, не давала покоя мысль о том, что настанет день, когда городские щеголи будут свысока посматривать на него, сидя за столами дорогой харчевни.

Будь проклятый мост через Ренус построен по прямой линии к востоку от лагеря, а не начинался бы на окраине викуса, подумал Тулл, такого никогда не случилось бы. Нет, конечно, то, что лагерь стоял на холме позади поселения, диктовалось тактическими соображениями. Но в результате у солдат не было иного выбора, кроме как проходить здесь всякий раз, когда им нужно было попасть на другой берег реки.

Что в свою очередь, несмотря на благие намерения офицера, неизбежно замедляло шаг. Не успела колонна легионеров войти в викус, как каждый ремесленник, каждый хозяин харчевни, каждый ловкач и прорицатель с безумными глазами, каждая шлюха и торговец безделушками столпились вдоль обочины, где принялись назойливо предлагать свои товары и услуги. И с каждой минутой их становилось все больше. Было слышно, как краснощекая бабенка на все лады расхваливает свои сочные, только что приготовленные колбасы.

Как старший центурион и командир когорты, Тулл не имел власти над гражданским населением, тем не менее приготовил свой жезл. В реальной жизни он мог поступать так, как хотел. Если кто-то становился слишком навязчивым, центурион без колебаний пускал его в ход.

Легионеры зашагали дальше, громко стуча подкованными подметками по мощенной камнем дороге мимо убогих лачуг, в которых жили беднейшие из бедных. Сопливые ребятишки в лохмотьях во все глаза разглядывали легионеров.

– Дашь монетку? – выкрикнул самый бойкий из них, обращаясь ко всем сразу. Этот крик был подобен первой капле дождя. Еще миг, и уличные мальчишки бросились вперед, крича и протягивая руки к проходившим мимо солдатам.

– У тебя есть хлеб, господин?

– Монетку, господин, дай монетку!

– Хочешь мою сестру, господин? Она красивая!

Интерес проявили лишь немногие. Привыкшие к строгому взгляду Тулла, легионеры шагали дальше, на ходу отвечая мальчишкам.

– Да у меня самого двух монет не найдется, – услышал Тулл голос Пизона.

– Зачем мне тратить деньги на сопляков вроде тебя? – ответил другой солдат.

– Твою сестру? – спросил третий. – Если она похожа на тебя, то у нее наверняка перепонки между пальцами!

Сыпля грязными ругательствами – правда, тихо; они прекрасно знали, что такое пинок солдатской ноги, обутой в сандалию, – мальчишки постепенно разбрелись по домам. Увы, вскоре на когорту обрушилась новая волна зазывал. Тулл вздохнул и снова приготовил жезл.

– Свежий хлеб, только что из печи! Кому хлеба?

– Чашу вина храбрым воинам, кто желает? Продаю только хорошее вино!

– Смотрите сюда, сильные красивые парни! У одного из вас наверняка найдется время для короткого перепихона стоя! За три сестерция я даже позволю поцеловать меня!

Шлюха, которая сделала это предложение, не была такой потасканной, как большинство местных. Тулл почувствовал, как, проходя мимо нее, легионеры замедлили шаг. Покинув строй, он решительно приблизился к ней.

– У них сейчас другие дела. Ступай прочь!

Шлюха осклабилась и, оттянув ворот грязного платья, выставила напоказ свои все еще упругие груди.

– У такого видного центуриона, как ты, должны быть денежки, чтобы пощупать такую красоту, а может, и на кое-что другое!

– Убирайся! – Тулл мысленно оценил ее бюст, но все равно приготовил свой жезл.

Обиженно надув губы, девица удалилась к двери своей хижины, откуда продолжила зазывать к себе солдат.

Тулл не стал ее наказывать. Фенестела, шагавший в десятой шеренге, и шедший сзади тессерарий проследят, чтобы никто из солдат не покинул строй. Впрочем, если б не другие офицеры, он не удивился бы, что кто-то из его солдат попытался «перепихнуться по-быстрому». Так поступали солдаты других центурий за спиной у своих центурионов. Во всяком случае, по вечерам возле костра многие похвалялись именно этим.

Слава Юпитеру, ему не пришлось пускать в ход жезл. Когда они вошли в более зажиточную часть викуса, толпа местных жителей постепенно рассеялась. В викусе у многих легионеров, и даже у кое-кого из офицеров, имелись неофициальные жены. Нет, приглашения зайти поесть и выпить вина, купить оружие или безделушек для возлюбленных продолжали сыпаться на них с обеих сторон улицы, но дорогу никто не перегораживал.

Солдаты расхохотались, увидев, как парочка местных женщин с длинными косами, – возможно, сестры, – заметив среди них своих сожителей, принялись всячески костерить своих «муженьков», жалуясь, что в прошлом месяце те не дали им на прожитие даже денария. И пока эти скряги не дадут им положенных денег, пусть только попробуют сунуть нос за Ренус и уж тем более к ним в дом, кричали женщины. Солдаты бормотали в свое оправдание, что, мол, еще не получали своего жалованья. Увы, в ответ на их головы посыпались новые оскорбления, а также свист и насмешки со стороны товарищей.

– Не останавливаемся! – рявкнул Тулл.

Солдаты угомонились, женщины – нет. Центурион зашагал дальше, благодаря судьбу, что избавлен от назойливых женских требований. Нет, порой ему недоставало женщины. С другой стороны, почти все его время уходило на командование когортой из шести центурий. Разве тут до женщин? Когда же потребности плоти давали о себе знать – причем в последние годы это случалось все реже, – Тулл отправлялся в лучший бордель в городе. Когда он выйдет в отставку, у него будет время найти себе молодую жену. Пока же его жена – армия.

Здания рядом с форумом поражали внушительностью – дома торговцев, разбогатевших на поставках товаров через Ренус. Глядя на один такой «дворец», Тулл задался мысленным вопросом, правильно ли он поступил, подавшись в солдаты. Не выгоднее ли продавать за реку вино, горшки и серебряную посуду в обмен на скот, рабов и женские волосы – те товары из Германии, которые пользовались в Риме повышенным спросом. Он бы давно уже разбогател. Возможно, у него уже имелся бы собственный дом с гипокаустом[4], теплым нужником и внутренним двориком.

В следующий момент ему с обочины улицы браво отсалютовал ветеран в выцветшей солдатской тунике, отсалютовал культей правой руки. Тулл ответил на его приветствие и устыдился собственных мыслей о гипокаусте и теплом нужнике. Солдатское братство не имеет цены. Деньги – не самое главное в этой жизни. Да и вообще, на пенсию центуриона можно жить, ни в чем себе не отказывая. Этот бедняга с культей вместо руки о такой может только мечтать. Порывшись в кошельке, Тулл бросил однорукому ветерану денарий. Тот в ответ на такую щедрость осыпал его благодарностями.

«Юпитер, великий и всемогущий, сделай так, чтобы я провел свои последние дни в здравом уме и теле. Если же нет, пошли мне быструю смерть…» Он машинально потер фаллический амулет, висевший у него на шее. Откуда эти мрачные мысли? Тем более в такой прекрасный солнечный день, как этот…

Между тем они свернули на улицу, что вела к реке.

– Это ты ведешь дозор? – спросил часовой, один из восьми легионеров, стоявших в карауле в небольшой сторожке рядом с мостом. Здесь всегда стоял круглосуточный караул.

– Да, мое имя Луций Коминий Тулл, я старший центурион второй когорты Восемнадцатого легиона.

– Назови сегодняшний пароль.

– Победоносный Рим.

Солдат отсалютовал и отступил в сторону.

Тулл повел своих солдат к каменному мосту с арочным пролетом. Ширина моста позволяла благополучно разминуться на нем двум повозкам или пройти шеренге из восьми легионеров. Ширина же реки в этом месте составляла сто пятьдесят шагов. Посередине русла имелся узкий островок, густо поросший дикими яблонями. На ближнем к викусу берегу с удочками сидели несколько свободных от караула солдат. Они перебрасывались шутками и смеялись. Чуть дальше у кромки воды неподвижно застыл журавль. Островок соединялся с соседним еще одним, больших размеров мостом. И, наконец, третий мост соединял дальний островок с восточным берегом. Строительство последнего моста стоило адских трудов, вспомнил Тулл. Река в том месте глубока, а ее течение стремительно. Несколько солдат утонули, прежде чем удалось забить массивные деревянные сваи, служившие основанием. Посередине моста имелась мемориальная табличка с посвященной Августу надписью: «Pontem perpetui mansurum in saecula». «Я построил мост, который простоит вечно». Это не ты строил его, сердито подумал Тулл. Его построили мы, построили нашими потом и кровью. На табличке должны быть имена тех, кто отдал жизнь при его строительстве. Увы, в Риме так было не принято. Что еще хуже – в армии тоже.

Второй караульный пост располагался в пятистах шагах от первого, над самым широким рукавом реки. Находясь на германской стороне, он был больше по размерам, чем тот, что располагался на западном берегу. В нем обычно несли караул полцентурии легионеров. Когда Тулл со своим отрядом уже почти дошел до конца моста, ему навстречу попалась запряженная волами телега. Тянувшие ее животные, похоже, были этому совсем не рады: постоянно мычали и отказывались идти прямо. На несколько мгновений телегу загородили две повозки, полные рабов с остекленевшими глазами. К тому моменту, когда они проехали мимо, погонщик волов – судя по внешности, солдат – был вынужден свернуть с дороги. Его обступили зеваки из числа караульных. До слуха Тулла донеслись их грубые комментарии:

– Какой же ты легионер, если не в состоянии справиться с парой упрямых волов?

– Идите знаете куда?! – огрызнулся солдат. – Я здесь ни при чем. Это все запах медведя!

Тулл заметил, что легионеры, как и он сам, перевели взгляд на грубо сколоченную клетку, привязанную к телеге. Вот оно что! Солдат и его товарищи – урсарии. В их обязанности входило ловить медведей, которых затем выпускали на арену деревянного амфитеатра, построенного рядом с лагерем. Травля диких зверей была любимым развлечением гарнизона, однако требовала постоянных поставок новых животных. Их отловом – медведей, волков, оленей – занимались солдаты в лесах на восточном берегу реки. По мнению Тулла, настоящая охота была куда более приятным времяпрепровождением, однако потешная травля зверей на арене амфитеатра поддерживала настроение солдат, а это было самое главное.

– Прекрати упираться, Юпитер, медведь тебя не тронет. Не бойся, Марс! – приговаривал солдат, поочередно потирая волам головы. – Осталось всего ничего. Лишь три моста и викус, и вас снова ждет ваш любимый хлев.

Впрочем, как только Тулл поздоровался с начальником караула, он тотчас выбросил из головы беднягу урсария. Но не тут-то было. Не успели они толком начать разговор, как его прервало мычание волов.

– Прошу прощения! – извинился Тулл и отошел к телеге. – Солдат!

Несмотря на громкое мычание, урсарий его услышал и тотчас отсалютовал.

– Слушаю тебя, центурион!

– Имя?

– Цессориний Аммаусиас, урсарий Восемнадцатого легиона.

– Почему, во имя Гадеса, твои волы так напуганы?

– Это пара новых волов, господин. Они впервые везут клетку с медведем. Я сейчас ласково поговорю с ними и дам им отдохнуть, и все снова будет в порядке.

За его словами последовал шквал насмешек по поводу «ласковых» отношений урсария с его волами. В свою очередь, Цессориний погрозил обидчикам кулаками. Урсарий не виноват, подумал Тулл.

– Довольно! – рявкнул он, грозно поднимая свой витис.

Насмешки тотчас смолкли.

Урсарий с благодарностью посмотрел на центуриона.

– Этот медведь устроит потешное представление. Такого здоровенного я ни разу не видал. Раза в полтора больше тех, каких мы обычно ловим.

– В таком случае зрители будут довольны, – заметил Тулл, а сам подумал, насколько опасна была охота на бурого великана.

Цоканье копыт возвестило о прибытии отряда германских всадников в количестве шестидесяти человек. Завернутые в плащи, бородатые, вооруженные щитами и копьями, они рысью приближались к мосту, не соблюдая никакого строя. Впрочем, так обычно и бывало. Тулл закатил глаза и кивнул караульному офицеру.

– Пусть подождут, пока мои солдаты перейдут мост. Это наша дорога, а не их.

– Я остановлю их, центурион, – сказал офицер и шагнул вперед.

Не успел он произнести и слова, как события приняли неожиданный оборот. На этот раз испугались не волы, а медведь. Несколько всадников подъехали к клетке, чтобы лучше его рассмотреть. Медведь тотчас встал на задние лапы, принялся рычать и кусаться. Юпитер и Марс испугались еще больше. Вожжи выскользнули из рук растерянного урсария, а сам он отлетел в сторону. Волы же устремились вниз с гравийной насыпи рядом с дорогой. Увы, та была крутой, отчего телега завихляла в разные стороны. Еще несколько мгновений – и она перевернулась. Волы испуганно замычали, в разные стороны полетели щепки, бедный урсарий от бессилия сыпал проклятиями. Из разбитой вдребезги клетки выскочил медведь.

Даже будучи в боевых доспехах, а также имея за спиной почти восемь десятков легионеров, Тулл в первый момент оторопел. Урсарий не преувеличивал. Зверь был великолепен: огромный, с густым бурым мехом. Здоровенная круглая голова с крошечными ушками. И все же, несмотря на гигантские размеры, ему, похоже, хотелось одного: побыстрее унести ноги. Не обращая внимания на мычащих волов и толпу гогочущих солдат, он неуклюже побежал к ближайшим деревьям.

– Порази Гадес этих варваров! – крикнул в отчаянии Аммаусиас.

Последовал очередной взрыв хохота. Тулл невольно улыбнулся.

– Несите сети и веревки! – крикнул урсарий своим спутникам. – Его еще можно поймать!

Занимайся этим сам, подумал Тулл, но только без меня. Преследовать огромного разъяренного медведя, пытаясь его поймать и обездвижить, – нет уж, увольте. Даже если погоня увенчается успехом, зверя еще нужно доставить в лагерь. И это притом, что клетка разнесена в щепы.

Тулл не предполагал, что всадники-германцы, до этого с улыбками наблюдавшие за происходящим, примут участие в погоне. Однако по сигналу своего командира – широкоплечего германца с гривой черных волос – они устремились вдогонку медведю.

– Такой потехи, как сегодня, я давно не видал на своем посту, – усмехнулся начальник караула.

– Я тоже, – ответил Тулл. – Но мне не нравится, что мы стоим, пока германцы помогают ловить зверя.

– Они же сами его испугали.

– Согласен. Однако если мы и дальше будем бездействовать, это плохо отразится на нас. – Тулл повернул голову: – Фенестела! Подойди сюда!

Поставив вместо себя опциона, Тулл взял с собой пятнадцать солдат и, сойдя с дороги, поспешил к деревьям, куда убежал медведь. Он никак не ожидал, что к тому моменту, когда он догонит германцев, те уже загонят зверя в угол. Выгнав медведя из его укрытия в березовой рощице, всадники окружили его со всех сторон и направили на него копья. Всякий раз, когда медведь пробовал бежать, он натыкался на острый наконечник. Рыча от ярости, медведь расхаживал туда-сюда, пытаясь найти брешь в круговой обороне двуногих. Увы, безрезультатно. Аммаусиас что-то обсуждал с командиром германцев. Его товарищи стояли рядом, держа наготове сети.

Тулл неслышно подошел ближе.

– Вы сможете его поймать? – спросил на латыни германец; у него был довольно сильный акцент.

– Один раз мы это уже сделали; думаю, получится и сейчас, – ответил урсарий. – Куда сложнее и опаснее будет связать этого великана и дотащить до амфитеатра.

– Я могу приказать моим воинам, чтобы они отошли, – с улыбкой предложил германец.

– Нет!

– Я пошутил.

Урсарий издал нервный смешок. Тулл прочистил горло.

– Тебе помочь?

Аммаусиас довольно посмотрел на него, затем на германца. Тот снова улыбнулся.

– Да, центурион, спасибо. Твои солдаты могут укрепить круг, прикрыв щитами бреши между всадниками.

– Отлично. А вы сделаете остальное?

– Мы накинем на него сеть, как только твои солдаты займут свои места, – ответил урсарий, наблюдая за медведем. – Скажи им, чтобы они поторопились, иначе он вырвется наружу или же напорется на копье.

Тулл приказал солдатам встать по кругу.

– Постарайтесь избежать медвежьих когтей, – посоветовал он. В ответ раздались нервные смешки. Центурион снял с плеча щит и, встав в круг конных воинов, расправил плечи. Теперь медведю точно не сбежать.

К его радости, лесной великан действительно вскоре был пойман в сеть. Как только все заняли свои позиции, урсарий и его помощники взялись за дело. Один направлял медведя, дразня его копьем, другие крались сзади. Сердитая атака на его мучителей закончилась для медведя веревочной петлей, ловко наброшенной на толстую шею и тотчас же туго затянутой. За веревкой последовала сеть с грузами, закрывшая медведя с головы до пят. Зверь принялся рвать ее когтями, пытался прокусить, однако лишь еще больше запутался в ней. К нему подбежали еще несколько солдат с веревками в руках. Тулл, разинув в изумлении рот, наблюдал, как они ловко схватили медведя сначала за одну заднюю лапу, затем за другую, набросили на них веревочные петли, которые затянули скользящими узлами. Правда, при этом медвежьи когти расцарапали одному солдату руку. Но это была единственная травма, полученная, пока медведя связывали, словно гигантскую курицу для супа.

Урсарий довольно посмотрел на Тулла и германского вождя.

– Смотрю, ты знаешь, как сладить с медведем, – с искренним уважением произнес центурион.

– Такая у меня работа. Спасибо вам обоим за помощь. Сейчас мы нарубим сучьев и с их помощью дотащим его до дороги. А потом на повозке доставим в лагерь.

Взгляд германца упал на медведя.

– Мой народ охотится на этого зверя, но только в лесу. Не понимаю, зачем вы ловите их, чтобы затем убить на глазах у нескольких тысяч зевак?

Урсарий смерил его презрительным взглядом, однако счел нужным промолчать. Отсалютовав Туллу, он зашагал прочь.

– Так принято у римлян, – терпеливо пояснил Тулл. – Лично я тоже предпочитаю охоту, но большинство любит наблюдать кровавое зрелище, сидя в амфитеатре. Думаю, что и среди твоего народа найдутся такие любители.

Германец рассмеялся.

– Ты прав. Я могу окружить себя воинами, но не все в моем племени любят держать в руках оружие.

Теперь Тулл получил возможность рассмотреть его ближе. Германец был высок и кряжист. Под шерстяной рубахой перекатывались мощные мускулы; бедра крепки, как бревна. Плащ германца скрепляла на плече серебряная фибула; окантовка из желтых кисточек свидетельствовала о его высоком статусе.

– Ты из какого племени? – спросил Тулл.

– Из херусков, – последовал гордый ответ; правда, затем германец, подмигнув, добавил: – Из той их части, что дружна с Римом.

– Ха! – усмехнулся Тулл. Всего несколько лет назад часть херусков были завзятыми врагами Рима. – Ты, случаем, не из воинов Арминия?

Один знакомый центурион высоко отзывался о доблести германского командира, которую тот проявил во время трехлетней войны в Паннонии, которая, кстати, продолжалась до сих пор.

Германец усмехнулся, и тогда Тулл понял.

– Так ты и есть Арминий!

– Да. Тот самый. – Он наклонился и протянул руку.

– Луций Коминий Тулл. Можно просто Тулл.

Арминий большим пальцем указал на его шлем.

– Старший центурион?

– Да. А ты, как я вижу, префект ауксилариев. Должен ли я обращаться к тебе «господин префект»?

Германец вновь усмехнулся.

– В этом нет нужды. Мы ведь не на параде, не так ли?

Тулл моментально проникся к нему симпатией.

– К какому легиону вы приписаны?

– Я командую конной алой, приписанной к Семнадцатому легиону в Ара Убиорум.

Лагерь Ара Убиорум, где были расквартированы два легиона, находился более чем в пятидесяти милях к югу от Ветеры. Ара Убиорум также располагался на западном берегу Ренуса, однако Тулл знал, что германцы нередко предпочитают окольный путь, через восточный берег.

– Возвращаешься из отпуска?

– Да. Вместе со своими парнями. Начальник лагеря отпустил нас на десять дней. Велел нам встретиться с Семнадцатым здесь, до начала летнего похода в Германию.

Тулл кивнул. Разумно.

– Со мной хочет поговорить Вар.

Публий Квинтилий Вар был наместником Августа в Германии и имел под своим началом пять легионов. Готовясь к летней кампании, он вот уже некоторое время жил в лагере Восемнадцатого легиона. Тулл знал его лишь в лицо и несколько раз слышал, как Вар говорил, однако лично представлен наместнику не был.

– Ты знаешь Вара?

Арминий пожал плечами:

– Да, мы с ним на короткой ноге.

Тулл моментально ощутил укол зависти. Этот германец знаком с самим главнокомандующим, в то время как он, римский офицер, ветеран, отдавший армии более двадцати пяти лет, – нет. Неудивительно, что кавалерийская ала Арминия по численности равна его когорте. С другой стороны, Арминий – вождь своего племени, римский гражданин и, как всем известно, был пожалован во всадническое сословие. Последнее тоже задевало. Слегка.

– Когда освободишься у Вара, приходи во мне в казарму. Выпьем с тобой кувшинчик вина.

– Ловлю тебя на слове, – с улыбкой ответил германец. – До скорого.

Так вот он какой, этот Арминий, подумал Тулл, провожая херуска глазами. Крепкий орешек, но при этом, похоже, славный малый.

Глава 3

Публий Квинтилий Вар сидел за столом в кабинете легата Гая Нумония Валы, который занимал с момента своего приезда в Ветеру. Хотя красная туника на нем была самого высокого качества, сам он был невзрачного вида коротышкой с редеющими седыми локонами и небольшим брюшком. Несмотря на роскошную обстановку: тяжелую деревянную мебель, дорогие бюсты императора и причудливые канделябры, – кабинет этот давил на него, словно тюрьма.

– Мы закончили? – спросил Вар, отлично понимая, что нет. Ведь перед ним на столе еще высились груды свитков и табличек.

Его секретарь, Аристид, упитанный раб-грек, который помогал ему вот уже многие годы, театрально вздохнул.

– Нет, господин. Мы не просмотрели еще и половины документов.

Вар потер усталые глаза.

– Знай я, что буду всю жизнь перебирать бумажки, честное слово, я избрал бы другую карьеру, – проворчал он.

Стоявший за его левым плечом Аристид промолчал.

– Только не смотри на меня так, – сказал Вар, резко повернув голову.

– Как именно, господин? – Лицо Аристида было каменной маской.

– С недоверием, когда ты выгибаешь бровь.

Уголки рта Аристида слегка шевельнулись.

– Я не уверен, что понимаю тебя, господин.

– Лжец. Просто я тебя не поймал, – улыбнулся Вар. – Ты ведь прекрасно меня знаешь, Аристид.

По лицу раба промелькнуло что-то вроде самодовольства.

– После стольких лет, господин, было бы странно, если б я тебя не знал.

– В целом у меня нет причин быть недовольным, – признался Вар. – По возвращении из Сирии я только и делал, что жаловался на безделье. Когда Август пару лет назад предложил мне наместничество в Германии, я был вне себя от радости. Подумать только: я – наместник одной из самых главных провинций империи! Уж лучше это… – он указал на ворох документов, – нежели маяться бездельем и выслушивать вечные жалобы жены по поводу цен, которые заламывает портной за ее наряды.

– Да, господин, работа – твое единственное спасение.

– Ты прав, – согласился Вар. – Принеси-ка моего любимого старого галльского вина, и мы с тобой быстро справимся с остальными бумагами.

Несмотря на бодрые слова хозяина, Аристид отметил про себя, что тот просит принести вина, хотя время едва перевалило за полдень. Впрочем, свои мысли он, как водится, оставил при себе. Подозвав стоявшего у дверей раба, грек велел ему принести вина.

К тому времени когда Вар осушил первый кубок, они разделались с горой писем от Луция Нонния Аспрената, легата гарнизона в Могонтиаке, что в двухстах милях выше по течению реки от Ветеры. Аспренат, племянник Вара, был умелым администратором; его письма содержали четкие донесения и просьбы, с которыми было легко работать. Наместник продиктовал Аристиду ответы. Секретарь на вощеной табличке записал основные мысли, чтобы потом на их основе составить полный текст письма. Покончив с отчетами племянника, Вар взялся за новую груду бумаг – в основном жалобы местных германских вождей. Была здесь и настоятельная просьба командующего лагерем в Ализо прислать полевого хирурга, а старший офицер форта в Конфлуэнтесе просил о поставках железа и бронзы. Один торговец из Бонны жаловался на вымогательство со стороны солдат, когда он провозил свои товары через город. «Когда я возмутился, – писал торговец, – меня, словно бездомного пса, побили прямо на улице. Когда же я пожаловался начальнику гарнизона, тот рассмеялся мне прямо в лицо. Пребывая в отчаянии, я, римский гражданин, взываю к тебе, Публий Квинтилий Вар, как к представителю самого Августа, и прошу лишь о справедливости».

– О боги! – с легким раздражением вздохнул Вар. – Что мне с этим делать?

Аристид вновь промолчал. Скорее всего, торговец говорит правду. Такое было в привычках солдат, охранявших дороги империи: они вымогали у проезжавших купцов плату за проезд и избивали тех, кто отказывался давать мзду. Аристид это знал. Знал и Вар.

Наместник на миг задумался.

– Напиши начальнику лагеря в Бонне. Вели ему снова принять торговца, но только с уважением, и внимательно выслушать его жалобу. Если выдвинутые им обвинения подтвердятся, пусть ему вернут украденное или компенсируют потери за счет казны гарнизона. Если же нет, пусть начальник отдаст солдатам неофициальный приказ в следующий раз не быть такими жадными. Также напиши письмо торговцу, вырази сожаление по поводу имевшего место недоразумения. Однако не признавай того, что римские солдаты обошлись с ним некрасиво. Вместо этого сообщи ему, что я велел начальнику гарнизона выслушать его жалобу еще раз и непредвзято во всем разобраться. – Вар подождал, пока Аристид запишет на табличке его указания. – Ну как, все записал?

– Разумеется, господин, – с легким вздохом ответил грек.

– Отлично. – Вар со злостью посмотрел на оставшуюся гору корреспонденции. – Хотя я и буду скучать по уюту постоянного лагеря, хотелось бы поскорее покинуть это место.

– Ты имеешь в виду наш летний поход на восток, господин? – уточнил Аристид. На сей раз он даже не стал скрывать своего разочарования.

– Да, три месяца хорошей погоды и охоты, а бумажная канитель пусть подождет. Правда, во время похода все равно придется вести амбарную книгу, но это пустяки по сравнению с той горой бумаг, которые я получаю здесь. Думаю, ты справишься сам. Знаю, когда мы вернемся сюда осенью, здесь на столе будут выситься горы документов, но мне наплевать. – Заметив хмурое лицо Аристида, Вар усмехнулся. – Не переживай, твои любимые горячие ванны от тебя не уйдут – по крайней мере, время от времени я их тебе обещаю. Пусть ты и раб, но только не говори, что я о тебе не забочусь.

– Заботишься, господин, за что я всячески благодарен тебе, – ответил Аристид, слегка приободрившись.

– Кстати, я помню свое обещание. Как только закончится срок моего наместничества, ты получишь вольную. Ты верой и правдой служил мне, и я должен тебя отблагодарить.

– Публий Квинтилий Вар, – произнес Аристид, расплываясь в улыбке от уха до уха, – о таком хозяине, как ты, можно только мечтать. Прими мою благодарность. – Грек почтительно поклонился.

– То есть теперь ты согласен сопровождать меня в германскую глушь? – с улыбкой спросил Вар.

– Скажи, господин, а там будут сражения?

Вар не стал пенять Аристиду за его трусость. В конце концов, грек – секретарь, а не солдат.

– Вряд ли. На том берегу пока спокойно. Кроме того, нас будут сопровождать десять тысяч легионеров. Ни один дикий германец, если он в своем уме, не сунет носа даже на расстояние нескольких миль от лагеря.

Похоже, его слова успокоили Аристида.

– Отлично, господин.

– А теперь снова за работу. – Вар взял со стола деревянную табличку и, сломав печать на бечевке, скреплявшей две ее половины, раскрыл и начал читать. – А, это от командира лагеря в Фекционе! Новости хорошие, он ничего не просит. Приятное разнообразие после всех этих жалоб и просьб.

– Что же он пишет, господин?

– Что вверенный ему флот – триремы, биремы и транспортные суда – в хорошем состоянии. На ближайшие месяцы он передает его в мое распоряжение и ожидает моих дальнейших приказов. – Вар потер пальцем губы. – Как жаль, что этим летом у меня не будет повода проведать его… Ладно, ничего страшного. Лучше иметь ненужные корабли, чем вообще никаких.

– Верно, господин. А что написать в ответ?

– Похвали его за готовность флота. В настоящее время особых планов на его счет у меня нет. Пусть он продолжит обычное патрулирование прибрежных вод и местных водных путей. Сообщи ему, что этим летом состоится марш-бросок на восток, куда я беру собой Семнадцатый, Восемнадцатый и Девятнадцатый легионы. Как только налоги и урожай будут собраны, мы вернемся на зимние квартиры на берег Ренуса. Вскоре после этого он может ожидать мой приезд.

Вар ждал, пока Аристид закончит записывать на восковую табличку полученные указания, когда раздался стук в дверь.

– Входите! – крикнул он.

Это был один из двух легионеров, несших караул снаружи. Шагнув внутрь, солдат отсалютовал.

– Господин, тебя хочет видеть новый трибун.

– Опять? – Вар недоверчиво выгнул бровь и покосился на Аристида. Тот едва заметно пожал плечами.

– Пусть войдет! – распорядился наместник.

В кабинет вошел трибун. Сделав несколько шагов к столу Вара, он вытянулся в струнку и отдал салют.

– Старший трибун Луций Сей Туберон прибыл!

– Трибун, – произнес Вар, глядя в голубые глаза Туберона.

У вошедшего были светлые кудри и точеный подбородок. Кираса и сапоги начищены до блеска и сияют ярче, чем на параде. Смазливый щеголь – это еще не солдат, подумал Вар, однако уже в следующий миг мысленно одернул себя. «Будь справедлив, это первое военное назначение мальчишки. Он молод, полон воодушевления. Ему хочется доказать окружающим, какой он бравый солдат. Ты ведь сам когда-то был таким же».

– Я пришел не вовремя? – спросил Туберон, глядя на горы документов.

– К наместнику невозможно прийти вовремя. Возможно, когда-нибудь ты поймешь это на собственном опыте.

Обычно Вар старался узнать как можно больше о новых офицерах еще до их прибытия в лагерь. Туберону было всего семнадцать – слишком юн для старшего трибуна, зато из знатной семьи. Что еще важнее, его отец – хороший знакомый Августа, что многое объясняет. Иначе как бы этот сопляк попал в Восемнадцатый легион, да еще вторым после командира? Если этот Туберон ничем не запятнает себя и в ближайшие лет десять покажет, что не лишен способностей, а также при условии, что его семья не попадет в немилость, есть все основания полагать, что он дослужится до поста наместника провинции. Вар очень надеялся, что Туберон окажется «управляемым». Можно подумать, мало у него забот! Не хватало ему возиться с очередным испорченным зазнайкой!

– Если тебе сейчас неудобно, господин, то я…

– Останься, – приказал Вар. – Небольшой перерыв в бумажной работе мне не помешает.

– Спасибо тебе, господин.

– Что привело тебя ко мне?

– Я здесь всего несколько дней… – Туберон не договорил.

– Надеюсь, ты уже обустроился? Или тебя не устраивает твоя квартира?

– Что касается квартиры, все прекрасно, спасибо тебе.

– Наверное, тебя шпыняет легат?

– Нет, господин. Он всячески помогает мне, вводит меня в курс дела…

– Значит, это кто-то из центурионов? Обычная история. Ветераны-центурионы свысока посматривают на юных чванливых аристократов, которые прибывают из Рима, чтобы ими командовать. Или это кто-то из младших трибунов?

– Дело не в этом, господин.

– Тогда в чем? – Вару стало и впрямь любопытно.

– Слишком тихо и спокойно, господин. Никаких… неприятностей.

Ага, вот оно что, улыбнулся про себя наместник.

– Но ведь это хорошо, трибун. Покой нужно ценить. Это значит, что империя может вести свои дела без каких-либо помех.

– Оно, конечно, так, господин. Просто я…

– Тебе не терпится в бой? – спросил Вар, вспомнив свои первые годы в армии.

– Да, именно, господин!

Аристид презрительно фыркнул. Наместник сделал вид, что не услышал этого.

– Трибун, тебе служить здесь самое малое год. Иными словами, у тебя еще будет возможность в ярости помахать мечом.

Туберон разочарованно кивнул.

Ох уж эта юношеская горячность, подумал про себя Вар. Кстати, на ней можно будет сыграть. В конце концов, у парня хорошие связи…

– А чем бы ты хотел заняться? Может, патрулировать тот берег реки?

– Это было бы прекрасно, спасибо тебе, – ответил Туберон, просияв.

– Ну что ж… В таком случае поручаю тебе доставить мои новые приказы начальнику лагеря в Ализо. Это в двух днях пути на восток отсюда, на берегу реки Люпии. По пути ты минуешь несколько поселений. Думаю, тебе будет только на пользу узнать поближе, что такое Германия и ее племена. Надеюсь, обойдется без неприятностей. Доставишь начальнику лагеря мои письма и с его ответами вернешься назад.

– Спасибо тебе огромное, господин.

– Думаю, когорты с тебя хватит. Я поговорю с Валой; пусть он поставит во главе ее надежного, опытного центуриона.

Туберон слегка покраснел.

– Мне не нужны помощники, господин.

– Это решать мне, трибун. Ответственность поддержания в Германии мира и порядка возложена не на тебя, а на меня.

– Разумеется, господин, – ответил юноша, хотя в голосе его слышалось упрямство. – У тебя уже есть кандидатуры?

– А ты как думал? Конечно, есть. Старший центурион Тулл. Ты с ним уже знаком?

– Нет, господин. – Отвечая на вопрос Вара, Туберон вложил в эти два слова все свое презрение к тем, кто ниже его по рангу. Его самоуверенность уже начала раздражать наместника.

– Запомни две вещи, трибун. Во-первых, твоя прямая обязанность – познакомиться со всеми командирами когорт Восемнадцатого легиона. В идеале ты должен лично знать каждого центуриона. Да, ты прибыл недавно, но за это время должен был по крайней мере уже слышать о Тулле. Это заслуженный, уважаемый ветеран, отдавший армии четверть века. Его уважают здесь все – от легата Валы до последнего солдата. Насколько мне известно, это один из самых любимых солдатами офицеров во всем легионе.

Как и многие юноши, Туберон отлично умел нацепить маску равнодушия, и это притом, что Вар уже не скрывал своего раздражения.

– Ты станешь оказывать Туллу уважение, которое он заслуживает. Ты меня понял?

– Понял, господин наместник, – ответил Туберон, прочистив горло.

– И второе, мой тебе совет: если будешь и дальше задирать нос, то не удивляйся, что наживешь здесь больше врагов, чем друзей. Те, кто ниже тебя по званию, обязаны подчиняться тебе, но только попробуй обойтись с ними грубо, как сам потом будешь не рад. Приказы будут выполняться медленно, не так, как надо, или о них вообще будут «забывать». Ты меня понял?

– Понял, господин наместник, – пробормотал Туберон.

– Отлично. К вечеру получишь официальный приказ. А пока свободен.

Туберон отсалютовал. Вар ответил коротким кивком. Когда трибун вышел, наместник посмотрел на Аристида.

– Это юнцы вечно задирают нос.

– Ты прав, господин. Так было всегда.

Вар вздохнул.

– Я и сам был таким. Думаю, что и ты тоже. Если его как следует закалить, из него выйдет отличный солдат.

– Не сомневаюсь, господин.

– Ладно, приказ Туберону и Туллу я продиктую потом, а пока давай разгребем эту груду хлама. – Вар хлопнул рукой по свиткам. – Иначе этак можно просидеть всю ночь.

* * *

Послеполуденное солнце пригревало поляну чуть в стороне от дороги, что вела на восток от Ветеры к форту Ализо, где Арминий и его солдаты устроили лагерь. За палатками и хижинами паслись стреноженные лошади. Рядом было сложено снаряжение: знамена, кольчуги, мечи, копья и щиты. Некоторые воины сидели на одеялах, разговаривали или помешивали в котлах похлебку. Другие устраивали потешные поединки. Кто-то собирал хворост, кто-то подносил воду. На ближайшей березе черный дрозд пронзительно возмущался вторжением незваных гостей на свою территорию.

Арминий сидел у костра вместе с несколькими воинами. Внезапно перед ним вырос взволнованный часовой.

– Прибыл Мело, – сообщил он.

– Веди его ко мне. – Арминий уже ожидал своего помощника, который отбыл из Ара Убиорум через несколько дней после него. Воин поспешил выполнить его приказ. Арминий склонился над котлом, висевшим на треноге над костром. В котле булькало рагу из мяса оленя, которого он своей рукой подстрелил из лука всего несколько часов назад. Окровавленная туша все еще болталась на суке ближайшего дерева.

– Приветствую тебя, Арминий! – раздался голос, и на поляну шагнул сам Мело. Они с Арминием обнялись. Остальные воины остались сидеть, однако уважительно приветствовали его. Темноволосый Мело был невысок, однако крепок, как камень. Он тоже наклонился над котлом.

– Пахнет вкусно. Это оленина?

– Да. Мы сегодня славно поохотились. – Арминий указал на оленью тушу.

Пару минут они обсуждали охоту. Затем Мело посерьезнел.

– С кем из вождей ты успел поговорить? – негромко спросил он.

– Лишь с вождями хаттов и узипетов, – ответил Арминий. – Как только легионы отправятся на восток, у нас еще будет время поговорить с вождями других племен. Скажи лучше, как ты?

Он посмотрел на воинов у костра, затем снова на Мело. Тот понял намек.

– Давай пройдемся.

– Давай. – Арминий помешал ложкой рагу и сделал глоток на пробу. – Вкусно. Не дай ему подгореть, – приказал он одному из воинов и, взяв висевшие у входа в хижину рыболовные крючки и леску, сделал Мело знак следовать за ним. – Пойдем. Недалеко отсюда есть ручей. В нем водятся отменные лещи, а если повезет, то можно поймать и форель.

– Форель в придачу к оленине? Веди меня, – сказал Мело.

Какое-то время они шли молча, затем Арминий произнес:

– Ты зря заговорил. Тебе не следовало говорить ни слова, пока мы не будем одни. Они постоянно общаются с римскими солдатами!

– Разрази тебя гром, Арминий, но ведь это воины твоего собственного клана! – возразил Мело.

Арминий на миг улыбнулся, затем нахмурился снова.

– Представь, что нас ждет на том берегу реки. Они будут напиваться в харчевнях и цеплять дурные болезни в лупанариях. Стоит такому герою накачать брюхо вином или как следует трахнуть шлюху, как у него развязывается язык. Обычно на пьяную болтовню никто не обращает внимания, но стоит какому-нибудь римлянину услышать что-то подозрительное, как это тотчас дойдет до Вара. И тогда все наши приготовления пойдут псу под хвост.

– Отныне я буду нем как рыба, – пообещал Мело.

Арминий похлопал его по плечу. Он доверял Мело, как никому другому. Ведь тот не раз спасал ему жизнь.

Дойдя до ручья, они сели, привязали к лескам крючки и забросили их в воду.

– А теперь рассказывай, – потребовал Мело. – Как тебя встретили? Какие ты принес вести, плохие или хорошие?

– В основном хорошие. Хаттов не пришлось долго убеждать, что неудивительно. Думаю, их вожди уже что-то замышляли сами. Меня обвинили в том, что я выскочка-херуск и пытаюсь украсть их славу. Я оставался спокоен и похвалил их как искусных воинов, после чего сказал, что, как только битва начнется, они вольны поступить как им заблагорассудится.

– Они подождут?

– Думаю, да. Их жрецы заявили, что, пока знамения продолжают оставаться благоприятными, хатты поступят правильно, если присоединяться к нам против Рима. Один из их самых старых вождей произнес слово в мою поддержку. Сказал, что я отлично знаю порядки империи и знаю, как сражаются ее солдаты. – Взгляд Арминия стал темнее тучи. – Что я могу устроить засаду, которая вызовет наибольшее число жертв.

– Так и устрой ее, брат! – воскликнул Мело. – Вару ты нравишься. Он тебе доверяет. Стоит вложить ему в уши сказки о мятежных племенах, как он уведет свою армию с римской дороги, как мы с тобой и говорили.

– Сначала я должен привлечь на нашу сторону самое малое четыре племени, – задумчиво произнес Арминий, грызя ноготь. – Вар не пойдет на другой берег Ренуса, не взяв с собой два, а то и три свои легиона.

– У нас уже есть три племени.

– Два.

– Разве ты не убедил узипетов?

– Сначала я думал, что их вожди согласятся, но когда они поставили это дело на голосование, большинство проголосовало против союза с нами.

– Вот те раз! Это потому, что они не любят хаттов?

– Дело не только в этом. Я убедил их, что им нет необходимости общаться с хаттами. Они могут ставить свой лагерь отдельно и сражаться в другом месте. Причина скорее в том, что их земли примыкают к мосту, через который дорога идет на Ветеру.

– Когда разъяренные римляне перейдут реку, их племя примет на себя первый удар. Их поселения первыми будут преданы огню.

– Как сказал один их жрец, имейся у нас гарантия победы, они не задумываясь присоединились бы к нам. Но без таких гарантий им лучше проявить осмотрительность.

– Разумно. С другой стороны, в этой жизни ничего нельзя гарантировать.

– Кроме смерти и римских налогов.

Оба невесело рассмеялись.

– Если узипеты не присоединятся к нам, – сказал Мело после короткого молчания, – то их примеру последуют и другие племена.

– Ты прав. Так и будет.

Оба вновь умолкли. Лицо Арминия приняло суровое, но решительное выражение. Когда же он заговорил, голос его был тверд, как гранит.

– Мы можем рассчитывать на поддержку жреца Сегимунда. Его слова и его сон про пылающего орла убедят многих перейти на нашу сторону. Я это знаю.

Глава 4

Тулл подошел к принципии в центре лагеря. Узнав его, пусть не по лицу, а по шлему центуриона, часовые, охранявшие вход в штаб, отсалютовали ему и отступили, пропуская внутрь. Шагнув в коридор, Тулл отсалютовал сначала одному офицеру, затем другому. Затем, уже во дворе принципии, его задержал один из трибунов Восемнадцатого легиона, болтливый тип, любитель делать все в соответствии с буквой устава. Не в силах выслушивать нудные речи трибуна, Тулл, однако, был вынужден терпеть. В конце концов ему удалось отцепиться от болтуна. Тулл пообещал трибуну, что при первой же возможности он закажет для своей когорты зимние плащи и лично убедится, что то же самое сделали и все другие старшие центурионы.

Трибун тотчас вспомнил о других неотложных делах, однако Тулл, заметив стайку писарей, торопившихся куда-то с ворохом бумаг, поспешил отступить, пропуская их между собой и трибуном. Прежде чем писари прошли дальше и один за другим скрылись в дверях комнат, сам он, изобразив неспешную походку, шмыгнул под тень колоннады. Здесь центурион смог почувствовать себя в безопасности от навязчивого трибуна. Пройдя бодрым шагом вдоль колоннады, он вошел в огромный зал, передняя стена которого служила задней стеной внутреннего дворика.

Массивные, окованные железом двери были распахнуты настежь, как то обычно бывало в течение всего дня. Их закрывали лишь с наступлением темноты или же когда в зале проходили важные совещания. Стоявшие здесь часовые символизировали скорее важность зала, нежели необходимость в его охране. Тулл кивком ответил на их приветствия и вошел.

Просторный зал украшал двойной ряд массивных колонн, поддерживающих крышу, который тянулся слева направо. В промежутках между колоннами стояли раскрашенные статуи Августа в полный рост, а также его ближайших родственников. Внутри зала было практически пусто. Три рядовых легионера в светлых шерстяных туниках подметали пол. Перед самой высокой – выше человеческого роста – статуей императора молился жрец. Раздувая щеки от собственной значимости, мимо Тулла прошел квартирмейстер в сопровождении двух солдат, тащивших тяжелый ларь. На Тулла, хотя он и был офицер, никто даже не взглянул, что лично его устраивало. Он пришел сюда не ради разговоров, не затем, чтобы к нему привязался кто-то выше или ниже его по званию. Просто такова была его привычка. Он пришел сюда, чтобы, прежде чем отправляться в патруль, воздать дань уважения орлу своего легиона.

Осторожно ступая, чтобы не производить лишнего шума, Тулл прошел по мозаичному полу к задней стене, где расположился алтарь. У входа в алтарь, по обе стороны от двойной каменной арки, застыли на часах два легионера. Увидев офицера, оба вытянулись в струнку.

– Приветствую тебя, центурион, – прошептал один.

– Внутри кто-то есть? – спросил Тулл, прищуриваясь. Часто это было невозможно, однако неписаный закон диктовал, что молящегося солдата нельзя беспокоить в этих священных пределах.

– Тебе повезло, господин, аквилифер только что ушел.

Солдат, в чьи обязанности входило носить символ легиона, должен был раз в день проверить его целость и сохранность.

Довольный тем, что ему никто не станет мешать, Тулл вошел внутрь. Свет многочисленных масляных ламп играл на оштукатуренных стенах, отражался от золотых и серебряных эмблем – изображений императора, дисков, наконечников стрел, лавровых венков, которыми были украшены приставленные к задней стене штандарты. Слева и справа от штандартов стояли вышитые матерчатые знамена, принадлежащие подразделениям легиона, а также внушительные кавалерийские знамена. В центре всего этого великолепия в специальной подставке из розового дерева стоял орел легиона – физическое воплощение всего, что было благородного в Восемнадцатом легионе. Воистину внушающее священный трепет зрелище.

В отличие от большинства солдат, Тулл не был суеверен. Не привык он уповать и на милость богов. Но в этой комнате ощущал себя совершенно иначе. В эти минуты – как, впрочем, и всегда, бывая здесь, – центурион был охвачен благоговением. Чему способствовала царившая здесь тишина. В святилище было не принято разговаривать – разве только в случае острой необходимости. Вносил свою лепту и ослепительный свет, отражавшийся от многочисленных металлических поверхностей.

Штандарты центурии и когорты тоже были предметом гордости, равно как и боевые награды, прикрепленные к их древкам. И все же Тулл склонил голову не перед ними. Не они заставляли волосы у него на затылке встать дыбом в благоговейном трепете. На такое был способен только орел.

Отлитый из чистого золота, крупнее, чем солдат мог удержать обеими руками, орел был изображен взмахнувшим крыльями и устремившимся вперед. Почти соприкасающиеся кончики крыльев соединял золотой венец. Открытый клюв и пронзительный взгляд придавали ему слегка высокомерный вид. Орел как будто говорил: «Я знаю, кто я такой и что я символизирую. А ты, Тулл? Ты последуешь за мной даже в смерть? Ты станешь защищать меня любой ценой?»

«Стану, – подумал Тулл, закрывая глаза. – Я бы сделал это начиная с самого первого дня, когда только пришел служить в армию. Вся моя жизнь посвящена тебе и моему легиону. Клянусь тебе всеми богами пантеона».

Сердце Тулла быстрее обычного забилось в груди – десять, двадцать, пятьдесят раз. Орел не удостоил его ответом. Он никогда ему не отвечал, и все же постепенно на Тулла снизошло ощущение, что орел его услышал, что он принял его обещание и, в свою очередь, будет хранить его во время предстоящего патруля. Тулл поднял взгляд.

«Ты – настоящий солдат Восемнадцатого легиона, – как будто сказали ему в ответ глаза орла. – Ты – мой».

Это все, что было ему нужно.

* * *

Клац-клац-клац. Топ-топ-топ. Успокаивающие звуки. Стук солдатских подметок по дороге, звон кольчуг, когда те задевали сдвинутые на спину щиты. Для ушей Тулла они были музыкой. Он ехал верхом рядом со своей центурией, которая шла третьей в колонне. В этом были свои преимущества, ибо центурион видел, что происходит впереди, а при необходимости мог обернуться и посмотреть, что сзади. И, разумеется, с обеих сторон. То здесь, то там, разделенные полосками обработанной земли, виднелись длинные хижины германцев. Мальчишки пасли небольшие стада овец и коров. На опушке рощи с десяток обнаженных по пояс мужчин валили деревья.

Шел второй день их патруля, и они уже приближались к Ализо. Пока что дела шли гладко. С самого начала новый трибун Туберон напоминал ему охотничьего пса на поводке, который взял след и теперь вынюхивает дичь, однако, пусть даже нехотя, он прислушивался к советам Тулла. Более того, даже следовал им, чему центурион был искренне рад. Накануне отъезда Вар прислал ему записку, в которой строго-настрого приказывал, чтобы за время их пути не произошло «ничего неподобающего». Несмотря на формальное старшинство Туберона, не было никаких сомнений в том, на чьи плечи была возложена ответственность за этот патруль.

Тулл не знал, где в данный момент находится Туберон. Хотя это означало, что за трибуном никто не присматривает, а значит, в любой момент можно ждать неприятностей, Центурион поймал себя на том, что ему все равно. Было в этом Тубероне нечто такое, что лично ему оказалось не по душе. То ли высокомерная манера трибуна разговаривать, то ли скептическое выражение на его лице всякий раз, когда Тулл высказывал свое мнение, а может, и вообще что-то другое. Когда трибуна не было рядом, он чувствовал себя гораздо спокойнее. Впрочем, нет – тогда его начинали мучить дурные предчувствия, как бы этот юный нахал чего не натворил. Не заводись, велел он себе. Пусть этот напыщенный павлин воображает из себя хоть самого императора, рассчитывая произвести впечатление на варваров, хотя сам вполголоса отпускает в их адрес язвительные шуточки.

После первого дня, когда ничего не случилось, они встали на ночлег в походном лагере в двадцати милях от Ренуса. Построенный много лет назад, во время забытой ныне кампании, лагерь этот по-прежнему исправно служил проезжающим мимо патрульным отрядам. Солдаты его любили. Надежные земляные бастионы и глубокие траншеи помогали избежать обычных трудов по возведению лагеря в конце изнурительного дневного марш-броска. Легкие приготовления к ночлегу и спокойный сон означали, что четырнадцать миль до Ализо будут пройдены бодрым шагом. При помощи каменных столбов вдоль дороги Тулл рассчитал, что их колонна шагает быстрее четырех миль в час. Считалось, что легионеры должны быть в состоянии поддерживать такую скорость, однако от них не всегда ее требовали, так как солдаты быстро уставали. И все же порой приподнятое настроение помогало им шагать быстро, как то было сейчас. Тулл не собирался охлаждать их пыл.

Он бы никому в этом не признался, за исключением Фенестелы, однако центурион был рад ехать верхом. В последнее время он предпочитал передвигаться в седле – болела спина, да и суставы уже не те. Может, он и прошел бы сегодня расстояние наравне с солдатами, но завтра точно наступила бы расплата. Большинство легионеров были лет на пятнадцать, а то и больше, моложе его.

Впрочем, пешком или верхом, Тулл хотел как можно скорее оказаться в Ализо. Как и придорожный лагерь, который так любили легионеры, он тоже был у них в чести по причине своих размеров и пустых казарм. Этот форт, также возведенный во время предыдущих военных кампаний, был достаточно велик, чтобы вместить целый легион. Обычный же его гарнизон состоял из одной-единственной когорты и двух турм кавалерии. Даже вторая когорта, под началом недавно прибывшего префекта Луция Цедиция, заняла лишь часть пустующих деревянных казарм, стоявших в несколько рядов. В Ализо, подумал Тулл, каждый может рассчитывать на койку и крышу над головой. Такой комфорт следовало ценить: подобные условия во время походов были редкостью.

– Выше головы, братцы, к нам снова приближается старший трибун, – объявил легионер, шагавший в одной из шеренг впереди Тулла.

Солдаты тотчас расправили спины и плечи. Центурион же ощутил укол раздражения. Туберон на протяжении всего марша то и дело придирался к солдатам, однако воздерживался от замечаний в адрес солдат его центурии. Если это произойдет сейчас, Тулл не был уверен, что не отпустит резкое словцо.

Между тем, взбивая копытами пыль, Туберон приближался к ним верхом на своем скакуне. Трибуна сопровождала свита – два офицера и писарь. Впрочем, никаких замечаний в адрес легионеров Тулла он не сделал.

Наконец Туберон приостановил коня.

– Центурион!

– Слушаю тебя, трибун. Что-то привлекло твое внимание?

– Мы доскакали до форта. Это внушительное строение и расположено в удачном месте. Рядом протекает река Люпия, однако сам форт стоит на возвышении, что позволяет держать в поле зрения окружающую местность.

– Совершенно верно, – поддакнул Тулл, а про себя подумал, что лишь слепой не заметил бы удачное расположение форта. – То есть нас там ждут?

– Я велел часовому передать Луцию Цедицию о нашем скором прибытии. – Сказав это, Туберон с видимым нетерпением посмотрел на двигавшуюся мимо него колонну легионеров. Тулла покоробило то, как раздувались при этом ноздри трибуна. – При условии, конечно, что эти увальни ускорят шаг.

Центурион был готов дать юнцу хорошую отповедь, однако сдержался.

– Они и так делают более четырех миль в час.

– Разве Восемнадцатый легион не гордится своими солдатами?

Ах ты, напыщенный гаденыш, подумал Тулл.

– Разумеется, гордится.

– Тогда почему они не могут шагать быстрее?

– Потому что я им этого не приказывал, – ответил Тулл. Он едва не добавил «потому что главный здесь я», но в этом не было необходимости. Туберон возмущенно разинул рот, однако Тулл продолжил – правда, негромко, чтобы его слышал только трибун: – До Ализо еще более двух миль. Это обычный патруль, нам поручено доставить в форт несрочные письма Вара. Подгонять солдат нет необходимости. Представь – да уберегут нас от этого боги! – что будет, если возникнет чрезвычайная ситуация, а они, измотанные маршем, не смогут дать отпор? Я бы никогда себе этого не простил. А ты, трибун?

Туберон смерил его капризным взглядом.

– Пожалуй, тоже нет. Ладно, пусть идут так, как идут.

– Мудрые слова, трибун, – дипломатично заметил Тулл, за что удостоился еще одного колючего взгляда.

– Но мне нет причин мешкать на дороге. Я вернусь в лагерь и передам Цедицию письма Вара.

– Отлично, трибун, – ответил Тулл, а про себя добавил: «Вали отсюда».

* * *

Легионер Марк Пизон и еще семеро его товарищей по контубернию получили комнату в самом дальнем конце коридора казармы. То есть дальше всего от комнаты центуриона Тулла, чему все они были очень рады. Нет, конечно, проверки со стороны центуриона им не избежать, однако товарищи предупредят их заранее.

Пизон, рослый солдат, вошел в комнату последним, как последним он вошел и в само здание, расположенное в удалении от главных ворот форта, и, бросив оружие в крошечной комнатушке напротив спальни, пошел выбрать себе койку. К его великой досаде, единственное спальное место, на котором не было ни солдата, ни снаряжения, оказалось наверху. Пизон закатил глаза, однако взобрался на верхний ярус. При этом он больно стукнулся головой о низкий потолок.

– Чтоб тебе пусто было, потная задница Юпитера! – простонал он, перекатываясь на матрас.

– Сначала сними доспехи, болван, – раздался голос с соседней койки.

– Хочу для начала лишь вытянуть ноги, – пожаловался Пизон.

– Ты устал после такого короткого марша? – удивился лежавший на койке под ним Вителлий, желчный тип, которого Пизон не слишком жаловал, в первую очередь потому, что именно из-за его вечных насмешек Пизон до сих пор не ощущал себя частью контуберния, а если честно, то и настоящим солдатом.

– Я не это имел в виду, – раздраженно ответил Пизон. – Просто приятно полежать в постели. Вот и всё.

– Вот и я о том же, – послышалось в ответ. – Правда, перед тем как лечь, я снял кольчугу.

Пизон потер набухшую на голове шишку.

– А ведь это была единственная часть тела, которая не болела…

– Смотрю, ты без жалоб не можешь, – съязвил Вителлий.

Слыша это, Афер, один из четырех других ветеранов контуберния, который с самого начала сочувственно относился к Пизону, счел своим долгом заступиться за товарища.

– Не заносись, Вителлий. Вспомни лучше, как ты подхватил вшей в самом дешевом лупанарии Ветеры. Да ты потом несколько месяцев кряду жаловался и не давал нам спать, потому что громко чесался.

Кислый ответ Вителлия потонул в дружном взрыве хохота. Пизон с благодарностью посмотрел на своего защитника.

Афер, волосатый тип с пивным брюшком, родом из самых сомнительных кварталов Мутины, подмигнул в ответ. Пизон мгновенно проникся к нему благодарностью. Воспользовавшись всеобщим смехом, он соскользнул с койки и вернулся в склад снаряжения. Здесь расстегнул ремень и попытался – правда, безуспешно – сбросить с себя кольчугу. Ему оставалось лишь стащить ее с плеч, когда он почувствовал, что в комнату кто-то вошел. Полагая, что это Вителлий пришел еще раз посмеяться над ним, он резко развернулся и взмахнул кулаками.

– Полегче, брат, – сказал Афер, поднимая руки.

– Извини, я подумал, что…

– Знаю. Не обращай на него внимания. У него ядовитый язык, но в бою такого, как он, неплохо иметь с собой рядом. – Заметив на лице Пизона скептическое выражение, Афер улыбнулся. – Это так. Однажды в Иллирии он спас мою шкуру, хотя, если честно, я уже видел, как за мной через Стикс спешит паромщик. Вителлий тогда убил двух варваров, но и сам получил ранение. И прежде чем ты спросишь меня, скажу – не только потому, что я его старый товарищ: он точно так же выручал и неопытных новобранцев. Если ты в его контубернии, он никогда не оставит тебя в беде. Впрочем, как и все остальные. Просто у него своеобразное чувство юмора.

– Своеобразное? Ха!

– Давай! – Афер подставил руки.

Пизон снова ухватился за кольчугу. На этот раз ему помог Афер, приподняв ее Пизону почти до плеч. Тот со стоном стащил доспех через голову. Он был готов к тому, что качнется под ее весом, и потому поспешил сделать шаг назад. Кольчуга за звоном упала на пол.

– Спасибо.

Афер уже шагал по коридору назад в спальню.

– У тебя не найдется винца? – спросил он через плечо.

– Эх, если бы!..

– Тогда поди, раздобудь, договорились?

Остальные члены контуберния дружно поддержали это предложение.

Пизон хотел прилечь, но Афер заступился за него, и теперь он перед ним в долгу. Проверив вес кошелька на поясе, легионер решил, что монет в нем хватит, чтобы купить вина на всех. Как хорошо, что он не растранжирил всех денег, которые получил авансом, когда записался в армию!.. До следующей получки еще не скоро.

– Хорошо, – ответил он, поймав пустой мех, который бросил ему Афер. – Но мой следующий раз будет лишь после того, как каждый из вас сделает то же самое.

Пропустив мимо ушей свист и смешки, не замедлившие последовать за этими словами, Пизон надел ремень, поправил тунику и проверил, на месте ли кинжал. Он ожидал всяких пакостей. Служба в армии мало чем отличалась от дней его юности в Северной Италии, когда он почти все свое время проводил с друзьями. Убедившись, что Тулла поблизости не видать – нет, он не делал ничего предосудительного, однако центурион всегда найдет, к чему придраться, – Пизон выскользнул в дверь казармы на улицу.

Двор был полон легионеров из их патруля. Кто-то разводил огонь, чтобы приготовить ужин. Кто-то занимался починкой снаряжения. На улице делать это было сподручнее, так как было еще светло. Двое солдат играли на земле в кости; остальные наблюдали за их игрой. Двое, в ком еще оставались силы, устроили борцовский поединок и пытались повалить друг друга в грязь. Другие делали ставки, кто из них уложит соперника на лопатки. Пизон тоже собрался было поглазеть и даже поставить монетку, но жажда взяла верх.

– Где здесь можно купить вина? – спросил он.

– Попытай счастья вон на тех улицах, что за казармами, – посоветовал какой-то легионер. – Наверняка там найдется таверна.

Пробормотав слова благодарности, Пизон зашагал к главным воротам, где жили солдаты местного гарнизона. Не успел он свернуть за угол, чтобы выйти на виа преториа, как мимо прошел опцион. И хотя тот был из другой центурии, Пизон поспешил отвести взгляд и свободно вздохнул лишь тогда, когда опцион скрылся из вида. Пизон всегда был слегка неловок – наверное, из-за высокого роста, что, впрочем, не слишком ему мешало, пока он не пришел служить в армию. Здесь все следовало делать именно так и не иначе, потому что если иначе, то офицеры вроде Фенестелы и Тулла тотчас давали ему это понять, причем в самых недвусмысленных выражениях. Впрочем, в конце концов он вроде как приспособился. Его одежда и военное снаряжение всегда были чистыми, форму он носил так, как положено, шагал в ногу, а военные упражнения вскоре стали привычными.

В данном случае вино он отыскал довольно быстро. Смуглый, седовласый финикиец – «единственный виноторговец-финикиец на всю Германию», как он хвастливо заявил Пизону, – торговал всякой всячиной с переносного прилавка рядом со входом в лагерь. У него имелись рыбный соус и оливковое масло в небольших горшочках, ароматные травы, экзотические специи, завернутые в матерчатые кульки: перец, кориандр, тмин. Но основным его товаром было вино. Пизон терпеливо выслушал финикийца, пока тот на все лады расхваливал с полдесятка вин, каждое из которых стоило гораздо больше, чем он мог себе позволить, после чего купил мех самого дешевого. Но даже оно стоило дороже, чем точно такое же в Ветере. Увы, когда Пизон было запротестовал, финикиец лишь красноречиво пожал плечами:

– Вино пришло сюда не на своих ногах. Перевозка тоже стоит денег. Ты видишь кого-нибудь рядом, кто предлагал бы вино такого же качества? Я уже не говорю о тех божественных напитках, которые есть лишь у меня…

Пизон фыркнул. По вкусу вино скорее напоминало уксус, но финикиец прав: рядом других виноторговцев нет. По крайней мере у ворот. У этого пройдохи наверняка договоренность с местными офицерами, и он делится с ними своими барышами.

– Могу я предложить тебе перца? – Финикиец поднес к носу Пизона пригоршню. В ноздри тотчас ударил резкий аромат, который он не мог позволить себе вот уже несколько месяцев.

– Как-нибудь в следующий раз.

Перец тотчас был убран, как будто Пизон мог его украсть, а зубастая улыбка финикийца погасла.

– Понял, мой друг. Теперь ты знаешь, где меня найти.

Пизон зашагал в казарму, стараясь не думать о той замечательной снеди, которую можно было приобрести в его родных краях: сладкие бобы, копченый окорок, свежая рыба, десятки сортов хлеба, пирожки и пирожные, а специй в десяток раз больше, чем на прилавке у финикийца. Коронным блюдом местной харчевни был эскалоп из телятины с изюмом. Пизону довелось отведать его только раз, но с тех пор при воспоминании о нем у него текли слюнки…

Предаваясь фантазиям о вкусной еде, он не заметил, что навстречу ему идет крепко сбитый легионер. Еще миг, и они столкнулись лбами. Из глаз обоих посыпались искры. Пизон отшатнулся. Легионер разразился проклятиями.

– Неуклюжий болван! Протри глаза. Смотреть надо, куда идешь!

– Извини, я задумался и не увидел тебя, – попытался загладить вину Пизон. Увы, сердце его ушло в пятки, когда он заметил, что солдат – из местного гарнизона – не один. Словно по команде двое его дружков встали по обе стороны от него, перегородив дорогу.

– Это точно. Еще как не увидел, – ответил легионер. – Не иначе как грезил о том, как твой центурион сует тебе в задницу свой толстый член.

– В этом нет необходимости, – сказал Пизон и пожалел, что рядом нет Тулла. Увы, центуриона и впрямь поблизости не было. Как не было и его товарищей по контубернию и даже центурии. – Я же сказал: извини, я не нарочно.

– Да мне наплевать, что ты сказал, червяк! – бросил в ответ легионер с противной улыбочкой. – Главное, ты не нравишься мне и моим друзьям. Ходишь здесь как у себя дома, скупаешь все вино, – с этими словами он молниеносно выхватил из рук Пизона мех и, встряхнув, осклабился. – Полный… Ну что, братцы, считайте, что нам крупно повезло.

– Немедленно верни! – Пизон протянул руку, но легионер кинул мех одному из приятелей. Тогда Пизон повернулся к нему, но тот, словно отнятую игрушку, перебросил мех с вином третьему.

– Я заплатил за него, – сказал Пизон, чувствуя, как в нем закипает гнев. – Оно мое.

– Считай, что это плата за то, что ты такой дурень! – сказал рослый легионер и со смешком развернулся на пятках.

Пизон закрыл глаза, не зная, что ему делать. Если попытаться отнять мех, его побьют, если позволить им уйти, то товарищи, и в особенности Вителлий, будут еще долго напоминать ему об этом унижении.

Дождавшись, когда троица повернется к нему спиной, он, вытянув вперед руки, налетел на них сзади. Ему удалось отпихнуть в стороны обоих дружков легионера, но на главного обидчика он налетел чуть быстрее, чем рассчитывал. Оба полетели на землю. Пизон приземлился сверху. Придавленный легионер крякнул от боли. Приятно удивленный тем, что сам он при этом не пострадал, Пизон схватил мех и встал на ноги. Один из солдат, которых он оттолкнул, замахнулся на него кулаком. Однако Пизон успел присесть, и кулак обидчика просвистел над его головой.

– Хватайте его! Хватайте сукиного сына! – прорычал с земли поверженный громила.

Поняв, что дело принимает скверный оборот, Пизон бросился в сторону казарм. Взгляд его был устремлен вперед, и он не заметил чужой ноги, внезапно оказавшейся у него на пути. Он споткнулся и на бегу полетел лицом вперед. Первым столкнулось с землей землю левое плечо, затем левая щека. От боли искры посыпались из глаз. Наполовину оглушенный, он беспомощно лежал на земле, а его обидчики наступали на него. Пизон знал: будет больно. Однако удар кованой подметки о голову превзошел самые худшие его ожидания. Затем последовал второй, затем еще и еще – по ребрам и животу. К горлу подкатилась тошнота. Его вырвало.

– Выбейте из этого червяка последнее дерьмо, но только побыстрее! – сказал первый солдат, с которым они столкнулись в самом начале. – Иначе нас застукает офицер.

– Или я, – произнес голос, который Пизон поначалу не узнал.

– Один из его дружков… Отвали, а не то мы сейчас сделаем из тебя отбивную, – бросил в ответ первый легионер.

– Неужели? – усмехнулся в ответ все тот же голос. – Пизон, ты можешь подняться?

Голос нежданного спасителя проник сквозь туман, застилавший сознание Пизона. Превозмогая себя, тот сначала сел, затем встал и растерянно огляделся. Каково было его удивление, когда он увидел перед собой Вителлия. Тот один противостоял троим легионерам. Впрочем, кинжал в его руке был красноречивее всяких слов. Лишь один из троих, на вид самый тощий, был вооружен. Пизон подобрал мех с вином – он никак не мог оставить обидчикам такое сокровище – и, отойдя от них, встал рядом с Вителлием.

– Вынь кинжал, – шепотом приказал ему тот.

Пизон подчинился.

– Послушайте меня, вы, канализационные крысы. Я и мой товарищ уходим, причем с нашим вином. Вы останетесь стоять здесь, если только не хотите закончить свою жизнь с кинжалом в брюхе.

С этими словами Вителлий сделал шаг назад. Поняв намек, Пизон последовал его примеру. Громила посмотрел на своих дружков.

– Что стоите? Мы в два счета разделаемся с ними!

– Пошел ты, – ответил щуплый. – Мне не нужны неприятности из-за меха вина.

– Мне тоже, – поддакнул третий.

– Идите в задницу! – крикнул главарь Пизону и Вителлию. – Только смотрите, не попадайтесь мне на глаза. Иначе пожалеете.

– И ты иди туда же. – По-прежнему стоя лицом к противникам, Вителлий отступил еще на несколько шагов. Пизон последовал его примеру. Постепенно у него отлегло от души. Еще немного, и они будут в безопасности.

Между тем троица показала им неприличный жест и зашагала в противоположном направлении.

– С тобой всё в порядке? – спросил Вителлий.

– Все нормально, – ответил Пизон, хотя голова у него кружилась. В глазах потемнело, и он пошатнулся.

Вителлий положил одну его руку себе на плечо и крепко сжал.

– Обопрись на меня, брат. Эти ублюдки не вернутся. Мы сейчас медленно дойдем до нашей казармы, где выпьем вина. Вот увидишь, тебе сразу полегчает.

Смеяться было больно, но Пизон усмехнулся.

– Отличное предложение. Ты отправился на мои поиски?

– Да. Тебя слишком долго не было. Мы же умирали от жажды. Я сказал, что пойду поищу тебя.

– И правильно сделал. Спасибо тебе, Вителлий.

Соратник похлопал его по руке.

– Ты в моем контубернии, а я – в твоем. Мы можем кидаться друг в друга дерьмом, но мы все равно свои люди.

После этих слов боль в несчастном теле Пизона слегка отступила. Впервые он ощутил себя настоящим легионером.

Глава 5

На Ализо опустился вечер. Легионеры когорты Тулла разместились в казармах. Пока пятеро других центурионов ужинали вместе с офицерами лагеря, он и Туберон получили приглашение на ужин к префекту лагеря Цедицию и командующему размещенными в форте войсками Гранию Марциану. Ужин должен был состояться в невзрачной постройке претория. Присутствие Цедиция требовалось лишь для того, чтобы проследить за тем, что потребности армии Вара, которая во время летних маршей пройдет через лагерь по пути туда и обратно, были удовлетворены.

До сего момента Туберон вел себя безукоризненно. После нескольких кубков вина Тулл уже начал подумывать о том, что, возможно, перед ним лишь очередной горячий юный офицер, которому не терпится показать себя и произвести на всех впечатление.

Зал претория наверняка видал лучшие дни, однако каждая часть этой внушительной постройки была величественнее и прекраснее, чем жилище Тулла в Ветере. Мозаичный пол украсил бы собой дом любого римлянина всаднического сословия. Во внутреннем дворике струился фонтан, стены комнат украшали сцены из мифов, причем столь мастерски нарисованных картин Тулл не видел ни в одном лагере на Ренусе. А вот Цедиций и Марциан оказались очень даже просты в общении. В дальнем конце обеденного зала располагались ложи, на которых, по всей видимости, возлежали гости предыдущих хозяев претория, а их место занял простой стол и несколько стульев. Увидев это, Туберон с трудом скрыл свое удивление, однако промолчал. На протяжении многих лет примипил – иными словами, главный центурион Восемнадцатого легиона – Цедиций теперь был префектом лагеря. Формально Туберон находился выше его по званию, но в реальности все было иначе. Впрочем, Цедиций не заострял на этом внимания. Как хозяин, он подвел их к столу, где собственноручно налил каждому кубок вина, которые затем им вручит Марциан.

Оливки, с которых они начали, увы, не были свежайшими, что неудивительно, учитывая, как далеко отсюда Италия, подумал Тулл. А вот местный сыр – как, впрочем, и вино – были превосходны и компенсировали несвежесть оливок. Как, кстати, и кабанья нога, зажаренная на вертеле целиком и приправленная розмарином и чесноком. Все четверо дружно налегли на нее, и за столом воцарилось молчание.

Цедиций вытер куском хлеба остатки соуса и отправил его себе в рот. А проглотив, довольно вздохнул и произнес:

– О боги, воистину божественный вкус! – С этими словами он протянул руку и оторвал от кабаньей ноги кусочек шкурки. – Пальчики оближешь.

– Это верно, – поддакнул Марциан.

– Ничего вкуснее не бывает, – произнес Тулл, отрезая себе еще кусок.

– Изумительно приготовленное мясо, – промямлил Туберон.

– Оно тебе не по вкусу, трибун? – усмехнулся Цедиций.

Туберон замялся.

– Слегка жестковато, – признался он.

– Привыкай. На этом берегу реки других деликатесов не водится. Особенно сонь.

Марциан рассмеялся. Тулл попытался спрятать улыбку, поднеся к губам кубок.

– Я не привередлив, – ответил Туберон, заливаясь краской. – Обойдусь и без деликатесов. Особенно сонь.

– Рад это слышать, – ответил Цедиций. – Никогда не понимал, как можно есть грызунов. Чванство чистой воды, если хотите знать мое мнение. С тем же успехом можно приготовить крысу, на ней и то больше мяса. – Он посмотрел на Туберона. – Если тебе не нравится кабанятина, то что бы ты предпочел?

– Я люблю рыбу. Я еще не пробовал, но мне говорили, что форель в местных реках отменная.

– Вот с этим я не стану спорить, – улыбнулся Цедиций. – Угри тоже хороши… Но довольно о еде. Что нового слышно из Иллирии? Это правда, что война окончена?

Все тотчас посмотрели на Туберона – и, наверное, пристальнее всех Тулл, отслуживший в тех краях более года.

– Да, спустя три года. Известие об этом дошло до столицы, когда я уезжал, – ответил Туберон, довольный всеобщим вниманием к своей персоне. – Два месяца назад Тиберий и Германик подавили последние очаги мятежа.

– Прекрасная новость! – заявил Цедиций, поднимая кубок. – За императора!

Тулл подхватил его тост, правда, слегка расстроенный тем, что не стал свидетелем этой победы. С другой стороны, он был рад тому, что остался жив. После ранения центурион выздоравливал целых полгода, после чего вместе со своим легионом оказался здесь, в Ветере.

Все четверо пригубили вино.

– Говорят, что Август в восторге, – продолжал Туберон. – Он даже не взял себе титул императора, а разрешает пользоваться им Тиберию. Кстати, последнего по возвращении в Рим ждет триумф.

– Да, времена меняются, – негромко отозвался Цедиций и подмигнул Марциану и Туллу.

Марциан скрыл улыбку, правда, не слишком удачно. Тулл тоже улыбнулся, но про себя, а перед Тубероном сохранил непроницаемое лицо. У него не было оснований полагать, что трибун подослан Римом, чтобы шпионить за ними, но когда речь заходит об императорском семействе, то лучше держать язык за зубами. На всякий случай лучше не упоминать вслух нелюбовь Августа к своему приемному сыну Тиберию. Однажды, проклиная своего нынешнего наследника, император произнес известные слова: «Горе народу Рима – его перемелют челюсти, которые жуют медленно».

Что касается самого Тулла, то Тиберий был ему симпатичен. Хотя и не из тех, с кем приятно выпить в одной компании, он был основателен и надежен и, что самое главное, как генерал, заботился о солдатах.

– Замечательно, что Август отметил его заслуги, – произнес Тулл. – Тиберий – талантливый полководец. – Заметив пустой взгляд Туберона, он поспешил добавить: – Четыре года назад, вскоре после того, как Август усыновил его, он служил наместником в Германии и во время двух кампаний водил наши легионы по ту сторону Ренуса.

После этих слов Туберон смутился.

– Да-да, конечно, я помню.

– Тогда мы дошли до реки Альбис и даже провели в Германии зиму, – пояснил Тулл. – На следующий год мы точно разбили бы Маробода, но наши планы сорвал мятеж в Паннонии.

– Если не ошибаюсь, Тиберий тогда собрал десять легионов? – спросил Туберон с азартным блеском в глазах.

– Совершенно верно. Четыре из них – в этой провинции. Вот это было зрелище так зрелище! – воскликнул Тулл и посмотрел на Цедиция. – Ты помнишь, префект?

– Да, при одном их виде в жилах бурлила кровь, – проворчал Цедиций. – Как обидно, что эта кампания так и не состоялась… Причем за пять дней до своего начала!

– А какие планы у Вара на это лето? – поинтересовался у Цедиция Туберон. – Как ты думаешь, мы дойдем до Альбиса?

– Это вряд ли. Тулл, говорят, вы встанете лагерем у Порта Вестфалика?

– Да, префект, я тоже слышал такое.

– Разве тамошние племена неспокойны? – Туберон сначала посмотрел на Цедиция, затем на Тулла и Марциана и снова на Цедиция. – И нам предстоят сражения?

– Ну, ты, я смотрю, у нас львенок! – рассмеялся Цедиций.

– Я постоянно только об этом слышу с того момента, как мы покинули лагерь. Ему не терпится в бой, – сказал Тулл, дипломатично добавив: – Хороший знак для начинающего офицера.

– Это верно, – согласился Цедиций. Туберон буквально расцвел, однако префект тотчас остудил его пыл: – Смею, однако, разочаровать тебя, трибун. Насколько мне известно, племена, обитающие между Ренусом и Визургисом, настроены мирно. Основная задача нашей армии – сбор налогов. А тем временем Вар будет улаживать мелкие споры.

Похоже, вино помогло Туберону превозмочь скованность.

– Я не затем прибыл в Германию, чтобы выслушивать тяжбы спорщиков!

Ах ты, заносчивый сопляк, подумал про себя Тулл.

– При всем моем уважении к тебе, старший трибун, скажу: ты будешь делать то, что тебе приказано! – рявкнул Цедиций, в котором тотчас проснулся примипил. – Независимо от того, что это будет.

– Разумеется, – покраснев, поспешил загладить оплошность Туберон. – Прими мои извинения.

Цедиций, похоже, смягчился:

– В армии я твердо усвоил одно: всегда ожидай неожиданного. Всегда будь готов сражаться, если никаким сражением даже не пахнет. Потому что, если им запахнет – а такое случается часто, – ты должен быть к нему готов.

– Запомню твои слова. Спасибо за совет, – произнес вразумленный Туберон.

Цедиций отсалютовал ему кубком.

– Возможно, я стар. Но кое-что знаю про такую вещь, как война. Мы все с вами знаем, верно, Тулл? А что скажешь ты, Марциан?

– Мы были бы плохими солдатами, если б не знали, – с улыбкой ответил Тулл.

Марциан, прежде чем ответить, усмехнулся.

– Хотел сказать тебе одну вещь, префект. Кстати, трибуну она тоже будет интересна. Один мой офицер рассказал мне про торговца, который сегодня проезжал через лагерь. Так вот, по его словам, тенктеры мутят воду.

Тулл тотчас навострил уши. Земли тенктеров лежат к югу от Ализо, однако от них до Ренуса рукой подать. Нахмурился и Цедиций.

– И что именно он рассказал, Марциан?

– Похоже, что последние дней десять шайка тенктеров воровала скот у племени узипетов. По словам торговца, тенктеры сначала действовали по краям земель узипетов, но потом осмелели. Во время последней стычки двое узипетов погибли, и теперь ходят разговоры об ответных нападениях.

Видя растерянность на лице Туберона, Тулл поспешил объяснить:

– Воровство чужого скота – это вечная напасть здесь, в Германии. Для молодого воина является делом чести угнать у соседнего племени коров. В последние годы племенные вожди старались улаживать взаимные обиды, чтобы те не выливались в кровавые распри, но это не всегда им удавалось. Иногда для наведения порядка нужна армия.

В эти мгновения Туберон был похож на маленького ребенка, которого угостили пирожным. Он посмотрел на Цедиция.

– И как далеко отсюда это произошло?

– Далеко, поэтому мы не имеем формального права вмешиваться, – ответил тот. – Тем не менее я поставлю в известность Вара, и если он сочтет нужным, мы отправим туда отряд, чтобы разобраться, кто прав, а кто виноват.

– Я хотел бы возглавить этот отряд, – предложил Туберон.

– Вару потребуется тот, кто смог бы на месте решить, какие действия предпринять, – ответил Цедиций.

В глазах Туберона промелькнуло разочарование. Тулл невольно ему посочувствовал. Инициативные офицеры для легиона на вес золота.

– Если Вар решит отправить патруль, подай ему прошение назначить тебя командиром. Думаю, он прислушается к твоей просьбе, – посоветовал он.

– Будем надеяться, – произнес Туберон и поднял кубок. – Да благоволит мне Фортуна, и да отправят меня разрешить этот спор!

На следующее утро Тулл пожалел, что накануне засиделся допоздна. Верный обычаю, Цедиций настоял, чтобы они продолжали пить и после того, как остатки блюд уже унесли. Марциан, большой любитель возлияний, был этому только рад. Туберон же хотел произвести впечатление. Все протесты Тулла оказались тщетны. Утром он смутно помнил, чем закончилась пирушка. Уверен был лишь в одном: когда он наконец рухнул в постель, шла уже третья стража. Прозвучавшая буквально через считаные мгновения побудка – или это только ему показалось? – заставила его простонать.

С пересохшим ртом, обливаясь липким потом, центурион прямиком направился в баню, где прыгнул в прохладный бассейн. Поплескавшись в бассейне, он перешел в парную, а затем снова вернулся во фригидарий. Слегка взбодрившись, заставил себя выпить несколько глотков воды, надел доспехи и вышел на воздух. Стараниями Фенестелы и других центурионов его когорта уже выстроилась на широком пространстве между стенами форта и казармами, готовая двинуться обратным маршем в Ветеру. Обходя строй – три центурии в ширину и две в глубину, – Тулл отметил, что у некоторых солдат вид довольно помятый, тогда как остальные бодры и подтянуты. Учитывая его собственное состояние, центурион счел нужным промолчать. Посмотрим их на марше. Если все будут шагать в ногу и никто не отстанет, на похмелье можно будет закрыть глаза. Тулла слегка утешило то, что, когда – разумеется, с опозданием – появился Туберон, глаза юнца были красны, а сам он бледен. Тулл сделал вид, будто не заметил этого.

Цедиций вышел попрощаться с ними. К великой досаде Тулла, префект был бодр, как будто накануне не взял в рот даже капли вина.

– Увидимся летом, – сказал он. – А пока да благоволят нам всем боги. Удачи тебе, трибун.

– Спасибо, префект, – хмуро ответил Туберон, не в силах вымучить улыбку.

– Готов? – спросил у него Тулл.

И снова хмурый кивок.

– Письма Цедиция к Вару у тебя?

– В сумке у моего штабного офицера.

– Отлично, трибун. Можно отправляться в путь?

В ответ Туберон лишь вяло махнул рукой – мол, давай, действуй.

Тулл был рад это видеть. Весь обратный путь юнец будет тих, как мышка. Центурион отдал команду «кругом!». Когорта развернулась и вслед за трибуном медленно сдвинулась с места. Туберон и его офицеры проскакали мимо передних шеренг к воротам.

Стройными рядами, одна за другой, центурии начали марш. Впереди каждой шагал знаменосец. Центурионы верхом ехали рядом. Солдаты Тулла, как и раньше, шли первыми, но их командир не стал их догонять. Как только вся когорта пришла в движение, он отсалютовал Цедицию.

– Спасибо тебе, префект, за гостеприимство.

Цедиций усмехнулся.

– Сдается мне, пара лишних часов под одеялом тебе точно не помешала бы… Что касается Туберона, молодежь нынче не та, что раньше. Как ты считаешь?

– За меня не волнуйся. Да и за Туберона тоже. Свежий воздух быстро прочистит мозги.

Цедиций наклонил голову.

– В таком случае до следующей встречи, Тулл.

– До встречи, префект. – Центурион пришпорил коня и поскакал вслед за когортой, благодарный судьбе за то, что ему не нужно идти пешком.

Утро прошло без приключений. Тулл знал, как побороть похмелье. Он то и дело пил воду из двух мехов, которые постоянно возил с собой. Когда же выпитая жидкость просилась наружу, он выскальзывал из седла и, не обращая внимания на скабрезные шутки, летевшие ему вслед, справлял нужду прямо у дороги. Тулл придерживался того мнения, что в известных обстоятельствах солдаты имеют право пошутить над своим офицером. Ведь если даже сам Юлий Цезарь терпел, когда его солдаты горланили похабные куплеты, мол, «римские мужи, будьте начеку, лысый соблазнитель ваших жен вернулся», то кто он такой, чтобы обижаться на солдатские шутки по поводу размеров его мочевого пузыря? Главное, чтобы подчиненные его уважали и беспрекословно выполняли его приказы, что, собственно, они и делали.

В отличие от Тулла, Туберон не привык быть предметом солдатских шуток. Спустя какое-то время Тулл, закрыв глаза, ехал рядом с колонной, представляя себе, как лучшая из знакомых ему шлюх делает то, что у нее получается лучше всего. Из приятной дремоты его вывел чей-то возмущенный голос. Как оказалось, голос Туберона.

– Тулл! ТУЛЛ!

– Да, трибун! – Тулл моментально забыл про шлюху и открыл глаза. В десяти шагах от него взору предстало бледное, в капельках пота лицо Туберона. – В чем дело?

Щеки трибуна слегка порозовели. Он прочистил горло и развернул свою лошадь мордой по направлению движения колонны. Когда Тулл поравнялся с ним, Туберон наклонился и с заговорщицким видом прошептал:

– Мне сегодня утром нехорошо.

– Прискорбно слышать, трибун, – ответил Тулл.

– Меня постоянно мутит. Я был вынужден слезть с лошади, и меня вырвало.

– Прими мое искреннее сочувствие. Такое бывает. Ну а теперь тошнота прошла? – спросил Тулл, с трудом сдерживая улыбку. Он знал, что сейчас услышит.

– Я не нуждаюсь в твоем сочувствии, центурион. – Туберон со злостью посмотрел на проходивших мимо легионеров. Один из них усмехнулся.

– Разумеется, нет, трибун, – ответил Тулл, сделав тупое лицо, какое обычно делали рядовые солдаты, когда притворялись, будто не поняли офицера.

– Твои солдаты смеялись надо мной! Меня рвало, я чувствовал себя гнусно, а они лишь посмеивались – мол, «не иначе как ты перебрал винца, трибун!». Или еще хуже: «Блюющий офицер, такое стоит видеть!»

Тулл изобразил озабоченность.

– Согласен. Это ужасно, трибун.

– А один имел наглость заявить: «Хотел бы я посмотреть на тебя в бою, трибун!» – выкрикнул Туберон. – Это возмутительно! Этому нужно положить конец!

– Ты запомнил солдат, которые отпускали эти шуточки? – спросил Тулл, прекрасно зная, какой будет ответ.

– По-твоему, у меня на затылке есть глаза?

– Нет, трибун.

– Ты должен их приструнить! – прошипел Туберон. – Такое злостное неуважение к начальству недопустимо.

– Поверь, мне тоже не понравилось, когда это случилось со мной в первый раз, – улыбнулся Тулл. – Пойми, такое бывает со всеми нами, даже с Варом.

– Но ведь это вопиющее нарушение дисциплины!

– Во время марша действуют иные правила. Глупые шутки никому не вредят, зато помогают скоротать время. – Похоже, его слова не убедили трибуна, и Тулл добавил: – Солдаты все утро насмехались надо мной за то, что я постоянно бегал отлить. «Ты только взгляни, он снова дует». Или: «Да у него мочевой пузырь размером с яблоко». Или: «Держитесь подальше, братцы, Тулл решил устроить нам потоп!» И – да, трибун, я это терпел, потому что это делает меня в их глазах человеком. Давай посмотрим правде в глаза: они все равно обязаны выполнять наши приказы – на этот счет у них не должно возникать никаких сомнений. Но шутки на марше – это своеобразный ритуал.

На несколько мгновений воцарилось молчание, затем Туберон кивнул.

– Как скажешь, центурион. Сейчас я закрою глаза на этот, с позволения сказать, юмор. Однако предупреждаю: если это случится снова, вся когорта отправится чистить отхожие места, причем целый месяц подряд. Надеюсь, я ясно выразился? – Несмотря на капли пота на лбу, взгляд Туберона был тверд, как сталь.

– Разумеется, трибун.

– В таком случае вольно! – Юнец пришпорил коня и рысцой поскакал в голову колонны.

Тулл проводил его взглядом. Все-таки правильно этот молокосос ему с первого взгляда не понравился. С другой стороны, то, что только что произошло, не так уж и плохо. Туберону, как молодому офицеру, хватило духа не согласиться с ветераном-центурионом. Возможно, из него еще выйдет талантливый полководец. Собрав остатки доброй воли, Тулл убедил себя, что так оно и будет. На худой конец, лучше верить в это, чем представлять себе то, во что с годами может превратиться Туберон.

Между тем их колонна шагала дальше. Когда за спиной остались несколько миль, Тулл решил, что пора сделать привал и подкрепиться. Первая и замыкающая центурии должны были оставаться на месте и есть там, где стояли. Четыре центурии из середины колонны получили приказ распределиться по вспаханному полю, снять щиты и съесть свой паек – хлеб и оливки. Туберон вернулся к колонне и теперь молча, но с видимым раздражением наблюдал за солдатами.

– Я не голоден, – огрызнулся он, когда Тулл предложил ему перекусить. Вскоре трибун снова ускакал вместе со своей свитой, крикнув через плечо, что посмотрит, что там впереди.

– Скатертью дорога, сопляк! – бросил ему вдогонку какой-то солдат. Сидевший рядом с Туллом Фенестела усмехнулся. Тулл не стал с ними спорить и притворился, будто ничего не слышал.

Пища пошла Туллу на пользу – помогла разогнать похмелье. Правда, теперь им овладела сонливость. Однако он заставил себя подняться на ноги. Ладно, можно будет отоспаться в походном лагере. С такими мыслями центурион приказал легионерам строиться в колонну.

– Еще восемь миль, – заметил он, обращаясь к Фенестеле.

– Да, полпути уже пройдено, – ответил тот. – Мы переломили дороге хребет. – Это была его коронная фраза в таких случаях.

Покачиваясь в седле, Тулл вновь погрузился в грезы о знакомой шлюхе, однако не столь глубоко, как утром. Время от времени он открывал глаза и вертел головой по сторонам, глядя и вперед, и назад. Прислушивался он вполуха и к разговорам в строю. К счастью, солдаты, похоже, пребывали в добром расположении духа.

Так прошло еще больше часа.

Внезапно откуда-то из головы колонны донесся испуганный крик. Сонливость Тулла как рукой сняло.

– Передай опциону, чтобы готовился в бою. Пусть передаст это дальше, до самого хвоста колонны! – рявкнул он, отдавая приказ ближайшему легионеру. Велев трубачу следовать за ним, центурион со всей силы пришпорил коня и галопом понесся вперед. Вскоре он увидел, что навстречу им по дороге скачут три всадника. Впереди – Туберон. Кричал тоже он.

– К оружию! К оружию!

Хотя позади Туберона никого не было, живот Тулла свело от дурного предчувствия. Что, во имя Гадеса, происходит? Он остановил коня и приказал трубачу:

– Труби сигнал остановиться!

Еще не отзвучал сигнал, как колонна уже застыла на месте.

– Первая центурия, приготовить копья! – бросил Тулл через плечо. – Ждите моей команды! – Он подождал, когда к нему подъедет Туберон. Похоже, трибун был в целости и сохранности, как и его спутники. И на том спасибо, подумал Тулл.

Подъехав в Туллу, Туберон натянул поводья.

– Готовьте когорту к сражению.

– Что происходит, трибун?

– Через полмили отсюда я наткнулся на группу варваров, которые воровали скот. Тенктеры, если не ошибаюсь.

– Верно, трибун, – ответил Тулл, чувствуя, как в душе шевельнулась тревога. – Могу я спросить у тебя, как ты понял, что это тенктеры?

Туберон смерил его презрительным взглядом.

– Это была группа юных воинов, человек двадцать. Они гнали скот на юг. Похоже, они были не рады меня видеть. Когда я спросил у них, кто они такие и что делают, они принялись выкрикивать оскорбления. С меня этого было достаточно.

Тревога Тулла сделалась еще сильнее. Многие варвары недолюбливали римлян, тем более если перед ними был молодой заносчивый офицер.

– А как ты понял, трибун, что они сказали в ответ?

В глазах Туберона промелькнуло раздражение.

– Я не знаю. Но теперь я требую, чтобы две центурии двинулись вперед ускоренным шагом. Эти варвары все еще недалеко от дороги. Мы могли бы взять их в кольцо.

Угонщики скота не разгуливают у дорог у всех на виду, подумал Тулл. Впрочем, расспрашивать трибуна центурион воздержался.

– Первые две центурии, приготовиться к бою! – рявкнул он и, повернувшись к Туберону, спросил: – Ты поедешь рядом со мной, трибун?

– Да, – ответил Туберон и наполовину вытащил меч. Тулл, к своему ужасу, заметил, что тот ал от крови. Трибун рассмеялся. – Не ожидал, центурион?

– Они напали на вас?

– Нет, но я уложил того, кто был ближе других – того самого, что сыпал оскорблениями в мой адрес. По-моему, он лишь тогда понял, что это серьезно, когда я вспорол ему грудь от шеи до пояса. Увы, слишком поздно. – Туберон противно усмехнулся.

Тулл был готов прибить сопляка на месте, однако обуздал гнев.

– Ты убил кого-то еще? – спросил он.

– Увы, нет. Двое хотели проткнуть меня копьями. Я же счел за благо вернуться к колонне и собрать солдат.

Тулл быстро вознес богам молитвы, что эти варвары действительно лишь угонщики скота, тенктеры. Если же нет, за последствия он не ручается. Римское право для многих местных племен было пустым звуком. Центурион попытался погасить в душе тревогу.

– Разумно. Мне не поздоровилось бы от Вара, вернись я в лагерь без трибуна.

Туберон презрительно фыркнул.

– Зато он будет рад слышать, что воры, которые угоняют скот узипетов, получили по заслугам.

– Если, конечно, это воры, трибун, – сказал Тулл и сделал вид, что не заметил колючий взгляд Туберона. – Вар первым тебя поздравит. Если же нет, то он отправит тебя с позором в Рим, а мне преподнесет на блюде мои собственные яйца.

– Давай вперед! – потребовал Туберон. – Нам нужно пошевеливаться, иначе они бросят скот, а сами сбегут.

– Слушаюсь, трибун. – Тулл посмотрел на трубача. – Найди центуриона третьей центурии. Скажи ему, чтобы все остальные быстро следовали за нами, – после чего прорычал, обернувшись к легионерам: – Первые две центурии, за мной ускоренным шагом марш!

Если варвары еще не поняли, что Туберон и его спутники были частью большой колонны, то вскоре они это поймут, подумал Тулл. Сто пятьдесят солдат в полном боевом снаряжении, да еще бегущие, производят много шума.

Неудивительно, что, когда они достигли того места, где произошла стычка, варвары уже уводили скот на юг, причем очень быстро. Правы они или нет, но теперь их полагалось преследовать.

– Если одну центурию отправить влево, это отрежет их вон от тех деревьев у реки. Другая пусть идет вправо. Некоторые могут убежать, но ничего, скоро мы их догоним. Если же им хватит глупости вернуться назад, то они нарвутся на целую когорту.

– Прекрасно, – отозвался Туберон. – Постарайся хотя бы парочку оставить в живых. Их можно допросить, а потом распять. – С этими словами Туберон подозвал своих офицеров и галопом бросился вдогонку варварам.

– Трибун! – крикнул Тулл, но тот даже не обернулся.

Безмозглый юнец, подумал центурион. Этак недолго напороться на варварское копье. Несмотря на всю его антипатию к Туберону, ему не хотелось, чтобы это случилось. Равно как не хотелось попасть под горячую руку Вару: гнев наместника был притчей во языцех. Решив, что поведет свою центурию вправо, Тулл отдал солдатам приказ. Второй центурион поведет свою центурию влево.

Они устремились на поле, на котором недавно пасся скот. На фоне зеленой травы резко выделялся труп зарубленного трибуном германца, лежавший в луже алой крови. Подъехав ближе, Тулл увидел, что Туберон практически рассек его пополам. Центурион невольно проникся к юнцу уважением – по крайней мере мечом работать умеет. Вскоре выпас уступил место полю овса, за которым виднелась пара длинных хижин. Заметив их, Тулл выругался. Скот уже вытоптал часть поля, а его солдаты наверняка довершат это черное дело. Кто бы ни был виноват, местные земледельцы-узипеты возложат вину за уничтожение поля с их бесценным овсом на римлян.

Тулл ожидал, что его солдаты с минуты на минуту столкнутся с хозяевами несчастного поля. И верно. Им навстречу вышли два краснолицых варвара – бородатые, в домотканых туниках и штанах, однако безоружные. Они в ярости махали руками и что-то кричали, но не вслед убегающим воришкам, а Туллу и его солдатам.

Тулл спиной ощутил, как легионеры напряглись.

– Стойте! Сохраняем спокойствие, братья! Это лишь земледельцы, просто сердитые земледельцы. Никто не смеет поднять руки, пока я не прикажу.

Хотя его пальцы мечтали крепко сжать рукоять меча, Тулл поднял правую руку с открытой ладонью и направил коня к германцам. Те слегка притихли, однако ругаться не перестали и не сдвинулись с места. Тулл немного понимал местные наречия: слова в адрес римлян звучали самые нелестные.

– Успокойтесь! – крикнул он им. – Расскажите лучше, что случилось. Медленно и по порядку.

Старший из двоих, седобородый, со слезящимся глазом, посмотрел на второго. Тот нехотя закрыл рот. Тогда последовала новая тирада.

– Вытоптали урожай… голодать всю зиму… скот угнали… человека убили… и за что? – расслышал Тулл. – За что? – повторил седобородый, брызжа слюной.

Тулл насторожился.

– Но ведь тенктеры пытались угнать ваш скот.

Ответом ему стал полный презрения взгляд.

– Тенктеры? Какие тенктеры? Это узипеты, такие же, как и я. Они перегоняли скот на новое пастбище, когда на них ни с того ни с сего налетел сумасшедший римлянин и одного убил. Парню было всего шестнадцать лет. Его тело лежит вон там на поле.

– Ты уверен, что это были узипеты? – переспросил Тулл, ощущая себя полным дураком.

Очередной презрительный взгляд.

– Некоторые из них мои родственники. Или его, – он кивнул на своего спутника. – Теперь ты мне веришь?

Тулл стиснул зубы и мысленно вознес молитвы богам, чтобы те не бросили его в столь щекотливом положении.

– Да, пока верю, – ответил он.

– Узипеты не воюют с римлянами! Неужели болван, который на нас напал, этого не знает? – кипятился седобородый.

Тулл ничего не ответил, а про себя подумал, что болван и впрямь не поставил себе в труд выяснить, кто перед ним. Надо отправить кого-то вслед Туберону, чтобы тот не зарубил еще несколько невинных душ. Впрочем, вполне может статься, что уже зарубил…

– Будь ты проклят, Туберон, – пробормотал себе под нос Тулл. Этот сопляк уже сидел у него в печенках. – Ты слышал? – спросил он у второго центуриона по имени Валент, который ехал с ним рядом.

– Самое главное, примипил, – ответил тот с тревогой в голосе, – что это узипеты, а не тенктеры.

– Ты прав. Давай следом за ними, и побыстрее. Я, в свою очередь, постараюсь не допустить, чтобы по вине Туберона мы получили мятеж варваров. – Тулл ударил уздечкой над шеей коня и бросился вдогонку за Тубероном.

Когда он догнал трибуна, его худшие опасения подтвердились. Туберон и его спутники уже пустили кровь еще троим узипетам, убив одного и ранив двоих так сильно, что Тулл засомневался, что они выживут. Зато он не сомневался, что если б остальные германцы – полтора десятка испуганных юношей – не сбились в круг и не выставили перед собой копья, Туберон наверняка убил бы еще больше. Выкрикивая угрозы, трибун метался на коне туда-сюда на безопасном расстоянии, а его свита наблюдала за ним.

– Собаки! Ну, что, испугались меня? Погодите, когда сюда прибудут солдаты, вам не поздоровится. Живым никто не уйдет. Вы трусы и воры, вот кто вы такие!

– Центурион! – Офицеры отсалютовали Туллу. Туберон же поначалу его даже не услышал. Тогда Тулл подъехал ближе. Лишь тогда Туберон обернулся и улыбнулся волчьей улыбкой.

– Ну что, Тулл, смотрю, тебе тоже не терпится пролить вражью кровь? Не волнуйся, я оставил и на твою долю.

Тулл подъехал к нему вплотную и, сделав вид, будто не заметил брезгливой гримаски, негромко произнес:

– Трибун, это не угонщики скота!

– Вот как? И кто они, по-твоему, такие?

Тулл наклонился к нему еще ближе.

– Нет, трибун, это не угонщики. Это узипеты, и они перегоняли скот на новое пастбище. – Его так и подмывало добавить: «Ты же, сукин сын, даже не удосужился спросить, кто они такие».

В глазах Туберона промелькнуло что-то вроде растерянности.

– Откуда ты знаешь?

– Я разговаривал с земледельцами из вон тех хижин. Они родственники эти парней.

– Нет, это какая-то ошибка. Они кричали на меня. А когда я подъехал к ним, бросились наутек.

– Они испугались, трибун, – процедил сквозь зубы Тулл, – когда увидели, как к ним подъехал вооруженный римлянин и закричал на них на непонятном языке.

Туберон несколько мгновений переваривал услышанное, затем довольно осклабился.

– Подумаешь! Одним варваром меньше, одним больше, какая разница?

– Трибун, узипеты живут в мире с Римом. Вожди племени сочтут этот случай проявлением вражды с нашей стороны. Они скажут, что мы убили их юношей. Вар тоже будет не в восторге.

Глаза Туберона блеснули, как у змеи, наблюдающей за добычей.

– И что ты ему скажешь?

С этим сопляком лучше не портить отношений, подумал Тулл.

– То, что произошло. Не более того, – ответил он.

– Смотри, центурион! – бросил Туберон и, развернув коня, поскакал прочь, бросив Тулла одного разбираться с варварами.

Глава 6

День был на редкость знойный. На небе ни облачка. Скрестив ноги, Арминий сидел перед палаткой и кинжалом чертил по земле. Мело присел на корточки рядом с ним. Еще один воин застыл в неподвижности рядом с ними. Вокруг них палатки военной дружины образовывали длинные стороны открытого прямоугольника. Короткой стороной служила коновязь. У открытого конца начиналась одна из многих «улиц» временного лагеря, который вырос рядом с Ветерой, когда сюда по приказу Вара собрались войска со всего Ренуса. Несмотря на большое число палаток, в лагере было тихо. Большинство солдат, получив увольнительную, тотчас же разбрелись в поисках вина и шлюх.

– Расскажи еще раз, слово в слово, то, что ты уже рассказал мне, – приказал Арминий.

– Примерно месяц назад несколько молодых тенктеров украли скот узипетов, – произнес воин. – Те уже начали подумывать о мести, но римляне в Ализо услышали о последнем угоне прежде, чем им подвернулась такая возможность. Римский патруль, возвращавшийся к себе, случайно наткнулся на группу молодых узипетов, перегонявших скот на новое пастбище. Один из римлян – похоже, что это новый трибун по имени Туберон, – решил, что эти парни и есть угонщики. Он напал на них и нескольких зарубил. Избежать бойни удалось лишь благодаря вмешательству центуриона, который выяснил, что эти парни – не тенктеры.

– Перед узипетами извинились?

– Насколько мне известно, нет.

– Так вот как эти римляне относятся к мирному племени? – возмутился Мело. – Гнусные ублюдки, вот кто они такие после этого.

– Успокойся, Мело, – сказал Арминий. Взгляд его остался ледяным. Он посмотрел на воина. – Спасибо тебе. Небось пойдешь промочить горло?

– Пойду, – со смущенной улыбкой признался тот.

– Тогда сделай одолжение: обойди все таверны, какие только сможешь, пока будешь держаться на ногах. Постарайся, чтобы эту твою историю услышали все, кого ты встретишь.

– Это я тебе обещаю.

Воин ушел. Арминий посмотрел на Мело.

– Убитых парней, конечно, жаль, но они для нас – подарок судьбы.

– Их гибель подтолкнет узипетов к союзу с нами.

– Верно, – холодно улыбнулся Арминий. – Лучший повод невозможно себе представить.

– Но…

Он нагнулся к Мело.

– Ты лучше других знаешь, как мне жаль погибших юношей. Но если их смерть приведет узипетов в наши ряды… не только узипетов, но и другие племена… Значит, они погибли не напрасно?

На миг воцарилось молчание.

– Нет, но будь прокляты эти римляне, – ответил Мело и покачал головой.

– Зато подумай о том, какую кровавую цену заплатят они, когда придет их час, – парировал Арминий.

– Да, когда придет их час, – повторил Мело. – Я всю жизнь жду того момента, когда наконец нанесу Риму удар в самое больное место. Да и ты тоже, – печально добавил он.

– Да, мы оба ждали слишком долго, – согласился Арминий. – Но скоро ожиданию настанет конец.

Услышав чьи-то шаги, оба умолкли. Со стороны лагеря показался молодой легионер. По его лицу струился пот, что неудивительно, так как он был при полном боевом снаряжении. Подойдя ближе, солдат замедлил шаг и отдал дежурный салют.

– Приветствую тебя, – произнес в ответ Арминий, в душе задетый тем, что даже рядовой легионер смотрит на него, германца, сверху вниз.

– Я ищу Арминия из племени херусков, – сказал солдат.

– Это я, – ответил Арминий и с легким злорадством отметил, что римлянин сконфузился и покраснел. – Что привело тебя сюда?

– В начале девятого часа Вар ждет тебя в принципии. Он хочет разобраться, что там на самом деле произошло с так называемым угоном скота.

Мело тотчас напрягся, но легионер, похоже, этого не заметил.

– Поблагодари за меня Вара, – ответил Арминий. – И передай ему, что я буду рад к нему прийти.

– Понял. Так и скажу. – Вновь отсалютовав, легионер ушел.

– Так называемом? Он хочет сказать, что узипеты воровали скот у самих себя? – вскипел Мело.

– Тише, брат. Если только Вар не станет притворяться, он вполне может признать, что трибун убил невинных людей.

– Но ведь так оно и было!

– Это знаем мы с тобой. Знает центурион, который вмешался. Думаю, что Вар тоже знает, но он не станет бросаться дерьмом в своих, особенно в старшего трибуна, пока не разберется, что там произошло.

– Готов поспорить на мой лучший меч, что, даже когда он всех выслушает и станет ясно, что трибун действовал сгоряча, Вар вряд ли накажет сукиного сына. По крайней мере не так, как тот того заслуживает. Сунуть его головой в болото значило бы проявить к нему снисхождение, – буркнул Мело, имея в виду обычную у германцев казнь преступников.

– Ты прав, – согласился Арминий, поднимаясь на ноги и отряхивая штаны. – Но это не значит, что я не могу испортить Вару настроение, а заодно заставить его выплатить семьям погибших приличную компенсацию. Узипеты, – добавил он, понизив голос, – придут в ярость, если наместник попытается отделаться легкой кровью. Тогда с нами в засаде будут все их воины до последнего.

– Донар свидетель, я не могу дождаться этого дня, – сказал Мело.

– Терпение, брат. Этот день все ближе, – ответил Арминий. В этот момент он напоминал ястреба.

* * *

Вар был раздражен. Раздражен по поводу встречи, которую он был вынужден созвать. Раздражен из-за Туберона, который стал тому причиной. Раздражен долгими приготовлениями. Не в силах сдержаться, наместник стукнул по руке раба, поправлявшего тунику на левом плече.

– Клянусь богами, неужели нельзя быть порасторопней?

Раб склонил голову и отступил назад. Вар критическим взглядом окинул свое отражение в бронзовом зеркале, стоявшем рядом с подставкой для доспехов. Он принял ванну, после чего раб побрил его. Кираса на нем блестела, красный кушак – знак его высокой должности – сидел безукоризненно, меч в дорогих ножнах свисал под нужным углом. Вар посмотрел на ноги в начищенных сапогах, доходивших до середины икр.

– Ну как? – спросил он у раба, снова посмотрев в зеркало.

– Господин, глядя на тебя, можно сразу подумать, что ты наместник с головы до пят, – сказал Аристид.

– Не вполне, – сухо ответил Вар и щелкнул пальцами. – Шлем!

Раб торопливо протянул ему фетровую подкладку и шлем с гребнем.

Надев шлем, Вар снова посмотрелся в зеркало, затем бросил вопрошающий взгляд на Аристида.

– Ты – олицетворение Рима, господин, – произнес грек.

– Ты способен очаровать даже птиц на деревьях, Аристид, – усмехнулся Вар, но тем не менее остался доволен. – Однако мне пора в принципию. Не хотелось бы прийти туда после узипетов… Кстати, Вала готов?

– Он ждет во дворе, хозяин.

– Отлично. – Вар провел рукой по статуэткам в крошечном алтаре рядом с кроватью, мысленно воззвав к ним: «Предки, храните меня от неприятностей». Затем, отогнав дурные мысли, подошел к двери. Аристид, уже стоявший рядом с ней, распахнул ее перед хозяином.

– Прошу.

Вар с улыбкой кивнул, однако стоило ему шагнуть в коридор, как лицо его сделалось суровым, если не сказать, каменным. Он сделал вид, что не заметил отсалютовавшего ему солдата, стоявшего на часах. На сердечное приветствие легата Валы наместник ответил холодной улыбкой, а почетный караул из десяти легионеров у входа в преторий, вытянувшихся в струнку при его появлении, демонстративно проигнорировал.

Шагая вместе с Валой позади легионеров по дорожке к принципии, Вар смотрел прямо перед собой. Разумеется, нарочно. Пока встреча не завершится, он всем своим видом намерен показывать окружающим, что перед ними наместник Германии, человек, назначенный самим Августом, и потому требует к себе глубочайшего уважения.

Дойдя до принципии, Вар шагнул к монументальной арке. Дежурный опцион на часах рявкнул приказ, и солдаты вытянулись в струнку. Вала ответил кивком, но Вар уже вошел. Двор принципии, как обычно, кипел бурной деятельностью. Сбившись группками по двое, по трое, офицеры что-то обсуждали. Между кабинетами сновали солдаты и рабы. Завидев Вара, все дружно поспешили отступить в сторону. Проигнорировав приветственные возгласы в свой адрес, Вар направился прямиком в зал заседаний.

Шагнув внутрь, он довольно отметил про себя, что его требование выполнено и полотняные ширмы, закрывавшие алтарь и стоявшие в нем штандарты, раздвинуты. В алтаре горели дополнительные светильники, приковывая взоры присутствующих к блеску золота и серебра. Понятное дело, что предметом всеобщего внимания был в первую очередь золотой орел – бесценный талисман Восемнадцатого легиона. Буквально все в этой птице, начиная от ее элегантных форм до вскинутых вверх крыльев и молний в когтях, требовало к себе уважения. Уважения к самому орлу, к легиону. К Риму.

Рядом с низкой центральной платформой стояла группа офицеров: трибуны и десять старших центурионов, в том числе и примипил Марк Целий. Как и Вар, все до единого были в парадной форме. В числе присутствующих были Туберон и Тулл. Однако Вар не удивился, увидев, что они стоят как можно дальше друг от друга. Письменные отчеты, которые он потребовал от них по возвращении патруля, свидетельствовали об их взаимной неприязни. Вар поймал себя на том, что Туберон снова его раздражает. Несмотря на обвинения в пьянстве, которые трибун выдвинул против центуриона, было ясно, как солнечный день, что мнение трибуна предвзятое и ни на чем не основано. Более того, погибли четыре ни в чем не повинных варвара.

Стоило Вару подумать об этом, как он ощутил во рту кислый привкус. Будь Туберон рядовым солдатом, наместник для начала приказал бы его выпороть; будь младшим офицером или центурионом, понизил бы его в звании. «Ну почему этот щенок – старший трибун, а его семья в фаворе у самого Августа?» – кипятился про себя Вар. Наложи он на Туберона серьезное наказание – и его, Вара, голову ждут большие неприятности от самого императора, а это ему нужно меньше всего. И какая разница, сколько там погибло этих варваров… Семьи погибших юношей наверняка удовлетворятся внушительной денежной компенсацией и обещанием, что подобное не повторится.

Заметив Вара, Туберон попытался заговорить с ним, однако, увидев, как тот яростно тряхнул головой, мгновенно закрыл рот.

– Если я прикажу тебе, ты согласишься с тем, что весьма сожалеешь о случившемся, – пробормотал Вар. – Это трагедия, и семьи погибших должны получить компенсацию. От извинений, однако, воздержись. Ты меня понял?

– Да, наместник, – ответил Туберон. – Я…

Вар махнул рукой, показывая, что разговор окончен.

– Тулл, можно тебя на минутку?

– Слушаюсь, наместник, – отсалютовал центурион.

От Вара не скрылось, как гневно сверкнул глазами Туберон, когда Тулл встал рядом с ним на платформе. Вар окинул его взглядом с головы до ног и остался доволен. Центурион был тверд и надежен, как бастионы лагеря. А также мужественен и храбр – свидетельством чему служили украшавшие грудь фалеры и серебряные браслеты на руках.

– Я прочел твой отчет, центурион.

– Понятно, – уклончиво ответил Тулл.

– И, разумеется, отчет Туберона. Трибун обвинил тебя в том, что накануне ты перепил и на следующий день был не способен выполнять свои обязанности. По его словам, если б ты быстрее отреагировал на его приказ, жертв было бы гораздо меньше. – Вар на мгновение умолк, после чего задал главный вопрос: – Насколько обоснованно его обвинение?

– Не отрицаю, я накануне выпил. Нас пригласил на ужин префект Цедиций. Если не ошибаюсь, ты знаком с ним лично.

– Верно. Прекрасный офицер.

– А также большой любитель вина.

Вар кашлянул.

– Не стану спорить.

Тулл, похоже, остался доволен его ответом.

– Тем не менее я не скажу, что был не способен выполнять свои обязанности. До происшествия с узипетами все шло гладко. Что подтвердят и другие центурионы.

Вар уже поговорил с офицерами, участниками злополучного патруля, но не стал упоминать об этом в разговоре с Туллом. И уж тем более – того, что их показания совпали с показаниями центуриона. Кто поручится, что эти офицеры говорят правду? Вдруг они просто покрывают своего любимого начальника?

– Туберон тоже ужинал с тобой у Цедиция?

– Да, а также Марциан, командующий гарнизоном в Ализо. Трибун пришел в сильное возбуждение, услышав про угонщиков скота.

– Повстречать их вживую – это ли не мечта любого юного офицера? И много он выпил?

– Не помню.

– Понятно. – Вар даже улыбнулся столь откровенной лжи. – А на следующее утро? Каково было его состояние?

– Как мне показалось, самое обычное, – взгляд Тулла был устремлен куда-то за плечо Вару.

Наместник тем временем сделал для себя ряд выводов. Туберон напился так же, как и Тулл. Однако, не имея опыта застольных возлияний, на следующий день чувствовал себя паршиво. В отличие от трибуна, центурион, с его богатым питейным опытом, наутро страдал лишь легким похмельем, не более того. Обвинения Туберона в адрес Тулла были грубой попыткой прикрыть собственную ошибку. Несмотря на обвинения в свой адрес, чреватые для него наказанием, Тулл был не готов отплатить трибуну той же монетой. Все это многое говорило о характере каждого из них. Вар отлично представил себе, как все было.

– Спасибо, центурион. Ты свободен.

До того, как прибыли вожди узипетов, наместник поставил Валу, шестерых трибунов Восемнадцатого легиона и примипила рядом со входом в алтарь. Тулл и другие центурионы выстроились перед возвышением. Почти два десятка старших офицеров при полных регалиях застыли под сенью статуи Августа. Один их вид был призван внушить варварам страх и трепет.

Еще полцентурии легионеров Первой когорты выстроились вдоль стен зала. В алтаре поблескивали штандарты. Вар остался доволен. Битвы часто выигрывает тот генерал, который лично выбрал поле сражения и обратил себе на пользу его особенности. Здесь он достиг и того, и другого. Теперь ему осталось лишь задействовать силу – в данном случае сло́ва. И если Туберон поведет себя осмотрительно, то победа им обеспечена.

Спустя несколько минут дежурный опцион привел в зал делегацию узипетов и… Арминия. Со стороны вождя херусков это было верхом дерзости. Но нет, этот наглец зашагал дальше, прямо к офицерам Вара.

– Спасибо, что пригласил нас к себе, наместник.

Вару ничего не оставалось, как ответить на его приветствие.

– Узипеты недовольны, – тихо произнес на латыни Арминий.

– Я сделаю все для того, чтобы они успокоились, – огрызнулся Вар. – Для этого и существует римское правосудие.

Их разговор на этом прекратился – опцион счел нужным официально представить пришедших вождей. Арминий отошел и встал рядом с ними. Вар попытался сдержать гнев.

– Добро пожаловать в Ветеру, – произнес он. – Мое имя Публий Квинтилий Вар. Я – наместник императора в провинции Германия. – Заметив пустые взгляды большинства пришедших, он спросил: – Среди вас кто-то говорит на латыни?

Лишь два человека кивнули.

– Я могу переводить, – сказал тот, что стоял ближе – худой как щепка, с гривой рыжих волос.

– Если нужно, я тоже, – вызвался Арминий. – С германского на латынь и обратно.

Внутри у Вара заклокотало. Он открыл было рот, чтобы приструнить Арминия – мол, веди себя как подобает римскому гражданину. Но со стороны это выглядело бы некрасиво, и он просто улыбнулся.

– Если нужно. Пока же давайте для начала выслушаем, что нам скажут вожди.

Как только его слова были переведены, узипеты закричали наперебой.

Вар не зря провел в Германии уже несколько лет. Его ухо уловило некоторые слова. Например, такие слова, как «невинный» и «убийство», повторялись раз за разом, а также разнообразные ругательства. Он был рад, когда рыжеволосый утихомирил своих соплеменников.

– Я буду говорить за всех нас, наместник, – заявил он.

Вар благосклонно кивнул, сделав вид, что не расслышал оскорблений.

– Начинай.

Рыжеволосый спокойным тоном объяснил, что, мол, двадцати молодым узипетам, жившим рядом с римской дорогой, было поручено перегнать отцовский скот на новое пастбище.

– Перегнать стадо на пару миль – дело несложное. Перегонщикам платят ячменным пивом, так что желающих всегда много.

Увы, продолжал рыжеволосый вождь, приятная летняя прогулка превратилась в кровопролитие, в резню, когда внезапно к ним подъехал римский офицер – он в упор посмотрел на Туберона – и принялся кричать на пастухов на латыни. Они же, кроме собственного языка, других языков не знали.

Тогда римский офицер без предупреждения подъехал к ближайшему юноше и зарубил его мечом. Несколько парней в ответ метнули в римлянина копья, вынудив его отступить, а сами в панике бросились наутек. Римские солдаты и конные воины бросились за ними вдогонку.

– Еще трое были убиты или получили сильные раны, от которых вскоре скончались. Если б не вмешательство центуриона с мозгами, одному Донару ведомо, сколько еще невинных парней погибли бы, – заявил рыжеволосый под сдержанное рычание своих спутников. – Это возмутительно! Узипеты долгие годы жили с Римом в мире и согласии. Мы продаем наши товары и наш скот вашим торговцам, а вскоре нам предстоит заплатить налоги. Мы не доставляем империи неприятностей. И за это четверо наших юношей безвинно убиты?

– Убийцу следует покарать! – выкрикнул с сильным акцентом на латыни один из вождей. Его поддержал дружный хор голосов.

– Выдайте его нам, и мы свершим над ним правосудие! – потребовал другой.

Арминий промолчал, однако взгляд его скользил от Вара к испуганному Туберону, затем к узипетам и снова к наместнику.

Наместник поднял руки, призывая к тишине.

– Спасибо за твой рассказ, – сказал он рыжеволосому. – Я также прочел отчеты двух моих старших офицеров, которые там были, и сделал для себя ряд выводов. Причиной недоразумения стало то, что офицер, о котором идет речь, был уверен, что эти молодые люди – угонщики скота. Напав на них, он пытался остановить преступников, похитителей чужого имущества. – Проигнорировав недоумение на лице рыжеволосого, Вар продолжал: – Их агрессивная реакция на его вопросы лишь утвердила трибуна во мнении, что перед ним угонщики скота. После того как его первая попытка остановить их потерпела неудачу, он вызвал себе на подмогу солдат. К сожалению, прежде чем стало ясно, что это не тенктеры, еще несколько так называемых воров были убиты и ранены. В свете этого прискорбного инцидента я хотел бы выразить мое соболезнование семьям убитых и предложить им щедрую денежную компенсацию. – Вар умолк, давая возможность перевести его слова.

Как только узипеты его поняли, зал взорвался их возмущенными возгласами. Хотя варварам хватило ума не хвататься за оружие, что, однако, не мешало им плеваться, потрясать кулаками и выкрикивать проклятия – как в адрес Вара, так и Туберона.

Вар с каменным лицом дождался, пока они более-менее угомонятся.

– Твои спутники недовольны?

Рыжеволосый покачал головой.

– Это не то правосудие, которого мы ждали, наместник. Произошло хладнокровное убийство, и убийца должен понести наказание!

– И он его понесет, – ответил Вар, с удовлетворением отметив про себя тревогу на лице Туберона. Поделом этому сопляку. – Я лично прослежу за этим.

– Передай его нам.

– Вы же знаете, что это невозможно. Он – римский патриций и имеет высокое воинское звание.

– Это твое последнее слово?

– Да, – холодно ответил Вар.

– То есть для римлян – один закон, для остальных – другой, – с видимым презрением произнес рыжеволосый, после чего перевел слова Вара своим спутникам. Те дружно выразили свое возмущение. Узипет повернулся к наместнику: – И сколько ты предлагаешь за жизнь каждого из них?

Прежде чем тот ответил, вперед шагнул Арминий.

– Думаю, две тысячи денариев за каждого убитого – это достойная компенсация.

Застигнутый врасплох, Вар дождался, когда рыжеволосый назовет сумму. Услышав ее, вожди пришли в возбуждение. Вару показалось, что кто-то сказал: «Разве от таких денег отказываются?» Он облегченно вздохнул – похоже, дело кончилось миром. Однако через секунд десять рыжеволосый заявил:

– Мои спутники все еще недовольны, однако они согласны принять по две тысячи денариев за каждого убитого. Но с одним условием. Ты должен пообещать, что подобное никогда не повторится.

Вар улыбнулся хитрой улыбкой политика, знающего цену таким обещаниям.

– Я даю вам слово как наместник Германии, что все законопослушные узипеты могут и дальше жить в мире и спокойствии. Я тотчас же велю выдать вам деньги, чтобы вы могли увезти их с собой.

– Да будет так, – ответил рыжеволосый и холодно кивнул.

Пока узипеты совещались, Вар обратился к Вале.

– Отпусти офицеров, но пока варвары не уедут, оставь на часах солдат. – Сказав это, он окликнул Арминия, который разговаривал с рыжеволосым и другими вождями. – Можно тебя на минутку?

Офицер ауксилариев подошел к нему.

– Вполне удовлетворительный результат, не правда ли? – спросил он с улыбкой.

– Ты какой головой думал? – прошипел в ответ Вар.

– Ты о чем? – изобразил Арминий оскорбленную невинность.

– Ты прибыл вместе с узипетами. Что они после этого подумают? Ты ведь римский гражданин и наш союзник! Ты представитель всаднического сословия!

– Прими мои извинения, наместник. Это вышло случайно. Уверяю тебя, я опаздывал, и так получилось, что я встретил их на крыльце. Мы разговорились. Вожди опасались входить. Им казалось, что здесь они никогда не дождутся справедливости. Я вызвался сопроводить их внутрь. Более того, сказал им, что ты – честный и справедливый человек, чьему слову можно верить.

– А кто дал тебе право предлагать две тысячи денариев за каждого убитого? – рявкнул Вар. – Это же сущее вымогательство!

Арминий склонил голову.

– Прости мне мою поспешность, наместник. Но я хотел, чтобы узипеты поняли, что им оказано уважение. Они с самого начала, еще до прихода сюда, подозревали, что ты не выдашь им Туберона. Их уязвленную гордость нужно было каким-то образом успокоить, и единственным способом сделать это, как мне подумалось, было предложить им щедрую сумму.

– Но она могла быть и меньше. Уверен, они согласились бы и на половину этих денег.

Арминий залился краской смущения.

– Еще раз прошу, прими мои глубочайшие извинения. Я пытался помочь. Мне же следовало молчать.

Его самоуничижение, похоже, смягчило гнев Вара. Ведь куда важнее было то, что мир – бесценный мир – удалось сохранить. А ради этого никаких денег не жалко. Наместник вздохнул.

– Ладно, давай забудем об этом.

– Спасибо тебе. – Арминий посмотрел на командира и отвел глаза. – Кстати, в дополнение к словам, могу я со своей стороны соблазнить тебя на охотничью вылазку на тот берег реки? Мой адъютант нашел отличное место, где водится огромное количество кабанов и оленей. Думаю, тебе не помешало бы на денек оторваться от бумажной работы.

Вар уже было собрался отклонить этот жест примирения, но передумал.

– Проклятье, почему бы нет?

– Отлично. Если не возражаешь, я также приглашу центуриона Тулла. Как ты смотришь на то, если мы назначим охоту на послезавтра?

– Я только за, – улыбнулся наконец Вар. – Спасибо, Арминий.

– Это тебе спасибо, наместник. Я зайду за тобой в преторий сразу, как рассветет. – С этими словами Арминий поклонился и вышел.

Между тем шумная компания узипетов вышла из зала. Вар проводил их глазами. «Эх, были бы германцы все, как Арминий, – со вздохом подумал он. – Мир был бы куда более цивилизованным, а моя жизнь – да и не только моя – куда приятнее и проще».

Глава 7

В тот вечер Пизон, Афер и Вителлий нашли в таверне лучший стол, стоявший вдоль задней стены. Прислонившись к ней спинами, они сидели, пили и наблюдали за остальными. Заведение пользовалось у легионеров популярностью главным образом потому, что его владельцем был беззубый ветеран по имени Клавдий. Его доброе отношение к служивым заходило так далеко, что он продавал солдатам вино в кредит, чего не делал ни один другой кабатчик в городе. В результате в его таверне было не протолкнуться. И какая разница, что вино было дрянное, еда – еще хуже, шлюхи – грубее, чем медвежьи задницы, а отхожие места – вонючи и грязны! Солдат знал, что здесь всегда можно выпить, даже если деньги светят ему лишь через три месяца.

Все трое участвовали в злополучном патруле и слышали о том, что Вар допрашивал Тулла, а также о требованиях узипетов. С момента прихода в таверну разговоры велись исключительно об этом. Вернее, разговаривали Афер и Вителлий, а Пизон слушал. Он уже почти вписался в контуберний, однако, когда дело касалось серьезных вопросов, предпочитал помалкивать.

– Похоже, Вар до сих пор скорее верит Туберону, чем Туллу, – изрек Афер в третий или четвертый раз и нахмурился. – Как же это дерьмово, когда верят на слово зеленому новичку, сопляку, а не заслуженному центуриону.

– Не в первый раз и не в последний, – философски заметил Вителлий.

За соседним длинным столом расположились с десяток легионеров, а значит, несмотря на гул голосов, их легко могли подслушать. И точно. К ним обернулся один солдат – его везде можно было легко узнать по кривому, не раз сломанному носу, отчего тот теперь напоминал кусок теста.

– Не берите в головы. Вар не дурак, чтобы поверить этому сопляку Туберону.

– Ты был в принципии? – спросил Пизон.

– Да, мы все были. – Он посмотрел на своих приятелей, с пеной у рта споривших о том, куда им податься потом. – Туберон до прихода узипетов пытался поговорить с Варом, но тот его послал. Зато он устроил Туллу допрос с пристрастием… кстати, он ведь ваш центурион? – Трое друзей кивнули. – Мы не слышали, что он сказал, но, похоже, Вар ему поверил.

– И на том спасибо, – ответил Вителлий, просветлев лицом, и даже поднял кубок. Пизон последовал его примеру.

Сломанный Нос протянул руку.

– Марк Ай, вторая центурия первой когорты. – В следующий миг в его руке непонятно откуда появилась видавшая виды игральная кость. – Не желаете сыграть?

– Ай! – окликнул его один из приятелей.

– Отстаньте! – рявкнул Марк.

– Только не говори потом, что я тебя не предупреждал, – сказал легионер и покосился на Афера и Пизона. – Этот парень готов поставить даже на двух мух, что кружатся над свежим дерьмом. Беда в том, что он всегда выбирает не ту.

– Отстань, – огрызнулся Ай, правда, беззлобно, и посмотрел на друзей. – Ну так как?

– Я, пожалуй, сыграю, – сказал Пизон, вытаскивая свою игральную кость. – А ты, Афер?

– Почему бы нет?

– Играем на мелкую монету, – заявил Ай, вытряхивая на стол кучу медяков.

Вителлий пошел наполнить кружки, а по возвращении присоединился к их компании. Правда, проиграв Аю несколько раз, он вышел из игры. Аферу везло чуть больше, хотя к тому моменту, когда вино закончилось, денег в его кучке было меньше, чем когда он только вступил в игру. То же самое было и с Пизоном; и все же, когда друзья предложили перейти в другую таверну, он покачал головой, заявив:

– Мне еще повезет.

– Еще как повезет, – поддакнул Ай и подмигнул.

Афер быстро посмотрел на приятелей Ая, затем на дверь. Пизон отлично понял его взгляд. Уходить отсюда лучше вместе.

– Еще шесть попыток, – сказал он. – Фортуна мне сегодня благоволит.

– Что-то я этого пока не заметил, – буркнул Афер, однако остался сидеть. Впрочем, как и Вителлий. – Но сразу после этого уходим, – строго добавил он.

– Давай увеличим ставки до пяти ассов, – сказал Ай. – Один сестерций.

Пизон не собирался идти на попятную.

– Давай. – Он подул на кости, затем бросил их на стол. – Две шестерки!

Брови Айя поползли вверх. Он тоже бросил кости, и ему выпало два и три очка.

– Забирай. – Он пододвинул к Пизону пять монеток.

Того как будто бешеная муха укусила.

– Удвоим или конец игре?

– Почему бы не удвоить? – ответил вопросом Ай. – Но на этот раз я бросаю первым. – Кости покатились по столу и остановились одна на четырех, вторая на пяти очках. – Ха!

Пизон повторил свой трюк – подышал на кости. И вновь был вознагражден – ему выпало пять и шесть очков. Ай подвинул ему два сестерция – правда, без особой радости.

– Те же ставки? – Пизон посмотрел на Афера, но тот покачал головой.

– Да, – сказал он.

К своей великой радости, Пизон выиграл, а затем и еще пару раз. Друзья отказывались поверить в его везение. Впрочем, как и Ай. Куда только подевалось его благодушие, равно как и его монеты! Теперь он смотрел на Пизона с каменным лицом.

– Что-то подсказывает мне, что ты мухлюешь, ублюдок! – взревел он. – Эти твои кости, они наверняка с изъяном.

– Неправда! – запротестовал Пизон.

– Пизон, нам пора уходить, – шепнул ему на ухо Афер.

– Всё в порядке. – Ай махнул рукой. – Еще остается последний раз.

– Ставим сестерций? – уточнил Пизон. Это все, что осталось у Ая на столе.

– Нет, конечно! – Ай вытащил свой кошель и со стуком положил на стол пару бронзовых застежек, какими обычно скрепляли на плече кольчугу. – Вот это против всех твоих монет.

Застежки были тонкой работы, изящные, но крепкие и стоили гораздо больше, чем все выигранные Пизоном деньги. Он перевернул одну, затем другую. На обеих были выгравированы инициалы Ая. Обе были собственностью Марка Ая, легионера центурии Фабриция, Первой когорты.

– Но ведь если кто-то найдет их у меня, меня тотчас обвинят, что я их украл! – запротестовал Пизон.

– Ты можешь легко зацарапать мое имя, а сверху нанести свое. Впрочем, не бери в голову, на этот раз ты проиграешь. – С этими словами Ай встряхнул кости в кулаке и бросил на стол. Его физиономия тотчас расплылась в улыбке. – Неплохо. Две четверки.

Пизон было собрался бросить свои кости, но Ай протянул ему свои.

– Попробуй эти.

Было понятно, что, откажись он, не миновать драки. Пожав плечами, Пизон взял у друга костяные кубики, потряс их в кулаке и подбросил. Первый застыл на самом краю стола – на четверке, второй упал на пол. Пизон посмотрел на Айя. Тот мерзко осклабился.

– Незачет, – заявил он.

– Незачет так незачет.

Пизон наклонился, чтобы поднять с пола второй кубик. На него смотрела шестерка. Снова взяв кубики в руки, он пару секунд покатал их в кулаке и бросил. Проследил за ними взглядом, чувствуя, как бешено бьется в груди сердце. Кости покатились через весь стол и застыли прямо у сложенных рук Ая.

– Четверка и пятерка. На моих собственных кубиках… Ну и сучка же эта Фортуна, – процедил сквозь зубы Ай.

– Да, приятель, тебе не повезло. Но кто знает, вдруг тебе повезет в следующий раз. – Пизон взял со стола застежки и последнюю монету Ая и, понимая, что пора уходить, встал. – Еще увидимся.

В течение последующей пары часов друзья бродили по городу; они набили животы жирной пищей, купленной навынос в харчевне, и выпили еще вина. Никаких признаков Ая и его дружков они не заметили, и Пизон почти забыл о них. Он бессчетное число раз рассказал свою историю и уже было начал ее снова, но у Афера от нее уже вяли уши.

– Пизон, мы ведь там были и все сами видели. Да, ты выигрывал раз за разом. Тебе, приятель, повезло, но, клянусь Гадесом, сколько можно об этом рассказывать? Ты уже прожужжал нам все уши!

– Пожалуй, – согласился Пизон с обидой в голосе. Впрочем, через десяток шагов его настроение резко улучшилось, когда они оказались под дверью одного из лучших публичных домов в городе. Вывеску над входом украшал раскрашенный член. В дверях стояла полуголая шлюха и умоляла прохожих мужчин заглянуть в заведение.

– У вас найдутся деньжата, чтобы зайти сюда? – спросил Пизон у товарищей.

– Найдутся, если за твой счет, – ответил Афер.

– Я бы тоже не отказался, – поддакнул Вителлий.

– Э, нет, друзья, даже не надейтесь, – проворчал Пизон, отворачиваясь. – Я не собираюсь тратить на вас свой выигрыш.

В шутку переругиваясь, друзья зашагали дальше по улице. Никто из троих не заметил, как из лупанария вышел Ай и несколько его дружков. Более того, узнав их спины, позвали из харчевни напротив остальных участников своей компании. И, подобно своре собак, выслеживающих кошку, крадучись двинулись следом за троицей друзей.

Пизон понял, что происходит, лишь когда шагавший чуть сзади Вителлий резко вскрикнул. В тот же самый момент откуда-то из переулка выехала груженная кирпичом телега и отрезала его и Афера от их друга.

Пытаясь прийти на помощь Вителлию – по крикам боли и проклятиям было понятно, что на него напали, – Пизон на четвереньках прополз под телегой. Увы, ему были видны лишь ноги, пинавшие лежащее на земле тело.

– Вителлий!

Вынырнув из-под телеги, Пизон схватил за икры ближайшего к нему нападавшего и повалил его на землю. Отпустив ноги первого, он проделал то же самое со вторым, а еще одному сумел врезать по яйцам. Судя по крикам, Афер тоже не ждал у моря погоды. Увы, их обидчики вскоре поняли, что происходит. Вокруг Пизона выросли четыре фигуры. При свете факелов у входа в ближайшую таверну Пизон узнал в одной из них Ая.

– Небось думал, что можно охмурить кого-то из Первой когорты? Нет, приятель, даже не рассчитывай! – крикнул Ай.

«Так вот почему ты так быстро собрал своих дружков», – подумал Пизон. Протестовать было бесполезно. Сопротивляться тоже. Но и просто так стоять он тоже не мог.

– Да пошел ты, Ай! – взревел Пизон и бросился на обидчика с кулаками. И даже успел пару раз хорошенько ему врезать, когда что-то тяжелое стукнуло его по голове.

Из глаз тотчас посыпались искры. Колени подкосились. Потом на него обрушился град ударов. Прежде чем боль затуманила сознание, его посетила мысль, что в Ализо Вителлий сумел его спасти, а здесь, в Ветере, он не смог помочь товарищу. Бедному Аферу тоже досталось, а все потому, что он, Пизон, позволил втянуть себя в игру…

Следующий удар, в солнечное сплетение, выбил у него из легких воздух. Казалось, будто все тело, от головы до ног, взорвалось болью. К горлу подкатила тошнота. Он ощутил во рту кислый привкус вина и едва не подавился рвотой. Хрясь! Это треснуло сломанное ребро. Затем кто-то встал ему на руку, и он почувствовал, как гвозди солдатской подметки порвали ему кожу. Будь Пизон в состоянии кричать, он бы закричал. Увы, без воздуха в легких он остался лежать на земле, беспомощный, словно младенец.

Затем, по неведомой причине, удары прекратились. Пизон сначала поблагодарил судьбу, но в следующий миг его охватил ужас: что, если нападавшие замыслили еще что-то более страшное?

– Что, во имя Гадеса, здесь происходит?! – взревел чей-то голос.

Пизон со стоном перекатился на бок. Все его тело пронзала боль. Приоткрыв заплывшие глаза, он попытался сфокусировать взгляд. Но ничего не увидел, кроме бесчисленных ног.

Хрясь! Это дубинка нашла свою цель. За ударом последовал сдавленный крик.

– Живо отвечай, червяк!

«Неужели Тулл?» – подумал Пизон, и в его мутном сознании промелькнула надежда.

– Всего лишь драка, центурион. Мы слегка увлеклись, вот и всё.

Хрясь! Дубинка вновь нашла свою цель. Тотчас раздался новый крик боли.

– Слегка увлеклись, говоришь? Ну-ну… Девять… нет, десять против троих. Это надо же, какие храбрецы!

Хрясь, хрясь, хрясь! И снова вопли боли.

– Живо к стене – все до одного! Вы меня слышите, вонючие недоноски?

Легионеры отошли к стене. Пизон перекатился на другой бок и увидел рядом с собой Афера. По лбу товарища стекала кровь, один глаз заплыл, однако он нашел в себе силы улыбнуться Пизону.

– Где Вителлий? – спросил тот.

Афер указал пальцем. Их друг без сознания лежал в нескольких шагах от них. Увидев, что он все же дышит, Пизон слегка успокоился. Пусть Вителлию сильно досталось в драке, но по крайней мере он жив.

– Боги небесные и подземные, как же я сразу не догадался, что это ты! – Над Пизоном, крепкий, как дуб, вырос Тулл и протянул руку. – Сможешь встать?

– Думаю, да, – ответил Пизон и, взяв руку Тулла, кое-как поднялся на дрожащих ногах. Мир тотчас завертелся колесом, и он был вынужден схватиться за плечо своего спасителя. – Извини, центурион, – пробормотал он, отпуская руку, однако тотчас едва не упал.

– Держись за меня, болван, – сказал Тулл на редкость мягко и подвел Пизона к телеге. – Прислонись к ней.

Пизон схватился за деревянную обшивку повозки, как утопающий моряк хватается в море за ветку. Афер сумел подняться на ноги без посторонней помощи. Шатаясь, он подошел к Вителлию и опустился рядом с другом на колени.

– Как он там? – спросил Тулл.

– Трудно сказать. Ясно одно – без сознания.

Центурион нахмурил брови и посмотрел на Пизона.

– Что произошло?

– Мы всего лишь несколько раз сыграли с одним из вон тех солдат в кости. Ему не понравилось, что он проиграл. – С этими словами Пизон вытащил из кошелька пару бронзовых застежек и протянул их центуриону.

– Поклянись мне, что говоришь правду.

– Клянусь родной матерью. – Центурион лишь хмыкнул, и Пизон поспешил добавить: – Разрази меня на этом месте Юпитер, если я лгу!

Тулл принялся разглядывать застежки. Пизон, ни жив ни мертв, затаил дыхание. Затем офицер подошел к легионерам. На фоне стены таверны те казались чередой темных силуэтов.

– Значит, так: солдаты, которых вы избивали, из моей центурии. У вас должны иметься веские причины для оправдания ваших действий, – произнес Тулл угрожающим тоном. – По словам моего солдата, все началось с какой-то паршивой игры в кости. Мол, один из вас слишком близко принял к сердцу утрату денег и вот этих застежек.

– Дело не в этом, – возразил один из легионеров. – Он последними словами поносил Первую когорту.

– И что именно он сказал? – рявкнул Тулл.

Последовала короткая тишина.

– Не знаю. Так нам сказал Ай, – ответил легионер.

– Который из вас Ай? – потребовал Тулл.

– Я, центурион.

– Просвети меня насчет того, что именно было сказано.

Ай тотчас выдал череду правдоподобных оскорблений, которые вполне могли быть брошены в адрес Первой когорты: мол, все ее солдаты – жополюбы, а также трусы, готовые при первой же возможности сделать ноги. И вообще, они – позор легиона.

– Я мог бы перечислять до бесконечности, – заявил Ай.

– С меня хватит, легионер, – перебил его Тулл. – А теперь скажи мне, почему три солдата должны говорить такие вещи, зная, что их в три раза меньше тех, кого они оскорбляют?

– Не могу знать, центурион. Наверное, они это спьяну.

– Спьяну, говоришь? – Тулл приблизил лицо к физиономии Ая. – Я бы поверил, иди речь о ком-то другом. Но своих солдат я знаю как свои пять пальцев. Возможно, они любители выпить, да и умом не блещут. Но они не дураки!

С этими словами он вогнал Аю в ноздри застежки, а потом вытащил снова. Ай застонал.

– На них написано: «Марк Ай из Первой когорты». Это ты?

– Да, центурион, – промычал Ай, так как пальцы Тулла все еще сжимали ему лицо.

– И ты недавно проиграл их в кости вон тому солдату? – Тулл указал на Пизона.

– Да, центурион.

– Сколько лет ты уже отслужил?

– Двенадцать, – ответил Ай.

– Я, как центурион, знаю одну вещь: если солдат, особенно ветеран, ставит на кон что-то из своего снаряжения, с этим солдатом что-то не так. Внутренний голос подсказывает мне, что ты и есть такой солдат. – Ай не ответил, и тогда Тулл проревел: – Я прав?

– Я всего лишь хотел получить назад свои деньги, – пролепетал Ай. – И эти застежки.

– Я так и думал, – рявкнул Тулл. Подойдя ближе к факелам, он извлек вощеную табличку и стило. – Подходите ко мне по одному. Мне нужны имена, особые приметы, номер центурии и имя вашего центуриона.

Пизон с приятным злорадством наблюдал за тем, как десять легионеров по очереди подходят к Туллу, называют свое имя, показывают родинки, татуировки и шрамы, которые не дадут спутать их с кем-то другим. Никто не осмелился спросить, какое наказание их ждет. Закончив с ними, центурион посмотрел на Афера.

– Как Вителлий?

– Пришел в себя, – последовал ответ. – Говорит, что чувствует себя сносно.

Пизон был готов поклясться, что на лице Тулла промелькнуло облегчение.

– Вам, опарыши, крупно повезло, что он очнулся, – крикнул он Аю и остальным. – А теперь пошли прочь. Центурион Фабриций займется вами утром. – Раздав жезлом еще несколько ударов, он прогнал прочь Ая и его дружков. Пизон же с удовлетворением отметил, что тот, кому он врезал по яйцам, идет довольно странной походкой. Увы, его хорошее настроение длилось недолго, пока Тулл не убедился в том, что полученные ими травмы несерьезны. После чего центурион устроил им хорошую головомойку.

– Какой болван ввязывается играть в кости с солдатом, за которым стоит полцентурии? Ни один из моих легионеров не имеет права ввязываться в уличные потасовки. Неужели вы готовы пасть так низко?

Пизон и оба его товарища молча выслушали тираду Тулла. Они не стали жаловаться, когда тот на месяц запретил им покидать лагерь, добавив к этому наказанию чистку отхожих мест, а также пообещал дополнительные учебные марши, как только лекарь сочтет их здоровыми. Наконец Тулл выговорился и в упор посмотрел на каждого из троих. Все трое нехотя ответили на его взгляд.

– Долой с моих глаз! – приказал Тулл. – Марш в казармы!

Поддерживая под мышки Вителлия, Пизон и Афер двинулись в обход повозки. Испуганный погонщик, все это время наблюдавший с безопасного расстояния, робко направился к своим волам.

– Пизон!

Легионер оглянулся.

– Скажи, стоит твой выигрыш всего этого? – спросил Тулл.

У Пизона болела каждая косточка. Наверное, то же самое сказали бы о себе и его друзья, особенно Вителлий.

– Нет, центурион.

– В следующий раз, прежде чем кидать кости, дважды подумай. Может, в Первой когорте они и впрямь сукины дети, но кулаки у них пудовые.

– Верно, центурион. Мы благодарны тебе, что ты выручил нас.

Афер и Вителлием присоединились к его словам.

– Считайте, что вам повезло, – ответил Тулл и, к великому изумлению Пизона, с усмешкой вручил ему бронзовые застежки. – После такой драки было бы глупо расставаться с выигрышем.

Глава 8

Тулл и остальные участники охоты покинули Ветеру с первыми же лучами солнца. Все были рады ясному небу, свежему ветерку и каплям росы на придорожной траве. Вар был одет просто, как и Тулл: светлая туника и крепкие, подбитые гвоздями сандалии. На поясе вместо меча кинжал. Человек, не знающий его лично, никогда не узнал бы в нем самое главное лицо всей провинции, подумал Тулл. Он заподозрил, что Вару самому это нравилось. Как и центурион, наместник был рад хотя бы на денек вырваться из удушающей армейской рутины. Сегодня можно будет забыть про бумажки и строевую подготовку, разгильдяев-солдат, напыщенных квартирмейстеров и наглых выскочек вроде Туберона…

Арминий прихватил с собой Мело и еще десяток воинов; двое из них управляли телегой, на которой стояли клетки с шестью охотничьими псами. По настоянию Валы Вар на всякий случай захватил центурию легионеров. Даже в гражданском платье преследовать по лесам кабана не так-то легко, подумал Тулл, что же тогда говорить про воинов в полном боевом снаряжении, с копьями и щитами? Впрочем, он не имел ничего против мер безопасности. Да, Арминий – союзник Рима и пользуется высоким доверием, но Тулл его плохо знал. Да и не в Арминии дело. На восточном берегу Ренуса было немало тех, кто видел в наместнике Варе если не врага, то угнетателя.

Сопровождаемые легионерами и воинами-германцами, Арминий и Мело привели Вара и Тулла в лесистую местность примерно в восьми милях от моста через Ренус. Центурион знал ее неплохо, но лишь на глазок. Ему много раз случалось проезжать через здешние леса по пути в Ализо, однако ни разу не было причины съехать с дороги. Если честно, Тулл всегда воспринимал лес как возможную засаду. Будь на то его воля, он вырубил бы деревья, росшие у самой дороги, и тем самым уменьшил бы вероятность нападения на ничего не подозревающих дозорных. Но эта местность, по словам легата, была «безопасной», и центурион давно прекратил высказывать свои сомнения. Однако, несмотря на приподнятое настроение участников охоты, предвкушавших хорошую добычу, в душе Тулла шевельнулось дурное предчувствие.

– Скажи, а почему эти деревья не срубили на дрова, а на их месте не сделали выпас? – спросил он у Арминия. – Ведь мы только что миновали деревню.

– Узипеты считают, что это навлечет на них гнев богов, – ответил Арминий и потрогал на шее амулет в виде небольшого молота. – Эта местность посвящена Донару, богу-громовержцу.

Тулл заметил его жест.

– Ты ему поклоняешься?

Взор Арминия потемнел.

– Да. А какому богу поклоняешься ты?

– Отдельно – никакому. Хотя я воздаю дань уважения Юпитеру, Марсу и Митре. Но не жду, что кто-то из них станет беречь меня от бед. Не полагаюсь я и на Фортуну. Иное дело – мои солдаты и вот это. – Тулл похлопал по гладию, висевшему у него на поясе.

– Разумно. – Даже если Арминий и счел странным, что Тулл взял с собой на охоту меч, вслух он этого не сказал. – А ты, наместник?

– Я считаю, что боги незримо присутствуют вокруг нас, но не любят общаться с нами. Так что лично я предпочитаю общаться с теми, кого вижу своими глазами, – ответил Вар.

– Если эта местность принадлежит Донару, разумно ли здесь охотиться? – спросил Тулл.

– Если мы войдем в лес с сердцами, полными уважения, и преподнесем Донару часть нашей добычи, бог грома останется доволен. Так мне всегда говорили наши жрецы.

Мело что-то невнятно пробормотал на местном наречии. Заподозрив неладное, Тулл вопросительно посмотрел на Арминия.

– Мело сказал, что нам – и в особенности вам, римлянам, – лучше не входить в священную рощу, – с улыбкой продолжил Арминий.

– Отлично его понимаю, – отозвался Вар. – У меня нет ни малейшего желания гневить вашего бога, Арминий. Будем надеяться, что добыча попадется нам вдали от вашей рощи.

– Странно, но даже дикие животные обходят ее стороной.

– Наверное, причиной тому запах крови, – предположил Мело уже на латыни. Они с Арминием переглянулись. Интересно, что означает этот взгляд? Дурное предчувствие Тулла усилилось.

– Откуда мы начнем?

– Это хорошее место, – ответил Мело. – Я уже видел здесь следы кабана и оленя.

Они спешились и увели лошадей с дороги. Легионеры остановились в ожидании дальнейших приказов. Последней подкатила повозка с собачьими клетками. Как только колеса перестали крутиться, из клеток донесся заливистый собачий лай. Выпрыгнув из клеток, собаки принялись скакать, не давая псарям надеть на себя ошейники. Кстати, псы были двух пород. Три высоких, поджарых, с серой лохматой шерстью – эти хороши, чтобы гнать оленя, и три коренастых, коротколапых и широкомордых, с массивными челюстями – эти предназначались для охоты на кабанов.

– Смотрю, они рвутся в бой даже сильнее, чем мы, – с улыбкой произнес Вар.

– Ты прав, наместник, – мысль о предстоящей охоте наполнила Тулла волнением. Он еще раз окинул взглядом деревья, но ничего не увидел. «Здесь никого нет, – сказал он себе. – К тому же с нами целая центурия легионеров. Успокойся. Получай удовольствие от охоты».

– А что нам делать с солдатами? – спросил он у Вара.

– Я сказал Вале, что в лесу от них никакого толку, но он не стал меня слушать. Мол, «тебе, как наместнику, положена охрана» – так он заявил… – Вар ненадолго задумался. – Думаю, мы оставим их здесь и заберем, когда вернемся.

Легкомыслие Вара повергло Тулла в недоумение. Невольно вспомнились слова Цедиция: «Ожидай неожиданного и всегда будь готов сражаться». У Арминия с собой был лишь десяток воинов. Да и те германцы, а не римляне, подумал Тулл. На их верность нельзя полностью полагаться.

– Извини, Вар, но я согласен с Валой. Мы должны взять с собой хотя бы нескольких.

– А что может случиться? – нахмурился тот. – До Ветеры рукой подать. Да и воины Арминия тоже с нами.

– У тебя нет причин для беспокойства, Тулл, – заметил Арминий.

– Ты неправильно меня понял. Я лишь сказал, что было бы неплохо, вот и всё, – с улыбкой произнес центурион, показывая, что настроен мирно, а про себя подумал: «Может, ты и союзник Рима, но я предпочел бы иметь у себя за спиной моих солдат, и уж тем более иметь их за спиной самого главного человека в Германии».

Найдя тень под ветвями массивного бука, Тулл остановился.

– Не хочешь пить? – Скинув с плеч один из двух мехов с водой, он предложил его Вару.

– Мое горло пересохло, как русло речки в Иудее. – Наместник вытер лоб рукавом туники, принял у Тулла мех и, сделав долгий глоток, поморщился. – Вкус старой промасленной кожи… Как же без него? Я словно в военном походе.

– Согласен, приятного мало, но это лучше…

– …чем ничего, – с улыбкой закончил его мысль Вар. – Знаю.

Увидев их, Арминий тоже остановился.

– Я не ожидал, что будет так жарко. – Он прихлопнул на себе муху, одну из нахального роя, жужжавшего в душном воздухе; назойливые насекомые так и норовили укусить. – Боюсь, что это не самый лучший день для охоты на кабана.

– Ерунда, – возразил Вар. – По крайней мере здесь никаких табличек и свитков, никаких писарей с их срочными просьбами. Здесь я сам себе хозяин. А это, скажу я вам, не купишь ни за какие деньги.

– А ты что скажешь, Тулл? – поинтересовался Арминий, чем застал центуриона врасплох.

– Я? – Он наблюдал за тем, как к ним приближались полтора десятка солдат, взмокших от пота, с багровыми от жары лицами. Прошли они не больше двух миль, но по их виду могло показаться, что и все десять.

– Как ты себя чувствуешь? – уточнил Арминий.

– Лучше, чем эти бедолаги. – Тулл указал на легионеров и добавил: – Я буду доволен, если в конце дня мы вернемся не с пустыми руками.

– Вдруг Донар против того, чтобы наша охота была удачной? – предположил Вар. – Тебе такая мысль не приходила в голову, Арминий?

– Он вознаградит нас, если мы проявим усердие. Лучшее место для охоты на кабана трудно найти: – Арминий указал на поваленное дерево. Его корявый ствол сплошь порос грибами. – Кабаны обожают рыть землю вокруг поваленных деревьев, выискивая насекомых и червей. Недалеко отсюда есть ручей, а рядом с ним – болотце. В жаркую погоду кабаны обожают валяться там в грязи. Но даже если мы не найдем кабана, то точно увидим оленя.

– Да, не хотелось бы уходить без добычи. Мой желудок уже прирос к хребту, – пожаловался Вар.

Арминий порылся в сумке на поясе.

– На! – сказал он, протягивая какую-то темную полоску.

Наместник подозрительно посмотрел на нее.

– Что это?

– Вяленая медвежатина.

– В этой жизни все когда-то бывает впервые, – сказал Вар, кладя мясо в рот. Тулл, которому доводилось пробовать этот «деликатес», с улыбкой наблюдал за наместником. Тот продолжал жевать. – Как хорошо, что я еще не растерял зубы… Она жесткая, как подметка, – произнес Вар, наконец проглотив кусок. – Впрочем, очень даже вкусно. Ты убил этого медведя сам?

– Сам, – ответил Арминий и копьем изобразил, как это было. – Зверь попался еще тот! Прежде чем я его одолел, он порвал четырех моих псов.

– Прими мое уважение. Медведи – грозные противники, – ответил Вар. – Я пока не убил ни одного и не уверен, что когда-нибудь рискну это сделать.

– Твое храброе сердце и крепкая рука наверняка принесли бы тебе победу, – заявил Арминий.

Похоже, наместник был польщен, а вот у Тулла этот комплимент оставил неприятный осадок. Этот Арминий – прирожденный льстец. Некоторые бы даже сказали, жополиз.

Буууу! Бууууу!

Еда, питье и досужие разговоры были мгновенно забыты. Все трое повернулись туда, откуда доносились звуки охотничьих рожков.

– Они кого-то заметили, – объявил Арминий. – Лучше поторопиться, если мы не хотим упустить зверя.

– Следуйте за нами, – велел Тулл ближайшему к нему легионеру. Тот послушно кивнул.

Их троица быстро оторвалась от взмыленных солдат, и центурион снова начал опасаться засады. Тотчас вспомнился недавний случай с узипетами. Кто поручится, что из-за вон тех дубов или вон того массивного бука не выскочит с десяток вооруженных до зубов варваров? Им с Арминием от них не отбиться. И кто тогда защитит Вара? Никто. Тулл постарался выбросить из головы кровавые картины. «Узипетов здесь нет, – напомнил он себе. – Успокойся».

Приминая подметками зеленые побеги, все трое торопливо бросились вперед на звуки охотничьих рожков.

Буууу! Бууууу! Бууууу!

Арминий, как самый молодой и крепкий, тотчас вырвался вперед. Тулл же, наоборот, отстал, чтобы идти последним. Так ему было легче держать в поле зрения Вара. А наместник пусть задает шаг. Они спустились с покатого берега, перешли высохшее русло и оказались на другом берегу, поросшем дубами и буками. Кончик копья в руках Тулла задел низко висящие ветки, больно вывернув ему запястье. Центурион выругался. Времени проверить, нет ли вывиха, у него не было: Арминий крикнул, что они уже совсем близко. Тулл втянул голову в плечи, чтобы его не стукнуло веткой, отскочившей от шагавшего перед ним Вара. Увы, он не заметил, что за ней – еще одна, длинная и пружинистая. Ее колючки расцарапали ему всю щеку. Выйдя из кустарника, центурион потрогал лицо. Пальцы были красными от крови. Но он не сбавил шага.

Шагов через триста Арминий остановился, чтобы сориентироваться. Несмотря на визг и лай, доносившиеся из леса, Тулл был рад этой короткой передышке. Зной и царившая в лесу духота утомили его больше, чем он был готов в том признаться. Вар, который до этого держался стойко, похоже, обессилел еще больше. По красному лицу наместника градом катился пот, грудь вздымалась и опускалась, словно кузнечные мехи, которыми пытаются оживить угасший огонь.

– С тобой все в порядке, Вар?

– Да… только вот отдышусь.

Тулл, сделав насколько шагов, вернулся назад в лес. Сопровождавших их солдат нигде не было видно, что, впрочем, неудивительно. Поймав себя на том, что держит рукоятку меча, центурион разжал пальцы и вернулся к Вару и Арминию. Не надо, чтобы они заметили его тревогу.

Рядом с Арминием вырос Мело.

– Это кабан. Огромный самец, – объявил он. – Собаки нагнали его, но он убежал. Вам надо поторопиться, если вы хотите убить добычу.

Оба херуска посмотрели на Вара, но тот махнул рукой.

– Идите вперед. Я следом за вами.

– Идите на лай, – сказал Арминий и с довольной улыбкой пошел вслед за Мело. Вскоре их темная одежда слилась с деревьями, и они исчезли из вида.

– Где легионеры? – спросил Вар, как будто уловив тревогу Тулла.

– Идут следом. Думаю, вскоре они нас догонят, – ответил тот, хотя не был в этом уверен.

– Вот уж не ожидал, что охота окажется таким тяжким делом, – признался наместник, вытирая со лба пот. – Мне явно не хватает физической подготовки. Просиживая за столом днями, недолго зарасти жирком… Ладно, пойдем, а не то вернемся с пустыми руками. Иди первым. Я за тобой.

Все произошло быстро. Чем ближе они подходили, тем все громче становилась какофония криков, лая и визга, пока от нее не заболели уши. Сквозь деревья Туллу было видно, как собаки с лаем носятся туда-сюда.

– Осторожнее, Вар! – сказал он. – Кабан может побежать в нашу сторону.

– Поберегись! – раздался голос Арминия.

Тулл и Вар расступились. Взгляды обоих были устремлены вперед. Секунд через пять из-за деревьев выскочил кабан. Он летел с такой скоростью, что напоминал размытое пятно. Огромный, с горбом между лопатками, покрытый густой шерстью, он был размером с небольшую телегу, однако бежал между деревьями быстрее, чем какой-нибудь атлет. Судя по клыкам, торчащим из слюнявого рта, это был самец. Заливаясь лаем и пытаясь укусить его за ноги, вслед за кабаном выскочили три гончих пса.

Тулл невольно рассмеялся. Кабан пробежит в пятидесяти шагах от них, но если не сбавит скорость, с тем же успехом их может разделять целая миля. Центурион отлично владел копьем, но метнуть тяжелое оружие и попасть с такого расстояния в бегущую цель сложно. Кабан нырнет в лес, и тогда погоню придется начать сначала.

Увы, он не учел собак, как, впрочем, и Вара, который внезапно ощутил прилив энергии. Одному псу удалось впиться зубами в заднюю ногу кабана. Тот был вынужден притормозить. Увидев это, Вар бросился вперед с копьем наготове. Тулл растерянно заморгал, однако бросился следом. В бою, если зазевался, считай, что пропал.

Разъяренный кабан развернулся на своего обидчика. Длинный клык нашел свою цель. Пес взвизгнул и ослабил хватку. Однако прежде чем кабан успел броситься наутек, ему в загривок вцепился другой пес. Лес огласился пронзительным визгом. Кабан снова развернулся, целясь клыком второму псу в голову и шею. Во все стороны полетели брызги крови. Увы, вместо того чтобы отпустить кабана, пес еще крепче сжал челюсти. Именно этого момента ждали два других пса. Как по команде, они бросились вперед и впились зубами в те части кабана, которые попались им первыми.

Тулла от этого визжащего клубка отделяло еще шагов пятнадцать, а вот Вар уже был тут как тут. Размахнувшись, он пронзил кабана копьем. Целился Вар или действовал наугад, этого Тулл не знал, однако копье впилось кабану в шею, не задев ни одного из псов. Кабан дернулся и мотнул головой, пытаясь спастись бегством, и едва не вырвал копье из рук Вара, но тот крепко сжимал его. Тулл подошел ближе и занял позицию в нескольких шагах от раненого кабана. Улучив удобный момент, центурион вонзил в зверя свое копье. В отличие от Вара, он проткнул кабану брюхо. Пронзенный двумя копьями, кабан пронзительно завизжал, однако нашел в себе силы сопротивляться. Мотнув головой, он клыками распорол брюхо одному псу; тот с визгом отскочил. Кабан же переключил внимание на его двоих собратьев. Видя это, Вар еще глубже вогнал в шею кабана копье и крикнул Туллу сделать то же самое. Тот последовал примеру наместника и вогнал копье так глубоко, что оно того гляди должно было вылезти с другого бока. Одновременно он оказался совсем рядом с кабаном и его окровавленными клыками – ближе, чем ему самому хотелось. Запах пота и крови подкатил к горлу. Если кабан обломает хотя бы одно из копий, подумал Тулл, дело может принять скверный оборот.

В следующий миг в кабана впилось третье копье. Это к ним подоспел Арминий. Тулл облегченно выдохнул. Даже с тремя копьями в теле и двумя впившимися в него мертвой хваткой псами кабан все еще был жив. Он испустил дух лишь тогда, когда ему в грудную клетку впился кинжал Вара. Из пасти кабана вырвался фонтан алой крови, а сам он дернулся и затих.

Мертвый кабан оказался слишком тяжел. Все трое охотников дружно выпустили из рук копья. Кабан рухнул на землю. Лица всех троих постепенно расплылись в довольных улыбках.

– Отличная работа, Вар, – произнес Тулл.

– Так это ты первым нанес ему удар? – уточнил Арминий и отдал салют. – Поздравляю, наместник. Он весит как три человека вместе взятые.

– Его остановил не я, а вон то несчастное животное. – Вар указал на пса с распоротым животом; Мело прикончил пса, чтобы тот не мучился.

– И все же, чтобы пойти с копьем на такого великана, нужна храбрость, и немалая, тем более не дожидаясь, когда подоспеет другой охотник, – сказал Арминий, после чего произнес несколько слов на германском наречии. Тулл различил слова «первым обагрил свое копье». Подоспевшие воины одобрительно заулюлюкали. Арминий вытащил охотничий нож и с криком: «Да здравствует Вар!» – воздел его к небу.

– Вар! Вар! Вар! – разразились ликующими возгласами остальные германцы.

Тулл, позабыв про узипетов, присоединился к всеобщему ликованию. Вар пользовался славой храбреца, на счету которого имелось немало побед, и это была очередная. «Наместник действительно всем нам пример, – подумал Тулл, – так что поздравления Арминия, по всей видимости, вполне искренни». И все же кое-какие сомнения в отношении германца у Тулла остались. Жизнь научила его, что те, кто упорно пытается втереться к кому-то в доверие, как правило, преследуют собственные цели.

Какие же цели преследует Арминий?

Между тем солнце клонилось к закату, и, когда они подошли к берегам Ренуса, изнуряющий зной ослаб. Возле дороги, с удочками в руках и нанизанным на веревку уловом, стояли мальчишки, провожая взглядами шагавших мимо солдат. Тощие щенки возле их ног пронзительно тявкали. У небольшого прилавка с овощами сидела старуха и на ломаной латыни выкрикивала, что ее товар – самый лучший в Германии.

Как и утром, на обратном пути Тулл ехал впереди вместе с Варом, Арминием и Мело. Вернувшись из леса к повозке, они только и делали, что прикладывались к мехам с вином, так что центурион порядком захмелел. Что неудивительно, если учесть, что он весь день не ел, кроме полоски сушеной медвежатины, которой его угостил Арминий. Во время же пребывания в лесу с него сошло семь потов. Будь Тулл одним из тех несчастных легионеров, которые сопровождали их, или одним из воинов, что тащили выпотрошенную кабанью тушу к дороге, он точно не дотянул бы до конца дня. Да, что ни говори, а годы берут свое. «Живо прекрати, – мысленно осадил Тулл самого себя. – Такой день, как сегодня, был бы не по плечу твоим зеленым новобранцам».

– Тулл!

Он заставил себя повернуться к Вару:

– Слушаю тебя, наместник.

– Сегодня вечером жду тебя на ужин. Там будут также Арминий и Мело.

– Сочту за честь.

– Мне нужно общество. Арминий говорит, что поскольку я вогнал копье в кабана первым, то должен съесть одно его яйцо.

Тулл вопросительно посмотрел на херуска.

– Таков наш обычай, – лукаво улыбнулся тот. – Самый храбрый воин должен отведать самую храбрую часть убитого им кабана.

– На вашу долю тоже хватит, – ответил Вар, также с улыбкой. – Но честь съесть второе яйцо принадлежит Туллу.

Центурион – а он как раз приложился к меху с вином – с омерзением сплюнул. Арминий закинул голову и расхохотался.

– Господин наместник… – пролепетал Тулл заплетающимся языком.

– Не волнуйся, у меня много хорошего вина. Тебе будет чем запить, – успокоил его Вар.

– Как тот, кто пригласил нас сегодня на охоту, ты тоже должен отведать моего, – заявил Тулл Арминию.

– Как скажешь, – с улыбкой ответил тот.

Центурион подмигнул, довольный тем, что отплатил херуску той же монетой. На самом деле он не слишком переживал по поводу того, что ему придется жевать жесткие кабаньи яйца. Цена невысока, и он был готов заплатить ее за возможность отведать тонкие вина, которых у Вара была не одна бочка.

Увы, хорошее настроение Тулла улетучилось, стоило ему увидеть, что со стороны Ветеры им навстречу скачет всадник. Никто не носится таким галопом – только если дело срочное, а жизненный опыт подсказывал Туллу, что оно не только срочное, но и нехорошее.

– К нам скачет гонец, – сказал он Вару.

Наместник заметил гонца, и уголки его рта тоже поползли вниз.

– Мы еще на другом берегу реки, а нам уже не дают покоя… – Он выехал вперед и жестом велел всаднику остановиться.

Это действительно гонец, подумал Тулл, заметив на загривке лошади клеймо SPQR. Да, Август – их первый император, однако этот знак, наследие тех времен, когда Рим был республикой, все еще был в ходу. Гонцы на клейменных им лошадях, которых регулярно меняли на станциях, доставляли официальные депеши по всей империи. Не исключено, что депеша, которую доставил этот всадник, прибыла из Рима, от самого Августа.

Похоже, гонец был не рад тому, что его остановили.

– Мне нужен Публий Квинтилий Вар! – крикнул он.

– Он перед тобой, – сардонически произнес тот.

Гонец заметно сконфузился.

– Прими мои извинения, наместник. Я не узнал тебя.

Вар нетерпеливо махнул рукой.

– Кто отправил тебя и какие известия ты принес?

– Вала велел мне срочно тебя разыскать. Поступили донесения о том, что между этим местом и Асцибургием через реку переправился отряд узипетов. Они разорили несколько ферм и движутся на запад.

Вар грязно выругался.

– И сколько их?

– Пока непонятно. По крайней мере несколько сотен.

– Что еще?

– Вала сказал, что отправлять наши войска уже поздно. Он знал, что ты будешь возвращаться с охоты и захочешь сам решать, что с этим делать.

Передав Вале приказ созвать собрание старших офицеров, Вар отправил гонца в Ветеру, а сам с мрачной улыбкой посмотрел на Тулла.

– Похоже, узипеты остались недовольны моим решением. Мы должны показать им, что они неправы.

– Согласен, – ответил центурион с хмурым кивком.

– Больше никакого вина. Тебя это тоже касается, Арминий.

– Ты хочешь, наместник, чтобы я участвовал в ответном походе? – спросил германец.

Тулл глянул на него. Ему показалось, будто он уловил в голосе Арминия нотки недовольства. Впрочем, лицо его оставалось бесстрастным.

– Да. Как и Тулл, – ответил Вар. – Наши войска поведет Туберон. Пусть поучится у вас обоих, что такое настоящее сражение.

Глава 9

Услышав о вылазке узипетов, Арминий пришел в ярость. Ответ Вара будет один – месть. Но зачем наместнику, чтобы и он тоже участвовал в ответном походе? Узипеты – его союзники, пусть даже тайные. Узнай их вожди, что их воины пали от рук херусков или, что еще хуже, что к этому причастен он сам, то ни на какую поддержку с их стороны в будущем рассчитывать нельзя.

Будь у Арминия такая возможность, он просто уничтожил бы тот отряд мародеров. Но Вару нужны пленные, а значит, их судьба тоже в руках наместника. Легионеры поступят так, как им приказано. Единственное, что он, Арминий, может сделать, – это приказать своим воинам убить как можно больше мародеров и уповать на то, что те, кто будет взят в плен, под пытками не скажут лишнего. Увы, все это было так зыбко, так ненадежно… Ему оставалось лишь надеяться на то, что вожди узипетов не узнают о его участии в ответном походе.

С другой стороны, может, оно даже к лучшему. Крутые меры Вара раздуют пламя ненависти к Риму среди других племен. Те, кто до сих пор колебался, теперь наверняка встанут под его знамена, когда он призовет их.

Узипеты ничего не узнают, сказал себе Арминий. Он создаст союз германских племен. Его план воплотится в жизнь.

Прошел день. Арминий ехал на юг дорогой, что вела в Асцибургий. Он так долго пробыл в седле, что уже давали знать о себе ягодицы. Бо́льшая часть его воинов ускакали вперед, однако он ехал во главе римской колонны вместе с двумя турмами. Тулл со своими легионерами шагал сзади. С тех пор как они выехали из Ветеры, Арминий считал придорожные столбы. Увы, пребывая в скверном настроении, он вскоре забыл, какое расстояние они покрыли. Судя по тупой боли в ягодицах, миль десять. Местность была практически плоской на многие мили вокруг. Слева бесконечной лентой протекала река, справа раскинулись поля и время от времени виднелись фермы. Начиная отсюда придется полагаться на донесения лазутчиков. Ведь никто толком не знает, где эти узипеты.

Но стоит их обнаружить, как победа обеспечена. Пехота римлян и половина его кавалерии без особых трудов расправятся с бандой мародеров. Иное дело, чтобы узипеты не узнали, кто помог римлянам разбить их в пух и прах.

Вскоре, оставив позади своих солдат, к нему подъехал Тулл. Кстати, его солдаты произвели на Арминия хорошее впечатление: вымуштрованные, дисциплинированные, они быстро и четко выполняли приказы своих офицеров. Да и сам Тулл был образцовым центурионом, привыкшим вдохновлять подчиненных личным примером. Солдаты готовы идти за ним и в огонь, и в воду. С таким, как он, есть резон подружиться, а заодно зорко следить за ним. Тулл не понял слов Мело, которые тот пробормотал в начале охоты, зато от него не ускользнул взгляд, которым Арминий и Мело обменялись после слов о запахе крови. Похоже, центурион не доверяет мне, подумал Арминий и изобразил широкую улыбку.

– Что-то заметил? – спросил Тулл вполне дружески.

– Пока нет, но мои воины отыщут их, не успеешь ты и глазом моргнуть. Я предложил старшему трибуну, чтобы они прочесали местность, а для большей надежности разделились на две турмы. – Арминий довольно отметил, что Тулл кивнул в знак одобрения. – Им дан приказ, как только они увидят узипетов, незаметно отойти назад.

– А где трибун?

– Он настоял на том, чтобы отправиться вместе с моими воинами.

Похоже, жизнь Туберона была Туллу безразлична. Впрочем, ничего удивительного после того, что произошло во время патруля. Арминий мысленно взял это на заметку.

Какое-то время они ехали молча, затем центурион спросил:

– Как по-твоему, вожди узипетов могли дать согласие на эту авантюру?

– Если да, то они круглые идиоты, – с жаром ответил Арминий. – Такая дерзость никогда не останется безнаказанной.

– Да, за горстку воинов пострадает все их племя.

– Это точно, – ответил херуск, а про себя подумал со злостью: «Какая разница, лишь бы они остались моими союзниками».

Оба снова умолкли. Арминий заметил, как Тулл потирает шрам на левой икре.

– Старая рана?

– Да. Когда-то ногу мне проткнул меч. С тех пор она постоянно дает о себе знать. Но я регулярно ее массирую, растягиваю по утрам мышцы… В целом с ней можно жить. Одно плохо: ходить маршем, как когда-то, я больше не могу. Стоит пройти несколько миль, как возникает ощущение, будто кто-то сжал мышцу изнутри клещами.

– Это из-за шрама, – изрек Арминий.

– Лекарь говорит то же самое. С этим ничего не поделаешь, главное – не давать ему задеревенеть. – Тулл покосился на своего собеседника. – Думаю, у тебя тоже были ранения.

Арминий побарабанил пальцами по шлему.

– Мое темя украшает шрам, полученный в Иллирии. Спасибо воину с фальксом[5]. На мое счастье, его клинок был тупым и сломался при ударе о шлем.

– Фалькс – грозное оружие. Я видел, как от одного удара по черепу у солдат вытекали мозги. Не иначе как боги в тот день улыбнулись тебе.

– Донар, – ответил Арминий и потер амулет в виде молота. – После того случая я купил самый дорогой шлем, какой только смог себе позволить. Под заплетенными косами и серебряной чеканкой его бронза толщиной в полпальца.

– Представляю, как он тяжел.

– В конце долгого дня моя шея и плечи говорят мне то же самое, – отозвался Арминий. – Но я привык.

– Да, какой смысл жаловаться… Мы все тут в одной дерьмовой лодке, – пошутил Тулл.

Оба усмехнулись. «Похоже, я начинаю ему нравиться, – подумал Арминий. – Отлично».

Спустя несколько часов Туберон вернулся во главе одной турмы Арминия. Настроение у трибуна было приподнятое. Они первыми заметили узипетов в селении примерно в четырех милях отсюда.

– Я быстро отвел моих воинов назад, – заявил он. – Хотя, если честно, я едва сдержался, чтобы не поскакать в деревню и не перерезать всех дикарей.

– Ты мудро поступил, трибун, что не сделал этого, – произнес Арминий.

– Мы могли напасть на них сегодня! – воскликнул Туберон, сверкнув глазами.

«Если мы так поступим, – подумал Арминий, глядя на заходящее солнце, – кое-кто из узипетов сумеет улизнуть в сумерках. Если же они заметят, что в карательном отряде есть херуски…»

– Твое нетерпение заразительно, трибун, – сказал Арминий.

Туберон просиял.

– Так ты тоже хочешь разделаться с ними уже сегодня?

– Еще как хочу, – ответил Арминий и, помолчав, добавил: – Но, может, стоит подождать до утра? На заре твой план сработает лучше.

– Это почему же? – нахмурился трибун.

– Сегодня некоторые узипеты еще сохранили свои мозги. Дай им ночь на хорошую попойку, чтобы они затуманили их пивом, и нанеси удар рано утром. Они даже не успеют понять, что случилось, а если поймут, то слишком поздно. Это займет не больше часа.

Туберон задумчиво потер губы.

– А как же деревенские жители?

– Бо́льшая их часть уже мертвы, так что вечером или утром мы придем им на помощь – невелика разница. А вот отложив нападение на утро, ты тем самым наверняка уменьшишь число жертв с нашей стороны. Только подумай, как будет доволен Вар, узнав, что ты не только покарал узипетов, но и потерял при этом лишь горстку своих солдат.

Туберон кивнул.

– Кстати, я обратил внимание на еще одну вещь. Узипеты наверняка переправились через Ренус на лодках. Если захватить их, мы тем самым отрежем узипетам путь к отступлению. Если отправить на берег центурию, а то и две, мы…

– Я прикажу сжечь их на рассвете! – выкрикнул Туберон. – Когда наши трубы протрубят атаку.

– Отличный план, трибун, – польстил ему Арминий.

Туберон просиял, как будто план принадлежал ему с самого начала.

* * *

Отъехав на небольшое расстояние от дороги, Арминий оказался посреди ячменного поля. Как обычно, Мело ехал справа от него. Вокруг них широким полукругом ехали конные воины. Лица всех до единого были свирепы. Всеми до единого владело желание поскорее ринуться в бой.

Над полем царила ночная прохлада. Однако предутреннее небо было безоблачным, предвещая очередной знойный день. Соблюдая меры предосторожности, их отряд вышел из походного лагеря, ведя лошадей под уздцы, миновал деревню и занял боевую позицию на поле. Вскоре раздастся сигнал трубы. Ждать осталось недолго. Первые лучи солнца уже показались над верхушками орешника и диких яблонь, которыми порос правый берег.

Арминий приготовился дать своим воинам боевые приказы. И не только… Он задумчиво прикусил губу. Момент настал раньше, чем он предполагал. Даже они – воины его собственного племени – могли выдать его после того, как он обратится к ним. Если не здесь, то позже. Вся его работа, все его планы, все, о чем он мечтал, еще будучи ребенком, может пойти прахом из-за случайно брошенного словца в разговоре с каким-нибудь римлянином в Ветере…

Мело как будто почувствовал его сомнения. Подавшись вперед, вплотную к его лошади, он прошептал:

– Арминий, они верны тебе телом и душой. Ничего им не объясняй. Главное, чтобы они поняли: мародерам пощады не будет. Твои воины сделают свое дело. Тем более что особой любви между херусками и узипетами нет.

– Ты прав. – Арминий выпрямился в седле и, расправив плечи, обратился к своим соплеменникам: – Я должен кое-что вам сказать.

Воины молчали.

– Мы, херуски, может, и служим Риму, но в душе мы свободные люди. Разве не так?

– Так! – раздался дружный хор голосов.

Арминий постучал по посеребренному шлему, требуя тишины.

– Несмотря ни на что, я никогда не любил служить Риму. Мне всегда было не по душе выполнять приказы императора, особенно когда это касалось нашего племени, да и других тоже. Я тоже не хочу платить этот новый налог. Кто я такой – безликий раб в мастерской?

И снова крики согласия и поддержки.

– В жизни человека наступает момент, когда он больше не может сносить рабство.

Воины в упор смотрели на него. На лицах всех до единого читалось любопытство, смешанное с опаской.

– Не каждый охотничий пес любит своего хозяина, Арминий, но он все равно выполняет его приказы, – выкрикнул один из воинов. – И тот пес, что укусит хозяина, не должен удивляться, когда нож перережет ему горло.

– Особенно если этот пес спит рядом с хозяином, – добавил другой.

– Верно, – согласился Арминий. – Ауксилариев вроде нас, если они восстают против Рима, ждет самое суровое наказание. Но если римляне потерпят поражение, если они всего в одном сражении потеряют тысячи солдат, обещаю вам, что вы умрете в глубокой старости, и не от их рук, не на кресте и не на арене. Почему? Потому что после этого римские сукины дети не посмеют высадиться на другой берег этой проклятой реки!

Похоже, его слова понравились воинам. Но поддержать его они пока не торопились.

– Ты говоришь о восстании, Арминий, – сказал воин, приведший в пример охотничьего пса.

– Да, о простом и понятном. – Он вкратце изложил им свои планы. На этот раз многие одобрительно закивали. Воодушевленный, Арминий снова повысил голос. – Мне надоело носить на шее римское ярмо. Я говорю, что я свободен, однако делаю то, что велят мне римляне, вынужден платить их проклятый налог… Я – вождь херусков, но я служу в одном из римских легионов, убивая людей, с которыми я не ссорился. Пора изменить этот порядок. Пора снова стать хозяином самому себе. Пора восстать и сражаться. – Он медленным взглядом обвел лица своих воинов. – Вы со мной?

– Я – да! – ответил Мело и вскинул в воздух кулак.

– И я! – выкрикнул воин, говоривший об охотничьем псе и его хозяине.

Радости Арминия не было предела. Воина поддержали товарищи, стоявшие с ним рядом. В считаные мгновения, подобно лавине камней, сорвавшейся с вершины горы вслед за первым камнем, остальные воины дружно выразили Арминию свою поддержку.

Вождь вскинул руки.

– Спасибо вам, мои братья, за ваше единодушие. Но узипеты не должны нас слышать.

– Во имя Донара, почему нет? Разве мы не должны воодушевить их на борьбу с Римом? – раздался чей-то голос. Его поддержали еще несколько. Когда они угомонились, Арминий заговорил снова:

– Я бы с радостью это сделал, но на римлян мы нападем не здесь. И не сейчас. Нас слишком мало, и я хочу уничтожить не две когорты, а три легиона! Сегодняшняя битва пройдет по их плану. По возможности в живых не должно остаться ни одного узипета. – Заметив на лицах своих воинов разочарование, он продолжил: – На самом деле вожди узипетов уже согласились поддержать нас в нашей борьбе. Если они узнают, что мы убили их соплеменников, пусть даже по приказу римлян, они пошлют меня в задницу. И то если мне повезет. – В строю раздался смех, чему Арминий был рад. – Но дело не только в узипетах. К нам должны присоединиться еще несколько племен. Если узипеты пойдут на попятную, шансы привлечь на мою сторону кого-то еще утонут в болоте. И тогда все пропало.

Ответом ему стало молчание.

– Я говорю это с тяжелым сердцем, но сегодня я должен выполнить приказ Вара. Более того, мы должны постараться, чтобы ни слова о нашем участии не перелетело на тот берег. По возможности ни один участник этой мародерской вылазки узипетов не должен уйти живым.

Арминий застыл верхом на коне. От напряжения живот его скрутило узлом. Он выждал десять секунд. Затем еще десять. Никто не проронил ни слова. С суровым лицом он продолжал, не шелохнувшись, сидеть в седле.

– Поклянись, что, если сегодня мы выполним твой приказ, у нас будет возможность отомстить этим сукиным сынам римлянам! – произнес воин, говоривший про охотничьего пса. – Поклянись, что свой сегодняшний позор мы смоем их кровью!

Несколько сотен глаз сверлили Арминия взглядами. Он ощущал на себе их тяжесть. Донар, помоги мне, взмолился вождь. Одно неверное слово, оговорка – и он потеряет их всех.

– Донар свидетель, что я, Арминий, вождь херусков, торжественно клянусь, что с вашей помощью преподам римлянам урок, который они никогда не забудут. Я пролью реки их крови. Их предсмертные крики наполнят собой небеса. Тысячи римлян умрут. В том числе и Вар. Мы отберем у них штандарты с орлами и сделаем их своими, после чего принесем их старших офицеров в жертву богу грома. Узнав о том, что мы сделали, император в Риме вострепещет. Никогда больше его легионы не пройдут по нашей земле! Никогда больше они не смогут угнетать наш народ!

– Так почему бы этому не случиться уже сегодня? – спросил верный Мело. – Я последую за тобой.

– И я тоже, клянусь всеми богами, – добавил воин с байкой про охотничьего пса.

Внезапно, как будто нам ними незримо пролетел бог, воинов стало не узнать. Настороженность сменилась яростью и жаждой крови.

– Веди нас, Арминий! Я выполню твой приказ! И я! Я с тобой! – разразились они криками.

В следующий миг откуда-то с севера долетел сигнал трубы. Арминий улыбнулся. Теперь они все на его стороне.

Глава 10

Тулл стоял во главе когорты посреди поля, засеянного полбой и чечевицей. Полба росла справа от легионеров, чечевица – слева. Деревня лежала к северу отсюда, примерно в четверти мили от них. На дальнем краю поля виднелся с десяток домов под соломенными крышами. Вдоль дорожки, разделявшей два поля, бежала лиса, с опаской поглядывая на незваных гостей, зашедших в ее владения.

До этого поля когорта дошла без приключений, что навело Тулла на мысль, что узипеты перебили всех местных собак. Ведь, учуяв приближение чужих людей, те начинали заливаться лаем уже на расстоянии. Сегодня же на этом поле его солдат приветствовал лишь одинокий крик петуха.

Над крышами не поднимался дым, а это значит, что женщины не встали, чтобы сварить ячменную кашу или испечь лепешки. Как не было видно и никаких мальчишек, которые гнали бы на пастбище скот или же по двое или по трое спешили бы к реке с удочками в руках. Центурион почти не сомневался, что все обитатели деревни мертвы, а узипеты еще не проснулись после обильных вечерних возлияний пива и хмельного меда. Тулл выбросил из головы обитателей деревни. Их гибель и недальновидность глупых узипетов ему только на руку. Они очистят деревню от мародеров быстро и без лишних потерь.

Солдат он выстроил цепью шириной в шесть центурий. Промежуток между центуриями составлял тридцать шагов. Другие центурионы были опытными воинами, и все же Тулл на всякий случай еще раз проехал перед когортой, чтобы убедиться, что его легионеры готовы к атаке и что они знают, что необходимо взять как можно больше пленных. Некоторые явно нервничали. Многие молились. Это нормально. На лицах большинства застыло каменное выражение. Короткие кивки, которыми они отвечали на приветствия Тулла, служили лучшим доказательством их решимости. Он едва успел занять место справа от первой шеренги своей центурии, когда с севера, из-за деревни, донеслись звуки труб. Туберон и Болан, командир второй когорты, дали знак, что они готовы. Арминий и его ауксиларии наверняка тоже готовы. Несмотря на все свое недоверие к херускам, Тулл не сомневался, что те сделают то, что от них требуется.

Живот скрутило узлом, как то всегда бывало с ним перед битвой. Чтобы успокоить нервы, центурион вознес Марсу свою обычную молитву. «Великий Марс, держи надо мной и моими воинами свой щит. Если большинство нас останется в живых, клянусь, я принесу тебе жертву». Он давно уже усвоил, что просить бога сохранить жизнь всем его солдатам бесполезно.

– А теперь вы, – сказал он, обращаясь к двум трубачам, стоявшим с ним рядом. Те вскинули свои трубы, добавляя к звукам труб второй когорты свои пронзительные ноты. С юга донесся звук рожков Арминия.

– Обнажить мечи! Вперед ускоренным шагом! – крикнул Тулл.

Атака началась. Поле, засеянное чечевицей и полбой, так и не дав урожая, в считаные минуты было вытоптано сотнями подкованных гвоздями сандалий. Перейдя узкую дорогу, предназначенную для телег, солдаты ступили на соседнее поле, засеянное викой; увы, его постигла та же судьба. Завидев их, одинокая свинья, сбежавшая от узипетов, с визгом бросилась наутек. В деревне же до сих пор не было никакого движения. Тулл зорко следил за продвижением других центурий, однако не прилагал усилий к тому, чтобы его центурия двигалась параллельно остальным, ибо не видел в этом смысла.

Когда, дойдя до деревни, легионеры остановятся, чтобы метнуть копья, четкий строй им будет не нужен. Деревня имела неправильную и вместе с тем типичную планировку – в центре ее находилось обнесенное палисадом возвышение, вокруг которого были разбросаны прямоугольники жилых домов и ремесленных мастерских. Ни о каком строе там не могло быть и речи. С одной стороны, из-за этого Тулл сможет контролировать действия лишь ближайших к нему человек, восьми-десяти. Приказы остальной когорте, если таковые понадобятся, придется отдавать с помощью трубачей.

В сотне шагов от первого строения они наткнулись на первое мертвое тело. Судя по налипшей на сандалиях грязи и поношенной тунике, лежавший ничком на земле мужчина был жителем деревни.

Когда солдаты пробегали мимо, от красного пятна между лопатками взлетел рой потревоженных мух. После этого трупы стали попадаться на каждом шагу: мужчины, женщины, дети. Узипеты не пощадили никого: ни старых и увечных, ни домашних животных. Рядом с мертвым мальчиком лет четырех Тулл увидел щенка с размозженной головой. Он в омерзении отвернулся, но, увы, подобные жуткие сцены встречались на каждом шагу. Их было слишком много, чтобы не замечать их. Однако самая страшная участь постигла женщин. Узипетам было все равно, кто перед ними: беззубые старухи или девочки, у которых еще даже не было первых месячных. Все до одной были изнасилованы и лишь потом зверски убиты. Задранные юбки скрывали ужас, наверняка написанный на их лицах. Но зияющих ран и испачканных кровью бедер было достаточно, чтобы к горлу Тулла подкатил комок тошноты.

– Убивайте! – крикнул он, выпуская из клетки зверя мести. – Убивайте!

– Убиваем! – заревели в ответ солдаты. – Убиваем!

Они уже ворвались в деревню, когда в дверях одного из домов показался взъерошенный, заспанный узипет. Тулл со звериным рыком бросился вперед. Узипет, растерянно моргая, застыл на месте, и в следующий миг гладий Тулла пронзил ему брюхо с такой силой, что его лезвие вышло из спины. Узипет издал истошный вопль, звоном отдавшийся в ушах Тулла, и центурион выдернул меч. Обычно при ударах такой силы клинок застревал в позвоночнике. Ему крупно повезло, что меч вышел обратно довольно легко, равно как и в том, что три других узипета в доме были пьяны не меньше, чем их умирающий соплеменник.

Ворвавшись в дом, Тулл ногой ударил одного в лицо, второго же, когда тот попытался встать, огрел по голове железным ребром щита. Один особо прыткий легионер буквально наступал ему на пятки. Когда Тулл развернулся, чтобы точными ударами в грудь убить тех двоих, которых он оглушил, один из его солдат ловко отправил к праотцам третьего узипета. Удар. Рывок. Во все стороны брызнули фонтаны крови. И снова удар. Рывок. И снова кровь. Тулл как раз собрался прикончить свою первую стонущую жертву, когда в открытую дверь увидел мальчика и его мертвого щенка. Перешагнув через раненого узипета, он процедил сквозь зубы:

– Пусть эта мразь подыхает сама.

Снаружи его ждали восемь легионеров. Другие, как он и предполагал, разбрелись кто куда. Вокруг царил хаос. Рядом с тлеющим костром, в кольце доброй сотни римлян, сидели около двух десятков заспанных узипетов. Все как один умерли, протянув руки за своими копьями. Тех, которые крепко спали, ждала та же участь. Солдаты принялись выбивать дощатые двери. Те трескались и разлетались щепками: внутри слышались истошные вопли. Это узипеты, просыпаясь, находили свой конец на остриях римских мечей.

Несколько домов были приподняты над землей на четырех деревянных сваях. Когда кто-то из легионеров обнаружил в мастерской топоры, они отыскали дом с узипетами внутри и, велев своим хохочущим товарищам не выпускать их наружу, принялись рубить сваи. Дом заходил ходуном. Узипеты попытались выбраться наружу по лестнице рядом с дверью. Двое тотчас встретили свою смерть, остальные забились назад в дом. Еще несколько взмахов топора, и первая свая рухнула; за ней последовал и весь дом. Те узипеты, что еще были живы, попытались выбраться из обломков, однако их под всеобщее улюлюканье тотчас прикончили поджидавшие снаружи легионеры.

Эта тактика оказалась такой успешной, что ее применили к остальным «избушкам на курьих ножках». Что и говорить, тактика жестокая, но Тулл не стал вмешиваться. То, что он увидел в деревне, наполнило его таким омерзением, что ему было наплевать, скольких узипетов они убьют. Куда важнее для него были жизни его собственных солдат. Надо сказать, что раненых было мало. А вот пленников – приличное количество. Сколько именно, Тулл еще не уточнил. Пусть пока солдаты отведут душу, омывая свои мечи варварской кровью.

Впрочем, не всех узипетов удалось прикончить с такой легкостью. Когда со стороны реки начали подниматься клубы дыма – это горели лодки узипетов, – варвары, сбиваясь в кучки, попытались вырваться из окруженной римлянами деревни. Разумеется, у них ничего не получилось, но этим дело не кончилось. Спустя какое-то время к Туллу подошел его опцион Фенестела. Лицо опциона было забрызгано кровью, что отнюдь не прибавляло красоты его и без того уродливой физиономии. Впрочем, сам он был жив и здоров, чему Тулл был искренне рад.

– В чем дело?

– Туберон приказал нам загнать как можно больше узипетов внутрь частокола. По его словам, это самое удобное место, где их можно разом прикончить. Беда в том, что мародеров это почему-то не слишком напугало. Они даже закрыли ворота изнутри. Мы уже потеряли пять или шесть солдат, пытаясь пробиться внутрь.

Тулл выругался.

– И сколько их там, по-твоему?

– Человек пятьдесят. Может, больше.

– Ты видел Болана и Арминия?

– Солдаты Болана зачищают прямоугольник слева от нас. Арминий, когда я видел его в последний раз, разговаривал с Тубероном.

«И как это я не предупредил трибуна, что узипеты могут превратить палисад в оборонительное сооружение?» – мысленно попенял себе Тулл.

– Сколько солдат в твоем распоряжении?

– Пятнадцать из нашей центурии. Они следят за воротами.

– Бери их и одного трубача. Окружите палисад. Я соберу пару центурий и приду вам на помощь.

Фенестела нахмурил брови.

– Тебе хватит одного трубача, центурион?

– Марш отсюда! – рявкнул на опциона Тулл и одарил его колючим взглядом.

– Понял, – ответил Фенестела и посмотрел на девятерых солдат Тулла. – Вы слышали, что вам сказал центурион, плоскостопые болваны? За мной! – С этими словами опцион побежал туда, откуда пришел. Солдаты поспешили следом.

Тулл велел трубачу протрубить сбор, но не слишком громко. Он не хотел сеять панику среди солдат, что разбрелись слишком далеко. Вскоре перед ним уже стояли два центуриона, несколько младших офицеров и более сотни легионеров. Тулл быстро объяснил, почему призвал их к себе. Его слова были встречены с воодушевлением.

Еще пара центурий была с Тубероном у палисада. Насколько мог судить Тулл, удача пока еще не улыбнулась трибуну. Рядом с воротами лежали несколько мертвых легионеров. Не хотелось бы, чтобы к их числу прибавились его собственные солдаты. Запершиеся в палисаде узипеты, похоже, не желали складывать оружие.

Приказав солдатам построиться рядом с Тубероном, Тулл пошел взглянуть, что, собственно, происходит.

Туберон отчитывал Болана. Тот стоял как оплеванный. Арминия нигде не было видно.

– Ты привел с собой свежие силы, – сказал Туберон. – Отлично.

– Да, трибун, почти две центурии.

– В таком случае во время следующей атаки мы возьмем ворота штурмом. Там, на земле, лежит пять лестниц. Если принести еще столько же, этого количества будет достаточно.

– Скажи, трибун, ты уже посылал солдат в атаку? – Тулл покосился на мертвые тела перед воротами.

– Да, как только мы прибыли сюда, – ответил Туберон с вызовом в голосе.

Судя по количеству мертвых тел, атака эта с треском провалилась. Насупленные брови Болана подтвердили догадку Тулла.

– Однако неудачно?

– Да. – Туберон неприязненно поджал и без того тонкие губы.

– Узипеты обороняли палисад, как озверелые, – пояснил Болан. – Мы потеряли восьмерых легионеров убитыми и еще примерно столько же раненными. Я предлагал послать в лагерь за метательными машинами.

– К Гадесу метательные машины! – выкрикнул Туберон. – Чтобы доставить их сюда, уйдет полдня. Мои солдаты пойдут на штурм прямо сейчас. Нас в пять раз больше, чем окопавшихся там псов. Им не выстоять!

Тулл глубоко вздохнул.

– Возможно, ты прав, трибун. Но они увидели, что их лодки горят, а численное преимущество на нашей стороне. Каждый из них знает, что умрет, – поэтому они так громко кричат, вгоняя себя в боевое безумие. Мы потеряем много наших солдат.

– Что ты предлагаешь, центурион? – спросил Туберон с нажимом на последнем слове.

– Нам ни к чему человеческие потери, трибун.

– Здесь командую я!.. Я!.. Я!.. – Туберон захлебнулся собственным бессилием.

– Меня отправил сюда сам наместник Вар, – возразил Тулл, – зная, что у меня имеется опыт. Лобовая атака – не единственное, что есть в нашем распоряжении.

– Ты еще будешь учить меня, центурион! – прорычал Туберон.

– Отнюдь, трибун, – процедил сквозь зубы Тулл.

– Прекрасно.

– Может, нам лучше?.. – робко подал голос Болан, но Туберон его перебил.

– У узипетов недостаточно сил, чтобы оборонять весь периметр! – заявил он так, как будто другим это было непонятно. – Тулл, ты отведешь часть солдат на дальнюю сторону палисада. Возьмите его штурмом, нападите на этих ублюдков сзади и откройте ворота.

А он не так уж глуп, подумал Тулл, поняв по тому, что начал говорить Болан, что первоначально эта идея принадлежала Арминию.

– Слушаюсь, трибун.

Его тотчас настигло жало Тубероновой подлости.

– Можешь взять двадцать солдат.

«Двадцать? – с тревогой подумал Тулл. – Арминий вряд ли посоветовал обойтись столь малым числом. Или все же?..»

– Сорок было бы лучше.

– Ты хочешь сказать, что твоим солдатам не по силам это задание? – съязвил Туберон.

– Я этого не говорил, – поспешил оправдаться Тулл.

– Отлично. Значит, двадцать.

– Этого недостаточно, – возразил Болан.

– Болан, если мне понадобится твое мнение, я спрошу его сам! – Туберон посмотрел на Тулла злобными сощуренными глазками. – Живо, центурион! Я не собираюсь ждать тут весь день.

– Слушаюсь, трибун! – отсалютовав, сказал Тулл, а про себя подумал: «Провалиться тебе на этом месте, гнусный сопляк». – Надеюсь, ты атакуешь, как только услышишь шум схватки?

– Разумеется.

Тулл зашагал прочь, мысленно отругав себя за то, что не сдержался. Не исключено, что из-за этого Туберона он сам и два десятка его солдат встали на прямую дорогу в Гадес.

Тулл хотя и был охвачен яростью, однако торопить солдат не стал. Это были ветераны, а их жизни – слишком ценны, чтобы разбрасываться ими из-за каприза нового трибуна. Если им суждено умереть, он сделает все для того, чтобы они покинули этот мир, сражаясь. Первым делом нужно перелезть через палисад и не нанести себе при этом лишних ран. Для этого нужны лестницы. Тулл поблагодарил Фортуну за дома на сваях. Взять из тех, что еще стоят, четыре лестницы не составит труда.

Вооружившись лестницами, он, Фенестела и двадцать легионеров его центурии покинули деревню, где теперь были разбросаны трупы узипетов, а потом снова вернулись в нее по полям, через которые прошли какое-то время назад. Оставалось лишь надеяться, что закрывшиеся внутри палисада варвары не следили за ними или по крайней мере их отряд отошел на такое расстояние, на котором было невозможно проследить за их передвижениями.

В присутствии Туберона и легионеров Фенестела не стал допытываться у Тулла, какой им дан приказ. Он слишком долго служил с ним бок о бок и потому знал, что лучше спросить, когда рядом никого не будет. Центурион вполголоса объяснил, что произошло.

– Я пытался воспрепятствовать ему. Нам незачем разбрасываться солдатскими жизнями. Но этот сопляк не стал меня слушать. Его голова забита мечтами о «славной победе», которая принесет ему почести. И чем скорее она будет достигнута, тем внушительнее будет выглядеть его донесение Вару. – Тулл вздохнул. – Увы, Фенестела, я не сдержался. Я сказал ему, что главный здесь вовсе не он, а я. В отместку он отправил меня на этот самоубийственный штурм.

– На твоем месте я поступил бы точно так же, – сказал Фенестела и в сердцах сплюнул. – А он, гляжу, хитрый ублюдок… Даже если мы погибнем, эти варвары долго не продержатся. Туберон же в любом случае вернется в лагерь, благоухая розами. Значит, мы должны сделать свое дело и остаться в живых. Это лучший способ ему насолить.

– Ты неисправим, Фенестела, – улыбнулся Тулл.

– Не знаю, что ты хочешь этим сказать, центурион, но подозреваю, что это комплимент.

Тулл рассмеялся.

– Хочу сказать: как хорошо, что рядом со мной ты, и никто другой.

Ухмылка Фенестелы сделалась еще уродливее.

– Вот и я так думаю.

Им повезло. Тулл обнаружил к северо-западу от деревни небольшую буковую и грабовую рощу. Была ли роща священной, он не был уверен, но одна ее сторона почти примыкала к палисаду. Лучшее место, чтобы спрятать солдат, было невозможно себе представить. Оставив их среди деревьев, Тулл на пару с Фенестелой подкрались к опушке рощи и притаились за высоким буком. Какое-то время они лежали в засаде, наблюдая за палисадом. Оттуда по-прежнему доносился шум и лязг оружия, но, похоже, не изнутри, а снаружи ворот.

– Если они и выставили часовых, то не слишком бдительных, – сказал Тулл спустя несколько минут.

– Может, я взгляну, что там у них? – Фенестела взглядом указал на ветви бука. – Помнится, мальчишкой я был мастером лазать по деревьям.

– Это было не сегодня утром и даже не вчера, – возразил Тулл, с улыбкой глядя, как Фенестела сбросил ремень, затем кольчугу и стеганую подкладку.

– Боги, до чего же приятно сбросить с себя лишний вес, – произнес Фенестела и несколько раз взмахнул руками, чтобы охладить потное тело под шерстяной туникой.

– Быстрее залезай! – проворчал Тулл, подставляя сцепленные замком руки, чтобы подсадить его на первую ветку. Фенестела вскарабкался на нее, затем на вторую, третью…

Тулл затаил дыхание, глядя на него. Стоит узипетам заметить Фенестелу – и ни о какой внезапной атаке не может быть и речи. На его счастье, из-за палисада не донеслось ни звука, по крайней мере из ближайшей к ним части. Однако Тулл расслабился лишь тогда, когда Фенестела спрыгнул на землю.

– И что там? – потребовал он.

– Пара часовых охраняют дорожку. Вскоре они пройдут мимо нас.

– Тогда подождем, пока они не пройдут. – Тулл хлопнул Фенестелу по руке. – Смотри в оба, пока будешь надевать кольчугу. Я пойду, приведу солдат.

Когда Тулл вернулся, Фенестела доложил, что часовые прошли и не заметили его.

– Примерно минуту назад, – уточнил опцион.

– Тогда вперед! – приказал Тулл. Он не стал тратить время на поднятие боевого духа солдат; те и без того знали, что им делать, – боевую задачу он перед ними поставил. Первыми из леса вышли солдаты с лестницами. Сердце Тулла было готово выскочить из груди, как будто он от ражал вражескую атаку. Фортуна, взмолился он, не оставь нас!

Ругая себе под нос колючий кустарник, который цеплялся к их рукам, солдаты двинулись к палисаду. Тот был в полтора человеческих роста. Тулл посмотрел сначала налево, затем направо вдоль верха частокола, но ничего подозрительного не увидел.

– Перелезаем как можно быстрее, – приказал он легионерам. – Перегруппируемся на той стороне и быстро к воротам, как будто за нами гонится сам Цербер, чтобы вырвать куски мяса из наших задниц. Вы меня поняли?

– Да, центурион.

Тулл был рад, что, несмотря на грозившую им опасность, большинство его солдат улыбнулись.

Четыре лестницы. Четверо легионеров вскарабкались на них первыми. Они же первыми рисковали своими жизнями – Тулл, Фенестела и еще два легионера, которые вызвались еще до того, как центурион спросил, есть ли добровольцы. Остальные выстроились в очередь вслед за ними. От напряжения у Тулла свело живот. «Как же нас все-таки мало! А все из-за этого ублюдка Туберона… Интересно, даст ли этот сопляк сигнал к атаке, услышав, что внутри палисада завязалось сражение?» С этими мыслями Тулл начал карабкаться вверх по лестнице. Рядом с ним трое других сделали то же самое. Первая перекладина, вторая, третья… Еще миг, и его голова окажется поверх заостренного края бревенчатого ограждения. Внезапно он понял: красный гребень из конского волоса, венчающий его шлем, уже торчит из-за палисада. Лучший способ дать о себе знать – помимо крика – невозможно даже представить. От напряжения сердце ухало в груди, словно кузнечный молот по раскаленному добела железу. Осторожно поставив ногу на последнюю перекладину, Тулл схватился за край частокола и перемахнул на ту сторону, даже не убедившись, есть ли поблизости варварские воины или нет.

Он боком приземлился на узкую дорожку. От удара из его легких вырвался воздух. В ноздри ударил терпкий запах подгнившего дерева. По коже забегали мурашки. В эти мгновения он был столь же беспомощен, что и новорожденный младенец, выпавший из люльки. Кое-как поднявшись на колени, центурион выпрямился. На его счастье, варваров он не увидел, по крайней мере поблизости. Внутри частокола высился поросший травой курган. По ту его сторону Тулл разглядел ворота, а рядом с ними – несколько десятков воинов. Сколько точно, он сказать не мог, до них было слишком далеко – шагов триста, если не больше. Ясно было одно: силы противника превосходили численность их отряда в несколько раз. Глухие удары за его спиной возвестили появление Фенестелы и двух других легионеров.

– Живее! – приказал остальным Тулл.

Пока через частокол перелезали последние солдаты, он, Фенестела и другие уже двинулись вперед. Как ни странно, их до сих пор не заметили. Сняв щиты, они ждали, когда к ним присоединятся последние участники их отряда. Чтобы успокоить расшалившиеся нервы, Тулл окинул взглядом пустое пространство. Оно было типичным для местных деревень – место схода жителей; здесь совершались религиозные церемонии, свадебные обряды, устраивались разные праздники. Единственным сооружением был большой каменный алтарь перед земляным курганом. Тулл стиснул зубы. Укрыться на этом пространстве было практически негде.

– Все ко мне! – приказал он. – Задача проста. Бегом к воротам, словно бегуны на Олимпийских играх. Нас, конечно, заметят, но мы продолжаем бежать, чего бы нам это ни стоило. Как только добежим до ворот, распахиваем их и запускаем внутрь наших.

Конечно, до ворот добегут считаные единицы, но в данный момент важно вселить в них уверенность.

– Скажи, центурион, а наши атакуют, когда услышат шум схватки? – спросил один из солдат.

– А как же! – ответил Тулл, а про себя подумал, что с этим сукиным сыном Тубероном зарекаться нельзя. – С другой стороны, разве нам нужна чья-то помощь?

– Не нужна! – воскликнул Фенестела. – Срать мы хотели на этих узипетов!

Судя по лицам солдат, не все они разделяли настрой опциона. Некоторые явно были напуганы, но Тулл не стал тратить на них время.

– Строимся! – приказал он. – Четыре шеренги по пять человек. Я на своем обычном месте. Опцион, ты в замыкающей шеренге слева.

В неписаные обязанности Фенестелы входило следить за тем, чтобы никто не попытался бежать. Цинично, но что поделать. Тем более сейчас.

– Обнажить мечи! За мной! – скомандовал Тулл.

С этими словами он побежал. Двадцать один человек устремился за ним следом. Тулл на бегу считал шаги – привычка с самого первого его сражения. Это помогало не думать о том, что любое мгновение может стать для тебя последним.

Помогало до известной степени.

Десять шагов. Двадцать. Тридцать. Сорок. Пятьдесят. Пока никаких предупредительных криков – ни от узипетов у ворот, ни от часовых на дорожке. Кстати, а где они? Тулл не стал вертеть головой, чтобы это выяснить. Взгляд его был сосредоточен на варварах у ворот. Во рту пересохло, из-под шлема на лоб стекал пот. Он смахнул капли правой рукой. Шестьдесят шагов. Семьдесят. «Боги, они что, слепы и глухи?» – подумал он. В нем шевельнулась надежда. Наверное, шум снаружи палисада заглушает их приближение…

Девяносто один шаг. До Тулла донесся хриплый крик. Затем еще один. Их заметили. Он рискнул посмотреть налево, затем направо. Один из часовых подскакивал, словно кот, которого бросили на угли, и орал во всю глотку. Тулл скользнул взглядом к воротам. Защищавшие их варвары начали оборачиваться. В глазах застыла растерянность. Ни один пока не сдвинулся с места.

– Не замедляем бега! – приказал центурион.

* * *

Довольный тем, что часть узипетов забаррикадировалась внутри палисада, Арминий с Мело и десятком лучших своих воинов проехал через деревню, чтобы проверить, что там с остальными мародерами. На его счастье, большинство схваток носило односторонний характер. Радовало и отсутствие пленных. Он с удовлетворением подумал о том, что красный туман сражения застилает глаза как легионерам, так и его собственным воинам – как он и надеялся. Если б не палисад, бой уже давно закончился бы. Похоже, пленников будет мало, а то и вообще обойдется без таковых. Сейчас самое время найти Туберона, чтобы убедиться, что и у палисада все точно так же.

Заметив его приближение, Болан тепло улыбнулся, а вот Туберон удостоил германца лишь надменным кивком. «Сукин ты сын, – подумал Арминий. – Впрочем, полезный в будущем».

– Как там дела в деревне? – спросил Болан.

– Всё в порядке. Последнее сопротивление вскоре будет сломлено.

Туберон посмотрел на варваров на палисаде.

– Эти тоже долго не продержатся.

Арминий отметил про себя, что, когда он отъезжал отсюда, мертвых легионеров перед воротами не было. Похоже, это мальчишка забыл свои мозги в казарме.

– Ты послал за метательными машинами, трибун?

– Во имя Юпитера! Ты уже спрашивал. Тулл тоже спросил об этом! – раздраженно бросил Туберон. – Нет, не посылал. Я рассчитываю завершить эту схватку еще до вечера. Тулл и двадцать его легионеров должны проникнуть внутрь палисада и открыть изнутри ворота.

– Двадцати человек явно будет недостаточно, трибун.

– Будет, если я прикажу начать атаку, как только внутри завяжется бой, – презрительно фыркнул Туберон.

Арминий не стал принимать близко к сердцу ни самонадеянность трибуна, ни то, что Тулл и его отряд, скорее всего, не вернутся из-за палисада живыми. Так или иначе, но палисад вскоре будет взят. В распоряжении у Туберона сотни легионеров, так что пленники наверняка будут, и он ничего не может с этим поделать. Куда больше тревожило его то, что мародеры могут сбежать через дальнюю, неохраняемую стену палисада. Этого никак нельзя допустить, тем более что это в его силах. Понизив голос, чтобы окружающие его не слышали, а также чтобы не задеть хрупкое самолюбие Туберона, он сказал:

– Конечно, ворота должны быть взяты, трибун, но не лучше ли нам зайти сразу с нескольких сторон?

Туберон нахмурился, однако пусть нехотя, но выслушал точку зрения Арминия. Тот объяснил ему, что его ауксиларии могут разделиться на несколько групп и, встав на спины своим лошадям, взять штурмом палисад сразу в нескольких местах.

– Нас в любом случае ждет успех, трибун, но если ты прислушаешься к моему совету, мы потеряем меньше людей. Потерять же старшего центуриона было бы просто непростительно. Вар…

– Я понял, к чему ты клонишь, – отозвался Туберон, вспыхнув. – Вели своим воинам строиться. По сигналу трубы пусть атакуют.

– Прекрасно, трибун. – Чтобы польстить Туберону, Арминий даже склонил голову в поклоне. – Ты слышал, Мело. Проследи, чтобы приказ трибуна был выполнен. – Мело пробормотал согласие. – Чтобы ни один узипет не сбежал. Ты меня понял? – добавил Арминий на родном языке.

– Понял. – Мело развернул коня и поскакал прочь.

– Что ты ему сказал? – потребовал Туберон.

– То, что ты полагаешься на его воинов и они не должны подвести, – солгал Арминий.

Туберон кивнул, однако даже кивок получился презрительным. Но Арминию было все равно. Еще несколько минут, и ни одного узипета в живых не останется. Тех немногих, что уже попали в плен, можно будет убрать в Ветере. Его секрет останется секретом. И если высокомерие Туберона – та цена, которую он должен за это заплатить, что ж, пусть так оно и будет.

Глава 11

Сто шагов, считал Тулл. Сто пять. Сто десять. Старая рана уже давала о себе знать, но центурион, превозмогая боль в ноге и чувство тяжести в груди, продолжал бежать. К тому моменту, когда он досчитал до ста тридцати, воины у ворот уже перешли в атаку. Двигаясь огромной, неорганизованной толпой, они что-то кричали и потрясали копьями. Расстояние между противниками сокращалось на глазах. Тулл продолжал бежать вперед. Его солдаты тоже.

Досчитав до ста шестидесяти, он был вынужден признать, что ворота слишком далеко. Ему до них не добежать. Узипеты преградят ему путь. Проклятье, выругался про себя Тулл. Проклятье. Легионеры не замедлили бега. Центурион внутренним чутьем знал, что они, будучи намного младше его, будут бежать до самого конца. Они. Но не он. Боль в левой икре сделалась мучительной. Легкие как будто жгло огнем. Ему придется держать ответ за свою нерасторопность. Впрочем, скорее всего, не в этом мире, а перед Гадесом.

– Помедленнее! – прохрипел Тулл, надрывно втянул в себя воздух, выдохнул и сплюнул на землю мокроту. Он сбился со счета. Впрочем, какая разница… До узипетов оставалось шагов пятьдесят, и расстояние сокращалось с каждым мгновением. Одновременно варвары рассредоточились и теперь бежали широким полукругом, который в считаные секунды окружит его крошечный отряд. До ворот оставалось еще по меньшей мере восемьдесят шагов. С тем же успехом они могли быть где-нибудь в Иудее, подумал Тулл. Если только Туберон не жаждет его крови, сейчас тот самый момент послать в атаку оставшиеся силы. Увы, по ту сторону палисада стояла тишина. Они были здесь одни.

– Стоять! – крикнул Тулл и обернулся налево. Четыре легионера. За его левым плечом солдаты восстановили строй. Где-то между шлемами и раскрасневшимися лицами он различил в последнем ряду лицо Фенестелы. Боги, как он гордился своими солдатами! А ведь наверняка нашлись бы такие, что отказались бы идти навстречу верной смерти… А вот его солдат это не испугало.

– Мы все еще можем прорваться к воротам! – крикнул он. – Образуйте квадрат. Пять человек в ширину, четыре ряда в глубину, два внутри. Фенестела, встань в противоположный мне угол.

Он предоставил солдатам возможность самим решать, кто пойдет в первой шеренге, а кто останется в резерве. Бойцам было не привыкать к построению. Приказ Тулла был выполнен в считаные секунды.

– Вперед, к воротам, шагом марш! – крикнул он.

У его солдат не было копий, но Тулл обратил внимание, что не было их и у большинства варваров. Следствием внезапности нападения римлян было то, что, будучи разбуженными, узипеты схватили только по одному копью, а не по два или три, как то обычно бывало. Так что ливень копий, который обычно предшествовал рукопашной схватке, будет не таким сильным, и они потеряют гораздо меньше щитов. Тридцать шагов. Идеальное расстояние.

– Поднять щиты! – рявкнул Тулл. – Движемся вперед!

Послышались глухие удары. Центурион облегченно вздохнул. В его щит не попало ни одного копья.

В следующий миг за его спиной раздался стук, за ним – крик боли и на Тулла сзади навалилось чье-то тело. Одного уложили, подумал он.

– Не останавливаемся! – приказал он.

Солдаты восстановили строй. Оставив погибшего товарища лежать на земле с торчащим из шеи копьем, они прошли еще десять шагов. Двадцать один человек с двадцатью щитами. Второй залп, обрушенный на них с меньшего расстояния, сократил их число до двадцати, затем до восемнадцати. Теперь они были окружены. Варвары с криками приближались к ним по ровному пространству, готовые в любой момент пустить в ход копья. Сердце Тулла, которое слегка успокоилось, как только он перешел на шаг, снова больно забилось о ребра.

– Стоять! Сомкнуть строй! – приказал он.

Сам центурион тоже слегка передвинулся и, вместо того чтобы стоять к врагу лицом, повернулся вполоборота вправо, закругляя квадрат. Тем самым он также обезопасил свой правый бок. Ощутив, что рука с зажатым в ней мечом немеет, немного разжал пальцы. Спокойно, приказал он себе. Главное – выдержка.

– Вы знаете, братья, что нужно делать. Как можно плотнее сомкните щиты. Следите за их копьями. По возможности наносите удары в живот.

До ближайших варваров оставалось десять шагов. Трое бежали прямиком на Тулла: испуганного вида безусый юноша, тощий чернобородый мужчина, чертами похожий на парня – по всей видимости, его отец, – и лохматый громила. По его виду, мозгов у него было не больше, чем у старого пса. Тулл прикинул, что сына с отцом мог бы легко одолеть, даже громилу, если б столкнулся с ним один на один. Но вот сразу троих… Во рту появился неприятный кислый привкус.

Наверное, для того, чтобы доказать свою храбрость, парень атаковал первым, целясь Туллу копьем в лицо.

– Осторожней! – крикнул тот и, присев, выглянул из-за края щита. Оставалось лишь надеяться, что шедший позади него солдат услышал его предупреждение. Копье просвистело над головой, а следом за ним по инерции на Тулла налетел и сам юный узипет. Центурион только того и ждал и ударил его мечом в живот. Не слишком глубоко, а лишь чтобы разрезать кишки врага на ленты и легко извлечь меч. Разбрызгивая фонтаны крови, парень полетел на землю, крича, словно ребенок, которому как следует всыпали. Пальцы его разжались, и он выронил копье. Тулл с презрением посмотрел на чернобородого.

– Твой сын сейчас умрет, корчась от боли и заходясь криком у твоих ног. Как тебе это нравится? – крикнул он узипету на германском наречии.

Охваченный яростью, чернобородый ринулся вперед и, ударив по щиту Тулла своим шестиугольным щитом, попытался пронзить центуриона копьем. Это был грубый маневр, и Тулл был хорошо с ним знаком. Будучи более плотного сложения, чем узипет, он слегка согнул ноги в коленях и напрягся. Раздался глухой удар, но Тулл устоял на ногах. Чего он не ожидал, так это что острие копья застрянет в гребне его шлема. Голова больно дернулась назад, по шее пробежали волны мучительной боли. Спас боевой опыт. Зная, что стоит выпустить щит и ему конец, Тулл заставил себя держать руку как можно выше.

Чернобородый выругался и попытался выдернуть копье. Несколько мгновений он дергал и ругался, дергал и ругался, и с каждым его движением дергалась голова Тулла, отчего от шеи до грудной клетки пробегали волны боли. Затем неожиданно копье выскочило из гребня. Чернобородый издал ликующий клич и снова занес руку для удара. Тулл втянул в себя воздух и, подвинув левую ногу на шаг вперед, нанес щитом ответный удар. Чернобородый пошатнулся. Центурион быстро присел и, вогнав меч ему в ногу, так же быстро отступил назад в строй, оставив Чернобородого истекать кровью и кричать от боли.

Центурион уже приготовился отразить атаку лохматого узипета, но тот отступил на несколько шагов назад. То же самое сделали и другие варвары справа и слева от него. Тулл быстро посмотрел направо, а затем через плечо. По всему внутреннему пространству палисада валялись тела убитых, раненых и умирающих узипетов. Остальные отступали назад, подальше от римских мечей. Нет, они не сложили оружия. Просто это была обычная тактика варваров. Атака. Отступление. Атака. Отступление. Зато благодаря ей его воины получили возможность продвинуться вперед.

– К воротам, шагом марш! – скомандовал Тулл.

Оставив четырех легионеров лежать на земле – центурион даже не успел проверить, мертвы они или только ранены, – его солдаты двинули вперед. Подобно косяку рыб, которому угрожает хищник, ближайшие к ним варвары отступили, сохраняя, однако, при этом строй. Некоторые снова запели, горланя барритус, знаменитую боевую песнь германцев. Пусть они и варвары, но храбрости им не занимать, подумал Тулл. Ни на одном из них нет брони, и все же они сражаются с нами.

– Двигаемся дальше! – приказал он.

Десять шагов. Пятнадцать. Двадцать. Ворота уже совсем близко. Тулл разглядел массивную перекладину, скреплявшую обе их половины. Чтобы приподнять эту махину, понадобится как минимум человек шесть. Шесть, и пока они будут возиться с нею, ни один из них не сможет дать отпор противнику. Но так ли это важно? Между тем главарь узипетов, широкоплечий вождь в красном плаще, проревел приказ, и его воины снова устремились вперед. «Неужели мы так и не дойдем до ворот?» – с горечью подумал Тулл.

– Во славу Рима, братья! Во славу Рима! – крикнул он.

– Во славу Рима! – отозвались легионеры.

Рев их глоток приостановил варваров, но лишь на мгновение. Предчувствуя скорую победу – ведь их было как минимум втрое больше, чем солдат Тулла, – узипеты с копьями наготове бросились вперед. Лохматый выбрал в качестве будущей жертвы Тулла. Противно осклабившись, он выкрикивал какие-то ругательства. Его руки были толсты и крепки, как дубовые сучьи. У Тулла пересохло во рту. Один удар копьем – будь то по щиту или по обнаженной части тела, – и ему конец.

– Твоя мать сношалась с медведем? – выкрикнул он на германском наречии, надеясь, что подобрал правильные слова. – Или оба твоих родителя были животными?

Физиономия узипета исказилась яростью. Он ринулся на Тулла. Тот, в свою очередь, согнул левую ногу в колене и перенес весь свой вес на щит. Пригнув голову, осторожно выглянул из-за края щита и за миг до столкновения пронзил противника мечом, вложив в удар всю свою силу. Узипет издал приглушенный крик боли, однако и сам Тулл от столкновения с ним зашатался и повалился назад, сначала сев на пятую точку, а потом упав навзничь. Он скорее почувствовал, чем увидел, что варвар рухнул на него сверху и придавил своим весом. Тулл не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, разве что правой рукой, в которой он по-прежнему сжимал меч. Недолго думая, он пронзил варвара еще раз. Раздался стон, и по руке потекло что-то горячее. Тулл же продолжал наносить удары – до тех пор, пока пальцы не устали сжимать костяную рукоятку меча. Не уверенный в том, что узипет мертв, однако по-прежнему придавленный его весом, центурион не мог подняться. Вместо этого он распластался на земле и закрыл глаза.

Его уши тотчас наполнил шум схватки: голоса воинов, глухие удары щита о щит, крики боли. Игральная кость в его сознании вращалась все медленнее и медленнее и наконец остановилась.

– По-моему, центурион жив, – раздался чей-то голос.

Тулл к собственному удивлению почувствовал, как варвара столкнули на землю, а в следующий миг над ним склонилась уродливая физиономия Фенестелы.

– Отдыхаем, центурион?

Тулл не знал, что на это ответить.

– В некотором смысле.

– Ты ранен?

– Скорее, мне не хватает воздуха.

Тулл позволил опциону поднять себя на ноги. Оглядевшись, он понял, что узипеты снова отошли. В его распоряжении осталось девять легионеров, плюс он сам и Фенестела. По ту сторону палисада по-прежнему царила тишина. Хотя ряды варваров тоже поредели, их было более двух десятков. До ворот же осталось шагов тридцать.

Фенестела хмурым кивком указал на ворота.

– Так близко – и так далеко. Вряд ли мы сможем…

От отчаяния в голове Тулла родилась безумная мысль.

– А я говорю, что сможем. Если двигаться быстро, то им не выстоять против клина.

Судя по тому, как вытянулась физиономия Фенестелы, опцион верил в осуществимость этого плана не больше чем сам командир. Однако он не стал спорить, а лишь оскалил зубы.

– Что скажете, братья? Покажем этим дикарям, что такое настоящий римский воин?

Легионеры что-то буркнули в знак согласия. Сердце Тулла сжалось – они знали, что построиться клином – это значит приготовиться к смерти.

– Вы прекрасные парни, – сказал он. – Строимся!

Сам Тулл валился с ног от усталости, однако занял место в острие клина. Это была самая опасная позиция, но ведь он центурион!

Из-за палисада по-прежнему не раздалось ни единого крика. Солдаты сомкнули ряды за спиной своего центуриона. Фенестела, понося узипетов на чем свет стоит, встал за правым плечом Тулла. Щербатый легионер, прослуживший в его центурии более десятка лет, – за левым, пробормотав себе под нос, что он сделает со следующим варваром, на которого наткнется его меч. Тулл, даже не оборачиваясь, знал: они стоят за его спиной – потные, усталые, забрызганные кровью, готовые следовать за ним даже во врата Гадеса.

– Вперед! – крикнул он и перешел на бег, сосредоточив взгляд на варваре с длинными косами и овальным синим щитом. «Убей его первым и двигайся дальше, – приказал он себе. – Больше ни о чем не думай».

Наконец до его слуха донеслись голоса. Вернее, даже не голоса, а звучавшая в них тревога. Тулл тотчас слегка замедлил бег и покосился на ворота. Стоявшие рядом с ними два узипета что-то кричали и жестикулировали. Центурион не смог разобрать их слов, но в его сердце проснулась надежда. Когда же он увидел, что через палисад карабкается чья-то фигура – ауксиларий из числа соплеменников Арминия, – а затем и другая, он возликовал. Нет, он понятия не имел, почему палисад штурмуют ауксиларии, а не легионеры, но в данный момент не это было главным.

– Стоять! – рявкнул Тулл.

Солдаты остановились, но он спиной ощутил их растерянность.

– Зачем? – шепнул Фенестела, обдав его ухо жарким дыханием.

Тулл указал мечом. Охранявшие ворота узипеты также заметили штурмующих палисад ауксилариев и теперь что-то громко орали. Между тем на палисаде показались пятеро херусков, затем восемь, затем целый десяток. После этого штурм продолжился вдоль всей стены. Поначалу Тулл был сбит с толку – сколько же их там на самом деле? – но как только понял, рассмеялся. Эти хитрые ублюдки штурмовали палисад со спин своих лошадей! Посмотрев на лица узипетов, перегораживавших ему путь, он дал варварам несколько секунд на то, чтобы те, осознав свое положение, поддались панике. Между тем херуски уже убрали часовых и спрыгивали внутрь частокола.

– А теперь вперед. Они дрогнут, – сказал Тулл Фенестеле.

– Командуй, центурион, – отозвался тот.

Тулл рявкнул приказ, и они устремились вперед. К великой радости римлян, храбрость узипетов таяла на глазах, как туман в лучах солнца. Лишь три храбреца остались стоять спиной к воротам. Тулл и его небольшой отряд в считаные мгновения превратили их в кровавую массу. Затем, сняв щиты и вложив в ножны мечи, они поднатужились и приподняли из скоб тяжелое бревно, запиравшее ворота. Снаружи уже доносились удары рукояток мечей о дерево. Значит, Фортуна не изменила нам, подумал Тулл, вместе со своими солдатами отводя в сторону бревно и широко распахивая ворота.

Его едва не сбил с ног встречный поток херусков, которые тотчас ворвались внутрь. Ладно, пусть они прикончат узипетов, подумал он и, пока те неслись внутрь, тяжело прислонился к стене и закрыл глаза. Боги, как же он устал!

– Смотрю, ты еще живой.

Услышав голос Арминия, Тулл открыл глаза.

– Только благодаря твоим воинам, – ответил он. Странно быть благодарным человеку, которому не доверяешь… Но так оно было.

Арминий кивнул, принимая благодарность.

– Я удивился, почему он дал тебе так мало солдат. Но еще более странно, что, когда ты атаковал, он ждал и прислушивался, словно лиса у курятника. Не знаю, пришел бы он вообще тебе на помощь.

Тулл ощутил, как его изнутри душит гнев. Этот сукин сын Туберон надеялся на его смерть.

– Центурион! – рядом с ним вырос Фенестела. – Херуски убивают всех подряд узипетов. – Он посмотрел на Арминия. Тот лишь пожал плечами:

– У них разыгралась кровь. Как и у вас.

Тулл потер глаза. Те саднили от пота и усталости. Похоже, Арминий нарочно истребляет узипетов. Впрочем, в данный момент ему было все равно.

– Если ты забыл, Фенестела, то я напомню: ублюдки надеялись изрубить нас в мелкие куски.

– Как же, помню, – отозвался опцион. – Туда им и дорога.

– Верно, – согласился Тулл, радуясь тому, что жив. – Туда им и дорога.

Оба даже не заметили радостного блеска в глазах Арминия.

* * *

По возвращении в Ветеру солдаты Тулла разошлись по казармам. Сбросив с себя окровавленное снаряжение, потные и усталые, легионеры первым делом отправились в баню. Афер и его контуберний решили сделать то же самое. Все, кроме Пизона.

– Хочу проведать в лазарете Вителлия. Посмотреть, как его дела.

– Он получил легкое ранение, – возразил кто-то из товарищей. – Сходишь к нему позже, сначала нужно смыть с себя усталость и грязь.

– Нет, я лучше схожу к нему, – стоял на своем Пизон.

– Тогда скажи ему, чтобы его старая задница поскорее возвращалась к нам, – отозвался Афер. – Мне уже скучно без шуточек.

– Я так ему и скажу, – ответил Пизон.

Он сильно переживал за Вителлия. Тот лишь совсем недавно оправился от кулаков Ая и его подручных, а сегодня, когда Туберон потребовал неожиданную атаку, Тулл выбрал его для участия в штурме палисада. Пизон корил себя: Вителлий оказался втянут в драку по его вине, пострадал по его вине, а значит, по его вине, не будучи до конца здоровым, получил сегодня рану. Чтобы загладить свою вину, Пизон заглянул к квартирмейстеру, чтобы купить вина. Вообще-то в армии это было запрещено, но, как известно, за звонкую монету происходят и не такие чудеса.

Захватив кувшин, прикрытый куском ткани, в котором плескалось якобы лучшее сицилийское вино, Пизон направился прямиком в лазарет-валетуденарий.

Это большое квадратное строение, расположенное рядом с северными воротами, выходило фасадом на главную улицу. В фасадной части был просторный вестибюль, а по периметру внутреннего двора тянулись два ряда палат, разделенных крытым коридором, что позволяло лекарям и пациентам передвигаться по лазарету в любую погоду. Хотя в целом шансы выздороветь после ранения или болезни были высоки, любителей попасть сюда по собственной воле особо не находилось. Пизону приходилось бывать здесь дважды: сначала из-за рези в глазах, затем по причине вывиха запястья. Но он ни разу не приходил сюда, чтобы проведать товарища, тем более раненного в сражении.

Стоило переступить порог лазарета, как в нос ему ударил резкий запах уксуса – врачи использовали его для обеззараживания. Пизону этот запах почему-то нравился. Приемный покой был забит раненными во время штурма палисада легионерами. Тяжелораненые стонали. Некоторые лежали неподвижно, будто уже умерли. Бедняги, подумал Пизон. Единственными, кто был рад оказаться здесь, являлись солдаты с легкими ранениями. К приему раненых уже был приготовлен ряд носилок, чтобы отнести их внутрь лазарета. Состояние каждого определял совет из лекарей и санитаров.

Пизон обвел взглядом приемный покой, но Вителлия не увидел. Зато, как зачарованный, понаблюдал за тем, как один из врачей остановился рядом с легионером с толстой повязкой на бедре.

– Как я понимаю, ты принимал участие в штурме? – спросил лекарь.

– Да, – ответил легионер.

– Что случилось?

– Германское копье. Варвар сбил меня с ног и вырвал мой щит. Я в отместку проткнул его мечом. Но этот ублюдок, даже умирая, исхитрился пронзить мне ногу. – Лекарь потрогал повязку. Солдат поморщился. – Гребаной кровищи было море. Мне повезло: товарищ перевязал мне ногу лоскутом кожи и закрепил палкой.

– Какого цвета была кровь?

– Ярко-красного и била фонтаном.

Лицо врача помрачнело.

– Похоже, что задета артерия… А когда сняли повязку из лоскута кожи?

– Наш санитар снял ее, как только сражение закончилось. Хотел проверить, возобновится ли кровотечение. Кровь вновь забила фонтаном, и он вернул повязку на место. Примерно каждый час он делал повязку чуть слабее, чтобы нога не онемела. Кровь продолжала идти до самого вечера, но с тех пор вроде как перестала.

– Нога болит? – Легионер посмотрел на врача вопрошающим взглядом, и лекарь уточнил вопрос, а сам заглянул под края повязки снизу и сверху. – Есть ощущение, что изнутри рану как будто что-то дергает? Как, например, когда загноится палец?

– Нет.

– Отлично. Кожа тоже обычного цвета. Но повязка пусть все равно побудет до завтра. – Врач посмотрел на санитара. – Пусть его отнесут в отделение для легких ранений. Если ему будет больно, давайте маковый настой, по пять капель за один раз. Утром запишите его на осмотр.

– Слушаюсь! – отозвался санитар.

Врач перешел к следующему пациенту. Когда санитар проходил мимо, Пизон схватил его за руку.

– Сюда привезли моего товарища…

– Здесь найдется товарищ почти у каждого, – возразил санитар, однако замедлил шаг. – С чем он поступил?

– С ранением в руку.

– Тогда ему повезло. Если не найдешь его сам, подожди, пока вон за тем раненым не придут с носилками, – он указал на солдата, с которым только что разговаривал врач, – и тогда иди за ними. Для легких ранений у нас две палаты. Найдешь своего приятеля в одной из них.

– Спасибо тебе.

Вскоре пришли санитары с носилками, и Пизон двинулся вслед за ними по центральному коридору лазарета – сначала вдоль длинной стены, затем вдоль короткой. Сначала шли склады, спальные комнаты врачей и санитаров, затем операционные и палаты для самых тяжелых случаев. Судя по крикам и коротким фразам врача «Дайте ему еще макового сока!», «Зажим, и побыстрее», сложные, рискованные операции шли полным ходом. Вокруг стоял густой запах крови и мочи, воображение рисовало горы покойников. Задерживаться здесь Пизон не стал.

Легионера с раной в ноге отнесли в одну из двух палат для легкораненых. Пизон сунул голову во вторую – небольшое темное помещение, похожее на то, в котором в казармах жили контубернии. Все койки были заняты, но Вителлия он так и не увидел и потому заглянул в первую. Здесь его поиски увенчались успехом. Его приятель хмуро наблюдал за тем, как раненого легионера кладут на нижнюю койку. Судя по разложенным на полу вещам, до этого момента ее занимал сам Вителлий.

– А вот и ты! – обрадовался Пизон.

– Не успел расположиться, как нате вам! – кисло ответил соратник. – У меня прямо нюх на кровати, на которые претендует кто-то другой.

– У тебя, приятель, рука, – одернул его один из санитаров, – а у этого парня в любой момент может открыться рана. Ты хочешь, чтобы он с верхней койки залил тебя кровью?

– Конечно, не хочу, – огрызнулся Вителлий.

– Спасибо тебе, брат, – произнес раненый солдат, чувствуя себя отчасти виноватым.

Вителлий отмахнулся от него здоровой рукой и посмотрел на Пизона.

– Пришел проведать?

– Да. Хотел посмотреть, что с тобой, а заодно принес тебе вот это. – Он поднял кувшин с вином. Вителлий тотчас взбодрился.

– Вот что значит друг… Давай прямо сейчас примем по капельке.

Пизон поискал глазами чашку, но не нашел. Тогда он сделал глоток прямо из горла и поморщился.

– Лучшее сицилийское… Ну-ну. – Он передал кувшин Вителлию. Тот залпом влил в себя полкувшина.

– Как рана? – поинтересовался Пизон.

Вителлий поднял перевязанную руку.

– Хирург говорит, что острие было хорошо заточено. Легко вошло, легко вышло. Рана чистая. Он дважды промыл ее уксусом – о боги, как же он жжет! – и перевязал. Говорит, что мне сидеть здесь еще пару дней, пока он не убедится, что рана не загноилась. Затем буду еще какое-то время приходить сюда на перевязку. По-моему, могло быть и хуже.

– Верно, приятель, тебе повезло. – Пизон в очередной раз мысленно поблагодарил богов, что не принимал участия в этом самоубийственном штурме.

– А где остальные?

– В бане.

– Как это я сразу не догадался! – насупился Вителлий. – Мне же врач сказал, что никакой бани, пока рана не заживет.

– Разумно. В нее не должно ничего попасть: ни пота, ни грязи, ни массажного масла, – отозвался Пизон, вспомнив, что когда-то врач дал точно такой совет его отцу.

– Это не считая ублюдков, которые ссут прямо в бассейн, – добавил солдат с раной в ноге. – А такие всегда найдутся.

– Помню, один болван из нашего контуберния насрал прямо в парной, – добавил голос с соседней койки. – Сказал, что накануне съел протухшего мяса. Но мы все равно отходили его по заднице.

В палате грянул дружный смех.

– Смотрю, тут у вас вечеринка в разгаре, – произнес Туберон, входя в палату. Но не один – следом за ним шагнули также штабной офицер и раб.

– Трибун! – Все, кто мог стоять, мгновенно вытянулись по стойке «смирно». Раненный в ногу солдат и еще один, на другой койке, отсалютовали лежа.

– Прости, трибун, но мы не можем встать.

– Вольно, вольно. Раненым положены послабления.

Несмотря на шутливое настроение Туберона, никто не забыл о том, кто он такой. Все напряженно следили за тем, как он расхаживает по палате, время от времени бросая в их сторону колючие взгляды.

– Кто-то из вас принимал участие в истреблении узипетов?

Для трибуна неудивительно, подумал Пизон, не узнать солдат, которыми он только что командовал, и все равно это неприятно его задело.

– Я, трибун, – ответил Вителлий.

– И я, – подал голос солдат с раной в ноге.

– Я тоже там был, – признался Пизон, когда взгляд Туберона упал на него и кувшин у него в руках.

– Смотрю, ты принес товарищам угощение. Это похвально. – Туберон протянул руку, и раб передал ему небольшую амфору. – Это дорогое вино, из моих собственных запасов. Но для вас, для храбрецов, не щадящих себя по славу империи, его не жалко. Вы отлично сражались. Рим гордится вами.

– Спасибо, трибун! – раздался дружный хор голосов из всех углов палаты. Вителлий принял из рук Туберона амфору.

– Надеюсь, все вы скоро вернетесь в строй. Никакого отлынивания! – заявил Туберон и с этими словами вышел.

Напыщенный ублюдок, подумал Пизон. По глазам Вителлия он понял, что тот думает то же самое. Впрочем, ни тот, ни другой не рискнули озвучить свое мнение.

– Это тот самый, который устроил побоище во время патруля в Ализо? – спросил немолодой солдат с перевязанной головой.

Пизон и Вителлий переглянулись.

– Тот самый, – подтвердил Пизон.

– Я слышал, что, если б не он, узипеты никогда не напали бы на другой берег. Он и его офицеры безо всяких причин убили их соплеменников. По крайней мере я так слышал.

Пизон решил, что осторожность не помешает.

– Да, говорят, что так оно и было.

– Угу, – поддакнул Вителлий.

– А как он показал себя в этом сражении? – поинтересовался солдат с перевязанной головой.

Ощущая на себе взгляды семерых солдат, Пизон попереминался с ноги на ногу.

– Немного опрометчивым.

– Чушь! – возразил Вителлий. – Он просто искатель славы. Он бросил нас на плохо подготовленный штурм палисада. Бо́льшая часть нашего брата погибли, прежде чем он понял свою ошибку. Вернее, до того, как вмешался центурион и сказал ему, что нужно делать. Но даже тогда трибун отказался его выслушать. Вместо этого он отправил два десятка солдат штурмовать палисад сзади. Всего двадцать, хотя там нужна была самое малое половина центурии! Мы двое, – Вителлий указал на солдата с раной в ноге, – и еще семеро наших товарищей – это все, что осталось от штурмового отряда.

От этих слов у солдат вытянулись лица, и они мысленно воззвали к богам, чтобы те уберегли их от службы под началом Туберона.

От Вителлия не скрылась настороженность Пизона.

– Я лишь сказал правду. Мы все здесь товарищи. Кстати, ты собираешься и дальше стоять с кувшином в руке или все же угостишь всех остальных?

Решив, что не стоит воспринимать все эти разговоры слишком серьезно, Пизон пустил по кругу вино.

– А как насчет того, что в амфоре? – спросил с хитрой улыбкой Перевязанная Голова.

Вителлий показал ему фигу.

– Ты слышал трибуна. Это только для нас троих, кто рисковал жизнью по славу Рима.

Глава 12

Вар откинулся на спинку стула, любуясь позолоченной люстрой под потолком и размышляя над тем, что поведал ему Туберон. Как только патруль вернулся в Ветеру, трибун поспешил с донесением в кабинет легата Валы. Вар решил, что Тулла и Болана он выслушает позже. Впрочем, отчет трибуна был понятен и прост. Вар не сомневался, что отчеты обоих центурионов его подтвердят. Туберон не просто заносчивый щенок, попавший сюда из Рима. У него действительно есть способности. Порученное ему задание было не ахти каким сложным, но он выполнил его довольно красиво.

– Сжечь лодки – да, это ловко придумано, – согласился Вар.

Туберон покраснел.

– Спасибо, наместник. Вообще-то, эта мера нам не понадобилась. Но, соглашусь, поначалу это казалось лучшим из того, что было в наших силах.

– Каковы твои потери? – поинтересовался Вар.

– Тридцать один легионер и десять ауксилариев. Половина этого числа раненными. Я только что проведал их в лазарете. По словам хирургов, почти все они…

– Цифры выше, чем я ожидал, – перебил его Вар.

Туберон покраснел еще гуще.

– Больше трети убитых приходится на отряд центуриона Тулла при попытке открыть ворота палисада изнури.

– Жаль. Его солдаты – ветераны, их будет трудно заменить. – Вар снова поднял глаза на люстру. «А у Валы хороший вкус», – подумал он и не заметил облегчения на лице Туберона. Не заметил его и Аристид, перебиравший в углу какие-то документы.

– Согласен, наместник.

– Ты говоришь, что тебе удалось взять в плен около десятка узипетов?

– Верно, но, к сожалению, все они – обыкновенные воины.

– Ничего удивительного. Племенные вожди – как наши центурионы. Они первыми подвергают себя опасности, личным примером ведут воинов за собой в бой. Впрочем, ты это и без меня знаешь.

– Разумеется, наместник. – Туберон еще больше расправил плечи.

– Скажи, наши воины сражались храбро? А херуски Арминия?

– Наши воины – да. А вот херуски… – Туберон выдержал паузу, – проявили недисциплинированность. Если б не они, можно было взять больше пленников. Потом Арминий передо мной извинился. Сказал, что в них разыгралась кровь.

– Это неудивительно, – пожал плечами Вар. – Я стараюсь не называть племя Арминия дикарями – как-никак они наши союзники и, как правило, держатся вполне дружественно. Но они не римляне. Арминий, конечно, воспитаннее их, так что в случившемся его вины нет. Сомневаюсь, что кто-то другой на его месте сдержал бы эту орду. Кстати, прими это к сведению и вспоминай всякий раз, когда столкнешься с германцами. Да, дисциплины они не понимают, зато сражаются как львы.

– Я запомню твои слова, наместник.

– Как я понимаю, допросы уже начались?

– Да. Но пока ничего интересного мы не узнали. Все пленники говорят одно и то же: что их вожди не имеют никакого отношения к нападению на деревню.

– Хотя бы один из них умер? – спросил Вар.

– Насколько мне известно, пока никто.

– А вот это пора изменить. Проследи, чтобы двое – по крайней мере двое – умерли под пытками. Причем как можно более страшной смертью. Главное, чтобы остальные стали тому свидетелями.

Туберон заморгал.

– Слушаюсь, наместник.

За спиной у хозяина фыркнул Аристид.

Неодобрение этих двоих позабавило Вара.

– Может, со стороны это смотрится неприятно, трибун, но метод старый и испробованный в деле. Когда у кого-то на глазах наружу вываливаются кишки его товарищей, он быстро вспомнит даже то, что давно забыл.

Туберон стиснул зубы и вскинул подбородок.

– Я лично прослежу, чтобы твой приказ был выполнен, и доложу любые новые сведения.

– Пока свободен, трибун. – Туберон уже подошел к двери, когда Вар сказал: – Одну секунду, трибун.

– Слушаю тебя, наместник.

– Ты отлично справился с заданием.

Туберон зарделся от похвалы.

– Спасибо, наместник, – поблагодарил он и вышел.

Вар остался доволен. Он давно убедился в том, что скромная похвала срабатывает лучше всего. За его спиной шевельнулся Аристид.

– Знаю, ты не одобряешь пыток.

Раб фыркнул.

– Верно, хозяин. Никогда их не любил.

– Но разве плохо, если полученные сведение спасут жизни римлян? – Ответа не последовало, и Вар добавил: – Когда-то и мне пытки казались омерзительными, но жизненный опыт научил меня не делить вещи на белые и черные. Скорее, они разных оттенков серого. Из чего следует, что для получения нужных сведений пытки очень даже уместны.

– Я рад, хозяин, что мне не нужно принимать подобного рода решения.

В кои веки Вар позавидовал рабу. Впрочем, он тотчас отогнал это чувство.

– Пока я буду ждать Тулла и Болана, я хотел бы подписать кое-какие документы. – Услышав молчание, Вар усмехнулся. – Можешь не отвечать, просто принеси мне бумаги.

– Разумеется, хозяин, – ответил Аристид не без нотки сарказма.

Раз за разом ставя свою подпись, наместник размышлял о юном трибуне и его успехах с момента прибытия в легион. В самонадеянности Туберона не было ничего необычного – так вели себя практически все эти заносчивые сопляки, за которыми в первые недели нужен глаз да глаз. После случая с узипетами Вар был уверен в том, что Туберон именно таков. Более того, он являл собой худший пример зазнайки и карьериста. Но операция по разгрому мародеров, похоже, развеяла опасения наместника. Нет, конечно, Туберону предстоит еще многому научиться, но в целом он показал себя с лучшей стороны. Если его направлять, то в будущем из него выйдет отличный военачальник. Как только это качество проявит себя в глазах Августа, это благотворно отразится и на нем самом, размышлял Вар. Благосклонность императора – великое дело. До этого своего назначения Вар провел годы в политической пустыне. Не хотелось бы повторить этот опыт. Так что Туберона лучше ненавязчиво наставлять, а не тыкать каждый раз носом в допущенные ошибки.

Раздался стук в дверь. Вошел часовой и доложил о прибытии центурионов.

– Пусть войдут, – приказал Вар.

Аристид тотчас убрал со стола письма и снова занял позицию в дальней части комнаты, где у него имелся свой небольшой стол. Как только центурионы переступили порог, Вар в знак уважения встал. Он всегда находил для них время, ибо знал: именно на центурионах держится вся римская армия. Они были ее становым хребтом, солью земли, в особенности эти двое, Тулл и Болан.

– Входите, рад вас видеть.

– Приветствуем тебя, наместник! – отсалютовали центурионы.

– Вольно. Мы здесь не на параде. – Вар поднял со стола изящный голубой кувшин. – Не желаете вина?

Центурионы переглянулись.

– Лично я с удовольствием выпью, – сказал Вар, подавая пример.

– Спасибо тебе; если ты, то и я, – ответил Тулл.

– В таком случае я тоже составлю вам компанию, – сказал Болан. – Спасибо за угощение.

– Отлично. – Вар наполнил три кубка; взяв свой, высоко его поднял. – За императора! Пусть он правит нами еще долгие годы!

– За императора! – повторили Тулл и Болан. Все трое выпили.

– За сегодняшнюю удачу! – предложил новый тост Вар. – Вы молодцы.

– Спасибо за похвалу, наместник, – ответили центурионы.

– Но сегодня командовали не мы, – добавил Тулл.

– Знаю. Туберон. Но ведь даже старшему трибуну требуются опытные офицеры, особенно в его первом сражении. Ваш успех навел меня на мысль, что он показал себя с лучшей стороны. Я прав?

Тулл и Болан переглянулись. Этого взгляда было достаточно, чтобы Вар понял, что они сейчас скажут. И хотя это его не удивило, он ощутил легкий укол раздражения.

– Не стесняйтесь, говорите. Мы здесь все свои. Выкладывайте все, что у вас на уме. Никакого наказания не последует.

– В целом Туберон командовал хорошо, – ответил Болан. – Крупных жалоб у меня нет.

– А мелкие?

Центурион замялся.

– Рассказывай! – приказал Вар.

– Во время сражения часть узипетов забаррикадировалась внутри палисада. Туберон отреагировал слишком поспешно. Вместо того чтобы предпринять штурм палисада в нескольких местах силами, численно превосходящими противника, он приказал прямую атаку на ворота. Она оказалась неудачной. Девять легионеров погибли. – В воздухе повисло недосказанное слово «зря».

Могло быть и хуже, подумал Вар.

– И тогда Туберон приказал тебе, Тулл, штурмовать палисад на дальней его стороне?

– Это предложил я сам, – ответил центурион.

– Ты? А не трибун?

– Нет, наместник. Я.

Вар заметил, как Болан кивнул в знак согласия. Напрасно Туберон не упомянул об этом. Впрочем, ничего удивительного. На первых ступеньках карьеры он сам, возможно, поступил бы точно так же.

– Понятно. И во время этого штурма твой отряд понес значительные потери? – И вновь Тулл и Болан переглянулись. Вару же в сердце закралось подозрение, что все было не так легко и просто, как описал ему Туберон. – Ну, так как? Что скажешь?

– Совершенно верно, наместник, – ответил Тулл.

– Что случилось?

– В моем распоряжении были лишь двадцать солдат и опцион. В то время как вооруженных варваров внутри палисада – около шести десятков.

– Но ведь остальные легионеры наверняка одновременно атаковали палисад снаружи, что отвлекло на них часть сил противника?

– Атаковали, но не сразу, – ответил Тулл.

– То есть? Между вами была нарушена связь? – резко уточнил Вар.

– Пожалуй, что так.

– У тебя был при себе трубач?

– Нет, наместник.

Вар решил, что это недосмотр Туберона.

– Болан, ты был снаружи. Что там происходило?

– Думаю, трибун не до конца понимал, как важно отвлечь часть сил защитников палисада от Тулла и его отряда. К счастью, к нам подоспел Арминий и дал Туберону совет, после чего тот отправил нас в атаку. Тулл открыл изнутри ворота, и мы сумели подавить сопротивление оставшихся варваров.

Наверняка Туберона что-то отвлекло, решил Вар, или же, как сказал он сам, трибун неправильно выбрал «идеальный» момент для атаки. Он все-таки правильно поступил, отправив туда Арминия.

– Я рад, что ты остался жив, Тулл. Твоя смерть стала бы тяжелой потерей для легиона и всей империи.

– Спасибо, наместник, – ответил центурион, поднимая кубок.

Вар уже было собрался перевести разговор на приготовления к летней кампании, когда Тулл многозначительно кашлянул.

– В чем дело? – спросил Вар.

– Жаль, что не удалось взять больше пленников. Я надеялся, что мы сможем схватить защитников палисада, но воины Арминия косили их, словно это были стебли пшеницы.

Странно, Туберон тоже упомянул об этом, подумал Вар.

– Они утратили самообладание, – произнес он, решив, что самый простой ответ – он же самый верный.

И вновь этот многозначительный кашель.

– Что-то подсказывает мне, что они выполняли приказ Арминия.

– Зачем ему это понадобилось? – строго спросил Вар и нахмурился.

– Не знаю, наместник, – признался Тулл, переминаясь с ноги на ногу. – Но мне показалось, будто они убивали узипетов с большей яростью, чем в том имелась необходимость.

– Показалось? То есть ты не уверен? У тебя есть пример, чтобы подкрепить свои подозрения?

– Нет, наместник.

– Пока у тебя не будет доказательств, – резко произнес Вар, – советую тебе держать рот на замке.

– Слушаюсь!

– А теперь о приготовлениях к походу на восток, – объявил наместник. Оба центуриона еле заметно улыбнулись, чему Вар был рад. Не только он один мечтал поскорее покинуть проклятый лагерь.

Они выпили по второму кубку вина, после чего Вар поблагодарил их и отпустил.

– Аристид, тебе не показалось, что они что-то недоговаривали про Туберона? Или я не прав? – спросил он, когда стук их сандалий стих в коридоре.

– Показалось, хозяин.

Значит, я был прав, сделал вывод Вар.

– Они его покрывали.

– Трудно сказать, – уклончиво ответил Аристид.

Ладно, будем прагматиками, снова решил наместник. Поставленная задача была достигнута: мародеров ликвидировали, пленников взяли. С него хватало забот помимо Арминия, не говоря уже о том, чтобы раскапывать все подробности боя. Ауксиларии вполне могли утратить самообладание, а Туберон – вполне забыть азы военной науки и начать штурм палисада, не продумав детали. Такие вещи легко исправимы. В следующий раз он поговорит с Арминием.

– Найди учебник по осадному делу, – распорядился Вар. – Напиши записку Туберону, чтобы он с ним ознакомился. Я поставлю свою подпись. Учебник и записку отнести и вручить лично трибуну.

– Слушаюсь, хозяин.

Ну вот, одной заботой меньше, подумал Вар. Но его радость длилась считаные мгновения. К нему с горой документов подошел Аристид. Наместник смерил бумаги колючим взглядом. Вот так всегда. Только уладишь одно дело, как на его месте возникает в шесть раз больше… «Юпитер, сделай так, чтобы весенний марш начался как можно раньше!» – мысленно взмолился он.

В дверь постучали. Вар – а он все еще сидел за столом – сокрушенно посмотрел на дверь и сказал:

– Входи.

В кабинет шагнул часовой.

– Тебя хочет видеть Арминий.

– В кои-то веки ко мне пришел тот, кого я рад видеть… Пусть входит.

– Приветствую тебя, наместник! – отсалютовал херуск, переступая порог.

– Рад видеть тебя, Арминий. – Вар встал из-за стола и вышел, чтобы пожать ему руку. – Хочу угостить тебя вином.

– Никогда не откажусь, – ответил Арминий с широкой улыбкой.

– Вижу собрата по духу… Аристид, позаботься об остальном. – Вар придвинул гостю стул. – Первым делом хочу поблагодарить тебя за твой сегодняшний успех.

Услышав такую похвалу, Арминий слегка растерялся.

– Я лишь выполнял мой долг, только и всего.

– Я имею в виду совет, который ты дал Туберону во время штурма палисада.

– Ах, вот ты о чем… На моем месте так поступил бы любой.

– Возможно, но ты спас жизнь Туллу и сберег жизни значительного числа легионеров. – Вар поднял кубок, который услужливо вручил ему Аристид. – Прими мою благодарность.

Арминий кивнул.

– Спасибо тебе, что отправил меня туда вместе с легионерами.

– Жаль только, что удалось взять так мало пленных.

Арминий нахмурился.

– Если ты имеешь в виду действия моих воинов внутри палисада…

– Именно, – холодно отозвался Вар. – Тулл говорит, что пленников могло быть и больше.

– Верно. Но мои воины словно с цепи сорвались, – признался Арминий с виноватым видом. – Дело в том, что один из моих лучших бойцов погиб при штурме. Да и число погибших легионеров тоже сделало свое дело. Тем не менее я приношу извинения. Мои воины подвели тебя. Я подвел тебя! – воскликнул херуск, театрально заламывая руки.

Нет, это просто ошибка, решил Вар. Арминий не лгал. Это было видно с первого взгляда.

– Главное, чтобы это не повторилось.

– Обещаю тебе. Никогда.

Вар улыбнулся, показывая, что вопрос закрыт.

– Кстати, если ты пришел соблазнить меня еще одним днем на охоте, то я буду вынужден отклонить твое предложение. Моя совесть – вернее, Аристид – этого не позволит.

Арминий посмотрел на раба-грека.

– Так вот кто не дает нашему наместнику сбиться с пути?

– Для этого я не нужен, – скромно потупил взгляд Аристид. – Тем более что я всего лишь раб.

– Ты незаменим. Что бы я без тебя делал, – ответил Вар.

Аристид рассыпался в благодарностях и вернулся за свой стол.

– То есть ты занят, – сказал Арминий.

Вар указал на груды документов на рабочем столе.

– Бумаг вдвое больше обычного. А все потому, что вскоре нас ждет поход и до его начала нужно многое успеть.

– Даже не представляю, как ты с этим справляешься, – сочувственно произнес Арминий. – Лично я терпеть не могу всю эту бумажную канитель. Спасибо Донару, у меня тоже есть писарь. Если б не он, квартирмейстер каждый день жаловался бы тебе на меня. Скажи, ну почему любая бумажка должна быть составлена трижды?

– Это армия, – усмехнулся Вар. – Ресурсы и собственность империи требуют строгого учета. Так заведено с тех пор, как Август стал императором.

– А значит, мы должны выполнять его волю, – отозвался Арминий, поднимая бокал. – За Августа!

Вар повторил тост и поставил бокал.

– Что-то подсказывает мне, что ты пришел сюда не затем, чтобы обсуждать со мной тонкости работы с военными документами.

– Ты видишь меня насквозь, наместник! Я тут подумал, есть ли у тебя мысли по поводу того, как наказать узипетов за мародерство? – Арминий рассмеялся. – Выражусь прямее, потому что они наверняка у тебя есть. Какое наказание ждет их племя?

– Точно пока не скажу. Пленники пока почти ничего ценного не сказали. Однако все как один утверждают, что решились на эту вылазку без согласия своих вождей.

– И ты им веришь?

– Верю. Их подвергли крайне жестоким пыткам.

– Понятно.

– Поэтому я решил, что карательные меры – например, предать их деревни огню, истребить их жителей, да ты и сам знаешь – вряд ли добавят нам спокойной жизни. Мы ведь пытаемся умиротворить Германию, а не подтолкнуть ее к восстанию. С другой стороны, эта мародерская вылазка не должна остаться безнаказанной. Возможно, вожди узипетов не знали, что замышляют их воины, а зря. Они несут перед Римом ответственность за то, чтобы их племена не позволяли себе беззаконных, варварских выходок.

– Значит, остаются налоги?

– Верно. Тяжелый налог. Я пока не рассчитал окончательную сумму, но буду исходить из числа убитых жителей деревни и количества легионеров и ауксилариев, погибших во время штурма. А почему ты спрашиваешь? – Вар пристально посмотрел на своего собеседника.

– Я подумал, может, ты включишь меня в состав тех, кто доставит узипетам твое требование, с мечом или письмом о новом налоге…

– Ты – верный слуга империи, – с улыбкой отозвался Вар. – Хорошо. Я даже назначу тебя старшим этого патруля.

– Спасибо тебе, наместник. Сколько людей ты мне дашь?

– Достаточно, чтобы узипеты поняли: хотя мы пощадим их деревни, с Римом шутки плохи. Возьми всех своих ауксилариев. Я также отправлю три когорты легионеров. Твоим заместителем будет Тулл. Ты его знаешь.

– Тулл – прекрасный центурион, – похвалил Арминий. – А как же Туберон?

Вар пристально посмотрел в лицо своему собеседнику – нет ли в его словах сарказма. Однако, не заметив, расслабился.

– Это деликатная миссия. Я доверяю ее ветеранам.

– Понял. И когда мы отправляемся?

– Как можно скорее. Думаю, уже завтра. Самое позднее – послезавтра.

Глава 13

Вечером следующего дня западный небосклон полыхал потрясающим закатом, окрасившим его всеми оттенками красного и розового. Арминий и Мело сидели у командирской палатки. Возле их ног горел небольшой костерок. Рядом, вокруг своих костров, расположились их воины. День выдался прохладный. Не удивительно, что на некотором расстоянии от них то же самое делали и сотни легионеров. Земляная насыпь слева от Арминия служила южной границей походного лагеря.

– Давай я пойду вместо тебя, – даже в скудном вечернем свете было видно, что Мело расстроен.

– Нет. Это могу сделать только я, – ответил Арминий. – Вождь я, а не ты.

– В таком случае я с тобой.

– Я пойду один.

Место для лагеря, всего в четверти мили от главного селения узипетов, выбрал Тулл, как только они сюда прибыли. Никаких посланий вождям племени не отправляли – это будет сделано завтра. Тулл предложил, а Арминий с ним согласился, что врагов следует помариновать до утра. Центурион не глуп, подумал Арминий. Лучший способ припугнуть узипетов трудно представить. Для этого даже не нужно грабить их деревню. Но что еще важнее, это давало возможность провести с узипетами тайные переговоры – уже сегодняшней ночью.

– А если вождям известно, что мы причастны к уничтожению их соплеменников? – спросил Мело.

– Это вряд ли.

– Откуда ты знаешь? Вид у них был не слишком веселый, когда они вышли взглянуть на нас.

– Скажи, а ты был бы весел, увидев рядом со своей деревней две тысячи римских легионеров через пару дней после того, как твои воины первыми нарушили мир?

– Сомневаюсь, – признался Мело. – И все равно они могут быть в курсе.

Арминий постарался не выдать раздражения.

– В таком случае, когда я приду к ним, меня подвергнут пыткам и убьют.

– Значит, я тем более должен пойти вместе с тобой.

– Мело, два копья ничего не решат, и ты сам это знаешь. Ты тоже погибнешь, а зачем тебе это? Я не могу взять с собой отряд моих воинов, потому что нас сразу заметят. Римляне не должны знать, что я покидал лагерь. Даже если б я захватил с собой несколько воинов, это только усилило бы подозрения узипетов.

– Не нравится мне твой план, Арминий.

– Но я должен встретиться с вождями узипетов до завтрашнего дня, когда Тулл объявит им наказание за преступления их воинов. Они скорее согласятся заплатить штрафной налог, если будут знать, что Вар по-прежнему мне доверяет и мы продолжаем готовиться к нашей с ними общей мести. Ждать же им осталось недолго. – Видя, что Мело он не убедил, Арминий продолжил: – Что, по-твоему, я должен делать? Когда мы с Варом отправимся на восток, переманить племена на нашу сторону будет не так-то легко. Сегодня же у меня есть прекрасная возможность включить узипетов в наш союз. Если не сегодня, то когда?

– Ты прав, – ответил Мело, веткой поворошив костер, чтобы ярче горел. Они с Арминием какое-то время наблюдали, как в вечернем воздухе пляшут и гаснут искры.

– Жизни римлян погаснут, как и эти искры, – задумчиво произнес Арминий, вспоминая свою тетку и кузенов. – Подумай об этом, пока меня не будет.

– Да хранит тебя Донар.

– Во славу его я все это и затеял, – сказал Арминий, вспоминая жертвоприношения, виденные им в детстве. Память о них придавала ему силы. – У тебя найдется веревка?

– Найдется.

– Уже стемнело. Мне пора.

Они уже обсудили, где Арминию лучше всего преодолеть земляную насыпь походного лагеря. Насыпь была возведена силами их патруля. В ней имелось четверо ворот – в середине каждой стороны, – а на углах постоянно дежурили часовые. Между ними вдоль всей насыпи регулярно прохаживались караульные. Арминий, Мело и еще трое воинов осторожно подкрались к отрезку стены посередине между углом и воротами. От напряжения сердце в груди Арминия стучало, как кузнечный молот. Одно дело строить план, как незаметно выскользнуть из лагеря. И совсем другое – этот план осуществить. Если его поймают, ему конец. Нет, подумал Арминий, даже хуже. Тулл заподозрит его – и будет прав – в измене. Вперед, приказал он себе, пока в тебе еще остается мужество.

– Готовы? – спросил он трех воинов.

– Да, – прошептали они в ответ. – Да хранят тебя боги, Арминий, – добавил один из них.

– Вы тоже сыграйте свою роль, причем как можно убедительнее. Вперед.

Трое воинов, шатаясь, вышли из отбрасываемой насыпью тени. Громко разговаривая, они направились к ближайшему углу, где вот-вот должен был появиться часовой, охранявший этот участок. Ждать пришлось недолго. Вскоре их окликнул чей-то голос. Подождав, когда между ними завяжется разговор, Арминий кивнул Мело. Друг тотчас подсадил его на насыпь. От напряжения живот скрутило узлом. Вдруг его заметят? Опустившись на колени, Арминий подтянул к себе Мело. Но нет, вокруг тихо. Никто не поднял тревоги – ни когда они забрались на насыпь, ни когда Мело размотал веревку, привязанную к его поясу, и сбросил ее конец вниз.

– Возвращаться назад этим путем будет рискованно, – прошептал Арминий. – На заре, как только откроют ворота, вышли турму. Я встречу их в полумиле отсюда, среди деревьев у дороги, что ведет на запад. Если Тулл спросит, где я, ответь, что я должен вознести молитвы нашим богам.

Остается лишь надеяться на то, что этого объяснения хватит, чтобы погасить подозрения Тулла. А центурион его явно подозревает. Иначе разве он стал бы сообщать Вару о том, что его воины переусердствовали во время штурма палисада?

Кивком подтвердив, что все понял, Мело уперся ногой в насыпь. Арминий, не раздумывая, скользнул по веревке вниз. Как только колючие ветки остались позади, он, осторожно переставляя руки, спустился в канаву. Как только ноги нащупали ее дно, он резко дернул веревку и, не дожидаясь, когда Мело уберет ее, выбрался из канавы и на четвереньках отполз прочь. Скрытый ночной тьмой, досчитал до трех десятков ударов сердца. Уфф. Ни звука, в лагере царила тишина. Ни его самого, ни Мело не заметили.

Первая часть его авантюры прошла успешно. Значит, настоящая опасность еще ждет его впереди. Попросив Донара хранить его, Арминий зашагал к селению узипетов. Его окликнули уже из первого дома. По спине тотчас побежал ручеек холодного пота.

– Я – друг, – негромко ответил он. – Мое имя Арминий. Я из племени херусков.

– С чего это нелегкая носит тебя по ночам? – спросил часовой, выныривая из темноты с копьем наготове, и хмуро посмотрел на Арминия. Заметив его дорогую одежду, часовой хмыкнул: – Особенно если учесть, с кем ты водишь дружбу. Я уже видел тебя раньше. Тебя и твоих воинов. Ты был вместе с римлянами.

– Я – друг узипетов.

– Не знаю, сколько народу согласится с этим. – Часовой скривил губу. – Ты безоружен. А значит, ничто не мешает мне выпустить тебе кишки.

– Я оставил свой меч, чтобы он не мешал мне, когда я выбирался из римского лагеря. Никто не знает, что я здесь, – сказал Арминий. – Я должен поговорить с вашими вождями. Немедленно.

Часовой – и он был почти на голову выше Арминия – снова хмыкнул. Копье в его руках даже не дрогнуло.

– Они уже спят.

– Тогда разбуди их.

– Ты не узипет, чтобы мне приказывать, – огрызнулся часовой, однако Арминий уловил в его голосе нотку неуверенности.

– Скажи, кем бы ты предпочел быть – воином, который разбудил своих вождей ради срочной встречи, пусть даже в самую глухую полночь, или убийцей гонца, принесшего важную весть? – спросил Арминий. – Решай, но только быстро.

Смачно выругавшись, часовой велел своему напарнику, до этого дремавшему рядом со стеной, занять его место.

– Если окажется, что ты лжешь, собственноручно оторву тебе яйца, – пригрозил он Арминию.

– Сначала отведи меня к вождю.

Снова выругавшись, часовой повел Арминия в деревню. Та представляла собой скопление жилых домов и мастерских вперемежку с огородами. Услышав их приближение, собаки подняли лай. Арминий также заметил, что вход в жилые дома охраняют вооруженные воины. Уже одно это красноречиво говорило о том, насколько «рады» узипеты приходу римлян. Другое дело – насколько это их защитит. Один только отряд Арминия численно превосходил деревенских воинов.

Они остановились возле строения, земля перед которым была вытоптана. Все понятно: место деревенского схода, рядом – жилище вождя. Похоже, он все-таки убедил часового, ибо тот сразу заговорил с воином, охранявшим вход в дом. Последовал короткий разговор, затем несколько проклятий, и второй часовой исчез внутри. Спустя несколько мгновений из дома, с факелом в руке, вышел его владелец. Арминий мысленно поблагодарил богов, узнав рыжебородого вождя, который переводил для своих соплеменников в Ветере. Этот явно не дурак и не станет действовать сгоряча.

Рыжебородый посветил факелом у лица Арминия и высокого часового. На его собственном читалось удивление.

– Так это ты, Арминий… Я подумал, что часовой бредит.

– Да, это я, – сказал Арминий, вставая в круг света.

– И тебе хватило наглости явиться сюда после того, что произошло?

В сердце Арминия закралась неуверенность. Неужели рыжебородому известно об участии его воинов в убийстве мародеров?

– Я – друг узипетов и надеюсь всегда им оставаться, – ответил он, поднимая руки открытыми ладонями к вождю.

– Скажи это воинам, которым лежат мертвыми на берегу руки! – Рыжебородый сплюнул. – Хватайте его!

«О боги, он знает!» – подумал Арминий, из последних сил стараясь не поддаться панике. Он не стал сопротивляться, когда два стражника схватили его за руки. Однако оказался не готов к удару в солнечное сплетение, который нанес ему Рыжебородый. Внутри него как будто взорвался шар боли, воздух вырвался из легких. Ноги подогнулись, и если б не стражники, поддерживавшие его с обеих сторон, он точно рухнул бы на колени. В глазах потемнело, к горлу подкатился ком тошноты.

– Четыреста наших воинов мертвы. Лучшие воины нашего племени, наше будущее, погибли, все до единого! – Рыжебородый за волосы приподнял Арминию голову. – Я с радостью послушаю, как ты с жуткими воплями покинешь этот мир. Я сделаю все для того, чтобы твое путешествие было неспешным.

Арминий попытался заговорить, но вместо этого его вырвало. Боль в животе была такой же сильной, как в тот раз, когда в Иллирии он получил удар серпом по голове.

– Отведите его внутрь! – приказал Рыжебородый. – Свяжите его и заткните ему рот. Чем меньше яда капнет с языка этой змеи, тем лучше.

Арминия продолжало рвать; с губ свисали нити слюны. Когда он поднял взгляд, Рыжебородого уже не было. Высокий стражник отпустил его руку и теперь разочарованно смотрел на него.

– Я так и знал, что от тебя будут лишь одни неприятности.

Арминий открыл было рот, чтобы возразить, но страж шагнул ближе и, обмотав вокруг лица пленника лоскут грязной ткани, завязал его узлом на затылке, лишив его тем самым возможности говорить. Затем заломил назад и связал Арминию руки, причем так туго, что херуск простонал. После чего Арминия без лишних церемоний затолкали внутрь жилища, где он упал возле главного очага. В глазах снова потемнело, и он с радостью провалился в эту темноту.

Впрочем, вскоре кто-то ткнул его ногой в живот, в то место, где до этого побывал кулак Рыжебородого. Очнувшись от боли и открыв глаза, Арминий обнаружил, что над ним высится все тот же рослый стражник.

– Ты все еще с нами. Отлично.

Узипет приподнял его в сидячее положение рядом с полыхающим очагом. Арминий увидел перед собой полукруг воинов, в которых узнал вождей, что приходили к Вару после того, как Туберон по глупости напал на юношей из их племени. Лица всех до единого являли собой злобные маски. Это были лица тех, кому известно о его предательстве. В животе Арминия снова шевельнулся страх – он терся о позвоночник, наполнял холодом сердце. Похоже, говорить ему не дадут. Но в этом случае его ждет смерть. И тогда все его страдания окажутся напрасны. Эта последняя мысль было для него самой обидной.

– Выслушайте меня, прошу вас, – попытался произнести он, но вместо слов с губ сорвалось лишь невнятное мычание. Ответом же ему стал дружный хохот вождей.

– Гадюка не может шипеть с кляпом во рту, – с издевкой произнес Рыжебородый.

– Пусть попробует еще раз, когда в его тело вопьется вот это! – заявил второй, беря в руки кочергу, которую затем положил на краю очага.

– Отличная мысль, – подал голос третий. – После чего я вырежу ему в заднице новую дырку.

– Только не здесь, – возразил Рыжебородый. – Моя семья спит всего в нескольких шагах отсюда. Жрец говорит, что его нужно отвести в лес.

– Да, в священную рощу.

– Отличная мысль.

– Самое для него место.

– Оттуда ему прямая дорога в царство смерти.

Арминий понимал: как только он окажется в роще, где рядом с ним будет жрец, шансов на спасение у него будет даже еще меньше. Те, кто поклонялся Донару, обожали кровавые жертвоприношения и не имели привычки выслушивать мнение своих жертв. Судя по ярости вождей, те пребывали в уверенности, что Тулл нападет на них уже утром. Убив Арминия, они ничего не теряют. Он в упор посмотрел на Рыжебородого, надеясь встретиться с ним взглядом. «Я пришел предложить тебе шанс отмщения, – сказали его глаза. – Вытащи кляп».

Но Рыжебородый даже не взглянул в его сторону.

«Донар, я всегда был и остаюсь твоим верным слугой, – мысленно взмолился Арминий. – Позволь мне воздать тебе честь тем, что я устрою в твоем лесу засаду на римлян».

Увы, его надежды были разбиты вдребезги, когда рослый стражник на пару еще с одним воином повели его к двери.

– Погодите! – приказал Рыжеволосый.

Не отпуская Арминия, стражники остановились. Он же вновь воззвал к Донару.

– Возможно, все не так просто, как кажется, – сказал Рыжеволосый.

В ответ раздались возмущенные выкрики.

– Тут все ясно как день! – выкрикнул один из вождей. – Арминий пообещал нам шанс отомстить римлянам, но даже пальцем не пошевелил, чтобы остановить римлян, когда те стали убивать наших воинов. Теперь же он приехал сюда вместе с их войском, и один Донар ведает, что они готовы сделать с нами. Этот человек – лжец, он весь прогнил, как плохо закопченный окорок.

Он даже пальцем не пошевелил, чтобы остановить римлян, повторил про себя Арминий, и в нем впервые проснулась надежда. Они не знают, что я тоже убивал узипетов!

– У меня чешутся руки убить Арминия, – заявил Рыжеволосый. – Но не будет вреда в том, если прежде мы с ним поговорим.

– Зачем понапрасну терять время? – ощерился другой вождь. – У этого сукиного сына всегда был серебряный язык. Он попытается убедить нас, что не смог ничего поделать.

– Возможно, ты прав, – возразил Рыжеволосый. – Но ответь мне. Зачем ему было приходить к нам, причем безоружным, да еще в глухую полночь? Только за тем, сдается мне, чтобы сообщить нам что-то важное. Ведь он не дурак.

Ни у кого не нашлось, что на это возразить.

– Что ж, пусть говорит, – сказал вождь с кустистыми бровями. – Если нам не понравятся его слова, мы живо вернем кляп на место.

С этими словам Рыжеволосый подошел к Арминию и развязал лоскут ткани, не дававший ему раскрыть рот.

– Спасибо, – пробормотал херуск сухими губами, чувствуя, как страх слегка отпустил его. Рыжеволосый пропустил мимо ушей его благодарность.

– Так что ты хотел нам сказать?

– Во-первых, римляне не собираются нападать на вас, – сказал Арминий. Узипеты облегченно вздохнули. Значит, он не ошибся, начав именно с этих слов. – Они пришли объявить о штрафном налоге, который наложил на вас Вар.

– Ты поклянешься, что это правда? – спросил вождь с кустистыми бровями.

– Собственной жизнью, жизнью моего отца и его отца до него. Да будет Донар моим свидетелем, римляне явились сюда лишь затем, чтобы припугнуть вас. Вар не желает обострять и без того щекотливую ситуацию. – Похоже, его слова пришлись узипетам по душе, и он продолжил: – Однако налог, который он наложил на вас, неподъемен. Некоторые из вас не смогут его заплатить.

– И что будет, если не смогут? – уточнил Рыжеволосый.

– Римляне – народ практичный. Если у вас не будет серебра, они потребуют оплаты натурой. Скот, зерно, рабов – им все равно. – В ответ послышались возмущенные комментарии, однако Арминий повысил голос и продолжил: – Не забывайте, что через три месяца вы должны также уплатить ежегодный налог.

Гнев узипетов вспыхнул с новой силой. Рыжеволосый был даже вынужден восстановить порядок. Как только вновь воцарилась тишина, он холодно посмотрел на Арминия.

– Все это мы услышали бы и утром. Живо выкладывай, зачем ты явился сюда.

– То, что я хочу сказать, предназначается лишь ушам вождей. – Арминий посмотрел на рослого стражника и воина у дверей.

Рыжеволосый мотнул головой, и эти двое вышли на улицу.

– Хотя мне понятны причины, подвигшие ваших юношей напасть на другой берег, их действия были слишком поспешны, – произнес Арминий и тотчас заметил, как кое-кто из вождей кивнули в знак согласия. Что ж, уже неплохо. – Римляне никогда не потерпят подобных набегов. Поступить так – значит бросить им вызов. Я благодарен судьбе, что для участия в ответных мерах Вар выбрал не меня, но мне было больно узнать, какая судьба постигла ваших воинов. То, что в плен попали лишь единицы, знак их храбрости.

Он нарочно сказал эти слова. Хотел проверить, что им известно. Ведь стоит всего одному из них обвинить его во лжи, как нож жреца в считаные мгновения вскроет ему грудную клетку. Тем более что сердце, казалось, рвалось из нее наружу. Арминий обвел взглядом их насупленные лица.

– Как я понимаю, их подвергли пыткам? – спросил Рыжеволосый. Арминий облегченно выдохнул.

– Да.

– Римские ублюдки… И что они сказали?

– Все, как один, клялись, что вы, вожди, ничего не знали про их набег. – Арминий по глазам понял, что это так. Похоже, у вождей отлегло от сердца. – К сожалению, их ответы были лишь одной стороной обоюдоострого меча. Если Вар полагал, что набег совершен по вашему приказу, все вы были бы уже мертвы, а ваша деревня сожжена. Он же считает, что вы непричастны к набегу, и потому в наказание за него наложит на вас дополнительный налог.

– Как ни крути, все равно мы у него виноваты, – прорычал тот, что с густыми бровями. – Даже если б знали.

– Не так. Мертвые – если б знали, ограбленные – если нет, – язвительно поправил его Рыжеволосый. – Разница хоть и невелика, но все же есть.

– Вспомни ежегодный налог, который вам вскоре придется платить, – произнес Арминий. В глазах вождя промелькнула безнадежность, зато гнев пошел на убыль. Такой момент нельзя было упускать. – Не теряйте веры, – обратился он к узипетам. – Еще не все потеряно. Пройдет немного времени, и вы вспомните, как я пришел к вам с этим замыслом. Замыслом напасть на Вара и его легионы, когда они летом выйдут в поход. Да поможет мне Донар! Я сотру этих римлян с лица земли!

Арминий умолк и обвел узипетов взглядом. Пока все идет хорошо. Никто не велел ему заткнуться, а пара вождей даже кивнули в знак согласия. Правда, не Рыжеволосый.

– Вспомните также, что бруктеры едины во мнении с херусками в этом вопросе. Вскоре к нам присоединятся хатты. Сражаясь вместе с нами, вы получите шанс отомстить не только за ваших мертвых, но и за ту несправедливость, которая будет возложена на вас завтра. Ждать отмщения вам придется недолго. Уже в следующем месяце армия Вара отправится маршем на восток. Я знаю это, и не только, так как он считает меня своим надежным союзником, тем, кому можно доверять. Другом. – Свидетельство тому – то, как спокойно воспринял Вар чрезмерное усердие его ауксилариев, когда те перебили узипетов.

Судя по лицам, на свою сторону он переманил лишь половину, не больше. Арминий принялся натужно соображать, что ему делать дальше. Ведь даже сейчас вожди могут пойти на попятную. Преклонить колени перед Римом. Заплатить Вару налоги, пусть даже это означает для них самих полное разорение. «До сих пор я был вынужден лгать и убивать. Какую еще ложь мне придумать?»

– Недавно до меня дошла весть от марсов и ангривариев. Они тоже изъявляют желание сражаться вместе с нами! Шесть племен составят внушительную силу, способную сокрушить римлян! Раздавить их, как муравьев! Если вы, узипеты, займете нашу сторону, мы будем непобедимы! – Арминий знал: ни в коем случае нельзя заискивать и просить. Он умолк, давая узипетам возможность осмыслить сказанное им, и мысленно молил о том, чтобы его слова проникли в их сердца.

Воцарилось молчание. Каждое его мгновение было подобно вечности.

– Сколько солдат Вар поведет через реку? – спросил наконец Рыжеволосый.

– Три легиона и несколько вспомогательных отрядов. Полной численности не имеет ни один, так что в общей сложности пятнадцать тысяч человек, не больше.

– И сколько рассчитываешь выставить ты?

Арминий не винил Рыжеволосого. Когда рискуешь своей жизнью и жизнями своих воинов, имеешь право знать такие важные детали. Вождь спрашивал, и это был хороший знак.

– По моим прикидкам, тысяч двадцать воинов.

– В открытом поле такого перевеса будет недостаточно, – заметил Рыжеволосый. Другие вожди кивнули в знак согласия.

Арминий был к этому готов.

– Ты прав, но в мои намерения никогда не входило сразиться с римлянами лицом к лицу. Сила твоих воинов, как и моих, в их мужестве, быстроте и ловкости. Стоит устроить Вару засаду, и эти качества тотчас найдут себе применение. Представь своих воинов как рой мошкары, что докучает нам каждое лето, только куда более смертоносных. Они выскакивают из леса и атакуют римлян. Но прежде, чем враг успеет отреагировать, их уже нет. Правда, в отличие от роя мошкары, они растворились среди деревьев. Вместе с другими племенами они будут проделывать это снова и снова, пока в живых не останется ни одного римлянина.

– Мне это нравится! – воскликнул вождь с кустистыми бровями.

– И мне! И мне! Я с тобой, Арминий!

Херуск кивнул, как будто ожидал этого с самого начала. Молчал лишь Рыжеволосый, хотя и не пытался заткнуть рты остальным, а терпеливо ждал, когда все умолкнут.

В душе Арминия вновь поднял голову страх. Скажи Рыжеволосый против него хотя бы слово, и все остальные разом переменят свое мнение.

– Ну, так как? – спросил он Рыжеволосого с напускной уверенностью. – Ты с нами?

Вместо ответа тот кинжалом разрезал на нем путы.

– Да, я буду сражаться рядом с тобой, – ответил вождь узипетов с холодной улыбкой. – Я и все мои воины.

Глава 14

Тулл сидел в палатке, занимаясь последними приготовлениями перед тем, как отвести солдат к деревне узипетов. Он слегка ослабил кольчугу, и та теперь нависала над его позолоченным поясом. Впрочем, был в этом и свой недостаток – со стороны могло показаться, будто он отрастил себе брюшко. Зато это помогало перенести тяжесть кольчуги с плеч на бедра. Если же этого не сделать, к концу дня колени будут кричать от боли. Центурион уже надел ремень и пристегнул меч. Металлические ножны и шлем были начищены до блеска. Кольчуга отдраена. Им лично. Эту работу Тулл не доверял никому. Сегодня он обязан произвести впечатление. Узипеты должны понять, что с римскими солдатами шутки плохи. Понять, что, если того потребует император, легионеры сотрут их в порошок.

Тулл критическим взглядом окинул браслеты на запястьях и украшенную многочисленными фалерами грудь. Те сияли золотом, серебром, бронзой, и каждая – знак признания его мужества в том или ином сражении. Впрочем, по мнению Тулла, примерно в половине случаев он действовал так, как на его месте действовал бы любой солдат, просто ему повезло попасть в поле зрения трибуна или легата. Трижды он всего лишь пытался уменьшить число жертв среди своих солдат. Заслуженно он получил разве что две медали. Тулл так и заявил Фенестеле, добавив, что ходить увешанным фалерами уже немодно. Бурная реакция опциона стала для него неожиданностью.

– Чушь! Полная чушь! – заявил Фенестела. – Я сбился со счета, сколько раз ты в сражении бросался туда, куда не загнать никаких солдат. Для этого нужны яйца, Тулл. Такие, как у тебя. Так что гордись своими фалерами, центурион, ты их заслужил.

Сказав эти слова, Фенестела покраснел. Тулл невольно улыбнулся.

Наконец он причесал на шлеме гребень из конского волоса. Эх, перед тем, как выезжать из Ветеры, надо было заново его покрасить… Ладно, сойдет и так, подумал он, надевая шлем. Вряд ли дикари заметят разницу, особенно если будут внимательно его слушать.

– Центурион! – раздался рядом с палаткой голос Фенестелы.

– Иду, – ответил Тулл и, взяв жезл, вышел к опциону. Снаряжение на Фенестеле блестело под стать его собственному. – Сразу видно: вот это настоящий опцион, – пошутил Тулл.

– И центурион тоже, – отозвался Фенестела и расплылся в улыбке.

– Солдаты готовы?

– Да. Как ты и приказывал, три когорты построены на плацу. Кавалерия тоже.

– Арминий вернулся? – На собрании офицеров рано утром Мело сообщил ему, что его начальник отправился молиться своим богам в соседнюю рощу. Тулла тогда это задело – по всем правилам, Арминий должен был предупредить его лично. Впрочем, ничего удивительного. Херуск тоже командир, поэтому возразить Тулл не мог. Он также не догадался спросить у часовых, когда Арминий ушел из лагеря.

– Да, центурион.

– Отлично. Пойдем со мной, – сказал Тулл и зашагал к плацу. – Я предложил Арминию оставить наш план прежним. Мы движемся к деревне. Когда до нее останется шагов сто, перестроимся в линию глубиной в одну когорту, с кавалерией на флангах. После чего трубачи протрубят сигнал, а мы посмотрим, как поведут себя эти варвары.

Фенестела неприятно усмехнулся.

– Можно подумать, у них есть выбор.

– Не зарекайся, опцион.

– А я и не зарекаюсь. Но нужно быть круглыми болванами, чтобы выйти навстречу нам с оружием в руках. На их месте я, как пес, перевернулся бы на спину и подставил нам брюхо и горло.

– Думаю, они так и поступят, – сказал Тулл. – И все же нам нельзя терять бдительность. Побитый пес может и укусить.

Вскоре римляне уже стояли рядом с деревней. Когорты быстро перестроились – три центурии в ширину, две в глубину. Между соседними – промежуток в двадцать шагов. Всадники Арминия заняли позиции на флангах, выстроившись двумя изогнутыми линиями, похожими на крылья хищной птицы. Центурия Тулла занимала почетное место в первом ряду центральной когорты. Хотя номинальным командиром войска был Арминий, херуск заявил, что его место вместе с кавалерией. Так что ультиматум Вара предстояло зачитать Туллу.

Центурион сидел верхом справа от своих солдат, рядом со знаменосцем и трубачом. Пока они строились, он едва ли не кожей чувствовал, как из деревни за ними следят сотни глаз, однако, кроме пары любопытных мальчишек, рискнувших выйти на луг, деревня узипетов как будто вымерла. Лишь время от времени между домами пробегала человеческая фигура или же высовывалась из-за угла, чтобы взглянуть на них, но это, пожалуй, и всё. Единственным признаком того, что в деревне оставались люди, был дымок над крышами домов.

Гарцуя перед строем солдат, Тулл взглянул на их лица. Страха в них он не заметил. Тем не менее счел нужным, как и перед боем, произнести воодушевляющую речь. Мол, их долг – верно служить императору и Риму. Они здесь для того, чтобы поддерживать в Германии мир. Все они здесь служат одной цели. Все они храбрецы и с честью выполнят свой долг, сражаясь, если это потребуется, не на жизнь, а на смерть.

– Впрочем, вряд ли дикари нападут на нас, – заявил он. – Увидев нас, они наложат в штаны и выполнят все наши требования.

Его слова были встречены дружным смехом. Когда же Тулл пообещал каждому на ужин дополнительную порцию мяса и вина, солдаты разразились одобрительными возгласами. Он вновь посмотрел на деревню, но, как и в первый раз, не заметил признаков готовности к сопротивлению. Эта подозрительная тишина настораживала. Не иначе как узипеты испугались, решил Тулл, что его войску только на руку.

– Готов? – спросил он.

Трубач кивнул.

– Труби как можно громче.

Центурион заранее попросил трубача сыграть ноты, какими обычно возвещалось прибытие на парадный плац генерала. Значение этих нот узипетам вряд ли известно, однако варвары наверняка поймут, что это сигнал выйти навстречу римлянам.

Громко запела труба. Пропев все ноты, стихла. Никакой реакции. Тулл посмотрел на ведущую в деревню дорогу, затем на дома, выискивая взглядом признаки засады. Но ничего не увидел.

Он насчитал уже тридцать ударов сердца, но вожди узипетов так и не появились. Раздраженный, Тулл велел трубачу протрубить сигнал снова. Если варвары не появятся, придется посылать к ним гонца.

Наконец между двумя строениями показалась группа людей. Гнев Тулла пошел на убыль. Их было человек двадцать. В таком количестве угрозы они не представляли. Тем не менее он спиной ощутил, как напряглись солдаты при их приближении.

– Смирно! – приказал Тулл, а сам выехал навстречу варварам – один, гордо восседая на своем скакуне, всем своим видом давая понять, что римским солдатам никто не страшен. На самом же деле от напряжения пересохло во рту, сердце билось о ребра кузнечным молотом. Они не посмеют поднять на меня руку, попытался он убедить себя. Поступить так – значит обречь на смерть всех до последнего младенца жителей деревни, и они сами это прекрасно знают.

Тулл узнал многих вождей, которые приходили в Ветеру с петицией к Вару, в том числе Рыжеволосого. Примерно с полдесятка человек были воинами, по всей видимости, почетный эскорт, а еще несколько – те, что несли дополнительные копья, – скорее походили на рабов. Но все до одного были хмуры. Так вам и надо, подумал Тулл, представив себе убитых мародерами жителей деревни на другом берегу. Нас здесь не было бы, не закрой их вожди глаза на самоуправство молодых воинов. Почему-то он не вспомнил Туберона, чья глупость была первопричиной всех этих кровавых событий.

– Стойте, вы уже близко! – крикнул он, когда узипетов отделяло от него не более пятнадцать шагов.

Вожди нехотя остановились. Тулл молчал, давая им возможность осознать, какое количество солдат он привел с собой.

Первым заговорил Рыжеволосый.

– Ты пришел разрушить нашу деревню?

Центурион ответил не сразу, довольный тем, что место негодования в глазах некоторых вождей занял страх. Его опасения по поводу возможной засады развеялись. Они заплатят наложенный Варом налог.

– Благодарите наместника за его милосердие. Не сегодня, – произнес он и вновь замолчал, чтобы узипеты переварили его слова. Вожди полушепотом начали задавать друг другу вопросы. Рыжеволосый слушал их, переминаясь с ноги на ногу.

– Тогда зачем ты пришел сюда? – спросил он наконец.

– Ты и сам знаешь.

– Из-за того, что натворили наши воины, – признал Рыжеволосый.

– Верно. Наместник Вар прислал меня передать вам его волю, – произнес на германском наречии Тулл, однако во избежание ошибок, которые потом могут быть превратно истолкованы, вновь переключился на латынь. Правда, говорил четко и медленно, чтобы Рыжеволосый успевал перевести.

– Вы наверняка слышали, что их отряд практически весь уничтожен, а те немногие, что остались живы, проданы в рабство. Однако на этом дело не закончено. Император не потерпит нарушения мира в своей империи. Никогда. Всему вашему племени положено наказание, и Вар решил наложить его в виде дополнительного налога. Тяжелого налога. – При этих его словах Рыжеволосый заметно поник. Отлично, довольно подумал Тулл. Пусть это станет хорошим уроком бешеным псам. – Вы меня поняли?

Рыжеволосый перевел. Когда он сделал то же самое в Ветере, его слова были встречены криками ликования. Сегодня Тулл увидел лишь усталые кивки и пожимание плечами. Кое-кто одарил центуриона полным ненависти взглядом. Впрочем, этого и следовало ожидать. Было бы подозрительно, если б этого не случилось.

– Поняли, – ответил Рыжеволосый старческим голосом. – И как велик этот налог?

– В схватке с вашими воинами погиб сорок один легионер и ауксиларий. Двадцать человек получили ранения. Были также убиты четыреста восемьдесят семь жителей деревни. Вар назначил следующую цену: триста денариев за каждого погибшего солдата, половина этой суммы за каждого раненого. И по сто денариев за каждого убитого жителя деревни. Общая сумма равна… – Прежде чем нанести окончательный удар, Тулл сделал паузу. – Шестьдесят четыре тысячи денариев.

Рыжеволосый перевел. Тотчас раздался хор возмущенных голосов. Впрочем, никаких угрожающих действий не последовало. Тулл с каменным лицом дождался, когда узипеты угомонятся.

– Ты должен понять, центурион, что наш народ не пользуется деньгами так, как это делаете вы, римляне, – произнес Рыжеволосый. – Мы не богаты. Налог разорит нас.

– Меня это не касается! – рявкнул Тулл. – Вы должны были представлять себе последствия, когда отпустили своих воинов в воровской набег.

– Мы не знали, что у них на уме! – воскликнул Рыжеволосый.

Римлянин улыбнулся ледяной улыбкой.

– Наместник Вар согласен принять налог в любой форме: скотом, рабами, мехами. Даже женскими волосами. Отвезите все это в Ветеру, и государственный чиновник оценит их стоимость.

При этих словах Тулл прочел на лице Рыжеволосого смесь омерзения и бессильного гнева. Впрочем, те же самые чувства отразились и на лицах других узипетов. Наверное, тому причиной женские волосы, подумал Тулл. Однако в Риме, где они шли на парики, спрос на них был крайне высок, и женские косы ценились дорого.

Рыжеволосый посовещался с другими вождями.

– И как долго мы должны платить этот налог?

– Вар требует, чтобы первая половина была выплачена в течение ближайших семи дней – эти тридцать две тысячи денариев. До окончания сбора урожая вы должны изыскать остаток суммы, а также уплатить обычный ежегодный налог. В вашем распоряжении более трех месяцев.

Рыжеволосый поморщился.

– А если к тому времени мы не соберем полную сумму, что тогда?

– Тогда солдаты вернутся и заберут его силой. – Тулл не стал добавлять, какое количество жителей деревни будет продано в рабство, чтобы возместить эту недостачу.

Рыжеволосый перевел его слова другим узипетам. Возмущенных криков не последовало. Тулл с удовлетворением отметил на лицах вождей усталое согласие.

– Мы принимаем налог Вара, – произнес Рыжеволосый.

– Мудрое решение! – заявил центурион. – И чтобы в течение часа мне в лагерь пригнали семь десятков овец!

Рыжеволосый открыл было рот, чтобы возразить, однако не стал этого делать.

– Я прослежу, чтобы это было сделано.

Тулл уже было собрался развернуть коня, когда его внимание привлек возникший среди узипетов спор. Один из вождей, с побагровевшим от гнева лицом, тыкал пальцем в грудь раба, повторяя одни и те же слова. В принципе Тулла это не касалось, и он мог развернуть коня, однако раб напомнил ему раненого легионера, которого он когда-то был вынужден бросить в Иллирии. Попав в засаду, устроенную местными варварами, Тулл и его отряд был вынужден отойти с боем. Увы, тогда он был вынужден бросить раненого легионера, которого знал уже много лет. А все потому, что варвары сверху закидывали их камнями, что повлекло многочисленные потери в рядах его солдат. Тогда это был единственно правильный выбор, но крики раненого легионера преследовали его в кошмарных снах еще много лет. Он до сих пор надеялся, что несчастный умер, раздавленный валуном, а не от рук врага. Увы, знать этого он не мог.

На глазах у Тулла вождь начал осыпать голову и грудь раба ударами. В конце концов тот не выдержал и, тоже сжав кулаки, замахнулся, чтобы ответить обидчику. Увы, ноги его были закованы в кандалы; раб потерял равновесие и упал. Сыпля проклятиями, узипет принялся пинать его ногами, а потом и вообще схватился за меч. Совесть жгла Тулла тем же огнем, что и в тот день в Иллирии.

Не раздумывая, он устремил лошадь вперед. Рыжеволосый и другие вожди разинули рты, когда он проскакал мимо. Центурион подлетел к буяну, рослому узипету, с украшенными татуировками бицепсами. Тот смерил его злобным взглядом. Раб растерянно посмотрел на них снизу вверх.

Узипет что-то процедил сквозь зубы. Тулл не понял слов, однако догадался, что они значат. Пылая праведным гневом, Тулл двинул лошадь дальше и встал между вождем и рабом.

– Твой раб пойдет со мной! – крикнул он на латыни, после чего повторил свои слова на ломаном германском наречии.

– Этот пес – моя собственность, а не твоя! – ощерился узипет и сделал шаг ему навстречу. – Что хочу, то с ним и делаю!

Тулл уперся подкованной подметкой варвару в грудь и отпихнул.

– Считай его частью уплаченного Вару налога. – Он посмотрел на раба. – Ты говоришь на латыни?

Ответом ему стал непонимающий взгляд.

– Пойдем со мной, – приказал Тулл по-германски. – Теперь ты мой.

В глазах раба промелькнуло удивление и что-то еще – неужели благодарность? Трудно сказать. Однако он без лишних напоминаний вскочил на ноги и встал рядом с Туллом.

Узипеты подхватили своего соплеменника, не давая ему упасть. Восстановив равновесие, тот с мечом двинулся на Тулла. Остальные вожди напряглись.

Кишки центуриона словно стянуло узлом. Наверное, зря он заступился за раба. Теперь одно неверное движение, и узипеты набросятся на него, как бездомные псы на кость. Он быстро посмотрел на раба. Страх в его глазах – а также шрамы и рубцы на всем теле – укрепили Тулла в своей правоте: с этим человеком обращались как со скотиной.

– Только попробуйте тронуть меня или его хотя бы пальцем! – выкрикнул он на латыни. – Боги свидетели, я отдам моим солдатам приказ атаковать вашу деревню! – Он посмотрел на Рыжеволосого. – Переведи ему.

Тот сказал пару предложений. Рослый узипет насупил брови. Затем, отхаркнув полный рот мокроты, выплюнул ее рабу под ноги.

– Сам иди туда же, – сказал по-германски Тулл.

Узипет что-то рыкнул в ответ и снова вскинул меч.

– Давай-давай, говнюк! – бросил ему Тулл, чувствуя, как гнев снова берет над ним верх.

Рыжеволосый сделал знак своему соплеменнику и что-то негромко сказал. Тулл уловил слова «слишком велик риск». Хотя лицо его было чернее тучи, узипет отошел на несколько шагов.

– Ты унизил его, – произнес Рыжеволосый. – Рабы – собственность своих хозяев. Те вольны делать с ними что угодно.

– У моего народа принято точно так же, – ответил Тулл.

– Тогда почему ты отнял у него раба?

– Потому что мне так захотелось, – ответил Тулл ледяным тоном. С какой стати он должен объяснять им причину?

– В Риме тоже так принято? – язвительно спросил Рыжеволосый.

– Странно слышать такие слова от вождя, чьи воины зарезали невинных деревенских жителей на другом берегу Ренуса, – возразил Тулл.

– Они поступили так, потому что… – Рыжеволосый не договорил, но затем добавил: – С тобой бесполезно спорить.

– Верно. Заплатите налог или отвечайте за последствия, – огрызнулся Тулл. Он посмотрел на раба. – Следуй за мной.

С этими словами центурион развернул лошадь и поскакал к своим солдатам. Раб, гремя цепями, потрусил следом за ним.

Посовещавшись с Арминием, Тулл – с целью запугать узипетов еще больше – выждал еще час и лишь затем развернул войска и семьдесят черных овец в сторону Ветеры.

Вар принял их с Арминием как только они вернулись и остался доволен принесенными известиями.

– В следующий раз они дважды подумают, – произнес он. – Арминий, центурион, вы отлично справились с порученным вам делом. Нам ни к чему заварушки за нашими спинами, когда мы отправимся на восток. – Вар перехватил недоуменный взгляд Тулла. – Я планирую выйти в поход к идам этого месяца. Проследи, чтобы твоя когорта была готова. И твои ауксиларии тоже, Арминий.

Приготовление можно начать уже завтра, подумал Тулл. Прислонившись к двери кухни с глиняной чашей вина в руке, он наблюдал за тем, как его новый раб разводит в очаге огонь. Наступил вечер, и он был в своем жилище. Сходство раба с легионером, которого он когда-то бросил на дороге, не ограничивалось чертами лица и темными волосами. Как и тот солдат, раб был молод, невысок и мускулист. Как только в кузне с парня сняли цепи – Тулл был не готов держать его в цепях, пусть даже это было чревато бегством, – центурион велел ему приготовить ужин. Это тоже был риск – неизвестно, умеет раб готовить или нет, – однако его следовало чем-то занять. Тулл еще не решил для себя, что с ним делать. У него уже был раб, склочный старый галл по имени Амбиорикс, который находился у него в услужении с момента его приезда в Ветеру. Однако Амбиорикс вот уже два дня как слег с лихорадкой. Как только выздоровеет, он вряд ли будет рад новичку.

– Как твое имя? – спросил Тулл на местном наречии.

Раб подбросил в очаг еще одну щепку.

– Дегмар, – ответил он, не поворачивая головы.

Вместо того чтобы возмутиться такому откровенному неуважению, Тулл ощутил что-то похожее на восхищение. Этот парень не трус.

– Дегмар. Какое же племя называет так своих сыновей?

На этот раз Дегмар повернулся к нему. Впрочем, лицо его осталось каменной маской.

– Марсы.

Марсы жили к востоку от узипетов, между реками Лупия и Рура. Они довольно долго враждовали с Римом, но в данный момент жили с империей в мире.

– А как ты стал рабом?

Ответом ему стал хмурый взгляд.

– Два года назад, во время угона скота. Пробравшись в деревню узипетов, мы не заметили часовых. Те подняли тревогу. Проснулись все воины, мы были вынуждены бежать. Я споткнулся и упал. Так из-за собственной неуклюжести я стал рабом.

– Да, злая тебе выпала судьба, – сочувственно произнес Тулл.

– Это моя собственная вина, и ничья больше, – пожал плечами Дегмар.

Два года в рабстве. Парню не позавидуешь, подумал Тулл.

– У тебя не было причин заступаться за меня, но ты все равно заступился… хозяин. Теперь я тебе обязан.

Ощутив неловкость, Тулл махнул рукой.

– Могу я спросить, почему ты это сделал?

– Ты похож на одного моего солдата… – Крики раненого легионера до сих пор стояли в его ушах. Центурион усилием воли заставил их смолкнуть. – Он умер.

Дегмар пару мгновений в упор смотрел на Тулла, после чего вновь занялся очагом.

– Мне повезло, что я похож на него. Думаю, у тебя мне будет лучше, чем у узипетов.

Ему не нужен второй раб. Центурион не сомневался: Амбиорикс выскажет все, что думает по этому поводу. Тулл подумал о вожде, которому принадлежал Дегмар. Интересно, как тот воспринял бы весть о том, что его бывшая собственность, его раб снова стал свободным человеком?

– У тебя осталась жена в твоем племени? Дети?

– Жена. – По лицу Дегмара впервые скользнула тень эмоции. – Когда я отправился в набег, она была беременна в первый раз. Один Донар ведает, осталась ли она жива после родов. Если да, то наверняка снова вышла замуж. Она красивая женщина.

Туллу в голову пришла мысль.

– А почему ты не хочешь ее найти?

Дегмар нахмурил лоб.

– Ты мой хозяин, но я прошу, не насмехайся надо мной. Ведь теперь я твой раб!

– Разве я насмехаюсь? Приготовь мне приличный ужин – и получишь свободу. Я составлю соответствующую бумагу, чтобы тебя беспрепятственно пропустили через мост. После чего обойдешь стороной земли узипетов и свернешь на юг, к родным местам.

Дегмар посмотрел на него, не веря собственным ушам.

– Но почему? Всего за какой-то ужин?

И вновь Тулл вспомнил легионера, которого он бросил умирать на дороге.

– Просто я в хорошем настроении. Вот почему. – Он пригрозил Дегмару пальцем. – Но помни: все зависит от того, каким ужином ты меня накормишь!

Марс усмехнулся – впервые за несколько часов. Туллу стало теплее на душе.

– Твое предложение щедрое, но я не могу его принять, – ответил раб.

– Ты плохо готовишь? – улыбнулся Тулл.

– Я обязан тебе жизнью, – пояснил Дегмар, видя его растерянность. – Мой хозяин грозился меня убить.

– Это еще почему?

– У него крутой нрав, – ответил Дегмар и приподнял тунику, обнажая живот.

Увидев многочисленные рубцы, свежие и старые, Тулл поморщился. Некоторые были похожи на заживающие ожоги.

– Зачем ему было тебя убивать?

– Я не слишком хороший раб. Мой рот сам себе хозяин. – Губы Дегмара скривились в улыбке. – Я лишь пробормотал, что узипеты – бесхребетные черви, коль так покорно согласились на новый налог.

Тулл хохотнул. Ну кто предположил бы, что этому Дегмару хватит духу повторить такие слова перед римлянином, в руках которого теперь были его жизнь и смерть?

– Хочешь сказать, что твои соплеменники не склонили бы передо мной колени?

– Думаю, что перед лицом такой силы склонили бы. Пусть они не жалуют Рим, но они не дураки, – ответил Дегмар. – Однако ему я не собирался этого говорить.

Тулл рассмеялся.

– Странный ты человек, Дегмар из племени марсов. Я предлагаю тебе свободу, но ты отказываешься… Что же тогда ты намерен делать?

– Если ты согласишься, я буду твоим слугой и телохранителем. Я знаю, под твоим началом сотни солдат, но я буду твоим сторожевым псом. Буду спать под твоей дверью. Охранять твою спину. Оберегать от предательства.

– Несмотря на то, что я римлянин?

Дегмар пожал плечами:

– Какая разница. Ты спас мою шкуру.

Тулл проникся подлинным уважением к этому варвару.

– И как долго ты намерен мне служить?

– Пока не заплачу тебе свой долг.

Если честно, Тулл никогда даже не помышлял о такой защите, но желание Дегмара отплатить ему добром за спасение его жизни было чистым и искренним. Этот воин-марс – честный человек, подумал центурион. Отказаться от его предложения означало бы проявить к нему неуважение. К тому же годы берут свое… Вот и сейчас он почти растроган.

– Хорошо. Я принимаю твое предложение.

– Спасибо тебе, – сказал Дегмар и слегка склонил голову.

Вот и вся благодарность, на большую даже не рассчитывай, с улыбкой подумал Тулл. Германцы – они совсем не такие, как римляне. Несмотря на обстоятельства, при каких свела их судьба, несмотря на разницу в положении – военачальник и раб, – этот германец разговаривал с ним почти как с равным. Но еще больше Тулла удивило то, что его это не задевало.

Он сидел, глядя, как Дегмар взялся за свежепойманного леща – подарок от центуриона другой когорты. Тулл пока так и не понял, умеет ли Дегмар готовить – ладно, это вскоре выяснится, – а вот то, что это хороший воин, видно с первого взгляда. В этот момент центурион почему-то вспомнил Туберона.

Имея рядом с собой такого надежного воина, как Дегмар, он может вздохнуть спокойно. Этот заносчивый сопляк ему больше не страшен.

Часть вторая Лето, 9 год н. э. Германия, римский лагерь у Порта Вестфалика

Глава 15

Проскользнув в узкий проем между дверью и притолокой, тонкий луч света упал на лицо Вара и разбудил его. Наместник пошевелился, чувствуя, что вспотел под одеялом. Проклятье, подумал он, отказываясь открыть глаза и признать, что начался новый день. Какой бумажной работой станет истязать его Аристид? Какие офицеры и какие вожди нагрянут с жалобами в его кабинет? И вот так каждый день – одна и та же тягомотина…

Едва уловимый пыльный запах – не только его спальни, но и всей квартиры – напомнил ему, что он проснулся не в Ветере, а в Порта Вестфалика. Кислого настроения как не бывало. Наместник тотчас открыл глаза и с улыбкой сел на кровати. Он в Порта Вестфалика! Здесь его обязанности гораздо легче. Выцветший шик комнаты с темно-красными стенами – это было модно в Риме лет пять-шесть назад – его не слишком заботил. Как не заботило и отсутствие постоянных жильцов и, как следствие, отсутствие отопления зимой, отчего по углам цвели яркие пятна плесени. Пятна отчистили, но запах остался. Этот запах и трещины в штукатурке были знаками летнего похода, от которого он получал удовольствие.

Вар открыл дверь, пуская в комнату тепло и солнечный свет. В спальне тотчас стало светлее. Здесь также было теплее, чем в Ветере. Наместник шагнул за дверь. Часовой тотчас отсалютовал и вытянулся в струнку. Вар ответил ему сердечным кивком. Как и другие комнаты, столовая и кухня, его спальня выходила на просторный, украшенный колоннадой внутренний двор, в центре которого был разбит огород, росли яблони и стояли несколько статуй. Все они видали лучшие дни. Хотя это и была резиденция командующего, все это место дышало какой-то заброшенностью, словно вилла на Капри, куда хозяева не приезжали вот уже много лет.

Кроме принципии, других постоянных строений в Порта Вестфалика не было. Здесь жили только летом, поэтому какой смысл возводить здесь казармы? Вот когда здесь разместится постоянный лагерь, тогда другое дело. Просторный дом был отдан в полное распоряжение Вара с момента его прибытия сюда месяц назад и до последнего дня его пребывания здесь. У него имелось достаточно рабов, чтобы каждый день разводить в каждой комнате огонь, а также очистить дом от пыли и грязи. Еще несколько дней, и он будет почти как новый, удовлетворенно подумал Вар.

В отсутствие супруги – та в очередной раз отказалась сопровождать его – он при желании мог позволить себе в этих стенах что угодно. Спать днями напролет, пить всю ночь… Вар улыбнулся. Вести себя как молодой, беззаботный трибун – в его годы такое не к лицу. С другой стороны, как приятно позволить себе небольшие вольности, не слыша ничьих упреков! За пределами этой спальни он тоже сам себе хозяин – наместник целой провинции, прибывший проверить племена, убедиться, что римские законы исполняются, а налоги платятся. Ветера лежала в сотне миль к западу, и это расстояние доставляло Вару огромное удовлетворение. Здесь, в Порта Вестфалика, он отвечал лишь на малую часть тех писем и донесений, что отравляли ему жизнь в Ветере. Это не простое совпадение: самая важная корреспонденция до него доходила, но все остальное решалось там, на месте. Он поручил начальнику лагеря в Ветере вскрывать все письма, что тот и делал, избавляя наместника – пусть временно – от лишней головной боли.

Вар глубоко втянул в себя прохладный утренний воздух. Боги, он ощущал себя лет на пять моложе… Внезапно за его спиной раздались шаги. Наместник обернулся.

– Доброе утро, Аристид.

– Доброе утро, хозяин.

Грек уже успел одеться и смазал волосы маслом. Вар не удержался, чтобы не пошутить. Он знал, что рабу не понравилась его комната, его кровать, да и все остальное. Даже ванны – в особенности ванны – не отвечали его требованиям.

– Надеюсь, ты хорошо выспался? – спросил он Аристида. Грек состроил гримасу.

– Терпимо, хозяин, спасибо. А ты?

– Я спал сном младенца, а теперь голоден как волк. – Вар хлопнул в ладоши, и из кухни тотчас вышел раб. – Поставь здесь стол и стулья. – Он указал на солнечное место посередине внутреннего двора. – А на стол – как можно больше еды.

– Слушаюсь, хозяин. – Раб поспешил выполнять его распоряжение.

– Приятного аппетита, хозяин, – сказал Аристид и тоже направился в кухню.

Вар посмотрел ему вслед. Аристид имел привычку завтракать вместе с другими рабами, хотя – и Вар это знал – греку это было не по нутру. Домашние рабы были из самых разных племен, в своей массе необразованные. На утонченного грека они поглядывали свысока. Вар проникся к нему сочувствием. Он и сам не сел бы за стол с большинством рядовых солдат. Может, пригласить Аристида позавтракать вместе? Нет. Лучше не стоит. Его в самое ближайшее время ждала вольная, но заранее вкладывать в голову греку идеи, что он и его хозяин равны, – нет, лучше этого не делать. Ведь стоит усадить его с собой за один стол, как он наверняка так подумает. «Пусть он и пробыл рядом со мной много лет, это не делает его моим другом», – решил Вар.

Все утро наместник был занят тем, что принимал посетителей, после чего приятно отобедал в обществе своего заместителя Валы – задумчивого, немолодого, с блестящей лысиной. Кубок вина к основному блюду – зажаренной на вертеле оленине в кисло-сладком соусе – превратился в два, а затем в три. Вару хватило благоразумия поставить на этом точку, и все равно, когда они с Валой выехали из лагеря в направлении ближайшей деревни, оба ощущали приятную расслабленность. Даже неодобрительные взгляды Аристида и его возмущение по поводу незаконченных бумажных дел не остановили Вара от соблазна взглянуть на место будущего форума.

– Это подождет, – сказал он греку. – Я вернусь через час.

Обиженно надув губы, Аристид вернулся в кабинет Вара. Сейчас наместника и Валу сопровождала центурия легионеров – мера предосторожности на случай возможного нападения и одновременно знак его высокого статуса. Всю дорогу Вала рассуждал на тему отношений между Тиберием и Августом. Вскоре Вар задумался о своем и перестал его слушать – свою роль также сыграли вино и прекрасные окрестности Порта Вестфалика. Расположение лагеря было довольно необычным. Обычно лагеря строились на вершине холма, что давало хороший обзор местности. Этот же был построен не на самом лучшем месте, а именно на берегу реки Лупиа. Впрочем, тому имелись свои причины: сюда из Ветеры легко можно было доставить снаряжение, провиант, оружие, а значит, это место нуждалось в защите.

Вар с довольством отметил про себя небольшой флот лодок, двигавшийся с запада. По всей видимости, часть их груза составляет зерно, которого хватит, чтобы кормить легионеров несколько дней, а может, даже и пару недель. Самое главное, в течение этого времени квартирмейстер не станет ему докучать своими напоминаниями.

– А ты что думаешь, наместник? – спросил Вала.

Вар поймал себя на том, что понятия не имеет, о чем тот его спросил.

– О чем? – уточнил он, не поворачиваясь к легату. Возникла небольшая пауза.

По всей видимости, Вала пытался угадать, где все это время витали мысли его начальника, а затем повторил вопрос:

– Надолго ли наладились отношения между Тиберием и Августом?

– Откуда мне знать, Вала, – с легким раздражением ответил Вар: это была любимая тема разговоров среди офицеров. – Я не в Риме. Но даже будь я там, вряд ли я располагал бы такими сведениями. Здесь до нас доходят лишь слухи, проделавшие долгий путь из столицы и за это время обросшие разного рода домыслами и небылицами. Полагаться на них – все равно что полагаться на болтовню пьяницы в таверне. Интересно – да. Смешно – да. Но верить – упасите боги.

Они уже подъехали к окраине селения, что лежало на небольшом расстоянии к востоку от Порта Вестфалика, – обычное скопление строений по обе стороны от грунтовой дороги. В мастерских трудились плотники и горшечники, кузнецы и сапожники. Рядом торговцы продавали оливки и вино из Италии и Испании, керамику из Галлии, меха местных животных. Если верить продавцам зелий и снадобий, то здесь можно было приобрести лекарства от самых разных хворей, причем по «самой лучшей цене» – от мозолей, болей в натруженных мышцах, ломоты в спине, воспаления мочевого пузыря и всех известных дурных болезней, коими способна одарить человека богиня любви. Легионеры, приценивавшиеся к последним, старались не смотреть в глаза Вару, когда тот проезжал мимо. Наместник тактично промолчал – в отличие от сопровождавших его легионеров. В сторону бедолаг тотчас полетели насмешки и свист. Покупатели же слишком смутились, чтобы на них ответить. Ехавшие следом за Варом офицеры лишь ухмыльнулись, но вмешиваться не стали.

Наместник тоже сделал вид, будто ничего не заметил. Шлюхи и их болезни были стары, как мир, но солдат это не останавливало. Бороться с этим – это все равно что пытаться заставить воду течь к вершине горы. К тому же он не обязан следить за тем, чтобы солдаты были здоровы и готовы к несению службы. На то есть офицеры.

Зато чуть дальше его внимание привлек янтарь, выложенный торговцем на прилавок. По словам продавца, громко нахваливавшего свой товар, если подарить его женщине, та будет любить вас до скончания века. Вар залюбовался самым крупным куском янтаря – золотисто-оранжевым, размером с кулак. Интересно, такое понравится его жене? Однако он, не останавливаясь, поехал дальше. Не к лицу наместнику торговаться с уличным продавцом, тем более что тот, узнав, кто перед ним, наверняка заломил бы цену в четыре раза выше обычной. Кстати, почему бы не послать Аристида? Вдруг тот сможет приобрести янтарь за разумную цену… Из такого большого куска наверняка выйдут и ожерелье, и серьги, и пара браслетов.

Впрочем, подъехав к центру селения, Вар вскоре забыл про подарок жене.

– Смотрю, они не теряли здесь времени даром, – сказал он, указывая на ряд недавно построенных каменных домов, перед которыми разместились прилавки торговцев рангом повыше. На второй этаж вели каменные лестницы. Дома эти резко контрастировали с деревянными развалюхами, которые они только что проехали. – Если не ошибаюсь, в прошлом году их не было.

– Пожалуй. Еще несколько лет, и здесь вырастет настоящий гарнизонный городок, – отозвался Вала.

– Тебе доводилось бывать в Понс Лаугона? Вот на что стоит взглянуть. – По долгу службы Вар не раз бывал в этом городе на берегу реки Лаугона, в пятидесяти милях к востоку от лагеря, в Конфлюэнтесе.

– Пока не доводилось, наместник, – признался Вала.

– Это настоящий римский город. Кварталы жилых домов, мастерские по производству керамики, статуй, изделий из металла. Там даже построен акведук. Но самое внушительное, что там есть, – это форум и здание городской администрации. Пятьдесят на пятьдесят шагов, с внутренним двором и солидными пристройками. А еще там стоит массивная позолоченная статуя Августа – такая украсила бы собой даже Рим.

– Похоже, что местные жители стараются, – произнес Вала.

– Это да, – согласился Вар.

Они приближались к открытой площадке, на которой в будущем разместится форум. Заметив группу городских старшин, с которыми он уже успел встретиться – среди них и пару льстецов, к которым наместник сразу проникся антипатией, – Вар сказал себе, что их душевный подъем нужно поощрять, но ни в коем случае не сдерживать. Ведь благодаря их энергии здесь можно сделать не меньше, чем сделано в Понс Лаугона. Империи же это только на пользу. Возможно, по причине выпитого накануне вина или его любви к политике, но раздражение оставило Вара.

– Приветствую вас! – Он широко улыбнулся и поднял руку.

Городские старшины – вожди разных рангов – всей группой шагнули ему навстречу. Воздух огласился их приветствиями.

– Наместник! Видеть тебя здесь – великая честь! Добро пожаловать в наше скромное селение, наместник Вар! Да благословит тебя Донар!

– Наместник, мы рады видеть тебя, – вперед с поклоном шагнул Эльвирд, толстый германец, самый неприятный из всех. По обеим сторонам лица у него свисали длинные жирные пряди волос. В следующий миг в ноздри Вару ударил мерзкий запах немытого тела. Наместник с трудом сдержался, чтобы не отпрянуть от него. Пусть на германце римская туника и сандалии, но бани он точно не посещает – ни ради чистоты тела, ни ради общения.

– Эльвирд, ты уже знаком с моим заместителем, легатом Валой?

– Пока не имел такого удовольствия, – ответил германец и снова поклонился, насколько то позволяли его жирные телеса. – Раз познакомиться с тобой, легат Вала.

– Приветствую тебя, Эльвирд, – ответил Вала с учтивым кивком и покосился на Вара.

– Сикофант[6] еще тот, – пробормотал себе под нос наместник.

Легат с трудом сдержал улыбку. Но Эльвирд, похоже, этого не заметил.

– Это члены нашего совета, – продолжил он, указывая на своих спутников, и принялся перечислять германские имена. Всякий раз один из присутствовавших склонял в поклоне голову. Впрочем, Вар даже не старался их запомнить. Главное, что они узнали его и Валу. Больше ему и не нужно.

Сопровождаемый по правую руку Эльвирдом и по левую Валой – остальные члены совета шли сзади, – он проследовал туда, где кипела самая бурная деятельность.

– Я рассказывал Вале про Понс Лаугона, – сказал Вар. – Надеюсь, вы возьмете в качестве примера для себя все лучшее, что там есть, а может, даже превзойдете тамошних строителей.

Эльвирд осклабился, как уличный попрошайка, которому в руку сунули монетку.

– Сам я не видел тамошнего форума, но несколько членов нашего совета там побывали. Однако ты прав, наместник, мы не прочь превзойти то, что построил там местный совет.

Другие члены совета что-то пробормотали. Вар был готов поклясться, что услышал слова «проклятые тенктеры». Как же он забыл! Ведь перед ним, если только он не ошибается, бруктеры и несколько херусков.

– Скажите, тут замешано соперничество племен или я не прав? – спросил он с улыбкой.

Эльвирд усмехнулся.

– Отчасти, наместник. Но ты не волнуйся. Наше первейшее желание – сделать это поселение самым восточным римским городом в Германии. Когда он будет построен, мы надеемся, что весть о наших трудах дойдет до самой столицы империи, до ушей императора.

Вар и Вала шагали назад к своим лошадям, когда внезапно взгляд наместника упал на группу мужчин, стоявших слева, рядом с рабами, что-то рывшими рядом с фундаментом здания городской администрации. Еще несколько минут назад их здесь точно не было, Вар был в этом уверен. Одетые в традиционные варварские наряды, эти германцы резко отличались от Эльвирда и его свиты в их римских туниках. Некоторые были голыми по пояс. Но больше всего Вара встревожило то, что все как один были вооружены. Селения рядом с Порта Вестфалика пока еще трудно назвать городом, так что закон, запрещавший ношение оружия, здесь не действовал, однако большинство жителей если и носили, то только нож. Вар не сомневался, что в домах у них имелись копья, но на улице с ними никто не появлялся.

– Видишь вон ту компанию? – спросил наместник у легата.

– Только что заметил, – ответил он, прищурившись. – Может, стоит позвать эскорт?

– Лучше не надо. Это может быть превратно истолковано. Давай подойдем к нашим лошадям и сделаем вид, будто поправляем на них седла и уздечку… – Вар обернулся на членов совета. – Эльвирд, можно тебя на минутку?

Германец поспешил подойти к нему.

– Слушаю тебя, наместник.

– Вон те варвары, что таращатся на нас, – сказал Вар, не оборачиваясь. – Ты знаешь, кто они такие?

Эльвирд покосился на группу германцев.

– Это херуски. Да, я знаю некоторых из них. – Он умолк, хмуро посмотрел на них, но больше ничего не добавил.

– В чем дело? – строго спросил Вар.

– Да так, досужие сплетни, наместник… Тебе не о чем волноваться.

– А вот об этом судить только мне. Быстро выкладывай!

– Они здесь с торговыми целями. Разбили лагерь по соседству и ночи напролет кутят в тавернах. Некоторые из них даже хвастаются, как они… – Эльвирд на миг умолк, но затем продолжил: – Как они устроят засаду твоим легионам. – Германец, как побитый пес, посмотрел на Вара и Валу. – Я сказал бы тебе это, но подумал, что не стоит зря беспокоить тебя. Такую похвальбу можно услышать в любой таверне или у костра в любое время года. Да ты и сам знаешь, что бывает, когда мужчины выпьют лишнего.

«Интересно, это он искренне?» – подумал Вар и снова посмотрел на германцев.

– Среди них есть вожди?

– Насколько мне известно, ни одного. Это молодые воины. Молодежь, как ты знаешь, – страшные хвастуны. Им лишь бы воздух портить, погромче да посильнее, уж прости мне такое выражение.

Вар пригляделся к херускам: что ж, Эльвирд прав. В основном это были безусые юнцы. Он посмотрел на Валу.

– По-моему, они безопасны, – пробормотал легат, пожимая плечами.

Тем не менее наместник подумал, что эти воины скорее исключение, чем правило. В большинстве своем местные жители охотно подражали римлянам. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на идущее в городке строительство.

– Да, молодежь – она такая, – ответил он Эльвирду. – Я сам был когда-то не лучше. Думаю, что и ты тоже, Вала?

– Не стану с тобой спорить, наместник, – усмехнулся легат.

Похоже, Эльвирда это успокоило.

– В молодости я, стоило мне выпить, имел привычку преувеличить. А иногда был даже не прочь приврать. – Германец подался ближе к Вару. – Если хочешь, я могу приказать, чтобы нескольких из них окружили и допросили. Хорошая порка – и мы узнаем, насколько правдива их похвальба.

Вар подумал и покачал головой.

– В этом нет необходимости. Арминий… надеюсь, ты его знаешь? – Эльвирд кивнул, и Вар продолжил: – Он союзник Рима, но также херуск. По его словам, в последнее время у его народа нет даже намека на недовольство римским правлением.

– Я то же самое слышал от ауксилариев, – добавил Вала.

Эльвирд просиял.

– У моего племени точно такое же настроение. Правление Августа несет с собой мир и благоденствие. Да, мы должны платить налоги в имперскую казну, но оно того стоит, ибо польза перевешивает все расходы.

Если Вар и подумывал о том, не допросить ли ему юных херусков, последние слова Эльвирда развеяли все его сомнения. Те, кто говорит, что германцы – неотесанные варвары, заблуждаются, подумал он. Еще одно поколение, и эта дикая местность превратится в процветающую провинцию империи, наподобие Испании или Галлии. Он запрыгнул в седло.

– Спасибо вам, что ознакомили нас с ходом строительства. До осени подайте прошение о создании городского совета. Я приложу все усилия к тому, чтобы оно как можно скорее было одобрено.

– Прими мою бесконечную благодарность, наместник, – сказал Эльвирд, целуя его сапог.

Вар благосклонно махнул рукой и поехал прочь. К тому моменту как он доехал до своей свиты, группа германцев уже исчезла в переулке. Для Вара это стало доказательством того, что для тревоги причин нет. Если всего одна центурия навела на варваров такой страх, то что говорить про три легиона?

Глава 16

– Куда, во имя Донара, они подевались?

Утром следующего дня после инспекции Варом нового форума в Порта Вестфалика Арминий пребывал в гадком настроении. Он только что вернулся в лагерь после двухдневного отсутствия. Ну почему все идет не так, как он замыслил? Арминий снова и снова нервно расхаживал по залитой солнцем поляне. Он исходил ее уже вдоль и поперек. С десяток его воинов стояли среди высоких буков, молча наблюдая за ним. До города была недалеко, но они достаточно углубились в лес, чтобы не быть замеченными с дороги, что вела на юго-запад, к Понс Лаугона и другим римским поселениям. Лошадей они также привязали в лесной чаще, с глаз подальше.

Арминий сердито посмотрел на Осберта, стоявшего ближе других.

– Не знаю, – спокойно ответил тот.

– Сколько можно ждать… Иди и поищи их! – приказал Арминий, но тотчас передумал. – Или нет. Оставайся на месте! Не хватало, чтобы римский офицер задался вопросом, что делает на дороге одинокий ауксиларий.

Осберт даже не шелохнулся.

– Да. Чем меньше поводов для подозрений, тем лучше.

– Эти молодые болваны-херуски, что трепали языками в местных тавернах, о чем-то забыли. Вы в курсе, что их болтовня дошла до ушей Вара?

– Да. Ты говорил, – как можно спокойнее ответил Осберт.

– Нам крупно повезло, что наместник счел их пьяными хвастунами, и не более. Отнесись он к ним серьезно и учини допрос… и дойди это дело до моего брата Флава…

– Но Вар допроса не учинил, а Флав ничего не узнал, – возразил Осберт. – Успокойся.

– Что ты сказал? – Арминий сделал шаг в его сторону.

Все мгновенно напряглись, однако вмешиваться не стали. Право любого воина бросить вождю вызов свято, однако редко кто решался перечить Арминию.

– Ты слышал меня, – сказал Осберт. – Я бы не советовал тебе терять голову. Этим ты ничего не добьешься.

– Я бы не потерпел таких слов от большинства моих воинов, – произнес Арминий игриво и вместе с тем холодно.

– Я не из их числа, – ответил Осберт, расправляя плечи.

Повисла тишина. Затем Арминий сказал:

– Верно. И в данном случае ты прав. Если мне и требуется самообладание, то именно сейчас. Как только эти болваны оказались бы здесь, я бы лично отрезал им яйца и заставил съесть их. Но я не стану этого делать.

Воины рассмеялись. Похоже, буря миновала.

– Но, возможно, они не прибудут, – продолжал Арминий. – Они явно знают: мне известно, что они трепали своими пьяными языками, и именно по этой причине я и вызвал их сюда.

– Если же они отправятся к римлянам… – начал Осберт.

– Тогда нам придется срочно покинуть лагерь. Но я сомневаюсь, что это произойдет. Это молодежь. Им не хватает нашего с тобой хладнокровия. Мело наверняка вложил в них страх перед богами. Когда человек знает, что его найдут и достанут хоть из-под земли и предадут смерти, это делает его сговорчивым… – Арминий наклонил голову. – Прислушайтесь. Это они.

Воцарилась тишина. Он приставил ладонь к уху. Со стороны дороги доносился явственный стук копыт. Хотя всадников еще не было видно, все как один напряглись и взялись за рукоятки мечей.

Наконец из-за деревьев выехал Мело. Один. Все как по команде облегченно вздохнули. Арминий шагнул ему навстречу. Мело вскинул в салюте руку.

– Они со мной, – сообщил он. – Я устроил им нагоняй, но они пришли.

– Все до единого?

– Нет. – Мело скривил губы и сплюнул. – Трое где-то шляются. Мы обыскали все таверны и дома всех шлюх, но так и не нашли их. Бесполезные куски дерьма, вот кто они такие.

– Может, они нарвались на римлян? – спросил Арминий.

– Нет, их главный так не думает. По его мнению, они спрятались где-то, где их нам никогда не найти, или отсыпаются после пьянки.

Арминий заставил себя сдержаться.

– Приведи остальных.

Мело вновь исчез среди деревьев, однако вскоре вернулся с десятком воинов Арминия. Взятые в плотное кольцо, посередине шли пятеро безоружных юнцов – глаза красные, волосы всклокочены, туники в грязных пятнах. Все пятеро явно страдали жестоким похмельем. Впрочем, стоило им узнать Арминия, как их бледные физиономии залились краской стыда. Они не сопротивлялись, когда Мело и другие воины копьями вытолкнули их на поляну.

– Приветствую вас, – довольно тепло поздоровался Арминий. Все пятеро пробормотали ответное приветствие, однако никто не рискнул посмотреть ему в глаза.

– Вы хотя бы знаете, почему вы здесь? – спросил он.

– Знаем, – ответил один из них, парень лет двадцати, с лохматыми каштановыми волосами. – Потому что мы трепали языками в Порта Вестфалика.

– Что ж, для начала неплохо, – заметил Арминий. – Люблю честных людей. Скажи мне, что именно вы трепали. Ты и твои дружки. И не упусти ни единой подробности.

– Мы пришли в селение, взглянуть на размеры римского лагеря, – ответил юный воин. – Все в деревне только и говорили про твою засаду, про то, какой ты храбрый и умелый вождь и какая слава ждет тех, кто в ней примет участие.

Что ж, оно даже к лучшему, подумал Арминий, что люди воодушевлены. Похоже, жрец Сегимунд сделал свое дело.

– То есть ты хочешь принять участие в засаде? – поинтересовался он у парня.

– Еще как хочу! – ответил тот. – Только об этом и мечтаю!

Остальные четверо подхватили его восклицания. Арминий посмотрел каждому в глаза. Трудно сказать, говорили ли они правду. Явственнее всего на их лицах читался страх. С другой стороны, нет ничего удивительного в том, что они пришли посмотреть на своего будущего противника.

– Ну, хорошо. Вы осмотрели лагерь. Но почему не ушли сразу?

Молодой воин залился краской.

– Мы проделали долгий путь и решили, что пара кубков вина не пойдет нам во вред. А не выпить ли нам, подумали мы, за успех этой будущей засады?

– Легко себе представляю. Один кубок, затем второй, затем третий… В конце концов вы сами не заметили, как напились. Я прав? – с издевкой в голове спросил Арминий.

– Верно. Примерно так и было. Не помню, кто первым упомянул засаду. Тогда нам показалось смешным – вести такие разговоры по соседству с римским лагерем.

– В таверне были легионеры?

– Нет, мы убедились в этом прежде, чем начали пить.

Арминий в упор посмотрел на воина, но тот не отвел глаз.

– Продолжай, – приказал командир.

– Я не помню всего, что там говорилось. К тому времени я уже был пьян. Думаю, разговор сводился к тому, как удивятся римляне, сколько легионеров убьет каждый из нас и сколько добра можно награбить. – Устыдившись своих слов, воин потупил взор. – Зря мы это болтали.

– Молодые воины вроде вас всегда склонны к похвальбе. Так было и так будет. В этом нет ничего дурного. Глупо другое – то, что вы говорили такие вещи, сидя пьяными в таверне рядом с вашим будущим врагом. – Арминий вздохнул, представив себе, как бы отреагировал Тулл, услышь он разговоры этих юнцов. – Ваша болтовня могла сорвать все наши замыслы – все, что я вынашивал и обдумывал многие годы. Сорвать, так и не дав им осуществиться. Вы хотя бы понимаете, насколько я зол? – Последние слова Арминий буквально прошипел.

Молодой воин поник еще больше. Его дружки стояли, переминаясь с ноги на ногу. Вокруг них ауксиларии Арминия застыли в полной готовности. Всего одно его слово, и эти безмозглые юнцы будут изрублены в кашу.

«Как же мне с ним поступить?» – подумал Арминий. Их можно убить, и это послужит хорошим назиданием всем остальным: пусть знают, какая судьба ждет болтунов. Можно убить одного или двух, а остальных отпустить – пусть расскажут всей округе об их наказании. Есть и третий способ: пусть его воины устроят молокососам хорошую взбучку, чтобы на тех не осталось живого места, после чего отпустят их, строго-настрого наказав впредь держать язык за зубами.

Нет, последнее решение слишком мягкое, оно их ничему не научит. Лучше убить пару человек. Арминий вспомнил про такую вещь, как децимация[7], пусть редко, но применяемую римлянами. Как-то раз он даже стал ее свидетелем. Тогда провинившиеся легионеры дрогнули и бежали с поля боя…

Но нет, стоило ему это вспомнить, как от его уверенности в правоте не осталось и следа. Неужели он уподобится римлянам? Германские воины, бежавшие с поля боя, подвергались всеобщему осмеянию и становились изгоями до тех пор, пока вновь не доказывали в бою свою храбрость. Такая форма наказания была не только эффективной, но и менее жестокой, чем заставлять воинов до смерти избивать своих же товарищей дубинками и кулаками.

К тому же вина этих юнцов не идет ни в какое сравнение с трусостью во время сражения. Да, их пьяная болтовня могла иметь катастрофические последствия, но, судя по реакции Вара, все обошлось. Так как же ему с ними поступить, мучился вопросом Арминий.

– Ну, что, убить их? – раздался рядом с ним голос Мело.

Юноши начали громко молиться.

– Что ж, они это заслужили, – ответил Арминий ледяным тоном. Пусть задумаются о своей судьбе.

– Одно твое слово, и мы… – произнес помощник, сжимая рукоять кинжала.

Острое лезвие подсказало Арминию мысль. Идеальное решение. Взяв в руки свой кинжал, он подошел к пленным херускам. Те с несчастным видом переглянулись. Их главарь единственный не отступил назад. Наоборот, когда острие кинжала приблизилось к его лицу, расправил плечи.

– У меня есть полное право убить вас за то, что вы сделали, – процедил сквозь зубы Арминий.

– Верно, – ответил молодой воин, твердо глядя ему в глаза. – Мело знает мою семью. Он расскажет им, что я умер, как подобает мужчине.

Арминий поднес кинжал к его скуле. Острие замерло под самым глазом. На лицах остальных юношей читался ужас. Сначала молодой воин слегка вздрогнул. Но Арминий не убирал кинжал до тех пор, пока на лбу у воина не выступили капли пота.

– Не знаю даже, что я должен вырезать тебе первым, прежде чем убить? Глаз или все же язык? – произнес он, перемещая острие к губам херуска. – Тогда ты точно не произнесешь ни слова, даже в царстве смерти.

По лицу юноши градом катился пот, он даже не шелохнулся.

– Убей меня, и все дела, – пробормотал он.

Да, это настоящий воин, подумал Арминий. И, пожалуй, еще один. Остальные, после увиденного, тоже будут сражаться не на жизнь, а на смерть. Чуть приподняв кинжал, Арминий легким движением кисти распорол воину щеку. Рана была не глубокой и не длинной, но шрам после себя оставит наверняка. Воин ахнул от боли, но остался стоять, готовый встретить свою участь от рук Арминия.

– Эту отметину получит каждый, – объявил тот, переходя к следующему воину. Поняв, что смерть, похоже, ему не грозит, второй херуск расправил плечи и приготовился.

Вжик – Арминий распорол ему щеку. Еще один сдавленный стон.

– Вы получите эту метку не только в наказание, но и как знак того, что все вы – участники моей засады, – объявил командир. Увидев на лицах юношей растерянность, он улыбнулся. – Надеюсь, вы еще не отказались от этой идеи? У вас еще не пропало желание обагрить ваши копья римской кровью?

– Не пропало! – крикнул главарь. Остальные подхватили его крик.

– Отлично, – произнес Арминий, делая надрез следующему. После этого разрезал щеку четвертому воину, затем пятому. Несмотря на боль, было видно, что те рады остаться в живых. Внезапно по губам одного из воинов скользнула усмешка. Заметив это, Арминий мысленно выругался. Нет, надрезов будет явно недостаточно. Не раздумывая, он шагнул к воину, который только что усмехнулся.

– По-твоему, это смешно?

В глазах воина промелькнул страх.

– Нет, я лишь…

Больше он ничего не сказал – кинжал глубоко впился ему в грудь. Для верности Арминий несколько раз повернул лезвие в ране. Когда же он его вытащил, руки ему и тунику обагрила горячая кровь. Воин рухнул ему под ноги, как мешок с зерном, и, раз дернувшись, затих. Под ним начала собираться лужа крови. Остальные застыли, в ужасе глядя на это зрелище.

Арминий выждал десяток ударов сердца, давая им возможность прийти в себя. Затем, по-прежнему сжимая в руке окровавленный кинжал, отступил и окинул взглядом остальных воинов.

– Кому-то из вас тоже смешно?

Ответом ему стало молчание.

– Знайте, вы будете в первых рядах тех, кто нападет на римлян.

Его слова были сродни свинцовым ядрам, выпущенные из пращи. Этот приказ был не что иное, как смертный приговор, и юные воины это знали. Но лучше встретить смерть в бою, чем получить удар кинжалом в сердце на этой поляне.

– Однако до этого один из моих воинов покажет вам место засады, – сказал Арминий. – Вы поможете с насыпью, которая спрячет нас от римлян. Там будут землекопы от других племен. Вы присоединитесь к ним и расскажете, что случилось здесь и откуда у вас на щеках эти отметины. – Это был заключительный удар. Если кто-то из них не подчинится, на него в придачу к шраму навсегда ляжет клеймо труса. Все, что ему останется, – это уйти из племени и стать изгоем, вести жизнь без близких и друзей. Для большинства воинов это было сродни смертному приговору.

Первым ответил главарь. Гордо вскинув подбородок, он шагнул вперед и, не обращая внимания на стекавшую по щеке кровь, произнес:

– Перед великим Донаром клянусь, что выполню любой твой приказ. В противном случае да сразит он меня на том же месте.

Арминий удостоил его едва заметным кивком.

Затем по очереди похожую клятву принесли и остальные. После чего Арминий их отпустил.

– Вам сообщат, где и когда мы встретимся. Где-то вскоре после сбора урожая. А пока точите копья.

К тому времени, когда Арминий добрался до огромного лагеря рядом с Порта Вестфалика, он уже принял решение. Он не только нанесет визит Вару, но и пригласит его поохотиться на оленя. Проведя в обществе наместника целый день, он сумеет выяснить, есть ли какие-то причины для беспокойства.

Погруженный в свои думы, Арминий сразу даже не заметил сидящую рядом с дорогой на корточках женщину. Голова ее была скрыта под шерстяной шалью, из-под которой раздавался плач. Картина была довольно необычная, и херуск натянул поводья. Мело и другие воины последовали его примеру. Арминий посмотрел на ближайших часовых, которые стояли, лениво опершись на свои щиты.

– Эй вы! Что тут у вас происходит? – довольно грубо спросил он на латыни.

Поняв, что перед ними командир, солдаты вытянулись в струнку.

– Эта глупая баба пришла к воротам пару часов назад. Якобы чтобы поговорить с самим наместником, – ответил старший по возрасту легионер с густой щетиной на лице. Его более юный и щуплый напарник фыркнул.

– Понятное дело, мы ее не впустили, – продолжил щетинистый, – но она даже слушать нас не пожелала. В конце концов начальник караула вышел и поговорил с ней. Она кричала, что один из наших ребят изнасиловал ее дочь и что такие вещи нельзя оставлять безнаказанными. Насильник должен быть найден и понести наказание.

Арминий посмотрел на женщину. Та продолжала горько рыдать. Если это притворство, то очень умелое.

– А что сделал офицер?

Один из часовых презрительно фыркнул.

– Он задал ей несколько вопросов по поводу того, что случилось. Получала ли ее дочь деньги, как звали того солдата, из какой он центурии и так далее. Она рассердилась и принялась кричать, что ее дочь не шлюха. И откуда ей знать имя этого ублюдка, если он себя не назвал? «Я требую, чтобы меня пустили к Публию Квинтилию Вару!» – повторяла она.

– Начальник караула согласился передать наместнику ее просьбу? – спросил Арминий, заранее зная ответ.

Часовой смерил его недоуменным взглядом.

– Нет. Он бросил ей несколько монет и велел убираться отсюда.

– Это даже больше, чем ей предложил бы я, – добавил второй легионер. – У меня от нее уже болит голова. – Он плюнул в сторону женщины. – Убирайся отсюда, пока цела, – рявкнул он ей на ломаном германском наречии.

Грубость солдата возмутила Арминия. Бросив поводья Мело, он спешился и присел рядом с женщиной.

– Расскажи мне, что случилось, – тихо сказал он ей. Ответа не последовало. Он потрогал ее за плечо. Женщина тут же отпрянула. – Не бойся, – успокоил ее Арминий. – Я тебя не обижу. Я сам из местных, как и ты.

Шаль слегка колыхнулась, и на него посмотрела пара испуганных глаз.

– Ты кто?

– Я Арминий, вождь херусков. Сдается мне, ты тоже из этого племени.

Легкий кивок. На смену страху пришло подозрение.

– Ты служишь римлянам?

– Да, но это не значит, что я позволю злу остаться безнаказанным.

Шаль соскользнула с головы. Заплаканное лицо женщины было все в морщинах, старых и новых, а ее всклокоченные волосы были скорее седыми, чем светлыми. Щеки были в царапинах, причем свежих – она явно исцарапала себя сама. И все же, хотя годы и сделали с ней свое черное дело, было видно, что в молодости она была красавицей. Судя по всему, ее дочь тоже красива, и это многое объясняет.

Арминий не обратил внимания на цокот лошадиных копыт. В этом месте всадники – обычное дело. Но цокот почему-то замер прямо у него за спиной.

– Прочь с дороги! – крикнул знакомый голос. Туберон. В душе Арминия мгновенно шевельнулся гнев, но он даже не поднял глаз.

– Приветствую тебя, трибун! – поздоровался Мело.

– А, Мело! Я сразу тебя не узнал, – произнес Туберон уже мирно, вернее, почти мирно.

– Освободите трибуну дорогу, – велел Мело воинам по-германски.

Когда трибун и его свита проезжали мимо, Арминий решил встать. Узнав его, Туберон удивленно нахмурил брови, затем посмотрел на сидящую у дороги женщину, скривил губы, но ничего не сказал.

– Арминий! – поздоровался он и учтиво кивнул.

– Трибун! – ответил херуск, глядя ему вслед, и про себя подумал: «Ах ты, кусок дерьма. Заносчивый римский щенок. Такие, как ты, лишь еще больше укрепляют меня в своей правоте».

– Не обращай внимания на этого сопляка, – пробормотал он, снова садясь рядом с женщиной. – Может, он и родился во дворце, но ведет себя как будто родом из навозной кучи.

Женщина ответила ему печальной улыбкой. Арминий же, подавив в себе гнев, заговорил с ней как можно мягче:

– Расскажи мне, что стряслось с твоей дочерью.

– Мы… мы пришли сюда вчера, чтобы продать шерсть. К тому времени, когда мы ее продали, было уже поздно, и я нашла на постоялом дворе комнату. В таверне было полно солдат, но хозяин поклялся, что нам здесь ничего плохого не сделают. И все же, поужинав, мы на всякий случай сразу же вернулись к себе. Но, похоже, один из солдат заметил мою дочь. Не успели мы лечь спать, как он плечом выбил дверь… – Женщина вытерла слезы. – Я закричала, но снаружи у него стоял дружок, чтобы не дать никому прийти нам на помощь. Приставив к горлу дочери нож, он… – Из горла женщины вырвались сдавленные рыдания.

Арминий стиснул зубы. Подобные вещи случались в римских лагерях сплошь и рядом. Обычно насильники оставались безнаказанными. Старшие офицеры, вместо того, чтобы покарать виновных, всячески их выгораживали.

Очередное подтверждение тому, подумал Арминий, что для правителей действует одно правило, а для подданных – другое. Ответ начальника караула и, в частности, брошенные им монеты – такого женщина никак не ожидала.

– Извини, что с твоей дочерью так обошлись, – сказал Арминий.

– Ты поможешь? – В голосе женщины первые прозвучала надежда.

Арминий заставил себя посмотреть ей в глаза.

– Найти солдата, что надругался над ней, не зная ни его имени, ни подразделения, практически невозможно.

– Гай, – тотчас сказала женщина. – Я слышала, как приятель называл его Гай.

– Это самое распространенное римское имя, – возразил Арминий.

– А еще у него рябое лицо.

– Рябое лицо у многих.

Она как будто уловила его сомнения.

– Моя дочь, ей всего пятнадцать лет! Она до сих пор истекает кровью после того, что сделал с ней этот зверь. Ты наверняка можешь мне помочь. Умоляю тебя, сделай хоть что-нибудь!

Арминий тотчас вспомнил судьбу собственной тетки – над ней также надругались, после чего у нее на глазах до смерти замучили ее сына. А потом убили и ее саму. Перед глазами херуска поплыл кровавый туман. Он сжал руку женщины, заставляя ее посмотреть ему в глаза.

– Тот, кто надругался над твоей дочерью, за это заплатит. Это я тебе обещаю. Клянусь всемогущим Донаром, месть найдет насильника.

– Когда? – шепотом спросила она.

– Скоро. Большего сказать не могу.

– Я подожду, – ответила женщина, вытирая с лица слезы. – Но как я узнаю, что он наказан?

– Ты не должна ни с кем об этом говорить. Ты меня поняла? Ни с кем, – шепотом приказал Арминий.

– Клянусь жизнью дочери, что не стану.

– Я же клянусь собственной жизнью и собственным именем Арминия, что ты узнаешь, когда этот сукин сын понесет заслуженную кару.

Она посмотрела на него большими глазами.

Арминий едва не сказал ей, что вскоре насильник – а также все его дружки – станут пищей воронов. Увы, сказать это – значит поставить под удар весь его план.

– Это узнают все, – сказал он.

Глава 17

День был долгий и жаркий – двадцать миль патруля на восток, во главе когорты. Как хорошо, что он подошел к концу, с облегчением подумал Тулл. Пока что ничего подозрительного центурион не заметил. Скорее, наоборот. В целом легионеров встречали в деревнях дружелюбно. Нет, конечно, не с распростертыми объятиями, но гораздо теплее, чем два месяца назад, когда они только пришли сюда. Не говоря уже о том, как их встречали в предыдущие годы. Улучшение налицо, подумал Тулл. Похоже, племена постепенно привыкают к власти Рима. Даже такой циник, как опцион Фенестела, отметил перемену в настроениях местных жителей.

Когда когорта вернулась в Порта Вестфалика, стоял изнуряющий послеполуденный зной. На полях, что тянулись вдоль дороги, собирая урожай, копошились местные жители. Под палящим солнцем и мужчины, и женщины разделись до пояса. Стоило солдатам Тулла увидеть перед собой такое количество обнаженных женских тел, как воздух огласился похотливыми возгласами и свистом. В ответ варвары принялись выкрикивать оскорбления, однако центурион не стал приструнивать солдат. Если женщина ходит полуголая, чего еще ей ждать? Так что пусть не обижается.

Вернувшись в лагерь, Тулл распустил когорту по казармам. Проследил он лишь за своей центурией; пока солдаты снимали с себя доспехи, не забыл похвалить тех, кто задавал шаг, или тех, чьи латы и шлем блестели ярче, чем у остальных. Убедившись, что всё в порядке, он отправился в свою палатку, где его уже поджидали Амбиорикс и Дегмар. Странно, но вражда, которую он ожидал между обоими его рабами, так и не проявилась. Галл и германец, старый и молодой, быстро подружились и поровну поделили обязанности. Амбиорикс разводил огонь, а также готовил – это было одно из его любимых дел. Остальное – стирку, чистку оружия и доспехов – он с радостью перепоручил Дегмару. Кстати, тот также спал у входа в палатку.

Помывшись водой из ведра – ее из реки принес Дегмар, – Тулл уселся перед палаткой на старый табурет. Сиденье это служило ему много лет и повидало немало кампаний. Сидя на нем с кубком вина в руке, Тулл обожал благодушно, однако зорко наблюдать за своими солдатами. Правда, на сей раз его внимание привлекли оба раба. И в первую очередь Дегмар, похоже, пребывавший в мрачном настроении.

Решив, что эти двое поссорились, Тулл прислушался к их разговору. Амбиорикс был занят приготовлением ужина. Судя по запахам, доносившимся из горшка над костром, в нем булькало рыбное рагу. Дегмар, скрестив ноги, сидел рядом и, положив себе на колени фалеры Тулла, начищал каждую лоскутом ткани.

– Хочешь попробовать? – Амбиорикс протянул ему деревянную ложку. – По-моему, не хватает соли.

Дегмар буркнул нечто среднее между «да» и «нет».

Амбиорикс нахмурился.

– В чем дело? – не понял он.

– Решай сам. Мне все равно, – ответил Дегмар на ломаной латыни.

– Только не вымещай на мне свое дурное настроение. Мы ведь договорились, что доспехи чистишь ты!

– Дело не в этом, – хмуро ответил Дегмар.

– Тогда в чем? – строго спросил Амбиорикс.

Марс промолчал, однако с удвоенным усердием продолжил начищать фалеру. Этак недолго стереть всю чеканку, подумал Тулл.

Впрочем, он вскоре забыл про Дегмара. К нему с донесением о том, что во время марша охромел один легионер, явился Фенестела.

– Я отправил его к лекарю. Пизон, конечно, не лучший солдат, но он не станет притворяться, – сказал Фенестела.

– Так это Пизон? Как я сразу не догадался! – усмехнулся Тулл.

– Он, как ты и говорил, постепенно привыкает к солдатской жизни, – ответил Фенестела. – Медленно, но верно.

– Не хочешь вина? – Центурион поднял кувшин.

– Не откажусь.

– Дегмар, еще один кубок! – крикнул Тулл.

Германец принес опциону кубок. Встретив его сердитый взгляд, Фенестела вопросительно поднял брови.

Значит, мне не показалось, подумал Тулл.

– Что с тобой не так?

Уголки рта Дегмара опустились еще ниже.

– Ничего, – ответил он, не глядя хозяину в глаза, чем еще больше подстегнул любопытство центуриона.

Кроме Амбиорикса и Фенестелы, рядом никого не было.

– Странно, что ты в таком дурном настроении. Здесь явно что-то не так. Быстро выкладывай.

Дегмар сел рядом с ним на корточки. Фенестела удивился такой фамильярности, но Тулл не подал вида. Его до сих пор забавляло то, что Дегмар упорно отказывался называть его «хозяин», однако служил ему как верный пес. Он почему-то не сомневался: если понадобится, Дегмар умрет, защищая его.

– Говори, – приказал Тулл на германском наречии.

– Сегодня я был у ауксилариев… – начал Дегмар.

В этом не было ничего удивительного.

– Не иначе как бахвалились друг перед дружкой? – уточнил Тулл.

Дегмар скривил губы.

– Можно сказать и так. Я выпил со знакомыми херусками целый мех вина. Уходя, я остановился рядом с их коновязью – у них там прекрасные кони. Так прошло какое-то время; я стоял, облокотившись на изгородь. Наверное, херуски решили, что я ушел, и заговорили между собой.

Дегмар вновь испуганно осмотрелся по сторонам. Тулл его таким еще ни разу не видел.

– И что ты услышал?

– Каждое слово я не разобрал – до них было довольно далеко, – но кое-что услышал. Мол, все племена соберутся вместе и устроят засаду. Это было сказано несколько раз, так же, как и имя Арминия.

С момента прибытия в Порта Вестфалика Тулл почти не видел вождя херусков и на какое-то время забыл о своих подозрениях.

– И это всё?

– Да.

– Речь могла идти о долгубниях или другом враждебном племени или даже о событиях прошлого, – возразил Тулл, пытаясь мыслить логично, и пристально посмотрел в лицо Дегмару. – Вижу, что ты не согласен.

– Нет, – с жаром подтвердил тот.

– Почему?

– Было что-то такое… Они как будто… – Дегмар явно подыскивал слова, а потом произнес их на своем языке.

Туллу показалось, что одно слово он понял.

– Скрытничали? – подсказал центурион.

– Да, скрытничали. Именно так. Я заметил это, когда один воин случайно подошел к коновязи и увидел меня. Он как будто испугался. И разозлился, хотя и не подал вида. «Подслушиваешь?» – спросил он. Я зажал уши и сказал ему, что глух с рождения. Просто любуюсь лошадьми, и ничего больше. Ауксиларий как будто мне поверил, но, уходя, я заметил, как он проводил меня взглядом.

– Не вижу ничего странного. Или есть что-то еще?

Дегмар нахмурился и покачал головой.

Услышь Тулл эту историю от кого-то еще, он рассмеялся бы, но Дегмара было не узнать, и это не могло не настораживать.

– И что ты про это думаешь?

– Моя голова говорит, что это досужие разговоры, пустая похвальба о том, как бы они – или другие племена – хотели поступить.

– А что говорит тебе твое нутро?

Дегмар посмотрел Туллу в глаза.

– Оно говорит мне, что Арминий предаст Вара. Этот пес явно что-то замышляет. Например, засаду в союзе с другими племенами.

Центурион вновь подумал о том, что его смутные подозрения по поводу вождя херусков, возможно, не такие уж и беспочвенные. Более того, они могут быть правдой.

– Спасибо, что рассказал мне.

– Но ты мне не поверил, – хмуро ответил Дегмар.

– Я этого не сказал, – возразил Тулл, не желая раскрывать рабу свои мысли. Германец опустил глаза.

– Зря я тебе это рассказал. Лучше б мне держать язык за зубами.

«А ведь он наверняка надеялся встретить в моем лице понимание», – с горечью подумал Тулл.

– Оставайся дружен с твоими херусками, – предложил он. – Вдруг сумеешь узнать что-то новое.

Дегмар пожал плечами и встал.

– Боюсь, у них нет ко мне доверия, но я постараюсь, – сказал он и, поднявшись, направился к Амбиориксу и костру. Тулл проводил его взглядом.

С этого момента рассказанная Дегмаром история не выходила у него из головы. Спустя какое-то время он понял, что проглядел одну важную вещь: Дегмару было наплевать на римлян. Он выделял лишь его одного. Нападение на легионы Вара было бы для него событием столь же радостным, как и для любого германского воина. А значит, он предупредил Тулла исключительно по причине личной привязанности, ибо знал, что подобное нападение – уже решенный вопрос.

Неужели Арминий способен на такое вероломство? Этот вопрос не давал Туллу покоя. Херуск сражался на стороне Рима вот уже много лет. Он не раз удостаивался наград за свою храбрость. Вар доверял ему как самому себе. Все, кого только знал Тулл, считали Арминия надежным союзником Рима. Похоже, лишь он один относится к херуску с подозрением, не веря в его искренность и преданность Риму.

Туллу вспомнился момент во время охоты на кабана, когда Мело сказал Арминию, что они сейчас-де на священной земле. А чуть позже Арминий заявил, что Вар не нуждается в эскорте. «Неужели я тогда что-то и вправду заметил? – подумал Тулл. – Да и истребление узипетов внутри палисада не зря навело меня на подозрения…»

Но если он прав, особенно во втором случае, зачем, во имя всех богов, Арминию понадобилось это делать? Разумного объяснения у Тулла не нашлось – вернее, не находилось до того момента, пока он не признал, что Дегмар действительно подслушал что-то важное. Если Арминий собирает себе союзников в лице соседних племен, разумно предположить, что живущие рядом с Ренусом узипеты также могут войти в их число. В этом случае вполне объяснимо, почему Арминий истребил всех участников набега. Узнай вожди узипетов о причастности его воинов к штурму палисада, они вполне могли бы отказаться от участия в этом союзе. А также предупредили бы другие племена и тем самым порушили его план…

Так вот почему в плен попали лишь считаные единицы, подумал Тулл. Все логично. Пусть это звучит невероятно, но Арминий действительно замыслил засаду. Увы, радость Тулла вскоре улетучилась. Не имея веских доказательств, он не сможет убедить начальство в вероломстве херуска. Даже если трибуны прислушаются к нему, Вара придется убеждать дольше, ведь в глазах наместника Арминий – сама невинность. Когда Тулл предположил, что узипетов в палисаде перебили намеренно, Вар даже не стал его слушать. Но к кому еще ему обратиться – за исключением Фенестелы, чей низкий ранг не прибавлял ему власти…

Что ж, остается одно, решил Тулл: слушать, наблюдать, ждать.

При мысли об этом ему стало горько.

* * *

Каждый миг пути казался впустую потраченным временем. Арминий со всех ног гнал лошадь к месту засады, что лежало в милях пятнадцати к северо-западу от Порта Вестфалика. В нескольких милях от лагеря он свернул с главной дороги на пастушескую тропу и двинулся по ней дальше, дабы не попасться на глаза легионерам, несшим дозор вдоль главной дороги на Ветеру. Когда херуск вынырнул на дорогу, по которой в ближайшем будущем поведет свои легионы Вар – да помогут мне боги, мысленно добавил он, – его лошадь была вся в пене.

Когда Арминий выехал из римского лагеря, никто даже не посмотрел на него – спасибо его высокому рангу. В глазах рядового солдата и низшего офицера префект ауксилариев был выше подозрений. Старшие офицеры, такие как легаты и начальник лагеря, могли бы посмотреть на него косо, но их рядом не было, и они понятия не имели, что он покинул пределы лагеря. Вар, конечно, мог задаться вопросом, куда он отправился, но Арминий все последние дни только и делал, что твердил про то, как больна его мать. Когда же он спросил у Вара разрешения ее проведать, тот ответил, что он может сделать это в любое время.

– Главное, успевай выполнять свои обязанности, – ответил тогда наместник. – Мы здесь надолго не задержимся. Так что удели внимание матери.

Завтра Арминий намеревался вытащить Вара на охоту. Это тоже была часть его плана. В глазах наместника он должен был оставаться его другом и союзником Рима. На охоте у него будет прекрасная возможность поведать Вару о том, что-де лихорадка отпустила мать и та теперь слаба, но на пути к выздоровлению. И, разумеется, он должен снова ее проведать. Все эти сказки позволят ему и дальше следить за сооружением насыпи, которая также была частью его плана.

Арминий с удовлетворением отметил про себя, что слева от узкой тропы среди деревьев находятся несколько десятков людей – свидетельство того, что его просьбы о рабочей силе были услышаны. Похоже, ему нет нужды оставаться здесь и призывать их трудиться не покладая рук, как он планировал в самом начале. Что ж, оно даже к лучшему. Он прекрасно знал: даже расположение Вара – его доверие и дружба – имеет свои пределы, и не нужно лишний раз испытывать его на прочность. В принципе эту работу можно поручить Мело, но и его отсутствие тоже было бы замечено через день-другой. Куда проще придумать причину для отлучки рядового солдата. Это позволило Арминию поручить надзор за строительством насыпи другому своему верному помощнику Осберту. Тот хоть и не носил высокое звание, зато был строг, не чурался работы и бегло говорил на разных языках. Что еще важнее, он умел вдохновить людей. «Конечно, не так, как я, – подумал Арминий, – порой он даже бывает заносчив, хотя и в меру».

Ладно, Осберта он отыщет потом. А для начала сам проследит за ходом работ. Важно, чтобы все его увидели. Напоив лошадь и оставив ее на длинной привязи, чтобы она могла сама пастись на лугу, Арминий зашагал к ближайшему участку земляных работ. Как он и требовал, насыпь располагалась в шагах тридцати-сорока от тропы. Его приближение почти никто не заметил. А те, кто заметил, узнали не сразу, что дало Арминию возможность внимательно осмотреть результат их трудов.

Работа шла так, как он и задумал, и даже куда более слаженно. Он правильно сделал, поставив руководить ею Осберта. Организация работ по возведению насыпи поражала. Примерно так же римские легионеры строили дороги. Некоторые группы переносили землю, другие строили укрепления или копали канавы для отвода влаги. Чуть дальше среди деревьев воины рубили топорами подлесок – позднее он пойдет на то, чтобы замаскировать им насыпь. Арминий также отметил, что несколько человек постоянно подносили из ручья воду, чтобы работающие могли утолить жажду.

Насыпь – высотой в человеческий рост – не имела прямых линий, столь любимых римлянами. Вместо этого она змеилась вдоль тропы, следуя ее изгибам и поворотам. В своем нынешнем полуготовом состоянии насыпь не привлекала к себе внимания, но любой, у кого имелась хотя бы толика наблюдательности, наверняка заметил бы ее с первого взгляда. И все же она построена в нужном месте, решил Арминий. Будь она возведена чуть дальше, его воины оказались бы слишком далеко от римлян, чтобы осуществить успешную засаду. У него еще есть время замаскировать ее. Как только земляные работы завершатся, перед насыпью поставят плетеную изгородь, в которую натыкают зеленых веток. Растительность между насыпью и тропой – ее специально не трогали – за месяц поднимется еще выше.

– Арминий!

– Это Арминий!

Головы дружно повернулись в его сторону. Лопаты и заступы застыли в воздухе, охапки нарубленных веток легли на землю. Люди начали подтягиваться к нему. Арминий поспешил изобразить улыбку.

– Вижу, вы тут не сидели без дела!

Спустя несколько часов вождь херусков все еще продолжал осмотр насыпи. Он нарочно уделил время каждому племени, поговорив с как можно большим числом воинов. Его ничуть не удивило, что здесь были ангриварии: их земли лежали рядом. Но были здесь и узипеты, и бруктеры, и даже хатты, чьи земли лежали в сотне миль к юго-востоку отсюда.

Если Арминию и требовалось доказательство готовности племен участвовать в осуществлении его плана, оно было налицо. Ибо нет более важного времени года, чем сбор урожая, когда каждый день на вес золота, так как от этого зависит, будет или нет голодать воин и его семья в течение зимы. И все же люди – десятки, даже сотни – трудились здесь, в лесу, надрывая спины на сооружении насыпи, как он их о том просил. Этот труд не пропадет даром, сказал он им в самом начале, и они ответили ему дружным ликованием. Когда римляне заметят их, будет уже поздно.

Арминий разговаривал с небольшой группой хавков – воины этого племени пока не выразили готовности поддержать его, – когда появился Осберт. Арминий посмотрел на него, давая понять, что заметил, а сам продолжил нахваливать воинов за их упорный труд. Насыпь была построена на совесть, нужной высоты и толщины. С задней ее стороны имелись канавы для стока воды. Это поможет избежать подтопления, если осенью пойдут проливные дожди. Воины слушали слова с довольными лицами. Когда же он поблагодарил их за то, что они, несмотря на отказ их племени, согласились ему помочь, хавки разразились ликующими возгласами.

– Когда вы вернетесь к своим соплеменникам, – сказал Арминий, – расскажите им, сколько людей из самых разных племен трудились бок о бок. Пусть они знают, какая замечательная получилась у нас насыпь, как надежно она спрячет нас. Расскажите им о том, как узка тропа, какие ручьи пересекают ее, какое коварное болото лежит по другую ее сторону. Лучшего места для засады нам просто не найти!

Его слова привели хавков в восторг. Они, словно копьями, принялись размахивать лопатами и пообещали Арминию, что вернутся, ведя за собой все свое племя. Довольный, вождь херусков повернулся к Осберту. Они обменялись рукопожатием, и Арминий обнял Осберта за плечо.

– Работа движется полным ходом. Я твой должник. Если так будет идти и дальше, сколько еще дней потребуется, чтобы…

– Десять дней, – закончил за него Осберт.

– Вот это да! – воскликнул Арминий. – Это даже раньше, чем я рассчитывал!

– Я бы мог приписать эту заслугу себе, но разговоры вокруг костров каждый вечер идут вовсе не о том, как хорошо я умею подгонять, а о новом налоге и несправедливом наказании, наложенном на узипетов. Воины говорят о тебе как о предводителе, который одним ударом разобьет цепи, в которые заковал нас Август. В их глазах ты – тот, кто избавит нашу землю от римского господства.

От этих слов настроение Арминия поднялось еще больше. Похоже, его труды по привлечению племен на свою сторону приносят плоды. И все же он продолжал прохаживаться среди работающих воинов, подбадривая и раздавая похвалу. Когда их труды завершатся и они на время разойдутся по домам, они наверняка станут превозносить его до небес. Лучший способ заручиться поддержкой племен трудно было себе представить. В течение месяца под его знамена встанут тысячи копий.

Здесь. В этом месте.

Глава 18

В Порта Вестфалика Вар разразился проклятиями. Он совершил ошибку, придя в принципий. Аристид заверил его, что подпись под заказом на очередную партию зерна отнимет у него пару секунд, после чего он со спокойной душой сможет отправиться на охоту. Разумеется, все оказалось не так-то просто. К нему один за другим потянулись офицеры, причем каждый по срочному делу, требовавшему его решения. Солдаты одной когорты требовали «деньги на гвозди», так как старые на их сандалиях стерлись. Деревня в десяти милях к востоку от Порта Вестфалика отказалась платить налог – якобы из-за отсутствия денег. Затем последовали обвинения в адрес капитанов судов, перевозивших грузы из Ветеры. Вместо армейского снаряжения и провианта они, якобы за приличную мзду, полученную от торговцев, занимались доставкой таких дорогих товаров, как оливковое масло…

И это было только начало. Чего только не услышали его уши! У мулов чесотка, потому что в их стойле висят тучи мошкары. У старшего ветеринара от бессилия уже опускаются руки. В двух центуриях Девятнадцатого легиона вспышка дурной болезни – сорок один солдат уже перекочевал из казарм в лазарет. Вар искренне удивился, услышав, что все четыре десятка дружно винили одну и ту же шлюху, якобы наградившую их болезнью Венеры. Местные земледельцы жаловались, что легионеры при первой же возможности забивают на мясо их скот. Какой-то наглец даже ограбил склад квартирмейстера, украв две амфоры с рыбным соусом.

Мучимый совестью, Вар терпеливо выслушал все эти жалобы. Как обычно, большинство с ходу было не решить. По каждой требовались дополнительные сведения. Центурион, чья солдаты требовали денег «на гвозди», должен подать официальный рапорт о состоянии сандалий вверенных ему солдат перед новым патрулем. Племя, не способное уплатить налог, получило двухнедельную отсрочку, прежде чем солдаты вернутся в деревню и взыщут налог в любой форме, какая только будет иметься в наличии, в том числе и натурой. Что касается нечестных капитанов судов, то здесь придется устроить официальное разбирательство, причем Вар лично будет вынужден на нем присутствовать. Ветеринарам лагеря усилить борьбу с чесоткой мулов.

Несколько раз Вару казалось, что очередь к его столу вот-вот рассосется, но к ней неизменно пристраивался кто-то новый. Наместник был на грани отчаяния. Клочок неба в окошке становился все ярче и ярче. Вар подметками чувствовал, как солнечные лучи нагревают пол у него под ногами. Рассвет закончился, наступило утро. Арминий же, вернувшийся от больной матери, считал, что чем раньше они выедут из лагеря, тем лучше.

– Мы проведем на охоте весь день, а он, похоже, будет таким же жарким, как и тот, когда ты убил кабана, – сказал он.

«Боюсь, нам уже не выследить крупного оленя», – с грустью подумал Вар. Бегать за зверем в жару – в его возрасте такое ему уже не по силам. Он моментально принял решение.

– Аристид.

Грек, как всегда, был рядом с его локтем.

– Слушаю, хозяин.

– Выясни, что привело ко мне всех этих офицеров. Если только это не вопрос жизни и смерти, пусть подождут, пока не придет Вала.

– Разумеется.

Аристид – с восковой табличкой и стилом в руке – поспешил к офицерам. Вар искоса пронаблюдал за ним. Было забавно видеть, какое удовольствие получает грек от подобных ситуаций. Пусть на какие-то мгновения, но он получал реальную власть над людьми, занимавшими более высокое положение. Негромкий кашель – это перед ним стоял Туберон – вывел Вара из задумчивости. Теперь его личного вмешательства требовала вспышка дизентерии в Восемнадцатом легионе.

– Расскажи еще раз, насколько плохи там дела.

Туберон подтолкнул локтем врача, которого привел с собой, – лысеющего грека с бородавкой на щеке.

– Дела не так уж и плохи, – сказал он. – Пока умерли лишь три человека, но если когорту не отселить от других, вспышка может распространиться и далее.

Вару хотелось крикнуть: ну почему именно сейчас? Дизентерия – вещь серьезная.

– Сделайте это немедленно, но не ставьте палатки слишком далеко от насыпи. Пусть здоровые выроют канаву и передвинут палатки, – распорядился наместник. Впрочем, что еще он мог сделать? Может, стоит отложить охоту? Ведь если болезнь распространится дальше…

Туберон как будто заметил его сомнения.

– Думаю, я справлюсь и сам, – предложил он. – Прослежу, чтобы твой приказ был выполнен, а вечером доложу, как обстоят дела.

Вар заколебался. Насколько это сложно – переселить целую когорту?

– Отлично, трибун, – тем не менее произнес он с улыбкой. – Вверяю этот вопрос в твои умелые руки. Поговорим потом. – С этими словами наместник встал из-за стола. Растерянные офицеры вытянулись по стойке «смирно». – Вольно, – сказал Вар, проходя мимо. – Аристид запишет ваши вопросы, а потом ими займется Вала.

– Господин наместник, – взмолился старший центурион, но Вар уже вышел за дверь. Стоило ему шагнуть за порог, как чувство вины испарилось. Всю свою жизнь он только и делал, что выполнял чужие требования. Мир не рухнет, если он на денек удалится от дел и отдохнет. Когорта с дизентерией не вымрет, а его легионы не разбегутся. Завтра он снова будет за своим рабочим столом. Более того, просидит за ним до тех пор, пока не будут решены все накопившиеся вопросы. Но даже картина этой пытки была бессильна замедлить пружинистую походку Вара, когда он вышел из принципии. Солнце еще не успело подняться высоко, а на востоке серело некое подобие облачности. Так что вряд ли день будет очень жарким. Арминий человек слова – он наверняка ждет его рядом с палатками ауксилариев.

Увы, приподнятое настроение Вара длилось недолго. Не успел он пройти и пятидесяти шагов, как его окликнул чей-то голос:

– Наместник Вар! Наместник Вар!

Вар сгорбился и остановился. К нему тотчас подбежал младший офицер – судя по внешности, опцион. Увы, надеждам наместника, что он быстро отделается от очередной надоедливой мухи, не суждено было осуществиться. Вслед за опционом к нему спешил жилистый седовласый германец, в котором он узнал Сегеста, вождя одного из кланов херусков. Сегест был ярым сторонником Рима, что делало его весьма ценной личностью, однако у него имелась дурная привычка слушать только себя, свои длинные бессвязные речи. Вар его презирал.

– Наместник! – окликнул его Сегест. – Всего одно слово, если можно.

Боги, с каким удовольствием он сделался бы сейчас невидимкой! Увы, вместо этого Вар был вынужден нацепить маску политика.

– Сегест! – воскликнул он, изобразив теплую, искреннюю улыбку. – Как я рад тебя видеть! В иных обстоятельствах я пригласил бы тебя выпить вина, но, увы, меня ждут срочные дела, и…

– Срочные дела могут подождать, – перебил его Сегест.

Вар едва не задохнулся от возмущения. Союзник или нет, римский гражданин или нет, но кто давал этому германцу право разговаривать с ним в такой манере? Тем более что германец этот – на вид почти родной брат одного его старого лохматого домашнего раба.

– Прогнать его? – предложил один из солдат его свиты. Вар заметил в его глазах надежду.

Вар уже было собрался отдать приказ, но Сегест снова опередил его.

– Прости меня, наместник, – выкрикнул он. – У меня и в мыслях не было тебя оскорблять. Просто мне нужно поговорить с тобой по срочному делу.

– Погодите, – сказал Вар солдатам и жестом велел отойти.

Опцион отступил, пропуская Сегеста вперед. Вар отметил, что лоб германца блестит от пота. Сегест склонил голову в почтительном поклоне.

– Приветствую тебя, наместник.

– Взаимно, Сегест. Давно не виделись, – солгал Вар. – Что привело тебя в лагерь в столь прекрасное утро и к тому же в такой спешке?

Сегест свирепым взглядом посмотрел на свиту Вара и на опциона.

– Нам нужно поговорить… наедине. Здесь слишком много ушей. Как насчет твоего кабинета?

Вар представил себе длинную очередь офицеров.

– Это исключено.

Лицо Сегеста приняло страдальческое выражение.

– То, что я хочу сказать, предназначено только для твоих ушей, наместник. Прошу тебя, выслушай.

Вар собрался ответить отказом, но мольба в голосе и глазах Сегеста – что было германцу совсем не свойственно – пробудила в нем любопытство.

– Подожди меня, – приказал он солдату. Тот открыл было рот, чтобы возразить, но Вар взглядом заставил его умолкнуть. – Ты тоже, – добавил наместник, обращаясь к опциону. – Давай отойдем, Сегест. Если мы поговорим тихо, нас никто не услышит.

Похоже, германца это устроило. Он вместе с Варом зашагал по виа претория. Все вокруг смотрели на них, разинув рот. Рядовые легионеры, офицеры всех рангов – все как один отказывались поверить собственным глазам. Где это видано, чтобы наместник Германии прогуливался по лагерю вместе с племенным вождем! В какой-то момент Вар усомнился, правильно ли он поступил, оставив телохранителя, и это притом, что у Сегеста был меч. Впрочем, он тотчас выбросил эту мысль из головы. Сегест – старик и вряд ли явился в лагерь, чтобы убить его.

– Я принес тебе нехорошую весть, – пробормотал германец.

– Продолжай, – в животе Вара шевельнулось дурное предчувствие.

– Арминий – предатель.

Несмотря на потрясение от услышанного, Вар зашагал дальше. Не обращая внимания на удивленный взгляд погонщика мулов, он посмотрел на Сегеста.

– Предатель? Арминий?

– Да. Боги тому свидетели.

– Арминий столь же предан Риму, как и ты! Он служит империи почти с самого детства. Он уже десяток лет сражается на стороне легионов! Август сделал его всадником! – Вар мог перечислять достоинства Арминия бесконечно.

– Верно, не стану спорить, – согласился Сегест, – но он также вероломный предатель. Он задумал напасть на твои легионы, когда те будут возвращаться в Ветеру.

– У тебя все в порядке с головой? – раздраженно воскликнул Вар. Все, кто был рядом, обернулись в их сторону. Поняв, что повысил голос, наместник наклонился к Сегесту. – Думай, что говоришь. Ведь это просто… безумие!

– Может, со стороны так и кажется, но так оно и есть. Каждое слово.

– Откуда у тебя такие сведения?

– Воин, которому я доверяю, так как знаю его всю мою жизнь, слышал, как Арминий разговаривал с Ингвиомером, пытаясь переманить того на свою сторону. Похоже, он уже давно занят тем, что обрабатывает вождей. Зная мою верность империи, этот пес не осмелился обратиться ко мне. Возможно, другие клюнули на его удочку, когда он пообещал им собрать под свои знамена двадцать тысяч копий, но только не я, – произнес Сегест и гордо вскинул подбородок.

Ингвиомер был вождем другого клана херусков. Вар воспринимал его так же, как и Сегеста, верным союзником империи. Известие о его вероломстве казалось наместнику дурным сном.

– Двадцать тысяч воинов, говоришь?

– Да, он так сказал. С ним его херуски, хатты, бруктеры и узипеты. А также ангриварии и марсы.

А вот это уже доказательство того, что источник Сегеста лгал или же старик сам не знает, что говорит.

– Ты ждешь, что я поверю, будто шесть племен объединились? Может, Арминий и предатель, но он не чародей, способный заставить племена забыть кровную вражду, которая тянется вот уже несколько поколений.

– Воин заверил меня, что он не лжет.

– Я бы поверил твоим словам, если б ты привел ко мне того, кто мог бы их подтвердить, – заявил Вар. – Например, этого воина.

Сегест потемнел лицом.

– Он бы не пришел.

– Наверное, потому, что ты его выдумал, – сказал Вар.

– Я стар, но не слаб умом! – запротестовал Сегест. – Ему было бы слишком опасно сопровождать меня!

– Дней семь назад я обедал с Ингвиомером, – произнес Вар. – С трудом представляю себе более приятный вечер и более надежного союзника Рима!

– Внешность обманчива, наместник. Тебе грозит великая опасность! – Сегест схватил его за руку.

В свою очередь, Вар посмотрел на его руку, как если б та была свежей кучей конского навоза. Поняв, что зашел слишком далеко, Сегест поспешил убрать руку.

– Ты должен прислушаться ко мне!

– Я ничего тебе не должен! – взорвался Вар. – Кто ты такой, чтобы мне указывать? Ты, дряхлый старик!

– Без Арминия союз племен распадется! По крайней мере на всякий случай закуй этого ублюдка в цепи! – взмолился Сегест.

Заковать Арминия в цепи? Лишь на основании слов старого германца, даже если этот германец – верный союзник? Нет, это нечто неслыханное!

– Я не сделаю ничего подобного. Арминий не только верен Риму. Он мой личный друг.

– Не хотел бы я в таком случае видеть твоих врагов, – горько усмехнулся Сегест.

Вар остановился.

– Довольно! До ворот найдешь дорогу сам! – С этими словами он поманил своего телохранителя и зашагал назад к принципии. Он встретит Арминия, и они вместе загонят оленя.

* * *

Сидя верхом на своем верном скакуне на краю плаца, Тулл проводил строевое учение своей когорты. В принципе все движения были привычными и, независимо от места лагеря, отрабатывались каждые три-пять дней. Но то, что они были отработаны уже сотни раз, вовсе не значило, что их не нужно было повторять. Стоило кому-то из солдат начать ворчать, как Тулл громко на него рявкал. Будь сейчас война, их недовольство еще можно было бы простить, но войны нет, так что пусть они заткнут свои грязные рты, если не хотят ощутить на спине вес его жезла. Впрочем, было бы куда подозрительнее, если б они не жаловались. И жалобы, и строгость были частью ритуала.

Крики у ворот отвлекли его внимание от марширующих легионеров. Прищурившись, Тулл увидел, что лагерь покидает группа германцев. В течение месяцев было тихо, но это вовсе не значит, что беспорядков не может произойти. Тулл уже приготовился подозвать к себе одну центурию, когда крики стихли. Осыпав часовых оскорблениями, германцы – человек десять – вскочили на коней и поскакали прочь. Тулл внимательно наблюдал за ними. Возглавлял их седовласый, но еще крепкий старик – явно вождь. Остальные были его свитой – опытные воины, уверенные как в собственной силе, так и в силе своего оружия. Тулл не узнал ни одного из них. Похоже, вождь давал выход гневу, который не успел выпустить у ворот. Тулл услышал имя «Вар» и немецкое слово «дурак». Германцы проскакали мимо.

Центуриона одолело любопытство. Передав командование Болану, он поскакал к главным воротам, где нашел обычный караул и растерянного опциона. Когда Тулл, вместо того чтобы въехать в ворота, резко остановил коня, опцион не успел спрятать свое раздражение, хотя и поспешил вытянуться в струнку.

– Центурион!

– Кто эти люди, которые только что ускакали отсюда? – строго спросил Тулл.

Опцион поморщился.

– Сегест, вождь херусков.

Тулл был наслышан о разных кланах внутри этого племени, но ни разу не видел Сегеста в лицо.

– Чем он был так недоволен?

– Не могу сказать. Какое-то время назад он подъехал к воротам, требуя поговорить с Варом. От него было не отделаться, и в конце концов я был вынужден сопроводить его до принципия. Одного, без воинов. В ту минуту оттуда как раз вышел Вар. Между ними состоялся короткий разговор, правда, не слишком дружеский. Они громко кричали, особенно Сегест. В конце концов Вар вышел из себя и приказал ему убираться. Сегест, пока шел к воротам, все время что-то бормотал, но я почти ничего не понял, кроме отдельных слов. Зато я отчетливо слышал, что он все время вспоминал Арминия. «Он предатель, – заявил Сегест. – Змея, которой нельзя доверять».

Эти слова донеслись до Тулла как будто из длинного темного туннеля.

– Повтори, что ты только что сказал! – велел он опциону.

Тот растерянно заморгал.

– Он все время твердил, что Арминий – вероломный пес или что-то в этом роде. Я не знаю почему.

Собственные подозрения Тулла смешались в его голове с историей, услышанной от Дегмара, однако он сохранил спокойствие.

– А что это за шум у ворот?

– Ничего страшного, центурион. Когда воины Сегеста увидели, как разъярен их вождь, они принялись осыпать оскорблениями моих ребят. Те ответили им тем же. Сегест быстро утихомирил своих молодцов и, все еще жалуясь на Вара, поскакал прочь. – Опцион растерянно посмотрел вслед Туллу; тот уже скакал в лагерь. – Что я такого сказал? – крикнул он ему вдогонку.

– Не переживай, опцион, ты сказал мне все, что я хотел знать, – ответил на скаку Тулл.

Сейчас он потребует у Вара аудиенции. Пусть рассказ Дегмара звучит не слишком убедительно, – мало ли какие байки парень мог там подслушать! – но поведение Сегеста подтверждает его правоту. Нужно действовать, и притом быстро.

В принципии Тулл, к своей великой ярости, узнал, что Вар уехал на охоту и вернется лишь поздно вечером, а может, и вообще на следующий день. Потребовав восковую табличку и стило, центурион коротко набросал для наместника то, что услышал от Дегмара, добавив, что Сегест повторял то же самое. Не успел он поставить восковую печать, как, к его великому удивлению – вернее, неудовольствию, – во двор, ведя за собой лекаря, вошел Туберон. Увидев центуриона, трибун нахмурился.

– Центурион Тулл!

– Трибун! – Тулл механическим жестом отдал салют и быстро опустил руки, в которых все еще держал табличку и стило.

– Что вынудило тебя оставить твоих солдат и прийти сюда?

– Я хотел поговорить с наместником Варом, трибун.

– Его здесь нет, – холодно улыбнулся Туберон.

– Я уже это выяснил, – ответил Тулл, стараясь не показывать своего раздражения.

– Здесь никого нет, если не считать пары писарей. Как только Вар уехал на охоту, все ушли заниматься своими делами. Зачем он тебе понадобился?

– Так, по одному небольшому делу, – солгал центурион. – Вернусь попозже.

Туберон фыркнул и поспешил прочь. Лекарь увязался за ним следом.

Гаденыш, подумал Тулл, отдав салют. Затем повертел головой, и на глаза ему попался писарь.

– Эй ты, подойди сюда!

– Я? – уточнил тощий юноша с перемазанными чернилами пальцами.

– Да, ты. Подойди ко мне.

Шаркая ногами, писарь подошел ближе.

– Ты работаешь у наместника Вара?

– Да, господин. И у Аристида, его секретаря. У обоих.

– Аристид у себя?

– Нет, господин. Он ушел в баню.

Чертов грек, подумал Тулл.

– Передай ему вот это. Скажи, что это записка Вару от центуриона Тулла.

Писарь посмотрел на табличку, затем на Тулла и снова на табличку. Центурион выругался себе под нос и потянулся за кошельком. Вынув из нее монетку, он подбросил ее в воздух.

– Это тебе, если вручишь табличку Аристиду, а еще лучше – самому Вару.

– Считай, что она уже у него, – монетка исчезла в складках туники писаря. Сам он прижал табличку к тощей груди.

– Тогда давай за дело.

Обвинения Сегеста подтверждали историю Дегмара. Теперь Вар будет вынужден действовать, решил Тулл. Довольный собой, он проводил взглядом писаря. Вскоре тот скрылся в соседней двери.

* * *

Тулл уже почти дошел до плаца, когда Туберон, по-прежнему пребывая в скверном настроении, вернулся в принципий. Вмести с ним пошел и лекарь.

– Без официальной печати Вара квартирмейстер, провалиться ему в Гадес, не выдаст нам лекарств и необходимых инструментов! – рявкнул он.

– Если что, я мог бы зайти еще раз, попозже, – предложил лекарь.

Туберон смерил его презрительным взглядом.

– Я бы не доверил тебе это дело.

Мимо пары легионеров, подметавших пол, и писаря, сновавшего с ворохом писем из одного кабинета в другой, он ворвался в кабинет Вара. Сегодня здесь было на удивление пусто. Второй писарь сидел за столом Аристида, перенося цифры из одного документа в другой. Увидев перед собой трибуна, он вскочил как ужаленный.

– Приветствую тебя!

– Я трибун Туберон. Мне нужна печать наместника Вара.

– Она здесь. – Писарь открыл выдвижной ящик и, вынув тяжелую бронзовую печать, вручил ее Туберону. Основание печати украшала гравировка: римский орел и крупным шрифтом имя «Квинтилий Вар».

Туберон, хмыкнув, взял ее в руки. Он уже повернулся, чтобы уйти, но что-то привлекло его внимание.

– А что это у тебя в другой руке?

– Ничего, трибун, – уклончиво ответил писарь.

Туберон со скоростью учуявшего кровь хищника учуял секрет.

– Это письмо.

– Да, трибун.

– Кто его написал? И для кого оно?

– Его вручил мне для наместника Вара один центурион. «Передай ему, что это от центуриона Тулла», – сказал он.

Услышав имя Тулла, Туберон напрягся.

– Дай его мне.

Писарь замешкался, однако выполнил распоряжение.

– Я сам отдам его Вару, – пообещал трибун, кладя письма в кошель.

«Так вот почему Тулл приходил сюда! И почему этот пес мне солгал?» Ничего, он это выяснит позже, когда прочтет письмо. После чего, решил Туберон, его можно будет выкинуть.

* * *

На то, чтобы выследить оленя, ушло все утро и еще несколько часов после полудня. Несмотря на облачность и лесную тень, день был жарким и душным. Обливаясь потом и почти не разговаривая с другими охотниками, Вар сосредоточенно шел по следу оленя, чтобы при случае первым выпустить в него стрелу.

Мело шел впереди отряда: ему было поручено выследить рогатого зверя, когда тот будет щипать траву на поляне. Наконец увидев перед собой оленя, Вар поразился выдержке Мело. Это как же нужно владеть собой, чтобы не выстрелить первым! Это был воистину царский олень! С мощной шеей, ростом с крупную лошадь. На каждом из его огромных искривленных рогов Вар насчитал по десять отростков. Если из этой головы сделать чучело, о ней потом будут говорить на всех пирах. Сердце Вара взволнованно забилось. За все эти годы ему ни разу не доводилось убивать такого красивого зверя!

Чтобы подкрасться к нему ближе, ушла целая вечность. Вар понимал: Арминию и Мело – они единственные, кто его сопровождал, – ничто не мешало опередить его и уложить зверя. И все же они так не сделали, предоставив это почетное право ему как гостю. Вар был полон решимости отплатить им за эту щедрость метким выстрелом. Увы, когда до оленя оставалось шагов пятьдесят, он наступил на ветку. Та громко хрустнула. Раздувая ноздри, олень поводил головой и остановил взгляд на охотниках.

– Стреляем! – еле слышно сказал Арминий. – Это наш единственный шанс.

Для Вара это было горькой пилюлей. И без того не слишком меткий стрелок, сейчас он был не слишком близок к цели. Тем не менее наместник выпустил стрелу. Та со свистом пронзила воздух, и в следующий миг то же сделали оба херуска. Выпущенные ими стрелы устремились вдогонку его стреле. К этому моменту олень уже обратился в бегство. Увы, стрелы оказались быстрее. Одна впилась ему между лопатками, другая – в грудь. Третья стрела – Вар подозревал, что его, – не долетела. Словно не получив никаких ран, олень на полном скаку бросился в лес.

– Проклятье! – пробормотал Вар. – Извини меня, Арминий. Боюсь, мне не под силу тягаться с вами обоими!

– Ерунда! – ответил Арминий. – Ты все равно в него попал.

– Ты мне льстишь. Моя стрела не долетела.

– Я бы так не сказал.

Вар поморщился, показывая, что не согласен с ним.

– Скажи, стрела, что попала в грудь, – она его убьет?

– Не знаю. Зависит от того, как глубоко она впилась в тело. Даже если олень и рухнет, он может до этого пройти не одну милю. Приведи собак, Мело.

Помощник пошел назад, выполнять его поручение. На приличном расстоянии от них несколько воинов пытались удержать рвущихся взять след псов. Сегодня Вар не стал брать с собой легионеров. Узнав это, Вала наверняка запротестовал бы, равно как и другие старшие офицеры, но они оставались в неведении. Наверное, было в желании наместника махнуть рукой на свои обязанности что-то детское, однако он решил поохотиться вместе с Арминием один, без телохранителей. И вот сейчас они с ним в лесу. Одни. Вар не испытывал ни малейшей тревоги. Скорее, ему было неловко за то, что он спугнул оленя. Сняв с плеча мех с разбавленным вином, наместник сделал глоток и предложил утолить жажду Арминию.

– Как только появятся собаки, мы последуем за ними. Ведь так?

– Можно и так, но, с другой стороны, этак можно гоняться за оленем до самой темноты. Думаю, эту работу лучше оставить Мело и псарям. Мы же с тобой вернемся в Порта Вестфалика, в мою палатку, где нас ожидает амфора лучшего италийского вина. Я нарочно приберегал его, чтобы обмыть удачную охоту, но не вижу ничего дурного в том, чтобы открыть его раньше. Будем надеяться, что Мело повезет и собаки загонят оленя. – Арминий сделал из меха несколько жадных глотков. – Что ты на это скажешь?

В Варе заговорила гордость.

– Я бы хотел довести нашу охоту до победного конца.

– Я тоже. Только скажи, неужели тебе доставит удовольствие еще несколько часов истекать по́том, бегая по лесу вслед за лающими собаками? Свое дело мы уже сделали.

– Боюсь, ты меня убедил, – произнес Вар. – Давай вернемся домой.

– Готов поспорить: Мело к вечеру вернется с тушей, и мы с тобой попируем под стать самому императору. Голова, разумеется, принадлежит тебе. – Арминий поднял руку, упреждая протесты Вара. – Даже не стану слушать. Никто из нас точно не знает, чья стрела смертельно ранила зверя. В любом случае сегодня ты мой почетный гость и друг.

– Прими мою благодарность, – с улыбкой согласился Вар. Даже если до этого он и собирался упомянуть речи Сегеста, то теперь передумал. Завести разговор на эту тему значило бы оскорбить такого благородного мужа, как Арминий.

Глава 19

До смерти устав следить за тем, как солдаты «дизентерийной» когорты переносят свои палатки, Туберон вечером взял в руки письмо Тулла. Даже в самых безумных мечтах он не мог представить, каким окажется его содержание. Если новость о том, что Арминий предатель, потрясала, то вторая – о том, что он якобы замыслил устроить римлянам засаду, – потрясала в два раза сильнее. Скажи ему это кто-то до того, как он прочел письмо, трибун расхохотался бы в ответ. Теперь же эта новость, пусть даже безумная, не выходила у него из головы. Пусть он с самого начала проникся неприязнью к Туллу, но старший центурион отнюдь не дурак. Он никогда не стал бы писать такое письмо, не будь твердо уверен в предательстве Арминия.

Если Тулл прав в своих подозрениях, размышлял Туберон с еще большим злорадством, то, перехватив его письмо, он получил отличный шанс присвоить себе чужую славу. Разве можно представить себе более блестящее начало карьеры, чем разоблачение коварных замыслов германца? Злосчастный эпизод с угонщиками скота будет забыт. В Риме отец и даже сам Август услышат о проявленной им инициативе. Его имя будет у всех на устах…

Туберона не заботило то, что у него не было германца-раба, который мог бы подслушать слова воинов Арминия о засаде. Если Вар потребует от него привести к нему «свидетеля», можно будет воспользоваться финикийским купцом, продававшим в лагере вино. Этот пройдоха – опытный и убедительный лжец. Накануне Туберон поймал его на лжи, заказывая дорогое выдержанное вино, а все потому, что знал его реальную цену. Трибун не сомневался: за несколько золотых монет финикиец продаст родную мать. Уговорить его поклясться, что он якобы подслушал разговор нескольких херусков, не составит особого труда.

Впрочем, Туберон придержал свою прыть. Предположения Тулла пока еще оставались предположениями. Доказательств не было, лишь слова двух германцев – одного раба и одного вождя, у которого, кстати, могли быть свои причины очернить Арминия в глазах Рима. Если Тулл ошибается, то, дав ход его письму, он, Туберон, может поставить себя в крайне дурацкое положение. Более того, вручив его Вару, тем самым поставит крест на своей карьере. Осторожность – вот что самое главное, решил Туберон. В разговоре с наместником лучше зайти издалека, начав с туманных намеков. Если Вар клюнет на эту наживку, он продолжит дальше. Если же нет, то разговор можно будет на этом и закончить. Вар так и останется в неведении.

Увы, на следующее утро мечты Туберона о славе обратились в прах. Он пришел к Вару рано и сразу получил приглашение пройти в кабинет наместника. Кстати, тот пребывал в прекрасном расположении духа. Увы, стоило Туберону лишь намекнуть на возможное предательство со стороны Арминия, как Вар тотчас ощетинился. Более того, грудью встал на защиту херуска, громко перечисляя его достоинства. Трибун был вынужден в строчном порядке сменить тактику. Выругавшись про себя, он попытался зайти с другой стороны – мол, до него дошли лагерные слухи о том, что среди племен назревает мятеж.

Вар презрительно отмахнулся от его слов, заявив, что его источники об этом умалчивают. Затем наместник улыбнулся и посоветовал трибуну не волноваться: в этом году его еще ждут иные битвы, помимо уничтожения отряда узипетов-мародеров. Решив, что Тулл ошибается, а осмотрительность – обратная сторона доблести, Туберон ответил Вару виноватой улыбкой и поблагодарил за понимание.

Радуясь тому, что не попался, однако злясь, что едва не выставил себя круглым дураком, трибун бросил письмо в отхожее место рядом со своей казармой.

* * *

Прошло два дня. От Вара не последовало никакого ответа. Арминий спокойно расхаживал по лагерю, муштровал на плацу своих ауксилариев и водил их в дозоры, что не могло не настораживать. Тулл понятия не имел, дошло ли до наместника его письмо, однако монетка, которую он дал писарю, склоняла его к мысли, что все-таки дошло. Тогда почему Вар ничего не предпринял? Тулл не знал, что ему думать. По идее наместник должен был хотя бы расспросить его о том, что ему известно. Не желая выходить за рамки своих полномочий, Тулл решил выждать время в надежде, что в самые ближайшие дни его вызовут к Вару.

Но дни шли, а его никуда не вызвали.

Так минула неделя. В конце концов случайная встреча с Арминием подтолкнула его к действию. Стоя у главного входа в лагерь, Тулл разговаривал с начальником караула, своим старым приятелем. Надо сказать, что стояли они так, что с той стороны насыпи их не было видно. Поэтому Тулл услышал голос Арминия раньше, нежели увидел его самого. По голосу херуска он понял, что тот чем-то раздражен. Центурион, сам не зная почему, приложил палец к губам, призывая своего друга умолкнуть, и переместился ближе к воротам. Выглянув из-за стены, он увидел, что к лагерю с отрядом ауксилариев скачет Арминий. Яростная жестикуляция херуска подтвердила догадку Тулла – он был чем-то раздражен. К сожалению, римлянин не смог разобрать его слов. Его интерес – или, лучше сказать, любопытство – лишь усилился, когда при подходе к воротам Арминий приказал своим воинам замолчать. «Почему он это сделал?» – задумался Тулл. Большинство римлян не понимали местного наречия.

Несмотря на все свои подозрения, он понимал: было бы крайне нелогично приписывать германцу недобрые намерения. Расстроенный Тулл повернулся к своему другу и с наигранным смехом объяснил, что ему-де показалось, будто из патруля возвращаются его солдаты, и он хотел узнать, что они там говорят.

Возможно, этим все и кончилось бы, но в следующее мгновение странное поведение Арминия заставило его переменить свое решение. Въехав в лагерь, херуск дружески поздоровался с Туллом. Обычно так здороваются с друзьями, которых не видели двадцать лет. Насупленные брови уступили место сияющей улыбке.

– Как давно мы не делили с тобой мех хорошего вина! – воскликнул Арминий. – Приходи сегодня вечером в мою палатку, и мы исправим это дело.

Тулл пробормотал слова благодарности, а сам подумал: «Нет, этот пес точно что-то замыслил. Я непременно должен поговорить с Варом».

Центурион не был уверен, когда ему лучше нанести визит Вару. Рано утром? Но вдруг наместник будет не в духе? Чуть позже – и тогда ему придется вести борьбу с целой армией таких же, как он, просителей. Прийти в обеденное время – значит проявить себя невоспитанным невежей. Во второй половине дня Вар обычно работает с документами и занят другими делами. В конечном итоге Тулл пришел к выводу, что идеального времени нет. Убедив себя, что наместник согласится его выслушать, он в обеденное время зашагал к преторию.

Вара он застал на месте – что ж, прекрасное начало. Как только дежуривший у двери часовой объявил о прибытии центуриона, Тулла без задержки пропустили внутрь, что также внушало надежду. Ожидание в атриуме тоже было недолгим. Правда, ладони все равно успели вспотеть, а желудок стянуло тугим узлом. К Вару его проводил Аристид. Тулл знал его плохо, но в целом грек производил впечатление человека достойного.

– Хозяин в хорошем настроении, – доверительно сказал он, когда они вошли в центральный внутренний двор. – Повар приготовил рагу из оленины, которую они с Арминием добыли вместе на охоте.

Тулл был готов с кулаками обрушиться на ближайшую стену. Арминий, пусть даже незримо, будет присутствовать на этой трапезе… Увы, Тулл был бессилен что-то с этим поделать. Поэтому он расправил плечи и причесал пятерней гребень на шлеме, чтобы все перья стояли прямо.

– Ты просто красавец, центурион, – шепнул ему Аристид.

Тулл нервно улыбнулся в ответ, и они зашагали к Вару. Наместник сидел за столом, явно накрытым для изысканного обеда. Здесь были блюда с хлебом, овощами, рыбой, мясом, стояли кувшины с вином. Аристид объявил приход Тулла. Вар поднял глаза и с улыбкой указал на стул.

– Спасибо, наместник, – ответил центурион, вновь окрыленный надеждой. Еще бы, ведь это такая великая честь!

– Вина? – предложил Вар.

– Разве что маленький кубок. Я пока не завершил своих сегодняшних дел.

– Аристид, позаботься о госте.

Произнеся тост за здоровье императора, они недолго поговорили о том о сем. Вар спросил у Тулла, как обстоят дела в его центурии, доволен ли он, как прошло лето, и готов ли к обратному маршу в Ветеру.

В любой другой день Тулл чувствовал бы себя неловко в присутствии наместника, что тогда говорить про сегодняшний! На вопросы Вара он отвечал односложно, и разговор вскоре сам собой иссяк.

– Вот уж не думал, что ты пришел обменяться со мной любезностями, – тон Вара был шутливым и вместе с тем жестким.

Центурион прочистил горло и постарался успокоиться.

– Нет, наместник. Я пришел к тебе поговорить об Арминии.

Вар смерил его удивленный взглядом.

– Об Арминии? А что с ним не так?

У Тулла было ощущение, будто он замер на краю обрыва. Но назад дороги нет, если только он что-то срочно не придумает. Увы, в голове у него не нашлось ни одной подходящей мысли.

– Меня вот уже некоторое время мучают подозрения, – признался он.

– Отлично помню, – ответил Вар. – Его воины показались тебе слишком кровожадными.

– Верно, – согласился Тулл. – Несколько дней назад я отправил тебе письмо, в котором изложил мои сомнения.

– Я не получал никакого письма.

Тулл растерянно заморгал. «Ну и болван же этот писарь! Неужели он не подумал, что я проверю, выполнил ли он мою просьбу?»

– Это довольно странно. Позволь, я тебе все объясню. – Не обращая внимания на недовольный взгляд Вара, Тулл продолжил: – Ничего такого, что однозначно указывало бы на его вероломство, нет – взгляд здесь, слово там… Но мне он представляется слишком радушным, слишком добросердечным к нам, римлянам. Пусть Арминий и всадник, но он все же варвар. Стоит взглянуть на него, когда он со своими воинами, и видишь, что это совсем другой человек, нежели с нами.

Вар поднял руку, останавливая его.

– Выкладывай, что ты хочешь сказать.

От волнения у Тулла пересохло во рту. Может, его попытка и окажется тщетной, но он все-таки выскажется. И центурион поведал все, что знал. Вар слушал его молча, поджав губы.

– У тебя все? – спросил он, когда рассказ был окончен.

– Да, господин наместник. – Тулл смело выдержал взгляд Вара.

– Твоя храбрость похвальна, – произнес тот ледяным тоном. – Ты входишь ко мне, пользуешься моим гостеприимством, пьешь мое вино – и после этого имеешь наглость выдвигать необоснованные обвинения в адрес моего друга, того, кто верой и правдой служит императору. Пытаешься убедить меня в том, что Арминий не только предатель, но и враг, который замыслил уничтожить мою армию!

– Я всегда служил империи, и только ей, – возразил Тулл.

– Арминий вне подозрений! Ему благоволит сам Август! – сердито воскликнул Вар, вспыхивая гневом. – Или ты усомнился во мнении самого императора?

– Разумеется, нет, – ответил Тулл, окончательно поняв, что лишь напрасно потерял время.

– Будь у тебя хотя бы одна улика, я, возможно, выслушал бы тебя, но ты пришел ко мне с пустыми руками. Ни с чем! – выкрикнул Вар, указывая на дверь. – Уходи, пока я не вышел из себя.

– Слушаюсь!

Ощущая собственное бессилие, злясь на себя и на весь мир, Тулл встал и отдал салют. Он уже почти подошел к двери, когда Вар окликнул его:

– Центурион!

– Слушаю тебя, наместник.

– Поскольку до сегодняшнего дня твой послужной список был безупречен, я сделаю вид, что этой встречи не было. В свою очередь, ты никому не станешь рассказывать об этом нашем разговоре и об Арминии. Ты меня понял?

– Понял, – ответил Тулл, а про себя добавил: «Ну, пусть только попадется мне на глаза этот писарь! Сразу получит хороший пинок!»

Вар больше ничего не добавил, лишь жестом дал понять, что разговор окончен. Выйдя из претория, Тулл уныло зашагал к своей палатке. Утешало лишь то, что в звании его не понизят и не накажут. Впрочем, утешение было слабым – во рту по-прежнему оставался кислый привкус, а на сердце осталась горечь. Арминий был выше всех и всяческих подозрений. Туллу оставалось лишь наблюдать и ждать. А также молиться, чтобы его внутренний голос ошибся.

Последующие теплые летние дни он провел в трудах и заботах, готовя когорту к предстоящему марш-броску на сотню миль на запад, назад в Ветеру. На каждого солдата следовало запастись определенным количеством зерна и мяса, что означало вечные споры с квартирмейстерами. Каждый из них как будто затем появился на свет, чтобы отказывать другим в питании и прочих необходимых вещах. Надо было также уточнить число заболевших солдат или тех, что получили травмы. Эта работа шла ежедневно. Мест для них на грузовых подводах катастрофически не хватало. Никто из центурионов не хотел, чтобы его солдаты тащили на себе больных товарищей до самой Ветеры.

Вечно приходилось проверять не одно, так другое, дабы убедиться, что снаряжение каждого солдата в полном порядке. Особое внимание Тулл уделял сандалиям легионеров и железным гвоздям на их подметках. Солдаты не спешили заменять их вовремя, так как замена эта оплачивалась из их собственного кошелька. Зная об этом, Тулл каждые два дня до начала длинного марша лично проверял обувь своих подчиненных.

Шанс найти тощего писаря, которому он заплатил, чтобы тот вручил письмо Вару, ему так и подвернулся. Впрочем, какая разница? Вар его выслушал, однако отмахнулся от его слов. Несмотря на свою занятость, Тулл старался быть в курсе последних слухов, особенно в том, что касалось Арминия. Если тот действительно что-то замыслил, то уж очень ловко скрывает свои намерения. По словам старшего центуриона когорты, чьи палатки стояли рядом с палатками его ауксилариев, те выполняли лишь свои обычные ежедневные обязанности и, как и все остальные в лагере, готовились к долгому маршу назад в Ветеру.

В принципе слова Дегмара могли быть вызваны его обидой на то, что херуски не водили с ним дружбы – новый слуга не смог раздобыть никаких новых сведений, – но и это могло иметь самое простое объяснение. Например, то, что Дегмар и сам был не слишком общителен, или то, что он не был херуском.

В любом случае размышлять некогда. А размышлять есть над чем… Что случилось с его письмом к Вару? Почему наместник не желает слышать даже слова против Арминия? Почему среди варваров нет и намека на недовольство? Что, если Дегмар подслушал пустую болтовню, а Сегест нарочно пытался очернить Арминия в глазах Вара?

Каждый вечер, падая с ног от усталости, Тулл проваливался в глубокий, тяжелый сон. Разбуженный спозаранку горнами, он брался за очередные горы дел, которым, казалось, не будет конца. Возможность задуматься об Арминии подвернулась ему лишь в самый последний вечер, накануне марша легионов домой, назад из Порта Вестфалика. Зная, что в самый последний момент легионы остановит лишь чудо, Тулл почувствовал, как в нем с новой силой шевельнулось нехорошее предчувствие. Если что-то и произойдет, то в ближайшие несколько дней.

Завернувшись от вечерней прохлады в плащи, они с Фенестелой сидели у костра рядом с его палаткой с кубком вина в руке. Тулл пока еще ничего не рассказывал опциону, зная цинизм последнего по отношению к неримлянам в целом и германцам в частности. Уж лучше жить сомнениями по поводу Арминия, чем по десять раз на дню выслушивать язвительные подначки опциона по этому поводу. С другой стороны, подумал Тулл, что ему терять?

– Небось ждешь не дождешься, когда вернешься в Ветеру? – спросил опцион.

– Это да. Надоело спать без нормального матраца и подушки под головой. А если погода испортится, то одеяла вряд ли спасут от холода. Нет, лично я предпочел бы жаровню для обогрева и крышу над головой.

– А вот это точно, – ответил Фенестела. – Мы с тобой не становимся моложе.

Особенно если Арминий выполнит свой замысел, подумал Тулл.

– Хочу кое-что тебе сказать.

Фенестела прищурился и, поплотнее закутавшись в плащ, кивнул.

– Выкладывай.

Убедившись, что их никто не подслушивает, Тулл поведал опциону все: и про тот первый случай в Ветере, зародивший в его душе тревогу, и про взгляды, которыми обменивались Арминий и Мело, и, наконец, про Сегеста.

– Ты ведь знаешь, что подслушал Дегмар.

Лицо Фенестелы темнело с каждым мгновением.

– Нечастный cукин сын! Рябой козодрал!

Тулл усмехнулся. Как же приятно, когда твоим словам кто-то верит! Пусть даже такой предвзятый тип, как Фенестела.

– То есть ты рассказал все Вару и он тебе не поверил?

– Но с какой стати ему думать, будто есть реальная опасность? Тому, что я ему рассказал, нет совершенно никаких доказательств.

– Если брать факты по отдельности, может быть, и нет, – философски произнес Фенестела. – Но если сложить их вместе, то они лягут аккуратно впритык, как мозаика на полу бани патриция.

Тулл задумался над словами Фенестелы. Привкус у них был крайне неприятный.

– Согласись, это все же может быть совпадением.

– Может быть, – буркнул опцион. – Будем надеяться. Иначе мы все можем вляпаться в огромную вонючую кучу дерьма… Ты не мог бы поговорить с Варом еще раз?

– И что я ему скажу? – вопросом на вопрос раздраженно ответил Тулл. – Извини, наместник, но мой опцион, уважаемый ветеран, уверен, что я прав, считая Арминия предателем?

В сумерках Фенестела сверкнул зубами.

– Он даст тебе такого пинка под зад, что ты не заметишь, как вылетишь из его кабинета.

– Это самое малое, что он может сделать. Не имея доказательств, к нему лучше не приближаться.

Фенестела разразился потоком смачных ругательств.

– Если Арминий что-то замыслил, а мы будем сидеть сложа руки, сколько солдат мы потом потеряем!

– Ты прав, – был вынужден согласиться Тулл, сколь горько это ни было.

– Что же нам тогда делать?

– Надеяться на лучшее. Молить богов, чтобы мы ошиблись в своих подозрениях, и одновременно по дороге домой следить за каждым нашим шагом. Мы должны быть готовы к вероломству. Вплоть до того момента, как пересечем мост через Ренус.

– Никогда еще я не был так рад ощутить под ногами его настил!

– Мы оба. – Тулл сделал глоток вина. С ними все будет в порядке, подумал он. Скорее всего, он все-таки ошибается насчет Арминия.

В следующий миг над палатками взошел диск луны. По спине тотчас пробежали мурашки. В это время года луна обычно бывала белой или желтой, в редких случаях оранжевой. Сегодня же она была кроваво-красной. В иных обстоятельствах Тулл не обратил бы внимания на ее цвет. Но сегодня это явно было знамение. Он подтолкнул локтем Фенестелу.

– Посмотри на небо.

Опцион выругался.

– Нехороший знак.

– Это точно. Дай-ка мне вина.

– На.

Тулл взял полупустой мех и, наполнив свой кубок, вернул вино Фенестеле.

– Очень даже неплохое винцо! Где ты его берешь?

– У старого финикийца.

– Того самого прохиндея, что торговал в Ализо?

– Да, того самого. Бо́льшая часть его товара – кислятина хуже уксуса, но у него всегда есть заначка хорошего вина. Вот я и решил, а не угоститься ли нам на прощанье в последний вечер, перед тем как покинуть Порта Вестфалика?

Тулл постарался не думать о том, что этот вечер вообще мог быть их последним. Ему почему-то вспомнился безумный прорицатель, которого он встретил в Могонтиаке пятнадцать лет назад.

– Ты думаешь, он уже спит? Лично я посидел бы еще немножко.

– Я тоже, – поддакнул Фенестела. – Вряд ли финикиец рассердится, если его разбудят. Для него звонкая монета дороже сна. Пойду схожу к нему.

Фенестела ушел за вином, а Тулл погрузился в задумчивость. В голове вертелись безумные мысли, и самая безумная среди них – а не убить ли Арминия сегодня вечером? Сделать это легко и просто. Пара ударов кинжалом, и с сомнениями покончено навсегда. Правда, существует опасность, и немалая, что он и сам падет под кинжалами ауксилариев. И даже, останься он жив, последствия будут самые малоприятные. Вар с позором выкинет его из легионов, и это в лучшем случае.

Спустя какое-то время Тулл отказался от этой мысли. Дело даже не в его карьере. Нет, убивать людей в темноте – это не для него. Центурион сокрушенно вздохнул. Выбор был невелик. Либо ничего не предпринимать, что было не в его натуре, либо вновь обратиться к Вару и навлечь на себя его гнев. Причем сейчас тот был бы даже страшнее, чем раньше. Утром Вар будет занят, готовясь к длительному маршу в Ветеру. Возле него, в ожидании приказов или же, наоборот, с жалобами, будут постоянно толпиться офицеры всех рангов. В таких обстоятельствах прилюдно докучать наместнику – все равно что открыть канализацию на улице, по которой должен проехать император.

Тем не менее он должен что-то предпринять.

Вскоре, к его радости, вернулся Фенестела. Принесенное опционом вино отвлекло Тулла от тягостных дум и помогло утолить жажду, мучившую его с такой силой, как будто он без глотка воды прошел половину сирийской пустыни. Нет, конечно, опьянение вряд ли поможет ему убедить Вара, но сейчас для него куда важнее залить вином терзавшие его отчаяние и злость. Да, это все, что ему оставалось: напиться в стельку на пару со своим старым другом Фенестелой и забыть обо всем на свете.

Хотя бы на сегодняшний вечер.

Глава 20

Арминий почти не спал. Он проворочался всю ночь, снова и снова перебирая в уме, ничего ли он не забыл. Что, если Вар заподозрит что-то прежде, чем он со своими воинами отъедет из лагеря в последний раз? Переутомление давало о себе знать разбитостью в теле и резью в глазах. Раздражало буквально все. Последние дни он срывался по любому поводу. И все равно день был удивительный! Как только в его палатку проникли лучи первого утреннего света, Арминий вскочил с походной постели, чувствуя себя окрыленным. «Завтра я выполню мою клятву, – было первое, что он подумал. – Донар получит обещанную жертву».

Поеживаясь от утренней прохлады – или виной тому нервы? – херуск прошел на середину прямоугольника, образованного палатками его воинов. На востоке уже алела бледная полоска зари – значит, скоро взойдет солнце. Небо, на котором еще мерцали последние звезды, оказалось безоблачным. Ветра тоже не было. Впереди его ждал очередной солнечный осенний день. Ясная погода стояла вот уже целую неделю, если не больше, – кстати, не самая лучшая для засады. Лично он предпочел бы дождь или туман. Хотя кто знает, вдруг к завтрашнему утру погода изменится? Да и вообще, если погода – единственное, на что ему можно пожаловаться, это еще не самое худшее. «Донар, помоги нам, – взмолился Арминий. – Пусть Вар и его солдаты до самого последнего момента ничего не заподозрят».

Он не удивился, когда к нему вышел Мело. Они дружески обнялись.

– Не спится? – спросил Арминий.

– Нет. А тебе?

– Мне тоже.

– Отдохнем, когда все закончится, – улыбнулся Мело. – План остается прежним?

– Да. Мы, как обычно, покидаем лагерь во главе колонны. Главное, ускакать далеко вперед, чтобы остальные ауксиларии нас не видели. К середине утра, «услышав» от какого-то путника «известие» о мятеже среди ангривариев, мы возвращаемся и ставим в известность Вара.

– А если он тебе не поверит? – осторожно спросил Мело.

– Это вряд ли, – уверенно возразил Арминий. – Земли ангривариев лежат рядом, и если Август узнает, что Вар проехал мимо и даже не удосужился заглянуть и узнать, что там, собственно, происходит, его ждет за это тяжкая кара.

– Ну, ты хитер! Это надо же так ловко придумать!

В иной момент Арминий улыбнулся бы этой похвале, но сегодня суеверная осторожность взяла над ним верх.

– Скажи мне это через несколько дней, когда все будет позади. А пока молись так, как никогда в жизни не молился.

Мело потрогал амулет в виде молота.

– Сегодня мы должны собрать другие племена?

– Да. Вар вряд ли что-то заподозрит, если я проеду вперед, изучая дорогу. Если боги будут к нам благосклонны, мы до вечера успеем переговорить со всеми нашими союзниками. Солдаты Вара будут двигаться на север, все дальше и дальше от своих дорог. Мы нападем на них завтра.

Со стороны палаток легионеров донесся звук трубы. К ней присоединилась вторая, затем третья. В считаные мгновения их был уже не один десяток, и каждая своим пронзительным пением взрезала утреннюю тишину на лоскуты.

– Начинается, – произнес Арминий, расправляя плечи. – Пойдем. Пора поднимать наших воинов.

* * *

С головой, тяжелой от вина, выпитого накануне с Фенестелой, Тулл еще до рассвета отправился в принципию. Здесь ему в очередной раз не повезло – он вновь столкнулся с Тубероном. Глядя на трибуна, можно было подумать, что тот собрался на парад: доспехи и сапоги начищены до блеска, гребень шлема заново выкрашен. Увидев Тулла, Туберон нахмурился:

– Опять пил всю ночь, центурион?

– Всего одну каплю – как, должно быть, и ты, трибун, – парировал Тулл и тотчас мысленно отругал себя за острый язык. В этом отношении они с Фенестелой были близнецы-братья.

– Я не прикасаюсь к вину накануне важного марша, – высокомерно ответил Туберон. – Глядя же на тебя, можно подумать, будто ты решил перепить самого Бахуса и проиграл с ним спор.

Проходивший мимо центурион одарил Тулла колючим взглядом. Тот никак на это не отреагировал, как и не стал напоминать Туберону об их попойке в Ализо.

– Со мной все в порядке, трибун, – произнес он и шагнул вперед, чтобы пойти дальше. Но Туберон преградил ему путь.

– И куда это ты направляешься?

– Поговорить с наместником Варом.

– Надеюсь, тебе известно, что в данный момент он занят?

Гнев Тулла прорвался наружу.

– Отдав почти всю жизнь армии, я лучше, чем ты, представляю, что это такое! – Последние слова он процедил сквозь зубы.

При этих его словах у стоявших рядом часовых глаза полезли на лоб, а Туберон побагровел от гнева.

– Кто дал тебе право так разговаривать со мной?

– Извини, трибун, – ответил Тулл, тихо выругавшись себе под нос.

– Мы еще поговорим об этом позже! А пока быстро ступай назад в свою центурию. Вар не станет тратить на тебя время!

Тулл ощутил во рту горький привкус желчи, причем вовсе не из-за выпитого вина. Вар в любом случае отказался бы выслушать его, но так это или нет, теперь он, Тулл, никогда не узнает. Все из-за своего языка. Может, все-таки наплевать на трибуна и войти в принципию? Вот только в этом случае сопляк-трибун прикажет его арестовать.

– Слушаюсь, – буркнул он.

В следующий миг из дверей принципии показался Вар. Не будь рядом Туберона, Тулл счел бы это добрым вмешательством богов. Увы, как оказалось, появление наместника лишь усугубило ситуацию. Хотя Вар и был окружен со всех сторон штабными офицерами, он заметил Тулла и улыбнулся.

– Наместник! – крикнул Тулл, делая шаг ему навстречу. Но тут вмешался Туберон.

– Я пытаюсь избавиться от этого навязчивого центуриона! – воскликнул трибун. – Он пристал ко мне с глупой просьбой пропустить его к тебе, но ты посмотри, в каком он состоянии! Я приказал ему возвращаться в когорту!

Вар пристально посмотрел на Тулла. Штабные офицеры сделали то же самое.

– У тебя помятый вид, центурион, – хмуро произнес наместник. – Что не к лицу такому ветерану, как ты. Тем более сегодня.

– Со мной всё в порядке, – сказал в свое оправдание Тулл.

– Надеюсь, – язвительно ответил Вар. – Но что ты делаешь здесь?

Тулл сделал вид, будто не замечает вокруг себя хмурых лиц. Это был его последний шанс.

– Пришел поговорить про Арминия.

– Только не это! – рявкнул Вар. – Я уже один раз выслушал твое мнение о нем. И не желаю выслушивать снова. Арминий – верный и преданный союзник Рима, и этим все сказано. Если я узнаю, что ты и дальше клевещешь на него, считай, что твоя песенка в армии спета. Ты меня понял?

– Понял, – ответил Тулл, глядя в землю.

– Прочь с моих глаз! – приказал Вар.

Центурион понуро зашагал прочь. Краем глаза он заметил злорадную ухмылку Туберона. В его ушах стоял язвительный шепоток других офицеров. Внезапно им овладел цинизм. С какой стати он должен переживать? Сегодня они выходят на марш. И если его внутренний голос прав, это марш прямиком в Гадес.

* * *

Проскакав почти восемь миль в направлении Ветеры, Арминий и его воины достигли перекрестка. В этом месте ведущую с севера на юг дорогу пересекала вытоптанная стадами тропа. Остановив коня, вождь херусков задумчиво посмотрел в северном направлении. Он давно выбрал это место и в предыдущем году не раз приезжал сюда. Какое же это волнующее ощущение – оказаться здесь, зная, что легионы Вара находятся всего в двух часах пути за его спиной!

Пока он здесь один со своими воинами. Вторая кавалерийская турма ауксилариев-галлов осталась позади, как он и надеялся. Галлы не пожелали ускорить ленивый шаг, и он со своими воинами вырвался вперед.

– К чему такая спешка? – крикнули некоторые из них им в спину на плохой латыни. – Ветера никуда не денется!

Такое же ленивое, расслабленное настроение владело и всем войском, что наполняло сердце Арминия темной, кровожадной радостью. И правда, куда им торопиться? Лето закончилось, урожай собран, налоги тоже. Племена вели себя мирно. Значит, можно с чистой совестью и легкой душой возвращаться из Порта Вестфалика на западный берег Ренуса, чтобы в тепле родных казарм переждать зиму.

Ту же самую самоуспокоенность он заметил и у солдат контуберния, поставленных охранять перекресток. Трое сидели у костра перед палаткой, остальные пятеро со скучающим видом стояли на часах. Увидев Арминия и его воинов, они поздоровались с ними. Ауксиларии отсалютовали в ответ. Главный по контубернию, немолодой ветеран, примерно того же возраста, что и Тулл, подошел ближе и поздоровался с Арминием.

– Выехали в разведку?

– Да. Хочу проверить дорогу вон в том направлении, – произнес херуск и указал на север.

Пожилой легионер пожал плечами:

– Сейчас ею мало кто пользуется, лишь местные земледельцы. Вряд ли ты найдешь там что-то интересное.

– Пожалуй, – с усталой улыбкой ответил Арминий. – Но даже если там ничего нет, разведчик ведь должен делать свое дело, не так ли? Стоит же часовой на часах, даже если вокруг тишина и ничего не происходит.

– Я не жалуюсь, – усмехнулся легионер.

– Я тоже, – с улыбкой ответил Арминий. «Эх, знал бы ты, почему я здесь!» – Ладно, еще увидимся! – Он развернул коня на тропу и дал своим воинам знак следовать за ним.

Через две мили их ждал еще один перекресток: вытоптанную скотом дорогу пересекала узкая тропа. Как и предполагал Арминий, здесь их уже ждал отряд марсов. Поддержкой этого племени он заручился в самую последнюю очередь, примерно месяц назад. Чем, кстати, был искренне горд – марсы и херуски никогда не ладили. Цена этого союза была высока – когда битва закончится, один из трех римских орлов должен достаться марсам. Но даже эта сверкающая награда не убедила всех. Судя по настороженным взглядам воинов, кое-кто из них по-прежнему пребывал в сомнениях.

Арминий изобразил широкую улыбку и спешился.

– Привет, братья! Рад вас видеть!

Большинство марсов пропустили мимо ушей его приветствие или невнятно что-то буркнули. Воины Арминия возмущенно зашептались, один даже сплюнул. Арминий одарил их колючим взглядом. Шепоток стих.

Из группы марсов навстречу Арминию шагнул высокий, жилистый воин; его длинные волосы были заплетены в две толстые косы, ниспадавшие ему на плечи.

– Ты Арминий?

– Да. А ты кто? – ответил тот, протягивая ему руку.

– Я – Экко. – Несколько мгновений марс смотрел на нее, однако в конце концов пожал. – Мы ждем здесь уже несколько часов.

«Мог бы этого и не говорить», – не без раздражения подумал Арминий. Он при всем желании был бессилен сообщить точное время своего прибытия, и марс это прекрасно знал.

– Я благодарен, что вы не подвели, – тем не менее ответил он с учтивым кивком. – Ваши вожди знали выбранную мною тропу, но на всякий случай я решил убедиться, что вы нашли это место. Тысячи воинов откликнулись на мой призыв, но ваши копья все равно важны для нас.

В ответ Экко уклончиво хмыкнул и, окинув тропу придирчивым взглядом, недоверчиво посмотрел на Арминия.

– Ты собираешься провести по ней легионы?

Арминий ощутил на себе хмурые взгляды марсов – тяжелые, как свинцовые грузы, что удерживают в воде рыболовную сеть. Тем не менее, придав себе уверенный вид, он громко произнес, чтобы его все услышали:

– Да. Причем уже сегодня.

Экко скривил губы.

– С какой стати они должны это делать?

– Твои опасения понятны, мой друг. – Арминий взмахом руки указал на вплотную подступавшие к тропе с обеих сторону буки и грабы. – Это не самый лучший путь для армии. Легионерам здесь не пройти маршем в своем обычном строе. Я уже не говорю про кавалерию. Им вообще придется спешиться. А ведь еще есть обоз и осадные орудия. Ты только представь, каково им будет передвигаться здесь. Когда же мы достигнем первого ручья…

– Там впереди еще есть болото, – добавил Экко.

– Верно, – с довольной ухмылкой согласился Арминий. – После него дорога идет в обход холма.

– Обо всем этом Вару доложат его разведчики. И каждая вещь – деревья, болото, холм – веская причина вести армию торной дорогой на Ветеру. Потому что только безумец или дурак пойдет по этой тропе, – произнес Экко и посмотрел на своих спутников. Те дружно кивнули.

– Вар – не безумец и не дурак, – возразил Арминий. – Более того, он мой друг. Этот человек доверяет мне как самому себе. Я потратил не один месяц, чтобы заручиться его полным доверием. Я провел с ним столько времени, за какое можно построить военный корабль. В его глазах я – римлянин, такой же представитель всаднического сословия, как и он. По большому счету так оно и есть! Ведь этот статус несколько лет назад даровал мне сам Август, наш император! – последнее слово Арминий едва не выплюнул. – Разве я могу после этого быть в глазах Вара предателем?

– Пусть так, но как он согласится покинуть главную дорогу?

Арминий дружеским жестом обнял Экко за плечо. Тот не отстранился, что хорошо.

– Потому что я – его главный разведчик. Я вернусь к нему отсюда со срочным известием. Про тропу я умолчу. Вместо этого скажу ему, что возмущенные новым налогом ангриварии подняли против Рима мятеж. У Вара наверняка возникнет соблазн приструнить маленькое племя, чьи земли лежат недалеко от дороги. Причем соблазн этот будет столь велик, что он не сможет перед ним устоять.

В глазах Экко по-прежнему читалось сомнение.

– К чему все эти уловки? Не проще ли напасть на легионы Вара на главной дороге? Если верить слухам, ты сумел собрать под свои знамена около двадцати тысяч копий. С таким численным перевесом победа нам обеспечена.

– Кто знает… На твоем месте я бы не стал недооценивать римлян. – Чтобы не оскорбить собеседника, Арминий произнес эти слова шутливым тоном. – Пусть лучше легионы встанут на эту узкую тропу. Им придется идти по ней, не соблюдая строй; кавалерия и артиллерия будут здесь бесполезны – ни повернуть назад, ни свернуть в сторону. В таких условиях победа точно будет за нами. – Он заговорщицки подмигнул Экко. – Ты видел нашу насыпь?

Марс покачал головой.

– В нескольких милях отсюда другие племена возвели вдоль дороги укрепления – несколько сотен шагов в длину и высотой в человеческий рост, а то и выше. С дороги ее не видно, так как она спрятана за деревьями. За ней могут легко разместиться несколько тысяч воинов. По сигналу они набросятся на ничего не подозревающих римлян со скоростью и силой горного оползня. – Арминий посмотрел на Мело, чтобы тот подтвердил его слова.

– Донар свидетель, он говорит правду, – сказал Мело. – Эту насыпь стоит увидеть. Но римляне ее не заметят, а когда заметят, будет поздно.

– Кстати, погода меняется. – Арминий посмотрел на небо; тот его клочок, что виднелся среди верхушек деревьев, приобрел зловещий серо-черный оттенок. – Будет дождь. Легионы быстро превратят дорогу в непролазное болото. Ну как, Экко, я тебя убедил?

К тому времени, когда Арминий и его воины вернулись в голову колонны, где в этот день шагал Девятнадцатый легион, утро уже подходило к концу. Приказав своим ауксилариям снова встать впереди, Арминий вместе с Мело поскакали дальше. Шеренги марширующих легионеров занимали всю ширину дороги, отчего оба херуска были вынуждены скакать по узкой полоске земли с одного ее бока. Двигаясь против хода колонны, они привлекали к себе внимание. Солдаты косились на них, центурионы и опционы забрасывали вопросами. Хотя в душе у него все кипело, Арминий продолжал играть свою роль преданного союзника Рима, улыбаясь и то и дело повторяя: «Мои известия предназначены наместнику, и только ему».

От Арминия не ускользнуло, сколько в колонне гражданских лиц. Рядом с легионерами шагали маркитанты, все лето снабжавшие лагерь продовольствием и напитками. Некоторые даже сейчас умудрялись продавать свои товары: разведенное вино, хлеб и колбасу. Кроме торговцев в колонне были и женщины – как солдатские жены, так и продажные шлюхи, – таща на себе свертки с одеждой и горшки. Вдоль колонны, с визгом гоняясь друг за дружкой, бегали ребятишки. То там то здесь в промежутках между когортами катили грузовые подводы, на которых везли раненых солдат, но чаще – личные вещи какого-нибудь офицера. Один раз глаз Арминия даже выхватил из толпы бродячего прорицателя, готового за монетку истолковать любому желающему карканье ворон или рисунок облаков над головой. Подобные сцены окрыляли. Все, что он видел, было нарушением военных правил. Мирным жителям: детям, женщинам, торговцам и прочему пестрому сброду – было строжайше запрещено шагать рядом с легионерами, особенно в голове колонны. Все подводы должны были передвигаться в ее хвосте, вместе с обозом.

По всем правилам за авангардом должны были шагать по десять солдат от каждой центурии всех трех легионов – общим числом в тысячу восемьсот человек, – неся инструменты, необходимые для строительства походного лагеря. Арминий их не увидел. Впрочем, в этом нет ничего странного, с мрачным удовлетворением подумал он: Вар и его легаты рассчитывали использовать временные укрепления, построенные рядом с дорогой в предыдущие годы, а потом – постоянные лагеря, такие как Ализо.

Как только он сообщит свое «срочное известие» и легионы двинутся в другом направлении, ночью им потребуется походный лагерь. От каждого легиона выделят команды рабочих и отправят вперед. Даже если это будет сделано сразу после того, как он поговорит с Варом, к тому времени, когда к лагерю подтянется остальная часть колонны, место еще не будет готово. На первый взгляд мелочь, но и она подорвет боеготовность римского войска.

Инженеров, которые по идее должны были идти сразу за строителями лагеря, он также не увидел. Что тоже неудивительно. Войско движется по мощеной дороге прямиком на Ветеру. Иное дело, что будет, когда оно сойдет с маршрута. Уже первый глубокий ручей заставит легионы Вара остановиться и ждать, пока инженеры не получат инструменты и не возведут временный мост.

Единственное, что было на своих местах, так это запряженные волами подводы, числом около двух десятков, щедро нагруженные вещами Вара и офицерской верхушки. Сопровождаемые спереди и сзади половиной когорты легионеров, это были тяжелые, скрипучие телеги, управляемые потными возницами. Ехали на них и ловкие путники, сумевшие раздобыть себе бесплатное место. На одной такой подводе Арминий заметил Аристида. Лицо грека являло собой недовольную маску. В каждой руке он держал по свитку, которыми тщетно отбивался от роя назойливых мух у себя над головой.

– Ну как, приятная поездка? – окликнул его Арминий. Аристид, явно не ожидавший его увидеть, яростно затряс головой:

– Эти мухи съедят меня заживо.

– Они слетаются на волов. Сойди с подводы и шагай вместе с легионерами, – предложил Арминий, прекрасно зная, что греку ни за что не пройти в день положенные двадцать миль.

Аристид смерил его хмурым взглядом.

– Я останусь там, где сижу.

– Как хочешь, – ответил Арминий. Мело лишь усмехнулся.

Они поскакали дальше и вскоре увидели первую когорту Девятнадцатого легиона, которой Вар поручил личную охрану во время марша назад в Ветеру. Ее солдаты не шли ни в какое сравнение с теми, которых они проехали раньше. Солнечные лучи отражались от штандартов, начищенных до блеска лат и шлемов. Их ряды были ровными и аккуратными, как будто прочерченными по линейке плотника. Мерный шаг подкованных подметок добавлял в общий гул колонны глубокую, ритмичную ноту. Зрелище было впечатляющее. Оно в очередной раз напомнило Арминию, почему он всегда избегал открытой конфронтации с легионами. Пусть германские воины храбры и бесстрашны, но даже им лишний раз лучше не сталкиваться с римскими солдатами.

Заметив приближение херусков, самые зоркие и бдительные из личной гвардии Вара тотчас велели им остановиться.

– Стойте. Назовите себя! – приказал им шагавший впереди центурион.

Арминий вскинул в мирном жесте руку.

– Я – Арминий, вождь херусков, командир кавалерийской алы, приписанной к Семнадцатому легиону. У меня срочное известие для наместника Вара.

Последовал короткий разговор, и Арминий и Мело поскакали дальше, мимо марширующих легионеров. Вслед за пешими солдатами двигались конные. Арминий заметил посреди штабных офицеров Вара. Несмотря на всю его уверенность, желудок тотчас как будто стянуло узлом. Стоит хотя бы пустяковой мелочи прозвучать неубедительно, как весь его план рухнет.

Он посмотрел на Мело, и его охватила тревога. По лицу его друга градом катился пот, в глазах застыло безумное выражение. Такое обычно бывает у барана за миг до того, как ловкая рука мясника перережет ему горло.

– Что, во имя Донара, с тобой не так? – прошипел Арминий.

– Он догадается. Он обо всем догадается.

– Неправда, ни о чем он не догадается! – Арминий улыбнулся и помахал заметившему их Вару. – В его глазах мы верные и надежные союзники. Такие, как мы, не предают.

Мело сглотнул комок и кивнул, хотя уверенности это ему не прибавило. В двадцати шагах от них Вар жестом подзывал их к себе.

– Немедленно возьми себя в руки или я отрежу тебе яйца и запихну их тебе же в глотку! – сквозь зубы процедил Арминий.

Помощник вытер с лица пот и изобразил улыбку.

– Арминий! – крикнул им Вар.

– Приветствую тебя, наместник! – ответил херуск и сделал серьезное лицо. Улыбки Вара как не бывало.

– Что-то не так?

Помоги мне Донар, мысленно взмолился Арминий. Развернув коня, он встал справа от наместника, чтобы ехать рядом с ним в направлении движения колонны. Опустив голову, Мело повторил его маневр. Легионеры между тем шагали дальше.

– В некотором смысле, – ответил Арминий. – Пока мы были в разведке, нам навстречу попался торговец, со всех ног спешивший на юг. По его словам, ангриварии подняли против Рима мятеж.

– Во имя Юпитера, почему? – нахмурил брови Вар.

– Похоже, из-за нового налога.

– Налоги не нравятся никому! Бороться с ними – это все равно что сражаться с дождем, – произнес Вар усталым голосом.

– Если б все это понимали, наш мир был бы куда более тихим и приятным местом, – согласился Арминий.

– Если не ошибаюсь, ангриварии живут к северу отсюда, причем где-то рядом? – уточнил Вар.

– Милях в тридцати-сорока, не больше.

Чувствуя, как колотится в груди сердце, Арминий сосредоточил внутренний взор на железном рыболовном крючке: вот он насаживает на него жирного червяка, вот осторожно опускает удочку в воду реки, вот на него из ее глубины смотрят глазки-бусинки отменной форели. Бери ее, подумал Арминий, она твоя.

– С твоим помощником Мело все в порядке? – спросил Вар. – По-моему, он болен.

Арминий обернулся через плечо. Пот больше не тек по лицу его друга – как говорится, спасибо и на том, – зато оно имело нездоровый серый оттенок. Арминий махнул рукой – мол, подумаешь!

– Этот болван накануне вечером поел рыбы, якобы выловленной в море! И теперь с раннего утра расплачивается за свою глупость. Рыба только и делает, что выходит из него с обоих концов.

– Довольно, Арминий! – рявкнул Вар. – С меня хватает забот помимо его кишечника. Лучше расскажи мне, что сказал тебе этот торговец.

Вождь херусков облегченно вздохнул. При этом он постарался не перегружать свой рассказ подробностями. Сторонний наблюдатель, такой как торговец, вряд ли стал бы утруждать себя подсчетами воинов и их оружием.

– Вид у него был напуганный, – сказал Арминий, подводя итог. – Он быстро рассказал мне о том, что видел, и поспешил на юг.

– Скажи, эти ангриварии – сильное племя? – уточнил Вар.

– Они немногочисленны. Даже если каждый ребенок и каждый старик возьмет в руки копье, вряд ли их будет больше трех с половиной тысяч. Может, четыре, – ответил Арминий.

– Скажи, этот твой торговец что-то говорил о других племенах?

Вар не дурак, подумал Арминий. Вряд ли он захочет повести свои легионы против крупного восстания.

– Нет, ничего.

Ничего не сказав, Вар поехал вперед. Желудок Арминия как будто сжали железные клещи. В ярком солнечном свете собственный рассказ показался ему жидким, как водянистая каша без масла. Он хотел было продолжить его, чтобы склонить Вара к действиям, однако опасался наговорить лишнего. Но и молчание тоже давалось ему с большим трудом.

Сердце выбивало в груди траурную мелодию. Он услышал, как позади него Мело вырвало. Арминий ухватился за этот звук, как голодный нищий хватается за черствую корку.

– Говорил же я тебе не есть эту рыбу! – произнес он. – До моря отсюда более ста миль. Любой на твоем месте дважды подумал бы, прежде чем брать ее в рот!

– Знаю, – простонал Мело.

– Они выбрали крайне неудачное время для мятежа, – заявил между тем Вар. – Чего они хотят добиться на зиму глядя?

По спине Арминия побежал ручеек пота. Лучшее время для мятежа или военного похода – конец весны или начало лета, когда впереди несколько теплых месяцев.

– Насколько я знаю ангривариев, – ответил он доверительным тоном, – причина в ином. У германцев есть пословица: «Горячее сердце сильнее трезвого ума». Даже я подчас склонен поступать так, как поступили ангриварии. Если я сдерживаю себя и заставляю сначала подумать, то лишь потому, что во мне начинает говорить римлянин.

Вар с улыбкой посмотрел на него.

– Какова бы ни были причина, на вероломство нельзя закрывать глаза. Нам повезло, что мы узнали о нем до того, как к мятежникам присоединись другие племена. Ты только подумай, как трудно было бы, почти дойдя до Ветеры, развернуть армию назад. Какое недовольство это вызвало бы у солдат… Теперь же нам достаточно – как ты сказал? – лишь повернуть на север?

Арминию едва удержался, чтобы не свистнуть от восторга. Вместо этого он спокойно ответил:

– Верно, наместник. Мы можем пойти той дорогой, где я и мои воины встретили того торговца.

– Отлично.

Подозвав к себе штабных офицеров, Вар приказал переместить инженеров вместе с инструментами вперед, на их обычное место в колонне. Он также велел позвать легатов, чтобы вместе с ними обсудить и выработать стратегию действий против ангривариев. Кроме того, всей колонне следовало объявить об изменении пути движения, а также объяснить причину. Хотя в ближайшие пару дней им вряд ли грозит столкновение с неприятелем, необходимо усилить меры безопасности.

– Пусть каждый солдат будет начеку! – приказал Вар и добавил, повернувшись к Арминию: – Я в очередной раз твой должник.

– Я лишь исполняю свой долг, – сказал Арминий, смущенно пожимая плечами.

– Как всегда, ты выполнил его превосходно. Но сейчас тебе лучше вернуться к своим воинам. Оставь несколько человек проследить за тем, чтобы авангард свернул на нужную дорогу. Остальных бери с собой и поезжай вперед. Может, вам встретится что-то интересное. Кто знает, вдруг ангриварии уже выслали на юг свои передовые отряды.

– Мудрое решение, – произнес Арминий. – Я также должен отправить гонцов, чтобы привести тех своих воинов, которые пропустили наш отъезд сегодня утром.

– Делай все, что считаешь нужным, – ответил Вар и взмахом руки велел ему ехать прочь. – Если будет что-то срочное, немедленно сообщай. Если же нет – доложишь сегодня вечером в лагере.

– Слушаюсь, – ответил Арминий, а про себя добавил: «При нашей следующей встрече я всажу тебе в горло нож». – За мной, Мело!

– Арминий! – окликнул его Вар, когда они уже проехали несколько десятков шагов.

Арминий почувствовал, как напрягся Мело. Тем не менее сам он с уверенной улыбкой обернулся к наместнику. Тот поднял руку.

– Слушаю тебя.

– Ты не попрощался.

– Прости мою спешку. Я лишь торопился выполнить твое поручение. Прощай! – сказал Арминий и, чувствуя, как на него накатывает волна облегчения, мысленно поблагодарил Донара. – О боги, как я рад, что это позади!

– Ты не единственный, – буркнул Мело.

– Зря я не оставил тебя с моими ауксилариями. Ты – воин, а не лазутчик. – Улыбка Арминия была наполовину серьезной, наполовину шутливой. – И все равно, испорти ты мне игру, я бы своими руками отрезал тебе яйца.

– Причем заслуженно, – согласился Мело.

Они пустили своих коней рысью и вскоре доехали до головы колонны. Никто их не остановил, никто ни о чем не спросил, и все равно Арминию было тревожно на душе. Расслабляться было рано. У Вара могли возникнуть сомнения. Он мог послать за ними гонца с требованием вернуться. Арминий не знал, где сейчас Тулл, но если центурион их заметит, ждать можно чего угодно. Как и от этого сопляка Туберона, если тот где-то рядом. Вряд ли Флав их заметил, потому что скакал в конце колонны, однако Арминий все равно был начеку.

Наконец авангард легионеров и галльская кавалерия остались позади. Дорога была свободна. Только теперь события предыдущего часа начали принимать реальные очертания.

После стольких лет возмездие было уже совсем близко.

Глава 21

Ранним утром, едва рассвело, Вар сидел на удобном табурете в одной из комнат просторной палатки. Под ногами у него был толстый ковер. В углах горели масляные лампы на позолоченных подставках. Было слышно, как снаружи центурионы отдают приказы, как кряхтят солдаты, поднимая и перенося мебель. Их лагерь снимался с места, готовясь к новому дневному маршу. Лишь палатка наместника оставалась островком спокойствия.

Лес, который окружал их с того момента, когда они накануне свернули с главной дороги, был все еще окутан темнотой, что по-своему радовало. Всего за один день Вар насмотрелся деревьев на всю оставшуюся жизнь.

– Не желаешь хлеба? – спросил Вара личный повар, неразговорчивый ветеран, который был с ним с того дня, как тот занял пост наместника.

Вар раздраженно покачал головой. Он плохо выспался, а теперь все его мысли заняты предстоящим походом. Сегодня им придется шагать по узкой тропе, которую указал Арминий. Вчерашний переход тоже был нелегким и малоприятным. Сегодня же, после ночного дождя, дорогу наверняка развезло еще больше. Одно утешение – легионам не придется идти далеко.

Уловив дурное настроение Вара, повар удалился вместе с блюдом свежеиспеченных лепешек.

– Аристид! – подозвал Вар секретаря. Оставив на рабочем столе груду документов, грек поспешил к нему.

– Слушаю тебя, хозяин?

– Арминий не приходил?

Аристид знал: его хозяину прекрасно известен ответ на этот вопрос. За все утро к ним в палатку заходил только повар. Задумчиво почесав один из многочисленных укусов на лице и руках, секретарь ответил:

– Нет, хозяин. Мне выйти и спросить у часовых?

– Да. А еще отправь к главным воротам солдата. Вдруг Арминий уже возле них. Надо также проверить ряды ауксилариев. Возможно, кто-то из них вчера отстал.

– Слушаюсь, хозяин, – грек поспешил выполнять поручение.

Вар сердито посмотрел ему в спину. Аристид явно не заметил его тревоги по поводу отсутствия Арминия. По крайней мере Вару так показалось. Секретаря куда больше донимали мушиные укусы, не без зависти подумал Вар. Его собственная же голова болела по поводу целой армии и племени грязных варваров, которых он должен найти и усмирить.

Запах горячего вина вывел его из задумчивости. К нему, даже не спросив разрешения, вновь вошел повар – с серебряным кубком в руках, над которым поднимался парок.

– Я подумал, что ты не откажешься от вина, – произнес он. – Это твое любимое. Я его подогрел, а также слегка развел водой и добавил меда.

Вар невольно улыбнулся.

– Спасибо за заботу, – он сделал глоток и поднял бокал. – Ммм… амброзия.

– Если захочешь еще, позови, господин. Я не стану гасить жаровню до самого последнего момента, – с этими словами повар удалился в дальнюю часть палатки, где располагалась походная кухня.

Вино тотчас подняло Вару настроение. Он решил, что Арминия что-то задержало – возможно, херуск до сих пор разыскивает отставших воинов. Ничего, появится позже. Даже когда Аристид доложил, что Арминия никто не видел, а его всадники выехали еще до зари, чтобы разведать дорогу, Вара это не насторожило. Разве Арминий когда-нибудь подводил его? Второй кубок прекрасного вина укрепил его дух еще больше. Наместник облачился в свою форму: надел бронзовую кирасу, подвязался красным кушаком, нацепил ножны, вложил в них меч и увенчал голову шлемом с высоким гребнем. Набросив на плечи алую мантию, Вар с гордо поднятой головой вышел из палатки. Под сапогами чавкала грязь. Похоже, дождь прошел более сильный, чем он предполагал. А вот это уже плохо, так как он затруднит продвижение по узкой тропе.

Снаружи его уже ждали легаты, в том числе Нумоний Вала, а также начальники лагеря Люций Эггий и Цейоний. Увидев Вара, они улыбнулись и отсалютовали.

– Отличное утро для борьбы с мятежниками! – произнес Вала.

Вар поднял глаза к небу. Бо́льшая часть туч, изливших свою влагу на землю, уже рассеялась, и над верхушками деревьев на востоке поднималось бледное, водянистое солнце. Никто, конечно, не поручится, что день будет сухим, но Вар предпочел остаться оптимистом.

– Это точно. Доложите обстановку.

Сегодня колонну возглавит Восемнадцатый легион, доложили Вару. Впереди него пойдет галльская кавалерия. Во избежание затруднений вчерашнего дня инженеры пойдут сразу за двумя первыми когортами Восемнадцатого, чтобы в случае необходимости сразу же приступить к действию.

– Как тебе известно, вместе с армией идет некое число гражданских лиц и подвод, – продолжил доклад Вала. – Скажи, их следует отделить, как то принято во время военных походов?

Все тотчас посмотрели на Вара, но тот лишь улыбнулся.

– Ангриварии – небольшое племя, живущее в тридцати милях отсюда. Не вижу причин идти так, как будто мы их боимся. К тому же я не исключаю, что солдатам может потребоваться помощь при переправе подвод через речки. Лишние руки не помешают. Что-то еще? Нет? Тогда по местам.

Ближе к полудню благостное настроение Вара вновь начало улетучиваться. Не успела колонна покинуть лагерь, как поднялся ветер и вновь нагнал темные тучи, из которых на медленно ползущую колонну и окружающий лес полился дождь. И хотя время от времени он переставал, это было не надолго. Ветер же продолжал набирать силу, пригоняя с севера все новые и новые тучи и дождь. Обступившие дорогу с обеих сторон деревья отчасти служили защитой от ветра – страшно представить, что было бы на открытой местности. От проливного дождя, что обрушивался на их головы, они спасти не могли. Оставалось лишь одно: втянув головы в плечи, скакать верхом или идти дальше пешком.

Вару ничто не мешало воспользоваться открытой повозкой. Более того, в обозе вслед за ним даже ехали носилки, положенные ему по статусу. Однако он не хотел предстать в глазах солдат «неженкой», не способным терпеть лишения, которые терпят они. Личный пример всегда важен. Правда, когда этот плащ окончательно промокнет, придется потребовать сухой. Шерсть, чтобы придать ей водоотталкивающие качества, пропитывали ланолином. Такой плащ в течение какого-то времени спасал от дождя, но в конце концов все же набирал влагу и становился слишком тяжел. Вар искренно жалел легионеров, у которых был всего один плащ. К концу дня все они будут как мокрые крысы. А какой запах стоит в их палатках! Вар поморщился. Даже в сухой день запах потных мужчин, прошагавших с полной выкладкой двадцать миль, шибал в нос, но если добавить к нему вонь мокрой шерсти… Брр!

Непрекращающийся ливень и не одна тысяча ног – солдатских и конских – превратили лесную тропу в непролазную топь. Конь Вара шлепал копытами по грязи. Плащи легионеров украшала кайма грязи, а ноги были по колено буро-коричневыми. Сопровождавшие наместника и штабных офицеров рабы не имели даже плащей и промокли до нитки. Впрочем, размышлял Вар, если в голове колонны дела обстоят столь скверно, что тогда говорить про хвост! Артиллерийские подводы наверняка увязнут в грязи, и неизвестно, смогут ли они сдвинуться с места!

Настроение Вара портилось с каждой минутой, но ему ничего не оставалось, как двигаться вперед. Подавить мятеж ангривариев – его долг и первейшая задача. Поворачивать назад нельзя. Его армия напоминала огромную, неповоротливую повозку, въехавшую в узкий переулок. Какова его длина – этого Вар не знал. Арминий наверняка знает, вот только где он? Наместник в очередной раз с самого раннего утра задумался, куда тот пропал и чем занят. Вар отправил в голову колонны, где двигалась галльская кавалерия, гонца, чтобы тот по возвращении доложил, что там впереди.

– Хочу знать, когда кончится этот проклятый лес, – крикнул Вар ему вдогонку. – Узнай и возвращайся как можно быстрее!

Вскоре он получил нужные ему сведения, причем не от гонца, а из другого, совершенно неожиданного источника, коим стал промокший до нитки Туберон.

– Галлы разведали дорогу вперед на пять, если не более миль, – доложил трибун. – По их словам, кое-где есть поляны и просеки, пара болот, но сам лес тянется дальше.

– Понятно, – мрачно произнес Вар, переваривая слова трибуна. Он был готов прибить Туберона за дурные вести, однако, пусть и с великим трудом, сдержался. Сохраняй хладнокровие, велел он себе. Один день скверной погоды никого не убьет. Равно как и лес.

– А что ты делал в голове колонны?

– Хотел посмотреть, как там дела.

Вар одобрительно улыбнулся.

– Достойное намерение.

– В арьергарде быстро теряешь терпение, – пояснил Туберон. – Ты и сам знаешь это не хуже меня.

– Согласен. Ты верно подметил. Это самое неприятное, когда ты на марше. Командир не всегда бывает в курсе того, что происходит. И что же ты там увидел?

– Ничего особенного. Инженеры трудятся вовсю – рубят деревья и расширяют тропу. А вот мосты быстро не построишь. По словам их старшего центуриона, за сегодняшнее утро они уже построили два и сейчас трудятся над третьим.

– Здесь много речек?

– По словам галлов, четыре или пять. Все, кроме одной, легко перейти вброд. Подводы преодолеют эти преграды, если кто-то будет их толкать.

– Что ж, и то хорошо, – ответил Вар. – Однако нам никогда не пройти сегодня двадцати миль.

– Похоже на то, – согласился Туберон.

– Кто-нибудь видел Арминия?

– Не думаю. Нет.

– Если с ним что-то случилось, он должен был отправить гонца, – буркнул Вар. – Но вдруг он натолкнулся на отряд ангривариев?

– Ты думаешь, он мог нас бросить? – спросил Туберон.

– Арминий – давний союзник Рима. Вот увидишь, он скоро объявится, – заявил Вар самонадеянным тоном.

– Тебе виднее, наместник, – отозвался Туберон. – Если позволишь, я поеду дальше.

– Давай, – произнес Вар, вспомнив, как трибун туманно намекнул на возможное вероломство Арминия. – Впрочем, одну минутку…

– Слушаю тебя, наместник.

– Зачем тебе кавалерийский шлем? – спросил Вар, сопроводив свои слова жестом.

– Ты про это? – Туберон похлопал серебряный шлем, свисавший с его ремня. – Его мне подарил отец перед моим отъездом из Рима. Боюсь, мне никогда не надеть его в бою, хотя я постоянно представляю себе этот день.

Странно, подумал Вар, что трибун носит с собой такой шлем. С другой стороны, правилами это не возбраняется. Чувствуя, как настроение падает все ниже, в самую грязь, он проводил Туберона взглядом. Впрочем, оно поднялось на самую малость, когда ему сообщили, что инженеры завершили сооружение моста. Путь вперед свободен на еще полторы мили, доложил гонец. Ну что ж, похоже, дело идет на лад, решил Вар.

Его настроение поднялось еще больше, когда дождь затих, а потом и вообще на какое-то время прекратился. Между тучами, омыв своим светом лес и мокрых, перепачканных грязью римлян, выглянуло солнце. Вар воспользовался этой передышкой, чтобы сменить плащ и съесть кусок хлеба с сыром, потому что пустой живот уже начинал громко урчать. В сухом плаще он решил, что несправедлив к Арминию. Ведь не херуск виноват в том, что путь к землям ангривариев такой трудный. Не он же ниспослал на их головы дождь, и не он превратил землю под их ногами в непролазную грязь. Судя по скабрезным куплетам, которые распевали легионеры, его армия не утратила боевой дух. Инженеры же приложат все усилия к тому, чтобы колонна двигалась как можно быстрее.

Пусть они не пройдут положенных двадцати миль, да и походный лагерь, похоже, строить тоже поздно, но Вар не сомневался в том, что день закончится хорошо.

* * *

Пизон отошел от тропы. Вместе с товарищами и солдатами другой центурии он валил деревья, расширяя путь для приближавшейся колонны. Еще две центурии под командованием Тулла разбрелись среди деревьев, зорко всматриваясь в чащу, не появятся ли где мятежные ангриварии. Остальная часть когорты Тулла помогали инженерам, а те в данный момент изучали очередную речку, пересекавшую тропу примерно в четверти мили отсюда. Несмотря на приказ быть начеку, солдаты, похоже, не опасались засады. Земли ангривариев лежали в нескольких милях отсюда. Да и вообще, по плечу ли тягаться варварам с тремя легионами? Только безумец или дурак рискнет напасть на такую армию.

И все же Пизон положил оружие поближе к тому месту, где работал. По уставу щит и копье солдата должны находиться от него не более чем в десяти шагах, и офицеры строго за этим следили.

Обливаясь по́том, хотя и сбросил с себя лишний вес, он обошел бук, присматриваясь, где лучше нанести по стволу первый удар топором. На его счастье, дерево оказалось молодым – те, что росли чуть глубже в лесу, были в обхвате с его талию, а то и толще. Этому, что перед ним, лет двадцать – высотой в пять человеческих ростов и толщиной с его бедро.

– Я вижу тебя, Пизон! – прорычал от дороги Тулл.

Легионер вздрогнул. Проклятье, откуда он здесь взялся? По идее он должен быть с инженерами, подгонять их работу.

– Ты здесь не за тем, чтобы любоваться деревьями, а чтобы их рубить! – крикнул Тулл. – Быстро берись за топор, а не то твоя спина познакомится с моим жезлом!

– Слушаюсь, центурион, – крикнул в ответ Пизон, сделав вид, что не заметил, как Вителлий давится от смеха у соседнего бука. Афер – справа от него – тоже посмеиваться.

– Ублюдки, – пробормотал Пизон, надеясь, что Тулл придерется и к ним. Тогда он тоже посмеется над ними.

Увы, ему не повезло. Тулл пошел дальше, раздавая похвалы и угрозы в адрес других солдат. Пизон же сосредоточился на буке. Если ударить по стволу вот здесь, дерево, падая, никого не заденет, решил он и размахнулся топором. Шмяк! Лезвие вошло в древесину. Довольный Пизон вытащил топор и ударил снова. Шмяк! На этот раз лезвие вошло в ствол примерно на палец от первого надруба. Выругавшись, он снова занес топор и прицелился. На этот раз лезвие вошло туда, куда надо. Еще пара ударов, и он вынул из ствола приличных размеров клин. Когда ствол был наполовину перерублен, Пизон зашел с другой стороны. Он работал, пока не заныли мышцы рук. Наконец дерево рухнуло. Пизон огляделся по сторонам – вдруг Тулл заметит его и похвалит, – но центурион уже ушел.

– Это его любимый прием, – крикнул ему Вителлий. – Стоять над душой, чтобы ты думал, что он все еще за тобой наблюдает. А потом вдруг – бац! Словно испарился. Но расслабляться не стоит. Не успеешь и глазом моргнуть, как он уже снова здесь.

Пизон огляделся по сторонам. На дороге Тулла не было видно. Положив топор на землю, солдат вытер со лба пот.

– Сколько миль нам еще остается?

Вителлий размахнулся топором. Шмяк!

– Откуда мне знать? Ни разу не был в этой мокрой дыре. Топором же махать придется, пока Тулл не даст отбой. С другой стороны, согласись, это лучше, чем бить ноги, шагая весь день.

– Тоже верно, – нехотя согласился Пизон. Он приготовился расщепить ствол и обрубить его как можно ближе к земле, чтобы солдаты могли легко его перешагнуть.

– Тревога! – раздался голос слева от него. – Передайте дальше! Тревога!

Пизон замер как вкопанный и посмотрел на Вителлия. Тот повернул голову в ту сторону, откуда донесся крик, после чего посмотрел на Афера. Тот уже бросил топор и поднял с земли щит. Пизон сделал то же самое. Снимать набрякший водой кожаный чехол он не стал, да и некогда. Все дружно вытащили мечи. Пизон бочком подошел к Аферу. Вскоре к ним присоединился Вителлий и остальные солдаты их контуберния. Другие легионеры тоже сбивались в кучки, однако, не имея на то приказа офицера, не спешили образовать одну сплошную линию. Пизон, как мог, старался сохранять спокойствие. Увы, в воздухе уже явственно ощущалась паника. Любой легионер знал, как опасно сражаться вне строя – они не смогут дать врагу отпор. Варвары прорвутся сквозь них, как вода сквозь решето.

Сквозь деревья слева от них было видно, как стоявшие на часах солдаты отступают – сбившись в кучу, неорганизованно.

– Тревога! – кричали они. – Ангриварии!

Пизону сделалось дурно. Он обернулся: хотел понять, куда ему бежать, если в том возникнет необходимость.

– Спокойно! Стоим на месте! – процедил сквозь зубы Афер.

Устыдившись своего малодушия, Пизон устремил взгляд на часовых. Если им повезет, они смогут сгруппироваться, но это зависит от того, когда враг нанесет удар.

– Смыкаемся! Создаем один ряд!

Возвращение Тулла возымело чудодейственный эффект. Как только центурион взял командование в свои руки, паники как не бывало. Теперь солдаты знали, что им делать. Пизон и его товарищи переместились чуть в сторону, пока не сомкнулись с легионерами другого контуберния. Стоявшие по другую сторону товарищи сделали то же самое. Тулл протолкнулся между Пизоном и Вителлием.

– Что вам видно? – спросил он.

Пизон прищурился.

– Вижу только наших солдат.

– Я вот тоже, кроме них, ничего не могу разобрать, – ответил тот. – Что скажешь, Вителлий? Хоть что-нибудь видишь?

– Ничего, центурион, – слегка растерянно ответил тот.

Тулл свистнул в свисток, привлекая внимание.

– Эй, вы там, в ржавых кольчугах! – крикнул он. – Что происходит? Где ангриварии?

На миг воцарилось молчание, затем один из часовых ответил:

– Их нигде не видно. Возможно, это был медведь.

Вокруг раздались недоверчивые возгласы и вздохи облегчения. Пизон тоже вздохнул.

– Медведь? Гребаный медведь? – рявкнул Тулл. Солдатские глотки взорвались смехом.

– Да, центурион, – виновато ответил часовой. – Я думал, что это воин, и поднял тревогу. Но как только все подняли крик, он драпанул в лес, только лапы сверкали. Нет, это никак не мог быть варвар.

– Идиот! – рявкнул Тулл. Грянул очередной взрыв хохота. – Всем оставаться на своих местах! – приказал он, а сам направился к часовому, заметившему медведя. О чем-то переговорив с ним, центурион, с мечом и щитом, двинулся дальше в лес. Хотя ангриварии, похоже, так и не появились, Пизон расслабился лишь тогда, когда Тулл вернулся и объявил:

– Если варвар способен насрать такую огромную вонючую кучу дерьма, то меня зовут Александр Македонский.

Солдаты обменялись веселыми взглядами.

– Хватит лыбиться, опарыши. Веселье окончено! – рявкнул на них Тулл. – Хлебните по глотку воды, и снова за работу. Иначе не успеете оглянуться, как сюда подойдет авангард. Еще не хватило, чтобы трибун надрал мне задницу, потому что вы, ленивые олухи, не закончили порученную вам работу. К тому времени, когда я вернусь сюда, чтобы здесь не было ни одного стоячего дерева. А вы там, те, что стоите на часах, смотрите в оба. И больше никаких ложных тревог. Вы меня поняли?

– Поняли, центурион, – дружно крикнули легионеры.

– Тогда живо за дело, паршивые псы! Впереди еще десятки деревьев, – произнес Тулл, делая вид, что не услышал сокрушенных охов и вздохов.

Срубив пень первого поваленного дерева до высоты лодыжки, Пизон перевел дыхание и осмотрелся по сторонам, нет ли поблизости Тулла. Гребень центурионова шлема мелькал среди деревьев, двигаясь в северном направлении. Увы, с другой стороны к ним уже направлялся опцион, так что шансов поговорить почти не было.

– Какой болван поднял тревогу? – сердито спросил Фенестела.

– По-моему, Юлий Длинный Нос, – ответил Вителлий.

Пизон усмехнулся, радуясь тому, что у него самого такое необычное имя. У большинства солдат были самые простые имена – Юлий, Марк, Квинт и так далее. Различать их приходилось по фамилиям или по прозвищам.

– Длинный Нос! – крикнул он. – Мы не дадим тебе забыть медведя!

Кислый ответ часового утонул в приступе дружного хохота, свиста и криков «медведь, медведь».

– Эка ты его, Пизон, – усмехнулся Вителлий.

Чувствуя себя частью солдатского братства, легионер расплылся в довольной ухмылке. Даже если вскоре снова польет дождь, это не испортит ему настроения. Подумаешь! Ведь что такое дождь? Просто вода. Ничего страшного, обсохнут вечером, возле костра. А пока можно рубить деревья и строить мосты через речки. Еще пара деньков, и они разберутся с ангривариями, после чего вернутся в Ветеру.

Когда же он вновь окажется в теплой казарме, то выкроит время, чтобы выгравировать свое имя на бронзовых застежках, которые выиграл в кости у Ая. Так получилось, что перед маршем из Порта Вестфалика он забыл это сделать. Хотя вряд ли кто заметит имя Ая на обратной их стороне – тем более что при необходимости Тулл заступился бы за него, – Пизон опасался ими пользоваться. В результате с того вечера, когда он обыграл Ая, они так и лежали у него в кошельке. Странно, но вскоре он стал воспринимать их как талисман, приносящий удачу, и потому не хотел с ними расставаться.

Пизон на ощупь потрогал их сквозь кожу кошелька.

«Фортуна, я твой преданный раб. Благоволи мне, как ты это делала раньше», – мысленно взмолился он.

Глава 22

Вскоре Пизон был сыт лесом с его деревьями по горло. Буки, грабы, дубы – он насмотрелся их до конца своих дней. Он потерял счет, сколько срубил их или помог срубить. Натруженные руки болели, как после учений. Сделав несколько взмахов топором, он был вынужден давать им отдых.

А колючий кустарник! Он тоже уже сидел у Пизона в печенках. Его мерзкие густые заросли были повсюду. Все открытые части рук и ног покрылись глубокими царапинами от острых колючек и шипов. Утешало лишь то, что и у остальных дела обстояли точно так же. Даже Тулл был вынужден признать, что солдаты устали, а не просто отлынивают от работы. Во время дневного перерыва он распорядился, чтобы те легионеры, что стояли на часах, сменили лесорубов, расчищавших дорогу для колонны. Пизон ощутил прилив благодарности к центуриону. Уж лучше стоять на часах, высматривая медведей и ангривариев – которые все равно вряд ли появится, – чем полдня махать топором, рубя деревья.

Короткий отдых оказался в целом приятнее холодной пищи. Не обращая внимания на мокрые плащи и туники, солдаты сидели на корточках или поваленных деревьях, предаваясь приятному безделью. Некоторые даже растянулись под деревьями – там, где земля была посуше. Некоторые разговаривали – в этих случаях обычно раздавались жалобы на Вара, который, вместо того чтобы идти прямиком в Ветеру, загнал их в эту грязь и распутицу.

– В такой день, как этот, нашему брату-солдату не помешала бы миска горячего супца или немного горячего винца, – сокрушился Вителлий, запихивая в рот кусок хлеба.

Его слова встретили дружное одобрение со стороны остальных членов контуберния. Легионеры расположились вокруг плоского камня, служившего подобием стола. На земле возле их ног валялись шлемы, намокшие подшлемники, щиты, копья и прочее снаряжение.

– Для этого нужен костер, – заметил Пизон, указывая на мокрую землю и деревья, с которых капала влага. – Боюсь, даже сам Вулкан не смог бы развести сегодня огонь.

Ответом ему стали редкие смешки.

Затем – как обычно, откуда ни возьмись, – появился Тулл. Дегмара, его раба-марса, рядом с ним не было, но Пизона это не удивило. Не иначе как Тулл отправил германца в разведку. Гребень на шлеме центуриона намок и криво повис в обе стороны, словно жидкие стариковские волосы, расчесанные на прямой пробор. Плащ на командире тоже промок до нитки, как и у всех остальных. А вот уверенность осталась прежней.

– Привет, солдаты! – поздоровался он, подходя ближе.

– Центурион! – Пизон и все остальные вскочили с мест, но Тулл махнул рукой – мол, не надо вставать.

– Сидите. Вижу, вы здесь удобно устроились.

Легионеры, как водится, ответили смехом. Тулл улыбнулся. Впрочем, улыбка задержалась на его лице недолго. От Пизона не скрылось, что центурион насторожен и хмур.

– Надеюсь, вы не теряете бдительности? – спросил он.

– Нет, конечно. Смотрим в оба. Можешь положиться на нас.

Суровый кивок.

– Отлично. Забудьте про Длинного Носа и его медведя. Если увидите что-нибудь подозрительное, кричите. И погромче, чтобы вас услышали те, что идут во главе колонны. За ложную тревогу наказывать не буду. Это я вам обещаю. Лучше узнать, что повода для беспокойства нет, чем прохлопать ушами опасность. Надеюсь, вам понятно, о чем я.

Впоследствии Пизон не раз задавался вопросом, как так получилось, что Тулл дал свой совет именно в тот момент.

Потому что в следующий миг из-за деревьев слева от них вылетела туча копий. Причем с такой скоростью, что в глазах Пизона они слились в черные полосы. Через мгновение точно такая же вылетела справа от них. За копьями последовала серия громких хлопков, после чего на римлян, словно рой разъяренных пчел, обрушился град выпущенных из пращи камней. Застигнутые врасплох, без щитов и шлемов, легионеры пачками повалились на землю. Два товарища Пизона по контубернию замертво рухнули в грязь, даже не успев вскрикнуть. Позади него самого в ствол дерева впилось копье. Затем второе врезалось в землю рядом с ногами Афера. За спиной у Тулла какой-то легионер успел лишь ахнуть, после чего как подкошенный упал в грязь. На лбу его зияла пробитая камнем рана. Пизон и его товарищи, оторопев, смотрели на эту кровавую сцену, отказываясь верить собственным глазам.

Где-то поблизости заржал мул. Нет, это было не обычное, упрямое ржание, а крик боли или ужаса. Затем к нему, смешиваясь с криками людей, присоединился другой.

Пизон онемел и окаменел, не в силах сдвинуться с места. К горлу подступила тошнота.

Тулл уже был на ногах и отчаянно размахивал руками.

– Вставайте, опарыши, если вам жизнь дорога! Хватайте щиты!

Чувствуя, как от страха живот скрутило тугим узлом, ожидая в любой момент получить удар копьем между лопаток, Пизон подкрался к щиту. Не тратя времени на то, чтобы снять с него кожаный чехол, он поднял щит с земли и посмотрел налево. В следующий миг страх пронзил его с новой силой – откуда-то из-за деревьев на другой стороне вылетел новый град камней. Вслед за ним – еще один залп выпущенных из пращи камней, как слева, так и справа. В десяти шагах от него, с криком «мама, умираю!» на землю рухнул легионер.

– Сомкнитесь каждый с товарищем! – гаркнул Тулл. Центурион стоял без щита посередине тропы. – Встаньте спиной к спине! Защищайте друг друга. Пригните головы. Двигайтесь!

Пизон прижался спиной к спине Афера. Вителлий сделал то же самое с Длинным Носом. Это обеспечило каждому некое подобие защиты. Одна беда – шлемов на головах у них не было. Пизон, разинув рот, наблюдал, как Тулл взад-вперед ходил по тропе, приказывая солдатам сомкнуться и образовать строй. Казалось, он не замечал летящих вокруг него копий. Его хладнокровие частично передалось его солдатам. Не сразу, но начал формироваться строй. К тому моменту, когда залп копий и камней ослаб, три десятка легионеров уже образовали двойную шеренгу, стоящую лицом к мрачному, а теперь и смертельно опасному лесу.

Вскоре воздух вновь пронзило пение копий. Первое ранило одного солдата, второе добило другого, что уже лежал на земле. Затем последовал хлопок – это кто-то невидимый выпустил из пращи камень. Правда, тот оказался последним и, никому не причинив вреда, ударился о ствол дерева.

Воцарилась тишина.

– Стоим, братцы! – крикнул Тулл. – Это еще не всё!

Легионеры растерянно огляделись по сторонам. Их взорам предстала картина кровавого побоища. Вокруг валялись тела убитых – кто-то лежал, уткнувшись лицом в грязь, кто-то незрячими глазами смотрел в серое небо, кто-то привалился к стволу, кто-то упал на товарища. Из их тел, навсегда прервав соленые солдатские шутки, под разными углами торчали копья. Спины некоторых напоминали ежей. Копья торчали из грязи и из древесных стволов – фрамеи, смертельное оружие, так хорошо известное каждому римскому солдату. Их древки были самой разной длины – от локтя до половины человеческого роста, а короткие железные наконечники наносили смертельные раны. Выпущенных из пращи камней почти не было видно – бо́льшая их часть исчезла в чавкающей грязи. На поверхности лежали в основном те, что нашли свою цель – на первый взгляд невинного вида камешки размером не больше куриного яйца.

– Осторожно двигайтесь вперед! – нарушил тишину голос Тулла, чем вывел солдат из оцепенения. – По возможности подберите шлемы и копья. После чего вернитесь туда, где сейчас стоите!

Стоило Пизону и его товарищам пошевелиться, как из леса донесся пугающий гул. Исторгнутое сотнями глоток невидимых варваров, это низкое, подрагивающее гудение вновь заставило всех застыть на месте. У Пизона по коже поползли мурашки.

Мммммм! Мммммм! И так снова и снова. Вскоре каждый волосок на затылке Пизона встал дыбом. Этот вселявший ужас звук с каждым разом звучал все громче и громче, словно где-то рядом об утес бились невидимые волны. Вскоре он перерос в оглушительный рев, в котором потонули все другие звуки – и стоны раненых легионеров, и испуганное ржание мулов.

Ммммм! Ммммм!

Схватив шлем и копье, Пизон метнулся туда, где стоял. Его товарищи – следом за ним.

Гул продолжался как будто целую вечность. Не успел Пизон подумать, что хуже уже, наверное, не будет, как поющие варвары принялись стучать оружием по ободам и умбонам своих щитов. Бум! Бум! Бум! Эти металлические звуки сливались с гудением их глоток в жутковатый унисон: Мммм! Бум! Мммм! Бум!

От страха Пизону захотелось опорожнить кишечник, и он покрепче сжал ягодицы. Рядом с ним кого-то вырвало. В следующий миг ему в ноздри ударил ядреный дух свежей мочи. Вокруг раздавались крики ужаса. Шеренга легионеров начала распадаться.

– Стоит дрогнуть, и нам конец! – прошипел Афер. – Стой на месте!

Пизон с радостью подчинился. А вот легионер, стоявший от него через пару человек, или не понял приказ, или от страха его не услышал. С перекошенным от ужаса лицом он шагнул вон из шеренги.

– Они убьют нас всех!

Тулл набросился на него, как змея кидается из норы на ничего не подозревающую мышку. Хрясь! Хрясь! Хрясь! Жезл центуриона дважды опустился трусу на шлем, затем на грудь и плечи. И наконец, в довершение, оставив после себя толстый красный след, последовал удар по щеке.

– Назад, гребаный опарыш! – взревел Тулл. – Живо в строй, пока я лично не вспорол тебе брюхо!

Втянув голову в плечи, легионер с позором вернулся назад. Тулл смерил его презрительным взглядом, затем обратил свои холодные глаза на остальных солдат. Редко кто осмелился встретиться с ним взглядом. Как будто решив послушать, что он скажет, варвары прекратили гудеть и бить в щиты.

– Это всего лишь их боевой клич, вы, жалкие трусы! – крикнул Тулл. – Так называемый барритус, если вы не знаете. Да, от него сердце уходит в пятки. Да, от него стынет в жилах кровь. Да, когда вы его слышите, вам кажется, что вы умрете! – Тулл прошел вдоль шеренги, пристально глядя каждому в глаза. – Ну и что? Вы римские солдаты! Гребаные римские солдаты! Неужели вы испугались орды грязных, вонючих варваров? Отвечайте! Да или нет?

– Нет, центурион! – выкрикнул в ответ Афер.

Тулл сделал шаг назад и встал напротив него.

– Что ты сказал? Я не расслышал.

– Ничего, центурион. Мне на них насрать, центурион.

На лице Тулла возникла змеиная улыбка.

– А вот это верно. Нам на них насрать – на них самих и их гребаный боевой клич. Верно я говорю?

– Верно, центурион! – выкрикнул Пизон вместе с остальными.

Внезапно у Тулла в одной руке возник щит, а в другой – меч. С криком «Слава Риму! Слава Риму! Слава Риму!» центурион принялся остервенело бить мечом по ободу щита. Легионеры последовали его примеру. Чуть дальше вдоль шеренги этот клич подхватили Фенестела и его воины. С каждым новым ударом меча о щит страх отступал на шажок назад, а на его место приходили если не мужество, то хотя бы решимость постоять за себя. Убедившись, что ему удалось поднять боевой дух легионеров, Тулл прекратил бить в щит. Пизон и его товарищи последовали примеру центуриона и принялись подбадривать друг друга шутками, вроде «Пусть только попробуют эти ублюдки сунуться сюда!», «Вонючие варвары, мы вам покажем, как надо воевать!».

– Не расслабляемся, братцы! – рявкнул Тулл, занимая место посередине шеренги, лицом вправо от дороги. – Они все еще могут напасть.

И они принялись ждать. Они ждали и ждали…

Но ничего не произошло. В них не полетели ни копья, ни камни. Боевой клич германцев больше не прозвучал. В лесу больше не раздавалось гулких ударов копий о щиты. Легионеры начали обмениваться недоуменными взглядами. Если только варвары не испарились, то что они сейчас делают?

Тулл вышел вперед и встал перед солдатами.

– Это часть их плана. Сейчас они отошли. Временно. Начиная с тебя, – он указал на первого солдата в шеренге, – каждый второй остается на своем месте. Остальным выйти из строя и оказать помощь раненым. Быстро!

Пизон неохотно покинул строй. Однако вскоре его внимание уже было отдано раненым товарищам, многие из которых нуждались в неотложной помощи. Кое-кому повезло. Некоторые из тех, в кого попали камни, отделались ушибами ребер и конечностей. Другие, кого на лету лишь слегка задело копье, получили неглубокие раны. Эти счастливчики могли сами позаботиться о себе.

Под руководством вездесущего Тулла и невесть откуда взявшегося одинокого санитара Пизон и его товарищи попытались – насколько то было возможно в тех условиях – оказать пострадавшим первую помощь. Было видно, что некоторые из них уже не жильцы. Пизона вскоре уже не удивляло, что санитар давал им сделать долгие глотки из фляжки с маковым соком. Его мысли быстро возвращались от участи раненых к собственной участи и участи своих товарищей. Варвары – кто бы они ни были – пока ушли, но могли в любую минуту вернуться. Армия все еще стояла, не сдвинувшись с места. По спине Пизона вновь пробежал холодок. Они были как стая рыб, пойманная отливом в неглубокой луже: легкая добыча для кого угодно.

– И что нам теперь делать? – спросил он Тулла, когда тот снова подошел к ним.

– Ждать дальнейших приказов, – ответил центурион, и по лицу его промелькнула тень. – Думаю, нам скажут идти дальше и подыскать место для лагеря. Внутри укрепления строить планы гораздо легче.

– Скажи, центурион, это были ангриварии? – не удержался от вопроса Афер.

И вновь Тулл насупил брови. Увы, Пизон даже не догадывался, о чем он думал.

– Наверное, так скажут многие, – ответил он и направился прочь, добавив: – Будьте готовы в любой момент двигаться дальше.

Пизон недоуменно посмотрел на Афера.

– Что это с ним?

– Понятия не имею. Главное, что он с нами.

– Это точно, – с жаром согласился Пизон. До них уже доползли слухи, что колонна понесла тяжелые потери: погибли не только рядовые легионеры, но и центурионы, а среди гражданских царит паника. По сравнению с тем, что случилось с колонной, их собственные потери были относительно скромными главным образом благодаря Туллу. – Да хранят его боги.

– Целиком и полностью согласен, – ответил Вителлий, поднимая глаза к серому, затянутому тучами небу.

Если боги и услышали их молитвы, они остались к ним равнодушны. Вскоре вновь пошел ливень: потоки воды обрушивались на обращенные к небесам лица, вгоняя всех в еще большее уныние. Затем между тучами сверкнула молния, затем еще и еще. Через несколько мгновений над головами прокатились рокочущие раскаты грома.

Похоже, Юпитер за что-то зол на нас, подумал Пизон, видя на лицах товарищей ту же тревогу, что терзала и его самого. С трудом верилось, как можно ненавидеть лес больше, чем он его уже ненавидел, однако в течение последующих часов каждая частица его души прониклась к этой влажной чащобе едва ли не омерзением. Этот мокрый лес был границей римского мира. Непроходимый, зеленый, пропитанный влагой, казалось, ему никогда не будет конца. Миля за милей тянулись все эти проклятые буки, грабы, дубы и другие деревья, названия которым Пизон не знал. Высокие и низкие, с толстыми стволами и тонкими, стройные и корявые, гладкие и в пятнах коросты, старые и юные побеги, они стояли бок о бок, хмурые лесные легионы, часовые, охраняющие вход во враждебный ему мир. Иногда Пизону казалось, будто лес этот наблюдает за потными, готовыми рухнуть от усталости римлянами. Пожалуй, это было самое неприятное чувство. В голову тотчас лезли мысли о злобных лесных духах, колдунах и кровавых человеческих жертвоприношениях.

Если деревья где-то и расступались, то лишь затем, чтобы уступить место болоту или очередной речке, которую приходилось преодолевать вброд. Коварство болот стало очевидно во всей своей жути, когда, вырвавшись от погонщика, один из мулов бросился вперед и тотчас увяз по колено. С возмущенным ржанием он попытался вытащить ноги, но в итоге погрузился в топкую жижу под самое брюхо. Последующие попытки вырваться из объятий болота привели лишь к тому, что бедного мула засосало в грязь по грудь. За его отчаянной борьбой следили буквально все, кому случилось быть рядом, но никто даже не пошевелился, чтобы помочь бедному животному. Радуясь тому, что сия печальная участь постигла не их самих, солдаты осыпали мула похабными ругательствами. Пизон подумал, не метнуть ли в беднягу копье, чтобы закончить его страдания прежде, чем мул захлебнется болотной жижей, но потом решил, что цель не слишком удобна, да и Тулл или Фенестела наверняка сдерут с него семь шкур, если увидят, что он «понапрасну» потратил дорогое оружие. Кстати, Афер тоже напомнил ему, что это все же мул, а не человек.

Хотя речки были не столь опасны, как болото, всегда существовал риск поскользнуться на осклизлых, поросших мхом камнях на их берегах и упасть в воду. Тем более что преодолевать водные преграды приходилось неся щит и копья. Один из легионеров, шедших впереди Пизона, поскользнулся и сломал ногу, другие вывихнули лодыжки или до крови разбили колени. Ругаясь последними словами, солдаты тем не менее утешали друг друга тем, что им не надо тянуть или толкать тяжелые повозки.

– Представляю, какими словами поносят сейчас Фортуну артиллеристы! Да, бедолагам не повезло. Не завидую им. По крайней мере нам не нужно толкать через реку подводу с тяжеленной баллистой, – произнес Вителлий, когда они переходили вброд самую глубокую из речек.

Впрочем, даже их относительное «везение» было бессильно поднять настроение Пизона. За предыдущий час они преодолели лишь милю, не больше.

Внезапно, без всякого предупреждения, словно невидимые лесные духи, враг появился снова. Как и в первый раз, откуда ни возьмись, на легионеров обрушился град копий и камней. Проклятья смешались с криками раненых. Хладнокровный Тулл тотчас приказал метнуть копья сначала в одну сторону от тропы, затем в другую. Увы, не у каждого солдата оставалась пара копий. Многие бросили или потеряли свои в месте предыдущей засады. В результате залп получился довольно хилым. Тем не менее донесшиеся из леса крики свидетельствовали о том, что по крайней мере часть копий нашли свою цель.

В ответ раздалось недружное ликование римлян. Впрочем, Пизон, да и не только он, был только рад, когда Тулл приказал идти дальше.

– Какой смысл стоять и ждать, когда тебя убьют, – прорычал он. – Движемся дальше. Должно же найтись место, где можно построить лагерь.

Никто не стал с ним спорить. Бросив трех мертвых солдат лежать там, где они пали, и подобрав горстку раненых, легионеры двинулись вперед. Шедшие по бокам щитами загораживали тех, кто шел в середине. Да, сверху могли падать копья и камни, но с этим ничего нельзя было поделать. Набрякшие водой щиты были так тяжелы, что, подняв их до уровня головы, можно было сделать самое большее шагов двадцать.

Вскоре враг это понял и решил воспользоваться неудобствами римлян. Из леса вновь донесся барритус; сверху на шагающих римлян обрушились копья. Описав в воздухе высокие дуги, они устремлялись в середину колонны, легко отыскивая себе новые жертвы. Два таких залпа, и центурия потеряла убитыми и раненными полдесятка солдат. Разъяренный Тулл приказал шедшим в середине колонны солдатам поднять над головой щиты. Колонна двинулась дальше. Увы, на узкой тропе, да еще с поднятыми над головой щитами – не говоря уже о том, что многие несли и поддерживали раненых товарищей, – легионеры передвигались со скоростью улитки.

Ммммм! Ммммм! Ммммм! Затем миг тишины. Бум! Бум! Бум! И так раз за разом.

Пизону страстно хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать этих жутких звуков. Он предпочел бы встретиться с врагами лицом к лицу. По крайней мере так можно дать им отпор. Увы, он с трудом мог различить среди деревьев лишь смутные силуэты. Преследовать их было сродни самоубийству.

– Движемся дальше, гребаные олухи! – прикрикнул на шедших впереди солдат Тулл, когда те остановились.

– Наш центурион ранен! – крикнул ему какой-то легионер.

– Не опускать щиты, – приказал Тулл своим солдатам. – Я скоро вернусь.

Не веря собственным глазам, Пизон и его товарищи наблюдали за тем, как Тулл неторопливо, как будто он прохаживался по форуму, двинулся вперед вдоль шагавшей перед ними центурии. Стоило незримому врагу увидеть гребень на его шлеме, как они принялись осыпать его копьями и камнями. Видеть это было выше сил Пизона. Он закрыл глаза и вознес молитву: «Марс, защити его, умоляю тебя».

К его удивлению, Тулл вскоре вернулся назад. Когда до его солдат оставалось несколько шагов, он даже остановился и показал лесу и затаившемуся там врагу неприличный жест.

– Идите вы все подальше! – крикнул он на германском наречии. – Вы и ваши рябые мамаши!

Легионеры поддержали его дружными возгласами. Из-за деревьев послышались сердитые крики, сопровождавшиеся новым ливнем камней и копий. Раздался гулкий звон. Это в спину Туллу – правда, защищенную кольчугой – попал камень. Центурион негромко охнул, однако быстро вновь занял свою позицию в первой шеренге. Легионеры мгновенно сомкнули с ним строй.

– С тобой все в порядке? – озабоченно спросил у него Афер.

– Да, – ответил Тулл, морщась от боли. Как хорошо, что враг этого не видит. – Будет большой синяк, но это всё.

Шедшие впереди солдаты пришли в движение.

– Готовы, братцы? – крикнул Тулл. – Вперед шагом марш!

Под градом вражеских камней и копий, под непрекращающимся ливнем, который низвергали на них небеса, колонна тем не менее сумела пройти приличное расстояние. Частично – благодаря тропе, которая вскоре сделалась почти такой же прямой, как и римская дорога. Крупных речек им больше не встретилось. Редкие ручьи были мелкими, и их легко можно было перейти по колено.

Спустя какое-то время варвары, напавшие на центурию Тулла и остальной авангард, вновь отошли. Одно мгновение – и они словно испарились. Сказать, проделали ли они ту же уловку с остальной колонной, не представлялось возможным. С уверенностью Пизон и его товарищи могли сказать лишь одно: судя по всему, колонна по-прежнему подвергалась атаке. Сообщение с другими частями армии практически прервалась. Тулла это, похоже, не заботило.

– Нам приказано найти место для лагеря, – произнес он, как будто они были на учениях в окрестностях Ветеры. – И мы его найдем.

Его спокойствие и решительность передались и его солдатам, в том числе и Пизону. Кто-то затянул похабную походную песню. Подавая пример остальным, Тулл с удовольствием подхватил припев.

Боевой дух солдат резко повысился, когда впереди, слева от тропы, показался невысокий холм. Коротко посовещавшись, центурионы решили, что это подходящее место для походного лагеря. Работы по его возведению начались немедленно. Как обычно в таких случая, половина легионеров обеспечивала защиту, остальные валили деревья и рыли оборонительную траншею.

Увы, трудились они недолго. Вскоре после того, как работа закипела вовсю, враг снова напомнил о себе, появившись из леса огромной улюлюкающей ордой. Римляне впервые получили возможность рассмотреть неприятеля. Зрелище было не для слабонервных: сотни мускулистых варваров в ярких туниках и штанах, с ярко раскрашенными щитами и копьями. Горланя барритус, они двинулись на римлян. Следом шли пращники и метали над головами шедших впереди воинов камни.

Несмотря на свирепость германцев и потери, которые они успели нанести римлянам, те были по-своему даже рады. Лучше сражаться с врагом лицом к лицу, чем каждый миг ожидать удара от невидимого противника. То были люди, а не лесные духи или демоны. Такие же воины, как и они сами: они так же потели, а если их пронзить клинком, так же истекали кровью. У большинства не было доспехов, а у многих единственным оружием являлись копья. Их можно победить – как легионы побеждали их уже не раз. Так будет и сегодня. Таково было общее настроение, когда Тулл и другие центурионы проревели приказы своим солдатам.

Атака была короткой и яростной, но легионеры отбросили варваров. Неся тяжелые потери, те временно отступили. Однако вскоре собрались с духом и атаковали снова. Правда, к этому моменту к холму подтянулись другие части колонны. Центурионы тотчас бросили своих солдат в бой. Варвары были вынуждены снова отойти. Третья попытка закончилась для них так же неудачно. Германцы отошли и растворились в лесу.

Увы, Пизон не разделял всеобщего ликования, которое за этим последовало. Нет, конечно, он был рад успеху римлян, но незадолго до этого подслушал разговор Тулла с Фенестелой. Услышанное настораживало. Тулл считал, что засаду устроили не одни ангриварии. По его мнению, в лесу спрятались тысячи воинов, готовых в любой момент обрушиться на них. Последние слова Тулла, сказанные Фенестеле, не шли у него из головы: «Племена объединили силы. Сделать это мог лишь один человек, который знает римскую армию изнутри. Начиная с этого момента пошла борьба за выживание, и ничего больше. Наша первейшая задача – вывести отсюда живыми как можно больше солдат».

Тулл считал, что нужно быть готовым к большим человеческим потерям. При этой мысли у Пизона схватило живот.

Большинству суждено остаться здесь навсегда.

Глава 23

К наступлению темноты бо́льшая часть армии Вара находилась внутри стен огромного недостроенного лагеря на склоне холма. Варвары не дураки, решил Вар, выходя из генеральской палатки. Не готовые терять воинов в открытом бою, они временно отступили. Довольный тем, что его солдаты хотя бы смогут выспаться после тяжелого дня, Вар решил пройтись по лагерю. Беспрестанные атаки варваров и то, что их собственные ряды поредели, – все это сказалось на настроении легионов. Он понял это по усталым, осунувшимся лицам солдат, когда какое-то время спустя вошел в лагерь. Пусть они увидят, что он с ними. Это наверняка поднимет их дух.

Увы, тяготы дня на этом не заканчивались. Поскольку испуганные мулы разбежались, а подводы пришлось бросить, у части солдат нет палаток, и ночь им придется провести под открытым небом. Сухих дров, чтобы развести костры, тоже не было. Дождь же так и не прекратился. Это, конечно, их не убьет, равно как и ночная прохлада, но вот на общем состоянии, безусловно, отразится, причем не в лучшую сторону.

Приказав погрузить на подводу весь свой запас вина, Вар зашагал по лагерю. Его сопровождали – правда, неохотно – Аристид и пара десятков солдат Первой когорты. На каждом шагу Вар убеждался в том, что хаос, в который днем была ввергнута его армия, никуда не делся. Главные улицы лагеря, виа принципалис и виа преториа, никакой инженер не измерял и не прокладывал. Пересекались они не под прямым углом, и обе к тому же были кривыми. Повсюду торчали пни – остатки того леса, что совсем недавно покрывал холм. Пни эти были самых разных размеров – от опасных коротких, которые легко не заметить и, споткнувшись, свернуть себе шею, до высоких, высотой по пояс. Единственное, что утешало: все подразделения занимали свои позиции. Однако палаток не хватало, а мулов уцелела разве что половина.

Те легионеры, которым повезло найти свои палатки, имели крышу над головой; остальные же сидели, сбившись в кучи, там, где должны были стоять их собственные. Некоторые соорудили защиту от дождя, поставив щиты и набросив на них плащи. Некоторые контубернии сумели даже соорудить небольшие «черепахи», использовав склон холма в качестве задней стены. Воткнув в землю толстые сучья и положив на них щиты, они сверху расстелили одеяла и лишнюю одежду. Вар счел нужным похвалить их за столь изобретательное решение. Он также отметил про себя, что многие центурионы впустили солдат под кожаные козырьки своих просторных палаток, а порой даже внутрь.

Пора, решил Вар, угостить народ вином. Выбрав наугад место, он не стал во всеуслышание объявлять о своем присутствии, а лишь громко крикнул: «Вино! Угощаю вином!» Никого не пришлось уговаривать дважды. Весь лагерь дружно ответил на его предложение. Вар с улыбкой наблюдал, как солдаты торопятся по грязи к бочке. Сначала его никто не узнал; в солдатском плаще и шлеме он ничем не отличался от остальных. Солдаты толпились вокруг него, спрашивая друг у друга, какой офицер – да благословят его боги – распорядился угостить их вином. Никто даже не обратил внимания ни на недовольное лицо Аристида, ни на его бормотание по поводу их фамильярности.

– Это я, – пояснил Вар. – Из моих собственных запасов.

На миг на потных, перемазанных грязью лицах застыло недоумение. За ним последовало узнавание, шок, удивление и страх. Те из солдат, что стояли рядом с Варом, моментально отпрянули назад. Кто-то попробовал отдать салют, кто-то предупредить напиравших сзади товарищей.

– Наместник Вар! Для нас великая честь видеть тебя рядом с нами! – крикнул самый находчивый легионер.

– Это наместник! Юпитер, с нами сам Вар! Он угощает нас вином из собственных запасов! – раздавалось в толпе. Грянул ликующий возглас, за ним другой…

Вар с улыбкой поднял руки, требуя тишины.

– Сегодня был тяжелый день для каждого из нас. Каждый из вас сделал все, что в его силах. Я горжусь вами. Я горжусь Римом!

– Рим! Да здравствует Рим! – закричали солдаты. Их хриплые голоса устремились ввысь, к темному небу, пока не смолкли за тяжелыми тучами.

– Завтра тоже придется несладко. Это я вам обещаю, – продолжил Вар, когда все угомонились. – Но идти будет легче. Мы оставим обоз и уйдем из леса. С ангривариями мы разберемся в другой раз. Вместо этого мы двинемся к фортам на реке Лупия. Через два-три дня мы уже будем там.

Судя по их глазам, им эта новость пришлась по душе, подумал Вар. Когда же он распорядился, чтобы каждый солдат получил во второй полной кружке вина, всеобщему ликованию не было конца.

– Я бы налил вам и больше, – сказал Вар, – но у меня, кроме вас, еще целая армия.

Последовал дружный взрыв хохота. К тому моменту, когда наместник велел возничему двигаться дальше, солдаты уже смеялись и шутили.

Вар даже не подозревал, насколько удачной окажется идея угостить лагерь вином. Его повсюду встречали на ура. То, что сам наместник поит солдат, оказалось для них даже важнее, чем нехватка палаток. Поначалу он предполагал, что это займет лишь час-другой, на самом же деле винное угощение растянулось на весь вечер. Увы, Вар был вынужден охладить собственный энтузиазм: его еще ждало совещание с офицерами.

– Аристид, поручаю это дело тебе, – распорядился он.

На лице грека промелькнуло брезгливое выражение, однако он постарался превратить его в жалобное.

– Мне, хозяин?

Вар заставил себя не клюнуть на эту удочку, хотя вид у Аристида и впрямь был измученный. Последние пять миль после того, как его повозка потеряла колесо, он проделал пешком. С другой стороны, Аристид жив и здоров.

– Да, тебе! – рявкнул Вар. – Пусть ты и не можешь держать в руке меч, но должна же быть от тебя какая-то польза. Без этих солдат в Ветеру тебе не попасть. Так что помоги хотя бы поднять им настроение. Ты меня понял?

– Понял, хозяин, – с несчастным видом пролепетал грек.

– Когда закончится это вино, конфискуешь у легатов. Я приказываю, чтобы сегодня до того, как прозвучит вторая стража, каждый солдат в этой армии получил по кружке вина. Любой, кто только попробует тебе воспрепятствовать, пусть пеняет на себя.

Столь широкие полномочия взбодрили грека.

– Я все сделаю, как ты велишь, хозяин, – ответил Аристид и гордо вскинул подбородок.

Вернувшись к себе в палатку, Вар застал там старших офицеров. Их было более сорока человек: легаты, начальники лагеря, трибуны, старшие центурионы и командиры ауксилариев. Присутствуй здесь все старшие центурионы, число участников совещания перевалило бы за пятьдесят. Отсутствие же целого их десятка свидетельствовало об одном: о тяжелых потерях этого дня. Взбодренный настроением солдат, Вар постарался не думать о них. Уверенным шагом он прошел к своему столу. Тут же стоял его любимый стул и светильники, которые он всегда брал с собой в походы.

Поняв, что пришел наместник, офицеры тотчас стихли и отсалютовали Вару. Ему хватило нескольких мгновений, чтобы ощутить на своих плечах тяжкий груз их надежд, чаяний и, увы, страхов. Груз этот давил, словно огромный мех с зерном. Вар поднатужился и постарался его сбросить.

– Спасибо, что пришли, – поблагодарил он и, подозвав раба, велел принести вина, позабыв о том, что отдал его солдатам, а когда вспомнил, с улыбкой рассказал об этом офицерам. Похоже, его решение нашло одобрительный отклик, чем не могло не радовать. Вар давно усвоил, что его высокая должность гарантировала ему поддержку подчиненных, как искреннюю, так и не очень. В данном случае было важно, что все они сочли его решение правильным. В конце концов, все они здесь в одной лодке.

– Прежде всего я хотел бы получить предварительные данные по нашим потерям. Что скажешь, Вала?

Хмуро кивнув, легат заговорил. Когда же он закончил, свои отчеты сделали другие легаты и командиры ауксилариев. Вар молча выслушал их. Когда последний из них закончил, наместника уже душил гнев: как так получилось, что разведчики не смогли предотвратить засаду? И где, провалиться ему в Гадес, Арминий?

– Вполне объяснимо, почему потери разнятся от центурии к центурии, от легиона к легиону и что самые тяжелые понесла кавалерия. Лошади – легкая цель, их проще поразить копьями. Утешает то, что потери могли быть и больше. – Вар посмотрел на центурионов, этот становой хребет армии; без них любое сражение рассыпалось бы, как песок. – Я благодарен вам за то, как вы личным примером вдохновляли солдат. Ваши товарищи, которые погибли или были ранены, не будут забыты, как не будут забыты и рядовые солдаты, отдавшие сегодня свои жизни.

Похоже, центурионы остались довольны его похвалой.

– По моим прикидкам, наши силы сегодня сократились на десятую часть, возможно, чуть больше, – продолжал Вар. – Эти потери прискорбны, однако, учитывая элемент неожиданности, плохую погоду и нашу неспособность дать врагу отпор, в известной мере приемлемы. Куда важнее, чтобы это не повторилось. И лучшее в данной ситуации – поскорее выбраться из этого проклятого леса на открытую местность. Там дикари не посмеют нас тронуть. Там наши легионеры с их оружием легко дадут им достойный отпор.

Его слова были встречены всеобщим одобрением. Один лишь Цейоний, худой офицер – казалось, что форма висит на нем, – прочистил горло.

– Наместник, ты упомянул обоз. Значит ли это, что мы его бросим? Ведь в противном случае мы не сможем сражаться так, как ты описал.

– Именно, Цейоний. Таково мое намерение. Утром обоз придется оставить. С собой солдаты возьмут лишь то, что способны унести на собственных спинах, и, конечно, раненых. Для этой цели, думаю, можно будет использовать доски от телег.

– А как же артиллерия? – спросил кто-то из старших трибунов. – Неужели мы оставим ее дикарям?

– Ни в коем случае. Баллисты и любое оружие, которые мы будем вынуждены оставить, включая запасные наконечники копий, клинки мечей и так далее, должны быть сломаны или повреждены и непригодны к дальнейшему использованию. Повозки мы сожжем, а остатки зерна вывалим в грязь. Мулов также придется пустить в расход. Их мясом сегодня накормим солдат. Развести костры можно при помощи оливкового масла. – Вар обвел взглядом лица присутствующих. – Снаряжение и мулы – вещи заменимые. А вот погибших солдат не вернешь. Кто-то не согласен со мной?

– Конечно, согласны, – дружно прозвучало в ответ.

– А как насчет гражданских лиц? Что делать с ними? – спросил Эггий, упрямый офицер с ежиком седых волос.

Взгляды всех присутствующих устремились на Вара. Не будь наместник готов к этому вопросу, он наверняка ощутил бы неловкость. У многих офицеров имелись жены, которые сопровождали их в походах, но это уже не его забота.

– Легионы двинутся боевым маршем, – произнес он железным тоном. – Все гражданские лица займут свое обычное место в хвосте колонны. Они должны постараться не отстать.

Воцарилось неловкое молчание. Никому не хотелось думать о том, что ждет тех, кто попадет в лапы германцам. Лицо Вара оставалось каменным. Никто не осмелился бросить ему вызов.

– Мы двинемся к Лупии и фортам вдоль дороги на запад. Насколько мне известно, та идет по открытой местности. Нет, конечно, так тоже есть болота и небольшие леса, но это ничто по сравнению с тем, что мы преодолели сегодня. Еще дня два-три, и мы вернемся в Ветеру.

– Это было бы очень хорошо, – ответил Эггий с хмурой улыбкой. Хор голосов выразил ему свое согласие.

Мысли Вара уже унеслись вперед: как лучше поступить дальше? Если после возвращения в Ветеру не предпринять решительных ответных действий, Август может отозвать его из Германии. В его возрасте и после столь серьезной ошибки вряд ли он сможет обелить свое имя. Наместник с ужасом представил себе, как будет медленно стариться на какой-нибудь приморской вилле, постоянно выслушивая придирки жены, в то время как большой мир за ее стенами будет жить своей яркой, напряженной жизнью. Что угодно, но только не это. Он взял себя в руки.

– Погода в течение месяца вряд ли ухудшится, что позволит нам до наступления зимних холодов усмирить мятежников. Как только мы вернемся на западный берег Ренуса, клянусь, после небольшой передышки я намерен найти этих проклятых ангривариев и стереть их с лица земли.

Офицерам его слова понравились. Оставалось лишь надеяться, что и Августу тоже.

– Ты думаешь, Арминий погиб? – вопрос прозвучал из уст Туберона.

Вар заметил, что Тулл моментально напрягся. Центурион и раньше сомневался в верности херуска и даже нашел в себе мужество поделиться своими сомнениями с ним как наместником. Что, если он был прав? «Чушь, – мысленно оборвал себя Вар. – Арминий непременно даст о себе знать. В худшем случае мы узнаем о его гибели в схватке с ангривариями». На рассвете они выйдут из этого проклятого, мрачного, пропитанного влагой леса, и никакие германцы им больше будут не страшны. Через несколько дней вся эта история превратится лишь в неприятные воспоминания.

– Думаю, да, – резко ответил Вар. – С ним и его отрядом что-то случилось, в противном случае он давно вернулся бы.

Наместник предпочел не заметить каменное выражение на лице Тулла и не задавать центуриону вопрос в лоб. Сделав глубокий вдох, Вар медленно выдохнул. Спокойствие, приказал он себе.

– Завтра кавалерия ауксилариев будет держаться к авангарду ближе, чем обычно. Нам не нужно, чтобы любая часть наших войск была застигнута врасплох. Как это заведено, завтра во главе колонны пойдет другой легион. Я назначаю Семнадцатый. Остальные подразделения займут свои обычные места, кроме обоза. Десять конных воинов каждого легиона будут исполнять роль гонцов, чтобы все мы были в курсе того, что происходит. – Заметив решительность во взглядах присутствующих, Вар остался доволен. – Главное, сохранять хладнокровие и не останавливаться. Обещаю, завтра к вечеру худшее будет позади. Где это видано, чтобы несколько тысяч варваров остановили римские легионы?

Ответом ему стал дружный рев – под стать тому, какой он слышал у бочки с вином; лучшее свидетельство того, что его армия сильна и несгибаема.

Завтра все будет по-другому, решил Вар. Они покажут этим варварам, что такое мощь римского оружия.

* * *

Арминий не хотел отсутствовать во время первой части засады, но, увы, так получилось. Он был вынужден координировать действия племен, когда те встретились в условленном месте, в нескольких милях к востоку от римской колонны. Вождь херусков приветствовал вождей как великих героев, прилагая все усилия к тому, чтобы старые межплеменные распри не вспыхнули вновь, а сами племена рассредоточились и заняли свои позиции там, где ему было нужно. Ко второй половине дня большую часть своих дел он уже сделал и теперь вел за собой на запад четыре тысячи вооруженных до зубов воинов-херусков, каждый из которых жаждал как можно скорее сразиться с врагом. Сегодня вечером он проведет общее собрания племенных вождей.

Проливной дождь и порывистый ветер не охладили его пыл. Для его сторонников скверная погода была физическим подтверждением того, что Донар благосклонно отнесся к их планам. Даже Арминий ощущал его благословение. Несмотря на ряд моментов, когда он был близок к провалу – подозрения Тулла, риск быть разоблаченным пьяными молодыми воинами, предостережение Сегеста, о котором ему стало позднее известно, – Арминию удалось сохранить свой план в тайне до самого конца. Вспышки молний слепили глаза, раскаты грома молотом били по барабанным перепонкам – разве можно усомниться, что боги не на его стороне?

Первым им попался на пути лагерь узипетов и сигамбров – скопление сделанных из ветвей шалашей и хижин, небольших палаток или просто шкур животных, натянутых между близко стоящими деревьями. Судя по ликующим возгласам, какими их здесь встретили, пока что дела шли так, как он и задумал.

– Приветствую тебя, Арминий! – крикнул ему мощный воин, размахивая штандартом когорты. – Мы уже обагрили кровью наши копья, однако оставили тебе и твоим воинам еще не одну сотню римлян.

– Мои воины благодарны тебе за это, – ответил Арминий, отметив про себя многочисленные признаки удачного нападения на солдат Вара. На многих были римские шлемы, а несколько молодых воинов даже устроили шутливый поединок на гладиях.

Взгляд Арминия выхватил Рыжеволосого. Вождь узипетов стоял среди воинов рядом с кострищем, под натянутой сверху воловьей шкурой. Заметив Арминия, он подошел к нему.

– Приветствую, Арминий.

Тот спешился, и они обнялись.

– Как я понял, все прошло так, как мы и надеялись? – спросил он.

Не обращая внимания на дождь, капающий ему на лицо, Рыжеволосый закинул голову назад и расхохотался.

– Казалось, сами боги спустились с небес, чтобы сражаться вместе с нами! Мерзкие римляне понятия не имели, что мы рядом, пока на них не обрушились первые копья и камни… Эх, слышал бы ты их вопли! Ни дать ни взять свиньи на убое. Когда же они услышали наш барритус, то едва не наложили куч. Их там погибло несколько сотен, в то время как мы не потеряли ни единого воина. Затем мы отошли, дав им небольшую передышку, после чего атаковали снова – с тем же результатом. Впрочем, надо отдать этим псам должное – они продолжили двигаться вперед. А возле холма, который они выбрали в качестве места для лагеря, сумели показать, на что способны. Мы потеряли больше людей, чем следовало. И все потому, что кое-кто из наших воинов, возгордившись после удачной засады, решил, что способны посрамить их в открытом бою.

Арминий открыл было рот, чтобы отругать за отступление от плана, но Рыжеволосый не позволил ему этого сделать.

– Вижу, ты качаешь головой, – сказал он, повысив голос. – Но вспомни лучше, как четыреста наших молодых воинов погибли три месяца назад.

Арминий виновато развел руками, и Рыжеволосый смягчился.

– Тебе легко помнить, какая жесткая дисциплина у римлян. Ты много лет сражался бок о бок с ними. После того как две атаки закончились впустую, наши вожди – и вожди сигамбров – сумели довольно быстро обуздать пыл воинов. Мы оставили римлян зализывать раны и ломать головы над вопросом, что же, собственно, произошло.

– Вы молодцы, – похвалил Арминий, понимая, что если что и способно скрепить его союз с узипетами, так это совместная ненависть к римлянам. Попытайся он открыто навязать другим племенам свою власть, как те тотчас же разбегутся от него в разные стороны. Несколько десятков погибших воинов – невелика потеря для его армии. – Сколько ваших людей наблюдают за лагерем?

– Два десятка. Они затаились как можно ближе к каждым воротам. Даже крыса не выскользнет оттуда незаметно для нас.

– Отлично, – воскликнул Арминий, обнимая Рыжеволосого за плечо.

– Римлян остается еще несколько тысяч, – ответил тот. – Скажи, остальные племена верны своему слову?

– Я пришел к тебе с хорошей, даже скажу больше, отличной вестью, – с улыбкой ответил Арминий. – Я привел сюда четыре тысячи моих херусков. Рядом марсы – в полном составе. А также ангриварии, бруктеры и часть хавков. Хатты тоже обещали помочь, хотя они вряд ли успеют вовремя. К тому времени, как они подойдут сюда, мы уничтожим всю армию Вара до последнего солдата. Но даже без них в пределах трех миль отсюда у нас сейчас около восемнадцати тысяч воинов.

Взгляд Рыжеволосого светился уважением.

– Скажу честно, я даже не надеялся услышать, сколько племен объединятся ради общей цели! Воистину боги одарили тебя серебряным языком, Арминий, вождь херусков. Подумать только, ведь я едва не убил тебя!

«Знал бы ты, что мечи моих воинов обагрены кровью твоих людей, ты бы точно это сделал», – подумал Арминий, а вслух произнес:

– Я каждый день благодарю Донара за то, что он дал тебе мудрость выслушать меня. Своим успехом я обязан таким, как ты. Равно как и нашей победой, когда мы разобьем легионы Вара и навсегда прогоним римлян с нашей земли.

Будь у Рыжеволосого хвост, он наверняка поводил бы им в разные стороны.

– За это стоит выпить! Пойдем, угощу тебя пивом у моего костра! Другие вожди захотят послушать принесенную тобой весть и расспросить про завтрашний день.

Арминий вслед за Рыжеволосым подошел к группе воинов. Сердце его пело. Донар много лет терпел и ждал, когда же молодой херуск соберется с мужеством. И вот наконец завтра он выполнит данную ему клятву.

Завтра.

Глава 24

На следующее утро Тулл встал еще затемно. Шагнув из палатки, он увидел, что мир скрыт от него за толстым слоем холодного, влажного тумана. Центурион тотчас же распорядился развести потухшие за ночь костры, благо для этого имелись запасы оливкового масла, которые все равно подлежали уничтожению. Даже самое мокрое дерево загорится, если полить его маслом. К тому времени, когда трубачи протрубили подъем, для солдат уже зажарили на завтрак мясо мулов.

Как известно, сытый солдат шагает лучше голодного, подумал Тулл, довольно отметив про себя, с каким аппетитом его легионеры поглощают завтрак. Призвав своих людей проявить стойкость и мужество, он на всякий случай приказал каждому третьему захватить с собой лопату. Это шло вразрез с приказом Вара, согласно которому с собой следовало взять только оружие, но Тулл счел себя вправе его нарушить. Одно дело бросить тяжелые кожаные палатки и излишки снаряжения, но только дурак оставит себя без лопат – чем тогда прикажете вырыть оборонительную канаву?

Сегодня, согласно приказу Вара, в голове колонны шел Семнадцатый легион. Стандартная процедура, однако Тулл был от нее не в восторге. Шагая по густому лесу или через чавкающее болото в середине растянувшейся на несколько миль колонны, он и его солдаты не будут иметь ни малейшего понятия о том, что происходит впереди. Хуже того, в случае атаки они будут совершенно беспомощны. Им не останется ничего другого, как и дальше брести по месиву, оставленному шедшими перед ними. В глубине души Тулла – хотя он и отказывался признаться самому себе – жил страх, что он и его солдаты могут оказаться в западне. Центурион как мог пытался его отогнать: опасения ему вряд ли помогут. Сегодняшний день он проведет на марше. Он должен остаться в живых – и защитить своих солдат.

Несмотря на его дурные предчувствия, поначалу все шло гладко. Всем не терпелось поскорее покинуть лагерь. Колонна быстро построилась и была готова к маршу. Правда, женатые солдаты, особенно те, у кого имелись дети, поначалу ворчали и упирались, но в конечном итоге, как и все, были вынуждены подчиниться приказу. Оставить без охраны тех, кто не мог быстро идти – особенно раненых товарищей на повозках, – было нелегко. В лагере стоял плач младенцев, стенания матерей, стоны раненых, прекрасно понимавших, что их бросают на верную смерть. Сердце Тулла обливалось кровью, однако он был рад, когда все это осталось позади. Легионы спустились с холма, оставляя за спиной клубы дыма, что вились к небу от пылающих подвод, и терпкий запах оливкового масла, с помощью которого их подожгли.

Между тем варвары, подстерегавшие их накануне, так и не появились. У всех отлегло от души. Настроение резко пошло вверх, когда лес отступил, а ему на смену пришло открытое, поросшее травой пространство вроде того, что окружало Порта Вестфалика. Здесь можно было шагать гораздо быстрее. И верно, вскоре колонна двигалась со скоростью лишь вполовину меньше той, с какой она шла бы по приличной римской дороге, – огромный прогресс по сравнению с тем, как они ползли накануне. Вскоре солдаты затянули песню. Когда были спеты три самых похабных, но всеми любимых куплета, дурное настроение Тулла почти улетучилось. Нет, он слышал эти попевки уже как минимум тысячу раз, и все же, распеваемые во всю мощь солдатских глоток, они возвращали его в годы молодости, когда он, зеленый новобранец, шагал дорогами империи.

Внезапно колонна замерла на месте.

Солдаты Тулла продолжали петь, но он жестом велел им умолкнуть. Причина остановки была неясна: от головы колонны не долетело ни звуков сражения, ни команд офицеров. По обеим сторонам дороги не было видно никаких варваров. Может, путь им перегородила речка? Увы, в душе Тулла вновь шевельнулось дурное предчувствие: похоже, впереди их ждала очередная засада.

Он приказал своим солдатам приготовиться. Те тотчас же подняли щиты, взяли на изготовку копья. Потянулось ожидание. Сердце сделало сотню ударов, но ничего не произошло. Две сотни – ничего. Тулл сердито спросил, в чем дело, у стоявших впереди легионеров Первой когорты. Перед ними ехали легаты и трибуны, а уж они-то наверняка знают, что происходит. Спустя короткое время ему ответили, что им известно не больше, чем ему. Как и следовало ожидать, настроения это не улучшило.

Однако враг так и не появился. Ожидание тянулось дальше, сопровождаемое порывами ветра, дождем и, изредка, проблесками неба среди серых туч, из-за которых выглядывало бледное, водянистое солнце. В конце концов Тулл велел своим солдатам опустить щиты. Что и было сделано – если не с радостью, то со вздохом облегчения. Утолив жажду из мехов с водой, солдаты вполголоса переговаривались между собой. Тулл еще раз огляделся по сторонам. Однообразный пейзаж не давал поводов для тревоги. И все же дурное предчувствие по-прежнему скручивало кишки тугим узлом, как будто у него расстроился живот. Он бы с удовольствием поговорил с Дегмаром, но того не было видно со вчерашнего дня, когда германец ушел в дозор. Оставалось лишь надеяться, что он жив.

К Туллу с кислым лицом подошел Фенестела.

– Что думаешь, центурион?

– Думаю, что впереди варвары устроили очередную засаду. Нам остается лишь ждать, когда авангард прорвется дальше.

Фенестела в знак согласия сплюнул.

– Вонючие ублюдки, дикари немытые!

Внезапно к Туллу пришло решение.

– Кстати, тебе есть чем заняться. Да и солдат это тоже успокоит. Пересчитай оставшиеся копья, а солдаты пусть проверят свое снаряжение. – Тулл хотел добавить что-то еще, но, посмотрев на Фенестелу, усмехнулся. – Впрочем, не мне тебя учить.

– Это точно, – лукаво улыбнулся в ответ опцион.

– Давай, проваливай отсюда. Доложишь, когда все будет готово, – добродушно приказал Тулл. Что бы ни случилось, этот сукин сын останется жив, подумалось ему.

Так прошло какое-то время, но, так как за тучами солнца видно не было, непонятно, сколько именно. Не больше часа, решил Тулл. И тут внезапно появился гонец. Центурион стоял, вновь разговаривая с Фенестелой. Заметив, что от Первой когорты в их сторону идет легионер, он поманил его к себе. На лице гонца выделялся мясистый нос, по которому явно прошелся не один кулак. Кажется, я его уже где-то видел, подумал Тулл, вот только где? Впрочем, стоило гонцу подойти ближе, как он тотчас вспомнил: в Ветере, в тот вечер, когда Пизон выиграл в кости.

– Центурион! – поздоровался Сломанный Нос; похоже, он его не узнал. – Ты примипил этой когорты?

– Да. И какие же у тебя известия?

– Авангард попал в беду. Впереди снова начинается лес, и дикари устроили там засаду. Их там тысячи – больше, чем вчера.

Будь сейчас рядом с ним Вар, Тулл с удовольствием выпустил бы ему кишки. За этим явно стоит Арминий. Иначе просто быть не может. Судя по хмурой физиономии Фенестелы, опцион подумал то же самое.

– Продолжай, – велел вестовому Тулл.

– Завязался тяжелый бой. Галльские лошади испугались камней и копий. Галлы отошли и смешались с когортами ауксилариев, неприятель же обрушился на них с новой силой. Похоже, в живых там никого не осталось. Семнадцатый тоже потерял сколько-то солдат, но в конечном итоге прорвался вперед. На данный момент дикари отступили, и колонна снова пришла в движение.

– Скажи, есть ли план сражения? – спросил Тулл, заранее зная ответ. В такой ситуации, как эта, говорить о каком-то плане наивно.

Сломанный Нос замялся.

– Наместник Вар приказал любой ценой идти вперед. Это все, что я могу сказать.

– Отлично.

Сломанный Нос отсалютовал и приготовился уйти, но Тулл поднял руку.

– Погоди.

– Да, центурион?

– Как твое имя?

– Марк Ай, центурион, – ответил Сломанный Нос.

Это он, подумал Тулл.

– Твой центурион Фабриций? – Тулл довольно отметил растерянность на лице Ая; тот явно недоумевал, откуда ему это известно. – Я прав?

– Да, центурион, это он.

– И ты какое-то время назад проиграл в кости пару бронзовых застежек, не так ли? Ими еще скрепляют на плечах кольчугу? – Так, кажется, узнал, подумал Тулл. В глазах Ая промелькнул страх.

– Да, центурион.

– Если я услышу хотя бы слово о том, что солдаты Первой когорты сражались сегодня не в полную силу, а то и вообще бежали, я приду и разыщу тебя, – процедил сквозь зубы Тулл. – И тогда засуну тебе в ноздри не застежки, а кое-что другое. Ты меня понял, сукин сын?

Ай кивнул.

– Ну, а теперь проваливай отсюда и отчитайся перед тем, кем положено.

Ай пошел прочь. Тулл же, поймав на себе взгляд Фенестелы, поспешил объяснить, в чем причина.

– Если честно, сегодня я предпочел бы стать участником пьяной драки, чем того, нас ждет, – буркнул Фенестела, услышав, как пропела труба, веля им двигаться вперед.

– Это точно, – согласился Тулл и хмуро посмотрел на небо. Оно было черно от туч. Похоже, с минуты на минуту пойдет дождь, и не просто дождь, а гроза с громом и молнией. В такие моменты даже самый прожженный циник наверняка думает про богов, которые явно на него разгневаны. Или же это боги варваров являют им всю свою силу хозяев этой земли, угрожая жизни каждого солдата в армии Вара…

«Юпитер всемогущий, – взмолился Тулл, – прошу тебя, храни нас в этот черный час. Пусть твой гром испугает наших врагов, а твои молнии сразят их наповал, и в первую очередь Арминия».

Тяжело ступая по раскисшей земле, центурион и его когорта двинулись вперед. Шли медленно, что не могло не сказаться на настроении солдат. Но и настроение самого Тулла было не лучше. Для солдат нет ничего хуже, чем ожидание вражеской атаки. В такие минуты они безуспешно борются с приступами тошноты или позывами опорожнить кишечник или мочевой пузырь. В этой же стигийской тьме, которую пронзали лишь вспышки молний, а раскаты грома заглушали человеческий голос даже на расстоянии пары шагов, было невозможно найти в себе силы и волю к победе.

Медленное продвижение колонны напомнило Туллу то, как мельник сыплет на жернов зерна пшеницы. Стоит зернам выскользнуть из его рук, и пути назад для них уже нет – лишь падение в середину камня, а затем краткая, всепоглощающая тьма. И наконец, как только верхний камень ляжет на нижний и перемелет все в муку, забытье. От этих мыслей по спине Тулла пробежали мурашки. Однако он, стараясь не обращать на них внимания, сосредоточился на солдатах, на их готовности и боевом духе. Ответственность за их жизни давила на него тяжким грузом и одновременно помогала сосредоточиться.

– Идем, братцы! Не замедляем шаг! – время от времени выкрикивал он, шагая рядом со своей центурией. – В Ветере вас ждет чаша горячего вина! Плачу я за каждого сукиного сына в нашей когорте! Думайте об этом, пока идете.

«Возможно, я лишь сотрясаю воздух бесполезными словами», – подумал Тулл. Впрочем, нет, похоже, солдат это слегка взбодрило. И пусть в их глазах по-прежнему затаился страх, а многие вслух молились или терли амулеты на шее, в ответ на его слова они закивали, как будто говоря: «Мы еще живы!»

Наконец впереди показались деревья, где голова колонны нарвалась на засаду. Сквозь раскаты грома до них донеслись звуки схватки – крики, звон оружия. Взгляд всех и каждого был устремлен вперед. Увы, все, что им было видно, – это спины шагавшей перед ними Первой когорты. Разглядеть что-то большее могли лишь те, что шагали с флангов. Эти отвечали на бесконечные вопросы шагавших к глубине колонны товарищей. Тулл не стал им мешать. Информация, даже скудная, была на вес золота. Она вселяла в солдат пусть крохотную, но надежду, что они в состоянии что-то изменить.

В те мгновения, когда Тулл замолкал, он смотрел вперед. Там с обеих сторон колонны теперь были различимы бегущие фигуры – варвары. Они то атаковали колонну, то отходили назад, решил Тулл. «Так пусть же эти дикари поскорее окажутся перед моим мечом! Пусть поскорее закончится это тягостное ожидание!»

Когда до деревьев оставалось шагов двести, из зарослей травы и кустов по обеим сторонам дороги выскочила новая засада. От неожиданности Тулл – да и все остальные – вздрогнул. Громко улюлюкая, дикари набросились на римлян. Все понятно, с тревогой подумал Тулл, эти ублюдки лежали там затаившись, ожидая, когда мы пройдем. Кстати, германцы прятались совсем близко. От колонны римлян их отделяло не более тридцати шагов, но все равно они сумели спрятаться за высокой травой и колючим кустарником, росшим вдоль дороги. Бородатые, в темной одежде, потрясая щитами и копьями, варвары грязной, неорганизованной массой устремились вперед. Исторгаемый десятками глоток, их барритус напоминал завывания демонов в преисподней.

Мммммм! Ммммм! Ммммм!

И хотя сегодня ему не хватало мощи вчерашнего дня – варваров было меньше, – эффект был тот же самый. Помня о том, какая участь постигла накануне их товарищей, солдаты Тулла на миг растерянно застыли на месте. Страх струился из их пор, словно гной из нарыва. Четкие ряды легионеров дрогнули.

Для Тулла время как будто пошло трещинами. Он повертел головой по сторонам. Глаза его запечатлели ряд случайных картин. Ужас на лице ближайшего к нему легионера. Другой солдат уронил щит. Третий рухнул на колени и молил у богов защиты. Фенестела взялся раздавать тумаки. Он также орал на солдат во всю мощь своей луженой глотки, требуя сохранять строй. Увы, один болван выбежал вперед и теперь, безоружный, несся навстречу германцам. Именно в такие моменты, как этот, решалась судьба большинства сражений. Стоит легионерам дрогнуть, и варвары превратят их в кровавое месиво.

Тулла охватила ярость. Нет, мне еще рано умирать, подумал он. Не здесь, не сейчас, не сегодня.

– Направо! Налево! Поднять щиты! Сомкнуть строй! – гаркнул он.

Резко развернувшись вправо, центурион толкнул стоявшего рядом легионера, мысленно взмолившись, чтобы те, что шли сзади, сделали то же самое. Иначе дело кончится тем, что в спину ему вопьется копье. Варвары были уже совсем близко – шагах в двадцати. Туллу были видны их оскаленные зубы, капли пота на лбу, заточенные наконечники их фрамей. Риск был велик, но он все же крикнул:

– Метнуть копья!

Не все солдаты услышали его приказ или отреагировали вовремя. Но кое-кто успел. Из строя римлян на врага устремилась туча копий. С такого близкого расстояния почти все нашли свою цель – германца, его щит. Какая разница, подумал Тулл. Главное, что это приостановило атаку варваров. Барритус внезапно стих, и в наступившей тишине Тулл крикнул:

– Мечи в руки! Стоим до конца!

Но и варвары были не дураки. Еще миг, и они вновь устремились вперед. Когда до римлян оставался всего десяток шагов, они разделились на группы. Барритус сменили кровожадные крики. Четверо варваров бросились к Туллу – похоже, причиной тому был его шлем центуриона. Или же просто потому, что он был крайним в шеренге. На миг его охватила паника. Если варвары пробьются с обеих сторон от него, это конец.

– Позади меня кто-то есть? – крикнул он.

Еще никогда дружное «да» так не ласкало его слух. В середине шеренги из шести солдат у него все еще были запасные силы.

– Лицом вперед. Сомкнуть ряды! – проревел он, не глядя, выполнен его приказ или нет, и вновь развернулся к врагу.

Перед ним плечом к плечу стояли два молодых, крепких варвара с копьями в руках. У одного был шестиугольный щит, красно-синий, у второго – типичный для германцев узел из волос у виска. Рядом – рябой парень в домотканой рубахе; у этого была лишь дубинка. Но самым страшным был жилистый германец, примерно одного с Туллом возраста. В одной руке – щит с железным ободом, в другой – не сулящий ничего доброго меч.

– Возьми на себя того, что с дубинкой, – приказал Тулл легионеру справа.

– Слушаюсь, центурион! – И солдат тотчас осыпал парня грязной руганью, привлекая к себе его внимание.

Тулл втянул голову в плечи и теперь смотрел на варвара из-за края щита. Двое с копьями подоспеют к нему первыми, а вот тот, что с мечом, не спешил, выжидая удобный момент. Германцы с ревом двинулись на него, словно пара свирепых быков. Их копья одновременно устремились вперед. Тулл согнул ноги в коленях. Одно копье пронеслось над его головой, второе впилось в щит. От удара Тулл покачнулся. Если б не стоявший сзади солдат, поддержавший его щитом, он наверняка бы упал навзничь. Восстановив равновесие, центурион выпрямился и в следующий миг вонзил меч в живот германцу, чье копье попало в его щит. Точности его движения можно было позавидовать: удар, поворот лезвия – и назад. Обливаясь кровью, варвар рухнул на землю и зашелся в крике, словно младенец, которого слишком рано отняли от материнской груди.

Увы, торчавшее из щита Тулла копье доставляло массу неудобств: щит стал тяжел и его было неудобно держать. Но выхода у Тулла не было, потому что второй варвар уже целился ему в голову. К тому же к нему присоединился тот, что с мечом. Размахивая оружием, он высматривал слабое место противника. Превозмогая затекшие мышцы, Тулл вогнал щит в германца с копьем, а затем сделал то, против чего всегда предостерегал новобранцев: выскочил из строя вперед, чтобы воспользоваться замешательством противника. Германец с копьем пытался оттолкнуть его щит и потому даже не заметил его маневра. Налетев на него, Тулл толкнул его левым плечом. Враг отлетел назад. Тулл, не теряя времени, присел, чтобы вогнать меч в бок третьему варвару. Тот, хотя не ожидал такого развития событий, успел, однако, увернуться и избежать смертельного удара. Клинок римлянина лишь разрезал тунику у него на спине и прочертил на ней тонкую кровавую линию. Варвар вскрикнул от боли.

Тулл между тем развернулся к германцу, которого повалил на землю, и вогнал меч ему в ногу, после чего, все так же лицом к врагу, попятился назад в строй. Старый германец увязался за ним, как кот за мышью. Все, мне конец, подумал Тулл. Сам виноват. Они с германцем сошлись в поединке. Звякнули мечи. На счастье Тулла, стоявший справа от него легионер сделал несколько шагов вперед и, осыпая варвара проклятиями, вынудил его отступить.

Тулл занял свое место в строю и попросил новый щит, который ему тут же передали откуда-то сзади. Благодарить спасшего его легионера было некогда. Как не было его, чтобы проверить, как обстоят дела у солдат. Ибо варвары атаковали снова. На треть меньше первоначального количества, но тем не менее. Среди них был и тот пожилой, которого ранил Тулл. Равно как и тот, кого он ранил в ногу. Центурион не мог не воздать должное его храбрости.

– За Рим! – крикнул он. – За Рим!

Ответ солдат, исторгнутый десятками глоток, прозвучал громко и бодро, что не могло не радовать. Тулл первым же ударом сразил варвара, которого первоначально ранил в ногу. Увы, за эти мгновения пожилой германец сумел нанести смертельную рану легионеру справа от него. В строю образовалась брешь. С кровожадным рыком германец прыгнул в нее, следом за ним устремились еще несколько. Туллу повезло, что перед ним никого не оказалось: стоило ему повернуться и подставить левый бок, как он тотчас был бы убит. Движимый яростью, он вогнал клинок в первого, кто попался ему на глаза, – в воина в темно-синей тунике. Быстро посмотрев влево – никого! – он сразил еще одного варвара.

Топот ног заставил его вновь посмотреть вперед – там были воин с дубинкой, а за ним юнец, тощий, как копье, которое тот держал в руках. Готовый в любой миг получить удар в спину от прорвавших римский строй варваров, Тулл напрягся, чтобы отразить атаку. Сначала он разделался с тем, что потрясал дубинкой, вогнав ему в живот меч, после чего сразил юнца. Тот, купившись на старый финт со щитом, никак не ожидал, что меч Тулл вонзится ему в горло. Разделавшись с обоими противниками, центурион на миг расслабился, давая себе отдых. Внезапно грудную клетку сдавили тугие обручи боли, в горле перехватило дыхание. И все же он был жив, и это самое главное!

Перед ним больше никого не было. Другие варвары, похоже, отходили назад. Обернувшись через плечо, Тулл не увидел никаких германцев – лишь потные, перемазанные кровью, но улыбающиеся лица легионеров.

– Всех уложили?

– Да, центурион, – ответил ветеран, прослуживший с Туллом столько же, что и Фенестела. – А кого нет, сейчас уложим. – Его головы исчезла, затем раздался короткий стон, и голова появилась снова. – Это был последний.

– Отличная работа.

Тулл покосился налево. Первая когорта продолжала двигаться вперед. Его охватила тревога. Им тоже нельзя мешкать, если они не хотят здесь остаться. Он посмотрел направо, вдоль строя солдат, и его сердце наполнилось гордостью. Тулл не знал, сколько воинов он потерял, но они устояли. Они, разрази его гром, устояли!

– Добить их? – раздался рядом чей-то голос.

Тулл посмотрел в спину варварам, со всех ног улепетывающим к лесу. В иных обстоятельствах, в ином сражении, он дал бы добро. Но только не сегодня. Среди деревьев их наверняка прячется еще много; более того, там они в своей стихии.

– Ладно, пусть убегают. Лучше займитесь ранеными, окажите им по возможности первую помощь. Заберите у мертвых оружие, и поживее. Нам нельзя здесь задерживаться.

Тулл прошел вдоль когорты, повторяя приказы, а заодно оценивая потери и настроение солдат – усталых, перемазанных кровью. Шестеро больше никогда не покинут это место, и примерно десяток получили ранения разной степени тяжести. Для одного столкновения с врагом это немало, подумал Тулл, особенно если учесть, что то же самое происходит и с остальными когортами. Впрочем, его тревога слегка пошла на убыль, стоило ему увидеть свирепые улыбки на лицах своих солдат. Они также пообещали ему, что, как только раненым будет оказана помощь, они тотчас двинутся дальше. Они пробьются во что бы то ни стало, заверил себя Тулл.

И все же стоило им сдвинуться с места, как тревога вновь дала о себе знать. Вдоль всей дороги валялись тела мертвых легионеров Первой когорты. Их были десятки, если не больше. Многих убитых их товарищи оттащили к краю дороги, но офицеры упрямо подгоняли легионеров вперед. В результате Тулл и его солдаты были вынуждены перешагивать их, а то и ступать по окровавленным телам, причем, что еще хуже, не только мертвых, но и умирающих. Что не могло не сказаться на настроении солдат – это было сродни тому, как если вылить на тлеющий костер ведро воды.

Тулл промолчал, приберегая воодушевляющие слова до того момента, когда им вновь предстоит сразиться с врагом. Из головы у него не шел Арминий: их первая встреча, то, как германец всех очаровал, включая Вара. Германец умен. Он – закаленный в боях воин и прекрасный организатор. Он никогда не напал бы на три легиона, даже из засады, не имей под своим началом целой армии. По всей вероятности, варвары, чью атаку они только что отбили, – это лишь часть войска Арминия. Остальные затаились и ждут удобного момента где-то впереди.

Там, куда движется их колонна.

«Ах ты, грязный, вероломный пес», – подумал Тулл. С какой радостью он бы сейчас перенесся в Ветеру, где сухо, тепло… и безопасно. Увы, в эти мгновения Ветера была так же далека, как и луна. Если не дальше.

Глава 25

Тулл был угрюм. Дорога постепенно начала взбираться в гору, пусть даже довольно пологую. Увы, это делало его солдат уязвимыми для любой атаки с вершины холма. Он не ошибся – вскоре на них вновь обрушились сверху камни и копья. Его когорта, а также Первая – на этом отрезке пути только они две шагали вместе – были вынуждены отбивать атаки сотен невесть откуда взявшихся варваров. Их щиты имели иную раскраску, чем у тех, что напали на них раньше, из чего Тулл сделал вывод, что перед ними уже другое племя. Это лишь укрепило его догадку, что Арминий собрал под свои знамена несколько племен.

Вскоре Тулл потерял троих солдат убитыми и еще пятерых раненными. Такое соотношение потерь было типично для всей когорты. Как только враг отошел – преследовать варваров не имело смысла, – римляне продолжили марш. Убитые остались лежать там, где пали. Кому-то повезло – товарищи успели положить им в рот монетку. Хмурые, но исполненные решимости Тулл и его солдаты продолжали брести по грязи, под порывами ветра и неослабевающим ливнем.

Одни лишь боги ведали, который теперь час. Понятно, что не утро. Но низкие грозовые тучи превратили окружающий мир в серые влажные сумерки, и точно определить время было невозможно. Между тем их колонна прошла примерно милю. Лес с правой стороны дороги постепенно начал отступать. Сначала это были лишь прогалины между деревьями, но еще через несколько миль лес закончился вообще. Новых атак не последовало. Тулл был готов ликовать – открытая местность означала, что хотя бы с одной стороны им не надо опасаться нападения.

Увы, его надежды вскоре были разбиты вдребезги.

– Да тут болото! – сказал он Фенестеле, когда тот подошел доложить о потерях. – Этот мерзавец Арминий оказался хитрее, чем я думал… Надо же, как ловко он выбрал место!

Оба осмотрелись в надежде на то, что Тулл ошибся. Но нет, ошибки не было. Через двести-триста шагов поросшая травой и кустарником местность изменилась. Покуда хватало глаз, перемежаясь между собой, виднелись пятна вереска и папоротника, а между ними – бесчисленные покачивающиеся пурпурные головки гравилата и яркие желтые цветы зверобоя. Все эти растения обожали сырую, болотистую почву. Как будто в подтверждение его мыслям, с пустоши донесся резкий крик куропатки.

Смысл представшего их взорам зрелища дошел до них быстрее, чем камень упал бы на дно колодца. Деревья росли там, где была твердая почва. Не лучшее место для схватки, но другого нет. На худой конец, в лесу можно спрятаться. Но на болоте?

Фенестела прочистил горло и харкнул мокротой в дорожную грязь.

– Это тебе, вероломная шлюха Фортуна!

В иной день Тулл, сам большой циник, наверняка бы отчитал опциона за богохульство. Сегодня же он последовал его примеру и тоже энергично сплюнул.

– Сегодня эта карга явно настроена против нас. У меня в этом нет ни малейших сомнений.

Погруженные в собственные невеселые мысли солдаты, похоже, не заметили болота. Тем не менее Фенестела на всякий случай понизил голос, чтобы его никто не услышал:

– Что будем делать?

Тулл одарил опциона колючим взглядом.

– Ты знаешь ответ не хуже, чем я.

Внезапно прямо у них над головой, еще оглушительнее, чем прежде, прогремел гром, а в следующий миг небеса низвергли на римлян потоки воды. Казалось, это сами боги насмехаются над ними. По марширующей колонне прокатился стон – усталости, отчаяния, безнадежности. Солдат может лишь промокнуть, подумал Тулл, а вот его дух способен скатиться в самую грязь. И тотчас почувствовал, что его собственный дух к этому близок.

Трудно сказать, что центурион ненавидел больше всего. Постоянную тревогу, что на них вот-вот нападут, что он потеряет солдат или даже погибнет сам? Мысль о том, что та безумная прорицательница из Могонтиака оказалась права? Чавкающую между пальцами ног слякоть, омерзительное ощущение, как она через открытые мыски с каждым шагом забивается все дальше и дальше ему в сапоги? Ноющую боль в пояснице и острую – от старой раны в икре? Зябкую мокрую шерсть плаща рядом с кожей? Пробирающий до костей холод, усугубляемый порывами пронизывающего ветра? Камнем давящие на плечи доспехи? Возрастающую усталость? Щит, который он, вместо того чтобы закинуть его за спину, вынужден держать в левой руке? Его свинцовый вес? Затекший кулак? То, как при каждом шаге рукоятка меча задевает ему локоть? Струйка воды, стекающая со шлема ему на лоб, а потом, вместе с по́том, в глаза, отчего те уже саднят?

Проклятье, подумал Тулл. Провались все это пропадом! Эта мокрая, дождливая Германия! Населяющие ее дикари! Погода, будь она неладна! Этот лес! Эта чавкающая под ногами грязь! Вар, болван и слепец! Но в первую очередь Арминий. Ведь все это – по вине германского вероломного гада!

Эта гневная, хотя и неслышная речь помогла центуриону выпустить пар и с минуту не думать о том, в какой западне они оказались. Увы, не успел он сделать и двухсот шагов, как все началось сначала. Ставь одну ногу впереди другой, не замедляй шаг, не отставай от Первой когорты. Вытри с лица капли дождя. Сдвинь рукоятку меча, чтобы не мешала. Поддерживай правой рукой в течение двадцати шагов край щита, чтобы снять нагрузку с левого плеча. Держи в поле зрения деревья с левой стороны дороги – оттуда в любую минуту может выскочить враг. Не забывай поглядывать на солдат, следи за их настроением. Подгони тех, кто еле плетется. Крикни Фенестеле, чтобы тот знал, что происходит за его спиной. Повтори все это еще раз, и еще, и еще, и еще…

Так его когорта прошла еще одну милю.

Следующая атака варваров была сродни удару молотом – гораздо яростнее всех предыдущих. Даже такого прожженного ветерана, как Тулл, она застигла врасплох. Что тогда говорить о его солдатах! Разве мог кто-то предположить, что варвары соорудят огромную насыпь, которую замаскируют плетнем и срезанными ветками, и что за этой насыпью их будут тысячи? Но именно так и вышло. А надоумил их не кто иной, как Арминий.

Еще мгновение назад Тулл брел вперед, считая про себя шаги и вполуха слушая похабные шутки солдат у себя за спиной, как вдруг окружающий мир вновь наполнило проклятое гудение – вражеский барритус. Откуда ни возьмись, слева от него возникли несколько десятков лохматых варваров и устремились прямиком на его растерянных солдат. За первой волной последовала вторая, затем третья. Вскоре германцев было уже несколько сотен. Внезапно – и, увы, слишком поздно – Тулл понял, в чем дело: варвары выскакивали из проемов, устроенных в рукотворной насыпи, змеившейся среди деревьев на расстоянии тридцати-сорока шагов от дороги.

Справа ничего не было, только болото. Тулл на всякий случай убедился в этом еще раз. Что ж, это уже что-то…

– Стоять! Налево! Сомкнуть ряды! – проревел он надтреснутым от усталости голосом и шагнул вперед, чтобы встать справа от первой шеренги. – Положите раненых позади строя. Быстро!

На этот раз, несмотря на потери в живой силе, легионеры сумели выстроиться и метнуть во врага копья, прежде чем взяться за мечи. Увы, из-за скудного запаса копий они не смогли нанести врагу ощутимый урон. Пошатнулись и отлетели назад всего около десятка варваров. Остальные продолжали наступать, вскинув оружие и свирепо улюлюкая. Возглавляли эту орду пятеро совершенно голых воинов, чьи тела были раскрашены белой и синей краской.

В голове Тулла прозвучал сигнал тревоги. На своем веку он повидал берсерков[8] и потому знал, как они опасны. Их свирепый оскал, их рост и физическая сила, полное отсутствие страха, не говоря уже об одежде, – все это вселяло ужас. Что еще хуже, похоже, они налетят на его солдат довольно далеко от него.

Тулл действовал не раздумывая. Оттолкнув стоявшего рядом легионера на свое место, он обежал строй сзади. Увы, из-за внушительных потерь глубина строя составляла всего две шеренги. Те раненые, что не могли держать оружие – а таковых было около двух десятков, – являли собой жалкое зрелище. Те, что могли сидеть, сидели спиной друг к другу, держа в руках кинжалы или мечи. Остальные лежали в грязи и лужах мочи, истекая кровью и стеная от боли.

Стараясь не смотреть в их сторону, Тулл заставил себя бежать, с трудом переставляя усталые ноги.

– Держитесь, сукины дети! – выкрикивал он. – Стоять и не сходить с места!

Выглядывая из-за плеч своих солдат, чтобы не упустить из вида берсерков, центурион бросился к середине шеренги. Увы, вскоре стало понятно, что ему не успеть туда, где враги нанесут удар. Во рту тотчас возник неприятный кислый привкус. Похоже, Фортуна еще не исчерпала свой запас насмешек, подумал Тулл, представив себе жестокую усмешку богини, чьи игральные кости упали двумя шестерками вверх. Стоит берсеркам пробить их строй, как схватка превратится в избиение. И без того деморализованные, тем более перед лицом целой орды варваров, его солдаты наверняка дрогнут и побегут – в болото, где их либо перережут варвары, либо засосет трясина.

Тулл стиснул зубы и постарался прибавить скорости, сначала чуть-чуть, затем больше. Следующие несколько мгновений будут стоить ему жизни, но это справедливая цена, если он сумеет предотвратить гибель своей когорты.

Издав свирепый рык, берсерки врезались в строй римлян. Остальные варвары, бежавшие следом за ними, дружным улюлюканьем выразили свое одобрение. Тулл, все еще находившийся сзади, шагах в десяти от места столкновения, все это прекрасно видел. Сила, с какой обнаженные воины налетели на его легионеров, отбросила обе шеренги на пару шагов назад. Тотчас раздались крики боли и ужаса, звон клинков, пронзительные вопли. Воздух наполнил металлический запах крови, к которому примешивались два его неизбежных спутника – вонь мочи и кала. Рядом с Туллом одного солдата вырвало. Все это подтолкнуло его к действию. Ибо все это говорило об одном: еще несколько мгновений, и его худшие страхи подтвердятся. Сейчас же тот самый момент, когда исход схватки балансирует на кончике меча.

Инстинкт и боевой опыт подсказали Туллу не пытаться пробиться сквозь строй или то, что от него осталось. Там его ждет лишь безумие, паника, давка, в которой солдаты не могут толком работать мечом. Это было жестокое решение: нескольким его людям оно будет стоить жизни, но ничего другого он придумать не мог. Тулл приготовился и, попросив Марса о помощи, сделал шаг прочь от редеющего на глазах строя и высоко воздел щит и меч.

Пронзительный крик боли, вторящий ему возглас отчаяния стоящего рядом товарища – и, брызжа фонтаном крови из глубокой раны в шее, один легионер пошатнулся и упал навзничь на обагренную землю. С кровожадным криком берсерк прыгнул к своей жертве и занес копье, целясь нанести еще один удар.

Тулл несколько раз пронзил его мечом, прежде чем тот понял, что происходит. Мгновенно вытащив меч, центурион отвернулся, чтобы кровь не забрызгала ему лицо, и, отойдя на пару шагов назад, подождал, что будет дальше.

В считаные мгновения второго легионера постигла та же участь. Впрочем, постигла она и его убийцу – от руки Тулла. Он повторил этот нехитрый маневр и на третьем берсерке и уже было подумал, что сделает невозможное. Увы, два последних варвара налетели на его солдат вместе. Тулл сумел ранить ближайшего к нему берсерка в руку – правда, в левую, а не в ту, в которой он сжимал копье. Берсерк, словно бешеный пес, бросился на него, оскалившись и воя от боли – или же он тем самым выражал свое презрение к римлянину? При этом германец постоянно тыкал копьем, пытаясь попасть то в щит Туллу, то в лицо. Пригнувшись за щитом как можно ниже, центурион пятился назад. Внезапно он с тревогой заметил, что второй берсерк пытается зайти сзади. Тулла обдала волна разочарования. Несмотря на свои немолодые годы, он сделал все, что мог. Но умереть с раной в спине – как же это недостойно, как позорно!

Бац! Это первый берсерк вогнал ему в щит копье. Тулл был вынужден на миг забыть о втором противнике и отступить назад. Даже действуя всего одной рукой, германец был силен, как кабан. Пронзив деревянный щит, острие его копья уперлось центуриону в защищенную кольчугой грудь. Тулл пошатнулся, но щит не выпустил. Когда же варвар попытался вытащить копье, Тулл со всей силы толкнул его. Берсерк покачнулся; на его свирепой физиономии промелькнуло растерянное выражение. Тулл по инерции устремился вперед и сумел вогнать ему в грудь меч. Железное лезвие со скрежетом пронзило ребра. Еще миг – и клинок, в поисках сердца и легких, погрузился в грудную клетку.

Берсерк был уже мертвецом и все же нашел в себе силы бросить копье и кулаком огреть Тулла по голове. Удар пришелся по шлему, но, даже несмотря на стеганый подшлемник, из глаз центуриона посыпались искры.

– Умри же! – крикнул он, вонзая меч по самую рукоятку.

Берсерк охнул, на губах показалась розовая пена. Как будто внемля требованию врага, он испустил дух и, бездыханный, соскользнул с меча на землю.

Вспомнив про второго берсерка, Тулл вздрогнул. Странно, почему варвар до сих пор его не убил? Ведь у него для этого было достаточно времени. Римлянин повернул голову, но в первый миг никого не увидел. Тогда он развернулся лицом. Каково же было его удивление, когда он увидел, что последний берсерк лежит лицом вниз прямо у его ног. При этом варвар был жив. На одной его ноге было перерезано подколенное сухожилие, на другой зияла колотая рана. Позади него два раненых легионера ухмылялись как идиоты. Увидев в их руках окровавленные мечи, Тулл рассмеялся, исполненный облегчения и гордости.

– Спасибо, братцы! – искренне поблагодарил он.

Предоставив им право добить берсерка, сам центурион схватил брошенный кем-то щит и поспешил закрыть собой брешь в линии обороны. Его солдаты сумели сомкнуть строй, но не до конца, так что он успел вовремя. Тулл с радостью отметил про себя, какое впечатление он произвел на варваров. Похоже, их напугал гребень на шлеме командира и его едва ли не звериный рык. Еще мгновение назад они ломились вперед, пытаясь заполнить собой брешь, пробитую берсерками, как вдруг ее закрыл собой центурион, да еще притом сумасшедший.

– Держитесь, братцы! – крикнул Тулл. – Не размыкайте рядов!

С этого момента мир для него сузился и превратился в туннель. Он не замечал ничего: ни дождя, ни слякоти под ногами, ни того, что отчаянно болит все его тело. Для него существовали лишь два солдата, по обе стороны от него, и горстка варваров перед ним. Увы, несмотря на гибель берсерков, германцы не прекратили атак. Их боевой дух следует подорвать, рассудил Тулл, заставляя трудиться кричащие о пощаде мышцы.

Не опускай щита, напомнил он себе. Выбери цель. Подпусти ближе к себе. Присядь. Прими удар на щит или на его обод. Сделай выпад, вслепую, не глядя. Вонзи клинок во врага, вонзи поглубже, пусть варвар задергается на нем, пусть зайдется в истошном крике. Вытащи клинок, почувствуй на руке горячую кровь, выгляни из-за щита, убедись, что враг повержен. Посмотри в обе стороны, проверь, живы ли другие варвары, продолжай сражаться. Перемещайся ближе то к одному, то к другому. Криком напомни солдатам, чтобы те держались и не размыкали строй. Рычи на варваров, бросай им в лицо насмешки и оскорбления как на латыни, так и на их наречии. Моргай, чтобы пот не застилал глаза.

Следуя такой тактике, Тулл сразил еще двоих варваров, а третью победу разделил с солдатом справа от себя, вонзившим в германца меч одновременно с центурионом. К этому моменту Тулл уже задыхался, каждый мускул его тела дрожал от изнеможения. К собственному стыду, он был благодарен, когда варвары внезапно, без всяких предупреждений отошли.

Тулл смотрел им вслед, задыхаясь и беззвучно благодаря Марса. Добежав до деревьев, варвары нырнули за насыпь и вновь спрятались за ней. Мертвых и раненых они бросили. Что ж, какое-никакое препятствие для следующей атаки, подумал Тулл. И все же тревога не отпускала его. Собственные потери, а также потери когорты и армии в целом беспокоили его куда больше. Если дело пойдет так и дальше, их войско будет окончательно обескровлено.

Слава богам, что те дали ему хотя бы эту короткую передышку. Тулл опустил меч и, позволив щиту соскользнуть на землю, подставил лицо дождю. К этому времени тот ослаб, превратившись в изморось, и было приятно ощущать на лице мелкие капли. Тулл глубоко вздохнул, закрыл глаза и досчитал до пяти. Затем до десяти. Безумие, но посреди этого кровавого побоища его клонило в сон. Стряхнув с себя предательскую сонливость, центурион открыл тяжелые веки.

– Ранены? – спросил он у солдат по обе стороны от себя.

Один был цел и невредим, у другого на левой щеке зияла рана. Впрочем, боевой дух остался при нем, а это главное. Постоянно поглядывая на деревья, Тулл зашагал вдоль своей центурии, подсчитывая потери. В целом могло быть и хуже, с облегчением подумал он. Всего пятеро мертвых и умирающих, плюс двое, которые последуют за ними в ближайшие часы. Еще шестеро с легкими ранениями. Нет, конечно, потери есть потери, однако атака берсерков могла кончиться полным уничтожением его центурии. На его счастье, Фенестела был жив. Весь в крови – чужой и своей от раны на шее, но все-таки жив. Тулл заключил его в медвежьи объятия.

– Я слышал, как ты уделал этих голых дикарей, – с улыбкой произнес Фенестела, когда они разжали объятия. Глаза его светились уважением к центуриону. – Такое не каждому по плечу.

– Я был уверен, что мне конец. Похоже, это помогло, – ответил Тулл, пожимая плечами. – Марс был милостив ко мне. Там еще была пара наших раненых парней. Так вот, они подрезали последнему варвару сухожилия. Если б не они, меня сейчас с тобой не было бы…

Внезапно у центуриона поплыло перед глазами, и он покачнулся.

– С тобой всё в порядке, Тулл? – спросил Фенестела, подхватывая его.

Тот распрямил спину, поморщился и стряхнул руку опциона.

– Да. Как всегда. Кстати, у тебя не найдется чего-нибудь попить? У меня внутри все пересохло.

Фенестела велел принести мех с вином.

Слегка взбодренный несколькими глотками неразведенного вина – судя по вкусу, с виноградников Кампании, – Тулл отправил гонца в другие центурии когорты с приказом быстро оказать помощь раненым и быть готовыми шагать дальше. Вернулся гонец с дурными известиями. Три центурии докладывали, что потеряли половину своей численности. Центурион четвертой погиб, а пятый не протянет и часа. Проклиная задержку, которая наверняка возникнет в связи с этим – тем более что Первая когорта впереди уже двинулась дальше, – Тулл приказал центуриям объединиться из трех в полноценные две, и как можно быстрее.

В течение некоторого времени после этого Фортуна, похоже, капризничала где-то еще, не мешая Марсу держать щит над Туллом и его солдатами. Гром стих, дождь превратился в мелкую изморось. Пару раз из-за туч даже выглянуло солнце. Через все небо перекинула свою дугу радуга. Ее красота была разительным контрастом следам кровавого побоища не земле. Откуда-то со стороны болота донеслось печальное курлыканье журавлей. Варваров – не считая тех, что следили за римлянами из-за насыпи, – не было. Под их взглядами солдаты Тулла перестроились и двинулись маршем.

Вскоре они догнали Первую когорту, тем более что та двигалась черепашьим шагом, а вскоре и вовсе остановилась. Варвары снова пошли в атаку. Из-за насыпи выскочили несколько сотен воинов, грозя сломить римлян одним своим количеством. Мучимый дурными предчувствиями, Тулл велел своим солдатам поспешить на помощь Первой когорте. Спустя какое-то время ценой жизни двух легионеров они пробились к арьергарду Первой.

Если Тулл считал, что сражаться рядом с другой когортой будет легче, он жестоко ошибся. Нет, возможно, так и было бы, не потеряй Первая так много младших офицеров и центурионов. А она их потеряла. С его места на правом фланге солдат, сразу за последней центурией Первой когорты, ему было отлично видно, как тают ее силы, словно снег, смываемый весенним паводком.

В римской армии было не принято смешивать силы двух когорт, однако исключительная ситуация требовала исключительных мер. Во время краткой передышки Тулл поставил вместо себя Фенестелу. Затем, ведя за собой половину своей центурии, прошел позади Первой когорты вперед, туда, где та была прорежена сильнее всего. Измотанные, с посеревшими лицами, легионеры встретили их с удивлением и благодарностью. Однако тотчас расправили плечи, что, собственно, Туллу и требовалось. Расставив своих солдат между солдатами Первой, он встал посередине шеренги шириной около восьми десятков легионеров. Когда на них налетела очередная орда варваров, они стояли незыблемой стеной и отбросили врага назад.

Выстояли они и во время следующей атаки. Германцы были вынуждены отойти, понеся тяжелейшие потери. Во время короткой передышки между атаками Тулл успел убедиться, что его когорта тоже держит свои позиции. Иное дело – остальная часть Первой. Некоторые центурии держались стойко, однако, судя по громким ликующим крикам противника и нарастающей ярости их атак, другие части Первой когорты несли тяжелые потери, а может, и вообще были уничтожены. Тулл задался мысленным вопросом, правильно ли он поступил, приведя своих солдат в поддержку Первой когорте. Ведь если ситуация ухудшится, его солдаты тоже дрогнут. Стоит этому произойти, как и ему, и им конец. Да что там – это будет означать конец Фенестеле с его центурией, а возможно, и всей их когорте.

Неудивительно, что Тулл с облечением вздохнул, когда варвары вскоре вновь отступили. Нет, они не были разбиты – многие шли небрежно, прогулочным шагом, бросая через плечо оскорбления в адрес римлян, – но все же отступали на исходные позиции. Не иначе как решили устроить передышку, подумал Тулл. Он и сам был не прочь отдохнуть. Теперь перед ним стояла одна малоприятная дилемма. Вскоре враг снова двинется в атаку. Оставаться ли ему здесь или лучше вернуться к своей когорте? Или, может, вообще махнуть рукой на остатки Первой и пробиваться вперед, ближе к орлу их легиона? Нельзя допустить, чтобы штандарт достался врагу. Его солдаты могли бы помочь сохранить орла. Осознание безвыходности положения помогло Туллу отбросить не только предосторожность, но и армейские правила.

Приказав солдатам Первой когорты стоять до конца, он подозвал к себе своих легионеров – недосчитавшись при этом троих – и повел их назад, к своей когорте. Фенестела встретил его с распростертыми объятиями.

– Мы чудом, но выстояли. Хотя, боюсь, долго не продержимся.

– Если мы останемся здесь, то уже к вечеру станем пищей для воронов, – согласился Тулл. – Посмотри вон туда.

Он указал на полоску сухой земли справа от них, что тянулась параллельно дороге, отделяя последнюю от болота. Фенестеле хватило одного взгляда, чтобы понять, что имеет в виду центурион. Без лишнего шума Тулл вывел своих солдат на сухую полосу и повел в обход Первой когорты. Как и следовало ожидать, легионеры бросали в их сторону хмурые взгляды, а один опцион даже крикнул, что без разрешения Вара они не имеют права менять порядок колонны. Но Тулл даже бровью не повел.

Определить, где находится центр Первой когорты, было трудно – от ее упорядоченности не осталось и следа. Пройдя шагов двести-триста, Тулл вернул свой отряд на дорогу. Опасения по поводу сохранности орла переросли в откровенную тревогу. Потери Первой когорты ужасали. Дорога была усеяна телами легионеров – мертвых, раненых, умирающих. В строю зияли бреши, отчего он напоминал рыболовную сеть, которую ни разу не чинили.

К счастью, кое-кто из центурионов уцелел, а также часть знаменосцев. Увы, это были сигниферы, знаменосцы центурий. А вот аквилифера – и его штандарт, орла легиона, – Тулл нигде не заметил.

– Где орел? – рявкнул он на опциона, который оказывал помощь раненым.

Тот посмотрел на Тулла. В его глазах читались боль и стыд. На грязных щеках виднелись дорожки слез.

– Его нет. Он утерян.

– Что? – Тулл схватил опциона за руку и низко наклонился, сверля его взглядом. – Каким образом?

– Их было слишком много, центурион. Они бросились прямо на него – два десятка варваров, если не больше. Наши центурионы делали все, что могли. Они толкали нас и так, и эдак, чтобы мы могли его защитить. Трое из них погибли, защищая его. А также несколько десятков солдат. Я теперь единственный опцион. Остальные все полегли. – Он поник головой. – Лучше б я погиб. Оно так и было бы, не потеряй я на какое-то время сознание.

Изумленный и подавленный этими словами Тулл отпустил опциона. Приказав своей когорте провести перегруппировку, сам он отправился на поиски старшего офицера – в надежде, что тот опровергнет слова опциона. Потерять орла – такое просто не укладывалось в голове. Солдат пойдет на что угодно – на верную смерть, на тяжелое ранение, на потерю конечности, – лишь бы символ мощи и славы Рима не попал в руки к врагу. Тулл именно так и поступил бы. Он не мог припомнить случая, когда легион в последний раз терял орла. Нет-нет, опцион ошибся, твердил он самому себе.

Не обращая внимания на легионеров – несчастных, измотанных, едва стоящих но ногах, – он продолжал тешить себя этой надеждой. Впрочем, недолго. Наконец ему встретился центурион Фабриций из второй центурии. Тулл знал его как жуткого болтуна. Увы, сегодня тот выглядел так, будто у него на глазах только что вырезали всю его семью: остекленевший взгляд, серая кожа. Он недоуменно посмотрел на Тулла.

– Ты не из Первой центурии.

– Нет. Я Тулл, старший центурион Второй когорты.

– А! – Фабриций равнодушно отвел взгляд и потрогал окровавленными пальцами рукоятку меча.

– Это правда? – сурово спросил Тулл. – Орел действительно потерян?

Ответа не последовало.

– Отвечай мне! – крикнул Тулл, хотя Фабриций и был выше его по рангу.

– Да, это правда, – пробормотал тот, не решаясь встретиться с ним глазами.

– Я привел сюда моих солдат. Мы бы… Я хотел… – Тулл осекся. Пустые слова, пустые обещания. Орла уже не вернуть. Он посмотрел на насыпь и беснующихся на ней варваров. – Они унесли его с собой?

– Да.

– Как давно?

– Не знаю. Не очень давно.

Мысли лихорадочно завертелись в голове Тулла. Если собрать всех солдат – и его собственных, и Первой когорты, – сумеют ли они штурмом взять укрепление варваров? Сумеют ли вернуть орла? Всего один взгляд на ближайших к нему легионеров – и его надежды обратились в прах. Все до последнего на пределе сил. Да и его парни не в лучшем состоянии. Такие солдаты не штурмуют вражеских позиций, да еще в условиях численного перевеса противника. Ни о каком успехе не может быть и речи, не говоря уж о том, чтобы вернуть трофей, который враг ни за что не выпустит из рук.

«Какой же ты ублюдок, Арминий, – подумал Тулл. – Грязный, вероломный ублюдок…» Никогда еще ему не было так горько на душе. Так горько и так стыдно. И неважно, что его не было здесь, когда варвары схватили орла. Тот принадлежал всему Восемнадцатому легиону. Его легиону, которому он отдал пятнадцать лет своей жизни. Унижение было тем острее, что Семнадцатый и Девятнадцатый уберегли своих орлов. И если ему суждено выйти из этого кошмара живым, это все равно будет означать смерть Восемнадцатого легиона. Легион без орла подлежал роспуску.

В этот момент Тулл был готов предаться отчаянию. Готов лечь в грязь, и пусть весь мир рушится вокруг него.

Но он этого не сделал. Его удержало одно – его солдаты. Он не мог отправиться к Гадесу, зная, что бросил их на произвол судьбы. Его когорта должна двигаться дальше. Ибо остаться здесь значило умереть.

– Да пребудут с тобой боги! – сказал он Фабрицию.

Тот сначала растерялся, затем рассвирепел.

– Ты куда?

– К своей когорте.

– А как же орел? – потребовал Фабриций. – Его нужно вернуть!

Тулла вновь охватил стыд, не в последнюю очередь потому, что в данном случае он был бессилен что-то исправить.

– Вообще-то, он был потерян, потому что ты и твои офицеры не смогли его защитить, – ощерился он.

Фабриций сплюнул в грязь.

– Я постараюсь, чтобы это дошло до Вара.

– Я сам ему все скажу! – огрызнулся Тулл. – И пусть он судит, кто из нас двоих прав, а кто нет. Но ты, болван, вряд ли это узнаешь. Помяни мое слово: останься ты здесь, и вы все умрете! Нам никогда не одолеть этих вонючих ублюдков, по крайней мере пока сражение идет на их условиях. Наш единственный шанс – да-да, другого у нас нет! – двигаться дальше.

С этими словами, пропустив мимо ушей грозный окрик Фабриция, Тулл зашагал прочь. Оставалось лишь надеяться, что тот образумится, пока не поздно. Сам он выбросил судьбу Первой когорты, да и орла, из головы. На первом месте для него собственные солдаты, а все остальное – в последнюю очередь, включая самого Вара. Особенно Вара. «Я ведь говорил ему, – повторял про себя Тулл, чувствуя, как в глазных яблоках пульсирует бессильная ярость. – Я надеялся, что он меня выслушает! Но он не выслушал, и вот теперь мы здесь. Сотни солдат погибли, орел потерян. И это только в Восемнадцатом легионе. Кто скажет, что сейчас происходит с остальной армией?»

Пройдя некоторое расстояние, Тулл замер на месте, потрясенный кровавым зрелищем. О боги, какая же страшная участь постигла старших офицеров и их свиту! То ли потому, что варвары заметили группу из легата, трибунов и префектов, то ли потому, что их охраняла всего одна когорта. Этого он не знал. Но похоже, что здесь атака германцев была еще более яростной, чем та, что обрушилась на его солдат. В кровавой схватке погибли более двухсот легионеров. Среди них Тулл насчитал четверых трибунов, двух префектов и нескольких центурионов. К счастью, он не заметил среди мертвых тел легата. Хорошо также и то, что старшие офицеры не остались стоять, а двинулись дальше.

Он вновь посмотрел на вражескую насыпь. Посмотрел с уважением.

Похоже, варвары заметили его взгляд. Барритус возобновился. Из ближайших отверстий в насыпи выбежали несколько воинов и принялись осыпать римлян проклятиями. Некоторые даже спустили штаны и принялись демонстрировать гениталии. В иной день у Тулла наверняка нашлось бы для них крепкое словцо. Увы, сегодня он наблюдал за ними в хмуром молчании. Похоже, варвары не сомневаются в своем превосходстве, а значит, вскоре нападут снова.

Вот где пригодилась бы артиллерия, подумал Тулл. Там, за насыпью, варваров набито битком, как в сетях рыболова. Хороший залп из баллисты нанес бы им невосполнимые потери и заставил покинуть укрытия. Вот тогда римляне показали бы им, кто здесь настоящий солдат. Увы, Арминий явно это предвидел. Иначе разве он заманил бы Вара на эту узкую, глухую тропу, по которой не пройти артиллерийским подводам? И вот теперь, хотя их разделяют всего шагов пятьдесят, варвары практически недосягаемы.

Тулл прошел совсем чуть-чуть, когда германцы вновь разразились ликующими криками. Он пригляделся. В кольце беснующихся варваров виднелась знакомая широкоплечая фигура в доспехах. Арминий. У Тулла не возникло ни малейших сомнений. Еще через несколько секунд он услышал его голос – окончательное подтверждение всех его подозрений. Увы, еще никогда ему не было так горько осознавать свою правоту.

Но еще горше было видеть, как стоящий рядом с Арминием варвар размахивает орлом его легиона. В тусклых лучах полуденного солнца тот поблескивал, словно насмехаясь над разбитыми римлянами. На миг глаза Туллу застила ярость. Когда же туман в глазах рассеялся, орел уже исчез за насыпью, потерянный во второй раз.

Тулл дал себе безмолвную клятву.

«Наступит день, и я и мои солдаты снова придем сюда, чтобы вернуть то, что по праву принадлежит нам, что принадлежит Восемнадцатому легиону. Орел снова будет наш. Клянусь всем, что для меня свято, мы еще вернемся!»

Но это в будущем. А пока им нужно выйти отсюда живыми.

Глава 26

Арминий не мог отвести от орла глаз. Он как-то раз уже видел штандарт и был поражен его красотой, но никогда не держал его в руках, не имел возможности рассмотреть близко. Это был типичный штандарт легиона, с золотым орлом. Птица изображена в полете, с поднятыми вверх крыльями. Острый взгляд и приоткрытый клюв придавали орлу свирепое выражение. Арминия оно и восхищало, и забавляло одновременно. «Ты мой», – думал он, слегка наклонив древко, чтобы почувствовать вес орла. Сделанная из золота, гордая птица была тяжела.

Орла ему принесли, как только тот оказался за насыпью. Это сделал тот самый воин, который выхватил штандарт из рук умирающего аквилифера, – Осберт. Арминий был рад, что эта слава досталась херуску. Осберта сопровождала орава ликующих воинов, однако он никому не позволил прикоснуться к золотой птице, пока не доставил ее Арминию.

Арминий тотчас оказал Осберту взаимную любезность: попросил его встать рядом с собой, чтобы каждый воин увидел, кто отнял у врага столь ценный трофей. Осберт стоял, улыбаясь от уха до уха, не замечая кровоточащих порезов на руках и груди.

Подразнив павших духом легионеров орлом, Арминий примерно с полмили прошелся вдоль насыпи, чтобы продемонстрировать его остальным. Сияющий штандарт повсюду был встречен всеобщим ликованием. При виде орла воины затягивали барритус, славили Арминия и сыпали клятвами, что и другие орлы тоже вскоре окажутся в их руках.

Вид захваченного штандарта стал настоящим потрясением для солдат другой римской когорты – тех, что до этого момента не знали о его потере. Выйдя из-за насыпи, Осберт с группой воинов громкими криками привлекал к себе их внимание. Далее случилось то, о чем так мечтал Арминий: заметив варваров, потрясающих штандартом их легиона, римляне разразились криками ужаса и негодования. Их ряды – если это можно было назвать рядами – дрогнули и отпрянули от ликующего противника.

«Вот вам, самонадеянные римляне, – с восторгом подумал Арминий. – Утритесь». Куда только подевался их четкий, уверенный шаг, их ровные шеренги! Мокрые от дождя, перепачканные грязью плащи, такие же грязные доспехи. Копья лишь у единиц; большинство шло с пустыми руками. На многих были пропитанные кровью повязки, кто-то хромал. Получивших серьезные ранения поддерживали товарищи. Время от времени на обочине дороги оставляли мертвых или тех, кто уже не мог идти.

Арминий также отметил, что римские офицеры – а их осталась жалкая горстка – выглядели не лучше своих солдат. Это говорило о многом. Центурионы, опционы и другие офицеры составляли костяк центурии, когорты, легиона. Обычно они вели солдат за собой личным примером. Если такого не было, солдаты быстро теряли боевой дух.

Арминий пригляделся к римлянам. Пожалуй, это уже случилось. По большому счету Восемнадцатый легион утратил боеспособность. Как только это произойдет с Семнадцатым и Девятнадцатым, можно будет праздновать победу.

Арминий уже ощущал ее вкус.

* * *

Тулл брел дальше. Зелено-коричневая стена выше человеческого роста – сооруженная германцами насыпь – бесконечно тянулась вдоль дороги, иногда на расстоянии двадцати шагов от его легионеров. Там, за ней, по-прежнему таились орды варваров, и каждый жаждал римской крови. Когда эти ублюдки не атаковали, они распевали свой адский барритус или же, встав на насыпи, забрасывали идущих мимо римлян фрамеями.

К этому времени копий у солдат Тулла не осталось, поэтому они подбирали вражеские фрамеи и по его команде швыряли их в бывших владельцев. Увы, враг стоял выше, а копья метали усталые руки. В результате этих жалких усилий варвары несли гораздо меньшие потери, нежели они сами. Разъяренный, Тулл устроил им разнос, высказав все, что думает по этому поводу, когда им наконец удалось сделать короткий привал.

– Можно подумать, вы не знаете, как нужно метать копье! Поставьте щит. Выберите цель. Дождитесь моей команды и бросайте! Вот тогда вы попадете в цель. Убьете врага. Если же вы будете и дальше швыряться копьями, словно испуганные дети, что бросают камни в бродячего пса, толку от этого не будет никакого!

Головомойка помогла. Когда им пришлось метать копья в следующий раз, с насыпи спиной вниз полетели с полдесятка варваров. После этого те не спешили вылезать на насыпь, чтобы метнуть в них копья. Соответственно, уменьшились и потери Тулла. По крайней мере в те промежутки, когда не было рукопашных схваток. Но такое случалось редко.

После полудня он и его солдаты отбили еще три яростные вражеские атаки, из них две – под проливным дождем, с громом и молниями. Центурия потеряла шестерых солдат убитыми, и еще больше получили ранения. К этому времени раскисшая от дождя тропа превратилась в настоящую трясину. Ноги увязали в грязи почти по середину икр. Отбивать атаки врага в таких условиях становилось все труднее. А еще повсюду валялись тела – в основном римлян, но и варваров тоже: на грязном месиве дороги, среди деревьев и кустарников. Крови было пролито столько, что даже грязь в отдельных местах была не коричневой, а красной. В какой-то момент, споткнувшись о мертвое тело и упав в эту грязь лицом, Тулл подумал, что она по цвету напоминает хорошее сицилийское вино.

Кстати, споткнуться и свернуть себе шею здесь можно было обо что угодно. Повсюду валялись мертвые мулы, лошади и солдаты, а также оружие – груды оружия: копья, как римские пилумы, так и варварские фрамеи, мечи, щиты, топорики. Не говоря уже о разного рода хозяйственной утвари вроде горшков и сковородок. Кстати, из армейских рядов удалили не всех гражданских, наглядным свидетельством чему служили их мертвые тела и пожитки вроде одеял. Вот, например, прорицатель, с удивленным лицом по-прежнему сжимающий в руке жезл. Рядом – торговец с пустой коробкой из-под денег. На пне, держа на коленях мертвого младенца, с таким же мертвым взглядом сидела женщина. На руках у нее в плаче заходился малыш постарше. Его крик смешивался с жалобным поскуливанием крошечного щенка, сидевшего рядом со своим мертвым хозяином-коробейником. Несмотря на все отчаяние его собственного положения, при виде женщины и щенка совесть Тулла больно уколола его в сердце. И все же он с каменным лицом прошел мимо. В первую очередь центурион несет ответственность за центурию и за когорту. Ведь если не он, то кто?

Когда наконец стало смеркаться, а затем и почти стемнело – он с трудом мог различить собственную ладонь, поднеся ее к лицу, – Тулл с облегчением вздохнул. Он даже воскликнул бы от радости, но, увы, горло пересохло, а голос сел от постоянного выкрикивания команд. Впрочем, несмотря на вечерний сумрак, центурион разглядел, что варвары покидают насыпь. От остатков авангарда пришло известие, что им удалось найти место для ночного лагеря. Четверть мили, которую они прошагали до него, показалась Туллу дневным переходом. Тело ломило так, будто его отходили тяжелым молотом. Кости ныли, мускулы взывали о пощаде, старая рана в икре давала о себе знать острой болью, как будто в ней ковырялся неумелый хирург. И все же день подходил к концу, а с ним и их страдания. Впереди – несколько долгожданных часов темноты и покоя. Пока же главное – переставлять ноги, не забывая подбадривать усталых солдат. Пока это ему удавалось.

Тулл нашел в себе силы довести когорту до середины так называемого лагеря – по сути дела, открытой местности рядом с дорогой, где велел солдатам заняться приготовлениями к ночлегу. Лишь после этого он позволил себе сесть, привалившись спиной к валуну. Неплохо бы, конечно, потянуться, размять усталые конечности, выпить вина или хотя бы воды. Да и перекусить тоже не мешало бы… Увы, он слишком устал. Ни разу в жизни Тулл не чувствовал себя таким обессиленным. Не успел он закрыть глаза, как провалился в сон. Нет, не погибшие солдаты приснились ему, а та женщина у дороги, с одним мертвым и одним живым ребенком, и скулящий щенок…

Тулл, вздрогнув, проснулся и машинально потянулся за мечом. Однако, поняв, что находится среди своих, в «лагере», облегченно вздохнул. Все еще был вечер – значит, он проспал недолго. Впрочем, постепенно опустилась ночь. Единственным источником света служили костры, которых, ввиду отсутствия сухих дров, было немного. В темноте раздавались стоны раненых и приглушенные разговоры солдат.

– Да провалиться тебе в Гадес, – пробормотал Тулл, не в силах выбросить из головы ту женщину. Сколько до нее идти?

– Ты проснулся? – это над ним склонился Фенестела. На лице опциона читалась тревога, в руке – мех с вином.

– Да, – ответил Тулл и сделал пару глотков. Вино было кислым, но он отпил бы еще. Увы, мех был полупустой, да и не его собственный. С благодарным кивком он вернул его Фенестеле.

– Я думал, ты поспишь дольше. Ты сегодня был сущий зверь. Это не могло не сказаться.

– Что еще мне оставалось? – ответил Тулл и с тревогой подумал, хватит ли ему сил повторить подвиг этого дня. – Сколько у нас солдат? Тех, что не получили ранений? В центурии? – добавил он.

Фенестела горько усмехнулся.

– Пятеро. Еще двадцать с легкими ранениями или такими, какие, по их собственным словам, не мешают держать оружие. Примерно десяток тяжелораненых – боюсь, многие не дотянут до утра. В остальной когорте то же самое, если не хуже.

Тулл стиснул зубы, чтобы не подать вида, что в ужасе от этой новости. От его центурии осталось меньше половины! Потери были колоссальные. Если точно такие же понесла вся армия – а похоже, так оно и было, – то это ставило под удар жизни всех и каждого. Почему-то Туллу вновь вспомнилась та женщина и ее ребенок. Если они все еще живы, то по-прежнему где-то там, в темноте. Замерзшие, мокрые, голодные, совсем одни… Тулл выругался. Выругался и встал. Каждый член его тела напомнил о себе резкой болью. Центурион выругался снова. Он имел все причины ничего не делать, но не мог. Не мог. Если он ничего не предпримет, значит, он такой же, как этот гад Арминий.

– Хочу пройтись назад по дороге, – сказал Тулл.

Фенестела посмотрел на него, как на безумца.

– Но зачем, начальник?

Тулл улыбнулся. Когда они были с ним наедине, Фенестела лишь тогда называл его «начальником», когда чего-то не одобрял.

– Там сидит женщина с ребенком. И еще щенок.

Фенестела вытаращил глаза.

– Это, конечно, печально, но ведь это… не наше дело.

– Представь себе, что это мое дело. Понял? Если хочешь, пойдем вместе со мной. Скажи солдатам, что мне нужны пять добровольцев. Добровольцев. Мы выходим прямо сейчас.

Закатив глаза, Фенестела отправился выполнять его приказ.

– Да ты рехнулся, начальник, – бросил он через плечо.

Тулл пропустил оскорбление мимо ушей. Опцион прав. Но он все равно это сделает. Если он сможет спасти ее, это будет пусть крошечная, но компенсация тех страшных потерь, что понесла их когорта. Сколько его солдат погибли! При этой мысли его сердце обливалось кровью. «Фортуна, ты грязная старая сука, вот ты кто. А ты что делал сегодня, Марс? Играл на флейте, сидя рядом с Минервой? Ты даже не посмотрел в нашу сторону. Так сделай завтра хотя бы что-то! В противном случае больше не жди от меня жертвоприношений!» Испугавшись собственных мыслей, – что, если боги их прочтут? – Тулл взялся разминать усталые, окаменевшие мышцы.

Вскоре, ведя пятерых легионеров, вернулся Фенестела. Тулл заметил, что трое ранены. У него тотчас сжалось сердце.

– Вызвались больше, но я сказал им, что тебе нужны только пятеро, – пояснил опцион. Тулл моментально проникся гордостью за своих солдат.

– Опцион сказал вам, зачем вы мне понадобились? – Он быстро окинул взглядом солдат. Те дружно кивнули. – Думаю, что на ночь враг отошел к своим палаткам и кострам. Варвары такие же вымотанные и голодные, как и мы с вами. Наша задача проста – мы с вами прогуляемся в темноте.

Солдаты усмехнулись. Впрочем, явно через силу. Ничего, подумал Тулл, главное, они здесь, со мной. Если они и не в восторге от его затеи, он не имеет права обижаться на них.

– Нам взять с собой факелы? – спросил один из них.

У Тулла не было ответа на этот вопрос. Без света они ничего не увидят, но стоит взять факелы, как они тотчас привлекут к себе внимание варваров. Чем это кончится, представить нетрудно. «Да пошли они, – мысленно выругался Тулл. – Германцы наверняка вернулись в свой лагерь. Я же не собираюсь вслепую рыскать по дороге».

– Да. Один возьму я и пойду впереди. Второй возьмет замыкающий. Двух хватит. Если мы что-то услышим, то всегда успеем их погасить. – Он посмотрел на Фенестелу. – Ты тоже с нами?

– Ты же меня знаешь. Я большой любитель выполнять дурацкие поручения. – Фенестела поднял руку с двумя деревянными факелами.

Тулл заставил себя улыбнуться.

– Тогда пойдем!

Когда центурион сообщил часовым на краю лагеря, куда собрался, те недоуменно вытаращили глаза, однако терзать спятившего центуриона новыми вопросами не стали. Кстати, отыскивать в темноте дорогу оказалось легко – указателями служили разбросанное по ней оружие и человеческие тела. Через последние приходилось осторожно перешагивать, так как многие оказались еще живы. Стоило такому несчастному понять, что рядом с ним люди, как он начинал умолять, чтобы его отнесли в безопасное место или сразу же прикончили на месте. Предвидя это, Тулл заранее велел своим солдатам говорить раненым, что их заберут на обратном пути. Несмотря на все попытки успокоить несчастных, те подняли в темноте громкий крик. На что Фенестела мрачно пробормотал, что только глухой ничего не заметил бы.

То ли варвары действительно ушли, то ли приняли их за призраков, Тулл не знал. Но германцы так и не появились. Он шел вперед, пристально вглядываясь в каждое дерево, в каждый куст в надежде заметить женщину и ее ребенка. Но, как ни старался, не смог вспомнить место, где ее видел. В темноте каждый куст, каждое дерево было неотличимо от соседнего. Сколько времени они шли, он тоже не мог сказать, поэтому взялся считать шаги. Досчитав до тысячи – Тулл дал себе слово, что сразу же повернет назад, – он так ничего не увидел и не услышал.

От усталости слипались глаза. Пора поворачивать назад, подумал центурион. Рано или поздно на дорогу выйдет какой-нибудь варвар, чтобы забрать у мертвых оружие. Причем не один, и тогда…

Увы, образ женщины, одной рукой держащей живого ребенка, в то время как на коленях у нее лежал трупик второго, не шел из его головы. Даже если она переживет ночь, наутро ее и ребенка найдут варвары. И тогда их уделом будет рабство, если не хуже.

– Проклятье! – выругался он себе под нос и, обернувшись через плечо, сказал Фенестеле: – Еще двести пятьдесят шагов – и назад.

Пройдя триста шагов, Тулл был вынужден остановиться. Продолжать в темноте поиски было безумием. Чудо уже то, что они без приключений прошли это расстояние! «Разрази тебя гром, Фортуна, – подумал центурион. – Отныне никаких жертвоприношений! Даже не жди, бессердечная сука».

– Идем в лагерь! – сказал он Фенестеле.

Тот пропустил мимо ушей его приказ.

– Я же сказал, назад! – вспылил Тулл.

– Тсс! – Опцион подался вперед. – Кажется, я что-то слышу…

Командир затаил дыхание и прислушался. В течение десяти ударов сердца он ничего не слышал, не считая стонов какого-то несчастного, но затем – он даже сразу не поверил собственным ушам – до него донеслось хныканье ребенка. Правда, эти звуки быстро стихли. Доносились они откуда-то из-под деревьев недалеко от дороги. Тулл моментально воспрянул духом, хотя и вынужден был соблюдать осторожность. Если женщина испугается, она может убежать в лес, а там ее ни за что не найти.

– Не бойся! – крикнул он на латыни. – Я старший центурион римской армии. Я ищу женщину с ребенком.

Ответа не последовало. Жестом велев Фенестеле и солдатам оставаться на месте, Тулл направился туда, откуда, как ему показалось, донесся плач. Пройдя шагов пятнадцать, он остановился и повторил свои слова. И снова молчание. Но и никакого движения тоже. Либо плач ему послышался, либо женщина затаилась. Еще десять шагов, и он снова окликнул ее.

На этот раз ответом ему стал сдавленный всхлип. Но Тулл был ему рад. Он вытянул руку с зажатым в ней факелом и увидел ее. Женщина сидела, забившись под ветви поваленного дерева. Та самая, которую он видел на дороге. На руках у нее Тулл разглядел крошечную фигурку – ребенка. У ее ног комочком свернулся щенок.

– Мое имя Луций Коминий Тулл, – негромко произнес он, чтобы не испугать ее. – Я видел тебя раньше. Пойдем. Со мной ты будешь в безопасности.

Женщина встала и, шатаясь, подошла к нему. Сонный щенок встрепенулся и увязался следом.

– Мой второй ребенок… – Она не договорила.

– Я знаю, – ответил Тулл. – Где он?

– Я похоронила его, как могла, прежде чем стемнело. Вот здесь.

Она указала на крошечный холмик у ног Тулла, который он сразу даже не заметил. Женщина прикрыла трупик ребенка камнями. Что ж, этого будет достаточно, подумал центурион. Волкам и прочим хищникам пищи здесь еще на несколько недель.

– Ты положила ему в рот монетку?

Женщина кивнула.

– Давай посвятим его душу богам – и пойдем.

Теперь, когда он наконец нашел ее, в нем вновь проснулась осторожность. Мрачный, враждебный лес, вокруг горы мертвых тел, где-то рядом затаились варвары… Нет, живым тут делать нечего. Тулл сгреб в охапку щенка. Тот тотчас попытался лизнуть его в лицо.

– С твоим ребенком всё в порядке?

– Да, спасибо богам. Бедняжка спит вот уже несколько часов.

– В лагере мы найдем для него одеяло. И тебе тоже.

Тулл было повернулся, чтобы зашагать прочь, но она удержала его за руку.

– Я… я уже потеряла всякую надежду. Но ты пришел, чтобы спасти нас. Спасибо тебе.

– Да, – ответил Тулл, чувствуя себя польщенным и одновременно неловко. – Но сначала давай вернемся в лагерь.

И центурион зашагал назад, к своему отряду. Он по-прежнему валился с ног от усталости и скорбел в душе по своим убитым солдатам. Его терзала тревога: что будет с ним и с армией завтра? И все же он был рад, что нашел эту женщину, которая даже не назвала своего имени, и ее ребенка.

Может, боги пока еще не отвернулись от него?

Глава 27

Печально задумавшись, Вар сидел в палатке. Тусклый свет масляных ламп на полу был бессилен скрыть тот прискорбный факт, что палатка эта – простая солдатская, предназначенная для контуберния легионеров. В обычных условиях в ней разместились бы восемь человек, однако по сравнению с просторным шатром, который он брал с собой во время военных кампаний, она казалась ему тесной, крошечной. «Я должен быть благодарен, – подумал Вар, прислушиваясь к каплям дождя, стучащим по промасленной коже. – Большинство солдат – тех, что еще живы, – мысленно поправил он себя, – вообще не имеют крыши над головой. Я же имею ее лишь потому, что я военачальник». Впрочем, это ничуть его не радовало. Наместник поднес к свету руки, чтобы рассмотреть грязь под ногтями. Да что там! Все открытые участки его тела были в грязи. Брр, он был грязным, мокрым, голодным…

Впрочем, все это бледнело перед унижением, которое он испытывал. Еще ни разу в жизни Вар не чувствовал себя павшим так низко. Теперь он был вынужден согласиться с Туллом, что делало предательство Арминия еще ужаснее. За исключением Тулла и отчасти Туберона подлый херуск перехитрил их всех, и в первую очередь его. Перехитрил, как взрослый умеет перехитрить ребенка, чтобы тот поделился с ним сластями. «Я дурак, – подумал Вар, безвольно опуская на колени руки. – Круглый дурак». Ему и в голову не пришло, когда он сворачивал с главной дороги на тропу, чтобы усмирить мятежных ангривариев, что там его может подстерегать засада.

Сослаться на свою неосведомленность наместник не мог. Он был предупрежден, причем не единожды. Но, вместо того чтобы прислушаться сначала к Сегесту, а потом к Туллу, он со смехом отмахнулся от их предостережений. Более того, пригрозил обоим.

Увы, они оказались правы, он же выставил себя слепцом и глупцом. Что скажет по этому поводу император, ему было даже страшно подумать. Придется ли ему лично давать объяснения императору – это уже другой вопрос, который он также гнал от себя.

Вар с радостью отдал бы все свое состояние, лишь бы увидеть Арминия закованным в цепи. Подлый херуск оказался коварной змеей, которую он, ослепленный его улыбками и учтивыми манерами, пригрел на своей груди. Арминий же с самого начала мечтал вырвать Германию из-под власти Рима. Он явно посвятил разработке плана не один месяц. Объединить племена, которые даже в самые мирные времена враждовали между собой, свести их вместе – это был гигантский труд, по-своему заслуживающий уважения. Равно как и то, что ему удалось сохранить свои замыслы в секрете, и то, как ловко он выбрал место для засады.

Вар представил себе плотную стену деревьев по обе стороны тропы, что лишала его армию возможности маневра. Это тоже часть плана Арминия. Узкая тропа… В самом начале Вар посмеялся над ней за то, что она замедлила продвижение его армии. Как же быстро она превратилась в арену кровавого побоища! И это тоже часть плана Арминия. Его армия была вынуждена бросить обоз и, что еще хуже, артиллерию. Как и надеялся вероломный Арминий. А проклятый холм, а насыпь, которая явно строилась не один месяц! Болото на одной стороне, отрезающее все пути к отступлению! Все это заранее продумано и спланировано хитрым умом херуска.

На лице Вара возникла кислая улыбка. Вне власти Арминия была разве только погода. Впрочем, слабая улыбка эта тотчас погасла. Похоже, германские боги – и в первую очередь Донар, бог грома, – тоже внесли свой вклад в победу варваров. Если учесть проливной дождь двух последних дней с раскатами грома и вспышками молний, в такое легко можно было поверить.

– Господин? – раздался снаружи палатки голос Аристида.

– Входи. – Вар одновременно удивился и обрадовался тому, что раб каким-то чудом пережил этот кошмарный день и остался жив.

Одной рукой расшнуровав полы палатки, грек юркнул внутрь, балансируя подносом в другой.

– Я принес тебе поесть, господин.

Что бы это ни было – какое-то рагу? – пахло оно вкусно. Несмотря на позор и унижения, желудок Вара урчанием давал о себе знать.

– Ты чудодей. Где ты это раздобыл?

– Ты – наместник Германии, господин. Если кому-то и положен ужин, даже в таком месте, как это, то в первую очередь тебе.

Вар потянулся к миске и ложке. Вблизи было видно, что за последние два дня пухлое лицо Аристида резко осунулось. Теперь на нем лежала печать тревоги, под глазами появились мешки, а там, где их раньше не было, пролегли морщины. Нет, походная жизнь не для него, подумал Вар. Мне следовало оставить его в Ветере.

– Ты ужасно выглядишь. Признавайся, ты что-нибудь ел? Тебе есть где спать? – Впрочем, поняв всю глупость своих вопросов, Вар заговорил дальше прежде, чем раб успел открыть рот. – Бери себе хлеб! – Он жестом указал на половину каравая на подносе.

– Но, господин, я…

– Я сказал, бери, – приказал Вар. – Спать ты тоже будешь здесь, со мной.

Аристид едва не расплакался от избытка чувств.

– Спасибо тебе, господин, – поблагодарил он, жадно набрасываясь на хлеб.

Когда они закончили трапезу, Вар вручил Аристиду небольшой кусок пергамента. Грек посмотрел на него, затем на наместника. Затем снова на документ.

– Что это, господин?

– Извини меня за качество материала. Моя печать тоже утеряна, но текст ясен и понятен. Моя подпись тоже хорошо видна. – Лицо Аристида по-прежнему выражало недоумение. – Это твоя вольная, – негромко пояснил Вар. – Чуть раньше, чем было обещано, но я решил дать тебе ее прежде, чем…

Он осекся. Кто знает, что принесет с собой завтрашний день? В одном Вар был уверен: германцы еще вернутся. С рассветом их атаки возобновятся с новой силой. Наместника вновь охватила ставшая уже столь знакомой горечь. Если донесения верны, за первые два дня он потерял убитыми и раненными половину своей армии. До фортов на берегах реки Лупии еще не один десяток миль. Смогут ли его насквозь промокшие, павшие духом легионеры выстоять против превосходящих сил врага? Против тех, что уже изведали вкус победы и алкали изведать его снова?

Даже судьба Аристида – старого, толстого, не способного держать оружие – была гораздо яснее его собственной. Вара захлестнуло чувство вины. Грек все еще продолжал бормотать слова благодарности.

– Я должен был сделать это раньше, – перебил его наместник. – Советую тебе утром найти центуриона Тулла. Скажи, что это я послал тебя к нему. Приклейся к нему, как улитка к днищу судна. Если кто и выйдет живым из этого кошмара, так это он.

– Неужели все так плохо? – испуганно спросил Аристид.

– Да, – процедил сквозь зубы Вар. – Да ты и сам сегодня видел. Более половины армии погибли или получили ранения, а до Ренуса, Аристид, еще идти и идти. Эти варвары Арминия, они как стервятники: стаей слетаются клевать мертвое тело. Или, в данном случае, еще не мертвое, а умирающее.

– Скажи, а мы не можем с тобой ускакать на лошадях?

Сказать, что только грек думал о бегстве, было бы нечестно. Ему самому приходила в голову эта мысль.

– Нет. Я приказал Вале увести оставшихся кавалеристов. – В разгар рукопашной схватки, когда от кавалерии все равно никакого толку, это показалось ему единственно разумным решением. Здесь в лесу, на узкой тропе, кавалеристы скорее мешали, особенно перемешавшись с пехотой. – Потом до меня дошло известие, что вскоре после того, как мы стали лагерем, варвары напали на них из засады и всех перебили.

Глаза Аристида наполнились страхом.

– Мы обречены, – прошептал он.

– Найди Тулла. Он выживет, – повторил Вар.

«Ведь он куда умнее меня, – добавил про себя наместник. – Прислушайся я тогда к нему, тысячи солдат сегодня были бы живы. И еще тысячи не умерли бы завтра…» Последняя мысль была горька, как цикута.

Внезапно Вар принял решение.

– Какая мне от этого польза, если мы все умрем? – спросил Аристид.

Страх в его сердце уступил место гневу. Грек помахал вольной под носом у Вара. За все эти годы он ни разу не позволил себе ничего подобного. По идее столь оскорбительная выходка не должна остаться безнаказанной, рассеянно подумал Вар. Но, как ни странно, он даже не рассердился – скорее, смелая выходка грека позабавила его. Если того потребуют обстоятельства, Аристид того и гляди возьмет в руки меч.

– Ступай к Туллу. Это мой тебе совет, – сказал он.

Аристид, похоже, собирался возразить, но тут прибыл один из старших офицеров и прервал их разговор. Вала мертв, другой легат ранен, но один командир еще оставался. Он, еще восемь трибунов, два префекта лагеря и один примипил кое-как втиснулись в солдатскую палатку Вара. В ней моментально стало не развернуться, зато было тепло. Тесное помещение наполнилось запахами мокрой шерсти, кожи и двухдневного пота. Вар кивком поприветствовал вошедших.

– Увы, не могу предложить вам вина или чем-то угостить. Приношу также извинения за непривычную тесноту.

Трое человек усмехнулись. Остальные продолжали молча смотреть на него тусклыми глазами – грязные, усталые, небритые воины. Они все как побитые псы, подумал про себя Вар. Ему стоило неимоверных усилий придать голосу уверенности. Ситуация была скверной, однако оставалась вероятность того, что они все же сумеют пробиться сквозь вражеское кольцо. В прошлом римская армия не раз выходила из подобных ситуаций. «Вспомни Юлия Цезаря в Алезии, – сказал себе Вар. – Тогда перевес сил тоже был не на его стороне!» Мысленно цепляясь за вдохновляющий образ той славной победы, он посмотрел на стоявших перед ним офицеров, тщась придать себе гордый и решительный вид.

– Как дела у моих легионов?

Один за другим офицеры доложили обстановку – в основном количество потерь, что само по себе не радовало. Когда же стало известно о том, что Восемнадцатый легион лишился орла, общей реакцией стал сдавленный стон. Более половины армии полегло убитыми и раненными. Что еще хуже, велики были потери и среди центурионов – столь ожесточенными были сегодняшние схватки. Из ста восьмидесяти центурионов всех трех легионов девяносто пять погибли или были выведены из строя. Хотя многих раненых пришлось бросить, в лагере их все равно было около двух тысяч. Часть их вполне была способна идти своим ходом, пусть и не быстро, остальных же придется нести или хотя бы поддерживать. В распоряжении армии оставались шесть тысяч легионеров и еще около пятисот ауксилариев. Произнесенные вслух, эти цифры обескураживали еще больше. Никто не сказал, сколько варваров противостоит им, однако все понимали: численное превосходство – пусть даже незначительное – на стороне врага.

Наконец умолк последний офицер. Пытаясь отогнать усталость и страх, Вар ущипнул переносицу и задумался.

– Что нам делать? – спросил Туберон. Он тоже был здесь, несмотря на пропитанную кровью повязку на левой руке.

Взгляды офицеров давили на плечи наместника свинцовой тяжестью.

– Скажи, Арминий готов пойти на переговоры? – спросил Цейоний. Сегодня он показался Вару тщедушнее, чем обычно.

До этого момента никто не решался произнести имя Арминия. Вара это раздражало ничуть не меньше, чем если б его офицеры склоняли херуска на все лады. Они же пытались ходить вокруг да около. Понятно почему: именно Вар поверил херуску на слово, когда тот принес ему весть о мятеже ангривариев. И вот теперь это имя произнесено, подумал наместник.

– Арминий – вероломный предатель, сын грязной рябой шлюхи. Пока он не подавал нам никаких сигналов, что заинтересован в переговорах… Почему ты спросил?

– Мы могли бы капитулировать, – покраснев, выпалил Цейоний. – Может, он рассчитывает получить от нас выкуп?

Несколько офицеров сердито шикнули на него, но грозных окриков не последовало ни одного. Вместо этого все пристально посмотрели на Вара.

Странно, но слабость Цейония придала военачальнику сил.

– Римляне не складывают оружие перед дикарями и варварами! Они ниже нас. Они практически животные. Мы будем сражаться – до самого конца!

Все громко выразили свое согласие. Лишь Цейоний поник головой.

– Каковы твои дальнейшие распоряжения, наместник? – спросил Луций Эггий, не до конца растерявший огонь в глазах.

– Те раненые, которые не могут идти, получат право выбора, – произнес Вар. – Либо умереть от руки своих товарищей, либо быть брошенными утром на произвол судьбы. Остальным раненым придется шагать наравне со всеми или же разделить участь тяжелораненых. Объедините обескровленные центурии, создайте из них полноценные, желательно из солдат одного и того же легиона. Приказываю также подсчитать все имеющиеся в наличии мечи, щиты и копья. Прежде чем мы выйдем маршем, каждый способный держать оружие в руках солдат должен иметь полноценное снаряжение.

– И куда мы пойдем? – уточнил Туберон.

– Назад нам дороги нет, с одной ее стороны – болото. Варвары перережут нам путь на холм. Таким образом, нам остается одно: двигаться в том же направлении, что и сегодня, – на юго-запад, к берегам Лупии, – сказал Вар и посмотрел на офицеров. На их лицах читалось разочарование. «Болваны, – подумал он. – Неужели они рассчитывали, что у меня найдется некий волшебный способ уйти отсюда? Или что нам на помощь придут боги?» – Все ясно?

В ответ прозвучало невнятное бормотание, но кое-что наместник расслышал: «Да», «Мы поняли», «Все понятно».

– Завтра в авангарде должен был идти Девятнадцатый легион, – сообщил легат. – Но он понес самые тяжелые потери. Я подумал, может, его место займет какой-то другой?

Вар тотчас вспомнил про Тулла, которого он обидел, и про Восемнадцатый. Насколько ему известно, центурион жив. Возможно, что завтра самый тяжелый удар примет на себя голова колонны. С другой стороны, у авангарда будет самый лучший шанс оторваться от остальной армии и спастись. Если Марс и Фортуна не отвернутся о них, такой доблестный солдат, как Тулл, выйдет из этого побоища живым. Для Вара это был единственный способ загладить свою вину перед центурионом.

– Отлично. В авангарде пойдет Восемнадцатый.

– Как прикажешь.

– Все свободны, – приказал Вар. Ему хотелось побыть одному. Нет, не спать, потому что сон не шел к нему, а чтобы вознести богам молитвы, чтобы те завтра сохранили жизни хотя бы некоторым солдатам. Ведь без их защиты живым отсюда не выйти никому.

Он вновь ощутил во рту горький привкус цикуты, по крайней мере ему так показалось. «Нет, смерть Сократа не для меня, – подумал Вар, сжимая пальцами рукоятку меча. – Если понадобится, я уйду из этой жизни как солдат».

Глава 28

Еще не рассвело. Пизон стоял в темноте, дрожа в мокром плаще, который теперь весил вдвое тяжелее сухого. Тысячи солдат вокруг него были в том же самом положении, что удерживало его от жалоб. Мокрые, озябшие, голодные, с натертыми ногами. У кого-то имелись ранения, и если они вовремя не дойдут до лагеря или лазарета, то дни их, если не часы, сочтены. Пизону в этом отношении повезло: он был в числе тех немногих, кого боги пока миловали. Краем глаза легионер наблюдал за ближайшим к нему соратником с глубокой резаной раной в левой ноге. Обычно такая рана не считалась серьезной, но здесь она была сродни вспоротому животу, ибо отстать значило умереть. Легионер постоянно переминался с ноги на ногу. Даже опираясь на копье, словно на костыль, он мог перенести вес со здоровой ноги на больную не больше чем на несколько мгновений. Бедняга, подумал Пизон. По большому счету перед ним был живой труп.

Он вновь задумался над собственным положением. Вскоре он – да и все остальные – будут мертвы. И с этим, да будет проклят Гадес, ничего не поделать!

Они ждали Тулла. Тот ушел проверить состояние оставшейся части когорты. Когда он вернется и когда пропоют трубы – если в них еще есть кому трубить, – они покинут лагерь. «Лагерь?» – грустно усмехнулся про себя Пизон. Ни оборонительного рва, ни насыпи, ни ворот, ни улиц, всего с полдесятка палаток… Разве это назовешь лагерем? Неудивительно, что варвары напали на них ночью. К счастью для него и остальных солдат Тулла, они спали в самой середине. Тем, кто оказался с краю, повезло меньше. Никто не услышал, как дикари крадучись вынырнули из темноты. По слухам, их дерзкая вылазка стоила жизни больше чем сотне легионеров. Не говоря уже о раненых.

– С тобой всё в порядке? – спросил Вителлий и ткнул его локтем в бок.

– Да, – ответил Пизон, искренне обрадованный вниманием к собственной персоне. – Я жив. А это, как ты говорил, самое главное.

– Это точно. Мы здесь, мы живы, и никакие вонючие варвары не помешают нам вернуться в Ветеру.

Стоявшие рядом солдатом что-то пробормотали в знак согласия, но большинство промолчали. Несмотря на все усилия Тулла и Фенестелы поднять их боевой дух, тот давно улетучился. Пизон, конечно, никому в этом не признался бы, но если б не Вителлий, он давно свалился бы где-нибудь на обочине. Опасения, терзавшие его с той самой первой, кровавой засады, подтвердились. Тулл оказался прав. Германцев, готовых атаковать их армию, были многие тысячи. Казалось, здесь собрались все их племена. Все два предыдущих дождливых дня они жали здесь свою кровавую жатву, как земледелец собирает урожай пшеницы. Солдаты вокруг Пизона падали, словно срезанные серпом колосья. Из их контуберния в живых осталось лишь трое – он, Вителлий и еще один солдат.

Пизон искренне горевал по ним – троим мертвым и одному искалеченному. Но после смерти Афера борьба утратила для него всякий смысл. Афер – волосатый, круглый, как бочка, и крепкий, как гвозди, – был моральной опорой всего их контуберния. Он с самого начала взял Пизона под свое крыло. И опекал его до самого конца. Афер умер, чтобы он мог жить. Стоило Пизону это вспомнить, как по его щеке скатилась слеза. Огромный варвар одним ударом дубинки разнес в щепы его щит и размахнулся для очередного удара. Лишившись щита, беспомощный и безоружный, Пизон запаниковал. Но Афер прыгнул вперед и, загородив его собой, вонзил в брюхо варвару меч. Пизон даже не успел его поблагодарить. К тому моменту, когда в сражении возникла небольшая передышка, Афер был уже мертв; из-под его войлочного подшлемника в липкую грязь вываливались серые мозги…

– Эй вы, трусливые засранцы! – это вернулся Тулл. Пизон отогнал от себя кошмарную картину и расправил плечи. – Возможно, вы еще не знаете, но Девятнадцатый легион понес тяжелые потери – бо́льшие, чем наш и Семнадцатый. Поэтому Вар счел возможным предоставить нам сегодня право возглавить колонну. – Солдаты закивали; Тулл ответил им хмурой улыбкой. – А вы, я смотрю, не такие болваны, как я думал. Возложенный на вас долг – это подарок судьбы. Да, идти в авангарде может быть опаснее, но это также означает, что мы прокладываем путь остальным. Задаем шаг. И что самое главное, первыми дошагаем до цели.

При этих словах солдаты дружно воскликнули. И пусть этому кличу не хватало обычного воодушевления, это все же лучше, чем ничего, подумал Пизон. Он молил всех богов, чтобы центурион вывел их из этой вонючей дыры.

Возгласы стихли, и Тулл заговорил снова. На этот раз тон его был серьезным.

– Вар также отдал приказ, что любой солдат, не способный идти маршем, имеет выбор: умереть от рук товарища или остаться в лагере. Как только мы выйдем из лагеря, любой, кто не в состоянии поддерживать шаг, должен выбыть из строя. Прискорбно, что дело дошло до этого. Я стал солдатом не для того, чтобы убивать моих товарищей. Вместе с тем я не могу ослушаться приказа. Вы сами видели, на какие зверства способен враг. Сегодня будет точно так же. Эти ублюдки обрушатся на нас сегодня всей своей ордой. Я хотел бы ошибиться, но так будет. Те, кто не способен идти, будут тормозить наш марш, чего нельзя допустить. Иначе погибнут все!

Воцарилось гробовое молчание. Здоровые солдаты отводили взгляды, не решаясь посмотреть в глаза раненым товарищам. Пизон посмотрел на легионера с порезанной ногой. Тот в ответ одарил его свирепым взглядом, и Пизон поспешил отвести глаза.

– С минуты на минуту прозвучит сигнал, – продолжал Тулл. – Времени на раздумья у вас в обрез. Поэтому я пока сделаю вид, будто не замечаю тех раненых, кто присоединится к нам. Старайтесь не отставать, и вы вместе с нами дойдете до фортов. Если кто-то отстанет – я собственноручно прикончу его. Выбор за вами, братцы.

Вскоре раздался зов трубы. Пизон не осмелился посмотреть на хромого солдата.

– Да хранят нас боги, – сказал он Вителлию.

– Это точно. Их помощь явно будет не лишней, – буркнул тот. – Если останусь жив, отдам Марсу свое месячное жалованье.

– А я – за целых три месяца, – с жаром откликнулся Пизон. – Деньги с собой в Гадес не заберешь, как говаривал мой отец. Там достаточно одной монетки, чтобы положить в рот мертвому. А все остальное – без пользы.

– Ну, разве что паромщику, – с кислой усмешкой ответил Вителлий.

С остатками Первой когорты в авангарде, колонна пришла в движение. Не успели они покинуть свой импровизированный лагерь, как рядом с тропой зазвучал барритус.

Мммммм! Мммммм!

При его звуках кто-то вздрогнул, кто-то выругался. Самые храбрые презрительно сплюнули. Большинство молились и терли фаллические амулеты. Один солдат разрыдался. Товарищи зашикали на него, и он умолк. Увы, его плач тотчас потянул за собой боевой дух вниз, в чавкающую грязь, в которой уже увязали их ноги.

Мммммм! Мммммммм!

Возможно, Пизону это лишь почудилось, но сегодня барритус звучал резче, свирепее, чем накануне. Впрочем, ничего удивительного, подумал он. Пусть это дикари, но дикари умные. При помощи барритуса они пытаются запугать римлян, как когда-то у Тразименского озера это делали галлы Ганнибала, правда, при помощи карниксов. История о том, как перед началом битвы галлы в тумане дули в свои вертикальные рога, была хорошо известна. Звуки невидимых труб вселили в легионеров панику, чем помогли карфагенянам нанести Риму сокрушительное поражение.

Примерно через тысячу шагов солдат с раненой ногой начал отставать и потом, ковыляя и постанывая от боли, покинул строй.

– Да хранит вас Марс, братья, – сказал он, понурив голову. В ответ раздались благословения, но никто не подошел, никто не предложил помощь. Сделать это значило бы поставить под удар жизни всех остальных.

– Желаю тебе легкой переправы, брат, – сказал Пизон, чувствуя себя трусом, что не способен на большее.

Солдат никак не отреагировал на его слова.

– Центурион! – крикнул он. – Можно тебя на минутку?

Тулл как будто ожидал его призыв. Покинув свое место впереди центурии, он прошел вдоль колонны назад. Пизон и Вителлий прошли мимо хромого солдата, чтобы не видеть, что сейчас произойдет. Они переглянулись, но не проронили ни слова. Вскоре Тулл снова прошел мимо них, но уже вперед, на ходу вытирая краем туники меч. Друзья вновь молча переглянулись. Слова были не нужны.

После этого отстающих не было – частично потому, что варвары возобновили атаки. Под бесконечные звуки барритуса на римлян обрушились тучи копий и камней. Легионеры по возможности защищались щитами, однако вскоре появились новые раненые. Камни находили цель, копья впивались в плоть. Но даже если копье вонзалось в щит, его приходилось бросать – те, кто пытался вытащить из щитов копья, тотчас становились жертвами вражеских пращников. Куда надежнее было искать спасения в середине колонны или подхватить щит убитого товарища.

Вскоре началась настоящая атака. Из-за насыпи, вслед за десятком голых берсерков, выскочила орда варваров. К счастью для Пизона и Вителлия, берсерки налетели на следующую центурию, где устроили кровавую мясорубку. В ответ Тулл и Фенестела бросили в бой остатки своей центурии. В конце концов им удалось уничтожить берсерков и отбросить врага назад. Центуриона как будто охватило безумие. Даже когда строй был восстановлен, он не остановился и с криком «За Рим!» бросился вдогонку отступающим варварам. Фенестела устремился следом. Живот у Пизона сводило от страха, однако он, крича во всю глотку, тоже побежал вслед за ними. А потом и другие легионеры, которые еще могли бегать. Все знали – стоит Туллу погибнуть, и остальных ждет та же участь. Центурион должен остаться жив.

В том, как они отбросили врага назад, имелась своя дикая красота. Они десятками кромсали варваров на куски, кололи мечами сзади, когда те пытались нырнуть в проходы в земляной насыпи. Движимые отчаянием, римляне, взбежав на нее, принялись сталкивать варваров вниз. В основном римляне работали мечами, но Пизон заметил в руках товарищей копья, кинжалы, лопатки и даже отнятые у врага дубинки. Опьяненные этой крошечной победой, они бы остались там, осыпая варваров проклятиями, пока те отходили в чащу леса. Однако Тулл взял ситуацию в свои руки. Пара резких свистков и ударов плашмя по спине мечом остудили пыл самых рьяных, рассеяв красный туман, застилавший им глаза.

То ли потому, что римляне перебили берсерков, то ли причиной была одержанная ими краткая победа – трудно сказать, но варвары на какое-то время оставили Тулла и его когорту в покое. Подразделение, шедшее следом, слегка отстало. Оценив обстановку, Тулл дал своим солдатам возможность перевести дыхание. Передышка пришлась весьма кстати, а вот звуки ожесточенной схватки, долетавшие откуда-то сзади, не радовали. Вдобавок к этому снова, причем с яростной силой, полил дождь. Небеса низвергали влагу в таком количестве, что любые надежды остаться сухими тотчас промокли насквозь вместе с самими солдатами, что отнюдь не способствовало поддержанию боевого духа. Мокрые, как канализационные крысы, усталые, как гребцы, проработавшие веслами целую милю, ведя судно на таран, напуганные, словно преступники на арене, на которую выпустили диких зверей, легионеры были только рады, когда Тулл отдал приказ идти дальше.

Похоже, Первой когорте боги тоже ниспослали успех – дорога впереди была свободна, значит, когорта Тулла могла беспрепятственно двигаться дальше. Перепачканный грязью и кровью центурион постоянно расхаживал взад-вперед вдоль колонны, то и дело подгоняя солдат. Казалось, его окрикам не будет конца. Бо́льшую часть времени, как Пизон пожаловался Вителлию, а Вителлий – в свою очередь ему, они переставляли ноги лишь потому, что Тулл орал на них.

Увы, прошагали римляне недолго. Из-за поворота тропы снова донесся шум схватки. Их небольшую колонну тотчас охватили дурные предчувствия. Но Тулл не замедлил шага.

– Похоже, Первая когорта вновь попала в переделку, – сказал Пизон.

– Ничего удивительного, – буркнул Вителлий.

Они обошли поворот. В нескольких сотнях шагов впереди варвары взяли солдат Первой когорты в плотное кольцо. Даже с расстояния было видно, что схватка идет не на жизнь, а на смерть. Тулл свистнул в свисток, трубач протрубил сигнал, и усталые легионеры перешли в жалкое подобие бега.

Они пробежали менее половины расстояния, когда слева раздался оглушительный треск и на дорогу наискось рухнул могучий бук. Раздался глухой удар, и две группы солдат оказались отрезаны друг от друга. Местность справа от дороги была безлесной, но, похоже, болотистой. Из-за насыпи тотчас выскочили более сотни варваров. Выстроившись позади упавшего дерева, напротив Тулла и его солдат, они принялись распевать барритус, одновременно ударяя копьями о щиты. Пизону сделалось не по себе. По лицу Вителлия он понял, что с тем то же самое.

– Нам конец! – сказал кто-то из стоявших сзади.

– Стоять! – Тулл резко развернулся к ним, лицо его было перекошено яростью. – Я все слышал! – крикнул он. – Стоит такое подумать, и дорога вам прямиком в Гадес! Но если дать себе слово, мол, я буду сражаться до последней капли крови, – вот увидите, такой солдат выйдет отсюда живым! Пусть этот ствол будет чем-то вроде невысокой стены! Нам нужно лишь перебраться через нее и пойти дальше. Или вы, опарыши, не в состоянии преодолеть это препятствие?

Никто даже не улыбнулся. Ответом Туллу стал дружный стон; правда, это был скорее стон согласия, нежели отказа.

– Когда мы дойдем до него, первые две шеренги – двенадцать человек – образуют небольшую черепаху. Первая шеренга – прислонитесь к стволу, прикрыв щитами голову. Вторая шеренга, вы встанете позади них на колени и тоже приподнимете щиты. Третья шеренга, разделитесь пополам и защитите их с боков. Четвертая шеренга, вы пойдете со мной. По моей команде вы по щитам перейдете на другую сторону. Эти дикари ничего не поймут! Всем все понятно? – Тулл принялся расхаживать вдоль строя, вглядываясь в солдатские лица.

– Ничего не получится, – процедил сквозь зубы Пизон. Они с Вителлием были в четвертой шеренге. Солдаты любили прихвастнуть, что по черепахе может проехать упряжка волов вместе с телегой. Но это все враки. Солдаты, конечно, легче волов, подумал Пизон, но все же…

– У тебя найдется идея получше? – бросил в ответ Вителлий.

Такой не нашлось, и Пизон прикусил язык.

– Когда на ту сторону перейдет последний солдат, следующая центурия образует новую черепаху, и наши первые две шеренги перелезут на другую сторону. Последними пройдут женщина с ребенком. После нас то же самое проделают солдаты следующей когорты, и так далее. Мы не остановимся, пока не отбросим варваров за насыпь. После чего можно будет сдвинуть ствол с дороги. Фенестела, ты меня слышал? – крикнул Тулл.

– Слышал, центурион.

– Передай мою команду дальше! – с этими словами Тулл занял свое обычное место и повел когорту вперед, правда, уже шагом.

Если Пизона предыдущие два дня терзал страх, то сегодня он терзал его в два раза сильнее. По спине катился противный, холодный пот. Кишки в животе сворачивались тугим узлом. Ему постоянно хотелось то по малой нужде, то по большой. Судя по вони, бившей ему в ноздри, кое-кто успел сделать и первое, и второе. Чтобы не последовать их примеру, Пизон собрал в кулак остатки самоуважения, тем более что с одной его стороны шагал Тулл, а с другой – Вителлий.

До поваленного ствола оставалось шагов двести.

Двести шагов под нескончаемый барритус. Казалось, будто все дикое воинство Арминия вскарабкалось на насыпь, чтобы распевать этот устрашающий гимн и всячески поносить римлян. Впрочем, нападать варвары не спешили. Даже не выпустили ни одного копья, что лишь усилило дурные предчувствия Пизона. Дикари ждали, когда они сгрудятся перед преградой.

Сто пятьдесят шагов. Из-за ствола, пусть даже заглушаемый барритусом, явственно доносился шум схватки. Пизон рассмотрел на той стороне несколько десятков голов и кончиков копий. Одни боги ведали, сколько их там – может быть, сотни. Кто знает, вдруг по ту сторону поваленного ствола они попадут из огня да в полымя. Если уже не попали… Сто двадцать шагов.

– У нас с вами одно преимущество, братья, – сказал Тулл. – Они не знают, что мы задумали. Пусть же это сработает. Вы меня слышите?

Ему никто не ответил.

Сто шагов.

Пизон впервые разглядел на лице центуриона печать усталости. Что ж, даже их несгибаемый командир – всего лишь человек. В одиночку он не справится, равно как и они без него.

– Мы все сделаем как надо, – сказал Пизон, набравшись смелости.

– Можешь положиться на нас, центурион, – добавил Вителлий.

Еще несколько солдат что-то пробормотали в знак согласия.

– Давно бы так, – улыбнулся Тулл.

Когда до поваленного дерева оставалось шестьдесят шагов, из-за него на римлян обрушился град камней и копий. Те, в кого они попали, падали замертво или же вскрикивали, но продолжали идти. Те, кого минула эта участь, сыпали проклятиями и, обливаясь холодным потом, втягивали головы под щиты. Пятьдесят шагов. Сорок. Тридцать. Пизон уже мог рассмотреть лица варваров – бородатые, усатые, а среди них безусые лица юнцов. Все они были перекошены злобой. Открытые рты выкрикивали проклятия или боевой клич или распевали барритус. Каждый потрясает щитом и копьем, дубинкой или мечом, показывая римлянам, какая участь их ждет. За первым рядом – второй, за вторым – третий и так далее, и все, как один, охвачены жаждой крови. «Нашей, римской», – подумал Пизон. При этой мысли у него свело живот.

Двадцать шагов. Десять…

– Готовы? – криком спросил Тулл. – Первая шеренга, вторая и третья, образовать черепаху!

Пизон не осмелился посмотреть ни влево, туда, где в ожидании застыла еще одна орда варваров, ни на тех, что бесновались по ту сторону поваленного ствола. Он смотрел прямо перед собой, на солдат, что уже поднимали свои щиты. Боги, сделайте так, чтобы все поскорее закончилось, молился он про себя, чувствуя, как внутри клокочет страх.

– Четвертая шеренга, готовы? Начиная слева, по двое вперед! – крикнул Тулл.

Пизон с пересохшим от страха горлом наблюдал, как первая пара солдат перед ним шагнула вперед и поставила ноги на щиты. Те покачнулись, однако тотчас вернулись на место. Кованные железом солдатские подметки прогрохотали по мокрой коже. Взобравшись на ствол, солдаты, издав пронзительный крик, спрыгивали вниз.

Подошла очередь Вителлия и Пизона.

Вжик! Копье пропело совсем рядом. Пизон едва не обделался. Впрочем, боли не было, и он тотчас воспрянул духом. Через пару мгновений, показавшихся ему вечностью, он повернул голову влево. Глаза Вителлия были широко открыты, щит валялся на земле.

– Копье попало в меня… чуть ниже плеча, – сказал он, морщась от боли, и отступил в сторону.

– Нет! – в отчаянии крикнул Пизон. Любой, кто отстанет, обречен на смерть.

– Готов? – раздался у него над ухом голос Тулла. – Вперед, быстро!

– Вителлий… – заупрямился Пизон.

– Кому сказано, вперед! – рявкнул тот. – Я пойду за тобой.

Толчок щитом, громкое проклятие – и то, и другое от Тулла, – и охваченный яростью Пизон ринулся вперед и вверх по импровизированному настилу. Рядом с ним – шаг в шаг – Тулл. «Бум-бум-бум!» – застучали их кованые подметки по щитам товарищей. Оба были высоки ростом, однако державшие щиты солдаты выдержали их вес. Полдесятка шагов – и они уже взобрались на ствол. Шершавая кора придавала устойчивости. На той стороне был жив лишь один легионер. Прижавшись спиной к стволу, он пытался отбиться сразу от троих варваров, в то время как к нему подбиралась целая орда. Пизон ощутил укол совести. Что, если он, замешкавшись, стал причиной смерти второго солдата?

– За Рим! – проревел Тулл, спрыгивая вниз. Одновременно он исхитрился огреть варвара ободом щита по голове.

Не дожидаясь, когда оцепенеет от ужаса, Пизон последовал ему примеру. И хотя он выбрал менее рискованный спуск, все равно налетел на плечо какого-то германца. Тот упал под его весом. Пизон же приземлился частично на него, частично задницей на землю. К счастью для него, следом спрыгнул еще один легионер. Этот приземлился впереди Пизона и придавленного им варвара и на какой-то миг сумел оттянуть на себя вражескую атаку. Лежащий под Пизоном варвар поднял голову. Выпустив на миг щит, легионер заехал ему кулаком в лицо, после чего поспешил подняться на ноги, понимая, что если не сделать этого сейчас, то второго шанса уже не будет. Воспользовавшись моментом, он вогнал клинок варвару в лицо. Острие вошло в левую глазницу. Брызнула струйка глазной жидкости, и острие погрузилось глубже, прямо в мозг. Германец сдавленно простонал, как будто от удивления, и, словно тряпичная кукла, рухнул в грязь.

Подхватив щит, Пизон поспешил встать рядом с только что спрыгнувшим вниз легионером. Плечом к плечу, щитом к щиту стояли они, сражаясь как одержимые. На их счастье, напор варваров был столь велик, что большинство их просто не могли к ним подобраться. Некоторые оказались сжаты так плотно, что были не в состоянии размахивать оружием. Зато Пизон и его товарищ с мрачной решимостью работали мечами.

Выпад. Удар. Мечом. Щитом. Режь! Коли! Наступи сандалией на голую ногу варвара. Пизон убил или по крайней мере тяжело ранил двоих, затем троих. Четверых. Пятерых. Даже боднул головой одного стоявшего близко, разбив ему всмятку нос, после чего пронзил ему брюхо мечом. Варвар с криком рухнул на землю, а следующий предпочел отступить. Пизон же впервые получил возможность отдышаться и оглядеться по сторонам. Он тотчас воспрянул духом. Слева от него сражались трое легионеров. Каким-то чудом солдат, первым перешедший через ствол, был жив; этот сражался от него справа. А еще чуть дальше Пизон, к своей великой радости, увидел, как над морем голов мелькает гребень Туллова шлема. Глухой равномерный стук за его спиной означал, что преграду преодолевают те, что шагали позади него.

Удар. Выпад. Шаг вперед. Удар. Выпад. Шаг вперед.

Шаг за шагом они пробивались вперед, двигаясь прочь от ствола небольшим полумесяцем. Спустя какое-то время варвары отступили. Легионеры получили возможность пересчитать потери – пятеро убитых, такое же количество раненых, – а заодно отдохнуть. Едва держась на ногах от усталости, они облокотились на щиты. По лицам, капая в красную от крови грязь, стекал пот. Откуда-то взялся и был пущен по кругу мех с вином. Почти все помочились. Те бедолаги, кому на икры сзади попали капли чужой мочи, громко выругались. Привалившись спиной к дереву, женщина стояла, закрыв глаза, и качала ребенка. Щенок, которого она привязала к груди шалью, молчал. Тулл прошелся по их небольшому отряду, хлопая солдат по плечу, раздавая похвалы за их железные яйца и жестом приказывая свежим легионерам занимать места в строю.

Пизон, вместо того чтобы воспользоваться минутой отдыха, бросил щит и перелез назад через упавшее дерево. Увы, при этом он зацепился кошельком за сук. Кошелек открылся, его содержимое посыпалось на землю – бронзовые застежки Айя и несколько монет. Пизон не стал даже пытаться их поднять. Сейчас не до этого. Впрочем, любая досада по поводу потери моментально испарилась, стоило ему увидеть, что Вителлий жив. Стиснув зубы, его друг прислонился к толстому стволу; плечо было кое-как перевязано грязной тряпицей. Как он сможет обходиться без щита, Пизон не знал, да и не слишком задумывался об этом. Главное, его друг жив. Он помог Вителлию перелезть через дерево и резко отбрил солдат, заметивших, что раненых велено бросать.

Небольшая передышка, полученная ценой яростной атаки, позволила остаткам когорты перелезть через поваленный ствол. Теперь к преодолению преграды готовилась следующая когорта, хотя и подвергалась постоянным атакам варваров на той стороне. На насыпи вновь собиралась варварская орда. Однако Пизона заботило другое: Первая когорта исчезла, а на то, чтобы перерубить ствол толщиной в три обхвата, понадобится время. Восемь легионеров уже рубили его топорами. Увы, варвары вскоре налетят на них, как стая одичавших псов, прежде чем они успеют закончить работу. Смолкший на какое-то время барритус звучал снова, причем все громче и громче. Перед варварами туда-сюда бегали три берсерка, призывая их следовать за ними. Чтобы не поддаться панике, Пизон сосредоточился на повязке, которую принялся накладывать на руку Вителлия, используя для этого лоскуты ткани, оторванные от собственной туники.

Ему было слышно, как Тулл разговаривает с Фенестелой.

– Если мы попытаемся удержаться на этой позиции, то потеряем половину людей, – мрачно произнес опцион. – А то и больше.

– Но если мы не разрубим это треклятое дерево, оно станет препятствием для остальных когорт, – возразил Тулл.

– Не станет, если каждая продержится до прихода следующей.

– И каковы шансы? Первая бросила нас. Другие поступят точно так же.

– Тогда почему наши парни должны умирать ради них? – выкрикнул Фенестела.

– Потому что, убрав преграду, мы спасем чьи-то жизни! – огрызнулся Тулл.

– То есть солдаты должны и дальше рубить ствол, а остальные их охранять? Я прав, начальник? – грозно спросил Фенестела, сделав упор на последнем слове.

– Ты прав, опцион.

– Как скажешь, начальник.

– Готовы, братцы? – крикнул Тулл. – Варвары атакуют снова. Сомкнуть ряды! Вторая шеренга, встаньте вплотную к первой. Не дадим ублюдкам прорвать наш строй. Те несчастные болваны, что идут следом за нами, надеются, что мы расчистим для них дорогу.

Слова Тулла прозвучали для Пизона как смертный приговор. На них уже неслась орущая орда варваров, легионерам же еще предстояло махать и махать топорами. Справа от них болото, сзади – дорога, забитая тысячами других солдат. Единственное спасение маячило впереди. Они же были вынуждены стоять на месте. Нам конец, подумал Пизон. Он посмотрел на Вителлия. Шансы товарища остаться в живых были столь ничтожны, что Пизона охватил стыд.

Он занял место во второй шеренге и приготовился умереть.

Однако не умер. К его великому удивлению, когда до римлян оставалось шагов пятьдесят, натиск варваров ослаб. Они замедлили бег, а затем и вообще остановились. Солдаты недоуменно переглянулись, затем посмотрели на Тулла. И, наконец, обернулись. Поваленный ствол преодолевали все новые и новые легионеры. Их командир, свирепого вида центурион в шлеме с обрубленным гребнем, тотчас бросился к Туллу.

– Ты успел вовремя, – произнес тот, расплываясь в улыбке. – Теперь мы точно дадим отпор этой мрази.

– Дадим отпор? – Центурион без гребня издал дикий смешок и, понизив голос почти до шепота, добавил: – Не вижу смысла. Битва проиграна.

Хотя он и пытался говорить как можно тише, кое-кто из солдат Тулла его услышал, в том числе и Пизон.

– О чем ты, во имя Гадеса? – грозно спросил Тулл.

– Последний легат мертв – зарублен мечом. Луций Эггий тоже. Все трибуны за исключением двух либо убиты, либо взяты в плен. Трус Цейоний сложил оружие.

Пизон не поверил собственным ушам. И без того бледный Вителлий побледнел еще больше. Оба в ужасе переглянулись.

– А Вар? Что с ним? – спросил Тулл.

– Ранен, – ответил центурион без гребня. И, помолчав, добавил: – Поговаривают, что он собрался совершить самоубийство.

– Ты уверен, что все так и есть? – прошипел Тулл.

– Потери колоссальные. Так мне сказал мой товарищ из окружения старшего центуриона. Примерно час назад на них снова напали тысячи этих дикарей – не иначе как поджидали в засаде. В живых не осталось практически никого – ни солдат, ни офицеров. Насчет Вара я не уверен, но так говорят все. В арьергарде царит полный хаос. Дисциплины никакой, разве только там, где горстка центурионов не потеряли голову. Солдаты бегут в болото, сдаются в плен, убивают друг друга. Захвачен второй орел.

Центурион похлопал Тулла по плечу и, дав своим легионерам команду, повел за собой на дорогу. Часть застывших в ожидании варваров тотчас пришла в движение, приготовившись напасть на отщепенцев.

Пизон и те, кто слышал этот разговор, стояли, переминаясь с ноги на ногу. Желание воевать покидало их, сливаясь, словно моча в канализацию. Остальные, не понимая, что происходит, увязались вслед за центурионом с обрубленным гребнем и его солдатами.

– Ты его слышал, – сказал Фенестела Туллу. Пизон навострил уши.

– Не так громко.

– Здесь нельзя оставаться! – прошипел опцион.

– Это лишь слухи, – возразил Тулл. Но его голосу не хватило уверенности.

– Ты предлагаешь нам ждать, чтобы убедиться, так это или нет? Если на то пошло, во всем виноват Вар. Прислушайся он к тебе…

– Довольно! – оборвал его Тулл. – Дай подумать.

– Думай. Только быстро, пока на нас не напали варвары.

Последующие мгновения показались Пизону вечностью. В щели между плечами и головами товарищей ему было видно, что германцы вновь пошли в атаку. Их были сотни, они возникали из проемов в насыпи бесконечным потоком. Сначала враги шли шагом, затем перешли на бег и наконец улюлюкающей лавиной устремились на римлян. Впереди неслись свирепые берсерки – Пизон насчитал шестерых. У одного выступила на губах пена, другой размахивал огромной дубиной – такой в два счета можно смять солдатский шлем или расколоть надвое щит. Стоявший впереди Пизона солдат разрыдался.

– Хочу домой, – причитал он, – хочу домой!

– Заткнись! – рявкнул на него Пизон.

Увы, поздно: страх оказался заразителен. Стоявшие в первой шеренге дрогнули и попятились. Впрочем, отступать было некуда. В десяти шагах за спиной Пизона по-прежнему лежал поваленный ствол. Превозмогая собственный страх, он отпихнул от себя отступавшего солдата.

– Стоять! Вы, вонючие опарыши и засранцы!

Солдаты растерянно застыли на месте. Тулл стоял впереди их колонны, прямо напротив врага.

Заметив центуриона, берсерки побежали еще быстрее. До римлян оставалось шагов тридцать. Позади берсерков на них накатывалась ревущая волна варваров.

– Мы с вами идем по дороге, – громко, но спокойно произнес Тулл и вновь занял место в передней шеренге. – Но сначала мы должны отбросить этих ублюдков. Вы способны это сделать? Я спрашиваю, способны?

Двадцать пять шагов.

– Да, центурион, – ответил Пизон, и его поддержали остальные.

Двадцать шагов.

– Громче! Я вас не слышу!

Пятнадцать.

– Да, центурион!

Десять.

– За Рим! – взревел Тулл.

Пять.

В следующий миг на них обрушилась волна варваров.

Глава 29

Вар стоял в середине круга легионеров. Прижимая к окровавленному бедру оторванный от туники лоскут, он наблюдал за тем, как последние солдаты его личной охраны пытаются отразить натиск варваров. Они были пойманы в ловушку, окруженные со всех сторон ордой дикарей. Сверху на них с самого утра лил дождь, так что до нитки промокли все – и римляне, и германцы. Земля под ногами давно превратилась в хлюпающую жижу, каждая ямка – отпечатки колес, подошв – была наполнена водой. Вода собиралась вокруг мертвых тел, скапливалась в изгибе брошенного щита, в перевернутом шлеме, капала в открытые рты мертвецов. Большинство их – легионеры, отметил про себя Вар, чувствуя, как на него тяжким грузом давит стыд. Солдаты империи. Солдаты Августа. Его солдаты.

«Я должен был прислушаться к Туллу, – в сотый раз подумал он. – Во всем виноват этот ублюдок Арминий…»

Бледно-желтые вспышки молний сопровождались оглушительными раскатами грома. Слой серых туч был таким плотным, что лучи солнца почти не пробивались сквозь него, отчего казалось, будто уже вечер. Но Вар знал: время едва перевалило за полдень. Впрочем, несмотря на сумрак, он все еще мог разглядеть болото. Оно тянулось справа от них вдоль дороги – коричнево-зеленая полоса вереска, камышей, зверобоя и болотного розмарина. Там им не пройти. Впрочем, и слева тоже. Эта проклятая насыпь – казалось, ей не было ни конца, ни начала. А позади нее – неистощимые орды варваров.

За спиной у Вара остальные легионеры, похоже, оставили уже всякую надежду. Многие пытались спастись бегством, даже на виду его личной охраны. Орудуя смертоносными фрамеями, варвары косили их, словно сухую траву. Другие солдаты добивали своих раненых товарищей или сами падали на мечи. Не считая его личной охраны, сражаться продолжала лишь горстка, но их слишком мало, и продержатся они недолго. Их тоже вскоре всех перебьют, как и солдат вокруг него… Интересно, как там Аристид? Еще жив или тоже убит? Этого Вар не знал. Оставалось лишь надеяться, что конец грека был быстрым. Как жаль, что он не оставил его в Ветере… Впрочем, по крайней мере там осталась его жена. Несмотря на ее постоянные жалобы и придирки, было бы неплохо разок взглянуть на нее напоследок, а также на их взрослых детей. При мысли о семье Вара вновь охватил страх, но уже иного рода. Отныне его имя вываляно в грязи. Но нельзя исключать и того, что то же самое будет и с ними. «Боги, – взмолился он, защитите их, невинных. – Да не будут они наказаны за мои ошибки».

– Какие твои дальнейшие распоряжения, командир?

Вопрос прозвучал дважды, прежде чем Вар понял, что он обращен к нему. Он заморгал. Перед ним, весь в крови и грязи, стоял центурион. С кончика его меча капала кровь, щит весь в дырах, оставленных вражескими копьями. Вар его не узнал, что еще больше испортило ему настроение.

– Кто ты? Как твое имя?

Центурион нахмурился.

– Клавдий Корнелий Антоний, генерал. Что нам…

– Ты из какой когорты и из какого легиона?

– Какая разница! – выкрикнул Антоний, указывая на варварских воинов. – Мы должны попробовать прорваться. Ты, я, десяток легионеров. Сбрось свои плащ и шлем, замени их на плащ и шлем рядового солдата. Вот увидишь, мы прорвемся.

– Бежать, подобно трусу? – печально улыбнулся Вар. – Не к лицу наместнику Рима в Германии бежать с поля боя.

– Боюсь, выбор у нас невелик, – ответил Антоний, его голос был полон отчаяния. – Нас режут, как скот. Твоим легионерам храбрости не занимать, но долго они не продержатся.

На Вара снизошло удивительное спокойствие. Зачем кому-то умирать, защищая его?

– Мой час настал, – сказал он, отстегивая кирасу. – Помоги мне ее снять.

Центурион в ужасе воззрился на своего военачальника.

– Потеряны два орла. Все мои старшие офицеры мертвы или взяты в плен. Бо́льшая часть мой армии превратилась в корм для хищных зверей. Это конец, – произнес Вар. – Я предпочту принять смерть от собственной руки, нежели от руки варвара. В плен я тоже не хочу.

– Командир, я протестую… Ты…

– Довольно! – рявкнул Вар. – Как только меня не станет, поступишь так, как сочтешь нужным. Бегите, сдавайтесь или умрите, сражаясь. Решение за вами.

– Хорошо, командир, – ответил Антоний и с понурым видом принялся помогать Вару снять доспехи.

– Если можно, предайте мое тело огню.

– Слушаюсь. – Центурион с каменным лицом смотрел, как наместник бросил кирасу в грязь и вытащил меч.

Как символично, подумал Вар, что сам он еще не обагрил собственный меч кровью! Нет, он был близок к тому, чтобы убить варвара, проткнувшего ему копьем бедро, но его опередил безымянный легионер, чем лишил возможности сделать это самому.

Вар опустился на колени и, подставив потное лицо каплям дождя, вознес краткую молитву Юпитеру, а затем Марсу. В ответ пророкотал гром, как будто его молитву услышал лишь германский Донар. Вар постарался выбросить эту горькую мысль из головы. Вместе этого он представил своего покойного отца и деда – оба умерли, бросившись на меч. Он попросил их помочь ему, чтобы все прошло быстро и безболезненно. Довольно того, на какие мучения он обрек свою армию. Крепко схватив обеими руками костяную рукоятку меча, он приставил его острие к левому подреберью и слегка вдавил. Тотчас возникла боль, но он был ей рад. Он слышал, что это лучшее место, рядом с сердцем.

Мммммм! Ммммм! Снова крики, лязг металла о металл. Затем глухой удар, как будто дубинкой по телу. Бульканье. Похоже, чье-то горло наполнилось кровью. Антоний рявкнул на своих солдат, приказывая им держаться до конца. Эти звуки и смерть, которую они означали, доносились до Вара как будто по длинному темному туннелю. В эти мгновения ему хотелось одного – перенестись как можно дальше отсюда. Туда, где под ногами не чавкает жижа, где не льется кровь, где нет мертвых легионеров и, самое главное, – его собственного позора. Он пригнулся. Даже если удар получится слабый, тело под своим весом соскользнет на меч и доведет дело до конца.

Во рту ощущался привкус желчи. Сердце бешено билось, как будто, зная свою участь, пыталось вырваться на свободу. Вар еще крепче сжал костяную рукоятку, напряг руки и единым усилием воли вонзил меч в левое подреберье. Внутри, затмив собой весь остальной мир, взорвался слепящий шар боли. Собрав в кулак последние силы, Вар вогнал клинок еще глубже и повалился вперед.

Его приняла в свои объятия смешанная с кровью грязь.

«Арминий», – подумал он.

Глава 30

Тулл не помнил, как увел своих солдат от поваленного дерева. Если туда примчались новые берсерки, наверняка они там и погибли. Увы, атака берсерков и остальных варваров была отбита ценой жизни половины солдат его центурии. Несмотря на эту их крошечную победу, германцы отошли лишь на пару десятков шагов. Но даже в этом не было необходимости. Жалкая горстка голодных, измотанных легионеров вряд ли решилась бы на контратаку.

Впрочем, варвары тоже люди. Они тоже устали и понесли потери. Тем, что вышли из схватки живыми, требовалась минута-другая на то, чтобы отдышаться, дать отдых взывавшим о пощаде мускулам, помочиться, даже если это были всего несколько капель.

Разумеется, германцы знали, что преимущество на их стороне. Туллу и его солдатам требовалось подкрепление, в то время как их врагу – лишь передышка, после которой атаки возобновятся. Избегая смотреть на варваров – подобно тому, как охромевший олень избегает смотреть на стаю преследующих его волков, – Тулл вновь двинул вперед по грязной тропе – один усталый шаг за другим. Времени оказать помощь раненым не было. Его не было вообще – лишь пара секунд, чтобы дать команду шагать дальше.

– Тот, кто хочет остаться жив, за мной! – рявкнул он.

Вслед за ним увязались десятка два солдат, почти все хотя бы с одним ранением. Фенестела, новичок Пизон, его друг Вителлий. Последний был не в состоянии держать щит. Самое невероятное – были живы спасенная им женщина и ее ребенок. А также щенок. Их было гораздо меньше, чем он рассчитывал, но это лучше, чем ни одного, сказал себе Тулл. Лучше, чем ни одного, с горечью повторил он про себя. Когда, в какой момент случилось так, что почти все его солдаты погибли?

Следом за ними увязались остатки когорты – кучками по шесть человек, по десять, иногда больше. Тулл не стал останавливаться, чтобы подбодрить их. В конце концов, за их жизни отвечают другие центурионы и опционы. Как и он сам отвечает только за свою центурию. Жестокий выбор, но если пытаться спасти как можно больше солдат, то, скорее всего, он не спасет никого. Упавшее дерево стало последней соломинкой. Так просто – и так хитро. «Арминий, ты сукин сын», – кипятился про себя Тулл.

Сто шагов. Варвары даже не пошелохнулись. Тулл обернулся на них через плечо. Неужели ему и его солдатам наконец повезло? Неужели эти ублюдки решили дождаться других легионеров? Еще пятьдесят шагов, и его надежда окрепла. Задействовав остатки сил, Тулл погнал своих солдат быстрее. Вскоре на его счастье слева замаячил каменный выступ. В этом месте насыпь обрывалась, зато каменная стена тянулась на некоторое расстояние. Что там дальше, неизвестно. Однако получить пусть короткую, но передышку было подобно дару небес. Тулл позволил усталым солдатам идти медленнее. Одному он перебинтовал ногу, другого похлопал по спине, улыбнулся женщине, пожал руку Фенестеле. И снова двинул вперед. В этом кошмаре остановиться – значит умереть.

Увы, его приподнятое настроение длилось недолго.

На дальнем конце каменного выступа вновь замаячила земляная насыпь. На ней, забрасывая копьями остатки Первой когорты, бесновалась очередная толпа варваров. Тропа была усеяна грудами тел – похоже, на ней какое-то время шла ожесточенная схватка. Тулл замедлил шаг, затем остановился и попытался не поддаться отчаянию. Когда Первая когорта бросила его и его солдат одних отбивать атаки варваров у поваленного дерева, он проклял их последними словами, одновременно надеясь в душе, что Первая все же спаслась. И вот теперь перед ним замаячила его собственная судьба.

Его тело как будто уловило его настроение. Казалось, каждая его частица взывала о пощаде. Ноги болели, руки тряслись от усталости. Ныла поясница, как будто некий разгневанный кузнец бил по ней своим самым тяжелым молотом. От того места, где в него попал выпущенный из пращи камень, в разные стороны разлетались острые стрелы боли. И какая-то вредная старая карга втыкала иголки в давнюю рану на икре. Глаза саднили, как будто в них было полно песка, во рту и в горле пересохло, по лицу градом катился пот. В эти мгновения ему хотелось одного – лечь и закрыть глаза. Мерзавец-прорицатель был прав: они найдут свой конец в грязи.

– Только не сдавайся, старый пес.

– Что? – Тулл даже не заметил, как к нему неслышно подкрался Фенестела и почти прошипел ему на ухо эти слова.

Он резко обернулся. Опцион стоял почти вплотную к нему. Взгляд полон понимания и одновременно тверд как кремень. «Он видит мой страх», – подумал центурион, ощущая себя глубоким стариком и неудачником.

– Стоит тебе дрогнуть, Тулл, и нам конец. Ты слышишь? Всем до одного, – процедил сквозь зубы Фенестела. – Посмотри на солдат! Всего разок. Они идут лишь потому, что ты ведешь их за собой! Ты даешь им надежду. Ты. Если ты не найдешь выхода из этого кошмара, то они и подавно. А женщина и ее ребенок… да их уже к закату не будет в живых.

Фенестела прав, подумал Тулл. Он сам с самого утра украдкой следил за своими солдатами – и видел, как с каждой новой атакой варваров боевой дух мало-помалу оставляет их. Скорее всего, они обречены, но, как центурион, он не имеет права сдаваться. И эта женщина. Какой смысл был спасать ее, чтобы потом бросить на произвол судьбы?

Тулл сделал глубокий вдох и, кряхтя, расправил плечи.

– Я слышу тебя. Мы идем дальше.

У Фенестелы отлегло от сердца. Он мотнул головой в сторону солдат Первой когорты.

– По-моему, нам не стоит ввязываться в схватку. Лучше, опустив головы, пройти мимо них вдоль края болота.

Тулл посмотрел вперед. Зоркий Фенестела прав. Страх перед болотом вынуждал обе стороны держаться от него как можно дальше, отчего вдоль тропы тянулась свободная полоска твердой почвы.

– Годное предложение, – сказал он. – Пусть солдаты выстроятся в колонну по одному. Сначала мы пойдем медленно, а затем по моему свистку ускоренным шагом минуем место схватки. Скажи солдатам, чтобы смотрели себе под ноги, а не на варваров.

– Понял. – Фенестела зашагал было прочь, но Тулл его остановил.

– Спасибо тебе за твои слова.

– Ты бы на моем месте сделал то же самое.

У Тулла защемило сердце.

– Это да. Увидимся на другой стороне.

– На другой стороне, – повторил Фенестела и, подмигнув, отправился выполнять приказ Тулла.

– Готовы, братцы? – спросил Тулл, отгоняя от себя страх. Вдруг план Фенестелы провалится? Что тогда?

– Готовы, центурион, – прохрипели в ответ солдаты. – Выведи нас отсюда.

Тулл дунул в свисток. Малочисленная колонна сдвинулась с места.

К сожалению, миновать ускоренным шагом по краю болота место схватки не получилось – кое-где Тулл и его солдатам пришлось брести, увязая почти по колено в трясине. И все же, спасибо накалу сражения и грязи, покрывавшей их с головы до ног, они сумели пройти мимо, не замеченные как варварами, так и своими. Туллу вспомнились два вора, как-то раз ограбивших самого крупного виноторговца в Риме. Одержав верх над стражниками винного склада, они на глазах у всей улицы погрузили амфоры с самыми изысканными винами на телеги и увезли прочь. Если действовать решительно, ваших действий никто не заметит. Или на худой конец подумают, что так и должно быть.

Примерно через полмили обреченная Первая когорта осталась позади. Вскоре в германской насыпи начали появляться бреши. Ко всеобщему удивлению – и радости, – самих варваров здесь тоже не было. Тулл воспрянул духом. Да, Арминий хитер, но даже он не сумел вбить в своих союзников римскую дисциплину. Скорее всего, поставленные на этом участке воины, устав ждать появления легионеров, удрали туда, где кипело сражение.

Его догадка оказалась верна. Спустя какое-то время они наткнулись на тела последних ауксилариев. На отрезке тропы длиной в несколько сотен шагов валялись убитые галлы. Похоже, они держались до самого конца, и германцы заплатили за свою победу высокую цену. От беснующейся орды остались лишь горы трупов. Тулл проникся еще большей надеждой. Чем дальше они шли, ни разу не встретив на своем пути никаких препятствий, тем больше крепла в них уверенность, что войска Арминия остались у них за спиной.

Однако внутренний голос нашептывал Туллу, что расслабляться рано, и оказался прав. Спустя какое-то время от гибели их спас лишь поворот тропы. Услышав доносившиеся оттуда голоса, Тулл бесцеремонно согнал своих солдат с тропы и приказал спрятаться за вражеской насыпью. Окажись за ней хотя бы один варвар, и им конец. Но, на их счастье, там были лишь лужи, несколько брошенных сырных корок и запах мочи. Усталые солдаты сели и привалились к земляной насыпи, как к подушке. Тулл, взяв на себя обязанности караульного, стал наблюдать за дорогой.

У него на глазах по ней, направляясь к месту сражения, прошагали несколько сотен варваров. Никто даже не повернул головы в их сторону – пока не расплакалась девочка. Шагавший последним варвар обернулся. «Будь ты проклята, сопливка, – подумал Тулл. – Из-за тебя нам всем сейчас крышка». Он в гневе развернулся, но женщина уже зажала малышке ладонью рот. Тулл жестом дал понять, чтобы она не убирала руки, а солдаты сидели тихо как мыши. Между тем шагавший последним варвар повернул назад и теперь направлял в их сторону. Его окликнул товарищ. Тулл услышал, как он ответил, что-де что-то услышал. Может, оно ему лишь почудилось, но заодно он справит большую нужду, а потом догонит остальных.

Тулл выглядывал в проем в насыпи, пока это не стало слишком рискованно. Варвар, похоже, был один, что уже хорошо. Приставив меч к насыпи, Тулл вытащил кинжал и шагнул к другой стороне проема. «Фортуна, знаю, я испытывал твое долготерпение не один раз, – подумал он. – Будь же благосклонна ко мне еще разок. Клянусь, я принесу тебе в жертву самого лучшего быка, какого только можно купить за деньги». Крепко сжав кинжал, центурион слушал и ждал. Пока ему было слышно лишь биение собственного сердца.

Ничего. Тулл несколько раз вдохнул и выдохнул через нос. Спина затекла. Но он по-прежнему ничего не слышал. Неужели варвар решил опорожнить кишечник перед насыпью? Поймав вопросительные взгляды солдат, он указал наружу, присел на корточки и прижал палец к губам. У них еще есть шанс избежать разоблачения. Кто знает, вдруг варвар не заглянет за насыпь?

Как назло, вскоре до него донеслись шаги, причем совсем близко.

Тулл прижался спиной к насыпи и отругал себя. Болван! Он должен был поставить напротив себя Фенестелу или одного из солдат! Тогда, куда бы ни свернул варвар, войдя в проем, его с обеих сторон ждал бы кинжал… Увы, что-то менять уже поздно. Оставалось лишь надеяться, что варвар посмотрит направо или если все же налево, то он успеет прикончить германца прежде, чем тот позовет на помощь.

Ладонь, сжимающая кинжал, вспотела и стала скользкой. Тулл крепче сжал пальцы и навострил уши. И едва не расхохотался, услышав рядом громкий выхлоп кишечных газов. Судя по звукам, варвара пробрал понос. Это тотчас подтолкнуло Тулла к действию. Такой шанс грешно упустить. Он слегка вытянул шею, чтобы убедиться, что основная масса германцев прошла мимо, после чего стремительно обогнул угол. Спустив штаны, варвар в сосредоточенной задумчивости сидел на корточках у самой насыпи. Увы, Тулла он услышал слишком поздно, слишком поздно открыл рот в немом крике.

Вот тебе! Получай! Раз, два, три! Словно кузнец, кующий молотом раскаленное добела железо, Тулл несколько раз вогнал кинжал германцу в шею и грудь. Четыре, пять, шесть! Его собственная рука обагрилась кровью. С губ варвара сорвался предсмертный хрип. Тулл на всякий случай вонзил в него клинок еще пару раз. Из голой задницы врага с громким хлопком вырвались кишечные газы, а сам он боком повалился на землю. На лице его по-прежнему читалась растерянность.

Тулла вырвало, но не от запаха свежей крови, а от тошнотворной вони экскрементов. Он бросил быстрый взгляд на тропу. Никого. Центурион тотчас поклялся принести в жертву Фортуне быка. При условии, конечно, что он выйдет отсюда живым. «Напоминаю тебе, старая сука: чтобы выполнить свою клятву, я должен вернуться в Ветеру». Нет, конечно, с божествами так не разговаривают, им не ставят условия, но кровавая бойня последних трех дней отучила Тулла церемониться с ними.

Если б тишину, заскулив, нарушил щенок, он, не задумываясь, перерезал бы ему горло. Но только не ребенку, тем более тому, которого он сам спас. Женщина как будто догадалась, о чем он думает. Когда Тулл позвал из-за насыпи своих солдат, она улыбнулась ему виноватой улыбкой.

– Я больше не дам ей плакать, – шепнула она.

– Смотри, ни единого звука – хмуро ответил Тулл. – Второй раз нам вряд ли повезет.

Понимая, что их судьбы по-прежнему висят на ниточке, центурион отправил вперед Пизона – одного из троих солдат, избежавших ранений, – поручив ему высматривать варваров, чтобы им всем не нарваться на них. Задача не из легких. Пизон, не пикнув, отправился выполнять задание. Единственное, о чем он попросил, – это чтобы кто-то присмотрел за его другом Вителлием. «Наконец-то передо мной настоящий солдат», – не без гордости подумал Тулл.

До наступления темноты Пизон дважды доказал свою ценность как дозорный. Дважды он со всех ног прибегал назад, чтобы предупредить их отряд о приближении варваров. Первый раз они спрятались за насыпью, во второй – им ничего не оставалось, как отойти к болоту, где их единственным укрытием стали низкорослые заросли вереска. Распластавшись в грязи, они в ужасе затаились среди болотной растительности, ожидая, когда варвары пройдут мимо. Судя по голосам, те были пьяны. Вероятно, поэтому все и обошлось.

Когда стало смеркаться, Тулл выбрал место для ночлега – буковую рощицу слева от тропы. До нее было шагов сто пятьдесят, так что вряд ли варвары забредут сюда, чтобы справить нужду. Насыпь закончилась какое-то время назад, из чего следовало, что они снова шли по лесу. Хотя их крошечному отряду удалось вырваться из кровавого кошмара живыми, Тулла по-прежнему терзали опасения. Кто поручится, что они снова не нарвутся на варваров? Щенок или девочка могут снова выдать их своим плачем. У них нет ни пищи, ни одеял. Воду можно было брать из луж, но на одной воде долго не протянешь. Тем более что солдаты валятся с ног от голода и усталости. Разжигать огонь опасно, даже если они и раздобудут сухого хвороста. Перечислять опасения можно было до бесконечности. Казалось, они вгрызались ему в нутро, причиняя беспрестанную боль, куда более нестерпимую, чем любая рана.

А тут еще к его тревогам добавилась еще одна – тропа раздваивалась. Тулл же понятия не имел, которая из дорог ведет к Лупии и римскому форту. Утром ему придется выбирать одну из двух. Стоит ошибиться, и все усилия предыдущего дня пойдут насмарку.

Несмотря на все заботы, Тулл, стоило ему смежить веки, провалился в сон. Ему снилась кровавая бойня. Он сражался не на жизнь, а на смерть против двух берсерков. Точно так же, как накануне, те разделились. Один атаковал его спереди, другой зашел сзади. Отбивая атаку первого берсерка, Тулл был бессилен дать отпор второму. Пока он сражался с тем, что был перед ним, кто-то схватил его за левую руку. Ожидая в любой миг ощутить прикосновение к горлу холодной стали клинка, Тулл дернул руку и, грязно выругавшись, попытался повернуться. Даже если он сразит второго берсерка, первый тотчас же выпустит ему кишки.

Ему на рот легла чья-то ладонь.

– Тише, это я, Фенестела!

Тулл вздрогнул и открыл глаза. Никаких берсерков рядом не было. Продрогнув до костей, он лежал на боку под каким-то деревом. Рядом с ним на корточках сидел Фенестела и зажимал ему ладонью рот. Тулл тряхнул головой, показывая, что понял, и убрал пальцы опциона.

– Дурной сон. Со мной всё в порядке, – прошептал он. – А в чем дело?

– Вернулся Пизон. Он стоял в карауле. Причем он не один, с ним кое-кто еще.

Слова Фенестелы помогли Туллу стряхнуть остатки сна. Он сел. Резкое движение моментально отдалось по всему телу стрелами боли. Центурион поморщился.

– Кто?

Фенестела наклонился ниже.

– Твой варвар, Дегмар.

– Дегмар? Он здесь? – Сердце Тулла было готово выпрыгнуть из груди.

– Да. Он вон там, вместе с Пизоном. – Фенестела большим пальцем указал в сторону опушки рощи.

Спотыкаясь в темноте о корни деревьев и тела спящих солдат, Тулл вместе с Фенестелой поспешили к Пизону и его спутнику. Дегмар сидел на корточках и что-то жевал. Легионер стоял за его спиной, поглядывая то на пространство, отделявшее рощу от тропы, то на германца. Увидев Тулла, Дегмар встал, блеснув в тусклом свете белозубой улыбкой.

– Вот это встреча так встреча! – радостно воскликнул Тулл, протягивая для рукопожатия руку. – Рад видеть тебя живым.

– Неудивительно, что ты еще здесь, – заметил Дегмар.

– Фортуна оказалась милосердна к нам, пусть даже к жалкой горстке, – ответил Тулл и покосился на своих солдат.

– Фортуна здесь ни при чем, – презрительно фыркнул Дегмар. – Это ты вывел их живыми.

Наверное, германец прав, подумал Тулл. Вот только жаль, что он сам не смог спасти жизни большему числу солдат.

– Я думал, тебя уже нет в живых, – произнес он, не зная, что услышит в ответ.

– Или что я убежал, – с улыбкой добавил Дегмар.

– И это тоже. Я бы не удивился.

– Я дал тебе слово. Засада Арминия его не отменила. Я в долгу перед тобой, и пока этот долг лежит на мне, я с тобой.

– Да у тебя нюх, как у хорошего охотничьего пса, коль ты отыскал меня здесь, – улыбнулся Тулл.

– Если честно, это вышло случайно. Я не смог разыскать тебя после дозора. Присоединяться к другой когорте было опасно – меня убили бы на месте. Поэтому два дня я прятался, а потом двинул вслед за армией. Я не стал искать тебя среди мертвых – их было слишком много. Я почему-то был уверен, что ты жив, и продолжал держаться недалеко от сражения. Учитывая мой наряд, сделать это было нетрудно. – Дегмар указал на рубаху и штаны, типичную одежду германского воина. – Сегодня, когда стемнело, я двинулся дальше, прислушиваясь, не говорит ли кто в темноте на латыни. Мне попались несколько групп солдат, но ни с одной не было старшего офицера. В конце концов я стал подыскивать, где мне провести ночь, и вышел к этой роще. Твой часовой увидел меня первым и окликнул на латыни. На мое счастье, я сумел ответить ему на том же языке и назвал свое имя. Он сказал мне, что ты здесь. – Дегмар пожал плечами. – Как я понимаю, вы направляетесь к Лупии?

– Да, – ответил Тулл, думая о развилке тропы. – Ты знаешь дорогу туда?

– Знаю.

Несмотря на усталость, центурион был готов прыгать от радости.

– Это даже больше, чем я надеялся. Как долго идти отсюда до Ализо?

– Миль сорок пять – пятьдесят. Но на быстрый путь не рассчитывай. Дорога займет дня три, если не все четыре. Придется идти узкими лесными тропами. На главные дороги выходить опасно.

Впрочем, Тулл и сам этого ожидал. И все же страх не отпускал его.

– Скажи, воины Арминия намерены напасть на местные форты?

– Из того, что я слышал, они собрались поджечь все римские поселения к востоку от Ренуса. Боюсь, что к тому времени, когда мы туда дойдем, Ализо будет пылать огнем, – сказал Дегмар. – Вернее, если мы дойдем, – поправился он с иронией в голосе.

– Цедиций – крепкий орешек, – заметил Тулл. Ему вспомнилась ночь, которую они по весне провели с Тубероном у него в гостях, и количество выпитого вина. Боги, как давно это было! – С таким командиром, как он, взять крепость не так-то легко!

Дегмар уклончиво хмыкнул.

– На все воля богов. Дорога от Ализо до Ветера будет ох какой долгой, если мы пойдем по ней одни.

Глава 31

К концу третьего дня масштабы победы уже были понятны Арминию, но истинное понимание пришло лишь на следующее утро, когда он в одиночку отправился взглянуть на поле боя. Контраст между шумной, пьяной атмосферой, царившей в лагерях воинов, и тишиной застывшего леса поражал. Но ни то, ни другое не шло ни в какое сравнение с кровавым зрелищем, представшим его глазам вдоль тропы, по которой, на свою беду, двинулась римская армия. Его лошадь, побывавшая не в одном бою, поначалу отказывалась повиноваться ему, шарахаясь от гор трупов. Ничего удивительного, подумал Арминий. Ему самому было муторно от запаха крови, кала и газов, раздувших животы мертвецам. В ушах стоял звон от жужжания мух и карканья слетевшихся на кровавое пиршество воронов.

Бо́льшую часть погибших воинов соплеменники унесли, чтобы с почестями предать земле, а вот тела мертвых легионеров были разбросаны повсюду, словно выброшенный кем-то мусор. Германцы сняли с них доспехи и оружие, и теперь они с позором покидали этот мир в одних туниках, лежа лицом вниз в болоте, или посреди грязных луж, или на спине, глядя в небо незрячим взором. Поодиночке, парами, группами, под пронзенной копьем лошадью, грудой наваленные друг на друга, словно брошенные ребенком игрушки. Они пали так, как и сражались, спиной к спине, или кругом, или шеренгами, или же застигнутые во время бегства. Один такой несчастный все еще стоял на коленях; было видно, что фрамеи распороли ему горло. Не иначе, как в эту позу римлянина поставили его воины, подумал Арминий, в насмешку за его трусость.

Но чаще германцы разбивали убитым черепа – по их мнению, это не давало душе покинуть тело. У некоторых легионеров были выколоты глаза, еще большему числу отрубили головы. Затем головы эти были приколочены гвоздями к деревьям, как в знак победы, так и в назидание. Надругательства над телами мертвых врагов этим не ограничивались. У кого-то были откушены уши, отрезаны ноги, руки, даже яйца. В нескольких местах были сооружены каменные алтари, на которых заживо сожгли старших офицеров; кое-где еще виднелись их обугленные останки. При виде этой жуткой картины Арминия замутило. И все же он не сожалел о том, что случилось. Да, большинство легионеров встретили мучительную смерть. Но их бесчисленные трупы – не что иное, как его жертвоприношение Донару, кровавое воплощение его клятвы, наглядное свидетельство, смысл которого очевиден каждому. Это воздаяние Риму за четверть века жестокого насаждения своего господства в Германии, это кара богов, свершенная копьями его воинов.

И пусть в Риме скажут, что это дикое варварство, подумал Арминий, пусть. Но так его народ – его народ – обходится с мертвыми врагами. Однако, даже будь это не в их обычаях, римляне все равно здесь захватчики, а он и его соплеменники – на родной земле. И то, что они сделали – что он сделал, – можно сравнить с истреблением стаи волков. Да, они истребили Вара и его армию, жестоких проводников римского владычества.

В ближайшие дни, по его приказу, тысячи воинов разграбят и сожгут все римские поселения к востоку от Ренуса и тем самым очистят землю от римской скверны. Интересно, как скоро весть об устроенной им засаде достигнет ушей императора? Скоро: в чрезвычайных ситуациях императорские гонцы успевали покрывать за день громадные расстояния. «Трепещи в своем дворце, старик! Одним ударом я уничтожил три твоих легиона. Десятую часть твоей армии! Десятую! Невероятный успех».

Жаль только, что его воины сумели захватить лишь двух орлов. Третий куда-то пропал. Именно это и вынудило Арминия подняться с одеял. Без третьего орла победа будет неполной, пусть даже он и сокрушил римскую армию. Золотые птицы – символы могущества Рима, живые сердца каждого легиона. Они – высочайшая награда его союзникам за их доблесть. Другой такой наградой была голова Вара. Ее он отошлет Марободу, вождю маркоманов, чтобы заручиться его поддержкой в войне против Рима. Орла Девятнадцатого легиона он подарил бруктерам. Воины этого племени нанесли римлянам тяжелейшие потери. Орел Двадцатого легиона достался хавкам. Они подтянулись к месту сражения последними, зато в количестве шести тысяч воинов. Не имея третьего орла, Арминий не мог вручить марсам обещанную награду за их доблесть. Жаль, золотой орел наверняка скрепил бы союз херусков и марсов. Пусть их племя невелико, но это не помешало им уничтожить старших офицеров и их охрану. Надо признать, что это был решающий момент – после него сопротивление римлян начало таять на глазах.

Внезапно до Арминия донесся душераздирающий вопль. Впрочем, не первый – следовавшие за воинами женщины уже здесь. Они медленно пробирались между мертвыми телами в поисках денег или других сокровищ. Любой, кто был еще жив, получал удар ножом между ребрами. Видимо, эта жертва удостоилась иной чести. Вопль повторялся раз за разом, крик агонии и отчаяния. Охваченный любопытством, Арминий направил коня туда, откуда тот раздавался, к поляне между деревьями, частично скрытой построенной им насыпью. Он подъехал ближе. В следующий миг солнечный луч отразился от какого-то металлического предмета. Тот оказался забралом кавалерийского шлема, причем стояло оно вертикально, как если бы прикрывало лицо отрубленной головы. Остальной части шлема не было, а с самого забрала кто-то уже содрал мечом дорогое серебряное покрытие. Казалось, будто пустые глазницы наблюдают за Арминием. Не выдержав их взгляда, он отвернулся. Боги, пусть это будет забрало Туберона! Даже в эти минуты херуск испытывал к трибуну неистребимую ненависть. К его великой досаде, среди убитых или захваченных военачальников Туберона не оказалось. Арминий не удивился бы, если этот скользкий гаденыш сбежал.

Увы, римлянин, которого пытали четверо воинов, не был Тубероном. Судя по валявшимся на земле доспехам и шлему, это был рядовой легионер. Какие раны он получил в бою, этого Арминий не узнал, так как у солдата был отрезан язык. Его перемазанный кровью рот исторгал пронзительные вопли, а сам он стоял на коленях, в мольбе воздев к своим мучителям руки.

Воины же так увлеклись, что не заметили Арминия. Узипеты. Что ж, ничего удивительного. Пока воины других племен отсыпались после похмелья, узипеты принялись мстить за неудавшийся набег на правый берег.

– Не понимаю, что ты там лопочешь, – с издевкой произнес один из воинов.

– По-моему, он просит назад свой язык, – заявил другой, с гривой черных волос. С этими словами он помахал перед носом несчастного кровавым ошметком. Солдат отпрянул и закричал еще громче.

– Ну, наконец-то, змееныш, ты перестал шипеть, – сказал Черноволосый.

Трое приятели расхохотались. Черноволосый посерьезнел первым.

– Держите его! – приказал он.

Два его приятеля схватили легионера за плечи. Черноволосый тем временем извлек из торбы у себя на поясе иголку с ниткой и, сосредоточенно насупив брови, принялся зашивать несчастному солдату губы. Тот зашелся в душераздирающем крике и попытался вырваться. Черноволосый огрел его кулаком по голове.

– Хочешь, чтобы я заодно вырвал тебе глаза?

Легионер в ужасе замотал головой – нет!

– Тогда сиди смирно и не дергайся!

Черноволосый возобновил шитье. Что удивительно, легионер нашел в себе силы терпеть, лишь изредка издавая сдавленные стоны. Закончив работу, узипет отложил нитку с иголкой и довольно потер руки.

– Оно, конечно, получилось кривовато, но в целом неплохо. Что скажете?

– Когда в следующий раз у меня порвется туника, я буду знать, к кому обращаться, – пошутил его товарищ.

– Привет! – окликнул их Арминий.

Воины обернулись. Узнав Арминия, они приветствовали его как героя. Он спешился. Воины похлопали его по спине и осыпали похвалами.

– Видел, как мы его? – спросил Черноволосый, большим пальцем указав на легионера у себя за спиной. Тот тяжело повалился на землю. В глазах его застыл ужас, тело сотрясали рыдания. От боли он обмочился.

– Да, – сказал Арминий.

– Следующими будут глаза, – сказал Черноволосый. Легионер испуганно замычал. – Обещания римлянину ничего не значат, болван, – усмехнулся его мучитель.

Скрыв свое отвращение за широкой улыбкой, Арминий пообещал доставить узипетам еще римлян. Они это оценят.

– Ладно, не буду вам мешать, – произнес он, когда те снова переключили свое внимание на легионера. Все четверо так увлеклись, что лишь едва кивнули в ответ.

Не успела лошадь Арминия сделать нескольких шагов, как лесную тишину прорезал очередной вопль. Испуганная лошадь замотала головой. Кое-как успокоив ее, Арминий поехал прочь, стараясь не обращать внимания на крики у себя за спиной. Наконец они стихли. То ли причиной тому стало расстояние, то ли римлянин умер, Арминий не знал. Да и не хотел знать.

Прошел час, а может, и два, но третий орел так и не обнаружился. Арминий поймал себя на том, что всматривается в лица мертвецов. Интересно, Флав жив или нет? Несмотря на всю свою нелюбовь к брату, он надеялся в душе, что тот жив. Впрочем, этого ему никогда не узнать. Отныне левый берег Ренуса для него заказан. Если Флав жив – он никогда не ступит на правый. С этого дня мой брат для меня мертв, решил Арминий и дал себе слово больше о нем не думать.

Он нашел место, где Вар совершил самоубийство, и почерневший клочок земли, где его адъютанты пытались – безуспешно – предать огню его останки. Херуск насчитал тела не менее тридцати центурионов. Тулла среди них не было. Арминий ощутил нечто вроде благодарности. Ему хотелось надеяться, что Тулл в числе той горстки, кому, по слухам, удалось уйти живыми. И все же ему не давала покоя мысль о том, куда мог подеваться орел. Вдруг его унесли с собой спасшиеся легионеры?

Арминий в задумчивости жевал щеку и потому не сразу заметил, как от тела под копытами его лошади взлетел ворон. Его сердитое, резкое карканье испугало бедное животное, и оно встало на дыбы. От неожиданности Арминий, словно мальчонка, впервые севший в седло, полетел на землю и, разбрызгивая коричневую грязь, шмякнулся в нее пятой точкой. Лошадь между тем дала стрекача. Арминий сердито посмотрел ей вслед. Ворон же уселся на соседнюю ветку и, время от времени довольно покаркивая, принялся наблюдать за ним. Кар! Кар! Кар!

Арминий посмотрел на тело, которое тот только что клевал, – легионера с одним глазом. Второй, по всей видимости, стал добычей нахальной птицы.

– Помешал твоему обеду? – спросил он у ворона.

– Каррр! – раздалось в ответ.

– Ладно. Ухожу. – Арминий поднялся на ноги. Не иначе как Донар решил напоследок сыграть шутку, подумал он. Что ж, имеет полное право. Его птица. Его тело. Его победа.

До лагеря неблизкий путь. Но что поделать, если он хочет переодеться в чистое. Что касается марсов, он придумает для них другой подарок. Например, пара штандартов когорт и изображение Августа. А что? Очень даже неплохо.

Краем глаза Арминий заметил какой-то металлический блеск. Повернув голову, он увидел тело. Оно лежало в тридцати шагах от него, уткнувшись лицом в болотную жижу. Очередной труп. Но затем он обратил внимание на плащ и видневшиеся из-под него пластины доспехов. Обычно такие носили только центурионы и знаменосцы. Кстати, ни те, ни другие обычно не убегали. Терзаемый любопытством, Арминий подошел по чавкающей грязи ближе. Подумаешь, его сапоги уже и без того грязны!

Шлема рядом с телом не оказалось – судя по всему, легионер его выбросил, чтобы не привлекать к себе внимания. Следов надругательств Арминий не обнаружил. Интересно, от чего же он тогда умер? Ответ Арминий получил, перевернув тело на спину. В левом бедре солдата зияла глубокая колотая рана. Все понятно: скончался от кровопотери. Или же захлебнулся, упав лицом в грязь.

Оставался вопрос: кто перед Арминием – центурион или знаменосец? С другой стороны, какая разница. Все равно теперь это пища воронам, подумал херуск, ногой переворачивая мертвеца обратно лицом вниз. Его пальцы больно наткнулись на что-то твердое. Это явно не тело и даже не доспехи. Удивленный настолько, что даже забыл выругаться, Арминий потянул за плащ. Ему не сразу удалось развернуть складки мокрой шерсти. Сердце его билось, как будто перед сражением. Наконец плащ упал в грязь, а его взгляду предстали вскинутые вверх крылья золотого орла. Ощущая в руке приятную тяжесть, Арминий гордо воздел штандарт. Это боги послали ему орла прямо в руки. Он поднял взгляд. Ворон по-прежнему сидел на суку, наблюдая за ним.

Арминий поежился. Никогда еще черная птица не казалась ему посланником самого Донара, как сегодня. Никогда еще он не получал такого весомого свидетельства того, что бог грома на его стороне. Арминий молча, но страстно вознес благодарность богу. Теперь ему все под силу! Донар поможет ему очистить Германию от римской скверны.

Разве можно мечтать о чем-то большем?

Глава 32

Тулл и его крошечный отряд провели в пути четыре долгих, утомительных дня. И все четыре дня дождь лил не переставая. Все они промокли до нитки и промерзли до костей. Не говоря уже о муках голода. Они напоминали себе псов, привязанных перед пустой миской. Если бы не произраставшая в изобилии ежевика и время от времени пойманный Дегмаром кролик, во рту у них не было бы даже маковой росинки. Двое раненых не вынесли тягот пути и умерли во сне. У Тулла остались пятнадцать солдат, женщина, ее маленькая дочь и щенок. Жалкая кучка, но он упорно твердил самому себе, что это лучше, чем никого.

Двенадцать мечей – Вителлий и еще трое вряд ли в течение месяца смогут держать оружие. И все же какое-никакое подспорье гарнизону Цедиция.

Доберутся ли они от Ализо – это целиком и полностью зависело от Дегмара. Тулл был благодарен судьбе, что они с германцем нашли друг друга. Если б не безошибочное чутье проводника-марса, они бы давно заблудились. Дегмару находить дорогу не мешало даже отсутствие солнца, спрятавшегося за плотными тучами. Он уверенно вел их по лесу узкими извилистыми тропками. Когда же на их пути встречались болота, он вел отряд через них, находя безопасные места. Утром и вечером, когда местные жители спали и не могли поднять тревогу, он вел их мимо полей и пастбищ. Германец ошибся лишь раз, когда вывел отряд на торную тропу, что вела на юго-восток. Увы, они вскоре были вынуждены сойти с нее, когда впереди показалась группа воинов-ангривариев. Слава богам, на этот раз пронесло!

Ближе к вечеру четвертого дня Дегмар привел их на невысокий холм. До Ализо примерно миля, сказал он Туллу, указывая на юг. Центурион какое-то время вглядывался в серую пелену измороси, а потом выругался. Фенестела плюнул. Над верхушками деревьев, там, куда указывал Дегмар, вились клубы дыма. Дыма было много – столько просто не могло подниматься от лагеря.

– Похоже, что Ализо в осаде.

– Как я и говорил, – сказал Дегмар и выразительно посмотрел на Тулла.

Тот выдал гневную череду ругательств. Фенестела сделал то же самое.

– Как ты предлагаешь поступить? Обойти форт и чуть ниже по течению свернуть к реке? – спросил Дегмар. – Арминий вполне мог выставить воинов, чтобы те стерегли дорогу на Ветеру. Но может статься, что все их силы брошены на Ализо.

Туллу вспомнилось скользкое, неприятное чувство, когда они бежали от поваленного дерева.

– Нет. Если гарнизон еще держится, мы должны найти способ попасть внутрь и помочь им.

– Ты уверен? – спросил Дегмар, глядя на него как на безумца.

– Уверен. Еще как уверен.

Германец пожал плечами.

– Оставайтесь здесь. Я пойду, взгляну.

– Да уж, из огня да в полымя, – мрачно заметил Фенестела.

– Может быть, – ответил Тулл. – Но мы не можем бросить их в беде. Или как?

– Звучит соблазнительно, но думаю, что не можем.

– Не можем. – Тулл старался не думать о том, что Ветера лежит менее чем в сорока милях к западу. Умереть здесь – еще бессмысленнее, чем там, в лесу. «Вспомни быка, которого я пообещал тебе, Фортуна. Здоровенного, широкоплечего, с прекрасными рогами и огромными яйцами почти до самой земли. Он твой, стоит мне перейти мост. Но ни секундой раньше».

Дегмар вернулся с известием, что в кольце германцев вокруг Ализо имеется брешь. Он также заметил небольшие ворота в северной стене, которые, похоже, никто не охраняет. Его слова укрепили Тулла в его решении войти в форт.

Во второй половине дня они подкрались к Ализо с северной стороны и затаились в лесу. Когда же почти стемнело, двинулись к опушке. Неприятельский лагерь светился точками костров, беспорядочно раскинувшись на огромном пространстве. Прохладный осенний воздух доносил голоса, смех, споры, а также щекочущие ноздри ароматы жарящегося мяса.

Жаль, что у них нет годного плана действий, подумал Тулл. Увы, ломать голову над ним было некогда. То, что они собрались совершить, было на грани безумия. Даже если они сумеют незаметно прокрасться мимо вражеского лагеря, защитники форта могут принять их за неприятеля. Он постарался подавить тревогу. Направься они прямиком в Ветеру, это не гарантировало им безопасности. Кто знает, вдруг воины Арминия стерегут всю дорогу…

Спустя какое-то время варвары в лагере угомонились. Костры погасли, стихли голоса. Часовых – по крайней мере в большом количестве – видно не было. Дегмар встал рядом с Туллом.

– Готовы? – шепотом спросил он.

Узел в животе центуриона затянулся еще туже. Ждать удобного момента бессмысленно. Его просто не будет.

– Да, – ответил он.

Они, крадучись, двинули дальше: Дегмар впереди, за ним Тулл, потом легионеры, за ними женщина с ребенком и щенком. Замыкал колонну Фенестела. Оставалось лишь надеяться, что плащи легионеров скроют их доспехи. Тулл заранее приказал солдатам снять шлемы, по которым в них с первого взгляда можно было узнать римлян. Вот, пожалуй, и все меры предосторожности.

До вражеских позиций они дошли легко, а вот дальше их ждали трудности. Найти в темноте проход между палатками, который Дегмар обнаружил ранее, было едва ли возможно. Долго стоять на одном месте было нельзя – их тотчас могли заметить. Что делать? Часть пути к стенам Ализо пришлось проделать через лагерь. Им невероятно повезло. Те варвары, что не улеглись спать, собрались вокруг большого костра, что позволило Туллу и его отряду не только пройти незамеченными, но и сориентироваться.

Тулл тотчас отдал дань уважения баллистам: между стенами форта и лагерем оставалось открытое пространство шириной шагов в триста. С одной стороны, хорошо, что лагерь остался позади. С другой – они теперь как на ладони. Любой заметивший их варвар заподозрит неладное, а часовой на стенах форта поднимет тревогу. В известном смысле они угодили в ловушку. Перехватив взгляд Дегмара, Тулл жестом велел идти дальше.

– Ступайте как можно тише, – шепнул он на ухо первому солдату. – Передай это остальным.

Он крадучись двинулся вслед за Дегмаром. Во рту пересохло. Сердце было готово выпрыгнуть из груди. Через двести шагов в нем проснулась надежда, что они дойдут до цели. Увы, еще через два десятка шагов позади кто-то негромко выругался, и его надежда, толком не родившись, пошла прахом. Велев стоять Дегмару и первому солдату, он направился вдоль колонны, спрашивая: «Что случилось?» Все как один солдаты отвечали, что ничего. Наконец он дошел до Фенестелы.

– В чем дело? – строго спросил Тулл у своего опциона.

– Женщина куда-то пропала.

Тулл обернулся на последнего легионера. Тот не заметил ее отсутствия.

– Где она?

– Ее девчонка выпустила из рук щенка, и тот убежал. Женщина велела ей забыть о нем, но та побежала его искать. Мать – за ней следом, – недовольно буркнул Фенестела и добавил. – Да пошли они обе куда подальше.

Тулл обернулся на вражеский лагерь, но ничего не увидел. Он стиснул зубы. Идти на поиски женщины – значит, поставить под удар весь отряд. И пусть потом его будет терзать совесть, он этого не сделает.

– Идем дальше к стене! – приказал он.

Последние восемьдесят шагов были сродни шагам обреченного на смерть преступника, шагающего по туннелю к арене. Со стены форта не донеслось ни звука. Они пересекли оборонительный ров, который варвары наполнили дерном. Вскоре Дегмар отыскал вход. Быстро вознеся богам молитвы, Тулл постучал в ворота кулаком. Ответа не последовало, и тогда он стукнул по ней рукояткой меча. Удар получился гулким. Нервы Тулла были натянуты как струна. Он терпеливо ждал ответа. Наконец, к его великому облегчению, ему ответил часовой – варвары, похоже, его не услышали. На вопрос, кто стучал, Тулл ответил на латыни и быстро назвал себя. Чтобы до конца убедить караульного, назвал прозвище Цедиция – Двадцать миль; маршем на такое расстояние начальник гарнизона наказывал нерадивых солдат. Часовой, согласно правилам, заявил, что должен привести офицера. Впрочем, дверь вскоре открылась, и солдаты вошли внутрь.

Тулл на миг задержался, не в силах выкинуть из головы женщину с ребенком. Дегмар, хотя Тулл его об этом не просил, тоже остался стоять рядом. Входя в крепость, Фенестела блеснул улыбкой.

– Мы дошли, – шепнул он.

– Да, останься у входа.

Фенестела тотчас понял, что у центуриона на уме.

– Забудь о ней!

– Не могу. Страшно представить, что они сделают с ней, если она попадет к ним в лапы.

– Тебя это не касается.

Пропустив мимо ушей слова опциона, Тулл вместе с Дегмаром нырнули в темноту.

– Нам крупно повезет, если мы найдем ее, – пробормотал германец.

– Можешь вернуться, – вспылил центурион. Он сам не понимал, зачем снова рискует жизнью.

Однако Дегмар остался, и они вместе подкрались к вражескому лагерю. На их счастье, обошлось без приключений, однако поиски в темноте и впрямь оказались безнадежным делом. Женщина могла забрести куда угодно, а ее ребенок – еще куда-то. Однако центурион не собирался сдаваться. Прекрасно понимая, что с каждым мгновением он все больше рискует быть пойманными, Тулл тем не менее несколько раз прокрался туда-сюда между палатками. Безуспешно. Дегмар вел поиски на небольшом расстоянии от него, время от времени возвращаясь, чтобы доложить, что никого не увидел.

Тулл уже оставил всякую надежду, когда внезапно услышал, как где-то в темноте заскулила собака. Он тотчас навострил уши. Секунд через десять послышался сдавленный крик – явно женский, а затем шлепок, как будто ее кто-то ударил. И, наконец, выругался мужской голос. Это они, решил Тулл. Он не прошел и дюжины шагов, когда рядом, с ножом в руке, появился Дегмар.

– Ты слышал? – шепотом спросил он.

– Да, – ответил Тулл, сжимая рукоятку меча.

Представшая их глазам картина поражала своей гнусностью. Хижина, перед ней догорающий костер. Рядом, сжавшись в комок, маленькая девочка со щенком в руках. Тут же опрокинутая на спину мать. Между ее разведенными ногами торчит голая задница варвара. Рядом, с мерзкими ухмылками на рожах, еще двое.

Эти двое представляли большую опасность, решил Тулл. Кивок Дегмару, и они, словно мстительные духи, набросились на них. Оба варвара покинули этот мир, даже не успев вскрикнуть от неожиданности. Чего Тулл не предполагал, так это что насиловавший женщину варвар приставит к ее горлу кинжал. Поняв, что на его приятелей напали, насильник перерезал ей горло. Но и сам умер три мгновения спустя. Меч Тулла глубоко вошел ему между лопатками. Увы, слишком поздно. Центуриону оставалось лишь надеяться, что перед смертью женщина услышала его слова: «Твоя дочь в безопасности». Взгляд женщины остекленел.

– Нам пора, – прошептал ему на ухо Дегмар.

– Пойдем с нами, – сказал Тулл. Подхватив рыдающую девочку на руки, он бегом бросился к форту.

Темнота и поздний час в очередной раз помогли им добраться до его стен. Как ему было приказано, Фенестела ждал их у входа. Дверь распахнулась даже прежде, чем Тулл постучал в нее.

– Где женщина? – спросил он, как только они вошли.

Центурион яростно тряхнул головой. «Ты спас ребенка, – сказал он себе. – Это лучше, чем ничего». Увы, это почти не помогло ему переубедить себя.

Ближе к ночи Тулл в очередной раз стал гостем в убогом претории Цедиция. Проводив солдат до казарм и поручив Фенестеле позаботиться о несчастном ребенке, он позволил себе скромную роскошь – принял теплую ванну, переоделся в чистую одежду, которую ему дали, и, наконец, разделил с Цедицием вкусный ужин с вином. Как же приятно вновь оказаться в нормальной обстановке! Увы, это не развеяло его скорбных дум. Несмотря на все его старания, женщина была мертва, а тысячи варварских воинов, мимо которых они сумели прокрасться, никуда не делись и стояли лагерем вокруг форта.

Настроению Тулла не способствовал и тот факт, что наряду с двумя примипилами когорт Цедиция за ужином присутствовал Туберон. Да-да. Раненный, растерянный, с синяком под глазом, но тем не менее… До сих пор он делал вид, будто не замечает Тулла. Лишь что-то невнятно буркнул, когда Цедиций объявил четвертого гостя. Впрочем, Тулла это устраивало. Мало того что мерзавец жив, когда многие доблестные воины погибли, так еще вести с ним застольные беседы? Избавьте боги. Если услышанное Туллом было правдой, Туберон спасся лишь потому, что прибился к опытному опциону Семнадцатого легиона, который каким-то чудом сумел довести его и еще семерых рядовых легионеров до Ализо. Но вместо того, чтобы благодарить судьбу, Туберон только и делал, что ныл по поводу потери дорогого, тонкой работы шлема. В конце концов даже Цедиций не выдержал и велел ему заткнуться.

Разговор за столом шел о том, что им делать и когда ожидать очередной атаки варваров. Усталый, морально опустошенный, Тулл не принимал в нем участия. Наблюдавший за ним Цедиций не мог этого не заметить. Велев слуге подлить Туллу вина, он сказал:

– Центурион, Ализо еще не пал. И вряд ли падет в ближайшее время. Сегодня мы трижды отбили атаку варваров, причем всякий раз с тяжелыми для них потерями. Наши баллисты молотили их, как снопы пшеницы, и продолжат делать свое дело. Если не считать того, что они заполнили рвы дерном, эти ублюдки понятия не имеют, как нужно брать крепости. И вряд ли в скором времени поймут.

– Верно, префект, – сказал Тулл и вымучил улыбку.

Цедиций же возобновил беседу с Тубероном, чему центурион был только рад, предпочитая молчать. Он отпил вина. Дорогое и изысканное, оно заставило его вспомнить тот вечер, когда два месяца назад он напился в одной с ними компании. Увы, стоило ему вспомнить кровавые события предыдущих дней, как приятные воспоминания мигом испарились.

Между тем к форту подтягивались жалкие остатки армии Вара. В кольце варварского лагеря имелись дыры, в которые под покровом темноты пробирались те, кому повезло остаться в живых. Увы, всего их вернулось менее двухсот, плюс пара десятков гражданских лиц. Двести человек из четырнадцати с половиной тысяч. Скоро выяснилось, что легион Тулла не единственный запятнал себя позором потери орла. Все три штандарта попали в руки к врагу.

Таких чудовищных потерь римская армия не знала вот уже несколько десятилетий. Последний раз это случилось в Сирии, в битве при Каррах, более шестидесяти лет назад. До Тулла постепенно начал доходить весь позор их поражения – да что там, учиненной варварами кровавой резни! И эта женщина… Как жаль, что она погибла. Еще один глоток, и его кубок был пуст.

Тулл поднял его в воздух. Слуга тотчас наполнил кубок снова. Двумя жадными глотками осушив его, центурион снова поднял руку.

– Смотри, не напейся, центурион.

Тулл поднял глаза. Туберон смотрел на него с неприязнью и осуждением.

– Я не пьян, трибун.

– Но ты на пути к этому, – скривив губы, возразил Туберон. – Нам же нужны наши мозги. Что скажешь, Цедиций?

Это надо же, подумал Тулл. Выйти живым из кровавого побоища, чтобы выслушивать нотации какого-то сопляка.

– Оставь его в покое! – рявкнул Цедиций. – Ты слышал, через что он прошел. Такое не укладывается в голове.

– Я тоже там был! – выкрикнул Туберон.

– Может быть. Но ты не командовал когортой, которая была стерта с лица земли. Многие из его солдат служили под его началом годы. Ты же провел с Восемнадцатым всего… кстати, сколько?

– Три месяца, – ответил Тулл и покраснел.

– Должен ли я к этому что-то добавить? Дай человеку выпить! – приказал Цедиций. – Ему скорбеть не по одной тени в Гадесе. Ты же только и делаешь, что оплакиваешь свой шлем.

Туберон едва сдерживал ярость. Хотя формально он был по рангу выше Цедиция, спорить с ветераном трибун не осмелился. Тулл шутливо отсалютовал Цедицию, чем еще больше разъярил заносчивого юнца.

– Да будет путь всякого в Элизий скор и легок!

– Охотно за это выпью, – отозвался Цедиций и выразительно посмотрел на своих старших центурионов. Те поспешили последовать его примеру. Туберон присоединился к тосту последним.

Когда все выпили, Цедиций пристально посмотрел на Тулла.

– Стены форта крепки. У нас имеются хорошие боеприпасы для наших баллист. Запасов провианта тоже хватит надолго. И все же нам нельзя оставаться здесь. Подозреваю, что под стенами форта вот-вот появится Арминий или присланная им сюда армия. Когда это случится, Ализо падет. Тулл, ты знаешь это лучше других. Что ты скажешь?

– Арминий хитрый ублюдок, – ответил центурион, в очередной раз пожалев о том, что не смог убедить Вара в вероломстве херуска и что ему не дали возможности уничтожить Арминия во время засады. – Думаю, ты прав. Мой слуга – германский воин, который привел нас сюда, – слышал, как варвары говорили о том, что предадут огню все римские поселения к востоку от Ренуса.

Это известие всех опечалило, но не удивило. Цедиций кивнул.

– В таком случае решение принято. Мы должны вырваться отсюда и как можно скорее бежать в Ветеру. Попросим богов, чтобы в ближайшие несколько ночей лил дождь и гремела гроза. Это отвлекло бы от нас внимание.

– А как быть с гражданскими лицами? – спросил один из старших центурионов.

Тулл видел казармы, отданные жителям ближайшего поселения, однако понятия не имел, сколько их нашло спасение в лагере.

– Я не позволю, чтобы их вырезали или увели в рабство, – хмуро произнес Цедиций. – Они идут с нами.

Конечно, это сильно затруднит их бегство, однако возражать никто не стал, и уж тем более Тулл. У него перед глазами до сих пор стояла умирающая женщина и… ее малышка-дочь, которая пока жива.

Присутствующие выслушали план Цедиция. Согласно этому плану, они покинут лагерь в полночь, через те самые ворота, в которые Тулл вошел в Ализо. Поведут их за собой две турмы кавалерии, которые возьмут на себя роль авангарда и разведывательного дозора. Следом за ними – одна когорта, за ней раненые и гражданские лица. Охранять их будут остатки армии Вара. Цедиций и вторая когорта пойдут в арьергарде. План был простой и в высшей мере рискованный.

Все отлично понимали: стоит вражескому часовому заметить их, как им всем конец. И все же второй сценарий – остаться за стенами лагеря в ожидании новых атак – сулил гораздо больше бед и несчастий. Они должны рискнуть.

– Если ты не возражаешь, я пойду вместе с тобой в арьергарде, – сказал Цедицию Тулл.

Начальник лагеря пристально посмотрел на него.

– Ты и твои солдаты устали. Нет ничего постыдного в том, чтобы…

– Мы должны, – стоял на своем центурион. – Прошу тебя.

– Уговорил, – вздохнул Цедиций.

– Спасибо тебе.

Тулл считал, что таким образом его солдаты получат возможность, пусть частично, вернуть себе самоуважение. Даже ценой собственной гибели. И если это должно случиться, то в бою, в схватке с врагом.

Отныне – никакого бегства.

Глава 33

После трех жутких дней, когда армию Вара беспощадно хлестали ветер и дождь, Туллу и в голову не могло прийти, что он будет рад непогоде. Однако когда ближе к вечеру небо на севере затянули черные тучи, а налетевший откуда-то ветер погнал их на Ализо, он поблагодарил богов. Непогода была залогом их спасения. Не иначе как Фортуна уговорила Юпитера ниспослать им грозу. Похоже, своенравная богиня все еще рассчитывает получить своего быка. Тулл старался не думать о том, что вспышки молний могут легко выдать их, когда они будут крадучись покидать стены форта.

Спустя какое-то время на них обрушился ливень. Довольный Цедиций собрал своих старших офицеров и объявил, что, если дождь не прекратится, они покинут форт уже сегодня вечером. Тулл сообщил это своим солдатам. Как и он, те отогревались и сушили вещи в тепле полупустых казарм. Они выслушали его молча, с каменными лицами. Впрочем, никто не протестовал, а когда центурион спросил у них, готовы ли они выступить уже сегодня, ответом ему стали слова согласия. Сердце его тотчас наполнилось гордостью за своих солдат.

– Обязательно поужинайте, – посоветовал он. – Приготовьте тушеное мясо или суп. Сытый желудок не даст вам замерзнуть на марше, зато придаст силы.

– Срать тоже захочется, – пошутил Пизон под дружный гогот остальных.

Тулл не стал его журить – пусть посмеются. Как не стал одергивать и других, когда в ответ на шутку Пизона последовали добродушные рассуждения о том, кому из них первому припрет в кусты.

– Принимайте решение сами, братья. Но если хотите знать мое мнение, лучше обделаться, чем простудиться. Обмотайте ваше оружие, спрячьте под плащом доспехи. Не хватало нам, чтобы у какого-нибудь болвана в самый неподходящий момент звякнули о кольчугу ножны. Зачерните углем лица и руки – все открытые части тела.

Похоже, солдаты его поняли. Тулл уже собрался уйти, когда в дальнем конце комнаты ему на глаза попалась спасенная им девочка. Она прибилась к солдатам – к кому еще ей было прибиться? – но во всеобщем веселье участия не принимала, с испуганным видом сжавшись в комок на койке. Рядом с ней, подергивая лапами, спал щенок. Человеческие заботы его явно не трогали – ему снились счастливые собачьи сны.

Тулл сначала сделал вид, будто не заметил девочку – так, конечно же, было бы легче, однако вопреки самому себе зашагал в ее сторону. Он так ни разу не спросил, как зовут ее мать, да и ее тоже. Да что там! Ни разу не заговорил с ней. Причины были жестокие, но здравые. Центурион ожидал, что они обе вскоре отстанут от их отряда, а если это случится, не зная их имен, будет легче о них забыть. Но девочка все еще была с ними. Может, так угодно богам? Тулл неловко похлопал ее по плечу.

– Не трусь. Будь сильной. Мы спасемся.

Она сделала храброе лицо и кивнула.

– Пока поспи и что-нибудь скушай. Перед тем как нам уходить, я найду для тебя место среди женщин и детей. Тебе с ними будет лучше.

– Можно, я останусь с тобой? – запротестовала девочка. – Ведь ты меня спас.

– Нельзя. – Он пристально посмотрел ей в глаза в надежде, что она отвернется, но девчушка выдержала его взгляд. – Я со своими солдатами пойду сзади, – резко пояснил он. – На всякий случай. Вдруг нас догонит враг…

– И что тогда будет? На нас снова нападут?

Устами младенца, подумал Тулл. «Если это случится, нам всем конец, а тебя продадут в рабство германцам», – подумал он, но вслух сказал:

– Мы уйдем в грозу. Когда варвары заметят, что нас нет, мы уже будем на полпути в Ветеру. – Тулл не знал, поверила ли она ему, и потому добавил: – Береги щенка.

Улыбнувшись бодрой, как ему казалось, улыбкой, он ушел, оставив малышку наедине с ее невеселыми мыслями.

Тулл смотрел на темнеющее небо, чувствуя, как его сердце наполняет тревога. Он покрепче сжал рукоятку меча и слегка вытащил клинок из ножен. У него ушла почти вечность, чтобы очистить металл от крови, и все же основание рукоятки до сих пор сохранило слабый бурый цвет. Ладно, зато сегодня его меч остер, как никогда, – уж об этом он позаботился! Что бы ни случилось, те, кто посмеет напасть на их колонну по пути в Ветеру, заплатят за это высокую цену.

Вечер тянулся медленно, и Тулл постепенно терял терпение. Он уже несколько раз проверил все, что мог: свое снаряжение, снаряжение солдат, – посмотрел со стены форта на вражеский лагерь, проверил погоду. Следуя собственному совету, поужинал бараньим рагу, чем согрел себе кости на пару часов. Зато подвел истерзанный нервным ожиданием кишечник. Тулл был благодарен судьбе, что в отхожем месте не было никого из его солдат, когда кишки зловонной струей исторгли свое содержимое. В конце концов, не желая, чтобы кто-то заметил его тревогу, он принялся расхаживать по огромному залу принципия, словно пойманный в клетку зверь, ожидающей своей гибели на арене цирка. Казалось, пустой алтарь – штандарты и орел давно отбыли отсюда куда-то еще – смеется над ним. Однако Тулл не спешил выходить под проливной дождь. Уж лучше быть взвинченным, но сухим, чем спокойным, но мокрым. Этак можно в два счета схватить простуду перед самым началом марша!

Он расхаживал по принципию часа три, когда его там нашел Фенестела.

– Пора, – сказал опцион. – Цедиций уже отдал приказ.

Живот Тулла схватило еще раз – правда, теперь тот был пуст.

– Наконец-то! Еще один хороший ливень, и мы в Ветере. Клянусь, после этого я до конца моих дней не высуну носа под дождь.

– Я тоже, – усмехнулся Фенестела. – Я только недавно высушил плащ.

– Солдаты готовы?

– Готовы. Раненые отказались идти вместе с другими ранеными. Сказали, что лучше останутся с нами. А там видно будет.

Тулл недовольно закатил глаза, однако он был горд за своих парней.

– Ты сказал им, что, если что-то случится, мы будем вынуждены их бросить?

– Сказал. На них это не подействовало.

– Что ж, будь что будет, – ответил центурион с хмурой улыбкой.

* * *

С того момента, как распахнулись ворота и первые солдаты вышли из форта, сердце Тулла билось, словно пойманная птица. Стоя в конце колонны вместе с Цедицием, он не мог видеть, что происходит там, за стеной, отчего нервы его были натянуты, как струна. Затаив дыхание и привстав на цыпочки, как будто это могло ему помочь, он прислушивался и ждал. Ждал, когда во вражеском стане раздастся крик и все обернется полным хаосом и паникой, но этого не произошло. Он ничего не услышал, кроме стука дождевых капель о шлемы, да еще ветер громыхал о крыши казарм отставшей черепицей.

Спустя какое-то время поступило донесение, что кавалерия и Первая когорта успешно миновали вражеские палатки и теперь вслед за ними движется колонна гражданских лиц и раненых. Хорошие известия. Как и то, что дождь продолжал лить как из ведра. Странно, но нервы Тулла, вместо того чтобы успокоиться, натянулись еще сильнее. Утешало то, что он не один такой. Измотанный ожиданием, Цедиций – даже он! – нервно расхаживал взад-вперед, глядя на ворота, как будто те вели в Гадес и из них в любое мгновение могла выскочить орда демонов.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем стоявшие перед ними солдаты сдвинулись с места, стараясь ступать легко и неслышно, чтобы не стучать подкованными подметками. Затем, ведя под уздцы своих скакунов, шли два кавалериста – гонцы, на тот случай, если таковые понадобятся. Солдаты миновали ворота и короткую дорогу, что пересекала защитный ров. Тулл стрелял глазами во все стороны, нет ли поблизости врага, но ничего не заметил. Впрочем, это мало что значило, ибо вокруг было черно, как в пещере. Заплутать было куда легче, чем незамеченными миновать вражеский лагерь.

Внезапно тучи пронзила молния. Ни миг стало светло, как днем. Тулл увидел напряженные лица солдат, сплошную стену дождя, грязь под ногами, палаточный лагерь варваров. Тот был огромен, им же придется пройти в опасной от него близости. Затем снова вернулась тьма, а вот его настроение слегка поднялось. Как и он, солдаты в первых рядах видели, куда им идти. Если будут новые вспышки – а судя по нескончаемым раскатам грома, те будут, – они сумеют обойти палатки варваров стороной. Это, конечно, не значит, что их не заметят часовые, но даже это уже что-то.

Следующие минуты были самыми мучительными в жизни Тулла. Он как будто перенесся в царство смерти. Кромешная тьма, раскаты грома, слепящие вспышки молний. Хлюпающая под ногами грязь, пугающая близость врага, призрачная колонна солдат, причем каждый старается не споткнуться и не налететь на того, что бредет впереди. Он был в ужасе от того, на что они решились, в ужасе от количества германцев вокруг них, ему было страшно, что гроза внезапно прекратится. В любой миг напуганные громом лошади могли заржать и, что еще хуже, галопом помчаться прочь. Но страшнее всего было ясное понимание того, что их судьбы балансируют на лезвии ножа. Остром как бритва, тонком, как волос, лезвии.

Вслепую передвигая ноги, они шли вперед. Миновали палаточный лагерь, не заметив ни одного часового. Затем – судя по вони – мимо отхожих мест. Прошли по огибающей форт тропе, потом – мимо новых палаток и, наконец, вышли на гравийную дорогу, что вела из Ализо. Пройдя по ней несколько сотен шагов, наткнулись на караульный пост – пару палаток рядом с дорогой, а между ними выложенный камнем очаг. Палатками, похоже, пользовались, вот только где их обитатели? Не иначе как дрыхнут внутри. Во рту у Тулла пересохло; кожа, наоборот, покрылась испариной. Из палаток не доносилось ни звука. Ни храпа, ни разбуженных голосов. Ничего. Их отряд благополучно прошел мимо.

Спустя какое-то время они набрели еще на один пост. Часовые и там спали мертвым сном. Тулл проникся надеждой, что их дерзкий побег пройдет незамеченным.

Увы, ирония судьбы заключалась в том, что их засекли не часовые, а варвар, вышедший по малой нужде. Тулл заметил его первым – сутулую фигуру в наброшенном на голову плаще. Не заметив колонну римлян всего в двадцати метрах от себя, варвар, спотыкаясь, вышел к обочине дороги. Опорожнив мочевой пузырь, он повернется и… непременно их заметит.

– Вы, двое, со мной. Остальные идут дальше, – процедил центурион сквозь зубы солдату слева от себя. – Передайте всем.

Выхватив меч, он соскользнул с дороги к мочащемуся варвару. Два легионера бросились следом за ним. А также Дегмар, неуловимый как тень.

Увы, они опоздали всего на мгновение. Сделав свои дела, варвар повернулся. Клинок Тулла впился в его голую грудь – быстро, чтобы варвар не смог убежать, но не настолько, чтобы он не успел вскрикнуть. В соседних палатках тотчас послышались голоса. Сердце Тулла бешено колотилось. Смогут ли они вчетвером перебить всех, кто там внутри? Увы, последняя надежда испарилась, когда из палатки показались двое, а затем пятеро германцев с оружием в руках. Не успел Тулл сообразить, что ему делать, как Дегмар, словно танцор, бросился к ним. Одно движение – и первый варвар рухнул на землю, затем еще один. Затем, с распоротым животом, – третий. Донесшийся с другой стороны дороги крик возвестил о том, что там затаились варвары, о которых Тулл даже не подозревал. Из палаток показались еще три воина. Между тем по дороге проходили последние шеренги Цедиция. Остаться здесь – значит умереть, подумал Тулл. Причем так глупо…

– Отходим! – крикнул он. – Дегмар!

К его великому облегчению, германец подчинился. За то короткое время, пока они вчетвером догоняли Цедиция, который шел в самой последней шеренге, варвары успели поднять тревогу. У некоторых часовых имелись рожки, и теперь они громко дули в них.

– Мы убили нескольких, но их там оказалось слишком много, – сказал Тулл Цедицию. – Извини, что так получилось.

– Что случилось, то случилось, – ответил тот. – Ты молодец, что заметил их первым.

Сквозь ветер и дождь было слышно, как за их спинами просыпается вражеский лагерь. Вскоре вдогонку за ними устремятся тысячи варваров. Усталость, которая, казалось, оставила Тулла, вернулась с новой силой. Центурион собрал нервы в кулак. Он может выстоять. Он должен, причем по ряду причин. Ради своих солдат. Ради девочки. Смешно, но он поклялся себе, что спасет ее и щенка. А еще его сердце горело желанием отыскать орла легиона, желанием отомстить подлому Арминию. Мертвый, Тулл не сможет ничего этого сделать. Живой, он еще мог надеяться.

В этот момент часовые выбежали на дорогу и принялись метать в них копья. Два легионера получили ранения, один – смертельное. Пятиться всем солдатам лицом к врагу было рискованно, этак недолго сломать ноги, поэтому Цедиций развернул лишь последнюю шеренгу. Остальные какое-то время должны были идти, подняв над головой щиты – до тех пор, пока у варваров не закончатся копья. Хотя германцы продолжали преследовать их, послышались шутки, что по крайней мере щиты укроют их от дождя. У Тулла отлегло от души. Если солдатам кажется, что они могут перехитрить смерть, значит, еще не все потеряно.

Некоторые легионеры перед выходом из форта получили мешки с «чесноком» из старых лагерных запасов. По приказу Цедиция они принялись раскидывать по дороге колючие шары. Это тотчас стало поводом для новых шуток – о том, сколько дыр оставят железные колючки в ногах варваров. И верно, вскоре дорога огласилась криками боли: ничего не подозревающие германцы наступали в темноте на колючую преграду. Выпустив залп копий, варвары отошли.

Римляне же зашагали дальше. Дождь затих, как будто поняв, что в нем больше нет необходимости. Из форта они ушли. Тулл вернулся к своим солдатам. Цедиций отправил вперед вестового с приказом по возможности ускорить шаг, но при этом постараться, чтобы шагающая в авангарде когорта не утратила контакта с гражданскими и ранеными. Кстати, надеяться, что те смогут идти быстрее, не приходилось. Тулл ощущал себя калекой, пытающимся убежать от спущенного в погоню за ним сторожевого пса. Легко вооруженные варвары догонят их в два счета.

На его счастье, он ошибся. Они миновали один дорожный столб, затем второй. Дойдя до третьего, центурион задержался, чтобы переговорить с Цедицием.

– Ты думаешь, они грабят форт?

– Я бы не удивился. Согласись, это куда приятнее, чем в темноте догонять тысячу легионеров. В Ализо им будет чем заняться. Вино, еда, оружие – всего вдоволь. Солдатские сбережения, если они додумаются поднять в казарме половые доски…

– Боги, сделайте так, чтобы они напились до бесчувствия! – воскликнул Тулл, думая про огромные бочки, виденные им в одном из складов, – толстопузые, окованные железными обручами, высотой в два человеческих роста.

– По этому поводу я бы не стал переживать. Скажи, кто не напился бы, будь у него такая возможность, – ответил Цедиций с язвительным смешком.

Их надежды подтвердились. В последующие часы они прошагали от Ализо пять миль, затем семь. Даже раненые солдаты Тулла старались не отставать. Когда же из-за туч показалось бледное, водянистое солнце, все до единого воспрянули духом. Солдаты делились между собой последними запасами съестного. Даже мокрый хлеб, которым угостили Тулла, показался ему пищей богов. Центурион запил его вином, которое где-то раздобыл Фенестела.

Мммммм! Мммммм!

Барритус прозвучал где-то далеко за их спинами, и все же по коже Тулла заползали мурашки. Лица солдат стало не узнать.

– Не обращайте внимания, братья! – крикнул он. – Еще миль пять, и мы дойдем до следующего лагеря. А как только наши всадники доскачут до Ветеры, оттуда тотчас же пришлют подкрепление. Нам остается только продержаться!

– Слава Риму! – крикнул кто-то. Неужели Пизон? Пример оказался заразительным. Вскоре солдаты Тулла уже выкрикивали во всю мощь своих глоток: «Слава Риму! Слава Риму! Слава Риму!» Этот клич подхватили легионеры Цедиция. Вскоре барритус потонул в нестройном хоре их голосов.

Уловка Тулла по поддержанию боевого духа сработала. Увы, то была временная мера. Враг настигнет их прежде, чем они дойдут до следующего лагеря. Он понятия не имел, когда их скромный кавалерийский отряд доберется до Ветеры – Цедиций отдал приказ, чтобы они ускакали, как только рассветет, – и как скоро после этого им в помощь будет выслано подкрепление. Но даже если они успеют дойти до лагеря, смогут ли держать там оборону? Когда Дегмар предложил отправить его назад, чтобы узнать, что там делают варвары, Тулл не раздумывая согласился. Всегда важно знать настроение врага.

Отправив Дегмара шпионить за неприятелем, Тулл пошел поговорить с Цедицием. Дурные предчувствия грызли его изнутри, словно пес – сахарную кость.

– Шестеро моих всадников остаются во главе колонны, – сказал ему Цедиций, улыбаясь от уха до уха. – У них есть трубы.

Тулл сокрушенно покачал головой, не понимая, к чему это сказано.

– Какой нам толк от музыкальных инструментов?

Мммммм! Ммммммм! До них, даже сквозь скандирование легионеров, вновь донесся барритус. Тулл обернулся на дорогу и увидел, как на них со всех ног несутся первые варвары – скорее всего, берсерки, пусть даже их пока разделяли примерно три четверти мили. Почему-то ему сделалось даже горше, чем во время засады, когда он был почти уверен, что ему не выйти оттуда живым. Сегодня в нем проснулась надежда, что они дойдут до Ветеры, а в один прекрасный день он сможет вернуть орла своего легиона. Что его меч настигнет Арминия.

До Ветеры оставалось миль тридцать пять. С тем же успехом их могла быть и тысяча. Только спокойно, велел себе Тулл. Он снова повернулся к Цедицию. Интересно, как тому, во имя Гадеса, удается не падать духом?

– Я придерживаю гонца до того момента, пока враг не подойдет ближе, – сказал Цедиций, указывая на двоих всадников рядом с их колонной. – Когда он доскачет до трубачей, те подадут сигнал. – Цедиций подмигнул и добавил: – Наступление ускоренным шагом.

– Я понял! – с восторгом воскликнул Тулл. – Германцы подумают, что это нам навстречу из Ветеры спешит подкрепление!

– Я очень на это надеюсь. Шаг рискованный, но что поделать. Если среди варваров найдется пара трезвомыслящих голов, которые раскусят нашу уловку, нам всем крышка, – хмуро ответил Цедиций. – С другой стороны, большинство их наверняка пьяны, спасибо вину, которое ждало их в Ализо.

Мммммм! Ммммммм!

Скандирование легионеров прекратилось.

– Продолжаем идти, братья! – крикнул Цедиций. – Я не позволю им напасть на нас сзади. Передайте вперед остальным.

Приказ прокатился дальше по колонне. Солдаты продолжили марш.

По все правилам Туллу полагалось быть рядом со своими солдатами, однако гордость не позволила ему покинуть свое место в арьергарде. Если будет схватка, он примет в ней участие. Последние семь дней он только и делал, что спасался бегством. Даже если ему суждено умереть, он умрет, сражаясь лицом к лицу с врагом.

Цедиций как будто понял это, потому что промолчал.

Мммммм! Мммммм!

Тулл оглянулся. До берсерков оставалось полмили. Остальные варвары маячили где-то сзади. Цедиций отдал приказ своему последнему всаднику. Тот тотчас же умчался вперед.

Вскоре из кустов рядом с дорогой появился Дегмар. Грудь германца ходила ходуном от быстрого бега. Он доложил, что их преследуют несколько тысяч воинов, однако изрядная их часть действительно пьяны. Похлопав Дегмара по плечу, Тулл передал добрую весть Цедицию. Тот моментально остановил когорту.

– Кругом! – скомандовал он. – Задние десять рядов, разомкнитесь по двадцать человек в три ряда. Если надо, сойдите с дороги. Приготовиться метнуть копья!

Тулл сосчитал берсерков. Их была целая дюжина. Желудок снова скрутило тугим узлом. Эти голые безумцы пробьют их ряды, как молот – стекло. Поэтому сейчас самое главное – удачно метнуть копья.

– Дайте мне копье! – приказал он и поднял руку. Стоявший за ним солдат тотчас отдал ему свое.

Цедиций тоже не терял времени. Пусть он уже много лет как не стоял в сражении перед первой шеренгой, однако не забыл мелких уловок, помогающих солдатам сохранить боевой дух. Да что там! Даже Тулл и тот расправил плечи, глядя, как Цедиций расхаживает перед строем, внушая солдатам, что они гордость Рима, лучшие легионеры во всей империи. Они должны горой стоять друг за друга, должны отомстить за своих товарищей, павших от рук этих ублюдков, что сейчас спешат к ним по дороге. Никакой пощады, ревел Цедиций, даже если враг станет униженно валяться у них в ногах.

– Я хочу, чтобы вы сегодня обагрили свои клинки кровью! Убивайте каждого вонючего дикаря, который только осмелится приблизиться к вам. Вы меня слышите?

– Слышим!

Цедиций принялся ритмично бить копьем по железному краю щита. Солдаты последовали его примеру. Они продолжали бить до тех пор, пока до берсерков не осталась сотня шагов. Остальные германцы отставали от них шагов на триста. Цедиций воздел копье. Постепенно стук стих.

– Две передние шеренги, приготовить копья! – крикнул Цедиций. – По моей команде третья и четвертая передадут свои копья вперед.

Тулл пытался не думать о брешах в их далеком от идеала строе. На дороге солдат было лишь шестеро в ряд. Еще семеро стояли чуть дальше с обеих сторон, в придорожных канавах и на поросшем травой пространстве за ними. По идее их сил должно хватить. Центурион еще сильнее сжал древко.

Цедиций продолжал вдохновлять солдат, пока до берсерков не осталось шагов пятьдесят. Варвары являли собой жуткое зрелище: тела выкрашены полосами белой краски, в руках копья, из глоток рвется свирепый клич.

– Передние две шеренги, прицел! – крикнул Цедиций. – Каждый выбрал себе цель. По моей команде…

Тулл сосредоточился на жилистом берсерке, который был почти на голову выше всех остальных.

– Приготовились! – скомандовал Цедиций. – Пли!

Тулл отвел руку назад и метнул копье.

Их копья еще не достигли верхней точки дуги, как Цедиций уже скомандовал снова:

– Третья и четвертая шеренги, быстро передать копья вперед!

Тулл поднял руку. В ладонь ему легко древко еще одного копья.

На берсерков, подобно смертоносному ливню на поле пшеницы, обрушились сорок копий. Многие варвары упали, но Тулл не успел сосчитать их. Цедиций приказал дать очередной залп. На этот раз короткий. В воздух взмыли сорок копий и, описав дугу, принялись впиваться в голые тела берсерков, словно раскаленные ножи в сыр.

Тулл присмотрелся, сосчитал и невольно рассмеялся. На ногах оставались два берсерка; правда, у одного из левой ноги торчало копье. Однако эти двое были далеко не трусы. Тот, что избежал ран, в одиночку бежал вперед. Тот, что с копьем в ноге, ковылял следом.

Орда варваров позади них продолжала катиться на римлян, однако гибель берсерков заставила барритус стихнуть, и бег вскоре перешел в шаг. Выхватив у стоявшего сзади солдата копье, Тулл швырнул его с расстояния в пятнадцать шагов. Бросок получился отличный: копье попало берсерку в грудь. Варвар рухнул как подкошенный.

– Ну, давай, опарыш! – крикнул Тулл последнему берсерку, который, видя, что его товарищ упал, застыл на месте. – Подходи ближе. Отведай вкус римского оружия.

Тан-тара-тара. Тан-тара-тара. Тан-тара-тара. Тан-тара-тара. Это запели римские трубы, давая сигнал к наступлению.

У Тулла перехватило дыхание. Раненый берсерк наклонил голову и прислушался. Постояв так несколько мгновений, он попятился назад, прочь от римлян.

Тан-тара-тара. Тан-тара-тара. Тан-тара-тара. Тан-тара-тара. На этот раз сигнал трубы прозвучал ближе.

Стеная от боли, берсерк попятился быстрее. Передние ряды варваров замерли на месте.

– Слава Риму! Слава Риму! Слава Риму! – ревели легионеры.

Тан-тара-тара. Тан-тара-тара. Тан-тара-тара. Тан-тара-тара.

Подобно стану испуганных овец, варвары развернулись и задали стрекача. Они ни разу не остановились. Ни разу не оглянулись – разве что в ужасе.

Солдаты продолжили скандировать с удвоенной силой. Пусть то была крошечная победа, но она того стоила. Тулл набрал полную грудь воздуха – никогда еще тот не казался ему таким бодрящим.

Хитрость Цедиция открыла им дорогу на Ветеру. «Теперь я дойду, – подумал Тулл. – Вернее, мы все дойдем, – мысленно поправился он, – Фенестела, остальные солдаты. Девочка. И даже щенок. Они все дойдут». Тулл рассмеялся. В следующий миг тучи расступились, и на пропитанную влагой землю пролился золотой солнечный свет.

От автора

Вряд ли кто станет спорить, что Рим оставил неизгладимый след в мировой истории и как республика, и как империя. В течение его долгой и блистательной истории произошли многие важные события, такие как войны с Карфагеном, падение республиканского строя, восхождение к власти Юлия Цезаря, эпохи правления различных императоров: Августа, Марка Аврелия и Константина. Битвы римлян помнят до сих пор: в Кавдинском ущелье, при Каннах, Заме, Каррах, Фарсале и Адрианополе. Титанические сражения, в одних из них Рим одержал победу, в других потерпел поражение. Вне всякого сомнения, к числу последних можно отнести и битву в Тевтобургском лесу, которая произошла в северо-центральной Германии осенью 9 года нашей эры.

Для стареющего императора Августа это была катастрофа. Сегодня мало кто помнит о том, что за двадцать пять лет до битвы в Тевтобургском лесу бо́льшая часть Германии вплоть до реки Эльбы была покорена Римом. Это важное достижение было обращено в прах, когда хитроумная засада, подготовленная романизированным херуском Арминием и осуществленная тысячами его соплеменников, одним мощным, смелым ударом уничтожила три легиона – десятую часть тогдашней римской армии.

В этой книге я приложил максимальные усилия к тому, чтобы воссоздать события, которые произошли в те судьбоносные лето и осень. При этом я старался придерживаться известных нам исторических фактов. Приношу извинения за ошибки, которые случайно мог допустить. Многие персонажи этой книги – реальные исторические личности. Это прежде всего Публий Квинтилий Вар и Арминий, а также Луций Сей Туберон, Гай Нумоний Вала, Луций Ноний Аспренат, Луций Цедиций, Марк Целий, Цейоний, Луций Эггий, Сегимер, Сегест, Маробод, Фабриций и Флав. Даже простые солдаты, как Марк Ай, Цессориний Аммаусиат и Марк Красс Фенестела, – реальные люди. Центурион Тулл – плод моего воображения, так же как Аристид, Мело, Дегмар и солдаты центурии Тулла.

Досадно, что до нас не дошли реальные германские имена того времени. Я по необходимости изобрел Осберта, Дегмара и Эльвирда. Для этого я использовал германские корни из эпохи Темных веков и надеюсь, что мои имена звучат аутентично. Арминий и Сегимунд – романизированные варианты германских имен. Реальное имя Арминия могло быть «Армин» или «Эрмин», что точно неизвестно. Когда я приступил к работе над романом, я именовал его Эрмином, когда он был среди германцев, и Арминием, когда мы видим его среди римлян. Фактически я на протяжении всей книги называл его двумя именами. Однако мой редактор твердо стояла на своем, заявляя, что два имени будут сбивать читателей с толку. У нас состоялось несколько продолжительных обсуждений на этот счет, но в конечном итоге она убедила меня изменить имя на Арминия по всему тексту помимо одного упоминания в прологе. Надеюсь, это не сделало его имя слишком римским.

Кровавое жертвоприношение в прологе книги – вымышленное, однако описанный в нем ритуал принесения германцами человеческой жертвы – подлинный. Германские племена особенно почитали бога грома Донара. Как явствует из древних исторических источников, большую важность жрецы придавали ржанию священных лошадей.

К сожалению, образ жизни племен и их обычаи не очень хорошо известны, но описанные мною подробности их социальной иерархии, быт, оружие, сельское хозяйство, а также местная флора и фауна, насколько то возможно, соответствуют истине. Например, известно, что у германцев имелся способ казни, когда жертву помещали в плетеную клеть и топили в болоте. То же можно сказать и про эпизод детских воспоминаний Арминия. Слово «берсерк» в то время еще не было в ходу, однако некоторые воины действительно сражались голыми или вели за собой остальных.

Строительство мощных римских фортов на Рейне началось в последнем десятилетии I века до нашей эры. Многие из них простояли долгие годы и даже века. Кастра Ветера, в котором размещался со своими воинами Тулл, стоял на горе Фюрстенберг южнее современного немецкого города Ксантен. Сейчас там поля, но его амфитеатр и ныне служит театральной сценой, на которой идут спектакли.

Рядом находится впечатляющий археологический парк. Расположен он на месте колонии Ульпия Траяна, города, который возник там после Ветеры. Сегодня невозможно утверждать, что Восемнадцатый легион размещался именно в Ветере, хотя это вполне вероятно благодаря гробнице Марка Целия, старшего центуриона, которая была обнаружена в районе Ксантена. Это – единственный известный памятник воину, погибшему в Тевтобургском лесу. В свое время в Ветере имелся мост через Рейн, пролегавший через острова посередине реки. Процитированная мною надпись существует, но на сохранившемся до наших дней мосту Алькантара в Испании, который был возведен по приказу императора Траяна.

Вполне возможно, что местом дислокации Девятнадцатого легиона был Могонтиакум (Майнц), однако неясно, где стоял Семнадцатый легион. Расположение многих римских фортов в Германии хорошо известно, но их точные названия – нет. Город Хальтерн-ам-Зее, возможно, назывался Ализо, но точно мы этого не знаем. Лагерь, называемый в романе Порта Вестфалика (это современное название, несмотря на латинское звучание), возможно, был летним лагерем Вара, или же – что более вероятно – им не был. Город Вальдгирмес начинался как римское поселение с большим форумом и развалинами муниципальных зданий, как то описано в книге, но название Понс Лаугона – мое изобретение. (Я решил, что это уместно, так как местная река была когда-то известна римлянам как Лаугона.)

Жрец Сегимунд на самом деле заключил союз с Арминием, который, похоже, был харизматичной личностью. Известно, что римляне, и Вар в частности, питали к нему доверие. Однако давайте не будем принимать на веру расхожее мнение, что Вар-де был наивен и позволил себя обмануть. Он имел неплохой политический и военный послужной список и всего за несколько лет до этого подавил массовое восстание в Иудее. Август не имел привычки ставить тех, кому он не доверял, на высокие административные посты, а пост наместника Германии был одним из важнейших в империи.

Нападение Туберона на молодых пастухов и последовавшие за этим события являются вымышленными. Летняя же кампания Вара в Германии, основной целью которой были сбор налогов и продолжение романизации этих земель, – событие реальное. Известно, что Вар не внял предостережению Сегеста в отношении Арминия. Подробности закончившегося катастрофой военного похода – убийства римских солдат на придорожных заставах, вымышленное восстание ангривариев и выбранный Арминием маршрут – взяты мною из описаний в древних текстах.

Племена, упомянутые в книге как участники заговора, возможно, были там не все. Доподлинно известно лишь о трех. Но чтобы иметь достаточное количество воинов, Арминий должен был переманить на свою сторону как можно больше племен. Ужасная погода – возможно, выдумка древнеримских историков, писавших о битве, чтобы придать ей более обреченный, более драматичный характер. С другой стороны, для Северной Германии осенью характерны сильные грозы, а дренажные канавы, обнаруженные за древнегерманскими земляными укреплениями на поле боя в Калькризе, придают достоверность этому описанию.

Если вас заинтересовала встреча Тулла с предсказателем за пятнадцать лет до битвы, прочитайте «Святилище», мой рассказ, который бесплатно доступен на «Амазоне» и других платформах.

Насколько мне известно, нет никаких свидетельств того, что римские офицеры для передачи команд использовали свистки. Для этих целей имелись различного типа трубы. Однако свистки найдены археологами по всей территории бывшей империи, в том числе в непосредственной близости от легионерской крепости в Регенсбурге, Германия. Так что не будет большой натяжкой допустить, что во время битвы такой свисток имелся и у Тулла. Он мог быть полезен для привлечения внимания тех, кто находился в непосредственной близости.

Большинство ученых склонны считать, что римские кавалерийские шлемы с забралом надевались только во время парадов. Для сражений они не годились, так как резко сужали обзор. Тем не менее все большее число реконструкторов, которые ездят верхом в точных копиях этих шлемов, утверждают, что в них вполне можно сражаться. Вспомним также средневековых рыцарей и шлемы, которые те когда-то носили в бою!

Я остался верен хронологии засады германцев в том виде, в каком она нам известна. Я также старался по возможности правдиво изобразить отдельные события – например, манеру атак германцев, их боевой клич, то, как римляне бросали военное снаряжение, катастрофические потери легионов, неудачную попытку Валы бежать с конницей, самоубийство Вара и потерю в болоте одного орла.

Зверские расправы над пленными римлянами, в том числе над легионером, которому вырезали язык, описаны во многих историях. Лагерь Ализо был осажден, и все же небольшая часть римских солдат армии Вара сумела укрыться в его стенах. Воспользовавшись бушевавшей ночью грозой, начальник тамошнего гарнизона Цедиций храбро вывел солдат и часть гражданских лиц в безопасное место. Его хитрость, вынудившая германцев подумать, что со стороны Рейна движется подкрепление, навсегда осталась в анналах истории – гениальный ход, порожденный безвыходным положением.

Я с огромным удовольствием вплетал в сюжет романа жизни реальных людей, изображая их как второстепенных персонажей, а также используя описания древнеримских артефактов, которые были обнаружены в той части Германии. Я уже упоминал Цессориния Аммаусиата – он был урсарий, но не Восемнадцатого легиона, а более позднего Тридцатого, который был размещен в колонии Ульпия Траяна, а не в Ветере. Легионер по имени Марк Ай из центурии Фабриция потерял две бронзовые застежки на поле боя близ Калькризе – эти вещицы были найдены на некотором расстоянии друг от друга, как если б они выпали из кошелька бегущего человека. Я лишь добавил эпизод с игрой в кости, когда они перекочевали к Пизону.

Прототипом кавалерийского шлема, который носил и потерял Туберон, мне послужило знаменитое забрало, найденное в Калькризе. Специи, предложенные финикийцем Пизону, когда тот отправился на поиски вина, – отнюдь не плод моей безудержной фантазии: перец и семена кориандра, чья родина – Индия, были найдены в сточных трубах римских лагерей в Германии и датируются еще 11 годом до нашей эры. Огромные деревянные бочки вина, упомянутые в Ализо, – ровесницы тем, что были найдены в соседнем Оберадене. Тайники с солдатскими деньгами под половицами казармы, которые упомянул Цедиций, имеют реальный прототип, который экспонируется в музее города Хальтерн-ам-Зее вместе с глиняным горшком и прочим. Там же можно увидеть грозный «чеснок» – колючки вроде тех, которыми в моем романе пользовались легионеры, убегая от неприятеля.

Быть автором исторических романов – великое счастье. Это значит, что одно из страстных увлечений моей жизни – история – стало моей повседневной профессией. Бо́льшую часть времени эта работа доставляет мне радость, что делает меня еще счастливее, но вместе с тем налагает неожиданное обязательство соблюдать точность, быть «верным» истории. Это чувство выросло и окрепло во мне с тех пор, как я написал и опубликовал несколько первых книг, и я надеюсь, что это видно по моим произведениям.

Тому есть ряд причин, и одна из них – количество времени, проведенного мной в доспехах древнеримского солдата в тренировках и двух походах на большое расстояние. (Если повезет, вы скоро увидите телефильм «Дорога на Рим», где о нашем походе 2014 года рассказывает сэр Иэн Маккеллан. В этом месте я должен упомянуть и поблагодарить многих людей, которые оказали нашему начинанию финансовую помощь. Образ Мело вольно списан с Гвилима Уильямса, победителя конкурса, который я проводил во время сбора средств.) По моим приблизительным подсчетам, я прошел более 800 километров, неся на себе доспехи и оружие, которые весили от 15 до 26 килограммов – вес зависел от этапа обучения /погоды/ моего настроения и уровня моей физической энергии.

Это помогло мне при работе над романом. Подобности боевых походов в нем по большей части основаны на моем личном опыте. Например, я считаю (как и многие другие реконструкторы), что римские солдаты носили свои щиты на спине. Это удобно, да и щит можно снять с плеча и приготовить к бою менее чем за двадцать секунд. Я пытался ходить со щитом в правой руке, как это делают легионеры, изображенные на Колонне Траяна и других памятниках. Так вот, это жутко тяжело, а рука затекает даже по прошествии короткого расстояния. Нести его на ремне через плечо тоже не очень удобно. Думаю, что древние изображения делались с целью как можно эффектнее показать зрителю древнеримских солдат и их снаряжение.

Иное дело – реальный бой. Даже будь у меня возможность испытать жуткий страх и нечеловеческую жестокость, я бы этого не хотел. Однако мой опыт студента-ветеринара в Африке означает, что я знаю, как острым ножом зарезать козу. Это ничем не отличается от того, что делали когда-то с людьми (даже если психологически гораздо сложнее). Разрезать горло или вонзить меч в позвоночник – гораздо проще, чем вам кажется.

Брань: только не удивляйтесь – римские солдаты были страшные сквернословы! Одним из их любимейших и самых крепких ругательств было упоминание женского детородного органа. В моих предыдущих книгах я чаще вкладывал им в уста слова, связанные с совокуплением (кстати, в латыни имелся глагол futuere). В этой книге я использую ругательства, где фигурирует женский детородный орган, правда, довольно умеренно. (Сделаю реплику в сторону: я заставил Тулла обращаться к солдатам «братцы», что соответствует истине, ибо зафиксировано многими историческими источниками.)

Воссоздать тогдашнюю жизнь существенно помогают путешествия по местам реальных исторических событий. Я побывал в большинстве мест, описанных в моих книгах, я ступал по той земле. Это хорошо помогает при описании места действия различных эпизодов. Я пишу эти строки в ноябре 2014 года, только что вернувшись из восьмидневной поездки по Германии, во время которой проехал на машине и велосипеде и прошел пешком более тысячи километров вдоль Рейна, от Ксантена на севере и вниз, на юг, до Майнца. За время этого путешествия мне случилось посетить множество музеев, замечательный археологический парк в Ксантене, а также несколько бывших римских фортов. Я был просто поражен разнообразием старинных артефактов как военной жизни, так и мирной – поражен так сильно, что тотчас загорелся новыми идеями.

Не могу удержаться от совета посетить парк в Ксантене, где вы можете увидеть точные реконструкции трехэтажных ворот, ведущих в город, внушительных размеров участок крепостной стены, огромный амфитеатр, мастерские, гостевой дом, а также таверну и ресторан, которые открыты для туристов. Чуть восточнее Ксантена, в городе Хальтерн-ам-Зее, находится один из лучших древнеримских музеев, в которых я бывал. А примерно в ста километрах от него раскинулось удивительное поле в Калькризе. Принято считать, что это и есть место легендарного Тевтобургского леса. Правда, в последние годы эта теория подвергается сомнению по причине многочисленных находок старинных монет, датируемых концом I века до нашей эры. Тем не менее в данном месте германцы действительно устраивали засаду на армию римлян. Реконструированные древнегерманские укрепления и изобилие экспонатов в тамошнем музее – все это распаляет воображение, помогая представить реальную битву.

Римские музеи в Кёльне, Бонне и Майнце в равной степени великолепны, причем каждый по-своему. Я считаю, что музей древнего кораблестроения в Майнце заслуживает особого упоминания по причине представленных в нем редких находок римских речных судов и необыкновенных реконструкций двух из них. Что касается полностью реконструированного форта II века нашей эры в Заальбурге, то могу сказать лишь одно: «Непременно посетите!» Если вы любитель пеших или велосипедных походов, сделать это легко. Заальбург расположен на 560-километровой трассе, протянувшейся вдоль Верхнегерманско-ретийского лимеса, цепочки пограничных оборонительных сооружений, которые связывали Рейн и Дунай в течение двух столетий. В прошлое можно попасть и другим путем – через древние тексты. Если б не Тацит, Флор, Веллей Патеркул, Кассий Дион и Плиний, я бы растерялся, когда дело дошло до написания этой книги. Их слова, часто написанные во славу Рима, следует воспринимать скептически, но они по-прежнему имеют великую ценность, когда речь идет о воссоздании «картин прошлого». Без учебников также не обойтись.

Список тех книг, которыми я пользовался при написании «Орлов на войне», составил бы несколько страниц, поэтому я упомяну только самые главные. М.К. Бишоп «Справочник легионера крепости» (Handbook to Legionary Fortresses by M. C. Bishop); М.К. Бишоп и Дж. Коулстон «Древнеримское военное снаряжение» (Roman Military Equipment by M. C. Bishop and J. C. N. Coulston); Питер Коннолли «Греция и Рим в состоянии войны» (Greece and Rome at War by Peter Connolly); Адриан Голдсуорти «Вся римская армия» (The Complete Roman Army by Adrian Goldsworthy); Адриан Мердок «Величайшее поражение Рима: резня в Тевтобургском лесу» (Rome’s Greatest Defeat: Massacre in the Teutoburg Forest by Adrian Murdoch); «Жаждущий славы: нерассказанная история Друза-старшего, Германика» и «Римский солдат против германского воина» – все эти книги написал Линдсей Пауэлл (Eager for Glory: The Untold story of Drusus the Elder, Germanicus, and Roman Soldier versus Germanic Warrior, all by Lindsay Powell); «Катастрофа Вара» (несколько авторов); специальный выпуск журнала «Войны древности» (Ancient Warfare). Считаю своим долгом также упомянуть издательства Osprey и Karwansaray, чьи книги служили мне отличным подспорьем, и неизменно полезный «Классический Оксфордский словарь».

Как всегда, благодарю членов сообщества www. romanarmy.com за их быстрые ответы на мои странные вопросы, а также Пола Харстона и легионеров из «Римской Британии» за их согласие предоставить людей и материалы для обложки этого и двух следующих томов данной трилогии. В бой, Роланд! Особого упоминания заслуживает Пол Карреманс из проекта Gemina (Нидерланды). Огромное спасибо ему за его щедрый дар – копию римского орла. Dank u wel, тебе, Пол. Хочу также поблагодарить Адриана Мердока и Линдсея Пауэлла, уже упомянутых выше в списке книг, за их терпение, знания и за то, что они великодушно тратили на меня свое время. Они не только помогали мне в поисках информации на разных этапах работы над книгой, но также отвечали на мои частые вопросы, любезно прочли рукопись, когда та была готова, и давали мудрые советы. Вы оба истинные джентльмены. Я также признателен Дженни Долфен, талантливой немецкой писательнице и иллюстратору, за ее помощь с германскими именами.

Я благодарен целому легиону людей в моем издательстве «Рэндом хаус». Селина Уокер, мой волшебный редактор, обладает, как никто другой, орлиной зоркостью. Если б не она, эта книга вряд ли бы получилась такой живой. Благодарю тебя, Селина. Роза Тремлетт, Ричард Огл, Аслан Бирн, Натаниэль Алькарас-Стэплтон, Винсент Келлер и Дэвид Пэрриш, спасибо вам! Вы все так усердно трудитесь ради того, чтобы мои книги пользовались успехом. Выражаю также благодарность моим иностранным издателям, особенно Кэрол Пэрис и ее команде из испанского издательства «Эдисьонес Б» и Киту Кала и его коллегам из «Сент-Мартинс Пресс» в США.

Есть и другие люди, которых я хотел бы назвать поименно и которым должен сказать спасибо: это Чарли Вайни, мой лучший в мире литературный агент, литературный редактор Риченда Тодд, настоящая звезда своего дела. Спортивный физиотерапевт Клэр Уэллеро, ты самая лучшая! Артур О’ Коннор, мой старый друг, спасибо тебе за критику и советы по улучшению текста. Огромное спасибо также и вам, мои замечательные читатели. Это вы даете мне работу, за что я вам безмерно благодарен – вы даже не представляете как! В любом случае к ветеринарии я больше не вернусь!

Ваши электронные письма, приходящие со всех уголков мира, а также посты в «Фейсбуке» и «Твиттере» наполняют мою жизнь светом: прошу вас, пишите мне чаще. И, наконец, последнее по счету, но не по важности – я хочу поблагодарить Сейру, мою чудесную жену, а также моих замечательных детей Фердию и Пиппу за их безграничную любовь и радость, которыми они наполняют мою жизнь.

Связаться со мной можно по следующим адресам:

Электронная почта: ben@benkane.net

«Твиттер»: @BenKaneAuthor

«Фейсбук»: facebook.com/benkanebooks

Заходите также на мой вебсайт:

«Ютьюб» (мои короткие документальные видео): https:// -9BUCzfvRT-bVOSYYw

Глоссарий

Ацетум – кислое разбавленное вино, напиток, входивший в рацион легионеров. Так же назывался уксус – дезинфекционное средство, широко применявшееся римскими лекарями. Уксус хорошо убивает бактерии, его активно использовали в европейской медицине вплоть до конца XIX века.

Ала – кавалерийский отряд римских ауксилариев, вспомогательных конных частей легионов. Алой обычно командовал префект, офицер кавалерии. Количество всадников алы было разным: в квингенарии было 512 всадников, поделенных на 16 турм, в милитарии – 768 всадников (32 турмы). Арминий вполне мог командовать такой алой, и я именно так его и изобразил. (См. также Турма.)

Алара – ныне река Аллер.

Альбис – ныне река Эльба.

Амизия – ныне река Эмс.

Амфора – глиняный сосуд с двумя ручками, узкой горловиной и сужающимся книзу корпусом, предназначенный для хранения вина, оливкового масла и других продуктов. Амфоры были разных размеров, в том числе очень высокие, выше роста взрослого человека; их часто использовали для транспортировки вина или масла на большие расстояния.

Аквилифер – знаменосец, носивший орла легиона. На изображениях, сохранившихся до наших дней, видно, что у аквилифера нет шлема, что дает основания предполагать, что так было всегда. Однако в бою это было бы слишком опасно; скорее всего, аквилифер все-таки надевал шлем. Точно неизвестно, носил ли он, подобно знаменосцу-сигниферу (см. ниже), шкуру животного, но принято считать, что носил. Аквилифер часто носил чешуйчатые доспехи, а его щит, вероятно, был маленьким, и его можно было легко носить на спине. Во времена ранней империи орел легиона делался из золота и крепился на деревянном шесте с длинным шипом на нижнем конце, что позволяло втыкать его в землю. Иногда такой шест имел ручки, что облегчало его переноску. Даже будучи поврежден, орел легиона не уничтожался, а подлежал ремонту. В случае потери орла в бою римляне делали все, что было в их силах, чтобы вернуть штандарт легиона, о чем вы прочтете в следующей книге этой серии. (См. также Легион.)

Ара Убиорум – ныне г. Кёльн.

Ардуенна Сильва – Арденнский лес.

Асс – мелкая медная монета, равна четверти сестерция, то есть одной шестнадцатой денария.

Асцибургиум – Мерс-Асберг.

Аугуста Треверорум – г. Трир.

Аугуста Винделикорум – г. Аугсбург.

Ауксиларии – вспомогательное подразделение древнеримской армии, пехота или легкая кавалерия, из числа не-граждан Рима. Эти солдаты не входили в состав легионов, a составляли отдельные отряды – ауксилии, причем их численность и организация были разнообразны. Они делились на когорты. При императоре Августе была проведена реформа ауксилий; они получили новые экипировку и вооружение, также стали образовывать когорты по 500 человек и миллиарии, пехотные, кавалерийские и смешанные. Командовали ими префекты – конные офицеры. В Тевтобургской армии Вара было шесть таких пехотных когорт и три кавалерийские.

Баллиста – двуручная римская катапульта, похожая на арбалет на подставке. Стреляла с большой точностью и силой стрелами или камнями.

Барритус – боевой клич воинов-германцев. Я описываю его на основании древних текстовых источников.

Бирема – древний военный корабль, по всей видимости, изобретенный финикийцами, с квадратным парусом и двумя рядами весел с каждой стороны.

Бонна – г. Бонн.

Кальдарий – жаркое помещение в римских банях. Использовалось как современная сауна. В большинстве кальдариев имелся бассейн с теплой водой. Горячий воздух поступал из раскаленных полых кирпичей в стенах и полу. Его источником был гипокаустум, печь, которую постоянно топили рабы.

Трибола («чеснок») – военное заграждение, было в ходу у римлян и других древних народов. Состоит из нескольких соединенных звездообразно острых стальных штырей, направленных в разные стороны. Если бросить его на землю, то один шип всегда будет направлен вверх, а остальные составят опору. Заграждение из разбросанного по полю «чеснока» было эффективно против конницы, но применялось также против пехоты, боевых слонов и верблюдов.

Кампания – плодородный регион на западе центральной Италии.

Карникс – кельтский (галльский) духовой инструмент; вертикальная бронзовая труба, увенчанная раструбом в форме головы животного, часто кабана. Использовался во время сражений для подачи сигнала к атаке воинам и устрашения противника, как по отдельности, так и в унисон с другими инструментами.

Центурион – опытный кадровый офицер. Центурионы составляли костяк римской армии. (См. также Легион.)

Центурия – основное подразделение римского легиона. Его первоначальная численность составляла сто человек, что примерно соответствует современной армейской роте. Начиная с первого столетия нашей эры и на протяжении почти пятисот лет центурия насчитывала восемьдесят воинов. Центурии делились на так называемые контубернии, состоявшие из восьми солдат. (См. также Легион.)

Цербер – чудовище, трехглавый пес, охранявший вход в Гадес. Пускал души умерших внутрь, но никого не выпускал обратно.

Цивитас Неметум – город Шпейер.

Когорта – одна десятая часть легиона. Когорта состояла из шести центурий, в каждой номинально насчитывалось восемьдесят легионеров. Центурии, которыми командовали центурионы, имели порядковые номера: первая, вторая, третья и т. д. Центурион первой центурии был самым старшим по званию (это ранг Тулла). Когорты следовали тому же порядку старшинства – центурион Первой когорты превосходил центуриона Второй когорты, центурион Второй когорты превосходил своего коллегу из Третьей и т. д.

Конфлуэнтес – г. Кобленц.

Консул – высшая выборная магистратура в эпоху Римской республики. Консулы, чьи полномочия длились год, обладали высшей гражданской и военной властью: набирали легионы и возглавляли их, созывали сенат и комиции, председательствовали в них и т. д. В чрезвычайных обстоятельствах сенат наделял консулов неограниченными полномочиями. В эпоху империи консулы утратили реальную власть, эта должность превратилась в почетный титул и сделалась назначаемой вместо выборной. По окончании срока должности консулы получали в управление какую-либо провинцию и звание проконсула.

Контуберний – группа из восьми легионеров, деливших одну палатку или казарменную комнату; солдаты вместе готовили пищу и ели. (См. также Легион.)

Данубий – р. Дунай.

Денарий – главная монета Римской империи. Отлитый из серебра, он равнялся четырем сестерциям, или шестнадцати ассам. Менее распространенный ауреус равнялся двадцати пяти денариям.

Донар – бог грома у древних германцев. В I веке нашей эры стал главным в пантеоне германских богов.

Всадник – представитель одного из привилегированных сословий Древнего Рима, рангом ниже сенатора. Пробиться выше, в сенаторы, было возможно, но крайне нелегко.

Фалькс – двуручный боевой серп, оружие даков и фракийцев. Крайне опасное оружие! Некоторые историки считают, что во II веке нашей эры шлемы легионеров изменили свою форму, чтобы выдержать удар этого смертоносного оружия.

Фектион – город Фехтен.

Флево Лакус – Зейдерзее (залив Северного моря у побережья Нидерландов).

Фортуна – богиня удачи. Подобно всем божествам, отличалась непостоянством характера.

Фрамея – длинное копье древних германцев, имевшее тонкое короткое железное острие; служило преимущественно для нанесения уколов, но иногда бросалось как дротик.

Фригидарий – прохладная часть классических римских терм; в нем имелся бассейн с холодной водой.

Белгика и Лугдунская Галлия – две из четырех галльских провинций, учрежденных при Октавиане Августе. Две другие – Аквитания и Нарбонская Галлия.

Германия – в 9 году нашей эры земли между Рейном и Эльбой считались римской провинцией и носили название «Великая Германия». Земли к востоку от Эльбы и ее притока Заале именовались «Свободной Германией».

Гладий – римский короткий меч (до 60 см). Во времена раннего принципата республиканский «испанский гладий» был заменен на так называемый майнц (назван так из-за большого числа образцов, найденных близ г. Майнца). «Майнц» имел удлиненное острие (от 96 до 200 мм) с небольшой талией; общая длина с рукояткой составляла около 65–70 см, длина клинка – 40–55 см, ширина лезвия – 6–7 см, приблизительный вес – 800 г. Острие имело довольно широкую режущую кромку для придания клинку большей пробивающей способности. Использовался для боя в строю для нанесения колющих и режущих ударов. Рукоятка делалась из кости быка, с деревянными гардой и навершием; ножны – из слоистой древесины, обшитой кожей. Легионеры носили гладий справа, центурионы и другие старшие офицеры – слева. Вопреки нашим представлениям, гладий было легко извлечь из ножен правой рукой; кроме того, вероятно, его носили так для того, чтобы он не цеплялся за доспехи, когда его вытаскивали из ножен.

Испания – Иберийский полуостров.

Иллирия – римское название земель на противоположном Италии берегу Адриатического моря. Включала в себя части современных Словении, Сербии, Хорватии, Боснии и Черногории. Позднее Иллирия также включила в себя область, известную как Паннония, которая стала римской провинцией в первой половине I века нашей эры.

Интерваллум – широкий промежуток внутри двойных стен римского лагеря или крепости. Служил для защиты казарм от вражеского метательного оружия, а также для сбора войска перед дозором или сражением.

Юпитер – верховный бог древнеримского пантеона. В официальном культе именовался «Оптимус Максимус Сотер» («Лучший, Величайший, Спаситель»). Отвечал за погоду, особенно грозы.

Лаугона – река Лан.

Легат – старший офицер, командующий легионом, а также посланник римского Сената, отправляемый к другим правительствам или народам, имевший звание сенатора, обычно в возрасте тридцати с небольшим лет. Легат подчинялся наместнику провинции. (См. также Легион.)

Легион – основная организационная единица в армии Древнего Рима времен поздней республики и империи. Полный легион имел десять когорт; каждая состояла из 480 легионеров, разделенных на шесть центурий (восемьдесят человек в каждой). Центурия состояла из десяти контуберниев, в которые входило по восемь человек. Центуриями командовали центурионы, у каждого из них было три младших офицера: опцион, сигнифер и тессерарий. (См. соответствующие статьи.) Каждая центурия и каждая когорта имели свой собственный штандарт. Каждый легион имел знак в виде орла, сделанный из серебра или золота и размещенный на шесте, часто украшенном металлическими кольцами. Легионом командовал легат, вторым по старшинству после которого стоял старший трибун, так называемый tribunus laticlavius. Третьим по старшинству офицером был префект лагеря, бывший примипил. После него – мы не знаем, в каком порядке, – шли пять младших трибунов и примипил. Каждому легиону было придано сто двадцать кавалеристов. (См. Трибун, Примипил и Турма.) На практике легион никогда не был полностью укомплектован. Причинами были болезни личного состава, назначения на службу в другие места, а в военное время – неизбежные потери на поле боя. Поэтому сегодня большинство ученых полагают, что три легиона Вара вместе со вспомогательными войсками насчитывали от 13 до 15 тысяч человек, а не 20 тысяч.

Легионер – профессиональный римский солдат-пехотинец. Будучи римским гражданином, он вступал в армию в юности или в возрасте двадцати с небольшим лет, присягнув на верность императору. В 9 году нашей эры срок службы легионера составлял двадцать лет и еще пять лет в качестве ветерана. Жалованье ему платили три раза в год, после того как из него вычиталась сумма расходов за питание и снаряжение. Поверх туники из белой шерсти легионер мог надевать стеганую рубаху – субармалис, – которая смягчала удары и не давала металлическим доспехам травмировать тело. Поверх нее надевалась кольчуга или знаменитые сегментированные железные доспехи, так называемая лорика сегментата. Легионеры всегда носили армейские ремни, обычно закрытые небольшими лужеными или посеребренными пластинами. С ремня свисал «передник» из четырех или более проклепанных кожаных полос для защиты паха.

В начале I века нашей эры легионеры носили различные типы шлемов, которые изготавливались из железа, бронзы или латуни, нередко с украшениями из сплава меди, олова и/или цинка. Для защиты в бою легионер носил щит, в то время как его наступательное оружие состояло из гладия, пилума и кинжала. (См. также Гладий и Пилум.) Это снаряжение весило более двадцати килограммов. Если же добавить к нему походное снаряжение легионера – запасную одежду, одеяло, котелок, запас зерна и инструменты, – то общий его вес составлял более сорока килограммов.

Тот факт, что легионеры должны были за пять часов пройти двадцать миль, неся эту тяжелую поклажу, свидетельствует о высоком уровне их физической подготовки. Не удивительно, что гвозди на подметках их сандалий быстро стирались. Хотя обычно солдаты должны были покупать подобные вещи за свои деньги, существует документальное свидетельство того, что однажды легионеры – после долгого вынужденного марша – потребовали, чтобы император выдал им деньги за новые сапожные гвозди. И их требование было удовлетворено! Мне это настолько понравилось, что я вставил данный эпизод в мой роман.

Литуус – изогнутый посох, культовый инструмент авгуров для гаданий по полету птиц. Взгляните на посох современного епископа, и вы увидите, что ничего не меняется!

Лупия – река Липпе.

Маре Германикум – Северное море.

Марс – бог войны. Ему посвящались все военные трофеи. Обычно перед тем, как отправиться в поход, римские командиры посещали храм Марса, дабы просить его защиты и благословения.

Минерва – богиня войны и мудрости.

Митра – предположительно, бог древних персов. Родился в пещере в день зимнего солнцестояния. Носил фригийский колпак, ассоциировался с солнцем, отсюда название его культа Sol Invictus – «Непобедимое Солнце». Мы мало знаем о митраизме, лишь то, что существовали различные уровни посвящения, с прохождением целой последовательности ритуалов. Социальные низы это учение привлекало тем, что оно провозглашало равенство среди посвященных в него и сулило блаженную жизнь после смерти. Благодаря догматам, возводящим в добродетель храбрость, силу и выносливость, митраизм был популярен среди римских военных, особенно во времена империи.

Могонтиакум – г. Майнц.

Моллес – латинское слово, означающее «неженка», моя выдумка для уничижительного прозвища гомосексуалистов.

Новезиум – город Нейсс.

Опцион – унтер-офицер, заместитель центуриона. (См. также Легион.)

Фалера – награда в форме диска, вручавшаяся за храбрость. Фалеру прикрепляли при помощи специальных кожаных петель к нагрудной части офицерского панциря. Фалеры часто изготавливались из бронзы, но также могли быть сделаны из серебра или золота. Я даже видел одну такую награду из стекла. Солдатам также вручались ожерелья и браслеты.

Финикийцы – жители Финикии, страны на побережье современных Сирии и Ливана. Славились как умелые путешественники и торговцы. Основали Карфаген в VIII веке до нашей эры.

Пилум – римское копье. Состояло из деревянного древка длиной около 1,2 м и тонкого железного наконечника длиной приблизительно 0,6 м с пирамидальным кончиком. Копье было тяжелым, и при броске его масса придавала ему огромную пробивающую силу. Оно могло пробить щит и ранить воина или же, застряв в щите, сделать его бесполезным. Длина броска пилума составляла около тридцати метров, хотя наиболее действенным был бросок на половину этого расстояния. Хотя у легионеров вполне могло быть по два копья, более вероятно, однако, что в бою они имели всего один. В моей книге ничего не подозревающие легионеры Вара несут каждый по два пилума, потому что они были не в бою, а на марше мирного времени.

Преторий – резиденция начальника римского военного лагеря. Часто стоял позади принципии (см.). Представлял собой серию строений по периметру квадратного центрального двора. Как правило, имел богатое убранство в стиле городского дома.

Примипил – старший центурион всего легиона, а также, возможно, старший центурион Первой когорты. Это был пост огромной важности. Его обычно занимал ветеран в возрасте сорока-пятидесяти лет. По выходу в отставку примипил получал право войти в сословие всадников. (См. также Легион.)

Принципия – штаб-квартира в римском лагере, стояла на пересечении двух главных дорог лагеря – виа принципия и виа претория. В принципии располагался административный центр. Ее величественный вход открывался в окруженный колоннадой мощеный внутренний двор, вокруг которого располагались административные здания. За ним находился огромный аванзал с высоким потолком, где стояли статуи и хранились штандарты. Здесь также располагалось хранилище солдатской казны и другие административные помещения. Возможно, здесь устраивались парады, а старшие офицеры обращались в зале с речами к своим солдатам.

Ренус – р. Рейн.

Рура – р. Рур.

Сала – р. Заале.

Скутум – овальный римский щит, имел размеры около 75 см в ширину и около 120 см в высоту. Состоял из двух склеенных под прямым углом деревянных пластин, которые обтягивались вначале грубой тканью, затем телячьей кожей. Скутум был тяжелым, весил 6–10 кг. У кромки его толщина составляла чуть меньше сантиметра, увеличиваясь к центру до 1,2 см. Такой щит покрывали войлоком, который у кромки складывали вдвое и прошивали через дерево. Посередине щита размещался умбон – металлическая бляха-накладка полусферической или конической формы, защищавшая кисть руки воина от пробивающих щит ударов. Ручка щита была горизонтальной и держалась полным хватом. Нередко щит спереди разрисовывали узорами. Для хранения щита, например, на марше, имелся специальный кожаный чехол. Из древних источников явствует, что щиты легионеров Вара так сильно намокли от дождя, что ими было трудно пользоваться.

Сестерций – медная монета, состоявшая из четырех ассов. Равнялась четверти денария. Сто сестерциев составляли аурей. Его название – «две части и половина трети», происходит от его первоначального достоинства – двух с половиной ассов.

Знаменосец (сигнифер) – как правило, имел звание младшего офицера. Это была почетная должность: на весь легион был только один знаменосец. Часто носил чешуйчатые доспехи и шкуру какого-нибудь животного на шлеме. Последний иногда имел декоративное забрало. Вместо «скутума» знаменосец чаще имел небольшой круглый щит. Носимый им штандарт (сигнум) представлял собой деревянный шест, увенчанный фигурой открытой человеческой ладони или наконечником копья в окружении пальмовых листьев. Ниже располагалась перекладина, с которой свисали металлические украшения или цветные полотнища. Древко сигнума часто украшали диски, полумесяцы, венцы и медальоны, символизировавшие победы центурии, что также помогало отличить одну центурию от другой. (См. также Легион.)

Стикс – река подземного мира, через которую нужно было переправиться мертвому, заплатив лодочнику за перевоз. Ритуал класть монету в рот усопшему возник из представления древних о необходимости денег в потусторонней жизни.

Тессерарий – один из младших офицеров центурии, в чьи обязанности входило командование караулом. Название происходит от слова «тессера», табличка, на которой был начертан пароль дня. (См. также Легион.)

«Черепаха» – знаменитый боевой порядок римской пехоты, предназначенный для защиты от метательных снарядов во время полевых сражений и осад. Воины образовывали прямоугольник с минимальными интервалами между рядами. Первая шеренга смыкала щиты, держа их прямо перед собой, а последующие шеренги – над головой (балансируя на шлемах), причем края щитов находили друг на друга. Во время маневров прочность «черепахи» проверяли, закатывая на нее повозку, запряженную мулами.

Трибун – командная должность в легионе; старший штабной офицер. В эпоху правления Августа число трибунов в каждом легионе оставалось прежним (шесть), но один был по рангу старше остальных. Этот трибун – трибун латиклавий – имел сенаторское звание и в легионе был вторым лицом после легата. Чаще всего это был воин двадцати или двадцати с небольшим лет. По всей видимости, он занимал эту должность один год. Другие трибуны – трибуны ангустиклавии – были, как правило, старше и принадлежали к сословию всадников. Они обладали большим военным опытом и дольше занимали свою должность. (См. также Легион.)

Трирема – классический римский боевой корабль с одним парусом и тремя рядами весел. Каждым веслом управлял один гребец, свободнорожденный, а не раб. Триремы имели экипаж, пропорциональный их величине. Это ограничивало дальность плавания трирем, поэтому они использовались главным образом для транспортировки войск и охраны береговой линии.

Турма – кавалерийский отряд из десяти всадников. В эпоху раннего принципата при каждом легионе было 120 всадников. Их отряд состоял из двенадцати турм, каждой из которых командовал декурион. (См. также Ала и Легион.).

Урсарий – легионер, в обязанности которого входила ловля медведей. (См. также От автора.)

Валетуденарий – лазарет в римском форте. Обычно это были прямоугольные здания с центральным двором. Валетуденарий состоял из 64 палат, похожих на комнаты в казармах легионеров, в которых жили солдатские контубернии.

Венера – древнеримская богиня любви, материнства и домашнего очага.

Ветера – город Ксантен.

Виа претория – одна из двух главных улиц в римском военном лагере. Соединяла ворота, расположенные на его дальних концах.

Виа принципия – вторая из двух главных улиц в римском военном лагере. Вела от главных ворот к принципии, которая находилась на дальней стороне виа претория.

Викус – римское поселение, не имевшее статуса города.

Виндонисса – город Виндиш.

Визургис – р. Везер.

Витис – жезл центуриона из виноградной лозы. Был символом и атрибутом его ранга и одновременно орудием наказания.

Вулкан – древнеримский бог разрушительного огня. Его часто почитали для того, чтобы уберечься – да-да! – от огня.

Примечания

1

Те, кто работает в Антарктиде и читает при этом мои книги, дайте мне знать, пожалуйста!

(обратно)

2

Ауксиларии – солдаты, входящие в ауксилию, вспомогательное подразделение древнеримской армии, набиравшееся из чужеземцев.

(обратно)

3

Витис – жезл из срезанной виноградной лозы, который носили римские центурионы в знак своего достоинства и которым наказывали нарушающих приказы солдат.

(обратно)

4

Гипокауст – тип античной отопительной системы, предназначенной для обогрева одноэтажных зданий.

(обратно)

5

Фалькс, фракийский махайра – двуручный боевой серп, использовавшийся фракийцами и даками.

(обратно)

6

Сикофант – доносчик, клеветник, шантажист.

(обратно)

7

Децимация – применяемая в римской армии казнь каждого десятого воина из провинившегося подразделения.

(обратно)

8

Воины, одержимые яростью и в своем священном безумии превосходящие всех остальных, были и у древних германцев; Тацит называл их Harier. Автор же воспользовался гораздо более известным термином, несмотря на то что он пришел к нам из других мест и времен.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Часть первая Весна, 9 г. до н. э. Германская граница

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

Часть вторая Лето, 9 год н. э. Германия, римский лагерь у Порта Вестфалика

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

От автора

Глоссарий Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg