«Святая Русь - Княгиня Мария»

Княгиня Мария, вернувшись из Белоозера в Ростов, похоронив мужа, не стала, как того требовал обычай, постригаться в монахини. Молвила епископу Кириллу:

— Прости, владыка, но я не пойду в обитель. Мне надлежит малолетних детей поднять.

— Но… как же на сие посмотрят благочестивые люди? Ведь можно, княгиня, управлять княжеством и из обители.

— Обитель — для служения Богу, а не для княжеских дел, — твердо произнесла Мария.

И епископ больше не приставал к Марии с этим вопросом. Ведал: княгиня, коль что задумает, решения своего не изменит. Значит, так Богу угодно.

Марии Михайловне после битвы на Сити было 28 лет. Совсем еще молодая женщина, но она даже не могла себе представить, какого чрезмерного труда потребует ростовское княжение.

После девятин, поблекшая и почерневшая от горя, Мария пришла к своему духовному отцу и заявила:

— Надумала я, владыка, монастырь ставить.

— Дело богоугодное, дочь моя, — осторожно кашлянул в густую бороду Кирилл. — Но по силам ли нам сие? Время ли ныне женские обители воздвигать?

— Допрежь отвечу на твой первый вопрос, святой отец. Сил, и в самом деле, мало. Казна пуста, вся она ушла на дружину и ополчение. А многих древоделов и каменных дел мастеров безбожные татары в полон свели. И всё же нам повезло. Не зря Василько Константинович добрым мастерам приказал в лесах упрятаться. Самому на злую сечу идти, а у него дума о будущем Ростове. И о другом мыслил мой супруг. Придут ордынцы в Ростов, а в нем ни людей, ни богатств, нечем поживиться. Вот татары и ушли не солоно хлебавши. Бурундуй со зла приказал выжечь город, но как только избы и хоромы огнем занялись, небывалая гроза с ливнем навалилась. Бог всё видит. Бурундуй к Угличу спешил, почти весь Ростов и сохранился.

— Ты права, дочь моя. Божьим промыслом град уцелел… И всё же где казны на монастырь сыскать? Я, конечно, внесу свой вклад, но этого зело мало. Женский монастырь — не церковь — обыденка[1].

— Не женский, а мужской, — поправила епископа Мария Михайловна.