«Карл Великий. Небесный град Карла Великого»

Автор выражает глубокую признательность

Дмитрию Володихину, Светлане Кузнецовой

и Петрану Лелюку.

Пелена мороси, нечастой в предместьях Рима, поредела и иссякла. Вышло солнце, ярко раскрасив всё вокруг. Серыми остались только хламиды монахов, что гатились в хвосте процессии. Все остальные выглядели нарядно — даже стражники, охранявшие принцесс. Сами принцессы болтали между собой без умолку, будто совсем не утомились от многодневного путешествия. Хотя они уже, наверное, привыкли — за столько-то лет участия в отцовских походах. Король никуда не ездил без детей, огромного количества домочадцев и прочего люда, порой весьма сомнительного. Вокруг Его Величества вечно крутились какие-то иностранные книжники, поэты, тайно волочащиеся за принцессами, и прочие прихлебатели.

...Начинало припекать. И это в конце ноября! Что же здесь творится летом? В прошлый раз мы были в Риме ранней весной, на Великий пост, и тоже не страдали от холода.

Болтовня принцесс поутихла — видимо, их сморило. Только стражники вяло перешучивались.

Дорога пошла в гору, открывая для моего обозрения начало процессии. Среди всадников выделялась статная фигура в сине-зелёном плаще. Король наш весьма высокого роста, и в умении выглядеть значительно ему нет равных. Я помню, как много лет назад, когда саксы, устроив резню в одном из монастырей, скрылись в лесах, он приехал их замирять. Начались затяжные дожди, и многие лесные пути превратились в трясину. Королевские отряды завязли в этой непроходимой грязи, воинов начало лихорадить, и боевой дух уже еле тлел. Все понимали, что покорить саксов невозможно — они вечно будут клясться в верности, а потом учинят очередное вероломство, и — поминай, как звали!

Король тогда ничего не стал говорить. Просто осенил себя крестным знамением и решительно направил коня в лес. И все как один вскочили и последовали его примеру, даже раненые и страдающие от лихорадки. Тогда я впервые поверил, что королевская власть освящена небесами. Мне ведь приходилось слышать командные голоса. А тут не было ощущения, что тобой командуют — только восторг служения и какой-то особенный, ни с чем не сравнимый подъём.