«Эпизоды одной давней войны»

Римляне - больше не нация, римляне - больше не народ; вывеска, этикетка, наклейка, средство престижа, способ полюбоваться собой, выпялиться, выпендриться - вот что такое вся эта древняя культура.

Рим - это баня, помыв в бане, сам способ помыва, разврат, способ предаваться ему окольными путями, девки, тряпки, лесбиянство, оружие. Палатин, но не Палатин вещественный, Палатин вековой, Палатин - смысл, а Палатин картонный, опять наклейка, опять флажок, пришиваемый кое-куда.

Им это важнее всего - обертки, вывески, формальности. Та же небрежность - римская, то же снобирование - римское, та же манера вести себя, та же челка на лбу, мерцающая инфантильность интеллектуальных ищеек, наконец пригревшихся в мировой истории, прилипал на теле у чужих традиций.

Все чужое до последней степени. Конечно, есть и свое - фундаментик некоторый свой, но он накрывается покупным, добываемым, доставаемым, копированием. Кто-то тявкает про свой собственный путь, непохожий, самобытный. Это у гота-то! Тявкал, потому, как его уже заткнули, ему уже всю рожу расцарапали за такую наглую смелость.

Все с чужого плеча. Тога, плащ, меч, сама рукоять меча, поясок, безделица, последняя безделица - рисунок на пояске, выдают принадлежность, состоятельность, стиль, философские воззрения, разумеется, западные, лояльность, вальяжность, либеральность, лексическую культуру обладающего ими лица. Они способствуют знакомству, сближают между собой людей и, наоборот, делают пропасть непреодолимее.

Римский меч отличается от готского так же сильно, как один кусок железа может отличаться от другого куска, приспособленного к тому, чтобы им убивать, то есть почти никак, а едва оперившийся юнец бежит покупать именно римский меч - таков стиль. От стиля некуда деться. Эпоха родила стиль с тем, чтоб он, в конце концов, сел ей на голову и погонял ее, как хотел.

Расфуфыренный, цветастый, с метровыми павлиньими перьями римлянин - не римлянин, а гот. А подлинный деловой современный римлянин очень смахивает на провинциала своей непритязательностью. Но готы гонятся теперь уже именно за непритязательностью и тем безукоризненным и тонким вкусом, который тем дан с рождения, потеют, бьются и все никак не могут познать эту премудрость.