«Западня для князя»

Западня для князя (fb2) - Западня для князя (Русичи - 1) 4536K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Татьяна Константиновна Бурцева

Татьяна Бурцева  РУСИЧИ. ЗАПАДНЯ ДЛЯ КНЯЗЯ

Слово автора

Книга «Западня для князя» открывает цикл «Русичи».

Это название не случайно. Каждая глава любой из книг цикла будет носить имя русича, которому посвящена. Это собрание образов современников эпохи, портреты людей, живших много столетий назад. Князь боярин, разбойник, верный сотник, его возлюбленная — вот неполный перечень персонажей, творивших историю, составивших из миллиона песчинок целостную картину. Все они русичи. Хорошие ли, плохие… Схожие и одновременно неповторимые… Их судьбы, подчас непростые и всегда насыщенные чередой событий, раскрываются на фоне смутного времени монголо-татарской угрозы.

Действие романа разворачивается в Южной Руси в середине XIII века. Это время тяжкой борьбы с иноземными захватчиками и внутренними противоречиями княжества. Только в таком горниле могли быть выкованы по настоящему сильные характеры князя Даниила Галицкого и его ближайшего окружения. Это — воистину великие люди.

Берясь за создание цикла, я ставила своей целью напомнить о славном прошлом Руси. Как бы патетично это ни звучало — мы должны быть достойны наших предков, хотя и в наше время есть место верности, героизму, подвигу.

Хотелось бы, чтобы слово «русич» навсегда стало синонимом слов «честный», «смелый», «сильный духом».

Приятного чтения!

Георгий

Интересно, сколько я еще смогу оставаться невредимым, избегая рокового удара вражеской стрелы или копья? Лучше бы эта мысль не приходила. В пылу схватки нельзя думать.

Десятник Владимиро-Волынского князя Георгий почувствовал удар. Бок словно обожгло. Копье повредило кольчугу и скользнуло, нанеся только легкую рану. Перевязать некогда, опустишь меч — пропустишь очередной удар.

Злее буду.

Сражение между русичами и ордынцами шло уже около часа. Люди стали уставать. Все больше было раненых и убитых…

Началось все как обычно, ничто не предвещало беды.

Татары насели на противостоявший им полк русских. Конники рубились на флангах, пехота частоколом копий сдерживала напор татар.

Русичи уже почти переломили ход сечи, как вдруг в тылу стал подниматься пыльный столб. Разведчики ошиблись, татар оказалось втрое больше — темник пришел не один, а с зятьями. Их два полка подошли позже и зажали русичей в клещи. Ордынцы, как всегда, использовали свою любимую тактику — обошли с флангов и неожиданно вступили в бой. Теперь судьба русичей была предрешена.

Георгий бросил взгляд туда, где, по его мнению, должен был биться воевода. Спас еще реял. Но долго ли будет вздыматься над колышущимся строем русский стяг?

Воевода не командовал отступление, хотя их все вернее прижимали к реке. Спереди напирал темник со своим изрядно поредевшим, но приободрившимся полком, по бокам — зятья со свежими силами, в тылу — река. Сеча уже проиграна, но русичи бьются.

«Почему?» — вот тот вопрос, который в десятый раз задавал себе темник.

Было смутное время. Недолгие перемирия сменялись стычками с татарами. И в этот раз разведчики донесли, что ту мен решил потревожить границы княжества. Темник в обход хана решил разжиться золотом и рабами, которых можно было выгодно продать в Кафе. Генуэзцы с удовольствием брали русичей. В Орде закрывали глаза на такие походы. Да и ханов развелось слишком много, то и дело вспыхивали междоусобицы в самой Орде. Подобное нападение можно было отбить, не опасаясь мести хана.

Беда была в том, что большая часть войска находилась в Литве. Воевода выступил с той дружиной, которую смог собрать. И эта дружина была обречена.

Словно повинуясь невидимому знаку, пыл боя мгновенно угас. В наступившей тишине слышался лишь лязг опускаемого оружия.

Со своего места Георгий увидел, как строй ордынцев расступился и из него выехал пожилой воин. Навстречу ему не спеша направился их воевода. О чем они говорили, разобрать было невозможно — слишком далеко. Но все и так знали — темник хочет сохранить свое войско и предлагает сдаться.

Только сдаваться никто не собирался. Окончить жизнь в неволе — горькая доля. А кроме того, за ними осталось почти беззащитное княжество. Их долг был задержать татар и отбить у них желание идти вглубь.

Темник прекрасно понимал, что, разбив русичей, он не сможет вернуться в Орду победителем, так как потеряет при этом значительную часть своих воинов. Вот поэтому он и остановил бой в надежде, что русичи не захотят сегодня умереть. Зря надеялся.

Георгий, пользуясь минутой передышки, осмотрелся. Его десяток полег, да и сотня изрядно поредела. Присел возле своего друга — такого же молодого парня. Тот уже не дышал. Сердце защемило. Внутри словно образовался кусок льда. Оба они были сиротами: родителей убили татары. Вместе их взял к себе в дружину князь Владимиро-Волынский Ва-силько. Там они и выросли, помогая княжеским ратникам в их нелегком деле и учась всяким воинским премудростям.

Георгий невесело улыбнулся.

Подожди меня, я не задержусь.

Но все случилось иначе.

Битва продолжилась так же внезапно, как и остановилась. Вот только что дружинники перевязывали раненых, прощались друг с другом, как опять засвистели стрелы, и ордынцы ринулись на поредевший строй русичей.

— Простите меня, православные! — послышался справа голос какого-то ратника.

— И меня простите! — послышалось со всех сторон.

Все готовились дороже продать жизнь.

Собственно Георгий уже был готов.

Их оттесняли все ближе к реке и начали просто уничтожать. Вокруг было слишком много рук с саблями и копьями, мечтающих нанести последний удар. Мысль шла не дальше следующего замаха мечом. Руки налились свинцом, в легких не хватало воздуха.

Георгий хотел пробиться к реке, чтобы попытаться уйти водой, но оказался в самой гуще врагов — никак не мог прорубиться к берегу.

Еще с несколькими дружинниками, встав спиной к спине, они отбивались от нескольких десятков врагов. Силы были неравны, но о спасении никто и не думал: важно было захватить с собой как можно большее количество ордынцев.

А вот и берег. Но Георгий не мог броситься в реку, вокруг было еще много врагов — попробуй повернись спиной. С надеждой посмотрел на ленивые волны, обернулся — каждая секунда на счету.

Строй уже смялся. То там, то тут разрозненные кучки еле отбивались от наседавших на них врагов. Все меньше их было по берегу, все чаще валились воины под ударами кривых татарских сабель. Между тем схватка никак не хотела затихать.

Только двое ордынцев остались против Георгия. Те тяжело дышали, но и Георгий уже был не один раз ранен. Первый татарин замахнулся саблей — Георгий отбил, тут же отбил вторую саблю. Развернулся, воткнул меч в первого, дернул, с разворота вогнал во второго. О талантах десятника во владении мечом в дружине ходила не одна байка.

Заковылял к реке — ноги почти не держали из-за потери крови. Почти дошел, как раздался свист аркана. Земля его сильно ударила и понеслась прочь. Точнее, нет — это он упал и поехал по траве за всадником, накинувшим на него петлю. Остановился. Рядом пробегали чьи-то ноги. С большим трудом привстал на колени. Над ним стоял, ухмыляясь, татарин.

— Бежать хотел, у рус? — спросил он, сильно коверкая русские слова.

Георгий даже если б захотел, то не смог ответить. Язык его уже не слушался, в голове шумело.

Последней картиной, которая запечатлелась в его мозгу, был сидящий на коне темник, оглядывающий поле боя и под нос бубнящий проклятия.

От воспоминаний Георгия отвлек возглас дружинника.

— Сотник, сколько еще ехать? А то кони устали, да и люди притомились.

— Недолго уже. Скоро отдохнем, — машинально ответил он.

Что было дальше, Георгий старался не вспоминать, но воспоминания все равно оживали перед его внутренним взором, а иногда, проникнув в сны, заставляли вскакивать посреди ночи. В такие моменты сотнику не сразу удавалось освободиться от липких прикосновений давних кошмаров.

Дорога. Побои. Смерть, плетущаяся в хвосте колонны рабов и подбирающая ослабевших. Горящие деревни, плач, стоны, крики уводимых в полон и убиваемых тут же, на месте.

Невольно по спине поползли мурашки, руки сжали повод коня.

Лишь воля Божья избавила его от плена и позорной участи раба в Орде, когда он уже и не ждал спасения.

Георгий помотал головой, чтобы стряхнуть неприятные воспоминания. Жизнь продолжалась.

Была весна 1259 года — снег уже стал влажным. Дорога начала раскисать, поэтому передвигаться по ней было все тяжелее. Сосновый лес ярко зеленел под лучами весеннего солнца.

Георгий, теперь уже сотник дружины князя Даниила Галицкого, был в дороге пять дней. Усталость брала свое. Однако вид просыпающейся природы все-таки отвлек его от тяжелых мыслей.

В памяти всплыла совсем другая картинка. Солнце заливает все вокруг. Отец возвращается с войны. Мать бежит навстречу ему, не смахивая слез радости… Родителей он помнил плохо — слишком рано остался сиротой. Их убили татары, когда сожгли деревню. Но в память навсегда врезались несколько солнечных моментов, которые иногда и всплывали, как яркие блики на поверхности воды.

У Георгия были причины ненавидеть Орду.

Поэтому сейчас, когда ему было необходимо узнать, от чьей руки принял смерть ордынский баскак, и покарать виновных, все в его душе восставало против этого.

Крестьяне убили сборщика дани? Что ж!

Он не мог их за это винить. Между тем необходимо было во избежание неприятностей для княжества найти убийц и публично наказать. Сейчас было неудачное время для обострения отношений с ханом. Галич не был готов к решающей битве, между тем полчища темника Бурундая так и поджидали удачного момента, чтобы сровнять Галицкое княжество с землей. Новый темник был очень силен.

Георгий согласился с этим поручением только потому, что знал: в угоду Орде убийцы будут схвачены и казнены. Его долгом было — проследить, чтобы наказаны были действительно виновные.

В этот раз с ним был только десяток воинов, которые тоже устали. Князь не хотел привлекать внимание к поручению, данному им сотнику, поэтому не отправил более крупный отряд. Так они могли сойти за обычный разъезд.

Георгий осмотрелся по сторонам, тронул поводья, поторапливая своего гнедого коня. Сотник хотел поскорее добраться до места — он ощущал неясное беспокойство. Такое с ним просто так не случалось.

Вдруг впереди раздался оглушительный свист. Со всех сторон посыпались с деревьев и стали вылезать из сугробов непонятно как одетые люди. Времени не было даже подумать, пришлось тут же отбиваться. Мысли мелькали в голове в такт порывистым движениям.

На ловца и зверь бежит! Господа разбой-нички пожаловали.

Отбросил трех самых назойливых, достал меч, и тут свет в его глазах померк.

В себя Георгий приходил долго. Пытался на чем-нибудь сосредоточиться, но никак не мог — болела голова. Видно, на нее обрушился молодецкий удар дубиной.

Одно сотник понял сразу: была ночь. Он лежал недалеко от костра прямо на снегу. Костер освещал лица сидящих вокруг. Они Георгию показались странными. С большим усилием он осознал: среди сидящих были и русские и татары. Они, по-видимому, неплохо друг с другом ладили, и это было удивительно.

Нужно очнуться. Открыть глаза и больше не погружаться в небытие.

Сознание принесло горечь.

Как глупо! Неизвестно, к кому попал в плен, и людей не уберег.

Он попытался оглядеться. Это удалось ему с трудом. Голова отозвалась болью на первое же движение. Тем не менее, он успел заметить сидящую в небольшом отдалении группу людей. Это был его отряд. Что ж, они живы, хотя, кажется, некоторые из них ранены.

Слава Богу! Хоть какое-то утешение.

Один из сидящих вокруг костра вдруг резко повернул голову, встал и подошел к Георгию.

— Ну как? Оклемался? — спросил он с издевкой.

Сотник даже не попытался встать или сесть: берег силы. Кто знал, для чего они ему понадобятся.

— Да, — ответил он хрипло, в горле пересохло.

Георгий рассматривал заговорившего с ним человека. Мужик походил на медведя-шату-на. Широк в плечах, высок, косматый, даже полушубок на нем был надет мехом наружу, что придавало ему еще больше схожести с медведем. Лицо было широкое, открытое, заросшее густой бородой. Мохнатые брови. И только веселые голубые глаза, смотревшие из-под бровей, как-то не вязались с угрюмым обликом хозяина леса. Впрочем, медведь-шатун изучал Георгия в ответ.

— Ну, и где обоз? — спросил разбойник.

— Какой обоз?! — удивился сотник. Он никак не ожидал такого вопроса.

— Известно какой — купеческий! Где спрятали? Где оставили, ироды? — разбойник нахмурился. Похоже, он спрашивал вполне серьезно.

— Нет никакого обоза и не было, — ответил все еще удивленный сотник.

— Нет, значит… — разбойник призадумался. — Тогда кто вы, если не передовой отряд?

— Кто мы и куда едем — это наша забота, — ответил Георгий ровно. Однако сказано это было таким тоном, чтобы предотвратить дальнейшие расспросы.

Лицо разбойника помрачнело. Он задумчиво продолжил:

— Не очень-то ты любезен, мил-человек. Хотя сам вижу: люди вы княжеские. А вот куда едете — это вопрос. С собой только оружие. Поживиться нечем. Не рубахи же сдирать! Не нехристи мы все же… — разбойник на секунду замолчал. — Да вот, грамотки я у тебя забрал. Слышь, что там писано-то? Грамоте обучен али нет?

Георгий невольно поднес руку к груди. Княжеских грамот действительно не было!

— Не нам с тобой читать эти грамоты, — неожиданно зло ответил он, — а куда мы едем, знать тебе не положено. Только знай, что князь так этого не оставит. Положит конец вашему разбою. Всех в колодках в Галич на суд отправит.

— Ну, нас еще споймать надо, — невозмутимо продолжал рассуждать разбойник. — Ведь не ловить же вольных людей вас отправили?.. — Он с сомнением посмотрел на сотника. — Слишком вас мало. Может, расскажешь? Али помочь? Это запросто, — он недобро усмехнулся, — и не таким гордым языки развязывали.

— Не думаю, что у тебя получится, — в лице сотника ничего не дрогнуло, хотя внутри невольно похолодело. Его голос звучал твердо.

— Верю, — неожиданно согласился разбойник, — видел твои отметины, когда обыскивал. Кто постарался, свои или чужие?

— Татары, — глухо ответил Георгий.

— Так чего же ты служишь для них, людей русских предаешь! — вскричал разбойник. — Думаешь, не знаем мы, что убили тут численника ордынского, а князь велел убийц тех сыскать и смерти предать! Не тебе ли поручено?

— Я не предатель! — несправедливость обвинения захлестнула сотника, он резко приподнялся, но удержаться не смог. Голова закружилась, и он опять рухнул в снег.

— Ладно, лежи, отдыхай, не твоя то вина. Человек ты, похоже, справедливый. Завтра договорим.

Разбойник встал и пошел к костру. Там он, видимо, пересказал свой разговор. От сидящих отделились двое. Они приподняли Георгия, перенесли поближе к костру и положили на медвежью шкуру, прикрыв его другой. Сотник закрыл глаза. Ему нужно было отдохнуть. Набраться сил перед завтрашней беседой.

Утром он проснулся рано. Уже рассвело. Голова болела гораздо меньше. Однако слабость чувствовалась. Он осторожно приподнялся. Подождав, пока уймется головокружение, осмотрелся. Вокруг лежали спящие. Вдруг невдалеке хрустнул сучок. Это были дозорные, которых сотник не сразу заметил. Фигуры вокруг тлеющего костра зашевелились. Лагерь стал просыпаться. Его дружинники тоже разминали затекшие конечности. Сейчас он смог получше их рассмотреть. Двое были несерьезно ранены. Один, видимо, тоже был оглушен и не спешил подниматься.

Лагерь сворачивался быстро. Откуда-то появились люди с лошадьми.

К Георгию подошел вчерашний разбойник. При свете дня он выглядел менее дико.

— Мы уходим, разведчики обнаружили большой отряд татар, — без предисловий начал он.

Лесную тишину нарушали только звуки сворачивающегося становища.

— Что будет с нами? — как можно спокойней спросил сотник.

— Ничего. Вы тоже уходите. Своей дорогой.

— Эй, Семён! Нужно торопиться! — раздался окрик, обращенный к разбойнику.

Георгий слабо улыбнулся.

— Так тебя зовут Семён? — спросил он.

— Забудь, — разбойник призадумался, потом, размахивая руками, стал объяснять. — Вот еще хотел тебе сказать. Мы были там, где убили татарина. Но это не наших рук дело. Было много следов, стрелы торчали в нукерах, как иголки у ежа. Вроде русские. Да не такие. Наши татары это сразу заприметили. Оперение не по-русски сделано. Так что думай сам.

Он резко развернулся и пошел к лошадям.

— Эй, Семён! — окликнул его сотник.

— Что? — разбойник недоуменно оглянулся.

— Где княжеские грамоты?

— А ты из наших, из упрямых, — Семён засмеялся, — держи уж! — Он достал из-за пазухи перевитый сверток и бросил его Георгию. — Кстати, ваше оружие свалено под елью, чтобы вы его сгоряча не похватали, пока мы не уйдем.

В несколько минут поляна опустела. Странный отряд из русских и татар словно растворился в воздухе. Если бы не следы стоянки и не головная боль, сотнику могло бы показаться, что все это ему приснилось.

Только к вечеру отряд Георгия достиг городища (сотнику тяжело было держаться в седле, да и несколько ратников были ранены). Десятка два домов, обнесенных крепким тыном, со сторожевой башенкой и колоколенкой. Таких городков сейчас стало появляться все больше. В них жили как вольные люди, так и холопы князей и бояр. Вольными городками и деревнями управляли старосты, а холопьими — тиуны. Русь начала оправляться после второго нашествия татар. Но сколько времени на это ушло! До сих пор, проезжая по русской земле, можно было встретить заросшие бурьяном развалины городков и деревень, а то и наткнуться на свежие пожарища — следы усобиц или прихода татар.

Время было предзакатное, но за частоколом царило оживление. То там, то здесь были видны группы татар, располагавшихся на ночлег. Имеющиеся дома их не вмещали.

Георгия встретил сам староста. Он был человеком преклонных лет. Время избороздило его лицо глубокими морщинами. Седые волосы были необычайно белы.

Князь уважал и ценил его мнение. Староста Савелий был поистине старейшиной. Немного еще осталось стариков, помнящих начало татарского ига. В то время большой удачей считалось дожить до тридцати — сорока лет.

Разместив свой отряд, сотник вошел в дом, в котором жил Савелий. Изба была добротная, убрана по-крестьянски. Чувствовалась рука хозяина. Что-то едва уловимое опытному глазу говорило: хозяин дома не простой селянин. Комнаты были просторные, светлые. Дубовый стол покрыт скатертью, на столе следы недавней трапезы — видно, хозяйка убрать не успела.

Савелия он оторвал от работы. Тот чинил рыбачью сеть, лежащую тут же, в горнице.

— Вечер добрый, старинушка. — Георгий шагнул к нему и обнял.

— И тебе, Егорша. Давно тебя не видел. Зачем приехал?

— По княжьему делу. Прочти, он сам пишет. — Георгий протянул старосте одну из спасенных грамот.

Савелий подошел к окошку, чтобы было лучше видно. Было заметно, как шевелились его губы, когда он читал.

— А что тут делают басурмане? — спросил сотник.

— Татары раньше тебя приехали. Начальник у них — Рушан-бек. Злой человек, заносчивый. Все выспрашивает про смерть их численника.

Георгий пожал плечами:

— У меня охранная грамота князя.

Савелий покачал головой:

— Не будет он ту грамоту читать. Для него только хан указ.

Сотник нахмурился.

— Знаю, — произнес он, — то-то и беда. Придется время тянуть.

— А чего ждать-то будем? — спросил староста. Было видно, что все происходящее он воспринимает как должное. Разговор его нисколько не взволновал.

— Воли Божьей, — ответил сотник, — а к Рушану я все же схожу.

На следующее утро Георгий, прочтя утренние молитвы, привел в порядок потрепанную в дороге одежду, взял оружие и пошел к шатру Рушан-бека. На этот счет князь дал ему четкие указания. Однако действовать надо было осторожно. На Руси даже с малой дружиной татары чувствовали себя хозяевами, а уж с сотней воинов бек наверняка ощущал себя полновластным господином.

Хотя управление по-прежнему осуществлялось князьями, ханы постоянно вмешивались во внутреннюю жизнь княжеств, чинили смуты, начинали усобицы. Князю выдавали ярлык на княжение, а при случае могли его и лишить. Даже гордый князь Георгия — Даниил Галицкий в конце концов был вынужден просить у Батыя разрешения княжить в своей вотчине. Злее зла честь татарская!

Подати русских земель были многочисленны. Бралась десятинная дань, поплужная, с подвод, пошлина с мостов, с доходов и еще много чего. И чтоб никто не уклонился от уплаты дани, удумал хан провести перепись людей, населявших княжество. Так на Руси и появились баскаки-численники, которые делили население на десятки, сотни, тысячи и тьмы. Тех, кто не мог заплатить, подвергали различным наказаниям.

Смерть ордынского численника могла повлечь большие осложнения для княжества. Поэтому так важно было уладить все мирным путем.

Не обладая врожденным хитроумием, Георгий чувствовал себя неуютно у шатра бека. Единственное преимущество, которым он обладал, было то, что он знал их язык. Это умение он приобрел, пока находился в плену. Языки вообще легко ему давались. Предки его матери были с берегов Дуная, и она успела его научить основам своей речи.

Дорогу сотнику преградил нукер, стоящий на часах.

— Куда идешь, урус? — спросил он на ломаном русском.

— Проводи меня к беку, у меня для него грамота от князя, — невозмутимо ответил сотник.

Татарин окликнул другого нукера внутри шатра и передал ему слова сотника. Прошло пять, затем десять, двадцать минут. Ответа не было. Сотник продолжал стоять у входа, из последних сил делая вид, что ничего необычного не происходит. Через полчаса, видимо убедившись, что русский не уйдет, сотника позвали.

Внутреннее убранство шатра было обыденным. Никаких украшений, присущих ордынской знати, не было, из чего Георгий сделал вывод, что перед ним прежде всего воин.

Рушан-бек сидел на небольшом возвышении, однако находился выше стоящих и тем более лежащих.

Вошедший с сотником нукер показал, что нужно пасть на землю перед беком. Однако класть земные поклоны Георгий привык только в церкви и ограничился просто поклоном. Бек ничем не выразил своего недовольства, но сотник почувствовал напряжение, сразу возникшее между ними. Тогда Георгий обратился к нему по-русски. Сразу раскрывать свое преимущество он не хотел. Бек знаком прервал его речь, показав, что не понимает, и велел позвать переводчика. Сотник был почти уверен, что бек говорит по-русски ничуть не хуже, чем он по-татарски. Однако терпеливо ждал, пока приведут переводчика. После этого ему пришлось повторить всю речь от начала до конца.

— А теперь, как посланец князя Даниила, я должен передать грамоту, — продолжил он.

Рушан-бек хмуро протянул руку к письму князя и, не бросив на него взгляда, передал переводчику. Тот, долго подбирая подходящие слова, начал его читать. Во время чтения на лице бека ничего не отразилось. Когда переводчик, пыхтя и запинаясь, окончил чтение, повисло молчание.

Георгий ждал. Татарин из-под нависших бровей смотрел на него. Сотник сохранял невозмутимость. В этот момент душа его парила высоко, как птица. Он был спокоен.

— Так это тебя послали найти виновных в смерти мурзы Усмана, — впервые обратился он к сотнику.

Хотя Георгий понял каждое слово, однако он вопросительно посмотрел на переводчика. Тот неохотно перевел.

— Да, — ответил сотник, — князь наделил меня такими полномочиями…

— Мы не нуждаемся в вашей помощи, — резко сказал бек, — моя сотня сама покарает виновных.

Георгий похолодел. Перед его глазами тут же встала до боли знакомая картина умирающих в дыму пожарища людей, но он взял себя в руки и твердо ответил:

— Князь сам может наказать убийц на своей земле. Ведь у вас непринято для исполнения приговора посылать целую сотню воинов?

Бек вспыхнул. Его взбесило невольное сравнение его воинов с палачами. Он вскочил.

— Мы выступим завтра! — крикнул он. — Мы предадим огню все деревни на расстоянии дня пути от места гибели численника и его отряда. Мы заставим вас, проклятые урусы, бояться и уважать нас! Вон!!!

Сотник молча развернулся и вышел. Он знал, что исход разговора был предрешен заведомо.

«Завтра. Непоправимое случится завтра. Только бы князь успел! Только бы князь успел!» — думал, да почти молился он. Этого нельзя было допустить.

На следующий день бек не выступил. Савелий выполнил свое обещание. Сборы у татар проходили из рук вон плохо. Пищи было недостаточно. Кони внезапно ослабли и были неспособны к походу. Рушан-бек подозревал потраву, но все же не посмел выместить свою злобу на местных жителях, что было хорошим знаком. Георгий больше к нему не ходил. Он надеялся только на то, что за месяц до отъезда сотника верный человек князя отправился в Орду, а сам Даниил — в Польшу, просить помощи.

Сотник отправил гонца к воеводе князя с сообщением о появлении бека и попросил выслать свою сотню для подкрепления. Сладить с беком, имея десять воинов и несколько десятков крестьян, нечего было и думать. Сотня была готова к походу и только ждала сигнала. Такое развитие событий они предусмотрели.

Странное поведение бека не шло у Георгия из головы. Пообещал сровнять всю округу с землей, а никого не тронул. В этом что-то было.

Видно, не чует за собой ханской силы — по своей воле пришел Рушан к нам.

Такое объяснение удовлетворило Георгия, но не успокоило. Рушан-бек напоминал сотнику степную ядовитую змею. Он тоже мог нанести удар в тот момент, когда меньше всего этого ожидаешь. Да и задел его, сам того не желая, молодой сотник.

Чтобы не терять времени, с присущим ему усердием Георгий начал проводить свое дознание. Внимательно рассмотрел каждую вещь, принесенную людьми Савелия с места гибели мурзы Усмана и его воинов. Было там и несколько стрел. Одну стрелу он держал в руках дольше всего. Потом улыбнулся своей недогадливости и быстро вышел из дома Савелия.

Елистрата сотник нашел в кузне. Его совета стоило спросить — тот долго был рабом в Орде.

— Бог в помощь, Елистрат, — приветствовал кузнеца сотник.

— Здорово, Егор! Давно не виделись. Почто приехал?

— Долго рассказывать, лучше помоги-ка.

— Если смогу — помогу, а если нет — не обессудь.

— Вот, посмотри-ка, — Георгий показал Ели-страту стрелу, — чья работа?

Кузнец повертел стрелу, пощупал пальцем наконечник, провел рукой по оперению. Видно было, что он озадачен.

— Стрела-то вроде русская, но на татарский манер. Видел я в Орде таких мастеров. — Елистрат задумался. — Точно, татарин делал. Откуда вещичка? — спросил он.

— Этой стрелой был убит нукер мурзы Усмана, что к нам народ переписывать ехал.

Кузнец посерьезнел.

— Видать, неладно в Орде дела идут, если татарин льет кровь татарина.

Сотник потер подбородок.

Я знаю объяснение попроще. Обманул меня Семён: его татар это работа, а речь про то завел, чтобы меня с толку сбить.

Однако в душе его грыз червь сомнения. Уж очень хотелось поверить странному лесному разбойнику.

На рассвете Георгия разбудили тычки в бок и детский шепот.

— Вставай, дяинька, вставай, татары закопошились.

Георгий тут же открыл глаза, встал, опоясался мечом и тихонько отправился за мальчуганом. Татары и впрямь собирались.

Георгий тихо разбудил своих людей. Они ночевали недалеко и были готовы в любой момент отправиться в путь. Тихо проводили татар, через небольшое время отправились вслед. Дорогу не потеряешь: так все развезло, след отряда и в предрассветной мгле видать. Тем более Георгий догадывался, куда направлял своего коня Рушан-бек.

Нагнали их уже ближе к вечеру. Большому отряду по русским дорогам тяжело было передвигаться, поэтому сотник не спешил.

Татары встали лагерем и не торопясь занимались каждый своим делом.

Георгий уже полчаса из засады наблюдал затем, что творилось в татарском стане. Все было как обычно, готовилась еда, проверялось оружие, коням засыпали корм. Некоторые дремали у костров. Сотник собрался было отползти и вернуться к своим, как вдруг заметил движение. Все чувства мгновенно обострились.

К палатке Рушан-бека вели пленного — молодого паренька. Георгию он показался смутно знакомым. Сначала он подумал, что это один из жителей городища, но, присмотревшись повнимательнее, подумал, что скорее всего он похож на одного из разбойников, у которых сам побывал в плену.

Паренек был очень молод, почти как ратник, что лежал справа от Георгия. Держался он неплохо, но было видно, что боялся.

Из палатки не спеша вышел Рушан-бек и приступил к допросу. С такого расстояния слов было не разобрать. Георгий напряг зрение, чтобы по губам прочитать слова. Видно было, что допрос шел не так, как хотелось начальнику отряда. Один из воинов пошел калить железо. Лицо паренька перекосилось. Георгий почувствовал, как его молодой ратник рядом весь подобрался.

— Я сгоняю за подмогой? А? — спросил с надеждой он.

— Нам все равно не справиться с ними. Там почти сотня воинов. — Георгию тяжело давались эти слова.

— Неужели мы так и бросим нашего? — Молодой воин был в отчаянии.

— Мы можем положить весь отряд, но парня не спасем. — Лицо Георгия стало суровым. У них было другое дело. И если они его не выполнят, жертв будет гораздо больше.

— Сейчас мы ему ничем не можем помочь, — добавил он.

Крик долетел до их убежища, заставив сердца сжаться.

Георгий опустил голову на руки. Они почувствовали влагу — лоб покрылся испариной. Образы снова затеснились в голове, не уступая место друг другу.

«Кто твой коназ? Сколько дружины?»

Ломаная русская речь.

Чужие лица.

Где он?

Кругом враги…

В плену.

Руки туго связаны, так что уже затекли.

Боль.

Я ранен. Попал в плен… не помню…

Что со мной? Сколько времени прошло с битвы?

Боль.

Жуткая боль.

«Кто твой коназ?»

Враги… кругом враги… надо терпеть…

Снова боль. Что-то горит… Я?

«Кто твой коназ? Сколько у него богаду-ров? Отвэчай!»

Голова мотнулась в сторону, лицо онемело.

Я скоро умру… еще чуть-чуть потерпеть…

Улыбается мать.

«Ты мой сыночек, храбрый мальчик. Смотри, обжегся и не плачешь».

Я улыбаюсь.

Русская речь. Вот он — предатель.

«Он не скажет. Оставьте его — этот вой слишком слаб. Того гляди кончится».

«Давай следующего, из этого сделаю своего раба».

«Лучше добейте. Из русских выходят плохие рабы».

Смех.

«А ты?»

Георгий отослал молодого дружинника, чтобы тот предупредил остальных, а заодно не видел того, что творилось на прогалине. Велел ждать, а сам остался наблюдать. Момент, когда татары двинутся дальше, нельзя было упускать. Между тем допрос пленного продолжался.

Сгущалась темнота.

Он не знал, сколько времени плелась длинная вереница изможденных, скованных по парам на одной цепи людей. Георгий потерял счет дням. Если глянуть вниз глазом сокола, их колонна напоминала змею, которая уже почти издохла, но еще ползет.

В колонне шли и мужчины, и женщины, и дети. Мужчины были почти сплошь в колодках. Георгия миновала эта участь, так как он был ранен и от слабости и так еле плелся. Справа чуть спереди шла Ульяна. Красивая молодая женщина. Муж служил в дружине князя. На деревню напали и увели в полон чуть раньше сражения, в котором русичи были разбиты. Про ее мужа Георгий ничего не знал. Возможно, его уже не было в живых, но ей он не спешил об этом говорить. Пусть надеется. Надежда придает сил.

Все устали и еле передвигали ноги. Татары спешили домой. Князь мог собрать силы и пуститься вдогонку. Даниила в Орде побаивались.

Наконец объявили привал. Люди попадали на землю кто где был. Татары расселись кружками чуть поодаль. Некоторых пленных сняли с общей цепи, чтобы они дали напиться и поесть другим.

Георгий присел вместе с остальными на краю дороги, склонив голову на колени. Чуть вдалеке начинался лес. Георгия повлекло под его прохладу. Если освободиться от цепей, можно броситься в лес. Пусть попробуют догнать.

Хоть он и слаб. Да и не станут. Много рабов. Торопятся. Он представил, как бежит между елей. Добежать до леса — там затеряется.

Руки и ноги немилосердно болели — стерты в кровь. Не до конца зажившие раны тоже ныли. Машинально он потер плечо — там, где остался свежий след от ногайки.

— Что болит? — спросил рядом женский голос.

Георгий поднял голову. Перед ним стояла Ульяна.

— На, напейся и поешь, — она протянула ему чашку воды и кусок хлеба.

— До свадьбы заживет, — ответил он, беря хлеб.

Ульяна уже пошла дальше.

Степи близко, но и там сбегу. Ничего еще не потеряно.

Георгий снова положил голову на руки, краем глаза наблюдая, как Ульяна обошла всех и вернулась. Один из воинов подошел, чтобы снова соединить девушку с общей цепью, но отче-го-то медлил, искоса глядя на нее.

Ульяна сидела и тоже настороженно смотрела на воина.

Татарин наклонился, вроде бы собираясь соединить ее цепь с общей, но вдруг опрокинул Ульяну. Непроизвольно она оттолкнула его ногами. Воин откинулся назад. Георгий же, напротив, вскочил, молниеносно обернувшись на кучку сидевших поодаль татар. Те еще ничего не заметили.

Ульяна подобрала у обочины булыжник и застыла.

Глупая! Глупая! Теперь он убьет тебя.

На раздумья не было ни секунды.

Он накинул цепь на воина и сдавил ему шею. Тот захрипел, забился.

— Беги в лес! — быстро скомандовал Георгий.

Ульяна, припадая к земле, бросилась к лесу. На бегу обернулась, с отчаянием посмотрела на Георгия и ринулась дальше.

Татарин не хотел тихо умирать. Его конвульсии все-таки привлекли внимание товарищей.

Они вскочили и бросились на помощь. Георгий оттолкнул прочь свою жертву. Тот мешком повалился на землю и с вылупленными глазами пытался сделать глоток воздуха. Георгий не хотел перед встречей с Всевышним ни у кого отнимать жизнь, пускай даже у врага. Несколько мгновений как в замедленном темпе он наблюдал, как татары с перекошенными лицами приближаются. Ему оставалось только наблюдать, ведь его кандалы были продеты сквозь общую цепь.

Вот сейчас меня будут убивать.

Его повалили на землю и начали бить жестоко чем попало и куда попало. Люди на сцепке шарахнулись в сторону и залегли, тесно прижавшись друг к другу.

Прости меня, Господи…

Голова была обращена к лесу. Сознание снова уходило, но он еще видел. Ульяна все-таки сбежала.

Люди молча, с застывшими лицами наблюдали за разворачивающимися перед ними событиями.

Человек уже потерял сознание. А нукеры никак не могли успокоиться. Только нед о душенный воин стоял в стороне, тяжело опираясь на тонкий ствол молоденькой березки, и недоверчиво смотрел на тело поверженного пленника.

Что-то заставило Георгия очнуться от предрассветной дремоты. Он всмотрелся в сумрак. Все в лагере спали, включая часовых. Георгий криво усмехнулся. Однако усмешка тут же сошла с его губ. Что-то в позе часового ему не понравилось. Голова была слишком запрокинута. В таком положении спать невозможно. Без сомнения, воин был мертв. Взгляд Георгия тут же переместился на то место, где только что скрючившись лежал пленник. Там никого не было.

Сначала осторожно, а потом быстрее Георгий начал отползать к своему отряду.

Что случится позже, сотник прекрасно знал. Обнаружив пропажу пленного и смерть своих воинов, татары во главе со своим безрассудным начальником кинутся утолять свою жажду мести.

Разбойников и след простыл. Вблизи находится только одна деревня — Ольховина. Туда и ринется карательный отряд.

Он чуть не наткнулся на своего дружинника, когда тот внезапно вышел из-за ствола дерева.

Хоть мои не спят.

Георгий почувствовал легкую гордость.

— Что случилось, Егор? — Дружинник был почти вдвое старше Георгия и обращался к нему по-простецки.

— Пленный сбежал. Вот-вот прочухаются и пойдут косить наших налево-направо. Нужно срочно ехать в Ольховину. Поднять всех.

Чуть помедлил.

— От князя новости есть?

— Нет пока.

— Сотня?

— Не пришла.

Отряд быстро собрался и двинулся в путь, они предполагали достичь деревни раньше татар — с ними был проводник из городища.

К деревне подошли совсем на рассвете. Проводник показал дом старосты. Георгий вошел без стука. Не было времени.

Решено было уходить.

Через полчаса в деревне уже не было ни одной живой души. Страх был велик. Только на окраине завывал забытый кем-то пес-бре-хун.

Этот вой действовал сотнику на нервы.

Он отвел свой отряд в ольховник, давший название самой деревне, и стал ждать.

Ждать пришлось недолго. Очень скоро показался передовой отряд, скакавший со всей возможной по распутице скоростью. С другой стороны заходил второй отряд. Заехав в деревню с разных концов, татары спешились и стали забегать в дома. Однако их ярость не находила выхода. Георгий увидел недоуменные лица — в домах никого не было.

Кто-то начал поджигать хаты.

Дома горели. В отблесках огня среди дыма метались люди. Георгий, прикованный к телеге вместе с другими невольниками, был лишь сторонним наблюдателем. Уже долго он ехал вместе с другими русичами, плененными в той бесславной битве. Несмотря на плохую пищу и постоянную тряску, его раны и ожоги почти затянулись. Молодость брала свое.

Бывший десятник с ненавистью смотрел на врагов, мечущихся в дыму и убивающих. Руки добела сжимали край телеги. Весь он подался вперед, словно хотел ринуться в битву.

— Волк. Степной волк, — услышал Георгий неприятно знакомый голос, коверкающий русские слова.

Рядом остановился татарин в богатом дос-пехе.

— Плохой раб. Ты был прав. Таких нужно сразу убивать.

Рука татарина лежала на сабле. Георгий чуть повернул голову и увидел русского. Тот странным, отсутствующим взглядом смотрел на него.

— Нужно сковать его с остальными — сам загнется. Нечего на телеге прохлаждаться.

Тогда Георгий был готов кинуться на предателя и лишь много позже понял, что тот странный русич дал ему еще одну возможность выжить.

Несколько домов хорошо занялись. В отблесках пламени, как леший из сугроба, внезапно появилась странная фигура в низко завязанном платке и, открыв беззубый рот, замахнулась на татар выдернутым из забора дрыном.

— Ух, я вас! Убирайтесь, ироды поганые!

Татары невольно попятились.

— Шайтан! — тихо пронеслось в толпе.

Каким образом в деревне осталась эта дряхлая старуха, никто не знал.

Татары сначала оторопели, но потом один из них, придя в себя, попытался вырвать у нее дрын и хорошенько дернул.

Бабка вцепилась намертво и полетела на землю вместе с дрыном. В ее сторону нацелилось несколько копий.

Георгий уже хотел было броситься на выручку, как с дороги снова послышался топот. К ним приближался еще один отряд конных татар.

Час от часу не легче.

Было видно, что воины Рушан-бека были удивлены.

Предводитель появившегося отряда подъехал вплотную к беку. Его лицо показалось сотнику знакомым, но в мерцающем свете пламени он не смог хорошо его разглядеть.

Было видно, что Рушан-бек сильно раздосадован. Между ними завязался спор. Вновь прибывший что-то приказывал, бек не соглашался и злился.

Георгий дал знак дружинникам оставаться на месте, а сам пополз ближе, чтобы услышать спор.

— …Хан не простит тебе самовольной отлучки. Он велел тебе ждать его возвращения…

— …не мог дать проклятым русам глумиться над нами…

— …сейчас мир с Галицким князем… мы неготовы воевать с Даниилом… из-за твоей глупости будет война…

— …я просто убью тех, кто убил брата моего отца…

— …и заодно добром разживешься…

— …кто ты, чтобы указывать мне, любимцу хана?..

— …бывшему, хан не прощает самовольства… ты должен немедленно вернуться на суд хана, а я здесь решу все вопросы…

— …ты не можешь мне приказывать…

— …могу…

Вновь прибывший достал из-за пазухи небольшую пластинку, обернутую шелковым платком.

Рушан-бек побагровел.

И тут подала голос всеми позабытая старуха. Она стояла, вперив корявый палец в бека.

— Головешки травой порастут, — голос ее дребезжал, — мы здесь всегда будем жить, а вас — не будет.

На освещенной пламенем сцене появились новые действующие лица. Не спеша подъехали русичи во главе с Георгием. Услышав обрывки разговора и полагаясь на свою память (личность второго военачальника была ему знакома), Георгий сделал вывод, что пора принимать участие в событиях.

Объединенный отряд татар с удивлением наблюдал, как десяток всадников выезжает на середину освещенной площадки.

Георгий направился прямо к военачальнику, и память мгновенно нарисовала яркую картинку: степь, воронье, еще живой воин в дорогой одежде. Он узнал знатного татарина и надеялся, что у того память тоже некоротка.

— Сейчас ты сдохнешь, шакал! — Рушан-беку нужно было выплеснуть гнев, особенно учитывая численный перевес. В один прыжок жеребца он оказался рядом с сотником с занесенной для удара саблей. Реакция Георгия была молниеносной, почти незаметной для глаза. Раздался лязг, и клинок бека, отрубленный почти у самого основания, упал на землю.

— Прочь! — голос аги Тенгиса (так звали вновь прибывшего военачальника) был подобен шипению змеи.

Бек, все еще потрясенный, развернул коня и поскакал к своему отряду, который встал чуть в стороне.

— Ты научишь меня этому приему, — обратился ага к Георгию гораздо спокойнее.

— Как пожелаешь.

Они отъехали на десяток шагов, чтобы разговор не могли подслушать.

— Не забыл меня? — Георгий испытующе посмотрел на Тенгиса.

— Нет, не только вы думаете, что имеете честь. Мы тоже не забываем услуг, оказанных от чистого сердца, — Тенгис выдержал взгляд.

— Я здесь для того, чтобы не допустить беззакония, которое творит Рушан-бек.

— С десятью воинами? — Тенгис удивился. — А ты смелее, чем я думал, или глупее, — ага обнажил в усмешке зубы, став похожим на хищника, которым по сути и являлся.

— Моя сотня со мной, — Георгий почти верил в то, что говорил.

— Хорошо, я не допущу ненужного кровопролития. Что князь?

— Уже, наверное, в Галиче. Вы, скорее всего, разминулись. Тебе будет о чем с ним поговорить. Ведь ты к нему ехал?

— Да, но сначала я должен был найти этого шакала, — Тенгис кивнул в сторону бека, — он отправляется в Орду.

— Хорошо. Разобьем здесь лагерь, а поутру продолжим путь каждый в свою сторону.

К утру прибыла сотня Георгия. Сообщил об этом молодой ратник, немало порадовав сотника этим обстоятельством. Силы сравнялись. Сотня схоронилась в лесу и была готова к любому повороту событий. А еще были вести от князя. Запоздалое предупреждение, что Рушан-бек по своей воле отправился куролесить. И приказ: ни под каким видом не начинать кровопролития. И конечно же, князь ждал от него отчета о том, как продвигается дознание по поводу смерти численника. Тут Георгию нечем было похвастаться. Рушан-бек смешал ему все карты. Сотник был так озабочен вопросом, чтобы тот ничего не натворил, что свое дознание просто позабросил.

На рассвете Рушан-бек отправился в Орду. Он хотел как можно быстрее уйти из-под бдительного ока аги Тенгиса и попытаться изменить ситуацию к лучшему. Очень нехорошим взглядом проводил он Георгия, когда выезжал за околицу.

Сердце Георгия похолодело.

Опять что-то удумал. Придется за ним проследить, чтобы он не бесчинствовал по дороге.

На лице сотника одно выражение сменялось другим. Он колебался — скоро ожидался большой обоз.

— Он не посмеет напасть после того, как я передал ему приказ хана, — попытался успокоить Георгия Тенгис.

Тот упрямо покачал головой.

— Я должен быть уверен, что Рушан-бек покинул границы нашего княжества.

Сотника захлестывало отчаяние.

Так я задание князя не выполню!

Георгий дал Тенгису провожатых, а сам со своей сотней опять пошел по следу беспокойного бека.

Степь.

Воронье кружит.

В пыли что-то виднеется.

Живой или мертвец?

Живой еще, стрела в боку.

— Помоги… я отблагодарю… заплачу…

Георгий пожал плечами. Придется остановиться.

Он ехал из Орды. Один. Навещал княжеского осведомителя.

Стон.

— Потерпи, сейчас я тебе помогу…

К полудню встретили купеческий обоз. На вопросы Георгия старшой ответил, что ехали спокойно. От татарского грабежа защитила басма хана, вроде все тихо.

Может, зря я волновался? Рушан-бек сделал правильные выводы и действительно пошел прямиком в Орду?

Как хотелось повернуть назад! Поручение князя давило…

Князь был суров с ослушниками.

Георгий постоял посреди дороги, в замешательстве перебирая повод коня, повернул назад. Сделал пару шагов, потом развернулся и поскакал вслед беку. Сотня последовала за ним.

Георгий вспоминал разговор с обозным разведчиком Хмурым, прозванным так оттого, что шрам сабельного удара, пересекавший лоб, заставил его брови как бы вечно хмуриться.

— Странные дела творятся в степи, — начал он.

Сотник усмехнулся.

— Что, опять кто-то из племянников захотел стать ханом?

— Не, это обычное. Дело в другом. На ог-лана Хаткара напали.

В тот момент разговор еще не заинтересовал Георгия.

— Сосед баранов увел? — словно в шутку спросил он.

— Не-е, оглан с нукерами приехал в один из своих улусов за данью. А улуса нет.

— Как нет? — встрепенулся сотник.

— А так — пепелище и трупы, волками обглоданные. И это нападение не первое. Только предыдущие оканчивались малой кровью, а тут всех вырезали подчистую.

— Всегда Хаткара щипали? — В душе Георгия снова зашевелились тревожные предчувствия.

— Не-е, разных, но так впервые. И еще говорят: в степи странный отряд появился. Татары считают, что это шайтаны. Но знаю точно — люди! И много их. Я один такой отряд издалека видел. Они меня не заметили. Доспехи у них странные — не наши и не татарские. Я таких вообще еще не видел. Кольчуга темная, вся в пластинах, шлем — маковка, но с султаном из конского волоса, и все лицо закрыто кольчужной или металлической маской. Кони у некоторых покрыты сплошной попоной с пластинами, как у рыцарей. И луки у них сильные, один на ходу птицу за триста шагов насквозь пробил.

— Чудно…

— То-то, и еще на подковах у них знак выбит.

— Какой?

— Лист какой-то, я такого ни разу не видел. Вроде из пяти частей…

Этот разговор никак не шел из головы. Что за отряд такой? Доспехи странные? Откуда они? Зачем пришли? Вопросы имелись, а ответа не было.

Вопросов вообще было слишком много. И воспоминаний.

— Ты почему меня не убил?

— Я раненых не добиваю.

— А сейчас ты хочешь убить меня?

— Нет.

— Но ведь мы враги!

— Нет.

— Друзья?

— Нет. Иди своей дорогой и будь более удачлив.

— Ты потерял со мной столько времени, я должен отблагодарить тебя.

— Бог воздаст.

— Тебе не нужно награды?

— Нет.

— Награда нужна всем!

— Пойми, у нас не принято ждать благодарности за то, что мы делаем.

— Ты отважный воин и хороший человек, я не хочу убивать тебя.

— Не убивай. Ты волен сделать свой выбор.

— Я запомню тебя. Как твое имя?

— Георгий.

— Мое имя Тенгис, я ага и приближен к хану, запомни это. У тебя будет в Орде один должник.

— Ты не должник. Ты свободен.

— Это неправильно, но я принимаю это.

— Иди с миром. У меня есть только одна просьба… но ты ее не выполнишь.

— ?! Все что угодно…

— Больше не приходи сюда убивать и грабить мой народ.

Граница княжества была уже близка, перелески чередовались со степными просторами. Все реже попадались свободные островки леса, и как правило по краям степных балок.

Самое место для засад и степного разбоя. Сотня прибавила ходу. Рушан-бека лучше держать в пределах видимости, пока не минует границу княжества.

Солнце стояло в зените, а впереди все никого не было.

Уж пора бы и нагнать. Неужто так торопился Рушан, что даже привал не сделал? Скоро ночь.

Вдруг из-за приближающейся балки послышался звон металла, ржание лошадей, крики — судя по всему, там шел бой. Георгий подстегнул коня, сотня как один человек ринулась за ним.

За деревьями показалась степь. Оставшийся в живых десяток татар еле отбивался от наседавших на них всадников. Георгий прищурился, воины как две капли воды подходили под описание, сделанное Хмурым. Да и мастерами они были умелыми их было не более сотни, а татары в большинстве лежали в степи, зарубленные или утыканные стрелами словно ежи. У нападавших же не было даже раненых.

Раздался сигнал рожка. Воины как один быстро повернули коней и растворились в просторах степи, оставив после себя только порубленный отряд.

Десяток оставшихся взмыленных татар начал спешиваться с коней, проверять раненых и убитых. Тяжело спрыгнул с седла Рушан — бек. Он не был ранен, просто вымотан дорогой и сражением.

«Жив мерзавец», — невольно пронеслось у Георгия.

— Что здесь произошло? — спросил он тем не менее спокойно.

— Это не твое дело! — рявкнул бек. — Что ты здесь делаешь? Отправлен соглядатаем за мной?

— Появление моего отряда спасло жизнь тебе и твоим воинам.

— Мои воины не нуждаются в твоей помощи! — зло произнес Рушан.

— Тем не менее они ее получили, — спокойно возразил Георгий. — Степные разбойники не решились вступить в схватку со свежей сотней.

— Это были не разбойники, — тихо, будто сам себе, сказал Рушан-бек.

На лице Георгия отразилось изумление.

— Я все равно убью тебя и скормлю шакалам! — внезапно вскинулся бек.

— Не искушай судьбу. Нет тебе со мной удачи, — улыбнулся сотник.

— Удача может измениться. Может…

Георгий пожал плечами. У него вызывало недоумение и сожаление стремление Рушан-бека расправиться с ним лично.

— Я сказал, а ты запомнил. Лучше не возвращайся назад…

Свист стрелы раздался одновременно с быстрым движением сотника. Все промелькнуло в секунду. Стрела, вонзившаяся в круп коня, вытаращенные глаза бека, обомлевшего от смелости, с которой Георгий сгреб его за грудки и оттолкнул в сторону, удивление самого сотника, наитием предвосхитившего нападение. Через миг его взгляд был обращен в степь, где в пыли исчезал одинокий всадник с большим луком за спиной.

Не все степняки отошли в степь. Этот остался закончить дело.

Георгий усмехнулся.

Да у тебя завелись могущественные враги, бек.

— Зачем ты это сделал? Я только что поклялся убить тебя! — Глаза Рушан-бека все еще были слегка округленными от потрясения, которое он только что пережил.

— Пока ты не пересечешь границу княжества, с тобой ничего не может произойти, — твердо ответил сотник.

Правда, и зачем я его спас?

Ответ был прост — война не должна начаться оттого, что один бек попал в засаду.

— Ты думаешь, что теперь я твой должник и не выполню своего обещания? Ошибаешься!

— Ты не мой должник, просто уходи и не возвращайся.

Георгий уже порядком подустал от этой беседы.

Рушан-бек демонстративно легко вскочил на коня, которого ему привели взамен раненого, подал знак своим воинам и поскакал в степь.

Сотник невольно залюбовался сильными, стремительными движениями врага. Рушан-бек был прежде всего воином.

Если бы он был умней, то был бы во сто крат опаснее.

Однако и сейчас, вспоминая дикий взгляд слегка раскосых глаз бека, когда он обещал Георгию небыструю и нелегкую смерть, сотник невольно поежился.

Вот и все, пора мне ехать к князю.

Облегчение, которое испытывал сейчас сотник, избавившись наконец от этой гремучей змеи, наполняло его легкостью.

Он вдруг заметил, что ярко светит солнце. Бирюзовое небо в перышках облаков, в небе вьются птицы.

Прилетели птицы.

Конь почувствовал настрой всадника и поскакал чуть резвее.

Георгий не знал, что его ждет впереди, как их встретит князь, но сейчас ему было легко как никогда и он радовался жизни. В настоящую минуту. Кто знает, другой может не быть.

Семён

В тот день разведчики — два паренька из соседней деревушки — донесли, что у них остановился передохнуть небольшой отряд воинов, скорее всего охрана обоза, выехавшая вперед. Семён удивился. Дорога была для обоза плохая. Решено было устроить засаду и поглядеть на месте. Людей у него было вдосталь.

Вольные ребята привычно заняли свои места.

После получаса ожидания на дороге показался отряд, насчитывающий одиннадцать человек.

Впереди ехал всадник на гнедом коне. Семён безошибочно узнал в нем предводителя. Неновая, но добротная коробчатая кольчуга. К седлу приторочены лук и стрелы. Одежда простая, однако было видно, что человек не из бедных. Наибольший интерес вызвал меч. Меч — дорогой, с камнем на рукояти, в простых ножнах.

Булат?

Лицо воина было открытое, но очень сосредоточенное. Складка залегла меж бровей, словно тревожили его невеселые думы.

Разбойник наморщил лоб.

Да он совсем молод, просто выглядит старше своих лет. Семён уже повидал таких — рано повзрослевших и хлебнувших лиха.

Всадник повернул голову в сторону Семёна, всматриваясь в чащу, словно чуя засаду. У него был взгляд человека, много повидавшего на своем пути и ничего уже не боявшегося.

И конь и человек устали.

Этого нужно свалить первым, иначе наделает дел.

Семён краем глаза заметил, как Али рядом бесшумно натянул лук.

«Нет», — знаком показал Семён.

Воин почему-то вызвал у него симпатию.

«Я сам».

Разбойники дали отряду проехать немного вперед.

По знаку шайка набросилась на отряд. Ратники тут же заняли оборону, но силы были не равны.

Десятник оправдал ожидания Семёна. Пока он добрался до него, воин успел опрокинуть трех молодцов, спешивших его, обнажил меч и встал, ожидая нападения. Семён и не думал, что у него будет хоть шанс, если он схватится с десятником один на один. Подождав, пока добры молодцы снова накинутся на него, он зашел со спины и шарахнул дубцом по голове.

Воин упал как подкошенный.

Не слишком я его?

Семён опустился к нему проверить, жив ли.

Черные волосы разметались по снегу — шапка валялась рядом. Лицо побелело, но крови не было.

Ох, любят тебя, небось, девки за черные кудри.

Семён ухмыльнулся.

Шапка смягчила удар.

Ничего, оклемается. Только голова будет болеть.

Тихонько начал обшаривать бесчувственного десятника.

Так, что-то есть!

За пазухой был какой-то сверток. Достать было неудобно. Семён рванул ворот рубахи и запустил руку, выудив на свет завернутые в материю и перевитые грамоты.

Тю… не кошелек… жаль… а это что было?

Когда он шарил за пазухой, то почувствовал узлы шрамов на коже. Семён приподнял его за шиворот, открыв шею, часть груди и правое плечо. Правда, рассмотреть лучше мешала кольчуга.

Взгляду его открылись уже белые отметины.

Так, это копье вскользь, здесь меч, а это? Жарили тебя, што ль, вместо кабана?

Ребятки уже заканчивали с остальными. Брали живьем. Не любил Семён напрасно кровь проливать.

Подбежал Али.

— Нет обоза! Наши только что доложили. Ратники одни ехали.

— Сам вижу, дело дрянь. — Семён всерьез призадумался.

На кого же мы тогда напали?

— Ну-ка прочь! — прикрикнул он на одного из мужиков, заметив, что тот снимает кольцо с пальца десятника. — Потом с ним разберемся.

Здоровенный мужичина отпрянул от неожиданности.

— Теперь быстро все на наше место! — гаркнул атаман.

Никого не нужно было подгонять.

Связанных ратников посадили у костра. Десятник еще не очухался и лежал чуть поодаль. Семёну нужно было с ним потолковать.

Нет, очухался, виду не подавал, оглядывал всех из-под полуопущенных век. Хотел сперва разобраться что к чему.

Очень все это Семёну не нравилось. А больше всего его настораживал сам десятник.

Десятник?.. Может, сотник?.. А может, и воевода какой… Нет, для воеводы молод слишком, а сотник в самый раз.

Чуял Семён, что напал он со своей верной шайкой не на простой отряд. Приблизил он к себе и людишкам своим смерть лютую и неминучую.

Машинально потер шею.

— Ну как? Оклемался? — спросил он с издевкой.

Сотник лежал, не меняя позы и не подавая вида, что слышал вопрос. Темные глаза испытующе смотрели на разбойника.

— Да, — наконец разлепил он губы.

— Ну, и где обоз? — спросил Семён.

Было заметно, как сотник удивился этому вопросу.

Да, тут что-то другое.

— Какой обоз?!

— Купеческий! Какой еще! Где спрятали? — продолжал выспрашивать Семён.

— Кто мы и куда едем — это наша забота.

Разговор не клеился.

— Да вот, грамотки я у тебя забрал…

Сотник наконец вздрогнул, поднес руку к груди. «Проняло все-таки», — с удовлетворением подумал Семён.

— Не для нас писаны эти грамоты, — неожиданно сильным голосом сказал раненый, — а куда мы едем, знать тебе не положено.

— Может, все же расскажешь? Али помочь? Это запросто. — Семён как бы невзначай вынул нож и стал с задумчивым видом стругать подобранную рядом ветку — и не такие соловьями пели.

Он мог пугать обетный крест при дороге или мельничный жернов — результат был бы такой же.

— Не думаю, что у тебя получится, — ударение было сделано на слове «тебя».

Лицо сотника тут же приобрело отрешенное выражение. Он уже был готов ко всему.

Что же тебе пришлось пережить, если ты так просто готов принять любую беду?

Семён вздохнул.

— Верю. — Любопытство пересилило. — Кто так мастерски расписал твою шкуру?

Сотник помолчал, словно раздумывая, сказать или нет.

— Ранили в сече, потом татары в плену.

Семён нутром почуял, что это последнее, что он вытянет из ослабевшего от разговора парня. Все-таки зря он его так сильно стукнул по голове.

— Ладно, лежи, отдыхай, завтра договорим.

Все складывалось очень и очень скверно. Особенно Семён в этом уверился, когда дозорные доложили о большом отряде татар, двигавшемся в их направлении.

Смерть численника не забыта.

С одной стороны — князь, а с другой — татары. А посередине — Семён со своими молодцами. На них легче всего списать все беды. Как-то неуютно, пора уйти и затаиться.

Что и собирались сделать. Если б не обоз.

Засели, как всегда, у опушки, кто на деревьях, кто в буреломе, схоронились, слились с лесной чащей. Из-за поворота послышался скрип телег. Показался передовой дозор, а за ним и телеги обоза. Много телег, богатые купцы, а воев вроде как обычно.

Раздался пронзительный свист, и разбойники кинулись на обоз.

Дальше случилось непредвиденное: вой быстро развернулись и в ответ напали на вольных людишек. Семён не успел заметить, как неуловимо что-то изменилось, и вот хорошо вооруженные дружинники наседают.

Да и оказалось их больше, чем было на первый взгляд. Вой стали окружать. Семён пронзительно свистнул, давая сигнал к отходу. С обозом было не справиться.

И откуда столько ратников? Не обоз, а войско какое-то.

Не знал Семён, что перед рассветом к обозу купцов присоединилась княжеская дружина с телегами, полными собранного с деревень и ближних городов оброка.

Отходить было некуда. Из-за деревьев показались всадники, свистнули стрелы, с деревьев полетели вниз стрелки Семёна. За конными из леса полезли пешие вой с большими щитами и палицами. Закипел бой.

Странно, они больше стараются нас не убить, а просто оглушить. Зачем мы купцам?

И вдруг Семён понял: не купцы это, а княжьи люди, и попались они аккурат как кур в ощип. Ведь предупреждал же его внутренний голос! И та встреча с княжеским сотником тоже не была случайностью. Сразу нужно было уходить, да жадность подвела.

Всадники убрали луки. Засвистели арканы, разбойников стали вязать. Те, кто особо упорно сопротивлялся, спознались с мечом или шестопером. Их тела беспорядочно лежали на-снегу.

Двое насели на Семёна с боков, двое сзади и спереди, прижали к земле.

Думаете, скрутили?

Семён двинул плечами, дружинники качнулись в стороны, но не выпустили.

Так просто не возьмете.

Медвежья сила, звериное нутро, дремавшее глубоко, вырвалось наружу. Двоих Семён все-таки опрокинул. Он даже зарычал, как шатун. Но остальные двое держали крепко. Качались так, будто были готовы упасть, но держали.

Вдруг одна рука освободилась. Не раздумывая, Семён сжал кулак и двинул второго дружинника. Тот упал, Семён оглянулся.

Молодой паренек с дубцом. Семёнушко. Тезка.

— Беги, дядько Семён, — парень улыбнулся, — шибко беги!

Дружинники вскочили.

— Сам тикай!

Семён медлил, парень кинулся на дружинников, те вступили в бой.

Мечи против дубины. Парень здорово сражался своим дрыном.

Семён поспешил на выручку.

Парнишка считал себя обязанным атаману. Это он был схвачен татарами, когда шел к мамке в деревню на побывку, был пытан огнем и освобожден Семёном перед рассветом, когда татарский лагерь спал. Это его спас Семён от неминуемой смерти. А сейчас Семёнушко отдавал долг.

— Беги, дядько, — повторил парнишка, задыхаясь.

— Не заяц я, чтобы бегать. — Семён уже уложил двоих отдыхать. В его руках дубина была более страшным оружием.

— Сейчас еще набегут, почти всех наших порешили или похватали, тикать надо!

— Сам уходи, мамка, небось, заждалась!

— А ты, дядько?

— Я потом.

— Нет, ты первый, — упрямился Семёнушко.

— Ладно, вместе. — Семён с тезкой насели на последнего, тот лихо оборонялся, но воевать против двух противников было несподручно, пропустив удар в живот и согнувшись пополам, дружинник тут же получил удар по затылку и упал.

— Все, уходим!

— Двигай, дядько!

Почти ушли, дорогу перегородили еще трое. Семён с набегу растолкал их, повалив на землю, достиг деревьев, оглянулся. Сердце похолодело.

Семёнушко ввязался в бой с поднявшимися. Дубина — сверху вниз. Один выронил меч, схватившись за руку, меч второго уже над головой мальца. Тот успевает, отразил. Но третий… есть третий. О нем Семёнушко забыл. Меч прошел сбоку через живот. Малец сразу не упал, стоял распахнувши очи и дивясь на-небо. Что он видел? Прожитое или несбыв-шиеся мечты юности?

А может, ангелов Господних, прилетевших забрать чистую еще душу, не погубившую себя лихоимством?

Семён будто почувствовал, как что-то внутри его зазвенело и лопнуло.

Лицо онемело, потом нахлынул жар. Он почти не почувствовал, как на шею ему накинули несколько арканов, как дикому зверю.

Как связали, куда его повели, зачем, не знал.

Слезы застили глаза и, прорвавшись наружу, покатились по грязным щекам.

Нет больше той любви, чем положить душу за други своя…

— Это я, я во всем виноват, — твердил он сам себе, — я повел их на разбой, я повел их на смерть… за что эта мука, Господи?!

За что? За что?

Семён выл и катался по пепелищу. Вся семья погибла. Старуха-мать, жена, малы детушки. Как у многих тогда. Так просто и обычно. Ушел с мужиками, обоз сопровождал. Вернулся — пепел, воронье и волчий вой.

Никто его не жалел. Горе пришло ко всем.

Зачем я остался жив? Лучше мне было умереть вместе с ними!

Но смерть не шла к нему. Даже когда встретились с сильным отрядом татар, Семён поскакал в самую гущу врага, чтобы найти погибель, но, видно, рано было ему еще умирать. Была злая сеча, много положил врага, а остальные разбежались. Мужики подмогли, добили удирающих.

Сколько их было, мужиков, — все тогда ушли в разбойники, думали, татар будут бить, ан нет, и на обозы потянуло, потом и кочевники к ним присоединились вместе с Али — степь близко. Стали везде промышлять.

И как-то забываться стало горе, и казалось уже, что не будет конца разбойничьему счастью. Но все проходит, всему бывает конец.

Вот и длинной дороге тоже.

Семён не заметил, как их привели на место. Сняли арканы и по одному затолкали в поруб.

Странно, а я думал: нас сразу будут вешать. А-а-а, князя ждут, усердие показать хотят. Ну, пущай.

Отсидка в порубе в темноте и сырости притупила боль, но не прекратила ее. Поруб — вкопанный в землю сруб, попасть в который можно только через люк наверху. Так же, как и покинуть его, ежели на то случится княжья воля. Окон в таком месте не имелось. Попав однажды в поруб, можно было уже никогда не увидеть солнечного света.

С ним вместе сидело полтора десятка его людей — всё, что осталось от вольницы. Ждали князя. И его суда.

Семён не ожидал ничего хорошего. Их взяли за разбой. Убийц численника не нашли. Всех собак повесят на них.

Князюшка крут, ох как крут.

Да еще недавно был бунт из-за численников в Новгороде. Молва докатилась даже сюда. Князь Александр сильно разгневался на народ новгородский и своего сына — Василия. Его под стражей отправил в Суздаль, а бояр-подстрекателей казнил без всякого милосердия, кого ослепил, кому нос обрезал. Это бояр, какой же тогда милости ждать разбойнику?

Сверху загремело, заскрипело. Сердце Семёна сжалось. Сейчас их поведут на суд.

— Ну что, робяты, пойдем с князем побалакаем? — нарочито задорно спросил он.

— Побалакаешь с ним, живо языки на плетень намотает, — послышался из темноты бесплотный голос.

Кто-то вздохнул.

— Видно, смертушка пришла, скорей бы, — послышался другой голос.

— Не робеть, не из таких передряг вылезали.

— Да уж, — ответил первый голос. Он зазвучал более уверенно.

— Выручай, атаман, — уже послышалась надежда.

Надежда, которой сам Семён не испытывал.

Выручай, Святой Николай Чудотворец. Брошу разбой, ей-Богу брошу!

Сверху спрыгнули и потащили на свет.

Даниил, князь Галицкий

Князь сидел в горнице за столом. Солнце лило свет в оконце. Рядом стояли несколько бояр. Чуть поодаль дружинники. По правую руку сидел князь Василько — брат Даниила, по левую — татарин в богатой одежде и при оружии. Лица были хмуры. Видно, разговор вышел нелегкий. Князь Даниил с силой провел руками по седеющим волосам и, сцепив пальцы, опустил их на стол.

«Кулаки не сжал», — заметил Семён.

Его и еще нескольких разбойников только что привели на княжеский суд.

Сердце замерло. Видеть перед собой знаменитого князя Галицкого было и трепетно, и боязно.

Трепетно, потому как только один Даниил все еще сопротивлялся Орде, хоть и пришлось ему признать ее власть и сделаться данником. Уже при жизни его считали великим человеком. Поговаривали, будто сам хан побаивается князя.

И правильно делает.

А боязно потому, что князь хоть и был милосерден, но бывал решителен и скор на расправу, если дело касалось проступков, могущих повлечь большие неприятности для княжества.

Лицо его было примечательно. На нем отразились все невзгоды, пронесшиеся над князем с самого сиротского малолетства. Читались опыт, твердость, незаурядный ум, мужество. Не было следов усталости от полной опасностей жизни. Глаза горели энергией и вниманием.

Князь смотрел прямо на Семёна. От этого взгляда у того мурашки побежали по спине.

Семён взгляда не отвел, но вызова в его взоре не было. Понимал, что вины на нем большие.

— Ты мурзу Усмана убил? — спросил князь без обиняков.

— Нет, не я и не мои людишки, — ответил Семён неспешно.

— Не ты? А кто еще? Ты по дорогам промышлял, взяли тебя на обозе. За это смерть. Лучше сознайся сам, а то с палачом спознаешься.

Люди за спиной Семёна зашевелились.

— Не мы это, а палача я не боюсь. Смерть заслужил, сам знаю.

Князь не сводил глаз с Семёна. Он уже поверил ему. Даниил жил долго и непросто и, пользуясь врожденной интуицией, мог читать в душах людей как в раскрытой книге. Душа Семёна не была исключением.

Однако что-то его тревожило, Семён это видел.

— Не мы это, — повторил Семён упрямо.

— Что ты его слушаешь? Отдай этих людей мне, — подал голос татарин, он говорил по-русски с легким акцентом, — я их накажу в назидание другим. Хан и темник будут удовлетворены.

Семён поежился. Плаха или веревка показались ему лучшей участью, чем долгая смерть на колу или что-то еще. Насаженный на кол человек мог промучиться и сутки. Да и умереть замученным татарином — позорная смерть.

— Дай нам, княже, смерть христианскую, — хрипло сказал он. О спасении более не помышлял. — Не виновны мы в смерти численника, а за обоз ответим.

Князь снова задумался, оперевши голову на пальцы левой руки и поглаживая висок.

Видно было, что такое положение князю не по душе. Важный татарин диктовал ему свои условия. Не давал в собственном княжестве вершить справедливый суд. Тем не менее на его стороне сила. От решения князя зависело благополучие всей южной Руси.

Ленивая русская речь с непривычно выговариваемыми словами звучала завораживающе.

— Не заслужили вы, собаки, легкую смерть!

— Татарин вознамерился получить свое.

Но князь был далеко не робок душой.

— По винам их и будет наказание, — твердо ответствовал Даниил.

Татарину не понравилась двусмысленность ответа князя. Он вроде бы не отказал, но и не отдал немедленно пленников на расправу.

Все это не помогало разрешить возникшие за столом противоречия.

— Не они это, — внезапно раздался голос позади стоящих разбойников и охраняющих их дружинников.

Появилось новое действующее лицо, не замеченное присутствующими. Вперед прошел молодой воин. Лицо уставшее, одежда, кольчуга — в грязи. Было заметно, что он только что прибыл.

Семён чуть заметно вздрогнул.

Сотник. Тот, которого он оглушил, взял в плен, а потом отпустил. Чегой-то он в заступники пошел?

— Почему ты так считаешь? — князя нисколько не смутило бесцеремонное вмешательство. Он без предисловий обратился к вновь прибывшему.

— Я знаю, кто убил мурзу Усмана.

— Ты поймал этих шакалов? — глаза татарина алчно блеснули. Из того, что татарин обратился непосредственно к сотнику, Семён заключил, что они лично знакомы.

Все-таки странный сотник.

— Нет, они ушли в степь, в сторону Орды.

Знатный татарин даже не пытался скрыть своего разочарования.

— Мало весят твои слова без доказательств, — сказал он, — зачем ты выгораживаешь этих людей? Боишься, что они расскажут мне то, что я не должен знать?

Это обвинение было высказано сотнику, но предназначалось князю.

Георгий спокойно встретил хитровато-наглый взгляд татарина.

— Доказательства есть.

— Ты мой гость, — спокойно обратился князь к татарскому вельможе, — и, наверное, утомлен судилищем, продолжим трапезу. Суд подождет.

Эти слова должны были показать татарину, что дальнейшие переговоры о судьбе схваченных разбойников сегодня бессмысленны.

— Этих вниз, — князь махнул рукой на понурых разбойников, — ты отдыхай с дороги, позже позову. — Эти слова предназначались Георгию. Разговор был закончен.

Татарин уже снова надел непроницаемую маску. Он был хитер и умел ждать.

Семёна поволокли к выходу, где он невольно столкнулся с выходящим Георгием. Тут же охранник дал Семёну по ребрам тупым концом копья так, что тот вылетел во двор.

— Сотник! Слышь меня?

Георгий обернулся.

— Ради Христа прошу тебя, помоги, зарекся я на разбой людей водить! Не спасешь совсем — помоги умереть смертью христианскою! Не дай на поругание собакам!

Дружинник все дальше оттаскивал Семёна от сотника. Вывернув голову, Семён все же увидел, как Георгий кивнул.

Георгий прилег в своей горнице, но сон не шел. Ждал разговора с князем.

Резко встал, стал собираться.

Пир когда-нибудь закончится. Нужно быть готовым.

Позвал мальчонку, чтобы тот принес воду. С наслаждением подставил шею и спину под прохладные струи. Смыл дорожную грязь. Надел свежую одежду. Достал меч, положил на сундук. Сел на лавку. Все, готов.

Почему-то на ум пришло, как пять лет назад в палатах так же пировали. Сотник улыбнулся своим мыслям.

Даниил всегда привечал своих дружинников. Искренне любил их за верность и отвагу.

В тот раз дружина веселилась на славу. Георгий тогда всего несколько месяцев прослужил у князя, поэтому все обычаи были для него в диковинку.

Выбирали самого удалого дружинника. Князь предложил награду — перстень с самоцветом. Вещь дорогую и памятную.

Во хмелю все тут же наперебой начали рассказывать о своих подвигах.

Георгий о себе говорить не любил, да и не считал себя достойным награды, поэтому веселился с другими и слушал.

Наконец князю это наскучило, и он поставил новое условие.

— Нет, эдак не пойдет, — сказал он, — каждый о себе горазд рассказывать. Ну-ка поведайте об удали своих товарищей.

Повисло неловкое молчание. И тут слово взял до сих пор молчавший сотник Михаил. Он вообще не любил говорить на пирах.

— Я о своем десятнике скажу, — кашлянул, собираясь с силами, — он хоть и недавно у нас, но дружинник исправный. Да и разведчик каких мало. Вот недавно отбивались мы от степняков. Пришли они большим отрядом, поболе нашего. Так десятник мой вот чего учинил. Зашел с малой силой им в голову и устроил такой переполох, что рванули степняки назад со всей прыти, а там уж мы в засаде ждали. Ни один не ушел.

— А кто засаду ту придумал? — с интересом спросил князь.

— Он и придумал. Места хорошо знал, где ударить можно, где схорониться до поры.

Князь, казалось, остался доволен услышанным.

— Приведи его ко мне, — сказал он, — за такую удаль быть ему сотником, а не десятником.

Михаил улыбнулся.

— Да вот он сам сидит, я его с собой привел.

Тут Георгий с удивлением почувствовал, что все смотрят на него…

Этот эпизод согрел душу теплом. Георгий машинально стал вертеть кольцо на пальце — тот самый перстень. Он носил его с тех пор как память. Его разбойники почему-то не тронули.

Разбойники. При воспоминании о них мысли сотника вернулись к настоящему. Вздохнув, он прислонился к бревенчатой стене.

Время шло, а к князю не звали. Глаза закрывались сами собой — сказывалась усталость. Ложиться одетым не хотелось. Сотник подозревал, что забудется крепким сном, как только его голова коснется подушки. Тогда он не сможет с ясными мыслями явиться на зов.

Зашаркали шаги. Вошел старый слуга князя — Матвей.

— Вставай, Егорушко, князь зовет, — сказал он. — Ба! Да ты и не ложился. Что ж, и не отдохнул совсем?

Георгий вздохнул.

— После смерти отдохнем, отец.

Сотник встал и пошел за Матвеем.

Князь ждал Георгия в своих покоях.

Даниил стоял перед иконостасом. Перед иконой Спасителя мерцала лампада. Тяжело было на сердце у князя. Все его усилия по укреплению городов Галиции и Волыни были потрачены впустую. Соседи в помощи отказали. Ему пришлось уступить силе орд темника Бурундая, сменившего слабого Курем-су. Он сумел остаться князем в своей вотчине, но получил приказ уничтожить все укрепления городов, которые он так тщательно и тайно возводил.

Уезжая первый раз в Орду, он устроил все дела, попрощался с братом, так как думал, что уже не вернется, однако смелостью своей завоевал уважение хана и получил ярлык на княжение с условием подчинения Орде, которое старался не исполнять.

Но сейчас, когда князь Василько и его сын Лев были вынуждены согласиться на уничтожение только что возведенных каменных стен и башен взамен на относительную самостоятельность княжества, дело принимало серьезный оборот. Такая победа равнялась проигрышу.

Этот день Даниил пытался отсрочить больше пяти лет, выигрывая отдельные сражения с Куремсой. Дольше остальной Руси на целых пять лет противостоял князь татарам. Про него говорили: первым Даниил обнажил меч на кочевников и последним вложил его в ножны.

Первым… на Калке…

Князю вспомнилась та злополучная для всей Руси битва близ реки Калки, когда погибло шесть князей из девяти. Из десяти дружинников только один вернулся домой, да и то только потому, что князья Мстислав Удатный и Даниил сумели прорваться через ордынское кольцо и организовать отход через степи. Такое сокрушительное поражение русичам еще не наносилось.

31 мая 1223 года. Степь была покрыта весенней травой, половодная в это время года Калка катила свои воды. На одном берегу, на холме под разноцветными родовыми стягами — отряды русской дружинной конницы, а на противоположном берегу, на зеленой равнине, — ровные ряды ордынской конницы, неподвижно застывшие в боевом строю. Строй ордынцев черный, зловещий, в плотной массе его невозможно пересчитать воинов. А ведь стояли еще полки в засаде, про которые не ведали русичи.

На военном совете, который был наспех собран князьями, мнения разделились. Великий князь Мстислав Киевский, считавшийся старейшим в войске, был против немедленного наступления. Он считал, что нужно построить на холме укрепленный лагерь, где можно было бы отсидеться, разослать во все стороны разведчиков, чтобы выяснить силы противника. Его поддержали многие князья. Мстислав Удат-ный, наоборот, настаивал на немедленной атаке. Того же мнения придерживался и половецкий хан Котян, многочисленная конница которого пришла вместе с русским войском. Он жаждал мести за разорение своих кочевий, виновником которого был отчасти он сам.

Согласие в действиях так и не было достигнуто. Мстислав Киевский с другими князьями начал спешно возводить укрепления на холме, а половецкий хан Котян, Мстислав Удат-ный и его верный соратник Даниил, тогда бывший князем Владимиро-Волынским, двинулись к реке Калке.

Мстислав велел своему зятю Даниилу первым переправиться через реку и вступить в бой. Будущему князю Галицкому было тогда двадцать два года.

Переправившись, он выдвинулся далеко вперед и бросился на врага.

Следом за ними поспешили половцы и конные полки Мстислава Удатного.

Мстислав Киевский и другие князья наблюдали за сражением с вершины холма.

В тот день победа могла достаться и русичам, если бы не поведение союзника — хана Котяна.

Половцы доскакали до строя татаро-монгол и отхлынули: их тактика состояла в быстром натиске и отступлении, не были они привычны к затяжным сражениям.

Взметнулись над вражеским строем бунчуки тысячников и темников, конная масса двинулась вперед и, набирая скорость, ударила по половцам. Другие монгольские отряды заходили с флангов. Не выдержали половцы, побежали прямо на русские дружины, смешивая их и внося сумятицу. Хаотичное бегство половцев нанесло урона больше, чем согласованные действия ордынцев.

Но и при таком раскладе галичане Мстислава Удатного и волынцы князя Даниила сражались стойко. Князь Даниил, бившийся рядом со своими дружинниками, был ранен копьем в грудь, но не покидал поля боя.

Более опытный Мстислав Удатный вовремя заметил опасность: свежие ордынские тысячи обходили русские полки с двух сторон. Вместе с князем Даниилом он повел своих дружинников на прорыв. Пожалуй, это было единственно верное решение. Князья повели свои дружины не к укрепленному лагерю великого князя Мстислава Киевского, а в степь.

Отходили с боем. Монголы на свежих конях догоняли галичан и волынцев, и тогда они поворачивали коней, принимали боевой строй и встречными ударами отгоняли преследователей. Это было не бегство, а отступление войска, дух которого не был сломлен поражением. Мстислав Удатный и Даниил сумели вывести из степей значительную часть своих дружинников, а остальных князей, равнодушно взиравших на битву с вершины холма, ждала горькая участь…

Монгольские тысячи со всех сторон окружили лагерь русских князей. Три дня они безуспешно штурмовали укрепления, наспех сооруженные из земли, обозных телег, составленных рядом щитов. Не эта жалкая преграда, а мужество и стойкость русских воинов остановили натиск монголов, которые несли большие потери. Тогда Субедей и Джебе — военачальники Чингисхана — начали переговоры, в результате которых князья во главе с Мстиславом Киевским были преданы брод-никами и убиты, задавленные досками, на которых сели пировать победители. Так своеобразно сдержали захватчики клятву не проливать кровь русских князей.

Таким образом, только дружины Мстислава Удатного и Даниила Волынского были частично сохранены и могли бы еще продолжать сопротивление. Третий из оставшихся в живых, князь Владимир, бежал в Киев.

Когда жар боя спал и преследователи отстали, изрядно поредевшие полки остановились, чтобы передохнуть.

Сойдя с коня, чтобы напиться, и склонившись над рекой, Даниил почувствовал головокружение и только тогда заметил свою рану.

Князь обернулся, ощутив присутствие сотника, и очнулся от своих размышлений.

— Рассказывай, — князь перешел сразу к делу.

Рассказывал Георгий недолго. Подробно остановился на Рушан-беке и его взаимоотношениях с Тенгисом. Не умолчал и о том, как спас жизнь беку, когда напали на него степняки.

— Что спас — хорошо, не будет у темника причины собрать войско и двинуться на Галич, но знай, что приобрел ты врага кровного. Иные мстят больше за добро, чем за зло, — предупредил князь.

— Буду остерегаться, — ответил Георгий и продолжил. — Когда отряд степняков ушел, посмотрел я на стрелы, которые торчали в телах воинов Рушан-бека. Больно примечательные они. Раньше я уже такие видел. Собственно, вот.

Георгий достал две стрелы.

— Вот эта — с места убийства мурзы Усмана, а эта должна была убить Рушан-бека.

Князь задумчиво взял в руки стрелы.

— Похожи, ничего не скажешь… Так значит, степняки убили мурзу? И не побоялись же зайти так глубоко на нашу землю.

— Они. Но все еще сложнее. Встретил я Хмурого, ты его знаешь, князь. Он рассказал мне, что в степи неспокойно — стали нападать на огланов, — и описал отряд, который этим занимается. Так вот, есть у них отличительная метка — подковы с пятилистником. Своего рода знак, чтобы все знали и боялись. Такие отпечатки я и нашел на месте, где напали на сотню бека. Все сходится. Хмурый мне сказал, что у степняков особенные, большие луки. Похоже, что большую часть отряда перебили внезапно, причем били издалека, потом только на оставшихся насели. Да и последний выстрел в самого бека был сделан мастерски. Все говорит о том, что того, кому нужно было убийство Усмана и его зятя Рушан-бека, нужно искать в степи.

— Да и в Орде ходят слухи, что мурзу Усмана убили свои, — проронил князь.

— Дозволь мне с небольшим отрядом в степь пойти, поймать молодчика из степняков, да поважнее. Тогда мы выясним, кто за всем этим стоит.

— Опасно это, да и ты мне нужен здесь.

— Чую, князь, что все очень непросто, как бы не потянулась ниточка к нашим неспокойным соседям, а то и дальше, к самому Римскому папе.

Князь задумался.

— Может быть… очень может быть.

— Ну так как, собираться мне? — поинтересовался Георгий.

Князь слегка улыбнулся, видя такое рвение.

— Завтра скажу, сейчас иди отдыхай, вижу: еле на ногах держишься.

— А что с разбойничками? — вдруг неожиданно спросил Георгий. Этот вопрос он приготовил напоследок.

— А почему ты спрашиваешь? — лицо Даниила снова стало серьезным.

— Нельзя их отдавать Тенгис-аге! Все же русичи они, — с жаром произнес сотник.

— Нельзя, а что делать! Все одно им смерть за разбой, сам закон знаешь. Они ведь и русичей таких же грабили.

— Казни их сам, князь! Казни смертию христианскою!

— Ты будто меня учить надумал, — князь нахмурился, — иди, я сам решу.

— Не отдавай, князь, замучают их татары до смерти, — Георгий умоляюще смотрел на князя, — не отдавай хотя бы до того, как я привезу степняка.

— Я гляжу, ты уже сам все решил. Своенравен стал. Смотри, недолго так и милость мою потерять.

Немногие набирались смелости спорить с Даниилом Галицким, но сотник не мог отступить. Он пообещал Семёну помощь, и слово нужно было исполнять.

— Не боюсь я в немилость попасть, — тихо, но упрямо произнес он. — По справедливости все должно быть. Не должен русич русича врагу предавать. Поеду завтра в степь и привезу настоящих убийц.

Князь долго и хмуро смотрел на Георгия.

— Не быть тебе, сотник, воеводою, — наконец сказал он.

Сотник взгляда не опустил.

— Быть в том воле Божьей, не взропщу.

— Иди с глаз моих, — князь Даниил все еще гневался. — Советую тебе передумать, — с нажимом произнес он.

Георгий вышел.

Этот не передумает.

Сквозь тяжелые думы князь внезапно улыбнулся.

Сотник нравился князю как раз смелостью и решительностью. Молод, да не по годам серьезен и напорист. Люди его слушают.

Самому князю семнадцати лет от роду пришлось командовать войском, когда он, будучи воеводою Мстислава Удатного, отбивал родной Галич от венгров, поэтому любил он молодых людей с искрой в душе.

Такой не отступит.

Даниилу вспомнилось, как он впервые встретил Георгия, если этс можно было назвать встречей.

Татар преследовали уже который день. Тем-никово войско обросло невольниками, продвигалось небыстро, но степи были близки. Князь Даниил спешил отбить своих, ведомых в полон, на своей земле, где можно было напасть внезапно.

Смеркалось, но привала не делали, могли опоздать.

Ехал князь в авангарде. Вдруг конь шарахнулся.

Князь всмотрелся в предмет, испугавший коня. Чуть впереди виднелся темный непонятный силуэт.

— Я посмотрю, — вызвался тысяцкий.

Он осторожно подъехал к предмету, склонился. В вечерней тишине отчетливо разнеслось его ругательство.

Князь подъехал следом, тоже склонился с седла.

Он увидел неподвижное тело человека, сначала подумал, что мертвого.

На лежащем не было живого места: все тело покрыто ранами, и все же он был еще жив.

Князь спешился, склонился ниже. Убрал слипшиеся от крови волосы, свесившиеся с лица, чтобы получше разглядеть: человек очень молод, хотя сейчас разобрать это было трудно. Побывал в сражениях, о чем свидетельствовали следы едва затянувшихся ран, проглядывавшие сквозь прорехи разорванной рубахи.

— Его бросили здесь не так давно, тут делали остановку, но пошли дальше, — сказал тысяцкий. — Если этот парень — один из пленников темника, вот-вот догоним. Чем же он их так разозлил?

— Не имеет значения, мы должны ему помочь, — ответил князь.

— Мы не можем его никуда везти, он не выдержит дороги. И так кончается.

Князь перевел взгляд на раненого. Тот разлепил глаза и мутным от боли взором смотрел на него. Губы шевелились.

— Он что-то говорит, — удивился рядом стоящий дружинник.

Князь наклонился ниже.

— …темник близко… догонишь… освободи людей…

Князь вскочил на коня.

— Вперед!

Потом обернулся к дружине, указал на одного из воев:

— Останешься с ним, головой отвечаешь, чтоб, когда вернемся, был жив!

— Все равно кончится, все нутро небось отбили, — сочувственно вставил тысяцкий.

Князь молча смотрел, как дружинники осторожно перетаскивают раненого с дороги на обочину.

Бескровное лицо парня побелело еще больше: он силился не закричать.

Князь обернулся к тысяцкому.

— Этот не кончится.

— Вперед, — обратился князь к войску, — с нами Бог!

Над воями зареял Спас.

Своих отбить успели. Темник бежал с остатками войска. Даниил, князь Галицкий, праздновал очередную победу.

Освобожденный народ потянулся обратно к своим домам, а у кого не было дома — в Галич. Там собралось много беженцев. В Галицком и Владимиро-Волынском княжествах — там, где княжил Даниил и его брат Василь-ко, — люди могли чувствовать себя относительно спокойно. Правда, недобрые соседи, пользуясь набегами Орды, пытались себе урвать кусок пожирнее. Нелегко приходилось Даниилу, но, видимо, в трудную годину Бог даровал Южной Руси заступника. На севере был еще Александр — герой Невский, однако и он не мог противопоставить Орде сплоченного войска и пытался всеми силами поддерживать с ордынцами мир.

Даниил спешил вернуться в Галич. Было неспокойно. Неверные бояре снова плели заговор и, пользуясь отсутствием князя, могли попытаться призвать венгров или еще кого-нибудь на Галицкий стол.

Раненых везли в телегах. Князь был верен своему слову и нашел среди них Георгия, поручив его особой заботе (будущий сотник был совсем плох). Он только что с большим трудом оправился от ран, а сейчас у него не стало сил бороться за жизнь. Тут даже молодость не могла стать залогом исцеления. И все же сотник не умирал.

В те мгновения, когда Георгий был в сознании, он видел перед собой девичье лицо. Зеленые большие глаза смотрели на него с состраданием. Пепельно-русые волосы заплетены в косу.

Кто ты? Ангел?

День ото дня Георгию становилось все хуже и хуже. Впав в забытье, он уже больше из него не выходил.

Красное марево окружало его, вперед вела каменистая дорога. Он шел по ней, спотыкаясь, еле-еле передвигался. Шаг. Еще шаг. Другой. Ноги заплетаются. Двигаться невозможно. Вокруг бушует алое пламя. Силы оставляли, казалось, что Георгий нисколько не продвинулся вперед. Сколько сотен лет он тащился по этой дороге? Невыносимо, но нужно двигаться вперед. Откуда он это знал? Бесконечный путь.

Но вот далеко впереди показалось что-то светлое. Оно сменило красный обжигающий кошмар. Последние силы ушли на то, чтобы заставить себя идти вперед. Вот дорога зазмеилась через оранжево-желтое поле. По пшенице волнами пробежал ветер. Золотистые колосья заколыхались на фоне темно-синего неба. Хотелось упасть и обнять руками упругие стебли. Ничего он не хотел сейчас больше. Но нужно идти вперед. Откуда же он это знает? Сверкнула молния, вдали зарокотал гром, потом ближе, ветер окреп, ударяя порывами в грудь, быть грозе… упали первые капли дождя…

Нет, это не дождь. Это плачет ангел.

Георгий моргнул и приоткрыл глаза. Девушка сидела совсем близко. По ее щекам текли слезы, одна из них и упала на лицо Георгию. Глаза девушки смотрели в небо. Губы шептали молитву.

…Спаси, Господи, и исцели, раба Твоего… на Тебя все упование мое!.. Спаси и исцели воина, за правду пострадавшего… спаси его… спаси!.. Имя его Сам ведаешь…

— Георгий, — чуть слышно прошептал раненый.

— Что?! — всполошилась девушка, склонившись над ним.

— Меня зовут Георгий, — пересохшие губы чуть раздвинулись в улыбке.

Лицо девушки озарила, словно внутренним светом, нечаянная и оттого искренняя радость.

Кто-то тряс его за плечо. Георгий вскочил, помотал головой, еще не отойдя от короткого ночного сна. Брезжил рассвет. У кровати стоял Матвей.

— Вставай, собирайся скорее, князь велел тебе выезжать. Возьмешь половину своей сотни. Выступайте так, чтобы шуму было как можно меньше. На все про все тебе три недели. Потом are ответ давать. Сейчас он будет перепись заканчивать. Поперек князя не пойдет. Так что торопись.

— Еду, — радостно ответил сотник. Сон как рукой сняло. Снова на душе сделалось легко. Да и сновидение разбудило позабытые теплые чувства.

Был ли ты, ангел, или привиделось мне в горячке?

Хмурый

Георгий со своей полусотней выехал еще затемно. Еще накануне он дал указание быть готовыми к внезапному выступлению. С собой взял разведчика — Хмурого. Тот ехал рядом с сотником, иногда выезжая вперед и через какое-то время возвращаясь. Он радовался этому походу: разведчик любил степь.

«Да-а, повеселимся, — думал Хмурый, — пощекочем пришлых, много их шляется к нам испокон веков».

Хмурый редко вспоминал свое настоящее имя, данное ему при крещении, да и не осталось никого в живых, кто бы мог вспомнить, что когда-то его звали Федором. Все звали его Хмурым — и это прозвище ему шло. И до того как половецкий меч прочертил на его лице борозду, Хмурый редко улыбался. Да и не было особенных поводов для радости. С малолетства рос он на дальней заставе, в роду были только воины. Редко когда выходили пахать и сеять. Чаще в седле, в кольчуге отбивали нападение или гнали непрошеных гостей с русских рубежей. Прадед Хмурого бился с печенегами, отец с половцами, а на его долю пришлись и половцы, и пришедшие вновь татары. Как он вырвался из окруженной и горящей порубежной крепости, он и сам не помнил. Может, сказалась степная кровь: мать была половчанкой, привезенной отцом из похода в степь. Они оба остались в горящей крепости, Хмурый видел, как мать стреляла из лука, в то время когда отец, прикрывая щитом ее и себя, отбивал удары кривых сабель.

Хмурый покосился на Георгия, который был его ровесником. Однако густая черная борода да шрам делали разведчика намного старше, лет эдак на десять.

— Ну что, сотник, повеселимся?

— Не до веселья.

— Нет, ты не прав. Мы здорово повеселимся, а вот степнякам точно будет не до смеха.

И, подхлестнув лошадей, отряд одному Хмурому известными тропами споро поскакал к границе княжества.

Солнце припекало, ехали в полудреме. Георгий с десятком воев уехал вперед поглядеть, что вокруг.

Хмурый не спеша ехал рядом с десятником, которого все почему-то звали Рябиной. С Рябиной разговаривали обо всем понемногу. Несмотря на это Хмурый успевал примечать всё вокруг. Вдруг взгляд его на чем-то задержался дольше обычного. Ветки поломаны высоко над тропой: на зверя не похоже, а вот конные в самый раз. На мху отпечаток копыта.

— Слышь, Рябина, ты поспешай-ка вперед. Сдается, ждут нас. Как бы сотник в беду не попал. А я с десятком лесом пойду.

— Давай, Хмурый, ты еще ни разу не ошибался.

Рябина с воинами подстегнули коней, на ходу вытаскивая мечи и луки. А Хмурый с десятком свернул на еле приметную тропинку.

Впереди была опушка с густым подлеском — самое место для засады. Двигаясь лесом к поляне, еще издали Хмурый услышал лязг металла и лошадиное ржание. Он знаками показал воям двигаться быстрее и не шуметь. На поляне шла сеча. На десяток Георгия насело втрое больше противников. Воины отбивались, хотя половина была спешена и некоторые ранены. Из кустов летели стрелы лучников. Хмурый дал знак, и разведчики взялись за мечи и ножи. Лучников взяли на клинки почти тихо, они в пылу сражения и не заметили, что разведчики, как тени, выросли у них за спиной. На поляну выскочили воины Рябины и с ходу врубились в гущу врагов. Георгий отбивался от троих, наседавших на него. Взмах меча, и разрубленный шлем одного из противников покатился по траве, а тело, запутавшееся в стремени, унес конь. Тут в спину нападавшим метко ударили стрелы десятка Хмурого, и противники рассыпались по лесу, спасая свои жизни.

Раненых было немного, видимо благодаря прочным панцирям, которые привез сотне разведчиков Георгия от бронников кузнец Архип.

Хмурый со своим десятком шагал по поляне, переворачивая и обыскивая напавших. Банда была разношерстная. Тут были и поляки, и венгры, и русичи. Вернулись из преследования воины и притащили с собой мужика. Мужичонка был убогий, весь трясся от страха. Его подвели к сотнику.

— Ну и кого вы здесь ждали?

Мужик упал на колени.

— Мое дело маленькое, холопье… Пан Кри-жиский приказал, я и делал, — кивнул он на богато одетого поляка, валявшегося невдалеке.

— Ему вчерась ладанку прислали в деревню. Он с другим панычем и венгром пошептался и велел выходить. Сказал, сотника ка-кого-то надо перехватить с людишками его и перебить по-быстрому. Людей, сказал, мало будет. Ну а теперь сам тут лежит.

— Так, ладно. Рябина, возьмешь этого и раненых — и на заставу. Тут недалеко. Нас дожидайтесь. Что будет вокруг твориться, примечай, доложишь. Да и этих похороните, хоть и тати, а все же люди.

Георгий махнул рукой, и отряд скрылся в лесу.

К вечеру добрались до неприметной сторожки. Хмурый соскочил с коня.

— Здесь заночуем, да приготовиться надо.

Воины стали неспешно разбивать лагерь.

Хмурый протопал к сторожке, распахнул дверь и крикнул в темноту:

— Матвей, ты дома аль нет?

Не дождавшись ответа, шагнул внутрь и минут пять там чем-то гремел. Появившись в проеме двери, крикнул:

— На охоту ушел, скоро будет. Стар уже, далеко не ходит.

Воины расположились, стали готовить ужин. Через час из леса молча вынырнул медведь с посохом и быстро зашагал к избушке. Вой оторопели и вытаращились на невиданное зрелище, некоторые даже рты пораскрывали.

Медведь резво протопал до избушки и прислонил посох, оказавшийся рогатиной, возле двери, скинул мешок. Откинув на спину меховой капюшон с медвежьими ушами, медведь превратился в седого старца. Из-под бровей глянули синие глаза — Георгий чуть не перекрестился. Если бы не знал, что разбойник Семён сидит в порубе, точно решил бы, что это он. Правда, этот шатун был гораздо старше своей молодой копии, хотя было видно, что он все еще крепок телом.

— Ну что, Хмурый, опять в степь?

— Да, Матвей, за летучими идем.

— А, за Белыми волками.

— Почему Белыми волками, дедушка? — спросил Георгий.

— Да слышал от кого-то, что на попонах у них белый волк вышит. Ну да ладно, потом о них потолкуем, пошли.

Вместе с Хмурым они потопали за сторожку. И через некоторое время Хмурый из неприметного погребка стал выволакивать ка-кие-то тюки.

— Разбирай, ребята.

На свет стали доставать различную татарскую одежду. Хмурый подошел к Георгию.

— Наденем поверх кольчуг. Издали сойдем за татар. А это тебе.

Он протянул богатую парчовую татарскую одежду, на которой сверху лежала серебряная пластина.

— В случае чего за переветников сойдем, с пайцзе к нам никто из мелких не сунется. Ну а если не выйдет — будем надеяться на мечи и лошадей.

Воины споро стали надевать татарскую одежду, подшучивая друг над другом. Потом стали располагаться на ночлег.

Спозаранку двинулись дальше. К полудню фальшивые татары уже скакали по степи.

— Завернем к Сладкому ручью, сотник. Надо взять еще лошадей, чтоб двигать на татарский манер. Казны-то хватит? — поинтересовался Хмурый.

— Хватит, — ответил Георгий.

— Лады, по старой дружбе Булкар возьмет недорого, да и новые вести из степи узнаем.

К вечеру расположились на стоянке кочевых пастухов. Булкар дешево уступил лошадей, видно, долг перед Хмурым у него был большой. Поведал, что разорили еще несколько кочевий. И все ближние к границам княжества.

Видать, хотят, чтобы думали, что это наши втихаря мстят.

Хмурый покосился на сотника, у того на лице отразились те же дурные предчувствия.

— В последний раз совсем недалеко отсюда напали, — сокрушался Булкар, — глядишь, как бы мы следующими не были…

На всякий случай выставили дальнюю сто-рожу.

— А Булкар, он кто? — спросил Георгий Хмурого, когда укладывались на ночлег в соседней юрте.

— Да он чистокровный половец, их татары ни во что не ставят. Хотя, я думаю, они скоро так перемешаются, что не разберешь, кто где.

Хмурый перевернулся на другой бок и засопел.

Поутру осмотрели степь. Обнаружили: ночью стоянку объезжали, как будто примеривались напасть, но, видно, прибытие Георгия их отпугнуло.

— Опа, сотник, глянь-ка мою находку.

Хмурый протянул подкову, на которой явно просматривался выбитый пятилистник.

— Значит, у них один конь захромает, а может, и не один. Пойдем по следам, посмотрим, куда погонят охромевших лошадок. С ними воинов будет немного — там и возьмем самого разговорчивого.

Сказано — сделано. Разведчики веером рассыпались по степи, высматривая следы и горизонт. Через час обнаружили оставленную стоянку. Зола была еще теплая.

— Так, ребята, они близко, будьте внимательны.

Скакали по степи до полудня, но никого не было видно. Преследуемый отряд явно укрупнялся. То справа, то слева к общей цепочке следов присоединялись новые.

— Стойте, мы где-то пропустили, как они увели уставших лошадей и пересели на новых. Нужно возвращаться, но с оглядкой.

Повернув, проскакали час. У неприметной балки Хмурый остановился.

— Сотник, они здесь схоронились, пока мы мимо проезжали. Берем два десятка и по одной заводной лошади, недостающих возьмем у них. Двигаются из-за охромевших медленно — догоним. Им кроме как к Волчьему логу идти некуда. Мы там будем раньше них. Заранее все разведаем и подготовимся, а дальше видно будет.

Споро двинулись через степь, а остальные повернули обратно к Булкару.

К логу прибыли засветло. Лошадей отогнали в степь поближе к нашей стороне, а сами притаились по краям лога.

Солнце клонилось к закату, когда в знойном мареве степи показались всадники. Не более десятка и небольшой табун лошадей. Лошади явно были уставшие.

«М-да, на таких далеко не уйдешь, — подумал Хмурый. — Ну ладно, оставим Булкару как плату за постой».

Конники приблизились к логу. Раздался разбойный посвист, и разведчики бросились на врага. Те не растерялись, выхватили мечи и луки с намерением пробиться. Дрались люто и почти вырвались, но тут разведчики взялись за луки: нельзя было допустить, чтобы хоть один ушел. Весь десяток положили, и если б не дюжий Ерема, влепивший свой топор обухом одному из конников в лоб, то не удалось бы взять языка. По одежде и богатой насечке на оружии он явно был не из простых.

Быстро переловив коней, взвалив и привязав тела, отряд рысью двинулся назад.

К полуночи догнали половцев и своих. Обменяв лошадей на свежих и спрятав по пути тела убитых, с их оружием во вьюках и пленником двинулись к границам княжества.

В этот раз счастье сопутствовало русичам.

Утро застало их в пути. К полудню, сделав два привала, чтобы дать отдохнуть лошадям и перевязать раненых, прибыли к знакомой сторожке.

По пути Георгия не оставлял вопрос: кто и откуда узнал об их отъезде и, главное, о том, куда они направляются. Возможность случайного нападения разбойников отпадала, так как мужичонка сказал, что ждали сотника.

Предательство.

Кругом было предательство. У границ — враги. Внутри — тоже.

Кто же это? Кто?

Георгий сжал руками голову. Посмотрел на Хмурого. Нет, не он. Сотник в это просто не верил, да и не было возможности разведчику весть передать: все время на глазах был.

Хмурый смерил сотника ответным взглядом, но ничего не сказал. Если его и терзали подобные сомнения, он виду не подавал.

Вдруг Хмурый сорвался с места.

— Ты куда?

Тот не ответил. Георгий рванул следом.

Дверь сторожки была распахнута. Похоже, что стряслась беда.

Кругом были видны следы борьбы. Хозяин лежал в доме. Он был без сознания. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: нужна помощь.

— Здесь рядом скит, нужно отвезти его туда.

Без лишних разговоров дружинники соорудили носилки, погрузили Матвея и двинулись к скиту.

— Там сейчас много раненых после последней стычки, возьмут и Матвея, — пояснил Хмурый.

Скоро достигли скита. Частокол, деревянная церковь и несколько просторных изб — вот и весь скит.

Дружинников встретила мать игуменья. Она немного опешила, увидев всадников в татарской одежде и вооружении, — сотник со своим отрядом переодеться не успел, — но, заметив Хмурого, успокоилась.

— Матвей! — воскликнула она, склонившись над самодельными носилками. — Несите его скорее в дом, — скомандовала она так, что дружинники без прекословия подчинились.

— За нами, видимо, следили и, когда мы от него уехали, напали, — быстро объяснил разведчик.

— Сейчас я посмотрю, что с ним.

Мать игуменья пошла следом за воями, несущими старика.

Сотник решил расположиться на ночлег в скиту. В свете последних событий ехать ночью по лесу было небезопасно. Поход за степняком стал превращаться в игру, ставкой в которой была жизнь всего отряда. И первым, кто мог получить стрелу под лопатку, был, конечно, сотник.

Мать ключница отвела Георгия, Хмурого и Рябину в одну из изб.

— Повечеряйте, гости дорогие, мать игуменья скоро придет.

На столе стоял простой, но сытный ужин, которому тут же отдали должное.

Мать игуменья не возвращалась долго, так что решено было пораньше лечь спать, чтобы хорошенько выспаться и с рассветом снова отправиться в путь.

Рассвет встретил дымкой, сквозь которую поигрывало лучами восходящее солнце. Лес радовал свежей зеленью и душистым запахом листвы. Все отдохнули и были готовы к новым поворотам судьбы.

Проводить отряд вышла сама мать игуменья. Накануне она задержалась у Матвея, зато теперь могла сообщить хорошие новости. Матвей не получил особенно сильных повреждений. Просто потерял много крови. У старика было воистину железное здоровье.

Пока было решено оставить его в скиту, а потом Матвей сможет отправиться куда захочет — старик жил отшельником.

Отряд уже оседлал коней и готовился к отъезду.

У Георгия было хорошее настроение, всё складывалось благополучно. Все живы, успевают в срок да еще везут языка. Душа пела.

Хмурый был, как обычно, хладнокровен, однако обычная мрачность сегодня как будто его оставила.

— Смотри, сотник, девка ладная, — вдруг сказал он, — даром что монашенка, присмотрись.

Георгий со смехом обернулся.

Сказать, что он застыл, как громом пораженный, — ничего не сказать.

У колодца стояла высокая девушка в простой одежде, волосы покрыты платком.

— Ты что встал, будто удар пропустил? — спросил Хмурый.

— Послушница, не монашка, — почему-то с облегчением ответил сотник.

И правда, почему я стою и таращусь?

Девушка почувствовала, что ее пристально разглядывают, и обернулась. Вот теперь Георгий точно почувствовал, будто его хорошо приложили по голове. На него смотрели внимательные зеленые глаза.

Ангел, ты ли это? Или просто похожа?

Как во сне, сотник подъехал ближе. В глазах девушки читалось такое же замешательство. Потом она встрепенулась, и лицо ее озарила улыбка, такая же, как во сне.

— Георгий?.. — спросила она смущенно. — …Я чувствовала, что ты вот-вот приедешь.

Князь Василько

В срок уложились. Ага Тенгис заканчивал перепись и готовился к отъезду.

Степняка привезли аккурат на пир в честь отбытия аги в Орду. Его оставили в сенях, а Георгий подал знак князю. Даниил с Васильком и воеводой вышли и велели привести пленника в покои князя.

Степняк держался независимо, на вопросы отвечать не хотел. Только когда спросили про убийство мурзы, он приосанился и ответил, что лично выпустил стрелу в Усмана — Георгий перевел.

Видя, что сегодня толку не будет, допрос решили отложить до утра.

Хотя Георгий страшно вымотался, он лежал в своей горнице без сна. Тело было налито усталостью — а сон все равно не шел. В голове крутились обрывки образов, навеянных долгой дорогой.

В этот день ехали долго: хотели успеть. Раненый степняк был изнурен, но старался не подавать виду, что держаться в седле ему тяжело. Георгий с опаской поглядывал на него — довезти бы.

Еще через полчаса, обернувшись и увидев восково-бледное лицо воина, сотник скомандовал привал.

Сам Георгий соскочил легко, подошел к степняку и обратился на диалекте, которому научился в плену.

Воин навалился и почти упал в подставленные руки сотника. Георгий бережно посадил его на землю, осмотрел голову. Рана от обуха топора воспалилась, да и шишка еще не спала.

Сотник позвал одного из дружинников, вместе они обмыли и перевязали рану.

— Сиди, отдыхай, дальше тронемся часа через два, — обратился Георгий к степному разбойнику.

Воин удивленно посмотрел на сотника. Ему не верилось, что кто-то проявил о нем заботу. Впрочем, его лицо тут же снова стало отрешенным.

Продвигаться стали медленнее. На попытки Георгия завязать беседу степняк по-прежнему отвечал молчанием, хотя было видно: он понимал, что говорит сотник. Просто гордо смотрел в сторону.

Перелом наступил, когда вдали показались ворота Галича.

Георгий от радости слегка припустил по полю коня. Проскакал чуть вперед, потом развернулся и стал возвращаться к своему отряду. Он улыбался: дом был близок, отряд возвращался с удачей.

И тут он заметил, как тоскливо смотрит на город степняк. Сотник подскакал ближе. Воин повернул к нему голову и заговорил. Георгий был потрясен — это были первые слова, которые он услышал от разбойника с тех пор, как его пленили. Речь пленника отличалась от того языка, который знал сотник, но в целом была понятна.

— Твой князь — большой богадур, много сделал дел и еще сделает. Ты тоже хороший воин. Такие воины бывают у сильных богаду-ров. Я хочу помочь ему.

Георгий насторожился. Степняк продолжил.

— Я умру в этом городе — степной дух сказал мне. Но я хочу, чтобы с князем и с тобой не случилось беды. Ваши бояре умышляют на князя.

Сотник усмехнулся.

— Ты не сказал ничего нового!

— Послушай, — резко перебил его воин, — на пиру князю решено подать отравленную чашу.

— Откуда ты знаешь? — сотник сразу посерьезнел, радость от встречи с домом как ветром сдуло.

— Я и так много сказал, — сразу замкнулся степной разбойник.

— Расскажи, я поручусь за тебя перед князем, и он отпустит тебя!

Степняк больше не отвечал и погрузился в свою прежнюю мрачную сосредоточенность.

Теперь слова степняка не давали покоя Георгию. К утру он так измучился, что вскочил до рассвета и побежал в темницу. Степняка посадили не в поруб, а в специально отведенный для этого чулан. У двери скорчился в полудреме охранник. Сотник растолкал его. Спросонья тот заартачился и не захотел пускать.

— Я тебе покажу «не велено пущать!» — разозлился Георгий, — открывай сейчас же сотнику!

Дверь со скрипом растворилась. Одного взгляда хватило, чтобы понять: сотник опоздал. Степняк лежал на спине, в груди торчал нож.

Георгий бросился на колени — воин мертв. Тело было еще теплым.

С перекошенным лицом сотник обернулся к охраннику.

— Ты с какого часа тут стоишь?

— Только заступил, до меня Ивашка Косой стоял. Сейчас спит поди.

Георгий призадумался.

— Ты когда заступил, татарина проверял?

— Нет, не было указаниев таких, — охранник затрясся от страха.

— При тебе кто-нибудь приходил?

— Не-ет.

Так, дверь была закрыта, этот дурень внутрь не заходил. Посторонних не было. Значит, кто-то свой.

— Так, быстро своего десятника сюда и привести Ивашку Кривого.

— Косого, — робко поправил горе-часовой.

— Хоть безглазого, только живо его сюда. От этого зависит твоя жизнь.

Охранник уже топал каблучищами по лестнице.

Георгий, оставшись один, снова склонился над телом. Внимательно все осмотрел — никаких зацепок. Чисто сработано.

Убили спящего. Нож обычный, как у любого ремесленника.

— Видать, правду тебе сказал твой степной дух, — вздохнул сотник, — хотя я-то в духов не верю.

Ивашку Косого поймали быстро. Он, услышав про тревогу, попытался улизнуть. Отловили его прямо в исподнем — сидел в зарослях полыни. За что взяли — он так и не понял, однако трясся и божился, что ни при чем.

Минут через десять Георгий из него вытянул, что перед рассветом пришел к чулану человек и попросил пропустить к степняку. Дал гривну за свидание. Говорил, что должен тот ему много денег, договориться надо, пока князь за степняка не взялся. Побыл несколько минут, потом ушел.

У Георгия в голове не умещалась такая расхлябанность. У него в сотне были совсем другие порядки, даром что разведчики. Право попасть к нему под начало нужно было еще заслужить.

— Что-нибудь еще вспомнил? — спросил он без особой надежды.

Глаза мужичонки действительно косили, поэтому, куда смотрит Ивашка, было не понять.

— Вроде видел я его раньше…

— Где? — сотник оживился.

— Вроде у боярина нашего…

— У какого?

— Вроде у Дорофея Фомыча.

— Что ты заладил «вроде, вроде»? Так видел или не видел?

— Видел, точно видел, — лицо Ивашки просияло, — не то седельщик он… или сапожник…

Нож обычный, как у любого ремесленника.

— Седельщик или сапожник, говоришь… Скорее сапожник. Сходится!

Георгий выбежал из комнаты. На пороге обернулся.

— Считай, самое печальное тебя миновало.

Сапожника, конечно, и след простыл, зато дворня рассказала, что на рассвете он куда-то выходил, бегом вернулся, и с тех пор никто его не видел. На всякий случай отрядили погоню.

Все указывало на боярина Дорофея. Да и степняк предупреждал про боярский заговор.

Боярина было решено вызвать к князю и посмотреть на то, как он себя поведет.

Даниил, князь Галицкий, сидел и размышлял.

Сколько бед он натерпелся от бояр! После смерти отца — князя Романа Мстиславовича, — которого убили из засады, когда он возвращался с малой дружиной домой, его вдову с малолетними Даниилом и Васильком бояре изгнали из родного Галича. Потом еще не один раз из-за их козней Даниил терял Галицкий стол. Особенно преуспел на этом поприще боярин Судислав. Много горя он принес княжеству. Сильный князь не устраивал бояр. С большим трудом ему приходилось отвоевывать родительское наследство то у Коломана или Андрея — королевичей венгерских, то у Ростислава или Михаила — безземельных русских князей. Верным спутником в его злоключениях был брат — Василько. Бедствия русской земли бояре воспринимали как свою выгоду. Когда Даниил заботился о противостоянии татарам — неверные бояре стремились воткнуть нож в спину, преследуя только свои цели. И каждый раз он миловал заговорщиков.

Наверное, зря.

Боярин Дорофей был насторожен. От него не укрылось, что Георгий расспрашивал дворню. Однако не явиться по прямому приказу князя он не посмел.

— Как дела? Как торговля? — начал издалека князь.

— Да какая торговля, убытки одни, — начал на всякий случай прибедняться боярин, — недавно напали на мой обоз, весь груз попортили.

— Степняки, небось? — взгляд князя стал тяжелым. Этого его взгляда боялись все, за редким исключением. Внимательные серо-голубые глаза смотрели словно внутрь тебя.

Дорофей тоже поежился.

— Откуда ж здесь степнякам взяться?

— Да был тут у меня один, Георгий привез, так твой человек сказал, что он тебе должен.

Боярин заметно напрягся.

— Какой мой человек?

— Тот, который степняка убил. Он и сказал.

Дорофей вскочил.

— Не могли вы его поймать!

Бешенство и вся злоба на князя, дремавшие в нем, выплеснулись наружу оттого, что он понял, как глупо себя выдал.

Действительно, поймать Дорофеева холопа не смогли. Вернувшийся разъезд доложил, что нашел его тело у кромки леса.

— Видно, я был к вам слишком милостив, — тихо сказал князь, — мое милосердие вы посчитали слабостью, но еще непоздно все исправить.

— Врешь, не возьмешь! Щенком безродным тебя мой отец выгнал из Галича, но ты вернулся и всегда возвращался. Ничего, теперича наша возьмет, — боярин совсем потерял всякую осторожность. Ненависть душила его.

— Не возьмет, — спокойно ответил князь, — мой отец правил Галичем, я буду править, а потом мои дети и внуки. То, что Бог предрешил, человек не изменит.

Даниил повернулся к Георгию, стоявшему в стороне.

— Уведите его, да пусть приставят стражу понадежнее, чтобы волос не упал с головы этого иуды. У меня к нему долгий разговор будет.

Два дружинника подошли к боярину. Тот в растерянности озирался. Будучи наглым и самоуверенным по своей природе, он не был готов, что когда-нибудь придется расплачиваться за свои прегрешения. Когда дружинники стали скручивать ему руки, он наконец понял, что все серьезно и сейчас его потащат в темницу или к палачу.

Дорофей стал вырываться.

— Не смей, князь, иначе пожалеешь! — закричал он, — нас не свалишь. Мы — сила! — боярин не растерял от страха остатков наглости.

Даниил устало смотрел в сторону. Васи л ь-ко, напротив, вперил взгляд в боярина. Столько отвращения читалось в его взоре, будто перед собой он видел не дородного мужа, а нечто очень мерзкое.

Вдруг боярин вырвался, выхватив нож у дружинника, и бросился на князя. Все вскочили, но быстрее оказался Хмурый, стоявший рядом с сотником. Его нож застрял между лопаток Дорофея. Разведчик был первый мастер в дружине метать ножи.

Боярин стал медленно оседать, не дойдя до князя несколько шагов, и упал у его ног. Во время происшедшего Даниил даже не шелохнулся.

— Не пришло, видно, мое время, — сказал он негромко.

Боярин еще не умер. Он хрипел, силясь что-то сказать.

— Ты думаешь, мы, бояре, во всем ответчики… Знай, что тебя предал собственный брат… Нигде и никогда не будет тебе покоя… Только отвернешься — жди удара в спину…

Боярин дернулся и затих.

Все застыли.

В потрясении Даниил обернулся к Васильку.

— Значит… и ты меня предал? — с горечью и укоризной произнес Даниил. За минуту его лицо постарело на десяток лет.

Лицо Владимиро-Волынского князя выражало такое же потрясение, к которому примешивался еще отпечаток несправедливой обиды.

Молча он встал и покинул горницу.

* * *

Князь Василько собирался в дорогу. Задержаться в Галиче его заставили страшные события. Темник хана Бурундай вступил в Га-лицкое княжество с множеством воинов и требовал от Даниила ни много ни мало либо прибыть на казнь, либо разрушить все укрепления городов. Навстречу темнику Василько ездил с Львом — сыном Даниила. Сам Галицкий князь в это время был в Польше — снова уговаривал соседей сплотиться и разбить татар в решающей битве.

Душу Владимиро-Волынского князя точила обида. Столько лет верной братской любви, которую не победил даже страх смерти, и вот — один навет все разрушил.

Боярин преследовал одну цель — разъединить их, чтобы хоть напоследок навредить. Два княжества, сплоченно выступавшие против любого неприятеля, были не так уж сильны по отдельности.

Василько не чувствовал гнева на брата. Ему казалось: что-то важное и светлое ушло из его жизни. Заглушаемое отчаяние давило на сердце. Нелегко князю было так уехать.

Василька нагнал Георгий. Он убеждал его остаться, но князь молчал и смотрел мимо сотника. Он просто не знал, что делать.

— Помоги мне, Георгий, — наконец попросил Василько, положив руку на плечо сотнику, — сними с меня этот навет. До конца жизни мне теперь не будет веры.

Георгий серьезно посмотрел на Владимиро-Волынского князя, как будто обдумывал какое-то решение.

— Обещаю, что найду тех, кто за всем этим стоит, — наконец ответил он, — жизни своей не пожалею, а разворошу этот муравейник.

Сотник быстро развернулся и ушел.

Князю Василько вдруг вспомнилось, как в юности они с Даниилом воевали с венгерским воеводой баном Фильнием, который в союзе с поляками занял Галич. Он уже был прославленным полководцем, а они — совсем еще мальчишки: Даниилу было семнадцать, а Васильку и того меньше. Однако ж победа досталась им. Они не только разбили вражеское войско, но и пленили многих знатных венгров и ляхов.

Плечом к плечу два молодых князя сражались в битвах и не задумывались о заговорах и предательстве…

Воспоминания так захватили Василька, что он не заметил, как дверь приоткрылась. В покои вошел Даниил — князь Галицкий.

Его волевое лицо было строго, как обычно, но печально.

Он посмотрел прямо в глаза Васильку.

— Прости меня, брат, — твердо сказал он, — это была лишь минутная слабость. Прости меня. Если сможешь, прости.

На глаза князя Даниила, которого опасался сам хан Батый, навернулись слезы.

Василько с минуту смотрел на старшего брата, которого всегда любил и уважал, потом шагнул ему навстречу и обнял.

— И ты меня прости.

Слезы не удержались, и обида, давившая изнутри, словно черная туча, пролилась дождем, принеся солнечный свет радости.

Так со слезами на глазах примирились два славных князя, смелость и преданность которых друг другу стали легендой, поминаемой по сей день.

Боярин Борислав

Посоветовавшись, князья решили не показывать, что пропасть, пролегшая между ними, преодолена.

Василько уехал во Владимир Волынский: там его ждали неотложные дела; а Даниил стал собираться в Холм — любимый свой город, свое детище. Вопреки приказу Бурундая, укрепления Холма не были разрушены. Князь не боялся рисковать — он хотел иметь в своем княжестве хотя бы один град, за стенами которого можно было держать оборону.

На вечер был назначен пир по случаю отбытия князя в город, который мог считаться новой столицей княжества.

Даниил не любил шумные праздники и застолья, однако принимать в них участие было одной из обязанностей князя.

В этот вечер все было как обычно — люди веселились, невзирая на мрачную тень, нависшую над княжеством. Кругом ходили чаши, сыпались застольные шутки. Даже лицо князя утратило отпечаток напряжения, не оставлявшего его всю последнюю неделю.

Вдруг гомон нетрезвых голосов прекратился.

Встал боярин Борислав, держа в руках дорогую чашу иноземной работы.

— Испей, князь, чашу заздравную вина заморского, — обратился он к Даниилу, — от бояр тебе честь и хвала. — Борислав протянул чашу князю.

Лицо князя сразу потускнело: Георгий успел рассказать Даниилу о заговоре отравить его на пиру; однако они думали, что опасность миновала, когда погиб боярин Дорофей. Князь любил Борислава.

Только не он.

Боярин был молод и умен. У него могло бы быть большое будущее.

— Хорошо. — князь принял чашу и высоко ее поднял. — За успех нашего дела, — нарочито весело сказал он, обратившись к сидящим рядами боярам, но взор его не выражал радости и дольше всего задержался на Бориславе.

Сердце Борислава защемило, когда он встретился взглядом с Даниилом.

Князь медленно поднес чашу к губам, не сводя пристального взора с молодого боярина.

В груди Борислава непереносимо ныло, пока он внезапно не осознал, что то, что он собирается сейчас сделать, непоправимо перевернет всю его жизнь и он не будет рад этой перемене.

— Стой! — в одно мгновение Борислав оказался рядом с князем и выбил чашу из его РУК.

Бояре отпрянули. Чаша, звякнув, покатилась по полу, разбрызгав вино по скатертям.

— Это хорошо, что у тебя еще осталась совесть, — только и сказал князь таким тоном, что по спинам бояр поползли мурашки. — Когда ты слышишь голос совести — это твой ангел хранитель разговаривает с тобой.

— Уведите его, — обратился князь к вбежавшим дружинникам. Над столами повисло тягостное молчание.

После пира князь навестил боярина Борислава в темнице. Тот был подавлен, его терзало сознание вины за то, что он чуть было не натворил, но остальных заговорщиков отказался выдать. Князь решил его пока оставить в покое — Борислав еще мог стать сторонником и союзником князя.

Выход из положения предложил опять же сотник. Он и осуществил свою задумку.

В палатах, в которых пировали, еще оставалась кучка бояр. Георгий знал почти всех. При его приближении они заметно насторожились. От группы отделился один старый знакомец и поинтересовался:

— Ну, как дела, Егорушко?

— Неплохо, князь жалование повысил, обещал тысяцким сделать.

Боярин нетерпеливо и разочарованно пожевал губами.

— Я не про то. Узнали, кто в сговоре с Бориславом был? — наконец решился прямо спросить он.

— А, это! — сотник старался не слишком явно строить из себя убогого.

Георгий наклонился к самому уху боярина и заговорщически прошептал: «Князь и так все знает. Слышал я, ночью брать будут тех, кто злоумышляет против него».

Боярин отшатнулся.

— Да ну!

— Смотри, никому ни слова, предупредил по старой дружбе, — Георгий похлопал боярина по плечу, отчего тот недовольно поморщился, — я тебе ничего не говорил.

Сотник подошел к столу, отхлебнул меда прямо из кувшина и побрел прочь.

Только дверь за ним закрылась, в горнице тут же послышались возбужденные голоса.

Георгий сам себе улыбнулся.

Утром он смеялся еще больше, когда узнал, что ночью сбежало с пяток бояр, с головой выдав себя. Некоторых успели поймать.

Олеся

Георгий собирался сдержать слово, данное князю Василько, независимо от того, что тот примирился с братом. Ему не верилось, что весь заговор раскрыт. Попавшиеся бояре наперебой врали, очерняя друг друга, так что у Георгия голова шла кругом. И все-таки сотника не оставляло ощущение, что самое важное ему еще неизвестно.

Присев во дворе на колоду, на которой кололи дрова, сотник задумался. Что-то не сходилось. У него было три предположения, кто мог желать возобновления войны с Ордой и смерти самому Даниилу — князю Галицкому.

Во-первых: хан мог хотеть убрать со своей дороги сильного князя. На севере становился все влиятельнее князь Александр Ярославич по прозвищу Невский. Их союз был для Орды нежелателен.

Во-вторых: бояре всегда хотели посадить на Галицкий стол слабого Ростислава или кого другого. Мало ли по Руси князей без уделов!

В-третьих: венгры или поляки, подстрекаемые папой Римским, одержимым идеей распространения католичества по Южной Руси, могли попытаться разорвать княжество на клочки.

В защиту первого предположения говорило многое. Кроме того, концы ниточки, протянувшейся от убийства мурзы Усмана, уходили в Орду.

Стоп: степняка в темнице убил холоп боярина Дорофея. Опять не сходится!

Значит, второе. Скорее всего, Белых волков наняли неверные бояре.

Тогда зачем степняки напали на Рушана? Бояре даже не знали, что бек пришел в границы княжества. Да и какая им была бы от этого выгода?

Сотник потряс головой для прояснения мыслей — не помогло.

Третий вариант, конечно, тоже возможен, но Георгий на него не поставил бы. Венгры и поляки были плохими соседями — и в этот раз не пришли на помощь, зато несколько последних лет не предпринимали нападений. Папа Римский имел крепкую обиду на Даниила. Князь попросил у него войска, делая вид, что всерьез рассматривает вопрос об объединении церквей, а тот прислал ему королевскую корону вместо полков. После этого Даниил прервал с ним всякие отношения. Но ведь это не повод для убийства!

Сотник не исключал сочетания первых двух вариантов. Подвоха можно было ждать отовсюду.

С боярами вроде все ясно: даже если они поймали не всех заговорщиков, то нанесли повету сокрушительный удар, остальные хотя бы на время затаятся и перестанут вредить. А вот ордынцы могли предпринять все что угодно. С гибелью степняка ниточка, ведущая к тем, кто мог желать смерти мурзы, оборвалась.

Почему-то Георгия не оставляло ощущение, что с Белыми волками вскоре предстоит новая встреча.

От размышлений сотника оторвало движение у тына.

Он присмотрелся, потом покраснел и отвернулся: к его молодому дружиннику прибежала невеста. Ладная девушка с русой косой напомнила ему совсем другую…

* * *

— Георгий? Я чувствовала, что ты вот-вот приедешь.

Сотник ошарашенно смотрел на фигуру у колодца. Девушка словно появилась из его сна. Вспоминая ее, Георгий никогда всерьез не верил, что она по-настоящему существовала. И теперь он не мог понять, грезит или все происходит наяву.

Девушка улыбалась такой светлой и радостной улыбкой!

— Нужно ехать, — Хмурый дернул сотника за рукав, заставляя того очнуться.

— Александра! Быстро в дом! — раздался зычный голос матери игуменьи.

Девушка с надеждой смотрела на сотника.

Георгий разрывался на части.

— Я вернусь… Очень скоро вернусь, — только и смог промолвить он, поворачивая коня к воротам.

На него обрушился целый мир новых чувств, о существовании которых он и не подозревал.

— Тебя зовут Александра? — прокричал он, уже выезжая.

— Зови меня Олеся, — услышал сотник в ответ.

Отряд уже покидал скит.

Мать игуменья неодобрительно смотрела на девушку.

— Матушка! Матушка! — радостно закричала Олеся. Она подбежала к пожилой игуменье, бросив ведра, и со слезами радости ее обняла.

— Что ты, что ты? — уже более мягким голосом спросила та.

— Это Георгий! Он приехал! Помните, я вам о нем рассказывала?

— А, этот! — мать игуменья улыбнулась, — даст Бог, еще раз свидитесь.

* * *

Князь провожал агу Тенгиса с честью и многими дарами. Сам он ехал с дружиной в Холм, но немного свернул с пути.

Переговоры в целом прошли успешно, чему немало способствовал дипломатический талант князя Даниила и чуть в меньшей степени его грозная слава. Пришли к важному соглашению: несмотря на то что численность населения переписали, дань будет собирать и отвозить в Орду сам князь. Это даст возможность не пускать в княжество ордынских баскаков и платить за бедных. Манера ордынцев собирать дань была уже широко известна: того, кто не мог заплатить, волокли на правеж, где несчастный подвергался различным мучениям, пока кто-нибудь не вносил его долю из жалости.

Тенгис не требовал больше крови за убийство мурзы Усмана. Князю и сотнику удалось убедить агу, что в его смерти виновны распри самих ордынцев. Отряд Белых волков был тому подтверждением. Ага вынужден был неохотно согласиться.

Семёна и его разбойников, вняв заступничеству Георгия, отправили на соляные копи — работников было мало. Усобицы и нападения врагов выкашивали мужиков хуже болезней.

Проехав вместе с Тенгисом несколько часов, князь повернул назад. Сопровождать агу до границы Даниил отрядил Георгия, чему последний был очень рад. Появилась возможность заглянуть в скит и разобраться со своими чувствами.

— Смотри в оба, чтобы Тенгис ничего лишнего не узнал! — напутствовал сотника князь. Речь шла о частично скрытых укреплениях.

Но ага Тенгис спешил в Орду. Слишком часто в последнее время там происходили перемены. Можно было уехать агой, а вернуться никем.

Вблизи от границы у них состоялся любопытный разговор.

Ага долго и пристально смотрел на сотника, а потом прямо спросил, не хочет ли тот оставить службу у князя и перейти к нему. Ему нужны верные люди.

Георгий опешил от такого предложения, придумывая, как отказаться, чтобы не обидеть Тенгиса.

— Смотри, может случиться война или усобица, погибнешь без славы, а у меня ты будешь большим начальником над воинами, — продолжал соблазнять ордынец.

Собственно, эти слова и подсказали ответ, который сотник дал are.

— Верность воина познается не только в радости, но и в горе. Нет чести в том, чтобы в трудную годину оставить своего князя.

— Я понял, — ответил Тенгис, — твое решение заслуживает уважения, все-таки я тебя не убью.

На обратном пути сотник проведал Матвея — тот уже оправился от раны и вернулся в свою сторожку, правда, на охоту еще не ходил, питался тем, что выращивал на своем огородике. Пожалев старика, Георгий отрядил дружинников набить для него дичи впрок, а сам отправился в скит. Ему хотелось побыть одному.

По дороге он размышлял о том, как причудливы бывают повороты судьбы. Еще несколько недель назад он был один. Свободен как сокол, что охотится в небесной выси. А сейчас его сердце что-то тревожило. Он стремился к скиту, где жила девушка из видения.

Ворота скита были закрыты — на границе было неспокойно. Матвей сообщил сотнику о новых бесчинствах, творимых Волками. Довольно долго пришлось объяснять, кто он такой и зачем приехал.

Врата отворились, лишь когда появилась мать игуменья. Она испытующе оглядела сотника, затем проводила его в большую просторную избу. Она хотела сначала поговорить с Георгием.

— Сейчас я пришлю Александру, жди здесь. Вижу, что не обидишь ее, но будешь ли осторожен? — испытующе глядя на сотника, спросила она. — У нее никого, кроме тебя, не осталось. Да и что с тобой? Жив ли? Она до последнего времени не знала. Свет ее души задуть легко, как свечу.

— Я никогда не причиню ей зла, — твердо ответил сотник.

Через минуту в горницу вбежала Олеся. Со времени последней встречи она расцвела. Хорошие новости ее преобразили.

Георгий не мог налюбоваться на нее.

— Так, значит, вот кто был моим ангелом, — негромко сказал сотник.

— Не говори так, не гневи Бога, — испугалась Олеся.

— Хорошо. Спаси тебя Бог за то, что меня выходила, — искренне произнес Георгий. Олеся в смущении опустила глаза.

— Ты умирал, а я… просто не могла этого допустить. Я все время молилась, и Бог меня услышал, — щеки девушки зарумянились, — а потом князь оставил часть женщин и раненых в скиту, а сам поехал дальше. Только тебя почему-то с собой забрал. И я уже не знала, что с тобой, жив или сгинул в какой-нибудь сече.

— А что ты все это время здесь делала? Ты хочешь принять постриг? — сердце сотника замерло. От ответа на этот вопрос зависело многое.

Олеся улыбалась.

— Нет, я просто здесь живу в послушницах: больше мне жить негде. Когда привозят раненых — ухаживаю за ними. Когда раненых нет — помогаю сестрам.

Голова сотника кружилась. Георгий мучительно думал, что ему делать. Девушка всколыхнула в нем одновременно разные чувства. Радость от разделенной любви и страх неминуемой потери.

С одной стороны, он понял, что ему просто необходимо, чтобы Олеся теперь всегда была рядом. Только сейчас осознал он, как до этого был одинок.

С другой стороны, Георгий боялся связывать себя семьей. Было смутное время. Его в любой момент могли убить, оставив Александру вдовой.

Этот выбор угнетал его. Легкость, с которой сотник скакал в скит, оставила его.

Решение далось с огромным трудом.

— Ты все хорошее и светлое, что было и есть в моей жизни, — медленно произнес он, — но мы не можем сейчас быть вместе.

Георгий так ненавидел себя за эти слова.

— Почему? — удивилась Олеся.

— Моя жизнь принадлежит князю. Я не хозяин сам себе. Будет плохо, если в тот момент, когда мне потребуется отдать свою жизнь, я промедлю из-за того, что задумаюсь о тебе или детях, которые могут у нас родиться.

Георгий так боялся произнести все это, а Олеся, казалось, нисколько не расстроилась и не удивилась.

— Я все равно буду ждать тебя, — только и ответила она, — служи князю спокойно. Не думай обо мне.

Георгий встал. Ноги, казалось, принадлежали не ему, а каменному изваянию.

— Прости меня, — произнес он, будто сглотнув комок, мешающий говорить.

Сотник развернулся и вышел в сени.

Олеся выбежала его проводить. Георгий вскочил на коня и, не обернувшись, поскакал за ворота.

— Он вернется за мной, — убежденно сказала Олеся матушке игуменье, когда сотник скрылся за поворотом.

По приезде в Галич Георгий первым делом зашел к боярину Демьяну Тимофеевичу — нужно было исполнить поручение, данное в дороге князем.

Привязав коня у крыльца, он зашел в сени. Дверь в горницу была приоткрыта, слышались голоса.

Что-то заставило его замереть и прислушаться. Говорили двое. Один голос принадлежал хозяину — боярину Демьяну. Другой — боярину Науму Всеславичу.

— Неладно, что князь опять против бояр пошел, — говорил Демьян, — вся дань ляжет на наши плечи. Не было такого, чтобы бояре за холопов платили!

— Не было и не будет! — отвечал Наум. — Не так, так эдак избавимся от Даниила. Слыхал я, что степняки, те, что знак пятилистник имеют, нападут на скит недалеко от степи.

Сердце Георгия внезапно онемело, так что сотник не мог вздохнуть. Еще никогда он не испытывал такого страха, хотя сотню раз ходил под смертью.

— Если и теперь князь не пойдет татарам мстить, тогда недостоин он славы своей юности! Там и голову сложит.

Нужно предупредить!

Еще не оправившись от потрясения, медленно, не привлекая внимания, он стал пятиться из сеней, как вдруг спиной натолкнулся на кого-то.

— Так, кто это у нас? — раздался знакомый голос. — Егорша, княжий прихвостень! Теперь сочтемся, собака!

Сотник на миг замер от неожиданности. Митяй, приказчик боярина.

Удар кистеня пришелся сзади по шее слегка вскользь — Георгий попытался увернуться.

Сотник упал. Боль затопила сознание, но как же болела душа!

Заговорщики быстро и деловито связали его подвернувшимся под руку поясом, воткнули в рот кляп, чтобы не подавал голоса, а на голову надели мешок. Одного из любимцев князя в Галиче мог узнать если не первый встречный, то наверняка второй.

Георгия взяли под руки и потащили. Тащили недолго. Сквозь мешок сотник услышал разговор, скрип блока и лязг цепи. Потом ему снова пришлось сделать с десяток шагов, и вдруг пол под ним исчез.

Падал он недолго, но стукнулся больно — приземлился в неудобной позе. То, что его бросят в пору б, он догадался еще по лязгу цепи. Слишком характерный звук, но приготовиться к падению все равно не успел.

Полежал, восстанавливая дыхание.

Интересный поворот.

Сколько раз он привозил сюда людей, но сам очутился в темнице впервые.

Как мне отсюда выйти?

Темно, от въевшейся в стены вони невозможно дышать.

Георгий осторожно встал на колени — туман в голове еще не рассеялся.

Наверное, вот здесь и сидел Семён. Может быть, на этом самом месте.

Бояре так торопились спрятать Георгия в пору б, что забыли развязать руки и бросили его как был — в мешке.

Хорошо, хоть жизни не лишили. Наверняка ждут ночи, чтобы добить и вывезти тело.

Георгий почувствовал, как внутри все похолодело.

Ан-нет. Не будут меня сейчас убивать. Если бы они хотели дождаться ночи, то оставили бы в погребе у Демьяна, а потом прикончили. Меня привезли сюда, чтобы я гнил здесь в неизвестности.

На голове мешок, во рту кляп и руки связаны.

Да-а, положение — лучше не придумаешь.

Почти как всегда.

Будем бороться с бедами, начиная с последней.

Когда Георгия связывали, он, хоть и был на грани потери сознания, постарался напрячь руки так, чтобы пояс сильно натянулся. Зато теперь путы дали слабину. Георгий начал стараться их ослабить, чтобы вынуть одну руку. Через полчаса упражнений это ему удалось. Если бы бояре не поленились найти веревку, он так легко не освободился бы. А сейчас пострадали только натертые и ободранные руки.

Глупость положения состояла в том, что у него над головой прохаживался наряд, который без лишних сомнений по его приказу пошел бы в бой, однако как достучаться до охраны? Даже если он начнет кричать, что он сотник княжеской дружины, кто ему поверит?

Георгий стал разминать затекшие руки, потер шею — болела.

Пройдет, не смертельно, до свадьбы заживет…

Сердце ёкнуло.

А будет ли когда-нибудь эта свадьба…

Стянуть с себя мешок и вынуть кляп — дело одной минуты.

Так, я свободен, могу кричать, махать руками, ногами топать, и что дальше?

Нужно было немедленно выбираться. Скиту грозила опасность, а князь не знал, что гадючье гнездо не до конца уничтожено.

Видимо, во время ночного бегства заговорщиков Демьян был в отъезде, а потом, когда его не схватили, он понял, что Борислав никого не выдал и ему нечего опасаться.

Сердце Георгия словно сжала ледяная рука. Время уходило.

Хоть бы кто пришел ко мне, я б его удивил.

Георгий недобро усмехнулся.

Сотник встал. Пол, точнее темнота внизу, закачалась и начала набирать обороты. Георгий постоял, держась за стену, пока все перестало крутиться.

Так, сейчас вполне терпимо.

Остается только надеяться, что кто-нибудь придет раньше чем через неделю. Надеяться и ждать.

Георгий со стоном сполз по стене на пол. Бессилие было хуже сознания близкой смерти.

Господи, помоги…

В тереме у Демьяна держали совет.

Быстро убрали следы схватки в сенях. Теперь без горячки обсуждали сложившуюся ситуацию.

— Поторопились мы, — начал Демьян, — с испугу сделали себе хуже. Нужно было его здесь придушить, не ровен час кто-нибудь узнает.

— Не узнает, — отвечал Наум, — темно, да и в голову никому не придет искать его там, — мясистое лицо боярина перекосила самодовольная улыбка.

— Что ж с ним дальше делать будем? Все князю доложит.

— Что ж еще, удавку на шею и концы в воду.

— А если найдут? Вдруг на нас подумают! — Демьян сам был не рад, что ввязался в это дело.

— Если и найдут, время пройдет, кто нас заподозрит? Как он сюда приехал никто не видел, коня его Митяй свел в поле.

— Не дрейфь, хозяин, — подал голос молчавший до этого Митяй, — все чисто, никто ничего не узнает. Был человек — и нет человека.

— Руки-то мы ему не развязали, — некстати вспомнил Демьян, — затекли уже небось: я крепко крутил.

— Вот и хорошо, пусть помучается. Сколько мы из-за него пережили. Сдохнет — проведаем, тело заныкаем.

— А вдруг не сдохнет, ненадежно как-то.

— Как не сдохнет? Все дохнут, и он — тоже.

— Ему уже пяток лет как пора на тот свет, а все землю топчет, ни стрела его не берет, ни копье.

— Ты прав, лучше прямо сейчас пойдем и убьем его.

Демьяна аж передернуло.

— Я не в этом смысле.

— А я в этом. Нужно спуститься и прикончить его. Даром что руки связаны и мешок на голове. Кричать тоже не сможет.

— Да и я его хорошо кистенем приложил, может, сам того, в смысле кончился, — снова подал голос приказчик.

— И не думай даже, — Демьян от страха, похоже, разозлился, — рассказывал мне нонешний воевода, как они с князем его подобрали на дороге. За то, что девке помог сбежать, татары его так исколошматили, что думали: все уже, умер. А он выжил да еще в сотники выбился.

— Точно, — подхватил Наум, — живучий, как… — боярин задумался, подбирая сравнение. Перед глазами почему-то встала картина, как он топит кота, которого недавно притащила в терем дочь (кот повадился метить его сапоги).

Все потрясенно замолчали.

— Ну и что? — снова заговорил Митяй, — все равно на него управу найдем, всего делов: спуститься и придушить. Сопротивляться не сможет. Нужно только решить, кто пойдет.

— А разве не ты? — поинтересовался Наум, — не боярское это дело — руки об сотника марать.

— Ну нет, вместе влипли, вместе и выпутываться.

— Жребий бросим, — предложил Наум, — всем идти нельзя — подозрительно больно.

Митяй сгонял за палочками. В шапку бросили одну длинную и две короткие.

Пока тащили, сердца бешено бились. Лица горели от стыда за страх, который они испытывали перед связанным, избитым человеком, которого нужно было лишить жизни.

Жребий выпал Науму. Демьян шумно вздохнул с облегчением. Митяй сделал вид, что не очень обрадовался, но было видно, что он будто груз свалил с плеч.

Наум резко встал.

— Ну ладно, пойду я, ничего без меня сделать не можете.

— С Богом, — пожелал Демьян и вдруг подумал, что это напутствие для такого случая совсем не подходит.

За час, который Георгий просидел наедине со своими мыслями, он уже успел пережить и передумать все. От надежды, когда он избавился от пут, до отчаяния. Сознание рисовало картины одна страшнее другой. Он видел, как враги разоряют скит. Убивают всех, кто там нашел пристанище. Всадник нагоняет Олесю… нет!

Сотник саданул кулаком по полу. Облегчение не наступило.

Последней картинкой все время была сцена, как он умирает, всеми позабытый в этой вонючей дыре, когда его сотня только и ждет приказа к выступлению.

Еще один такой удар по деревянному полу — и он сломает себе пальцы.

Сотник постарался взять себя в руки, начал читать молитву. Сосредоточиться не получалось. Нельзя останавливаться. Сколько времени он молился — не знал. Георгий читал с детства знакомые молитвы одну за другой, обратился к святому, имя которого носил. Внезапно он ощутил уверенность и успокоился.

Когда заскрипел ворот, поднимающий люк, Георгий был уже готов.

Опустили лестницу. Кто-то тяжело начал спускаться, держа в руках свет. Сотник быстро набросил на себя мешок и сложил руки за спиной.

— Ну, как сидится? — поинтересовался пришедший.

Георгий не ответил. Голос он узнал сразу.

Наум. Сам пришел.

Сотник почувствовал, как с головы сдирают мешок. Заморгал. Свет ударил в глаза — прямо перед ним боярин держал свечу.

— Я смотрю, тебе здесь нравится, — с ехидцей спросил боярин, — добавлю-ка я тебе для удовольствия, просто распирает, как вспомню, с каким лицом ты встречал меня у князя, — боярин с силой пнул привалившегося в углу сотника.

Георгий молчал.

Сейчас заметит, что кляпа нет, — и все пропало…

— Ну да ладно, пора заканчивать…

Все случилось в мгновение. Когда боярин только выхватывал удавку, Георгий уже вскочил и, вцепившись в его воротник, ударил головой о бревенчатую стену — боярин был крупнее, затяжная схватка могла не принести победы. Туша грузно осела.

— Говори, где все! — закричал сотник.

Наум сидел и растерянно моргал.

— У Демьяна ждут…

— Когда на скит нападут?

— Кто ж их знает, степняки они…

Георгий уже был на полпути к лестнице.

Мгновение — и он уже наверху, смотрит на опешившую охрану.

— Я — Георгий, сотник разведчиков. Где воевода?

— У себя, где ж ему быть? — дружинники даже не делали попытки его схватить, хотя вид у сотника был тот еще.

Ну и дисциплина.

— Этот человек — предатель, — Георгий показал вниз, — глаз с него не спускать. Ответите головой, если что. Понятно?

— Поняли, — пробасила охрана, опуская люк.

Поняли они одно: только что пришел один важный человек, а другой важный человек не велел его выпускать.

Первым делом сотник отправился к воеводе и все доложил. Воевода немедленно послал гонца в Холм, чтобы известить князя. Тем не менее, действовать стали сразу. Боярина Демьяна с остальными взяли, но Георгий об этом уже не знал.

Во весь дух он скакал со своей уставшей сотней назад, к затерянному в лесу скиту.

Семён

Когда Семёну сообщили о том, что они приговариваются к работам на соляных копях, он не мог поверить, что беда их миновала. Порой судьба выкидывает странные штуки. Если бы кто-нибудь еще месяц назад рассказал, что он будет так радоваться каторге, — ни за что не поверил бы. Добывать соль — работа тяжелая, но это все же лучше, чем смерть, да еще на колу.

Семён с теплотой вспоминал сотника, он был уверен, что такой приговор — его заслуга. Единственное, чего Семён не мог понять: почему Георгий стал помогать ему, ведь разбойники взяли в плен его отряд и чуть не убили самого сотника.

Все-таки он странный человек.

И конечно, не забыл Семён своего обещания бросить разбой. За время, проведенное в темнице, многое в его душе претерпело изменения. Прежнего лихого разбойника не существовало. Эта часть его умерла, как раньше умер в нем отец, сын и муж. Кем Семён является сейчас — он еще не знал.

Сначала скованные разбойники передвигались под охраной небольшого отряда, потом их нагнал князь с дружиной. Семён безуспешно всматривался — Георгия с ними не было. Бывший разбойник не знал, что сотник сопровождал агу Тенгиса.

На привале к Семёну подошел один из дружинников князя. Он переводил взгляд с одного на другого, пока не уставился на него. Не сказать, что после поруба, гремя цепями, Семён являл собой грозное зрелище.

Человек присел рядышком и сразу перешел к делу.

— Георгий говорил, что ты хочешь покончить с разбоем, это так? — спросил он, будто угадывая те сомнения, которые терзали Семёна.

— Я дал зарок, что если останусь в живых, брошу это дело, — Семён серьезно и прямо посмотрел в глаза княжескому человеку.

— Хорошо, — ответил неторопливо тот, — князь предлагает тебе пойти к нему на службу.

Семёна точно громом ударило. Это было последним, что он ожидал услышать. Несколько минут он собирался с духом, чтобы ответить. Наконец проглотил комок в горле и произнес:

— Я согласен, — голос все равно подвел его.

— Тогда решено, — сказал человек, поднимаясь с коряги, — поговори со своими людьми, с теми, которым можешь доверять. Если наберешь десяток, будешь над ними десятником. Служить будешь под моим началом.

— Вот это ладно! — в душе Семёна поднялась волна радости. — Я не подведу!

Судьба давала ему еще одну возможность.

— Смотри, не подведи, — человек пытливо всмотрелся в Семёна, словно хотел увидеть хоть тень фальши. — Георгий верит в тебя, снова свернешь с прямой дорожки — сделаешь хуже ему.

Семён не мог и мысли такой допустить, чтобы обмануть доверие сотника. Даже помотал косматой головой.

Дружинник уже уходил.

— Как зовут тебя, мил-человек? — спросил Семён.

— Михаил, я тоже сотник.

— Будь здоров, Михаил!

— И ты не хворай, — дружинник наконец улыбнулся.

Семён не сразу придумал, как выяснить, кто из бывших вольных людишек искренне захочет служить князю. Не спросить же у них напрямик? Многие не упустят шанса таким образом избавиться от каторги, однако ж сбегут при любом удобном случае.

Хотя… может, действительно стоит спросить?

На одном из привалов Семён осторожно завел разговор со своими бывшими разбойниками.

— Вот послушайте, — с невинным лицом начал он, — чудной сон мне сегодня приснился. Будто подходит ко мне князь и говорит: «Послужишь мне, Семка, верой и правдой?».

— А ты? — заинтересовались сидящие.

— Ну я подумал и решил: раз князь просит, нужно уважить. «Послужу, — говорю ему, — только и разбойничков моих к себе на службу возьми».

— Правильно сказал! Молодец!

— А что, пошли бы в дружину? — хитро прищурившись, спросил Семён.

Разбойники разом загомонили. Говорили разное.

— А что, чай в дружине не хуже, чем в разбойниках!

— Служить князю! Ты спятил!

— Да разве ж нас кто отпустит!

— А я послужил бы. Надоело по лесам мыкаться.

— Так он и взял нас на службу, удивительно, что не повесил. Он же князь, а мы кто? Колодники.

— Не говори так, князь милостив.

Один из разбойников потряс зазвеневшими цепями.

— Вот она, княжеская милость.

— Но и мы далеко не ангелы небесные.

— Эх, начать бы все сначала…

Во время этого разговора Семён приглядывался к говорившим, запоминая, кто действительно хотел оставить прежнюю жизнь. Видимо, отсидка в порубе повлияла и на них. По большей части это оказались мужики, ушедшие с Семёном с пепелища их деревни, чему тот совсем не удивился. Все-таки они стали разбойниками поневоле.

Семён указал на них Михаилу, после чего бывших разбойников расковали и до самого Холма они передвигались пешком, зато без оков. Остальных под конвоем повели на копи. До развилки, где отряд разделился, колодники сыпали проклятиями в сторону своего бывшего атамана, а Семён лишь посмеивался.

Холм действительно был сердцем княжества. Город сразу поражал обилием садов. Слободки тянулись вдоль каменных стен. По улицам сновали ремесленники и просто горожане. Семён даже удивился, насколько Холм выглядит оживленней и живописнее Галича. А ведь недавно в городе бушевал пожар.

Их привели на княжеский двор. Часть дружинников жила здесь, а часть в воинской слободке, располагавшейся неподалеку. Михаил отправил их сначала в баню, а потом повел в здоровенный амбар выбирать одежду и оружие: негоже княжескому человеку сверкать телом сквозь лохмотья.

Семён неплохо снарядился. Хоть и исхудал в темнице, но все равно выглядел внушительно. Ему приглянулся шестопер. Остальные тоже выбрали себе оружие по своему норову, но в основном брали палицы. Крестьянская рука привычнее к дубине.

Михаил критически осмотрел свой новый десяток и велел взять еще по мечу, копью и луку да выбрать ножей метательных по руке. Обращению с этим оружием он собирался учить бывших разбойников сам.

— А теперь всем отдыхать, — скомандовал он, — пойдем за мной.

Он отвел их в слободку, где новоиспеченным дружинникам были определены две просторные избы.

Семёнов десяток расположился, но отдыхать никто не стремился. Они собрались вокруг Семёна и преданно заглядывали ему в глаза.

— Ну как, атаман? Что делать будем? — наконец начал один.

— Известно что, служить, — ответил тот, — да и не называйте меня больше атаманом. Не разбойники мы уже.

— Как скажешь, — сразу успокоились бывшие разбойнички, — служить так служить.

Обучение проходило ни шатко ни валко. Нелегко было из лесных людишек воспитать дружинников. Однако Михаила радовало, что дисциплина в десятке присутствовала. Все безоговорочно слушали Семёна. Еще бы — он спас людей от лютой смерти и от каторги, считай, выручил.

Их сотник все еще присматривался к Семёну. Хотя само по себе заступничество Георгия было для него весомо, Михаил не привык запросто доверять людям.

Спустя неделю десяток Семёна отправили в ночное — стеречь коней. Тот, конечно, удивился.

Проверяет. Ну ничего, не осрамимся.

Табунок лошадей был хорошим кушем — уйти с ним было бы большой удачей. Но Семён крепко завязал с прошлым и дал зарок хорошо стеречь коней.

Ночь возле костра напомнила ему детство. Так же ребятишками они пасли коней.

Бывают такие моменты, когда ты как будто переносишься в другое время. Темень, языки костра, степной ночной холод. И Семён, придвинувшийся к костру. Вроде здоровые мужики, а если посмотреть внутренним взором, то вокруг костра сидит с десяток мальчишек, словно в этой отметке настоящее встречается с прошлым.

— А помните, как мы коней пасли? — спросил чей-то голос, словно отозвавшись на мысли Семёна.

— Да-а, — ответил другой, тоже, видимо, погружаясь в воспоминания.

Все молчали, думая каждый о своем. Ночь была хороша. Тихая, без ветерка. Высокие звезды на темно-синем небе. Кони негромко переступают, иногда слышится тихое ржание. Чернеет лес, еле видный на фоне неба.

Видишь ту звездочку? Когда мы будем в разлуке, вспоминай меня, если увидишь ее.

Глаза Семёна защипало. Ему вспомнилась его жена. Молодая, в свадебном наряде. А не такая, какой нашел на пепелище.

— …Тять, а ты мне купишь коника?..

— …Куплю, будешь большим, станешь землю пахать…

— …Я на нем Аленку катать буду…

— …Ее жених катать будет…

— …А я кого?..

— …А ты свою невесту…

— …Тять, а мы никогда, никогда не умрем?..

Никогда сынок, никогда.

Звездная ночь совсем растревожила Семёна. Он резко встал, стряхивая оцепенение.

— Пойду пройдусь я, — обратился он к сидящим, — что-то жарко слишком у костра.

— Иди, Семён. Иди.

Через десяток шагов его поглотила ночь. Семён отходил все дальше, чтобы не показать чувств, охвативших его. Воспоминания заставили заново почувствовать горечь потерь. Уже давно не пускал он в сердце эту боль. Видимо, пламя костра убаюкало его и успокоило, а давние страхи вылезли наружу. Теперь он хотел уйти от самого себя и брел не разбирая дороги…

Семён сам не заметил, как оказался у кромки леса. Где-то недалеко была дорога, ведущая в город, в темноте Семён не нашел бы ее. Постоял, поежился, решил возвращаться к костру. Вдали от него было чувствительно прохладно. Вдруг слух уловил еле заметный перестук.

Конники! Откуда?

Это было любопытно. Ехали не спеша, осторожно. Словно крадучись.

У Семёна тут же возникли подозрения. Он метнулся к лесу, хотя в такой темени его не заметили бы, даже если б наехали.

По приглушенному травой топоту было ясно, что всадники приближаются.

По неясным силуэтам Семён заключил, что их было трое. Похожи на разведчиков. Только что разведчикам делать в окрестностях Холма, да еще ночью? Самым первым его желанием было окликнуть проезжающих мимо конников, но что-то остановило. Всадники остановились недалеко от того места, где засел бывший разбойник, всматриваясь вдаль. Семён понял, что заметили костер и его людей, стерегущих коней. Посмотрели и тронулись дальше.

Если это княжеские люди, то почему они не подъехали к костру, ведь ворота все равно ночью не откроют?

Семёну показалось, что всадники, наоборот, стараются не попасться на глаза. Быстро взвесив все «за» и «против», он тихонько двинулся за ними. Ориентировался на звук шагов. Через небольшое время загадочные всадники свернули с дороги и углубились в лес. Они, наверное, знали, куда едут, а Семён уже заблудился.

Как бы на сучок не напороться, глаза все же не казенные.

Десятник выставил вперед руки.

«А вдруг разбойники? — мелькнула шальная мысль. — Да я и сам только что был разбойником!» — успокоил себя Семён.

Так шел он за смутными тенями, сам не зная зачем.

Вдруг впереди перестук стих. Всадники остановились так внезапно, что Семён чуть не налетел на них, пришлось отойти назад.

Они вышли на полянку, освещаемую луной. На полянке стояла избушка. Всадники привязали коней и вошли внутрь.

И дальше что? Пойти спросить, не пустят ли переночевать?

Семён стал тихонько подкрадываться к избушке, вдруг за что-то зацепился. Обернувшись, остолбенел. Волосы на голове зашевелились: крест! Он был на погосте.

Вот угораздило!

Отцепив рубаху, он подобрался к избушке, проковырял пальцем дырку в окошке, затянутом бычьим пузырем, и приник к отверстию.

Шел разговор, но слышно было плохо. Семён еле разобрал, что договаривались завтра пойти в Холм, переодевшись купцами, — накануне напали на купчишку и забрали товар.

Зачем такие сложности?

Он заглянул внутрь, но света было мало, лиц не разобрал.

Все это не к добру. Хорошие люди тайком в город не приходят.

Семён решил вернуться к своим, пока не поздно. Нужно предупредить, чтобы купчин завтра проверяли получше. Подошел, чтобы рассмотреть хотя бы коней. Ничего примечательного, кроме того, что у одного подкова почти отлетела. Вряд ли станут ее менять до завтра. Масть и худая подкова. Небогато. Но хоть что-то.

Чуть поодаль стояли другие кони, всего их было шесть, значит, в доме были еще люди.

Нужно ноги уносить.

Семён двинулся в обратный путь. В лесочке было хоть глаз выколи, пробирался он на ощупь. Все время спотыкался о корни и коряги, пытаясь выйти на тропинку, по которой пришел сюда. Пока не удавалось. Вдруг нога не нашла опоры. Семён попытался ухватиться за ветки, но руки соскользнули, и он полетел в темноту, больно ударившись головой.

Сообразив, куда он провалился, Семён чуть не заорал.

Могила!

Десятник стал карабкаться наверх, но земля только осыпалась. Промучившись минут десять, он присел на дно могилы, чтобы подумать.

Вдруг в тишине он услышал нетвердые шаги и замер. Кто-то приближался. И этот кто-то ругался на чем свет стоит. Видимо, один из обитателей избушки вышел освежиться.

Не хватало еще, чтобы Семёна нашли в таком положении.

Шаги все приближались, ругань не стихала. Человек был изрядно пьян, и шел он прямо на Семёна. Десятник с замиранием сердца прислушивался.

«Точно, идет сюда», — только и успел подумать Семён, как вместе с землей к нему съехал вновь прибывший.

— А-а-а! — произнес человек.

Семёна он еще не заметил. Тот скорчился в углу, не горя желанием знакомиться.

Человек поднялся на ноги и попытался вылезти. Его попытки так же не увенчались успехом. Он пытался лезть, подпрыгивать. Даже стал звать на помощь. Но, видимо, в избушке его не слышали — никто на помощь не пришел.

Человек разочарованно опустился на землю, прямо напротив Семёна, которого все еще не заметил, и произнес с пьяной грустцой:

— Ну что же мне здесь — целую ночь одному сидеть?

Семён понял, что пришло его время.

— Ну почему же одному? — ласково спросил он.

Мгновенно произошло то, чего Семён и не ожидал. Человек подскочил и, несмотря на свое нетрезвое состояние, в секунду выбрался из могилы, засыпав десятника землей.

Семён хохотал до рези в животе. Причем при этих звуках удаляющийся топот участился.

Через несколько минут десятник успокоился и стал пытаться рушить стенки, которые и так осыпались после визита ночного гостя.

Олеся

Арба неторопливо тащилась по дороге. Поскрипывали колеса, цокали копыта низкорослых лошадок, кто-то из нукеров напевал себе под нос протяжную степную песню.

Потолстевший мурза Усман развалился на подушках, пальцы в дорогих перстнях монотонно перебирали четки. Полы дорогого шелкового халата, распахнувшись, открывали расшитые парчовые шаровары и тисненые золотом сафьяновые сапожки.

Кочевники ограбили и разорили полмира. Уничтожили много культур, а своей-то только и было что грубые узоры на белом войлоке ханских шатров.

Мысли мурзы текли неторопливо, вторя цокоту копыт. Размеренное покачивание арбы навевало дремоту.

Велика столица Сарай-Берке. Взметнулись ввысь ее купола и минареты в низовьях Итиль-реки. Тысячи рабов-ремесленников строили ее в поте и крови под ударами бичей. Сюда стекалась дань от покоренных народов и съезжались купцы со всего Востока за рабами и награбленными ценностями. Хотя частенько их самих грабили как в Орде, так и по пути в нее.

В Китае было лучше всего. Многое взяли: и осадные машины, и дорогие шелка, несметные богатства и знания. Но зачем кочевнику знания астрономии, архитектуры, письменности? Вот золото, драгоценности, шелка — это хорошо. Осадные машины еще лучше: с их помощью можно грабить новые города и подчинять целые народы, а остальное — чушь.

Мурза повернул голову и окинул взором движущиеся под охраной нукеров возы, прикидывая, не удастся ли утаить кое-что для себя из собранных ханских подарков и дани сверх того, что причиталось ему как численнику. На коленях лежал бархатный футляр с китайскими драконами. В нем ханский ярлык и серебряная пайцзе, дающие подателю неограниченные права и полномочия. Грубо говоря, законное право от имени хана делать все, что только ни вздумается.

На пайцзе так и было выгравировано:

Кто не исполнит, да будет предан смерти. Берке-хан.

А затем мысли его опять вернулись к последним событиям в Орде.

Да, хан назначил его численником, честь великая, но долго ли продержится у власти нынешний хан. Он уже немолод — дядя Сар-так-хана, а пережил его. В Орде зрела смута. Мало того, что сановники, огланы, мурзы, аги пытались урвать как можно больше друг у друга, постоянно проливая свою же кровь. Должности и почести раздавались направо и налево, а не как в былые времена — за умение управлять войском, лихость и отвагу в бою.

Великий Тему джин завещал: «Пока останется мясо мое или трава, смазанная моим жиром, иной не будет вам ханом».

Вот только мяса все меньше, все больше травы, смазанной жиром.

И рвут Орду на части, рушат единство и мощь. Отделились Великие степи, исконные земли монголов, смешались они с покоренными кочевниками. За великой Итиль-рекой, на востоке, Ок-орда стала независимой — русы зовут ее Синей, Кок-орду здесь — Золотой, а ведь это единые крылья великого войска, потрясшего вечерние страны.

Когда же вновь придет великий хан, способный объединить и направить бег наших коней?

Но нет, ханы ищут только богатства, сладкой жизни, многие ожирели не только телом, но и умом. А русы поднимаются, только недавно они были биты, города и деревни лежали в руинах, а они все отстроили и поднимаются.

Упорный лесной народ.

Правда, за крамольные мысли и такие слова о хане во времена Чингиса или Бату я мог, несмотря на знатность, оказаться в котле с кипятком. Хотя нет, при Чингисе в кипяток бросали непокорных простолюдинов, а знатным ломали хребет. Тоже себе не пожелаешь.

Так неторопливо и тревожно текли мысли мурзы, как медленно скрипела арба, цокали копыта и протяжно звучала песня нукера.

Но вдруг протяжность и размеренность сменились свистом, криками, ржанием коней. Мурза выглянул из возка. Вокруг валились выбитые стрелами из седел татары, бесились, от боли вставая на дыбы, кони.

Легкий посвист, и мурза с удивлением уставился на оперение стрелы, погрузившейся ему в грудь. Откинувшись на парчовые подушки, он в последний раз уставился на китайских драконов, вышитых на полотнище арбы, а затем его взгляд остановился навсегда.

На дороге лежали трупы людей и лошадей, несколько коней понуро бродили возле своих мертвых седоков, а вокруг сгустилась тишина.

Из-за деревьев выехали воины. Двое из них подъехали вплотную к арбе. Один явно был начальником отряда — с лисьим хвостом на шапке и двумя саблями на поясе, другой — просто важный ордынец. Они склонились над телом, чтобы убедиться, что мурза мертв.

— Ну и оскал, не мог умереть красиво.

— Усман и при жизни был неприятным человеком.

* * *

Георгий скакал во главе сотни разведчиков. Усталость постепенно брала верх над решимостью во что бы то ни стало двигаться вперед. Он не без оснований опасался, что просто выпадет из седла под ноги скачущим следом. Долгая дорога, несколько томительных часов в порубе, полных сомнений и отчаяния, а потом снова бешеная скачка. Да еще шея нестерпимо ныла в том месте, где его ударил кистенем Митяй. Не попытайся он увернуться — был бы покойником.

С Георгием поравнялся Хмурый.

— Скоро будем на месте, сбавим ходу, а то как бы на засаду не нарваться.

Сотник понимал, что это дельное предложение, однако сердце рвалось вперед.

Сделав усилие над собой, Георгий придержал повод и поднял правую руку. Сотня замедлилась. Потом остановилась.

Сотник тоже остановил коня, развернулся в седле.

— Вы двое поскачете вперед, — приказал он дружинникам, — мы следом, если что не так, сразу назад. Если все в порядке, подадите сигнал.

Двое дружинников, не говоря ни слова, отделились от остальных и поскакали вперед. Сотня поехала чуть медленнее.

Полчаса тянулось томительное ожидание. Сердце сотника замерло в ожидании сигнала.

Только бы мы не опоздали. Только бы не опоздали!

Время словно остановилось.

Наконец в лесной тишине раздался протяжный свист, потом еще один.

Теперь Георгия ничто не сдерживало.

Они успели вовремя.

— И нечего охать, — ворчала мать игуменья, прикладывая смоченную в чем-то тряпку к шее сотника. Узнав, что тот был ранен, она настояла на том, чтобы осмотреть его. Чернофиолетовый кровоподтек не мог оставить ее равнодушной.

— Предупреждать надо, — отозвался сотник с усмешкой и тут же снова скривился от боли.

Напряжение оставило его, как только он узнал, что со скитом ничего не случилось в его отсутствие. Георгий выслал несколько небольших отрядов разведчиков далеко вперед. Неожиданного нападения можно было не опасаться. Появилось время передохнуть измученным людям и коням. А еще предстоял разговор с матерью игуменьей. Нужно было убедить ее оставить скит и уйти с Матвеем в лес.

— Господь дал тебе плоть для земной жизни, посмотри, что ты наделал, — между тем продолжала настоятельница, — ты же совсем не бережешься! Нельзя постоянно испытывать судьбу — навлечешь на себя гнев Божий. А теперь еще охаешь!

Вовсе это не я наделал.

А вслух произнес:

— Я больше не буду.

Намеренно или нет, но сотник не уточнил, что именно не будет делать — испытывать судьбу или выказывать свое неудовольствие.

От приложенного снадобья боль начала уходить, а тепло стало разливаться по телу. Усталость навалилась с новой силой.

— Матушка, — начал он, моргая и пытаясь прогнать дремоту, — вам нужно оставить скит, чтобы мы могли здесь сделать засаду и застать врасплох Белых волков.

— Сейчас я все здесь уберу, и поговорим, оденься пока.

Георгий послушно начал натягивать рубаху. Пока настоятельница убирала со стола плошки и туески, мысли его покинули пределы избы.

Он еще не видел Олесю: когда они приехали, девушки не было в скиту. После последнего разговора он чувствовал себя виноватым из-за слов, которые произнес. Тогда они показались ему правильными, а теперь сотник сомневался. Его не оставляло ощущение, что он просто обидел девушку.

Георгий сидел, уперев локти в стол и положив голову на руки. Голова давила все сильнее.

— Когда ты ел в последний раз? — поинтересовалась мать игуменья.

Действительно, когда?

На лице сотника отразилось недоумение.

— Все понятно. Подожди меня немного, я принесу тебе поесть.

— Хорошо, — ответил Георгий, с трудом оторвав голову от ладоней и кивнув.

Настоятельница отсутствовала всего несколько минут, но когда она вошла, держа в руках миску с хлебом и кринку с молоком, то увидела, что сотник спит, сидя за столом. Усталость и напряжение последних дней все-таки победили.

Она подошла, накрыла его и присела рядом.

Пусть отдохнет, совсем вымотался, а я подумаю.

Серьезное предложение сделал Георгий. Нужно было все обдумать. С одной стороны, она понимала, что так он хотел наверняка спасти их жизни, а с другой стороны, ей было тяжело бросать место, где они прожили не один год. Неизвестно еще, смогут ли вернуться.

Что же решить?

В красном углу висела икона Богородицы.

О чем молить Тебя, чего просить у Тебя? Ты ведь все видишь, знаешь Сама, посмотри мне в душу и дай ей то, что нужно. Ты, все претерпевшая, все премогшая, — все поймешь. Ты, повившая Младенца в яслях и принявшая Его Своими руками со Креста — Ты одна знаешь всю высоту радости, весь гнет горя. Ты, получившая в усыновление весь род человеческий, взгляни и на меня с материнской заботой…

Не прошло и часа, как вернулись отправленные в догляд воины. Степняков оказалось много, они числом в три раза превышали воинов Георгия.

От мысли оставить часть воинов в лесу, за тыном, Георгий отказался. Воины в лесу окажутся отрезанными. При вылазке степняки, превосходя их числом, соединиться не дадут. Разбить русичей им будет легче. Решили встречать незваных гостей внутри, подбросив им несколько неожиданных подарков.

Пришлые приближались двумя отрядами. Первый ехал на скит, второй шел на охват справа. Георгий быстро отрядил троих воинов на заставу за подмогой. Степняки, похоже, собрали свои разрозненные отряды для единого нападения.

Вот бы покончить с ними разом!

Но сомнительно, да и не подоспеет вовремя дружина с заставы. Лучше скит сохраним да степняков поболее положим. Главное — самим живыми остаться.

Так рассуждал Георгий, быстро намечая с десятниками, где расставят воинов и какой будет план битвы. Ворота оставят открытыми, но рядом будут стоять возы с бревнами и дровами.

— Если не успеем ворота закрыть, так рассечем возами степняков надвое. Пока они сообразят, мы перебьем всех степняков, что внутри окажутся. А затем либо ворота захлопнем, либо возами проход перегородим. А там ни копий, ни стрел не жалеть. Степняков к наружной стороне тына не подпускать, тех, что внутри окажутся, перебить без пощады. Разве кто из знатных птиц залетит, тех для допроса захватить.

Воины рассыпались по скиту, укрылись за избушками, на колоколенке и башенке, спрятались в густой крапиве у тына. Пятеро, надев поверх кольчуг рубахи, делали вид, что помогают в скиту. К ним присоединились несколько монахинь, что остались помочь раненым и оборонять скит от набега вместе с настоятельницей. Остальных вместе с ранеными и беженцами дед Матвей увел на глухой островок в лесном болоте посреди трясины.

Степняки не сразу наскоком кинулись на скит. Сначала отрядили разведку оглядеть что и как. Но видя, что все спокойно, с гиком понеслись к воротам с усмешкой, наблюдая, как в панике кинулись врассыпную люди.

Сразу исчезли все монашки, по двору бегали одни мужчины. Вроде разбегаясь в беспорядке, ратники незаметно сгрудились у возов. А затем возы дрогнули и покатились в ворота, сминая на пути неосторожных и замешкавшихся. Степной отряд был рассечен, несколько степняков валялись, раздавленные возами и бревнами. С десяток крутились на конях внутри скита, натыкаясь на выставленные копья и червленые щиты. Отовсюду густо летели стрелы и сулицы. Не прошло и пяти минут, как все степняки, что прорвались в скит, были перебиты, а оставшиеся за тыном с потерями отступили.

Возы и мертвые тела убрали, ворота закрыли и подперли изнутри все теми же возами. Ратники расположились вдоль тына, готовясь к обороне. Из леса с другой стороны скита показался отряд степняков, шедший на охват.

Кольцо замкнулось. Георгий с сотней оказался в окружении.

При таком раскладе нужно было продержаться до прихода подмоги.

Степняки нападать не спешили — держали совет. Видимо, в их планы не входило задерживаться у скита надолго. Их сила была в яростном натиске и быстром отступлении. Но вот один отряд начал готовиться к штурму. Видимо, степняки решили опробовать крепость тына.

Скит был срублен на славу. Близость к границе заставила плотников и строителей укрепить его словно заставу. В таком месте можно было выдержать несколько дней осады. Но и степняки были умелыми воинами. Несколько воинов обскакали вокруг скит, присматриваясь к частоколу, нет ли трещин или гнилых бревен. Именно туда будет направлен основной натиск. Ворота укреплены возами, да и штурмуя их, степняки могли потерять много воинов — на башенке была хорошая позиция для стрельбы.

Часть воинов готовила небольшие лестницы, часть рубила подходящий таран. За сотню Георгия взялись по всем правилам военной науки того времени.

Дружинники из-за частокола молча наблюдали все эти приготовления.

Олеся вернулась в скит незадолго до того, как разведчики сообщили о готовящемся нападении. Еще издали, заметив оживление, она догадалась, что в скиту гости, и радостно ускорила шаг. Сердце подсказало ей, что приехал именно сотник. И точно, во дворе стояли кони, на отдых расположились воины.

Мать игуменью она нашла в доме, та задумчиво стояла перед образами. Рядом, за столом, опустив голову на руки, застыл сотник.

Сердце девушки зашлось от нежности, хотелось кинуться к нему, почувствовать, как ее обнимают крепкие руки.

— Тише, тише, не разбуди, пусть отдохнет, — зашептала мать игуменья, — вымотался весь, так спешил!

Настоятельница взяла Олесю под руку и почти насильно вывела во двор.

— Прискакал сообщить о том, что на нашу обитель готовится нападение, — продолжила она.

— Да как же это? Кто осмелится? — ошеломленно спросила девушка.

— Лихие люди, степняки.

Мать игуменья немного помолчала.

— Говорит, уходить нам надо, у него воинов мало. Здесь может стать слишком опасно.

— Да зачем им нападать на нас, здесь же нет никакого добра? — Олеся не могла поверить, что им может угрожать опасность.

— О том не ведаю, — спокойно ответила мать игуменья, — однако сведения верные, твой Георгий чуть через это жизни не лишился.

Олеся хотела что-то сказать, но замерла на полуслове.

— Я так и знала, что ему угрожает опасность, чувствовала! — воскликнула девушка.

— Ты не больно-то предчувствиям доверяй, так и до беды недалеко, — охладила ее пыл настоятельница.

— Что же делать будем, матушка? Уйдем или здесь останемся? А вдруг нашим помощь понадобится?

Мать игуменья, казалось, только что приняла важное решение.

— Я останусь, а со мной еще несколько сестер, — медленно проговорила настоятельница, — остальных дед Матвей в лес уведет от стрел подальше.

— И я останусь! Если Георгию смерть суж-дена, то и мне нечего жить!

— Остынь! — уже сердито сказала мать игуменья, — положись на волю Божью. Если ты останешься, твой сотник еще и за тебя переживать будет, а ему голова трезвая нужна!

«Что они все, сговорились что ли! — мелькнула легкая обида, — все равно не уйду, спрячусь, чтоб не видел, а останусь».

В это время в ворота проскакали несколько воинов. Один из них, с отметиной от сабельного удара (его Олеся видела до этого), соскочил с коня чуть не раньше, чем тот остановился, и вбежал в дом. Мать игуменья вошла следом, а Олеся в недоумении так и осталась стоять на залитом солнцем дворе.

В доме со свету было темно.

— Сотник! Степняки идут, — возбужденно произнес Хмурый с порога.

— Что ты кричишь! — шикнула на него настоятельница, — не видишь, сморило человека.

Разведчик наконец разглядел сотника.

Настоятельница удивленно посмотрела на ворвавшегося в дом воина.

На лице Хмурого сменялись различные чувства. Обычная его мрачная бесстрастность чуть отступила, освободив место неловкой дружеской улыбке. Большинство дружинников искренне любили своего начальника. Для них он был человеком, который вселял в их души уверенность в завтрашнем дне. Не было еще переделки, из которой Георгий не смог бы выбраться, и они верили, что так будет всегда.

Хмурый легонько потряс сотника за плечо.

— Георгий, просыпайся, гости пожаловали.

Сотник поднял голову, потер лицо руками, потом потряс головой, чтобы выветрились остатки сна, и произнес:

— Добро пожаловать, у нас все готово.

Это был уже третий штурм за сегодня, который отбила сотня разведчиков. Частокол местами горел — из бревен торчали стрелы, обмотанные паклей и пропитанные каменным маслом. Тушить почти не давали, били стрелами. Степняки взялись за северную сторону, там частокол им показался наименее крепким. Скит не поджигали — думали, внутри есть чем поживиться.

Степняки стреляли метко. Стрелы находили каждую щель в частоколе или в доспехе, если неосторожно высунешься. Их воины лезли по самодельным лестницам, пытаясь прорваться за ограду. Лестницы дружинники откидывали рогатинами, отваживая степняков кипятком. Многие из них с воем катались по земле, где их добивали стрелами.

Пронзительно, со свистом пели стрелы, звенели мечи, трещали щиты от могучих ударов, когда русичи сходились с неприятелем.

В двух местах, там, где горел тын, степнякам почти удалось пробиться в обитель. С большими потерями их натиск удалось отбить.

Уже немало воинов увели или унесли к монахиням для врачевания ран, а убитых с ложи-ли под стеной домика настоятельницы. Сотня Георгия уменьшилась больше чем на треть.

Опасность была велика, но и степняки несли большие потери: разведчики тоже не зевали, уже более сотни степняков валялись вокруг скита и у тына, подбитые стрелами, зарубленные мечами или ошпаренные кипятком.

День клонился к вечеру.

Степняки отошли подальше от стен, видимо начальники отрядов обдумывали, как им быть дальше, — они и так слишком задержались.

— Эй, рус! Рус! Давай говорить! — раздался из-за стены голос с татарским акцентом.

Эва как поворачивается!

— Говорить буду только с начальником, — ответил Георгий хрипло. В горле пересохло, а отойти попить водицы было некогда.

Сотнику очень хотелось поближе познакомиться с человеком, возглавляющим отряды степных разбойников. Между тем он отдавал себе отчет в том, что степняки постараются не оставить в живых свидетелей их налета и тем более человека, узнавшего в лицо их предводителя.

— Открой ворота, к тебе войдет человек.

Ну уж нет, не такие мы простофили.

Сотник усмехнулся такой прозрачной хитрости разглядеть скит и его защитников изнутри.

— Я сам сейчас выйду, — гаркнул он, — убери всех от ворот, и без глупостей, мои вой стреляют без промаха.

Георгий направился к воротам. Пока дружинники оттаскивали возы, он подошел к колодцу утолить мучившую его жажду и умыться. Негоже в чумазом виде встречать дорогого гостя.

Одну створку ворот приоткрыли, и он с небольшим отрядом вышел наружу.

Там их уже ждали. Несколько воинов в дорогой одежде и оружии пошли навстречу. Среди них выделялся один — в лисьей шапке и с двумя саблями, заткнутыми за пояс. Его лицо было непроницаемо спокойно. Темные глаза смотрели властно и колюче, так что сотник безошибочно определил в нем предводителя.

Степняк тоже оценивающе смотрел на Георгия. Правда, к каким выводам он пришел, сотник не понял.

— Я предлагаю вам сдаться, — без вступлений и по-русски начал степняк.

Георгий, конечно, предполагал, что ему будет сделано это предложение, но все равно не ожидал услышать его вот так, в лоб.

— Почему? — просто спросил он. Хотя ответ и сам знал. Степняки теряли драгоценное время. А защитники скита от этого только выигрывали: скоро могла подойти помощь с заставы.

— Сейчас мы разрушим стены и всех убьем, а если сдадитесь, то останетесь живы.

По голосу чувствовалось, что этот человек привык повелевать.

Непонятная привычка для степного разбойника.

В голове сотника шевельнулись уже задремавшие было подозрения.

— Интересно услышать, на каких условиях вы предлагаете сдачу, — Георгий тянул время.

— Никаких условий, сдаетесь — остаетесь живы. Уходите, сдав оружие. Если нет — все умирают.

— А скит и монахини?

— Это наша добыча.

Георгий покачал головой. Такой расклад был неприемлем. Кроме того, доверять степняку у него не было никакого резона. Попробуй только сдай оружие — быстро и без головы окажешься. После прежних налетов Белых волков не осталось в живых никого, кто бы мог об этом рассказать. Да и что такое плен, он знал не понаслышке.

— Нет, наш ответ: нет.

Глаза степняка яростно блеснули.

— Тогда молись своему богу, сотник, скоро ты с ним встретишься.

Воины развернулись и пошли прочь.

Был полдень. Дед Матвей ждал у ворот. Сестры собрались быстро. Однако в скиту оставалось еще несколько раненых, некоторые были лежачие, так что Георгию пришлось отрядить шестерых дружинников, чтобы они несли носилки.

Мать игуменья и еще несколько пожилых сестер на уговоры не поддавались и не хотели оставлять место, где они насельничали уже много лет.

Сотник был занят приготовлениями к обороне, но все равно невольно искал глазами знакомую фигуру. Олеси почему-то не было. Наконец она появилась в сопровождении настоятельницы. Та ее в чем-то упрекала, но слов Георгий не слышал.

Олеся обернулась и увидела его. Лицо озарила все та же светлая улыбка. Замерла, потом кинулась навстречу.

Сердце сотника бешено забилось, он бросил все и побежал к девушке.

Подхватил ее, закружил. Медленно опустил на землю, притянул к себе, обнял.

Так они и стояли, крепко прижавшись друг к другу и закрыв глаза.

— Я люблю тебя, — только и сказала Олеся, — я больше не могу сдерживать это.

— Я больше жизни люблю тебя, — ответил Георгий и вдруг почувствовал, что эта любовь делает его не слабее, а во сто крат сильнее. Он больше ничего не боялся, не боялся даже потерять ее. Пускай им суждено всего несколько минут быть вместе, но они навсегда запомнят этот миг. Даже если в живых останется один из них, другой будет знать, что не побоялся пойти навстречу такому Божьему дару, как любовь.

— Александра! — раздался голос настоятельницы. — Нет времени, всем нужно уходить. Задерживаться опасно.

Из глаз Олеси потекли слезы.

Эти двое не хотели расставаться. Как было бы хорошо остановить время! Этот миг они продлили бы на века.

Первым очнулся Георгий.

— Уходи скорее, — он решительно отстранил девушку от себя, — степняки скоро будут здесь.

— Я не хочу уходить, я останусь с тобой.

— Нельзя тебе здесь оставаться, — Георгий умоляюще посмотрел на нее, — пожалуйста.

— Обещай, что не погибнешь, что мы всегда будем вместе.

— Мы всегда будем вместе, — тихо ответил сотник.

Только было непонятно, что он имел в виду.

Сестры с дедом Матвеем уже покидали скит. Олеся побежала догонять, обернулась на бегу, стараясь запомнить Георгия таким, каким он был сейчас.

Непокрытые черные волосы шевелил ветер, лицо усталое, но наполненное внутренней силой. Одет в кольчугу, полностью вооружен — очень скоро начнется схватка. Ей вслед он смотрел спокойно и нежно.

Увижу ли я тебя живым, муж мой?

Степняки снова пошли в наступление, сгрудились у северной части частокола. Георгий прикинул на взгляд — половина. Значит, остальные пойдут на приступ с другой стороны, чтобы разделить силы защитников. Только вот какой приступ настоящий, а какой отвлекающий? А может, оба настоящие. Георгий разделил оставшихся воинов против приготовившихся степняков и оставил в резерве один десяток, придав ему всех легкораненых для поддержки. Раздался свист, и степняки с двух сторон кинулись к частоколу.

С северной стороны степняки, пробив брешь в тыне, уже стали влезать внутрь, но выручил все тот же воз с бревнами. Разогнав его, направили в брешь. Наученные горьким опытом у ворот, степняки резво полезли обратно, создав толчею. В эту кучу и влетел воз. Перевернувшись, он засыпал брешь бревнами. Только одинокая рука, слегка подрагивая, торчала из кучи. В убегающих от стены степняков вдогон полетели стрелы.

Все, с этой стороны нападения какое-то время можно было не ожидать.

У южной стены дела шли хуже. Засыпав защитников стрелами, враги вплотную подобрались к стенам и пороком стали пробивать обожженную южную часть.

Раздался оглушительный треск, и часть деревянного частокола обрушилась внутрь. В образовавшуюся брешь хлынули воины. Часть дружинников с северной стороны во главе с Георгием бросились к остальным защищать пролом. Туда же ринулся оставленный в резерве десяток, на бегу сбивая ряды. Рассыпься строй на одиночные поединки, враги задавили бы их числом. Внутрь проникло уже порядочно Волков. Воины Георгия не давали им разбить свой строй и рассыпаться по скиту. Время от времени стрела, прилетавшая из задних рядов, вырывала одного из сражавшихся.

Постепенно, сражаясь в бешеном темпе, русичи оттеснили степняков обратно к проему. Но тут в брешь полезли степняки, отбитые у северной стены, а на помощь Георгию бросились все оставшиеся воины, кроме троих, оставшихся сторожить избу с тяжелоранеными.

Воины перемешались. Бой превратился в бешеную рубку. С этого времени невозможно было догадаться: кто кого?

Георгий пробирался к степняку в лисьей шапке. Тот ловко орудовал своими двумя саблями, расчищая себе дорогу. Сотник отбросил одного Волка, другого, и наконец два предводителя отрядов столкнулись чуть ли не спина к спине.

Они разошлись в стороны и встали, не начиная бой. Каждый пытался прочитать мысли другого.

Степняк напал первым. Его две сабли давали ему преимущество, однако раньше Георгий тренировался и не с таким противником.

Отразив серию ударов мечом и щитом, он сам пошел в атаку. Клинки сошлись, во все стороны брызнули искры. Степняк был чудо как хорош, мерзавец. Георгию было нелегко отбивать замысловатые и сильные удары сабель и самому наносить их сквозь рисунок стальных клинков.

Удар, еще удар, щит, подобранный перед поединком, треснул, со следующим ударом раскололся. Георгий отбросил его в противника, тот увернулся, но не раскрылся, отразил меч молнией сверкнувшей сабли.

Нужно было что-то делать. Следующий удар Георгий почувствовал на кольчуге — та выдержала, но синяк наверняка останется. А рядом была уже другая сабля, клинок которой, за неимением лучшего выхода, он отвел уже просто наручью.

Все, считай, ты меня разозлил. Пора сравнять силы.

Георгий отступил на полшага, перехватил получше меч. Когда сабля пошла вниз, он проверенным приемом рубанул мечом у эфеса. Собственно после этого у степняка должна была остаться всего одна сабля.

Снова брызнули искры, и клинок Георгия, сверкнув серебряной рыбкой, отлетел в сторону.

Сотник ошарашенно посмотрел на меч. В руке у него осталась только рукоять.

Тут его озарила простая и страшная догадка. Этот прием всегда срабатывал, когда в руках был проверенный не в одной сшибке меч.

Его булат остался у Демьяна, когда сотника оглушили бояре.

Зато степняк не склонен был теряться. Увернувшись от летящей в него рукояти, он нанес несколько ударов, от которых безоружному сотнику чудом удалось увернуться, и впечатал ему колено в доспехе в грудь так, что Георгий отлетел назад и, споткнувшись о лежащее тело, упал.

Дыхание никак не хотело восстанавливаться.

Степняк замахнулся обеими саблями, намереваясь пришпилить сотника к земле.

— Ну что, молиться будешь, рус? — с кривой усмешкой спросил он.

— Уже помолился, — с большим трудом сделав глоток воздуха, ответил сотник.

Почему проклятый рус так спокоен?

Волк мотнул головой, чтобы прогнать эту мысль. Клинки, сверкнув в вечерних лучах солнца, пошли вниз. В эту долю секунды степняк с удивлением заметил, что за их поединком наблюдала не одна пара глаз.

Олеся, сидя на острове посреди болота, не находила себе места. Душу терзала смутная тревога. Руки были сложены на груди, но молиться не было сил. Вся она была мольбой — ее поза, мысли, которые кричали.

Снова и снова она вспоминала усталый, но светящийся взгляд темных глаз. Завитки спутанных запыленных волос. Улыбку. Он так спешил, чтобы предупредить об опасности.

Неужели, неужели я больше никогда тебя не увижу!

В груди было холодно от сознания надвигающейся беды.

Так не должно быть. Неужели я нашла его, чтобы снова потерять, теперь уже навсегда?

Сознание бессилия угнетало. Ожидание было хуже самой страшной пытки.

Она так хотела любить и быть любимой.

Отчаяние вдруг стало таким острым, что из глаз сами собой полились слезы. Она склонила голову на руки. Плечи обреченно опустились.

Внезапно смятение сменила уверенность. Олеся вытерла слезы.

Я не отдам тебя смерти.

Как будто это ее желание что-то могло изменить.

Я не отдам тебя!

Она сама не знала, кому это говорила.

Олеся встала, обвела взглядом расположившихся рядом сестер и бросилась по тропке, ведущей назад.

Господи, помилуй!

Борясь со спазмом, сдавившим грудь и не дающим вздохнуть, Георгий внезапно понял, что сегодня он не умрет. Понимание этого пришло свыше и наполнило его спокойной радостью.

— Ну что, молиться будешь, рус? — услышал он почти правильную речь степняка.

— Я уже помолился, — чистосердечно ответил сотник.

Он не знал, откуда придет спасение, но ждал его.

Словно разрезая само время, сабли медленно пошли вниз. Георгий обратил всего себя в открытую книгу, где монах-летописец готовился вписать новую строчку.

— Сотник, держи меч! — услышал он возглас.

В воздухе сверкнул клинок, который Георгий поймал в развороте, уклоняясь от острых молний, грозящихся проткнуть его насквозь.

Лицо степняка перекосило удивление.

Сотник уже стоял напротив с целым мечом в руке и твердым желанием победить. Лишь на секунду он отвлекся, чтобы кивком поблагодарить дружинника, кинувшего ему свой меч.

Степняк не нападал. Ждал, что предпримет Георгий.

Сотник бросился на него, нанося серию быстрых ударов. Лязг, и клинок одной из сабель степняка отлетел. Георгий в первый раз верно провел прием, хоть его меч и переломился при этом. Сабля Волка тоже пострадала, а теперь и вовсе сломалась.

Степняк отбросил рукоять как ненужную, он и с одной саблей представлял серьезную опасность.

Георгий, ощущая подъем, начал его теснить. Ближайшие воины перестали сражаться, а просто стояли и завороженно смотрели. От исхода поединка могла зависеть судьба скита.

Противники были практически равны, их бой был красив, насколько красивым может быть смертоубийство.

Удар, снова удар. Степняк отвел. Фальшивый выпад, Волк потерял равновесие, Георгий помог ему пинком. Тот грохнулся на землю. Без лишних раздумий сотник ударил сверху, степняк, так же как до этого Георгий, перекатился. Но тут в поединок вмешались несколько воинов, напавших со спины. Георгий вынужден был перенести внимание на них. Ему на помощь кинулись несколько дружинников. Когда он обернулся, степняк уже был в нескольких десятках метров.

Вдруг от самого пролома раздался приближающийся вой. Сигнал, что подоспела подмога с заставы.

Степняки бросились назад в пролом. Остатки сотни стали их догонять и истреблять.

Волк обернулся, засмеялся и, легко вбежав по лесенке на стену, перемахнул через частокол. Георгий подался вперед, но по перестуку копыт понял, что там степняка ждал конь.

Во двор тем временем въезжали воины с заставы, ведя на арканах и подталкивая копьями пойманных разбойников.

Георгий стоял посреди этого поля битвы и смотрел в небо. Румяные облака золотились предзакатным солнцем.

Как хорошо было жить!

Олеся бежала по болотным кочкам. Бурая вода намочила подол ее платья, но она этого не замечала. Сейчас имело значение только одно — еще хотя бы раз увидеть Георгия. Ее не пугало то, что в скиту почти наверняка идет схватка. Меньше всего она думала о грозившей ей опасности. Сердце рвалось к любимому человеку, словно птица из силка.

Бежать впопыхах, соскальзывая с кочек и утопая по щиколотку, было утомительно. Но Олесю ничто не могло остановить. Из болотца она вырвалась в перелесок, до скита оставалось совсем чуть-чуть.

Вечернее солнце ласкало зеленую хвою елей. Лес был так спокоен — все жило своей неторопливой жизнью. Здесь никому не было дела до трагедии, разворачивающейся совсем неподалеку. Ни зайцу, прошмыгнувшему в густой кустарник, ни белке, прячущей орехи в дупло, ни кукушке, отсчитывающей чей-то век.

Внезапно Олеся остановилась. Впереди над верхушками елок показался дым.

Я опоздала! Уже опоздала!

Сердце девушки замерло.

Быстрее, нужно бежать еще быстрее.

Олеся боялась подумать о том, что она может увидеть в конце своего пути. Сердце бешено колотилось.

Вон там, за поворотом тропинки, уже будет виден скит.

Еще чуть-чуть…

Дымящиеся скаты крыш и частокол. В одном месте стена разрушена. Ворота распахнуты.

Олесины ноги остановились сами.

Кто же внутри?

Сотнику пришлось отвлечься от созерцания красот природы. Пора было наводить порядок. Его поредевшая сотня собиралась у избы с колоколенкой, служившей сестрам храмом. Туда же перетаскивали мертвых русичей, степняков складывали с другой стороны. Связанные пленные сидели во дворе.

Георгий медленно направился к своим воинам. Теперь, когда лихорадка боя спала, Георгий понял, как устал. Каждый шаг давался с трудом, однако радость еще давала силы двигаться. И на душе было легко.

Уже вечер, а я еще жив.

Девичий крик заставил его обернуться. Сердце на секунду замерло.

Олеся с радостным возгласом побежала к нему. Раскрасневшаяся, в платье, забрызганном болотной грязью.

Георгий, спотыкаясь, но с улыбкой на губах, побрел навстречу.

Мирный скит превратился в поле боя. На всем вокруг лежал отпечаток разрушения и смерти. Олеся не могла поверить, что сотник цел и невредим.

Мне снится или я действительно вижу его?

Лицо девушки выражало радость и замешательство.

Георгий смотрел на приближающуюся Олесю.

Теперь все стало на свои места. Георгий почувствовал, что они две части одного целого, просто не знали этого раньше.

Теперь мы всегда будем вместе.

Среди хаоса мертвых тел и дымящихся головешек две души встретились и поклялись никогда не расставаться. Потому что смерть иногда рождает жизнь.

Михаил

Семён встретил своих перед рассветом — его уже начали искать. Поручив пригнать коней своему десятку, он поскакал в город. Нужно было срочно доложить про фальшивых купцов.

Своего сотника он встретил возле княжеских палат. Все вокруг суетились — князь должен был выезжать на охоту.

Михаил по лицу Семёна понял, что тот принес какие-то новости, и скорее всего недобрые.

Сотник не стал задавать вопросов. Просто постоял и подождал, когда Семён отдышится и все расскажет сам.

К слову сказать, сотник вообще был сдержан. Говорил мало и по делу. Побывавшие с ним в переделках воины рассказывали о необычном хладнокровии Михаила. Его спокойная уверенность заражала окружающих.

Однажды был такой случай. Произошло это в то время, когда князь воевал с Куремсой. Стояли напротив татарского войска. Несколько раз подряд один татарин выезжал перед русичами и бахвалился, вызывая на бой. Слушали его молча. Охотников принять вызов не находилось — татарин был здоров как бык. Да и как поведут себя остальные, было неизвестно. Михаил тоже смотрел на это представление без особой радости.

Сначала поединщик перечислял родословную неприятеля. Когда же дело дошло до прямых богохульств, Михаил, не говоря ни слова, выехал из рядов и не спеша направился к татарину. Тот смерил сотника презрительным взглядом — Михаил был далеко не богатырского телосложения.

Зато он вырос в семье со славными воинскими традициями. Обращению с оружием его учили с того момента, как он смог держать игрушечный меч.

Все так же молча он встал напротив и приготовился к бою. Татарин с ухмылкой предложил ему ударить первым. Второго удара и не понадобилось.

Ордынское войско встретило это происшествие гробовым молчанием. Михаил спокойно развернулся и не торопясь пошел к своим. Вслед ему не полетело ни одной стрелы.

«А почему ты был уверен, что сможешь победить и вернуться целым?» — впоследствии интересовались его воины.

«А я и не был уверен», — невозмутимо отвечал Михаил.

Пока они шли, Семён рассказал сотнику о своих ночных злоключениях. Изложил все без утайки. Случай с могилой вызвал на лице Михаила ухмылку.

— Потом я сделал ступеньки, вылез и бегом сюда, чтобы предупредить, — продолжил Семён.

— Э-э, а кто бы это мог быть? — спросил десятник после минутного молчания.

— Не знаю, — сотник задумался, — нужно доложить князю, пойдем.

— Меня к князю? — Семён оторопел.

— А кого ж еще? Ты все видел, тебе и рассказывать, — сотник подбодрил Семёна хорошим ударом тяжелой ладони по спине.

Князь был готов выезжать. Семён удивился, как запросто Михаил вошел к нему и задержал его отъезд.

Даниил расположился на обычном своем месте на возвышении.

— Рассказывай, — просто сказал он, обратившись к Семёну.

Бывший разбойник мял в руках шапку. Он снова ощущал неловкость от пристального взгляда голубых глаз. Странно, неробкого десятка, а перед князем уже второй раз теряется. Что-то было в самом Данииле, что заставляло людей раскрываться перед ним, обнажать самые потаенные глубины души.

Собравшись с духом, Семён снова рассказал все с самого начала.

Князь слушал задумчиво. Казалось, что сообщение не вызвало у него удивления.

— Как ты думаешь, кто бы это мог быть? — спросил он вдруг у Семёна.

Семён озадаченно замолчал. Больше всего десятника удивило, что князь спросил у него совета.

— Не знаю, — честно ответил он, — только это не разбойники. Лихие люди в город не пойдут, подстерегут с товаром или казной в лесу. Опасно. Я-то знаю, — Семён смущенно замолчал.

Князь улыбнулся, он помнил о недавнем прошлом своего дружинника.

— Спаси тебя Бог, что предупредил, но опасаться их не стоит, — вслух рассуждал Даниил, — учитывая, что ночных гостей было пять-шесть человек, думаю, это соглядатаи.

На сообщение он отреагировал серьезно. Ждал чего-то в этом роде. Слишком легко Буру ндай отошел от Холма. В Орде явно что-то замышляли.

Князь снова невольно улыбнулся, вспоминая, как его брат — Василько — обманул темника. Когда Василько с двумя мурзами, знавшими русский язык, подъехали к Холму, чтобы по приказу Бурундая склонить жителей к сдаче, то князь, набрав в руку камней и сказав «не велю вам обороняться», стал кидать их на землю. Воевода Холмский угадал мысль князя и с притворным гневом ответствовал ему: «Удались ты, враг государя нашего, не то сам по голове камнем получишь». Василько действительно хотел, чтобы жители сопротивлялись, имея надежные укрепления. Татары же, не любящие долговременных кровопролитных осад, через несколько дней отступили и пошли на Польшу, которая как раз перед этим отказала в помощи русичам.

— Ты встанешь у главных ворот, — продолжил князь, вернувшись к действительности, — остальные закроем для купцов, будешь ждать ночных гостей. С собой возьмешь еще людей. Появятся — всех возьми живыми. Нужно будет с ними потолковать.

— А ты, князь? — спросил молчавший до этого Михаил, — опасно тебе сейчас выезжать из города.

— За стенами прятаться не буду, — сурово ответил Даниил, — со мной дружина, чай не беззащитен. К вечеру вернусь, тогда поговорим.

Рассудив, что разговор окончен, Семён и Михаил вышли.

Солнце стояло высоко. Полдень. В воротах была хоть какая-то тень. У Семёна уже рябило в глазах от бесконечных прохожих. Загадочные всадники все не появлялись. Семёну уже начинало казаться, что ночью ему все привиделось и разведчики не придут.

Вот прошел мастеровой. На плече он нес топор со слегка удлиненной ручкой. Вот княжеский дружинник, ведущий в поводу коня. Вот смеющиеся девочки, бегущие наперегонки.

Купцов уже проехало несколько. Двух местные стражники знали. Одного проверили — ничего подозрительного. Пришлось пропустить.

И все равно Семён чувствовал неясную тревогу, словно время чего-то важного неотвратимо приближалось.

Несмотря на самое начало лета, солнце жарило немилосердно. Семён смахнул пот со лба и присел в тени ворот. Оставалось только ждать. Такая уж у него теперь была работа, и другой он не хотел.

На какое-то время движение сквозь главные ворота прекратилось.

Хотелось задремать, глаза сами собой закрывались.

Интересно, где сейчас сотник Георгий? Где его нелегкая носит?

Семён до сих пор так и не смог встретиться с ним, чтобы поблагодарить. Он расспрашивал всех попадающихся навстречу дружинников, пока не узнал, что тот был отправлен князем провожать ордынского посла — агу Тенгиса.

Жаль. Ну да ладно, даст Бог, свидимся еще.

Вдалеке послышался скрип колес и мерный топот конских копыт.

Вот, опять кого-то несет.

Семён встал и занял свое место.

В ворота въезжала большая, нагруженная добром телега. Сопровождали ее пятеро всадников.

Так, пятеро плюс один на телеге, итого — шесть. Только б не дурили.

Семён еще не узнал ночных гостей, но уже понял, что это они, подал знак, чтобы все были готовы.

Всадников остановил пожилой дружинник.

— Издалёка приехали? — спросил он.

— Издалёка, издалёка, — попытался отшутиться мужичонка в телеге.

В его голосе чувствовалось напряжение.

— Воров ловим, — объяснил дружинник, — намедни у одного боярина коней свели, а нынче ярмарка, всех проверяем.

— А-а, — успокоился мужичок.

Семён обошел вокруг коней, внимательно их осматривая.

— Смотри, хозяин, вот-вот подкову потеряешь! — внезапно сказал он, поднимая глаза на одного из всадников.

— Есть такое дело, — смешался тот.

— Кузнеца хорошего не знаете? — выручил его мужичонка в телеге.

— Отчего же не знаем, — ответил пожилой дружинник, — слушай внимательно: едешь сначала прямо, потом поворот налево, потом вдоль по улице и направо…

Масть, подкова — все сходится.

Семён внутри весь сжался.

Князь велел всех живыми брать.

Решение пришло внезапно, словно озарило светом.

«…Три дома пропускаешь, дальше чуть в стороне кузня, Архипа спросишь…»

«Пропускайте», — показал Семён. Дружинники переглянулись, но приказание выполнили.

Мужичонка тронул поводья, телега медленно двинулась, всадники с видимым облегчением сделали несколько шагов, и тут Семён подал сигнал. Дружинники со всех сторон кинулись на «купцов». Те не успели опомниться, как их постаскивали с коней и скрутили. Хитрей всех оказался шустрый мужичонка, он рванул поводья, и телега загромыхала по ухабам. Правда, далеко он не успел уехать. Семён в последний момент сумел уцепиться за борт, с трудом влез в телегу и сжал беглеца в медвежьих объятьях. Тот выпустил поводья и закатил глаза. Семён остановил коня и за шиворот стащил его на землю.

— Говори, собачий сын, зачем в город ехал! Живо из тебя душу вытрясу, — закричал Семён ему прямо в ухо.

Голова мужичка моталась из стороны в сторону.

Нужно взять себя в руки, не ровен час действительно из него душу вытрясу.

— Все рассказывай как на духу, а то я тебя так поисповедаю!

Мужичонка, казалось, поверил, затрясся.

— Я не знаю! Они меня заставили! Велели в город провести! Награду обещали! — зачастил он.

Семён захвата не ослабил.

— А ты у нас невинное овча! Почто купца порешили?

Семён спросил наугад, а мужичку стало совсем плохо.

— Я не хотел, думал, отпустим купчину, а эти, — он показал на связанных, — его в спину ножом пырнули. Этот, с бесстыжими глазами, смеялся еще, говорит ему: «Че орешь, словно мамка-роженица!»

Этому Семён поверил. Слишком живописная картинка. Такое на ходу не придумаешь.

Все время его не оставляло ощущение, что мужичка этого он раньше видел.

Тот состроил жалостливую мину, словно вот-вот заплачет.

— Не губи, пожалей малых детушек.

Семён содрогнулся от отвращения и вспомнил.

Этот мужик прибился к его шайке несколько лет назад, но надолго не задержался. Не по нутру ему были неписаные законы и правила, которыми подчинялись все без исключения люди Семёна. Точно так же он канючил однажды, когда попался разъезду. Те поверили и отпустили. Но Семён был не таков.

— Цап! Ты ли это? А я думал, тебя давно за татьбу порешили.

Мужичонка вздрогнул. На секунду он позволил захлестнувшему его страху отступить и всмотрелся в лицо своего мучителя.

— Семён, — ахнул он, — не может быть… Как?

— Да вот так, — Семён тряхнул его, чтобы не расслаблялся, — быстро рассказывай, зачем вы здесь, а то прямо здесь кончу, ты меня знаешь.

Семён покривил душой. Цап никогда не видел, чтобы Семён кого-то убивал просто так, не в стычке, но у новоявленного десятника была довольно грозная слава. Вольные людишки его боялись и уважали.

— Быстро! — процедил Семён сквозь зубы.

— Не знаю я ничего, их пытай, — Цап дрожащей рукой показал на остальных.

— Маме своей будешь небылицы рассказывать! Я тебя, яблоко ты червивое, вдоль и поперек знаю.

В глазах мужичонки горело отчаяние.

Семён подбодрил его хорошим тычком. Тот упал на колени и начал обнимать десятниковы ноги.

— Правда, я ни в чем не виноват, эти, — он снова показал рукой, — в сторожку приехали, сказали, что в город дозарезу нужно, купцами вырядиться надоть. Взяли мы купца с охраной, эти переоделись и поехали сюда.

— А что это за люди?

— Не знаю, не наши вроде, не разбойники.

— Без тебя вижу, сморчок, — удовлетворенно сказал Семён, ему было приятно, что перед князем он не осрамился.

— Что им в городе нужно?

— Смотреть хотели. Что князь здесь строит, сколько дружины держит. Все выспрашивали про ворота, когда, дескать, открыты, и здесь ли сейчас князь.

Семён насторожился.

— А ты что сказал?

— Известно что. Здесь он, только что вернулся. С утра пораньше на охоту поехал.

Сердце Семёна упало.

— Что, и про охоту спрашивали? И ты сказал! — он оторвал мужика от колен и снова сжал, — откуда сам знаешь!

— Да мне один отрок поведал, что в княжеских хоромах прислуживает. Я вчера в городе был, на базар ходил побрякушки торговать, что у купца забрали, так его встретил, он и сказал, что князь только приехал и на охоту собрался, не отдохнул толком даже.

Семён застыл в замешательстве.

— Спаси, Семушка, не губи душу невинную, — снова заканючил Цап, — ты же из наших, пожалей братца-разбойничка.

— Был из ваших, да стал человеком княжеским! — разозлился Семён. — Говори лучше, сколько их было, все ли здесь.

Цап счел за благо ответить.

— Шестеро их было, один вчера не вернулся. Вечером куда-то уехали четверо, а вернулись только трое.

Так и есть. Князю угрожает опасность.

Семён оттолкнул от себя мужичонку.

— Свяжите его и вместе с этими ведите в узилище. Нужно всех хорошенько расспросить, — сказал он дружинникам.

Сам Семён кинулся искать своего сотника. Нужно было срочно рассказать все Михаилу. Положение могло оказаться очень серьезным. Уже на бегу до Семёна донеслись завывания Цапа.

— Ой, горюшко мне, горюшко, смерть пришла неминучая, не видать мне малых детушек! Послушать бы мне хороших людей, на разбой не ходить… Вот вчера мне мертвый явился из могилы, предупреждал, видать, о моей горькой долюшке!

Семён хоть спешил и был встревожен, но все равно непроизвольно улыбнулся.

Оставив плененных на попечение воеводы Микулы, Михаил с Семёном с его ведома и согласия выступили навстречу князю.

Дорога казалась бесконечной из-за напряжения, которое охватило всех.

Ехали молча.

— Что-то тревожно мне, — вдруг произнес Михаил, чем немало озадачил Семёна. Выражать вслух свои переживания — это было не похоже на сотника.

Семён мудро промолчал в ответ. А сотник продолжил:

— Отца ведь его, князя Романа, убили, когда он возвращался с войны домой. Какой ум был, какая сила! Чуть было не стал Великим князем Киевским, и тут на тебе! Подстерегли в засаде.

Михаил горестно покачал головой и снова произнес:

— Что-то на душе тяжело.

— Я вижу, что в дружине любят князя, — решился вставить Семён.

— Любят. Потому как справедлив, храбр и любит нашего брата — простого воина. Только мы ему всегда верны были, на нас надеялся да на нескольких бояр, что еще его отцу служили.

— А почему он меня на службу взял? — задал Семён давно мучивший его вопрос.

Михаил призадумался.

— Понимаешь, — ответил он, — у князя особый дар на людей, смотрит — словно насквозь видит.

Это точно. Значит, не у одного меня от княжеского взгляда нутро сжимается и мурашки взад-вперед по спине бегают.

— Значит, что-то он в тебе увидел, — продолжил Михаил, — что-то правильное и прямое. Сам никогда не любил кривых путей и людей таких же подбирает.

— Расскажи мне что-нибудь о князе, — попросил Семён, пользуясь внезапной разговорчивостью сотника.

— Рассказать… хорошо, расскажу. Чтобы ты понял, насколько князь ценит прямоту.

Было это давно. Сам свидетелем не был, да рассказывали дружинники, которые на Луцк с ним ходили.

Князь Мстислав Немой по смерти оставил Даниилу города свои: Пересопицу, Луцк и Чер-торижск. Только вот какая незадача: занял Луцк племянник Мстиславов — Ярослав. Пришлось Даниилу идти воевать. Долго шли иль коротко, встретили богомольцев. Смотрит князь: ба! да это ж сам Ярослав Луцкий. Без воев и без оружия. Не ждал такого оборота. Тут бы князю, воспользовавшись таким делом, и разрешить спор. Так нет. Говорит он Ярославу: «Пленю тебя не здесь, а в столице». И отпустил его на все четыре стороны. Ярослав, конечно, в Луцк приехал и стал оборону налаживать, да только все равно осады они не выдержали, запросили мира. Даниил, чтобы Ярослав не затаил обиды, дал ему Перемиль с Межибожьем, а ведь мог вовсе прогнать куда глаза глядят. К слову сказать, Черторижск тоже воевать пришлось, но это отдельная история. Так что любит князь, чтобы все по справедливости было.

— Да-а, — только и сказал Семён. В его голове не укладывалось, как можно так просто отпустить врага, который к нему в руки сам по глупости попал.

— О! Еще один богомолец! — удивленно произнес Михаил.

И правда, по дороге медленно шел, мелькая лохмотьями и гремя веригами, юродивый.

Семён пристально всматривался в странника.

Тот невозмутимо продолжал свой путь навстречу конным дружинникам. Только когда до коней оставалось совсем немного, он свернул на обочину и встал, провожая конников взглядом.

Отряд почти проехал мимо, когда он закатил глаза и забился в судорогах.

— Остановитесь, во грехе зачатые и рожденные, ибо смерть ждет вас, — хрипло прокричал он, — смотрю и не вижу живых. Все мертвецы на мертвых конях. Еще один шаг, и кара настигнет вас! Ваша плоть сгниет, а кости порастут травой!

Дружинники в ужасе застыли, боясь тронуться с места. Кони переминались с ноги на ногу.

— Ваш безбожный князь Даниил навлек на вас проклятие, заставляя противиться воинам, которые посланы как кара за наши прегрешения, — словно ворон продолжал каркать юродивый. — Сам он падет от тяжелой десницы, и вы погибнете! Ваши дети станут пищей лисицам, тела ваших жен и матерей достанутся волкам!

В наступившей тишине голос юродивого прозвучал необычно громко.

— Хватайте его, — приказал Семён своим, — возьмем с собой на всякий случай.

Потом с усмешкой обернулся к Михаилу.

— Уж больно у него рученьки белые для юродивого, — в полный голос пояснил Семён своему сотнику.

Тот пожал плечами и ответил так же громко, чтобы слышали все.

— Не утруждал себя, видать, ни пахотой, ни косьбой, ни огородом каким.

— Поторопимся! — крикнул Михаил, обернувшись.

Отряд слаженно перешел на рысь.

Лжеюродивый еще какое-то время покричал, прикрученный к седлу одного из дружинников, насылая проклятия на их головы, а потом замолчал и остальную часть пути вел себя вполне сносно.

Засада была устроена у поворота дороги так, что выезжающие из-за холма дружинники попали прямо в гущу схватки. В самом центре Михаил видел мелькающий плащ князя. Туда-то он и собирался пробиться, да не давали.

Не зря, видать, старался «юродивый», да благодаря Семёну не смог нас задержать!

Кто напал на малую дружину князя — было не разобрать. Михаил ожидал увидеть татар или, на худой конец, степняков. Однако, если судить по одежде, нападавшие были русичами.

Да мало ли дряни бродит сейчас по русской земле!

До прибытия свежей сотни перевес был на стороне нападавших. Видимо, сказалась внезапность нападения. Часть дружинников лежала на земле, сраженная стрелами. Остальные отбивались от превосходящего числом противника.

Михаил со своей сотней внес сумятицу в ряды неизвестных воинов — в том, что это были воины, сомневаться не приходилось.

Воодушевленная неожиданно подоспевшей помощью, дружина князя воспряла духом и начала теснить противника.

Михаил улыбался, радуясь, что они подоспели вовремя. Теперь победа была предрешена.

Однако засевший в засаде отряд не торопился сдавать позиции. Сопротивление его было отчаянно.

Михаил, несмотря на все прилагаемые усилия, почти не приблизился к князю. Все так же он видел яркую одежду Даниила, но его все время окружали вражеские ратники — основной удар был направлен туда.

Поднажав, он все-таки приблизился к князю, здесь было куда сложнее остаться невредимым.

Михаил наконец разглядел кольцо, которым окружили Даниила верные дружинники. Помощь им не помешала бы. Воины устали.

Сотня Михаила тоже без дела не сидела. Его вой врубились в ряды нападавших, как лисица в курятник. Недалеко орудовал своим шестопером Семён. Вот-вот должен был наступить перелом, и он, похоже, наступал.

Михаил снова улыбнулся.

И вдруг он услышал крик. Собственно, это он сам кричал.

Медленно, словно во сне, он увидел, как невесть откуда взявшаяся стрела ударила в князя. Постояв немного, тот осел на землю. Один из воинов в ужасе склонился к нему. Поднялся, пожав плечами, заслоняя тело Даниила. В рядах дружинников началась неразбериха.

Нападавшие, сделав свое дело, начали отступать, причем в ту сторону, где находился Михаил.

Натиск усилился, и только тут он заметил, что и у него в груди торчит стрела. Когда в него попали — он даже не заметил. Просто в груди неожиданно начало печь и небесную синь заволокло темнотой. Падая, он цеплялся за кого-то — сотник не хотел сдаваться. Последнее, что он ощутил, было чувство обиды на кого-то неведомого.

Так не должно было случиться…

Георгий

Подъезжая к Холму, Георгий еще издали заметил, что что-то не ладно. Город бурлил. То там, то здесь люди собирались кучками и что-то обсуждали. Георгий подъехал поближе к одной из них и наконец услышал страшную новость: князь убит.

Примерно час назад к воротам прискакали несколько израненных дружинников и принесли эту весть.

Невозможно описать словами, что Георгий почувствовал в этот момент. Внутри все оборвалось. Как никогда он был близок к отчаянию, а народ и вовсе был готов поддаться панике. Непонятно, что их сдерживало, может, порядок, налаженный в Холме за многие годы. Все-таки это был город, в котором каждый мог чувствовать себя уверенно, не опасаясь смуты и предательства. Все в Холме были преданы своему князю, а теперь не знали, что им делать.

Сотник проехал на княжеский двор. Там паники не было, там царило замешательство. Князь был тем человеком, который держал все, направлял, говорил, что делать. Когда этот стержень был утрачен, сам механизм разладился.

Георгий прошел в палаты, в покои князя. Там держали совет. Предположения делали одно безрадостнее другого, однако все сошлись в одном — скоро следовало ждать гостей из степей.

Одни высказывались за немедленный сбор дружины и вывод ее поближе к границе, другие — за рассредоточение войска по городам, третьи — за переговоры с Ордой. Не нашлось человека, объединившего всех в этот трудный час и взявшего на себя груз принятия решения.

Все в замешательстве замолчали.

Георгий ощущал, что земля уходит у него из-под ног. Все то, чего князь добился за последние годы, грозило сейчас пойти прахом. Все, что достигнуто тяжким, непосильным трудом.

Общее ощущение уныния заражало. Давило, как гнет. Это было невыносимо.

И как всегда, безвыходная ситуация вызвала в сотнике желание не поддаваться ей из чувства противоречия. Он погрузился в пучину невеселых своих мыслей. Случается, что иногда побеждает не сильнейший противник, но сильный духом.

А Георгий был воином во всем и главные свои сражения, может статься, выиграл на поле духовных битв.

Себя он видел сейчас одинокой орешиной, противостоящей стихии.

Вот сейчас как и всегда. Я готов к бою. Я не знаю, что принесет мне завтрашний день. Имею ли волю выбирать? Скорее всего, нет. Смогу ли я победить? Не знаю. Просто иногда чувствую, что должен поступить так, а не иначе.

Если стоишь над пропастью и знаешь, что должен сделать шаг вперед, все в тебе протестует. И так, борясь с собой, ты делаешь этот шаг.

А еще это бывает похоже на то, как ты идешь навстречу буре. Ветер пригибает тебя к земле, не дает идти, а надо. Хоть один шаг, и ты победил.

Я знаю, что бороться — это правильно. Один лишь неверный поступок, и назад вернуться трудно.

Есть такие моменты в жизни, когда будущее проверяет тебя, как бы спрашивает: а достоин ли ты жить дальше? Вот в такие моменты вопреки всему я должен сделать верный выбор. Чего бы это ни стоило. Минута слабости может необратимо изменить всю жизнь. И напротив, правильный поступок может стать вратами в следующий виток твоей судьбы.

Поэтому я не боюсь выбора. Сегодня я буду сражаться. И в первую очередь с собой, своими страхами, слабостями и грехами.

Если моя душа будет чиста, я просто обязан победить.

Я не боюсь. Потому что страх — это смерть. А я должен жить. Жить, пока не пройду свой путь до конца.

Даруй мне, Господи, пройти его достойно.

— Нам нельзя впадать в панику, — наконец произнес он в сгустившейся тишине, — нужно срочно вызвать Василька и княжича Льва. А пока — продолжать готовиться к обороне. Мы не так слабы, как может показаться татарам.

Все обернулись к сотнику, пораженные простотой решения.

Тот стоял посреди горницы, и лицо его выражало решимость, так недостающую спорщикам.

Потом его словно озарил солнечный свет. Он внезапно и широко улыбнулся кому-то, кого видел в сенях. Одновременно все посмотрели в том направлении. По рядам пронесся вздох.

В дверях стоял Даниил, князь Галицкий, совершенно очевидно находящийся в добром здравии.

— Иногда преждевременная кончина помогает сделать любопытные выводы, — сказал он.

Князь Даниил возвращался с соколиной охоты. Его сопровождала малочисленная дружина. Охота была удачная, поэтому князь был весел. А если князь позволил себе отвлечься от тяжких дум, то дружинники тоже находились в приподнятом настроении. То там, то здесь шутили, и десятники не одергивали воинов. Нечасто за последнее время появлялся повод к веселью.

— Ты что так хмур, Всеславушко? — ласково обратился Даниил к дружиннику, едущему рядом с ним.

Всеслав был его верным другом с самой юности. Не раз он помогал князю выбраться из переделок, но так и оставался простым дружинником, отказываясь от любой перемены своего положения.

— Да что-то сердце ноет.

— Здоров ли? — тревожно переспросил князь.

— Да здоров, неспокойно мне что-то, сердце будто червь точит. Чую беду.

Лицо князя посуровело.

— Откуда ж беде взяться?

— То-то и дело, что не знаю.

Всеслав какое-то время ехал молча.

— Знаешь, князь, давай сделаем вот что, — продолжил, словно что-то обдумав, он, — от-дай-ка мне свой плащ богатый да шапку соболью, а сам с несколькими воями лесными тропками езжай домой, а мы так поедем. Посмотрим, что к чему.

Князь был обескуражен.

— Ты всерьез предлагаешь мне прятаться от неведомо какой опасности?

— Может статься, я предлагаю тебе обмануть беззубую. Сейчас смутное время, все может произойти. Ты нужен галичанам.

Князь с сомнением покачал головой.

— Я прошу тебя, князь…

Даниил снова отрицательно покачал головой.

— Я никогда ни о чем тебя не просил…

— Это верно… Никогда.

— А теперь прошу, давай сделаем по-моему.

Даниил задумался. Потом неохотно махнул рукой.

— Давай. Хоть недолго в князьях походишь, — улыбнулся он, — то-то моя княгинюш-ка удивится, встретив тебя на пороге!

Лицо Всеслава осветила радость.

— Встретимся вечером на пиру в твою честь.

Всеслав неловко пожал плечами.

— Не стоит, все же я простой человек…

Накинуть плащ и надеть княжью шапку было делом недолгим. Через несколько минут князь с десятком самых верных дружинников углубился в лес, а Всеслав с остальными поскакали навстречу своей судьбе. Далеко не всем было суждено сегодня встретить закат солнца.

Сокол князя, словно чуя беду, на руку к Даниилу не сел, взлетел ввысь, к солнцу, и упал камнем вниз.

С появлением князя все сразу встало на свои места. Первым делом Даниил велел успокоить народ и объявить, что весть о его гибели преждевременна. Для этого он сам проехал по городу, чтобы простой люд мог в этом убедиться воочию.

В городе как будто ничего не изменилось. Ворота закрывать не стали, просто усилили охрану. Словом, все было сделано для того, чтобы не будить в людях страх и уверить их в том, что они по-прежнему находятся под защитой своего князя.

По возвращении Даниил собрал сотников и тысяцких у себя, чтобы обсудить происшествие.

Пришел и Георгий. Он был хмур, недавнюю радость сменила тревога. Пропал его друг Михаил. Тело сотника так и не нашли.

Из его сотни погибло около трети. Из воинов, которыми командовал Всеслав, осталось и того меньше. Засада была рассчитана на большую дружину. Оставалось непонятным, как такой крупный отряд смог подойти близко к городу.

Михаил пропал без вести. Всеслав был тяжело ранен, но еще жив. Повода для веселья не было. Но все равно в присутствии князя все чувствовали себя увереннее.

Совет длился недолго.

Князь молча выслушал доклады, раздал указания. Потом отпустил большую часть присутствующих.

С некоторыми говорил отдельно и обстоятельно. А Георгия и вовсе оставил напоследок. Тот сидел в стороне и ждал своей очереди. Когда дверь за последним закрылась, князь жестом попросил его приблизиться.

Георгий подошел и встал прямо перед князем в ожидании распоряжений. Ему, в отличие от других, нечего было стыдиться. Он оказался одним из немногих, кто не потерялся в то короткое время, когда разнеслась весть о гибели князя, и тот знал об этом.

Даниил, князь Галицкий, некоторое время молчал.

— Почему ты сохранил верность моему брату и сыну Льву и призывал к этому других? — наконец спросил он.

Георгий удивленно поднял глаза на князя, встретившись с его взглядом.

— Я не мог поступить никак иначе.

Сотнику и в голову не могло прийти, что он предложил бы что-то иное.

— Я вижу, что измена чужда твоей душе, но все же объясни, как ты догадался призвать Василька и Льва и наладить оборону?

— Честно говоря, в то время у меня не было иных мыслей, — ответил Георгий не задумываясь.

— Это было самое верное решение. И оно вполне могло оправдать себя, — князь снова замолчал.

— Я назначаю тебя тысяцким, — продолжил Даниил после минутного молчания, — и не смей возражать, — быстро произнес он, заметив, что Георгий набрал воздуха в легкие.

Сотник выдохнул, но все же сказал.

— Я тебе, князь, со своей сотней лучше сгожусь.

— Где ты лучше сгодишься, то мне решать, — нахмурившись, произнес князь, — получишь тысячу, а сотня разведчиков все равно под твоим началом останется. Да и пора тебе в люди выбиваться. Слышал я, ты невесту привез, свадьба когда?

Георгию в голову не могло прийти, что он способен так глупо покраснеть.

— Пока не решили еще.

— Ну, решайте, на свадьбу не забудь пригласить. Слышал я, невеста у тебя сирота, некому будет выдать замуж, так моя княгинюш-ка возьмется за это хлопотное дело, заскучала что-то.

Взгляд князя наполнился нежностью. Он трепетно любил свою вторую жену.

Георгий совсем смешался.

— Кстати, где невесту разместил?

— У вдовицы одной живет.

— Пусть в терем к девушкам перебирается. Поживет здесь до свадьбы, а там избу справишь, заживете как люди.

— Спаси тебя Бог, князь, за заботу, — голос Георгия прерывался от волнения, — спаси тебя Бог!

Лицо Даниила снова стало сосредоточенным.

— Есть у меня для тебя одна работа.

Сотник тут же посерьезнел.

— Что за работа?

— Съездить в Орду.

Георгий нахмурился. Это было непростое и опасное дело. Легко можно было и голову сложить.

— Хорошо, — без колебаний ответил он, — когда выезжать?

— Постой, — было видно, что князь остался доволен такой готовностью, — отдохни хорошенько, если хочешь, свадьбу сыграй. Может, что-нибудь само собой прояснится. Пленных допросим, узнаем, кто на нас напал.

— А к кому в Орду ехать? — спросил сотник.

— К одному человеку из татарской знати, он давно в Орде живет, сможет помочь разобраться, что это за Белые волки объявились на нашу голову, имя тебе потом назову.

От сотникова сердца отлегло, он не очень-то хотел снова встречаться с Тенгисом и тем более Рушан-беком.

— Хорошо, я буду ждать твоего указа, князь.

— Да, еще. Я слышал, что твоя сотня пострадала в последней стычке. Возьмешь людей из сотни Михаила. Что делать с остальными, я позже решу.

Последнее приказание резануло Георгия по сердцу. Он еще не смирился с потерей друга.

— Добро, — немного напряженно ответил он.

— Про назначение тысяцким пока ни слова. В Орду поедешь со своей сотней.

Князь продолжил.

— Иди хорошо отдохни перед дальней дорогой, наслышан о твоих подвигах, — усмехнулся Даниил, — как оно в порубе-то сиделось?

— Страшно, — честно ответил сотник.

— Ну иди, невеста поди заждалась, — добродушно произнес князь.

На улице Георгия ожидала встреча. У крыльца мялся от стеснения здоровенный мужичина в ладной одежде и при оружии.

Неужто Семён, тать лесной? Изменился, ничего не скажешь!

— Ну здорово, сотник, — Семён сначала будто засмущался, а потом облапил Георгия так, что у того кости затрещали.

— И ты будь здоров, медведь! — улыбнулся сотник. — Как живешь-можешь?

— Да неплохо живу, как сыр в масле катаюсь.

— Я смотрю, княжеская служба пошла тебе на пользу.

— Это точно. Князем не обижен. Тут это… — Семён снова замялся и какое-то время молчал, собираясь с духом. — Словом, спаси тебя Бог за то, что заступился. Я теперь вечный твой должник.

Георгий широко улыбнулся.

— Да что мне делать с вами, должниками? Ничего ты мне не должен, служи верно князю, вот лучшая для меня награда.

Семён в замешательстве посмотрел на сотника.

— И все-таки скажи, почему ты это сделал?

Слишком много вопросов за сегодня, и день еще не окончен. Георгий задумался.

— Не знаю, наверное, показалось мне, что в тебе больше хорошего, чем плохого. Не разбойник ты. Жизнь так сложилась, а стремление к справедливости в тебе не угасло.

Вот и этот про то же…

— Может быть, — Семён снова помолчал. — И еще… прости меня, сотник…

— За что? — Георгий явно был озадачен.

— За то, что тогда напал на тебя и твоих воев. И по голове стукнул.

При этих словах сотник и вовсе развеселился.

— Да я забыл уже. И ты забудь.

— Это хорошо. Очень хорошо.

— Почему?

— Потому как меня отдают под твое начало. Рад был узнать, что ты на меня зла не держишь.

— А ты хитер!

Семён задорно улыбнулся.

— Есть самую малость.

Георгий махнул на него рукой и быстро зашагал с крыльца. Его ждала Олеся.

И почему мне кажется, что я об этом не раз пожалею?

Олеся места себе не находила, изнывая от тоски. Перемыла все, что только нашла, смахнула тряпкой паутину в углах. Развесила белье на дворе. Приготовила обед, а Георгий все не возвращался. Видно, надолго задержался у князя. Матушки Арины, что приютила девушку, тоже еще не было, видно задержалась у соседки.

Сердце требовало быть рядом с любимым, чувствовать его присутствие. Наслаждаться немногими часами, пока они были вместе.

Стало темнеть. Беспокойное сердце щемило. Олеся встала из-за собранного к обеду стола, набросила платок на плечи (уже потянуло холодом) и вышла на улицу.

Было не очень людно. Серые тени случайных прохожих двигались вдоль по улице. Олеся всмотрелась в сумрак, где улица заворачивала, в надежде разглядеть знакомый силуэт.

Никого не было.

Сколько она так простояла, не заметила. Перед глазами проносились воспоминания об их редких и не долгих встречах.

Но теперь все иначе. Они будут вместе, чего бы это ни стоило.

Ее мечты были такими осязаемыми, что казалось, протяни она руку, и сможет дотронуться до ветки калины, которую посадит перед окном их дома. До крыльца, до печки, до стола. Поправит лампаду перед образами.

И, конечно, она представляла детей. Мальчиков, таких же черноволосых и темноглазых, и русоголовых девочек с распахнутыми зелеными глазами.

Размышления прервало появление из сгустившейся темноты знакомой фигуры. Было видно, как сотник спешил.

Олеся улыбнулась.

Раз торопится, значит любит.

Девушка увидела, как озарилось радостью его лицо, когда он ее заметил.

Точно любит.

Как будто этому были нужны лишние подтверждения.

Олеся бросилась навстречу.

Они стояли, прижавшись друг к другу, затаив дыхание и не говоря ни слова. Слова вообще были не нужны.

Они снова были вместе.

Первым вернулся к реальности сотник.

— Пойдем в дом, — с улыбкой сказал он.

Сегодня Георгий был на удивление весел. Обычные заботы его оставили, он сбросил их за порогом и разрешил себе немного побыть счастливым.

Прежде всего нужно было рассказать Олесе об их разговоре с князем, к чему он и приступил, как только закончил обедать.

— Завтра ты переезжаешь к княгине, — сказал он Олесе, — князь сам хочет устроить нашу свадьбу.

Олеся просияла.

— Тогда мы чаще будем видеться до свадьбы?

— Конечно.

— А скоро мы поженимся? — спросила девушка и смешалась.

Георгий на мгновение помрачнел.

Олеся тут же почувствовала что-то неладное.

— А это уж нам решать.

— Тебя что-то беспокоит? Ты хочешь отложить свадьбу? — с замиранием сердца спросила девушка.

Сотник собрался с духом и произнес.

— Князь посылает меня в Орду.

Олесино сердце упало.

— Скоро?

— Еще неизвестно. Но откладывать это не будут.

— Это ведь опасно, скажи, а?

Олеся попыталась заглянуть Георгию в глаза.

— Опасно. Я могу и не вернуться живым, — честно ответил сотник.

— Ты так спокойно это говоришь…

Георгий призадумался, потом ответил:

— Я уже не раз ходил под смертью. Не то чтобы я не боялся, но пока старуха не занесла надо мной косу, в плохое как-то не верится.

Сглотнув комок, подступивший к горлу, он наконец спросил:

— Может, отложить свадьбу?

Слова повисли в неловком молчании.

— Зачем? — наконец спросила Олеся.

— Дорога дальняя, опасная, мало ли что может приключиться. Подумай, ты можешь остаться вдовицей в расцвете лет.

Девушка упрямо тряхнула головой.

— Значит, останусь.

Снова в избе повисло тягостное молчание. От веселости сотника не осталось и следа.

— Скажи, — Олеся смешалась, — ты это говоришь не оттого, что передумал на мне жениться?

Глаза сотника лукаво блеснули.

— Что ты, глупая! — Георгий подхватил ее и, подбросив немного вверх, поймал. — Я просто боюсь причинить тебе боль. — Он помолчал немного и добавил серьезнее: — Может быть, если мне не суждено вернуться, ты сможешь найти свое счастье с другим.

— Вот и не говори глупостей, — девушка стукнула кулачком по сотниковой груди, — свадьба так свадьба, хоть завтра. И никаких отговорок!

— Вот и хорошо, — раздался голос из сеней. Это вернулась матушка Арина.

Конечно, свадьбу сыграли не на следующий день.

Подготовка заняла две недели. Девушки под руководством княгини шили приданое, делали приготовления к праздничному пиру. И, конечно, выбирали свадебный наряд. Георгий на награду, полученную от князя, нанял плотников и справил избу в слободке. Изба получилась просторная, светлая.

Она словно ждала новых жильцов, стояла распахнув окна, точно глаза, и приглашая зайти.

Дружинники были рады такой счастливой перемене в судьбе своего сотника и наперебой предлагали помощь. Георгию с Олесей надарили столько всяких полезных вещей, что впору было открывать лавку и начинать торговлю.

Княгиня радовалась предсвадебной кутерьме, как ребенок. Она со своим двором не давали покоя Олесе и Георгию примерками и приготовлениями. Как-то раз сотник, не выдержав очередного рассказа о том, какая чудесная получится у них свадьба, просто сбежал, сославшись на службу. Вечером, оставшись вдвоем с Олесей, они хохотали до слез над этим случаем. Словом, все шло своим чередом.

Венчание назначили на воскресенье после утрени с литургией.

День выдался солнечным. Сквозь окна под самым куполом церкви на аналой разливался яркий свет. Золото и лазурь убранства храма, наполненные сиянием, заставляли забыть, что собравшиеся находятся на грешной земле. Горящие свечи казались огоньками, мерцающими в воздухе.

Перед аналоем стояли двое, чьи судьбы навсегда станут связанными. Переплетутся, точно два вьюнка.

Лица их были прекрасны. Той красотой, которую дарует духовный свет, потому что не было в церкви никого, кто был бы так же чист перед Богом. Их любовь была белой, как февральский снег. Сильной, как ветер в бурю. Несокрушимой, как скала. И все же нежной, как первоцвет.

Венчание шло своим чином. Вот священник дал им испить вина из чаши. Надел кольца. Вот прочитал молитву о ниспослании чад.

Венцы на головах были символом их царства, которое они наследовали здесь, на земле. Царства любви и согласия. И символом того креста, который они понесут теперь вместе.

Вот священник, накрыв их соединенные руки епитрахилью, повел вокруг аналоя. Так и впредь они будут идти рука об руку сквозь все радости, невзгоды и печали.

Многая лета… многая лета… многая лета…

А теперь тот поцелуй, которого они ждали столько времени. Желанный и выстраданный. От которого кружится голова, и кажется, что душа парит. Он никогда не кончится. Это то, что остается с тобой навсегда. Один из тех ярких моментов жизни, воспоминания о которых не сотрутся и расцветят красками серый день.

Теперь они муж и жена.

Свадебный пир справили в палатах у князя. Сотник сначала отказывался, но княгиня смогла настоять на своем. Стол ломился от яств. Лица вокруг были светлы.

Певец спел песню о молодых. Все стали шумно поздравлять засмущавшихся Олесю и Георгия.

Сотник был счастлив. На душе было легко. Рядом были люди, которых он любил, и они разделяли его радость. Князь со смехом уступил молодой чете место во главе стола. Сам сел рядом и откровенно любовался парой. Все заботы и планы были им отброшены. Он себя чувствовал на двадцать лет моложе. Княгиня тоже улыбалась той радостной улыбкой, которая в последние тревожные месяцы была позабыта.

Все присутствующие искренне любили Георгия. Такой был у него дар. Люди не могли остаться к нему равнодушными. Либо любили, либо ненавидели, однако последних было немного. Поэтому сейчас в кругу тех, кто был ему близок, сотник чувствовал себя легко и радостно.

Олеся, напротив, была задумчива и улыбалась по-иному.

Как-то она не понимала раньше, как муж и жена становятся единым целым, но теперь Олеся почувствовала: что-то прочное, почти осязаемое связало их навсегда. Удивившись этому новому ощущению, она потрогала кольцо на пальце — символ ее новой сущности.

Жена. Самый близкий и нужный человек. Хозяйка в доме и просто друг. Та, кто ждет. Кто все простит, кто своим светом наполнит дом и разгонит все невзгоды.

И просто женщина. Со своими страхами и печалями. Слезами и радостью. Надеждой на защиту.

Одновременно слабое и сильное существо. Настолько слабое, что не в силах поднять пудовый мешок, и настолько сильное, что может подарить новую жизнь.

Русская женщина и жена.

Мать и подруга.

Вдруг Олеся почувствовала, как что-то изменилось. Веселье как-то разом стихло. Люди застыли кто с кубком в руках, кто с куском дичины.

К князю подошел человек и, склонившись к самому уху, прошептал несколько слов. Даниил встал и вышел из-за стола. За ним двинулись его военачальники.

— Веселитесь, — улыбнувшись, произнес князь окружающим, — неотложные дела.

— А ты оставайся и хорошо отпразднуй свою свадьбу, — обратился он к Георгию, заметив, что тот приподнялся со своего места.

За столом снова загомонили, но напряжение, разом наполнившее всех, не позволило вернуться той непринужденной всеобщей радости, которая бывает лишь на свадьбах и крестинах.

Только дружинники Георгия по-прежнему искренне веселились. В их нелегкой и полной опасностей жизни они научились ценить каждую минуту радости и отдаваться ей со всей полнотой.

* * *

В юрте с плотно занавешенным пологом состоялась встреча.

Один из присутствующих был смугл и бесстрашен. Черные глаза не знали стыда и смотрели прямо. Две сабли лежали рядом. Воины пили китайский чай.

Второй был старше. Черные чуть раскосые глаза горели умом. Весь облик его говорил о том, что этот человек более цивилизован, но не менее опасен.

— Мы не смогли выполнить твое поручение, — смиренным голосом, но не опуская наглого взора произнес первый.

— Почему? — глядя поверх пиалы, спокойно спросил второй.

— В скиту была засада. Откуда-то князь узнал о нашем нападении, — первый тоже отпил чая и неторопливо продолжил: — Когда мы туда приехали, отряд воинов занял оборону в скиту. Нам пришлось задержаться, чтобы осадить его.

— Сколько их было? — поинтересовался второй.

— Не больше сотни.

— А вас?

— Больше двух с половиной.

— Так что же вам помешало сжечь этот скит?

— Они хорошо организовали оборону. Я потерял много Волков, прежде чем мы проникли внутрь. И вот, когда мы уже ворвались, к ним подоспела помощь с заставы.

— Ты не мог этого предусмотреть заранее?

— Конечно, мог, я не исключал такого хода. Однако мы задержались дольше, чем рассчитывали.

— Ты что, считаешь русов дураками? — второй на секунду вышел из себя. — Они же специально тянули время, чтобы подоспела помощь! Русы, даже проигрывая битву, дерутся как шайтаны.

Потом уже гораздо спокойнее спросил:

— Кто командовал обороняющимися?

— Какой-то совсем молодой сотник. Ничего примечательного. Я почти убил его, но нам помешали.

Второй собеседник приподнял бровь.

— Почти? Ты его ранил?

Первый воин проигнорировал вопрос. По понятным причинам ему пришлось умолчать о том, как он бесславно бежал, чтобы не быть убитым или схваченным, поэтому сейчас в нем чувствовалось раздражение.

— Я уже велел найти его, чтобы закончить начатое, — ответил он с запалом, — когда я его поймаю, то убивать сразу не стану. Он будет умирать очень долго. И мучительно.

В глазах первого воина можно было прочитать все то, что он сделает с сотником, когда тот попадет к нему в руки.

— Он будет умолять о скорой смерти, и даже тогда я не сразу убью его.

— Попробуй, — спокойно ответил второй и встал, — новые указания получишь позже.

Встреча была окончена.

Даниил, князь Галицкий

Георгий сидел на крыльце, положив голову на руки. Прохладный утренний ветерок щекотал загорелую кожу — сотник вышел, не надев даже рубахи.

Хотя сейчас он переживал самый счастливый период своей жизни, тревожные думы не могли его оставить. Мысль о том, что он так и не нашел ответов на интересующие его вопросы, не давала ему покоя.

Медленно он встал, направился к бочке с дождевой водой. Из нее Олеся поливала не так давно разбитый огород. Зачерпнув полную пригоршню прохладной воды, умыл лицо.

Холодные ручейки потекли на грудь и плечи. По коже пробежали мурашки.

Мысли так же торопились, толкая друг Друга.

Кто хотел убить князя?

Кто велел кочевникам напасть на скит?

Кому выгодно поссорить князя с Ордой?

Сотню раз Георгий задавал себе эти вопросы и не находил ответа.

Внезапно сотник развернулся и вошел в дом. Решительным шагом он направился к лавке, где вчера оставил оружие и одежду. На ходу вытеревшись рушником, стал натягивать рубашку.

— Ты что встал так рано? — послышался сонный голос Олеси.

— Не спится что-то, ты не вставай, душа моя.

Георгий услышал, как Олеся, не послушавшись, завозилась, набрасывая что-то на себя.

— Ты куда? — испуганно спросила она, появившись в дверном проеме и увидев, как сотник берет оружие.

Георгий улыбнулся.

— Скоро вернусь. Дело одно есть.

— Ты… к князю?

— Нет, не к нему, — сотник подошел к жене и поцеловал горячие со сна губы, — не волнуйся, скоро буду.

Резко развернулся и вышел.

Олеся еще какое-то время слышала в утренней тиши шаги Георгия.

Что мне еще разрешено, кроме как любить тебя?

Сотник держал путь в темницу к боярину Бориславу. Точнее сказать, место, где находился боярин, вовсе не было темницей. Князь Даниил велел держать его под замком, но не допускать, чтобы Борислав терпел лишения, — у князя были на его счет какие-то соображения. Место, где маялся в одиночестве боярин, держалось в тайне, однако сотник его знал. И сейчас, пройдя несколько длинных коридоров и поворотов, он наткнулся на охрану. Против ожиданий, дружинники бодрствовали и службу несли исправно, что приятно удивило сотника.

Охрана молча расступилась, узнав Георгия. Один, погремев ключами, открыл тяжелую дверь, пропуская вперед.

Его взгляду открылась комната с низким потолком. В небольшое оконце заглядывало яркое утреннее солнышко. Под окном стоял стол, за которым сотник и увидел боярина Борислава.

У Георгия сложилось впечатление, что боярин либо очень рано встал, либо вовсе не ложился. А еще ему бросилось в глаза, как изменился Борислав с тех пор, как сотник видел его в последний раз на том злополучном пиру. Круги под глазами, богатая одежда висит мешком.

Неужто голодом морили? Навряд ли. Не стал бы князь поступать так даже с изменником. Чай, не болен?

Тем временем Борислав, увидев вошедшего, встал, молча рассматривая сотника.

— Будь здоров, боярин, — поприветствовал его Георгий.

— Какой я теперь боярин, — вместо приветствия произнес Борислав.

В голосе его не было сожаления. Просто безразличие к своей участи.

— Присядем? — спросил сотник.

Молодой боярин пожал плечами.

— Как скажешь, здесь ты хозяин.

Георгий сел напротив Борислава, надеясь, что начало разговора само сложится, однако боярин не спешил брать инициативу в свои руки.

Повисло напряженное молчание.

Наконец Борислав задал вопрос, который сотник ожидал услышать.

— Зачем ты пришел? Ты принес вести от князя?

Георгий вздохнул. Ему не хотелось обманывать узника, поэтому он совершенно откровенно признался.

— Нет. Я пришел по своей воле.

Немного помолчал и добавил:

— Мне нужна твоя помощь. Над князем нависла опасность.

Лицо Борислава выразило удивление, которое он испытал при этих словах.

— Ты ничего не перепутал? Княжеский любимец просит помощи у изменника, сидящего под замком?

— Я прошу помощи у боярина, чья совесть не позволила ему совершить непоправимое зло.

— Как ты можешь знать, что я не раскаиваюсь в этом? Я же потерял все! Дом, семью, власть, богатство.

— Я знаю. Но верю тебе. И князь верит, иначе ты уже давно кормил бы воронье или влачил жалкое существование в соляной яме.

Боярин, казалось, обдумывал услышанное.

— Ну хорошо, допустим, это все так, но чем я могу помочь тебе? Я никуда не выходил с начала лета, ничего не знаю, ни с кем, кроме охраны, не общаюсь.

— Я еще не знаю. Просто расскажи мне все, что тебе известно о заговоре против князя.

Борислав отвернулся.

Георгий даже пожалел, что так прямолинейно высказался. Можно было расспросить боярина исподволь. Вытянуть все по малейшей крупице. Но не мог Георгий заставить себя так поступить.

Борислав продолжал сидеть, направив неподвижный взгляд в окно, словно увидел что-то настолько важное, что беседа с сотником не имела никакого значения.

Георгий испытывал к нему острую жалость. Вот сам он сейчас обласкан князем, молод, счастлив, полон сил и надежд. А Борислав сделал неверный шаг и оказался на самом дне пропасти, откуда невероятно трудно вскарабкаться на прежнюю высоту.

Сотник вздохнул и поднялся. Опустил руку на плечо сидящего боярина и легонько похлопал его.

— Прощай, боярин Борислав, надеюсь, князь простит тебя и вернет все то, что ты потерял.

Уже у дверей его остановил чуть хриплый голос.

— Не уходи. Я хочу помочь тебе.

В покоях князя еще было безлюдно — слишком рано.

Георгий наблюдал за перемещениями по горнице старого Матвея — княжеского постельничего. Несмотря на возраст, резвости ему было не занимать.

— Ну ты, Егорушко, того самого, чего в такую рань заявился? — бросил тот, пробегая мимо с цветастым рушником на плече.

— Дело есть, — обронил сотник.

— У вас всегда дело есть, тревожите князя почем зря. Совсем спокою не даете. Вот давеча Ивашка прибежал — сотник тоже. Запыхался весь. Сила, говорит, идет на нас, татары-басурмане. От самой Литвы наступают. Гонец от Войшелга прибыл. Князь, понятное дело, гонца к себе. Тот говорит, не ведаю ни о каких мазуриках. А про войско вчера во хмелю приврал, Ивашку того постращать хотел, уж больно тот петушился да гонор свой показывал. Приехал гонец за полночь, к князю не пустили, а охрана привечать стала — крепкого медка подливать да подначивать.

Георгий улыбнулся, но в глубине души эта история оставила неприятный осадок. Война у порога, а порядка среди дружинников как не было, так и нет — все шутки шутят. Как на Руси говорится, гром не грянет — мужик не перекрестится.

— Так как, серьезное у тебя дело? Или как у Ивашки? — спросил Матвей, внимательно и чуть с хитринкой глядя на сотника.

— Серьезное. Новости от Борислава.

— Ну тогда ладно, жди. Не буду князю пока докладывать, пусть потрапезничает спокойно. А то с тобой заговорится и про все забудет ал и засобирается куда.

Сотник сложил руки на груди и усмехнулся.

— Да не ворчи, старче, я подожду.

Ждать пришлось недолго, видимо, не удалось Матвею скрыть приход сотника.

Князь Даниил вошел в горницу в простой светлой одежде. Волосы прямые, с проседью, просто спускаются к плечам. Взгляд спокойный, внимательный. И все равно сотник не смог ничего прочитать на его лице. Князь был как будто закрыт для окружающих его людей. Если только сам не хотел приоткрыть уголок своей души.

— Садись, — сказал он Георгию, показав рукой на стол, — тоже поди маковой росины во рту не было.

Сотник, как обычно, внезапно вспомнил, что ничего не ел с раннего утра, поэтому с готовностью исполнил приказание князя.

Даниил улыбался.

— Как семья? Как устроился?

— Да все хорошо у нас, — смешался сотник, ему было неудобно рассказывать князю о своих житейских радостях.

Обычно настороженный взгляд Даниила сейчас был просто взглядом человека, прожившего долгую жизнь и умеющего радоваться и ценить все, даже самые маленькие счастливые моменты.

— Хорошо, — с улыбкой произнес он, — понимаю, неловко тебе говорить о молодой жене. Расскажи, что привело тебя ко мне в столь неурочный час.

Георгий собрался.

— Я только что был у Борислава.

Князь недовольно поморщился.

— Рано. Я хотел дать ему время обдумать свое предательство. Став моим верным союзником, он мог бы принести много пользы.

— Он уже оказал нам неоценимую помощь.

— Каким образом?

Сотник задорно улыбнулся.

Оставшись один, Даниил Галицкий вновь погрузился в размышления.

Вести, которые принес незадачливый гонец из Литвы, с одной стороны, были просчитаны и предсказаны князем заранее, но, с другой стороны, неприятно удивили. Слишком быстро стали развиваться события.

То, что написал Войшелг в своем письме, удивительно дополняло картину, которая сложилась после допроса пленных, захваченных при последнем нападении на князя.

В Литве набирал силы князь Миндовг — отец Войшелга, с которым Миндовг, все еще оставаясь язычником, почти не поддерживал отношений. Тот, пытаясь объединить литовские земли, не щадил даже родственников.

Войшелг же сейчас был в мире с Даниилом и Васильком.

Войшелг писал, что до него дошли разговоры о намерении Миндовга начать переговоры о союзе с Ордой, чтобы укрепить свои позиции. Галицкий князь постарался бы не допустить объединения двух злейших своих врагов, поэтому над его головой нависла опасность.

Размышляя и анализируя сложившиеся части мозаики, князь пришел к следующему.

Опасаясь своего сильного соседа — Даниила, Миндовг скорее всего попытался избавиться от опасного противника. Собрав дружину из перебежчиков, он отправил ее, чтобы застать русского князя врасплох и напасть, когда тот окажется наиболее уязвимым.

Как показали пленные, захваченные во время стычки, когда разнеслась весть о гибели князя, — почти месяц небольшими отрядами они собирались вокруг Холма, чтобы нанести решающий удар, что чуть было им не удалось. Командовал ими литвин, который, воспользовавшись неразберихой, скрылся. Но несмотря на то, что командир отряда, который мог многое рассказать, не был захвачен, князю удалось восстановить почти всю картину происшедшего. Не хватало только одного — вестей из Орды. Как там отнесутся к предложению князя Миндовга? Да и возня на границе с Белыми волками могла повлечь осложнения.

Ну что ж, придется верному сотнику собираться в дорогу.

Вот так и получилось, что всего только неделю после свадьбы удалось побыть Георгию с женой.

Возвращаясь от князя, сотник был невесел. Хоть и был готов к приказанию немедленно выступать, но все же надеялся, что эта чаша его минует.

Пора было отправляться к татарам. Все его существо противилось походу. Это было все равно что идти в берлогу к растревоженному медведю. Сотник невольно потер плечо, где давно зажили раны от ожогов — следы от памятной встречи с ордынцами. Теперь же он сам направлялся в пасть к зверю.

Георгий и раньше ходил в степь, несколько раз вообще в одиночку — на встречу с лазутчиками, которые приносили вести из Орды. Но сейчас все говорило о приближающейся войне. В самом сердце Орды — Сарае его мог ждать неласковый прием.

Отправляться нужно было немедленно.

В гробовом молчании он собирался. Олеся стояла рядом и ничего не говорила. Что было у нее на сердце?

Принесла сверток с провизией — Георгий непроизвольно сунул его в переметную суму, застегнул ее на пряжку. Медленно обернулся. Вот сейчас он должен что-то сказать. Олеся его опередила.

— Я провожу тебя.

Так же молча они вышли. Георгий вел в поводу коня, Олеся держалась рядом. Шаг, за ним еще один, и еще…

Сердце щемило. Рядом шли два близких человека и не находили слов для того, чтобы выразить обуревавшие их чувства.

Завернули за угол. Там собиралась сотня. Дружинники галдели, собираясь в дальний поход. Стояли уже оседланные лошади, кое-где воины прощались с женами, пришедшими проводить их. Увидев сотника, все стали садиться на коней и потихоньку вытягиваться в двухрядное навершие.

Георгий занял место во главе колонны. Взмах рукой — и сотня неторопливо тронулась. Женщины и дети двинулись рядом, чтобы проводить до самых ворот.

Миг разлуки неотвратимо приближался. Георгий его боялся больше самого путешествия. Он выхватил взглядом из толпы идущую жену.

Но Олеся, как всегда, его удивила. Подбежала к нему, схватила за стремя. Георгия наполнила такая горячая волна нежности, что он склонился в седле и обнял ее.

Олеся не плакала и не убивалась. Просто перекрестила, прижалась сухой щекой к его щеке и сказала, что будет ждать.

— Я скоро вернусь, — улыбаясь, пообещал сотник. Он сам почти поверил в это.

Девушка стояла на дороге и махала рукой, пока всадники не скрылись из глаз.

— Они вернутся, — сказала она жене одного из воинов, тоже пришедшей проводить мужа в опасный поход, — ее глаза были мокры от слез.

— Да, я знаю, — ответила та, инстиктивно поймала за руку своего ребенка, пробегающего мимо, и медленно, будто бы в полусне, побрела к дому.

Словно откликнувшись на неслышный зов, Георгий обернулся, привстав в седле. Ворот Холма уже не было видно. Сотня растянулась по дороге, затянув какую-то песню.

Противоречивые чувства терзали сотника. С одной стороны, он снова отправлялся в степь по княжескому наказу, это будоражило его, заставляя сердце биться чаще. С другой стороны, он чувствовал, что часть его осталась дома, с Олесей. Чем дальше Георгий отъезжал от дома, тем сильнее натягивалась ниточка, связывающая их души.

— Я вернусь, — дал и себе обещание сотник.

Отступник

— …Ты не можешь дольше везти меня, у тебя мало воды… Я видел…

— …Я столько времени борюсь за тебя, что просто не могу тебя бросить…

— …Ты же не знаешь, что я за человек… Может быть, меня хотели убить неслучайно…

— …Не знаю… Просто я нашел тебя, когда ты нуждался в помощи…

— …Ты всегда помогаешь тем, кто попадает в беду?..

— …Не всегда… некоторым я не смог помочь…

— …Странный ты, рус…

— …На, держи, пей, ты потерял много крови…

— …Это что, последняя фляга с водой?..

Воспоминания накатывали на сотника каждый раз, когда он попадал в степь.

Дорога была длинная. Череда дней сменялась ночами. Однообразный пейзаж заставлял забыть о том, что бывает еще что-то кроме бескрайней степи.

Но Георгий помнил. Солнечное утро и Олесю, улыбающуюся ярче солнца. Свой дом, в который он хотел вернуться.

Ощущение единения с близким человеком не покидало его, наполняло теплом в холодную ночь, заставляло проехать еще на несколько сотен шагов больше, чтобы скорее вернуться.

Георгию не один раз доводилось ездить в Орду, но никогда еще он не заезжал так глубоко.

Чтобы русичей не узнали, дружинники переоделась в литвинов. Так они могли сойти за отряд наемников в поисках работы.

Вот уже несколько дней, как сотне Георгия перестали попадаться люди. Это говорило о том, что значительную часть пути они уже преодолели. Целью их было добраться до реки Итиль и двигаться вдоль русла, которое должно было привести сотню к столице Орды — Сарай-Берке.

Еще через неделю они увидели вдали темную полосу там, где кончалась земля и начиналось небо.

— Итиль… — прошептал рядом кто-то, не в силах сдержать восхищение.

На темном фоне словно распускались цветы. Ветер надувал разноцветные паруса, отчего издали их можно было принять за причудливые соцветия. Ладные ладьи спешили куда-то.

— Купчишки в Сарай плывут, — произнес чей-то другой голос.

— Пускай плывут, а мы поедем, — тихо произнес Георгий.

К вечеру продвинулись далеко. Все устали, поэтому было решено разбить лагерь прямо на крутом берегу. Костры разожгли в ямах, чтобы не было видно с воды или из степи.

Поужинав и распределив ночной дозор, воины легли спать. Нужно было хорошо отдохнуть перед следующим днем перехода.

Ночь миновала. В степи забрезжил рассвет, и краешек солнца вот-вот должен был показаться из-за горизонта. Вдруг снизу, от реки, раздались крики, звон мечей и ржание коней.

Георгий вскочил, мигом стряхнув сон, и бросился к краю обрыва, чтобы разглядеть, что происходит. Простор реки открылся во всей своей шири. Обзор же берега закрывал холм.

Напали, небось, басурмане и грабят кого-то.

— По коням! — крикнул сотник.

Воины Георгия, мигом вооружившись и оседлав коней, двинули на звук сражения. Выехали на холм. Внизу, у реки, расположились на ночь ладьи, что давеча они видели на реке, и сейчас возле них шла сеча.

Разномастная группа всадников и пеших рубились с охраной ладей и купеческими людьми. Среди сечи мелькали три богато одетых человека, знатно орудуя мечами, — видать, купцы из бывалых и не малодушные, что сразу откупаются добром от напавших разбойников.

Похоже, отбивались купцы от разношерстной разбойничьей банды, которые во множестве бесчинствовали на границе со степью. Таких и регулярные ордынские разъезды пытались выловить.

Не колеблясь ни минуты, сотник выхватил меч.

— Вперед, за мной!

И сам первым устремился в сечу, раздавая налево и направо удары булатным мечом.

Конники лавиной скатились с холма и вломились в ряды нападавших. Те явно не ожидали такого поворота событий и стали разбегаться.

Но сражение еще не было выиграно. На пути Георгия встали несколько воинов — богато одетый степняк, явно главарь банды, с ближайшими приспешниками. Все в добротной броне, конные. В банде они явно выделялись по силе и умению. Так как телохранители скорее всего были из разных мест, граничащих с Ордой, различалось и их вооружение.

Бой закипел с новой силой и уже шел по всей низине у реки. Воины Георгия слаженно теснили противников. Купцы тоже не собирались просто так дать уйти разбойникам.

Георгий вплотную схлестнулся с главарем. Тот был воин не из последних, но до предводителя Белых волков ему было далеко. Вырвавшись из общей свалки, они с сотником попеременно на скаку наносили друг другу удары, встречаемые поднятым щитом или росчерком меча. Схватка приобретала опасный оборот, поскольку несколько телохранителей, отбившись от наседавших, спешили на помощь к своему хозяину. Этот бой нужно было заканчивать немедленно.

Георгий отвел удар татарина и резким взмахом рассек пластинчатый доспех на левом плече и брамицу, прикрывающую шею. Главарь опрокинулся на круп лошади. От неожиданности конь сделал несколько резких скачков и, потеряв седока, понесся прочь.

Георгий оглянулся, бой затухал. Остатки разбойников уходили в степь. Телохранители, так и не подоспев на помощь, развернулись и поскакали вслед убегающим.

Сотник окинул взглядом побоище. Убитых было много, однако похоже, что никто из его воев серьезно не пострадал. Было много потерь среди охраны ладей — разбойники застали их врасплох. Дружинники спешились и стали помогать сносить раненых и убитых в лагерь, который был разбит на скорую руку для ночевки.

— Эй!

Сотник обернулся на зов. К нему направлялась памятная тройка купцов. По виду они были родственниками — уж очень походили друг на друга, как разновозрастные копии одного человека.

Старший представился:

— Яким, а это мои сыновья Андрей и Федор.

Младший смотрел с любопытством, а старший тряпицей протирал жуткую на вид булаву, которую недавно ополоснул от засохшей крови.

— Георгий, — представился сотник и протянул руку сначала старшему, а потом остальным по очереди.

— На заработки в Орду? — поинтересовался купец, намекая на наемничество.

— Навроде того, есть одно дело, — уклончиво ответил сотник, — нам бы до Сарая поскорее добраться.

— Ну, это легко. С такой охраной, как вы, нам теперь опасаться некого. Давай уговор. Мы вас на ладьях переправляем в Сарай, а вы не даете воронью разжиться нашим добром. По рукам?

Георгий широко улыбнулся.

— По рукам!

Яким со звоном стукнул о подставленную ладонь сотника. Взгляд его оставался таким же хитрым.

— Что-то мне лицо твое знакомо, — начал он, — и видел я тебя не в Литве, это точно. В Галиче на торгу, ты среди людей князя был. Я на лица памятливый.

Георгий нахмурился.

— Ну и что?

— Да так, ничего. И до Сарая быстро доберемся, и там чем смогу — тебе помогу. И не только потому, что ты нас выручил. Тяжко под татарами людям, а Даниил-князь — русским людям заступник. Так что не волнуйся, Георгий, я тебя не выдам. Помоги только похоронить наших, и поплывем, — и, помолчав, добавил еще: — Боюсь, кабы разъезд не нагрянул, — и объяснять им долго, и мзду отвалить придется, да еще пограбить могут вдобавок, лихоимцы.

Георгий согласился, что мешкать не стоит. Его воины и люди купцов быстро нагрузили струги, поудобнее уложили раненых и предали павших земле. Потом осмотрели убитых разбойников, забрали все, что могло пригодиться.

Столкнули ладьи в реку. Попутный ветер и весла, вспенившие воду, понесли ладьи дальше, к Сарай-Берке — столице Орды, положившей к своим ногам много стран и народов.

Близился закат. Георгий стоял на носу ладьи, наслаждаясь вечерней прохладой. Погруженный в свои мысли, он не заметил, как сзади подошел Семён. Десятник нисколько не пострадал в прошедшем сражении и хотел убедиться, что с сотником тоже все в порядке.

— Кхм, — кашлянул он, чтобы привлечь к себе внимание.

— А, это ты, Семён, что-то случилось?

— Да нет, ничего. Просто.

— А-а-а. Иди-ка ты лучше отдохни, кто знает, что завтрашний день нам приготовит.

— Сейчас пойду. Ответь мне только на один вопрос. Зачем мы стали купцам помогать? А ну как разбойников больше оказалось бы? И полегли бы все без славы.

Георгий призадумался.

— Понимаешь, — начал он, — кто бы им помог, как не мы? Если мы оказались там в нужное время, значит просто обязаны были вступиться.

Теперь пришел черед Семёна призадуматься.

— Странный ты человек, сотник, — наконец произнес он, — живешь как будто поперек.

— Это как?

— Каждый человек делает так, как ему удобнее или же проще. Плывет по течению. А ты поступаешь так, как считаешь правильным, даже если это чревато тяжкими последствиями. Как будто идешь поперек волны.

Георгий поморщился.

— Я как-то об этом не задумывался.

— Вот я и говорю, живешь и не думаешь, что не ломиться напролом куда проще.

Сотник выглядел обескураженным.

— Да не умею я по-другому.

— В том-то и беда… Скажи, что для тебя важнее всего?

— Не бояться быть честным с самим собой… всегда быть готовым дать ответ перед Богом.

— Я так и знал. Ты, сотник, хороший друг, но враг сам себе.

— Почему?

— Потому, что рано или поздно твои жизненные устои заведут тебя в такую теснину, из которой не будет выхода. И это может случиться очень скоро. А ты теперь женат. Должен думать не только о себе.

Лицо Георгия помрачнело.

— Ты, конечно, прав, Семён, негоже мне теперь напрасно рисковать жизнью. Но уж лучше жене моей стать вдовой, чем всю жизнь стыдиться мужа.

Семён устало махнул рукой и пошел искать удобное место для ночлега.

Оставшуюся часть дороги, почти до самой столицы Сарай-Берке, сотня разведчиков проделала с купцами. Георгий еще не был в ханском городе, поэтому его, вопреки чувству близкой опасности, разбирало любопытство.

Столица на Георгия произвела противоречивое впечатление. Местами теснились шатры, юрты, а где-то стояли дома и даже дворцы. Конечно, ближе к средоточию власти — ханскому дворцу — жилища были каменными и выглядели более богато. Они, как и дворец хана, были построены мастерами из Хорезма. Кое-где высились мечети. Многие ордынцы становились мусульманами.

Самый разнообразный народ галдел и переговаривался на разных языках, торговали где и чем угодно, в основном скотом и различной снедью. Переодетым дружинникам стоило труда проехать по улицам, чтобы никого не задеть.

Самое сильное впечатление на Георгия произвел рынок невольников. Проезжая мимо, он видел обреченных стать живым товаром, чтобы быть проданными для непосильной работы. Скорее всего, никто из их не увидит уже своего дома.

Сотника душило бессилие помочь им или облегчить их участь — задание, данное князем, не давало ему воли вмешиваться в какие-либо дела Орды. А торговля невольниками была самым прибыльным делом в Сарае. Он вообще должен был привлекать как можно меньше внимания. Георгий всматривался в череду рабов, пытаясь узнать среди них русичей, но эта попытка оказалась тщетной. Все они выглядели одинаково изможденными и обреченными.

— Плохой товар, — произнес Яким, поравнявшись с сотником, — долго шли, плохо кормили, опять Муслим казны жалел, теперь больше на торге потеряет!

— А ты тоже торговлей людишками перебиваешься? — исподволь поинтересовался Георгий.

— He-а, что я, нехристь какой? Просто пока торгуешь, то одно узнаешь, то другое. Ведать все, что на торге творится, — это же наш хлеб!

— А кто этот Муслим?

— У одного местного князька служит, навроде нашего приказчика. Плохой человек. До казны жадный и жестокий. Люди для него все равно что черви, захочет — раздавит, захочет — жить даст.

— Понятно.

Георгий снова погрузился в размышления, прерванные появлением купца. Думал он как раз о поручении, которое ему дал князь.

Даниил велел ему встретиться с человеком, от которого иногда приходили вести о состоянии дел в Орде. Князь посылал ему дорогие подарки — тот передавал с верными людьми весточки.

Сотник знал имя человека, с которым ему предстояло встретиться, а еще он знал, что тот был знатным вельможей.

— Яким! Не знаешь, где дом одного из местных богатеев, Джанибек его имя? — спросил он без особой надежды.

Купец аж присвистнул.

— Знал бы я, что ты к такому важному человеку едешь, не просил бы нас провожать. Видать, ты и сам не так уж прост.

Георгий пожал плечами.

Человеком князя был ордынский тархан. У него был свой дворец в Сарай-Берке и несколько богатых улусов неподалеку.

Несколько раз Георгий встречался на границе с его доверенными людьми и только теперь узнал, кто в Орде шлет вести князю. Эта новость изумила его и одновременно вызвала подозрения. Такой человек мог преследовать свои цели, делясь сведениями только в том случае, если это входило в его планы.

И все же на его верность Георгий был вынужден положиться.

— Ну, так покажешь к нему дорогу?

— Отчего не показать. Вот только приедем на место, станем лагерем да товар сдадим под охрану, и можно будет отправляться.

— Да, я с вами пока останусь. Пусть все думают, что вы меня с воями наняли.

— Ладно, как скажешь.

В этот день к тархану не пошли. Все были заняты установкой шатров и обустройством лагеря. Яким с сыновьями отправились, чтобы перетащить товар на специальное, охраняемое место и повидаться со своими.

Георгий решил дождаться их прихода, чтобы узнать новости.

Чтобы не сидеть без дела, позвал двух дружинников и велел вооружиться.

Сотник хотел отточить свое умение во владении мечом. Он не мог забыть свои неприятные ощущения во время схватки с Белым волком. Тот оказался более чем достойным соперником. В тот раз Георгий был на волосок от гибели.

Неторопливо снял кольчугу, положил рядом, подумал и снял рубаху — солнце припекало, намокнет от пота.

— Ну, нападайте на меня, — скомандовал он воям, вытянув меч перед собой.

Те молча повиновались, они уже привыкли к причудам своего сотника.

Тренируясь без кольчуги с несколькими противниками, сотнику следовало быть предельно осторожным — любое касание мечом могло нанести легкую рану, поэтому, чтобы не получить ни царапины, требовалось настоящее мастерство.

Солнце клонилось к закату, но было еще довольно-таки жарко, пот ручьями лился со сражающихся. Георгий уже порядком устал, но не чувствовал удовлетворения, поэтому позвал еще одного воина.

— Теперь нападайте на меня вместе, — приказал он.

— Все трое сразу?

— Да, все трое.

— Пораним ведь, мечи боевые…

— Ну!

Все трое дружинников напали сразу, сотник сделал шаг в сторону, одним взмахом отбил два меча, развернувшись — еще один, выбил меч из руки первого воина, молниеносно отразил выпады двух других, поменявших позиции. Снова развернулся. Его меч застыл совсем недалеко от шеи первого, нагнувшегося, чтобы поднять меч. Ногой подкинул выбитый из рук первого меч и, поймав его левой рукой, нацелил на нападавших.

— Ну ты мастер! — услышал Георгий голос за спиной. Обернулся.

Невдалеке стоял вернувшийся Яким с сыновьями.

— А со мной можешь? — спросил он.

— Можно попробовать. А ты с саблями умеешь? — с надеждой поинтересовался сотник.

— Не очень, меч люблю и булаву, а на саблях у нас Андрей, сын мой, мастак, был у нас половец один, так его здорово научил.

— Ну, давай сначала с тобой, а потом с сыном.

— И со мной тоже, — отозвался меньшой, Федор.

— Ну ладно, — улыбнулся Георгий, — всем хватит.

Для поединков выбрали ровное место, наверное, пол-лагеря собралось посмотреть на это зрелище. Купцы слыли среди своих неплохими воинами. Мнимые литовцы, конечно, «болели» за сотника.

Георгий первым вошел в круг. Оглянулся по сторонам, оценивая размер площадки.

— Ну? — спросил он.

Яким усмехнулся.

— Пусть сыны сначала покажут, на что способны. И это… оделся бы ты сотник, заденут, не ровен час.

Георгий поколебался, но от предложенной кольчуги отказался.

В круг вошел самый младший из сыновей — Федор. Он собирался драться мечом.

Сотник улыбнулся. Он любил меч так, как ни один другой вид оружия. Чувствуя в руках свой булат, он не сражался, а жил битвой.

Федор был немного смущен тем, что на него все смотрят, поэтому первые выпады сделал неловко, потом, словно забыв о присутствующих, начал драться увереннее.

Сотник далеко не так легко, как был уверен, но все же смог победить его. Юноша был совсем неплох, однако ему было чему поучиться, в том числе и у сотника.

Андрей, старший из братьев, как и обещал Яким, вышел с двумя саблями. Он был гораздо спокойнее и увереннее в себе, чувствовался опыт многих стычек.

Сотник едва успел принять боевую стойку, как Андрей напал, выделывая такие финты саблями, что у Георгия дух захватило. Он почти пожалел, что отказался от кольчуги. Сейчас, отбйвая мелькающие клинки, он испытывал настоящий восторг от поединка с достойным противником.

Стоящие вокруг замерли. Все понимали, что, ошибись сейчас сотник, при такой скорости ударов не избежать беды — Андрей просто не сможет замедлить клинок.

Но сотник не совершал ошибки. Его меч мелькал так же быстро.

Однако такой темп не мог поддерживаться противниками долго. Затягивание поединка была не на пользу сотнику, потому что ему приходилось отбивать сразу два клинка и в руке его был все же меч, а не сабля.

Георгий мысленно сравнивал Андрея с предводителем Белых волков. Конечно, купец все же не дотягивал до степняка, но был хорош. Даже очень.

Руки сотника наливались усталостью, а еще он испытывал острую потребность вдохнуть воздуха полной грудью, поэтому с Андреем на сегодня решил закончить.

Он сделал обманное движение, отчего Андрей потерял равновесие и был вынужден сделать шаг вперед. Только вытянутая вперед рука Георгия, упершаяся юноше в грудь, не дала тому напороться на меч сотника.

Присутствующие одновременно выдохнули. Никто не ожидал такой внезапной развязки поединка.

Георгий протянул юноше руку. Тот крепко пожал ее, и противники разошлись. Оба тяжело дышали.

Сотник огляделся, пытаясь выровнять дыхание. Толпа гомонила. Давненько здесь не видели такого. Заметив среди стоящих Семёна, Георгий чуть не рассмеялся. Тот с широкой ухмылкой смотрел, как смурной купец отсчитывает ему монеты, — десятник явно поставил на своего начальника и не прогадал.

Но вот вперед вышел Яким. Лицо его было серьезно.

— Ты еще собираешься драться со мной?

Сотник уже отдышался.

— Да, а что? — удивился он.

— Ты уже устал.

— Ничего страшного, я уже передохнул.

— Ну, как знаешь, мое дело предложить… — Яким пожал плечами, — и все же нужно уравнять шансы.

Он через голову снял кольчугу вместе с рубахой и бросил ее Федору. Если у сотника доставало мужества драться без защиты брони, то и купец был неробкого десятка. Он не хотел иметь ни малейшего преимущества. Даже толщиной с грубую льняную ткань. Теперь они были в равных условиях. Если не считать того, что сотник провел уже не один бой.

Вместе эти двое смотрелись эффектно. Георгий — выше среднего роста, жилистый. Яким чуть крупнее, но такой же мускулистый. Было видно, что владение оружием для него не праздное развлечение.

Встали друг напротив друга, вытянув вперед мечи. Замерли на мгновение. Все понимали, что именно сейчас начнется самое интересное.

Поединок начали неторопливо, хотели присмотреться друг к другу. Обменялись несколькими осторожными ударами. Отбили каждый. Движения плавные, отточенные — стиль боя сильно отличался от предыдущего.

Следующий обмен ударами был проведен в более быстром темпе: противники уже оценили друг друга.

То, что произошло дальше, трудно описать словами. Противники были почти равны. Их поединок скорее напоминал причудливый танец. Зрители, затаив дыхание, смотрели на движения бойцов. Никогда раньше они не видели такого количества хитрых финтов и обманных маневров.

Однако никто еще не совершил ошибку. Но долго ли это сможет продолжаться? Кто первый ослабит внимание?

Вдруг толпа охнула.

Георгий удивленно посмотрел на руку — из царапины на предплечье текла кровь. Он не знал приема, только что проведенного купцом. Обиднее всего было то, что он мог закончиться не царапиной, — купец намеренно изменил направление движения меча.

Яким усмехнулся.

— Извини, я не хотел… — начал он.

— Еще раз! Мы договорились биться до трех пропущенных ударов, — прервал его сотник. Он даже не поднес руку к порезу.

Теперь обмен ударами происходил еще более осторожно. Противники кружили друг против друга, выбирая удобный момент и выискивая малейшую брешь в защите.

Георгий словно бы почувствовал движение воздуха. Он еле успел уклониться от удара Якима, чуть не получив еще одну обидную царапину. Тот провел схожий прием. Хоть рана и не была нанесена, однако выигрыш был снова за купцом. Его меч прошел слишком близко.

Сотника такой расклад никак не устраивал. А еще он знал, что Яким постарается повторить в третий раз то, что у него получилось уже дважды. Теперь Георгий ждал момента, когда купец снова прибегнет к своему любимому приему.

И вот, дождавшись, он резким движением выбил меч, так что тот отлетел к первому ряду зрителей, и сбил противника с ног.

Яким, сидя на земле, удивленно смотрел на сотника, так и не поняв, как он очутился в таком положении.

Сотник протянул ему руку.

— Вставай, нечего рассиживаться, — с улыбкой произнес он.

Яким, еще не опомнившись, дал ему руку и позволил себя поставить на ноги.

— Скажи, кто тебе показал то, что ты сейчас сделал? — спросил он.

Георгий удивленно пожал плечами.

— Никто, просто нужно было что-то предпринять…

Купец присвистнул.

— Да у тебя настоящий талант, сотник.

— Есть немного, — смущенно ответил тот.

Он выглядел уставшим, волосы взмокли от пота, но лицо его освещала искренняя радость.

Еле вырвавшись из круга оживленно галдящих и норовящих похлопать победителя по плечу, поединщики пошли в шатер Якима, чтобы привести себя в порядок и обсудить новости, которые купец принес с торга.

Утром все уже было готово к поездке во дворец тархана. Выезжать решили с десятком дружинников Георгия и небольшой охраной купцов, будто бы на торг.

После вечернего товарищеского поединка Яким проникся к сотнику искренним расположением. Если до этого он просто испытывал к Георгию симпатию, то сейчас бывших противников связали настоящие дружеские узы.

Купец с самого утра был невесел. Сотник не мог понять причину этой неожиданной угрюмости, пока Яким сам не объяснил ему.

— Тебе опасно ехать к тархану, — произнес он наконец.

— Почему?

— Потому что на торгу все здесь говорят о скорой войне с Галичем.

— Но ведь тархан — союзник князя.

— Тархан союзник сам себе. Если хан настроен воевать — тархан не пойдет против его воли ни явно, ни тайно.

— Я не могу нарушить волю князя. Он недвусмысленно приказал мне встретиться с тарханом Джанибеком.

— Я понимаю, но, отдавая тебе приказ, князь не знал того, что творится сейчас в Орде.

— Я думаю, он предвидел такой поворот событий и тем более надеется на мою верность.

— Не о неверности речь, а о том, что нельзя самому надевать петлю себе на шею.

— Я не думаю, что сегодня мне что-то угрожает. Нужно попробовать узнать что-то ценное для князя. С Божьей помощью и головы сбережем и князю послужим.

— Ну как знаешь, — Яким, похоже, не нашел более аргументов, чтобы отговорить сотника ехать к Джанибеку.

Ехали молча. Каждый думал о своем. Георгий снова мысленно был дома. Еще никогда он так не стремился поскорее вернуться. Его жизнь словно началась сначала — наполнилась новым смыслом. Теперь, когда он был не один, все ему виделось в ином свете. Теперь он лучше понимал поступки других людей. Теперь он знал, что в ответе не только за себя. Во что бы то ни стало он должен был вернуться.

Проезжали мимо невольничьего торга. Снова, как в первый раз, сердце сжалось от вида скованных, удрученных неволей людей.

Угрюмым взглядом провожал Георгий череду колодников, проезжая мимо. Лица изнурены долгим переходом и недостатком пищи. Тела в ранах от солнечных ожогов и ударов плетей. Орда беспрестанно совершала набеги, в рабах недостатка не было, поэтому никто не заботился о том, сколько невольников и в каком виде доживет до торга.

Вдруг Георгий вздрогнул, заметив полный безысходности взгляд, устремленный на него. Этого человека он раньше видел. Вот только где? Закрыл глаза, попытался представить его в другой обстановке. Не помогло. Сотник испытывал сейчас такое чувство, что что-то важное непоправимо ускользает.

— Когда начнется торг? — спросил он, обернувшись, у Якима.

— Через час, наверное.

— У меня к тебе просьба, сможешь ее выполнить?

— Смотря что за просьба, — усмехнулся купец.

— Я все равно не хотел, чтобы ты со мной отправлялся к тархану, — это может быть опасно. Останься здесь и постарайся купить для меня этого человека, — попросил Георгий, показывая на невольника, который за несколько мгновений до этого о чем-то взглядом умолял сотника.

— Вот этого? — удивился Яким.

— Да, — задумчиво ответил Георгий.

— Хорошо, как хочешь, правда, я не понимаю, почему ты отказываешься от моей помощи.

— Я не отказываюсь, просто не могу предугадать, как меня примет тархан. Не стоит рисковать нам обоим.

Георгий немного помолчал.

— Если что случится, доставишь на ладьях моих людей как можно ближе к границе Галича?

— О чем вопрос! — ответил купец. — Но с тобой ничего не должно произойти, сотник. Ты счастливый, — Яким ободряюще хлопнул Георгия по плечу, так что тот покачнулся в седле.

— Дам тебе одного человека, — продолжил он, — проводит вас да заодно посмотрит, что да как, мне весть подаст, если помощь понадобится.

— Тогда до встречи! — сотник широко улыбнулся и ответил крепким рукопожатием.

Через час Георгий с провожатым и десятком своих дружинников подъехали к дворцу тархана.

Яким смотрел вслед неторопливо удаляющемуся сотнику и чувствовал, что его сердце тревожно сжимается. Это чувство было для него внове. Впервые купец так привязался к человеку, с которым совсем недавно познакомился.

В первый день, когда Яким с сыновьями ходил на торг, он осторожно разузнал все, что мог, о сотнике. Его предположения подтвердились. Сначала в душу Якима закрались сомнения: быть рядом с человеком, который выполняет какое-то тайное поручение князя, опасно. В Орде сейчас неспокойно. По малейшему подозрению могли лишить жизни без суда и следствия. Потом, устыдившись своего мимолетного малодушия и вспомнив, что, вполне возможно, сотник спас им всем жизнь, Яким пообещал себе, что поможет Георгию во что бы то ни стало.

Когда, вернувшись с торга, он невольно стал свидетелем тренировки сотника, Яким захотел испытать его. Купцу показалось, что тот просто рисуется или пытается пощекотать себе нервы, играя с опасностью.

Яким думал, что легко победит соперника, однако, сражаясь, понял, что ему понадобится все его хваленое мастерство, чтобы одержать верх. И дело было даже не в том, чтобы оставаться целым и невредимым, а в том, чтобы самому не нанести противнику серьезной раны — это было главным условием поединка. И все же купец не отказал себе в удовольствии задеть мечом сотника. Он думал, что тот рассердится, выйдет из себя и станет легкой добычей, но ничего подобного не произошло. Георгий, казалось, не заметил царапины — так был сосредоточен на бое. Как выяснилось позднее, он просто изучал технику Якима, чтобы в решающий момент переломить ход поединка. Купец до последнего верил в свое преимущество, поэтому был потрясен такой внезапной развязкой. А сотник искренне поблагодарил его за хороший бой и честно признался, что чуть было не потерял авторитет среди своей сотни. Его заботило только это.

Встреча Георгия ждала действительно не простая. Все слова Якима об удаче были сказаны не столько для того, чтобы подбодрить сотника, сколько для себя. Чтобы успокоить свою совесть, которая шептала, что нельзя Георгия отпускать одного. Но сотник был прав. Им обоим нельзя было появляться у тархана. Не то чтобы купец боялся каких-то последствий. Он уже решил, что поможет сотнику. Просто должен был оставаться человек, о существовании которого тархан не подозревал и которого не учитывал в своих планах…

Георгий со своим десятком уже почти скрылся из вида в пестрой толпе торга. Он ехал, посматривая по сторонам и непроизвольно отмечая детали. Даже в Сарае Георгий оставался разведчиком.

Взгляд Якима потеплел.

— До встречи, сотник!

К тархану Георгий попал сразу. Честно говоря, он думал, что придется долго ждать, и уже настроился на это. Однако раб позвал сотника во внутренние покои дворца всего через несколько минут после того, как Георгий передал тархану знак, который ему перед самым отъездом вручил князь Даниил.

Что бы это значило?

Войдя, сотник сразу осмотрелся. Огромная комната была богато убрана. В центре, за низким широким столом, на котором стояли напитки и сладости, сидело двое. Один из них был тархан, другой, скорее всего, его приближенный. Вот только кто есть кто? Сидящие, не произнося ни слова, с интересом смотрели на Георгия. Ждали, что он предпримет дальше.

Оба — примерно одного возраста, одеты практически одинаково. Только одежда того, кто сидел справа, более проста и удобна.

Замешательство сотника длилось лишь секунду. Он сразу определил, кто из двоих тархан, а кто его подданный. Если тот, кто сидел слева, просто разглядывал сотника с легким интересом, не проявляя к его персоне особенного внимания, то правый смотрел внимательно и оценивающе — он привык сразу назначать цену людям и повелевать.

Это, без сомнений, и был тархан.

С первого взгляда Георгий не смог определить, как стоит себя с ним вести. Возраст его не преклонный, но уже гораздо старше среднего, лицо простое, без выдающихся черт. Глаза холодные, но цепкие. Однако эта внешняя простота не могла обмануть сотника. Будь Джанибек так бесхитростен, он не смог бы занять столь высокий пост.

Не нравится мне все это.

Сотник склонился в почтительном поклоне.

— Князь Даниил Галицкий приветствует тебя, великий тархан Джанибек! Я — сотник его дружины.

Тархан ничего не выражающим взглядом несколько минут рассматривал Георгия, потом ответил.

— И я приветствую посланца мудрейшего Галицкого князя, да продлятся его дни.

Он знаком показал, чтобы сотник присаживался напротив.

— Что привело ко мне посланца великого князя?

Георгий вопросительно посмотрел на другого татарина.

— Ты можешь не обращать внимания на моего помощника. Он предан мне так же, как ты своему князю. Ведь ты — его доверенное лицо?

Тархан снова впился взглядом в сотника. Его удивило, что князь прислал человека совсем невысокого звания. Или посланец что-то скрывает?

— Безусловно, — спокойно ответил Георгий.

— Итак, что же заставило тебя проделать столь далекий путь?

Сотник ответил не сразу. По дороге во дворец Георгий прокручивал в уме возможные варианты разговора, но в конце концов решил положиться на свою интуицию. И вот теперь, когда нужно было рассказать о цели своего приезда, он не мог придумать, как вывести тархана на чистосердечный разговор, а самому при этом рассказать как можно меньше.

— Князь обеспокоен новостями из Орды, — начал он и с удивлением, которое, впрочем, попытался скрыть, заметил, как напряглось лицо тархана.

Что здесь все-таки происходит?

Замешательство тархана длилось недолго.

— Что же так обеспокоило князя?

Да, обыграть такого старого лиса будет сложно.

— Союз врагов не может не настораживать, — осторожно ответил сотник.

— Если ты говоришь о союзе с Литвой, то это вряд ли произойдет, — тархан снисходительно улыбнулся, как улыбнулся бы старожил глупому вопросу мальчика. А еще сотник заметил облегчение ордынца, что разговор повернул в это русло, — хану Берке Литва в качестве союзника неинтересна, они — слишком слабы и вероломны. Очень плохие союзники, но хорошая добыча.

Тархан открыто смотрел на Георгия, как бы говоря: «Мне нечего скрывать!»

Сотник поморщился.

Я что-то упускаю!

— Я не о Литве, а о врагах князя в самой Орде, — медленно произнес он.

Взгляд тархана вновь стал колким.

Ага! Попался, старый лис!

Когда сотник ехал во дворец, то собирался расспрашивать тархана о неспокойных соседях, но сейчас чувствовал, что тот пытается скрыть нечто более важное.

— Безусловно, у князя много врагов в Орде, — так же медленно ответил тархан, — о ком ты говоришь?

Я и не думал, что будет легко.

— Я говорю о двух самых могущественных, — Георгий многозначительно замолчал. — Князь опасается, что дальнейшее развитие событий спровоцирует начало войны.

По лицу тархана невозможно было понять, что тот думает о том, что услышал. Он не спешил с ответом.

Неужто я его так озадачил?

— Может статься, что князю враги просто мерещатся, — наконец ответил тархан.

Ордынец снова впился взглядом в сотника, будто намереваясь заглянуть в его мысли.

Георгий взгляд выдержал.

— Мы так не думаем. Князь считает угрозу вполне серьезной.

Лицо тархана снова стало непроницаемым.

— Хорошо, допустим, что же князь хочет от меня?

Тархан вернул удар, но и сотник не замедлил с ответом.

— Знать: кто, когда и где.

Вот так!

Тархан снова призадумался.

— Сейчас всем будет не до Даниила Галицкого… — в задумчивости ответил он.

Георгий затаил дыхание, одно неверное движение или некстати сказанное слово — и окончания фразы он не услышит.

— Хан Берке наверняка уже спешит в Сарай… Кстати, где ты остановился и много ли с тобой людей?

Тархан умел задавать неожиданные вопросы.

— Недалеко от северных ворот, где толкутся наемники. Князь велел мне не выдавать цели своей поездки.

Георгия тоже нелегко было сбить с толку.

— Это очень предусмотрительно. Так сколько, говоришь, у тебя воинов?

— Два десятка. Самых верных людей.

— Правильно, иначе нельзя…Ты не хочешь перебраться ко мне во дворец? — неожиданно предложил тархан. — Я все выясню, и ты сможешь порадовать своего князя новостями… А у меня на службе немного заработаешь. Мне нужны наемники для охраны дворца.

Лицо Джанибека выражало искреннюю симпатию.

Предложение, конечно, было весьма заманчивое, только сотнику оно совершенно не нравилось. Неожиданная заботливость тархана, безусловно, объяснялась тем, что он хотел держать незваных гостей под присмотром.

— Мне льстит предложение великого тархана, — начал Георгий, — однако князь мне дал совершенно четкие указания. Я не могу нарушить его приказ.

Тархан снова сменил маску на обыденную и ничего не выражающую.

— Ну хорошо, мы увидимся через несколько дней. Я попытаюсь узнать, кто в Орде желает смерти Даниилу. Исключительно из дружеского расположения к Галицкому князю.

— Ты можешь быть свободен, — наконец подал голос приближенный тархана. Все это время он молча слушал, ни взглядом, ни жестом не показывая своего отношения к услышанному. — Приходи через три дня.

Сотник встретил Якима на торгу недалеко от того места, где они расстались. Купец сидел под навесом с другими торговыми людьми и пил чай из пиалы. Завидев Георгия, он вскочил и вышел навстречу, широко улыбаясь. Русичи обменялись рукопожатием и крепко обнялись.

— Я ж говорил, что ты счастливый! — с улыбкой произнес купец.

— Да никакой опасности и не было.

— Зря ты так думаешь! Кстати, встретился с тарханом?

— Встретился… Если коротко: поговорили намеками — каждый о своем. Велели мне через три дня приходить, расскажут, мол, новости. Только мне не очень верится. Просто не готов был тархан к разговору со мной. Хочет время потянуть… Мне предложил наняться в охрану, — с улыбкой добавил сотник.

— Это плохо, — серьезно ответил Яким, — он просто захотел иметь тебя под рукой.

— Вот и я об этом подумал. В общем, отказался.

— Да. Чудные нынче пошли наемники, самому тархану отказывают в таком заманчивом предложении! — купец усмехнулся.

— Предложение, конечно, заманчивое, даже слишком. Как приманка в мышеловке.

— Слов нет, ты все правильно сделал, сотник. Но хоть узнал что?

Георгий задумался.

— Узнал, да вот только что?.. Одно можно сказать твердо: хана сейчас в Сарае нет — кочует, видать, по улусам; но произошли некоторые события, что заставили его бросить все и сломя голову ехать в столицу… А еще тархан сказал, что в ближайшее время хану будет не до моего князя…

— Странные дела. Что такого может произойти? Опять, небось, хана какого скинули, теперь власть делить будут! У них тут все время грызня.

— Вполне возможно. Подождем. Если так, скоро на торгу все знать будут.

— Это точно!

— Ну так что, по коням?

— Поехали в лагерь, умаялся я, тебя дожи-даючись. Пообедаем хорошо. А то здесь ни меда крепкого, ни окорока куска на всем базаре не сыскать.

— Да, ты выполнил мою просьбу? — спросил сотник уже сидя на лошади.

— Какую?

— Купил раба?

— Конечно, хотя Муслим, чума этакая, нутром почуял, что он мне нужен, стал цену задирать. Пришлось до кучи еще пяток купить. Для отвода глаз. Ты бы видел, как мы торговались! Одно загляденье! Пыжился, пыжился петух, а скинул.

Георгия невольно передернуло.

— Ты что? — удивился Яким.

— Понимаешь, если б не один случай, так меня несколько лет назад тоже здесь продавали бы.

— Убег? — с уважением поинтересовался купец.

— Вроде того, — сотник не хотел вдаваться в подробности.

— A-а, понятно, — протянул Яким, хотя в действительности ничего не понял. Он уже заметил, что у сотника есть свои причины что-то не договаривать. Лучше его не дергать, сам расскажет, когда время придет.

— А где народ-то? — поинтересовался Георгий.

— Там, в тенечке отдыхает, покормил я их, вот и сморило колодничков от сытной-то еды, — ответил купец. — Нет, не надо, — запротестовал Яким, заметив, как сотник потянулся к кошелю на поясе, — не трать казну впустую. Я это сделал для своего удовольствия. Негоже русским людям пахать чужую землю.

— Ну, как знаешь! Что делать-то с ними будем?

— Я думал, ты знаешь! Зачем тогда просил купить?

— Я просил купить одного, чтобы задать несколько вопросов.

— Ладно, задашь свои вопросы, спросим у них, либо со мной останутся, либо с тобой на Русь пойдут.

— Добро.

Когда к ним приблизились всадники, шестеро тощих рабов зашевелились и начали подниматься. На лицах их не было написано ничего. Они не могли и представить, что жизнь припасла им счастливую неожиданность.

Своего раба Георгий узнал сразу. Тот внимательно смотрел на сотника.

— Ты кто? — без обиняков спросил Георгий. — Ты меня знаешь?

— Знаю, — тихо ответил раб, — ты сотник Галицкого князя.

— Ну, об этом здесь не нужно говорить, я здесь не представляюсь… по некоторым причинам, — предостерег сотник, — откуда ты меня знаешь?

— Я тоже служил в дружине, пока в плен не попал.

— Понятно, то-то лицо знакомым показалось, да из-за худобы не узнал. А кто был твоим сотником?

— Михайло.

— Так ты когда в плен попал? — в голосе Георгия послышалось нетерпение.

— Нас всех в последней стычке повязали. Как в князя стрела попала, началась неразбериха, все смешалось, недруги похватали тех, кто подвернулся, и дернули в степи. Там литвин, что за главного у них был, нас Муслиму и продал.

— Так ты видел, как сотник ваш погиб?

— Нет, не видел, говорили, что к князю пробивался, да потом потеряли из виду.

Георгий повернулся к остальным.

— А вы видели тело Михаила?

— Нет, не видали, — нестройно ответили бывшие дружинники. Потом один добавил: — Один из наших говорил, что заметил, как его ранило, но чтобы убитым — никто из нас не видал.

Эта новость взбудоражила сотника. Вдруг его закадычный друг все еще жив! Хотя неволя может быть хуже смерти.

— У Муслима есть еще кто-то из наших? — с надеждой спросил он.

— Если есть, то мы не знаем. До торга вроде только мы дошли, остальные или дороги не выдержали, или продали их по пути. Перед Сараем много улусов проходили.

— Жаль, могли бы еще кому помочь…

— Э-э, а с нами что будет? — поинтересовались мужики.

— Есть два предложения: пойти к Якиму товар охранять или ко мне в дружину вернуться.

— Мы в дружину, — снова ответил нестройный хор голосов.

Георгий озорно улыбнулся.

— А купец как же? Все-таки он вас выкупил?

— Мы вой, нам в дружине сподручнее.

Георгий, все так же улыбаясь, пожал плечами.

— Видать, сегодня мой день.

— Вой они, — под нос пробормотал Яким, — дали увести себя, как телят. Тьфу, а не вояки.

— Не обижайся.

— Да ладно, я не обижаюсь.

— Кстати, совсем забыл, — снова обратился сотник к мужикам, — князь в добром здравии. Ранили Всеслава — он был одет в княжеский плащ. Когда я уезжал, плох был Все-славу шко, но живехонек. Сослужил еще одну службу своему князю.

Георгий и предположить не мог, что эта новость так порадует бывших рабов. Всю дорогу до лагеря они тянули песни одну за другой, а сотник мыслями снова был дома.

Тархан со своим слугой прогуливался по внутреннему дворику дворца. Тихо журчал небольшой фонтан. Легкий ветерок тревожил ветки цветущих деревьев. Но ничто не навевало тархану спокойствия.

Новости, которые он получил несколько часов назад, перед самым приходом сотника, были слишком серьезны.

Умер великий хан Мункэ.

Умер во время похода в Китай. Глупой смертью от больного живота.

Два его брата, Хулагу и Хубилай, объединились, чтобы посадить на великое ханство Ху-билая. Хулагу даже собирался вернуться из похода в Сирию.

Все бы хорошо, да только самый младший брат — Ариг-Буга, от которого ничего такого не ждали, тоже предъявил свои права.

Вот-вот должен был состояться великий курултай — выборы великого кагана. Где он состоится? Когда?

Никто не знал. А тархан хотел знать.

Вот почему хан Берке уже наверняка был на пути в Сарай.

Он должен был участвовать в курултае. Чтобы сохранить свою относительную независимость. О том, чтобы самому стать великим ханом, речь не шла. Берке не пользовался таким влиянием в Каракоруме. Он предпочитал свою столицу — Сарай-Берке. Слишком заметно. Его стремление к независимости не нравилось покойному хану. И теперь, когда Орда была расколота в междоусобице, хану нужно было принять верное решение.

Эти думы сегодня были слишком тяжки для тархана Джанибека. А тут еще этот посланец князя Даниила. Его прибытие в такое время нельзя было списать на случайность.

Интересно, что он знает?

Своими намеками он взбудоражил и без того встревоженного новостями тархана.

Неужели весть о смерти хана дошла и до Галича?

Вряд ли. Сотник имел в виду что-то еще. Только что?

Недосказанность выводила из себя.

Князь Даниил очень хитер! Недаром столько лет не только удерживает княжество, но и расширяет его.

А что если этот сотник специально отправлен, чтобы помешать хану поехать на курултай? Даниилу выгодно ослабить Орду. Что если вообще все неприятности с Галичем созданы лишь для того, чтобы ослабить хана Берке? Как и везде, в Орде ханов больше, чем улусов.

Тархан не знал ответов.

Но всегда есть кто-то, кто знает.

Сотник, безусловно, не так прост, как кажется. Да и сотник ли он? Нужно лишь хорошо порасспросить его.

Тархан резко обернулся к следовавшему за ним в отдалении слуге.

— Проверили, где остановился посланец князя? — спросил он.

Давешний приближенный, чуть склонившись, ответил:

— Проверили. Возле северных ворот его никто не видел.

Тархан криво улыбнулся.

— Вот и доверяй после этого людям. Этот молодой воин так убедительно рассказывал нам о том, что остановился у северных ворот, что я чуть было не поверил ему.

Если бы не известие о смерти великого хана, которое выбило тархана из колеи, сотник не покинул бы пределов дворца. Джанибек просто забыл отдать это приказание. Такого с ним не случалось очень давно.

— Найти его немедленно!

— Но ведь он сам придет через три дня? — с хитроватой улыбкой заметил слуга.

— Я не могу ждать. Мне нужно знать, что князь собирается предпринять в связи со смертью хана, и о других вещах. С кем он заключил союз. Если Даниил отправил сюда этого сотника, значит, тот достаточно осведомлен о планах князя.

Мысленно тархан уже подписал Георгию смертный приговор.

Конечно, после допроса с пристрастием.

Князь не сможет предъявить никаких претензий за смерть своего сотника — тот приехал в Орду тайно. Да и приехал ли? Мало ли в степи разбойников?

Его можно будет использовать каким-то образом в политической игре против Даниила, например выдав за лазутчика. А если хану он не будет нужен, его тело просто выкинут шакалам. Концов не найдешь.

Из задумчивости тархана вывел голос приближенного.

— Я знал, о мудрейший, что посланец Галицкого князя тебе еще понадобится…

— Ближе к делу, — прервал слугу тархан.

— Я велел проследить за ним.

Сотнику не спалось. Он раз за разом прокручивал в уме утренний разговор. Само то, что тархан стал уходить от прямого ответа, выдало в нем врага Галича. Ему больше нельзя было доверять. Поразмыслив немного, Георгий принял нелегкое для себя решение: к тархану больше не возвращаться. Это было прямым нарушением приказа князя, но второй визит был слишком рискованным. Не то чтобы сотник боялся рисковать, просто так явно самому лезть в петлю было глупо.

Проверив посты, он пошел вдоль лагеря, чтобы привести в порядок свои мысли.

Неизвестно, что заставило сотника обернуться — то ли наитие, то ли чуть слышный шорох. Выхватить меч не заняло и секунды.

— Не спеши, сотник, — раздался из темноты голос, — тебе нужно поехать с нами.

Георгий почувствовал, как сзади подошли еще двое. Он сам не понимал, почему не ткнул мечом наугад в темноту и не поднял по тревоге лагерь.

Что-то твердое и острое коснулось его спины — нужный момент был упущен.

— Идем с нами и не шуми, — скомандовал тот же голос.

— Ну идем, — Георгий непроизвольно облизнул губы.

Неприятно холодило в том месте, куда упирался нож, однако мысль о том, что если бы его хотели убить, то сделали бы это без предисловий, немного бодрила.

Пройдя несколько десятков шагов, сотник и его спутники сели на лошадей и двинулись на восток.

То, что ему не завязали глаза, неприятно царапнуло по нервам. То ли не боятся, что он найдет их, то ли возвращаться не придется.

— Тебя ждет человек в степи, — пояснил, словно прочитав мысли сотника, один из сопровождающих.

Утешили.

Сотник в ответ промолчал.

Ехали не торопясь, словно ночные провожатые сотника были уверены в том, что им ничто не угрожает.

Все сохраняли молчание. Сотник дорогой обдумывал свою встречу с тарханом. Десяток раз проигрывал в голове слова, сказанные каждым. Что-то в речи тархана его настораживало, но что — никак не мог понять, и это не давало успокоиться.

Он смотрел на темное небо в ярких звездах. Они были, как всегда, безмолвны и неподвижны. Легкий ветерок шевелил волосы, словно хотел развеять сомнения и успокоить.

Ночной вояж по степи по непонятной причине его совсем не тревожил. Георгий заметил, как сопровождающие его воины с интересом переглянулись.

К слову сказать, они были татарами. Георгий пытался представить, кого он может встретить в конце путешествия, но реальность превзошла все ожидания.

Через какое-то время вдалеке показались неясные очертания строений. Присмотревшись получше, Георгий разглядел, что это развалины каких-то построек. Там их ждал еще один отряд. Те окружили их плотным кольцом. Как будто у Георгия до этого был хоть один шанс вырваться.

Один из них приказал сотнику спешиться. Георгий не спеша выполнил указание. По спине пробежал холодок — до того неприятно было ощущать вокруг себя вооруженных чужих людей.

Все тот же татарин подошел и забрал у него меч.

— Иди, — с акцентом сказал он, подталкивая сотника.

Георгий резко обернулся к нему.

— Не тронь, сам пойду.

В таком же порядке они направились к одному из строений, наиболее сохранившемуся.

У входа Георгий невольно замешкался, не решаясь шагнуть в темноту.

— Иди, — повторил татарин.

Сотник сделал еще шаг и очутился в темном помещении, тускло освещаемом почти погасшим очагом.

— А вот и ты. Приветствую.

От звука этого голоса у сотника побежали мурашки по коже. Правая рука сжалась в кулак, чтобы не выдать желание выхватить отсутствующий меч.

Неяркий свет помог разглядеть только бородатое лицо, обрамленное темными с проседью волосами. Безусловно, это лицо принадлежало русскому с заметной примесью половецкой крови. Он пытливо смотрел на сотника темными глазами, ожидая его реакции.

— Ну, здравствуй, — произнес Георгий.

Отступник смотрел на вошедшего с легким интересом. Было занятно увидеть того, кого Галицкий князь наделил столь обширными полномочиями.

Человек был молод. Лицо открытое. Скорее воин, нежели дипломат. Почему выбор столь мудрого князя пал именно на него? Это было интересной загадкой, разрешить которую предстояло.

Что-то в лице казалось смутно знакомым. Пользуясь тем, что вошедший всматривается в темноту, так же оценивая его, отступник обратился к своей памяти, выискивая обстоятельства, при которых они могли встречаться.

— А вот и ты. Приветствую, — произнес он.

К тому же вошедший явно узнал его, хотя это ему почти удалось скрыть — лицо не отразило никаких эмоций. Только непроизвольно сжавшаяся рука выдала волнение посланника князя.

Этот жест и темнота подсказали ответ.

Отступник смотрел на молодого воина, отважно приехавшего на встречу с неизвестностью, а видел пленника, прикованного к телеге и вцепившегося в ее борта так, что кровь отхлынула от пальцев, стремящегося всей душой ринуться в битву.

Это его собственноручно хотел убить темник, да он, бывший рязанский воевода, не дал. Правда, слышал потом, что тот сгинул в пути среди невольников. Однако ж вот он, жив и здоров.

— Ну, здравствуй, — спокойно произнес вошедший.

Определенно, отступник начал понимать мотивы, двигавшие князем в выборе посланника.

Тем временем тот продолжил.

— Давно хотел поблагодарить тебя.

Отступник замер.

— А, так ты тоже меня узнал…

Подтверждение его предположений одновременно и обрадовало и насторожило отступника.

— Я думал, ты меня до сих пор ненавидишь.

— Сначала ненавидел, потом понял, что, отправляя к другим пленникам, ты отвратил от меня немедленную смерть.

Отступник усмехнулся.

— Несомненная мудрость для твоих лет.

На лице сотника промелькнула тень недовольства.

— Но ведь я здесь не за этим?

Отступник нахмурился.

— Ты прав, — слова нелегко давались ему, — я хочу предложить тебе и твоему князю помощь.

Сотник не смог скрыть удивления.

— Ты! Каким образом?

— Я буду передавать вам все, что смогу узнать о намерениях темника.

Сотник задумался.

— Зачем тебе это нужно?

Отступник некоторое время молчал, словно собирался с силами, чтобы продолжить, потом, запинаясь, заговорил.

— За время своей службы у хана я принес столько вреда русичам… А что получил за это? Темник не доверяет мне, обращается как со своим псом… Я понимаю, что уже не смогу вернуться… Я хочу хоть отчасти искупить зло, виновником которого стал.

Сотник пытливо посмотрел на отступника.

— Ты же понимаешь, как все это опасно, подумай, если об этом узнают, тебя сварят живьем!

— Я не боюсь. Люди прокляли меня. Я уже проклял себя. Пожалуй, это было бы даже к лучшему.

Сотник колебался недолго. Еще тогда, в плену, он почувствовал внутреннюю борьбу этого человека и его боль.

— Хорошо, — ответил он, — мы не можем не принять твоего предложения. Нам действительно нужно кое-что знать.

— Что? — медленно спросил отступник.

— Что сейчас творится в Орде и кто желает смерти моему князю.

Отступник громко расхохотался, так, что сотник чуть не вздрогнул.

— То же, что и всегда, — резня! А про смерть… Все! Все желают. И не только в Орде, но и Миндовг, князь Литовский, и венгры, и ляхи, хоть в верности клялись, и галицкие бояре! Слишком силен стал твой князь. А сильных боятся. Много власти в одних руках.

— И все же, кто в Орде приложил к этому руку? Неужели сам темник?

Отступник перестал смеяться так же резко, как и начал.

— Хан? Вряд ли. Нет ему сейчас в том выгоды.

— Да, и еще: на границе совсем разбойники распоясались, называют себя Белыми волками. Думаю, что кто-то отсюда руководит ими. Знаешь кто?

— Нет, не знаю, но вызнаю. Все тебе расскажу. Встретимся через несколько дней.

Сотник хотел расспросить отступника еще, но тот поднялся и кликнул стоявшего у дверей татарина.

— Проводите его обратно, откуда привезли, да возвращайтесь побыстрее.

— До встречи, — Георгий встал и протянул своему странному собеседнику руку. Тот в растерянности пожал плечами и слабо сдавил пальцами ладонь сотника.

— Я тебя сам найду, — сказал отступник на прощание.

Возвратился в лагерь Георгий без приключений. Его провожатые пропали из поля зрения, как только показались огни костров. Он не прибавил шага. Во-первых, ему хотелось спокойно обдумать детали разговора. Голова шла кругом от обилия событий и встреч за одни сутки. Во-вторых, за ним могли наблюдать, и ему не хотелось показать таким образом свое малодушие.

В дозоре стоял Семён.

— Ты где был, сотник? — окликнул он Георгия.

— Гулял, — непроизвольно ответил тот, проезжая мимо и не замечая вытянувшегося от изумления лица десятника.

— Ночью… по степи… ну ты даешь!

Михаил

— Мы нашли его, хозяин, — произнес, низко склонившись, слуга-татарин в полосатом халате, — он здесь, в Сарае, охраняет русских купцов.

— Это очень хорошие новости, — ответил молодой бек, — очень хорошие. Значит, проклятый рус скоро будет в моих руках.

Слуга все еще стоял перед хозяином в своей униженной позе.

— Позови ко мне Мухтара. Быстро!

Татарин знал, что вызвать гнев хозяина очень легко, поэтому тут же скрылся.

Бек развалился на подушках. Перед, его внутренним взором рисовались картины одна приятнее другой. Он представлял, что сделает с русским сотником, когда тот попадет к нему.

— Что прикажешь, хозяин? — отвлек его от грез вошедший Мухтар.

— Выследить и привести ко мне начальника отряда наемников, который охраняет русских купцов, что прибыли недавно. И чтобы волос с головы не упал, он мне нужен живым и здоровым. Ему понадобятся силы, чтобы долго радовать меня.

— Понятно, все сделаю, как прикажешь, хозяин. Приведу его для тебя на аркане.

— Я надеюсь, что не обманешь, иначе вместо русского сотника испытать мое гостеприимство предстоит тебе.

— Хорошо, — Мухтар не смог скрыть, что его передернуло.

* * *

Прошел день. За ним другой. Желанных новостей все не было.

Отступник не напоминал о себе. Георгию даже пришла в голову мысль, не приснилась ли ему ночная поездка в степь. Слишком уж все было неправдоподобно.

Торг жил своей жизнью. Любое важное известие взбудоражило бы его и заставило прокатиться волнами из одного конца в другой. Но все шло своей чередой. Яким целыми днями пропадал на торгу. Он с сыновьями намеревался задержаться в Сарае до прибытия товарищей, которые сменят их. Они сами отпустили на Русь четверых купцов, которые готовились со дня на день отплыть.

Время шло, а ничего не происходило. Сотник уже стал сомневаться в своем решении не наносить повторный визит тархану. Эта мысль всерьез обеспокоила его. Если в ближайшее время вести не появятся, то Георгий не сможет пренебречь возможностью узнать что-то новое из опасения за свою жизнь.

Князь ждал известий. Сотник не мог его подвести.

Солнце перевалило за полдень. Тревога все более овладевала Георгием. Он сидел возле шатра, натачивая и без того острый булат, как вдруг стрела, просвистев рядом, воткнулась в один из кольев, поддерживающих шатер. Сотник тут же отпрянул, бросившись на землю. Затаился, пытаясь разглядеть, откуда прилетела стрела, но ничего не увидел. Подождал. Новых выстрелов не последовало. Георгий осторожно встал, вынул стрелу из жердины и только тогда заметил, что вокруг нее намотано послание, написанное на тонком куске шелка. Это было приглашение отступника встретиться сегодня до захода солнца.

…Он уже не мог больше ждать.

Каждый томительный день, каждый невыносимый час он говорил себе: «Это сейчас закончится». Но конец не наступал.

Он ждал чего угодно, чуда или смерти, ему уже было безразлично. И то и другое избавило бы от страданий, поэтому было равно хорошо.

Но ничего не менялось. Чуда не происходило и смерть не брала.

Хотя вряд ли он был жив.

Такое существование нельзя было назвать жизнью.

Череда бессмысленных дней.

Сколько их прошло?

Сколько их пройдет?

Не помню.

Не знаю.

Хочу одного.

Открыть глаза и не быть больше прикованным к этому столбу…

На встречу с отступником Георгий взял десяток Семёна — пришлось посвятить его в суть происходящего. Не брать больше воинов — это было условие, оговоренное в послании.

Георгий, как и в прошлый раз, не испытывал тревоги. Они уже выехали из Сарая — направлялись в один из многочисленных улусов. Именно там была назначена встреча.

— Ты доверяешь ему? — внезапно спросил Семён.

— Кому? — удивился сотник.

— Твоему русскому перебежчику.

Сотник на секунду задумался. Конечно, у него не было причины особенно доверять этому человеку, но выхода другого не находилось.

— Да, доверяю.

— Он не заманит нас в западню?

— А зачем это ему? Он же мог сделать со мной что хотел, когда я ночью встречался с ним в степи.

— Ты… ночью встречался в степи?! — Семён даже не нашел, что еще сказать.

— Два дня назад, — ответил сотник, словно не замечая изумления десятника, — тогда я был в его власти, безоружен. Но он не воспользовался этим. Я думаю, и сейчас он со мной честен.

— Как он вообще может быть честен? Он же предатель! Ему нельзя доверять. Кто предал один раз, будет предавать всегда. Не сможет остановиться.

— Ты, Семён, не доверяешь людям. Не веришь, что они могут измениться.

— Зато ты всем доверяешь! Смотри, как бы такая доброта боком тебе не вышла!

Семён пустил коня вскачь.

— Посмотрю, что впереди! — крикнул он на скаку.

Сотник лишь усмехнулся. Совсем недавно он поверил одному разбойнику.

Встреча состоялась в заброшенном кочевье. Еще издалека Георгий с Семёном заметили одинокую юрту и небольшой отряд воинов, расположившихся рядом. Отступник приехал с охраной.

Как сотник ни старался не терять самообладания, но все же сердце сжалось, когда они подъезжали к вооруженным и превосходящим их числом кочевникам.

Снова, как в прошлый раз, вошел внутрь. Семён с десятком остались снаружи, впрочем, Георгий за них не волновался.

Отступник ждал.

— Приветствую, — произнес он.

— И я тебя, — ответил сотник.

— У меня для тебя новости, — растягивая слова, начал отступник, — я узнал все, что ты хотел.

— Все?

— Да, все. С чего начать?

— Расскажи мне, кто ты.

Отступник вздрогнул.

— Этого я не обещал тебе открыть.

— Как я могу доверять человеку, который не хочет мне назвать свое имя?

— Мое имя ничего тебе не скажет.

— И все же, кто ты?

— Я знаю, кем я был. Очень давно я служил у Рязанского князя воеводой. Мстиславом звали, но это уже не мое имя.

— А как же зовут тебя сейчас?

— Мустафа.

— Ты что ж, и веру переменил?

— Да, — глаза отступника были полны гнева, — что мне еще оставалось? Все оставили меня. Я не знал, как дальше жить…

Его лицо болезненно исказилось.

— Я думал, что, став настоящим кочевником, забуду Русь, но нет, каждую ночь мне снится.

Ты знаешь, что я делал? Я помогал захватывать свою землю, предавал, обольщал бояр и князей. Мне все удавалось. Кроме забвения. Сердце помнило, что я отступник. Ничто не радовало, не помогало стать татарином без роду, без племени. Свободным, как ветер.

Отступник замолчал, потом заговорил очень быстро, все время сбиваясь и снова замолкая.

— Меня взяли в плен случайно, по глупости. Ехал малой дружиной да и попал в западню. Сам темник там был. Развлечься захотел. Кто, говорит, пойдет ко мне воевать? Много казны получит. А если кто не согласится, лютой смерти предам. И предал. А до меня очередь дошла… Посмотрел я на тела своих товарищей, и как жить мне захотелось! Солнышко светит, травка зеленая, а меня сейчас не будет. И согласился, думал, убегу потом. Ан нет. Прокляли меня соратники мои, умирая, да и потом дорога назад закрыта стала, слишком много зла причинил.

— А почему же меня спас?

— Не знаю, сердце у меня болело. Не хотел, чтобы темник зарубил тебя. Понравился ты мне, смелый, верный. Не как я…

— Но, видно, и ты не трус, коли за спиной у темника решил Даниилу Галицкому помогать.

— Мне уже все равно. Терять нечего, да и кровь людская, что по моей вине пролита, к отмщению вопиет… Даже и не знаю, как это произошло…

— Что? — удивился сотник.

— Столько лет в себе держал, а вот тебе первому рассказал… Почему?

— Просто настало время тебе сбросить этот груз. И начать сначала.

Отступник недоверчиво передернул плечами.

— А разве можно сначала?

— Попробуй искупить свою вину, и люди, может быть, простят тебя.

— Пойми, я не прощу себя… Но хорошо, попробую.

Обратно ехали, когда уже смеркалось. Сначала Георгий молчал — обдумывал услышанное. Новости повергли его в замешательство. Он понял причину странного поведения тархана. И еще осознал, как играл с огнем, делая туманные намеки.

Семён не тревожил его — понял, что с сотником что-то не в порядке.

Наконец решение пришло к Георгию.

— Завтра возьмешь свой десяток и вместе с купцами поплывешь на Русь, — обратился он к Семёну.

— Зачем? — удивился тот. Сотник весь вечер изумлял его неожиданными словами.

— Повезешь важные вести. Очень важные.

— А ты?

— А я останусь. Вернусь попозже. Хочу посмотреть, как здесь дела пойдут.

Семён пристально посмотрел на Георгия.

— Давай я останусь, а ты отправишься домой.

На какое-то время повисла тишина. Слышался только глухой топот копыт. Сотник с большим трудом заставил себя отказаться от такого заманчивого предложения.

— Ты не справишься. Да и Мстислав только со мной говорить будет.

— Больно мне надо с ним разговаривать, — пробурчал десятник.

Сотник терпеливо продолжил.

— Он может рассказать то, что не узнаешь ни от кого другого.

— Ну, как скажешь… Мое дело предложить, — Семён разочарованно пожал плечами.

— Сегодня вечером я напишу князю и договорюсь с Якимом, чтобы вас взяли на корабль. Смотри, чтобы письмо никому кроме князя не досталось. Если опасность какая, лучше уничтожь от греха. Я тебе сейчас про содержание расскажу, если письмо пропадет, передашь все на словах.

— Хорошо, — серьезно ответил десятник, — рассказывай.

— Тогда слушай. У хана Берке полно врагов…

— Неудивительно… — тихо буркнул десятник.

Сотник недовольно поморщился, но продолжил.

— Слишком явно он хочет выйти из-под власти великого хана и стать независимым. Такой сильный хан никому не нужен. Каракорум не потерпит возвышения Сарай-Берке. Поэтому все это время на границе происходили стычки с соседями — их затевали сторонники великого хана. Но самая главная задача состояла в том, чтобы нарушить мир с нашим князем. Он наиболее могущественный противник хана Берке. Ввязавшись с ним в войну, Берке надолго забыл бы свои планы о самостоятельном ханстве.

Когда был убит мурза Усман, таким образом хотели попасть сразу в две цели: избавиться от влиятельного сторонника хана и спровоцировать войну с Южной Русью. Но этому плану не было суждено сбыться. Князь сумел оправдаться в смерти численника и доказать, что русские здесь ни при чем. Это внутреннее дело самой Орды.

Потом начались покушения на князя. Вроде бы готовился союз с Литвой, но это не так. Эти слухи распускались по приказу князя Миндовга, чтобы упрочить его положение. Того и гляди, рыцари организуют очередной крестовый поход на Литву. Что он теперь придумает? В прошлый раз крестился и стал изображать христианина, а теперь его обман раскрыт. Папа Римский негодует.

Для разбоя на границе был нанят бек Амир. Он хоть и молод, но известен своей жестокостью. Промотав достояние отца, он со своими воинами стал совершать разбойничьи набеги на соседей, а потом бесчинствовать в степи на границе. Это с ним мы столкнулись во время обороны скита. Еще знак себе памятный взял в виде пятилистника, чтобы узнавали и боялись.

Но мы его отвадили на какое-то время нападать на наши пограничные селения. Правда, остается неизвестным, кто отдает ему приказы в Орде, но Мстислав обещал выяснить. Поэтому я задерживаюсь. И еще по другой причине.

Георгий замолчал, словно задумавшись. Семён жадно слушал. Пауза длилась не больше минуты.

— Умер великий хан, — произнес сотник.

Семён аж присвистнул.

— Да ну!

— Ну да! Вся знать собирается на великий курултай, и хитрый Берке тоже. Поэтому я должен остаться и посмотреть, кого же выберут великим ханом и чем это все для нас закончится.

— Понятно, — протянул Семён.

— Ты все запомнил?

— Не бойся, сотник, не забуду.

Смеркалось. Чем ближе они подъезжали к темному предмету, выделяющемуся на фоне вечернего неба, тем сильнее ледяная рука стискивала сердце сотника. Неизвестно, по какой причине.

Проезжали одно из кочевий, каких немало встретили за сегодня. Юрты стояли недалеко друг от друга. Богатый шатер был только один — в центре.

Небогатый улус.

Темный предмет находился недалеко от шатра. Чем ближе они подъезжали, тем явственней было видно, что это невысокий столб, вкопанный в землю. К нему привалился изможденный человек. Он был прикован к столбу, и видимо давно.

Вернее, его можно было назвать человеческими останками. Одежда висела клочьями, лицо до того исхудало, что трудно было разобрать его черты, да и борода делала пленника неузнаваемым. И только глаза отчаявшегося полубезумного человека, но все равно знакомые, позволили сотнику понять, что это…

Михаил!

Эта мысль заставила его застыть на месте.

Сотник встретился глазами с пленником. Выражение его лица было трудно понять. Только губы беззвучно произнесли: «Ге-ор-гий».

Оно не выражало никаких эмоций: ни радости от встречи, ни надежды, ни тревоги, ни разочарования.

— Сотник, да это ж Михайло, — наконец сообразил Семён. — Ты жив! — радостно крикнул он пленнику, — а мы уж тебя похоронили!

Георгий подал знак своему десятку и спешился. Семён подошел следом.

— Что с тобой произошло? — обратился сотник к Михаилу, — ты можешь говорить?

Тот не отвечал, просто смотрел на них и молчал. Это было так жутко, что по спине сотника невольно поползли мурашки.

— Кто твой хозяин? Мы сейчас постараемся выкупить тебя.

— Не про…буй, — раздельно произнес Михаил. Голос его был очень тих, сказывалась слабость от голода и ран, — не полу…чится.

— Но почему?

— Он… не продаст… меня.

— Кто он?

— Я.

Георгий не мог и представить, что звук этого голоса сможет вызвать в нем такие чувства.

Уже оборачиваясь, он знал, с кем имеет дело и что все его попытки спасти друга не увенчаются успехом. Это ощущение можно сравнить лишь с головокружительным падением в бездну. Страшно осознавать, что все, что ты ни предпримешь, не приведет ни к чему. Но все же сотник собрался с духом.

— Здравствуй, рус, — произнес тот же голос, — не ждал встретить тебя здесь.

Когда Георгий повернулся к говорившему, лицо его не выражало и тени отчаяния, которое он сейчас испытывал.

— Будь здоров и ты, Рушан-бек.

Сотник приветливо улыбнулся, словно его друг не был прикован к столбу, а сам он не находился в улусе своего злейшего врага.

— Ты хочешь моего любимого раба?

— Да. Я его хочу. Я дам хорошую цену.

Расчет был сделан на алчность бека, но он не оправдался.

— Этот пленник мне нужен.

Георгий сделал изумленное лицо.

— Тогда зачем ты с ним так плохо обращаешься?

Если до этого Рушан-бек был угрожающе спокоен, то теперь его ярость прорвало. Георгий и раньше был свидетелем подобных вспышек. Лицо бека в гневе перекосилось, он заговорил очень быстро, так что из-за акцента трудно было разобрать русские слова.

— Я ненавижу вас, русов! Я хочу, чтобы это почувствовал каждый рус, что попадает ко мне в улус! — он шагнул к пленнику. — Если захочу, я буду убивать его медленно. Или убью прямо сейчас!

С дикой гримасой Рушан-бек положил руку на рукоятку кинжала. Блестящее лезвие показалось из ножен.

— Так что ты сделаешь, если я у тебя на глазах убью твоего друга? — прошипел он.

Сердце Георгия остановилось. Словно во сне, он смотрел, как лезвие кинжала бека покидает ножны. Прошло всего мгновение, а сотнику показалось, что этот кошмар длится вечность. Георгий сам не понял, как все произошло.

Абсолютно спокойно он шагнул к беку и положил свою руку на руку, достающую кинжал. Бека перекосило от злости, он задергался, но все равно не смог вынуть до конца клинок.

Все: и дружинники Георгия, и высыпавшие из юрт воины бека — в замешательстве смотрели на происходящее противоборство. Если бы сотник просто напал на Рушан-бека, это спровоцировало бы кровопролитие. А ведь татар было по крайней мере в пять раз больше.

Лицо Георгия напряглось, он сжал руку бека и надавил посильнее. Кинжал с лязгом вошел до конца в ножны.

— Не делай этого, — с нажимом произнес сотник.

Бек потрясенно смотрел на Георгия, часто дыша. Сотник был ошеломлен не меньше. Сердце в груди билось, как птица в клетке. И все же он стоял напротив своего врага, впившись в него взглядом прищуренных глаз, не делая попытки вытащить оружие. Георгий наблюдал, как медленно в глазах бека растерянность сменялась его обычным самодовольством.

— Продай Михаила, добром прошу! — в эти слова сотник вложил всю силу своей души. Это была и мольба, и просьба, и предупреждение.

Бек уже отдышался и почти успокоился. Он не хотел терять лицо перед своими воинами.

— Нет.

— Нет?

Медленно губы Рушана расползлись в улыбке. Она не предвещала ничего хорошего.

— Я предлагаю обмен.

Сотника кольнуло нехорошее предчувствие.

— Обмен?

— Да. Он уезжает, ты остаешься.

Георгий опустил глаза. Хоть он и ожидал что-то в этом роде, но все равно эти слова словно резанули по сердцу. Это конец разговора. В своем улусе и с численным превосходством бек мог ставить любые условия, но сотник все же решил попытаться продолжить разговор.

— Это не обмен. Предложи что-то приемлемое.

Рушан-бек расхохотался.

— Ты что, боишься?

— Нет, — Георгий прямо посмотрел в глаза беку.

— Ты ценишь жизнь друга меньше своей?

— Нет, — так же твердо ответил сотник, — просто я тебе не верю.

Повисло молчание.

— А может, я тебе сгожусь? — раздалось в тишине.

Все посмотрели на говорившего. Семён стоял, сложив руки на груди, нахально рассматривая бека.

Рушан криво усмехнулся.

— Мне нужен только он, — бек указал пальцем на сотника.

Семён смотрел на Георгия, как меняется выражение его лица, и видел, что тот почти готов совершить безумный шаг, к которому его вынуждает бек.

Этого нельзя было допустить. В конце концов, сотник спас ему жизнь, а Михаил поверил в него и сделал десятником.

— А может, я тебе сгожусь? — произнес он, обращаясь к беку.

Сердце замерло, хоть он и выглядел сейчас беззаботно. Десятник решил, что не останется рабом Рушана. При случае попытается бежать или найдет свою смерть.

Рушан-бек удивленно обернулся.

— Смелый рус, но мне нужен только он. — Бек не захотел принимать жертву Семёна. У него были свои виды на сотника.

Десятник, несмотря на тяжесть ситуации, невольно почувствовал облегчение.

При взгляде на Георгия у Семёна сердце обливалось кровью. Сотник стоял напротив татарина под взглядами не одного десятка глаз. Внешне он был спокоен, но Семён чувствовал, что тот просто потерян. Еще никогда десятник не видел своего начальника таким.

Ведь возьмет и останется!

Семён быстро подошел к нему, пытаясь развернуть и силой увести к лошади.

— Все, сотник, поехали, он же издевается над тобой.

Георгий не сдвинулся с места.

— Мы должны забрать Михаила… должны, — тихо сказал он.

— Он не даст нам это сделать. Поехали, если хочешь сам уйти живым. Сейчас мы Михаилу не поможем. Ты же видишь, он хочет спровоцировать тебя и убить без чести.

Семён приложил всю свою медвежью силу и потащил Георгия к лошадям.

— Остынь, сотник. Мы выручим его, — уговаривал он на ходу.

Никто из наблюдавших эту картину так и не сдвинулся с места, пока Семён с Георгием не поравнялись со своими.

Десяток только ждал сигнала к выступлению. Вой следили за противостоянием бека и сотника, готовые прийти на помощь, невзирая на численный перевес противника. Здесь, в окружении врагов, они дорого продали бы свои жизни. Впрочем, Рушан-бек тоже это понимал.

Все это время Михаил не произнес ни слова. Но сейчас в тишине раздался его слабый голос.

— Забудьте… про меня. Я… уже умер. Как наш… князь…

Семён перестал подталкивать сотника. Они оба остановились.

— Князь жив! — громко произнес Семён.

— Жив..?

— Да что ему сделается?

— Это хорошо… очень хорошо…

В глазах пленника стояли слезы.

— …хорошо…

Все стремительно менялось.

Когда Михаил увидел, как князь упал, пронзенный стрелой, что-то в нем надломилось. Само его пленение и продажа Рушан-беку были лишь отдельными частями ошеломительного падения в бездну. Ничто больше не подкрепляло его веру. То мужество, о котором рассказывали байки в дружине, было разбито, как плошка. Сотник был просто сломлен. Он до сих пор сопротивлялся беку только из врожденного упрямства. Но сейчас слова десятника вновь разбудили в нем надежду.

— Держись, друг, — крикнул Семён, отъезжая, — мы еще вернемся.

Топот копыт заглушил издевательский смех бека.

— Ты вернешься, сотник, я знаю, — крикнул Рушан вдогонку и снова расхохотался.

Ехали молча. Никому не хотелось разговаривать. Слишком тяжело было оставить своего товарища в неволе, тем более Михаила, которого многие знали и любили. Его судьба могла стать судьбой каждого.

Семён несколько раз останавливал десяток, чтобы послушать, не преследуют ли их. Все было спокойно, погоню не выслали, видимо, бек действительно считал, что сотник придет к нему с повинной головой.

А с Георгием действительно творилось неладное.

С тех пор, как они покинули улус бека, и до самого Сарая он не произнес ни слова. Его лицо застыло и не теряло этого напряженного выражения, словно его терзала какая-то внутренняя мука. Мысли витали где-то далеко от Семёна, дружинников и простирающейся вокруг степи.

— Не казни себя, ты же ничего не мог сделать, — не выдержал Семён.

Георгий и в этот раз не ответил.

Когда они приехали в лагерь, небо совсем потемнело и покрылось звездами. Сотник так же молча расседлал коня и вошел в шатер, который делил с Якимом и его сыновьями. Однако спать ложиться, похоже, не собирался.

Семён постоял рядом с шатром, потом позвал одного из дружинников, с которым еще на обозы ходил.

— Станешь сегодня здесь, — приказал он, — если сотника понесет ночью воздухом подышать, не пускай ни в коем разе да товарищей позови. Чтобы мне сотника в степь не упустили! Понял?

— Понял. Как не понять.

— Ну давай, иди, да смотри в оба!

— Обижаешь, Семён.

— Я не обижаю, а проявляю бдительность.

Теперь десятник слегка успокоился. Можно и своими делами заняться. Он отправился к воям, сидящим у костра.

Сон не шел к Георгию. Он, не раздеваясь, прилег на свою лежанку и теперь изучал купол шатра в мельчайших подробностях. Все уже спали мирным спокойным сном, а сотник, лишь только закрывал глаза, видел измученного Михаила, прикованного к столбу. При мысли о том, что после их отъезда Рушан-бек причинил ему какое-то зло, а возможно и убил, Георгия начинало бить крупной дрожью, которую он не сразу мог унять.

Хитрый бек действительно заронил в нем сомнение, стоит ли его жизнь жизни Михаила.

Умом сотник понимал, что это предложение сделано лишь для того, чтобы внести смятение, заставить его и бывших с ним дружинников напасть на улус и погибнуть в неравной битве. Георгий не принадлежал себе и не мог принимать подобные условия, пока выполнял задание князя. Но душа болела все равно.

Он, не колеблясь ни секунды, бросился бы в самую гущу схватки, чтобы выручить друга, но сейчас бесславно сдаться на радость беку… Нет, это невозможно.

Можно, конечно, попытаться отбить Михаила, но тогда они должны будут очень быстро покинуть Орду, так и не выполнив до конца задание князя. Да и народа потеряют ранеными и убитыми…

И все же нельзя оставлять Михаила в руках у этого бешеного зверя… Впору самому за ним ехать.

Георгий резко встал, направился к выходу из шатра.

Дорогу ему перегородил дружинник. Он, похоже, собирался его не пропустить.

— Это что такое? — изумленно спросил сотник.

Дружинник был смущен, но твердо ответил:

— Семён велел тебя в степь не пущать.

— Семён? Велел? Вроде бы я здесь отдаю приказания! Забыл, кто ваш сотник?

Часовой замялся.

— Ты, да только сейчас я тебя не пущу, не серчай.

В душе Георгия закипал гнев.

— Только попробуй! Руки прочь!

Из темноты раздались еще голоса.

— Остановись, начальник. Добром просим. Не надо тебе в степь.

Георгий опешил. Первый раз его дружинники проявили такое неповиновение.

— Почему?

— Потому что за Михайлой Семён поехал.

Сотник замер, потом неожиданно громко расхохотался.

— Ай да лесной медведь! Опередил.

Сотник решительно отодвинул перегородившего дорогу дружинника и подошел к остальным.

— Сколько он народу с собой взял?

— Никого, сам поехал.

— Один… Впрочем, так у него больше шансов на успех, наверняка в улусе ждут небольшой отряд, — Георгий махнул рукой: — Жалко, меня забыл пригласить…

— Он так и подумал, что ты тоже соберешься, поэтому нам велел тебя сторожить, сказал, что твоя жизнь ценнее.

— Что бы он в этом понимал… А давно он уехал?

— Уж час прошел. Не догоним уже.

— Вот и я подумал. Нужно выслать дозор ему навстречу. А мы будем ждать. Больше ничего не остается.

Сотник быстро раздал указания, и его разведчики, как тени, покинули лагерь.

Сам вернулся в шатер, нужно было все обдумать. Он почему-то знал, что у Семёна все получится.

Не пущать в степь!

Сотник усмехнулся. Его ничто не смогло бы удержать.

Он снова прилег и попытался хоть ненамного забыться. Кто знал, что будет утром. Нужно отдохнуть.

Но события вечера все равно не шли из головы. Георгий снова стал испытывать беспокойство, теперь уже за Семёна. Вдруг он будет схвачен? Или убит? Сотник знал, что его десятник так просто не дастся. Но мало ли что может случиться.

Помоги ему, Господи!

За этими мыслями сотника вскоре и застал рассвет. Вдруг в лагере послышался шум.

Сотник мгновенно вскочил, стряхнув оцепенение, и выбежал из шатра.

Луна ярко светила на небе. Семён задумчиво глядел на тлеющие угли костра. Кроме дозорных, все должны были спать. Но в лагере чувствовалось напряжение. Если и спали, то сон был неспокоен. В шатре, в котором расположился сотник, тлела лучина.

Переживает, не знает, как поступить. Проклятый татарин, как ни поверни, хочет кого-нибудь из них погубить.

Десятник залихватски взмахнул рукой.

А, ладно, вспомним былое.

Семён тихо отошел от костра. И чуть погодя в темноте только чуткое ухо могло услышать приглушенный удаляющийся перестук копыт.

Караулы вокруг лагеря Рушана были двойные. В степи бродили конные разъезды: сами караульные и пастухи, охранявшие табуны. Среди юрт дремали несколько воинов. Кто стоя, опершись о копье, кто сидя у входа в юрту. Трое сидели у костра в центре становища.

Семён незаметно проскользнул ужом и притаился у войлока одной из юрт на краю становища. Осмотрелся, заметил внутренние караулы. Пополз дальше.

Тень неслышно кралась от шатра к шатру, приближаясь к заветной цели — центру улуса. Тишину ночи нарушало только потрескивание костров, отдаленное ржание лошадей да негромкий говорок караульных у шатра Рушана. Семён укрылся в темноте юрты, рядом с которой у столба сидел Михаил. Его освещали только едва тлеющие угли костра, возле которого дремал единственный охранник в пушистой шапке. Тот сидел на земле, прижавши к себе торчащее вверх копье. Ножны сабли уперлись в землю за его спиной, не давая ему упасть назад.

За спиной сторожа выросла тень. Нож почти беззвучно вошел под лопатку. Татарин дернулся, но Семён придержал его. Затем посильнее надавил на древко, копье глубже вошло в землю. Тело продолжало сидеть, опираясь на эти две немудреные подпорки.

Честно говоря, когда Семён отправлялся в свою ночную вылазку, он больше всего был озадачен тем, как он будет освобождать Михаила от цепей. Для этой цели захватил с собой кузнечные клещи. Правда, лязг металла мог привлечь внимание стражи, но другого выхода не было. Семён надеялся, что кольцо, через которое была продета цепь, сковывавшая сотника, неплотно закреплено в столбе. Но когда он подполз поближе, то глазам своим не поверил.

Михаил, закрыв глаза, сидел привалившись спиной к столбу. Он был связан по рукам и ногам, однако цепи с него сняли.

Интересно, почему? Но все равно спаси Бог за заботу!

Бывший атаман слегка потормошил Михаила и перерезал веревки. Тот открыл глаза, губы разлепились, но Семён прикрыл ему рот рукой. Затем тихо перенес бывшего сотника в тень юрты, где и дал ему напиться из своей фляги.

Подхватив обессилевшего пленника под руки, десятник аккуратно стал пробираться от юрты к юрте к краю становища. Это заняло значительное время, Семён старался не шуметь, а Михаил был очень слаб, почти не мог двигаться сам.

Вот и степь.

Семён дождался, пока разъедутся в разные стороны дозорные, и быстро пополз, таща за собой еле передвигавшегося сотника. Они едва успели миновать круг, по которому ездили караульные, но уползти далеко не смогли, послышался неспешно приближавшийся топот. Вновь съезжались дозорные.

— Замри, — прошептал Семён Михаилу.

Десятник мысленно проклинал себя, что в одиночку пошел за Михаилом.

Знал же, что слаб он, и все равно понесло меня одного. В любую минуту могут найти убитого сторожа, тогда поднимут тревогу и нам обоим несдобровать. Вот сотнику будет еще одна беда.

Дозорные перекинулись парой слов и разъехались. Семён потащил Михаила дальше в степь, где их ждали стреноженные кони, копыта которых были обмотаны мешковиной. Чуть погодя в степи послышался легкий шорох, но никто из дозорных не обратил на него внимания. Мало ли ветер шумит в травах.

Душа десятника пела.

— Спасибо тебе… Семён, — глухо произнес Михаил.

* * *

Рано утром в шатре Якима держали совет. Было решено немедленно отправить Михаила на Русь от греха подальше.

— Ты, Семён, возвращайся к князю, как мы раньше договаривались, — начал Георгий, — заодно и сотника заберешь.

Семён смешался.

— Я думал, теперь мы все вместе вернемся, — ответил он.

— Ты знаешь, что я не могу. Кто-то должен остаться. Я вернусь позже.

— Нужно торопиться, наши отплывают через несколько часов, — вставил Яким.

— Хорошо, я отдам указания, — ответил Георгий, — кстати, мы сегодня вас покинем.

— Почему? — удивился купец.

— После сегодняшнего происшествия мы стали слишком опасными соседями. Не хочу навлечь на вас беду, вы мне и так здорово помогли.

— Ну, как знаешь, только помни, что всегда можешь на нас рассчитывать.

— Семён, собирайся со своим десятком, через час выезжаем. Я вас провожу, только письмо князю напишу.

— Хорошо. Уже иду.

— Как Михаил?

— Я… хорошо, — раздался голос из глубины шатра.

— Да, я вижу, — усмехнулся сотник, — но все равно быть в дороге домой лучше, чем в шатре на чужбине.

Все разошлись, каждый по своим делам.

Георгий

Сотник возвращался в лагерь вместе с Яки-мом. Они только что проводили отплывающие ладьи русских купцов. На одном из них отправились домой Михаил и Семён со своим десятком.

Михаил был, конечно, слаб для такого путешествия, но оставлять его здесь было слишком опасно.

Перед самым отплытием он рассказал, что если бы его не освободили этой ночью, то неизвестно, как вышло бы. Рушан-бек вечером велел его расковать и оставить связанным, так как собирался утром отправить в другой улус, а здесь устроить засаду. Он не собирался сдерживать никаких обещаний, чему Георгий совсем не удивился. Это лишь подтверждало его предположения.

Все крепко обнялись напоследок, особенно долго мял сотника в объятьях Семён. Он явно был смущен и расстроен.

— Может, я все же останусь? — наконец спросил он.

— Не нужно, — сотник понимал, что Семён просто не хочет оставлять его в таком неопределенном положении, — ты должен довезти вести князю. Поверь, это будет нелегко. Поэтому я и прошу тебя сделать это.

— Я знаю, Георгий, просто на сердце неспокойно, может, ты на Русь вернешься?

— Нет, — мягко ответил сотник. Потом помолчал и, словно проглотив комок, добавил:

— Передай Олесе, что люблю ее и… вернусь скоро.

Георгий решительно развернулся и зашагал вниз по сходням.

Мухтар уже несколько дней следил за русским сотником. Удобный случай схватить его никак не подворачивался. Очень скоро хозяин начнет злиться, и тогда расплаты не миновать — Амир-бек славился своей жестокостью. Одно дело стать любимцем бека, другое дело — удержать свое положение.

Сотник не выезжал один за пределы лагеря. Несколько раз он направлялся в степь с небольшим отрядом, но Мухтар все равно не мог рисковать, больно грозная слава была у сотника. Без лишнего шума не обойдешься.

Накануне в лагере творилось что-то непонятное. Сначала сотник с десятком воинов покинул стоянку. Мухтар было двинулся за ним, но потом подумал, что в степи не сможет оставаться незамеченным. Послал вдогон одного разведчика.

Обратно сотник вернулся затемно. Скакали рысью. Все взбудораженные. О нападении не могло быть и речи. Разведчик прискакал чуть позже, но толком ничего не мог рассказать — не подобрался близко.

Ночью в лагере не спали, сначала один воин покинул его пределы, потом — целый разъезд. Перед рассветом разъезд вернулся, воин с ними. Привезли еще кого-то. Человек привалился к шее лошади — видимо, был болен или слаб. Это было интересно, но цель у Мухтара была простая — захватить сотника без лишнего шума. Поэтому утром, когда русич покинул лагерь всего с несколькими людьми, Мухтар подумал, что удача наконец ему улыбнулась.

Степняки проводили сотника до купеческих ладей. Там, к еще большему удовольствию Мухтара, отряд разделился. Часть, включая больного человека, отплыла с купцами. Часть — сотник и двое оставшихся купцов — повернули обратно.

Мухтар велел своему небольшому отряду двигаться в сторону торга — там в одном из закоулков можно было сделать засаду. А сам с одним из Волков поехал за сотником. Тот мелькал чуть впереди, что-то обсуждая с купцами, не замечая, что за ним следят. Ехал прямо в западню. Но вот внезапно он пропал из виду. Мухтар недоуменно обернулся к сопровождающему.

— Ты заметил, куда он делся?

— Нет, он слишком быстро скрылся из глаз.

— Поищем.

Двое степных разбойников протискивались сквозь толпу. Люди не спешили уступать дорогу, толкались в ответ и огрызались.

Наконец Мухтар увидел сотника, ведущего в поводу коня. Он только что вынырнул из какого-то проулка. Оттуда же появилась фигура, показавшаяся Мухтару смутно знакомой, однако думать ему было некогда. Сотник уходил. Отослав подручного предупредить, чтобы подготовились к встрече, Мухтар продолжал следовать за Георгием по пятам. Сотник приближался к тому месту, где его ждали Волки, Мухтар подошел почти вплотную. Ему отводилась главная роль — заставить сотника следовать за собой в соседнюю подворотню, где дожидались остальные.

Сотник, казалось, был погружен в глубокую задумчивость. Он не замечал ничего вокруг. Он шел очень медленно, по-прежнему ведя в поводу коня. Голова была опущена, словно сотник рассматривал что-то в пыли. Вокруг сновали люди, но для него они сейчас не существовали.

Мухтар скривился.

Ну надо же! Как у себя дома!

Он приблизился так, что мог дотронуться до плеча странного русича.

Подворотня была совсем рядом. У Мухтара засосало под ложечкой. Вот сейчас. Или уже не будет такой хорошей возможности.

Он бесшумно достал кинжал и мысленно пожелал себе удачи. От этого зависела вся его дальнейшая жизнь.

— Следуй за мной, — тихо произнес он, упирая кинжал в бок сотнику.

Дальнейшее он даже не успел осознать. Сотник резко развернулся, мигом сбросив задумчивость, и впечатал его в неторопливо проезжающую мимо арбу. Кинжал чиркнул по боку сотника, прорвав одежду, но характерный металлический звук показал, что русич предпринял меры предосторожности — под одеждой оказалась кольчуга.

В одно мгновенье сотник оказался на коне и, расталкивая прохожих, поскакал прочь.

Обретя снова дыхание — удар оказался довольно крепким — Мухтар закричал, вызывая подмогу. Из подворотни показались его Волки. Мухтар в бешенстве вскочил на коня.

— За ним! Мы еще можем его догнать!

Сотник несся по улице галопом, криком заставляя прохожих расступаться. Волки скакали следом. Народ в ужасе расступался, пропуская вооруженный отряд, несшийся по улицам во весь опор, опрокидывая лотки с товаром.

Георгий скакал не разбирая дороги. Сотник понимал, что только быстрота сейчас может спасти его. Кто-то всерьез начал охоту на него. Как не вовремя. Именно сейчас он узнал важные вести. Еще полчаса назад он отправил бы их с Семёном. А сейчас сотник не знал, что делать. В любом случае нужно было отрываться от погони.

Георгий приближался к выезду с торга. Дальше — отрезок голой степи, можно оторваться, конь под ним был хорош. Сотник сжал зубы. Еще немного поднажать. Конь шел легко, даже радуясь скачке. Еще чуть-чуть…

Мухтара трясло от бешенства и страха. Русич на его глазах уходил от преследования. Если он сможет достичь своего лагеря, то станет вдвое осторожнее. Его нелегко будет заманить в западню. А Амир-бек ждать не любит. За эту неудачу Мухтар поплатится своей жизнью. И расставаться с ней будет долго и мучительно в назидание другим.

— Быстрее! Он хочет уйти в степь! — крикнул Мухтар в отчаянии, подхлестывая коня. Он уже был готов отдать команду стрелять. Неважно, в кого попадут его воины, в сотника или в его коня.

Волки следовали за ним по пятам. Улицы к краю торга стали свободнее, скорость погони увеличилась.

И вдруг Мухтар резко остановился, еле успев подать команду своим степнякам. Глаза его от удивления расширились. Да и было чему удивиться.

Скакавший впереди сотник, почти вырвавшийся на свободу, так же резко остановился. Дорогу ему преграждали вооруженные всадники, в которых Мухтар без ошибки узнал татар. Их предводитель выехал вперед. Лицо его горело ненавистью, которую он даже не пытался скрыть. Он подъехал к сотнику почти вплотную.

Мухтар не видел лица русича, но по тому, как напряженно выглядела его спина, понял, что эта встреча не сулит тому ничего хорошего. Он даже невольно ему посочувствовал, хотя понял, что именно сейчас упустил сотника навсегда. Этот знатный татарин русича в живых не оставит.

Мухтар остановился невдалеке, чтобы понаблюдать за развитием событий.

Конь сотника шел ровно.

Выноси, родной!

Георгий уже почти достиг желанного выезда. Напряжение отпустило его, хотя от погони он еще не оторвался. Какие-то двадцать-тридцать метров отделяли его от спасения, как вдруг дорогу перегородили невесть откуда взявшиеся всадники. Георгий еле успел придержать коня, чтобы не налететь на них.

Как некстати!

Но самый большой сюрприз ждал его впереди. Раздвинув воинов, вперед выехал Ру-шан-бек. Лицо его было перекошено ненавистью.

У сотника внутри все похолодело. Такого сокрушительного поражения ему не наносили давно. Нетрудно было догадаться, что сделает с ним его злейший враг.

Георгий стоял один напротив нескольких десятков воинов, ждущих только знака, чтобы броситься на него. Сзади, чуть в стороне, остановились его преследователи. Они, как стервятники, ждали, не перепадет ли им часть добычи.

Георгий положил руку на рукоять любимого булата. Он готовился дороже продать свою жизнь. Сотник изо всех сил боролся с отчаянием, но оно, похоже, побеждало.

Как некстати! Как некстати!

Рушан-бек зловеще улыбнулся.

Не дамся живым!

Перед отъездом Михаил успел рассказать Георгию о том, как поступает Рушан с пленными русичами.

— Как там у вас говорят: на ловца и зверь бежит? — произнес Рушан-бек.

— Я не зверь и никуда не бегу, — зло ответил Георгий, — по какому праву вы задерживаете меня?

Сотник решил потянуть время. На всякий случай.

— Куда ты дел моего раба! — Рушан-бек зашелся в бешенстве. Как обычно, перепады настроения у бека были молниеносными.

— Я не знаю, о ком ты говоришь, — ответил Георгий.

— О рабе, которого ты выкрал!

— Я не крал твоих рабов.

Это была чистая правда. Сотник не считал Михаила рабом, кроме того, сам он не принимал участия в ночной экспедиции.

— Я посмотрю, как ты запоешь, когда огонь станет жечь твою плоть.

Георгия чуть не передернуло. Тем не менее он как можно спокойнее ответил:

— Ну, вряд ли я стану петь. Кроме того, я собираюсь прямо сейчас уехать. И ты не имеешь права меня задерживать.

— У меня есть такое право! — прокричал Рушан-бек.

Георгий вопросительно поднял бровь.

— Право сильного! Ты сейчас в моей власти и заплатишь за все причиненные тобой неудобства! Страшную цену!

— Смотри, как бы ты не пожалел о своем решении, — произнес сотник, вынимая меч. Он понимал, что сейчас наступит развязка. На благоприятный исход не надеялся. Слишком неравны были силы. Главное, чтобы ему в конце концов нанесли смертельную рану, а не оглушили. Он не хотел еще раз пережить все то, что так старался забыть.

— Взять его, — просто произнес бек, отъезжая назад и пропуская вперед воинов.

Георгий мысленно перекрестился и поднял меч в оборонной позиции.

В Твои руки передаю мою душу…

Татары не спеша приближались, смыкая кольцо вокруг Георгия.

Мухтар со своего места видел, как сотник приготовился умереть.

Это было красиво. Мухтар сам не был трусом (не было ничего постыдного в том, чтобы бояться зверской смерти, которой предавал его хозяин всех ему не угодивших).

Татары окружили сотника — хотели брать живьем.

Мухтар уже раздумывал, не помочь ли русичу, разумеется, чтобы потом забрать его самому, как на сцене появились новые действующие лица.

Это был ханский разъезд. Видимо, шум, поднятый Волками во время преследования, не остался без внимания.

Мухтар почесал бритый затылок.

Ну и дела.

Георгий смотрел на приближение новых воинов со смешанными чувствами. С одной стороны, их появление избавило его от немедленной смерти, с другой стороны, было непонятно, что оно сулит для сотника — не новые ли беды.

Начальник разъезда просто поинтересовался, что здесь происходит, на что сотник, который соображал быстрее, ответил, что на него напали эти люди и задерживают без всяких на то прав.

Начальник перевел взгляд на Рушан-бека. Того просто распирало от злости, вызванной таким внезапным вмешательством в его дела.

— Этот человек украл моего раба! Я хочу заставить его рассказать, где он его спрятал. Это дело моего улуса.

— Но здесь не твой улус.

Начальник снова посмотрел на Георгия. Тот уже убрал меч в ножны.

— У меня нет его раба, вы же видите, что я один, я говорю правду, — Георгий продемонстрировал открытые ладони, как бы утверждая: «смотрите, я не вор».

— Кто ты? — спросил все тот же воин, не сводя с сотника тяжелого взгляда.

— Я, Георгий, наемник, охраняю купцов.

Рушан побагровел.

— Он говорит неправду, он сотник Галицкого князя! Наверняка шпионит здесь!

Уже произнося первые слова, Рушан понял, как просчитался. Теперь стража точно заберет у него законную добычу.

— Сотник… Георгий… — начальник разъезда не мог поверить неожиданно свалившейся на него удаче. За доставку живым этого человека согласно секретному приказу самого тархана полагалась хорошая награда.

— Взять его, — невозмутимо приказал он.

Георгий ошалело смотрел на приближающихся слуг хана и выглядел растерянным, возможно первый раз за сегодняшний, богатый событиями день.

— Он — мой пленник! Вы не можете! — закричал Рушан-бек.

— Вот самому тархану это и расскажешь, — властно произнес начальник, — кстати, ты тоже едешь с нами.

Рушан-бек с застывшим лицом проследовал за разъездом.

Оставшиеся воины подъехали к сотнику, забрали оружие и скрутили руки за спиной. Сотник не смог сдержаться и зашипел от боли.

Меня отвезут к тархану! Час от часу не легче! Да что же за день такой сегодня!

Мухтар с любопытством наблюдал за разворачивающимися событиями. Еще никогда он не видел столько интересного сразу.

Прибывший разъезд поставил на место важного татарина. Правильно, здесь тебе не собственный грязный улус.

Мухтару не было слышно, о чем говорят, но по выражению лиц он понимал примерный смысл сказанного.

Важный татарин поехал за начальником разъезда, а воины с плененным Георгием отправились следом, ведя в поводу сотникова коня.

Желанную добычу получили стражники хана.

Интересно, чем все это закончится?

В покоях тархана было прохладно, несмотря на то что снаружи раскаленное солнце изливало свой жар на улицы. Невдалеке тихо журчал небольшой фонтан.

Тархан сидел на возвышении, разглядывая пришедших, и молчал. Никто из присутствующих также не решался заговорить первым.

Тархан был очень удивлен, хотя скрывал это за маской безразличия. Он не ожидал, что сотник так легко попадется ему в руки. Когда тот не явился на назначенную встречу, тархан еще раз убедился в верном выборе князя. Сотник был не так прост, как старался казаться. И теперь, наблюдая его связанным у своих ног, он приписывал это счастливому стечению обстоятельств. Очень счастливому. Его, безусловно, рано или поздно отыскали бы, но это могло занять значительное количество времени.

Кроме Георгия, который силился подняться из своей неудобной и унизительной позы, в покоях присутствовал начальник разъезда, привезшего сотника, и Рушан-бек. Последнего тархан хорошо знал и недолюбливал. Тот с трудом сдерживал рвущееся наружу бешенство. Хан одно время осыпал его милостями — ему не было равных по части соколиной охоты. Бек специально разводил птиц и, конечно, некоторых, самых лучших, дарил хану. Правда, когда бек, не отличаясь большим умом, начал зарываться, ханские милости окончились.

Тархан зевнул, как будто служебные дела навевали на него скуку.

— Что произошло? — спросил он.

— Эт… — начал Рушан-бек, но тархан знаком прервал его.

— Я спрашиваю начальника разъезда.

Тот смешался. Не каждый день ему доводилось встречаться с великим тарханом. Поклонившись, он начал.

— Знатный вельможа, — начальник показал на бека, — предъявляет права на этого человека, говорит, что тот украл его раба. А тот говорит, что просто возвращался в свой стан, когда его попытались задержать люди бека. Я подъехал, когда этого человека уже окружили. Что было раньше, не видел.

— А зачем же ты связал его?

— По описанию он похож на человека, которого разыскивают по твоему приказу.

— Ты прав, — улыбка тархана не предвещала ничего хорошего, — можешь быть свободен, тебя наградят.

Тархан подождал, когда стражник покинет зал.

— Что ты скажешь? — обратился он к Рушану.

Тот уже взял себя в руки.

— Он накануне проезжал по моему улусу и видел раба, с которым раньше вместе воевал, захотел выкупить, но я не продал. Тогда он ночью напал и забрал его силой.

— А почему ты не продал его? — неожиданно спросил тархан.

Рушан-бек смешался.

— Я предложил ему обмен.

— Какой?

— Его жизнь на жизнь этого раба, но он оказался трусом и отказался. Я просто хотел проверить его.

— Хм, трусом… Ну и что, проверил?

— Я же говорю, он напал на мой улус и забрал его силой.

— Один? — брови тархана поползли вверх, он наслаждался тем, что заносчивому беку приходилось оправдываться. — А сколько у тебя в улусе воинов?

— Какое это имеет значение, — взорвался Рушан, — отдай этого человека мне, и разойдемся по-хорошему!

— Ты смеешь угрожать мне?

— Я не угрожаю, а требую то, что мое по праву.

— Ты пленил его?

— Да!

— Мне показалось, что его привез разъезд хана. Ты станешь оспаривать право хана?

Рушан-бек понял, что его провели. Этот сотник зачем-то был нужен тархану.

— Хорошо, но я хочу получить что-то взамен моего раба.

— Но мы еще не узнали, что нам расскажет этот человек.

Оба посмотрели на Георгия. Тот уже встал, пытаясь держаться прямо, что было нелегко. Руки были намеренно стянуты у самых локтей, чтобы причинить как можно больше неудобства.

— Скажи мне, — обратился к нему тархан, — все ли было так, как рассказывает Рушан-бек?

— Все так, кроме того, что я напал на его улус, — ответил Георгий. Он не понимал игры, затеянной тарханом, хотя догадывался, что в любом случае его не отпустят.

— Он нагло лжет! — не выдержал бек.

Тархан внимательно посмотрел на сотника.

— Скажи, ты освободил пленника?

— Нет, — чистосердечно ответил Георгий.

— Но ты отдавал такой приказ? — тархана нелегко было сбить с толку.

— Я не участвовал сам и не отдавал приказа о нападении на Рушан-бека, — Георгий смотрел прямо в глаза тархану, — хотя не раз пожалел об этом. Ему было нечего терять.

— Он сам признался, что хотел напасть на меня! Отдай его мне!

— Желание освободить соплеменника — это еще не преступление. Все, ты свободен. Можешь возвращаться в свой улус.

Рушан-бек остолбенел. Его выпроваживали как какого-то просителя.

— Ты не можешь так поступить со мной! Я расскажу об этом хану, когда он в следующий раз приедет охотиться.

Лицо тархана стало обыденным.

— Хану теперь долго будет не до охоты. Так что я не боюсь твоих угроз.

Рушан, казалось, внезапно вспомнил, что сегодня он очень долго вел себя не так, как подобает воину. Бек с усилием взял себя в руки и гордо покинул зал, в котором тархан произвел такое своеобразное разбирательство дела.

Едва дверь за разгневанным беком закрылась, тархан повернулся к сотнику.

— Надеюсь, ты понимаешь, что все это было сказано не для того, чтобы отпустить тебя, — произнес он с усмешкой.

— Да, — ответил Георгий, — просто ты отплатил Рушану за какую-то старую обиду, так тебе захотелось. Ты мог отдать меня беку, отомстив мне, но было приятнее унизить его.

— Ты прав, мудрый не по годам сотник, — но не до конца. Я хочу кое-что узнать от тебя и еще… наказать. Я очень не люблю, когда меня обманывают. А ты в прошлый раз не сказал и слова правды.

Георгий поежился. Столько в этом простом тоне было пронзительного ужаса. Страшный в своем бешеном гневе Рушан-бек никогда не смог бы его так напугать.

— Ты прав, — ответил сотник, — но ведь и ты не сказал мне правды. А князь считает тебя своим союзником. Что мне еще оставалось, как не пытаться исподволь что-нибудь узнать?

Тархан молча смотрел на Георгия. О чем он думал, догадаться было невозможно.

В зал вошли несколько человек. Они молча подошли к сотнику и, заломив руки, повели к выходу из зала.

Георгий понял: сейчас или будет поздно.

— Ты хочешь, чтобы я тебе кое-что рассказал, — крикнул он, превозмогая боль в вывернутых руках, — хорошо, я расскажу.

Тархан не реагировал. Он даже не повернул головы вслед.

— Это касается твоего хана. А еще моего князя.

Тархан наконец удостоил сотника взглядом.

— Верните его, — тихо приказал он, — ждите за дверью… не надо бросать. Оставьте, пусть стоит.

Джанибек с усмешкой обернулся к сотнику.

— Ты хотел сказать что-то важное или страх туманит твой разум?

— Мне ведом страх, но не он сейчас говорит с тобой.

— Так что же?

— Ты удивишься моим словам, но это — чистая правда. У нас сейчас общая цель.

— Очень интересно. Какая же?

— Твоего хана с моим князем хотят стравить, как пауков в коробе на потеху толпе. Некие силы хотят войны с Галичем, чтобы ослабить твоего хана, для чего была заключена сделка с безрассудным беком Амиром. Он сеет беспорядки на границе, добиваясь начала военных действий с одной или другой стороны. И сейчас, когда умер великий хан… не удивляйся, я знаю и это… беспорядки только усилятся.

— Это все, что ты хотел сказать? — лицо тархана по-прежнему оставалось непроницаемым.

— Не все. Только сегодня я получил весть, что готовится новая западня для моего князя.

Мне нужно срочно возвращаться на Русь, чтобы предупредить его. Поэтому я возвращался в одиночку и так глупо попал в засаду.

— Почему бы мне не позволить князю Даниилу умереть? Он сильный враг, — холодно поинтересовался тархан.

— Потому, что будет война. Твой хан вместо великого курултая пойдет с туменами на Русь. И там завязнет надолго.

— А готов ли Галич к войне?

Вопрос повис в воздухе.

— Теперь я рассказал все, что хотел, — жестко ответил сотник, — если хочешь — проверь, может ли рассказывать мой страх.

— А кто дает указания Амир-беку? — Тархан снова сменил тему.

— Не знаю, — честно ответил Георгий, — однако это один из приближенных хана. Предположу, что он на самом деле служит Хуби-лаю.

Джанибек пребывал в задумчивости.

— Да, интересные вести, — наконец произнес он, — но ты прав, война нам сейчас ни к чему. Ни с сильным Галичем, ни со слабым. Поэтому ты можешь отправляться к своему князю.

Георгий сначала не поверил в то, что услышал. Не может быть, чтобы его так просто отпустили.

— Я напишу письмо князю Даниилу, ты отвезешь его. За письмо отвечаешь головой.

— Хорошо, — просто ответил сотник, — но можно мне сейчас руки развязать? Затекли.

Дворец тархана Георгий покидал уже вечером. Ему вернули оружие и коня, также дали новую одежду взамен испорченной. Тархан Джанибек передал письмо для князя и велел немедленно отправляться. Рушан-бек мог узнать, что сотник счастливо избежал тесного знакомства с подземельями дворца, и снова начать искать его.

Георгий с непередаваемым облегчением покидал негостеприимные стены. Он хотел как можно быстрее добраться до лагеря, где наверняка уже все переполошились.

Вдруг несколько фигур снова перегородило дорогу.

Сотник правил коня прямо на них, вытаскивая на ходу меч.

— Что вам нужно? — спросил он с раздражением. — Может, отстанете на сегодня?

Мухтар усмехнулся.

— Я только хотел сказать, что раз ты вышел живым от тархана, — духи любят тебя, значит, нам с тобой воевать — себе вредить. Мы оставляем тебя в покое.

Георгий усмехнулся.

— Кто послал вас?

— Амир-бек. Он объявил награду за тебя.

Георгий посерьезнел.

— Он здесь еще?

— Да, но очень скоро опять идет на Русь.

— А почему вы все это мне рассказываете?

— После того как мы тебя упустили, нам нет дороги обратно.

— Понятно. Тогда счастливо оставаться. Георгий решительно раздвинул степняков и проехал вперед.

— Больше не встречайся с нами, сотник.

Когда Георгий въехал в лагерь, там все кипело. Такого переполоха он еще не видел никогда. К нему сразу подбежал разгневанный Яким.

— Ты где пропадал? — набросился он. Георгий устало отмахнулся. День выдался чересчур сложным.

— Давай рассказывай, — Яким не собирался сдаваться.

— Ты все равно не поверишь, — Георгий прошел мимо него в шатер и бросился на свой одр.

Только тут на него нахлынуло. Его трясло, как больного падучей. Окутал промозглый холод и не давал никак согреться.

Яким подошел и накрыл медвежьей шкурой.

— Успокойся, Егор, все закончилось.

— Я сейчас… уже сейчас… успокоюсь…

Яким ушел и вернулся с флягой меда. Открыл, напоил Георгия. Тому вроде полегчало. Сотник сел, завернувшись в шкуру.

— Так где же ты был? — спросил купец.

— Считай, у тархана в застенках.

Яким проглотил следующую фразу и сделал большой глоток из фляги.

Хмурый

Хмурый уже несколько месяцев был на заставе. Каждый день он вглядывался в степь в надежде увидеть взметнувшуюся от копыт пыль. Но не видел.

Он хотел отправиться в Орду вместе со своей сотней, однако в тот момент, когда Георгий вынужден был срочно выступать, находился в дальнем дозоре и не успел вернуться к походу. Тогда Хмурый напросился на заставу, чтобы первым встретить своих.

Его очерствевшее от войны сердце болело оттого, что там, на чужбине, кому-то могла понадобиться его помощь, а Хмурого рядом не было. А еще он переживал за сотника. В каждом походе Хмурый был его незримой тенью, был готов прикрыть спину и даже отдать свою жизнь за Георгия. А сейчас сотник был далеко. Конечно, и раньше случалось, что они получали разные приказы. У Хмурого в сотне было особое положение — он был лучшим разведчиком, поэтому часто выполнял особые поручения князя.

Утешало только одно — рядом с сотником был Семён. Хмурый сошелся с ним на почве игры в кости — баловался иногда. Правда, хитрый Семён все время жульничал. Но все равно Хмурый испытывал к бывшему атаману разбойников уважение и доверие.

И вот несколько дней назад выяснилось, что Семён вернулся со своим десятком без сотника. Тот отослал его с письмом к князю вместе с русскими купцами, возвращавшимися домой.

Весть об этом принес на заставу один из воев, приехавших из Холма.

Хмурый молча собрался и уехал в степь. Никто его не останавливал. Он, как разведчик, пользовался полной свободой.

Хотя он углубился далеко в сторону Орды, только один раз ему показалось, что он видит всадников, но он не был уверен. Во всяком случае это были не русичи. Своих он узнал бы и за версту.

Из-за того, что он отсутствовал уже долго, Хмурый вынужден был вернуться. И вот сейчас, только что расседлав лошадь, он поднялся на дозорную башню и стоял, в сотый раз окидывая мрачным взглядом степь.

Вдруг вдали показалось облачко пыли. Это был приближающийся отряд конников. Сердце Хмурого замерло. Он ждал, пока облако рассеется и можно будет разглядеть детали. Секунды тянулись бесконечно долго.

— Смотри, Хмурый, там люди вдали, — дозорный наконец заметил приближающийся отряд.

До того, как Хмурый смог разглядеть подробно, чуть дальше первого показалось второе облачко.

Это могло означать только одно — первый отряд преследовали.

Хмурый до боли щурил воспаленные от проведенных в степи бессонных ночей глаза, но не мог ничего толком разглядеть, всадники еще были очень далеко.

Наконец отряд приблизился настолько, что можно было разглядеть русские доспехи и вооружение.

— Лучники, на стену! — закричал Хмурый. — Откройте ворота!

Дозорный уже погромыхал вниз доложить по всей форме.

Русских преследовал большой отряд степняков. Было видно, что скачка продолжается давно. Кони устали и шли из последних сил. К тому же степняки на ходу били стрелами. Русичи отвечали, но при такой бешеной скачке о точности стрельбы не могло быть и речи.

— Дайте мне лук! — закричал Хмурый.

Он выбрал себе цель — одного из степняков, скачущего ближе всех. Он был крупным и рослым, что тоже немного упрощало задачу.

— Держи! — крикнули снизу.

Хмурый поймал лук, а потом колчан со стрелами.

— Не пытайтесь повторить, подождите пока подъедут ближе, — крикнул он лучникам.

Сам он тщательно прицелился. Когда-то очень давно, еще ребенком, его научили прицельно бить из лука на большие расстояния, и сейчас он собирался продемонстрировать свое умение.

Звон тетивы — и упитанный степняк покатился по земле.

Хмурый перевел дыхание. Получилось.

Он взял новую стрелу.

Еще несколько степняков окончили свой стремительный бег со стрелой в груди. Но их оставалось еще очень много.

Послышался дребезжащий звук — лучники сделали первый выстрел.

Далеко не каждая стрела нашла свою цель — расстояние все еще было большим.

Заскрипели створки ворот. Навстречу русичам выезжала подмога.

Справа показался еще один отряд степняков. Теперь было понятно, почему русичи не завязывали бой.

— Вернитесь! — закричал Хмурый. — Беги, останови наших, степняков слишком много, — велел он одному из воинов.

Теперь вся надежда была только на лучников.

Русичи приблизились настолько, что можно было разглядеть лица.

Это действительно был Георгий со своей сотней. Если он не сбавит темпа, то через несколько минут будет на заставе.

Выехавшие воины выстроились возле ворот, подняв луки.

Сейчас стрелять мешали свои же всадники. Правда, это не мешало тем, кто бил со стен.

Вражеские стрелы не производили на степняков желаемого эффекта. Темп погони не снижался. И все же расстояние между погоней и преследуемыми не сокращалось. Его могло хватить на то, чтобы сотня успела въехать в крепость.

Русичи были уже совсем рядом. Хмурый отчетливо разглядел Георгия. Не снижая темпа, всадники влетели в ворота, за ними, сделав выстрел по степнякам, въехали воины, стоявшие снаружи.

Створки ворот захлопнулись почти перед самым носом у преследователей.

Хмурый видел, как Георгий, спрыгнув с коня, тут же поднялся на стену.

Степняки сбились кучей возле ворот. У них был численный перевес, но они, похоже, не собирались штурмовать заставу и на всякий случай отошли подальше.

Вперед выехали несколько воинов, в одном из которых Хмурый узнал предводителя Белых волков.

— Ну что ты прячешься, рус! — закричал он. — Выходи из-за стен! Сколько ты будешь от меня бегать?

Он явно обращался к Георгию.

Хмурый посмотрел в сторону своего начальника. Тот никак не отреагировал.

— Выходи биться один на один! Все должны знать, кто лучший воин, — снова закричал владелец лисьей шапки.

На этот раз сотник удостоил степняка ответом.

— Не сегодня. Но обещаю тебе, мы обязательно встретимся, — негромко, но вполне отчетливо произнес он.

Амир-бек резко развернул коня и поскакал прочь. За ним поскакали и его верные Волки.

Георгий устало усмехнулся и стал спускаться вниз.

Хмурый тоже заторопился.

Внизу сновали люди. Кто-то расседлывал и уводил коней. Кто-то перевязывал раны.

Дружинники были измучены до предела — практически валились с ног, но несмотря на это все приветствовали друг друга и улыбались. Они только что смогли избежать смертельной опасности. Кто-то, размахивая руками, оживленно рассказывал о погоне. Другие жадно слушали. Лица горели. Пыл скачки еще не оставил воев.

С трудом Хмурый нашел среди этого столпотворения сотника. Тот стоял, поглаживая своего гнедого коня, шепча ему что-то ласковое. Коня уже успели расседлать и вытереть. Отрок стоял рядом и ждал, когда сотник передаст ему поводья.

Георгий выглядел уставшим и озабоченным. Что-то в нем неуловимо изменилось. Видимо, поездка в Орду наложила свой отпечаток.

— Здорово! Егорий хоробрый! — поприветствовал Хмурый сотника с усмешкой.

Лицо Георгия осветила улыбка. Такая, как всегда.

— Будь здоров и ты, Федор! Я так и знал, что ты здесь!

Он отдал поводья молодому дружиннику и крепко обнялся с Хмурым.

— А как ты догадался, что я на заставе?

— По выстрелу, который снял первого степняка. Так стреляешь только ты, — сотник снова улыбнулся, — видать, говорит в тебе половецкая кровь.

— Ты прав, — Хмурый почувствовал внутреннее удовлетворение, ему было приятно, что сотник его похвалил, — это был мой выстрел.

— Пойдем внутрь, проводишь меня к начальнику заставы, а потом расскажешь последние новости. Нам нужно торопиться к князю. На рассвете двинемся в путь.

Хмурый ухмыльнулся.

— Сдается мне, что и ты мне можешь рассказать много интересного.

— Могу и расскажу.

На заставу спустилась ночь. Тишина окутала все. Только где-то был слышен говор дозорных, переговаривающихся, чтобы не уснуть.

В одном из узеньких окошек был виден отсвет. Там еще не спали.

В свете лучины тени, которые отбрасывали Хмурый с Георгием, принимали причудливые очертания.

Они уже полчаса провели в разговорах. Сначала Хмурый рассказал о том, что творится в Холме и Галиче, а потом сотник стал делиться впечатлениями от поездки. Рассказал он немного, по большей части о том, как встретились с Якимом и его сыновьями, и о том, как нашли Михаила. Говорить о себе Георгий не любил, поэтому о своих приключениях умолчал.

— Теперь понятно, почему Семён был вынужден вернуться раньше… — произнес Хмурый. Он нашел ответ на мучивший его вопрос, почему Семён оставил сотника.

— Да, я его отправил с важными вестями.

Хмурый подумал, что никакие важные вести не заставили бы его отплыть отдельно от начальника.

— А этот Яким верный человек? Не доверяю я что-то купцам… — задумчиво произнес он.

— Верный и правильный. На него можно положиться. Он будет посылать нам весточки о том, что сейчас происходит в Орде.

— А-а-а, ну ладно… Ты что, сотник?

Георгий смотрел на Хмурого, а видел, казалось, что-то иное.

Разведчик решил не тревожить начальника, на того явно нахлынуло какое-то воспоминание.

— Но как? — произнес в замешательстве Яким.

— Что как? — не понял Георгий. От нескольких глотков крепкого меда тепло разлилось по телу, и он смог наконец прийти в себя, — как я попал в руки тархана или освободился?

— И то и другое… постой, ты цел? — Яким начал ощупывать сотника. — Что с тобой? — спросил он, заметив, как тот поморщился.

— Цел я, цел, плечи только болят: руки чуть не отвернули начисто супостаты. Да еще царапина, кинжалом по боку чиркнули, спасибо кольчуге — помогла.

— Я не понял, как ты сегодня влип во столько неприятностей. Мы же вместе возвращались, куда ты делся?

Сотник задумался. Казалось, события этого утра происходили неделю назад.

— Я увидел человека, который подал мне знак о том, что со мной срочно хотят встретиться. И я пошел за ним. Извини, что не предупредил.

— Ну ты даешь, Егор, это была ловушка?

— Нет. Я встретился со своим давним знакомцем, который сообщил мне очень важные новости. Они всего на полчаса опоздали, чтобы отправиться вместе с Семёном.

— А что за такие новости, что не могут медлить?

— Я думаю, что тебе можно доверять, поэтому скажу. На князя Даниила Галицкого готовится новое нападение. Уже на днях на Русь отправляется отряд, который должен будет любым способом подстроить гибель князя и начать смуту.

— Один отряд? Разве у князя мало дружины?

— Нет, дружины достаточно, просто я не знаю, каким образом будет устроена западня. Эти люди — мастера неожиданных нападений и засад.

— Понятно, тогда тебе нужно спешить. Жаль, что наши не подождали еще денек.

— Да, нам нужно возвращаться. Тот человек, с которым я встречался, рассказал мне о том, что меня разыскивают по приказу тархана, и он советует немедленно уезжать. А позже я узнал, что Амир-бек объявил за мою голову награду. Да Рушан еще…Мне здесь оставаться очень опасно.

— Так как же ты попал к тархану, неужели сам пошел?

Георгий засмеялся.

— Нет, конечно. Смешная история получилась…

— Смешная?! Расскажи, я тоже посмеюсь.

— Я уже возвращался в лагерь, когда люди Амир-бека напали на меня, один из них приставил кинжал к спине и хотел, чтобы я пошел с ним туда, где ждали его люди. Однако я отбросил его, правда, конец тонкого лезвия прошел сквозь кольца кольчуги и поцарапал бок, но несерьезно. Я почти от них оторвался, как вдруг на полном скаку наткнулся на Ру-шан-бека, который приехал в Сарай на мои поиски.

Яким от удивления присвистнул.

— Вот уж подфартило! Действительно смешно. Рассказывай дальше.

— Он, конечно, не хотел меня отпускать. Приглашал в свой улус, но я не поехал. Лучше в бою погибнуть, чем у него гостить. Честное слово, подумал, что смерть моя пришла, но тут приехал разъезд хана — люди Амир-бека, пока за мной гнались, здорово набедокурили.

— И дальше что? — жадно спросил Яким.

— Дальше все мы отправились к тархану пред светлые очи. Рушан-бек был его давним знакомым. Что-то такое ему неприятное сделал, поэтому тархан бека отправил восвояси. А мной решил заняться поплотнее. Но я его уговорил меня отпустить.

— Но как? — Яким чувствовал себя обманутым. Самую интересную часть сотник не захотел рассказывать.

— Можно сказать, убедил, что на свободе я буду полезен ему больше, чем в пыточном застенке.

Яким даже не сразу нашел что сказать.

— Все-таки ты очень везучий человек, сотник. Ты уверен, что у тебя нет никакого талисмана на счастье? Может, расскажешь, где такой взять? Я б сынам приобрел, честное слово…

— Да нет у меня никаких талисманов, — отмахнулся Георгий, — да и признаюсь… правда, одному тебе: так, как сегодня, я еще ни разу не боялся. Как представил, что за смерть мне грозит… Я до сих пор не могу понять, почему тархан меня отпустил.

Лицо сотника выглядело смущенным, будто он стыдился своего признания.

— Брось, все чего-то боятся, просто об этом никому не рассказывают. Да и тархан понял, что ничего от тебя не добьется. Это на твоей упрямой, извиняюсь, роже написано. Вот и отпустил спасать своего князя.

— Да, ты прав. Просто я не был так уверен в своих силах…

— Перестань. Верь в себя. Ты сильный. Я таких упертых, как ты, еще не встречал, хотя народу на своем веку повидал немало. Завтра поедешь обратно, а я здесь останусь и буду весточки посылать, как и что. Стану вашими глазами и ушами в Орде. А ты спокойно возвращайся домой.

Сотник встал, сбросив с плеч шкуру, и протянул руку Якиму.

— Спаси тебя Бог, Яким, спаси Бог!

Тот тоже поднялся и крепко пожал ее.

— Да, все время забываю спросить. А что такого ты сделал Рушан-беку, что он так хочет твоей преждевременной кончины?

Сотник снова рассмеялся.

— Я ему жизнь спас.

Хмурый тронул сотника за плечо.

— На чем я остановился? — очнувшись от воспоминаний, спросил Георгий.

— На купце. Ты сказал, что ему можно доверять.

— Можешь доверять ему, как мне, — ответил сотник. — Ладно, спать пора, завтра в дорогу.

Боярин Борислав

Юрта была просторной. В ней запросто мог поместиться целый курултай. Поэтому боярин Борислав, войдя внутрь, невольно растерялся. Юрта была разделена коврами на несколько помещений. Когда боярин подошел ближе, из-за одного из ковров появился сам хозяин.

Он был молод. Его движения были движениями барса. Лицо имело мало общего с лицами степных кочевников. Скорее, оно принадлежало хорезмскому вельможе. Однако было в его эффектной внешности что-то отталкивающее, и этого Борислав не мог не заметить.

Они с минуту рассматривали друг друга, потом хозяин пригласил Борислава присесть и разделить с ним трапезу. Это был хороший знак.

— Как ты меня нашел? — поинтересовался он.

— Я просто отправил письмо человеку, через которого мы всегда связывались с вами. Он сообщил мне о времени и месте встречи.

— Я слышал, князь раскрыл заговор против себя и брата и наказал многих бояр.

— Да, это так. Я сам почти три месяца просидел под арестом, но смог убедить князя, что я лишь невинная жертва и очень раскаиваюсь в том, что принимал участие в повете.

— И что, князь поверил?

— Не знаю. Но из-под стражи выпустил. Даже часть имения вернул.

— Да, ваш князь или большой мудрец, или большой дурак.

Боярин развел руками.

— Он милосерден сверх всякой меры. Сколько он миловал заговорщиков, и все для того, чтобы снова и снова терпеть удары в спину.

Кочевник криво усмехнулся.

— Да. Излишнее милосердие — порок глупых. Милуя врага, ты рискуешь с ним встретиться снова.

— Ну, благодаря этому пороку я сейчас жив, здоров и разговариваю с тобой.

— Ты умеешь пользоваться слабостями других.

— Главное — самому не быть слабым.

Молодой степняк испытующе посмотрел на боярина.

— Ты мне нравишься. Я люблю таких мерзавцев. Такие, как ты, ни перед чем не останавливаются.

— А почему я должен останавливаться? — Борислав вызывающе посмотрел на кочевника.

Хозяин юрты оставил вопрос без ответа.

— Зачем ты меня искал? — спросил он, меняя тему.

Борислав заговорил совсем другим тоном. Весь предыдущий разговор был всего лишь вступлением.

— Я хотел сказать, что князь уничтожил не весь повет. Некоторые из нас остались на свободе — о них князь ничего не знает. И мы не хотим прятаться и ждать княжеского гнева. Нужно убить князя и покончить с этим. Его наследники не смогут взять власть в свои руки.

Кочевник, казалось, не удивился подобному предложению.

— А мне какое до этого дело?

— Мы предлагаем тебе выгодные условия. Сообщаем время и место, когда князь будет с малочисленной охраной, а ты со своими Волками нападаешь и убиваешь его.

— Это слишком просто. Мне кажется, уже было несколько таких нападений, а князь до сих пор жив.

— У тебя есть другое предложение?

— Я еще не говорил, что возьмусь за это.

— Награда будет велика. Очень велика.

— Иногда никакая награда не стоит опасности, связанной с поручением.

— Но ведь ты не боишься опасности. Я прав?

— Я ничего не боюсь. Но риск и глупость — разные вещи. Кстати, ты еще не назвал размер вознаграждения.

— Оно больше, чем ты можешь себе представить.

Кочевник встал.

— Хорошо. Я подумаю над твоим предложением. Ответ сообщу завтра.

Боярин Борислав стал подниматься, он думал, что встреча закончена.

— Ты останешься здесь моим гостем, — произнес кочевник, — мне нужно уладить кое-ка-кие дела, можешь располагаться, как пожелаешь.

Борислава кольнуло нехорошее предчувствие.

Уже у самого выхода из юрты молодой степняк обернулся.

— Ты знаешь сотника Георгия? — неожиданно спросил он.

— Сотника разведчиков? Да, знаю, — в недоумении ответил боярин.

— Он в Холме сейчас?

— Нет, князь посылал его в Орду с каким-то поручением. Когда я уезжал, он еще не вернулся.

Кочевник, казалось, был разочарован.

— Жаль, очень жаль, — сказал он скорее самому себе.

Полог юрты закрылся, оставив боярина одного.

Тот в замешательстве остался сидеть наедине с яствами, к которым так никто и не притронулся.

Мысли теснились в голове. Он не предполагал такого окончания встречи.

Что означает это приглашение погостить? Я все-таки гость или пленник?

Боярин решительно встал.

Есть только один способ проверить.

Борислав направился к выходу из юрты. Как только он приподнял полог, в его грудь уперлось копье.

Борислав молча развернулся и вернулся внутрь юрты на ковер с разбросанными на нем подушками. Сел, погрузившись в тяжелые думы. Его нехорошие предчувствия получили подтверждение.

В глубине души закипал гнев. На степняка, заманившего его в ловушку, на себя, так глупо попавшегося.

«Не получишь ты ни князя, ни сотника, образина нерусская», — зло подумал он.

Даниил, князь Галицкий

Георгий приближался к дому. Всю дорогу от заставы до Холма его не покидало восторженное настроение. Такие чувства могут испытывать только победившие в тяжелой битве. Он смог вернуться домой живым и невредимым, потеряв всего несколько человек убитыми во время последней скачки от Белых волков. Сотник вез с собой письмо тархана Джанибека, а кроме того, заручился в Орде поддержкой бывшего воеводы Рязанского — ныне приближенного хана — Мустафы и дружбой купца Якима. При непосредственном участии своего десятника Семёна освободил из плена сотника Михаила, которого все считали погибшим. Нелегкое поручение князя было с честью исполнено, и его, без сомнения, ждала награда и слава самого удачливого сотника дружины.

Георгий уже был у ворот своего дома. Не сходя с коня, открыл створки и въехал на залитый солнцем двор. Олеся сидела на крыльце и перебирала что-то в плошках. Красивая и любимая, как всегда. Увидев сотника, закричала и бросилась к нему. Вся ее работа из опрокинутых плошек рассыпалась по ступенькам и покатилась в пыль двора.

Георгий подхватил ее и посадил на коня. Крепко прижал к себе и поцеловал, вкладывая в этот поцелуй всю силу своей горячей любви. Всю радость встречи после долгой разлуки. Все торжество жизни над холодной смертью, подстерегавшей на каждом шагу. Все счастье мужа, обнявшего свою молодую жену.

Конь, почувствовав настроение хозяина, стал переступать ногами, словно в танце.

Солнце, высокое небо, двор — все готово было закружиться…

— Эй, сотник, уснул что ли?

— Что? — Георгий не сразу смог очнуться от своего солнечного видения.

— Нет князя, говорю. Во Владимир Волынский уехал, вернуться уж должен. Сказал, что если ты приедешь, немедленно отправляться навстречу.

Старый Матвей стоял на каменном крыльце княжеских палат и щурился от солнечного света.

Георгий стоял напротив, понуро облокотившись на перила. Эта новость его ошарашила и сбила с толку. Не то чтобы он был удивлен.

Просто сотник надеялся, что конец его долгому путешествию наступит в Холме.

— Хорошо… А какой дорогой будет возвращаться?

— Да через Крестовоздвиженский монастырь поедет — княгиню заберет. Отправилась княгинюшка с девушками на богомолье. Ну что, едешь? Или отдохнешь с дороги?

— Часа через два отправимся. Пусть люди мои коней поменяют да сами передохнут. С самой заставы гнали — спешили вернуться.

— Ну ладно… Ты это, домой съезди что ли. Успеешь. Жена поди заждалась.

Матвей хитро смотрел на Георгия своими подслеповатыми глазами.

— Это дело! — Георгий немного повеселел, — спасибо за совет!

Раздав указания своей сотне, Георгий решил внять словам старого постельничего и заскочить домой, прежде чем отправиться навстречу князю. Очень уж хотелось увидеть Олесю. По дороге в слободку он снова дал волю своей фантазии и пребывал в радостном предвкушении от встречи.

Уже приближаясь к своей избе, он почувствовал странный трепет. Дом выглядел как неживой. Сердце замерло. Сотник соскочил с коня и взбежал по ступенькам. Олеси дома не было. Внутри было темно, но ощущение запущенности отсутствовало. Еще недавно здесь прибирались — пыли почти не накопилось. Все стояло на своих местах. Следов беспорядка не было.

Радостный трепет сразу оставил сотника.

Георгий в замешательстве вышел на крыльцо и сел на верхнюю ступеньку, опустив голову на руки. В глубине души начало зреть отчаяние. Он столько времени представлял эту встречу!

— Что, дома не застал? — услышал он чей-то голос.

Он поднял голову, но говорившего, точнее говорившую, не заметил.

Соседка приближалась к нему со стороны огорода и скоро показалась, перебравшись через плетень.

— Не переживай, на богомолье она, с княгиней уехала за тебя молиться.

Сотник оживился.

— Давно уехала?

— Да недели две как. Все дома сидела, на улицу не выходила. А потом пришел гонец от княгини и велел ей собираться на богомолье ехать. Княгиня-де хотела ее от тяжких дум отвлечь и с собой взяла.

— А Олеся что?

— Известно что. Сказала, что раз так, поедет за тебя Бога просить, чтобы живой и здоровый вернулся.

На душе у сотника потеплело. Вот чьими молитвами был он сохраняем во время своего опасного путешествия.

— Хорошо… — с улыбкой произнес он.

Соседка хотела сказать что-то еще.

— Что?

— Она уже вернуться должна была. Просила, если ты раньше приедешь, предупредить тебя, чтобы не волновался. Да еще приглядеть за тобой… Может, домой войдешь? Поесть собрать?

— Не надо, — сотник заторопился, — я как раз в монастырь еду, там и встретимся. Спаси Бог за заботу.

Георгий уже был на коне и выезжал из ворот.

Крестовоздвиженский монастырь был совсем недалеко от Холма. Георгий, чтобы не разминуться с князем, решил сначала заехать туда. И конечно, он хотел увидеть Олесю, сказать, что он жив и она молилась не напрасно.

Монастырь стоял на пригорке и был виден издалека. Все время, пока Георгий со своими воями приближался к нему, он любовался его залитыми солнцем стенами. Недавно обшитый медью купол храма сиял как огонек свечи. Все очертания монастыря будили в душе путника трепет и таинственную, щемящую радость.

Ворота монастыря были открыты для богомольцев. Оставив своих людей снаружи, Георгий слез с коня и, перекрестившись, вошел. Внутренний дворик был совсем небольшой. В центре — небольшая каменная церковь с колоколенкой, по бокам — избы, в которых жили сестры и приезжие.

Одна из сестер встретила его во дворе и провела к княгине.

Та сидела в уютной светлой горенке и занималась рукодельем. Увидев вошедшего Георгия, она улыбнулась и отложила в сторону нитки — подбирала нужный тон для вышивки.

Георгий почтительно склонился и поприветствовал ее.

— Здравствуй, милый друг! — ответила княгиня. — Мы уже заждались тебя. Супруг мой места себе не находил, говорил, что послал тебя на верную смерть. Переживал очень.

Георгий постарался не показать своего удивления. Ему и в голову не могло прийти, что князь способен испытывать подобные чувства. Для него он всегда был волевым и решительным человеком, находящим выход из любой ситуации и не сожалеющим о своих поступках.

— Да что со мной могло произойти? — с улыбкой спросил он, хотя знал, что очень много.

— Ты, сотник, молод еще и безрассуден, — ласково ответила княгиня, — для тебя жизнь — вольный ветер, а для нас — легкое дуновение. На все мы уже смотрим по-другому и научились видеть и остерегаться опасности.

Сотник решил сменить эту щекотливую тему.

— Нет ли известий от князя? — спросил он.

— Нет, но он должен скоро быть. Мы собирались к Иоанну Предтече вместе в Холм вернуться.

— Ладно, тогда мне нужно отправляться в путь. Князь велел мне с ним в дороге встретиться.

— Хорошо, дружок, отправляйся, — княгиня снова взялась за свое рукоделье.

Тут сотник почувствовал, что краснеет. Он не находил в себе сил задать самый понятный и естественный вопрос.

— Олеся в храме должна быть, — с улыбкой произнесла княгиня, видя его терзания, — иди, обрадуй жену, что вернулся.

Георгий словно на крыльях вылетел из горницы.

В храме было прохладно по сравнению с залитым солнцем двором. В полумраке с треском горели свечи, освещая лики святых. В неровном свете они как будто оживали.

Молящихся было немного. Сотник с замиранием сердца выискивал среди них знакомый силуэт. Он обошел церковь, заглянул за колонны, но Олеси так и не нашел.

Где же она!

Целый день ему преподносились неприятные сюрпризы.

С зарождающимся ропотом он вышел из храма и в замешательстве застыл на лестнице. Он не знал, как ему поступить.

Видя растерянность сотника, к нему подошла одна из послушниц.

— Вы кого-то ищете? — тихо спросила она.

— Мою жену, Александру. Она приехала с княгиней.

— Ее нет в церкви. Она у матери Евфимии.

— Кто это? — в изумлении спросил сотник.

— Одна из сестер. Она прозорливая старица — видит иногда человека и зовет к себе, чтобы что-то рассказать. Вот и Александру вашу позвала.

— Да зачем же! — воскликнул в сердцах Георгий. Сегодня у него ничего не выходило как нужно.

— Не знаю. Она никогда не объясняет.

Сотник уже раскаялся в своей вспышке.

— Прости меня, девушка. Скажи только, надолго это?

— Иногда на несколько часов, а когда и полдня человек в келье просидит — проговорит.

Сотник задумался.

— Спаси Бог за помощь, — медленно произнес он, — да, вот еще, можешь выполнить мою просьбу?

— Какую? — осторожно поинтересовалась девушка.

— Передай Олесе, что муж ее приезжал, что со мной все в порядке, я скоро вернусь сюда вместе с князем и заберу ее домой.

— Хорошо, передам, — ответила девушка и с сожалением добавила: — Жалко, что вы не встретились.

— Жалко, — глухо произнес сотник.

Он направился к воротам — медлить дольше было нельзя. Георгий не мог ставить свои интересы выше интересов княжества. Раз князь велел ему выезжать навстречу, значит были на то важные причины.

Солнце уже не радовало Георгия — он был расстроен тем, что так и не смог увидеться с Олесей.

Проходя мимо двух сестер, занимающихся своей работой, он случайно выхватил обрывок разговора. Одна наставляла другую.

— …претерпевший до конца — спасется…

Георгий даже замедлил шаги.

Это как раз про меня.

Сотник улыбнулся своим мыслям.

Но как же это тяжко — претерпеть до конца!

Уже прошло около часа с тех пор, как Георгий со своими воями оставил монастырь. С собой из Холма он взял всего половину сотни, рассудив, что на родной земле ему ничто не угрожает, хотя сейчас сомневался в этом решении. Лишние люди никогда не помешают.

Он ехал впереди, разговаривая с Хмурым. Неожиданно разведчик жестом показал Георгию, что всем нужно остановиться. Тот поднял руку, и движение прекратилось.

— Стой, сотник, впереди всадники.

Несколько минут длилось томительное ожидание. Все пребывали в боевой готовности.

Наконец из-за поворота показался небольшой отряд конников. Они скакали во весь опор. С первого взгляда можно было определить, что это были русичи.

Хмурый застыл в недоумении.

— Что с тобой, Федор? — удивленно спросил сотник.

— Это ж князь…

Эти слова могли сравниться только с ударом обуха по голове.

— Что он здесь делает с такой малой дружиной?

Всего через несколько минут они узнают ответ.

Скачущие тоже заметили отряд Георгия, поэтому замедлили бег. Потом, видимо узнав Георгия и Хмурого, поскакали навстречу.

— О, и Семён здесь, — произнес разведчик, — принесла нелегкая.

— Да уж, — Георгий ответил невольно. Его как будто обдало холодом. Все события дня выстраивались в череду, чтобы закончить его непоправимой бедой.

Сотник поскакал навстречу князю.

Что же случилось? Что?

Георгий заметил, как чуть посветлело лицо князя, когда он поравнялся с ним.

— Рад видеть тебя живым и невредимым, но не время сейчас, позже поговорим, — произнес Даниил.

— Что случилось? Почему вы так спешите? И где охрана? — эти вопросы Георгий произнес очень быстро.

— Княгиня при смерти, мне нужно торопиться. Могу не застать ее живой. А дружина… скачет следом. Я спешу, поэтому со мной только десяток.

— Как при смерти? — лицо Георгия было таким изумленным, что князь невольно остановился.

— Ты привез вести от нее?

— И да и нет… — Георгий еще не мог всего понять, но страшная догадка осенила его, — когда я час назад выезжал из монастыря, княгиня была в добром здравии.

— В добром здравии? — лицо князя было растерянным. Георгий вообще никогда его таким не видел. Надежда сменялась на нем сомнением в словах сотника. Сомнение уступило путь гневу. В глазах появился стальной блеск.

— Скажи мне, сотник, это правда? Ты не обманываешь меня? Потому что если ты говоришь неправду, твоя участь будет страшна.

Георгий бесстрашно смотрел на Даниила. Его лицо приобрело знакомое князю упрямое выражение.

— Я говорю правду. Она сидела за вышивкой, была здорова и бодра как никогда и собиралась вместе с вами возвращаться в Холм.

— Что же это значит? — невольно вырвалось у князя.

— Скажите мне, кто и когда привез весть о болезни княгини? — произнес Георгий медленно, словно он боялся услышать ответ.

— Три часа назад прискакал инок и сказал, что княгиню хватил удар, она умирает и просит меня приехать.

— Три часа назад? Инок?! — сердце сотника остановилось.

— Что с тобой? — с тревогой в голосе переспросил Хмурый.

— Монастырь женский, — только и смог произнести Георгий.

— Признаюсь, мне это тоже показалось странным, — задумчиво произнес князь, — но я подумал, что он из тех, кто странствует и посещает различные святыни.

— Расчет был сделан на то, что иноку обязательно поверят, — обреченно произнес сотник, — это то, о чем я так спешил предупредить тебя, князь, и не успел.

— О чем? — спросил Хмурый.

— О западне.

Все на мгновение замолчали.

В этот момент раздался голос Семёна, молчавшего до этого.

— Но ведь нас еще не заманили в западню.

— Ты прав, — произнес князь. После известия о том, что княгиня в добром здравии, он обрел обычное свое спокойствие. Казалось, опасность, нависшая над ним, нисколько его не тревожила.

— Нужно придумать, что делать дальше, — со вздохом произнес сотник, — как далеко отсюда может находиться дружина?

Князь с сомнением покачал головой.

— Я думаю, мы опередили их не меньше чем на час.

— Это плохо. Сколько там воев?

— Около двух сотен, — ответил Семён, — и они здорово устанут.

— Все это очень прискорбно, врагов может быть гораздо больше, — сотник задумался. Как всегда перед лицом опасности, он начал мыслить ясно. Тревоги и страхи оставили его. Они вернутся, когда все закончится.

Когда мы ехали сюда, мы никого не встретили. С другой стороны, князь тоже добрался до этого места беспрепятственно. За ним идет дружина. Это говорит о том, что засада все-таки где-то между нами и монастырем, просто они пропустили нас и не стали нападать.

— В сторону монастыря двигаться нельзя, — подытожил он, — и назад тоже не стоит. Они могли на всякий случай оставить один отряд сопровождать вас сзади. Если это так, то у нас совсем нет времени. Какие будут предложения? Федор? Ты знаток этих мест.

— Да я здесь каждую травинку знаю, — начал Хмурый не спеша, — есть тут одно место…

— Не тяни, дело говори, — пробурчал Семён.

— Если немного проехать назад, то за следующим холмом можно свернуть в долину. Там, у реки, древние курганы, если проехать между ними, можно вдоль реки выехать к лесочку, за ним — осинник. Там, конечно, места дикие, но по одному всаднику в ряд проехать можно. Аккурат через пару часов выедем к этому самому монастырю с другой стороны.

Сотник закивал.

— Хмурый дело говорит. Я там тоже бывал, правда только до курганов ездил. Интересно мне было на это рукотворное чудо посмотреть.

— Хорошо, — произнес князь, — отправляемся немедленно.

— Да, отправляйтесь, — задумчиво сказал сотник, — а я здесь останусь.

— Даже и не думай, — произнес князь с раздражением, — хватит голову в пекло совать.

— Нет, мне нужно остаться. Во-первых, прикрыть ваш отход, во-вторых, встретить дружину и предупредить, чтобы они не нарвались на засаду. Я возьму только десять человек, что приехали с тобой, если Семён, конечно, не возражает. А ты, князь, бери моих людей и скачи к курганам, пока еще есть время.

Хмурый запротестовал, а Семён заулыбался.

— И никаких пререканий, — отрезал Георгий, — ты, Федор, поведешь князя, никто кроме тебя с этим не справится, и это не обсуждается.

— Я не оставлю тебя, сотник.

— Ты не должен оставлять князя, — Георгий произнес это устало, — жаль, что мне приходится это тебе объяснять. Все, отправляемся. Доедем вместе до следующего холма, там вы поедете дальше, а мы схоронимся и подождем.

По сигналу сотника все развернули коней и двинулись к видневшемуся невдалеке холму. Ехали не медленно, но осторожно.

Георгий поравнялся с князем. Он еще не до конца выполнил свое поручение. Письмо тархана под кольчугой словно жгло его кожу. Он не спеша достал его и протянул Даниилу.

— Вот, князь, весточка от тархана. Очень он мне ее давать не хотел, долго пришлось убеждать.

— Как он тебя принял? — серьезно спросил князь.

— Чудесно. Я вообще-то у него два раза был. Первый раз мы поговорили загадками и разошлись. Второй раз я попал к нему не по своей воле, как пленник, из-за истории, связанной с освобождением сотника Михаила. Тархан постращал меня немного, а потом отпустил и дал эту грамотку.

— Какая обстановка в Орде? — спросил князь, вскрывая печати.

— Когда я уезжал, весть о смерти великого хана еще не распространилась, поэтому страсти в Сарае еще не кипели. Но все идет к тому, чтобы Сарай-Берке получил независимость от Каракорума. Хан Берке сделает все, чтобы великий хан, выбранный на курултае, потерял влияние над его землями. Даже не знаю, что для нас будет лучше…

— Сильный хан под боком — это плохо, — произнес князь. — Пока в Орде идет грызня из-за великого ханства, у нас есть время, чтобы восстанавливать города и деревни и населять их людьми. Как только ханы перестанут отвлекаться на свары друг с другом — снова всерьез возьмутся за Русь, Польшу, Венгрию и Литву и разобьют нас поодиночке.

Князь угрюмо замолчал, пробегая глазами строчки.

— В Орде остался купец — Яким, он будет сообщать нам об обстановке, а уезжать соберется — другим накажет, — продолжил сотник, — а еще обещал помогать нам бывший рязанский воевода Мстислав.

— Я помню, ты писал об этом, да и Семён рассказал, — машинально ответил князь — он читал письмо. Вдруг князь чуть улыбнулся.

— Что-то забавное? — удивился Георгий.

— Про тебя пишет, что отсылает обратно невредимым, чтобы сделать мне приятное, потому что такую преданность своему властелину нечасто встретишь.

Георгий почувствовал, как кровь прилила к лицу. А он думал, что краснеть разучился еще в детстве.

— И дальше: «Я мог бы сломить этого сильного и гордого человека, но зачем?» — на лице князя отразилось удовлетворение, смешанное с гордостью. — Да, сотник, ты умеешь производить на людей впечатление, другой не справился бы.

По спине Георгия пробежали мурашки. Если бы тархан не оказался философом, висеть бы ему сейчас на дыбе и развлекать своими криками пыточных дел мастеров.

Князь читал дальше и постепенно хмурился.

— Еще пишет, что рекомендует мне воздержаться от выражения неповиновения хану Берке, дабы не провоцировать военных действий, — в глазах князя засверкал гнев. — Он смеет давать указания мне, князю Галицкому! Да… Русь не переживала еще такого позора!

Даниил свернул письмо и сунул его в седельную сумку.

На этот раз князь замолчал надолго. По мрачному лицу было понятно, что думает он о наболевшем — о том, что союзники медлят с согласием сообща дать отпор захватчикам.

Вскоре отряд подъехал к холму, у которого он должен был разделиться на две части.

Все быстро попрощались и пожелали друг другу удачи.

Хмурый положил руку на плечо Семёну.

— Смотри за Егором. Головой отвечаешь за начальника. И так за тобой должок, — серьезно сказал он.

— Иди своей дорогой, сохатый, без указчиков обойдусь, — добродушно ответил Семён.

Хмурый развернул коня и направил его между холмов. Отряд воев потянулся за ним.

Князь подъехал к сотнику. Лицо его было исполнено внутренней силы. Глаза словно читали в душе.

— Останься в живых, сотник. Не рискуй зря, прошу тебя — знаю твою горячую голову. Если вступите в бой — постарайтесь продержаться как можно дольше, отходите к реке. Я пришлю подмогу. И все же лучше, чтобы вы не высовывались.

— Я постараюсь, — честно ответил Георгий.

— Удачи тебе. Пусть защитит тебя Пресвятая Богородица.

— И тебе, князь, удачи!

Даниил хлестнул коня и быстро нагнал свой отряд. Через некоторое время малая дружина скрылась за холмом.

— Теперь наш черед, — обратился сотник к оставшемуся десятку, — нужно схорониться. Не ровен час, здесь пройдут наши знакомцы — Белые волки.

— Ты думаешь, это их рук дело?

— Даже не сомневаюсь.

Вой съехали с дороги. Дождей давно не было — земля почти не проминалась под копытами лошадей, но если посмотреть внимательно, можно было заметить место, где отряд, сопровождавший князя, съезжал с дороги. Поэтому было решено: далеко не уходить и ждать.

Едва Георгий увел людей и спрятал лошадей за холмом, как на дороге показалось человек тридцать всадников. Это действительно были Белые волки. Сотник едва сдержался, чтобы не присвистнуть от такой наглости. Одно дело — разорять кочевья на границе, совсем другое — устраивать засады в самом сердце княжества.

Сотник застыл в напряжении. Вот сейчас отряд проедет мимо следов. Но он зря волновался. Степняки спешили и не смотрели в сторону холмов. Они довольно быстро миновали притаившихся дружинников и поскакали на соединение с основными силами.

Георгий вздохнул с облегчением. Можно немного передохнуть. Пройдет какое-то время, прежде чем этот отряд достигнет своей западни и выяснится, что князь в нее не попал. До десяти минут сотник отбрасывал на выяснение ситуации и принятие решения. Потом весь отряд, скорее всего, двинется назад по следам этих тридцати человек, чтобы выяснить, где они упустили князя. И тогда найдут их. Если, конечно, вовремя не отойти. Но успеет ли князь к тому времени далеко уехать?

Решение всех этих вопросов сотник оставил на потом.

Сейчас его волновало совсем другое. Мысли снова затеснились в голове.

Кто спланировал эту гениальную ловушку? Несомненно, не Амир-бек. Это должен быть человек по меньшей мере незаурядный.

Кто так много знает о привычках князя, о его сердечной привязанности к жене? Это не может быть мятежный боярин. Повет раскрыт полностью. Юный Борислав наконец сделал свой выбор и покаялся перед князем. С его помощью Даниил, князь Галицкий, хотел наконец уничтожить Белых волков, заманив их в ловушку, но они его опередили.

Кто же за всем стоит?

Кто так близок к хану, что знает обо всех интригах?

Кто может служить одновременно Берке и Хубилаю?

Кто?!

Ответ пришел в голову внезапно. Сотник готов был расплакаться от злости.

Как он мог не заметить то, что было очевидно? Сейчас в его списке остался только один человек.

Внезапно послышался шум множества копыт. По дороге скакал крупный отряд. Это могли быть только Белые волки, возвращающиеся назад.

Слишком быстро. Слишком.

Они буквально вытекли на открытую взорам дружинников часть дороги. Георгий насчитал полторы сотни. Продвигались они быстро, поэтому сотника тешила робкая надежда, что большой отряд также не заметит следов. А дальше их самих ждала западня.

Как только первые тридцать человек проехали, Георгий стразу послал одного воя встретить княжескую дружину и предупредить их о засаде и просил подойти как можно ближе к холмам, где они устроили себе место для наблюдения.

Надеждам сотника не суждено было оправдаться.

Основная часть отряда проскочила место, где была примята жухлая трава, однако несколько человек заинтересовались и соскочили с коней, чтобы получше рассмотреть.

— Все, сотник, уходить пора, — прошептал Семён.

— Да, пора…

Георгий понимал, что вдесятером они не смогут нанести существенный урон волкам, но было просто необходимо выиграть время для отхода князя.

Что же делать?

— Приготовьте луки, — шепотом скомандовал он, — воткните все стрелы перед собой, стрелять будем очень быстро. А потом так же быстро отступать к реке.

— Хочешь их за собой увести? — хмуро поинтересовался Семён.

— Ты прав.

— Это для нас верная смерть.

— Есть другие предложения?

— Нет, но это тоже не дело, слышал ведь, князь велел тебе не высовываться.

— Князь в битве при Калке сражался в первых рядах не жалея себя. Неужто мы струсим?

— Мы с тобой, — зашептали дружинники.

— А ты? — сотник испытующе посмотрел на Семёна.

— Мог бы и не спрашивать… — пробурчал тот в ответ.

Два следопыта уже направлялись по следам к холму, настала пора действовать.

По сигналу дружинники подняли луки.

— Давай, — скомандовал сотник.

Зазвенели спускаемые тетивы, первый ряд стрел полетел во врага. Не успели они достигнуть своей цели, как за ними полетели еще и еще. В отряде Волков началась паника. Кони заметались, сбрасывая седоков. Волки пытались их отвести в безопасное место и отойти. Сбившиеся в кучу степняки были великолепной целью. Знали бы они, что смятение в их ряды внес лишь десяток воинов!

Но и сейчас они скоро опомнились. Лишь только десяток отстрелял последние стрелы и начал отходить, за ним ринулась погоня.

План Георгия состоял в том, чтобы обогнуть курганы не справа, как поехал князь, а слева и вернуться на дорогу, приведя преследователей в руки княжеской дружины. Это было безумием, но другого выхода не было.

Как и ожидалось, степняки начали преследовать отряд сотника. Скачка вдоль реки была очень рискованна. Заросший травой и кустарником берег был опасен тем, что невозможно было угадать, какое место было вполне твердым и устойчивым, а какое — нет. С другой стороны, Волки тоже опасались выпускать поводья из рук и не били из луков.

Сотник скакал со своим отрядом по большой дуге. Скоро они должны были выехать к следующему холму. Там — открытое место и отряд подвергался серьезной опасности, поэтому нужно было прибавить скорости. Расстояние между преследуемыми и преследователями немного увеличилось — у дружинников появился шанс добраться до дороги раньше, чем их изрешетят стрелами.

Когда первый всадник показался из зарослей, сотник уже подъезжал к холму. Он немного придержал коня, чтобы осмотреться. Одного взгляда назад ему хватило, чтобы сердце его упало. Все ухищрения оказались напрасными.

Его отряд оттянул на себя часть погони, но за ним ринулись далеко не все.

А что же делают в эту минуту остальные?

Он заворачивал за холм, мысленно проклиная свою несчастливую судьбу, как будто решившую поквитаться с ним за все его предыдущие удачи, и судорожно соображая, что можно еще предпринять.

Впереди показалась дорога, по которой продвигался большой отряд русичей. Его десяток был гораздо ближе к нему. Сотник услышал, как Семён закричал, привлекая их внимание. Это была подошедшая дружина князя. Они сразу развернули строй и двинулись навстречу показавшимся из-за холма степным воинам.

Георгий заметил, как его десяток развернулся и поскакал навстречу врагу. Он сделал бы то же самое, если бы у него не было другой задачи.

Сотнику нужно было найти ускользнувшую часть отряда степняков.

Он вернулся к месту, где они дерзко напали на Белых волков. Мимо него нельзя было проехать не заметив — в беспорядке лежали тела убитых людей и лошадей. Георгий не мог и представить масштабов своей отчаянной выходки. Видимо, им на руку сыграла поднявшаяся паника.

Дальше сотник поехал по своим же следам до курганов. Видимо, часть степняков взяла правильное направление — направо вдоль реки. Здесь дорога была лучше — берег более пологий, поэтому ехать можно было гораздо быстрее. Он спешил, даже не пытаясь оставаться незамеченным. Что будет делать, когда наконец найдет пропавший отряд, он тоже не знал.

Наконец, Георгий их увидел. Белых волков было более полусотни и двигались они очень быстро. А он — один. Семён с десятком завязли в сече.

Впереди ехал Амир-бек и еще один знатный воин, сотник со спины не мог его узнать.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Георгий закричал, привлекая внимание. По его подсчетам, как раз сейчас отряд князя должен был подходить к лесу. Если он его достигнет — Хмурый выведет его к монастырю. Нужно было купить совсем немного времени.

Движение замедлилось, Волки стали оборачиваться в седлах. Было видно, что поступок Георгия вызвал легкое замешательство. Степняки развернулись, ожидая нападения. Им не могло прийти в голову, что один человек может пойти против целого отряда.

Амир-бек подъехал ближе.

— Ты пришел умереть, безумный? — прокричал он.

Георгий знал только один способ, с помощью которого можно было заставить бека хотя бы на несколько минут прекратить погоню.

— Нет, я пришел исполнить обещание и вызвать тебя на бой, — ответил сотник, — один на один. С помощью своих Волков ты можешь победить меня, но сам навсегда останешься трусливым шакалом.

— Ты, дрожащее отродье змеи и ящерицы, мне понадобится только один миг, чтобы убить тебя!

Амир-бек, расталкивая своих воинов, поскакал навстречу сотнику, на ходу вытаскивая сабли. Он не держал узду, конь шел сам.

Сотник молча достал меч. Возможно, это была его последняя битва. Георгий про себя прочитал молитву и застыл в ожидании. Свою задачу он уже выполнил — отряд стоял.

Перед тем как Амир налетел на него, сотник успел заметить, как рассержен знатный воин. Видимо, своевольный бек не выполнил его указания не ввязываться в поединок. Завороженно глядя на этот профиль, сотник был потрясен, как верен был вывод, сделанный им ранее. Теперь он знал, кто с самого начала был виновником всех бед: от смерти численника до покушений на жизнь князя.

Но времени на раздумья совсем не оставалось.

Амир-бек налетел на сотника, как ураган. Он вращал своими саблями с бешеной скоростью. Георгий еле успевал отбивать их обе. Но успевал. Тренировки с Андреем — сыном Якима — даром не прошли, а сотник не жалел ни времени, ни себя.

Бек, видимо, ожидал взять Георгия наскоком, но не получилось. Он стал драться более осторожно. До сих пор сотник только успевал защищаться, но теперь сам провел несколько приемов. Все осложнялось тем, что поединок происходил верхом, кони двигались, сами принимая ритм сечи.

Все случилось так быстро, что никто не успел ничего понять. Вот Георгий раскрылся, отбив очередную серию ударов, сабли Амира пошли навстречу друг другу, словно бек как ножницами хотел снести ими противнику голову, Георгий откинулся на круп коня, сабли прошли над ним, так и не задев его, зато меч сотника чирканул Амира по незащищенной части шеи. Бек медленно, словно он так и не поверил в случившееся, завалился назад, и конь пронес его несколько шагов, прежде чем тот выпал из седла.

Георгий остановился, тяжело дыша. Сотня глаз смотрела сейчас на него. Застывшие, напряженные лица окружали сотника. Время словно бы замерзло, как лед на реке. Очень медленно, боясь разрушить оцепенение, которое охватило степняков, Георгий развернулся и поехал прочь.

Сердце колотилось в груди. Несмотря на жар сечи, по спине гулял сквозняк. Он ждал удара стрелы или чего-нибудь подобного. Но ничего не происходило. Все были так потрясены поражением предводителя — Амир-бека, которого считали одним из лучших воинов, — что ничего не предпринимали. Все, кроме одного.

Георгий уже пустил коня вскачь, когда услышал свист аркана. Удар о землю. Свет на секунду померк. Но сотник с усилием вновь открыл глаза. Он хотел увидеть того, кто придет оборвать нить его жизни.

Более беспомощное положение представить себе было трудно. Георгий лежал сброшенный с коня и не мог подняться — слишком силен был удар.

Не было стыда в том, чтобы проиграть в столь неравной битве. Да он и не надеялся на победу.

Над сотником стояли конные татары, направив пики на поверженного врага. Бросившего аркан он узнал сразу. Его глаза были темны от гнева — по вине сотника князь снова ушел невредимым из тщательно спланированной западни.

Перед внутренним взором тотчас встала Олеся. На глаза чуть было не навернулись слезы — он все-таки не сдержал обещания вернуться. Как он хотел сейчас жить!

И все же Георгий молча смотрел на Тенгиса, не задавая вопроса, который волновал его сейчас больше всего.

— Помнишь, однажды я обещал, что не убью тебя? — ответил за него степняк.

Конец первой книги

Бонус для тех, кто смог дочитать до конца

— Ну и что это значит? — раздался в моем мозгу воображаемый голос.

— В смысле? — удивилась я.

— В прямом смысле. Сколько можно меня бросать в неприятных ситуациях? Вот сейчас мой меч сломался. Ордынский амбал хочет опробовать на мне свои сабли, а ты уже второй день думаешь, как разрешить эту ситуацию!

— Прости, сотник, — извинилась я, — ничего гениального в голову не приходит, а банальности всякие писать не хочется.

— В голову не приходит… а еще автор.

— Да, кстати, — подал голос командир степняков, — и сколько я, по-вашему, как дурак буду стоять с занесенными саблями? Устал уже.

— Ну погодите еще, вот-вот придумаю.

— Да, чует моя лисья шапка, что сотник опять вывернется…

— А то! Я же положительный герой!

— Что, и поранить не дадут?

— Ну, я не знаю… у меня картина еще не нарисовалась…

— Лично я против, — снова вставил сотник, — хватит меня ранить, полкниги то в плену, то в лазарете.

— И правда…

— Ну, может, хоть в заложники кого возьму, девушку, например, — не унимался степняк.

— Ну ты, это самое, вообще… — я не находила слов, — короче, ты на темной стороне — и должен проиграть.

Степняк разочарованно вздохнул.

— Вот так всегда. Только войдешь в роман, и сразу того. Кстати, с чего ты решила, что степняки ходят с двумя саблями?

— Это мой соавтор мне сказал. Он у меня эксперт по оружию.

— А-а-а, ну тогда ладно, а я думал — ляп исторический. Как всегда, начнут писать под старину, та-а-акие штуки выплывают. Закачаешься.

— Кстати, он мне сказал, что было бы вполне эффектно тебя по голове ведром шарахнуть…

— Извините, что отрываю, но мне тоже в такой позе лежать неудобно, да и сабли не радуют. Все же безоружен я.

Я поняла, что была не права. Мысли завертелись с бешеной скоростью, промелькнул лежащий сотник, стоящий над ним степняк, сабли пошли вниз, и раз! Крик: «Держи меч!». Меч в руках, сотник отбивает сабли, вскакивает, поспевает дружина с заставы. Степняк озирается, бежит к коням и скачет прочь.

— Ну ладно, так пойдет, — оживился степняк, я чеснослово думал, что не жить мне.

— Да ладно, живи пока, все равно ближе к концу встретимся. По закону жанра, — добродушно произнес сотник.

— Ну, бывай!

— До свидания!

— До следующего вечера. Я сяду и все это запишу, заодно подумаю, в какие приключения мне вас втравить дальше.

Степняк с сотником переглянулись и пожали плечами.

— Знаешь, — сказали они, — спасибо тебе.

— За что? — удивилась я.

— За то, что ты триллеры не пишешь.

— Так, будете критиковать мою жену, я за вас возьмусь как соавтор, раздался вдруг четвертый голос, — да так, что ни рожек ни ножек не останется.

Оглавление

Слово автора

  Георгий

  Семён

  Даниил, князь Галицкий

  Хмурый

  Князь Василько

  Боярин Борислав

  Олеся

  Семён

  Олеся

  Михаил

  Георгий

  Даниил, князь Галицкий

  Михаил

  Георгий

  Хмурый

  Боярин Борислав

  Даниил, князь Галицкий

Бонус для тех, кто смог дочитать до конца Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg