«Под акацией Запада»

Кристиан Жак РАМЗЕС Книга пятая ПОД АКАЦИЕЙ ЗАПАДА

Карта Египта

Карта Древнего Ближнего Востока эпохи Нового Царства

Глава 1

Лучи заходящего солнца поглотили храмы Пи-Рамзеса, столицы, которую Рамзес Великий построил в Дельте. Город бирюзы, воплощение богатства, могущества и красоты, был назван так потому, что фасады домов украшала черепица, покрытая зеленовато-голубой глазурью.

Жить в столице было приятно, но в этот вечер Серраманна не наслаждался ни свежестью воздуха, ни розовым закатом. Рогатый шлем на голове сарда и короткий широкий меч, закрепленный на боку, наводили ужас на египтян. Бывший разбойник, ставший по воле рока начальником личной охраны Рамзеса, в дурном расположении духа скакал в поместье хетта Урхи-Тешшуба. Урхи-Тешшуб, сын хеттского императора Муваттали, заклятого врага Рамзеса, лишенный власти и вынужденный бежать из империи. Урхи-Тешшуб, убивший собственного отца, чтобы занять престол и править страной, но ему, в отличие от брата императора Хаттусили, не хватило хитрости, чтобы довести дело до победного конца. Пока Урхи-Тешшуб упивался мнимой властью, тот подкупил военных и купцов и захватил трон, принудив своего соперника к бегству. Аша, глава египетской дипломатии и друг Рамзеса, помог сыну Муваттали укрепиться в Египте.

Серраманна улыбнулся. Беспощадный анатолийский воин стал беглецом! По иронии судьбы, именно Рамзес, которого Урхи-Тешшуб так люто ненавидел, предоставил ему убежище в обмен на сведения о хеттских войсках и их вооружении.

Когда на двадцать первом году царствования Рамзеса к удивлению народов Египет и Хеттская империя заключили договор о мире, Урхи-Тешшуб решил, что пробил его последний час. Не станет ли он искупительной жертвой и великолепным подарком Рамзеса Хаттусили, чтобы скрепить их соглашение? Но уважая право убежища, фараон отказался выдать своего гостя.

Сегодня Урхи-Тешшуб был больше не нужен, и Серраманна совсем не нравилось поручение, доверенное ему Рамзесом.

Дом хетта находился на северной окраине города в пальмовой роще; он, по крайней мере, наслаждался роскошным существованием на Земле Фараонов, которую мечтал уничтожить.

Серраманна восхищался Рамзесом, он будет верен ему до самой смерти и только поэтому выполнит приказ фараона, казавшийся сарду несправедливым.

У входа в дом стояли два стражника, вооруженные кинжалами и пиками. Это были люди Серраманна.

— Все спокойно?

— Да, господин. Хетт отсыпается у бассейна после ночной пирушки.

Гигант сард, пройдя ворота поместья, быстрым шагом направился к бассейну по аллее, усыпанной песком. Трое других стражников не спускали глаз с бывшего главнокомандующего хеттской армии, который проводил время, наслаждаясь едой, пьянствуя, плавая в бассейне и отсыпаясь после утомительных пирушек.

Высоко в небе носились ласточки, удод слегка задел крылом плечо Серраманна. Бывший пират, стиснув челюсти и сжав кулаки, угрожающе озирался вокруг, готовый исполнить поручение фараона, впервые пожалев о том, что служит Рамзесу.

Подобно зверю, который почуял приближение опасности, Урхи-Тешшуб проснулся до того, как услышал тяжелые шаги великана.

Высокий, мускулистый Урхи-Тешшуб с длинными темными волосами и широким торсом, покрытым рыжей густой растительностью, которая защищала его от холода даже во время анатолийской зимы, обладал невероятной силой.

Лежа с полузакрытыми глазами на плитах, окружающих бассейн, он наблюдал за приближением начальника личной охраны Рамзеса Великого.

Значит, час пробил.

С момента подписания гнусного мирного договора между Египтом и Хеттской империей Урхи-Тешшуб не чувствовал себя в безопасности. Сто раз он думал о бегстве, но люди Серраманна зорко следили за ним. Избежать казни, чтобы быть зарезанным, как кабан, таким же безжалостным человеком, как он сам!

— Поднимайся, — приказал Серраманна.

Урхи-Тешшуб не привык подчиняться приказам. Медленно, будто наслаждаясь последними мгновениями жизни, он встал и повернулся к человеку, готовому перерезать ему горло.

Во взгляде сарда чувствовалась с трудом сдерживаемая ярость.

— Бей, мясник, — с презрением сказал хетт, — раз этого требует твой хозяин. Я не доставлю тебе удовольствия своим сопротивлением.

Пальцы Серраманна стиснули рукоятку меча:

— Проваливай!

Урхи-Тешшуб не поверил своим ушам:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты свободен.

— Свободен… Как свободен?

— Ты можешь покинуть этот дом и идти куда захочешь. Фараон соблюдает Закон Маат. Больше нет причин держать тебя здесь.

— Ты шутишь!

— Это мир, Урхи-Тешшуб. Но если ты совершишь ошибку и останешься в Египте, а тем более вызовешь здесь хоть малейшие беспорядки, я брошу тебя в тюрьму как опасного преступника. И когда наступит время сразить тебя мечом, я колебаться не стану.

— А сейчас ты не имеешь права убить меня или причинить вред? Ведь так?

— Проваливай.

Циновка, набедренная повязка, буханка хлеба, пучок лука и пара фаянсовых амулетов, которые он обменяет на еду, — таковы были скудные пожитки Урхи-Тешшуба, бродившего как лунатик по улицам Пи-Рамзеса. Обретенная свобода пьянила его, хетт был не в состоянии думать и рассуждать.

«Нет города прекраснее Пи-Рамзеса, — утверждала народная песня, — малый считается там великим, акация и смоковница одаривают тенью гуляющих, дворцы сверкают золотом и бирюзой, ветер ласковый, птицы резвятся вокруг прудов». Урхи-Тешшуба околдовала красота столицы, построенной в плодородных землях Нила и окаймленной двумя широкими каналами.

Луга, изобилующие щедрыми пастбищами, многочисленные сады со знаменитыми яблонями, оливковые рощи, о которых говорили, будто они приносят столько масла, сколько песка в пустыне, виноградники, дающие сладкое, изысканное на вкус вино, красивые дома… Пи-Рамзес очень отличался от Хаттусы, столицы Хеттского царства, города-крепости, построенного на вершине Анатолийского плато.

Мучительная мысль вырвала Урхи-Тешшуба из оцепенения. Никогда он не станет царем хеттов, но отомстит Рамзесу, который допустил ошибку, даровав ему свободу. Если сын Муваттали устранит фараона, считавшегося подобным богу после победы над союзной армией при Кадеше, стремившейся его уничтожить, то Урхи-Тешшуб ввергнет Египет, а может быть, и весь Ближний Восток в хаос. Что ему оставалось кроме жгучего желания отомстить, которое послужит утешением за то, что он так долго был игрушкой в руках злого рока?

Вокруг него бурлила пестрая толпа. Здесь можно было встретить египтян, чернокожих нубийцев, русоволосых греков, горбоносых финикийцев в пестрой одежде, ассирийцев в узорчатой тунике и с завитой бородой и многих других, прибывших полюбоваться Пи-Рамзесом, новым городом фараона. Хетты хотели стереть с лица земли этот город, прежде чем склониться перед Рамзесом.

Убить Рамзеса. Разве у Урхи-Тешшуба, побежденного воина, была такая возможность?

— Господин… — прошептал кто-то за его спиной.

Урхи-Тешшуб обернулся.

— Господин… Вы меня узнаете?

Хетт увидел человека среднего роста с карими живыми глазами; льняная повязка стягивала густые волосы, рыжая короткая и острая бородка обрамляла лицо. Этот ничем не примечательный человечек был одет в ниспадающие до земли одежды из разноцветной ткани.

— Райя, это ты?

Сирийский купец поклонился.

— Ты, хеттский шпион… Ты вернулся в Пи-Рамзес?

— Мир, господин; наступила новая эпоха, старые прегрешения забыты. Я, богатый и уважаемый купец, снова взялся за торговлю. Никто ни разу не упрекнул меня за прошлое, меня уважают в приличном обществе.

Будучи хеттским шпионом в Египте, получившим задание ослабить власть Рамзеса, но разоблаченный людьми Серраманна, Райя сумел убежать. После пребывания в Хаттусе, он вернулся на свою вторую родину.

— Тем лучше для тебя.

— Тем лучше для вас.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вы думаете, что наша встреча случайна?

Урхи-Тешшуб пристально посмотрел на Райя:

— Ты за мной следил?

— О вас ходили разные слухи: одни говорили, что вас убьют, другие — что освободят. Больше месяца мои люди постоянно следили за домом, где вы жили. Я дал вам… и вот я перед вами. Позвольте предложить вам холодного пива?

Урхи-Тешшуб решился не сразу: день был так богат сильными впечатлениями, однако инстинкт подсказывал ему, что сирийский купец может помочь в осуществлении его планов.

В харчевне, как всегда, спорили и шумели завсегдатаи. Райя с восхищением наблюдал за перевоплощением Урхи-Тешшуба: мало-помалу образ изгнанника растворялся, уходя в небытие, уступая место жестокому воину, готовому к победам. Сирийский купец не ошибся; несмотря на долгие годы затворничества, бывший главнокомандующий хеттской армии не утратил своей злобности.

— У меня нет привычки ходить вокруг да около, Райя, чего ты от меня ждешь?

Сирийский купец перешел на шепот:

— Я хочу спросить вас, господин, вы хотите отомстить Рамзесу?

— Он унизил меня. И я не заключал мира с Египтом! Но уничтожить фараона кажется мне невозможным.

Райя покачал головой:

— Будет видно, господин, будет видно…

— Ты сомневаешься в моей храбрости?

— Не в обиду вам будет сказано, одной храбрости недостаточно.

— Почему ты, купец, ввязываешься в такую опасную затею?

Райя ухмыльнулся:

— Потому что моя ненависть гораздо сильнее вашей.

Глава 2

Рамзес Великий, на шее которого красовалось широкое золотое ожерелье, в белой набедренной повязке наподобие той, что любили фараоны времен пирамид, в белых сандалиях, совершал обряды зари в своем Храме Миллионов Лет, Доме Рамзеса, построенном на западном берегу Фив. Он пробудил божественную силу, спрятанную в наосе. Благодаря ей циркулирующая между небом и землей энергия сделает Египет подобным космосу, и желание разрушения, свойственное роду человеческому, будет обуздано.

В пятьдесят лет Рамзес имел атлетическое телосложение и был высок ростом, золотисто-каштановые густые волосы падали на широкий лоб с выступающими надбровными дугами, его пронзительного взгляда боялось все окружение. Он излучал магнетизм, силу и прирожденное величие. В его присутствии даже бывалые люди теряли самообладание; не бог ли воодушевил этого фараона, который воздвиг в стране величественные храмы и сокрушил всех врагов?

Тридцать три года правления… Только Рамзес знал действительную цену испытаниям, через которые ему пришлось пройти. Они начались со смертью его отца, фараона Сети, эта утрата привела молодого царя в отчаяние, он остался без поддержки в тот момент, когда хетты готовились к войне; без помощи Амона, его небесного покровителя, Рамзес, преданный своими воинами, не смог бы одержать победы при Кадеше. Конечно, ему сопутствовала удача, и он добился мира с анатолийцами, но его мать Туйя, воплощавшая незыблемость власти, соединилась со своим великим супругом в мире света и вечного покоя. И неумолимый рок снова жестоко поразил Рамзеса, нанеся рану, которая обрекла его душу на вечные страдания. Царственная супруга Нефертари умерла у него на руках в Абу-Симбеле в Нубии, где Рамзес воздвиг два пещерных храма для прославления нерушимого единения царской четы.

Фараон потерял троих самых дорогих ему людей, чья поддержка и любовь были беспредельны. Однако он должен был продолжать царствовать, управляя Египтом с той же верой и с тем же воодушевлением.

Рамзеса ожидала еще одна утрата, его покинули один за другим четвероногие друзья, два верных коня, храбрых на поле брани, лев Боец, неоднократно спасавший ему жизнь, и золотисто-рыжий пес Дозор, которые были мумифицированы. За ним последовал другой Дозор, потом третий…

Давно уже умер греческий поэт Гомер, закончивший свои дни в прекрасном саду Египта, созерцая любимое лимонное дерево. Рамзес с тоской вспоминал о беседах с автором Илиады и Одиссеи, влюбленным в цивилизацию фараонов.

После смерти Нефертари он хотел отказаться от власти в пользу старшего сына Ка, но его друзья воспротивились этому, напомнив царю, что фараон не принадлежит себе. Какими бы ни были страдания, он должен выполнять свое предназначение до конца дней. Так требовал Закон, и Рамзес, как и его предшественники, подчинился ему.

Здесь, в Храме Миллионов Лет, находился магический источник, покровительствовавший его правлению, здесь Рамзес черпал необходимые силы, чтобы править страной. Несмотря на то, что ему предстояла важная церемония, фараон задержался в залах Дома Рамзеса, окруженного длинной изгородью, внутри которой находились два больших двора со столпами, изображавшими Фараона богом Осирисом, просторный зал с восьмью колоннами, длиной в тридцать один метр и шириной в сорок, и святилище, где царило божественное присутствие. У входа в храм высились семидесятиметровые пилоны, надписи на которых гласили о том, что они поднимаются до небес; на южной стороне первого двора стоял дворец. Вокруг священного места располагались обширная библиотека, кладовые, сокровищница с драгоценными металлами, конторы писцов и дома жрецов. Этот город-храм функционировал днем и ночью, так как служба богам не ведала отдыха.

Рамзес ненадолго остановился в той части святилища, которая посвящалась его супруге Нефертари и матери Туйе; он рассматривал барельефы, изображавшие союз царицы с благоуханием бога Амона-Ра, тайного и одновременно светящегося, и вскармливание грудью фараона, что подтверждало его вечную молодость.

Должно быть, во дворце уже заждались. Фараон очнулся от воспоминаний, он не остановился ни у восемнадцатиметрового колосса, высеченного из глыбы розового гранита и названного «Рамзес, светоч царей», ни у акации, посаженной во второй год его царствования, а направился в приемный зал с шестнадцатью колоннами, где собирались иностранные послы.

Красавица Изэт, зеленоглазая брюнетка с маленьким прямым носом и тонкими губами, в свои пятьдесят лет сохранила жизнерадостность и пылкость.

Годы оказались не властны над ней; ее изящество и способность обольщения остались прежними.

— Царь наконец вышел из храма? — обеспокоенно спросила она у служанки.

— Еще нет, Ваше Величество.

— Послы разгневаются!

— Не волнуйтесь! Видеть Рамзеса — такая привилегия, что никто не осмелится проявить нетерпение.

Видеть Рамзеса… Да, это была величайшая из привилегий! Изэт вспомнила о первом любовном свидании с Рамзесом, пылким юношей, который тогда и не помышлял о власти. Как они были счастливы в своем тростниковом шалаше на краю пшеничного поля, наслаждаясь тайной разделенного блаженства! Потом появилась величественная Нефертари, она, сама того не зная, обладала всеми качествами Великой Супруги Фараона. Рамзес в ней не ошибся, однако именно Красавица Изэт подарила ему двух сыновей — Ка и Меренптаха. Одно время она безумно ревновала Рамзеса и злилась на то, что он ее не замечает, но вскоре поняла: жить рядом с любимым человеком, соприкасаясь с его жизнью, — это ее предназначение.

Ни Рамзес, ни Нефертари не отвергли ее; она стала «второй женой» фараона. Изэт испытывала несравнимое счастье быть рядом с царем и жить в его тени. Придворные считали, что она губит свою жизнь, но Изэт не обращала внимания на эти пересуды. Она предпочитала быть служанкой Рамзеса, чем супругой глупого и напыщенного сановника.

Смерть Нефертари повергла ее в глубокое отчаяние; царица была ей не соперницей, но подругой, которую она уважала и которой восхищалась. Зная, что никакие слова не смягчат душевной боли фараона, она оставалась незаметной, безмолвной и сдержанной.

И немыслимое произошло! Когда закончился траур, и царь закрыл дверь гробницы Нефертари, он попросил Красавицу Изэт стать его Великой Супругой. Фараон не мог царствовать один, согласно традиции это должен быть союз мужского и женского начала, единение душ и гармонии.

Прекрасная Изэт и не думала, что станет царицей; обладать этим высоким саном после Нефертари повергало ее в трепет. Но воля Рамзеса не обсуждалась; Изэт, несмотря на ужас, подчинилась. Она стала «нежной любовью, той, которая видела богов Гора и Сета, успокоившихся, наконец, в существе Фараона, владычицей Двух Земель, Верхнего и Нижнего Египта, той, чей голос приносил радость»… однако традиционные титулы не имели никакого значения. Настоящее чудо — это разделять жизнь Рамзеса, его надежды и страдания. Изэт стала женой величайшего Фараона, которого когда-либо знала земля, и его доверия было достаточно для счастья.

— Его Величество просит вас, — сказала служанка.

Великая Супруга Фараона, увенчанная париком в форме чучела грифа с двумя высокими перьями, одетая в длинное белое платье, стянутое в талии красным поясом, украшенная золотым ожерельем и браслетами, направилась в приемный зал. Получив воспитание в знатной и богатой семье, она умела вести себя во время официальных церемоний; и теперь, как и Фараон, она станет центром внимания придирчивых и злословных сановников.

Красавица Изэт остановилась недалеко от Рамзеса. Он, первая и единственная любовь, продолжал волновать ее. Рамзес был слишком недосягаем для нее, она никогда не могла постигнуть глубину его мысли, но магия страсти заполняла эту непреодолимую пропасть.

— Ты готова?

Царица Египта поклонилась.

Когда появилась царская чета, разговоры умолкли. Рамзес и Красавица Изэт заняли место на троне.

Аша, друг детства Фараона и верховный сановник, как всегда элегантный, охотно дававший советы людям, приблизился к царю. Глядя на этого изысканного придворного с ухоженными усиками, пренебрежительными манерами, кто бы мог подумать, что он, преодолевая невероятные препятствия, рисковал своей жизнью ради установления мира на Ближнем Востоке? Любитель красивых женщин, изысканной одежды и хорошей еды, Аша с иронией и легким разочарованием смотрел на окружающий мир, но он горел желанием, которое ничто и никто не смог бы погасить, трудиться во славу Рамзеса, единственного человека, к которому он испытывал безграничное восхищение, ни разу не признавшись ему в этом.

— Ваше Величество, Юг покоряется вам и приносит свои богатства, прося у вас дыхания жизни; Север молит о чуде вашего присутствия; Восток собирает свои земли, чтобы предложить их вам; Запад смиренно становится на колени, и его вожди преклоняются перед вами.

Посланник Хеттской империи вышел из толпы придворных и низко поклонился царской чете.

— Фараон — повелитель сияния, — заявил он, — дыхание огня, дающего жизнь и уничтожающего ее. Пусть его ка[1] будет вечным, а его время — счастливым, пусть паводок придет к нему своевременно, так как он обладает божественной энергией, он, который происходит одновременно от неба и от земли. При царствовании Рамзеса нет больше мятежников, и страны живут в мире и согласии.

За речами последовали подарки. От Нубии до провинций Ханаана и Сирии империя Рамзеса Великого выражала почтение своему господину.

Дворец уснул; освещен был только кабинет царя.

— Что происходит, Аша? — спросил Рамзес.

— Две Земли благоденствуют, изобилие царит в каждой провинции, житницы касаются неба, ты — жизнь твоего народа, ты…

— Речи закончены. Почему хеттский посол так долго восхвалял мои достоинства?

— Дипломатия…

— Нет, здесь нечто большее. Как ты думаешь?

Аша провел указательным пальцем по своим ухоженным усикам:

— Признаюсь, я смущен.

— Может, Хаттусили снова ставит под сомнение мирный договор?

— Он бы тогда отправил послание другого рода.

— Скажи, каково твое истинное мнение.

— Поверь, я в недоумении.

— Пребывать в сомнении, имея дело с хеттами, было бы серьезной ошибкой.

— Должен ли я понимать так, что ты поручаешь мне раскрыть замысел анатолийцев?

— У нас был слишком долгий период мира, и ты утратил бдительность, Аша.

Глава 3

Маленький, щуплый, поглощающий огромное количество пищи, Амени, как и Аша, был другом Рамзеса. Талантливый писец и неутомимый труженик, он возглавлял службу, состоявшую из двадцати человек, готовивших для фараона отчеты по всем основным вопросам управления государством. Амени проявлял в работе особую тщательность и скрупулезность и, несмотря на пересуды завистников, пользовался безграничным доверием Рамзеса.

Хотя писца довольно часто мучили боли в спине, он тем не менее сам носил деревянные таблички и папирусы. Амени был таким бледным, что казалось вот-вот упадет в обморок. Требуя от своих подчиненных исключительного трудолюбия, при этом он также мало спал и неустанно трудился, составляя ежедневные отчеты, предназначенные для Рамзеса.

Так как Рамзес решил провести несколько месяцев в Фивах, Амени вместе со своими служащими отправился вслед за ним. Писец не придавал никакого значения титулам и почестям, оставаясь носителем царских сандалий. Подобно повелителю Египта, Амени заботился только о процветании страны. Поэтому он не позволял себе ни минуты отдыха, боясь допустить серьезную ошибку.

Когда Рамзес вошел в его кабинет, заваленный папирусами, Амени ел ячменную кашу и творог.

— Твоя трапеза закончена?

— Не имеет значения, государь. Визит Фараона в такую рань не предвещает ничего хорошего.

— Твои последние отчеты показались мне обнадеживающими.

— «Показались»… К чему эта оговорка? Не воображает же царь, что я что-то скрываю от него!

С возрастом Амени становился ворчливым. Он плохо переносил критику, жаловался на тяжелые условия работы и без стеснения грубо обрывал тех, кто пытался давать ему советы.

— Я не воображаю ничего подобного, — спокойно сказал Рамзес, — а просто пытаюсь понять.

— Понять что?

— Нет ли чего такого, что вызывает у тебя озабоченность?

Амени начал размышлять вслух.

— Орошение налажено превосходно, так же как и содержание плотин… Наместники провинций повинуются указам и склоняют головы перед властью Фараона… Работы на полях хорошо организованы, население ест досыта, имеет хорошие жилища, подготовка празднеств безупречна, общины мастеров, каменотесы, скульпторы и художники работают по всей стране…

Вроде бы все было в порядке.

Эти доводы должны были бы успокоить Рамзеса, так как Амени не было равных в способности обнаруживать какие-нибудь сбои в общем управлении страной, однако царя не покидала тревога.

— Твое Величество скрывает от меня важную информацию?

— Ты знаешь, что я на это не способен.

— Тогда что же?

— Меня волнует поведение хеттского посланника и его льстивые речи.

— Полноте! Эти люди умеют только воевать и лгать.

— Я чувствую приближение грозы, зарождающейся внутри Египта, грозы, несущей в себе разрушение.

Амени всерьез воспринял слова Фараона. Как и его отец Сети, Рамзес обладал магической связью с устрашающим богом Сетом, повелителем небесных громов и молний, но также и защитником солнечной ладьи от чудовищ, старающихся ее уничтожить.

— Если бы была жива Нефертари, она смогла бы предугадать будущее.

Амени нервно свернул папирус и разложил кисточки. Этими движениями он попытался рассеять печаль, охватившую его, как и Рамзеса. Нефертари — сама красота, ум и изящество, мирная улыбка Египта; когда он имел счастье созерцать ее, то почти забывал о своей работе, но к Красавице Изэт личный писец Фараона относился иначе. Рамзес, конечно, прав, приблизив ее к трону, хотя обязанности царицы слишком тяготили эту женщину, но она, по крайней мере, любила Рамзеса, и это обстоятельство скрадывало многие недостатки.

— Твое Величество укажет мне след?

— Увы, нет.

— Значит, нужно удвоить бдительность.

— Я не очень-то люблю неприятные сюрпризы.

— Знаю, знаю, — проворчал Амени, — а я-то хотел денек отдохнуть, придется отказаться от этой затеи.

Огромная рогатая змея с плоской головой и толстым туловищем медленно ползла по направлению к паре, занимающейся любовью под пальмой. Белая, с красной спиной и зелеными боками, рептилия, проведя день, зарывшись в песок, вышла на охоту с наступлением ночи. В теплое время ее укус вызывал немедленную смерть.

Ни мужчина, ни женщина, сплетенные в объятиях, казалось, не чувствовали опасности. Грациозная, гибкая, как лиана, смешливая красавица-нубийка заставляла пятидесятилетнего любовника с крепким телосложением и матовой кожей проявлять всю свою мужскую силу. Нубийка то ласковая, то требовательная не давала передышки египтянину, атаковавшему ее с пылкостью первой встречи. В прохладе ночи они разделяли удовольствие такое же жгучее, как летнее солнце.

Змея была уже недалеко от пары.

С притворной грубостью мужчина перевернул женщину на спину и поцеловал в грудь. Она радостно приняла эту ласку. Любовники страстно пожирали друг друга глазами.

Быстрым и уверенным движением Лотос ухватила рогатую змею. Рептилия засвистела и укусила пустоту.

— Хорошая добыча, — заметил Сетау, не прекращая заниматься любовью со своей женой. — Первосортный яд, полученный без всяких усилий.

Вдруг Лотос притихла:

— У меня плохое предчувствие.

— Из-за этой гадюки?

— Рамзес в опасности.

Заклинатель змей, друг Фараона, который поручил ему управление нубийской провинцией, всегда серьезно относился к предупреждениям своей жены, прекрасной колдуньи, обладающей даром ясновидения. Вдвоем они поймали огромное количество змей, одну опаснее другой, собирая яд, необходимый для изготовления лекарств от тяжелых болезней.

Независимые, нелюдимые, Сетау и Лотос тем не менее сопровождали Рамзеса в военных походах, как на юге, так и на севере, и лечили раненых.

Возглавляя царскую лабораторию, они испытали безграничное счастье, когда Рамзес попросил их заняться управлением нубийской провинцией, которую они так любили. Разумеется, наместник Нубии, трусливый вельможа, пытался препятствовать их начинаниям, но страх перед ужасными рептилиями, окружавшими жилище Сетау и Лотос, не давал ему развернуться.

— О какой опасности идет речь? — заволновался Сетау.

— Не знаю.

— Ты видишь лицо?

— Нет, — ответила Лотос, — это какое-то чувство беспокойства, но я знаю, что Рамзесу угрожает опасность.

Продолжая крепко держать змею, она встала:

— Ты должен вмешаться, Сетау.

— Но что я могу сделать, находясь в Нубии, далеко от столицы?

— Поехали в Пи-Рамзес.

— Наместник Нубии сразу же воспользуется нашим отсутствием, чтобы навредить.

— Однако Рамзес нуждается в помощи, и мы должны быть рядом с ним.

Уже давно неподатливый Сетау, которому ни один высший чиновник не мог диктовать свои условия, не обсуждал распоряжений нежной Лотос.

Верховный жрец Небу был очень стар. Как написал мудрый Птахотеп в своих знаменитых Максимах, глубокая старость постепенно изнуряет человека, увеличивая слабость и желание спать даже днем. Зрение ослабевает, наступает тугоухость, не хватает сил, сердце устает, уста больше не говорят, кости ноют, исчезают вкусовые ощущения, нос закладывает, становится трудно вставать и садиться.

Невзирая на эти недуги, старый Небу продолжал выполнять обязанности, которые возложил на него Рамзес: следить за сокровищами бога Амона и за городом-храмом Карнак. Верховный жрец передал почти все дела Бакхену, второму жрецу, руководившему восьмьюдесятью тысячами людей, занятых на стройках, в мастерских, на полях, в фруктовых садах и на виноградниках.

Рамзес назначил Небу верховным жрецом еще в те времена, когда Карнак стремился к абсолютной независимости, что грозило разрушить единство Двух Земель. Но молодой Фараон сумел тогда принять правильное решение, призвав к управлению городом-храмом преданного и деятельного Небу, восстановив тем самым гармонию в стране.

Получая информацию от Бакхена, старец почти не покидал своего скромного жилища, состоявшего из трех комнат, построенного рядом со священным озером Карнака. По вечерам он любил поливать ирисы, посаженные по обеим сторонам входной двери; когда у него больше не будет сил заниматься этим, он попросит у царя освободить его от должностных обязанностей.

Сидящий на корточках садовник удалял сорняки. Небу не скрывал своего недовольства:

— Никому не дозволено прикасаться к моим ирисам!

— Даже Фараону Египта?

Рамзес встал и обернулся.

— Ваше Величество, прошу вас…

— Ты правильно делаешь, что сам следишь за этим сокровищем, Небу. Ты хорошо потрудился на благо Египта и Карнака. Сажать, видеть, как растет, поддерживать хрупкую и такую прекрасную жизнь… Есть ли более благородное занятие? После смерти Нефертари я мечтал стать садовником, оставить трон и отказаться от власти.

— Вы не имеете на это права, Ваше Величество.

— Я надеялся на большее понимание.

— Когда такой старик, как я, стремится к отдыху, это законно, но вы…

Рамзес посмотрел на восходящую луну:

— Приближается гроза, Небу; мне нужны верные и ответственные люди, чтобы встретить разбушевавшиеся стихии. Каким бы ни был твой возраст, отложи свои планы на отдых. Продолжай твердой рукой управлять Карнаком.

Глава 4

Посланник Хеттской империи, маленький сухопарый шестидесятилетний человек, остановился у входа дипломатического ведомства. В соответствии с обычаем он положил букет из хризантем и лилий на каменный жертвенник у подножия статуи бабуина, воплощения Тота, бога писцов, священного языка и знания. Затем он обратился к охраннику, вооруженному копьем.

— Меня ждет верховный сановник, — сухо заявил он.

— Я доложу о вас.

Посланник, одетый в красно-голубое платье с бахромой, черные волосы которого блестели от ароматических мазей, а лицо обрамляла окладистая борода, ходил взад и вперед от нетерпения.

Ему навстречу шел улыбающийся Аша.

— Надеюсь, я не заставил вас слишком долго ждать? Пройдемте в сад, дорогой друг, там нас никто не побеспокоит.

Пальмы и смоковница, растущие вокруг бассейна, покрытого голубыми лотосами, отбрасывали приятную тень. Слуга, поставив на круглый столик алебастровые чаши с прохладным пивом и корзиночку с инжиром, удалился.

Хеттский посланник не спешил сесть на деревянный складной стул с лежащей на нем подушкой из зеленого льняного полотна.

— Чего вы боитесь?

— Вас, Аша.

Глава египетской дипломатии продолжал улыбаться:

— Я выполнял шпионские задания, это правда, но те времена уже прошли. Я стал официальным лицом, дорожу своим положением и не имею ни малейшего желания заниматься хитроумными затеями.

— А почему я вам должен верить?

— Потому что у меня, как и у вас, есть только одна цель — упрочить мир между нашими народами.

— Фараон ответил на последнее письмо императора Хаттусили?

— Разумеется, Рамзес написал ему о царице Изэт и о своих лошадях, а также порадовался безукоризненному соблюдению договора, который навечно соединил Египет и Хеттскую империю.

Лицо посланника стало непроницаемым:

— С нашей точки зрения, этого совершенно недостаточно.

— А на что вы надеялись?

— Император Хаттусили был неприятно поражен тоном последних писем Фараона; у него создалось ощущение, что Рамзес считает его своим подданным, а не союзником.

Дипломат едва скрывал свою раздраженность.

— Надеюсь, что это неудовольствие не приняло угрожающих размеров? — спросил Аша.

— Боюсь, что да.

— Разве может такое ничтожное разногласие поставить под вопрос наш союз?

— Хетты — гордый народ. Кто оскорбляет их гордость, навлекает на себя беду.

— Не следует ли считать этот случай досадным недоразумением?

— С нашей точки зрения, это серьезное происшествие, способное привести к конфликту.

— Я боюсь подумать… Не станет ли данная проблема предметом переговоров?

— Она таковой не является.

Аша опасался, что рано или поздно возникнет подобная ситуация. При Кадеше Хаттусили командовал союзной армией, побежденной Рамзесом; его злоба не угасла, он искал любой предлог, чтобы вновь подтвердить свое превосходство.

— Вы пойдете до?..

— До ликвидации этого договора, — уточнил хеттский посланник.

Аша решил использовать свое секретное оружие:

— Этот текст поможет восстановить добрососедские отношения.

Египтянин протянул послание Рамзеса, заинтригованный посланник прочел его вслух:

Да пребудешь ты в добром здравии, мой брат Хаттусили, а также твоя супруга, твоя семья, твои лошади и твои провинции. Я узнал о твоих упреках: ты считаешь, что я обошелся с тобой, как с одним из моих подданных, и это меня печалит. Будь уверен, я питаю к тебе уважение, подобающее твоему рангу; кто, как не ты, император хеттов? Не сомневайся, я считаю тебя своим братом.

Посланник был очень удивлен:

— Автор послания Рамзес?

— Не сомневайтесь.

— Фараон Египта признает свою ошибку?

— Рамзес хочет мира. И я должен объявить вам важное решение: в Пи-Рамзесе состоится открытие дворца иностранных государств, где вы и другие посланники сможете иметь постоянные служебные учреждения и штат работников. Таким образом, египетская столица станет центром постоянного сотрудничества со своими союзниками.

— Великолепно, — согласился хетт.

— Могу я надеяться, что ваши воинственные намерения теперь исчезнут?

— Боюсь, что нет.

На этот раз Аша по-настоящему встревожился:

— Должен ли я из этого сделать вывод, что ничто не смягчит обиду императора?

— По сути дела Хаттусили также стремится упрочить мир, но при одном условии.

Хеттский посланник открыл действительные намерения императора. Аша перестал улыбаться.

Каждое утро жрецы совершали ритуалы, посвященные культу ка Сети в его великолепном храме Гурнак на западном берегу Фив. Ответственный за погребальное сооружение готовился положить на жертвенник приношения из винограда, инжира и веток можжевельника, когда один из жрецов шепнул ему на ухо несколько слов.

— Фараон здесь! Но меня никто не предупредил!

Обернувшись, жрец увидел высокую фигуру царя, одетого в белую льняную тунику. Сила и магнетизм Рамзеса выделяли его среди других молящихся.

Фараон взял блюдо с подношениями и вошел в часовню, где обитала душа его отца. Именно в этом храме Сети объявил о коронации своего младшего сына, завершая этим его приобщение к власти, проводимое с любовью и строгостью, начиная с отроческого возраста.

Две короны, два магических символа, были возложены на голову Сына Солнца, судьба которого стала судьбой Египта.

Заменить Сети казалось невозможным. Но молодой Фараон, следуя заветам отца, смог преодолеть невозможное, живя по Закону Маат и ублажая богов, чтобы люди были счастливы.

Сегодня Сети, Туйя и Нефертари ходили по прекрасным дорогам вечности и плавали в небесных ладьях; на земле священные храмы и гробницы хранили их имена. Именно к их ка обращались люди, когда испытывали желание раскрыть тайны потустороннего мира.

После окончания обряда Рамзес направился в сад храма, над которым царила смоковница, где гнездились пепельные цапли.

Нежная мелодия гобоя околдовала его. Медленный, печальный напев, вызывающий улыбку, будто надежда навсегда рассеивала скорбь. Сидя на небольшой скамье под покровом листвы, молодая женщина играла с упоением, закрыв глаза. У нее были черные блестящие волосы, чистые и правильные, как у богини, черты лица. Тридцатитрехлетняя Меритамон казалась прекрасной как никогда.

Сердце Рамзеса защемило. Как она похожа на свою мать Нефертари! Меритамон, с детства проявившая способности к музыке, решила уединиться в храме, чтобы служить богам. Об этом когда-то мечтала и Нефертари, пока Рамзес не попросил ее стать Великой Супругой Фараона. Меритамон могла бы стать одной из первых среди жриц храма Карнак, но она предпочла остаться здесь, рядом с душой Сети.

Последние звуки мелодии улетели к солнцу; молодая женщина положила гобой и открыла свои зеленовато-голубые глаза:

— Отец! Ты давно здесь?

Рамзес обнял дочь и долго не отпускал ее из своих объятий:

— Мне тебя не хватает, Меритамон.

— Фараон — супруг Египта, его дитя — весь народ. Имея более ста сыновей и дочерей, ты все еще вспоминаешь обо мне?

Он отстранился и любовался ею:

— «Царские дети»… Речь идет всего лишь о почетных титулах. Ты, дочь Нефертари, моя единственная любовь.

— Теперь твоя супруга — прекрасная Изэт.

— Ты меня в этом упрекаешь?

— Нет, ты правильно поступил. Она тебя не предаст.

— Ты приедешь в Пи-Рамзес?

— Нет, отец. Внешний мир мне скучен. Что может быть важнее исполнения обрядов? Каждый день я думаю о матери и о том, что осуществляю ее мечту. Я убеждена, что мое счастье питает ее вечность.

— Она передала тебе свою красоту и характер; у меня нет шанса убедить тебя?

— Никакого, ты это знаешь.

Он ласково взял ее за руки:

— Действительно никакого?

Она улыбнулась с очарованием Нефертари:

— Ты осмелишься мне приказать?

— Ты единственная, кому Фараон отказывается навязывать свою волю.

— Это не поражение, отец. В храме я буду полезнее, чем при дворе. Оживлять дух моих предков кажется мне наивысшим предназначением. Какой мир мы построим без связи с незримым?

— Играй же эту небесную музыку, Меритамон, Египту она понадобится.

Тревога сжала сердце Меритамон:

— Чего ты опасаешься, отец?

— Грозы.

— Разве ты не ее повелитель?

— Играй, Меритамон, играй и для Фараона; создавай гармонию, чаруй богов, завлекай их в наши земли. Вскоре разразится гроза, и она будет ужасающей.

Глава 5

Серраманна ударил кулаком по стене охранного помещения. Отвалился кусок штукатурки.

— Как это исчез?

— Исчез, господин, — подтвердил воин, которому поручили наблюдение за хеттом Урхи-Тешшубом.

Гигант сард схватил своего подчиненного за плечи, и несчастному, хотя он и не был слабаком, показалось, что тот его раздавил.

— Ты смеешься надо мной?

— Нет, господин, клянусь, нет!

— Значит, он ускользнул у тебя из-под носа?

— Он растворился в толпе.

— Почему ты не приказал объехать все дома квартала?

— Но Урхи-Тешшуб — свободный человек, господин. У нас нет причин преследовать его. Визирь обвинит нас в противозаконных действиях.

Серраманна зарычал, как бешеный бык, и отпустил подчиненного. Провинившийся был прав.

— Какие будут распоряжения, господин?

— Охрану Фараона удвоить. Первому, кто нарушит дисциплину, я вколочу его шлем в башку!

Воины личной охраны Рамзеса отнеслись к этой угрозе со всей серьезностью. Они знали, что в припадке ярости бывший пират способен привести ее в исполнение.

Чтобы укротить бешенство, Серраманна занялся метанием кинжалов по деревянной мишени. Исчезновение Урхи-Тешшуба не предвещало ничего хорошего. Снедаемый ненавистью хетт не преминет воспользоваться обретенной свободой как оружием против повелителя. Египта. Но когда и каким способом?

В сопровождении Аша Рамзес торжественно открыл дворец иностранных государств в присутствии толпы посланников. Аша произнес пылкую речь, в которой слова «мир», «сердечное согласие», «торговля» имели решающее значение. Роскошный пир завершил церемонию, ознаменовавшую превращение Пи-Рамзеса в столицу Ближнего Востока, гостеприимную для всех народов.

Рамзес унаследовал от своего отца Сети способность читать мысли людей; Аша умел тщательно скрывать чувства, но Фараон знал, что его друг сильно обеспокоен, и эта тревога связана с грозой, которую он предсказывал.

Как только пир подошел к концу, Рамзес и Аша уединились.

— Блестящая речь, Аша.

— Всего лишь обязанности дипломата, Твое Величество. Сегодняшняя церемония сделает тебя еще более популярным.

— Как хеттский посланник отреагировал на мое письмо?

— Прекрасно.

— Но Хаттусили требует большего, ведь так?

— Вполне вероятно.

— Я требую правды, Аша.

— Ну что ж, лучше тебя предупредить: если ты не примешь условия Хаттусили, будет война.

— Шантаж! В таком случае я даже не хочу их знать.

— Послушай, прошу тебя! Мы слишком много потрудились для мира, ты и я, чтобы увидеть, как он рухнет в одночасье.

— Говори, ничего не скрывая.

— Ты знаешь, что у Хаттусили и его жены Путухепы есть дочь. Судя по тому, что говорят, молодая женщина очень красива и умна.

— Тем лучше для нее.

— Хаттусили желает упрочить мир; на его взгляд, лучшим средством является свадьба.

— Должен ли я понять…

— Ты понял меня с первых слов. Чтобы окончательно скрепить наш договор, Хаттусили требует не только, чтобы ты женился на его дочери, но и сделал ее Великой Супругой Фараона.

— Ты забыл, что Красавица Изэт является царской женой?

— Для хетта эти мелочи не имеют значения. Жена обязана повиноваться мужу; если он отвергает ее, она должна подчиниться и молчать.

— Мы в Египте, Аша, а не в варварской стране. Ты советуешь мне удалить Изэт и жениться на хеттке, дочери моего злейшего врага?

— Сегодня твоего лучшего союзника, — поправил верховный сановник.

— Это требование просто возмутительно!

— Согласен, но в действительности оно не лишено интереса.

— Я не стану так унижать Изэт.

— Да, ты преданный муж, но величие Египта должно быть превыше твоих чувств.

— Ты соблазнил слишком много женщин, Аша, и стал циником.

— Верность мне чужда, согласен, но мое мнение — это мнение твоего сановника и друга.

— Бесполезно спрашивать об этом моих сыновей Ка и Меренптаха. Их ответ я знаю заранее.

— Кто сможет их упрекнуть в том, что они уважают свою мать, Красавицу Изэт, Великую Супругу Фараона? Мир или война… Вот выбор, который ты должен сделать.

— Я желаю видеть Амени, чтобы посоветоваться с ним.

— Ты услышишь также мнение Сетау, он только что прибыл из Нубии.

— Наконец-то хорошая новость!

Сетау, заклинатель змей, влюбленный в Нубию, дипломат Аша, Амени, преданный и талантливый писец… Не хватало только Моисея, для того чтобы воссоздать былую компанию учеников Капа, Мемфисского университета, которые много лет назад упивались счастьем дружбы и задавались вопросами о природе настоящей власти. Повар Рамзеса превзошел себя: лук-порей и кабачки в мясном соусе, жаренный с тимьяном ягненок, пюре из инжира, маринованные почки, козий сыр, медовый пирог, пропитанный соком плодов цератонии. В честь встречи Рамзес распорядился подать красное вино третьего года правления Сети, которое вызвало у Сетау экстаз.

— Сети заслуживает всяческих похвал! — воскликнул друг кобр, одетый в прочную тунику из шкуры антилопы. — Когда царствование способно творить подобные чудеса, значит ему покровительствуют боги.

— А вот относительно элегантности, — заметил с сожалением Аша, — прогресса что-то не заметно.

— Точно, — поддержал Амени.

— А ты, писец, довольствуешься тем, что ешь в два раза больше собственного веса! Поделись секретом, как тебе удается не толстеть при этом!

— Служение Египту — вот и весь секрет.

— Есть ли у тебя замечания по поводу моей деятельности в Нубии?

— Если бы они были, я давно бы уже написал отрицательное донесение.

— Когда ваши перепалки прекратятся, — вмешался Аша, — может быть, мы сможем перейти к обсуждению серьезных проблем.

— Нет только Моисея, — задумчиво напомнил Рамзес, — где он сейчас, Аша?

— Он бродит по пустыне и сражается с миражами. Моисей никогда не достигнет Земли Обетованной.

— Моисей сбился с пути, но этот путь все-таки приведет его к желанной цели.

— Как и у тебя, — признался Амени. — Моя душа охвачена тоской; но как забыть о том, что наш еврейский друг изменил Египту?

— Сейчас не время для воспоминаний, — прервал Сетау.

— Ушедший друг для меня больше не друг.

— Ты оттолкнул бы его, если бы он публично покаялся? — спросил Рамзес.

— Когда человек сжигает мосты, он не может вернуться назад. Прощение — удел слабых.

— К счастью, — заметил Аша, — Рамзес не доверил тебе нашу дипломатию.

— Со змеями нет полумер: яд или лечит, или убивает.

— Сейчас речь идет не о Моисее, — сказал Амени.

— Если я здесь, — объяснил Сетау, — то только благодаря Лотос. Она обладает даром ясновидения и почувствовала тревогу за Фараона. Рамзес в опасности, ведь так?

Фараон промолчал. Сетау повернулся к Амени:

— Вместо того чтобы жрать пирог, скажи нам, что все это значит!

— Но… ничего! По-моему, все в порядке.

— А ты, Аша?

Дипломат омыл пальцы в чаше с лимонной водой:

— Хаттусили предъявил неожиданное требование: он хочет выдать свою дочь замуж за Рамзеса.

— Так в чем проблема? — развеселился Сетау. — Такие браки заключались и в прошлом, эта хеттка станет еще одной из жен царя!

— В данном случае ситуация сложнее.

— Что, невеста так безобразна?

— Хеттский император желает видеть свою дочь Великой Супругой Фараона.

Сетау вспылил:

— Это значит… что наш старый враг заставляет Фараона расстаться с Изэт!

— Формулировка несколько грубовата, — заметил Аша, — но не лишена проницательности.

— Я ненавижу хеттов, — признался Сетау, опустошая новую чашу с вином, — конечно, Красавица Изэт не сравнится с Нефертари, но она не заслуживает такого унижения.

— На этот раз, — проворчал Амени, — я с тобой согласен.

— Вы слишком категоричны, — заявил Аша, — на карту поставлен мир.

— Пусть хетты не навязывают нам свой закон! — возразил Сетау.

— Они больше нам не враги, — напомнил глава египетской дипломатии.

— Ты ошибаешься! Хаттусили никогда не откажется завладеть Египтом.

— Это ты ошибаешься. Хеттский император желает мира, но он ставит свои условия. Почему, не подумав, отказываться от них?

— Я верю только в предчувствие.

— Что касается меня, — сказал Амени, — то я подумал. Я не слишком высокого мнения о Красавице Изэт, но она — царица Египта, Великая Супруга Фараона, выбранная Рамзесом после кончины Нефертари. И никто, будь то даже император хеттов, не вправе наносить ей оскорбления.

— Какое безрассудство! — воскликнул Аша. — Вы хотите отправить на смерть тысячи египтян, залить кровью наши северные просторы и поставить под угрозу саму страну?

Амени и Сетау вопросительно посмотрели на Рамзеса.

— Я сам приму решение, — сказал Фараон.

Глава 6

Хозяин каравана колебался.

Пойти ли вдоль побережья через Берут, чтобы направиться к югу, пересечь Ханаан и достичь Силе, или пройти по окраине Анти-Ливана и горы Гермон, оставив Дамаск на востоке?

Финикия была полна очарования: дубовые и кедровые деревья с прохладной тенью, смоковница со сладкими плодами, гостеприимные деревни…

Но нужно как можно быстрее доставить в Пи-Рамзес ладан, собранный на Аравийском полуострове ценой невероятных усилий. К белому ладану, который египтяне называли «тот, кто обожествляет», добавлялась не менее драгоценная красноватая мирра. Эти редкие вещества были необходимы храмам для ритуальных действий; в святилищах витал их аромат, поднимавшийся к небу и восторгавший богов. Ими пользовались также бальзамировщики и лекари. Ладановое дерево Аравии с маленькими темно-зелеными листьями было высотой от пяти до восьми метров; в августе и сентябре распускались золотистые цветы с красной сердцевиной, тогда как под кожурой блестели капельки белой смолы. Умелец, знающий, как соскабливать кожуру, получал три урожая в год, повторяя магическую формулу: «Будь счастливо со мной, ладановое дерево, Фараон тебя взрастит».

Караванщики перевозили также азиатскую медь, олово и стекло, но эти товары, хотя и пользующиеся спросом, не являлись такими драгоценными, как ладан. Когда эта доставка завершится, хозяин отдохнет в своем великолепном доме в Дельте. Лысый и толстый поставщик ладана был хорошим сотрапезником, но с работой шутить не любил. Он сам проверял состояние повозок и следил за здоровьем ослов. Что же касается служащих, которых он хорошо кормил и давал длительный отдых, им не разрешалось жаловаться под страхом потери места.

Хозяин каравана выбрал узкую горную дорогу, более трудную для продвижения, но менее длинную, чем дорога по побережью; там будет тенисто, и животные отдохнут от изнуряющей жары.

Ослы продвигались быстро, двадцать караванщиков напевали, ветер облегчал путь.

— Хозяин…

— Что такое?

— Мне кажется, что нас преследуют.

Хозяин каравана пожал плечами:

— Когда ты забудешь свое прошлое, воин? Сейчас мир, и нам никто не может угрожать.

— И все-таки нас преследуют. Это странно.

— Мы не единственные купцы.

— Если это бродяги, пусть не рассчитывают, что я отдам им свой хлеб.

— Прекрати волноваться и следи за ослами.

Вдруг головная часть каравана остановилась. Разгневанный хозяин поскакал вперед. Он увидел, что куча веток преградила дорогу:

— Уберите!

Когда караванщики принялись за работу, туча стрел заставила их прижаться к земле. Их обезумевшие собратья попытались убежать, но не смогли ускользнуть от нападавших. Бывший воин выхватил кинжал, взобрался по каменистому склону и бросился на одного из лучников. Но длинноволосый силач раскроил ему череп топором.

Драма длилась всего лишь несколько минут. Остался в живых только хозяин каравана. Дрожащий от страха, не способный бежать он смотрел на приближающегося убийцу с широкой грудью, покрытой рыжими волосами.

— Не убивай… Я сделаю тебя богатым человеком!

Урхи-Тешшуб расхохотался и вонзил меч в живот несчастного. Хетт ненавидел купцов.

Его сообщники-финикийцы вытащили стрелы из трупов. Ослы подчинились приказам своих новых хозяев.

Сириец Райя опасался свирепости Урхи-Тешшуба, но он не смог бы найти лучшего союзника для защиты заговорщиков, отвергавших мир и желавших любыми средствами свергнуть Рамзеса. Во время перемирия Райя обогащался, но он был убежден, что война рано или поздно разразится, и хетты устремятся на завоевание Египта. Бывший главнокомандующий Урхи-Тешшуб снова возглавит хеттские войска и внушит им стремление к победе. Райя рассчитывал занять высокое положение при дворе императора Урхи-Тешшуба.

Когда хетт появился в его амбаре, Райя невольно попятился назад. У него было ощущение, что этот жестокий человек может перерезать ему горло из простого удовольствия убивать.

— Вы уже вернулись?

— Ты не рад меня видеть, Райя.

— Наоборот, мой господин! Но ваша задача была не из простых и…

— Я ее упростил.

Бородка сирийского купца задрожала. Он попросил Урхи-Тешшуба договориться с финикийцами и перекупить у них груз ладана с Аравийского полуострова. Переговоры могли затянуться, но Райя снабдил Урхи-Тешшуба достаточным количеством оловянных пластинок, чтобы убедить хозяина каравана уступить свой товар. Сириец дал также серебряные слитки, редкие вазы и красивые ткани.

— Упростил… но как?

— Купцы болтают, а я действую.

— Значит, вы легко уговорили хозяина каравана продать ладан?

Урхи-Тешшуб хищно улыбнулся:

— Очень легко.

— Однако он несговорчив.

— Никто не спорит с моим мечом.

— Надеюсь, вы…

— Я нанял воинов, и мы уничтожили караванщиков вместе с их хозяином.

— Но почему?

— Я не люблю вести переговоры, и я получил ладан. Разве это не главное?

— Будет расследование!

— Мы сбросили тела в овраг.

Райя в который раз уже спрашивал себя, не лучше ли ему было вести мирную жизнь купца, но отступать было поздно. При малейшем колебании Урхи-Тешшуб, не задумываясь, избавится от него.

— А что теперь?

— Мы должны уничтожить ладан, — сказал Райя.

— Разве этот груз не стоит целого состояния?

— Да, но покупатель, кто бы он ни был, нас выдаст. Этот ладан был предназначен для храмов.

— Мне нужно оружие, лошади и наемники.

— Продавать ладан — большой риск!

— Советы купцов всегда такие гнусные! Ты продашь этот товар небольшими партиями негоциантам[2], готовым к отплытию в Грецию или на Кипр. И мы начнем создавать тайный союз верных людей, чтобы уничтожить эту проклятую страну.

План Урхи-Тешшуба не казался безрассудным. С помощью финикийцев Райя без большого риска сбудет ладан. Во враждебной Египту Финикии скрывалось много недовольных правлением Хаттусили.

— Мне необходимо занять приличное положение, — продолжал хетт, — чтобы Серраманна прекратил меня преследовать. Как только я стану всеми уважаемым человеком, который решил наслаждаться радостями жизни, он оставит меня в покое.

Райя задумался:

— Вам нужно жениться на богатой и приличной женщине. Единственное решение: богатая вдова с любовным недугом.

— Есть ли у тебя такая на примете?

Райя потеребил бородку:

— У меня обширные знакомства. На следующей неделе я организую пир и представлю вас приглашенным.

— Когда следующий груз ладана отправится с Аравийского полуострова?

— Еще не знаю, но у нас есть время. Мои информаторы не преминут нас предупредить. Но… не вызовет ли новое преступление подозрение египетской стражи?

— Не останется никаких следов насилия, и египетские власти будут озадачены. А мы присвоим весь урожай года. Но почему ты считаешь, что нехватка ладана повредит Рамзесу?

— Для Египта главное — это правильное исполнение ритуалов. Если они не будут исполняться согласно традициям, установленным предками, равновесие страны нарушится. Когда жрецы заметят, что им не хватает ладана и мирры, они поднимут волну возмущения против Рамзеса. Ему останется только сетовать на свою непредусмотрительность. Фараона обвинят в неуважении к богам, что вызовет неудовольствие жрецов и народа. Если нам удастся распространить ложные слухи, которые усилят смятение и лишат Рамзеса поддержки, в главных городах Египта начнутся серьезные беспорядки.

Урхи-Тешшуб представил Египет в огне и крови, отданный на разграбление, короны Фараона, попранные хеттской армией, полный ужаса взгляд Рамзеса.

Ненависть исказила лицо хетта до такой степени, что ужаснула сирийского купца. На несколько мгновений Урхи-Тешшуб погрузился в царство тьмы, потеряв связь с миром людей:

— Я хочу уничтожить Фараона как можно быстрее, Райя.

— Необходимо терпение, господин. Рамзес — грозный противник. Спешка приведет нас к гибели.

— Я слышал о его магической защите. Но с возрастом она слабеет, и больше нет Нефертари, чтобы помочь этому проклятому Фараону.

— Нашим шпионам когда-то удалось привлечь на свою сторону брата Рамзеса и сановника Меба, — напомнил Райя. — Они погибли, но я сохранил полезные связи среди высших чиновников. А они иногда болтливы. Мне стало известно, что отношения между Хеттской империей и Египтом рискуют испортиться.

— Прекрасная новость! А в чем причина этого раздора?

— Пока не известно, но я узнаю.

— Удача грядет, Райя! Не думаешь ли ты, что я менее опасен, чем Рамзес?

Глава 7

Служанка Красавицы Изэт долго намыливала спину царицы, перед тем как вылить на ее стройное тело теплую ароматную воду. Она использовала вещество, богатое сапонином, извлеченное из кожуры и мякоти плода баланита, драгоценного и плодородного дерева. Задумавшись, царица Египта полностью подчинилась служанкам, заботившимся о ее красоте. Слуга принес Изэт чашу холодного молока.

В Пи-Рамзесе Красавица Изэт чувствовала себя лучше, чем в Фивах. Там, на западном берегу в Долине Цариц, находилась гробница Нефертари и ее часовня в Доме Рамзеса, где Фараон часто совершал священные ритуалы; здесь же, в столице, построенной царем, жизнь била ключом, и люди меньше думали о прошлом и загробной жизни.

Изэт посмотрела на себя в зеркало из полированной бронзы, сделанное в форме диска, ручка которого изображала обнаженную женщину с длинными ногами и с зонтиком из папируса.

Да, она была еще красива, ее кожа нежна, как драгоценная ткань, лицо сохранило необыкновенную свежесть, в глазах светилась любовь. Но ее красота меркла в сравнении с красотой Нефертари, и она была благодарна Рамзесу за то, что он не солгал ей, обещая, что однажды забудет свою первую Великую Супругу. Изэт не ревновала к Нефертари; наоборот, ей ее недоставало. Никогда Красавица Изэт не стремилась занять ее место; подарить Рамзесу двух сыновей было достаточно для счастья.

Какие они были разные! Тридцатисемилетний Ка, обладающий высшим священным саном, и двадцатисемилетний Меренптах, имеющий крепкое телосложение и проявляющий явную склонность к военной службе. Возможно, один из них станет управлять Египтом. Но Рамзес мог выбрать также наследником одного из многочисленных «царских сыновей», многие из которых являлись блестящими администраторами.

Изэт не стремилась к власти и не думала о будущем. Она каждое мгновение наслаждалась чудом, которое ей уготовила судьба. Жить рядом с Рамзесом, участвовать вместе с ним в официальных церемониях, видеть, как он правит Двумя Землями…

Есть ли более чудесная жизнь?

Служанка заплела волосы царицы, надушила их миррой, затем надела короткий парик, и на него водрузила диадему из жемчуга и сердолика:

— Простите за вольность, но Ваше Величество так очаровательны!

Изэт улыбнулась. Она должна оставаться красивой для Рамзеса, чтобы заставить его забыть о прошедших годах, о том, что молодость мимолетна.

Он вошел в тот момент, когда она вставала. Ни один мужчина не мог сравниться с ним, ни один не обладал его умом, силой и величественной осанкой. Боги дали ему все, и он возвратил этот дар своей стране.

— Рамзес! Я еще не одета.

— Я должен с тобой поговорить о важном деле.

Красавица Изэт боялась этого испытания. Нефертари умела править, она — нет. Ее ужасала причастность к управлению государством.

— Любое твое решение будет правильным.

— Это касается непосредственно тебя, Изэт.

— Меня? Клянусь тебе, я ни в чем не принимала участия…

— Речь идет о тебе лично, и это связано с миром.

— Объясни, пожалуйста!

— Хаттусили требует, чтобы я женился на его дочери.

— Почему бы и нет?

— Он требует большего, чтобы она стала Великой Супругой Фараона.

На мгновение Красавица Изэт застыла, ее глаза наполнились слезами. Чудо закончилось. Ей нужно уступить место молодой и красивой хеттке, символу сердечного согласия между Египтом и Хеттской империей. На весах политики Изэт весила меньше, чем перышко.

— Решение за тобой, — сказал Рамзес, — ты согласна отказаться от своего сана и удалиться?

Царица жалко улыбнулась:

— Должно быть, эта хеттская принцесса очень молода…

— Ее возраст не имеет никакого значения.

— Ты сделал меня счастливой, Рамзес, твое желание — это желание Египта.

— Значит, ты подчиняешься.

— Было бы преступным стать помехой для мира.

— Что ж, а я не подчиняюсь! Император хеттов никогда не будет диктовать условия Фараону Египта. Мы не варварский народ и не считаем своих женщин низшими существами. Какой повелитель Двух Земель осмелился бы когда-нибудь развестись с Великой Супругой Фараона, которая причастна к управлению страной? И это меня, Рамзеса, какой-то анатолийский волк смеет просить нарушить закон наших предков!

Рамзес нежно взял Изэт за руки:

— Ты говорила в пользу Египта, как должна была сделать настоящая царица, теперь действовать буду я.

Проникнув в одно из самых больших окон, освещавших просторный кабинет Рамзеса, свет заходящего солнца озолотил статую Сети. Статуя Фараона, казалось, вот-вот оживет благодаря волшебству скульптора и ритуальным обрядам, совершаемым ежедневно, с помощью их магии душа Сети общалась с Рамзесом, когда вечерняя тишина украшалась божественным великолепием.

Белые стены, большой стол, на котором лежала карта Ближнего Востока, кресло с прямой спинкой для Фараона, соломенные стулья для посетителей, полки с книгами, посвященными охране царской души, и шкаф с папирусами — таково было строгое убранство помещения, где Рамзес Великий один принимал решения, определяющие будущее страны.

Фараон спросил совета у мудрецов Дома Жизни в Гелиополисе, у верховных жрецов, стоявших во главе больших храмов, у Амени, визиря, сановников, затем закрылся в своем кабинете и разговаривал с душой своего отца. В былые времена он поговорил бы с Нефертари и Туйей; Красавица Изэт, увы, не могла оказать ему подобной помощи. Бремя одиночества росло; вскоре ему предстояло подвергнуть испытанию двух своих сыновей, чтобы узнать, кто из них способен продолжить дело, начатое первым Фараоном.

Египет был и силен и слаб. Силен, потому что Закон Маат продолжал существовать и действовать, преодолевая людское ничтожество; слаб, потому что мир менялся, все больше и больше уступая место жестокости, алчности и эгоизму. Безусловно, фараоны будут до конца бороться, чтобы царствовала богиня Маат, воплощение вечного закона, справедливости, любви, связывающей между собой стихии и составляющие жизни. Ибо они знали, что без Маат мир станет полем битвы, где варвары будут сражаться все ожесточеннее за увеличение своих привилегий и уничтожение веры в богов.

Утвердить Маат вместо хаоса, насилия, несправедливости, лжи и ненависти — такова была задача Фараона, выполняемая при содействии невидимых сил. А то, что требовал император хеттов — противоречило Маат.

Стражник впустил Аша, одетого в льняную тунику и элегантную рубашку с длинными рукавами.

— Я бы не хотел работать в таком кабинете, как этот, — сказал он Рамзесу, — он и впрямь слишком прост и строг.

— Мой отец не любил пышной обстановки, я тоже.

— Да, быть Фараоном не простое занятие, те, кто тебе завидуют, дураки или неверующие. Твое Величество приняло решение?

— Я принял решение.

— Мне удалось тебя убедить?

— Нет, Аша.

Верховный сановник посмотрел на карту Ближнего Востока:

— Этого я и боялся.

— Требования Хаттусили — это оскорбление. Согласиться на них — значит нарушить Закон Фараонов.

Аша ткнул указательным пальцем на территорию Хеттской империи:

— Отказ равноценен объявлению войны, государь.

— Ты осуждаешь мое решение?

— Это решение Фараона и Рамзеса Великого. Твой отец поступил бы так же.

— Ты испытывал меня?

— Я выполнял свою работу и стремился сохранить мир. Разве был бы я другом Рамзеса, если б не подверг его испытанию?

Фараон улыбнулся.

— Когда Твое Величество отдаст приказ о выступлении войск на север?

— Глава моего дипломатического ведомства весьма мрачно рассматривает ситуацию.

— Твой отказ вызовет ярость Хаттусили, и он не замедлит начать военные действия.

— Ты не доверяешь себе, Аша.

— Я всего лишь реально оцениваю создавшееся положение.

— Если кто и может спасти мир, так это ты.

— Иначе говоря, Фараон приказывает мне отправиться в Хаттусу, чтобы убедить хеттского императора отказаться от своих требований.

— Ты читаешь мои мысли.

— На сей раз богиня удачи нам не поможет.

— Аша… Разве ты не совершал подобных подвигов?

— Я постарел, государь.

— Значит, у тебя есть опыт, обретенный с годами! Одними разговорами делу не поможешь. Нужно действовать, проявить твердость и волю.

Дипломат нахмурил брови, он думал, что хорошо знает Рамзеса, но Фараон снова удивил его.

— Мы заключили договор о взаимопомощи с нашим большим другом Хаттусили, — продолжил царь, — ты объяснишь ему, что я опасаюсь нападения ливийцев на западные территории Египта. Со времени установления мира наше вооружение устарело, у нас не хватает железа. Ты попросишь хеттского императора, согласно подписанным соглашениям, поставить нам его в большом количестве. Благодаря этому мы сможем защитить страну от врага.

Сбитый с толку Аша скрестил руки:

— Так вот в чем состоит мой визит в Хаттусу?

— Я забыл об одном условии, я требую доставить железо немедленно.

Глава 8

Ка, сын Рамзеса и Красавицы Изэт, испытывал истинную страсть к произведениям мудрецов и памятникам Древней империи времен пирамид. Суровое лицо, темно-синие глаза, худощавый, с тяжелой походкой из-за больных суставов, таков был Ка, величайший ученый Египта, прославившийся единоборством с Моисеем, сумев противопоставить свои знания магическим фокусам еврея. Он твердой рукой управлял жрецами бога Птаха в Мемфисе. С давних пор Ка отказался от мирских забот, чтобы изучать скрытые силы, проявлявшиеся в воздухе и камне, воде и дереве.

Дом Жизни в Гелиополисе хранил «души света», то есть архивы, датированные золотым веком, когда фараоны строили пирамиды, а мудрецы составляли ритуалы. Не проникли ли они в ту благословенную эпоху в тайны жизни и смерти? Древние мудрецы не только исследовали тайны мироздания, но и записывали сведения о них на папирусах, чтобы передать свои знания будущим поколениям.

Признанный всеми лучшим знатоком традиции, Ка был избран исполнителем ритуалов в честь большого праздника Рамзеса, знаменующего тридцатую годовщину его царствования. На исходе столь долгого периода правления магическая сила Фараона считалась исчерпанной, поэтому было необходимо собрать вокруг него всех богов и богинь, чтобы их сверхъестественная сила придала царю новую энергию. Тщетно злые духи пытались воспротивиться возрождению Рамзеса.

Ка не ограничился изучением магических книг; им обуревали обширные замыслы, такие обширные, что ему понадобилась помощь Фараона. Перед тем как поделиться своими мечтами с отцом, он решил осуществить часть замысла. Вот почему на заре Ка ходил по каменоломне Красной горы у Гелиополиса, чтобы найти там глыбы кварцита. Согласно мифу, в этих местах боги убили восставших против света людей, и их кровь навеки пропитала камень.

Хотя он не был ни каменотесом, ни скульптором, Ка инстинктивно чувствовал скрытую энергию необработанной породы.

— Что ты ищешь, сын мой?

Освещенный лучами яркого солнца, которое, победив сумерки, царило над пустыней, Рамзес смотрел на Ка.

Старший сын царя затаил дыхание. Ка знал, что Нефертари пожертвовала жизнью, чтобы спасти его от сглаза черного мага, и он иногда задавался вопросом, не потому ли Рамзес так равнодушен к нему.

— Ты ошибаешься, Ка, мне не в чем тебя упрекнуть.

— Ты угадал мои самые сокровенные мысли!

— Разве ты не хотел меня видеть?

— Я думал, что ты в Фивах, а ты — на Красной горе.

— Большая опасность угрожает Египту, я должен противостоять ей. Мне было необходимо поразмышлять здесь.

— Разве у нас не мир с хеттами?

— Возможно, речь идет только о перемирии.

— Ты избежишь войны или выиграешь ее… Что бы ни случилось, ты сумеешь оградить Египет от несчастья.

— Ты не хочешь помочь мне?

— Политика… Нет, я на это не способен. И твое царствование продлится долго, если ты будешь соблюдать обряды предков. Вот об этом я хотел бы с тобой поговорить.

— Что ты мне предлагаешь?

— Впредь необходимо заранее готовиться к празднику возрождения.

— Через каждые три года после первого, верно?

— Отныне нужно совершать этот ритуал через определенные промежутки времени. Таков итог моих исследований.

— Делай необходимое.

— Ты не мог бы доставить мне большей радости, отец. Ни один бог не будет отсутствовать на твоем следующем празднике. Радость распространится на Две Земли, богиня Нут посеет в небесах малахит и бирюзу.

— У тебя есть и другой план, Ка. Для какого храма ты предназначаешь глыбы кварцита, которые ищешь?

— Уже много лет я интересуюсь нашей историей. В наших первых обрядах присутствовал бег быка по имени Апис, он воплощал способность царя преодолевать пространство. Чтобы почитать это необыкновенное животное, необходимо построить ему усыпальницу, достойную его могущества… Следует восстанавливать старые памятники, как и некоторые пирамиды, которые подверглись разрушительной силе времени и гиксосских[3] захватчиков. Ты дашь мне строителей, чтобы выполнить эти работы?

— Выбери сам руководителей работ и каменотесов.

Суровое лицо Ка осветилось радостью.

— Странное это место, — заметил Рамзес, — кровь восставших пропитала эти камни. Здесь оставила глубокий след вечная борьба света с тьмой. Красная гора — место власти, где подобает действовать с осторожностью. Ты здесь не случайно, Ка. Что ты ищешь?

Старший сын царя сел на коричневатый камень:

— Книгу Тота. Книгу, которая содержит тайны иероглифов. Она находится где-то в некрополе Саккара. Я найду ее, даже если мои поиски затянутся на долгие годы.

В пятьдесят четыре года Танит была очень красивой финикийкой, ее пышные формы привлекали взгляды молодых мужчин. Вдова богатого купца, друга Райя, она унаследовала от мужа значительное состояние, которое без удержу проматывала, устраивая пир за пиром в своем роскошном доме в Пи-Рамзесе.

Финикийка, поплакав несколько недель, быстро утешилась после смерти мужа в объятиях великолепного нубийца. Но он ее бросил, как и предыдущие любовники, поскольку жадная до удовольствий Танит изнуряла их до изнеможения.

Танит могла бы вернуться в Финикию, но предпочла остаться в Египте, который благодаря мудрому правлению Рамзеса был похож на рай и где женщины обладали свободой выбора.

Гости прибыли с наступлением вечера. Богатые египтяне, имевшие деловые связи с Танит, высшие чиновники, очарованные финикийкой, повесы, домогавшиеся ее богатства, не говоря о новых лицах, которых хозяйка дома любила принимать у себя. Что может быть более волнующим, чем чувствовать на себе вожделенный мужской взгляд? Танит умела быть то игривой, то неприступной, никогда не позволяя собеседнику догадаться об исходе их встречи. При любых обстоятельствах она брала инициативу в свои руки и принимала решение. Мужчина, пытавшийся властвовать над ней, терял возможность ее соблазнить.

Как обычно, блюда были вкусными, особенно спинка кролика в соусе из пива с гарниром из баклажанной икры, и превосходные вина. Благодаря своим особым отношениям с дворцом Танит получила несколько кувшинов красного и пи-рамзесского вина двадцать первого года правления Рамзеса, даты мирного договора с хеттами. И как обычно, финикийка бросала похотливые взгляды на самых красивых мужчин в поисках будущего поклонника.

— Как вы себя чувствуете, дражайшая?

— Райя! Рада вас видеть. Я чувствую себя великолепно.

— Если бы я не боялся вам польстить, я бы сказал, что ваша красота неотразима.

— Мне подходит климат. И потом, горе от потери моего незабвенного мужа начинает смягчаться.

— К счастью, таков закон природы. Такая женщина, как вы, не создана для одиночества.

— Мужчины — лжецы и грубияны, — жеманно сказала она, — я должна их остерегаться.

— Вы правы, осторожность не помешает, но я убежден, что судьба подарит вам новое счастье.

— А как ваши дела?

— Работа, много работы… Изготовление качественных продуктов требует много времени и сил. Что касается экзотических ваз, которые так ценит высшее общество, то для их приобретения необходимы определенные усилия: переговоры, путешествия. Хорошие ремесленники стоят недешево. Я должен без конца вкладывать деньги, вот почему я никогда не буду богатым.

— Удача улыбнулась вам… Я думаю, ваши неприятности недолговечны.

— Меня незаслуженно обвинили в симпатиях к хеттам. На самом же деле я просто торговал с ними, а не занимался политикой. Установление мира уничтожило старые недоразумения. Сейчас торговля с иноземцами даже поощряется. Не правда ли, это самая прекрасная победа Рамзеса?

— Фараон такой обворожительный… Жаль, что он недоступен.

Мирный договор, заключенный Рамзесом и Хаттусили, утрата воинственного духа Хеттской империи, торжествующий Египет… Райя не мог смириться с данной ситуацией. Он желал, чтобы хеттский император оказывал влияние на страны Ближнего Востока, эта мысль не давала ему покоя.

— Вы разрешите представить вам моего друга? — спросил он у Танит. — Сын хеттского императора, который живет в Египте. Он очень много слышал о вас, но Урхи-Тешшуб — человек робкий. Мне пришлось настоять, чтобы он согласился прийти на этот пир. Светские развлечения его пугают.

— Покажите мне его.

— Он находится вон там, около зарослей тамарисков.

Масляная лампа освещала Урхи-Тешшуба, стоявшего поодаль от группы приглашенных, обменивавшихся банальностями. Мерцающий свет позволил рассмотреть жесткие черты лица, длинные волосы, мужественность торса, покрытого рыжими волосами, крепкую мускулатуру воина.

Танит онемела от волнения. Никогда ей не приходилось встречать мужчину, источавшего какую-то животную чувственность. Пир перестал существовать для нее. Ею владела только одна мысль: как можно быстрее заняться любовью с этим незнакомцем.

Глава 9

Рамзес присутствовал на поединке между Серраманна и Меренптахом. Облаченный в гибкий панцирь, в рогатом шлеме, с круглым щитом в руках, сард наносил удары мечом по прямоугольному щиту младшего сына Рамзеса, вынужденного отступать. Фараон попросил начальника своей охраны не щадить Меренптаха; поскольку он желал показать свою доблесть в сражении, то не мог и мечтать о лучшем противнике.

Двадцатисемилетний Меренптах, «Любимец бога Птаха», был хорошо сложен, храбр, уравновешен, одарен превосходными рефлексами. Хотя сард перешагнул за пятьдесят, он не потерял силы и динамизма в движениях; сопротивляться ему уже было подвигом.

Меренптах отступал, снова нападал, отражал удары, передвигаясь боком; мало-помалу он изматывал Серраманна.

Вдруг гигант остановился, бросив на землю меч и щит:

— Хватит. Будем драться голыми руками.

Меренптах секунду помедлил, затем последовал примеру сарда. Рамзес вспомнил день, когда он на берегу Средиземного моря победил разбойника Серраманна, до того как сделал его начальником своей личной охраны.

Сын царя был застигнут врасплох неожиданным выпадом великана головой вперед; Меренптах не привык сражаться подобно дикому зверю. Опрокинутый на спину, лежа в пыли, он уж было подумал, что задохнется под тяжестью бывшего разбойника.

— Урок окончен, — сказал Рамзес.

Мужчины поднялись с земли. Меренптах был вне себя от ярости:

— Он предательски набросился на меня!

— Враг всегда так поступает, сын мой.

— Я хочу возобновить поединок.

— Не стоит, я увидел то, что хотел. Поскольку тебе был дан полезный урок, я назначаю тебя главнокомандующим египетской армией.

Серраманна одобрительно кивнул.

— Через месяц, — продолжал Рамзес, — ты представишь мне полный и подробный отчет о состоянии наших войск и качестве вооружения.

Пока Меренптах переводил дух, Рамзес удалился на своей колеснице, которой правил сам. Кому доверить судьбу Египта: ученому Ка или воину Меренптаху? Если бы их качества были объединены в одном человеке, сделать выбор было бы проще. И не было больше Нефертари, чтобы дать совет царю. Что касается многочисленных «царских сыновей», тоже не лишенных достоинств, ни один из них не обладал такими яркими талантами, как сыновья Красавицы Изэт. А Меритамон, дочь Нефертари, выбрала уединенную жизнь в храме.

Рамзес должен был принять во внимание мнение, которое высказал Амени сегодня утром: «Пусть Твое Величество духовно возродится с помощью магических обрядов, чтобы продолжать царствовать до конца своих дней; для Фараона никогда не было другого пути и никогда не будет».

Райя вышел из амбара, пересек квартал цехов, прошел мимо царского дворца и достиг большой аллеи, ведущей к храмам Пи-Рамзеса. По краям аллеи росли акации и смоковницы, дающие благодатную тень, она казалась прообразом столицы Рамзеса, величественной и успокаивающей.

Купец оставил слева храм Амона, а справа — храм Ра, стараясь идти спокойным шагом, он направился к храму Птаха. Вблизи здания пришлось отступить; во внешней стене в нишах находились стелы, на которых скульпторы высекли глаза и уши. Не слышал ли бог самые затаенные слова и не видел ли самые тайные намерения?

«Суеверие», — подумал Райя, однако забеспокоился. Он обошел стороной угол стены, где в нише стояла скульптура богини Маат. Так народ мог созерцать наивысшую тайну цивилизации фараонов, этот незыблемый закон, рожденный за пределами времени и пространства.

Райя остановился у дверей ремесленников; стражник его знал. Они обменялись несколькими безобидными замечаниями о красоте столицы, купец пожаловался на скупость некоторых покупателей, затем ему разрешили войти в часть храма, предназначенную для мастеров золотых и серебряных дел. Специалист по драгоценным вазам, Райя часто посещал многих из них и всегда спрашивал о семье одного или о здоровье другого.

— Ты хотел бы узнать наши секреты, — сказал сквозь зубы старый мастер, укладывающий на тележку слитки.

— Я от этого отказался, — признался Райя, — видеть, как вы работаете, достаточно для моего счастья.

— Но ты же не пришел сюда отдыхать?

— Я бы хотел приобрести одну или две красивые вещи.

— Чтобы перепродать их в три раза дороже!

— Я купец, мой друг, всего лишь купец.

Старший мастер повернулся спиной к Райя, привыкшему к такому неприветливому приему. Скромный, почти незаметный, он наблюдал за подмастерьями, приносившими слитки своим собратьям, которые взвешивали их под контролем писцов. Затем драгоценный металл помещался в закрытую вазу, поставленную на огонь. Выдувальщики часто оставались с надутыми щеками, чтобы не потерять ритм. Другие рабочие выливали расплавленный металл в резервуары различной формы и передавали мастерам, обрабатывавшим их на наковальне каменными молотками, чтобы придать им форму ожерелий, браслетов, ваз, украшений для дверей храмов и статуй. Секреты ремесла передавались от учителя к ученику в процессе многолетнего обучения.

— Великолепно, — сказал Райя мастеру, который только что закончил нагрудник.

— Он украсит статую бога, — уточнил ремесленник.

Купец понизил голос:

— Здесь можно говорить?

— В цехе очень шумно. Нас никто не услышит.

— Мне сказали, что твои два сына хотят жениться.

— Возможно.

— Ты был бы доволен, если б я предложил им кое-какую мебель?

— А какова цена?

— Небольшая информация.

— Если ты задумал узнать секреты нашего ремесла, на меня не рассчитывай!

— А я ничего такого и не прошу!

— Что же ты хочешь знать?

— Я хотел бы помочь сирийцам, которые поселились в Египте. Ты ведь уже нанял одного или двух в свой цех?

— Одного.

— Он доволен своей судьбой?

— Более или менее.

— Если ты согласишься назвать его имя, я с ним поговорю.

— Это все, что ты хочешь знать, Райя?

— Я начинаю стареть, у меня нет детей, однако я владею кое-каким имуществом и хотел бы помочь сирийским братьям.

— Египет научил тебя быть щедрым… Тем лучше. Во время суда над душой великие боги оценят твою доброту. Твой сириец — один из выдувальщиков. Вон тот, самый толстый.

— Надеюсь, что мои подарки поспособствуют счастью твоих сыновей.

Райя дождался конца работы, чтобы поговорить с сирийцем-выдувальщиком. После двух неудач с плотником и каменщиком, довольных своей жизнью, успех был полным.

Сирийский выдувальщик, бывший пленник, захваченный у Кадеша, не желавший смириться с поражением хеттов, надеялся, что мир рано или поздно будет нарушен. Озлобленный и мстительный, он являлся тем человеком, в котором нуждались Урхи-Тешшуб и Райя. Более того, у выдувальщика было несколько друзей, разделявших его взгляды.

Райя без труда уговорил его вступить в тайный союз, чтобы способствовать разрушению гармонии, царившей в Египте.

Урхи-Тешшуб укусил свою любовницу за шею и грубо проник в нее. Танит вздохнула от удовольствия. Наконец, она познала страсть, смесь грубости и беспрестанного неутоленного желания.

— Еще, — умоляюще проговорила она.

Хетт без устали наслаждался роскошным телом прекрасной финикийки. В крепостях Анатолии Урхи-Тешшуб привык относиться к женщинам, как они того заслуживали.

На какое-то мгновение Танит ощутила страх; в первый раз она не контролировала ситуацию. Этот звероподобный мужчина с неистощимой силой был почти страшен. Никогда финикийка не найдет такого любовника, способного разделить ее самые безумные фантазии.

Среди ночи она сдалась:

— Хватит… Я больше не могу.

— Уже?

— Ты чудовище!

— Ты, красотка, знала только мальчишек, а я мужчина.

Она страстно прижалась к нему:

— Ты великолепен… Я бы хотела, чтобы никогда не всходило солнце.

— Это почему?

— Но… Тебе нужно уходить! Мы увидимся следующей ночью.

— Я остаюсь.

— Ты знаешь, что это означает в Египте?

— Когда мужчина и женщина живут под одной крышей и не скрывают этого от людей, то они женаты.

— Значит, мы женаты.

Она была потрясена:

— Мы увидимся, но…

Урхи-Тешшуб уложил ее на спину, желая продолжить любовный поединок:

— Ты будешь мне повиноваться, сука, я сын покойного императора хеттов и законный наследник империи. А ты всего лишь финикийская шлюха и должна доставлять мне удовольствие и удовлетворять мои потребности. Ты осознаешь честь, которую я тебе оказываю, беря в жены?

Танит попыталась протестовать, но Урхи-Тешшуб вошел в нее со злобностью козла, и она унеслась в водовороте наслаждений.

— Если ты меня предашь, — хрипло прошептал хетт, — я убью тебя.

Глава 10

Сетау вынул из тростниковой корзинки треугольную буханку хлеба, миску овсяной каши, сушеную рыбу, приготовленного на пару голубя, жареную перепелку, две сваренные в вине почки, говяжье ребро, уложенное на жареном луке, инжир и сыр с травами. Он медленно одно за другим расставил блюда на столе Амени, вынужденного сдвинуть папирусы, которые он изучал.

— Что это?

— Ты что ослеп? Подходящая еда, которая утолит твой аппетит на два или три часа.

— Но мне не нужно…

— Очень даже нужно. Твой мозг не работает как следует, если у тебя пустой живот.

Писец возмутился:

— Ты меня оскорбляешь?

— Это единственный способ привлечь твое внимание.

— Ты же не собираешься мне говорить о…

— Вот именно! Я хочу, чтобы для Нубии было выделено побольше средств на общественные работы, но при этом не собираюсь заполнять пятьдесят бумажек, как какой-нибудь чиновник.

— В Нубии есть наместник, он заботится об этом.

— Глупый и ленивый! Он думает только о своем благе и плевать хотел на эту провинцию, которую Рамзес поручил мне поднять. Чтобы построить храмы, чтобы увеличить пригодную под пахоту площадь, мне нужны люди и средства.

— Но ведь нужно соблюдать также определенные правила.

— Ах, эти правила! Они душат жизнь. Забудь о них, Амени!

— Я не всемогущ, Сетау. Визирь Назер и сам царь требуют отчетов.

— Дай мне, что я прошу, а посчитаешь потом.

— Иначе говоря, ты хочешь сделать меня виновным за твои будущие ошибки.

Сетау казался удивленным:

— Но… разумеется! Ты благодаря непонятному языку писцов сможешь нас оправдать.

Голубь, приготовленный на пару, был великолепен. Амени не отказал себе в удовольствии:

— Это приготовила Лотос, да?

— Моя жена — настоящая волшебница.

— Это подкуп чиновника.

— Ты исполнишь мою просьбу, Амени?

— Если бы Рамзес не любил так Нубию…

— Благодаря мне через несколько лет она будет богаче, чем все провинции Египта!

Амени атаковал жареную перепелку.

— Поскольку эти маленькие проблемы решены, — сказал Сетау, — я могу тебе признаться, что очень обеспокоен.

— Почему?

— Вчера вечером я занимался любовью с Лотос. Вдруг она вскочила и закричала: «Здесь бродят чудовища!» Она не имела в виду ни наших кобр, лежащих у кровати, ни хеттскую армию, которую Рамзес, если будет нужно, победит во второй раз.

— Ты догадался, кто это чудовище?

— Конечно. Речь идет о хетте Урхи-Тешшубе.

— Мы не можем ни в чем его упрекнуть.

— Ты предупредил Серраманна?

— Разумеется.

— Какова его реакция?

— Он, как и ты, ненавидит Урхи-Тешшуба и считает, что его освобождение было ошибкой. Но хетт не совершил никакого преступления. По мне, так он — просто побежденный воин. Чего мы должны опасаться?

Когда первые лучи солнца осветили комнату, Серраманна открыл глаза, слева от него спала молодая нубийка, а справа — ливийка. Гигант сард не помнил даже их имен.

— Вставайте, девочки!

Так как гигант плохо рассчитал свою силу, шлепок, который он отвесил по нежному заду своих подружек, получился менее ласковым, чем он того желал. Их испуганные крики вызвали у него головную боль.

— Одевайтесь и проваливайте!

Серраманна нырнул в бассейн, занимавший большую часть его сада, и плавал минут двадцать. Он не знал лучшего лекарства для восстановления сил после бессонной ночи и любовных утех.

Восстановив форму, он приготовился проглотить буханку свежего хлеба, лук, сало и сушеную говядину, когда слуга объявил о визите одного из его подчиненных.

— Важные новости, господин. Найден Урхи-Тешшуб.

— Мертвый надеюсь?

— Очень даже живой и… женатый.

— На ком?

— На богатой финикийской вдове Танит.

— Это одно из самых больших состояний Пи-Рамзеса! Ты, должно быть, ошибся.

— Убедитесь сами, господин.

— В путь!

С огромным куском сушеной говядины в зубах Серраманна вскочил на коня.

Охранник дома Танит хотел было спросить у сарда о документе, разрешавшем допросить хозяйку, но яростный взгляд Серраманна заставил его отказаться от этой затеи. Он позвал садовника и приказал проводить начальника личной охраны Рамзеса к хозяйке дома.

В льняном прозрачном платье, которое почти не скрывало ее пышных прелестей, Танит вкушала пищу на тенистой террасе в компании Урхи-Тешшуба.

— Прославленный Серраманна! — воскликнул хетт, явно обрадованный этим визитом. — Пригласим его разделить нашу трапезу, дорогая?

Гигант сард остановился перед финикийкой, которая от страха прижалась к Урхи-Тешшубу:

— Вы знаете, кто этот человек, госпожа Танит?

— Знаю.

— Так кто же?

— Урхи-Тешшуб — хетт, сын покойного императора.

— Он был также главнокомандующим хеттской армией и стремился уничтожить Египет.

— Ну, зачем вспоминать далекое прошлое, — забавляясь, вмешался Урхи-Тешшуб. — Рамзес и Хаттусили заключили мир, Фараон освободил меня, и мы все живем счастливо! Ведь так, Серраманна?

Сард заметил, что на шее у финикийки были следы от укусов.

— Этот хетт провел ночь под вашей крышей и, похоже, решил здесь жить… Вы знаете, что это означает, госпожа Танит?

— Конечно.

— Он принуждает вас выйти за него замуж?

— Ответь, дорогая, — приказал Урхи-Тешшуб. — Скажи ему, что ты свободная женщина, как любая египтянка, и сама принимаешь решения.

Финикийка озлобилась:

— Я люблю Урхи-Тешшуба и выбираю его супругом! Закон не может этого запретить.

— Подумайте хорошо, госпожа Танит. Если вы признаете, что этот тип грубо с вами обошелся, я его тут же задержу, и вы больше не подвергнетесь подобной опасности. Он будет предан суду. Истязание женщин — это тяжкое преступление.

— Покиньте мой дом!

— Я удивлен, — иронично добавил Урхи-Тешшуб. — Я думал, что мы принимаем друга, а теперь вижу, что нас допрашивает какой-то грубиян. У тебя есть документ, разрешающий проникнуть в частное владение, Серраманна?

— Берегитесь, госпожа Танит, вас ожидают серьезные неприятности.

— Мы с супругой можем подать жалобу. Ну ладно уж, на этот раз мы прощаем тебя! Исчезни Серраманна, и оставь в покое добропорядочную семейную пару, которая только и мечтает насладиться своим счастьем.

Урхи-Тешшуб пылко поцеловал финикийку. Забыв о присутствии сарда, она начала ласкать своего мужа без малейшего стеснения.

Полки в шкафах кабинета Амени грозили обрушиться под тяжестью папирусов. Никогда личному писцу царя не приходилось обрабатывать столько важных документов одновременно; так как он сам занимался всеми делами, то спал не более двух часов и, несмотря на протесты служащих, отменил выходные дни на последующие несколько месяцев, не забыв при этом добавить оплату, дабы избежать смуты в своем ведомстве.

Амени занимался просьбой Сетау, чтобы выделить необходимые для строительства в Нубии средства, он несколько раз посетил визиря Назера, пытаясь убедить его в этом, представив отчеты; Амени также ежедневно встречался с Рамзесом, обсуждая множество неотложных дел, нуждавшихся в конкретных и правильных решениях. Величие и процветание Египта требовали огромного и неустанного труда.

Однако когда Серраманна ворвался в его кабинет, бледный осунувшийся писец спросил себя, а выдержат ли его плечи новое тяжкое бремя.

— Что еще?

— Урхи-Тешшуб женился на финикийке Танит.

— Неплохо устроился. Состояние такое же кругленькое, как и сама дама.

— Это катастрофа, Амени!

— Почему? Наоборот, наш хеттский друг расслабится в удовольствиях.

— Я больше не могу наблюдать за ним как следует. Если он обнаружит моих людей, то подаст жалобу и выиграет тяжбу. Сегодня он свободный человек, и мне не в чем его упрекнуть, тогда как он готовит преступление.

— Ты говорил с Танит?

— Я уверен, он ее бил и угрожал! Но она влюблена в него.

— Подумать только, существуют же на свете бездельники, у которых есть время думать о любви! Успокойся, Серраманна, Урхи-Тешшуб, наконец, одержал победу, но она навсегда удалит его от дорог войны.

Глава 11

Хаттуса, столица Хеттской империи, не изменилась. Построенная на Центральном Анатолийском плато, укрепленная твердыня состояла из нижнего города, самым примечательным памятником которого был храм бога грозы и богини солнца, и верхнего города, где возвышался суровый дворец императора.

Не без волнения Аша снова увидел Хаттусу, воплощенную в камне военную мощь хеттов. Здесь он когда-то рисковал жизнью во имя безопасности Египта.

Обоз главы египетской дипломатии пересек безводные степи, прошел по негостеприимным ущельям, прежде чем добраться до столицы, окруженной горными массивами, представлявшими значительную помеху для возможного врага. Хаттуса выглядела как неприступная крепость, построенная на каменистых пиках ценой невероятных усилий строителей. Как далек был Египет с его открытыми, приветливыми и радушными городами!

Пять укрепленных ворот открывали доступ в Хаттусу, одни из них вели в нижний город, другие — в верхний. Хеттский отряд, сопровождавший египтян уже несколько часов, привел их к самым высоко расположенным воротам, воротам Сфинкса.

Перед тем как войти в город, Аша совершил хеттский обряд. Он переломил три хлеба, вылил на камень вино и произнес традиционные слова: «Да будет эта скала вечной!». Египтянин заметил два сосуда, наполненных маслом и медом, предназначенных для того, чтобы защитить город от злых духов. Император Хаттусили не изменил традиции.

На этот раз Аша страдал от тягот путешествия. В молодости он, энергичный и деятельный, находился в постоянном движении, любил опасности и не боялся риска. С приходом зрелости отъезд из Египта тяжким бременем давил на него. Пребывание за границей лишало его незаменимого удовольствия: видеть, как правит Рамзес. Соблюдая Закон Маат, Фараон знал, что «слушать — это самое лучшее из всего», согласно писаниям мудреца Птахотепа, любимого автора Нефертари. Он предоставлял сановникам возможность открыто излагать свои мысли, принимая во внимание каждое мнение. И вдруг со скоростью Собека, бога-крокодила, поднимающегося из пучины вод, чтобы возродить Солнце, Рамзес принимал решение. Обыкновенная фраза, яркая, очевидная, окончательная. Он управлял страной с несравнимой ловкостью, так как сам был и кораблем государства и его капитаном. Боги, избравшие его царствовать, не ошиблись, и люди были правы, что подчинились им. Стражники, вооруженные короткими мечами, сопроводили Аша к приемному залу императора Хаттусили. Царский дворец располагался в верхнем городе, окруженный высокими сторожевыми башнями, где постоянно бдили лучшие воины. Повелитель страны находился под надежной защитой от любого врага; вот почему претенденты на престол предпочли яд вместо нападения на дворец, которое заранее было обречено на провал.

Хаттусили и сам прибегнул бы к этому средству для устранения Урхи-Тешшуба, если бы Аша не помог главнокомандующему, ответственному за смерть своего отца, императора Муваттали, бежать из страны. Урхи-Тешшуб, укрывшись в Египте, дал Рамзесу полезные сведения о хеттской армии.

Единственный вход позволял пробраться в «большую крепость», как называл ее народ, с ужасом смотревший на башни и бойницы. Когда тяжелая бронзовая дверь закрылась за Аша, у него появилось ощущение, будто он пленник. Послание, переданное Фараоном для Хаттусили, также не придавало бодрости дипломату.

Обнадеживающий знак: император на заставил его долго ждать. Аша ввели в ледяной зал с тяжелыми опорами, стены которого украшали военные трофеи.

Невысокий, тщедушный, с серебряным ожерельем на шее и железным браслетом на левом локте, Хаттусили был одет в свою обычную черно-красную длинную тунику. Человеку, впервые увидевшему императора, Хаттусили показался бы мягкосердечным и безобидным. Но это было только первое впечатление. Упрямство, стальная воля и хитрость помогли жрецу богини солнца одержать верх над грозным Урхи-Тешшубом. Во время этой беспощадной борьбы ему помогала жена, умная и прекрасная Путухепа, которую опасались и военные и купцы.

Аша склонился перед царской четой, сидевшей на массивных тронах, лишенных всяких украшений:

— Пусть все боги Египта и Хеттской империи будут милостивы к Вашим Величествам, и пусть их царствование будет вечным, как небо.

— Мы слишком давно знаем тебя, Аша, чтобы освободить от утомляющих формул вежливости. Садись рядом с нами. Как здоровье моего брата Рамзеса?

— Превосходно, Ваше Величество. Могу ли я признаться императрице, что ее красота освещает этот дворец?

Путухепа улыбнулась:

— Лесть всегда была вашим главным оружием.

— Между нашими странами установлен мир, и мне больше не нужно вам льстить; мое заявление, конечно, непочтительно, но искренно.

Императрица покраснела.

— Если ты все еще любитель красивых женщин, — сказал император, — мне следует тебя остерегаться.

— Эта склонность мне была всегда присуща, и я не создан для верности.

— Однако ты спас Рамзеса от ловушек, которые расставили ему хетты, и раскрыл наших шпионов в Египте.

— Не будем преувеличивать, Ваше Величество. Я придерживался плана Фараона, и судьба была ко мне благосклонна.

— Все это прошлое! Сегодня нам нужно строить будущее.

— Именно так считает и Рамзес. Он придает самое большое значение укреплению мира с хеттами. От него зависит счастье наших народов.

— Мы рады слышать эти слова, — сказала Путухепа.

— Разрешите настоять на желании Фараона, — продолжал Аша, — для него время конфликтов закончилось, и ничто не должно их разжечь.

Хаттусили нахмурился:

— А что же кроется под этой настойчивостью?

— Ничего, Ваше Величество. Ваш брат Рамзес хочет, чтобы вы знали его самые сокровенные мысли.

— Ты поблагодаришь его за доверие, которое он мне оказывает, и заверишь его, что мы находимся в совершенном согласии.

— Наши народы и их союзники обрадуются этому. Тем не менее…

Глава египетской дипломатии замолчал, на мгновение задумавшись.

— Что с тобой, Аша?

— Египет — богатая страна, Ваше Величество. Перестанет ли он когда-нибудь быть предметом притязаний?

— Кто ему угрожает? — спросила императрица.

— В Ливии возобновились волнения.

— Разве Фараон не способен подавить этот бунт?

— Рамзес хочет действовать быстро, но у египетской армии большие проблемы с оружием, которое катастрофически устарело.

Хаттусили испытывающе посмотрел на Аша:

— К чему вы клоните, Аша?

— Фараон желает, чтобы его брат Хаттусили поставил ему большое количество железа, из которого он изготовит оружие и уничтожит мятежников.

Продолжительное молчание последовало за просьбой главы египетской дипломатии. Затем Хаттусили встал и нервно прошелся по залу:

— Мой брат Рамзес требует от меня настоящего богатства. Железо, но у меня его нет, а если бы было, то я оставил бы его для собственной армии! Фараон, который так богат, стремится меня разорить и привести к гибели Хеттскую империю? У меня нет достаточных запасов и сейчас неподходящий момент изготовлять железо.

Аша остался невозмутимым:

— Я понимаю.

— Пусть мой брат Рамзес разделается с ливийцами без моей помощи. Позже, если ему понадобится железо, я пришлю его в достаточном количестве. Передай ему, что эта просьба меня удивляет и озадачивает.

— Я сообщу ему это, Ваше Величество.

Хаттусили снова сел.

— Перейдем к главному: когда моя дочь сможет покинуть Хеттскую империю, чтобы стать Великой Супругой Фараона?

— Ну… эта дата еще не назначена.

— Разве ты приехал сюда не для того, чтобы ее объявить?

— Решение столь важного значения требует размышлений.

— Довольно дипломатии, — вмешалась императрица. — Согласен ли Рамзес расстаться с Изэт и возвести нашу дочь на престол Египта?

— Ситуация очень деликатная, Ваше Величество. По Закону Маат Фараон не может расстаться с царицей.

— Неужели женщина будет диктовать свою волю? — сухо спросил Хаттусили. — Мне нет дела до этой Изэт и ее желаний. Рамзес женился на ней только чтобы заменить Нефертари, настоящую царицу, роль которой была определяющей в восстановлении мира. Изэт не в счет. Чтобы окончательно скрепить наш союз, Рамзес должен жениться на хеттке.

— Может быть, ваша дочь могла бы стать второй женой и…

— Она будет царицей Египта или…

Хаттусили остановился, как будто слова, которые он собирался произнести, пугали его самого.

— Почему Рамзес упорно отказывается от нашего предложения? — примирительным тоном спросила императрица.

— Я повторяю, потому что фараоны не разводятся с Великой Супругой. Это противоречит Закону Маат.

— Это окончательное решение?

— Боюсь, что да, Ваше Величество.

— Рамзес сознает последствия отказа?

— Фараон озабочен только одним: поступать по справедливости.

Хаттусили встал.

— Разговор окончен. Передай моему брату Рамзесу: или он как можно скорее назначает дату свадьбы с моей дочерью, или будет война.

Глава 12

У Амени болела спина, но у него не было времени, чтобы обратиться к лекарю. Дел, как всегда, было невпроворот, к тому же следовало помочь Ка в подготовке второго праздника возрождения царя. Рамзес хотел отсрочить ритуал, объясняя это прекрасным самочувствием, но старший сын, ссылаясь на авторитет древних текстов, настоял на своем.

Амени ценил пунктуальность Ка и любил беседовать с ним о литературе, но повседневные заботы слишком обременяли личного писца и носителя сандалий Фараона, чтобы наслаждаться изящной словесностью.

После окончания большого совета, на котором Рамзес говорил о необходимости посадки деревьев в провинциях юга и пожурил ответственного за ремонт плотин, опаздывавшего к назначенному сроку, Амени прогуливался с Фараоном в дворцовом саду.

— У Твоего Величества есть новости об Аша?

— Он благополучно прибыл в Хаттусу.

— Убедить Хаттусили отказаться от своих требований будет нелегко.

— Разве Аша не справлялся с более трудными проблемами?

— Но на этот раз ситуация слишком непредсказуема.

— Есть ли сведения, о которых участникам большого совета знать не обязательно?

— Да, прежде всего о Моисее и еще об одном происшествии.

— Моисей?

— Евреи оказались в трудном положении. Все их боятся, они вынуждены сражаться за каждый шаг, чтобы выжить. Если мы вмешаемся, проблема будет быстро разрешена, но речь идет о Моисее, нашем друге, и я знаю, что ты предоставишь события судьбе.

— Раз ты знаешь ответ, зачем задавать вопрос?

— Стража пустыни остается бдительной. Если евреи решат вернуться, что ты предпримешь?

— Когда они вернутся, ни Моисея, ни меня не будет на этом свете. Ты упомянул еще об одном происшествии?

— Мы не получили ожидаемого нами груза ладана.

— Почему, Амени?

— Я получил длинное сообщение финикийского купца: сильный град побил деревья, уже пораженные болезнью. В этом году урожая не будет.

— Подобное когда-нибудь уже случалось?

— Я справился в архивах и могу тебе ответить утвердительно. К счастью, такие явления довольно редки.

— Наши запасы ладана достаточны?

— Для храмов не будет никаких ограничений. Я уже распорядился, чтобы финикийские купцы как можно быстрее доставили нам следующий урожай, тогда мы сможем восстановить запасы.

Райя ликовал. Он позволил себе выпить (он, никогда не пьющий!) подряд две чаши крепкого пива; голова немного закружилась, но как было не напиться по поводу целой череды маленьких успехов, которые приведут в итоге к значительной победе?

Общение с сирийцами превзошло все ожидания. Огонь, разожженный Райя, оживил слабеющую энергию побежденных, завистников и ревнивцев. К сирийцам присоединились хетты, разочарованные правлением Хаттусили, которого обвиняли в мягкости и неспособности восстановить боевой дух империи. Когда одни и другие тайно встретились с Урхи-Тешшубом на складе Райя, ликование было всеобщим. С таким предводителем они достигнут своей цели.

Были и еще радостные новости, о которых Райя сообщит Урхи-Тешшубу, когда тот перестанет любоваться тремя обнаженными нубийками, танцевавшими в честь молодоженов — сына хеттского императора и госпожи Танит.

Богатая финикийка жила одновременно и в раю и в аду. В раю, потому что любовник удовлетворял ее в любое время дня и ночи с неистощимой энергией и страстностью, заставлявшими ее стонать от удовольствия. В аду, потому что боялась его побоев. Она, которая до этого вела свободную жизнь, стала рабыней, покорной и запуганной.

Сотня гостей Танит и Урхи-Тешшуба не могли отвести глаз от трех молодых танцовщиц. Их круглые, упругие груди и длинные стройные ноги возбуждали самых пресыщенных. Но эти прелестные артистки являлись неприкосновенными. Как только закончится выступление, они исчезнут, ни с кем не заговорив. И нужно будет ждать следующего представления на каком-нибудь роскошном пире, подобном этому, чтобы снова увидеть столь великолепное зрелище.

Урхи-Тешшуб отошел от жены, разговаривавшей с двумя деловыми людьми, готовыми подписать любой договор, лишь бы не пропустить ни одного танцевального па артисток. Хетт взял виноградную гроздь и сел на подушки у колонны, разрисованной оригинальным орнаментом. С другой стороны сел Райя. Не глядя друг на друга, они могли тихо разговаривать, пока играли музыканты.

— Есть что-нибудь срочное, Райя?

— Я поспорил для предлога с одним старым придворным на две мои самые красивые вазы. Дворец в волнении из-за невероятных слухов. Уже два дня я пытаюсь получить им подтверждение. Дело мне кажется серьезным.

— О чем идет речь?

— Для укрепления мира император Хаттусили требует, чтобы Рамзес женился на его дочери.

— Ну и что же в этом такого?

— Нет, нет, Хаттусили хочет, чтобы она стала Великой Супругой Фараона.

— Хеттка — царица Египта?

— Именно.

— Немыслимо!

— Рамзес якобы отказался развестись с Красавицей Изэт и уступить требованиям Хаттусили.

— Иначе говоря…

— Да, господин, это война!

— Но она помешает нашим планам.

— Об этом рано говорить. По-моему, лучше ничего не менять, пока мы не будем уверены. Аша, по слухам, находится в Хаттусе, он ведет переговоры с императором. Там у меня осталось много друзей, и скоро мы узнаем о ходе событий. Но это не все… Я хотел бы, чтобы вы встретились с одним интересным человеком.

— Где он?

— Спрятался в саду. Мы могли бы…

— Приведи его в мою спальню и ждите меня там. Пройдя за виноградником, войдите в дом через кладовую для белья. Как только закончится пир, я приду.

Когда ушли все гости, Танит повисла на шее у Урхи-Тешшуба. В ней пылал огонь, погасить который мог только ее возлюбленный. Почти нежно он увлек ее в спальню, любовное гнездышко, обставленное изысканной мебелью, искусно составленными букетами и курильницами для благовоний. Перед тем как переступить порог, Танит сорвала с себя платье.

Урхи-Тешшуб толкнул ее в комнату.

Танит подумала о новой игре, затеянной возлюбленным, но застыла, увидев Райя, сирийского купца, рядом со странным человеком с вьющимися волосами, квадратным лицом и черными глазами, в которых светились жестокость и безумие.

— Кто… Кто вы? — спросила она.

— Друзья, — ответил Урхи-Тешшуб.

Испуганная Танит схватила льняную простыню, чтобы прикрыть ею свои роскошные формы. Озадаченный Райя не понимал, для чего хетт привел финикийку на эту встречу. Незнакомец с жестоким взглядом оставался неподвижным.

— Я хочу, чтобы Танит услышала все, что будет здесь сказано, — заявил Урхи-Тешшуб, — она станет нашей сообщницей и союзницей. Отныне ее состояние послужит нашему делу. Если же она предаст нас, то будет уничтожена. Согласен?

Незнакомец утвердительно кивнул, Райя сделал то же самое.

— Видишь, моя дорогая, у тебя не будет возможности ускользнуть от нас троих или от тех, кто нам повинуется. Я ясно выразился?

— Да… О, да!

— Ты обещаешь нам подчиняться?

— Даю слово, Урхи-Тешшуб!

— Ты об этом не пожалеешь.

Правой рукой хетт прикоснулся к груди своей супруги. Страх, охвативший Танит, тут же исчез.

Хетт повернулся к Райя:

— Представь мне твоего гостя.

Успокоившийся сирийский купец медленно заговорил:

— Нам повезло, очень повезло… Осведомителями на территории Египта руководил ливийский маг по имени Офир. Он очень навредил царской семье. Люди Серраманна выследили его, и Офир был предан суду и казнен. Это тяжелая потеря для нас. Но некто решил продолжить дело Офира и отомстить за него: его брат Малфи.

Урхи-Тешшуб смерил ливийца взглядом с ног до головы.

— Похвальное решение… Но как он рассчитывает это сделать?

— Малфи — вождь самого воинственного племени Ливии. Единственный смысл его жизни — это сокрушить Египет.

— Он согласится беспрекословно мне повиноваться?

— Он станет повиноваться вам при условии, что вы уничтожите Рамзеса и Египет.

— Решение принято. Ты станешь посредником между мной и нашим ливийским союзником. Пусть его люди будут готовы к действию.

— Малфи сумеет быть терпеливым, господин. Уже столько лет Ливия надеется смыть кровью бесчестие, нанесенное Фараоном.

— Пусть он ждет моих указаний.

Ливиец удалился, не произнеся ни одного слова.

Глава 13

Хотя солнце уже давно взошло, во дворце Пи-Рамзеса царила тишина. Придворные и слуги передвигались по коридорам, словно тени, стараясь не производить шума.

Гнев Рамзеса ужаснул всех обитателей дворца. Старые слуги, знавшие Фараона с молодых лет, никогда не видели его в таком волнении; сила Сета проявилась с неистовством грозы, ошеломившей свои жертвы.

У Рамзеса болели зубы.

В первый раз за пятьдесят пять лет он чувствовал себя разбитым невыносимой болью. Разозлившись на убогость стараний лекарей дворца, он приказал им убираться с глаз долой. Кроме Амени, никто не знал, что гнев Фараона имел и другую причину: Хаттусили удерживал Аша в хеттской столице под предлогом продолжения переговоров. Уж не взял ли он Аша в заложники?

Надежды двора были обращены только к одному человеку: главному лекарю царства. Если ему не удастся помочь Фараону, настроение последнего грозило резко ухудшиться.

Несмотря на боль, Рамзес продолжал работать с единственным человеком, способным выносить его в моменты гнева — Амени. Когда работаешь, считал писец, нет необходимости быть любезным, и то, что царь пребывал в плохом расположении духа, не мешало решать срочные дела.

— Хаттусили наплевать на Египет, — заявил Фараон.

— Быть может, он ищет выход, — подсказал Амени. — Твой отказ — это нестерпимое оскорбление, но именно хеттский император примет решение о начале войны.

— Эта старая лиса свалит ответственность на меня!

— Аша тонко сыграл свою роль. Я уверен, что Хаттусили растерялся.

— Ты ошибаешься! Он уязвлен поражением при Кадеше и стремится восстановить репутацию.

— Как только Аша пришлет тебе послание, мы узнаем правду. Благодаря секретному коду, который он использует, ты узнаешь, свободен он или пленник.

— Его удерживают против его воли, это очевидно.

Раздался осторожный стук в дверь.

— Я не желаю никого видеть, — заявил царь.

— Это может быть главный лекарь, — возразил Амени и пошел открывать дверь.

На пороге стоял великий управляющий Домом Рамзеса. Он умирал от страха при мысли о том, что беспокоит Фараона.

— Пришел главный лекарь, — прошептал он. — Ваше Величество согласны его принять?

Великий управляющий и Амени посторонились, чтобы впустить молодую женщину, прекрасную, как весенняя заря, как распускающийся лотос, как сверкающая волна Нила. У нее были густые волосы, тонкие и нежные черты лица, отливающие золотом, а глаза цвета летнего неба. Шею украшало ожерелье из ляпис-лазури, на запястьях и щиколотках — браслеты из сердолика. Льняное платье позволяло угадать упругую высокую грудь, совершенную форму бедер, длинные стройные ноги. Неферет — что означало «Прекрасная, совершенная, великолепная…». Какое другое имя она могла бы носить? Даже Амени, у которого не было времени интересоваться женщинами, признал, что ее красота могла бы соперничать только с красотой Нефертари.

— Вы очень поздно пришли, — пожаловался Рамзес.

— Я огорчена, Ваше Величество. Я находилась в провинции, чтобы произвести хирургическое вмешательство, которое, надеюсь, спасет жизнь одной девочке.

— Ваши лекари дураки и неумехи!

— Медицина одновременно и искусство и наука. Быть может, им не хватило умения.

— К счастью, старый лекарь Парьямаху удалился на покой. Все, кого он больше не лечит, имеют возможность остаться в живых.

— Но вы страдаете.

— У меня нет времени для страданий, Неферет! Вылечите меня как можно быстрее.

Амени свернул папирус, который он только что хотел представить на рассмотрение Рамзесу, поклонился Неферет и ушел в свой кабинет. Носитель сандалий Фараона не переносил ни криков боли, ни вида крови.

— Ваше Величество соизволит открыть рот?

Неферет осмотрела своего именитого пациента. Чтобы стать знающим лекарем, способным лечить разные болезни, она изучала медицинские трактаты древних, собирала народные рецепты, много работала в дворцовой лаборатории, изготовляя собственные лекарства.

— Вас вылечит знающий лекарь, Ваше Величество.

— И им будете вы и никто другой.

— Я могу вам предложить очень хорошего специалиста…

— Вы и немедленно. Вы рискуете своей должностью.

— Идите со мной, Ваше Величество.

Дворцовая лаборатория располагалась в просторном светлом помещении, на белых стенах которого были изображены лекарственные растения.

Царь сел в удобное кресло, откинув голову назад, затылок покоился на подушке.

— Для обезболивания, — пояснила Неферет, — я использую одно из лекарств Сетау. Вы ничего не почувствуете.

— Какова природа болезни?

— В результате воспалительного процесса образовался нарыв, который я сейчас ликвидирую. Зуб удастся спасти, я поставлю пломбу. Что касается другого больного зуба, я впрысну специфическое лекарство, оно изготовлено из лекарственной охры, меда, бобовой муки, измельченного плода смоковницы, порошка кварцита, тмина, горькой тыквы, бриона, клея акации и «пота» подмаренника, которое «откормит болезнь», как говорим мы, лекари.

— Как вы смогли определить состав лекарства?

— У меня есть медицинские трактаты, они написаны древними мудрецами, Ваше Величество, и я проверяю состав моим любимым инструментом.

Между большим и указательным пальцем Неферет держала льняную нить, на конце которой покачивался маленький кусочек гранита в форме ромба. Он начинал быстро вращаться над правильно подобранным составом лекарства.

— Вы поступаете так же, как мой отец.

— И как вы сами, Ваше Величество. Разве не вы нашли воду в пустыне? Но это не все: после этой небольшой операции нужно будет лечить десны и втирать каждый день пасту из бриона, можжевельника, плода смоковницы, ладана и лекарственной охры. А если боль возобновится, вы должны выпить отвар коры ивы[4], это очень эффективное противовоспалительное средство.

— Что еще я должен сделать, госпожа?

— Исследование вашего пульса и глазного дна показывает, что вы наделены исключительной энергией, которая позволит вам преодолеть многие болезни, но ваша старость будет сопровождаться ревматизмом…

— Надеюсь умереть до этой немощи!

— Вы воплощаете мир и счастье, Ваше Величество. Египет хочет, чтобы вы правили долго, очень долго. Поэтому лечиться — ваш настоятельный долг. Сто десять лет — это возраст мудрецов. Птахотеп, только достигнув этого возраста, начал писать свои знаменитые трактаты.

Рамзес улыбнулся:

— Когда на вас смотришь и слушаешь, боль исчезает.

— Это действие обезболивающего вещества, Ваше Величество.

— Вы довольны моей заботой о здоровье народа?

— Скоро я составлю свой отчет. В целом ситуация удовлетворительная, но никогда об общественной и личной гигиене не скажешь, что ее достаточно. Благодаря ей в Египте нет эпидемий. Ваш управляющий Двойного Дома золота и серебра не должен скупиться на покупку редких и дорогих веществ, которые входят в состав лекарств. Я узнала, что мы не получили обычной поставки ладана, а я не могу без него обойтись.

— Не волнуйтесь, запасы ладана обильны.

— Вы готовы, Ваше Величество?

Рамзес не дрогнул перед тысячей хеттских воинов у Кадеша. Но когда он увидел, как к его рту приближаются медицинские инструменты, он закрыл глаза.

Колесница Рамзеса неслась так быстро, что конь Серраманна едва за ней поспевал. С тех пор как Неферет с помощью чудодейственных лекарств вылечила Фараона, энергия его удвоилась. Только Амени, несмотря на боли в спине, удавалось приспособиться к рабочему ритму Рамзеса.

Послание Аша успокоило царя. Дипломат не был пленником, но оставался в Хаттусе для ведения переговоров, а как долго они продлятся, Аша не знал. Как предполагал Амени, хеттский император боялся сделать первый шаг к новому конфликту.

В Нижнем Египте период паводка заканчивался в конце сентября, самое приятное и теплое время года. Колесница царя неслась вдоль канала, обслуживавшего деревни. Никто, даже Амени, не знал причины срочной поездки.

После смерти Шенара, старшего брата царя, и его сообщников, обеспечить безопасность Рамзеса было гораздо легче. Но свобода передвижений Урхи-Тешшуба беспокоила гиганта сарда, который был уверен, что хетт готовит какое-то преступление.

Рамзес остановился у дерева, растущего у края канала. Его копьевидные листья были восхитительны.

— Иди сюда, Серраманна! Согласно архивам Дома Жизни, это самая старая ива Египта. Из ее коры извлекают противовоспалительное вещество, которое мне помогло. Вот почему я пришел поблагодарить его. И я сделаю больше: своими руками я посажу саженцы ивы у водоемов в Пи-Рамзесе и прикажу сделать это по всей стране. Боги и природа дали нам все, сделаем же так, чтобы их сокровища принесли плоды.

«Ни одна другая земля, — подумал старый разбойник, — не смогла бы породить такого царя».

Глава 14

Ледяной ветер дул на высоком Анатолийском плато. Осень в Хаттусе была иногда похожа на зиму. Аша не мог пожаловаться на гостеприимство Хаттусили. Пища была довольно сносной, хотя и простой, и две молодые хеттки, которым было поручено его развлекать, выполняли свои обязанности с усердием и рвением.

Но ему не хватало Египта и Рамзеса. Аша хотел состариться в тени Фараона, ему он служил всю жизнь и ради него он готов был пренебречь самыми большими опасностями. Рамзес обладал истинной силой, которая завораживала юного Аша во время обучения в Мемфисе, именно он, а не Моисей, как ошибочно считал Аша когда-то. Моисей пытался достичь возвышенной и окончательной истины, Рамзес же день за днем строил истину цивилизации и народа, потому что поклонялся Маат, невидимому принципу жизни. Как и его предшественники, Рамзес знал, что все застывшее ведет к смерти. Поэтому он походил на музыканта, способного играть на многих инструментах и беспрерывно создавать новые мелодии из одних и тех же нот вечности. Рамзес не злоупотреблял властью, данной богами, он желал, чтобы в стране восторжествовала справедливость, и верно служил Закону Маат. Народ Египта, считал Фараон, должен жить свободно и счастливо. Видеть, как царствует Рамзес, все равно, что наблюдать за работой скульптора, ваяющего бога.

Одетый в шерстяной красно-черный плащ, похожий на тот, что носил его покойный брат, Хаттусили вошел в апартаменты, отведенные главе египетской дипломатии:

— Ты доволен моим гостеприимством, Аша?

— Не может быть и лучше, Ваше Величество.

— Этот ранний холод тебя не огорчает?

— Я бы солгал, если б утверждал обратное, в это время года на берегах Нила так тепло.

— Каждая страна имеет свои преимущества… Ты больше не любишь Хеттию?

— Чем больше стареешь, Ваше Величество, тем больше становишься домоседом.

— У меня хорошая новость: мои раздумья закончены. Завтра ты можешь отправляться в обратный путь в Египет. Но у меня есть и плохая новость: мои требования остались прежними. Моя дочь должна стать Великой Супругой Фараона.

— А если Фараон будет настаивать на своем отказе?

Хаттусили повернулся спиной к египтянину:

— Вчера я созвал военачальников и приказал им готовить войска к войне. Поскольку мой брат Фараон попросил у меня железо, я приказал изготовить для него единственное в своем роде оружие.

Император повернулся и вытащил из плаща железный кинжал, который он вручил Аша.

— Прелесть, правда? Легкий и удобный, но способный пронзить любой щит. Я показал кинжал военачальникам и пообещал им, что собственной рукой вытащу его из трупа моего брата Рамзеса, если он отвергнет мои условия.

Закат солнца окрасил храм Сета в малиновый цвет, самое странное здание Пи-Рамзеса. Храм, где проживал повелитель космоса, был построен на месте столицы гиксосов, ненавистных захватчиков, которым удалось изгнать первых царей восемнадцатой династии. Рамзес преобразовал это пагубное место в центр положительной энергии; он смело встретился лицом к лицу с Сетом и присвоил его силу.

Здесь, в таинственном месте, где осмеливался бывать только сын Сети, Фараон черпал необходимую силу для предстоящей битвы.

Когда Фараон вышел из храма, к нему подошел его младший сын Меренптах:

— Ваше поручение выполнено, отец.

— Ты поработал быстро…

— Ни одно помещение для воинов Пи-Рамзеса и Мемфиса не избежало моего обследования.

— Ты не оказываешь доверия отчетам высших военачальников?

— Ну…

— Говори откровенно.

— Нет, Ваше Величество.

— Почему?

— Я наблюдал за ними. Эти люди так уверовали в мир, который ты установил, что забывают проводить учения. Уверенная в своей силе, гордая своими прошлыми победами наша армия спит.

— Что ты можешь сказать о вооружении наших войск?

— Количество оружия достаточное, а качество весьма сомнительное. Ремесленники работают не спеша, многие колесницы нуждаются в ремонте.

— Займись этим.

— Это вызовет недовольство среди военных.

— Когда на карту поставлена судьба Египта, разве может иметь значение чье-то недовольство? Веди себя как настоящий главнокомандующий, назначь на ответственные посты надежных людей, дай армии необходимое вооружение. Не показывайся мне на глаза, пока не выполнишь мой приказ.

Меренптах склонился перед Фараоном.

Отец мог бы говорить со своим сыном не так сурово, но Рамзес был повелителем Двух Земель, а Меренптах его возможным наследником.

Красавица Изэт потеряла сон.

Да, она была счастлива: каждый день видеть Рамзеса, обмениваться с ним сокровенными мыслями, быть рядом во время ритуалов и церемоний… И оба ее сына, Ка и Меренптах, занимали высокие должности.

Но в сердце Изэт поселилась тревога, будто избыток счастья терзал ее и лишал сил. Причина бессонных ночей была установлена: Нефертари стала творцом мира, а она, Изэт, как Елена Троянская, станет причиной ужасной войны.

Благодаря активным действиям Меренптаха, к которому высшие военачальники относились с уважением, Пи-Рамзес постепенно превращался в военный лагерь. Возобновились военная подготовка и изготовление оружия.

Служанка царицы заволновалась:

— Когда я смогу причесать вас, Ваше Величество?

— Царь проснулся?

— Уже давно!

— Он просил что-нибудь передать?

— Он предупредил вашего дворецкого, что будет весь день работать с визирем и комендантами крепостей Ханаана, их срочно вызвали в Пи-Рамзес.

— Распорядись приготовить мои носилки.

— Но Ваше Величество, вы едва причесаны, я не надела вам парик, я…

— Поторопись.

Из дворца Красавица Изэт направилась в ведомство Амени.

Царице показалось, что она попала в настоящий улей. Двадцать писцов обрабатывали внушительное количество папирусов, и у них не было ни секунды для болтовни. Их нужно было читать, делать пометки для личного писца царя, сортировать, сдавать в архив, не допуская проволочек.

Изэт прошла через зал с колоннами, некоторые чиновники даже не подняли глаз. Когда она появилась в кабинете Амени, тот жевал кусок хлеба, намазанный гусиным жиром, и составлял послание управляющему хлебными амбарами.

Удивленный носитель сандалий Рамзеса встал:

— Ваше Величество…

— Садитесь, Амени. Мне нужно с вами поговорить.

Царица закрыла деревянную дверь кабинета и задвинула засов. Писец почувствовал себя неловко. Насколько он восхищался Нефертари, настолько же ненавидел Изэт, с которой у него уже были стычки. Вопреки обыкновению она выглядела неважно: потускневший взгляд, усталое лицо.

— Мне необходима ваша помощь, Амени.

— Не понимаю, Ваше Величество…

— Перестаньте хитрить. Я знаю, что двор с облегчением вздохнет, если Фараон со мной расстанется.

— Ваше Величество!

— Это так, и я ничего не могу изменить. Вы знаете все, что думает об этом народ?

— Это довольно деликатное дело…

— Я хочу знать правду.

— Вы — Великая Супруга Фараона, это не должно вас беспокоить.

— Правду, Амени.

Писец опустил глаза, сделав вид, будто сосредоточился на своем папирусе.

— Нужно понять народ, Ваше Величество. Он привык к миру.

— Народ любил Нефертари, а меня он совсем не ценит: вот правда, которую вы пытаетесь от меня скрыть.

— Таковы обстоятельства, Ваше Величество.

— Поговорите с Рамзесом, скажите ему, что я сознаю серьезность ситуации и готова пожертвовать собой, чтобы предотвратить войну.

— Рамзес принял решение.

— Настаивайте, Амени, умоляю вас.

Личный писец царя был убежден в искренности Красавицы Изэт. В первый раз Амени подумал о том, что она достойна быть царицей Египта.

Глава 15

— Почему ты откладываешь свой отъезд, Аша? — спросил император Хаттусили.

— Потому что еще надеюсь заставить вас отказаться от принятого решения.

Неуклюжий в красно-черном шерстяном плаще и шапке, повелитель хеттов боялся сквозняков, гуляющих по ледяным залам его дворца. Даже закутавшийся в просторную шерстяную накидку глава египетской дипломатии чувствовал уколы холода.

— Это невозможно, Аша.

— Неужели вы развяжете бессмысленную войну из-за женщины? Троя должна послужить нам примером. Зачем делать нас рабами кровавого безумия? Царицы должны давать жизнь, а не смерть.

— Твои доводы превосходны, но такие египтяне! Хетты не простят мне этого. Если я уступлю Рамзесу, моя власть пошатнется.

— Никто вам не угрожает.

— Если мое поведение заденет гордость хеттских воинов, я долго не проживу. Мы воинственный народ, Аша, заменит меня другим императором.

— Рамзес заинтересован, чтобы ваше царствование было длительным, Ваше Величество.

— Могу ли я тебе верить?

— Клянусь самым дорогим для меня: жизнью Рамзеса.

Мужчины прошлись по террасе дворца, возвышавшегося над столицей и ощетинившегося сторожевыми башнями. Армия была повсюду.

— Вы не устали воевать, Ваше Величество?

— Войны мне надоели, но без них Хеттская империя исчезнет.

— Египет не любит воевать. Он предпочитает жить мирно, строить храмы. Разве битва у Кадеша не принадлежит прошлому?

— Не заставляй меня, Аша, признаться в том, что я хотел бы родиться египтянином!

— Новый конфликт между Египтом и хеттами превратится в катастрофу, которая ослабит наши державы на пользу Ассирии. Согласитесь, чтобы ваша дочь стала второй супругой Рамзеса, а Красавица Изэт осталась Великой Супругой Фараона.

— Я не могу отступить, Аша.

Верховный сановник Рамзеса Великого посмотрел на нижний город, в центре которого располагался храм бога грозы и богини солнца.

— Люди — порочные и опасные животные, — заметил он. — Они оскверняют землю и уничтожают самих себя. Когда люди вовлечены в процесс разрушения, который они сами же и создали, ничто не заставит их его прекратить. Откуда это упрямое стремление к собственной погибели?

— Потому что люди все больше и больше удаляются от богов, — ответил Хаттусили. — А боги этого не прощают.

— Это забавно, Ваше Величество… Вы вынуждаете меня признаться, что я провел свою жизнь в борьбе за Маат, за гармонию между небом и землей, как если бы все остальное было всего лишь пустяком.

— Иначе разве ты был бы другом Рамзеса?

Ветер стал порывистее, холод усилился.

— Лучше вернуться, Аша.

— Это слишком глупо, Ваше Величество.

— Таково мое мнение, и мы ничего не можем поделать, ни ты ни я. Пожелаем, чтобы боги хеттов и Египта стали свидетелями нашего чистосердечия и сделали чудо.

На набережной речного порта Пи-Рамзеса кишела перевозбужденная толпа. В этот день многочисленные корабли из Мемфиса, Фив и других южных городов выгружали свои товары. Рынок столицы, обычно очень оживленный, собрал так много народа, что некуда было ступить. Владельцы лучших торговых мест, среди которых были и женщины, в совершенстве освоившие это занятие, надеялись получить большие прибыли.

Держась за руки, Урхи-Тешшуб и Танит прогуливались среди зевак, осматривая ткани, сандалии, шкатулки из драгоценного дерева и другие чудеса. Весь Пи-Рамзес был здесь, и прекрасная финикийка улыбалась многочисленным знакомым, которые с интересом поглядывали на хетта.

С глубоким удовлетворением хетт отметил, что люди Серраманна больше за ним не следили. Преследовать добропорядочного жителя столицы являлось преступлением, и Урхи-Тешшуб непременно подал бы жалобу.

— Я могу… купить? — умоляюще спросила Танит.

— Полноте, моя дорогая, ты совершенно свободна.

Танит увлеченно набросилась на покупки, чтобы усмирить свою нервозность. Переходя от торговца к торговцу, супруги остановились перед прилавком Райя. Сирийский купец предлагал оловянные чаши, тонкие алебастровые вазы и флаконы для благовоний из цветного стекла, которые раскупали щеголихи. Пока Танит упорно торговалась с одним из помощников Райя, тот подошел к Урхи-Тешшубу.

— Превосходные новости из Хаттусы: переговоры, которые вел Аша, потерпели неудачу. Император не отказался от своих требований.

— Так они прерваны окончательно?

— Аша возвращается в Египет. Ответ Хаттусили Рамзесу — железный кинжал, который император пообещал вытащить из трупа Рамзеса.

Урхи-Тешшуб долго молчал:

— Вечером сам принеси товары, их купит у тебя моя жена.

С каждым днем Сетау удивлялся все больше и больше. Как Лотос, его красивой жене-нубийке, удавалось не стареть? Ведь она не пользовалась ни мазями, ни притираниями, только колдовство сохраняло нетронутой красоту, перед которой ее муж был не в силах устоять. Любовь с ней была восхитительной игрой с неисчерпаемыми фантазиями.

Сетау поцеловал груди Лотос.

Вдруг она насторожилась:

— Ты не слышал шум?

— Твое сердце стучит немного сильнее…

Пылкость Сетау воспламенила Лотос, которая думала теперь о разделенном и опьяняющем удовольствии.

Нежданная посетительница остановилась. Она проникла в лабораторию, надеясь, что супругов там не окажется; живя в Пи-Рамзесе, они неохотно расставались с сосудами с ядом королевской или черной кобры, свистящей или рогатой змеи. При поддержке главного лекаря царства они изготавливали новые лекарства и старались улучшить старые. Пиры и светские развлечения им претили. Вместо того чтобы впустую тратить время, не лучше ли заняться изучением целебных свойств змеиных ядов, способных не только убивать, но и спасать жизнь?

Томные вздохи и прерывистое дыхание успокоили посетительницу. Любовники были слишком заняты, чтобы заметить ее присутствие. Стараясь не шуметь, женщина стремилась завладеть флаконом с ядом. Но какой выбрать? Праздный вопрос. Разве эти яды не стоили друг друга? В необработанном виде их действие становилось опасным.

Шаг, другой, третий… Еще немного, и она будет в самом сердце лаборатории.

Вдруг возник силуэт.

Испуганная женщина остановилась. В полутьме она узнала королевскую кобру, которая раскачивалась из стороны в сторону, готовая напасть. Страх был так велик, что крик застрял у нее в горле. Однако инстинкт подсказал ей, как следует избежать опасности, необходимо медленно, незаметно пятиться назад.

Ей показалось, что бегство длилось целую вечность. Когда женщина исчезла, сторожевая кобра снова уснула.

Амени пересчитал папирусы: сорок два, по одному на провинцию. Результаты изменятся в зависимости от количества каналов и водоемов. Благодаря большому озеру, сооруженному фараонами Среднего Царства Фаюм, где и так росли многочисленные виды деревьев, столица будет в выгодном положении. В соответствии с распоряжениями Рамзеса ивы посадят по всему Египту, и лаборатории храмов извлекут из коры обезболивающие вещества, которые лекари используют в медицинской практике.

Увеличение работы вызвало у Амени приступ ярости, от которого пострадали его подчиненные, но указания Фараона не обсуждались. К счастью, носитель сандалий царя не занимался подготовкой к войне! Меренптах прекрасно справлялся со своими обязанностями и не приходил с жалобами в его кабинет.

С папирусами в руках Амени преградил путь Фараону, который направлялся в храм Амона для совершения вечернего обряда.

— Твое Величество может уделить мне минуту времени?

— Только для срочного дела.

— Ладно, я не настаиваю…

— Твоя уловка не случайна. Что тебя тревожит?

— Красавица Изэт приходила посоветоваться со мной.

— Она что заинтересовалась государственными делами?

— Она не хочет быть причиной конфликта с хеттами. Должен признаться, ее искренность меня тронула.

— Раз уж очарование Изэт на тебя так подействовало, не в опасности ли царство?

— Это серьезно, Твое Величество. Великая Супруга Фараона действительно не хочет быть причиной новой войны.

— Эта проблема решена, Амени. Если мы уступим хеттам, сражения, которые мы вели, окажутся бесполезными. Расстаться с Великой Супругой Фараона — значит открыть двери варварам. Изэт не должна ни в чем обвинять себя. Единственный виновник — это Хаттусили.

Глава 16

В Хаттусе шел ледяной дождь. Обоз главы египетской дипломатии был готов к отъезду. Элегантная в своем красном платье с бахромой императрица пришла попрощаться с Аша.

— Император заболел, — пояснила она.

— Надеюсь, ничего серьезного?

— У него лихорадка, но она быстро пройдет.

— Пожелайте ему выздоровления, Ваше Величество.

— Меня удручает срыв переговоров, — призналась Путухепа.

— Меня тоже, Ваше Величество.

— А если Рамзес в конце концов уступит?

— Не будем питать иллюзий.

— Я никогда не видела вас таким мрачным, Аша.

— Остается только надеяться на чудо и… на вас. Вы не смогли бы смягчить непримиримость вашего супруга?

— Пока я потерпела неудачу… но я продолжу.

— Ваше Величество, я хотел вам сказать… Нет, это пустяки.

— Я вас слушаю.

— Но это действительно пустяки.

Как Аша мог признаться хеттской императрице, что среди всех женщин, которых он встречал на своем пути, она была единственной, на ком бы он с радостью женился? Это было бы непростительной бестактностью.

Аша пристально посмотрел на Путухепу, будто хотел запечатлеть в своей памяти ее лицо. Потом поклонился.

— Не уезжайте опечаленным, Аша, я сделаю все, чтобы избежать наихудшего.

— Я тоже, Ваше Величество.

Когда обоз тронулся к югу, Аша не обернулся.

Сетау чувствовал себя на верху блаженства. Он вышел из спальни, не разбудив Лотос, нагую и такую волнующую. Он на мгновение замешкался, затем направился в свою лабораторию. Яд рогатой змеи, собранный прошлой ночью, должен быть обработан опием. Управление нубийской провинцией не мешало заклинателю змей заниматься рептилиями.

Молодая служанка, принесшая блюдо с фруктами, застыла на месте. Испуганная грубыми повадками Сетау, она не осмелилась убежать. Разве этот человек, ловивший ядовитых змей, не боясь быть ужаленным, не колдун?

— Я голоден, девочка. Принеси мне сушеной рыбы, молока и свежего хлеба.

Дрожащая служанка повиновалась. Сетау вышел в сад и растянулся на траве, чтобы впитать соки земли. Он с аппетитом поел, потом, напивая песенку, предназначенную для искушенных ушей, пошел в помещение дворца, отведенное для опытов.

На нем не было его обычной одежды, туники из шкуры антилопы с противоядиями от укусов змей. Эти вещества нужно было использовать с осторожностью, потому что лекарство могло оказаться хуже, чем болезнь. Благодаря этой передвижной аптеке Сетау мог победить любые недуги.

Перед тем как заключить в объятия Лотос, он положил тунику на низкое сиденье. Нет, он ошибается… Это было в другой комнате. Сетау обыскал маленький зал с колоннами, душевую, уборную.

Тщетно.

Последняя надежда: спальня. Да, конечно… Именно там он оставил свою драгоценную тунику.

Лотос проснулась. Сетау нежно поцеловал ее груди:

— Скажи, дорогая… куда ты положила мою тунику?

— Я никогда к ней не прикасаюсь.

Сетау безуспешно обыскал спальню.

— Она исчезла, — подвел итог своим поискам Сетау.

Серраманна надеялся, что на этот раз Рамзес возьмет его с собой, наконец он сразится с хеттами. Уже много лет бывший разбойник мечтал об этом. С каким удовольствием он перережет глотки анатолийским варварам и отрубит руки побежденным, чтобы сосчитать их количество! Когда царь давал сражение у Кадеша, гигант сард, получивший приказ обеспечить безопасность царской семьи, остался в Пи-Рамзесе. С тех пор он обучил людей, способных справиться с данной задачей, чтобы самому освободиться от этой обязанности.

Вторжение Сетау в помещение, где тренировался сард, его удивило. Они часто ссорились, но тем не менее научились ценить друг друга, зная, что их объединяет одно: верность Рамзесу.

Бывший пират перестал колотить кулаками по деревянному манекену.

— Неприятности, Сетау?

— У меня украли самое ценное: мою тунику из антилопы.

— У тебя есть какие-нибудь подозрения?

— Разумеется, какой-нибудь завистливый лекарь. Но он даже не сумеет ею воспользоваться!

— Ты можешь быть более точным?

— Увы, нет!

— Кто-то захотел сыграть с тобой злую шутку, потому что ты занимаешь высокий пост в Нубии. При дворе тебя тоже не очень-то любят.

— Нужно обыскать дворец, дома аристократов, мастерские…

— Спокойно, Сетау! Я задействую двух человек для поисков твоей туники, большего я сделать не могу, сам понимаешь — подготовка к войне…

— Ты знаешь, сколько людей она спасла?

— Знаю, но лучше бы тебе раздобыть другую!

— Легко сказать. Я к ней привык.

— Перестань, Сетау! Не делай из мухи слона, лучше давай выпьем! Потом мы вместе пойдем к лучшему кожевнику города. Рано или поздно нужно менять шкуру!

Рамзес прочел последний отчет Меренптаха, ясный и лаконичный. Его младший сын проявил прекрасную ясность ума. Когда Аша вернется из Хеттской империи, Фараон начнет последние переговоры с Хаттусили. Необходимо выиграть время, чтобы подготовить армию к войне.

Египетские войска были в лучшем состоянии, чем предполагал Рамзес. Будет легко набрать опытных наемников и ускорить обучение новобранцев. Что касается вооружения, оно быстро пополнится благодаря неустанной работе оружейников. Назначенные Меренптахом с согласия Рамзеса военачальники обеспечат армию воинами, способными одержать победу над хеттами.

Когда Рамзес возглавит армию, чтобы идти на север, уверенность в победе воспламенит сердца его воинов.

Хаттусили ошибся, отказавшись от мира. Египет не только примет вызов, но еще и возьмет инициативу в свои руки, чтобы застать врасплох анатолийских варваров. На этот раз Рамзес захватит крепость Кадеш.

Однако непривычная тревога сжимала сердце царя, как если бы он был не уверен в своих действиях. Поскольку больше не было Нефертари, чтобы осветить его путь советом, Фараон решил обратиться за помощью к богу.

Рамзес приказал Серраманна подготовить корабль, чтобы отплыть в Гермополис[5], в Средний Египет.

Когда царь поднимался по сходням, Красавица Изэт спросила у него:

— Можно мне поехать с тобой?

— Нет, мне нужно побыть одному.

— Есть новости от Аша?

— Он скоро вернется.

— Ты знаешь мои чувства, Ваше Величество, прикажи, и я повинуюсь. Счастье Египта важнее моего.

— Я признателен тебе, Изэт, но это счастье исчезнет, если Египет склонит голову перед несправедливостью.

Белый парус удалился к югу.

На краю пустыни, рядом с некрополем, где были похоронены верховные жрецы бога Тота, росла огромная пальма дум, самая высокая в округе. Согласно легенде, Тот, сердце божественного света и хозяин священного языка, являлся здесь своим приверженцам, хранившим уста от ненужных слов. Рамзес знал, что бог писцов был прохладным источником для молчаливых, источником, остававшимся за семью печатями для болтунов. Поэтому царь один день и одну ночь медитировал у подножия пальмы, чтобы усмирить бурные волны своих мыслей.

На заре громкий крик приветствовал восходящую зарю.

В трех метрах от Рамзеса стоял огромный павиан, Фараон выдержал его взгляд.

— Укажи мне дорогу, Тот, который знает тайны неба и земли. Ты открыл Закон богам и людям, ты сформировал слова могущества. Подскажи мне правильный путь, Тот, который спасет Египет.

Павиан встал на задние лапы, подняв передние к солнцу в знак поклонения. Царь повторил его жест, так как он мог смотреть на солнечный диск, не прикрывая глаз.

Голос Тота исходил отовсюду: с неба, из пальмы и из горла павиана, и Фараон принял его в свое сердце.

Глава 17

Дождь шел уже много дней, и туман мешал продвижению обоза главы египетской дипломатии. Аша был доволен ослами, которые, несмотря на большой груз, продвигались вперед уверенным шагом, не чувствуя непогоды. Египет видел в них одно из воплощений бога Сета с неисчерпаемой силой; без ослов не было бы процветания.

Аша торопился покинуть Северную Сирию, пройти через Финикию и достичь египетских провинций. Обычно путешествия его развлекали, но это становилось невыносимым, он с трудом переносил его. Пейзажи наводили на него скуку, горы его удручали, реки навевали мрачные мысли.

Ответственным за охрану обоза был воин, ранее служивший во вспомогательной армии, пришедшей на помощь Рамзесу, когда он в одиночку сражался с хеттами у Кадеша. Он хорошо знал Аша и уважал его. Подвиги Аша как дипломата и его знание местности еще больше усиливали уважение. Верховного сановника знали также как любезного человека и блестящего собеседника, но с самого отъезда он был печальным и мрачным.

Во время привала в овчарне, где животные и люди грелись вместе, воин сел рядом с Аша:

— Вы не заболели?

— Устал, не более того.

— Плохие новости, да?

— Они могли быть и лучше, но все равно, пока правит Рамзес, ситуация никогда не останется безнадежной.

— Я хорошо знаю хеттов: это жестокие завоеватели. Несколько лет перемирия сделали их еще более мстительными.

— Вы ошибаетесь. Мирный договор, возможно, будет нарушен из-за женщины. Правда, она отличается от всех других, потому что речь идет о Великой Супруге Фараона. Рамзес прав: нельзя уступать, когда под угрозой находятся основные ценности цивилизации.

— И это речь дипломата!

— Приближается старость. Я пообещал себе, что откажусь от должности, как только путешествия покажутся мне утомительными и неинтересными. Этот день наступил.

— Царь не согласится расстаться с вами.

— Я такой же упрямый, как он, и попытаюсь добиться успеха в этих переговорах. Найти мне замену будет легче, чем он думает. Среди «царских сыновей» есть прирожденные дипломаты, они превосходно послужат Египту. В нашем деле, когда гаснет любопытство, нужно уметь остановиться. Внешний мир меня больше не интересует, у меня нет иного желания, чем сидеть в тени пальм и смотреть, как течет Нил.

— Может, это временная усталость?

— Переговоры и просто болтовня меня больше не привлекают. Мое решение бесповоротно.

— У меня это тоже последнее путешествие. Наконец-то грядет отдых!

— Где вы живете?

— В деревне, недалеко от Карнака. У меня очень старая мать, и я буду счастлив помочь ей прожить спокойную старость.

— Вы женаты?

— У меня не было на это времени.

— У меня тоже, — задумчиво сказал Аша.

— Вы еще молоды.

— Я предпочитаю подождать, пока преклонный возраст погасит мое влечение к женщинам. А до тех пор буду мужественно переносить эту слабость. Надеюсь, что суд великих богов простит мне ее.

Воин разжег костер из сухих веток.

— У нас есть превосходное сушеное мясо и приличное вино.

— Я ограничусь чашей вина.

— Вы потеряли аппетит?

— Да, аппетит покинул меня. Быть может, это преддверие мудрости?

Дождь, наконец, прекратился.

— Мы могли бы отправиться в путь.

— Животные и люди устали, — возразил воин, — когда они отдохнут, то будут быстрее передвигаться.

— Я немного посплю, — согласился Аша, заранее зная, что не уснет.

Обоз пересек дубовый лес, который возвышался над крутым склоном, усеянным растрескавшимися глыбами. По узкой тропинке можно было продвигаться только гуськом. Странное чувство одолевало Аша, раньше такое чувство ему не приходилось испытывать. Он безуспешно гнал его от себя, мечтая о берегах Нила, о тенистом саде в Пи-Рамзесе, где протекут его безмятежные дни, о собаках, обезьянах и кошках, заниматься которыми у него наконец-то будет время.

Его правая рука легла на железный кинжал, врученный Хаттусили, чтобы посеять беспокойство в душе Рамзеса. Обеспокоить Рамзеса… Хаттусили плохо знал Фараона! Он никогда не дрогнет перед угрозой. У Аша возникло желание бросить оружие в реку, текущую внизу, но не этот кинжал развяжет военные действия.

Одно время Аша думал о том, как было бы хорошо упростить обычаи, стерев тем самым разницу между народами, но теперь он был убежден в обратном. Единообразие может породить чудовищ: безразличный народ, покорный бездушным государям, защищающим человека лишь затем, чтобы легче было его подавить и обезличить.

Только Рамзес способен противостоять человеческим порокам: глупости и лени, эгоизму и жестокости. И если жизнь не даст роду человеческому еще одного такого Рамзеса, то он исчезнет в хаосе и крови братоубийственных войн.

Как хорошо полагаться на Рамзеса при принятии жизненно важных решений! У Фараона не было других проводников, кроме невидимого и потустороннего. Эти таинственные силы направляли решения Фараона во благо своему народу, которому он должен служить, не думая о собственной славе. И уже тысячелетия Закон Фараонов преодолевал все препятствия и кризисы, потому что ему покровительствовал Незримый.

Когда он оставит пост верховного сановника, то соберет древние тексты о двойной природе Фараона, небесной и земной, и подарит сборник Рамзесу. Они будут говорить об этом теплыми вечерами в беседке из виноградных лоз или на берегу пруда, покрытого лотосами.

Аша повезло, очень повезло. Быть другом Рамзеса Великого, помогать ему раскрывать заговоры, устранять хеттскую угрозу… Разве можно было пожелать себе лучшего? Сто раз Аша отчаивался из-за низости и предательства, но сто раз возрождался благодаря присутствию Рамзеса, заставлявшего сиять солнце.

Засохшее дерево.

Высокое, с широким стволом и обнаженными корнями оно казалось тем не менее несокрушимым.

Аша улыбнулся. Не было ли это высохшее дерево источником жизни? Птицы находили там убежище, насекомые им питались. Оно символизировало тайну невидимых отношений между живыми существами. Кем были фараоны, если не огромными деревьями, достигающими неба, дающими пищу и защиту всему народу? Рамзес никогда не умрет, потому что его предназначение обязало его при жизни переступить порог вечности; и только знание сверхъестественного позволяло царю правильно направлять обыденное.

Аша почти не посещал храмы, но он соприкасался с Рамзесом и через космос приобщился к некоторым тайнам, носителем и хранителем которых был Фараон. Быть может, сановник Рамзеса уже устал от безмятежной жизни в тишине и покое задолго до того, как успел прожить ее, не лучше ли было оставить обыденную жизнь и вести существование затворника, чтобы познать свою душу?

Тропинка становилась крутой, лошадь Аша напряглась. Еще один перевал — и начнется спуск к Ханаану, дорога к северо-восточной границе Египта. Когда-то Аша не хотелось верить в то, что можно довольствоваться простым счастьем на земле, где он родился, вдали от шума и страстей. В утро отъезда, посмотрев в зеркало, он обнаружил первую седину; снег анатолийских гор пошел раньше времени. Знак всепобеждающей старости, которой он так боялся.

Только он знал, что его организм изможден путешествиями, риском и опасностями. Неферет, главный лекарь царства, поможет облегчить лишь некоторые недуги и замедлить ухудшение здоровья, но Аша не обладал, как Рамзес, энергией, обновляемой обрядами. Дипломат дошел до предела своих сил, и время его жизни было почти исчерпано.

Вдруг раздался ужасный крик смертельно раненного человека. Аша остановил лошадь и обернулся. Послышались и другие крики. Внизу шло сражение, с верхушек дубов летели стрелы.

С обеих сторон дороги выскочили ливийцы и хетты, вооруженные короткими мечами и копьями.

За несколько минут была истреблена половина египетских воинов. Оставшимся в живых удалось убить нескольких нападавших, но силы были неравны.

— Бегите! — посоветовал Аша воин.

Аша не колебался. Выхватив железный кинжал, он бросился на лучника ливийца, которого можно было узнать по двум перьям в волосах, схваченных черно-зеленой повязкой. Резким движением египтянин перерезал ему горло.

— Осторожно, ост…

Предупреждение воина захлебнулось в хрипе. Тяжелый меч длинноволосого великана раскроил ему череп.

В ту же минуту стрела вонзилась в спину Аша. Глава египетской дипломатии, задыхаясь, упал на влажную землю.

Сопротивление прекратилось.

Длинноволосый воин приблизился к раненому.

— Урхи-Тешшуб…

— Да, Аша, я — победитель! Наконец, я отомстил тебе, проклятому дипломату, ты способствовал моему падению! Но ты был всего лишь препятствием на моем пути. Теперь очередь за Рамзесом, который подумает, что виновником нападения является подлец Хаттусили. Что ты думаешь о моем плане?

— Что… подлец… это ты.

Урхи-Тешшуб схватил железный кинжал и всадил его в грудь Аша. Начавшийся грабеж обоза отвлек хетта. Если бы он не вмешался, то ливийцы перебили бы друг друга, деля добычу.

Аша был не в состоянии написать кровью имя Урхи-Тешшуба. Напрягая остатки покидавших его сил, он на своей тунике нацарапал указательным пальцем единственный иероглиф и умер.

Рамзес поймет этот иероглиф.

Глава 18

Во дворце царила мертвая тишина. Вернувшись из Гермополиса, Рамзес сразу же понял, что произошло нечто непоправимое. Придворные исчезли, слуги забились по углам.

— Пошли за Амени, — приказал царь Серраманна. — Я буду на террасе.

С высоты дворцовой террасы Рамзес осматривал свою столицу, одним из строителей которой был Моисей. Белые дома с бирюзовыми фасадами дремали под пальмами, гуляющие беседовали в садах у водоемов, высокие стелы, воздвигнутые у пилонов, подтверждали присутствие богов.

Бог Тот попросил Фараона сохранить мир, какие бы жертвы ни пришлось принести. Чувства Рамзеса пребывали в смятении, как найти правильный путь, который избавит от несчастий. Сердца царя достигли слова бога знания, даровавшего ему новую волю; сын Ра, солнца, воплощавшего божественный свет, был также сыном Тота, солнца ночи.

Амени был еще бледнее, чем обычно. В его глазах застыла бесконечная печаль.

— Ты, по крайней мере, скажешь мне правду?

— Аша умер, Твое Величество.

Рамзес не шелохнулся.

— При каких обстоятельствах?

— На его обоз напали. Пастух обнаружил трупы и сообщил ханаанской страже. Они отправились на место происшествия. Один из стражников узнал Аша.

— Его тело было опознано?

— Да, Твое Величество.

— Где он?

— В крепости, вместе с остальными убитыми.

— Никто не выжил?

— Никто.

— Есть ли свидетели?

— Нет.

— Пусть Серраманна отправится на место нападения, соберет улики и привезет останки Аша и его спутников.

Гигант сард и небольшой отряд воинов загнали много лошадей, чтобы добраться до крепости и вернуться обратно. Прибыв в Пи-Рамзес, Серраманна передал тело Аша бальзамировщику, который обмыл его и умастил благовониями.

Рамзес поднял своего друга на руки и положил на ложе в одной из комнат дворца.

Лицо Аша было безмятежно спокойным. Завернутый в белый саван глава египетской дипломатии, казалось, спал.

Перед ним стояли Рамзес, Амени и Сетау.

— Кто его убил? — спросил Сетау, глаза которого покраснели от слез.

— Мы это узнаем, — пообещал Фараон. — Я жду отчет Серраманна.

— Его жилище вечности закончено, — уточнил Амени. — Суд людей был к нему благосклонен, боги его воскресят.

— Мой сын Ка будет руководить обрядом и произнесет древние формулы воскрешения. То, что было соединено здесь, останется таковым в загробном царстве. Верность Аша Египту предохранит его от опасностей потустороннего мира.

— Я уничтожу убийцу собственными руками, — заявил Сетау, — отныне эта мысль не покинет меня.

Перед Фараоном предстал Серраманна.

— Что ты обнаружил?

— Аша ранили стрелой, она застряла под правой лопаткой, но рана была не смертельной. Вот оружие, которым его убили.

Бывший пират протянул Рамзесу кинжал.

— Железо! — воскликнул Амени. — Зловещий подарок императора хеттов! Таково его послание: убийство посла Египта, близкого друга Рамзеса!

Серраманна никогда не видел Амени в такой ярости.

— Значит, мы знаем убийцу, — холодно сказал Сетау. — Хаттусили напрасно укрылся в своей столице, я проникну туда и сброшу его труп с крепостных стен.

— Я бы не стал этого делать, — сказал сард.

— Но я это сделаю!

— Не сомневаюсь в твоем желании отомстить, но убийца — не Хаттусили.

— Разве этот железный кинжал не хеттский?

— Конечно, хеттский, но я обнаружил другую улику.

Серраманна показал сломанное перо:

— Это боевое украшение ливийцев.

— Ливийцы в союзе с хеттами… Невозможно!

— Когда силы зла решают объединиться, нет ничего невозможного, — возразил Амени. — Все ясно: Хаттусили сделал выбор. Как и его предшественники, он только и думает, как уничтожить Египет, и он готов объединиться со злыми духами!

— Есть другое соображение, — вымолвил Серраманна. — Нападавших было человек сорок-пятьдесят, не больше. Это банда грабителей устроила западню, а не армия.

— Это всего лишь твое предположение, — возразил Амени.

— Нет, реальность. Когда мы изучили окрестности, дорогу и следы, которые оставили всадники, не осталось никаких сомнений. Я уверен, что там не было ни одной хеттской колесницы.

— А что это меняет? — спросил Сетау. — Хаттусили отдал приказ отряду убить Аша железным кинжалом! Раз Рамзес отказался жениться на его дочери, он убил одного из его близких друзей, человека мира и диалога. Никто не может изменить дух народа. Хетты навсегда останутся варварами, без слова чести.

— Твое Величество, — серьезно заявил Амени, — я ненавижу насилие и войну. Но оставить это преступление безнаказанным было бы величайшей несправедливостью. Пока Хеттскую империю не поставят на колени, Египет будет в смертельной опасности. Аша отдал свою жизнь, чтобы мы это поняли.

Рамзес слушал молча, не выказывая ни малейших эмоций:

— Что еще, Серраманна?

— Ничего, Ваше Величество.

— Аша ничего не написал на земле?

— У него на это не было времени. Смерть наступила сразу же.

— Где его вещи?

— Украдены.

— Одежда?

— Бальзамировщик ее снял.

— Принеси ее.

— Но… он, должно быть, ее уничтожил!

— Принеси ее, и быстро.

Серраманна испытал самый большой страх за всю свою жизнь. С чего бы ему интересоваться туникой и плащом, запачканными кровью?

Сард бегом покинул дворец, вскочил на коня и галопом помчался в деревню бальзамировщиков, расположенную за городом. Хозяин бальзамировщиков сам подготовил тело Аша к последней земной встрече с Фараоном.

— Где одежда Аша? — потребовал сард.

— У меня ее нет, — ответил бальзамировщик.

— Что ты с ней сделал?

— Ну… как обычно, отдал стиральщику из северного предместья.

— Где он живет?

— В последнем доме на кривой улице, что у берега канала.

Гигант сард помчался обратно. Он заставлял лошадь преодолевать преграды, пересек сады, стремительно проехал по переулкам с риском раздавить прохожих и, не снижая темпа, повернул в кривую улочку.

У последнего дома он остановил взмыленную лошадь и постучал в окно:

— Стиральщик!

Открыла женщина:

— Он работает на канале.

Спрыгнув с коня, Серраманна побежал к каналу, предназначенному для стирки одежды и грязного белья. Он схватил за волосы мужчину, уже намыливавшего тунику Аша.

На плаще следы крови. На тунике тоже, но с заметной разницей: неуверенным пальцем Аша начертил знак.

— Это иероглиф, — заявил Рамзес, — но как его прочесть, Амени?

— Две протянутых руки, ладони повернуты к земле… Знак отрицания.

— «Нет»… Я читаю так же, как и ты.

— Начало имени или слова… Что хотел этим сказать Аша?

Сетау, Амени и Серраманна были в недоумении. Рамзес думал.

— Перед смертью у Аша было всего несколько секунд, и он смог начертить только один иероглиф. Он предвидел наши выводы о том, что виновником этого, мерзкого покушения может быть только Хаттусили, и я незамедлительно объявлю ему войну. Тогда Аша произнес свое последнее слово, чтобы предотвратить трагедию: «Нет». Нет, настоящий виновник не Хаттусили.

Глава 19

Похороны главы египетской дипломатии были грандиозными. Одетый в шкуру пантеры Ка провел обряд открытия глаз, ушей и рта на саркофаге из золотистой акации, где покоилась мумия Аша.

Когда в некрополе наступила тишина, царь остался один в часовне, открытой снаружи. Он первым выполнил обряд жреца, положив на жертвенник лотос, ирисы, свежий хлеб и чашу вина, чтобы приобщиться к ка своего покойного друга. Отныне каждый день жрец будет приносить подношения и содержать в порядке погребальную обитель Аша.

Моисей ушел за своей мечтой, Аша — в потусторонний мир, круг друзей сужался. Иногда Рамзес сожалел о своем слишком долгом царствовании, усеянном тенями. Как и Сети, Туйя и Нефертари, Аша был незаменимым. Он понимал Рамзеса с полуслова, мог предугадать его желания, верно оценить его намерения, дать дельный совет.

Нефертари и Аша стояли у истоков мирного договора, без их решимости и мужества хетты не согласились бы отказаться от войны. Тот, кто убил Аша, не знал, что значат нерушимые узы дружбы. В последние минуты жизни Аша думал о друге, своей смертью победив ложь и предательство.

Люди переживают горе по-разному: одни пытаются утопить его в вине, другие, чтобы заглушить страдания, предаются счастливым воспоминаниям. Фараон не имел права ни на то, ни на другое.

Видеть Рамзеса Великого в одиночестве, даже если ты его сын и главнокомандующий его армией, было непереносимо. Меренптах пытался сохранить самообладание, зная, что отец, подобно Тоту, взвешивающему человеческие деяния, осудит его за слабость.

— Отец, я хотел сказать тебе…

— Не нужно, Меренптах, Аша был моим другом, а не твоим. Соболезнования не смягчат моего горя. Важен только непреходящий характер ка за пределами физической смерти. Моя армия готова сражаться?

— Да, Ваше Величество.

— Мир скоро сильно изменится, Меренптах, мы должны быть готовы ко всему. От твоей неусыпной бдительности зависит многое.

— Должен ли я понимать, что объявлена война?

— Аша помог нам не угодить в ловушку. Мы могли бы первыми нарушить мирный договор с хеттами. Но мир тем не менее остается призрачным. Чтобы восстановить свою репутацию после поражения при Кадеше, Хаттусили посчитает своим долгом захватить Ханаан и организовать широкое наступление на Дельту.

Меренптах был удивлен.

— Следует… не мешать?

— Он подумает, что мы не способны дать отпор. Но как только Хаттусили перейдет границу Египта, мы атакуем его. На нашей территории хеттские войска будут лишены маневренности.

Меренптах казался растерянным.

— Что ты думаешь о моем плане, сын?

— Он… смелый.

— Ты хочешь сказать: опасный?

— Ты Фараон, я обязан тебе повиноваться.

— Будь искренним, Меренптах.

— Я доверяю, Ваше Величество, я доверяю вам, как все египтяне.

— Будь наготове.

Бывший разбойник доверял своему инстинкту. Он был уверен, что Аша погиб не в боевом поединке с врагом, а сраженный рукой предателя. И тот же самый инстинкт подсказывал ему, что только один человек способен на такое, чтобы ослабить Рамзеса и лишить его ценной поддержки, сейчас такой необходимой.

Вот почему сард расположился у дома госпожи Танит, дожидаясь ухода Урхи-Тешшуба.

Хетт покинул дом в полдень и удалился на вороном коне с белыми подпалинами, предварительно проверив, не следят ли за ним.

Серраманна подошел к стражнику:

— Я хочу видеть госпожу Танит.

Финикийка приняла сарда в великолепной комнате с двумя колоннами, освещенной четырьмя высоко расположенными окнами так, чтобы обеспечить хорошую циркуляцию воздуха.

Прекрасная финикийка похудела, красота ее поблекла.

— Надеюсь, это дружеский визит, Серраманна?

— Пока дружеский, дальнейшее будет зависеть от ваших ответов, госпожа Танит.

— Значит, это допрос?

— Нет, обыкновенная беседа со знатной особой, которая сбилась с правильного пути.

— Не понимаю.

— Нет понимаете. Произошли серьезные события: Аша, верховный сановник Рамзеса, был убит, когда возвращался из Хеттской империи.

— Убит…

Танит побледнела. Чтобы отделаться от Серраманна, достаточно было позвать на помощь. Тотчас же четыре ливийца, спрятавшиеся в доме, убьют сарда. Но смерть начальника личной охраны Рамзеса вызовет расследование, и Танит рано или поздно обвинят в преступлении. Нет, нужно самой постоять за себя.

— Я требую, чтобы вы подробно описали жизнь вашего мужа Урхи-Тешшуба за последние два месяца.

— Большую часть времени он провел в этом доме, так как мы очень любим друг друга. Он ходит только в харчевню или гуляет по городу. Мы так счастливы вместе!

— Когда он покинул Пи-Рамзес и когда вернулся?

— Со дня нашей свадьбы он не уезжал из столицы. Постепенно он забыл свое прошлое и стал верным подданным Рамзеса, как вы и я.

— Урхи-Тешшуб — преступник, — сказал Серраманна, — он вам угрожает и избивает вас, признайтесь. Если вы мне скажете правду, мои люди станут охранять вас.

На какое-то мгновение Танит почувствовала искушение убежать в сад. Серраманна последует за ней, она предупредит его о присутствии ливийцев и снова будет свободной… Но тогда Танит никогда не увидит Урхи-Тешшуба! Отказаться от такого любовника было выше ее сил.

Во время его отсутствия она бывала больна, он ей необходим, как солнце, как воздух. Благодаря Урхи-Тешшубу Танит наслаждалась настоящим блаженством, неисчерпаемым удовольствием, которое стоило любых жертв.

— Даже если вы потащите меня к судье, Серраманна, я не скажу ничего нового.

— Урхи-Тешшуб вас уничтожит, госпожа Танит.

Она улыбнулась, подумав о восхитительных забавах, которые пережила за несколько минут до прихода сарда.

— Если список ваших глупых доводов окончен, уходите!

— Я бы хотел спасти вас, госпожа Танит.

— Мне не угрожает опасность.

— Когда вы решите, что это не так, свяжитесь со мной.

Она шаловливо провела своей нежной рукой по огромному плечу сарда:

— Вы красивый мужчина… К несчастью для вас, я довольна своим возлюбленным.

В золотом ожерелье со скарабеем из ляпис-лазури, с бирюзовыми браслетами на запястьях и щиколотках, одетая в плиссированное царское платье и розовую накидку, в короне с двумя большими перьями Великая Супруга Фараона Красавица Изэт медленно проезжала в колеснице по улицам Пи-Рамзеса. Возничий выбрал двух смирных лошадей, покрытых разноцветными попонами, головы которых были украшены султанами из страусовых перьев, окрашенных в голубой, красный и желтый цвета.

Зрелище было великолепным. Новость о выезде царицы распространилась очень быстро, и вскоре собралась толпа, чтобы полюбоваться ею. Дети бросали к ногам лошадей лепестки лотоса, вокруг раздавались приветственные возгласы. Разве не было счастьем видеть так близко Супругу Фараона? Люди забыли о войне, и каждый признал правоту Рамзеса: он не должен расставаться с Красавицей Изэт, какими бы ни были последствия этого решения.

Воспитанная в знатной семье Изэт тем не менее находила приятным общаться со своим народом. Все жители Пи-Рамзеса дарили ей любовь и привязанность.

Несмотря на нерешительность возничего колесницы, царица потребовала посетить самые бедные кварталы, где она встретила теплый прием. Как приятно быть любимой!

Возвратившись во дворец, Красавица Изэт, как пьяная, прилегла на ложе. На свете не было ничего более волнующего, чем доверие народа, полного надежд на счастливое будущее. Красавица Изэт открыла для себя страну, царицей которой была.

Во время пира, на который Рамзес пригласил наместников провинций, он объявил им о неизбежности войны. Все заметили, что Красавица Изэт была лучезарной. Хотя она и не могла сравниться с Нефертари, но стала достойной своего сана, вызывая уважение старых придворных.

Она обратилась ко всем со словами утешения; Египту нечего бояться хеттов, он сможет преодолеть испытание благодаря Рамзесу. Наместники провинций были тронуты убеждением царицы.

Когда Рамзес и Изэт остались одни на террасе дворца, Рамзес нежно обнял ее:

— Ты достойна своего сана, Изэт.

— Наконец ты гордишься мной?

— Я избрал тебя Великой Супругой Фараона, и я не ошибся.

— Переговоры с хеттами окончательно прерваны?

— Мы готовы сражаться.

Красавица Изэт положила голову на плечо Рамзеса:

— Что бы ни случилось, ты победишь.

Глава 20

Ка не скрывал своей тревоги.

— Война… Но почему война?

— Чтобы спасти Египет и позволить тебе найти книгу познания, — ответил Рамзес.

— Неужели невозможно договориться с хеттами?

— Хеттская армия приближается к провинциям, которые мы контролируем. Настало время развернуть наши войсковые группировки. Я отправляюсь с Меренптахом на северо-восток и доверяю тебе управление царством.

— Отец! Я не способен заменить тебя даже на короткий срок.

— Ты ошибаешься, Ка. С помощью Амени ты выполнишь мое поручение.

— А… если я допущу ошибки?

— Заботься о счастье народа, и ты их избежишь.

Рамзес взошел на колесницу, которой он будет управлять сам, возглавив войска, сейчас рассредоточенные в Дельте и на северо-восточной границе. За ним последовали Меренптах и военачальники четырех армейских соединений.

Когда царь готовился подать сигнал к отправлению, во двор казармы на большой скорости ворвался всадник.

Серраманна спешился и побежал к колеснице Рамзеса:

— Ваше Величество, я должен с вами поговорить!

Фараон приказал сарду обеспечить безопасность дворца. Он понимал, что разочаровал гиганта, горевшего желанием убивать хеттов. Но кого же выбрать для охраны Ка и Красавицы Изэт.

— Я не отменю своего решения, Серраманна, ты останешься в Пи-Рамзесе.

— Но речь не обо мне, Ваше Величество. Поехали, я вас умоляю!

Сард казался потрясенным.

— Что происходит?

— Поехали, Ваше Величество, поехали…

Рамзес попросил Меренптаха предупредить военачальников, что отбытие задерживается.

Колесница Фараона следовала за лошадью Серраманна, который направился к дворцу.

Горничная и служанки сидели на корточках в коридорах дворца и плакали.

Серраманна застыл на пороге спальни Красавицы Изэт. Он был удручен и подавлен.

Рамзес вошел.

Дурманящий аромат лилий наполнял спальню, освещенную полуденным солнцем. Красавица Изэт, одетая в белое платье, с бирюзовой диадемой на голове, лежала на своем ложе с широко открытыми глазами, вытянув руки вдоль тела.

На ночном столике из дерева смоковницы лежала туника из шкуры антилопы. Туника Сетау, которую она выкрала из лаборатории.

— Изэт…

Красавица Изэт, первая любовь Рамзеса, мать Ка и Меренптаха, Великая Супруга Фараона, ради которой он готовился дать сражение… Красавица Изэт взирала на потусторонний мир.

— Царица выбрала смерть, чтобы избежать войны, — объяснил Серраманна. — Она отравилась снадобьями, которые Сетау всегда носил в складках своей туники и перестала быть помехой миру.

— Ты бредишь, Серраманна!

Тут вмешался Амени:

— Царица оставила письмо. Я прочел его и попросил Серраманна предупредить тебя.

Согласно традиции, Рамзес не закрыл глаза покойной. В потустороннем мире нужно было предстать с честным взором и открытым лицом.

Похороненная в Долине Цариц, Красавица Изэт покоилась в более скромной усыпальнице, чем Нефертари. Рамзес сам исполнил над мумией обряды воскрешения. Культ ка царицы будет обеспечен группой жрецов и жриц, которым поручили увековечить ее память.

На саркофаг Великой Супруги Фараона Рамзес возложил ветку смоковницы, которую он посадил в саду своего дворца в Мемфисе, когда ему было семнадцать лет. Это воспоминание юности омолодит душу Изэт.

После окончания церемонии Амени и Сетау попросили Рамзеса о встрече. Не ответив им, царь поднялся на холм. Сетау устремился за ним, и Амени, несмотря на усилия, трудные для его слабого здоровья, последовал за царем.

Песок, каменистый склон, быстрый шаг Рамзеса, который разрывал ему легкие… Амени бранился на чем свет стоит всю дорогу, пока не достиг вершины, откуда царь смотрел на Долину Цариц и пристанище Нефертари и Красавицы Изэт.

Сетау хранил молчание, оценивая грандиозный ландшафт, открывшийся его взору. Запыхавшийся Амени сел на камень и вытер потный лоб ладонью.

Он осмелился прервать размышления царя:

— Твое Величество, есть срочные решения, которые необходимо принять.

— Ничего не может быть более срочным, чем смотреть на страну, любимую богами. Они заговорили, и их голос стал небом, горой, водой и землей. В красной земле Сета мы построили гробницы, зал воскрешения которых плавает в окружающем мир океане первопричин. Нашими обрядами мы сохраняем энергию первого утра, и Египет возрождается каждый день. Все остальное ничтожно.

— Чтобы возродиться, нужно начать жить! Если Фараон забывает о людях, боги навсегда удалятся в невидимое.

Сетау уже приготовился услышать резкий ответ Рамзеса за непочтительный тон Амени. Но царь остановил свой взор на границе между возделанной землей и пустыней, между обыденным и вечным.

— Что ты там еще задумал, Амени?

— Я написал Хаттусили, императору хеттов, чтобы известить его о кончине Красавицы Изэт. Во время траура не может быть и речи о начале войны.

— Никто не смог бы спасти Изэт, — заметил Сетау. — Она приняла слишком большое количество ядовитых смесей. Я сожгу эту чертову тунику, Рамзес.

— А я и не считаю тебя виновным. Изэт решила, что действует в интересах Египта.

Амени встал:

— Она была права, Твое Величество.

Разгневанный царь обернулся:

— Как ты смеешь так говорить, Амени?

— Я боюсь твоего гнева, но считаю необходимым высказать тебе свое мнение: Изэт покинула нас, чтобы спасти мир.

— А ты что думаешь, Сетау?

Как и Амени, Сетау был испуган сверкающим взглядом Рамзеса. Но он считал своим долгом быть искренним.

— Если ты откажешься понять письмо Красавицы Изэт, Рамзес, ты убьешь ее во второй раз. Сделай так, чтобы ее жертва не осталась бесполезной.

— Так что я должен делать?

— Женись на хеттке, — многозначительно заявил Амени.

— Теперь для этого нет препятствий, — добавил Сетау.

Рамзес сжал кулаки:

— Неужели ваши сердца такие же твердые, как гранит? Едва Изэт успокоилась в своем саркофаге, а вы уже смеете говорить мне о браке!

— Ты не вдовец, который оплакивает жену, — отрезал Сетау, — а Фараон Египта, ты обязан сохранить мир и спасти свой народ, которому наплевать на твои чувства, робость или горе. Он желает одного: чтобы им управляли и вели по правильному пути.

— Хеттка — Великая Супруга Фараона… Разве это не чудовищно?

— Наоборот, — возразил Амени, — это лучший способ окончательно скрепить сближение двух народов. Если ты согласишься на этот брак, призрак войны исчезнет на многие годы. Представь себе праздник, который устроят среди звезд твой отец Сети и твоя мать Туйя! Я уже не напоминаю тебе об Аша, он отдал свою жизнь за установление прочного мира.

— Ты становишься опасным спорщиком, Амени.

— Я всего лишь писец, Рамзес, но я имею честь носить сандалии повелителя Двух Земель. И я не хочу, чтобы они снова были залиты кровью.

— Закон обязывает тебя править вместе с Великой Супругой Фараона, — напомнил Сетау, — женись на хеттке и ты выиграешь самое прекрасное из сражений.

— Я уже ненавижу эту женщину!

— Твоя жизнь тебе не принадлежит, Рамзес. Египет требует от тебя этой жертвы.

— И вы, мои друзья, тоже от меня ее требуете?

Амени и Сетау утвердительно кивнули.

— Оставьте меня одного, я должен подумать.

Рамзес провел ночь на вершине холма. Насладившись восходящим солнцем, он задержался в Долине Цариц, после чего вернулся к своей свите. Не вымолвив ни слова, царь взошел на колесницу и поехал к Дому Рамзеса, своему Храму Миллионов Лет. Исполнив обряд зари и собравшись с мыслями в часовне Нефертари, Фараон удалился во дворец, где долго мылся, затем выпил молоко, съел инжир и свежий хлеб.

Отдохнувший, как если бы он спал много часов, Фараон открыл дверь кабинета, где Амени писал традиционные отчеты.

— Выбери новый папирус наилучшего качества и напиши моему брату, императору Хаттусили.

— Каково будет содержание этого послания?

— Сообщи ему, что я решил сделать его дочь Великой Супругой Фараона.

Глава 21

Урхи-Тешшуб осушил третью чашу вина из оазисов. Эта сладкая, насыщенная ароматическими веществами и древесной смолой жидкость использовалась бальзамировщиками для обработки внутренностей, а также лекарями за ее противовоспалительные свойства.

— Вы слишком много пьете, — заметил Райя.

— Нужно уметь извлекать пользу из удовольствий Египта… Это вино настоящее чудо! За тобой никто не следил?

— Не беспокойтесь.

Сирийский купец дождался середины ночи, чтобы проскользнуть в дом финикийки. Он не обнаружил ничего подозрительного.

— Чем вызван этот неожиданный визит?

— Важные новости, господин, очень важные.

— Война?

— Нет, господин, нет… Между Египтом и Хеттской империей войны не будет.

Урхи-Тешшуб отшвырнул чашу и схватил сирийца за шиворот:

— Что ты мелешь? Моя ловушка была безупречной.

— Красавица Изэт умерла, и Фараон собирается жениться на дочери императора Хаттусили.

Урхи-Тешшуб отпустил купца:

— Хеттка — царица Египта… Невероятно! Ты, должно быть, ошибаешься, Райя!

— Нет, господин, это информация из дворца. Вы зря убили Аша.

— Избавиться от этого шпиона было необходимо. Теперь у нас развязаны руки. Ни один советник Рамзеса не обладает таким умом, как Аша.

— Мы проиграли, господин. Это мир… мир, и никому не удастся его разрушить.

— Дурак! Ты знаешь женщину, которая скоро станет Великой Супругой Фараона? Хеттка, Райя, настоящая хеттка, гордая, хитрая, неукротимая!

— Она дочь вашего врага Хаттусили.

— Она прежде всего хеттка! И она никогда не подчинится египтянину, будь он хоть Фараон! Вот наш шанс.

Райя вздрогнул. Вино оазисов ударило в голову бывшему главнокомандующему хеттской армией. У него разыгралось воображение.

— Уезжайте из Египта, — посоветовал он Урхи-Тешшубу.

— Представь, что эта хеттка будет на нашей стороне, Райя, мы бы имели союзницу в самом дворце!

— Это невозможно, господин.

— Нет, это знак, который посылает мне судьба, знак, который я сумею использовать!

— Вы будете разочарованы.

Урхи-Тешшуб осушил четвертую чашу пальмового вина:

— Мы действительно упустили одну возможность, Райя, но есть еще время вмешаться. Ты используешь ливийцев.

Зашевелился занавес, сирийский купец показал пальцем на подозрительное место.

Бесшумно, как кошка, Урхи-Тешшуб подошел к занавеске, резко одернул ее и вытащил дрожащую Танит:

— Ты подслушивала?

— Нет, нет, я искала тебя…

— У нас от тебя нет секретов, дорогая, потому что ты не можешь нас предать.

— Я дала тебе слово!

— Иди ложись, я скоро приду.

Влюбленный взгляд Танит обещал хетту бурную ночь. Урхи-Тешшуб отдал приказ Райя несколькими короткими фразами.

Главная оружейная мастерская Пи-Рамзеса продолжала изготовлять мечи, копья и щиты. Пока не заключен брак с хетткой, подготовка к войне продолжится.

В мастерской, расположенной недалеко от кузниц, хранилось оружие, отобранное у хеттов. Египетские ремесленники внимательно его изучили, чтобы раскрыть секрет изготовления. Один из них, очень изобретательный и молодой, заинтересовался железным кинжалом, который ему прислали из дворца.

Качество металла, вес и ширина лезвия, удобная рукоятка… Все было замечательным.

Сделать такой же будет нелегко, потребуется не одна попытка. Ремесленник прикинул на руке его вес.

— К тебе пришли, — сказал рассыльный.

Визитер оказался наемником с грубым лицом.

— Что тебе нужно?

— Дворец хочет вернуть железный кинжал.

— У тебя есть письменное распоряжение?

— Конечно.

— Покажи.

Из кожаного мешка, подвешенного к поясу, наемник вытащил деревянную табличку и протянул ее ремесленнику.

— Но… это же иероглифы!

Сильным ударом в висок ливиец, посланный Райя, уложил египтянина на месте. Затем поднял деревянную табличку и кинжал, выроненные жертвой, и бегом покинул мастерскую.

В результате многочисленных допросов Серраманна убедился, что ремесленник не был сообщником вора, укравшего кинжал.

— Это наемник из охраны Урхи-Тешшуба, — сказал сард Амени.

Писец продолжал работать.

— У тебя есть доказательства?

— Я чувствую это.

— Ты не считаешь, что твое упорство напрасно? Урхи-Тешшуб богат. Зачем ему красть кинжал Хаттусили?

— Для того, чтобы навредить Рамзесу.

— Сейчас любой конфликт с хеттами недопустим. Главное — расследовать убийство Аша. Ты узнал еще что-нибудь?

— Еще нет.

— Рамзес требует найти преступника.

— Это преступление и похищение кинжала… Все связано. Если со мной что-нибудь случится, подозревай Урхи-Тешшуба.

— Если с тобой что-нибудь случится… Что ты имеешь в виду?

— Чтобы найти убийцу, я должен отправиться к ливийцам. Риск велик. Стоит мне прикоснуться к правде — и они уничтожат меня.

— Ты начальник личной охраны Рамзеса! Никто не посмеет тебе навредить.

— Они не остановились перед убийством верховного сановника Фараона и его друга.

— Нет ли более безопасного средства?

— Боюсь, что нет, Амени.

В самом центре Ливийской пустыни, вдали от оазисов, палатка Малфи охранялась верными людьми. Вождь пил молоко и ел финики. Он не употреблял ни вина, ни пива, считая их напитками злых духов, потому что они затуманивали мысли.

Личная охрана Малфи состояла из уроженцев его деревни, которые без его помощи умерли бы от голода. Досыта накормленные, прилично одетые, вооруженные пиками, мечами, луками, выбиравшие женщин, которые им нравились, они считали Малфи воплощением духа пустыни. Разве он не обладал быстротой пантеры, разве не был ловок и хитер?

— Господин, драка! — позвал его водонос.

Малфи медленно встал и вышел из палатки. Это был невысокий, коренастый человек с широким лицом, на голове которого красовался белый тюрбан.

В разгар полудня в учебном лагере тренировались пятьдесят воинов, нападавших друг на друга с холодным оружием в руках. Малфи нравилась жизнь, полная опасностей. Только те, кто обладали настоящим характером воина, выходили победителями из суровых испытаний.

Ливийцу предстояло пережить большие испытания, соответствующие грандиозности его замысла: уничтожить Рамзеса. Малфи постоянно думал о поколениях униженных фараонами ливийских вождей; военные столкновения с египтянами тянулись веками, храбрые, но разрозненные племена пустыни терпели поражения.

Офир, старший брат Малфи, став хеттским шпионом и используя черную магию, решил навредить Фараону, заплатив за это жизнью. Малфи поклялся отомстить за него. Постепенно он объединял ливийские племена, рано или поздно он станет их неоспоримым вождем.

Встреча с хеттом Урхи-Тешшубом придала ему уверенности в том, что он сумеет достичь своей цели. С таким союзником победа становилась реальностью. Малфи сотрет века позора и обмана из памяти ливийцев.

Необычайно агрессивный коренастый воин, увлекшись и забыв, что это учебный бой, начал наносить смертельные удары своим противникам, вооруженным копьями. Когда Малфи подошел к нему, воин презрительно раздавил ногой голову одного из побежденных.

Вождь вытащил кинжал, спрятанный в тунике, и всадил его в затылок коренастого воина.

Поединки сразу же прекратились. Все повернулись к Малфи.

— Продолжайте тренироваться, но сохраняйте контроль над собой, — приказал ливиец, — и помните, что враг может возникнуть отовсюду.

Глава 22

Увидеть большой приемный зал во дворе Пи-Рамзеса было большим потрясением. Даже придворные, привыкшие подниматься по величественной лестнице, украшенной изображениями врагов, поверженных и подчиненных Фараоном Закону Маат, всякий раз переживали глубокое волнение. Вокруг парадной двери в углублениях овальной формы, символизирующих окружность космоса, были вписаны титулы Рамзеса, повелителя Двух Земель.

Большие приемы, на которые приглашался весь двор, были редкими. Только исключительные события, касавшиеся будущего Египта, побуждали Рамзеса обращаться ко всей знати страны.

Царила тревога. Если верить слухам, хеттский император продолжал угрожать войной. Разве Рамзес не оскорбил Хаттусили, отказавшись жениться на его дочери? Запоздалое согласие Фараона не смягчило оскорбления.

Пол огромного зала был покрыт плитками из разноцветной глазури, украшенный декоративным орнаментом, на котором были изображены цветущие сады, утки, плавающие в зеленовато-голубом пруду, и рыбы, снующие между белыми лотосами.

Жрецы, писцы, сановники, наместники провинций, ответственные за приношения, хранители секретов и знатные дамы любовались прекрасными картинами на стенах зала, где летали удоды, колибри, ласточки, синицы, соловьи и зимородки, а также очаровательными фризами с цветочным орнаментом, где благоухали маки, лотосы, маргаритки и васильки.

Воцарилась тишина, когда Рамзес поднимался по лестнице, ведущей к трону, последняя ступень которого была украшена львом, повергнувшим врага, вышедшего из мрака, беспорядка, непрерывно пытавшегося разрушить гармонию Маат.

Увенчанный двойной бело-красной короной, символизирующей союз Верхнего и Нижнего Египта, украшенной уреем, символом власти Фараонов, царь держал в правой руке скипетр «магию», похожий на пастуший посох. Как пастух, собиравший животных и приводивший обратно отбившихся от стада, так и Фараон соединял рассеянную энергию. Казалось, что от золотого фартука Рамзеса исходили лучи света. На несколько секунд взгляд Фараона задержался на изображении возвышенного лица задумавшейся молодой женщины, сидевшей у розовых кустов. Не вспоминал ли он Нефертари, красота которой так долго озаряла царствование Рамзеса Великого?

Но Фараон не имел права предаваться воспоминаниям в данную минуту, позволив тоске поселиться в его сердце, корабль государства продвигался вперед и требовал управления.

— Я собрал вас, чтобы сообщить о важных событиях. Повсюду распространяются глупые слухи, и я желаю восстановить правду.

Амени с другими писцами стоял в последнем ряду, как если бы занимал второстепенный пост, так он лучше узнает мнение присутствующих. Серраманна, наоборот, наблюдал за первым рядом, чтобы вмешаться при появлении опасности. Что касается Сетау, он занял место слева от наместника Нубии среди самых видных сановников, многие из которых поглядывали на Лотос, одетую в розовое платье с глубоким вырезом.

Наместник провинции Дофин в Нижнем Египте вышел из рядов придворных и склонился перед Фараоном.

— Могу я взять слово, Ваше Величество?

— Мы тебя слушаем.

— Правда ли, что верховный сановник Аша на самом деле пленник в Хаттусе и что мирный договор с хеттами прерван?

— Мой друг Аша был убит, когда возвращался в Пи-Рамзес. Он навеки упокоился в земле Египта. Расследование продолжается, виновные будут найдены и наказаны. Мир с хеттами по большей части творение Аша, и мы продолжим его дело. Мирный договор с царством хеттов продолжает оставаться в силе и еще долго останется таковым.

— Ваше Величество… Можно узнать, кто будет следующей Великой Супругой Фараона?

— Дочь Хаттусили, хеттского императора.

Присутствующие зашумели.

Слово попросил военачальник армейского соединения.

— Ваше Величество, не слишком ли это много для вчерашнего врага?

— Пока царствовала Красавица Изэт, я отверг предложение Хаттусили. Сегодня же этот брак является единственным средством укрепить мир, которого хочет народ Египта.

— Придется ли терпеть присутствие хеттской армии на нашей земле?

— Нет, воин, только присутствие хеттской женщины.

— Простите мою смелость, Ваше Величество, но хеттка на троне Двух Земель… не будет ли это вызовом для тех, кто сражался с анатолийскими воинами? Благодаря вашему сыну Меренптаху наши войска готовы к битве и хорошо вооружены. Почему мы должны бояться конфликта с хеттами? Вместо того чтобы уступать их требованиям, лучше было бы их отвергнуть.

Высокомерие военного могло ему стоить должности.

— Твои слова не лишены смысла, — заметил Рамзес, — но твой взгляд слишком пристрастен. Если Египет развяжет войну, он нарушит мирный договор и данное слово. Как ты думаешь, может ли Фараон так поступить?

Военачальник, попятившись назад, смешался с придворными, которых убедили доводы Рамзеса.

Слова попросил главный смотритель каналов:

— А если император хеттов откажется отправить свою дочь в Египет? Посчитаете ли вы такое поведение нестерпимым, Ваше Величество?

Вперед вышел верховный жрец Мемфиса Ка, одетый в шкуру пантеры.

— Фараон разрешит мне ответить?

— С моей точки зрения, — заявил старший сын царя, — политика и дипломатия не дают достаточных гарантий для принятия насущного решения. Уважение данного слова и Закона Маат превыше всего, но необходимо также применить законы магии государства, которые нам преподали предки. В тридцатый год своего царствования Рамзес Великий прошел первый праздник возрождения. Отныне нашему повелителю нужно будет чаще обращаться к невидимым силам, чтобы править. Вот почему самым важным в тридцать третий год царствования является подготовка праздника возрождения. Затем горизонт прояснится, и ответы на ваши вопросы придут сами собой.

— Это долгая и дорогостоящая процедура, — возразил управляющий Домом Золота и Серебра, — не лучше ли отсрочить праздник?

— Невозможно, — возразил верховный жрец, — изучение текстов и расчеты астрологов привели к одному и тому же выводу: второй праздник возрождения Рамзеса Великого должен произойти через два месяца. Так пусть же наши усилия объединятся, чтобы вызвать на него всех богов и богинь, и пусть наши мысли будут посвящены возрождению Фараона.

Главный комендант крепостей северо-восточной границы посчитал необходимым вмешаться. Как опытному военачальнику и порядочному человеку, ему доверяли многие.

— Я уважаю мнение верховного жреца, но что мы будем делать в случае хеттского нападения? Когда Хаттусили узнает, что Египет готовит большой праздник и не думает о браке с его дочерью, он почувствует себя еще более униженным и объявит войну. Кто возглавит армию, пока фараон исполняет обряды?

— Само исполнение обрядов защитит нас, — сказал Ка красивым мелодичным голосом, — так было всегда.

— Это уверенность посвященного в тайны храмов. Мнение же опытного военного — другое. Хаттусили не решается напасть на нас, потому что боится Рамзеса, победителя битвы при Кадеше. Он знает, что Фараон способен на сверхъестественные подвиги. Если царь не возглавит войска, император хеттов начнет сражение.

— Самая лучшая защита Египта магического свойства, — ответил Ка, — разрушители, хетты или не хетты, только посланцы сил мрака. Ни одна армия их не остановит. Разве не Амон сделал руку Рамзеса сильнее тысячи врагов у Кадеша?

Довод был сокрушительным. Никто из военных не высказал возражения.

— Я бы хотел присутствовать на обряде, — заметил Меренптах, — но по приказу Фараона я должен быть на границе?

— С помощью десяти «царских сыновей» ты обеспечишь безопасность страны во время праздника.

Решение Рамзеса успокоило собравшихся, но явно раздраженный главный жрец, исполнитель ритуалов, вышел вперед из толпы придворных; осмотревшись вокруг, он сказал:

— Если Ваше Величество позволит, я хочу задать несколько вопросов верховному жрецу Ка.

Царь не возражал. Ка ожидал, что ему предстоит подвергнуться испытанию, но надеялся, что это произойдет вне пределов двора.

— Где верховный жрец Мемфиса собирается провести второй праздник возрождения?

— В храме Пи-Рамзеса, который и был построен для этих целей.

— У царя есть завещание богов?

— Есть.

— Кто будет руководить обрядом?

— Бессмертная душа Сети.

— Откуда исходит свет, который даст Фараону небесную энергию?

— Этот свет рождается сам собой и каждое мгновение проникает в сердце Фараона.

Главный жрец, исполнитель ритуалов, отказался задавать другие вопросы, так как понял, что ему не удастся запутать Ка и поймать его на ошибке.

Один из вельмож обратился к Рамзесу:

— Вопреки осведомленности верховного жреца, Ваше Величество, я считаю невозможным проводить праздник возрождения.

— Почему? — удивился Ка.

— Потому что на празднике основная роль отводится Великой Супруге Фараона. А Фараон — вдовец, и еще не взял себе в жены дочь хеттского императора. Но иноземка никогда не посмеет прикоснуться к таинствам возрождения.

Рамзес встал.

— Неужели ты думаешь, что Фараон не сознает этой трудности?

Глава 23

Тешонк с самого детства обрабатывал кожу. Сын ливийца, задержанного египетской стражей за кражу овец и приговоренного на много лет к тяжелым работам, он не последовал за отцом, когда тот вернулся домой, проповедуя о необходимости вооруженной борьбы против Фараона. В Бубастисе, затем в Пи-Рамзесе Тешонк нашел работу и постепенно сделал себе имя, достигнув высокого мастерства в своем деле.

На пороге пятидесятилетия его одолели угрызения совести. Нажив круглое брюшко, не изменил ли он своей стране, слишком легко забыв о военных поражениях и унижениях ливийцев, которые они претерпели от Египта? Став зажиточным ремесленником, возглавляя мастерские, на которых трудились тридцать наемных рабочих, он охотно открывал двери испытывающим трудности ливийцам, став их покровителем. Некоторые из соплеменников Тешонка быстро прижились среди египтян, другие скитались, терпя лишения. Но среди них зарождалось другое движение, движение, пугавшее Тешонка, и он уже больше не испытывал желания увидеть исчезновение Двух Земель. А что, если Ливия, наконец, станет победительницей, и ливиец взойдет на трон Египта? Но для этого нужно было устранить Рамзеса.

Чтобы прогнать эти мысли, Тешонк сосредоточился на работе. Он проверил качество шкур коз, баранов, антилоп и других животных пустыни, которые ему только что доставили. После просушки, просаливания и окуривания мастера накладывали на них желто-красную землю и вымачивали в моче и лошадином навозе. Это была самая ужасная часть работы, поэтому представители службы гигиены постоянно вертелись у мастерской Тешонка.

За предварительным дублением следовала настоящая обработка веществом, богатым дубильной кислотой, извлекавшейся из стручков нильской акации. Если нужно, шкуры снова вымочат в масле, отобьют молотком и растянут. Тешонк был одним из лучших мастеров, так как не ограничивался обыкновенным дублением жиром, более того, он обладал особым умением сгибания на станке и резки кожи. Вот почему у него было много покупателей. Мастерская Тешонка изготовляла сумочки, ошейники и поводки для собак, веревки, сандалии, футляры и ножны для кинжалов и мечей, шлемы, колчаны, щиты и даже подставки для письма.

С помощью ножа Тешонк вырезал узкий ремешок из кожи антилопы высшего качества, когда в мастерскую вошел усатый гигант.

Серраманна, начальник личной охраны Рамзеса… Нож скользнул по коже, отклонившись в сторону, и порезал средний палец левой руки ремесленника, который не смог сдержать крика от боли. Брызнула кровь, Тешонк велел помощнику вытереть кожу, пока промывал рану, перед тем как намазать ее медом.

Сард неподвижно наблюдал за этой сценой. Тешонк склонился перед ним:

— Извините, что заставил вас ждать… Глупая случайность.

— Любопытно… Говорят, что у тебя очень твердая рука.

Тешонк дрожал от страха. Он, потомок ливийских воинов, должен был сразить противника одним своим взглядом. Но Серраманна был наемником, сардом и великаном.

— Вам нужны мои услуги?

— Мне нужен укрепляющий нарукавник из превосходной кожи. В последнее время, когда я орудую секирой, то чувствую небольшую слабость.

— Я покажу вам несколько, чтобы вы могли выбрать.

— Я уверен, что самые крепкие спрятаны в комнате за лавкой.

— Нет, я…

— Да, Тешонк, раз я тебе говорю, значит я уверен.

— Да, да, я вспомнил!

— Тогда пошли туда.

Большие капли пота стекали по лицу Тешонка. Что обнаружил Серраманна? Ничего, он ничего не мог знать. Ливиец взял себя в руки, чтобы не показывать страха. Египет — страна, где чтят закон, и сард не посмеет применить силу.

Тешонк проводил Серраманна в небольшую комнату, где хранились товары, которые он не собирался продавать. Среди них — великолепный нарукавник из красной кожи.

— Не пытаешься ли ты меня подкупить, Тешонк?

— Конечно, нет!

— Товар такого качества… Он достоин царя.

— Вы мне льстите!

— Ты лучший ремесленник в округе, Тешонк. Твое дело процветает, у тебя избранные покупатели, будущее многообещающе… Какая жалость!

Ливиец побледнел:

— Я не понимаю…

— Зачем сбиваться с пути, когда жизнь тебе улыбается?

— С пути… я…

Серраманна пощупал великолепный щит из коричневой кожи, достойный главнокомандующего:

— Мне очень жаль, Тешонк, но ты рискуешь навлечь на себя серьезные неприятности.

— Я… Но почему?

— Ты узнаешь этот предмет?

Серраманна показал ремесленнику кожаный футляр для папирусов:

— Он изготовлен в твоей мастерской?

— Да, но…

— Да или нет?

— Да, я это признаю.

— Для кого он был предназначен?

— Для жреца, который следит за тайнами храмов.

Сард улыбнулся:

— Ты прямой и искренний человек, Тешонк, я был в этом уверен.

— Мне нечего скрывать, господин!

— Однако ты совершил серьезную ошибку.

— Какую?

— Использовал этот футляр для передачи секретного послания.

У ливийца перехватило дыхание. Во рту пересохло, в висках застучало:

— Это… это…

— Но послание пришло не по назначению, — уточнил Серраманна. — Жрец был очень удивлен, когда нашел в своем футляре призыв к ливийцам Египта готовиться к мятежу против Рамзеса.

— Нет, нет… Это невозможно!

— Футляр из твоей мастерской, Тешонк, и именно ты написал это послание.

— Нет, господин, клянусь, нет!

— Мне нравится твоя работа, Тешонк, напрасно ты сунулся в заговор, который выше твоего понимания. В твоем-то возрасте и при твоем положении это непростительная ошибка. Ты ничего не выиграешь и все потеряешь. Какое безумие тебя охватило?

— Господин, я…

— Не произноси ложных клятв, ты будешь наказан судом потустороннего мира. Ты выбрал плохой путь, дружище, но я склонен думать, что тебя обманули. В определенные моменты нам всем не хватает ясности ума.

— Это недоразумение, я…

— Не теряй времени на ложь, Тешонк, мои люди давно следят за тобой и знают, что ты — покровитель мятежных ливийцев.

— Не мятежных, господин! Просто нуждающихся, которым я пытаюсь помочь… Разве это противоречит законам Египта?

— Не преуменьшай своей роли. Без тебя не могла бы образоваться ни одна тайная организация.

— Я честный торговец, я…

— Уточним, дружище: у меня есть против тебя улика, которая отправит тебя на смерть или, в лучшем случае, на пожизненную каторгу. Достаточно отнести этот текст визирю, чтобы он отдал мне приказ посадить тебя в тюрьму. А дальше — суд и суровое наказание.

— Но… я не виновен!

— Полно, Тешонк, для меня виновен! С такой уликой судьи колебаться не будут! У тебя нет никаких шансов выпутаться. Никаких, если я не вмешаюсь.

Гнетущее молчание установилось в чулане, где ливиец хранил свои самые красивые изделия.

— О каком вмешательстве идет речь, господин?

Серраманна потрогал кожаный щит:

— Каждый человек, каково бы ни было его положение, имеет тайные желания. Я, как и все остальные. Мне хорошо платят, я живу в миленьком домике, у меня столько женщин, сколько мне угодно, но хотелось бы стать еще богаче и не беспокоиться о старости. Конечно, я могу промолчать и забыть об этой улике… Но все имеет цену, Тешонк.

— Высокую… цену?

— Не забывай, я должен заставить молчать следящего за тайнами. Некоторый процент от твоей прибыли меня удовлетворит.

— Если мы договоримся, вы оставите меня в покое?

— Мне все-таки нужно выполнять свою работу, дружище.

— Что вы требуете?

— Назови имена ливийцев, которые убили Аша.

— Господин… Я не знаю!

— Или ты скажешь правду, или узнаешь их имена. Стань моим осведомителем, Тешонк, ты не пожалеешь.

— А если мне не удастся угодить вам?

— Какая жалость, дружище… Но я убежден, что ты избежишь этого несчастья. По долгу службы я передаю тебе заказ на сотню щитов и ножен для мечей для моих людей. Когда придешь во дворец, попроси, чтобы тебя провели ко мне.

Серраманна вышел из мастерской, оставив Тешонка в полной растерянности. Амени убедил сарда притвориться продажным человеком, готовым ради обогащения предать царя. Если Тешонк попадется на удочку, он будет меньше бояться Серраманна и наведет его на правильный след.

Глава 24

В тридцать третий год царствования Рамзеса Великого фиванская зима, порой отличающаяся холодными ветрами, была мягкой. Огромное голубое безоблачное небо, спокойный Нил, берега, зеленеющие после хорошего разлива земледельческими культурами, ослики, нагруженные фуражом и семенящие из одной деревни в другую, коровы с тяжелым от молока выменем, направляющиеся на пастбища в сопровождении пастухов и собак, девочки, играющие в куклы на пороге белых домов, бегающие за тряпичным мячом мальчишки. Египет жил согласно своему вечному ритму, как если бы ничего, никогда не должно измениться.

Рамзес наслаждался этим чудесным мгновением жизни. Как правы были его предки, выбрав западный берег, чтобы построить на нем храмы и обители вечной жизни, где каждое утро тела света царей и цариц возрождались лучами восходящего солнца! Здесь была уничтожена граница между реальным миром и загробным царством, а человеческое поглощалось тайной.

Отслужив обряд зари в храме ка Сети в Гурнаке, Рамзес уединился в часовне, где душа его говорила сквозь иероглифы, начертанные на стене. Среди тишины он услышал голос фараона, ставшего звездой. Когда он направился в большой двор, залитый мягким солнечным светом, процессия жриц уже выходила из зала с колоннами. Как только Меритамон заметила отца, она направилась к нему и поклонилась, скрестив на груди руки.

С каждым днем она все больше и больше походила на Нефертари. Лучезарная, как весеннее утро, ее красота казалась насыщенной мудростью храма. Рамзес взял руку дочери, и они медленно пошли по аллее сфинксов, где росли акации и тамариски.

— Тебе известны последние события?

— Нет, отец, ты дал царствовать Маат, ты борешься с беспорядками и тьмой. Разве это не главное? Мирские слухи не проникают через стены храма, и хорошо, что это так.

— Твоя мать мечтала о такой жизни, но судьба дала ей другую.

— Не был ли ты хозяином этой судьбы?

— Фараон обязан жить в реальном мире, хотя его мысль пребывает в тайне храма. Сегодня мне нужно сохранить мир, Меритамон, чтобы достичь этого, я женюсь на дочери императора хеттов.

— Она станет Великой Супругой Фараона?

— До женитьбы мне нужно провести второй праздник возрождения. Вот почему я должен принять решение, но я хотел бы узнать твое мнение.

— Ты знаешь, я не хочу участвовать в управлении страной.

— Обряд не может быть исполнен без участия Великой Супруги Фараона — египтянки. Разве я слишком многого требую от тебя, попросив выполнить эту символическую роль?

— Это значит… покинуть Фивы, отправиться в Пи-Рамзес и… что потом?

— Ты вернешься обратно, чтобы продолжите жизнь, которую выбрала.

— И ты не будешь меня больше просить о выполнении мирских обязанностей?

— Я призову тебя только на праздники возрождения, которые, как говорит Ка, должны проводиться каждые три или четыре года, пока не будет исчерпано время моей жизни. Ты вольна согласиться или отказаться, Меритамон.

— Почему ты выбрал меня?

— Потому что годы уединения придали тебе духовную и магическую способность выполнить этот ритуал.

Меритамон остановилась и повернулась к храму Гурнака:

— Ты слишком многого от меня требуешь, отец, но ты Фараон.

Сетау ворчал. Вдали от своей дорогой Нубии, рая змей, он чувствовал себя изгнанником. Однако работы хватало. С помощью Лотос, которая каждую ночь, ловила в поле больших рептилий, он придал новое направление лаборатории, изготовлявшей лекарства из ядов. И по совету Амени он использовал пребывание в Пи-Рамзесе для совершенствования навыков управляющего. С возрастом Сетау стал понимать, что одной горячности для управления недостаточно. Поэтому с удовольствием перенимал опыт личного писца Фараона.

Выходя из кабинета ответственного за торговый флот, согласившегося на строительство трех грузовых кораблей, предназначенных для Нубии, Сетау встретил Ка, чем-то обеспокоенного.

— Неприятности?

— Организация праздника требует большого внимания. И я только что получил очень скверный сюрприз. Управляющий божественными кладовыми Дельты, на которого рассчитывал, чтобы получить большое количество сандалий, льна и алебастровых чаш, не дает мне почти ничего. Это крайне осложняет мою задачу.

— Он объяснил это каким-нибудь образом?

— Он в отъезде. Мне ответила его жена.

— Довольно наглое поведение! Оно мне совсем не нравится. Пойдем к Амени.

Обгладывая ножку жареного гуся, которую он макал в соус из красного вина, Амени быстро просматривал отчеты управляющего божественными кладовыми Дельты, ведомство которого находилось на севере Мемфиса.

Заключение личного писца Рамзеса было определенным:

— Здесь что-то не так. Ка не ошибся, когда обратился к этому чиновнику, и он должен был выполнить его просьбу. Мне это не нравится… Совсем не нравится!

— Может, это все-таки какая-нибудь ошибка? — спросил Ка.

— Невозможно.

— Но праздник будет сорван, — признался верховный жрец. — Чтобы принять богов и богинь, нам необходимы самые красивые льняные ткани, лучшие сандалии и…

— Я проведу тщательное расследование, — объявил Амени.

— Вот уж выдумка писца! — возмутился Сетау. — Это будет долго и сложно, а Ка спешит. Нужно действовать более хитро. Назначь меня специальным учетчиком, и я быстро добьюсь правды!

Амени надулся:

— Разве это законно… А если есть опасность?

— У меня верные и расторопные помощники. Не будем терять времени на пустую болтовню, дай мне письменное распоряжение.

В северных кладовых Мемфиса госпожа Шерит руководила работами с властностью закаленного в боях военачальника. Невысокая, темноволосая, хорошенькая, властная, она направляла погонщиков ослов, нагруженных различными товарами, распределяла задания заведующим складов, проверяла списки и без колебаний потрясала своей палкой перед носом у пытающихся ей возражать.

Женщина с характером, как раз по вкусу Сетау.

Сетау, одетый в новую тунику из кожи антилопы, которая казалась еще более поблекшей, чем старая, был быстро обнаружен.

— Эй, что ты там делаешь?

— Я бы хотел с вами поговорить.

— Здесь не разговаривают, а работают.

— Именно о вашей работе я хотел бы с вами побеседовать.

Госпожа Шерит зло улыбнулась:

— Тебе, может быть, не нравится моя манера распоряжаться?

— Меня занимает другое, по какому праву вы здесь распоряжаетесь?

Брюнетка была удивлена. Бродяга не мог так изъясняться.

— Кто ты?

— Специальный учетчик, я назначен царской службой.

— Извините… Ваш нелепый наряд сбил меня с толку…

— Начальники упрекают меня за него, но терпят эту фантазию из-за превосходных результатов.

— Покажите письменное распоряжение.

— Вот оно.

Папирус был снабжен всеми необходимыми печатями, включая печать визиря, одобрившего действия Амени и Сетау.

Госпожа Шерит читала и перечитывала текст, который предоставлял учетчику полномочия осмотреть кладовые.

— Этот документ я должен показать вашему мужу.

— Он в отъезде.

— Почему он не находится на своем посту?

— У него очень старая мать, и она нуждается в нем.

— Значит, вы заняли место вашего супруга.

— Я знаю эту работу и хорошо ее выполняю.

— У вас серьезные неприятности, госпожа Шерит. Вы, как кажется, не в состоянии поставить во дворец то, что требуется для праздника возрождения царя.

— Но… просьба была неожиданной… И на данный момент это, к сожалению, действительно так.

— Мне нужны объяснения.

— Я не могу объяснить всего, но знаю, что значительная партия товаров была переправлена в другое место.

— Куда?

— Я не знаю.

— Кто распорядился?

— Тоже не знаю. Когда вернется муж, он сможет вам объяснить, и я уверена, все будет в порядке.

— Начиная с завтрашнего утра, я начну проверку содержимого ваших кладовых.

— Назавтра я назначила уборку и…

— Я спешу, госпожа Шерит. Начальство требует отчета в самый короткий срок. Итак, вы предоставите в мое распоряжение ваши архивы.

— Но их так много!

— Я разберусь. До завтра, госпожа Шерит.

Глава 25

Госпоже Шерит нельзя было терять времени. Ее муж еще раз свалял дурака, дав слишком поспешный ответ на запрос администрации. Когда он показал ей копию своего письма, она впала в неописуемый гнев. Перехватить гонца было уже невозможно… Шерит тотчас же отправила мужа в деревню к югу от Фив, надеясь что конфликт будет забыт, и дворец обратится в другие кладовые.

К несчастью, власти прореагировали совсем иначе. Несмотря на свой странный вид, учетчик оказался довольно решительным и несговорчивым. В первое мгновение Шерит подумала его подкупить, но это решение было слишком рискованным.

Ей больше ничего не оставалось, как обратиться к «запасному варианту», предусмотренному для подобных обстоятельств.

Когда наступило время закрывать кладовые, она задержала четырех заведующих хранением товаров. Она потеряет огромную прибыль от расхищенных складских товаров, но это было единственным средством избежать суда.

— В полночь, — приказала она своим служащим, — вы войдете в здание слева от центральной кладовой.

— Но оно всегда заперто, — возразил один из служащих.

— Я его открою. Вы перенесете все, что там находится, на главный склад. Быстро и тихо.

— А как с оплатой, хозяйка.

— Я заплачу вам недельное жалованье. И если все пройдет гладко, добавлю еще.

Широкая улыбка появилась на лицах четверых мужчин.

— Потом вы забудете эту ночь. Договорились?

В резком голосе Шерит звучала угроза.

— Договорились, хозяйка.

Квартал кладовых был пустынным. Время от времени появлялся только дозорный отряд, сопровождаемый гончими собаками.

Четверо мужчин спрятались в просторной постройке, где хранились деревянные сани для перевозки тяжелых грузов. Выпив пива и закусив свежим хлебом, они спали по очереди.

В полночь раздался повелительный голос Шерит.

— Идемте.

Она отодвинула деревянные засовы и сломала печати из высохшего ила, запрещавшего вход в здание, где ее муж хранил медные слитки, предназначенные для мастерских храмов. Не задавая вопросов, мужчины перенесли сотню кувшинов вина высшего качества, четыреста пятьдесят рулонов тонкого льна, шестьдесят пар кожаных сандалий, триста рулонов шерсти и сотню алебастровых чаш.

Когда мужчины ставили последние вазы, из глубины склада неожиданно возник Сетау, спрятавшийся там для того, чтобы засвидетельствовать кражу.

— Неплохо сработано, госпожа Шерит, — съязвил Сетау. — Значит, вы возвращаете то, что украли, чтобы прекратить мое расследование. Неплохо сработано, но слишком поздно.

Брюнетка сохраняла хладнокровие:

— Что вы требуете в обмен на молчание?

— Имена ваших сообщников. Кому вы продаете краденое?

— Не имеет значения!

— Говорите, госпожа Шерит.

— Вы отказываетесь от переговоров? Тем хуже для вас… Вам не следовало приходить одному!

— Успокойтесь, у меня есть помощница.

На пороге склада появилась Лотос. С обнаженной грудью, изящная и красивая нубийка была прикрыта только короткой набедренной повязкой из папируса и держала в руке ивовую корзинку, закрытую кожаной крышкой.

Шерит чуть не рассмеялась.

— Вот так стражник! — сыронизировала она.

— Пусть ваши служащие уберутся отсюда, — спокойно сказал Сетау.

— Хватайте этих двух, — сухо приказала Шерит служащим.

Лотос поставила корзинку на пол и открыла ее. Из нее выползли четыре свистящие змеи, очень возбужденные, их можно было узнать по трем голубым и зеленым кругам вокруг туловища. Они издали устрашающий щелкающий звук.

Перепрыгивая через рулоны тканей, четверо служащих поспешили унести ноги.

Змеи окружили Шерит, находившуюся на грани обморока.

— Лучше бы вам заговорить, — посоветовал Сетау, — яд этих змей очень вреден. Вы, может быть, не умрете от него, но ущерб, нанесенный вашему организму будет непоправимым.

— Я все скажу, — пообещала женщина.

— Кому пришла в голову мысль красть имущество, предназначенное для храмов?

— Моему мужу.

— Вы в этом уверены?

— Моему мужу… и мне.

— Сколько времени длится ваша торговля?

— Более двух лет. Если бы не было этого праздника возрождения, у нас бы ничего не попросили, и все бы продолжалось…

— Вам нужно было подкупить писцов.

— Да нет же! Мой муж сам подделывал учетный лист, и мы сбывали товары небольшими партиями в зависимости от удобного случая. Заказы делал тот, кому я готовилась продавать.

— Кто покупатель?

— Капитан баржи.

— Его имя?

— Не знаю.

— Опишите его.

— Высокий, бородатый, с карими глазами и шрамом на левом предплечье.

— Он вам платил?

— Да, драгоценными камнями и немного золотом.

— Когда состоится ближайшая сделка?

— Послезавтра.

— Что ж, — сказал обрадованный Сетау, — мы будем иметь удовольствие встретиться с ним.

На заходе солнца баржа без происшествий причалила к пристани. Она перевозила большие кувшины из терракоты, которые благодаря секрету изготовления мастеров Среднего Египта сохраняли свежую питьевую воду в течение года. Но эти кувшины были пусты, так как служили для сокрытия товаров, купленных у госпожи Шерит.

Капитан всю жизнь провел в торговом флоте, достигнув высокого мастерства в своем деле. Ни одного серьезного несчастного случая, уважение подчиненных, минимум задержек в поставках… Но любовницы стоили дорого, и расходы росли гораздо быстрее, чем заработки. После некоторых колебаний он вынужден был согласиться на сделку, которую ему предложили: перевозка краденых товаров. Большое вознаграждение позволяло ему вести жизнь на широкую ногу.

Госпожа Шерит была такой же пунктуальной, как и он. Груз будет готов, как обычно, и понадобится немного времени, чтобы перенести его из склада на баржу. Рутинная работа, которая никого не удивит, тем более, что надписи на деревянных ящиках и корзинах указывают на продукты питания.

Но прежде капитан должен будет дать жестокое сражение.

С одной стороны, госпожа Шерит становилась все более и более жадной, с другой — хозяин платил все меньше и меньше. Спор будет длиться до тех пор, пока собеседники не найдут общего языка.

Капитан направился к служебному дому Шерит. Как было условлено, она с террасы подала ему знак рукой. Значит, все было в порядке.

Пройдя через садик, моряк оказался в приемном зале с двумя голубыми колоннами. Вдоль стен стояли скамейки.

Раздались легкие шаги спускавшейся по лестнице Шерит. За ней следовала великолепная нубийка.

— Но… кто эта женщина?

— Не оборачивайтесь, капитан, — сурово произнес Сетау, — за спиной у вас кобра.

— Это правда, — подтвердила госпожа Шерит.

— Кто вы? — спросил моряк.

— Посланец Фараона. Мне поручено положить конец вашим махинациям. Но я хочу также узнать имя твоего хозяина.

Капитану показалось, что он видит кошмарный сон. Мир обрушился на него.

— Имя твоего хозяина, — повторил Сетау.

Капитан знал, что приговор будет тяжелым, но не один он понесет наказание.

— Я его видел только один раз.

— Он назвал себя?

— Да… Его зовут Амени.

Ошеломленный Сетау сделал несколько шагов и остановился перед капитаном.

— Опиши его!

Наконец, капитан увидел того, кто хотел его арестовать. Вот она, кобра! Он был уверен, что Сетау выдумал змею, чтобы запугать его. Моряк повернулся и бросился бежать.

Змея выпрямилась и укусила его в шею. От боли и волнения моряк потерял сознание. Подумав, что путь свободен, Шерит побежала к садику.

— Нет! — закричала застигнутая врасплох Лотос. Вторая кобра, самка, укусила женщину за поясницу, когда та переступила порог своего дома. Прерывисто дыша, Шерит ползла, царапая ногтями землю, потом затихла. В это время змея медленно возвращалась к своему самцу.

— Мы не можем спасти их, — с сожалением сказала Лотос.

— Они обкрадывали страну, — напомнил Сетау, — и суд богов не будет к ним снисходителен.

Потрясенный Сетау сел:

— Амени… Амени, вор и взяточник.

Глава 26

Последнее письмо императора Хаттусили было шедевром дипломатии. Рамзес внимательно прочел его несколько раз и тем не менее ему не удалось прийти к определенному выводу. Император хотел мира или войны? Желал ли он еще выдать замуж за Рамзеса свою дочь или просто скрывал свое оскорбленное достоинство?

— Что ты об этом думаешь, Амени?

Носитель сандалий и личный писец царя выглядел осунувшимся и похудевшим, несмотря на большое количество поедаемой им в течение дня пищи. После тщательного обследования лекарь Неферет сказала ему, что не обнаружила у него серьезной болезни, но он должен меньше переутомляться.

— Нам не хватает Аша, он бы смог правильно понять это письмо.

— А твое мнение?

— Я думаю, что Хаттусили открывает тебе дверь. Твой праздник возрождения начинается завтра. Магия даст тебе ответ.

— Я счастлив пойти на встречу с богами и богинями.

— Ка великолепно все устроил, — заметил Амени, — всего будет вдоволь. Что касается Сетау, он положил конец организованному грабежу. Найденные предметы уже в Пи-Рамзесе.

— А виновные?

— Они погибли в результате несчастного случая. Их дело будет рассмотрено судом визиря, который выскажется за возможное уничтожение их имен в официальных документах.

— Я удаляюсь до зари.

— Пусть ка озарит тебя, чтобы ты порадовал Египет.

Летняя ночь, теплая и светлая, подходила к концу. Как большинство египтян, Рамзес решил спать под открытым небом на террасе дворца. Лежа на простой циновке, он смотрел на небо, где сверкали души фараонов, ставшие светом. Ось Вселенной проходила через Полярную звезду, вокруг которой располагались вне пространства и времени бессмертные звезды. Начиная с эпохи пирамид, мысли мудрецов записывались на небе.

В пятьдесят пять лет после тридцати трех лет царствования Рамзес, останавливая течение времени, спрашивал самого себя о своих деяниях. Он продолжал идти вперед, преодолевая препятствия и отодвигая пределы невозможного. Хотя Рамзес был полон энергии и желания действовать, он больше не смотрел на мир, подобно барану, бросающемуся вперед, выставив рога, не заботясь о тех, кто следовал за ним. Царствовать над Египтом не означало навязывать ему законы человека, но дать ему почувствовать дыхание Маат, и сделать это призван Фараон. Когда Рамзес был молодым царем, он надеялся изменить умонастроения, увлечь за собой все общество, навсегда освободить его от мелочности и низости, расширить душу людей. С приходом опыта мечта растаяла, как утренний туман. Люди останутся всего лишь людьми, склонными к лжи и злу. Ни наука, ни религия, ни политика не изменят их природы. Только правосудие и Закон Маат способны устранить хаос.

Рамзес старался править так, как учил его отец, Фараон Сети. Его желание быть великим фараоном, отмечающим своей печатью судьбу Двух Земель, больше ничего не значило. Познав счастье, оказавшись на вершине власти, у него была только одна цель: служить.

Сетау был уже пьян, но продолжал пить вино оазисов. Ноги его не слушались, шатаясь и падая, он метался по комнате и кричал:

— Не спи, Лотос! Сейчас не время отдыхать… Нужно все обдумать и что-то решить.

— Ты часами повторяешь одну и ту же фразу!

— Лучше бы ты меня послушала, я говорю серьезно… Ты и я, мы знаем. Мы знаем, что Амени вор и взяточник. Я ненавижу этого тщедушного писаришку, я его проклинаю, я хотел бы увидеть, как боги обрекут его на муки… Но он мой друг и друг Рамзеса. И пока мы будем хранить молчание, его не осудят за кражу.

— Не связана ли эта кража с заговором против Рамзеса?

— Нужно все обдумать и решить… Если я пойду к царю… Нет, это невозможно. Он готовится к празднику возрождения. Я не могу испортить ему настроение. Если я пойду к визирю… Он арестует Амени! Ну скажи же что-нибудь!

— Поспи немного, сон хороший советчик, потом будет легче думаться!

— Думать недостаточно, необходимо что-то предпринять! А для этого не нужно спать. Амени… Что ты сделал, Амени!

— Наконец, хороший вопрос, — заметила Лотос.

Неподвижный, словно статуя, несмотря на дрожащие руки, Сетау вопрошающе посмотрел на нубийку.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Прежде чем терзать свою душу, спроси себя, о чем действительно думал Амени.

— Но это же ясно, потому что капитан баржи признался. Налицо торговля краденым, и придумывал все это Амени. Мой друг Амени.

Серраманна спал один. На исходе утомительного дня, в течение которого он тщательно проверял, как обеспечена безопасность вокруг храма возрождения, он свалился в постель словно подкошенный, даже не думая воспользоваться восхитительным телом своей последней любовницы, молодой сирийки, гибкой как тростник.

Его разбудили крики.

С большим трудом освободившись от сна, гигант сард, брызнув в лицо водой, потянулся и устремился в коридор, где его управляющий сражался с пьяным Сетау.

— Нужно немедленно провести расследование!

Серраманна оттолкнул управляющего, схватил Сетау за шиворот, затащил в комнату и вылил ему на голову холодную воду.

— Что это такое?

— Вода. Ты, должно быть, на какое-то время забыл о ее существовании.

Сетау упал на кровать:

— Ты мне нужен.

— Кто новая жертва твоих чертовых змей?

— Необходимо расследование.

— Расследование, в связи с чем?

Сетау мгновение колебался, потом выпалил:

— Амени — подпольный богач.

— Не понял.

— Он владеет скрытно огромным состоянием.

— Ты что выпил, Сетау? Должно быть, это похуже змеиного яда!

— Амени владеет незаконным состоянием… И это может быть даже серьезнее! Представь, что Рамзес подвергается опасности…

— Объясни.

Сбиваясь и путаясь, но не пропуская ни одной детали, Сетау рассказал, как они с Лотос положили конец торговле Шерит.

— Что стоят признания такого бандита, как этот капитан? Он назвал первое попавшееся имя!

— Он казался искренним, — возразил Сетау.

Серраманна был ошеломлен.

— Амени… Он последний, кого я заподозрил бы в измене царю и стране.

— А меня бы ты заподозрил, да?

— Не надоедай мне своей обидчивостью! Сейчас речь идет об Амени.

— Необходимо расследование, Серраманна.

— Расследование, расследование! Легко сказать. Во время праздника возрождения я должен заниматься безопасностью Рамзеса. И потом Амени все держит под замком! Если он совершил бесчестный поступок, era нельзя спугнуть и позволить уничтожить доказательства. Ты представляешь, что будет, если мы его напрасно обвиним.

Сетау схватился за голову:

— Мы с Лотос свидетели. Капитан обвинил Амени.

Сард почувствовал приступ тошноты. Его воротило при мысли о том, что такой человек, как Амени, верный из верных, думал только об обогащении. Но самым худшим было возможное участие Амени в заговоре. Может, его тайное богатство служило для вооружения противников Рамзеса?

— Я пьян, — признался Сетау, — но я тебе все рассказал. Об этом знаем только мы трое.

— Я бы предпочел этого не знать.

— Как ты намерен поступить?

— У Амени есть во дворце служебные апартаменты, но он всегда спит в своем кабинете. Нужно будет произвести тайный обыск, перед этим, конечно, выманить его оттуда… Если он спрятал там золото или драгоценные камни, мы их найдем. За ним будет установлено постоянное наблюдение и проверка всех лиц, которых он принимает. Он должен иметь связь с заговорщиками. Будем надеяться, что мои люди не совершат оплошности. Если стража визиря прослышит об этом расследовании, у меня будут крупные неприятности.

— Нужно думать о Рамзесе, Серраманна.

— А о ком же, по-твоему, я думаю?

Глава 27

В это утро весь Египет молился за Рамзеса. После такого длительного царствования как он впитает огромную энергию, исходящую от богов и богинь? Если его физическое тело больше не в состоянии служить вместилищем ка, оно будет уничтожено, как ненужная хрупкая оболочка. Огонь царствования Рамзеса вернется в небесный огонь, а его мумия — в землю. Но если царь возродится, новая кровь потечет в жилах страны.

Привезенные из провинций севера и юга изображения богов были собраны в храме возрождения Пи-Рамзеса, где их встретил Ка. Во время праздника Рамзес станет их гостем и будет пребывать внутри сверхъестественного, в священном пространстве вдали от мирской суеты.

Одеваясь на заре, Рамзес подумал об Амени. Какими бесконечными покажутся эти дни его личному писцу! Во время церемоний он не сможет спросить у царя совета и будет вынужден отложить большое количество дел, которые затем он представит как срочные. По мнению Амени, Египтом никогда хорошо не управляли и ни один чиновник не воспринимал свою роль всерьез.

С двойной короной на голове, одетый в льняное плиссированное платье и позолоченную набедренную повязку, обутый в золотые сандалии Рамзес предстал на пороге дворца.

Два «царских сына» склонились перед Фараоном. Одетые в рубашки с широкими рукавами и в длинные набедренные повязки они держали знамена, верхний конец древка которых был вырезан в форме барана, одного из воплощений Амона, скрытого бога.

Знаменосцы медленно шествовали впереди Фараона до гранитных ступеней храма возрождения, перед ними стояли обелиски и колоссы, символизирующие поле в Абу-Симбеле, царское ка. С самого начала строительства своей столицы Рамзес предусмотрел место для этого храма, так как верил, что будет царствовать больше тридцати лет.

Два жреца в масках шакалов встретили Фараона: один был привратником дорог севера, другой юга. Они повели царя по дороге, пересекающей зал с десятиметровыми колоннами, к залу тканей. Там царь разделся и надел льняную тунику выше колен, похожую на саван. В левую руку он взял пастуший посох, в правую — скипетр с тремя ремешками, воскрешающий в памяти три рождения Фараона, в подземном царстве, на земле и на небе.

Рамзес пережил уже много испытаний, шла ли речь о битве с диким быком или о сражении у Кадеша, где он один в рукопашной схватке противостоял тысячам хеттских воинов, но праздник возрождения звал его к другой битве, где вступали в бой невидимые силы. Умирая в самом себе, возвращаясь в небытие, откуда он вышел, Рамзес должен возродиться от любви богов и богинь и наследовать себе самому. Этим магическим действом он ткал нерушимые узы между своей символической личностью и своим народом, между своим народом и созидательными силами.

Два жреца в масках шакалов повели царя в большой двор под открытым небом, очень похожий на двор фараона Джесера в Саккаре. Творение Ка, восхищенного древней архитектурой; он осуществил эту постройку внутри ограды храма возрождения Рамзеса.

Она шла ему навстречу.

Она, Меритамон, дочь Нефертари, сама Нефертари, воскресшая, чтобы воскресить Рамзеса. Длинное белое платье, скромное золотое ожерелье, головной убор с двумя длинными перьями, которые символизировали жизнь и Закон: ослепительная Великая Супруга Фараона стала позади царя. Во время обряда она будет охранять его магией слова и пения.

Ка зажег огонь, осветивший статуи богов, часовни, где они стояли, и царский трон, на который сядет Рамзес, если выйдет победителем из испытаний. Верховному жрецу будут помогать совет вельмож Верхнего и Нижнего Египта, в числе которых были Сетау, Амени, верховный жрец Карнака, визирь, главный лекарь царства Неферет, «царские сыновья» и «царские дочери». Протрезвевший Сетау не хотел больше думать о презренном поведении Амени, важен был только обряд, который нужно безукоризненно исполнить, чтобы обновить жизненную силу Рамзеса.

Вельможи Верхнего и Нижнего Египта пали ниц перед Фараоном. Затем Сетау и Амени в качестве «единственного друга» омыли ноги царя. Очищенные, они позволят ему пройти все пространства воды, земли или огня. Ваза, из которой била вода, имела форму иероглифического знака «сема», представляющего собой сердце и трахею, что обозначало «соединять». С помощью этой сакральной жидкости Фараон становился сплоченным существом и объединителем своего народа.

Ка так хорошо организовал церемонии, что дни и ночи праздника пролетели, как один час.

Вынужденный идти медленно из-за своей плотно облегающей туники, Рамзес придал действенную силу подношениям из пищевых продуктов, возложенным на жертвеннике богов; своим взглядом и ритуальной формулой «подношение, которое делает Фараон» он вызвал нематериальные ка пищи. Царица исполняла роль небесной коровы, кормящей царя молоком звезд, чтобы изгнать из его тела слабость и болезни.

Рамзес почтил каждого бога, чтобы предохранить множественность творения, которая питала его единство. Своими действиями он высвобождал нерушимое единство, скрытое в каждой форме, и передавал каждой статуе магическую жизнь.

В течение трех дней процессии, молитвы, приношения следовали друг за другом в большом дворе, где присутствовали боги. Укрытые в часовнях, куда вели маленькие лестницы, они устанавливали границы связанного пространства и распространяли свою энергию. То бодрая, то торжественная музыка тамбуринов, арф, лютен и гобоев подчиняла ритму эпизоды, указанные на папирусе, который разворачивал распорядитель обряда.

Уподобляясь душе богов, ведя диалог с быком Аписом и крокодилом Собеком, размахивая гарпуном, чтобы помешать гиппопотаму причинить вред, Фараон устанавливал связь между потусторонним миром и народом Египта. Благодаря действиям царя невидимые становились видимыми и создавалось гармоническое отношение между природой и человеком.

В прилегающем дворе было сооружено возвышение, на котором стояли два расположенных рядом трона; чтобы взойти на них, Рамзес должен был подняться по нескольким ступенькам. Когда он садился на трон Верхнего Египта, на нем была белая корона, а на трон Нижнего Египта — красная. И каждая ритуальная фаза исполнялась одной или другой частью царской личности — двоевластие в движении, внешне неустранимая противоположность, но устраненная в существе Фараона. Так, Две Земли, не смешиваясь, становились одной. Восседая поочередно на одном и другом троне, Рамзес был то Гором с зорким взглядом, то Сетом с непревзойденным могуществом, и одновременно третьим существом, примиряющим двух братьев.

В предпоследний день праздника царь снял белую тунику и надел традиционную набедренную повязку фараонов эпохи пирамид, к которой был прикреплен хвост быка. Настал час проверить, правильно ли царствующий Фараон усвоил энергию богов и способен ли он вступить во владение небом и землей.

Так как Фараон испытал на себе тайну двух братьев-врагов, он был готов снова получить завещание богов, делающее его наследником Египта. Когда пальцы Рамзеса сомкнулись на маленьком кожаном футляре в форме лапы, в котором находился бесценный документ, у каждого защемило сердце. Рука человека, будь он повелитель Двух Земель, будет ли в силах взять сверхъестественный предмет?

Крепко держа завещание богов, Рамзес взял руль, символизирующий его способность вести корабль государства в правильном направлении. Затем он пробежал по большому двору, уподобленному целостности Египта, как отражение неба на земле. Четыре раза царем Нижнего Египта был совершен ритуальный бег в направлении каждой из четырех сторон света, и четыре раза — царем Верхнего Египта. Провинции Двух Земель были, таким образом, преображены шагами Фараона, утверждающего господство богов и присутствие небесной иерархии. Через него все почившие фараоны возвращались к жизни, и Египет становился плодородным полем божественного.

— Я бежал, — провозгласил Фараон, — держа в руках завещание богов. Я пересек всю землю и прикоснулся к ее четырем сторонам. Я пробежал ее по велению сердца. Я бежал, я пересек океан первопричин, я коснулся четырех сторон неба, я ходил так же далеко, как свет, и вручил плодородную землю ее властелину, Закону жизни.

В последний день праздника возрождения в городах и деревнях готовились к торжеству; все знали, что Рамзес победил, и его энергия была обновлена. Однако торжество не могло начаться до того, как возрожденный Фараон не покажет своему народу завещание богов.

На заре Рамзес сел в носилки, которые подняли вельможи Верхнего и Нижнего Египта; спина Амени болела, но он считал своим долгом внести вклад в этот тяжелый труд. Фараона сопровождали во все четыре стороны света, и в каждой из четырех сторон он натянул лук и выпустил стрелу, возвещавшую всему миру, что Фараон продолжает царствовать.

Затем царь поднялся на трон, подножие которого было украшено двенадцатью львиными головами, и обратился к властителям пространства, возвещая о том, что Закон Маат заставит замолчать силы зла.

Снова коронованный, как в первый раз, Рамзес почтил предков. Они, открывшие путь в невидимое, заложили основу царства. Сетау, благодаривший судьбу за твердость своего характера, не смог удержаться от слез. Никогда Рамзес не был так велик, никогда Фараон до такой степени не воплощал свет Египта.

Царь покинул большой двор, где было упразднено время. Он прошел через зал с колоннами и поднялся по лестнице, ведущей к вершине пилона. Он появился между двумя высокими башнями, как полуденное солнце, и показал своему народу завещание богов.

Толпа издала оглушающий крик. Приветственными возгласами Рамзес был признан достойным царствовать; его слова будут жизнью, его деяния соединят землю с небом. Нил будет плодоносным, достигнет основания холмов, покроет землю плодородным илом, даст людям чистую воду и бесчисленных рыб. Так как боги были на празднике, счастье наполнило все сердца. Благодаря царю пища будет такой же обильной, как песчинки на берегах Нила. Разве не говорили о Рамзесе Великом, что он своими руками создает процветание?

Глава 28

Два месяца и один день.

Бурный день после двух месяцев тайного и тщательного расследования. Серраманна не скупился на средства: его лучшие люди, опытные наемники, получили задание следить за Амени и, не привлекая внимания, обыскивать его помещения. Сард предупредил их, если они попадутся, он откажется от них, а если они заявят о его причастности, он задушит их собственными руками. Обещанные вознаграждения: дополнительные отпуска и вино высшего качества.

Удалить Амени из его кабинета оказалось трудным.

Его поездка в Фаюм предоставила сарду неожиданную возможность; но обыск не дал никаких результатов. Ни в служебных комнатах, почти всегда пустующих, ни в сундуках, ни в библиотеке личный писец Рамзеса не прятал недозволенных предметов. Амени продолжал работать днем и ночью, много ел и мало спал. Что касается его посетителей, они являлись высшими сановниками, и писец имел обыкновение встречаться с ними для того, чтобы потребовать отчета и подогреть их рвение в служении государству.

Слушая отрицательные сообщения сарда, Сетау спрашивал себя, не приснилось ли ему все это. Но Лотос, как и он, хорошо слышали имя Амени, названное капитаном баржи. Невозможно стереть из своей памяти эту грязь.

Серраманна подумывал снять наблюдение; его люди нервничали и могли допустить оплошность.

И именно в этот грозовой день произошел случай, которого они так страшились. До наступления полудня, когда Амени был один в своем кабинете, он принял необычного посетителя, плохо выбритого, одноглазого, отвратительного человека с грубым лицом.

Наемник Серраманна следовал за ним до порта Пи-Рамзеса и без труда определил род его занятий: капитан баржи.

— Ты в этом уверен? — спросил Серраманна Сетау.

— Капитан отправился на юг с грузом кувшинов. Вывод напрашивается сам собой.

Амени возглавил шайку воров, Амени, знающий лучше, чем кто-либо, управление и злоупотребляющий им для личной выгоды… А может быть, еще и хуже.

— Амени выжидал определенное время, — заметил сард, — но потом вынужден был возобновить связь со своими сообщниками.

— Не могу в это поверить.

— Сожалею, Сетау, но я должен рассказать Рамзесу все, что я знаю.

Забудь обиды, — писал император Хаттусили Фараону Египта, — удержи свою руку и позволь нам вдохнуть дыхание жизни. Ты воистину сын бога Сета! Он пообещал тебе страну хеттов, и они принесут тебе в качестве дани все, что ты пожелаешь. Разве они не у твоих ног?

Рамзес показал табличку Амени:

— Прочти сам… Как изменился тон императора!

— Сторонники мира взяли верх, влияние царицы Путухепы оказалось решающим. Твое Величество, тебе ничего не остается, как сделать предложение дочери хеттского императора стать царицей Египта.

— Придумай красивые фразы, внизу которых я поставлю свою печать. Аша умер не зря. Так увенчалось дело всей его жизни.

— Я бегу в свой кабинет, чтобы подготовить послание.

— Нет, Амени, напиши его здесь. Сядь в мое кресло и воспользуйся последними лучами солнца.

Личный писец царя остолбенел:

— Я… В кресло Фараона… Никогда!

— Ты часом не боишься?

— Конечно, боюсь! Люди получше меня были сражены на месте за то, что позволили себе подобное безумие!

— Поднимемся на террасу.

— Но… это письмо…

— Оно может подождать.

Панорама была завораживающей. Роскошная и спокойная столица Рамзеса Великого отдавалась ночи.

— Этот мир, которого мы так страстно желали, не находится ли он здесь, перед нашими глазами? Каждое мгновение нужно уметь им наслаждаться, как редким плодом и постигать его истинную ценность. Но люди только и думают о том, чтобы нарушить гармонию, как если бы они ее не выносили. Почему, Амени?

— Я… я не знаю, Твое Величество.

— А ты никогда не задавал себе этот вопрос?

— У меня не было на это времени. И к тому же есть Фараон, чтобы отвечать на вопросы.

— Серраманна говорил со мной, — сказал Рамзес.

— Говорил… О чем?

— О странном визите в твой кабинет.

Амени не смутился:

— О чем идет речь?

— Ты не мог бы мне сказать это сам?

Писец на минутку задумался:

— Я думаю о капитане баржи, он не договаривался о встрече со мной, а самовольно ворвался в кабинет. Конечно, я обычно не принимаю таких людей! Его речь была бессвязной, он говорил о докерах и задержке погрузки… Я его выдворил с помощью охранника.

— Ты видел его в первый раз?

— И в последний! Но… почему ты спрашиваешь?

Взгляд Рамзеса стал таким же проницательным, как взгляд Сета; глаза Фараона сверкали гневом, пронзая сумерки.

— Ты мне когда-нибудь лгал, Амени?

— Никогда, Твое Величество! И никогда не солгу. Пусть мои слова будут иметь силу клятвы жизнью Фараона!

Несколько томительных секунд Амени почти не дышал. Он знал, что Рамзес судит его и сейчас вынесет свой приговор. Правая рука Фараона легла на плечо писца, который сразу же ощутил благотворное воздействие его магнетизма.

— Я верю тебе, Амени.

— В чем же меня обвиняли?

— В организации хищения ценностей, которые предназначались храмам, и в обогащении.

Амени был близок к обмороку.

— Меня, в обогащении?

— У нас много работы. Мир кажется в пределах досягаемости, но тем не менее нужно немедленно созвать военный совет.

Сетау упал в объятия Амени, Серраманна бормотал извинения:

— Ну конечно, раз сам Фараон тебя окончательно оправдал!

— Вы… Вы могли подумать, что я виновен? — удивился личный писец царя, с серьезным видом наблюдавший эту сцену.

— Я предал нашу дружбу, — признал Сетау, — но я думал только о безопасности Рамзеса.

— В таком случае, — согласился Амени, — ты поступил правильно. И если у тебя появятся другие подозрения, действуй в том же духе. Наш первостепенный долг — защищать Фараона.

— Кто-то пытался очернить Амени в глазах Фараона, — напомнил Серраманна. — Кто-то, чью подпольную торговлю уничтожил Сетау.

— Я хочу знать все подробности, — потребовал Амени.

Сетау и Серраманна рассказали об этапах своего расследования.

— Главарь шайки выдал себя за меня, — сделал вывод Амени, — он воспользовался капитаном баржи, которого кобра отправила на тот свет. С помощью ложной информации он бросил подозрение на меня и мою службу. Достаточно было посещения другого капитана, чтобы убедить вас в моей виновности. С моим устранением управление страной было бы ослаблено.

Рамзес нарушил свое молчание:

— Чернить моих приближенных — значит порочить управление страны, за которое я отвечаю. Кто-то пытается ослабить Египет в тот момент, когда осложнены отношения с Хеттской империей. Это не простое дело о краже, и даже больше, это гангрена, и ее нужно как можно быстрее уничтожить.

— Мы найдем моряка, который приходил ко мне, — сказал Амени.

— Я займусь этим, — подтвердил Серраманна. — Этот человек приведет нас к своему настоящему хозяину.

— Я отдаю себя в распоряжение Серраманна, — предложил Сетау. — Я в долгу у Амени.

— Только без ошибок, — потребовал Рамзес, — я хочу видеть главаря.

— А если речь идет об Урхи-Тешшубе? — вмешался Серраманна. — Я убежден, что у него только одно желание — отомстить.

— Нет, — возразил Амени, — он недостаточно хорошо знает деятельность египетской администрации, чтобы организовать хищение ценностей.

Урхи-Тешшуб, решивший помешать браку Рамзеса с дочерью Хаттусили, который отстранил его от власти… Царь не отверг предположения начальника своей охраны.

— Исполнитель мог действовать по приказу Урхи-Тешшуба, — настаивал Серраманна.

— Конец спорам, — перебил Рамзес, — установите наблюдение и немедленно. А ты, Амени, будешь работать в пристройке дворца.

— Но… почему?

— Потому что ты подозреваешься в воровстве и посажен в тюрьму. Противник должен думать, что его план сработал.

Глава 29

Сильный ледяной ветер, казалось, продувал крепостные стены Хаттусы, укрепленной столицы Хеттской империи. На вершине Анатолийского плато осень внезапно превратилась в зиму. Проливные дожди размыли дороги и препятствовали передвижениям купцов. Зябко поеживаясь, император Хаттусили грелся у очага, попивая горячее вино.

Письмо, которое он получил от Рамзеса, в высшей степени обрадовало его. Больше никогда Хеттская империя и Египет не будут воевать. Хотя применение силы и было иногда полезно, Хаттусили предпочитал дипломатию. Хеттия превратилась в дряхлеющую империю, уставшую от многочисленных сражений; после заключения договора с Рамзесом народ привыкал к миру.

Наконец, вернулась Путухепа. Императрица провела много часов в храме грозы, чтобы испросить совета у оракулов. Красивую и величественную верховную жрицу уважали даже военные.

— Какие новости? — взволнованно спросил Хаттусили.

— Плохие. Ненастье увеличится, температура упадет.

— Зато у меня есть для тебя чудо!

Император помахал папирусом, полученным из Пи-Рамзеса.

— Рамзес дал окончательное согласие?

— Поскольку праздник его возрождения прошел, так как он символически женился на своей дочери, чтобы исполнить обряды, Фараон Египта, наш возлюбленный брат, согласен жениться на нашей дочери. Хеттка — государыня Двух Земель… Никогда бы не подумал, что эта мечта осуществится!

Путухепа улыбнулась:

— Ты смог унизиться перед Рамзесом.

— По твоему совету, дорогая… По твоему мудрому совету. Слова не имеют никакого значения, главное — достичь нашей цели.

— К несчастью, небо ополчилось против нас.

— Погода в конце концов улучшится.

— Оракулы на этот счет дают мрачные прогнозы.

— Если мы будем медлить с отъездом нашей дочери, Рамзес может счесть это хитрой уловкой.

— Что делать, Хаттусили?

— Сказать ему правду и попросить его о помощи. Науке египетских магов нет равных, пусть они усмирят стихии и освободят дорогу. Немедленно напишем нашему возлюбленному брату.

Суровое лицо, порой напряженная походка из-за больных суставов — Ка, старший сын Рамзеса, бродил по огромному некрополю Саккары, где он чувствовал себя свободнее, чем в мире живых. Верховный жрец Птаха редко покидал древний город Мемфис. Его завораживала эпоха пирамид. Ка проводил долгие часы, созерцая трех каменных гигантов: плато Гизы, пирамиды, построенные Хеопсом, Хефреном и Микериносом. Когда солнце достигало зенита, их грани, покрытые белым известняком, отражали свет и освещали погребальные храмы, сады и пустыню. Воплощение первичного камня, возникшего из первозданного океана в первое утро Вселенной, пирамиды были также окаменевшими лучами солнца, которые хранили неизменную энергию. И Ка постиг одну из их истин, каждая пирамида была буквой великой книги мудрости, ее он искал в архивах древних.

Но верховный жрец Мемфиса был озабочен: расположенная недалеко от огромного архитектурного ансамбля Джесера, над которым возвышалась пирамида со ступенями, пирамида царя Унаса требовала восстановительных работ. Датируемый концом пятой династии, насчитывающий более тысячи лет почтенный монумент страдал от серьезных ран. Было совершенно необходимо заменить большое количество блоков.

Здесь, в Саккаре, верховный жрец Ка разговаривал с душами предков. Живя в часовнях — пристанищах вечности, он читал колонки иероглифов, вызывавших в воображении прекрасные дороги потустороннего мира и счастье тех, кто обладал «праведным голосом», потому что они жили в соответствии с Законом Маат. Разбирая эти надписи, Ка возвращал к жизни обитателей могил, продолжавших присутствовать на земле тишины.

Верховный жрец Птаха обходил пирамиду Унаса, когда увидел приближающегося отца. Не походил ли Рамзес на одного из этих светящихся духов, в определенные часы являвшихся ясновидящим?

— Какие у тебя планы, Ка?

— В ближайшем будущем ускорить реставрацию пирамид Древней империи, они требуют срочного вмешательства.

— Ты нашел книгу Тота?

— Отрывки… Но я упрям. В Саккаре столько сокровищ, что мне, возможно, понадобится очень долгая жизнь.

— Тебе только тридцать восемь лет. Разве Птахотеп не дождался ста десяти, чтобы написать свои трактаты?

— В этих местах, отец, вечность питалась временем людей и превратила его в живые камни. Эти часовни, эти иероглифы, эти выдающиеся люди, которые почитают тайну жизни и приносят ей дары, — не являются ли они лучшим, что есть в нашей цивилизации?

— Ты думаешь иногда о государственных делах, сын мой?

— Зачем ими заниматься, если ты царствуешь?

— Годы проходят, Ка, и я тоже уйду в страну, которая любит тишину.

— Ты только что возродился, отец, и через три года я организую еще один твой праздник возрождения.

— Ты ничего не знаешь об управлении, экономике, армии…

— У меня нет склонности к этим занятиям. Разве строгое исполнение обрядов не является основой нашего общества? От этого зависит счастье народа, и я с каждым днем все больше хочу посвятить себя ему. Ты считаешь, что я избрал неправильный путь?

Рамзес поднял глаза к вершине пирамиды Унаса.

— Искать самое возвышенное, самое жизненное — всегда правильный путь. Но Фараон вынужден спускаться в подземный мир и противостоять там чудовищу, которое пытается осушить Нил и уничтожить ладью света. Если он не будет вести эту ежедневную битву, о каком обряде может идти речь?

Ка прикоснулся к тысячелетнему камню, как если бы он питал его мысль:

— Как я могу служить Фараону?

— Император хеттов хочет прислать в Египет свою дочь, чтобы я женился на ней. Но в Анатолии плохая погода, и путешествие обоза невозможно. Хаттусили просит о вмешательстве наших магов, чтобы они добились у богов улучшения погоды. Как можно быстрее найди текст, который позволит мне исполнить его просьбу.

Там, где укрылся Ререк, капитан баржи, никто не сможет его обнаружить. По совету своего хозяина он некоторое время жил в азиатском квартале Пи-Рамзеса после визита к писцу Фараона, чтобы наговорить ему всякой несуразицы. Но за это хорошо заплатили, гораздо больше, чем за три месяца работы на Ниле. Ререк встретился со своим хозяином, очень довольным его действиями, по его мнению, желаемый результат был достигнут. Но существовала небольшая неприятность: хозяин требовал, чтобы Ререк изменил внешность. Гордившийся своей бородой моряк попытался протестовать. Но так как речь шла о его безопасности, он уступил. Сбрив бороду, он будет служить на юге под другим именем, и стража навсегда потеряет его след.

Ререк целый день спал в небольшом белом домике. Хозяйка будила его во время прохода водоноса и приносила ему начиненные чесноком и луком лепешки, которые он обожал.

— Брадобрей на площади, — предупредила она.

Без бороды он будет казаться менее мужественным, и ему будет труднее соблазнять девушек. К счастью, у него оставались другие, не менее убедительные для этого доводы.

Ререк выглянул в окно.

На маленькой площади брадобрей поставил колья с полотнищем, предохраняющим от солнца. Под этим убежищем стояли две табуретки, одна повыше для него, другая пониже — для посетителей.

Так как собралось около десятка мужчин, ожидание будет долгим. Трое из них играли в кости, остальные сидели, прислонившись спиной к стене дома. Ререк снова лег и уснул.

Хозяйка растормошила его:

— Ну же, спускайтесь! Вы последний.

На этот раз конец уловкам. Моряк спустился по лестнице, вышел из скромного жилища, сел на табуретку с тремя ножками, заскрипевшей под его тяжестью.

— Что ты желаешь? — спросил брадобрей.

— Ты мне сбреешь бороду.

— Такую красивую бороду?

— Это тебя не касается.

— Как угодно, дружище. Как ты мне заплатишь?

— Парой сандалий из папируса.

— Это большая работа…

— Если это тебе не подходит, я обращусь к другому.

— Ладно, ладно…

Брадобрей смочил кожу мыльной водой, провел бритвой по левой щеке, чтобы проверить ее пригодность, затем быстрым, но точным движением приставил ее к горлу моряка:

— Если попытаешься убежать, Ререк, если солжешь, я перережу тебе глотку.

— Кто… кто ты?

Сетау надрезал кожу, немного крови стекло на грудь моряка:

— Тот, кто убьет тебя, если откажешься отвечать.

— Спрашивай!

— Ты знаешь капитана баржи со шрамом на левом предплечье?

— Да…

— Ты знаешь госпожу Шерит?

— Да, я работал на нее.

— Как вор?

— У нас были сделки.

— Кто ваш хозяин?

— Его зовут… Амени.

— Ты немедленно отведешь меня к нему.

Глава 30

Лицо Ка было озарено легкой улыбкой, он предстал перед Рамзесом, сидящим в своем кабинете.

— Я искал три дня и три ночи в библиотеке Дома Жизни в Гелиополисе, отец, и я нашел книгу заклинаний, которая рассеет ненастье над Хеттской империей: это гонцы богини Сехмет распространяют ядовитые испарения в атмосфере и мешают солнцу пройти сквозь облака.

— Что же делать?

— Непрерывно и как можно дольше читать литании, чтобы усмирить Сехмет; когда богиня отзовет своих посланцев, небо над Азией прояснится. Жрецы и жрицы Сехмет уже занимаются этим. Благодаря вибрациям их песнопений мы можем надеяться на быстрый результат.

Ка уже собирался уходить, когда пришел Меренптах. Братья поздоровались.

Царь наблюдал за своими такими разными и такими дополняющими друг друга сыновьями. Ни один, ни другой его не разочаровали. Разве Ка на свой манер не поступил как государственный деятель? Ка обладал возвышенностью мысли, необходимой, чтобы править, Меренптах силой, необходимой, чтобы приказывать. Что касается дочери Фараона Меритамон, она вернулась в Фивы, где руководила обрядами оживления царских статуй в храме Сета и Храме Миллионов Лет Рамзеса.

Фараон возблагодарил богов за то, что они дали ему троих исключительных детей, которые, каждый по-своему, передавали дух египетской цивилизации и были преданы ее ценностям больше, чем себе. Нефертари и Красавица Изэт могли покоиться с миром.

Меренптах склонился перед Фараоном:

— Вы вызывали меня, Ваше Величество.

— Дочь Хаттусили и Путухепы готовится покинуть хеттскую столицу, чтобы отправиться в Пи-Рамзес. Она станет Великой Супругой Фараона, и этот союз окончательно скрепит мир между Хеттской империей и Египтом. Это может не понравиться некоторым заинтересованным лицам. Поэтому ты должен обеспечить безопасность хеттки, как только она покинет контролируемые хеттами территории и прибудет в наши провинции.

— Ваше Величество может рассчитывать на меня. Сколько людей я могу взять?

— Сколько необходимо.

— Я соберу сотню опытных воинов, которые знают эти места и хорошо вооружены, и гонцов на лучших лошадях. В случае нападения мы сможем сопротивляться. Я буду регулярно информировать Ваше Величество. Если гонец запоздает, ближайшая крепость немедленно окажет помощь.

— Я возлагаю на тебя исключительно важную роль, Меренптах.

— Я не разочарую тебя, отец.

С восходом солнца ливневые потоки обрушились на Хаттусу, угрожая затопить нижний город. Когда началась паника, императрица Путухепа обратилась к населению. Хеттские жрецы не прекращали молить о милосердии бога грозы, они обратились еще и к магам Египта.

Речь Путухепы успокоила народ. Через несколько часов дождь прекратился. Тяжелые черные тучи еще висели на небе, но на юге появился обнадеживающий просвет. Отъезд дочери императора становился возможным. Императрица отправилась в комнаты своей дочери.

Двадцатипятилетняя принцесса обладала дикой красотой анатолиек. С золотистыми волосами, черными миндалевидными глазами, узким, почти заостренным носом, высокая, изящная, с гордой посадкой головы, достойной ее высокого происхождения, принцесса была воплощением чувственности и женственности, притягивающей и одновременно ускользающей. Не было ни одного вельможи, который не мечтал бы на ней жениться.

— Погода улучшается, — сказала Путухепа.

Принцесса сама причесывала свои длинные волосы, перед тем как надушить их:

— Значит, я должна готовиться к отъезду.

— Ты боишься?

— Наоборот! Быть первой хетткой, которая выходит замуж за фараона и какого фараона! За Рамзеса Великого, чья слава затмила воинственный огонь хеттов. Даже в самых безумных мечтах можно ли представить такое?

Путухепа была удивлена:

— Мы скоро расстанемся навсегда, и ты никогда не увидишь свою страну… Разве это не мука?

— Я женщина и скоро выйду замуж за Рамзеса, буду жить на земле, любимой богами, царить над пышным двором, наслаждаться неслыханной роскошью и очарованием несравненного климата, и, как знать, чем еще! Но мне недостаточно заключить брачный союз с Рамзесом.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу обольстить его. Фараон думает не обо мне, а только о дипломатии и мире, как будто я всего лишь статья в договоре. Я заставлю изменить его мнение.

— Ты рискуешь разочароваться.

— Разве я глупа и некрасива?

— Рамзес уже не молод. Он, может быть, даже и не посмотрит на тебя.

— Моя судьба принадлежит мне, и никто не сможет мне помочь. Если я не способна завоевать Рамзеса, к чему тогда эта ссылка?

— Твой брак будет гарантией благополучия двух великих народов.

— Я не буду ни служанкой, ни затворницей, а Великой Супругой Фараона. Рамзес забудет мое происхождение, я стану царствовать рядом с ним, и каждый египтянин будет падать передо мной ниц.

— Я желаю тебе этого, дочь моя.

— Эта моя воля, мама, и она не уступает твоей.

На небе появилось неяркое солнце. Водворялась зима с ледяными ветрами, морозами, но дорога, ведущая к египетским провинциям, скоро станет открытой. Путухепа хотела бы обменяться с дочерью некоторыми секретами, но не стала ли будущая жена Рамзеса чужой в своем доме?

Райя не мог успокоиться.

Бурная сцена рассорила его с Урхи-Тешшубом, и они расстались, не придя к согласию. Бывший главнокомандующий хеттской армией считал, что прибытие дочери Хаттусили может быть использовано в ущерб Рамзесу и не следует мешать приезду хеттки в Египет. Для Райя же, наоборот, этот брак, способствующий миру, был нежелателен.

Отказываясь воевать, Хаттусили играл на руку Рамзесу. Райя хотелось вырвать по волоску свою острую бородку и разорвать тунику в разноцветные полоски, так мучила его ненависть к Рамзесу. Она стала главной целью его жизни, и он готов был к любому риску, чтобы сразить этого проклятого фараона, колоссальные статуи которого высились во всех больших храмах страны. Нет, Рамзес не будет больше преуспевать в своих делах.

Урхи-Тешшуб дремал, пресыщенный комфортом и роскошью; Райя еще не потерял вкуса к борьбе. Рамзес был всего лишь человеком, и он падет под градом ударов, нанесенных с силой и точностью. У Райя появилось неотложное дело: помешать хеттке добраться до Пи-Рамзеса.

Не предупреждая Урхи-Тешшуба и его хеттских друзей, Райя организует покушение с помощью Малфи. Когда вождь ливийского племени узнает, что Меренптах, сын Рамзеса, возглавит египетский отряд, он распустит слюни. Устранить одновременно хеттку, будущую супругу Рамзеса, и младшего сына царя, какой блестящий ход!

Ни один из охранников не останется в живых. Фараон подумает, что это был взрыв гнева хеттских воинов, противников мира. На месте нападения будет разбросано оружие и оставлено несколько трупов крестьян, переодетых в воинов армии Хаттусили. Конечно, битва будет ожесточенной, и ливийцы не обойдутся без потерь, но Малфи не остановят эти мелочи. Жестокие, кровавые, а главное победоносные действия воспламенят полководца.

Хаттусили потеряет дочь, Рамзес — сына. И оба правителя отомстят друг другу за оскорбление в еще более ожесточенной схватке, чем предыдущие. И не было больше Аша, чтобы предотвратить конфликт. Что касается Урхи-Тешшуба, он будет поставлен перед свершившимся фактом. Или он станет сотрудничать, признав свою ошибку, или его уничтожат. У Райя было достаточно планов, для того чтобы подточить Египет изнутри; ни одного дня передышки он не даст Рамзесу.

Раздался стук в дверь кладовой, где купец хранил свои самые драгоценные вазы.

— Кто там?

— Капитан Ререк.

— Я не желаю тебя здесь видеть!

— У меня были неприятности, но я выпутался… Мне нужно с вами поговорить.

Райя приоткрыл дверь.

Сирийский купец едва успел рассмотреть лицо моряка. От толчка в спину последний налетел на Райя, который свалился вверх тормашками, в то время как Серраманна и Сетау ворвались в кладовую.

Гигант сард обратился к капитану Ререку.

— Как зовут этого человека? — спросил он, указывая на Райя.

— Амени, — ответил моряк.

Руки и ноги Ререка были связаны веревкой. Воспользовавшись темнотой, царившей в кладовой, Райя проскользнул, как змея, и поднялся по лестнице, ведущей на крышу. Немного удачи, и он уйдет от преследователей.

Сидящая на крыше красавица нубийка сурово посмотрела на него:

— Остановитесь.

Райя вытащил из правого рукава своей туники кинжал:

— Прочь с дороги, или я убью тебя!

Когда он, подняв руку, бросился на нее с кинжалом, мраморная гадюка укусила его за правую пятку. Боль была такой невыносимой, что Райя выпустил из рук оружие, споткнулся о выступ крыши и, потеряв равновесие, упал вниз.

Когда Серраманна склонился над сирийским купцом, то скривился от досады. При падении Райя сломал себе шею.

Глава 31

Изнемогающая, опьяненная пылкостью своего любовника Танит лежала на мощном торсе Урхи-Тешшуба:

— Умоляю, займемся любовью еще раз!

Хетт с радостью бы уступил, но его встревожил звук шагов. Он встал и вытащил из ножен короткий меч.

В дверь спальни постучали.

— Кто там?

— Слуга.

— Я запретила нас беспокоить! — истерически закричала Танит.

— Один друг вашего мужа… Он говорит, что это очень срочно.

Финикийка удержала Урхи-Тешшуба за руку:

— Это может быть ловушка.

— Мне есть чем защититься.

Урхи-Тешшуб позвал хетта, дежурившего в саду дома. Гордясь своей службой у бывшего главнокомандующего, он тихо доложил обстановку и удалился.

Когда любовник вернулся в спальню, обнаженная Танит прильнула к нему и покрыла поцелуями. Почувствовав, что он озабочен, она отстранилась и подала ему чашу прохладного вина.

— Что происходит?

— Наш друг Райя мертв.

— Несчастный случай?

— Он упал с крыши, когда пытался убежать от Серраманна.

Финикийка побледнела:

— Проклятый сард! Но… он доберется до тебя!

— Возможно.

— Нужно бежать, бежать немедленно!

— Вот уж нет. Серраманна допустил небольшую оплошность. Райя не успел заговорить, я остаюсь вне опасности. Смерть сирийского купца скорее хорошая новость… Он начал терять хладнокровие. Сейчас он мне больше не нужен, потому что у меня есть прямая связь с ливийцами.

— А если… мы удовольствуемся нашим счастьем?

Урхи-Тешшуб грубо мял груди Танит:

— Довольствуйся быть моей послушной и молчаливой женой, и я сделаю тебя счастливой.

Когда он страстно овладел ею, она потеряла сознание от удовольствия.

Охотники принесли Тешонку шкуры животных. Ливиец сам выбирал материал высшего качества. Он доверял только собственному суждению и проявлял крайнюю строгость, отказываясь от трех четвертей предложенных товаров. Утром он выгнал двух охотников, предложивших ему плохие шкуры.

Вдруг к его ногам упала туника из разноцветных полос.

— Узнаешь? — спросил Серраманна.

Почувствовав боль в животе, ливиец положил руки на свое круглое брюшко.

— Это… это обычная одежда.

— Посмотри на нее внимательно.

— Я вас уверяю… Я больше ничего не могу сказать о ней.

— Я тебе помогу, Тешонк, потому что ты мне симпатичен. Эта туника принадлежала сирийскому купцу Райя, довольно подозрительному типу с нечистой совестью, который глупо погиб, когда пытался убежать от меня. Его шпионское прошлое, скажем так, всплыло на поверхность. Но я уверен, что вы были друзьями или скорее сообщниками.

— Я не общался с этим…

— Не перебивай меня, Тешонк. У меня нет доказательств, но я не сомневаюсь, что покойный Райя, ты и Урхи-Тешшуб заключили союз против Рамзеса. Смерть сирийца — это предупреждение: если остальные твои сообщники еще попытаются навредить царю, с ними произойдет то же самое. Теперь я хотел бы получить мой должок.

— Я велю отправить вам кожаный щит и дорогие сандалии.

— Хорошее начало… Ты можешь назвать какие-нибудь имена?

— У ливийцев все спокойно, господин Серраманна! Они признают власть Рамзеса.

— Пусть продолжают в том же духе. До скорой встречи, Тешонк.

Едва затих стук копыт лошади Серраманна, как ливиец, держась за живот, бросился в уборную.

Император Хаттусили был в разладе со своей супругой Путухепой. Обычно императрица ценила прозорливость супруга и правильность его намерений. Но на этот раз между ними произошла бурная ссора.

— Нужно предупредить Рамзеса об отъезде нашей дочери, — настаивала Путухепа.

— Нет, — возразил император, — нужно использовать ситуацию, чтобы узнать, способны ли мятежники действовать против нас.

— Против нас… Ты хочешь сказать, против нашей дочери и ее свиты! Ты отдаешь себе отчет, что хочешь использовать свое собственное дитя как приманку?

— Она ничем не рискует, Путухепа. В случае нападения лучшие хеттские воины защитят ее и уничтожат мятежников. Таким образом, мы достигнем двойной цели: уничтожим оставшихся врагов и скрепим мир с Рамзесом.

— Моя дочь не должна подвергаться никакой опасности.

— Я принял решение: она уедет завтра. Только когда она достигнет границы египетских провинций, Рамзеса известят о прибытии будущей жены.

Какой хрупкой казалась молодая принцесса среди хеттских воинов в тяжелых кирасах и грозных шлемах! Вооруженный новым оружием, снабженный молодыми, здоровыми лошадьми особый отряд, которому было поручено сопровождать принцессу, казался непобедимым. Император Хаттусили знал, что его дочь подвергалась опасности, но уж больно благоприятным был случай. Разве глава государства не должен поддерживать и защищать свою власть иногда даже в ущерб собственной семьи?

В многочисленных повозках находилось приданое принцессы и дары Рамзесу Великому: золото, серебро, бронза, ткани, драгоценности. И подарок, который особенно понравится Фараону: десять великолепных лошадей, за ними он сам будет ухаживать, и они поочередно будут возить его колесницу.

Небо очистилось, стояла непривычная жара. Воины задыхались и потели в своих зимних плащах. Февраль внезапно превратился в летний месяц. Эта аномалия не могла долго продолжаться; через несколько часов, вне всяких сомнений, пойдет дождь и наполнит резервуары.

Принцесса стала на колени перед отцом, который помазал ее свадебным елеем.

— Рамзес сам совершит брачное помазание, — заявил он, — счастливого пути, будущая царица Египта.

Обоз тронулся. За повозкой, куда села молодая женщина, следовала другая — не менее удобная. Это была повозка императрицы Путухепы.

— Я еду с дочерью, — сказала она, проходя мимо императора, — и провожу ее до границы.

Неприветливые горы, крутые дороги, опасные ущелья, густые леса, где мог спрятаться враг… Императрица Путухепа боялась своей собственной страны. Конечно, воины были настороже, и их количество должно было испугать любого нападавшего. Но в Хеттской империи еще недавно бушевали кровавые междоусобные войны; не попытается ли сам Урхи-Тешшуб или его противники уничтожить принцессу, символ мира?

Самым мучительным являлось отсутствие зимы. Подготовленный к этому периоду организм страдал от палящего солнца и засухи. Накапливалась необыкновенная усталость, делая путешествие изнуряющим. Путухепа заметила, что бдительность воинов уменьшилась и их силы были на исходе. Будут ли они способны отразить нападение?

Принцесса оставалась невозмутимой, как будто испытание никак на ней не отражалось. Гордая женщина освещала путь своим отчаянным желанием достичь цели.

Когда шумели сосны, и шум потока походил на шаги вооруженных людей, Путухепа вздрагивала. Где прятались мятежники? Какие действия они предприняли? Императрица хеттов часто просыпалась среди ночи, прислушиваясь к малейшему подозрительному шуму, а днем пристально вглядывалась в леса, обрывистые склоны и берега рек.

Принцесса и ее мать не разговаривали. Замкнувшись в молчании, дочь Путухепы отвергала любую связь со своим прежним существованием. Для нее Хеттская империя умерла, а будущее звалось Рамзесом.

Страдая от жары и жажды, измученный обоз миновал Кадеш и прибыл на пограничный пост Айи в Южной Сирии. Там, на лесной опушке, территории, контролируемой Фараоном, возвышалась египетская крепость.

Лучники заняли позицию у бойниц, большие ворота закрылись. Гарнизон думал о штурме. Принцесса вышла из своей повозки и села на одну из лошадей, предназначенных Рамзесу. Под недоуменными взглядами матери и командующего хеттским отрядом она галопом помчалась к крепости и остановилась у ее стен. Ни один египетский лучник не осмелился выстрелить.

— Я дочь императора хеттов и будущая царица Египта, — заявила она. — Рамзес Великий ждет меня, чтобы отпраздновать нашу свадьбу. Окажите мне хороший прием, иначе гнев Фараона сожжет вас, как огонь.

Появился комендант крепости:

— За вами целая армия!

— Не армия, а моя охрана.

— У этих хеттских воинов угрожающий вид.

— Вы ошибаетесь, комендант, я сказала вам правду.

— Я не получал никакого приказа из столицы.

— Немедленно сообщите Рамзесу о моем прибытии

Глава 32

Амени простудился; глаза покраснели, грудь заложило, дыхание стало прерывистым. Февральские ночи были морозными, и бледного солнца было недостаточно, чтобы нагреть воздух. Амени заказал большое количество дров, но поставка запаздывала. Находясь в очень плохом настроении, он готовился выместить свою злобу на одном из подчиненных, когда армейский гонец положил на его стол послание из крепости Айа в Южной Сирии.

Несмотря на непрекращающееся чиханье, Амени прочитал секретный текст, набросил шерстяной плащ на льняную тунику, замотал горло шарфом и, невзирая на воспаленные бронхи, побежал в кабинет Рамзеса.

— Величество… Невероятная новость! Дочь Хаттусили прибыла в Айу. Комендант крепости ждет ваших распоряжений.

В этот поздний час царь работал при свете масляных ламп, фитили которых совершенно не дымили. Установленные на высоких деревянных канделябрах из смоковницы, они давали мягкий и ровный свет.

— Это, разумеется, ошибка, — сказал Рамзес. — Хаттусили предупредил бы меня об отъезде своей дочери.

— У крепости расположилась хеттская армия, они выдают себя за свадебный обоз!

Царь сделал несколько шагов по своему просторному кабинету, отапливаемому жаровнями.

— Хитрость, Амени, хитрость императора, чтобы проверить распространение своей власти внутри самой Хеттской империи. Обоз могли атаковать военные, противники мира.

— Как приманка… Собственная дочь!

— Теперь Хаттусили может успокоиться. Пусть Меренптах немедленно отправляется с отрядом для охраны принцессы. Прикажи коменданту крепости Айа открыть ворота и принять хеттов.

— А если…

— Приходится рисковать.

Одинаково удивленные хетты и египтяне побратались, устроили веселье, вместе пили и ели, как старые друзья. Путухепа могла спокойно возвращаться в Хаттусу, тогда как ее дочь в сопровождении вельмож и нескольких хеттских воинов продолжит свой путь в Пи-Рамзес под защитой Меренптаха.

Завтра состоится расставание. Со слезами на глазах императрица посмотрела на свою красивую и торжествующую дочь.

— Ты не испытываешь никаких сожалений?

— Я никогда не была так счастлива!

— Мы никогда больше не увидимся.

— Это закон жизни. У каждого своя судьба. А моя судьба сказочна!

— Будь счастлива, дитя мое.

— Я уже счастлива.

Уязвленная Путухепа даже не поцеловала свою дочь. Последняя связь оборвалась.

— Это совершенно ненормально, — заметил комендант крепости Айа, опытный военный. — В это время года горы должны быть покрыты снегом, и каждый день должен идти дождь. Если будет продолжаться эта летняя жара, нам не хватит воды для резервуаров.

— Мы продвигались быстрым маршем, — напомнил Меренптах, — и у меня много больных. По дороге высохли источники и колодцы. Я боюсь, что эта поездка для принцессы будет очень опасной.

— Совершенно ненормально, — повторил комендант. — Только бог мог вызвать такое отклонение.

Меренптах опасался услышать это мнение.

— Боюсь, что вы правы. В вашей крепости есть статуя-покровительница?

— Да, но она только изгоняет из окрестностей злых духов. У нее недостаточно силы, чтобы изменить климат. Нужно умолять бога, энергия которого сравнима с энергией неба.

— У вас есть запасы воды, чтобы обеспечить обратный путь?

— Увы, нет! Вам придется остаться здесь и ждать дождя.

— Если продлится это несвоевременное лето, для египтян и хеттов не хватит воды.

— Сейчас зима, и эта засуха должна скоро закончиться.

— Вы сами это заметили, комендант, она неестественна. Уезжать — рискованно, оставаться не менее рискованно.

Военный наморщил лоб:

— Но… что вы собираетесь делать?

— Сообщить Рамзесу. Он один сможет действовать.

Ка развернул на столе Рамзеса три длинных папируса, обнаруженных в архивах Дома Жизни в Гелиополисе.

— Тексты категоричны, Твое Величество. Один бог царствует над климатом Азии: Сет. Но никто из магов не может войти с ним в прямую связь. Ты, и только ты один можешь вступить в диалог с Сетом, чтобы возвратить времена года на свое место. Однако…

— Говори, сын мой.

— Однако я против этого шага. Сила Сета опасна и неконтролируема.

— Ты опасаешься моей слабости?

— Ты — сын Сети, но изменение климата требует управления молнией и грозой… А Сет непредсказуем. И Египет нуждается в тебе. Пошлем в Сирию много божественных статуй и караван с продовольствием.

— Ты думаешь, что Сет их пропустит?

Ка понурился:

— Нет, отец.

— Значит, он не дает мне выбора. Или я выигрываю сражение, которое он мне предлагает, или Меренптах, принцесса и все их спутники умрут от жажды.

У старшего сына Рамзеса не было никаких доводов, чтобы возразить отцу.

— Если я не вернусь из храма Сета, — сказал Фараон Ка, — будь моим наследником и отдай свою жизнь Египту.

Хеттская принцесса, размещенная в апартаментах коменданта крепости, потребовала разговора с Меренптахом. Он считал ее беспокойной и властной, но вел себя с почтением, какое положено оказывать знатной даме.

— Почему мы немедленно не выезжаем в Египет?

— Потому что это невозможно, принцесса.

— Погода великолепная.

— Это засуха в сезон дождей, и у нас нет воды.

— Но мы же не останемся в этой ужасной крепости!

— Небо враждебно нам, божественная воля удерживает нас на месте.

— Ваши маги ни на что не способны?

— Я обратился к самому великому из них: к самому Рамзесу.

Принцесса улыбнулась:

— Вы умный человек, Меренптах. Я скажу о вас моему супругу.

— Будем надеяться, принцесса, что небо услышит наши молитвы.

— Не сомневайтесь в этом! Я приехала сюда не для того, чтобы умереть от жажды. Разве небо и земля не в руках Фараона?

Ни Амени, ни Сетау не удалось изменить решения Фараона. Во время обеда Рамзес съел кусок мяса, вырезанного из бедра быка, воплощающего могущество Сета, и выпил крепкое вино оазисов, находящихся под покровительством того же бога. Потом, очистив рот солью, носительницей земного огня, необходимого для сохранения пищи, он сосредоточился перед статуей своего отца, который своим именем осмелился провозгласить себя земным представителем повелителя грозы.

Без помощи Сети Рамзес не мог убедить Сета. Единственный промах, небрежный ритуальный жест, отвлеченная мысль — и ударит молния. Перед лицом могущества единственное оружие — это прямота. Этой прямоте Сети научил Рамзеса, приобщая его к обязанностям Фараона.

Среди ночи царь вошел в храм Сета, построенного на месте Авариса, столицы, которую ненавидели гиксосские завоеватели. Место, посвященное молчанию и уединению, место, куда только Фараон мог проникнуть, не боясь быть уничтоженным.

Перед лицом бога Сета нужно было победить страх, затем бросить огненный взгляд на мир, узнать его в его жестокости и стать силой в его начале, в центре космоса, там, куда не проникал человеческий разум.

Рамзес поставил на жертвенник чашу с вином и миниатюрную газель, сделанную из акации. Способная переносить жесточайший зной пустыни и выживать во враждебной среде газель являлась вместилищем пламени Сета.

— Небо на твоих руках, — сказал царь богу, — земля под твоими ногами. То, что ты приказываешь, происходит. Ты вызвал жару и засуху, верни нам зимний дождь.

Статуя Сета не реагировала, ее глаза оставались холодными.

— Это я, Рамзес, сын Сети, говорю с тобой. Ни один бог не имеет права нарушить порядок мира и течение времен года, любое божество должно подчиняться Закону. Ты, как и все остальные.

Глаза статуи покраснели; внезапное тепло наполнило храм.

— Не направляй свою силу против Фараона. В нем соединены Гор и Сет. Ты во мне, и я использую твою силу для борьбы с тьмой и предотвращения беспорядка. Повинуйся мне, Сет, пошли дождь на края севера!

Молнии прорезали небо, и над Пи-Рамзесом загремел гром.

Глава 33

Принцесса заносчиво сказала Меренптаху:

— Мне невыносимо это ожидание! Немедленно везите меня в Египет.

— У меня приказ обеспечить вашу безопасность. Пока стоит продолжительная засуха — неблагоразумно отправляться в путь.

— Почему не вмешивается Фараон?

Капля дождя упала на левое плечо принцессы, вторая — на правую руку. Она и Меренптах одновременно подняли глаза к небу, которое потемнело и покрылось черными тучами. Сверкнула молния, за ней последовал раскат грома и пошел сильный дождь. Через несколько минут температура понизилась.

Холодная и дождливая зима, соответствующая закону времен года, прогнала лето и засуху.

— Вот ответ Рамзеса, — сказал Меренптах.

Хеттская принцесса закинула голову, открыла рот и жадно пила воду неба.

— Поехали, поехали быстрее!

Амени ходил взад и вперед перед дверью спальни царя. Стоящий со скрещенными руками насупленный Сетау неподвижно смотрел в одну точку. Ка читал магический папирус, формулы которого он произносил про себя. Во второй раз Серраманна протирал свой короткий меч тряпкой, смоченной льняным маслом.

— В котором часу Фараон вышел из храма Сета? — спросил сард.

— На заре, — ответил Амени.

— Он с кем-нибудь разговаривал?

— Нет, он не произнес ни единого слова, — сказал Ка. — Царь закрылся в своей спальне, я позвал главного лекаря царства, он согласился ее принять.

— Она осматривает его уже больше часа! — возмутился Сетау.

— Видимые или нет, ожоги Сета опасны, — уточнил верховный жрец. — Доверимся науке Неферет!

— Я дал ей много лекарств для здоровья сердца, — напомнил Сетау.

Наконец, дверь открылась.

Четверо мужчин окружили Неферет.

— Рамзес вне опасности, — сказала главный лекарь царства, — один день отдыха, и царь снова обретет нормальный ритм работы. Оденьтесь потеплее: погода обещает быть холодной и влажной.

Над Пи-Рамзесом начался дождь.

Объединенные, как братья, под командованием Меренптаха египтяне и хетты прошли через Ханаан, продолжили путь по прибрежной дороге, над которой возвышался Синай, и вошли в Дельту. На каждой остановке в малых крепостях был праздник. Во время путешествия многие воины обменяли свое оружие на флейты, трубы и тамбурины.

Хеттская принцесса пожирала глазами зеленеющие пейзажи, восхищалась пальмовыми рощами, плодородными полями, каналами, папирусными лесами. Открывающийся перед ней мир был совершенно не похож на суровое Анатолийское плато ее юности.

Когда обоз стал виден из Пи-Рамзеса, улицы заполнились народом; никто не смог бы сказать, как распространились слухи, но все знали, что дочь императора хеттов подъезжает к столице Рамзеса Великого. Богачи смешались с бедняками, вельможи стояли рядом с чернорабочими, радость наполняла сердца.

— Невероятно, — прокомментировал Урхи-Тешшуб, стоявший с женой в первых рядах зрителей, — этому Фараону удалось многое.

— Он вызвал дождь и одолел бога Сета, — сказала восхищенная Танит. — Его могущество беспредельно.

— Рамзес — это вода и воздух для народа, — добавил каменотес. — Его любовь подобна хлебу, который мы едим, и одежде, которую носим. Он отец и мать страны!

— Его взгляд проникает в умы и души, — сказала жрица богини Хатор.

Урхи-Тешшуб был побежден. Как бороться против фараона, наделенного сверхъестественной силой? Рамзес повелевал стихиями, изменял погоду даже в Азии, правил духами, способными победить любую армию! И как это предчувствовал хетт, ничто не смогло воспрепятствовать путешествию дочери императора. Любое нападение на обоз было обречено на неудачу.

Бывший главнокомандующий анатолийскими воинами взял себя в руки. Он-то уж не поддастся магии Рамзеса! Его целью, его единственной целью, было убить этого человека, разрушившего его жизнь и доведшего гордую Хеттскую империю до состояния простых подданных. Каково бы ни было его могущество, Фараон не был богом, но человеком со своими слабостями и недостатками. Опьяненный победами и популярностью, Рамзес в конце концов потеряет прозорливость, время будет работать против него.

И он женится на этой, принцессе! В ее жилах текла кровь неукротимого воинственного народа. Думая скрепить этим браком мир, Рамзес, быть может, глубоко ошибался.

— Вот она! — закричала Танит, возглас которой был подхвачен тысячами восторженных голосов.

Внутри своей повозки принцесса прихорашивалась. Она подкрасила веки зеленой краской из силиката гидратной меди и очертила вокруг глаз черный овал, накладывая палочкой краску, составленную из свинцового блеска, серебра и древесного угля. Она посмотрела в зеркало на результаты своего труда и осталась довольна. Ее рука не дрогнула.

С помощью Меренптаха молодая хеттка вышла из повозки.

Ее красота ошеломила толпу. Одетая в длинное зеленое платье, оттеняющее перламутровый цвет ее кожи, принцесса имела вид настоящей царицы.

Вдруг все повернулись в направлении главной улицы города, откуда нарастал характерный звук лошадиного галопа и трения колес колесницы.

Рамзес Великий ехал на встречу со своей будущей женой.

Две молодые и горячие лошади являлись потомками пары, которая вместе с львом Бойцом были единственными союзниками Фараона в битве при Кадеше, когда воины бросили его одного перед хеттским натиском. Два великолепных боевых коня были украшены султанами из красных перьев с голубыми концами, на их спинах была попона из красного, голубого и зеленого хлопка. Вожжи Фараон привязал к поясу, чтобы можно было держать в правой руке жезл.

Сверкающая золотом колесница быстро приближалась. Рамзес спокойно управлял лошадьми. В голубой короне, напоминавшей о небесном происхождении фараонов, царь казался полностью одетым в золото.

Да, это солнце следовало за ним, освещая своими лучами его подданных. Когда колесница остановилась в нескольких метрах от хеттской принцессы, серые тучи разорвались и солнце единолично царило над ставшем голубым небом. Рамзес, Сын Солнца, не был ли он творцом этого нового чуда?

Молодая женщина стояла, опустив глаза. Царь отметил, что ее одежде была присуща скромность. Простое серебряное ожерелье, небольшие браслеты из того же металла, лишенное украшений платье, которое в выгодном свете оттеняло ее великолепное тело.

Ка подошел к Рамзесу и передал ему голубую фаянсовую вазу.

Рамзес помазал лоб принцессы чистым маслом.

— Вот брачное помазание, — заявил Фараон. — Оно делает тебя Великой Супругой Фараона, повелителя Двух Земель. Пусть злые силы отойдут от тебя. В этот день ты рождаешься для своего предназначения, согласно Закону Маат, и ты принимаешь имя «Та, которая видит Гора и совершенство божественного света»[6]. Посмотри на меня, Мат-Гор, моя супруга.

Рамзес протянул руки молодой женщине, которая очень медленно вложила свои ладони в ладони Рамзеса. Она, никогда не ведавшая страха, была охвачена ужасом. Возложив столько надежд на этот момент, чтобы проявить свои чары, она боялась упасть в обморок, как испуганная девочка. От Рамзеса исходил такой магнетизм, что ей показалось, будто она прикасается к плоти бога и переходит в другой мир, где у нее не было точки опоры. Обольстить его… Теперь она понимала тщетность своих намерений, но было слишком поздно отступать, хотя ей хотелось убежать и вернуться в Хеттию, далеко, очень далеко от Рамзеса.

Ее руки продолжали покоиться в руках царя, и она, наконец, осмелилась поднять глаза и посмотреть на него.

В свои пятьдесят шесть лет Рамзес был великолепным мужчиной с несравненной величественной осанкой. С широким открытым лбом, выступающими надбровными дугами, густыми бровями, пронзительным взглядом, длинным, узким носом с горбинкой, круглыми изящными ушами, широкой грудью, он был редким сочетанием силы и изящества.

Мат-Гор, хеттка, ставшая египтянкой, влюбилась в него с первого взгляда с неистовством женщин ее крови.

Рамзес пригласил ее взойти на свою колесницу.

— На тридцать четвертом году моего царствования навсегда провозглашен мир с хеттами, — звонким голосом, поднявшимся до неба, заявил Фараон.

— Стелы посвятят этому браку, они будут поставлены в Карнаке, Пи-Рамзесе, Элефантине, Абу-Симбеле и во всех храмах Нубии. В городах и деревнях начнутся празднества, и на них будут пить вино из царских погребов. Начиная с этого дня, границы между Египтом и Хеттской империей открыты; пусть свободно передвигаются люди и ценности внутри обширного пространства, откуда навсегда будут изгнаны война и ненависть.

Мощный крик приветствовал заявление Рамзеса.

Помимо воли охваченный волнением Урхи-Тешшуб присоединил свой голос к возгласу всеобщего ликования народа.

Глава 34

Закрепленный на верхней оконечности двойной мачты и заканчивающийся на обшивке корабля льняной прямоугольный парус был надут северным ветром, и царский корабль быстро плыл против течения в направлении Фив. Капитан на носовой части часто проверял Нил с помощью длинного шеста. Он так хорошо знал течение и местоположение песчаных отмелей, что никакой ошибочный маневр не омрачил бы путешествие Рамзеса и Мат-Гор. Фараон сам поднял парус, в то время как его молодая жена отдыхала в каюте, украшенной цветами, а повар ощипывал утку для трапезы. Трое рулевых управляли веслом-рулем, снабженным двумя магическими глазами, указывающими правильное направление, матрос набирал воду из реки, ухватившись одной рукой за бортовое ограждение, ловкий, как обезьяна, юнга карабкался на верхушку мачты, чтобы смотреть вдаль и предупредить капитана о возможном присутствии стада гиппопотамов.

Экипаж с наслаждением выпил исключительное местное вино из виноградников Пи-Рамзеса двадцать второго года царствования, памятного года, в течение которого был подписан мирный договор с хеттами. Бесподобного качества вино хранилось в кувшинах из бежево-розовой терракоты с прямым носиком конической формы, который закрывала пробка, сделанная из глины и соломы. На боках — цветы лотоса и изображение божества, приобщившегося к великим таинствам, приземистого существа с короткими ногами, показывающего красный язык, чтобы выразить всемогущество Слова.

Когда Рамзес, насладившись бодрящим воздухом, витающим над рекой, вернулся в центральную каюту, Мат-Гор уже проснулась. Надушенная жасмином, с обнаженной грудью, одетая в короткую тунику, она была самим обольщением.

— Фараон — владыка излучения, — сказала она нежно, — падающая звезда, сопровождаемая следами огня, неукротимый бык с острыми рогами, крокодил среди вод, к которому нельзя приблизиться, сокол, хватающий свою добычу, божественный гриф, которого никто не может победить, раздражающая буря, пламя, прорезывающее густой мрак.

— Ты хорошо знаешь наши традиционные тексты, Мат-Гор.

— Египетская литература один из предметов, которые я изучала. Меня волнует все, что написано о Фараоне. Разве он не самый могущественный человек в мире?

— Значит, ты должна знать, что Фараон ненавидит лесть.

— Я говорю искренне. Не существует большего счастья, чем это мгновение. Я мечтала о вас, Рамзес, когда мой отец сражался с вами. Я была уверена, что только солнце Египта даст мне жизнь. Сегодня я знаю, что была права.

Молодая женщина прижалась к правой ноге Рамзеса, нежно обняв ее:

— Мне разве запрещено любить повелителя Двух Земель?

Любовь женщины… Рамзес уже давно о ней не думал. Нефертари была любовью, Красавица Изэт страстью, и это счастье принадлежало прошлому. Молодая хеттка пробуждала в нем желание, которое он считал угасшим. Искусно надушенная, предлагающая себя без истомы, она умела быть влекущей, не теряя своего благородства. Рамзес был взволнован ее дикой красотой и очарованием черных миндалевидных глаз.

— Ты очень молода, Мат-Гор.

— Я женщина, Ваше Величество, а также ваша супруга. Не мой ли долг завоевать вас?

— Иди на носовую часть корабля и открывай Египет. Это его супругом я являюсь.

Царь накрыл накидкой плечи Мат-Гор и повел ее на нос корабля. Он указал ей на названия провинций, городов и деревень, описал их богатства, подробно рассказал об оросительных системах, упомянул об обычаях и праздниках.

И вот Фивы.

На восточном берегу восхищенная Мат-Гор увидела огромный храм Карнака и святилище ка богов, светящийся Луксор. На западном берегу возвышалась Сима, где жила богиня тишины, хеттка онемела от восхищения перед Домом Рамзеса, Храмом Миллионов Лет, и гигантским колоссом, воплощавшем в камне ка царя, приравненного к божественной силе.

Мат-Гор отметила, что одно из имен Фараона «тот, кто похож на пчелу» было полностью оправданно, так как Египет действительно был ульем, где праздность считалась недопустимой. Каждый выполнял свои функции, соблюдая иерархию обязанностей. Даже в самом храме стояла непрерывная деятельность: рядом работали мастерские ремесленников, тогда как внутри посвященные выполняли обряды. Ночью наблюдатели за звездами делали свои астрономические расчеты.

Рамзес не дал новой Великой Супруге Фараона времени, чтобы ко всему этому привыкнуть. Живя в Доме Рамзеса, она должна подчиняться требованиям своего сана и постигать ремесло царицы. Она знала, чтобы завоевать Рамзеса — необходимо повиноваться.

Царская колесница, охраняемая стражей и армией, остановилась у деревни Деир-эль-Медина. За ними следовал караван, который вез ремесленникам, строящим и украшающим гробницы Долины Царей и Цариц, обычное продовольствие: буханки хлеба, мешки с фасолью, свежие овощи, рыбу высшего качества, сушеное и маринованное мясо. Администрация поставляла также сандалии, ткани и мази.

Мат-Гор оперлась на руку Рамзеса, чтобы сойти с колесницы:

— Что мы будем здесь делать?

— Для тебя существенно важное.

Под возгласы ремесленников и их семей царская чета направилась к большому белому дому главы общины, пятидесятилетнего мужчины.

— Как отблагодарить Ваше Величество за щедроты? — кланяясь спросил он.

— Я знаю цену твоей руке, я знаю, что ты и твои братья не знаете усталости. Я ваш покровитель, и я обогащу вашу общину, чтобы ее творения были бессмертными.

— Приказывайте, Ваше Величество, и мы повинуемся.

— Пойдем со мной, я покажу тебе место, где нужно немедленно начать два строительства.

Когда царская колесница поехала по дороге, ведущей к Долине Царей, Мат-Гор охватила тревога. Вид скал, разрушенных солнцем, где, казалось, отсутствует всякая жизнь, сжал ей сердце. Она, которая привыкла к роскоши и комфорту дворца, была потрясена видом пустынной местности.

У Долины Царей, охраняемой днем и ночью, Рамзеса ждали пятьдесят сановников разного возраста. С бритыми головами, с широкими ожерельями на груди, одетые в длинные плиссированные набедренные повязки они держали древки, которые были сделаны из смоковницы и украшены страусовыми перьями.

— Это «царские сыновья», — объяснил Рамзес.

Сановники подняли древки, образовали почетную изгородь, потом строем последовали за Фараоном.

Рамзес остановился недалеко от входа в собственную гробницу.

— Здесь, — приказал он главе общины Деир-эль-Медина, — ты выроешь огромную могилу[7] с залами и колоннами и столько погребальных отсеков, сколько будет «царских сыновей». Вместе с Осирисом я их буду навеки охранять.

Рамзес вручил распорядителю работ план, который он сам начертил на папирусе.

— Вот вечное пристанище Великой Супруги Фараона Мат-Гор; ты построишь эту гробницу в Долине Цариц недалеко от гробницы Красавицы Изэт и подальше от усыпальницы Нефертари.

Молодая хеттка побледнела.

— Такова наша традиция, — уточнил Рамзес. — Царский сан обязывает нас думать о загробном мире. Смерть — наша лучшая советчица, так как придает нашим действиям истинную ценность и позволяет отличить главные действия от второстепенных.

— Но я не хочу предаваться грустным мыслям!

— Ты больше не такая женщина, как все остальные, Мат-Гор, ты больше не хеттская принцесса, которая озабочена только своими желаниями, ты — царица Египта. Значит, твой долг должен быть превыше всего. А чтобы понять, в чем он заключается, тебе нужно встретить собственную смерть.

— Я отказываюсь!

Взгляд Рамзеса заставил Мат-Гор пожалеть об этих словах. Хеттка упала на колени:

— Простите меня, Ваше Величество.

— Встань, Мат-Гор, ты не моя служанка, а служанка Маат, Закона Вселенной, он создал Египет и переживет его. А теперь пойдем к твоей судьбе.

Молодая хеттка держалась высокомерно, несмотря на страх, и пыталась сдержать волнение, осматривая Долину Цариц, которая казалась менее суровой и пустынной, чем Долина Царей. Здесь высокие скалы расступались, открывая место захоронения цариц миру живых. Мат-Гор чувствовала его совсем близким. Она сосредоточилась на чистоте неба и вспомнила красоту пейзажей долины Нила, где надеялась прожить многие годы веселья и удовольствий.

Рамзес думал о Нефертари, покоившейся в золотом зале великолепного пристанища вечности, где она каждое мгновение воскресала в виде феникса, луча света или дуновения ветра, поднимающегося до пределов мира. Нефертари, которая плыла в ладье по небесному течению в центре света.

Мат-Гор молчала, не смея прервать раздумья царя. Несмотря на значительность места и времени, она была глубоко взволнованна его величественной осанкой и силой. Какие бы испытания ни пришлось преодолеть, хеттка достигнет своей цели: соблазнить Рамзеса.

Глава 35

Терпение Серраманна было на исходе. Поскольку хитрость и мягкость не давали никаких результатов, сард решил прибегнуть к более прямому методу. Съев говяжье ребро, он верхом отправился в мастерскую Тешонка.

На этот раз ливиец скажет все, что знает, и, в частности, имя убийцы Аша.

Когда Серраманна спешился, он был удивлен скоплением народа у мастерской кожевника. Женщины, дети, старики, рабочие говорили наперебой.

— А ну-ка посторонитесь! — приказал Серраманна, — и дайте мне пройти.

Гиганту не понадобилось повторять приказ. Установилась тишина.

Внутри помещения запах был, как всегда, ужасным. Серраманна, перенявший у египтян привычку использовать благовония, не решался зайти. Но вид группы кожевников, стоявших у просоленных антилопьих шкур, побудил его войти в это зловонное место. Он отодвинул связки веток акации, богатых дубильной кислотой, прошел вдоль баков с охровой землей и положил свои огромные ручищи на плечи одного из подмастерьев.

— Что происходит?

Подмастерья посторонились. Серраманна увидел труп Тешонка, голова которого была опущена в таз с мочей и навозом.

— Несчастный случай, ужасный несчастный случай, — объяснил руководитель мастерской, приземистый ливиец.

— Как это случилось?

— Никто не знает… Хозяин, должно быть, очень рано появился в мастерской, и когда мы пришли, то обнаружили его мертвым.

— Есть ли свидетели?

— Ни одного.

— Это меня удивляет… Тешонк был опытным мастером. Не из тех, кто так глупо умирает. Нет, это преступление, и один из вас что-то знает.

— Вы ошибаетесь, — вяло запротестовал руководитель мастерской.

— Я это проверю сам, — пообещал Серраманна, хищно улыбаясь. — Требуется хороший допрос.

Самый молодой подмастерье проскользнул в дверь, как угорь, и со всех ног бросился из мастерской. Хорошая жизнь не притупила рефлексы сарда, бросившегося в погоню.

Улочки рабочего квартала были хорошо знакомы юноше, но физическая сила начальника личной охраны Рамзеса позволила ему не упускать его из виду. Когда подмастерье пытался взобраться на стену, Серраманна ухватил его за набедренную повязку.

Лишенный опоры беглец закричал и тяжело упал на землю.

— Почки… Я отбил себе почки!

— Ты их вылечишь, когда скажешь мне правду. Не медли, парень, а то я сломаю тебе и руки.

Испуганный подмастерье прерывисто заговорил:

— Хозяина убил ливиец… Человек с черными глазами и вьющимися волосами… Он назвал Тешонка предателем… Хозяин возражал, поклялся, что вам ничего не сказал… Но ливиец ему не поверил… Он задушил хозяина и опустил его голову в чан с навозом… Потом повернулся к нам и пригрозил: «Так же верно, что меня зовут Малфи, и я — хозяин Ливии, я вас убью, если расскажете страже»… И теперь, когда я вам все рассказал, я погиб!

— Не говори ерунды, мальчик. Ты не вернешься в мастерскую и будешь работать во дворце под началом управляющего.

— Вы… Вы меня не отправите в тюрьму?

— Я люблю храбрых мальчишек. Ну же, вставай!

Ковыляя с грехом пополам, подмастерье ухитрился следовать за гигантом, тот был очень раздражен. Его предположение о том, что Урхи-Тешшуб убил Тешонка, не оправдалось.

Урхи-Тешшуб, вероломный хетт, объединившийся с Малфи, ливийским убийцей, давним врагом Египта… Да, вот что затевалось исподтишка! Нужно будет убедить в этом Рамзеса.

Сетау мыл медные чашки, фляги и различного размера фильтры, а Лотос убирала лабораторию. Затем знаток змеиных ядов снял тунику из шкуры антилопы, замочил ее в воде и выжал, чтобы извлечь из нее лекарственные растворы. Теперь Лотос снова превратит тунику в настоящую передвижную аптеку благодаря сокровищам, которые предоставляли черная кобра, свистящая змея, рогатая змея и им подобные. Прекрасная нубийка наклонилась над коричневой вязкой жидкостью; если ее разбавить, она превратится в прекрасное средство от нарушений кровообращения и сердечной слабости.

Когда Рамзес вошел в лабораторию, Лотос поклонилась, но Сетау продолжал работать, не обращая внимания на царя.

— У тебя плохое настроение, — заметил Рамзес.

— Правильно.

— Ты не одобряешь мой брак с хеттской принцессой.

— Опять правильно.

— Но почему?

— Она принесет тебе несчастье.

— Ты не преувеличиваешь, Сетау?

— Мы с Лотос хорошо знаем змей. Чтобы обнаружить жизнь внутри их яда, нужно быть великим знатоком. А эта хеттская змея способна напасть так, что даже лучший знаток не сможет предугадать нападения.

— Разве благодаря тебе я не защищен от рептилий?

Сетау заворчал. Действительно, в течение многих лет он давал Рамзесу микстуры, содержавшие малые дозы яда, чтобы он мог выжить от змеиного укуса.

— Ты слишком уверен в своей силе, Твое Величество… Лотос верит, что ты почти бессмертен, но я убежден, что эта хеттка попытается тебе навредить.

— Ходят слухи, что она сильно влюблена, — прошептала нубийка.

— Ну и что! — воскликнул заклинатель змей. — Когда любовь превращается в ненависть, она становится грозным оружием. Ясно, как день, что эта женщина попытается отомстить за своих! Разве она не располагает великолепным полем битвы, царским дворцом? Конечно, Рамзес меня не послушает.

Фараон повернулся к Лотос:

— А вы что об этом думаете?

— Мат-Гор красива, умна, хитра, честолюбива и… хеттка.

— Я этого не забуду, — пообещал Рамзес.

Царь внимательно прочел донесение, которое передал ему Амени. Бледный, с редеющими волосами личный писец Фараона уверенной рукой записал распаленные гневом показания Серраманна.

— Урхи-Тешшуб — убийца Аша, и ливиец Малфи — его сообщник… Но у нас нет никаких доказательств.

— Поэтому суд не властен над ними, — признал Амени.

— Этот Малфи… Ты о нем слышал?

— Я просматривал архивы дипломатического ведомства, заметки Аша и опросил всех, кого мог. Малфи — вождь одного из ливийских племен, особенно воинственно настроенного по отношению к нам.

— Их действия могут представлять реальную опасность?

Амени задумался:

— Я хотел бы дать тебе успокаивающий ответ, но ходят слухи, что Малфи удалось объединить многие кланы, которые до сих пор враждовали между собой.

— Это слухи или достоверный факт?

— Страже пустыни не удалось обнаружить лагерь Малфи.

— И тем не менее он проник в Египет, убил одного из своих сообщников в его мастерской и безнаказанно вернулся обратно!

Амени боялся испытать на себе гнев Рамзеса, сильный, потому что был редким.

— Мы не предполагали, что он способен нанести вред, — уточнил Амени.

— Если мы больше не в состоянии распознавать зло, то как мы можем управлять страной?

Рамзес встал и пошел к большому окну своего кабинета, откуда он смотрел прямо на солнце, не прикрывая глаз. Солнце, его небесный покровитель, каждый день питало его энергией, необходимой для управления страной.

— Нельзя пренебрегать Малфи, — заявил царь.

— Ливийцы не посмеют напасть на нас!

— Горстка злодеев может посеять несчастье, Амени. Этот ливиец живет в пустыне, разрушительные силы — злые духи пустыни — на его стороне, он мечтает использовать их против нас. Речь пойдет не о войне, как та, которую мы вели против хеттов, но о другого рода столкновении, более скрытом, но не менее жестоком. Я чувствую ненависть Малфи. Она растет, она приближается.

Когда-то Нефертари использовала свой дар предвидения, чтобы направлять действия царя. С тех пор как она сияет на небе среди звезд, Рамзес чувствовал, что ее дух живет в нем и она продолжает вести его.

— Серраманна проведет тщательное расследование, — сказал Амени.

— У тебя есть другие проблемы, друг мой?

— Сотня, как всегда, и все очень срочные.

— Полагаю, тебя бесполезно просить немного отдохнуть?

— Я отдохну тогда, когда исчезнут все проблемы.

Глава 36

Специально приготовленной смесью самая искусная служанка дворца натирала кожу Мат-Гор, чтобы очистить ее. Затем она намылила тело молодой хеттки средством из коры и мякоти баланита, дерева, богатого мылящим веществом, и попросила ее лечь на теплые плиты, чтобы растереть. Благоухающая мазь облегчала боли, устраняла напряжение и ароматизировала тело.

Мат-Гор была в раю. Никогда при дворе ее отца, хеттского императора, ею не занимались с такой заботой и умением. Служанки превосходно владели своим искусством, и новая царица Египта день ото дня чувствовала себя все краше. Это являлось необходимым условием, чтобы завоевать сердце Рамзеса. Сияющая молодостью и счастьем Мат-Гор чувствовала себя неотразимой.

— Теперь, — решила служанка, — мазь от морщин.

Хеттка возмутилась.

— В моем возрасте? Ты сошла с ума!

— Именно в вашем возрасте нужно начинать бороться со старением, а не тогда, когда будет уже слишком поздно.

— Но…

— Не волнуйтесь, Ваше Величество, для меня красота царицы Египта — дело государственной важности.

Побежденная Мат-Гор отдала свое лицо в руки служанки, которая наложила на него дорогую мазь из меда, красного натра, алебастрового порошка, зерен греческой сочевицы и молока ослицы.

За первым ощущением свежести последовало приятное тепло, которое отодвигало уродство и старость.

Мат-Гор ходила на пиры, ее принимала египетская знать, она посещала гаремы, где учили музыке и поэзии, и каждый день с наслаждением приобщалась к жизни настоящей египтянки.

Все было еще прекраснее, чем в мечтах! Она более не вспоминала о Хаттусе, унылой и серой столице ее детства. Здесь, в Пи-Рамзесе, не было высоких стен, а были сады, водоемы и дома, украшенные черепицей из бирюзы, что делало столицу Рамзеса бирюзовым городом, где радость жизни смешивалась с пением птиц.

Хеттская принцесса мечтала о Египте, и Египет ей принадлежал! Она была всеми почитаемой царицей.

Но царствовала ли она на самом деле? Она знала, что Нефертари ежедневно работала рядом с Рамзесом, принимала участие в управлении страной, стояла у истоков мирного договора, заключенного с хеттами.

Она же, Мат-Гор, купалась в роскоши и удовольствиях, но так мало видела Рамзеса! Конечно, он занимался с ней любовью нежно и страстно, но оставался далеким, и она не имела над царем власти.

Это поражение было только временным. Мат-Гор обольстит Рамзеса, она будет властвовать над ним. Ум, красота и хитрость станут ее тройным оружием. Сражение будет долгим и трудным, так как противник очень силен, и тем не менее молодая хеттка не сомневалась в успехе. То, чего она страстно желала, она всегда получала.

А сейчас Мат-Гор хотела стать такой великой царицей, что не останется даже воспоминаний о Нефертари.

— Ваше Величество, — прошептала служанка, — мне кажется… Я думаю, что Фараон сейчас в саду.

— Пойди посмотри, и если это действительно он, немедленно возвращайся!

Почему Рамзес не предупредил ее о своем присутствии?

В этот поздний утренний час Фараон не имел обыкновения отдыхать. Что же заставило его изменить своей привычке?

Вернулась взволнованная служанка:

— Это и вправду Фараон, Ваше Величество.

— И… он один?

— Да, один.

— Дай мне самое легкое и простое платье.

— Вы не хотите платье из тонкого льна с красной вышивкой и…

— Поторопись.

— Какие драгоценности вы желаете?

— Никаких драгоценностей.

— А… парик?

— Никакого парика. Да поторопишься ты, наконец?

Рамзес сидел в позе писца у подножия смоковницы с развесистой кроной, блестящей листвой, увешанной красными и длинными плодами. Царь был одет в традиционную набедренную повязку, какую носили фараоны Древней империи, в эпоху строительства пирамид. На запястье — два золотых браслета.

Хеттка наблюдала за ним.

Вне всяких сомнений, он с кем-то разговаривал.

Она подошла. Легкий ветерок нежно ласкал листья смоковницы, издающих маслянистый запах меда. Удивленная молодая женщина обнаружила собеседника Фараона: это был его пес Дозор, лежавший на спине!

— Ваше Величество.

— Подойди, Мат-Гор.

— Вы знали, что я здесь?

— Тебя выдал запах духов.

Она села рядом с Рамзесом. Дозор перевернулся на бок и принял позу сфинкса.

— Вы разговаривали с этим животным?

— Все животные разговаривают, когда они близки нам, как был близок мне мой лев, а теперь этот пес, наследник династии Дозоров, они много чего могут сказать нам, если мы умеем их слушать.

— Но… что он вам рассказывает?

— Он рассказывает мне о верности, доверии и честности и описывает мне дороги потустороннего мира, по которым он меня поведет.

Мат-Гор сделала недовольную гримасу:

— Смерть… Зачем говорить об этом ужасе?

— Только люди совершают ужасное. Смерть же — простой физический закон, и загробный мир может стать блаженством, если наша жизнь была праведной и сообразной Закону Маат.

Мат-Гор придвинулась к Рамзесу и посмотрела на него великолепными черными миндалевидными глазами.

— Ты не боишься испачкать платье?

— Я еще не одета, Ваше Величество.

— Строгая одежда, ни одной драгоценности, без парика… С какой стати такая простота?

— Ваше Величество упрекает меня в этом?

— Ты занимаешь высокое положение, Мат-Гор, и не можешь вести себя, как обыкновенная женщина.

Хеттка вспылила:

— Разве я когда-нибудь так поступала? Я дочь императора, а сейчас Великая Супруга Фараона. Моя жизнь всегда была подчинена требованиям определенных правил и власти.

— Правила, да, но зачем вспоминать о власти? Ты не занималась управлением при дворе твоего отца.

Мат-Гор почувствовала, что ее поймали на слове:

— Я была слишком молода… И Хеттская империя — военное государство, где женщин считают низшими существами. Здесь совсем иначе! Разве не долг царицы служить своей стране?

Молодая женщина раскинула свои волосы на коленях Рамзеса.

— Ты действительно чувствуешь себя египтянкой, Мат-Гор?

— Я не хочу больше слышать о хеттах!

— Ты отрекаешься от отца и матери?

— Нет, конечно, нет… Но они так далеко!

— Ты переживаешь трудное испытание.

— Испытание? Да нет же, это то, чего я всегда хотела! Я не хочу больше слышать о прошлом.

— Как подготовить завтрашний день, если человек не проникся вчерашним? Ты молода, Мат-Гор, и мечешься в поисках равновесия. Его будет нелегко найти.

— Мое будущее предначертано: я — царица Египта!

— Царствовать — это искусство, которое постигается день за днем и никогда не достигает совершенства.

Хеттка была раздосадована:

— Я… я не понимаю.

— Ты — символ мира между Египтом и Хеттской империей, — заявил Рамзес, — много смертей усеяло путь, который вел к концу длительного конфликта. Благодаря тебе, Мат-Гор, радость заменила страдание.

— Значит, я… только символ?

— Много лет понадобится тебе, чтобы постичь тайны Египта, учись служить Маат, богине правды и справедливости, и твоя жизнь будет светлой.

Хеттка встала и смело ответила повелителю Двух Земель:

— Я хочу царствовать рядом с вами, Рамзес.

— Ты всего лишь дитя, Мат-Гор. Сначала откажись от своих капризов, займи положенное тебе место и предоставь времени свершить свое дело. А теперь оставь меня одного, Дозору нужно о многом со мной посекретничать.

Обиженная хеттка бегом вернулась в свои покои.

Рамзес не увидит ее плачущей от бешенства.

Глава 37

В последующие месяцы после разговора с Рамзесом Мат-Гор сделалась ослепительной. Разодетая в роскошные платья, она осветила своей красотой и очарованием фиванские вечера, безукоризненно играя роль царицы, предавшейся светским развлечениям. Приняв к сведению советы царя, она усвоила обычаи двора и усовершенствовала свои знания культуры древнего царства, глубина которой ее заворожила.

Мат-Гор не встретила враждебности со стороны придворных, но ей не удалось завоевать симпатию Амени, самого близкого друга Фараона. Что касается Сетау, другого наперсника, то он вернулся вместе с Лотос в Нубию, чтобы собирать яд рептилий и проводить в жизнь идеи относительно развития провинции.

Молодая хеттка имела все и не владела ничем. Такая близкая к ней власть ускользала от нее, и горечь начинала наполнять ее сердце. Она тщетно искала средство завоевать Рамзеса и в первый раз засомневалась в себе самой. Но она не даст царю возможности заметить это. Поэтому она искала забвения в праздниках и развлечениях, неоспоримой царицей которых была.

В этот осенний вечер Мат-Гор почувствовала себя уставшей, она отпустила слуг, легла на ложе, не закрывая глаз, чтобы мечтать о Рамзесе, этом всемогущем и непостижимом человеке.

Дуновение ветра подняло льняную занавеску окна. По крайней мере, хеттке так показалось, пока перед ней не возник длинноволосый, внушительного вида мужчина.

Мат-Гор вскочила и скрестила на груди руки:

— Кто вы?

— Хетт.

Лунный свет позволил царице лучше рассмотреть лицо неожиданного посетителя.

— Урхи-Тешшуб?

— Ты помнишь меня, девушка?

— Ты осмелился проникнуть в мою спальню!

— Это было нелегко, я тебя давно подстерегаю. Так как Серраманна не прекращает за мной следить, я долго выжидал, прежде чем приблизиться к тебе.

— Урхи-Тешшуб… Ты убил императора Муваттали и пытался убить моих родителей!

— Все это было так давно… Сегодня мы два хеттских изгнанника в Египте.

— Ты забыл, кто я?

— Красивая женщина, которая живет в придуманном ею самой мире.

— Я — супруга Рамзеса и царица Египта!

Урхи-Тешшуб сел у подножия ложа:

— Очнись, девочка!

— Я позову стражу!

— Что ж, зови.

Урхи-Тешшуб вызывающе смотрел на хеттку. Молодая женщина встала и налила себе чашу прохладного вина.

— Ты чудовище и животное! Почему я должна тебя слушать, тебя, воина-изменника!

— Потому что мы принадлежим одному народу, который всегда будет врагом проклятого Египта!

— Прекрати бредить: подписан мирный договор.

— Прекрати тешить себя пустыми мечтами, Мат-Гор, для Рамзеса ты всего лишь иноземка, и вскоре ты очутишься в гареме.

— Ты ошибаешься.

— Он дал тебе хоть чуточку власти?

Молодая женщина не ответила.

— Для Рамзеса ты не существуешь. Ты всего лишь хеттка — символ этого мира, который Фараон в конце концов нарушит, чтобы раздавить врага. Рамзес коварен и жесток, он расставил хитроумную ловушку, куда не замедлил угодить Хаттусили. А ты, ты была принесена в жертву собственным отцом! Ищи забвения, Мат-Гор, пользуйся счастливым временем, так как молодость быстро проходит, гораздо быстрее, чем ты думаешь.

Царица повернулась к Урхи-Тешшубу спиной:

— Ты все сказал?

— Подумай о моих словах, и ты убедишься в их справедливости. Если захочешь меня увидеть, дай мне знать так, чтобы не вызвать подозрений у Серраманна.

— А зачем мне тебя видеть?

— Ты любишь свою страну так же, как и я. И ты не станешь мириться ни с поражением, ни с унижением.

Мат-Гор долго колебалась, прежде чем обернуться.

Легкий ветерок поднял льняную занавеску, Урхи-Тешшуб исчез. Был ли он демоном ночи или пришел напомнить ей о реальности?

Шесть человек громко пели, ритмично двигая ногами, погруженными в широкий чан, наполненный виноградом. Они с воодушевлением топтали спелые грозди, которые дадут превосходное вино. Наполовину пьяные от испарений, выделявшихся из чана, они неуверенно держались за ветви беседки из виноградных лоз. Самым воодушевленным был Серраманна, который задавал ритм остальным.

— Вас спрашивают, — сказал виноградарь.

— Продолжайте, — приказал Серраманна своим людям, — и не расслабляйтесь!

Человек был из стражи пустыни. Энергичный, с суровым лицом он никогда не расставался с оружием: луком, стрелами и коротким мечом.

— Я пришел доложить, — сказал он Серраманна. — Наши дозорные отряды прочесывают Ливийскую пустыню в поисках Малфи и его людей.

— Вы их обнаружили?

— К сожалению, нет. Пустыня огромна, а мы контролируем лишь территорию, близкую к Египту. Пойти дальше было бы рискованно. Бедуины шпионят за нами и предупреждают Малфи о нашем приближении. Он стал неуловимой тенью.

Серраманна был разочарован и раздражен. Стражи пустыни считались лучшими отрядами в Египте, и их неудача доказывала, до какой степени опасным противником был Малфи.

— Ты уверен, что Малфи объединил много племен?

— Нет, — ответил стражник, — возможно, речь идет всего лишь о слухах, как это часто бывает.

— Малфи хвастался, что у него есть железный кинжал.

— Я ничего такого не слышал.

— Оставь на месте дозорный отряд и при малейшем конфликте предупреди дворец.

— Слушаюсь… Но чего нам следует опасаться со стороны ливийцев?

— Мы уверены, что Малфи так или иначе будет пытаться нам навредить. И он подозревается в совершенном преступлении.

Амени не выбрасывал ни одного документа. Со временем его кабинет в Пи-Рамзесе превратился в архив, состоявший из папирусов или деревянных табличек. В трех дополнительных комнатах хранились старые дела. Его подчиненные неоднократно советовали ему избавиться от малозначащих документов, но Амени предпочитал держать под рукой максимум информации, чтобы не обращаться в различные ведомства, медлительность которых выводила его из себя.

Писец работал быстро. С его точки зрения, любая проблема, решение которой затягивалось, могла обостриться. И лучше всего рассчитывать только на себя, не думая о помощи с чьей-либо стороны.

Насытившись вареным мясом, Амени работал при свете масляной лампы, когда в кабинет вошел Серраманна.

— Опять читаешь…

— Нужно же, чтобы в этой стране кто-то занимался подробными деталями.

— Ты испортишь здоровье, Амени.

— Оно уже давно испорчено.

— Можно сесть?

— При условии, что ты не нарушишь порядка.

Гигант сард предпочел постоять.

— Ничего нового по поводу Малфи, — пожаловался сард. — Он скрывается в Ливийской пустыне.

— А Урхи-Тешшуб?

— Он живет на широкую ногу с богатой финикийкой. Если бы я его не знал, как охотник знает свою дичь, я бы поклялся, что он стал добропорядочным человеком, и не имеет других стремлений, кроме как наслаждаться счастьем и хорошей едой.

— А почему бы и нет? Другие же иноземцы польстились на спокойное существование.

— Вот именно…

Тон сарда заинтриговал Амени:

— Что ты подразумеваешь?

— Ты превосходный писец, но время идет, и ты уже не молодой человек.

Амени положил кисточку и скрестил руки.

— Я встретил очаровательную и очень скромную женщину, — признался сард. — По всей видимости, она мне не подходит. Зато ты должен ее оценить.

— Ты что хочешь… женить меня?

— Я люблю перемены… А ты был бы верен хорошей жене.

Амени рассердился.

— Моя жизнь — этот кабинет и управление государственными делами. Ты представляешь здесь женщину? Она все здесь перевернет и посеет неразбериху и хаос!

— Я подумал…

— А ты не думай, а лучше ищи убийцу Аша.

Глава 38

Храм Миллионов Лет Рамзеса на западном берегу Фив занимал площадь в пять гектаров. В соответствии с желанием Фараона, пилоны, казалось, поднимались до неба, в тени деревьев находились резервуары с чистой водой, двери были из позолоченной бронзы, настил — из серебряных плит, и статуи, оживленные присутствием ка, стояли в его дворах. Вокруг храма располагались кладовые и библиотека, в центре строения — часовни, посвященные Сети, отцу Рамзеса, Туйе, его матери, и Нефертари, Великой Супруге Фараона.

Повелитель Двух Земель часто бывал в этом магическом месте, принадлежавшем богам, он чтил память дорогих ему людей, навсегда оставшихся в его сердце. Но это путешествие было исключительным.

Меритамон, дочь Рамзеса и Нефертари, должна совершить обряд, который обессмертит правящего Фараона.

Когда Рамзес увидел ее, он снова был поражен ее сходством с матерью. В плотно облегающем платье, с двумя бантами на груди, Меритамон воплощала Сешат, богиню письменности. Ее прекрасное лицо было спокойным и одухотворенным.

Царь обнял ее.

— Как ты чувствуешь себя, моя обожаемая дочь?

— Благодаря тебе я могу предаваться размышлениям в этом храме и исполняю музыку для богов. Каждое мгновение я ощущаю присутствие матери.

— Я прибыл в Фивы по твоей просьбе. Какую тайну ты хочешь мне открыть, ты, единственная царица Египта, признанная храмами?

Меритамон склонилась перед Фараоном:

— Пусть Его Величество соизволит следовать за мной.

Богиня, которую она воплощала, повела Рамзеса в часовню, где его ждал жрец в маске ибиса бога Тота. Под взглядом Рамзеса Тот и Сешат написали пять имен царя на листьях большого дерева, высеченного на камне.

— Так, — сказала Меритамон, — твои анналы[8] составлены миллион раз, и они останутся вечно.

Рамзес ощутил странное волнение. Он был всего лишь человеком, которому судьба уготовила тяжкое бремя власти, но божественная чета напоминала и о другой реальности: он — Фараон, чья душа переходила от царя к царю, начиная с времен первой династии.

Оба совершающих обряд удалились, оставив Рамзеса созерцать дерево миллионов лет, на котором только что было вписано его бессмертие.

Меритамон возвращалась в храм, когда молодая темноволосая пышно разодетая женщина преградила ей дорогу.

— Я — Мат-Гор, — вызывающе заявила она. — Мы никогда не встречались, но мне нужно с вами поговорить.

— Вы супруга моего отца, и нам не о чем с вами говорить.

— Это вы настоящая царица Египта!

— Я только принимаю участие в обряде, моя роль сугубо символическая.

— Иными словами, главная!

— Истолковывайте события на свое усмотрение, Мат-Гор. Для меня никогда не будет другой Великой Супруги Фараона, кроме Нефертари.

— Но она мертва, а я живая! Раз вы отказываетесь царствовать, зачем же мешать мне?

Меритамон улыбнулась:

— У вас слишком богатое воображение. Я живу здесь в уединении и не интересуюсь мирскими делами.

— Но вы присутствуете на государственных обрядах в качестве царицы Египта!

— Такова воля Фараона. Вы ее оспариваете?

— Поговорите с ним, убедите его, что я достойна доверия, ваше влияние решающее.

— Чего же вы хотите на самом деле, Мат-Гор?

— Я имею право царствовать, мой брак мне это позволяет.

— Египет побеждают не силой, но любовью. Если на этой земле вы будете пренебрегать Законом Маат и забывать свои обязанности, вас ждут жестокие разочарования.

— Ваши речи меня не интересуют, Меритамон, я требую вашей помощи. В отличие от вас, я не отказываюсь от мира.

— Вы храбрее, чем я. Желаю удачи, Мат-Гор.

Рамзес долго предавался размышлениям в огромном зале с колоннами храма Карнака, строительство которого начал его отец Сети, а он, как сын и наследник, завершил его. Свет, струящийся через решетчатые окна, поочередно освещал скульптуры и картины, где был изображен Фараон, приносящий дары богам, чтобы они согласились поселиться на земле.

Амон, великая душа Египта, дающий дыхание, оставался таинственным, но повсюду присутствующим. Он приходит в ветре, — пелось в гимне, — но его не видно. Ночь наполнена его присутствием. Он выполняет и высокое и низкое. Пытаться познать Амона, зная, что он всегда ускользает от человеческого понимания, не значит ли это устранить зло и тьму, увидеть будущее и создать страну, чтобы она была подобием неба, как это утверждала Книга дороги к свету?

У человека, который шел навстречу Рамзесу, было некрасивое лицо, его не смягчил даже возраст. Бывший инспектор царских конюшен, он поступил на службу Амону в Карнаке и прошел все иерархические ступени, став вторым жрецом бога. Одетый в белоснежное льняное одеяние Бакхен остановился в нескольких шагах от Фараона:

— Велика моя радость вновь увидеть вас, Ваше Величество.

— Благодаря тебе Карнак и Луксор достойны богов, которые в них живут. Как здоровье Небу?

— Верховный жрец больше не выходит из своего домика у священного озера, он очень стар, но продолжает отдавать распоряжения.

Рамзес ценил верность Бакхена, он принадлежал к числу людей, лишенных честолюбия, поступавших по справедливости. Управление самого большого священного храма Египта было в хороших руках.

Однако Бакхен был чем-то обеспокоен.

— Произошло что-нибудь, Бакхен? — спросил Фараон.

— Я получил жалобы из небольших фиванских храмов. У них скоро закончатся ладан, фимиам и мирра, а они необходимы для исполнения ежедневных обрядов. Пока запасов Карнака будет достаточно, чтобы прийти им на помощь, но через два или три месяца и наши запасы будут исчерпаны.

— Разве храмы не должны получить поставки ладана до начала зимы?

— Конечно, Ваше Величество, но какое количество мы получим? Последние урожаи были такими скудными, что, я боюсь, этих основных веществ будет недостаточно. А если ритуал не будет совершаться достойным образом, что станет с гармонией страны?

Как только Рамзес вернулся в столицу, Амени появился в его кабинете с деловыми папирусами в руках. Каждый задавался вопросом, откуда такой тщедушный на вид писец черпал необходимую энергию, для того чтобы носить такие тяжести.

— Твое Величество, нужно немедленно вмешаться! Налог на грузовые корабли непомерен и…

Амени остановился. По серьезному выражению лица Рамзеса он понял, что не следует докучать ему мелочами.

— Каково состояние наших запасов ладана, фимиама и мирры?

— Я не могу ответить тебе сразу, я должен проверить… Но ничего тревожного.

— Почему ты в этом уверен?

— Потому что я ввел систему контроля. Если бы запасы значительно снизились, я бы об этом знал.

— В Фивах скоро будет ощущаться нехватка ладана.

— Используем склады Пи-Рамзеса и пожелаем, чтобы следующий урожай был обильным.

— Перепоручи своим подчиненным незначительные дела и немедленно займись этой проблемой.

Амени вызвал в свой кабинет управляющего запасами Двойного Белого Дома, заведующего казначейством и начальника Дома Сосны, в обязанности которого входила проверка поставок товаров из других стран. Всем трем сановникам перевалило за пятьдесят.

— Я был вынужден уйти с важного собрания, — пожаловался заведующий казначейством, — и надеюсь, что вы нас побеспокоили не зря.

— Вы отвечаете за запасы ладана, фимиама и мирры, — напомнил Амени. — Поскольку от вас не поступало тревожных сообщений, я полагаю, что ситуация благополучная.

— У меня почти нет ладана, — признался управляющий запасами Двойного Белого Дома, — но у других дела обстоят, кажется, получше.

— У меня ладана только небольшое количество, — уточнил заведующий казначейством, — но так как запас окончательно не исчерпан, я не посчитал нужным направить вам сообщение.

— В Доме Сосны ситуация такая же, — сказал управляющий запасами. — Ладан и мирра еще есть, иначе я не преминул бы вмешаться.

Амени был подавлен.

Три чиновника, вместо того чтобы бить тревогу по поводу сокращающихся запасов необходимых для обрядов веществ, подумали, что проблема решится сама по себе.

— Я хочу знать точное количество ладана, мирры и фимиама.

Расчеты Амени были быстрыми: до наступления весны в Египте не останется ни капельки фимиама, мирра и ладан исчезнут из лабораторий и храмов.

И по всей стране пройдет волна возмущений и возникнет недовольство управлением Рамзеса.

Глава 39

Прекрасная, как весенняя заря, Неферет, главный лекарь государства, приготовила смесь из смолы фисташкового дерева, меда и мирры, предназначенную для лечения зуба своего именитого пациента.

— Воспаление прошло, — объяснила она Рамзесу, — но десны слабые. Пусть Ваше Величество не забывает о полосканиях рта и отварах из коры ивы.

— Я распорядился посадить тысячи ив вдоль рек и на берегах водоемов. Скоро у вас будет большое количество противовоспалительных веществ.

— Спасибо, Ваше Величество. Я вам прописываю также жевательную пасту из бриона, можжевельника, плодов смоковницы и ладана. Поскольку я упомянула ладан и мирру, их воздействие на боль очень эффективно, то я могу сообщить вам, что эти вещества у нас скоро закончатся.

— Знаю, Неферет, знаю…

— Когда будут пополнены запасы?

— В самое ближайшее время.

Заметив замешательство Фараона, Неферет не стала задавать вопросы, которые просились ей на уста. Проблема была, видимо, серьезной, но она верила, что Рамзес выведет страну из этого затруднения.

Рамзес долго размышлял перед статуей своего отца Сети. Каменное лицо Сети дышало жизнью благодаря гению скульптора. В строгом кабинете с белыми стенами присутствие отца связывало мысль царствующего Фараона с мыслью его предшественника. Когда ему нужно было принять решения, затрагивающие будущее царства, Рамзес всегда советовался с душой Фараона, приобщившего его к управлению государством ценой строгого воспитания.

Сети был прав. Если Рамзес достойно переносил бремя долгого царствования, то он был обязан этим требовательному воспитанию отца. С наступлением зрелости огонь, пылающий в нем, не потерял своей силы, но страсть молодости превратилась в жгучее желание укрепить страну и народ, как это сделали его предки.

Когда Рамзес посмотрел на большую карту Ближнего Востока, которую он часто изучал, то подумал о Моисее, своем друге. В нем тоже пылал огонь, его истинный поводырь в пустыне в поисках Земли Обетованной.

Вопреки мнению военных советников Фараон неоднократно отказывался принять меры против Моисея и евреев. Разве они не имели права достигнуть своей цели?

Рамзес впустил Амени и Серраманна:

— Я принял много решений. Одним из них ты должен быть доволен, Серраманна.

Слушая царя, гигант сард почувствовал неуемную радость.

Танит, дородная финикийка, не могла насытиться телом Урхи-Тешшуба. Хотя хетт грубо с ней обращался, она подчинялась всем его требованиям. Благодаря ему она каждый день познавала удовольствия плотского слияния и переживала вторую молодость.

Жадно поцеловав ее, хетт встал во всем великолепии своей наготы и потянулся, как хищник:

— Ты великолепная кобылка, Танит! Временами я из-за тебя почти забываю свою страну.

Танит тоже встала с ложа, присела на корточки и обняла икры любовника:

— Мы счастливы, так счастливы! Давай думать только о нас и нашем блаженстве…

— Мы завтра уезжаем в твой дом в Фаюме.

— Он мне не нравится, дорогой, я предпочитаю Пи-Рамзес.

— Как только мы туда прибудем, я уеду. А ты будешь делать вид, будто мы вместе в этом любовном гнездышке.

Танит выпрямилась и, страстно обнимая Урхи-Тешшуба, прижалась к нему своими тяжелыми грудями:

— Куда ты едешь и сколько будешь отсутствовать?

— Тебе не обязательно знать, когда я вернусь. Если Серраманна спросит тебя, ты должна будешь сказать только несколько слов: мы ни на секунду не расставались.

— Доверься мне, дорогой, я…

Хетт дал пощечину финикийке, та вскрикнула от боли.

— Ты — самка, а самка не должна вмешиваться в дела мужчин. Повинуйся, и все будет хорошо.

Урхи-Тешшуб уезжал к Малфи, чтобы перехватить караван с ладаном, миррой и фимиамом и уничтожить драгоценный товар. В результате этого популярность Рамзеса будет сильно подорвана, и волнение охватит всю страну, создавая благоприятные условия для внезапного нападения ливийцев. В Хеттской империи сторонники войны с Египтом прогонят Хаттусили с трона и призовут Урхи-Тешшуба, единственного военачальника, способного победить войска Фараона.

На пороге спальни возникла обезумевшая служанка:

— Хозяйка, стража! Вооруженный гигант в шлеме…

— Выпроводи его, — приказала Танит.

— Нет, — вмешался Урхи-Тешшуб, — посмотрим, чего хочет наш друг Серраманна. Пусть потерпит, мы сейчас придем.

— Я не желаю разговаривать с этим мужланом!

— Наоборот, моя красавица! Ты забыла, что мы самая влюбленная пара в стране? Надень платье, которое оставляет грудь обнаженной и побрызгайся духами.

— Немного вина, Серраманна? — спросил Урхи-Тешшуб, обнимая томную Танит.

— Я с официальным поручением.

— А каким образом оно нас касается? — спросила финикийка.

— Рамзес предоставил Урхи-Тешшубу право убежища в трудные времена, и он рад, что сын Муваттали прекрасно ужился среди египтян. Вот почему он вам жалует привилегию, которой вы можете гордиться.

Танит удивилась:

— О чем идет речь?

— Царица собирается посетить все гаремы Египта, где в ее честь будут организованы многочисленные празднества. Я имею удовольствие объявить вам, что вы в числе приглашенных и будете сопровождать ее в течение всего путешествия.

— Это… это чудесно! — воскликнула финикийка.

— У тебя недовольный вид, Урхи-Тешшуб, — заметил сард.

— Да нет же… Я хетт…

— Разве царица Мат-Гор не хеттка? А ты женат на финикийке. Египет очень гостеприимен, если уважают его законы. А раз это можно сказать о тебе, ты считаешься настоящим подданным Фараона.

— Почему тебе поручили сообщить нам эту новость?

— Потому что я отвечаю за безопасность почетных гостей, — с широкой улыбкой ответил сард, — и я ни на одно мгновение не спущу с тебя глаз.

Их было только сто человек, но хорошо вооруженных и превосходно обученных. Малфи набрал отряд, состоявший из его лучших людей — опытных воинов и молодых бойцов с неисчерпаемой энергией.

После последней тренировки, во время которой было убито с десяток слабаков, отряд покинул тайный лагерь в центре Ливийской пустыни и пошел по северной дороге к западному краю Дельты Египта. То на лодках, то по топким дорогам ливийцы пересекли Дельту с запада на восток, затем свернули на Аравийский полуостров, чтобы напасть на караван с драгоценными веществами. Урхи-Тешшуб и его сторонники присоединятся к ним перед границей и дадут точные сведения, которые позволят им избежать египетских дозоров и ускользнуть от наблюдения часовых.

Захват каравана станет первым этапом к победе и триумфу. Угнетенные ливийцы вновь обретут надежду, и Малфи станет настоящим героем, мстящим за свой народ. Благодаря ему Нил превратится в реку крови. Малфи был доволен великолепно продуманным планом: нанести удар по главной ценности Египта — Закону Маат. Без ладана, мирры и фимиама жрецы почувствуют себя обездоленными и обвинят Рамзеса в том, что он нарушил согласие с небом.

Вернулся дозорный.

— Мы не можем идти дальше, — сказал он Малфи.

— Ты что, с ума сошел?

— Посмотрите сами, господин.

Лежа ничком на мягкой земле, спрятавшись за колючки, Малфи не поверил своим глазам.

Египетская армия развернула свои шатры на широкой полосе земли. Сооруженные деревянные башни позволяли часовым наблюдать за огромной территорией. Там были тысячи человек, возглавляемые Меренптахом, младшим сыном Рамзеса.

— Пройти невозможно, — сказал дозорный, — нас обнаружат и перебьют.

Малфи не мог повести на смерть своих лучших людей. Уничтожить караван — легко, но встретиться лицом к лицу с египетской армией было равносильно самоубийству.

От ярости ливиец выдернул пучок колючек и раздавил его в кулаке.

Глава 40

Хозяин каравана, готового отправиться в Египет, уже немолодой сириец, был ошеломлен. Опытный купец, избороздивший по делам торговли все дороги Ближнего Востока, никогда не видел такого сокровища. Он попросил своих людей присоединиться к нему на северо-западной оконечности Аравийского полуострова, в безводной и опустошенной местности, где днем царил нестерпимый зной, а ночью было очень холодно, не говоря уже о змеях и скорпионах. Но это место было идеальным для тайного склада, где сириец почти три года копил богатства, похищенные у египетской казны.

Своих сообщников — ливийца Малфи и хетта Урхи-Тешшуба — он уверял, что склады с дорогими товарами, кстати очень немногочисленными из-за скудных урожаев, были разрушены. Малфи и Урхи-Тешшуб были воинами, а не торговцами. Они не знали, что хороший купец никогда не жертвует товаром.

Черные липкие волосы обрамляли лунообразное лицо купца, он был широк в плечах, невысок и мускулист. Сириец врал и воровал уже много лет, не забывая покупать молчания тех, кто мог бы на него донести.

Друг другого сирийца Райя, хеттского шпиона, которого постигла ужасная смерть, хозяин каравана за долгие годы скопил приличное состояние. Но не смешным ли оно было по сравнению с тем золотым дном, которое только что было доставлено в его кладовую?

В среднем трехметровые фимиамовые деревья Аравии дали три таких обильных урожая, что понадобилось нанять сезонных рабочих вдвое больше, чем обычно. Темно-зеленые листья и золотистые цветки с пурпурной сердцевиной были только украшением, ценное вещество скрывалось под корой дерева. Когда кору соскабливали, вытекали капельки смолы, которые, склеенные в твердые шарики знатоками, будут издавать при сгорании чудесный аромат.

А что говорить о невероятном количестве ладана! Его белесая, ароматная, молочного цвета смола текла с щедростью, достойной золотого века; маленькие слезинки в форме груши, белые, серые или желтые, заставили плакать от радости хозяина каравана. Он знал о многочисленных достоинствах этого дорогого и редкого продукта, обладающего противовоспалительными и болеутоляющими свойствами. Египетские лекари пользовались им в виде мазей, пластырей, порошка и даже питьевого раствора для борьбы против опухолей, язв, воспалительных процессов. Ладан останавливал кровотечение и ускорял заживление ран, он был также противоядием. Неферет, главный лекарь Двух Земель, золотом заплатила бы за необходимый в медицине ладан.

А зеленая камедь — смола гальбанума, а темная смола ладана, а густое смолистое масло бальзамового дерева, а мирра… Сириец был в восторге. Кто из купцов мог бы подумать, что однажды завладеет таким богатством?

Сириец не преминул подготовить наживку для своих сообщников Малфи и Урхи-Тешшуба, то есть отправить караван по той дороге, где они его будут ждать. Не допустил ли он ошибку, доверив ему лишь скромный груз? Увы, слухи о богатом урожае уже распространились и могли достичь ушей ливийца и хетта.

Как выиграть время? Через два дня он встретит греческих, кипрских и ливийских купцов, которым продаст содержимое своей кладовой, прежде чем убежать в Грецию, где проведет счастливую жизнь в уединении. Два нескончаемых дня… А его грозные сообщники могли появиться в любую минуту.

— Какой-то хетт хочет поговорить с вами, — предупредил один из его слуг.

Во рту у сирийца пересохло, свет померк в его глазах. Катастрофа!

Почуяв неладное, Урхи-Тешшуб пришел потребовать у него объяснений. А если он заставит его открыть кладовую… Бежать или попытаться убедить бывшего главнокомандующего хеттской армией?

Парализованный страхом сириец был не способен принять решение.

Человек, который подошел к нему, был не Урхи-Тешшуб.

— Ты… ты хетт?

— Да.

— И ты друг…

— Только без имен. Да, я друг великого воина, единственного человека, который способен спасти хеттов от бесчестия.

— Хорошо, хорошо… Пусть боги будут к нему благосклонны! Когда я его увижу?

— Придется потерпеть.

— С ним что-нибудь случилось?

— Нет, успокойся, но его задержали в Египте официальные церемонии, и он рассчитывает, что ты в точности выполнишь все условия договора.

— Пусть не беспокоится! Договор выполнен, все прошло, как он хотел.

— Значит, я могу успокоить своего господина.

— Пусть возрадуется: его желания исполнились! Как только я приеду в Египет, я с ним свяжусь.

Сразу же после ухода хетта хозяин каравана одну за другой выпил три чаши крепкой наливки. Удача улыбнулась ему сверх всяких ожиданий! Урхи-Тешшуба задержали в Египте… Воистину есть добрый дух для воров! Оставался Малфи, опасный безумец, порой обладающий проблесками разума. Обычно вида крови для него было достаточно, чтобы опьянеть. Убивая некоторых купцов, он, должно быть, получал такое же удовольствие, как с женщиной, и забывал как следует осмотреть товары. Но если он что-то заподозрит, то хоть из-под земли достанет хозяина каравана.

Храбрость у сирийца была не в чести. Встретиться с Малфи лицом к лицу было выше его сил.

Вдали показалось облако пыли.

Купец никого не ждал… Речь могла идти только о ливийце и его отряде!

Удрученный сириец рухнул на циновку, удача изменила ему. Малфи с наслаждением перережет ему глотку.

Облако пыли медленно перемещалось. Лошади? Нет, они передвигались бы быстрее. Ослы… Да, это были ослы. Значит, караван! Но откуда он шел?

Успокоенный и заинтригованный купец не спускал глаз с каравана тяжело нагруженных животных, ритмично продвигавшихся вперед уверенным шагом. И он узнал караванщиков: тех самых, которых он отправил на смерть по дороге, где их ждал Малфи!

Может, он стал жертвой миража? Нет, купец увидел главу каравана, сирийца, как и он сам, подъезжавшего к нему:

— Как путешествие, друг?

— Без происшествий.

Хозяин каравана скрыл свое недоумение:

— Совсем без происшествий?

— Совсем. Нам бы скорее попить, поесть, помыться и поспать. Ты займешься грузом?

— Конечно, конечно… Иди отдыхай.

Все караванщики живы и здоровы, груз невредим… Возможно только одно объяснение: Малфи и его люди остановлены. Может быть, одержимый войной был убит стражей пустыни.

Удача и состояние… Жизнь щедро одарила сирийца всеми своими радостями. Как он был прав, пойдя на риск!

Слегка захмелевший от счастья, он побежал к кладовой, ключ от которой был только у него.

Но что это? Деревянный засов сломан.

Мертвенно-бледный хозяин каравана толкнул дверь. Перед ним у груды сокровищ стоял человек с бритой головой, одетый в тунику из шкуры пантеры.

— Кто… кто вы?

— Ка, верховный жрец Мемфиса и старший сын Рамзеса. Я пришел за тем, что принадлежит Египту.

Сириец схватился за кинжал.

— Не делай глупости, купец… Фараон наблюдает за тобой.

Вор обернулся. Повсюду на песчаных пригорках стояли египетские лучники. А прямо перед ним в золотой колеснице — Рамзес Великий в голубой короне.

Хозяин каравана упал на колени:

— Простите… Я не виноват… Меня заставили…

— Ты предстанешь перед судом, — объявил Ка.

Сириец пришел в ужас при одной мысли о том, что он предстанет перед судом и суд вынесет жестокое наказание. С поднятым кинжалом он накинулся на лучника, который подошел к нему, чтобы надеть деревянные наручники, и вонзил лезвие в его руку.

Рассудив, что их собрат находится в смертельной опасности, трое других лучников не замедлили выпустить стрелы. Пронзенный ими вор рухнул на землю.

Несмотря на неодобрение Амени, Рамзес сам решил возглавить операцию. Благодаря сведениям стражей пустыни и использованию волшебной рамки Сети, сделанной из веток акации, царь установил место пребывания похищенных караванов. Рамка Сети указала также и на другие отклонения от нормы; реальность этой аномалии Фараон решил проверить незамедлительно.

Колесница Фараона помчалась в пустыню в сопровождении военных повозок. Обе лошади Рамзеса были такими резвыми, что оторвались от сопровождающих.

До самого горизонта — песок, камни и барханы.

— Почему царь уединяется в этой глуши? — спросил командир отряда у лучника.

— Я участвовал в сражении у Кадеша. Рамзес никогда не действует наугад. Его ведет божественная сила.

Наконец, колесница Фараона остановилась.

До самого горизонта раскинулись великолепные деревья с желтой и серой корой и белой и мягкой древесиной.

Плантация ладана, чудо-плантация, которая на долгие годы даст Египту свою драгоценную смолу.

Глава 41

Нервы Урхи-Тешшуба подверглись тяжелому испытанию. Ни красота садов, ни качество пищи, ни очарование концертов не могли заставить его забыть о присутствии Серраманна и его невыносимой улыбке. Зато Танит наслаждалась посещением гаремов в обществе ослепительной царицы, которая очаровывала самых неподдающихся соблазну чиновников. Мат-Гор, казалось, была в восхищении от лести придворных, добившихся ее расположения.

— Прекрасная новость, — объявил ей Серраманна. — Рамзес совершил новое чудо. Фараон обнаружил огромную плантацию ладана, и караваны в целости и сохранности прибыли в Пи-Рамзес.

Хетт стиснул кулаки. Почему не вмешался Малфи? Если ливиец арестован или убит, Урхи-Тешшуб больше не сможет посеять волнение в Египте.

Между тем как Танит разговаривала с несколькими женщинами, приглашенными царицей в гарем Мэр-Ур, в тот самый гарем первым управляющим которого был Моисей, Урхи-Тешшуб сел поодаль на груду камней на берегу озера удовольствий.

— О чем ты думаешь, хетт?

Бывший главнокомандующий хеттской армией поднял глаза и увидел Мат-Гор, ослепительную в своей красоте.

— Мне грустно.

— Какова же причина твоей грусти?

— Ты, Мат-Гор.

— Я? Ты ошибаешься!

— Ты еще не поняла замысел Рамзеса?

— Просвети меня, Урхи-Тешшуб.

— Скоро твоей мечте придет конец. Рамзес осуществил военный поход, окончательно покорил население провинций. Только слепой может не заметить, что он готовит войска для нападения на хеттов. Перед тем как перейти в наступление, он избавится от двух мешающих ему лиц: тебя и меня. Я буду жить под надзором стражи или, возможно, стану жертвой несчастного случая. Ты же будешь заключена в один из тех гаремов, которые с таким удовольствием посещаешь.

— Гаремы не тюрьмы!

— Тебе пожалуют почетную, но незначительную должность, и ты больше никогда не увидишь царя. Ибо Рамзес думает только о войне.

— Как ты можешь быть так в этом уверен?

— У меня есть надежные люди, они дают мне точную информацию, к которой ты не имеешь доступа.

Царица была взволнованна:

— Что ты предлагаешь?

— Царь — гурман. Он особенно любит блюдо, которое готовят по его собственному рецепту — «наслаждение Рамзеса», говядину и филе нильского окуня под маринадом из сладкого чеснока, лука и красного вина оазисов. Любая хеттка сумела бы воспользоваться этой слабостью.

— Ты смеешь предлагать мне?..

— Не строй из себя святую простоту! В Хаттусе ты научилась обращаться с ядами.

— Ты чудовище!

— Если ты не устранишь Рамзеса, он тебя уничтожит.

— Не смей больше никогда обращаться ко мне, Урхи-Тешшуб.

Урхи-Тешшуб очень рисковал. Если ему не удалось посеять сомнения и тревоги в душе Мат-Гор, она выдаст его Серраманна, а если же наоборот, то можно считать, что он осуществил добрую половину своего плана.

Ка волновался.

Однако программа восстановления древних памятников, которую он осуществил в Саккаре, уже дала замечательные результаты. Ступенчатая пирамида Джесера, пирамида Унаса, внутри которой были написаны первые «Тексты пирамид», сообщавшие о способах воскрешения царской души, памятники Пепи I пользовались его особым вниманием.

И верховный жрец Мемфиса на этом не остановился: он попросил распорядителей работ и каменотесов подумать также о ранах пирамид и храмов фараонов пятой династии, расположенных в Абузыре, на севере Саккары, где была построена часовня в память Сети, и в ближайшем будущем появится святилище во славу Рамзеса.

Когда Ка одолевала тяжелая усталость, он отправлялся туда, где были вырыты усыпальницы царей первой династии на краю пустынного Саккарского плато, возвышавшегося над пальмовыми рощами и сельскохозяйственными культурами. Усыпальница царя Джета, которая привлекала внимание тремястами головами быков из терракоты с настоящими рогами, расположенными по окружности, давала ему необходимую энергию для укрепления связей настоящего с прошлым.

Ка еще не нашел книгу Тота и порой не надеялся на успех. Вызвано ли это недостатком бдительности или его небрежностью в отношении культа быка? Верховный жрец дал себе слово исправить свои ошибки, но сначала нужно было довести до конца программу восстановления других памятников.

Но удастся ли ему это? В третий раз с начала года Ка отправлялся на колеснице к пирамиде Микериноса, на которой после реставрации он хотел высечь памятную надпись.

И в третий раз стройка была безлюдной, за исключением старого каменотеса, евшего хлеб, натертый чесноком.

— Где твои собратья? — спросил Ка.

— Вернулись домой.

— Опять призрак!

— Да, призрак снова появился. Многие его видели. Он держал в руках змей и угрожал убить каждого, кто приблизится к нему. Пока это привидение не будет изгнано, никто не согласится здесь работать, даже за большое жалованье.

Такова была катастрофа, которой опасался Ка: оказаться не в состоянии привести в порядок памятники плато Гиза. И этот призрак сбрасывал камни и вызывал несчастные случаи. Все знали, что речь шла о томящейся душе, вернувшейся на землю, чтобы сеять несчастья среди живых. Несмотря на все свои знания, Ка не удалось помешать ему наносить вред.

Когда он увидел приближающуюся колесницу Рамзеса, у которого он попросил помощи, Ка вновь обрел надежду. Но если царь потерпит неудачу, придется объявить часть плато Гиза закрытой территорией и смириться с тем, как приходят в ветхость шедевры древних зодчих.

— Ситуация ухудшается, Ваше Величество, никто не хочет здесь работать.

— Ты произнес необходимые заклинания?

— Они не принесли результатов.

Рамзес посмотрел на пирамиду Микериноса с мощным гранитным фундаментом. Каждый год фараон приезжал в Гизу почерпнуть энергию строителей, воплотивших в камне лучи света, соединяющие землю с небом.

— Ты знаешь, где прячется призрак?

— Ни один ремесленник не осмелился пойти за ним.

Царь заметил старого каменотеса, продолжавшего есть, и подошел к нему. Застигнутый врасплох каменотес уронил кусок хлеба и пал ниц перед владыкой Двух Земель.

— Почему ты не убежал с остальными?

— Я… я не знаю, Ваше Величество!

— Ты знаешь место, где прячется призрак, ведь так?

Солгать царю значило навеки погубить себя.

— Проводи нас.

Дрожащий старик повел царя по улицам усыпальниц, где покоились верные слуги Микериноса, и в потустороннем мире продолжавшие исполнять желания владыки. Некоторым усыпальницам было более тысячи лет, они требовали ремонта, что не преминул заметить опытный глаз Ка.

Каменотес вошел в небольшой дворик под открытым небом, земля которого была усыпана осколками известняка. В углу — нагромождение небольших глыб.

— Это здесь, но дальше не ходите.

— Кто этот призрак? — спросил Ка.

— Один скульптор, его память не была почтена, и он мстит за это.

Судя по иероглифическим надписям, покойный руководил во времена Микериноса строителями.

— Уберем эти глыбы, — приказал Рамзес.

— Ваше Величество…

— За работу.

Показалось отверстие прямоугольного колодца. Ка бросил туда камешек, его падение казалось нескончаемым.

— Более пятнадцати метров, — заключил каменотес, когда услышал звук удара камешка о дно колодца. — Ваше Величество, не подвергайте себя опасности в этой адовой пасти.

Вдоль стены висела веревка с узлами.

— И все-таки туда нужно спуститься — решил Рамзес.

— В таком случае рискну я, — сказал ремесленник.

— Если ты встретишь привидение, — заметил Ка, — ты сможешь произнести заклинания, которые помешают ему навредить?

Старик опустил голову.

— Как верховному жрецу, — сказал старший сын Рамзеса, — эту задачу следует выполнить мне. Не запрещай, отец.

Ка начал спуск, который показался ему бесконечным. На удивление, дно колодца не было темным: от известковых стен исходил странный свет. Наконец, верховный жрец ступил ногой на неровную почву и пошел по узкому коридору, тот заканчивался поддельной дверью, на которой был изображен покойный, вокруг этого изображения были высечены иероглифы.

Тогда Ка понял.

Широкая трещина пересекала по всей длине камень с изображением покойного, обезображивая его лик. Не имея возможности воплотиться в живой образ, дух зодчего превратился в злобный призрак, упрекающий живых за то, что они презрели его память.

Когда Ка выбрался из колодца, он был в изнеможении, но сиял от радости. Как только поддельную дверь восстановят и лицо покойного снова будет с любовью вылеплено, колдовство исчезнет.

Глава 42

Возвратившись в Пи-Рамзес, Урхи-Тешшуб не переставал злиться. Под неусыпным наблюдением Серраманна во время бесконечного путешествия, вынужденный бездействовать, лишенный информации он горел желанием истребить весь Египет, начав с Рамзеса. Он едва выносил любовный натиск слащавой Танит, которая требовала свою ежедневную порцию удовольствия.

И вот она появилась, полуголая, в облаке ароматов:

— Дорогой… хетты!

— Какие еще хетты?

— Сотни… сотни хеттов наводнили центр Пи-Рамзеса.

Урхи-Тешшуб схватил финикийку за плечи:

— Ты случаем не сошла с ума?

— Но так утверждают мои служанки.

— Хетты атаковали, они ударили в сердце царства Рамзеса… Это же невероятно, Танит!

Урхи-Тешшуб оттолкнул жену и надел короткую тунику в красно-черную полоску. Возбужденный, как во времена своего величия, он вскочил на коня, готовый броситься в битву.

Хаттусили свергнут, сторонники войны победили, египетские заградительные линии были преодолены в результате внезапного нападения, и судьба Ближнего Востока изменилась!

На большой аллее, ведущей из храма бога Птаха к царскому дворцу, ликовала пестрая толпа.

Ни одного воина, никаких следов сражения.

Сбитый с толку Урхи-Тешшуб обратился к добродушному стражнику, который участвовал в веселье:

— Кажется, хетты наводнили Пи-Рамзес?

— Истинная правда.

— Но… где они?

— Во дворце.

— Они убили Рамзеса?

— Что за глупости?.. Это первые хетты, которые прибыли посетить Египет, и они привезли подарки нашему государю.

Хетты — гости Египта… Ошеломленный Урхи-Тешшуб растолкал толпу и очутился у главного входа во дворец.

— Ждали только тебя! — раздался громкий голос Серраманна. — Ты хочешь присутствовать на церемонии?

Оторопевший Урхи-Тешшуб позволил гиганту сарду увлечь себя в приемный зал, где толпились придворные.

В первом ряду стояли хетты с подарками в руках. Когда появился Рамзес, разговоры умолкли. Один за другим хетты преподнесли Фараону ляпис-лазурь, бирюзу, медь, железо, изумруды, аметисты, сердолик и нефрит.

Царь задержал взгляд на великолепной бирюзе; ее могли привезти только с Синая, где во времена своей молодости Рамзес побывал вместе с Моисеем. Невозможно забыть красную и желтую гору, ее тревожащие скалы и тайные лощины.

— Ты, кто принес мне это чудо, не встретил ли по дороге Моисея и еврейский народ?

— Нет, Ваше Величество.

— Ты слышал об их исходе?

— Их все боятся, так как они охотно вступают в сражение, но Моисей утверждает, что рано или поздно евреи достигнут Земли Обетованной.

Значит, друг Рамзеса все еще гнался за своей мечтой. Думая о тех далеких годах, когда его и Моисея объединяли стремления к истине и справедливости, Фараон рассеяно осмотрел груду подарков.

Возглавляющий группу хеттов склонился перед Рамзесом:

— Мы вольны свободно передвигаться по всему Египту, Ваше Величество?

— Таково условие мирного договора.

— Мы сможем почитать своих богов в вашей столице?

— На востоке города стоит храм сирийской богини Астарты, спутницы бога Сета и покровительницы моей колесницы и лошадей. Именно ее я попросил заботиться о безопасности порта Мемфиса. Бог грозы и богиня солнца, которых вы почитаете в Хаттусе, также желанные гости в Пи-Рамзесе.

Как только хетты покинули приемный зал, Урхи-Тешшуб подошел к одному из них:

— Ты меня узнаешь?

— Нет.

— Я Урхи-Тешшуб, сын императора Муваттали!

— Муваттали умер, сейчас царствует Хаттусили.

— Этот визит… это хитрость, да?

— Какая хитрость? Мы приехали посетить Египет, и другие хетты последуют за нами. Война закончилась, действительно закончилась.

Урхи-Тешшуб долго стоял неподвижно посреди большой аллеи Пи-Рамзеса, словно пораженный громом небесным.

Управляющий казначейством, которого сопровождал Амени, наконец, осмелился предстать перед Рамзесом. До сих пор он предпочитал помалкивать, надеясь, что скандал не разразится, и разум восторжествует. Но прибытие хеттов, посещение ими дворца и встреча с Фараоном — эти события вызвали некоторую ситуацию, о которой высший чиновник больше не имел права молчать.

Встретиться с Рамзесом он боялся, поэтому управляющий казначейством обратился к Амени, тот выслушал его, не сказав ни слова. Когда объяснения были закончены, личный писец Фараона вместе с сановником тут же отправился к царю, приказав ему слово в слово повторить сказанное, не упуская ни малейшей детали.

— Тебе нечего добавить, Амени?

— А стоит ли, Твое Величество?

— Ты знал обо всем?

— Моя бдительность сплоховала, я это признаю, но я все-таки принял меры предосторожности.

— Считайте оба, что эта проблема решена.

Вздохнув с облегчением, управляющий казначейством старался избегать сурового взгляда царя. К счастью, тот не стал обвинять его. Что касается Амени, он рассчитывал, что Рамзес восстановит Закон Маат в сердце его собственного дворца.

— Наконец-то, Ваше Величество! — воскликнула Мат-Гор. — Я уже отчаялась увидеть вас. Почему меня не было рядом с вами, когда вы принимали хеттов? Они были бы счастливы полюбоваться мной.

Восхитительная в красном платье с серебристыми бантами Мат-Гор вертелась среди роя служанок. Как всегда, они тщательно выполняли свою работу; убирая комнату царицы, служанки буквально сдували каждую пылинку, приносили новые драгоценности и роскошные одеяния и меняли сотни цветов, наполнявших ароматом покои Великой Супруги Фараона.

— Уволь свою прислугу, — приказал Рамзес.

Царица оцепенела:

— Но… я ими довольна.

Перед Мат-Гор был не влюбленный мужчина, а Фараон Египта. У него, должно быть, были такие же глаза, когда он сражался с хеттами при Кадеше, ринувшись один на тысячи врагов.

— Выйдете все, — закричала царица, — убирайтесь!

Непривычные к такому обращению служанки не спеша удалились, оставив на плиточном полу предметы, которые они принесли.

Мат-Гор попыталась улыбнуться:

— Что происходит, Ваше Величество?

— Ты считаешь, что твое поведение достойно царицы Египта?

— Я соблюдаю свой сан, как вы этого требовали!

— Наоборот, Мат-Гор, ты ведешь себя недостойно, потакаешь своим капризам.

— В чем меня упрекают?

— Ты осаждаешь управляющего казначейством, чтобы он выдал запасы ценностей, которые принадлежат храмам, а вчера ты осмелилась издать указ, чтобы присвоить драгоценные металлы, которые подарили государству хеттские гости.

Молодая женщина вспылила:

— Я царица, мне принадлежит все!

— Ты жестоко ошибаешься. Египтом управляет не жадность и эгоизм, а Закон Маат. Эта земля — собственность богов. Они передали ее фараонам. Фараоны же обязаны содержать земли Египта в добром здравии, процветающими и счастливыми. Во всех ситуациях ты должна была проявить справедливость. Когда правитель больше не является примером для подражания, страна придет к упадку и гибели. Необдуманные поступки могут нанести ущерб власти фараона и благосостоянию его народа.

Рамзес говорил, не повышая голоса, но его слова были острее, чем клинок кинжала.

— Я… я не думала.

— Царица Египта должна не думать, а поступать. А ты поступаешь плохо, Мат-Гор. Я отменил твой единственный указ и принял меры, чтобы помешать тебе наносить вред. Впредь ты будешь жить в гареме Мэр-Ур и появляться при дворе только по моему приказу. У тебя будет всего вдоволь, но всякое излишество отныне будет прекращено.

— Рамзес… ты не можешь отвергнуть мою любовь!

— Моя жена — это Египет, Мат-Гор, а ты не способна это понять.

Глава 43

Наместник Нубии больше не мог выносить присутствия и деятельности Сетау, друга Рамзеса. Благодаря дельным советам своей жены Лотос, этой нубийской колдуньи, он сумел быстро разобраться в текущих делах провинции, и главное, ему удалось заставить приняться за работу все племена, не вызвав среди них недовольства и возмущения! Это действительно был подвиг, который наместник считал неосуществимым.

Более того, каменотесы любили Сетау и помогали ему осуществить грандиозный замысел — построить в Нубии много храмов и часовен во славу Фараона и его богов-покровителей. И тот же самый Сетау наблюдал за организацией сельскохозяйственных работ и собирал подати!

Наместник вынужден был смотреть фактам в лицо, заклинатель змей, которого высший чиновник считал чудаком, проявил себя как строгий администратор. Если Сетау будет и впредь добиваться таких замечательных результатов, то положение наместника станет незавидным: его обвинят в нерасторопности и лени, и он потеряет свой пост.

Договориться с Сетау было невозможно. Упрямый, целеустремленный, он упорно шел к своей цели — сделать земли Нубии процветающими. Наместник даже не пытался его подкупить. Несмотря на высокое положение, Сетау и Лотос жили скромно, общались с туземцами и не стремились к роскоши.

Оставался только один выход — тщательно организованный несчастный случай, чтобы не возникло никаких сомнений в причине смерти Сетау. Вот почему наместник вызвал в Абу-Симбел наемника-нубийца, недавно вышедшего из тюрьмы. Хорошее вознаграждение убедит его действовать без промедления.

Ночь была темной. Образующие фасад большого храма четыре сидящих колосса, воплощавших ка Рамзеса, смотрели вдаль, пронизывая времена и пространства, которые не могли видеть глаза смертных.

Нубиец ждал там. Низколобый, скуластый, толстогубый, вооруженный дротиком.

— Я наместник.

— Я знаю. Я видел тебя в крепости, где был заключен.

— Мне необходимы твои услуги.

— Я охочусь для своей деревни. Теперь я человек смирный.

— Ты лжешь. Тебя обвиняют в краже, против тебя есть доказательства.

Нубиец с бешенством всадил дротик в землю:

— Кто меня обвиняет?

— Если ты мне не поможешь, то вернешься в тюрьму и больше оттуда никогда не выйдешь. Если же повинуешься мне, я сделаю тебя богатым.

— Что вам от меня нужно?

— Некто преграждает мне путь, ты меня от него избавишь.

— Нубиец?

— Нет, египтянин.

— Тогда это будет стоить очень дорого.

— Ты не смеешь со мной торговаться, — сухо заметил наместник.

— Кого мне нужно убить?

— Сетау.

Нубиец вытащил дротик и потряс им:

— Это стоит целого состояния!

— Ты будешь щедро вознагражден, но при условии, если все поверят, что Сетау умер в результате несчастного случая.

— Договорились.

Наместник, словно пьяный, зашатался и упал на ягодицы, нубиец не успел расхохотаться, так как сам стал жертвой того же злоключения.

Оба попытались встать, но теряя равновесие, снова упали.

— Трясется земля, — воскликнул нубиец, — бог земли гневается!

Холм издал мощный гул, колоссы зашевелились. Оцепеневшие от ужаса наместник и его сообщник увидели, как отделилась гигантская голова одного из них.

Голова Рамзеса низверглась на преступников и раздавила их своей тяжестью.

Госпожа Танит была в отчаянии. Больше недели Урхи-Тешшуб не занимался с ней любовью. Оседлав коня, он уезжал рано утром, целый день скакал по полям, возвращался в изнеможении, ел за четверых и, не говоря ни слова, засыпал.

Танит как-то осмелилась спросить его, уж не случилось ли чего, но он ударил ее, да так, что чуть не убил. Финикийка находила утешение только рядом со своим полосатым котом, у нее даже пропало желание управлять поместьем.

Еще один день, пустой и томительный, подходил к концу. Кот мурлыкал на коленях у Танит.

Стук копыт… Урхи-Тешшуб возвращается!

Появился разгоряченный хетт:

— Иди ко мне, моя красавица!

Танит бросилась в объятия любовника, тот сорвал с нее платье и опрокинул на постель.

— Мой любимый… Я снова тебя обрела!

Неистовство любовника переполнило ее счастьем, Урхи-Тешшуб буквально пожирал ее.

— Что тебя терзало все это время?

— Я считал себя беспомощным… Но Малфи жив и продолжает объединять ливийские племена! Один из его посланцев связался со мной и сказал, чтобы я не терял веры. Борьба продолжается, Танит, и Рамзес будет уничтожен.

— Прости, что я повторяюсь, любимый, но этот Малфи пугает меня.

— Хетты утратили свою воинственность. Только ливийцы способны заставить их выйти из оцепенения, а Малфи как раз подходящий для этого человек. У нас нет другого выбора, кроме насилия и борьбы до победного конца… И считай, что я ее выиграл!

Пресыщенная наслаждением Танит спала. Сидя на соломенном стуле в саду, Урхи-Тешшуб, переполненный кровожадными мечтами, смотрел на восходящую луну и просил у нее помощи.

— Быть может, я окажусь полезнее, чем это светило, — прошептал у него за спиной женский голос.

Хетт обернулся:

— Ты, Мат-Гор… Ты очень рискуешь!

— Царица еще имеет право ходить, куда хочет.

— Ты, кажется, разочарована… Рамзес с тобой развелся?

— Нет, конечно, нет!

— Тогда почему ты здесь, и тайно?

Прекрасная хеттка подняла глаза к звездному небу:

— Ты был прав, Урхи-Тешшуб. Я хеттка и ею останусь… Никогда Рамзес не признает меня Великой Супругой Фараона. Никогда я не буду равной Нефертари!

Мат-Гор не смогла сдержать рыданий. Урхи-Тешшуб хотел обнять ее, но она уклонилась.

— Как глупо… К чему оплакивать поражение? Это удел слабых! Хеттская принцесса не имеет права рыдать над своей судьбой. Мы с тобой рождены, чтобы побеждать.

— Рамзес унизил меня, — призналась Мат-Гор, — он обошелся со мной, как со служанкой. Я любила его, я готова была стать великой царицей, я покорялась его воле, но он с презрением растоптал мои мечты, мои желания…

— Ты решила отомстить?

— Не знаю… Я больше не знаю.

— Будь здравомыслящей, Мат-Гор! Безропотно примириться с унижением было бы недостойным тебя малодушием. И если ты здесь, то это потому, что ты приняла решение…

— Замолчи, Урхи-Тешшуб!

— Нет, не замолчу! Хеттская империя не побеждена, она еще может поднять голову. У меня могущественные союзники, Мат-Гор, и у нас общий враг: Рамзес.

— Рамзес — мой муж.

— Нет, тиран, который тебя презирает и уже забыл о твоем существовании! Действуй, Мат-Гор, действуй, как я тебе предложил. Я в твоем распоряжении.

Убить свою мечту… Могла ли Мат-Гор разрушить будущее, которого она так страстно желала, прервать жизнь Фараона Египта, человека, к которому она испытывала безумную страсть?

— Решайся, — потребовал Урхи-Тешшуб.

Царица скрылась в ночи.

С улыбкой на губах хеттский воин поднялся на террасу дома, чтобы приблизиться к луне и поблагодарить ее.

— Кто здесь?

— Это я, Танит.

Хетт схватил финикийку за горло:

— Ты за нами шпионила?

— Нет, я…

— Ты все слышала, да?

— Да, но я буду молчать, клянусь тебе!

— Конечно, дорогая, ты не совершишь роковой ошибки. Смотри, моя красавица, смотри!

Урхи-Тешшуб вытащил из туники железный кинжал, который он поднял к ночному светилу.

— Посмотри хорошо на это оружие. Этот кинжал убил Аша, друга Рамзеса, он убьет Фараона и пронзит твое горло, если ты меня предашь.

Глава 44

Чтобы отпраздновать свой день рождения, Рамзес пригласил к столу двух сыновей, Ка и Меренптаха, а также Амени, верного из верных, который попросил дворцового повара приготовить по этому случаю «наслаждение Рамзеса» и подать это блюдо с вином третьего года царствования Сети.

К счастью для будущего Египта, между Ка и Меренптахом не было никаких разногласий. Старший сын, жрец и ритуалист, продолжал изучать древние тексты и памятники прошлого; младший — исполнял обязанности главнокомандующего и следил за безопасностью царства. Ни один из «царских сыновей» не обладал их зрелостью, ответственностью и государственным умом. Когда Рамзес посчитает, что пришло время, он спокойно назначит своего наследника.

Но кто бы подумал наследовать Рамзесу, который в свои шестьдесят лет привлекал взоры красавиц дворца? Слава Фараона уже давно перешла границы Египта, и легенда о нем не сходила с уст рассказчиков от юга Нубии до острова Крит. Разве он не был самым могущественным Фараоном на свете, Сыном Солнца и неутомимым строителем? Никогда ни одному человеку боги не жаловали столько даров.

— Выпьем за славу Рамзеса, — предложил Амени.

— Нет, — возразил Рамзес, — лучше восславим нашу мать — Египет, эту землю, которая является отражением неба.

Четверо мужчин были едины в любви к цивилизации и к стране, которая дарила им столько чудес и которой они посвятили свою жизнь.

— Почему с нами нет Меритамон? — спросил Ка.

— В эту минуту она играет для богов, это ее желание, и я его уважаю.

— Ты не пригласил Мат-Гор, — заметил Меренптах.

— Она отныне живет в гареме Мэр-Ур.

— Однако, — удивился Амени, — я встретился с ней в дворцовых кухнях.

— Она должна была уже покинуть дворец. Завтра, Амени, проследи, чтобы мое решение было исполнено. Что нового слышно о Ливии, Меренптах?

— Пока ничего, Ваше Величество, мне кажется, Малфи — безумец и его мечта о победе не выйдет за пределы его больного воображения.

— Призрак Гиза исчез, — сообщил Ка, — каменотесы работают спокойно.

Управляющий Домом Рамзеса подал царю послание.

Покрытое печатями Сетау, оно носило пометку «срочно».

Рамзес сломал печати, развернул папирус, прочел короткое послание своего друга и сразу же встал:

— Я немедленно выезжаю в Абу-Симбел, заканчивайте ужин без меня.

Ни Ка, ни Меренптах, ни Амени не захотели отведать маринад. На какой-то миг повар почувствовал искушение съесть его со своими помощниками, но речь шла о царской еде. Притронуться к ней было одновременно и оскорблением, и хищением. Огорченный повар выбросил праздничное блюдо, в которое Мат-Гор всыпала яд, добытый Урхи-Тешшубом.

Нубия снова околдовала Рамзеса. Чистота воздуха, синева неба, чарующая зелень пальм и обработанных участков земли, которые питал Нил, чтобы бороться с пустыней; полет пеликанов, журавли с хохолками, розовые фламинго, запах мимозы, охровая магия холмов, позволяли душе быть в единении со скрытыми силами природы.

Рамзес не покидал палубы быстроходного корабля, который мчал его в Абу-Симбел. Он сократил свою свиту и сам назначил экипаж, сформированный из лучших моряков, привыкших к опасностям навигации по Нилу.

Недалеко от цели путешествия, когда Фараон отдыхал в каюте, сидя на складном стуле, ножки которого имели форму утиных голов, вырезанных из слоновой кости, корабль замедлил ход.

Рамзес спросил капитана:

— Что случилось?

— На берегу скопище огромных крокодилов! А в воде — гиппопотамы. В данный момент мы не можем продвигаться дальше. Я даже советую Вашему Величеству сойти на берег. Животные, похоже, нервничают, они могут напасть на нас.

— Мы поплывем дальше, капитан.

— Ваше Величество, я вас уверяю…

— Нубия — земля чудес.

Испуганные моряки вновь принялись за работу, и корабль возобновил движение.

Гиппопотамы заволновались. На берегу огромный крокодил взмахнул хвостом, как молния, продвинулся вперед на несколько метров, потом остановился.

Рамзес почувствовал присутствие своего друга и союзника до того, как увидел его. Раздвигая хоботом низкие ветки акации, большой слон издал рев, заставивший взлететь сотни птиц и ошеломивший моряков.

Несколько крокодилов укрылись на полузатопленном травянистом островке, другие бросились на гиппопотамов, гиганты яростно защищались. Сражение было коротким и ожесточенным, и Нил вновь обрел спокойствие.

Слон издал второй рев для Рамзеса, который поприветствовал его рукой. Много лет назад сын Сети спас раненого слоненка; теперь, словно в благодарность за чудесное спасение, он появлялся каждый раз, чтобы защитить царя от опасности.

— Может, поймать это чудовище и отвезти в Египет? — подсказал капитан.

— Уважай свободу и не посягай на нее.

Круглые холмы на выступе, бухточка, золотистый песок, небольшая долина, акации, запах которых наполнял ароматом легкий воздух, колдовская красота нубийского песчаника…

Вид Абу-Симбела заставил защемить сердце Рамзеса. Там он построил два храма, воплощавшие союз царской четы, союз, который он навеки заключил с Нефертари.

Как и думал Рамзес, в письме Сетау достоверно, без преувеличения сообщил о произошедшем: местность пострадала от землетрясения. Один из четырех сидящих колоссов был разрушен.

Сетау и Лотос встретили Фараона.

— Много ли раненых? — спросил Рамзес.

— Есть погибшие, наместник Нубии и наемный убийца.

— Что они делали вместе?

— Не знаю.

— Много ли повреждений внутри храмов?

— Посмотри сам.

Рамзес вошел в храм. Каменотесы уже работали там. Они укрепили поврежденные колонны большого зала, которые грозили обрушиться.

— Храм, посвященный Нефертари, тоже пострадал?

— Нет, Твое Величество.

— Возблагодарим богов, Сетау.

— Мы быстро проведем работы и уничтожим следы катастрофы. А вот с колоссом будет потруднее. Я хочу предложить тебе несколько вариантов.

— Не пытайся его восстановить.

— Ты… собираешься оставить фасад в таком состоянии?

— Это землетрясение — послание бога земли, раз он переделал этот фасад, не будем идти против его воли.

Решение Фараона поразило Сетау, но Рамзес оставался непреклонен. Только три колосса увековечат царское ка, изувеченный четвертый станет свидетельством бренности и несовершенства, присущих всем человеческим творениям.

Царь, Сетау и Лотос обедали под пальмой. Заклинатель змей предложил Фараону красные плоды кустарника capparis decidna, содержащие противоядие и защищающие от укусов змей.

— Ты увеличил количество божественных приношений, — сказал Рамзес Сетау, — накопил зерно в царских закромах, установил мир в этой беспокойной провинции, по всей Нубии построил храмы и всегда предпочитал правду лжи. Что ты скажешь о том, если я назначу тебя здесь представителем Закона Маат?

— Но это… привилегия наместника!

— Я этого не забыл, друг мой. Ты новый наместник Нубии, назначенный указом, который датируется тридцать восьмым годом моего царствования.

Сетау искал слова для возражения, но Рамзес не дал ему для этого времени.

— Отказ невозможен. Сегодня твоя жизнь принимает другой оборот. Ты знаешь, как я люблю этот край. Позаботься о нем, Сетау.

Заклинатель змей удалился в благоуханную ночь. Ему нужно было побыть одному, чтобы свыкнуться с решением, которое делало его одним из первых лиц государства.

— Вы разрешите мне, Ваше Величество, задать вам дерзкий вопрос? — обратилась к Рамзесу Лотос.

— Разве сегодня не вечер чудес?

— Почему вы так долго медлили, прежде чем назначить Сетау наместником Нубии?

— Он должен был научиться управлять Нубией. Сегодня он понимает свое призвание. Никому не удалось ни подкупить его, ни унизить, потому что желание служить этой провинции воодушевляет каждый из его поступков. И ему нужно было время, чтобы это осознать.

Глава 45

Рамзес вошел один в большой храм Абу-Симбела, чтобы исполнить там обряд зари. Фараон проследовал по дорожке света, шедшей до наоса и освещавшей сначала сидящие статуи Амона и царского ка, затем статуи царского ка и Ра. Фараон, а не человек, был соединен с таинственным богом и божественным светом, с двумя великими богами-созидателями, которые, объединившись под именем Амона-Ра, образовали совершенное существо.

Четвертая статуя, статуя бога Птаха оставалась в полутени. Как сын Птаха, Рамзес был строителем своего государства, он был также тем, кто передавал Слово, благодаря которому все вещи становились реальными. Царь подумал о сыне Ка, верховном жреце Птаха, выбравшем путь этой тайны.

Когда царь вышел из большого храма, мягкий свет омывал высокую эспланаду и оживлял теплый цвет нубийского песчаника, его минеральное золото напоминало плоть богов. Рамзес направился к храму, посвященному Нефертари, той, для которой всходило солнце.

И солнце, отец-кормилец Египта, будет вечно всходить для Великой Супруги Фараона, озарившей Две Земли своей красотой и мудростью.

Прекрасный образ царицы, которую обессмертили скульпторы и художники, вызвал у Рамзеса желание перейти в потусторонний мир и, наконец, с ней там соединиться; он молил ее взять его за руку, появиться в кругу своих братьев-богов и сестер-богинь, ту, которая делала зеленым этот мир и придавала сверкание Нилу. Но Нефертари, плывущая в ладье солнца, только улыбнулась Рамзесу. Дело царя было не закончено; Фараон, какими бы ни были его страдания, принадлежал небесным силам и своему народу. Нефертари, вечная звезда, с кротким лицом и справедливой речью, продолжала направлять шаги Рамзеса, чтобы страна оставалась верной Закону Маат.

День клонился к концу, когда магия Нефертари побудила царя вернуться к внешнему миру, к миру, где он не имел права проявлять слабость.

Перед храмом собралась сотня празднично разодетых нубийцев. В красных париках, с золотыми серьгами, в белых одеяниях до щиколоток и набедренных повязках, украшенных цветочным орнаментом, вожди племен держали в руках подарки: шкуры пантер, золотые персты, слоновую кость, черное дерево, перья и яйца страусов, мешки с драгоценными камнями, веера.

В сопровождении Сетау старейшина приблизился к Рамзесу:

— Да будет оказано почтение Сыну Солнца.

— Да будет оказано почтение сыновьям Нубии, которые выбрали мир, — сказал Рамзес. — Пусть боги храмов Абу-Симбела, столь дорогие моему сердцу, станут символом их единения с Египтом.

— Ваше Величество, вся Нубия уже знает, что вы назначили Сетау наместником.

Гнетущая тишина воцарилась над собранием. Если вожди племен не одобрят решение Фараона, возобновится беспорядок. Но Рамзес не откажется от Сетау. Он знал, что его друг был рожден, чтобы управлять этой страной и что он сделает ее счастливой.

Старейшина повернулся к Сетау, одетому в тунику из шкуры антилопы:

— Мы благодарим Рамзеса Великого за то, что он выбрал человека, который умеет спасать жизни людей, который советуется со своим сердцем, чтобы завоевать наше.

Тронутый до слез Сетау склонился перед Рамзесом.

Но то, что он увидел, ужаснуло его: рогатая змея, извиваясь на песке, приближалась к ноге Рамзеса.

Сетау хотел закричать и предупредить Фараона об опасности, но нубийцы подхватили его и торжественно понесли к храму под сопровождение приветственных возгласов, и предупреждение утонуло в оглушительном шуме ликования.

Когда змея выпрямилась для нападения, белый ибис, спустившийся с неба, вонзил клюв в голову рептилии и снова взлетел ввысь, унося добычу с собой.

Те, кто видел эту сцену не сомневались: бог Тот в обличье ибиса спас жизнь царю. И раз Тот проявил себя таким образом, управление Сетау будет справедливым и мудрым.

Вырвавшись из толпы нубийцев, Сетау смог, наконец, подойти к царю:

— Подумать только, эта змея…

— Чего ты боялся, Сетау, разве ты не защитил меня от укуса рептилий? Нужно доверять себе, мой друг.

В два раза хуже, если не в три, если не в десять! Да, это было гораздо хуже, чем представлял Сетау. Со времени своего назначения он был завален работой и принимал бесчисленное количество просителей, ходатайства которых были одно безотлагательнее другого. За эти несколько дней он понял, что люди способны потерять стыд, когда речь идет о защите их собственных интересов, даже в ущерб другим.

Несмотря на желание повиноваться царю, выполняя данное им поручение, Сетау много раз посещала мысль отказаться от этого назначения. Ловить опасных змей было куда легче, чем разрешать конфликты между соперничающими племенами.

Но новому наместнику Нубии пришли на помощь два неожиданных союзника. Первым была Лотос: требовательная возлюбленная, нубийская лиана, совершенное тело которой будило в нем страстное желание, колдунья, говорящая на языке змей, помогала ему с хладнокровием государственного мужа. Ее неувядающая, несмотря на годы, красота являлась ценным подспорьем во время споров со старейшинами племен, они, забывая распри и некоторые из своих требований, рассматривали восхитительные формы жены наместника. Короче говоря, теперь она околдовывала других рептилий.

Второй союзник оказался еще более неожиданным: сам Рамзес. Присутствие царя во время первых споров Сетау с высшими военачальниками египетских крепостей было решающим. Воины поняли, что Сетау обладает реальной властью и поддержкой царя. На совете Рамзес не произнес ни одного слова, предоставив своему другу возможность самостоятельно принимать решения.

После торжественной церемонии в крепости Бухен, на которой собравшиеся приветствовали нового наместника, Рамзес и Сетау прогуливались недалеко от крепостных стен.

— Я никогда не умел благодарить, — признался Сетау, — но…

— Никто не смог бы помешать тебе утвердиться на нубийской земле. Я дал тебе выиграть немного времени, вот и все.

— Ты помог мне своей магией.

— Любовь к Нубии заполнила твою жизнь, и ты принял это как факт, потому что ты настоящий воин, пылкий и искренний, как эта земля.

— Воин, от которого ты требуешь укрепить мир!

— А разве он не самая сладкая пища?

— Ты ведь скоро уедешь?

— Ты — наместник, у тебя замечательная жена, это вам предстоит сделать Нубию процветающей.

— Ты вернешься, Твое Величество?

— Не знаю.

— Однако ты тоже любишь эту страну.

— Если бы я здесь жил, то я бы сидел под пальмой на берегу Нила напротив пустыни и смотрел на движение солнца, думал о Нефертари и не занимался бы государственными делами.

— Только сегодня я начинаю понимать, какой тяжкий груз лежит на твоих плечах.

— Потому что ты больше себе не принадлежишь, Сетау.

— У меня нет твоей силы. Твое Величество, не слишком ли тяжело для меня бремя власти?

— Благодаря змеям ты победил страх, благодаря Нубии ты выдержишь власть и не станешь ее рабом.

Серраманна тренировался, стрелял из лука, бегал и плавал. Изобилие физических упражнений, однако, еще больше разжигало его злобу против Урхи-Тешшуба. Вопреки его надеждам хетт не потерял хладнокровия и не совершил ошибки, которая позволила бы сарду арестовать его. И его смешной союз с Танит выглядел вполне пристойно, к нему уже привыкли знатные семьи Пи-Рамзеса.

Когда начальник личной охраны Рамзеса провожал восхитительную нубийскую танцовщицу, игривая чувственность которой его немного успокоила, один из его подчиненных открыл дверь.

— Ты завтракал, воин?

— А что?

— Нильский окунь, почки под соусом, фаршированный голубь, свежие овощи… Подойдет?

— Пожалуй, начальник.

— Когда я голоден, у меня заложены уши, поедим, а потом будешь говорить.

Закончив трапезу, Серраманна улегся на подушки:

— Что привело тебя ко мне?

— Как вы мне и приказали, я тайно наблюдал за домом госпожи Танит во время ее отсутствия. Какой-то человек с вьющимися волосами и в разноцветном платье три раза подходил к управляющему.

— Ты выследил его?

— Вы не давали таких указаний, начальник.

— Значит, мне не в чем тебя упрекнуть.

— Именно… В третий раз я пошел за этим человеком и спрашивал себя, не совершил ли я большую оплошность?

Серраманна встал, и его тяжелая ручища опустилась на плечо воина.

— Браво, малыш! Иногда неповиновение приносит замечательные плоды! Каковы результаты твоих действий?

— Я знаю, где он живет.

Глава 46

Серраманна долго колебался. Должен ли он подвергнуть допросу подозрительного человека или сначала посоветоваться с Амени? Когда-то он не стал бы размышлять по этому поводу, применив грубую силу, но бывший пират стал египтянином и проявлял уважение к Закону Маат, соблюдение которого, как он считал, позволяло людям жить более или менее спокойно, не оскорбляя богов, поэтому начальник личной охраны Рамзеса вошел в кабинет Амени в тот час, когда писец и носитель сандалий Фараона работал один при свете масляных ламп.

Читая деревянные таблички, Амени поглощал фасолевую похлебку, свежий хлеб и медовые пироги. И чудо продолжалось: несмотря на огромное количество поедаемой пищи, личный писец Фараона не толстел.

— Когда ты так поздно приходишь ко мне, — сказал Амени, — это плохой знак.

— Ты ошибаешься. Быть может, я напал на интересный след, но еще ничего не предпринял.

Амени удивился:

— Неужели бог Тот взял тебя под защиту, чтобы вдохнуть немного благоразумия? Ты правильно поступил, Серраманна. Визирь не шутит с соблюдением закона.

— Речь идет о богатом финикийце Нарише, который живет в большом доме. Он несколько раз приходил к госпоже Танит.

— Обычный визит вежливости.

— Нариш не знал, что Танит и Урхи-Тешшуб сопровождали путешествующую царицу. Когда они вернулись, он пришел только один раз, среди ночи.

— Ты организовал наблюдение за домом Танит без разрешения?

— Вовсе нет, Амени. Эти указания мне дал стражник, который отвечает за безопасность квартала.

— Ты не только принимаешь меня за дурака, но еще и разыгрываешь из себя дипломата! Вот новый Серраманна…

Писец перестал есть:

— Ты портишь мне аппетит.

— Я совершил серьезный проступок? — заволновался сард.

— Нет, ты превосходно излагаешь факты… Меня беспокоит Нариш.

— Это богатый человек и, безусловно, очень влиятельный, но почему он должен избежать правосудия?

— Он влиятельнее, чем ты думаешь! Нариш — купец города Тира, которому поручено вместе с нашим дипломатическим ведомством подготовить визит царя в Финикию.

Сард вспылил:

— Это ловушка! Нариш связан с Урхи-Тешшубом.

— Он имеет дела с госпожой Танит, которая и сама очень богата. Это нельзя считать доказательством того, что он в заговоре с хеттом.

— Не будем слепцами, Амени.

— Я — в трудной ситуации. После нескольких месяцев, проведенных в Нубии, чтобы помочь Сетау укрепить власть, Рамзес снова обратил взор на наши провинции на севере и на торговых партнеров. Так как связи с Финикией несколько ослабли, он решил укрепить их своим визитом. Ты знаешь царя: его не заставит отступить опасность покушения.

— Нужно продолжать расследование и доказать, что Нариш — сообщник Урхи-Тешшуба!

— Ты думаешь, мы будем сидеть сложа руки?

Воды Нила отражали золото заходящего солнца. Как у богатых, так и у бедных в этот час готовились к трапезе. Души мертвых, напитавшись энергией дневного светила, возвращались в свои вечные пристанища, чтобы зарядиться там другой формой энергии — тишиной.

Однако в этот вечер собаки, охраняющие огромный некрополь Саккары, держались настороже, так как там принимали высоких гостей, Рамзеса Великого и его сына Ка, охваченного необычным возбуждением.

— Как я счастлив принимать тебя в Саккаре, Твое Величество!

— Ты довел свои работы до конца и нашел книгу Тота?

— Большинство древних памятников восстановлено, мы близки к завершению. Что касается книги Тота, я сейчас занимаюсь ее изучением страница за страницей, и как раз одну из них я хотел бы тебе показать. Во время твоего долгого пребывания в Нубии распорядители работ и ремесленники бога Птаха работали без передышки.

Радость сына передалась и Рамзесу: он редко видел его таким счастливым.

Над обширным пространством Саккары возвышалась главная пирамида Джесера и Имхотепа — первое сооружение из строительного камня, ступени которого устремлялись к небу. Но Ка не повел отца к этому необыкновенному памятнику. Он шел по неизвестной дороге, ведущей к северо-западу от пирамиды.

Часовня с высокими колоннами, цоколь который был украшен стелами, посвященными богам выдающимися людьми государства, были входом в подземелье, охранявшимся жрецами с факелами.

— На церемониальной набедренной повязке Фараона, — напомнил Ка, — прикреплен хвост быка, так как он представляет собой силу. И эта сила — сила быка Аписа — позволит повелителю Двух Земель преодолеть все препятствия. Именно Апис нес на своей спине мумию Осириса, чтобы воскресить ее. Я дал клятву построить для быков Аписов храм; он будет соответствовать величию их династии. Эта клятва выполнена.

Сопровождаемые факельщиками Фараон и его старший сын вошли в подземный храм быков Аписов. На протяжении поколений душа бога переходила от животного к животному, и при этом не прерывалась передача его сверхъестественной силы. Каждый из них покоился в огромном саркофаге, поставленном в часовне. Быки Аписы были мумифицированы, в их усыпальницах лежали сокровища, украшения, драгоценные вазы и даже маленькие статуэтки с головой быка, которые магически живут в загробном царстве, чтобы избавить их от всяких тягот. Строители вырыли и оборудовали впечатляющие галереи, соединенные между собой часовнями, где покоились мумии быков.

— Каждый день, — уточнил Ка, — жрецы будут класть подношения в каждой часовне, чтобы великая душа Аписа дала Фараону необходимую ему силу. Я также велел построить лечебный центр, где больные будут помещены в комнаты со стенами, покрытыми белой штукатуркой; они будут проходить там лечение сном. Разве не придет от этого в восторг главный лекарь царства Неферет?

— Твое творение великолепно, сын мой, оно будет жить века[9].

— Апис идет к тебе, отец.

Выйдя из мрака, колоссальный черный бык медленно приближался в Фараону. Рамзес вспомнил, как когда-то в Абидосе его отец Сети свел его с диким быком, этот случай решил судьбу Сына Солнца.

Бык подошел, Рамзес не шелохнулся.

— Иди ко мне спокойно, брат мой.

Рамзес притронулся к рогу быка, тот своим шершавым языком лизнул руку Фараона.

Высшие сановники с большой похвалой одобрили план Рамзеса. Разве мысль Рамзеса Великого не была божественной?

Когда Амени вошел в кабинет Фараона, он сразу же заметил его досаду.

— Позвать главного лекаря Неферет, Твое Величество?

— Я страдаю от болезни, которую она вылечить не сможет.

— Позволь мне угадать: ты не переносишь лести.

— Скоро тридцать девять лет царствования я наблюдаю, как безвольные и лицемерные придворные курят только фимиам, вместо того чтобы думать самим, а так называемые ответственные лица живут моими решениями… Могу ли я радоваться?

— Тебе понадобилось перешагнуть порог шестидесятилетия, чтобы понять истинную природу придворных? Это мгновение слабости не похоже на тебя, Твое Величество. А я, за кого ты принимаешь меня? Боги не дали мне твоего величия и широты взглядов, но я тем не менее высказываю свое мнение.

Рамзес улыбнулся:

— И ты не одобряешь моего путешествия в Финикию.

— По мнению Серраманна, ты можешь стать жертвой покушения.

— Риск присущ любому путешествию. Если моя магия действенна, чего мне опасаться?

— Так как ясно, что Твое Величество не откажется от своего плана, я, насколько это возможно, постараюсь обеспечить твою безопасность. Но так уж необходимо ехать тебе в Тир? Наши купцы способны разрешить многие проблемы.

— Ты недооцениваешь значение моего визита?

— Значит, у тебя есть тайное намерение.

— Ум — утешающее качество, Амени.

Глава 47

Урхи-Тешшуб проснулся поздно и позавтракал в саду.

— Где моя жена? — спросил он управляющего.

— Госпоже Танит нужно уладить кое-какие дела в городе.

Хетт не поверил своим ушам, почему финикийка ничего не сказала ему об этом? Когда она вернулась, он резко спросил у нее:

— Где ты была?

— Время от времени я должна заниматься своими делами.

— С кем ты встречалась?

— С богатым финикийцем.

— Как его имя?

— Уж не ревнуешь ли ты, дорогой?

Урхи-Тешшуб дал Танит пощечину:

— Не смей мне перечить и отвечай, когда я тебя спрашиваю.

— Ты… ты сделал мне больно.

— Имя!

— Нариш. Он желает усилить торговые отношения с Египтом и даже служит посредником в переговорах о предстоящем визите Рамзеса в Финикию.

Урхи-Тешшуб поцеловал Танит в губы:

— Потрясающе, моя глупышка… Нужно было сразу так и сказать, а не по-дурацки провоцировать меня. Когда ты должна встретиться с этим Наришем?

— Я заключила с ним сделку, и я…

— Придумай что-нибудь еще, чтобы работать с ним и выудить у него информацию об этом визите. Тебе без труда удастся это сделать благодаря своим чарам.

Танит попыталась возразить, но Урхи-Тешшуб лег на нее. Финикийка уступила, она не могла бороться с желанием своего любовника.

— Все пиры отменены, — сказала Танит Урхи-Тешшубу, который доверил свои руки заботам служанки.

— Почему?

— Умер бык Апис. Во время траура все празднества запрещены.

— Нелепый обычай!

— Но не для египтян.

Танит отпустила служанку.

— Речь идет о самой силе Фараона, — уточнила финикийка. — Он сам должен найти быка, в теле которого воплотится Апис. Иначе ослабеет его власть.

— Рамзесу будет нетрудно это сделать.

— Это не так-то просто, так как животное должно иметь определенные качества.

— Какие?

— Нужно спросить жреца, который знает о культе Аписа.

— Сделай так, чтобы нас пригласили на похороны.

Останки старого быка Аписа, почившего в своем загоне храма Мемфиса, были положены на погребальное ложе в «чистом зале», где он, как Осирис, был удостоен ночного бдения, в котором принимали участие Рамзес и Ка. Для покойного произнесли формулы воскрешения; Апис, магическая сила Птаха, бога строителей, должен был получить все знаки почтения, положенные по ритуалу.

Когда было закончено бальзамирование, Аписа положили на прочные деревянные сани и перевезли на царский корабль, переправивший его через Нил. Затем процессия направилась к некрополю Саккары и подземной усыпальнице быков.

Рамзес открыл рот, глаза и уши быка, воскресшего в «золотом жилище». Ни Урхи-Тешшуб, ни Танит не были допущены к созерцанию таинственных обрядов, но им удалось разговорить болтливого жреца, который был рад показать свою ученость.

— Чтобы стать Аписом, бык должен иметь черную шкуру с белыми пятнами, белый треугольник на лбу, один лунный серп на груди, а второй — на боку и хвост в черную и белую полоску.

— А много ли животных соответствует данным требованиям? — спросил Урхи-Тешшуб.

— Нет, существует один-единственный бык, который создан богами по этому подобию.

— А если Фараон его не найдет?

— Он потеряет всю силу и многочисленные несчастья обрушатся на страну. Но Рамзес выполнит свою задачу.

— Мы все в этом уверены.

Урхи-Тешшуб и Танит ушли.

— Если это животное существует, — сказал Урхи-Тешшуб, — нужно найти его раньше Рамзеса и убить.

Лицо Амени было встревоженным и усталым. А как оно могло не быть усталым? Самому Рамзесу никогда не удавалось убедить своего друга отдохнуть.

— Много хороших новостей, Твое Величество! Например…

— Начинай с плохой, Амени.

— Откуда тебе известно?

— Ты никогда не умел скрывать свои чувства.

— Как хочешь… Император Хаттусили написал тебе.

— Наши дипломаты регулярно переписываются, что в этом странного?

— Он обращается к тебе, потому что Мат-Гор пожаловалась на свою участь, которую ты ей предопределил. Хаттусили удивлен и требует объяснений.

Взгляд Рамзеса воспламенился гневом.

— Вне всяких сомнений, эта женщина оклеветала тебя, чтобы вызвать гнев отца и посеять разногласия между нашими народами.

— Ответим, как подобает, моему брату Хаттусили.

— Я взял за образец тексты Аша и предлагаю послание, которое должно успокоить императора Хаттусили.

Амени показал царю черновик — исцарапанную из-за многократного употребления деревянную табличку.

— Хороший дипломатический стиль, — оценил Рамзес. — Ты не перестаешь делать успехи.

— Можно поручить окончательную редакцию писцу, который обладает безукоризненным почерком?

— Нет, Амени.

— Но почему?

— Потому что я сам напишу ответ.

— Прости меня, Твое Величество, но я боюсь…

— Ты боишься правды? Я объясню Хаттусили, что его дочь не справилась с обязанностями Великой Супруги Фараона и отныне будет жить в уединении в гареме Мэр-Ур, тогда как Меритамон будет рядом со мной на официальных церемониях.

Амени побледнел:

— Хаттусили, может быть, и твой брат, но он очень обидчивый правитель… Такой резкий ответ рискует вызвать не менее резкую реакцию.

— Никто не должен обижаться на правду.

— Твое Величество…

— Возвращайся к своим срочным делам, Амени, — мое послание завтра же отправится в Хеттскую империю.

Урхи-Тешшуб удачно выбрал себе жену. Красивая, чувственная, влюбленная, имеющая доступ в высшее общество и богатая, очень богатая. Благодаря богатству госпожи Танит хетт смог нанять осведомителей, им было поручено узнать, в каких населенных пунктах жили быки с черной шкурой, усеянной белыми пятнами.

Так как Рамзес еще не начал поиски, Урхи-Тешшуб надеялся воспользоваться своим преимуществом.

Чтобы вести поиски, не вызывая подозрений, они распространили слухи о том, что Танит якобы хочет купить стадо и рассчитывает приобрести хороших производителей, прежде чем заняться скотоводством. Поиски начались вокруг Пи-Рамзеса, затем распространились на провинции, находящиеся между столицей и Мемфисом.

— Что делает Рамзес? — спросил Урхи-Тешшуб у Танит, вернувшейся из дворца, где она беседовала с чиновниками Двойного Белого Дома.

— Большую часть времени он проводит в обществе Ка. Отец и сын совершенствуют ритуал очень древнего обряда, он посвящен культу Аписа.

— Этот проклятый бык уже найден?

— Только один Фараон может его опознать.

— В таком случае, почему он бездействует?

— Еще не закончился период траура.

— Если мы сможем положить у входа в подземный храм труп нового Аписа… слава Рамзеса будет уничтожена!

— У моего управляющего есть для тебя послание.

— А ну-ка покажи!

Урхи-Тешшуб вырвал из рук Танит черепок из известняка. По сведениям информатора, соответствующий требованиям бык был обнаружен в небольшой деревушке к северу от Мемфиса. Его владелец требовал за него очень высокую цену.

— Я немедленно выезжаю, — сказал Урхи-Тешшуб.

Глава 48

В знойный полдень деревушка, казалось, дремала. У колодца под пальмами две девочки играли в куклы. Поодаль их мать чинила ивовые корзинки.

Когда лошадь Урхи-Тешшуба ворвалась в этот безмятежный мир, испуганные девочки, бросив свои куклы, убежали к матери, которая сама была повергнута в трепет свирепостью, исходящей от длинноволосого всадника.

— Эй ты, женщина, скажи, где живет владелец сильного черного быка.

Женщина попятилась, прижимая к себе детей.

— Говори или отведаешь моих кулаков!

— В северном конце деревни, на ферме с загоном…

Лошадь устремилась в заданном направлении. Несколько минут скачки — и Урхи-Тешшуб увидел загон.

Великолепный черный бык с белыми пятнами мирно пережевывал жвачку.

Хетт спешился, чтобы рассмотреть его поближе: бык обладал всеми отличительными признаками Аписа!

Урхи-Тешшуб побежал к главному зданию фермы, где крестьяне складывали корм для скота.

— Где хозяин?

— Под навесом.

Урхи-Тешшуб был у цели; он заплатит, не торгуясь.

Лежащий на циновке хозяин открыл глаза:

— Как доехал, благополучно?

Хетт замер:

— Ты…

Серраманна медленно встал, распрямив свои могучие плечи.

— Интересуешься скотоводством, Урхи-Тешшуб? Прекрасная мысль! Это одно из основных занятий в Египте.

— Но ты не…

— Владелец этой фермы? Конечно, да. Отличная ферма, которую я смог приобрести благодаря щедрости Рамзеса. Я проведу здесь спокойную старость. Ты хочешь купить моего самого красивого быка?

— Нет, ты ошибаешься, я…

— Когда мы с Амени заметили, как ты засуетился в поисках быка, у личного писца Фараона возникла забавная идея: раскрасить шкуру этого животного характерными символами быка Аписа. Но эта проделка останется между нами, ведь правда?

Период траура завершался, и ритуалисты начали волноваться: почему царь не приступает к поискам нового Аписа? Посетив несколько раз надземный храм быков Аписов и поработав несколько дней над обрядом первой династии, который позволял Аписам воскреснуть, Рамзес слушал своего сына, верховного жреца Птаха, рассказывающего ему о непрерывной деятельности бога строителей как в небесных пространствах, так и в ульях или в чреве гор. Созидательное слово Птаха отзывалось в каждом сердце и облачалось в определенные языковые формы, красивые и правильные.

За неделю до предначертанного дня даже Ка не скрывал своего беспокойства.

— Твое Величество, траур…

— Знаю, сын мой. Не волнуйся, наследник усопшего Аписа существует.

— Если он далеко отсюда, доставка займет много времени.

— Сегодня ночью я буду спать в подземном храме и попрошу богов и Нефертари указать мне дорогу.

С наступлением вечера Рамзес остался наедине с династией Аписов. Он знал каждого по имени и взывал к единой душе, которая связывала их между собой. Лежа на узком ложе в келье жреца, Рамзес доверил свое сознание сну, сну, в котором он сможет летать, как неутомимые птицы. Как если бы его тело вдруг обрело крылья, царь покинул землю, поднялся в небо и увидел…

Он увидел Верхний и Нижний Египет, провинции, города и села, большие храмы и маленькие святилища, Нил и оросительные каналы, пустыню и пашни.

Сильный северный ветер подгонял корабль Фараона, направлявшийся в Мемфис; стоя на палубе, Рамзес с неутоленным удовольствием наслаждался пейзажами своей страны.

Ка с уверенностью подтвердил ритуалистам и двору, что он едет с отцом опознать быка Аписа и привезти его в Саккару. Зная, какие драматические события последуют в случае неудачи, верховный жрец боялся даже думать об этом.

— Мы подъезжаем, — сказал он Фараону.

— Это путешествие показалось мне таким коротким… Время исчезает, когда нас окружает такая красота.

В полном составе жрецы Абидоса встречали Фараона на пристани. Верховный жрец поздоровался с Ка:

— Его Величество прибыло для подготовки таинств Осириса?

— Нет, — ответил Ка, — Рамзес убежден, что новое воплощение быка Аписа находится здесь.

— Если бы это было так, мы бы предупредили Его Величество! Но на чем основывается его убеждение?

— Это знает только он один.

Верховный жрец Абидоса был поражен.

— Вы попытались убедить отца?

— Он — Рамзес.

Все ожидали, что Фараон обследует окружающую местность, но он, не колеблясь, направился к пустыне, к гробницам фараонов первой династии. В Саккаре покоились их мумии, в Абидосе продолжалось их сияющее существование. Тамариски отбрасывали тень на гробницы.

Рамзес увидел его в тени дерева.

Великолепного черного быка, который вытянул морду в сторону человека, идущего к нему.

Это была именно та сцена, которую Фараон видел во сне, посланном ему в храме Аписов.

Бык не проявил агрессивности, как если бы он вновь встретил старого друга после долгой разлуки.

На лбу у быка был белый треугольник, на груди и на боку — лунный серп, хвост в черную и белую полоску.

— Идем, Апис, я увезу тебя в твой дом.

Когда царский корабль причалил к главной пристани мемфисского порта, весь город уже ликовал. Сановники Пи-Рамзеса покинули столицу, чтобы полюбоваться новым Аписом, сила которого позволит Фараону царствовать еще долгие годы. Приехал даже Амени, но не для участия в празднествах, а потому, что у него были плохие известия.

Под приветственные возгласы царь и бык сошли с корабля и направились к храму Птаха, где в просторном загоне недалеко от храма будет жить отныне воплощение Аписа в окружении коров одна другой краше.

У ворот храма совершался старинный ритуал: знатная женщина, пользующаяся безупречной репутацией, стала перед быком. Она подняла до живота свое платье и обнажила половой орган. Так жрица Хатхар под смех толпы встречала оплодотворителя, который обеспечит потомство Аписов.

Стоявший в первом ряду ликующей толпы Урхи-Тешшуб не знал, куда смотреть. Эта необычная сцена: бесстыдная женщина, сама хохотавшая до упаду, невозмутимый бык и народ, преклоненный перед Рамзесом… Рамзесом Великим, могущественным Фараоном Египта!

Любой другой уже давно смирился бы, но Урхи-Тешшуб был хеттом, военачальником, и Рамзес украл у него трон. Он никогда не простит ему, что великий хеттский народ, некогда победоносный, утратив свою воинственность, склонил голову перед вчерашним противником.

Большая дверь храма закрылась. Пока народ танцевал, пел, ел и пил за счет Фараона, Рамзес, Ка и жрецы-ритуалисты проводили обряд воскрешения нового Аписа, важным моментом которого был бег быка с мумией Осириса на спине, заново соединенного и возрожденного тела бога — победителя смерти.

— Как можно до такой степени любить путешествия? — ворчал Амени. — А в это время на моем столе накапливаются неотложные дела!

— Раз уж ты бросил срочные дела и приехал в Мемфис, — заметил Рамзес, — то должна быть веская причина.

— Обвини меня еще в том, что я нарушил покой празднества.

— Разве я когда-нибудь упрекал тебя?

Носитель сандалий царя пробормотал невразумительный ответ.

— Император Хаттусили ответил удивительно быстро, — сказал он, — достаточно только просмотреть его послание, чтобы заметить гнев императора. Он не одобряет твое поведение, и его угрозы слишком очевидны.

Рамзес долго хранил молчание.

— Раз мои доводы его не убедили, мы будем действовать по-другому. Возьми новый папирус, Амени, и свою лучшую кисточку. Мои предложения удивят брата Хаттусили.

Глава 49

— Переговоры закончились, — сказала Танит Урхи-Тешшубу, — и купец Нариш отбыл в Тир, чтобы встретить там Рамзеса вместе с правителем города и местной знатью.

Хетт стиснул рукоять железного кинжала, с которым он никогда не расставался.

— Ты смогла добыть секретные сведения об этом путешествии?

— Маршрут путешествия известен всем. Фараона будет сопровождать его сын Меренптах, главнокомандующий египетской армией, он возглавит два отряда, они состоят из лучших воинов. Любое нападение на них обречено на провал.

Урхи-Тешшуб злобствовал. У Малфи еще не было достаточно людей, чтобы дать сражение египетским отрядам.

— И все-таки любопытно, — добавила финикийка. — Высшие чиновники Двойного Белого Дома не предъявили никаких особых требований, как если бы Фараон не имел отношения к торговым проблемам. Однако существуют спорные вопросы, которые Египет не оставит без внимания.

— Какие выводы ты из этого делаешь?

— Рамзес скрывает истинную цель своего визита.

— Возможно, ты права… Что ж, узнай ее.

— Каким образом?

— Отправляйся во дворец, заставь говорить придворных, укради документы, почем мне знать… Выпутывайся, как знаешь, Танит!

— Но, дорогой…

— Не спорь. Я должен знать.

Широкая и надежная дорога шла вдоль подножия горы Кармель и спускалась к морю. Море… Странное зрелище для египетских воинов, невероятное безбрежное водное пространство. Опытные воины предостерегали более молодых: нельзя далеко заплывать, потому что злой дух может увлечь в пучину вод.

Рамзес на своей колеснице следовал сразу за Меренптахом и отрядом дозорных. На протяжении всего путешествия младший сын царя не переставал заботиться о безопасности Рамзеса. Сам же Фараон не проявлял никакого беспокойства про этому поводу.

— Если ты будешь царствовать, — сказал он Меренптаху, — не забывай регулярно посещать наши провинции; если это будет твой брат Ка, напомни ему об этом. Когда Фараон долго отсутствует, бунт пытается нарушить гармонию, когда он близко, сердца успокаиваются.

Несмотря на ободряющие слова опытных воинов, новобранцы были встревожены. Огромные волны, одна за другой, разбивались о каменные водорезы, которые выступали в море, эта картина заставляла новобранцев сожалеть о берегах Нила.

Сельская местность показалась им более приветливой: обработанные поля, фруктовые сады и оливковые рощи радовали глаз. Египтяне приближались к Тиру. Старый город был обращен к открытому морю. Пролив являл собой нечто вроде непреодолимого рва, защищавшего от нападения вражеского флота. Новый Тир был построен на трех островах, разделенных не очень глубокими каналами, вдоль которых располагались сухие доки.

С высоты дозорных башен жители Тира наблюдали за Фараоном и его воинами. Навстречу повелителю Египта вышли купцы во главе с Наришем. Прием был горячим, и Нариш повел Рамзеса по улицам города. Меренптах не спускал глаз с крыш, откуда в любой момент могла возникнуть опасность.

Тир посвятил себя торговле, там продавали стеклянную посуду, золотые и серебряные вазы, ткани и большое количество других товаров, перевозки которых осуществлялись через порт. Большие и высокие дома города теснились в узких улочках.

Правитель Тира, близкий друг Нариша, предоставил в распоряжение Рамзеса свой роскошный дом; построенный в самой высокой точке города, он возвышался над морем. Его цветущая терраса была чудом, владелец имения обставил свое просторное жилище в египетском стиле, чтобы Фараон чувствовал себя как дома.

— Надеюсь, что вы будете довольны, Ваше Величество, — сказал Нариш. — Ваш визит — очень большая честь для нас. Сегодня вечером вы будете возглавлять пир, который станет историческим событием в наших анналах. Можем ли мы надеяться на развитие торговых отношений с Египтом?

— Я не против, но при одном условии.

— Снижение наших прибылей… Я это предполагал. Мы не возражаем, если только увеличим объем товарообмена.

— Я имел в виду другое условие.

Несмотря на жаркий день, финикийский купец почувствовал, как кровь застыла в его жилах. В результате мирного договора Египет признал, что Финикия будет находиться под хеттским влиянием. Не толкала ли Рамзеса губительная жажда власти к тому, чтобы подчинить Финикию Египту с риском нарушить договор и спровоцировать военный конфликт?

— Каковы ваши требования, Ваше Величество?

— Идемте в порт, Меренптах будет нас сопровождать.

По приказу царя Меренптах вынужден был сократить число сопровождающих.

В западном конце порта находилась сотня голых, закованных в кандалы людей разного возраста и происхождения. Одни пытались сохранить свое достоинство, у других был отсутствующий взгляд.

Кудрявые тирцы шумно обсуждали цены, они рассчитывали получить большие прибыли от продажи здоровых и сильных рабов.

— Пусть эти люди будут освобождены, — потребовал Рамзес.

Наришу это показалось забавным.

— Они дорого стоят… Позвольте городу Тиру подарить их вам, Ваше Величество.

— Вот истинная причина моего визита: ни один из тирских купцов, который пожелает торговать с Египтом, не должен быть работорговцем.

Потрясенный финикиец призвал на помощь все свое хладнокровие, чтобы не высказать резкое возражение.

— Ваше Величество… Рабство — это естественный закон, торговые города занимаются этим с незапамятных времен.

— В Египте нет рабства, — сказал Рамзес. — Люди — это божье стадо, никто не имеет права обращаться с другим человеком, как с бездушным предметом или товаром.

Финикийцу никогда не приходилось слышать подобных речей. Если бы его собеседник не был Фараоном Египта, он бы принял его за сумасшедшего.

— Разве ваши пленные, Ваше Величество, не являются рабами?

— Да, пленные работают на различных стройках Египта, но рано или поздно они вновь получают свободу и поступают так, как им заблагорассудится. Большинство из них остаются в Египте, многие обзаводятся семьями.

— Рабы необходимы для выполнения тяжелых работ!

— Закон Маат требует заключения договора между тем, кто дает работу, и тем, кто ее выполняет. И этот договор основывается на слове, данном одной и другой стороной. Иначе радость не может присутствовать ни в самом возвышенном творении, ни в самой скромной работе. Ты думаешь, что пирамиды и храмы могли бы быть построены толпами рабов?

— Ваше Величество, нельзя изменить столь древние обычаи…

— Я не наивен и знаю, что большинство стран придерживается этих обычаев. Но ты теперь знаешь мои требования.

— Египет рискует потерять важные торговые рынки.

— Главное, чтобы он сохранил свою душу. Фараон не покровитель купцов, а представитель Маат на земле и слуга своего народа.

Слова Рамзеса запечатлелись в сердце Меренптаха, путешествие в Тир станет одним из самых важных событий в его жизни.

Урхи-Тешшуб был так взвинчен, что срубил топором, чтобы успокоиться, столетнюю смоковницу, которая бросала тень на водоем, где любили резвиться утки. Испуганный садовник Танит спрятался в хижине.

— Явилась наконец! — воскликнул хетт, когда его супруга переступила порог своего имения.

Танит увидела прискорбное зрелище:

— Это ты?..

— Я здесь у себя дома и делаю, что мне нравится! Что ты узнала во дворце?

— Дай мне сесть, я устала.

Полосатый кот прыгнул на колени хозяйки. Она машинально погладила его, он замурлыкал.

— Говори, Танит!

— Ты будешь разочарован: Рамзес отправился в Финикию, чтобы бороться с рабством, которое там процветает.

Урхи-Тешшуб отвесил Танит пощечину.

— Прекрати насмехаться надо мной!

Желая защитить хозяйку, кот поцарапал хетта. Тот схватил его за загривок и перерезал ему горло железным кинжалом.

Забрызганная кровью, охваченная ужасом Танит убежала в свою спальню.

Глава 50

Амени облегченно вздохнул, Серраманна предавался мрачным мыслям.

— Рамзес вернулся из Финикии целым и невредимым, мне легче дышится, — признался личный писец царя, — почему у тебя такое плохое настроение, Серраманна?

— Потому что слежка за Наришем не дала никаких результатов.

— А на что ты надеялся?

— Получить доказательства, что финикиец вел подозрительные переговоры с госпожой Танит. Я мог бы пригрозить ей обвинением, если бы она не сказала мне правду об Урхи-Тешшубе.

— Мысль о том, что хетт — преступник, неотступно преследует тебя! В конце концов она сведет тебя с ума.

— Ты забыл, что он убийца Аша?

— Доказательств-то нет.

— К несчастью, ты прав, Амени.

Сард чувствовал, что стареет. Он, и вдруг уважает закон! Ему нужно было смириться и признать поражение: Урхи-Тешшуб проявил достаточно хитрости, чтобы ускользнуть от египетского правосудия.

— Я иду домой.

— Новая победа?

— Нет, Амени, я устал и лягу спать.

— Вас ждет дама, — объявил слуга Серраманна.

— Я не приглашал никакой девки!

— Речь идет не о «девке», а о знатной даме. Я попросил ее расположиться в зале для гостей.

Заинтригованный Серраманна широким шагом пересек зал для гостей.

— Танит!

Заплаканная финикийка встала и с рыданиями бросилась в объятия гиганта. Ее волосы были в беспорядке, на щеках — следы ударов.

— Защитите меня, умоляю!

— Охотно, но от чего… или от кого?

— От чудовища, рабыней которого я стала!

Серраманна с трудом сдерживал свою радость. Наконец, у него появится повод задержать Урхи-Тешшуба.

— Если вы хотите, чтобы я действовал, госпожа Танит, нужно подать жалобу.

— Урхи-Тешшуб убил моего кота, срубил смоковницу в моем саду и не перестает меня запугивать.

— Это правонарушения. Он будет приговорен к штрафу, даже к принудительным работам. Но этого будет недостаточно, чтобы лишить его возможности причинять вред.

— Ваши люди будут меня охранять?

— Мои наемники — это личная охрана царя, и они не смогут вмешаться в частное дело… Если только оно не станет делом государственным.

Осушив слезы, Танит отстранилась от гиганта и посмотрела ему прямо в глаза:

— Урхи-Тешшуб хочет убить Рамзеса. Его сообщник — ливиец Малфи, с ним он заключил договор в моем собственном доме. Это Урхи-Тешшуб убил Аша железным кинжалом, с которым он никогда не расстается. И этим самым кинжалом он хочет убить царя. Теперь это государственное дело?

Сотня воинов окружила поместье госпожи Танит. Одни лучники взобрались на деревья, растущие неподалеку от сада финикийки, другие расположились на крышах соседних домов.

Урхи-Тешшуб был один или с ливийцами? Возьмет ли он в заложники слуг, если заметит засаду? Серраманна потребовал соблюдать осторожность, полную тишину, зная, что малейший шум насторожит хетта.

И он не преминул произойти.

Взбираясь на ограду, наемник не смог удержаться и рухнул на землю.

Закричала сова, люди Серраманна притаились за оградой, через несколько минут сард приказал продвигаться вперед.

У Урхи-Тешшуба не было никакого шанса убежать, но он не сдастся без боя. Серраманна надеялся взять его живым, чтобы он предстал перед судом визиря.

В спальне Танит — слабый свет.

Серраманна и десять наемников поползли по влажной от росы земле, добрались до плиточного покрытия, окружавшего дом и ворвались внутрь.

Служанка испуганно закричала и уронила масляную лампу из терракоты, которая, упав на пол, разбилась. Несколько минут царила неразбериха: наемники сражались с невидимыми противниками и крушили мебель ударами мечей.

— Спокойно! — заревел Серраманна. — Свет, быстро!

Зажгли другие лампы. Дрожащая служанка оказалась пленницей двух воинов, угрожавших ей своими мечами.

— Где Урхи-Тешшуб? — спросил Серраманна.

— Когда он заметил, что хозяйка исчезла, он вскочил на своего лучшего коня и умчался галопом.

От досады сард вдребезги разбил кулаком критскую глиняную вазу. Сработал инстинкт воина, хетт, почуяв опасность, обратился в бегство.

Быть допущенным в кабинет Рамзеса для Серраманна было все равно что проникнуть в сердце самого тайного святилища страны.

Там уже были Амени и Меренптах.

— Госпожа Танит дала показания визирю и возвратилась в Финикию, — доложил Серраманна. — Согласно многим свидетельствам, Урхи-Тешшуб направился в Ливию. Значит, он присоединился к своему союзнику Малфи.

— Это только предположение, — заметил Амени.

— Нет, уверенность! Урхи-Тешшуб не нашел бы лучшего убежища, и он никогда не откажется от борьбы с Египтом.

— К сожалению, — сказал Меренптах, — нам не удалось установить местонахождение лагеря Малфи и его людей. Ливиец постоянно меняет его. Если подумать, то наша неудача обнадеживает, она доказывает, что Малфи не смог собрать настоящую армию.

— Наша бдительность не должна ослабевать, — приказал Рамзес. — Союз двух жестоких и злобных людей представляет немалую опасность.

Серраманна принял важный вид:

— Ваше Величество, у меня есть к вам просьба.

— Слушаю тебя.

— Я убежден, что мы снова встретим на пути Урхи-Тешшуба. Я давно уже жажду сразиться с ним и убить его собственными руками, и поэтому прошу Фараона предоставить мне такую возможность.

— Согласен.

— Спасибо, Ваше Величество. Каким бы ни было будущее, благодаря вам моя жизнь будет прекрасной.

Сард удалился.

— Похоже, ты чем-то озадачен, — сказал Рамзес Меренптаху.

— После бесконечных блужданий по пустыне Моисей и евреи приближаются к Ханаану, который они считают Землей Обетованной.

— Как, должно быть, счастлив Моисей!

— Но этого нельзя сказать о местных племенах. Они опасаются воинственности евреев. Вот почему я еще раз прошу разрешения на военное вмешательство, чтобы избавиться от этой опасности.

— Моисей так или иначе добьется своей цели и создаст страну, где его единоверцы будут жить на свой лад. Это именно так, сын мой, и мы не будем вмешиваться. Возможно, завтра нам предстоит вести диалог с этим новым государством и, может быть, станем его союзниками.

— А если евреи станут нашими врагами?

— Моисей не будет враждовать с Египтом. Занимайся ливийцами, Меренптах, а не евреями.

Младший сын Рамзеса не стал настаивать. Хотя его и не убедили доводы отца, он посчитал своим долгом подчиниться.

— Мы получили известия от твоего брата Хаттусили, — сообщил Амени.

— Плохие или хорошие?

— Император Хаттусили думает.

Хаттусили мерз, даже когда палило солнце. Ему не удавалось согреться в крепости с толстыми каменными стенами. Прислонившись к широкому камину, где потрескивали дрова, он снова прочел Путухепе предложения Фараона Египта.

— Дерзость Рамзеса неслыханна! Я отправил ему укоряющее письмо, и вот что он осмелился мне ответить: он желает заключить новый дипломатический брак с другой хеттской принцессой. Более того, чтобы я сам приехал в Египет!

— Прекрасная идея, — одобрила императрица Путухепа. — Твой визит докажет, что мир между нашими народами — необратим.

— Что это ты вздумала! Я, император хеттов, унижусь до подданного Фараона!

— Никто тебя не просит унижаться. Будь уверен, нас примут со всеми положенными нашему сану почестями. Письмо с согласием написано, тебе осталось только приложить к нему свою печать.

— Нужно еще подумать и начать переговоры.

— Время на раздумья истекло, будем готовиться к отъезду в Египет.

— Никак ты стала главой хеттской дипломатии?

— Моя сестра Нефертари и я построили мир, пусть же император хеттов укрепит его.

Путухепа обратила свою восхищенную мысль к самому обворожительному человеку, которого она когда-либо знала, к Аша, другу Рамзеса, живущему сейчас в царстве теней. Для него этот день стал бы днем радости.

Глава 51

Когда Мат-Гор узнала новость, которая привела в волнение весь Египет, то есть объявление о визите хеттской императорской четы, она подумала, что ее возвратят ко двору. Конечно, она вела роскошную жизнь в гареме Мэр-Ур и без устали наслаждалась бесчисленными удовольствиями, но Мат-Гор не царствовала.

Хеттка написала длинное письмо Амени, личному писцу Фараона, в котором она требовала, чтобы ей позволили вернуться в Пи-Рамзес и встретить императора и императрицу хеттов.

Ответ, подписанный Рамзесом, был резким: Мат-Гор не будет присутствовать на церемониях и останется в гареме Мэр-Ур.

После вспышки сильного гнева хеттка задумалась: разве она не навредит Фараону, помешав прибытию Хаттусили? Одержимая этим планом, она как бы невзначай встретилась с жрецом-ритуалистом, прослывшим великим знатоком своего дела.

— В Хеттии, — сказала она, — мы часто спрашиваем прорицателей, чтобы узнать будущее. Они читают по внутренностям животных.

— Это немного… непристойно, как вы думаете?

— Вы используете другие методы?

— Только Фараон может определить будущее.

— Но ведь вы, жрецы, владеете некоторыми секретами.

— Существует общество государственных магов, но их обучение длится очень долго.

— Вы не обращаетесь к богам, чтобы узнать будущее?

— При определенных обстоятельствах верховный жрец Амона с разрешения царя вопрошает о предстоящих событиях, и бог отвечает через своего оракула.

— Я полагаю, каждый подчиняется его решению.

— Кто осмелится восстать против воли Амона?

Почувствовав сдержанность жреца, Мат-Гор не стала ему больше докучать.

В тот же день, приказав слугам хранить молчание о ее отсутствии, она отправилась в Фивы.

Наконец, смерть с ласковой улыбкой вспомнила о почтенном возрасте Небу, верховного жреца Амона, который угас в своем маленьком домике у священного озера Карнака с уверенностью, что он хорошо послужил таинственному богу, первопричине жизни, и Фараону Рамзесу, его представителю на земле.

Бакхен, второй прорицатель Амона, сразу же предупредил царя. Тот прибыл оказать последние почести Небу, одному из тех честных людей, благодаря которым не прерывалась египетская традиция, какими бы ни были атаки сил зла.

Траурная тишина царила в огромном храме Карнака. Отслужив обряд зари, Рамзес встретил Бакхена около гигантского скарабея, который находился в северо-западной стороне, недалеко от священного озера, и символизировал возрождение солнца после победы над тьмой.

— Настал час, Бакхен. Со времени нашей первой встречи ты прошел долгий путь. Если храмы Фив великолепны, то они частично обязаны этим тебе. Твое руководство безупречно, и все довольны твоим управлением. Да, настал час назначить тебя верховным жрецом Карнака и первым прорицателем Амона.

Хриплый голос бывшего инспектора конюшен задрожал от волнения:

— Ваше Величество, я не думаю… Небу, он…

— Небу уже давно предложил тебя в качестве своего преемника, а он умел судить о людях. Я передаю тебе его трость и золотое кольцо, знаки отличия твоего нового сана. Теперь ты будешь управлять святым городом и следить за его процветанием.

Бакхен с трудом приходил в себя. Рамзес почувствовал, что он немедленно приступит к выполнению своих бесчисленных обязанностей, не думая о собственной выгоде.

— Мое сердце не может молчать, Ваше Величество. Здесь, на юге, некоторые наместники потрясены вашим решением.

— Ты говоришь о визите императора и императрицы хеттов?

— Да.

— Многие наместники севера разделяют их мнение, но этот визит состоится, так как он укрепит мир.

— Многие жрецы желают вмешательства оракула. Если бог Амон даст вам свое согласие, все протесты прекратятся.

— Подготовь церемонию оракула, Бакхен.

По совету управляющего гаремом Мэр-Ур Мат-Гор постучала в нужную дверь: в дверь богатого сирийского купца, от которого не ускользало ни одно событие фиванской жизни. Он жил в роскошном имении на восточном берегу недалеко от храма Карнака и принял царицу в зале с двумя колоннами, украшенном росписью, изображающей ирисы и васильки.

— Какая честь, Ваше Величество, для скромного купца!

— Этого разговора не было, и мы никогда не встречались, понятно?

Хеттка предложила сирийцу золотое ожерелье, тот, улыбаясь, поклонился.

— Если ты поможешь мне, я буду очень щедра.

— Что вы желаете?

— Я интересуюсь оракулом Амона.

— Слух подтвердился: Рамзес собирается к нему обратиться.

— По какому поводу?

— Он попросит у бога одобрить приезд в Египет ваших родителей.

Удача улыбалась Мат-Гор; судьба сделала большую часть работы, ей оставалось только закончить ее.

— А если Амон откажет? — спросила она.

— Рамзес будет вынужден подчиниться… Боюсь даже представить реакцию императора хеттов! Но разве Фараон не брат богов? Ответ оракула не может быть отрицательным.

— Но я требую, чтобы он был таковым.

— Как?..

— Я тебе повторяю… помоги мне, и ты станешь очень богатым. Каким образом отвечает бог?

— Жрецы несут ладью Амона, первый прорицатель спрашивает бога. Если ладья продвигается вперед, его ответ «да», если же подается назад — «нет».

— Подкупи носителей ладьи, и пусть Амон отвергнет просьбу Рамзеса.

— Это невозможно.

— Устрой так, чтобы самые неуверенные были заменены надежными людьми, используй микстуры, которые сделают больными неподкупных… Добейся успеха, и я осыплю тебя золотом.

— Риск…

— У тебя нет выбора, купец: теперь ты мой сообщник. Не отказывайся и не предавай меня, иначе я буду безжалостной.

Оставшись один и оглядывая мешочки с золотыми самородками и драгоценными камнями, выданными хетткой в качестве аванса его будущего богатства, сириец долго размышлял. Одни утверждали, что хеттка никогда не обретет вновь доверия Рамзеса, другие были убеждены в обратном. Несколько жрецов Карнака, завидовавших возвышению Бакхена, были готовы навредить ему.

Подкупить всех носителей священной ладьи, конечно, невозможно, но достаточно подкупить самых сильных. Бог будет колебаться между движением вперед и назад, затем ясно выразит свой отказ.

План был осуществим… А богатство так заманчиво!

Фивы были охвачены волнением. В деревнях, как и в городских кварталах, все знали, что состоится «прекрасный божественный праздник», в процессе которого Амон и Рамзес еще раз докажут свое единение.

Во дворе храма, где проходил обряд, собрались все важные лица южного города Мэр; чиновники, земледельцы ни за что не упустили бы возможности присутствовать при этом исключительном событии.

Когда двери храма отворились и появилась ладья Амона, чтобы предстать при полном освещении, все затаили дыхание. В центре ладьи из позолоченного дерева находился наос, содержавший божественную статую, скрытую от человеческих глаз. Однако именно ей предстояло принять решение. Несущие медленно продвигались вперед, шествуя по серебряной дорожке. Новый верховный жрец Амона Бакхен заметил несколько незнакомых лиц, но он вспомнил, что ему говорили о пищевом отравлении, которое помешало многим постоянным носителям участвовать в церемонии.

Ладья остановилась напротив Рамзеса, Бакхен взял слово:

— Я, служитель бога Амона, спрашиваю его от имени Рамзеса, Сына Солнца. Правильно ли поступил Фараон Египта, пригласив на эту землю императора и императрицу хеттов?

Даже ласточки прекратили беспорядочное кружение в голубом небе. Как только бог ответит утвердительно, тишину разорвут приветственные возгласы Рамзесу.

Подкупленные сирийским купцом самые сильные несущие переглянулись и попытались сделать шаг назад.

Напрасно.

Они подумали, что их собратья оказывали временное сопротивление, поэтому удвоили энергию, которая окажется решающей.

Но странная сила мешала им продвигаться. Ослепленные светом, исходящим от наоса, они отказались от борьбы.

Бог Амон одобрил решение своего сына Рамзеса, веселье могло начинаться.

Глава 52

Это был он.

Слегка сгорбленный, с седеющими волосами, но с тем же проницательным взором, он, Хаттусили, закутанный в плотный шерстяной плащ, чтобы бороться с ощущением холода, которое не покидало его ни зимой, ни летом, он, глава воинственного народа, главнокомандующий хеттскими войсками, но также и участник переговоров о мире; он, Хаттусили, неоспоримый властитель горной страны, впервые ступил на землю Египта в сопровождении двух женщин, своей жены Путухепы и испуганной молодой хеттской принцессы.

— Это невозможно, — прошептал император хеттов, — совершенно невозможно… Нет, это не Египет.

Однако он не бредил: к нему действительно приближался Рамзес Великий, чтобы обнять его.

— Как поживает мой брат Хаттусили?

— Старею, мой брат Рамзес.

Бегство Урхи-Тешшуба, ставшего отныне врагом Египта и Хеттской империи и разыскиваемого за убийство, устранило все препятствия для официального визита Хаттусили.

— Нефертари порадовалась бы этому знаменательному событию, — сказал Рамзес Путухепе, великолепной в своем длинном красном платье и золотыми египетскими украшениями, подаренными ей Рамзесом.

— Все путешествие я не переставала думать о ней, — призналась императрица. — Как бы долго ни продолжалось ваше царствование, она останется для вас единственной Великой Супругой.

Слова Путухепы сгладили все дипломатические трудности. Пи-Рамзес, залитый ярким светом, был празднично настроен; сверкающий бирюзовый город принял тысячи сановников, прибывших из всех городов Египта, чтобы присутствовать при прибытии хеттского императора и на многочисленных церемониях, предусмотренных в его честь.

Красота и богатство столицы ослепили императорскую чету. Зная, что бог Амон дал разрешение Рамзесу пригласить их в Египет, население оказало восторженный прием именитым гостям. Стоя рядом с Фараоном на колеснице, запряженной двумя лошадьми, Хаттусили не переставал удивляться.

— Мой брат не пользуется личной охраной?

— Моя личная охрана начеку, — ответил Рамзес.

— Но все эти люди вокруг нас… Разве наша безопасность обеспечена?

— Посмотри в глаза любому египтянину, Хаттусили. — В них нет ни ненависти, ни злобы. Сегодня он благодарит нас за то, что мы построили мир, и мы разделяем с ним эту радость.

— Народ, который не ведает страха… Как это странно! И как Рамзесу удалось создать армию, которая была способна противостоять хеттским воинам?

— Все египтяне любят свою страну, как ее любят боги.

— Это ты, Рамзес, помешал мне победить. Ты и никто другой. Но вот уже несколько минут, как я об этом не сожалею.

Хеттский император снял шерстяной плащ, ему больше не было холодно.

— Климат мне подходит, — заключил он. — Жаль… Я хотел бы здесь жить.

Первый прием, данный во дворце Пи-Рамзеса, был грандиозным. Слуги подали такое количество изысканных блюд, что Хаттусили и Путухепа смогли только понемногу отведать их, смачивая губы в чашах с превосходным вином. Очаровательные танцовщицы с обнаженной грудью пленили их зрение, и императрица оценила элегантность платьев знатных дам.

— Я бы хотела, чтобы этот праздник был посвящен Аша, — сказала императрица. — Он отдал свою жизнь за мир, за счастье, которыми наслаждаются наши народы.

Император одобрил слова Путухепы, тщательно скрывая свое недовольство.

— Здесь нет нашей дочери, — с сожалением произнес он.

— Я не отменю своего решения, — заявил Рамзес. — Хотя Мат-Гор совершила серьезные ошибки, она останется символом мира и в этом качестве будет почитаться в Египте. Нужно ли мне внести уточнения?

— Нет, мой брат Рамзес. Иногда полезно не знать некоторых деталей.

Итак, Рамзес избежал упоминания об аресте сирийского купца, который выдал Мат-Гор, думая таким образом оправдать себя.

— Фараон желает поговорить со своей будущей супругой?

— В этом нет необходимости, Хаттусили. Мы с пышностью отпразднуем второй дипломатический брак, и наши народы будут нам за это признательны. Но время чувств и желаний прошло.

— Нефертари воистину незабываема… И хорошо, что это так. Принцесса, которую я выбрал, хорошенькая, но глупенькая, она не сможет беседовать с Рамзесом Великим. Она познает прелесть египетской жизни и всегда будет этому радоваться. Что касается Мат-Гор, она не любила Хеттию, но с каждым днем будет все больше ценить свою вторую родину, где так страстно желала жить. С возрастом она поумнеет.

Так Хаттусили определил судьбу двух хеттских принцесс. В сороковой год царствования Рамзеса между Хеттской империей и Египтом больше не осталось ни одного повода для раздоров. Именно по этой причине карие глаза императрицы Путухепы засветились от радости.

Пилоны, обелиски, колоссы, большие дворы под открытым небом, колоннады, ритуалы подношений, серебряный грунт заворожили Хаттусили, который заинтересовался также Домом Жизни, книгохранилищем, кладовыми, стойлами, кухнями и кабинетами, где работали писцы. На императора Хаттусили произвели большое впечатление беседы с визирем и его сановниками. Египетское общество было устроено так же безупречно, как и архитектура его храмов.

Рамзес пригласил Хаттусили сжечь ладан, чтобы усладить обоняние богов и привлечь их к жилищу, которое им построили люди. Императрица участвовала в обряде усмирения опасных сил, который со своей обычной неукоснительностью проводил Ка. Затем последовало посещение храмов Пи-Рамзеса, особенно посвященных иноземным богам; и император вдоволь насладился отдыхом в садах дворца.

— Было бы прискорбно, если бы хеттская армия разрушила такой прекрасный город, — сказал он Рамзесу. — Императрица в восторге от своего пребывания здесь. Поскольку наши народы живут в мире и согласии, мой брат позволит мне попросить об одолжении?

Относительная пассивность Хаттусили заинтриговала Рамзеса; в борьбе с чарами Египта стратег одерживал верх.

— Императрица и я ослеплены таким количеством чудес, но порой необходимо подумать и о менее приятных вещах, — продолжал Хаттусили. — Мы подписали соглашение о взаимопомощи в случае нападения на наши страны, и я хотел бы посмотреть, в каком состоянии находится египетская армия. Фараон разрешит мне посетить главную казарму Пи-Рамзеса?

Если бы Рамзес ответил, что это военная тайна или направил императора в другую казарму, Хаттусили понял бы, что тот замыслил дурное. Это был момент истины, ради которого он согласился посетить Египет.

— Меренптах, мой младший сын, — главнокомандующий египетской армией. Это он покажет императору хеттов главную казарму Пи-Рамзеса.

По окончании пира в честь императрицы Путухепы Хаттусили и Рамзес прогуливались вдоль бассейна, покрытого голубыми и белыми лотосами.

— Я испытываю чувство, которое до сих пор мне было неведомо: доверие, — признался Хаттусили. — Только Египет умеет порождать таких людей, как мой брат Рамзес… Суметь создать настоящую дружбу между двумя правителями, которые когда-то были готовы уничтожить друг друга, граничит с чудом. Но мы с тобой стареем и должны думать о нашем наследовании… Кого ты выбрал среди своих многочисленных «царских детей»?

— Ка — глубокий уравновешенный человек, ученый, при любых обстоятельствах способный усмирить умы и убедить, никого не задевая. Он сумеет сохранить единство царства и зрело взвешивать свои решения. Меренптах — храбрец, он умеет командовать и руководить. Его уважают военные и боятся высшие чиновники. И один и другой способны царствовать.

— Иначе говоря, ты еще колеблешься. Судьба пошлет тебе знак. С такими людьми я спокоен за будущее Египта. Они сумеют продолжить твое дело.

— А кто унаследует престол Хеттской империи?

— Не могу похвастаться выдающимися способностями и умом своего наследника. Хеттская империя клонится к упадку, как будто мир лишил ее мужественности и честолюбия, но я ни о чем не жалею, так как другого выбора нет. По крайней мере, мы проживем несколько спокойных лет, я дал своему народу счастье, которого он раньше никогда не знал. Да, у меня есть к тебе еще одна просьба. В своей столице я не привык столько ходить и у меня болят ноги. Мне дали понять, что главный лекарь Египетского царства — великий знаток своего дела, и к тому же речь шла об очень красивой женщине.

Неферет покинула приемный зал дворца, где беседовала с Путухепой, чтобы заняться ногами императора.

— Эту болезнь я знаю и могу лечить, — заявила она после обследования. — Сначала я наложу мазь из красной охры, меда и конопли. Завтра я использую другое лекарство, оно приготовлено из листьев акации и грудной ягоды, порошка малахита и содержимого съедобной ракушки — все это растерто в порошок. Снадобье даст вам приятное ощущение свежести, но вам придется ходить с завязанными ногами.

— Если я предложу вам огромное состояние, вы согласитесь поехать со мной в Хеттскую империю и стать моим личным лекарем?

— Ваше Величество, вы отлично знаете, что нет.

— Значит, я никогда не стану победителем Египта, — с легкой усмешкой сказал Хаттусили.

Глава 53

Быстроногий насвистывал песенку, славящую Рамзеса, идя со своим ослом, нагруженным глиняной посудой, в направлении северо-западной границы Дельты. Недалеко от берега, омываемого волнами Средиземного моря, странствующий купец свернул на извилистые тропинки, ведущие в сторону рабочего поселка, где он надеялся продать свой товар.

Быстроногий гордился своим прозвищем, которое дали ему девушки, присутствующие на соревновании в беге среди мужчин, проходившем на берегу моря. Уже более двух лет никому не удавалось его победить. И зрительницы ценили усилия обнаженных атлетов, напрягавших всю свою энергию, чтобы их соблазнить. Благодаря резвым ногам купец был самым быстрым во всей Дельте и не знал счета своим победам.

Но успех имел не только хорошие стороны; так как его поклонницы любили украшения, Быстроногому нужно было заключать много выгодных сделок, чтобы оставаться великолепным и щедрым. Вот почему он энергично шагал по дорогам, чтобы получить побольше прибыли. Вслед за низкими облаками, гонимыми ветром, над ним пролетели журавли. Посмотрев на положение солнца, Быстроногий понял, что не достигнет цели своего путешествия до наступления ночи, поэтому лучше сделать остановку в одной из тростниковых хижин, стоявших на пути. Это было разумнее, так как с наступлением темноты опасные твари выйдут из своих убежищ и нападут на неосторожных.

Быстроногий снял поклажу с осла, накормил его, потом разжег огонь с помощью кремня и специальной палочки. Он съел две жареные рыбы и выпил свежей воды из бурдюка. Затем лег на циновку и уснул.

Ему снилось следующее соревнование и новый триумф, но этот сладостный сон прервал необычный шум. Осел скреб землю передним копытом. Это был своеобразный сигнал между ним и его хозяином: опасность.

Быстроногий встал, потушил огонь и спрятался за зарослями колючек. И правильно сделал, так как около тридцати вооруженных людей в шлемах и панцирях возникли из темноты. Полная в эту ночь луна давала купцу возможность отчетливо разглядеть человека, возглавлявшего отряд. У него были длинные волосы и широкая грудь, покрытая рыжей растительностью.

— Здесь был шпион, и он убежал! — воскликнул Урхи-Тешшуб, вонзив копье в циновку.

— Не думаю, — возразил ливиец, — посмотри на глиняную посуду и на осла: это бродячий купец, он решил здесь передохнуть.

— Все деревни к западу от этой зоны находятся под нашим контролем. Нужно найти этого шпиона и убить его.

Прошло четыре года после визита императора Хаттусили и императрицы Путухепы. Отношения между Египтом и Хеттской империей оставались стабильными, и призрак войны исчез. Хетты регулярно приезжали в Египет, чтобы полюбоваться пейзажами и городами Дельты.

Две хеттские жены Рамзеса прекрасно ладили между собой; честолюбивые устремления Мат-Гор исчезли под воздействием роскошного существования, а ее подруга жадно наслаждалась каждым днем. Они обе, и без сожалений, признали, что Рамзес Великий в возрасте шестидесяти лет стал живой легендой и был вне пределов их досягаемости. Фараон же, убедившись, что разрушительные страсти не одолевают обеих цариц, разрешил им присутствовать на некоторых официальных церемониях.

На сорок третьем году царствования по настоятельной просьбе Ка Рамзес отметил свой пятый праздник возрождения в присутствии всех богов и богинь, статуи которых привезли в столицу и оживили их ка. Отныне Фараон все чаще прибегал к этому обряду, чтобы заполучить необходимую для управления страной энергию.

И Рамзес все чаще обращался к главному лекарю царства Неферет. Несмотря на плохое настроение своего именитого пациента, который порой с трудом переносил собственную старость, она избавляла его от зубных болей. Благодаря ее лечению жизненная сила Фараона оставалась прежней, и он не снижал ритма своей работы.

Разбудив божественную силу в ее святилище и совершив обряд зари, Рамзес вел беседы с визирем, Амени и Меренптахом. Заботу о выполнении своих указов он оставил этой троице. После полудня он изучал вместе с Ка тексты больших государственных обрядов и вносил в них новые формулировки.

Царь мало-помалу устранился от управления страной, передав его в надежные руки. И он часто бывал в Фивах, чтобы навестить свою дочь Меритамон и поразмышлять в Храме Миллионов Лет.

Когда Рамзес возвратился из Карнака, где верховный жрец Бакхен к всеобщему удовлетворению выполнял свои обязанности, в порту Пи-Рамзеса его встретил встревоженный Меренптах.

— Тревожное сообщение, Ваше Величество.

Главнокомандующий египетской армией сам повел царскую колесницу, которая устремилась в сторону дворца.

— Если факты подтвердятся, Ваше Величество, я обвиню себя в преступной халатности.

— Объяснись, Меренптах.

— Оазис Сива недалеко от ливийской границы якобы подвергся нападению вооруженной банды, ее возглавлял Малфи.

— Когда это произошло?

— Около двух недель назад, но меня только что известили.

— Почему ты подвергаешь это сомнению?

— Потому что опознание воина, который отвечает за безопасность оазиса, неправильное, но, возможно, причиной этой ошибки является поспешность и горячность. Если на оазис действительно совершено нападение, мы должны отреагировать. И если речь действительно идет о Малфи, мы должны уничтожить его!

— Почему ты считаешь себя ответственным, сын мой?

— Потому что я не был бдительным, Ваше Величество. Мир с хеттами заставил меня забыть, что война может вспыхнуть на западе. И этот проклятый Урхи-Тешшуб все еще на свободе… Позволь мне отправиться в Сиву с отрядом и уничтожить мятежников.

— Несмотря на свои тридцать восемь лет, Меренптах, ты сохраняешь пыл юности. Опытный воин справится с этой задачей. Что касается тебя, подготовь войска к боевым действиям.

— Клянусь вам, это были ливийские бандиты! — повторял Быстроногий заспанному стражнику.

— Ты плетешь ерунду, малыш. Здесь нет ни одного ливийца.

— Я бежал, едва переводя дух, они хотели меня убить! Если бы я не умел быстро бегать, они бы меня поймали. Шлемы, панцири, мечи, копья… Настоящая армия!

После серии зевков стражник смерил молодого человека недобрым взглядом.

— Крепкое пиво кружит голову. Перестань пить!

— Поскольку было полнолуние, — настаивал Быстроногий, — я даже видел их предводителя, перед тем как убежать! Длинноволосый воин огромного роста.

Эти детали разбудили стражника. Как и все военные, он получил описание преступника Урхи-Тешшуба с обещанием хорошего вознаграждения за поимку хетта.

Охранник показал его Быстроногому.

— Это он?

— Да, это их предводитель.

Вдоль западной пустынной полосы Дельты между египетской территорией и морем военные построили малые крепости, у подножия которых приютились деревушки. Они были удалены друг от друга на расстояние одного дня езды на колеснице или двух дней быстрой ходьбы, и гарнизонам было приказано предупреждать военачальников Пи-Рамзеса и Мемфиса о малейшем подозрительном движении со стороны ливийцев. Если и был район, который высшее командование считало хорошо охраняемым, так это был именно этот.

Когда комендант приграничной зоны получил панический отчет, основанный на заявлении бродячего купца, он не стал передавать его начальству из страха показаться смешным. Однако вероятность поимки Урхи-Тешшуба побудила его направить отряд туда, где якобы был обнаружен хетт.

Вот почему Накти и его люди спешным маршем продвигались в негостеприимный, кишащий москитами район с единственной мыслью в голове: как можно быстрее покончить с этим трудным заданием.

Накти ругался на каждом шагу. Когда же, наконец, он будет переведен в уютную казарму Пи-Рамзеса, вместо того чтобы преследовать несуществующих врагов?

— Крепость, командир.

«Пограничная охрана, возможно, примет нас за дураков, — подумал Накти, — но, по крайней мере, они дадут нам выпить и поесть, а завтра утром мы отправимся обратно».

— Осторожно, командир!

Воин потянул Накти назад: на тропинке сидел изготовившийся к нападению огромный черный скорпион. Если бы задумавшийся Накти продолжал идти вперед, скорпион ужалил бы его.

— Убей его, — приказал он своему спасителю.

Воин не успел натянуть лук. Из бойниц крепости посыпались стрелы и вонзились в тела египтян. С точностью тренированных лучников ливийцы под командованием Урхи-Тешшуба уложили на землю весь отряд Накти.

Своим железным кинжалом хетт собственноручно перерезал горло раненым.

Глава 54

Как и каждое утро, комендант приграничной зоны с Ливией отправился в свой кабинет, чтобы изучить донесения из малых крепостей. Обычно эта нудная работа не занимала много времени, так как на деревянных табличках фигурировала единственная фраза: «Все без перемен».

Но сегодня утром не было ни одного донесения.

Далеко искать виновного не имело смысла: воин, отвечавший за распределение депеш, очевидно, забыл проснуться.

Разгневанный комендант пообещал себе освободить его от обязанностей и назначить стиральщиком белья.

Во дворе крепости один из воинов лениво орудовал метлой; два других молодых защитника упражнялись в обращении с коротким мечом. Комендант быстрым шагом дошел до казармы, где размещались дозорный отряд и посыльные.

На циновках — ни души.

Озадаченный комендант спрашивал себя о причинах такой ситуации. Ни донесений, ни воинов, обязанных их передавать… Чем вызван такой неслыханный беспорядок?

Комендант замер, разинув рот, когда ворота крепости были внезапно взломаны ударами бруса озверевшими ливийцами с перьями в волосах.

Они убили топором метельщика и двух воинов, прежде чем раскроить череп потрясенному коменданту, который даже не попытался убежать. Урхи-Тешшуб презрительно плюнул на труп.

— Оазис Сива не подвергся нападению, — заявил Меренптаху военачальник. — Это лживая информация.

— Ни одной жертвы?

— Ни жертвы, ни мятежа. Я попусту туда ездил.

Оставшись один, Меренптах забеспокоился. Если таким образом отвлекли его внимание, то не для того ли, чтобы ударить в другом месте?

Только Рамзес сможет оценить масштаб опасности.

Когда Меренптах садился в свою колесницу, к нему подбежал его писец.

— Господин, послание из гарнизона, близкого к ливийской границе. Большинство из них уже пали, и убит комендант крепости!

Никогда лошади Меренптаха не мчались с такой скоростью. Спрыгнув на ходу из колесницы, младший сын царя бегом поднялся по лестнице дворца. С помощью Серраманна он прервал совет Фараона с главами провинций.

По искаженному лицу Меренптаха Рамзес понял, что произошло серьезное событие. Поэтому царь отпустил своих гостей, пообещав продолжить беседу в ближайшем будущем.

— Ваше Величество, — заявил главнокомандующий, — ливийцы, вероятно, заняли северо-запад Дельты. Размеры катастрофы мне не известны.

— Урхи-Тешшуб и Малфи! — воскликнул Серраманна.

— Хетт действительно упоминается в бессвязном донесении, которое я получил. А Малфи удалось объединить враждующие ливийские племена! Наши действия должны быть быстрыми. Если только речь не идет о ловушке, как с оазисом Сива.

Если основная часть войск пойдет на северо-запад Дельты и если речь идет об обманном маневре, Малфи нападет на Фивы и не встретит никакого сопротивления. Он предаст огню и утопит в крови святой город бога Амона.

Решение Рамзеса определяло будущее Египта.

— Ваше Величество, — робко сказал Серраманна, — вы мне пообещали…

— Я не забыл: ты отправишься со мной.

Черные глаза Малфи светились яростью, он считался своими людьми воплощением злого духа пустыни, способного видеть спиной и растерзать противника своими острыми, как лезвия, пальцами. Почти все ливийские племена подчинялись ему, потому что он сумел в результате долгих переговоров разжечь их старую ненависть к Египту. Дикая свирепость ливийских воинов обратит в бегство египтян, ослабленных долгим миром. И присутствие Урхи-Тешшуба, храбрость которого была известна всем, возбуждало мятежников.

— В двух часах хода отсюда, — сказал Урхи-Тешшуб, — находятся первые села Дельты. Скоро мы ими овладеем. Потом мы уничтожим Пи-Рамзес. Ты будешь провозглашен фараоном, Малфи, и все, что останется от египетской армии подчинится твоей власти.

— Ты уверен в своих действиях, Урхи-Тешшуб?

— Да, потому что я знаю Рамзеса. Отвлекающий маневр в Сиве его встревожил и убедил в том, что мы решили открыть много фронтов. Он в первую очередь будет защищать Фивы и их храмы. Поэтому он отправит на юг два соединения, конечно, под командованием Меренптаха. Третье соединение обеспечит безопасность Мемфиса. И так как Рамзес тщеславно считает себя непобедимым, он, чтобы нас уничтожить, возглавит четвертое. Нам, Малфи, будут противостоять только несколько тысяч человек, мы их легко победим. Я прошу о единственном одолжении: я сам должен убить Рамзеса этим железным кинжалом.

Ливиец утвердительно кивнул. Он предпочел бы переждать некоторое время, чтобы укрепить свои войска, но тревога, поднятая бродячим купцом, вынудила его ускорить штурм.

Несколько тысяч воинов не могли испугать Малфи. Ливийцы горели желанием сражаться. И они победят боязливых египтян.

Единственный приказ: никакой пощады.

— Вот они, — объявил Урхи-Тешшуб.

Глаза Малфи заблестели от радости. Наконец, он отомстит за честь Ливии, попранной властью фараонов, сотрет с лица земли богатые села и сожжет урожай. Выживших он обратит в рабство.

— Рамзес возглавляет войска, — восторженно сообщил Урхи-Тешшуб.

— Кто справа от него?

Лицо Урхи-Тешшуба помрачнело:

— Его младший сын Меренптах.

— А разве он не должен был командовать войсками, которые сосредоточены у Фив?

— Мы убьем и отца и сына.

— А человек слева от царя?

— Серраманна, начальник его личной охраны… Судьба милостива к нам, Малфи! С этого я живьем сдеру шкуру.

Пехотинцы, лучники и колесницы в идеальном порядке выстроились на горизонте.

— Там не одно соединение, — заметил Малфи.

Потрясенный Урхи-Тешшуб не осмелился ответить.

Каждую минуту в долину прибывали египетские воины. Ливиец и хетт должны были признать очевидный факт: Рамзес рискнул выступить против них с четырьмя соединениями богов Амона, Ра, Птаха и Сета. Это была вся ударная сила египетской армии, готовая обрушиться на своих врагов.

Малфи сжал кулаки:

— Ты считал, что хорошо знаешь Рамзеса, Урхи-Тешшуб!

— Я не ожидал… Как он осмелился так рисковать?

Ливиец убедился, что отступление было невозможным.

Нубийские лучники под командованием наместника Сетау преградили ему дорогу.

— Один ливиец стоит, по крайней мере, четырех египтян, — заорал Малфи своим людям. — В атаку!

Тогда как Рамзес невозмутимо стоял в своей колеснице, ливийцы бросились на штурм первой линии египтян; воины стали на колени, чтобы облегчить прицел лучникам, стрельба которых опустошила ряды противника.

Ливийские лучники нанесли ответный удар, но с меньшей эффективностью; и вторая, чересчур беспорядочная, атака разбилась о воинов соединения Сета. Пришло время для контратаки колесниц. По приказу Меренптаха они вклинились в ряды бунтовщиков, которые, несмотря на брань Малфи, начали разбегаться.

Но беглецов встретили нубийские воины, их стрелы и копья были смертоносными. Теперь исход сражения не оставлял сомнений. Большинство ливийцев, сломленных превосходящими силами египтян, сложили оружие.

Опьяненный яростью Малфи собрал вокруг себя последних сторонников; Урхи-Тешшуб исчез. Не думая больше о подлеце, который его бросил, ливиец был одержим одной мыслью: убить как можно больше египтян. И его первой жертвой станет никто иной, а Меренптах, находящийся в пределах досягаемости копья.

В самой гуще рукопашного боя скрестились взгляды двух мужчин. Несмотря на расстояние, которое их разделяло, Меренптах почувствовал ненависть ливийца. В то же мгновение два копья рассекли воздух.

Копье Малфи скользнуло по плечу Меренптаха, копье главнокомандующего вонзилось в лоб ливийца.

Несколько мгновений Малфи оставался неподвижным, затем рухнул на землю.

Серраманна переживал счастливый день. Орудуя своим тяжелым мечом с замечательной ловкостью, он уже больше не считал число ливийцев, которых разрубил на куски. Смерть Малфи повергла в отчаяние его последних сторонников, и гигант сард смог, наконец, остановиться.

Когда он обернулся к Рамзесу, его ужаснуло то, что он увидел. Надев шлем и панцирь, Урхи-Тешшуб каким-то чудом проник в ряды египтян и приближался к царской колеснице.

Хетт собирался убить Рамзеса.

Серраманна, расталкивая «царских сыновей», бросился к колеснице Фараона. Он успел спасти Рамзеса, но сам не избежал сильного удара хетта. Железный кинжал вонзился в грудь гиганта сарда.

Смертельно раненный, Серраманна нашел в себе силы схватить за горло своего заклятого врага и задушить его своими огромными ручищами.

— Ты проиграл, Урхи-Тешшуб, ты — побежденный!

Сард не ослабил своей хватки до тех пор, пока хетт не перестал дышать. Тогда, как хищник, чувствующий приближение смерти, он лег на бок.

Рамзес поддерживал голову умирающего Серраманна. — Вы одержали великую победу, Ваше Величество… И благодаря вам, какую прекрасную жизнь я прожил…

Гордясь своим последним подвигом, сард отправился в царство теней, испустив дух на руках Фараона.

Глава 55

Вазы и пятнадцатикилограммовые серебряные кувшины с золотыми крышками, золотые и серебряные столы для подношений весом более трех центнеров, ладья из ливанской сосны, покрытая золотом, длиной в шестьдесят пять метров, золотые пластины, предназначенные для украшения колонн, четыреста килограммов ляпис-лазури, восемьсот килограммов бирюзы — таковы среди множества других были сокровища, преподнесенные Рамзесом храмам Фив и Пи-Рамзеса, чтобы возблагодарить богов за дарованную ими победу над ливийцами и за спасение Египта от разрушения.

И этот сорок пятый год его царствования увидел рождение нового храма Птаха в Нубии, в Герф Хуссейне, где старый священный грот был превращен Сетау в святилище. Царь торжественно открыл этот маленький Абу-Симбел, тоже построенный в горе из песчаника. Там, как и в других многочисленных местах, были воздвигнуты колоссальные статуи Фараона в обличии Осириса.

Когда закончились торжества, Рамзес и Сетау смотрели на закат солнца над Нилом.

— Неужто ты станешь неутомимым строителем, Сетау?

— Беру пример с тебя, Твое Величество: огонь Нубии такой пылающий, что должен быть направлен в камни храмов. Не будут ли огни твоим голосом для потомков? И потом, у нас будет много времени для отдыха в вечности! Наша короткая жизнь заставляет прилагать так много усилий, но только они дают нам долголетие.

— Ты сталкиваешься с трудностями при исполнении своих новых обязанностей?

— Ничего серьезного. Во время своего царствования, Рамзес, ты убил войну. Мир с Хеттией, в Нубии, мир в Ливии… Этот труд имеет красоту грандиозного здания, и он будет в числе твоих самых прекрасных творений. Как Аша должен быть счастлив там, где он находится!

— Я часто думаю о жертве Серраманна, он отдал свою жизнь, чтобы спасти меня.

— Все твои близкие поступили бы, как он, Рамзес. А как могло быть иначе, раз ты наш проводник перед загробным миром?

Посаженная в первый год царствования Рамзеса в саду фиванского дворца смоковница стала великолепным деревом, дающим благодатную тень. Под его кроной Рамзес слушал, как его дочь играет на лютне в сопровождении пения синиц.

Как всегда, во всех храмах Египта жрецы очищались водой священных озер и совершали обряды от имени Фараона; как всегда, в маленькие и большие храмы приносилась пища для подношений богам, прежде чем быть перераспределенной для смертных; как всегда, пробуждалась божественная сила, и богиня Маат могла сказать царю: «Ты живешь мной, аромат моей росы оживляет тебя, твои глаза — это Маат».

Дочь Рамзеса и Нефертари положила лютню к подножию смоковницы.

— Ты царица Египта, Меритамон.

— Когда ты так говоришь со мной, отец, значит, ты готовишься нарушить мой душевный покой.

— Старость гнетет меня, Меритамон. Бакхен следит за процветанием Карнака, и его день насчитывает больше обязанностей, чем часов. Ты, моя дочь, стань хранительницей Храма Миллионов Лет. Благодаря его магии я и твоя мать победили злосчастье. Сделай так, чтобы праздники и ритуалы происходили в нужное время, чтобы энергия Дома Рамзеса продолжала излучаться.

Меритамон поцеловала руку царя:

— Отец, ты знаешь, что никогда нас не покинешь.

— К счастью, ни один человек не минует смерти.

— Разве фараоны не восторжествовали над ней? Хотя она нанесла тебе очень тяжелые удары, ты противостоял ей, и я думаю даже, что ты ее приручил.

— Последнее слово за ней, Меритамон.

— Нет, Твое Величество, смерть упустила возможность тебя уничтожить. Сегодня твое имя высечено на всех памятниках Египта, и твоя слава распространилась за его пределы. Рамзес больше не может умереть.

Мятеж ливийцев был подавлен, в Египте царил мир, слава Рамзеса не переставала возрастать, но неотложные дела продолжали накапливаться на столе Амени. И ни главнокомандующий Меренптах, ни верховный жрец Ка не могли решить проблему, над которой бился личный писец царя. Сам визирь отказался ему помочь. К кому же обратиться, если не к Рамзесу?

— Я не упрекаю Твое Величество за путешествия, — заявил Амени. — Но когда ты далеко от столицы, неприятности имеют обыкновение накапливаться.

— В опасности наше благосостояние?

— Я продолжаю думать, что в монументальной архитектуре малейший изъян может повлечь ее разрушение. Я не работаю над грандиозным, но над прорехами обыденного.

— Ты меня избавишь от длинной речи?

— Я получил жалобу от правителя города Сумену в Верхнем Египте. Священный колодец, который снабжает местность водой, высыхает, и местные жрецы признали себя неспособными помешать этой катастрофе.

— Ты отправил туда специалистов?

— Уж не обвиняешь ли ты меня, что я плохо исполняю свои обязанности? Целая армия специалистов потерпела неудачу. И вот я вожусь с этим упрямым колодцем и встревоженным населением!

Толпа домохозяек собралась на берегу одного из каналов, орошавших поля города Сумену. После полудня они приходили сюда мыть посуду. Женщины болтали, обменивались секретами, сплетничали и не отказывали себе в удовольствии покритиковать такого-то или такую-то. Лучше всех в городе был подвешен язык у хорошенькой жены столяра по прозвищу Брюнетка.

— Если колодец высохнет, — сказала она, — нам придется покинуть город.

— Это невозможно! — возразила служанка, — моя семья живет здесь уже много поколений, и я не хочу, чтобы, мои дети росли в другом городе.

— А как у тебя это получится без колодезной воды?

— Должны вмешаться жрецы!

— Они потерпели неудачу. Даже самый ученый из них не способен предотвратить это бедствие.

К группе женщин подошел слепой и хромой старик:

— Я хочу пить… Дайте мне воды, пожалуйста.

Вмешалась энергичная Брюнетка.

— Больше не надоедай нам, бродяга! Зарабатывай себе на жизнь, и у тебя будет что выпить.

— Удача мне изменила, я изможден болезнью, и…

— Слышали мы эту сказку! Проваливай, или мы забросаем тебя камнями.

Слепой отступил, разговоры возобновились.

— А мне вы дадите воды?

Женщины обернулись на вопрос пожилого мужчины. По его величественной осанке в нем легко было узнать важную особу.

— Господин, — сказала Брюнетка, — мы готовы вам услужить.

— Почему вы прогнали этого несчастного?

— Потому что он ни на что не годный человек и постоянно нам надоедает!

— Вспомните Закон Маат: «Не смейтесь над слепыми, не потешайтесь над карликами, не обижайте хромых, так как мы все, здоровые и калеки, в руке Божией, пусть никто не останется обездоленным и лишенным забот».

Пристыженные домохозяйки опустили глаза, но Брюнетка взбунтовалась.

— А кто вы собственно такой, чтобы говорить с нами в таком тоне?

— Фараон Египта.

Потрясенная Брюнетка спряталась за юбки своих товарок.

— Порча воздействует на главный колодец Сумену из-за вашего презрительного и презренного отношения к этому несчастному; вот заключение, к которому я пришел, пробыв здесь несколько дней.

Брюнетка бросилась к ногам Рамзеса:

— Если мы изменим свое поведение, этого будет достаточно, чтобы спасти колодец?

— Вы прогневили бога, который живет в нем, и я должен его успокоить.

Когда величественная статуя бога Собека, человека с головой крокодила, сидящего на троне, появилась из мастерской Дома Жизни Сумену, жители города столпились вокруг, чтобы проводить ее к колодцу. Передвигаемая группой каменотесов, которые тащили ее на бревнах, положенных на влажную землю, статуя медленно шествовала к главному колодцу, где ее ожидал Рамзес. Фараон сам прочел молитвы, прося бога Собека вызвать из Нуна, первозданного океана, окружающего землю, необходимую для выживания людей воду.

Потом царь приказал ремесленникам спустить бога на дно колодца, где он совершит чудо.

Со следующего дня колодец Сумену снова давал драгоценную влагу жителям города, устроившим пир, где присутствовали слепой и жена столяра.

Глава 56

Хефат, отец которого был египтянин, а мать — финикийка, сделал блестящую карьеру. Прилежный ученик, замечательный студент Мемфисского университета, где его математические способности покорили требовательных преподавателей, он долго выбирал себе занятие, прежде чем поступить в центральную службу гидрологии, которая занималась водами Нила, предсказывая паводки и орошая земли.

С течением лет Хефат стал неизменным собеседником визиря, сановников и наместников. Его умение польстить начальству позволило ему беспрепятственно подниматься по служебной лестнице. Достойным примером для подражания Хефат считал Шенара, старшего брата Фараона. Да, Шенар был изменником и предателем, но великолепным придворным и политиком.

К счастью, Хефат мудро проявлял осторожность, избегая открыто поддерживать Шенара, которого постиг трагический конец.

Энергичный пятидесятилетний человек, муж и отец двоих детей, Хефат управлял делами в своем ведомстве как опытный чиновник. Кто бы мог предположить, что он являлся последним участником тайного союза, созданного Шенаром для завоевания трона?

Эти далекие воспоминания так и остались бы воспоминаниями, если бы высший чиновник не встретил финикийского купца Нариша, богатство которого его ослепило. Хефат осознал, что человек его ранга и располагающий его полномочиями, тоже мог стать очень богатым.

Обедая с финикийцем, Хефат прозрел. Рамзесу скоро исполнится семьдесят, и он перепоручит управление страной своим сыновьям. Его старший сын Ка был ученым., далеким от реальной жизни; Меренптах, слепо повиновавшийся отцу, растеряется после его смерти и не сможет твердо править страной; и Амени, старший писец, будет отстранен от власти.

Если хорошо подумать, власть была гораздо слабее, чем казалась. Вынужденный прибегать к магии праздников возрождения и к помощи главного лекаря Неферет Рамзес слабел.

Не настал ли момент нанести решающий удар и осуществить мечту Шенара?

Меренптах провел посла Хеттской империи в большой приемный зал дворца Пи-Рамзеса. Посланник был один, без обычного сопровождения, он склонился перед Рамзесом:

— Ваше Величество, у меня для вас печальная новость: ваш брат, император хеттов, умер.

Многочисленные сцены от битвы при Кадеше до визита императора хеттов в Египет возникли в памяти Фараона. Хаттусили был грозным противником, перед тем как стать верным союзником, вместе с ним Рамзес построил прочный мир на Ближнем Востоке.

— Его наследник назначен?

— Да, Ваше Величество.

— Он намерен соблюдать мирный договор?

Горло Меренптаха сжалось.

— Решения нашего покойного императора остаются в силе, — ответил посол. — Ни одна статья договора не будет поставлена под вопрос.

— Передай мои соболезнования и сердечные пожелания императрице Путухепе.

— Увы, Ваше Величество, императрица болела, и кончина императора Хаттусили ускорила ее смерть.

— Заверь нового государя Хеттской империи в моей дружбе и доброжелательстве. Пусть он знает, что всегда может надеяться на помощь Египта.

После ухода посла Рамзес обратился к сыну:

— Немедленно свяжись с нашими информаторами, и пусть они в кратчайший срок направят мне подробное донесение о положении в Хеттской империи.

Египтянин Хефат принял финикийца Нариша в своем красивом доме в Пи-Рамзесе. Он представил ему жену и двоих детей, похвастался их превосходным воспитанием и прекрасным будущим, которое им было уготовано. После приятной трапезы, во время которой они говорили о банальных вещах, управляющий оросительной службой и купец уединились в беседке из смоковницы с изящно отделанными маленькими колоннами.

— Ваше приглашение делает мне честь, — сказал финикиец, — но простите за прямоту: какова его настоящая цель? Я занимаюсь торговлей, вы высший чиновник… У нас, казалось бы, нет ничего общего.

— Я слышал, что вы недовольны торговой политикой Рамзеса.

— Его нелепое выступление против работорговли очень нам повредило, это так. Но Египет в конце концов поймет непригодность данной позиции.

— Это может длиться долгие годы… А вы, как и я, любите обогащаться немедленно.

Финикиец был заинтригован:

— Я плохо улавливаю смысл ваших слов, Хефат.

— Сегодня Рамзес царствует единолично, но так будет не всегда. Власть Фараона постепенно слабеет, если учесть его возраст, и я уже не говорю о неспособности к власти двух преемников Рамзеса: Ка и Меренптаха.

— Я вообще не вмешиваюсь в политику, тем более в египетскую.

— Но вы верите во всемогущество выгоды, ведь правда?

— Разве это не будущее человечества?

— Поторопим же это будущее! По разным причинам вы, как и я, должны взять верх над Рамзесом, старым царем, неспособным отныне противодействовать. Но главное не в этом. Есть возможность воспользоваться слабостью центральной власти, чтобы осуществить фантастическую торговую операцию.

— Какую именно?

— Самое меньшее утроить богатство Финикии. Не стоит говорить, что как инициатор этого счастливого события, вы, Нариш, будете в зените славы.

— А вы, Хефат?

— Первое время я предпочитаю оставаться в тени.

— Каков же ваш план?

— Прежде чем открыть его, я должен быть уверен в вашем молчании.

Купец улыбнулся:

— Мой дорогой Хефат, данное слово имеет цену только в Египте. Если вы собираетесь заниматься делами, нужно как можно быстрее забыть эту архаическую мораль.

Чиновник медлил с решением. Если финикиец его выдаст, он закончит свои дни в тюрьме.

— Ладно, Нариш, я сейчас вам все объясню.

По мере того как говорил Хефат, финикиец спрашивал себя, как такое безумие могло зародиться в голове подданного Фараона. Но он, Нариш, не подвергался никакому риску, и египтянин был прав: если операция удастся, их ждет несметное богатство, и царствование Рамзеса завершится катастрофой.

Меренптах часто вспоминал ливийский мятеж. Он, главнокомандующий, отвечающий за безопасность территории, не сумел предотвратить происки Малфи. Без прозорливости и смелости Рамзеса мятежники захватили бы Дельту, разграбили столицу и убили тысячи египтян.

Научившись на горьком опыте, Меренптах сам осмотрел крепости, которые должны были следить за передвижениями ливийских племен и в случае опасности объявить тревогу. Младший сын царя произвел необходимые изменения, укрепил дисциплину, призвав военных с честью выполнять ответственную задачу по охране границ Египта.

Меренптах не верил в окончательный разгром ливийцев. Конечно, Малфи погиб, но его мог заменить другой, такой же злобный, как и он, и проповедовать войну против Египта. Поэтому главнокомандующий с согласия Рамзеса укрепил защиту северо-западной границы Дельты. Но как будет развиваться ситуация в Хеттской империи? Смерть Хаттусили, умного и здравомыслящего государя, не послужит ли она началом нового конфликта? У хеттов считалось чуть ли не традицией добиваться власти, используя яд или кинжал. И старый император, быть может, ошибался, считая, что уничтожил своих противников, желавших изменить внешнюю политику Хеттской империи.

С нетерпением ожидая достоверных известий из Хеттской империи, Меренптах держал войска в боевой готовности.

Хотя Дозор не пренебрегал рыбой, он отдавал явное предпочтение сырому мясу. С такими же живыми глазами, как и у предшествующих представителей своей династии, пес Рамзеса ценил беседы со своим хозяином, где без добрых слов пища была не такой вкусной.

Царь и Дозор заканчивали свою трапезу, когда во дворец прибыл Меренптах.

— Ваше Величество, я прочел все донесения наших осведомителей из Хаттусы.

Рамзес налил вино в серебряную чашу и подал ее сыну.

— Ничего не скрывай, Меренптах, я хочу знать всю правду до мельчайших подробностей.

— Посол Хеттской империи нам не солгал, наследник Хаттусили твердо решил соблюдать мирный договор и поддерживать с Египтом дружественные связи.

Глава 57

Паводок Нила… Чудо, повторяющееся каждый год, дар богов, который увеличивал усердие населения и его благодарность Фараону, единственному, способному поднять воды реки, чтобы оплодотворить землю.

А паводок в этом году был необыкновенным, одиннадцать метров! С начала царствования Рамзеса живительная вода, вышедшая из глубин небесного океана, всегда была в избытке.

После того как был подтвержден мир с хеттами, эта радостная весть быстро распространилась от одного населенного пункта к другому благодаря многочисленным лодкам, отремонтированным зимой. Как все египтяне, Хефат любовался грандиозным зрелищем: Нил, преображенный в огромное озеро, откуда то тут, то там выступали небольшие зеленые островки. Его семья уехала в Фивы, чтобы провести несколько недель у его родителей, и у него были развязаны руки, он мог поступать по своему усмотрению.

Тогда как крестьяне отдыхали, ответственные за орошение лица работали без передышки. Но Хефат смотрел на паводок другими глазами. В то время как заполнялись водоемы для запаса воды, разделенные земляными дамбами, которые ломали по мере необходимости, Хефат поздравлял себя с гениальной идеей, она сделает его богаче и могущественнее Рамзеса Великого.

Высшие сановники Египта попросили Рамзеса принять их, чтобы представить на его рассмотрение предложение, которое они считали разумным. Не сговариваясь, они пришли к одному и тому же выводу.

Фараон внимательно их выслушал. Царь не высказал категорического отказа, но и не посоветовал им предпринимать намеченные действия. Истолковав слова Рамзеса как одобрение, управляющий казначейством, мужество которого оценили его собратья, отправился в тот же вечер в кабинет Амени, после того как личный писец Фараона отпустил домой своих служащих.

Приближающийся к своему семидесятилетию Амени был похож на того студента, который поклялся в верности Рамзесу до того, как его судьба стала судьбой Фараона: бледный, тщедушный на вид, худой, несмотря на большое количество поглощаемой пищи, с постоянными болями в спине, но способный вынести тяготы, которые пригнули бы к земле любого колосса, неутомимый труженик, точный и ответственный, спавший только несколько часов в сутки и сам прочитывающий все деловые бумаги.

— Неприятности? — спросил он управляющего казначейством.

— Не совсем так.

— Тогда что? Я работаю.

— Мы собрались под руководством визиря и…

— Кто это мы?

— Ну… глава Двойного Белого Дома, земельный управитель…

— Понятно. И какова причина этого собрания?

— По правде говоря, их две.

— Рассмотрим сначала первую.

— За услуги, оказанные вами Египту, все высшие чиновники хотят подарить вам дом.

Амени положил свою кисточку:

— Интересно… А вторая причина?

— Вы много работали, Амени, гораздо больше, чем требовалось. Конечно, из-за вашей преданности вы об этом не думали… Но не настал ли для вас час ухода на отдых? Спокойная жизнь в уютном доме и при всеобщем уважении. Что вы об этом думаете?

Молчание Амени казалось добрым предзнаменованием.

— Я знал, что вы прислушаетесь к голосу разума, — заключил довольный управляющий казначейством. — Мы с удовлетворением воспримем ваше решение.

— Я в этом не так уж уверен.

— Простите?

— Я никогда не отойду от дел, — запальчиво заявил Амени, — и никто, за исключением Фараона, не заставит меня уйти из этого кабинета. Пока он не потребует моей отставки, я буду продолжать работать. Ясно?

— Мы думали, что это в ваших интересах.

— А вы не думайте.

Хефат и финикиец Нариш встретились у египтянина в жаркий летний день. Купец оценил прохладное, легкое и способствующее пищеварению пиво, которое ему подали.

— Я думаю, что проделал превосходную работу, — сказал Нариш, — финикийцы готовы купить Египет. Но вы, Хефат, готовы его продать?

— Я не изменил своих намерений.

— Вы назовете мне точную дату?

— Я не в состоянии нарушить законы природы, но нам недолго осталось ждать.

— И никаких серьезных препятствий?

Хефат щегольнул своей уверенностью:

— Благодаря моему служебному положению никаких.

— Разве вам не понадобится печать верховного жреца Мемфиса?

— Да, но этот верховный жрец — Ка, он занят изучением древних текстов. И он даже не будет вникать в документ, который подпишет.

— Меня занимает один вопрос, — признался финикиец, — почему вы так ненавидите свою страну?

— Благодаря нашей сделке Египет не пострадает и, наконец, откроется внешнему миру, который сметет его старые суеверия и устаревшие обычаи, как этого желал Шенар. Он хотел убить Рамзеса, а я свергну его. Хетты, ливийцы, колдуны потерпели неудачу, и Рамзес чувствует себя уверенно, но я, Хефат, я одержу победу.

— Мой ответ — нет, — сказал Амени наместнику провинции Двух Соколов, силачу с волевым подбородком.

— Почему?

— Потому что ни одна провинция не будет пользоваться привилегиями в ущерб другим.

— Однако же я получил одобрение высших чиновников!

— Возможно, но ни одному чиновнику не дозволено пренебрегать законом! Если бы я при всех обстоятельствах следовал указаниям наших высших чиновников, Египет был бы разорен.

— Ваш отказ окончательный?

— Оросительная система не будет изменена, и вода из водохранилищ будет выпущена в обычное время, а не раньше.

— В этом случае я требую, чтобы царь принял меня!

— Он вас примет, но не заставляйте его попусту терять время.

Наместник провинции, поставленный в невыгодное положение неблагоприятным мнением Амени, не имел шансов получить согласия Рамзеса. Ему ничего не оставалось делать, как вернуться ни с чем в свою провинцию.

Амени был заинтригован.

Наместники шести больших провинций страны просили его утвердить решение оросительной службы Мемфиса: выпустить воду из водохранилищ раньше срока, чтобы увеличить пахотную площадь.

По мнению Амени, это было двойной ошибкой, потому что, с одной стороны, сельскохозяйственное развитие не требовало такой необходимости, а с другой — орошение должно производиться постепенно, а не резко. К счастью, специалисты, занимающиеся орошением, не знали, что большинство наместников с похвальным соблюдением тайны всегда советовались с личным писцом царя, прежде чем что-либо предпринять.

Если бы у него не было столько требующих разрешения проблем, Амени охотно провел бы расследование, чтобы выявить виновника этих заблуждений.

Писец начал изучать донесение о посадке ив в Среднем Египте, но не смог сосредоточиться и прервал чтение, право же, этот инцидент был слишком серьезным, чтобы оставить его без внимания.

Рамзес и Ка миновали входную башню храма Тота в Гермополисе, пересекли залитый солнцем двор, на пороге храма их встретил верховный жрец бога. Царь и его сын осмотрели залы, куда входили только служители Тота, покровителя писцов и ученых, и уединились в его святилище.

— Здесь заканчиваются мои поиски, — сказал Ка.

— Ты нашел книгу Тота?

— Я долго считал, что речь идет об очень старой рукописи, которая спрятана в библиотеке храма. Но, наконец, я понял, что каждый из камней наших храмов является одной из букв этой книги, бог знания написал ее, чтобы придать смысл нашей жизни. Тот передал свое послание в каждой скульптуре и в каждом иероглифе, и именно нашему разуму принадлежит задача собрать то, что разрозненно, как Исида собрала разбросанные части тела Осириса. Вся наша страна, отец, — это храм по подобию неба, и Фараону надлежит держать эту книгу открытой, чтобы глаза сердца могли ее прочесть.

Ни один поэт, даже Гомер, не нашел бы слов, чтобы описать радость и гордость, которые испытал Рамзес, слушая слова мудреца.

Глава 58

Идея Хефата, хотя и простая, имела бы опасные последствия; до срока выпустить запасы воды, собранные в оросительных водохранилищах и свалить вину за ошибку на начальство, в первую очередь на Ка, старшего сына Рамзеса, обязанностью которого было ставить свою печать на документ как главного наблюдающего за каналами.

Убежденные доводами Хефата, наместники провинций угодили в ловушку: они подумали, что смогут располагать дополнительными запасами воды для развития сельского хозяйства и обогащения их территории. Когда же они осознают свои ошибочные действия, будет слишком поздно. У них не останется воды для орошения земель, и надежды на урожай будут приравнены к нулю.

Кроме Ка, виновным окажется и Рамзес.

Тогда вмешается Нариш и финикийские купцы, которые за непомерную цену предложат необходимые Египту продукты питания. Казначейство будет вынуждено согласиться на их условия, и старый фараон будет сметен шквалом возмущений, тогда как Хефат получит огромные прибыли от сделки. При благоприятных обстоятельствах он прогонит визиря и займет его место, если нет, сколотив состояние, он поселится в Финикии.

Предстояла последняя формальность: попросить Ка поставить печать. Хефат даже не встретится с Ка, который прикажет своему писцу выполнить эту формальность.

Писец приветливо встретил Хефата:

— Вам повезло, верховный жрец здесь, и он охотно вас примет.

— Но это же совсем не обязательно, — запротестовал Хефат. — Я не хотел бы ему докучать.

— Следуйте за мной, пожалуйста.

Обеспокоенный чиновник был введен в библиотеку, где Ка в тунике из шкуры пантеры изучал папирусы.

— Рад вас видеть, Хефат.

— Для меня это большая честь, но я не хотел прерывать ваши занятия.

— Чем я могу быть вам полезен?

— Обычные дела управления…

— Покажите мне документ.

Тон Ка был суровым и властным. Верховный жрец не походил на мечтателя, как это вообразил Хефат.

— Это необычное предложение, и оно требует внимательного изучения, — сказал Ка.

Кровь застыла в жилах Хефата.

— Нет, господин, это обычный метод для облегчения орошения, ничего больше.

— Вы чересчур скромны! Так как я не могу высказать свое мнение, то передам этот документ другому специалисту.

«Другому специалисту, — с облегчением подумал Хефат. — Его нетрудно будет убедить, благодаря моему высокому положению».

— А вот и тот, кто оценит ваш метод, — объявил Ка.

Это был Рамзес в тунике из тонкого льна с широкими рукавами, на запястьях — два его знаменитых золотых браслета, украшенных изображением дикой утки из ляпис-лазури.

Взгляд Фараона проник в душу Хефата, заставив его попятиться и толкнуть полки с папирусами.

— Ты совершил ошибку, — заявил Рамзес, — ты думал, что твоих знаний будет достаточно, чтобы погубить Египет. Тебе известно, что жадность — неизлечимая болезнь, которая делает человека слепым и глухим? Ты совершил ошибку, если считаешь, что Египтом управляют бездарности.

— Ваше Величество, умоляю вас.

— Не трать понапрасну слов, Хефат, ты недостоин их. Твое поведение напомнило мне о Шенаре, подлость и предательство ведут человека к гибели. Твое будущее теперь в руках судей.

Амени благодаря расследованию спас страну от реальной опасности. Царь хотел бы вознаградить друга, но как сделать это, чтобы не задеть его чувства? Для них было достаточно понимающего взгляда. И Амени снова принялся за работу.

Прошли годы и дни, простые и счастливые, до весны пятьдесят четвертого года царствования Рамзеса Великого, который, посоветовавшись с главным лекарем Неферет, принял решение вопреки ее мнению. Укрепленный энергией своего девятого праздника возрождения Фараон испытал желание объехать египетские провинции.

В мае обычно стояла сильная жара, благотворная для ревматизма царя.

Это было время жатвы. Крестьяне продвигались по полю, орудуя серпами с деревянными ручками и очень высоко срезали стебли спелых хлебов. Потом колосья собирались в снопы и перевозились на тока неутомимыми ослами. Сооружение соломенных снопов требовало опытных рук, потому что они должны оставаться прочными большую часть года. Для укрепления снопа в него вставляли две длинные палки.

Как только Фараон въезжал в деревню, старейшины подносили ему стол, покрытый колосьями и цветами. Потом царь садился в беседке и выслушивал жалобы. Писцы записывали их и передавали Амени, который требовал читать все донесения, написанные во время путешествия.

Царь отметил, что в целом сельское хозяйство находилось в добром здравии и что нет болезней без лекарств, хотя совершенство было недостижимым. Жалобщики не проявляли агрессивности, за исключением крестьянина из Бени Хассана, горячность которого потрясла окружение Фараона.

— Весь день я обрабатываю землю, — жаловался он, — а ночью чиню инструменты, ухаживаю за своими животными, которые все время норовят убежать, и вот тебе пожалуйста, сборщик податей набрасывается на меня и грабит! Он называет меня вором, избивает, потому что я не могу заплатить, и сажает в тюрьму жену и детей! Как я могу быть счастливым?

Все опасались бурной реакции Рамзеса, но он остался невозмутимым.

— Ты хочешь еще на кого-нибудь пожаловаться?

Крестьянин удивился.

— Нет, Ваше Величество, нет…

— Один из твоих родственников писец, так ведь?

Крестьянину не удалось скрыть своего смущения.

— Да, но…

— Он научил тебя классическому тексту, его изучают во всех школах писцов, которые восхваляют свое ремесло, чтобы хулить других, и ты его хорошо рассказал наизусть. Но действительно ли ты страдаешь от всех этих несчастий, которые мне описал?

— Ну, животные-то убегают и переходят с одного поля на другое. А это причиняет неприятности.

— Если тебе не удастся полюбовно договориться с соседями, обратись к судье деревни. И никогда не соглашайся с несправедливостью, какой бы незначительной она ни была. Так ты поможешь Фараону править.

Рамзес осмотрел зерновые хранилища и приказал всем весовщикам зерна взвешивать с большой точностью. Затем он открыл в Карнаке Праздник урожая, начав заполнять один из больших хлебных амбаров поместья Амона. Жрецы и сановники отметили, что, несмотря на возраст, у повелителя Двух Земель была еще твердая рука и уверенные движения.

Верховный жрец Бакхеп проводил именитого гостя до причала по дороге, пересекавшей пышно разросшиеся поля, примыкавшие к храму. Уставший Рамзес согласился сесть в носилки.

Бакхен первый заметил лентяя, который, вместо того чтобы работать вместе с остальными, дремал под ивой. Он надеялся, что царь его не увидит, но глаза Рамзеса были еще зоркими.

— Он будет наказан, — пообещал верховный жрец.

— На этот раз прояви снисходительность. Разве не я приказал посадить ивы по всему Египту?

— Этот человек никогда не узнает, чем он вам обязан, Ваше Величество.

— Мне тоже порой, как и ему, хочется уснуть под деревом и забыть бремя моих обязанностей.

Недалеко от причала Рамзес приказал носильщикам остановиться.

— Ваше Величество, — забеспокоился Бакхен, — зачем идти пешком.

— Посмотри на ту небольшую часовню… Она разрушена.

Скромное святилище богини жатвы, кобры-самки, пострадало от времени, между растрескавшимися камнями рос сорняк.

— Вот настоящий проступок, — сказал Рамзес. — Распорядись восстановить и расширить эту часовню, Бакхен, оснасти ее каменной дверью, и пусть статуя башни, которую изготовят скульпторы Карнака, стоит внутри часовни. Египет создали боги, не будем же пренебрегать ими даже в их самом скромном обличии.

Повелитель Двух Земель и верховный жрец Амона положили полевые цветы у подножия святилища в знак почтения к ка богини. Высоко в небе, описывая круги, парил сокол.

Глава 59

На обратном пути в столицу Рамзес остановился в Мемфисе, чтобы побеседовать со своим сыном Ка, который завершил программу реставрации памятников Древнего Египта и украсил подземный храм быков Аписов.

На причале его встретила по-прежнему прекрасная и элегантная Неферет.

— Как вы себя чувствуете, Ваше Величество?

— Немного устал, боли в спине, но в общем все в порядке. Вы взволнованны, Неферет.

— Ка очень болен.

— Не хотите ли вы сказать?..

— Это болезнь, которую я знаю, но которую не смогу вылечить. Сердце вашего сына изношено, лекарства больше не помогут.

— Где он?

— В библиотеке храма Птаха среди текстов, которые он так усердно изучал.

Царь немедленно отправился к Ка.

На пороге шестидесятилетия угловатое и суровое лицо верховного жреца стало просветленным. В темно-синих глазах отражался внутренний мир человека, который на протяжении всей своей жизни готовился к встрече с потусторонним миром. Страх не искажал его черты.

— Ваше Величество, я так надеялся увидеть вас перед уходом…

Рамзес взял руку сына.

— Пусть Фараон разрешит своему смиренному слуге упокоиться в горе жизни, как другу, полезному повелителю, так как нет большего счастья… Позволь мне достичь прекрасного Запада и остаться одним из твоих близких. Я пытался почитать Маат, я исполнял твои приказы, выполнял твои поручения…

Тихий голос Ка медленно угас, Рамзес принял его в свое сердце как бесценное сокровище.

Ка был похоронен в подземном храме быков Аписов, животная оболочка которых таила в себе выражение божественной силы. Рамзес возложил на лицо мумии золотую маску и выбрал предметы погребальной обстановки: вазы и драгоценности, шедевры, созданные мастерами храма Птаха и предназначенные сопровождать душу Ка по прекрасным дорогам вечности.

Старый царь с поразительной энергией руководил похоронной церемонией; сдерживая волнение, Рамзес открыл глаза и рот сына, чтобы он отправился живым в иной мир.

Меренптах был готов прийти на помощь отцу, но Рамзес не проявил слабости. Однако Амени чувствовал, что его друг черпал из самых глубин своего существа необходимую силу, чтобы сохранить достоинство перед лицом постигшей его трагедии.

На саркофаг Ка была положена крышка, гробница опечатана.

И когда Рамзес почувствовал, что никто из придворных его не видит, он заплакал.

Это был один из теплых и солнечных утренних часов, любимых Рамзесом. Он поручил верховному жрецу исполнить вместо него обряд зари, а с визирем он поговорит в полдень.

Чтобы попытаться заглушить боль, царь решил работать, как всегда, но его обычная энергия изменила ему.

Ноги остались неподвижными, и ему не удалось встать.

Властным голосом он позвал управляющего.

Через несколько минут появилась Неферет.

— На этот раз, Ваше Величество, вам придется меня выслушать и повиноваться.

— Вы слишком многого от меня требуете, Неферет.

— Если вы в этом еще сомневаетесь, то я должна сказать, что ваша молодость безвозвратно ушла, и вам нужно изменить образ жизни.

— Вы самый опасный противник, с которым я когда-либо сталкивался.

— Это не я, Ваше Величество, а старость…

— Что вы скажете, Неферет… Но только ничего от меня не скрывайте!

— Завтра вы снова сможете ходить, но с тростью. Вы будете немного хромать. Я постараюсь смягчить боль, но вам необходим отдых, и отныне вы должны будете экономить силы. Не удивляйтесь, если иногда суставы будут неподвижными. Это состояние будет временным, если вы будете делать ежедневные массажи. По ночам вам иногда будет трудно выпрямиться, но вам на помощь придут успокаивающие мази. А регулярные грязевые ванны дополнят лечение.

— Лекарства… Каждый день? Значит, вы меня считаете немощным стариком!

— Я вам уже сказала, Ваше Величество, вы, увы, не молоды и не сможете управлять своей колесницей. Но если вы станете послушным пациентом, то избежите многих неприятностей. Ежедневные упражнения, такие как ходьба или плавание, но без чрезмерных нагрузок, сохранят вашу подвижность. Ваше общее состояние скорее удовлетворительное для человека, который всю свою жизнь забывал отдыхать.

Улыбка Неферет ободрила Рамзеса. Ни одному врагу не удалось его победить, кроме проклятой старости, на которую сетовал любимый автор Нефертари, мудрец Птахотеп. Но ему было сто лет, когда он написал свои Максимы! Проклятая старость, но она приближала его к близким людям, с которыми он так хотел воссоединиться в плодородных полях потустороннего мира, где не существовало усталости.

— Состояние ваших зубов и десен, — добавила Неферет, — оставляет желать лучшего, но я буду следить за ними, чтобы избавить вас от опасности заражения.

Рамзес подчинился требованиям Неферет. За несколько недель он частично восстановил свои силы, но понял, что его тело, изношенное жизненными испытаниями, стало похожим на старый инструмент, готовый в любую минуту сломаться.

Принять это было его последней победой.

В тишине и мраке храма Сета, грозной силы космоса, Рамзес Великий принял свое последнее решение.

Перед его официальным признанием в форме указа, который примет силу закона, повелитель Двух Земель созвал визиря, сановников, высших чиновников и всех вельмож, занимавших ответственные посты, за исключением своего сына Меренптаха, которому он поручил составить отчет об экономическом развитии Дельты.

Царь долго беседовал с мужчинами и женщинами, которые день за днем продолжали строить Египет. Во время этих встреч Рамзесу помогал Амени, чьи многочисленные записи оказались ценными.

— Ты не совершил много ошибок, — сказал он своему личному писцу.

— А ты хоть одну обнаружил? В таком случае укажи мне на нее!

— Это всего лишь ничего не значащая фраза! Я благодарен тебе и доволен твоей работой.

— Допустим, — проворчал Амени, — но почему ты дал такое необычное поручение своему главнокомандующему?

— И ты пытаешься внушить мне, что ни о чем не догадался?

Опираясь на трость, Рамзес шел по тенистой аллее в обществе Меренптаха.

— Каковы результаты твоих расследований, сын мой?

— Налоги района Дельты, которые ты поручил мне проконтролировать, были установлены на основе 8760 налогоплательщиков. Каждый пастух несет ответственность за пятьсот животных, а я произвел перепись 13 080 козьих пастухов, 22 430 птичников и 3 920 погонщиков ослов. Урожаи были превосходны, мошенники — малочисленны. Как слишком часто бывает, администрация проявила излишнюю придирчивость, но я произнес речь, чтобы мелкие чиновники не докучали честным людям и больше занимались жуликами.

— Ты хорошо знаешь Дельту, сын мой.

— Это поручение многому меня научило. Из разговоров с крестьянами я почувствовал, как бьется сердце страны.

— Ты не забыл жрецов, писцов и военных?

— Я часто с ними общался.

— Что ты думаешь об этом указе?

Рамзес протянул Меренптаху папирус, написанный его рукой. Его сын вслух прочел его:

«Я, Рамзес, Фараон Египта, возвышаю царского писца, хранителя печати, главнокомандующего армией Меренптаха в ранг государя Двух Земель».

Меренптах посмотрел на отца, опирающегося на трость:

— Ваше Величество…

— Я не ведаю, сколько еще лет отпущено мне судьбой, Меренптах, но пришло время приобщить тебя к трону. Я поступаю так, как поступил когда-то мой отец Сети. Я — старик, а ты зрелый мужчина, и ты только что преодолел последнее испытание, которому я тебя подверг. Ты умеешь править, руководить и сражаться, возьми в свои руки будущее Египта, сын.

Глава 60

Прошло двенадцать лет, и восьмидесятидевятилетний Рамзес шестьдесят семь лет царствовал над Египтом. Согласно своему указу, он предоставил Меренптаху право управлять страной. Но младший сын царя часто советовался с отцом, который для жителей Двух Земель оставался правящим Фараоном.

Одну половину года царь жил в Пи-Рамзесе, а другую — в Фивах и, как всегда, в обществе своего верного друга Амени. Невзирая на свой преклонный возраст и многочисленные недуги, личный писец Фараона продолжал работать, согласно своим методам.

Начиналось лето.

Насладившись мелодиями, которые сочинила дочь Меритамон, Рамзес совершал ежедневную прогулку по полю, расположенному недалеко от Храма Миллионов Лет, который он избрал своей резиденцией. Трость была теперь его лучшим союзником, так как каждый шаг давался с трудом.

Во время четырнадцатого праздника возрождения, проведенного в прошлом году, Рамзес всю ночь провел в разговорах с Сетау и Лотос, сделавших из Нубии богатую и счастливую провинцию. Некогда могучий заклинатель змей очень постарел, и даже красавица Лотос уступила натиску времени. Сколько воспоминаний они воскресили в памяти! Сколько волнующих часов они пережили! И никто не говорил о будущем, на которое ни один из них уже больше не мог оказать влияния.

На обочине дороги старая женщина пекла в печи хлеб; приятный запах усладил обоняние царя.

— Ты мне дашь лепешку?

Плохое зрение хозяйки дома не позволило ей узнать царя.

— Я выполняю неблагодарную работу.

— И которая, разумеется, заслуживает вознаграждения… Этого золотого кольца будет достаточно?

Старуха покосилась на драгоценность, засверкавшую, когда она потерла ее о свою набедренную повязку.

— За это я могла бы купить красивый дом! Возьми свое кольцо и ешь мой хлеб… Но кто ты такой, чтобы владеть такими сокровищами?

Корочка была золотистой, она пробудила воспоминания детства и на мгновение устранила терзания старости.

— Возьми это кольцо, ты лучше всех умеешь печь хлеб.

Рамзес с удовольствием проводил час-другой в обществе горшечника. Он любил смотреть, как его руки месили глину, чтобы придать ей форму кувшина, который послужит для хранения воды или твердой пищи. Разве бог с головой барана не создавал каждое мгновение мир и человечество на своем гончарном круге?

Царь и ремесленник не обменялись ни одним словом.

Вместе они слушали музыку гончарного круга, наблюдая в молчании тайну превращения бесформенной материи в полезный и гармоничный предмет.

Наступало лето, и Рамзес подумывал уехать в столицу, где зной будет менее изнурительным. Амени обычно не выходил из хорошо проветриваемого благодаря высоким окнам кабинета, и царь удивился, не обнаружив его за рабочим столом.

Первый раз за свою долгую жизнь личный писец Рамзеса позволил себе не только минуту отдыха в самый разгар дня, но и стоял на солнце с риском обжечь свою бледную кожу.

— Моисей умер, — взволнованно сказал Амени.

— Он сумел достичь своей цели?

— Да, Твое Величество. Он нашел Землю Обетованную, где отныне его народ будет жить свободно. Наш друг выполнил свое предназначение, пламя, которое сжигало его, превратилось в страну, где вода будет щедрой и мед обильным.

Моисей… Один из строителей Пи-Рамзеса, человек, вера которого восторжествовала над долгими годами странствований, пророк с неисчерпаемой энергией! Моисей, сын Египта и духовный брат Рамзеса, Моисей, воплотивший мечту в реальность.

Вещи царя и его личного писца были собраны. До полудня они отплывут на север.

— Пойдем со мной, — попросил Фараон Амени.

— Куда ты хочешь пойти?

— Разве не великолепен этот день? Мне хотелось бы отдохнуть под акацией Храма Миллионов Лет, поддеревом, которое посадил во второй год моего царствования.

Слова Фараона заставили Амени вздрогнуть.

— Мы готовимся уезжать, Твое Величество.

— Пойдем, Амени.

Большая акация Храма Миллионов Лет благоухала на солнце, и ее зеленые листья мягко шелестели от легкого дуновения ветерка. Когда-то Рамзес распорядился по всей стране посадить акации, тамариски, смоковницы, гранаты, ивы, которые он так любил.

Дозор, старый пес, потомок верных спутников царя, позабыв свои недуги, последовал за Рамзесом. Ни он, ни его хозяин не испугались жужжащего роя пчел, неутомимо собиравших роскошный нектар цветущей акации, чей тонкий аромат радовал обоняние и человека, и животного.

Рамзес сел, прислонившись к стволу дерева, Дозор свернулся у его ног.

— Ты помнишь Амени, слова, которые произносит богиня акации Запада, когда принимает души в потусторонний мир?

— Прими эту прохладную воду, пусть твое сердце успокоится благодаря ей, благодаря этой божественной воде, происходящей из ритуального водоема некрополя; прими этот дар, чтобы душа твоя жила в моей тени.

— Это наша небесная мать дарит нам жизнь, — напомнил Рамзес, — и это она помещает душу Фараонов среди неутомимых и вечных звезд.

— Может, ты хочешь пить, Твое Величество. Я пойду за…

— Останься Амени. Я устал, мой друг, меня охватила смертельная усталость. Помнишь нашу беседу о настоящей власти? Ты сказал тогда, что только Фараону по силам ее осуществить, и ты был прав, при условии, если он соблюдает Закон Маат и постоянно борется против тьмы. Если власть ослабевает, исчезает общность между небом и землей и обрекает человечество чинить насилие и несправедливость. История царства должна быть историей праздника, говорил мой отец. Пусть малый, как и великий, получает от Фараона средства к существованию, пусть ни один не будет обойден в ущерб другому. Сегодня женщины свободны, дети смеются, старики отдыхают в тени деревьев. Благодаря Сети, благодаря Нефертари, благодаря близким и верным, тем, которые трудились для величия и блеска нашей цивилизации, я попытался сделать эту страну счастливой и поступать по справедливости. Теперь пусть меня судят боги.

— Нет, Твое Величество, не уходи!

Дозор вздохнул. Это был напряженный и глубокий вздох, как вздох первоначального океана, умиротворенный, как закат солнца над Нилом. И последний представитель династии Дозоров испустил дух у ног своего хозяина.

Начиналось лето, Рамзес Великий вошел в вечную обитель, уснув под акацией Запада.

Амени сделал то, что никогда не осмелился бы сделать за восемьдесят лет нерасторжимой дружбы: он взял руки Фараона в свои и горячо поцеловал их.

Затем носитель сандалий и личный писец Фараона, сев на корточки, новой кисточкой начертил иероглифы на табличке из дерева акации.

— Оставшиеся мне годы я посвящу тебе, Рамзес, и напишу историю твоего царствования, — пообещал он. — И в этом мире, и в ином никто не забудет Сына Солнца.

Примечания

1

Ка — по верованиям древних египтян, жизненная сила человека или духовное подобие человеческого тела, «двойник», который продолжал жить и после смерти человека. (Прим. ред.)

(обратно)

2

Негоциант — оптовый купец. (Прим. ред.)

(обратно)

3

Гиксосы — азиатское семитическое племя или группа племен, которые в XVIII в. до н. э. покорили Египет и господствовали там в течение столетия. Египтяне относились к гиксосам крайне враждебно. (Прим. ред.)

(обратно)

4

Откуда происходит наш современный аспирин.

(обратно)

5

Город Кхеменху, «город восьми (богов-созидателей)», был назван греками Гермополисом, «город Гермеса», Гермес — это греческое имя Тота. Современный Яшмунейн.

(обратно)

6

По-египетски Мат-Гор-Неферу-Ра, что мы сокращаем в Мат-Гор.

(обратно)

7

Эта гробница в Долине Царей была обнаружена в 1820 г. Джеймсом Бартоном. Недавно американская экспедиция возобновила раскопки, ученые были удивлены масштабами памятника. Речь идет о самой большой египетской гробнице, известной нам.

(обратно)

8

Анналы — летопись (у некоторых древних народов). (Прим. ред.)

(обратно)

9

Французский археолог Мариятт в 1850 г. обнаружил местонахождение погребальных часовен Аписов, известное под названием Серапеум.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Глава 56

Глава 57

Глава 58

Глава 59

Глава 60 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg