Светлой памяти ВИКТОРА, который мечтал о море, и море забрало его у нас – НАВСЕГДА.
АвторРжавое и уже перетруженное железо рельсов жестко и надсадно скрежетало под колесами сибирского экспресса…
– Не пора ли укладываться? Скоро приедем.
Кипарисов разъезд ничего не дал для обозрения, кроме гигантских поленниц дров, заготовленных на зиму для жителей близкого города; за станцией Седанка, где уютно раскинулись дачи, за разъездом Первая Речка, где квартирует вечно голодная рота саперов и зашибают деньгу бывшие сахалинские каторжане, – за всем этим блаженством, далеко не райским, пассажирский состав, огибая берег Амурского залива, устремлялся дальше – к призрачному городу. Владивосток вырос на широтах Флоренции и Ниццы, но зимою бухта Золотой Рог сковывала в тисках ледостава русские крейсера, которые экономно подогревали свои ненасытные желудки-котлы дорогим английским углем кардифом…
Проводники уже обходили вагоны, собирая чаевые:
– Дамы и господа, спешить не стоит, потому как Россия кончается: далее ехать некуда. Рекомендуем гостиницы для приезжих: «Тихий океан», где ресторация с женским хором и тропическим садом, неплоха «Европейская» с цыганским пением, а в номерах Гамартели до утра играют на скрипках румыны…
Ну, кажется, мы приехали куда надо. Даже страшно вылезать из вагона, когда задумаешься, что здесь конец и начало великой России, а дальше океан вздымает серебристые волны. Чуточку задержимся на перроне, чтобы послушать разговоры прадедушек и прабабушек, заранее извинив их наивность:
– О, как мило, что вы нас встретили!
– Ждали, ждали… Что новенького в России?
– Да ничего. Наташа все-таки разводится с Володей.
– Кошмар! Такая была страсть, и вдруг… кто поверит?
– Сейчас, мадам, у Елисеева уже продают котлеты-консервы. Вскроешь банку – все готово. С ума можно сойти, как подумаешь, что мы станем лопать через сто лет.
– Петряев ничего больше не пишет?
– Где там писать! Уже посадили.
– Такой милый человек… за что?
– За политику. За что еще людей сажают?
– Скажите, дает ли теперь концерты Рахманинов?
– Не знаю, душечка. Но мне показывали его жену. Плоская как доска. Нет, не такая жена нужна великому Рахманинову.
– А как столичные газеты? Оживились?
– Да. Цензура везде вычеркивает слово «ананас».
– За что же такие репрессии против ананасов?
Комментарии к книге «Крейсера», Валентин Пикуль
Всего 0 комментариев