«Маска Аполлона»

Сейчас мало кто помнит Ламприя в Афинах, но на Пелопонессе о его труппе до сих пор говорят. Спросите в Эпидавре или в Коринфе — никто о нем не слыхал; зато в Арголиде о его Безумном Геракле или Агамемноне будут говорить так, словно это вчера было… А кто сегодня работает в тех театрах, этого я не знаю.

Во всяком случае, когда мой отец умер, он был в Афинах и задолжал отцу как никто другой; но — как обычно — был он почти нищ, и — как обычно — собирался в гастроли на пригоршне бобов… Так что предложил взять меня к себе в труппу, статистом; ничего лучшего сделать он просто не мог.

Я полагаю, все знают, что отец мой, Артемидор, тоже был актером, как и я. Служение Дионису у нас в крови; и про отца смело можно сказать, что он принес себя в жертву богу. Он умер от простуды, которую подхватил здесь, в Афинах, играя вторые роли в «Вакханках» Эврипида. В тот год трагедию снова поставили, классически. Весной, на Дионисии, часто бывают такие дни: на солнце тепло, но ветер пронизывает насквозь. В первом выходе он был царем Пентеем; в тяжелом костюме с рукавами, в красном плаще с плотной вышивкой, да еще и с подушками на плечах и на груди; слишком худой потому что, как и я. Не знаю, что его заставило надеть под всё это еще и платье вакханки для царицы Агавы. После ухода Пентея со сцены и до выхода Агавы времени полно; но он всегда очень гордился, что переодевается быстро. Конечно же, он вспотел; а когда поменял маску и вышел в тонком да еще и промокшем платье, как раз солнце спряталось, и он промерз до костей. Никто этого не заметил. Я и сам был на сцене, менадой; и еще подумал, что лучше он никогда не играл. Он был знаменит своими женскими ролями, особенно когда играл безумных, вроде Агавы или Кассандры; или трогательных до слез, как Ниобея.

В тот день ему вообще не повезло. Ведущий артист, игравший бога, получил актерский приз и устроил вечеринку по этому поводу; а отцу не хотелось уходить оттуда слишком рано, чтобы обид не было, так что он просидел со всеми заполночь… А тем временем простуда забралась ему в грудь, лихорадка началась, и на третью ночь он умер.