«Святая Мария с розой и тюльпаном»

Его приковали цепью к переборке трюма. Он хрипло закричал, а детина в толстой шерстяной фуфайке молча ткнул его кулаком в зубы. Василий забился на цепи как подстреленный, детина в фуфайке сплюнул и ушел, громко стуча тяжелыми башмаками. В трюме пахло сыростью, паклей, крысиным пометом. Василий прислушался к глухим всплескам волн, отер лицо ладонью и вздохнул. «Эх, – подумал с горечью, – пропала моя головушка! Пришла беда – отворяй ворота». Он огляделся, различил в сумраке еще несколько несчастных, скованных цепью, хотел было заговорить с ними, но они не разумели по-русски. Василий вздохнул еще горше, прижался спиной к трюмной переборке, мрачные мысли овладели им.

Ходишь, ходишь под Богом, думалось ему, а черт не дремлет, и вот начинается с тобой такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

И вспомнился Василию погожий зимний денек, когда поцеловал он ребятишек, жене наказал за домом приглядывать и, благословясь, поехал в Ростов с кожевенным товаром. Путь был легок, наезжен, скоро пропал из виду Нижний Новгород, шибче закрутился снег над трактом и полями, весело повизгивали полозья.

Без греха добрался до Ростова. А в Ростове ходуном ходила ярмарка. Тепло было, снег подтаивал. На ярмарке бойко пошла у купца Василия Баранщикова распродажа. На третьей неделе Поста сбыл все с рук, набил мошну. Тут бы ему, вислоухому, и вертеться домой, в Нижний, да нечистый попутал малость погулять. Ну, и погулял. Ой и погулял! Обобрали до последнего грошика.

Что было делать? Как быть? Добро еще, лошадей не свели плуты ростовские. Продал Баранщиков коней, упрятал на груди, под крестом, сорок рублев. Ну ладно, а дальше что? Думал, гадал, прикидывал и решил махнуть в столицу, а там-де, в Санкт-Петербурге, как-нибудь все образуется.

На дворе март звенел капелью, март 1780 года, когда незадачливый купец-нижегородец миновал петербургскую заставу. Дул сырой крест-накрест ветер, Нева готовилась взломать лед. В Петропавловской крепости уже и пушки зарядили, чтобы возвестить об этом событии. А на валу Адмиралтейства все нетерпеливее хлопал большой белый флаг с гербом города: золотой скипетр и разлапистые якоря. Город Петра был морской, о морской службе и подумал волжский гость, потому что поправить свое состояние «как-нибудь» возможности не представилось.